«Черная метка»

Валерий Горшков Черная метка

ПРОЛОГ

Джип с охраной внезапно воспарил над землей и тяжело рухнул вниз. По нему из придорожных кустов сразу же ударили два ручных гранатомета.

Бронированный «ЗИЛ» после прямого попадания в него противотанковой ракеты разлетелся, как картонная коробка.

Все содержимое машины, включая пассажира и водителя, разлетелось по воздуху в виде различных элементарных конструкций — костей, рук, погон, ног, фуражек, голов...

Причем уже на приличной высоте от земли оторванная генеральская рука шлепнула по оторванной же голове шофера, вроде как за его нерадивость...

Генерал Зайцев, третий человек в ФСБ, выключил видеоплеер. Уже десятки раз он наблюдал эту жуткую картину гибели своего заместителя вместе с его охраной, восстановленную доками компьютерщиками. Те утверждали, что их видеоверсия точна по крайней мере на девяносто процентов.

Но Зайцев им не очень доверял. Особенно генерала смущала пощечина в воздухе своего зама его шоферу — он расценивал это как пошлую шутку циников компьютерщиков, но раз за разом включал видеоплеер и внимательно вглядывался в каждую деталь.

Сама по себе картина расстрела кортежа не позволяла сделать каких-либо очевидных выводов ни о заказчиках, ни об исполнителях этой неслыханной по наглости акции даже такому серьезному профессионалу, как генерал Зайцев. Тем не менее версия, основанная на его личных соображениях, у него имелась, и он опять и опять пытался найти ей подтверждение в каком-либо малозаметном нюансе на мониторе.

Но сейчас уже было не до того. Не оставалось даже времени продумать, чтобы подобная ситуация не могла повториться. Надо было ехать на аудиенцию к Самому, а опаздывать к нему не полагалось.

А тут еще телефонный звонок по «вертушке», остановивший Зайцева буквально на пороге кабинета и продержавший целых семь минут. Главный, вторую неделю гриппующий на своей даче, то и дело сбиваясь на судорожный кашель, хриплым голосом давал последние инструкции перед труднейшим годовым докладом Верховному главнокомандующему, целиком посвященным громким заказным убийствам. А если точнее — их раскрытию.

Впервые высочайшая честь озвучить кое-как сверстанный аналитиками доклад была поручена ему, генерал-лейтенанту Зайцеву, недавно назначенному вторым заместителем директора Федеральной службы безопасности. Первый зам, уже успевший в кругах небожителей в погонах получить прозвище Фигаро, как назло, снова находился за океаном, в Лэнгли, по приглашению американской стороны, знакомясь с логовом заклятого врага...

Понятное дело, Зайцев сильно нервничал, но успокоить душу даже глотком коньяка не рискнул — из-за запаха. Никаких таблеток он вообще не употреблял. Оставалось одно проверенное средство — секс.

Казалось, на него-то времени как раз вообще не оставалось. Но слава богу, в его бронированном «ЗИЛе» есть просторное заднее сиденье, отделенное от шофера темным стеклом.

Он сделал соответствующее распоряжение по внутренней связи. После чего, набросив форменный плащ на плечи и подхватив чемоданчик с секретным донесением, Аркадий Иванович выскочил в просторный коридор пятого этажа здания на Лубянке и, сопровождаемый как из-под земли выросшими по обе стороны его коренастой фигуры телохранителями, быстрым шагом направился к лифту.

В полном молчании все трое спустились вниз и, не обращая внимания на привычно козырнувшего дежурного полковника у массивных дубовых дверей, через главный вход покинули здание на Лубянке, тут же оказавшись в теплом чреве двух поджидающих снаружи автомобилей. Генерал, как всегда, разместился на заднем сиденье черного бронированного «ЗИЛа», где уже находилась Леночка, а охрана — в сопровождающем его джипе-«мерседесе».

Тронулись, привычно включив мигалки и почти сразу набрав крейсерскую для городской черты скорость...

До загородной резиденции Самого, находящегося в окружении челяди, охраны и дивных вековых сосен, путь предстоял не близкий.

Зайцев, нахмурившись, взглянул на часы.

— Володя, мы должны быть вовремя. Так что думай как и что... — властно произнес генерал, обращаясь к сидящему за рулем «членовоза» водителю.

— Не волнуйтесь, Аркадий Иванович, сейчас за город выберемся, а там — долетим как ласточки, — уверенно отозвался капитан. — Не в первый раз!

— Ну, ну... — бесцветно буркнул в ответ комитетчик, не обращая пока никакого внимания на сопровождающую его юную женщину, указательным пальцем поправил съехавшие на кончик носа дымчатые очки и, положив на колени несгораемый «дипломат» с документами, вскрыл оба цифровых замка.

Достал лишь один лист, с последним секретным донесением, полученным из Северной столицы по факсу буквально за полчаса до разговора с Главным. Возможно, именно данная бумажка поможет хоть как-то сгладить несладкую картину с общим положением дел по раскрытию «заказников»...

В донесении доверенного лица, покуда не официальном, сообщалось о поимке питерскими спецами одного из самых таинственных киллеров в новейшей истории России, некоего Ворона, с филигранной чистотой исполнявшего всякую мразь, в том числе и известнейших воровских авторитетов Северо-Запада. Согласно оперативным сведениям МВД, общее число положенных им жмуриков приближалось к тридцати...

Неслабо. За такого крутого мочилу Сам, пожалуй, закроет глаза на общий, более чем смехотворный процент раскрываемости резонансных преступлений...

Особенно если президенту прозрачно намекнуть, что, мол, именно этот самый Ворон подозревается в исполнении нескольких особо шумных заказух, в том числе и набивших оскомину ликвидаций журналиста Березкина и бизнесмена Квадришвили.

Да, так генерал и сделает! Главное, до поры успокоить Самого, обнадежить, показать видимость работы... А там — как карта ляжет...

Любопытно, почему местное, питерское, УФСБ до сих пор официально не сообщило о задержании этого профи? Маловероятно, что его источник на Литейном рискнул сбросить генералу непроверенную информацию... Может, у питерцев какие-то свои тайные планы в отношении этого Ворона? В таких делах следует ждать любых сюрпризов...

Еще раз пробежав глазами докладную, Аркадий Иванович убрал ее в «дипломат».

Теперь он внимательно посмотрел на Леночку тем особым взглядом, который она хорошо изучила за последние три года службы с генералом.

Лейтенант Линько тут же безропотно легла на широкое сиденье «членовоза» и послушно раздвинула свои стройные, хотя и слегка полноватые ноги. Под платьем у нее уже, точнее заранее, ничего не было.

Нельзя сказать, что юная женщина только по принуждению — в силу служебной зависимости — отдавалась немолодому уже мужчине. Дело в том, что генерал Зайцев с годами пристрастился к оральному сексу, достигнув в нем определенных вершин. Вот и сейчас, обняв женщину за бедра, он стал расчетливо, с нарастающим эффектом обрабатывать языком ее гениталии.

Та блаженно постанывала, в рваном ритме вздымая и опуская широкоформатный бюст и испытывая при этом лишь некоторый дискомфорт оттого, что партнер никак не реагировал на ее пылающую грудь.

Но генерал действовал по собственной, отработанной годами технологии, согласно своим чувственным предпочтениям, и усердно рихтовал шершавыми ладонями тоже вполне достойный повышенного внимания зад лейтенанта Елены Линько.

И из души генерала Зайцева постепенно исчезли мучавшие его проблемы — плохо подготовленный доклад президенту, убийство заместителя, загадочный киллер по прозвищу Ворон...

До правительственной резиденции «Тополя» оставалось еще километров двадцать, когда кортеж, свернув с трассы на примыкающую дорогу, вдруг наткнулся на неожиданную преграду.

— Что за черт? — тихо выругался водитель, резко сбавляя скорость после очередного крутого поворота, когда не слишком широкая дорога, обогнув лесистый холм, плавно уходила влево. — Только этого нам еще не хватало... Похоже, придется делать крюк и ехать в объезд, товарищ генерал-лейтенант... Теперь точно опоздаем, минимум минут на десять...

Но генерал решительно не мог оторваться от своего занятия и не отреагировал на сообщение капитана.

Между тем посреди дороги стояла фура с поднятой кабиной, рядом с которой суетились, махая руками, двое всклокоченных дальнобойщиков — толстый и тонкий. Со стороны это выглядело вполне безобидно — у выехавшего с примыкающей дороги грузовика вдруг заглох двигатель.

Но водитель «ЗИЛа» уже засек в зеркале заднего вида, как метрах в пятидесяти за дернувшимся было на разворот джипом с охраной нагло выполз из леса на дорогу еще один грузовик, на сей раз самосвал, под завязку груженный щебнем...

Кортеж оказался в западне, вырваться из которой, обогнув грузовики по обочине, было невозможно — по обе стороны дороги располагалась явно непреодолимая даже для джипа отвесная канава...

Это была засада. Это был конец. И рассчитывать на пуленепробиваемые стекла и бронированный корпус бывшего андроповского «членовоза» теперь глупо. Те, кто столь тщательно подготовил ловушку, наверняка знали, что нужно делать, дабы вскрыть эту крепкую консервную банку...

Далее все произошло, как на генеральском видеоплеере, — внедорожник с личной охраной Зайцева мгновенно превратился в чадящий столб черно-оранжевого клубящегося огня...

Капитан стал отчаянно выкручивать «баранку». Взревев мотором, длинный «ЗИЛ» непостижимым образом стремительно развернулся на крохотном пятачке асфальта. Взвизгнув колесами и мгновенно набрав скорость, всей своей пятитонной массой протаранил пылающий факел, отбросив остов джипа в сторону, словно это был бутафорский киношный муляж, и вылетел навстречу самосвалу с щебнем.

Когда до неизбежного столкновения оставалось не больше секунды, Володя снова крутанул руль, бросая машину в правый кювет. Это был единственный шанс на спасение — дать броневику возможность на скорости перепрыгнуть через двухметровую канаву и, тараном разворотив кусты, снова выскочить на дорогу в нескольких метрах позади самосвала...

Но сокрушительный, чудовищной силы удар в левую сторону кузова не дал «ЗИЛу» закончить маневр. Пробив трехслойную пятидесятимиллиметровую броню, управляемый ракетный снаряд взорвался внутри машины. В радиусе двух десятков метров разлетелись обугленные клочья различного содержания.

Впрочем, на воздух взлетели и достаточно хорошо сохранившиеся фрагменты — голова генерала, плотно зажатая между ног потерявшей значительную часть своего шикарного бюста Леночки, все так же интенсивно работала языком, а оторванная рука Зайцева, с золотым «Ролексом», пролетая мимо оторванной же головы его шофера, закатила ей увесистую оплеуху...

Часть первая ПИОНЕРЫ

БЫВШИЕ «ШЕСТЕРКИ»

В маленьком уютном кафе-шашлычной, затерявшемся в переулках центральной части Петербурга, было немноголюдно.

У стойки бара, не спеша потягивая кофе с коньяком и вот уже полчаса непрерывно болтая по сотовому телефону, сидел на высоком стуле солидного вида мужик в очках, а за одним из трех столиков, в углу, с кружками финского разливного пива, расположились трое коротко стриженных парней лет двадцати в кожаных куртках и спортивных штанах — вот и вся клиентура.

Угрюмо насупив брови, пацаны вели начатый еще утром разговор. Им было о чем побазарить, ибо все трое совсем недавно принадлежали к распавшейся группировке Влада Кайманова по кличке Кай.

На днях их шеф, попав в плен к известному мокрушнику Алтайцу и его сподручному Скелету, не ударил рожей в грязь и геройски погиб, взорвав прямо в логове врагов до поры спрятанную в потайном кармане гранату. «Фарш» получился что надо...

А на следующий день питерский РУБОП, пользуясь неразберихой, начал повальные аресты братвы из обеих группировок, пачками срывая пацанов из бань, квартир, тачек и кабаков, бросая рожами в асфальт, отбивая яйца и залихватски вышибая зубы пудовыми кулачищами.

Оставшиеся на свободе боевики, от греха подальше, либо срочно уехали из города, либо залегли на дно.

В некоторых районах Питера воцарилось безвластие...

— Не, пацаны, упускать такой момент нельзя! — отхлебнув пива и утерев рукавом губы, категорически заявил Чахлый, скуластый и приземистый черноволосый «пехотинец» с огромными ручищами. — Столько бабок в воздухе повисло, барыги в непонятках, не знают, кому максать! Дрожат, суки, в ожидании новых гостей... А некоторые, особо шустрые, уже наверняка под мусорскую «крышу» переметнулись, ручонки свои потные от радости потирая!

— Ну, я ваще готов... Если вы сами подписываетесь — хоть прямо сейчас можем! — проглотив последний кусок жареного мяса, положив шампур на тарелку и смачно рыгнув, с готовностью доложил двухметровый громила Бита, еще в детском саду получивший позорную тогда белую книжечку с категорическим диагнозом «олигофрения в стадии дебильности».

Это потом, когда пришло время идти в армию, выяснилось, что ему, оказывается, жутко повезло! А раньше, все школьные годы, только крепкий лоб, обида на весь окружающий мир и незаживающие кулаки помогали Бите противостоять язвительным подколкам и усмешкам других, «нормальных», одноклассников, сейчас не имеющих ни работы, ни бабок, ни тачки. Зато он, Бита, — полноправный браток! Во!..

— Чтобы самим делать объяву и собирать процент под себя, нужно иметь авторитет среди братвы! — логично заметил интеллектуал Доцент, среди их команды, сложившейся еще в вонючем дворе-колодце на Лиговке, всегда отличавшийся умом и сообразительностью и получивший свое звучное погоняло благодаря известному всей стране киноперсонажу, замечательно сыгранному заслуженным Винни Пухом страны Евгением Леоновым. — А у нас его нет!.. Какие у нас заслуги?! Фраеров всяких залетных на рынке бомбили, с ножичком и кастетом?! Лажа, дерьмо!.. Или, может быть, мы на стрелки с мочиловом ездили, как другие пацаны?! А потом зарывали трупы чужаков на дне свежевырытых могил?! Кто с нами, «шестерками», говорить станет, а?! «Ростовские»? Или, может, «воркутинские»?

— Заставим — станут! — непреклонно стоял на своем Чахлый. — Главное, пока не поздно, застолбить как можно больше свободных коммерцев, вогнав их в дикий ужас! А когда появятся претенденты на нашу долю, забивать стрелку и без лишних слов валить их прямо на месте! Вспомни, как начинал Кай?! Когда он свинтил из Прибалтики, у него в кармане не было ни гроша! А уже через неделю, базарят, на шее Кая висела стограммовая голда, в кармане лежал мобильник, а по городу он катался на новеньком черном «мерине»! Так что, если струсил, лучше сразу скажи, мы поймем, верно, Бита? И не хер тут по ушам ездить, понял?! Авторитет, авторитет! Да срал я с небоскреба на всех этих авторитетов, ясно?

— Ничего я не боюсь, — сквозь зубы процедил Доцент, окатив обоих братков оскорбленным взором. — И могу доказать это хоть сейчас... Я так же, как и вы, хочу иметь много «капусты», ездить с биксами на шестисотом «мерсе», не запирая его на ночь, и носить на шее стограммовую голду! Но чтобы стать такими, как Кай, нужно сразу решить — согласны мы пойти до самого конца или нет? Ведь никто из нас еще ни разу не убивал, так откуда ты уверен, что сможешь легко грохнуть каждого, кто встанет на дороге?! У нас даже стволов нет, бля!

— Ты за всех-то не говори, — шмыгнув вечно сопливым носом, с гордостью пробасил Бита, прикуривая сигарету. — Забыл про того бомжа, который насрал в моем подъезде у почтовых ящиков? Я сам из окна потом труповозку с санитарами видел. — Многозначительно покачав в воздухе кулаком с отбитыми, задубевшими костяшками, олигофрен растянул до ушей толстые обветренные губы. — Я — уже убийца! И хоть бы хрен... Никаких ночных кошмаров. Мочить — ништяк, в натуре, братва. Словно кончаешь.

— Ладно, хорош препираться, пацаны, — твердо сказал Чахлый. — Возможно, другой такой возможности быстро подняться у нас уже никогда не обломится. Через неделю все точки будут заняты, надо действовать прямо сегодня! Не хотел вам говорить, но волына у меня есть, — почти шепотом сообщил он, похлопав себя по животу, — купил у одного пидора на рынке. За пятьдесят баксов... Наверняка паленая, но для начала сойдет.

— Что ты конкретно предлагаешь? — деловито спросил Доцент, брезгливо покосившись на сосредоточенно ковыряющего в носу у всех на глазах дурака Биту.

— Нужно придумать, как будет называться наша группировка, а потом отправиться по тем барыгам, которые платили Каю, обозначиться и снять с них первый куш! — ответил Чахлый. — И сразу возьмемся за самые сладкие фирмы, пока другие бригады не заявились. Есть у меня на примете пара адресов... Можем начинать. Дальше видно будет.

— А какой телефон для контакта давать будем? Не знаю, как у вас, но у меня в кармане полный голяк, — признался, облизав вымазанный в бараньем жиру палец, Бита. — Для начала нужны бабки, чтобы купить трубу. Я за хавчик последние копейки выбросил...

— Слышь, а он ведь дело говорит, — нахмурив брови и посмотрев на Чахлого, задумчиво буркнул Доцент. — Без мобилы нельзя. Нам на рынке помаздать телефоны не нужны были, а сейчас без них не обойтись. Да и тачку крутую зацепить не мешает. У барыг вон «бээмвухи» да «форды». А мы — на «жигулях» сраных, да?! Смешно.

— Значит, надо быстро разбогатеть и купить трубу с тачкой, — уверенно заявил Чахлый, залпом допивая пиво и отодвигая от себя кружку. — Или на время одолжить у какого-нибудь лоха мобилу с колесами... Кстати, поглядите на того бородатого очкарика, который у стойки кофе сосет. У входа в кафешку стоит «тойота», новье. Бля буду, его тачила! Можно подождать снаружи, пока садиться за руль будет, дать по башке, отвезти за город...

— А че? Мне нравится! — расплылся в улыбке Бита, обернувшись через плечо и с интересом изучая сидящего у барной стойки, спиной к их столику, солидного мужика лет сорока пяти. — Чур я его кончу, суку!

— Можно, — помедлив с ответом, нехотя присоединился Доцент, не желая показывать свой мандраж и выпадать из коллектива. — Кто начнет?

— Я! — злобно заявил Чахлый, распаленный идеей быстрого обогащения и стремительного броска из «шестерок» в авторитеты. — Переулок здесь тихий, народу мало... Как только отключит сигнализацию, я подскакиваю, бью по башке пистолетом и сажусь за руль. А вы перетаскиваете его на заднее сиденье, шмонаете, и пусть сидит у стекла, типа пьяный. Гоним в лес, а там видно будет! Код мобилы скажет, бабки отберем, кончим — и все дела.

— Клево! — обрадованно закивал Бита, от нетерпения начав ерзать на стуле своей огромной задницей. — Разденем барыгу догола, привяжем к дереву и начнем пытать, как гестапо!

— Глядите, он расплачивается с барменом! — Доцент, у которого от предстоящей расправы неприятно холодило под ребрами, торопливо толкнул Чахлого, кивком головы указывая на доставшего бумажник посетителя. — Пора сваливать на улицу.

СЕРГЕЙ СЕВЕРОВ

Он заметил ее красный плащ издалека. Она стояла на оживленном перекрестке и явно что-то или кого-то выглядывала.

Ворон, ведущий весьма специфический образ жизни, не мог не быть обеспокоен столь частыми случайными встречами с одним и тем же человеком. А Ирина Сосновская ему «попадалась» уже четвертый раз за последние несколько месяцев.

Конечно, Сергей получил от нее неоценимую информацию — в частности, что его личность установлена «компетентными органами».

Но Северов слишком долго работал в спецслужбах и знал, на какие изощренные комбинации они способны. Эта девушка с фигурой топ-модели и потенциально самая богатая невеста Санкт-Петербурга могла оказаться хитрой подставой, вероятно даже используемой «органами» втемную.

Но возможно, она ожидала совсем другого человека — откуда ей, собственно, знать о его маршруте?

Так или иначе, разворачиваться посреди улицы, в запрещенном для подобного маневра месте, из-за каких-то смутных подозрений выглядело довольно глупо, и Сергей продолжил движение вперед.

Девушка в красном плаще тут же подняла руку.

Конечно, молодая особа со столь выразительной внешностью не могла не привлечь внимания мужчин, в том числе и тех, кто сидел за рулем. К девушке с поднятой рукой мгновенно выстроилась очередь, причем в основном из престижных иномарок.

Но Ирина нервическими движениями руки давала понять, чтобы они проезжали дальше.

В принципе для сохранения душевного спокойствия по газам мог бы ударить и Сергей Северов. Тем более что он не воспринимал Ирину Сосновскую как юную привлекательную женщину. Из его памяти еще не выветрилось ее, попросту говоря, блядское поведение на базе киднеперов. Да и вообще у Северова сложилось мнение о Сосновской как о шальной шалаве, избалованной папенькиными наворованными денежками.

Тем не менее какое-то неясное ему самому чувство заставило Сергея нажать на тормоз.

Он открыл переднюю дверцу, и Ирина тут же оказалась в салоне.

— Ты как меня выследила? — вместо приветствия довольно хмуро осведомился Ворон.

— Вы часто проезжаете по этой трассе, — пожала она плечами.

«Эта девица выглядит сметливей всех питерских сыскарей», — не без удивления отметил он. А еще Северов отметил ее крайне встревоженный вид.

— Что-то еще случилось?

Тут произошло неожиданное: Ирина разрыдалась, повиснув у Сергея на плече, — ему с трудом удалось удержать управление машиной. Он дал девушке время выплакаться, потом успокаивающе погладил ее по разбросанным по упругим плечам волосам:

— Ну-ну! Будет хныкать. Безвыходных ситуаций, как известно, не бывает. Итак, в чем дело?

БИТА

— Пошли, братва, — поднимаясь из-за стола, сухо сказал Чахлый, с ходу взяв руководство свежеиспеченной бригадой в свои руки. — Сейчас мы этого лоха обдерем, как сраного, пикнуть не успеет!

— Когда привяжем к дереву, нужно не забыть обоссать, — глубокомысленно наморщив единственную извилину в крохотном, гладком, как колено, мозгу, с серьезным лицом заявил подельникам Бита, когда вся троица, покинув кафе, спряталась в ожидании жертвы за полуоткрытыми металлическими воротами арки, ведущей в глубину двора. — Так всегда крутые делают, я в кино видел... Типа имели мы тебя, петух!

— Все, замолчите! — прошипел Чахлый, выхватывая из-за пояса черный револьвер и осторожно выглядывая в переулок. — Он вышел. Так... Ключи с брелком достал! Вперед, гасим!

Выждав, пока «тойота», открываясь после нажатия на кнопку брелка, моргнет габаритными огнями, Чахлый пулей выскочил из утопающей в тени арки, в два прыжка преодолел отделяющее его от мужика расстояние и взмахнул револьвером, метя в затылок...

Услышав у себя за спиной торопливый топот, хозяин роскошной иномарки суетливо обернулся, глаза его на мгновение встретились с кровожадным взглядом оказавшегося рядом бритого парня с перекошенной рожей, и он, отчетливо увидев занесенный над ним пистолет, попытался защититься от удара рукой. Но все-таки опоздал... Тяжелая стальная ручка тупо врезалась в висок над его левым ухом.

— Хватайте его, живо! — Ловко вырвав из руки грузно оседающего на скользкий асфальт мужика ключи от машины и подождав, пока тяжелую ношу подхватят под руки и поволокут к заднему сиденью Бита с Доцентом, Чахлый быстро сунул револьвер в карман, распахнул водительскую дверь и прыгнул за руль, нервно тыркая ключом в замок зажигания.

Попал. Мотор, как и положено в крутой тачке, неслышно завелся с полоборота.

— Быстрее, мать вашу! — обернувшись через плечо, заполошно крикнул Чахлый.

Его лицо и спина были мокрыми от пота, руки мелко дрожали. Кинув взгляд на рычаг незнакомой автоматической коробки передач, он интуитивно двинул его в положение «драйв». «Тойота» плавно тронулась с места. Противно зашуршали царапающие асфальт каблуками ботинки застрявшего в задней двери лоха.

— Вот падло! — Доцент торопливо нагнулся, схватил ноги мужика, рывком задрал их кверху, громко хлопнув дверью. — Порядок, гони!

Взвизгнув резиной, автомобиль сорвался с места и с ревом полетел вперед, к виднеющемуся впереди каналу Грибоедова.

— Ну, что я говорил, а?! — радостно орал во все горло Чахлый, судорожно вцепившись в «баранку». — Даже не пикнул терпила! Посмотрите, что у него в карманах!..

— Э-э, да тут целый капитал! — достав из пиджака валяющегося в ногах мужика бумажник и раскрыв его, присвистнул Бита. — Ни фига себе! Штука двести баксов и две с половиной штуки в рублях! Плюс телефончик цивильный, «Нокиа»! Во повезло...

— То ли еще будет, — властным тоном непререкаемого «крестного отца» глухо профыркал быстро успокоившийся и уверенно ведущий машину по городу Чахлый. — Не пройдет месяца, и мы будем трахать сучек из «Невского Паласа» в ванне с шампанским, а при одном упоминании нашей команды все остальные быки будут мочиться от страха!

— Кажется, я придумал, как нам называться! — весело и возбужденно воскликнул Бита, хлопнув себя ладонью по лбу. — Пионеры! Прикольно, да?!

— А что, ништяк, — довольно гоготнув и тягуче сплюнув на лежащего под ногами пленника, сказал Доцент. — Хорошо запоминается и с понтом. Ты как, Родик?

— В кайф! — кивнул Чахлый. — Теперь мы — Пионеры! Скоро о нас узнает весь Питер!

КАПИТАН ДРЕЕВ

Роковой выстрел на секунду очнувшегося, лежащего в жидкой вонючей грязи у подъезда торговца «дурью» по кличке Гоблин до сих пор звучал в раскалывающейся от звона в ушах голове капитана.

Все было кончено. После того как яркими желтыми пятнами стали одно за другим вспыхивать окна, выходящие в погруженный в темноту ночи узкий двор-колодец, а надрывный, истерический женский голос пронзительно заверещал, будя тех, кто еще не проснулся: «Убили! Убили!» — опер Валера Дреев из питерского УБНОНа понял, что случилось непоправимое. За похищенный у наркодилеров килограммовый пакет кокаина пришлось заплатить страшную, чудовищную цену — жизнь друга! И он был бессилен повернуть время вспять, хотя бы на десять секунд.

От лавиной накатившего ощущения тупой безысходности матерому менту хотелось взвыть в голос. Но даже это уже ничего не меняло. Единственным разумным решением являлось позорное, с едким душком предательства, немедленное отступление с проклятого места. Костю Логинова уже не вернуть, но тот белый яд, ради которого он уговорил друга и коллегу на несанкционированную операцию, необходимо было сохранить. Чтобы очень скоро нанести злейшему врагу ответный удар, после которого он уже не встанет!..

Замешкавшись всего на секунду, скрипящий зубами от злости и отчаяния капитан отделился от холодной кирпичной стены, за которой лежал убитый Гоблином Костя Логинов. На ватных ногах он шагнул в дрогнувший полумрак, почему-то машинально подумав, что затеряться в этих проходных питерских дворах выросшему в них с детства бывшему веснушчатому повесе будет не трудно. Но бежать, петляя по лабиринту темных каменных джунглей, далеко не пришлось. Загодя оставленная незапертой машина дожидалась в ближайшем переулке.

Рывком распахнув дверь, Дреев тяжело повалился на продавленное сиденье синей «сьерры», втолкнул ключ в замок зажигания, запустил мотор, сорвался с места и вылетел на освещенную длинным рядом фонарей пустынную улицу.

Он мчался вперед, не разбирая дороги, машинально крутя руль, сворачивая с одной улицы на другую, а из его покрасневших глаз, обрамленных густой тенью рано проступивших морщин, одна за другой скатывались по щекам совсем не скупые мужские слезы.

Иногда Дрееву казалось, что лежащая во внутреннем кармане его куртки увесистая упаковка белого, совершенно чистого и еще не забодяженного мелкими дилерами порошка, стоящая на черном рынке добрую сотню тысяч долларов, жжет его грудь сильнее засунутого за пазуху куска раскаленного железа.

И за эту погань, необходимую лишь для того, чтобы подставить и упрятать в «торбу» главного питерского наркобосса — нигерийца Лероя, только что убили его лучшего друга, офицера ФСБ Костю Логинова?!

Господи, ну почему ты так несправедлив?!! Где твое стократно хваленое обещание, что «каждому воздастся по делам его»?! Ах, это только после смерти?! Нет уж, Валера Дреев увидит дьявольские корчи этого гада собственными глазами!

БОРОДАТЫЙ НОТАРИУС

Пост ГИБДД на выезде из города братки проскочили без проблем. Гаишник был занят осмотром литовской фуры и не обратил ни малейшего внимания на прошмыгнувшую мимо чистенькую иномарку.

— Знаю я одно подходящее местечко, там болото и такая глушь, что хоть ори, хоть стреляй — один хер никто не услышит! — сказал Чахлый, прибавляя скорость. — Это недалеко, минут двадцать езды... Однажды я возил туда телку трахать. Поехали к ней на дачу, а там предки, бля... Вот и пришлось свернуть с шоссе и поискать укромное местечко.

— И как потрахались? — небрежно осведомился Доцент, все чаще поглядывая на начинающего шевелиться и стонать бородача. — Нормалек?

— Если бы! — огрызнулся Чахлый. — Трипак подцепил, потом пришлось жопу под уколы подставлять. А эта блядь, прикинь, пропала с концами... Она в общаге жила, уехала к себе в Иваново, наверно... Слышь, Бита, успокой клиента, задолбало меня его коровье мычание!

— Ща... Сде... — Дважды повторять не требовалось. Нагнувшись, амбал тихонько стукнул пленника по затылку, и тот сразу затих.

Вскоре «тойота» свернула с шоссе и, прыгая на ухабах, углубилась в лес на добрый километр. Впереди показалась крохотная полянка с чернеющим пятном кострища и поваленным рядом старым деревом.

Чахлый остановил машину и заглушил движок.

— Вытаскивайте его, а я пока осмотрю багажник, — скомандовал он, покидая тачку. Пока братки производили вынос тела, по стечению обстоятельств — как раз вперед ногами, Чахлый открыл багажник и обнаружил там эластичный буксировочный трос. — В самый раз! Давайте привязывайте к дереву, поближе во-он к той луже. Она бездонная, там фраера и утопим... После того, как закончится экзекуция.

Через считаные секунды бородач, чудом не потерявший свои съехавшие набок очки, был крепко привязан к шершавому стволу березы.

Доцент набрал в пустую канистру затхлой воды и облил ею мужика, приводя того в чувство.

Хлебнув водички, бородатый замычал, закашлял, открыл осоловевшие после нокаута глаза и принялся испуганно озирать стоящих напротив пацанов.

— Ну, тварь, допрыгался?! — прошипел Бита и, подпрыгнув, что есть силы врезал приготовленной к закланию жертве ногой в поддыхало. — На, получи!.. Будешь знать, как честных людей грабить, барыга поганый!

— А это от меня, — стараясь не отставать в крутизне от приятелей, вставил Доцент и, замахнувшись, ударил мужика ладонями по ушам. — Больно, бедненький? Вот и ладушки... Ой, глазки упали! — Бык с хрустом раздавил свалившиеся с носа пленника очки в золотой оправе. — Какая жалость!

Чахлый стоял молча, наблюдая за конвульсиями привязанного к дереву мужика.

— М... ма... мальчики, вы... за что?!! — кое-как отдышавшись и обретя способность слышать сквозь заполнивший всю черепную коробку адский звон, слабым голосом жалобно завопил пленник. — Вы, наверно, меня с кем-то спутали!.. Господи... Пощадите!

— Дайте ему в рыло еще разок — и пока хватит, — грубо бросил Чахлый. — Начнем разговор по душам...

Вернувшись к открытому багажнику «тойоты», он достал из него пластмассовый чемоданчик с набором инструментов, выбрал самый тяжелый гаечный ключ и приблизился к бедолаге.

— Сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы, чмо, — закурив, приказал он, выпуская в лицо мужика струю табачного дыма. — Кем работаешь?!

— Я — просто нотариус! Я ни в чем не виноват! — снова запричитал бородач.

— С кем живешь вместе? Жена, дети? — продолжал допрашивать Чахлый, покачивая увесистым баллонным ключом.

Доцент и Бита, пока не врубаясь в смысл задаваемых «пионерским» главарем простых вопросов, нетерпеливо приплясывали рядом, не решаясь встревать.

— Нет... я... живу один, — даже не пытаясь врать или изворачиваться, покорно проблеял мокрый с головы до ног бедолага. — Ребята... умоляю... скажите... в чем я перед вами провинился?! Если вам нужны деньги, то у меня осталась всего тысяча, она в бумажнике! Я два дня назад купил новую машину, вот эту «тойоту»...

— Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать! — неожиданно для самого себя продекламировал строчку из известной басни Крылова «Волк и Ягненок» ухмыляющийся Доцент.

Он изо всех сил старался казаться таким же безжалостным и твердым, как Чахлый и Бита, но в душе его начинался настоящий шторм.

Одно дело собирать дань с рыночных торговцев, довольствуясь скромным наваром и набивая морды непокорным, бомбить скулящих ларечников и терпеливых, боящихся сказать лишнее слово лохов и совсем другое — ввязываться в открытую мясорубку с закаленными в разборках братками из других группировок, не боясь при этом ни ментов, ни мокрухи. А ведь так оно и будет...

Глядя на избитого, перепачканного в грязи, плачущего мужика, Доцент с ужасом понял, что его нервная система не готова к настоящей бойне. Но отступать было уже поздно, пацаны этого не поймут и могут кончить, как суку.

Угораздило же ввязаться, едрена вошь!

— Это хорошо, что живешь один, — довольно фыркнул Чахлый. — Завтра суббота, выходной. Значит, дня три-четыре тебя не хватятся, и мы сможем вдоволь попользоваться твоей мобилкой и тачкой.

С этими словами Чахлый вдруг резко выплюнул торчащую изо рта сигарету, а потом два раза наотмашь ударил мужика ключом по голове.

Тот безвольно свис, уронив голову на грудь. Из прикрытых волосами глубоких вмятин на черепе показались багровые сгустки...

— Теперь бейте вы оба, по очереди! — Грозно сведя чернявые брови к забрызганной каплями крови переносице, Чахлый протянул орудие убийства стоящему рядом улыбающемуся дебилу Бите. — Выпусти пар, братан!

Тот буквально выхватил ключ из рук главаря и, оглашая окрестности яростными воплями, принялся мутузить несчастного нотариуса. Брызгая по сторонам текущей из приоткрытого рта слюной, белобилетник нанес не меньше двадцати ударов, прежде чем немного успокоился, и, торжествующе взглянув на Доцента, протянул ему густо перепачканную кровью железяку с прилипшими к ней там и сям волосками...

Зажмурив глаза и глубоко вздохнув, Доцент принялся не глядя, наотмашь бить уже давно бездыханного пленника, каждый раз непроизвольно вздрагивая, когда край железяки с глухим чавканьем врезался в труп и на лицо экзекутора тут же падали мелкие теплые капли...

— Хватит, сваливаем! — наконец прозвучало откуда-то издалека. — Ништяк, пацаны!

Закончив скоротечную расправу, тело бородатого жмурика отвязали от дерева и отволокли к заполненной водой яме. Обмыли испачканные кровью лица и кожаные куртки и ногами спихнули труп в воду.

Следом полетело орудие убийства.

Пионеры начали отсчет своим будущим жертвам...

ИРИНА СОСНОВСКАЯ

— Позавчера днем, — всхлипнула Сосновская, — я поехала в центр, пробежаться по бутикам. Зашла в «Картье», приобрела часики, — подняв руку, Ирина продемонстрировала Ворону (тот брезгливо поморщился) надетую на тоненькое запястье изящную ювелирную побрякушку, по цене равную новой иномарке, — а когда вышла и села назад в машину, то обнаружила, что дверь открыта. А на «торпеде» у лобового стекла лежит видеодиск, такой, как для компьютера, знаете?!

— Сталкивался, — коротко ответил Ворон. — Что на нем?

— У нас дома есть плеер для лазерных дисков, «DVD», — оповестила Ира. — В Европе такие уже давно, а у нас только появились... — Снова отведя взгляд в сторону, она замолчала, стыдливо уставившись в одну точку. — На диске... настоящий порнофильм! «Русские рабыни» называется! С титрами, музыкой, актерами, все как положено! Но не зарубежный, а наш, российский! Там... там записано, как я занимаюсь сексом с двумя киднеперами! Вы ведь их помните! — с трудом выдохнула Сосновская, а потом ее голос окончательно сорвался, она беспомощно уткнулась лицом в грудь Ворона и снова расплакалась.

На этот раз Сергей был готов к такому повороту событий и заранее покрепче вцепился в «баранку».

Он стал копаться в памяти — не было ли кинокамеры на тайной хазе киднеперов, и действительно припомнил — лежала какая-то японская модель на подоконнике, но Северов тогда не обратил на нее никакого внимания, а вот кто-то — видно, из окружения Сосновского — обратил.

Как ни странно, но один из киднеперов, оказывается, профессионально занимался видеопорнухой...

— Да уж... — медленно протянул Ворон, нахмурив брови. — Терпеливый деятель. Долго выжидал момента, храня запись. А сейчас, значит, приспичило, целое кино смонтировал... И что требует? Деньги? Сколько?

Девушка отрицательно покачала головой:

— Вместе с диском было письмо, отпечатанное на принтере. Я должна была посмотреть фильм и ждать телефонного звонка. В письме сообщалось, что фильм еще не растиражирован и не запущен в свободную продажу и я могу выкупить оригинал.

— Уже позвонили?

— Вчера вечером, на мобильный, — кивнула Ира. — Голос хриплый, незнакомый... без кавказского акцента, — почему-то уточнила она. Губы Сосновской и сжимающие сигарету пальцы с длинными ухоженными ногтями мелко дрожали. — Сказал, чтобы я посмотрела в бардачке моей «вектры», там должна находиться капсула с каким-то медпрепаратом.

— Нашла?

— Да. Ее наверняка положили вместе с диском.

— И каковы условия выкупа?

— Я должна каждый день бросать отцу в напитки, включая алкоголь, по одной из находящихся в капсуле таблеток. Он сказал, что это мгновенно растворяющийся транквилизатор без вкуса и запаха, действующий несколько суток. Вызывает слабость, тошноту и галлюцинации, поднимает температуру... Если отменить прием таблеток, здоровье быстро восстанавливается... Мне кажется, я знаю, зачем кому-то понадобилось, чтобы отец на время потерял способность нормально воспринимать окружающую обстановку! — уже почти полностью придя в себя, добавила Ирина. — На следующей неделе папа должен лететь на Кипр для подписания какого-то сумасшедшего контракта. Детали я, разумеется, не знаю, но на днях отец случайно обмолвился, что, мол, если выгорит вариант, он может спокойно завязывать с делами и уезжать жить в соломенное бунгало на Гавайи. — Ирина грустно улыбнулась. — Ему хотят помешать, выбить из колеи и перехватить контракт.

— Ясно, — бросил, нахмурившись, Северов. — Значит, если ты не сделаешь, как они требуют, то порнофильм с твоим участием начнет победное шествие не только по Питеру, но и по всем необъятным просторам Отечества... Включая и офис кипрских компаньонов честнейшего российского коммерсанта Михаила Сосновского. С соответствующими комментариями... А греки, как прочий цивильный деловой мир, весьма щепетильны к репутации своих деловых партнеров...

— И еще меня предупредили — в службе безопасности моего отца, среди приближенных Чиркова, у них есть свой человек, и, если я сообщу Палычу, как я зову Чиркова, о шантаже, они сразу об этом узнают, и у них останется только один выход — отца убьют, а меня... растиражируют.

Ворон в который раз покосился на прислонившегося к гранитному ограждению реки чуть поодаль невысокого парня в кожанке и черной вязаной шапочке.

— Вы поможете мне еще раз? Умоляю! — снова уже почти истерическим тоном спросила Ира. — У меня есть деньги. Только назовите свою цену!

— У тебя столько нет, — улыбнулся Северов. — Короче... Я хочу посмотреть на таблетки, прокрутить фильм и узнать все про окружение твоего отца.

Девушка молча протянула ему извлеченные из внутреннего кармана плаща диск и капсулу.

— А теперь напряги память, ибо сейчас мы начнем плотный допрос с пристрастием...

Через четверть часа Ворон услышал все, что хотел, а точнее — что смог вытянуть из Ирины. Теперь он не сомневался, что против олигарха действовала какая-то очень серьезная команда, а не просто группа мелких вымогателей.

— Прямой опасности ни для тебя, ни для твоего

отца я не вижу, — как можно безмятежнее сказал Северов. — Как только у меня будет информация, я сброшу сообщение по Интернету. В любом случае, я скажу, как действовать дальше...

СЕКЬЮРИТИ

Пионеры вломились в административный модуль Северного рынка по-хозяйски, пинком открыв входную дверь и оказавшись в небольшом, украшенном искусственной зеленью помещении.

Охранник в камуфляже вскочил со стоящего у лестницы кресла и, выхватив из-за пояса резиновую дубинку, решительно двинулся на трех незваных гостей.

— Приема нет! — грозно заявил охранник, профессионально оценивая расклад сил и возможные мотивы появления стоящих перед ним наглых типов в модуле администрации, где размещались бухгалтерия, служебное помещение для охраны, хозяйственный отдел, кабинет директора и комната для деловых переговоров, чаще используемая для банальной коллективной пьянки шефа и его челяди.

— Главный у себя? — проигнорировав лай охранника и указав рукой с зажатым в ней крохотным мобильником — новым, купленным уже за «свои» деньги — на лестницу, с добродушным лицом спросил Чахлый.

За его спиной маячила красная рожа Биты, а рядом, по-блатному крутя ключи на длинной цепочке, нетерпеливо покачивался на носках пижонски одетый Доцент.

— Я же русским языком сказал, приема нет! — страж ворот, недвусмысленно похлопывал по свободной ладони двуручным полицейским дубиналом.

Час назад, как и каждое воскресенье, в конце короткого торгового дня, когда происходил подсчет прибыли, он получил строгий приказ начальства никого не пропускать.

— Завтра приходите, после одиннадцати... Здесь, — камуфляжник кивнул на пустой стол справа от лестницы, — будет секретарь, с ней и договоритесь о приеме. А сейчас попрошу вас покинуть помещение! — И охранник ткнул дубинкой в сторону входной двери, сделав шаг вперед.

— Как скажешь... друг... как скажешь! — миролюбиво улыбнувшись, пожал плечами Чахлый и незаметно толкнул стоящего за спиной Биту локтем. А потом демонстративно повернулся к секьюрити спиной и вдруг, с разворота, нанес ему сокрушительный удар кулаком в лицо, а потом, почти без паузы — коленом в пах. Последний, завершающий удар двумя сцепленными в замок руками по шее принадлежал уже подскочившему садисту Бите.

Протяжно захрипев и выронив покатившуюся по полу дубинку, камуфляжник тяжело рухнул сначала на колени, а потом на бок.

— Для нас, падло, эти двери всегда открыты! — сплюнув через щербину в зубах прямо на секьюрити, грозно процедил вынужденный держать марку лютого злодея Доцент. — Запомни нас хорошенько, пес поганый, и больше ни с кем и никогда не путай!

— Лежи смирно и не рыпайся, дернешься — кончу враз! — сухо предупредил хрипящего, конвульсивно вздрагивающего охранника Чахлый и, кивнув остальным, первым стал уверенно подниматься по лестнице.

Бита, не удержавшись от соблазна, дважды пнул лежащего мужика ногой в живот и бодро последовал за главарем.

Лестница, состоящая из двух пролетов, заканчивалась алюминиево-стеклянной дверью, которая, так же как и входная, оказалась не заперта.

Толкнув ее, Пионеры оказались на втором этаже.

В холл выходило всего три белых двери, на каждой из них имелась медная табличка, так что ошибиться было невозможно.

— Значит, здесь, — пробормотал Чахлый, указывая пацанам на самую дальнюю дверь с табличкой «Администрация», из-за которой отчетливо слышались приглушенные голоса.

Хотя Чахлый и нацепил на себя маску хладнокровного головореза, было заметно, что он волнуется.

— Значит, так, пацаны, сначала базарим с барыгой без хамства, дальше посмотрим... Будет бакланить, встанет в позу, тогда начнем грузить по полной программе! — изложил он на правах главаря тактику предстоящих тёрок с директором небольшого, но расположенного в самой гуще престижных новостроек, а следовательно, приносящего солидный доход, нового продуктово-вещевого рынка из трех десятков модных торговых модулей.

Предстоящая беседа, впрочем, не выглядела слишком сложной по содержанию, но она могла иметь куда более серьезные последствия, чем вчерашне-позавчерашняя удачная прикрутка трех мелких фирмочек, после гибели Кая на время оказавшихся без «крыши». Их владельцы, навидавшиеся уже всякого, без эксцессов, прямо-таки философски восприняли визит новой братвы, обозначившей себя преемниками империи Кая. Какая коммерцам, к ебеням, разница, кому максать — лишь бы бизнес мутить не мешали...

Так что почин удался, по оставленному барыгам номеру мобилы никто из конкурентов не звонил, и никаких стычек не ожидалось.

Однако Северный рынок был первым неприятельским бастионом, который предстояло взять жаждущим признания у братвы Пионерам. Дело в том, что еще неделю назад его хозяин, некто господин Гордеев, находился под «крышей» злейшего врага их тогдашнего босса Кая — Алтайца, регулярно отстегивая профсоюзные взносы в общак его группировки...

— Пошли! — выдохнул Чахлый и опустил ладонь на медную дверную ручку, поворачивая ее вниз и широко распахивая дверь в кабинет директора рынка.

МЕНДЕЛЕЕВ-МЛАДШИЙ

Заказ Ирины Сосновской не вызвал у Сергея привычного энтузиазма, сопряженного с желанием мочить всякую бандитскую масть без разбора. И действительно, натянув личину Ворона для того, чтобы очистить город от вконец оборзевшей братвы и защитить обманутых и обездоленных, он почему-то теперь должен встать на страже интересов олигарха Сосновского, контролирующего половину Питера.

У самого этого миллиардера была целая армия охранников, способная взять штурмом и Зимний, и Смольный, возглавлял которую бывший генерал «конторы глубокого бурения» Феликс Павлович Чирков.

Свое негативное отношение к олигарху Ворон переносил и на его непутевую дочь. Девица, конечно, как-то выручила его, но и Северов дважды спас ей жизнь — так что они, как минимум, квиты.

А в последний раз именно из-за нее Сергей не только попал в больницу и едва не погиб, но и потерял чек на пол-лимона баксов, ствол, удостоверение частного детектива, а также не имеющую цены бронированную тачку с форсированным движком.

Но главное — в результате он оказался полностью демаскирован. Увы, теперь для «конторы» более не существует абстрактного Ворона, а есть вполне конкретный объект, с личным досье и со всеми, так сказать, вытекающими зацепками.

По идее спалившемуся киллеру следовало немедленно лечь на дно хотя бы на несколько месяцев, но тут вдруг на перекрестке появляется женская фигура в красном плаще и взывает о помощи...

Но чем дольше думал Ворон об этом деле, тем больше склонялся к выводу, что раскрутить всю цепочку и выйти на конкретных исполнителей и заказчиков шантажа ему будет чрезвычайно сложно, особенно если иметь в виду его нынешнее положение.

Значит, Ирине, несмотря на предостережения шантажистов, придется-таки обо всем рассказать Чиркову.

Самому шефу секьюрити надо будет врубить на всю мощь маховик жесткого расследования и позаботиться о сохранности вверенных ему тел по давно отработанной схеме.

Однако Сергею Северову вполне по силам — в качестве благодарности за ценную информацию Ирины — безвозмездно подкинуть волкодаву Чиркову точку отсчета. Пожалуй, так будет правильно...

Остановив «субару» в ближайшем промежутке между забрызганными уличной грязью автомобилями, Северов заглушил мотор, достал из кармана сотовый телефон и набрал номер доверенного человека в некогда сугубо оборонном НИИ с нейтральным названием «Невбиофарм», уже неоднократно выполнявшего конфиденциальные поручения щедрого клиента и регулярно снабжавшего его самыми разными мелочами, начиная от ультраконцентрированной серной кислоты и заканчивая порошком магния.

— Алло, будьте добры попросить заведующего лабораторией Рутковского, — сказал Ворон, чуть изменив голос. — Это его друг из Москвы... он поймет, да...

Через долгую минуту в шипящей и хрипящей трубке послышался высокий голос завлаба:

— Да-а?

— Привет, Менделеев-младший. Это Тимофей, — бодро представился Северов. — Как твое ничего? Как грызется гранит науки?

— Да какая там наука, к гребаной матери!.. — беззлобно выругался Рутковский. — Зарплату снова на две недели задержали, сволочи.

Ученый замолчал, вне всякого сомнения ожидая очередного заказа. Частный сыщик по имени Тимофей никогда не звонил ему просто так, поточить лясы. Каждое его появление было для изнывающего от хронического безденежья отца семейства самым настоящим маленьким праздником.

— У меня к тебе халтура, Менделеев, баксов типа на сто, — слегка развязным тоном, обычным для такого контакта, сообщил Ворон. — Нужно проверить назначение одной таблеточки, предположительно транквилизатора, и выдать по ней подробное резюме.

— Для хорошего человека — всегда пожалуйста, — без запинки отчеканил ученый муж. — Подъезжай к проходной, оставь «колесо» на вахте, я спущусь, заберу. Когда будешь?

— Через пятнадцать минут, я тут рядом. Ты долго будешь колдовать? А то у меня, понимаешь, запарка... Дело не терпит, и баксы горят синим пламенем!

— Трудно сказать, смотря какую хренотень ты мне подбросишь на сей раз, — уклончиво ответил Рутковский, наученный предшествующим весьма разнообразным опытом совместного бизнеса с сыщиком. — Звони ближе к вечеру, не ошибешься... Ну, давай, тут ко мне пришли, — скороговоркой бросил сотрудник института, и в трубке раздались прерывистые гудки.

Северов купил в газетном киоске конверт без марки, положил в него одну таблетку из капсулы, стодолларовую купюру, заклеил и уже в таком виде десятью минутами позже сунул в окошко похмельного вида пожилому усатому вахтеру.

Кивнув, угрюмый старик лениво бросил конверт на стол.

— Передам, не волнуйтесь... — пробормотал он, поворачиваясь спиной.

ДИРЕКТОР РЫНКА

В не слишком просторном, но зато со вкусом обставленном дорогой мебелью кабинете находились двое — лысоватый толстенький мужчина лет сорока пяти, отдаленно смахивающий на артиста Де Вито, и высокая, необыкновенно худая, а оттого похожая на вяленую воблу, дама в красном деловом костюме юбка-пиджак, с короткой, почти под ежик, стрижкой платиновых волос и в нацепленных на длинный острый нос больших очках.

На черном столе, за которым сидела эта колоритная парочка, россыпью и уже аккуратно сложенными и перетянутыми резинками пачками лежали деньги, преимущественно в долларах, хотя попадались и российские рубли.

Удивленный и рассерженный внезапным вторжением в самый неподходящий момент подсчета полученных за неделю барышей, директор Северного рынка господин Гордеев — а это был именно он — сначала застыл, втянув голову в плечи и испуганно уставившись на вломившихся незнакомцев откровенно бандитского вида, а потом, видимо вспомнив, что является важной фигурой, рывком поднялся из-за стола и, выпятив округлое пузо, своеобразно заменяющее крепкую богатырскую грудь, гневно возопил, указав визитерам пальцем на дверь:

— Кто?! Кто такие?! Что вам здесь надо?! Убирайтесь! — проглатывая буквы, скороговоркой выплюнул директор, наливаясь краской. — Я же приказал никого не пускать! Охрана, мать-перемать!..

Дама в очках — главный бухгалтер, — едва завидев нежданных гостей, чей внешний облик не предвещал ничего хорошего, в порыве понятных в возникшей ситуации чувств поспешила накрыть рассыпанные по столу и собранные в пачки денежки руками, но нечаянно смахнула часть из них на пол, где они сейчас и лежали, слегка трепыхаясь от ворвавшегося из коридора сквозняка.

— Успокойтесь, Юрий Самсоныч, что вы, право слово! — поморщившись, словно от зубной боли, с милейшей улыбкой спокойно сказал Чахлый. — Поберегите сердце, я знаю, у вас оно и так пошаливает! Давайте лучше поговорим о делах...

Оглядевшись, Чахлый пододвинул стул, стоящий у стены, и, повернув его спинкой вперед, широко расставив ноги, уселся, продолжая строить из себя добряка.

Двое других быков, подперев спинами входную дверь, молча изучали кабинет, преимущественно сосредоточив свое внимание на куче бабок.

— Вот падло, я же сказал ему — никого наверх не пускать! — злобно вымолвил Гордеев и, в темпе сообразив, что от троицы жлобливых мордоворотов так просто не избавиться, устало повалился обратно в кресло. — Парни, вы кто?! В смысле... от кого и зачем? У меня уже есть «крыша». Если хотите забить стрелку — милости просим позвонить по этому номеру, там вам популярно объяснят, что вы забрели на чужую территорию!

Наклонившись вперед, директор выудил из подставочки отрывного календаря, где было напихано множество всяких бумажек, полиграфически выполненную черную визитную карточку, на которой имелся только номер телефона, тисненный золотыми буквами, и изображение пиковой масти в левом верхнем углу, и бросил ее перед Чахлым.

Тот, не отрывая ласковых глаз прирожденного убийцы от лихорадочно бегающих суетливых зенок коммерсанта, накрыл карточку огромной волосатой рукой, перевернул, как игрок в домино.

— Юрий Самсоныч, дорогой, этот телефон можете со спокойной душой слить в сортир, никто вас за такое кощунство теперь не осудит! — вздохнул Чахлый, положив мобильник на стол. — По нему теперь если и ответят, так только рогатые и кривоногие твари из преисподней!

— Как?! — вылупился, делая вид, что удивлен, господин Гордеев. — Это почему?!

— Потому, уважаемый Юрий Самсоныч, что Алтаец и его корешок Скелет покинули этот суетный мир и отправились туда, где не берет ни один мобильник в мире. Но особо не расстраивайтесь — с этой минуты вы находитесь под защитой Пионеров, а мы — люди серьезные, и, случись какая херня — обидит вас кто или, скажем, машину вашу красивую, «торус», случайно на дороге поцарапают — любому горло перегрызем! К сожалению, мои визитные карточки в очередной раз закончились, завтра я получу новую партию, а покамест можете просто записать номерок моей трубы. А он очень простой... — И Чахлый продиктовал номер только что приобретенного на имя парализованной и глухой бабки Доцента сотового телефона. Видя, что Гордеев даже не шелохнулся, продолжая сидеть за столом со сложенными на груди руками, укоризненно поднял брови и спросил: — Юрий Самсоныч, вы, кажется, меня не поняли?! Тогда повторю еще раз, специально для тех, до кого доходит так же медленно, как до жирафа: отныне ваша заботливая «крыша» — мы, Пионеры... Если мне не изменяет память, сегодня как раз первое число, время платить?!

— Послушайте, это же бред какой-то! — попытался возразить Гордеев, скривив лицо. — Только поймите меня правильно! Насколько мне известно, Алтаец уже давно то ли застрелен, то ли уехал в Южную Америку, точно не знает никто. И если с Русланом... то есть Скелетом, случилось несчастье, это еще не означает, что я должен платить другой братве! У нас с его ребятами уже много лет тесные деловые отношения. Еще по моему прошлому месту службы, в гатчинской мэрии, я помогал им, чем мог, а они не раз помогали мне, защищая от всяких залетных беспредельщиков... — Директор рынка машинально хотел добавить «вроде вас», но вовремя прикусил язык и сдержался. — Поэтому я не уверен, что их «семья» просто так согласится меня отпустить!

— Предоставьте этот вопрос нам, мы его уладим в два счета, — ухмыльнулся Чахлый, обернувшись через плечо и найдя мимическую поддержку Доцента и Биты. — Забудьте о Скелете, лучше давайте, по старой русской традиции, познакомимся и выпьем по рюмочке. Это — Саша, — кивнув на поигрывающего цепочкой Доцента, представил подельника главный «пионер», — а вот этого отличного парня зовут Федор! А я — Чахлый...

— Вот что, парни, — надув губы и набычившись, покачал наполовину плешивой головой Гордеев. — Сейчас не девяносто первый год, Дикое поле кончилось! Мне проблемы из-за вас иметь ни к чему! Я понятия и «закон» знаю, так-то! Не зря при краснопузых три года на нарах чалился и баланду хавал! — Набрав полные легкие воздуха, хозяин рынка решился и произнес главное: — До тех пор, пока я не получу точную информацию от пацанов Скелета, подтверждающую отказ от их доли с рынка, вы не получите ни копейки!!!

Чахлый нахмурился.

Где-то за дверью кабинета послышался топот ног, кто-то схватился за ручку и распахнул дверь. Кажется, это был охранник — в проеме ненадолго мелькнул зеленый камуфляж и перепачканная кровавыми соплями физиономия, но Чахлый не успел хорошенько рассмотреть ее. Недобро прорычав, то ли истосковавшийся по расправе, то ли до глубины души оскорбленный дерзким заявлением коммерсанта, двухметровый дебил Бита развернулся и без лишних предисловий со всего плеча врезал неосмотрительно сунувшемуся за дверь мужику кулаком в табло, отчего тот свиражировал к противоположной стене, ударился затылком о подоконник, грузно сполз вниз и затих, свесив голову набок и приоткрыв рот...

— Очень жаль, что вы не захотели начать наше знакомство по-хорошему, — цокнул языком, вставая со стула, Чахлый. — Я не думал, что вы такой глупый и жадный, Юрий Самсоныч. Что ж, на первый раз придется вас немного наказать за длинный язык и непонимание текущего момента... Кстати, в каких отношениях вы с этой очаровательной дамой? — Чахлый вежливо улыбнулся, поймав безумно испуганный взгляд бухгалтерши. — Трахаете ее наверняка в свободное от работы время, прямо на этом самом столе... и в ротик, и вообще...

— А вам какое дело?! — не унимался Гордеев, видимо еще свято веря в правильность своей политики. — Убирайтесь! Иначе я сейчас нажму сигнал тревоги — кнопка у меня под столом, — и через минуту вам не поздоровится, ясно?!

— Да мне в принципе никаких дел до ваших блядских отношений нет. Хоть сношайтесь, хоть на голове стойте, хоть жопой ежиков давите, — скривил губы Чахлый, — только имейте в виду — если сделаете хоть одну глупость, она умрет первой...

Женщина, тихо вскрикнув, поджала унизанный колечками кулачок ко рту.

— А потом мы будем лечить вас от геморроя, засунув в задницу раскаленный паяльник, — утомленным голосом продолжал Чахлый. — Я, между прочим, очень уважаю старые, проверенные методы. Разговоры хороши только для тех, кто их ценит, а не прет, как упрямый баран, пытающийся пробить лбом кирпичную стену! Впрочем, у вас еще есть время исправиться, ведь не позднее чем через месяц мы увидимся снова... Правда, куколка?! — весело подмигнул враз потерявшей весь бронзовый загар бухгалтерше Чахлый. — А сейчас, милая, будьте так любезны, возьмите во-он тот полиэтиленовый пакет и сложите в него все деньги со стола...

— Не да-а-ам! — Обуянный жадностью, директор рынка снова вскочил со стула, но, увидев внезапно появившийся в руке Чахлого револьвер, сначала застыл в позе соляного столпа, а потом, подобно мороженому в жару, медленно стек обратно в кресло, глухо проскулив всего одно слово: — Сволочи...

— Надо было за базаром следить, дядя, теперь поздно хавальником стрекотать! — впервые подал голос амбал Бита, желая продемонстрировать и свое умение вести «переговоры» с барыгами. — Эй, ты, соска пенсионного возраста, сколько здесь бабок?! Ты что, в уши тоже долбишься, падло?! Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Двадцать семь тысяч долларов, пятьсот финских марок и около... ста тысяч рублей. Мы еще не закончили считать, — моментально съежившись под подавляющим волю взглядом, честно ответила дамочка.

— Дура! Только языком и можешь работать, помело! — взвизгнул из-за стола Гордеев, исподлобья поглядывая на Доцента, по молчаливой команде Чахлого принявшегося, как снегоуборочный комбайн, смахивать добычу в пакет.

— Будем считать, Юрий Самсоныч, что штраф за гнилой базар и положенную долю вы нам заплатили. — Подняв с ковра завалившуюся под стул пятидесятирублевку, Чахлый вытряхнул из лежащей у настольного календаря пачки «Мальборо-медиум» сигарету, бросил ее в рот и, воспользовавшись зажигалкой Гордеева, поджег купюру, тут же запылавшую причудливым разноцветным огнем. — Ровно через месяц, если все будет нормально, мы пришлем человека за новой долей... Сколько вы отстегивали Алтайцу?

— Десять кусков! — более не желая возникать, обреченно хрюкнул директор. — Баксов!

— Мы будем брать с вас меньше на целый доллар, уважаемый Юрий Самсоныч, — ухмыльнулся Чахлый, прикурив от купюры и бросив ее догорать в стеклянную пепельницу. — И не надо держать на нас обиду — вы сами не захотели выпить с нами, так зачем теперь сокрушаться?! Если будут проблемы — не стесняйтесь, звоните... Уверяю вас, в вашей жизни и бизнесе ровным счетом ничего не изменилось! Продиктовать вам еще раз номер моей трубы?

— Спасибо, я запомнил, — глухо вякнул коммерсант. — Значит, вы — Пионеры?..

— Да, мы — Пионеры, — ответил Чахлый, выходя из кабинета через услужливо открытую Битой дверь.

Покидая административный модуль Северного рынка с первой серьезной добычей, лишь Доцент не испытывал такого оголтелого восторга, как исполнительный и тупой «белобилетник» Бита или твердящий о необходимости немедленной покупки джипа, автоматического оружия и боеприпасов Чахлый.

Дорожка, на которую вступила их малочисленная команда, вела только в двух направлениях — или грудь в крестах, или голова в кустах. Третьего просто не дано. Разъяренные лобовым наездом братишки не заставят себя долго ждать!

При мысли о скорой стрелке с прошедшими огонь и воду боевиками спина Доцента покрывалась липким потом. Но сознаваться в своем страхе перед подельниками он не стал бы ни за что на свете.

Часть вторая ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЛАСТИЧЕСКОГО ХИРУРГА

ВОРОН

Когда тебя уже ищут или, получив в ближайшие часы снимки, начнут искать все менты, гаишники и погранцы Питера и области, терять время неразумно.

Дни в реанимационной палате больницы и первое после «смерти» тесное общение с бывшим коллегой окончательно убедило Ворона в том, что грим и цветные контактные линзы хороши лишь в том случае, если твое реальное лицо не фигурирует в сводках МВД и ФСБ, а нанесенный на руки вместо перчаток защитный силиконовый состав помогает только тогда, когда хозяин самого тела в состоянии контролировать свои действия...

Короче, нужно было как можно скорее связаться с пластическим хирургом.

Во время их последней встречи в ответ на весьма конкретный вопрос о перспективах нейтрализации отпечатков эскулап долго объяснял подозрительному пациенту всю пагубность подобной операции.

Настало время снова нанести доку визит и задать тот же самый вопрос — можно ли изменить рисунок данных тебе от рождения единственных и неповторимых линий? В нашу эру компьютеров и высоких технологий все меняется в считаные месяцы.

Однако, набрав номер частной клиники профессора Романова, Сергей неожиданно услышал трагическое известие:

— Извините, но Эдуард Владимирович умер, уже девять месяцев назад...

— Простите, не знал, — глухим голосом пробормотал Северов. — Как это произошло?!

— Несчастный случай, — печально вздохнула с той стороны дамочка. — Во время управления автомобилем, в Сочи, у профессора случился сердечный приступ, и он попал в аварию. А вы его знакомый?

— Скорее — пациент. — Ненадолго задумавшись, Северов решился на более открытый диалог с секретарем. — Понимаете, профессор делал мне операцию по коррекции лица... Сперва все было отлично, но неожиданно, увы, появились серьезные проблемы, которые требуют безотлагательного решения. Но после новости, которую вы сейчас сообщили...

— Все можно устроить, уверяю вас! — воскликнула девушка. — Вместо Эдуарда Владимировича у нас сейчас практикует его коллега, доктор Блох! Давайте я вас запишу на прием, в любое удобное время?! Поверьте, он не меньший волшебник, чем был наш профессор! После его смерти он принял клинику и провел уже более тридцати операций. Результаты, скажу вам честно, просто потрясающие!

— Как вы сказали, Блох? — слегка озадаченно уточнил Ворон. — Никогда о нем не слышал...

— Раньше он на протяжении двух лет регулярно ассистировал профессору, так что вы наверняка его видели, — напирала секретарь, чувствуя явные сомнения клиента. — Давайте я все-таки запишу вас на...

— Спасибо, но я хотел бы для начала лично переговорить с доком. Дело в том, что я — достаточно известный в обществе человек, политик, депутат от нашего города в Государственной думе. Уверен, даже вы хорошо меня знаете. И я бы не хотел афишировать... гм... свои маленькие проблемы, вы меня понимаете?

— Да, да, не волнуйтесь!

— Тем более скоро выборы, а конкурентам только дай малейший повод — раздуют из мухи слона, — с печалью и подчеркнутой злостью в голосе продолжил Ворон. — Поэтому я бы не хотел, как остальные, лично наносить визит.

— Хорошо, подождите секундочку у телефона, я попробую пригласить доктора. Вы подождете?

— Конечно. С меня любые духи, какие вы назовете, красавица, — ввернул нужную фразу Северов и, услышав обычное в таких случаях «ну, вообще это лишнее».

— Слушаю вас, господин... э-э, — после чересчур долгого молчания послышался солидный баритон хирурга. Секретарша не обманула — его голос сразу показался Ворону знакомым. Значит, Блох — именно тот молчаливый бледный парень лет тридцати, который некогда уже помогал профессору лепить его новое, теперь уже непоправимо засвеченное лицо. — Чем могу быть полезен?

— Я — давний клиент вашего покойного коллеги, док. Особый клиент, — сделал четкое ударение на первом слове Северов и выдержал секундную паузу. — Однажды мы с вами уже пересекались...

— Я понимаю, — мягко ответил Блох. — Вы, видимо, хотите провести со мной личную встречу вне этих стен? — быстро улавливал тему преемник.

— И если возможно, уже сегодня вечером. Часов в девять. Буду очень признателен...

— Пожалуй, в девять подходит. Может, в ресторане «Астория»? — Почуяв отчетливый запах денег, хитрый лепила откровенно набивался на халявный ужин. — Очень уютное местечко, и никто не помешает.

— Забили, док. Подъезжайте прямо к ресторану, скажите официанту ваше имя, он проводит к столику, — заключил Ворон.

— До свидания, — пробормотал явно довольный появлением нового клиента скульптор по человеческому телу.

...Когда некто хочет купить себе другое лицо, выдвинув лишь одно условие — полную анонимность, для пластического хирурга это настоящий подарок. А то, что спрос на тайную коррекцию внешности обеспечивают клинике почти исключительно клиенты, усиленно скрывающиеся от закона, зело охочих до баксов пигмалионов не колбасило вообще.

Северов убрал мобильник в карман спортивного покроя куртки и, по привычке оглядевшись по сторонам, направился к автомобилю.

ГЕНЕРАЛ КОРНАЧ

Встреча со «своим» человеком из ГРУ — несмотря на творящийся в стране вот уже десять лет информационный бардак, до сих пор самой закрытой от посторонних глаз отечественной спецслужбы — состоялась на конспиративной квартире Северо-Западного УФСБ в Веселом Поселке, уже через два часа после того, как стало окончательно ясно, что в расставленную ловушку в квартире убитого капитана Ворон так и не попал.

То ли интуиция осторожного хищника-одиночки помогла ему почуять засаду, то ли бывший командир СОБРа, изначально ни на йоту не доверяя Логинову, сумел-таки, затаившись в точке наблюдения с раннего утра, безошибочно распознать в поочередно прошмыгнувших в подъезд широкоплечих, коротко стриженных парнях, особым рейсом прилетевших из далекого мурманского ОМОНа, пожаловавших по его грешную душу спецов...

Так или иначе, но единственный за все время федерального розыска реальный шанс взять киллера живым завершился полным провалом.

Не мешкая, Корнач связался по телефону с ожидающим результатов операции полковником ГРУ, инструктором учебного центра подготовки диверсантов в Приозерске, и, с ходу сообщив неприятную новость, предложил встретиться для обсуждения плана дальнейших мероприятий...

Во второй раз разлив по бокалам хороший заморский коньяк, генерал Корнач поставил матовую зеленую бутылку на стол, вынул изо рта дымящуюся сигарету, аккуратно положил ее на край пепельницы и вопросительно взглянул на сидящего напротив полковника Гайтанова — по обыкновению одетого в качественные, но неброские шмотки высокого жилистого мужчину лет сорока с небольшим, с подвижными голубыми глазами, тяжелыми надбровными дугами и прямыми, заметно поредевшими у лба русыми волосами, как всегда — аккуратно причесанными.

Несмотря на более молодой возраст, непрестижную должность инструктора и отсутствие на плечах вожделенных для каждого честолюбивого офицера погон без просвета, в своей секретной армейской структуре полковник Гайтанов обладал куда большими возможностями и полномочиями, чем сам Корнач — в ФСБ. Несколько лет назад они впервые познакомились по служебной линии и с тех пор стали приятелями. Именно с этим полковником договорился Корнач, что в случае удачного исхода операции по задержанию киллера Гайтанов предложит пленнику стать одним из «коммандос» в подчиненном ему напрямую элитном подразделении ГРУ...

Для профессионала, коим безусловно являлся бывший командир СОБРа Северов, выбор между тихим исчезновением в небытие и службой Отечеству представлялся более чем очевидным. Однако Ворон до сих пор был на свободе, что давало ферзям двух спецслужб повод для сегодняшнего обстоятельного разговора.

— Как я понимаю, для тебя — это дело принципа? — выслушав вступительный монолог Корнача, по-офицерски залпом выпив коньяк, опустив бокал на стоящий между кресел журнальный столик и сложив мускулистые руки на груди, спокойно спросил инструктор. — Особенно после того, как он фактически уже был у тебя в руках? Или здесь нечто иное, а, Алексей? — Полковник хитровато прищурился. Будучи неплохим психологом, он почти догадывался, что сейчас ответит генерал, и — не ошибся.

— Попробую тебе объяснить, Валентин, — расправившись с коньяком, закусив долькой лимона и снова берясь за сигарету, ответствовал Корнач. — Ты — профессионал, к тому же читал его личное дело, а значит, должен понять причины, побудившие Северова мочить бандоту по-черному. С точки зрения закона майору однозначно обламывается пожизненное заключение. Но он никогда не сядет, ты знаешь не хуже меня. Однажды служба безопасности какого-нибудь так называемого авторитета его вычислит... Или, что более вероятно, из шкурных интересов его попросту сдаст особо гнусный барыга из бывших заказчиков. Результат в любом случае очевиден!.. Но Ворон — наш человек, Валентин, и я, как генерал ФСБ и, прости за пошлость, государев слуга, должен сделать все от меня зависящее, чтобы не допустить случайности, из-за которой его банально кончат без всякой пользы для Отечества. Майор Северов — специалист экстра-класса, диверсант высшего уровня подготовки. Выучка таких бойцов стоит государству очень дорого, занимая к тому же несколько лет спецподготовки, и глупо, особенно сегодня, разбрасываться готовыми экземплярами... Даже в масштабах такого большого государства, как Россия, счет этим парням идет на единицы! — Заметив укоризненную усмешку гээрушника, генерал, всплеснув руками, поправился: — Ну, максимум — на десятки! Какого хрена я тебе такое очевидное дерьмо объясняю?!

— Короче, Ворон позарез нужен живым, — подвел черту над излишне пространными рассуждениями Корнача привыкший к краткости формулировок инструктор ГРУ. — Толковый убивец с реальной практикой партизанской войны в мегаполисе мне совсем не помешает, здесь мы с тобой еще третьего дня все решили. Теперь, как в том анекдоте, вопрос за малым. Хотеть трахнуть Клаву Шифер можно до каменного сухостоя, а вот получить желаемое — здесь побарахтаться требуется... Есть толковые идеи, коллега?

— Ладно, не тяни резину, — усмехнулся Корнач. — Судя по алчному блеску в глазах, у вашего благородия их сразу несколько. Я прав?!

— Ну, в общем... да, — сдержанно кивнул Гайтанов, щелчком указательного пальца вытряхивая из мягкой пачки сигарету. — Не сочти за жлобство, Алексей, но вначале я все-таки хотел бы выслушать тебя.

— Я уже дал распоряжение разослать по всем постам ГИБДД и районным околоткам города и области фоторобот Северова. Ясный перец — без подробностей и с единственным указанием немедленно задержать и сообщить в нашу контору, по телефону дежурного. Дальше информация, абы такая последует, сольется напрямую мне, без посредников и комментариев, — задумчиво сообщил генерал. — Надежды на халяву, разумеется, мало, но чем черт не шутит...

— Логично, — согласился инструктор, выпуская облако дыма и откидываясь на спинку кресла.

— Еще. Он уже понял, что его разоблачили именно по выдернутым из архива Костей Логиновым отпечаткам пальцев, а значит, постарается как можно быстрее сделать что-нибудь с руками. Если Северов сумеет нас опередить — наши шансы выйти на него будут близки к абсолютному нулю... Однажды Ворон уже сделал себе очень удачную пластическую операцию, и велика вероятность, что он снова обратится к тому же хирургу, но уже с просьбой изменить ему рисунок на пальцах...

— Если ты имеешь в виду криолазерную пластику, — оживился разведчик, — это чистая лажа, описанная в медицинских журналах лишь теоретически. Ты всерьез думаешь, что хоть одна из наших родных питерских клиник, специализирующихся на резьбе по фейсам, в курсе этого японского ноу-хау?!

— Если об этом методе задумались мы, люди в погонах, то почему эскулапы-практики должны оказаться глупее? Это их хлеб, в конце концов. Пластические хирурги — народ особенный, завернутый на своей профессии, со своими каналами информации. А расстояния и границы в наш век компьютеров — не помеха. Поэтому мы должны учесть все возможные телодвижения Северова, перекрыть каждую лазейку! — весомо уточнил генерал, снова разливая коньяк по пузатым бокалам. — Кое-какие шаги я уже предпринял... Группа из двух моих агентов час назад начала разрабатывать всех медиков Питера, промышляющих этим пока еще экзотическим бизнесом. У каждого врача в памяти личного компьютера, разумеется под паролем, должны быть снимки всех его клиентов, до и после операции, с полной историей «болезни» и подробностями — что, где и за сколько.

— Личные дела пациентов — врачебная тайна, охраняется законом, — с явной подначкой, улыбнувшись, прошептал генералу инструктор спецназа. — Скульпторы могут поднять шум...

— Я тебя умоляю, они даже не пикнут, — в тон полковнику ответил Корнач, пригубив ароматный французский напиток. — Думаю, через двое-трое суток я буду иметь копии со всех компьютерных баз данных, из каждой клиники. Любопытный компроматец наберется, как думаешь?

— Вхожу в долю, — согласился гээрушник. — Авось какой штришок и сгодится в хозяйстве. Кстати, а почему раньше-то с лепилами не подсуетился?

— Раньше пробивка врачей конкретной цели не имела, но теперь, когда мы точно знаем, что Ворон — это майор Северов, изменивший свое лицо, возможно, мы найдем хирурга, который ему помог. А заодно ласково поспрошаем обо всех подозрительных клиентах, которые интересовались возможностью ликвидации или коррекции отпечатков пальцев. Вот в принципе пока и все, что я успел организовать. Теперь твоя очередь, выкладывай. — Корнач, раздавив окурок в пепельнице, с улыбкой взглянул на полковника.

ГОСПОДИН БЛОХ

На встречу с особым клиентом, к ресторану гостиницы «Астория», одетый в модный костюм с галстуком и благоухающий дорогим одеколоном молодой пластический хирург Евгений Блох приехал чуть раньше. Припарковав машину — новенький зеленый «лендровер» — в нескольких шагах от входа, врач решил соблюсти негласные правила приличия серьезных деловых встреч, появившись в зале ровно в назначенное время.

А пока позволил себе закурить, откинуться на спинку сиденья и не без интереса поглядывал на входящих в стеклянные двери ресторана людей.

За те несколько минут, которые Евгений провел в машине, в «Асторию» вошли всего шесть человек, четверо из них — женщины.

Что касается мужчин, то их скорее было не два, а полтора. Ребенок лет десяти, сопровождаемый, видимо, мамой и бабушкой, никак не мог принадлежать к его сегодняшнему будущему визави.

Оставался лишь низкорослый упитанный господин в распахнутом кашемировом пальто и болтающемся на шее белом кашне, минуту назад торопливо выпрыгнувший из остановившегося напротив входа шестисотого «мерседеса» и метнувшийся под услужливо распахнутым расторопным охранником зонтом к массивным дверям.

Пожалуй, что этот тип с припухшей раскормленной рожей как нельзя более подходил под облик народного избранника, так представился во время разговора с секретарем потенциальный пациент...

Блох дождался, когда большая стрелка автомобильных часов сравняется с цифрой 12, вышел из машины и, убрав ключи в карман кожаного плаща, зашел в ресторан.

Остановился при входе, обвел взглядом просторное, выдержанное в строгом респектабельном стиле помещение, уже замечая, как к нему на всех парусах спешит улыбающийся, явно довольный собой упитанный тип с прилизанными гелем волосами.

В последние годы посетителей в некогда популярной у богемы и партократов всех мастей «Астории» заметно поубавилось, что неудивительно — цены в этом престижном ресторане, расположенном в историческом центре Питера, были явно не по карману даже коммерсанту средней руки.

Но Евгения сие не пугало. Во-первых, он и сам был более чем в состоянии позволить себе хороший ужин из заморских деликатесов, а во-вторых, платить по счету сегодня придется господину депутату, весьма, похоже, озабоченному состоянием собственной увядающей физиономии.

Кстати, а где он?

— Добрый вечер! — заискивающе поздоровался подруливший старший официант. — Рады видеть вас в нашем ресторане! Прошу, проходите! — Труженик ресторанного сервиса сделал приглашающий жест рукой в сторону зала.

— У меня здесь заказан столик, — с налетом подходящей к моменту небрежности сказал хирург. — Моя фамилия Блох.

— Да, да! — кивнул, подтверждая, что находится целиком в курсе, официант. — Вон туда, пожалуйста, с левой стороны, возле колонны. Все уже оплачено, можете заказывать на ваше усмотрение и без оглядки! — вскинув брови, промурлыкал халдей.

