«Хирургический удар»

Джерри Эхерн Хирургический удар

“Surgical Strike” 1988

Пролог

Дождь усилился. Он сидел в машине с включенными дворниками и смотрел на светящуюся арку, которая служила въездом на площадку для парковки автомобилей. Дождь причудливо искажал огни, и мир вокруг старенького “Форда” казался почти прекрасным. Эйб Кросс курил очередную сигарету. Окно двери со стороны водителя было приспущено на полдюйма, чтобы дым не скапливался в салоне. Левая рука и левая штанина Кросса были влажны от дождя, но он не закрывал окно, чтобы вместе с дымом вдыхать свежесть дождя и запах теплой ночи, к которому примешивался запах гниющего мусора. Дед Эйба научил его ощущать запах дождя. Но это было очень много лет тому назад.

Радио в машине все еще играло, и Кросс не хотел выключать его, потому что оно работало крайне редко, а когда такое случалось, то принимало почему-то только классическую музыку. Сегодня же, вероятно из-за низкой облачности, ему удалось настроиться на какую-то станцию, передающую джазовую музыку: такую медленную и легкую, такую живую. Ему никогда не удавалось поймать подобную мелодию у себя в квартире.

Так Кросс, закрыв глаза, докурил сигарету, пока огонек не прижег его указательный и средний пальцы. Ожог был не очень сильный, а лишь напомнил Эйбу, что пора выбросить окурок. Он бросил его в лужу. А в это время в шорох дождя вплелись звуки виброфона, вызванные к жизни палочками опытного барабанщика.

Закрыв машину, он направился к магазину. Там он взял тележку для покупок и, тяжело облокотившись на нее, двинулся по ближайшему проходу вперед. Он был очень пьян. Чтобы немного протрезветь, Эйб выпил три или четыре стакана ледяной воды. Но постепенно опьянение возвращалось. Эйб попытался вспомнить, куда он дел сигарету, прикуренную на площадке. Она была такая сырая, что разлезлась в руках, и он ее выбросил. На пальцах до сих пор оставался прилипший табак. Кросс вытер его о штанину мокрых джинсов.

На белой коробке были выбиты через трафарет черные буквы “Отборные кукурузные хлопья”.

— Неплохо пойдут к пиву, — вслух произнес Кросс, и пожилая негритянка с любопытством взглянула на него. Эйб, оглянувшись, усмехнулся.

— Да, эта вещь подойдет к пиву.

Он двинулся дальше и, проведя рукой по щеке, подумал, что сегодня опять забыл побриться. Пятый или шестой день.

Кросс привык к удивленным взглядам окружающих. Поначалу из-за лица. Рубцы, порезы, синяки зажили достаточно хорошо, но на исправление повреждений переносицы потребовалось четыре операции. Каждый раз, когда снимали повязки, он смотрел на себя в зеркало и находил свое отражение по-прежнему уродливым, как до первой операции: одутловатость, непропорциональность и пятна — темно-синие, багровые и черные.

Во взглядах людей Кросс замечал брезгливость и отвращение. И был противен самому себе. Наконец, ему почти выправили нос. Для того, чтобы убрать с переносицы шишку, необходима была еще одна операция, но ему сказали, что это может привести к искривлению носовой перегородки. Он решил отказаться от операции. Можно было также заняться шрамом над верхней губой с левой стороны, но он всегда хотел иметь усы, и он их отпустил. Если их не подстригать коротко, то шрама не было видно...

Поверхность воды под таким углом, как он нырнул в нее, была такая твердая, что у Кросса возникло ощущение, как будто его с размаху ударили о кирпичную стену. От удара у него перехватило дыхание и страшно болела голова. И вдруг в воде оказался сероглазый, а в его руке все еще был нож. Под водой все движения казались замедленными. Кросс попытался оттолкнуться, чтобы спасти свое горло. Лезвие охотничьего ножа коснулось его кожи ниже носа, и он отвернул лицо, почувствовав, как нож рвет его...

Кросс стоял возле закусок. Он захватил пакетик с солеными палочками. Затем взял пакетик с картофельными чипсами. Потом еще соленых палочек, но уже в форме полукольца. За последние пять лет он научился их есть, обкусывая внешний край, и таким образом не давая колечкам раскрошиться.

Эйб подъехал к прилавкам с пакетиками острого крема и луковыми чипсами. От них его всегда мутило. Но его мутило сейчас и от пива, от одной мысли о нем. Он взял пакет с чипсами и бросил его в тележку. Полуфабрикат: макароны с сыром. Кросс взял шесть упаковок и опустил их в корзину тележки. Шоколадный пудинг в маленьких жестяных баночках. Он выбрал шесть штук. Эйб подошел к пиву.

— Это на восьмой день, — прошептал он, думая о своем. Взял упаковку из шести бутылок “Майклоба”, затем еще, еще и еще, аккуратно уложив в тележку, чтобы не помять картофельные чипсы и соленые палочки. Кросс попытался вспомнить, надо ли ему еще что-нибудь, но решил, что этого достаточно. Шести упаковок макарон с сыром ему хватит на обеды и ужины на три дня. И пива, и кукурузных хлопьев ему хватало. Все равно ничего другого он не ел на завтрак, если вообще завтракал.

“Сигареты”, — напомнил себе Эйб и направился в переднюю часть магазина. Он прищурился от света. “Здесь чертовски яркое освещение”, — подумал он. Ему хотелось еще выпить виски, хотя выпитого хватило бы, чтобы свалить нескольких кочегаров. Но для самого Кросса этой дозы было достаточно лишь для того, чтобы, вернувшись домой, уснуть в кресле перед телевизором. В этом супермаркете не продавались крепкие спиртные напитки. “Чертова забегаловка”, — раздраженно прошептал он.

Работал только один кассовый аппарат. Перед ним стояла пожилая негритянка. Она взглянула на него с нескрываемым презрением. В ответ он оскалился наподобие улыбки: “Здрасьте”. В продаже были маринованные кошерные огурчики, приготовленные С укропом. Кросс взял одну баночку. “Чтобы быть здоровым, надо есть побольше овощей”, — подумал он про себя.

Сейчас оплачивал покупки человек в спортивных брюках и в кофте с капюшоном. Следующей будет очередь пожилой негритянки, а потом — его. Кросс передернул плечами, открыл банку с огурцами и взял один.

Его чуть не стошнило. Пожилая негритянка повернулась к нему, сморщив нос.

— Не хотите ли огурчик, мэм?

Она ничего не ответила ему, а просто отвернулась.

Сбоку от стола, где проверяли покупки, стоял кассовый аппарат, над которым был укреплен большой знак со словами “Обслужим вас всеми возможными способами”. Кросс бросил взгляд на девушку, которая сидела за кассовым аппаратом. Слева на груди у нее был прикреплен уменьшенный вариант того же знака с теми же словами и бирочка с именем. Кросс не мог прочитать ее имя, но ему стало интересно, какими “всевозможными способами” она бы обслужила его. Брюнетка. В его вкусе. “Хорошие сиськи”, — подумал он. Он хотел рассмотреть цвет ее глаз. После случая с угоном самолета его перестали возбуждать девушки с карими, почти черными глазами.

Парень в спортивном костюме выгружал тележку перед кассовым аппаратом: немного лукового бульона, йогурт, морковь, курица. Кросс громко отрыгнул. Негритянка снова взглянула на него и, наверное, заподозрила, что его сейчас вырвет. Он достал из банки большую ветку укропа: “Немного сладковатый, но пойдет”.

Дверь широко распахнулась. Первый вошедший парень в лыжной маске держал обрез охотничьего ружья. За ним вошел второй с пистолетом под ветровкой и, перепрыгнув через перила, блокировал покупателям выход. Он выглядел хладнокровно с поднятым вверх пистолетом. Остальные трое, все в лыжных масках, не успели даже войти через внутреннюю дверь, как первый с обрезом выкрикнул:

— Никому не двигаться, мать вашу... А не то буду стрелять!

Кросс в очередной раз откусил огурчик, в то время как парень, размахивая обрезом, выкрикнул излишне громко:

— Это ограбление!

— Ни черта, Шерлок, — громко сказал Кросс. Он доел первый огурец и достал из рассола второй. Парень с обрезом отшвырнул с дороги здоровяка в спортивном костюме. Девушка за кассовым аппаратом с такой силой вобрала воздух в себя (звук был похож на вскрик), что грудь ее стала казаться еще больше. За кассой стоял человек в рубашке с нарукавниками, которого Кросс раньше не видел, но теперь мог рассмотреть его белое как простыня или передник зеленщика лицо.

— Открывай этот е... чий сейф! Живее!

Трое остальных парней стояли веером вокруг кассы, закрывая девушку и здоровяка с его йогуртом и морковью. Кросс передернул плечами. С тех пор, как он ушел из военно-морских сил, за пять лет он знал многих, кто гробил себя всякими заумностями и овощами.

— Я не могу открыть сейф. Не знаю комбинации.

Парень снова начал размахивать обрезом и стучать обоими стволами о кассу.

— Тогда я размозжу тебе голову “всевозможными способами”! — и он снова ударил по кассе. — Открывай этот е... чий сейф!

Голос Кросса, как ему казалось, прозвучал интеллигентно и в то же время убедительно, со знанием дела:

— Эй, сейфы не могут трахаться. Только живые существа могут заниматься этим.

Грабитель с обрезом подкатился к нему, почти уперев обрез в плечо.

— Что?

— Хочешь огурчик? Они снимают напряжение. Это все равно, что наблюдать за тропическими рыбками. Очень помогает. Возьми огурчик.

— А как ты посмотришь на то, что я вышибу из тебя мозги, дерьмо?

Кросс пожал плечами.

— Это что, предложение? — произнес он, продолжая есть огурец.

Внимание человека с обрезом снова переключилось на кассу. Он обменялся “любезностями” с менеджером в белой рубашке, белом переднике и с белым лицом. Менеджер выглядел так, как будто собирался заплакать или вырвать, а возможно и то и другое, продолжая настаивать, что не знает комбинацию цифр, чтобы открыть сейф.

— Ты мертвец! — грабитель с обрезом отступил от кассы.

— Есть! Есть маленькая щель! Деньги! В эту щель бросают деньги!

— Эй! — Кросс оскалился, поедая огурец. — Эти дела со щелью звучат многообещающе. Может, сейфы действительно могут трахаться?

Парень с обрезом снова подбежал к нему.

— Еще одно слово, — угрожающе произнес он. Вдруг он схватил кошелек негритянки, лежавший на детском сиденье тележки. Она дергала его за ручки. Грабитель поднял обрез и, как дубинкой, стал бить ее по голове.

— Проклятье, — проворчал Кросс и, сделав широкий шаг вперед, швырнул содержимое банки в глаза парню. Левой рукой Кросс, схватив обрез между концом грубо обрезанного ствола и казенной частью, рванул его вверх. Один боек сработал и обрез выстрелил. На Кросса с потолка обрушился дождь из кусков пластмассовой облицовки, стекла, теплоизоляционных материалов.

Кросс находился между пожилой негритянкой и грабителем, в руке у него была пустая банка из-под огурцов. Он ударил того банкой в лицо, и, прежде чем она превратилась в груду осколков, разжал руку. Потом нанес удар коленом в пах. Грабитель упал. Кросс пнул его в лицо, и тот отключился.

Кросс перевернул обрез и повел стволом.

— Лягте на пол, леди, и ты, бегун, тоже, — он нажал второй спусковой крючок и выстрелил в ближайшего из трех парней, стоявших возле спортсмена.

Пока человек, которого Эйб застрелил, падал навзничь в контейнер со стиральным порошком, Кросс переместился в другое место. Некоторые пачки были разорваны в клочья случайными дробинками, и над контейнером повисло облако голубой пыли. Кросс подскочил к кассе и, замахнувшись обрезом на второго из трех, который стоял на стреме, перехватил левой рукой пистолет и ударил пустым обрезом в лицо. Рука с пистолетом ослабела. Кросс завладел револьвером. Третий выстрелил в него, но Эйб, успев увернуться влево, вскинул револьвер и дважды выстрелил. Это был “смит-и-вессон” большого калибра, и поэтому после третьего выстрела он почувствовал боль в руке.

— Придется пострелять, — пробормотал он и бросился на пол. Скользя по стиральному порошку, нанес двойной удар парню, стоявшему у двери с пистолетом, похожим на “Кольт”. От неожиданности парень разрядил пистолет в трехлитровую бутылку “коки”. Бутылка взорвалась, а человек с размаху влетел в стекло входной двери, да так быстро, что глазок электронного швейцара не успел открыть ее. Бронированное стекло покрылось паутиной трещин и после того, как тело сползло на пол, Кросс увидел на нем кровавые пятна, оставшиеся от удара головой. Из этого столкновения бронированное стекло вышло победителем.

Кросс услышал истошный крик и вскочил на ноги. Бросившись на крик, он заскользил по полу, покрытому линолеумом, завитому коричнево-голубо-красной смесью из “коки”, стирального порошка и крови. Грабитель, у которого Эйб забрал обрез, держал пожилую негритянку. Нижняя часть его лица была разбита в кровь, лыжная маска наполовину сползла, из нижней губы торчали зубы. Огромный нож, похожий на контакт рубильника, был приставлен к горлу негритянки.

— Отпусти ее или ты умрешь, — откровенно сказал Кросс бывшему владельцу обреза.

Эйб поднял револьвер на уровень глаз, максимально выпрямив правую руку. Большим пальцем он взвел курок. Человек полоснул ножом по горлу негритянки и оттолкнул ее. Увидев кровь, толчками вытекающую из горла, Кросс выстрелил, но промахнулся. Жестяная банка с томатным соком, стоявшая за головой убийцы, взорвалась, когда в нее попала пуля.

Убийца скрылся где-то в дальнем конце магазина.

Опустив револьвер, Эйб сказал себе: “Слишком медленно, Кросс. Слишком, много пива. Ты виноват в ее смерти”.

Человек, которого он напугал обрезом, начал шевелиться. Кросс смотрел на него сверху вниз и ждал, когда тот дотянется до пистолета. Это был девятимиллиметровый “смит-и-вессон”. Как только его рука коснулась рукоятки. Кросс выстрелил ему в голову, а затем выбросил пустой револьвер.

Кросс направился в дальний конец супермаркета, по пути обшаривая карманы в поисках сигарет. Он услышал испуганный голос женщины: “Он не сможет скрыться, мистер. Задняя дверь закрыта на два обычных замка и на один — винтовой”. Потом Эйб услышал мужской голос, вот только не понял, кому он принадлежал — менеджеру или бегуну: “Полиция едет”. Действительно, Кросс услыхал завывание сирен.

Его сигареты превратились в месиво, и он выбросил пачку на пол. Проходя мимо контейнеров с блоками сигарет, Эйб взял одну “Пэлл Мэлл” в красной упаковке по двадцать пять сигарет в пачке. Кросс надорвал блок, он еще раньше хотел купить сигареты, достал пачку, а остальное бросил в проходе между прилавками с видеокассетами, тампонами, туалетной бумагой и комиксами. Похоже, что комиксы были о Бэтмэне, все о таком же сильном и искреннем. Кросс открыл пачку сигарет, достал зажигалку “Зиппо”, прикурил сигарету, глубоко затянувшись, и остановился. Перед ним был мясной отдел. “Если это животное, — так Кросс мысленно называл убийцу — нельзя считать человеком того, кто совершил подобное преступление, — не спряталось за прилавками, то он в комнате для разделки мяса”. Кросс почувствовал, как уголки рта расплываются в улыбке. “Подходящее местечко...” — прошептал Эйб. Он взял одну бутылку. Это было рейнское вино. Он взял бутылку за донышко, отбил горлышко об угол кассы мясного отдела и подождал, пока вытечет вино. Неровный, с острыми краями, кусок бутылки вполне устраивал его.

Кросс взобрался на столик для учета покупок и, стоя на ящиках со свиными отбивными, посмотрел по сторонам. “Его” нигде не было. Кросс спрыгнул со стола, все еще держа в руке бутылку, и пошел влево к качающейся двери, которая вела в комнату мясника.

Кросс пинком открыл дверь внутрь, и она зафиксировалась в таком положении.

“Тебе придется изрядно потрудиться, чтобы убить меня, убийца старухи. Потому что я собираюсь убить тебя”, — Кросс медленно вошел в комнату. Но оказалось, что это еще не все. Здесь не было мяса. Было либо слишком поздно, либо слишком рано. На длинном столе у задней стены, возле двери в холодильник, лежали ножи для разделки мяса, а среди них выделялся огромных размеров китайский тесак. Эйб выбросил бутылку, взял тесак, открыв дверь холодильника свободной рукой. Она открывалась наружу.

— Я иду за тобой, — сказал мягко Кросс. На него хлынул поток холодного воздуха. Он сделал шаг вперед и выдохнул облако пара. А может, это был дым сигареты? Он вспомнил, что до этого курил, и в уголке рта ощутил сигарету. Он сплюнул ее на замерзший пол.

На крюках висели туши, готовые к разделке.

Кросс пошел дальше.

Холодильник в длину был больше, чем в ширину, и мясо, висевшее по обе стороны, составляло такой узкий проход, что Кросс задевал туши плечами.

Эйб почувствовал это прежде, чем увидел. А может у него слишком замедлилась реакция, думал он как бы со стороны. Животное, перерезавшее горло пожилой негритянки, приблизилось к нему с мясным крюком в одной руке и своим ножом — в другой. Кросс увернулся вправо и толкнул в того половину говяжьей туши, а когда подонок стал падать навзничь, Кросс сделал на правой ноге полуразворот и, выбросив левую ногу вперед и вверх, дважды ударил грабителя в пах. Мясной крюк и нож выпали из его рук.

Кросс стоял над ним, а тот умолял: “Послушай, парень. Это было случайно. Я нечаянно убил ту черномазую”.

Эйб усмехнулся. “Обращение к расовым оскорблениям демонстрирует бедность словарного запаса”, — и на грудь подонка обрушился удар ногой. Кросс сдернул с него лыжную маску и схватил его за потные и жирные волосы, а вторая рука с китайским тесаком поднялась над тем местом, где шея соединяется с плечом и где быстро наступает смерть. Но оказалось, на самом деле не так быстро. Раздалось что-то наподобие крика, так и не прозвучавшего в полную силу. Кросс бросил тесак и вышел из холодильника, вытерев руки от крови о чистый передник мясника, висевший снаружи у двери холодильника. Затем он захлопнул дверь, чтобы мясо не испортилось. Он вышел из комнаты для разделки мяса и обогнул кассовый аппарат.

Напротив кассы мясного отдела находилась небольшая секция кондитерских изделий. Кросс взял упаковку шоколада и медленно раскрыл ее...

Он и сероглазый боролись под водой так долго, что, казалось, легкие Кросса лопнут. Все это время из пореза над верхней губой текла кровь. Его правая нога не хотела двигаться, а его лицо, превратившееся в одну сплошную рану, разъедала соленая вода.

Сероглазый опять попытался нанести удар ножом, но Эйб поймал его руку и обеими руками вывернул пальцы. Теперь нож был у него. Он устремился на поверхность, а сероглазый, уцепившись за Кросса, попытался увлечь его вниз. Голова Кросса показалась над водой и, сделав судорожный вдох, он поднял руку с ножом. Вслед за ним над поверхностью воды показался сероглазый. Кросс ударил его ножом, и лезвие глубоко вошло в шею у правого плеча...

Теперь полицейские сирены звучали очень громко. И только сейчас Кросс почувствовал, как он пьян. Прошел гнев. Он сел, прислонившись спиной к кассе мясного отдела, и съел одну шоколадку. Полицейские, крадучись, направлялись по проходу в его сторону. Их темные формы были аккуратно выглажены, в руках — револьверы. У одного из них была даже винтовка.

— Замри, подонок! — прозвучавший голос, казалось, принадлежал двенадцатилетнему мальчишке, а не взрослому мужчине. Кросс только начал, есть вторую шоколадку.

Глава 1

— Мы сделали анализ крови этого парня. Вот. Видишь, чего он набрался. Это не наркотики. Просто он напился. В крови у Кросса оказалось столько алкоголя, что хватило бы отправить под стол весь парад в День Святого Патрика.

Вэндел Либрай посмотрел на компьютерную распечатку, которую держал в руках, а затем — на коричневое лицо доктора Хэйла:

— Док, хотите знать, кто такой этот парень Кросс?

— Сбежавший психопат? Но та сумма денег, которая была при нем, похожа на какую-то военную пенсию.

— Вы правильно поняли, — ответил Либрай и, убрав ноги со своего стола, встал и подошел к окну. Было темно, и в грязном окне он увидел отражение своего лица. Его светлые волосы с годами стали реже, а лицо полнее. — Абрахам Келсоу Кросс. Он был лейтенантом военно-морского флота США. Тут говорится о каком-то подразделении особого назначения.

— Типа СЕАЛ?

— Я думаю, да. Родился в 1952 году.

— Господи, а выглядит, как будто ему за сорок, — сказал Хэйл, присаживаясь на угол стола.

— Он был заложником. Самолет захватили. Кажется, тот, который посадили в Ливии пять или шесть лет назад.

Либрай посмотрел на Хэйла и прикурил сигару, которая торчала в уголке рта.

— Именно тот, черт возьми, — сказал Хэйл.

— Как известно, этот парень, убив лидера, бежал. Проклятые террористы взорвали самолет и убили всех оставшихся пассажиров.

— И этот Кросс жил со всем этим? Матерь Божья, — пробормотал Хэйл.

— Во всяком случае, чья-то мать... — сигара не тянулась, и он попытался вновь прикурить ее.

Либрай смотрел на свое отражение, постепенно исчезающее со стекла, до тех пор, пока не взошло солнце, и ему опять пришлось вернуться к столу, на котором он оставил распечатку.

Кросс ушел из военно-морских сил. Почетное увольнение. Инвалидность, длинный перечень операций со сложными медицинскими названиями и упоминание о том, что ему отказано в пенсии по инвалидности.

Либрай снова вернулся к началу страницы. Родился в 1952 году в Чикаго, штат Иллинойс. Дан список школ, все бесплатные. Некоторые из них находились в таких районах, куда можно было появиться только в сопровождении полицейской машины. В 1970 году Кросс с отличием окончил среднюю школу и стал посещать университет, название которого традиционно было символом элитарности. В университете читали курс подготовки морских офицеров запаса. Кросс посещал эти занятия, и по окончании университета ему было присвоено звание офицера запаса. Кросс был участником команды по плаванию, которую готовили к Олимпийским играм 1972 года. Но на игры он не попал после медицинского освидетельствования. В последующих материалах не было никаких упоминаний о проблемах со здоровьем. Оказалось, что Кросс был разносторонним спортсменом и образованным человеком. Числясь в военно-морских силах, он был одним из относительно немногих — Либрай тоже был офицером запаса, — кому предложили перейти в кадровые офицеры. Кросс добровольно согласился пройти обучение по специальным способам ведения войны. Далее следовал список благодарностей. Сведения о нескольких годах его службы отсутствовали. Либрай понимал, что причиной тому были интересы безопасности.

Либрай с сигарой во рту откинулся на спинку, мысленно, год за годом анализируя полученную информацию. Должно быть, Кросс получил повышение, когда произошел угон самолета.

Либрай вошел в камеру предварительного заключения. Он подумал, что Кросс спит или даже находится без сознания, судя по тому количеству алкоголя, которое доктор Хэйл обнаружил в его крови.

У Либрая был друг в газете “Чикаго Трибьюн”, который раскопал материал об угоне. От него Либрай получил необходимые подробности. Кросс перенес несколько операций на лице, которое террористы превратили в кровавое месиво. Сейчас Либрай изучал лицо Кросса. Только внимательно присмотревшись, можно было понять, что его нос был перебит. Но несмотря на это, лицо его было действительно красивым, с высоким лбом и волевым подбородком. Кросс повернул голову и открыл глаза. Либрай чуть приблизился. Карие глаза Кросса были одного цвета с волосами.

— Я сержант Либрай. Как вы себя чувствуете?

Кросс сел, наверное, слишком быстро, и закрыл лицо ладонями. Руки казались большими, массивными. Пальцы были длинные — как у хирурга или... Он вспомнил распечатку — как у пианиста. “В колледже Кросс факультативно занимался музыкой и, наверное, мог бы играть на пианино”, — подумал Либрай. Его дочь и жена тоже играли.

— Было и получше, — его лицо было закрыто руками, а голос звучал приглушенно.

— В супермаркете все называют вас героем, а мы пытаемся понять, черт возьми, что делать с человеком, который только что убил пятерых.

Кросс поднял голову и посмотрел на Либрая через пальцы.

— Хорошо. Когда решите, что делать, сообщите обязательно мне. О'кей?

— Чем вы занимались после того, как ушли из военно-морских сил, мистер Кросс?

— Учился на заочных курсах, чтобы стать дегустатором на винокуренном заводе.

Либрай засмеялся.

— Я имею в виду, чем вы зарабатывали себе на жизнь?

— Играл на пианино у Риты в “Комнате ночных грез” на Элстоне. Вы видели меня там?

— Нет. Когда вы в последний раз работали?

— Пару недель назад. Рита умерла, а ее муж взял маленький эстрадный ансамбль.

— Вы получали пособие по безработице?

— Нет, — коротко ответил Кросс.

Либрай мысленно вздрогнул.

— Что вы делали в супермаркете в тот вечер?

— То же самое, что и пожилая черная леди и тот парень в спортивном костюме — делал покупки.

Он опять закрыл лицо руками, но тут же вновь поднял глаза.

— Сигарета есть?

— Я курю сигары.

Либрай выглянул в коридор и заметил полицейскую Мэри Герш.

— Мэри, быстренько найдите несколько сигарет для этого парня, хорошо?

— Каких сигарет, сержант? — спросила она.

— Секундочку, — он повернулся к Кроссу.

— “Пэлл-Мэлл”, а если их нет, то “Кэмел”.

Либрай повторил слова Кросса, и Мэри, улыбнувшись, исчезла в глубине коридора.

Этот незначительный эпизод явился для Либрая своего рода психологическим экспериментом. Он еще сохранял способность делать выбор и отдавать чему-то предпочтение. А это значило, что у него есть собственное “я”. Либрай вновь вернулся в камеру.

— Ну и у вас есть какие-нибудь соображения, как мы поступим с вами дальше?

— Отпустите меня?

— Отличная мысль. А как насчет завтрака? По времени уже пора.

— Я не уверен, что вы принесли мне пиво и кукурузные хлопья из супермаркета.

— Конечно, нет. А как насчет чашечки кофе?

— Из автомата?

— Нет. У меня в кабинете есть кофеварка. Я сейчас вернусь, хорошо? И заодно принесу вам сигареты, — сказал Либрай, выходя из камеры и закрывая за собой дверь.

Он повернулся к полицейскому, которого поставил в коридоре вне поля зрения Кросса.

— Наблюдай за ним. В случае, если он попытается что-либо сделать с собой, ты знаешь, как действовать.

— Слушаюсь, сержант, — ответил негр-полицейский.

Либрай пошел по коридору, перехватил Мэри Герш и заплатил ей за сигареты, которые она купила для Кросса. В своем кабинете он нашел последнюю информацию. Но в ней не было ни слова из штаба военно-морских сил. Последние два часа он пытался связаться с ними, с людьми с Великих Озер. Может, у них были какие-нибудь идеи, что ему делать с человеком, только что убившим пятерых, но которого свидетели называли героем.

Он налил две чашки кофе. Это была длинная ночь. Его жена, наверное, переживает, что он до сих пор еще не вернулся домой после того, как его подняли с постели сообщением о резне в супермаркете. Именно так это происшествие было названо в телефонном звонке, разбудившем его, и именно так это выглядело, когда он прибыл на место.

Высокий парень в наручниках, похожий на бродягу, в полудреме куривший сигарету, пять мертвых мужчин и убитая негритянка.

Он взял в каждую руку по чашке кофе и отправился назад в камеру предварительного заключения. Сигареты Кросса, Мэри купила “Пэлл-Мэлл”, он положил в карман. Либрай кивнул полицейскому у двери, и тот быстро открыл ее. Было похоже, что Кросс в его отсутствие даже не пошевелился. Он все так же сидел на краю койки. Тем не менее, спросил:

— А вы принесли кофе тому парню у двери?

— А вы наблюдательный парень. Неплохо. Вот, — он подал Кроссу чашку.

Кросс взял ее, отхлебнул и поставил на пол у своих огромных ног, похожих на танковые траки. Без шнурков его туфли выглядели нелепо:

— Спасибо, — невнятно пробормотал Кросс.

Либрай отдал ему сигареты.

— Спасибо, — опять сказал ему Кросс. — Огонь есть? У меня все забрали.

Либрай бросил Кроссу свою зажигалку. Кросс достал сигарету и прикурил ее, а затем бросил зажигалку обратно. Либрай, поймав и положив ее в карман, принялся за свой кофе. Он был лучше, чем из автомата, но все же не такой вкусный, какой варила его жена. Такой он нигде не пробовал.

— Как насчет душа? Не хотите освежиться?

— Кроме вас меня все равно никто не видит. А я действительно могу принять душ?

— Да, конечно. Когда захотите. У нас внизу есть душевая комната. Почему вы убили последнего парня? Это тот, который убил женщину. Вы, конечно, можете не отвечать в отсутствие адвоката.

— Потому что он убил женщину. Это была достаточно веская причина. А что бы вы сделали?

Либрай пожал плечами. Он бы, может быть, сделал то же самое. Но этому парню не обязательно знать об этом.

— Это будет очень сложное дело, возможно, из-за того парня, которого вы застрелили в голову. Но у него в руках было оружие, и вы можете сыграть на этом. Почему вы отказались от адвоката? Пожалуй, он будет вам нужен.

— А почему мне нужен будет адвокат?

— На днях состоится заседание жюри присяжных. Но вдруг окажется, что большинство из них считает, что убийство пяти человек не может быть оправдано ни под каким предлогом.

— Я не людей убивал.

— Никому не говори так, парень. Они подумают, что ты убиваешь удовольствия ради, и упрячут тебя.

— В таком случае, они куча дерьма, — сказал Кросс как само собой разумеющееся.

Кросс прикурил от окурка следующую сигарету. Либрай начал о чем-то говорить, но в тот момент раздался стук в дверь, и Мэри Герш заглянула в камеру.

— Сержант, звонок, которого вы ожидали.

— Да, иду, — он повернулся к Кроссу и бросил ему свою зажигалку.

— Я сейчас вернусь.

— Хорошо, — кивнул Кросс, выпуская облако серого дыма.

Либрай вышел и быстрее обычного направился в свой кабинет. Телефонная трубка лежала на столе. Он взял ее: “Говорит сержант Либрай”.

Его попросили подождать. Прошло секунд тридцать, прежде чем до него донесся голос, от которого просто разило высоким положением. Обладатель его поинтересовался, действительно ли Кросс находится в удовлетворительном физическом состоянии. Либрай ответил, что он считает именно так, но в любом случае, он не доктор. Он сказал, что до сих пор не может осознать то, что ему сказал доктор Хэйл об уровне алкоголя в крови Кросса. Некоторое время длилось молчание, и Либрай подумал, что что-то произошло со связью. С тех пор, как дела телефонной компании стали плохи, казалось, что во время разговора люди пользуются двумя жестяными банками и струной. Затем голос опять раздался: “Придержите его у себя, а мы устроим так, чтобы он попал к нам. Спасибо”.

На линии что-то щелкнуло. Наступила тишина. Либрай все еще держал трубку и не мог понять, кто, что и зачем будет устраивать.

Глава 2

Человек в белом с перекинутым через плечо голубым плащом был младшим морским офицером. Его сопровождали два матроса береговой охраны.

— Лейтенант Кросс?

Кросс попробовал изобразить на лице усмешку, отвернулся от двери и начал изучать стену.

— Сэр, мне поручено передать вам привет от полковника Мэтью Лидбеттера и попросить вас отправиться с нами. Обвинения против вас сняты.

Сейчас он был слишком уставшим и знал, что если он не отдохнет, то ему захочется напиться.

— Пошел ты... — сказал он, закрывая глаза.

— Кроме того, полковник Лидбеттер поручил мне сказать вам, сэр, что дает возможность исполнить то, что вы хотели сделать пять лет назад, но поймет вас, если у вас э-э... если у вас не хватит... не хватит мужества выполнить это.

Эйб Кросс сел. Опустил ноги на пол. Сержант Либрай прошел между патрульными береговой охраны и протянул левую руку.

— Вот твои шнурки. Все остальное находится в комнате для хранения личных вещей. Оставь себе зажигалку. Желаю тебе удачи.

Кроссу показалось, что Либрай улыбался, когда повернулся и пошел к выходу.

Когда они сели в представительский “Плимут”, он спросил о своей машине, и ему ответили, что о его машине и обо всем остальном позаботятся. Он не совсем понял, что это значит.

Серый представительский “Плимут” мчался с включенным маленьким красным опознавательным фонарем всю дорогу до самого озера, а затем около крытого аквариума повернул в сторону Мэйгз Филд. Там их уже ожидал вертолет, на котором не было не только опознавательных знаков военно-морских сил, но и вообще никаких. Кросс, офицер и двое из береговой охраны поднялись на борт. Ветровка Кросса была еще влажной, и поэтому ветер пронизывал его словно ножом. Люк закрылся, и вертолет почти мгновенно поднялся в воздух.

Кросс смотрел вниз на город и видел голубую изменяющуюся поверхность озера Мичиган, переходящую в прямоугольные бетонные поля, клочки земли с тусклой зеленой травой, крыши домов и автострады. Затем город, занимавший все поле зрения, начал исчезать, постепенно вытесняемый сооружениями аэропорта О'Хэйр.

Вертолет приземлился. Весь полет прошел в полном молчании. Теперь офицер сказал:

— Сэр, прошу следовать за нами.

— А что, если я скажу нет?..

Офицер, у которого были светло-русые волосы, голубые глаза и такие розовые щеки, что, казалось, бритва никогда не касалась их, ничего не ответил. Кросс передернул плечами.

— Пошли, сынок, — сказал он и вышел из вертолета.

Пройти пришлось совсем немного от вертолета до маленького двухмоторного реактивного самолета, опять же без всяких опознавательных знаков. Кросс поднялся на борт самолета, а офицер и два матроса остались. Он уселся во вращающееся кресло, пристегнул ремень безопасности и закрыл глаза. Если для полета нужны реактивные двигатели, то у него будет достаточно времени, чтобы поспать. А ему это было необходимо. Человек в широких серых брюках, ветровке и теннисных туфлях вышел из кабины пилота, отделенной красной ширмой, и закрыл дверь фюзеляжа. Кросс спросил его:

— Куда мы летим?

Человек просто отвернулся и, пройдя по салону, скрылся в зашторенном дверном проеме.

Эйб Кросс проснулся. Во рту было сухо и неприятно. Руки мелко дрожали, когда он попытался поднять их с коленей. Болел живот и, чувствуя, что его сейчас “пронесет”. Кросс встал и пошел в хвостовую часть искать туалет. В пассажирском салоне никого не было. Когда он нашел туалет, он уже больше не мог терпеть.

После того, как террористы забрали его часы, Кросс купил себе другой “Ролекс” и даже, когда баксы были на исходе, он и не думал закладывать или продавать их. Он посмотрел на часы и пожалел, что не взглянул на них раньше, когда садился в самолет. Была почти сплошная облачность, и под самолетом едва просматривалось что-то похожее на фермерские поля и клочки пустыни. Кросс снова откинулся на спинку своего кресла, положив руки на живот, и попытался уснуть.

Когда перед посадкой самолет начал снижаться, Кросс проснулся. Он подтянул привязной ремень и уставился в окно. Он знал это место. Однажды он уже был здесь шесть лет назад, а точнее, когда проходил обучение по выживанию в пустыне вместе с несколькими парнями из сил быстрого реагирования подразделения “Дельта”. Это было в Неваде, как он предполагал тогда, хотя никогда не был уверен в этом. У этой местности не было своего названия, а при нем ее называли “площадка 18”. В редкие часы, когда ему удавалось отдохнуть, он слышал разговоры о том, что это место было когда-то убежищем одного мультимиллионера, которому казалось, что приближается ядерная война и наступает конец света. Лишь 10 процентов комплекса находились над землей. Крохотный островок среди пустыни. Почти сотня миль до гор, а, ближайший город находился прямо за горами. 90 процентов сооружений были расположены под землей. Когда Кросс был здесь прошлый раз, ему разрешалось посещать только три верхних этажа.

Самолет коснулся земли и после набольшей пробежки остановился. Кросс отстегнул ремень. Тот же человек, которого он уже видел, появился из-за ширмы, закрывавшей кабину пилота.

— Полет прошел хорошо. Но еда, прохладительные напитки и обслуживание оставляют желать лучшего, — сказал Кросс.

Парень, наверное, второй пилот, даже не глянул на него. Просто открыл дверь, опустил трап, прошел в пилотскую кабину и задернул за собой ширму.

Кросс встал и, увидев, что снаружи нет ни одного встречающего, начал спускаться по трапу. Последняя ступенька была довольно высокой, а ноги после полета плохо слушались. Прежде чем сделать последний шаг, он на мгновение задержался. На поле все еще никого не было, и он видел лишь бетонные конструкции, которые составляли наземную часть “площадки 18”. Направляясь в здание, Кросс услышал звук закрывающейся двери самолета. Он повернулся и, прищурившись от солнца, посмотрел на самолет, который выруливал на дальний конец взлетного поля. Кросс стоял, наблюдая за ним в течение нескольких минут. Во рту было все так же отвратительно. Самолет сделал разворот и начал разбег. Когда их разделяли несколько сот ярдов, Кросс на прощание послал пилотам непристойный жест, согнув руку в локте. Он наблюдал, как белый самолет, взлетев и сделав круг, казалось, исчез за горизонтом. Лишь яркое солнце матовым блеском отражалось на консолях крыльев самолета.

Кросс повернулся и пошел в направлении блочных конструкций. Тогда, в полицейском участке, он решил не утруждать себя и не вставлять шнурки в туфли, и поэтому сейчас, преодолевая значительное расстояние, он чувствовал себя неуклюже. Кросс сказал себе, что именно поэтому он чуть не споткнулся, выходя из самолета. Он сел на взлетно-посадочную полосу, выудил из карманов джинсов шнурки и сигареты, а из рубахи — подаренную зажигалку, прикурил и принялся зашнуровывать туфли. Он был так увлечен, что если бы кто-либо, увидев его из здания, проявил достаточно прыти, то мог бы взять его за этим занятием голыми руками.

Концы шнурков оказались разной длины и он, шепотом выругавшись, завязал их как попало, встал, отшвырнул окурок и продолжил свой путь. Он вспомнил, что дверь была автоматической. Автоматика все еще действовала, потому что, когда он приблизился к двери метра на два, она открылась. Он переступил порог, и дверь с хлопком закрылась за ним. Здесь было прохладно, темно, если не считать лампочку в дальнем конце помещения, и пусто, за исключением стола, стоявшего под лампочкой. У стола стояли два человека в гражданской одежде. У обоих были видны ремни, поддерживавшие кобуру, и один из них курил сигарету. Кросс снова закурил и пошел на свет к столу, где находились те двое.

— Вы хорошо провели время, — сказал тот, что повыше.

Кросс улыбнулся и остановился перед столом.

— Вы выглядите хуже, чем я думал, — сказал коротышка и засмеялся, усаживаясь за стол, “безупречно” покрытый зелеными пятнами.

Кросс шумно и резко высморкался на безупречную зелень.

— Слышишь, ты, — Кросс оскалился, — меня кто-то хотел видеть. Кажется, полковник Лидбеттер. Скажи ему, что я здесь.

Двойные двери за столом с шипением открылись, а затем закрылись с чавкающим звуком. Это был Лидбеттер. Пять лет назад его волосы были гуще и не такие седые. Но Лидбеттер так и остался сухощавым, и улыбка все так же придавала глазам цвета анютиных глазок злобное выражение.

— Привет, Эйб.

Кросс обошел вокруг стола.

— Полковник.

— Не думал, что ты когда-нибудь придешь, — Мэт Лидбеттер говорил как и прежде. Его баритон, лишенный эмоций, казался синтезированным при помощи компьютера.

— Вы серьезно? Вы действительно сделаете теперь то, что не сделали бы пять лет назад?

— Пойдем ко мне в кабинет. У меня есть кое-что, над чем надо поработать.

— Да, хорошо, — Кросс последовал за Лидбеттером.

Дверь проделала все то же, что и при появлении полковника, и закрылась так быстро, что чуть не поймала Кросса за левый шнурок. Они вошли в коридор, стены которого были сделаны из металла, похожего на нержавеющую сталь, и тускло блестели. Ряды ламп дневного света были вмонтированы, в панели на потолке. В коридоре было так светло, что нигде не было теней.

— Смешно, — сказал Лидбеттер, развернувшись и продолжая идти задом наперед, как это делают дети. Руки он держал в карманах камуфляжных брюк. — Я как раз собирался разыскать тебя, когда на морской базе недалеко от Чикаго получили это странное сообщение из полиции. А уже те люди по спецканалам связались со мной. Мир тесен. — Он повернул вправо по коридору к лифтам.

Около шести лет назад Кроссу даже проходить запрещалось мимо этого места.

— Все по-прежнему руководите отсюда программой “Дельта Флайт”?

— Если бы это было так, я бы тебе не ответил, но так как мы этим уже не занимаемся, я могу тебе это сказать. Разве что мне следовало спросить: “А что это за программа? Вы имеете в виду то, на что так падки газеты и журналы? А вообще сейчас здесь меньше персонала. Времена специализации”.

Лидбеттер вставил ключ в вызывное устройство лифта. Не успел он еще вынуть ключ, как двери одного из лифтов раскрылись. Лидбеттер вошел в лифт. Кросс затушил сигарету в урне, стоявшей между лифтами, и вошел за полковником. Двери закрылись. Лидбеттер вставил другой ключ в панель с номерами этажей и приложил к панели ладонь. Затем вынул ключ, и панель засветилась. Через мгновение она потухла, и лифт начал движение. Кросс почувствовал легкую тошноту.

— Наука удивительна, не правда ли? — сказал Лидбеттер.

— Да, действительно, просто грандиозна. А что будет, если я вставлю ключ и приложу свою руку к сенсорам панели?

— А как ты думаешь, что будет? — улыбнулся Лидбеттер.

Кросс улыбнулся в ответ:

— Как раз об этом я и думал.

Лифт остановился. Когда дверь открылась, на противоположной стене было число одиннадцать, выполненное цифрами величиной, по крайней мере, восемнадцать дюймов.

— Я думал, что здесь только десять этажей, включая верхний уровень.

— Здесь все цифры перепутаны — девятый этаж над нами имеет номер шесть, и все остальные пронумерованы в том же духе. Путаница для наших врагов.

— И для ваших сотрудников, — мягко сказал Кросс.

Они пошли по коридору, который казался идентичным верхнему, свернули в конце вправо, где он становился Т-образным, и прошли мимо ряда дверей, сделанных, похоже, из того же металла, что стены, потолок и пол коридора. Верхние этажи, где он учился, спал и ел шесть лет назад, вовсе не были похожи на этот. Они остановились перед двойной дверью, над которой на стене была цифра четыре.

— Я попробую угадать, — начал Кросс, — на самом деле это совсем не четвертый номер. Правильно?

— Правильно, — Лидбеттер приложил ладонь к панели, которая засветилась от прикосновения. Через секунду панель погасла, щелкнул автоматический замок двери, и Лидбеттер вошел в комнату.

Кросс последовал за ним. Приемная была отделана деревянными панелями.

— Я хотел начать это дело еще год назад, — сказал Лидбеттер, проходя мимо пустого секретарского стола. Через открытую дверь он вошел в кабинет, который также был обшит деревянными панелями. На дальней стене, под безвкусно выполненной фреской, изображавшей Гранд Каньон, находился полный бар.

— Хочешь выпить?

— Да. Не говорите мне ничего. Я провалил тест, — Кросс пошел по мохнатому ковровому покрытию. Комната была похожа на полуподвальное помещение для отдыха, только у стены стоял письменный стол. У той же стены, но у противоположного конца бара, был бильярдный стол. Под баром стоял холодильник. Кросс открыл его и взял банку пива. “Пиво — это то, что мне сейчас необходимо”, — сказал он сам себе. Эйб обратил внимание, что у него до сих пор дрожат руки.

— Один год, — сказал Лидбеттер, продолжая тему, начатую еще в приемной, — ушел у службы безопасности на всевозможные проверки. Один из патронов той забегаловки, где ты играл на пианино, был гомосексуалистом, а его любовником был парень из армянского посольства, как оказалось — агент КГБ.

— Да, это парень с карими глазами и упругой задницей. Но он сказал, что я не в его вкусе, — усмехнулся Кросс, допивая пиво. Холодильник был еще открыт. Он взял оттуда еще одну банку, открыл ее и закрыл холодильник.

— Скажи мне, как ты понимаешь концепцию “хирургического удара”? — Лидбеттер почти шептал, сидя на краю бильярдного стола.

— Зря вы так сидите. Это вредно для ног. Вы это знаете.

— Для моих ног?

— Нет, бильярдного стола, — Кросс прикурил сигарету. Их осталось всего три. Он закрыл глаза. — Хирургический удар, — начал он, открыв глаза, — это молниеносный десантно-диверсионный налет на известную безопасную цель, исполненный с исключительной точностью небольшой, отлично тренированной, группой специалистов.

— Объясни, что ты имеешь в виду, говоря “безопасная цель”?

— Это значит, что ты поражаешь только врага и никого другого. Ну, а все остальное будет уже небезопасно, — сказал Кросс, выпуская облако дыма.

— Мы получили разрешение на проведение операции “хирургический удар” против мирового терроризма.

— Всего сразу? А сколько тысяч парней в нашем распоряжении?

Лидбеттер, казалось, проигнорировал это замечание:

— Ты хочешь участвовать?

— А кто дал разрешение? Или я не вправе спрашивать?

— Спрашивай, что хочешь. Я все равно не могу ответить.

Кросс потушил свою сигарету, глядя на Лидбеттера через стойку бара.

— Если это сработает, никто не скажет “спасибо”, а если нет, то никто о нас не узнает. Не так ли?

Лидбеттер попытался самодовольно ухмыльнуться, но, как подумал Кросс, решил оставить улыбку на потом.

— Шанс на успех будет минимальный, но мы сейчас стараемся сделать все возможное в рамках дозволенного. Группу внедрения составят три человека. Четвертый будет осуществлять контроль на месте. Мы не станем возобновлять с тобой контракт на службу, записи о твоем участии в спецподразделении будут утеряны. Официально ты не будешь с нами связан. Никакой поддержки извне, за исключением последних разведданных, полученных нами, ну и, конечно, за нами транспортировка, вооружение, оборудование и финансирование.

Кросс взял из пачки сигарету. После короткой паузы Лидбеттер продолжил:

— Я хочу, чтобы ты выслушал меня до конца. Когда аятолла Хомейни решил покинуть Францию и вернуться в Иран, предполагалось, что он должен стать жертвой трагического случая. Но добренькие дяди не могли позволить себе такого. Как же так! А потом в Иране все сотрудники нашего посольства стали заложниками. Мы должны были объявить иранцам ультиматум: либо в течение 24 часов освободить заложников, либо использовать эти 24 часа для эвакуации Тегерана, потому что для этого города не наступило бы утро.

— Пять лет назад, — продолжал Лидбеттер, — ты был в больнице, а я посетил тебя. После того, как ты сам себя вытащил из запоя, четыре недели ты пробирался в Египет. Лицо у тебя было такое, что и собаки разбежались бы. Ты говорил мне, что хочешь вернуться и достать всех тех, кто взорвал самолет с пассажирами. Ты винил себя за то, что остался в живых единственным из всех летевших тем рейсом. Ты просто умолял меня помочь тебе вернуться туда, чтобы убить тех террористов. Вот что я хочу тебе сказать: либо ты берешься за это сейчас, либо заткнись и больше не дергайся. Если сможешь пройти подготовку — а одному Богу известно, сколько ты выпил за пять лет “алкогольной диеты”, что вряд ли тебе на пользу — то сможешь оставаться довольно долго живым, чтобы успеть добраться до цели. Ты будешь руководителем тактической группы. Но ты будешь получать приказы старшего. Это все. А теперь, Эйб, решай — да или нет?

Кросс прикурил сигарету. “Интересно, — подумал он, — руки дрожат от “алкогольной диеты” или по какой другой причине?”

— Кто будет старшим?

— Да или нет, Эйб? — повторил Лидбеттер.

— Да.

— Дарвин Хьюз... — сказал Лидбеттер, снова улыбнувшись.

— Проклятие.

Лидбеттер кивнул, пряча улыбку.

Глава 3

Аятолла Фасад Батута сел в деревянное кресло и, завернувшись в черные одеяния, казалось, превратился в кокон. Когда он начал говорить, его голос звучал спокойно и равномерно:

— Согласно закону существуют три основания для смертного приговора: супружеская неверность, измена вере и убийство человека. Но в писаниях Ибн Джарир Аль Табари “История пророков и царей” нам открываются и другие мотивы законного лишения жизни: за распространение порчи на земле, за уклонение с пути справедливости и за препятствия, чинимые для ее установления.

Когда мы говорим о мире вне этой комнаты и этой святой нации и фактически вне этой части мира, где мы боремся за воплощение чистой веры, то становится понятной наша миссия. Порча, которая распространяется по всей земле, не имеет ничего общего с истинной исламской верой. Ислам является единственной высшей истиной. Таким образом, те, кто не принадлежит к чистой вере, в действительности отклоняются от справедливости и препятствуют ее воплощению. И тогда вера требует, чтобы мы искоренили эту порчу, это отрицание истины для того, чтобы распространение чистой веры могло утешить и поддержать всех людей.

Согласно трактату Шафии, мы призваны развивать разум в постижении Корана и действовать, пользуясь только плодами нашего разума, — продолжал аятолла Батута. — Иные действия будут уклонением от воли Бога. Бог говорит, что мы должны пользоваться разумом, но только в пределах его воли, “... поскольку люди пользуются своими рассуждениями, они не уклоняются от Его внушений, да вознесется хвала Ему”. Но, — продолжал аятолла Батута, а Рака, увлеченный его речью, подался вперед, чтобы лучше слышать его, — в Коране также написано: “Неужели человек думает, что будет оставлен скитаться?” и, перефразируя, Шафии спрашивает: “Значит ли это, что Бог не руководит человеком?”.

В комнате царила тишина. Рака сидел, затаив дыхание.

— Мы должны исполнить волю Бога. Это наш долг. Мы должны разрушить то, что не свято, чтобы святое могло процветать. Мы собрались здесь в этот час, чтобы услышать то, что согласно воле Бога должно исполниться. Любые другие действия были бы открытым неповиновением воле Бога. “Ибо я есть тот, кто создал для вас звезды, дабы вы могли руководствоваться ими, прокладывая путь в темноте на суше и на море”.

Остальные священнослужители, сидевшие за столом, с пониманием кивали головами. Доносился шепот одобрения.

— Да прославится имя Его! — промолвил Рака.

Аятолла Батута снова заговорил, и Рака не сводил с него глаз.

— Достаточно долгое время мы противились воле Аллаха и теперь мы нечисты в глазах Его. Большой американский Сатана и еврейские оккупанты Палестины, самодовольные в своей силе, собирают вокруг себя наших мнимых братьев, тех, кто лишь языком служит воле Бога. Убийственный удар должен поразить Большого Сатану и его продажные народы.

Произошел большой спор, — продолжал аятолла Батута, — в интересах Истинной веры. На мои плечи возложена обязанность читать путь по звездам, которые дал нам Аллах, и следовать этому пути, со всей смиренной мощью человеческого разума искать истинный путь. И ответ лежит передо мной. Посланник Аллаха Ибн Умар сказал: “Ислам зиждется на пяти принципах: признание того, что нет другого бога кроме Аллаха, сотворение молитв, воздаяние пожертвований, совершение паломничества к святым местам, пост во время Рамадана[1]”. И есть еще “священная война”.

Мое решение, — аятолла Батута улыбнулся, — опирается на осуществление плана Мухаммеда Ибн аль Рака и международного Джихада[2]. Это решение наиболее приемлемо, т. к. включает одновременно борьбу с Большим Сатаной и еврейскими оккупантами Палестины. И воплощение в жизнь этого решения является истинным путем разума”.

Сердце в груди Рака забилось так быстро, что в какое-то мгновение ему показалось, будто он сейчас умрет. Но потом сердце успокоилось, и он понял, что Богу пока не нужна его жизнь.

Аятолла Фасад Батута начал молиться.

— Для достижения этой цели международный Джихад должен быть благословлен, вне всякого сомнения.

— Если на то будет воля Аллаха, — ответил набожно Хамадан.

— Может быть, вашего противника Ахмеда Омани обвинить в контрреволюционных тенденциях, а его группу, которая останется без лидера после его суда и казни, передать вам, что принесет больше славы нашему делу?

— Если на то будет воля Аллаха, — ответил Хамадан. — Но у меня есть вопрос. А не расценят ли они это как провокацию?

— А ты видел наших друзей? Они в горах Эль Бурса? И что они тебе сказали?