Двухместный, расположенный в закутке столик, на который указал официант, был пуст. Значит, тот тип с шарфом, из «мерседеса», ни при чем?

Чтобы не терять времени напрасно, Блох принялся за изучение лежащего на столике многостраничного меню. От разнообразия предлагаемых рестораном блюд рябило в глазах.

И эскулап, снедаемый вдруг взыгравшей в нем — вполне обеспеченном человеке — веселенькой шкурной страстишкой, принялся выбирать из всех имеющихся в перечне яств самые дорогие.

И плевать, что заказанное диковинное блюдо окажется каким-нибудь несъедобным дерьмом, вроде тушенных на углях обезьяньих мозгов под соусом из пиявок! Не это главное! А главное — свобода выбора.

Увлеченный изучением меню, Евгений даже не заметил, как у столика вырос, почтительно изогнувшись, высокий худой парень в униформе с переброшенным через локоть полотенцем и застыл, терпеливо ожидая заказа. Простояв неподвижно около минуты и не будучи удостоен даже взгляда, халдей тихонько прокашлялся.

— Ах, простите... — отложив меню, пробормотал Блох, поправив указательным пальцем сбившиеся на кончик носа очки в тонкой золоченой оправе.

Он еще раз быстро обвел взглядом зал, ища пригласившего его в ресторан незнакомца, но все присутствующие, исключая лишь порхающий между столиками обслуживающий персонал, сидели на своих местах, не обращая ни малейшего внимания на него — одинокого светилу пластической хирургии.

«Ну и фиг с ним, депутатом, я жрать хочу!» — мысленно выдал свой диагноз доктор и сквозь поднимающийся кверху легкий дымок от сигареты посмотрел на официанта.

— Мне, пожалуйста, филе северного оленя под соусом из тигровых креветок, салат «Кардинал», стакан минеральной воды «Перье» без газа и пятьдесят граммов виски «Гленд Фиддик», коллекционного. И еще лед.

— Хорошо, — опустив веки, привычно заверил служитель сервиса и умчался на кухню.

А в кармане доктора залился мелодичной трелью сотовый телефон.

Нисколько не сомневаясь, кто являлся инициатором вызова, Блох достал крохотную, под дерево, трубку и прижал ее к уху.

— Алло?

— Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать, — послышался вкрадчивый голос, — но меня задержали дела. Пожалуйста, сделайте одолжение, не стесняйте себя в выборе и начинайте ужин без меня. Надеюсь, вам, доктор, не претит есть в одиночестве?

— Нисколько, — сымитировав зевок, отозвался Евгений. — Я уже заказал. Кстати, спасибо за сервис...

— Ерунда, — мягко ответил собеседник. — Уверен, мы с вами уладим все вопросы.

— Через сколько вас ждать? — счел нужным уточнить Блох. — Извините за бестактность, но я не собираюсь сидеть тут до утра. У меня сегодня свидание, и через час я должен быть в Коломягах.

— Значит, будете, — коротко ответил Ворон и отключил связь.

Манера поведения этого молодого эскулапа, продолжившего дело Романова, который еще с незапамятных времен в спецполиклинике Совмина натягивал кожу и сглаживал морщины на лицах первых дам высшего партийного света, совсем не стыковалась с респектабельной профессией пластического хирурга.

И все же Евгений Викентьевич Блох в свои тридцать лет был мастером омоложения и перевоплощения. За несколько часов, прошедших от первого телефонного звонка до звонка в «Асторию», Ворон сумел многое узнать. Оказывается, услуги клиники, где сейчас практиковал этот парень, были самыми дорогими и едва ли не самыми востребованными во всем Питере.

...Ужин, если не принимать во внимание странное отсутствие за столом оплатившего его незнакомца, Евгению понравился. С удовольствием управившись с сочным, по причуде матушки-природы пахнущим белыми грибами, нежным филе северного оленя, съев замысловатый, из неясных ингредиентов, потрясающе аппетитный салат и выпив терпкий, вяжущий рот не хуже аронии старый шотландский виски, он обтер губы салфеткой и снова взглянул на часы.

Без пятнадцати десять. Это уже слишком, пора и честь знать.

Твердо решив, что задержится за столиком ровно на время выкуривания последней сигареты, а потом удалится прочь, Блох щелкнул зажигалкой и втянул ароматный дым от «Парламента».

К столику приблизился официант — тот самый пупс, который встречал его у входа в зал.

— Желаете что-нибудь еще? — осведомился он вежливо, наклонившись под самое ухо.

— Нет, спасибо, — качнул головой Евгений. — Если вдруг появится человек, с которым я должен был встретиться, передайте ему от меня привет!

— Я подозреваю, что вы сможете сделать это лично, — снова поиграв бровями, сообщил официант. — Вам просили передать, что напротив входа ждет автомобиль...

ПОЛКОВНИК ГАЙТАНОВ

— Мой план, в отличие от твоего, — начал инструктор, — в основе своей чисто ментовского, построенного на оперативных мероприятиях, опирается совсем на других китов... Насколько я понял, прочитав личное дело Ворона, бандиты убили не всю его семью?

— Да, у него остался сын. Двадцать три года. Зовут Иван. По моим сведениям, сейчас служит во внутренних войсках по контракту, в Чечне, — не раздумывая подтвердил Корнач, стремительно сообразив, куда именно клонит сидящий напротив опытный диверсант. — Ч-черт побери, я совсем забыл про парня!.. Вряд ли Северов успел сообщить ему, что раскрыт, значит... В общем, с меня причитается полянка с шашлыками!

— Вот видишь, как все до удивления просто, — легонько усмехнувшись, развел руками Гайтанов. — Я ни за что не поверю, чтобы у сына и отца не было прямого контакта. Или, в крайнем случае, общего друга, через которого они поддерживают связь. Глядишь, потянем за одну ниточку, вылезет целая банда...

— Наверняка, — покивал головой генерал. — Где-то ведь он покупает оружие, боеприпасы, кто-то снабжает его информацией из милицейской базы данных, изготавливает фальшивые документы.

— Правильно, Алексей, правильно, — сдержанно, но с нотками некоторого превосходства согласился гээрушник. — И женщина у него наверняка есть, хотя и не факт... А вот парень выведет нас прямиком к своему героическому отцу. Особенно когда ему в приватной обстановке камеры открытым текстом будет объявлено, что неким карающим органам, с которыми, однако, можно договориться, теперь доподлинно известно, кто именно скрывается под маской ночного кошмара питерских бандюганов. Парень хоть и молод, но уже повидал смерть, был на войне и глупить, я уверен, не станет. Ну а если затупит, рискнет здоровьем и сделает круглые глаза... — Гайтанов окатил генерала холодным взглядом профессионального убийцы, — тогда убитый горем отец, в гриме или без оного, обязательно придет на Южное кладбище, где на огороженном кустиками пятачке, рядом с могилами жены и дочери, хмурые похмельные мужики будут хоронить и его сына, героически погибшего во время неравного боя с превосходящими силами боевиков. Он просто не может не прийти, и это будет последняя точка. У гроба мы его и повяжем! Что скажешь?..

От циничного, дьявольского плана инструктора по спине Корнача пробежала холодная волна. Впервые за годы знакомства с полковником Гайтановым он взглянул на неожиданно обнажившего свою реальную сущность инструктора ГРУ совсем другими глазами...

Но в принципе Корнач понимал — винить полковника в столь бесчеловечном плане нельзя, ибо созревшая в его мозгу жестокая комбинация была лишь порождением главной, навсегда въевшейся в натуру диверсанта установки — любой ценой добиться поставленной задачи, не считаясь ни с какими частностями вроде чужих жизней. Любые сантименты и морально-нравственные терзания для спеца такого уровня означали только одно — смерть и провал задания командования.

Но, судя по тому, что Гайтанов до сих пор жив-здоров и для своих лет находится в прекрасной физической форме, такая слабость, как жалость к постороннему, не была присуща его натуре...

Поэтому Корнач быстро взял себя в руки и, когда заговорил, в ровном, без надрыва, голосе уже ничто не выдавало только что разразившуюся в душе генерала бурю негодования.

— Уверен, ты имеешь в виду закрытый цинковый гроб, внутри которого лежит мешок с песком? — с некоторым нажимом спросил Корнач.

Гайтанов чуть напрягся, и на его виске отчетливо запульсировала вена...

— Ну, разумеется!.. — процедил он небрежно, скривив губы. — Мы — люди хоть и военные, однако не варвары какие-нибудь! Ничего с парнем не случится, прессанем малость, а если по-хорошему не расколется — изолируем на недельку в четырех стенах, красиво сымитировав гибель в бою, и разыграем спектакль. А когда Ворон будет уже в браслетах, объявим, что пошутили.

— Смотри не перестарайся, полковник, очень тебя прошу, — вздохнув, заметил Корнач. — Не дай бог никому вместо брата по оружию заиметь в лице Северова личного врага... Я тебя не пугаю, не подумай. Просто слишком хорошо знаю, о чем говорю.

— Это все лирика! — поморщившись, надменно отмахнулся инструктор ГРУ. — Короче, дело к ночи. Когда сможешь скинуть мне вводные по пацану?

— Сегодня, ближе к вечеру, — ответил генерал, вставая с кресла. — Номер войсковой части будет у тебя на пейджере не позднее двадцати трех ноль-ноль.

— В таком случае не позднее чем через трое суток ты получишь или контактный телефон Ворона, или... — Гайтанов вздохнул, скользнув недвусмысленным взглядом по початой лишь на треть зеленой бутылке, — известие о безвременной кончине во второй чеченской кампании очередного контрактника.

— Ты давай не майся, Валентин. Я же не слепой, — улыбнулся Корнач, цепко перехватив направление взгляда полковника. — Похоже, сегодня у тебя желание принять на грудь чарку-другую сверх обычного? Повод какой или так, расслабления для? — подмигнув, поинтересовался генерал.

— Ни одной живой душе не говорил, но так и быть... — ухмыльнулся инструктор, беря коньячную бутылку и наполняя бокал почти наполовину. — Вчера у меня в Петрозаводске дочка родилась! Сподобился, знаешь ли, на пятом десятке стать отцом.

— Ну-у, за такое событие грех не разговеться! — понимающе развел руками Корнач. — Прими мои поздравления! Хотя... ты, если не изменяет память, не женат?!

— И никогда не женюсь, по крайней мере до тех пор, пока на плечи давят погоны. Сам знаешь, по краю пропасти ходим, генерал... А назвали — Юлия. — И Гайтанов, легко выдохнув в сторону, в два глотка принял внутрь еще сто граммов благородного «Камю».

Бодро, словно от холода, передернув плечами, вальяжно встал с кресла и, поколебавшись в задумчивости, протянул коллеге по невидимому фронту широкую узловатую кисть для пожатия.

— Не волнуйся, мастер, фирма веников не вяжет, — заключил инструктор ГРУ. — Кассету с записью показаний бойца ты получишь с курьером уже в пятницу. В противном случае я прилюдно, прямо на Дворцовой площади, у столпа, сожру свои погоны без соли! — скрипнув зубами и ухмыльнувшись, жестко заверил Корнача слегка захмелевший диверсант. И, уже стоя перед входной дверью конспиративной квартиры, вдруг спросил: — Ну а если Ворон попадет в наши руки и все же откажется от сотрудничества с нами?

Мрачная тень опустилась на лицо генерала.

— Тогда, что ж... Долг требует... Но надеюсь, до этого не дойдет...

ВОРОН И ХИРУРГ

Передняя дверь стоящего под запрещающим знаком замызганного грязью «субару» приглашающе открылась, едва Блох вышел из ресторана.

Постояв секунду, словно в раздумьях, пластический хирург подошел к тачке, не спеша провалился в полутемный салон, и машина тут же сорвалась с места.

Повернувшись, Евгений с любопытством посмотрел на сидящего за рулем лохматого и бородатого мужчину неопределенного возраста, одетого в потертую кожаную куртку и совершенно лишние в это темное время суток круглые солнечные очки.

Борода, конечно, приклеенная, машинально пронеслось в голове у врача.

— Прошу меня извинить, Евгений Викентьевич, но раньше никак не получилось, — бесцветным голосом сказал незнакомец.

Лихо подрезая сунувшуюся на перекресток «Ниву», он резко свернул на прилегающую улицу под красный сигнал светофора и, вжав педаль газа, в который уже раз бросил внимательный взгляд в зеркало заднего вида.

«Точно, бандюга, — равнодушно, констатируя лишь вполне очевидный факт, без тени сомнения подумал эскулап. — Проверяет, нет ли за мной хвоста. Знать, есть у господина „депутата“ серьезные основания для беспокойства. Что ж, тем лучше. Такой вряд ли начнет душиться из-за лишней тысячи баксов».

Его интересовал лишь один занимательный пустяк.

— Скажите честно, там, в ресторане, был ваш человек, верно? Вы решили для начала понаблюдать за мной со стороны? — Чтобы хоть как-то сгладить столь откровенное и неуместное в данных обстоятельствах любопытство, док безмятежно улыбнулся и покачал головой. — Такого в моей богатой практике до сих пор не происходило!

— От вас ничего не скроешь, Евгений Викентьевич, — немного помедлив с ответом, почти приятельским тоном заметил Ворон, слегка кивнув. — Да, вы правы. Обстоятельства вынуждают меня соблюдать некоторые меры предосторожности... Знаете, док, я всегда верил в аксиому, утверждающую, что перед врачом нужно быть откровенным, как перед богом, — заявил Сергей. — А также в то, что врач, выбравший профессию вроде вашей, не должен задавать клиентам слишком личные вопросы, касающиеся причин, побудивших их принять непростое для каждого человека решение. Вы меня понимаете?

— Ну, разумеется, — пожал плечами Блох. — Если я только что сболтнул лишнее, то можете не слишком заострять на этом внимание. Обычно я не особенно разговорчив даже в повседневной жизни, не говоря уж о врачебной тайне. А сейчас... просто секундные эмоции... И давайте сразу перейдем к деталям.

Вытряхнув из пачки сигарету, хирург не стал доставать из плаща зажигалку, а по-хозяйски придавил светящуюся кнопку прикуривателя на панели. Это был своего рода жест холодной безмятежности, внутреннего спокойствия и общности интересов.

— Когда я в последний раз разговаривал с вашим покойным коллегой, профессором Романовым, предметом моего интереса были отпечатки пальцев, — сказал Ворон, бросив взгляд через плечо из-под непрозрачных стекол очков. — Точнее — возможность их устранения. А если в идеале — абсолютной корректировки. Тогда дела обстояли не слишком оптимистично. Вот я и подумал — а вдруг за истекшие месяцы мировая наука сделала гигантский шаг в будущее? Что скажете, док?..

Правая рука Ворона, поднявшись с рычага переключения скоростей, на миг скользнула в карман куртки, и на панель у лобового стекла с легким стуком упала перетянутая резинкой увесистая пачка долларов.

Прежде чем ответить, уже готовый ко всему, но все-таки немного застигнутый врасплох, Блох долго молчал, часто и глубоко затягиваясь быстро сгорающей сигаретой.

— Кое-что действительно изменилось... — наконец тихо ответил он, затушив окурок в пепельнице. — Правда, это пока только на уровне эксперимента, но, как вы верно выразились, движение вперед очевидно.

— Отрадно слышать. И в чем конкретные сдвиги?

— Вы слышали про метод криолазерной пластики? Он применяется для сглаживания оставшихся после операции или несчастного случая шрамов. Эффект впечатляет. Даже от самых уродливых «кратеров» оспы не остается ни малейшего следа. Этим же аппаратом можно полностью стереть с кончиков пальцев отпечатки кожного рисунка, которые не восстановятся уже до конца жизни. Это уже подтверждено практикой.

— Чьей? — неожиданно сухо поинтересовался Ворон. — Вашей?

— Нет, я с такими просьбами пациентов пока еще не сталкивался, — помотал головой Евгений. — Но мне точно известно, что это возможно. По крайней мере об одной такой операции, имевшей место в Германии, я знаю от человека, ее проводившего. Мы встречались на конгрессе, в Штатах... И, открыто говоря, я сам очень хотел бы сделать подобную операцию. Только вот... — Блох на секунду замялся, тщательно подбирая слова, весящие в этом разговоре, как он понял, не меньше золота. — Стоит ли прибегать к столь варварской процедуре с точки зрения целесообразности? Человек без отпечатков — просто подарок для следственных органов. Вопьются, как клещи.

— Логично. И в этой связи второй вопрос. — Ворон умышленно покосился на то и дело притягивающую глаза эскулапа пачку денег. — Способна ли современная пластическая медицина в принципе изменить данный нам на всю жизнь узор на пальцах? Так, чтобы отпечатки не привлекли внимания изучающего их под микроскопом эксперта-криминалиста?! Подумайте хорошо, Евгений Викентьевич... Это очень важно.

— Мне не нужно долго думать, — глухо произнес хирург неожиданно для самого себя. Видимо, в очередной раз у Евгения сработала интуиция, чутье, уловившее, как в окружающем воздухе отчетливо запахло большими деньгами. — Я уверен, это возможно. Но только используя оборудование, стоимость которого исчисляется шестизначной цифрой в баксах. А у меня сейчас нет ни такой финансовой возможности, ни, признаюсь, насущной необходимости приобретать столь редкие чудо-аппараты. Коммерчески невыгодно, знаете ли! Если только... — Блох снова многозначительно запнулся и полез в карман за новой сигаретой. Закурил, дважды глубоко затянулся и уже более твердым голосом закончил: — Если только игра не стоит свеч. Тогда... пожалуй, я мог бы рискнуть, попробовав убить сразу двух зайцев.

— А конкретнее? — стараясь не показывать возникающее возбуждение, уточнил Северов.

— Сейчас не то время, чтобы верить людям на слово. Кругом сплошной обман. Только поймите меня правильно... Я вынужден всегда брать с клиентов предоплату. Данный случай особый, я бы даже сказал — уникальный, требующий огромной предварительной подготовки, поэтому... вне зависимости от окончательных результатов я хотел бы получить двадцать пять тысяч долларов авансом за каждый палец и оставить в своей клинике используемый в операции аппарат, — поняв, что игра пошла ва-банк, чуть дрогнувшим голосом заявил хирург.

Мгновенно созревший в его голове план был дерзок, опасен, но в случае успеха сулил огромный куш!

ОПЕР УБНОНа

Подполковник Трегубов, высокий кряжистый мужик лет сорока пяти с коротко стриженными кудрявыми волосами, сложив руки в замок и положив на них гладко выбритый квадратный подбородок, не моргая смотрел на сидящего напротив капитана Валеру Дреева, изредка переводя взгляд на расположившегося чуть в стороне, на стуле, у задернутого зелеными бархатными шторами огромного окна задумчиво-хмурого генерала ФСБ.

Сегодня Корнач пришел на службу в штатском, что случалось с ним крайне редко. Трегубов знал — это был верный признак того, что в недрах его, генерала, секретного отдела готовится нечто серьезное.

— Ну, рассказывайте, капитан, как дело было? — раздавив окурок о дно стеклянной пепельницы и разогнав рукой дым, приказал подполковник, являющийся непосредственным начальником Валерия Дреева. — Кому из вас пришла в голову идея поставить на уши Гоблина с подельником и урвать у них килограмм «кокса»?!

— Это была исключительно моя инициатива, — четко выговаривая каждое слово, ответил капитан, не отводя глаз в сторону и выдержав тяжелый взгляд командира. — Единственной реальной возможностью закрыть осторожного негритоса в «торбу» было взять его с поличным — причем с таким количеством товара, что ни одному купленному мафией следаку даже в голову бы не пришло, что бедный УБНОН способен слить ради подставы такой объем неучтенного порошка, чья стоимость даже после кризиса составляет сотни тысяч долларов...

— И каким образом вы планировали подбросить Лерою кокаин? — процедил сквозь зубы Трегубов, снова покосившись на сидящего у окна генерала.

— Здесь возможны варианты, но идеальное место — запаска его джипа. Она все время снаружи, так что при определенной сноровке...

— Я вас понял, — кивнул подполковник. — Продолжайте по делу!

— Я предложил Косте... капитану Логинову помочь мне, и он согласился. Позавчера ночью я приехал к нему домой на своей машине и сообщил, что мне стало известно от информатора, когда и где Гоблин возьмет очередную партию товара. Мы выехали на место, организовали засаду и провели несанкционированный захват, в результате которого я застрелил одного из торгашей, перед этим получив пулю в бронежилет, а капитан Логинов был убит очнувшимся Гоблином в тот момент, когда перелезал через кирпичную стену. Я полностью осознаю свою вину и готов понести наказание.

— Наказание! — Трегубов с силой врезал кулаком по столу. — А кто вернет к жизни вашего... нашего товарища, погибшего в результате этой дурацкой, не достойной офицеров самодеятельности?! Кто?! Вы хоть знаете, капитан, что вам грозит?! Вам грозит увольнение из органов и тюрьма!

— Я ни в коей мере не пытаюсь оправдываться, товарищ подполковник, — почти спокойно произнес Дреев, — но мой близкий друг капитан Логинов сам прекрасно знал, на что шел! Он погиб в результате нелепой случайности, забрав у Гоблина пакет с кокаином, но не обыскав на предмет наличия оружия.

— Куда вы спрятали упаковку, капитан? — тихо спросил Корнач, впервые подав голос.

Генерал встал со стула и, заложив руки за спину, подошел к столу.

— Она у меня с собой, — помедлив, сообщил Дреев.

Сунув руку во внутренний карман свободной кожаной куртки, опер извлек оттуда и положил на коричневую, полированную до блеска поверхность командирского стола запаянный в прочный прозрачный полиэтилен упругий пакет с белым порошком.

На несколько секунд в кабинете начальника

УБНОНа повисла тишина.

— Погуляйте пока в коридоре, капитан, — задумчиво посмотрев на Дреева, неожиданно предложил Корнач. — Мы вас позовем, когда будет нужно...

Валерий встал со стула и, развернувшись, покинул кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— В чем дело, товарищ генерал? — недоуменно приподнял брови Трегубов, вытаскивая из пачки «Петра Первого» очередную сигарету и разминая ее пальцами.

— Я считаю, Михаил Юрьевич, что этого опера не стоит подводить под статью, — сказал Корнач, покачав головой. — Вы знаете, насколько я ценил Логинова, но... Дреев прав — Костя согласился на незаконное изъятие «дури» добровольно, и отнюдь не с целью личного обогащения, а для нашего общего дела. Вот уже год, как этот нигериец находится в разработке, но ни один из его подельников так и не рискнул дать против него показания.

— Понятно, жить всем хочется. И что вы предлагаете? — осторожно спросил подполковник, сжав потрескавшимися от ветра губами сигаретный фильтр.

— Этот парень невиновен в гибели Кости. Налицо действительно трагическая случайность... А у нас в системе и без того катастрофически мало таких идейных и проверенных людей, как Дреев, и губить молодому мужику и его семье жизнь только из-за того, что он незаконным способом решил помочь нашему общему делу, — это значит собственными руками сделать подарок нашим врагам, наркомафии.

— Но он убил человека!.. — попытался было возразить Трегубов, но категорический жест генерала заставил его замолчать на полуфразе.

— Таких, как этот... как его? — нахмурился, вспоминая фамилию убитого Дреевым наркобарыги, Корнач.

— Короленко. Кличка — Скат, — напомнил подполковник.

— Вот именно, — кивнул генерал, начав измерять кабинет шагами. — Если их всех приравнивать к людям только потому, что у них две руки, две ноги, туловище и голова, к тому же они имеют паспорт, в котором написано слово «гражданин», то тогда нам с вами, Михаил Юрьевич, лучше прямо сейчас снять погоны и написать рапорта об увольнении из органов. Я понятно изъясняюсь?

— Ну, в общем... — пробормотал подполковник, уже начиная понимать, куда клонит коллега из спецслужбы. — Только на кого мы спишем мертвяка?

— Разве это проблема, Михаил Юрьевич?! — не останавливаясь, пожал плечами генерал. — На того, на кого это сделать легче всего и кто на нас за это уже не обидится... Пусть земля ему будет пухом.

— Вы имеете в виду Логинова?

— Именно. Оружие капитана Дреева приобщить к делу, заменив на найденный у Логинова пистолет. Пусть на стволе обнаружатся отпечатки Кости. В результате мы получаем вполне достоверную картинку. Логинов, превысив служебные полномочия, в одиночку решил опустить двух наркобарыг, одного оглушил, второго уничтожил, прихватил с собой товар и — сделал ноги. Но оглушенный урод по кличке Гоблин продрал-таки глаза, выхватил пушку и всадил в спину капитана пулю. Потом забрал у него кокаин и скрылся.

— Звучит убедительно, — хмыкнул Трегубов, выпустив через нос две струи дыма и скривив губы. — Тогда такой вопрос — если, по изложенной вами версии, Гоблин забрал кокаин, как нам его оприходовать?

— Официально — никак. Но думаю, «кокс» нам еще пригодится... — Дойдя до дальнего окна, генерал развернулся и направился навстречу сидящему за столом в облаке сизого дыма подполковнику. — Я не хотел вас ставить в известность раньше времени, Михаил Юрьевич, но ребята из нашей конторы... как бы это поделикатней выразиться... несколько опередили ваше управление в области борьбы с наркоторговлей...

ДОКТОР БЛОХ

Однажды молодой и способный пластический хирург Евгений Блох уже сделал шаг, круто изменивший всю его дальнейшую жизнь. Прибыв на один день в Сочи, где отдыхал профессор Романов, он плеснул ему в минералку коктейль из дюжины составляющих.

В результате хозяин доходной частной клиники, одинокий увлеченный гений, склеил ласты от сердечного приступа прямо во время езды на автомобиле по горной дороге, что оказалось просто подарком судьбы. А ассистент Женя, как преемник и младший компаньон, стал полноправным хозяином раскрученной практики...

И — никакого криминала, все шито-крыто!

И вот сейчас, похоже, переменчивая фортуна снова давала Блоху шанс круто подняться. Огромные бабки в лице этого лохматого Бармалея буквально плыли в руки. Так почему он должен их упускать?!

Главное — это четкий, детальный план и финал, после которого отдавший баксы клиент не предъявит никаких претензий, а лучше — исчезнет навсегда!

— Сколько конкретно стоит нужное оборудование и какой срок потребуется вам на его покупку и подготовку к операции? — деловито спросил Ворон.

— Максимум — полтора месяца, — переведя дыхание, сбившееся от участившегося сердцебиения, пробормотал эскулап. — Мне достаточно сделать запрос по Интернету в Токио, получить согласие, перевести через банк двести семьдесят пять тысяч баксов, и японский криолазерный излучатель отправят на следующий день.

Блох, жадно затягиваясь дымом, уже и без того плотно окутавшим салон, чувствовал, что начинает потеть от нервного напряжения, и изо всех сил старался не выдать своего волнения.

— Несколько дней уйдет на то, чтобы просканировать каждый палец и с помощью компьютера создать новый рисунок с наименьшей площадью коррекции. Работа займет суперминимум неделю на каждый палец... Примерно недели две кожа будет заживать, принимая нормальный вид... Если результат окажется удовлетворительным, на обе руки уйдет примерно три с половиной месяца, считая с сегодняшнего дня... И по окончании этого срока, даст бог, вы не только навсегда избавитесь от старых, но и получите новые отпечатки пальцев. Такая схема...

Ворон задумался. На словах всегда получается гладко, а вот на деле...

Хотя, если разобраться, чем он рискует, кроме презренных бумажек с портретами Бенджамина Франклина? Ну, в худшем случае запорет этот скульптор подушечку мизинца на одной руке... От этого не умирают. Зато если получится — это будет равнозначно новому рождению. И никакого больше силиконового крема для рук.

Только бы у этого рискового лепилы получилось!..

Северов нахмурился и чуть заметно кивнул на тугую пачку денег, лежащую у лобового стекла:

— Это — аванс. Завтра в офис тебе доставят двести семьдесят пять тысяч зеленых... Оставшийся лимон, так и быть, получишь позже, тогда, когда я окончательно разберусь, что овчинка стоит выделки... Но запомни, Женя, — Ворон как бы невзначай положил руку на худосочное плечо хирурга, — с этой минуты мы с тобой скованы одной цепью. Усек?

— Я уже понял, — сглотнув подступивший к горлу горький комок, хрипло пробормотал врач. — Но предостережения лишние, поверьте. За гонорар, какой вы поставили... А если с вами надо будет связаться?

— «Если» не будет, — отрезал Ворон. — Делай свое дело, я сам объявлюсь... Тебя куда, обратно к «Астории»?

— Да, конечно. У меня там тачка...

В эту секунду обычно уверенному в себе, если не сказать самонадеянному Евгению впервые за много лет вдруг стало по-настоящему неуютно. Потому что он почувствовал, как от незнакомца, сидящего рядом с ним, отчетливо повеяло могильным холодом.

Но давать задний ход было поздно...

«Интересно, скольких бедолаг этот ряженый урод замочил за свою жизнь?» — несколько раз подряд, как на заезженной пластинке, с глухим эхом прокрутилось в голове у врача, прежде чем он, буркнув что-то на прощание, покинул остановившуюся напротив гостиницы машину лохматого типа и, спиной ощущая устремленный вдогонку пытливый взгляд, нетвердой поступью направился к поджидающему его у Исаакия джипу.

ГЕНЕРАЛ ФСБ

— А можно конкретнее? — Окаменев на мгновение лицом, Трегубов пристально уставился на медленно прохаживающегося мимо подтянутого и моложавого Корнача. Как было известно подполковнику, генерал пришел в «контору» в самом начале девяностых из спецназа ВДВ, где он командовал впоследствии расформированным по непонятным причинам диверсионным отрядом «Белый барс».

— Да, конечно, — кивнул Корнач. — Вот уже в течение трех лет некоторые наши структуры фактически дублируют аналогичную работу Министерства внутренних дел. Прямо как в старые добрые времена — подчас весьма успешно и практически всегда незаметно для «младших» коллег. Вот одна из таких длительных разработок, очень похоже, близка к завершению. Раньше-то оно как было? В сети попадалась мелкая сошка, розничники, куда реже дилеры низшего звена, и уж совсем редко — более-менее серьезные оптовики, торгующие целыми упаковками.

Корнач остановился возле стола, взял в руки килограмм кокаина и, взвесив его на ладони, положил обратно.

— Хотите сказать, Алексей Тихоныч, что удалось выйти на целую цепочку? — предположил подполковник.

— Не хочется сглазить, но дело куда серьезнее и масштабнее! — Генерал подошел к окну, отдернул штору и застыл, вглядываясь в копошащийся внизу Литейный проспект. — У нас под круглосуточным колпаком сейчас находится не только «окно» на таможне, откуда в страну просачивается груз, не только склад его временного хранения на территории одного маленького провинциального городка неподалеку от Питера, не только пофамильно все задействованные в поставке кокаина барыги, числом двенадцать, но и пять основных оптовых дилеров с их сетью распространения по районам, насчитывающей до полусотни уличных и клубных торговцев. В нашей базе данных досье на каждого, и единственной проблемой на сегодняшний момент остается сам Карим Лерой, гражданин Республики Нигерия, студент-заочник Горного института и идеально чистая перед законом личность, если не принимать в расчет оперативные сведения, не подкрепленные свидетельскими показаниями и уликами! Вот и получается любопытный расклад...

— В котором недостает только повода, дающего законное право со спокойной душой запихать Лероя в камеру и против которого даже личный адвокат бедного студента, господин Свербицкий, не найдет убедительных аргументов, — закончил за генерала Трегубов. — Любопытно, честное слово! Как же это ваша контора нас так круто обскакала, а, Алексей Тихоныч?!

— Так уж получилось, дорогой, не обессудьте, — развел руками Корнач и, одернув пыльную штору на окне, вернулся к столу. Сел напротив Трегубова и сложил руки перед грудью. — Но последний аккорд в этой сложной и кропотливой операции предстоит поставить именно вам, товарищ подполковник.

— Я не знаю всех ваших планов, товарищ генерал, но полагаю, что нам нужен свидетель, уже засвеченный в милиции наркобарыга, который мог бы дать против Карима Лероя показания, черным по белому назвав его главным распространителем «дури» в Питере! — заметил Трегубов, лукаво поглядывая на генерала из-под бровей и облака сигаретного дыма.

— Вы просто читаете мои мысли, Михаил Юрьевич, вот что значит профессионализм, — кивнул, едва обозначив улыбку, Корнач. — Надо дать Дрееву шанс реабилитироваться, по крайней мере в собственных глазах... Если у такого опытного оперативника, как он, земля под ногами горит, а на душе лежит камень и жмет сердце вина за гибель друга, капитан достанет этого вурдалака хоть из-под земли, заставив написать собственноручное чистосердечное, что именно он, Гоблин, будучи еще годовалым младенцем, лично стрелял в товарища Андропова на улице Чаплыгина... В общем, я уверен, что Дреев перевернет весь город, все притоны и шхеры, но Гоблина этого найдет и расколет уже через несколько дней! — заключил генерал, бросив взгляд на закрытую дверь кабинета.

Подполковник Трегубов без лишних слов встал из-за стола, пересек комнату, толкнул дверь и, выглянув в коридор, окликнул напряженно курящего в дальнем конце, у окна во двор, Валеру Дреева.

— Капитан! Зайди...

Затушив окурок прямо об окно и бросив его в стоящий на облупленном подоконнике, заполненный почти на треть «бычками» граненый стакан, хмурый опер уверенно вошел в кабинет. А ровно через две минуты покинул его, получив из уст генерала ФСБ четкий и исчерпывающий приказ-ультиматум разыскать убийцу Кости Логинова и сделать его главным свидетелем по делу Нигерийца.

Уходя из дома на Литейном, Валера на миг задержался на ступеньках и, подняв глаза к серому небу, по которому медленно проплывали рваные облака, поклялся сам себе навсегда уйти из органов в том случае, если ему не удастся достать подавшегося в бега ушастого драгдилера по кличке Гоблин, одним выстрелом перечеркнувшего жизнь его лучшего друга...

ОФИЦЕРЫ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ

Однако на этом сюрпризы уходящего дня для пребывающего в тягостных раздумьях хирурга не закончились. После скомканного свидания с девушкой Аленой и едва не случившегося лишь благодаря ее настойчивому старанию и мягким губкам мужского конфуза, сразу после скоротечного сексуального акта Блох сослался на плохое самочувствие и необходимость полноценного отдыха перед намеченной на завтрашнее утро операцией и ретировался из ее квартиры в Коломягах, решив в тишине родных стен детально обмозговать предложение лохматого незнакомца.

Устав от размышлений, он с тоской взглянул на часы, показывающие начало третьего ночи, заглотил две таблетки снотворного, рухнул в постель и со всем старанием попытался уснуть. Однако доносящиеся из-за стены спальни звуки музыки, лошадиный топот и пьяное ржание гостей гуляющего соседа по этажу Власа — одного из авторитетов «малышевской» группировки — никак не способствовали полноценному отдыху.

Чертыхаясь на чем свет стоит, Евгений попытался упасть в объятия Морфея, накрыв голову подушкой и, как в кокон, зарывшись в одеяло, но неожиданно раздавшийся звонок лежащего на прикроватной тумбочке радиотелефона окончательно вывел его из себя.

Рывком откинув одеяло и подушку, хирург схватил трубку, ткнул пальцем в кнопку соединения и бросил:

— Что надо?! — нисколько не сомневаясь, что звонит именно гуляющий за стеной сосед, однажды среди ночи уже заставивший его присоединиться к празднованию своего «дня рождения» и стать участником пьяной вакханалии в компании двух бандитов и трех напрочь лишенных комплексов, пахнущих дешевой парфюмерией обесцвеченных девиц с явно малоросским акцентом.

— Алло?! Кто это?! — не услышав ответа, нервно рявкнул Блох и, подождав еще секунду, со злостью бросил телефон на тумбочку, после чего, протяжно замычав, встал с кровати и отправился на кухню — выпить стакан фруктового кефира.

Но не успел он открыть холодильник, как в дверь позвонили. Затем еще и еще раз...

Испытывая неприятный холодок в груди и беззвучно матерясь, Блох прошлепал в коридор и осторожно прильнул к панорамному глазку.

На ярко освещенной лестничной площадке, куда выходили двери всего двух роскошных квартир, вместо знакомой расплывшейся в самодовольной ухмылке рожи Власа Евгений увидел высокого мужчину в джинсах и кожаной куртке. Видимо услышав шаги в квартире и догадавшись, что его разглядывают в глазок, мужчина вынул руку из кармана и продемонстрировал развернутое удостоверение в красной корочке.

— Мне нужен доктор Блох, Евгений Викентьевич, — ровным голосом сказал нежданный визитер. — Старший лейтенант ФСБ Ткачев. Это очень срочно.

Нажав кнопку электрического замка, Блох, после переезда в новую квартиру не опасающийся никаких криминальных сюрпризов — в холле подъезда круглосуточно дежурил вооруженный милиционер-охранник, — открыл дверь и, оглядев ночного гостя, недовольно буркнул:

— Разве вы не знаете, сколько сейчас времени? Неужели нельзя было подождать до утра?! В конце концов, я не реаниматолог, а пластический хирург!..

— Я знаю, что вы не реаниматолог, а пластический хирург. Одевайтесь, пожалуйста. Внизу ждет машина, — тоном, не допускающим возражений, произнес тот.

— Я — частный практик, и не намерен!.. — попробовал было возразить Блох, но, наткнувшись на мигом заледеневший взгляд визитера, замолк на полуслове. — Вы хоть знаете, сколько стоит один час моего рабочего времени?! — не найдя ничего более подходящего, уже обреченно уточнил Евгений.

— Знаю, — кивнул решительно настроенный старший лейтенант и мельком посмотрел на часы. — У вас в распоряжении ровно две минуты. Будьте благоразумны, доктор... — Сделав шаг вперед и корпусом деликатно потеснив Евгения в коридор, офицер государственной безопасности прикрыл за собой дверь. — Одевайтесь. Поедем к вам в клинику.

— Черт знает что! — испытывая неприятный мандраж во всем теле, обреченно выругался Блох и направился в спальню...

Когда выходили из лифта, сидящий за столом охранник сделал вид, что увлечен чтением журнала, и даже не соизволил поднять лицо.

...Зеленая «Волга» быстро летела по пустынным улицам ночного города. За рулем машины сидел так и не проронивший ни единого слова парень лет двадцати восьми с незапоминающейся внешностью. Второй, представившийся как старший лейтенант Ткачев, расположился на заднем сиденье, рядом с суетливо курящим одну сигарету за другой и поглядывающим в окно Евгением.

— Можно хоть узнать, в чем причина столь аврального посещения моей клиники? — уже несколько взяв себя в руки, нарушил напряженное молчание хирург. — Я имею право знать, что вы от меня хотите.

— Имеете, бога ради, — кивнул Ткачев. — У нас появилась информация, что один особо опасный преступник сделал пластическую операцию именно в вашем учреждении, после чего справил себе фальшивые документы и с новым лицом успешно скрылся за границей.

— К вашему сведению, я провожу до десяти—двенадцати операций в месяц, минимум пять из них касаются коррекции лица, — пожал плечами Блох. — Но ни в одном из этих случаев не шла речь о полном изменении внешности, таком, чтобы после выписки из стационара пациента не узнавали даже близкие родственники. В чем здесь криминал, простите?!

— Да не волнуйтесь вы так, Евгений Викентьевич, — бархатным тоном успокаивал старлей. — Вас лично никто ни в чем не обвиняет. Контакты с интересующим нас человеком мог иметь и ваш предшественник, покойный профессор... Все, что мы хотим, это просмотреть фотоснимки ваших пациентов за последние три года, до и после операции. Нам известно, как выглядел раньше разыскиваемый нами человек, и мы желаем знать, как он выглядит сегодня. Понимаете? И не надо ничего говорить о врачебной этике и прочей чепухе. Выбора у вас нет... Тем более вполне может статься, что ваша клиника здесь совсем ни при чем. Так что расслабьтесь и просто подумайте о том, что вы, как законопослушный гражданин, оказываете неоценимую помощь Федеральной службе безопасности.

— Для того чтобы просмотреть весь архив, понадобится часов пять, — предупредил каким-то замутненным голосом Блох.

— А мы никуда не торопимся! — небрежно ответил Ткачев. — Кстати, еще один крайне важный для нас момент... — Он внимательно посмотрел на явно нервничающего хирурга. — От правдивости ваших слов будет впрямую зависеть продление или непродление лицензии на практику...

— Перестаньте меня пугать. Мне нет смысла конфликтовать с властями!

— Я вижу, мы нашли общий язык. Итак — вспомните, не обращался ли к вам человек с предложением стереть или изменить отпечатки пальцев?

— Нет, что касается, как вы выразились, стирания. А по поводу коррекции — это вообще какая-то научная фантастика, лейтенант! — после короткой паузы фыркнул Блох. — Пластическая хирургия, к счастью для ваших органов, еще не достигла таких заоблачных высот и в ближайшие годы вряд ли достигнет!..

— Вы в этом уверены? — нахмурив брови, глухо спросил Ткачев. — Никаких прецедентов?

— Абсолютно. Бред чистой воды, — стараясь не выдать охватившего его волнения, как можно авторитетнее заверил врач. — Хотя нетрудно себе представить, что начнется, открой мои коллеги способ изменения данного природой и заложенного в генах кожного рисунка! Дактилоскопия просто исчезнет как наука!

И хирург коротко, отрывисто рассмеялся, чувствуя, как гулко стучащее в груди сердце больно сжимает невидимая стальная рука.

Он мог в ответ на явную и вполне реальную угрозу офицера «конторы» от греха подальше сдать наклеившего на себя фальшивую бороду незнакомца в «субару», с которым встретился всего несколькими часами раньше. Причем оставив себе полученный сегодня аванс. Но прочно зависший перед глазами Евгения чемоданчик с аккуратно уложенными в нем пачками денег, в сумме ровно миллион долларов, перетянул чашу весов на свою сторону.

Нет, синицей в руках сыт не будешь! Нам журавлика на противне подавай! С пылу с жару!..

ОСВЕДОМИТЕЛЬ УБНОНа

Основа любого сыска — оперативная информация, получаемая сотрудником милиции от завербованных в разное время и при разных обстоятельствах тайных агентов. Это — аксиома. Именно вовремя слитая кем-то из штатных стукачей информация в большинстве случаев выводит сыщиков на след преступника.

Покинув дом на Литейном, Валера Дреев сразу же направился на квартиру к своему главному осведомителю, значившемуся в личном деле как платный агент по прозвищу Козырь.

Волею судьбы стукач жил почти по соседству с известной на всю страну питерской тюрьмой «Кресты».

Доехав на трамвае до Финляндского вокзала, Валера купил в ближайшем ларьке бутылку недешевой водки и, выйдя на набережную, прошел пару кварталов.

Свернул в подворотню, поднялся на третий этаж.

Вдавил кнопку звонка, не отпуская ее добрых полминуты.

Козырь должен был находиться дома. В это время дня стукач обычно отсыпался после вчерашней попойки, а пьет он ежедневно, с тех пор как перестал колоться и окончательно слез с иглы.

Протрезвев, приводил себя в более-менее божеский вид и ближе к вечеру отправлялся на «точку», в Катин садик на Невском, где в паре с еще одним барыгой торчал до поздней ночи, сбывая наркоту клиентам.

Будучи пойман при очередной облаве с поличным, не желая больше нюхать парашу, как это часто бывает, рискнул по-крупному и согласился стать милицейским стукачом.

А риск действительно был огромный. Прознай братва про его контакты с Дреевым, и кантоваться Козырю на дне великой реки, как поплавок, с застывшими в тазике с цементом ботинками...

Проторчав у двери несколько минут, Валера уже было решил, что тянет пустышку, и собрался уходить, но тут в коридоре послышалось шлепанье босых ног по полу, замок щелкнул, и сквозь образовавшуюся между косяком и дверью щель показалась опухшая до синевы физиономия Козыря. Из одежды на худом, покачивающемся, словно фонарный столб под ветром, барыге были только огромные, до колен, трусы в горошек.

— Эк тебя, паря, перекосило!.. — покачал головой капитан, без тени сочувствия вглядываясь в слезящиеся и покрасневшие глаза Козыря. — Один?

— Заходи... — сипло буркнул осведомитель и, более ни слова не говоря, развернулся и пошлепал по паркету обратно.

Дреев проскользнул в прихожую, тщательно закрыл за собой на замок обе двери и прошел в большую комнату.

Зрелище было уже привычным — смятая постель, валяющиеся на полу пустые бутылки, тарелки с остатками вчерашней еды, полная окурков пепельница и жуткая затхлость наполненного всеми ароматами пьянства воздуха.

С тех пор как от наркобарыги ушла его последняя подружка, дома у него царил полный холостяцкий бардак. Все это не очень сочеталось с вполне приличной обстановкой квартиры — добротной мебелью, лепными украшениями на потолке и стоящим в дальнем углу, у окна, большим телевизором «Панасоник».

— Хоть бы окно открыл, что ли, мухи дохнут... — поморщившись, буркнул капитан и, не дожидаясь исполнения своих пожеланий, открыл одну из половинок узкого и высокого большого окна.

— Выпить... — свалившись задом на скрипнувшую кровать и обхватив лохматую голову руками, простонал Козырь, — есть?!

Валера, не отвечая, окинул взором грязную посуду, оставшуюся после вчерашнего гудежа, мимолетом отметив характерные следы яркой губной помады на одном из фужеров, подошел к секции, вынул из встроенного мини-бара две чистые рюмки, поставил их на журнальный столик с остатками пиршества и, достав из-под куртки бутылку «Синопской», скрутил пробку и разлил водку по рюмкам.

Одна из них, мгновенно схваченная дрожащей рукой спивающегося тридцатилетнего мужика, тут же была сметена порывом похмельного урагана.

— О-о-х! — По опухшему лицу Козыря пробежала судорога и легкая тень понятного облегчения. Тусклые глаза, секунду назад безразличные ко всему на свете, зажглись нездоровым блеском. — Еще одну, Петрович, скорее...

Нетерпеливо подхватив вновь наполненную Дреевым стопку, Козырь залпом влил ее в распахнутый рот, медленно стукнул о стеклянную поверхность стола и, откинувшись на спинку кое-как застеленного кожаного дивана, облегченно ухнул.

— Что-то я вчера... того... перебрал...

Валера по-хозяйски присел на кресло напротив. Взял лежащую на столе пачку «Парламента», выщелкнул сигарету, закурил и, пыхнув дымом в потолок, пристально посмотрел на наполовину возвращенного к жизни осведомителя.

— Как бизнес?

— Вроде ништяк, — пожал плечами, косясь на початую бутылку с заветным лекарством, Козырь. — У меня в основном все ширяльцы постоянные, ты знаешь... Вчера слух прошел, что ваши мочканули оптовика... на Васильевском... Ската... А еще — что грохнули одного из ваших... Верно?

— Раз сам в курсе, зачем спрашиваешь? — Дреев нервно стряхнул пепел. — Это все?

— А... разве мало? — пожал плечами Козырь, хватая поллитру и с благоговейным трепетом на лице вновь булькая в рюмку выше краев.

К своей емкости задумчивый и хмурый капитан даже не притронулся, и это не предвещало ничего хорошего... Козырь непроизвольно напрягся: «Сейчас начнет колоть, сука легавая». И как выяснилось вскоре, не ошибся.

— Ты знаешь, кто убил нашего? — наконец в лоб спросил Дреев, буквально поедая своего подшефного «крота» тяжелым взглядом. Рука с рюмкой повисла в воздухе. — Подумай хорошенько, Илюша... Серьезно подумай... Время у нас есть...

Сглотнув, Козырь выпил и поморщился, без охоты зажевал оставшимся на тарелке со вчерашнего вечера заскорузлым кусочком плавленого сыра: «Не пошло, блин. Как тут пойдет, когда на тебя в упор так пялятся!»

— Петрович, я же не Нострадамус, — как-то весь подобрался, опустив очи долу и потянувшись к сигаретам, всклокоченный наркобарыга. — Кто же такие вещи рассказывать будет, в натуре?! Сам знаешь, что за убийство мента полагается...

Дав Козырю прикурить от протянутой зажигалки, Валера убрал ее в карман и уже более мягко спросил:

— Тогда второй вопрос. Где можно найти Гоблина? Или — кто может точно знать, где я могу его найти?

На некоторое время в комнате воцарилась гробовая тишина.

Оттаяв, Козырь рывком затянулся, выплюнул в сторону дым и со страхом и любопытством посмотрел на сидящего напротив капитана.

— Неужели... это он?! — прошептал так тихо, словно их могли услышать. — Ох, ни ху!..

— Одно лишнее слово, и отправишься вслед за Скатом, — очень убедительным тоном предупредил Дреев. — Но если поможешь, мы наверняка не поссоримся. Не забывай, корешок, по чьей доброте душевной ты до сих пор на свободе мочалок пашешь, — опер небрежно кивнул на испачканную помадой посуду, — водку лакаешь и колбасу лопаешь, вместо того чтобы, как в прошлую ходку, носки пахану стирать и ночевать под петушачьей шконкой у параши. «Дубль два» захотел?.. Знаешь, — добавил уже на полтона ниже и гораздо мягче, — я к тебе всегда нормально относился, из блудняка не раз вытаскивал, рискуя жопой, но, когда от вашего брата наркобарыги гибнут наши сотрудники, я, как и все конченые менты, просто зверею. Так что не буди во мне хищника, голубь, от всего сердца советую...

— Ну-у... есть тут один вариант... — лихорадочно зыркая по сторонам, осторожно предположил Козырь, сглотнув подступившую к горлу слюну. — Клуб «Старый диктатор» знаешь? Это на...

— Допустим, — перебил Валера, ощутив, как по спине пробежала горячая волна. «Неужели сразу и в жилу?! Колись, колись же, черт неумытый!»

— Там работает вышибалой бывший профессиональный кикбоксер по кличке Чак. Однажды в бою на Кубок Европы ему повредили сустав на ноге, пришлось с большим спортом завязать. Облом приметный — ростом два ноль шесть и всегда ходит в белой рубашке с вышитым воротником.

— Он каждую ночь там торчит или есть сменщик?

— Сменщик есть, но Чак в дискотеке почти всегда... — хватая подпрыгивающими пальцами стакан с остатками темной колы, кивнул Козырь. — Он торгует «коксом» и «экстази». А товар как раз берет у Гоблина... Они вообще корефаны по жизни, Гоблин часто с ним ошивается. Однажды я случайно видел их в Зеленогорске, с двумя мочалками, в тачке у Чака. У него «бэмка» нехилая, красный кабриолет. Да и вообще он бабник первостатейный.

— Почему раньше я ничего не знал про этого облома? — строго спросил Дреев, вдавливая окурок в пепельницу. — Опять тихаришься, Илюша... Или забыл, как «бычки» в глазах шипят?

— Так, это... вы не спрашивали ничего, — потупился Козырь. — У меня по всему Питеру сотни всяких знакомых, сразу и не вспомнишь.

— Ладно, не ссы, — примирительно ухмыльнулся капитан. — Ты фамилию этого вышибалы знаешь?

— Нет... — мотнул головой информатор. — Только кличку. Но рожа у него протокольная, такого один раз увидишь, потом всю жизнь помнить будешь. На артиста американского Дольфа Лундгрена чем-то похож, только волосы черные и бицепсы покруче. Приложит в табло легонько, мало не покажется... В «Диктаторе» его каждая собака знает, так что пацаны сильно не бузят. Чревато. Если очень хочется — выходят биться на улицу...

Капитан наконец рванул свою рюмку водки.

— Хочешь бесплатный совет?

— Ну... — без энтузиазма покосился на Валеру тайный осведомитель.

— Бросай бухать, понял? Здоровье не купишь. Все, мне пора.

Капитан встал с кресла и протянул поднявшемуся вслед за ним похмельному Козырю руку.

Тот вяло стиснул ее влажными прохладными пальцами и поплелся следом за опером в коридор.

«Пристукнуть бы его как-нибудь, чтобы раз и — всё... — с грустью подумал наркобарыга, глядя на широкую спину прочно держащего его на крючке мента. — Звездануть молотком по затылку, а потом разрубить на куски и вывезти за город, на болота!»

— Да, кстати... — уже положив руку на дверной замок, неожиданно обернулся Дреев. — Когда ты, наконец, поставишь себе телефон? Случись вдруг хренотень — никакой оперативной связи с агентом. В общем, так... — Он больно ткнул крепким, как камень, указательным пальцем в хилую и бледную грудь сбытчика «дури». — Чтобы сегодня же сходил в «Дельту» и оформил себе мобильник. Насчет отсутствия денег не звезди, знаю я твои доходы. Второй раз повторять уже не стану, увижу, что трубы нет, — сразу прилетит в табло. Усек?

— Ладно, — обреченно буркнул, отведя взгляд в сторону, Козырь. — Сделаю...

«В следующий раз точно убью! — подумал он со злостью, закрывая за шагнувшим на лестницу опером тяжелую входную дверь квартиры. — Достал, сука легавая, кончилось мое терпение».

МЕДСЕСТРА АНЕЧКА

Свернув с проспекта, оставив позади райотдел милиции и взвизгнув тормозами, «Волга» вскоре остановилась у парадного входа в расположенный в бывшем административном здании на Гражданке коммерческий медицинский центр «Славия», верхний этаж которого занимала клиника пластической хирургии.

Тот, что представился Ткачевым, достал из-под куртки пистолет, загнал патрон в ствол и убрал оружие в боковой карман. Взялся за дверную ручку автомобиля, а потом, словно позабыв задать вопрос раньше, посмотрел на Евгения и спросил:

— Кто сейчас в клинике?

Это прозвучало так, словно офицерам спецслужбы предстояло не торчать у компьютерного монитора, а, как минимум, освобождать захваченных бешеными чеченами заложников.

— Одна дежурная сестра и два пациента в стационаре, обе женщины, — бесцветно отозвался Блох. — Вы кого-то боитесь?! Напрасно.

— Выходи, лепила. И не нервируй меня. Предупреждаю в первый и последний раз, потом сразу в рожу, — полуобернувшись назад, наконец подал голос сидящий за рулем широкоплечий парень. Похоже, в этой «парочке» он был старшим. — Топай!

Вышли из машины, поднялись по ступенькам к двери, над которой висела потайная видеокамера.

Только сейчас Евгений обратил внимание, что в руке грозного водилы покачивается плоский, судя по виду — увесистый чемоданчик.

Нажав комбинацию на пульте, Блох распахнул дверь и первым прошел внутрь. Не оглядываясь на спутников, поднялся по лестнице на четвертый этаж, где над бронированной дверью в клинику находилась вторая видеокамера. Снова пробежался пальцами по пульту, дождался тихого щелчка и вошел в офис.

Миловидная темноволосая девушка в идеально отглаженном голубом медицинском костюме, сидящая за столом у стены, при виде вошедшего врача быстро опустила кисточку во флакончик, торопливо встала и чуть удивленно перевела взгляд на сопровождающих шефа незнакомых мужчин с каменными лицами.

— Привет! Как себя чувствуют наши уважаемые дамы, Анечка?! — улыбнувшись резиновой улыбкой, мимоходом поинтересовался Евгений, направляясь вперед по коридору, к своему кабинету. — Жалоб нет?!

— Нет, Евгений Викентьевич, все хорошо! Они сейчас спят, — с энтузиазмом ответила девушка. — Может, я приготовлю кофе?..

— Обойдемся, — бросил эскулап, доставая из портмоне пластиковую карточку.

Миновав секретаря, он чиркнул электронным ключом по сканирующему устройству и вошел в кабинет.

Включил компьютер, набрал пароль доступа к одной из трех групп файлов, не самой конфиденциальной, и, поймав колючий взгляд старшего из фээсбэшников, небрежным жестом указал на монитор, на котором появилась голубая сетка «нортона» с именами файлов.

— Приступайте, прошу! А я, если не возражаете, пока вздремну. Спать, знаете ли, очень хочется! — Под пристальными взглядами службистов Блох пересек помещение и демонстративно развалился на длинном кожаном диване у стены, рядом с мерцающим подсветкой большим аквариумом. — Не возражаете?!

— Я тебя предупредил, лепила, не зли, — недобро процедил водила, для Евгения так и оставшийся безымянным. — Будешь понты гнать — пожалеешь. Клоун...

Вопреки ожиданиям хирурга, посланцы могучей спецслужбы не стали листать файлы, а извлекли из чемоданчика плоскую черную коробочку с двумя рядами кнопок и крохотным экраном, при помощи провода соединили ее с компьютером и быстро перегнали содержимое жесткого диска на свой шпионский аппарат, вне всякого сомнения обладающий огромным запасом памяти. Теперь у них была запись всего, что находилось в главном компьютере клиники.

Затем безымянный фээсбэшник отсоединил провод, убрал мини-компьютер назад в чемоданчик, закрыл цифровые замки, взяв из пенала на столе авторучку, что-то бегло чирканул на листке отрывного календаря, сорвал его и спрятал в карман. Переглянулся с коллегой, чуть заметно кивнул, подхватил чемоданчик и, не сказав ни слова, неспешно вышел из кабинета.

Оставшийся возле стола Ткачев, поманив хирурга пальцем, сказал:

— Мы решили не тратить понапрасну ваше драгоценное время, уважаемый Евгений Викентьевич, и просто скопировали винчестер! Можете быть свободны. Пока... Мы оценим любезно предоставленную вами информацию сами. Если потребуется — подберем ключи к другим группам файлов и если... после просмотра фотографий клиентов у нас появятся вопросы, я дам вам знать и мы встретимся еще раз. Приятно было познакомиться, до встречи! Извините за столь поздний визит, но служба есть служба!

Панибратски похлопав врача по плечу, Ткачев улыбнулся и, развернувшись, вышел из кабинета.

Секунд десять спустя послышался тихий стук закрываемой в холле клиники бронированной двери.

Вскоре в кабинет с чашечкой дымящегося кофе вошла запыхавшаяся и перепуганная Анечка.

— Кто были эти люди, Женя? Что они от тебя хотели?! — дрогнувшим голоском спросила девушка, поставив ароматный кофе на стол и подойдя к задумчиво покусывающему губы Блоху. — Они из милиции, да?!

— Не думай об этом... — отмахнулся врач.

Он некоторое время оценивающе разглядывал стоящую перед ним девушку, а потом в его глазах промелькнул холодный огонек.

Протянув руки, хирург взял Анечку за талию, рывком привлек к себе, отчего она охнула, затем подцепил пальцами резинку на невесомых брючках, сдернул их вместе с трусиками вниз, до колен, после, не дав девушке опомниться, развернул ее на сто восемьдесят градусов, бросил на кожаный диван лицом вниз и, тяжело сопя, навалился сверху, одной рукой торопливо расстегивая штаны, а второй — тиская пышную, упругую грудь.

— Ну, Женя... ну, подожди, — тихо охала, слабо сопротивляясь страсти шефа, дежурная медсестра. — Что это с тобой случилось?! Ты — словно дикий зверь!.. Не рви!

Наконец справившись с одеждой и почуяв налившейся силой вздыбленной плотью мягкую, гладко выбритую влажную щелку между ног Анечки, Блох рывком вошел в нее и принялся яростно двигать бедрами, стараясь вонзить свой эректор до самого упора.

— Женя, прекрати, мне больно! — отчаянно взвизгнув, попыталась вырваться девушка, но стальные пальцы хирурга больно вцепились в ее груди, а придавивший к дивану торс не давал даже пошевелиться. — Отпусти меня!.. Скотина, переста-а-ань!..

В последний раз изо всех сил ударив пахом в ягодицы медсестры, Блох протяжно выдохнул, на секунду-другую затих, а потом, пошатываясь, словно на шарнирах, встал на ноги, натянул трусы с брюками, застегнул ремень, подошел к встроенному в стену мини-бару и, пока всхлипывающая, размазывающая слезы по испачканному косметикой лицу изнасилованная Аня, поливая его ругательствами, одевалась, налил себе полный стакан шотландского виски и залпом выпил, легко, словно воду.

Потом пересек кабинет, грузно сел за стол, рядом с работающим компьютером, и, уронив лицо в ладони, стал покачиваться вперед-назад, бормоча под нос что-то злое и бессвязное...

— Ты... можешь мне хотя бы сказать, что случилось? — чуть погодя послышался совсем рядом уже практически спокойный голос медсестры, и мягкая, теплая ладонь легла на плечо Евгения. — Отчего ты взбесился, Женя?.. Прошу тебя, не молчи!

— Это были люди из ФСБ, — не отрывая лица от ладоней, тихо прошептал хирург. — И они скопировали память компьютера. А там — личные файлы всех клиентов.

— И даже...

— Я же сказал — всех! Это настоящая бомба, Анька, понимаешь ты или нет?

Часть третья СЫН ВОРОНА

РАЗВЕДЧИК

Разведгруппа внутренних войск, в составе которой был старший сержант милиции Иван Северов, вернулась в расположение части с задания лишь поздней ночью, на следующий день.

Выставленный по периметру огороженной колючкой территории усиленный ночной караул вначале даже принял неслышно подкрадывающихся спецназовцев за боевиков-диверсантов, под покровом темноты регулярно минирующих чавкающие от непролазной жижи подъездные дороги вблизи расположения федеральных сил.

Однако, приняв буквально за секунду перед объявлением общей тревоги и открытием массированного заградительного огня условный сигнал фонариком от старшего группы, начальник караула, облегченно перекрестившись, дал приказ опустить оружие и немедленно доложил по рации в штаб о прибытии заочно уже практически похороненного командованием отряда старшего лейтенанта Березина.

Да, они вернулись — пятеро разведчиков, смертельно уставших, едва стоящих на ногах, перепачканных чужой запекшейся кровью (без единого выстрела вырезали дозор, охраняющий горную базу боевиков) и липкой грязью (ползком пробирались по дну заваленного прелыми листьями и буквально нашпигованного растяжками сырого оврага).

Отряд расстрелял в многочасовом отступательном бою с брошенными вдогонку спецназовцами «национальной гвардии» Ичкерии практически весь походный арсенал.

Они вчетвером поочередно несли на плечах двух товарищей, один из которых был убит, а второму разорвавшейся противопехотной миной оторвало обе ступни.

На долю же Ивана выпала доставка в часть целым и невредимым захваченного на горной базе языка, судя по речи и документам — наемника из Иордании.

Выкрутасы араба вызывали у Северова жуткое желание открутить ему башку, тем более что их преследовали по пятам бородачи из числа «непримиримых» под командованием Исы Исмаилова и приходилось периодически открывать ответный огонь.

Даже сейчас, оказавшись у своих, в относительной безопасности, и передав мычащего, по-прежнему упирающегося ваххабита в руки особистов, Иван никак не мог поверить, что удержался от расправы. Особенно во время последнего из огневых столкновений с преследователями, когда иорданцу удалось выплюнуть засунутый в рот кляп и, в надежде быть услышанным боевиками, что-то громко крикнуть по-арабски, а затем, глумливо скривив загорелую рожу, прохрипеть «Аллах акбар» и харкнуть Ивану в лицо.

Несмотря на суточное отсутствие пищи и сильнейшее переутомление, есть Ивану не хотелось. Единственным желанием, подчиняющим себе гудящее тело и сузившееся до размеров автоматного курка воспаленное сознание, был сон.

Выпив полную кружку отдающей ржавчиной и болотом мутноватой воды из стоящего в палатке металлического бачка, Иван, как и остальные члены группы, за исключением отправившегося на доклад к комбату старшего лейтенанта, тяжело повалился на застеленный тонким драным одеялом матрац, накрыл стриженную почти под ноль голову подушкой, обеими руками крепко обнял автомат и тут же забылся глубоким, беспокойным, рваным сном вот уже больше полугода находящегося на второй кавказской войне солдата...

Он спал так крепко, что вернувшемуся в палатку пятью минутами позже старлею Березину стоило немалых усилий заставить Ивана снова открыть глаза и окинуть командира, задумчиво нахмурившего брови, ничего не выражающим взглядом покрасневших от недосыпания блеклых голубых глаз.

— Сержанту Северову приказано срочно прибыть к комбату, — сухо произнес старлей и, вздохнув, добавил уже простым человеческим языком: — Вставай, Вань, Трофимыч к себе зовет... Черт его знает зачем. Так и не сказал... Потом отоспишься, до самого утра...

— У-у! — поморщившись, промычал Северов. — На черта я подполковнику понадобился?! Из-за того, что козла этого горного чересчур конкретно отхерачил? Так его вообще нужно было... О-о, блин...

Покачиваясь, словно пьяный, сержант встал с койки, поправил повязанный на голове зеленый спецназовский платок, обмыл лицо возле прибитого к центральной палаточной стойке умывальника, утерся рукавом и, подхватив «АКСУ», вышел на продуваемый порывистым ветром промозглый осенний холод.

ВОРОН И АЛИ

Экспертиза таблетки, отданной в «Невбиофарм», оказалась делом не столь быстрым, как хотелось бы Ворону. Вот уже дважды, с интервалом в полтора часа, Сергей звонил в лабораторию и каждый раз слышал от завлаба Рутковского торопливое пожелание «связаться через часик-другой, когда будут готовы окончательные результаты»...

К этому времени Северов уже успел встретиться с Али — единственным в Питере человеком, с которым он мог быть просто самим собой, — и во всех деталях просмотреть подброшенный Ирине шантажистами порнофильм, как выяснилось, сделанный на высоком профессиональном и «художественном» уровне.

Сюжет, как у любой отечественной суперклубнички, был не слишком затейливым — сексуальные приключения русских девушек, проданных в рабство в одну из стремительно впадающих в дикое мусульманское средневековье кавказских республик.

Если верить титрам фильма, данное кино было снято некоей студией «Амадеус — Видео», навряд ли имеющей официальный статус. В отличие от развратной Прибалтики в России до сих пор производство порно официально находилось под запретом...

В одном из эпизодов фильма Ворон действительно увидел Сосновскую, которая была в прямом телесном контакте с одним из захвативших ее киднеперов. Однако создатели фильма путем монтажа сменили декоративный фон — теперь события происходили не в русской избе, а в кавказской сакле.

— Любопытно, даже очень! — покачав головой, сказал Али, пододвигая к Ворону, сидящему рядом с ним на диване в подсобном помещении похоронного агентства «Ангел», дымящуюся пиалу с зеленым чаем. — С точки зрения силы шантажа — ход очень эффективный... — Он положил на край пепельницы сигарету и вопросительно взглянул на молча созерцающего экран видеоплеера Северова.

— Ты прав, полковник. — Ворон нажал на пульте кнопку остановки диска. Взял в руки пиалу, отхлебнул глоток ароматного, вяжущего язык напитка. Одобрительно кивнул. — Обычная видеозапись не столь впечатляет. Совсем другое дело — самый настоящий фильм! Стоит пустить его в свободную продажу, вставив настоящие имена актрис в сопроводительные титры, и сексуальные похождения дочери известного всей стране олигарха станут темой номер один и газет, и телевидения... Пойди потом отмойся от дерьма...

— С другой стороны, не слишком ли сложная комбинация? — немного помолчав, счел нужным уточнить бывший особист Афганской народной армии. — Зачем шантажировать девчонку, подбрасывать таблетки и заставлять травить собственного отца? Огромный риск... В девяти случаях из десяти нормальная дочь не станет этого делать ни под какими угрозами.

— Тоже верно, — нахмурился Северов, снова прикладываясь к расписной пиале. — Гораздо проще нанять киллера, чтобы он одним точным выстрелом раз и навсегда ликвидировал Сосновского, если тот действительно кому-то мешает. Значит, такой расклад их не устраивает и Михаил Борисович нужен этим архаровцам обязательно живым... Почему?

— Хрен его знает. Таблетки — это уже явный перебор, фильма хватает выше крыши, чтобы заставить олигарха под угрозой его растиражирования отказаться от поездки на Кипр. Конечно, в том случае, если именно этот контракт является причиной шантажа, а не что-то другое, — в свою очередь недоуменно пожал плечами Али. — Вряд ли Сосновский захочет, чтобы его единственное чадо опозорили на всю страну.

— Короче, куда ни плюнь — одни загадки, — подытожил разговор Северов.

Комбат Бульдог

Комбат, невысокий дородный мужик с лицом бульдога и по прозвищу Бульдог, сидел за столом и вместе со склонившимся рядом незнакомым войсковым офицером, майором, водя карандашом по раскинутой на столе карте, изучал тонкости топографии юго-восточной части горной Чечни.

Тут же стояла ополовиненная бутылка водки, два стакана, вскрытая банка тушенки и горбушка хлеба.

При появлении Ивана, вошедшего в нагретую печкой-буржуйкой палатку в сопровождении бойца охраны, подполковник Волгин поднял одутловатое лицо, пару секунд разглядывал разведчика-контрактника, а потом сделал понятный без слов жест рукой, после которого охранник козырнул и исчез из палатки.

— Подойди, — буркнул комбат, и Северов приблизился к столу, непроизвольно кинув взгляд на початую тушенку и хлеб.

При виде еды под ребрами сержанта неприятно засосало, да так, что к горлу подкатила тошнота. В последний раз они перекусили захваченным с собой на задание облегченным пайком — ржаными галетами и салом — еще вчера днем, в скалистой расщелине. За час до внезапного, в светлое время суток, нападения на охраняющих базу бородачей и захвата пленного.

— Как сходили? — неторопливо закурив папиросу, коротко спросил подполковник.

— Задание выполнено, — ответил Иван, чувствуя, как в груди сжимается мерзкий комок, а рот наполняется слюной. — Пленный доставлен...

— Выворачивай карманы, — приказал комбат, махнув рукой. — Содержимое — на стол!

Северов положил автомат на стоящий рядом складной стул и послушно извлек из камуфляжного обмундирования то немногое, что было у него при себе, — зажигалку, спецназовский нож-кусачки и портсигар. Перед уходом на задание все личные вещи разведгруппа сдавала на хранение в материальную часть...

Подполковник сразу же сгреб широченной мозолистой лапой портсигар, открыл его, но, видимо, не найдя того, что ожидал, бросил на стол.

Потом он вперил в лицо Ивана тяжелый взгляд:

— Ты какого хера пидора поганого изуродовал? Полпальца ему на левой клешне оттяпал?

— Помял я его слегка при попытке к бегству, — пожал плечами сержант. — Но ничего у араба не отрезал.

— Помял?! Опять за старое?! Мало вам шакалов-телевизионщиков, снимающих изуродованные тела похороненных боевиков, а потом визжащих на всю Европу о зверствах российской армии на Кавказе?! Мало визитеров из ПАСЕ и прочих дармоедов тамошних, вместе с нашими столичными жополизами?! У меня эти комиссии гребаные в-о-о-т где сидят!

Волгин размашисто провел ребром ладони по бычьей, в складках, шее.

В столь резком поведении, как правило, сдержанного и немногословного комбата Трофимыча, которого уважали все без исключения солдаты, что-то было явно не так. Словно он, сам того не желая, играл навязанную ему кем-то вышестоящим роль беспощадного борца с жестокостью на войне.

— В общем, так... — обычным ровным тоном произнес Волгин. — Собираешь личные вещи в мешок и с рассветом вместе с майором Косаревым из штаба округа, — подполковник кивнул на сидящего рядом офицера, — отправляешься в Ханкалу. Там, в ставке, тебе объяснят политику партии более доходчиво... Получишь расчет, пинок под зад и — на гражданку! Мне среди подчиненных нужны бойцы, а не средневековые варвары! А сейчас ужинать и спать. Кру-у-гом!.. Ша-агом марш!.. И чтоб глаза мои тебя больше не видели...

Последнюю фразу батяня-комбат произнес с явным, неприкрытым усилием, что неудивительно. Во всей этой истории определенно прослеживался скрытый, пока совершенно неясный подтекст.

Но Иван понимал, что в присутствии незнакомого худощавого майора ждать каких-либо вразумительных объяснений от действующего по явному принуждению Бульдога бессмысленно.

Значит, придется ждать до Ханкалы. Там, даст бог, все окончательно и прояснится...

Скрипнув зубами, Иван козырнул, вскинув руку к повязанному на голове платку, забросил на плечо автомат, с явным негодованием развернулся на каблуках и, отогнув брезентовую штору, вышел на воздух.

Стрельнув у скучающего, мокнущего караульного сигарету, Иван не без труда прикурил от отсыревшей спички, вместо благодарности хлопнул пацана-срочника по плечу и не спеша направился за отложенной для членов разведгруппы пайкой.

Поужинав чуть теплой кашей с глотком вяжущего рот чая непонятного происхождения, вернулся к себе в палатку и, несмотря на усталость, еще целых полчаса лежал на шконке, неподвижно глядя в освещенный одинокой лампочкой потолок.

С рассветом бывший сотрудник питерской милиции, а ныне сержант внутренних войск Иван Северов, до истечения срока контракта которого оставалось три с лишним месяца, не считая последующего, почти неизбежного продления командировки еще на полгода, уже ехал по разбитой, чавкающей от непролазной грязи дороге на сопровождаемом бэтээром армейском «уазике» в сторону главной базы федеральных войск.

Он молча глядел в заляпанное окно на унылые пейзажи истерзанной двумя войнами, сожженной и разграбленной мятежной Чечни, пытался в деталях вспомнить всю свою предыдущую службу, дабы из сотен самых разных событий выделить то единственное, которое стало причиной его столь скоротечного и явно надуманного увольнения из спецназа.

Искал — и не мог найти. Ибо все, что ему, как разведчику, пришлось делать на этой высосанной когда-то из пальца войне, теперь уже превратившейся в настоящую межнациональную бойню, вполне укладывалось в рамки допустимого и в чем-то даже морально оправданного ответа на жестокость чеченцев к русским солдатам.

И от осознания этого явного несоответствия, несправедливости, вызванной чем угодно, но только не «варварством» к обезумевшему врагу, на душе Ивана становилось совсем скверно и пусто...

Ему, старающемуся не смотреть в сторону сидящего впереди майора, даже вспомнилась фраза, сказанная давным-давно кем-то из великих: «Нет ничего утомительнее, чем ожидание поезда, особенно когда ты лежишь на рельсах».

Сейчас он как раз был тем самым, кто лежал...

Киллер и афганец

Взглянув на настенные часы, показывающие половину первого ночи, Сергей снова достал телефон и набрал номер институтской лаборатории.

После длинной серии гудков трубку снял сам Рутковский — скорее всего, единственный из сотрудников института, кроме охраны, кто находился на рабочем месте в столь позднее время.

— Ну, есть результаты, старик? — сдержанно осведомился Ворон. — Заставляешь ждать, однако! Глядишь, и надбавка за срочность уже не потребуется!

— Слава богу, докопался! — с облегчением и гордостью за самого себя, умницу и почти гения, выдохнул биохимик. — Интересную ты мне подкинул таблеточку, нечего сказать! Впервые с такой сталкиваюсь, раньше только в справочниках с грифом «секретно» лицезреть формулу доводилось!

— А если ближе к телу...

— Данный препарат — никакой не транквилизатор, а относится к особой группе бета-кортизонов! Точное название определить не берусь, но вот воздействие на человеческий организм примерно описать могу... Если десять дней подряд растворять препаратик в пище, наступает состояние, близкое к тихому помешательству. Возникают неосознанные страхи, человек вздрагивает при любом постороннем шуме, боится даже собственной тени и в конечном итоге превращается в запуганное насмерть животное, неспособное адекватно воспринимать окружающий мир! В общем, внешне — полное впечатление плавно поехавшей крыши. Устраивает такое заключение?!

— Более чем, — пробормотал Северов, вытаскивая из пачки сигарету и разминая ее пальцами. — А если прием таблеток прекращается?

— Медленно, но ситуация возвращается в нормальное русло. Все зависит от психики конкретного человека. У одного пройдет без следа, а у другого могут всю оставшуюся жизнь периодически возникать приступы беспричинного страха, сопровождаемые обильным потоотделением, глюки всякие. Психотропные препараты — категория тонкая, до конца не изученная! И еще один моментик... Большинство препаратов данной, так называемой внесписочной, группы разрабатывались нашими гениями исключительно для спецслужб, а поэтому мгновенно растворимы, абсолютно безвкусны и после приема не оставляют в организме никаких следов. Их нельзя обнаружить даже при вскрытии трупа. Теперь, кажется, всё.

— Ну, в целом понял... Спасибо за помощь, алхимик, надеюсь, в будущем не поссоримся. До встречи!

— Если понадоблюсь — за умеренный гонорар я всегда к вашим услугам, мистер Холмс! — безмятежно выпалил Рутковский и первым положил трубку.

— Смотри-ка, шантажисты не обманули, — покачал головой Северов, прикуривая. — Выходит, никто и не собирается мочить Сосновского, его хотят просто на время изолировать. Или напугать... Дескать, это последнее китайское предупреждение, потом наступит абзац.

— Первое правило сыщика — скажи, кому это выгодно, и я отвечу, кто заказчик, — со вздохом развел руками Али. — А откуда нам знать, кому это выгодно?

— Если допустить, что исполнители акции заранее были убеждены, что девчонка не станет травить отца неизвестной дрянью, а сразу расскажет о порнухе и шантаже, то налицо уже совсем другая песня... Утром позвоню Ирине, верну ей диск и оставшиеся таблетки, пусть покажет их папочке и Чиркову, с нашими комментариями. Кто, как не сам Сосновский, может знать, кому понадобилось его помешательство?

— Согласен, шурави, — кивнул смуглый усач Али. — Слушай, насчет пластического хирурга... Деньги, двести семьдесят пять кусков из твоей заначки, как ты просил, я завтра же передам лепиле прямо в руки, через своего человека. Но ты уверен, что этому еврею можно доверять так же, как профессору Романову?

— Доверять нельзя никому, Али, — глубоко затянувшись дымом, тихо пробормотал Северов. — Но у меня нет выбора. Стоит рискнуть.

— Есть одна новость, которая касается того капитана, что тебя вычислил, — наполнив из медного восточного чайника пиалу, после некоторого молчания сказал афганец. — Когда тебя в его квартире ждала группа захвата, он уже был мертв... Прошедшей ночью его убили на Васильевском острове. Один выстрел в спину, точно в позвоночник. Умер сразу, не мучался.

— Вот, значит, как? — дернув щекой, посерьезнел Северов. — Жаль, толковый был мент... Не ссученный. Таких сейчас мало, кругом одна гниль, за пятьсот баксов готовая выпустить на волю любого тряхнувшего лопатником быка...

— Неужели до сих пор за державу обидно?! — полушутливым тоном спросил Али, толкнув Северова плечом. — Как в поговорке — ментами не становятся, ими рождаются?!

— Не знаю, может быть, и так...

— Я давно хотел тебя спросить, так, по-дружески... Можешь, конечно, не отвечать... Я очень надеюсь, что такого никогда не случится, но если вдруг... — Али замялся. — Если перед тобой встанет выбор — убить нескольких правильных ментов, скажем, своих, из питерского СОБРа, которые пришли, чтобы повязать, а может быть, и кончить киллера по прозвищу Ворон прямо здесь, на месте? Если у тебя не будет выхода — или ты, или они...

— Знаешь, сколько раз за последние три года я думал над тем же самым? — Ворон поднял на Али задумчивый, пронизывающий холодный взгляд и, окатив им, словно ведром ледяной воды, отвел глаза в сторону, так и не ответив. Наверное, потому, что однозначного ответа на этот вопрос просто не существовало.

— Так вот... — выдержав паузу, спокойно произнес Али. — На всякий случай, пока не уляжется шухер, тебе не стоит, как раньше, встречаться с кем бы то ни было в одиночку. Это небезопасно. Думаю, будет правильно, если при любом контакте где-то поблизости будет находиться пара моих ребят с оружием. И прошу тебя, не надо спорить... В случае с маньяком удалось выкрутиться, но, если тебя снова повяжут или пристрелят, я себе не прощу этого до гробовой доски.

— Спасибо, Али. — Ворон несколько оттаял от нахлынувших после неприятного вопроса афганца тягостных мыслей. — Только давай договоримся — я сам буду решать, в каких случаях мне необходима страховка, а когда я должен работать один. Лады?

— Иного ответа я от тебя и не ожидал. — Хозяин похоронного агентства обнял Северова за плечи. — Наивно ждать покорности от вольной птицы, даже если ей угрожает опасность в лице опытных охотников!

Как и многие восточные люди, бывший полковник афганской правительственной охраны, личный телохранитель самого Бабрака Кармаля, в один роковой день вдруг вероломно преданный старшим российским «братом», очень часто вставлял в свою речь художественные, аллегорические обороты.

— Почему ты не спрашиваешь о главном? — немного помолчав, поинтересовался Али.

— Жду, пока ты расколешься сам, — с улыбкой ответил Северов. — Новая информация с Литейного?

— Есть неподтвержденная пока «протечка», что негра плотно обложила ФСБ и очень скоро будет брать. С доказухой полный порядок. Если хочешь кончить его сам, в твоем распоряжении сутки, — усмехнулся Али. — Потом его уже не достать...

— Баба с возу — кобыле легче, — сухо ответил Ворон, закуривая новую сигарету. — Не придется руки об это дерьмо марать. Жаль только полугодовой слежки... Впрочем, пока я так и не выбрал самый надежный способ его кончить. Этот гад гораздо осторожней любого из криминальных авторитетов. Застать его вне дома, без охраны и бронированного джипа практически нереально! Разве что под видом гаишника тормознуть, заставить из салона выйти и там уже положить. Но тогда, как в дурном боевике, придется очередями валить всех охранников, устраивая мясорубку, а это — полное дерьмо... Висеть круглые сутки на хвосте у кортежа, выжидая удобный момент, — такая же глупость. Амбалы из секьюрити задергаются, одна машина перекроет дорогу и может открыть огонь, а другая мгновенно уйдет в отрыв... Играй потом с бодигардами в кошки-мышки, упражняйся в стрельбе гранатометами с двух рук... Несерьезно. Нужен план, комбинация.

— Если адвокат Свербицкий, крыса ушлая, отмажет Нигерийца от камеры, хотя бы на время следствия, он наверняка задергается, потеряет осторожность в мелочах, и, глядишь, у тебя появится реальный шанс найти «окно» в его охране и разрядить в его лысую башку пару маслин, — с обычной легкостью в словах обнадежил Северова бывший полковник правительственной охраны.

— Твои бы речи да богу в уши, — неопределенно дернул подбородком Ворон. — Если информация о готовящемся аресте достоверная, подождем, как отработают спецы. А выпустят — я сам что-нибудь придумаю... Знаешь, не хотел тебе говорить, но в телохранителях Лероя ходит один парень, — помолчав, очень медленно сказал Северов. — Я его знаю. В восемьдесят пятом году он служил в Афгане, в моей части, командиром взвода ВДВ. Его зовут Олег Брюсов. И если я хоть что-нибудь понимаю в организации службы безопасности, именно он возглавляет частную армию ниггера.

— Интересно, — заметно оживился Али. — Толковый специалист?

— Да, — застывая лицом, нехотя кивнул Ворон. — И главное, мы с ним хорошо знакомы. Даже выпивали вместе на базе в Кандагаре, звездочку мою первую отмечая. Он был... в общем, я никогда бы не подумал, что лейтенант Брюсов сможет после возвращения в Союз уволиться из ВДВ, примкнуть к бандитам, вышибая деньги с коммерсантов, или охранять такого скота, как Нигериец. С его характером и взглядами на жизнь он скорее пошел бы служить в ОМОН или госбезопасность. Взяли бы без разговоров...

— Однако он руководит охраной наркобарона, — заметил, грустно усмехнувшись, Али. — С тех пор много воды утекло, Сергей, люди меняются. И твой лейтенант — не исключение...

— И все-таки становится мерзко, когда парни вроде Брюсова ради больших денег превращаются в цепных псов всякой мрази! — Сергей резким щелчком стряхнул пепел. — Дорого бы я дал за возможность тет-а-тет сказать ему, кто я на самом деле, и услышать ответ, прежде чем нажать на курок и вышибить ему мозги...

— Наше будущее — в наших руках, — философически заметил афганец, вновь наполняя пиалу чаем. — Но я думаю, твой бывший сослуживец очень бы удивился. Как шеф секьюрити наркобарона, он не мог не слышать про Ворона.

Сержант

Сверкнувший в кустах, на круто спускающемся к дороге, раскисшем от дождей склоне холма, оптический блик Иван заметил сразу, машинально, уловив развитым до предела боковым зрением.

За ними наблюдали, и как пить дать отнюдь не мирные пастухи.

— Снайпер! — Схватив лежащий на коленях автомат — слава богу, хоть не отобрали, как у этапируемого в чернокозовское СИЗО арестанта, — Иван метнул тревожный и решительный взгляд в лицо сидящего рядом майора и вскинул оружие в положение прицельной стрельбы сидя, буквально уперев ствол в заляпанное донельзя стекло боковой двери.

Штабист, несмотря на свой вроде бы бестолковый, неспособный к решительным действиям флегматично-надменный вид, отреагировал стремительно, — сноровисто выхватил из кобуры на поясе пистолет Стечкина и громко крикнул на миг растерявшемуся водиле:

— Ходу! Ходу, мать твою!.. — подкрепив свой приказ далеким от деликатности тычком в плечо.

Впрочем, сидящий за рулем сержант вряд ли воспринял его как оскорбление. Война есть война, суровая работа для настоящих мужиков.

«Уазик» глухо взвыл на максимальных оборотах, завибрировав всем корпусом, словно в лихорадке, и неправдоподобно вяло дернулся вперед, натруженно выплевывая во все стороны из-под колес комья грязи.

Состояние того, что лишь с огромным преувеличением можно было назвать дорогой, не позволило юркому армейскому джипу быстро уйти в отрыв — задний мост занесло, колеса запрыгнули на хребет колеи, и, крутанувшись, словно юла, «уазик» встал практически поперек дороги.

Идущий следом на близком расстоянии бэтээр с группой спецназа на броне, недовольно зарычав, во избежание столкновения вынужден был остановиться, однако экстренная попытка водителя «УАЗа» оторваться от бронемашины сопровождения не осталась для солдат незамеченной. Короткий вопль старшего — и, вскинув автоматы, парни в камуфляже кубарем посыпались на землю, рассредоточившись по обе стороны от бэтээра и приготовившись отразить нападение...

Согласно приказу командования федеральных сил, в случае попадания колонны в засаду боевиков колесной технике следовало немедленно вырываться из-под огня, а бронемашинам и их личному составу — принимать бой и ждать подкрепления...

Как ни странно, но не позволившая набрать скорость размокшая колея, как минимум, на первое время сохранила жизнь Ивану, майору и сержанту-водителю, ибо нападение на колонну началось по одной из давно опробованных на практике схем ведения партизанской войны — со взрыва заложенного по ходу движения колонны радиоуправляемого фугаса.

Фонтан из огня, грязи и дыма с оглушительным грохотом взметнулся вверх в каких-нибудь пяти метрах от застрявшего «УАЗа», из распахнутых дверей которого уже успели выскочить и упасть ничком все трое, за миг перед тем, как их спины припорошил град из острых стеклянных осколков.

А затем в заднюю часть бронемашины с покрытого кустами склона запоздало ударила «муха», после чего по обе стороны дороги гулко застрекотали автоматы...

Спецназ, частично оглушенный взрывом, принялся отчаянно отстреливаться. Их командир, закатившись в кювет, тут же приник к рации, заполошным матом вызывая подмогу.

Не перестающий давить на спусковой крючок автомата Иван, голень которого уже обожгло раскаленным свинцом, с холодным, почти равнодушным спокойствием обреченного на смерть вдруг увидел, как с грязного склона быстро покатилась к «уазику» похожая на незрелый киви ручная граната...

Не выпуская из рук автомат, он едва успел уронить лицо в холодную, пахнущую гнилью грязь, как по ушам нестерпимо рубануло, в черепе что-то с противным чавканьем лопнуло, и вокруг сразу наступила абсолютно нереальная тишина.

СТРЕЛОЧНИК

Место встречи было уединенное, как нельзя больше подходящее для сделки с оружием — заброшенный дом с покосившимся забором и обвалившейся, прогнившей крышей на самой окраине пустынного, похожего на декорацию фильма ужасов приладожского поселка, в котором, по словам не раз здесь бывавшего Стрелочника, доживали свой век всего пара древних маразматических старух-староверок, да и те — на другом конце селения, за холмом.

Здесь можно было спокойно, не боясь ментов, отстрелять предназначенные для продажи стволы и договориться о цене.

— Вот всё, что заказывали. — Разложив на прикрытом куском брезента капоте своего зеленого «уазика» привезенный арсенал, Стрелочник — неторопливый дородный мужик с явной примесью цыганской крови — словно киношный купец, обвел рукой три новеньких, в заводской смазке, автомата «АКСУ», три «макарова-особых», один прибор ночного видения, глушитель, снайперскую винтовку с оптическим прицелом, две лимонки, один тяжелый пластинчатый бронежилет и несколько запечатанных прямоугольных картонных коробок с патронами. — Тут вам, мужики, хватит на целый год. Хотя... — делец небрежно усмехнулся, — смотря как стрелять будете! Но у нас вроде не Чечня, так что нормалек. Ну что, будете проверять в деле или так сторгуемся?! — сделав последнюю затяжку и отшвырнув в снег окурок папиросы, прищурился цыган, цепко посмотрев на сосредоточенно вертящего в руках пистолет Чахлого.

— Я привык верить только тому, что вижу своими глазами. — Чахлый выщелкнул обойму, которая оказалась пустой, и удивленно посмотрел на Стрелочника. — А где «желуди»?!

— Здесь. — Сдержанно ощерившись, торговец оружием кивнул на коробки. — В моем бизнесе предосторожность — это главное. Тем более вас, мальцы, я вижу впервые в жизни... Сработаемся — глядишь, не здесь, в глуши дремучей, а в теплой частной баньке стрелу забивать будем, с девочками красивыми и застольем неспешным, — выдал своеобразный бонус на будущее продавец смерти. — Всему свое время...

— Осторожный ты мужик, Стрелочник! — фыркнул, словно нехотя кладя пистолет на капот армейского вездехода, Чахлый. — Небось там, — он ткнул пальцем в сторону стеной возвышающегося за крохотной речушкой у подножия холма древнего карельского леса, — уже давно торчит твой корешок, разглядывая наши рожи через крест снайперского винтаря. Угадал?

— Честному человеку никогда не стоит волноваться, — делано равнодушно ответил цыган. — А что касается считающих себя самыми хитрыми беспредельщиков... Много я их повидал на своем веку, — недвусмысленно заметил Стрелочник, сплюнув себе под ноги и грозно топнув сверху непромокаемым канадским ботинком.

Чахлый, через третьих лиц с большими трудами договорившийся о покупке партии оружия, не сомневался, что цыган прибыл на встречу не один, а с группой поддержки, занявшей позиции где-то вокруг открытого с трех сторон двора. Но отдавать за заветный арсенал и боеприпасы затребованные барыгой восемь с половиной штук баксов ему очень и очень не хотелось...

Чахлый осторожно огляделся.

Прямо напротив двора, в котором находились барыга и они с Доцентом (придурок Бита, решивший вчера на сон грядущий вылакать полбанки, лоханувшись, купил в ларьке ядреную «крутку», после употребления которой едва не откинул ночью ласты, оклемался только после срочного визита поставившей капельницу «похмельной» бригады и сегодня с самого утра мучался на койке рогатым бодуном), стоял еще один мрачный и пустой бревенчатый дом, с зияющими глазницами давно выбитых окон. Если внутри избы кто-то находился — а главарь Пионеров четко уловил направление недавнего, очень выразительного взгляда продавца, — то с такого расстояния заметить прячущегося в тени снайпера, находясь снаружи, на ярком свету, было невозможно.

Но именно там и занял позицию подельник цыгана, вне всякого сомнения, отменный стрелок, способный при первой же опасности двумя точными выстрелами вышибить им с Доцентом мозги...

Как же его достать, суку, — и чтоб наверняка?!

— Давай сделаем так, земеля, — привычно предложил покупателям Стрелочник. — Чтобы ты не сомневался в качестве товара... У меня в тачке есть стандартные мишени. Прикрепим их на сарае, и я сам по очереди отстреляю каждый ствол.

— Валяй, — пожал плечами Чахлый. — Только «желуди» за твой счет! Сотку гринов минус!

— Договорились, гажи! — со сдержанной улыбкой согласился цыган, и без того, в случае удачного завершения сделки, получавший чистыми три тысячи баксов навара. — А твой кореш пусть пока прикрепит мишени. Они в бардачке, кнопки — тоже.

Доцент без лишних слов распахнул дверь видавшего виды «уазика», достал свернутые в рулон мишени, упаковку канцелярских кнопок и, хрустя кроссовками по нетронутому снежному насту, побрел к расположенному по другую сторону двора полуразвалившемуся дровяному сараю. К нему он начал, одну за другой, присобачивать на разной высоте несколько листов бумаги. Развесив все семь, вернулся обратно.

Чахлый, отойдя чуть в сторону, справлял нужду у стены дома. Закончив отливать выпитое с утра пиво, заправил штаны и вернулся к импровизированному «лотку» с оружием.

— Как только метнусь, выхватывай револьвер и мочи этого чушка! — незаметно прошептал он в ухо Доцента, прошествовав мимо. — Ну что, начнем?

Цыган, уже успевший распечатать три разные коробки с патронами и зарядить в пистолеты, автоматы и даже снайперскую винтовку по три «желудя», поднял «макарова» и, почти не целясь, трижды надавил на спуск.

Положил пистолет, из ствола которого едва заметно вился дымок, обратно на брезент и, взглянув на Доцента, махнул рукой в сторону тира:

— Сходи принеси. Первая слева. Поглядим, не разучился ли я шмалять!

Когда мишень была уже в руках у Чахлого, он с первого взгляда смог по достоинству оценить как качество милицейского пистолета, обычно не отличающегося особой меткостью и в основном предназначенного для ближнего боя, так и умение самого цыгана метко стрелять навскидку. Все пули вошли точно в центр круга, не отклонившись дальше «восьмерки».

Удовлетворенно промычав, Чахлый скомкал бумагу и бросил ее на снег.

— Фирма веников не вяжет! — гордо фыркнул Стрелочник, беря в руки следующий ствол, наводя его на стенку сарая и прищуривая левый глаз...

Маячивший рядом с ним Чахлый терпеливо ждал подходящего момента, искоса поглядывая то на дряхлый дом с двумя смотрящими прямо ему в спину выбитыми окнами, за которыми как пить дать затаился припавший к прицелу подельник Стрелочника, то на сгруппировавшегося и готового выхватить «волыну», не вынимающего рук из карманов куртки Доцента, то на две зеленые лимонки, лежащие на капоте машины рядом с коробками патронов.

Теперь Чахлый точно знал, что нужно делать, для того чтобы ликвидировать осторожных, опытных барыг и завладеть оружием...

Иван Северов

Сознание возвращалось к Ивану медленно.

Во всем теле ощущался поршнем давящий изнутри, метрономом стучащий в каждой клетке организма пульс.

Обрывки ощущений сменяли друг друга, не давая полной картины происходящего, но уверенно подтверждая очевидное — в каком бы состоянии ни находилось тело, он до сих пор жив.

Так продолжалось до тех пор, пока неожиданно не появилось странное ощущение полета, невесомости, вскоре сменившееся ударом о твердый предмет и острой болью в позвоночнике.

Потом — вязкий, приятно обволакивающий лицо туман и вызванное им удушье, судорожное сокращение мышц и выворачивающий наизнанку кашель.

Оказывается, его просто облили водой...

Собравшись с силами, Северов разлепил непослушные, покрытые кровавой коркой веки и повел глазами влево-вправо, реагируя на окружающие его голоса. Даже от того немногого, что увидел, захотелось снова провалиться в спасительное забытье.

Он был в плену, вокруг — только враги.

— Очнулся, свинья?! — проскрипел склонившийся над ним бородатый золотозубый тип в натовском камуфляже и с зеленой повязкой на увенчанном папахой лбу. Протянув руку, он схватил Ивана за воротник куртки и легко вздернул вверх, на ноги. — Вздумаешь падать, добью без предупреждения.

Голова кружилась нестерпимо, глаза заливало теплой кровью, сочащейся из рваной раны на лбу, в ушах звенели колокола, мышцы отказывались подчиняться, норовив обмякнуть разом и уронить его, как кукловод — марионетку, но Иван, руки которого были связаны за спиной, все же устоял.

Сержант огляделся.

Небольшая поляна-загон, огороженная покосившимся плетнем. Крохотный, почти игрушечный и способный вскарабкаться даже по узкой горной тропке донельзя грязный джип «сузуки-самурай» с откинутой крышкой багажника...

Похоже, именно в японской тачке его доставили в это высокогорное логово боевиков.

Вокруг — глухой лес. А выше, куда ни глянь, — только горы, с их острыми снежными пиками.

Толкнув Ивана автоматом в грудь, бородач кивком головы указал нужное направление движения — к выложенному из камня на склоне, у подножия горы, длинному старому сараю, некогда предназначавшемуся для скота.

Рядом со строением, вокруг дымящегося костра, полукругом стояли несколько вооруженных, хорошо экипированных боевиков.

— Попробуешь дернуться — замочу, — равнодушно произнес конвоир, снова пихнув Ивана стволом под ребра. — Ты для меня хуже паршивой овцы!..

Подошли к группе боевиков. Золотозубый что-то сказал явно выделяющемуся на общем фоне командиру — высокому широкоплечему горцу с орлиным носом и выпирающим подбородком, с витой, «генеральской» золотой вышивкой на погонах.

Тот ничего не ответил, просто подошел к Северову вплотную, долго изучал его, разглядывая в упор, а затем сунул руку за пояс и с решительным видом вытащил острый кинжал, приставив его к горлу пленника.

«Ну вот, отвоевался, — подумал Иван, плотно, с силой сжав челюсти, не моргая глядя в карие зрачки чечена и стараясь не выдать охватившего все тело озноба. — Но на хрена везти в логово, чтобы потом зарезать, как свинью?.. Блефует, гад, страху нагоняет!..»

Словно в подтверждение его мыслей, острие клинка медленно сползло вниз, к разорванному вороту камуфляжной куртки, и, мягко проткнув покрытую коркой засохшей земли плотную ткань, с тихим хрустом пошло вниз.

Остальные боевики с глумливыми ухмылками молча наблюдали, как «генерал» превращает спецпошив Ивана в лохмотья...

Наконец закончив свою работу и довольно скривив губы, главарь убрал нож, взялся обеими руками за остатки куртки и резко рванул левый рукав. А потом нахмурил брови и мельком переглянулся с одним из стоящих рядом бородачей.

На плече Северова синела сделанная полгода назад, у разных частей имеющая различные вариации, но в целом традиционная наколка — череп, с расположенной ниже надписью: «Спецназ. Чечня. 1999». Для пленного солдата обнаружение на его теле боевиками этого элитного клейма было равнозначно мгновенному смертному приговору.

— Я — генерал Абдурахман, — объявил золотопогонник. — Ты кто? Какого полка-дивизии?! Имя!

Щека Абдурахмана нервно дернулась. Глаза прожигали в переносице Ивана дыру размером с кулак.

— Внутренние войска, — сдержанно процедил Иван. — Сержант Северов...

— Срочник?! — Брови «генерала» сошлись в районе орлиной переносицы.

— Контрактник... — стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, ответил Северов.

Если все равно умирать, то лучше сделать это с поднятой головой, чем стоя на коленях, как некоторые, обливаясь слезами и целуя ботинки врагу. Теперь не так страшно, когда знаешь, что скорый конец неизбежен... Отбоялся.

— Почему ехал в командирском «УАЗе»?! — рявкнул Абдурахман. — За что сержанту такая честь?!

— Арестован, уволен из войск, — сухо ответил Иван, профессионально оценивая свои шансы на побег и приходя к выводу, что они равны нулю.

— С автоматом?! — хитро скривился обладатель шитых золотой нитью погон.

— Командирам виднее, — пожал плечами Северов и, перехватив вильнувший взгляд главаря, напрягся и застыл, уловив тень и какое-то движение за спиной...

Два удара прикладом в подколенный сгиб плюс удар в затылок, от которого отчетливо скрипнула шея и перед глазами поплыли фиолетовые пятна...

Не проронив ни звука, он лицом вперед повалился в пожухлую, сырую траву и, до одури, до судороги стиснув челюсти, стал извиваться как червь, вздрагивая от каждого из десятков одновременно обрушившихся ударов ногами и прикладами...

Неужели вместо мгновенного выстрела в висок его забьют до смерти? Хуже не придумаешь — медленно умирать от побоев, в течение нескольких часов, если не суток, испуская дух и мечтая о смерти.

Но вдруг все стихло. Побои прекратились так же резко, как и начались. Кроме пары сломанных ребер, отбитых почек и лопнувшей в нескольких местах кожи на лице — сущая щекотка.

Значит, пока он им зачем-то нужен...

Две пары рук подхватили распластавшегося на прошлогодней траве, сжавшегося в комок Ивана, на сей раз уже как труп — за ноги, и, о чем-то оживленно, яростно споря, поволокли к овчарне.

Раз или два затылок ударялся о твердые предметы, видимо камни. Затем скрипнула, отворяясь, дверь, опять секундное ощущение невесомости, и в ноздри шибануло запахом перепрелого сена...

Лишь когда дверь снова скрипнула, запираясь на засов, а громкие голоса боевиков отдалились, Иван позволил себе немного постонать, катаясь из стороны в сторону и кусая разбитые губы от полыхающей то там, то здесь боли.

Доцент

— А теперь попробуем из этого зверя, одиночными! — Закончив отстрел трех «макаровых» и с улыбкой взглянув на принесенную Доцентом мишень, цыган жадно закурил беломорину, взял с брезента «АКСУ» и снял его с предохранителя, профессионально прижимая короткий приклад к плечу...

Едва его палец третий раз надавил на спуск и рожок, таким образом, остался пустым, как Чахлый, рывком глотнув морозного воздуха, коршуном кинулся на арсенал, мгновенно схватил одну из гранат, обернулся на сто восемьдесят градусов, резко выдернул чеку и, со злодейски перекошенной рожей камнем падая в снег, в полете метнул лимонку в одно из зияющих темнотой окон дома, тут же непроизвольно вскрикнув от пронзившей тело острой боли. Невидимый напарник Стрелочника все-таки успел среагировать на опасность и выстрелить, но пуля, должная попасть зачинщику подставы точно в голову, из-за его падения лишь по касательной задела плечо, зарывшись в землю тремя метрами дальше и подняв фонтанчик снежной крошки.

Брошенная Чахлым граната, напротив, влетела точно в оконный проем и через секунду разорвалась внутри, вспыхнув ярким заревом, разметав по сторонам сотни осколков и вызвав частичное обрушение соломенной крыши дома.

Тут же громко закаркали испуганно взметнувшиеся в небо и бросившиеся врассыпную вороны, а эхо от взрыва, отраженное стеной елового леса, принялось гулять по окрестностям.

Цыган, надо отдать ему должное, хоть и был застигнут врасплох, но все же успел понять, что произошло, и немедленно отреагировал.

Он бросил в снег выпустивший весь боезапас автомат, крутанулся на месте, нагнулся к капоту «уазика», схватил заряженный «АКСУ» и с ходу навел его на Доцента, чья рука с пистолетом, как назло, в самый ответственный момент застряла в кармане куртки, зацепившись за «молнию»...

Хлопок револьверного выстрела лишь на какую-то тысячную долю секунды опередил нервный импульс, посланный мозгом Стрелочника к управляющим его правой рукой мышцам, и одна из них, сгибающая лежащий на курке указательный палец, конвульсивно сжалась. Уже сраженный наповал попавшей в приоткрытый рот пулей, выломавшей зубы и с кровавыми студенистыми брызгами вынесшей затылок, прежде чем выронить автомат и упасть лицом вниз, Стрелочник все же успел пальнуть в испуганно застывшего, будто памятник, Доцента.

Однако, как и в случае с Чахлым, фортуна была явно на стороне бросивших ей дерзкий, безрассудный вызов Пионеров.

Доцента даже не задело, а за его спиной со звоном разлетелся вдребезги кусок торчащего в проеме оконного стекла ближайшей избы.

Другой домишко, на противоположной стороне деревенской улицы, был окутан медленно выплывающим изо всех щелей облаком серого дыма.

Для не бывавших ни в одной из «горячих точек» и вообще закосивших от службы в армии Чахлого и Доцента зрелище было впечатляющим.

Осторожно встав во весь рост, главарь Пионеров, скривив от пульсирующей боли в руке мокрое от снега лицо, принялся скрупулезно рассматривать кровоточащую царапину на плече, к счастью, совсем не опасную и нуждающуюся лишь в дезинфекции йодом и легкой перевязке.

— Попал-таки, падло! Такой куртон испортил! — скрежеща зубами, выругался беспредельщик, кинув светящийся торжеством взгляд на приближающегося угловатыми, словно у робота, шагами Доцента. Братан, впервые в жизни заглянув в глаза смерти, до сих пор пребывал в шоковом состоянии. — Молоток, Санек, четко сработал! — похвалил Чахлый приблизившегося к нему ни живого ни мертвого кореша. — Теперь железо наше, и пусть только алтайские падлы сунутся — в паштет, бля, без лишних базаров!.. И на джип понтовый башлей хватает, сегодня же и прицепим! Я уже присмотрел один, в автосалоне на Энергетиков! До закрытия успеем!

Нагнувшись, заторможенный Доцент зачерпнул рукой ком белого чистого загородного снега и, вымазав им лицо, принялся с жадностью откусывать от него куски.

— А вообще клево! — проглотив свежую ледяную влагу и немного утолив скребущую пересохшее горло жажду, наконец расплылся в торжествующей улыбке Доцент. — Схожу посмотрю, как там этот пидор, в хате... Может, жив еще! Тогда придется кончать.

— Подожди, давай вместе! Я ему, уроду, все зенки вырву!.. Такой модный кожак выкинуть придется!

Чахлый вернулся к разложенному на капоте «уазика» оружию, как через бревно перешагнул через изуродованный труп Стрелочника и, даже не удостоив убитого барыгу взгляда, взял заряженный короткоствольный автомат. Поравнявшись с вышедшим за распахнутые ворота Доцентом, он первым нырнул в дом напротив, перевалившись через оконный проем...

Одетый в серую омоновскую куртку, такие же брюки и высокие шнурованные ботинки снайпер молча лежал у стены, прижимая ладонь к развороченной, глубокой ране в животе.

Лицо его, сильно изуродованное осколками, скрывала надетая на голову, во многих местах порванная и пропитанная кровью черная маска с отверстиями для глаз и рта.

Сквозь мелко подрагивающие пальцы тонкими пульсирующими струйками сочилась кровь.

Рядом, на полу, лежала скорострельная снайперская винтовка с лучевым прицелом...

Заметив ворвавшихся в развалины бандитов, так ловко переигравших много лет сбывавшего оружие старого цыгана, он свободной рукой медленно потянулся к винтовке, но быстро подскочивший Чахлый ударом ноги отшвырнул ее в сторону.

— Гляди-ка, кажись, мент! — удивленно присвистнув, произнес чудом уцелевший браток, направляя ствол автомата в голову снайпера. — Попался, сука! Теперь ты у меня постреляешь!.. На том свете!

— Хочешь, чтобы вызвали врача, — говори! Кто такой?! — Переступив незримую черту и впервые в жизни нарушив главную из христианских заповедей, запрещающую убивать ближнего (бородатый нотариус не считается — его первым же ударом по башке завалил Чахлый), Доцент неожиданно ощутил удивительную легкость во всем теле, внезапно пришедшую на смену депрессии первых секунд. Воспрянув духом, он смотрел на окружающий мир и лежащего в луже собственной крови раненого снайпера уже совершенно иными глазами. — Будешь молчать — хана тебе! Считаю до трех! Раз... Два... — Ствол револьвера жестко уперся снайперу в висок.

— Я... омоновец... — тихо произнес парень, забулькав и выплюнув изо рта кровавую пену.

У него было проникающее ранение легкого, и, учитывая отдаленность староверческой деревни от ближайшей больницы, уже никакой врач в мире не смог бы ему помочь.

Впрочем, братаны и не собирались спасать единственного свидетеля их расправы с цыганом. Угодив им в руки, стрелок был изначально обречен...

— А-а! Я же говорил! — обрадовался Чахлый, пиная кроссовкой в бок умирающего милиционера. — Халтурил, значит, в свободное от службы время, да?! В форме?! Уроду черножопому, полтачки волынами загрузившему, помогал шмона на дороге избежать и стволы толкать, которыми потом твоих же дружков из отряда в разборках мочить будут, так?! — злорадствовал Чахлый. — Что, пес поганый, мало платит тебе твой хозяин за верную службу, если колымить с винтарем приходится и барыг денежных страховать?! Дерьмо, дерьмо, дерьмо! — зашелся в истерике браток, отчаянно избивая ногами теряющего вместе с кровью последние надежды на спасение омоновца. — Я научу тебя родину любить, гнида! Ты у меня погоны свои сержантские сейчас без соли жрать будешь!

Устав махать ногами, Чахлый нагнулся и, тяжело дыша, со звериным рыком сорвал с головы омоновца черную спецназовскую маску.

Снайпер оказался совсем молодым парнем, лет двадцати трех, с круглым славянским лицом, голубыми глазами и коротко стриженными пепельными волосами.

— Ё-мое! Да я же его знаю! — встрепенулся Доцент, от неожиданности опустив револьвер. — Это Витька Харламов, он в моей школе учился, на три года меня старше! Когда мне было восемь лет, он меня на Неве, на пляже у Петропавловки, спас! Иначе кобздец бы мне пришел, бля буду!..

Судя по растерянному виду Доцента, он был в полном замешательстве, не представляя, что теперь делать.

Мочить парня, однажды бесстрашно бросившегося в воду и спасшего ему, подхваченному быстрым течением, жизнь, было как-то стремно и неправильно.

Но с другой стороны, опасный свидетель, еще минуту назад готовый без зазрения совести пристрелить их обоих, однозначно заслуживал смерти.

Не в силах разрешить возникшую по злому року судьбы головоломку, Доцент вопросительно посмотрел на Чахлого, указательный палец которого нетерпеливо елозил по спусковому крючку «АКСУ».

— Знакомый, говоришь?.. — Шипя, как змея, Чахлый облизал потрескавшиеся на морозе губы и нервно дернул шеей. — Так это меняет дело!

Три одиночных выстрела эхом отразились от пустынных стен заброшенного дома.

— Вот и вся любовь, талая вода... — опустив горячий автомат и улыбнувшись растерянному Доценту, с сарказмом произнес Чахлый. — Зато теперь, Санек, ты в этом блядском мире никому ничего не должен. Наоборот — все должны тебе! Такие дела, брат... Чего приуныл?!

— Птичку жалко, — пережив второй стресс кряду, глухо произнес Доцент. — Нужно проверить у него карманы, там наверняка должна быть ксива. Переклеить фотку, глядишь, и сгодится на что...

— Логично мыслишь! — Чахлый похлопал друга по плечу, присел на корточки и принялся торопливо шарить по забрызганной кровью одежде омоновского снайпера. — И винтовочку его лазерную мы тоже прихватим! Ну и везет нам с тобой сегодня, просто атас!..

Убрав револьвер в карман куртки, Доцент вылез из пустого окна на снег, постоял немного, окинув взглядом открывающуюся с холма панораму дикого леса, за которым непаханой белоснежной целиной простиралось бескрайнее Ладожское озеро, и, закурив, неторопливо направился к «уазику» цыгана, собирать честно отвоеванный арсенал.

Генерал Абдурахман

Дверь сарая распахнулась, и в дверном проеме показалась ухмыляющаяся рожа бородатого боевика без определенного возраста. Из-за обильных черных курчавых зарослей на лице, типового натовского обмундирования и холодного ненавидящего взгляда большая часть чеченов смахивала друг на друга, как однояйцевые близнецы.

— Для тебя, гяур, у меня подарочэк. Держи!

«Натовец» резко махнул спрятанной за дверью рукой, и к ногам Сергея по выстланному гниющей соломой земляному полу покатилось нечто круглое.

Ударившись в вымазанный грязью спецназовский ботинок, отрезанная голова майора Косарева с широко открытым ртом и вылезающими из орбит стеклянными глазами остановилась точно лицом вверх. Северов видел даже завалившийся в горло штабиста бледно-синий язык.

— Это чтобы не скучал по товарищу командыру!

Бородатый рассмеялся и сильно захлопнул крепко сколоченную дверь.

Без малейшей брезгливости — навидался всякого — Иван подхватил оказавшуюся необычно тяжелой голову штабиста за волосы, благо прическа майора не была столь теоретической, как у него самого, сунул страшные останки офицера под кучу соломы в углу, обтер о лохмотья куртки липкие от крови руки, прилег и закрыл глаза.

...Северов проснулся резко, мгновенно, привычно вскочив на ноги и пошарив рукой в поисках автомата, едва поблизости от сарая раздались первые выстрелы и последовавшие вслед за ними вопли боевиков.

Избитое и раненое тело тут же словно прошило десятком пуль.

Охнув от боли в сломанных ребрах и раненой ноге, он был вынужден повалиться обратно на солому, но сразу же подобрался, сел, оперевшись на спину, и, задыхаясь от гулко стучащего в груди сердца, напряженно прислушивался к звукам начавшегося поблизости боя. В том, что это был именно бой, а не упражнения по стрельбе или охота за пробежавшим мимо горным козлом, Иван уже не сомневался.

Неужели...

Кажется, этих уродов красиво окружили, шмаляют сразу с трех сторон. А с четвертой — отвесная скала!

Он возбужденно, наотмашь стукнул по холодной каменной стене за спиной.

«Но что-то быстро для наших, — лихорадочно перебирал варианты Северов. — Пока хватятся в Ханкале, пока поймут, что бэтээру и „уазику“ хана, пока прибудут на место... Нет, это кто-то из соседей!»

Стену над его головой прошила ворвавшаяся в щель под крышей автоматная очередь. Где-то совсем рядом истошно взвыл раненый горец.

«С ближней сопки бьют, — констатировал Иван. — Обидно, если прикончат свои же».

Из тайника в высоком голенище он вытащил свое последнее оружие — маленькую блестящую «звездочку».

Удачно метнув такую кроху в глаз, висок или некоторые другие открытые части тела противника с расстояния в пять—семь шагов, можно было не сомневаться, что дуэль выиграна вчистую. Любое прочее попадание давало, как минимум, спасительную фору в несколько секунд...

Входная дверь сарая чуть не вылетела, когда в нее под градом пуль наступающих с грохотом и криками проклятий вкатился раненный в руку боевик.

Это был не кто иной, как сам «генерал» Абдурахман, со своими красивыми, шитыми золотой канителью погонами на офицерской натовской куртке.

Вполне профессионально откатившись за стену и уйдя с линии огня, он вставил в «глок» новую обойму с патронами, скользнул перекошенным от боевого азарта и обреченности взглядом по пленнику и направил на него ствол автоматического пистолета.

— Аллах ак... х-х-х!.. — яростно выкрикнул он, прежде чем нажать на курок, но, так и не успев закончить хорошо известную и набившую оскомину отнюдь не только бойцам федеральных сил фразу, захрипел, выронил оружие и, схватившись обеими руками за фонтаном кровоточащее горло, из раздробленного кадыка которого торчал блестящий острый край «звездочки», тяжело рухнул ничком на солому.

Иван метнулся к дрыгающемуся в судорогах полевому командиру национальной гвардии Ичкерии и быстро выхватил из конвульсивно сжавшейся руки компактное австрийское оружие.

— Теперь милости просим, — пробормотал он под нос, отползая назад в угол.

Но стрельба стала быстро стихать, и вскоре вокруг повисла напряженная тишина.

«Кажется, всем чичам пришел амбец. Значит, сейчас спасители заявятся. — Северов испытывал не только радость, но и беспокойство. — Надо предупредить их как-то...»

Приблизившись к зияющему дверному проему и отпихнув ногой мертвеца, он вжался спиной в каменную стену и громко крикнул:

— Эй, братишки, кто вы?! Не бейте по сараю, тут свои!

— Здесь спецназ ВДВ! Сколько вас?! — донеслось в ответ парой секунд позже.

— Я — один! Сержант внутренних войск Северов! Нашу колонну сегодня утром у Лайхан-Юрта расстреляли! Здесь, под ногами, труп Абдурахмана и голова нашего майора Косарева! Больше никого!

— Грабки — в гору и на выход! — раздалась команда.

...Даже столь стремительное освобождение из чеченского плена не принесло Ивану ожидаемого облегчения.

Дурацкое обвинение, предъявленное комбатом Бульдогом, увольнение из внутренних войск и фактический арест снова начали бередить его душу, заглушая даже физическую боль от ран и побоев.

Неужели события последних дней имеют какое-то отношение к его отцу?

После «гибели» майора Северова, вскоре по окончании пластической операции, Иван несколько раз виделся с ним и изредка — риск был достаточно велик — звонил ему по мобильному телефону.

Но уже много месяцев, после того как он оказался в Чечне, Северов-младший не имел возможности связаться с отцом и не располагал о нем никакими сведениями...

Часть четвертая ЧЕРНЫЙ НАРКОБАРОН

Доктор Жора

На подъезде к Московскому вокзалу со стороны Лиговского проспекта образовалась огромная пробка. Виной тому послужило обычное ДТП — таксист-лихач, пытаясь на моргающий желтый проскочить перекресток, сбил ковыляющую через проезжую часть со скоростью хромой черепахи толстую старуху с нагруженной полосатыми челночными баулами двухколесной тележкой. Не так чтобы сильно и с последствиями для здоровья потерпевшей — едва задетая бампером желтой «Волги» бабка споткнулась и расквасила себе об асфальт нос, — но на истошный визг слетелась такая куча зевак, что движение транспорта было парализовано.

Гаишников пока не наблюдалось, а гудящая возмущенная толпа, плотно окружив от греха подальше забившегося в салон машины взъерошенного и перепуганного таксиста, взяла место происшествия в плотное живое кольцо и, судя по громким возгласам некоторых размахивающих кулаками активистов, явно намеревалась устроить народный самосуд над злодеем еще до приезда взяточников в серых фуражках.

Дело крепко пахло керосином...

— Козлы вонючие! Зрелищ им мало! Быдло! — пробормотал развалившийся рядом с водителем новенькой мерседесовской «скорой помощи» высокий русоволосый врач лет тридцати, нервно вскинув руку и посмотрев на часы. — Саня, давай врубай сирену и объезжай по тротуару! И так уже опаздываем...

— Бу... сде... — оскалился шофер неотложки и щелкнул тумблером на панели.

Через миг окрестности пронзил истошный вой взревевшей сирены.

Запрыгнув на тротуар правыми колесами и спугнув бросившихся врассыпную испуганных пешеходов, «скорая», слегка накренившись, помчалась вперед.

Она обогнула мешающую проезду «Газель», а затем и призывно махающую руками возбужденную толпу, сгрудившуюся вокруг такси и причитающей, демонстративно сидящей на сыром асфальте старухи с распухшим носом.

Теперь толпа недоуменно смотрела «скорой» вслед.

— Слышь, Жора, трудящиеся думали, что мы начнем делать этой старой карге искусственное дыхание! Рот в рот! — хохотнул водила и, проскочив площадь, пролетел мимо концертного зала «Октябрьский», свернул на соседнюю улицу и вскоре притормозил неподалеку от невзрачного на вид дома, в полуподвале которого располагался один из самых шикарных и посещаемых ночных клубов для «голубых» — «Адам и Адам».

Впрочем, это было известно только своим — рядом с входом в заведение не было никакой вывески.

— Жди здесь, я буду через полчаса, — бросил врач, стягивая надетый поверх одежды медицинский белый халат и выскакивая из машины. — Если будут вызовы, переадресуй бригаде Шута. Понял?

— Ладно... — лениво отозвался скуластый шофер. Подавив зевок и потянувшись, он откинулся на высокую мягкую спинку. Веки его смежились. — Посплю пока. Почитай, сутки уже за «баранкой»...

Врач подошел к навесному ажурному козырьку, спустился на две ступеньки к тонированной двери из оправленного в крашеный металл пуленепробиваемого стекла и, недвусмысленно уставившись в нависшую над ней видеокамеру, нажал на расположенную рядом кнопку звонка.

Закоренелый бабник Жора всякий раз при посещении этого дорогого борделя для извращенцев испытывал неприятный осадок в душе. Но такие визиты были неотъемлемой частью его прибыльного теневого бизнеса, так что приходилось мириться.

Вскоре дверь бесшумно распахнулась, и появившийся в проеме широкоплечий бритый охранник в неизменной белой рубашке и темных очках, отступив в сторону, молча пропустил ожидаемого боссом гостя.

— У себя? — на всякий случай поинтересовался Жора.

Вместо ответа громила лишь едва заметно опустил раздвоенный подбородок и указал рукой на закрытую раздвижной бамбуковой шторой высокую полукруглую арку, ведущую в уютный зал.

Здесь тихо играла спокойная, ненавязчивая мелодия и медленно плавали по стенам и столикам разноцветные блики, производимые расположенной под потолком у сцены цветомузыкой.

Заполненный ночами почти до отказа элитный клуб сейчас был практически пуст, лишь у зеркальной стойки сидели на высоких барных стульях двое приторно-манерных и вызывающе втиснутых в узкие кожаные штаны юнцов лет двадцати.

Услышав за спиной шелест раздвигаемых бамбуковых висюлек и приглушенные мягким ковром шаги, «бачо», страдающие от отсутствия богатых клиентов, как по команде обернулись и с любопытством проводили профессионально оценивающим взглядом идущего в сопровождении охранника молодого светловолосого мужчину очень привлекательной наружности в джинсах и модном пиджаке цвета «соль с перцем».

— Какой симпатичный! — с придыханием, явно рассчитывая, что его услышат, произнес один из педиков, скользнув по упругому заду незнакомца опытным взглядом. — И где только такие по вечерам гуляют?! Ты не знаешь, Стасик?

— Такие красавчики пешком не ходят, они на дорогих машинах ездят, — серьезно заметил второй гей, медленно выпуская вверх струйку легкого ментолового дыма. — Вот почему на улице ты встречаешь только дышащих перегаром небритых мужланов и шатающихся от голода бледных интеллигентов-очкариков. А это, Виталик, эксклюзив!

— Знаешь, я бы не отказался выпить с этим милым варваром по бокалу шампанского где-нибудь в более уединенной обстановке! — вслед прошедшему мимо хмурому Жоре кокетливо заметил первый и отпустил призывный грудной вздох.

Не в силах удержаться от реакции на столь откровенный комментарий в свой адрес, док обернулся и, поймав блестящий взгляд в упор смотрящего на него проститута, сухо процедил:

— Когда мне захочется твоей задницы, пташка, тебя и так ко мне приведут в любое время дня и ночи.

Георгий пересек зал, толкнул коричневую лакированную дверь и оказался в ярко освещенном просторном коридоре, в который выходили еще три двери.

Он остановился перед той, что была прямо по курсу, и, оглянувшись на маячившего за спиной, словно скала, здоровенного охранника, тихо постучал, одновременно повернув сверкающую ручку.

Хозяин «двух Адамов», одетый в черный костюм с широко расстегнутой на груди красной рубашкой, из-под которой торчал край массивной золотой цепочки «бисмарк», сидел за столом из карельской березы у дальней стены комнаты, прямо под огромной картиной, более чем откровенно изображающей запретную мужскую любовь между двумя юношами.

В руках владелец заведения держал огромного и пушистого голубого кота с персиковыми глазами и приплюснутой мордой, а рядом, у стола, лежал огромных размеров тигровый дог, который при виде вошедшего незнакомца сторожко поднял голову с мягкого ковра и злобно-предостерегающе зарычал.

— Тихо, Рэджи, это свои, — с едва различимым акцентом ласково произнес негр и махнул рукой, унизанной сразу несколькими золотыми перстнями, приглашая гостя подойти ближе. — А ты подожди в зале, — обратился он к охраннику.

Дверь за спиной врача закрылась. Жора, испытывая неприятный холодок, волной пробежавший от затылка к пояснице, подошел ближе и, повинуясь новому жесту Карима, остановился в трех шагах от гладкого, словно стекло, янтарно-коричневого стола.

Видимо, решив, что опасности для хозяина нежданный визитер не представляет, грозный красивый пес снова положил морду на пол, но по-прежнему не спускал больших карих глаз с гостя.

— Как твой бизнес, Жорик? — приподняв брови, ласково спросил Лерой, продолжая почесывать за ухом мурлыкающего от удовольствия кота.

— Всё в лучшем виде, хозяин! Спрос растет, денежки капают... — заставил себя безмятежно улыбнуться, пожав плечами, розовощекий реаниматолог Жора, которого не покидало чувство постоянно растущей тревоги с того самого момента, как полчаса назад раздался непредвиденный звонок мобильника и знакомый вкрадчивый голос босса мягко предложил «заскочить на секунду в гости, как только появится свободное время».

Это был приказ, который надлежало исполнить немедленно.

И вот он здесь, в логове одного из хозяев города...

— А у меня есть другая информация. — Лицо негра не выражало ровным счетом ничего, словно он разговаривал со своим отражением в зеркале. — Я слышал, в последнее время наши постоянные клиенты стали жаловаться на качество твоих уколов... Ай-яй-яй, как нехорошо! Может, объяснишь мне, в чем дело?..

— Я... ничего не знаю... правда!.. — пожал плечами визитер, мигом покрывшись испариной и с ужасом осознав, что попался...

Вышибала Чак

Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, Дреев не стал махать ментовской ксивой перед носом у стоящего на воротах «Старого диктатора» горбоносого и толстощекого охранника, а послушно сунул в окошко кассы полтинник и вошел в клуб по билету, ближе к полуночи, в самый разгар бесовского веселья.

Оглохнув от адской, рвущей барабанные перепонки музыки, Валера протиснулся сквозь припадочно дрыгающуюся разномастную толпу, каждый пятый из которой выделялся хорошо знакомым ему безумным взглядом, к барной стойке и, взяв кружку импортного разливного пива, занял удобную позицию для наблюдения за залом, примостившись у стены.

Довольно быстро он выделил из сборища тусовщиков массивную фигуру загорелого, в белой рубашке парня лет двадцати восьми. Вся левая сторона его бычьей шеи, почти до мочки уха, была занята художественно выколотой черной паутиной с восседающим в ее центре большим мохнатым крестоносцем.

Валера, едва взглянув на угловатую рожу и выдвинутую челюсть мускулистого монстра, о чем-то тихо переговаривающегося в углу зала с бледной, как спирохета, суетливой девицей в чумовом прикиде и с разноцветной прической, понял, что надеяться на добровольную откровенность и помощь следствию с его стороны — дохлый номер.

Что ж, значит, придется снова вспомнить истину о выбивании клина клином, прибегнуть к откровенно уголовным, однако весьма эффективным способам добывания полезной информации...

Если Чак знает, где сейчас прячется тля Гоблин, то он скажет. Для начала дать подышать пару-тройку минут в противогазе с пережатым хоботом, а если будет молчать — начать выкручивать пальцы пассатижами.

Да мало ли всяких фишек?..

Не спеша допив пиво, Валера вышел из зала, уединился в одной из пустующих кабинок задымленного напрочь, провонявшего марихуаной мужского туалета и достал сотовый телефон.

С ходу разработанный им план по допросу предполагаемого свидетеля требовал участия в деле верного помощника. Выбор, как это не раз бывало раньше, пал на молодого, но уже показавшего себя настоящим товарищем по оружию, безжалостным борцом с наркотой и просто нормальным мужиком лейтенанта Толю Бакулу.

Необходимость присутствия надежного напарника заставила опера снова вспомнить об убитом Гоблином друге, капитане Логинове. Под ребрами опять заныло, губы непроизвольно сжались. Капитан еще раз подумал, что достать эту проклятую тварь, наркодельца Гоблина, должен он, и только он!..

После пяти долгих гудков на том конце ответили вялым голосом Толика Бакулы:

— Кому не спится в ночь глухую?

— Толян, это Дреев. Ты где сейчас? — спросил вполголоса опер.

— В конторе, блин! — недовольно отозвался лейтенант, всякий раз изнывающий от тоски, когда приходилось допоздна работать в кабинете и заниматься бумажной рутиной. — Борисов подкинул тут счастья, чтоб ему жена не дала...

— Не гони пургу и приезжай к ночному клубу «Диктатор». Я здесь. Да, захвати с собой на всякий случай два броника и Ленку Щеглову, она всегда допоздна телик смотрит. Торжковская, двенадцать, квартира семь. Скажи, делов на пятнадцать минут. Если согласится, намекни, я в долгу не останусь. Встанет в позу — не усложняй, приваливай один. Жду тебя через час, в тачке, на другой стороне улицы. Ствол не забудь.

— Брать будем?! — встрепенулся лейтенант, едва услышав про оружие. — С подставой?!

— Угадал... Но хорош лясы точить, одна нога там, а другая...

— Понял, шеф! Все будет пучком, гарантирую! — выпалил Бакула, вмиг лишившийся остатков сонливости. — Я ей откажусь, ща!

— Только без насилия, я тебя умоляю. Ленка — дама нежная. Хоть и зовут ее мужики стервой, — сказал Валера и выключил мобильник, спрятав в карман пиджака.

Сбросив защелку и толкнув ногой дверь, Дреев подошел к умывальнику, открыл кран, сунул под струю руки и посмотрел в зеркало. Глаза провалились, щеки заросли двухдневной щетиной, рубашка давно плачет по корзине с бельем. Неужели прошло всего двое суток?..

Открылась дверь, и Валера машинально обернулся.

В проеме стоял вышибала, скривив рот с торчащей из него сигаретой. Внимательно посмотрев на Дреева, Чак по очереди заглянул в каждую из четырех пустых кабинок, развернулся и направился к выходу, лицом к лицу столкнувшись в дверях с потным, раскрасневшимся от танцев, длинноволосым блондином в длинной оранжевой рубашке навыпуск и бейсболке, повернутой козырьком назад.

— Вот ты где, — впервые услышал низкий и тихий голос вышибалы опер. — Пойдем, Сопля, пообщаемся, дело есть...

— Чак, я же сказал, что завтра все отдам! До копейки! — тряся слипшимися патлами, испуганно залепетал всклокоченный вьюноша, под давлением здоровяка отступая назад в коридор. — За все семь! Ты что, мне не веришь?!

— Верю, конечно, — ласково согласился бывший кикбоксер и вдруг резким, без замаха, ударом кулака в живот заставил блондинчика перегнуться пополам и захрипеть, оседая на пол. Не дав ему упасть на колени, подхватил за шиворот, рывком поднял, развернул спиной к себе и, придерживая одной рукой в вертикальном положении, толчком бедра направил вперед, заставив шевелить ногами. — Но ты должен не только мне. Ты должен Гоблину. А это уже совсем плохо, Сопля... Гоблин просил передать тебе привет... — едва услышал вкрадчивый шепот клубного торговца «дурью» Дреев.

Дверь за массивной спиной Чака медленно закрылась. Какое-то время сквозь приглушенный грохот доносящейся из зала музыки еще слышались жалобные стенания наркомана.

Капитан пригладил влажными руками волосы, обтер руки оторванным бумажным полотенцем, выбросил его в мусорник и достал сигарету.

Да, правильно он сделал, что призвал в помощники Бакулу. Не дай бог сойтись с этим двухметровым мутантом в кулачном бою один на один.

А брать вышибалу по всей форме, с ксивой и оружием, чтобы потом, разбиваясь в лепешку, раскалывать в «конторе», нельзя. Хрен из него хоть слово о Гоблине вытащишь. Без адвоката, гад, и разговаривать не станет...

Нет, надо ломать, по-черному, внагляк! Этот гладиатор — единственная прямая ниточка к Гоблину...

Дреев вышел в коридор, огляделся. Взглянул на часы. Если все будет нормально, Толян приедет уже минут через сорок пять — пятьдесят, в компании с Ленкой. Не поддаться ее сексуальным формам может разве что педик, импотент или ее слишком старый знакомый. Вряд ли татуированный костолом относится к одной из перечисленных категорий. А значит, в дело вступает план под кодовым названием «Снегурочка»...

Карим Лерой

Когда ему, молодому доктору, работавшему по вызовам в неотложке и получавшему сущие гроши, два года назад на рождественской вечеринке один из коллег вдруг с улыбкой предложил дополнительный заработок в сто долларов за смену, крепко поддавший водочки Жора Устюжин подумал, что над ним хотят подшутить, и всерьез пообещал дать прикольщику в морду, если тот не уймется. Но когда собеседник открытым текстом объяснил, что от друга в действительности требуется в обмен на деньги, Жора призадумался. Ему предлагали стать одним из сладко смазанных винтиков в целой системе распространения «тяжелой» наркоты по Питеру. В эту систему, по словам того же коллеги, оказывается, уже давно были вовлечены многие бригады «скорой помощи», обслуживающие практически все районы города на Неве.

— Делов-то на раз плюнуть, а какие бабки! — уговаривал тогда знакомый. — Звонит, скажем, подыхающий и ломающийся без очередной дозы наркоман по ноль-три и условной фразой просит выслать к нему бригаду для оказания помощи. Диспетчер, разумеется, в курсе, наш человек... Так вот. Ты, уже имея на руках товар, приезжаешь на хату, достаешь из чемоданчика одноразовую «машинку», вмазываешь бедолаге укольчик, получаешь бабки и спокойно отваливаешь! Ну, прикинь, как тут можно спалиться?! Неужели тебе, молодому и умному мужику, не надоело, вечно считая гроши, пить чай с баранками, вместо того чтобы есть бутерброды с лососиной и черной икрой? Помнишь, как сказал старик Мичурин: «Глупо ждать милостей от природы, взять их — вот наша святая обязанность!» — настойчиво увещевал растерявшегося молодого врача сторожко озирающийся по сторонам коллега, затягиваясь сигареткой...

Жора, имея способность быстро анализировать ситуацию, колебался не дольше минуты, справедливо полагая, что выбора у него все равно нет, коли Некто принял решение с потрохами посвятить его в Систему. Если он сейчас ответит отказом и тем более позвонит в ментовку, жить ему останется с гулькин хрен.

Через два дня, перед своим очередным суточным дежурством, хмурый доктор Устюжин получил от коллеги наркотик, сделал первых три укола потеющим от начавшейся ломки клиентам, среди которых, к немалому изумлению Жоры, оказался даже депутат законодательного собрания города, и вдруг впервые реально понял, какие огромные деньги можно заработать на этом нехитром деле.

Действительно, полный сервис и все довольны! Клиенту, в особенности солидному, нет необходимости светиться при покупке, а продавцу — рисковать задницей перед УБНОНом, продавая закатанный в пленку шарик героина незнакомому человеку.

Со временем Жора неожиданно для себя поднялся по «лестнице» и после ряда проверок на вшивость стал главным дилером своей районной станции, насчитывающей двенадцать посвященных в дело бригад.

Он стал получать товар оптом, непосредственно от самого Папы — хозяина ночного клуба «Адам и Адам» — и очень быстро привык к тому, что в кармане надетого под белым халатом модного пиджака всегда есть пухлый лопатник с солидной суммой денег, не говоря уже про заначку, спрятанную в гараже недавно выстроенной за городом двухэтажной дачи.

И, как это всегда бывает, по мере увеличения доходов запросы Жоры начинали все больше и больше возрастать. Двух-трех сотен долларов за смену уже катастрофически не хватало на удовлетворение растущих потребностей почуявшего вкус к жизни эскулапа.

Новенькая отечественная «девятка», еще вчера казавшаяся скромному медику совершенно недоступной роскошью, теперь представлялась косой табуреткой на колесах, а сытный обед в уютном бистро «Лайма» на Невском — тошниловкой, достойной разве что лохматого бомжа...

И тогда Жора рискнул по-крупному. Имея некоторые познания в фармакологии, он стал втихаря разбавлять получаемый от хозяина героин всякими безвредными наполнителями, тем самым увеличивая количество доз на единицу чистого веса и отстегивая себе хороший дополнительный навар.

И вот пришло время неизбежной расплаты. Кто-то пожаловался Папе, и, похоже, уже не однажды...

Однако с ходу признавать факт бодяжничества драгоценного товара было равнозначно смерти, и Жора решил стоять на своем до последнего: ничего не знаю, и точка. Может, пронесет?!

— ...Я использую только тот порошок, который получаю от вас! Неужели вы думаете, что я покупаю где-то на стороне некачественный суррогат и вкалываю его клиентам?! — выпучив глаза, стал защищаться доктор. — Кто-то хочет меня подставить!

— Как нехорошо обманывать того, кто столько времени доверял тебе, — с напускной грустью посетовал негритос.

Его нога незаметно для гостя надавила на торчащий из пола рычажок, и в следующее мгновение, упав из распахнувшегося потолка, вокруг Жоры выросла прочная металлическая клетка.

Барыга с дипломом не сразу понял, что произошло. Он вздрогнул и, машинально схватившись обеими руками за прутья, что есть силы дернул их на себя.

Тщетно. Жора был в наглухо закрытой ловушке, из которой не существовало выхода. Освободить его мог только сам хозяин.

Ссученного эскулапа начала бить реальная кондрашка. Он понял, что обречен.

Сзади послышался тихий щелчок, и Жора рывком обернулся, уже готовый к чему угодно.

В дверном проеме, ведущем в коридор, стоял тот самый амбал-охранник в солнечных очках. В руке его был какой-то странный предмет, отдаленно напоминающий резиновую дубинку с «усами» на конце.

Прикрыв дверь, громила застыл каменным истуканом в ожидании любого приказа босса.

— Но и это еще не все, милый друг, — не меняя тона, сообщил Карим, резким движением сбросив с колен тащившегося от удовольствия жирного котяру. — Мой человек из ментовки сегодня утром сообщил, что тебя пасут парни из наркотического отдела. А это уже совсем плохо... Вдруг они через час возьмут тебя с поличным на квартире у клиента, начнут пытать, загонять под ногти иголки? Ты же, тварь, сразу расскажешь им, у кого берешь товар...

— Я... я ничего не скажу! Клянусь! — испуганно задрожал Жорик, стискивая побелевшими пальцами прочные прутья клетки. — Прости меня, Папа! Только не убивай! Я отдам тебе все, что у меня есть, — дачу, квартиру, деньги. Только умоляю, дай мне возможность уехать из города, а еще лучше — из России!

— Вот как? — Лерой приподнял брови. — И куда же ты смоешься?

— Для начала в Прибалтику, а дальше придумаю что-нибудь! — едва не плача, причитал пленник. — Только дай мне шанс, Па-па-па-а-а!

Из Устюжина словно вырвали позвоночник, он вдруг обмяк, подогнув колени, и рухнул на пол, повиснув на решетке и опустив голову к подрагивающей в конвульсивных рыданиях груди.

Нет такого унижения, думал сквозь застившие глаза слезы Жорик, на которое не согласишься ради спасения собственной шкуры. Если черномазая обезьяна согласится его помиловать в обмен на заначку и недвижимость, он не пропадет. И кое-какие сбережения, хранящиеся в сейфе одного из банков Хельсинки, помогут ему начать новую жизнь вдали от города.

Недовольный слезными мольбами окруженного клеткой пленника, дог снова злобно зарычал, вскочив на ноги и приняв угрожающую стойку. Протянув руку, ниггер погладил его по спине, на которой дыбом стояла короткая шерсть, и, хитро прищурив глаза, посмотрел на застывшего у двери охранника.

— Сэм, найди Учителя, и пускай эта мразь подпишет дарственную на дом и квартиру. Узнай у него, где тайник с деньгами, а потом возьми тех двух шлюх, что сидят в зале, отведите его в номер, оттрахайте его во все дырки, так, чтобы из задницы кровь пошла, и вышвырните отсюда прочь!

Стальная складная клетка, вздрогнув, бесшумно пошла вверх, прячась в нише под потолком и чисто номинально освобождая бедолагу Жорика.

— Слышишь меня, дружок? — ласково улыбнулся белозубой улыбкой Лерой полуживому от страха и предстоящего «голубого» изнасилования наркобарыге. — Если хочешь жить, советую раздвинуть ножки и получать удовольствие! Уверен, тебе это понравится куда больше, чем бабы... — В глазах негра промелькнула странная искорка. — После того как закончишь и тебя отпустят, в твоем распоряжении будут ровно сутки, чтобы исчезнуть из моего города... Ты все понял, крыса?

— Д-да... — поднимаясь с колен, тихо прошептал последователь Гиппократа. — Я... я уеду...

Повинуясь небрежному жесту негра, громила в темных очках подошел к Георгию сзади, ткнул его электрошокером между лопаток, одной мускулистой рукой подхватил враз обмякшее тело и, как краб-убийца, поймавший клешней добычу, быстро выволок дока из кабинета шефа.

Лерой унизанной перстнями рукой взял лежащую на столе трубку сотового телефона, набрал номер и, дождавшись ответа, сухо сказал:

— Возле входа в клуб стоит микроавтобус «скорой помощи». Я хочу, чтобы он взлетел на воздух в паре кварталов отсюда. У тебя есть примерно двадцать минут, приступай...

Отключив мобильник, чернокожий убрал его в карман пиджака, вытащил из стола крохотный пакетик с кокаином, при помощи пластиковой кредитной карточки превратил его в две дорожки, приложил к носу трубочку и по очереди втянул заветный «кокс» в каждую ноздрю.

Лицо его перекосило, лупоглазые негритянские глаза прослезились.

Посидев так с пару минут и пережив первый «приход», Лерой, покачиваясь, встал из-за стола, на ватных ногах подошел к встроенному в стену бару, плеснул себе в стакан немного ароматного виски и залпом накатил поверх дозы кокаина.

Он вернулся за стол, снова выдвинул верхний ящик, достал оттуда пульт дистанционного управления и включил стоящий в дальнем углу на подставке телевизор. Нажав несколько кнопок, нашел известный только ему одному канал и ощерился в довольной улыбке.

На метровом плоском экране показалась одна из четырех комнат отдыха его клуба, та, что предназначалась лишь для «служебного» пользования.

...Поперек покрытой розовым шелковым покрывалом дубовой кровати задницей кверху лежал окончательно сломленный психически крыса Жорик, со снятыми до щиколоток брюками, а трое послушных ему, Папе, педерастов — две штатные шлюхи из бара и тупорылый дебил охранник — с яростью неандертальцев протягивали его каждый по-своему.

Отдавшись на откуп судьбе и желая любой, пусть даже самой позорной для мужика, ценой выторговать себе жизнь, ссученный эскулап, закрыв глаза и прерывисто охая от полыхающей в анусе боли, кое-как, неумело ублажал ртом вздыбленную красную плоть одного из проститутов, стараясь не обращать внимания на пристроившегося сзади громилу, с высунутым языком и звериным рыком интенсивно дрыгающего жирными бедрами, и занимающегося онанизмом, гладящего его по спине ладошкой давальщика по имени Виталик.

Закурив тонкую сигару и забросив ноги в тупоносых лакированных ботинках на стол, Лерой с глумливой ухмылкой, сквозь полуприкрытые в наркотической неге веки, неотрывно смотрел на мерцающий экран видеоплеера и чувствовал, как в его брюках быстро наливается силой и желанием черный, по-иудейски скальпированный член.

Лена Щеглова

— Значит, действуем таким образом, — в последний раз инструктировал Валера сидящих на заднем сиденье его потрепанной «сьерры» коллег. — Ты, Лена, идешь Чаку навстречу и делаешь вид, что споткнулась, подвернула ногу. Ходить ну ва-аще не можешь, поняла? А дальше он провожает тебя до своей тачки и везет домой. Ты по ходу запудриваешь ему мозги, типа муж в командировке, дома свекровь — карга старая, всю плешь проела, а так хочется ощутить рядом крепкую и волосатую мужскую грудь, вкупе с прочими частями тела. В общем, не мне тебя учить, что и как говорить в таких ситуациях...

— Это точно, — нарочито печально вздохнула разодетая и благоухающая Ленка — старший лейтенант милиции Щеглова. — Плавали — знаем!.. Ну а дальше по плану «Снегурка»?

— Дальше мы с Толяном аккуратненько садимся вам на хвост и провожаем до самого дома. Кстати, не забудьте захватить по пути коньячок или бренди. Как только зайдете к нему в квартиру, свет зажжете, выбери подходящий момент и подойди к окну, потянись по-кошачьи, ручонки за голову заложив. Скажи для проформы нечто сексуально-расслабляющее, мол, «как упоительны в России вечера и вид хорош, в натуре»... Засветись, в общем. Секунд десять—пятнадцать. Мы к тому времени займем места по обе стороны дома, так что незамеченной не останешься. — Открыв бардачок автомобиля, Валера достал и протянул Лене маленький флакончик. — Когда нальет, отправь за кофе на кухню, плесни пару капель...

— Что это? — Осторожно взяв крохотную стеклянную трубочку с силиконовой затычкой, внешним видом напоминающую пробник дорогих духов, старший лейтенант Щеглова с интересом стала вертеть ее в руке. — На клофелинчик вроде не похоже...

— Действительно, — поддержал Бакула, до сих пор молча покручивающий на указательном пальце тяжелый пистолет. — Случаем, не отрава, шеф?!

— Это мне Костя Логинов презентовал, из спецхранилища ФСБ препаратик. Его даже в каталогах нет, — снова нахмурился капитан при упоминании о своем погибшем друге. — Отличная штука, без вкуса и запаха, но валит любого амбала в считаные секунды. Спрячь куда-нибудь, чтобы, не дай бог, когда он тебя... гм... ласкать начнет, не нашел. Но чтобы под рукой был всегда. Есть такое место?

— А то! — тоном опытной аферистки-клофелинщицы усмехнулась Лена.

— Я и не сомневался, — тыльной стороной ладони смахнув со лба выступивший от напряжения пот, серьезно пробурчал опер. — Что делать после того, как этот кабан рухнет с копыт, объяснять не нужно? Это радует... Открываешь нам дверь хаты и можешь ехать домой, баиньки. На сем, миледи, ваша многотрудная внеурочная работа заканчивается! А мы с товарищем Бакулой начнем претворять в жизнь вторую часть марлезонского балета. Дамам данный этап варварской операции смотреть строго не рекомендуется. И еще... Если чего не срастется, ты знаешь, куда нужно бить коленкой, чтобы успеть добежать до двери. Спецкурсы самозащиты заканчивала, не оплошаешь.

— А презент за успешную работу будет?

— Бесплатная турпоездка в каменоломни, в Соединенные Штаты Армении! — хохотнул Толик, искоса посмотрев на капитана. — Слушай, шеф, долго он там будет торчать?

— Скоро финиш, толпа уже расходится, — сосредоточенно ответил Дреев. — В течение часа должен появиться. Тачка его модная и дорогая на платной стоянке ждет, позади нас. Так что у Чака одна дорога. Приготовься, милая... Еще не хватало, чтобы ты у него на глазах из нашей колымаги ласточкой выпрыгивала и растягивалась на асфальте с мольбами о помощи! Бери сумочку, зонтик и жди вон там, за деревом... — А мы пока развернемся и встанем у противоположной стороны улицы... Ну, как говорится, с богом. — Размашисто перекрестившись, Валера запустил мотор, включил первую передачу и, подождав, пока Лена захлопнет снаружи дверь, отпустил педаль сцепления.

...Все прошло классически, как в спецучебнике по проведению оперативных комбинаций.

Прирожденная актриса, Ленка сыграла свою далеко не простую роль на пять с плюсом, очень натурально оступившись, подвернув лодыжку и оказавшись в летящей по пустынным улицам тачке вышибалы уже через пять минут после знакомства возле клуба.

Ухмыляющимся операм Дрееву и Бакуле оставалось лишь, держась на приличном расстоянии, следовать по пятам за резвым спортивным «БМВ» Чака и молить бога, чтобы кикбоксер случайно не обратил внимания на приклеившийся к нему хвост.

Однако — пронесло.

После короткой остановки у ночного магазина и покупки стандартного алкогольно-шоколадно-фруктово-цветочного набора вышибала свернул в один из близлежащих дворов застроенного многоэтажными коробками проспекта Испытателей и притормозил возле крайнего подъезда. Помог выбраться из салона начисто лишившейся возможности ходить даме, нацепив на запястье пакет с провизией, с молодецкой удалью поднял кокетливо взвизгнувшую старшего лейтенанта Щеглову на руки и понес навстречу судьбе, мысленно уже наверняка раздевая, тиская за груди и раскладывая ее в самых откровенных позах.

— Давай на ту сторону дома. И попробуй только просмотреть! — бросил Валера, одновременно с Бакулой выпрыгивая из машины. — Если даст знак — сразу звони на трубу! Я сделаю то же самое...

— Ясно. — Понимая всю серьезность начатой ими операции, Бакула был собран, как никогда. Бегом обогнув угол дома, он скрылся в темноте.

Для точки наблюдения, откуда хорошо просматривались все окна дворовой стороны девятиэтажки, больше всего подходил деревянный детский грибок, возвышающийся прямо посредине игровой площадки с песочницей и скамейками. Закрыв машину, Дреев пулей метнулся под крышу, сел на прибитую вокруг ножки грибка дощечку, торопливо закурил и принялся внимательно наблюдать за домом, в котором в этот ранний час светилось всего несколько окон.

Время шло, два окна крайнего подъезда погасли, сразу пять, на трех разных этажах, зажглись, но ни в одном из них не появился человеческий силуэт, указывающий на точное расположение квартиры вышибалы и наркобарыги Чака.

Мобильный телефон в кармане куртки тоже молчал — значит, Бакула пока тоже ничего не заметил.

Капитан начинал серьезно волноваться. Сейчас успех всей их задумки целиком зависел не столько от Лены, сколько от непредсказуемого поведения очутившегося в родных стенах похотливого громилы. Мало ли что этому дебилу в голову взбредет?..

Тем сильнее было облегчение Валеры, когда возле освещенного кухонного окна на пятом этаже он увидел ее, сладко потягивающуюся и поправляющую волосы. А потом сзади старлея появилась массивная фигура кикбоксера и, облапав коллегу за талию, увлекла добычу за собой, в недра квартиры.

— Ни хрена тебе не обломится, падло, — злорадно процедил капитан, доставая телефон и быстро пробегая пальцем по кнопкам. — Толян! Нарисовалась хатка, здесь она, так что жду...

Бакула прибежал в считаные секунды. Сел рядом с Дреевым под грибок, взглянул на наручные часы. Поднял воротник, зябко поежился. Нависающая над самой головой крыша защищала от падающего с неба мокрого снега, но никак не от ветра, своими холодными руками вероломно забирающегося за шиворот.

— Скоро рассвет. Интересно, долго она будет обрабатывать этого козла?

— Не думаю, — покачал головой капитан. — Выпьют по одной, потом Ленка отправит его за кофе, а сама сыпанет в бокал снотворного... Ну, что я говорил?! — Заметив появившуюся в оконном проеме женскую фигуру, призывно махающую рукой, Дреев буквально взлетел, толкнув в плечо Бакулу. — Молодчина Щеглова!.. Бегом, в подъезд!

Вскочив в пропахшее испражнениями бичей тускло освещенное парадное и забыв про лифт, два изрядно промерзших опера из УБНОНа, разогреваясь, пулей взлетели по ступенькам до пятого этажа. Достали пистолеты, сняли с предохранителей.

Переводя дыхание, Валера осторожно постучал в обшитую вагонкой дверь.

Замок щелкнул почти сразу, видимо, Лена уже ждала их с той стороны.

— Все в порядке? — вполголоса осведомился прошмыгнувший в прихожую капитан, кивнув в направлении гостиной.

В роскошной, перепланированной квартире вышибалы тихо играла медленная лирическая музыка.

— А ты зайди, сам увидишь, — лукаво улыбнулась Щеглова, прикрывая входную дверь за Бакулой. — С тебя причитается, котик. Теперь духами не отмажешься, до самой пенсии будешь со мной расплачиваться. Проходи, не стесняйся. У меня для тебя сюрприз...

Нигериец

Забрызганный сырой дорожной грязью до самых стекол массивный «линкольн-навигатор», ощетинившись отбойником и хромированными дугами, освещая пространство впереди мощными галогеновыми фарами, мягко шел по Приморскому шоссе со скоростью около ста двадцати километров в час.

Чуть позади него, то и дело заскакивая левыми колесами на осевую линию, с синей мигалкой на крыше неслась машина сопровождения — так полюбившийся охранникам всех мастей американский тупорылый джип «гранд-чероки».

Грозно рычащие мощными моторами иномарки, словно связанные невидимым буксировочным тросом, летели от самого города, не снижая скорости, обгоняя все машины подряд и заставляя чертыхающихся от бессильной злобы водителей встречных машин резко принимать вправо, во избежание лобового столкновения со взбесившимся кортежем.

Одетый в белый костюм от Готье и распахнутую на груди шиншилловую шубу Нигериец, небрежно развалившись на заднем сиденье из мягкой кожи, лениво курил сигарету с марихуаной.

Его пухлые лоснящиеся губы то и дело брезгливо изгибались, обнажая идеально белые и здоровые зубы, едва в поле видимости попадали торчащие возле своих убогих разноцветных домов аборигены, несмотря на непогоду и наступающие сумерки, упрямо пытающиеся продать на трассе хилые продукты своего земледелия — в основном картофель и капусту, которую эти странные, полудикие русские почему-то предпочитали есть, порубав на мелкие кусочки и засолив в вонючих деревянных бочках.

Одно слово — нелюди.

Лерой возненавидел эту страну с самого первого дня, с тех пор, как, покинув теплый и уютный салон международного аэробуса «боинг» и поставив ногу на обледенелую металлическую ступеньку трапа, впервые в жизни собственными глазами увидел снег и ощутил на своей черной изнеженной шкуре все прелести русской зимы, мгновенно сковавшей лицо двадцатиградусным морозом. Это было, как сейчас казалось, в какой-то другой, прошлой жизни — в самом конце февраля девяносто первого года...

Ощущение брезгливости не покидало его, причем нарастая с каждой минутой, всю дорогу от утопающего в сугробах аэропорта Пулково до роскошных апартаментов в курортной зоне этого северного клочка земли.

Оглядываясь по сторонам, всматриваясь в сумрачные, неулыбчивые и отстраненные лица полупьяных в честь праздника Советской армии людей, одетых почти исключительно во все оттенки черного, он не понимал, как можно жить в этой стране и как можно почти с нуля организовать здесь масштабный бизнес, продвинув влияние его могущественного африканско-латинского клана на эти безбрежные замороженные просторы.

Но Карим твердо знал другое — если дядя Сахид сделал свой выбор в пользу Ленинграда, значит, здесь есть простор для бизнеса, значит, есть каналы безопасной поставки товара и, самое главное, — потенциальный спрос на наркотики...

Дядя Сахид, занимающий большой пост в правительстве родной Нигерии, еще никогда не ошибался, а значит, придется, сжав зубы, начинать претворять в жизнь его скрупулезный, расписанный буквально по пунктам, план завоевания этого города.

Первый шаг уже сделан — люди клана зарегистрировали совместное колумбийско-советское предприятие «Союз — Ост-Америка» и арендовали два трех-этажных пустующих здания, расположенные буквально в двух шагах от Финского залива, оперативно проведя там полный ремонт и обнеся свой первый форпост на чужбине высоким неприступным забором.

Лероя, ставленника самого Сахида, уже ждали относительно комфортные условия проживания и несколько проверенных людей клана, изображающих кипучую деятельность по поставкам в страждущую страну списанных по сроку годности третьесортных продуктов питания из Европы.

Остальное — приучить аборигенов, повсеместно употребляющих лишь водку и безобидную «травку», к получению высшего кайфа — предстояло сделать уже лично ему, Кариму. Первая партия, двадцать пять килограммов «коки», должна прибыть уже через месяц, в контейнере с аргентинской мукой...

С того дня прошло много лет, в течение которых он, Карим Лерой, получивший кличку Нигериец, опираясь на поддержку своих людей, строго выполнял все пункты придуманного дядей Сахидом плана завоевания рынка.

Начальными шагами были мучительные занятия по изучению проклятого русского языка и заведению близких знакомств с чиновниками городской администрации и таможни, для прикормки которых всегда щедрые и улыбчивые «деловые партнеры» не жалели ни денег, ни крепких рукопожатий.

Следующим шагом стало знакомство с представителями местной мафии, или, как ее называли русские, — братвы.

Первым крупным оптовиком клана стал бандит по кличке Пегас, в начале девяностых подмявший под себя едва ли не весь рэкет в недавно вернувшем себе старое название Санкт-Петербурге и, потеснив конкурентов, создавший первую сеть мелкооптовых и уличных распространителей.

Именно под его «крышей» «тяжелые» наркотики начали свое шествие по Северо-Западному региону.

В набирающий обороты бизнес вовлекались все новые и новые партнеры, поставки росли, и дело, окупив все ранее вложенные кланом миллионы, впервые стало приносить доход.

Дядя Сахид удовлетворенно потирал руки и во время их встречи в одном из самых дорогих ресторанов города, арендованном СП для проведения очередной халявной презентации для местной прирученной «знати», впервые назвал Карима сыном. А это дорогого стоило!..

Но разумеется, не все складывалось идеально гладко. Уже через год после провозглашения Россией независимости, одновременно со стремительным распространением по стране криминала стала поднимать голову оправившаяся от временного шока и почти бездействовавшая ранее в отношении жирующих крупных преступников российская милиция.

Появились новые подразделения, получившие название РУБОП и УБНОН, в распоряжении которых были группы самого непримиримого спецназа.

Именно одна такая группа и накрыла крупный склад товара, расположенный на территории охраняемой ничего не подозревающими морскими пехотинцами войсковой части в Усть-Луге.

Тогда СОБР, под командованием некоего майора Северова, разом конфисковал всю партию на днях прибывшего в Питер наркотика и нанес бизнесу серьезный ущерб.

А за первым провалом последовали второй, третий...

Клан, почти целиком доверив реализацию группировке Пегаса, терял до четверти всех поступлений, неся огромные убытки.

Долго так продолжаться не могло...