— Они ничего мне не сказали, святейший. Я их не видел.

— Аллах воистину хранит тебя. Молись, чтобы он продолжал делать это и дальше. А я буду молиться с тобой.

— Да, святейший, — Хамадан, потупив глаза, поклонился.

Глава 4

Самый низкий из двоих сидевших за столом на “площадке 18” был водитель. Кросс решил сесть на заднее сиденье старенького многоместного фургона “Мерседес”. Машина не была арендованной. Но Кросс представления не имел, каким образом она была приобретена. Коротышка не сопровождал Эйба при перелете с “площадки 18”. Он поджидал его в маленьком аэропорту Кларк Каунти возле небольшого городка Афины, штат Джорджия. Последнее посещение аэропорта в столице Греции Афинах изменило всю его жизнь.

Когда Кросс вышел из маленького реактивного самолета, отличавшегося от того, которым он летел на “площадку 18” из Чикаго, у него было неприятное ощущение, что все может повториться и что его жизнь изменится навсегда, возможно, значительно укоротится.

На “площадке 18” Кросс провел менее двадцати четырех часов. Его покормили, дали возможность выспаться. Он получил несколько пар джинсов, которые выглядели поношенными, несколько рубах и всякие мелочи на первый случай, пока окольными путями из Чикаго не прибудут его вещи к Дарвину Хьюзу. Лидбеттер говорил Кроссу, что место, куда его повезут, является частным владением Хьюза. У него было все необходимое для проведения полноценного обучения, разве что не было пустыни. Впрочем, в плане подготовки не предусматривалось тренировок в пустыне. Это недавно арендованное поместье Хьюза придаст достоверность легенде, которую распространят немедленно, если их поймают или убьют. Согласно этой легенде Хьюз собрал небольшую группу парней, которые каким-то образом зависели от него, и решил на свой страх и риск предпринять эту операцию, потому что американское правительство не хотело действовать.

Насколько мог судить Эйб Кросс, эта легенда больше соответствовала действительности, чем была выдумкой. С тех пор, как все это завертелось, Кросс не видел военной формы ни у кого, разве что у молоденького офицера и двоих из береговой охраны, которые забирали его из Чикагской полиции у сержанта Либрая. И кто знает, может правительство больше не руководит “площадкой 18”? Там он не увидел ничего, кроме нескольких новых этажей. Из персонала был только Лидбеттер, Длинный и Коротышка, которые сидели за столом, да хорошенькая белокурая женщина лет около пятидесяти или чуть больше, по имени Мод, очевидно, секретарь Лидбеттера, хотя с таким же успехом она могла оказаться его любовницей.

“Мерседес” показывал отнюдь не лучшие результаты, особенно после того, как они свернули с шоссе, и вот уже около двух часов ехали в северно-западном направлении. Они были еще на территории штата Джорджия, но Кросс не имел представления, в каком именно месте.

“Мерседес” еще раз повернул, и с этого момента, казалось, дорога закончилась и началась колея узкого проселка. Вокруг лежала листва. Ветки деревьев, стоявших за кюветом, свисали над дорогой и время от времени бились о стекла и крышу машины. Кросс подумал, что в подобных условиях Коротышка едет слишком быстро, но потом догадался о причине такого демонстративного поведения: Коротышка все еще обижался на него.

“Мерседес” проехал по небольшому серпантину и начал подъем.

Кросс наклонился вперед, чтобы из-за спинки переднего сиденья и плеч водителя: видеть происходящее на дороге. Перед ними была массивная А-образная конструкция, которая, казалось, цеплялась за землю, а не стояла на ней. Дальше не было ничего, кроме голубого неба и крутого обрыва.

“Мерседес” повернул к конструкции, где, на удивление Кросса оказался проезд, и, заскользив по гравию, остановился. Коротышка молчал. Он не произнес ни слова ни в аэропорту, ни по пути сюда. Кросс открыл дверь, взял свою дорожную сумку с сиденья и вышел.

Когда он отошел от машины на несколько шагов, она тронулась. Кросс не закрыл дверь, и она закрылась сама, когда “Мерседес” наклонился, пробуксовав на месте. Затем, обретя твердый грунт, машина слишком быстро развернулась, практически на месте, и уехала.

— Надеюсь, он привез меня в нужное место, — пробурчал Кросс, направляясь к крыльцу А-образного сооружения. В этот момент дверь открылась и на крыльцо вышел человек примерно с него ростом — около 190, но значительно старше и здоровее. Это был Дарвин Хьюз.

— Это именно то место, парень, куда тебе нужно было, — его голос, приятно звучащий бас, был глубокий, речь — правильная.

— Вы что, все это время учились читать по губам, Хьюз?

— В детстве у меня было расстройство слуха. Родители, ничем таким не страдавшие, не давали мне жить полноценной жизнью. Но постепенно проблемы со слухом исчезли. В настоящее время у меня исключительно хороший слух для человека моего возраста. Но я до сих пор поддерживаю в себе способность читать по губам.

— Ничего себе, — усмехнулся Кросс.

— Добро пожаловать в ваш новый дом, — Хьюз провел рукой по коротко остриженной копне рыжих с сильной сединой волос и жестом пригласил Кросса подняться на крыльцо. — Ты первый, парень. Полковник Лидбеттер и я думаем, что ты проведешь здесь с недельку один, пока не прибудут остальные. За это время выведешь алкоголь из организма, повысишь тонус мышц, восстановишь остроту зрения и тому подобное.

Кросс остановился на верхней ступеньке, чтобы скрыть свою одышку. На крыльцо вело двадцать три ступеньки. Оно было высоким, дом, казалось, стоял на ходулях, как будто он был построен на равнине, которая периодически подвергается наводнению. Кросс молчал, стараясь контролировать свое дыхание. Хьюз улыбнулся. У него были удивительно ровные и ослепительно белые зубы. Кросс улыбнулся в ответ.

— Не обижайся, но тебе необходима чистка зубов, — сказал Хьюз, — а, возможно, и общий стоматологический осмотр. Я знаком с одной совершенно очаровательной женщиной-дантистом, которой я бы мог доверить заботу о тебе. Если в полевых условиях заболит зуб, это почти наполовину снизит работоспособность. А теперь давай войдем и немного побеседуем.

“Вот дерьмо”, — прошептал Кросс. Хьюз взял его сумку, и Эйб последовал за ним внутрь здания. Сразу за входной дверью располагалась огромная комната, потолок которой был сводчатый и в бельведере достигал шести метров.

— Как вы меняете лампочки? — спросил Эйб.

— При помощи специальных приспособлений. Раньше они использовались в театрах. — Хьюз и Эйб пересекли короткий холл и, спустившись на три ступеньки, оказались в этой огромной комнате. Все стены были отделаны деревом. Через ровные интервалы виднелись массивные шляпки гвоздей. Пол от стены до стены был покрыт ковром необычного розового цвета, который тем не менее вписывался в общий интерьер. У дальней стены выделялся большой камин. Двойные створчатые застекленные двери с обеих сторон камина вели в соседнее помещение. Посередине стены одиноко висела винтовка — старинный “Винчестер” рычажного действия. По очертаниям патронника и выступающему магазину Эйб узнал в нем модель 1895 года.

— Мой отец пользовался им в Техасе еще до первой мировой войны, — неожиданно прокомментировал Хьюз.

Кроссу стало интересно, так ли хорошо Хьюз читает мысли, как слова по губам.

— Он до сих пор стреляет, но нужно быть аккуратным и пользоваться неполными зарядами. Мне не хотелось бы испортить его. У Тедди Рузвельта была такая же винтовка. Но у нее был укороченный приклад.

— Да, конечно, — кивнул Кросс, плюхнувшись в середину коричневого уголка, расположенного так, что камин, любая из двух двойных дверей и телевизор с большим экраном были хорошо видны Эйбу. Телевизор являлся частью электронной системы, стоявшей в дальнем углу. В систему входили две стереоколонки, что-то похожее на два видеомагнитофона, проигрыватель, кассетная дека и проигрыватель компакт-дисков. На дубовом журнальном столике, покрытом стеклом, Кросс заметил пепельницу. Столик в углу мягкого дивана делил его на два крыла.

Кросс закурил, воспользовавшись зажигалкой Либрая, чтобы сохранить газ в своей “Зиппо”.

— Пусть эта сигарета будет для тебя последней на некоторое время, парень. Тебе еще потребуются твои легкие.

— Но я бегаю хорошо. Возможно, смогу перегнать вас, — но Кросс чувствовал, что он ошибается.

Хьюз повернулся к нему и сделал выразительный жест локтем. Кожа руки была неестественно темной по сравнению с цветом волос. Он улыбнулся:

— Посмотрим. После ужина я предлагаю лечь пораньше. Я знаю, что для пианиста ночной забегаловки это слишком рано, но в 4.00 у нас подъем для пробежки. Ты, вероятно, обратил внимание, — Хьюз снова улыбнулся, — что вокруг этого дома ландшафт далеко не ровный. Я надеюсь, тебе нравится бегать по холмам. Сейчас у меня готовятся спагетти, а также соус средней остроты с незнакомым тебе вкусом. Мучное является прекрасным средством для пополнения организма углеводами, которые тебе потребуются. Что касается спиртного, парень, у нас есть пиво. И вообще, есть все необходимое в разумных пределах, а остальное спрятано так далеко, что ты не найдешь.

Кросс выпустил дым через нос.

— Ты, наверное, расстроишься, если я не стану искать все то, недозволенное? Не так ли?

Хьюз облокотился на каминную доску. Она была заставлена от начала до конца призами за стрельбу из пистолета, из лука, массой фотографий в рамках.

— Честно говоря, Эйб, я рассчитываю на тебя. Из вас троих ты будешь самый жизнеспособный и самый незаменимый. И поэтому ты прибыл сюда раньше других. Остальные двое очень хорошие ребята. Но только ты и я имеем богатый боевой опыт или вообще опыт работы за линией фронта. Последний раз, когда мы встречались с тобой, я преподавал курс “Взрывное дело”, ты был очень вежливым молодым морским офицером, хотя и очень агрессивным, и твоя речь служила образцом литературного английского языка. Но за последние пять лет самообвинений в гибели 118 пассажиров ты превратился, как оказывается, в задницу. И, к тому же, сквернословящую. Я расцениваю это как излишнюю компенсацию за самоуничижение. Ты хочешь показать себя крутым парнем, доказать, что ты настолько силен, что тебя не трогает гибель 118 человек. Ты здесь не для того, чтобы я занимался психическим лечением или спасением твоей души. Ты находишься здесь для того, чтобы снова стать полезным в деле, которое тебе удавалось лучше, чем другим.

— А у вас есть рояль?

— Как ни странно, есть. Надеюсь, пианино тебя устроит? Рояль сложно было бы затянуть сюда в горы. Я привез пианино специально для тебя, чтобы мы могли коротать вечера, распевая любимые старые песни.

Кросс затушил сигарету.

— А где пиво?

Глава 5

Знакомый “мерседес” со знакомым водителем появился опять. Но в этот раз Кросс стоял на крыльце рядом с Дарвином Хьюзом. Из машины вышли два человека — негр и белый. “Мерседес” уехал, а эти двое подошли к крыльцу.

Черный был высоким, худощавым, с хорошо развитой мускулатурой, выделявшейся из-под трикотажной рубахи с коротким рукавом. Он представился:

— Люис Бэбкок, сэр.

Белый был такого же роста, что и Бэбкок, с руками, которые могли бы принести ему состояние, участвуй он в конкурсах по бодибилдингу, и с шеей, исчезающей в неимоверно огромных плечах. Он провел руками по вьющимся седым волосам и улыбнулся.

— А я Джефф Файнберг, сэр. Приятно познакомиться с вами.

— Это Эйб Кросс, господа. И нам обоим тоже приятно познакомиться с вами. Давайте войдем и немного побеседуем с вами. — Хьюз повернулся и вошел в дом.

Кросс подошел к бару, к своему удовлетворению заметив, что Хьюз заполнил все пустые ниши бара бутылками виски, водки, скотча, рома и джина. “Это признак доверия”, — подумал он. Налив себе имбирного пива, он спросил:

— Хотите выпить?

Бэбкок поставил на пол свою дорожную сумку и чемодан и, засунув руки в карманы, подошел к бару, передвигаясь грациозно, как кошка. Его волосы были коротко острижены. У него был высокий лоб, правильные черты лица, цвет кожи скорее насыщенно-коричневый, чем черный.

— Я бы выпил имбирного пива.

Кросс кивнул и, наполнив стаканы льдом, начал разливать пиво. К ним присоединился Хьюз, а затем — Файнберг. Хьюз взял “Майклоб”, и Файнберг попросил того же.

— О деталях мы поговорим сегодня вечером после ужина. Я занимаюсь приготовлением пищи и намерен продолжить свое занятие. Но теперь нас четверо, и я хотел бы попросить, чтобы вы немного помогли мне потом убрать. Если в двух словах, то нам четверым необходимо выполнить почти невыполнимое задание. Мы должны до полного автоматизма отрепетировать отдельные элементы этого задания. Затем вы уедете и попытаетесь выполнить эту работу. У вас почти нет шансов выжить. Но кто знает... А сейчас Кросс покажет вам ваши комнаты. Если что-нибудь будет нужно, скажите. — Дарвин Хьюз взял стакан с пивом и ушел. Кросс обратил внимание, что оба вновь прибывших посмотрели тому вслед.

На ужин снова были спагетти. Углеводы, и поэтому Кросс предположил, что утром их ждет трудный забег. После ужина и уборки они собрались в большой комнате. Солнце садилось над балконом, с которого открывался вид на долину. Хьюз стоял на своем “подиуме” возле каминной доски. Кросс потягивал пиво. Файнберг тоже, а Бэбкок — водку со льдом. Эйб заметил, что негр изучает бутылку.

— Нам необходимо узнать друг друга. Я начну. Если я что-либо опущу, то это значит, что я вернусь к этому позже. Во время второй мировой войны я был самым молодым военнослужащим в Управлении стратегических сил. И был настолько молодым, что даже не знал, что служу в этом Управлении. После войны я недолго наслаждался свободой, будучи безработным. Меня нашло ЦРУ. Таким образом я попал в Израиль воевать вместе с организацией, которая позднее преобразовалась в “Моссад”. После того, как меня выдернули из армии, за всю вторую мировую войну я ни разу не носил военной формы. Да и фактически я не придавал этому особого значения. Тем не менее, к концу войны я был уже капитаном. А когда началась война в Корее, я был привлечен к планированию и осуществлению операций и обучению специалистов. К концу войны я был уже подполковником. Я много работал в Южной Америке и на Ближнем Востоке. А когда начали накаляться страсти вокруг Вьетнама, меня попросили вернуться с Востока, присвоили звание полковника и даже дали поносить зеленый берет. Практически я делил все свое время между обучением специальных команд и их руководством по всей территории, которую мы тогда контролировали. Мой отец работал лесничим в Техасе. Я не был там двадцать лет. Поэтому после того, как закончилась война во Вьетнаме, я перевез жену и сына в Техас, а сам устроился работать в одну частную охранную фирму. Когда началась разработка программы “Дельта Флайт”, меня пригласили в качестве специалиста-подрывника. Там приходилось иметь дело со специальным оружием и тактическими приемами, которые были знакомы мне по Техасу, затем на некоторое время я прекратил обучение спецподразделений и перешел служить в восемьдесят второе диверсионно-десантное подразделение по специальной программе по борьбе с терроризмом. Вот, пожалуй, и все. Я достаточно стар, чтобы стать отцом всем вам вместе или по отдельности.

Бэбкок засмеялся. Хьюз обратился к нему:

— Я всегда считал черных женщин исключительно красивыми. Так что не сбрасывайте, Бэбкок, это со счетов.

— Да, сэр.

— Я хочу предложить всем вам обращаться друг к другу по имени. Меня зовут Дарвин. Только Богу известно, какими мотивами руководствовались два приверженца фундаментализма, когда называли своего сына Дарвином[3]. Так что либо Дарвин, либо Хьюз. Честно говоря, я предпочитаю первое. А теперь, Бэбкок, твоя очередь.

Люис Бэбкок прочистил горло и начал:

— Я пошел в армию после колледжа, где изучал право. Но затем я перевелся из военно-юридической службы в десантно-диверсионные войска и проходил обучение по программе “Дельта Флайт”. У нас преподавали и вы, сэр. Простите, я хотел сказать, господин Хьюз. Я участвовал в событиях на Гренаде. Это мой единственный боевой опыт. Я рад, что меня взяли в эту команду. По крайней мере, я так думаю.

Хьюз улыбнулся. Его правая бровь приподнялась.

— Хорошо. Файнберг, теперь ты.

Джефф Файнберг встал. Он был, пожалуй, самый молодой среди них, как решил Кросс. У него был нью-йоркский акцент.

— Я, еврей. С террористами я уже сталкивался. Я пошел в морскую пехоту после средней школы, а затем перевелся оттуда. Мне хотелось в десантно-диверсионные или какие-нибудь другие специальные войска, И я попал в команду, проходившую обучение по программе “Дельта Флайт”. У меня нет боевого опыта. Но я надеюсь, что скоро избавлюсь от этого недостатка.

Кроссу казалось, что он сотни раз встречался с Файнбергом, но не был с ним знаком. Он закрыл глаза и просто слушал, о чем говорит Дарвин Хьюз. Эйб знал, что теперь его очередь, но он представления не имел, о чем говорить.

— Эйб Кросс имеет длинный послужной список, и многое из него засекречено. Перед всеми нами он имеет явное преимущество, о котором я скажу, опередив его. Он был заложником у террористов и выжил.

— Он тот... — это был голос Файнберга, и Кросс открыл глаза.

— Да, я именно тот.

— О, извини!

В этот момент их прервал Хьюз:

— Он ушел из военно-морских сил пять лет назад в должности командира группы. Он участвовал в пяти операциях за линией фронта, которые проводились в Северном Вьетнаме по заданию военной разведки. Его привлекали для участия в операциях в Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Он с отличием окончил университет. Во время одной из загранэкскурсий его сбили. Пилот был ранен. И Эйб тащил его на себе. Шесть недель они добирались до своих. У Кросса почти столько же благодарностей, сколько и у меня. Он будет тактическим руководителем группы.

Кросс выпрямился, сидя на диване.

— И еще последние пять лет я пил много пива и разных других напитков из хлебного спирта. Вот теперь все. Аминь.

Бэбкок засмеялся. А вслед за ним засмеялся и Кросс.

Глава 6

Винтовка ССГ в его руках творила чудеса. Но способности Бэбкока в искусстве стрельбы на дальние дистанции у Кросса с лихвой компенсировались искусством владения личным оружием. Вероятно, благодаря большому опыту.

Официально тренировка на сегодня закончилась. Но они все вчетвером стояли на рубеже двадцати пяти метров, все еще продолжая стрелять. Кросс открыл для себя, что такие ни к чему не обязывающие стрельбы были для него наилучшим способом расслабиться. Оба пистолета, которые он должен будет взять с собой на операцию, лежали перед ним на скамейке. Эйб выбрал “Беретту 92Ф”. Взяв магазин, рассчитанный на двадцать патронов, Эйб вставил его в пистолет, большим пальцем снял с предохранителя. Он навел пистолет на мишень, убрал палец с кожуха и выстрелил.

Кросс взял пистолет обеими руками и стал стрелять одиночными на скорость. Наконец кожух отбросило и он зафиксировался: произведено двадцать выстрелов. Кросс взял трубу и посмотрел на мишень. Голова стандартной ростовой мишени разлетелась в клочья, а точнее, она просто перестала существовать.

Кросс высвободил пустой магазин и, оставив кожух в открытом положении, положил пистолет на скамью.

Люис Бэбкок похлопал Эйба по правому наушнику, и Кросс повернулся.

— Почему ты всегда стреляешь в голову? — спросил Бэбкок.

— Это наилучший способ тренировки. Цель небольшая. Труднее попасть, чем в середину тела, — ответил Кросс, понимая, что кричит, как это было всегда, когда на нем находятся наушники. Они глушили звуки извне, поэтому он во время разговора неосознанно пытался компенсировать это криком.

Бэбкок кивнул и продолжил стрелять из своей “Беретты”.

Кросс взял заказной “смит-и-вессон”. Барабан был открытый. Сейчас Эйб вспомнил замечание Бэбкока и кивнул себе. Он подставил зарядное приспособление к барабану, надавил им ось выбрасывателя, и шесть патронов скользнули на свои места.

Кросс снова стрелял, а затем освободил барабан от пустых гильз. Снова зарядил его и снова стрелял.

Эйб держал револьвер стволом под углом 45 градусов к земле. Теперь он убрал палец со спускового крючка. Ему не нужна была труба. В центре мишени просвечивалось отверстие величиной с грейпфрут. Эйб подумал, что если бы он стрелял так же хорошо тогда, в супермаркете, та пожилая негритянка осталась бы жива.

Кросс закрыл глаза.

Теперь вечера проходили в изучении тактики проведения операции, новых элементов утренних занятий, в отработке приемов преодоления препятствий. Дом Хьюза великолепно подходил для этой цели. Тренирующиеся продвигались по коридорам, вниз и вверх по лестничным клеткам, из одной комнаты в другую. В дверных проемах появлялись мишени, соединенные со специальными пистолетами, используемыми в учениях по выживанию. Такой же пистолет был у Хьюза. Когда какая-нибудь из мишеней появлялась без прикрытия, Хьюз стрелял в голову или ее сердце, поэтому на нем были надеты специальные наушники и очки для защиты от неожиданной струи краски.

В конце третьей недели, в субботу, когда Кросс курил одну из редких теперь сигарет, Бэбкок и Файнберг играли в дальнем углу комнаты в шахматы. Кросс играл лучше Файнберга. А с Бэбкоком у него складывались интересные партии тогда, когда они играли без учета времени, тщательнейшим образом продумывая стратегию каждого хода.

Хьюз держал руки в карманах серых брюк. Он был без обуви, большой палец левой ноги выглядывал из дырки в носке.

— Я думаю, пришло время поговорить о нашей цели.

Кросс услышал звук упавшей шахматной фигуры и отодвигаемого кресла. Он взглянул в сторону шахматного столика. Файнберг стоял. Бэбкок повернулся к Хьюзу лицом.

Кросс не стал тушить сигарету. Те несколько сигарет, которые он теперь мог себе позволить, были слишком дороги ему.

— Давайте поговорим, — пробормотал он.

Под мышкой Хьюз держал видеокассету. Он бросил ее через всю большую комнату. Кросс, сидя на диване, наклонился вперед, чтобы поймать ее. С кассеты на него смотрело лицо Шона Коннери, популярного киноактера. По обе стороны стояли красивые девушки с пистолетами “Вальтер П5” — с одной стороны настоящая, а с другой — отражение в зеркале.

— Мне нравится фильм “Никогда не говори никогда”. И девушки там приятные, и Ким, и Барбара, — улыбнулся Кросс.

— Ставь кассету в аппарат, парень.

Кросс сделал то, о чем его попросили и задержался у видеомагнитофона, чтобы отрегулировать громкость. Через несколько секунд Шон Коннери бежал вдоль дороги в какой-то тропической местности, а Лейни Холл что-то пела. Кросс дёрнулся на диван. Файнберг и Бэбкок сели по обе стороны от него, а Хьюз стоял сзади. Сигарета Кросса умирала медленной смертью в пепельнице, и Кросс потушил ее из сострадания. Кросс прикуривал другую сигарету, когда Коннери снял часового из духовой Трубки, стреляющей отравленными стрелами. Затем Коннери спустился по кабелю в лагерь для пленных, который был его целью.

Раздался звук, и легкая граната, для выполнения задания у них было таких несколько штук, полетела в дом, где были террористы. После взрыва Коннери проник в дом через окно и...

Изображение замелькало. Хьюз подошел к видео, взял пульт дистанционного управления и нажал паузу. Мелькание замерло.

— К сожалению, если мы с первого раза не сможем сделать все как нужно, у нас не будет возможности повторить это лучше, джентльмены. Кросс, когда ты вставлял кассету, ты обратил внимание на новое устройство защиты от электрических импульсов в видеомагнитофоне?

— Нет.

— Это декодер. Без него самый распрекрасный фильм...

— Классический, — вставил Бэбкок.

— Точно. Между прочим, в конце этого фильма хорошие парни побеждают. Сначала воспроизводятся первые минуты фильма, а затем специальный сигнал требует переменить систему воспроизведения, чтобы изображение стало видимым. Это на случай, если кто-либо, воспользовавшись нашим отсутствием, захочет просмотреть кассеты из моей видеотеки. А теперь давайте смотреть дальше.

Он снова нажал кнопку “пауза”. Мелькание и “снег” продолжались некоторое время, а потом внезапно прекратились. На экране возникли покрытые снегом горы, снятые с расстояния. Хьюз спокойно сказал:

— Если кто-то хочет посмотреть фильм, у меня есть другая копия. А то, что вы видите сейчас, это и есть горы Эль Бурса. Смотрите внимательно. В интересах международного сотрудничества, если вам когда-либо придется услышать о КГБ, вспомните его добрым словом. Этот фильм, теперь переписанный на кассету, принадлежит им. Но это не значит, что нам одолжили его для просмотра. Достаточно будет сказать, что на площади Дзержинского тоже происходит утечка секретной информации. Сейчас видите в левом углу экрана, в нижнем левом, теперь в верхнем... плохие съемки... видите темное пятно? Это вход в систему пещер. Если можно сказать, черный ход в тренировочный комплекс организации, которая называется “Международный Джихад”. Это штаб-квартира. Здесь проводится обучение и даже происходят казни заключенных. И все это в гигантской системе карстовых пещер внутри горы. Никто никогда не был в этих пещерах и не выходил, чтобы рассказать о них. По крайней мере, никто, не принадлежащий к мусульманам-шиитам или организации “Международный Джихад”. Смотрите внимательно.

Самолет с незадачливым фотографом стал подниматься. Кросс попытался определить высоту полета. Над входом, о котором говорил Хьюз, была отвесная скала, метров шестисот, а может, и больше. Дальше располагалась возвышенность, рассечённая У-образным провалом со сторонами около 45 градусов.

Хьюз продолжал рассказывать:

— Там, где плато рассекается, справа по отношению к экрану, находится Советский Союз, слева — Иран. Вы подойдете слева и подниметесь на плато. Затем, воспользовавшись канатами, по отвесной скале спуститесь вниз ко входу в тоннель.

Изображение на экране замелькало, содержание и качество фильма резко изменилось. Очевидно, те же горы, но отверстие неестественно широкое и находится на уровне земли. Оно огорожено забором, охраняется и с трудом просматривается. Качество стало еще хуже. Возникло что-то наподобие арочной двери, закрывающей вход в гору.

— Это главный вход. Можно войти и отсюда, если прикрывать вас будет дивизия или у вас будет тактическое ядерное устройство; достаточно несколько тонн тринитротолуола. Но тогда вы взбудоражите тысячу или больше террористов разной степени подготовки. Вьетнамские крысиные норы покажутся вам увеселительной прогулкой по сравнению с тем, что в такой ситуации может ожидать вас в пещерах. Выкуривание террористов может затянуться на несколько недель. Отравляющие вещества? Приятная мысль, особенно если и вы будете внутри. Но пещеры имеют естественную вентиляцию, насколько мы поняли, которая выведет весь газ до того, как он успеет как-то навредить. Плюс к этому наличие нескольких деревень неподалеку от комплекса, в которых живут невинные люди, и многие из них не испытывают абсолютно никаких симпатий к нашему старому приятелю аятолле. Если мы без необходимости подвергнем их такой опасности, то мы ничем не лучше этих террористов. Таким образом, как бы ни сложились обстоятельства, мы не сможем воспользоваться ядерным оружием. Применение его скорее не принесет желаемого результата. Во всяком случае, мы не собираемся подвергать мир риску термоядерной войны ради того, чтобы смести эту грязь. Поэтому есть лишь один способ. Теперь смотрите вот сюда...

Опять пошли какие-то помехи. Вероятно, снова фильм КГБ. На этот раз появились кадры того же объекта, но снятого с другой точки. В правом верхнем углу что-то похожее... Хьюз остановил кадр.

— Вертолет. Площадка, — непроизвольно прозвучал голос Файнберга.

— Очень хорошо. Это и есть способ выбраться оттуда. Если вы доберетесь до него. Что весьма сомнительно, как вы уже поняли.

Кросс посмотрел Хьюзу в лицо. Его глаза улыбались.

— Ни черта, — сказал Бэбкок. — Вы сказали, тысяча парней?

— По нашим данным приблизительно тысяча. Я рассчитываю, что вы втроем проникнете на базу террористов и наилучшим образом воспользуетесь естественным строением пещер. Ты, Файнберг, уничтожишь как можно больше противников при помощи взрывчатки. Или просто навеки замуруете их в граните. Это не имеет значения. Убейте, кого только сможете, уничтожьте, что будет в силах. Если попадутся документы, заберите их. Подумайте о том, что реально может заинтересовать людей типа советских советников или кубинцев. Попробуйте сделать снимки. Затем, после завершения экскурсии по базе, похитите вертолет, если он там будет — данные спутниковой разведки говорят, что он постоянно там. Захватываете его и выводите из строя все, что можно поднять в воздух в погоне за вами. Затем летите домой и рассказываете о своем путешествии. Конечно, есть еще подробности. Ну, а теперь какие вопросы? — он улыбался.

Кросс спросил его:

— Можно нам досмотреть фильм?

Хьюз все еще улыбался.

— Позже, парень.

Глава 7

В этот вечер демонстрировалось еще одно трюковое кино “Конан-Варвар”.

Хьюз, ноги которого в сандалиях лежали на краю столика для Кафе, управлял аппаратурой с помощью блока дистанционного контроля.

Это был материал кинохроники, и Кросс узнал лицо на экране. Это было лицо шаха Ирана, человека, который принял власть после отречения его отца, офицера, покинувшего Иран, но не захотевшего править во время германо-британской военной оккупации. Шах задушил демократическое движение, созданное отцом. Он потерпел поражение и покинул страну в 1972 году.

— Это гора Дизан. Как видите, шах и его семья катались здесь на лыжах. Под горой находится сердце нашей цели, — сказал Хьюз. — Тысяча террористов разной степени подготовки, членов “Международного Джихада”. Но для нас это наилучшая мишень. Там нет детей, посторонних, единственные женщины те, которые сами являются террористами.

Теперь шел другой материал: та же местность, покрытая глубоким снегом. Ярко блестят на солнце шапки снега, покрывающие вершины гор. Идеальная картинка для рекламной брошюры лыжного дома отдыха. Образы, тут же возникшие в голове Кросса, вызвали у него улыбку.

Он сидит у камина, в котором гудит огонь. Возле него на полу стоит стаканчик рома, красивая девушка прижалась к нему.

Хьюз снова заговорил, и это вернуло Эйба из мира грез. Здесь был камин, но огонь не гудел в нем. Не было стакана с ромом, а была полупустая банка с пивом. Не было красивой девушки, и вообще, не было женщин.

— У нас есть причины считать, что руководство “Международного Джихада” подчиняется КГБ. Иранцами были предприняты кое-какие символические действия против советских граждан, но в действительности больше для прикрытия, нежели серьезно. Некоторые кадровые члены руководства “Международного Джихада” имеют обыкновение вдруг исчезать, а затем не менее неожиданно появляться вновь. Мы знаем того, кто непосредственно командует отрядами от имени “Международного Джихада”. Его имя Рака. Три года он провел в Москве, окончил университет им. Патриса Лумумбы. У нас есть и другая информация об этом Рака.

Изображение на экране опять замерло.

Хьюз встал и вышел на середину свободного пространства между телевизором и диваном, на котором сидел Кросс, Бэбкок и Файнберг.

— Рака не отдает приказы. Он их получает от человека по имени Мехди Хамадан. Рака симпатизирует Советам и, очевидно, использует движение исламских фундаменталистов, чтобы держать Соединенные Штаты — или Большого Сатану, как нас там называют — в напряжении. И это напряжение наилучшим образом Характеризует Раку. У него есть группа приближенных, состоящая из двенадцати человек, которых он называет “бессмертными”. Каждый из этих двенадцати работает, и это является обязательной частью программы обучения, в камерах пыток в тюрьме Эвин под Тегераном, в тюрьме Гохардашт и Табриз. Я думаю, мне не нужно говорить о мастерстве, которое они там оттачивают. Каждый из них имеет значительный боевой опыт в диверсионных отрядах, использовавшихся еще в начале ирано-иракской войны. Так как эти двенадцать были отобраны лично Ракой, можно только предположить, насколько высок уровень их мастерства, потому что остальные его люди тоже очень хорошие воины.

— Сам Рака, — продолжал Хьюз, — глубоко религиозен, а разработанный психологический портрет позволяет говорить о маниакальной склонности к убийству. Но он еще и выдающийся человек — не только тактик, но и интеллектуально одарен. Он разрабатывал и руководил несколькими убийствами по заказу руководства “Международного Джихада”, и он, пожалуй, самый серьезный и самый лучший из террористов Ирана. Итак, что мы имеем? Рака, его двенадцать “бессмертных” и около тысячи других с разным уровнем подготовки. Все религиозные фанатики, готовы умереть за святое дело. У них обширный арсенал оружия. Вся база, вероятно, заминирована для самоуничтожения на случай нежелательного проникновения. Рака и его люди как полубоги-убийцы, спустившиеся с Олимпа для выполнения своей грязной работы, чтобы потом вернуться с почестями, как герои.

— Но положительная сторона, — улыбнулся Хьюз, — это то, что если удастся выполнить нашу работу, мы нанесем разрушительный удар по терроризму, спонсором которого является Иран. В течение этих нескольких недель вы готовились к миссии, о которой очень мало знали. Теперь я разбиваю скорлупу. Вы будете внедрены через Турцию, пойдете вдоль границы с Арменией до Каспийского моря. Там, уже на территории Ирана, вас встретят члены движения “Народный Муджахедин”, опытные бойцы сопротивления. Они будут вашими проводниками и вашей дополнительной силой. Достигнув моря, вы вдоль берега дойдете до Танкабока, а оттуда — в горы и к нашей цели. Как вы уже знаете, мы рассчитываем на возможность завладеть вертолетом с целью возврата после операции. Если вертушки не будет, вам предстоит тяжелый обратный путь. Я останусь в Турции и буду оставаться там до завершения операции. Каждому из вас дадут так называемые “таблетки смерти”, как в шпионских историях. Если вас схватят, воспользуйтесь ими, иначе всю оставшуюся жизнь вы будете жалеть о том, что не сделали этого. Поверьте мне. Побег — это призрачная мечта. Вы окажетесь перед лицом самых страшных пыток, какие только может вообразить себе нормальный человек.

Он сунул руки в карманы и посмотрел на каждого из них по очереди. Его взгляд встретился с лицом Кросса — Хьюз спросил:

— Ну, есть вопросы?

Файнберг встал. Его руки были сцеплены за спиной, как по команде “вольно”.

— Сэр?

— Да, Файнберг.

— Я хотел сказать, что готов на все. Вы понимаете. Но я просто хочу знать. Есть ли хоть какой-то шанс, сэр? Я имею в виду, вернуться?

Бэбкок не дал Хьюзу ответить:

— Реально, — сказал он, — я не думаю, что кто-то захочет, чтобы мы вернулись. Если мы умрем, мы не сможем рассказать об этом. Не так ли, мистер Хьюз?

— Я обещаю вам. Я не знаю официальной политики в отношении этой операции, но если кто-нибудь попытается вывернуть из вас пробки, они смогут это сделать только через мой труп. Я вам всем клянусь.

Файнберг сел.

Хьюз снова заговорил:

— Как вы знаете, Кросс будет тактическим руководителем группы. Для этой должности вы не найдете человека лучше, человека, который выведет вас двоих живыми назад. Мы уже доставили в Турцию контрабандой второй комплект оружия и снаряжения для вас. И для меня тоже — на случай, если мне придется принять участие в путешествии. Вы не знали этого, но оружие и снаряжение, с которым вы тренировались, останется здесь. Вы отправитесь в Турцию чистыми. То оружие было проверено лично мной и группой экспертов на идентичность во всех отношениях с тем, которым вы пользовались здесь. Мы поедем под вымышленными именами, с американскими паспортами. Человека, который будет координировать все в Турции, я лично знаю и доверяю ему. Вот теперь все. Есть вопросы? Кросс допил пиво. Никто не произнес ни слова. Кросс всегда считал русскую рулетку глупой игрой. В барабане пистолета оставляют всего один патрон. После того, как барабан раскручен и остановлен, ствол прижимается к голове. Ты нажимаешь спусковой крючок, надеясь, что боек попадет на пустую патронную камеру.

Но этот “хирургический удар” по терроризму... это как игра в русскую рулетку, но только полностью заряженным револьвером. Даже не стоит утруждать себя гаданием, какой из ударов бойка убьет тебя.

Глава 8

Одним из преимуществ пианиста в забегаловке была возможность вспоминать основные мелодии всех старых стилей, а затем импровизировать в тех местах, в которых ты подобрал не те ноты, которые были необходимы. А дополнительным преимуществом была возможность спустя некоторое время садиться и играть все, что угодно, и все звучало с первых аккордов правильно и обновленно, а если к тому же ты мог напустить на себя нужный вид, то женщины находили это очень сексуальным.

Вокруг не было женщин, но Эйбу все равно нравилось играть на пианино. Он закрыл глаза и почти видел открытые ноты “Ты входи в мое сознание”. Его пальцы двигались так, как будто руки имели свой собственный разум.

Когда он играл, то настолько сосредотачивался, что это было почти как секс. Он видел пляж, слышал рокот волн. Лори Моррис. Ее золотисто-каштановые волосы, водопадом струившиеся по спине, обнаженным рукам, когда он держал ее.

— Кросс.

Кросс перестал играть. Он оглянулся. Это был Бэбкок.

— Ты очень хорошо играешь.

— Спасибо. Что я могу сделать для тебя?

— Продолжай играть, пожалуйста.

— Хорошо, — он кивнул, и его пальцы подхватили мелодию с того места, где он остановился.

— Насколько реальны наши шансы, как ты думаешь? — Бэбкок облокотился на пианино. В его руке был стакан пива.

— Настолько же реальны, насколько пианино можно заставить звучать как скрипку.

Бэбкок улыбнулся.

— Моя мама пыталась заставить меня взять в руки скрипку...

— Я знаю, но ты боялся, что служащие магазина увидят и возьмут тебя с поличным, — засмеялся Кросс.

— Нет, я серьезно, — усмехнулся Бэбкок. — Это было еще до появления метода Судзуки или нет... но никто из наших соседей не слышал о нем. Но я ни под каким предлогом не соглашался.

— А моя мама была без ума от Либрейса, а тетя потеряла голову от Хьюги Кармайкла. Когда мои родители умерли, меня воспитывала тетя, и моя манера игры намного изменилась, — сказал Кросс.

Он заиграл одну из самых популярных песен Кармайкла — “Звездная пыль”, попросив Бэбкока прикурить ему сигарету.

Бэбкок взял с нотной полочки “Пэлл-Мэлл” и “Зиппо”, выбил одну сигарету, прикурил ее, закашлявшись от дыма.

— Как ты можешь относиться так к своим легким?

— Это неотъемлемая часть моего имиджа. Знаешь, сидишь и играешь, а рядом спиртное, во рту сигарета. Женщины просто балдеют, правда, — и он засмеялся.

— Никаких шансов? — сказал Люис. — Тогда я хочу проработать несколько шахматных партий до нашего отъезда. И еще читательский марафон.

— Толстой?

— Нет. Я больше думал о Коллинзе. Я люблю детективы. А почему ты сегодня играешь на пианино?

— Потому что люблю тайны.

— Нет, я думаю, Потому что хочешь наиграться.

Масштабная модель цели была воздвигнута посередине стола, занимавшего весь центр комнаты. Рака стоял в окружении своих “бессмертных”. Его речь лилась размеренно.

— Обучение здесь почти подошло к концу. Все мы знаем, что окончательным результатом акции, которую мы готовы предпринять, будет только смерть.

— Мы вместе помолимся за то, чтобы наша миссия стала первой фазой смертельного удара по Большому Сатане, еврейским оккупантам Палестины и по тем, кто им служит.

— Во имя Аллаха милосердного и сострадательного, — нараспев произносил Рака, провозглашая величие Бога. Потом он цитировал своим последователям некоторые места из Корана, кланяясь и простираясь по полу дважды после каждого поклона и заканчивая цикл молитв обязательным ритуалом.

Эйб Кросс закрыл письмо. Он написал своей тетке, что ей теперь не о чем беспокоиться в отношении его, и что проблемы больше не существует. Теперь употребление спиртного полностью подконтрольно ему. Он снова нашел цель в своей жизни. Он написал ей, что отныне что бы ни случилось, все будет к лучшему. Он благодарил ее, как делал это много раз в прошлом, за то, что она взяла его к себе, что вырастила как собственного ребенка, за то, что всегда помогала в трудную минуту, за то, что любила его.

Письмо отправят вместо него. Она не сможет узнать, что же должно случиться. Спускаясь вниз, он оставил письмо на перилах. Они давно служили почтовым ящиком. Эйб никогда не пользовался им. Файнберг, похоже, писал домой ежедневно. Бэбкок писал не так часто и непонятно кому. Кросс подумал, что письма наверняка вскроют, цензоры прочитают их, что-то уберут, если будет необходимо, а может и просто их уничтожат.

В любом случае сам процесс написания писем — это важное мероприятие, очистительное. Он дошел до комнаты для занятий с тяжестями, где пахло потом. Файнберг заканчивал ката, очень похожие на “таэквандо”.

Кросс ждал. Придет его время. И его ножа.

Глава 9

“В любом случае вы приятно проведете время, если с вами под одной крышей Нил Джеймс и его группа”, — процитировал Дарвин Хьюз рекламу, выключив зажигание джипа и вынув ключ из замка. Эйб Кросс сидел рядом с ним, стараясь понять причину восторженного выражения на лице пожилого человека.

Площадка для парковки у ресторана “Виски Холлоу” была почти заполнена. До начала шоу — Кросс сверил свой “Ролекс” с электронным табло на арке у въезда на площадку — оставалось еще двадцать минут.

— Пойдемте внутрь. Я хочу занять для нас хороший столик, да и пицца, которую мы ели, определение требует, чтобы чем-нибудь запить ее, — сказал Хьюз, открывая свою дверцу и выходя из машины. Кросс, Файнберг и Бэбкок последовали за ним.

Все четверо пошли по мощеной площадке. Вечер был серым и туманным, и все вокруг “Виски Холлоу” было холодным и серым. Кросс передернул плечами и поднял воротник куртки. Хьюз оставил свой маленький револьвер в машине. Эйб заключил, что все они безоружны.

Завтрашний вечер будет последним. Послезавтра после обеда они едут в Афины, потом спецрейсом доберутся до Атланты, потом со своими фальшивыми паспортами и бумагами — водительскими удостоверениями, страховыми полисами, кредитными карточками, они вылетают рейсом Рим — Стамбул, а затем — частным самолетом в Анкару. А оттуда — на операцию.

Его сознание пронзила мысль, что фальшивые кредитные карточки открывают большие возможности для людей неразборчивых в средствах, для использования их сверх меры необходимости. Он улыбнулся.

На пианино играла девушка. Зал ресторана почти полностью был заполнен посетителями. Оставалось лишь несколько свободных столиков. На мгновение Кросс испытал облегчение от того, что Бэбкок был не единственным негром в этой толпе. Его внимание снова привлекла девушка за пианино. У нее были длинные прямые каштановые волосы, двигавшиеся, казалось, в такт музыке, которую она исполняла. Он уже почти поставил ногу на ступеньку у сцены, когда рядом раздался шепот Хьюза:

— А она красивая, не правда ли?

Кросс кивнул, а Хьюз уже петлял между столиками. Эйб догадался, что старик уже был здесь раньше. Его предположения подтвердились, когда одна из официанток подошла к Хьюзу и поцеловала его в щеку. Хьюз коротко обнял ее. Вероятно, “Виски Холлоу” был исключительно дружелюбным местом. Девушка, поцеловавшая Хьюза, блондинка лет тридцати или около, с красивым лицом и приятной фигурой, возглавила шествие, показывая им путь к свободному столику у сцены. Все инструменты уже находились на сцене. На басовом барабане была надпись — Нил Джеймс Банд.

Всем заказали пиво. Белокурая официантка не сдержала улыбки, когда Бэбкок спросил водки. И в это время красивая девушка с длинными волосами перестала играть, сделала реверанс в своей цветастой юбке до голени и ушла. Гам толпы значительно усилился, когда стихли редкие, но энергичные аплодисменты. Кросс взглянул на часы. Нил Джеймс был пунктуален.

Девушка вернулась на сцену и вынула из стойки микрофон, дыша в него. Даже звук ее дыхания был приятным.

— А вот и он, кого вы ждали. Нил Джеймс и группа Нила Джеймса! — она зааплодировала, и ей последовали все в зале, даже Файнберг, который не любил музыку в стиле “кантри”. Кросс почувствовал, что улыбается.

Пока девушка говорила, на сцену выходили музыканты. Потом высокий дородный парень в черной ковбойской шляпе, с короткой кудрявой бородкой и гривой кудрявых волос, выбивавшихся по обе стороны ковбойской шляпы, вышел на сцену быстрым шагом, и ансамбль начал играть. Песня называлась “Я растратил большую часть своей жизни”. Кросс узнал ее по альбому, который уже слушал. Она начиналась медленно и немного лениво, как нью-орлеанский джаз с хорошей гитарой, звучавшей фоном. Кросс смотрел на лицо этого человека. Оно говорило о том, что Нил Джеймс получает наслаждение, делая музыку. Кросс засмеялся. В песне были слова о том, что большая часть жизни потрачена на ухаживания за женщинами. Он подумал, что неплохо было бы потратить вообще какое-нибудь время на это занятие.

В этот момент вступил пианист с мелодией почти тридцатых годов. Кросс мысленно снял перед ним шляпу или снял бы, если бы носил. Это было уже не то пианино, на котором играла девушка. Единственным минусом этой игры было то, что на девушку было приятнее смотреть.

Темп нарастал. Некоторые из аудитории начали хлопать в такт музыке.

Темп еще ускорился.

Кросс перевел взгляд на лицо Хьюза. Он смотрел вправо, и Кросс посмотрел туда же. Около дюжины парней входили через дверь, куда недавно вошли и они. Парни выглядели как мотоциклисты-ренегаты из фильмов Голливуда. Кроссу показалось, что Хьюз что-то сказал, и уголки рта Хьюза опустились. В зале уже были какие-то мотоциклисты, но просто приятно проводившие здесь время. Эти же не были похожи на людей, что ищут развлечений, но крайней мере, развлечений в обычном смысле этого слова.

Темп песни, казалось, достиг предела — и ансамбль, и сам Нил Джеймс были втянуты в этот водоворот музыки, но хлопки в зале постепенно стали стихать. Кросс обратил внимание, что уже многие из присутствующих повернулись в сторону этих двенадцати в черных затертых кожаных куртках и вызывающих нарядах.

Очевидный предводитель, огромный жлоб с диким выражением глаз и рыжими волосами, был в сопровождении двух высоких парней, но на несколько дюймов ниже и в половину худее его. Двое расталкивали толпу, проделывая проход для предводителя. “Неприятность”, — равнодушно подумал Кросс.

Рыжий жлоб уселся за столик возле сцены напротив Кросса и остальных. Маленькие по сравнению с ним кореши вытолкали две пары, которые сидели за этим столиком. Ни один из пострадавших не выглядел старше двадцати пяти. А один из них был похож на игрока в американский футбол. Когда он двинулся на одного из обидчиков, девушка, с которой он был, потащила его прочь. Тогда, удаляясь быстрым шагом, буксируемый девушкой, футболист показал им палец. Но, вероятно, никто из сидевших за столом не обратил внимания на этот жест. Остальные девять из двенадцати распределились по залу.

Бэбкок наклонился к Кроссу:

— Что, черт побери, здесь происходит?

Кросс пожал плечами и продолжал потягивать пиво. Нил Джеймс продолжал играть на сцене. Тем не менее, после появления этих двенадцати человек в зале стало тихо. Из тех мотоциклистов, которые были в ресторане с самого начала. Кросс выделил двоих с девушками. Они тоже смотрели на пришедших. Эти двое выглядели крутыми ребятами, но им не было необходимости постоянно демонстрировать это и утверждать себя. Их вид говорил об этом очень красноречиво. Двенадцать вошедших выглядели как раз наоборот, и намерения у них были другие.

Кросс снова отхлебнул пиво.

На лице Хьюза было выражение беспокойства и азарта одновременно. Кросс покосился на Файнберга. Житель Нью-Йорка, казалось, был поглощен музыкой, абсолютно не замечая усиливавшегося напряжения. Песня закончилась. Все зааплодировали. Раздалось несколько свистов и криков. Не хлопали только двенадцать вошедших. Ансамбль стал исполнять следующую песню. Кросс помнил ее по альбому Хьюза, только название никак не приходило на ум. Лишь слова текста напомнили, что это была очень красивая песня о любви “Мерцающий свет в ночи”.

Дорис, белокурая официантка, подошла к их столику узнать, не хотят ли они повторить. Ее руки дрожали. Кросс смотрел на ее глаза, когда Хьюз спросил ее:

— Кто эти люди?

— Этот здоровый — Термонд Петтигру[4].

Кросс засмеялся.

— Термонд малорослый?

Поразмыслив, Кросс решил, что если этот жлоб так травмирован фамилией, то он будет вести себя как задница, просто из чувства самозащиты.

— А что этот Петтигру из себя представляет? — спросил Бэбкок, и вопрос прозвучал искренне.

— Он и его банда были приговорены к тюремному заключению после того, как Хайрам и Молли выступили на суде в качестве свидетелей обвинения. На площадке для парковки они до смерти избили двух молодых ребят.

— Хайрам и Молли Уолш — владельцы “Виски Холлоу”, — сообщил Хьюз. — Несколько недель тому они попали на автомобиле в аварию и сейчас оба находятся в больнице. Так, я понял.

— Это была не авария. Это они подстроили, — взгляд красивых глаз Дорис стал жестким, когда она посмотрела на столик, за которым сидел Петтигру, а затем по залу, где “растворились” его сообщники.

— А полиция знает? — Бэбкок наклонился ближе к Дорис, “чтобы ей было лучше слышно и чтобы криком не мешать выступающим”, — подумал Кросс.

Дорис взяла обеими руками руку Бэбкока:

— Хайрам и Молли очень боятся, — и ее голубые глаза расширились.

“Голос, который заглушил музыку, нес в себе редкое сочетание качеств, — подумал Кросс, — почти классическое невежество, гиперболизированное тщеславие и совершенно дикое произношение. О синтаксисе вообще не могло быть и речи”.

— Эй, черномазый! А ну, руки свои от этой, на фиг, задницы в сторону!

Кросс откинулся на спинку стула. Музыка совсем зачахла, а потом вовсе умерла. Кросс закрыл глаза и тряхнул головой.

Бэбкок громко встал, и его стул с громким треском полетел на пол. Прежде, чем Люис успел что-либо произнести, Кросс громким шепотом сказал:

— Термонд Петтигру. Интересно, эта фамилия ему по наследству перешла или его родители были садисты, а?

Бэбкок посмотрел на Кросса. Дорис исчезла. Хьюз очень громко вздохнул. Файнберг спросил:

— Почему прекратилась музыка?

Кросс ответил:

— Дерьмо за тем столиком высказало какую-то дурость. Может, это и не по теме, но музыка была приятна.

Нил Джеймс, державший гитару своими массивными руками, готовыми, казалось, задушить инструмент, крикнул со сцены:

— Петтигру, либо не веди себя как дикарь, либо убирайся отсюда к черту!

— Это касается меня и этого любовника. Понял, певец? — с этими словами Петтигру повернулся к Люису и встал. Петтигру был ростом почти с вертикальный шкаф для мяса.

— Тебя зовут как-нибудь, черномазый?

— Да, Бэбкок, дерьмо, — Кросс восхитился твердостью голоса Бэбкока.

— Бэбкок, а? Ну, и что там у тебя между ног есть для этой седой бабы?

Дорис крикнула из-за сцены:

— Он спросил меня, что вы тут делаете. Термонд, почему бы тебе не уйти? Неужели ты мало сделал зла?

Голос Нила Джеймса звучал низко и ровно:

— Петтигру, люди платят мне и ансамблю, чтобы мы выступали. Может на следующие выходные пригласят тебя. Поэтому заткнись и жди своей очереди!

Несколько мотоциклистов, тех, кто пришел с Петтигру, и тех, кто покровительствовал “Виски Холлоу”, встали. Кореши Петтигру сунули руки под куртки и достали ножи-тесаки “эль-чино”, такие, каким убили женщину в супермаркете.

Из зала раздались приглушенные восклицания, не похожие на восклицания в классических трагедиях. “Они выражают тревогу и возбуждение”, — подумал Кросс.

Кросс подвинул бутылку с пивом. Файнберг встал. Хьюз сказал ровным голосом:

— Ребята, только, пожалуйста, ничего зрелищного.

Нил Джеймс спустился со сцены.