На очередном сходе боссов, прошедшем в Швейцарии, было принято решение потеснить русскую мафию и взять под себя всю сеть распространения кокаина, начиная от оптовых поставок и заканчивая мелкими дилерами, покупающими по одной-две упаковки и затем самостоятельно фасующими товар на дозы и поставляющими его заключительному звену — клубным и уличным торговцам.

Одновременно с этим было решено любыми силами подчинить себе высшее руководство питерского УБНОНа, не считаясь ни с какими средствами, сделав все возможное, чтобы «свой» человек продержался на должности как можно дольше.

Лерой, не смеющий противиться решению боссов клана и втрое увеличивший количество боевиков, ждал неизбежной войны, полагая, что влиятельная группировка Пегаса ни за что просто так не откажется от сверхприбыли со сбыта «дури», но, как выяснилось, ошибся.

Неожиданно Пегас и трое его ближайших братков погибли при загадочных обстоятельствах, взлетев на воздух вместе с яхтой, недалеко от Лисьего Носа.

Руководство группировкой сгинувшего пахана взял на себя дерзкий, решительный, но не слишком умный и дальновидный бандит по кличке Бизон, с которым удалось быстро договориться. За десять процентов от прибыли он согласился без кровавых разборок отдать под «крышу» Лероя всю сеть распространителей среднего и низшего звена.

То была большая, решающая победа, открывающая прямую дорогу к реальной власти над городом, ибо с этой минуты сумма общего дохода увеличивалась, как минимум, втрое!

От кого теперь можно было ждать неприятностей, так это лишь от конкурентов из таджикского клана, специализирующихся на афганском героине, — там держал банк авторитет, имеющий прозвище Фарид, а также от импортера «экстази», «торнадо» и прочей модной среди тинейджеров психотропной дряни — дельца по кличке Лимон, по некоторым сведениям работающего под покровительством известного вора в законе...

Сходняк, однако, позволил уладить и эту проблему.

Что касается ментов, здесь тоже было схвачено. После не очень сложной психологической обработки с применением угроз, шантажа и подкупа глава городского УБНОНа был сломлен.

Отныне мусору запрещалось трогать всех торговцев кокаином рангом выше мелкого оптовика, а показушные операции УБНОНа по «задержанию и дальнейшему пресечению...» обговаривались заранее, в приватном порядке.

А когда в один прекрасный промозглый вечер по старой бандитской традиции, гласящей, что крутые долго не живут, гикнулся, получив пулю в башку, и громила Бизон, работать стало совсем хорошо. Фортуна давала клану реальный шанс полностью избавиться от регулярного отстегивания в воровской общак, чем Лерой и воспользовался, призвав на помощь купленного подполковника, имеющего тесные контакты с РУБОПом.

Сунувшимся было за долей браткам сначала забили стрелку, а там в дело вмешался грозный ОМОН, даже не подозревающий, что стал инструментом в большой игре криминально-коррумпированных небожителей...

Среди питерской братвы, не без старания людей Нигерийца, пошел упорный слух, что вся торговля «дурью» находится под прикрытием спецслужб. Связываться с госбезопасностью, под «крышу» которой все активней перебегал уставший от наездов беспредельщиков крупный бизнес, было чревато самыми печальными последствиями. Так что желающих рискнуть здоровьем и свободой в обмен на долю больше не находилось.

Лерой полагал, что отныне единственная проблема могла возникнуть лишь со стороны некоего грозного конкурента «по цеху», решившего устроить передел сфер влияния и прибрать к рукам налаженный и суперприбыльный бизнес. По более чем тридцатилетнему опыту родного клана Нигериец знал — рано или поздно это должно произойти, с вероятностью один к одному.

Но до недавнего времени все было на удивление тихо. Деньги текли бурной рекой, несмотря на резкое падение цен после валютного кризиса, и ни у одного из «коллег» не возникало вроде бы желания попробовать урвать у Карима столь лакомый кусок, как огромный кокаиновый рынок вечно холодного и сырого Санкт-Петербурга с его пятью миллионами жителей и десятками тысяч законченных рабов «белой дорожки».

И только в последние года полтора Нигерийца стали тревожить некие залетные авантюристы, устроившие даже несколько налетов на его клуб и кортеж.

Но наглецов на месте отстреливала высокопрофессиональная охрана Карима Лероя...

Лохматый наводчик

Налет получился на славу!

Когда Чахлый, Бита и Доцент, предварительно натянув на головы по черному капроновому чулку, ворвались в полупустое помещение скромного областного отделения Сбербанка и с грозными криками решительно направили стволы автоматов на двух сидящих за стеклянной перегородкой кассирш и нескольких стоящих в очереди к окошку клиентов, те, наученные суровыми реалиями последних десяти лет, как водится — испуганно завизжав вначале, тут же превратились в покорное стадо баранов с поднятыми руками.

— Если вздумаешь нажать на кнопку, мымра рыжая, замочу на месте! Век воли не видать! — глухо прорычал Чахлый, направляя ствол «АКСУ» в лицо перепуганной и смертельно побледневшей кассирши, а другой рукой перебрасывая через стекло спортивную сумку. — Эй, ты, лошара! Клади сюда бабки! Все, что есть! Если будешь умницей, может, и поживешь еще! — обратился ко второй сотруднице сбербанка, оплывшей жиром тетке с рябой рожей закоренелой склочницы из коммуналки, главарь Пионеров.

Та, громко икнув, без лишних слов открыла спрятанный за перегородкой сейф и принялась торопливо запихивать в сумку только что полученную из Санкт-Петербурга рублевую наличность.

— А вы, сморчки позорные, — стоять и не шевелиться! — обведя автоматом полукруг, предупредил попавших в оборот посетителей — двух старух, одного толстого мужика с портфелем и молодую маму с плачущим грудным ребенком на руках — ликующий и довольно ухмыляющийся Бита. — Сейчас мы в темпе заберем башли, и базаров не будет!..

Третий из налетчиков, Доцент, занял позицию в дверях, предварительно закрыв ее на замок и то и дело внимательно поглядывая через чулок на прилегающий к сбербанку пустынный сквер маленького провинциального городка, расположенного в нескольких десятках километров к востоку от Питера.

В отличие от соседнего мегаполиса, до которого было всего полчаса быстрой езды на тачке, эта занюханная дыра вовсю отдавала совковостью, и в местном отделении Сбербанка, каким-то чудом не тронутом ветрами перемен, не было даже охранника, не говоря уж о скрытой видеокамере!

Как уже давно выяснил через знакомого местного пацана Чахлый, раз в месяц инкассаторы из Северной столицы привозили в городишко пенсии для стариков и всякие там пособия для детей и инвалидов. Учитывая крохотное население этого Мухосранска — деньги не такие уж и крутые, но с учетом легкости их добычи игра явно стоила свеч.

И когда в руках Пионеров оказалось заветное оружие, братки решились незамедлительно «брать банк»! Тем более что на следующий день планировался очередной привоз из Питера, о чем в третий раз напомнил снова отзвонившийся кореш Чахлого, пригрозив, в случае очередного отказа от пробитой им наводки, слить ее другим пацанам, войдя с теми в долю.

Упускать добычу было нельзя, и вот они здесь...

Часы на облупившейся стене сбербанка показывали без трех минут одиннадцать. Броневик с инкассаторами, оставив две пухлые сумки с деньгами, отчалил обратно в Питер всего пятнадцать минут назад...

Чахлый, наблюдая, как дрожащая толстуха торопливо наполняет спортивную сумку тугими пачками денег, буквально ликовал! Вот она, настоящая бандитская жизнь!.. А не те скучные будни на вещевом рынке и жалкие крохи от сытного пирога группировки Кая!

То ли еще будет!

Нет, что ни говори, вовремя Папа скончался, ох вовремя! Скоро о Пионерах узнают все!

— Это всё, больше нет ни копейки! — срывающимся голосом наконец сообщила кассирша, выпученными глазами испуганно глядя на грозных гангстеров с автоматами в руках и чулками на лицах.

— Вот и все, а ты боялась! Только юбочка помялась! — хмыкнул Чахлый, поймав переброшенную кассиршей через стеклянную перегородку увесистую добычу. — А сейчас всем засохнуть и не шевелиться в течение трех минут! Сваливаем!..

Бросаясь к выходу вслед за Доцентом и Битой, он мельком взглянул на часы на стене. С момента их появления в сбербанке прошло всего три минуты. Даже если кто-то из служащих нажал спрятанную под перегородкой кнопку вызова ментов, в чем Чахлый, впрочем, не сомневался, то машина с вооруженным до зубов нарядом вневедомственной охраны примчится сюда не раньше чем еще через три минуты. Их мусорская контора располагалась на другом конце городка, об этом предупреждал кореш Гена, дожидающийся сейчас за рулем тачки, в подворотне неподалеку...

Пулей покинув сбербанк и пряча короткоствольные автоматы под длинными кожаными куртками, налетчики бегом преодолели расстояние до поджидающего их за углом горбатого «Запорожца», попрыгали внутрь и, тарахтя, отчалили прочь.

Ни у одного мента даже с перепоя не возникнет мысли, что для отхода с места преступления налетчики выберут не быстроходный джип или, на худой конец, обычную «девятку», а старый «запор»!

Оставалось лишь проехать несколько кварталов, бросить металлолом на колесах, а самим пересесть в тюнингованный джип цвета мокрого асфальта — последнее приобретение Пионеров! — и, затерявшись в ближайшем лесу, спокойно поделить добычу, после чего окольной, разбитой и грязной грунтовкой кружным путем возвратиться назад в Питер.

— Ну, что я говорил?! — периодически глядя через плечо на вспотевшие, довольные лица подельников, торжествовал приятель Чахлого — лохматый дворовый хулиган Гена, с ходу бросая едва не опрокинувшийся набок «Запорожец» в узкую арку проходного двора. — Делов-то — два пальца обоссать, зато навар какой! Здесь, почитай, все пенсии местных стариков! Дармоеды хреновы, коммуняки проклятые... Скорее с голоду сдохнут, падлы! — высказал свою твердую жизненную позицию тридцатилетний тунеядец, законченный алкаш и гопник Гена Елкин. Мозгами его природа серьезно обделила, зато силенки, апломба и злости у наводчика было хоть отбавляй!

— Нормалек, братан! — поддержал местного кореша с трудом поместившийся на переднем сиденье таратайки олигофрен. — Слышь, Чахлый, а не принять ли нам Геныча в Пионеры, а?! Пора увеличивать бригаду, бугор, делов-то прибавляется! Сами уже не справимся!

— А он дело говорит, слышь, Чахлый, — поддержал подельника улыбающийся и жадно дымящий сигаретой Доцент. — Пора подумать о «пехоте». Негоже нам, отцам, самим по точкам ходить и долю с барыг собирать. Бойцов крутых найти проблем нет — только свистни! За две штуки баксов в месяц будут и рожи рихтовать, и из волын шмалять, только дай!

— Я и сам хотел предложить Крокодилу войти в обойму, но раз вы опередили... Заметано, братва! — тоном барина, выдержав эффектную паузу, сообщил о своем решении принять в их хлипкую группировку новичка Чахлый.

Ему льстило, что подельники, с которыми он еще неделю назад толкался на рынке и сбивал «верхушку» с лоточников и «катал», безоговорочно признали в нем главаря. Да и бригаду такими лихими амбалами, как Гена, пора усиливать — Бита и Доцент правы. Первую заяву о себе они сделали, и впереди ждут опасные разборки с конкурентами. Просто так никто долю отдавать не станет, а значит, придется воевать насмерть.

— Ты согласен с пацанами, Крокодил?! Штаны не обмочишь?! — с подначкой спросил Чахлый дружка, с которым познакомился еще год назад в «обезьяннике» ментовского околотка этого городка, когда ради любопытства и «похоти для» наведался в местный Дом культуры на дискотеку. Здесь он учинил коллективную драку, был избит местными вкупе с ментами и всю ночь проторчал за решеткой, лишившись к тому же часов, денег и золотой цепочки с крестом.

— Обижаешь, Вова! — гнусаво, но с достоинством произнес расчувствовавшийся от неожиданного предложения питерских пацанов лохматый Крокодил. — О том только и мечтаю, чтобы в братву вступить! Это — как раз по мне!.. И денег полно, и телки, и жратва импортная! Я согласен!

— Ну, гляди, сам напросился... — оскалив зубы, глухо протянул Чахлый и добавил, в очередной раз испытывая подельников на преданность: — Только это сегодня ты, как наводчик и водила, в тачке отсиделся, пока мы банк стрючили, а вообще бабки зарабатывать нужно! У нас в команде жесткая дисциплина, мое слово — закон. Если скажу — мочить, значит, нужно брать волыну и мочить! Иначе... Сам понимаешь... Пассажиры нам ни к чему. Верно, пацаны? Только так мы заставим отрастивших пузо и отвыкших от войны авторитетов считаться с нами, как с равными... Для начала сбрей свои патлы, как нормальный пацан, а то на хипана обдолбанного похож, бля...

— Мне по херу, самому надоело! — отмахнулся Крокодил, в очередной раз свернув с улицы в переулок и резко притормаживая у щербатого бетонного забора. — А валить мне, если что, не впервой... — заметил с достоинством. — Всё, братва, приехали!

ГИБДД

— В чем дело? Почему тормозим?! — недовольно рявкнул Нигериец, едва не влетев в спинку переднего сиденья и уронив только что прикуренную сигарету.

«Линкольн», резко сбросив скорость, включил правый поворот и стал прижиматься к обочине, рядом с ярко освещенным постом ГИБДД.

— Палкой махнули, суки... — процедил сквозь зубы водила, останавливая джип на площадке, в нескольких метрах позади втиснутого в серую форменную куртку милиционера. На плече сержанта висел автомат. — Я сейчас, быстро... У нас же на тачке номера мэрии, хрен они к чему придерутся! — гонористо заявил широкий, как трехстворчатый шкаф, бритоголовый парень, доставая из кармашка над ветровым стеклом ламинированный в пластик техпаспорт. — Подумаешь, превысили скорость, ха!..

Милиционер под неприязненным взглядом укутанного в шубу ниггера подошел к водительской двери и, козырнув, сухо потребовал:

— Документы предъявите... Права... Техпаспорт...

— Что, командир, номера не разглядел?! — хохотнул бритоголовый, небрежно кивнув в сторону капота. — Сходи глянь... Нельзя меня тормозить, въезжаешь?! Мэ-ри-я!..

— Я сказал — документы предъявите, — жестко повторил не расположенный к дискуссиям сержант. — Или с русским языком плохо? Могу научить...

— Ну, ты даешь! — покачал головой водила. — Ладно, гляди... А я пока номер твоего жетончика запишу и позвоню куда следует. Чтобы в следующий раз очки надевал и думал, когда следует палкой своей махать, а когда честь отдавать!.. — уже с явным нажимом бросил бритоголовый.

— Из машины выходим. Вместе с пассажиром.

Даже не взглянув на протянутые корочки, милиционер убрал их в карман куртки и вскинул автомат, передернув предохранитель. Ствол смотрел точно в лоб водиле.

Тот опешил, выпучив круглые, как у совы, глаза.

— Эй, сержант, ты че, рехнулся?!

Парень мельком бросил взгляд в зеркало и увидел, что рядом с притормозившим позади «чероки» с охраной уже стоят, аналогично бряцая готовым к бою оружием, двое здоровенных омоновцев в камуфляже, с черными масками на лицах.

— Мне силой вас вытаскивать или сами? — спокойно, но напористо спросил милиционер. — Считаю до пяти, потом пеняйте только на себя... Раз!..

Почуяв серьезность момента, Нигериец, мысленно ругая водителя Прохора за словесное недержание, предпринял последнюю попытку договориться полюбовно. Заднее боковое стекло «линкольна» с тихим жужжанием опустилось вниз, и из салона показалась увенчанная золотым браслетом черная рука, в пальцах которой была зажата пятисотка.

— Возьми, друг, — усилием воли выдавил из себя Лерой, подавшись к проему и растянув губы в снисходительной улыбке. — Извини моего руля, он — козел невоспитанный... Мы превысили скорость, знаю... Но так надо, понимаешь? Очень тебя прошу, возьми...

— Три!.. — грозно изогнулись надбровные дуги непреклонного милиционера. — Четыре!..

Рядом с джипом, словно черти из табакерки, выросли еще двое дюжих молодцов в милицейском прикиде и с направленными на пассажиров автоматными стволами.

— Дурак ты, сержант, — пробормотал Лерой, скомкав купюру в кулаке, швырнув ее себе за спину и нарочито медленно открывая дверь шикарного вездехода. — Хер с вами, уберите стволы, мы выходим!

— Руки за голову! Вперед, к посту! — доходчиво рявкнул один из омоновцев, препроваживая последовавших примеру босса двух охранников, нехотя и с матерками покинувших «чероки», к двухэтажному зданию поста ГИБДД. — Одно лишнее движение — врежу прикладом по спине, — на всякий случай предупредил боец не уступающих ему в массе бодигардов.

Впрочем, те быстро просекли тему и бакланить явно не собирались. Когда менты кого-то ловят, объявив план «Перехват» и паркуя все тачки без разбора, их лучше не злить...

— За ними, — хрипло приказал сержант злобно застывшим у джипа Нигерийцу и Прохору. — И шубку можешь застегнуть, а то, наверное, холодно... Здесь тебе не Африка, бананы не растут! Друг... — ухмыльнулся гаишник, ткнув стволом автомата в плечо зыркающего по сторонам Лероя.

— Я тебя запомнил, — сухо произнес Нигериец, полуобернувшись и с прищуром, оценивающе, взглянув на молодого розовощекого милиционера, а потом покорно направился вслед за охранниками к дежурному помещению поста. Полы его распахнутой на груди шиншилловой шубы едва не достигали сырого, в скользкой каше мокрого снега асфальта...

Всех пятерых завели в комнату, расположенную на задней стороне поста, откуда не было видно трассы, поставили лицом к стене и не спеша, с расстановкой, обыскали, то и дело отпуская в адрес Лероя обидные шуточки по поводу хорошего загара и шикарного волосяного покрова на теле, реагировать на которые наркобосс не решался.

На обшарпанный стол, стоящий у зарешеченного окна с видом на штрафную стоянку с грудой покореженных в ДТП автомобилей, аккуратно легли найденные при обыске бумажники, документы, мобильные телефоны, сигареты, ключи, жевательная резинка, презервативы и прочая ерунда — словом, все, что обнаружилось при пятерке граждан, остановленных на общих основаниях для проверки и досмотра...

После не принесшей результатов процедуры проверки водителей обоих джипов на наличие в крови алкоголя в течение почти получаса четверо милиционеров внимательно изучали пять паспортов на предмет их подлинности, иногда задавая их владельцам уточняющие вопросы.

До Лероя очередь дошла последней.

— Гражданин Лерой Карим... — бурчал под нос усатый капитан с тяжелыми «пивными» мешками под усталыми зенками. — Какое гражданство?

— Республика Нигерия, — тихо прошипел в ответ ниггер, по-прежнему стоя лицом к стене.

— Женаты? — продолжал допытываться милиционер.

— Да...

— Ага... вижу, — хрюкнул капитан. — Ксерокопия справочки имеется. Хорошова Вера Николаевна, уроженка Санкт-Петербурга. По какому адресу зарегистрированы?

— Поселок Черная Речка, улица Свердлова, дом семь! — злобно выкрикнул Нигериец. — В чем дело?! Я — консультант мэрии Санкт-Петербурга по внешней торговле, еду по служебным делам!

— У-тю-тю-тю, какие мы грозные, — ехидно промямлил усатый, переглянувшись со стоящим рядом омоновцем. Тот молча кивнул и вышел из поста, направившись к джипам, возле запаски одного из которых шла интенсивная возня. — Обычная проверка личности и документов, не надо так нервничать. Раз живете в нашей стране, значит, обязаны подчиняться нашим законам. А если не нравится, можете уебывать обратно на родину, к папуасам, обезьянам и кокосовым орехам, понятно? Между прочим, ваши молодцы, те, что были за рулем, нарушили скоростной режим, превысив установленные ограничения аж на тридцать два километра. Показания радара будут занесены в протокол, м-да... Плюс — предложение взятки сотруднику дорожной инспекции в присутствии свидетелей. Нехорошо получается, гражданин негр...

— Сколько нужно заплатить штраф, гражданин белый? — едва не взревев от такой наглости обычного мента — нищего самолюбивого быдла, возомнившего себя вершителем чужих судеб из-за надетой на нем мятой формы со звездочками, — фыркнул Лерой. — У меня нет времени с тобой болтать, капитан, давай разойдемся по-быстрому!

— Разумеется, разумеется. — Усатый, поймав взгляд вернувшегося омоновца — тот молча кивнул, — тяжело вздохнул и примирительно сказал: — Ладно, можете повернуться. Надоело мне на ваши жопы и бритые затылки смотреть. Не тот пейзаж, знаете ли...

Пятерка мгновенно обернулась лицом к группе милиционеров. Рожи охранников были перекошены едва скрываемой яростью. На негре, плотно стиснувшем губы, вообще не было лица, а одна из щек нервно подергивалась.

— Короче... — резюмировал капитан, присев на край стола, на котором лежала найденная в карманах у добропорядочных граждан всякая всячина. — Документы на тачки, права и паспорта у вас вроде не липовые. Да и сами транспортные средства в угоне не числятся. В этой части претензий к вам никаких. Но, — он многозначительно поднял палец, — была попытка подкупа должностного лица при исполнении. С этим мы позже разберемся. А пока за грубое нарушение правил дорожного движения водительские удостоверения граждан Ткачука Юрия и Брагина Прохора останутся у нас до вынесения решения по данному вопросу. Сейчас они получат временные талоны, и можете быть свободными! А в течение месяца будем рады видеть вас в управлении, в кабинете двести шесть, для разбора полетов и назначения штрафа... Пожалуй, это все, господа, что я могу для вас сделать! Сержант, — усатый обернулся к розовощекому милиционеру, — приступайте к оформлению. Разве не видите, товарищ консультант мэрии очень торопится?

— Урою, задавлю, шакалы! — рычал взбешенный Лерой, опять забираясь на заднее сиденье «линкольна» и заполошно прикуривая сигарету. Кортеж снова тронулся в путь. — Сегодня же дам команду взорвать этот гребаный пост, вместе с мусорами!

Налетчики

Подельники, бросив угнанный Крокодилом рано поутру «Запорожец» соседа-инвалида и наскоро стерев отпечатки пальцев куском ветоши, спрятали автоматы в большую сумку, выбросили ненужные уже чулки за забор, прошли квартал пешком, обогнув территорию предприятия, и сели в поджидающий их на стоянке возле здания городской управы, рядом с «Волгами» и «мерседесами» хапуг от власти, джип.

Лучшего места для временной стоянки новенького внедорожника, чем площадка перед логовом шайки «народных избранников», и быть не могло!

Заурчав мощным мотором, «ниссан-террано» с четырьмя пассажирами вальяжно вывернул со стоянки и, сверкнув темными стеклами, взял курс на огибающее городок с юга Мурманское шоссе.

За рулем сидел Доцент, рядом потягивал пиво Бита.

Расположившиеся на широком заднем сиденье Чахлый и во второй раз в жизни принятый в «пионеры» Крокодил, раскрыв сумку с деньгами, горящими глазами пожирая упругие банковские пачки, торопливо подсчитывали добычу.

К радости братков, она оказалась значительно больше их прикидок.

— Шестьсот двадцать тысяч рублей, не считая мелочи! — подвел итог Чахлый, довольно хмыкнув. — Нормалек, пацаны. Наш общак растет день ото дня. Чем крепче станем на ноги, тем увереннее будем смотреть в будущее. За «капусту», как известно, и черт пляшет, и прокурор поет...

Городок остался позади, джип, набирая скорость и мягко проскакивая дорожные ямы, мчался по направлению к Северной Пальмире.

— По сто пятьдесят пять кусков на каждого! — по уркаганской привычке мгновенно поделив сумму добычи на равные части, хрипло произнес Крокодил. — Для начала куплю себе французский клоповник, типа «Наполеона», со всякими там деликатесами, а потом закажу отпадную девочку из эскорта и испизжу ее вовсюду! — зажмурился в предвкушении скорого удовольствия Гена Елкин. — А потом...

— Ты, Крокодил, не обижайся, но хоть и кантовался ты уже на малолетке, баланду жрал, а ума, как я вижу, не нажил, — спокойно, сохраняя марку непререкаемого пахана, заметил Чахлый, вернув деньги обратно в сумку, застегнув «молнию» и примирительно положив руку на плечо заметно набычившегося и засопевшего подельника, с ходу определенного в вечные напарники к исполнительному дураку Бите. — Это только жулики да сопляки сразу делят все надыбанные бабки поровну. Поэтому и ходят вечно на измене, с пустыми карманами, да на нарах чалятся за плевые дела... В серьезных командах, вроде нашей, которые хотят существовать в достатке и авторитете долгие годы, система иная. И если по справедливости, то каждому из нас сегодня полагается по пятьдесят пять кусков на руки, а остальные четыреста остаются в общаке. И так будет до тех пор, пока не накопим серьезную страховку, гарантирующую нам решение многих проблем! Вот, скажем, повяжет тебя вдруг мусорня... Кто и с чего будет деньги адвокатам и ментам засылать, чтобы под подписку освободили и дело уголовное развалили?! А взятки чиновникам, когда будем хаты пропавших без вести алкашей в центре города на себя записывать?! А прочие нужные вложения, которых тоже нарисуется немерено?! Каждая из группировок имеет свое логово, будь то кафе, бар или ночной клуб, — чем мы хуже?! Рано или поздно, когда с нами начнут считаться, придется отметиться у смотрящего по Питеру от воров и регулярно отстегивать в главный общак России, — серьезно заметил Чахлый, в упор глядя на стушевавшегося под его стальным взглядом и аргументами Крокодила. А потом уже другим тоном добавил: — Но насчет биксы ты не волнуйся, будет тебе сегодня порево! По высшему разряду. Из тех, что в «Невском Паласе» обитают. Или в «Прибалтийской». Есть у меня предложение — отметить наше удачное дельце и твою прописку в бригаде в баньке, с водочкой, пивком и прочими мужскими радостями, включая сосок-профессионалок. Возражения у толпы есть?!

— Какие могут быть возражения, командир! У меня уже стоит, как телеграфный столб! — громогласно расхохотался захмелевший после первой банки пива амбал Бита. Несмотря на массивную комплекцию, он, как и все ярко выраженные олигофрены, плохо переносил алкоголь и даже при хорошем закусе упивался в хлам уже после двухсот граммов правильной водяры.

— Я согласен! — пожав плечами, сообщил Доцент. — Прибор требует регулярной продувки!

— Значитца, так и порешим, пацаны, — поставил точку ухмыльнувшийся Чахлый. — Слышь, Бита, поставь музон, что ли?!

Дебил, бросив под ноги смятую крепкой ручищей банку из-под «Хольстена», порылся в бардачке джипа, отыскал среди вороха купленных накануне аудиокассет свою любимую, вставил ее в магнитофон и увеличил громкость до максимума.

«Братва, не стреляйте друг в друга! Вам нечего в жизни делить! — раздался из четырех динамиков, резанув по ушам, хриплый сермяжный голос мэтра русского шансона Евгения Кемеровского. — За круглым столом позабудьте обиды, ведь всем тяжело друзей хоронить!»

— Как поет, как поет! — впадал в экстаз Бита, зажмурив глаза.

— Где будем стволы скидывать, командир? — стараясь перекричать музыку, уточнил прикуривающий сигарету Доцент, поймав блестящий взгляд Чахлого в панорамном зеркале.

— С собой возьмем, — твердо сказал бугор, помотав головой. — Сейчас они могут понадобиться в любой момент. Не дрейфь, все пучком. Замочим всех!

И в этот самый миг в кармане «пионерского» лидера настойчиво залился трелью сотовый телефон.

Бесцеремонно толкнув пребывающего в меломанской нирване Биту кулаком в широкую спину, главарь сделал обернувшемуся громиле недвусмысленный знак вырубить музыку и, когда салон джипа резко погрузился в напряженную тишину, нажал на кнопку и откинул микрофон.

Оставленный для связи перепуганным и ограбленным барыгам, у которых успели за последние дни побывать «с деловым визитом» Пионеры, номер трубы «сработал» впервые, и Чахлый, по спине которого непроизвольно пробежала прохладная волна, уже не сомневался, в каком именно ключе будет протекать предстоящий разговор с неизвестным братилой, какова будет тема обсуждения и что произойдет потом.

Но он был готов к стрелке и уже третий день ежеминутно ждал вызова на нее с тем сдержанным нетерпением, с которым притаившийся в кустах с удавкой за пазухой кровавый маньяк поджидает одинокую полуночную жертву...

Опера

Взглянув в светящиеся торжеством карие глаза девушки, Валера увидел в них свое собственное застывшее отражение с пистолетом в руке. А потом быстрым шагом прошел в гостиную и остановился как вкопанный, поедая взглядом две развалившиеся в кожаных креслах перед столиком знакомые личности — огромную тушу вышибалы Чака и тщедушную фигуру Гоблина, одетого в зеленый, расстегнутый на впалой волосатой груди до самого пупка спортивный костюм.

Оба наркобарыги спали глубоким сном, открыв рты, откинув головы на спинки кресел и заполняя пространство вокруг себя тихим размеренным храпом.

— Ур-род, бля! — скрипнул зубами Дреев, буквально пожирая испепеляющим взглядом так легко обнаружившегося убийцу его друга Кости Логинова.

Не в силах сдерживать накопившуюся внутри с того рокового выстрела злость, опер на ватных ногах приблизился к спящему драгдилеру, перевернул обратной стороной зажатый в руке пистолет, взяв его за ствол, и изо всех сил наотмашь ударил Гоблина тяжелой рукояткой «макарова» в худое бледное лицо.

Наркоделец, мотнув башкой, остался неподвижно лежать в кресле, ничего не видя, не слыша и не чувствуя боли от стремительно вздувающегося на скуле багрового кровоподтека.

— Была бы моя воля, я... — хрипло процедил резво пойманный Бакулой сзади за руки, играющий желваками капитан. Освободившись от захвата резким движением плеч, Дреев достал из кармана ключи от «сьерры» и протянул их напарнику: — Толя, принеси-ка из тачки капроновый шнур и барсетку с инструментом — они в бардачке — и пластиковую бутыль с бензином. Минут через пятнадцать—двадцать эти крысы очухаются, начнем нашу беседу...

— Сделаем... — Бакула кивнул и направился в коридор. Тихо хлопнула входная дверь.

— Боже, какая жестокость, — с театральным пафосом произнесла старлей, присаживаясь на диван и наливая в высокий темный бокал на витой ножке французское шампанское «Барон Дюваль».

— Леночка, золотце, спасибо тебе огромное за все, — сказал опер, глядя тяжело, устало. — Прости, что подняли тебя среди ночи, но будет лучше, если ты сейчас поедешь домой и ляжешь отдыхать. Хорошо? Кстати, фрукты и конфеты можешь сложить в пакет и взять с собой.

— Вот так всегда, с самого детства, — пригубив «шампик», вздохнула Елена. — На самом интересном месте заставляют идти спать!

— Давай, живенько. Вот, — он протянул ей смятую купюру, — поймаешь такси, доедешь до самого дома. И не надо болтать на службе про сегодняшнюю ночь, лады? Доброхотов всяких до хрена... Духи — за мной.

— Да ни хрена ты не понимаешь, Дреев! — встав с дивана, толкнула его кулачком в грудь Елена. — Плевала я на твои духи, уловил?! Мне ты нужен, только ты! В общем, так... — сдерживая дыхание, произнесла девушка. — Или ты сегодня, когда закончишь, приезжаешь ко мне... или... Господи, что за чушь я несу!

Резко отстранившись, она подхватила лежащую на стуле у стены дамскую сумочку и, на бегу утирая повлажневшие глаза, бросилась к выходу.

Замешкавшийся было опер настиг Лену уже в прихожей, когда она неловко хваталась за ручку массивного сейфового замка.

Он ласково потрепал девушку по мягким светло-русым волосам.

— Давай с тобой договоримся вот о чем... Сейчас не самое подходящее время и место для объяснений. Я позвоню... Нет, пожалуй, я зайду к тебе на чашечку чая, как только мы с Бакулой разберемся с этими двумя барыгами, лады?

— Если ты меня обманешь, я тебя пристрелю, — вздохнула Лена обреченно.

Толкнув незапертую бронированную дверь, она вышла на лестничную площадку, оставив после себя едва уловимый шлейф тонких и приятных парфюмерных запахов.

Обалдевший от случившегося, капитан, едва закрылась дверь, отрешенно привалился спиной к прохладной стене прихожей, непроизвольно опустил глаза на зажатый в руке пистолет, привычно засунул покуда ненужный ствол обратно в наплечную кобуру и направился в гостиную, откуда послышалось бормотание и вялая возня кого-то из приходящих в себя после отключки наркобарыг.

В прихожую, тяжело дыша, вломился с мотком веревки, бутылкой бензина и комплектом зубоврачебных инструментов раскрасневшийся от азарта и нетерпения Бакула.

Валера как-то рассеянно подумал, что в этом скором на расправу и начисто лишенном инстинкта самосохранения парне, вне всякого сомнения, зреют правильные ментовские всходы. Ибо только такие по-хорошему отмороженные опера, как Толик, могут реально вырывать жало у заполонивших всю страну варягов — проводников наркотической заразы...

Главный телохранитель

Кортеж Нигерийца, четверть часа назад подвергшийся беспрецедентному шмону со стороны сотрудников ГИБДД, вскоре свернул с оживленного шоссе на узкую, идеально заасфальтированную дорогу и, слегка притормозив перед автоматически поднявшимся шлагбаумом с расположенной рядом на сосне скрытой видеокамерой, плавно покатил к резиденции, которая охранялась не хуже иных президентских владений на Валдае.

Когда-то, в безвозвратно канувшую в небытие эпоху генсеков, эту сказочную территорию занимал пионерский лагерь «Дзержинец». В нем отдыхали избранные детки питерских ментов и комитетчиков.

Сейчас же полновластным хозяином двух отреставрированных не хуже Эрмитажа, окруженных высоким каменным забором с шок-нитью белоснежных трех-этажных корпусов являлся Карим Лерой, скромный студент-заочник Горного института.

Некоторое время назад сей факт весьма забавлял и самого Нигерийца, и побывавших однажды в отремонтированной резиденции с визитом старейшин клана. Но по мере того как швейцарские часы в просторном холле вертели свои стрелки вперед, пьянящее ощущение одержанной над Системой победы совсем незаметно прошло, испарилось и уже не вызывало в минуты редких воспоминаний ровным счетом ни малейших эмоций. И тем более в моменты, подобные нынешнему, когда Лерой пребывал в состоянии, граничащем с настоящим бешенством.

...Едва «линкольн», описав полукруг вокруг чаши-фонтана, притормозил у парадного входа в виллу, ниггер, не дожидаясь охранника с зонтом — с темного неба хлопьями валил противный мокрый снег, — нервно распахнул дверь джипа, вывалился наружу и, слегка покачиваясь от гуляющего в голове дурмана, быстро поднялся по мраморным ступенькам к ярко освещенным лакированным дверям, за которыми уже маячили, почтительно скорчив рожи, двое мордоворотов в костюмах и длинноногая прислуга в униформе с фартучком.

— Бассейн! Виски! И пошли все на хер! — рявкнул ворвавшийся в дом Нигериец, на ходу сбросив с плеч роскошную шиншилловую шубу, тут же подхваченную расторопной служанкой и унесенную в гардеробную. — Брюс! — позвал он, не оглядываясь, будучи твердо уверен, что начальник охраны следует точно по пятам, ожидая указаний.

— Слушаю, хозяин, — как всегда вполголоса, отозвался высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти, с узким, гладко выбритым лицом.

Вслед за Лероем он бесплотной тенью поднимался вверх по широкой, застеленной красным ковром дубовой лестнице.

После перестройки и реконструкции бывший главный корпус пионерского лагеря внутренним убранством и интерьером больше всего походил на странный, сюрреалистический коктейль из сусальной царской роскоши времен юного Санкт-Петербурга с обильной примесью чисто африканских прибамбасов — вроде настенных ритуальных масок из самшитового дерева, многочисленных декоративных пальм, соломенных циновок перед дверями и развешанных там и сям папуасских расписных щитов и копий с костяными наконечниками и бахромой из перьев.

У тех редких гостей резиденции, кто переступал порог виллы впервые, от обилия красок и обрушивающихся впечатлений мгновенно отвисала челюсть.

— Слишком долго мусора возились у машин, проверь их... — поднявшись на второй этаж и толкнув дверь, ведущую в каминный зал, по-английски сказал ниггер.

— Уже распорядился, — тихо отозвался блондин.

При рождении родители, коренные вологодцы, назвали его Олегом, с этим именем бывший сотрудник спецотдела ВДВ Брюсов прожил большую часть своей жизни. А поступив на службу к чернокожему «студенту», с видимой легкостью и безразличием принял второе, производное от своей русской фамилии, но насквозь заморское имя — Брюс, не обращая внимания на такие мелочи. — Что-нибудь еще, босс?

— Пошли проверенных боевиков с «мухами», пусть сегодня ночью всадят в этот ментовский пост пару моих пламенных приветов из гранатомета! — скрипнул зубами Лерой, быстрым шагом направляясь к расположенному у огромного окна полированному столу с кривыми ножками, на котором стоял телефон. — Пусть знают, белое дерьмо, с кем связались!..

Все внутренние линии загородной резиденции, благодаря мини-АТС, в отличие от стандартного карманного мобильника, были надежно защищены от прослушивания с помощью хитроумных приспособлений. Поэтому для конфиденциальных переговоров Нигериец всегда пользовался только местным телефоном. Сейчас как раз был такой случай.

— Если вас интересует мое мнение, то я бы этого не делал... — секунду помолчав, серьезно заметил Брюс. Брови его нахмурились. — Не надо недооценивать нашу рабоче-крестьянскую милицию. Этот шмон — не просто глупая клоунская выходка. Слишком наглый ход для обычных гаишников. Парни заранее знали, кого нужно остановить и что сделать... Приказ наверняка поступил из больших кабинетов, круто сверху. Вас прощупывают, хозяин, и я уверен, что сегодняшний инцидент — только начало некоей комбинации. Интуиция подсказывает...

Лерой на миг застыл, зло уставившись на невозмутимо стоящего рядом главного охранника:

— Сделай, что я сказал, понятно?.. Больше повторять не стану...

— И все же я предостерег бы вас, босс, от необдуманных поступков... — выдержав паузу и уничтожающий взгляд Нигерийца, снова тихо сказал Олег. —Расстрел поста ГИБДД — это нешуточное дело. Реакция последует незамедлительная и жестокая.

— Ты не понял моего приказа? — сменил каменную маску на слащавую улыбочку Лерой. — Или забыл, кто тебе платит и сколько?!

— Нет, босс, я помню, чем вам обязан, — покачал головой блондин, едва заметно дернув уголком рта. — Я и мои парни готовы выполнить любое задание. Однако в свете сегодняшнего инцидента с обыском ваша идея насчет гранатометов — это прямой путь в подвалы ФСБ. А там работают не балерины и не толстые сержанты с полосатым жезлом. Там ломают, всерьез и навсегда...

Так никуда и не позвонив и опустив телефонную трубку на клавиши, ниггер отошел от стола и двумя шагами приблизился к шефу секьюрити, так близко, что их лица разделяло всего несколько сантиметров и они могли чувствовать теплое дыхание друг друга.

Процедил, брезгливо кривя пухлые губы и делая ударение на каждом слове:

— В этом холодном, дрянном лягушачьем болоте нет никого, кто мог бы говорить мне, что я могу, а что — нет! Я один здесь господь бог, аллах и дьявол в одном лице! Я могу без проблем купить всех, начиная от клерка и заканчивая мэром! Я могу уничтожить весь дом на Литейном... Я могу перекупить у мафии всех русских бандитов, дав им втрое больше денег, и взять под свой контроль рэкет. И никто, кроме меня, не может решать — кому жить, а кому умирать, из живущих в этом человеческом муравейнике пяти миллионов людей... А теперь иди и выполняй приказ! И знаешь еще что... — В глубине расширенных и влажных зрачков наркобарона промелькнула дьявольская искра. — Пусть с твоими головорезами пойдет еще один, с видеокамерой. Утром я хочу посмотреть, как великолепно это было!.. Чего ждешь?! Проваливай, Брюс, мне нужно позвонить в бордель к «чехам» и сказать им, пусть привезут пару маленьких мальчиков...

В безумном взгляде Нигерийца вдруг появилась дымчатая поволока, расширившиеся зрачки на миг остекленели, став совершенно холодными и пустыми. Веки плавно поползли вниз.

Впадающий в прострацию Лерой слегка покачнулся, тут же конвульсивно вздрогнул всем телом и, словно вынырнув из затягивающей его бездны, снова обрел чувство реальности. Покрасневшие глаза ожили.

Покровительственно улыбнувшись своему главному телохранителю, Нигериец положил ему на плечо унизанную золотыми кольцами руку и легонько толкнул в направлении двери.

— Уходи...

— Вам не стоит так увлекаться кокаином и «травкой», босс, — тихо предостерег, оставаясь на месте, блондин. — Может быть, я вызову врача, он сделает вам очистку организма... И я, как бывший профессиональный разведчик, все-таки советовал бы отменить приказ насчет диверсии...

— Ни за что! — наклонившись к самому уху Брюса, упрямо прошептал негр, приложив палец к губам. Сторожко огляделся по сторонам, словно их могли подслушать.

Чтобы утихомирить обкурившегося негра, бывший офицер-десантник решил сменить тему:

— Каких пташек вам сегодня заказать, босс? Помоложе? Беленьких? В гареме у Вахи выбор на любой вкус.

— Что?.. Да... Надо расслабиться...

Нигериец мотнул головой, будто сгоняя остатки дурного сна, тупо глянул из-под черных бровей на улыбающегося телохранителя огромными, во все глаза, зрачками. Его лицо то и дело искажало судорогой.

— Ты — хитрый, — пробормотал Лерой, отпуская стол, за край которого он держался, и опираясь на локоть преданного слуги и сторожевого пса. — За это я тебя и держу, Брюс!

Часть пятая РАЗБОР У ПРИДОРОЖНОГО БИСТРО

Главарь Пионеров

— Алло! — небрежно процедил в трубку Чахлый.

— Ну здорово, человек! — c открытой неприязнью произнес на том конце незнакомый глухой голос. — Это от Гиви Ростовского звонят! Я — Костыль! С кем имею говорить?!

— Мое погоняло Чахлый, я — бугор Пионеров. Какие проблемы, братан?

— У меня — никаких, зато у тебя, «пионер», похоже, теперь их будет полная жопа! — с ходу в карьер начал наезжать собеседник. — Ты чей вообще, а?! Откуда вылупился?! Кто из людей за тебя слово скажет?! — скрежетал зубами Костыль, тяжело дыша в трубку.

— Когда-то был от Кая. Но сейчас за свои дела и слова отвечаю сам, — жестко парировал Чахлый. — И гнать на меня пургу, братила, ни тебе, ни кому-либо другому не советую! Говори, что от меня хочешь?!

— Кончай базар, фраерок, на стреле тебе тему растолкуют, — небрежно кинул собеседник. — Подъезжай через час на тридцатый километр Мурманского шоссе, на площадку для фур. Та, что напротив бистро для дальнобойщиков. Ради такого случая я, так и быть, оставлю дела, подгребу сам и объясню тебе пару фишек со всей доходчивостью. Ну что, забили?!

— Нет проблем, Костыль, мы будем вовремя, — без тени тревоги ответил Чахлый. — Не изволь беспокоиться, братила! Побазарим.

— И на всякий случай запомни, «пионер», — напоследок предупредил, засопев в трубку, боевик. — Попробуешь дернуться, типа круче пареных яиц, возникнет мысля «дурами» махать... Короче, не советую! Покамест базар с тобой будет на словах, но не дай бог!.. Ты все понял?!

— Заметано. Значит, через час?! — откликнулся Чахлый и первым нажал на сброс. Неторопливо убрал телефон назад в куртку, оглядел замолчавших в ожидании пацанов и, чуть прищурив глаза, с бесовской ухмылкой сообщил: — Сауна и бляди отменяются. Едем на стрелку, насчет рынка. Это как раз недалеко отсюда, на тридцатом километре. Подходящее местечко!

— Кто звонил? — спросил, обернувшись, Доцент, минутой раньше на всякий случай остановивший «террано» на раскисшей от грязи сырой обочине.

— Гиви Ростовский! — сверкнув глазами, сообщил Чахлый, внимательно наблюдая исподлобья, как мгновенно вытянулись лица корешей, со всей глубиной осознавших, с кем именно им придется делить самую доходную из нахрапом взятых под «крышу» точек.

Только шкафообразный недалекий провинциал Крокодил, которому имя одного из некогда самых беспредельных и суровых бригадиров Алтайца ничего не говорило, остался почти беспристрастным и, тупо глядя на Чахлого, молчаливо ковырял пальцем в волосатом носу.

— Не ссыте, разберемся без накладок! Это даже хорошо, что сразу схлестнулись с таким известным мокрушником, как Гиви! До остальных быстрее дойдет, что с нами шутки плохи... К тому же он не сам приедет, вместо него будет некий Костыль с быками. В общем, как и договаривались, будем валить всех! Хорошо, что большая часть арсенала у нас с собой, не придется крюк до гаража наматывать, — серьезно заметил Чахлый. — Хотя гранатомет бы не помешал, для уверенности... Ну, да ладно, — махнул он рукой, — и так справимся. Верно, пацаны? — Чахлый хлопнул по плечу сидящего рядом лохматого новобранца.

— Ты, главное, скажи — что нужно делать, а дальше мы сами разберемся, — ответил рекрут, пожимая плечами. Судя по молчаливому сопению нахмурившихся и явно пребывающих в легком мандраже Биты и Доцента, то же самое думали и «старики».

— Тогда сделаем так. — После затянувшегося молчания Чахлый почесал лоб и наконец начал излагать диспозицию предстоящей схватки. — Сейчас мы гоним на стоянку перед кафе и оглядимся на местности. Как мне помнится — я там один раз с голодухи жрал их дерьмовые гамбургеры, — кафе стоит на перекрестке. Водилы с трассы тормозят у тошниловки довольно часто, так что на площадке для фур и перед самим зданием кафе наверняка не пусто — будут стоять грузовики или обычные тачки. Там, бля, низина, сырость, поэтому вдоль дорог выкопаны глубокие канавы, кое-где поросшие кустами. В одной из них, на другой стороне примыкающей к шоссе дороги, со снайперкой, «АКСУ» под боком и в маске спрячешься ты, — он безапелляционно указал пальцем на Доцента, — и будешь, лежа в грязи, терпеливо ждать моего сигнала. Обращаться с игрушкой знаешь как, сам базарил... Возьмешь на мушку главного, Костыля!..

— Понял, — просекая всю серьезность предстоящей разборки, без протестов кивнул Доцент. — Не волнуйся, я весь прошлый год из тира не вылазил, так что не лоханусь. С лазерным прицелом вообще промазать невозможно, всё как на ладони, — деловито уточнил он, бросая в рот лимонную жвачку.

— Как только снимешь его, сразу оставляешь винтарь, берешь автомат и начинаешь поливать пидоров очередью! Крокодил, тоже в маске, с другим «калашом», спрячется в соседней канаве, перпендикулярно, с таким расчетом, чтобы вы ненароком не замочили друг друга, — продолжал сосредоточенно давать инструкции Чахлый.

— Ага! — оживился лохматый. — Сделаем, шеф!

— А мы с Битой за две минуты до стрелки подъедем на тачке, остановимся напротив кафе, так, чтобы место простреливалось с обеих точек, откроем двери джипа — пусть видят, что внутри никого нет, и как деловые будем ждать гостей, — не обращая внимания на реплики, скрупулезно раскладывал по полочкам Чахлый. — Когда они припрутся — а машин наверняка будет минимум две, забитые «пехотой» под завязку, — мы идем им навстречу. Говорить буду я, Бита молча стоит рядом. Стрелять начинаете после того, как я брошу гранату, отпрыгну и упаду на землю. Если я этого не сделаю — сразу после того, как они сядут в машины. Деваться им будет некуда, положим всех, как кегли! Ни один не уйдет.

— А мне что делать?! — обидевшись, что ему определили роль безмолвного манекена, пробурчал Бита. — Просто смотреть?!

— Ты возьмешь с собой ствол и, когда начнется мочиловка, будешь вместе со мной отстреливать тех, кто успел упасть на землю. Вам, в канавах, кроме мокрых шмоток и завтрашних соплей, ничего не грозит, а вот мы с Битой на всякий случай наденем под куртки броники, — нахмурился Чахлый. — Сумку с деньгами по дороге к кафе завезем и оставим у моей бабки, она живет здесь неподалеку, в Левашове. Потом, на обратной дороге, заберем... Всем все ясно?! Тогда трогай!

И Чахлый, как полководец, поднимающий солдат в решающую атаку на неприятеля, решительно махнул рукой сидящему за рулем джипа Доценту.

Сергей Северов

Между Сергеем Северовым и Ириной Сосновской вроде бы ничего не изменилось. Он по-прежнему относился к ней как к беспутной дочке нахапавшего денег, ловкого и нахрапистого проходимца. Причем нахапавшего большей частью из госбюджета — то есть из пенсий стариков, стипендий студентов и жалких зарплат работников некоммерческих предприятий. А созерцание порнофильма, понятное дело, не прибавило Ворону к чересчур рано созревшей девице симпатий.

Но он даже не шестым чувством, а каким-то совершенно особенным образом ощущал, что судьба начинает связывать его с дочерью ненавидимого им олигарха неосязаемыми, но прочными путами.

Да и сами встречи Северова с Сосновской носили некий фатальный характер, происходили исключительно на крутых изломах входящих в соприкосновение их жизненных линий.

Стремясь освободиться от этой почти мистической паутины, он твердо решил, что следующая встреча с Ириной будет последней. Сергей передаст ей необходимую информацию — и точка.

Согласно этому решению, по логике, их свидание должно было быть скоротечным, у Невы или какого-нибудь канала, где бродит немало парочек, которых принято называть влюбленными. Здесь находящийся в тотальном розыске Ворон, прогуливаясь вместе с девушкой, будет в относительной безопасности.

Однако Северов сам для себя нашел предлог, как отказаться от этой естественной вроде бы идеи: на улице была достаточно противная слякотная погода. И хотя такое состояние природы обычно для болотного Питера, Сергей ухватился за возможность провести последний день с Сосновской в каком-либо пристойном заведении.

Он выбрал не слишком приметное кафе на окраине города. Хозяин точки, старый еврей, успевший отметиться на «исторической родине» и свалить обратно, держал, по каким-то своим соображениям, непомерные цены на сервис, потому заведение посещалось редкой и исключительно забашленной публикой.

Северов назначил встречу Ирине на два часа дня — на вечер он планировал другое мероприятие.

Девушка явилась в строго оговоренное время в своем неизменном красном плаще. Когда разделась в гардеробе, на ней оказались вроде бы простенький, но на самом деле недешевый свитерок из бутика, подчеркивающий ее неординарные формы, и столь же облегающие джинсы в цвет — черный — всему прикиду.

Меланхоличный официант принес им карту меню. Девушка, бросив на нее вялый взгляд, заказала пятьдесят граммов коньяка «Камю» и шоколад.

Северов счел такой выбор подходящим и для себя.

Когда унылый халдей шаркающей походкой отправился исполнять заказ, Сергей принялся излагать свои выводы. Выводы эти, едва ли не впервые в жизни, Ворон сделал исключительно аналитическим путем, а не на основе оперативных данных, если не считать экспертизу таблетки.

Но для начала он протянул девушке коробку с косметикой и духами от Кардена.

Ирина округлила глаза и пробурчала несколько невнятно-признательных слов.

— Здесь таблетки, компьютерная распечатка с описанием их действия и диск с фильмом, — улыбнувшись, пояснил Северов. — Впрочем, все остальное, что написано на коробке, там тоже есть, — добавил он несколько смущенным тоном.

Сосновская молча убрала коробку в сумочку.

— Что касается таблеток, шантажисты тебя не обманули, — перешел Ворон непосредственно к делу. — Препарат действует примерно так, как они описали. Но не думаю, что оппоненты твоего отца всерьез рассчитывали с помощью химии вывести Михаила Борисовича из игры.

Наконец вернулся представитель службы сервиса, Сергей замолчал, и они с Ириной пригубили коньяк.

— Почему вы так думаете? — после долгой паузы спросила Сосновская.

— Во-первых, эти ребята должны, по определению, тебя неплохо знать, а следовательно, не могли и мечтать, что ты способна под влиянием шантажа — неприятного, но не смертельного — довести отца до помешательства, пусть даже временного. Во-вторых, препарат действует не сразу — Михаил Борисович теоретически мог и после приема нескольких таблеток быть в состоянии подписать некий кипрский контракт или любой другой, интересующий шантажистов. То есть с этими таблетками они сильно рисковали тем, что ожидаемого эффекта не получится. А зачем им неоправданный риск? Чтобы исключить твоего отца из неизвестной нам композиции, есть более надежные, хотя и чреватые ответными действиями методы. Впрочем, когда ты обо всем доложишь «бурильщику» Чиркову и отцу, контрмеры последуют и в данном случае.

Ирина пригубила коньяк.

— А фильм? — спросила она, не поднимая глаз.

— Картинка как бы призвана оказать давление на тебя, то есть непосредственно завязана с таблетками — а о них мы уже порассуждали. О серьезном же воздействии порнухи конкретно на твоего отца вообще говорить не приходится. Я хорошо знаю характер Михаила Борисовича, — слегка улыбнулся Северов, — а его неведомые противники знают господина Сосновского, естественно, не хуже меня: невозможно представить, чтобы под влиянием материала такого рода твой папенька отказался от слишком выгодной сделки. Ясно, что ему в жизни и не через такое приходилось переступать, иначе бы он не был известным всей стране олигархом. Теоретически фильм мог произвести негативное впечатление на зарубежных коммерческих партнеров Михаила Борисовича — нашим бизнесменам вообще такие номера до фени, — ровным голосом продолжал излагать свои соображения Ворон. — Но опять-таки: фактор времени... До настоящего скандала это кино слишком долго надо раскручивать, и господин Сосновский все равно успеет провести нужную ему комбинацию.

Северов по привычке через плечо окинул небрежным, мимолетным взором вокруг себя и мгновенно напрягся. Расположившийся на круглом стуле у стойки бара и полуприкрытый ее углом парень лет двадцати пяти определенно наблюдал за ним.

Более того! Буквально через несколько секунд Ворон обнаружил, что сидящая в противоположном углу зала парочка нещадно дымивших мордоворотов периодически бросает на него пристальные взгляды.

Плохо было и то, что Северов, дабы не шокировать девушку, отказался от грима и являл в данный момент свое истинное лицо, уже, конечно, растиражированное и розданное всякого рода операм и сексотам.

Рука Ворона, незаметно для Сосновской, скользнула под пиджак и сняла засунутый в подмышечную кобуру «стечкин» с предохранителя.

— А что вы думаете по поводу шпиона из окружения Палыча?

Голос Сосновской заставил слегка вздрогнуть напряженно просчитывающего ситуацию киллера.

Он поднял на собеседницу глаза, и вдруг простая, как кусок льда, мысль охладила его воспалившуюся голову, и Ворон тут же расслабился.

Да не на него смотрели все эти парни! Они положили глаз на Ирину Сосновскую! Слишком хороша была девка, чтобы не обратить на нее внимания.

— Ты об упоминаемом шантажистами «кроте»? — Северов столь же незаметно поставил «стечкин» на предохранитель. — Возможно, таковой и есть — ведь пленка с твоей... — Ворон запнулся, подыскивая подходящие слова. — О захвате тебя киднеперами была обнаружена и замотана до лучших времен кем-то из охранников, приехавших за тобой на хазу. В принципе Чирков его должен вычислить. Либо для профилактики отстранить от дел всю бригаду, вывозившую тебя с базы киднеперов. Так или иначе, в нашем случае толку от «крота» немного — ты ведь обо всем расскажешь Феликсу Павловичу и отцу приватно.

В кафе играла живая музыка. Состав лабухов был несколько нетрадиционен: один долбал на фоно, другой напрягал сакс. Несколько минут Ирина и Сергей внимали изощренному джему.

— Я бы, наверно, сделал для тебя больше, но ты знаешь, что я раскрыт, и руки у меня теперь практически связаны, — извиняющимся тоном произнес Ворон. — Ну а общий вывод относительно всей этой истории таков. Против твоего отца начала работать сильная криминально-коммерческая группировка. Скорее всего, это разовая акция с целью примазаться к какому-то выгодному финансовому проекту господина Сосновского. Оппоненты совершенно не рассчитывают, что смогут фармакологическими либо киношными фокусами всерьез воздействовать на твоего отца. И они не сомневаются, что он с помощью Чиркова, а возможно, и Корнача в конечном счете выйдет на них. Потому-то эти ребята заранее столь оригинальным способом демонстрируют свои оперативные и иного рода возможности. Довольно изощренный, надо сказать, психологический ход, — продолжал излагать свою версию Северов. — Но я не думаю, что за ним стоит нечто большее. Я имею в виду, что они не решатся на физическую ликвидацию Михаила Борисовича. Просто потому, что эти люди, естественно, тоже много чего повидали в нашей жизни и умирать им вряд ли хочется. Они не могут не понимать, что от такой мощной структуры, какую возглавляет господин Сосновский, последует жестокий ответ. Все, на что они надеются, — это, как говорят наши блатари, забить стрелку в надежде, что им обломится хоть какой-нибудь кусок. Короче, расскажи все Чиркову и отцу, изложи мою версию и ничего не бойся.

Ирина молча кивнула головой, подтверждая — мол, так и сделает. Но было очевидно — что-то продолжало ее угнетать.

Лабух на саксе выдал очередной пассаж. Ворон поднял глаза на девушку, на несколько секунд задержал на ней взгляд и неожиданно для самого себя предложил:

— Может быть, потанцуем?

Она встала, оправила свитерок, вольно или невольно подчеркнув этим крутые линии своего силуэта, и вопросительно взглянула.

Тот взял ее за руку, и они медленно закружились под блюзовую композицию.

Танец завершился неожиданно быстро. Довольно плотно прижимая Ирину к себе, как того требовала эстетика блюза, Сергей вдруг ощутил неуклонно нарастающее и грозящее стать неконтролируемым мужское желание.

«Только этого еще не хватало! — подумал он с чувством, близким к растерянности. — Все, надо прощаться».

— Извини, Ирина, но мне нужно идти, — сказал Северов, отстранившись от девушки и демонстративно взглянув на часы.

Та ничего не ответила и отвела глаза.

Сергей быстро рассчитался с официантом.

— Тебя куда-нибудь подвезти?

Сосновская покачала головой:

— Я посижу еще немного, здесь довольно уютно.

Северов тяжело вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и с усилием произнес:

— Вот что, Ирина. Повторяю, ты знаешь мое нынешнее положение — какой-либо помощи от меня ждать теперь не приходится. Не ищи меня больше.

— Спасибо вам за все, — глухо отозвалась Сосновская, в очередной раз отводя глаза в сторону.

Ворон ушел, не оглядываясь, хотя обычно, покидая любое заведение, проверял — не увязался ли за ним хвост.

Костыль

Отправляясь на стрелку с беспредельщиками, за каких-то два дня нагло обложившими данью сразу несколько давно поставленных их группировкой под «крышу» фирм, Костыль — высокий худой мужичок с хитрым орлиным взглядом и крючковатым, не менее орлиным носом — испытывал те же самые чувства, которые испытывает бывалый таежный охотник, отправляющийся проверять расставленные капканы...

Сорокапятилетний бандит по жизни, уроженец горной Чечни Иса Джабраилов, получивший свое прозвище за хромоту, вызванную пулевым ранением в колено на одной из первых гангстерских разборок, в самом конце восьмидесятых, не сомневался, что сможет без проблем проучить зарвавшихся щенков, преподав им жестокий наглядный урок.

Дело в том, что кафе на трассе было уже дважды проверенным на практике местом расправ с чужаками. Пять стрелок закончились мирными переговорами.

Площадка на противоположной стороне от одинокого кафе была как на ладони. С четырех сторон ее окружало ровное поле, на котором негде спрятаться, кроме идущего вдоль трассы глубокого кювета.

И что особенно важно — Салман Магомедов, хозяин забегаловки, являлся родственником бригадира.

Вызывая чужаков на разбор к загородному кафе, Костыль сразу же звонил на трубу Салману и предупреждал его о предстоящем визите недругов.

Для хозяина кафе и двух его помощников не составляло труда, оставаясь невидимыми, некоторое время понаблюдать за окружающей территорией — и не только с фасадной стороны здания, а когда в означенный час чужаки первыми прикатывали на площадку, сообщить дожидающемуся в километре от места встречи земляку со товарищи число прикативших тачек и количество сидящих в них боевиков. Но самое главное — обнаружить заранее организованную залетными беспредельщиками засаду! Для нее здесь было только одно подходящее место — канава! Не заметить, как некто, незадолго до стрелки, высаживает из притормозившей машины торопливо прячущегося в кювете человека, вооруженные оптикой Салман и его верные помощники просто не могли!

Таким образом, расклад был ясен изначально.

Если подстава имелась, то к площадке с двух сторон подкатывали тачки с боевиками, в место, где затаился снайпер, из проезжающей мимо машины летело две-три гранаты «Ф-1», а потом по автомобилям чужаков без каких-либо базаров, с ходу, открывалась пальба из ручных пулеметов.

После массированного обстрела, когда транспорт поверженного неприятеля более всего напоминал дуршлаг, к тачкам залетных подходили «чистильщики» и, если требовалось, завершали акцию контрольными выстрелами в голову недобитой жертвы.

План, что и говорить, — великолепный! Единственной проблемой являлось последующее объяснение хозяина кафе с вызванной им же милицией, но Салман лишь беспомощно разводил руками — дескать, не виноват он, граждане начальники, что криминалы облюбовали для своих разборок именно площадку напротив его заведения.

Побродив вокруг несколько часов, опросив свидетелей из числа посетителей кафе, собрав гильзы и трупы, менты убирались, проклиная очередной «глухарь».

Правда, в последний раз желчный майор из убойного отдела, сурово глядя в карие, бегающие из стороны в сторону глазки Салмана, предупредил, что после следующей бойни, если таковая случится, заберет его с собой на семьдесят два часа.

Ну, да хрен с ним, подумал тогда чечен, отвертится как-нибудь. Он знает, что, если заложит «брата» ментам, жить ему останется до захода солнца...

Едва закончив разговор с беспредельщиками, Иса Джабраилов по кличке Костыль тут же набрал номер сотового телефона родственника. После двух длинных гудков он неожиданно услышал «абонент не отвечает или временно недоступен».

(По стечению обстоятельств Салман в этот день закрыл свое бистро и уехал по личным делам в Питер.)

Пока вооруженный до зубов кортеж из тяжелого джипа «шевроле-блейзер» и двух юрких «БМВ-325» с боевиками несся по направлению от центра города к месту встречи, чечен пытался дозвониться до «брата» и всякий раз слышал в трубке одно и то же.

Похоже, он несколько поторопился, забив оборзевшим «шестеркам», отпочковавшимся от группировки Кая, стрелку на своем излюбленном месте.

До назначенного им самим времени осталось всего пятнадцать минут, и все шло к тому, что сегодня он впервые за три последних года вынужден будет пойти на риск, не проверив предварительно прилегающую к площадке территорию на наличие засады...

Актриса Вера Лихвинцева

Она вновь подошла к краю сцены, принимая очередную корзину цветов после окончания спектакля. На этот раз чудо икебаны исходило от зрителя, увидев лицо которого Вера Лихвинцева, популярная питерская актриса, слегка вздрогнула.

Она одарила его признательно-укоризненным взглядом, в котором также читался некий вопрос, и прошептала несколько благодарственных слов.

С этим моложавым притягательным мужчиной, с волевым профилем и жестким выражением холодных глаз, ее связывали довольно странные отношения.

Месяц назад, получив от него примерно такую же корзину цветов, Вера нашла в ней записку, которая содержала приглашение в ресторан «Астория» — попросту говоря, на свидание.

Поскольку актриса сразу почувствовала к Александру — так он позднее представился — сильное влечение, то приглашение не было отклонено.

Вечер проходил в изредка прерываемой медленными танцами неторопливой беседе, в которой оба партнера не скрывали взаимной симпатии. Вера даже с определенным нетерпением ожидала ясного и неизбежного продолжения.

Однако Александр, который оказался частным детективом — как романтично! — похоже, совсем не спешил, и актриса, решив ускорить события, сказала, что слегка устала, и попросила отвезти ее домой, а там, на квартире Веры, они и закончат вечер, выпив по чашечке кофе.

Александр как-то не очень определенно повел плечами, на что Лихвинцева тогда не обратила внимания.

Они сели в его «субару» и поехали на проспект Большевиков, где проживала актриса.

Кавалер проводил ее до подъезда и тут совершенно неожиданно отказался подняться к ней в квартиру, сославшись на какую-то причину, которую Лихвинцева даже толком не поняла, настолько была раздосадована и обижена.

С той поры Александр регулярно появлялся на ее спектаклях и дарил корзины цветов, но записок в них она больше не находила.

Вера ничего не понимала в этой истории...

...Сергей относился к Лихвинцевой с тем чувством, которое в классической литературе определяется понятием «любовь».

Он испытал это чувство практически в тот же момент, как увидел актрису на сцене, — Вера Лихвинцева была без всяких натяжек очень красивой женщиной.

По первому порыву души Северов и пригласил ее в ресторан.

Но уже по пути на свидание его стали одолевать чувства совсем иного рода. Все было бы просто и ясно еще несколько месяцев назад, когда он имел жизненный статус ни с кем не идентифицируемого «органами» Ворона и находился в более-менее безопасном положении.

Но теперь Сергей мог быть опознан и схвачен буквально в любую минуту — тем более без грима, а превращать себя в бородатое пугало он, находясь рядом с любимой женщиной, позволить себе не мог.

И если его таки задержат, контакт пойманного киллера с известной актрисой ФСБ вычислит однозначно. А если задержат прямо в компании с ней...

Северову страшно было даже подумать, что Веру будут таскать на допросы, а то и вообще арестуют, и костоломы Корнача, обвинив Лихвинцеву в укрывательстве либо соучастии, начнут выбивать из нее признательные показания для своих победных рапортов.

Но даже если она просто пойдет по делу как свидетель, ее имя истреплют все СМИ, и на профессиональной, да и жизненной карьере Веры Лихвинцевой можно будет поставить жирный крест.

Поэтому, чтобы хоть по мелочи оградить ее, Северов и назвал себя Александром, вспомнив свое прежнее имя и профессию «частного детектива». Теперь на возможном — не дай бог! — допросе Вера с чистой совестью заявит, что встречалась как-то именно с этим лицом, а не со знаменитым киллером.

Но свидание в «Астории» будет первым и последним, решил по дороге в ресторан Сергей. Он просто не мог так сильно рисковать, как минимум, репутацией обожаемой им женщины.

Конечно, в тот вечер, провожая актрису, Сергей имел возможность провести с ней достаточно безопасную ночь, но боялся, что в этом случае уже не сможет уйти от Веры никогда...

И Северов решил — он подождет: ситуация еще может измениться...

В дальнейшем Сергей не только ходил на все представления с участием Веры Лихвинцевой, но и после их окончания, расположившись в своем «субару», с ревностью наблюдал — не подсядет ли какой-нибудь субъект мужского пола в ее «девятку». А также смотрел — не увяжется ли за звездной актрисой некий любитель сексуальных приключений на своей тачке.

К себе в машину Лихвинцева, к немалому облегчению Сергея, никого ни разу не приглашала, а вот клиент на «БМВ» сел-таки как-то актрисе на хвост.

Иномарка сопровождала «девятку» Веры до самого проспекта Большевиков, а здесь Сергей, утопив акселератор, объехал «БМВ» слева и нагло подрезал его.

Преследователь Лихвинцевой, от неожиданности чересчур резко крутанув руль, вылетел на тротуар, где вступил в контакт не с актрисой, как, видимо, он планировал, а с фонарным столбом.

...Вот и в этот вечер Сергей сопровождал Веру до ее дома, а когда благополучно завершил эскортирование, то вдруг вспомнил о желании, которое несколькими часами ранее возбудила в нем Ирина Сосновская.

От мужского естества никуда не уйдешь, и Северов, как и всегда в таких случаях, позвонил все понимающему Али, который, используя свои разнообразные связи, помогал ему и в такого рода делах...

Литовский водила

Сев за руль джипа и за пятнадцать минут до рандеву дважды на умеренной скорости проехав мимо кафе и расположенной на другой стороне дороги площадки для фур, Чахлый внимательно осмотрел место предстоящего месива. Именно так правильнее всего было бы назвать назревающее тут гангстерское рандеву.

Обычно работающая без выходных, круглые сутки, забегаловка для водителей грузовиков по непонятным причинам была закрыта, вечно горящая неоновая реклама — выключена, на двери висел замок.

Поэтому и площадка для фур оказалась почти пуста, на ней стояла только одинокая тентованная шаланда с литовскими номерами.

Водила, высокий молодой парень со светлыми волосами, одетый в синий промасленный комбинезон, со знанием дела ковырялся в моторе, откинув массивную кабину седельного тягача «рено» и напряженно орудуя никелированным гаечным ключом.

— Вряд ли это подстава, слишком все натурально, — во второй раз оценив очень естественно происходящий на месте стрелки ремонт грузовика, покачав головой, тихо пробормотал под нос Чахлый. — Руль не обращает на проезжающие тачки ни малейшего внимания, пашет в поте лица... Доцент! И ты, Крокодил, — буркнул он, поведя в сторону колючим подбородком. — Я приторможу метрах в ста от стоянки. Спрыгнете на дно канавы, по разные стороны, и по ней уже подберетесь ближе. Внагляк лучше не светиться, так что почапаете чуток в дерьме, пригнувшись, — ничего страшного. А я дам крюка, развернусь и точно вовремя подкачу к фуре... Давай, пошли! — притормозив у обочины шоссе, приказал Чахлый, провожая взглядом в темпе покинувших «террано» и разбежавшихся по сторонам боевиков.

— Слышь, Родик, я вот что думаю насчет того дальнобойщика в комбезе! — едва джип тронулся с места, задумчиво покусав губу, неожиданно сказал Бита. — Хорошо бы фраера того... по башке и в канаву! А самому натянуть костюмчик и залезть под кабину, типа с ключом в руке, а?! Раз ты его в подставе не заподозрил, значит, и они не просекут, я так понимаю!.. А когда мочилово начнется, выхватить из движка волыну — и бах-бах-бах! А?!

— Знаешь, громила, а ведь даже у тебя иногда рождаются гениальные мысли! — после короткой паузы ответил просветлевший лицом Чахлый. — Как я сам не догадался?! Надо все проделать быстро, чтобы с трассы не запалили... — И главарь Пионеров в темпе описал довольно расплывшемуся от похвалы облому нехитрую технологию нейтрализации дальнобойщика.

Вскоре Чахлый развернул джип в обратную сторону и, взглянув на часы, повел новенький, ощетинившийся отбойником и дугами вездеход к месту встречи с Костылем и его братвой...

Остановившись в противоположном от грузовика конце стоянки, так, чтобы быть вне поля зрения занятого ремонтом шофера, «пионеры» покинули машину, разделившись по двое.

Чахлый с озабоченным лицом зашел спереди, а Бита, пряча в кармане руку с пистолетом, как заправский диверсант, подкрался сзади, притаившись в трех шагах от поднятой вверх кабины.

Заметив приближающегося незнакомца, наученный горьким опытом ограбленных и пропавших без вести коллег, блондин поднял голову, вытер испачканные маслом и грязью ладони о комбинезон и, прекратив возиться с двигателем, с опаской поглядывал на коренастого, бритого почти налысо парня лет двадцати пяти, представлявшего из себя прямо-таки хрестоматийный образ русского бандита.

На всякий случай водила сжал в руке удачно оказавшийся рядом увесистый торцовый ключ...

— В чем проблемы, друг?! — приятельски улыбнувшись, поинтересовался Чахлый, выбрасывая окурок. — Поломка?!

— Все в порядке, я уже отремонтировал, — готовый к отпору, с едва заметным акцентом сухо отозвался литовец. — Спасибо, но помощь не требуется.

— А-а... ну тогда ладно! — развел руками Чахлый. — Я, честно говоря, не просто так остановился, — лукаво подмигнул он. — У меня автомагазин для грузовиков, тут недалеко, в Отрадном-на-Неве, и ремзона! Думал, если нужно — запчасть тебе какую подвезти! Знаешь, какой у меня выбор на складе?! Из самого Питера за деталями приезжают!..

— Благодарю вас, не нужно, — заметно расслабившись и опустив импровизированное оружие, облегченно покачал головой дальнобойщик. — Ничего серьезного. Я сам справился. Сейчас уже поеду.

— Ну, тогда счастливой дороги! — еще раз развел руками Чахлый. — Если что, имей в виду, в получасе езды от Санкт-Петербурга есть отличный магазин запчастей для иностранных грузовиков! Улица Блюхера, дом пять! — назвал он первый пришедший в голову адрес и, взглянув поверх плеча блондина на замахнувшегося пистолетом Биту, с сарказмом добавил: — Спокойной ночи, морда тевтонская...

На секунду ошалев от неожиданно произнесенного столь приветливым торговцем дерзкого оскорбления, дальнобойщик снова сжал ключ и открыл было рот, чтобы резко ответить, но тут же получил сильнейший удар рукояткой пистолета по затылку и повалился плашмя на моторный отсек тягача.

Сунув ствол в карман, Бита быстро подхватил парня за ноги, стянул на сырой и грязный асфальт и отволок за колесо.

При помощи Чахлого он в несколько секунд стащил с водилы промасленный комбинезон, снял кожанку, кепку и натянул их на себя.

Бесчувственного парня, затылок которого обильно кровоточил, сбросили в канаву, на самом дне заполненную покрывшейся тонким ледком водой, после чего Бита с пистолетом как ни в чем не бывало залез на раму грузовика и прикинулся занятым ремонтом водилой.

Чахлый, внимательно поглядывая на пробегающие по трассе машины, вернулся назад к джипу, сел за руль, закурил и стал ждать скорого появления грозно настроенных братков Костыля, входящих в группировку Гиви Ростовского.

Если верить часам на щитке приборов — до стрелки оставалось не более трех минут...

Веселый Роджер

Тщательный, по приказу и под присмотром Олега проводимый в полном молчании тремя телохранителями осмотр обоих джипов, в том числе и с помощью специального прибора, вскоре принес вполне конкретные результаты.

Под крышей «гранд-чероки», за уплотнительной резинкой, обнаружился подсунутый хитрыми ментами (больше некем) микрофон.

— Значит, в некотором удалении от резиденции, очень вероятно, в этот самый момент находится оператор, с приемным устройством и наушниками на голове. Ловко, но и мы не пальцем деланные, знаете ли. — Взвесив на ладони крохотное чудо шпионской техники, бывший диверсант не смог удержаться от искушения и, приблизив «клоп» ко рту, ехидно произнес: — Не рой яму другому, а то сам в нее попадешь! Конец связи... — а потом под понимающими взглядами охранников бросил находку на тротуарную плитку и от всей души врезал сверху каблуком ботинка.

От ментовского реквизита, стоимостью около тысячи баксов, остались лишь рожки да ножки...

Брюсов вернулся в дом, точнее — в пристроенный к нему большой бассейн-оранжерею со сферическим стеклянным куполом, где в настоящий момент возлежал в шезлонге, обмотавшись мокрой простыней и лениво потягивая виски, голый Нигериец.

Рядом на стеклянном столике находились початая бутылка «Хеннесси», сотовый телефон, пепельница с окурками, пачка сигарет и зажигалка. На полу стояла пластиковая бутылка с минералкой.

— Вы оказались правы, босс, — подождав, пока тупой взгляд Лероя будет сфокусирован на нем, деловито сообщил начальник охраны. — В «чероки» менты засунули микрофон, чтобы слушать разговоры сопровождения. Что-то против вас затевается... С завтрашнего дня я удваиваю личную охрану и ввожу особые меры обеспечения. А вам бы не мешало утром проконсультироваться со своим человеком в УБНОНе... Тут действует либо гэбэ, либо наркоши. Третьего не дано...

— Дай мне посмотреть, никогда не видел «жучков»! — Африканец вытянул вялую руку.

Судя по его мутным, покрасневшим, обильно слезящимся глазам и постному выражению лица, могло показаться, что мысли наркобарона находятся где-то далеко за пределами виллы. Но это было обманчивое впечатление. За всю свою жизнь отставной майор ВДВ Брюсов ни разу не видел человека, способного потреблять такими лошадиными дозами и так стойко держать наркоту и алкоголь, как его нынешний хозяин.

— Я его уничтожил, чтобы прекратить передачу звукового сигнала... — как всегда спокойно ответил блондин. — Вы еще не передумали развлечься с мальчиками?! Может, лучше пойти спать? Честно говоря, неважно выглядите.

— Сегодня я перетрахаю их всех! — заплетающимся языком заверил Нигериец.

Тихой трелью, стилизованной под известную рождественскую мелодию, замурлыкал лежащий на столике крохотный мобильник.

Брюсов оценивающе посмотрел сначала на Лероя, затем на телефон:

— Возьмете сами, босс, или мне ответить?

Нагнувшись, Нигериец схватил трубку свободной от стакана с виски рукой, откинул крышку микрофона и поднес к уху, в котором блестела золотая серьга.

— Что надо?! — недовольно рявкнул на английском, одновременно с икотой, насколько мог грубо.

— Э-э, загорелый, да я погляжу, ты обдолбался в хлам, как последняя уличная шалава! — тихо рассмеялся на том конце незнакомец. — Ты вообще-то можешь сейчас соображать или нужно дать твоей грязной заднице отоспаться до завтрашнего утра?! Чего молчишь, обезьяна? А-а, кажется, понимаю! Русский язык от страха позабыл! — вкрадчиво вещал из трубки не принадлежащий никому из знакомых Нигерийца веселый баритон.

Ошарашенный столь наглым наездом, сын далекого Африканского континента начал быстро возвращаться в реальность, вынужденно переходя на ненавистный язык страны обитания. Внутри у Лероя все клокотало.

— Ты хоть знаешь, с кем говоришь, падло? — тихо сорвалось с его губ вместе с зубовным скрежетом.

— Знаю, тварь черножопая! — грубо отозвался собеседник. — А что касается моего имени... то ты, гомосек гребаный, отныне можешь звать меня просто — Веселый Роджер! Не слышу ответа!

Окончательно потеряв от накатившей ярости дар речи, Лерой на секунду убрал трубку от уха и, беззвучно шевеля губами, с перекошенным лицом посмотрел на хмурого, насторожившегося Брюса. Судя по молчаливому кивку бывшего диверсанта, тот все слышал — в тишине пустого просторного бассейна-оранжереи доносящийся из мобильника голос звучал громче.