— Петтигру, я знаю тебя, дай Бог памяти, десяток лет. А ты все такой же набитый дурак, как и был...

Но ему не удалось договорить, потому что Петтигру замахнулся кулаком, похожим на окорок. Нил Джеймс увернулся и сбоку нанес удар в челюсть Петтигру. Его голова откинулась, и тело рухнуло навзничь, как подрубленное дерево. Один кореш кинулся ловить Петтигру, а второй с ножом — на Джеймса. Джеймс замахнулся на него гитарой, инструментом с восхитительной акустикой, и та разбилась вдребезги о лицо нападавшего. Когда один из девяти нападавших сообщников поднял стул, чтобы ударить певца по спине, Бэбкок начал двигаться. Левая нога Бэбкока поднялась вверх и в сторону — и двойной удар “таэквандо” свалил человека на пол. Петтигру был уже на ногах. В руке у него — автоматический кольт сорок пятого калибра, которому явно не хватало заботливого хозяина.

— Кросс! — выкрикнул Хьюз.

От человека пахло дешевым дезодорантом и одеколоном, и эта смесь вызывала тошноту. Кросс огляделся: везде вокруг него дрались. Он услышал шум, исходивший от двери. В ресторан вбегали новые люди Петтигру. “Если их можно назвать людьми”, — про себя подумал Эйб.

Петтигру начал крутиться под ним. Эйб правой рукой нащупал плечевую артерию и надавил на нее. Петтигру громко заорал, его рука раскрылась, и Кросс завладел оружием. Он освободил руку из защемления, поставил пистолет на предохранитель и заткнул его за ремень под курткой.

По меньшей мере еще человек шесть из банды присоединились к драке. Вокруг Кросса разбивались стулья и бутылки. Петтигру попытался встать, и Кросс ударил его внешней стороной ботинка под нижнюю челюсть. Он мог бы убить его, ударив в основание носа, но помнил просьбу Хьюза.

Кросс видел Хьюза, сцепившегося с одним из телохранителей с ножом. Он пытался изменить ситуацию в свою пользу. Изловчившись, Хьюз правым коленом ударил бандита в пах, и тот согнулся пополам. Хьюз толкнул его вправо и назад, выводя из равновесия, а затем дернул вперед. Рука с ножом ослабела, и классический рубящий удар из каратэ поразил бандита чуть ниже уха. Потом снова два удара коленом в челюсть, и тело в полный рост растянулось на полу. Хьюз обернулся, увидел еще одного из банды, направлявшегося к нему, поймал его правую кисть своей правой рукой, левой захватил локоть нападавшего и, почти не двигаясь, провел бросок, после которого бандит с шумом разлегся на полу.

— Великолепно, Хьюз! Что я могу еще сказать, — и Кросс полез поздравлять старика. Но на него прыгнул один из людей Петтигру. Кросс отступил в сторону и, выбросив ногу, сделал ему подножку. Прыгун потерял равновесие, и Кросс “ударом молота” в позвоночник положил его.

Бэбкок и один из мотоциклистов, не принадлежавший к банде, стояли спиной к спине, отбиваясь от людей Петтигру. Нил Джеймс взял на себя одного из нападавших справа мотоциклиста. Бандит повернулся к Нилу, и кулак последнего попал ему в голову. Голова откинулась, и тут же последовал удар в живот, а затем — апперкот справа в челюсть. Человек Петтигру принял все это и осел.

Бэбкок использовал лицо одного из банды в качестве боксерской груши. Джеймс и мотоциклист, очевидно друзья, судя по тому, как они пожимали руки и улыбались, наблюдали за этим зрелищем с явным энтузиазмом. Голова бандита моталась из стороны в сторону от ударов. Кулаки Люиса порхали вокруг нее. Бэбкок в прыжке повернулся и продолжал показательное выступление с “грушей”. Джеймс, его друг-мотоциклист и другие сочувствующие, наблюдавшие за поединком, зааплодировали. Ансамбль заиграл свободную аранжировку какой-то популярной мелодии.

Кросс переключил внимание.

Файнберг. Белокурый еврей, бывший морской пехотинец, обращенный в диверсанты, отбивался у дальней стенки от трех наседавших бандитов. Его кулаки и ноги летали. Тела нападавших бились о стену каждый раз, когда он попадал в кого-нибудь из них. Кросс засмеялся. Но тут он увидел Петтигру. Лицо было залито кровью, в руке зажат огромный нож. Когда Файнберг отскочил назад, готовясь к очередному удару, Петтигру снизу замахнулся ножом.

— Файнберг? Нет! — Кросс выкрикнул слова с такой силой, что у него заболело горло. Он видел, как Хьюз бросился справа к Файнбергу. Его движения слились в расплывчатое пятно.

— Не убивай этого ублюдка!

Нож и правое плечо Файнберга встретились. Все происходило как при замедленном воспроизведении. Мгновение, и лезвие ножа исчезло в руке. Кросс левой рукой поймал правое предплечье Петтигру, а правой — нанес удар по внешней стороне локтя. Звук ломающегося локтя был похож на короткий треск грома. Петтигру взревел. Хьюз, Кросс видел его боковым зрением, нанес одному из троих, с которыми дрался Файнберг, короткий удар левой, отбросив тело на двух остальных.

Кросс прижал Петтигру к стене бара.

— Тебе когда-нибудь хотелось иметь детей? Ну, теперь придется привыкать жить без них, дерьмо! — и Кросс нанес удар коленом. Потом еще и еще.

Петтигру упал на колени.

— Ты думаешь, тебе нужен нос, парень? — и с этими словами он ударил “костяшками” в левую сторону носа Петтигру, и его нос размазался по уродливому лицу. Петтигру начал оседать. Кросс зацепил большими пальцами левый угол его рта, и щека не выдержала тяжести массивного тела. Затем короткий удар коленом раскроил бандиту правую щеку, обнажив оставшиеся зубы.

Повернувшись к Хьюзу, Кросс тут же забыл о Петтигру. Здесь уже были Бэбкок и певец “кантри” Нил Джеймс. Они добивали оставшихся двух людей Петтигру, а Хьюз держал Файнберга, голова которого была у него на плече. “Наверное, Хьюз пережал ему руку, чтобы Файнберг не умер от потери крови”, — подумал Кросс. Оглядев помещение, Эйб опустился на колени возле Файнберга. Драка уже закончилась. Везде, На столах и на полу, валялись люди Петтигру. Те из членов банды, кто стоял на ногах, и те? Кто с ними дрались, теперь столпились вокруг Хьюза и раненого Файнберга. Кросс видел, как Нил Джеймс наклонился возле него, спрашивая у Хьюза:

— Дарвин, парень умер от потери крови или что?

— Артерия цела, но серьёзно повреждены сухожилия. Послушай, нам нежелательно встречаться с полицией. Ты, твой ансамбль и остальные принесут стране большую пользу, если забудут, что мы, здесь были. У нас есть доктор, и он позаботится о парне. Ну что, договорились?

Певец “Кантри” встал, и его голос прозвучал над перешептывающейся толпой:

— Послушайте. Я знаю этого человека с тех пор, как он поселился в наших горах. Он сказал мне, что мы можем сделать добро для нашей страны, если сделаем вид, что никогда не видели его и его друзей. Люди Петтигру могут говорить, что угодно, но они не знают ни одного имени. Что скажете на это?

Кто-то из толпы крикнул:

— Значит, договорились!

Остальные подтвердили:

— Пусть так и будет! Хорошо!

Рядом с ними стояла Дорис с полотенцами. Люис Бэбкок взял их у нее и замотал длинную глубокую рану на руке Файнберга.

— Давайте отвезем его к врачу, — сказал Хьюз.

Кросс остановил его на секунду, положив руку на его плечо.

— Теперь он не сможет.

Хьюз кивнул.

— А я смогу, — сказал он, подняв брови.

Глава 10

Хьюз позвонил из платного телефона на заправочной станции недалёко от “Виски Холлоу”, и несколько минут спустя до них донеслись завывания полицейских сирен. Бэбкок придерживал временную повязку, Кросс вел джип. Хьюз несколько раз просил снизить скорость, чтобы им всем не пришлось прибегнуть к услугам врача. В джипе был хороший комплект для оказания первой помощи, но они решили не экспериментировать с повязками, потому что кровотечение было еще сильным. Файнберг был в сознании, разговаривал, завернутый в шерстяное одеяло и куртку Бэбкока для сохранения тепла.

Наконец Хьюз сказал Кроссу:

— Поверни здесь.

И Кросс резко повернул влево на пустую площадку для парковки, а одинокий огонек, который они увидели, оказался частной клиникой.

Файнберг наотрез отказался от помощи и пошел сам. Они его лишь окружили на всякий случай. Бэбкок вошел вместе с доктором, чтобы помочь ему. Доктор, выглядевший человеком увлеченным, не имел в своей речи, и намека на южный диалект. Казалось, что его только что подняли с постели после глубокого сна. Бэбкок имел самые лучшие из четверых навыки по оказанию первой помощи, полученные в спецвойсках.

Кросс и Хьюз сидели в комнате для посетителей. Хьюз от нечего делать позволил себе закурить сигарету.

— Ты сказал, что теперь войдешь в группу, — наконец сказал Кросс.

— Ты остаешься тактическим руководителем и несешь ответственность за операцию. Ты единственный человек из всех, с кем мне приходилось работать, который вселяет в меня такое чувство уверенности. Я считаю, что в этой роли ты будешь лучше меня, или можешь быть лучше. Раз уж мы вышли на сцену, руководи представлением, так как оно и должно быть. Я могу заменить Файнберга как взрывник, а так как мы тренировались вместе, мы сможем работать как одна команда. Вопрос в том, сможет ли Файнберг заполнить мое место в Турции. Если не сможет, то миссия будет отложена. Мы не сможем сейчас ввести дополнительного человека, даже если и получим разрешение. Это моя ошибка. И если у нас не получится...

Кросс не знал, что сказать. Идея самообвинения была не новой для него. Поразмыслив, он понял причину своего пьянства, и того, что перестал ценить свою жизнь, перестал уважать себя. Люди на борту угнанного самолета... Те, которых он даже не пытался спасти, и которые были убиты в наказание за его побег... Он закрыл глаза, вдохнув дым сигареты.

Эйб открыл глаза, когда услышал звук открывающейся двери хирургической комнаты.

Появился доктор и сказал:

— Выражаясь непрофессионально, у него почти отрезано сухожилие, есть несколько трещин в кости, и он потерял приличное количество крови. Что касается крови, то об этом сейчас заботится его друг. А вот остальное все не так просто. Если его ожидает физическая деятельность, то вашему другу придется категорически отказаться от нее самое меньшее на несколько недель. Немного позже я смогу более определенно высказаться о возможных последствиях ранения.

— А он сможет достаточно восстановиться, чтобы перенести длительный перелет и потом заниматься несложной бумажной работой и тому подобное? К понедельнику?

Казалось, доктор размышлял:

— Он сильный молодой человек, в отличной общей физической форме. Если он не будет пользоваться правой рукой, то его можно достаточно безопасно привлекать к ограниченной деятельности. Это ответ на ваш вопрос.

Хьюз посмотрел на Кросса. Кросс кивнул.

Глава 11

Чернобородый музыкант стоял на обочине тротуара, играя на двенадцатиструнной гитаре. Этот музыкант и все люди вокруг вызывали у Мухамеда Ибн аль Рака внутреннее отвращение. Было жарко. Пожилые люди, мужчины и женщины, вяло шли по тротуару. Некоторые даже улыбались ему, а некоторые обращались на своем ненавистном языке. Ему хотелось взять пистолет и прямо сейчас начать стрелять в этих грязных тварей. Но тогда сорвется операция. Себя он успокаивал мыслью, что их день еще настанет. Он лишь сожалел, что, вероятно, умрет до этого дня.

Рака остановился у небольшой двери между двумя магазинчиками, в одном из которых продавались продукты, а во втором — западная одежда.

Он вошел через дверь в маленький вонючий коридор-прихожую. Здесь было темно. Он закрыл глаза и прислонился к стене, кончиками пальцев коснувшись глаз.

— Иерусалим, — прошептал Рака.

Он открыл глаза. На стене было несколько кнопок дверных звонков с именами жильцов, написанными ужасными каракулями карандашом или ручкой прямо на обоях. Он нашел кнопку с надписью “Раух” и позвонил, сомневаясь, что звонок работает. Откуда-то сверху донесся звук звонка, и ему показалось, что дверь слегка завибрировала. Он взялся за ручку и повернул ее, потом прошел в дверь и стал подниматься по лестнице, ведущей на верхние этажи. Здесь запах жилья был еще хуже. Сверху на лестнице появился мужчина, высокий и худой, с редеющими русыми волосами, небрежно подстриженными.

— Мистер Фарук?

— Я пришел по вашему объявлению.

— Вы ремонтируете телевизоры?

— Я много лет работал на промышленном оборудовании.

Раух улыбнулся. Вероятно, последовательность фраз пароля оказалась приемлемой как для него, так и для Рака.

— Входите, мистер Фарук. Мы можем обсудить наше дело за стаканом чаю.

— Это было бы замечательно, сэр, — ответил Рака, поднимаясь до площадки и последовав за Раухом по длинному узкому коридору с вытертой ковровой дорожкой посредине. В конце коридора дверь комнаты была открыта, и Рака вошел вслед за Раухом. Раух закрыл дверь.

Рака повернулся к нему:

— Итак...

— Здесь можно говорить. Меня евреи не знают, и я постоянно проверяю комнату на наличие подслушивающих устройств. Здесь мы в безопасности.

— Только мертвые бывают в безопасности, Раух.

Немец кивнул.

— Чай? У меня есть свежезаваренный.

— Нет, — ответил Рака. В комнате царил отвратительный беспорядок. На кофейном столике лежало несколько западных секс журналов. Рака мысленно помолился, прося дать ему терпения в общения с этим ничтожным человеком. — Все готово? Для этого я здесь, Раух.

— Это все оказалось дороже, чем я предполагал, мой друг.

— Я не ваш друг. Я никогда бы не выбрал вас своим другом. Все мои люди на месте, операция скоро начнется, а вы говорите о дороговизне.

— Еврейские пограничники не берут взяток. Что я могу сказать, герр Рака? Контрабанда вашего оружия обошлась очень дорого. Пришлось привлечь греческого судовладельца и заплатить таможенникам в Омане. И саудовец, хозяин самолета, к которому подвезли ваше оборудование, оказался очень требовательным. Вы же знаете мои симпатии к вам. Я практически ничего не имею с этой сделки, — он вздернул плечи и поднял руки ладонями наружу.

Рака выхватил пистолет советского образца из-под пиджака белого костюма, опустил предохранитель и, удерживая на вытянутой руке, направил на Рауха.

— Я тебя сейчас убью.

— Но оружие уже у меня. Все ваше оборудование в безопасном месте. Я лишь имел в виду... ах, герр Рака. Я понесу бремя дополнительных расходов. Рассматривайте это... да, рассматривайте это как мой личный вклад в вашу историческую борьбу, сэр.

Рака поднял предохранитель, взвесил в руке девятимиллиметровый пистолет и переложил его в левую руку.

— Я хочу посмотреть склад и убедиться, чти все находится в готовности. Мой водитель такси ездит по кварталу. Мы поедем сразу же.

— Я, э-э... да. Подайте, пожалуйста, мое пальто.

— День сегодня теплый, — указал Рака на улицу. Раух жадным глотком допил чай с кофейного столика с журналами и кивнул. Он взял ключи и бумажник. В таких бумажниках богатые американцы носят большие суммы денег, кредитные карточки и фотографии своих шлюх. Рака последовал за ним на выход.

Молодые женщины в черных шляпах и в бессовестно коротких юбках шли по улице, в которую Ефраим повернул такси, и на мгновение Рака подумал, что это ловушка. Его правая рука нащупала под пиджаком рукоятку пистолета. Но женщины смеялись, они были безоружны. Такси проехало мимо них.

Склады были расположены недалеко от старого города и, когда такси остановилось, Рака подумал, что, если бы он забрался на крышу любого дома, ему бы открылся вид таких чудес, как мечеть Эль Акса и другие исторические мусульманские и христианские строения. Но его такие вещи не интересовали.

Склад представлял собой длинное низкое здание с плоской крышей и с возвышавшейся грузовой площадкой. Раух, который всю дорогу извинялся, теперь сказал:

— Возможно, господина Кассима не будет на месте и...

— Надеюсь, что будет, — улыбнулся Рака.

Они вскарабкались на грузовую площадку. Ефраим остался у старенького такси. Рака, слегка отставая, шел за Раухом. Впереди было место, отгороженное под офис. Раух обернулся в замешательстве и посмотрел на Раку. Голубые глаза Рауха выражали боязнь. Он продолжал идти к офису, в котором был виден сутулый человек с внешностью палестинца. Рака услышал, как Раух облегченно вздохнул.

Раух постучал в дверь. Сутулый человек оторвался от работы и посмотрел через стол, а потом жестом пригласил войти.

— Шалом алейхем, Хассим. Это мистер Фарук, о котором я говорил.

Согбенный палестинец сделал приветственный жест, когда Рака закрыл дверь.

— Я пришел посмотреть мою партию товара, — спокойно сказал Рака.

— Как пожелаете, мистер Фарук. Вы не похожи на египтянина.

— Я долгие годы прожил вдали от родины, мистер Хассим.

— А, — кивнул старик. — Очень хорошо, — он бросил связку ключей Рауху. Рака поймал ее вместо него. — Мистер Раух, покажите ему. Я стар, и ходьба для меня трудная задача.

— Конечно, — улыбнулся Рака, очевидно вновь обретая уверенность. Раух вышел, а за ним — Рака, борясь с искушением убить старого палестинца, чтобы тот не вызвал полицию. Но он не сделал этого.

Они подошли к поднимающейся, как в гаражах, двери, и Рака ключами открыл ее, позволив Рауху поднять ее. Потом Рака прошел за немцем в помещение. Везде были сложены тюки, воздух наполнял запах грязных вещей. Он шел за Раухом по проходу между деревянными ящиками. В руке у Раки был теперь пистолет, предохранитель снят. Если это ловушка, Раух умрет первым.

Раух остановился у ящиков, закрытых в сетчатом контейнере. Рака узнал маркировку.

— Хорошо поработали. Я хочу проверить их содержимое.

— Прямо здесь?

— Если что-то будет не так, мне будет легко убить вас и здесь. Раух облизнул губы, и Рака бросил ему связку, ключей. Раух стал неуклюже подбирать ключ, чтобы открыть висячий замок.

Глава 12

Воскресенье прошло за ничегонеделанием. Хьюз целый день просидел на телефоне и к вечеру, когда, сидя среди всех в большой комнате, Файнберг казался больше смущенным, чем раненым, Хьюз наконец появился из своего кабинета.

— Я все уладил. Мы выезжаем не завтра, а во вторник. Дали немного больше времени отдохнуть здесь и меньше — там. Ты, если сможешь, — он улыбнулся, взглянув на Файнберга, — будешь, так сказать, ключевым человеком, контролером. Ты справишься с этим, Файнберг?

— Почему никто из вас не скажет то, о чем вы все думаете? Я все испортил.

Хьюз широко улыбнулся и поднял брови.

— Нет. Если кто и испортил, то это я. Но в действительности это все игра случая против нас. А это нормально. Если нас поджидала неудача, то мы уже прошли через нее. Ты уже поправляешься, никто больше не был ранен, и поэтому полиция не стучалась к нам в дверь. Так ты справишься с новым заданием, Файнберг?

Кросс закурил. Бэбкок потягивал имбирное пиво.

— Если вы думаете, что справлюсь, то да.

— Хороший мальчик, — Хьюз легонько похлопал Файнберга по левому плечу. — У нас есть еще одна видеопрезентация. Бэбкок, я могу тебя побеспокоить? Я оставил кассету на моем столе.

— Конечно, — сказал Бэбкок и пошел в кабинет. Оттуда донесся его голос: — “Перестрелка на “тихой” ферме”?

— Да. Пожалуйста, — он улыбнулся Кроссу. — Я думал, что это будет вполне подходящее название.

Кросс кивнул. Он открыл холодильник бара, взял пиво, глядя, как Бэбкок включает телевизор и видеомагнитофон. Фрэнки Лейн всегда был его любимым певцом, и этот фильм был одним из самых любимых, но Кирк Дуглас, исполнявший роль Дока, так и не успел помочь Берту Ланкастеру в роли Уайтта, до того как изображение замерло.

Это Хьюз нажал “паузу” и начал говорить:

— Этот фильм — единственное досье на Мухаммеда Ибн аль Рака, нашего противника, если только в КГБ нет еще чего-нибудь, что вполне может быть, если они достаточно умны, потому что Рака очень опасный человек. Насколько нам известно, его вполне можно признать душевнобольным убийцей. И превосходным специалистом в том, чем он занимается. Давайте посмотрим.

Рябь на экране прошла, и появился высокий, хорошо сложенный, мужчина в сером помятом костюме с черным галстуком, шедший по улице. Металлический забор отделял его от тротуара, вдоль которого он шел из сада, находившегося за забором. Мужчина двигался с грацией кошки. Его черты можно было назвать европейскими, лицо носило эстетическое выражение. У него был высокий благородный лоб. Мужчина держался в высшей степени уверенно и как-то очень небрежно. Изображение замелькало, и человек исчез.

— Это был Рака. Запись сделана четыре года назад. Как вы видели, он сильный и уверенный в себе. У него хорошие манеры. Человек, за которым мы охотимся, не глупец и не случайный прохожий, вошедший в терроризм ради острых ощущений и дешевых сенсаций. Это человек посвященный, убежденный в своем моральном праве и в том, что любое его действие оправдывается именем высокой цели, выражающей волю Бога, как он ее истолковывает. Он священный воин в самом истинном смысле этого слова. У него нет слабых сторон, за которые можно было бы ухватиться. Он не пьет, не курит, не употребляет наркотики. Никогда не был женат, насколько мы знаем. Он живет ради единственного — своей работы.

Из отчетов о его участии в похищениях и других террористических актах за последние несколько лет мы составили для себя представление о его мастерстве. Он свободно обращается со взрывчатыми веществами. Владеет всеми видами огнестрельного оружия, а также приемами восточных единоборств. Однажды он совершил убийство. Мы считаем, — это был Рака, хотя убийцу так и не поймали. Он убил западного дипломата в Риме в разгар приема и ушел, уложив трех вооруженных агентов Службы безопасности, при этом использовав только руки и нож столового прибора. Совершенно очевидно, что он владеет холодным оружием. Его двенадцать “бессмертных” были отобраны из таких же воинов, как он сам. Из самых опытных. Рака лично контролирует обучение в горе Дизан. Так вот, как вы уже можете себе представить, чем раньше Рака умрет, тем меньше людей погибнет от его необычайного мастерства и философии, ради которой он действует. Насколько нам известно, на сегодняшний день он находится в своей штаб-квартире в горах Эль Бурс. И наша единственная задача — проникнуть туда и достать его, джентльмены.

Глава 13

Уорен Карлисс потягивал джин с тоником в тихом баре гостиницы “Иерусалим Хилтон” в поисках лица, которое он хотел видеть. И, наконец, он увидел его.

— Хелен! — он встал и позвал девушку. Она с улыбкой обернулась. Ее короткие волосы подпрыгивали при движениях головы. Темный загар казался еще темнее на фоне выгоревших белых волос и белого платья без рукавов, которое было на ней. Она была длинноногой, и вся ее фигура казалась атлетической.

— Привет. Я Уорен Карлисс, — он протянул ей руку. Ее рука была теплой и сухой. — Простите, что я назвал вас по имени, мисс Челевски. Я, э... у меня такое чувство, что мы уже как бы знакомы с вами после стольких телефонных звонков и тому подобное.

— Уорен, называйте меня Хелен, пожалуйста.

— Спасибо. Я могу предложить вам выпить. Пожалуйста, — и он повел ее к своему столику в дальнем углу за деревом в кадке.

— Спасибо, Уорен. Это было бы неплохо.

Он подождал, пока она сядет. Низ белого платья облегал ее ноги, но не очень плотно. Он уселся напротив.

— Что вы пьете? — спросила она.

— Джин и тоник. Наверное, читал слишком много английских романов. Когда переехал в Англию, то стал пить этот напиток.

Она улыбнулась.

— Тогда я буду то же.

Он пытался подозвать официанта, не переставая думать о ней. Она была так обаятельна. Потом он встретился взглядом с официантом и показал, чтобы тот принес еще два таких же напитка.

— Создание документального фильма. Звучит очень интересно. Я как раз хотел сказать, что работа на посольство США здесь, в Иерусалиме, должна быть очень интересной.

— Я думаю, что так и будет, — она открыла свою сумочку, белую, как туфли, и достала пачку сигарет “Салем” и зажигалку. Когда она взяла сигарету, он предложил ей зажигалку. Улыбнувшись, она наклонила лицо над его рукой. Рука немного дрожала.

— Спасибо, — она выпустила дым через ноздри.

Он подумал, что она действительно обаятельна.

— Кажется, уже все согласовано для начала ваших съемок.

— Я знаю. Вы все так хорошо организовали. Я хочу, я э-э... пригласить вас на ужин. Сегодня, в ближайшее время или когда-нибудь. Можно?

Она засмеялась, но он подумал, что не над ним.

— Я свободна сегодня вечером.

— О, это просто замечательно, — засмеялся он.

— Что в этом смешного, Уорен?

— Я смеюсь над собой. Подобного волнения рядом с девушкой я не испытывал с тех пор, как мне было пятнадцать лет.

— Спасибо, — улыбнулась она.

Уорен закурил сигарету.

— Это чертовски трудно — начинать с девушкой, когда нужно выпрыгивать из себя.

— Что вы имеете в виду, говоря “начинать”?

Он прокашлялся и затянулся.

— Я имею в виду... нет, я ничего не имею в виду. Но я хотел сказать э-э... вы очень красивая. Действительно, очень. Я не знал, как вы выглядите. Только телефонные звонки за последние пару месяцев. Но, Боже, вы действительно красивы.

— Спасибо. Вы очень любезны.

— Я чувствую... Я не могу сказать.

— Вы смущаете меня, — сказала Хелен, смеясь.

Официант принес напитки, и они молча выпили.

— Вы уже наметили на завтра осмотр места съемок, так? Я уже читала об этом.

— Да, — он улыбнулся. — Завтра мы намерены осмотреться, проверить свет и все такое. Не каждый день выпадает возможность снимать международную группу дипломатов, собравшихся вместе по такому важному поводу.

Ее улыбка поблекла.

— Теперь вы понимаете, Уорен, — начала она, — хронику не выпустят до тех пор, пока у вас не будет окончательного решения нашего посольства о том, что все участники одобрили фильм во время контрольного просмотра и что должны быть сначала опубликованы результаты конференции.

— О, черт, да. Конечно, я уже все выяснил со своими боссами. Мы предоставим вам как рабочие копии, так и отредактированные. Мы даже передадим окончательный вариант еще до того, как дадим название.

— Вы христианин, не так ли?

— Да. То есть, я думаю, что да. Я в церковь не хожу.

— Я еврейка.

— И что?

— Я просто подумала, что вам хотелось бы это знать. Я думаю, мне тоже было интересно посмотреть, как вы выглядите.

Он прокашлялся.

— А как вы определили, что это я, — вдруг спросила она его, — когда я вошла в дверь?

— Э-э... — он засмеялся. — У меня есть приятель в государственном департаменте. Он дал мне фотографии, — он улыбнулся.

Она засмеялась. Он чувствовал себя так, как будто окунулся в море любви, и это чувство было приятным.

Глава 14

Кросс был очень взволнован, когда к нему подошла стюардесса, он не был за границей с тех пор... с тех пор, как никуда не выезжал. Он взял имбирного пива и стал смотреть на облака, которые закрывали Атлантический океан под ними. Эйб смотрел на них очень долго, пока не закрылись глаза.

Когда он открыл глаза, облаков и их белизну уже нельзя было рассмотреть. Вместо этого самолет окутала темнота. Рядом с ним Люис Бэбкок читал географический журнал. Когда Бэбкок заметил, что Эйб проснулся, он сказал:

— Я сказал бортпроводнице, что хотел бы поужинать. С минуты на минуту ужин принесут.

— Спасибо, — и Кросс потер спросонья глаза, потом опустил столик со спинки сиденья перед ним. — Почему ты здесь?

— Что ты имеешь в виду? Я лечу в Турцию, как и ты.

— Нет, я не это имел в виду. У Дарвина и у меня, у нас обоих есть причина. Ты знаешь мою. Я не знаю твоей.

Бэбкок положил журнал в сетчатую сумку на спинке впередистоящего кресла и опустил столик. В это время стюардессы продвигались по проходу основного салона, толкая перед собой тележки с подносами и принимая заказы на напитки. Бэбкок начал говорить, когда симпатичная черная девушка наклонилась над ними, спрашивая, что бы они хотели выпить. Они заказали по кофе, а Кросс еще и пива.

Она подала им кофе. Кросс взял пиво, отхлебнул, а Бэбкок заговорил:

— Много лет назад я осознал, что в мире много зла. То есть, это было очевидно, но для меня это был вызов. Поэтому я стал изучать право. Я хотел сделать что-то важное, чтобы мир стал лучше. Но постепенно я понял, что есть люди, которые считают себя выше закона. То ли это люди, отрицающие права других людей из-за цвета их кожи, их пола, религии, или люди, совершавшие криминальные действия почти полностью безнаказанно, потому что они были слишком большими, слишком богатыми и так далее. Я понял, что существует нечто худшее, чем то, с чем приходилось бороться. Последняя ступень попрания человеческих прав — это убийство. Но я имею в виду, — он улыбнулся, отхлебнув кофе, — что ты не говоришь: “Эй, найми меня бороться с силами несправедливости”. Ты не ждешь, когда придет супермен. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты должен что-то делать и ты не можешь ждать. Так я решил бороться с осязаемым злом. Я пошел добровольцем в силы специального назначения. Потом... Ну, ты знаешь... А когда мне предложили это дело, я посчитал, что это именно то, о чем я думал. Я не верю в судьбу и тому подобное, но это произошло как по заказу.

Стюардесса принесла еду. Кросс проверил ее. Он не летал коммерческими рейсами пять лет и ему было интересно, изменилась ли еда. По-видимому, нет.

— Ты знаешь, — продолжал Бэбкок, — я изучил то дело, куда ты попал. Я убежден, то, что произошло потом, случилось не из-за тебя. Это случилось бы в любом случае. Никто не собирался соглашаться с их требованиями. Это было невозможно. Поэтому я считаю, что ты не должен винить себя.

— Ты не был там.

— Нет. И я понимаю, что у тебя есть уникальный опыт, которого нет ни у одного из нас, и надеюсь, никогда не будет. Не обижайся, что я так говорю. Но, может быть, поэтому я могу быть немного более объективным, чем ты, мой друг.

Кросс стал намазывать маслом булочку. Блюдо напоминало котлету “по-киевски” и было не очень внушительным. Он попробовал его на вкус — хорошее. Бэбкок опять заговорил:

— Я считаю, что все мы должны были наилучшим образом осмыслить то дело, на которое идем, и сделать для себя высшей целью его выполнение. Все, что за ней — хорошо, но не ценой этой цели, ради которой мы влезли во все это.

С набитым ртом Кросс проговорил:

— Послушай, я вижу это “дело, на которое мы идем”, как ты назвал его, только так: чем меньше их останется после нас... — он терпеть не мог всякие недомолвки, как это практикуется на случай, если кто-то невольно подслушает разговор. — Чем меньше останется, тем меньше вероятность того, что произошло с теми пассажирами, в вообще, что это может случиться снова. Я знаю, что намеченное нами дело радикально не изменит положения вещей. Но если мы уменьшим их количество, это будет иметь соответствующие последствия.

— А не казалось тебе, Эйб, что немедленные последствия, вероятно, будут совершенно противоположными тем, что ты хочешь? Мы собираемся ускорить...

Кросс не дал ему закончить:

— Да, я знаю это, Лю. Иногда я просыпаюсь среди ночи с этой мыслью. Никто об этом никогда не упоминал, но это подразумевалось во всем, не правда ли? Да и чтобы наши действия не ускорили, нам лучше умереть, если мы не сделаем ничего.

— Ты испортил мне ужин.

Кросс отхлебнул пива и уставился в ночь за иллюминатором.

Глава 15

В Риме необходимо было сделать пересадку, но, если бы у них было время, они уехали бы из аэропорта и стали на время туристами. Перелет из Рима в Анкару на борту самолета размерами как тот, что нес их через Атлантику, был значительно короче. Расстояние было, грубо, такое же, как из Нью-Йорка до Майями.

В Анкаре их ждал турецкий знакомый, с греческой фамилией Петракос, примерно такого же возраста, как Хьюз, но с брюхом и лысый. Выйдя из таможни, Хьюз обнялся с Петракосом, как с братом, или, по крайней мере, как с близким другом. Вместо представления, Дарвин просто сказал:

— Это мои друзья.

И Петракос, чье имя они узнали только после того, как скрылись в черном лимузине “Кадиллак”, ожидавшем их у здания, поочередно обнял их. Файнберг выглядел растроганным.

После того, как “Кадиллак” отъехал от бордюра, Петракос по-гречески сделал необходимые распоряжения водителю, а потом нажал кнопку, и поднявшаяся перегородка отделила их от передней части салона. Кросс и Бэбкок сидели на откидных сидениях, повернутые лицом назад. Друг Хьюза сидел между Файнбергом и Хьюзом. Грек улыбнулся и сказал:

— Я Спирос Петракос, как вы уже, несомненно, знаете. Хорошо долетели?

Кросс пожал плечами.

— Конечно. Как мило с вашей стороны, что вы нас встретили, сэр. “Ни черта не мило”, — тут же подумал Кросс. Это было частью работы и, несмотря на очевидную дружбу между Петракосом и Хьюзом, греку, вероятнее всего, хорошо заплатили за трогательную встречу в аэропорту, за поездку и все остальное.

Говорил Хьюз:

— Спирос и я вместе воевали против немцев на Крите во время войны. Там были в основном британские военнослужащие, но я получил специальное назначение на Крит. Там я был ранен и провел четыре месяца. Мы поддерживали связь друг с другом и после войны, но это первый раз, как мы встретились... э-э... за много лет.

— Для тебя, Дарвин, годы прошли благополучно, — произнес Петракос с искренностью. — Кажется, что кроме седых волос они тебе больше ничего не оставили. А вот я... — и Петракос похлопал себя по огромному животу и засмеялся.

Хьюз тряхнул головой и засмеялся.

— Все готово, — продолжал Петракос, — самолет для перелета границы и условия для ее пересечения. Но я хотел бы вас предостеречь. Я кое-что узнал. Ходили упорные слухи о том, что в скором будущем террористы готовят крупную операцию в том месте, куда вы идете. Пока больше никакой информации. Я прилагаю много усилий, чтобы узнать больше. Ничего. Если этот нос ничего не может узнать, — он потрогал указательным пальцем правую ноздрю своего сломанного носа, — то это значит, что готовится что-то большое.

Петракос посмотрел на Кросса и Бэбкока и, как будто объясняя, сказал:

— После войны с Германией было трудно отказываться от старых привычек, которыми жил. Я стал заниматься контрабандой, чтобы поддержать свою семью.

— Кстати, как твоя дочь?

— Две недели назад она снова сделала меня дедушкой.

Хьюз засмеялся.

— Я не должен был спрашивать.

Петракос снова подхватил тему своего монолога:

— И сейчас я остаюсь контрабандистом уже много лет просто для того, чтобы... какое у вас есть подходящее выражение?

— Держать руку на пульсе или нос по ветру, — предположил Бэбкок.

— Да. Совершенно верно, мой черный друг! Если вы не занимаетесь контрабандой оружия и наркотиков, то этот бизнес уже не приносит прибыли. Но... можете назвать меня сентиментальным, но это все позволяет мне чувствовать пульс жизни. И кажется, что чем серьезней операция, тем меньше разведывательной информации может быть собрано о ней. Таким образом, — он снова потрогал свой нос, — какое бы дело ни произошло, оно действительно будет очень крупным.

— Надеюсь, мы положим ему конец до того, как оно произойдет, — серьезно сказал Хьюз.

— Пресечем его в корне, как говорят, — сказал Кросс, а потом прикурил сигарету и улыбнулся.

Солнце только взошло, когда “Кадиллак” прибыл в пункт назначения, и они вышли на бетонное покрытие аэродрома. Было холодно и немного сыро. Кросс постарался поплотнее запахнуть свою кожаную куртку.

Самолет, единственный стоявший на рулежной полосе, был “Боинг-1000”, издалека казавшийся стареньким, но хорошо ухоженным. Как раз в тот момент, когда Кросс смотрел на него, обороты двигателей увеличились.

— Друзья мои, я знаю человека, у которого приобрели этот самолет.

— У маленькой старенькой леди из Пасадены? — спросил Кросс.

— Это шутка, молодой человек? — живот Петракоса запрыгал от смеха. Взгляд Хьюза метнул молнии. Кросс пожал плечами.

— Ну что, все погрузили на борт, Спирос? — спросил Хьюз.

— Да. Все, Дарвин.

Кросс наблюдал, как “Кадиллак”, неуклюже развернувшись, направился к открытому ангару в дальнем конце аэродрома. Хьюз и Петракос все еще разговаривали. Спустя некоторое время “Кадиллак” исчез в ангаре, а потом оттуда появился шофер с чемоданчиком типа “атташе-кейс” в правой руке. Кросс предположил, что это ставший популярным последнее время чемоданчик с встроенным в него автоматом. Это, вероятно, единственная причина, почему телохранитель-левша нес его в правой руке.

Эйб занервничал. Он снова был на чужой земле — безоружный и уязвимый. Во время трансатлантического рейса он заставил себя уснуть, но сон был прерывистый, наполненный кошмарами, и после сна он чувствовал себя более уставшим, чем до него. Кросс снова посмотрел на “Боинг”. На его борту, если Спирос Петракос не юлит, уже находится их оружие и снаряжение. Он чувствовал бы себя лучше, если бы имел оружие, хотя одинокий вооруженный человек, даже с тремя друзьями, что он мог сделать? Он задавал себе этот вопрос с самого начала подготовки миссии. Может тот, кто задумывал это, изначально запланировал и невыполнимость этой операции? И был ли шанс, если не выжить, то хотя бы достичь успеха?

Хьюз, Бэбкок и Файнберг были лучшими людьми из тех, с кем ему приходилось работать. Он поймал себя на мысли, что считает их своими друзьями. Но будут ли лучшие достаточно хорошими?

Хьюз пошел к самолету. Кросс последовал за ним в ногу. По-видимому, существовал лишь один способ узнать, будут ли они достаточно хорошими.

Поднявшись на борт самолета, Хьюз попросил раскрыть все ящики, в которых было их оружие. Петракос с радостью согласился, и его водитель стал доставать ящики из грузового отсека. Потом Петракос дал команду — на этот раз по-итальянски — и летчик начал выруливать на взлетную полосу. Солнце уже полностью взошло. Огромный желтый шар, казалось, истекал кровью, передвигаясь по небу.

Хьюз принялся открывать ящики. Кросс, помогая ему, старался скрыть непреодолимое желание снова почувствовать себя вооруженным. У него вспотели ладони. Файнберг взял свой офицерский “Кольт” сорок пятого калибра. Бэбкок — “Вальтер”. Кросс достал дубликат “смит-и-вессона”. Впервые они все увидели пистолет, который выбрал Хьюз. Во время тренировок Хьюз стрелял только из “Беретты”, и Кросс предполагал, что дубликат боевого комплекта Хьюз закажет в Турции на такой случай, который и произошел с ним, когда он заменил Файнберга.

Пистолет Хьюза был “Вальтер П-38”. Очевидно, заметив интерес Кросса, он посмотрел на него поверх ящиков и сказал:

— Я зацепил эту вещичку еще во время войны. Отличное оружие. — И он улыбнулся, стал разбирать пистолет, прежде чем зарядить его.

Когда “Боинг” начал снижаться, Кросс разглядел на северо-востоке гору Арарат. Когда-то организовывались экспедиции, целью которых была попытка доказать, что Арарат именно та точка земной суши, на которую высадился Ной со своего ковчега после того, как Господь смягчил свой гнев и великий потоп пошел на убыль. И ему пришло в голову, что путешествовать здесь, рискуя своей жизнью, было бы более стоящим делом, если бы они преследовали подобную научную цель.

Кросс никогда не верил концепции Святого воинства. Идти воевать и говорить, что Бог только на нашей стороне, было бы крайней степенью самоуверенности; говорить, что Бог благоволит только нашей церкви или автокефалии, было бы слишком тщеславно. Взять человеческую жизнь именем Бога — высшая степень безрассудства.

Гора Арарат стала едва видимой, а потом совсем исчезла из поля зрения.

Если бы ветер дул справа, Кросс мог бы плюнуть в Иран. Ветер был сильный, но не справа. Самолет приземлился на таком пятачке, каких Кросс еще не видел. Высокое плато, продуваемое ветрами и иссеченное снегами, огромный гранитный зуб, врезающийся в серое небо. И вокруг только горы, покрытые толстым слоем снега. Сама посадка была из тех, после которой испытываешь искреннее желание пойти и поцеловать летчика. Кросс улыбнулся. Он был не из таких людей.

На этой площадке была хижина. “Временная, — подумал Кросс, — но достаточно теплая для керосиновых нагревателей”. Здесь Кросс, Хьюз и Бэбкок переоделись в обмундирование для ведения боевых действий в холодное время: нижнее белье с подогревом, черные комбинезоны, чернью под горло свитеры, горные боевые ботинки. Там прошел их последний брифинг.

— Эти листки обработаны специальным составом и сгорают дотла почти мгновенно, как только их коснется огонь. Поэтому, Кросс, держись от них подальше, когда куришь, — начал Хьюз, разматывая карты и чертежи из пластиковых труб. — Они были доставлены сюда в дипломатической сумке, если можно так выразиться. Если кто-либо посторонний прикоснется к ним, все мы будем в глубокой каке, мальчики.

Первый лист был топографической картой местности, на которой они сейчас находились, и в дальнем ее углу была обозначена гора Арарат.

— Мы входим в Иран здесь, — в качестве указки Хьюз использовал свой перочинный ножик. — Это приблизительно в двух километрах от места, где мы находимся сейчас, — он посмотрел на часы, с которыми не расставался, “Ролекс”, как у Кросса. — Через двадцать минут мы выступаем. Я добавил нам еще десять минут на неблагоприятные погодные условия. Снаружи минус тридцать с ветром. Это чудный день для этих мест в такое время года. В любом случае, так как мы пересекаем границу, то мы должны учитывать возможность наличия приграничных патрулей, но все же надеюсь с ними не столкнуться. Потом мы связываемся с нашими проводниками из организации “Народный Муджахедин”. А затем, если реальная ситуация не заставит действовать иначе, мы продвигаемся на север — северо-восток до этой точки. Это почти граница Армении, — его руки двигались над картой, как над столом для спиритических сеансов.

Хьюз столкнул верхний лист на пол. Следующий продолжал первый, охватывая северо-западную часть Ирана между Каспийским морем и Ираком.

— Мы будем продвигаться вдоль границы с Арменией почти до сих пор. Это городок с названием Язфул, расположенный на самой границе. Скорее деревня на берегу моря. Поэтому я думаю, что гостиница не очень дорогая, — он улыбнулся. — Здесь нас ждет лодка, на которой мы пойдем вдоль берега. Если мы уйдем слишком далеко в море, мы встретим советские пограничные катера. Помните, что мы будем как бы между двумя огнями: Арменией и Туркменской Советской Социалистической Республикой.

— Я вырос в окружении плохих соседей, — мягко сказал Бэбкок.

— Но не таких, как эти. Не таких, — Хьюз снова поменял карту. Опять продолжение. На этот раз была изображена территория от Тегерана, в левом углу, до горы Эль Бурс в верхнем правом. — Мы оставим лодку и продолжим путь верхом на лошадях до нашей цели. Мы запросто можем встретить советский патруль, якобы случайно сбившийся с пути и попавший на территорию Ирана. Террористы из “Международного Джихада” имеют собственный патруль в непосредственной близости к горе Дизан. У нас есть дубликат этих карт в маленьких самоликвидирующихся контейнерах. Если будет казаться, что смерть неминуема, воспользуйтесь самоликвидаторами, и ваши дубликаты превратятся в пепел. Если в силу обстоятельств придется уничтожить все карты, мы все равно сможем продолжать выполнение нашей миссии, так как я это все запомнил. А это значит, что если что-то нарушит наши планы, и я буду не в состоянии покончить с собой, — обе его брови поднялись, когда он пристально посмотрел на Бэбкока, а потом дальше, на Кросса, — один из вас убьет меня. Информация, содержащаяся в этих картах, может быть чрезвычайно опасной, если попадет в руки врага.

Хьюз сбросил лист на пол. Под ним был еще один — сеть тоннелей и пещер горы Дизан. По этой схеме Кросс определил, что никто не входил и не выходил оттуда; по крайней мере, кто не был террористом.

И снова заговорил Хьюз:

— Я сказал вам, что никто не сообщал нам о внутреннем строении оплота террористов в горе Дизан. Никаких подробностей. Это до сих пор остается тайной. Если нам улыбнется удача, мы будем первыми. Схема, которая лежит перед вами, была получена с помощью удивительно интересных научных методов, которые нас не касаются. Спутники, компьютеры, геологические данные и, надеюсь, не очень много фантазии. Прошу вас воспринимать эту схему как общий, без подробных описаний, путеводитель. Когда мы попадем туда, то подробности будем выяснять на месте. Эту схему, а она единственная, необходимо запомнить во всех подробностях до того, как мы достигнем цели. Информация об этой схеме не должна ни к кому попасть. В случае, если ваше беспомощное состояние позволит захватить вас живыми, русские смогут додуматься, каким образом была составлена эта схема. Они поймут, что наши иранские друзья не могли сделать ее из-за низкого уровня технической базы.

Хьюз сбросил на пол последний лист и вынул из кармана пузырек, похожий на упаковку обычного аспирина. Он открыл его и высыпал содержимое. Три капсулы.

— Где бы вы ни были, вы всегда должны иметь это при себе. На случай, если вы лишитесь оружия, у вас останется другое. И “другое оружие” — эти капсулы. Это ваше последнее средство защиты, лишающее их пропагандистской победы и многих часов нездорового наслаждения, когда они будут заставлять вас говорить такие вещи, которых вы даже не должны помнить. Вообще забыть. Вы кладете это на коренные зубы и сильно кусаете. Извините, что не демонстрирую. Если вы сделаете все правильно, то в течение шести секунд вы умрете. А я знаю, как оно срабатывает. Вам придется поверить, что я знаю. Я сам их изготовил. Есть вопросы?

Вопросов не было.

Хьюз снова посмотрел на часы.

— У нас еще десять минут. Поэтому причешитесь, сделайте пи-пи или еще что-нибудь. После этого мы выходим.

Хьюз подобрал листы, свернул их и, не одевшись, так как был сильно взволнован, вышел. Дверь осталась открытой, и Кросс видел, как тот поджег бумагу. Казалось, что она испарилась.

“Аляски”[5], одетые на них, были сверху закрыты белыми маскировочными халатами. Все оружие — пулеметы и винтовки — находились в белых чехлах и были прикреплены к рюкзакам. Личное оружие размещалось под маскировочными халатами. Только автоматы были наготове на случай необходимости немедленного применения. Батарейки, вынутые из прицелов, и сама оптика были спрятаны поближе к телу и ждали своего часа.

Снегоступы или кроссовые лыжи были здесь единственным средством передвижения. Выбор пал на лыжи, потому что на них можно было быстрее перемещаться.

Хьюз остановил их беззвучным сигналом и оглянулся. Кросс в ответ кивнул. Бэбкок сделал то же самое.

Они вошли в Иран.

Они двигались гуськом вдоль покрытого снегом гранитного гребня. В сером небе завывал ветер, по небу перемещались облака, тяжело груженные снегом, которого и так было много вокруг. Лицо Кросса замерзло — несмотря на шапочку, из которой виднелись только губы, ноздри и очки, защищавшие глаза от острых осколков льда, несомых ветром прямо в лицо. Правой рукой он сжимал ложе автомата.

Эйб принял руководство группой, когда они вошли на территорию Ирана. Кросс считал эту формальность глупой, так как Хьюз лучше, чем кто-либо из них разбирался в здешней географии. Но Хьюз шел примерно в десяти метрах от него, и Кросс предполагал, что если он поведет группу не в том направлении. — Хьюз немедленно исправит его.

Последним в этой маленькой колонне был Бэбкок.

Кросс доверял способностям обоих напарников как своим собственным, а что касается Хьюза, то больше, чем своим.

Они опоздали на встречу с отрядом “Народного Муджахедина”, и Кросс решил, что они пойдут дальше места встречи, которое было определено, чтобы, по возможности, перехватить их.

Кросс решил, что если в течение часа они не встретят партизан, то значит народные муджахедины не придут. Тогда он найдет самый короткий маршрут из Ирана, минуя Армению. Еще он решил, что найдет бутылку виски и хорошенько выпьет.

Кросс откатил рукав парки и маскировочного халата и посмотрел на циферблат “Ролекса”. Стекло мгновенно запотело от перемены температуры. Он протер его перчаткой. Сорок пять минут из отведенного на переход часа уже прошло. Эйб беззвучно выругался. Дыхание превращалось в пар у самых губ.

Гряда, вдоль которой они шли, окаймляла долину. Когда Кросс посмотрел вниз, дно долины показалось невероятно, глубоко внизу. Скалы, не покрытые снегом, были одного цвета с серым небом. Он продолжал идти.

Как пианист, он всегда гордился своим почти абсолютным слухом. Не один раз еще в колледже он садился за только что настроенный для концерта рояль и говорил, что он неточно настроен. После проверки оказывалось, что он прав.

Его слух оставался исключительным несмотря на огромное количество выстрелов, произведенных им за эти годы. А когда он работал на задворках мира во время службы в спецвойсках, он научился слушать ритмы окружавшей его среды также, как когда-то слушал расстроенный рояль.

И сейчас эти ритмы каким-то образом изменились. Кросс поднял левую руку, просигналив остановку. Правая рука была на автомате. Он скомандовал укрыться и не подумал даже посмотреть назад, так, как знал, что его поняли и сделали все как нужно. Недалеко от Кросса была У-образная расщелина, расположенная между двумя огромными кусками гранита, и он бросился туда, на ходу снимая автомат с предохранителя. Значительным преимуществом его “Эйч-Кей” было то, что с ним можно было передвигаться, имея патрон в патроннике, если этого требовала тактическая обстановка, и он всегда был готов произвести мгновенно первый выстрел без предательского звука передергиваемого затвора.

Приклад, он не трогал, но был готов в любой момент выдвинуть его.

Теперь звук стал более отчетливым. Это был звук движущихся вооруженных людей. Кросс на мгновение оглянулся. Вдоль гряды не было видно ни Хьюза, ни Бэбкока. Все выполнено должным образом.

Звуки стали еще отчетливее. Кроссу показалось, что он слышит сдавленный шепот. Если это маленький отряд, он будет действовать, как было отрепетировано: подождет, пока пройдет последний человек, и, если понадобится, откроет огонь.

Если это был отряд противника, двигавшийся в метрах тридцати впереди вдоль гряды, Кросс искренне надеялся, что остальные находятся достаточно далеко. Чем дальше, тем лучше.

Кросс ждал.

Бряцание оружия стало громче на фоне звуков дыхания и хруста сминаемого снега.

Палец Кросса был на предохранительной дужке спускового крючка, когда он увидел первого человека, одетого в белый маскировочный халат, с автоматом под мышкой, который он держал за пистолетную рукоятку.

Это могло кончиться очень плохо и очень быстро. И он принял решение.

Кросс выкрикнул условную фразу в холодный воздух между ним и первым человеком:

— Свобода или смерть!

Человек резко повернулся в его сторону, ствол автомата взвился вверх, но голос из конца колонны отозвался:

— Смерть раньше бесчестия!

Кросс бессознательно глубже втиснулся в У-образную щель скалы, откинул приклад, и палец переместился внутрь предохранительной скобы, на спусковой крючок.

Это была реакция на выживание, и он удивился, что она у него еще сохранилась. И эта мысль принесла ему облегчение.

После слишком затянувшейся паузы Кросс выкрикнул следующую фразу пароля:

— Мы пришли сделать то, что должно быть сделано.

Тишина. Оставшиеся бойцы отряда появились из-за скалы, за которой он нашел укрытие. Кросс бросил взгляд вправо и назад вдоль гряды. Он видел теперь Бэбкока и Хьюза. Их автоматы были готовы отражать атаку.

Самый маленький из отряда “Народный Муджахедин” пробирался по снегу к Кроссу.

— Ты сильно рискуешь, американец.

Это был голос женщины. Рукой в перчатке был отброшен капюшон парки, очки сдвинуты вниз на шею, лыжная темно-синяя шапочка открыла лицо. Чернью волосы волнами рассыпались по ее плечам. Она была красива. Молодая.

— Меня зовут Ирания, — сказала она чувственным голосом.

Кросс откинулся на скалу, палец поставил автомат на предохранитель.

Американцы узнали, что снежная лавина перекрыла дорогу, по которой должен был ехать отряд “Народного Муджахедина”, поэтому пришлось идти пешком, и произошла задержка. Хотя никто из партизан не говорил по-английски так правильно или с таким красивым акцентом, как женщина Ирания, тем не менее все говорили достаточно свободно. Теперь они все шли парами по следам к машине, оставленной под охраной у того места, где дорога стала для нее непроходимой.

Кросс шел рядом с женщиной. Она была командиром группы.

Немного погодя, Кросс спросил:

— Почему тебя назвали Ирания?

— Мои родители были большими патриотами, — ответила она, — Мы жили в Англии и они захотели, чтобы я всегда помнила, откуда я. И вот я Ирания. Как зовут тебя?

— Эйб Кросс.

— Как ты узнал, что мы те, кто есть?

— Ты имеешь ввиду — до того, как я сказал пароль?

— Да, — кивнула она.

— По следам вашего человека, который шел в авангарде. Он не оставлял никакого рисунка, а значит обувь была сильно изношена.

— Но правительственные войска тоже носят поношенную обувь. Война с Ираком не оставляет денег в военном бюджете ни на что, кроме оружия, боеприпасов и топлива.

— Да, но это очень далеко от Ирака, а “Джи-3” у вашего человека оказалась совсем новой. Новое лучшее оружие не выдается замыкающим. И, возвращаясь к ботинкам: на них нет каблуков. На ботинки, которые носят в иранской армии, нельзя набить каблуки, как это делают в армии США, поэтому каблуки нельзя оторвать. Счастливая догадка, — добавил он.

— Вы или очень умный, или очень удачливый. Правда.

— Умный, но и скромный. Что делает в этой войне с плохими парнями такая красивая девушка, как вы?

Она почти остановилась. Кросс почувствовал ее руку у своего локтя, но потом она ускорила шаг.

— Вы имеете представление о том, что такое жизнь современной женщины в Иране?

— С накидками с головы до пят, которые вас заставляют носить религиозные лидеры? Это помогает сэкономить на гардеробе?

— Это чадра. Но это не просто тело и лицо, которые нужно прятать согласно декретам аятоллы Хомейни. Это также интеллект. Душа. Если бы я была мужчиной, может, и не пошла бы воевать. Как женщина я не имею выбора. А теперь нам нужно идти тихо. В этом районе бывают правительственные патрули. Мы никого не видели, но это ничего не значит.

Кросс решил, что так она намекнула ему заткнуться, потому что она, наверное, рассердилась на него. Или он ей понравился. А может и то, и другое.

Глава 16

Уорен Карлисс открыл в здании посольства США такие места, которые не предполагалось не только снимать, но которые он не должен был даже посещать. Он попал туда, свернув по коридору не в ту сторону, и почти нос к носу столкнулся с морскими пехотинцами, вооруженными пистолетами и штурмовыми автоматическими винтовками. Второй морской пехотинец вызвал сюда Хелен, и она строго посмотрела на него.

— Вам придется читать указатели и строго выполнять их требования. Если здесь сказано “Проход воспрещен”, то это значит — проход воспрещен, Уорен.

Он извинился перед ней и морскими пехотинцами, но они продолжали подозрительно смотреть на него, когда он оглянулся, уходя за Хелен из запрещенного коридора.

Исходя из специфики работы посольства, ему запретили привести с собой персонал для проверки места съемок, проведения светометрической корректировки, отработки ракурсов съемки, которые обычно предшествуют такой работе. Ему разрешили взять только одного помощника. Макс Ландерс был сейчас в другой части здания, и Уорен уже час его не видел. Хелен и Уорен вышли из коридора, и он сказал ей:

— Спасибо, что ты взяла меня на поруки.

— Ты должен внимательно следить за указателями. Это серьезно.

— Я просто пытался найти посольский буфет. Мы хотим кратко снять процесс приготовления обеда.

— Это в другом крыле здания, — сказала она и улыбнулась.

— Подожди, посмотри сюда, — Уорен достал из внутреннего кармана спортивной кожаной куртки план посольства, который она дала ему.

Он показал на буфет и кухню, обозначенные в конце коридора в задней части здания.

— Уорен! — Хелен взяла из его рук план и повернула на девяносто градусов. Покрытым розовым лаком ноготком она показала. — Ты не сориентировался в плане, Уорен. Эти две лестничные клетки одинаковые. Ты пришел сюда, в запретное крыло. Если бы ты спустился сюда, то попал бы как раз туда, куда хотел.

Они находились на первой площадке лестницы, изображенной на плане.

— Вот сюда, — добавила она, еще раз улыбнувшись ему.

Он обнял ее за талию и привлек к себе.

— Я сейчас именно там, где хочу быть.

Она быстро посмотрела направо и налево и, прильнув к нему, легко поцеловала его в губы.

— Но если тебя снова занесет сюда, пехотинцам это ничуть не понравится. В эти дни мы придаем большое значение безопасности посольства, и особенно в этой части мира, даже в такой надежной союзной стране, как Израиль. Как насчет чашечки кофе у меня в кабинете, а?

— Согласен, — улыбнулся он и пошел за ней вверх по лестнице, снимая куртку. Было ужасно жарко.

Возле скалы Кросс очень здорово рисковал, но все прошло благополучно. Наверное, Бэбкок в подобных обстоятельствах сделал бы то же самое. Когда твоя группа не осталась ждать встречи в заранее обусловленном месте, а отряд “Народных Муджахединов” мог ожидать засады на любом повороте дороги, только быстрые действия смогли разрядить опасную обстановку, результатом которой могла стать перестрелка. Он решил, что подпольная работа в тылу врага никогда не была ему по вкусу. Когда встречаешься с местными силами на неприятельской стороне, всегда приятнее осознавать, что в них можно стрелять.

Бэбкок знал, что работа с сопротивлением или партизанами часто является основой тайных операций, но это все равно заставляло его содрогаться.

Он не верил ни одной организации, название которой начиналось со слова “народный”, потому что это слово неизменно означало каких-то других людей, а не его самого. Но подпольная работа против аятоллы Хомейни приветствовалась независимо от того, под каким названием она велась.

Бэбкок думал о том, что вряд ли он испытывает к этим партизанам симпатию или сочувствие, потому что, скорее всего, многие из молодых людей, переполняющих сейчас отряды “Народного Муджахедина”, были тогда среди миллионов тех, кто с распростертыми объятиями встречал Хомейни, возвратившегося из Франции.

Кросс как-то вечером сказал, что Хомейни должны были убить до того, как он покинет Францию. Однако история часто повторяется. Бэбкок помнил, как его родители говорили о молодом бородатом революционере по имени Кастро, который собирался освободить Кубу. Они показывали Люису газетные фотографии шального актера кино Эррола Флинна, который был ранен во время одного из боев и который хотел помочь Кастро прийти к власти и сбросить Батисту. Этот актер, его собственные родители и миллионы американцев были одурачены. Освободитель оказался лишь замаскированным диктатором. Лекарство оказалось не лучше самой болезни.

Бэбкок освободил пальцы из перчаток и пригнул их к ладоням, чтобы согреться. Кончики пальцев окоченели. Правая рука все еще сжимала рукоятку автомата.

Бэбкок подумал, что Хьюз, Кросс и сам он составляют странное трио. Хьюз действительно по возрасту годился любому из них в отцы. И иногда Хьюз напоминал ему своего отца — всегда улыбается, но всегда строг. И всегда прав.

Люис вспомнил своего отца сидящим у телевизора. Он смотрел последние известия, иногда вставляя замечания:

— Этот доктор Кинг[6]... Когда-нибудь, не дай Бог, они точно убьют его.

Бэбкок очень хорошо помнил те дни. Мать не выпускала их с сестрой на улицу даже когда надо было сбегать за молоком. Отца призвали в Национальную гвардию. Бэбкок помнил, как к ним домой пришел брат матери. Дядя Джо был полицейским. Он расстегнул ветровку, а за поясом брюк были вставлены два пистолета. Он взял один из них. Это было первый раз, когда Люис видел пистолет ближе, чем в кобуре полицейского. Дядя Джо отдал пистолет его матери со словами:

— Тебе это может понадобиться, Элоиза. А это патроны к нему. А вот так эта штука заряжается.

Дядя Джо больше не вернулся в их дом и не забрал пистолет. Дядя Джо погиб во время беспорядков. Он вошел в дом, потому что услышал плач ребенка. Но как потом выяснилось, плач доносился из оставленного включенным телевизора. Дядя Джо был потом упомянут в приказе по министерству. Бэбкок хранил оружие дяди Джо. Спустя годы выяснилось, что это был его служебный пистолет, который ему выдали двадцать лет назад, когда он пришел в полицию.

Бэбкок помнил, как в день похорон отец сказал ему и его сестре: “Ваша мама плачет, потому что дядя Джо был ее братом. Но она плачет еще и потому, что дядя Джо был хорошим человеком. А каждый раз, когда умирает хороший человек, весь мир становится немного хуже. Запомните это, Люис, Мэри Бет”. Он и его сестра пообещали, что будут помнить это. Мэри Бет работала учителем в школе. Но потом поняла, где от нее может быть больше пользы и пошла служить в полицию, как дядя Джо. Он, Люис Бэбкок, учился на юриста и решил, что тоже сможет сделать больше в память о дяде Джо и других таких как он, постаравшись искоренять зло, терзающее мир.

И вот он здесь. И он улыбнулся собственной мысли. Дядя Джо гордился бы им. Но дядя Джо назвал бы его дураком, так же, как он обзывал сам себя, когда поздно ночью ему удавалось подслушать обрывки разговоров взрослых.

Бэбкок подумал повернуться к молчаливому иранцу, шедшему рядом, и сказать: “Я дурак, но это нормально”.

Но потом решил не делать этого. Либо иранец уже знал это, потому что сам был дураком, либо он не понял бы идеи. Но в любом случае об этом не стоило говорить.

Глава 17

Движение вдоль армянской границы было сопряжено с известным риском. Советские, логичнее всего, тщательно ее охраняют. И еще было известно, что русские никогда не уважали религиозные границы.

На закате дня объединенная группа заметила самолет без опознавательных знаков.

— Проклятье! — Кросс напрягся, крикнув водителю. — Останови машину! Немедленно! — Он уже выскочил из машины и в оптический прицел рассматривал гряду облаков, в которой скрылся самолет. Кросс все еще слышал его.

В следующее мгновение Хьюз уже стоял рядом с ним.

— Если без опознавательных знаков, значит советский. Если бы был иранский, то бессмысленно летать без знаков.

— Конечно. Проклятье!

Самолет вынырнул из облаков и стал приближаться к ним, описывая в воздухе круг. Он летел на слишком большой высоте, чтобы можно было достать его из обычного стрелкового оружия.

— Ирания, скажи ей, чтобы махала руками. Пусть выходит из машины и машет.

Кросс бросил автомат в “лендровер”.

— Ирания, скажи всем, чтобы вышли без оружия. Быстрее!

Он с напряжением искал опознавательные знаки на одномоторном самолете. Кросс слышал, как Хьюз говорил:

— Ирания, выходи! И ты тоже. Бэбкок, выгоняй всех махать! Оружие спрячьте!

Кросс не имел ни малейшего представления, что еще делать. В том, чтобы махать самолету, как толпа олухов, всегда был шанс ослабить подозрение. Весьма отдаленный шанс.

Кросс тоже начал махать. Самолет лег на левое крыло и, закончив круг, улетел на северо-восток.

— Черт побери, армянский! Теперь к нам на ужин наверняка пожалует Иван! — Кросс ударил кулаком по крыше “лендровера”, сбив снег.

Ирания подошла к нему.

— Он все сообщит по радио. Если бы даже он летел достаточно низко, и мы бы его сбили, то добра от этого не было бы.

— Я это знаю, — прошептал Кросс. — Как ты думаешь, сколько в нашем распоряжении времени? Минимум и максимум. И где они могут нам нанести удар, а где можем мы? — только теперь он понял, что крепко держит ее за руки, и от того, как они напряглись, понял, что причинил ей боль.

Но она молчала. Потом она сказала:

— Мы пойдем вдоль реки Карех до того места, где она раздваивается. За ней, в Армении, у советских есть крупная база. Спецназ — их специальные войска. Говорят, что эти солдаты находятся там на случай необходимости вторжения в Иран. Из этой точки спецназовцы могут быстро отрезать северо-восточную часть страны.

— Чудесно, — сказал Кросс. — Где они будут переходить границу, если захотят нас перехватить, избежав контроль со стороны иранской армии?

Она поискала под курткой и достала карту. Очистив капот от снега, она расстелила карту.

— Здесь. Я думаю, что у верховья реки, потому что за ней пролегает хорошая дорога, которой они могут с успехом воспользоваться. Они не будут рисковать и вторгаться по воздуху. Одно дело — одномоторный самолет-наблюдатель, а другое — военные вертолеты.

Кросс закурил. Хьюз и Бэбкок стали по бокам от него.

— У нас есть два варианта — дождаться их или двинуться им навстречу. Мы не знаем, какими силами они войдут и, если Ирания права, то они не вторгнутся по воздуху. Выходит, если мы их перехватим, то преимущество будет на нашей стороне. Тогда у нас есть шанс.

Хьюз кивнул.

— Согласен. Хотя я сомневаюсь, что дома кто-либо будет в восторге от нашей драки с регулярными войсками русских. Но с другой стороны, если они войдут в Иран, на них не будет знаков различия. Поэтому, откуда мы знаем, что это русские? — он улыбнулся.

— Да, точно, — согласился Бэбкок. — Теперь встает вопрос о боеприпасах и взрывчатке. Если сейчас мы израсходуем их слишком много, то в дальнейшем нам может не хватить их для выполнения нашего задания.

— Правильно, — кивнул Хьюз.

Кросс посмотрел на Иранию. Его уже начал донимать холод.

— Сможем ли мы пополнить боеприпасы еще до встречи с другими отрядами вашего движения?

— Это будет возможно только после того, как мы пересечем Каспийское море. И тогда боеприпасов будет в достаточном количестве. А что ты задумал?

— Те боеприпасы, с которыми мы пришли, специальные и рассчитаны на применение в последней точке нашего пути. А вообще ваши и наши автоматы одинаковые. Если бы мы могли сейчас воспользоваться вашими патронами...

— Да, мы сможем их пополнить. А вот что касается взрывчатки, то это вопрос.

— Если мы все сделаем правильно, — сказал Хьюз, — мы можем обойтись минимальным количеством взрывчатки. Какое чудное здесь место, не правда ли? — Хьюз набрал полную ладонь снега и наблюдал, как он просыпается сквозь пальцы.

Когда они снова поехали, Ирания была за рулем. Кросс сидел рядом с ней. Хьюз и Бэбкок — на заднем сиденье. Ирания кратко рассказывала им о местности, по которой они проезжали.

Ирания продолжала вести машину на максимальной скорости, какую только позволяла держать дорога. А дорога, если это можно было назвать таковой, была очень опасной. Но время сейчас решало буквально все.

Хьюз объявил, что условия подходящие.

Самая северная вершина из двух, стоявших по обе стороны реки Карех, была похожа на наконечник копья, воткнувшегося в серое утреннее небо. Они проехали всю ночь, повторяя изгибы дороги. Когда Кросс не вел машину, он заставлял себя поспать. Доехав до реки, они столкнулись с проблемой, как пересечь ее. Кросс объявил пятнадцатиминутный привал для завтрака, а сам размышлял над создавшейся ситуацией.

Наполовину съев консервированный омлет, Бэбкок сказал:

— Вон там река сужается. Если бы мы смогли протянуть канат, то можно было бы переправиться. Я думаю, что смог бы переплыть реку и сделать это.

— И умереть от холода, — сказал ему Хьюз.

— Нет, до этого бы дело не дошло. Я хорошо плаваю. А поток здесь не кажется очень сильным. Я взял бы с собой вещи в водонепроницаемом контейнере. А потом бы развел костер на противоположном берегу под теми скалами. А вы смогли бы переправиться вслед за мной.

Кросс встал и подошел к “лендроверу”. Берег был в двухстах метрах отсюда, но рокот реки слышался здесь хорошо. Он взял полевой бинокль и просмотрел реку до того места, на которое указал Бэбкок. Он подумал, что это действительно можно сделать.

Кросс видел быстрины и похуже и не раз переходил их, когда учился в колледже, и после, во время военной подготовки. Но никогда не переплывал. Поток казался не очень быстрым.

Он вернулся к Хьюзу, Бэбкоку и Ирании и сказал.

— Хорошая идея. Но выполню ее я.

— Я могу переплыть, Эйб.

Кросс посмотрел на Бэбкока:

— Люис, в колледже у меня была небольшая травма. Если бы не она, я был бы аттестован для участия в Олимпийских играх в команде по плаванью. А ты?

Бэбкок пожал плечами.

— Это мое предложение, и я могу выполнить его.

— Ты можешь справиться со многими вещами не хуже меня, а с некоторыми — даже лучше. Но именно с этим я справлюсь лучше. Я поплыву. А потом, когда я согреюсь, вы, ребята, можете морозить свои задницы, закладывая взрывчатку. А я организую вторую фазу засады. Вот так мы все и сделаем, Лю, Дарвин.

Хьюз кивнул и поднял чашку кофе с насмешливым тостом:

— Наше здоровье!

Глава 18

Здесь когда-то был мост, и Кросс решил, что остатки пилонов, напоминавших невысокие трубы, можно использовать для крепления и поддержки каната. В костюме для плавания в холодную погоду или хотя бы с запасом сухой одежды задача была бы значительно облегчена. Шум ревущей воды был таким сильным, что не позволял ни о чем думать, и Кроссу пришлось приложить усилия, чтобы сосредоточиться. Он разделся до нижнего белья, рассматривая место переправы. Кальсоны почти не защищали от холода и будут совсем бесполезны, когда он войдет в воду.

Кросс сбросил с плеч покрывало, которое Ирания тут же подхватила. Она покраснела, когда он впервые появился без верхней одежды, в том виде, как был сейчас. Эта реакция была тем немногим, что можно было запомнить из событий последних дней.

— Как только я закреплю трос, тут же переправляйтесь, — сказал Кросс Хьюзу и Бэбкоку.

Оба кивнули, а Бэбкок сказал:

— Ну что, удачи тебе. Кросс.

— Будьте уверены.

Кросс надел на себя бухты каната.

Эйб уже дрожал от холода и не видел причин откладывать свою акцию. Он стал спускаться к воде. Ирания позвала его и сказала:

— Пожалуйста, будьте осторожны, мистер Кросс!

Он кивнул и полез вниз по крутому берегу. Когда его нога в носке коснулась воды, он невольно отдернул ее. Вода казалась холоднее, чем он когда-либо пробовал. Кросс продолжал идти, увязая в гравии и песке. Потом он влез на камень, стараясь до последней минуты избежать погружения в воду. Одной рукой он потрогал, надежно ли держится на спине водонепроницаемая сумка с клиньями и карабинами, а другой — сматывал канат верхней бухты. Здесь вода достигала голени, а скорость ее была больше, чем он предполагал.

Эйб продолжал двигаться, понимая, что в любой момент глубина может увеличиться, и ему придется погрузиться в воду и плыть, а может его разобьет вдребезги о камни, торчавшие из реки. Кросс оступился и начал падать, услышав сзади что-то похожее на вскрик Ирании, тут же заглушенный ревом воды. На берегу ждали она, Хьюз, Бэбкок и бойцы сопротивления. Оттолкнувшись, он превратил падение в прыжок в воду и поплыл. Внезапно уровень воды изменился, и он оказался на глыбе, скрытой под поверхностью. Он переполз через нее и вновь оказался на глубине. Эйб чувствовал, как разматывается канат. Он приблизился к первому пилону, борясь с потоком, пытавшимся унести его в сторону. Поблизости выступали острые куски скал. Эйб сделал неверное движение и хлебнул ледяной воды. Закашлявшись, он перестал грести. Поток тут же увлек его. Он вынырнул, заметив, что пальцы его посинели.

“Интересно, значит ли это, — подумал он, — что я замерз до смерти?” — Он уже не мог сдерживать дрожь своего тела.

Кросс ухватился за скалу, содрав кожу, и с трудом удержался. Он увидел, что Хьюз что-то сказал Люису. Кросс понял, что, если он не оторвется от пилона, то случится две вещи. Во-первых, он никогда не достигнет второго пилона прежде, чем с ним случится переохлаждение, а во-вторых, Бэбкок пойдет за ним и, возможно, погибнет в попытке спасти его. Тогда их операция не осуществится.

Кросс достал из сумки на импровизированном поясе из каната маленький молоток и зажал его зубами, стараясь как можно дольше сдержать клацанье зубов, чтобы не уронить молоток. Его правая рука так сильно дрожала, что он с трудом дотянулся к сумке с клиньями. Кросс все же достал клин, чуть не упустив его, когда закрывал сумку. Он уже не мог ясно мыслить. Сначала Эйб должен был привязать себя к пилону. Он попытался это сделать, удерживая клин и распуская канат, и снова чуть не потерял клин. Наконец он набросил петлю каната на пилон, слегка подтянув ее для надежности. Теперь клин. Ухватившись за канат, он забил его глубоко в пилон. Еще одна сумка на поясе. Ужасный холод. Он почти потерял сумку от холода. Карабин. Он открыл сумку, достал его и пристегнул к клину и за канат. Теперь петля. Он распустил петлю, и его сразу смыло с пилона. Кросс с трудом держался за канат, потому что поток воды буквально всасывал его. Канат врезался в тело. Кросса бросило на скалу и начало бить о нее.

Наконец он увидел второй пилон и устремился к нему, борясь с потоком. Дыхание было затруднено, легкие обжигало, тело замерзло. Он глотнул воды, закашлялся и выплюнул ее. Он продолжал плыть.

Вот уже и пилон. Эйб достиг его. Потоком Кросса тащило в сторону. Он ощутил под собой подводный камень и, упершись в него, сделал рывок в сторону пилона.

Вот он, пилон. Кросс обнимал его.

— Канат, — задыхаясь, произнес Кросс.

Он сделал петлю и набросил на пилон, снова слегка подтянув ее. Кросс держал в руке молоток. Он не помнил, взял его из-за пояса или нет. Но молоток был у него один. Затем клин. Эйб начал забивать его в камень, а затем пристегнул карабин к канату и зацепил за клин. Кросс освободил петлю и нацелился на берег. Он стал говорить себе, что одежда в непромокаемой сумке будет сухой и теплой, и все будет в порядке. Он продолжал плыть, разматывая канат. Если он не будет делать этого до конца, думал он, то все эти усилия будут напрасными.

Эйб Кросс продолжал плыть.

— Пятьдесят метров, — говорил он сам себе. — Это все, что осталось проплыть. — Он понимал, что обманывает себя. По крайней мере, метров сто. Он продолжал плыть, стараясь не думать о холоде.

Эйб больше не плыл, но не мог осознать этого. Его руки разматывали канат. Он падал.

Лицо Ирании склонилось над ним, ее тело прижалось к нему, и там, где оно прикасалось, ему было горячо. Он посмотрел на нее и сказал:

— Я мертв. А как же умерла ты, Ирания?

Она не ответила ему. Как приятно осознавать, что Бог правит всем небом, не разделяя его на христианский сектор, мусульманский и какие-нибудь другие. Он должен будет сказать Богу, что гордится им за это. Хороший план. И, тем не менее, ему было интересно, как же умерла Ирания. Он закрыл глаза и решил, что спросит ее об этом позже.

Кросс открыл глаза.

Небо было на заднем сиденье “лендровера”. Это было неправильно. Но Ирания находилась рядом с ним. Ее руки обнимали его, а его голова быта прижата к ее левой груди. Его губы коснулись ее тела. Оно было теплым. Жив.

— Мистер Кросс?

Он поднял голову.

— Привет.

— Вы так дрожали. Вас просто трясло, и поэтому одному из нас нужно было сделать это. Я сказала, что я сделаю. Вы мне нравитесь.

— Вы, э-э...

— Тепло тела.

— Я думал, что такое случается только в кино, — сказал он ей и начал кашлять. Он вынужден был сесть и опереться на локоть. Возле него лежала обнаженная Ирания. Все покрывала и спальные мешки лежали на них. — Спасибо. Я был, э-э... — он не знал, что ей сказать.

— Вы были молодцом, — улыбнулась она и легонько поцеловала его в лоб.

— Я не был до конца молодцом, да? — ему понравилась ее улыбка.

— Не знаю. Вам нужно одеться. Оставайтесь, пока оденусь я, а потом я вам помогу.

Она выскользнула из-под покрывала, и он сразу замерз. Эйб натянул все, что было, на себя.

— Я многого не помню, а...

— Вы добрались до берега, закрепили там канат и потеряли сознание. Черный человек, мистер Бэбкок, пошел за вами, взяв второй канат. Они сделали что-то вроде моста, и полковник Хьюз помогал ему, а мистер Бэбкок перенес вас на эту сторону, привязав к спине, — она посмотрела на часы. — Они ушли около часа назад установить взрывчатку. Русские пока не появились.

Ирания пыталась застегнуть бюстгальтер. Кросс выбрался из-под покрывал, притянул ее к себе. Голова Ирании откинулась. Губы Кросса нашли ее губы, и он крепко поцеловал ее.

Хьюз поднялся с колен. Бэбкок спускался к нему на лыжах, жестом указывая, что установил последний заряд. Хьюз стал на лыжи и пошел к краю пропасти. Взглянув вниз, в ущелье, с высоты нескольких сот метров, он с трудом разглядел реку, которая причинила им столько беспокойства. Сейчас она казалась узкой голубоватой лентой, вьющейся между двумя гранитными башнями.

Хьюза беспокоил Кросс. Вернулся ли он к жизни? Когда его раздели, он был почти мертв. Они растерли его, завернули в покрывала, но ничего не подействовало. Тогда Ирания сказала: “Я согрею его своим телом”. И она начала, не стыдясь, снимать одежду.

Дарвин завидовал Кроссу, который придет в себя в ее объятиях. Она была удивительно красивой девушкой.

Бэбкок остановился возле Хьюза.

— Я установил последние заряды. Но ты победил. Ты справился быстрее, а установил большее количество, чем я.

— Но я ведь начал заниматься этим до того, как ты родился. Может это и дало мне какие-то преимущества, — сказал Хьюз и снова посмотрел вокруг. Он увидел спрятанные “лендроверы”, невидимые снизу. Он просмотрел дорогу, повторявшую изгибы реки. Не было никаких признаков русских.

Хьюз повернулся к Бэбкоку.

— Давай уходить отсюда, Лю, — и, оттолкнувшись палками, аккуратно объехал место последнего заряда и предупредил Бэбкока, чтобы тот шел по его следам.

У них был один ключ, который по радио снизу приведет в действие один детонатор, который установил Хьюз. Остальные заряды начнут взрываться от первого по очереди, и, таким образом, веерообразно заложенные заряды обрушат вниз не только тонны снега, но и тонны скал по обе стороны реки. Если бы он мог связаться с русскими, чтобы они прибыли в нужное место и в нужное время! Было бы совсем хорошо.

Это была война против террористов, которые имели свои собственные маленькие армии, предназначенные для проведения террористических акций и убийств. Русские случайно оказались здесь, на пути группы Кросса.

“Жаль этих русских”, — подумал Хьюз.

Хьюз и Бэбкок подошли к плоской, похожей на плато, площадке, которая находилась прямо над пропастью. Хьюз стал изучать возможность спуска вниз. Склон был очень крутой и спускаться по нему на лыжах было очень опасно. Дарвин Хьюз передернул плечами, взглянул на Бэбкока и сказал:

— Я думаю, мы достаточно насмотрелись в эту пропасть. Пора и спускаться.

Глава 19

Кросс со своим автоматом, заряженным патронами, которые дали ему партизаны, в ожидании стоял за нагромождением плоских обломков скал. Казалось, что их как будто срезали с гор, которые возвышались по обе стороны ущелья и образовывали русло реки. Рядом с ним спряталась Ирания, стоя на коленях и готовая в любую минуту начать стрельбу. В своих крошечных кулачках она держала автомат.

— Мы планировали подъехать на машинах за километр до гряды, а оттуда пешком добраться до места встречи. Но потом, когда дорога оказалась перекрытой, мы были вынуждены оставить машины дальше. Мы не взяли с собой ни снегоступов, ни лыж. Не подумали, что в них возникнет необходимость, — в таком духе Ирания щебетала, рассказывая о задании и обо всем остальном, кроме того, что произошло в “лендровере”.

— Почему ты поцеловал меня?

Кросс посмотрел на Иранию, забыв, что она все это время находилась рядом с ним.

— Я хотел. Очень хотел. Ты, казалось, тоже. Не так ли?

— Да.

Он уже готов был продолжить разговор, но молчаливый мужчина, который шел впереди группы Ирании, окликнул его и произнес громким шепотом: “Они идут. Русские. Я вижу их”.

Кросс посмотрел на скалы. Теперь он тоже видел русских, которые находились пока еще на большом расстоянии. Их бронетранспортеры медленно продвигались по покрытой снегом дороге, извивавшейся между скал. На всех трех бронетранспортерах сидели люди.

Он посмотрел на часы. Хьюза нет. Бэбкока тоже. И нет устройства для дистанционного подрыва зарядов.

— Черт, — прошипел Эйб.

Кросс взял бинокль и стал просматривать противоположный берег реки. Там не было никаких признаков присутствия Хьюза и Бэбкока.

— У меня неправильно идут часы? Или в чем дело? Они уже должны были вернуться. Так?

— Да. Уже пора. Я могу послать человека.

— Нет.

Кросс пытался думать, обведя взглядом местность ниже занятой ими позиции. Ирания, еще одна женщина, четыре бойца “Муджахедина” и он. Итак, семь человек. Эйб улыбнулся: “Где же хотя бы один герой кинобоевиков?”

— Хорошо. Ты, Мара и еще один человек, тот маленький, оставайтесь здесь. Я иду вниз с тремя. Мы переходим к плану “Б”, душа моя.

Кросс встал и пошел.

Они увели все три “лендровера” подальше от реки, чтобы спасти их от снежных лавин и возможного огня противника. Без транспорта им понадобится несколько дней, чтобы достичь следующего пункта, а они и так уже выбились из графика.

На том месте, где они первоначально оставляли машины, земля была ровной, почти без снега. Ветер сдувал снег за высокие камни, за которыми машины находились теперь, как в естественной крепости.

Кросс отправил вниз троих остальных, среди которых был и высокий молчун, а Ирании он объяснил, что делать дальше. Теперь он ждал. Эйб уже слышал гул мощных двигателей бронетранспортеров, скрежет их брони. Все три бронетранспортера двигались колонной вдоль берега реки, который был ровнее, чем дорога в километре от него.

План Кросса был прост: атаковать солдат, сидящих на броне и быстро отойти в естественную крепость. Русские скорее всего прибегнут к тяжелым пулеметам, установленным на бронетранспортерах, а также отправят им вдогонку солдат. И когда русские подумают, что перевес на их стороне, вот тогда Ирания и Мара начнут стрелять. Русские попадут под перекрестный огонь. Но конечной его целью было пробраться к одному из бронетранспортеров и уничтожить его. “Проще сказать, чем сделать”, — подумал Кросс. Выбор был относительно прост: либо это жалкое подобие плана, либо, оставив Хьюза и Бэбкока, свернуть операцию и уходить к турецкой границе, волоча за собой хвост русских. Другими словами, выбора вовсе и не было.

Располагай Эйб временем, можно было бы организовать все по-другому. Если бы Хьюз и Бэбкок не взяли с собой всю взрывчатку, он мог бы заминировать берег реки и подорвать гусеницы ведущей машины или вообще взорвать ее.

Кросс понял, что напуган до смерти.

Но это было нормально.

Русские бронетранспортеры приближались, на броне первого сидели шесть человек и примерно по столько же — на остальных двух. Он посчитал, что внутри каждого из них должно оставаться по крайней мере по три или, может быть, четыре человека. Итого от двадцати семи до тридцати солдат спецназа. Пропорция один к четырем для засады не была бы сложной. Но наличие бронетранспортеров и пулеметов, установленных на них, осложняло дело.

Бронетранспортеры были приблизительно в ста метрах от них. Кросс взглянул на высокого молчаливого партизана, а потом — на двоих других. Они смотрели на него, готовые двинуться по первому его сигналу.

“Отлично!” — процедил он сквозь зубы. И Эйб Кросс понял, что у него не осталось выбора. Он должен начать атаку сейчас, до того, как Бэбкок и Хьюз достигнут берега реки и начнут переправу.

Кросс посмотрел на трех муджахединов. Он кивнул, приподнялся и снял автомат с предохранителя. “Дерьмо!” — в сердцах выругался он. Кросс встал в полный рост, выходя из-за каменного укрытия и преодолевая сугробы. Он оглянулся. Все трое партизан с возбужденными лицами двинулись за ним. Их задача заключалась в том, чтобы подойти к реке и заставить русских подумать, что это была неожиданная встреча, и они случайно набрели на них. Затем сделать несколько выстрелов и бежать назад как можно быстрее. Только русские к этому времени будут в пятидесяти метрах, а не в три раза дальше.

Кросс продолжал, идти. Почти у реки, почти у русских на виду.

— Что я здесь делаю? — пробормотал он.

Хьюз расстегнул крепления и снял лыжи. Бэбкок рядом делал то же самое. Хьюз поднял свои лыжи и передал их Бэбкоку. Тот сразу упаковал их. В это время Хьюз изучал противоположный берег. “Лендроверов” не было видно — так и должно быть. Он был уверен, что Кросс сейчас занимается своим делом. И то, что он не видел признаков присутствия Кросса или кого-либо из “Народного Муджахедина”, придало ему еще больше уверенности. Это значило, что они ждали русских.

— Можно будет взрывать, мистер Хьюз?

— Конечно, — и все еще продолжая просматривать противоположный берег реки, Хьюз забрал свои лыжи у Бэбкока.

Шум реки был здесь настолько оглушающе громким, что он и Бэбкок вынуждены были кричать, чтобы услышать друг друга.

— Ты первый или я? — прокричал Бэбкок.

— Думаю, что, я, — и Хьюз по снегу направился к реке.

Спуск к реке занял больше времени, чем предполагал Хьюз, но осмотр той стороны реки, откуда должны были придти русские, ничего не дал. Он удивленно пожал плечами. Хьюз не мог знать, что русские проехали уже минут двадцать назад.

Хьюз был уже у воды. На него летели брызги. Он засунул руки в карманы “Аляски” и прислушался к шуму. Здесь уже нельзя было разговаривать иначе, как только кричать друг другу прямо в ухо, настолько сильным был шум ревущей воды. Вдруг ему пришла в голову мысль: а смог бы он услышать выстрелы с противоположного берега, если бы там стреляли?

Бэбкок дотронулся до его плеча и, когда Хьюз повернулся к нему, Люис пожал плечами и указал на тот берег, как бы спрашивая: что-нибудь не так? Хьюз мотнул головой и пошел к канатам, превращенным в мост. Хьюз взялся за канат, а потом, подумав, повернулся к Бэбкоку, опустив край лыжной шапочки, чтобы удобнее было говорить и наклонился к капюшону Бэбкока. Он прокричал:

— Я отдаю тебе радиодетонатор, Люис. Когда буду на середине, то смогу увидеть, что происходит на обоих берегах. Если я выстрелю из пистолета три раза подряд, делай следующее. Бери детонатор и что есть силы беги вниз по течению, а когда будешь вне досягаемости лавины, подрывай заряды и продолжай бежать. Не оставляй детонатор, чтобы любопытные не нашли его.

Бэбкок затряс головой. Он сдвинул свою шапочку наверх и прокричал, Хьюз не понял, что именно. Тогда он наклонился ближе к уху Хьюза и снова крикнул:

— Ты погибнешь, Хьюз!

— Сейчас это не имеет значения. Со мной все будет в порядке. Я либо присоединюсь к тебе до того, как ты взорвешь заряды, либо встречусь с тобой на той стороне ниже по течению, — прокричал Хьюз в ответ.

Бэбкок хотел сказать еще что-то, Хьюз наклонил к нему ухо.

— Ты не успеешь догнать меня до того, как начнется обвал.

— Ты сможешь увидеть, каким путем я пойду. Просто делай, что я сказал, а все остальное сработает наилучшим образом, парень!

Бэбкок отошел, надвинул на глаза очки, пристально посмотрел на Хьюза. Кивнул. Хьюз достал детонатор из вещевого мешка и передал его Бэбкоку. Какое-то время тот повертел его в руках, как будто изучая, а потом кивком показал, что все понял.

Хьюз махнул Бэбкоку, надвинул на лицо шапочку и встал на канат. Он быстро перебирал руками. Ботинки скользили, упираясь в канат каблуками. Он уже прошел четверть. Канаты были скользкими от тонкой корочки, образовавшейся от брызг. Река была примерно в метре ниже его, и брызги закрывали очки туманом. Ему ничего не оставалось делать, как остановиться и сдвинуть очки вниз, чтобы иметь возможность видеть.

Хьюз как-то был на выставке одного изобретателя, который разработал миниатюрные щетки для очков типа автомобильных дворников. Хьюз засмеялся при мысли об этом и подумал, что сейчас это устройство было бы весьма кстати.

Хьюз продолжал идти. Теперь он был на середине. Чтобы что-то видеть, ему приходилось часто моргать. Он увидел языки пламени из автоматов в руках трех человек у камней, образовавших естественное укрытие недалеко от берега. Приблизительно в ста метрах от них находились советские бронетранспортеры, а вокруг них пригнувшиеся люди стреляли из автоматического оружия. Крупнокалиберные пулеметы в башнях бронетранспортеров тоже били очередями.

— Проклятье!

Бэбкок должен был смотреть на него, чтобы увидеть вспышки выстрелов его пистолета.

Хьюз расстегнул кобуру, достал “Беретту”, снял с предохранителя и трижды выстрелил в воздух.

Бэбкок, как в замедленном кадре, стоял какое-то мгновение, а потом, вытянувшись как по команде “смирно” и как бы отдав честь, бросился вниз по течению с автоматом в одной руке и детонатором — в другой.

— Молодец, — сказал про себя Хьюз и, спрятав пистолет, застегнул кобуру, чтобы не потерять его. Он продолжал идти, мысленно считая секунды. Бэбкоку потребуется минута или чуть больше, чтобы добежать в безопасное место и взорвать заряды. Взрыв произойдет мгновенно, но потребуется еще не меньше минуты, чтобы снег и камни пришли в движение. И еще минута, чтобы начался обвал. Если он не успеет добраться до берега, то погибнет. Если не предупредит Кросса и остальных, что нужно спрятаться за камни, они тоже погибнут.

Хьюз продолжал, идти, но уже быстрее. Он, не переставая, считал секунды.

Магазин был пуст. Кросс заменил его полным, взвел затвор и на ходу продолжал стрелять в русских. Он бежал к камням, которые, по его плану, должны были послужить его группе укрытием. Наконец он добрался и опустился на колени у раненого партизана, который смотрел на него.

— Не беспокойся, я заберу тебя, — сказал ему Кросс и взял его автомат. Он был пуст, а Кросс не знал, где у парня находятся запасные магазины. В сумке на поясе их не было. Кросс повесил автомат на плечо и поднял раненого, застонавшего от боли. Эйб перекинул его через плечо, как мешок, и пошел к укрытию, на ходу стреляя из пистолета в приближавшихся русских. Теперь он двигался медленнее. Кросс попал в одного русского, и тот, схватившись за грудь, упал навзничь.

Сквозь громкий рев воды шум стрельбы доходил до его слуха приглушенно, но он услышал одинокий щелчок и посмотрел вверх. Ирания стояла на камне в полный рост. Снайперская винтовка Бэбкока была прижата к ее плечу. Он увидел, как один русский упал.

Теперь Кросс был уже возле стены и опустил раненого в снег. Кусок камня у его руки отвалился, когда автоматная очередь врезалась в скалу. Кросс опустился в снег. В правой руке он еще держал “Беретту”. Он снял с плеча автомат иранца и взял свой у второго партизана, занявшегося раненым.

Кросс нашел полный магазин у себя в сумке и, зарядив автомат, снова открыл огонь. Еще двое русских упали, а оставшиеся, они были метрах в пятидесяти, залегли.

Эйб видел, что Хьюз уже дошел почти до конца канатного моста. Если русские его увидят... Кросс пустил длинную очередь, опустошив магазин, лишь бы отвлечь их внимание.

Хьюз. Но нет Бэбкока.

— О, Господи, — прошептал он.

Кросс перезарядил автомат и прокричал иранцу:

— Уходи отсюда! Всех забирай с собой! Через несколько секунд начнется обвал. Ну же!

Муджахедин, человек с серым лицом, казавшийся очень худым, ошалело закивал и побежал назад. Кросс посмотрел на реку. Хьюз уже был на берегу и бежал, снимая автомат.

Кросс оглянулся. Худой и еще один иранец сделали что-то вроде сиденья для раненого и уносили его, пытаясь бежать по сугробам. Кросс подобрал автомат раненого, лежавший рядом, и зарядил его. Теперь в обеих руках у него было по автомату. Либо Дарвин Хьюз, либо он. Раздумывать не было времени.

Кросс взобрался на стену укрытия и, крикнув во всю силу своих легких “Иван, мать твою...”, бросился на укрывшихся русских, стреляя из обоих автоматов.

Дарвин Хьюз бежал. Автомат в его руках еще молчал. Он увидел Кросса и заскрежетал зубами: “Чертов дурак!” И ускорил бег. “Чертов храбрый дурак!” — подумал он про себя, считая секунды. Времени почти не оставалось.

Хьюз бросился за низкую кучу камней и, приложив автомат к плечу, дал длинную очередь. Двое русских, чье укрытие было уязвимо для его огня, упали. Он выстрелил еще раз и попал в третьего. Потом Дарвин вскочил на ноги и побежал. Из бронетранспортеров заметили его и открыли огонь. Он пустил очередь в человека, лежащего за камнями в надежде, что Кросс повернется и побежит. В противном случае его убьют.

Рев бушующей воды теперь непонятно изменился. Хьюз оглянулся. Начался обвал.

Хьюз достиг того места, где берег реки резко поднимался. Оглядываясь, он начал карабкаться наверх. Он видел, как бежал Кросс. Тонны снега и камней каскадом обрушивались на противоположный берег реки. Через несколько мгновений ущелье заполнится снегом, и все живое по обе стороны реки погибнет.

Хьюз вставил в автомат новый магазин.

Земля по обе стороны Кросса вздымалась от очередей крупнокалиберных пулеметов. Один из бронетранспортеров пытался выехать, но два других мешали ему. Некоторые из русских бежали вниз и вверх, как обезумевшие.

Но человек пять или около того продолжали преследовать Кросса. Хьюз открыл огонь. Один солдат упал, потом другой. Кросс все приближался. Хьюз, перемещаясь из стороны в сторону, старался найти нужный угол, чтобы случайно не попасть в Кросса. Упал третий солдат. Потом — четвертый.

Земля дрожала, и Хьюз почти потерял равновесие. Кросс все еще был метрах в пятидесяти от него. Хьюз понимал бесполезность своего крика, тем не менее продолжал выкрикивать в гул обвала: “Быстрей! Быстрей!”

Пятый и шестой спецназовцы еще бежали. Один из них остановился, и Хьюз мгновенно прицелился. Земля снова вздрогнула. Хьюз выпустил в солдата длинную очередь, опустошив магазин. Спецназовец, падая навзничь, длинной очередью разрядил свой автомат в воздух. Хьюз упал на колени от очередного толчка. Вокруг него сместились камни и снег. Кросс все еще бежал. Расстояние уменьшилось метров до двадцати. Один из русских продолжал преследовать его, отставая метров на десять. Последний русский остановился и вскинул автомат. Времени больше не было. Хьюз отбросил пустой автомат и выхватил “Беретту”. Земля дрожала. Зажав пистолет обеими руками, он снял его с предохранителя и выстрелил один или два раза.

Автоматчик, казалось, замер в нерешительности. Хьюз снова выстрелил. Раздалась автоматная очередь. Кросс упал в снег. Русский, извиваясь, тоже свалился. Хьюз повернулся к Кроссу. За ним поднималась волна снега и камней, готовая поглотить его.

Кросс поднялся и побежал. Хьюз поставил пистолет на предохранитель, опустил его в кобуру и продолжал карабкаться вверх. Он потерял точку опоры и едва не упал. Земля содрогалась так сильно, что камни, за которые он зацепился, задвигались. Продолжая карабкаться, он оглянулся назад. Кросс был прямо под ним.

Советские бронетранспортеры исчезли из виду. Автоматчик, оставшийся в живых, попытался встать. Вдруг его тело неестественно изогнулось и он исчез.

Кросс полез на скалу. Хьюз тоже продолжал пробираться вверх.

Дарвин попытался подняться. Снег, который почти похоронил его, опадал с его плеч и спины, когда он, шатаясь, встал. В ушах звенело. Он хлопнул руками, но как и подозревал, ничего не услышал.

— Это пройдет, — сказал он себе.

Кросса нигде не было. Местность вокруг изменилась.

Он карабкался вверх, когда вдруг что-то схватило его и ударило. Вероятно, он на какое-то мгновение потерял сознание. Придя в себя, Хьюз опустил руку к бедру, вытащил из кобуры револьвер, снял его с предохранителя и выстрелил в воздух. Выстрел прозвучал как приглушенный хлопок. По крайней мере, он может хоть что-то слышать, подумал Дарвин.

Хьюз оглянулся вокруг. Ирания стояла на камнях и махала ему. В руке у нее была винтовка Бэбкока. Он помахал ей в ответ.

В метре от него стоял Эйб Кросс. Очки его висели на шее, шапочка была в руке, волосы взъерошены, как будто его только разбудили. На плечах и в волосах был снег. На спине висели два автомата. Хотя Хьюз понимал, что Кросс сейчас ничего не услышит, как и он сам, и что Кросс не может читать по губам, тем не менее он произнес:

— Слава Богу. Ты жив, сынок!

Хьюз повернулся, сосредоточив внимание на главном. Как добраться отсюда, где они сейчас находились, среди огромных куч снега и камней, туда, где стояла Ирания? Дарвин подумал: “Вот пусть Кросс и решает, как ему к ней добраться”.

Хьюз посмотрел на реку или, скорее, на то место, где она была.

Потоки воды уже пробивались через снег и скоро река будет течь так же свободно, как и раньше. Теперь лишь бы Бэбкок был живой где-нибудь там, на том берегу.

Хьюз понял, что нашел возможный путь выбраться отсюда.

Глава 20

Бэбкок забрался на гранитную плиту и сел, переводя дыхание, сбившееся от подъема и холода. После снежного обвала он, насколько мог, прошел назад, но на том берегу не обнаружил никаких признаков, что кто-то выжил.

Бэбкок достал из кармана “Аляски” плитку сухого пайка и открыл ее, рассуждая о том, стоит ли ее съесть всю. У него, конечно, имелся еще целый пакет, но это был неприкосновенный запас. Эта ценная малость, если он останется один среди диких гор, должна быть растянута на возможно более длительный срок. У него есть автомат и довольно приличный запас патронов, своих и позаимствованных у партизан. В его распоряжении есть автоматическая винтовка “Эйч-энд-Кей”, “Беретта”, его личный пистолет и нож “Гербер”. Лыжи тоже целы.

Бэбкок понял, что пока все обстоит не так уж плохо. Он хорошо выкрутился.

Вокруг было полно воды. Он может растопить снег.

— Черт возьми, — прошептал Бэбкок. В ушах все еще звенело после снежного обвала, но слух постепенно возвращался. Он достал бинокль, чтобы исследовать местность вокруг себя. Возможно, он увидит подвесной мост.

Когда Бэбкок просматривал берег вдоль реки, то заметил в небе темное пятно. Пятно постепенно принимало более четкие очертания и вскоре стало похоже на гигантское насекомое из фантастических фильмов. Но это насекомое было мертво само по себе. Его оживляли люди, летевшие в нем. Это был вертолет.

— Черт! — в сердцах прошипел он.

Он еще не мог различить опознавательных знаков. Продолжая осмотр берега, он увидел мост.

У Бэбкока не оставалось выбора. Нужно было побеждать. Идти сейчас к мосту было равносильно самоубийству. К тому же мост оказался хуже, чем его описала Ирания. Теперь он мог лучше рассмотреть вертолет. Военный. Судя по знакам, иранский.

Из-за обвала необходимо было поберечь “лендроверы” и пока не продвигаться на них вдоль реки Карех. Кросс решил, что нужно разделиться, чтобы наилучшим образом решить вставшие перед ними проблемы. Он и Хьюз пошли вниз по течению разведать реку, а Ирания со своими людьми осталась возле “лендроверов”.

Кросс снарядил магазин для винтовки “Джи-3” и бросил его пока в сумку. У него был еще один автомат, а Хьюз нес снайперскую винтовку Бэбкока. Лыжи Хьюза сломались. Их нечем было заменить, и поэтому они с трудом продвигались, стараясь избегать глубоких сугробов.

— Ну, что ты обо мне думаешь?

Хьюз, не поворачиваясь к Кроссу, ответил:

— Я уверен, что сделал правильный выбор, назначив тебя старшим группы. Принимая во внимание местные условия и ограниченные возможности со взрывчаткой, ты поступал вполне логично. Это, конечно, был безрассудный акт, но я понимаю его мотивацию, парень, и благодарен тебе.

— Я только и делал, что ждал твоих благодарностей. Ни о чем другом я думать не мог, — съязвил Кросс.

— В следующий раз, сейчас я не могу быть критичным, когда ты попадешь в подобную ситуацию, ты получишь по заднице, — Хьюз засмеялся, а вслед за ним — и Кросс.

Два человека кричали друг другу, стараясь криком заглушить рев воды, и смеялись, как сумасшедшие, хотя шли по вражеской территории, что само по себе было смешно, как представлялось Кроссу.

Когда они подошли к нише между двух огромных камней, Хьюз полез в нее первым. Ниша кончилась, и Хьюз остановился. Кросс посмотрел в ту точку, куда вглядывался Дарвин. Иранский военный вертолет летал кругами над маленьким участком на противоположной стороне реки.

Достав бинокль, Кросс сфокусировал его. В том месте были видны взрывы ракет.

— Я думаю, они охотятся на нашего друга, мистера Бэбкока, — сказал ему Хьюз. — Посмотри туда, — и он показал вниз по течению.

Кросс перевел бинокль в ту сторону. Ничего нет. Над рекой проходило что-то похожее на струну, примерно в ста метрах выше дна ущелья. Это был мост.

— Ирания говорила о нем, — бесстрастно прокомментировал Хьюз. — Видно, давно не ремонтировался.

— Можно было переправиться через этот мост, и мне не пришлось бы совершать свой заплыв.

— Но тогда бы ты очутился на дне ущелья. Ты поступил мудро, не воспользовавшись этим мостом. Если его канаты в таком же жалком состоянии, как и доски, то ты бы мог погибнуть.

Вдруг раздался треск. Шум реки не позволял хорошо слышать, да и у Кросса еще немного звенело в ушах после обвала. Он увидел инверсионный след и ринулся вперед. Но Хьюз поймал его. Ракета ударила в ложбинку на противоположном берегу. Кросс снова поднес бинокль к глазам. Он увидел, как Бэбкок спасается бегством.

Бэбкок пустил две очереди по иранскому вертолету, надеясь хотя бы отпугнуть его. Ему оставался единственный путь — к мосту. Он видел в скалах насколько пещер, но они могли служить укрытием от чего угодно, только не от прямого попадания ракеты.

Бэбкок бежал. В правой руке он держал автомат. Люис оступился, но упал только на колени и поднявшись, снова побежал среди обломков камней в сторону моста. Рядом с ним прошла пулеметная очередь, обдав пылью и снегом. Он продолжал бежать. Сквозь рокот Кареха Бэбкок с трудом услышал звук еще одной ракеты и бросился на землю, закрыв голову руками. Он почувствовал, как вздрогнула земля от удара ракеты. Но он был все еще жив. Бэбкок подскочил и, схватив автомат, пустил в небо очередь от бедра.

Вертолет слегка качнулся и ушел в сторону. Бэбкок снова побежал, на ходу меняя магазин, а затем передернул затвор. До моста оставалось меньше двухсот метров, но чем ближе он становился, тем ужаснее было смотреть на него.

Кросс и Хьюз бежали, приближаясь к мосту. Это был единственный шанс Бэбкока. Переход по мосту в нормальных условиях был бы смертельным, а под огнем противника... Может, Бэбкок не видит моста со своей позиции так хорошо, как видели они, думал Кросс. Или может Бэбкок был настолько отчаянным и безрассудным, что решил пойти на такой риск?

Они продолжали бежать. Кросс услышал, как Хьюз крикнул:

— Не так быстро!

Кросс послушал совета и сбавил темп. Кроме всего прочего, во время бега среди камней можно было поломать ногу. Теперь он бежал, но медленней. Его взгляд перемещался от вертолета — еще одна ракета вылетела, но не попала в Бэбкока — к земле под ногами. До моста осталось менее ста метров. Стали видны зияющие дыры между досками. Некоторые канаты, поддерживающие мост над пропастью, обтрепались.