Стремительно трезвеющий Лерой снова медленно поднял телефон...

— Ну вот, кажется, и познакомились, — спокойно произнес собеседник, уже на полтона ниже. — Теперь хоть будешь знать, кого благодарить за будущие сюрпризы. И вот еще что... — Веселый Роджер на секунду замолчал. — Об одном из них я могу сообщить уже прямо сейчас. Тебе привет из Москвы, от генерал-лейтенанта ФСБ Зайцева и его зама. Если не ошибаюсь, именно они давали вашему сраному клану «крышу» на самом Олимпе? Боюсь, теперь с покровителями возникнут бо-ольшие проблемы. Умерли товарищи генералы, скоропостижно. И кто-то им в этом здорово помог. Взлетели на воздух прямо в своих бронированных «членовозах». Вот незадача!

— Тебе не жить... — едва ли не по слогам прохрипел опешивший Лерой, с силой сдавив пластмассу телефонной трубки. — Ты уже покойник...

— Но и это еще не всё, чернозадый ты мой! — печально вздохнул Веселый Роджер. — Весь сегодняшний день твоим губастым соотечественникам из далекой Африки, промышляющим в Москве сбытом «дури», крупно не везло. Их били по башке, толстым синим губам и черным яйцам металлическими прутьями, резиновыми дубинками и всем, что попадет под руку. Причем каждый, кому не лень, — от очень злых столичных братков до вполне законного спецназа! А парни в масках, как ты сам знаешь, хорошим манерам не обучены... Все общаги на уши поставили, все квартиры! Столько товара изъяли — и не сосчитать! Всего за один день три африканские обезьяны скончались от тяжелых телесных повреждений, а еще девятнадцать лежат сейчас в реанимации... И сдается мне, вряд ли выживут. Я уже принял к этому меры... Мы, славяне, вообще-то народ гостеприимный, но только до тех пор, пока заморские гости ведут себя тихо и не борзеют. По стольному граду упорно ползут слухи, что местные больше не потерпят присутствия на своей территории грязных иноземцев. Беда, да и только!.. Вот видишь, бабуин, к чему может привести гибель всего парочки генералов. Понятно, что скоро очередь дойдет и до Питера. В отличие от столицы здесь активно воняющих чумазых тварей не так много, всего два-три десятка, зато один из них, студент-заочник Горного института, буквально на вес золота!

— Ты, я вижу, действительно крутой... Веселый Роджер, — сглотнув застрявший в горле комок, глухо прорычал Лерой, задыхаясь от гнева. — И подготовился к нашему разговору основательно... Только одного не учел... Дело тебе придется иметь не со мной, смотрящим, а с организацией, насчитывающей тысячи человек по всему миру! Кто бы ты ни был, хоть сам президент, тебя рано или поздно достанут! Я лично вспорю тебя от яиц до ноздрей!

— Складно лепишь! — рассмеялся Веселый Роджер. — Только зря все это. Знаешь, в чем мое главное преимущество? Мне известно про тебя буквально все. Оставаясь в тени, я уже давно держу под постоянным контролем каждый твой шаг, в то время как ты не знаешь про меня ничего. И это моя страна, понял? У тебя нет ни единого шанса, и боссы ничем тебе не помогут. Ты уже проиграл. Вчистую. Амбец тебе, обезьяна!

— Чего ты добиваешься?! — наконец с трудом выдавил из себя Лерой.

В лоб интересоваться требованиями врага — это уже первый шаг назад, признание собственного поражения на данном этапе схватки. Но иного выхода не было.

— Я даю тебе, недоносок, последний шанс избежать не только многомиллионных потерь, но и большой крови, — отчеканил голос на той стороне. — Завтра утром оптовая реализация «коки» по всему городу должна быть прекращена! Не позднее чем через две недели обе твои фирмы должны испариться, как моча в пустыне, а недвижимость, клуб и карманный банк «Мультисистема», формально возглавляемый чушкой Худокормовым, перейти в собственность других владельцев. Для удобства я даже могу выкупить его у тебя сам, по сходной цене! — хмыкнул Веселый Роджер. — Если выполнишь все условия, я даю тебе гарантию беспрепятственного выезда из страны. Если нет... Тогда можешь считать, что совершил самую главную ошибку в своей жизни. Вот, в общих чертах, и всё. Выбирать тебе, бабуин...

— Я должен давать ответ прямо сейчас?! — с трудом шевеля одеревеневшими губами, прошипел Лерой.

В его правой руке с хрустом лопнул стакан с виски. С порезанной осколками стекла сжатой ладони поползла вниз струйка алой крови.

Застывший во время разговора Брюс торопливо достал из кармана пиджака чистый носовой платок и сделал шаг к боссу, но был остановлен жестким, нервным ударом в грудь.

— Хорошо бы, конечно, но я смотрю на вещи трезво, — твердо ответил Веселый Роджер. — У тебя есть время подумать. Созвонимся. Пока, педрило! — И в трубке раздались прерывистые гудки отбоя.

Размахнувшись, Нигериец с диким утробным рыком отшвырнул мобильник, который, ударившись о стену возле входной двери, тут же раскололся.

— Выяснить, кто такой, немедленно! Подними на уши всех стукачей, но я должен знать, что это за урод и с кем он связан! Ты меня понял?! — схватив начальника охраны за отворот пиджака, истошно заорал африканец, брызгая слюной и испепеляя своего верного оруженосца безумным взглядом. — Сейчас же!

Опустив глаза вниз, Брюсов спокойно положил на запястье хозяина пальцы правой руки и нехитрым приемом заставил его черную клешню разжаться, спокойно отведя ее в сторону.

Бывшему десантнику в который раз за время работы на Нигерийца захотелось самолично свернуть ему шею. Но, как и раньше, он конечно же этого не сделал. А просто терпеливо подождал несколько секунд, когда одуревший от наркотиков и внезапного наезда незнакомца наркобарон слегка угомонится, поняв, что никогда не следует обходиться с ним, бывшим профессиональным убийцей в погонах, как с дешевым халдеем, — а потом ровным голосом сказал:

— Я сделаю все, что от меня требуется. Не волнуйтесь. Вы будете прямо сейчас связываться с Цюрихом?

— Да, Брюс, немедленно!.. Извини, я не должен был на тебя кричать... Но нужно во что бы то ни стало достать и кончить этого шакала!

Разжав судорожно стиснутую ладонь и брезгливым взмахом стряхнув на кафельный пол прилипшие к коже окровавленные осколки раздавленного стакана, Лерой, пошатываясь, не без помощи Олега встал с шезлонга и, тупо глядя прямо перед собой, шаркающей походкой направился к дверям, ведущим в дом.

Братки

Кортеж из идущего первым с включенными фарами «шевроле-блейзера» и сопровождающих его двух «БМВ» показался из-за поворота точно в назначенное время.

Сбросив скорость перед въездом на площадку, джип свернул с трассы и остановился в десяти шагах от «террано» Чахлого.

«Бэмки», как телохранители, застыли по бокам.

Какое-то время, несколько секунд, ничего не происходило, потом двери всех трех машин почти одновременно открылись, и из них вышли четверо крепкого вида стриженых быков и пассажир джипа — немолодой уже кавказец с орлиным носом и обильно посеребренными сединой кучерявыми волосами.

Сунув руки в карманы, он молча застыл возле «блейзера», окруженный своими боевиками.

То, что в машинах оставалось еще по меньшей мере трое бойцов, было очевидно. Итого вместе с Костылем их набиралось восемь, и у каждого — по стволу!

Когда из стоящего напротив «террано» выпрыгнул и не спеша пошел навстречу прибывшим всего один человек, прикатившие на разбор целой бригадой и при полном вооружении братки Костыля недоуменно переглянулись, а их главарь, медленно вжав голову в плечи, стал оглядываться по сторонам, скользнув подозрительным взглядом по растущим невдалеке, на склоне мелиорационной канавы, плотным зарослям кустов и ковыряющемуся в моторе литовской фуры мясистому амбалу в синем комбинезоне...

Обстановка на излюбленном месте расправ с беспредельщиками все больше и больше не нравилась привыкшему все заранее планировать и предусматривать каждую мелочь Исе Джабраилову. Нехорошее предчувствие, появившееся в его душе после серии безрезультатных звонков брату Салману и усилившееся при виде его вдруг закрытого кафе, сейчас приобрело вполне четкие очертания.

В происходящем на площадке для грузовиков улавливалась явная неправильность.

Никогда еще на разбор с чужаками, грозивший перерасти в кровавую бойню прямо на месте, не приезжали в одиночку! Для рискнувшего сделать такое это была верная смерть!

Нет, здесь определенно что-то замышляется.

Однако отступать и переигрывать стрелку на другое время уже слишком поздно. Придется идти до конца.

И чечен, усилием воли поборов столь непривычное его горячей безжалостной натуре, предательски сковавшее в одно мгновение чувство страха, двинулся навстречу незнакомцу — приземистому, одетому в рыночные шмотки скуластому парню, вдвое моложе его.

Приблизившись на расстояние двух шагов, они остановились почти в центре площадки, оценивающе вглядываясь друг в друга.

Ису поразило выражение холодного решительного безразличия, которое он увидел в карих глазах бросившего ему вызов братилы. В них совершенно не наблюдалось ни страха, ни вполне обычной для столь напряженного момента нервозности.

А ведь этот «пехотинец» еще какие-то две недели назад, до гибели Кая, наверняка всего лишь бомбил торгашей на одной из блошиных толкучек, в компании таких же бывших дворовых хулиганов, которым по причине куриных мозгов продвижение в жесткой воровской иерархии не грезилось даже с бодуна.

Ох, не к добру это, потому что т а к не бывает!..

— Это ты, что ли, «пионер» Чахлый?! — на правах старшего и более авторитетного собеседника первым бросил Костыль, не без труда скорчив на непослушном, застывшем лице презрительную мину.

— Я, — бесцветным голосом ответил Чахлый. — А ты, надо понимать, Костыль... Какие у тебя ко мне претензии? — демонстративно сплюнув под ноги, что было сравнимо с плевком прямо в душу противнику, глухо проговорил молодой бычара.

Внутри чечена моментально вспыхнул и закипел настоящий вулкан ярости.

— Тебе разве не говорили, гнусь липкая, что Северный рынок и еще три точки на районе со дня своего основания под нашей «крышей»?! — цедя каждое слово и выдвинув вперед челюсть, медленно произнес Костыль. — Но ты все-таки не послушал барыгу, взял чужую долю да еще сверх того бабок торгашеских прихватил! Зря ты так сделал, пес бродячий, не по понятиям это... Что ты мне ответишь?!

— Ничего нового, — усмехнулся «пионерский» главарь, обведя надменным взглядом цепных боевиков чечена, ожидающих лишь короткого приказа «фас!», чтобы незамедлительно либо уничтожить, либо профессионально спеленать наглеца, запихав в багажник одной из тачек и тем отложив расправу «на потом», сделав ее вдумчивой и неспешной. — Рынок мой. И остальные фирмы — тоже, — твердо произнес Чахлый. — И вообще, зря ты говорил мне злые и нехорошие слова, Костыль. Длинный язык еще никого до добра не доводил... Смотри, как бы в скором времени тебе не пришлось менять кличку — из Костыля на Инвалидную Каталку.

— Ты еще мне угрожаешь, срань подзаборная?! Да я таких чмырей!.. — дернулся было вперед кавказец, плотно сжав зубы, но, по непонятным окружению причинам, его горячий южный порыв иссяк, как упавшая на раскаленный металл капля воды.

Тут двое из четырех стоящих рядом братков, по-своему оценив обстановку, выхватили из-под курток стволы. Как успел отметить Чахлый — автоматические пистолеты Стечкина, способные стрелять как одиночными, так и очередями. Такая уже серьезно проверенная отечественная волына в ближнем бою мало чем уступала западным компактным автоматам — разве что количеством патронов в обойме. Зато она была меньше весом и объемом — факторами для постоянного ношения далеко не последними.

— Ты все сказал, Костыль? — Чахлый это произнес натурально спокойно, скорчив недовольную рожу и предостерегающе покачав головой. — А теперь послушай меня и не перебивай!.. Смирись с потерей рынка, оптовых складов и компьютерщиков и успокойся, так будет лучше для здоровья. И объясни тему Гиви... Никто ничего не узнает. Для вашей группировки это мелочь — так, капля в море. Худой мир лучше хорошей бойни. По крайней мере, шкуры твоих откормленных бройлеров целее будут. Я — человек не жадный. Все, что я хотел у тебя взять, — я уже взял. Теперь пришла очередь других со мной делиться... Иначе — только война.

— Сопливый щенок, на что ты надеешься?! — коротко, как каркнувшая ворона, хохотнул чечен, повертев головой по сторонам и тем добившись однозначной реакции на мордах боевиков — из восковых масок они превратились в презрительно-шутовские. — Сколько у тебя стволов, сколько людей ты можешь в течение часа поставить под ружье?! Пять?! А может, десять?! У меня их две сотни!..

— Тем хуже для тебя, — нагло ответил Чахлый. — Труднее будет считать трупы. На одних модных ореховых гробах с медными ручками разоришься. Придется оптом заказывать что попроще и подешевле. Из ДСП.

Он откровенно издевался, до последнего храня в начавшейся игре без правил свой основной козырь, спрятанный в кармане куртки.

— Я тебя, червь навозный, убью прямо сейчас! — глухо прошипел Костыль.

— А через полторы секунды получишь пулю прямо в глаз, — пожал плечами Чахлый. — В какой тебе больше хочется, а, Костыль? В правый или левый?! — Насмешливое выражение на лице «пионера» стремительно сменилось на суровое, дьявольское. — Неужели ты считаешь меня настолько глупым, чтобы не позаботиться о безопасности, стоя в одиночку напротив армии твоих головорезов? Стоит им нажать на курок или сделать хоть одно лишнее движение в мою сторону, они подпишут себе и тебе одновременно смертный приговор. С этой площадки не уйдет ни один.

— Ты блефуешь, щенок! — заявил, уже менее задиристо, чечен. — Даже если ты, умник, посадил в этой канаве, — Костыль зло ткнул коротким волосатым пальцем в сторону поля, — пару снайперов, ни хрена у тебя не выйдет! Нас слишком много! Мы кончим вас всех, однозначно!

— Возможно, — с готовностью кивнул Чахлый. — Но только ты этого все равно уже не узнаешь, Костыль, — первая пуля по-любому твоя!

Стараясь двигаться как можно более плавно, дабы не схлопотать пулю от особо нервного боевика, Чахлый извлек из кармана одну руку и, повернув ее ладонью кверху, вытянул перед грудью — так, чтобы прямо на глазах теряющий кураж горец смог разглядеть зажатую в ней новомодную «Ф-1» с выдернутой чекой...

Валера Дреев

Оба крепко привязанных к стульям наркобарыги — плюгавый лопоухий Гоблин и закаленный в схватках на ринге мускулистый кикбоксер Чак — очнулись от спецпрепарата почти одновременно, с интервалом в минуту, и, тупо вращая по сторонам начинающими оживать мутными глазами, вдруг с ужасом сообразили, что же на самом деле произошло.

Они сидели на стульях, связанные по рукам и ногам, а напротив предусмотрительно зашторенного окна с суровыми, словно высеченными из камня, решительными лицами молча стояли двое мужиков, один из которых показался машинально дернувшемуся в попытке освободиться Гоблину смутно знакомым...

— С добрым утром, ублюдки! — зло процедил сквозь зубы один из незнакомцев — тот, что был старше своего подельника и держал в руке, лихорадочно вращая, черный «макаров».

А потом в одурманенной голове наркобарыги, уловившей знакомый тембр голоса, неожиданно ясно вспыхнула картинка из недавнего прошлого. Темный двор, удар по голове, выстрелы, вырванная из-под куртки упаковка кокаина и, наконец, выстрел в спину уже запрыгнувшего на кирпичный забор убегающего грабителя...

— Ты кого в хату привел, падло! — рывком обернувшись к спеленутому Чаку, только начинающему хлопать веками и тупо вращать зрачками, истерически визгнул Гоблин. — Ведь эти козлы увели у меня товар! — А потом снова обернулся к стоящим напротив Дрееву и Бакуле: — А-а, ловко вы подставили ему свою смазливую с-сучку... Что она нам подлила, тварь? Придушу лярву, манду порву!

— Кто вы такие, мать вашу?! — прохрипел с трудом проморгавшийся и осознавший бесперспективность дальнейших попыток освободиться от пут клубный вышибала. — Че надо?!

— Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков! А теперь закрой пасть и слушай меня внимательно, гондон рваный, — стараясь держать себя в руках, с ненавистью произнес Валера, сунув громиле под нос ствол снятого с предохранителя табельного пистолета. — С тобой, если мозги на ринге не разбрызгал, у меня будет базар короткий! Если жить хочешь, то договоримся, нет — пойдешь на зону однояйцевым беззубым калекой, за торговлю «дурью» и укрывательство убийцы мента! Вопросы есть?!

— А тебе в глаз случайно не поссать, а, легавый? — криво ухмыльнулся кикбоксер. — Или посрать в широко открытый рот? Ты только скажи, я с радостью...

— Клиент хамит, капитан. Клиент не врубается, что с ним сейчас будет. — Словно дождавшись наконец нужного ответа, Бакула приблизился к вышибале и почти без замаха нанес ему удар в переносицу.

Что-то громко чавкнуло, из ноздрей кикбоксера двумя алыми струйками быстро побежала, стекая на раздвоенный подбородок, кровь.

Громко взвыв от боли, яростно матерящийся Чак снова изо всех сил дернул широкими плечами, отчего старый, с кривыми ножками, антикварный стул под его задницей жалобно скрипнул, покачнулся, и массивная туша с тихим стуком грузно рухнула на покрывающий пол комнаты мягкий персидский ковер.

— Так даже лучше. Полежи подумай, пока есть время, над моим предложением... — дружески похлопав потирающего ушибленную руку Толика, заключил Дреев, а потом перевел заметно потяжелевший взгляд на затравленно притихшего, вжавшего голову в плечи, ушастого Гоблина. — А с тобой, шакал, у меня разговор другой будет, особенный... Потому что, в отличие от дружка твоего бройлерного, ни в чем более гнусном, кроме сбыта «дури» и слишком болтливого языка, пока не замеченного, ты застрелил мента, а по сути — моего лучшего и единственного друга! Такое не прощают... Так что если веришь в Бога, что, впрочем, вряд ли, то можешь прямо сейчас начинать молиться... Жить тебе на этом свете осталось всего час! Но ты умрешь не сразу... Для такой твари, как ты, это было бы слишком легко и быстро... Потому ты будешь умирать долго и мучительно. Для начала я выколю тебе оба глаза... Лейтенант, найдите кляп и заткните ему рот, чтобы своими воплями не мешал спать соседям.

Капитан подошел к столу, положил на него пистолет, открыл принесенную Бакулой из машины плоскую пластмассовую коробочку и достал из нее блестящий хромированный крючок, который используют стоматологи для проверки зубов и заталкивания в «дупло» ваты с мышьяком.

— Я узнал тебя, — дрожащим голосом сказал Гоблин. — Это тебя Скат подстрелил в подъезде... А ты, выходит, был в бронике, раз до сих пор жив...

— Ну вот. — Повертев в пальцах легкий крюк, опер подошел к барыге и, чуть наклонившись, с перекосившей лицо улыбкой садиста поднес острую загнутую иглу к конвульсивно дергающемуся из стороны в сторону зрачку Гоблина. — Не волнуйся, я проткну его быстро. Опомниться не успеешь, как глаз вытечет... А зрачок я затолкаю тебе в рот и заставлю сожрать. Зачем пропадать добру?

В следующее мгновение тонкий крюк глубоко воткнулся в лицо Гоблина, в нескольких сантиметрах ниже глазного яблока, проткнув кожу и уперевшись в твердую выпирающую кость...

— А-а-а! — завизжал ушастый торговец. — Не на-а-адо!

— Черт, промахнулся, — с видимым сожалением констатировал Дреев, качая головой. — Он так дрыгается... И орет над ухом. Ну где ты там, лейтенант! Неси любую тряпку, заткни ему рот! В ванной, под раковиной посмотри... должна быть половая!

— Что ты от меня хочешь?! — проскулил наркобарыга. — Я же не знал, что вы из ментовки, я думал — меня подставили свои, чтобы забрать товар!

— Кому ты лепишь, паразит?! — Вернувшийся с грязной мокрой тряпкой Бакула вполсилы заехал Гоблину кулаком в ухо. — Да за килограмм «кокса» такие, как ты, мать родную пристрелят!.. Чего с ним базарить, командир, мочи его — и дело с концом! Подполковник сказал, что нужен только один, второго можно запросто пустить в расход. Открой пасть, ты!.. Я сказал, пасть открой, иначе челюсть на хер вырву!

Схватив Гоблина за подбородок и потянув его вниз, Толик принялся быстро, но осторожно, чтобы «подследственный» не откусил пальцы, запихивать в раззявленную хрипящую пасть край противно воняющей рваной половой тряпки.

— Одного, говоришь? — словно впервые слыша такое необычное распоряжение начальства, задумчиво переспросил Дреев. — Добро... Тогда для начала нужно решить, кто из них двоих будет лучше петь. Если ошибемся и приведем немого — подполковник с нас самих три шкуры сдерет. Я предлагаю мочить этого. — Почти не глядя на испуганного бледного Гоблина, Валера хлестко отвесил ему звонкую пощечину. — Ты разве забыл ментовский закон?! Тот, кто поднял руку на нашего, не должен жить!..

— А я все-таки предлагаю завалить бройлера, — покачал головой «добрый» опер Бакула. — Посмотри на его наглую рожу! Такие скорее сдохнут, чем дадут письменные показания и вломят всех своих подельников, включая черномазого Нигерийца! Нет, капитан, давай я лучше пристрелю вышибалу, от него все равно никакого толка не будет.

— Ну хорошо, действуй... — после короткого размышления, почесав затылок, «согласился» Дреев. — Только знаешь что... На всякий случай спроси у него вначале, хочет он поменять жизнь в обмен на чистосердечное собственноручное и гарантию отсидки в камере-одиночке... а то и вообще без «торбы» обойдется, это как карта ляжет... или уже прямо сейчас готов отправиться к праотцам. Опыт мне подсказывает, что такие вот нахрапистые быки с огромными буграми слишком борзо ведут себя лишь до тех пор, пока не поймут, что их собираются убивать серьезно, п о-н а с т о я щ е м у... А как только врубятся — начинают петь, аки Саша Шаляпин.

— Миша, — «поправил» лейтенант, грозно глядя сверху вниз на сопящего, шмыгающего распухшим сломанным носом и злобно косящегося на своих палачей, лежащего вместе со стулом вышибалу Чака.

— Какая разница, лишь бы голос был хороший, — отмахнулся капитан, снова с ухмылкой законченного садиста медленно наклоняясь над Гоблином с крюком в руке. — Ну что, свинья, зенки сохранить хоцца?! Смотри-ка, кивает... Страшно, наверное, ссать в темноте мимо унитаза и видеть мир цветным только в кошмарных снах! Эй, гля, да он уже обоссался! — Дреев с брезгливостью на лице посмотрел вниз, на расплывающуюся под стулом мокрую лужу, обильно пополняемую стекающей сверху струйкой. — Вот чмо болотное... Сейчас языком вылизывать заставлю!

— Слышь ты, окорок! — Бакула, презрительно сплюнув на рубашку Чака, больно пнул кикбоксера ногой в распухший багровый нос, заставив его снова гнусаво вскрикнуть и, насколько позволяли стул и веревки, конвульсивно изогнуться всем телом. Похоже, перелом носовой кости у хозяина грозной паучьей татуировки был на самом деле серьезный... — Тебе, как приговоренному к жертвоприношению, предоставляется последнее слово!.. Только, я тебя умоляю, не строй из себя героя и не рассчитывай, что с тобой блефуют! — поморщился лейтенант. — Любое грубое слово, сказанное в адрес милиции, будет истолковано как отказ от последнего шанса... Итак, я весь внимание... Будешь стучать, сука, или нет?! — вдруг выкрикнул Бакула, нагнувшись, схватил вышибалу за уши и, столь варварским способом дернув вверх, в два счета привел его в вертикальное положение.

— Да... — тихо, едва слышно шевеля испачканными в кровавых соплях губами, прошептал кикбоксер.

— Чего?! — торжествующе переглянувшись с Дреевым, вопросительно приподнял брови лейтенант. — Не расслышал! Громче!

— Да, блядь, да! Что ты еще от меня хочешь?! — срываясь на истерику, отчаянно загнусавил скорчивший оскорбленную рожу амбал. — Я напишу все, что знаю, развяжите грабки и дайте ручку с листком бумаги! Они там, в верхнем ящике секции...

Вспомнив «распоряжение подполковника», разрешающее оставить в живых только одного из наркобарыг — того, кто лучше расколется, громко замычал Гоблин, испуганно тараща «чудом» уцелевшие глаза на непреклонного, хмурого Дреева.

— Ну? Ты тоже горишь желанием накропать бестселлер? — со скепсисом осведомился капитан.

Лопоухий драгдилер часто закивал, едва не свалившись вместе со стулом.

— Как думаешь, Толик, дадим этому обоссанному никчемному паразиту шанс? — как бы еще не слишком твердо веря в грядущую откровенность доведенного страхом до жуткой трясучки и недержания Гоблина, спросил опер, обращаясь к Бакуле, уже доставшему и положившему на стол чистый лист бумаги и авторучку.

— Ладно, отвязывай, — пожал плечами лейтенант. — Устроим социалистическое соревнование — кто из них больше и лучше напишет, кто больше имен и точек застучит, того и заберем с собой в управление. А другому свернем шею, вольем в хлебало водяры... — Бакула кивнул на застекленный мини-бар со множеством импортных бутылок с горячительным пойлом, — и бросим в ванну. Типа поскользнулся, вырубился и утонул... Как считаешь, капитан, прокатит?

— Как стоячий болт в лоханку старой шалавы, — стараясь выглядеть как можно более развязным, заявил Дреев. — Так и быть, рискнем. — Убрав в коробочку с инструментом приведший в ужас Гоблина крюк, капитан достал оттуда поблескивающий в свете хрустальной люстры острый хирургический скальпель и принялся перерезать связывающую сыкуна капроновую веревку. — Строчить роман будете по очереди, но в темпе! Одно лишнее движение: шаг вправо, шаг влево — пиздец на месте! Вопросы есть?!

Закончив с путами, упавшими на ковер, он одним быстрым движением вырвал изо рта у боящегося пошевелиться Гоблина мокрую тряпку-кляп.

— Я спрашиваю, вопросы есть, чмо?! — повторил капитан, хватая наркодельца за волосы и сильно запрокидывая его шишковидную голову назад.

— Кха!.. Нет... Кха! — отплевывался, пытаясь мотать головой, едва не проглотивший язык тщедушный барыга. По его лицу градом катились огромные слезы.

— Тогда бери стул, садись и начинай! Потом все проверю и, если выясню, что хотя бы один раз соврал, посажу в камеру к уркам, шепну пару слов пахану на ушко, и первой же ночью тебя так пропашут, что кишки кровавые из задницы на метр наружу повылазят! Усек?! Тогда приступай... И только попробуй мне потом на суде от показаний этих отказаться, про пытки ментовские и издевательства слезу давить — за Логинова лично горло перережу, падло!

Конечно, руки у Валеры чесались, требуя расправы, с той самой минуты, как он зашел в квартиру и увидел отрубившегося на диване подонка, застрелившего Костю. Как хотелось поквитаться с ним за смерть друга, порвать на куски, выпустив хоть маленькую толику накопившейся в душе ненависти к этому убийце и ко всему наркотическому сброду вообще!

Но интересы дела, главной целью которого была нейтрализация Лероя, требовали иного, а именно — подробнейших показаний от одного из мелкооптовых дилеров, покупавшего наркотики у непосредственных сбытчиков Нигерийца.

Только так можно было изобличить «бедного студента» как крестного отца питерской наркомафии.

Поэтому приходилось держать себя в руках, ограничиваясь психическим и физическим воздействием и самыми грязными, дьявольскими угрозами, которые только приходили в голову...

Пацаны Костыля

Чахлый стоял напротив братков Костыля с гранатой в руке.

От долгого сжимания этой штуки в кармане суставы его пальцев побелели.

— А что у нее внутри вместо тротила? — нашел в себе силы частично сохранить лицо кавказский горный орел. — Свинец? Ха!

— Это очень легко проверить. Пусть один из твоих качков нажмет на курок.

— С-сученок... — процедил Костыль, сплюнув под ноги. — Что ты мне тут спектакль разыгрываешь?!! — Обычно спокойный, сейчас бригадир был на грани истерики.

— Короче, выбирай — или потеря точек, или потеря жизни! — с дьявольской ухмылкой предложил Чахлый. — Если я буду убит, грабка разожмется, и тебя с парочкой спортсменов разорвет на части. А с остальными, будь уверен, мои парни справятся без проблем. Мне терять нечего, или всё — или ничего...

— Ладно, отложим пока базар! — после напряженной, затянувшейся паузы скрепя сердце вынужден был пойти на попятную чечен.

Звучавший в голове внутренний голос, никогда не подводивший отъявленного негодяя, настойчиво и испуганно вещал Костылю, что этот съехавший с катушек отморозок не блефует. Даже несмотря на выбранную много лет назад профессию бандита, умирать Исе Джабраилову совсем не хотелось. Имея счет в швейцарском банке, коттедж в Репине и красавицу любовницу, жить хотелось бесконечно.

— Но мы еще встретимся, очень скоро, я тебе гарантирую!.. — судорожно дергая ртом, прорычал напоследок грозный гангстер. — В машины, быстро!

Он что есть силы ударил в плечо ближайшего боевика, продолжающего целиться в Чахлого.

Нехотя признавая поражение в предложенной чужаком войне нервов, братки Костыля, не опуская оружия, стали осторожно пятиться назад.

— Я расцениваю твои слова в том смысле, что ты мое предложение принял!.. — ощерился во всю пасть, в которой не хватало одного переднего зуба, довольный исходом первой части поединка Чахлый. — Вот и ладушки! У тебя, ты говорил, много дел? Не вижу больше повода задерживать! Гуляйте, пацаны!

Продолжая держать на виду гранату, другой рукой Чахлый плавно извлек из куртки сигарету, вставил ее в зубы, следом достал зажигалку, с жадностью прикурил и выпустил в сторону ретировавшейся стороны густую струю дыма.

— Как только отъедем за поворот, разворачиваемся, набираем скорость и открываем огонь из всех стволов! — хрипящим от ярости шепотом между тем бормотал чечен, уже стоя перед раскрытой дверью джипа...

Едва Костыль очутился в тачке, не успев захлопнуть за собой дверь с предусмотрительно опущенным стеклом, до сих пор нарочито лениво курящий Чахлый вдруг сделал кувырок, подкатом бросил гранату под стоящую справа от джипа «БМВ» с боевиками, пружинисто упал на асфальт и выхватил из-под куртки ствол.

А потом, за мгновение до взрыва, в левое ухо чечена вошла пуля, разломив черепную коробку, как перезрелый арбуз, и забрызгав салон «блейзера» кровавыми скользкими ошметками...

Взрывная сила гранаты, заставившая сдетонировать бензобак «БМВ», подбросила тачку с боевиками на полметра вверх, после чего она, пылая как факел, тяжело завалилась на бок, похоронив в своем раскаленном чреве троих братков из сопровождения бригадира.

Остальные четверо, выведенные из шока стрекотанием автоматов, успели начать ответную беспорядочную стрельбу, но партия была ими уже проиграна...

Водилы проезжающих по шоссе машин, ставшие невольными свидетелями разборки, в испуге втапливали педаль газа, с громким ревом моторов стараясь пулей проскочить опасное для жизни место...

Наконец стрельба прекратилась, и над площадкой для фур повисла гнетущая, давящая на уши тишина, разбавляемая треском горящей «бэмки».

Расстрелявший всю обойму Чахлый, руки которого мелко дрожали, осторожно поднялся с асфальта и, хромая на ушибленную во время падения ногу, подошел к превратившемуся в дуршлаг джипу, на заднем сиденье которого валялась истерзанная туша Костыля.

Из канавы с автоматами наперевес выползли и подбежали ко второму «БМВ», облаченные в черные маски Крокодил с Доцентом. С первого взгляда было ясно, что под шквальным огнем не удалось уцелеть ни одному из сопровождавших чечена громил...

— Ништяк, пацаны! — морщась от боли в разбитом колене, пряча под куртку пистолет, ухмыльнулся белый как мел, взмокший от напряжения главарь Пионеров. — Эй, а где Бита?! — вдруг вспомнил он о четвертом подельнике и бросился к кабине грузовика.

Амбал лежал возле пробитого пулей осевшего колеса «рено», неловко вывернув застрявшую в раме ногу. На его синем промасленном комбинезоне, вокруг входного пулевого отверстия в левой части груди, расплывалось багровое пятно. Открытые выпученные глаза неподвижно смотрели в небо. Легкий холодный ветер трепал разметавшиеся волосы. Рядом лежал выпавший из руки пистолет.

— Не повезло битюгу, словил-таки желудя! — постояв неподвижно пару секунд, без особой жалости вздохнул Чахлый, подбирая оружие. — А ведь должен был броник надеть, да пришлось слишком быстро натягивать комбинезон. Слышь, братва, надо бы его забрать и похоронить где-нибудь в тихом месте. И в темпе рвать когти, пока менты не подъехали... Всё, хватайте толстяка за руки за ноги и — в тачку!

Подняв убитого Биту и пошатываясь под тяжестью ноши, Доцент и прошедший боевое крещение отморозок Гена Елкин по кличке Крокодил без лишних слов отволокли повисшего сломанной куклой братка в багажник джипа, после чего, сорвав с лиц ненужные более спецназовские маски, попрыгали на сиденья, а занявший место водилы Чахлый завел мотор и, врубив скорость, быстро погнал отделавшийся в перестрелке всего несколькими царапинами «ниссан-террано» в сторону маячившего невдалеке леса...

На площадке у придорожного кафе остались дожидаться оперов из убойного отдела три изрешеченные пулями иномарки, одна из которых, лежа на боку, полыхала синим пламенем, поднимая в воздух столб черного как смоль дыма, восемь обезображенных, истекающих кровью трупов, а также груженная куриными окорочками фура и лежащий на дне канавы, вырубленный ударом по затылку и захлебнувшийся в грязи несчастный дальнобойщик, на свою беду так не вовремя остановившийся на оживленной российской трассе для короткого ремонта...

Часть шестая ПОДСТАВА

Чак и Гоблин

Утерев рукавом сопли и затравленно сжавшись всем телом, Гоблин осторожно сел за стол, дрожащей рукой взял авторучку и под пристальными взглядами милиционеров на удивление быстро и без пауз принялся заполнять чистый лист мелкими прыгающими вверх-вниз строчками.

Исписав крохотными, трудноразличимыми каракулями аж три листа, Гоблин наконец положил ручку на стол и, полуобернувшись, осторожно покосился на стоящих у него за спиной оперов:

— Всё... Больше я ничего не знаю...

— Хватит и этого для начала, — бегло пробежав глазами показания наркодилера, удовлетворенно кивнул серьезно уставший и измотанный последними трагическими событиями Дреев. — Поставь дату и подпись... Отлично. И запомни, тля, — мы тебя не пасли и не брали, ты сам к нам в контору пришел сегодня утром! С целью искренне помочь следствию, потому как осознал и выказал желание начать новую жизнь. Вопросы есть?

— Нет... — обреченно дернул башкой Гоблин. — Только вы... гарантируете, что ваши менты смогут прикрыть меня от мести? Ведь теперь я — крыса, и здесь, — он перевел взгляд на показания, — мой смертный приговор. Если я окажусь в общей камере, мне не прожить и часа...

— Если будешь делать все, что я скажу, тогда не подохнешь, — буркнул Валера, пряча сложенные вчетверо листы во внутренний карман. — Сейчас садись на диван, и не дай бог тебе шелохнуться... Толян, распеленай этого пожирателя анаболиков, пусть начинает. — Капитан, проводив взглядом переместившегося на диван Гоблина, сжал губами сигарету и щелкнул зажигалкой. — У нас здесь прямо конвейер молодых писательских талантов! Слышь, ты, морда боксерская!.. Дернешься — сразу сдохнешь... Сейчас твоя задача — переплюнуть дружка-сыкуна по количеству и качеству показаний. Справишься — поедешь с нами, если нет... Останешься здесь. До приезда труповозки, которую через пару недель вызовут одуревшие от вони соседи. Лейтенант, ты, кстати, приглядывай за ним — клиент дерганый, нервный, как бы чего не выкинул...

— Я ему выкину! — скривив лицо, с чувством собственного превосходства сказал Бакула, срезая скальпелем тугие веревки, соединяющие вышибалу со стулом. — Сейчас он у меня целое собрание сочинений родит!.. За стол, гнида, и без фокусов!

В отличие от расторопного Гоблина, быстро и окончательно сломленного хоть и жесткими, но до одури примитивными ментовскими угрозами, громила Чак, давая согласие на сотрудничество, блефовал, надеясь переиграть оперов и для начала избавиться от сковывающих руки и ноги веревок.

Его внимание мгновенно привлек пистолет раззявы капитана, самоуверенно оставленный прямо на столе, за коробкой с инструментами, буквально на расстоянии вытянутой руки от стула, на котором восседал активно отмаравший бумагу стукаческим доносом слабак Гоблин. И вышибала молил Бога, чтобы безмятежно подпирающий стену угрюмый опер вовремя не просек допущенную им роковую ошибку.

Только бы избавиться от веревок, добраться до стола, а там уж он не ударит лицом в грязь!

И плевать, что второй, молодой, мусор постоянно держит в руке готовую к стрельбе пушку. Тем хуже для него, получит между глаз первую пулю. Главное — неожиданный бросок.

Вторая маслина разнесет башку бакланистого капитана, а уже третья...

Нет, пожалуй, не стоит мочить стукача прямо в квартире. Гораздо лучше разыграть спектакль, заставить его поверить в чудесное освобождение, успокоить гнилую душонку: дескать, спусти в сортир свои показания — и дело с концом, а затем использовать в качестве помощника для перевозки трупов за город, в лес. И там закопать вместе с ментами.

Едва оказавшись за столом перед чистыми листами бумаги, громила стал терпеливо выжидать подходящий момент, когда молодой опер отвлечется, перестав буравить настороженным взглядом его затылок.

Чак не спеша выводил строчку за строчкой, примеряясь к лежащему за коробкой с инструментами пистолету и мысленно прокручивая все детали стремительного броска, разворота и победного выстрела...

Что-что, а метко стрелять из всех видов оружия он научился еще в армии, в латвийском военном городке Адажи, на ежедневных учебных стрельбах — на самом современном в мире полигоне!

— Давай в темпе, я не собираюсь торчать тут с тобой до вечера! — недовольно рявкнул мельком переглянувшийся с Дреевым и уловивший едва заметный кивок Бакула, ткнув вышибалу стволом пистолета между лопаток. — Как геморрой в толчке выдавливаешь, в час по чайной ложке... — и, обогнув стол, приблизился к задернутому тяжелыми шторами окну гостиной. Отодвинул край, посмотрел во двор. — Светает уже, пора закругляться... У тебя, жмурик, еще ровно пять минут, потом пеняй на себя!

Кикбоксер понял, что дождался.

Резко разжав пальцы, он бросил авторучку, подпрыгнул со стула, буквально упав грудью на полированную столешницу и нащупав ладонью холодную рифленую рукоятку пээма, а затем, не разгибаясь, навел ствол точно в затылок неуклюже дернувшегося лейтенанта и нажал на спуск.

В воцарившейся на мгновение в комнате зловещей, как показалось вышибале, тишине сухо щелкнул вхолостую ударивший боек. Затем еще и еще раз...

На лицах обоих ментов, не проявивших даже тени озабоченности внезапными действиями пленника, медленно расползались глумливые, холодные улыбки охотников, наконец-то загнавших разъяренного тигра в яму с острыми кольями.

Чак с ужасом понял, что угодил в заранее расставленную хитрыми операми ловушку. Теперь подкинувшие оружие менты точно знали, что никаких откровенных признаний с его стороны не будет и согласие на сотрудничество — обыкновенный блеф.

Вышибала, медленно опустив разряженный пистолет, сначала тяжело и обреченно повалился назад на стул, а потом, не в силах совладать с вспыхнувшей в нем яростью, вдруг с грохотом перевернул стол и бросился на стоящего у стенки Дреева...

Выстрел, благодаря накрученному на ствол «стечкина» глушителю, прозвучал тихо и глухо, словно хлопок двух ладоней. На виске кикбоксера словно раздавили красную смородину.

Он споткнулся, взмахнув руками, и упал на ковер, уперевшись лбом в ботинки нешелохнувшегося Валеры.

Щелкнув указательным пальцем по окурку, Дреев стряхнул на бритую голову вышибалы столбик серого пепла.

— Теперь ты понял, мразь, что возиться с тобой никто не станет?! — схватив оторопевшего, дрожащего всеми членами потного Гоблина за воротник и под треск рвущейся ткани намотав его на огромный кулак, жестко сказал Бакула. — Ты будешь делать все, что тебе скажут, а попробуешь взбрыкнуть — отправишься вслед за ним, кормить червей!..

Громко икая и часто-часто кивая головой, словно китайский фарфоровый болван, Гоблин, как мог, выразил свое полное понимание маячивших на горизонте нерадостных перспектив стать послушной марионеткой в руках сотрудников питерского УБНОНа. В голове его шумело, перед глазами пошли разноцветные круги, к горлу при виде расплывающейся у головы Чака кровавой лужи подкатывала мерзкая тошнота...

— Я думаю, ушастый все понял, отпусти его, — произнес Дреев, раздавив окурок сигареты об обои и швырнув его на пол. — Пора сваливать, Толян. На всякий случай протрем все места, где могли остаться отпечатки, а потом устроим здесь небольшой пикник. Пусть господа судмедэксперты в углях копаются, флаг им в руки... — Капитан на секунду задумался, окинув труп вышибалы брезгливым взглядом, и добавил: — Сдается мне, хозяин этой хаты на паперти медяки не сшибал. В квартире наверняка должны быть деньги... Эй ты, энурез ходячий, где твой подельник держал башли?!

— Тайник там... — Почти без раздумий затравленный наркобарыга указал пальцем на батарею парового отопления, вопреки обыкновению протянувшуюся вдоль всего окна. — Левая часть бутафорская, ее можно поднять вверх. В стене выдолблена ниша...

— Это что-то новенькое, — хмыкнув, заметил Бакула, направляясь к указанному месту, отодвигая штору и приседая над радиатором, на первый взгляд вполне обычным. — Ни фига себе, да здесь целый капитал! — после несложных манипуляций воскликнул лейтенант, достав из тайника и выложив на подоконник три толстые, плотно перетянутые резинками пачки долларов, два загранпаспорта и белый запечатанный конверт без каких-либо надписей. — Посмотрим, что цэ такэ?

— Только в темпе, время не резиновое, — приблизившись к Бакуле, буркнул заинтригованный не меньше напарника капитан. — Давай рви...

Внутри конверта, как вскоре выяснилось, находились две фотографии и негативы к ним. Посмотрев на снимки, Дреев почувствовал, как внутри него все мгновенно покрылось инеем.

На первой из фотографий был запечатлен вполне невинный момент — двое мужчин неспешно прогуливаются по пустынному морскому пляжу, позади на достаточном отдалении следуют двое телохранителей в черных очках. Снимали явно издали, с помощью мощного фотообъектива...

Второй снимок оказался менее четким, но на нем, если хорошо присмотреться, были изображены всё те же двое мужчин — на сей раз они что-то пили и непринужденно курили в каком-то лесном массиве, стоя у знакомого каждому сотруднику УБНОНа джипа «линкольн-навигатор». На лицах обоих собеседников блуждали довольные, сдержанные улыбки...

— Ни хрена себе, — только и смог прошептать Бакула, передавая снимки капитану и проверяя на свет негативы, как оказалось — имеющие прямое отношение к фотографиям, что автоматически подтверждало их подлинность и отсутствие всякого монтажа. — Вот, значит, какая ссученная лобковая вошь руководит нашей конторой!.. Никогда бы не подумал!

— Это точно... — в тон лейтенанту обронил клокочущий от злости Валера, торопливо пряча снимки и негативы обратно в конверт и убирая во внутренний карман куртки, к письменным показаниям Гоблина.

— Кто возьмет «капусту»? — Толян кивнул на ставшие со смертью кикбоксера ничейными зеленые пачки долларов. Если судить на глазок — в сумме тянущие тысяч на пятьдесят, если не больше.

— Положи к себе, потом раскидаем, — задумчиво пробормотал Дреев, мысли которого, в отличие от молодого коллеги, были целиком сосредоточены на неожиданно открывшемся факте связи шефа УБНОНа с главным врагом возглавляемой им конторы — нигерийцем Лероем. — Ладно, сейчас нет времени размышлять, уматываем отсюда ко всем чертям! Закрой батарею... — Он повернулся к затихшему на диване Гоблину: — С твоими закромами мы разберемся позднее, а сейчас поедем к нам в офис, для официальной явки с повинной. Встать, лицом к стене и не шевелиться! Толя, давай для страховки в темпе пройдись по пальчикам, а я разберусь с бензином...

Валера взял стоящую у двери лимонадную «торпеду», торопливо свинтил пробку и принялся брызгать по углам гостиной. Потом протянул влажную полосу от ковра до входной двери в прихожей, отшвырнул пустую бутылку в сторону.

— Уходим! Хватай этого чмошника и бегом вниз, в машину!

Покидая квартиру последним, капитан щелкнул зажигалкой, поднес оранжевое пламя к ковролину под ногами и стремительно отпрянул, когда в то же мгновение вспыхнувшая огненная дорожка устремилась вперед, в гостиную.

Закрыв дверь снаружи при помощи торчащего в замке ключа, Дреев выбросил его в мусоропровод, вслед за Бакулой и наркобарыгой скатился по ступенькам вниз, неторопливой походкой пересек двор и сел за руль «сьерры», на заднем сиденье которой уже разместились лейтенант и драгоценный стукач, благодаря которому в вечно прокуренном салоне машины теперь отчетливо воняло еще и мочой...

Доктор Блох

Покинув свой офис, расположенный на верхнем этаже коммерческого медицинского центра «Славия», уже далеко затемно, пластический хирург Евгений Блох спустился на лифте в холл и вышел из здания.

Он достал из кармана длинного кашемирового пальто ключи от машины и, нажав на кнопку брелка сигнализации, снял с охраны покрытый тонким, как бумага, снежным ковром новенький автомобиль.

Смахнув с краев двери снежинки, открыл авто, нагнувшись, бросил на соседнее с водительским сиденье свой портплед с учредительными документами клиники и стопкой потерявших силу договоров, придерживая полы пальто, устало сел за руль.

Поворотом ключа легко запустил тихо заурчавший под капотом турбодизель и не спеша закурил, задумчиво уставившись вдаль...

Сегодняшний день был в жизни Евгения едва ли не самым неудачным, начавшись рано утром с разбитой чашки с кофе, отсутствия горячей воды в кране, продолжившись испытанным им шоком после снятия повязки с лица прооперированной клиентки и, как по злому року, завершившись звонком из горздравуправления, казенным голосом замдиректора решительно поставившим финальную точку на частной практике ваятеля тел в Санкт-Петербурге.

И всё — пустота... Зеро!

Евгений выключил очистившие ветровое стекло дворники, потянулся, распрямляя затекшую спину, к бардачку, чтобы достать из него съемную панель от магнитофона и включить компакт-диск с успокаивающей нервы лучше любого психоаналитика классической музыкой, а потом вздрогнул от неожиданности и едва не выронил на коврик сигарету, когда, случайно скользнув взглядом по зеркалу заднего вида, увидел в нем отражение чьей-то выделяющейся на фоне покрытого снегом заднего стекла фигуры.

Силуэт зашевелился, вызвав в груди хирурга мгновенное обледенение.

— Извини, что напугал тебя, — раздался с заднего сиденья смутно знакомый голос. — Но я посчитал, что это лучшее место для встречи... Как наш криолазерный излучатель? Уже приехал из-за океана? Время не ждет.

— А... да, конечно, — быстро сообразив, кто именно является его нежданным попутчиком, облегченно выдохнул Блох. — Знаете, от таких сюрпризов можно получить сердечный приступ!.. Как вы попали в джип — ведь он был заперт?

— Это не так сложно, доктор, — с ноткой небрежности в голосе ответил Ворон. — Сразу видно, что вы никогда не были знакомы с профессиональными автомобильными ворами.

— Намекаете на то, что можно запросто обойти любую сигнализацию? Даже такую, что установлена у меня, последнюю модель «пираньи»? — все еще не рискуя обернуться и встретиться взглядом со своим особым клиентом, пробормотал Евгений. — Впрочем, раз вы здесь, а пейджер дистанционного оповещения паники, висящий на брелке с ключами, так ни разу и не пикнул, это действительно правда... Вот и покупай дорогие тачки! Угонят — глазом не моргнут.

— Не волнуйтесь, когда мы разберемся с нашими делами, я обещаю познакомить вас с одним человеком, гением электроники, который сделает вашу колымагу неприступной крепостью, — заверил Северов. — Однако сейчас меня больше интересуют мои проблемы, чем ваш железный конь.

— Я понимаю, — поправив очки кончиком пальца, несколько растерянно сказал Блох. — Прибор пришел с курьером по «DHL» два дня назад и сейчас лежит в упаковке у меня дома. Здесь проблем нет, но... дело в том, что с момента нашей первой встречи произошли некоторые изменения, — глухо сообщил пластический хирург. — И далеко не в лучшую сторону.

— Полагаю, как особый клиент, внесший более чем солидный аванс за услуги, я имею право знать, что произошло? — не скрывая озабоченности, посерьезнел Ворон.

— Имеете, именно вы один. Ночью, после нашей встречи, ко мне домой пришли два громилы, представившиеся сотрудниками ФСБ. Они интересовались, не обращался ли ко мне человек с просьбой стереть или изменить отпечатки пальцев... Я рассмеялся им в лицо и сказал, что коррекция кожного рисунка — это ненаучная фантастика, утопия. Не могу ручаться, но, кажется, мне удалось их убедить, что так оно и есть... — Выдвинув язычок пепельницы, Блох стряхнул в него выросший на конце сигареты серый столбик. — Затем они отвезли меня в офис, где без лишних слов просто скачали на свой винчестер всю память главного компьютера. А там — масса текстовой информации, даты проведения операций, снимки клиентов до и после изменения внешности. В общей массе так, ерунда, но содержимое нескольких файлов наверняка заинтересует того дядю в погонах, который прислал ко мне варягов.

Эскулап поскреб покрывшийся щетиной подбородок.

— Среди клиентов клиники, особенно во время практики профессора Романова, были весьма известные люди... Политики, актеры, криминальные авторитеты. Кое-кто менял свою внешность радикально, с конкретными целями. Конечно, доступ к такого рода информации закодирован паролем, но что значат несколько цифр или комбинация слов для компетентных органов, на которых работают десятки гениальных хакеров, не мне вам объяснять!.. Так, семечки...

— Значит, в базе данных имелись снимки всех, — Северов сделал особое ударение на этом слове, — клиентов клиники, со дня основания?

— Именно так, — вздыхая, подавленно кивнул Блох. — Если только профессор по собственным соображениям не стер какую-то часть файлов. Возможно, и ваш файл попал в руки ФСБ... Ведь вы, как сами говорили, некоторое время назад побывали на операционном столе у моего покойного наставника. Гарантии о какой-то анонимности теперь уже нет никакой...

— За прошедшие дни больше вас никто посторонний не навещал?

— Бог миловал, — бесцветно обронил хирург. — Только от этого не легче. — Не дождавшись уточняющего вопроса, Евгений продолжил: — Сегодня я снял повязку с лица одной дамы высшего света, которой неделю назад подтягивал кожу лица и изменял разрез глаз. У этой старой карги уже было восемь пластических операций, ткани на пределе. Я ее предупреждал, что возможны осложнения, но она — ни в какую! Знай трясет перед носом пачкой американских бумажек... Словно пластический хирург — всемогущий Гудвин! И вот результат... Слава богу, перед операцией я даю всем пациентам подписать договор, в котором заранее гарантируется отсутствие всяческих претензий к хирургу, только визгов от того не убавилось. Обещала, сучка, натравить на меня братков, которые выплеснут мне в лицо серную кислоту, представляете?!

— Пожалуй, такая может, — спокойным, начисто лишенным эмоций тоном отозвался с заднего сиденья Ворон, щелкая зажигалкой. — Однако не волнуйтесь и спите спокойно. С утра у вас будет охрана.

— Спасибо, тронут, — с легкой иронией заметил Блох. — Только скандал с госпожой Выхухолевой — еще не самое печальное, переживу как-нибудь, — помолчав, тихо сказал врач. — Есть радость покруче. Сегодня под вечер мне позвонил заместитель директора горздрава и обрадовал аннулированием лицензии на частную практику с завтрашнего дня. Приказано в трехдневный срок освободить занимаемые помещения. И ровным счетом никаких комментариев... Да и не нужны они, если хорошо подумать. Я уверен, что причина кроется в файлах, скопированных гэбэшниками с моего «макинтоша». Нашлось там нечто,

о-о-очень им не понравившееся. Слава богу, хоть по кабинетам Большого дома не затаскали! — злобно заметил Блох. — Короче, абзац моей питерской практике! Придется сворачиваться и искать счастья в другом городе, а может, и другой стране...

— Нисколько не сомневаюсь, док, что ваши золотые руки оценит по достоинству даже Майкл Джексон, — произнес Северов, нахмурив брови. — Только звездно-полосатая держава далеко. Как поется в песне — есть у нас еще дома дела. Согласитесь, с учетом сегодняшних перемен в вашей жизни некоторое количество долларов — вещь далеко не лишняя.

— Это точно... — хмыкнул хирург.

— Если я правильно понял, все оборудование клиники, включая декоративные пальмы и шторы на окнах, является вашей собственностью и поколдовать над моими пальчиками можно в любом подходящем месте? Главное — возможность спокойно работать.

— В данную минуту у меня нет подходящего помещения. Основное условие — должна быть обеспечена абсолютная стерильность.

— Я что-нибудь придумаю ради такого дела, — твердо сказал Ворон. — Посмотрите, оцените. Уверен, до конца недели вы перевезете клинику на новое место, док, и мы с вами начнем операцию века, — ухмыльнулся Северов и, резко изменив тон, добавил: — Только об этом никто и никогда не узнает.

— Начать — не кончить. Вы не боитесь, что у меня ничего не получится? — с едва заметным облегчением, впервые полуобернувшись через плечо и посмотрев назад, спросил хирург. — Как с Выхухолевой?!

Человек в темных очках, сидящий на заднем сиденье, — с большим орлиным носом, толстыми губами и пышными кудлатыми бровями — оказался совсем не похож на того лохматого бородача, с которым прежде встречался Евгений.

И все-таки это был именно он...

Омоновцы

Раздавив скуренную едва ли на треть сигарету о золотистую фольгу и выбросив полную окурков пачку в приоткрытую форточку автобуса, капитан УБНОНа Валера Дреев в очередной раз скользнул взглядом по сидящим вокруг с решительными лицами, упакованным в камуфляж омоновцам, неслышно вздохнул и посмотрел на часы. Без пяти минут одиннадцать... А кортежа до сих пор не видно!

— Четвертый час пошел, — поймав взгляд капитана и правильно уловив ход его мыслей, задумчиво заметил сжимающий автомат Бакула. — Ты уверен, что Лерой сегодня будет выезжать с виллы?..

— Если генерал сказал, что появится, значит, появится, — деловито поправив застежки надетого поверх куртки тяжелого зеленого бронежилета, сухо ответил Валера. — Корнач — не Трегубов, «звонить» почем зря не станет. Значит, есть у него наколочка... «Кокс», как я понимаю, уже на месте. И ждать, пока ниггер проколет на дороге колесо и обнаружит в скате килограмм «дури», — до такой глупости наши отцы-командиры пока не опустились.

— А хрен их знает. — Толик наклонился к Дрееву поближе и, понизив голос до шепота, так, чтобы не услышали омоновцы, произнес: — После новостей, которые мы узнали из снимков Чака, от суки Трегубова можно ожидать любой подлянки. Ты уже прикинул, что нам делать с фотографиями?!

— Подполковник отдыхает, — на миг застыв лицом, сдержанно ответил капитан. — А насчет компромата... Как только возьмем чернозадого с поличным, оформим изъятие крупной партии кокаина и упакуем в камеру, я передам снимки с соответствующими комментариями в Управление собственной безопасности МВД. — И, помолчав, глядя в окно, добавил: — Без негативов, разумеется, которые на всякий случай останутся у тебя... Если... вдруг на меня попробуют наехать — подстрахуешь. Ведь так?..

Валера отвернулся от окна автобуса и, едва прищурившись, пристально посмотрел в глаза коллеги. Так глубоко, что заглянувший в его зрачки Бакула буквально шкурой ощутил исходящий из них холод.

— Будем считать, что никаких негативов в тайнике вышибалы не было. Как и баксов, — лукаво подмигнув капитану, кивнул здоровяк Бакула. — Можешь всегда на меня рассчитывать, старик. Если что — я с крысы три шкуры спущу!

— Кажется, едут! — громко сообщил один из омоновцев, рывком прилипнув к запотевшему, прикрытому голубой светонепроницаемой шторкой стеклу автобуса. — Точно!.. Вон его «линкольн»!

— Приготовиться, мужики! — Мигом очнувшись от размышлений, Дреев, которому, к молчаливому недовольству ссученного командира питерского УБНОНа, приказом генерала госбезопасности Корнача было поручено командование операцией по аресту нигерийского наркобарона, схватил лежащий рядом с ним на сиденье автомат «АКСУ» и поднял руку, призывая к вниманию. — Саша, заводи! — машинально крикнул он уже запустившему мотор «пазика» водителю, с участившимся сердцебиением наблюдая, как зашевелились, готовясь к захвату кортежа, уставшие от длительного ожидания бойцы милицейского спецназа, как стали быстро, но без суеты натягивать скрывающие лица черные маски.

Заклацало снимаемое с предохранителей оружие, голоса омоновцев стали глуше, фразы — короче.

— Коля! — включив рацию, произнес капитан. — Клиент созрел, действуй по плану! Дай ему оторваться метров на сто, а потом перед поворотом заходи слева и прижимай к обочине!

— Сделаем, — хрипло отозвалась рация голосом омоновского старлея Ивченко. — Дождались наконец, бляха-муха!

— Все, мужики, начинаем шоу! Пошел, Копытин! — глухо скомандовал шоферу Дреев, пристально наблюдая, как из леса, с ровной и вычищенной от снега асфальтированной дорожки, пропустив пронесшийся стрелой в сторону Питера обвешанный гирляндой разноцветных лампочек грузовик, один за другим резво сворачивают на оживленную трассу три сверкающих хромированными дугами и яркими галогеновыми фарами джипа — хорошо знакомый всем операм из УБНОНа «линкольн-навигатор» Карима Лероя и два идущих спереди и сзади от него «гранд-чероки» с охраной...

Тронувшийся автобус, не в силах с места угнаться за быстрыми внедорожниками, урча мотором, наконец набрал скорость и покатил по шоссе следом.

Ползущее в течение нескольких часов томительно напряженного ожидания, словно хромая черепаха, время вдруг многократно ускорило свой бег, снова придав вес коротким, как выстрел, секундам...

В нескольких десятках метров от автобуса с омоновцами уже вовсю мерцали красно-синими всполохами мигалок как по взмаху волшебной палочки вынырнувшие из засады милицейские легковушки, красиво и четко взявшие кортеж Нигерийца в «коробочку» — спереди и слева — и заставившие сидящих за баранками джипов охранников, чертыхаясь и матерясь, остановить машины на грязной от раскисшего мокрого снега обочине шоссе.

Блокирование кортежа окончательно завершил остановившийся сзади омоновский автобус.

— Всех лысых из тачек и — мордой в снег! — громко приказал Дреев, в сопровождении Толика Бакулы с автоматом наперевес бросаясь к открывшимся передним дверям автобуса. — Черный — мой!..

Из распахнутых дверей притормозившего со скрипом старенького «пазика», словно горох, посыпались наружу крепкие парни в сером камуфляже и масках, в считаные секунды окружили кортеж кольцом, бесцеремонно распахивая двери джипов, хватая за шиворот пытающихся огрызаться охранников, под дулами автоматов вытаскивая наружу и криком, пинками, прикладами и зуботычинами укладывая рядком в жидкий снег не уступающих им в росте и комплекции громил.

— Ру-уки, падло! Я те дернусь, бройлер гребаный!.. У-у-ах!.. Полежи немного, остынь!.. — доносилось со всех сторон.

Среди охранников Нигерийца, амбалов-качков в коротких кожаных куртках, заметно выделялся ехавший на переднем сиденье головного «чероки» высокий скуластый мужчина лет тридцати пяти, со шрамом на подбородке и тронутыми сединой висками, который, едва распахнулась дверь, с демонстративным ледяным равнодушием без единого слова протянул руки с криком направившему на него автомат омоновцу. И только взгляд — цепкий, внимательный, холодный — выдавал в нем настоящего профи, с ходу оценившего ситуацию и, в отличие от других телохранителей, поддавшихся секундным эмоциям, не предпринимавшего ни малейших попыток злословить и сопротивляться выполняющему приказ милицейскому спецназу.

— Руки за голову, падло! Лежать, я сказал!.. Леша, надень на него «браслеты»!.. — надрывался рядом коренастый боец, махая перед лицом начальника охраны Лероя стволом автомата. — На, получай, сука!

Скрепя сердце позволив с замаха ударить себя прикладом сначала в спину, между лопаток, а затем — в подколенный сгиб, бывший офицер-десантник Олег Брюсов послушно опустился на колени и, подталкиваемый в шею сильной рукой, упал лицом в придорожный сугроб, стиснув зубы и не проронив ни слова...

Особый клиент

Глядя на незнакомца, Блох невольно поразился мастерству перевоплощения, которым обладал его таинственный клиент, и проникся к нему чувством профессионального уважения. Даже с расстояния вытянутой руки грим, скрывающий настоящее лицо мужчины, был совершенно незаметен! Пожалуй, с такими навыками новые отпечатки — единственное, чего не хватало этому опасному человеку для того, чтобы окончательно раствориться в толпе...

Однако, в отличие от него, Евгения, клиент не знал, что предстоящая ему «операция» — чистейшей воды блеф, или, как говорят бандюки, — кидок. Ни один кудесник в мире не способен ни при помощи лазера, ни используя любой другой, существующий в реальности, медицинский аппарат изменить то, что обусловлено заложенной в генах информацией.

Да, при помощи лазерного излучателя можно идеально заглаживать послеоперационные швы и даже сделать подушечки пальцев «лысыми», но вырезать на них новые линии, способные удержаться после заживления ран, — утопия!

— Напомню, я честно признался, что никогда раньше не рисовал новые отпечатки. — Сказав это, хирург, однако, не надеялся, что впоследствии отмажется именно таким аргументом — у него в голове складывался совсем другой план.

— Все когда-то бывает в первый раз, — пожал плечами Ворон. — Кстати, движок уже прогрелся. Добросишь до Петровского стадиона?

— Ну, разумеется, — пробормотал Блох, включая скорость и плавно выворачивая на дорогу. — За те двести семьдесят пять тысяч, которые вы уже истратили на излучатель, отвезу хоть до Красного Села. — На его сумрачном, заострившемся лице заиграла легкая, едва заметная улыбка. — Хотите анекдот? Стоит пьяница возле столба, тачку ловит. Назюзюкался до остекленения. Тормозит рядом с ним ментовский «бобик», выходят сержанты, деловито берут мужика под руки и запихивают в машину. И давай по карманам шарить, выгребая оставшиеся от зарплаты денежки... даже часы сняли! Пьяный тем временем чуток оклемался, обвел стеклянными глазами вокруг себя и спрашивает: «Где я?» А менты ему с хохотом отвечают: «Ты, мужик, сел в самое дорогое такси в Питере».

— Смешно, — без тени улыбки отозвался Северов. Нажав на кнопку, опустил стекло и выбросил окурок. — Здесь давай налево. И не гони. Лишние встречи с милицией мне противопоказаны.

Слежку за джипом хирурга Ворон обнаружил почти сразу, для полной уверенности заставив Евгения немного попетлять по прилегающим улочкам. Однако белая «девятка», остановившаяся невдалеке от медцентра уже в то время, когда Сергей находился внутри машины Блоха, и отъехавшая от бордюра сразу вслед за ними, упорно висела на хвосте, вполне профессионально держась на достаточной дистанции.

Мысленно прикинув все возможные варианты, Северов пришел к выводу, что их упорно ведут либо взявшие в разработку эскулапа сотрудники ФСБ, либо те самые бандиты, которых грозилась натравить на Евгения недовольная исходом пластической операции дамочка с редкой фамилией.

Впрочем, теоретически существовал и третий вариант, который Ворон решил проверить, не теряя драгоценных секунд.

Достав из нагрудного кармана на «молнии» защищенный от сканирования мобильный телефон, он набрал номер Али. Афганец ответил почти сразу.

— У меня к тебе только один вопрос, — не представляясь, произнес Северов. — Зная, куда я направляюсь, не решил ли ты, случайно, подстраховать меня группой сопровождения на белой «девятке»?

— Ты сказал — идешь один, я тебя понял, — внес ясность посерьезневший Али. — На «жучки» салон проверил?

— Чисто, — сообщил Ворон, мысленно уже переключившись на предстоящую разборку с преследователями, в личности которых он теперь уже не сомневался. — Я справлюсь сам, боцман, расслабься.

— Может, все-таки прислать племянника? — тем не менее предложил Али, но Северов ответил сухим отказом и убрал телефон в карман.

Достал сигарету, закурил, еще раз обернулся, удостоверившись, что преследователи в грязных «Жигулях» и не думают соскакивать.

Что ж, тем хуже для них!

— Я не совсем понял... — испуганно пробормотал Блох. — За вами что, хвост?!

— Я бы даже сказал — хвостище! — недобро оскалившись, процедил Сергей. — И не за мной он, а за тобой, голуба, и контора здесь ни при чем. От них ты уже получил туалетную бумагу вместо лицензии. Готов спорить — это те самые головорезы, которых обещала тебе госпожа Выхухолева... Проводят до дома, войдут следом в подъезд и — отработают обещанные злобной дамочкой денежки. А потом отзвонятся и сообщат об успешно свершившейся сатисфакции.

— И вы так просто об этом говорите! — задергался Блох. — А как же обещанная вами охрана?!

— Ладно, Пигмалион, сиди и не дергайся понапрасну, — поморщился Ворон. — Где твоя хата находится, я знаю. Дуй прямым ходом к дому, сделаешь крючок и высадишь меня в темной арке у перекрестка. Потом развернешься, подъедешь к ночному магазину, как блатной отморозок — прямо на тротуар, почти вплотную к дверям, купишь там пачку сигарет и кати обратно. Оставляй тачку на стоянке и топай вдоль леса, ничего не бойся. Лысых я сам встречу, побеседую...

— Надеюсь, у вас получится, — вздохнул Евгений, чувствуя, как успокаиваются судорожно сжимающие руль, начавшие было мелко дрожать от страха влажные ладони. — После умывания серной кислотой ни один скульптор уже физиономию не залепит! Повидал я бедолаг, у которых кости наружу торчали. Жуткое зрелище, бр-р-р! — поежился хирург, сворачивая на ярко освещенный проспект и прибавляя скорость.

«Девятка» с посланными на расправу братками резво катилась сзади, отставая на полтора десятка метров...

Удивительно, но после твердого обещания брутального незнакомца защитить его от бандитов Блох вдруг почувствовал, что, находясь рядом с этим, вне всякого сомнения, преступником с большой буквы, руки которого как пить дать испачканы в крови по самые локти, чувствует себя практически в полной безопасности. Хирург — его золотые руки и острый глаз — нужны сейчас этому скрывающемуся от ментов и спецслужб убийце более всего на свете! А значит, ради целости и сохранности дока этот мужик горы свернет!

«Ну, сучка старая, теперь держись, — с детства никогда не отличавшийся ни крутым нравом, ни тем более мстительностью, злорадно думал Евгений, периодически поглядывая в зеркало заднего вида. — Как бы твои собственные бандюги потом тебя саму наждачной бумагой не умыли».

Капитан УБНОНа

Подскочив к неслышно урчащему мощным движком серебристому «линкольну», капитан Дреев открыл заднюю дверь и тут же встретился взглядом с небрежно развалившимся на белом кожаном сиденье, укутанным в роскошную шиншилловую шубу негром.

Пальцы черного наркобарыги были унизаны золотыми перстнями, в правом ухе покачивалась серьга, а щека нервно подергивалась в тике — то ли от злости, то ли от страха и неожиданности. Но утопающий в шлейфе сладкого одеколона гомосексуалист изо всех сил старался сохранять самообладание.

Внутри же капитана все буквально закипело, а резкие слова, уже готовые сорваться с губ, на время даже застряли в пересохшем горле. Как давно он мечтал об этом моменте, когда сможет взять с поличным и уделать по всем долбаным законам зарвавшуюся, жирующую на его родной земле африканскую мразь!

И вот свершилось...

— Гражданин Лерой?! — наконец, сглотнув слюну, со скрипом и придыханием выдавил из себя Дреев. — Вы арестованы!.. Выходите из машины — и без фокусов! У меня есть приказ стрелять на поражение! — для большего веса добавил оперативник.

— Неужели? — едва шевеля одеревеневшими губами, брезгливо процедил сын жаркого континента. — Я — помощник депутата законодательного собрания области!.. В чем меня обвиняют?! Я требую адвоката!

— Сейчас узнаешь в чем, коз-зел! — Недолго думая, подскочивший к проему Бакула потеснил плечом Валеру, схватил наглого ниггера за шубу и двумя сильными рывками ловко вытряхнул из уютного чрева «линкольна» на грязный слякотный асфальт.

Каким-то чудом, но, вывалившись наружу и поскользнувшись, наркобарон сумел-таки удержаться в вертикальном положении и не испачкать в пропитанной солью грязи обочины шоссе свою шубу.

— И попробуй мне хоть раз пикнуть — удавлю на месте! — сверкнув испепеляющим взглядом, прямо в лицо черномазого торговца смертью прошипел Толик. — Ты уже лишних годов пять на этой земле задержался, так что заткнись и гляди в оба!..

— Ладно, встретимся еще, мусор... — чуть слышно прорычал негр, безуспешно пытаясь унять так некстати начинающую сотрясать все его тело дрожь. — Я требую дать мне право воспользоваться телефоном!

— Непременно, но только после обыска автомобиля! Сержант, давай эксперта и понятых! — махнув рукой одному из двух стоящих у «Жигулей» гаишников, крикнул Дреев.

Несколькими секундами спустя рядом уже стояли, переминаясь с ноги на ногу и вжав головы в плечи, двое прихваченных на операцию и сейчас пребывающих от увиденного в легком шоке гражданских свидетелей — мужчина и женщина лет по пятидесяти. Дабы избежать штрафа за самогоноварение, репинские бутлегеры безропотно согласились сделать маленькое одолжение правоохранительным органам. Понятым предстояло заверить подписями заранее известные лишь Дрееву и Бакуле результаты операции.

— В вашем присутствии сейчас будет произведен осмотр данного транспортного средства, так что прошу внимания, чтобы потом не возникло претензий — дескать, мы что-то подстроили и подложили некие предметы гражданину Лерою! — сказал понятым Валера и, подмигнув застывшему каменным изваянием наркобоссу, принялся за дело.

Открыв багажник и вытащив на асфальт запасное колесо джипа, Дреев достал из кармана острый выкидной нож и принялся осторожно кромсать толстую, новенькую резину. Сунув в прореху руку, он под пристальными взглядами Бакулы, сержанта ГИБДД, пожилого насупленного эксперта Якова Натановича, понятых и ошалело притихшего негра аккуратно пошарил в баллоне.

А потом все увидели, как на напряженном лице капитана появилась тень облегчения. В следующую секунду из запасного колеса была аккуратно извлечена продолговатая упаковка запаянного в прозрачный полиэтилен белого порошка.

Приподнявшись с корточек, Валера положил кокаин на быстро расстеленную Бакулой на багажнике белую бумагу и с видом победителя посмотрел на негра, рожу которого окончательно свело судорогой.

И неудивительно — Лерой не мог не понимать, что именно произошло у него на глазах! Это был конец! Единственным, кто теперь каким-то образом мог дать возможность ему выпутаться, был командир УБНОНа подполковник Трегубов.

Но почему этот купленный с потрохами, трусливый и чванливый мент вообще допустил, чтобы подчиненные ему опера провернули с ним, Хозяином, такую дьявольскую подставу?!!

— Записывайте! В запасном колесе автотранспортного средства обнаружена упаковка порошкообразного вещества белого цвета... — отряхнув руки, начал диктовать под протокол Дреев.

Ниггер как завороженный тупо глядел застывшими глазами на лежащую перед ним килограммовую упаковку кокаина.

Тихо щелкал фотоаппарат молчаливого эксперта.

Когда протокол был подписан понятыми, а эксперт спрятал в контейнер и опечатал для транспортировки в лабораторию обнаруженный в джипе кокаин, Дреев подошел к негру вплотную и, легонько, но унизительно-небрежно толкнув его кулаком в плечо, гордо произнес:

— Ну как, удивил я тебя, бедный студент-заочник?! После такого сюрприза тяжело тебе будет устоять. Невозможно... Однако это еще не все! Скоро ты узнаешь, сколько и какой именно свидетельской доказухи у нас на тебя собралось. Хана тебе, пигмей... Будешь гнить за колючкой, на острове Огненном, до конца жизни, и не видать тебе больше ни солнечной Африки, ни бегемотов под пальмами. Не говоря уж о бананах на завтрак! Ну, разве что охранники тюремные по пьянке со своими болтами познакомят, когда узнают о твоей позорной ориентации. В общем — лучше уж сразу голову в петлю...

Оторвав подернутые поволокой безумия глаза от уходящего к легковушке с чемоданчиком в руках одетого в серенькое пальтишко бородатого старичка-эксперта, негр лютым взором окинул капитана, дернув плечами, поплотнее запахнул на груди полы расстегнутой шиншилловой шубы и глухо прорычал:

— Ты — труп, мент. Тебе не прожить и недели. Это я тебе говорю, Карим Лерой. Я еще помочусь на твою помойную могилу...

— Ты бы очень удивился, гондон загорелый, если бы узнал, сколько раз за последние десять лет я слышал эту угрозу. — Оперативник привычно похлопал по карманам в поисках закончившихся сигарет. — Эй, парни! Осчастливьте гражданина арестованного наручниками — и в автобус его!.. А на «навигаторе» до города я сам, пожалуй, прокачусь... Когда еще такая возможность выпадет?

Наркобарон презрительно скривил пухлые губы и смачно сплюнул на снег. Подхваченный под локти спецназовцами, он, с широко расправленной грудью, вразвалочку пошел прочь от своего внедорожника.

— Нормалек, командир, сработано как по нотам! — Подошедший омоновский старлей Ивченко крепко пожал Дрееву и Бакуле руки. — Слушай, кэп, скажи мне, по старой дружбе... — Он лукаво улыбнулся, понизив голос почти до шепота. — Эта обезьяна действительно возила с собой столько «дури» или налицо блестящая оперативная комбинация?

— Товарищ старший лейтенант, — вздохнув, строго произнес Дреев, беря из протянутой пачки сигарету и прикуривая от зажженной улыбающимся Ивченко зажигалки, — вам разве никогда не говорили, что меньше знаешь — крепче спишь?

— Ладно, не напрягайся... — махнул рукой спецназовец. — А вообще вы молодцом, мужики. Не каждый день такого волчару завалить удается. Только если начистоту... — Ивченко тронул Валеру за рукав и, зачем-то оглядевшись по сторонам, тихо спросил: — Не боишься, что его стая попробует тебе отомстить?

— И ты туда же! — ухмыльнулся опер. — Что вы все сегодня, сговорились?

— Бога ради, братан, я и не думаю тебя пугать, — пожал плечами омоновец. — Только... у тебя, я знаю, есть семья. Жена, дети... На твоем месте я бы не мешкая отправил их подальше из Питера, скажем к любимой бабушке в деревню, недельки на две... Сам думай, в общем. Мое дело предупредить.

Бросив окурок на мокрый асфальт, Ивченко небрежно придавил его протектором высокого шнурованного ботинка и, хлопнув капитана по плечу, развернулся и не спеша направился в автобус.

— А ведь Колян дело говорит, старик, — задумчиво сказал Бакула, сдвинув к переносице брови. — Не забывай про бугра нашего ссученного, Михаила свет Юрьевича... Ему бабки свои грязные отрабатывать надо. Как бы он не подсуетился раньше, еще до твоего визита в управление. Я думаю...

— Жена и дети уже со вчерашнего вечера у моей сестры, в Пскове! — перебив напарника, вспылил Валера. — Я что, должен на каждом углу орать, куда и когда я их отправил?! Еще вопросы есть?! Нет?! Тогда отвали, Толик, достал!

Резким жестом отбросив едва прикуренную сигарету в сторону, Дреев оттолкнул опешившего коллегу, повесил на плечо автомат и, без конкретной причины чуть слышно матерясь, бодрым шагом направился к легковушке ГИБДД, до сих пор мерцающей красно-синим проблесковым маячком.

Крокодил и Треф

Торгово-посредническую фирму Кирилла Сайфуллина «Созвездие» Пионеры прикрутили сразу и без конфликтов с другими братками. Дело в том, что хитрый барыга умудрился целых семь лет работать без всякой «крыши», при этом успешно продвигая дела и загребая денежки лопатой.

Будучи бывшим бюрократом, он сумел арендовать помещение под офис — целый этаж — в главном корпусе расположенного на самой окраине Питера военного завода, за проходную которого, несмотря на всероссийский бардак, до сих пор без спецпропуска проникнуть было весьма проблематично. К тому же бизнес «Созвездия» являлся исключительно посредническим, ни собственных складов, ни магазинов, ни средств производства фирма не имела.

Стяжала она себе потихоньку зеленые бумажки благодаря связям Сайфуллина, удачно вклинившись еще на заре капитализма в экспортно-импортные поставки между Ленинградской областью и Скандинавией.

И неизвестно, сколько еще лет богатеющий день ото дня коммерсант избегал бы встречи с братвой, если бы не работяга, сосед Крокодила по коммуналке, алкаш Федя, вкалывающий на военном заводе токарем и пять месяцев не получающий грошовую зарплату. Именно он, в очередной раз налакавшись самогонки, и сообщил накануне ставшему «пионером» Гене Елкину про жирующую под носом заводского начальства торговую фирму «Созвездие».