Они были в десяти метрах от моста. Хьюз крикнул:

— Сюда, парень! Быстрей!

Кросс последовал за Хьюзом на площадку, усеянную невысокими острыми камнями. Казалось, что их отрубили от скалы и набросали здесь. Он опустился рядом с Хьюзом, который тут же начал помогать ему готовить к бою снайперскую винтовку. Лучше бы она была в руках Бэбкока. Он обращался с ней гораздо уверенней.

Кросс вынул винтовку из чехла и отбросил его в сторону. Дослал патрон в патронник. “Это лучшая снайперская винтовка в мире, — подбадривал он себя. — Или, наверняка, одна из лучших. Даже слепой мог бы из нее попасть”. Он собрался, чтобы восстановить дыхание.

А Хьюз вынимал из чехлов автоматы.

— Я не смогу открыть из них огонь, пока ты не сыграешь свою роль. А у тебя, парень, совсем немного времени. Он почти у моста.

Теперь Кросс мог видеть вертолет через оптический прицел. Он прыгал и дергался, как будто в него уже попали. Будь бы пилот поопытней, Бэбкок, конечно, был бы уже мертв.

В вертолете было единственное уязвимое место — несущий винт. Единственное хорошее место для хорошего выстрела.

Кросс пытался поймать это место в перекрестье прицела. Но вертолет дергался, уходил то вниз, то вверх.

— Ну же! Ну же, черт тебя побери! Учись летать, дерьмо чертово!

Кроссу пришлось поменять положение. Вдруг его ладони стали мокрыми.

— Ты проверял, Ирания не перезаряжала винтовку обычными патронами? У них же другой вес пули.

— Я проверил. Стреляй!

Кросс вытер правую руку о брюки комбинезона. Поймал винт в перекрестье. Потерял.

— Люис уже почти на мосту!

— Знаю, черт возьми!

Кросс снова поймал винт в прицел и выстрелил. Во время выстрела он дернул спусковой крючок. Вертолет, казалось, не пострадал.

— Ты промахнулся.

— Не хочешь сам попробовать, а?

— Нет времени. Давай, Эйб.

Кросс открыл затвор, выбросил пустую гильзу, потом закрыл и дослал новый патрон в патронник. Ему показалось, что винтовка выстрелила раньше, чем он надумал стрелять. Но он понимал, что это не оправдывает недостаток мастерства.

— Хорошо готовься! — процедил сквозь зубы Кросс. Он снова поймал винт в перекрестье, стараясь сделать упреждение на перемещение вертолета.

— Он на мосту. Они стреляют по мосту.

Кросс легонько прикоснулся к спусковому крючку винтовки.

Изображение вертолета стало расплывчатым. Кросс опустил винтовку. Хьюз прокричал:

— Ты попал в него! Смотри!

Из вертолета повалил черный дым. Хьюз бросил Кроссу его автомат. Кросс положил снайперскую винтовку рядом и приложил к плечу автомат. Движения вертолета стали еще более дергаными, чем раньше. Из двигателя шел черный дым.

Кросс навел более грубый, но привычный прицел автомата на нижний фонарь кабины и начал стрелять. Рядом тарахтел автомат Хьюза.

Кросс поменял магазин. Хьюз стрелял не переставая. Кросс поддержал его. Языки пламени стали лизать фюзеляж вертолета. Что-то изменилось в движениях вертолета. Потом вдруг показалось, что он замер. Это было как раз над пропастью. Раздался рев, перекрывший шум воды. Вертолет, казалось, бросился на мгновение вверх. Оранжево-черный шар пламени охватил его, потом все это стало падать. С высоким воющим звуком вертолет распался на куски и полетел в воду и на камни ущелья. Небо потряс взрыв, а потом остался только черный дым.

Кросс посмотрел на подвесной мост. Люис Бэбкок стоял на дальнем его конце. Поперек его груди висел автомат, а он хлопал в ладони. Эйб с недоумением посмотрел на Хьюза. Хьюз крикнул:

— Он аплодирует тебе, парень. Вот и все!

Глава 21

Они встретились с Люисом Бэбкоком через несколько километров вниз по течению, где он относительно безопасно перебрался через реку. Они потратили незапланированный день на исследование реки. Сейчас уже получалось, что они отставали от графика на два дня. Сначала Кросс шел с Бэбкоком параллельно по реке, но по разным сторонам. До этого Кросс отправил Дарвина Хьюза назад к “лендроверам” и отряду партизан.

Уже были сумерки второго дня их пребывания в Иране, когда Кросс и Бэбкок, оба замерзшие и измотанные, добрались до согласованного места встречи.

Ирания подошла и поцеловала Кросса. И хотя ему как мужчине, гордившемуся своей сексуальной привлекательностью, это было приятно, горячая еда, ожидавшая их, доставила не меньшее удовольствие.

К вечеру третьего дня они достигли Язфула, маленького селения, состоявшего дворов из тридцати и чего-то похожего на склад. Ирания вызвалась сходить в деревню одна, предположив, что появление женщины будет не так подозрительно. Никаких признаков иранской армии не было, как, впрочем, и русских. Но Кросс сомневался, что все на этом и закончится.

— Я пойду, — сказала Ирания.

Кросс посмотрел ей в глаза. Он верил ей. Он не знал, притягивала ли она его чисто физически или это было что-то большее. Но он верил ей. Однако, логика подсказывала, что с ней должны были пойти кто-нибудь из них троих, а также — один из партизан.

Раненная в бою с русскими нога молчаливого иранца начала воспаляться. Кросс мысленно предположил, что это произошло от соприкосновения раны с грязной одеждой. В Язфуле был доктор, которому, по словам Ирании, можно доверять. Он мог бы помочь медикаментами, чтобы остановить инфекцию, и присмотреть за раненым до прихода другого отряда партизан. Все эти проблемы настоятельно требовали срочной разведки деревни, чтобы убедиться в отсутствии засады иранской армии, возможно, ожидавшей их.

Кросс решил, что пойдут только он и Ирания. Мара поведет машину и подождет их на краю деревни.

Кросс, Хьюз и Бэбкок превратили один из “лендроверов” в подобие штаб-квартиры, где хранили все свое снаряжение и спали, когда позволяли обстоятельства. Когда Кросс вернулся в “лендровер”, Хьюз и Бэбкок на заднем сиденьи играли в шахматы при свете свечи.

Кросс забрался на переднее сиденье:

— Мы обо всем договорились. Я иду с Иранией.

— Значит, это ваше обоюдное решение, парень? — сказал Хьюз, передвигая королевского слона.

— Как вы видите эти штучки да еще ходите ими? Они такие маленькие, что, кажется, нужно пользоваться пинцетом и увеличительным стеклом, — сказал Кросс, меняя тему разговора. Это был шахматный дорожный набор с доской величиной в полторы игральные карты и с маленькими кружочками, на которых были нарисованы шахматные фигуры.

— Это заставляет лучше сконцентрироваться, — сказал Бэбкок.

— Я предполагаю, ты не собираешься идти в том, в чем сейчас одет? — задумчиво спросил Хьюз.

Здесь у моря было уже теплее, и Кросс разделся до черного комбинезона, свитера и пистолетного ремня.

— Что бы вы предложили для маскировки?

Хьюз пожал плечами.

— Для начала выпусти штанины поверх армейских ботинок. Тогда они не будут так бросаться в глаза.

— Можно оставить ремень, а “Беретту” заткнуть за пояс брюк, — предложил Бэбкок.

Хьюз кивнул.

— Я думаю, хорошая идея.

— Ладно, ребята. Что я делаю не так? Я не иду туда с автоматом под мышкой? Да? Может, мне вообще не идти?

— Ты говоришь на местном языке, Эйб?

— Вы знаете, что я не говорю на фарси.

— Да, правильно.

— Твой ход, Люис, — напомнил Хьюз.

— О, большое спасибо.

— Хорошо, ребята, черт возьми. Я иду! Никто из вас тоже не говорит на фарси.

— Если ты собираешься идти, и это твое решение как тактического руководителя группы, парень... — медленно начал говорить Хьюз; его брови при этом поползли вверх, — то я бы посоветовал идти почти безоружным. Может быть, только с пистолетом и ножом. Если идет Ирания, она должна быть в чадре, чтобы не привлекать внимания, какое мог привлечь ты, вооружись автоматом. Дай Ирании автомат, чтобы она спрятала его под накидкой. Если хорошенько постараться, то под этой чадрой можно спрятать маленькую полевую пушку. Очень плохо, что у тебя рост метр восемьдесят пять, а не метр шестьдесят. Ты бы тоже смог одеть чадру и спрятать под ней свою винтовку.

— Иди ты, — сказал Кросс добродушно.

— Нет, вообще-то я не из голубых, — усмехнулся Хьюз, — но спасибо за заботу обо мне. Это самое лучшее предложение, которое я получил за весь день, — он глубоко вдохнул. — Займи одежду у нашего друга иранца. Ему она понадобится, когда пройдет жар и заживет рана. Ты должен как можно больше быть похожим на местного. А “Беретта” выглядит слишком по-военному, если ее заметят. Сейчас многие в Иране ходят с оружием. Если хочешь, возьми револьвер и нож.

— А почему не твой “Вальтер” с глушителем? — предложил Бэбкок.

— Слишком профессиональный вид, — сказал Кросс.

— Согласен, — кивнул Хьюз.

Наконец Бэбкок сделал ход ферзем. Хьюз торжествующе засмеялся.

— Вот я тебя и поймал, мой мудрый друг, — Хьюз пошел своим ферзем. — Шах и мат! Наконец-то!

— Так, ребята. Я знаю, что вы сделаете перерыв, чтобы проводить меня.

— Да, конечно, — сказал Хьюз. — Не развязывай войну, пока не поймешь, что она неизбежна.

Кросс начал расстегивать пистолетный ремень.

Высокий молчаливый раненый иранец оказался не таким уж высоким, как думал Кросс. Тем не менее, его брюки оказались достаточной длины, чтобы налезть на комбинезон Кросса и прикрыть его ботинки. Куртка иранца была американской форменной. Судя по кадрам кинохроники о современном Иране, такие куртки пользовались популярностью среди мужского населения.

Запасные патроны в приспособлении для быстрой перезарядки барабана Кросс, после тщательной проверки, положил во внешний карман куртки. Сам пистолет сунул в кобуру справа. На нем была его собственная вязаная шапочка, а вот национальный головной убор надевать не было особого желания. Хотя муджахедины выглядели настолько чистыми, насколько позволяли обстоятельства, ему не хотелось экспериментировать и использовать их головные уборы.

Мара вела один из “лендроверов”, Ирания сидела рядом с ней, а Кросс — на заднем сиденье. Когда Кросс смотрел на Мару, он удивлялся, как она вообще могла вести машину, настолько стесненными казались ее руки и ноги под изношенной чадрой.

Маре дали американский автомат, чтобы он на всякий случай был у нее под рукой. У Ирании был “Узи”, единственный в отряде и наиболее знакомый ей из оружия. Он так искусно был спрятан под черную чадру, что перед тем, как сесть в машину, Кросс спросил, уверена ли она, что взяла его с собой. Она засмеялась и кивнула. Ирания стояла перед ним с непокрытой головой. Ветер, дувший с Каспийского моря, играл ее красивыми волосами. Кросс подумал, что если такая женщина как Ирания, вынуждена прятать свою красоту, то это уже достаточно веская причина ненавидеть режим аятоллы.

Они остановились на пригорке, с которого хорошо просматривалась деревня. Кросс взглянул на часы, позаимствованные у одного из иранцев, так как “Ролекс”, который он оставил, привлек бы слишком много ненужного внимания. Поездка от лагеря до окраины деревни заняла сорок пять минут.

“Лендровер” замедлил ход, и Кросс наклонился между двумя женщинами.

— Мара, уведи “ровер” в те деревья и разверни его, чтобы в случае необходимости мы смогли быстро уехать отсюда.

— Да, мистер Кросс.

Когда Кросс смотрел на нее, ему показалось, что она кивнула, но из-за ее наряда трудно было сказать, так ли это на самом деле. Он уже приготовился сказать ей о габаритных огнях, но она сама их выключила. “Пять очков в пользу Марь”, — подумал он.

“Ровер”, остановившись среди деревьев, развернулся в три приема. Кросс выпрыгнул из машины и, оставив женщин, углубился в посадку. В руке он держал револьвер. Света луны было вполне достаточно, и ему не пришлось пользоваться электрическим фонариком.

Кросс слышал, как заглушили двигатель “ровера”. Внимательно оглядевшись вокруг. Кросс медленно и осторожно побежал назад, обращая внимание на кочки и неровности под ногами. Ирания и Мара уже вышли из машины, Их одинаковые чадры не позволяли определить, кто из них кто.

Заговорила Ирания:

— Дом доктора Рахмади находится в центре деревни. Он хороший человек.

— Уверен, что это так, — кивнул Кросс, будучи в этом вовсе не уверенным.

— А рыбацкая лодка находится в дальнем конце деревни, у небольшого причала. По-любому, нам придется пройти по всей деревне, — сказала она Эйбу.

— Так. Пошли к деревне, — сказал ей Эйб. — Мара, тебе, наверное, здесь будет холодно. Если в деревне что-нибудь произойдет, будь готова уезжать. Подожди нас столько времени, сколько посчитаешь достаточным, чтобы мы добежали до машины. Если будет слишком горячо, то мы сами как-нибудь доберемся. А ты позаботься о себе.

— Да, мистер Кросс.

На этот раз он был уверен, что она кивнула.

Когда они шли по единственной улице. Кросс подумал, что размеры этого селения придают новое значение слову “деревня”. Все дома были деревянными, и в воздухе, казалось, витал запах нищеты. Когда они шли по немощенной улице, стараясь спрятаться в тени хижин, он спросил Иранию:

— Как получилось, что в такой деревушке есть свой доктор?

— Доктор Рахмади живет здесь, но принимает людей со всей округи, в том числе — из еще меньших деревень.

— Более маленьких деревень?..

— У нас в стране очень много бедных, Эйб. Когда правительство шаха получало за нефть миллиарды, люди едва сводили концы с концами. Сейчас ничего не изменилось, разве что стало еще трудней.

— Бедные всегда становятся бедней, — сказал Кросс, не ожидая ответа.

Но она ответила:

— Когда аятолла Хомейни был уже готов вернуться, а правительство шаха разваливалось на глазах, многие ожидали, что придут лучшие времена. Но некоторые из нас думали, что все будет еще хуже. И мы, к сожалению, оказались правы. И этому всему не видно конца. Но должны же когда-нибудь наступить лучшие времена? А пока для этих бедных и для человека, у которого ты взял куртку, ничего не остается, кроме горя.

Эйбу казалось, что они уже прошли половину деревни, и он правильно определил, где находится дом доктора Рахмади. В этот момент Ирания, немного замешкавшись, остановилась и сказала:

— Мы пришли, Эйб.

Она направилась к калитке дома, такого же, как все в деревне, только его стена, служившая забором, была когда-то оштукатурена, а над ней возвышалась решетка из витого железа высотой сантиметров пятьдесят. Калитка была одностворчатая, а с перемычки над ней спускался шнур.

Ирания потянулась левой рукой к шнуру.

— Подожди, — сказал он ей. — Как ты думаешь, если иранские власти ждут нас, то не здесь ли они, предполагая, что нам может понадобиться медицинская помощь?

— Да, я не подумала.

— Я тоже до сих пор не думал об этом, — признался Кросс. — Пошли дальше, — он взял ее за локоть и повел прочь от калитки. Но если за ними следили, то должно быть уже слишком поздно.

Но никто не поднял тревоги, никто не стал стрелять. Кросс вел Иранию в дальний конец деревни. Отсюда было видно море и мерцание лунного света на поверхности воды. При других обстоятельствах это было бы очень романтичное место для свидания с красивой девушкой.

Когда они приблизились к последнему дому перед складом, он сказал ей:

— Я оставлю тебя здесь между домом и складом, потом тихо вернусь и проверю дом доктора. Ты будешь ждать меня здесь. Если что-то услышишь, уходи вдоль берега, потому что если там засада, то они перекроют путь, по которому мы сюда пришли.

— А что...

— Что буду делать я? Со мной все будет хорошо, дорогая, — он лгал. Наиболее вероятно, что он погибнет. Он подумал о капсуле Хьюза, которая была с ним на всякий случай, — если все будет хорошо, я вернусь за тобой. Будь здесь.

Они пересекли открытое пространство между последним домом — дряхлой деревянной хижиной, которой, казалось, никогда не касалась краска, и складом, увеличенным вариантом дома. Кросс спрятал Иранию между двумя строениями. Он услышал лай собаки и больше ничего, кроме хруста камешков под ботинками.

Кросс остановился у осевшей хибарки и вытащил револьвер, переложив его во внутренний карман Куртки. Ему хотелось закурить, но не было времени. Он шел вдоль задней стенки дома, обойдя кучу досок и несколько старых ведер, в которых, наверное, носили рыбу.

Когда Эйб вышел из тени, то побежал вдоль стены, держа руку в кармане на пистолете. Он сдерживал собственное дыхание, чтобы услышать посторонние звуки. Лунный свет, который помогал им идти раньше, сейчас был абсолютно не нужен.

Кросс пошел вдоль стены, чтобы проверить дом с другой стороны. Ничего не было слышно, кроме обычных ночных звуков: жужжания насекомых, приглушенного шепота моря на краю деревни.

Эйб добрался до угла и заглянул за него.

Кросс вернулся, расстегнул кобуру на боку.

С левой стороны впереди за поясом у Эйба были ножны с ножом “Магнум Танго”. Он вынул его, ощутив на ручке резиновое покрытие. Большим пальцем левой руки он провел по лезвию до острия.

Стена, окружавшая дом, была высотой около двух метров да еще железная решетка около полуметра сверху. Он заглянул через стену. Там был хорошо ухоженный сад. За таким забором, наверное, скрывают красавиц, и никому из посторонних не позволено видеть их.

Кросс зажал “Танго” зубами, отошел на пару шагов от забора, разогнался, прыгнул, подтянулся на руках. Он встал коленом на стену и, перебравшись через решетку, спрыгнул в сад и пригнулся. Эйб взял “Танго” в руку. Он подумал, что видел подобное в старых фильмах о пиратах. Но независимо от времени и качества ножа, сталь никогда не была вкусной.

Кросс начал продвигаться по саду. Здесь было темнее. Кругом стояли деревья, бесплодные в это время года, но их ветви ослабляли лунный свет.

Некоторое время Эйб продолжал идти, а потом остановился.

Он не спрятался в укрытие, а просто остался абсолютно неподвижным.

Кросс что-то услышал. Голос. Может быть, доктор Рахмади разговаривает сам с собой, или, что более вероятно, с другими членами семьи. А возможно, — с пациентом.

Эйб Кросс продолжал идти, пригнувшись под самым окном, из которого падал свет.

Ирания описала доктора Рахмади: низенький, коренастый, тонкое лицо, лысеющий. Человек, которого Кросс увидел через окно, был лысоватым, но на этом сходство заканчивалось. Очень высокий, крепкого телосложения человек держал в руке пистолет. Щеки покрывала многодневная щетина. Одет он был в грязную одежду. На основании этого Кросс решил, что тот не военный.

Пока Кросс смотрел, в его поле зрения попал человек, по описанию очень похожий на доктора Рахмади. Доктор сложил руки, как будто молясь или о чем-то умоляя, как показалось Эйбу. Человек с пистолетом, старым автоматическим “Кольтом”, толкнул Рахмади, и пожилой доктор опустился на колени.

Есть ли в доме женщины? Пожилая женщина в домашней одежде европейского фасона и молодая — в простом скромном платье почти по щиколотки. Судя по внешнему сходству — мать и дочь. Дочери было лет восемнадцать или около того. За ними, когда они вошли в комнату, прошли еще двое мужчин. Оба были вооружены пистолетами. Один из мужчин с почти песочными волосами, но черноглазый и темнокожий, толкнул старшую женщину в середину комнаты. Ее силой поставили на колени рядом с доктором Рахмади.

И тогда Эйб Кросс понял, что здесь происходит. Эти трое были вооруженными грабителями, если не хуже.

Глава 22

Ирания уже начала беспокоиться. Руки, сжимавшие под чадрой “Узи”, вспотели. Из своего укрытия она хорошо видела улицу, и самым большим ее желанием было увидеть Кросса, возвращающегося за ней.

Ирания решила, что подождет еще пятнадцать минут и пойдет на разведку. И она начала считать секунды, потому что освещения не хватало, чтобы следить за временем по своим маленьким часам.

В фильмах, когда надо взобраться на крышу здания, всегда есть удобная решетка или водосточная труба. Если бы здесь и было что-то подобное, то Кросс все равно не доверился бы ему, учитывая общую ветхость строения.

Но одно из деревьев, он не знал, как оно называется в силу слабых познаний в ботанике, стояло достаточно близко к дому, и Кросс подумал, что смог бы забраться на крышу, если она, конечно, не провалится от его прыжка. Крыша имела небольшой уклон и была сделана из досок, покрытых чем-то непонятным, может быть, тонким слоем цементного раствора. Он спрятал нож в ножны и полез.

Крыша его привлекала тем, что, в отличие от других домов, этот, очевидно, имел второй этаж. Со двора Кросс этого не заметил, но когда женщина с дочерью и двое, захватившие их, вошли в комнату, очевидно, кабинет доктора, он мог поклясться, что на мгновение увидел ступеньки за спинами мужчин.

Эйб был уже на конце ветки. Он пригнулся и прыгнул. Распластавшись на крыше, он начал сползать с нее, но смог остановиться.

Окно было безупречно чистым. Для чердачного окна это было слишком. На окне висели занавески, между которыми Кросс смог немного рассмотреть интерьер комнаты. Это была комната девушки. Кровать и покрывало с оборками, в изголовье кровати игрушечный медвежонок, маленький письменный стол с масляной лампой на нем и открытыми книгами. Книги лежали также и на полу, а рядом с ними были разбросаны какие-то бумаги. Она, казалось, занималась и была застигнута врасплох.

Кросс попробовал окно. Оно не было закрыто.

— Ну что же, хорошо, — прошептал он. Когда он служил в спецвойсках и в военно-морских силах, их никогда не обучали вламываться в дома, но он всегда гордился собой, что мог импровизировать.

Эйб открыл окно и перебросил ногу через подоконник. Его “Танго” был зажат в зубах. Вдруг он услышал шаги через полуприкрытую дверь спальни. Кто-то шел, и он мог биться об заклад, что это была не дочь доктора.

Когда он вскочил в комнату, бросившись на пол между кроватью и окном, то понял, что был частично не прав. Из-под кровати Кросс увидел две пары ног. Это были девушка и один из бандитов.

Произошел разговор, вероятно на фарси, так как Эйб не понял ни слова. Но голос девушки выдавал ее ужас. Он увидел, как девушка отошла от двери, и почувствовал, как она упала на кровать, а дверь захлопнулась.

Кросс услышал плач и, поднявшись на колени, посмотрел на нее. Она повернулась к нему и открыла рот, чтобы закричать. Кросс быстро закрыл ей рот левой рукой. Ее красивые темные глаза были полны слез, а тело сотрясала крупная дрожь.

Кросс вынул изо рта “Танго”.

— Мисс, я уверен, что вы не понимаете по-английски, — прошептал он. Но я не один из них. Честно.

Он попытался улыбнуться, и глаза девушки изменились. Медленно он убрал руку от ее рта.

— Я говорю по-английски, — прошептала она. — Эти трое — грабители.

— Я знаю, девочка, — сказал он ей, обойдя кровать и приблизившись к двери.

— Кто вы?

— Я одинокий рейнджер, а ты, пожалуйста, сиди здесь и не выходи, пока я или твои родители не придут за тобой, — он поднял указательный палец левой руки к губам в жесте молчания, а потом превратил его в поцелуй.

Кросс уже собрался выйти, как вдруг услышал щелчок предохранителя пистолета, и, выхватив из зубов нож, развернулся на звук.

Выстрелы могли бы привлечь внимание, которого он не желал, может, даже привлечь военных, если они здесь есть. И совершенно определенно испугали бы Мару, которая удрала бы с “лендровером”.

Эйб смог увидеть только силуэт человека, стоявшего у дверного проема и вытянутую руку с пистолетом. Кросс крепко зажал в кулаке “Магнум Танго” и резко нанес удар по руке с пистолетом. Послышались один за другим звуки падения на пол двух предметов. По предположению Кросса, первый был пистолет, а второй — рука. Человек в тени вскрикнул. Кросс нашел его лицо и ударил в него набалдашником рукоятки ножа, а коленом — в пах. Волна смрадного дыхания попала Кроссу в лицо. Левой рукой в темноте он нащупал копну жирных волос, а правой — полоснул острием “Танго” человека по горлу.

Кросс развернулся к ступенькам. Никто не звал третьего.

Эйб мысленно поблагодарил Бога за то, что встречаются прирожденные болваны, и начал спускаться вниз, захватив с собой пистолет бандита и засунув его за пояс.

Под шагами Кросса ступеньки немного поскрипывали, хотя он старался идти поближе к стене, чтобы до минимума облегчить нагрузку па них.

До слуха Кросса донесся испуганный голос жены доктора. Затем раздался звук пощечины. Ему было известно, что есть мужчины, которым нравится бить женщин. Эти трое, очевидно, были именно такими. И Кросс сделал для себя вывод, что это как раз тот тип людей, которых он мог бы избить до смерти.

Эйб уже почти достиг первого этажа.

Женщина плакала. Кросс почему-то подумал, что плач и смех на всех языках звучат одинаково.

Осталось две ступеньки. Он постарался мысленно воссоздать картину комнаты, которую он увидел через окно, в надежде, что положение четырех человек в кабинете не очень изменилось за время его отсутствия.

Проще всего с грабителями можно было разделаться с помощью пистолета. Сейчас не произошло бы того, как несколько месяцев назад в супермаркете. Он даже пива не пил вот уже три дня. Но он не хотел рисковать, поднимая стрельбу.

Все должно произойти быстро.

Небритый лысый резко обернулся на звук патронов, ударившихся о стекло. Кросс шагнул в комнату. Второй грабитель неуклюже повернулся, готовый выстрелить в Кросса. Кросс двумя руками перехватил нож. В глазах грабителя было удивление. Тридцатисантиметровое лезвие коснулось тела. Почти незаметная протяжка, и лезвие прошло по шее, как разогретый нож по куску сливочного масла. Голова запрокинулась назад, а затем — вправо к плечу. Тело еще продолжало стоять, выбрасывая кровь фонтаном вверх, как пожарная колонка, которую сбила машина.

У Кросса не было времени ждать, пока тело упадет. Жена доктора закричала. Эйб бросил ей белозубую улыбку.

Кросс сделал шаг вперед. “Танто”, зажатый обеими руками, отведен до плеча для удара. Рука грабителя поднялась к лицу.

Грабитель осел и голова его приняла неестественное положение, когда он упал на пол.

Кросс услышал сзади звук и резко повернулся на него, подняв нож. Это был доктор Рахмади. Обеими руками он держал пистолет, как полицейский из телесериала.

— Если вы говорите по-английски, доктор Рахмади, я бы на вашем месте подумал дважды, прежде чем выступить с пистолетом против ножа. Особенно, если принять во внимание, что я парень ловкий, а эта железка у вас очень стара, — Кросс не стал договаривать.

Доктор Рахмади опустил пистолет, а Эйб опустил “Танто”.

— Кто вы?

“Если бы это было кино, — подумал Кросс, — сверху по ступенькам сошла бы девушка и объявила пораженным родителям: “Он сказал, что он одинокий рейнджер”.

Но это было не кино, и девушка не пришла.

Эйб подумал, а затем сказал:

— Там, откуда я пришел, мы называем себя американцами, док.

Глава 23

Рахмади обрабатывал рану высокого молчаливого муджахедина. Кросс, вернувшись с Иранией, оставил ее с доктором. Эйб встретил ее, когда она, крадучись за домами, пробиралась искать его. Потом он сходил к Маре„ сказал, что все нормально и велел везти раненого. Хьюз и Бэбкок привезли его. И теперь Кросс, Ирания, Хьюз и Бэбкок стояли вокруг стола, в то время как доктор работал. Усыпив раненого, доктор вскрывал рану.

— Эти трое, которых вы убили, сэр, терроризировали всю округу. Власти ничего не делали. Они заняты выискиванием людей, религиозные верования которых хоть чуть-чуть отличаются от общепринятых канонов.

Он исследовал рану, когда Кросс спросил его:

— Вы видели какие-нибудь армейские подразделения в вашей местности?

Доктор Рахмади засмеялся. Его лысая голова блестела от пота под электрической лампочкой, питавшейся от генератора, и освещавшей операционный стол.

— У вас какой-то определенный интерес узнать это? Хьюз сказал:

— Я предполагаю, что вы уже догадались, что мы и молодая леди не случайно оказались здесь. Мы не в туристической поездке по сельской местности.

— Я слышал, что группа коммандос взорвала правительственный вертолет. Говорили, что диверсантов было не менее пятидесяти.

— Отчеты о нашем успехе слегка преувеличены, — сказал Бэбкок.

— Вы именно те люди? — спросил Рахмади.

Кросс посмотрел на Хьюза, и тот сказал:

— Мы и леди именно те люди, — он улыбнулся через стол Ирании.

— Не так часто народные муджахедины сбивают военные вертолеты.

— По какому маршруту продвигаются войска, доктор Рахмади? — спросил Хьюз.

— Вдоль берега. Складывается впечатление, что они каким-то образом подозревают о конечной точке вашего путешествия. Может такое быть?

Хьюз улыбнулся и опустил глаза.

— Нет сомнения, что так только кажется. Но позвольте вас спросить вот о чем. Не могли бы вы дать совет, можем ли продвигаться в том же направлении, но другим путем?

— Например, на лодке? — скривившись, спросил доктор. — Лодка требует существенного ремонта. Да, вероятно, можно. Здешние люди уже интересовались ее владельцами.

— Кто-нибудь из них уже сообщил о ней властям или армии? Как вы думаете?

— Никого здесь не волнует ни армия, ни аятолла. Вы должны запомнить простой факт, что этот молодой человек, — и он кивнул головой в сторону Кросса в то время, как его руки были заняты раной, — и моя дочь были какое-то время одни в одной спальне. И несмотря на то, что он спас ее жизнь от уголовника, они должны предстать перед религиозным судом. Представляете, каковы здесь порядки?

Бэбкок хотел задать вопрос, но Рахмади воскликнул:

— Я был прав! Кто бы ни удалял пулю, он делал это непрофессионально. Нужно было внимательно осмотреть рану, — он поднял пинцет с предметом чуть больше булавочной головки. — Осколок пули.

Кросс подумал, что ему уже пора подумать об удалении пятен крови с куртки высокого молчаливого повстанца.

Они не остались на завтрак, но взяли с собой термос горячего кофе, который приготовила для них дочь доктора, и сандвичи, которые сделала его жена. Кофе был крепким, сандвичи — из черствого хлеба, но со свежим мясом. Дочь доктора поцеловала Кросса в щеку, а жена обняла его. Кросс почувствовал внутри себя теплоту. Она исходила не от горячего кофе и пищи. Они оставили высокого молчаливого иранца на попечение доктора Рахмади, забрали тела трех грабителей и помогли удалить пятна крови на случай, если заявятся власти. Хьюз прокомментировал:

— В следующий раз, когда будешь убивать трех человек, постарайся быть чуть опрятней, парень.

Когда рыбацкая лодка с дизельным двигателем отошла от причала, оставалось менее часа до восхода солнца. Она имела примерно двенадцать метров от носа до кормы и около шести метров поперек.

Бэбкок как армейский человек, стоял у руля. Кросс, служивший когда-то в ВМС, был наблюдателем, а Хьюз — кем-то вроде механика.

Он занимался двигателем. Двигатель плевался и чихал, но завелся достаточно быстро.

Когда они вышли в море и тела грабителей, обвязанные якорной цепью, которую Кросс и Бэбкок позаимствовали в одной из лодок, стоявших поблизости, были выброшены за борт, на лодке стало просторней.

Бэбкок назвал судно “Неустрашимый”. Кросс задумался над этим названием, когда глазел в открытое море. Солнце подмигивало из-за горизонта. “Странное чувство юмора”, — подумал Кросс. Лодку можно было назвать как угодно, но она никак не выглядела неустрашимой.

Ирания стояла рядом с Эйбом. Мара и четыре оставшихся партизана сгрудились на корме, единственном месте, где было хоть какое-то укрытие.

— Может, нам удастся избежать русских, — сказала Ирания Кроссу.

Тот пожал плечами и ответил.

— Да, — но мысли его казались самообманом.

С тех пор, как они вошли в Иран, они столкнулись почти со всеми вообразимыми трудностями, кроме землетрясения или личной встречи с аятоллой Хомейни.

Появление Хьюза рядом с ними на носу “Неустрашимого” вернуло Кросса из мира грез.

— Мотор немного барахлит, но пока работает. И есть надежда, что она нас довезет.

— Почему ты говоришь о моторе в женском роде? — спросила Ирания Хьюза.

Он подавил улыбку.

— Я думаю, что раньше, когда ремонт машин выполняли мужчины, а поведение механизмов казалось в то время иррациональным, то, вероятно, было логичным думать о них, как о женщине. Я не хотел вас обидеть, Ирания.

Она засмеялась. Кросс смотрел на нее и ее волосы, которыми играл бриз.

Судя по циферблату “Ролекса” Кросса, они провели в море уже двенадцать часов. Наручные часы и куртку, забрызганную кровью, которые Эйб брал на разведку, он вернул раненому иранцу, и перед уходом оставил ему в иранской валюте эквивалент пяти долларов, чтобы тот мог почистить куртку.

Для этого иранца поход уже закончился. Приблизительно через неделю люди Ирании придут и заберут его. А потом он поправится, наберется сил и продолжит борьбу, которую Ирания, казалось, считала безнадежной, но необходимой. И в том, и в другом Кросс был согласен с ней.

Эйб только что отпустил Бэбкока и стал у руля. Бэбкок нуждался в отдыхе после бодрствования в течение этого длинного дня. Кросс проспал пять часов и, когда проснулся, увидел Иранию, примостившуюся рядом с ним. Он не стал будить ее, таким мирным был ее сон. Он нашел на корме квадратный метр свободной площади и проделал несколько упражнений для того, чтобы размять мышцы, онемевшие после сна в неудобном положении.

Хьюз отдыхал с утра. Все то время вместо него за дизелем присматривала Мара. А сейчас Хьюз снова был на своем посту.

Кросс посчитал, что их плавание продлится еще около девяти часов. Он снова был у руля, что давало ему кое-какие преимущества. У него было целое помещение, хотя и маленькое. Рубка была размером с обычный туалет. Здесь он мог покурить. За последние недели он выкуривал не больше полупачки, а последние дни — и того меньше. Он закурил сигарету, глубоко вдохнув дым. Солнце садилось, и небо становилось все темнее. Через несколько дней все закончится. Он либо погибнет, либо уйдет, но в любом случае больше не увидит Иранию. Он сомневался, что при его жизни Иран станет туристической Меккой. “Иран был туристической Меккой в конце нынешнего века”, — громко сказал Кросс в пустоту рубки. Иногда он завидовал выдающимся юмористам.

Вдруг он увидел свет, исходивший из-за серого горизонта. Но это было не солнце, окрашивающее море в эти цвета. Прямо на глазах свет становился все сильнее.

На рыбацкой лодке было переговорное устройство. Оно соединяло рубку с машинным отделением. Кросс наклонился к трубке и крикнул в нее:

— Хьюз!

В ответ раздался голос:

— Я не глухой, парень. По крайней мере я не был глухим до последнего момента. Что случилось?

— Мне кажется, по правому борту у нас будут неприятности.

— Насколько серьезные?

— Я вижу что-то похожее на прожектор или яркий ходовой огонь. Точно не могу сказать.

— Я сейчас поднимусь и посмотрю. Но сомневаюсь, что мы можем от чего-то убежать, за исключением гребной лодки.

— Знаю, — сказал Кросс и снова стал наблюдать за светом.

Свет усиливался на глазах.

Одной рукой придерживая рулевое колесо. Кросс открыл дверь рубки и крикнул:

— Ирания, Мара, разбудите Лю!

Бэбкок открыл дверь и вошел в рубку, а следом за ним появилась Ирания. Люис спросонья тер глаза.

— Вы хотите сказать, что я поспал свои шесть часов? — сказал он, глядя на часы.

— По-моему, около двадцати минут — посмотри вправо. — Кросс обеими руками держал рулевое колесо. Ирания оперлась на борт. Бэбкок стоял в двери рубки.

— Русские?

Кросс пожал плечами. Он теперь более отчетливо видел Иранию: она держала в руках полевой бинокль, вглядываясь в сторону усиливающегося света. Она повернулась к Кроссу и, пройдя мимо Бэбкока, все еще стоявшего у двери, сказала:

— Русские. Это должно было случиться.

— Вот дерьмо, — пробормотал Бэбкок, потом взглянув на Иранию, сказал: — Извини, Ирания.

— Мы можем уйти от них? — вместо ответа спросила Ирания.

Кросс помотал головой.

— Что же нам делать?

Кросс не знал, что ей ответить. А свет продолжал приближаться.

Глава 24

Мухаммед Ибн аль Рака завершил свою вечернюю молитву.

Он сел у туалетного столика, какое-то время рассматривая в зеркале свое отражение. Потом он взял советский девятимиллиметровый пистолет, вынул из него обойму, извлек из патронника патрон и стал разбирать пистолет для чистки. Он знал, что эта модель какое-то время была на вооружении в русских спецвойсках. И именно в России он первый раз увидел его.

Но русским нельзя доверять. Мехди Хамадан доверяет русским или, по крайней мере, работает на них. За последние месяцы Рака многое узнал о лидере “Международного Джихада”. Но русские могут быть полезны. Их разведывательная сеть значительно превосходила возможности его страны в этом отношении на много лет вперед. Русских можно использовать. Рака использовал их через Мехди Хамадана. И он использовал также самого Хамадана. Без организации, специальных подразделений, готовых умереть по первому зову, без специального оборудования терроризм не представляет собой ничего, кроме насилия.

Однажды он установил взрывчатку в аэропорту. Это была операция, разработанная им и несколькими единомышленниками. Взрывчатка сработала идеально, погибло восемнадцать христиан и евреев. Но человек, который был их целью, не пострадал. Разведывательные данные были неправильные.

Тогда Рака поклялся, что добьется большей эффективности, пусть даже ценой жизни своих людей, и даже если ради этого нужно будет сотрудничать с теми, кого в других условиях он бы проклял.

Рака научился подавлять в себе сочувствие во имя своей веры: уничтожение Большого Сатаны должно быть превыше всего.

Завтра Рака нанесет ему такой удар, от которого он не скоро оправится.

Джефф Файнберг сидел один в хижинке на плато. Ветер завывал так громко, что порой, казалось, был похож на крик человека. Стены хибарки содрогались от порывов ветра.

Джефф следил за двумя радиоприемниками. Один был настроен на частоту иранской армии. Но Файнберг пока не ожидал сигналов от Хьюза, Кросса и Бэбкока. Если все идет по плану, то они сейчас уже у цели. А может, начали прорыв. Самое раннее, они выйдут в эфир через несколько часов. Если их что-то задержало, то они свяжутся с ним через несколько дней. А если погибли... Он старался отогнать от себя эту мысль.

Второй приемник работал на частоте Спироса Петракоса. Петракос свяжется с ним в экстренном случае, и Джефф тоже может выйти в эфир только для того, чтобы вызвать самолет для себя или для всей команды.

Джефф посмотрел на часы. Пора выходить снимать показания метеорологических приборов, расставленных здесь для прикрытия. По легенде он был метеорологом группы исследователей, собравшихся восходить на гору Арарат в поисках ковчега, оставшегося там после Великого потопа. Кросс говорил ему об этом, когда, подлетая на самолете, они видели Арарат из иллюминатора. Но Файнберг спал вместо того, чтобы слушать. Медикаменты, которые он принимал для ускорения заживления раны, делали его сонливым, и он не проявлял интереса ни к библейской, ни к какой другой истории.

Джефф упустил величайшую в своей жизни возможность из-за драки в баре. Теперь он остался здесь в одиночестве, но в безопасности. А они были там. Хьюз бросил ему кость, оставив на связи.

Файнберг встал, взял куртку и сунул левую руку в рукав. Застегнуть парку он не мог, потому что правая рука была еще подвязана. Он накинул на себя электропокрывало. Так это, наверное, делают женщины.

Нужно был воевать, а не ждать, и он вышел из укрытия снимать показания проклятых приборов.

Убежать от советского патрульного катера было невозможно. Но они заранее планировали подобную ситуацию. Кроссу не нравился этот план, по крайней мере, его роль в нем.

Эйб разделся, привязал к ноге нож “Гербер”, который больше подходил для этого задания, чем его “Танго”. Кросс стоял на левом борту “Неустрашимого” под прикрытием рубки. Советский катер находился теперь не более чем в ста метрах от них. Его прожектор заливал ярким светом все их судно. Хьюз осветил своим минифонариком циферблат часов, а потом — Кросса.

— Разница в несколько секунд.

— Следи за часами, парень. Как только придет время, я дам полный газ.

— Я надеюсь, что эти кристаллы остановят их, — улыбнулся Эйб. Он взял устройство, приготовленное Хьюзом. — Я буду делать так, как ты сказал: прилепить, запустить часовой взрыватель и сматываться на всех парусах.

— Да, только еще прикроешь уши.

— Полезная подсказка, — согласился Кросс. — Можно тебя спросить? Почему мы не делаем это так, как в фильме “Пушки острова Наваронн”? Там никто даже не намок, когда взорвали неприятельский патрульный катер.

Хьюз, казалось, некоторое время размышлял над вопросом. Его лицо было наполовину освещено. Потом он сказал:

— Потому что я не киносценарист.

Кросс не нашелся, что ему на это возразить. Он осторожно положил устройство в вещевой мешок, подвязанный у него под мышкой, закрыл его и перекатился за борт в воду. Она была обжигающе холодной, но не такой, как во время последнего заплыва. Кроме того, Эйба согревала мысль об Ирании, оставшейся на судне, которая снова сможет согреть его своим телом.

Кросс поплыл вдоль ватерлинии к носу “Неустрашимого”, прижимая к себе сумку. Если бы у женщины была сумка подобной формы для хранения ее аксессуаров и висела у нее на плече, то она называлась бы ридикюлем.

Теперь Эйб хорошо видел советский патрульный катер, рубка которого возвышалась метров на шесть над палубой “Неустрашимого”, а длина его была раз в пять больше рыбацкого судна.

Он казался таким огромным, что Кросс засомневался, хватит ли мощности взрывчатки, чтобы выполнить задание. Но был только один способ определить это, и Кросс, регулируя дыхание, не сводил глаз с “Ролекса”. Потом он глубоко вдохнул и нырнул. От прожекторов русского судна было так светло под водой, что можно было читать.

Эйб вынырнул между двумя суднами, сделал быстрый вдох и снова нырнул, но теперь — глубже. Судя по светящемуся циферблату часов, он пока укладывался в график.

Внезапно свет пропал, и Кросс понял, что находится вблизи корпуса катера. Хьюз говорил ему, что по последним данным русские патрульные катера не имеют оборудования для отслеживания пловцов. Он надеялся, что Хьюз был прав.

Эйб почувствовал, что ему не хватает кислорода и ускорил подъем, вынырнув слева у кормы катера, где были расположены два мощных винта. Он посмотрел на часы — уже немного запаздывает. Кросс снова нырнул, стараясь не попасть под винты, и интуитивно поплыл вдоль корпуса. Циферблат “Ролекса” тускло светился, и он увидел, что время критическое. Кросс быстрее поплыл к носу судна. “Черт возьми”, — прошептал он, вдохнул и снова нырнул. Он уже опаздывал на целую минуту.

Это, конечно, никак не отразится на установке взрывчатки. Просто останется меньше времени, чтобы уйти подальше от судна. Кроме того, всегда есть вероятность, что кто-нибудь может обнаружить место установки взрывчатки на корпусе и направит сюда водолаза. На этот случай у Эйба был нож.

Кросс услышал над собой рев.

Это, должно быть, двигатель “Неустрашимого”. Эйб приставил взрывчатку к корпусу и включил магнитное устройство, надеясь, что в это время не испортил свои часы. “Ролекс” — часы очень дорогие и, если ему удастся выжить, он вряд ли сможет позволить себе удовольствие купить новые.

Кросс включил часовой взрыватель. Рев двигателя “Неустрашимого” стал громче. Пройдет несколько секунд, прежде чем советское судно отреагирует и тоже прибавит ход. Мина запущена, механизм включен. Кросс уплывал, спасая свою жизнь. Оба винта русского катера пришли в движение и судно устремилось вперед. Эйб нырнул. Легкие уже жгло от недостатка кислорода, но он продолжал погружаться. Выбора не существовало — либо задохнуться, либо быть изрубленным на куски винтами.

Кросс развернулся в воде. Силуэт русского судна быстро исчезал в черной воде. Немного подождав, Эйб поплыл вверх, и его голова показалась на поверхности. Волны в кильватере русского катера разбивались о тело Эйба. Он втянул воздух и нырнул. Еще около тридцати секунд уйдет на то, чтобы русский катер набрал скорость. Кросс по диагонали уплывал от исчезавшей кормы, стараясь подальше уплыть от катера.

Эйб посмотрел на часы и всплыл на поверхность. Как только голова Кросса появилась над водой, он сориентировался и развернулся. Он мог видеть только русский катер, закрывающий своим корпусом “Неустрашимого”. Рыбацкая лодка, вероятно, маневрируя, уходила от русских. Нос советского судна приподнялся. Если Кросс установил взрывчатку в нужном месте, то она при взрыве сделает в корпусе дыру величиной с газовую плиту, и на большой скорости в нее хлынут тысячи галлонов морской воды, отправив на дно русский катер.

Эйб ждал. На мгновение он увидел языки пламени, прежде чем вода потушила их. И, несмотря на то, что он закрыл уши, его слух поразил сильный взрыв.

Нос русского судна, казалось, приподнялся. Пулеметный огонь с его палубы был направлен в сторону “Неустрашимого”, отвечавшего автоматными очередями. Затем вдруг русский катер остановился. Пулеметный огонь с палубы прекратился. Корма катера поднялась вверх, а затем исчезла в волнах.

На этом все закончилось.

Эйб Кросс достал из сумки еще одну вещь. Это была ракетница, запечатанная в полиэтиленовый пакет. Он поднял ее над водой, взвел курок и выстрелил вверх.

Через секунду над палубой “Неустрашимого” взвилась ответная ракета.

Эйб поплыл к “Неустрашимому”. Рыбацкое судно уже разворачивалось, чтобы подобрать его.

Глава 25

Возле Танкобона, у берега моря, их ожидал еще один отряд бойцов “Народного Муджахедина”. Кросс, Хьюз, Бэбкок, Ирания, Мара и еще трое оставшихся от первой группы, несмотря на холодную воду, преодолевали прибой босиком. Это был наилучший выбор. В противном случае им пришлось бы провести несколько дней в сырой обуви. Муджахедины подбежали встречать их к краю прибоя. Они забрали горное снаряжение, ящики с оружием и со взрывчаткой. Кросс остановился на берегу.

Бэбкок, приняв положение “смирно”, сказал:

— Джентльмены, “Неустрашимый”! — и отсалютовал.

Эйб улыбнулся и сделал то же самое. Хьюз попрощался с “Неустрашимым” жестом, которым приветствовали друг друга герои фильмов о второй мировой войне, а затем левой рукой нажал радиодетонатор.

Сначала раздался взрыв и взвился огненный шар, а потом пламя охватило “Неустрашимого”. Спустя некоторое время он исчез в волнах.

— Не так ли поступал Кортес, когда завоевывал Мексику? — спросил Бэбкок Хьюза.

— Да, что-то в, этом роде. А теперь по коням, джентльмены. — Кросс взял свой автомат, рюкзак, ботинки и пошел туда, где бойцы “Народного Муджахедина” веселились, празднуя встречу. На некотором расстоянии от них стояли оседланные лошади.

Бэбкоку, очевидно, захотелось немного музыки:

— Эйб, не мог бы ты вспомнить и насвистеть мелодию из “Великолепной семерки”?

Кросс пожал плечами и углубился в себя, вспоминая мелодию. “Интересно, лошади тоже любят музыку?” — подумал он.

Они ехали двумя параллельными колоннами, снова поднимаясь в горы. Но здесь не было снега, по крайней мере — на этой высоте. Куртку Кросс положил поперек седла. На плече висел автомат. Рядом с ним на самой красивой лошади ехала Ирания.

Гнедого мерина, на котором ехал Кросс, все с иронией называли “Горячим”. Эйбу приходилось постоянно подгонять его, чтобы тот не останавливался, как вкопанный, и чтобы двигавшиеся сзади лошади не врезались в него. Но, с другой стороны, такая езда не позволяла Кроссу засыпать да ходу. Он спал всего лишь несколько часов еще до встречи с катером, а этой ночью и вовсе не удалось уснуть.

Теперь их было четырнадцать человек. Группа, встретившая их у берега, состояла из одних мужчин. И еще один отряд из “Народного Муджахедина” ждал их ближе к горе Дизан.

Ирания, ехавшая рядом с ним, вдруг сказала:

— Я хочу тебя.

Кросс взглянул на нее, не зная, что ответить. Все это время они спали бок о бок, но только спали. Он целовал ее в “лендровере”, руками он касался ее тела, но...

— Я знаю, что ты, должно быть, думаешь, что я потеряла стыд. Но сейчас нет времени для скромности. Завтра мы можем умереть. Ты позволишь мне спать с тобой, Эйб?

— Да, — сказал ей Кросс.

Ирания, пришпорив лошадь, умчалась вперед. Он не пытался остановить ее.

Хелен Челевски через стол передала список гостей. Уорен Карлисс взял его и откинулся на спинку стула, глядя не на бумагу, а на Хелен, зачитывавшую список:

— Сегодня вечером на банкете будут присутствовать эти специальные посланники. Да, кстати, возвращаясь к списку. Я вынуждена сказать следующее, — она посмотрела на него и улыбнулась. Этим утром она была особенно красива. — Все имена в этом списке засекречены. Если ты опубликуешь этот список в прессе, то тебе никогда больше не разрешат снимать на правительственных объектах США. А я потеряю работу, Уорен.

— Я понимаю, Хелен. Прекрасно понимаю. Все будет, как мы и договаривались. Я не обнародую ни кадра из фильма без твоего разрешения и до того, как все участники конференции не одобрят готовый фильм.

Она снова улыбнулась ему. Он подумал, что она очень красивая. Вспомнив о последней ночи, он сжал кулаки.

— Тогда все хорошо, Уорен. Мы будем принимать послов по особым поручениям правительств Сирии, Израиля, Египта, Туниса, Иордании. И, конечно, будет посол президента мистер Элиас Фэрчайлд. Почему ты так смотришь на меня? Если ты вспомнил о последней ночи... Я имею в виду...

— Нет.

— Тогда почему?

— Ты очень красивая. Я в какой-то мере буду жалеть, когда закончатся съемки.

— Тогда между нами...

— Я не хочу, чтобы между нами все кончилось. Но я думаю, что ты захочешь.

Она странно посмотрела на него.

— Почему ты говоришь так, Уорен? — у нее перехватило дыхание. — Я имею в виду всю ту хронику, ради которой ты рискуешь. Ты не должен обнародовать этот материал, даже если конференция провалится. Ты знаешь это. И мне странно, что ты так настойчиво хочешь сделать это.

— Думаю, что люди должны знать дипломатию изнутри. Это очень ценно с точки зрения массового интереса, не говоря уже об исторической ценности.

— Я никогда не спрашивала тебя, — сказала она, закурила сигарету и облокотилась на стол, как бы изучая его, — как ты впервые узнал о конференции?

— Я говорил тебе. Ты забыла, — улыбнулся он. — У одного моего знакомого журналиста есть источники, и хотя я занимаюсь кинохроникой, я все еще остаюсь журналистом.

— Хорошо. Итак, ты покидаешь меня после того, как все закончится? Я имею в виду, что ты знал, что не сможешь остаться навсегда в Иерусалиме. Надеюсь, что у нас есть последняя ночь?

— Нет, у нас нет ночи, — сказал Карлисс, поднялся и вышел из кабинета.

Съемочная группа наконец была готова к банкету. Для этого пришлось расставить дополнительное оборудование. Отснятый материал уже сам по себе представлял интерес даже без официального банкета и созвездия знаменитостей, которые примут в нем участие.

Но именно банкет был причиной того, что он пришел.

Уорен Карлисс стоял во дворе и курил сигарету, слушая пение птиц в деревьях и ощущая тепло заходящего солнца.

Он думал о Хелен Челевски.

Она, должно быть, ненавидит его.

Уорен услышал за спиной знакомый голос:

— Мистер Карлисс, мне понадобится ваша помощь в погрузке последней партии оборудования со склада. Боксы закрыты, но что-то произошло — мой ключ не подходит.

Карлисс изучал лицо молодого директора. Американец до мозга костей: голубые глаза, улыбается из-под копны светло-рыжих волос. Он напомнил Карлиссу его младшего брата Мартина.

— О, Боб, ключ у меня. Замки поломали нам на таможне, когда мы ввозили оборудование. И мне пришлось поменять их. Извини, что я не предупредил тебя об этом.

Боб Нэш улыбнулся.

— А я уже начал беспокоиться, босс. Если мы не поставим дополнительные юпитеры и несколько микрофонов, вам, наверное, не понравится то, что мы снимем сегодня.

— Сегодня нужно работать, как было запланировано, независимо от того, хорошо это получится или плохо.

— Мне хочется, чтобы фильм вышел до того, как мы получим на это разрешение. Зрители хотят посмотреть его и, может быть, впервые понять, как работает весь дипломатический корпус и люди, которые приводят его в действие. Я думаю, мы будем гордиться этим, мистер Карлисс. Гордиться по-настоящему.

Уорен Карлисс не думал, что ему придется гордиться этим.

В фургоне было тепло, несмотря на то, что солнце уже садилось. Рака подумал, что он уже слишком привык к прохладному климату своей горной крепости.

Раух разговаривал. Ефраим, водитель такси, был за рулем. Раух сказал:

— А что если нам не удастся установить контакт со служащими? И если полиция и армия уже информированы о том, как выйти на нас?

— Мы сможем установить контакт, используя один великолепный мотив — страх. По этой же причине я доверяю тебе ровно настолько, насколько доверяю. Ты, например, знаешь, что за предательство я тебя убью. Если результатом твоего предательства станет моя смерть, один из двенадцати моих “бессмертных” уничтожит тебя. Или кто-нибудь из “Международного Джихада” найдет тебя и убьет. И нет на свете уголка, где бы ты мог спрятаться. И этот служащий ощущает такой же страх, какой испытываешь ты, поэтому я спрашиваю: Раух, ты осмелишься предать меня?

— Конечно, нет. Нет, Рака. Я предан вашему делу. Я...

— Ты предан моим деньгам и своему собственному страху. И, возможно, ты еще предан своей нацистской молодости.

— Ты обещал, Рака...

—...никогда не касаться этого вопроса. Извини. А теперь заткнись, — Рака продолжил точить свой уникальный нож, не похожий ни на какой другой.

Он посмотрел на часы.

В юности Рака был очень нетерпелив и недисциплинирован. Он научил себя терпению через пост и другие формы самоотречения. И через молитвы.

Теперь он был терпелив.

Жизнь одного человека — это ничтожная песчинка в песочных часах веков.

Рака продолжал точить нож.

Глава 26

Мехди Хамадан заказал ужин в номер. И еще он заказал свой любимый безалкогольный напиток.

Мехди сидел в плетеном кресле, его нож лежал на перилах балкона. Он медленно потягивал свой напиток. Мехди умышленно заказал ужин так рано, чтобы насладиться заходом солнца. С балкона он видел большую часть Иерусалима. Но посольство Соединенных Штатов не просматривалось. Впрочем, оно только бы испортило картину заката.

У официанта Хамадан выяснил, что легкие блюда можно заказать в номер до одиннадцати часов вечера. Он предвидел, что придется дополнительно заказать прохладительные напитки. Предстояла длинная ночь у телевизора.

А потом, уже утром, будут газеты. Американская пресса не даст полного обзора. Но вот британские газеты должны напечатать много интересного.

К следующему вечеру в новостях уже не будет ничего.

Соединенные Штаты обвинят Израиль в недостаточных мерах безопасности, повредивших такому хрупкому союзу. Израиль будет настаивать на том, чтобы их персонал предпринял мощный прорыв в посольство. Соединенные Штаты будут открыто говорить, что они за мирное решение кризиса, а частным образом требовать от Израиля предпринять все возможное и надеяться, что если попытка сорвется (а так оно и произойдет), то израильтяне не слишком энергично будут возражать против обвинений прессы в провале.

Израильтяне совершат несколько карательных экспедиций против невинных людей, нагнетая и без того напряженную обстановку на Ближнем Востоке. Соединенные Штаты потратят миллионы долларов своих налогоплательщиков и пошлют военные корабли в Средиземное море. Американский президент произнесет несколько речей для прессы, разоблачающих терроризм. Израильтяне, вероятно, воздвигнут монумент или что-нибудь подобное погибшим.

А обеспокоенные правительства узнают, что их представители нигде не смогут укрыться для заговора против поднимающегося прилива Ислама.

“Международный Джихад” подберет под себя силы Ахмеда Омани после его попытки предательства. Его, Мехди Хамадана, власть возрастет во много раз. КГБ будет довольно конечным результатом, не одобряя способов его достижения. А это тоже упрочит его власть.

Заход солнца был действительно очень красивым.

Хелен Челевски стояла перед зеркалом, довольная своим отражением. Ей было тридцать три. Фигура была лучше, чем когда она получила свою первую ученую степень. Белое, до пола, вечернее платье, простое и элегантное, открывало не очень много и не слишком мало. Белый цвет был ее любимым еще с детства. Волосы уложены безупречно. Серьги с камеями и ожерелье, которые она получила в наследство от тетки, подчеркивали ее элегантность.

Она вспомнила об Уорене Карлиссе. Какой она была глупой, что влюбилась в него. Тридцать три — а все еще одна.

Хелен отошла от зеркала. Шелест наряда наполнил ее уверенностью в себе, когда она проходила в спальню, чтобы положить все необходимое в вечернюю сумочку. И, конечно, взять часы. Они были частью ее работы. Ей придется постоянно следить за временем. Она проверила точность хода часов еще до того, как приняла душ. Иногда в посольстве было довольно прохладно. Особенно, когда на улице было жарко, как сейчас. Вероятно, и сегодня кондиционеры будут работать на полную мощность. Она взяла со спинки стула вышитую шаль и накинула на плечи.

Незамужняя тетка, которая завещала Хелен набор камей, как-то сказала ей, что красивая одинокая женщина похожа на ценное произведение искусства, закрытое в темной комнате. Нелюбимое и бесполезное.

Хелен Челевски вышла из комнаты, прошла по небольшому холлу, затем — вниз по лестнице, через гостиную, дважды проверив в ридикюле свои ключи. Посольский водитель должен ждать ее внизу на улице.

Глава 27

Здесь прошел снегопад. Но когда они поднялись в горы Эль Бурс, несмотря на снег, температура была не такой уж низкой. К полуночи они остановятся, как решил Кросс, чтобы отдохнуть самим и дать передышку уставшим людям. Потом утром у них состоится встреча с еще одним отрядом повстанцев, который будет сопровождать их почти до самой цели.

Абрахам Келсоу Кросс понял, что полюбил Иранию — девушку, фамилию которой он даже не знал, и которую через немногим более сорока восьми часов покинет навсегда, если останется жив, в чем он сомневался.

Но Кросс ни о чем не сожалел.

К одиннадцати часам Кросс решил объявить привал. Ирания почти выпала из седла от изнеможения, и Эйбу пришлось перегнуться и поддержать ее, когда она соскользнула на землю.

С Дарвином Хьюзом и Люисом Бэбкоком Кросс осмотрел местность и назначил посты. Никто из них не был включен в график смен караула. Это позволит им отдохнуть, что было сейчас для них жизненно необходимым.

С автоматом в руке Кросс пошел к постели, которую он должен был разделить с Иранией. Он видел, что она была обессилена переходом, и это значило, что он не мог просить ее заняться любовью. А ему этого очень хотелось.

Эйб прошел через неосвещенный центр лагеря, кивнув Маре, которая спала с одним из мужчин из первой группы, и, наконец, увидел постель, приготовленную Иранией. Как он и ожидал, она крепко спала.

Кросс некоторое время стоял, просто глядя на нее.

Потом, стараясь по возможности не шуметь, снял оружие, снаряжение, ботинки и улегся рядом с ней. Здесь было тепло. Она подвинулась ближе к нему. Он обнял ее за плечи, ее голова прижалась к его груди, а волосы рассыпались по его телу. Они пахли духами.

Глава 28

Когда дверь открывалась, застольные разговоры на английском, французском и арабском языках смешивались и звучали как какофония. Когда дверь закрывалась, гул смолкал. Уорену Карлиссу хотелось, чтобы исчезло все.

Боб прошел к нему через небольшую переднюю, которую им отдали на время съемок, и закурил:

— Мистер Карлисс, я хотел бы кое-что проверить вместе с вами.

Правая нога директора стояла на одном из железных ящиков, покрытом пластиком и похожим на миниатюрный гробик, закрытый на висячий замок.

— Конечно, Боб, — сказал Уорен Карлисс и тоже закурил.

После того, как дверь закрыли, было невозможно определить, что происходило в большом банкетном зале.

Здесь была двойная звукоизоляция. Хелен Челевски рассказывала ему, что раньше эта комната использовалась для перемены блюд.

— О чем ты хотел спросить?

Боб выпустил дым через ноздри и постучал ногой по ящику, на котором она стояла.

— Что здесь, мистер Карлисс?

— Я считал, что будет неплохо иметь под рукой запасное осветительное оборудование.

— Ящики тяжелые. По весу похоже, что в них находятся камеры. Но все три камеры как раз сейчас работают. Две кинокамеры и одна видео.

— Ты прав, — улыбнулся Карлисс. — Это еще одна видеокамера. Ты же знаешь, какие нежные эти штуки. И я решил, что раз уж нам разрешили...

— Я могу посмотреть на нее?

— Конечно, — сказал он и стал искать по карманам ключи. Карлисс посмотрел на часы, а потом — на Боба. — Конечно, можешь. Съемки проходят нормально?

— Да, замечательно, — выражение лица и жесты Боба, казалось, смягчились. — Скоро подадут десерт. Посланник президента произносит заключительную речь.

Карлисс достал ключи. Они были в левом кармане брюк. Уорен склонился над ящиком, на котором стояла нога Боба.

Карлисс начал перебирать ключи на кольце. Он помнил номер каждого ключа и даже помнил, к какому замку подходит каждый из них. Но он продолжал искать.

Еще раз бросил взгляд на часы, кивнул.

— Что?

— Ничего, Боб. Лучше убери ногу.

Карлисс вставил ключ в замок и повернул его. Крышка замка щелкнула. Он поднял ее.

Дверь в конце передней открылась. Вошла темноволосая женщина в темном платье служанки с накрахмаленным белым передником и отделанным кружевами чепчиком. За ней вошли еще двое мужчин. Один лысеющий, очень высокий и худой, в ливрее дворецкого. Второй — в белом пиджаке прислуги, совсем молодой.

— Эй, ребята. Вы ошиблись комнатой... — сказал Боб, вставая с колен у ящика.

Карлисс посмотрел на Боба.

— Мне очень жаль, старик.

Девушка бросилась между ними и в ее руке появился автомат.

— Черт возьми, Карлисс!

Девушка передернула затвор “Узи” и сунула ствол Бобу под нос.

— Руки!

— Мистер Карлисс!

Карлисс стал в полный рост, глубоко затянулся и закрыл глаза. Он слышал, как что-то упало с глухим звуком. Когда он открыл глаза, Боб лежал на полу. Из его левого виска вытекала кровь, открытые глаза остекленели.

Уорен Карлисс снова закрыл глаза.

Мухаммед Ибн аль Рака следил за секундной стрелкой “Ролекса”, которая приближалась к двенадцати.

— Ефраим, пора.

Мотор фургона ожил. Раух начал открывать дверцу. Рака сказал:

— Нет. Теперь ты больше не будешь меня бояться, — и, подавшись вперед, схватил Рауха за нос, откинув его голову назад. Раух попытался закричать, но Рака перерезал ему горло своим ножом. Все еще согнувшись — его рост не позволял выпрямиться в фургоне — Рака шагнул вперед, вытер кровь с ножа о белую рубашку немца, и, открыв дверцу, вытолкнул труп наружу. Когда он уселся на переднее сиденье, Ефраим уже ехал. Рака следил за временем.

Женщина в платье служанки ждала у двери, ведущей в главный зал. Ее чепчик валялся у ног, на которых были черные чулки и черные туфли. Одной рукой она держала “Узи”, а другой пыталась ослабить белый воротник платья.

Человек в ливрее передавал подсумки с запасными магазинами юноше, который укладывал их в сервировочный столик-тележку, покрытый скатертью. Потом — два “Узи”, а за ними — какой-то автоматический пистолет. Автоматы спрятали в столик, а пистолет исчез под бельм кителем юноши. Карлисс понял, что смотрит на все происходящее как будто через объектив камеры.

Лакей передал подсумок с магазинами девушке, и она повесила его через плечо.

— Ключи!

Карлисс бросил лакею связку ключей, которыми он открывал первый и второй ящики. Тот открыл третий ящик и стал раздавать защитные очки с темными стеклами. Такие очки он бросил и Уорену. То же самое лакей сделал и с прозрачными маленькими контейнерами, похожими на наперсток. Карлисс натянул очки до самого подбородка. Открыл контейнер и увидел, что там находятся затычки для ушей странной формы, под цвет кожи.

Лакей тоже натянул очки, а затычки положил в карман жилетки.

Юноша уже ушел через заднюю дверь, закрыв ее за собой. Его тележка теперь тарахтела меньше, потому что была нагружена.

Карлисс с озлоблением посмотрел на часы. Все происходило точно по плану.

Рака достал из-под рубахи девятимиллиметровый советский пистолет. Он был влажным от пота. Рака передернул затвор и положил оружие под правое бедро. Ефраим повернул в узкую улочку. Рака посмотрел на часы.

— Потише, пока ты не угробил нас. Все идет по графику.

Рака закрыл глаза. Сейчас Ибрахим катит свою тележку по служебному коридору, потом через остальные двери войдет на кухню. Потом достанет из-под кителя униформы пистолет.

Хала и Рива бросят мыть грязную посуду и возьмут из тележки автоматы. Остальной персонал кухни закроют в холодильной камере для мяса, чтобы позже выдать это за жест великодушия.

Ибрахим, Хала и Рива выйдут из кухни через черный ход. Женщины подойдут к главному входу посольства с двух сторон. Ибрахим дойдет с Халой до конца здания, а потом, спрятав пистолет, один пойдет к воротам.

Рака открыл глаза.

Ефраим повернул еще раз. Рака уже видел ограждения, стоявшие по краю короткого въезда в посольский комплекс. Огромные железные ворота были закрыты.

Ефраим, наверное, уже подходит к будочке охранников. Женщины, Хала и Рива, должны быть на своих позициях.

Джамаль и женщина с ним должны подготовить светозвуковые гранаты.

Рака посмотрел направо. По улице к ним приближался полугрузовой “Мерседес” с четырьмя “бессмертными”. Он посмотрел влево. Приближался “Кадиллак”-лимузин с развевающимся египетским флажком.

Лимузин, замедлив ход, повернул к воротам посольства.

Рака посмотрел на часы. Он услышал выстрелы из открытых окон фургона.

Все четыре двери лимузина открылись, и из них появились восемь “бессмертных”. Раздались звуки автоматной стрельбы. “Кадиллак” задом отъехал в переулок. Его двери оставались открытыми настежь.

Распахнулись главные ворота. Со стороны посольского комплекса раздались автоматные очереди.

— Теперь поспеши, Ефраим, — спокойно сказал Рака.

Фургон рванул вперед. “Мерседес” сделал крутой поворот вправо и въехал через раскрытые ворота во двор посольства. “Кадиллак” был уже на улице. Рака лишь на мгновение увидел его в боковом зеркале машины.

Женщина в черном платье служанки и в белом переднике что-то сказала на своем языке. Карлисс предположил, что это был фарси. Человек в ливрее кивнул и взял из кармана жилетки затычки в уши. Свои женщина уже воткнула в уши. Она распустила темные волосы и они рассыпались по плечам.

Женщина подняла передний край платья и стала разматывать что-то, обернутое поверх комбинации. Это была темная шаль.

Человек в ливрее надел очки. Карлисс сделал то же самое, потому что в руках у лакея было что-то похожее на большие яйца. Карлисс знал, что это должно было быть, хотя сразу и не узнал. Это были специальные гранаты, которые при взрыве издают звук большой громкости и образуют яркую вспышку света. Если человек не защищен специальными очками и затычками для ушей, то он временно слепнет и глохнет от взрыва.

Женщина тоже надела защитные очки. Она открыла дверь, и лакей бросился в зал. Она побежала за ним. Карлисс упал на колени, закрыл глаза и заткнул уши руками. Ему говорили, что “беруши” только частично нейтрализуют силу звука.

Фургон врезался в предохранительный барьер. Хала и Рива вышли со своих позиций с обеих сторон здания. Четверо “бессмертных” выскочили из машины, на ходу стреляя из автоматов. Фургон резко остановился у главного входа здания посольства. И Рака выпрыгнул из фургона.

— Правоверный Ефраим. Да прославится твое самопожертвование, пока солнце светит правоверным, дорогой друг, — Рака отбежал от здания в глубь двора. Фургон с четырьмя ведущими колесами стал разгоняться, достиг первой ступеньки и начал взбираться по лестнице.

Рака следил за происходящим под прикрытием “Мерседеса”. В левой руке он держал детонатор.

Фургон достиг верхней ступеньки. Одетые в форму морские пехотинцы стреляли в него из автоматических винтовок “М-17”. Рака нажал кнопку детонатора.

Взрывчатка была расположена по всему корпусу машины, даже внутри дверных панелей и с внутренней стороны крыши. Машина представляла собой гигантскую осколочную гранату.

Взвился огненный шар и покатился по арочным навесам, закрывавшим лестницу. Кричали люди, пораженные осколками. Один из морских пехотинцев покатился по ступенькам, охваченный пламенем. Все окна посольства разлетелись вдребезги. Один осколок ударил в капот “Мерседеса”. Рака вышел из своего укрытия. Рива стояла рядом с телом Халы, пробитым осколками.

Рака оглянулся и посмотрел на ворота. Они закрывались, а ограничительные барьеры поднимались на место. “Кадиллак”, тоже начиненный взрывчаткой, стоял между главными и внутренними воротами, блокируя въезд.

Десять “бессмертных”, Риза и Ибрахим штурмовали здание посольства через огромные разбитые окна. Двое “бессмертных” с автоматами “АКМ” перестреливались с охраной, находившейся на крыше. Рака спрятался в “Мерседесе”, крыша которого была пуленепробиваемой. Он молился, чтобы осколки не повредили двигатель. Автомобиль завелся, и Рака двинулся вперед. Он слышал, как визжат пули, отскакивая от крыши машины. На заднее сиденье сели два его “бессмертных”.

Рака доехал до лестницы, где на когда-то полированном граните валялись куски фургона и части человеческих тел. Оба “бессмертных” выскочили из машины, стреляя длинными очередями по крыше посольства. Рака, пригибаясь, вылез из-за руля и побежал под прикрытие навеса. Вместе они пошли по ступенькам.

Карлисс вытащил ушные затычки и снял очки. Он бросил их на мраморный пол. Мужчины и женщины, его съемочный персонал, слуги, служащие посольства и иностранные гости катались по полу, безумно кричали, закрывая глаза. Некоторые пытались подняться, но, натыкаясь на других, тут же падали.

Отовсюду раздавались звуки стрельбы. Скоро здесь будет Рака. Карлисс двигался по комнате, внимательно присматриваясь. Наконец он увидел ее. Белое платье, как и все вокруг, было в каких-то пятнах. Она то плакала, то безумно кричала и прижимала руки к глазам.

Карлисс опустился перед Хелен на колени и прижал ее голову к своей груди. Ее рыдания поутихли.

Уорен ничего не говорил ей.

Она все равно ничего бы не услышала.

Дверь, ведущая в переднюю, с шумом открылась, как от пинка.

Мухаммед Ибн аль Рака стоял посреди дверного проема с двумя вооруженными автоматами мужчинами. Когда он вошел в зал, к нему присоединились еще несколько вооруженных людей. Рака, казалось, что-то искал.

Потом Карлисс увидел, что Рака заулыбался и направился к нему. Карлисс продолжал стоять на Коленях, держа Хелен Челевски, и качая ее, как больного ребенка.

Рака остановился примерно в метре от него.

— Уорен, ты все устроил очень хорошо.

— Ты обещал, что никто не будет убит. Что это за стрельба?

Рака не ответил, оглядывая зал и улыбаясь.

— Что касается твоего брата, я освободил его лично перед тем, как покинул горы Эль Бурс. Я освободил Мартина от всех земных забот и трудностей.

Рака повернулся и пошел к двери.

Уорен Карлисс плакал.

Глава 29

Несколько человек из морской пехоты Большого Сатаны и персонала посольства, которых Рака очень подозревал в принадлежности к ЦРУ, забаррикадировались на верхнем этаже и на крыше, разместив там снайперов.

Вокруг забора собрались несколько мужчин и женщин в гражданском, полиция, “Моссад” и подразделение армейского летучего отряда, по своим функциям аналогичного британским специальным воздушным подразделениям коммандос.

Но не было представителей средств массовой информации.

Рака говорил в громкоговоритель, стоя в большом коридоре, проходившем по всей ширине передней части здания. Здесь висели портреты американских президентов и евреев — Бен Гуриона и Голды Мейер. Позже он прикажет убрать их отсюда.

— Я требую, чтобы было выполнено следующее: морские пехотинцы и персонал Службы безопасности, забаррикадировавшиеся на верхнем этаже и на крыше, должны быть эвакуированы вертолетом. Они должны оставить оружие на крыше. Если к зданию приблизится более одного вертолета, все заложники будут казнены. Я требую, чтобы официальные представители правительства еврейских оккупантов Палестины были доставлены на расстояние слышимости моего голоса для обсуждения важных вопросов. Я требую, чтобы представители Большого Сатаны прибыли сюда с той же целью. Я требую, чтобы сюда были доставлены представители прессы и других средств массовой информации, и чтобы не было никаких попыток препятствовать представителям средств массовой информации как местных, так и иностранных. Я требую бесперебойного водо— и электроснабжения посольского комплекса, и требую, чтобы не предпринимались никакие преднамеренные помехи во вред этому зданию. Все это от имени “Международного Джихада”, от имени борцов против гнета Большого Сатаны, евреев, их лакеев и других фашистских диктатур.

Если будут предприняты попытки прорваться в посольство или повлиять на события иными способами, то мы обнародуем материалы конференции, а смерти, которые последуют за этими действиями, падут на ваши головы. И только на ваши. Посланцы государств, находящиеся здесь для выработки секретных мероприятий против исламского мира, обвязаны взрывчаткой. Детонаторы могут быть приведены в действие различными способами.

В ваших руках судьба восьмидесяти двух заложников. Здесь находится съемочная группа, которой приказано продолжать работу. Если ваши действия повлекут смерть тех, кто содержится здесь в качестве заложников, все эти действия будут записаны для последующей публичной демонстрации. Следующее мое обращение к вам состоится через час.

Он разжал руку и выключил громкоговоритель. Рака повернулся к Ибрахиму, который уже снял униформу.

— Проследи, чтобы все эти картины были сняты со стен и уничтожены.

— Да, Мухаммед.

Рака пошел по коридору к большому залу, где он держал всех пленников. Многие из заложников, которые оказались ближе всего к местам взрыва светозвуковых гранат, до сих пор испытывали жестокие страдания.

Но посланник президента должен был слышать.

Рака пересек зал, заметив, что Уорен Карлисс следит за ним. Джамаль сменил ливрею и теперь помогал Карлиссу работать с видеокамерой, которую принесли в ящиках с оружием в посольство. Светозвуковые гранаты вывели из строя камеру, которой велись съемки во время банкета. А Рака хотел, чтобы запись можно было воспроизвести немедленно. Кинопленка для этой цели не годилась. Из нее можно было легко вырезать ненужные кадры во время обработки и редактирования.

Нескольких работников посольства заставили принести все телевизоры в зал, чтобы Рака имел возможность постоянно следить по ним за действиями врага. Средства информации, особенно американские, казалось, заигрывали с террористами.

Рака остановился перед американским посланником, на которого только что нацепили взрывчатку. Он, очевидно, не мог еще хорошо видеть, но Рака подумал, что он может слышать.

— Ты слышишь меня? — прокричал Рака.

— Кто вы? — глаза человека бегали из стороны в сторону.

— Я человек, который властен над твоей жизнью и смертью, — Рака засмеялся и ушел.

Иосиф Гольдман считал себя счастливцем. Вечером он ремонтировал свой “Ягуар” 1957 года выпуска и очень испачкался. Его жена Анита приготовила ужин, а после еды и вышивки он принял душ. Он чувствовал себя счастливым. Но тут его вызвали на службу. А это значило, что снова предстоит грязная работа.

Машина остановилась, и Гольдман вышел из нее, направившись к группе полицейских и военных. Иосиф узнал полковника, работавшего в отделе по борьбе с терроризмом.

— Юрий! — позвал он.

Юрий Марковский отвернулся от группы офицеров, которые о чем-то совещались, и, улыбаясь, расставил руки.

— Ба-ба, а я думал, что ты в отпуске.

— Я был в отпуске еще сорок минут назад, — он пожал руку высокого полковника, а потом стал искать сигареты.

— Я думал, что ты бросаешь курить.

— Сорок минут назад бросал, — ответил Гольдман. Он нашел сигареты и зажигалку. Это была первая сигарета за десять дней, и когда он вдохнул дым, он показался ему очень вкусным. Потом Иосиф закашлял и пробежал рукой по редеющим волосам. — Так вот, мне позвонили и сказали, что что-то произошло, и необходимо мое присутствие, и что через десять минут за мной приедут, а в машине будут документы.

— Я знаю. Никакой стоящей информации.

— Ничего существенного. Значит ли это, что вы ничего не знаете кроме того, кто это? И даже сколько их?

— Пойдем, поговорим, — сказал Марковский и кивнул в сторону улицы. — Мы знаем, что у них были свои люди среди персонала. И мы знаем, что человек двенадцать ворвались в посольство снаружи. Они объявили, свою принадлежность к “Международному Джихаду”. Мы считаем, что это действительно так. Наш человек с крыши сфотографировал их представителя, говорившего о взрывчатке.

— О какой взрывчатке, Юрий?

— Которая привязана на груди всех заложников. Хотя в этом я сомневаюсь. Может быть, только наиболее важных. Но мы получили фото того человека и проверяем его у себя, в ЦРУ, британской разведке и западной Германии. Если они посчитают нужным сказать нам или мы сами найдем какую-нибудь информацию, то по крайней мере, через час мы будем знать, кто они. Мы связались с американским госдепартаментом. Они очень спокойны и официально запросили, почему мы ничего не делаем. По крайней мере, ничего не делали. Обвинили нас в сокрытии информации и заигрывании с террористами. Представитель террористов требует полного освещения событий, и у нас всего сорок минут до следующего контакта с ним. Американцы просят тянуть время.

— Конечно! Мы тянем время, те приходят в ярость, а американцы нас обвиняют. А почему бы нам не переодеть армейское подразделение кинодокументалистов с их камерами, одно из тех, что снимает ваши дикие вечеринки в пустыне?

— Можно. Но те ожидают увидеть материал по телевидению.

Гольдман задумался.

— А что, если отключить электроэнергию?

— Представитель сказал, что если мы нарушим подачу воды и электричества, то заложники будут казнены.

— Замечательно, — прошипел Гольдман. — Дай подумать. Получается, мы никак не можем воздействовать на них. Если мы попытаемся помешать им, то это закончится казнью заложников.

— Да, — сказал Марковский, выпуская облако дыма.

— В том то и дело.

— Что, Иосиф?

— Мы никак не можем помешать им... А может, просто не транслировать материал, а использовать кабель для передачи сигнала на посольство с одного из зданий поблизости. Может, еще с десяток домов будут принимать наши трансляции. Но мы могли бы вывезти жителей этих домов под предлогом эвакуации в безопасное место и тем самым лишить их возможности смотреть ночные и утренние выпуски новостей. Твои люди подготовили бы пленку для передачи настоящих новостей по радио. Некоторое время это будет срабатывать.

— Как я это сделаю? Я имею в виду журналистов.

Гольдман кивнул в сторону улицы, как будто совещаясь с ней.

Он подумал, что выглядит глупо. Гольдман сказал полковнику Марковскому:

— Пообещай им эксклюзивные права на материалы, если все получится. Запугай их чем-нибудь. Я не знаю. Взывай к их патриотизму. Что угодно. Но мы должны сделать все быстро. Пошлите своих людей проверить материалы, чтобы не проскользнуло ничего случайного, когда материал пойдет в эфир. Что, если послать нескольких репортеров взять интервью у террористов?

— Мы можем попросить их, — согласился Марковский.

— Если это удастся, тогда мы могли бы получить информацию, все ли заложники находятся вместе. Они часто поступают именно так, хотя это и глупо.

— Держу пари, что они все в большом зале, где проходил обед. Ты знаешь, кто там был?

— Несколько важных дипломатов. Это все, что мне сообщили.

Марковский остановился.

— Специальные представители Египта, Сирии, Иордании, нашей страны, посланник президента Америки. Проводилась конференция об угрозе мусульманского фундаментализма миру на Ближнем Востоке. Присутствовали представители исламского мира. Видимо, поэтому был нанесен такой удар.

— Хорошо. Теперь нам необходимо знать, чего хотят от нас террористы. И чего ждет от нас правительство.

— К нам обратился пока только Египет. Они предложили нам любую посильную помощь, которая нам может потребоваться.

— Что-нибудь типа своих диверсионных подразделений?

Марковский улыбнулся:

— По крайней мере, у них добрые намерения.

Гольдман прикурил сигарету от предыдущей и пошел к машине. Приблизившись к ней, он крикнул Марковскому:

— Предупреди всех — никаких радиотелефонов. Они могут нас прослушивать. Одному Богу известно, что за аппаратура находится в американском посольстве.

Над ними пролетел вертолет. Марковский прокричал:

— Он снимет с крыши морских пехотинцев и нескольких сотрудников посольства. Это одно из требований террористов.

— Поговори с ними, но не испытывай их терпения. Мы могли бы узнать от них что-нибудь полезное для себя, — Гольдман сел в машину и бросил водителю: — К ближайшей телефонной будке.

Ему очень хотелось принять душ.

Глава 30

— Почему вы не можете остановить их, полковник Лидбеттер?

Лидбеттер оторвал взгляд от своих рук и посмотрел в окно, закрытое шторами, как бы в поисках вдохновения. Его не было. Он снова взглянул в лицо генерала Файфа. Когда он уже было собрался заговорить, в комнату вошла жена Файфа с подносом и кофейником, двумя чашками и тарелочкой шоколадных пирожных на нем.

Пахли они замечательно.

— Спасибо, Марианн, — сказал ей генерал Файф.

— Да, большое спасибо, миссис Файф. Пирожные восхитительны.

— Я только что испекла их, полковник, — улыбнулась она. — Я оставляю вас вдвоем. Если вы захотите еще кофе, позовете меня, — она вышла из комнаты, шурша платьем. Со светлыми волосами и полненькой фигурой она напоминала Лидбеттеру идеальную бабушку, какой никогда ни у кого не было.

Когда дверь закрылась, Файф встал, обошел письменный стол и стал наливать кофе. Они оба предпочитали пить черный кофе, поэтому она не принесла сливок.

— Да... — он передал Лидбеттеру чашку. — Ее пирожные действительно пахнут замечательно. Вы когда-нибудь пробовали их?

— Нет, сэр. У меня не было такой...

— Привилегии? По вкусу они напоминают дерьмо. Я пытался кормить ими собаку, пока она не сдохла. Поэтому вы должны помочь мне съесть несколько штук, иначе мне одному придется давиться ими.

— Да, сэр. — Лидбеттер встал, взял пирожное, откусил и понял, что генерал Файф даже был слишком высокого мнения о кулинарных способностях своей супруги.

— Почему вы не можете остановить их?

— Помните, сэр, мы договаривались, что и речи не может быть о радиосвязи?

— Но мы могли бы использовать что-нибудь другое.

— Но спутник, через который мы могли бы с ними связаться, еще не запущен, сэр.

— Черт возьми! Если ваши парни доберутся туда и сделают свое дело, Мэт, эти сволочи, занявшие посольство, разорвут всех на куски.

— Мне известно об этом, сэр.

— Да. Но вам не известно вот это. Посмотрите, — он взял со стола конверт и передал его Лидбеттеру, которому пришлось затолкать пирожное в рот, чтобы освободить руку.

Мэтью Лидбеттер поставил чашку на поднос, открыл конверт и вытряхнул оттуда расплывчатую черно-белую фотографию. Она, вероятно, была сделана при помощи специального объектива с большого расстояния и, пожалуй, при плохом освещении. Но лицо было все же узнаваемо.

— О, Боже!

— Да, это мистер Рака собственной персоной. Религиозный фанатик.

— Да...

— И ваши парни должны ликвидировать его группу? Я прав?

— Да.

— И есть один способ остановить их, Мэт.

— Какой, генерал?

Лидбеттер знал, какой способ, но не стал упоминать о нем раньше. Он надеялся, что генерал Файф не знает этого единственного способа.

— Мы сообщим КГБ, и они сделают это за нас.

Все правильно. Это и был тот единственный способ.

— Действуйте, Мэт.

— Это убийство, сэр.

— Я приму вашу отставку. Можете датировать ее позавчерашним числом. И к вам не будет никаких претензий. Вы останетесь в стороне.

— Нет, сэр.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду?

Лидбеттер снова встал. Он был выше генерала Файфа, но ненамного.

— Вы можете принять мою отставку или отдать под суд за неповиновение прямому приказу. Но я не отдаю приказов убивать моих солдат. Вы хотите это сделать и можете приказать кому-нибудь другому сделать это.

— Мэт, я слышал, что у людей иногда возникают трудности с получением пенсии...

— Ну, это просто замечательно, сэр. И вы правы — пирожные просто дерьмовые, — Лидбеттер поставил чашку на поднос и направился к двери.

— Мэт, я не шучу.

Лидбеттер повернулся и посмотрел на него, держась за ручку двери.

— И я тоже, сэр, — он открыл дверь и вышел.

Глава 31

Мехди Хамадан смотрел на экран вот уже несколько часов. Везде одно и то же. А точнее, ничего. “Технические неполадки”.

— Черт их возьми! — крикнул он.

Скоро взойдет солнце.

Хамадан открыл балконную дверь и вышел на воздух.

Достаточно было включить специальное устройство в розетку, установить время на часовом механизме и уйти. Через десять минут мощный электрический импульс обесточит весь этаж и пошлет радиосигнал, который будет принят Ракой и его группой. Этот сигнал будет приказом убить всех заложников в посольстве.

Он мог бы сделать это сейчас.

Мехди впился пальцами в перила и уставился на неспешное предрассветное движение на улице.

Иерусалим казался вполне обычным.

Что случилось? Чем они сейчас занимаются?

Хамадан смотрел на улицу и старался сосредоточиться.

Джамаль был просто гениален в электронике.

Рака стоял у него за спиной в посольском центре связи. Уорен Карлисс находился рядом с ним.

— Джамаль, возможно ли, что они нас дезинформируют?

— Очень возможно, Мухаммед, — согласился Джамаль.

— Уорен, друг мой?

— Я понятия не имею, Рака. А если бы знал...

—...то не сказал бы мне. Я знаю, — Рака смотрел на крошечные красные и зеленые огоньки. Эти диоды с цифрами ни о чем ему не говорили.

Он посмотрел на Карлисса.

— Эта блондинка, которая работает в посольстве США, еврейка, не так ли?

— Я не знаю, — сказал ему Карлисс.

Рака засмеялся.

— Уорен, Уорен, что мне с тобой делать? Ты думаешь, что если твоего брата уже нет в живых, то я не имею власти над тобой? Но ты не прав, — Рака повысил голос. — Ибрахим! Рива!

Дверь за его спиной открылась. Рака видел, как у Карлисса отвисла челюсть.

В комнату втолкнули белокурую еврейку по имени Хелен Челевски. Ее руки были скручены впереди липкой лентой, рот был забит туалетной бумагой и заклеен такой же лентой.

Рива взяла нож и приставила его к лицу Хелен чуть ниже носа.

— Я помню, — начал Рака, — что у американцев есть пословица. Отрезать себе нос, чтобы разозлить кого-то другого. Так вот, если ты разозлишь меня, Рива отрежет нос этой еврейке.

Рива ударила Хелен сзади по ногам, и та упала на колени. Ибрахим схватил ее за волосы обеими руками и рванул голову назад, а Рива снова приставила нож к носу. Хелен задыхалась.

— Мне кивнуть еще раз, Уорен? — Рака изучал лицо Карлисса.

— Отпусти ее, — взмолился Карлисс. — Вытащи ей кляп изо рта, чтобы она могла дышать и отведи ее к остальным. Я сделаю все, что в моих силах.

— Не знаю, Уорен. Может, ты говоришь это и искренне. А может, нет. Мне кажется, что если мы отрежем ей кусочек носа, то сможем быть более уверенными в тебе. Как ты думаешь?

Уорен Карлисс опустился на колени перед Ракой и наклонил голову. Он шептал:

— Пожалуйста. Пожалуйста... сэр.

Рака улыбнулся.

— Уберите ее. Сделайте так, как посоветовал Уорен. Развяжите ее и держите с остальными.

— Да, Мухаммед, — сказал Ибрахим. Они подняли Хелен на ноги и вывели ее из комнаты.

Карлисс все еще стоял перед Ракой на коленях.

— Здесь есть мощный передатчик и вполне логично, должна быть спутниковая антенна, — сказал Рака.

— Да, — почти неслышно прошептал Уорен.

— Я не доверяю телепередачам, которые они транслируют. Ты можешь настроить аппаратуру на прием теле— и радиосигналов из-за границы?

Карлисс молчал в нерешительности, а потом ответил:

— Должно получиться.

— Тогда немедленно приступай к настройке антенны и найди радиостанцию, передающую настоящие новости. Я должен знать, что сообщают миру. Джамаль поможет тебе. Он хорошо разбирается в этих вопросах. Встань.

Карлисс встал.

Рака улыбнулся ему.

— Уорен, ты доказал, что действительно является незаменимым человеком.

— Ты все равно собираешься убить ее, да? Потому что она еврейка? Ты убьешь всех нас?

Рака обеими руками похлопал Карлисса по плечам.

— Есть много способов умереть. Хочешь, я расскажу тебе, как умер твой брат?

Карлисс не ответил ему.

Глава 32

Впереди был массивный естественный выступ, и Кросс с Иранией, ехавшие впереди колонны, направились к нему. На площадке над выступом стоял человек. Даже с такого расстояния можно было различить винтовку у него в руках. Лошади ускорили шаг, вероятно, почувствовав запах пищи и пресной воды, а может просто запах сородичей.

— Ты хороший любовник, — сказала ему Ирания.

Кросс просто смотрел на нее. Ему еще никогда не говорили такого.

— Спасибо, — наконец промолвил он.

— Сегодня ночью мы будем спать вместе. Это будет наша последняя ночь, Эйб.

— Да. Я знаю и совсем не против спать вместе. Я люблю тебя и буду очень скучать по тебе. Знаю, что это звучит по-дурацки.

— Не по-дурацки, — сказала Ирания и, улыбнувшись, посмотрела на него. — Это звучит замечательно. И я всегда буду помнить, что ты сказал мне. Сколько бы лет не разделяло нас.

Объехав небольшую лощину, они направились к выступу.

Лошади все ускоряли шаг.

Кросс внимательно осматривал пространство под выступом. Везде были бойцы “Народного Муджахедина”. Людей было больше, чем лошадей, на которых они могли были приехать. В основном мужчин, и всего лишь несколько женщин. Под прикрытием скалы горели костры, и чем ближе они подъезжали, тем сильнее Кросс чувствовал запах еды. Вероятно, готовили баранину.

Ирания въехала под выступ. Кросс — за ней. Она легко выпрыгнула из седла. Кросс остался верхом. Он не доверял такому большому количеству людей, а тем более — вооруженных незнакомцев. Кросс как бы случайно держал руку возле автомата.

Невысокий смуглый человек с черными с проседью волосами подошел к ним. Ирания бросилась в его лапищи, пытаясь обнять его поверх массы амуниции, висевшей на нем. Они заговорили на фарси. Кросс уже научился распознавать этот язык. Мужчина смеялся и крепко обнимал ее, а Ирания смотрела на него, а не на Кросса.

— Наверное, это ее дядя, Кросс, — добродушно засмеялся Хьюз.

— Со мной однажды приключилось что-то подобное, — добавил Бэбкок и, перегнувшись через седло, хлопнул Кросса по спине.

Кросс широко улыбнулся.

— Ребята, вы такие милые.

Он спрыгнул со своей гнедой лошади рядом с Иранией и человеком, который был размером с огромного черного медведя.

Ирания потянула человека за собой, обняв Кросса левой рукой, а “медведя” — правой.

— Мой дядя, — гордо улыбнулась она.

Кросс услышал, как Хьюз и Бэбкок захихикали сзади.

Би-Би-Си ссылалось на какое-то загадочное чрезвычайное положение в посольстве Соединенных Штатов в Иерусалиме, упоминалось нарушение связи. Никого из представителей прессы не подпускали ближе шести кварталов от посольства. Жители близлежащих зданий были эвакуированы. Диктор говорил, что посольство окружено все возрастающим количеством израильской полиции и военными. Корреспонденты Би-Би-Си попытались задать Белому дому вопросы, касающиеся данного события, но официальный Вашингтон хранил молчание. Высокопоставленный источник, пожелавший остаться анонимным, сказал, что к Хайфе направлен шестой американский флот. Все четыре американских информационных агентства, очевидно, остаются в неведении, как и остальные агентства во всем мире.

Французская газета сообщала о прибытии на Кипр военнослужащих сверхсекретных американских сил быстрого реагирования “Дельта Флайт”.

Мухаммед Ибн аль Рака сказал Уорену Карлиссу:

— Оказывается, нас обманывали.

У двери зала он остановился и на мгновение закрыл глаза. Потом раскрыл их и вошел в зал.

Обеденные столы были сдвинуты в сторону. В центре зала теперь содержали заложников. Их заставили сесть. Женщины держали руки на коленях, мужчины — в карманах. Только морские пехотинцы и гражданские, которых подозревали в принадлежности к Службе безопасности, были со связанными на спине руками. Их глаза были завязаны.

Рака обратился к своим “бессмертным” и к заложникам:

— Меня обманули. Оказалось, что все эти репортеры, фотографы и все остальные не те, за кого себя выдают. Мир до сих пор не знает о ситуации, сложившейся в посольстве. Но я сейчас исправлю положение. Мне нужны двое пехотинцев и двое из Службы безопасности. Приведите их к главному входу.

В зале раздался плач, хныканье, стоны. Но он проигнорировал все эти звуки. Стуча каблуками по полу, Рака шел по коридору. На стенах пыльные прямоугольники выделяли места, где висели те портреты, которые оскорбляли его взор.

Он остановился у изуродованного взрывом дверного проема. Несмотря на жаркое солнце, здесь было прохладно. Рака оглянулся. Несколько “бессмертных” вели двух морских пехотинцев и двух гражданских, все еще со связанными руками. Ибрахим охранял вход. С ним была Рива. — Мухаммед, какие-нибудь трудности? — спросил Ибрахим.

— Только кратковременная задержка, — ответил Рака и взял в руку громкоговоритель. — Говорит Мухаммед Ибн аль Рака, руководитель войск “Международного Джихада”, контролирующий посольство Большого Сатаны на земле еврейских оккупантов Палестины. Я узнал, что известие о захвате посольства не было распространено, как мы требовали. Это огорчает меня. Но еще больше это огорчит вас.

Рака повернулся к ближайшему пехотинцу и передал громкоговоритель Ибрахиму. Пехотинцу было лет двадцать, он отличался крепким сложением.

Рака схватил его за воротник и толкнул туда, где когда-то были ступеньки, а затем — вниз, во двор посольства.

Он вытолкнул пехотинца на солнце и сказал:

— Погрейся.

Пехотинец явно хотел заговорить, но молчал в нерешительности.

— Говори свободно. Не бойся, — сказал ему Рака, когда они остановились посреди двора, откуда их могли видеть все собравшиеся у здания посольства.

— Вы не понимаете американский народ. Вы так просто отсюда не уйдете.

— Народ, о котором ты говоришь, рассердится на меня за то, что я сделал?

— Да, это так. Остановитесь. Америка заступится за вас перед израильтянами. Я знаю, что так будет.

— У тебя много веры, но не на то она направлена.

Рака выхватил нож и нанес удар поперек горла молодого пехотинца. Тело упало на асфальт подъездной дорожки, а Рака пошел к зданию.

На верхней ступеньке он взял у Ибрахима громкоговоритель.

— Здесь у двери стоят еще три заложника. Каждый час один из них будет умирать, пока весь мир не узнает об этом событии. Только тогда я смогу считать, что мое требование выполнено. Если же после того, как эти трое будут убиты, вы так и не выполните мои требования, я начну убивать по две женщины-заложницы каждые пятнадцать минут. У вас есть один час.

Скоро здесь будет столько крови, что можно будет утонуть. Фил Донелли работал с видеокамерой. Карлисс подумал, что тот уже похож на труп.

— Давай я возьму камеру, — сказал ему Уорен Карлисс. — Пойди посиди.

Донелли посмотрел на него. От усталости под глазами Фила были темные круги, а кожа посерела.

— Подонок, — прошептал Донелли, когда Карлисс потянулся к камере.

— Проваливай отсюда.

Карлисс предположил, что Донелли внял его совету. Он не пытался вести камерой вслед Донелли, а стал снимать зал в поисках одного лица.

И Уорен увидел его. Это была Хелен Челевски. Он стал снимать ее крупным планом, какой только позволял объектив. Ее глаза были полны слез.

Может она оплакивает его?

Иосиф Гольдман надкусил яблоко.

— Как ты можешь есть? — спросил, его Юрий Марковский.

— Я не спал всю ночь, не завтракал и если сейчас потеряю сознание и буду не в состоянии принять решение, это не вернет к жизни того молодого морского пехотинца.

— В нашем распоряжении сорок пять минут.

Гольдман продолжал есть яблоко.

— Подумай, у нас всего сорок пять минут. Что же делать?

Гольдман надкусил в очередной раз яблоко и, удерживая его в зубах, встал и начал снимать пиджак. Его рубашка была мокрой от пота, даже кобура “Вальтера” пропиталась потом. Он повесил пиджак на спинку складного стула и снова сел, достав яблоко изо рта.

— Рака. Как мило со сторон американцев, что они сообщили нам, кто он такой.

— Может, у них нет фото?

— Конечно. И может быть аятолла Хомейни еврей, а?

Марковский засмеялся.

— Что будем делать, Иосиф?

— Сначала мне надо все прояснить с кабинетом, Но я считаю, что кое-что мы можем уже начать делать. Он хочет репортеров. Он получит репортеров. Позвони всем информационным агентствам.

— Я действительно должен все выяснить, но у нас нет альтернативы. Поэтому у них нет выбора, кроме как согласиться. Так что давай сэкономим время. Обзвони всех: американские агентства, Би-Би-Си, французские. Обзвони всех. Хорошо? Дай ему все, что он хочет. Это позволит еще выиграть время. Как обстоит дело с тоннелем?

— Не очень хорошо. Инженеры говорят, что потребуется часов семьдесят, чтобы пробиться в подвал посольства. А может и больше. Если бы они могли воспользоваться взрывчаткой или пневмобурами, было бы другое дело.

— Проверь с инженерами, может в каком-нибудь из университетов имеется рабочая лазерная установка, с помощью которой можно было бы попытаться пробиться сквозь скалу, — предложил Гольдман. — Я в этом сомневаюсь, но почему бы не попробовать? Ведь должно же получиться, а? Мы и так отвлекали Раку, сколько было возможно, и надеюсь, американцы наконец-то соберутся с мыслями, чтобы подсказать нам что-либо прежде, чем убьют их людей.

Марковский прикуривал трубку, когда Гольдман встал и направился из комнаты.

— Мы выкрутимся в любом случае, правда?

Гольдман промолчал.

Глава 33

Мэтью Лидбеттер попробовал решить этот вопрос через голову генерала Файфа. Но ничего не получилось.

Он вернулся к Махеру. Ресторан был заполнен уже другой публикой. Он снова заказал-горячие сандвичи, но вместо пива на этот раз попросил виски.

Существовал единственный способ, которым Файф мог остановить Хьюза, Кросса и Бэбкока. Обронить словечко в присутствии тех, кто торгует информацией, и через кого эта информация поступит в КГБ, а оттуда — в террористические организации мира. И так сведения о группе дойдут до Мехди Хамадана, где б он сейчас ни был. А последний предупредит центр обучения и штаб-квартиру террористов в горе Дизан.

Файф выпустит предварительно согласованную легенду, которая готовилась на случай захвата кого-либо или всей группы, осуществлявшей “хирургический удар”. Дарвин Хьюз, старый вояка, который из-за смерти невестки и не родившегося внука пять лет назад, добился согласия правых бизнесменов на финансирование его личного плана удара по террористам. Контрабандист, который во время второй мировой войны воевал с Хьюзом, а теперь строит из себя респектабельного бизнесмена, имел подпольные контакты и получил секретные данные, необходимые для проведения этой операции.

Абрахам Келсоу Кросс присоединился к Хьюзу из чувства вины перед погибшими в событиях пятилетней давности и из простого чувства мести. Они завербовали Бэбкока, который разочаровался в военной службе, так как считал, что ему препятствуют в продвижении по службе из расовых соображений. Кроме того, у Бэбкока были очень высокие запросы и его привлекла возможность заработать много денег. Файнберг, прежде всего как еврей, чувствовал себя обязанным бороться против терроризма на Ближнем Востоке. Кроме того, его за воинские нарушения постоянно жестоко преследовали, и для самоутверждения он вошел в эту группу.

Руководство собиралось избавиться от Хьюза до того, как он послужит причиной дипломатического инцидента, но использовать вымышленные имена, фиктивные паспорта и другие документы, с которыми Хьюз и другие покинули страну, оставив оружие и другие компрометирующие материалы.

Эта легенда была составлена так, чтоб русские клюнули на нее, а иранцы восприняли как божественное откровение. Когда уже существующие подозрения подкрепляются ложью, то более вероятно, что она будет восприниматься в качестве правды.

Принесли сандвичи.

Лидбеттер снова посмотрел на лица прохожих. Он думал о том, поверит ли кто-нибудь из них тому, что он знал, поверит ли в то, что должно произойти или уже начало происходить. Поверят ли они в то, что три человека, а может, четыре или пять, если считать греческого друга Дарвина Хьюза, будут проданы той самой системой, ради которой они рискуют собственной жизнью?

Он сомневался. Это было похоже на какую-то шпионскую историю. Все знают, что тайные операции сейчас строго контролируются.

— За художественный вымысел, — пробормотал он и выпил порцию виски.

Все разместились в пяти грузовиках. Шестьдесят восемь бойцов “Народного Муджахедина”, включая дядю Шапура, Иранию, Кросса, Бэбкока и Хьюза. Они ехали весь остаток дня и вечер, остановившись всего один раз, а потом продолжали движение в темноте.

Кросс, Ирания, Хьюз, Бэбкок и дядя Шапур сидели в кузове первого грузовика у кабины. На каждом повороте дороги Шапур напоминал им, что военные грузовики здесь обычное явление. Ими доставляют все необходимое террористам. А на каждом втором повороте говорил, что эти горы патрулируются террористами, и они могут остановить грузовики для проверки. Их отряд легко обнаружат, и бой может начаться прямо здесь.

Но их никто не останавливал. Кросс выглянул из-под брезентового тента, когда грузовики один за другим свернули с дороги в долину, которая казалась темнее, чем ночные горы вокруг нее. Так они проехали еще час, а потом остановились на ночевку.

В непосредственной близости к горе Дизан было рискованно разводить костры и вообще пользоваться огнем. Поэтому все передвигались по лагерю, ели холодную, пищу, чистили оружие на ощупь, при тусклом свете луны.

Кросс, Бэбкок и Хьюз стали готовиться к последнему заданию. Почистили “Джи-3”, автоматические винтовки, “Манлихер”, пистолеты, проверили ножи.

Когда с этим было покончено, Кросс и Бэбкок помогли Хьюзу в последний раз проверить взрывные устройства, в основном, пластиковые, хотя было несколько и динамитных зарядов. Взрывчатка, батареи питания, детонаторы — все казалось в порядке.

Взрывчатку они уложили в сумки и вновь вернулись к оружию. Каждый снял и проверил электронные прицелы, вставив батарейки, а потом вынули их и положили ближе к телу, чтобы до утра, когда возникнет необходимость, они находились в тепле.

Чтобы не упускать оружие и снаряжение из виду, совещание с дядей Шапуром и шестью партизанами, выполнявшими функции полевых командиров, провели в первом грузовике.

Усевшись на корточки, как дети в ожидании рассказов о привидениях, муджахедины слушали Кросса.

— Все разработано заранее, сейчас мы просто рассмотрим вашу роль в операции. О нас вы знаете лишь то, что мы должны как-то войти в тоннель под горой Дизан, а попав туда, мы попытаемся убить как можно больше террористов “Международного Джихада” и взорвать их штаб. Потом мы постараемся выбраться живыми. Это, в основном, все, что вам нужно знать. Достаточно сказать, что мы отрепетировали эту операцию так, что можем провести ее с закрытыми глазами. Все фазы операции в отдельности. Завтра нам предстоит собрать все элементы вместе и провести ее.