— На «мерседесе» шестисотом ездит, ворюга! Рожа — во, сияет, хоть прикуривай! Денег — куры не клюют! — залпом опрокидывая очередной стакан вонючего пойла и закусывая ржаным хлебом с луковицей, распалялся токарь, сидя на коммунальной кухне, рядом с навострившим уши Крокодилом. — А жена его, карга старая, на спортивном красном автомобиле приезжает, вся из себя, фифа! В ушах — бриллианты, на пальцах — бриллианты, даже в заднице — и то наверняка бриллианты! Ну, ничего, ничего, — грозил кулаком алкаш, — вернутся коммунисты в Кремль, Зюганов их, сволочей, быстро к ногтю прижмет!..

Смекнув, что к чему, Крокодил уже на следующий день рассказал пацанам о лакомом куске.

— Молодец, братан, я в тебе не ошибся! — похлопал по плечу Елкина главарь Пионеров. — Не будем время терять, айда к заводу! Попасем эту жирную свинью, проследим за его «мерсом» до самого дома. А когда будет выходить — познакомимся...

Так и сделали.

Сайфуллин, мысленно проклиная окруживших его насупленных жлобов на чем свет стоит, предпочел, однако, не усложнять себе жизнь и, поторговавшись, пообещал оформить новым «охранникам» фирмы спецпропуска на завод и отныне каждый месяц отстегивать Пионерам пять тысяч долларов за услуги по защите от наездов других братков.

Уже на следующий день после первой уплаты оброка принятый в «семью» Сайфуллин позвонил на мобильник Чахлому, сообщил о готовых пропусках и предложил срочно встретиться для обсуждения одного важного дела.

На базар прибыли сам Чахлый и Крокодил.

Как оказалось, жена барыги, известная в богемных кругах Питера поэтесса, решила сделать себе на роже пластическую операцию, типа омолодиться, но после снятия бинтов выяснилось, что вместо долгожданных розовых щечек и миндалевидных глазок ее многократно подвергшаяся подтяжкам рожа отказалась подчиниться скальпелю хирурга и стала похожа на джинсы-варенку. Несмотря на подписанный дамочкой договор об отсутствии претензий к лепиле, она, прознавшая о контактах мужа с братками, настойчиво требовала от него наказать проклятого эскулапа, изуродовав его лицо концентрированной серной кислотой.

В конце концов Чахлый и коммерсант пришли к мнению, что столь откровенная месть наверняка заставит лепилу обратиться к ментам, а вот от души настучать мужику по роже — совсем другое дело!..

Получив адрес клиники и путем анонимного телефонного звонка выяснив, что врач до сих пор находится в здании, Крокодил и другой новобранец бригады, бывший одноклассник Доцента Треф, на «девятке» последнего отправились на дело, предвкушая легкую расправу с хлипким интеллигентом.

Подождав, когда хирург выйдет из медцентра и запрыгнет в джип, братки сели ему на хвост, планируя проводить до дома и уже там, в подъезде или по дороге со стоянки, в темном углу, дать волю кулакам.

Пока все шло как по нотам, и ежедневно страдающий от жуткого похмелья Крокодил, не теряя тачку жертвы из поля зрения, с жадностью прихлебывал «Очаковское» пиво из быстро пустеющего пластикового баллона и весело подпевал доносящемуся из динамиков на дверях хриплому голосу покойного Аркаши Северного:

— Поспели вишни в саду у дяди Вани, а дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане!.. Гляди, во двор свернул! Не отставай, потеряем! — на правах более опытного боевика командовал он сидящему за баранкой подельнику. — Чахлый с тебя башку снимет!

— Никуда лох не денется, — оскалился длиннорукий, похожий на орангутана Треф, вслед за джипом Блоха сворачивая с улицы в высокую арку дома.

— Вон, гляди! — Браток ткнул пальцем в мелькнувшие впереди красные габаритные огни. — Просто угол срезал, фраер... Наверное, к универсаму торопится, за бухлом! Точно!.. Ну, что я говорил?! — Проскочив проходной двор и увидев, как джип хирурга останавливается перед входом в торговый центр, Треф сбросил скорость и притер машину к бордюру. — Подождем, щас затарится и поедет до хаты...

— Заодно часы с лоха снимем, бумажник с башлями вытрясем и бухло с хавчиком заберем! — бросив на заднее сиденье пустой баллон, довольно ощерился Крокодил. — Веселенький сегодня вечерок выдался, верно, кореш?! Можно и штукенцию мою самопальную в деле проверить. С пушкой неинтересно, а тут — один удар со всего плеча, и каюк, терпила с копыт долой!.. — Взвесив в руках тяжелый свинцовый кастет с шипами, Крокодил надел его на правую руку и, скривив рожу, медленной пантомимой изобразил, как будет бить в табло ничего не подозревающему лоху. — Зверская дура!

Высокий худой мужик в модных очках в тонкой золотой оправе и длинном кашемировом пальто вышел из универсама гораздо быстрее, чем предполагали наблюдающие за входом подельники. Содрал с купленной пачки сигарет пленку, отшвырнул в сторону, закурил, прикрывая огонек зажигалки от ветра, огляделся по сторонам и сел в джип, который тут же сорвался с места и покатил к виднеющимся прямо новостройкам...

Загнав машину на большую охраняемую стоянку возле лесного массива, внешне смахивающий на банкира лох с портпледом в руке не спеша направился вдоль вытянувшихся в линию кирпичных многоэтажек нового района, словно специально выбрав обращенную к лесу сторону.

Бросив «девятку» у дороги и впопыхах забыв ее запереть, предвкушающие удачный финал слежки братки, сунув руки в карманы курток, торопливо направились вслед за бредущей по дорожке жертвой, нагоняя ее с каждым шагом.

Когда их отделяло всего несколько шагов, Крокодил грубо позвал:

— Эй, мужик! У тебя часы есть?

— Без трех минут десять, — полуобернувшись через плечо, угрюмо бросил Блох, продолжая идти вперед.

По спине его градом катились холодные капли — он вдруг на секунду представил себе, что сейчас произойдет, если его крутой клиент не успеет вмешаться и предотвратить неминуемую расправу.

— Слышь, тормозни на минутку, базар есть, — вмешался Треф, в три прыжка покрывая разделяющие их метры, хватая Евгения за рукав пальто и бесцеремонным рывком заставляя развернуться в их сторону. — Что у тебя в чемоданчике? Баксы?..

— А вам, собственно, какое дело?! — набравшись смелости, выдавил из себя Блох. — Или блатные слишком, шальной смерти ищете? Я вас предупредил...

— Эй, ты чего, слякоть туалетная, пугать нас вздумал?! — рывком вытащив из карманов руки, на одной из которых в падающем от многоэтажек тусклом желтом свете поблескивал вплавленными в свинец шипами кастет, прорычал Елкин. — Ну, падло, сейчас я тебе башку-то снесу.

И тут совсем рядом раздался тихий свист...

Подполковник Трегубов

Сидящий за столом в собственном кабинете подполковник Трегубов усиленно тер пальцами виски, силясь унять раскалывающую череп головную боль.

Неожиданное вмешательство в отлаженные, как часы, дела его управления самого генерала ФСБ Корнача, за глаза прозванного коллегами «черным кардиналом», радости явно не прибавляло. Более того — фактическое, хоть и негласное, отстранение его от прямого руководства операцией по захвату Нигерийца лишь усилило давно запавшие в душу начальника УБНОНа подозрения в том, что его усиленно «ведут» люди из спецслужб, всерьез подозревая в связях с наркоторговцами.

Возможно, страхи подполковника были всего лишь плодом его издерганной постоянным опасением разоблачения нервной системы и никаких разработок в отношении его ни «старшими», ни уж тем более Управлением собственной безопасности не велось — в УСБ у него имелся свой человек, он бы в случае чего проинформировал. Но — береженого, как известно, бог бережет! До пенсии — сытой, спокойной, обеспеченной — оставалось чуть больше года, и одна роковая ошибка могла стоить слишком дорого, чтобы позволить себе ее допустить!

Однако ситуация складывалась непростая — будучи в курсе предстоящей подставы и ареста Лероя, подполковник оказался лишен возможности сообщить своему боссу о готовящейся спецслужбами провокации.

Теоретически поднять трубку и сделать один телефонный звонок на мобильник негра было плевым делом, но где гарантия, что «контора глубокого бурения» не затеяла против него, подполковника Трегубова, хитрую игру, умышленно посвятив в планы операции, и теперь только ждет от начальника УБНОНа протечки, поставив на прослушку и служебный, и домашний, и сотовый телефоны?! А до кучи — всадив «жучков» еще в десяток самых любопытных мест и пустив по пятам филеров!

«Нет, тут нужно действовать умнее! — торопливо размышлял подполковник, кусая губы. — Так, чтобы и самому ни на йоту не засветиться, и гада этого из-под удара вывести! Задачка не для дилетантов...»

И выход нашелся. Ведь, несмотря на ссученность, Трегубов как-никак все же был профессионалом, отдавшим службе в милиции лучшие годы своей жизни, а потому необходимые контрмеры он в сжатые сроки спланировал и частично реализовал. И если избежать сокрушительного удара спецслужб по империи Нигерийца не удалось, то позаботиться о его личной свободе Трегубову оказалось вполне по силам.

Кроме Лероя и его охраны, было арестовано полтора десятка барыг, несколько продажных сотрудников Северо-Западной таможни, ликвидирован расположенный в области склад кокаина и превращен в руины цех с автоматизированной линией, фасующей «дурь» на запаянные, защищенные от бодяжничества розничных торговцев полуграммовые дозы. Но ни принимавшие участие в захвате опера, ни сам генерал, довольный завершившейся три часа назад операцией «Анаконда», еще не знали, какой сюрприз подполковник им приготовил!..

Теперь оставалось поставить последнюю точку — при помощи верных помощников не позднее, чем нынешней ночью, ликвидировать наркобарыгу Гоблина, расколовшегося под кулаками и средневековыми методами дознания Дреева до самой жопы.

Убойные показания лопоухого сморчка, способные привести даже зачерствевших судей в состояние стойкой ненависти, без самого свидетеля не будут значить ни хрена!..

Вот тогда — ништяк. В отсутствие прямых улик адвокат черномазого, господин Свербицкий, без проблем добьется его освобождения из-под стражи, и тогда кое для кого наступят тяжелые времена.

Но это уже чужая головная боль...

«Надо обязательно навестить Леройчика в камере и обработать как следует, — мысленно потирая руки от предстоящей наживы, радостно думал борец с наркомафией. — Пусть бабуин сам, наделав в штаны, предложит за свое освобождение подходящую сумму!.. Миллион баксов — в самый раз!»

Погруженный в радужные мысли, подполковник непроизвольно вздрогнул, когда дверь его кабинета неожиданно распахнулась и с решительным выражением лица вошел капитан Дреев. Судя по той демонстративной бесцеремонности, с которой опер, стуча каблуками по паркету, пересек просторный кабинет и опустился на стул напротив, развернув его спинкой вперед, разговор предстоял жесткий.

Подполковник снова ощутил, как на смену тихому злорадству ведущего победную игру резидента вернулся липкий и пронизывающий страх за свою шкуру.

«Нервы, будь они прокляты, совсем расшатались! — испытывая неприятный холодок в груди, подумал Трегубов. — Надо взять себя в руки... Кто в доме хозяин, я или мыши?! Переждать сутки-двое, а там ниггер лично с этим дуболомом разберется!»

— В чем дело, капитан? — Делая вид, что собирается срочно звонить по телефону, начальник УБНОНа поднял трубку и, насупив брови, поверх очков в тонкой золоченой оправе посмотрел на Валеру. — Я вас не вызывал!..

Загадочный пациент

Приготовившиеся к замесу лоха Крокодил и Треф как по команде расправили плечи и обернулись в ту сторону, откуда послышался свист.

Рядом стоял неизвестно откуда появившийся незнакомый мужик в коротком нейлоновом пуховике и темных очках. В его руке был направленный на братков пистолет с накрученным на ствол глушителем.

— Ручки в гору и шагом марш к лесу, — скомандовал Ворон, дернув стволом в сторону возвышающегося за сугробами сосняка. — Второй раз предупреждать не стану. Живо!

— Это у тебя что, зажигалка? — не желая показаться трусом перед только что принятым в группировку Трефом, процедил Крокодил, делая шаг навстречу и примериваясь для нанесения сокрушительного удара в челюсть.

Вместо ответа Северов, почти не целясь, держа пистолет на уровне груди, нажал на курок. Выстрел был глухой, тише хлопка пробки, вылетающей из бутылки с шампанским.

Крутанувшись на месте, как волчок, Крокодил заполошно взревел и машинально дернул простреленной рукой. Тяжелый кастет соскользнул с ослабевших, разжавшихся пальцев и утонул в сугробе. Рядом упали на снег две капли просочившейся из раны алой крови.

— Еще повторить или не стоит? — без всяких эмоций спросил Северов. — В лес, твари!

— Все, мужик, уходим! — подняв обе руки, просипел Треф. — Извини, на бутылку не хватало, решили подсшибить малость с твоего кента... — выпалил он первое, что пришло в голову.

Как назло, отправляясь за двести баксов набить морду хлипкому интеллигенту, Треф не прихватил с собой ствол из имеющегося у Пионеров арсенала. Кто же мог подумать, что так все обернется! Откуда только взялся этот урод с волыной?!

— Сказки будешь в морге рассказывать. Считаю до трех, потом вы оба — трупы, — непреклонным голосом предупредил Ворон. — Раз... Два...

— Вот падло! — Скрипнув зубами и облизав простреленную клешню, Крокодил первым нехотя перебрался через сугроб у пешеходной дорожки и, по щиколотку утопая в снегу, побрел к соснам.

Трефу ничего не оставалось делать, как последовать вслед за подельником, лихорадочно размышляя, как можно нейтрализовать этого вооруженного бесшумной пушкой хмурого облома. Не иначе как лепила обзавелся личным телохранителем.

Загнав настойчиво пытающихся прикинуться обычными гопстопниками и выторговать мировую братков в лесной массив на десяток метров — так, чтобы было не очень темно, но и незаметно с дорожки, — Ворон приказал им остановиться у толстых стволов двух растущих рядом сосен, подняв руки вверх.

Подошел, начав с Трефа, быстро и сноровисто обхлопал, проверяя на наличие оружия...

Улучив момент, не желающий признавать поражение Крокодил попробовал здоровой левой рукой выхватить спрятанный за правым голенищем высокого ботинка нож-выкидуху, но был мгновенно схвачен за шею. Его жестоко стукнули лбом об сосну и в завершение сильно ударили сзади пером между ног.

Он тут же рухнул на снег с прижатыми к паху руками и мгновенно отключился.

— Если хочешь стать евнухом — можешь попробовать и ты, — забрав зоновской работы нож в резной костяной ручке, обращаясь к Трефу, предложил Ворон.

Тот энергично замотал башкой. Изменчивая фортуна сегодня явно повернулась к Трефу задом — это же надо, приняли в крутую бригаду, первый раз пошел на плевое дело и так тухло влип!

«И что мне, как нормальному, не жилось?! На хрена мне все эти разборки?! — молниеносно пронеслось в воспаленном мозгу уже обделавшегося от ужаса Трефа. — Все, если не убьет, к быкам больше на пушечный выстрел не подойду! Мне оно надо, жопой рисковать?! Уж лучше на товарке, грузчиком».

— Ба! Неужели жить хоцца, а, плесень? — Уже поняв, что браток не горит желанием повторить подвиг лишившегося здоровья кореша, Северов и не думал ослаблять напор — наоборот. Локтем прижав шею Трефа к стволу дерева, так, что тот захрипел от недостатка воздуха, он больно ткнул ему пистолетом в висок и медленно прошипел: — Поговорим начистоту?.. Хорошо... Но учти — соврешь, считай, что контрольный выстрел в башку ты уже получил. Всё, погнали. — Сергей несколько ослабил захват на шее, дав возможность пацану более-менее нормально дышать. — От кого будешь и кто заказал гасить врача?! Быстро отвечай!

— Я... первый день... — торопливо залопотал, проглатывая слова, Треф. Его била кондрашка. Трусы под весом фекалий медленно сползали с задницы. — Из группы Чахлого... Пионеров...

— Под кем он ходит?! — перебил Ворон, сильнее надавив на оружие и заставив братка вскрикнуть.

— А-а-а!.. Он сам по себе! Раньше быковал от Кая! — морщась от брызнувших из глаз слез, затараторил Треф. — Сейчас поднялся, барыг прикрутил, на стрелках держит пиковую масть, мочит всех без разбору! Пацаны от мокрухи отвыкли, многие считают — лучше отдать часть доли...

— Беспредельщик, значит?! — заключил Северов. — Ясно... Кто заказал Евгения, стихоплетка Выхухолева?!

— Да, она... — кивнул окончательно поникший и сломленный Треф. — Сначала хотела, чтобы кислотой облили, но Чахлый с барыгой решили, что вполне хватит загасить фраера и ссаками офоршмачить...

— Вот он сам тебя сейчас и офоршмачит, гнида. — Оторвав ствол от головы братка, Ворон отошел от него на шаг назад и грозно приказал: — Становись на колени, мразь!.. — Сергей, обернувшись, взглянул на испуганно вытаращившего глаза хирурга. — Действуй, док!

— Пусть... пусть забирает дружка и проваливают ко всем чертям, — покачав головой и отвернувшись, треснутым голосом пробормотал Блох. — Хватит с них и того, что уже получили...

— Повезло тебе, ублюдок, — пнув в бок послушно упавшего на колени Трефа, тяжело объявил Ворон. — Вы хотели дядю покалечить, а он вдруг взял и простил вас! С чего бы это, да?! Конечно, тебе с твоим маленьким гладким мозгом такого не понять... Благодари за жизнь, ну!.. Целуй ботинки! — отвесив Трефу смачного пинка, Ворон снова направил в его башку ствол.

Закатываясь от рыданий и нетвердо передвигая руками-ногами, униженный боевик на четвереньках подполз к Блоху и попытался облизать ему обувь. Хирург тихо выругался и отскочил в сторону, дрожащими руками торопливо доставая и прикуривая сигарету.

— Ну ты и слизняк, аж смотреть противно... — неприязненно сплюнул Ворон, убирая оружие за поясной ремень. — Встань! Слушай меня внимательно!.. Если кто-нибудь из вашей кодлы еще хотя бы раз нарисуется на моем горизонте или, не дай бог, рискнет угрожать доктору Блоху расправой, хана всем!.. Ты понял меня?! Всем!.. А чтобы твой беспредельщик Чахлый понял, с кем имеет дело, передай ему вот это. — Вытащив из нарукавного кармашка на застежке маленький кусочек картона с изображением черной птицы, Северов насильно затолкал его за воротник надетого на Трефе свитера. — Если твой пахан быковал на Кая, то должен понять, кому именно перешел дорогу. А если не поймет — пусть наведет справки у братвы, ему подскажут!.. А сейчас п-шел отсюда, вместе с кастратом!

Вскочив с карачек, Треф торопливо помог подняться приходящему в сознание, тупо мычащему Крокодилу, схватил его за куртку и, придерживая в вертикальном положении, на максимальной скорости поволок прочь из лесного массива к виднеющейся вдалеке, на окраине пустыря, у платной автостоянки, белой «девятке».

— Вот и всё, — невозмутимо улыбнувшись хирургу, сказал Ворон. — Отныне они к тебе на пушечный выстрел не приблизятся. Я в этом уверен.

Он пристальным взглядом проводил улепетывающую парочку и первым направился к идущей вдоль домов пешеходной дорожке.

— Что за странную визитную карточку вы дали этому бандюге? — жадно затягиваясь дымом, чуть погодя осторожно поинтересовался пластический хирург. — Я успел заметить, на карточке был только рисунок — черный ворон на белом фоне. И никакой...

Внезапная догадка настолько поразила воображение резко запнувшегося на фразе Блоха, что у хирурга на несколько секунд даже сперло дыхание. Он вдруг отчетливо вспомнил виденную им более года назад телепрограмму «Криминал-Информ», в которой популярный питерский журналист Игорь Родников демонстрировал подброшенные ему жуткие документальные кадры казни знаменитым Вороном наемного убийцы по кличке Механик.

Господи, неужели рядом с ним именно тот самый Ворон, человек-легенда?! Поверить в такое было невероятно трудно, но разрозненные на первый взгляд осколки информации теперь сложились в единое и очевидное целое.

— Будет лучше, если ты забудешь о карточке. Для твоего же блага. — Ворон круто взял вправо, к окраине сосняка. — Мы завершим то, что начали, и расстанемся навсегда...

Блох молчал, не зная, что сказать в ответ. Да и нужно ли?

— До тех пор, пока это не случится, за тобой присмотрят мои люди... — отряхивая ботинки, уже стоя на пешеходной дорожке, сказал Северов. — Завтра-послезавтра перевези оборудование на временное хранение, потом я дам знать, где находится пригодное для операции помещение. Пока.

Развернувшись, Северов быстрым шагом перешел дорогу и скрылся между новостройками.

...Войдя в квартиру, Блох скинул в прихожей пальто, бросил в угол портплед, достал из бара бутылку клюквенной водки «Финляндия» со стаканом и, усевшись в кресло перед тихо бормочущим метровым телевизором, принялся планомерно надираться, выпивая залпом по полстакана обжигающей жидкости и совершенно не ощущая вкуса.

Капитан Дреев

— Я хотел у тебя спросить, сучий потрох, что это такое? — едва сдерживая себя, чтобы немедленно не вцепиться предателю в горло, процедил сквозь сжатые зубы Дреев, бросив перед подполковником лист бумаги с отпечатанным на компьютере текстом и печатью. — Успел-таки, гад ползучий, подсуетиться, да?!

— Что-о-о?! — Обалдев от неслыханной наглости со стороны подчиненного, Трегубов рывком вскочил с кресла и, пунцовея прямо на глазах, вперился в оперативника вылезающими из орбит глазами. — По какому праву вы позволяете себе обращаться ко мне в таком тоне?! Да я тебя, наглец этакий...

— Хавальник закрой, чмо болотное, пока я не вогнал твои зубы тебе в глотку, — глухо произнес Дреев, не отводя глаз. Он ткнул пальцем в принесенный им документ. — Это — результаты экспертизы изъятого у ниггера порошка! И я хочу знать — почему вместо кокаина в упаковке оказалась борная кислота?! Тогда как я передал тебе чистый «кокс», проверенный мной лично на зуб!

— Не может быть! — выпалил подполковник первое, что пришло на ум.

— Ну, конечно, ты об этом даже не знал! Однако дело в том, что, прежде чем отдать «кокс» тебе в присутствии Корнача, я еще дома, ночью после гибели Логинова, проткнул пачку иголкой и проверил содержимое. А потом заплавил отверстие в полиэтилене спичкой. Что, молчишь, паскуда?.. Тогда я тебе отвечу, почему ты подменил «дурь» на кислоту!

Все-таки не удержавшись, капитан метнулся вперед, обеими руками сгреб беззвучно хлопающего губами подполковника за отвороты форменного кителя и, едва не задушив, притянул к себе, тяжело дыша прямо в лицо табачным духом, смешанным с легким запахом коньяка.

— Ты подменил кокаин, из-за которого погиб Костя Логинов, на фуфло, чтобы выгородить своего хозяина! Назвать его имя и цвет кожи или сам догадаешься?! Мразь скользкая... — Отпустив Трегубова, Валера кулаком толкнул его назад, и тот тряпичным кулем упал в огромное кожаное кресло, больно прикусив язык. — Я жду от тебя объяснений, товарищ бывший подполковник. И не доводи меня до кипения, понял?!

— Я... я не понимаю, о чем вы говорите, капитан! — отдышавшись и гордо задрав нос, тем не менее дрогнул голосом Трегубов. — В запаску джипа был спрятан именно тот пакет, который вы...

— Значит, говорить правду мы не хотим? На склероз жалуемся?! — покачал головой Дреев. — Ну что же, придется помочь освежить кое-какие эпизоды из недавнего прошлого. — Сунув руку во внутренний карман куртки, он вытащил две фотографии, те самые, которые были найдены в тайнике Чака, и швырнул их на стол. — Узнаешь, сука?! Это ты и твой загорелый друг обсуждаете дела в дружеской обстановке. Просто идиллия, да и только! Дуэт «Карамельки», бля!..

Прыгающей ладонью подполковник сгреб снимки, скользнул по ним взглядом, и лицо его в считаные секунды из пунцового превратилось в бледное как простыня.

Коротко охнув, Трегубов уронил фотографии на пол и жалобно и опасливо посмотрел на решительное, словно вырубленное из твердого базальта, изможденное лицо опера с провалившимися от недосыпания и постоянного напряжения щеками и залегшими под глазами тенями. Такого волка можно взять только хитрым приемом.

— Я... Меня заставили! — едва слышно прохрипел начальник питерского Управления по борьбе с наркотиками, уронив голову в ладони. — Иначе он убил бы всю мою семью! Ее похитили и два дня держали в сыром подвале, угрожая порезать на части и разбросать их возле дома! Я не мог поступить иначе, Лерой держал меня на крючке!

— Ах ты, бедная овечка, — брезгливо поморщился капитан, беря со стола сигареты и торопливо закуривая. — Может, сбегать, травки свеженькой тебе нарвать?! Ой, прости, я забыл, что на улице — зима!

— Валера, я тебя прошу... дай мне шанс! — умоляюще глядя на опера, заканючил Трегубов, со стороны выглядевший окончательно сломленным. — Я договорюсь с экспертом, верну ему кокаин, и он сделает другое заключение!.. Я выполню все, что скажешь! Черномазый будет гнить в тюрьме до гробовой доски, только не губи меня и не оставляй мою несчастную семью бедной и опозоренной! Им и без того пришлось несладко, натерпелись...

В кабинете повисла гнетущая тишина.

— Почему сразу не сообщил в ФСБ, когда их похитили?! — сделав несколько жадных затяжек, после длинного молчания, уже заметно спокойнее спросил Валера. — СОБР из этого шакала и его псов котлету бы сделал, и не пришлось бы доказуху на наркотики собирать! Слизняк ты, Трегубов, а не мент...

— Я напишу рапорт! — почуяв изменение в голосе опера, с удвоенной энергией продолжал заливаться соловьем «раскаявшийся» начальник. — Как только дело нигерийца передадут в прокуратуру, я уволюсь из органов! Честное слово офицера!

— Какой ты офицер, тля навозная? — скривил губы Дреев. — Не позорься лучше, сопли утри! Смотреть противно... И эта мразь командовала мной и другими нашими мужиками почти два года...

— Скажи... ты... еще никому не говорил про... кокаин? — решившись запустить пробный шар, тихо и осторожно спросил Трегубов, искоса поглядывая на нахмурившего брови, окутанного клубами сигаретного дыма оперативника. — Откуда у тебя эти снимки? Только пойми меня правильно, Валера, я готов на все, но мне нужны гарантии.

— Не ссы, шкура, кроме меня о твоих тёрках с Лероем знает только мертвец, у которого я одолжил фотки, но жмурики, как известно, разговаривают только в кино и сказках, так что... Значит, говоришь, готов на все, только бы избежать зоны?! — прищурился капитан, глядя на продажного мента покрасневшими от усталости и дыма глазами. — Без базара?!

— Клянусь! Только не губи, Христом богом тебя прошу, как мужик — мужика! Если бы не семья — я ни в жизнь, заставили, сволочи!

— Это ты сейчас так складно поешь, червь навозный, потому как знаешь — твоя грязная душонка целиком в моей власти! Захочу — кончу, захочу — помилую, — скрипнув зубами, резонно заметил опер и, в упор посмотрев на скуксившегося под его тяжелым взглядом подполковника, наконец устало произнес: — Ладно, дам я тебе шанс, крыса, но учти: попробуешь соскочить — тюрьмой уже не отделаешься. Потому как гадов, не понимающих языка человеческого, давить надо, каблуком по горлу...

Предостерегающе погрозив кулаком, капитан отвел глаза от рыхлой рожи Трегубова, поворотом кисти раздавил в стеклянной пепельнице окурок и наклонился под стол, чтобы поднять выпавшие из дрожащей руки подполковника фотографии. И тем самым потерял контроль над ситуацией, упустив начальника из виду на какие-то две секунды...

Судорожно ищущий выход из почти безнадежного положения Трегубов вдруг спинным мозгом понял, что это — его последний и единственный шанс на спасение. Предатель не верил обещаниям упрямого опера отпустить его с миром и уж тем более не собирался плясать под его дудку.

Вмиг вспомнив все, чему его много лет назад учили инструктора на тренировках по самообороне, и сообразив, что достать капитана ни ногой, ни кулаками не удастся, мусор, подгоняемый страхом и желанием отомстить за унижение, схватил стоящую на столе декоративную чернильницу из зеленого малахита и, замахнувшись, ударил ею по голове в последний момент разгадавшего коварный замысел и попытавшегося отпрыгнуть в сторону капитана.

Пройдя по касательной, тяжелая антикварная болванка все-таки ударила Дреева точно в затылок.

Решившийся на рискованный шантаж капитан распластался на ковре, выронив поднятые фотографии, и затих.

Промокнув рукавом кителя струящийся со лба холодный пот, подполковник, пошатываясь, вышел из-за стола, нагнулся и, положив руку на шею опера, пощупал пульс. Он едва ощущался, но крови на голове капитана заметно не было...

Быстро обшарив его пиджак в поисках оставшихся фотографий и не обнаружив ничего, Трегубов нащупал кобуру с пистолетом, извлек с помощью носового платка табельный ПМ Дреева, вытряхнул из него все патроны, кроме одного, и, сняв с предохранителя, вложил ему в правую руку, сжав пальцы на рукоятке.

Затем поднял чернильницу и поставил на стол.

Патроны с фотографиями убрал во вмонтированный в стену, под декоративной пластиковой панелью, несгораемый сейф и запер его на ключ.

Хладнокровно извлек из ящика стола лежащий там поверх смятой форменной рубашки с погонами «стечкин» и перевел его в боевое положение.

Снова наклонился над Дреевым, осторожно, словно опасаясь, что опер притворяется и сейчас вдруг очнется, перевернул его на спину, взял за руку с пистолетом и, тщательно примерившись, нажал на спусковой крючок.

В тишине кабинета выстрел пээма показался грохотом полевой гаубицы.

Чиркнув по рукаву, тупоносая пуля с визгом ушла в стену, пробив висевший на ней застекленный и ретушированный кремлевским художником фотопортрет президента России аккурат между бровей.

Вскрикнув и зажмурившись от полыхнувшей, словно молния, острой боли, окончательно превратившийся в хладнокровную машину для убийства Трегубов, не мешкая, направил свой судорожно прыгающий в руке «стечкин» в левую сторону груди капитана и выстрелил дважды подряд. На пиджаке опера появились две круглые опаленные дырочки, вокруг которых на глазах расплылось багровое пятно.

С первого взгляда было понятно, что капитан мертв.

— Допрыгался, ублюдок! — скрипящим голосом прошептал мусор. Из его легких со свистом вырывался воздух. — Забыл, что на каждую хитрую задницу всегда найдется хер с винтом. Падло...

Устало повалившись в кресло, подполковник бросил пистолет на стол с таким видом, будто это была скользкая гадюка, приложил скомканный носовой платок к легкой, сочащейся кровью ране на левой руке и принялся ждать, пока в пропахший порохом кабинет, встревоженные тремя выстрелами, не ворвутся вооруженные табельными стволами милиционеры и не застанут невиданную для здания ГУВД картину происшедшего между ментами побоища.

Версия, которую начальник УБНОНа собирался преподнести коллегам, назначенным проводить расследование инцидента, казалась ему вполне убедительной и правдоподобной.

Главное — он убрал с дороги опасного свидетеля, единственного, как ему казалось в этот момент, человека, который мог реально разоблачить его связи с наркомафией и подтвердить факт подмены кокаина на безвредный, практически неотличимый с виду порошок борной кислоты...

Часть седьмая ПОБЕГ

ЕВГЕНИЙ БЛОХ

Проснувшись в начале девятого утра с жуткой головной болью и выворачивающей наизнанку тошнотой, пластический хирург Блох, перед глазами которого до сих пор стояли картинки из наконец-то прервавшегося кошмарного сна, в котором грозный убийца Ворон при помощи пассатижей сдирал с него, живого и подвешенного на дыбе, шкуру и присыпал свежие раны солью, со стоном сполз с кровати.

Придерживаясь за стену, доктор босиком кое-как доковылял до кухни, распахнул забитый до упора импортной деликатесной жратвой холодильник «Электролюкс» и с жадностью присосался к пакету молока с ухмыляющейся очкастой старухой на картинке.

Отбросив опустевший пакет в сторону, хирург вытащил из морозильника вакуумную упаковку с очищенными мидиями, разорвал ее зубами и, активно работая челюстями, стал судорожно поглощать застывших океанских моллюсков, ощущая, как в его измученный выпитым накануне алкоголем организм капля за каплей возвращается жизнь.

Проглотив последнюю ракушечную мякоть цвета детской неожиданности, Блох некоторое время постоял, отдышавшись, а потом вытер руки куском бумажного полотенца и прошлепал в прихожую, где дрожащей рукой снял с базы трубку радиотелефона...

— Алло, это авиакассы на Невском?! — услышав на том конце миловидный женский голосок, с трудом шевеля непослушным от холода языком, прохрипел хирург. — Мне нужен билет бизнес-класса до Хельсинки, на завтрашнее утро... Оплата наличными, в кассе. Фамилия?.. Блох... Хорошо, я выкуплю сегодня же! — рявкнул Евгений, с тихим стоном прикрыв глаза от волной накатившей боли в висках.

Нажав на сброс, он набрал номер медсестры Анечки. Она сняла трубку после длинной серии гудков.

— Киска, я тебя разбудил? Извини... Просто вот хочу с утра пораньше поинтересоваться, не изменила ли ты свое мнение относительно нашего совместного проживания?.. С чего вдруг? А сколько можно находиться между небом и землей, в неопределенности, пора вить гнездо, я думаю... Рад это слышать! И я тебя тоже, малышка!.. — состроив кривую рожу своему отражению в настенном зеркале, ангельским голосом подтвердил эскулап. — Ну, раз так, то ты должна для начала кое в чем мне помочь... Мне нужно срочно сваливать из города, а лучше вообще из страны... Да-да — все из-за этих проклятых гэбэшников, будь они неладны!.. Спецы прищучили одного мафиози, которому я еще до нашего с тобой знакомства, при Романове, слепил новую физиономию, а он в разговоре со своими дружками пригрозил распять меня на Дворцовой площади... Хорошо, добрые люди везде есть, вовремя сообщили... Ну и Выхухолева, как выяснилось, тоже не зря языком трепала, вчера по чистой случайности жив остался... — с чувством сообщил обескураженной подруге Блох. — Короче, слушай меня внимательно, детка! Свяжись с Владом, пусть он возьмет кого-нибудь и поможет тебе перевезти оргтехнику и оборудование из клиники ко мне на дачу, в Сосново. Ключи у тебя, кажется, должны были оставаться... Заодно завернешь на Московский вокзал и проверишь в ячейке номер сто тот самый излучатель. Шифр — число и год моего рождения... Прибор пока не забирай. Если надо продлить срок хранения — уладь все формальности. Когда все сделаешь, сиди дома и не высовывайся, я тебе сам позвоню, на мобильник!.. Если менты или кто-либо еще будут искать меня, что бы ни случилось, ты понятия не имеешь, куда я пропал... Исчез неожиданно — и баста, поняла?! Молодец, киска, я в тебе не ошибся!..

Схватив с полочки под зеркалом сигареты, хирург торопливо закурил.

— Как только я устроюсь, сразу позвоню и скажу адрес, куда отправить из Питера контейнер с оборудованием, — чуть успокоившись, почти ровным тоном продолжил Блох. — С таможней я улажу, проблем не будет! Ну ее, эту дебильную Россию, будем заново обживаться в цивилизованном мире, девочка!.. Вот, кажется, и все... Только не проболтайся никому, иначе мне — крышка! Ну, пока, дорогая, до скорого. Бай.

Поморщившись, Евгений устало положил радиотелефон на базу, прошел в гостиную и обессиленно рухнул в глубокое кожаное кресло.

События минувшего безумного дня заставили его принять непростое решение — бежать, и как можно скорее!

Лицензия у клиники отозвана, на практику в Питере можно даже не рассчитывать.

На хвосте висят оскорбленные и униженные вчерашней экзекуцией бандиты — друзья Выхухолевой. Так просто, сволочи, не отстанут, обязательно захотят свести счеты! А на обещанную страховку в лице каких-то бодигардов рассчитывать может только дуралей...

Ну и, наконец, Ворон! Кто же знал, что бегающий от собственной тени, принимающий поистине шпионские меры безопасности волосатый хмырь в «субару», так легко купившийся на блеф о новых отпечатках пальцев, уже оплативший покупку новейшего и дорогостоящего лазерного излучателя и пообещавший отвалить за операцию кучу денег, окажется тем самым неуловимым убийцей криминальных авторитетов, о котором не слышал, не читал и не видел по ящику кадры его расправы с Механиком разве что глухой, слепой и душевнобольной бомж!

Сообщи Евгений открыто о своем решении переиграть все назад и даже верни купленный лазер, реакция жаждущего во что бы то ни стало заполучить новые отпечатки киллера может последовать непредсказуемая. Заставит еще делать операцию насильно!

А дальше даже думать не хочется!

Вероятно, окажись на месте Ворона кто угодно, хоть сам Аль Капоне, и в погоне за миллионом долларов Евгений претворил бы в жизнь свой дьявольский план, выманив денежки и напоив доверчивого пациента тем же безвкусным коктейлем, что и коллегу профессора, и позволив ему через несколько часов тихо скончаться от внезапного сердечного приступа.

Но — Ворон...

От одной мысли о том, что при первом же подозрении на кидалово (каковое и имеет место быть на самом деле!) этот убивец с личиной благородного мстителя мгновенно оторвет ему башку, Блоху стало еще хуже, чем несколько минут назад — когда желудок готов был вывернуться наизнанку вместе с мидиями в молоке, липкое тело сотрясала похмельная дрожь, а на опухшем бледном лице выступала испарина.

Нет, только бежать! Прихватив из квартиры лишь самое необходимое — содержимое сейфа, деньги и документы, портативный компьютер IBM. Чуть позже он выпишет и японский инструмент...

Кстати, об имуществе, «нажитом непосильным трудом». Роскошную двухэтажную квартиру с встроенной мебелью и кухней, в элитарном доме можно с ходу заложить в солидной риелторской фирме, получив на руки две трети ее рыночной стоимости наличными.

Продавать сразу нельзя, чтобы до поры никто ничего не заподозрил, а кредит под залог недвижимости — обычное дело...

По прошествии трех месяцев, когда уляжется вызванная его исчезновением волна, после скоротечного судебного заседания хата автоматом перейдет фирме.

Такой вариант подходит!

Затушив в пепельнице сгоревший до фильтра «бычок», Евгений сходил в прихожую, взял пачку с зажигалкой, телефонную трубку, вернулся назад, бросил все на журнальный столик и задымил по новой, сдвинув брови к переносице. План бегства должен быть безупречным, чтобы комар носа не подточил!..

С джипом, почти новым, со всеми наворотами, можно поступить еще проще. Сосед по лестничной площадке, воровской авторитет, давно предлагал его перекупить. У этого и бабки всегда пачками пылятся — с расчетом задержки не будет, да и язык за зубами держать умеет получше остальных.

Гораздо сложнее обстоят дела с обещанной Вороном круглосуточной охраной. Его боевики могут торчать сейчас где-нибудь снаружи, в тачке, и наблюдать за подъездом...

ОЛИГАРХ

— Да я их, сволочей московских, сгною одним движением мизинца!

Бизнесмен Михаил Борисович Сосновский, только что с каменным лицом выслушавший вместе с шефом личной службы безопасности Чирковым сбивчивый рассказ дочери о шантаже, таблетках и студийном порнофильме «Русские рабыни» с ее участием, а также о комментариях Ворона по всему этому делу, в ярости метался по кабинету, грозно сопя от негодования.

— Неужели они, дешевки, мандавошки шестилапые, считают себя настолько крутыми, что рискуют диктовать мне, Сосновскому, свои гнусные условия?!

Поравнявшись с огромным письменным столом, единственный в Северной Пальмире «патентованный» олигарх государственного масштаба одним нервным толчком вдавил в дно серебряной пепельницы окурок сигареты «Парламент».

Затем он быстрым шагом приблизился к плачущей навзрыд, скромно сидящей на краешке кожаного кресла Ирине и рявкнул во весь голос:

— Одного я только понять не могу — неужели этот Джеймс Бонд невского разлива, которого разыскивает вся питерская мусорня вкупе с головорезами генерала Корнача, так сильно треснулся головой во время аварии, что полностью потерял чувство самосохранения и до сих пор помогает такой законченной дуре и проститутке, как моя любимая дочь?! Может, еще скажешь, что влюбилась в него, а, нимфоманка озабоченная?! — Желая хоть как-то выпустить вскипевший внутри пар, Сосновский болтал без остановки, озвучивая первое, что приходило в голову. — Да стоит мне сказать Корначу всего одно слово и вызвать этого наемника на стрелку, жить ему осталось бы двадцать шесть секунд!

— Не говори глупости, папа! — воскликнула девушка, окатив стоящего рядом отца полным слез и отчаяния взглядом. — После всего, что этот человек для нас сделал, ты никогда не предал бы его!.. А если бы предал, то я тебя сама!.. — Не закончив, Ирина снова всхлипнула, уронила лицо в ладони и разрыдалась.

— Скажите пожалуйста, какие мы сентиментальные! — презрительно скривил губы моложавый пятидесятилетний олигарх, начавший снова измерять шагами просторный кабинет и понемногу отходя от нахлынувшей на него в первый момент ярости. — Понадобится — сдам кого угодно, с потрохами... Не в первый раз!.. — Михаил Борисович вдруг в мгновение ока вспомнил всех бывших конкурентов, партнеров и просто врагов, через которых ему пришлось перешагнуть, смешав с грязью, дерьмом, а то и кровью на долгом, тернистом и опасном пути к заветному богатству. Теперь, слава богу, ставшему осязаемой реальностью. — Хватит ныть, в конце концов! Распустила сопли, понимаешь... Правильно я тебя ругаю, за дело! А как ты думала, дорогая?! За все свои ошибки рано или поздно приходится платить по двойным ставкам!

Сосновский вернулся к столу, вытащил из пачки очередную сигарету и, нагнувшись, прикурил от настольной зажигалки в форме Эйфелевой башни.

Обошел стол и тяжело рухнул в глубокое «президентское» кресло с высокой спинкой.

Задумчиво посмотрел сначала на плачущую дочь, потом на молчаливо стоящего у окна, оперевшегося о подоконник Чиркова.

Зажал сигаретный фильтр губами, откинулся на спинку и сложил руки перед грудью, сосредоточенно сдвинув брови.

— Завтра же вместе с двумя бойцами Палыча улетишь в Австралию в наш новый дом на побережье и будешь загорать там под пальмами до тех пор, пока я не разрешу вернуться. Ясно тебе?!

— Никуда я не полечу! — Ирина вскочила с места. — Мне там делать нечего!

— Я тебя и спрашивать не стану, принцесса на горошине! — сухо резюмировал Михаил Борисович. — Когда, дай бог, разгребу дерьмо, вернешься в Питер и можешь проваливать на все четыре стороны! А сейчас, я тебя умоляю, дай мне возможность спокойно поговорить с Феликсом. Задолбала уже, сил моих нет! Сама выйдешь из кабинета или за ручку проводить?

Оскорбленно вскочив с кресла и на ходу смахнув с покрасневшего лица слезы, дочь самого богатого коммерсанта Северной столицы с гордо поднятой головой выбежала в приемную, громко хлопнув дверью.

ХИРУРГ

Блох встал, подошел к выходящему на фасадную часть дома окну и осторожно отдернул штору.

Так и есть! Синий «ровер» с тонированными стеклами и областными номерами, припаркованный чуть в стороне от площадки для автомобилей жильцов, появился во дворе явно впервые. Наверняка сидящие внутри личности, непременно с квадратными плечами и пистолетами под куртками, и есть посланные по его душу охраннички...

Что ж, проверить не трудно. Заодно и Власа навестить — вопрос с тачкой обсудить.

Надев теплый спортивный костюм с капюшоном, кроссовки и накинув короткий пуховик, хирург вышел из квартиры, запер входную дверь и настойчиво позвонил в квартиру напротив.

Вскоре тихо загудел кодовый электрический замок, и в дверном проеме засияла круглая, заспанная физиономия одного из бригадиров «малышевской» группировки Власа с явными следами бодуна под заплывшими глазами.

— А, ты... Тебе чего, старый? — протирая зенки и широко открывая в зевке свою лошадиную пасть, прогундосил браток.

— Дело есть, — позыркав по сторонам и убедившись, что на чистой, застеленной ковровой дорожкой площадке и на примыкающем лестничном пролете нет ни души, с ходу в карьер начал Евгений. — Ты, помнится, хотел себе мой «лендровер». А я решил другую лайбу себе прикупить, попроще... И с должком одним рассчитаться. Не передумал еще?

— Ну... — борясь с остатками сна, пожал плечами Влас. — Нет вроде. А то мой «бамбук» уже того... отбегался, — поковыряв в носу, лениво сообщил бригадир. — Только я, слышь, больше двадцати пяти кусков не дам, мне не горит... Тачек понтовых сейчас в автосалонах — море, а башлей у фраеров — с гулькин хер заныкано! Так что сам решай...

— Ладно, бери за кварт, — скрепя сердце согласился Блох. — Только мне деньги еще вчера нужны были.

— По-л! Тащи ключи и техпаспорт, — ухмыльнувшись, сказал Влас, — и получишь баксы. С перепиской не заржавеет, сам организую. У меня половина гаишников в больших погонах, или как там они сейчас называются, в друганах ходят! Ха! — довольно почесал мясистую волосатую грудь, украшенную тяжелым золотым распятием, бригадир. — Я по пацанке с их дружбы два года сытно кормился, левые тачки из «бундеса» осветляя!.. Теперь, конечно, компьютеры всякие, проверки, с ворованными иномарками дел не имею, но связи кое-какие нужные остались.

— С тобой приятно иметь дела, — улыбнулся в ответ Евгений.

Вернувшись на несколько секунд в квартиру, он протянул поджидающему Власу ключи и документы, а взамен получил сверток с обещанными долларами.

— А что у тебя за долги, старик?! — Заграбастав по лимонадной цене приличную машину, браток заметно оттаял сердцем. Ему очень захотелось сделать соседу что-то хорошее. — Может, помочь нужно? Ты скажи! Если тема на твоей стороне, проблем не будет!

— Да нет, здесь другое, — отмахнулся Блох, направляясь к лифту. — Я давно еще брал кредит в банке, на покупку оборудования для клиники, а этот кризис... В общем, срок платить пришел, а бабок не хватает. Спасибо тебе, выручил! — Сделав соседу прощальный жест, хирург зашел в кабину и нажал кнопку первого этажа...

Едва он вышел из подъезда и, накинув на голову капюшон спортивной куртки, превозмогая глухо стучащие в голове кувалды, побежал вдоль ведущей к лесу пешеходной дорожки, как стоящий у бордюра припорошенный снежком «ровер» тихо заурчал мотором, развернулся и не спеша покатил следом. Что и требовалось доказать.

Значит, Ворон зря слов на ветер не бросает и кровно заинтересован, чтобы с головы хирурга, особенно после стычки с людьми какого-то Чахлого, не упал ни единый волосок...

Попробуй разозли такого! Линять, только линять!

С огромным трудом, задыхаясь и едва передвигая ноги, Евгений добежал до круглосуточного магазина, купил в нем маленький пакет кефира, выпил его, обливаясь, тут же, у стеклянных дверей, опустил пакет в мусорник и, закутавшись в теплый пуховик, уже не спеша направился назад к дому.

«Ровер», как привязанный, следовал сзади на почтительном расстоянии...

Вернувшись в квартиру, наскоро собрав в кожаный кейс деньги и документы, а в объемистую хоккейную сумку — кое-что из новой одежды и обуви, подороже, пластический хирург с тоской обвел взглядом роскошные апартаменты, к которым так долго и тщательно подбирал обстановку, в последний раз прошелся по комнатам, поднявшись на второй уровень и заглянув даже в ванную комнату с огромным, «разговаривающим» по-русски четырехместным голубым джакузи с компьютерной панелью управления. Да, больше он никогда сюда не вернется.

Не удержавшись, достал из холодильника на кухне несколько дорогих упаковок со жратвой и затолкал в сумку поверх шмоток. Туда же втиснул кейс.

Кажется, все. Пора ставить финальную точку в спектакле и сваливать. Заглянуть в агентство, в котором покупал хату, заключить кредитный договор, получить наличные или чек и — в Пулково, в гостиницу.

Завтра днем он будет уже в Хельсинки, где еще с начала девяностых прочно обосновался и пустил корни старый друг и коллега Роберт, с которым когда-то вместе учились в медицинском.

Однако на душе Евгения противно, настойчиво скребли кошки...

«А может, не пороть горячку?! Может, все само собой устаканится?!» — раз за разом с надеждой спрашивал внезапно разделившийся на две половины внутренний голос.

«Нет! Иначе точно кончат и закопают! Если не Ворон, так Чахлый, какая разница?! — уверенно отвечала вторая половина. — Лучше за бугром с деньгами и головой, чем на родине — под асфальтом! Давай бери нож и режь палец, чего встал?! Если ты пустишь Ворона по ложному следу, то можешь спать спокойно! Пусть потом головорезы разбираются друг с другом!»

Повинуясь настойчиво бубнящему в подсознании голосу, Блох достал из домашней аптечки пузырек с йодом и упаковку бинта, выудил из кухонного стола маленький острый ножик и полоснул сверкающим лезвием по подушечке на ладони левой руки.

Кровь не заставила себя долго ждать — первые алые капли упали на паркет уже через пару секунд...

Теперь нужно оставить как можно больше следов в прихожей, для убедительности. Вот так, отлично! И по зеркалу тоже пройтись, сымитировать борьбу...

Хватит, довольно! Переигрывать ни к чему!

Смочив бинт йодом, хирург, слегка скривившись лицом, обработал неопасную рану и наложил повязку.

Дело сделано. Нож и испачканный бинт вскоре навсегда исчезнут в ближайшем мусорном контейнере.

Пора...

ГЕНЕРАЛ ЧИРКОВ

Олигарх расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки, одним рывком ослабил узел дорогого галстука и, поймав мудрый взгляд начальника службы безопасности, усталым жестом пригласил его подойти.

Заслуженный в прошлом чекист, генерал Феликс Павлович Чирков, одно имя которого вызывало у вливающихся в Систему лейтенантов, выпускников «вышки», благоговейный трепет, пересек кабинет и опустился на стул напротив.

— На твоем месте, Борисыч, я не стал бы упоминать при дочери Москву, — без особых эмоций, словно речь шла о погоде в далеком Владивостоке, произнес ветеран невидимого фронта. — Здесь, конечно, «жучков» нет и быть не может, но... мало ли что девчонка снова выкинет? Такая информация срока давности не имеет...

— Ты прав, Палыч. Погорячился, с кем не бывает... Это все нервы проклятые! — нехотя признав свое упущение, ответил Сосновский. А потом, стряхнув пепел, внимательно, с прищуром посмотрел на Чиркова: — Или ты просто хочешь сказать, что вся эта психологическая показуха с «колесами» и якобы внедренным в твою гвардию «кротом» ни с какого бока не относится к тому анонимному звонку из столицы?! Или к нашему контракту на покупку «Голубой лагуны»?!

— Как раз наоборот, я просто уверен, что порнуха — их последнее китайское предупреждение. — Скулы начальника охраны заметно напряглись, взгляд стал жестче. — Ради такого куша, как целый туристический городок на облюбованном средним классом близком солнечном побережье, они не остановятся ни перед чем... Теплое море, песчаные пляжи, триста двадцать солнечных дней в году... Найти лучшее применение грязным капиталам, осевшим на счетах за рубежом, — это надо очень-очень постараться. И вдруг — такой козырный шанс! Грех упускать...

— А мне?! — чуть не кипя от злости, напомнил олигарх и смачно, со знанием дела, выматерился.

...Пять дней назад в офис возглавляемой Михаилом Сосновским холдинговой компании позвонил неизвестный — как определила служба безопасности олигарха — из Москвы и, не называя себя, вежливо, но настойчиво попросил отказаться от намеченной на будущую неделю покупки носящего название «Голубая лагуна» туристического комплекса в Ларнаке, состоящего из пяти четырехзвездочных отелей, аквапарка, городка развлечений и агентства по прокату автомобилей. Предварительная договоренность о сделке с владельцем контрольного пакета акций — властями Кипра — была достигнута Сосновским на недавно завершившихся длительных и сложных переговорах.

Туркомплекс оценили в один миллиард двести семьдесят миллионов долларов. Михаил Борисович планировал вложить в него более двух третей своих капиталов, тем самым окончательно переместив львиную долю бизнеса из нестабильной во всех отношениях России в тихий и прибыльный рай солнечного средиземноморского острова...

— Ты уверен, что эти сволочи не принимали всерьез вероятность того, что Ирка клюнет на угрозы и начнет подбрасывать мне таблетки? — с некоторой тревогой в голосе спросил коммерсант, давя в пепельнице третий за последние пятнадцать минут окурок. — А если бы она сломалась и?..

— Вряд ли они надеялись на такой результат, — чуть скривил губы Чирков. — Да и таблетки, если верить экспертизе маэстро Ворона, в достоверности которой я, как профессионал, не сомневаюсь, — далеко не такие страшные, какими могли быть в случае желания нейтрализовать тебя столь экзотическим способом. Нет, здесь был расчет исключительно на давление... Дескать, вот какие мы крутые и благородные, лишние трупы нам ни к чему. А вот крепко напомнить о всей серьезности намерений — это запросто! Кстати, и Ворон так считает. На языке спецучебников по психотехнике подобный метод называется «Капкан». Проходили не раз, в том числе и на практике. Ну а насчет «крота» — будь уверен: разберусь.

— О том, чтобы сорвать сделку, не может даже идти речи! — непреклонно, как вцепившийся в горло задиристой шавке бойцовский бультерьер, заявил Сосновский. — Какие контрмеры мы можем предпринять? Если эти твари пустят в оборот порнуху с Иркиным участием, у меня не останется иного выбора, кроме как уехать из страны... — Заметив мимолетную скептическую усмешку бывалого хищника Чиркова, олигарх поспешно добавил: — Однако сдается мне, что «Русские рабыни» — это только цветочки. Ягодки ждут нас впереди. Я правильно мыслю, Палыч? Хотя Ворон считает, что мне ничего не грозит...

— Ворон в своем подполье не может знать всех деталей, — возразил главный охранник. — Если ты не согласишься на их условия, тебя попросту постараются убрать, — с присущей его натуре прямотой офицера КГБ резюмировал Чирков.

— А ты и твоя армия мне в таком случае на хрена?! — в сердцах крикнул обильно вспотевший и измотанный Сосновский, сурово взглянув на бывшего генерала «конторы глубокого бурения». — Раскрой их, Палыч, во что бы то ни стало! С Корначом я договорюсь, я сделал его миллионером, и все его бабки в моих фирмах в офшорах. Он подмогнет всем, чем располагают его люди! Нужно начинать немедленно, у нас времени осталось — в обрез. Через трое суток я должен перевести на счет киприотов первые триста пятьдесят миллионов, и тогда возврата не будет. — Михаил Борисович тяжело вздохнул и, понизив голос, закончил: — Палыч, я хочу знать точно, кто против меня играет... Раз они в курсе сделки с «Голубой лагуной» и хотят прибрать комплекс к своим рукам, то не могли не засветиться в Ларнаке. Да и диск лазерный не из воздуха на свет появился, где-то ведь его записывали!..

— Согласен, — не задумываясь ответил Чирков. — Я подниму всех своих спецов в течение часа, Борисыч, но, боюсь, этого маловато. Чтобы в столь короткий срок выйти на след московских шакалов и хорошенько врезать по ушам — за Ирку, за наезд и за все хорошее, понадобится подключить к делу десятки агентов и сотрудников ФСБ. В том числе и на Кипре. Уверен, там у конторы своих людей навалом. Но все это далеко не просто даже для фигуры такого масштаба, как Корнач. Да, он у тебя в кармане. Но ты ведь знаешь один из главных законов бизнеса — за каждую услугу надо платить отдельно. Значит, генерала придется хорошенько заинтересовать, и лучше всего не только баксами... Он — охотник. В этот самый момент, когда мы сидим здесь, его главная забота — поимка сбежавшего из открытой клетки опасного зверя... Понимаешь, о чем я? — Бодигард замолчал, выжидательно воззрившись на своего босса.

Сосновский, в темных зрачках которого меньше чем через секунду промелькнула яркая дьявольская искра, молча отвел глаза в сторону, достал из пачки «Парламента» очередную сигарету, зажал губами и не спеша прикурил.

Пауза в разговоре затягивалась, стрелка на стоящих в углу часах с маятником пошла уже на третий круг, а олигарх, на сосредоточенном лице которого можно было прочесть лихорадочную работу мысли, все никак не решался заговорить.

Сидящий напротив волкодав терпеливо ждал. Опираясь на опыт оставшихся за плечами двадцати с лишним лет в некогда самой могущественной секретной службе планеты, Феликс Павлович не сомневался — подброшенная им идея найдет понимание и лихорадочно ищущий решение проблемы Сосновский примет единственно верное, стратегически оправданное решение. Потому что, занимаясь коммерцией и сколотив состояние, он давно понял одну простую истину: люди — лишь пешки, разменный материал, в опасной игре без правил, называемой Большой Бизнес...

— Ирка ему слишком много чего наболтала... Думаю, гораздо больше, чем мы с тобой можем даже предположить, и он теперь не станет со мной сотрудничать... — наконец тихо пробормотал купающийся в клубах дыма олигарх, медленно покачав головой. — Практически никаких шансов...

— Не важно. Передавать его в ФСБ, спеленав на стрелке, — утопия, — деловито произнес чекист. — Вполне достаточно, если в обмен на активное содействие в деле с «Голубой лагуной» генерал получит единственную прямую ниточку к Ворону — адрес электронной почты в Интернете. Дальше — уже чужая головная боль. Звонить нужно прямо сейчас, чем раньше он отдаст приказ рыть носом землю — тем лучше...

Поколебавшись, Сосновский закусил длинный белый фильтр сигареты, словно находясь под гипнозом своего телохранителя, осторожно взял со стола крохотный сотовый телефон, некоторое время осатанело пожирал его глазами, потом чуть слышно пробормотал:

— Вот так двуногие твари и становятся Иудами... — а затем, словно мысленно перешагнув через невидимый рубикон, плотно сжал губы и принялся решительно тыкать пальцем в пикающие и светящиеся изнутри резиновые кнопки.

МЕНТ-ОХРАННИК

Забросив на плечо увесистую спортивную сумку, Блох вышел на просторную лестничную клетку.

Мягко захлопнул бронированную дверь, закрывшуюся только на «язычок», и, стараясь ступать как можно тише, двинулся по узкому коридорчику. За мусоропроводом он оказался перед застекленной дверью, за которой располагалась пожарная лестница.

Вряд ли Ворон отрядил для его подстраховки кого-нибудь, кроме тех, кто сидит в «ровере», а значит, за обратной стороной дома следить не должны...

— Как бы за вора не приняли, — пробормотал под нос хирург, открывая защелки и выходя на облепленную кристалликами наледи лестницу.

Снаружи все отчетливей крепчал морозец и подвывал колючий зимний ветерок.

Осторожно спустившись вместе с ношей по скользким металлическим ступенькам вниз, до второго этажа — там, чтобы «домушники» ей не воспользовались, лестница обрывалась, — Евгений еще раз огляделся по сторонам и, примерившись, сбросил вниз, на плотный снег тяжеленную сумку.

Потом Евгений Викентьевич прыгнул следом, умудрившись при приземлении подвернуть ногу, и с грудным стоном завалился на бок.

Но похоже, ничего страшного не случилось, нога цела. Просто небольшое растяжение, дня через два-три пройдет.

Отряхнувшись от снега, Блох забросил на плечо сумку, и в этот момент совсем рядом вдруг послышался грозный окрик, от которого беглец невольно вздрогнул:

— Стоять, сука! Руки в гору, живо! Попался, сволочь!..

Послушно выполнив команду, Блох медленно повернулся в направлении голоса и увидел дежурного милиционера в сером камуфляже, охраняющего вход в элитарный жилой комплекс.

В руках у парня был пистолет, вне всякого сомнения — уже заранее снятый с предохранителя.

«Твою мать, тут же видеокамера установлена, для наблюдения за аварийным выходом! — с обидой на самого себя запоздало вспомнил хирург, попавший как кур в ощип. — А у мента в холле — монитор! Это же надо так влипнуть!»

— Как попал внутрь?! — продолжал рычать добросовестно выполняющий свои обязанности милиционер. — Отвечать, быстро!

— Ты меня сам впустил, через парадный вход... — Откидывая скрывающий лицо капюшон спортивной куртки, Блох обернулся к решительно настроенному охраннику. — Своих не узнаешь, Николай...

— Евгений Викентьевич?! — медленно опустив оружие, изумленно пробормотал сержант вневедомственной охраны, как того и требовали обязанности, знавший в лицо и пофамильно всех жителей элитарного дома. — Вот это сюрприз... А зачем вы... — милиционер обалдело кивнул на лежащую на снегу тяжелую хоккейную сумку, — полезли через пожарный выход?! Да еще с багажом?

Оглядевшись по сторонам и, к своему облегчению, не обнаружив посланной Вороном слежки, Блох состроил хмурую физиономию и молча поманил охранника указательным пальцем. А когда тот приблизился вплотную, с чувством сказал:

— За мной с утра следят бандюги, не исключено — хотят пристрелить! Снаружи, у входа, стоит их «ровер»... Объяснять почему — долго, но сам знаешь, как это обычно бывает...

— Может, мне вызвать ОМОН?! — мотнув коротко стриженной головой через плечо, в сторону угла дома, предложил бойкий сержант. — Скрутят этих уродов и зубами на бордюр, а потом каблуком по затылку!

— Не надо, так будет еще хуже, — предостерегающе замахал руками Блох. — Поверь мне. Лучше вот что... Я разберусь с ними по своим каналам, а пока мне нужно исчезнуть, на пару месяцев. И ты мне в этом поможешь! — Порывшись в карманах, хирург выудил пачку долларов, отсчитал несколько зеленых бумажек по пятьдесят и протянул удивленному охраннику. Таких солидных взяток, да и вообще каких-либо, ему раньше не предлагали. — Что бы ни случилось, ты меня не видел, понятно?!

— Зачем? — машинально взяв протянутые баксы, глухо спросил сержант, пряча халявные деньги в карман камуфляжных брюк. — Не проще ли...

— Делай, как я сказал, и не переспрашивай! — уже с нажимом, нетерпеливо выпалил Евгений. — В квартире я оставил небольшой беспорядок, пусть покамест думают, что меня бандиты похитили... С тебя взятки гладки, ты ничем не рискуешь! Все понял?! Через пару дней под любым предлогом загляни ко мне в квартиру и, поскольку увидишь кровь на зеркале, вызови коллег. Не слишком сложно в обмен на триста зеленых.

— Не нравится мне эта затея, Евгений Викентьевич... — покачал головой милиционер. — Все шито белыми нитками, опера могут и не поверить...

— Поверят, никуда не денутся! — закидывая на плечо хоккейную сумку, успокоил охранника беглец. — Твое дело маленькое! И запомни — у них длинные руки и куплена вся милиция. Если проболтаешься, мне не жить.

— Не проболтаюсь... — все еще пребывая в некотором замешательстве, буркнул сержант. Он проводил долгим взглядом возбужденного, взмокшего, несмотря на мороз, волокущего тяжелую ношу эскулапа. Тот торопливо хромал к проходу между соседними многоэтажками. — С ума все посходили, в натуре...

Однако, вспомнив о полученных в качестве гонорара за сообщничество трех сотнях долларов — две месячные зарплаты, — Николай успокоился и, обогнув дом, направился на место своего дежурства, в холл, попутно окидывая взглядом стоящие на площадке и рядом с ней автомобили и размышляя, как с толком потратить свалившуюся с неба «премию».

Злополучного «ровера» с грозными братками, про который с перекошенным от страха лицом упоминал пластический хирург и который еще две минуты назад собственными глазами видел выбегающий из стеклянных дверей охранник, во дворе уже не было.

«Ну и хрен с вами! — без каких-либо эмоций подумал сержант, усаживаясь за стол и склоняясь над работающим монитором, передающим изображение с запасного выхода. — Меня ваши барыжьи разборки не касаются, замаксал — и на том спасибо!..»

СЕРЖАНТ СЕВЕРОВ

Три недели он провалялся в госпитале, залечивая зацепленную пулей голень и избавляясь от последствий контузии, вызванной близким разрывом гранаты.

А после выписки комендантский патруль надел на Ивана Северова наручники, и, ничего не объясняя, поместил на местную губу к штрафникам — двум братишкам, изнасиловавшим и пристрелившим захваченную в плен прибалтийскую снайпершу-наемницу.

Ближе к вечеру, вместе с ними, под охраной БТР, в крытом «КамАЗе» с решетками на окнах, Ивана перевезли в следственный изолятор, расположенный неподалеку, на границе с Ингушетией.

Его поместили в одиночку и, разбудив среди ночи, вызвали на первый допрос...

Комната, куда привели скованного наручниками бывшего разведчика, была не более семи метров по площади, с синими выщербленными стенами, подмытым сыростью потолком с желтыми разводами на струпьях облупившейся штукатурки и маленьким прямоугольным окошком, забранным аж с двух сторон решетками. Из мебели в помещении имелись лишь два стула и допотопный тяжелый стол.

— Садитесь, сержант, — прикурив сигарету и дав знак конвоиру, чтобы убирался, кивнул на свободный стул высокий мужчина в штатском. Некоторое время, не отводя взгляда, внимательно изучал нацепившего на себя маску холодного безразличия Ивана, после чего стряхнул пепел в стоящую на столе стеклянную банку с окурками и подвинул на край стола сигареты с зажигалкой. — Курите...

— Не курю, — бесцветным тоном отозвался Северов, тоже изучая своего визави.

Судя по выправке, возрасту и выражению лица — перед ним был отнюдь не рядовой следователь из военной прокуратуры. Чего в принципе и следовало ожидать, учитывая странность всего происшедшего в расположении части...

— Завидую, а я вот все никак не могу бросить, — вздохнул мужчина. — Тогда, пожалуй, приступим... Предисловий не будет, мы — люди взрослые, к тому же солдаты, привыкли думать и выражаться кратко и однозначно. Моя фамилия Гайтанов. Я — полковник Главного разведывательного управления Генерального штаба. И у меня к тебе, Иван, есть очень серьезный мужской разговор...

Откинувшись на жалобно скрипнувшую спинку стула и побарабанив пальцами по крышке стола, Гайтанов выдержал минутную паузу.

— Сразу уточню — тебя ни в чем не обвиняют, сержант, скорее — наоборот, — медленно заговорил он. — За личное мужество и ликвидацию полевого командира Абдурахмана на тебя уже отправлено представление к награде. Так что расслабься, не держи зла на комбата и не ломай голову над причиной твоего мнимого ареста. Просто надо было, чтобы для посторонних все выглядело натурально... Тема, о которой я хочу с тобой переговорить, хоть и не тянет на государственную тайну, но для определенных структур обладает весьма и весьма ценным содержанием. И вот еще что, — брови Гайтанова сдвинулись к переносице, — в твоей части до сих пор не в курсе, что после нападения боевиков на колонну ты, единственный, остался жив... — Взгляд гээрушника стал холодным, испытующим, колючим. — Тебя покамест считают без вести пропавшим, а это, как ты понимаешь, очень размытая формулировка. С одинаковой легкостью допускающая два возможных финала.

— Вы мне угрожаете? — сухо уточнил Иван.

— Я этого не говорил, — спокойно парировал Гайтанов. — Пока не говорил... Надеюсь, скоро ты вернешься живым и здоровым либо в свою часть, либо, что, на мой взгляд, куда более вероятно, — домой, в город на Неве... К своему героическому отцу, бывшему командиру питерского СОБРа майору Северову...

Упоминание об отце, для всех прочих давно погибшем от рук бандитов, оказалось для Ивана все-таки неожиданным, хотя в его голове и роились неопределенные мысли на этот счет, — и он чисто машинально дернул бровью.

Такое вряд ли ощутимое для любого другого собеседника изменение мимики для профессионального разведчика не осталось незамеченным, — Гайтанов тут же понимающе во всю ширь улыбнулся, продемонстрировав идеально ровные фарфоровые зубы: неслыханная роскошь для живущего на скромное содержание офицера, пусть даже старшего и принадлежащего к элите Вооруженных сил России.

— Мой отец погиб два года назад, — взяв себя в руки и стараясь, чтобы голос не выдал охватившее его волнение, проговорил Иван. — И ваш черный юмор кажется мне неуместным, товарищ полковник.

— Ну что ж, нечто подобное я и рассчитывал услышать от тебя в дебюте нашей словесной партии! — кивнул разведчик, туша окурок о край банки, отодвигая ее в сторону и выдергивая один из ящиков обтертого и исцарапанного двухтумбового стола. — Вот взгляни-ка. Никого, случайно, не узнаешь?!

Перед Иваном легли две фотографии. Протянув сцепленные «браслетами» руки, он взял их со стола и бегло просмотрел, ощущая, как стучащее в груди сердце стремительно ускоряет свой ритм.

На одном из фото, трехгодичной давности, они были изображены всей семьей на пляже в Сочи — счастливые, загорелые, стоящие в обнимку и улыбающиеся в объектив — отец, мама, он и сестренка Катя.

На втором снимке, видимо сделанном совсем недавно, был запечатлен — уже с новым лицом — только отец. Бледный, с провалившимися глазами, с черным наждаком небритых щек, раздетый по пояс, он лежал на больничной кровати под белой простыней, в окружении капельницы и реанимационных приборов.

А это означало одно — спецслужбам все-таки удалось выследить и организовать успешную операцию по захвату неуловимого киллера по прозвищу Ворон, серьезно при этом его ранив...

Неужели — все, конец?!

С трудом оторвав взгляд от фотографии, сержант бросил ее обратно на стол и пристально посмотрел на Гайтанова.

— Кто этот человек? — кивнув подбородком на верхний снимок, осведомился Иван.

— Ворон! — произнес сквозь зубы полковник ГРУ. — Он же — воскресший из мертвых, а еще правильней было бы сказать — никогда не умиравший майор милиции Сергей Николаевич Северов. Палач многих питерских бандитов и ночной кошмар для остальных братков. Неужели не знали, товарищ сержант, что папенька ваш пребывает в добром здравии, сделав себе пластическую операцию в клинике доктора Романова, сменив документы и похоронив вместо себя в закрытом гробу какого-то неопознанного обугленного, как головешка, бедолагу, скорее всего бомжа, выкупленного за ящик водки в одном из моргов?! Простите великодушно, но что-то не верится, — развел руками разведчик. — Я бы даже больше сказал — я нисколько не сомневаюсь, учитывая ваш опыт службы в органах и прочие весьма специфические навыки бойца, что вы не только поддерживали с отцом связь, но и время от времени принимали непосредственное участие в проводимых им ликвидациях бандитских авторитетов!

— У вас богатое воображение, полковник, — фыркнул, покачав головой, Иван. — Вам бы боевики писать, бестселлеры — «Возвращение Слепого с того света», часть сорок седьмая! — Он мгновенно окаменел лицом и жестко закончил: — Мой отец, Сергей Северов, погиб.

— Послушай, ты, пацан! — вспылил заигравший желваками Гайтанов, сжав и без того тонкие губы в прямую линию и рывком подавшись вперед. — Вот что я тебе скажу... За подъебки твои дешевые я могу наказать тебя прямо сейчас, без устава и прочей туфты для «сапогов», с одного удара вогнав носовые хрящи в мозги! Что же касается твоего отца — ты или сам дурак, или считаешь меня, разведчика с двадцатилетним опытом, настолько тупым, что я поверю в твои байки!.. Все ты про Ворона знал, парень, и не надо песен!.. — Остыв так же быстро, как и закипел, полковник ГРУ опять откинулся на спинку стула, не спеша вытряхнул из пачки новую сигарету, прикурил и продолжил, уже ровным тоном контролирующего партию игрока: — Короче, у меня нет времени сотрясать воздух и гонять порожняки. Все очень серьезно! Либо мы с тобой договариваемся о чем-то конкретном, либо... мне будет очень жаль давать распоряжение о том, чтобы в часть сообщили трагические новости о гибели одного из лучших бойцов-контрактников внутренних войск!.. Я не хочу тебя пугать, парень, но сложившаяся ситуация и интересы государства вынуждают меня открыть перед тобой все карты... Дальнейшая судьба твоего отца сейчас целиком в твоих руках...

ДОКТОР

Как и предполагал Блох, оформление трехмесячного кредита под залог квартиры люкс не заняло больше часа. Риелторы вцепились в нее мертвой хваткой, узнав требуемую сумму. А знакомый клерк из питерского отделения Центробанка за пятьсот баксов в темпе организовал справку, разрешающую без таможенных проблем вывезти из страны кругленькую сумму в валюте.

В завершение подготовки к отъезду Евгений позвонил в страну трескоедов Суоми и предупредил старого приятеля, с которым не виделся более двух лет, что завтра утром прилетает, и скорее всего надолго. Друг искренне обрадовался и сразу предложил на первое время комнату в своем загородном доме, недалеко от чудной финской столицы.

Словом, к радости беглеца, все складывалось как нельзя лучше.

К моменту начала регистрации на ранний рейс Санкт-Петербург—Хельсинки выспавшийся в гостиничном номере, плотно позавтракавший Блох окончательно воспрянул духом, особенно когда, попивая кофе за стойкой бара в аэропорту, подсчитал на калькуляторе, что все финансовые издержки, связанные с поспешным отъездом из страны, с лихвой компенсирует один-единственный японский приборчик, купленный за деньги Ворона. От лазера, позволяющего идеально заглаживать шрамы, не откажется ни одна пластическая клиника в мире!

Услышав сообщение диспетчера аэропорта о начале регистрации на долгожданный рейс авиакомпании «Финнэйр», беглец отодвинул недопитую чашку с кофе-эспрессо, затушил в пепельнице сигарету и, подхватив драгоценный кейс с долларами, направился к стойке регистрации.

Сумку с личными вещами вместе со спортивным костюмом Евгений давно сдал в багаж. Сейчас на хирурге, сверкающем гладко выбритыми щеками, были надеты элегантный, до пят, кожаный плащ и модные замшевые ботинки с тупыми носами. Сквозь прикрытый шерстяным кашне уголок на шее просвечивал воротник белоснежной рубашки и безупречный узел консервативного галстука.

Банкир, да и только!

До стойки, у которой уже выстроилась небольшая очередь, Евгению оставалось пройти всего несколько шагов, когда его окликнули знакомым, тихим голосом, от которого в животе у довольного собой эскулапа мгновенно подпрыгнула диафрагма.

Блох вздрогнул, рывком обернулся и, встретившись перепуганным взглядом с окликнувшим его человеком, понял, что пропал.

— Евгений Викентьевич! Как нехорошо с вашей стороны улетать за границу, даже не попрощавшись со старыми друзьями! — сокрушенно вздохнув, сказал стоящий у колонны, рядом с газетным киоском, мужчина средних лет в простенькой турецкой курточке и надетой на совершенно лысую голову кепке. — Регистрация только началась, так что вы вполне можете задержаться на пару минут. Давайте присядем, что ли... — Ворон, а это вне всякого сомнения был он, в очередной раз до неузнаваемости изменивший внешность при помощи грима и умело подобранного гардероба, указал рукой на зал ожидания: — Пообщаемся на дорожку?

— А... я... вот... — хлопая губами, как выброшенная на берег треска, пытался хоть что-то ответить Блох, но изо рта вылетали только предательские, бессмысленные обрывки слов и звуки.

В последний раз тоскливо взглянув на быстро продвигающуюся к столу регистрации очередь из хорошо одетых, благоухающих парфюмом пассажиров, которым вскоре суждено подняться в воздух и через час с небольшим приземлиться в совсем ином, нормальном и, увы, теперь недоступном для него мире, беглец сунул в карман плаща ненужные более паспорт и билет и, опустив очи долу, покорно зашагал вслед за киллером, краем глаза отметив, как отделился от стены и пошел параллельным ходом смахивающий на кавказца смуглокожий субъект в пропитке.

Войдя в зал, Сергей сел на свободное кресло в углу, выбрав место, где никто из скучающих в ожидании рейса пассажиров не мог слышать их разговор.

Блох осторожно опустился рядом, поставив кейс на пол, между ботинок.

— Знаете, Евгений Викентьевич, — выдержав длинную, томительную паузу, наконец сказал Северов, повернувшись к жутко побледневшему беглецу, у которого от испуга мелко подрагивала щека, — а ведь вначале я действительно вам поверил насчет пальчиков!.. Да, вероятно, любой, далекий от вашей экзотической профессии человек на моем месте поверил бы, особенно когда тебя убеждает хозяин известной в городе клиники пластической хирургии...

Алчный лепила задрожал еще сильнее.

— А вот в несчастном случае с вашим покойным боссом, моим хорошим знакомым профессором Романовым, я, признаться, сильно усомнился с самого начала, — укоризненно покачав головой, продолжал Северов. — Ну не может человек, от рождения не пьющий, не курящий, на протяжении двадцати с лишним лет трижды в неделю занимающийся китайской гимнастикой дайдзи-цуань и дюжину раз выжимающий гирю в двадцать четыре килограмма, просто так взять и умереть от инфаркта!.. Хотя кое-кто в милиции, как выяснилось, считает именно так...

— На что... вы намекаете? — усилием воли разлепил прыгающие синеватые губы хирург. — Профессор был для меня почти отцом!..

— Разумеется, — соглашаясь, кивнул Ворон, — иначе ни за что не переписал бы завещание, оставив все свое имущество, включая клинику и бывшую дачу первого секретаря Ленинградского горкома, своего однофамильца, на Солнечном берегу, вам в наследство. Как вы узнали о завещании — теперь уже не важно, — сделал небрежный жест рукой Северов. — Важно то, что в погоне за деньгами и карьерой вы, не слишком полагаясь на безвременную или случайную кончину хоть и немолодого, но вполне здорового профессора, решили самым подлым образом использовать не только расположение старика, но и полученные в институте знания по фармакологии, поехали в Сочи, где в гостинице «Жемчужина» отдыхал Романов, и отравили его, подмешав в напиток смертельный коктейль...

— Я его не травил! — скрипнув зубами, вскричал Блох. — Это еще нужно доказать!

— Доказывает прокуратура, уважаемый Евгений Викентьевич, а я так... погулять вышел. — Тихим, но пронизывающим насквозь не хуже остро заточенного стилета голосом Ворон сразу же осадил срывающегося на истерику эскулапа. — Мне юридические и судебные выкладки не требуются, я сам и следователь, и судья, и палач.

— Вы не посмеете... — Хирург едва не задохнулся от барабанной дроби в груди. — Здесь куча народа! Я позову милицию, покажу паспорт и билет, скажу, что вы привязались ко мне и не даете сесть на самолет! Я перед законом чист, а вот вас менты арестуют, обнаружат на лице грим, и тогда...

— Вы — убийца, — перебил его Северов спокойным, размеренным тоном. — Причем гнусный и трусливый. И звать на помощь — кишка тонка...

От этих издевательских, уничижающих, смешивающих с дерьмом не хуже бетономешалки слов хирургу стало совсем худо. Блох всеми фибрами души, всем своим существом захотел, не сходя с места и не поднимая зад от кресла, провалиться глубоко под землю.

По его липкому лбу медленно стекали, застилая глаза посильнее слез, крупные капли холодного пота. Ноги отбивали чечетку.

Казалось, еще секунда — и мышцы мочевого пузыря окончательно расслабятся, заставив своего хозяина воспринять смерть как лучшее избавление от позора...

ПОЛКОВНИК ГРУ

Сержант Северов продолжал держать все ту же позицию.

— За могилой отца, кажется, ухаживают, все оплачено на год вперед.

— Этот снимок, — скрипнул зубами Гайтанов, кивнув на второе фото, — подлинный, без монтажа! Ворон, он же — майор Северов, действительно был у нас в руках! Получив в случайной схватке с одним уродом, в ночном парке, стилет под ребро, он четко уложил его двумя выстрелами из ствола, истекая кровью, сел в машину и поехал, с ножом в животе. Надо полагать, к знакомому лепиле. Но по дороге потерял сознание, врезался в круглосуточный киоск и лишь чудом остался жив!

Полковник выпустил в сторону Ивана сноп дыма и тыльной стороной ладони резко смахнул проступившие на лбу капли пота — в тесной комнате для допросов было достаточно жарко, батареи следственного изолятора топили на совесть. А может, просто сказывалось напряжение момента...

— В машине, обычной «восьмерке», заделанной под броневик, в тайнике под панелью, обнаружилось много чего интересного. Но главное не в этом, а в том, что снятые с раненого, находящегося в коме мужчины отпечатки были с огромным трудом, но идентифицированы с пальчиками погибшего два с лишним года назад командира СОБРа!..

Стряхнув пепел в банку с окурками, Гайтанов совершенно иным, чем раньше, взглядом смерил сидящего напротив молодого, но уже с лихвой хватанувшего всех прелестей балканской и чеченской войн спецназовца. Он понимал, что сейчас творится в голове у парня, и не осуждал его за упрямство. Просто пришло время сказать главное, перейти к самой сути задуманной генералом Корначом авантюры.

— Так или иначе, но твоему отцу удалось бежать, — подчеркнуто спокойно сообщил разведчик, тут же оценив, как мгновенно оживилось лицо Ивана. — Нужно отдать ему должное — он профессионал самой элитной пробы, мы, в ГРУ, таких называем «экстра». Специалисты, подобные Ворону, ценятся на вес золота, их во всей стране совсем не много...

— Зачем вы мне все это говорите? — не удержался от реплики Иван.

— А затем, что твой отец хоть и киллер, работающий в том числе и за деньги, но он не алчущий отморозок и тем более не мокрушник вроде Механика! Я знаю, что именно убийство жены и дочери да плевок в душу от родного начальства, неспособного отыскать и наказать убийцу, заставили его стать таким, какой он сейчас, начать новую жизнь вне закона и с неотвратимостью конвейера, одного за другим, отстреливать разную мразь, паразитов, выродков, расплодившихся и жирующих на свободе, купивших всех и вся, а оттого — чувствующих себя неприкасаемыми хозяевами страны! Но этот марафон простреленных лбов и затылков — не выход!.. Рано или поздно его вычислят, если не мы, то бандиты, служба безопасности какого-нибудь влиятельного барыги, олигарха, которому понадобится сдать Ворона, ранее воспользовавшись его помощью в своих гнусных шкурных интересах, дабы получить в ответ некую услугу!.. Но мы, люди в погонах, не привыкшие рисоваться по ящику и реально стоящие на страже закона и государственных интересов, не хотим, чтобы все закончилось именно так... Нам нужны специалисты такого уровня... Вместе, в одной команде, мы сможем гораздо больше, чем поодиночке! Ты понимаешь меня, парень?!

Иван Северов сохранял молчание.

Полковник ГРУ устало, шумно выдохнул и, зажав сигарету зубами, стукнул руками по столу.

— Мы хотим вернуть твоему отцу то, что он потерял, — ощущение свободы и службы своему Отечеству. У него не будет проблем ни с накопленными деньгами, ни с легальными документами, ни, если на то пошло, с передвижением в любую точку планеты. Единственное, что уже не вернуть, — это имя. Не стоит создавать опасных прецедентов. Майор Северов должен остаться там, где он находится последние два года, — на Южном кладбище Санкт-Петербурга, рядом с женой и дочерью. Но это, как ты понимаешь, детали... Тем более твой отец уже не первый год живет под чужим именем, по легенде. Только сейчас он — беглец, а мы предлагаем ему снова стать полноценным гражданином! И по-прежнему заниматься тем, что он умеет делать лучше всех остальных... Только уже без чреватой провалом и смертью самодеятельности, а в составе хорошо отлаженной и работающей без сбоев Системы. Все уже согласовано на самом верху, и я лично даю гарантию его абсолютной безопасности при встрече. И хочу, чтобы ты помог нам выйти на него с нашим предложением. Если в этом процессе будешь участвовать ты, единственный близкий ему человек, он наверняка согласится! Но если ты откажешься... Не хотелось говорить тебе о спецсредствах, помогающих людям перед смертью вспомнить всю свою прошлую жизнь по деталям, но, видно, придется упомянуть — для успеха дела. К тому же мои предостережения насчет предательства не голословны — буквально на днях один коммерсант, которому в свое время Ворон оказал услугу, уже предложил слить канал контакта с ним, в обмен на помощь спецслужб в решении проблем с опасными конкурентами. Даже если мы сейчас с тобой не договоримся, рано или поздно мы его возьмем и без твоей помощи. Только в этом случае чуть раньше твой отец получит с Северного Кавказа закрытый цинковый гроб! — подвел черту Гайтанов. — И не надо смотреть на меня, как на врага, сержант! Здесь ГРУ, а не «Армия спасения Христа»! Когда ставка слишком велика, ради достижения поставленной цели мы не останавливаемся ни перед какими мелочами. А жизнь простого сержанта-контрактника внутренних войск — поверь, просто не достойный упоминания пустяк... Надеюсь, ты меня хорошо понял, парень?! Форы на раздумья, увы, дать не могу. Итак... ты организуешь мне встречу с отцом или... А?!

— Мне остается только повторить, что у вас чересчур буйная фантазия, — без раздумий ответил Северов-младший. — Больше мне вам сказать нечего...

— Ну что ж, — помолчав пару секунд, сокрушенно пробормотал гээрушник. Скулы его дрогнули. — Жаль, но у меня нет времени и дальше продолжать этот цирк для идиотов. Гроб — так гроб. Ты сам выбрал, а я не вижу смысла тебя переубеждать...

Не спуская с Ивана черных, бездонных глаз с зияющей в них холодной решимостью привыкшего к нелегкому, но неизбежному выбору профессионала, Гайтанов пружинисто встал во весь рост, доведенным до автоматизма неуловимым движением сунул правую руку за отворот цивильного пиджака, ощутил под пальцами, в кобуре, рифленую рукоятку восьмизарядного пистолета «беретта», выхватил оружие, в долю секунды навел его на сержанта, прицелился точно в лоб и плавно нажал на спусковой крючок.

АЛЬ-СААДИ

— Вероятно, вам, Евгений Викентьевич, интересно, когда именно я понял, что вы, учуяв запах больших денег, наивно решили сделать из меня, богатого и доверчивого пациента, разбрасывающегося пачками баксов, как мелочью, свою очередную жертву?! — приподнял брови Северов, в упор глядя из-под козырька кепки и серых контактных линз на сгорбившегося врача. — Я удовлетворю ваше любопытство... Про абсолютную невозможность корректировки пальцев я знал уже на следующее утро, после того как мой человек передал вам деньги на лазерный излучатель. Между прочим — очень полезная и редкая вещь, штучный товар... Так о чем это я? Ах да, пальцы...

Сергей брезгливо отвернулся, не желая больше смотреть на жалкого, циничного жулика. Аэропортовский мент, стоящий в дальнем углу зала ожидания и беседующий с симпатичной девушкой, что-то слишком часто стал косить в их сторону.

Впрочем, это неудивительно — видок у лепилы, сникшего, как пенис после пяти оргазмов, был тот еще...

— И тогда я окончательно утвердился в мысли, что со смертью Романова не все чисто и что в лице его преемника я имею дело с одним из самых мерзких и жадных подонков, какие мне только встречались за последние десять лет. — Северов мельком взглянул на настенные электронные часы. До окончания регистрации пассажиров на рейс авиакомпании «Финнэйр» оставалось еще двадцать семь минут. — Но в жизни всякое бывает, и, чтобы случайно не сунуть под пресс невинного молодого врача, почти гения, я потратил немало денег и сил, чтобы тайно эксгумировать тело профессора, найти специалиста и провести, если так можно выразиться, независимую экспертизу на предмет обнаружения в организме следов яда. Для этого лишь требовалось срезать у трупа несколько волосков, ногти и провести химический анализ той их части, которая выросла уже после гибели Романова... Как врач с высшим образованием и тем более хирург, вы не можете не знать, что в организме покойников некоторые обменные процессы не останавливаются вместе с сердцем и атрофией мозга, а протекают еще три—пять дней...

Блох, которого сотрясала кондрашка, как-то странно заерзал по стулу, а потом протяжно замычал и обхватил лицо руками.

— Догадываетесь, Евгений Викентьевич, каковы были результаты? Думаю, да... А сопоставив оба этих факта — отрицаемую вами невозможность изменения отпечатков и убийство профессора, для милиции так и оставшееся аварией из-за сердечного приступа водителя, я понял ваш коварный замысел.

Глаза Северова недобро блеснули, и даже цветные линзы не смогли скрыть этот хищный блеск.

— Но, подумав, я не стал ничего тормозить, забирать у вас двести семьдесят пять тысяч долларов, а решил сыграть до конца, дать вам возможность самому себя спалить! Что касается прибора для заглаживания шрамов, его я подарю военному госпиталю, где лечатся наши русские парни, воевавшие в Чечне. Там ему сразу найдут применение. Но тут произошла вся эта прескверная история с изуродованным вами лицом госпожи Выхухолевой, объявились отморозки во главе с Чахлым, и я решил немного изменить ход игры.

Северов снова взглянул на хирурга. Тот пребывал в очевидной прострации, но, похоже, полностью соображение не утратил.

— Визитная карточка с изображением черной птицы, или, как я ее называю, — черная метка, известная не только братве, и, что уж тут темнить, далеко не одним знатокам криминального расклада в городе, была засвечена мной совсем не для боевиков, — сухо сообщил Сергей, покачав головой и сцепив ладони в замок. Тихо хрустнули разминаемые суставы пальцев. — Я сделал все так, чтобы вы увидели визитку, и, разумеется, проследил за вашей реакцией... Поздравляю!.. Вряд ли вы относитесь к числу тех, кто стоит на моей стороне, но хотя бы раз про человека по прозвищу Ворон вы, Евгений Викентьевич, несомненно слышали и даже кое-что видели по телевизору.

Сунув руку в карман, Северов достал оттуда знакомый беглецу кусочек картона и, пару секунд многозначительно повертев его в руках, спрятал назад.

Пауза затягивалась.

— Что... вы от меня хотите? — чуть слышно прошептал Блох, едва не падающий со стула даже в сидячем положении..

— Даже после всего того, что ты сделал, — голос Ворона заметно похолодел, — мне не нужна твоя поганая жизнь. У тебя, кстати, изначально не было никаких шансов поиметь миллион баксов в обмен на воздух, попутно бодрым паровозом отправив меня вслед за Романовым... Но ты, на свою беду, не только хотел провернуть кидок, ты убил хорошего человека, который тебе доверял. Убил, не спасая свою жизнь, не защищая нашу несчастную страну от бородатых выродков на Кавказе! Ты убил из-за алчности, из-за денег... Такое я забыть вряд ли смогу...

Северов поднял стоявший между ног Блоха чемоданчик и, взвесив в руке, поставил на соседнее пластиковое кресло ядовито-желтого цвета.

— Сколько наскреб, беженец?! Пол-лимона наверняка есть...

— Пятьсот семьдесят две тысячи, — глухо промямлил доктор, чуть зашевелившись. — Здесь все, что у меня за душой, до бакса... Я продал квартиру и джип... Не убивай... прости, если можешь!.. Даже не знаю, что на меня тогда нашло... Бес попутал!

— Какой код на замках, ты, заблудшая овца?! — жестко уточнил Ворон, снова поглядывая на часы. Скоро заканчивалась регистрация, а оставлять хирурга в Пулкове не входило в финальную часть плана справедливого возмездия.

— Двадцать, тысяча девятьсот семьдесят три, — ответил Блох, вопросительно скосив глаза в сторону киллера. В душу закралась хоть и хлипкая, призрачная, но растущая с каждой секундой надежда на спасение. — Мой день и год рождения... Пожалуйста... Не убивай...

— Где лазер зашхерил?! Не дай бог, если и его... как квартиру...

— В камере хранения, на Московском вокзале, ячейка номер сто, код — такой же! — запинаясь, торопливо раскололся пластический хирург, разом позабыв о безвозвратно потерянных огромных деньгах. — Клянусь!..

— Я не суд присяжных, мне твои клятвы до одного места, придурок, — скривил губы Северов. — И не надо так громко кричать, люди смотрят... Короче, дело к ночи, как изволят выражаться горячие финские парни по ту сторону залива. Если не возражаете, Евгений свет Викентьевич, кейс вместе с нарезанной кирпичами зеленой макулатурой я оставлю себе. В качестве компенсации за понесенный от знакомства с вами моральный и материальный ущерб. А что касается расплаты за убийство безобидного старика... — Ворон нахмурил брови, вздохнул и совершенно неожиданно для хирурга сказал: — Не хочется марать руки о столь жалкую тлю, как ты. Жизнь — как маятник, и очень скоро тебе отрыгнется все твое дерьмо. А теперь встал и на счет раз-два-три тихонько свалил с глаз моих... К стойке регистрации. У тебя в запасе всего пара минут, чтобы успеть унести задницу к чухонцам. Будь здоров, не кашляй! Время пошло! Раз...

Почти не веря своим ушам, помилованный убийца вскочил с кресла с такой необузданной прытью, что снова привлек внимание сонно тусующегося в зале ожидания усатого милиционера.

Заподозрив неладное, страж порядка шагнул навстречу мчащемуся к выходу господину с влажной от пота, перекошенной судорогой физиономией и, как заправский гаишник, дубинкой перегородил ему дорогу. Он козырнул и пару раз перевел взгляд с остановленного им испуганно таращащего глаза гражданина в дорогом плаще на спокойно сидящего в кресле лысого горбоносого типа. Чемоданчик, который ранее нес в руке улепетывающий из зала торопыга, теперь стоял на кресле рядом с плешивым...

— Гражданин! У вас что, проблемы? — грозным голосом поинтересовался сержант. — Или... как?!

— Я... у меня... все в порядке!.. — запутался в словах хирург, мечтающий лишь об одном — как можно быстрее скрыться из поля зрения Ворона, сесть в заветный самолет и взмыть в бескрайнее голубое небо. — Извините, у меня заканчивается регистрация... на Хельсинки... Минута осталась!

Блох дрожащей рукой вырвал из кармана загранпаспорт с вложенным в него билетом и сунул буквально под нос менту.

— Ну, если помощь не требуется... счастливого пути, — помявшись, снова козырнул страж порядка уже вдогонку стартанувшему с места взъерошенному мужику.

Однако решив провести свое небольшое расследование до конца, милиционер с решительным видом направился к лысому, которому только что был передан кейс с шифрованными замками, дабы, используя законное право на досмотр ручной клади пассажиров, на всякий случай проверить не только документы, но и содержимое чемоданчика.

В связи с участившимися в стране террористическими актами дополнительная бдительность не помешает. А вдруг там пластит?!

Но, не успев сделать и трех шагов, страж закона был едва не сбит с ног смуглокожим молодым парнем явно кавказского происхождения, в потертой коричневой пропитке. Кинувшись перпендикулярно движению сержанта, он, словно нарочно, так крепко припечатал скошенным каблуком своего «казачка» по пальцам милиционера, что тот взвыл от полыхнувшей острой боли в ступне.

Споткнувшись о ментовский ботинок, южанин после красивого полета ласточкой растянулся на полу.

— Куда прешь, бля! — рявкнул оскорбленный до глубины души сержант и для убедительности с короткого замаха врезал поднимающемуся на ноги кавказцу дубинкой промеж лопаток. — А ну-ка тормозни...

— Извините, я нечаянно, просто очень спешу! — отряхивая джинсы и куртку, с явственным акцентом произнес в свое оправдание смуглокожий. — Я не хотел!..

Переступая с ноги на ногу, словно между прочим, он переместился таким образом, чтобы сержант на время потерял объект своего внимания из поля зрения.

Это у бывшего офицера дружественной Союзу контрразведки получилось без проблем. Морщащийся от боли мент не раскусил хитрый маневр, целиком переключившись с подозрительного гражданина с кейсом на своего обидчика.

— Тебе здесь что, стадион, кретин безмозглый?! Документы, живо! — не терпящим возражений тоном потребовал сержант, умело поигрывая «демократизатором». Сказывалась регулярная практика. — Т-а-ак-с... — листая без задержек протянутый самый что ни на есть настоящий российский документ, злобно прошипел милиционер. — Хаким Аль-Саади... Афганец... А гражданство — наше?! О-очень интересно... Пройдем-ка, земеля, за мной в отделение, проверим по компьютеру, какой ты соотечественник! — Подтолкнув робко начавшего оправдываться парня концом дубинки в плечо, сержант рукой молча указал направление, в котором находилось логово пулковских ментов. — Давай, не нервируй меня!..

— Я же случайно! — понурив голову, пробормотал задержанный, даже не пытаясь сопротивляться и послушно ступая впереди сержанта.

— Знаешь такую русскую поговорку — за нечаянно бьют отчаянно?! Не ссы, разберемся, что ты за хер с горы, Абдулла...

Выходя из зала ожидания, милиционер вспомнил о типе с кейсом, обернулся, но на месте, где тот сидел, уже никого не было.

ГЭЭРУШНИК ГАЙТАНОВ

В наступившей в тесной, прокуренной комнате для допросов зловещей тишине сухой стук холостого выстрела прозвучал грохотом артиллерийской батареи. В обойме пистолета, выхваченного офицером ГРУ из кобуры, первым был заряжен холостой патрон...

— Шутка, — ухмылялся Гайтанов, пряча вороненый ствол обратно за отворот пиджака и опускаясь на стул. — Кергуду!.. Как любил говаривать в известной кавказской комедии наш замечательный клоун Юрий Никулин... Расслабься, зёма, поживешь еще, — махнул рукой полковник. — На хер мне твоя бессмысленная смерть, живым ты гораздо полезней для дела...

Сидящий напротив Иван, за миг перед выстрелом непроизвольно затаивший дыхание, с трудом разлепил губы, дрогнувшие от острой боли в захолонувшем сердце, тихо выдохнул и хрипло прошептал:

— Твое счастье, собака, что я в «браслетах»...

— Знаешь, сержант, а все-таки ты мне положительно нравишься! — вместо того чтобы разозлиться, снисходительно хмыкнул и покачал головой полковник, торопливо закуривая. — А чтобы не гнать пургу без темы... Так, между нами, мужиками... Хочешь служить у меня в конторе?! Можем обсудить чуть позже...

Иван ничего не ответил, а лишь, не сводя с Гайтанова глаз, презрительно сплюнул прямо на пол.

— М-да... Тебя обломать как следует, вложить в черепушку нужные знания — и цены б тебе не было, сержант! — Полковник выпустил через нос две струи серого дыма. Выдвинув верхний ящик стола, широким жестом смахнул в него фотографии Ворона. — Ладно, релаксационную паузу считаю завершенной, возвращаемся к нашим баранам... Пойми, пацан, я не беру тебя на понт, — скривил лицо Гайтанов. — С тобой или без тебя, мы достанем отца, и это — не такая далекая перспектива! Тебе имя Сосновский Михаил Борисович ничего не говорит?! По глазам вижу, что говорит... — удовлетворенно кивнул гээрушник. — Ворон дважды вытаскивал доченьку олигарха из гнилых ситуаций, когда беспомощны были даже профи из службы безопасности холдинга Сосновского. А теперь, когда у Михаила Борисовича от наездов конкурентов земля под ногами горит, он готов — за экстренную помощь от ФСБ — не только хорошо замаксать «контору» в неофициальном порядке, но и сдать Ворона... Вызвать его на стрелку по адресу электронной почты и — сдать... Да он его уже сдал — не далее чем вчера!

Закашлявшись от застрявшего в горле дыма, полковник поморщился и нервно раздавил окурок в стеклянной банке-пепельнице.

— Но есть еще один вариант... Как мне представляется — даже более реальный, чем подстава. Но о нем я пока умолчу, чтоб не сглазить, — посерьезнел Гайтанов. — В любом случае ты, Ванек, либо будешь отдыхать в этом санатории до тех пор, пока я этого захочу, в то время как в Питер придет «груз двести» с твоими инициалами, либо наконец-таки всосешь, что гораздо лучше дружить с нами, чем воевать.

Полковник на секунду перевел взгляд с Ивана на растекающийся на полу плевок.

— Он не станет с вами даже разговаривать, — неожиданно для гээрушника брезгливо процедил, не разжимая челюсти, Северов-младший. — Просто выслушает молча, усмехнется в рожу, развернется и пойдет своей дорогой... Вы же не будете стрелять ему в спину!

— Ты прав, — мельком взглянув на часы, серьезно подтвердил офицер ГРУ. — Не станем. И он, поняв, что выхода нет, тоже не станет... Мы просто спокойно побеседуем и попробуем прийти к какому-нибудь разумному решению. В конце концов, само число существующих вариантов заметно упрощает выбор. Я уверен — твой отец поймет, что рано или поздно всему приходит конец... И Ворону — тоже... Это не кино, это — суровая проза жизни. Иного просто не дано.

— Допустим... — Прищурившись, Иван смерил Гайтанова испытующим взглядом. — И все-таки, если он скажет «нет», вы ведь не дадите ему шанс спокойно уйти и исчезнуть из поля зрения навсегда?! Ни за что.

— Кончай гнать пацанские понты, сержант, — нетерпеливо отозвался полковник, — и просто ответь мне честно на два вопроса. Первый — ты хочешь, чтобы отец, уже потерявший двух самых близких людей, узнал о твоей гибели и собственными глазами увидел опускающийся в могилу цинковый гроб, с адской болью в сердце поняв, что теперь остался в этом мире совершенно один?! А во время похорон, на которых он непременно будет присутствовать, в гриме или без, его окружил взвод ОМОНа?!

— Нет, — не поднимая бледного, влажного от высыпавших бисеринок холодного пота лица, покачав головой, тихо произнес Иван. — Не хочу...

— Вопрос второй. Тебя успокоит, если перед выездом к месту встречи с отцом дам тебе ствол с боевыми патронами и позволю проверить, что он — не фуфло?! Ты ведь хочешь гарантий, не так ли?! — увеличил напор Гайтанов. — Если я не сдержу данного слова — убей меня и двух моих телохранителей. Может, успеешь... А если отец поддержит — наверняка! Ну, что же ты молчишь, сержант?!

— Мне нужно подумать, — наконец, подняв изможденное длительным непрерывным стрессом лицо и посмотрев на выжидающего полковника ГРУ мутным стеклянным взглядом, отрешенно сказал Иван. — До утра... Я хочу поспать пару часов.

— Да, видок у тебя тот еще, согласен, — кивнул Гайтанов, нажимая кнопку под столом и вызывая конвой. — Рана не беспокоит? Врач не нужен?

— Нет. Обойдусь...

— Через две минуты меня здесь уже не будет. О своем решении сообщишь вечером, другому человеку... Только помни — каждый день, пока твой отец там, один на один с братками и такими продажными шкурами, как Сосновский, ваши шансы еще когда-нибудь встретиться не становятся больше. Все, иди отдыхай...

Металлическая дверь комнаты для допросов распахнулась, и на пороге появился коренастый солдат-контрактник внутренних войск с автоматом в руке.

— В камеру его! — не глядя на конвоира, жестко приказал Гайтанов. — Без моего приказа никого к нему не пускать! И вот еще что... Позаботьтесь о пайке. Сержант не ел больше суток. Выполняйте!

Иван встал со стула и, расправив плечи, прихрамывая на раненую ногу, шагнул к коридору.

На самом деле времени на раздумья ему не требовалось. Он не сдаст отца ни под каким видом.

...Гайтанов, покидая Чечню, для себя уже решил, что вариант с сыном Ворона скорее всего не прошел и стрелку с киллером с помощью Ивана не забьешь.

Но прежде чем организовать строптивому сержанту пышные похороны на Южном кладбище, полковник решил опробовать еще один план поимки Ворона.

План этот совсем недавно пришел ему в голову...

ЕВГЕНИЙ ВИКЕНТЬЕВИЧ

Всепоглощающий страх за свою жизнь, испытанный на родине, наконец-то остался для Блоха позади! Из круглого иллюминатора самолета, медленно выруливающего по бетонке перед зданием аэропорта Хельсинки, на пластического хирурга ласково, маняще глядела хоть и чужая, но, по сравнению с Россией, совершенно безопасная земля! Вот где настоящая жизнь!

«Проклятый Ворон, чтоб ему все мозги вышибли! — яростно и вместе с тем торжествующе стучало в голове у Евгения, когда он вставал с мягкого кресла салона бизнес-класса и в потоке других пассажиров мелкими шажками продвигался к поданному трапу. — Кем он себя возомнил, богом?! Почти все деньги забрал, сволочь! Больше чем пол-лимона в зелени! Если бы не заначка в десять тонн, лежащая во внутреннем кармане пиджака, пришлось бы лететь вообще без денег... Как чувствовал! Уж слишком гладко все получалось, слишком легко... Значит, те, из „ровера“, все-таки меня выследили, когда к аварийному выходу с пистолетом в руке метнулся дежурный охранник... Ну и хрен с ними со всеми! Главное — я жив, свободен, руки на месте, а денег в этой стране мы своим золотым скальпелем еще столько нашинкуем!..»

Покинув самолет налегке — вещи, за исключением отобранного киллером кейса, были сданы в багаж, — Блох быстро проскочил паспортный контроль, «зеленым коридором» прошел в здание и стал дожидаться, когда разгрузят лайнер и на движущейся по кругу ленте транспортера выползет его хоккейная сумка.

Ждать пришлось недолго, минут пятнадцать. Подхватив багаж, хирург забросил сумку на плечо, развернулся и... застыл на месте.

Перед ним, с самым грозным выражением на розовощеких, чем-то смахивающих на пятачки молочных поросят, лицах стояли двое финских таможенников. Рядом, заложив руки за спину, с пяток на носки перекатывался полицейский, которого почти подпирал прыщавый патлатый хмырь в джинсовом костюме, держащий перед лицом крохотную видеокамеру. Что все это значит?!

— Господин Блох?! — на ломаном русском с железом в голосе осведомился один из таможенников, высокий упитанный очкарик с выбивающимися из-под фуражки волосами цвета спелой ржи.

— Д-да, — ошалело выдавил из себя хирург. —

В ч-чем дело?!

— Это ваши вещи? — ткнув пальцем в сумку, спросил второй таможенник.

— Разумеется... — Блох заподозрил неладное. Его измученное кондрашкой тело снова стала сотрясать крупная дрожь. — Я не понима...

— Будте любезна, постафте сумка на пол, мы желаем провести досмотр, — снова зашевелил пухлыми губами первый очкарик, подкрепляя слова резким категорическим жестом.

— Но меня уже досматривали, в Санкт-Петербурге! — воскликнул Евгений, чувствуя, как земля покачнулась и стремительно ушла у него из-под ног.

— К нам поступил сигнал, что вы есть наркокурьер, — перенял эстафетную палочку второй таможенник. — Или мы сейчас, при вы, досмотрим багаж, или идти в полиция!

— Это не займет много минут, — с хищным оскалом ровных зубов «успокоил» очкарик и, склонившись над сумкой, стал расстегивать «молнии» сверху и на кармашках.

Возле него, извиваясь, как ящерица, склонился патлатый, стараясь не упустить момент истины...

Вскоре страж закона и экономики страны лесорубов едва не взвизгнул от восторга, когда нащупал и извлек на всеобщее обозрение аэрозольный баллон от лимонной пенки для бритья «Жиллетт». Он явно знал, что искать!

Сняв крышечку, поросенок в униформе открутил распылитель, заглянул внутрь баллона, ухмыльнулся, что-то коротко сказал по-фински своему коллеге, перевернул контейнер и вытряхнул из него на ладонь туго обмотанный черной изолентой увесистый сверток цилиндрической формы, чем-то напоминающий резиновый имитатор негритянского полового члена.

Вокруг, заинтригованные редким любопытным зрелищем, стали собираться зеваки...

Полицейский, проворно раскрыв одно из десятка лезвий офицерского швейцарского ножа, сделал на изоленте аккуратный надрез и, под недремлющим оком работающей видеокамеры, высыпал на кусочек стекла несколько крохотных таблеток розового цвета с выдавленным изображением пятиконечной звезды — древним сатанинским символом.

Перед глазами Блоха поплыло, он широко открыл рот и схватился за сердце. Кто-то из расторопных зрителей подхватил его под руки...

В упаковке был сильнодействующий синтетический наркотик, надолго отмораживающий психику и делающий человека невосприимчивым к боли и огромным физическим нагрузкам.

— Это ваше?! — сухо уточнил очкастый таможенник, холодно глядя в суетливо бегающие по сторонам расширенные зрачки гостя из России.

— А-а-а! Во-р-р-рон... Гад! — сдавленно прохрипел пластический хирург.

— Мы проведем экспресс-анализ таблеток, но я не сомневаюсь, что это — «торнадо»! Согласно нашим законам, за ввоз в страну наркотиков вам грозит от пятнадцати лет лишения свободы до пожизненного заключения! — с каким-то глумливым торжеством сообщил таможенник. — А пока мы вынуждены вас задержать!

Сверток с «колесами» перекочевал из руки мента в прозрачный полиэтиленовый пакет, одновременно с этим на запястьях русского наркокурьера с тихим щелчком замкнулись легкие, но необычайно прочные серебристые наручники.

Кармический маятник убийцы, о котором вскользь упоминал Северов, с быстро нарастающей скоростью камнем полетел вниз.

Часть восьмая ДВЕ ЛИКВИДАЦИИ

«ПИОНЕРВОЖАТЫЙ»

Смяв в широкой, как ковш экскаватора, вечно влажной кряжистой ладони визитную карточку с изображением черной птицы, Чахлый задумчиво взглянул из-под бровей на притихших подельников, срочно вызванных им на сходняк ранним утром.

С личной подачи Чахлого, для подобных мероприятий Пионеры выбрали то самое ретро-кафе, расположенное в одном из переулков исторического центра Питера, с которого и начался боевой путь их криминальной группировки.

Без проблем разобравшись с местной «крышей» и объяснив получающим с кафешки долю браткам всеми доступными способами новый расклад сил в городе на Неве, стремительно накачавшие мускулы Пионеры вскоре стали полноправными владельцами укромного и уютного уголка, под пытками заставив хозяина-армянина переписать подвальчик на сестру Доцента, до кучи с квартирой и обстановкой, а самому вместе с семьей спешно отбыть из злодейского холодного мегаполиса на историческую родину, в горы.

Кроме ближайшего сподручного главаря — Доцента, за столиком находились двое недавно назначенных бригадирами пацанов, участники первой чеченской войны, угрюмые и сметливые близнецы Колян и Толян Жуковы, переметнувшийся из разгромленной ментами группировки Алтайца толковый организатор, дельный аналитик со связями на Литейном и непревзойденный стрелок «по-македонски» Борман, а также непростительно лоханувшийся на днях в истории с пластическим хирургом Треф.

Что касается Крокодила, рискнувшего оказать сопротивление Ворону, то после ранения в руку и сокрушительного удара по яйцам он до сих пор пребывал в лежачем положении и мочился в «утку».

— И что, никаких следов, куда он мог подеваться? — недовольно произнес Чахлый, окидывая Трефа презрительным взглядом.

— Никаких, в том-то и дело! — скрипнув зубами, сокрушенно молвил браток. — Лепила Блох, сучий потрох, как сквозь землю провалился!.. Офис свернул, оборудование вывез, джип новенький продал соседу, серьезному пацану из «малышевских», а хату заложил в фирме по торговле недвижимостью! — проявил свою осведомленность желающий во что бы то ни стало реабилитироваться в глазах братвы Треф.

— Откуда информация? — сухо уточнил Чахлый, закуривая и не сводя с оправдывающейся «шестерки» колючих бесцветных глаз.

— Охранник в холле раскололся, мусорок, — небрежно махнул распальцовочкой Треф. — Мы с Хоботом его вчера после смены отловили, забрали ствол, ну и пообщались... — Он недвусмысленно поскреб ногтем разбитые костяшки на кулаках.

— Ладно, все, засохни, я сказал, — окоротил разговорившегося «пехотинца» Чахлый. — Значит, так, пацаны, — после недолгого молчания угрюмо бросил он, разжав сжатую ладонь, демонстративно подпалив зажигалкой смятую визитную карточку и бросив ее в пепельницу. — С Вороном этим, бакланом долбаным, мы еще разберемся. Я ему покажу черную метку! Кровавыми соплями, пидор, умоется! Я — не Пегас, не Бизон и тем более не Алтаец! — покосившись на не подавшего, однако, виду Бормана, грозно фыркнул Чахлый. — Хирургом же займется лично Крокодил, когда оклемается. Его заставлять не нужно. Он за свои разбитые всмятку причиндалы отработает как надо...

Голос главаря стал глуше, зрачки забегали из стороны в сторону, дыхание участилось. Подняв взгляд от догорающего синим пламенем кусочка картона, он по очереди оглядел каждого из присутствующих, за исключением пыжащегося Трефа, составляющих костяк его малочисленной, но хорошо вооруженной и мобильной группировки, с которой начали считаться даже признанные авторитеты.

— Час назад мне позвонил Вишня, новый смотрящий по Питеру, — наконец сообщил он сенсационную новость, увидев, как при упоминании стремительно взлетевшего из «апельсинов» на Олимп, коронованного в столице исключительно за бабки, вора в законе немедленно оживились подельники. Лица их приняли куда более заинтересованное выражение, чем при обсуждении облома с хирургом. — Толстяк вежливо пригласил меня на стрелку, в свой пентхауз, в Озерках. Через сорок пять минут я должен быть там... Один, без охраны и оружия. Таковы правила встречи со смотрящим.

— Не к добру это ласковое предложение, — покачал головой Доцент, отодвинув ополовиненную кружку с разливным пивом и скосив глаза на висящие над входом в кафе часы. — Вишня — не бикса, разговор пойдет не о любви. Можно и без головы остаться...

— У меня нет другого выхода. Когда приглашает в гости формальный хозяин города, поставленный здесь ворами из Москвы, хочешь не хочешь, приходится идти, — глубокомысленно заметил Чахлый. — Иначе все подумают, что я струсил. А о чем Вишня станет мне втирать, я и так знаю! И вы все — тоже... Слишком многие держат на нас зуб, это ни для кого не секрет. Думаю, с помощью смотрящего кое-кто из соседей по коммуналке, не желая открытой войны, сначала попробует прижать нас к ногтю, пообещав мир, бросив в качестве подачки мелкий кусок доли и заставив вернуть назад большую часть отбитых с таким трудом точек. — Лидер Пионеров ухмыльнулся. — Ну а если не обломится... Возможно, живым из пентхауза я уже не выйду.

— Ты прав, — вмешался в диалог Борман. — Не идти нельзя. Пока у нас тёрки с отдельными группировками, но, если Вишню продинамить, — он может объединить против нас всех, а это — абзац! Такого кругового мочилова нам не выиграть...

— Только вряд ли Вишня пойдет на риск и станет валить тебя прямо в апартаментах, — заметил один из братьев-близнецов. — Скорее всего, при любом раскладе там тебе ничего не грозит. Другое дело, что после твоего выхода из пентхауза может произойти все, что угодно. Сам знаешь, бугор, если действительно захотят мочкануть и наймут профи — рано или поздно обязательно достанут. Через день, неделю, месяц...

— Всю жизнь бегать никто не сможет, — поддержал второй близнец. — Может, вступить с братвой в переговоры, а, Чахлый?! Только не отдавать им ни хрена, а остаться при своих!

— Я контролирую меньше пяти процентов города, и что, по-твоему, этого достаточно?! — злобно зыркнув в сторону бригадира, вспылил Чахлый. — Не для того я решил идти до конца, чтобы довольствоваться парой рынков, автосервисом, десятком оптовиков, тридцатью ларьками и этим вот гребаным кафе!.. Или ты уже готов спрыгнуть, а, Пуля? — осведомился главарь.

— Не, это я так, к слову, — поспешно ретировался браток. — Ты — пахан, тебе и решать. Я мокрухи в Чечне столько видел, что устал уже бояться. Верно, Колян?

— Мы за тебя. Как скажешь, так и будет, — подтвердил второй близнец. — Здесь крыс нет.

— Для начала нужно узнать, что соседи хотят конкретно, — резонно вставил Доцент. — Вдруг Вишня совсем не собирается с нами ссориться, а даже — наоборот?! Всякое бывает...

— Короче, у нас мало времени, — подвел черту под обсуждением очевидных фактов Чахлый. — Что бы ни произошло в пентхаузе у Вишни, здесь мы бессильны. Если братва мне доверяет, я как старший буду ориентироваться по обстановке. Но главное не в этом, — посуровел главарь. — Если вдруг... В общем, если со мной что-нибудь случится, либо прямо сегодня, либо чуть позже, вы должны обещать, что прикончите этого «апельсина» и всю его челядь! Иначе действительно мне нет даже смысла ехать в Озерки...

— Если с тобой что-нибудь случится, Родион, можешь положиться на меня, — серьезно кивнул Доцент. — Я из Вишни и его псов сделаю джем.

— Да мы их, сволочей, в асфальт закатаем! — дружно поддержали близнецы, грозно нахмурив скуластые небритые лица с тяжелыми подбородками. — Питер всегда был и останется нашим городом, здесь московские воры — не указ!..

— Лады, теперь я спокоен, — первым вставая со стула, решительно сказал Чахлый. — Хотя я тоже уверен, что смотрящий не станет так рисковать, и все же... Береженого бог бережет! На всякий случай соберите боевиков и будьте поблизости от дома, в квартале... У самих-то, надеюсь, волыны с собой?!

— А как же! — отогнув край длинного кожаного плаща с виднеющимся под ним модным пиджаком в мелкую клетку, продемонстрировал компактный «глок» Борман. — Я без ствола никуда!

— Обижаешь, командир, — в один голос ответили близнецы. — Мы — всегда в боевой готовности.

— На, поноси пару часов... — Нехотя вынув из-под куртки американскую полицейскую кобуру с прекрасно помещающимся в ней отечественным пистолетом Стечкина, Чахлый передал Доценту оружие. Потом протянул гранату «Ф-1», с которой не расставался круглые сутки. — Сбрасывайте на пейджеры пацанам общий сбор, а мне пора ехать. Если до вечера не объявлюсь или Вишня выйдет из дома без меня, — начинайте мочить их всех, шакалов!..

Закончив обсуждение предстоящего визита к смотрящему, верхушка Пионеров покинула кафе, попрыгала по машинам, и кавалькада из трех иномарок — двух джипов и серебристого пятисотого «мерседеса» Чахлого — быстро понеслась прочь от старинного графского особняка в сторону Озерков, где на верхотуре высотного кирпичного дома для избранных размещались вознесшиеся над городом апартаменты воровского ставленника Вишни.

...Сняв с головы легкие наушники, смуглокожий мужчина, сидящий в кузове припаркованного рядом с кафе черного микроавтобуса похоронного агентства «Ангел», быстро выключил производивший запись крохотный цифровой магнитофон, затушил дымящую в глаза сигарету, взял трубку сотового телефона, набрал известный номер и в трех предложениях сообщил абоненту о предстоящей через полчаса с небольшим встрече Чахлого с вором в законе.

— Значит, сработал «жучок»... Спасибо, Ашер, — сдержанно поблагодарил Северов, вспоминая о том, как лишь вчера вечером, «случайно» столкнувшись с главарем Пионеров на тротуаре возле дома, где жила подружка Чахлого, незаметно всадил ему в воротник куртки булавку-микрофон короткого радиуса действия и, подобострастно извиняясь, поспешил ретироваться от грозящих расправой телохранителей беспредельщика.

Нажав на сброс, мысленно он уже рисовал примыкающую к элитарному дому в Озерках территорию, прикидывая, где лучше оперативно устроить снайперскую точку и обеспечить пути отхода с места финального выстрела, должного поставить кровавую точку не только на самом Чахлом, но и на его поклявшейся «в случае чего отомстить за подставу» группировке, когда она начнет оголтело мочить охрану смотрящего, силами целого взвода с боем прорываясь в неприступные, изолированные от остального дома президентские апартаменты.

Потенциальный конфликт зарвавшегося отморозка и смотрящего вора оказался настоящим подарком фортуны. Ни у кого даже мысли о подставе не возникнет. Реальный же итог переговоров в пентхаузе был теперь совершенно не важен...

Спрятав крохотный телефон в нагрудный карман на «молнии», Северов начал быстро собираться. Не позднее чем через час он должен быть на «точке», в гриме, с готовой к стрельбе снайперской винтовкой в руках.

ПАТОЛОГОАНАТОМ

Известие о кровавой бойне в кабинете начальника питерского УБНОНа, в результате которой, получив две пули точно в сердце, погиб капитан Валера Дреев, а сам подполковник Трегубов оказался лишь легко, по касательной, ранен в руку, вызвало у Толика Бакулы приступ невиданной доселе ярости.

Выслушав от взволнованного дежурного версию инцидента, изложенную коллегам уцелевшим участником перестрелки, отдыхающий после задержания Нигерийца опер на время даже потерял дар речи, ибо, со слов подполковника, правильный мент Дреев представал перед мужиками из управления едва ли не бандитским «кротом» в тылах борцов с наркотой.

Если верить крысе Трегубову, то дело было так: к нему в кабинет вломился взволнованный и находящийся явно в нетрезвом состоянии капитан и в ультимативной форме потребовал в знак благодарности за успешное задержание Карима Лероя отпустить из-под стражи двух таджикских курьеров, задержанных накануне в аэропорту Пулково с героином в багаже. А вдобавок прозрачно намекнул на солидные отступные, предложенные ему нарисовавшимся на горизонте приятелем спалившихся азиатов.

Честный и неподкупный начальник, как того и требовал закон, ответил на дерзкое предложение категорическим отказом и даже пригрозил Дрееву тюрьмой за связь с торговцами «дурью», на что тот, взбесившись, выхватил табельный пистолет и пообещал перенести разборку за пределы здания, если подполковник и дальше будет упорствовать...

В результате возникшей между командиром и подчиненным словесной перепалки нервы опера не выдержали, и он пальнул, ранив Трегубова в левую руку, на что доблестный борец с наркомафией, исключительно в целях самообороны, ответил точными выстрелами на поражение...

В данный момент труп капитана Валерия Дреева находился в холодильнике у судебного эксперта, а сам начальник Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, получив соответствующую врачебную помощь, убыл на служебной «Волге» домой.

Как и все опера, Толик хорошо знал, насколько руководство питерского УВД не любит выносить сор из избы, в особенности если дело касается смертоубийства между двумя милиционерами, и не сомневался, что инцидент постараются благополучно замять, приняв версию предателя за чистую монету.

Если бы убитым был сам Трегубов, то, возможно, расследование приняло бы другой оборот, но подводить отца-командира, защищавшего свою жизнь от пуль коррумпированного оперативника, под уголовную статью — ни за что! Максимум, что грозит подонку, — это отстранение от руководства управлением на время следствия и последующее понижение в должности со скорым уходом на пенсию...

Но ведь он-то, старший лейтенант Бакула, догадывался, что в действительности стоит за гибелью капитана!

Вероятно, обстоятельства сложились таким образом, что Валере пришлось припугнуть ссученного мусора имеющимися у него снимками, а подполковник, поняв, что влип, инсценировал, не тратя время зря, разборку прямо в своем кабинете, а потом подогнал ее под шитую белыми нитками, не способную выдержать никакой серьезной проверки версию о связи Дреева с липовым подельником таджиков...

Спустя еще пару часов после известия о перестрелке Бакула узнал о результатах экспертизы изъятого из джипа ниггера белого порошка и понял, что послужило истинной причиной, заставившей тертого капитана в приступе лютого негодования ворваться в кабинет и раньше времени раскрыть карты перед Трегубовым, вместо того чтобы просто сообщить о фотоснимках в Управление собственной безопасности и предоставить тамошним мужикам отработать свой, не без оснований многократно проклятый коллегами хлеб.

Так или иначе, но картина перестрелки отныне обретала для старшего лейтенанта Бакулы законченные формы. Вне всякого сомнения, подполковник, усыпив бдительность явившегося за объяснениями о подмене кокаина на борную кислоту опера, воспользовался моментом и вырубил Валеру, забрав и спрятав продемонстрированные фотографии, которые были у Дреева с собой.

После чего вложил в руку капитана находящийся у того в кобуре табельный пистолет, слегка подранил себя, а затем ответил точными выстрелами из своего ствола, прямо в сердце опера. Конечно, как профессионал своего дела, позаботившись, чтобы направления всех трех выстрелов не показались баллистикам очень уж подозрительными, и версия о взбесившемся капитане, с молчаливого согласия начальника УВД, сошла за правду...

Однако, в отличие от остальных коллег, могущих лишь строить догадки о том, что побудило твердого как кремень, «правильного» и опытного мента съехать с катушек и открыть пальбу, Толик имел на руках негативы фотографий, изобличающих Трегубова в связях с Нигерийцем, а также точно знал, что в переданной подполковнику из рук в руки пластиковой упаковке, за которую ранее заплатил жизнью фээсбэшник Логинов, был чистейший «кокс»!

Не мешкая он отправился в морг центра судебно-медицинской экспертизы, где отыскал проводившего вскрытие и осмотр тела Дреева врача, к счастью оказавшегося старым знакомым Бакулы. И, бегло прочитав копию медицинского заключения о причинах смерти, начал настаивать на повторном, более тщательном осмотре тела, с целью обнаружения следов ударов, способных на время вызвать потерю сознания.

— Зачем тебе это нужно? — пожимая плечами и вприкуску прихлебывая чай с кусочком сахара из металлической кружки, осведомился патологоанатом. — Час назад мне звонил один начальничек и тоже интересовался следами от ударов по голове... Просил немедленно ему перезвонить, если что-нибудь обнаружится. Все остервенели, как с бодуна!

— И что?! — нетерпеливо выпалил Толик, кивая в сторону плотно прикрытой двери, рядом с которой стояла каталка для транспортировки трупов из ячеек холодильной камеры на столы. — Ты посмотрел?!

— Посмотрел... — нехотя кивнул врач и замолчал, не решаясь продолжить. Наконец, с явным раздражением поставив кружку на свежевымытый гранитный стол для вскрытия трупов, он поднял на Бакулу бегающие из стороны в сторону, как у наркомана, блеклые глаза. — Мне плевать, какие у вас там на Литейном разборки, но вмешиваться в них я не желаю, ясно?! Достали уже... Уйду к чертовой матери в похоронную фирму жмуриков гримировать, давно уже приглашали! И денег — не сравнить, и хлопот никаких!..

— Ты нашел что-то, да?! — не удержав себя в руках, Бакула схватил патологоанатома за отвороты заляпанного каплями крови голубого халата и рывком притянул к себе. — Говори же, ну!.. Нет, лучше я сам посмотрю! — И опер с упорством трактора поволок упирающегося тщедушного врача к массивной двери в мертвецкую. — Шевели копытами, бляха-муха!

— Да подожди ты, псих! — Путем отчаянных усилий эксперту удалось вырваться из захвата, с треском порвав при этом маневре одежду по шву. — Я в ваши дурацкие игры не играю, понятно?! Напишу в новом заключении все как есть, а старое — порву! Дальше разбирайтесь сами!

— А как есть?! — немного сбавив натиск, но жестко спросил старлей, остановившись в шаге от мертвецкой и испытующе взглянув на бормочущего под нос нечто бессвязное судебного медика. — Лева, я тебя умоляю, не тяни! У меня есть серьезные подозрения, что Дреева просто убили, понимаешь? А потом разыграли спектакль с перестрелкой... Разве тебе не в падлу прикрывать эту суку Трегубова, а?! Они все там заодно, в кабинетах, на теплых местах со взятками, им лишь бы дело замять, не привлекая лишнего внимания, и — все! Наплевать, что правильного мента убили, главное — чтоб шума не было!

— Завтра же подам заявление на увольнение, — тихо пробормотал врач, излишне торопливо доставая из бокового кармана пачку сигарет и без устали щелкая не желающей давать огонь зажигалкой. Наконец по лаборатории поплыл горьковатый табачный дым. — В общем, так... Тому начальнику я еще не звонил, только собирался, как ты пришел... — не глядя на опера, глухо сообщил эксперт. — Короче, у твоего капитана на левой стороне черепа почти незаметная на первый взгляд, но глубокая свежая вмятина от удара тяжелым предметом. Однако умер он от выстрелов в сердце. Все! Доволен?

— Ты сейчас перепишешь свое заключение, верно, Лева? — с нажимом произнес Бакула, пристально глядя на врача. — Или следак приказал тебе поступить иначе?! Он тебе угрожал?..

— Я напишу правду! — четко выговаривая каждое слово, процедил милицейский патологоанатом. — А дальше сами разбирайтесь... Извини, мне нужно работать, еще четыре жмурика на очереди. — Кивая на лежащие на соседних столах трупы, прикрытые простынями с торчащими из-под них ногами, Лев повернулся спиной к Бакуле и, подхватив кружку с чаем с влажного, местами выщербленного гранита, направился в дальний угол лаборатории, к стеклянному стеллажу, в котором хранились посуда, заварочный чайник, сахарница и открытая пачка печенья.

Присутствие вскрытых покойников уже давно не отражалось на аппетите работающих в центре докторов...

БЕСПРЕДЕЛЬЩИК

Двое одетых и гладко выбритых верзил из охраны смотрящего встретили Чахлого в холле подъезда элитарной многоэтажки и, мгновенно обыскав на предмет наличия оружия, молча сопроводили в скоростной VIP-лифт.

Стремительно взлетев на шестнадцатый этаж, лифт с тихим звонком открыл матово поблескивающие двери, и троица оказалась в просторном, ярко освещенном помещении.

Первая парочка тут же вернулась дежурить вниз, а один из оставшихся телохранителей, во второй раз охлопав презрительно фыркнувшего Чахлого по корпусу, нырнул в единственную, выходящую в холл бронированную дверь с кодовым замком и, получив разрешение босса впустить гостя, посторонился, давая возможность Чахлому войти в апартаменты...

Недавно назначенный московским сходняком на освободившееся место смотрящего вор в законе Вишня — в миру дважды судимый за разбой и хулиганство гражданин Красин Святослав Эдуардович — сидел в кожаном кресле возле протянувшегося на всю ширину каминного зала пуленепробиваемого окна и задумчиво потягивал янтарный «вискарик» из объемистого четырехгранного стакана.

Оглянувшись на братка, остановившегося на пороге и невольно оторопевшего не столько от окружающей роскоши, в которой изволил пребывать новый смотрящий, сколько от потрясающей панорамы города с высоты птичьего полета, Вишня щелкнул пальцами и лениво указал гостю рукой на кресло напротив.

Чахлый сбросил куртку на расположенный у стены бархатный диван, пересек зал и сел, покосившись на стоящую на стеклянном столике бутылку и второй, видимо предназначенный для него, стакан.

Вишня перехватил взгляд братка и молча опустил отекшие от неправильного образа жизни покрасневшие веки, разрешая плеснуть ему в пустой стакан дорогой, пахнущей дубовой корой шотландской самогонки.

— Ну, здравствуй, Чахлый, — дав возможность братку наполнить емкость, отпив сам глоток и поставив виски на столик, произнес смотрящий. После чего закурил, сложил руки на трехскладчатом, втиснутом в белоснежную рубашку огромном животе и внимательно, из-под бровей, посмотрел на гостя.

— Здорово, Вишня, — без тени робости ответил Чахлый, облизав губы и вернув пойло на столик. Он терпеть не мог виски и отхлебнул его только из уважения к авторитету и положению вора. — Хорошая у тебя квартирка, а вид — просто отпад... Зачем я тебе понадобился? Между прочим, ты своим звонком сдернул меня прямо с бабы!

— Да вот, наслышан про твои подвиги, познакомиться захотел, — словно оправдываясь, растянул толстые жабьи губы и развел пухлыми короткими руками Вишня. — Как-никак, а умные люди именно меня поставили за порядком в городе смотреть. С меня, случись что о-очень нехорошее, и спрашивать будут... А ты, я слышал, никаких понятий не чтишь, сам себе господин?! — прищурился вор, не спуская глаз с Чахлого.

— Понятия придумали слабые, чтобы прикрыть жопу от сильных, — скривил лицо браток.

— Значит, ты, стало быть, считаешь себя сильным?! — спокойно уточнил Вишня, приподняв брови.

— Если бы я был сявкой безусой, ты бы меня к себе не пригласил, — заметил главарь Пионеров. — Слушай, давай без предисловий, ближе к делу!

— Не торопись жить, парень, — покачал головой законник. — Не успеешь оглянуться, как отпущенные тебе свыше сладкие денечки — пшик! — и испарились. Знаешь, как сказал один человек? Страшно не то, что все мы смертны, а то, что мы внезапно смертны...

— Ты пугаешь меня, что ли, отец родной? — глухо буркнул гость. — Так я уже давно ничего и никого не боюсь, с тех пор как родился.

Стараясь выглядеть невозмутимым, после слов смотрящего Чахлый, однако, ощутил, как на его спине выступили мурашки. От этого жирного, злопамятного пузыря, непонятно каким образом пробившегося в питерские наместники, в последние годы похерившего некогда незыблемые законы воровского братства, можно было ожидать любой гадости. Как-то пацаны с Троицкого рынка базарили, что в молодости Вишня посадил на перо своего старшего брата, когда тот неосторожно обозвал его «кривоногим дебилом».

Впрочем, может статься, что и врут...

— Не бояться — это одно, а беспредельничать — совсем другое! — назидательно сказал законник, с трудом поднимая огромную тушу из кресла.

Зажав сигарету во рту, он остановился у сплошного окна, сунул руки в карманы брюк и некоторое время молча созерцал великолепную панораму Петербурга.

— А скажи мне честно, паря, в чем заключается твоя конечная цель? Ну, там, много денег, авторитет среди братвы, вилла на Лазурном берегу... Чего ты вообще хочешь от этой жизни?!

Осмысливая заданный смотрящим неожиданный вопрос, Чахлый медлил, поэтому Вишня был вынужден обернуться, поймать его взгляд и вопросительно дернуть бровями, отчего на его широком, с залысинами, лбу проступили две глубокие складки.

— Я хочу стать полным хозяином города, — сглотнув слюну, наконец глухо произнес Чахлый и, снова помедлив, закончил: — Сразу после тебя...

На опухшем, похожем на сдувшуюся резиновую грелку лице Вишни проступила тень сдержанного удовлетворения.

— Для того чтобы стать самым лучшим и завоевать реальный авторитет, совсем не обязательно мочить каждого встречного, — сказал толстяк, выпустив перед собой струю разбившегося о стекло невесомого дыма. — Возможно, такая тактика оправданна в самом начале, но, если и в дальнейшем переть напролом, как тупой бульдозер, не разбирая дороги, рано или поздно обязательно упрешься лбом в шершавую стенку! Или «упрут», что гораздо вероятней... Убежать от пули в затылок или лобешник еще никому и никогда не удавалось... Чтобы стать авторитетом, при одном упоминании имени которого конкуренты и враги поджимают хвосты и если не гадят под себя, то, по крайней мере, обламываются, нужно иметь не только мускулы и беспредельную наглость, но и интеллект! А у тебя, Родион, уж извини, с этим явные проблемы...

— И что ты конкретно предлагаешь? Поступить на курсы доцентов-очкариков? — осторожно кинул пробный камень Чахлый.

Ему показалось, что он уловил, куда именно клонит законник, но боялся ошибиться — столь невероятной ему казалась сама мысль об этом, далеко не самом плохом, варианте дальнейшего боевого пути его группировки...

МАЙОР ЛИСИЦЫН

Толик не прощаясь вышел из лаборатории в коридор и направился к дверям, на ходу доставая мобильный телефон.

Нажав на кнопку, отыскал номер майора Лисицына из Управления собственной безопасности МВД, парни которого около полугода назад едва не отправили их с Валерой в ментовскую зону, в Нижний Тагил, по подозрению в присвоении трех тысяч рублей, найденных при обыске задержанного с облавой на Невском торговца «травой»...

Вспоминая об этом рядовом в общем-то эпизоде их собачьей работы, в памяти Бакулы всплыли толстые пачки баксов, найденные им и капитаном недавно в тайнике вышибалы Чака, вместе с фотоснимками.

Уголки потрескавшихся от мороза губ опера непроизвольно растянулись. Можно подумать, другие менты, начиная от сержантов-пэпээсников и заканчивая «убойщиками», поступают или когда-нибудь раньше поступали иначе!.. Мертвым и пьяницам, как известно, деньги не нужны, а государство... Неужели оно вправду думает, что достаточно платит своим ментам за службу и те не используют любую, кроме взяток, возможность пополнить семейный бюджет вне кассы управления?!

Трубку сняли после первого же гудка, и старлей сразу узнал высокий голос Лисицына.

— Слушаю вас, — растягивая слова, пробормотал майор из ментовской «контрразведки».

— Привет, это Бакула, УБНОН, — сказал опер, выходя на улицу и садясь в поджидающий напротив входа «жигуленок». — У тебя есть минутка, пересечься?

— Это срочно? — не задавая лишних вопросов, уточнил Лисицын. По тону, которым разговаривал едва не посаженный им опер, он сразу понял, что речь идет о серьезном деле. — Тогда подъезжай прямо ко мне, я подожду...

— Давай лучше встретимся снаружи, у сквера, — зажимая трубку плечом и выруливая на проезжую часть, предложил Толик. — Я буду ждать в красной «шестерке». Через полчаса.

— Договорились, — подытожил минутный диалог Лисицын и повесил трубку.

— Ну, сволочь, держись! — гоня авто по проспекту, прошептал Бакула, перед глазами которого стояла скуластая, кучерявая физиономия подполковника Трегубова. — Я тебе покажу, как людей убивать!.. Ты у меня за Валерку кровавыми соплями харкать будешь!

Припарковав машину у засыпанного кучей грязного снега ограждения, напротив расположенного недалеко от центра двухэтажного логова «чистильщиков», презираемых большинством простых ментов, опер взглянул на часы. Не успел он отвести взгляд от циферблата, как справа щелкнула открываемая дверь и на сиденье, вместе с клубами морозного воздуха, с зажатой между зубов сигаретой свалился майор.

— Задерживаешься, — буркнул он, давя в переполненной пепельнице хабарик. — В чем проблема?

— Про сегодняшнюю бойню на Литейном слышал? — Бакула повернул лицо к благоухающему дорогим одеколоном Лисицыну.

Тот неопределенно пожал плечами и скривил рот.

— Ну... краем уха, — нахмурил майор кудлатые брови. — Ближе к телу, парень, у меня всего пять минут. И никаких микрофонов в пуговицах.

— Трегубов давно и с успехом пашет на черномазого, — протягивая фотографию, только что снятую им в фотоателье с негатива, тоном палача сообщил Толик. — Это мы нашли при обыске, в тайнике, на хате у наркобарыги. Не знаю, как она к нему попала, но монтажом здесь и не пахнет, у меня есть сам кадр... Утром мы провернули операцию, находясь в полной уверенности, что парни из группы поддержки подложили в тачку Нигерийца килограммовую упаковку с кокаином, которую мы добыли оперативными методами, неофициально. Но после экспертизы выяснилось, что за то время, пока кока была в руках у Трегубова, она сказочным образом превратилась в борную кислоту... Валерка об этом узнал и решил взять за горло нашего командира, сунув ему в нос прямо в кабинете точно такую же фотку, где он едва не целуется с загорелым хозяином пляжа... А тот угостил его чем-то тяжелым по кумполу, вырубив на минуту, и со знанием дела инсценировал вооруженную разборку, с якобы самозащитой от пьяного продажного опера. Я только что из морга, экспертиза показывает след от удара на голове, но на лепилу давят сверху, заставляя отметить только пулевые ранения...

— Интересное кино. — Нахмурившись еще больше, Лисицын долго разглядывал снимок, после чего, переглянувшись с Толиком и получив молчаливое согласие, расстегнул «молнию» на куртке и спрятал фото во внутренний карман пиджака. — Это все?

— Доказать подмену нельзя, порошок был «левым» и официально его экспертиза не производилась. Если не считать пробы Валеры Дреева «снежка» на зуб... Теперь против Лероя у нас остался только одинокий свидетель, но для того, чтобы продолжать держать ниггера закрытым до суда, этого мало. Скоро стараниями адвокатов он будет на свободе, если уже не вышел, и за жизнь свидетеля я не дам и гроша... Но главное в другом, — скрипнул зубами Бакула. — Трегубов убил моего коллегу, друга, и должен за это ответить!..

— Хочешь дать делу официальный ход? — уточнил Лисицын. — Если наверху твоего шефа прикрывают, можешь попасть в жернова и поломать косточки... Мне-то ничего не грозит, и я могу на основании твоих показаний и результатов экспертизы завести дело, только тогда придется честно рассказать и про левый кокаин, и про снимки с негативами, ну и, разумеется, отпустить негра на все четыре стороны.

— Значит, будем работать по закону, — сухо сказал Толик. — Я готов. Черномазой обезьяной займутся «старшие», у них есть свой интерес. А эта тварь Трегубов должен нюхать парашу, и я добьюсь, чтобы он был к ней поближе, чего бы мне это ни стоило!

— Ну-ну... Давай вот что... Сейчас я срочно уезжаю в Лодейное Поле, вернусь только поздно ночью, — задумчиво почесав мясистый нос, произнес майор. — А завтра с утра, часикам к восьми, загляни прямо ко мне в резиденцию, и там расставим все точки.

— Давай, — кивнул Бакула, включая дующий из жалюзи на торпеде горячий воздух на полную мощность и протирая начинающее потеть стекло.

— Главное — негатив не забудь, без него толку не будет! — вылезая на мороз, произнес Лисицын, громко хлопая дверью.

Перейдя дорогу, он скрылся за дверями здания, оставив опера наедине со своими мыслями.

«Если облажаются, бакланы, кончу гниду подполковника сам! — решительно подумал Бакула, трогаясь с места. — Подстерегу в подъезде и грохну из не засвеченного у баллистиков китайского „ТТ“!

ВОР В ЗАКОНЕ

Вишня вернулся в кресло, бросил окурок в серебряную пепельницу, двумя большими глотками осушил стакан с огненным маслянистым пойлом и нахмурил брови, уронив их над одутловатыми, в прожилках, щеками.

— Братва объявила тебе войну, Чахлый, — скрипучим голосом холодно сообщил он. — Вчера, в Зеленогорске, на даче у залива, был сходняк, в котором приняло участие четверо весьма авторитетных в Питере людей, а именно — Димыч, Червонец, Саша-кикбоксер и Реваз. Двоим из них, как я точно знаю, ты уже успел наделать кучу неприятностей... Остальные, будучи наслышаны о появившейся команде «камикадзе», руководимой бывшей «шестеркой» Кайманова, тоже не стали дожидаться, пока пострадает их отлаженный бизнес, и, пораскинув мозгами, примкнули к Червонцу и Димычу.

Пожевав губами, Вишня тяжело вздохнул.

— Я — не «шестерка»! — Скулы Чахлого недобро заиграли. — А мозгами они у меня точно еще пораскинут! В самом прямом смысле!..

— Это не мои слова, так что остынь и слушай! — резко отсек вор. — Короче, ты однозначно встал поперек горла всем, и начиная с сегодняшнего дня за твою жизнь не дадут и гроша! Ведь противостоять трем сотням боевиков этого синдиката ты, уж извини, не сможешь при всем своем желании... Впрочем, — словно нехотя, помявшись, добавил Вишня, — я уверен, что ситуацию еще можно поправить...

— Каким образом? — тяжело дыша, сквозь зубы процедил Чахлый. — Упасть всем им в ножки, обливаясь горючими слезами?! Не дождутся, суки... Война — так война... Кровью умою до самой блевотины...

— У меня отличная служба безопасности, возглавляемая бывшим полковником КГБ, но телохранители — не гладиаторы и не годятся для широкого применения, — пропустив яростную реплику Чахлого мимо ушей, продолжил свою речь хозяин пентхауза. — И я уже давно подумывал отправить на заслуженный отдых команду Кита — мою, так сказать, боевую группу. Он — придурок, по большому счету неспособный на решение серьезных задач. А у меня, особенно теперь, когда я поставлен на это место, — Вишня ткнул указательным пальцем в паркетный пол, — очень большие планы!.. Город запущен, народ устал от бардака и беспредела! Так жить нельзя, а значит, пора наводить настоящий, жесткий и справедливый, порядок, концентрируя всю власть, все крупные капиталы города в одних руках! И чтобы победить, вытеснить чужаков, как бы те ни огрызались, в качестве правой руки мне нужен смелый, решительный боец, который от жизни хочет куда больше, чем Кит и его лысые спортсмены! Пусть Кит с коммерсантов верхушки сшибает, а мы с помощником будем заниматься другими делами... Мой человек и его парни должны быть готовы исполнить любой приказ, каким бы он ни оказался...

— А что взамен? — недоверчиво вставил Чахлый, окончательно поняв, кого именно вор хотел бы видеть на месте Кита — Андрея Крупенина, чемпиона Союза по первым в истории страны боям без правил.

— Всё! — коротко ответил вор в законе. — Деньги, власть, авторитет, недвижимость за границей, счет в швейцарском банке и, главное, огромная мощь воровского сообщества России за спиной! На мой взгляд, это несравненно лучше, чем ежедневно потрошить барыг, ожидая налета СОБРа и подлянки от конкурентов...

Откинувшись на спинку кресла, Вишня сложил руки на пузе и тяжело засопел.

— Тем более времена сейчас круто изменились, — уже на полтона спокойнее констатировал смотрящий. — Для того чтобы быть коронованным в законные, совсем не обязательно десять лет давиться тюремной баландой и нюхать парашу. Вполне достаточно иметь капитал в пару лимонов и заручиться поддержкой трех авторитетных воров. И кто знает... — Вишня хитро подмигнул сидящему напротив беспредельщику, — может, через каких-нибудь пять—семь лет нашим сообществом будет заправлять совершенно новый человек, м-м?! — Налив себе еще виски, он поднял было стакан, но, не донеся его до рта, резко вскинул глаза на Чахлого и подвел черту под сегодняшним разговором: — Будешь работать на меня? — И, чего «пионер» совершенно не ожидал, выжидательно, медленно протянул ему широко растопыренную, с маленькими рыжими волосками на тыльной стороне руку, на пару секунд неловко повисшую в воздухе...

Отказ от предложения смотрящего по Питеру равнозначен смертному приговору самому себе.

Но Чахлый не без оснований колебался. Внутри его черепной коробки царил настоящий хаос. Проклятый законник поймал-таки его в ловушку! А вдруг не было никакого сходняка в Зеленогорске и все речи бакланистого Вишни — настоящая туфта?! Только как теперь проверить, узнать правду, когда на размышления отпущены уже даже не секунды — мгновения?!

Еще немного — и пошедший ва-банк против сплотившейся братвы и пожелавший скорешиться с ним, Чахлым, авторитет навсегда уберет свою пухлую, словно накачанную воздухом, ладонь!

— Я... согласен, — глухо выдавил беспредельщик. — Теперь мы в одной связке, босс...

Протянув одеревеневшую руку, главарь Пионеров крепко стиснул качнувшуюся было в обратном направлении клешню вора.

Багровая физиономия Вишни расплылась в победоносной ухмылке. Эту трудную партию он выиграл вчистую, что называется наскоком!

«А кто-то еще говорит, что полных беспредельщиков невозможно прижать к ногтю, только мочить!» — с гордостью за свое недюжинное умение плести интриги подумал хозяин офиса. — Для умного человека нет ничего невозможного!»

Поддержка полусотенной, вооруженной до зубов группировки, на три четверти состоящей из полных «камикадзе», нужна была сейчас смотрящему как свежий воздух. Для достижения главной цели, ради которой сходняк и поставил его во главе Северной Пальмиры, Вишня был готов корешиться хоть с самим Сатаной, по крайней мере до тех пор, пока задача не будет выполнена. А потом — он посмотрит как и что...

Говоря Чахлому о зреющем среди народных масс недовольстве, вор в законе не кривил душой. В стране начал набирать обороты протест замордованного беспросветным существованием «электората».

Но дело было, конечно, не в какой-то там «революционной ситуации»: на волне всеобщего недовольства к власти в стране прорвалась новая сила — «восставшая из пепла» «госбезопасность». Крупные, но растасканные по углам финансовые потоки в течение короткого промежутка времени вдруг стали менять свое русло, сливаясь в одну, текущую в неизвестном направлении громадную реку, и процесс этот нарастал лавинообразно. В воздухе отчетливо запахло переменами, не сулившими нынешним хозяевам жизни ничего хорошего.

Авторитеты всех мастей не на шутку заволновались. Единственным способом хоть как-то подстраховаться в связи с наступлением нового — обещающего стать весьма тревожным — времени была игра на опережение: экстренная концентрация капитала в руках воровского сообщества. В мире, где деньги решают все, перед лицом опасности рассчитывать можно только на них!

Вишне московский сходняк поручил взять под контроль игорные дома, проституцию и наркотики Питера — ежедневно приносящие гигантскую наличность три кита, на которых держится организованная преступность вне зависимости от страны. И если с «экспроприацией» не принадлежащих сильным синдикатам казино и эскорт-сервиса дела быстро пошли в гору, то предстоящая война за рынок сбыта наркоты с каждым днем волновала Вишню все больше.

План по захвату этого рынка был уже разработан. В замаскированном сейфе смотрящего, здесь, в пентхаузе, хранился весь добытый своими людьми в спецслужбах компромат на главных наркобаронов Питера — нигерийца Карима Лероя и таджика Фарида. После первых организованных столичными ворами акций — убийств генерала ФСБ Зайцева и его зама, дававших «крышу» бабуинам на самом верху, пришло время делать ход смотрящему...

Понимая, что, даже имея на руках подробные досье, воевать сразу на два фронта ему не по силам, Вишня решил начать с Нигерийца.

Две недели назад он позвонил Лерою прямо на виллу и, представившись как Веселый Роджер, предъявил наглый ультиматум.

А через двое суток при странных обстоятельствах был убит и сожжен в своей квартире внедренный в синдикат Лероя стукач — вышибала из ночного клуба «Старый диктатор» по кличке Чак.

Вишня задергался всерьез. Ведь в борьбе за суперприбыльный «кокс», которым, на короткий период обрушив цены, после планируемой ликвидации африканской обезьяны он хотел завалить весь город, его главным козырем являлось инкогнито. Нигериец, обладающий огромными средствами и возможностями, не должен был знать, кто именно встал у него на пути, вплоть до своей смерти.

Странная гибель опытного «крота» Чака могла означать, что служба безопасности Лероя вычислила стукача, и теперь загорелому известно, кто скрывался за взятым с потолка погонялом Веселый Роджер. А это — игра в открытую и уже иной расклад!

Вот почему крайне озабоченный возможными осложнениями, Вишня, прознавший о творимом группировкой Чахлого беспределе, решил пригласить на стрелку главаря Пионеров и обманом обратить в союзники сорвавшихся с катушек «камикадзе», тем самым приобретая еще полсотни готовых ринуться в атаку на наркобарона отморозков...

КИНОЛОГ СЕМЕНЫЧ

Утро выдалось в обычно пасмурном и хмуром в начале зимы Питере на редкость ясным и солнечным.

Выйдя из дома, Бакула невольно задержался на крыльце подъезда, полной грудью вдыхая свежий, ледяной воздух, поколебавшись, убрал первую утреннюю сигарету назад в пачку и, сунув руки в карманы куртки-пилота, бодрым шагом направился к стоящей во дворе запорошенной «шестерке».

Открыв дверцу, Толик сел за руль, долго промучив стартер, и, едва не посадив аккумуляторную батарею, не без труда запустил изношенный мотор, а потом вынул из-под сиденья щетку, вышел из машины и стал торопливыми, привычными движениями счищать с крыши и капота снежное покрывало.

До встречи с Лисицыным оставалось полчаса...

Впрочем, если что — подождет. Ради такого дела...

Стоя спиной к детской площадке, рядом с которой находилось одинокое приземистое здание электрощитовой, оперативник не видел, как из-за угла кирпичной будки вышел укутанный в шарф мужчина в натянутой на брови вязаной шапочке.

На поводке он вел мускулистого, криволапого питбультерьера с торчащими на голове острыми ушами.

Сделав несколько шагов по направлению к Толику, мужчина наклонился к псине, отцепил карабин поводка от кожаного ошейника-удавки, приобнял питбуля за шею и что-то тихо прошептал, склонившись над самым ухом и указав на топчущегося перед урчащим автомобилем с щеткой в руке милиционера.

Услышав давно отработанную на тренировках и на практике команду «убей», пес принял боевую стойку, его сильное, словно вылитое из упругой резины, бугристое тело резко напряглось, прямой хвост опустился вниз, а в узких глазах-щелочках, впившихся в объект предстоящей атаки, появился холодный блеск...

Резко выпрямившись, мужчина в шарфе широким решительным жестом толкнул питбуля вперед, отпустив ошейник, и четвероногий убийца, словно разжавшаяся пружина, не проронив ни звука, метнулся к своей ничего не подозревающей жертве.

Приближение смертельной опасности закаленный жизнью и ментовской работой опер Бакула почувствовал спиной, интуитивно, и лишь затем, мгновение спустя, уже отчетливо услышал скрип снега, характерный шорох приближающегося на максимальной скорости животного и увидел его нечеткое отражение в тонированном стекле своей «шестерки».

Реакция старлея опередила ход его мысли, а правая рука, разжав пальцы и выронив на капот машины щетку, метнулась за отворот куртки, к кобуре с пистолетом.

Когда пес, широко раскрыв клыкастую пасть с острыми, как ножи, и крепкими, как у акулы, зубами, в последний раз оттолкнулся от холодной наледи на асфальте и прыгнул, метя в шею жертвы, Толик уже успел выхватить табельный «макаров» и, выбросив его перед собой, развернуться лицом к питбулю.

Он не успел сделать только одного — снять оружие с предохранителя.

Железные челюсти питбультерьера сомкнулись на горле лейтенанта. Тихо хрустнул перекушенный кадык, и длинные, слегка загнутые внутрь желтоватые зубы мягко и глубоко вошли в податливые мышцы, добравшись до шейных позвонков.

Лихорадочно дергающаяся из стороны в сторону, рвущая живые ткани и сухожилия, тупорылая морда пса стремительно покрылась кровью, брызнувшей сразу из десятка ран, и спустя несколько секунд стала напоминать кровавую маску, с блестящими, застывшими в одной точке глазами...

Выронивший пистолет Толик Бакула не успел проронить ни слова, только сдавленно прохрипел. Его тело конвульсивно подрагивало, руки автоматически, изо всех сил, до белизны в костяшках, сдавили башку вцепившегося в горло пса, раскалывая ее, как орех.

Потом опер медленно сполз вниз и застыл, прислонившись спиной к задней дверце гудящих прогревшимся движком «Жигулей».

Питбуль-убийца, перестав мотать башкой, как жернов, повис на шее умирающего Бакулы, намертво сжав челюсти. Силы покидали собаку так же стремительно, как и только что убитую ей жертву.

Человек в шарфе и натянутой на глаза шапочке, торопливо оглядевшись по сторонам, пружинистой походкой приблизился к залитому свежей кровью месту смертельной схватки, нагнулся, умело пошарил руками по одежде оперативника, извлек бумажник, раскрыл, убедился, что аккуратно вложенные в уголок из прозрачной пленки искомые негативы находятся внутри, спрятал бумажник к себе в карман, выпрямился и, смерив полным глубочайшего сочувствия взглядом умирающего белого питбуля, развернулся и торопливо побежал к проходу между домами, где его уже поджидал черный «БМВ» с сидящим за рулем подельником.

— Ну как, нашел? — глухим голосом осведомился водила, когда человек в шарфе запрыгнул на заднее сиденье и автомобиль, вылетев на дорогу, увеличил скорость до ста километров в час.

— У меня проколов не бывает, — небрежно отозвался хозяин пса, тщательно вытирая перепачканные в теплой крови ладони чистым носовым платком. — Рэмбо жаль, он был у меня самым лучшим... — буркнул кинолог, тяжело вздыхая и выбрасывая скомканный, в пятнах, платок в приспущенное стекло двери.

— На мой взгляд, нет такой собаки, которая стоит двадцать тысяч долларов! — ухмыльнулся грузный тридцатилетний брюнет с усиками над верхней губой, редким хвостом на затылке и с солнечными очками-хамелеонами на мясистом носу, послушно притормаживая перед светофором у перекрестка. — У тебя их целая свора. Ничего, воспитаешь еще!..

— Что ты понимаешь, профан! — сквозь зубы процедил хозяин пса, закуривая сигарету и безразлично поглядывая в матово-черное стекло. — Если бы не крайние обстоятельства, не допускающие возможности срыва, я бы Рэмбо даже из вольера не вывел!

— Ладно, успокойся, Семеныч, незаменимых в нашем деле нет — ни людей, ни собак, так что ништяк... — пробурчал примирительно водила. — Шеф будет доволен, а это — главное. — Сняв одну руку с руля, амбал пробежал пальцами по кнопкам укрепленного на торпеде мобильного телефона с системой бесконтактной связи «хэнд-фри», дождался, когда после нескольких гудков на том конце снимут трубку, и сообщил: — Все в порядке, командир. Негативы у нас.

— А лейтенант? — прозвучал с той стороны грудной бас подполковника Трегубова.

— Опер и собака мертвы, — равнодушно сказал обладатель сцепленного резинкой хвоста. — Рэмбо пал смертью храбрых... Семеныч, бедный, весь испереживался, лица на нем нет! — с подначкой добавил водила.

— Через двадцать минут негативы должны быть в банковской ячейке, — сухо приказал подполковник, — а боссу своему передайте от меня большое спасибо за помощь. В долгу не останусь. — И в динамике послышались короткие гудки отбоя.