— Вашу завтрашнюю роль в операции трудно переоценить, настолько она велика, — сказал им Кросс, заметив, что Хьюз при этих словах посмотрел на него с отеческой гордостью. — Они не ожидают специально нас, хотя они к чему-то и готовы в связи с трудностями, которые были у нас с русскими у реки. Но они определенно не ожидают трех человек, которые попытаются захватить их врасплох.

— Захватить их куда? — прозвучал голос одного из полевых командиров, маленького человека в обтрепанной шапке с саблей. Ирания улыбнулась и перевела ему слова Кросса. Он кивнул. — Большой извините.

— Ничего, друг, — кивнул ему Кросс и продолжил: — Даже если они и ожидают чего-то, это будет нашим преимуществом. Когда вы начнете свою провокационную атаку, они подумают, что это настоящий штурм, и у нас появится возможность без особых трудностей проникнуть в пещеры. Одним словом, от вас требуется очень быстро и очень мощно ударить всеми силами по главному входу. Потом, когда сопротивление станет достаточно упорным и затяжным, но не настолько, чтобы вас смели, начинайте отходить. Чем больше террористов вы увлечете за собой, тем лучше для нас. Но не геройствуйте. Помните, ваша задача — отвлечь этих парней, пока мы проскользнем через черный ход, стараясь как можно дольше оставаться незамеченными. Вот и все. У них превосходство в живой силе, в огневой мощи и, возможно, у них есть на чем улететь. Когда вы выманите их, рассредоточьтесь в горах, чтобы ваш отход не превратился в кровавую резню.

— Это неважно, что мы умрем. Или даже если вы умрете. Важно разгромить “Международный Джихад”, — с энтузиазмом произнес дядя Шапур, и его губы скривились в улыбке, обнажив зубы, которые при свете лампы казались желтей, чем на самом деле. — Наши жизни ничто по сравнению с тем благом, которое мы можем совершить.

Эйб посмотрел на дядю Ирании.

— Конечно, — сказал он ему.

Бэбкок и Хьюз решили спать в грузовике, где было их оружие, взрывчатка и все снаряжение. “Тем лучше для них”, — подумал Кросс, прижимая Иранию ближе к себе.

— Это наша последняя ночь.

— И мы сможем заниматься любовью всю эту ночь, — сказал он ей. — Добиться мирового рекорда.

— А завтра ты не сможешь даже ходить, а не то что воевать.

— В шестидесятые годы говорили, — прошептал Кросс, крепко обнимая Иранию: — занимайся любовью, а не войной.

— Почему ты такой легкомысленный? Иногда ты серьезный, а потом вдруг... Я тебя очень люблю, но мы никогда больше не увидим друг друга.

— Может, я легкомысленный, как ты говоришь, именно потому, что ты права. Мы больше не увидимся.

Она, казалось, задумалась на минуту, а потом заговорила так быстро, что слова наслаивались одно на другое:

— Мы можем угнать один из грузовиков и уехать из этой долины...

—...поехать в Афганистан, да? Поменять одну войну на другую? Или может быть отправиться в Туркменскую Республику и сказать, что очень сожалеем о том, что уничтожили бронетранспортеры и убили всех их солдат? Куда, к черту, мы поедем? И как мы после этого будем смотреть друг другу в глаза?

Она спрятала голову у него на груди и чуть слышно прошептала:

— Я знаю. Просто обними меня, Эйб.

Он обнял ее.

Спустя некоторое время он целовал ее, прислушиваясь к звукам ее дыхания. Их пальцы нежно прикасались друг к другу, как бы оставляя отпечатки на всю оставшуюся жизнь. Их тела устремились друг к другу, и когда Кросс, наконец, вошел в нее, они оба делали все возможное, чтобы продлить эти мгновения как можно дольше.

Глава 34

Мухаммед Ибн аль Рака сидел, поджав под себя ноги, на высоком стуле посреди заложников.

Он говорил им:

— Скоро я объявлю свои требования... чтобы Большой Сатана разорвал дипломатические связи с еврейскими оккупантами Палестины, и чтобы евреи были осуждены Организацией Объединенных Наций за преступление против исламских народов. Я буду требовать, чтобы прекратилась военная и интеллектуальная помощь им, а также помощь новыми технологиями, чтобы Большой Сатана увел военные корабли на Кипр. И тогда, — он поднял указательный палец правой руки к несу, — бригады “Международного Джихада” придут из Ливана в эту ослабленную землю и принесут с собой смерть, как огромная туча саранчи, пожирающая все на своем пути. И Большой Сатана нарушит свое обещание и вторгнется в Ливан и будет вынужден спасать жизнь еврейских лакеев. И тогда поднимется весь исламский мир, — он поднял руки над головой, растопырив пальцы. — И смерть посеется на этой земле.

Он соединил ладони над головой, а затем обессиленно опустил руки. Теперь его голос звучал безжизненно:

— И все вы умрете, все мы умрем, если это вас хоть как-то успокоит. И неверные собаки Большого Сатаны будут лаять на своих лидеров. И будет беспорядок, и будет ненависть. И неверные пойдут против неверных, и все отвернутся от евреев. И мир навсегда изменится. И удивительная вещь, что такие великие события могут начаться с такого ничтожного случая, как этот. Все это скоро наступит. И те из вас, кого выберут для смерти, будут казнены по одному каждые три часа, пока не будут выполнены все мои требования. Ваши жизни будут каким-то небольшим вкладом в это чудесное превращение. И в этом ваша привилегия.

Рака сложил руки на коленях и закрыл глаза. Он слышал сдавленные стоны, всхлипывания и плач. Это были звуки истории.

Глава 35

Они поднимались по гладкой скале. Снега почти не было. Его сдувало ветром. На полпути Кросс стал жалеть, что не одел свитер. Но когда они поднялись на вершину и дошли к обрыву на дальней стороне горы, он почувствовал, что что-то, возможно, предчувствие боя, разогревает его кровь. И холодный ветер уже не мешал ему.

Они остановились у края крутого обрыва. Хьюз помог Кроссу снять сумку со вспомогательным альпинистским оборудованием, которое они взяли на случай, если бы им пришлось идти к цели более сложным путем. Но сейчас в нем уже не было необходимости. Бэбкок забивал массивные клинья, к которым они будут привязываться во время спуска. Все остальное снаряжение оказалось ненужным.

Кросс попил из фляги, закурил сигарету, последнюю в этой пачке, и положил пустую пачку и разовую зажигалку, подаренную полицейским из Чикаго, в сумку, которую они должны будут уничтожить.

Здесь было красиво. Открывался величественный вид: покрытые снегом остроконечные вершины гор врезались в серое предрассветное небо и рождалась тонкая полоска золота на горизонте, где через несколько минут начнется восход солнца.

Хьюз подошел к краю скалы и посмотрел вниз.

— Замечательный день для занятий альпинизмом.

Кросс ничего не ответил.

— Если у них все нормально, то они скоро начнут атаку, — сказал Бэбкок, взглянув на часы.

Кросс снова ничего не ответил.

На большом расстоянии к горе подлетал вертолет. Маловероятно, что их заметили.

Хьюз снова заговорил:

— Я предпринял дополнительные меры предосторожности, о которых хочу и вам сказать. Существуют два подхода к пещерам: ближний и удаленный. Согласно плану, разработанному нами с полковником Лидбеттером, и который знали другие, включая “Народных Муджахединов”, мы должны были идти сегодня другим маршрутом. Вот почему я попросил вас ничего не говорить о специальном маршруте. Я говорил дяде Шапуру совсем о другом пути. За многие годы я усвоил, что неуместное доверие может быть опасным. — Кросс представил, как поднялись брови Хьюза под шапкой-маской. — В случае, если бы нас предали по пути продвижения к цели, нас бы уже ожидали, но не у того входа. И сейчас, если нас предадут, это будет работать на нас. Еще один ценный урок, парни. Превратить недостатки в преимущества, получить выгоду из неудачи. Если нас ждут, — Хьюз сделал паузу, — они отвлекут значительную часть в отдаленный тоннель. Те силы, что оставлены для проведения атаки, вполне приемлемы для нашего прорыва во вход, находящийся прямо под нами.

Кросс поправил крепление, пояс, выпустил конец каната, чтобы привязаться. Со всем этим снаряжением он чувствовал себя неуклюже, но передвигаться он мог достаточно уверенно. Кросс опустил защитный рукав до конца пропасти и посмотрел вниз.

Хьюз дал ему одну светозвуковую гранату. Кросс зажал ее в зубах за чеку.

Бэбкок привязал конец каната.

Кросс посмотрел на часы.

Секундная стрелка “Ролекса” с черным циферблатом прошла цифру двенадцать.

Эйб Кросс начал спуск.

Глава 36

Мехди Хамадан быстро шел. Его тело было слабо приспособлено к тяжелым условиям горного климата после пребывания в теплом Иерусалиме.

Но он решил возложить на себя тяжелую обязанность.

— Быстрей! — и он побежал, как только сошел с вертолетной площадки на маленьком плато у верхнего входа в штаб. Два человека, сопровождавшие его, тоже побежали. Уже перед самой посадкой вертолета Мехди Хамадан увидел признаки готовящегося большого штурма главного входа.

Но он еще не опоздал.

Раки стоял у входа, потирая руки как от холода. Его взгляд выражал отчаяние.

Хамадан замедлил ход.

— Амар, ты подготовился к обороне?

— Да, Мехди. Но я ничего не понимаю.

— Группа радикалов-американцев собирается атаковать нашу базу. Через мою обширную разведывательную сеть я смог узнать об этом вовремя. Они попытаются войти по тоннелю “двадцать шесть”. Сними по возможности больше людей с обороны главного входа и отведи в тот тоннель. Ты лично отвечаешь за это, Амар. Не подведи. Этих людей будет немного, но они исключительно хорошо вооружены, обучены, и пришли убить нас всех. Поторопись!

Амар кивнул, повернулся и убежал, отдавая на ходу команды своим подчиненным.

Хамадан позвал офицера по обучению, чье лицо ему было знакомо.

— Ты отведи меня туда, откуда бы я мог наблюдать за обороной главного входа. Быстро!

Мехди забрал автомат “Узи” у часового, охранявшего вход. Он подумал, что если у пилота и представителя аятоллы Фасада Батуты достаточно сообразительности, то они сделают то же самое.

Они стали спускаться по гладкому извилистому тоннелю в скале. С потолка капала вода, и сырость прохватывала его до костей. Вдоль стен на уровне плеча шел электрический кабель, соединявший лампы, висевшие на потолке через каждые десять метров.

Когда Хамадан поднимал воротник спортивной куртки, что бы как-то защититься от холода, он оглянулся. Пилот и представитель аятоллы шли следом за ним и были уже вооружены.

Мехди думал, что пусть даже эти американцы действуют прошв политики своего правительства, предпринимая попытку прорваться в комплекс, все равно Америка должна быть наказана. Тоннель повернул. Потолок стал ниже, но стены как бы раздвинулись, и свет стал более рассеянным. Офицер перешел на бег, но Хамадан не отставал от него.

Предупредить Мухаммеда Раку о готовящемся нападении на их базу не было возможности. Но Мехди сделал все, что мог. Он установил радиосигнальное устройство с часовым механизмом.

Он бросил взгляд на часы. Через тридцать минут на последнем этаже гостиницы произойдет повреждение сети. Его устройство подаст радиосигнал, который послужит приказом для Раки.

Убить.

Хамадан продолжал идти.

Кросс продел канат в отверстие 8-образного приспособления для спуска. Его зубы уже болели от гранаты, которую он все еще зажимал. Он находился как раз над входом в тоннель. Ему говорили, что он был образован в результате взрыва стены тоннеля.

Эйб достал затычки для ушей и с трудом вставил их: мешала маска-шапка. Он зажал кольцо посильней и дернул гранату, освободив ее от чеки, мысленно надеясь, что эти усилия не нарушили пломбы. Еще пять лет назад, когда он выезжал на последнее задание, у него было столько работы для стоматолога, что он не хотел об этом вспоминать. Кросс крепко прижал фиксатор взрывателя и опустился еще ближе к отверстию. Оно выглядело так, как он себе и представлял его. Он завис, приготовил винтовку “Эйч-Кей”, упираясь ногами в стену у входа. Закрыв глаза и отвернув голову, Кросс бросил светозвуковую гранату. Даже несмотря на затычки звук был болезненно сильным. Он считал секунды, когда уменьшится интенсивность вспышки, потом открыл глаза и прыгнул в тоннель. Два человека кричали так громко, что их было слышно через затычки, как резкий громкий шепот прямо в ухо. Они закрывали руками глаза. Оружие валилось рядом.

Кросс выстрелил. Винтовка с глушителем задергалась в его руках. Оба человека упали.

Кросс опустил оружие, освободился от альпинистского снаряжения и побежал по серому гранитному тоннелю.

Эйб вынул затычки из ушей и положил их в карман на случай, если возникнет необходимость вновь использовать их. По обеим сторонам тоннеля были установлены лампы, освещавшие примерно каждые девять-десять метров. Звук его шагов отдавался эхом.

Хотя звук гранаты был очень сильным, Кросс считал, что его не могли услышать на очень большом расстоянии. Он вжался в гранитную нишу, когда появились три охранника с винтовками. Он подождал, когда они поравняются с ним, и, выйдя из ниши со словами “Пока, ребята!”, свалил их очередью.

Кросс пробежал еще несколько метров вперед по коридору в скале, а потом бросился назад к выходу. Он поменял магазин, решив сохранить неполный магазин на случай, если ничего больше не останется.

В отверстие в скале ввалился Хьюз, а потом — Бэбкок. Они быстро закопали ставшее ненужным снаряжение.

— Пока ничего серьезного не произошло. Еще тридцать секунд тоннель был чист метров на пятьдесят. Одним словом, настолько, насколько я мог видеть.

— Вполне соответствует схеме, — сказал Хьюз, оглядевшись. — А сейчас необходимо избавиться от карт и схем, — Хьюз достал из-под жилета контейнер, проверил крышку, положил его на камень и ударил по контейнеру ножом. Раздался хлопок, и контейнер наполнился жидкостью, похожей на клубничный сок. Бумаги начали растворяться.

Кросс вытащил нож и сказал Бэбкоку:

— Давай и твои карты, — и дважды ударил, разбив капсулы в контейнере.

Кросс опустил свой “Гербер” в чехол. Бэбкок проверил “ЛАВ-12”. Все в порядке.

Кросс посмотрел на Хьюза. Тот уже устанавливал два пластиковых заряда, которые должны были завалить этот вход. Хьюз взглянул на часы.

— Полчаса?

Кросс кивнул.

— Если к этому времени мы не выйдем отсюда, мы все равно погибнем.

— Хорошо, полчаса, — сказал Бэбкок, взглянув на часы.

— Мы должны выйти отсюда ко времени завтрака, — просто сказал Хьюз и подключил детонатор к часовому механизму.

Они направились по коридору. Хьюз, как наиболее уязвимый со своей взрывчаткой, шел сзади. Кросс был первым, Бэбкок со своей “ЛАВ-12” шел слева, немного отставая от него.

Они договорились, что при оптимальных условиях они будут использовать “Эйч-Кей” с глушителем, а “ЛАВ-12” — в качестве поддержки в ближнем бою. Но Кросс знал, что бой редко проходит в оптимальных условиях.

Они прошли место, где Кросс застрелил трех охранников, пришедших на звук гранаты. Не было смысла разоружать их, так как они были мертвы. Кроме того, патроны от “АКМ” не подходили ни к одному оружию команды. Кросс, Хьюз и Бэбкок продолжали идти.

— Я сейчас, парни, — сказал Хьюз, когда коридор круто повернул вправо, точно как было показано на схеме. Кросс посмотрел через плечо, Хьюз, сняв сумку, устанавливал небольшой заряд на электрическом кабеле, проложенном для освещения коридора.

Дальше коридор стал подниматься. Тоже как по схеме.

Сзади Эйб услышал шепот Бэбкока:

— Он уже догнал нас.

Кросс только кивнул.

Они должны сейчас подойти к концу тоннеля, если он правильно запомнил схему.

Тоннель делал резкий поворот. Кросс жестом остановил остальных. Он услышал звук.

Нельзя было сказать определенно, где находился пост. Ясно только, что где-то впереди.

Когда Кросс стал доставать “Танго”, Хьюз похлопал его сзади по плечу. В его правой руке был “Вальтер” с глушителем.

Кросс кивнул.

Хьюз выдвинулся вперед. Кросс держал свою “Эйч-Кей” наготове. Хьюз исчез за поворотом. Бэбкок остался держать его сумку.

Кросс слушал. Дважды раздался звук, похожий на щелчок затвора.

Из-за поворота появился Хьюз.

— Один часовой. Просто замечательный глушитель.

Беззвучный пистолет исчез под жилетом.

Хьюз снова надел сумку. Кросс двинулся вперед, чуть не споткнувшись об убитого двумя выстрелами в голову часового. Кросс переступил через него и вошел в следующий коридор.

Он казался бесконечным, уходя в оба конца. На мгновение Кросс закрыл глаза, вспоминая схему, а потом пошел влево.

Впереди должно быть спальное помещение. Эйб посмотрел на часы. Время было предрассветное. Несмотря на отвлекающую атаку, здесь наверняка должны спать люди.

Кросс вновь закрыл глаза, вспоминая схему, затем сравнил пройденное ими расстояние с масштабом схемы. Он решил, что до спального помещения примерно еще один городской квартал, и продолжил продвижение.

Кросс ускорил шаг. Тоннель сделал еще поворот. Эйб остановился. Массивные двойные двери перекрывали коридор. Кросс молча выругался.

Подошел Бэбкок, взялся за ручку двери и посмотрел на Кросса. Тот пожал плечами и посмотрел на Хьюза, который просто держал автомат, готовый к бою. Кросс снова пожал плечами и кивнул Бэбкоку. И вдруг она открылась. Кросс нырнул в нее. Хьюз — за ним. Эйб повел автоматом вправо, зная, что Хьюз прикроет его слева.

За дверью никого не было. Кросс оглянулся на Бэбкока, стоявшего в дверном проеме, с автоматом наготове.

Кросс начинал беспокоиться. Слишком все было легко.

Ему захотелось закурить.

За дверью коридор разветвлялся. В одну сторону шел длинный проход. Согласно схеме, которую вспомнил Кросс, здесь не должно быть большой пещеры, просто небольшое помещение для тренировок или для отдыха. Но так как террористы к отдыху не имели интереса, то вероятнее всего, это и есть спальное помещение. Он оставил мысль об осмотре разветвления, предположив, что это, должно быть, тупик. Они снова пошли в нужном им направлении.

Еще один поворот коридора. Кросс заглянул за угол. Еще ряд дверей. Он поднял правую руку, показывая на дверь, приложив раскрытую ладонь к лицу и закрыл глаза. Когда он открыл ее, Хьюз и Бэбкок кивком согласились с ним.

Кросс шагнул в коридор. Там никого не было. Бэбкок побежал вперед, низко пригнувшись. Кросс прикрывал его.

Бэбкок добежал до двери, прижался к стене слева от двери. В правой руке он сжимал автомат.

К двери подбежал Кросс, а за ним — Хьюз. Кросс жестом показал им ждать. Он дважды сжал и разжал кулак. Хьюз установил еще одно взрывное устройство на электрокабель, потом снова надел сумку и приготовил оружие.

Они увидели людей, раздевавшихся у своих коек или входивших и выходивших из помещения, оказавшегося отхожим местом в дальнем конце большой сводчатой пещеры. Некоторые были вооружены и полностью одеты. “Охрана для новобранцев?” — удивился Кросс.

Но разбираться, кто хороший, а кто плохой, не было времени, хотя Кросс ненавидел теорию, что Бог сам разберется.

Раз они были здесь и без цепей, они были законченными террористами или опасно близки к этому.

Он открыл огонь, услышав сзади себя Хьюза. Кросс выкрикнул: “Автомат!”, — когда два охранника направили на них “АКМы”, готовые стрелять. Кросс нырнул влево. Автоматная очередь врезалась в стену рядом с ним. Пули срикошетили от гранита. В Кросса ударили струи гранитной пыли.

В пределах этой пещеры “ЛАВ-12” Бэбкока звучал, как маленькая пушка во время празднования Дня независимости. Бесшумность и секретность их действий кончилась. Кросс покатился по полу, рванув одну из гранат и бросил ее как шар для игры в кегли в сторону отхожего места.

“Граната!” — крикнул Эйб. Хьюз большим прыжком спрятался за дверным косяком. Кросс вжался в пол. Раздался взрыв. Взрывной волной подняло облако пыли. Лампы на потолке полопались, а из туалета доносились крики умирающих.

Кросс поднялся. Хьюз продолжал стрелять из автомата, переложив его в левую руку. В правой была “Беретта”. Он держал ее на вытянутой руке, как дуэлянт прошлого столетия, двойными выстрелами методично укладывая врага.

Оружие Бэбкока опустело. Полуобнаженный человек целился в него. Бэбкок бросился к нему и ударил прикладом “ЛАВ-12” в лицо.

Кросс бросил на пол пустой магазин. Доставать из подсумка новый не было времени. Он рванул с бедра “Беретту” и выстрелил в висок человеку с “Узи”. Тот, падая, разрядил автомат в койку, почти разрезав ее длинной очередью. На койке кто-то был.

Кросс развернулся к двери.

— Уходим! — крикнул он.

Бэбкок прикрывал. Его “ЛАВ-12” снова поливал противника огнем. Хьюз отступал к двери, опустошая “Беретту”.

Кросс первый выскочил в коридор, пристегивая на ходу наполовину снаряженный магазин “Эйч-Кей”. Выждав несколько секунд, пока из помещения выскочил Хьюз, а за ним Бэбкок, Кросс выпустил через дверной проем несколько коротких очередей.

— Хватит на них тратиться, — сказал он, отскакивая, чтобы Бэбкок смог закрыть дверь. Автоматные очереди врезались в стальную обивку двери.

Бэбкок перезарядил “ЛАВ-12”.

— Ты хороший стрелок, — прохрипел Хьюз Кроссу. — Нужно попасть в эти три динамитные шашки.

— Спасибо. Но нам привычней играть не в шашки, а в шахматы, — сказал Кросс Хьюзу.

Хьюз засмеялся, отрывая кусок липкой ленты, чтобы связать шашки вместе. Кросс откинул приклад “Эйч-Кей”.

— Ну-ка, прикрой меня, — сказал он Бэбкоку.

— Хорошо.

Хьюз взялся за ручку и распахнул дверь, а Бэбкок дал длинную веерообразную очередь в помещение.

Хьюз бросил туда связку взрывчатки. Кросс, стоя на колене, навел красную точку лазерного прицела на летящую связку. Винтовка в его руках вздрогнула и короткая очередь врезалась в динамит. Взрывной волной Кросса повалило на пол. Хьюз закрыл дверь, Бэбкок тоже лежал на полу в коридоре. Из всех щелей вырывались клубы дыма.

— Я думаю, им хватит, — сказал Кросс, поднимаясь на ноги. В ушах звенело от взрыва. Он не стал выключать электронный прицел. И они двинулись дальше.

Теперь они услышали звуки тревоги, похожие на полицейские сирены или завывания привидений.

Кросс ускорил шаг.

Если верить схеме, сейчас должен быть огромный коридор — около тридцати метров шириной, расходящийся вправо и влево. Справа должна находиться большая пещера, которая может служить чем угодно: от главного тренировочного зала до помещения штаба.

Еще один поворот.

Они перешли на бег. Хьюз крикнул:

— Вперед! Я заминирую конец коридора. Прикройте меня.

Кросс и Бэбкок достигли конца этого коридора. Дальше шел более широкий коридор. Теперь вой сирен стал громче. Кросс выглянул из-за угла. С обеих сторон бежали люди к тому месту, откуда Кросс, Хьюз и Бэбкок должны были выйти. Кросс отпрянул назад.

— Поторопись с зарядами.

Он откинул назад “Эйч-Кей” и взял “Джи-3”.

Он поставил переводчик огня в автоматический режим.

Бэбкок зарядил “ЛАВ-12” специальными зарядами для боевых действий в джунглях.

— Готово! — крикнул Хьюз.

Кросс чувствовал сзади присутствие Хьюза. Тот снял с плеча свой “Джи-3”.

— Сколько их?

— Целая толпа. Вот молодцы! — прохрипел Кросс. — Здорово!

— Избыток чувств может убить тебя, парень, — сообщил ему Хьюз.

— Назад. В коридор, — скомандовал Кросс.

Хьюз и Бэбкок побежали назад. Эйб последовал за ними, по пути бросив взгляд на работу Хьюза.

Когда они свернули за угол, Кросс крикнул Хьюзу:

— Если взорвать те заряды, они полностью завалят коридор?

— Боюсь, что да. Единственный утешительный момент, что нас, по крайней мере, завалит всех вместе.

— Да, — кивнул Кросс. Он лихорадочно искал решение. Есть. — Гранаты. От них могут взорваться заряды?

— Не должны. Это ведь пластиковая взрывчатка. Ну разве что подойти очень близко.

— Никто не знает, сколько нас здесь. Мы-то знаем, а они нет. Есть надежда. Мы атакуем. За мной, парни! Каждый по одной гранате. Считайте до десяти после взрыва и бросайте по очереди. Я первый.

Кросс рванул с кольца гранату, прижав фиксатор взрывателя к корпусу гранаты. Рука в кожаной перчатке была мокрой от пота. Он слышал команды, отдаваемые на фарси. Раздались автоматные очереди.

Кросс бросил первую гранату и отпрянул назад. От взрыва звенело в ушах. Он взял свою штурмовую автоматическую винтовку. В это время Бэбкок метнул вторую гранату.

Когда раздался второй взрыв, и по коридору понеслось облако пыли и дыма, автоматный огонь из коридора ослабел. Бэбкок уже держал наготове свой “ЛАВ-12”, а в другой руке — “Эйч-Кей”.

После взрыва третьей гранаты, брошенной Хьюзом, плотность дыма и пыли едва позволяла что-либо видеть.

Кросс закричал:

— Вперед! Первый взвод по центру! Остальные прикрывают! — он уже бежал. Хьюз и Бэбкок торопились по флангам чуть сзади, поэтому Эйб почти не видел их боковым зрением.

Они выбежали из-за поворота. Кросс на бегу открыл огонь, спотыкаясь о мертвые тела, скрытые пылью и дымом. Случайные автоматные очереди ударяли по стенам и полу коридора. Он обезумел от какофонии выстрелов своих и противника. Горячие стреляные гильзы попадали ему в лицо. Они были горячими даже через маску.

Они достигли конца того коридора, откуда отступили до этого. Кросс предположил, что они уложили человек двадцать. У Кросса в пистолете так и осталось десять патронов.

— Ну как? — спросил он.

— Можно еще так же, — ответил ему Хьюз.

— Конечно, — кивнул Бэбкок.

— Подождите. А что если еще гранатами? — предложил Кросс.

— Я не знаю, — засмеялся Бэбкок, снимая гранату с кольца жилета.

Хьюз сделал то же самое.

— Одну вправо, одну влево. Бэбкок берет правую сторону, потому что нам туда идти. Я хочу очистить ее в первую очередь.

— Есть, сэр! — сказал Бэбкок, располагаясь у поворота.

Кросс кивнул. Бэбкок метнул гранату.

— Мяч пролетел выше ворот и вышел за пределы поля! Осторожно! — Они отскочили за угол. Хьюз метнул свою гранату в другую сторону за мгновение до взрыва первой.

— Вперед! — Кросс нырнул в коридор, согнувшись и дав очередь из “Джи-3”.

— Автомат сзади! — крикнул он.

Он побежал, когда взорвалась вторая граната и услышал рокот автомата Бэбкока, стрелявшего в противоположную сторону.

Защитники коридора сбились в кучу. Кросс открыл по ним огонь, продолжая бежать. Сзади затрещали выстрелы. Он нырнул в нишу и подумал, что хватит испытывать судьбу. Он сделал несколько выстрелов из пистолета вдоль коридора. Хьюз и Бэбкок спрятались в нише стены почти напротив него.

— Что будем делать, кимо сабе? — крикнул Бэбкок.

— Ты за кого нас принимаешь, бледнолицый? — крикнул ему Кросс. — Неужели я не говорил вам, что я шиит? Мустафа вывихнул мне мозги.

Пока он говорил, то мысленно прокрутил последние события и пришел к выводу: это было просто чудо, что они, все трое, еще были живы.

Он выглянул из ниши. Террористы в обоих концах коридора перегруппировались. Он спросил:

— Динамит еще есть?

— Он же не бесконечный. Я думаю, ты понимаешь, — отозвался Хьюз. — Но для этой ситуации хватит.

Он стал снимать сумку. Кросс вдруг подумал, что если они выберутся отсюда и у них хватит дурости влезть еще раз во что-либо подобное, то нужно будет иметь более эффективное приспособление, чем сумка для переноски взрывчатки.

Хьюз держал две динамитные шашки. Одной он показал вправо, а другой — влево.

Кросс большим пальцем показал в направлении их движения, а потом — на себя. Он переложил “Беретту” в правую руку. Бэбкок приготовил свой пистолет. Кросс кивнул Хьюзу, и Хьюз оросил обе шашки почти одновременно. Правую и левую. Бэбкок выскочил из ниши в коридор. Кросс — за ним с опозданием в доли секунды. Он держал пистолет обеими руками, взвел большим пальцем курок и начал нажимать спусковой крючок, еще только пытаясь поймать динамит на мушку.

Два пистолетных выстрела прозвучали как один, когда Эйб бросился в нишу. Оба взрыва ударили по нему, и его тело обмякло. Кросс потряс головой, встал на колени, поставил пистолет на предохранитель, взял его в левую руку, а правой — нащупал “Джи-3”.

Хьюз уже надел сумку. Кросс жестом показал “Вперед”.

Тела защитников “Международного Джихада” валялись на полу коридора, как игрушки, разбросанные рассерженным ребенком. Кросс, Хьюз и Бэбкок бежали, спорадически стреляя в еще шевелящиеся тела.

Кросс посмотрел на “Ролекс”. До взрыва зарядов, установленных Хьюзом, оставалось двенадцать минут. Этот взрыв обрушит гору. Он побежал быстрей, поглядывая то направо, то налево, на Бэбкока и Хьюза, которые бежали чуть сзади. Кросс думал, что если он останется жив и, достигнув возраста Хьюза, будет хотя бы наполовину походить на него, он будет вполне удовлетворен собой.

Коридор сделал поворот и начал подниматься. Они добежали до поворота и остановились.

— У нас осталось двенадцать минут, парни.

— Ничего, — кивнул Кросс, восстанавливая дыхание. — Дарвин, ты уже написал завещание, не так ли?

Бэбкок выглянул из-за поворота.

— Там вход в какую-то пещеру. Очаровательное место или, по крайней мере, должно быть таким после, осмотра.

Кросс проигнорировал замечание и выглянул из-за поворота, стараясь сообразить, что в ней может быть.

Хьюз устанавливал взрывчатку.

— Там пещера. Как на схеме, — сказал Кросс Хьюзу. — Как ты думаешь, она большая?

— Ты же у нас обладаешь фотографической памятью.

— Я почти полный профан в подрывном деле, — признался Кросс.

— Хорошо. Пойдем посмотрим. Правильно? — Хьюз кивнул в сторону за поворотом.

Кросс перезарядил “Джи-3” и “Беретту”, а затем шагнул в коридор. В него никто не стрелял.

— Пошли, — бросил он, и все трое побежали. Здесь звук сирены был еще сильнее.

Хьюз крикнул:

— Помнишь предположение о взрывном устройстве на случай вторжения на эту базу? А?

Кросс не ответил. Его голова была занята другим. Сейчас они насчитали примерно сотню защитников горы из примерно тысячи предполагаемых бойцов “Международного Джихада”. Если предположить, что еще двести где-то поджидают их и еще сотня задействована в предполагаемом месте их проникновения по подложному плану, который Хьюз подсунул Лидбеттеру, то их план, получается, рухнул... Ну, предположительно еще сотня-две заняты с “Народным Муджахедином”. Остаются еще четыреста или пятьсот террористов, которые представляют неучтенную угрозу.

Кросс начал серьезно волноваться.

Они приблизились к концу коридора. Кросс рукой и кистью подал знак рассредоточиться. Хьюз и Бэбкок пошли вправо, а Кросс — влево.

Здесь ширина коридора была около десяти метров, а высота метра четыре. Некоторые лампы мигали. Звук сирены усилился. Прижавшись к стене, Бэбкок смотрел назад, прикрывая их тыл с “Джи-3” в одной руке и “Береттой” — в другой.

Теперь была видна большая часть внутренности пещеры. Естественные ступеньки спускались вниз, как окаменевший водопад, а у их основания...

Кросс подполз ближе к краю. Хьюз был напротив него с другой стороны коридора.

Кросс подполз ближе к краю. Пещера была гораздо больше, чем Кросс представлял себе. В центре ее стояло пять-шесть грузовиков. Примерно столько же джипов, “лендровер”, два пикапа. Исходя из нынешнего расположения машин, было ясно, что до этого здесь их стояли десятки. Но где они сейчас?

— Что это там у дальней стены? — спросил Кросс.

— Пирамиды для оружия, — ответил Хьюз. — Судя по их размерам... для винтовок и автоматов. Правильно?

— Да, Но большинство...

—...пустые, — закончил Кросс.

Кросс еще прополз вперед. В каждом из углов были места для занятий, несколько складных стульев, но в основном, как он предположил, обучаемые сидели на камнях. С одной стороны была стена искусственного происхождения. Ее окна выходили на учебные места. Кросс предположил, что это может быть офис.

— Что здесь можно сделать? — Кросс ждал ответа. Спустя некоторое время он получил его.

— Несмотря на слабое официальное образование меня всегда привлекали некоторые аспекты геологии. Те стены поддерживают свод. Сам центр свода держит гору. Если разрушить обе стены, желательно одновременно, то все это можно обвалить.

Кросс глянул на часы. Через десять минут они должны выйти. Он подумал, что живыми им отсюда не выбраться. “Не сможем всех их победить”, — сказал он себе.

— Где-то поблизости у них должен быть склад взрывчатки, — сказал Хьюз. — Интересно было бы поработать и с ним, — он хлопнул Бэбкока по плечу. — Попробуй, может найдешь его. Проверь внешний периметр пещеры. Может быть, естественное помещение со стальной взрывобезопасной дверью.

Кросс позвал Бэбкока:

— Ты уже достаточно остыл, чтобы идти одному?

— Черные люди никогда не перегреваются. Разве ты не знал?

Бэбкок свернул влево по коридору, Кросс и Хьюз пошли прямо, войдя в пещеру с дальнего конца. Теперь им стал виден еще один тоннель, над стеной офиса. Он шел на верхние уровни горы. Кросс закрыл глаза и попробовал восстановить в памяти схему.

— Мне кажется, что он ведет на вертолетную площадку, хотя я не уверен.

Хьюз стал снимать сумку.

— Ну что, если у нас есть время, мы можем прогуляться. Посмотрим?

Кросс начал спускаться. Хьюз направился ближе к стене офиса. “В любую секунду могут появиться сотни террористов”, — подумал Кросс.

Он побежал, сунув пистолет в кобуру и держа автомат наготове.

Вдоль рукотворной стены поднималась деревянная лестница. Он направился к ней, оглянувшись на Хьюза. Тот уже колдовал у основания стены, раскладывая пластиковую взрывчатку.

Кросс остановился у первой ступеньки. В пещеру вбежал Бэбкок.

— Взрывобезопасные дверь и маленькое помещение, — он указал большим пальцем вправо. — Метрах в семи отсюда.

Кросс начал подниматься по лестнице к офису. Из окон, которые были как нарисованные, пробивался свет, но никаких признаков присутствия людей не было.

Хьюз уже бежал к Бэбкоку и кричал:

— Пойдем! Покажешь дверь!

Кросс остановился на середине лестницы, сжимая автомат. Каждую секунду в пещеру мог кто-нибудь войти.

Хьюз и Бэбкок исчезли. Кросс посмотрел на часы. Восемь минут, а может и меньше.

Хьюз говорил им, что могут пригодиться фотографии или документы. Кросс продолжая подниматься, оглянулся назад. Бэбкок и Хьюз еще не возвращались. Бэбкок забрал с собой свою сумку со взрывчаткой. Может, что-то удастся сделать со стальной дверью. Ведь она предназначена для защиты содержимого склада от подрыва, но не может быть препятствием, чтобы проникнуть в склад.

Он достиг верхней ступеньки, прижался к некрашенным деревянным перилам рядом с простенькой дверью, прикрывавшей вход за искусственную стену.

Дверь была приоткрыта. Кросс пнул ее, и в стену врезалась автоматная очередь. Кросс перемахнул через перила и прыгнул вниз, покатившись по полу. Перекатываясь, он ударился плечом и пустил очередь вдоль лестницы.

Оба друга отпрянули назад, когда сверху снова раздались автоматные очереди. Бэбкок, пригнувшись, побежал по периметру, стреляя из “Джи-3”. Хьюз бежал за ним.

Кросс повесил автомат за спину и подошел ближе к стене, оценивая лестницу. Опоры лестницы были из стандартных строительных брусов с распорками. Кросс полез по переплетениям под лестницей вверх. Бэбкок продолжал стрелять.

Кросс посмотрел на часы. Он надеялся, что Хьюз сможет как-то продолжать свою работу. Кросс упорно лез вверх. Дерево скрипело под его весом, но он уже приближался к верхней площадке.

Эйб слышал, как усилился огонь из офиса, и как в ответ участились выстрелы Бэбкока или Хьюза — Кросс не видел своих друзей и поэтому не знал, кто из них стреляет.

Наконец Эйб достиг самого верха и продвинулся к краю площадки. Ухватившись за край, он подтянулся и закинул одну ногу на площадку.

Бэбкок прикрывал Хьюза, который продолжал раскладывать пластиковую взрывчатку.

Кросс вырвал чеку одной из гранат, посчитал и кинул ее левой рукой через дверной проем, спрыгнув вниз почти одновременно со взрывом.

Стекло вылетело, из двери вырвался огненный шар. Кросс вскочил и бросился к лестнице. Кажется, конструкция не пострадала от взрыва. Он бежал, перепрыгивая через две ступеньки, держа автомат наготове.

На самом верху Эйб прижался к стене, пустив очередь в помещение. Потом он прыгнул в комнату и перекатился влево за перевернутый стол. Это был стальной письменный стол, одна тумба которого была покорежена взрывом, хотя и могла некоторое время послужить прикрытием от автоматного огня.

Эйб выглянул из-за стола, потом встал на колени.

Когда Кросс поднялся во весь рост, то увидел на полу мужчину и двух женщин. Между ними валялись две автоматические винтовки. Эйб осторожно приблизился к телам. Смерть была очевидной, хотя он до конца не верил в нее. Но они были действительно мертвы.

Кросс быстро пробежал по главному холлу, по бокам которого находились маленькие комнатки. В конце холла была маленькая дверь. Он быстро проверил маленькие комнаты, забирая все похожее, на карты или официальные документы.

В одном из офисов стоял стальной шкаф для папок. Кросс отступил и выстрелил по замкам. В верхнем отделении были какие-то документы с печатями. Хотя он и не мог прочитать по-фарси, но надеялся, что они могут пригодиться. Он взял солидную пачку папок и выбросил их в холл. То же самое он проделал и с остальными папками. Он боялся, что ради каких-то накладных из прачечной может не взять, например, папку с секретными кодами террористов. Он вбежал в холл. Времени не было. Эйб поскользнулся на папках. У последней комнаты он расстрелял замок, заменил магазин и пинком открыл дверь. Никого. Он выстрелил короткой очередью. Ничего. Кросс вошел в офис.

Рядом с письменным столом стоял сейф и иранский флаг. “Вот это да”, — подумал он.

Кросс выбежал на площадку лестницы.

— Мне нужна сумка и пластиковая взрывчатка, чтобы подорвать сейф. Маленький сейф. Быстрей! — крикнул он.

Бэбкок, устанавливавший взрывчатку у противоположной стены, посмотрел на него, но Хьюз уже бежал с сумкой и жгутом пластиковой взрывчатки длиной около полутора метров.

Снизу Хьюз бросил пустую сумку, а потом — взрывчатку. Кросс поймал все.

— Модель напольная или настенная?

— Напольная.

— Какая высота и ширина, парень?

— Высота около метра, ширина — полметра. Сантиметров восемьдесят глубина.

— Треть этого шнура к петлям. Остальное раздели на три части, по куску на каждый край двери. Детонатор — в сумке. У нас почти нет времени!

Кросс не стал тратить время на ответ. Он уже бежал в офис, на ходу разрывая взрывчатку. Эйб прилепил ее на сейф, как сказал Хьюз. Достал из сумки батарею, провод, детонатор. Влепил детонатор в пластик, подключил провод, растянул его до середины холла. Шнур пластиковой взрывчатки бывает двух диаметров. Этот меньший. “Не похоже, чтоб такой заряд запустил сейф на орбиту или обвалил на него стену холла”, — подумалось Кроссу.

Эйб начал набивать сумку папками. На часы он не смотрел.

Потом Кросс спрятался за стеной и, закрыв уши, замкнул цепь. Его бросило на пол. С потолка обрушились куски штукатурки. Облако дыма и пыли окутало его, забив нос и рот.

“Черт!” — прорычал Эйб. В офисе начался пожар. Он вбежал туда, перепрыгивая через огонь. Дверь сейфа валялась в углу комнаты. Сам сейф был разворочен.

Стараясь не прикасаться к горячему металлу, Кросс достал содержимое сейфа. Мешочек с мелочью. Книга с адресами. Две папки. Советский пистолет и деньги. Он взял под мышку книгу и папки.

Выскочив в холл, он бросил папки в сумку, а книгу сунул за жилет. Эйб, швырнув сумку, перемахнул через перила и прыгнул вслед за ней, чуть не вывернув себе ноги.

— Мы готовы. Пошли! — прокричал Хьюз, подбегая к Кроссу. К ним спиной приближался Бэбкок, прикрывая их со стороны пещеры.

Единственной возможностью выйти был идущий под углом вверх тоннель, так как массивная дверь вела, вероятнее всего, к главному входу. А там могли оказаться сотни защитников “Джихада”. Кросс и Хьюз добрались до тоннеля. Кросс крикнул Бэбкоку:

— Давай сюда!

Бэбкок бросился к ним, а Кросс уже вошел в тоннель. Впереди он услышал движение, но не было времени что-либо предпринять или о чем-то побеспокоиться. Он просто бежал, Хьюз рядом. Оглянувшись, Кросс увидел Бэбкока.

Эйб лихорадочно пытался вспомнить схему. Если их план провалился, то их уже ждут. Вероятно, значительные силы уже подошли из самого отдаленного тоннеля. Он крикнул Хьюзу:

— Что будем делать?

— Продолжать бежать или остаться и взорваться.

Кросс продолжал бежать, услышав сзади низкий рокот, вырывающийся из недр горы. Он посмотрел на часы. Начались взрывы.

— В пещере я ставил часовой механизм на две минуты позже, — прокричал Хьюз.

Тоннель поворачивал. Кросс замедлил бег. Грохот сзади усилился. Их уже догнал Бэбкок.

Кросс расчехлил автомат “Эм-Пи5”, во второй руке была “Джи-3”. Хьюз в одной руке держал автомат Бэбкока, в другой — полицейскую винтовку.

— Ну, ребята, — сказал, задыхаясь от бега Кросс. — Повеселимся. А теперь вперед. Точно так же, как мы сюда шли!

Хьюз отпустил оружие на ремнях, его руки легли на плечи Кросса и Бэбкока.

— Джентльмены, было очень приятно!

Кросс выскочил за поворот.

— Черт!

Но он продолжил бег. Больше десятка человек были видны в нескольких метрах от них, и еще несколько подходили. Кросс открыл огонь. Хьюз и Бэбкок были по бокам от него. Все трое бежали, стреляя в людей перед ними.

“Джи-3” замолчала. Кросс опустил ее, продолжая стрелять из второго автомата. Затем он выхватил из кобуры “Беретту”.

Что-то рвануло внешнюю сторону бедра. Эйб продолжал бежать. Хьюз споткнулся, но удержал равновесие. Кроссу показалось, что он видел кровь. На мгновение замолчал автомат Бэбкока, но снова заработал. Сзади постоянно нарастал грохот взрывов. Камни тоннеля, по которому они пробивались вперед, дрожали. Начали валиться куски гранита со стен и потолка.

“Эйч-Кей” опустела. Замолчал пистолет. К ним приближались еще человек десять из “Джихада”. Кросс подумал, что все равно умрет, поэтому не было смысла в осторожности. Он сунул “Беретту” за пояс, выхватил “смит-и-вессон” и выстрелил прямо в лицо одного, а потом дважды, — в грудь другого человека. “АКМ” с примкнутым штыком был направлен в Бэбкока. Кросс выстрелил еще два раза, отбросив тело террориста на стену тоннеля.

Автоматная очередь заставила на мгновение онеметь левую руку Кросса. Он нашел, откуда стреляют, и разрядил туда револьвер. Один из террористов, у которого кончились патроны или заело автомат, бросил свое оружие и бросился на Кросса. Эйб ударил его по лицу и шее револьвером, выронил его и отступил назад. Он вынул из ножен на груди “Танго”, с ремня — “Гербер”. Человек снова бросился на него. Гнев и ненависть взяли верх над рассудком и тактикой. И вдруг сейчас, когда он бился здесь, стоя спиной к стене тоннеля, а ножи мелькали в его руках, находя плоть и убивая, Кросс засмеялся.

Раздался взрыв громче предыдущих. Куски гранита посыпались в тоннель. Люди закричали.

Кросс видел Хьюза. В его левой руке был “Гербер”, в правой — “Вальтер”. Из пистолета вылетел огонек, едва видимый в обрушившемся потоке пыли. Иранец упал. Нож распорол ему горло.

Нож кромсал лица и руки.

Террористы начали отступать.

Кросс стоял на коленях. Умирающий террорист дотянулся до его горла. Кросс вогнал оба ножа ему в грудь. Эйб поднялся на ноги. Раздался резкий треск “Манлихера”. Бэбкок вел огонь по отступающим террористам.

Кросс оглянулся назад. Тоннель рушился. Хьюз с полуоборванным рукавом и безвольно висевшей рукой кричал:

— Как говорят в таких случаях телефонистки, ваши две минуты истекли!

Кросс побежал, преследуя отступающих. Хьюз и Бэбкок были рядом, Эйб потерял “Джи-3”, но не было времени искать ее.

Левая нога продолжала сильно болеть, но он мчался вперед. Часть левой перчатки была отрезана штыком, тыльная сторона правой кисти кровоточила. Правое плечо и шея болели, но он не знал, отчего: пулевое ранение, порез или просто потянул мышцу. Посмотреть не было времени.

Солнечный свет.

Вертолетная площадка. Там было два вертолета. Один из них уже взлетел. На лыжных шасси вертолета висели террористы. Вертолет был перегружен и сильно кренился.

Кросс обогнал Хьюза, когда тот бросил на площадку две пластиковые бомбы. Кросс хотел что-то крикнуть ему, но тот уже бежал к площадке, где все еще стоял второй вертолет.

Бомбы взорвались. Террористы бросились в стороны, но вокруг места взрыва, окутанного облаком дыма, ничего не было. Бэбкок кинулся к вертолету, стреляя из “ЛАВ-12”, и впрыгнул в открытый люк. Вертолет взлетал.

Кросс бежал изо всех сил.

Плато, на котором была сооружена площадка, начало обрушиваться.

Кросс оглянулся назад. Вершина горы стала раскалываться.

Вертолет с Бэбкоком на борту круто накренился на высоте метров пятнадцать. Кросс и Хьюз стояли, прижавшись спинами, стреляя с обеих рук в террористов, снова начавших наступать.

Порыв ветра. Кросс посмотрел наверх. Вертолет снижался прямо над ними. Кросс толкнул Хьюза локтем. Хьюз прыгнул в вертолет. Кросс тоже прыгнул в открытый люк, но подвела нога. Вертолет начал взлетать, и Кросс уцепился за лыжу.

Один террорист тоже висел рядом. Кросс посмотрел вверх. Хьюз стоял в проеме люка, у него в руках был “Вальтер”. Раздались два выстрела. Кросс скосил глаза. Потом он посмотрел ниже и увидел падающее тело террориста.

Кросс взглянул вверх. Хьюз тянулся рукой к нему. Эйб схватил его за руку. Хьюз потянул его. Кросс оттолкнулся от шасси и упал в вертолет.

Бэбкок прокричал из кабины пилота:

— Посмотри сюда!

Кросс неуверенно встал на ноги, держась за фюзеляж над головой. Он посмотрел на человека, лежавшего на полу сильно накренившейся машины. Все его лицо было в крови.

Вертолет продолжал набирать высоту, но уже более ровно. Кросс опустился на колени возле человека. Он услышал, как Хьюз прокричал:

— Это Мехди Хамадан, босс Раки.

— Где Рака? — крикнул в ответ Кросс.

Кросс и Хьюз поставили Хамадана на ноги. Кросс похлопал его, приводя в сознание:

— Рака? Где Рака?

Хамадан пронзительно закричал:

— Отпустите меня!

— Туда, за борт, к твоей смерти? — крикнул Хьюз, поддерживая сзади главаря террористов.

— Уже слишком поздно, — сказал Хамадан, падая на колени, и стал умолять. — Вы должны понять. Я не имею ничего общего со всем этим. Я бы никогда не отдал приказа убивать невинных людей. Я только борюсь за свободу... — Кросс поставил его на ноги.

— Кого убивать?

Он приставил к глазу Хамадана “Магнум Танто” со следами крови.

— Какой приказ получил от тебя Рака? — прохрипел Хьюз.

— Я не приказывал ему захватывать посольство. Это была его идея. Я поехал в Иерусалим попытаться уладить это дело, но понял, что это безнадежно, и что он жаждет крови. Я вернулся сюда, чтобы выработать стратегию и как-то остановить безумных последователей Раки от...

Кросс двинул его о стену фюзеляжа.

— Иерусалим? Американское посольство?

— Да.

— Заложники?

— Да.

— Он убьет их, когда узнает об этом.

— Сколько у него людей? — Кросс снова двинул Мехди о стенку. Между губ Хамадана появилась кровь.

— Двенадцать “бессмертных”, еще два мужчины и две женщины.

— Куда отсюда делись остальные террористы? — крикнул Кросс. — Где они, черт тебя побери?

— Они... они ждут в Ливане. Они готовы двинуться в Израиль. Но их слишком много, вы их не остановите. Когда требования Раки удовлетворят...

Хьюз приблизился вплотную к лицу Хамадана.

— Оружие, взрывчатка. Что у него есть? Быстро!

— Автомат “Узи”, девятимиллиметровые пистолеты, пластиковая взрывчатка, детонаторы. Это...

— Спасибо, дружище, — оборвал Хьюз. — Что-нибудь еще? Думай!

— Говорят... говорят, что он получил радиосигнал. Что если... я не знаю наверняка...

— Что если все пойдет плохо, он... это будет приказом ему...

—...убить заложников, — прошипел Кросс.

— Да! — пронзительно крикнул Хамадан.

Кросс посмотрел на Хьюза. Их взгляды встретились. Хьюз моргнул. Кросс кивнул.

Эйб Кросс потащил Хамадана от переборки к открытому люку. Хамадан завизжал от ужаса. Кросс полоснул своим “Танто” по горлу Хамадана и вытолкнул его в пустоту. Потоки воздуха разбивали капли крови в мелкий туман.

Глава 37

Горы обрушивались, когда народные муджахедины рука об руку отбивались от наседавших бойцов “Международного Джихада”. Первый вертолет уже скрылся из виду.

Люис Бэбкок вел вертолет. Кросс и Хьюз сидели Друг против друга у открытого люка. Когда Бэбкок пролетал над рядами атакующих террористов, Кросс и Хьюз открыли по ним огонь. Хьюз бросил вниз гранату. Бэбкок круто развернул вертолет, и Кросс почти покатился по полу, но успел расставить ноги, чтобы найти точку опоры. Затем вертолет выровнялся и снова полетел над полем боя. Хьюз бросил еще одну гранату. Кросс стрелял из автомата.

В центре поля боя Кросс увидел Иранию. Кросс хотел окликнуть Бэбкока, но тот уже кричал:

— Я вижу ее. Прикрой нас!

Кроссу пришлось крепко держаться, так как вертолет круто развернулся и пошел на снижение.

Эйб открыл огонь. Ирания, ее дядя, пять бойцов, среди них Мара, были окружены. Когда вертолет пролетал над ними, Кросс и Хьюз начали стрелять. Резко рванувшись, вертолет пошел на второй заход. Кросс вставил в автомат новый магазин и, когда вертолет завис над площадкой, спрыгнул. Хьюз был рядом с ним. Их автоматы почти в упор стреляли в оставшихся террористов, окруживших Иранию и остальных.

Вертолет взлетел, а затем скользнул вниз и подался вперед, врезавшись шасси в ряды террористов.

Хьюз бросил еще одну гранату. Эйб схватил Иранию, когда вертолет приземлился, и потянул ее в машину. Потом он вернулся за Марой, Шапуром и остальными. Шапур уже сам бежал навстречу, а Мара волокла раненого. Кросс поднял его, взвалил на плечо и заковылял к вертолету. Его левую ногу жгло огнем.

Хьюз перемещался спиной вперед, прикрывая их. Клубы искр и дыма от хлопнувшей гранаты рассеялись, и террористы снова стали приближаться.

Кросс толкнул раненого в вертолет и повернулся лицом к наступавшим, Хьюз подбежал к вертолету и прыгнул внутрь. Кросс, наполовину высунувшись из люка, стрелял, а оставшиеся повстанцы карабкались в вертолет или цеплялись за лыжи.

— Мы сможем взлететь? — крикнул Хьюз в пилотскую кабину.

— Попытаюсь. Держитесь.

Вертолет поднимался мучительно медленно, почти скользя по земле. И все же он набирал высоту, осыпаемый градом пуль. Двигатель вертолета взвыл, машина замерла, а потом взвилась над полем боя.

Огонь снизу стал более интенсивным, и один из муджахединов был подстрелен и упал с вертолета.

Бэбкок направил вертолет в сторону ближайшей плоской возвышенности в четверти мили от поля боя. Кросс посмотрел через плечо Бэбкока. Датчик топлива показывал полную заправку. Они приближались к возвышенности, когда Бэбкок сказал:

— Я не могу сесть с таким весом. Когда я зависну достаточно низко над землей, скажи, чтобы все спрыгнули с лыж и отбежали в сторону.

— Хорошо, — ответил Кросс и направился через перегруженный салон к люку. — Ирания, скажи им, что когда мы дадим сигнал, они должны будут спрыгнуть и разбежаться, чтобы Бэбкок смог посадить вертолет. Поняла?

— Да. Ты ранен. Ты...

— Я в порядке. Скажи им сейчас, — он сорвал с лица маску.

Ирания старалась перекричать шум двигателя и причитания испуганных муджахединов.

Вертолет приблизился к самой возвышенности. Кросс смотрел на Бэбкока, ожидая сигнала. Тот начал снижаться, потом завис и дал сигнал левой рукой “Вперед”.

Ирания выкрикивала приказы на фарси.

Хьюз прикрывал их из люка. Муджахедины спрыгнули и разбежались в разные стороны от предполагаемого места посадки.

Кросс выкрикнул:

— Ты все еще перегружен?

— Держитесь.

Ирания повторила команду на фарси. Кросс крепко прижал ее к себе, прикрывая своим телом.

Вертолет сильно накренился, скользнул на бок и коснулся земли. Хьюз поспешно руководил выгрузкой из вертолета. Кросс и Ирания тоже вышли. Потоки воздуха от лопастей врезались в них. Кросс обнимал ее до тех пор, пока последний муджахедин не вышел из вертолета.

— Ты ранен. Можно, я перевяжу тебя?

— У тебя люди на поле боя. Если я смогу вернуться, я вернусь. А если нет, я люблю тебя. И всегда буду любить, — Кросс привлек её к себе и крепко поцеловал.

Эйб повернулся, прыгнул в вертолет и смотрел в открытый люк, пока вертолет набирал высоту. Он видел, что она что-то кричала ему и махала рукой. Кросс подумал про себя, что она повторила ему то, что он ей сказал.

Эйб смотрел вниз до тех пор, пока мог различать ее фигурку на вершине холма. Он почувствовал внутри себя холод, похожий на страх, только хуже, чем обычное чувство страха, которое он когда-либо испытывал.

Рядом с Кроссом был уже Хьюз, который дал ему автомат.

— Если нас предали, а я думаю, что это именно так и есть, то я знаю причину. Я не могу их за это обвинять. Когда Рака узнает, что мы здесь сделали, и если он еще не убил всех заложников и не взорвал здание посольства, то он сделает это сейчас.

Кросс смотрел через открытый люк на холм. Он чувствовал то же самое, что и Хьюз.

Бэбкок сделал крен и развернул вертолет для второго захода над полем боя.

— Мы должны что-то предпринять, — сказал Кросс.

Хьюз кивнул и занял позицию у люка, расположенного напротив Кросса.

— Мне знакомо здание посольства в Иерусалиме. Мы знаем, что у Раки там немного людей. Если даже он никого не потерял во время штурма, он не может поставить на крыше более двух-трех человек. У Петракоса есть еще для нас оружие, боеприпасы медикаменты, парашюты. Осторожно! — Хьюз открыл огонь, когда вертолет пролетал над полем боя. Кросс тоже начал стрелять. Опустошив один магазин, Кросс заменил его другим и продолжил стрелять вместе с Хьюзом.

Самая большая группа бойцов “Международного Джихада” начала рассеиваться. Хьюз стрелял из “Джи-3”. Кросс израсходовал последний магазин. Внизу бойцы Муджахедина отбивались от наседавшего противника.

Бэбкок закончил переход и, сделав вираж, крикнул назад:

— Еще один заход?

Хьюз, который был уже без маски, посмотрел на Кросса.

— Ну что, парень. Принимай решение. Мы остаемся или летим?

— Летим, — ответил ему Эйб.

— Люис, мы отправляемся в Турцию. Как можно быстрей.

Кросс бросил взгляд вперед. Бэбкок поднял большой палец и этим жестом показал свое одобрение.

Эйб посмотрел через открытый люк. Но он уже не видел вершины того холма, на котором стояла Ирания. Он закрыл люк и остался стоять в темноте, думая об Ирании и ее людях. Они были той же национальности, той же религии, что и Рака, придерживались одних и тех же обычаев, но где-то и как-то пути их разошлись. Одни пытались сохранить свой мир, давая ему возможности развиваться. Вторые же тянули свой народ в век тьмы, пытаясь разрушить окружающий их мир.

Глава 38

Когда радиосигнал был получен, Рака стал молиться, как он это делал пять раз в день. На этот раз он просил, чтобы Аллах помог ему.

Рака стоял в одиночестве у развороченного взрывом входа в коридор, который проходил по передней части всего посольства.

Мухаммед Ибн аль Рака все равно убьет их всех, но сделает это в самую последнюю минуту, придав тем самым вес своим требованиям.

Рака усилил охрану крыши посольства, поставив там своих четырех “бессмертных”. Он приказал связать всех заложников и заткнуть им рты. Теперь их охраняли только Ибрахим и Рива.

Джамал был в посольском центре связи, а остальные восемь “бессмертных” расположились по разным сторонам здания и у главного входа. Он отпустил двух своих человек, чтобы они нашли пищу и воду.

Рака сжал “Узи” и натянул ремни. Скоро он встретится со смертью. Он никогда не боялся ее.

В раю все будет так, как и должно быть. Рака много думал о том, что предназначение человека здесь, на земле, заключается в том, чтобы превратить ее в рай. Но рай несовершенный. Потому что человек не может приблизиться к совершенству Бога.

Мухаммед Рака знал, что когда он попадет в рай, он, наконец, увидит мир, где не будет места неверным и где зло будет навсегда разрушено. Рака был прежде всего реалистом. Он понимал, что предстоит упорная борьба, и многие правоверные пожертвуют своей жизнью, прежде чем наступит триумф. Но он еще с молодых лет был убежден, что никакие жертвы ради святого дела не могут быть слишком большими.

Мудрость Корана наполнила Раку:

О Пророк, Аллах удовлетворит тебя и верующих, идущих за тобой.

О Пророк, убеждай верующих в необходимости бороться.

Если вас будет двадцать терпеливых людей, вы победите двести.

Если вас будет сто, вы победите тысячу неверных.

Ибо они есть люди, которые не понимают.

Мухаммед Ибн аль Рака понимал.

Глава 39

Петракос курил сигарету, а его водитель тихо сидел в углу. Джефф Файнберг стоял, глядя через стекло, периодически протирая его. От холода его рука так болела, что он не мог долго находиться на улице.

Петракос сказал:

— Люди, которые засветили вашу операцию, наверняка имели на это серьезные причины. Ты не должен злиться на них.

— Но как, черт возьми, мы могли сделать то, что необходимо было сделать, мистер Петракос? — и Файнберг отвернулся от окна и посмотрел на старика. — Эти мусульмане только и могут, что убивать и...

И тут заговорил водитель. Файнберг впервые слышал его голос.

— Я мусульманин — суннит. Я не люблю евреев, но я не убиваю их. Иногда мне не нравится то, что делают американцы, но я и их не убиваю. Вы не ведете Священную войну, а среди шиитов много таких, которые считают, что их война священна. Вы хотите быть похожими на них? — Файнберг облизал губы. Водитель отвернулся и замолчал.

Петракос улыбнулся.

— Я еще в состоянии вывезти вас и ваших друзей из Турции, несмотря на тот факт, что турецкое правительство отдало приказ арестовать вас и конфисковать все оружие и документы. Поэтому не стоит бояться, мистер Файнберг.

Файнберг хотел сказать ему, что он дрожит не от страха, а от гнева.

— Дарвин Хьюз очень умный человек. И мистер Кросс, и мистер Бэбкок тоже. Мы используем эту базу благодаря как раз уму Дарвина Хьюза. Турки ждут их в семидесяти километрах на север отсюда, поэтому, если наши друзья остались в живых, они благополучно вернутся сюда, и у них будет достаточно времени скрыться, прежде чем турецкие подразделения прибудут и возьмут их под арест. А в мире сейчас много мест, где такие люди как вы, могут найти убежище. А теперь почему бы нам не помолиться, чтобы они остались живы. И оставьте свой гнев.

Файнберг отвернулся от Петракоса.

Водитель молился за него. Контрабандист молился за него. И он попробовал молиться за них всех. Если они такие прекрасные люди, почему они не пошли с Хьюзом, Кроссом и Бэбкоком? Он хотел спросить их об этом. Если они так много знают...

В радиоприемнике, настроенном на заранее обусловленную частоту, послышался шум.

— Я Ромео. Вызываю Джульетту. Прием.

Файнберг рванулся к радиоприемнику, опрокинув стул, дотянулся до микрофона и, нажав кнопку, проговорил:

— Ромео. Я Джульетта. Слышу вас хорошо. Прием.

— Джульетта, я Ромео. Папа дома? Повторяю, папа дома? Прием.

— Ромео. Я Джульетта, — сказал Файнберг и почувствовал, как от волнения у него изменился голос. — Папы дома нет. Повторяю, папы дома нет, — он чувствовал, как его щеки вспыхнули, когда он проговорил условную фразу. — Приди и крепко поцелуи меня. Прием.

Радиоприемник щелкнул.

— Джульетта, не могу ждать. Конец связи.

Файнберг положил микрофон и начал смеяться до слез.

Лицо Люиса Бэбкока казалось серым под его черной кожей.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил его Кросс, сидевший на месте второго пилота. Они все трое по очереди обрабатывали друг другу раны.

У Бэбкока были две резаные раны с правой стороны грудной клетки и было подозрение на перелом ребер. Но он скрывал свою боль.

— Прекрасно. Просто устал и все, — сказал Бэбкок и снова замолчал.

У Хьюза было несколько глубоких порезов на внешней стороне левого предплечья. Хьюз сказал лишь, что он неправильно оборонялся. На правой стороне шеи чуть ниже уха рана была похожа на след от пули, но Хьюз сказал, что это лишь случайное недоразумение. Эта рана была менее опасна, чем порезы на руках.

У Кросса в левом бедре застряла пистолетная пуля, и он выковырял ее и прокомментировал, что это девятимиллиметровая пуля, которая, очевидно, отрикошетила от какого-то твердого предмета, потеряла скорость и поэтому не прошла насквозь, а осталась в теле.

На правом плече у Кросса, ближе к основанию шеи, была большая рваная рана. И даже Хьюз не смог определить, чем она была нанесена. Сам Кросс не мог ничего вспомнить.

Бэбкок уменьшил обороты винта, пробиваясь через плотную облачность.

Кросс увидел то плато, на которое они приземлились на стареньком “Боинге” несколько дней назад... Сколько же дней прошло с тех пор? Кросс был настолько уставший, что не мог заставить себя вспомнить.

Здесь было темно, но Эйб различил хижину и “Боинг”, ожидавший их.

Эйб подумал о Файнберге. Парень, наверное, думает, что навсегда потерял единственную в жизни возможность.

Эта мысль рассмешила Кросса. Он вспомнил, как много лет тому назад он думал, что есть люди, которые живут ради тех мгновений которые они проводят между жизнью и смертью. Он думал, что, наверное, такими должны быть герои. Но спустя годы он открыл для себя, что герои — это люди, ненавидящие зло, которые никогда не ищут славы, а просто делают свое дело. Эйб Кросс понял, что не принадлежит к этим людям.

— Я приземляюсь, — объявил Бэбкок.

Кросс воспринял это как очевидный факт, но для Бэбкока это было событие.

Эйб изучал лицо Бэбкока. В нем была сила, юмор, интеллект, которого бы хватило на двоих.

У переборки сидел Дарвин Хьюз. Теперь Кросс стал внимательно изучать его лицо. В нем было что-то такое, чего Эйб не видел никогда в лицах других людей. Это “что-то” иногда вселяло в него уверенность, а иногда страшило его.

Если бы не Хьюз, Кросс бы все глубже тонул в пьянстве. Он был обязан этому человеку своей жизнью.

“Интересно, когда все это закончится, смогу ли я сохранить ту силу, которую в меня вселил этот человек?” — подумал Кросс.

Вертолет приземлился.

Хьюз взял из резервного ящика большой кусок пластиковой взрывчатки и вернулся в хижину. Кросс, Бэбкок и водитель Петракоса грузили в самолет последнее снаряжение: радиоприемники, оружие, боеприпасы, медикаменты.

Петракос пошел с Хьюзом, а Файнберг остался в хижине.

— Как ты думаешь, что решил Файнберг? Он собирается использовать свой шанс?

— Что делать? Я не знаю, — Кросс бросил в грузовой люк сумку с медикаментами. — Я думаю, что он хочет лететь с нами.

— Лететь с такой рукой? Ведь он не сможет спрыгнуть с парашютом. И я думаю, что он не сможет достаточно хорошо вести самолет. Лучше бы он остался здесь с Петракосом, его водителем и пилотом.

Кросс пожал плечами и закурил сигарету. Он стоял у фюзеляжа самолета, спрятавшись от порывов ветра, проносившегося над плато с гор.

— Интересно, Петракос и его водитель вызвались лететь с нами. Водитель ведь мусульманин. Очень трогательно. Он собирается рисковать жизнью, чтобы помочь нам.

Бэбкок сунул руки в карманы куртки. Горячий кофе, горячая еда и куртки были приготовлены к их возвращению. Они быстро поели. Все ненужное они оставили в хижине, которую Хьюз собирался взорвать. Бэбкок сказал:

— Сначала я не думал об этом, но с распространением терроризма на Ближнем Востоке меня стало беспокоить то, что люди начнут считать слово “мусульманин” синонимом слову “террорист”. Может быть то, что я черный, помогает мне видеть все как бы со стороны и понимать, что когда начинаешь навешивать людям ярлыки, это просто ужасно.

Кросс кивнул.

— Аминь. Так оно и есть, — сказал он, выпуская дым.

Из хижины вышли Хьюз, Файнберг и Петракос. За ними — пилот. Хьюз посмотрел на часы. Подходя к самолету, он накинул капюшон на голову, защищаясь от ветра, и сказал:

— Через десять минут домик взлетит на воздух. Турецкие воинские подразделения должны быть здесь минимум через двадцать минут. Не хотелось бы, чтоб кто-то пострадал.

Кросс ничего не сказал, Бэбкок тоже промолчал.

— Файнберг поведет самолет. Спирос скажет властям, что принял сигнал бедствия с вертолета и посадил его здесь. Потом его “Боинг” якобы угнали, а его и еще двух оставили. Угонщики слили из вертолета все топливо, потому Спирос застрял здесь. Что хотели угонщики или куда полетели — одному Богу известно, — улыбнулся Хьюз.

— Они не поверят этому, — сказал Бэбкок то, что было всем очевидно.

Кросс улыбнулся.

— Но и не смогут доказать, что это ложь, а вот как насчет чемоданчика Мули? — Кросс кивнул в сторону мусульманина-водителя.

— Угонщики были хорошо вооружены и захватили нас слишком быстро. Мой водитель и телохранитель, — Петракос улыбнулся, — решил, что раз нашим жизням ничего не угрожает, то его стрельба может нам только навредить.

— О Боже, — засмеялся Кросс. — Для меня звучит чертовски убедительно.

Файнберг пошел в самолет. Кросс заметил, что его раненая рука не на перевязи. Эйб просто закрыл глаза.

Бэбкок и Файнберг сидели на местах первого и второго пилотов. Кросс и Хьюз посередине самолета снаряжали патронами магазины автоматов. Было решено винтовки оставить в хижине и уничтожить их вместе с боеприпасами. Они были непригодны для штурма посольства из-за большой пробивной силы 7,62-миллиметровых патронов, способных простреливать стены. Кроме того, у этих винтовок были относительно большие размеры. Но “ЛАВ-12”, несмотря на размеры, решили взять. Перезарядили все пистолеты. Кросс, потерявший во время задания револьвер, мог теперь рассчитывать только на “Беретту”.

Петракос освободил им воздушный коридор через Сирию и Иорданию. И вот уже пятнадцать минут, как они вышли из воздушного пространства Турции.

Кросс закурил сигарету.

— Ты считаешь, что я сделал неправильно, взяв с собой Файнберга? — спросил Хьюз.

— Да. Но сейчас снова руководишь ты. Он псих. Хороший парень, но псих.

Уголки рта Хьюза опустились, когда он закончил снаряжать один магазин и начал следующий.

— Каждый человек должен иметь свой шанс, парень. У тебя он был, — брови Хьюза поднялись и он улыбнулся. — Дай мне сигарету. Кросс дал ему сигарету и ничего не сказал.

Глава 40

Он казнил семерых пленных, и Большой Сатана, кажется, был уже готов принять его требования. Это было своего рода освобождение, просветление духа. Потом один из “бессмертных” позвал его к телевизорам, которые стояли в большом зале, где Ибрахим и Рива следили за связанными пленниками.

Рака сел, сложив ноги под себя, на пол перед восемнадцатью телевизорами, настроенными по распоряжению Раки на один канал. Они работали на полную громкость.

“Западные дипломатические источники в Тегеране сообщают о бедствии в районе горы Эль Бурс, на северо-востоке Ирана. В то время, как официальные представители Ирана отказываются прокомментировать случившееся, анонимные дипломатические источники подтвердили, что представители иранской гражданской обороны приписывают причину взрывов, разрушивших гору Дизан сегодня на рассвете, летучим вулканическим газам, скопившимся в естественных пустотах горы. Представитель американского общества химиков и геофизиков заявил, что действительно, взрыв такой силы может быть результатом естественных природных явлений. Со всего Ирана в район бедствия перебрасывается медицинский персонал. Но информированные источники сообщают, что не исключена возможность вторичных взрывов”.

— Это мой дом, который разрушили приспешники Большого Сатаны. Лучшая надежда ислама умерла.

Он передал автомат Риве и вытащил свой нож. Он схватил за голову последнего морского пехотинца. Его левая рука была похожа на лапу с когтями. Пальцы Раки впились пехотинцу в глаза. Ударом ножа он перерезал ему горло.

Одному из сирийских делегатов Рака сказал:

— Ты мусульманин, ты заслужил смерть, — он схватил человека за волосы, резанул по горлу и отпустил тело.

Рака подошел к одному из евреев.

— Вы растлеваете мир, — и ударил того кулаком, перебив переносицу. У человека хлынула кровь.

Рака стоял рядом.

— Вы все умрете! Здание Большого Сатаны исчезнет с лица земли.

Он повернулся и направился к выходу, крикнув на ходу Ибрахиму:

— Готовься, брат!

Глава 41

— Я закопал документы и твою записную книжку. Если все будет нормально, документы можно будет достать и переправить контрабандой из Турции, — сказал Хьюз, застегивая “молнию” жилета. У Кросса болело плеча и ныла нога. Ранами он займется позже. Если это “позже” наступит.

— Когда я вернусь, хочу найти три вещи, — засмеялся Бэбкок. — Красивую леди, хорошего партнера для игры в шахматы и приятное спокойное место для отдыха. Вернее, четыре вещи. Я хочу съесть самую нежную и самую вкусную пиццу. Просто сгораю от желания.

— Может, ты беременный? — Кросс застегнул “молнию” жилета и проверил “Беретту”.

— Вообще-то, сомневаюсь, — серьезно сказал Бэбкок, а потом засмеялся.

Хьюз прошел по салону, и взял парашют.

— На этот раз плана у нас нет, и мы будем действовать по обстоятельствам. Я совершил больше прыжков, чем любой из вас. Поэтому старайтесь не упускать меня из виду. И когда я дерну за кольцо, повторяйте все мои движения.

— Вот здорово! Очень лаконичный инструктаж, — сказал ему Кросс.

Хьюз кивнул.

В наушниках они услышали голос Файнберга:

— С нами по радио связались израильские самолеты. Они явно недовольны, что мы здесь. Я сказал им, что они разговаривают с таким же евреем, как они сами. По-моему, ребята, у нас неприятности.

Кросс посмотрел в ближайший иллюминатор. Метрах в четырехстах он увидел три истребителя: “Чудесно!”.

Бэбкок сидел рядом с Кроссом.

— Но мы всегда можем сказать им, что я здесь, на борту. И если они собьют нас, то у них будут неприятности с Молодежной Лигой Африканского конгресса, — предложил Бэбкок.

— А почему бы тебе не пройти к Джеффу и не попросить у него микрофон на несколько секунд и самому не сказать им об этом? Бьюсь об заклад, их это очень заинтересует.

Бэбкок улыбнулся.

— Я могу.

Кросс закурил сигарету. До них донесся голос Файнберга:

— В нашем распоряжении ровно шестьдесят секунд, после чего они откроют огонь.

Хьюз с надетым парашютом пошел в кабину.

— А вот это я бы послушал, — сказал Бэбкок. Кросс хлопнул его по плечу, и они вдвоем пошли за Хьюзом.

Хьюз взял микрофон.

— Израильская эскадрилья. Говорит бригадный генерал армии Соединенных Штатов Мартин Файф. Я вторгся в ваше воздушное пространство со сверхсекретной миссией, которая разработана совместно правительствами Соединенных Штатов и Израиля. Вы должны проконсультироваться с премьер-министром. Мы продолжим свой полет, никуда не отклоняясь и не предпринимая никаких наступательных или оборонительных действий, пока вы не получите инструкции. Пожалуйста, поторопитесь! Это касается безопасности государства Израиль. Конец связи.

— А вы крепкий орешек, мистер Хьюз!

— Спасибо, мистер Бэбкок, — Хьюз положил микрофон, — Джефф, сколько еще лететь? Я имею в виду, времени.

— Около пяти минут до пригорода Иерусалима.

— Кто такой генерал Файф? — спросил Кросс.

— Это тот, кто продал нашу операцию. Я бьюсь об заклад, что именно он, сукин сын, продал нас. Он мог воспользоваться прессой, — беззаботно ответил Хьюз.

Бэбкок и Кросс начали одевать парашюты. Хьюз укреплял на себе автомат.

Кросс пожал плечами, вытащил “Беретту”, освободил патронник, а патрон положил в карман. Его “Эйч-Кей” была еще не заряжена. Для “ЛАВ-12” не было специального чехла, поэтому Кросс помог Бэбкоку сделать его из подушки сиденья.

Шестьдесят секунд истекло, а потом — еще несколько, но никто не стрелял. Кросс сказал:

— До границы города три минуты, прыгаем по моей команде.

— Со мной вышел на связь командир израильской эскадрильи. Он хочет говорить с генералом Файфом, — раздался голос Файнберга.

Хьюз, который собирался надеть шапочку, широко улыбнулся.

— Извините, джентльмены, меня просят на сцену.

Он прошел в кабину. Кросс последовал за ним. Бэбкок все еще занимался своим снаряжением. Хьюз взял микрофон и облокотился на пустое кресло второго пилота.

— Говорит бригадный генерал Мартин Файф. Командир эскадрильи, я слушаю вас. Прием, — из наушника, который Хьюз держал у самого уха, Кросс услышал едва разборчивый голос израильского командира.

Снова заговорил Файф:

— Говорит генерал Файф. Мы будем рады лететь с вами до аэропорта. Дайте инструкции моему пилоту, — Хьюз бросил наушники в пустое кресло. Он остался стоять между двумя креслами. Кросс смотрел мимо него, наблюдая, как израильские истребители перегруппировались и взяли их “Боинг” в клещи.

Файнберг отключил радио. Хьюз развернул карту.

— Джефф, когда мы достигнем этой точки, скажи, что у нас неполадки с правым двигателем и поворачивай к порту. Снижайся до девяти тысяч метров и оставляй двигатель зафлюгированным. Когда ты повернешь к городу и увидишь огни, передашь мне управление. Я несколько раз летал над Иерусалимом по различным заданиям и смогу узнать местность, которая нам нужна. Вокруг поселка будет много огней, почти как на рождественской елке. Я установлю курс, а ты будешь держать его, пока мы не выпрыгнем. Затем возвращайся в строй истребителей, сообщи им, что неполадки двигателя устранены. Нам нужно будет около сорока пяти секунд. Кросс, скажи Бэбкоку, что мы отключаем все внутреннее освещение. Это для того, чтобы они не увидели нас через открытую дверь.

Кросс вернулся в салон и передал Люису инструкции Хьюза. Бэбкок кивнул.

Хьюз, выглядевший неуклюже в своем снаряжении, изучал карту.

Кросс посмотрел на часы.

— Пора, Джефф, — произнес Хьюз.

Файнберг перекрыл подачу топлива на правый двигатель, и самолет стал падать. У Кросса в животе возникло неприятное ощущение.

Файнберг говорил в микрофон:

— Командир эскадрильи, говорит пилот генерала Файфа, борт “Бичкрафт Кинг Эйр-Н-четыре-два-К-четыре-девять”. Неполадки в топливопроводе правого двигателя. Двигатель отключился. Снижаюсь до девяти тысяч метров и меняю курс, чтобы избежать сноса. Регулярно буду информировать вас. Конец связи.

Он отпустил штурвал. Хьюз легонько поменял курс. Из наушников раздался неразборчивый голос командира израильской эскадрильи. Хьюз не надевал наушников.

— Передай Люису, пусть приготовятся. Оба к двери. Быстрей! Кросс пробирался к двери в темноте, наблюдая через иллюминатор, как приближаются израильские истребители. С левого борта раздался голос Бэбкока:

— Они перестраиваются. Наверное, готовятся сбивать нас.

— Так и есть, — согласился Кросс и, присоединившись к Бэбкоку, стал помогать готовить дверь. Кросс натянул на лицо кислородную маску, приготовившись к разгерметизации.

Раздался голос Хьюза:

— Разгерметизация на счет пять. Один-два-три-четыре-пять!

Самолет упорно терял высоту. Кросс почувствовал удар воздуха в маску. Снова голос Хьюза:

— А теперь дверь, ребята!

Кросс откинул маску и сделал глубокий вдох. Бэбкок был рядом. Дверь открылась7 Ледяной воздух ударил в салон. И вдруг раздался противный свистящий звук, какого Эйб никогда не слышал.

“Боинг” вздрогнул. Кабина стала наполняться дымом. Бэбкок на секунду снял маску.

— Пулеметы! Проклятье!

Снова раздался голос Хьюза, но на этот раз он был бесцветным:

— Они открыли огонь. Готовьтесь к десантированию.

Кросс последний раз проверил снаряжение.

Хьюз выбрался из кресла второго пилота. Раздалась еще одна пулеметная очередь. Из панели приборов стали сыпаться искры, но на этот раз попаданий не было.

— Джефф! Там есть еще один парашют. Пошли. Я тебе помогу!

— И что произошло с чертовым пилотом истребителя? Мистер Хьюз, ведь под нами город! — Файнберг закричал в микрофон: — Командир эскадрильи, что, черт возьми, вы делаете?

Ответа не было. Хьюз отодвинул шторку. Дым был настолько густым, что ему пришлось держать кислородную маску. Он отшвырнул наушники, подумал, что командир получил, наверное, указания.

Потом он услышал голос командира эскадрильи:

— Говорит командир эскадрильи. Произошла ошибка в компьютере наведения. Вместо предупредительных выстрелов поразили правый двигатель вашего самолета. Пожалуйста, доложите обстановку. Прием.

Файнберг крикнул ему:

— Я падаю на жилой район. Прием.

— “Бичкрафт”, мы можем сопроводить вас до посадки. Вы можете маневрировать? Прием.

Файнберг взглянул на приборы и снял наушники.

— Я теряю топливо. Они повредили не только правый двигатель. — Хьюз посмотрел ему через плечо. Показания оставшихся исправных приборов ничего хорошего не обещали. Самолет катастрофически терял высоту. Хьюз подумал, что менее чем через минуту они уже не смогут совершить прыжок. Впереди он видел огни. Хьюз закрыл глаза и наклонился через спинку сиденья.

— Джефф, прямо перед нами посольство. Но там негде посадить самолет.

Файнберг посмотрел на него. На лбу выступили капельки пота, блестевшие при бледном свете в кабине.

— Ты говоришь, — начал было Джефф.

— Я говорю, что возьму управление. Ты прыгнешь с Кроссом и Люисом. Я все равно свое уже сделал.

— Посадишь самолет?

Они уже выбивались из графика.

— Я смогу посадить его в пустыне за городом. Все будет хорошо.

Файнберг глянул вперед.

— Вы уже опаздываете, мистер Хьюз. Послушайте, я не смогу совершить прыжок со своей рукой. Я даже с управлением справляюсь с трудом.

Хьюз заметил это.

— Послушайте, мистер Хьюз, моя мама всегда говорила, что быть похороненным в Израиле было бы...

— Я посажу его, — сказал Хьюз.

— Вы кое-чему научили меня, пока я ждал вас. До последнего момента я этого не понимал. Самое важное не то, что мы чувствуем, а то, как мы выполняем свою работу. Сейчас я кое-что смогу сделать, а вы занимайтесь своим делом. Ваше время истекает, мистер Хьюз.

— Всю свою жизнь я занимался этим дерьмом. И я никогда не встречал человека отважней тебя, — Дарвин Хьюз наклонился над Джеффом и обнял его.

Кросс стоял у двери. С другой ее стороны стоял Бэбкок. Кислородные маски уже были не нужны. К ним приближался Хьюз. Кросс увидел его при свете маленького фонаря.

— Где Файнберг? — спросил Кросс.

— Кому-то ведь надо остаться в самолете. Внизу люди, дома, больницы. Заткнись, черт возьми, — едва проговорил Хьюз. Его голос звучал жестко и сдавленно.

Затем Хьюз встал на пороге.

— Приготовились. Пошел! — закричал он и прыгнул.

Бэбкок отсчитал несколько секунд и тоже прыгнул.

Кросс смотрел вперед на кабину пилота. Дым рассеялся, но проводка продолжала искрить, и яркое желтое пламя охватило правое крыло.

Самолет содрогался. Кросс и раньше удивлялся героям.

— Да благословит тебя Господь, Джефф, — прошептал Кросс в сторону кабины и нырнул в темноту.

Эйб Кросс удивлялся героям. Теперь он мог сказать, что одного из них он знал лично.

Порыв воздуха, обрушившийся на Кросса, был подобен взрыву. Тело Кросса извивалось в попытке выровняться. Он широко расставил руки и ноги. Взглядом он искал в темноте Хьюза и Бэбкока. Сознание лихорадило, и его охватила паника. Стараясь обрести равновесие в воздухе, Эйб смотрел то на высотомер, висевший у него на груди, то на кольцо прожекторов, окружавших здание, которое, как он надеялся, и было американским посольством.

Джефф теперь остался один, пытаясь как можно дольше удержать высоту, чтоб улететь подальше в пустыню. Если у него хватит горючего, то он долетит туда. А если оно кончится, он попытается планировать. Самолет терял высоту. Кислорода в атмосфере становилось все больше, и пламя интенсивней охватывало самолет.

Кольцо огней приближалось. Кросс посмотрел на высотомер. Ни Хьюза, ни Бэбкока он так и не увидел. Эйб схватил выпускное кольцо парашюта. Высотомер показал магическое число, и Кросс дернул кольцо. Послышался хлопок открывшегося купола и тело Кросса резко приняло вертикальное положение. Раненое плечо пронзила боль.

Эйб стал подтягивать стропы парашюта, управляя куполом, чтобы подлететь как можно ближе к посольству. Сияние прожекторов, окружавших комплекс, было ослепительно ярким. Эйб натягивал поочередно стропы. Его тело дергалось и крутилось, но он упорно приближался к цели.

Вот и та крыша, о которой говорил Хьюз. Теперь Кросс хорошо видел ее. Четыре человека, стоя по углам, охраняли ее. Благодаря совету Хьюза — впрочем, это был даже не совет, а скорее стандартная рекомендация, патронники были пусты. Кросс скользил по воздуху, приближаясь к крыше. Один из террористов, который нес охрану на ближайшем от Эйба углу, еще не заметил его.

До крыши оставалось пять метров... три...

“Если бы все происходило в кино, — подумал Кросс, — он бы мгновенно освободился от строп, упал прямо на часового и, схватив его оружие, расстрелял бы остальных троих”.

Но это происходило не на экране, а в реальности.

Два метра. Кросс поджал ноги. Крыша приближалась. Эйб мгновенно отстегнул купол парашюта. В этот момент он коснулся ногами крыши и покатился.

Кросс встал на колени. Рассчитывать можно было только на “Беретту”. Он выдернул ее из кобуры на бедре и передернул затвор, когда ближайший охранник вскинул свой “Узи”. Кросс выстрелил первым, разрядив “Беретту” в грудь и живот человека. “Узи” выпустил очередь в ночное небо.

Эйб вскочил, на ходу засунув пистолет за пояс, одновременно освобождая винтовку “Эйч-Кей”. Раздалась автоматная очередь, и Кросс прыгнул за мертвое тело охранника, единственное место, где можно было хоть как-то укрыться. Стреляли из трех углов крыши. Метрах в пяти в стороне от него он увидел небольшую пристройку. Судя по описанию Хьюза, это, вероятно, и был вход в здание. Кросс перекатился на спину. Автоматные очереди вырывали куски кровли.

Кросс сорвал с лица очки, вставил в “Беретту” один из двух имевшихся у него увеличенных магазинов. С пистолетом в одной руке и автоматом в другой он открыл огонь и стрелял из стороны в сторону, стараясь охватить всю крышу. Кросс вскочил на ноги и побежал. Огонь врага замер на мгновение, а потом с новой силой обрушился в его сторону, когда он приближался к маленькой надстройке. Что-то ударило Кросса, и он упал, заскользив по крыше. Тыльная сторона на ладони опять кровоточила. Эйб вскочил и бросился под прикрытие надстройки. Теперь он стоял, прижавшись к серой поверхности стены с южной стороны посольства. Эйб подошел к углу и оглянулся назад. Поверхность стены, к которой он прижимался, была в крови.

У Эйба было такое чувство, что острым ножом его ударили по лопаткам. Кросс выгнул левую руку и прикоснулся к ним. Левая перчатка была вся в крови.

— Замечательно, — прошипел он.

Кросс перезарядил “Беретту” и “Эйч-Кей”.

Эйб приблизился к углу в надежде, что дверь не будет закрыта. По нему снова открыли огонь. Пули впивались в стену. Он бросился за угол, схватился за ручку двери и рванул ее на себя. Дверь не открылась. “Проклятье!”. Он подумал, что нужно толкнуть... и почти упал в дверной проем. Он стоял на коленях в темноте.

“Рака убивает заложников”, — эта мысль подняла Кросса на ноги. Он достал минифонарь и сунул пистолет за пояс. Держа фонарь в вытянутой руке, он пошел вниз по ступенькам, стараясь двигаться как можно быстрее. Те трое охранников уже, наверное, бегут за ним.

Дарвин Хьюз приземлился у дальней стены. Его прошлый опыт подсказал, что это “мертвая” зона для любой охраны — впереди или сзади здания. Через мгновение после того, как он освободился от парашютных ремней и направился к ближайшей стене, он услышал автоматную стрельбу на крыше.

Хьюз продвигался, низко пригнувшись и держа автомат обеими руками. Сквозь драпировку на окнах пробивались тонкие полоски света. Он приближался к фасаду посольства. Там должен быть часовой, а может два. “Бессмертные” Раки.

Хьюз заглянул за низкую ограду внутреннего дворика. В дальнем его конце были видны двустворчатые застекленные двери, а по их сторонам — окна. Он пересек дворик и прижался к стене у ближайшего окна. Опустившись на четвереньки, он пробрался под окном и выпрямился только у двери.

Поблизости не было подходящего камня, и Хьюз решил использовать гранату, но не сорвал ее, а срезал с фиксирующего кольца на жилете.

Оставив чеку, Хьюз сложил нож, сунул его в карман брюк, а потом бросил гранату в окно. Стекло со звоном разбилось. Хьюз отступил, ударил ногой в створ двух дверей и прыгнул в помещение, покатившись по полу.

Автоматная очередь ударила в стену над головой Хьюза, он выстрелил в сторону вспышки, перекатился и нажал на спусковой крючок еще раз. В ответ выстрелов из темноты не прозвучало.

Хьюз вскочил на ноги и побежал.

Люис Бэбкок проник в здание сзади через окно, считая себя счастливчиком — никто не заметил.

В зале для конференций было абсолютно темно. Он не стал включать фонарь, чтобы не выдать своего присутствия, и пробирался между стульями к двери на ощупь. Он открыл дверь в тускло освещенный холл и, никого не обнаружив, прошел через него.

В конце помещения Люис остановился. Отсюда начинались еще два холла и расходились вправо и влево. Налево лицом к фасаду здания было несколько отделанных дубом дверей. Он вспомнил описание Хьюза. Это могли быть комнаты, кольцом окружавшие главный зал, где, вероятнее всего, держали заложников.

Бэбкок направился в проход и вдруг замер от крика, женского крика, доносившегося со стороны комнат. Прижимаясь к стене коридора, он побежал на замиравший крик.

Кросс достиг нижней ступеньки. Здесь из-за двери пробивался свет. Времени на раздумья не было. Сзади уже был слышен топот бегущих ног.

Эйб распахнул дверь и отступил от нее. Сверху раздалась автоматная очередь. Кросс выстрелил в темноту на вспышки и вскочил в дверь.

По коридору к Кроссу бежал человек. Эйб выстрелил из автомата в его сторону. Человек дернулся и упал на стену коридора.

Еще раз выпустив очередь вверх по лестнице, Кросс подбежал к только что убитому им человеку и схватил его автомат. Приблизившись к концу коридора, он остановился, сориентировался и потом повернул направо. В маленький коридор выходили двери кабинетов. Он заскользил по полу, а затем остановился и прислушался к звуку бегущих за ним людей.

Кросс повернул ручку ближайшей к нему двери кабинета и, проскользнув в нее, закрыл за собой. В руках он держал “Узи” и “Эйч-Кей”. Эйб приложил ухо к двери. Он слышал, как топот становился все громче. Кросс вышел из двери в освещенный коридор. Три человека с крыши, преследовавшие его, стали разворачиваться к нему, чтобы стрелять. Но Эйб начал стрелять первым, выпустив в них весь магазин “Узи”. Он схватил их оружие, повесил два автомата на плечо, а третий взял в руку вместо пустого и побежал дальше. Коридор заканчивался холлом у главного зала.

Кросс услышал автоматную стрельбу и побежал на звук. В противоположном конце коридора он увидел бегущего Хьюза. Мужчина и женщина, которые выскочили со стороны главного входа, начали стрелять. Хьюз прыгнул в дверь.

Кросс замедлил бег. В его автоматах патронов оставалось, по крайней мере, на две хорошие очереди.

Хьюз ответил огнем в сторону главного входа. Вход выглядел так, словно в него врезался грузовик. И, вероятно, это было не так уж далеко от истины.

Двух хороших очередей будет недостаточно. Кросс поменял магазин у “Эйч-Кей”, сунув два полупустых магазины за ремень рядом с “Береттой”. Он продолжал идти, вставив в “Эйч-Кей” новый магазин. Потом Эйб взял в руки оба “Узи”, в которых оставалась почти половина патронов.

Кросс должен пройти большой зал, прежде чем достичь главного входа. В зале должны находиться заложники. До сих пор нигде не видно Бэбкока. Но он побеспокоится о своем друге позже.

Кросс остановился у большого зала. Двери были закрыты. Из зала доносилась автоматная стрельба. Крик. А потом ужасная тишина.

Мужчина и женщина выскочили в коридор и начали стрелять в сторону позиции Хьюза. Кросс навел “Узи” и дал длинную очередь из обоих. Тела, казалось, танцевали от ударов пуль, а потом распластались на полу.

Ждать было нечего и некогда. Кросс развернутся к двойным дверям, отбросил пустые автоматы и взял с плеча третий “Узи”. Второй рукой он нашел рукоятку “Эйч-Кей”. Эйб выстрелил из “Узи” в дверной замок, бросил автомат, ударил ногой в дверь и прыгнул вправо. Двери распахнулись, и из зала раздалась автоматная очередь.

Кросс прижался к стене рядом с дверью. Пули крошили штукатурку коридора. Он видел, как Хьюз побежал в боковой коридор у дальнего конца зала.

Иосиф Гольдман отдал приказ:

— Юрий, передай своим людям, чтобы начинали атаку. Там что-то происходит.

Марковский посмотрел на него. Лицо Гольдмана было наполовину освещено светом прожекторов.

— Когда мы с тобой потеряем работу, то у нас появится время играть в карты.

— Прекрасная идея, — кивнул Гольдман, вытаскивая из-под пиджака “Вальтер” девятимиллиметрового калибра.

Марковский взял полевой телефон.

— Говорит Джошуа. Говорит Джошуа. Трубы протрубили. Повторяю. Трубы протрубили. Пошли! Вперед!

Марковский сел в машину, Гольдман взобрался вслед за ним. “Мерседес” двинулся в сторону главных ворот. Из-за ряда магазинов на соседней улице поднялся вертолет. Его пришлось доставить сюда в полуразобранном состоянии, чтобы не привлекать внимание террористов, а потом его собрали на месте. В вертолете сидели вооруженные люди в пуленепробиваемых жилетах. На небольшой высоте вертолет завис над крышей посольства. Извиваясь точно змеи, из вертолета появились несколько канатов, и по ним на крышу начали спускаться вооруженные люди.

“Мерседес” следовал за специальной бронированной машиной, предназначенной для разрушения баррикад. Она протаранила стену забора, потому что подъездная дорога была блокирована американским “Кадиллаком”. Гольдман предположил, что она может быть начинена взрывчаткой.

Гольдман пригнулся. На “Мерседес” летели куски кирпичей и металла от разрушаемой стены.

Эйб Кросс стоял у двери и ждал, сам не понимая, чего.

Затем он услышал голос, говоривший на английском языке с легким акцентом:

— Войди, посмотри на свою работу, приспешник Большого Сатаны!

Кросс облизал губы. Его лицо под маской заливал пот. Это поможет дать время Хьюзу, который сейчас находился где-то в дальнем конце у большого зала. И, может быть, поможет Бэбкоку, если он попал сюда.

Кросс крикнул в ответ:

— Я вхожу!

Везде валялись тела. Пол зала был залит кровью. Группа мужчин и женщин с завязанными ртами и руками сгрудились в центре помещения.

Вокруг заложников стояли семь человек с автоматами “Узи”. Но автоматы были направлены на Кросса. Восьмой — стоял между Кроссом и заложниками. Это был Мухаммед Ибн аль Рака.

— Я приглашаю вас всех на это зрелище.

Кросс видел, что некоторые заложники были обвязаны взрывчаткой.

— Ну, ты понимаешь, что остальные парни заняты. И ты знаешь, чем. Так что здесь происходит?

Рака засмеялся, захлебываясь от смеха, и даже согнулся пополам.

Потом смех внезапно прекратился.

Где-то рядом со зданием Кросс услышал вертолет и как будто визг тормозов.

Голос Раки был низкий. Он сказал:

— Все эти люди умрут из-за тебя.

— Ну, значит, ты будешь первым, — сказал ему Кросс.

Игра закончилась. Если бы Хьюз появился здесь...

Кросс услышал треск открывшейся от удара двери и бросился к Раке. Тот вскинул автомат, но Эйб ударил его плечом в грудь. Раздался визг, слышимый через затычки, и появилась вспышка света, ослепившая Эйба даже через закрытые веки, когда он и Рака упали на пол.

Кросс отсчитал секунды, затем открыл глаза и откатился в сторону. Боковым зрением он увидел Бэбкока, когда тот с автоматом вбежал с противоположной стороны зала. Кроссу показалось, что он слышал автоматную стрельбу и видел вспышки у ствола автомата.

Рака вскочил, вероятно, не потеряв способности видеть и, отбросив автомат, бросился на Кросса, сжимая в обеих руках нож, лезвие которого казалось сантиметров тридцать длиной. Эйб увернулся.

Один из “бессмертных” выпустил очередь из автомата в заложников. Человек, который не был связан, бросился вперед, закрывая собой блондинку в белом вечернем платье. Его тело было тут же изрешечено очередью из “Узи”.

Кросс вскинул автомат в сторону Раки и нажал спусковой крючок, но Рака успел нырнуть в коридор. Кросс побежал за ним, ударил одного из террористов, выбежавшего из зала.

Кросс опустошил “Эйч-Кей” ему в живот. Тело выгнулось назад и упало на пол, заскользив по крови.

Рака бежал вдоль коридора. Эйб опустил автомат и поспешил за ним.

Раздались автоматные выстрелы.

Рака исчез в боковом коридоре. Кросс продолжал бежать, хотя левая нога отказывалась повиноваться из-за раны, полученной в горах. Когда Кросс повернул в коридор, в котором скрылся Рака, он увидел бегущего человека, вероятно, спустившегося с крыши. Эйб оглянулся. Люди в пуленепробиваемых жилетах заполняли холл через главный вход. За ними бежали два человека в гражданской одежде.

У Кросса не было желания поприветствовать их. Он знал, что это израильские коммандос.

Эйб искал Раку.

Коридор закончился двойной дверью. Замедлив бег, он прижался к стене, пристегивая к автомату полный магазин. В левую руку он взял “Беретту”.

Дверь была приоткрыта.

Он толкнул стволом одну из створок двери, и она открылась вовнутрь. Рака!

Если это кабинет, здесь должны быть окна, и Рака мог воспользоваться замешательством и убежать.

— Дерьмо! — прорычал Кросс, врываясь в комнату. Внезапно вспыхнул свет, ослепив его на мгновение. Рака замахнулся на него. Кросс упал на колени, чтобы отбить нож автоматом, а потом вскочил на ноги.

— Я не могу слышать. Но если ты согласен, кивни. Вот это! — Рака потрясал ножом.

Кросс смотрел в лицо Раке и медленно наклонялся. Положив автомат на пол, Эйб выпрямился и стал вставлять “Беретту” в кобуру, но вспомнив о длинной обойме, сунул ее за пояс.

Глаза Раки блестели. Кросс вынул из нагрудных ножен свой “Танго”. Потом он вспомнил, что десять из одиннадцати человек в мире — правши. Рака держал нож в левой руке.

Рака сунул правую руку под куртку.

Кросс отступил влево и схватил “Беретту”, а правая рука Раки появилась с автоматическим пистолетом. Кросс выхватил “Беретту”, большим пальцем сняв с предохранителя, и бросился к Раке. Тот выстрелил. Эйб почувствовал удар в грудь. Он отшатнулся назад, выбросил вперед руку с пистолетом и дважды нажал спусковой крючок. Рака вздрогнул. Кросс отступил к столу. Он стрелял снова и снова. Рака согнулся, его ноги подкосились. Кросс снова выстрелил. Пистолет Раки выпал. Кросс выстрелил еще раз. Рака поднял голову, обеими руками ухватившись за грудь. Эйб оттолкнулся от стола и, шатаясь, снова выстрелил. Рака упал на колени.

Кросс положил “Беретту” на стол, потом вытащил свой “Танто” и, схватив его обеими руками, замахнулся.

Голова Раки отделилась от шеи, из которой зафонтанировала кровь. Потом расчлененное тело упало на пол.

Эйб Кросс опустился на колени и закрыл глаза. Его руки все еще сжимали “Танго”.

Эпилог

Эйб Кросс сидел за пианино. Его глаза скользили по травмам на тыльной стороне кисти, когда он начал играть “Звездную пыль” Кармайкла. Это был заказ блондинки из бара с джином и тоником в руке.

Она сидела у пианино очень долго и была немного пьяна. Она рассказывала ему, что была заложницей в посольстве США, захваченном шесть месяцев назад. Он притворился, что был шокирован, хотя и узнал ее, как только она вошла в помещение.

Она рассказывала ему, притворно шмыгая носом и пуская слезы, что человек, которого она любила, и который, как она думала, предал все святое, бросился на пулемет, спасая ей жизнь.

Кросс не стал говорить, что видел, как погиб Уорен Карлисс.

Эйб играл, делая вид, и вспоминал прошлое...

Хьюз и один из израильских коммандос разряжали взрывчатку, привязанную к груди некоторых заложников. Человек по имени Иосиф Гольдман, о котором Кросс подумал, что тот работает в “Моссаде”, быстро провел их мимо репортеров, которые налетели в посольство. Бэбкок был тяжело ранен в живот, и его отвезли в госпиталь до того, как был найден Кросс, все еще стоявший на коленях у мертвого тела Мухаммеда Ибн аль Раки.

Кросс был слишком обессилевшим, чтобы двигаться. Открылась рана на спине, а та, что была на правой стороне туловища, оказалась глубже, чем он думал. Пара ребер поломаны. Одно легкое было почти пробито.

Эйб Кросс пару раз видел Бэбкока в госпитале в Тель-Авиве, куда перевезли их обоих. Только Кросса выписали на несколько дней раньше. Он больше не видел Дарвина Хьюза.

Иосиф Гольдман рассказал ему, что были найдены обломки “Бичкрафта”. Джефф Файнберг умер мгновенно. Семья Джеффа попросила, чтобы его останки были похоронены в Святой Земле, и израильское правительство удовлетворило их просьбу.

Государственный департамент прислал человека за день до выписки Кросса.

— Никто не знает ваших лиц, — сказал ему человек. — Мы смогли сохранить в тайне от прессы ваши данные. Конечно, кроме Файнберга. О нем мы сложили красивую историю. Вам настоятельно рекомендуют взять длительный отпуск, прежде чем возвращаться в Соединенные Штаты. Несколько минут назад я то же самое сказал Бэбкоку. И передай Хьюзу, — вяло произнес человек.

— Где Хьюз?

— Если бы я знал, то уже сказал бы.

Кросс засмеялся. Человек бросил на кровать большой конверт и ушел. В конверте лежал билет на самолет. Аэропорт назначения не был указан. Новенький паспорт с печатями и визами чуть ли не во все страны мира. Кожаное портмоне с кредитными карточками и двадцатью тысячами долларов наличными.

Кросс полетел в Лондон. Две недели он отсыпался и отъедался. Потом он нашел бар, где нужен был пианист. Получить разрешение на работу было удивительно легко. Он подумал, что кто-то действительно сильно желает, чтобы он не вернулся домой.

Эйб написал своей тетке и рассказал, что у него все прекрасно. Потом он решил прочитать Коран и посмотреть, поможет ли он ему понять, почему есть хорошие люди, как бойцы “Народного Муджахедина”, и злые, подобные Раке. Коран частично просветил Кросса, а частично смутил его.

От стойки бара к Эйбу подошла блондинка. Ее сходство с той, другой, заставило его вздрогнуть. Она принесла ему стакан.

— Как вышло так, что вы не пьете? — чуть улыбнувшись, спросила она.

Он заиграл “Когда проходит время”, но мысли его витали где-то далеко.

— Ну почему же? Я пью, только не очень много, — сказал он и выжал из себя улыбку.

Кросс сделал в мелодии паузу чуть длиннее, чем было нужно, и потянул из стакана имбирного пива.

Эйб Кросс прочитал в Коране слова, которые имели для него большой смысл:

Возможно, Господь ваш поразит врагов ваших

И сделает вас преемниками на той земле,

Чтобы он мог увидеть, как вы будете действовать...

Рака и люди, подобные ему, которые убили невинных, провалили экзамен.

— Сигарету хочешь?

Эйб Кросс сказал ей, что это не то, что он хочет, и продолжал играть.

Примечания

1

Рамазан — 9-й месяц мусульманского лунного года, когда, согласно догмам ис лама, Мухаммеду было “ниспослано” первое “откровение”.

(обратно)

2

Джихад — священная война, война за веру.

(обратно)

3

Фундаментализм — ортодоксальная система христианских воззрений, отвергающая учение Дарвина.

(обратно)

4

Петтигру — игра слов — малорослый (от слов “маленький” и “вырос”).

(обратно)

5

“Аляски” — одежда эскимосов.

(обратно)

6

Мартин Лютер Кинг — борец за права негров в США. Убит расистами в 1968 г.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Эпилог

Реклама на сайте