— Не горюй, Семеныч! Завтра уже будешь в Анталии!.. Турчанки знаешь какие злоебучие?! О-хо-хо! А гречанки?! Нет, старик, я тебе в натуре завидую! А?..

Сидящий сзади заслуженный кинолог МВД скрипнул зубами и тихо выругался, разглядывая запекшуюся под ногтями человеческую кровь.

Обещанные в качестве гонорара за негативы двадцать тысяч долларов волновали его, профессионала, куда меньше, чем потеря породистого пса-убийцы.

СЕВЕРОВ-СТАРШИЙ

Пентхауз Вишни главарь Пионеров покинул лишь через три часа после того, как Ворон занял позицию у расположенного в полуметре над уровнем земли крошечного квадратного проема в подвале одной из примыкающих к жилому комплексу пятиэтажек.

Это была, пожалуй, единственная точка, с которой без особых проблем просматривался примыкающий к подъезду высотки пятачок.

Правда, в отличие от стрельбы с крыши здания, откуда нужная цель видна практически всегда, при работе с «низкого старта» любое внезапно появившееся на директрисе препятствие, в виде случайного прохожего или притормозившей машины, могло свести на нет все усилия киллера. Но подходящих для задуманной акции не нашлось.

Итак, у Ворона появился шанс одним выстрелом покончить сразу с двумя подонками, давно заслужившими деревянный костюм из шести досок.

Такой шанс дается лишь однажды...

Отметив про себя явный прокол бодигарда, отвечающего за личную безопасность смотрящего — подобные потенциальные засады ликвидаторов в непосредственной близости от жилища босса должны быть вычислены и блокированы заранее, — Северов на секунду отстранился от винтовки, потер глаз, уставший от длительного непрерывного наблюдения через снайперскую оптику, и снова прильнул к прицелу.

И тут рожа Чахлого появилась так близко, что, казалось, при желании можно было без труда пощекотать ее кулаком.

Судя по задумчиво-торжествующему выражению лица братка, неторопливо спускающегося по очищенным от снега и льда ступенькам, переговоры с жирным паханом Вишней прошли удачно.

Впрочем, теперь это уже не имело значения...

Плотнее прильнув глазом к лазерному оптическому прицелу с бегущими на индикаторе внизу перекрестия цифрами дальности до объекта, Ворон задержал дыхание, плавно ведя стволом, выждал, пока Чахлый остановится возле своего роскошного «мерседеса», находившегося на площадке возле дома, и, прицелившись отморозку точно в висок, плавно нажал на спуск, ощутив тупой, практически бесшумный толчок приклада в плечо и увидев, как на месте, где только что была голова братана, тысячами ошметков брызнул во все стороны дьявольский кровавый фонтан...

Удивительно, но еще целую секунду обезглавленный разрывной пулей труп Чахлого, к дикому ужасу наблюдавших эту картину из припаркованных невдалеке автомобилей братков, неподвижно стоял возле водительской двери густо заляпанного жидкими мозгами «мерса», покачиваясь из стороны в сторону, прежде чем тяжело рухнуть, удариться грудью о кузов быстроходной сивки-бурки и тяжелой обмякшей куклой сползти под копыта верного железного коня...

Положив «СВД» на ржавые горячие трубы рядом с амбразурой, Ворон быстро прошел по лабиринту захламленного подвала к выходу.

Остановившись, достал из кармана и нацепил на мясистый нос смешные очки с болтающейся дужкой, вытащил спрятанную под батареей отопления трость с секретом и половинку булки, вышел из подъезда и никем не замеченный покинул точку выстрела.

Как и следовало ожидать, на не спеша ковыляющего к автобусной остановке, чем-то неуловимо похожего на писателя Эрнеста Хемингуэя интеллигента-очкарика средних лет в мятом сером плаще, с продуктовой авоськой в одной и инвалидной палочкой — в другой руке никто из пребывающих в панике братков даже не обратил внимания. Чем, безусловно, продлил себе жизнь — при стрельбе с близкого расстояния шестизарядная тросточка с начиненными ядом пулями была чрезвычайно грозным оружием...

В соседнем дворе Ворона ждал забрызганный дорожной грязью «субару».

Бросив на заднее сиденье трость и авоську с булкой, Сергей прыгнул за руль, с блуждающей на губах усмешкой представляя себе, как в ближайшие часы охрана Вишни и собранные по тревоге Пионеры начнут самозабвенно мочить друг друга, но что же на самом деле произошло, они не поймут никогда.

В том, что сценарий будет именно таким, зная повадки «камикадзе», Северов ни на йоту не сомневался.

Подвал, откуда стрелял снайпер, милицейские опера найдут быстро, и, чтобы окончательно убедить их в версии о мести бандитов за убитого главаря, на стене рядом с амбразурой Сергей заранее нарисовал главный воровской символ — восьмиконечную звезду, что должно было окончательно склонить сыщиков в нужном направлении: дескать, после неудачных переговоров с Чахлым смотрящий вор с улыбкой проводил беспредельщика до двери пентхауза и дал сигнал своему, предусмотрительно выставленному на точку, киллеру убрать дорогого гостя при выходе.

Вполне достоверно!

Запустив мотор, Ворон выехал со двора, свернул на Выборгское шоссе и вскоре уже мчался по трассе к купленной им более года назад — на один из юридически «светлых» паспортов — загородной зимней даче, своему одинокому пристанищу, о точном местонахождении которого, для их же безопасности, не знал ни верный друг Али, ни даже воюющий сейчас на Северном Кавказе Иван...

Часть девятая ЮЖНОЕ КЛАДБИЩЕ

МИХАИЛ БОРИСОВИЧ

На даче Ворона ждал сюрприз. В одном из «почтовых ящиков» подключенного к Интернету компьютера находилось срочное сообщение от бизнесмена Михаила Борисовича Сосновского, такого содержания:

По своим каналам получил фотокопию досье ФСБ на бывшего майора СОБРа Сергея Северова, с очень любопытными подробностями, внесенными службистами буквально в последнюю неделю. Если есть интерес, при личной встрече в благодарность за услуги могу предоставить безвозмездно. С. М. Б.

И постскриптум:

Что касается дела с «рабынями», угроза ликвидирована. Благодарю за участие.

Трижды прочитав послание, Северов не спеша закурил, а потом зажал сигарету зубами, положил ладонь на мышь и несколькими щелчками стер текст.

Он не сомневался, что сообщение с предложением о встрече и приманкой в виде досье — не слишком удачная уловка идущих по его следу спецслужб. И то, что олигарх все-таки продал его...

Рано или поздно этого следовало ожидать. Наивно верить в порядочность финансового воротилы, сколотившего миллиарды за пару-тройку лет, даже если когда-то он умолял тебя о помощи и ты единственный смог спасти из лап киднеперов его дочь.

Для того чтобы в век компьютеров оперативно передать фотокопию досье из одной точки планеты в другую, личная встреча не нужна. Тем более когда акт передачи не сопровождается вознаграждением в наличных.

Вполне достаточно, зная адрес электронной почты, просканировать каждый лист, ввести его в память компьютера и одним нажатием кнопки послать по телефонным проводам адресату.

Трудно поверить, что исключительно благодарности ради олигарх, входящий в обойму самых богатых людей страны, за здорово живешь станет выкраивать в своем плотном графике полчаса для конфиденциальной встречи, дружеского рукопожатия и передачи папки с компроматом наемному убийце.

К чему вдруг такой реверанс?!

Ответ очевиден — преследуя свои шкурные интересы, Сосновский сдал их канал связи спецслужбам, тому же Корначу, а головастые хакеры, имея такие исходные данные, уже наверняка пошарили в его ноутбуке, пытаясь скачать всю хранящуюся в памяти информацию. Авось чего любопытного и найдется...

Правда, вряд ли у них что получилось, ибо такая возможность «контакта» с компетентными органами предусматривалась изначально и аппарат надежно защищен от несанкционированного доступа одним из лучших профессионалов в области промышленного шпионажа. Он же «научил» компьютер информировать хозяина о попытке взлома базы данных...

Пробежав пальцами по клавиатуре, Ворон окончательно убедился, что его предположения верны, когда в черной рамке посредине экрана предостерегающе заморгал красный восклицательный знак.

— Что ж, Михаил Борисович, право слово, это вы сильно погорячились... — вставая из-за компьютера и направляясь к оборудованному в каминной кладке тайнику, пробормотал Сергей. — Хлопать на прощание дверью — это мы умеем. Это нам запросто! Только вот понравится ли вам?! Думаю, не очень...

Около получаса ушло у Ворона на то, чтобы извлечь из коробочки дискету с весьма любопытными фактами из недавнего прошлого известного бизнесмена и мецената Сосновского, вставить ее в дисковод и переписать в оперативную память машины.

Теперь он за подписью Агентства связи и информации «Нева» закачает все это на сайты пяти самых скандальных газет и двух радиостанций Санкт-Петербурга.

Каким бы внушительным ни было влияние олигарха на местные СМИ, приостановить публикацию сенсационных разоблачений сразу во всех изданиях ему не удастся.

Не позднее завтрашнего утра Россию потрясет еще один скандал, тут же подхваченный всеми вещательными теле— и радиокомпаниями, не говоря уж про падкую на любую чернуху «желтую» прессу.

С добрым утром, господин олигарх!..

Нужно только не забыть завтра набрать его прямой номер и вежливо сообщить об отказе получить любезно предложенное «за так» досье.

Разгоряченный предстоящей акцией электронного возмездия, Ворон достал из тайника лазерный диск с копией порнофильма «Русские рабыни», где в роли одной из пленниц, помимо своего желания, снялась дочь олигарха, решительно вставил в паз приемного «языка» си-ди-рома... а потом, застыв на минуту, тихо выругался сквозь зубы, вытащил и небрежно швырнул диск на стол: «Хватит. Не будь гадом! Девчонка не должна отвечать за гнусность своего отца! С нее довольно прошлых приключений...»

Северов взял в руки видеодиск и, уже не колеблясь, одним движением пальцев разломил его на четыре части и смахнул в ящик стола.

Так будет лучше...

Он успокоился и теперь уже не спешил перекачивать компромат на олигарха на сайты СМИ.

Что же получается, размышлял Ворон? К нему обратилась Ирина Сосновская с просьбой защитить ее от домогательств шантажистов, которые таким образом хотели «достать» отца девушки.

Он, Сергей Северов, взялся за это дело, но ничем толком помочь не смог. Зато теперь, скачивая дискредитирующие олигарха сведения на сайты газет и радиостанций, Ворон выполняет работу именно тех шантажистов, которых сам обнаружить не сумел.

Эта мысль неприятно задела Северова, и он отказался от своей затеи.

Но, вспомнив афоризм — «угроза страшнее ее исполнения», Сергей решил по электронной почте «отписать» ответ.

Ваше сообщение получил. В благодарность собираюсь отправить на сайты ряда популярных СМИ сведения о некоторых малоизвестных эпизодах Вашей коммерческой деятельности. В.

P. S. Личную встречу с Вами откладывать не буду. Но о месте и времени заранее предупредить не смогу.

Выключил компьютер, поднялся из-за стола, бросил мимолетный взгляд на наручные часы. Без одиннадцати пять вечера...

На Южном кладбище, огромном поле человеческой скорби и памяти, насколько хватает глаз — утыканном ровными бесконечными рядами крестов и памятников, на сотни гектаров раскинувшемся на окраине города, на бывших болотах, совсем неподалеку от международного аэропорта Пулково, в этот поздний час уже никого из пришедших навестить могилы родственников и любимых не должно быть. Кто же, будучи в здравом уме, останется на кладбище на ночь глядя?..

Пора сворачиваться и ехать, как и собирался, а по дороге купить цветы и чарку, чтобы помянуть и по древнему русскому обычаю вылить несколько капель водки на могилку.

Он должен быть там, рядом с женой Татьяной и дочуркой Катей, в ту самую минуту, когда их жизнь так трагически оборвалась, перечеркнув его собственную...

Уже на подъезде к Южному кладбищу Ворон взглянул на мерцающие на панели часы и включил радио.

Главным сообщением, с которого начинался выпуск местных новостей, была оперативная информация МВД о грандиозной бойне в элитарном доме в Озерках, начавшейся сразу после того, как на улице, при выходе из подъезда, был застрелен Родион Корсак, главарь одной из криминальных группировок.

Семеро человек убито на месте, еще двое скончались по дороге в больницу.

Пятеро принимавших участие в перестрелке боевиков с одной и другой стороны задержаны подоспевшим на место сражения отрядом ОМОНа.

Храбрые спецназовцы бросились по запасной лестнице вверх — консоль лифта была повреждена пулями, но блокированный в пентхаузе боевик, едва бойцы ОМОНа прорвались в апартаменты, подорвал себя и захваченного им заложника гранатой, в результате чего, помимо их двоих, погиб хозяин роскошной квартиры, некто Красин Святослав Эдуардович.

По мнению радиожурналиста, последний принадлежал к ворам и являлся едва ли не крестным отцом питерской мафии...

Ворон свернул у поста ГИБДД на разбитое, словно после бомбежки, Волхонское шоссе. Очередной «день памяти» он снова отметил пролитой по закону мести бандитской кровью. И так будет всегда, до тех пор, пока он в состоянии держать в руках снайперскую винтовку...

СЕРЖАНТ СУЛХАНОВ

До вечера Иван ерзал по койке в мучительных размышлениях.

«Ведь полковник и вправду может заманить отца в ловушку, устроив мне шумные похороны в Питере. Причем этот тип способен провести похороны вполне натуральные, без туфты в гробу».

Северов-младший представил себя лежащего в домовине и рядом стоящего отца в «браслетах» и даже слегка застонал.

«Нет, надо бежать. Бежать и все рассказать отцу. Ведь у Гайтанова и еще какой-то план есть, о котором он походя обмолвился».

...Вечером в камеру ввалился мужчина в штатском и, окинув лежащего на койке Ивана презрительным, наполненным безграничным чувством собственного превосходства взглядом, представился:

— Капитан Рудь. Я — от полковника Гайтанова.

Северов молча поднялся с койки.

— Ну, сержант, надумал что-нибудь? — довольно равнодушно спросил Рудь. — Что мне передать полковнику?

— Скажите ему, что я согласен, — с долей печали в голосе ответил Северов.

В глазах капитана мелькнуло любопытство.

— Ну и что? Ты скажешь нам координаты Во-

рона?

— Нет, — после недолгого молчания произнес сержант. — Мне они неизвестны, но я знаю места, где отец часто бывает. Однако обо всем этом я предпочел бы говорить с полковником Гайтановым.

— Как знаешь, сержант, — пожал плечами амбал. — Завтра утром я к тебе зайду.

...Утром Рудь действительно пришел, держа в руках два больших целлофановых пакета.

— Сегодня же улетаем в Питер. Переодевайся в штатское. Поедем в Назрань, оттуда полетим рейсовым самолетом.

Вытряхнув пакеты на койку, Иван обнаружил пару неношеных зимних ботинок, свежую, в бело-синюю клеточку, сорочку, чистые носки, подержанный, но еще вполне приличного вида костюм и длинный черный плащ давно вышедшего из моды фасона.

Последний предмет одежды Ивана удивил. Он отметил, что сам капитан был в короткой куртке.

Удивило Северова и то, что все вещички оказались ему впору.

«Вот суки! — почти с восхищением подумал он. — Всё успели узнать про меня!»

Критически осмотрев прибарахлившегося сержанта, Рудь перевел пристальный взгляд на его лицо.

— Вот что я скажу тебе, парень. Я — из спецназа ГРУ, — внушительно заявил амбал. — Меня специально учили таких, как ты, ловить и обламывать. А на крайняк, — он вытащил откуда-то из-под пиджака ствол той же, что и у полковника Гайтанова, марки, «беретту», — я имею приказ стрелять не только в ноги. Усвоил?

Северов вздохнул и молча пожал плечами...

«Да, от этого спеца хрен уйдешь, — размышлял Иван, трясясь в уазике вместе с капитаном и шофером-срочником. — Врасплох его не застать, да и бег гээрушные спецназовцы основательно ставят. К тому же и рана в голени до конца не зажила. — Сержант бросил быстрый взгляд на длинные ноги Рудя и только сейчас сообразил, почему капитан в короткой куртке, а он, Иван, в длинном плаще. — Все ясно: чтобы мне двигаться было труднее».

Помозговав еще несколько минут, Северов пришел к окончательному выводу, что сейчас пытаться сделать ноги серьезных шансов нет — в Питере оторваться будет гораздо проще.

...У входа в аэропорт Рудь отправил шофера назад в расположение части, после чего взял Ивана под руку, и они пошли в зал ожидания.

Здесь амбал повел Северова в уголок, где приметил два свободных сидячих места.

Военные расположились на стульях, и капитан сразу же полез во внутренний карман пиджака. Он вынул оттуда средних размеров пакет.

— Держи деньги и паспорт, — сказал Рудь, вытряхивая содержимое бумажного контейнера. — Пойдешь в кассу, купишь себе билет на ближайший рейс до Питера.

В пакете оказалось также вэвэшное удостоверение Северова, отобранное ранее у него в изоляторе.

Капитан покрутил его в руках.

— На фига я с этой штукой таскаться буду? Ладно, — махнул он рукой и протянул документ Ивану. — Все равно я тебя сдам другому сопровождающему прямо у трапа самолета, а твою ксиву забуду еще. А она тебе для расчета по контракту пригодится.

Иван забрал деньги и документы и встал, собираясь идти к кассе.

И тут он увидел, что мент, дежурящий в зале, двинулся по направлению к туалету с явным намерением туда зайти.

Мгновенно зародившийся план заставил Северова обернуться к капитану.

— Вообще-то я отлить хотел. — Иван показал рукой в сторону ватерклозета. — Может, вы меня проводите? — добавил он с очевидной подначкой.

— Зачем? Куда ты на хер денешься?! — бросил Рудь с раздражением. Тем не менее он поднялся с места и легонько толкнул Северова в спину: — Трогай!

У входа в уборную капитан придержал Ивана.

— Я не собираюсь смотреть, как ты топчешься у писсуара. Пока здесь покурю. — Он достал пачку «Мальборо». — И имей в виду — окон там нет, только форточки, так что особо не рыпайся.

И Рудь кинул на сержанта очередной презрительный взгляд.

Вход в туалет оказался почему-то без дверей. Северов зашел в помещение и быстро нашел глазами мента, уже застегивающего свои форменные брюки.

Иван тут же направился к нему, на ходу доставая удостоверение.

— Сержант внутренних войск Северов. — Он показал милиционеру-вайнаху раскрытый документ.

Тот важно откозырял и тоже представился:

— Сержант милиции Сулханов. Какие проблемы?

Иван зачастил заговорщицким полушепотом:

— У входа в туалет стоит известный вор в законе Фонарь, находящийся сейчас в розыске. Я его знаю в лицо — довелось как-то конвоировать. Да и фото Фонаря распространяли по всем подразделениям МВД. Мне неизвестно, что он замыслил, но у него под одеждой пушка.

Сержант Сулханов отнесся к сообщению серьезно.

— Тогда я вызову подкрепление. — И он кашлянул в переговорное устройство.

Такой ответ Ивану не понравился.

— Имей в виду, земеля, согласно приказу нашего министра, за задержание Фонаря положена премия в двадцать кусков, — жарко шептал Северов прямо в лицо слегка ошалевшему вайнаху. — Сразу вызовешь наряд — делиться придется. Да и свалить ворюга может, пока твои ребята подгребут. Лучше давай сделаем так. Ты подойдешь один, чтобы не спугнуть блатаря, и спросишь у него документы, а я тут же подскочу и помогу тебе его взять. Со мной делиться особо не надо. Ну, отстегнешь штуку-другую, и лады.

Мент решительно кивнул и раскрыл кобуру. Достал из нее «ПМ», снял его с предохранителя и передернул затвор. После чего вернул пистолет на место, оставив кобуру расстегнутой.

— Говоришь, стоит у туалета? Как он выглядит?

— Да, стоит сразу направо, высокий такой, в короткой темной куртке, и курит.

Вайнах все с тем же решительным выражением лица пошел на выход.

Северов двинулся за ним и — неожиданно повезло! — обнаружил, что может наблюдать за развитием событий через зеркало, которое висело в уборной прямо напротив дверного проема.

Вот мент отыскал взглядом фигуру беспечно дымящего гээрушника и застопорил движение — видимо, габариты «вора в законе» произвели на него впечатление.

Наконец он двинулся вперед, подошел к капитану, откозырял и потребовал предъявить документы.

Рудь, однако, в карман за ними сразу не полез. Он внимательно посмотрел на мента, а потом с очевидным беспокойством — на вход в ватерклозет.

Северов сразу же вышел оттуда и с самым безмятежным видом направился к своему конвоиру.

Тот, увидев подопечного, мгновенно расслабился и полез в карман за ксивой.

Иван тут же ускорился и с ходу, с полуразворота, нанес капитану мощнейший удар с правой руки в солнечное сплетение.

Рудь тихо охнул и стал медленно оседать.

Когда его согнутая спина оказалась на уровне живота Северова, тот уже занес над своей головой сложенные в замок руки и теперь, ухнув, как при рубке толстого бревна, и со свистом рассекая воздух, опустил их на верхнюю часть позвоночника гээрушника.

Капитан рухнул на пол, лобовой костью кроша кафельную плитку, и затих.

Мент, потрясенный такой скорой и безжалостной расправой над казавшимся незыблемым гигантом, испуганно переводил взгляд то на недвижного «вора в законе», то на слегка запыхавшегося сержанта.

Северов, однако, быстро успокоил взволнованного вайнаха, профессионально обыскав капитана и вытащив у него из-под пиджака «беретту».

— Вот, — протянул он пистолет менту, — что я тебе говорил? Настоящий бандюга! Теперь бабки твои, можешь вызывать подмогу.

Лицо вайнаха вновь приобрело решительное выражение, и он что-то стал быстро говорить по радиоустройству на своем родном языке.

Между тем Северов прощально помахал ему рукой и двинулся к выходу из зала. Мент как будто хотел что-то сказать Ивану, но потом тоже сделал ответный жест.

«Они с Фонарем-гээрушником теперь долго будут разбираться, так что временной люфт у меня есть. Успею позвонить отцу или Али по междугородке. Потом — когда спецам все станет ясно — линию поставят на прослушку», — размышлял Иван, ускоренным ходом покидая здание аэропорта и вытряхивая из рукава в карман удостоверение капитана ГРУ, которое Северов незаметно изъял, обыскивая поверженного амбала.

МАЙОР СЕВЕРОВ

На бескрайнем Южном кладбище, уже тронутом мрачным саваном ранних зимних сумерек, гулял холодный колючий ветер.

Вокруг, как и следовало ожидать, ни души.

Узкие пешеходные дорожки, как лучи солнца расходящиеся по кругу от окончания Центральной аллеи, были покрыты тонким, поблескивающим в свете повисшей на небе полной луны снежным покрывалом, с едва протоптанной посредине тропинкой.

Дойдя до развилки, Северов остановился, закурил сигарету, огляделся по сторонам и свернул с Центральной аллеи на примыкающую дорожку.

Миновав еще несколько перекрестков с покосившимися, местами стершимися указателями, он замедлил шаг у медного обелиска в виде плачущей над младенцем молодой женщины и, по щиколотку утопая в снегу, огибая присыпанные белым покрывалом кресты, углубился влево.

Остановился у кованой металлической оградки, рядом с единственными на участке деревьями — хрупкими березками, словно специально склонившими свои головы над тремя огороженными холмиками.

В гробу, закопанном под одним из них, находились и его виртуальные останки...

Откинув крючок, Ворон отворил тихо скрипнувшую калитку и, смахнув со скамеечки сугроб, присел на краешек.

Взгляд, словно примагниченный, не мог оторваться от двух овальных фотоснимков на гладком полированном камне, с которых, мило улыбаясь, на него смотрели два родных человечка.

— Здравствуйте, мои любимые. Как вы тут без меня?..

Рядом с плитой, на покрытый корочкой наледи слежавшийся снег, осторожно легли огромный букет из двадцати четырех алых роз и мягкая игрушка-щенок с повязанным на пушистой грудке бантиком.

На глаза Сергея стремительно навернулись слезы. Одна из них, медленно скатившись по щеке к губам, растаяла на них соленым привкусом беды.

Так же, как и три года назад, когда майор СОБРа Северов больше двух часов неподвижно стоял на двадцатипятиградусном морозе возле укрытых еловыми ветками и венками свеженасыпанных песчаных холмиков, Ворон не мог поверить, что Таня и Катюша ушли навсегда. Что больше он ни разу не услышит их знакомые до боли звонкие и чистые голоса, с едва западающей у дочурки буквой «р», не сможет обнять, придя усталым домой после очередной успешной операции по освобождению заложников или налета на воровской сходняк, крепко прижать к своему колючему лицу их теплые, мягкие ладошки, провести рукой по водопаду золотистых волос и облегченно улыбнуться, в очередной раз мысленно поблагодарив Бога за то, что он подарил ему это счастье...

Сейчас же перед глазами Ворона, раз за разом, с дьявольским постоянством прокручивалась лишь картина их ужасной гибели. Он, боец спецназа, волкодав, был совсем рядом, буквально на расстоянии шага, и не смог помешать!..

Усилием воли оторвав взгляд от памятника, Сергей поднял повлажневшее лицо к низкому серому небу, дважды глубоко вздохнул, выпустив клубящийся морозный пар, достал из кармана прозрачный пластиковый стаканчик, «мерзавчик» «Столичной», свинтил пробку и плеснул половину в емкость.

Выпил водку залпом. Оставшееся вылил в стакан и поставил возле левого холмика, под фотографией Татьяны.

Он долго сидел на скамеечке у их могил, не видя ничего, кроме навечно застывших на камне улыбок жены и дочурки.

До тех пор, пока несколько минут спустя в окружающем безмолвии не услышал тихий скрип одновременно приближающихся с разных сторон шагов.

Резко обернувшись, Сергей увидел двух мужчин, появившихся из-за соседних надгробий.

Северов мгновенно оказался на ногах, сунул руки в сквозные карманы, обхватив пальцами рукоятки заткнутых за пояс скорострельных пистолетов Стечкина. Ему требовалось не больше секунды, чтобы, по-македонски выстрелив одновременно из двух стволов, продырявить лбы незнакомцев.

Но он удержался, едва вгляделся в их лица...

Ни один из мужчин не выглядел похожим на боевика — ни возрастом, ни внешностью, ни походкой, ни выражением лица. Эти двое определенно были из спецслужб. Ошибка исключалась — за свою сумасшедшую жизнь Сергей слишком хорошо научился разбираться в людях!

И он четко понял, что незваные гости появились здесь, в центре окутанного сумерками бескрайнего пустынного кладбища, не для того, чтобы любоваться звездами на затянутом облаками небе.

Они ждали Ворона, и они дождались его.

Всего лишь часа два назад Али сообщил, что сын Сергея сумел дозвониться в контору «Ангела». Иван очень подробно рассказал о своем аресте и допросе полковником ГРУ Гайтановым.

Северова-младшего хотели использовать для поимки Ворона. Причем были разные варианты — вплоть до официальных похорон сержанта Северова на Южном кладбище.

У Гайтанова якобы имелся и еще какой-то план захвата Ворона, но Иван ничего о нем не знал.

Сыну повезло — ему удалось бежать из-под конвоя. Он оставил Али координаты, где временно будет находиться.

Ворон тут же попросил приятеля отправить в Назрань своего человека с новыми документами для Ивана и приготовился ждать сына в Питере.

Сейчас, увидев этих двоих, он сразу понял, какой план имел в виду полковник Гайтанов.

Ворон лажанулся, как последний лох. Киллер напрочь забыл, что теперь он просто Сергей Северов.

Теперь все эти данные были в досье спецслужб — в том числе годовщина убийства его жены и дочери.

Сказалась накопившаяся за последние три года психологическая усталость — он попался в достаточно примитивную ловушку...

Наркоделец

Нигериец лежал на деревянных нарах крохотной камеры-одиночки без окон, подложив руки под голову, неотрывно смотрел на тускло светящую под сырым, в разводах, потолком, обтянутую паутиной лампочку, свисающую на обрывке электропровода, и напряженно размышлял.

Вопреки предположению, за те двое суток, которые он вынужден был торчать в этой пропахшей плесенью и парашей крысиной норе, его так ни разу и не посетили ни следователь, ни подполковник Трегубов, ни козлобородый адвокат Свербицкий, уже наверняка прилетевший в здание ГУВД и начавший отрабатывать свой более чем солидный гонорар...

Значит, дело плохо и за него взялись всерьез, но уже не менты, а российские спецслужбы, так удачно провернувшие операцию по закладке в запасное колесо джипа оптовой упаковки кокаина!

И как ловко всё придумали, сволочи! Даже микрофон для отвода глаз в салон подсунули, прекрасно зная, что после остановки у поста ГИБДД охрана проведет тщательный осмотр тачки!..

Однако больше всего Лероя интересовали свидетельские показания, о которых недвусмысленно намекнул руководивший захватом его кортежа оперативник. Кто из ближайшего окружения сдал его и что именно он наболтал мусорам — прояснить ситуацию мог только подполковник Трегубов. Но он словно растворился, исчез!..

Вспомнив события всех предыдущих дней, буквально по минутам, и проведя в напряженных раздумьях несколько часов кряду, кипящий от злобы наркобарон пришел к неутешительному выводу — в лапах спецслужб он наверняка оказался с подачи того самого Веселого Роджера, который смог ликвидировать в Москве дающих клану кремлевскую «крышу» покровителей, организовать массовые погромы торгующих в столице «дурью» земляков-нигерийцев, а потом позвонить и предъявить ему ультиматум!

Чем дольше думал Лерой, тем все сильнее склонялся к выводу, что решиться на такой наглый наезд мог лишь человек, имеющий непосредственное отношение к национальной безопасности и уверенный в своей полной неуязвимости!

Воевать же с конторой, совсем недавно носившей страшное имя КГБ, не по силам даже такому богатому и влиятельному клану, как тот, к которому принадлежал Нигериец.

Однако и столь позорно проигрывать, добровольно уступив в чужие руки сверхприбыльный бизнес, было нельзя.

Где же выход?!

В коридоре подземной тюрьмы снова послышались шаги, и вскоре в замке заскрежетал ключ. Дверь распахнулась, впустив в полумрак затхлого помещения прямоугольник яркого света.

В проеме стоял широкоплечий сержант, в руках его находился короткоствольный автомат «кипарис».

— Руки за спину — и на выход! Свинья черножопая... Лицом к стене, падло! — скомандовал мент, злобно скривив лицо, и для убедительности махнул стволом автомата в сторону. — Бего-ом, я сказал!..

Подавив вспышку лютого презрения к нищему цепному псу, упивающемуся клочком данной ему власти, Нигериец не спеша, с достоинством вышел из камеры, прислонился лбом к шершавой облупившейся стене коридора, постояв так, пока охранник не защелкнет наручники и не запрет замок, а потом, подгоняемый редкими тычками ствола между лопаток, направился вдоль длинного ряда одинаковых металлических дверей к преграждающей путь к лестнице массивной решетке.

Стоящий за решеткой одутловатый мент нажал на кнопку, загудел электрический замок, и дверь автоматически открылась, освобождая проход.

— Наверх!.. Направо!.. Вперед по коридору! — раздавались позади Нигерийца четкие команды бугая конвоира до тех пор, пока, попетляв по зданию, они не оказались в тупике первого этажа ГУВД, перед обитой рваным коричневым дерматином дверью с номерной планкой и табличкой, гласящей, что это «комната для допросов».

Идущий позади сержант отпихнул Лероя плечом, повернув ручку, приоткрыл дверь, просунул в нее нос, быстро пробормотал, обращаясь к некоему майору, что задержанный доставлен, после чего снял с Нигерийца «браслеты» и, распахнув дверь пошире, кивком головы приказал входить.

Потирая сдавленные запястья со следами наручников, кокаиновый делец вошел в прокуренное, светлое помещение, где вместо ожидаемого им хмурого следователя ФСБ с рожей гориллы и кулаками боксера увидел сидящего за столом пожилого сухопарого майора милиции, перелистывающего тонкую папку с документами, и, к своей уж совсем полной неожиданности, двух своих самых верных людей — начальника охраны Олега Брюсова, задержанного омоновцами вместе с ним на трассе, и адвоката Свербицкого, — как ни в чем не бывало попивающих кофе.

При появлении босса оба дружно встали со стульев и улыбнулись, а Брюс даже подмигнул, едва заметно опустив подбородок. Поняв, что это означает безоговорочную победу и скорое освобождение, Нигериец мысленно возликовал: «Но как им удалось?!»

— Присаживайтесь, гражданин Лерой, — на секунду оторвавшись от чтения бумаг, махнул рукой майор. — Моя фамилия Козак, я старший следователь Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, и мне поручено вести ваше дело... Вот, ознакомьтесь, пожалуйста. — Следователь, раскрыв дряхлую папку «для бумаг», протянул Нигерийцу документ с печатью и подписью. — Это — результаты экспертизы изъятого у вас при задержании порошка.

Молча взяв из морщинистой, переплетенной сетью вен волосатой руки майора лист, Лерой быстро пробежал по нему взглядом и почувствовал, как сердце едва не выпрыгнуло из груди, а дыхание сдавило.

Со слов эксперта следовало, что в подкинутой ему в джип ментами упаковке каким-то невероятным образом оказался не «кокс», а обычная борная кислота!

Не веря своим глазам, наркобарон еще дважды внимательно изучил результаты экспертизы, после чего вернул документ исподлобья наблюдающему за его реакцией следователю и перевел полный недоумения и сдержанного ликования взгляд на притихшего в углу, рядом с Брюсом, взъерошенного адвоката, держащего на коленях «дипломат» из крокодильей кожи.

Свербицкий снова расплылся в улыбке и предостерегающе приложил палец к губам, давая понять, что пока не следует ничего говорить, а стоит дождаться комментариев следователя.

— Таким образом... — после затянувшейся паузы, прокашлявшись, захлопнув папку, положив на стол очки в толстой пластмассовой оправе и протерев носовым платком слезящиеся от усталости и дыма глаза, продолжил Козак, — я не вижу оснований для вашего дальнейшего содержания под стражей, гражданин Лерой. Однако, — он поднял вверх указательный палец, — кроме изъятой упаковки с безобидным, как оказалось, средством медицинского характера, в распоряжении следствия имеются также свидетельские показания находящегося у нас гражданина Антонова, более известного в криминальных кругах под кличкой Гоблин, — майор презрительно усмехнулся, — в которых он прямо обвиняет вас в торговле наркотиками, называя не иначе как «наркобароном» и «боссом». Поэтому пока еще я не могу считать дело окончательно исчерпанным и подлежащим закрытию в связи с отсутствием состава преступления. Но и держать вас в камере оснований не вижу...

— Гражданин следователь хочет сказать, что на время следствия вы освобождаетесь под подписку о невыезде. Я правильно вас понял, Петр Михайлович? — затушив сигарету в пепельнице и сложив руки на груди, подал голос Олег Брюсов.

— Именно так. — Взяв авторучку, сухопарый майор тряхнул головой, подмахнул бумажку и протянул ее сидящему напротив Нигерийцу. — Распишитесь об ответственности, которая вас ждет в случае уклонения от следствия и нарушения подписки...

Нигериец, не читая, поставил внизу листа свою размашистую неразборчивую подпись.

— Я могу быть немедленно свободен?! — придав своему голосу как можно большую твердость, поинтересовался он, вставая со стула.

— Да, можете, — вслед за негром поднимаясь на ноги, равнодушно ответил Козак. — Изъятые при задержании вещи, деньги и удостоверение консультанта мэрии можете получить у дежурного офицера, в соседней комнате... Автомобиль «линкольн» на стоянке, ключи в бардачке. Всего доброго, Карим Зуминович... Я надеюсь, что со странными показаниями Антонова-Гоблина, данными им исключительно под кулаками оперов-костоломов, мы все уладим в самое кратчайшее время! — подмигнув, заметил Козак. — Как только дело будет закрыто, я дам вам знать!

Помявшись, пожилой следователь робко протянул ниггеру ладонь, которая, не дождавшись ответного пожатия, так и зависла в воздухе.

Не говоря больше ни слова, Лерой надменно ухмыльнулся, смерив купленного верными слугами следака взглядом сытого хищника, развернулся и по-хозяйски толкнул дверь утопающей в клубах табачного дыма комнаты для допросов.

Вслед за ним вышли Брюсов и Свербицкий.

В коридоре Нигериец словно случайно сильно наступил на ногу стоящему рядом с дверью сержанту с автоматом и, сделав вид, что ничего не заметил, с гордо расправленными плечами не останавливаясь пошел дальше.

— У-р-род, — тихо прошептал милиционер, с ненавистью глядя вслед удаляющемуся на свободу «с чистой совестью» недавнему арестанту.

Больше всего на свете в эту секунду ему хотелось разрядить в спину черномазой обезьяны всю обойму «кипариса» и увидеть, как он падает, истекая кровью...

Спецслужбы

«Стрелять или не стрелять?! — пронеслось в голове Сергея. — Однако они не могут быть здесь только вдвоем. Как минимум, есть снайпер, держащий меня на прицеле с той самой секунды, как я появился у могил. Одно резкое движение — и конец...»

Попеременно глядя на остановившихся у блокирующей его прямоугольной оградки немолодых уже мужчин, Северов не испытывал страха — только тягостную, тоскливую пустоту от осознания неизбежности случившегося.

Слава богу, в отличие от бандитов, эти кондовые служаки, бог весть сколько проторчавшие неподалеку, в салоне припаркованной где-то рядом машины, и получившие долгожданное сообщение по рации от наблюдателя о прибытии объекта, хоть дали возможность посидеть в одиночестве перед могилками.

Что ж, и на том спасибо. На их месте начисто лишенные каких-либо сантиментов мокрушники вряд ли бы стали ждать с исполнением заочно вынесенного приговора...

— Хотелось бы сказать вам «добрый вечер», майор, но, думаю, в данной ситуации это выглядело бы не слишком уместно, — остановившись у приоткрытой калитки, спокойно произнес один из незнакомцев, не без интереса разглядывая Северова.

Неизвестный мужчина выглядел на пятьдесят пять. Лицо скуластое, моложавое, простое. Брови и волосы едва тронуты сединой.

Второй был лет на десять моложе, выше ростом и худее. Во всем его облике отчетливо просматривалась сила до поры сжатой, готовой к молниеносным решительным действиям, стальной пружины.

— Думаю, вы уже догадались, кто мы такие, но на всякий случай представлюсь, — продолжал скуластый, протянув раскрытую ксиву в красной обложке. — Моя фамилия Корнач, генерал-майор ФСБ. А со мной, — он указал рукой на спутника, — полковник Гайтанов, ГРУ...

Сергей Северов тут же вперил в гээрушника пристальный взгляд.

— Прием, как видите, на высшем уровне, без черных масок и грозных окриков спецназа за спиной. Мы ведь — профессионалы, майор, умеем обходиться без нужного в определенных ситуациях антуража, верно?!

— Пожалуй... — Секунду помедлив, Ворон отпустил рукоятки стволов и вытащил руки из карманов. — Что вам от меня нужно?

— Вопрос, что называется, в самую точку, — убрав удостоверение, деловито кивнул генерал. — Как вы уже, наверное, поняли, майор, ни арестовывать вас, ни надевать наручники, ни везти куда бы то ни было мы с полковником пока не собираемся. Хотя оснований, сами знаете, хватило бы на десятерых Червонцев. Был такой деятель невидимого фронта, по фамилии Мадуев... У нас, если хотите, есть к вам деловое предложение. Кажется, вы уже посидели возле могилок, помянули супругу с дочуркой? Думаю, теперь мы можем спокойно прогуляться... Поверьте, нам есть что обсудить без свидетелей. Например, поговорить про то, как воюет в Чечне ваш сын-разведчик... Отличный боец, между прочим! На днях, будучи захвачен в плен, сумел завалить самого полевого командира Абдурахмана, которого вся контора полковника Гайтанова разыскивала по горам аж с прошлой осени...

Генерал скосил взгляд на поджарого офицера спецназа и тут же вернул его обратно, предусмотрительно вытянув руку, как только заметил угрожающе дрогнувшие скулы на лице Ворона:

— Брэк! Без поспешных выводов, Сергей Николаевич, с парнем все в полном порядке! Жив-здоров, лежит в госпитале, лечит легкое ранение, так что скоро наверняка увидитесь! К нашему разговору сержант Северов имеет лишь косвенное отношение, и уж тем более он не заложник, о чем вы наверняка только что подумали грешным делом...

«И как можно верить таким засранцам! — скривил губы Ворон, имевший полную информацию о допросе сына. — Видимо, спецы полагают, что мне ничего об этом не известно. Вот и гонят туфту».

— Давайте, ей-богу, выйдем на дорожку, а то здесь, среди гранитных памятников и покосившихся крестов, беседовать как-то неловко!..

Корнач приглашающе вытянул руку в сторону аллеи и, не дожидаясь согласия Сергея, первым двинулся с места, ступая по оставленным Северовым следам.

Ворон, при упоминании сына крепко сжавший зубы, прикрыл калитку, накинул на нее крючок и направился следом за Корначом.

Гээрушник двигался чуть левее, профессионально держа поле обзора.

Корнач, первым вышедший на аллею, нагнулся, отряхнул брюки от налипшего снега, подождал, пока Ворон и Гайтанов поравняются с ним, и сказал:

— Давайте, майор, не будем тратить время на пустые фразы. Перейдем сразу к делу?

— Давайте перейдем, — сурово глядя из-под бровей, эхом отозвался Северов.

Из нависшей над кладбищем хмурой тучи, сквозь дыру в которой проглядывала любопытная луна, вдруг крупными хлопьями повалил снег. Видимость сразу упала до трех—пяти метров, без сомнения лишив засевшего неподалеку снайпера возможности точно прицелиться из оптики.

Для Сергея это был хоть и небольшой — квадрат наверняка оцеплен, — но все-таки теоретический шанс быстро разделаться с парламентерами и с боем вырваться из западни. Но он решил все-таки выслушать генерала...

— Если говорить откровенно, то я поддерживаю ваш выбор, — сухо сказал Корнач, умышленно или нет, но бредя в противоположную от Центральной аллеи сторону. — Если закон не дает нам права действовать адекватно угрозе для общества, нужно искать другие варианты решения проблемы. Собаке — собачья смерть, и это не я придумал! Это древняя мудрость, проверенная на практике десятками поколений!.. Однако я всегда выступал за то, чтобы в любом деле был порядок. Самодеятельность, особенно в вопросах ликвидации авторитетов, против которых бессилен суд, не только опасна, но и вредна. Это как военная стратегия — удар нужно нанести именно в тот момент, когда он произведет максимальный эффект. Надеюсь, Сергей Николаевич, вы читали книгу Богомолова «Момент истины», этот супербоевик про работу Смерша, советского спецназа, во время Великой Отечественной войны?!

— Давно, еще в юности, — помедлив, ответил Ворон, выжидающе взглянув на генерала, ненавязчиво старающегося разрядить нервозную обстановку вовлечением собеседника в диалог не по существу.

— Значит, помните, что говорил чистильщик Таманцев молодому лейтенанту Блинову: «Важно не просто ликвидировать агента врага и не просто заставить его сдать агентуру! Парашютистов, с отличием окончивших разведшколу в Кенигсберге, несколько тысяч. Одним больше — одним меньше, для немцев это не великая потеря. Чистильщик должен любой ценой вынудить агента участвовать в радиоигре против абвера и тем самым нанести фрицам несравненно больше вреда, чем войсковое уничтожение целого батальона СС!» Это не устарело и сегодня, и вообще никогда не устареет. Понимаете, о чем я веду речь?!

Северов, поиграв скулами, промолчал, дав возможность спецу высказаться полностью.

— Неужели вы не устали, майор, жить как беглый преступник, от рассвета до рассвета?! — впервые вмешался в разговор полковник Гайтанов. Он неожиданно заступил на шаг вперед, остановился посреди аллеи, развернувшись напряженным лицом к Ворону. — Или вам мало тех денег, которые вы заработали на ликвидациях отморозков и прочей мрази?! Да-да, я знаю, вы — не киллер, в традиционном, узком, понимании этого слова! — упреждающе поморщился

гээрушник. — И все же то, чем вы занимались, приносило вам неплохой доход! Сколько вам еще нужно денег? Миллион, два миллиона?

— Для меня деньги ничего не значат, — повысив тон, произнес не привыкший к такому вызывающему обращению Ворон, сжав губы в прямую линию и с ненавистью посмотрев на жилистого чернявого полковника, которому явно не по душе пришлись окольные разговоры генерала.

— Остыньте оба, я вас умоляю! Нет необходимости доказывать очевидное! — устало поморщился генерал, переведя взгляд с Гайтанова на застывшего, словно перед броском, Ворона. — Полковник излишне эмоционален, привык к конкретике, но в целом абсолютно прав. Все, что вы, майор, творите последние три года, — полный беспредел, но если подумать — в сути своей мало расходится с тем, что делаем мы, я имею в виду ФСБ и ГРУ... Вся соль в методах. Мне понятна ваша мотивация — месть за смерть близких, но ведь Пегас и его быки уже давно кормят рыб на дне Финского залива! А абстрактная цель завалить как можно больше бакланов, ломом подпоясанных... очень смахивает на навязчивую идею, уж не обижайтесь... Как и вы, мы с полковником Гайтановым убеждены в необходимости применения специальных операций, выходящих за рамки вечно не успевающей за реалиями бытия буквы закона! Взять, к примеру, полнейший бред правителей — ради взяток от Запада, стыдливо именуемых кредитами, отменивших смертную казнь на фоне многократного увеличения количества тяжких преступлений и преступности в целом!.. Но если мыслить вашими категориями, то для восстановления справедливости стоит перебить всех депутатов Госдумы, проголосовавших «за», авось новые и возродят столь необходимую в качестве последнего сдерживающего фактора «вышку»?!

— Возможно, от ликвидации некоторых круглозадых «газовиков», крикливых «юристов» и «рыжих кардиналов» воздух России действительно стал бы гораздо чище, — бросил Ворон. — Однако помнится, вы упоминали о конкретных предложениях, генерал.

— Я предлагаю вам, майор, забыть о существовании в параллельном мире и снова стать тем, кем вы были, — офицером специального отряда, на сей раз уже не милиции, а ГРУ! Это — если очень коротко...

— Нам нужны люди вашего интеллекта, опыта, уровня подготовки и, если хотите, даже мотивации, — снова вступил в разговор полковник Гайтанов. — Таких очень не много, и моя мечта, как офицера, собрать хотя бы часть из них вместе, в один кулак!.. Когда я разговаривал с вашим сыном, — взглянув прямо в зрачки Ворона, продолжил полковник, — и рассказал ему о нашем решении предложить вам службу в ГРУ, он сказал дословно следующее: «Если отец согласится, я тоже попрошусь к вам...»

— Иван действительно так сказал? — с легкой иронией отозвался Ворон. — Или это один из ваших методов убеждения и вербовки?!

— Надеюсь, вы не считаете меня лгуном... — вполне внешне естественно возмутился Гайтанов. — Вы действительно нужны нам, майор. Все деньги, связи и прочее имущество, которыми вы на данный момент владеете, нас не интересуют. Единственное, пожалуй, что от вас потребуется, это указать полный список авторитетов, которых вы ликвидировали. Плюс — краткое изложение основных этапов вашей теневой жизни за последние годы, с момента официальной гибели...

— Многие громкие «заказухи» находятся на расследовании в ФСБ, и будет хорошо, если по части из них под благовидным предлогом прекратятся любые телодвижения... — пояснил Корнач. — Но сейчас меня интересует ваше согласие или... — Генерал сделал паузу, нахмурился, но не договорил оборванную фразу. — А детали можно будет обсудить позднее — не здесь и не сейчас. Для этого требуются время и условия. Единственное, что могу обещать, не сходя с места, — новые легальные, а не «липовые» документы, правдоподобную во всех отношениях легенду и возможность максимальной, я повторяю — максимальной самостоятельности в рамках основной задачи! Ну, и... может, еще слишком рано упоминать о деньгах, и все же... Даже если забыть о ваших сбережениях из э т о й жизни, в отличие от коллег из СОБРа, нуждаться вы не будете однозначно. Особый отдел ГРУ — это не милиция, другие задачи, другие возможности. Вот в общих чертах суть нашего с полковником предложения. Решать, разумеется, вам.

Олег Брюсов

Тяжеленные ворота ГУВД открылись, и вся троица — Карим Лерой, адвокат Свербицкий и шеф секьюрити наркодельца Брюсов — двинулась к автостоянке.

Здесь, договорившись встретиться с Нигерийцем на следующий день, дабы обсудить программу дальнейших действий против возможных репрессивных акций «органов», Свербицкий юркнул в свой «мерседес».

Олег Брюсов расположился за рулем «линкольна», а его шеф — на заднем сиденье.

— А где охрана, Брюс? — несколько обеспокоенно заерзал на своем месте наркоторговец, озираясь по сторонам. — И почему нет моего личного шофера?

— Охрана рядом, босс. — Олег сделал успокаивающий жест рукой в сторону стоящих в сотне метров от них парочки «гранд-чероки». — Она присоединится к нам, как только мы отъедем от автостоянки. А что касается вашего шофера... Я подумал — вы, наверно, сгораете от нетерпения задать мне несколько вопросов наедине, поэтому решил сам отвезти вас до резиденции.

Шеф секьюрити запустил двигатель.

— Это верно, Брюс. Настоящая загадка, как вам удалось добиться моего освобождения. — Ниггер расплылся в улыбке. — После подставы с «коксом» я думал, что нескоро выберусь из ментовки.

Но Брюсов не спешил с объяснениями и не трогался с места. Он подмигнул Нигерийцу, уловив его взгляд в зеркале заднего вида.

— Наверно, исстрадались в камере, босс. Может быть, сигаретку с «травкой» или что посерьезнее?

Главный охранник вынул из кармана и, обернувшись, протянул наркодельцу и наркоману небольшую черную кожаную коробочку.

Тот взял ее в руки, приоткрыл — там оказались две дозы кокаина.

— Ну, Брюс... — прочувственно протянул Нигериец. — Ты всегда знаешь, что следует делать.

Он немедленно закатал в нос одну дозу, а посидев пару минут — и вторую.

Телохранитель наркобарона, он же — майор госбезопасности Олег Брюсов, плавно тронул машину с места.

Его внедрили в окружение Карима Лероя полтора года назад. За это время из простого охранника Олег «дорос» до шефа секьюрити.

Блистательную карьеру Брюсова обеспечила ФСБ, устраивая ловкие инсценировки покушения на Нигерийца, в которых Олег, «ликвидируя» нападавших, становился главным героем эпизода.

Но за долгие месяцы прислуживания гомосеку и наркоману майор госбезопасности буквально извелся, исстрадался душой. Ведь как ни подчеркивал он ежеминутно чувство собственного достоинства, все равно, находясь в услужении у законченного мерзавца, приходилось постоянно испытывать чувство унижения.

Выходя на контакт с Корначом, Олег едва ли не слезно умолял его ускорить окончание операции.

Но у генерала имелись резонные возражения. Ведь не достигнута, в сущности, ни одна из целей внедрения майора в окружение Нигерийца: против него не собрано серьезных улик и до сих пор неизвестно, кто, на каком уровне и в каких структурах прикрывает наркодельца.

И это было действительно так. Доверяя главному телохранителю во всем, что касалось его личной безопасности, Карим Лерой ни в малейшей степени не допускал шефа секьюрити до каких-либо дел, связанных с наркобизнесом.

Так, выезжая на контакты с некими высокими чинами, обеспечивающими ему прикрытие, на одну из своих засекреченных баз, он никогда не брал с собой ни Олега, ни находящуюся под командованием Брюсова охрану из русских.

Для таких акций имелись специальные секьюрити, которые не подчинялись не только Брюсову, но даже самому Нигерийцу. Они находились под прямой юрисдикцией афро-американского наркосиндиката, смотрящим от которого по Питеру был Карим Лерой.

Боссы синдиката строго следили за тем, чтобы не прошла утечка информации об их связях с российскими коррумпированными чиновниками и ментами, и разрешали использовать Нигерийцу во время приватных встреч с купленными госдеятелями только тех охранников, которые прибыли в Санкт-Петербург непосредственно из Цюриха, где располагалась штаб-квартира наркодельцов.

Поэтому для майора Брюсова явился откровением телефонный звонок Веселого Роджера, как назвал себя, по всей видимости, некий крупный питерский криминальный авторитет. Звонок — из которого следовало, что генерал-лейтенант с Лубянки Зайцев со своим замом прикрывали торговца наркотой.

Что касается «крыши» Нигерийца в городском УБНОНе, то Олег нисколько не сомневался, что она существует. Тем более и сам Лерой, находясь как-то под очень сильным кайфом, намекнул об этом.

Подполковник Трегубов в связи с данным обстоятельством вызывал у Брюсова самые серьезные подозрения. Подозрения — но и только. Никакого компромата на начальника питерского УБНОНа Олег не имел.

В конечном счете майор Брюсов уговорил Корнача пойти на подставу, с ее помощью арестовать Нигерийца и колоть его по всем пунктам путем спецприемов в изоляторе ФСБ.

Генерал за неимением лучшего согласился.

Брюсов также настоял, памятуя о своих подозрениях, чтобы операцией по задержанию наркодельца командовал капитан Дреев, а не подполковник Трегубов.

Когда Карим Лерой оказался наконец за решеткой, Олег Брюсов испытал колоссальное, ни с чем не сравнимое чувство облегчения — закончился все-таки многомесячный марафон его мучительных унижений.

И вдруг стало известно, что в запаске джипа Нигерийца обнаружен вовсе не «кокс», а безобидный медицинский препарат. И еще одна потрясающая новость — капитан Дреев застрелен подполковником Трегубовым в порядке самозащиты...

Реальная картина происшедшего была Олегу Брюсову кристально ясна, как на экране цифрового телевизора. Стало совершенно очевидно, что Трегубов — человек Лероя. Подполковник подменил наркотик и просто-напросто расстрелял Валеру Дреева — узнавшего, конечно, об этой подмене — под более-менее благовидным предлогом.

Майор бросился звонить Корначу и изложил ему свою версию событий.

Генерал уныло согласился с Олегом, но сказал, что доказать преступные действия Трегубова, похоже, будет очень трудно, если вообще реально. Пока можно только освободить от должности начальника УБНОНа на время проведения служебного расследования. Нигерийца же придется выпустить на свободу, а самому майору Брюсову надо продолжить службу у наркобарона.

Олег молча выслушал генерала и по-военному четко ответил: «Есть». Он понимал, что возражать бесполезно. Но он понимал и другое — работать у Нигерийца больше не сможет.

Майор с содроганием вспомнил последнюю оргию ниггера с двумя русскими мальчишками десяти и двенадцати лет, доставленными из борделя чечена Вахи. По распоряжению гомика-босса Брюсов лично прислуживал ему, подавая то полотенце, то прохладительные напитки, то еще какую-нибудь херню, пока Нигериец засовывал русоголовым пацанам во все возможные места свой немыслимо темный, с различными пигментными оттенками, взбугренный фаллос.

И Олег Брюсов решил — все, точка. Наркобарона он просто-напросто ликвидирует и на этом закончит службу в ФСБ.

Сейчас Олег Брюсов рассуждал примерно так же, как в свое время его сослуживец по Афгану Сергей Северов (о чем сам Брюсов, конечно, не знал), решивший собственной рукой уничтожать преступников, раз до них нет никакого дела закону. И очень может быть, в этот момент в Питере рождался второй Ворон...

— Так как все же удалось вызволить меня? — подал голос заметно окосевший Нигериец.

— Благодаря подполковнику Трегубову. — Олег бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида и заметил, как губы наркодельца расплылись в улыбке. — Я попросил его подменить «кокс» на борную кислоту.

Нигериец покивал головой:

— Ох, и хитрый ты, Брюс. Все-таки пронюхал о моих связях с Трегубовым.

— Я же бывший разведчик, босс. — Олег тоже изобразил на своем лице подобие улыбки. — Как видите, моя бывшая профессия пригодилась. Ведь если бы я не нажал на Трегубова, сам бы он ни хрена не сделал для вашего спасения.

Лерой опять кивнул головой и погрузился в наркотический кайф.

«Ну, вот и все, — устало подумал Олег. — Я узнал то, что надо».

Только для того чтобы добиться от Нигерийца подтверждения его особых отношений с Трегубовым, майор Брюсов и затеял эту небольшую операцию. Он приказал охране оставить его наедине с Лероем в «линкольне» и угостил шефа «коксом», смешанным со специальным психостимулятором, действующим аналогично популярной в ФСБ «сыворотке правды».

Сейчас Олег отвезет наркоторговца в его резиденцию и покинет ее навсегда.

А Карим Лерой умрет.

Брюсову, правда, не удалось достать какой-либо внесписочный препарат ФСБ, отправляющий клиента на тот свет с характерными признаками сердечного приступа и не оставляющий в организме покойника никаких следов. У Корнача такой препарат, понятно, не спросишь, — вот «сыворотку правды», пожалуйста, — а друзей в спецлаборатории местного УФСБ у Олега не было.

Но майор уже не боялся своей демаскировки — ему более не служить ни в «органах», ни у Лероя.

Поэтому, зная, где находится заветный ящичек Нигерийца с марихуаной и кокаином, бывший диверсант попросту заминировал его.

Теперь, когда ниггер полезет за наркотой — что абсолютно неизбежно, — его разорвет на столько частей, что их не склеишь даже для похорон подонка в открытом гробу.

Очередь была за подполковником Трегубовым...

Спецназовцы

— Надеюсь, мы смогли убедить вас, майор. — Гайтанов сдержанно улыбнулся, на секунду положил руку Ворону на плечо, но, взглянув в его глаза, тут же убрал. — Профессионалы должны держаться друг друга. А если уж совсем по-простому... — вздохнул, словно собираясь с силами, полковник. — Кончай ты херней заниматься, земляк. Я хочу предложить тебе с твоим парнем серьезную работу для настоящих мужиков, умеющих не только стрелять, драться, но и думать на три хода вперед! Ей-богу, понравился мне твой пацан.

— Ну, если мы уже перешли на «ты», — сдержанно поджал губы Корнач, — то я тоже скажу прямо, без обиняков. Мочить уродов нужно, но лучше это делать красиво, после предварительной подготовки по всем направлениям и обладая широкими агентурными данными. Это как в русской сказке про царя и сыновей — один прут сломать легко, а целый веник — невозможно. Соглашайтесь, майор, и... поедем. Для начала отметим по-мужски такое знаменательное событие — нашего полку прибыло! А заодно придумаем, как грозному Ворону теперь называться. Любопытное занятие, скажу я вам, придумывать себе имя-отчество! Чего только не бывает в жизни...

— По-моему, вы сильно торопитесь, я еще ничего не решил, — вдруг холодно, чеканя каждое слово, заявил Северов. На самом деле он все решил для себя уже давно — когда стал Вороном. И с той поры только еще более утвердился в правильности своего выбора. — У меня остался последний вопрос — я до сих пор свободен и могу прямо сейчас развернуться и уйти? Или периметр блокирован «масками», а ваш снайпер с прибором ночного видения вот уже полчаса держит меня на прицеле?.. Очень удобно для тихого исчезновения, свидетелей нет, к тому же далеко нести не придется... А официально меня уже почти три года не существует! Вот она, моя могила! — И Северов резко ткнул пальцем за спину, где осталась кованая черная ограда.

Судя по недобро сверкнувшим глазам и вздувшейся, запульсировавшей на виске Гайтанова вене, дерзкие слова Ворона заметно охладили его вспыхнувший было в отношении исхода переговоров осторожный оптимизм.

На несколько томительных секунд на Рябиновой аллее Южного кладбища повисла гнетущая пауза.

Только с основательно потемневшего неба, с тихим шелестом ложась на землю, растущие вдоль дорожки кусты и могильные камни, продолжал падать пушистый снег. Еще десять—пятнадцать минут, и вокруг опустится непроглядный мрак...

Генерал ФСБ наконец нарушил зловещую кладбищенскую тишину:

— Мы здесь не одни, это верно... Но если, выслушав наше предложение, вы хотите идти, вас никто останавливать не станет. — Корнач говорил хмуро, с заметным сожалением. — И я не собираюсь вас больше уговаривать, вы не девушка, а я, простите, не курсант. Только помните — тысячи отличных спецназовцев из «Грома», «Витязя», «Росича» и других боевых подразделений, не говоря уже о милицейских «черных масках», даже мечтать не могут о том, что однажды их примут, как равных, в самую закрытую от посторонних глаз и самую могущественную спецслужбу страны — ГРУ! А вам стоит лишь сказать слово...

— Кажется, майор уже решил. Он хочет снова стать вечным беглецом, — с вызовом вставил Гайтанов, с прищуром разглядывая Сергея.

— Ну, если так... не вижу смысла вас задерживать, — не дождавшись ответа на реплику коллеги, сухо поставил точку Корнач. — Однако, если передумаете, — он протянул Сергею карточку, — трое суток в вашем распоряжении. Потом — все, вопрос снимается. И гарантировать, что наша следующая встреча, если таковая случится, будет столь же неофициальной, как сегодняшняя, увы, не могу...

Постояв несколько секунд, Ворон, так никак и не прокомментировав последние слова спецов, развернулся и, не вынимая рук из карманов куртки, сквозь падающую с неба снежную пелену пружинистой походкой направился прочь от провожающих его взглядом офицеров.

Против снайпера Северов был бессилен, но, если генерал блефовал и ему не дадут спокойно сесть в машину и уехать, попытаются арестовать, он готов дорого продать свою жизнь.

Война — так война. Тот, кто тебя продал, уже не носит погон и не принадлежит к своим или чужим. Он — враг...

В этот момент, как будто восстав из могил, Сергея окружил отряд из восьми спецназовцев питерского УФСБ. Они были не в камуфляже и черных масках, как обычно, а в белых маскхалатах с капюшонами. В руках бойцы держали «АКСУ».

Северов мгновенно выхватил оба «стечкина» и бросил ненавидящий взгляд в сторону «парламентеров». Те уже успели занять безопасные позиции за двумя большими надгробиями.

— Бросай оружие, Северов! — раздался командный баритон генерала. — Пойдем к нам, в контору. Там обо всем спокойно, по-хорошему договоримся!

— Нет! Он пойдет со мной! — услышал Корнач за своей спиной срывающийся голос.

Генерал обернулся.

Увиденное ужаснуло его...

ДОЧЬ ОЛИГАРХА

Ирина Сосновская любила Сергея Северова, и разница в возрасте и положении тут уже не имела никакого значения.

К этому суровому, сильному и удивительно притягательному мужчине неудержимо рвалась ее рано созревшая, жаждущая нежной и одновременно страстной ласки женская плоть. Рвалась ее еще не замусоренная отходами жизнедеятельности душа, постоянно находившаяся в окружении примитивных рвачей, льстецов и жуликов и потрясенная романтическим образом Ворона, в одиночку ведущего войну против всего преступного мира.

Правда, Ирина чувствовала прохладное к ней отношение объекта своего обожания... Ну ничего, она все равно добьется взаимности.

Единственная дочь стареющего отца, Ирина постепенно научилась вить из него веревки, и вскоре после бурной сцены в кабинете олигарха девушке удалось восстановить свой статус любимого дитяти.

В результате ссылка в Австралию была отменена, а в знак полного примирения Михаил Борисович подарил своей единственной наследнице уникальное для города на Неве авто — красную спортивную «феррари».

К великому недовольству гаишников, которые быстро разобрались, кто находится за рулем редкой иномарки, и не решались тормозить дочь миллиардера, Ирина вовсю гоняла по городу на запрещенной скорости, разбрызгивая грязь с неухоженных мостовых на другие автомобили и несчастных прохожих.

Каталась она не просто так — искала красный «субару».

Ирина решилась, доведя себя до естественного — в рамках чрезвычайного всплеска очень конкретных чувств и повышенного природного темперамента, — организовать прослушивание разговоров отца, поскольку тот непосредственно контактировал с генералом Корначом, а девушка уже давно знала, что именно этот фээсбэшник охотится за Сергеем Северовым. К тому же ее беспокоили слова отца, пусть и сказанные в запальчивости, что, если понадобится, — он сдаст Ворона не задумываясь.

В громадном доме Михаила Сосновского обычно никого не было из посторонних. Здание охранялось многочисленными секьюрити, но только по периметру. Давно разведенный и в результате десяти лет крайне неудачного брака страдающий почти что женоненавистничеством, олигарх прислуги в доме не держал. Уборку помещений производили совместно две немолодые дамы, появляющиеся через день.

Уходя, Михаил Борисович кабинет свой запирал, но Ирина знала, где находится дубликат ключа.

Потому-то ей не составило труда сделать так, чтобы в кабинете, спальне и городском телефоне отца оказались «жучки».

Для этого она обратилась в сыскное агентство. И вскоре в пенаты олигарха заявился специалист по ремонту телевизоров, поскольку, как он объяснил охране, его вызвала Ирина Сосновская для починки домашнего кинотеатра «Сони».

Охрана связалась с девушкой по внутреннему телефону. Та подтвердила факт приглашения мастера.

Михаила Борисовича и уборщиц в этот момент в доме, понятно, не было.

Организовав прослушку, спец также научил Ирину, как войти в компьютер ее отца, как читать отправляемую и получаемую на его адрес электронную почту.

Кроме того, по энергичной просьбе девушки, подкрепленной серьезным количеством гринов, он принес ей пистолет «ТТ», из которого Сосновская когда-то научилась стрелять в тире ФСБ, куда ее пускали, естественно, с разрешения Корнача.

Первые результаты слежки были получены в тот же день.

Ирина прочла послание отца Ворону и ответ последнего. Смысл обоих текстов был ей совершенно ясен. Она знала, что отец не любит Северова и без всякой нужды да еще безвозмездно никогда не передаст ему конфиденциальную информацию.

Сергей об этом, конечно, догадался и в ответ фактически угрожал войной.

Ирина, как и Сергей Северов, возмущалась предательством отца и, несмотря ни на какие родственные чувства, была на стороне любимого ею человека.

Она почти перестала выходить на улицу — в основном сидела в своей спальне в наушниках и прослушивала разговоры хозяина дома.

И вот...

«— Привет, генерал, это Сосновский! — Отец говорил взвинченным голосом и явно нервничал.

— И я вас приветствую, Михаил Борисович! — Ирина узнала голос Корнача.

— Я хотел поблагодарить тебя за помощь в кипрском деле. Миллион долларов уже переведен на твой счет в мой банк на Гибралтаре.

— Михаил Борисович! Вы чрезвычайно щедры! Дело-то, в общем, плевое. Я всегда рад помочь вам в любом вопросе.

— Боюсь, что сейчас мне грозит опасность куда большая. — Голос Сосновского сорвался почти на истерику. — Наш общий приятель Ворон догадался, что я его хотел подставить, и теперь собирается сначала дискредитировать меня, а потом вообще — убить!

— Не волнуйтесь так, дорогой Михаил Борисович. — Генерал говорил очень уверенно. — Я сейчас на Южном кладбище, где мы как раз и берем Ворона. Наблюдатели уже сообщили, что он появился. Не позднее чем через полчаса знаменитый киллер либо будет в наших руках, либо окажется ликвидированным «при попытке к сопротивлению»...

...Красная «феррари» мчалась на безумной скорости по улицам города исключительно по осевой линии. Машины «скорой помощи», правительственные и милицейские шарахались от нее во все стороны.

ГЕНЕРАЛ

Полковник Гайтанов встревоженно обернулся на голос за его спиной и сразу оценил ситуацию как не представляющую серьезной угрозы для успешного завершения операции по захвату упрямого киллера.

Он мгновенно успокоился и, зная ранее дочь олигарха только по фотографиям в дорогих журналах, теперь откровенно любовался ею.

А почему бы и нет? Сосновская стоила того. На редкость яркая высокая девушка с разметавшимися по плечам русыми волосами, в красном плаще, который не скрывал, а скорее подчеркивал формы ее тела, будто вылепленного каким-то дьявольским специалистом по сексуальным эффектам.

Правда, в руке она держала пистолет, причем, как заметил Гайтанов, снятый с предохранителя. Но к счастью, продолжал размышлять полковник ГРУ, пушку она направляла не на него лично и даже не на генерала, а себе в висок. Так что беспокоиться особо было не о чем.

Совсем иные чувства испытывал Корнач. В первые двадцать—тридцать секунд он был вообще не в состоянии открыть рот, медленно переводя взгляд с безумных с расширенными зрачками глаз девушки на ее трясущуюся руку с дрожавшим на спусковом крючке пальцем.

Ему доводилось не раз бывать в похожих либо практически аналогичных ситуациях.

Например, когда террорист со сдвинувшейся крышей держал у горла ребенка опасную бритву.

Или когда наркоманка вылезла на карниз девятого этажа и готовилась сигануть на мостовую, к удовольствию многочисленной, мгновенно набежавшей невесть откуда публики.

В ФСБ Корнач проходил специальный курс, что говорить в таких случаях и как. И полученные знания ему доводилось успешно применять на практике.

Но сейчас все нужные слова вылетели у него из головы, а вместо них рапидом стала прокручиваться перед его внутренним взором прошедшая жизнь.

Он еще при советской власти немало лет проработал в КГБ, где платили, в сравнении с большинством других организаций, неплохо, и Корнач до поры до времени считал себя и свою семью материально обеспеченными. Тем более его жена преподавала в институте и тоже получала немало — триста рублей.

Но, поскольку взяток он не брал и, в силу специфики службы, в загранку не ездил, где только и можно было всерьез прибарахлиться, лишних денег в семье не водилось.

Только уже будучи полковником, он смог наскрести на «шестерку», а вот дача на Финском заливе оставалась несбыточной мечтой.

Все изменилось за последние десять лет, когда в стране начались разительные перемены и Корнач совершенно вроде бы случайно познакомился с мало кому известным, но быстро набирающим вес бизнесменом Сосновским.

Михаил Борисович как-то под коньячок поговорил с полковником по душам и предложил ему обычное, как он сказал, бизнес-соглашение — информация за баксы.

Еще пару лет назад тому, кто подкатился к Корначу с такой идеей, было бы попросту несдобровать. Но...

Слишком многое изменилось в России. Полковник с изумлением наблюдал, как предметом практически легальной купли-продажи становились совершенно секретные досье КГБ.

Его коллеги на глазах прибавляли в «крутизне», обзаводясь и престижными иномарками, и пятикомнатными квартирами, и дачками в Комарове.

И Корнач согласился.

Не прогадали оба. Сосновский стал настоящим, как позже стали говорить, олигархом, а Корнач получил звание генерала — он знал, что не без помощи того же Михаила Борисовича.

Но главное — у него появился валютный счет, который стал расти в геометрической прогрессии и достиг к настоящему моменту пятнадцати миллионов долларов.

Сосновский не только хорошо оплачивал услуги генерала, но и очень выгодно вкладывал его деньги — как правило, в свои фирмы и банки в заграничных офшорных зонах.

Все четыре поколения семьи Корначей — его мать и отец, жена, сын со своей женой, дочь с мужем, внук и внучка — были обязаны своим благополучием исключительно ему, генералу ФСБ.

И все, буквально все рухнет в десятую, сотую, тысячную долю секунды, когда эта явно съехавшая с катушек, но любимая и единственная дочь олигарха коснется чуть-чуть сильнее, чем сейчас, спускового крючка «ТТ»!

Ведь Сосновскому ничего не стоит замотать все финансовые средства генерала, поскольку они хранились в организациях Михаила Борисовича, и хранились неофициально, попросту нелегально, чтобы не смущать общественность, охочую до чужих денег и скандалов.

И гребаный олигарх так и поступит — Корнач слишком хорошо его знал. Сосновский не простит генералу, что тот не предотвратил гибель своей «любимой и единственной», хотя и мог бы это сделать, — и попросту оставит Корнача и всю его семью без копейки!

— Опустите оружие! — сильно севшим голосом скомандовал он спецназовцам. — Северов, ты уйдешь с миром, если дашь мне слово офицера, что прекратишь свою преступную деятельность и покинешь пределы страны.

— Вы мне только что тоже кое в чем чуть ли не клялись. — Сергей ухмыльнулся, вынул из кармана и покрутил в воздухе визитную карточку Корнача. — И что из этого вышло? Впрочем, ваша просьба, скорее всего, будет удовлетворена, — добавил он, теперь уже вполне серьезно.

— Дайте ему пройти, — мрачно сказал генерал бойцам в маскхалатах. — И без моей команды не стрелять ни при каких обстоятельствах.

Спецназовцы отступили с аллеи и встали вдоль нее, напоминая почетный караул.

Сосновская, не отнимая «ТТ» от виска, быстрыми шагами подошла к Сергею Северову.

Тот, все еще держа в руках два «стечкина», медленно, спиной двигался к Центральной аллее.

Из своего укрытия за надгробием на дорожку вышел полковник Гайтанов, с явным неодобрением наблюдая за происходящим.

— Я надеюсь, генерал, вы понимаете, что делаете, — зло буркнул он в сторону Корнача.

— Отвечаю за операцию я, — ответил тот почти спокойно.

Между тем Ворон остановился и начал производить совершенно не понятные никому из присутствующих манипуляции. Один пистолет он заткнул за пояс, а второй — разрядил, вынув из него обойму.

Потом киллер полез в карман, вытащил другую обойму и вновь зарядил оружие.

И вдруг, направив его точно в сердце гээрушника, произвел выстрел.

Гайтанов покачнулся, но не упал — только с головы слетела шапка. Пошатнулся мигом побелевший полковник от неожиданности, а не от попадания пули — выстрел был холостым.

— Шутка, — скривил губы Ворон. — Кергуду!

«Отомстив» за своего сына, Северов серьезно рисковал жизнью — но дисциплинированные фээсбэшники, вскинувшие в момент выстрела оружие, не открыли огонь на поражение, памятуя о приказе генерала.

ЭПИЛОГ

По поводу смерти Карима Лероя, разорванного на молекулы мощным зарядом пластита, выдвигались разные версии.

Но Корнач не сомневался в том, кто выдал наркобарону льготную путевку в ад. Через несколько часов после смерти Нигерийца генералу позвонил майор Брюсов и заявил, что уходит со службы, и убедительно просил не разыскивать его.

Корнач все понял и выполнил пожелание своего теперь уже бывшего подчиненного. А Брюсов с той поры действительно пропал.

Исчез и подполковник Трегубов. Его машину нашли на берегу залива пустой, без видимых признаков какой-либо борьбы в ней.

О смерти своего смотрящего в Питере у боссов афро-американского наркосиндиката была совсем иная версия, нежели у генерала Корнача.

В Цюрихе считали, что убийство Карима Лероя, а также исчезновение его главного телохранителя Брюсова и прикрывавшего наркодельцов подполковника Трегубова — звенья одной цепи. Все это, конечно, дела некоего Веселого Роджера, который ранее организовал ликвидацию двух высокопоставленных офицеров с Лубянки, работавших на синдикат, и учинил настоящий погром московских наркодилеров.

В Цюрихе приняли решение временно свернуть операции в Москве и Питере до тех пор, пока не удастся организовать новую «крышу» и не будет установлена личность Веселого Роджера.

А вот Ворон и Ирина Сосновская насовсем не исчезли. Их видели во многих местах, где отдыхают прибашленные российские граждане. На Французской Ривьере, Мальорке, в Майами...

Только в городе на Неве их больше не видели.

А Питер... Питер после описываемых событий быстро заслужил гордое право именоваться «криминальной столицей России»...

Оглавление

ПРОЛОГ

Часть первая . ПИОНЕРЫ

  БЫВШИЕ «ШЕСТЕРКИ»

  СЕРГЕЙ СЕВЕРОВ

  БИТА

  КАПИТАН ДРЕЕВ

  БОРОДАТЫЙ НОТАРИУС

  ИРИНА СОСНОВСКАЯ

  СЕКЬЮРИТИ

  МЕНДЕЛЕЕВ-МЛАДШИЙ

  ДИРЕКТОР РЫНКА

Часть вторая . ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЛАСТИЧЕСКОГО ХИРУРГА

  ВОРОН

  ГЕНЕРАЛ КОРНАЧ

  ГОСПОДИН БЛОХ

  ПОЛКОВНИК ГАЙТАНОВ

  ВОРОН И ХИРУРГ

  ОПЕР УБНОНа

  ДОКТОР БЛОХ

  ГЕНЕРАЛ ФСБ

  ОФИЦЕРЫ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ

  ОСВЕДОМИТЕЛЬ УБНОНа

  МЕДСЕСТРА АНЕЧКА

Часть третья . СЫН ВОРОНА

  РАЗВЕДЧИК

  ВОРОН И АЛИ

  Комбат Бульдог

  Киллер и афганец

  Сержант

  СТРЕЛОЧНИК

  Иван Северов

  Доцент

  Генерал Абдурахман

Часть четвертая . ЧЕРНЫЙ НАРКОБАРОН

  Доктор Жора

  Вышибала Чак

  Карим Лерой

  Лена Щеглова

  Нигериец

  Лохматый наводчик

  ГИБДД

  Налетчики

  Опера

  Главный телохранитель

Часть пятая . РАЗБОР У ПРИДОРОЖНОГО БИСТРО

  Главарь Пионеров

  Сергей Северов

  Костыль

  Актриса Вера Лихвинцева

  Литовский водила

  Веселый Роджер

  Братки

  Валера Дреев

  Пацаны Костыля

Часть шестая . ПОДСТАВА

  Чак и Гоблин

  Доктор Блох

  Омоновцы

  Особый клиент

  Капитан УБНОНа

  Крокодил и Треф

  Подполковник Трегубов

  Загадочный пациент

  Капитан Дреев

Часть седьмая . ПОБЕГ

  ЕВГЕНИЙ БЛОХ

  ОЛИГАРХ

  ХИРУРГ

  ГЕНЕРАЛ ЧИРКОВ

  МЕНТ-ОХРАННИК

  СЕРЖАНТ СЕВЕРОВ

  ДОКТОР

  ПОЛКОВНИК ГРУ

  АЛЬ-СААДИ

  ГЭЭРУШНИК ГАЙТАНОВ

  ЕВГЕНИЙ ВИКЕНТЬЕВИЧ

Часть восьмая . ДВЕ ЛИКВИДАЦИИ

  «ПИОНЕРВОЖАТЫЙ»

  ПАТОЛОГОАНАТОМ

  БЕСПРЕДЕЛЬЩИК

  МАЙОР ЛИСИЦЫН

  ВОР В ЗАКОНЕ

  КИНОЛОГ СЕМЕНЫЧ

  СЕВЕРОВ-СТАРШИЙ

Часть девятая . ЮЖНОЕ КЛАДБИЩЕ

  МИХАИЛ БОРИСОВИЧ

  СЕРЖАНТ СУЛХАНОВ

  МАЙОР СЕВЕРОВ

  Наркоделец

  Спецслужбы

  Олег Брюсов

  Спецназовцы

  ДОЧЬ ОЛИГАРХА

  ГЕНЕРАЛ

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте