«Тридцатого уничтожить!»

Виктор Доценко Тридцатого уничтожить!

Посвящение

В это раннее утро, несмотря на низко висящие дождевые тучи, закрывшие небо до самого горизонта, раскаленный воздух пронизывал кожу насквозь.

До восхода светила оставалось еще более часа, и небо, усеянное тучами, создавало впечатление вечерних сумерек.

С высоты птичьею полета можно было охватить взглядом великолепную раскрывшуюся внизу картину. Казалось, что это удивительное полотно создал своей кистью великий мастер, использовав все известные в мире краски.

Бескрайние просторы океана причудливо и неожиданно изменяли свои цвета от зеленого до изумрудно-серебристого, а желто-золотистый берег мягко и незаметно переходил в сочную зелень лесных массивов.

Среди деревьев мелькали звери и птицы ярких расцветок. Они давно проснулись и всевозможными голосами возвещали о своем присутствии на земле.

Жизнь размеренно шла своим чередом, как день, неделю, месяц, год и десятилетия назад. Шла, идет и будет идти через сотни лет в будущем.

Среди песков, растянувшихся на многие десятки километров по берегу океана, затерялось небольшое каменистое плато, уютно укрывшееся между огромными камнями, похожими на могучие утесы.

Этот уголок земли напоминал творение человеческих рук и был похож на античный театр: ровный полукруг со сценой, зрителями, местами, каменистыми стенами и замшеловатыми входами. Казалось, природа сознательно позаботилась о человеке, создав ему максимум удобств для наслаждения искусством.

На, этой нерукотворной сцене, на каменистом возвышении, сложив крест-накрест ноги и скрестив на груди руки, сидел старик с длинными седыми волосами, схваченными на затылке в пучок. Он был одет в белоснежное кимоно и шаровары.

Старик сидел неподвижно, молодцевато выпрямив спину. Он казался каменным изваянием, и только мощная, несмотря на его возраста равномерно вздымавшаяся грудь заставляла поверить в то, что он был живым человеком.

Метрах в пяти от него сидел парень лет двадцати пяти. В отличие от старика он был по пояс обнажен и одет в серые шаровары. Жилистые руки, от которых исходили мощь и сила, спокойно лежали на коленях. Длинные волосы, как и у старика, были собраны в пучок на затылке. На левом предплечье виднелась наколка, напоминающая издали человеческий череп.

Метрах в десяти позади него в таких же позах на скрещенных ногах, сидело человек двадцать. Они располагались в определенном порядке и образовывали удлиненный ромб, вершиной верхнего угла которого был старик. Два боковых угла занимали двое пожилых мужчин, нижний — самые молодые. Эти четверо были одеты не в серые, как у всех, а в белые шаровары. Они отличались от остальным и тем, что на их левых предплечьях был изображен удлиненный книзу ромб. Все были обнажены по пояс, волосы каждого стянуты в пучок на затылке, а взгляды устремлены на старика.

Неожиданно старик приоткрыл глаза, и где-то высоко-высоко в небе послышалась четкая монотонная мелодия, напоминавшая трезвучия восточных молитвенных инструментов.

Корпус старика начал медленно раскачиваться в такт этой мелодии назад и вперед, это продолжалось несколько минут. Его поведение напоминало медитацию. По еле заметному знаку сидевшего в левом от старика углу все присутствующие тоже стали раскачиваться.

Звуки мелодии становились все громче и громче. Стал нарастать и темп. Это заставило ускорить движения и всех присутствующих. Единственным, кто не медитировал, был парень, сидящий перед сцинком. Его корпус опускался все ниже и ниже, пока лицо не коснулось каменистой поверхности земли.

Едва это произошло, звуки мелодии мгновенно оборвались, и воцарилась гнетущая тишина. Казалось, даже природа, завороженная происходящим действием, застыла в почтительном изумлении.

Царственный старик перевел свой взгляд на распростертое перед ним тело парня, не мигая долго смотрел на него. Через несколько минут он повернул седую голову и бросил взгляд на небольшую кучку дров, аккуратно сложенную метрах в десяти от него. Старик сощурил свои ярко синие глаза, мгновенно превратившиеся в темно-вишневые, издал какой-то гортанный звук и оторвал от груди правую руку. Он направил ее ладонью вниз в сторону дров, и они тотчас вспыхнули ярким пламенем, словно на них плеснули раскаленным напалмом.

Пламя разгоралось все сильнее и сильнее, и огненные языки поднимались все выше.

Страшное внутреннее напряжение настолько исказило лицо старика, причиняя ему невыносимую боль, что, казалось, еще немного — и он потеряет сознание. Это продолжалось несколько мгновений. Наконец старик вернул свою руку на грудь, сделал глубокий шумный вздох, и его глаза вновь обрели свой первоначальный цвет. Кожа на лице старика разгладилась, выражение лица стало спокойными умиротворенным.

Пламя костра сразу погасло, и только обугленные дрова да дымок, поднимающийся кверху, говорили о том, что оно было самым настоящим.

Старик медленно перевел взгляд сначала на одного пожилого мужчину, потом на другого. Они тут же встали и подошли к парню, лежащему с широко раскинутыми в стороны руками. Мужчины встали с двух сторон от него, в полуметре от его головы.

Старик перевел взгляд на самых молодых парней, одетых в белые шаровары. Они моментально встали и заняли места с боков на уровне его крестца. После этого все четверо вытянули вперед руки над распростертым на земле парнем, и если бы можно было продолжить направление их рук невидимой нитью, то эти нити соединились бы точно над сердцем лежавшего.

И вновь старик оторвал от груди правую руку и на этот раз поднял ее вверх. Неожиданно из-за его спины вышел огромного роста мужчина лет сорока. Его голова была наголо обрита. Он преклонил перед стариком колено, склонил голову, но продолжал исподлобья следить за ним. И когда тот чуть заметно опустил вниз правое веко, он встал, подошел к дымящемуся костру и достал из него металлический прут, на конце которого был припаян удлиненный ромб.

Важной походкой бритоголовый великан подошел к распростертому телу парня и вновь взглянул на старика, который не мигая смотрел на лежащего. Наконец он перевел взгляд вверх и чуть заметно кивнул головой.

Бритоголовый начал медленно подносить раскаленный прут к левому предплечью парня, и вскоре раскаленный металл прикоснулся к коже.

В этот же момент старик повторил свой гортанный крик, резко оторвал от груди руки и вскинул их вперед-вверх. На его груди на массивной золотой цепочке сверкнул золотой удлиненный ромб.

А где-то вдалеке раздался грохот, напоминающий раскаты грома. Яркий свет озарил землю, и с этим светом все присутствующие подняли руки в сторону старика и упали лицом вниз. Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь шипением раскаленного металла.

Однако парень, лежащий на земле, казалось ее всем не ощущал. Ни одна мышца не дрогнула и на его теле. Оно оставалось неподвижным, и лишь пот стекающий по его щекам и плечам, заставлял думать что он что-то чувствовал.

Бритоголовый исполнитель бросил свою страшную печать в небольшую, наполненную водой яму, раздалось громкое шипение и вверх взметнулось облачко бело-желтого пара. Он вытянул вперед правую руку словно прикрывая неподвижное тело парня своей ладонью-лопатой, и начал медленно поднимать руку вверх. Вместе с движением руки присело в движение и тело парня. Он оторвался от земли и начал подниматься до тех пор, пока не занял первоначальное положение. Глаза его оставались закрытыми, но он каким-то чутьем чувствовал движения бритоголового: медленно встал на ноги и неподвижно застыл перед стариком. Его движия были плавными, замедленными, он явно находился в состоянии сильного гипноза и не ощущал реальности происходящего. Его плечо сильно распухло от ожога, но лицо светилось блаженством и покоем.

Старик продолжал сидеть на своем возвышении с закрытыми глазами. А присутствующие со страхом и почтительным благоговением следили а действиями бритоголового. Он являлся Хранителем Древнего Знака.

Резко вскинув обе руки в сторону чуть появившегося солнца. Хранитель глубоко и шумно вздохнул, затем медленно скрестил руки на своей груди. Через мгновение отвел правую руку от себя и сделал несколько круговых движений возле опухшего предплечья парня. На глазах исчезли краснота и опухоль, а на коже остался удлиненный книзу ромб, внутри которого оказалась наколка, напоминающая человеческий череп.

— Свершилось! — громко выкрикнул Хранитель Древнего Знака.

Он вскинул руки к восходящему солнцу, потом повернулся к старику и упал перед ним на колени, приникнув лицом к земле.

Старик медленно открыл глаза, обвел взглядом всех присутствующих на церемонии Посвящения и сделал знак правой рукой. Все сразу же встали, почтительно поклонились старику и стали быстро расходиться.

В опустевшем сотворенном природой «театре» остались двое: на каменной плите сидел седой как лунь старик, олицетворяющий собою Мудрость, а перед ним стоял атлетически сложенный парень, олицетворяющий собой Молодость и Силу.

Старик начертал в воздухе какой-то знак, и глаза парня сразу же открылись, приняли осмысленное выражение.

— ПОДОЙДИ КО МНЕ И СЯДЬ РЯДОМ, БРАТ МОЯ — ясным, удивительно молодым для него голсом произнес старик, и парень тут же подошел и опустился перед ним на скрещенные ноги.

— ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД Я НАШЕЛ ТВОЕ БЕЗДЫХАННОЕ ТЕЛО — тихим напевным голосом начал говорить старик, — Я ВЫЛЕЧИЛ ТЕБЯ. Я ВЛОЖИЛ В ТЕБЯ СВОЮ ДУШУ.

— Я никогда не забуду этого, Учитель! — с горячностью воскликнул парень.

— МЫ, ТВОИ БРАТЬЯ, ТВОРИМ ДОБРО НЕ ДЛЯ БЛАГОДАРНОСТИ, — мягко оборвал его старик, — ПЯТЬ ЛЕТ Я ПЕРЕДАВАЛ ТЕБЕ СВОИ ЗНАНИЯ, СОВЕРШЕНСТВОВАЛ ТВОЙ ДУХ, ТВОЕ ТЕЛО. Я НЕ ОШИБСЯ: ТЫ ОКАЗАЛСЯ ОДНИМ ИЗ САМЫХ СПОСОБНЫХ МОИХ УЧЕНИКОВ. ТВОЙ ДУХ УКРЕПИЛСЯ, И ТЫ МОЖЕШЬ ТЕПЕРЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО, БЕЗ МОЕЙ ПОМОЩИ РАЗОБРАТЬСЯ В ПРАВИЛЬНОСТИ СВОЕГО ВЫБОРА. Я НАУЧИЛ ТЕБЯ ВЛАДЕТЬ СВОИМ ТЕЛОМ, И СЕЙЧАС ОНО ЗАЩИЩЕНО ОТ РАЗРУШИТЕЛЬНЫХ ВОЗДЕЙСТВИЙ ЯДОВ. ОГНЯ И ЖЕЛЕЗА. ТВОЕ ТЕЛО МОЖЕТ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ ОБХОДИТЬСЯ БЕЗ ПИЩИ И ВОДЫ. ТЫ ЗНАЕШЬ ТАЙНУ СОЛНЦА, ОГНЯ, ВОДЫ И ДЕРЕВА. ТЫ ОВЛАДЕЛ СПОСОБНОСТЬЮ ЛЕЧИТЬ НЕ ТОЛЬКО СЕБЯ, НО И БЛИЖНЕГО СВОЕГО. ТЫ ГОТОВ К ВСТРЕЧЕ С МИРСКОЙ СУЕТОЙ И ПОТОМУ ПРОШЕЛ ПОСЛЕ НЕЕ ИСПЫТАНИЕ — ОБРЯД ПОСВЯЩЕНИЯ.

С благоговением, не отрывая взгляда, смотрел парень на своего Учителя.

— НЕ СКРОЮ, ТЫ — ЛЮБИМЫЙ МОЙ УЧЕНИК, И МНЕ БУДЕТ ТЯЖЕЛО РАССТАТЬСЯ С ТОБОЙ. — Его голос чуть дрогнул, он сделал небольшую паузу и продолжал уже твердым, уверенным голосом — НО СЕЙЧАС ПРИШЛА ПОРА ТЕБЕ САМОМУ ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ: ОСТАТЬСЯ СО МНОЙ И СВОИМИ БРАТЬЯМИ ИЛИ УЙТИ В МИР! ЗНАЮ, РЕШИТЬ ТЕБЕ ОЧЕНЬ ТРУДНО, НО ТЫ ДОЛЖЕН ПРОЙТИ И ЧЕРЕЗ ЭТО ИСПЫТАНИЕ, ПОТОМУ ЧТО ТВОЕЙ ЗЕМЛЕ, ЗЕМЛЕ, С КОТОРОЙ ТЫ ПОЯВИЛСЯ НА СВЕТ, ЗЕМЛЕ, КОТОРАЯ ДАЛА ТЕБЕ ЖИЗНЬ ВОСПИТАЛА ТЕБЯ, ЭТОЙ ЗЕМЛЕ СЕЙЧАС ТРУДНО И ОНА НУЖДАЕТСЯ В ТВОЕЙ ПОМОЩИ.

— Учитель! — с болью в голосе воскликнул парень.

— РЕШАЙ! — твердо сказал старик.

— Когда я должен дать ответ?

— СЕЙЧАС!

Несколько секунд парень смотрел в глаза своему Учителю в надежде, что тот изменит свое решение, но Учитель молчал, и парень наклонился и прижался к его морщинистой руке. Второй рукой старик накрыл голову парня, затем тяжело вздохнул и тайком смахнул предательскую слезу, медленно скользившую по щеке.

— Я БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО ТЫ РЕШИШЬ ТАК, А НЕ ИНАЧЕ… — тихо проговорил он. — НЕ УДИВЛЯЙСЯ, Я ПОНЯЛ БЕЗ СЛОВ. ЕСЛИ БЫ ТЫ РЕШИЛ ОСТАТЬСЯ, ТО ОБРАДОВАЛОСЬ БЫ МОЕ СЕРДЦЕ, НО ОБИДЕЛСЯ БЫ МОИ РАЗУМ. ДА БУДЕТ ТАК! — Он взял лежащий рядом с ним на каменном сиденье небольшой клинок с ручкой из слоновой кости, украшенной старинной резьбой. Глубоко вздохнув, он подхватил другой рукой пучок волос на голове парня и одним движением отсек его у самой макушки. Потом поднес волосы к своим губам, прижался к ним и опустил их в карман кимоно.

— МОЖЕТ ТАК СЛУЧИТЬСЯ, ЧТО МЫ НИКОГДА УЖЕ НЕ УВИДИМСЯ С ТОБОЙ В ЭТОЙ ЖИЗНИ, НО Мой ДУХ ВСЕГДА БУДЕТ РЯДОМ С ТОБОЙ И ПОМОЖЕТ ТЕБЕ БОРОТЬСЯ С ТЕМНЫМИ СИЛАМИ. — Он приподнял голову и указал на знак, висящий на его груди. — НА ЗЕМЛЕ ТАКИХ ЗНАКОВ ЧЕТЫРЕ ВО ВСЕХ СТОРОНАХ СВЕТА! ПРИТРОНЬСЯ К НЕМУ РУКОЙ.

Парень протянул руку и чуть заметно отдернул ее, едва прикоснувшись к желтому металлу.

— ДА, ОН ИЗЛУЧАЕТ ТЕПЛО И ДАЕТ ВЛАСТЬ НАД НАШИМИ БРАТЬЯМИ. ТЫ ДОЛЖЕН БУДЕШЬ ПОДЧИНИТЬСЯ ТОМУ, КТО ВЛАДЕЕТ ТАКИМ ЗНАКОМ: ЭТО ЗНАК-СЫН. НО ПОМНИ. ЕСЛИ ЗНАК НЕ ИЗЛУЧАЕТ ТЕПЛА. ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ЕГО ОБЛАДАТЕЛЬ ИЗМЕНИЛ НАШЕМУ БРАТСТВУ И НЕСЕТ ЗЛО, И ЕГО ДУХ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ В КОСМОС! БУДЬ ОСТОРОЖЕН: ЭТО ТО ЗЛО, ПРОТИВ КОТОРОГО Я НЕ УСПЕЛ ОБУЧИТЬ ТЕБЯ БОРОТЬСЯ. НО ПОМНИ И ДРУГОЕ: ДОБРО ВСЕГДА ПОБЕЖДАЕТ ЗЛО! — Он неожиданно прижал голову парня к своей груди.

— Отец! — воскликнул тот, но Учитель уже справился со своей слабостью. Он оторвал его от себя, взглянул в его глаза, затем воздел руки к небу:

— СОЛНЦЕ! — торжественно произнес он и опустил руки в сторону океана, — ВОДА! — потом указал на землю, — ЗЕМЛЯ! — перевел руки в сторону еще дымящегося костра, который тут же вспыхнул вновь, — ОГОНЬ!

— оставил в покое огонь, перевел руки в сторону рядом растущего дерева, — ДЕРЕВЬЯ! ОНИ ПОМОГУТ ТЕБЕ! ИДИ С МИРОМ! Я… — Он замолчал, ибо голос его дрогнул. — Я ОТПУСКАЮ ТЕБЯ! ПРОЩАЙ!

Парень встал, медленно повернулся, сделал несколько шагов, но оглянулся и быстро подбежал к старику:

— Учитель! — в волнении проговорил он. — Мне было два годика, когда погибли мои родители, — он тяжело вздохнул, — у мам никого не было ближе, чем мой названый брат Андрей Воронов: с ним дружил, когда был в детдоме, потом нашу дружбу закрепила война… — он вдруг запнулся, — и сейчас я не знаю, жив ли он. Пять лет вы, Учитель, заменяли мне отца, друга, брата. Вы сейчас мне больше, чем просто наставник, учитель, больше, чем отец. Жаль, что у нас с вами не одна кровь, но Дух наш един!

— НИКОГДА НИ О ЧЕМ НЕ НУЖНО ЖАЛЕТЬ, БРАТ Мой! — нахмурился старик.

— ЕСЛИ БЫЛО ПЛОХО, ТО О ПЛОХОМ ЛУЧШЕ НЕ ВСПОМИНАТЬ. А ЕСЛИ БЫЛО ХОРОШО, ТО О ХОРОШЕМ НЕ СОЖАЛЕЮТ. Я ОЧЕНЬ РАД, ЧТО ТЫ ЗАГОВОРИЛ О КРОВИ. НО ЕСЛИ ТЫ ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ. ТО ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ, ЧТО ПРИ СЛИЯНИИ НАШЕЙ КРОВИ ВОЕДИНО МЫ ВСЕГДА БУДЕМ НЕ РЯДОМ ДРУГ С ДРУГОМ. А БУДЕМ ВНУТРИ ДРУГ ДРУГА. ТЫ ПОДУМАЛ ОБ ЭТОМ?

— Да, Учитель, я подумал об этой — твердо сказал парень.

— И ТЫ ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ?

— Да, Учитель, я принял решение!

— И ТЫ ГОТОВ ПРИНЯТЬ МОЮ КРОВЬ?

— Да, Учитель, я готов принять твою кровь!

— ПРОТЯНИ ВПЕРЕД ЛЕВУЮ РУКУ, — приказал старик и вновь взял в руки свой стилет.

Парень протянул левую руку вверх ладонью. Старик быстро чиркнул лезвием по своей ладони, потом по ладони парня, затем соединил раны и крепко сжал руку парню, перемешивая их кровь.

Они прижались губами к рукам друг друга и несколько секунд стояли молча, застывшие словно изваяния. Наконец они подняли головы и взглянули друг другу в глаза, прижались лбами.

Потом отстранились, разжали свои ладони: там, где старик делал надрезы, не осталось и следа,

— Я БОЯЛСЯ ЭТОГО МГНОВЕНИЯ, НО МЫ ПРИНЯЛИ ДРУГ ДРУГА, — тихо проговорил старик, рассматривая свою ладонь.

— А я знал, что будет так, — твердо заявил парень.

— ПОМНИ — торжественно произнес старик.

— Я никогда не забуду этого, Учитель! — торжественно ответил он.

— ИДИ, — прошептал старик и подтолкнул его, словно стараясь скорее прекратить муки расставания, Затем повернулся и медленно побрел к берегу океана.

Некоторое время парень смотрел ему вслед, затем резко повернулся и быстро пошел прочь, не оглядываясь на Учителя.

Он уже не видел того, как его Учитель остановился, мокрыми глазами посмотрел на удаляющуюся фигуру ученика и тихо прошептал ему вслед:

— ХРАНИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ, СЫН Мой.

Прошло уже больше двух лет, как он проводил своего любимого ученика в мир, и сегодня ему захотелось вспомнить этот печальный, но торжественный день.

Он уже несколько часов сидел в полутемной пещере в состоянии медитации. Его мысли были рядом с учеником, которого он не видел столько времени. За эти годы Учитель всегда ощущал, как трудно его любимцу, и всякий раз обращался к Космосу, посылая через него свою энергию, свое тепло и принимая через обратную связь лучи благодарности и надежды.

Сегодня Учитель проснулся внезапно. Проснулся среди ночи и уже не смог уснуть. Его любимцу, нареченному в миру Савелием, грозила беда! Опасность! Страшная, — грозная, несущая смерть!

Учитель ощутил эту опасность каждой клеточкой своего тела и потому, уйдя в состояние медитации, вернулся в тот день, когда сам проводил Савелия в суетный мир, Мир, в котором постоянно идет война между себе подобными, Мир, который не прощает ошибок и человеческой слабости. Мир, наполненный ложью, людской мерзостью, предательством, человеческой кровью.

Учитель тяжело вздохнул, задержал дыхание и напряг свой Дух, напряг всю свою внутреннюю Энергию, чтобы его Сила, Энергия и Дух донеслись до того, от кого получил тревожное послание.

Он был весь покрыт потом, тяжело дышал, с огромным трудом возвращаясь в обычное состояние. И подумал: НАДО БУДЕТ НАВЕСТИТЬ ЗНАК-ОТЕЦ»

Воспоминания Савелия

А его любимый ученик в это время лежал в кровати. Ему не слалось, хотя день был насыщен разнообразными впечатлениями и довольно изнурительной работой. Он оглядел спальную комнату, в которой находился теперь. Она напоминала просторную келью монастыря: очень скромная обстановка — три кровати, три тумбочки и три встроенных в стену шкафа. Впечатление кельи усиливало и то, что в комнате не было ни одного окна — глухие стены и единственная дверь. Его соседи спали крепким сном после трудного дня.

Савелий взглянул на телекамеру, укрепленную в углу спальни, и над ней, словно перехватив его взгляд, мгновенно вспыхнул красный огонек — глазок камеры медленно стал поворачиваться, оглядывая комнату. Это означало, что дежурный оператор решил проверить, все ли спокойно отдыхают на своих местах.

Савелий моментально закрыл глаза, чисто интуитивно решив не привлекать внимание ночного оператора к своей особе. Выждав, когда красный огонек погаснет и камера отключится, Савелий открыл глаза и совершенно неожиданно для себя подумал о своем Учителе.

Уже около трех лет прошло с того дм, как он покинул его. Первое время, когда ему пришлось столкнуться с самостоятельной жизнью среди чужих людей в чужой стране, особенно остро ощущалось его отсутствие. Ему не хватало его тепла, его энергии, его удивительно умных и добрых глаз.

Без денег, без документов, без знакомых оказаться в чужой стране, тем более пытаться жить там — чертовски сложная, почти невыполнимая задача, Савелия выручало только то, что он неплохо говорил поанглийски, а также упорство, граничащее с упрямством и непоколебимая вера.

Самым сложным был первый год скитаний и одиночества. По несколько дней Савелий не имел ни крошки во рту. Он перебивался случайными заработками, брался за любую, самую грязную работу, получал за нее гораздо меньше, чем любой безработный, имеющий хоть какой-нибудь документ. Однажды ему повезло: его наняли матросом сухогруза на один рейс. Сухогруз был старый, дряхлый, и при взгляде на него с трудом верилось, что он сможет держаться на плаву. А он, словно подсмеиваясь над неверящими в него, тихо и уверенно плавал, да еще и перевозил на себе тонны грум.

Шкипер сухогруза, заметив трудолюбие и безотказность новичка, которому платить можно было поменьше, оставил Савелия и на следующий рейс, выправил ему за небольшую мзду хлипкое удостоверение личности и зачислил в состав команды. Конечно, документ был ненадежный, но он предоставлял хоть какие-то права.

И все было бы хорошо, но судьбе суждено было распорядиться по-своему. В один из рейсов сухогруз, загруженный, как говорится, «под завязку», не выдержал небольшого волнения на море и спокойненько отправился в царство Нептуна.

Большая часть команды погибла, компания получила огромную страховку, а Савелию, одному из немногих оставшихся в живых, вручили не очень большую компенсацию и показали на дверь, посоветовав на прощанье не распускать язык. И вновь начались изнурительные поиски работы, скитания по самым отдаленным и укромным уголкам разных городов далекой восточной Страны. По укромным потому, чтобы лишний раз не попадаться на глаза полицейскими во время гибели сухогруза документ, с такими трудами выправленный ему шкипером, пробыв сутки вместе с хозяином в соленой морской воде, обесцветился, и восстановить его не было никакой возможности.

Савелий не знал, что именно в эти дни, точнее сказать, в единю этих дней, в Центральной России произошло событие, имевшее самое непосредственное отношение, к его судьбе, определившее его ближайшее будущее, в котором Савелию пришлось пройти через тяжелые, порой смертельные испытания. Насколько удивительно иногда переплетаются человеческие судьбы! Казалось бы, где Россия и где в это время находился Савелий, а вот поди ж ты… Переплелись завязались в один узелок.

Захват склада с оружием

Это событие произошло в одну из южных ночей. Ночь была темной, предгрозовой: свинцовые тучи плотно нависли над землей до самого горизонта и еще больше усиливали обволакивающую чернильную темноту.

По проселочной дороге на малых оборотах, явно стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, двигались две военные машины покрытый брезентом «Уазик» и мощный «Урал» с брезентовым верхом.

В кабине «УАЗика» сидело четверо. Водитель, молодой крепкий парень лет двадцати, был одет для маскировки в солдатскую форму. Он уверенно вел машину, несмотря на то, что они ехали с погашенными фарами. Рядом с ним сидел мужчина лет двадцати пяти в такой же форме, но с капитанскими погонами. Его глаза были прикрыты, и казалось, что он дремал, но прямая спина и напряженные мышцы его мощной шеи говорили о готовности к стремительным действиям.

На заднем сиденье, прямо за капитаном, сидел огромный лысый детина в форме прапорщика. Его военное кепи лежало на коленях и постоянно падало на пол, а он постоянно его поднимал и снова укладывал на то же место. Из его нагрудного кармана выглядывала портативная рация. Сидящий рядом с «прапорщиком» мужчина, в отличие от остальных, был одет в элегантный штатский костюм серого цвета. Он нет-нет да и бросал пронзительные взгляды по сторонам. Водитель, не оборачиваясь, негромко сказал:

— Через пять минут будем на месте. Лысый «прапорщик» вытащил из кармана рацию, нажал кнопку вызова и тихо сказал:

— Внимание фургону! Вас вызывает Шестой!

— Фургон слушает, Шестой! — мгновенно отозвался тихий голос из рации.

— Пятиминутная готовность! Как поняли?

— Вас поняли, Шестой, пятиминутная готовность!

— Отбой! — сказал «прапорщик», выключил рацию и сунул ее в карман,

В это время по брезентовой крыше «УАЗика» звонко застучали крупные капли дождя. Они стучали все быстрее и быстрее, и вскоре дождь сплошным потоком обрушился на землю. Казалось, что небеса, накопив в огромной чаше тонны воды, опрокинули ее, заливая все вокруг.

Щетки на лобовом стекле с трудом справлялись со своей работой, монотонно ширкая туда-сюда, словно отсчитывая секунды и почти совпадая с биением сердца: вжик-вжик… тук-тук… вжик-вжик… туктук…

Эта какофония подействовала на нервы «капитана»; его челюсти стали нервно сжиматься и разжиматься, а глаза беспокойно забегали по сторонам.

На его нервозность обратил внимание мужчина в штатском: бросив на «капитана» быстрый цепкий взгляд, он что-то записал в своем блокноте. Затем положил тяжелую руку на его плечо и вкрадчиво произнес:

— Ты что. Двадцать первый, плохо себя чувствуешь?

— Все нормально, Психолог, не боись! — сквозь зубы процедил «капитан» и попытался улыбнуться. Мужчина и убрал руку с плеча «капитана». После этого он вновь сделал какую-то запись в блокноте.

«Прапорщик» нахмурился и взглянул на него. Мужчина в штатском усмехнулся и повернул блокнот к «прапорщику», чтобы тот смог прочитать написанное:

«Если Двадцать первый вернется с этого задания, то необходимо будет поработать с ним индивидуально.»

Лысый удивленно покачал головой, но ничего не сказал, а про себя подумал: «Нужно будет подстраховать Двадцать первого».

Наконец свет фар, которые включил водитель, высветил плотные ряды колючей проволоки. Проехав еще с минуту, «Уазик» остановился прямо перед воротами из колючей проволоки, за которыми, чуть слева, укрывшись от дождя под грибком, стоял часовой с автоматом на груди.

Услыхав шум подъехавшей машины, он вышел изпод грибка, подошел к воротам и с тревогой взглянул на незнакомого капитана, выходящего из кабины «УАЗика»

— Стой! Кто идет!? — воскликнул часовой.

— Где начальник караула? — строго спросил «капитан», подходя вплотную к воротам.

— Стой! Стрелять буду! — выкрикнул часовой, передергивая затвор.

Единственное, что успел сделать он, это дослать патрон: «капитан» выхватил из-за пояса пистолет с глушителем и выстрелил в часового. Пуля попала ему прямо в сердце и откинула назад. Зацепившись за колючую проволоку, тело повисло на ней. Казалось, что молодой солдат решил отдохнуть на посту, подставив свое красивое лицо июльскому дождю.

«Капитал» сунул пистолет за пояс и махнул рукой. Из-под брезента «Урала» выскочили трое мужчин в спортивных костюмах. Они быстро подбежали к воротам и мощными кусачками быстро перекусили дужку замка, затем распахнули ворота настежь.

Территория военного склада ярко освещалась мощными прожекторами. В свете этих прожекторов были видны фигуры ловких парней, которые с помощью специальных приспособлений взлетали над колючим забором и, приземлившись с внутренней стороны, тут же разбегались в разные стороны. Все делалось быстро, четко, без всякой суеты. Каждый из участников этой операции заранее до автоматизма изучил предстоящие действия и профессионально работал на своем участке.

Вскоре погасли основные прожекторы и все вокруг погрузилось в темноту, только несколько тусклых лампочек, редко разбросанных по периметру колючего забора и у входа в кирпичное строение, тщетно пытались отвоевать у темноты некоторое пространство.

В полутьме у кирпичного строения, являющегося военным складом, стоял второй часовой. Услышав какой-то подозрительный шорох и встревоженный тем, что погасли прожекторы, он передернул затвор автомата и вскинул его перед собой.

— Стой! Кто идет? — с тревогой воскликнул он.

— Свои! — спокойно ответил «капитан», появляясь перед ним в свете тусклой лампочки.

— Пароль? — несколько неуверенно выкрикнул часовой, не понимая, как мог здесь оказаться этот капитан. Он не заметил, как за его спиной промелькнула тень «прапорщика». — Пароль, говори! — повторил он, направляя дуло автомата в грудь «капитану», который тоже не заметил, как с другой стороны, за спиной часового, появился еще кто.

Яркая вспышка молнии озарила все вокруг. Неожиданно загорелся столб забора, то ли поддоженный кем-то, то ли вспыхнувший от ударившей в него молнии.

Часовой вздрогнул и растерянно посмотрел на пламя. В этот момент лысый «прапорщик» взмахнул двумя руками с ножами, и часовой, глухо вскрикнув, повалился лицом вниз, а тишину прорезала длинная автоматная очередь. Это было так неожиданно, что никто не заметил продолжающейся очереди, когда часовой уже упал в грязь лицом.

Пули вспороли грудь «капитану», его отбросило на несколько шагов назад, но каким-то чудом, неимоверными усилиями своего натренированного тела он удержался на ногах и даже сделал шаг вперед. На его лице не было признаков боли, скорее удивление, и, если бы не залитая кровью грудь, можно было бы подумать, что он просто удивляется падению перед собой часового, которого он и пальцем не тронул.

— Странно… — прошептал он, потом добавил несколько громче: — Вот и все! — и упал на спину.

«Прапорщик» подошел к лежащему без движения часовому, выхватил из его шеи и спины свои ножи, вытер их об его плащ и сунул в ножны, укрепленные за спиной. Потом повернулся к трупу «капитана» и покачал со вздохом головой.

— «Это тебе нужно бояться», — вслух повторил он слова, сказанные мужчиной в штатском. — Словно в воду глядел.

Он оглянулся, поежившись оттого, что за воротник попала струйка воды и крикнул:

— Семнадцатый, отнесите Двадцать первого в «Уазик!»

Из-за угла вышли двое парней, подхватили тело «капитана» и быстро понесли в «Уазик». Мужчина в штатском нисколько не удивился, увидев мертвого «капитана», словно и действительно предвидел такой исход. Он невозмутимо отметил что-то в своем блокноте.

А вокруг работа шла своим чередом были перекусаны дужки замка склада, и несколько человек с огромными усилиями раскрыли мощные ворота.

«Урал» развернулся и сдал назад, въехав прямо в здание склада. Сразу началась быстрая погрузка оружейных ящиков.

Через несколько минут кузов был заполнен, борт закрыли, и «прапорщик» вытащил свою рацию:

— Четвертый! Четвертый! Вас вызывает Шестой!

— Четвертый на связи! Говорите, Шестой!

— Уснул Двадцать первый! Погрузку закончили! Как с составом?

— Отлично, Шестой! Все по плану! У вас будет через минуту! Все, конец связи!

«Прапорщик» сунул рацию в карман, подошел к «Уазику», с жалостью посмотрел на мертвое тело «капитана». Потом повернулся к мужчине в штатском, хотел что-то сказать, но только покачал головой и бросил водителю:

— Возвращайся, Двадцать третий! «Уазик» тут же сорвался с места и вскоре исчез в темноте,

Шестой быстро вскочил на подножку «Урала» и забрался в кабину. Взревел мощный мотор, и машина двинулась вперед, а когда выехала на дорогу, фары были вновь погашены.

Через полчаса довольно быстрой езды военный грузовик оказался рядом с железнодорожным полотном, укрытым от шоссе высокими деревьями. Вскоре показался товарный состав, догнал «Урал», и несколько минут они шли рядом с одной скоростью, пока не показалась небольшая площадка, свободная от насаждений. Состав замедлил движение, грузовик задним ходом двинулся к составу. Вскоре точно у заднего борта машины остановилась платформа, на которой возвышался огромный контейнер иностранного производства.

Из кузова «Урала» на платформу выпрыгнули несколько мужчин и быстро, без лишней суеты начали работать: открыли контейнер, распахнули борт машины. Дождь все усиливался, но нисколько не тормозил их работу. Казалось, они его просто не замечали.

«Прапорщик» наблюдал за погрузкой из кабины «Урала» в зеркало заднего вида.

Вскоре щелкнули запоры контейнера, клацнули зубы пломбиров, и «прапорщик», с довольной улыбкой взглянув на часы, повернулся к водителю:

— Поехали, дарагой! — с небольшим акцентом произнес он.

Грузовик двинулся вперед, выезжал на дорогую и одновременного ним с места тронулся и состав. Шестой вытащил рацию:

— Четвертью Четвертый! Здесь Шестой!

— Четвертый слушает! Говорите, Шестой!

— «Фрукты» в пути! Все прошло по схеме!

— Отлично, Шестой! Машину уничтожить! Все!

— Есть, Четвертый!

Воспоминания о Варе

Ни о захвате оружия, ни о гибели Двадцать первого, которая вмешается в его судьбу и вовлечет в эти события, ни о том, кто и зачем организовал захват оружия, Савелий не знал.

В этот момент он пытался уснуть, но сон не приходил. Тогда Савелий решил воспользоваться одним из советов своего Учителя:

ЕСЛИ НЕ ПРИХОДИТ СОН, ТО ТЫ НАХОДИШЬСЯ В ОДНОМ ИЗ ДВУХ СОСТОЯНИЙ: ЛИБО ВОЗБУЖДЕНО ТВОЕ ТЕЛО И НЕ ХОЧЕТ УЙТИ В СОСТОЯНИЕ ПОКОЯ. ЛИБО ВОЗБУЖДЕН ТВОЙ МОЗГ И НЕ ДАЕТ УЙТИ В СОСТОЯНИЕ ПОКОЯ. И В ТОМ И В ДРУГОМ СЛУЧАЕ НЕ СТОИТ ДЕЛАТЬ НАСИЛИЕ НАД СОБОЙ И ЗАСТАВЛЯТЬ СЕБЯ УСНУТЬ. ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО УДАСТСЯ, ЭТО БУДЕТ ПЛОХОЙ СОН И ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ ОТДЫХ. Я ПРЕДЛАГАЮ ДРУГОЙ ВЫХОД, ПРИМИ Мой СОВЕТ С РАДОСТЬЮ И УВЕРЕННОСТЬЮ, И ОН ПОМОЖЕТ ТЕБЕ В НУЖНЫЙ МОМЕНТ.

ПРЕДЛАГАЮ ДВА ПУТИ: ПЕРВЫЙ — АКТИВНЫЙ, ЗАЙМИ СВОЕ ТЕЛО КАКИМ-ЛИБО ТРУДОМ И, КОГДА ПРИДЕТ УСТАЛОСТЬ, ПРИДЕТ И ЗДОРОВЫЙ СОН.

ВТОРОЙ ПУТЬ — ПАССИВНЫЙ, ЛЕЖА РАССЛАБЬ ВСЕ СВОИ МЫШЦЫ, ПРИКРОЙ ГЛАЗА И НАЧИНАЙ ВСПОМИНАТЬ ЭПИЗОДЫ ИЗ СВОЕЙ ЖИЗНИ. МОЗГ САМ ПОДСКАЖЕТ, КАКИЕ ИМЕННО СОБЫТИЯ ТЕБЕ ЗАХОЧЕТСЯ «УВИДЕТЬ», И ТЫ НЕЗАМЕТНО ПОТЕРЯЕШЬ ГРАНИЦУ МЕЖДУ СВОИМИ ВОСПОМИНАНИЯМИ И СНОМ».

Интересно, что сейчас подскажет ему память? Савелий лег на спину, сложил на груди руки и медленно, начиная от кончиков пальцев и заканчивая макушкой, мысленно прошелся по всем мышцам, расслабляя их и переводя в состояние покоя. Он сомкнул сразу же отяжелевшие веки.

Варюша! Какая страшная судьба! Потерять любимого мужа, уединиться среди тайги, пытаясь уйти от людей, слиться с природой и… наткнуться на его почти бездыханное тело, не предполагая, что эта находка принесет столько всего, что, если положить на одну чашу весов все плохое, на другую — все хорошее, неизвестно, что перетянет.

Да, Варюша спасла ему жизнь, более того, казалось, нашла свое и его счастье: к ним неожиданно пришла ЛЮБОВЬ! Но… Воланд послал своих людей, которые должны были расправиться с Савелием.

Эх, Савелий! Если бы он не ушел в тот вечер от Варюши, если бы не оставил ту злополучную записку, если бы вернулся чуть раньше. Снова цепь случайностей, на этот раз роковых. Подонки! Что они сотворили с Варюшей! С его Варюшей! Савелий так сильно стиснул зубы, что они заскрипели. Да, они все мертвы, они получили свое, но…

Окажись они сейчас перед ним, он бы придумал такую кару, что они позавидовали бы даже мертвым!

Телесная рана со временем заживает, но и она оставляет после себя след, а душевная?

Когда Савелий вышел из госпиталя, залечив раны, полученные от бандитов Воланда, его встретил капитан Зелинский и лично вручил документы о реабилитации с небольшим денежным пособием. Однако он почему-то не испытал должной радости или хотя бы удовлетворения. Он чувствовал, что капитан чего-то недоговаривает, и это что-то было страшным. Савелий оттягивал, не торопился услышать об ЭТОМ, хотя и понял, что страшное и непоправимое произошло с Варюшей.

Они долго, чуть ли не час, молча ходили под мартовским солнцем, и веселые ручейки, неизменные спутники весны, шаловливо переговариваясь с капелью, не давали сосредоточиться на одной, главной мысли, словно специально сбивая с нее, отвлекая.

Не выдержал Зелинский, первым нарушил молчание:

— Что собираешься делать? — как-то виновато спросил он.

— Что с Варюшей? — хрипло выдавил Савелий, его горло внезапно пересохло.

Зелинский остановился, положил руку на плечо Савелию и взглянул прямо в глаза.

— Ее… ее убили? — прошептал Савелий.

— Вот. — Капитан, сунул руку в карман и, вытащив оттуда конверт, протянул ему. — Тебе письмо от нее. — Он отвел глаза в сторону и начал тихо говорить. — Эти подонки страшно надругались над ней. Все внутри повредили. Нет-нет, угрозы смерти не было! — тут же воскликнул он. — Но калекой, и не только физической, ока жить не захотела. — Он тяжело вздохнул и продолжил еще тише; — Все в доме прибрала, вымыла, вычистила, написала тебе письмо, затем помылась, приоделась во все новое, тщательно причесалась, отправила Мишку в тайгу и… выстрелила себе в грудь.

Савелий мгновенно ссутулился, словно на его плечи возложили непосильный груз, помолчал немного, потом тихо спросила

— Ее похоронили с Егором?

— Да, рядом.

Савелий помолчал немного, глядя себе под ноги, потом поднял глада на Зелинского:

— Спасибо тебе, капитан, за все. — Он крепко пожал ему руку. — Может, когда и свидимся.

— Твои координаты я знаю: ты же вернешься в свою квартиру?

— Пока, да. — Неопределенно пожал плечами Савелий, потом тяжело вздохнул.

— Ты же еще не знаешь, я в Москву перебрался; закрыли, наконец, глаза на мои «афганские» штучки. — Капитан как-то странно усмехнулся,

— хотя я думаю, что все это благодаря моему приятелю.

— Тому, из Комитета, что ли?

— Так точно. Богомолову. Да ты с ним же связывался!

— Было такое в моей биографии, — криво улыбнулся он. — Да толку оказалось мало! — Он снова помрачнел.

— А я же только из-за тебя сюда приехал — не обращая внимания на его состояние и пыталась отвлечь от мрачных мыслей, добавил Зелинский.

— Может, вместе поедем?

— Можно, но я сначала хочу… — Савелий запнулся и замолчал, не решаясь произнести вслух ее имя.

Но капитан сразу же догадался, что хотел сказать ему Савелий.

— Я уже договорился с Управлением через… — он взглянул на часы,

— через два часа двадцать четыре минуты нас будет ждать вертолет, который доставит к ее могиле и пару часов подождет там. Как, принимается?

— Спасибо. — Савелий был явно растроган его заботой.

— Я рад, что мы вместе вернемся в Москву. И даже, — он с хитринкой взглянул на Савелия, — позаботился о билетах: вылет в два тридцать ночи. Может, в ресторане посидим до прилета «вертушки»?

— Нет, хочу побыть один, — выдохнул Савелий, сжимая в руках письмо, словно оно обжигало ему пальцы.

— Понял, — кивнул капитан. — Жду тебя. — Он огляделся вокруг. — Вон, у памятника, не знаю кому.

— Через час, — он похлопал его по плечу и быстро ушел.

Несколько кинут Савелий смотрел ему вслед, затем медленно побрел в сторону сквера.

Присев на мокрую скамейку, он долго смотрел на конверт, словно раздумывая, читать или не читать.

Это письмо было единственным послание, сохранившим тепло ее рук. Как несправедливо! Тепло человека сохранилось, а самого человека уже нет в живых. Нет и никогда не будет! Нет. Не будет. Никогда… Какие страшные безысходные слова!

Господи! Как ты можешь допускать такое? А если допускаешь, то не означает ли это твоего высшего признания справедливости? В любой религии человек, лишивший себя жизни, заслуживает презрения. Но может ли, имеет ли право человек судить другого человека за самовольный уход из жизни? Сказано же в Библии: «Не суди, да судим не будешь!» А это слова Христа! Выходит, осуждение другими людьми самоубийц нужно презирать, и по-другому не может быть! Да и как может быть по-другому? Как можно осуждать Варюшу, если она решилась на такой страшный шаг?! Решилась, несмотря на то, что есть он, Савелий, который безумно любит ее, а она точно знала о его любви!? Решилась, несмотря на то, что оставила свою крошку-дочурку без матери?! Егоринка! Какое славное имя: словно ручеек журчит.

Эх, Варюша… Савелий снова тяжело вздохнул и медленно распечатал письмо, последнее послание Варюши:

«Савушка! Родной мой! Соями любимый на свете человек! Пишу тебе, а слезы застилают глаза, и строчки расплываются передо ямой,

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых! Зная хорошо тебя, уверена, что ты будешь казнить себя, будешь носить в себе вину за мой уход из жизни! Умоляю тебя, заклинаю самым дорогим на свете! Ради нашей чистой и светлой любви не казни себя, не вини за то, что произошло! Ты ни в чем не виновен! И никто не виновен из живых! Виновные получили свою кару, и я перед лицом смерти прощаю даже их.

Родной мой, я уверена, что ты сможешь, должен смочь, понять меня! Мне было чудесно с тобой, и до самой последней секунды, можешь мне поверить, я буду чувствовать себя самой счастливой женщиной на Земле. А коль скоро есть жизнь и Там, то сохраню твою любовь и мое счастье навечно!

Однако все эти слова относятся к моей душе, к моему сердцу, но не к моему телу. Над моим телом надругались, и я ненавижу его, мне гадко прикасаться к нему, я не могу смотреть на себя в зеркало, не могу без отвращения подносить к губам ложку, чтобы накормить себя, к губам, которые целовал когда-то ты и которые осквернены сейчас подонками. Я не могу избавиться от их тошнотворного запаха. Я все время ощущаю этот мерзкий привкус от их поганых слюней, Я чувствую, как постепенно схожу с ума! Иногда мне хочется полить кипятком или кислотой те места, к которым они прикасались!

Савушка, родной мой, ты же знаешь, какая я сильная! И если я говорю тебе, что больше не могу, то можешь себе представить, что мне приходится терпеть,

Милый, ты простишь меня? Ты понимаешь меня? И это мое последнее желание и единственное! А последнее желание надо выполнять! Ты уж прости меня за эту последнюю уловку.

Не осуждай меня из-за Егоринки. Я написала маме письмо и уверена, что она не осудит меня. Написала письмо и Егоринке, наказав маме показать ей в день совершеннолетия. Уверена, что и дочка сумеет понять меня и простить.

И последнее, в чем я должна тебе признаться. Уверена, я была беременна! И у нас должен был с тобой родиться сын. Подожди, милый, снова слезы застили глаза… Но эти подонки лишили меня всего, более того, вообще лишили способности рожать! Это и оказалось последней каплей, толкнувшей меня на этот шаг! Прости, что обманула тебя обещала родить тебе сына к не сдержала обещания, прости меня за все и будь счастлив! Я приказываю тебе быть счастливым! А я всегда буду рядом с тобой! Буду охранять тебя!

Люблю и буду любить до самой смерти! Уж это-то обещание я выполню! Спасибо тебе за счастье! Спасибо за Любовь! Прости меня. Прощай, твоя навсегда Варюша.

Когда Зелинский пришел к месту встречи, то застал его неподвижную фигуру на скамейке. По щекам Савелия текли слезы, которых он не замечал, а руки сжимали Варимо письмо, ее последнее послание.

Возвращение в Афганистан

Прошло несколько месяцев, и Савелий, не находя себе места в Москве, обратился в Министерство обороны с просьбой вернуть его в свою часть, которая продолжала дислоцироваться в Афганистане. После долгих отказов и мытарств по кабинетам Савелий обратился к капиталу Зелинскому, которого попросил связаться с подполковником Богомоловым.

Как ни странно, тот принял его в этот же день и почти сразу предложил работу в органах государственной безопасности.

Савелий, не думая ни секунды, решительно отказался и попросил Богомолова помочь вернуться в Афганистан, где «все ясно: там — враг, а здесь — твой брат солдат». Пожалев об отказе. Богомолов обещал посодействовать ему, и вскоре Савелий получил повестку в райвоенкомат.

Если и раньше сержанта Савелия считали бесстрашным, то сейчас и подавно. Воздушные десантники прозвали себя там, за Речкой, странным на первый взгляд прозвищем — Рэксы.

Савелий заработал эту кличку, участвуя в заданиях, в боях, и она стала его вторым именем, а один художник сделал ему на левом предплечье наколку, модернизировав эмблему воздушных десантников, представлявшую собой парашют и два самолета по бокам. Пофантазировав, художник создал рисунок, который очень напоминал человеческий череп со скрещенными под ним костями.

Савелий снова очутился в своей части и был весьма удивлен тем, что встретил там очень мало прежних сослуживцев. Многие, отслужив положенный срок, вернулись домой, некоторые погибли на чужой земле. Среди погибших былин его товарищи, с которыми он почти три года делил все тяготы войны.

Все это сказалось на его состоянии: он замкнулся, ушел в себя. На каждое задание шел, прощаясь с остающимися, славно уходил навсегда.

Вынужденное безделье, спокойное ожидание в казарме угнетало его, доводило до бешенства, но стоило ему столкнуться с опасностью, он моментально преображался, лицо светлело, выдавая решимость и стремление к действию. И чем страшнее была опасность, тем лучше он себя чувствовал. В то время Савелий напоминал наркомана, которому после окончания действия каждой принятой дозы необходимо было увеличивать последующую. Радо или поздно организм не выдержал бы и разразилась катастрофа. Скорее всего так бы и случилось, но на одном из заданий погиб их ротный — старший лейтенант Подсевалов. Это был совсем молодой командир, всего год назад получивший высшее военное образование.

О мертвых не принято говорить плохо, но у Савелия сохранились о нем не самые приятные воспоминания. Молодой, смелый и отнюдь не глупый, вначале он понравился бойцам роты, особенно молодым? «Старики» приглядывались к нему и старались не мешать даже тогда, когда он допускал явные промахи. А старший лейтенант, вместо того чтобы правильно оценить это, попытаться самому набраться опыта у своих бывалых товарищей, возомнил себя непогрешимым.

Его амбиции захлестнули разум, и он решительно пресекал любые попытки посоветовать что-либо ему и действовал только по своему разумению, не считаясь ни с кем.

По его вине все чаще стали гибнуть люди, и в роте появились нездоровые настроения. А «старички», устав получать от него «тычки», перестали давать ему свои советы и возражать, но и выполнять сумасбродные приказы тоже не торопились.

Когда-то это должно было кончиться и, скорее всего, трагически. Так, к сожалению, вскоре и произошло.

Их рота получила задание проверить одно небольшое селение, в котором, по данным разведки, скрывались душманы.

Когда они пришли на место, выяснилось, что это «селение» состоит из трех мазанок, и старший лейтенант, досадливо чертыхнувшись, вышел из-за укрытия и повернулся к своим солдатам:

— Мне достаточно троих, чтобы взять этот «населенный пункт», — хвастливо усмехнулся он. — Кто пойдет со мной добровольцем?

«Старички» переглянулись между собой и демонстративно отвернулись. Не оказалось и других добровольцев, тогда Подсевалов ткнул пальцем в грудь трем солдатам и махнул рукой

— За мной?

— Слушай, старлей, — не выдержал Савелий, — не худо было бы проверить вначале.

— Товарищ сержант! — оборвал его Подсевалов. — Вы что, устав забыли? Совсем разболтались! — Он хотел еще что-то добавить, но резко повернулся и решительно пошел в сторону селения. За ним пошли и те, кого он назвал.

Савелий красноречиво взглянул на «старичков», но те равнодушно пожали плечами, глядя вслед удалявшейся группе.

Савелий молча встал, еще раз взглянул на тех, с кем воевал не первый год, как бы прощаясь с ними, и быстро пошел за ушедшей группой. И вновь «старички» переглянулись между собой, недовольно покачали головами, но все-таки встали и пошли за Савелием, рассредоточиваясь веером и беря мазанки в кольцо.

Они опоздали на какие-то секунды: не успела группа, возглавляемая Подсеваловым, приблизиться к одной из мазанок, как ее с трех сторон едва не в упор, расстреляли укрывшиеся там душманы. Никто из них не успел сделать ни единого выстрела.

Бой был стремительным: двенадцать душманов, вооруженных пулеметами и гранатометами, были уничтожены: «старички» никого не захотели оставлять в живых. Затем, не произнося ни единого слова, они подобрали убитых товарищей и молча вернулись в часть.

Через несколько дней к ним пришел уже не совсем молодой капитан и просто представился:

— Я ваш новый командир роты капитал Воронов! В Афгане с первых дней. Что представляет собой каждый из вас, покажет будущее! Вопросы?

— Он стал обводить взглядом стоящих перед ним людей, с которыми ему придется делить жизнь и смерть.

Он медленно скользил взглядом по загорелым лицам, пытаясь запомнить каждого, стараясь дать первую оценку. Неожиданно его взгляд метнулся назад, к человеку, на которого он уже посмотрел. Знакомое, родное лицо! Неужели это он? Боже! Жив?! Воронов смотрел и не мог оторвать от этого лица своего взгляда: как же помотала его жизнь! Шрам, щеки ввалились. Но это были те же самые родные глаза, которые он уже и не чаял когда-нибудь увидеть.

Они смотрели друг на друга, словно боясь, что все это им кажется и видение исчезнет, оставив горечь в душе.

Рота притихла, понимая, что происходит что-то необычное.

Первым очнулся Савелий он выскочил из строя и бросился к капитану. Они крепко, по-мужски, обнялись и застыли в молчаливом объятии.

Заместитель командира роты, лейтенант Скворцов тихо скомандовал:

— Рота! Разойдись!

И солдаты, стараясь не мешать удивительной встрече двух друзей, организованно и бесшумно удалились прочь.

— Боже мой, сколько же мы с тобой не виделись, братишка? — Глаза капитана мгновенно стали влажными. — Я уж совсем отчаялся увидеть тебя среди живых. Сколько запросов делал! Подожди-ка! — спохватился капитан Воронов, вспомнив про свою роту.

Он огляделся вокруг, но они вдвоем стояли на ротном плащу. Воронов с улыбкой покачал головой.

— Молодцы, сразу все поняли.

— А ты думал! Ребятишки — что надо! Со многими я уже несколько лет воюю! — подмигнул ему Савелий. — Я уж думал, ты подполковник, майор на крайний случай.

— Вероятно, я и умру капитаном, — с грустью проговорил Воронов. — Ладно, пошли ко мне и там обо всем поговорим.

В этот момент к ним подскочил лейтенант Скворцов:

— Товарищ капитан! Вас вызывает к себе майор Куракин! — по-военному доложил он. Капитан недоуменно взглянул на Савелия.

— Замполит батальона, — поморщился Савелий.

— Доложи товарищу майору, что не нашел меня, что я разговариваю с ротой, моюсь в бане, вылетел в трубу, наконец! — раздраженно бросил капитан Воронов. — Ты понял меня, лейтенант?

— Так точно, командир! — весело воскликнул тот. — Вас вызвали в штаб дивизии!

— Вот именно! — подмигнул ему Воронов и подхватил под руку Савелия.

— Да-а… — протянул Воронов, когда выслушал короткий рассказ Савелия о некоторых событиях его жизни. — Постукало тебя по жизни. — Он огорченно вздохнул: — Со мною вроде бы проще, если сравнивать с твоими похождениями. Дважды «дырявило», слава Богу, не очень серьезно. А то, что до сих пор капитан, — он досадливо насупился и махнул рукой, — мы с тобой, братишка, знакомы с самого детства. Надеюсь не забыл, как я тебя «выкрадывал» через забор детдома, чтобы исподтишка от моей тетки покормить чем-нибудь вкусненьким?

— Разве такое можно забыть, Андрюша? — с волнением в голосе воскликнул Савелий. — Ты же знаешь, что у меня никого нет. И ты для меня как брат. Больше, чем брат, особенно сейчас. — Его глаза сразу же стали грустными, но он пересилил себя. — Извини, ты же начал говорить о себе.

— Ты для меня тоже больше, чем брат. — Воронов вдруг нахмурился. — И потому говорю только тебе — Это произошло сразу же после того, как тебя ранило и отправили на Большую землю. Я столкнулся с такой мерзостью, что хотелось бросить все к чертовой матери и бежать отсюда, куда глаза глядят! — Он стиснул зубы и чуть слышно простонал. Затем налил себе и Савелию водки и, не чокаясь, опрокинул водку в рот.

Савелию показалось, что он догадывается, с какой «дерзостью» столкнулся капитан Воронов, но не хотел его подталкивать к продолжению разговорам давая, возможность самому решить, стоит ли продолжать этот трудный разговор.

— Короче говоря, — Воронов вздохнул и продолжал, — захватил я одного «духа» в засаде, а тот, коверкал слова, предложил мне доложить о нем интенданту комдива. Когда я хорошенько нажал на него, тот признался, что шел на встречу именно с ним. Представляешь, эта наглая рожа предложила мне, боевому офицеру, взятку! Я и не сдержался.

— Убил?

— Ну. И ударил-то только раз. А он возьми и стукнись головой о камень. Тут, конечно, шум, гам. Я им рассказываю о том, что произошло, а мне не верят. До прокурора дошло. — Воронов со злостью сплюнул.

— Прокурора? — нахмурился Савелий.

— Ну да, военного прокурора! Майора Зелинского…

— Зелинского? — воскликнул Савелий, хотя внутренне и был готов, что услышит именно эту фамилию.

Он усмехнулся: надо же! Какая же все же маленькая Земля! Зелинский! Вновь он услышал эту фамилию. Круг замкнулся заколдованный! «Если не виновен — отпусти.» — промелькнули у него в голове стихи, услышанные в зоне, Вот, пожалуйста, стоило ему услышать эту фамилию, как память вновь окунула его в прошлое. Заставила кожей ощутить время, когда он находился среди заключенных, осужденный за преступление, которого не совершал. Затем был побег, трудные, мучительные дни, когда он тащил на себе Угрюмого. Спасал человека, который был послан убить его. Потом, когда пришлось похоронить Угрюмого, он остался один, совсем один. Потом… Потом Варюша. Господи, как все несправедливо!

— и мне кажется, что ты его знаешь, — услышал он как бы издалека голос Воронова, и его невеселые воспоминания отошли на второй план: Савелий снова увидел перед собой капитана Воронова.

— Извини, Андрюша, задумался. О ком ты говоришь?

— О Зелинском. Ты знаешь его?

— Да, я его знаю, знал, так точнее будет, — усмехнулся Савелий, — капитаном!

— Капитаном? Значит, еще до моего знакомства с ним.

— Нет, после. Не удивляйся, это долгая история, рассказывай дальше.

— Хорошо. Так вот, чем-то этот майор мне внушил доверие к себе. Короче говоря, я ему все и выложил.

— Можешь не продолжать: дальше я все знаю! — хмуро бросил Савелий. Капитан с недоумением посмотрел на него.

— Тебя перебросили на другую должность, намекнув, чтоб помалкивал, а прокурор Зелинский из майора превратился в капитана. И вы оба должны благодарить Бога за то, что остались в живых. Не так ли, капитан?

— Так? Так, черт побори! — Воронов вскочил и начал ходить из угла в угол. — Но не думай, я не испугался этих сволочей! Несколько раз подавал рапорт по команде, но… — Он развел руками. — Прав ты и в том, что могли убрать! В меня стреляли свои, в спину. Попади пуля чуть выше, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Кто? Кто приказал тебя убрать? Ты узнал, кто?

— Я — не успел, но… Ты помнишь Варламова? Он-то меня и спас! Думаю, что вторая пуля была бы точнее, да не успел он: Варламов его кончил. И потому ответить, кто приказал ему убрать меня, не могу. Где-то сейчас мой спаситель?

— Нет Варламыча, — тихо, сквозь зубы процедил Савелий. — Убили его.

— Убили? Здесь, в Афгане?

— Нет, в Москве. Из-за меня он погиб! — Савелий стукнул по столу кулаком, залпом выпил свою водку, потом, немного помолчав, стал рассказывать Воронову о том, что произошло тогда в Москве.

Рассказов Аркадий Сергеевич — Первый

Огромный особняк даже среди других роскошных особняков выглядел ослепительно богатым. Он был окружен мощным забором, на углах которого виднелись видеокамеры, следящие за происходящим на каждом участке. Мощные металлические ворота дополнялись внушительными охранниками.

За ограждением находились различные постройки, а сам особняк напоминал небольшой дворец. Внутри он был отделан белым мрамором, украшен фигурками античных богов и героев. Сбоку примыкал закрытый бассейн. Его стены могли раздвигаться в стороны, и солнечные лучи золотили голубую воду.

Сейчас в нем, весело брызгаясь и резвясь, плавали несколько прекрасных молодых девушек. В чистейшей воде были видны их стройные тела, а темный загар, рассеченный узенькой полоской от трусиков, подчеркивал длинные ноги.

У самого края бассейна, выложенного розовым мрамором, в кресле-качалке сидел мужчина лет шестидесяти. Несмотря на возраст, он сумел сохранить спортивную фигуру, его накачанные мышцы говорили о том, что спорт он не оставил до сих пор.

Рядом с креслом стоял маленький столик ручной работы. Он был заставлен напитками, фруктами, фисташками, соленым миндалем.

Мужчина лениво наблюдал за девушками, покуривал гаванскую сигару и изредка смачивая горло шотландским виски. Его глаза похотливо вспыхивали, если одна из девушек специально демонстрировала перед ним ласки к другой девушке.

Аркадий Сергеевич был кадровым военным, как его отец и дед. Дед служил еще при царе, слыл храбрым офицером, за что неоднократно был отмечен самим самодержцем. Отец дослужился до полковника, и его военная карьера могла быть еще более успешной, чем у деда, но… Революция!

Патриот России, своего народа, он не смог заставить себя отдать приказ стрелять в своих сограждан и честно заявил об этом командующему, сложив личное оружие. Был тут же взят под арест, с него сорвали погоны.

Его освободила «армия» батьки Махно. На предложение самого Махно служить в его штабе тоже отказался и был передан в ВЧК для «внимательного разбору». Тюрьма, лагеря, ссылка.

Дворянин, интеллигент, умнейший человек, горячо любящий свою многострадальную Родину, а несколько месяцев до своей смерти был реабилитирован «за отсутствием состава».

У сына судьба сложилась более удачно, чем у отца. Совсем пацаном — пятнадцати лет — сбежал на фронт, пристроился к разведчикам и своей удалью, наблюдательностью, феноменальной памятью и умом сумел так расположить к себе начальство, что к концу войны на его груди красовалось несколько медалей и два ордена. Выписавшись из военного госпиталя, он поступил по направлению в военную академию, которую закончил с отличием.

Около шестнадцати лет генерал Рассказов проработал в органах государственной безопасности и в конце концов возглавил один из отделов внешней разведки. Казалось, человек достиг всего, о чем можно мечтать в Советском Союзе, но…

Однажды Аркадию Сергеевичу попали в руки папки с секретными документами, приоткрывшие ему глаза на то, что творилось в органах безопасности еще совсем недавно. Убийство совсем неповинных людей, доносы на своих врагов, оговоры, пытки, тайные приказы о терроре против мирного населения и многое, многое другое.

Именно тогда Рассказов и решил разыскать документы, связанные с арестом, приговором и заключением своего отца. Вскоре ему это удалось.

«Дело Сергея Викторовича Рассказова» — гласила надпись на пухлой папке, и рядом рукой самого Мехлиса размашистым почерком было начертано: «Убежденный монархист! Хранить вечно и совершенно секретно…»

Аркадий Сергеевич провел над этой папкой несколько часов, внимательно изучая пожелтевшие листочки доносов, допросов, объяснительных, различных справок, характеристик.

Он был волевым человеком, сотрудники называли его за спиной «стальным». Конечно же, он многое слышал, о многом догадывался, но всегда старался убедить себя в том, что все делается во благо Родины, народа. Все, что ему было известно, касалось посторонних людей, которых он не знал, и ему было нетрудно заставить себя поверить в то, что они являлись врагами. Сейчас же пришлось столкнуться с документами, которые несправедливо обличали самого близкого ему человека. Человека, которого он всегда боготворил, почитал и верил которому больше, чем кому-либо. Вот же его показания? Вот! Еще… Еще…

Генерал вчитывался в ровные строчки, написанные уверенным каллиграфическим почерком его отца, стараясь отыскать хотя бы одно, совсем маленькое подтверждение тому, о чем говорилось в приговоре.

Он помнил отца как честного, принципиального и порядочного человека и был уверен в том, что он никогда не стал бы ловчить, обманывать ради спасения своей жизни.

Аркадий Сергеевич читал и читал, но с каждой новой страничкой все больше убеждался, что либо его отца арестовали, допрашивали и судили глухие и слепые люди, либо те, кто не хотел слышать и видеть.

Господи! Как же он, человек, прошедший войну, много раз рисковавший своей жизнью, не единожды проливавший кровь и даже в бреду шептавший имя великого вождя всех народов, честно дослужившийся до высшего воинского звания в таких серьезных органах, как же он мог всему этому спокойно верить! Выходит, и он должен себе признаться, что старался ничего не видеть, ничего не слышать!

Что же ему делать сейчас, когда он наконец открыл глада, уши и вернул свою память? Снова их закрыть, заткнуть, забыть? Снова сделать вид, что ничего не произошло? Сможет он так? Нет! Нет! Нет!

Аркадий Сергеевич поглядел на бутылку водки, стоящую перед ним, быстро налил полный стакан и неожиданно долго смотрел на него. Хорош, нечего сказать! Как просто: хватануть стакан-другой водочки, раскиснуть, пожалеть всех убиенных, всех оправдать, особенно себя, а потом или примириться со всем или пустить себе пулю в лоб! Так, что ли? Нет, продолжать жить в таком дерьме он просто уже не сможет, а по-другому ОНИ не дадут. Покончить с собой. Но он этого никогда себе не позволит! Никогда!

Остается только одно: уехать из этой страны, которая насквозь пропитана ложью, фальшивыми лозунгами и идеями, а идеология поднята на такой уровень, что даже самые умные и честные люди верят в сумасбродные идеи коммунизма.

Конечно, было бы неправильно делать вывод, что Аркадий Сергеевич принял такое серьезное решение сразу. Нет, он шел к нему долгим мучительным путем, бессонными ночами. Рассказов всю свою сознательную жизнь тщательно обдумывал любое порученное ему задание, любой приказ, который отдавал своим подчиненным.

Вполне возможно, имей он в то время семью, — а жена и двое его сыновей погибли в авиакатастрофе, возвращаясь с отдыха на черноморском побережье за два года до этих событий, — вряд ли он бы решился на такой шаг. Но после гибели любимых и близких ему людей у него осталась только работа, в которую он и окунулся с головой.

Когда исчезли последние сомнения, генерала более ничто не связывало ни с родным домом, ни со страной.

Он прекрасно понимала что ехать в чужую страду и начинать в его возрасте все сначала — непосильная задача. Для этого нужно было иметь либо достаточное количество валюты, либо обладать чем-то, что можно выгодно продать или обменять за границей.

Конечно, занимая такую должность в известных всему миру органах, он, если бы захотел, мог рассчитывать на хорошую жизнь в любой находящейся с СССР в конфронтации стране, но на это генерал пойти не мог. И не только из патриотических соображений: он прекрасно сознавал, что едва органам безопасности станет известно о его измене, за свою жизнь он сам не даст и копейки.

Отработанная десятилетиями система ликвидации неугодных людей в любом уголке земного шара, которую он сам помогал совершенствовать, была настолько эффективна, что пытаться бороться с ней бесполезно даже ему, и на провал обречены любые попытки.

Оставался только первый вариант: валюта. Но где и как найти нужную достаточно большую сумму для безбедной жизни в чужой стране? Это во-первых! И как создать ситуацию невозвращения, чтобы «родные» органы оставили его в покое?

Шли месяцы, но Аркадий Сергеевич не торопился выполнять свой план: он выжидал удобный момент. И этот момент не заставил себя долго ждать: случай находит только тех, кто его ищет, а генерал относился к той категории людей, которые категорически отрицают существование «господина случая».

В стране назревали события, которые должны были перевернуть всю ее жизнь: ПЕРЕСТРОЙКА.

Аркадий Сергеевич, обладая обширной информацией, прекрасно понимал, что пышные фразы о свободе, демократии и прочих «вольностях» для народа — это очередной камуфляж тех, кто стремится к власти, но понимает, что старыми баснями до светлом будущее народ уже не накормишь.

Самая сильная в мире партия зашаталась, люди хлебнули свободного воздуха, и назад, к старым методам руководства страной возврата быть не могло. Это понимали почти все партийные функционеры, хотя и продолжали цепляться за свои привилегии, посты.

Были среди них и те, кто решил подстраховаться на самый крайний случай — ликвидации партии. Эти функционеры, занимающие самые высокие — посты в государственном аппарате, начали переводить огромные партийные деньги на секретные счета в заграничные банки.

Когда эта информация стала известна Аркадию Сергеевичу, он сразу понял, что такой возможности может больше и не представиться. Он тут же предпринял шаги, позволившие ему возглавить одну из операций по переводу огромной суммы валюты через своих посредников.

Операция готовилась под его личным руководством в условиях совершенной секретности, и ему удалось, сыграв на разнице курсов валют, а также на том, что счета строго кодировались и эти коды знали считанные лица, перевести достаточно большую сумму на свой личный счет.

В этой операции был еще один положительный момент, позволивший решить вопрос о страховке. Дело в том, что партийный функционер, доверивший ему эту операцию, случайно или намеренно обмолвился об очень мощной фигуре в руководстве КГБ, человеке, «которому можно доверять в этом вопросе».

Дальнейшие действия Аркадия Сергеевича были, как говорится, делом техники: небольшой, но очень важный разговор с этим человеком, который моментально понял и оценил его способности и дал ему «добро» на его предложения, важная тщательная работа по уничтожению своего досье во всех структурах, вплоть до архивов номенклатуры. Короче говоря, обычная подготовка агента для его засылки за границу, с той лишь разницей, что обычный агент имеет на крайний случай канал связи со своим руководителем, причем двусторонний, а у Аркадия Сергеевича такая связь вообще отсутствовала. Высший чин КГБ, понимая опасность каких-либо контактов прежде всего для себя, даже и не предлагал ему подобной запасной связи. Они договорились лишь о глубокой консервации Аркадия Сергеевича «до лучших времен».

Самым удивительным было то, что через несколько лет после описываемых событий Рассказову пришлось столкнуться с этими двумя людьми уже в качестве их руководителя, но об этом позднее.

Проведя несколько месяцев в различных странах, старательно запутывая свои следы, бывший генерал Рассказов прибыл наконец в густонаселенный Сингапур.

Сначала он снял небольшую квартирку и некоторое время присматривался к обстановке, знакомился с обычаями, с людьми. Он постепенно обрастал знакомствами, тщательно отбирая тех, кто мог понадобиться в дальнейшем, в самом близком будущем.

Пока он не знал, чем будет заниматься. Он был уверен только в одном, что жить тихой, размеренной жизнью, выращивая цветы и слушая сплетни соседей, он не будет. Его деятельная натура требовала другой жизни. Однажды он сумел познакомиться с крупным бизнесменом. Его имя не столь важно потому, что в дальнейшем он не появится в нашем повествовании, просто это знакомство послужило для Рассказова толчком. Бизнесмен, выходец из России, мечтал заняться своим делом на родине. Когда он поделился этими плодами с Аркадием Сергеевичем, генералу идея очень пришлась по душе.

К этому времени Рассказов уже обзавелся кое-какими связями, купил себе небольшой уютный домик из шести комнат в престижном районе, и многие знакомые говорили о нем уважительно, но очень туманно. Им было невдомек, что он сам создавал себе нужный имидж, умело применяя накопленный опыт работы в органах госбезопасности. Рассказов всегда держал открытыми глаза и уши, используя любую нужную информацию. Однажды он услышал об одной серьезной акции заезжих гастролеров, окончившейся смертельным исходом. Аркадий Сергеевич тонко намекнул о своем руководстве этой акцией. Потом еще раз, еще. Слухи множились и оседали в нужных кругах.

Он понимал, что рано или поздно к нему обязательно явятся те, кто негласно управляет городом, и очень тщательно подготовился к встрече. Его дом был напичкан различными тайниками с оружием, многочисленными ловушками, управляемыми с помощью дистанционного пульта, который он постоянно держал при себе.

Встреча действительно вскоре состоялась, и она была неожиданной больше для тех, кто пришел на эту разборку. «Посланец», как представился человек, пришедший с тремя угрюмыми телохранителями, вел себя уверенно и нагло.

Поведи он себя иначе и предложи Аркадию Сергеевичу партнерство, все произошло бы, возможно, по-другому. Но его угрожающий тон и безапелляционный ультиматум «убраться в двадцать четыре часа из города» не оставили шансов для мирного исхода этой встречи.

Разумеется, генерал предусмотрел такой вариант окончания «переговоров», потому так тщательно и готовился. Этот вариант был, конечно, опасен для его жизни, но возврата назад не было. Сказав «А», нужно говорить и «Б», а правым окажется тот, кто сильнее. Как и всегда Аркадий Сергеевич решил извлечь максимум пользы из сложной ситуации: первым же выстрелом был убит «посланец», а его трое приятелей оказались в ловушке за бронированными стеклами.

Рассказов связался с ними по переговорному устройству. Четким, не терпящим возражений, умеющим повелевать голосом он обрисовал им ситуацию и предложил работать на него.

Он понимал, что нельзя верить никаким словам и заверениям этих людей и потому заранее приготовил «сюрприз»: каждый из них должен был собственноручно написать признание в убийстве своего хозяина и передать на хранение ему. После этого они подробно рассказали о своей организации и продиктовали имена известных им ее членов. Вначале они категорически отказывались это сделать, но Аркадий Сергеевич спокойно и уверенно дал им пятнадцать минут на раздумье и показал способ, которым они отправятся на тот свет в случае отказа. Дело в том, что ловушка, в которой они оказались, была небольшой герметично закрытой комнатой, в которую с помощью специального устройства подавался воздух. Рассказов отключил воздух на пару минут, и пленники безоговорочно смирились со всеми его условиями. Вскоре собрались основные члены группировки. Совещание проходило в его доме, и, после того как он ознакомил всех пришедших со своей программой деятельности и нарисовал картину ближайшего будущего каждого, они признали его своим руководителем.

Аркадий Сергеевич задумал создать такую организацию, которая, занимаясь не совсем законными делами, всегда бы оставалась вне подозрений в городе проживания основного состава сотрудников.

Это была довольно сложная структура, совершенно безопасная для руководителей каждого региона, контролируемого организацией Рассказова. В каждом новом, переходящем под их контроль регионе обязательно строилась мощная база, чаще всего под землею. Она оснащалась по последнему слову техники, и средств на это не жалели. Сложнейшая электроника, компьютерный центр, куда стекалась информация, банк данных, система защиты не только по периметру внешнего ограждения, но и видеоконтроль любого помещения внутри самой базы.

Каждая такая база имела свой код, свои четкие функции и была очень мобильной в считанные минуты ее сотрудники, вооруженные самым современным оружием, могли собраться и отправиться в любую точку земного шара.

У сотрудников не было ни имен, ни фамилий, ни кличек: каждый имел номер, закрепленный только за ним. Однако этот номер имел некоторые особенности во-первых, чем ниже номер, тем выше звание. Количество сотрудников базы было постоянным, но сами сотрудники нередко менялись: кто погибал, кого, если он становился неблагонадежным, сами «убирали». Вновь прибывший получал самый последний номер и постепенно продвигался в этой своеобразной «очереди». И чем ниже становился номер, тем труднее было его получить.

На базе неукоснительно соблюдались определенные правила. Строгая дисциплина, беспрекословное подчинение старшему по званию, постоянный тренинг и совершенствование нужных навыков были обязательными условиями для любого сотрудника базы. Уйти по собственному желанию с этой базы означало подписать себе смертный приговор. Любое нарушение дисциплины наказывалось достаточно строго: карцер, лишение обычных радостей, получаемых как поощрения, а более серьезные проступки карались еще строже: иной раз — смертью.

Каждая база имела свою систему эвакуации в случае провала и а час-полтора могла быть полностью эвакуирована в другой регион или в считанные секунды уничтожена.

Аркадий Сергеевич, получая обширную информацию о своей бывшей родине, все чаще приходил к мысли о том, что без его вмешательства, без его помощи стране будет гораздо труднее выйти из кризисной ситуации. Он всячески пытался доказать самому себе, что его побуждения чисты и несут его стране «светлое и прекрасное». И бывший генерал настолько поверил в это, что начал считать себя непогрешимым, чуть ли не мессией, который избавит его народ от голода и нищеты. «Цель оправдывает средства», и любая жестокость во имя поставленной им задачи оправдывалась. Для достижения того, что он задумал, нужны были огромные средства и как можно скорее. Как говаривал его любимый литературный герой, имеется триста способов заработать быстрые деньги, не очень привлекая к себе органы правосудия. Однако это были способы получения небольших сумм, а ему нужны были огромные суммы.

Тщательно все проанализировав. Рассказов остановился на самых опасных, но и самых доходных способах: наркотики и оружие.

Убрав со своего пути сначала мелких конкурентов, потом более крупных, он постепенно взял под контроль огромный регион Среднего Востока, сосредоточивав своих руках все каналы покупки и сбыта этих товаров.

Аппетит приходит во время еды, и он стал подумывать о том, как бы организовать собственное производство наркотиков, дабы не терять основную долю прибыли. Конечно, он понимал, что выжить в борьбе с теми, кто занимается этим бизнесом десятки лет, можно было только двумя путями: создав мощную организацию, гарантирующую безопасность своим сотрудникам, и обладая более дешевой продукцией.

Взвесив все варианты, бывший генерал решил, что самым удобным местом для подпольной лаборатории по изготовлению наркотиков мог бы стать Казахстан. Не подвела его и собственная память: в одной из инспекционных поездок по стране ему удалось побывать на одной геодезической базе, расположенной среди песков, от которой до ближайшего населенного пункта было более пятисот километров. Через несколько месяцев после его посещения этой базы, она была законсервирована из-за отсутствия денежных средств.

Более удачное место трудно было придумать. Аркадий Сергеевич выяснил, что ее консервация продолжается, и дал команду оборудовать этот брошенный объект под лабораторию. Но в стране так быстро начала меняться ситуация, что он решил сосредоточить на этом объекте более серьезное подразделение, чем сначала было задумано, с самыми широкими возможностями, которое могло пригодиться в ближайшем будущем.

Сейчас Аркадий Сергеевич сидел у бортика бассейна своей виллы, и со стороны могло показаться, что он увлечен созерцанием своих обнаженных «уточек», но те, кто знал его лучше, сразу бы поняли, что мысли шефа очень далеки от окружающей действительности.

Рассказов только что получил информацию о том, что при захвате армейского склада с оружием погиб Двадцать первый. На этого парня он возлагал очень большие надежды. Двадцать первый прошел специальную подготовку и должен был в самом ближайшем будущем выполнить задание, к которому его так тщательно готовили. Как же так? Столько усилий и средств затрачено на его подготовку, а какой-то случайный выстрел оборвал его жизнь и нарушил планы, планы самого Рассказова!

С одной стороны, конечно, было жаль затраченного времени и средств, но, с другой стороны. Аркадий Сергеевич где-то в душе был рад случившемуся: произойди это во время выполнения той задачи, последствия могли быть непредсказуемыми и самыми трагичными для всей его организации. Слишком многое ставилось на карту. Значит, он не был настолько хорошо подготовлен, раз мог погибнуть так нелепо. Рассказов встал с кресла и быстро пошел в «святая святых» — свой компьютерный центр, куда никто не допускался. В этот Центр стекалась информация со всех баз и других источников, известных только ему, и код к этой программе имел только он один. Открыв тяжелую металлическую дверь своим пальцем (Рассказов категорически отказался от каких-либо замков, хоть и с магнитными карточками, которые мог подделать любой мало-мальски грамотный специалист, а твой палец всегда с тобой: его не потеряешь и «не подделаешь». Следует заметить, что это было ошибочным мнением, но об этом еще рассказ впереди) и включив компьютер. Рассказов быстро набрал нужную программу и стал внимательно вчитываться в бегущую строку информации, поступившей совсем недавно.

Эту программу он завел чисто интуитивно, в нее со всех стран собирались все новые сведения, которые хоть как-то соприкасались с его деятельностью. Эти сведения обрабатывались, закладывались в память и выдавались ему для информации в очень сжатой форме.

Сейчас шла информация о различных происшествиях: авиакатастрофа… число погибших… место гибели — список погибших. Захват банка… погибшие. «Да, мельчает уголовный элемент: за талого мизерную сумму и столько погибших!» — подумал Рассказов.

Беженцы… список. Уголовная хроника: нет, это не то, снова не то. Так… Что? Какое-то шестое чувство подсказало Рассказову что следует заинтересоваться информацией, которая промелькнула перед его глазами.

Он быстро вернул начало информации и прочел более внимательно.

«Шесть морских пехотинцев США под хохот проходивших мимо зевак должны были ретироваться. По рассказам очевидцев, морским пехотинцам не понравился парень, устроившийся на садовой скамейке отдохнуть. Когда парень оставил без внимания их насмешки и продолжал спокойно лежать, они решили применить силу, но получили такой отпор, что им пришлось ретироваться».

Казалось бы, незатейливая информация: таких инцидентов хоть пруд пруди, почти каждый день происходят, но этот попал в число тех, что выбрала программа. Что-то здесь не так.

Аркадий Сергеевич быстро набрал файл архива, и вскоре на экране монитора побежали строчки:

«На место происшествия была вызвана полиция. Морские десантники и тот, к кому они приставали, были задержаны и отправлены в полицейский участок. Свидетели происшествия, допрошенные на месте, безоговорочно подтвердили невиновность парня, и он мог быть отпущен, но комиссар полиции, лично занявшийся этим случаем, выяснил, что парень, назвавшийся Савелием Говорковым, не имеет никаких документов, подтверждающих его личность, как и кого-либо, кто мог бы подтвердить его личность или поручиться за него.

Допросив самого парня выяснилось следующее: он уроженец России, несколько лет назад был захвачен в плен в Афганистане, где воевал на стороне советских войск, вскоре бежал из плена и в данный момент не имеет ни документов, ни средств к существованию.

После нескольких часов пребывания в полицейском участке, комиссар полиции решил выпустить его на свободу, предупредив на прощание, что следующий даже незначительный инцидент, который заставит полицию заниматься его личностью, может окончиться для него лишением свободы. По всей вероятности, комиссар в этот день был в самом добром расположении духа, так как его работа была отмечена с хорошей стороны мэром города в интервью, прошедшем по национальному каналу».

Рассказов на мгновение задумался, потом решительно набрал код принтера, чтобы распечатать данные. Что заставило его заострить внимание на этом случае? На этот вопрос он не знал ответа, но почувствовал, что этот парень, оказавшийся к тому же его земляком, может ему пригодиться.

Аркадий Сергеевич очень тщательно подбирал людей для своей организации, и каждый обязательно проходил жесткую проверку и отбор. И чем сложнее ему предстояла работа, тем более серьезное испытание он проходил.

Сейчас на территории бывшего Союза было построено несколько баз, и каждая была настолько мощной, насколько и засекреченной. Самое современное оснащение, лучшее в мире вооружение, на некоторых имелись даже бронетранспортеры и вертолеты, и единственная сложность — человеческий материал. А для того, что задумал генерал, нужны были не просто люди, а сильные, смелые, бесстрашные: как говорится, «без страха и упрека».

Пора ему, бывшему генералу, всплывать на поверхность! Пора всем показать свои силы! Хватит довольствоваться мелкими кусками! Кто сильнее, тот и прав! Да и время сейчас более чем подходящее: народ недоволен, функционеры грызутся между собой за власть, армия в полной растерянности, потеряла жесткую дисциплину и жесткое руководство.

Так… сейчас май. Что же, осенью, когда многие будут заняты уборкой урожая, самое удачное время, а сейчас нужно форсировать накопление оружия, это во-первых, во-вторых, успеть подготовить человека, который будет выполнять важную миссию. И от выполнения этой миссии, возможно, будет зависеть удачный исход всего, что задумал он.

Аркадий Сергеевич взглянул еще раз на монитор, выключил его, затем вытащил из принтера листок с текстом. Савелий Говорков. Нужно обязательно сделать запрос в Москву. А пока, — он задумался, — пока его надо найти и понаблюдать. Все, решено!»

Плен и побег Савелия

Фронтовые будни в Афганистане были тяжелыми и непредсказуемыми. Были дни без единого выстрела и, как говорится, врага днем с огнем не найти, но чаще были другие идешь по солнцепеку, вокруг — ни души, чуть расслабился, и зажужжали вокруг тебя автоматно-пулеметные очереди. Именно в таких случаях и гибли молодые солдаты, только что прибывшие с Большой земли.

В роте капитана Воронова смертность была намного ниже, чем в других ротах. Капитан завел неукоснительное правило — каждый новичок обязательно прикреплялся к опытному бойцу, и тот становился ответственным за его жизнь. Зачастую они даже спали рядом, и молодые перенимали не только опыт у своих старших наставников, но и их привычки, манеру говорить, даже их походку.

С приходом Воронова Савелий стал чуть уравновешеннее и уже не бросался в опасные ситуации безоглядно. В нем как бы открылось второе дыхание, появилось желание жить, и все потому, что рядом находился человек, которому он был нужен.

Однажды их группа попала в жестокую переделку, когда они под руководством капитала Воронова в количестве пятнадцати человек возвращались после выполнения задания. Более суток они уже были в пути без отдыха, без сна, когда их группа подверглась нападению душманов. Это произошло настолько неожиданно, что в первые же секунды боя погибло восемь человек. Если бы не Савелий, то и Воронов оказался бы среди погибших. Савелий успел заметить скрывавшегося за валуном душмана и дал по нему длинную очередь, однако тот все-таки выстрелил в Воронова, и Савелий, бросив вперед свое тело, защитил его. Одна пуля попала в грудь, вторая — в бедро.

— Братишка! — закричал капитан, осторожно приподнимая голову Савелия, — Как же так, братишка?

— Хлопотно все, Андрюша, — попытался улыбнуться Савелий, хотел еще что-то добавить, но потерял сознание.

Бой стих так же внезапно, как и возник: душманы словно растворились среди скал, прихватив с собой убитых. Выставив охранение. Воронов быстро и умело перевязал Говорком, затем связался с командованием по рации. Доложило происшествии и попросил о срочной помощи вертолетом.

До площадки, куда послали вертолет, нужно было добираться часа полтора, и Воронов, отказавшись от помощи своих солдат и рассредоточив их в боевой порядок, взвалил на себя беспомощное тело Савелия и двинулся к месту встречи.

Измученные от постоянного напряжения, уставшие и голодные, они двигались очень медленно. Капитан из последних сил тащил Савелия, но на все просьбы старшего сержанта Давиденко, здоровенного украинцам поменяться с ним ношами (старший сержант нес ручной пулемет, казавшийся в его руках игрушечным) получал категорический отказ. Он сам хотел нести своего «братишку».

До встречи с вертолетом оставалось полчаса пути, когда старший сержант, шедший впереди, неожиданно вскрикнул: «Духи!» — и тут же открыл яростный огонь из своего пулемета прямо с рук.

На какое-то мгновение этот огонь заставил душманов прижаться к скалам и дал возможность их немногочисленной группе рассредоточиться дал обороны.

Капитан Воронов осторожно опустил Савелия на пушистый снег за каменным выступом, затем крикнул молодому солдату, совсем еще пацану:

— Акимов, автомат!

Тот бросил ему один из двух автоматов, висевших у него на плече, и они стали вести прицельный огонь по душманам. Позиция была очень невыгодной: они находились ниже душманов и хорошо просматривались.

Первым был убит старший сержант Давиденко, который не захотел прятаться, продолжая стрелять из пулемета до последнего, пока его не сразила вражеская очередь. Потом погиб Акимов вместе со своим наставником из Тулы, худощавым высоким парнем. Туляк ни разу не был ранен за два года службы в Афганистане. У него была странная фамилия — Негремный. Он был настолько худым, что даже отшучивался: «Меня пуля не берет потому, что попасть в меня трудно — худой больно». И действительно, погиб он не от пули: их вдвоем, вместе с его подопечным, парнишкой из Омска, убило гранатой.

Не прекращая ни на минуту своего огня. Воронов видел, как погиб веселый парень из Москвы, который очень любил стихи и писал сам. Почти все свободное время он отдавал им, и часто его можно было увидеть с блокнотом в руках. Поэта многие любили, но самым большим его другом был Саша, который и сейчас находился рядом с ним. По иронии судьбы у Саши отчество было Сергеевич, и его то ли за то, что он был тезкой великого поэта, то ли за то, что знал многие его произведения наизусть, однополчане прозвали Пушкиным. Скорее всего, ребят и сблизила любовь к поэзии. Когда Александр увидел гибель своего друга, он вскочил во весь рост, сорвал с пояса гранату:

— Ну, гады, ловите! — крикнул он и бросил ее в сторону «духов».

Граната разорвалась прямо среди трех душманов, и все они были убиты.

Стало тихо вокруг. И вдруг в этой неправдоподобной после оглушительного боя тишине раздалась короткая очередь, которая прошила грудь тезки великого поэта. Он с удивлением посмотрел на свою раненую грудь, потом перевел взгляд на друга и тихо сказал:

— Окончен бал, погасли свечи! — Он сумел даже повернуться к капитану, чтобы добавить что-то, но не успел.

Упал солдат на друга, словно решив прикрыть его своим телом.

Капитан простонал в бессильной злобе от непоправимой утраты и прицелился в молодого «духа» в чалме, который, вероятно, думал, что все кончилось для него благополучно, он остался в живых. Автомат Воронова выпустил очень короткую очередь и тут же захлебнулся: кончились патроны, но этих пуль хватило — из-за утеса вывалилось тело молодого душмана и скатилось по склону.

Выждав на всякий случай несколько минут, Воронов накинул свою фуражку на ствол автомата и высунул из-за укрытия — выстрелов не последовало. Он прислушался, но вокруг стояла звенящая тишина.

Поняв, что никого, кроме них с Савелием, не осталось в живых. Воронов решил подняться на ноги, но острая боль в плече несколько охладила его пыл. Только сейчас, когда напряжение, вызванное боем, спало, он заметил, что ранен. Кое-как стянув плечо остатками бинтов, Воронов, пересиливая боль, встал и обошел тела своих солдата может кто еще живой, но все были мертвы. С трудом, стискивая от боли зубы, Воронов поднял Савелия, закинул его руки к себе на плечи, подхватил единственный заряженный патронами автомат и двинулся вперед, шатаясь из стороны в стороны и еле двигая ноги.

Пот заливал его лицо, насквозь промокла форма, несмотря на то, что стояла минусовая температура. Неожиданно у него потемнело в глазах, и ему показалось, что наступила ночь, но когда Воронов остановился и немного перевел дух, то яркий свет от белого снега брызнул ему в глаза. Капитан понял, что с Савелием на плечах он опоздает на встречу с вертолетом. В этот момент друг очнулся и громко простонал.

— Потерпи, братишка, потерпи. Скоро «вертушка» прилетит за нами!

— А если не при… летит? — прошептал Савелий.

— Если не прилетит, то я их маму… — Воронов вдруг споткнулся и едва не выронил Савелия на острые камни, но сам разодрал правое колено. — А, черт! — выругался он и осторожно опустил Савелия на снег. Потом сунул в его пересохшие от высокой температуры губы пригоршню чистого снега:

— Ты полежи здесь чуток, а я осмотрюсь: может быть, они прилетели уже. Это тебе, на всякий случай, — проговорил он и сунул в руки Савелия автомат. Затем медленно, оглядываясь по сторонам, пошел в сторону вертолетной площадки.

Не отошел он и ста метров, как что-то заставило его остановиться, словно кто-то схватил его за плечо. Поворачиваясь, он наступил на предательски торчащий под снегом камешек и опрокинулся на спину, пытаясь ухватиться руками за скользкие выступы.

Последнее, что успел увидеть капитан, цепляясь из последних сил за острый край скалы, оказавшийся камнем, что Савелия окружили трое душманов. В этот момент камень развернулся, и Воронов сорвался вниз, пролетел метра три и наверняка бы разбился насмерть, если бы не густой кустарник, смягчивший его падение на спину.

Савелий очнулся потому, что в его лицо попал небольшой камешек. С трудом разлепив глаза, он увидел перед собой ржавших душманов. Один из них приготовился бросить в него еще один камень. Савелий сжал руку и вдруг почувствовал, что держит автомат. Не задумываясь ни секунды, он вскинул его, и очередь, разорвавшая тишину, далеким эхом отозвавшись среди скал, оборвала жизнь одному из «духов».

Не успело его тело коснуться земли, как второй душман поднял ногу в кованом сапоге и ударил Савелия в лицо.

Когда Говорков пришел в сознание, то услышал отрывистую, гортанную речь и почти сразу все вспомнил. Плен!?? Он попал в плен!

Не открывал глаз, Савелий мысленно прощупал каждую свою мышцу, пытаясь понять, в каком состоянии находится его тело. Как ни странно, ею ноги и руки не были связаны: вероятно, душманы поняли, что в таком состоянии человек вряд ли попытается чтолибо предпринять.

То ли экстремальная оптация, в которой он оказался, сыграла роль, то ли времени уже много прошло, но раны его почти не беспокоили. Неожиданно он почувствовал какой-то противный запах, исходивший от его груди. Неужели загнили раны? Сквозь прикрытые ресницы Савелий скосил глаза на грудь и с удовлетворением отметил, что он умело и туго перебинтован, а из-под бинтов торчат какие-то травы. Вероятно, они и издавали этот запах.

Интересно, для чего он понадобился душманам, если они даже перебинтовали его? Откуда такая забота к тому, кто на их глазах убил их соотечественника?

Савелий незаметно приоткрыл глаза, рядом никого не было. Он осмотрелся: небольшие, но аккуратные деревянные строения, метрах в десяти стояло несколько человек. Среди них он увидел людей в чалмах и с автоматами на плечах, а также нескольких офицеров. Один из офицеров, звания которого Савелий не рассмотрел, к его удивлению, был американцем.

Рядом с людьми он увидел военную технику: открытый джип, бронетранспортер, у одного из строения стоял часовой. Все говорило о том, что он находился на территории воинского подразделения. Салелий едва не вскрикнул, когда увидел метрах в пятидесяти небольшой вертолет. Добраться бы до него! Был бы он не ранен, мог бы попробовать, а в таком состоянии нечего было и мечтать. Думай, Савелий, думай! Не может быть, чтобы не было какого-нибудь выхода. Как говорил его старый тренер Укору Магасаки.

«Во всякой ловушке есть два выхода: один, которая знает тот, кто ее сделал, второй, кто в ловушку попал и сумел найти выход от нее».

Что же, Савелию нужно второе: найти выход из этой ловушки. Легко сказать найти! Но… Главное не спешить. Жаль, что не знает их языка: все было бы легче.

Вдруг Савелий подумал о своих карманах. Дело в том, что на это задание их группу отправили так скоропалительно, что не было времени для обычной подготовки. Воронова вызвали среди ночи в штаб. Через несколько минут он вернулся, вызвал пофамильно пятнадцать человек, приказал взять запас продуктов на сутки, оружие, и они тут же двинулись из части. Савелий не успел даже сдать на хранением как обычно, свои награды: медаль и два ордена Красной Звезды.

Задание состояло в следующем: их отряд должен был прикрывать в горах проход какой-то спецгруппы из пяти человек в тыл душманов. Завязался жестокий бой, но операция была проведена четко и без потерь, группа душманов была уничтожена полностью.

После того как бой окончился, они проверили все трупы в поисках каких-нибудь документов, но ничего стоящего не обнаружили, а Савелий, когда уже они собирались возвращаться, нашел около одного мертвого душмана какую-то странную вещь, сделанную из камня розового цвета то ли брелок, то ли амулет, а может, и игрушка. Он сунул ее в карман, где лежали завернутые в тряпочку награды.

Во время одной из кратковременных остановок Савелий вытащил эту вещицу, чтобы разглядеть повнимательнее. Толстый лысый мужичок сидел, скрестив ноги и сложив на груди руки крест-накрест. Савелий поднял фигурку и взглянул на нее в свете солнечных лучей, и она сразу стала прозрачной, а внутри ее проявилась надпись на языке, напоминающем арабский. Когда он убрал ее со света, она снова стала розовой. Он показал амулет Воронову, и тот пошутил:

— Ну, все, Савка, теперь тебе ничего не грозит: тебя охраняет здешний Бог.

Словно в беспамятном состоянии, Савелий простонал и провел рукой по карману: карман был пустым, и он ухватился за грудь, где была рана.

К нему тут же подскочил какой-то седой душман в чалме и стал что-то быстро говорить на афгани. Подошли еще трое, среди которых и американский офицер. В руках у старика Савелий рассмотрел свой сверток с орденами и того самого идола, которого он нашел на месте боя. Один из афганских офицеров нагнулся к нему и плеснул из фляжки водой. Савелий никак не среагировал, и офицер встряхнул его за плечо. Как ни странно, Савелий не ощутил никакой боли — вероятно, травы, наложенные ему на раны, обладали свойством обезболивания, но решил не показывать этого и громко застонал, затем, морщась якобы от боли, приоткрыл глаза.

Американский офицер повернулся к одному из афганцев:

— Скажи Алл, пусть спросит этого русского: кто он, откуда?

Тот повернулся к другому и быстро перевел на афгани. Тот уже хотел переводить на русский, но в этот момент старик, держащий амулет, начал снова быстро говорить, размахивая руками. Переводчик с английского повернулся к американцу:

— Почтенный Абу-Акмаль спрашиваете откуда у этого русского этот…

— Он старался найти подходящее слово на английском. — Не знаю, как перевести, но это очень святая вещь, и человек, вернувший ее им, должен быть отправлен к его Учителю!

— Ладно, пусть выполняют все, что скажет этот старик, а то потом ни с чем к нему не обратишься. — Офицер, потеряв к Савелию всякий интерес, повернулся и направился к штабу.

Тот, которому что-то говорил старик, наклонился к Савелию и на ломаном русском языке спросил:

— Почтенный Лбу-Акмаль интересоваться, где вы взять эта вещь?

— Я должен встретиться с почтеннейшим Учителем! — неожиданно для самого себя выдавил Савелий, стараясь оттянуть время, чтобы избавиться от дальнейших расспросов.

Он был весьма удивлен когда афганец перевел его ответ старику, тот вдруг наклонился над ним, чуть не с любовью взглянул на Савелия, провел по своим губам идолом и сунул его за широкий пояс, которым был подпоясан. Затем вытащил из-за пояса четки, провел ими по лицу Савелия и прочитал над ним какуюто молитву. Улыбнувшись на прощанье, быстро чтото сказал стоящим рядом. Те сразу же подхватили Савелия под руки и понесли к вертолету.

Маленькая кабинка вмещала только троих вместе с пилотом. Савелия усадили слева за спиной пилота, а напротив него сел тот афганский офицер, который не произнес пока ни единого слова. Пилот уже начал заводить вертолет, как неожиданно к ним подошел старик в чалме, снова улыбнулся Савелию, после чего протянул его ордена афганскому офицеру. Через несколько минут они взлетели.

Радостное чувство охватило Савелия: вот и нашелся второй выход, о котором он мечтал. Теперь дело за малым — усыпить бдительность офицера, который, едва они оторвались от земли, вытащил свой пистолет, выразительно кивнул на него Савелию и взял его на прицел.

Савелий добродушно улыбался и поглядывал по сторонам. Всем своим видом он старался показать своему бдительному соседу, что не имеет никаких дурных намерений. Интересно, куда его везут? Ясно было одно: не к теще на блины. Надо скорее что-то предпринимать, такого случая может уже никогда не представиться, а сколько времени лететь, он не знает. В любой момент полет может кончиться. Была не была, попытка не пытка. Савелий вдруг закрыл глаза и громко простонал. Офицер не обратил на это, никакого внимания; осторожный. Что ж, посмотрим еще, кто окажется сверху. Неожиданно Савелий картинно обхватил руками горло и начал дергаться всем телом, словно задыхался от удушья:

— Мама! Мамочка! Воздуха мне! Воздуха! Умираю, мамочка!

Неизвестно, понял ли афганец хотя бы слово порусски, но его глазки тревожно забегали: видно, доставлять труп начальству не входило в его планы и грозило большими неприятностями. Не выпуская из руки пистолета, другой рукой он вытащил из кармана плоскую фляжку и наклонился к Савелию, несколько повернув пистолет от его груди.

Савелий мгновенно выбросил левую руку вперед и ребром ладони рубанул по горлу офицера. Не издав ни единого звука, тот откинулся на спину и замер. Все бы кончилось хорошо, но металлическая фляжка чуть подпортила дело: выпав из рук, она громко звякнула о дюралевый корпус вертолета. Пилот мгновенно обернулся и сразу же сунул руку в кобуру.

Такой исход Савелия не устраивал, и он быстро вскинул руку мертвого офицера, который продолжал сжимать пистолет, и несколько раз выстрелил в пилота. Пилот тоже успел выхватить пистолет и даже выстрелить, но пуля лишь вскользь задела плечо Савелия, а сам пилот уткнулся головой в приборы.

Одна из пуль Савелия, вероятно, повредила чтото в управлении, и вертолет начал чихать и кружиться на месте, Савелий быстро перекинул тело пилота на свое место, а сам занял его и взялся за ручку управления. После неимоверных усилий ему чудом удалось выровнять вертолет, развернуть его и направить на запад.

Сколько километров ему удалось пролететь, он не мог определить: некоторые приборы были повреждены выстрелами, но вскоре Савелий почувствовал, как стальную машину начало крутить, вертеть, и она стала упрямо снижаться. Он понял, что жить ему осталось несколько минут. И вдруг впереди он увидел много воды. Это была единственная надежда остаться в живых. Дотянуть до воды! Дотянуть до воды! Какими ласковыми словами он только ни уговаривал вертолет. И стальная птица нехотя подчинилась.

В его памяти сохранились лишь отдельные моменты после того, как вертолет врезался в воду, погружение вертолета, его попытка открыть дверь — ее то ли заклинило, то ли масса воды не дала раскрыть, но Савелий подхватил пистолет и разбил окно. После этого он вообще ничего уже не помнил: хлынувшая вода откинула его и ударила головой о металлическую раму.

Он не помнил, как ему удалось выскользнуть из вертолета, всплыть на поверхность океана, как смог добраться до берега. Не помнил он и того, как, выбравшись на берег, продолжал ползти и ползти вперед, пока тело совсем не отказалось слушаться.

Савелий несколько часов пролежал без признаков жизни. В таком состоянии его и нашел будущий его Учитель со своими братьями.

Севастьянов Виктор Николаевич

Виктор Николаевич Севостьянов раздраженно ходил по своему огромному кабинету. Он только что вернулся из кабинета Президента. Хитрая лиса! Говорить двадцать минут и ничего не сказать. Такое впечатление, что он находился на дипломатическом приме! Ни на одно его предложение Президенту не получено ответа. Можно подумать, что он не понимает, куда катится страна! Нет, он все прекрасно понимает! Демагог! Перестройка! Свобода! Идиот! Чего он добился своей свободой? Стал первым в стране Президентом? «Ура! Да здравствует!» На что рассчитывал? За партию нужно держаться! За партию! Это единственная сила в стране Советов — Коммунистическая партия!

Семьдесят лет складывалась ее структура! Семьдесят лет! И этот еще, тоже мне демократа из себя корчит! Со своим-то рылом да в калашный ряд! Нет, нужно срочно что-то предпринимать, если уже не поздно! Как можно разваливать страну на куски в такой ситуации? Дать уйти Прибалтике, Молдавии. Тряпка! Самая настоящая тряпка! Ох, хлебнет еще страна от такого «руководства»! Ох, хлебнет…

Неожиданно зазвонила «вертушка» и прервала его мысли. Кто это может быть? Виктор Николаевич подошел и снял трубку — Севостьянов слушает!

— Виктор Николаевич, приветствую тебя, дорогой! — услышал он вкрадчивый голос одного из самых влиятельных людей среди приближенных Президента. — Как здоровье? Настроение?

— Ничего, спасибо, фигово! — быстро ответил Севостьянов своей обычной фразой, скрывая за ней явную усмешку.

— Вот и хорошо, — словно не заметив иронии, отозвался тот. — Я уверен, что ты правильно понял сегодняшнюю встречу с нашим шефом. — Он немного помолчал, потом продолжил: — И уверен, что сделал правильные выводы! — На этот раз в голосе появились металлические нотки. — А теперь о главном: со своими предложениями об органах ко мне в девятнадцать ноль-ноль, на дачу. Есть кое-какие предложения от нашего общего знакомого из Южной Тайги. Ну, привет! Жду!

Виктор Николаевич положил трубку на аппарат и нахмурил брови: на их условном языке (о серьезных вещах они не говорили в открытую даже по «кремлевке») сказанное означало, что получены сведения от бывшего его коллеги, которого они с таким трудом «потеряли» за границей.

Очень своевременный звонок! Как нельзя кстати! Интересно, о чем будет разговор? Какие предложения могут последовать от бывшего генерала КГБ Рассказова? Вряд ли стал бы он рисковать и идти на связь из-за пустяков! Что-то наверняка очень серьезное! Стоп!

«Со своими предложениями об органах», — повторил он про себя. Интересно! Наконец-то понадобились его «черные списки».

Эти списки Виктор Николаевич начал составлять очень давно, когда еще был помощником Секретаря ЦК КПСС, курировавшего органы КГБ. Тогда ему казалось, что он, собирая эти списки, помогает предотвратить зреющий заговор в органах КГБ. Однако ситуация в стране изменилась так резко, что сейчас, когда он сам возглавил отдел ЦК КПСС по контролю за органами КГБ и, естественно, сильно дополнил эти списки, люди, фигурирующие в них, из неугодных элементов неожиданно превратились в нужных патриотов.

Ты посмотри, какой он быстрый! Списки ему подавай! Этим спискам он посвятил столько лет! А какому риску подвергался?! Да и сейчас подвергается не меньше, если не больше!

Ну и память у него! Один только раз упомянул с ним в разговоре года четыре назад, а он помнит. Тогда сделал вид, что пропустил мимо ушей. Хитрован! При всех властях усидел… и усидит!

С одной стороны, отдавать такой ценный материал в такой ситуации Виктору Николаевичу почему-то не хотелось, очень мнимые выгоды сейчас это сулило, а с другой стороны, не отдашь — навлечешь на себя беду. Как бы умудриться сделать так, чтобы и «волки были сыты и овцы целы»? Ладно, не из таких передряг находил выход, время еще терпит.

Инспекторская поездка

В просторном салоне правительственного самолета находилось несколько человека среди них — генерал госбезопасности, Александр Борисович Галин. Он уже давно был пенсионного возраста, но его почему-то продолжали держать в органах, да еще и использовать на оперативной работе.

Рядом спим сидел моложавый полковник с чуть седоватыми висками, Константин Иванович Богомолов.

Чуть поодаль, заметно нервничая, расположился майор Нигматулин, который не совсем комфортно чувствовал себя в столь солидной компании.

Все они внимательно слушали сидящего за столом, уставленным различными средствами связи, сухощавого мужчину средних лет. Он был одет в строгий серый костюм-тройку и модный галстук. Аркадий Михайлович Денисов был первым заместителем начальника отдела ЦК КПСС по работе с органами государственной безопасности. Говорил он тихо, но отчетливо:

— Обстановка в этом регионе очень сложная, и потому, Александр Борисович, особое внимание — границе. — Он сделал паузу и нахмурился.

— Таких инцидентов, как в гарнизоне Соловьева, быть не должно!

— Аркадий Михайлович, нет там его вины, он… — начал было говорить генерал Галин, но Денисов тут же прервал его на полуслове:

— Я не ищу виновных. — И тут же, взяв себя в руки, мягко добавил.

— Вечно вы защищаете своих любимчиков. — После чего повернулся к полковнику Богомолову: — Ну, что ж, докладывайте о вашем инциденте. И подробнее, пожалуйста!

— Слушаю, Аркадий Михайлович? Два дня назад преступная группа напала на военный склад. — Он вытащил из папки листок. — Разрешите зачитать?

— Читайте! — со злостью бросил Денисов. — Совсем обнаглели, уже на военные склады нападают. Это же не первый случай?

— Так точно!

— Ладно, читайте.

— Убиты двое часовых. По полным данным, похищено: автоматов АКМС — тысяча двести штук, пистолетов Макарова — тысяча восемьсот штук, ручных гранатометов — сто семьдесят штук, гранат Ф-1 — две тысячи, около сорока тысяч патронов. — Он замолчал.

— Опять упустили? — спросил Денисов, взглянув на генерала.

— Опоздали. Грузовиков на платформе уже на было — сконфуженно ответил тот.

— А может там их и не было?

— Разрешите!? — снова спросил полковник.

— Слушаю вас.

— Мне кажется, что их там не было, — осторожно подтвердил полковник. — Мы провели экспертизу: следы у складов и следы на платформе идентичны. Думаю, что оружие увезено в контейнерах. Следы его теряются в Казахстане.

— Так. Что еще?

— На месте происшествия удалось выяснить, что один из часовых успел дать автоматную очередь и по всей вероятности кого-то ранил: обнаруженная на земле кровь не принадлежит ни одному из убитых постовых. Оповещены все медицинские учреждения.

— Не густо. — Он вдруг взглянул на молчаливо сидящего майора. — Товарищ майор, пожалуйста, поговорите с пилотами о чае.

Полковник выразительно махнул ему головой, и тот быстро вскочила

— Слушаюсь! — И зашел в кабину пилотов.

— Судя по всему, действует одна и та же группам — задумчиво проговорил Денисов.

— И очень серьезная! — подхватил генерал.

— Очень ценное замечание, — с иронией бросил Денисов. — Константин Иванович, что можете доложить о подвижках по первым случаям?

— Пока ничего конкретного. Аркадий Михаилайлович. Работаем.

— Медленно! Медленно работаете! — сердито заметил тот и повернулся к генералу: — Есть сведения по другим каналам, что ряд политических организаций в стране организуют террористические группы с целью захвата власти.

— Ишь, губы-то раскатали, — перебил его генерал.

Тот, пиках не среагировав на генерала, продолжал:

— Не исключено, что существует прямая связь между захватом оружия и деятельностью этих террористических групп. Мы пытаемся внедрить своего сотрудника в одну из таких организаций, но пока безрезультатно. Хотя… — Он странно посмотрел на генерала, который, казалось, несколько насторожился, потом продолжал: — По другим каналам сообщили, что по не очень проверенным сведениям, эта организация обладает значительными валютными вкладами в ряде зарубежных банков. Источники поступления валюты не известны. И потому, Константин Иванович, основная задача — нейтрализовать группу непосредственных исполнителей по захвату оружия.

— Вас понял, Аркадий Михайлович! — четко сказал полковник.

— Держите меня в курсе, товарищ полковник! Докладывать лично и в любое время.

Он не заметил, как генерал, услышал эти слова, обращенные не к нему, а к своему подчиненному, недовольно поморщился.

— А теперь, полковник, зовите майора, будем чай пить.

Инцидент с американскими пехотинцами

Вспомнил Савелий и еще один важный момент своей жизни: это был день, когда ему пришлось побывать в полиции.

Случай был пустяковый: в тот день он долго бродил в поисках какой-нибудь работы, но ему так и не удалось ничего найти. Он решил устроиться на ночлег на садовой скамейке городского парка.

Неожиданно сквозь быстро пришедший от усталости сон он услышал какой-то шум. Открыв глаза, Савелий увидел перед собой стоящих крепких молодых парней в форме морских пехотинцев США. Они были явно навеселе и искали приключений.

— Смотрите, братва, разлегся, как у себя дома, а порядочным людям присесть негде! — пытаясь сохранить напускную серьезность, проговорил мощный парень с нашивкой сержантского звания. У него был сильный акцент, английский язык явно был ему неродным. — Подвинься, дорогой, я лягу рядом! — манерным тонким голоском проворковал он, и его приятели громко расхохотались.

— Послушайте, у меня был очень трудный день — спокойно ответил Савелий. — Шли бы вы своей дорогой! — Считая разговор оконченным, он повернулся к ним спиной и снова закрыл глаза.

— У него был трудный день, ой-ой-ой! Встань, когда с тобой разговаривают морские пехотинцы США! — игривый тон здоровячка мгновенно стал злым.

— Может, не стоит, Билл, — попытался остановить его сухощавый рыжий верзила, Однако тот уже вышел из-под контроля:

— Ты что, оборванец, не слышал? — выкрикнул он. Вокруг них на почтительном расстоянии начали останавливаться прохожие, видя, что назревает скандал.

— Здоровяк с нашивкой, услышав смех, раздавшийся из толпы зевак, разозлился вконец — он взял и пихнул Савелия ногой в спину.

Савелий, у которого действительно был трудный день, да еще не было ни крошки хлеба во рту, вдруг тоже разозлился. Он понял, что эти подгулявшие вояки так просто не отцепятся. Савелий повернулся и медленно встал со скамейки.

— Я же предложил вам идти своей дорогой! — в его голосе послышалась неприкрытая угроза.

Со стороны было забавно наблюдать, как не очень приметный парень среднего роста, с обычной фигурой (по крайней мере, среди окружавших его шести морских пехотинцев он был самым маленьким, да и выглядели они гораздо внушительнее его) нисколько не тушуется перед ними, да еще и угрожает им.

Из толпы зевак стали раздаваться возгласы одобрения, и это совсем раззадорило задир:

— Слушай ты, быстро подхватывай ноги в руки и чтобы тебя здесь больше не видели! А то я сам выдерну их! Ты понял?! — зарычал тот, что с нашивками.

— Это очень хлопотно… — тихо, с некоторой жалостью проговорил Савелий на этот раз по-русски.

Он стоял все так же спокойно, с опущенными вдоль тела руками, чуть расставив ноги, но глаза внимательно следили за противником, захватившим его в кольцо, точнее, полукольцо: сзади скамейка, слева и позади него тот, кто пытался отговорить их от «военных» действий.

Савелий заметил, что морские пехотинцы быстро переглянулись между собой и понял, что это было условным знаком к началу активных действий. Его мышцы мгновенно получили сигнал, и Савелий приготовился к нападению противника.

Если бы среди них был человек, знакомый с системой подготовки духа и тела, переданной ему Учителем, он сразу бы понял, что нужно быть крайне осторожным с этим незнакомцем.

Морские пехотинцы тоже были опытными бойцами как в рукопашных, так и в восточных единоборствах. Они специально обучились этому в армии, да и действовали сообща.

Будь на месте Савелия менее опытный или не обладавший знаниями, полученными от Учителям человек, вряд ли можно было надеяться на благоприятный исход этого столкновения. С трех сторон на Савелия одновременно бросились трое пехотинцев и со стороны показалось, что сейчас они только одной массой килограммов в триста собьют его с ног.

Толпа испуганно охнула: ее симпатии были явно на стороне Савелия.

Однако произошло то, что противоречило всем физическим законами и то, что никто не мог предвидеть. Не успев соприкоснуться с Савелием, двое пехотинцев были отброшены на несколько шагов назад невидимой силой, а чуть позднее, взмахнув нелепо руками, рухнул и здоровячек с нашивкой.

На мгновение воцарилась мертвая тишина, но вскоре она взорвалась бурными рукоплесканиями и криками «Браво!»

Парень, который был против ссоры с незнакомцем, испуганно стоял над поверженными на землю приятелями, а те, что остались пока на ногах, с криками бросились на Савелия, но и они, получив по удару — один — в голову, другой — ребром ладони в шею, очутились рядом со своими поверженными приятелями, а рыжий парень в страхе бросился прочь, но был остановлен подоспевшими полицейскими.

Полицейские вежливо предложили всем участникам инцидента отправиться вместе с ними в ближайший полицейский участок.

После достаточно долгого объяснения с дежурным офицером полиции морские пехотинцы вынуждены были заплатить внушительный штраф, а Савелия отправили в просторное помещение-камеру, у которой вместо передней стенки стояла толстая решеткам в ней ему предстояло дождаться комиссара полиции, который и должен был решить его участь. Внутри камеры стоял деревянный топчан, и Савелий был ее единственным обитателем. Он улегся на топчан и с огромным удовольствием моментально уснул.

Секретная комната Рассказова

Аркадий Сергеевич в радостном возбуждении ходил по своему компьютерному центру. Вчера он вернулся из Нью-Йорка, где встречался со своим агентом, с огромными трудностями внедренным в международный отдел, при президенте США. Этот отдел был создан для борьбы с международным наркобизнесом.

Агент, который был передан Аркадию Сергеевичу несколько лет назад предыдущим шефом внешней разведки КГБ, был очень хорошо законспирированным сотрудником и числился на отличном счету у своего руководства.

Он сообщил Рассказову важную информацию о готовящихся контактах с правительством СССР, о совместных усилиях в борьбе с наркобизнесом. Это могло очень сильно помешать его планам, и Аркадий Сергеевич решил максимально ускорить проведение задуманной акции.

Он несколько часов сидел за компьютером и подготовил самую важную часть операции. Ему очень хотелось увидеть выражение лица руководителя международного отдела по борьбе с наркобизнесом, когда ему наконец доставят эту информацию. Завтра-послезавтра ее передадут в Казахстан с большими предосторожностями. С этим, кажется, все ясно. Теперь вторая часть плана. Аркадий Сергеевич подошел к компьютеру и вставил полученную час назад дискету. На экране проступил текст:

Говорков Савелий Кузьмич родился в 1965 году. В 1968 году остался сиротой, потеряв в автомобильной катастрофе обоих родителей. Воспитывался в детском доме, В 1983 году по спецнабору попал в батальон специального назначения, который базировался на Дальнем Востоке. Пройдя краткий курс боевых восточных единоборств и зарекомендовав себя самым способным учеником Укору Магосаки, по его же рекомендации и собственному заявлению был определен в воздушно-десантную роту, отправляющуюся на фронт в Афганистан.

В боевых действиях зарекомендовал себя отличным солдатом, умеющим принимать самостоятельные решения. В 1984 году было присвоено звание сержанта.

Награжден двумя орденами «Красной Звезды» и медалью «За боевые заслуги». Был тяжело ранен и отправлен лечиться на черноморское побережье. Вылечившись, устроился на рыболовный траулер, но проработал там недолго, получив наследство от родной тети домик на побережье. Впоследствии домик был им обменен вполне официально на квартиру в Москве. Устроился работать в фирму по посредническим делам «Феникс». Был уличен в махинациях с валютой в особо крупных размерах и осужден на девять лет лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима (за систематическое нарушение режима содержания в тюрьме, сопровождающееся избиением сотрудников МВД). Через год бежал из мест лишения свободы, где ему присвоили кличку Бешеный.

К этому времени его дело было пересмотрено, и он был полностью реабилитирован. Во время побега проявил смелость и настойчивость в поимке опасных преступников. По рекомендации высоких чинов МВД и КГБ, по собственному заявлению был вновь отправлен служить в свою роту, воюющую в Афганистане. Во время выполнения одного важного задания пропал без вести. Сведений о его настоящем местонахождении не имеется.

Информация к вышеизложенному его непосредственным начальником в Афганистане был капитан Воронов, который аттестует Говоркова с самой лучшей стороны. При выполнении того задания, где и пропал Говорков, Воронов сам возглавлял операцию. С его слов известно, что Говорков был тяжело ранен, когда тот видел его в последний раз. Сам он сорвался в пропасть и чудом выжил, спасенный пилотом вертолета, посланного за ними. Из пятнадцати человек группы в живых остался только капитан Воронов, который и продолжает служить командиром роты. Начальством характеризуется очень строптивым командиром с неуживчивым характером. Очередное звание задержано уже на пять лет».

Очень интересно! Более обширную информацию было бы трудно и пожелать. Кажется, это то, что нужно. Старший опытный наставник и более молодой, но великолепно подготовленный сотоварищ. Аркадий Сергеевич быстро черкнул что-то на листочке и вышел из своего центра, заботливо закрыв за собой дверь на замок.

Он подошел к массивному столу и взялся за трубку телефона:

— Слушай, Док, — задумчиво проговорил он.

— Слушаю, Хозяин! — отозвался бархатный голос. Два года назад Аркадий Сергеевич спас его от тюрьмы, где ему полагалось отбывать двадцатилетнее наказание за махинации с единой компьютерной банковской системой. Доккуэл был очень талантливым инженером-программистом и сознательно отстал от советской группы, приезжавшей на симпозиум. Тогда его фамилия была Докучаев.

Пошатавшись по различным странам и не имея сильного характера, он так и не смог найти достойного применения своим способностям.

Аркадий Сергеевич, получив о нем полную информацию, потратил на его выкуп достаточно приличные средства, но никогда не жалел об этом — Докучаев-Доккуэл стал еще и его шифровальщиком, и его шифр был настолько сложен для дешифровки, что несколько важных ведомств уже много месяцев даже не смогли приблизиться к разгадке.

— Сделай запрос Второму: срочно выйти на капитана Андрея Воронова. По имеющимся данным, до прошлого года находился в Афганистане в должности командира роты воздушных десантников. Провести с ним работу по схеме «Л-1» и направить на объект 22-45… Первый».

— Шифром?

— А ты как думал? — чуть раздраженно проговорил Аркадий Сергеевич.

— И еще. Этого парня нашли?

— Да, Хозяин, его ведет Малыш.

— Очень хорошо! — Его настроение мгновенно улучшилось. — Подключайте к нему «Альфу» и далее, по цепочке. Все!

Аркадий Сергеевич положил трубку на стол. Ну что же, операции дан ход! Теперь все зависит только от того, чтобы ни один винтик не подвел. Обо всем должен знать только он и никто другой. Для всех это обычная работа, которая проводилась ими не раз и не два.

Встреча с Гюли

С высоты птичьего полета отлично была видна панорама города. Этот старый восточный город все более становился похожим на современный западный. Огромные небоскребы отелей, иностранных фирм и банков, разнообразные рекламные плакаты и панно, светящиеся разными цветами и неоновым великолепием. И если бы не островерхие пальцы мечетей, разбросанных в самых неожиданных уголках города, его вполне можно было спутать с европейским или американским городом.

Шумные улицы были заполнены разнообразными марками машин, и казалось, что они были собраны со всего света и принадлежат разным эпохам. Вот степенно проследовал «мерседес-Бенц» тридцатых годов, и тут же на бешеной скорости промчался современный «Понтиак». За ними важно и неторопливо проплыл разукрашенный различными надписями и бумажными гирляндами небольшой автобус, кажущийся игрушкой среди других автомобилей.

Яркие витрины, заполненные различными товарами, взывали к прохожим:

— Дешево!

— Самое лучшее в мире!

— Выгодно!

— Зайдите!

— Купите! Эти призывы звучали на разных языках.

Среди пестрого восточного великолепия медленно двигался Савелий. Его довольно сильно поношенные джинсы и видавшая виды куртка плохо вписывались в окружающую действительность, а небритое лицо заставляло прохожих брезгливо уступать ему дорогу. Однако Савелия это нисколько не задевало, словно относилось не к нему.

Он остановился у витрины, заполненной различными колбасами, и машинально сунул руку в карман. Нащупав что-то, вытащил и увидел несколько мелких монет. Сглотнув набежавшую слюну, пошел дальше и вдруг увидел, как у ближайшего бистро остановился небольшой пикап, из которого вышел водитель и открыл заднюю дверцу. Машина была доверху заставлю на ящиками с пепси-колой. Савелий чуть не бегом устремился к водителю:

— Вы говорите по-английски? — спросил он.

— Да, но что тебе нужно? — спросил тот.

— Вы не разрешите помочь вам в разгрузке? — не обращая внимания на его тон, спросил Савелий. Заметив, что тот медлит с ответом, быстро добавил: — За обед!

Внимательно оглядев его с головы до ног, водитель чуть помолчал, потом осмотрел ящики с напитком с одной стороны, ему не очень хотелось тратить свои с трудом заработанные деньги, с другой — разгружать в такую жару эти ящики ему совсем не улыбалось, и — он милостиво кивнул.

— Ладно, валяй!.. Но если разобьешь хоть одну, вычту из твоего обеда!

— Согласен! — весело отозвался Савелий и начал быстро носить по два ящика в бистро.

Водитель с восхищением причмокнул языком: такой невзрачный паренек, а по два ящика носит играючи. «Жилистый парень!» — одобрительно подумал он.

Ни Савелий, ни водитель не заметили, как мощного телосложения парень с черной бородой лопатой нет-нет да и сбросал в их сторону заинтересованные взгляды.

Вскоре пикап был разгружен, и Савелий подошел к сидящему в кабине водителю:

— А ты ничего, жилистый! — уважительно проговорил тот и полез в карман. — Вот, держи! Заработал! — Он протянул Савелию несколько купюр.

— Но здесь в два раза больше, чем стоит эта работа! — заметил Савелий, не решаясь взять деньги.

— Ты еще и честный!? — водитель был явно удивлен и еще добавил купюру. — Держи-держи! Сам недавно был в такой ситуации! — заметил тот. — Хоть ты и отлично говоришь по-английски, но я сразу понял, что ты из Восточной Европы, не так ли?

— Угадал, из России, — улыбнулся Савелий.

— Почти земляки: я из Польши. Казимиром зовут!

— Савелий. — Они крепко пожали друг другу руки.

— Может, встретимся когда-нибудь. Ладно, пока, мне еще километров триста намотать нужно. Бывай, Савелий! — Он сунул ему деньги в карман куртки, похлопал по плечу и вскочил в кабину. — Я, в основном, на этот район вкалываю: заскакивай, если с руки будет! — Он подмигнул Савелию и резко дернул машину вперед.

— Эй, Казимир! Подожди! — закричал вдруг Савелий, бросаясь за ним вслед.

Толи услышав, то ли увидев его в зеркале, Казимир резко затормозил, свернул к тротуару и приоткрыл дверь.

— Извини, Казимир, но я в городе недавно и хочу спросить: можно ли здесь выправить какой-нибудь документ, чтобы купить билет до Москвы?

— Ты хочешь вернуться в Россию? — удивленно воскликнул Казимир. — Ты что, не знаешь, что там творится? -

— Конечно, знаю, потому и должен вернуться!

— Странная логика. — Он недоуменно покачал головой. — Ну, дело твое. А почему не хочешь обратиться в посольство?

— Долго рассказывать, — махнул огорченно рукой Савелий. — Меня там вряд ли поймут.

— Понятное — нахмурился поляк. — Если официальный ходы не устраивают, то нужны будут расходы, и очень значительные. Они пойдут, во-первых, на приобретение справки от иммиграционных властей, во-вторых — на билет. Короче, дай мне дня три-четыре, и я попытаюсь все узнать поточнее, о'кей?

— Спасибо тебе.

— Пока не за что! Во второй половине дня у того же бистро через три дня! Не вешай нос, земляк! Прорвемся! — Он снова подмигнул и на этот раз двинулся с места медленно, словно Казимир давал Савелию возможность еще раз остановить его.

Денег, одолженных, как считал Савелий, Казимиром, хватило на то, чтобы три дня довольно сносно питаться и одну ночь провести в самых дешевых номерах, которые существовали в этом городе. Попытки отыскать хотя бы какую-нибудь работу каждый раз оканчивались неудачей.

Через три дня Савелий, как они и договорились с Казимиром, пришел к тому самому бистро и встал напротив, ожидая появления пикапа.

Прошло около часа ожидания, как вдруг в нескольких метрах от него роскошным лимузином сбило какого-то парня. Место происшествия мгновенно окружила толпа зевак.

Савелий, стараясь не упускать из поля зрения вход в бистро, лениво наблюдал за тем, что происходит в толпе, благо до нее было всего метров пять-шесть и все было прекрасно видно.

Его внимание, привлекли два молодых парня, которые слишком уж суетливо сновали среди зевак. На них никто не обращал внимания потому, что все слишком были увлечены происшедшим. Но со стороны было видно, что этих двух явно интересует что-то другое.

Савелий это понял сразу и стал внимательно следить за ними. Он не ошибся: словно по команде, парни обступили одну дородную женщину лет сорока, и тот, что поменьше, вдруг незаметно протянул руку к ее сумочке и начал расстегивать ее.

Этого Савелий уже не мог вытерпеть и быстро направился к ним. Парень уже расстегнул сумочку и готов был сунуть в нее руку, когда Савелий крепко обхватил его запястье и сумочку женщины.

— Что ты делаешь, подонок? — неожиданно воскликнул парень, не дав и слова произнести Савелию. — Как ты смеешь лазать в чужие сумки?

Женщина, заметив, что ее сумочка раскрыта, громко закричала:

— Вор! Держите вора! — Свои вопли она подкрепила тем, что обхватила Савелия за шею. — Помогите! Помогите!

Савелий, не выпуская руки парня, ухватил и второго его приятеля, и они изо всех сил пытались высвободиться из его цепких рук. Неожиданно к ним подошел полицейский.

— Что здесь происходит? — недовольно, но вежливо спросил он.

— Это он! Это он! — кричала женщина, тыча пальцем в Савелия. — Он пытался обворовать меня, а этот парень помог схватить его! — женщина указала на парня, который лез ей в сумочку.

— Как? — ошарашенный такой несправедливостью и неблагодарностью Савелий едва не стал заикаться. — Вы что-то путаете, мадам, все как раз наоборот, это я поймал парня, который хотел вас обокрасть.

— Вот хитрюга! — усмехнулся напарник того, что сунул руку в сумочку женщины. — С больной головы — на здоровую! На месте застукали, так он и здесь выкручивается!

— Ты бы лучше помолчал! — зло бросил Савелий, поняв наконец, что снова влип в историю.

— Все, хватит! — оборвал их спор полицейский. — Ты, ты, ты и ты! — указал он пальцем на Савелия, женщину и двух приятелей. — Следуйте за мной! В участке разберутся, кто из вас врет, а кто нет! Вперед! — Он выразительно помахал перед носом Савелия своей дубинкой.

Все двинулись покорно вперед, а полицейский за ними. Они успели пройти метров пятьдесят, когда их нагнала молодая женщина с пышными формами.

Поравнявшись с ними, она неожиданно взмахнула руками, обхватила за плечи полицейского и повалилась с ним на асфальт, со стоном и хрипом выдавливая слова.

— Ой, мое сердце! Мое сердце! Мне больно, мамочка!

— Что с вами, мадам? Вам плохо? — полицейский встревожено склонился над ней, пытаясь поставить девушку на ноги.

Вдруг тот парень, что пытался обокрасть женщину, метнулся в сторону и тут же скрылся а какой-то подворотне. «Пострадавшая» посмотрела ему вслед, потом на Савелия, пожала плечами и тоже пошла прочь.

Второй парень, что был с ним, подтолкнул Савелия в бок:

— Чего стоишь, на штраф хочешь нарваться? Бежим отсюда, пока «коп» возится с этой бабой! — прошептал он быстро Савелию и бросился на другую сторону улицы, лавируя между машинами. Не раздумывая более, Савелий устремился вслед за ним.

Полицейскому удалось наконец поднять девушку на ноги.

— Спасибо, господин полицейский, вы очень внимательны! Если бы не вы, то… — она пыталась найти слова, но смущенно замолчала, красноречиво поглядывая на него.

— Ну, что вы, мадам, это мой долг. — Тот неожиданно тоже засмущался и участливо добавил: Может все-таки вызвать врача?

— Нет, благодарю вас, мне гораздо лучше. Спасибо огромное! — Она повернулась и пошла в противоположную той, куда шла до того, сторону.

Ее стройная фигура была настолько сексуально привлекательной, что полицейский заворожено смотрел ей вслед, пока она не скрылась в толпе. Потом он вспомнил о происшествии и растерянно огляделся вокруг: задержанных рядом не оказалось. Недоуменно пожав плечами, он медленно пошел вперед, поглядывал по сторонам в надежде встретить кого-то из них, чтобы оправдать свой вызов.

Капитан Воронов

Вернувшись с тренинг-полигона и приняв душ, капитан Воронов решил пойти отдохнуть в спальную комнату. Он досрочно выполнил все нормативы и получил два часа отдыха, заработав своеобразное поощрение. Два месяца он на базе уже без присмотра; до этого он и шага не мог ступить без наблюдения. На эту базу, как считал капитан, он попал по собственной глупости.

Однажды к нему в роту пришел майор, лицо которого ему показалось очень знакомым. Он не ошибся: с этим человеком, Степаном Волошиным, они когдато в самом начале войны в Афганистане сталкивались в совместных операциях. В одном из боев — а тогда Волошин был лейтенантом и командовал ротой бронетранспортеров — он выручил группу Воронова, взятую в кольцо душманами.

Естественно, они решили отметить неожиданную, как считал Воронов, встречу боевых друзей и вспомнить прошлое. Воронов четко запомнил лишь, что он выпил всего два раза по полстакана водки, дальнейшее же помнит урывками: пошли они вместе с Волошиным посты проверять, а потом вспышка в глазах, боль в затылке…

Что было потом? Куда делся Волошин? Как он очутился здесь, на этой какой-то странной подземной базе? Весь заросший, башка болит. Ничего не помнит! Просто какой-то провал.

Несколько дней капитан Воронов жил в каком-то шоковом состоянии, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но ему это так и не удалось. И тогда он начал свое расследование, стараясь, однако, не привлекать к себе внимания. Он недооценил свое окружение и современную технику наблюдения за каждым находящимся на этой базе. Вскоре его вызвал к себе тот самый «подполковник», который и провел с ним первую беседу.

На этот раз он не был одет в форму подполковника. Короткие шорты, майка с фирменной надписью, сверху надеты наплечные ремни с подмышечной кобурой. Он молча указал ему на стул рядом с собой и, взяв в руку пульт дистанционного управления, нажал какую-то кнопку. В стене напротив отодвинулась в сторону крышка и открыла экран телевизора. Капитан недоуменно посмотрел на «подполковника», но тот снова нажал кнопку и молча кивнул на экран. Воронов повернулся и увидел на экране себя.

Григорий Маркович

Григорий Маркович, мужчина лет пятидесяти с красивыми чертами лица, с небольшими залысинами, одетый в костюм-тройку темно-серого цвета уже полтора часа сидел в одном из самых дорогих ресторанов города. Он был один за столиком, отказавшись от предложения метрдотеля подсадить к нему какуюнибудь симпатичную «леди».

Тихо и неназойливо что-то исполняло на небольшой сцене трио музыкантов. Особенно виртуозно вел свою партию гитарист, извлекая из нее звуки, какие казалось, невозможно было достичь на гитаре. Ему часто аплодировали сидящие в ресторане.

Григорий Маркович любил этот город и приезжал сюда довольно часто: не реже одного раза в месяц. Каждый раз он останавливался в этом отеле и каждый раз в одном и том же номере. Он вообще был постоянен в своих привязанностях и не любил перемен.

Несколько лет уже минуло с тех пор, как он начал работать на органы государственной безопасности СССР под прикрытием коммерческой деятельности. Он был свободен от каких-либо убеждений и согласился на эту работу не столько из любви к авантюрам и романтике, сколько из меркантильных соображений. Он получал хорошие деньги, но вполне отдавал себе, отчет в том, что предложи ему кто-либо большую сумму, вряд ли он будет долго раздумывать.

Он жил тихо и скромно, хотя постоянно мечтал о другой жизни. Приезжая за границу, Григорий Маркович с огромным удовольствием снимал маску добропорядочного и скромного обывателя и окунался совсем в другую жизнь, благо это не шло вразрез с его легендой, разработанной КГБ.

Сейчас он был передан новому шефу, проживавшему в этом городе. Григорий Маркович был очень исполнительным человеком, и потому шеф вскоре стал доверять ему и поручать все более ответственные дела. Вот и сейчас Он возложил на него вроде бы обычное задание, но Григорий Маркович был опытным сотрудником и почти сразу понял, что обычным задание казалось только с виду, а на самом деле имело какую-то важную подоплеку. Это задание напоминало айсберг: небольшая часть на виду, а самое главное и самое важное спрятано.

За все время работы на нового шефа Григорий Маркович виделся с ним только дважды, все задания он получал по телефону, но в этот раз был вызван для личной беседы.

Сейчас, после получения задания, он, подключив своих платных агентов, ожидал результатов и начинал проявлять нетерпением изредка поглядывая на часы. Странно, по его расчетам агент должен был минут тридцать назад принести информацию, а его все нет. Неужели случилось что-то непредвиденное?

На всякий случай Григорий Маркович осторожно взглянул на соседний столик, за которым сидели его телохранители — два внушительного вида молодых человека, великолепно подготовленных для этой работы. Каждый из них прошел школу специальной подготовки и обладал отличной реакцией, в совершенстве владея несколькими системами ведения рукопашного боя; они могли умело использовать любой предмет как для зашиты своего объекта, так и для нападения на противника. Они лениво покуривали, попивая пиво.

Перехватив взгляд Григория Марковича, мгновенно насторожились, ожидая приказа или принимая этот взгляд как знак опасности.

«Хорошие ребята!» — подумал Григорий Маркович и успокаивающе кивнул им головой.

В этот момент к его столику направился мощный атлет с черной бородой. Он подошел к нему, присел за столик и начал что-то быстро шептать.

Попытка продать ордена

Несколько раз Савелий наведывался к тому бистро, где они с Казимиром договорились встретиться, но тот не появлялся, и Савелий решился на отчаянный шаг: он задумал продать свои награды, столько лет свято хранимые им.

Когда он через несколько дней после падения вертолета в воду очутился у монахов, то был очень удивлен, обнаружив у себя в кармане аккуратно завернутые в тряпочку ордена и медаль. Каким-то чудом он успел захватить их перед своим всплытием у афганского офицера. Свои награды он вручил на хранение Учителю и взял их, когда тот отпустил его «в мир».

Савелий примерно уже знал, что денег, вырученных за награды, хватит и на то, чтобы оплатить иммиграционным властям свою справку и для того, чтобы оплатить авиабилет до Москвы.

Базары любой восточной страны похожи один на другой и разнообразием товаров (можно купить все — от ржавого гвоздика до ракеты-носителя космического спутника, были бы деньги) и шумным разноязычием забавных продавцов, зазывно выкрикивающих свои «магические» заклинания в надежде, что именно их товар привлечет покупателя и заставит его подойти если и не для того, чтобы купить, то хотя бы поговорить с ним и скрасить его одиночество.

Вероятное именно поэтому на Востоке очень почитаемы те покупатели, которые умеют торговаться и презираемы те, которые покупают за цену, назначаемую продавцом. Да, именно сам процесс купли-продажи и движет все торговлей Востока. А высшим искусством продать свой товар владеют только самые опытные продавцы, и этот опыт передается по наследству.

Если покупатель сумел так повести торговлю, что выторговал хороший товар почти бесплатно, показав при этом себя достойным, партнером, продавец ни на секунду не загрустит о потере и с восхищением будет рассказывать всем родным и знакомым, как его сумел обхитрить такой опытный и уважаемый покупатель.

Савелий любил посещать такие базары, но только тогда, когда у него появлялись хоть какие-нибудь деньги. Он умел торговаться и мог, пройдясь по продуктовым рядам, напробоваться, как говорится, «под завязку», не заплатив за это и цента. Но ему становилось так неловко, словно удалось незаметно украсть, да еще и получить благодарность от хозяина.

Сейчас Савелий сам выступал в качестве продавца и должен был бы привлекать покупателей, однако чувствовал какую-то неловкость, даже злость на самого себя.

Он выбрал очень неудобное место для продажи, даже просто для ожидания — на самом солнцепеке. Неловко вытащив из кармана сверток с орденами и медалью, развернул тряпицу, расправил ее так, чтобы были видны награды. Он стоял молча и неподвижно, словно статуя.

Яркое солнце вскоре вцепилось в Савелия мертвой хваткой, будто решив наказать строптивого человека, отважившегося бросить ему вызов. Пересохшие губы Савелия потрескались, но он продолжал упрямо ста ять в ожидании своего покупателя. Некоторые, заметив странного продавцам стоящего в отдалении, из чистого любопытства подходили, смотрели на ордена, тыкались на такое выражение глаз, что пожимали плечами и удалялись прочь.

Савелий уже потерял счет времени, когда рядом с ним остановился отлично одетый мужчина с фотоаппаратом через плечо. Он был худощав и достаточно строен для своих шестидесяти лет.

Мужчина взглянул на награды, потом на лицо Савелия, покачал головой и хотел пройти мимо, но вдруг неожиданно для самого себя подошел ближе.

— Продаешь? — не очень дружелюбно спросил он.

— Да, продаю. Вот, можете посмотреть, сэр — как-то неуверенно отозвался Савелий пересохшими губами.

Что-то в нем было такое, что иностранец решил все-таки поторговаться. Он спокойно взял орден Красной Звезды, осмотрел его со всех сторон. Он рассматривал тщательно, не торопясь, и это начало действовать на Савелия. Он насупился и начал явно раздражаться. Когда же тот взял в руки медаль, поднес ее ко рту и стал пробовать дна «зуб», Савелий и совсем разозлился:

— Это настоящие, не подделка! — громко бросил он и добавил по-русски: — Не веришь, мать твою. — И снова по-английски — Я за них свою кровь проливал! — И вновь по-русски — Что б тебе зубы отфуячило! Пробует он. Банан иди пробуй!

Наконец, американец, словно удовлетворившись качеством товара, согласно кивнул головой

— О'кей, двести пятьдесят долларов за все!

— Ага, согласен! — усмехнулся Савелий несколько задиристо. — Триста долларов США за каждый орден и двести за медаль!

— Нет, — покачал головой тот. — Триста за все!

— Двести пятьдесят «гринов» за каждый! — упрямо сказал Савелий.

— Как хочешь, — сказал американец и повернулся.

— Ну че ты дергаешься!? Че дергаешься? — порусски вспылил Савелий и добавил по-английски — Ладно, сэр, уговорил триста. — Он хлопнул покупателя по плечу и сунул ему сверток.

Американец недоуменно посмотрел на него, но полез в карман и вытащил пухлый бумажник, но в этот момент Савелий добавил:

— Триста «баксов» за каждый орден и сто пятьдесят за медаль!

Американец внимательно посмотрел на Савелия и неожиданно сказал:

— О'кей! Пусть будет триста за орден и сто пятьдесят за медаль.

Он начал отсчитывать доллары, но Савелий снова поменял свое решение и поднял цену:

— Четыреста баксов за каждый орден к двести за медаль!

— Но вы сказали, сэр, что триста и сто пятьдесят! — явно удивился тот.

— Ага, сказал. Пятьсот «баксов» за каждый предмет! — вдруг раздраженно выпалил Савелий.

— О'кей! — неожиданно миролюбиво сказал американец и снова открыл бумажник.

— Вы не поняли, сэр, они не продаются! — тихо, но твердо процедил сквозь зубы Савелий.

— Нет-нет, я как раз все наконец-то и понял! — улыбнулся тот. — Ты очень хороший русский солдат! Я тоже воевал. Во Вьетнаме. И тоже пролил там свою кровь. Возьми, это тебе! — сунув руку в бумажник, он вытащил стодолларовую бумажку, похлопал Савелия дружески по плечу, затем вместе с орденами отдал ему. После чего повернулся и пошел прочь.

— Спасибо, сэр! — прошептал удивленный Совелий и вдруг услышал за спиной женский голос.

— А ты — парень что надо! Савелий повернулся и увидел перед собой ту самую девушку, благодаря которой им удалось избавиться от привода в полицию:

— Как ваше здоровье? — участливо поинтересовался Савелий.

— А здоровье у меня всегда было отменное! — хитро улыбнулась девушка, загадочно уставившись в его глаза.

— Вы хотите сказать… — растерянно проговорил Савелий.

— Именно это я и хочу сказать! — она вдруг заразительно рассмеялась. — Просто я все видела и решила вам помочь избавиться от объяснений в полицейском участке!

— В таком случае спасибо за помощь!

— Не стоит благодарности просто ты мне понравился, мой мальчик! — с явным намеком произнесла девушка и красноречиво замолчала, не отрывая глаз от него, потом интимно прошептала: Меня зовут Гюли.

— Савелий, — смущаясь, ответил он, пожимая протянутую девушкой руку.

— Ты правда мне нравишься, мой мальчик, — томно проговорила Тюли и провела длинным наманикюренным пальчиком по его щеке, потом еще тише, интимно прошептала — Мне хочется встретиться с тобой. Ты как, не возражаешь? — Она кокетливо отступила на шаг от Савелия, словно предлагая получше рассмотреть ее.

Савелий принял ее игру и с серьезной миной стал рассматривать ее длинные стройные ноги, тонкую талию и пышную грудь.

— Ну, как? — с улыбкой спросила девушка и потянулась своими пухлыми губками к его губам.

Савелий попытался отстраниться, но совсем не оттого, что он был против, а от неожиданного смущения в необычной для него атаки. Его неловкие движения, не выражающие особого сопротивления, а также настойчивость Гнали привели к тому, что девушка его все-таки поцеловала, крепко прижавшись к нему своим упругим телом.

Некоторые прохожие остановились в нескольких метрах от них и не без удовольствия наблюдали за ними. Оторвавшись от его губ, Гюли повернулась к ним и раздраженно проговорила:

— Вы что, в кино пришли? Тогда платите за просмотр по десять «баксов» с носа!

Зевак как ветром сдуло, и девушка с улыбкой повернулась к Савелию:

— Ну что, мой мальчик, понравилось? Пошли со мной.

— Понимаешь, Гюли… — смущенно заговорил он и вывернул карманы, затем вытащил стодолларовую бумажку. — У меня проблема с наличностью, а свою карточку я оставил на рояле, который унесли в форточку. — Он усмехнулся. — Это все, что у меня есть, а тратить их не имею права: нужны для другого. Так что, извини.

— Глупый мой мальчик! — ласково проговорила девушка и прижалась к его груди. — Эти бумажки не проблема: их у меня достаточно! Ты мне нужен, и я не хочу зарабатывать на тебе, наоборот, хочу сама потратить на тебя. Пошли, я очень хочу тебя. Сначала в ресторан, а потом ко мне, в мою уютную и мягкую постельку. — Она обняла его эа талию и увлекла за собой.

Савелий не заметил, что в нескольких шагах за ними следовал чернобородый здоровячок.

Знакомство с Григорием Марковичем

Григорий Маркович снова сидел за своим столиком в ресторане и лениво наблюдал за сценой. Рядом с ним, как обычное за другим столиком, сидели его телохранители.

На сцену в такт с нежной мелодией вышли две симпатичные молодые девушки в прозрачных костюмах, стилизованных под мужские. Они начали танцевать профессионально и вдохновенно, разыгрывая небольшой спектакль.

Изображая томительное ожидание, обе девушки легко порхали по сцене. Наконец появилась та, которую они ждали: стройная, гордая и неприступная красавица, одетая в строгое, закрытое платье. После нескольких танцевальных «разговоров» то с одной партнершей, то с другой, во время которых неприступную красавицу недвусмысленно соблазняли, она наконец не выдержала страстных атак и безвольно опустила руки. Обе ее партнерши удивительно плавными, ласкающими движениями начали медленно обнажать красавицу и обнажаться сами, возбуждающе прикасаясь к ее и своим интимным местам.

«Да, профессионально работают, бестии. Сюда бы одну!» — промелькнуло у Григория Марковича, но в этот момент он заметил, как в зал вошла молодая пара.

Это были Савелий и Гюли. Они заняли места через два столика от Григория Марковича, сделали заказ, и вскоре им принесли бутылку виски, мясное блюдо для Савелия, фрукты и пепси. Гюли наполнила бокал виски и пододвинула Савелию.

В это время представление лесбиянок достигло пика. Они оставили на себе только чулки и перчатки и настолько искусно изображали страсть, что, казалось, действительно находятся в экстазе. Наконец все закончилось, три девушки замерли в полном изнеможении, и свет, падающий на сцену, медленно погас.

Девушек наградили бурными аплодисментами, и они, грациозно покачивая пышными формами, удалились со сцены.

Савелий уже заметно опьянел, но Гюли продолжала подливать и подливать ему виски, а сама только прикасалась к бокалу и ставила его назад.

— Мне уже достаточно, спасибо, — пытался сопротивляться Савелий. — Я же давно не пил, Гюли, и ел мало.

— Еще немного, мой мальчик! — смеялась она и чуть не насильно заставляла выпивать очередную порцию.

— Мне же нельзя, — сказал он по-русски, поперхнувшись, и зашелся в кашле. — Я же зарок дал своему Учителю.

— Ты сказал «учитель»? — спросила она и томно добавила: — Я люблю учителя. — Гюли взяла его руку, положила себе на грудь, а своей рукой начала гладить его бедро, затем обняла и потянулась к его губам. Он пьяно пытался сопротивляться, но девушка добилась своего и снова страстно впилась в его губы.

В этот момент рядом с их столиком раздался грубый мужской голос.

— Эй, парень, ты что делаешь? Это моя девушка! — сказал он по-английски с довольно сильным акцентом.

Савелий оторвался от губ Гюли и поднял голову: перед ним стояла внушительная фигура — парень лет тридцати с круглым, восточного типа лицом, обрамленном пышной бородой.

— Нет, приятель, ты что-то путаешь: это моя девушка! — пьяновато улыбнувшись, ответил Савелий, уверенный, что здесь какое-то недоразумение.

Гюли отстранилась от него и стала наблюдать, что будет дальше.

— Ты что, не понял? Это моя девушка! Уебывай отсюда! — тихо, с угрозой произнес бородатый незнакомец, хватая Савелия за руку.

Савелий, разъяренный хамством парня, вскочил изза столика и отшвырнул руку-незнакомца.

— Это ты вали отсюда, — зло бросил он и добавил по-русски — Засранец! Или я тебе твою же руку засуну в твою задницу! — Он сделал успокаивающий пасс руками, приводя свои нервы в норму, и принял боевую стойку.

Парень ехидно усмехнулся и попытался схватить его за руку.

— Ты что, не понял? Я ж тебе сейчас жопу порву, — снова добавил Савелий по-русски.

— Отлично по-русски ругаетесь… — услышал Савелий спокойную русскую речь и быстро повернулся. Перед ним стоял мужчина лет пятидесяти в элегантном темно-сером костюме. Рядом с ним — двое внушительных парней.

— Никак земляк? — проговорил мужчина и недвусмысленно взглянул на бородатого забияку, затем угрожающе добавила — Сразу видно! Тот нахмурился, но продолжал тупо стоять.

— Это ты должен сделать так, чтобы тебя здесь не было видно! Ты понял меня? — на чистом английском произнес он голосом, не терпящим возражений.

Бородатый оглядел его, потом стоящих за ним парней, угрюмого Савелия и понял, что ему лучше подчиниться:

— О'кей, я все понял! Извините! — примирительно произнес он и тут же удалился.

Мужчина повернулся к Савелию:

— Меня зовут Григорий Маркович, — представился он, протянув руку, крепко пожал, затем неожиданно добавил с хитрой улыбкой: — А вас — Савелий, не так ли? — Усмехнувшись замешательству Савелия, он похлопал его по плечу. — Вот и отлично! — Он посмотрел на сидящую за столиком Гюли. — У вас неплохой вкус! — поцеловав ей руку, он сделал знак официанту: — Гарсон, это все за мой счет!

— Ну зачем, Григорий Маркович! — смутился Савелий.

— Не обижайтесь, Савелий. От души, хорошо? Савелий неопределенно пожал плечами.

— Вот и отлично! — Он похлопал его по плечу. — Веселитесь, развлекайтесь: еще увидимся! — Он подмигнул ему и пошел к выходу, сопровождаемый своими телохранителями.

Савелий растерянно смотрел ему вслед, ничего не понимая.

Гюли вскинула вверх большой палец:

— Ты такой сексуальный, мой мальчик! — Она вновь обняла его и прижалась к его губам.

Допив до конца бутылку виски, Гюли заказала еще одну, но попросила ее не раскупоривать, затем заказала фрукты, потом все это решительно оплатил Савелий. Она подхватила его под руку и повела из ресторана.

У входа они сели в такси и через несколько минут уже входили в небольшой домик старинной постройки. В этом домике проживало четыре семейства, и каждое имело свой отдельный вход.

Гюли занимала две небольшие комнатушки с низкой восточной мебелью. Была и маленькая кухонька, а рядом ванная комната с туалетом.

— А у тебя здесь очень уютно, — заплетающимся языком проговорил Савелий, когда Гюли усадила его на диван.

— Сейчас, мой мальчик, посиди немного, а я переоденусь и накрою на стол, — сказала Гнали, суетливо порхая по квартирке, не замечая, что Савелий уже завалился на бок и заснул.

Когда она приняла ванну, переоделась, натерев перед этим свое стройное тело благовониями, и вошла в комнату, то удивленно покачала головой

— Видно я, действительно, переусердствовала, — озабоченно произнесла она.

Затем подошла к дивану и начала осторожно раздевать его догола. У нее были сильные руки, и это не составило ей большого труда. Раздев его, она разложила на полу матрац, застелила постель и осторожно перетащила туда Савелия. После этого она и его тело натерла благовониями.

Его душистое тело, к тому же прекрасно сложенное, привлекло ее внимание: дыхание стало прерывистым и частым.. Девушка действительно по-настоящему захотела, чтобы ее взял этот парень. Как же она так опростоволосилась? Да и выпил-то он всего ничего: граммов триста, триста, пятьдесят. Видно, и в самом деле непьющий.

Интересно, откуда он? Весь в шрамах, наколка какая-то странная на плече. Череп с костями, что ли? И слово странное — РЭКС! А какая нежная кожа у него, как у ребенка! А на руках, как напильники. Какие сильные и жилистые руки! Неожиданно она взяла его руку и положила его пальцы себе между ног. Ее охватила такая сладкая истома, что не в силах более с ней бороться, она начала ласкать себя его пальцем. Вот так… так… так! Еще! Еще! Ну!? Ну!? Ну! Ее вдруг охватила дрожь, ток пробежал по всему телу, и она громко вскрикнула. Затем дернулась несколько раз всем телом и замерла в упоении.

Полежав так несколько минут, девушка решила во что бы то ни стало испытать это ощущение снова, но с его непосредственным участием. Неужели она не сможет привести его в чувство, не сможет его расшевелить? Сможет! Еще как сможет! Она наклонилась над ним и стала языком ласкать его грудь, живот, опускаясь все ниже и ниже, пока не прикоснулась к его плоти. Чуть заметно Савелий вздрогнул.

«Ага, просыпаешься, мой мальчик!» — пронеслось в ее голове. Теперь так… так… Она обхватила его губами и начала нежно ласкать. И он отозвался на эти ласки: рука Савелия нежно прикоснулась к ее волосам и начала гладить их. Потом и Савелий уже не смог сдерживать нахлынувшего на него желания. Его руки соскользнули вниз и стали ласкать ее влажную плоть. Тело Гюли мгновенно напряглось, а сердце готово было выскочить из груди.

Савелий повалил ее на спину и нетерпеливо вошел в нее.

— Милый мой мальчик! — шептали ее губы.

— Боже мой! Боже! — кричал он по-русски.

— Да! Еще! Еще! Хочу тебя! Глубже! Так! Та-аак! — кричала Гюли, терзая его спину, ягодицы, а ее тело извивалось в страстном порыве.

Их тела покрылись потом, и он стекал на белоснежную простыню.

— Как хорошо! Милый! Милый! Давай я встану на колени… — девушка быстро повернулась к Савелию спиной и опустилась, сильно прогнувшись в спине.

— Да-а-а! — закричала она, когда Савелий вошел внутрь. Она уже не стеснялась и рычала совсем позвериному от охватившего ее полного удовлетворения. Потом рухнула на постель и замерла под Савелием, не в силах больше двинуть ни рукой, ни ногой.

Савелий тоже несколько минут лежал неподвижно, потом приподнял голову, увидел рядом с собой бутылку виски и два бокала, не вставая, налил в них виски и самый полный протянул Гюли ко рту:

— Выпьем, Гюли, за тех, кого мы навсегда потеряли! — вдруг ни с того ни с сего произнес он, встал, быстро опрокинул виски в рот, затем заставил выпить Гюли до конца и завалился на постель.

Через минуту он спал.

Гюли поставила упавший на бок бокал, поудобнее развернула его тело и в удивительно прекрасном и покойном состоянии вытянулась рядом с ним на спине.

«В этом русском парне есть какая-то удивительная внутренняя сила, которая может околдовать любую девушку. А с виду и не скажешь!» — думала Гюли, и постепенно ее тоже сморил сон.

Савелий открыл глаза от яркого солнечного луча, упавшего прямо на него из окна. Прищурившись, он удивленно осмотрелся вокруг, пытаясь сообразить, где он находится.

Постепенно Савелий все вспомнил — Гюли рядом не было, и Савелий был даже рад этому: он ощущал какую-то неловкость перед ней и гадливость к себе. Почему? Он и сам не знал. Можно подумать, что он никогда не встречался с малознакомыми женщинами. Так в чем дело? Савелий смутно припоминал, что ему было очень хорошо ночью с ней. А на душе гадливо и противно. Прав был Учитель, когда говорил ему, что он пока не преодолел самое главное — научился владеть своей душой и телом, но не плотью своей, и это может когда-нибудь аукнуться ему бедой.

Савелий снова осмотрелся и вдруг увидел Гюли обнаженная, она стояла у окна спиной к нему. В свете солнечных лучей были видны только контуры прекрасного стройного тела, и Савелий невольно залюбовался им.

Гюли о чем-то задумалась, глядя в окно, но, видимо, почувствовала его взгляд и тут же подернулась:

— Доброе утро, милый, — проговорила она, и сейчас Савелий заметил какой-то акцент все английском. — Какой же ты сонюшка? — Гюли медленной кошачьей походкой направилась к нему.

— Доброе утро, Гюли! — выговорил он наконец. — Не могла бы ты дать мне попить?

— Попить? — удивилась она. — Виски, колу?

— Нет, только воды, пожалуйста! — поморщился он.

— Воды? — Девушка недоуменно пожала плечами, вышла из комнаты и вскоре принесла стакан с водой. — Пожалуйста.

Маленькими глотками Савелий выпил воду до конца и поставил стакан на пол. Гюли опустилась рядом с ним и начала гладить его грудь.

— Это была прекрасная ночь, мой мальчика — нежно проворковала девушка. — Ты сильный и нежный мужчина одновременно, и это просто удивительно хорошо! — Она прикоснулась губами к его груди, потом обхватила ими его сосок.

— Ты тоже ничего! — сказал он по-русски, повернул ее она спину и слился с ней в страстном поцелуе…

Воспоминания о загранице

Сейчас, лежа в кровати на этой странной базе, которая ничем не напоминала структуру КГБ, Савелий, в который раз, анализировал свою жизнь за границей. Припоминал все нюансы, на которые не обращал в то время внимания. Вспоминал всех, с кем приходилось сталкиваться.

Память выхватывала целые куски его жизни, но всякий раз она вновь и вновь возвращалась к одним и тем же событиям к событиям последних двух недель пребывания за границей перед возвращением на родину.

Почему память так настойчива? Что произошло в эти две недели такого, что прошло тогда мимо его внимания, а сейчас, в спокойной обстановке, привлекает его к себе?

В таких случаях его старый Учитель говорил:

«ЕСЛИ ЧТО-ТО ЗАСТАВЛЯЕТ ТЕБЯ ЗАДУМАТЬСЯ О ПРОШЛОМ И НЕ ДАЕТ СВОКОЙНО ЖИТЬ И РАБОТАТЬ — ЗНАЧИТЕ ТВОЙ МОЗГ ИЛИ ТВОЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ ЗАФИКСИРОВАЛИ ЧТО-ТО ЖИЗНЕННО ВАЖНОЕ ДЛЯ ТЕБЯ, И ПОТОМУ НЕ ГОНИ ЭТИ МЫСЛИ, ПЫТАЙСЯ НАЙТИ ОТВЕТ, ДАЖЕ ЕСЛИ ОН СТРАШЕН! ЗНАТЬ О ТОМ, ЧТО ТЕБЯ УГНЕТАЕТ, — ЗНАЧИТ ЗНАТЬ О ГРОЗЯЩЕЙ БЕДЕ, А ЗНАЧИТ, НАПОЛОВИНУ УМЕНЬШИТЬ ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ».

Как просто и прекрасно было жить рядом с Учителем! Казалось, нет в мире вопроса, на который он не смог бы ответить! Правда, это совсем не означало, что он сразу же мог дать ответ. Нет, Учитель всегда давал возможность самому спрашивающему попытаться отыскать истину, помогая ему наводящими вопросами, предлагая метафоры и различные ситуации, которые, с его точки зрения, могли бы привести к разрешению загадки.

Учитель никогда, ни разу не повысил голоса на кого-либо, даже если был расстроен чьей-либо непонятливостью. Более того, он никогда даже в мыслях не допускал, что тот, кому он пытался что-то объяснить, туп и безнадежен! В таких случаях он был абсолютно уверен, что именно он, Учитель, не смог найти нужных слов, мыслей, чтобы слушающий его понял, а значите он плохой учитель! Правда, такие случаи были настолько редки, что их можно было считать случайными и не заслуживающими внимания.

Савелий решил вспомнить всех, кто встретился ему за последние две недели до возвращения на Родину.

Казимир, женщина с сумочкой, двое мелких воришек, Гюли. Пока никаких эмоций эти люди не вызывали…

Даже Гюли, хотя он и помнил ее тело, руки, пухлые губы. Но вместе с этим к нему приходило гадкое чувство стыда и брезгливости к себе, он не мог понять почему.

Бородатый нахал в ресторане. Григорий Маркович. Григорий Маркович? Кто-кто, а этот человек ему столько сделал, что Савелий ему будет обязан по гроб жизни!

Савелий вдруг вспомнил встречу с ним на следующий день после ресторана. Он возвращался от Гюли и бесцельно брел по улицам просыпающегося города. Голова немного шумела от выпитого накануне, а разнообразные запахи восточного города вызывали неприятные ощущения.

Удрученный своим состоянием, Савелий не заметил, как рядом с ним остановился шикарный «ягуар» и оттуда донеслось его имя:

— Савелий! — окликнули его еще громче. И на этот раз он остановился и взглянул в открытое окно машины. — О чем задумались, молодой человек? — с улыбкой спросил его Григорий Маркович.

— Здравствуйте, Григорий Маркович! — смущенно приветствовал Савелий. — Собственно, ни о чем конкретном: перегрузился вчера немного: трубы горят!

— Бывает! — усмехнулся тот. — Клин клином вышибают! Садитесь, если нет спешных дел!

— Но я… как-то… — замялся Савелий, пытаясь выдумать какую-нибудь причину для отказам не мог же он сказать ему, что снова остался без денег, истратив вчера единственную сотню долларов.

— У вас что, есть дела? — несколько обиженно поинтересовался Григорий Маркович, но тут же догадливо добавил: — Если волнуетесь о наличности, то напрасно, забудьте об этом: госбезопасность никогда не была бедной организацией! — Он подмигнул.

— Вот как!? — нахмурился Савелий. — Значит, наша встреча не совсем случайна? Руки за спину и а машину! Не так ли?

— Напрасно вы со мной так, Савелий! — обиженно буркнул Григорий Маркович. — Если бы вас нужно было задержать, то это можно было бы сделать и без моего личного участия: исполнителей предостаточно!

— Извините, Григорий Маркович! Мне показалось, что… — Савелий почувствовал себя очень неловко перед этим внимательным и симпатичным человеком. — Сделайте скидку на похмелье. — Он сконфуженно улыбнулся.

— Ладно, чего там, — бросил тот, махнув рукой. — Забыли! Так вы принимаете мое предложение?

— Если оно еще в силе, то не вижу причин для отказа! — улыбнулся Савелий.

Григорий Маркович распахнул перед ним дверцу и отодвинулся, уступая ему свое место.

— В «Горный ручей», Алл! — коротко приказал Григорий Маркович сидящему впереди парню, которого Савелий видел рядом с ним в ресторане.

— О'кей, шеф! — отозвался тот, и что-то быстро сказал по-арабски водителю.

Взвизгнули на асфальте колеса, и шикарная машина резко сорвалась с места.

Они приехали высоко в горы, среди которых уютно расположилось небольшое каменистое плато, словно специально выровненное природой для того, чтобы здесь мог расположиться своеобразный ресторан под открытым небом.

Ландшафт использовался со вкусом и фантазией: углубление в скале для тех, кто любит уединение, с небольшим столиком на четверых, с краю плато было возвышение, которое напоминало импровизированную сцену и на ней по вечерам выступали артисты. Подземный источник включили в мраморную трехступенчатую композицию и вода, причудливо извиваясь и весело журча, стекала в небольшой резервуар, который, наполнившись до краев, автоматически раскрывался, и скопившаяся вода лавиной сбрасывалась вниз, на несколько секунд напоминая Ниагарский водопад в миниатюре. Тут же на глазах у посетителей прямо под открытым небом, жарилось, кипело, парилось, коптилось множество яств, и вокруг разносился такой аппетитный аромат, что поневоле, даже если приезжаешь сюда сытым, хотелось что-нибудь заказать.

Это было чисто национальное заведение, и весь обслуживающий персонал от хозяина до официанта одевался в национальные одежды.

Добраться сюда можно было только на личном транспорте. Несмотря на отдаленность от города (общественный транспорт был не предусмотрен), недостатка в посетителях не было.

Григорий Марковича было место рядом с причудливым источником, а телохранители заняли столик метрах в пяти от него. За вкусной и обильной мясной пищей и отменным испанским вином Савелий многое успел рассказать Григорию Марковичу из своей жизни.

Помолчав некоторое время после окончания его рассказа, Григорий Маркович задумчиво произнес

— Да-а, многое пришлось тебе испытать: Афган, плен, побег. Какие-то монахи…

— Среди них я нашел своего Учителя! — с горячностью произнес Савелий.

— Конечно, хорошо — думая о чем-то своем, кивнул Григорий Маркович.. — Около пяти лет по заграницам — это не шутка. Дома, наверное, погибшим считают? Или давал о себе знать?

— Некому было. Я сирота, — с грустью вздохнул он. — Правда, есть один человек. Брат мой. В детстве вместе, в Афганистане. Много лет не виделись, а в Афгане встретились! Понимаете, он мне больше чем брат! — Он сильно взволновался.

— Кто он? Чем занимается? — быстро спросил Григорий Маркович.

— Он военный, как и я. Капитан Воронов. Андрей Воронов!

— Капитан Воронов?! Брат? — искренне удивился тот.

— Вы о фамилии? — догадался Савелий, но не стал распространяться о подробностях. — Так получилось. Но вы знаете, Григорий Маркович, только он может мне помочь в моем положении: Воронов — единственный свидетель тому, как я попал в плен!

— А ты в каком детдоме воспитывался? — неожиданно спросил он.

— В Омском, номер три. — Савелий явно растерялся от этого вопроса.

— Хорошо, Савелий. Не знаю, смогу ли тебе помочь: наши органы могучи, но не всесильны как Бог, но постараюсь. Сделаю все, что в моих силах, чтобы ты смог вернуться на родину, если ты, конечно, этого хочешь! — Хитровато прищурившись, он взглянул в глаза Савелию.

— Господи, Григорий Маркович! — с волнением воскликнул он, даже запинаться начал. — Да я же только этим и живу! По гроб жизни обязан буду!

— Ну-ну, не нужно так волноваться, — улыбнулся тот. — Попытаюсь что-нибудь сделать. Что еще будешь пить?

— Нет-нет, спасибо, мне уже достаточно.

Савелий получает паспорт

Через несколько дней, которые для Савелия тянулись мучительно долго — он с волнением ожидал информации от Григория Марковича, — к нему неожиданно подошел один из его телохранителей.

— Савелий, вам передает привет наш общий знакомый! Завтра, в двенадцать часов дня он вас ожидает у входа в отель «Палас». Вы должны быть готовы к отъезду.

Все это было произнесено монотонным будничным тоном, и Савелий не сразу понял, о чем идет речь.

— К отъезду? Куда?

— Вам лучше знать, — пожал он плечами. — Я передаю только то, что мне поручено. И еще. — Он вытащил из внутреннего кармана конверт и сунул его Савелию. — Приоденьтесь и купите себе все, что посчитаете нужным!

— Но у меня еще не кончились те, что Гри…

— Стоп! — резко оборвал тот. — Не надо имен, это во-первых, а во-вторых, я уже вам сказал, что выполняю и говорю только то, что мне поручено. Желаю удачи! — бросил он на прощанье, сел в проезжающее мимо такси и тут же уехал.

Савелий вскрыл конверт и пересчитал деньги — там было пятьсот долларов и… И паспорт! Настоящий советский паспорт с его фотографией, с его фамилией! Господи! Неужели он увидит скоро Москву. Он быстро пролистал и открыл страницу, где ставилась виза. Да, со вчерашнего числа он имел полное право выехать в Советский Союз!

Савелий едва не подпрыгнул от охватившего его счастья. На Родину! ОН едет на Родину! Но… Как она встретит его? Над ним до сих пор висит подозрением о добровольной сдаче в плен! А если Андрюша погиб? Как он сможет доказать свою невиновность? И сможет ли? Кто ему поверит на слово? Но Григорий Маркович же поверил!

Ладно, будь что будет! Главное, вернуться на Родину! Домой! Снова слышать родную речь, дышать тем воздухом, к которому привык с рождения. Снова увидеть родные русские лица и снова ощутить покой. Господи! Как он хочет покоя! Какой же, всетаки, уникальный человек Григорий Маркович! Ему, совершенно незнакомому человеку, дал денег, помог с паспортом, с визой. Нет, такое может совершить только Русский человек!

Савелий тщательно запрятал драгоценный документ во внутренний карман, взглянул на доллары: обязательно он вернет когда-нибудь Григорию Марковичу эти деньги, подумал он, и решительно направился по магазинам, чтобы впервые с момента нахождения за границей ощутить себя человеком не «второго сорта». Не нужно оглядываться по сторонам, чтобы не попасть лишний раз на глаза полицейскому, не нужно осторожно и незаметно пересчитывать в кармане мелочь, чтобы сообразить хватит или нет их для покупки необходимого.

Знакомство с Ланой

За несколько минут до назначенного Григорием Марковичем времени Савелий подошел к отелю «Палас». Он был одет в новый джинсовый костюм, высокие ковбойские сапоги с металлической пряжкой. Через плечо висела яркая спортивная сумка.

— А вас, Савелий, сразу и не узнать! — услышал он знакомый голос.

Перед ним остановился «форд» ярко-красного цвета, и из него выглядывал Григорий Маркович.

— Здравствуйте, Григорий Маркович! — неожиданно смутился Савелий, до этого гордившийся своими покупками.

— Здравствуйте, Савелий. Садитесь рядом со мной! — кивнул он и опять отодвинулся.

«Форд» плавно тронулся с места, и Григорий Маркович вытащил из кармана платок. — Снова парить начинает, — промокая лоб, проговорил он. — Никак не могу привыкнуть. А вам очень идет этот костюм. Но особенно сапоги! — он вдруг рассмеялся.

— Я очень давно мечтал о таких — смущенно начал оправдываться Савелий.

— Ну и носите на здоровье. Это я над собой рассмеялся, представив в них себя. — Он похлопал Савелия по плечу и вытащил из кармана авиабилет.

— Господи, Григорий Маркович! — воскликнул Савелий. — Даже не знаю, как вас и благодарить!

— И не надо, Савелий: мы же русские люди! Должны помогать друг другу, где бы мы ни находились, не правда ли? Разве вы отказались бы мне помочь в такой ситуации? Савелий смущенно улыбнулся.

— Вот видишь. — Григорий Маркович незаметно перешел на «ты», затем достал портмоне и вытащил из него свою визитку. — Я пока задержусь здесь на недельку-другую, а потом вернусь в Москву. Звони, если что. И без всякого стеснения, ясно?! — Он подмигнул ему.

— Да вы и так для меня столько сделали: с детдомом связались, с командованием, паспорт, билет, деньги.

— А вот брата твоего так и не разыскал — с сожалением заметил Григорий Маркович.

— Ничего, теперь я и сам смогу это сделать: он же под Москвой живет, найду.

— Что ж, желаю удачи, сержант Говорков! — Он крепко пожал Савелию руку, потом неожиданно спросил: — Да, а с этой? Гюли, что ли? Надеюсь, несерьезно? А?

— Ну что вы, Григорий Маркович! Так получилось. Я не… в общем…

— смущаясь, он и сам не знал, что сказать.

— Ладно, не смущайся! Это я так, для профилактики. Здесь это тебе совсем ни к чему. Дома — другой разговор. Как ты думаешь?

— Не знаю. Хлопотно все это, — рассмеялся Савелий.

— То-то и оно, — назидательно заметил Григорий Маркович, ткнув его пальцем в грудь.

Перед входом в аэропорт они с Григорием Марковичем вышли из машины.

— Посадка уже объявлена, а то посидели бы на дорожку! — подмигнул Григорий Маркович, выразительно постукав пальцем по горлу.

— А я специально взял «на посошок»! — Савелий хитро улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана плоскую бутылочку виски. Вместо пробки она была снабжена завинчивающимся стаканчиком. — Ну что, наливать?

— А как же! — рассмеялся Григорий Маркович. Савелий отвинтил стаканчик, налил в него виски и протянул ему.

— Хороший ты парень, сержант! — вздохнул Григорий Маркович и торжественно добавил: — И мягкой тебе посадки? — Он чокнулся стаканчиком о бутылочку, и они выпили. Савелий закупорил виски и сунул в карман.

— До встречи на московской земле! — сказал он, и они крепко, по-мужски, обнялись.

Григорий Маркович сел в машину, и она тут же тронулась с места.

Савелий смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.

— Вы не могли бы мне помочь? — услышал Савелий приятный женский голос.

Он повернулся и увидел перед собой невысокое, хрупкое и милое создание: девушку лет двадцати — двадцати двух, которая с трудом подбирала английские слова и видно, что от этого сильно смущалась:

— Со мною летать еще один человек, но он почему-то нет. А уже есть посадка.

— А я знаю: вы летите в Москву! — заговорил вдруг Савелий по-русски, догадавшись, что перед ним его соотечественница.

— Верно — смутилась она. — А как вы догадались?

— По вашему отличному английскому языку! — улыбнулся Савелий.

— Скажете тоже, — обиженно заметила она. — Вот немецкий и итальянский знаю хорошо, а английский…

— Не обижайтесь, это просто неудачная шутка! — он подмигнул ей и подхватил чемодан. — Двинулись? А то опоздаем.

Чуть замешкавшись с укладыванием чемодана девушки в багажном отсеке самолета, Савелий вошел в салон, уже заполненный пассажирами. Билет у него был бизнес-класса, да еще в первом ряду.

Он подошел к своему месту, но оно уже было занято какой-то молодой женщиной с грудным ребенком, которого она укладывала в специальную корзинку, прикрепленную к стенке самолета.

— Извините, меня сюда стюардесса посадила, — растерянно сказала женщина с сильным украинским акцентом.

— Ничего страшного. Не волнуйтесь, пожалуйста! Нет проблем! — Савелий стал осматриваться вокруг, пытаясь найти свободное место. В третьем ряду он вдруг увидел девушку, которая просила его помочь с чемоданом.

Она махнула ему рукой, показывая на место рядом с собой, оно было свободным:

— Идите сюда, у меня место свободное есть!

— Как это свободное!? — недовольно подхватила стюардесса и быстро подошла вместе с Савелием к этой девушке.

— Вот, пожалуйста! — та протянула ей два билета. — Мой спутник, вероятно, не успел на этот рейс, — пояснила девушка.

— Надо же предупреждать об этом мы не можем найти пассажира! Да и вам накладно: часть стоимости получили бы.

— Я и сообщаю вам, — невозмутимо сказала она. — А пятьдесят процентов стоимости билета я и так получу. Есть еще какие-нибудь проблемы, которые мешают этому молодому человеку занять это свободное место?

— Что вы?! Извините меня, пожалуйста! — стюардесса тут же посторонилась, пропуская Савелия на место рядом с девушкой. — Что-нибудь желаете из напитков? — спросила она, пытаясь загладить свою неловкость.

— А у нас с собой! — усмехнулся Савелий и вытащил из кармана виски.

— Нет, мне лучше шампанского. Виски потом, — невинно добавила девушка.

— А в какую цену у вас водка? — спросил вдруг Савелий.

— Водка, коньяк, вино, шампанское и напитки в этом классе бесплатно! Виски и бренди только за валюту! — спокойно пояснила стюардесса.

— Тогда сто граммов водки! — облегченно вздохнул Савелий.

— Шампанского и сто граммов водки! — повторила стюардесса. — Больше ничего?

— Колу со льдом для водочки, — улыбнулась соседка Савелия.

— Хорошо! — кивнула стюардесса и пошла выполнять заказ.

Савелий машинально посмотрел ей вслед: у той были стройные и длинные ноги.

— Хороша? — ехидно шепнула девушка.

— Мне сейчас любая королевой покажется — машинально отозвался он, но тут же, взглянув на свою соседку, смущенно добавил: — Понимаете, я столько лет жил странной жизнью, что…

— Не извиняйтесь, — несколько капризно прервала она. — У каждого свои тараканы!

— Тараканы?! — повторил он, не сразу поняв, о чем речь, но тут же весело расхохотался: — Это вы здорово сказали. Ха-ха-ха! Свои тараканы!

— Спасибо, что помогли мне с чемоданом: одна бы я не справилась!

— Ну что вы, — смутился он.

— Давайте знакомиться, раз судьба сводит нас во второй раз, значит, это ей нужно. Да и лететь долго. — Девушка протянула ему руку.

— Лана.

— Савелий, — невозмутимо отозвался он, отвечая на рукопожатие.

Девушка несколько секунд выжидающе смотрела на него, но потом не выдержала и спросила:

— А почему вы не удивляетесь моему необычному имени? Мой папа большой оригинал и любит необычные имена: это не сокращенное от другого имени, а самостоятельное, и мне оно кажется нелепым.

— А мне очень нравится, — воскликнул он.

— Видно вы тоже оригинал, как мой папа. — Лана хитро посмотрела в его глаза, заставляя вновь смутиться, но в этот раз Савелия выручила стюардесса, принесшая заказанные напитки и два складных столика, которые Савелий стал помогать вставлять. Его ворот чуть приоткрылся, и девушка заметила мелькнувшую тельняшку.

— Из плавания возвращаетесь? — спросила она.

— Да нет… — Он вдруг запнулся и некоторое время помолчал, потом неожиданно выпалил: — Из плена!

— Из плена? — удивленно воскликнула она, — А я думала, моряк: смотрю — тельняшка, — сумку из рук не выпускаете — Она хитро подмигнула. — Ну, думаю, зарплату едет пропивать морячок!

— Во-первых, тельник не морской, а десантников, воздушных десантников, Купил случайно, на рынке, а денег… — Он усмехнулся, раскрыл сумку и вытащил оттуда небольшой сверток, развернул его и показал свои награды. — Вот все мое богатство!

— Да вы, вижу, герой! — восхищенно воскликнула Лана.

Они не заметили, что сосед, сидящий через проход от них, внимательно прислушивается к их разговору и видит его награды.

— Знаем, как они эти награды «зарабатывали»! — зло усмехнулся да, видно, что он был явно навеселе. — Детей да баб в Афганистане хлопали!

Савелий резко повернулся к нему и хотел что-то сказать, но на его руку неожиданно легла рука Ланы, и она успокаивающе пожала ее.

— Слушай ты, внимательный мой, ты там был? Ты видел то, о чем говоришь? — тихо, но достаточно ясно произнесла Лана с довольно неожиданной для нее злостью.

— Я? — мужчина явно растерялся от такого поворота сюжета: какая-то «соплячка» будет его учить, и ответил с гонором, ехидно: — А в кого тогда они там стреляли?

— А ты не знаешь? Во врага! Защищая таких, как ты! — Это было так смешно со стороны: хрупкая молодая девчонка бросила толстому мужику лет пятидесяти такие слова. Он совсем смешался, но сдаваться не хотел:

— Лично я не просил их меня защищать, и я туда их не посылал! А вам, девушка, должно быть стыд…

— Вот! — перебила она. — Из-за таких, как ты, которые молчали и посапывали в две дырочки, они и были там! — Девушка никак не могла успокоиться. — Там мой дядя погиб, а этот толстяк сидит тут и «умно» рассуждает!

Толстяк хотел что-то возразить, но Савелий вдруг зло бросил ему:

— Хватит! Заткнитесь!

Тот мгновенно трусливо сник и отвернулся в сторону.

— Ненавижу таких! — зло процедил Савелий.

— Не бери в голову, солдат! На гражданке таких много. Были бы они там сами, не говорили бы так, — неожиданно проговорил мужчина, сидящий за ними. — Извините, что вмешался. Савелий опустил голову.

— Если совесть твоя чиста перед самим собой, то значит все хорошо!

— Лона снова пожала его руку. — Давай лучше выпьем, за знакомство! Идет? — Она подмигнула ему.

— Нет возражений! — наконец улыбнулся и он, затем взял водку и чокнулся с ней. Быстро выпил, не запивая.

— И долго вы не были на родине? — спросила Лана, отпив немного шампанского.

— Долго, около пяти лет! — Он снова насупился.

— Если вам не хочется говорить Об атом, то…

— Нет-нет, не обращайте внимании. Спрашивайте о чем хотите. — Савелий достал виски и, немного налив в стакан, снова выпил.

— Вы хотя бы запейте, — поморщилась девушка.

— Водку я специально не стал запивать: смаковал потому, что давно не пил, а виски, конечно, запью, — он улыбнулся, сделал пару глотков колы.

— Родные-то вас, верно, уже и не ждут? — тихо спросила Лана.

— Нет у меня никого: сирота я, — просто ответил он.

— Простите, — поморщилась девушка.

— Ничего страшного.

— И куда вы сейчас?

— Пока в Москву, а дальше… — он пожал плечами. — Дальше видно будет.

— Вы бывали в Москве?

— Даже жил, — с грустью выдавил Савелий.

— Понимаю, — она многозначительно кивнула головой. — Не сошлись характерами?

— Характерами? — удивленно переспросил он. — Ах да, характерами.

— Значит, у вас никого нет в Москве?

— Выходит, так.

Ну вот, анализировал последние две недели за границей, а мысли снова вернулись к Лане. Самое интересное, что Савелию это было очень приятно: по телу сразу прокатилась нежная волна, и он даже ощутил ее запах, услышал милый капризный голосок.

Савелий улыбнулся, вспомнив момент, когда они приземлились и вошли в здание аэропорта «Шереметьево-2».

— Савелий, вы извините меня, но мне нужно получить багаж, а вас я хочу попросить выйти и прямо перед входом дождаться черную «Чайку», номер ММО 23-23. Водителя зовут Гоша. Приведите его вон туда, где багаж получают. Это вас не очень затруднит?

— Нисколько!

— Тогда давайте вашу сумку, чтобы не таскать ее. Я жду. — Она подхватила его сумку и пошла к своему чемодану, сиротливо стоящему у стены.

Савелий с улыбкой пожал плечами и быстро вышел наружу. Он прошелся перед всем зданием, но «Чайки» с таким номером нигде не увидел.

Он вернулся ко входу, но его внимание привлекло небольшое скопление людей. Мимо этого скопления проходил милиционер, остановился, посмотрел через плечи стоящих и медленно пошел дальше. Савелий подошел ближе.

— Угадаешь из двух — сотня, из трех — пять сотен! Фарт стоит всего «четвертак»! — выкрикивал молодой парень, сверкая золотым зубом. Он медленно двигал на столе наперстками. За ним Савелий заметил двоих внушительных парней. Они угрюмо смотрели вокруг и явно не интересовались игрой.

— Я попробую! — не отрывая глаз от рук фиксатого, нервно сказал мужчина лет сорока пяти с отвислым брюшком. Он протянул двадцатипятирублевую ассигнацию, которую тот спокойно сунул во внушительную пачку денег.

Дрожащей рукой мужчина приподнял один из наперстков и огорченно сплюнул:

— А может, и в других его нет? — подозрительно проговорил он.

— Если нет, то я тебе пятьсот, а если есть — ты мне полтинник. Идет? — ухмыльнулся фиксатый.

— Нашел дурака! — хмыкнул тот и вышел из толпы.

— Кто хочет из двух поймать свой фарт? — снова пытался завести публику фиксатый. — Ну, ловите свою удачу? Ну, что, нет смельчаков? Савелий уже понял, что этот фиксатый не только имел ловкие и быстрые пальцы, за которыми простому смертному не усмотреть, но вообще не стоит рисковать: выиграть у него было невозможно даже случайно.

— С мене пробуй! — отозвался из толпы круглолицый парень восточного типа.

Фиксатый на мгновение повернулся к нему и не заметил, как сухонький мужичонка с красным носом, воспользовавшись этим моментом, быстро приподнял наперсток и тут же оторвал руку:

— Я! Я хочу! — крикнул он и сунул фиксатому несколько смятых мелких купюр, но вторую руку не стал поднимать от одного из наперстков.

— А с тобой я играю только на сотню! — хитро усмехнулся хозяин наперстков.

— Как же так? — тот едва не заплакал. — Я же тебе уже три сотни спустил. Нет у меня больше, только этот полтинник! Савелий решил протиснуться поближе.

— А нет, так не мешай другим играть! — негромко бросил тот.

— Но я же хочу играть! — гундосил мужичонка, потом повернулся к толпе. — Кто хочет со мною? Никто не отозвался, и тогда Савелий сказал:

— Давай, попробуем! — улыбнулся он и сунул руку в карман..

— А на двоих — две сотни, землячок! — со злостью ухмыльнулся фиксатый.

— Базар тебе нужен! — невозмутимо сказал Совелий, и вытащил еще одну сотню. — Но в тройном! — бросил он.

— Идет! — согласно кивнул тот и спокойно убрал руку мужика от наперстков. Затем сделал пару движений, и в этот момент Савелий схватил, его за руку и повернул ее ладонью кверху: между пальцами был зажат резиновый шарик.

— Надо же — выиграли! — невозмутимо бросил Савелий, глядя фиксатому прямо в глаза.

— Да, повезло! — процедил тот сквозь зубы, зыркая по сторонам, не заметил ли кто его уловки? Затем вытащил пачку денег и отсчитал Савелию полторы тысячи рублей. — Может, еще сыграешь? На все — предложил фиксатый, ему явно не хотелось расставаться с деньгами.

— Не люблю дважды искушать судьбу! — ответил Савелий, забирая у него деньги. Затем вытащил из них пять сотен и протянул мужичонке.

— Не играй больше обманут! — сказал он и пошел из толпы.

В этот момент один высокий парень, который внимательно наблюдал за тем, как Савелий наказал этих обманщиков, наклонился к нему и быстро сказал:

— Поостерегись, земляк: не отстанут. — Он быстро скрылся в толпе.

Савелий посмотрел ему вслед и решил снова поискать «Чайку». Он отошел метров на пятьдесят от наперсточников и сроду же заметил, как за ним устремились те здоровячки, которые стояли за спиной фиксатого.

Савелий специально направился в пустынное место, рядом с дорогой, чтобы не привлекать внимание лишних глаз.

Когда он отдалился от автомобильной эстакады на приличное расстояние, перед ним неожиданно возникли две мощные фигуры. Один из них держал руку в кармане. Савелий спокойно посмотрел на них и усмехнулся:

— Может, не стоит, земляки: хлопотно больно! — со вздохом сожаления сказал Савелий.

Это разозлило их совсем они резво устремились к нему.

И тут тот, кто оказался ближе, получил вдруг такой удар ногой в живот, что со страшным воплем кулем свалился на землю.

Второй выхватил из кармана нож и нажал на кнопку: с характерным металлическим щелчком выскочило лезвие и ярко сверкнуло на солнце.

Савелий укоризненно покачал головой, затем вдруг выпрыгнул вверх и двумя ударами — первым выбил нож, а вторым ударил ногой в лицо — сбил упитанного парня на землю. Затем подошел к нему, взглянул в корчащееся от боли лицо и тихо сказал:

— Говорил же, хлопотно. — Он повернулся и в этот момент увидел мчащуюся по дороге «Чайку», которую тщетно искал у здания.

— Стой! — крикнул он, и его жест был настолько уверенным, что машина резко затормозила и остановилась около него.

— Гоша? — спросил Савелий.

— Да, — удивленно ответил водитель.

— Запаздываете, молодой человек. — Он улыбнулся и сел на переднее сидение. — Лана вас давно уже ожидает!

— Тьфу, черт! — облегченно усмехнулся Гоша. — А я думаю, неужели я совсем память потерял и не узнаю своих знакомых. В пробку попал: там такая авария, что пробка километров на пять растянулась. Еле удалось прорваться, и то потому, что правительственная машина.

Вдвоем с водителем Гошей они быстро донесли до «Чайки» полученный Лапой багаж и уложили в багажник. Савелий открыл перед Ланой дверь машины.

— Ну, всего доброго, Лана! Спасибо за компанию! — сказал он, протягивая ей руку.

— И не выдумывайте, пожалуйста! — девушка нарочито сердито топнула ножкой. — Куда вы сейчас? Ни родных, ни знакомых! Столько лет не были на родине! Так что никуда я вас не отпущу: едемте со мной!

— Спасибо. Но я не могу! — Он явно не мог найти слов.

— Ну хорошо, я вас понимаю: боитесь стеснить, неловко вам. Так? Все это самая настоящая ерунда! Короче, я отвезу вас на дачу!

— Но я… мне…

— Во-первых, она все равно пустует — папа в Париже, я в квартире живу, во-вторых, она недалеко от Москвы! — не слушая его, тараторила Лана.

Савелий все еще пытался возражать, но девушка вновь оборвала его:

— Все! Ничего не желало слушать! Считайте, что я вас похищаю! Я страшно люблю командовать мужчинами! — Она так забавно надула свои щеки и вытаращила глаза, что Савелий и водитель не выдержали и весело рассмеялись.

Когда машина тронулась с места, Гоша включил магнитофон, послышалась песня Высоцкого: «Истопи ты мне баньку по-черному».

— Как мне хочется навестить его могилу, — с грустью сказал Савелий.

— Нет проблем, хоть сейчас! — тут же подхватила девушка и повернулась к водителю: — Гоша, к Володе, быстро!

По дороге они купили букет роз, которые Савелий и возложил на могилу Высоцкого. Они подъехали к даче, когда уже начало темнеть. Дача действительно оказалась в двадцати минутах езды от Москвы. Она напоминала собой небольшой дворец: красивые резные фигурки из дерева были удачно расставлены по второму этажу строения. Две башенки, украшавшие дачу с двух сторон, идеально вписывались в нее, что свидетельствовало о высоком мастерстве архитектора.

Участок вокруг дачи использован был разумно: гараж, небольшая банька, открытый бассейн, деревья, кустарники и цветы — все это сосуществовало в удивительной гармонии между собой.

Когда они подъехали к воротам. Лана распорядилась, чтобы Гоша не въезжал, а дожидался ее здесь. Только попросила занести в дом чемоданы, которые она решила оставить на даче.

Савелий чуть приотстал, когда они шли по асфальтовой тропинке к дому, но ему слышались отдельные слова.

— Как дома дела? Папа не звонил? Скоро вернется? — выпаливала Лона вопрос за вопросом.

— Все нормально, он просил… — далее Гоша понизил голос и Савелий ничего не слышал.

Лана вытащила ключи и открыла дверь веранды, напоминающей огромную комнату. С потолка свисал большой ярко-желтый абажур. Красивая современная мебель была со вкусом расставлена. Разнообразная аппаратура удивительно вписывалась в интерьер.

Лана с Гошей внесли два чемодана в комнату, после чего она попросила его подождать в машине. Гоша ушел, а Лана начала буквально бегать по даче, оглядывая все своим хозяйским глазом, успевая комментировать по ходу:

— Здесь холодильник, — она открыла его. — Да, не густо: одни консервы и напитки. Но это поправимо.

— Да не волнуйтесь вы, — смутился Савелий. Девушка словно не слушала его:

— Спальная комната наверху, — кивнула она на лестницу. — Белье найдете в шкафу там же, так… можете смотреть телевизор, видео: кассеты вот здесь, на полке. Слушайте музыку, диски в тумбочке. Да, можете звонить в Москву или куда вам нужно. В общем, располагайтесь. Я вас буду навещать, если не возражаете.

— И как можно чаще! — подхватил Савелий серьезно и сделал шаг к ней.

— Как здесь душно! — Лана почему-то смутилась и, чтобы скрыть это, начала суетливо открывать окна на веранде.

Савелий стал помогать и в какой-то момент нечаянно притронулся к ее руке. Девушка замерла, но руку не отдернула. Так они стояли несколько мгновений и молчали, охваченные какой-то тревогой. Наконец Лона тихо прошептала:

— Ладно, Савелий, я тороплюсь, всего хорошего.

— Спасибо вам, Лана, — так же тихо сказал он.

— До свидания, — обронила девушка, не глядя на него, и быстро вышла.

Савелий стоял и смотрел ей вслед, словно пытаясь остановить или заставить хотя бы обернуться, но Лона вышла за калитку, подошла к машине и открыла дверцу.

«Не получилось…» — подумал Савелий, подошел к телевизору. Это был шикарный «Панасоник» с огромным экраном. Он включил его, и на экране замелькала какая-то реклама.

— Я думала, он скучает по своей новой взбалмошной знакомой, а он уже телевизор смотрит! — услышал он шутливо-укоризненный голос Ланы.

Савелий мгновенно повернулся и уверенно посмотрел на девушку:

— А я был уверен, что вы сейчас вернетесь! — Он радостно улыбнулся и добавил с серьезной миной, — Я вам сигнал послал: установку на возвращение!

— То-то я чувствую, — она покачала головой, — подхожу к машине, а меня словно кто назад тянет! — серьезно проговорила она и тут же, не выдержав, весело рассмеялась, но неожиданно спохватилась, всплеснула руками и выглянула в окно. — Как же я не сообразила! Вы могли бы мне и про машину намекнуть в своей установке: чтобы не отпускала. Ни хлеба, ни фруктов, ни овощей, а кушать надо.

— Ничего, как-нибудь перебьемся, — махнул рукой Савелий.

— Нет! Как-нибудь меня не устраивает! — решительно проговорила Лана и на мгновение задумалась. — Вы машину водите? — спросила она вдруг.

— Вожу? — усмехнулся он. — Да они у меня сами бегают! Какая машина-то?

— Если откровенно, я в них совсем не разбираюсь. Это папина машина. Она там, в гараже. Пойдемте.

Лона быстро подвела его к гаражу, набрала несколько цифр на замке и легко открыла его. Ворота были мощные, цельнометаллические, но Савелий их легко открыл и тут же в изумлении хлопнул в ладоши:

— «Вольвочка» ?! — воскликнул он, подошел и ласково провел по ее лакированным крыльям. — Хорошая моя! — сказал он, словно обращался к кому-то живому и доброму.

Девушка с удивленной, но одобрительной улыбкой покачала головой.

А Савелий, продолжая поглаживать машину, тихо сказал:

— Сейчас ты у меня бегать будешь. Хорошо? Он сел за руль, взял у Ланы ключи и попросил:

— Знаете, Лана, встаньте-ка в центре площадки! Сейчас увидите трюк, который редко кто может сделать даже из каскадеров! И называется он «балеринка»!

Удивленная девушка вышла на центр площадки перед гаражом и с улыбкой стала ожидать, что будет дальше.

Савелий сделал на машине круг, объезжая вокруг нее, потом неожиданно выскочил из машины прямо на ходу. Лана испуганно вскрикнула, а машина, словно ведомая уверенной рукой опытного водителя, самостоятельно сделала один круг, другой.

Лапа была в восхищении и радостно захлопала в ладоши:

— Как здорово! Ни разу не видела такого! Савелий выбрал момент и вновь сел за руль. Затем лихо затормозил рядом с девушкой и по-ямщицки подмигнул:

— Куда прикажете, мадам?

— Мадемуазель! — поправила Лапа.

— Тем более! — Он театрально прижал руку к сердцу. — Прошу располагать мною, мадемуазель!

— Да, это был действительно класс! — не принимая его игры, сказала Лапа. — Значит, так. По дороге прямо, первый же поворот направо и через пару сотен метров увидите рынок. Подождите, я вам денег дам.

— У меня есть! — воскликнул Савелий, вытаскивая те, что он выспорил у наперсточников.

— Вы что, успели валюту поменять? — удивилась она.

— Нет, мои оставшиеся восемьдесят долларов вот они! — он вытащил и их. — Поменяю по курсу.

— По курсу только государство меняет и дураки, а на черном рынке по восемь-десять берут! — улыбнулась она. — Я сама вам их поменяю, а то еще впутаетесь, не дай Бог.

— Как скажете, Лана! — весело согласился он и протянул доллары. — Вы их сразу возьмите, — Он подмигнул. — А то, действительно, впутаюсь.

— Хорошо, — помедлив немного, сказала девушка и взяла их.

— Я быстро, мухой! — Савелий хлопнул дверкой и поехал к воротам.

Странная слежка

Савелий, опьяненный тем, что он наконец находится на родине, сидит за рулем великолепной машины, о которой можно только мечтать, что его ожидает странное, но удивительное создание, к которому его почему-то тянет словно магнитом, не заметил, что едва он отъехал от дачи, как за ним пристроились скромные серовато-грязного цвета «Жигули». Они неотступно следовали за ним, словно специально хотели, чтобы он их заметил.

В машине сидели двое угрюмых мужчин, которым было лет по сорок. Перед ними, прямо на стекле, были прикреплены фотографии Ланы и «Вольво», за которой они и следили.

— Странно, — проговорил тот, что сидел рядом с водителем. — Откуда взялся этот парень? Его я вижу в первый раз.

— В таком случае, нужно сделать его фотографии. Через несколько часов эти двое наблюдателей уже сидели перед мужчиной лет пятидесяти со строгой военной выправкой. Он внимательно разглядывал фотографии, еще несколько влажные. Савелий за рулем «Вольво», он же стоит у машины, стоит у прилавка с зеленью, у продавцов фруктов — одного, другого, третьего.

— О чем-нибудь, кроме товара, разговаривали?

— Никак нет, товарищ полковник! — по-военному доложил тот, что сидел рядом с водителем.

— Так. Отдайте фото парня в отдел: пусть выяснят его личность.

— Наблюдение продолжать?

— Плотное и негласное! — нахмурился полковник.

— Говорил же тебе, что нужно поосторожнее с ним! — хмуро бросил второй.

— Что, уже засветились? — недовольно спросил полковник.

— Нет, но могли.

— Он ни в коем случае не должен замечать наблюдение! Мне кажется, что этот парень может нам пригодиться.

Авария

Савелий снова открыл глаза и взглянул на телекамеру: она не работала, и он снова стал размышлять. Он попытался вспомнить, когда впервые почувствовал настоящее влечение к этой взбалмошной, непредсказуемой, но очень обаятельной девушке.

Если подходить к ней строго, то ничего особенного и яркого в ней не было. Нельзя было сказать, что она красавица, но в глазах девушки было нечто такое, что заставляло Савелия всматриваться в их глубину, а его сердце биться чаще. Ее фигура была далека от совершенства: излишне худая, с острыми коленями, ниже среднего роста, она скорее напоминала девочкуподростка. Однако она волновала Савелия, заставляла вздрагивать при любом случайном или не случайном прикосновении.

Чаще всего он вспоминал первое прикосновение к ее длинным пальцам, когда Лона открывала окна на террасе. Удивительное ощущение. Нет, он был неправ, когда сказал, что она напоминала девочку-подростка, скорее, женщину-подростка. Ее худенькое тело волнующе сочеталось с красивыми формами бедер, подчеркивающими тонкую талию и высокую грудь.

Но более всего Савелия волновали ее полные, чувственные, капризно вздернутые губы, окрашенные самой природой в ярко-розовый цвет. Савелий вспомнил, как неловко почувствовал себя в ее присутствии.

И от этого его почему-то охватывала какая-то непонятная злость.

Он вернулся с рынка, нагруженной различными овощами, соленьями, отличным мясом и разнообразными фруктами. Лана быстро и красиво накрыла стол, попросив Савелия включить какой-нибудь фильм и не путаться под ногами.

Вскоре они сели за стол, выпили. Савелий молча смотрел на экран и, казалось, был полностью увлечен американским фильмом, повествующем о страстной любви двух несчастных людей, преследуемых мафией.

— Савелий, вы совсем не закусываете, — мягко проговорила Лана.

— Кушайте, кушайте, дорогие гости, на рынке все так дешево, — неожиданно грубо хмыкнул он.

— Единственные фильмы, которые мне нравятся, это про любовь. Там все так красиво, — девушка явно старалась не замечать его вспышки и с нежностью смотрела в его глаза.

— Что ж, пора выпить за любовь! — сказал он ехидно, продолжая оставаться в своем непонятнодерзком состоянии.

Он резко разлил по рюмкам коньяк и потянулся к Лане, чтобы чокнуться, и вдруг нечаянно пролил коньяк на ее кофточку.

Лона вскочила от неожиданности и едва не опрокинула столик на колесах.

— Ой, что ты наделал!

— Надо солью сразу посыпать! — сконфуженно заметил Савелий, хватая со столика солонку.

— Солью, солью, медведь! Застирать нужно! — было видно, что она сильно огорчена, но непонятно чем: испорченной кофточкой или его настроением. Думается, что больше ее расстроило второе, а еще и то, что ей никак не удавалось это настроение изменить.

Лана машинально сорвала с себя кофточку и вдруг перехватила его завороженный взгляд: она забыла, что под кофточкой ничего не было. У нее была очень красивая грудь, и она это прекрасно знала.

— Никогда не ношу лифчиков, — пожала Лана плечами и неожиданно для себя вдруг рассердилась. — Чего уставился?! — ее тон мгновенно изменился, стал склочным. — Знаешь, сколько она стоит?

— Я оплачу, — хмуро бросил он, чувствуя себя виноватым со всех сторон. Он нехотя отвернулся.

— Оплачу? Стоит, нос воротит! — ее явно понесло, что не красило ее, и она, зная это, еще больше распалялась. — Где ты ее купишь? Мне ее папа прислал из Парижа! Оплатит он! Какими шишами? — Она вдруг поняла, что сказала лишнее, но не знала, как загладить вырвавшиеся слова, и потому неожиданно сунула кофточку в руки Савелию. — Вот! Идите и стирайте ее сами!

Савелий безропотно взял кофточку и направился в ванную комнату.

Лана удивленно посмотрела ему вслед, не ожидал от него такой покорности и приготовившись перейти к более решительным действиям. Но тут ее взгляд упал в зеркало, и она увидела себя полуголой: ну и ну! — она покачала головой, рассматривая свою грудь, прическу, несколько взлохмаченную. — Совсем голову потеряла девушка. Еще подумает, что специально демонстрирую свои прелести! Чуть глаза из орбит не вылезли, когда увидел мою грудь. А что, отличная грудь! Да и талия ничего, даже тоньше, чем у Гурченко. — Лапа встала на цыпочки и повернулась боком, чтобы лучше рассмотреть всю фигуру целиком. — Да и попочка ничего. Вот не думала, что он такой робкий! А как смотрел на меня! Даже внутри волна какая-то прошла! Странно. Вот не думала, что к нему, именно к нему у меня что-то всколыхнется».

Еще будучи совсем девчонкой, лет тринадцати, она впервые испытала странное ощущение, когда, проснувшись среди ночи и выйдя из комнаты попить, неожиданно увидела, как ее мать ласкает какой-то молодой мужчина. Лана не помнила своего отца — он их бросил, когда ей не исполнилось и трех лет. С тех пор они жили вдвоем. К матери, довольно приятной и еще молодой женщине, часто приходили мужчины, но никто из них не оставался ночевать, по крайней мере, Лана этого ни разу не видела.

А этот молодой парень, которому было лет двадцать пять, появился несколько дней назад. Он дважды был у них в гостях, но оба раза довольно рано уходил, и мать провожала его до остановки. Вчерашний вечер затянулся: праздновали день рождения Ланы. Была еще одна семейная пара, которая, посидев несколько часов, ушла домой, а Василий, так звали этого парня, остался. Когда он вручал Лоне свой подарок — огромную куклу и букет цветов, он хотел поцеловать ей щечку, но Лона как-то неловко дернулась, и поцелуй пришелся прямо в губы. Девочку словно током пронзило, да и Василий, вероятно, что-то почувствовал, потому что как-то смутился и постарался все свести на шутку.

За столом они несколько раз переглядывались, и его взгляд странно волновал девочку, заставлял сильнее биться сердечко и кружиться голову.

Дверь в спальню матери была приоткрыта, и Лана, остановившись перед ней, застыла, не в силах оторвать глаз от того, что происходило на ее глазах. У матери была очень красивая фигура с крутыми бедрами и пышной грудью. Василий был тоже красиво сложен и имел нежные руки. Во время того поцелуя она успела ощутить это. И вот сейчас его руки ласкали тело матери. Ласкали ее грудь, живот и опускались все ниже и ниже, заставляя мать странно извиваться и стонать.

Лана не понимала, почему стонет ее мать: неужели ей больно? А если больно, то почему она терпит и не прогонит его? Совершенно машинально Лана повторила на себе те ласки, которые получала ее мать, и это было так странно и волнующе, что она не могла понять, а внизу живота она ощутила какую-то истому. Ей вдруг захотелось, чтобы Василий тоже поласкал ее, как ласкает мать.

Она не помнила, как оказалась в постели и уснула. На следующее утро она проснулась в каком-то странном состоянии, не в силах осознать: это все ей приснилось или было на самом деле — Василий все чаще и чаще стал приходить к ним и оставался на ночь.

Девочка каждый рад вздрагивала от его случайных прикосновений и мгновенно краснела. Но если его долго не было, она становилась нервной, непослушной. Мать ни о чем не догадывалась и списывала все на переходный возраст: совсем недавно у девочки начались месячные.

Мать спокойно и доходчиво объяснила ей, что с ней происходит, и на этом считала вопрос исчерпанным.

Неизвестно, чем бы кончились ее душевные переживания и ощущения первой любви, если бы Василий перестал встречаться с матерью, но однажды, когда Василий ночевал у них, мать вызвали на работу: она работала на «скорой помощи», и нужно было срочно подменить заболевшую коллегу. Поцеловав на прощание Василия и пожелав ему не скучать и дождаться ее через четыре часа, она ушла.

Они посмотрели телевизор, Василий крепко выпил и вскоре ушел спать. Лана почувствовала необычное волнением она нервничала, ходила по комнате и не знала, что происходит с ней. Так прошло около часа. Наконец она решила лечь спать: разделась, подошла к зеркалу и стала внимательно себя рассматривать. Острые коленки, ключицы костляво выпирают. Единственное, что было совсем неплохо (об этом она чисто интуитивно догадывалась), — красивая твердая попочка и довольно большая для ее возраста грудь.

Ей вдруг захотелось пойти к Василию и взглянуть на него. Она не стала одеваться и пошла совершенно голой, убеждал себя, что он спит, а она только посмотрит на него и тут же уйдет.

Дрожа от охватившего ее волнения, где-то в глубине осознавал, что делает что-то запретное, и от этого еще больше дрожа, Лана вошла на цыпочках в спальню матери и медленно подошла к кровати. Василий лежал голый, и простыня едва прикрывала его тело. Он широко раскинул руки, его дыхание было ровным, глубокими он крепко спал. У него действительно была красивая фигурам широкие плечи, узкие бедра и сильные жилистые руки.

Девушка с трудом сдерживала дыхание, ее руки сильно дрожали. Совершенно машинально и неосознанно она стянула с него простыню, и та упала на пол. Она еще сильнее взволновалась, когда увидела то, что так отличало ее тело от его. Несколько минут она заворожено смотрела, и ее сердце, казалось, вотвот выпрыгнет из груди. Случись какой-нибудь посторонний шум, она в страхе бы убежала в свою комнату и забилась под одеяло, но вокруг было тихо, и только оглушительные удары собственного сердца нарушали тишину.

Неожиданно она, пересиливая страх, осторожно опустилась рядом с ним на кровать и стала гладить его руку. Василий вдруг вздрогнул, повернулся к ней и стал ласкать ее тело, говоря нежные слова и называя ее именем матери. Она сильно испугалась и не знала, что ей делать: его сильные руки крепко обнимали ее худенькое тело, а ласки становились все настойчивее и опаснее. Но Лана уже не думала ни о чем и только постанывала от охватившего ее совершенно незнакомого ощущения. Рука Василия соскользнула по ее животу вниз и палец его прикоснулся к девичьей плоти. Она вскрикнула.

Василий мгновенно открыл глаза и пьяно взглянул на девушку:

— Лана? — испуганно воскликнул он, сразу же протрезвев. — Как? Почему ты здесь? — Он вскочил с кровати и осмотрел себя, с ужасом ожидая увидеть кровь. Потом посмотрел на испуганно вскочившую девушку, на кровати крови на простыне не было. И вдруг он взглянул на свой палец и заметил кровь.

— Господи! — чуть не плача вскрикнул он. — Я не хотел. Почему ты не кричала, когда я раздевал тебя? — спросил он, ни на миг не сомневаясь в том, что во всем виноват он.

— Я… я… — Девушка неожиданно расплакалась.

— Тебе больно? — спросил Василий.

— Нет, не больно, — всхлипывала она, стыдливо прикрывая себя одной рукой, другой смахивая обильно текущие слезы.

— Вот и хорошо! — вдруг обрадовался он. — Значит, все хорошо, и тебе нечего бояться!

— Василий, вы что, не любите меня? — неожиданно спросила Лана.

— Что? — Василий даже опешил от неожиданности. — Почему не люблю, очень даже люблю! — Он вдруг застыдился того, что стоит голый, подхватил простыню и обмотался ею вокруг пояса.

— Если любите, то поцелуйте меня так, как тогда! — Лана вдруг перестала плакать, подошла к нему, подняла голову кверху и закрыла глаза.

Ничего не понимающий Василий смотрел на нее и не знал, что делать: скоро должна вернуться ее мать, а девочка может вновь расплакаться и успокоить ее будет уже труднее. Решив из двух зол выбрать меньшее, он сказал:

— Я тебя поцелую, если ты дашь мне слово, что обо всем этом никто не узнает.

— Я что, маленькая, что ли, и не понимаю? Конечно, никто не узнает, даже мама. А когда я совсем вырасту, то мы поженимся! Хорошо? Потому что я тоже люблю тебя! — она сказала это настолько серьезно, что Василий со вздохом покачал головой.

— Я жду! — сказала Лона и снова закрыла глаза.

Василий наклонился и хотел просто чмокнуть ее в губы, но Лана вдруг обхватила его за плечи, прижалась к нему всем телом и впилась в его губы. Целуя его, она взяла его руку и положила себе на грудь. Поцелуй длился несколько минут, и Василий с трудом сдерживал охватившее его желание.

Неожиданно простыня стала мокрой, и Лана оторвалась от его губ, посмотрела сначала на мокрое пятно, потом в его глаза:

— Скажи, Вася, теперь мы стали мужем и женой? — спросила она с самым серьезным видом.

— Пока, нет, но… — тяжело дыша, произнес он, подыскивая нужные слова.

— Обручились? — подсказала девушка.

— Да, обручились. — Он облегченно вздохнул.

— Но ты же теперь не будешь спать с мамой?

— Если я сразу же откажусь с ней спать, то она обо всем догадается и прогонит меня, и тогда… ты меня больше не увидишь.

— Вообще-то ты прав, — серьезно сказала Лона и махнула рукой. — Ладно, с мамой ты можешь спать: к ней я тебя не ревную.

Лона улыбнулась своим воспоминаниям. Ничего подобного у нее с Васей больше не было, а через пару месяцев он завербовался на Север и уехал. Больше она его никогда не видела. Первым ее мужчиной был тоже любовник матери. Собственно говоря, именно мать и намекнула ей переспать с дядей Жорой. Ей только что исполнилось семнадцать лет, и дядя Жора, от которого зависело, получит ли мать работу в Посольстве СССР в Дании, намекнул, что она ее получит, если дочка будет с ним «нежна и ласкова». Сначала она возмущенно отказалась и несколько дней не подходила к телефону, если звонил он, но потом обо всем узнала Лана и, ничего не сказав матери, сама позвонила ему, а чтобы он выше оценил ее жертву, сказала, что является девственницей и потому хочет обеспечить и свое будущее.

Они поняли друг друга с полуслова, и едва ли не раньше матери Лана посетила свою первую страну — Англию — вместе с дядей Жорой.

Сейчас, когда она познакомилась с Савелием, ей вспомнился тот случай потому, что она вдруг ощутила в себе такое же волнение, какое испытала пока только один раз в жизни, с Василием. Они даже чемто были похожи друг на друга.

Лона сразу же почувствовала, что этот парень ей по душе. Она улыбнулась, вынула из шифоньера махровое полотенце и прикрылась им: еще немного подождет и пойдет посмотреть, что он там делает?

А Савелий, войдя в ванную комнату, открыл горячую воду и начал наполнять ванну, затем рассмотрел полку с различными коробками, расписанными яркими цветами и надписями по-французски. Выбрав самую, на его взгляд, красивую, он высыпал из нее чуть не половину в воду и бросил туда кофточку. Засучив рукава, начал полоскать, обжигал руки. Пар заполнил всю ванную комнату, когда туда ворвалась Лана:

— Вы что, с ума сошли? — всплеснула она руказад. — Стирать такую вещь в горячей воде! — Она вдруг увидела пачку, из которой Савелий насыпал порошок в воду. — Вы… вы… вы… из нее?

— Что-то не так? — растерялся он.

— Вы что? — вскрикнула Лона. — Это же для мытья раковин. Что ты наделал? — вдруг она начала бить его махровым полотенцем, которым укрывалась.

Савелий прикрывался рукой от ее ударов, потом обиделся:

— Больно же!

— Больно? — завелась она, схватила ту злополучную коробку и швырнула в Савелия. Он не успел уклониться, и коробка попала ему в лицо.

Но и после этого она не прекратила шлепать полотенцем, а он со смехом попытался перехватить ее руки. Она вдруг поскользнулась и бултыхнулась прямо в ванну, подняв тучу брызг:

— Ой! — вскрикнула Лона от горячей воды. — Горячо! Савелий быстро подхватил ее и поставил на ноги:

— Дурак! — сквозь слезы выкрикнула она и толкнула его в грудь. Он взмахнул руками и тоже упал в горячую воду:

— Действительно, горячо! — крикнул он, и на этот раз Лана помогла, ему выскочить из ванны.

Вспоминая эту сцену, Савелий каждый раз начинал смеяться, жалея, что никто не заснял видеокамерой их борьбу.

После того как они пришли в себя, Лана пошла в комнату переодеться, а Савелий снял с себя все прямо в ванной комнате, отжал и повесил сушиться. Потом обернулся тем же полотенцем, что принесла Лана, и вышел.

Лана сидела, завернувшись в простыню, и смотрела какой-то сексуальный мультик.

Савелий присел рядом и уставился со злостью на экран.

Первой не выдержала Лапа: она повернулась к нему и нежно спросила, разглядывал синяк под его глазом:

— Больно?

— Где? — спросил он, потирая ушибленную о край ванны ягодицу, потом вдруг разразился смехом. — Нет, даже приятно.

Лана подхватила смех, затем подошла к нему и ласково притронулась губами к его синяку.

— Как здорово! — шепнул Савелий, затем встал, обхватив ее лицо ладонями и взглянул прямо в глаза. — Тебе… простите, вам…

— Нет, Савушка, тебе, тебе, — шепнула она и потянулась к его губам, не замечая, что он вздрогнул, когда она назвала его Савушкой.

Ее полные влажные губы были так близко к нему, что достаточно было одного, совсем незаметного движения, чтобы они встретились, но он неожиданно отстранился. Его взгляд потемнел и устремился кудато далеко-далеко от нее. Он встал и молча вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь!

Лана недоуменно смотрела ему вслед и не могла понять, что она совершила такого, что привело его вновь в такое странное состояние.

«Сангвиник, трезвый расчетливый ум, бесстрашный, уверенный в себе, достаточно трезво относится к женщинам, в меру холоден, пережил личную драму, с неадекватной реакцией», — достаточно точную оценку этому парню дали специалисты.

Надо что-то предпринимать, подумала Лана, затем встала и пошла вслед за ним. Но, подумав, вернулась с полпути и прихватила с собой бутылку виски и два бокала, чтобы попытаться с помощью алкоголя вывести его из этого состояния.

Савелий сидел на садовой скамейке в позе роденовского «Мыслителя». Чего, спрашивается, он взбрыкнул? Или эта девушка ему неприятна? В том-то все и дело, что приятна! Более того, ему начало казаться, что он давно ее знает, а этот симптом был очень серьезным.

А сейчас? Его даже в дрожь бросило, когда она прикоснулась своими губами. Даже голова закружилась. Так он ощущал себя только с Варюшей! Даже с Ларисой такого не было! Надо же, Ларису вспомнил. К чему бы это? Вот заноза! Сидит, ноет, ноет. Сколько лет прошло, а нет-нет да обожжет воспоминанием.

А Варюша?! Разве он не любил ее? Любил! Еще как любил! Но… Варюша, это постоянная ноющая боль потери. Эта боль, видимо, всегда будет жить в его сердце, и всегда он упрямо будет стараться запрятать ее в самый дальний уголок своих воспоминаний, доставая только тогда, когда нужно будет просто погрустить в одиночку.

А Лана? Ведь она, по существу, еще совсем ребенок. Милый капризный ребенок. Ребенок. Савелий вдруг хмыкнул и покачал головой, нашел ребенка! И чего, спрашивается, он себе «лапшу на уши вешает»? Видно, и впрямь зацепил его этот «ребенок». Если он сейчас повернется и увидит перед собой Лану, то… то все будет хорошо.

Савелий резко повернулся и едва не стукнулся носом о бутылку виски, которую Лана держала прямо за его спиной.

— Ты… Вы давно здесь? — Савелий растерялся от неожиданности.

— Не вы, а ты, — ласково поправила Лана. — Только что подошла. А что? — хитро улыбнулась Лана, придерживая простыню.

— Это просто чудно, что ты пришла! — восторженно воскликнул Савелий. — Просто чудно!

— Чему это ты так радуешься? — чуть подозрительно спросила она.

— Ничему конкретному: тебе, звездам, этим деревьям. — Он встал, подошел к древней сосне и прижался к ней ладонями. Его движения были плавными и какими-то значительными.

Лана с нежностью, но и с тревогой смотрела на него, пытаясь понять этого человека.

Через некоторое время Савелий, что-то прошептав на прощанье сосне, подошел к Лане и просто сказал:

— А теперь — я твой! — Он налил в бокалы виски, подал один Лане и чокнулся. — За тебя!

Они залпом выпили, и вдруг простыня соскользнула с ее плеч и вновь обнажила красивую грудь. И снова Савелий уставился на нее, словно онемел.

Лапа посмотрела ему в глаза, потом положила руку на его плечо и нежно прошептала:

— Господи, да на меня можно не только смотреть! — она обняла его обеими руками и прижалась к его губам.

Нехитрые их одежды соскользнули на траву. Каждая клеточка его тела вздрогнула, прикоснувшись к нежной девичьей коже, и они, не в силах более сдерживаться, не отрываясь друг от друга, словно боясь потеряться, осторожно опустились в траву и с радостью приняли друг друга…

Савелий открыл глаза от яркого солнечного луча, упадшего ему на лицо из-за ветвей. Они с Ланой лежали в гамаке, укрепленном между двумя соснами.

Стараясь не шевелиться, Савелий осторожно повернул голову и посмотрел на крепко спящую Лану. Она чему-то улыбалась во сне. Яркий луч солнца перешел на девушку и медленно, словно лаская ее, двинулся по обнаженному телу, слегка прикрытому простыней.

Савелий до сих пор помнил, какая нежность охватила его в тот момент, когда он прикоснулся к девушке. Он боялся шевельнуться, чтобы нечаянно не разбудить Лану. Ее милое, спокойно улыбающееся лицо было таким красивым, что ему хотелось смотреть на него целую вечность.

Как все-таки разумно устроен мир! После краткой и ненужной встречи с Гюли, от которой не осталось ничего, кроме горечи и досады, даже какой-то пустоты, жизнь преподносит ему удивительно прекрасный подарок — это нежное создание! Поистине, природа не терпит пустоты!

Вся жизнь человеческая состоит из белью и черных полос. И трудно сказать, от кого зависит ширина черной или белой полосы. Конечно, такие полосы, которые преследовали Савелия в последние семь-восемь лет, он бы не пожелал даже врагу. План по черным полосам он перевыполнил на пару десятков лет вперед. Были такие моменты, когда более слабый человек, находясь на его месте, вряд ли смог бы выдержать. Его спасали две вещи: вера в себя и умение отрешиться от окружающей действительности.

Сейчас он вспоминал эти черные полосы без особой боли и жалости к себе, думая только о приятном и радостном.

Много лет назад, когда он сидел в следственном изоляторе Бутырской тюрьмы, ему повезло встретиться с одним пожилым уголовником, просидевшим более тридцати лет в местах лишения свободы. Это был признанный авторитет не только в уголовном мире, но и среди ментов. «Вор в законе» по кличке «Бриллиант» Чем-то ему приглянулся Савелий, хотя они и пробыли вместе трое суток. Этот старый уголовник дал ему пару советов, за которые он будет благодарен до конца дней своих.

«Я знаю, тебе трудно будет ходить по этой жизни, — хрипло сказал он, чахоточно покашливая едва ли не после каждой фразы. — Хочу поделиться с тобой своим жизненным правилом никогда ни о чем не жалей! Никогда! — твердо сказал он и закашлялся. — И второе: что бы ужасного с тобой ни произошло, например, потеря близкого человека, физическая ли боль или еще что, короче, все, что угодно, — задай себе, Бешеный, вопрос: будешь ли ты вспоминать об этом через месяц, полгода, год? Рано или поздно, ты дойдешь до той даты, после которой скажешь, вряд ли! Вот и думай, что прошел этот срок! Всякая боль страшна только сиюминутностью! Боль, потери, обиды. Подумай об этом, и тебе сразу станет легче!»

Много раз в жизни Савелию приходилось применять эти два правила, и много раз они выручали его в трудную минуту.

Савелий лежал не шелохнувшись уже много времени, и у него пересохло в горле. Он скосил глаза на землю и увидел, что бутылка шампанского еще не выпита до конца. Он опустил медленно руку, стараясь не делать резких движений, поднял бутылку и сделал глоток:

— Так… — раздался насмешливый голос Ланы. — В одиночку, значит?

— Подглядываешь? — съехидничал Савелий. — Ух, ты какая!

— Как здорово, милый, что ты придумал спать на природе. — Она потянулась к его губам, но вдруг снова наткнулась на его страдный взгляд. — Что с тобой, Савушка? — нахмурилась Лана. Савелий не сразу вернулся из своих мыслей.

— А? Лана? — он даже не сразу увидел ее. — Все хорошо! Все в норме! — сказал он и, чтобы как-то отвлечь себя и девушку от неожиданно нахлынувшего на него состояния, громко запел. — Тра-ля-ля-ля-ля! Весь мир лесной! — Лапа покачала головой и оборвала его пение долгим поцелуем.

В основном, дни, проведенные в Москве, за исключением тех, когда приезжала Лана, тянулись медленно и однообразно: Савелий упорно искал работу, обивая пороги различных учреждений, но всякий раз натыкался на категорическое «нет», если вопрос касался прописки, а документы, поданные на возвращение его собственной квартиры, а с ней, естественно, и прописки, переходили из одной инстанции в другую по замкнутому кругу.

Никто и нигде не отказывал, более того, участливо кивали головой и подтверждали правомерность его требований, но дальше этого дело не двигалось. «Это не в нашей компетенции. Чьей, не знаем. Пробуйте, добивайтесь».

На все эти хождения по инстанциям уходило очень много времени. Как назло все они были расположены в разных концах города: попробуй, покатайся на своих двоих из конца в конец. Но однажды Дана явилась с приятным известием: каким-то образом ей удалось оформить на Савелия доверенность на «Вольво» и получить на него водительские права. Савелий был очень растроган и, конечно же, понимал, что все это вылилось Лане в кругленькую сумму, но решил не отнекиваться и восполнить затраты при первой же возможности.

Вернувшись однажды после очередных безуспешных хождений по инстанциям, Савелий очень удивился, застав Лану на даче, хотя и был очень рад ей. Лана валялась на диване, листая французский журнал мод. Увидев Савелия, тут же вскочила и поцеловала в губы:

— Жду, жду, а он все не идет, — шутливо-обиженно сказала она.

— Но ты же сказала мне позавчера, что уезжаешь на несколько дней из Москвы. Я думал, что ты уже давно по Питеру бегаешь, а ты здесь. — Савелий действительно был удивлен, увидев ее.

— Ты что, не рад? — кокетливо улыбнулась она.

— Скажешь тоже! Если бы я знал, что ты меня ждешь, то давно бы уже примчался!

— Ладно, как продвигаются дела? Савелий обречено махнул рукой.

— Понятно. Ладно, не вешай нос, Савушка! Все будет хорошо! Я верю в судьбу. Полоса неудач позади! Все! Мы закрываем ей дорогу: с этой минуты начинается успех! Я так хочу! — Она капризно притопнула ногой.

— А сейчас пойдем и развеемся в какойнибудь ресторан: мне тут привалило немного. Папа прислал, — добавила Лапа, вытаскивая пачку двадцатипятирублевок в банковской упаковке. Но в этот момент раздался звонок, и Лана недоуменно взглянула на Савелия:

— Ты ждешь звонка?

— Что ты, я никому еще не давал этого телефона.

— Интересно. — Она подошла к телефону и подняла трубку: — Слушаю вас! — Через паузу она быстро посмотрела на Савелия и натянуто улыбнулась. — Хорошо, дорогая, с меня причитается! — Лана положила трубку и подмигнула ему. — Как нельзя кстати: сейчас поедешь в ГУМ, подойдешь ко второй секции на втором этаже третьей линии и спросишь там Наташу: она сделала для тебя отличный костюм!

Савелий протестующе поднял руку, пытаясь чтото сказать, но она перебила:

— Брось, Савушка, свою щепетильность! Разбогатеешь, отдашь! — Лапа разорвала банковскую упаковку двадцатипятирублевок и не считая, около полпачки, отдала Савелию. — И поторопись, пожалуйста: Наташа только до семи работает. Потом за мной, и поедем обмывать покупку! — Она стала шутливо подталкивать его к двери.

До центра Савелий доехал очень быстро, но та улица, которая вела к ГУМу, была перегорожена: велись строительные работы, и ему пришлось делать небольшой крюк.

Пытаясь сосредоточиться на новом маршруте, он не обратил внимания, что за ним неотступно следует ярко-желтая машина «Москвич». Когда он выехал на небольшую улочку с односторонним движением и остановился у светофора, «Москвич» неожиданно поехал вперед. Пересекая улицу перед самым носом «Вольво», «Москвич», за рулем которого Савелий успел рассмотреть миловидную молодую женщину с ярко накрашенными губами, неожиданно вильнул и сильно стукнул «Вольво».

Савелий выскочил из машины, чтобы остановить «Москвич», но тот резко рванулся вперед и скрылся в ближайшем переулке. Он подошел к «Вольво» и осмотрел машину: было сильно повреждено левое крыло, разбиты фара и сигнальные огни, искривлена крышка капота.

Оглядываясь по сторонам, Савелий не заметил особого внимания к своей аварии, видно шум от столкновения был незначительным и все произошло очень быстро, поэтому никто и не обратил внимания.

Савелий был рад хотя бы тому, что рядом не оказалось милиции. Он сел за руль, вытащил из кармана бумажник и пересчитал наличность: даже если отказаться от покупки костюма, денег для восстановления товарного вида машины было недостаточно. Вдруг он наткнулся на визитку Григория Марковича; немного подумав, тронул машину с места и у первого же телефона-автомата остановился:

— Григорий Маркович? — спросил он, когда на другом конце подняли трубку.

— Да, слушаю вас.

— Здравствуйте, это Савелий, которому вы…

— Наконец-то объявился! — тут же прервал его Григорий Маркович. — Как дела? Где живешь? Работаешь ли? — Он был явно рад звонку Савелия.

— Извините, что беспокою вас, но вы говорили, что могу обратиться к вам за помощью, если что. — Савелию было очень неудобно вновь беспокоить этого доброго человека, но другого выхода он не видел.

— Естественно! И очень рад, что ты не забыл про меня! Чем могу быть полезен?

— Машину чужую стукнул.

— Ну, это не проблема! Какая машина?

— «Вольво». Габариты, крыло, крышка радиатора.

— «Вольво»? Это сложнее, тут без валюты не обойдешься.

— Где ж я ее найду? — грустно выдавил Савелий.

— Ладно, не суетись. Есть у меня ребята в одной фирме, думаю, что мне не откажут. Что с работой?

— Заколебали бюрократы проклятые! — вспылил Савелий. — Без прописки не дают работы, без работы — не прописывают. Восстановить мою тоже волынят. Эх!

— Что ж сразу не обратился? Ладно, записывай адрес. Скажешь, что пришел по рекомендации Григория Марковича.

Минут через пятнадцать он уже был в автосервисе, где ремонтировали иностранные машины. Директор автосервиса, очень толстый мужчина лет сорока, выслушав, от кого пришел Савелий, тут же вызвал к себе мастера и приказал ему заняться машиной, дав на исправление всех повреждений час.

После этого он набрал номер телефона и произнес странную фразу:

— Что нужно «племяшу»? — Потом, немного послушав, сказал: — Все будет в лучшем виде. — Положив трубку, посмотрел на Савелия. — Значит, без работы сидишь? — Он вдруг протянул руку: — Валентин Серафимович!

— Савелий! Замучили крючкотворы! — выпалил он. — Ни как прописку не восстановят, а без нее не берут на работу!

— А что вы умеете делать, Савелий? — он перешел вдруг на «вы». — Есть ли у вас профессия? — И неожиданно добавил: — В армии чем занимался?

— В армии была только одна профессия: профессионального убийцы! — он горько улыбнулся.

— Афганец?! — полуутвердительно спросил он. — Спецназ?

— И спецназ в том числе! Знаю любую технику и могу водить все, что движется с помощью мотора. Матросом на рыболовном траулере пахал.

— Да, — Валентин Серафимович внимательно взглянул на него. — А если работа с выездом из Москвы, согласишься?

— Смотря какие условия и где, а также кем работать, Можно и с выездом, если возвращаться можно будет.

— Шесть месяцев вдали от цивилизации, а четыре месяца — в Москве, отпуск. Оплата как у генерального конструктора самолетов — он подмигнул. — А работа, — снова посмотрел ему в глаза, словно проверяя, не ошибся ли он в сидящем перед ним парне, — инструктором по подготовке молодых солдат.

— Спецназ?

— Что-то вроде того. Правда, стопроцентную гарантию пока дать не могу. — Он выжидающе посмотрел на Савелия и, не услышав ничего, усмехнулся. — Ну, как?

— Что как? — не понял Савелий.

— Как со временем отсутствия в Москве? Любовьто — штука тонкая, — неожиданно добавил он.

— Откуда… — удивленно начал Савелий, но сразу замолчал и в свою очередь спросил: — Так вы, значит, коллеги с Григорием Марковичем?

— В каком-то смысле вы угадали, молодой человек. Так что вы решили? — Он вытащил из стола какую-то анкету из трех листков.

— Конечно да!

— Вот, — он протянул ему анкету. — Дома заполнишь и завтра принесешь. Ответ — дня через тричетыре.

— Спасибо вам!

— Спасибо скажешь, когда билет будешь получать и класть его в карман, — он снова перешел на ты.

— А с «Вольво» как? У меня нет валюты.

— Об этом я уже догадался! — усмехнулся Валентин Серафимович. — Отдашь, когда разбогатеешь! — Он подмигнул.

— У меня просто слов нет! Такое впечатление, что последнее время я живу в долг.

— Вот именно, — многозначительно сказал он. — Ладно, до завтра. — Он пожал Савелию руку и ушел.

До ГУМа было совсем рядом; он успел побывать у Наташи и взять свой костюм, который был ему очень к лицу. Когда Савелий вернулся в автосервис, то машина была уже готова, и его изумило качество работы: если бы он не видел сам повреждений, то подумал, что ему все приснилось, все было как новенькое. Когда он вернулся. Лана недовольно спросила:

— Что так долго? Заждалась совсем: нафуфырилась, оделась, а тебя нет и нет.

— Если я тебе расскажу, что произошло со мной, то ты не поверишь!

— А ты попробуй!

— Я в аварию попал!

— Что с машиной? — тут же воскликнула Лана.

— Ага, тебя машина интересует больше, чем человек! — вздохнул Савелий.

— Он что, погиб? — встревожено спросила она.

— Кто? — не понял Савелий.

— Ты же сказал — «человек»!

— Я себя имел в виду.

— Ну, напугал, — Лана облегченно вздохнула. — Совсем запутал! Кого ты сбил?

— Да никого я не сбивал, с чего ты взяла?

— Сам же сказал — попал в аварию! Если никого не сбивал, а сам великолепно себя чувствуешь, значит, с машиной что-то?

— И с машиной все в порядке, — Савелий рассмеялся.

— Ничего не понимаю. Чего ж ты мне голову морочишь?

— Ты же сама не даешь мне и слова сказать.

— Я не даю? — искренне удивилась девушка.

— Даешь, даешь! Успокойся, пожалуйста, и послушай! — рассмеялся Савелий. — У светофора меня подрезал «Москвич» и сразу же смотался. У машины — вмятина в крыле, разбиты габариты, фара, погнут капот.

— Господи! — всплеснула руками Лана. — Что я папе скажу?

— Да успокойся ты, пожалуйста! Ничего твой папа не заметит!

— Как это не заметит? Хватит голову мне морочить! — она вскочила и бросилась к выходу.

— Лана! Подожди! — крикнул Савелий, но она не захотела его слушать и устремилась к гаражу.

Ее не было минут пятнадцать, а когда вернулась, напустилась на Савелия.

— Что, разыграть меня решил? Мою реакцию решил проверить? А я уже и уши развесила: авария, человек, машина.

— Я же говорил, не поверишь! — Он пожал плечами. — Может все-таки дашь договорить?

— Хорошо, говори! — она успокоилась и с интересом уставилась на него.

— Короче, когда она скрылась.

— Ты же говорил, «Москвич»!

— Она — это женщина, сидящая за рулем «Москсквича». Я в панике: денег нет, машина помята. Что делать? Тут я вспомнил о визитке того мужика. Ну, что за границей мне помог, я рассказывал. Звоню, он оказался дома. Рассказываю, и он связывает меня с одной фирмой, кстати, довольно странной фирмой: и машину восстанавливают и с работой обещали помочь! — Савелий победно посмотрел на Лану и вытащил из кармана анкету. — Сейчас заполню ее, а потом можно и в ресторан, удачу обмыть.

— Я же говорила, что все будет хорошо! — она захлопала в ладоши. — Дай посмотрю, — она взяла у Савелия анкету и начала читать. — Ничего себе вопросики! Слушай: «Были ли вы в партизанах? Идиотская анкета! И кто только их выдумывает? Ничего не меняется в этой стране! А что за работа?

— Инструктором.

— Инструктором? — девушка недоуменно посмотрела на него.

— Это то, что я отлично умею делать! Буду готовить молодняк для охраны спецобъектов. — Савелий взял у нее анкету и начал заполнять.

— Что ж, очень рада за тебя!

— Радоваться пока рано: завтра отвезу, а дня через три-четыре дадут ответ. Может, еще не подойду.

— Ты подойдешь! — уверенно заявила она. — А чего такой грустный? Словно не доволен.

— Далековато больно. Азия! Шесть месяцев там, четыре — в Москве.

— Шесть месяцев?! — невольно воскликнула она. — Это нелегко.

— Зато четыре месяца — отпуск! — напомнил Савелий.

— Шесть месяцев! — словно не слыша его, повторила Лана.

— Но четыре месяца — отпуск, в Москве, — упрямо прошептал Савелий.

— Но четыре месяца отпуск, — словно эхо повторила Лана.

— Но четыре месяца — отпуск, — вновь прошептал он, и Лана склонилась к нему, шепча прямо в его губы. — Четыре месяца… — она прижалась к губам Савелия и стала нетерпеливо стаскивать с него одежду.

А в этот момент у Валентина Серафимовича, с которым Савелий расстался несколько часов назад, звонил телефон. Он спокойно взял трубку:

— Здесь Григорий Маркович! — нетерпеливо бросил он в трубку.

— Случилось что? — нахмурился Валентин Серафимович.

— Нужно все ускорить: Первый торопит. Крайний срок вылета «племяша» — через два дня!

— Но вы же знаете, что это будет стоить немалых денег, — попытался возразить тот.

— Вас что, когда-нибудь ограничивали в средствах? — сердито спросил Григорий Маркович.

— Нет, но…

— В таком случае через два дня! Ясно?

— Ясно, Григорий Маркович! Через два дня он вылетит в Азию.

— Встречать и доставлять его должны по обычной схеме! Все парню подробно объясните! Пока! — В трубке послышались короткие гудки. Валентин Серафимович несколько секунд смотрел трубку, потом нажал на рычаг и сражу же стал набирать номер.

С Ланой у реки

Вспоминая каждую встречу, каждую минуту, проведенную с Лапой, Савелий часто ловил себя на странном ощущении то его охватывало страстное волнение, и он каждой клеточкой своего организма словно прикасался к ней, вновь и вновь переживая сладостные моменты, то вдруг она вызывала в нем непонятную тревогу. Отчего, почему?

В такие моменты он упрямо пытался найти ответ, но не находил его.

Происходила своеобразная борьба разума и сердцам разум улавливал фальшь, неискренность, а сердце убеждало в обратном. То же самое произошло и сейчас, и он решил отвлечься от этой темы и вернулся к мыслям о капитане Воронове. И снова память окунула в прошлое.

Выбрав день, после того как устроился на даче Ланы, Савелий поехал туда, где он провел столько радостных и счастливых (грустное и неприятное он стер из своей памяти, по крайней мере, ему так хотелось думать) детских лет.

В омском детдоме он провел года два, после чего его и нескольких еще ребятишек отправили в другие детские дома по банальной причине: нехватка жилплощади по санитарным нормам.

Память не подвела, и Савелий почти сразу отыскал дом, в котором Андрей проживал со своей тетушкой и в котором он бывал неоднократно, когда ее не было дома. Эти моменты Савелий вспоминал с особой нежностью: он досыта наедался дарами небольшого садика, а иногда и настоящими пирожками с настоящим вареньем, приготовленными тетушкой Андрея для какого-нибудь праздника.

Когда тетушка уезжала в город по делам, Андрюша сразу же сообщал об этом маленькому Савушке, и тот тайком сбегал из детдома. Воспитательница была строгой и никогда не разрешала ему ходить в гости к Андрюше. За самовольные отлучки он всегда наказывался: его на несколько часов запирали в темный сырой подвал, но Савушка, несмотря ни на какие наказания, в эти дни был по-настоящему счастлив.

Они играли «в войну», «в Чапаева», «в шпионов и разведчиков». Андрей учил его лазить по деревьям, плавать в небольшом водоеме, который находился в трех минутах ходьбы от дома и многому, многому другому, что ему потом пригодилось в жизни.

Савелий с нежной грустью ходил по местам своего детства и с огромной радостью находил их такими, какими помнил все время.

Вот развесистая ива, с которой Андрей ловко и бесстрашно сигал в воду. Савелий никак не мог преодолеть страх высоты, и никакие уговоры не могли заставить его взобраться выше, чем на метр. Но однажды, когда Андрей оставил его ненадолго на берегу, чтобы сбегать домой и принести чего-нибудь поесть, маленький Савушка осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии зрителей, затем взглянул на злополучное дерево, казавшееся огромным, плюнул себе на ладони, как это обычно делал Андрей, и упрямо полез вверх.

Ствол был толстым, казался скользким и непослушным, и он раза три-четыре скатывался вниз, не преодолев и двух метров. Каждый раз он больно стукался о землю, но это его не останавливало, а, напротив залезть наверх во что бы то ни стало. Должен! И не только забраться наверх, но и прыгнуть оттуда в воду.

Первую часть задуманного маленький Савушка выполнил, но вторую… Когда он оказался среди ветвей и глянул вниз, ему показалось, что вода находится где-то страшно далеко и он обязательно разобьется. У него закружилась от страха голова, и он обхватил ручонками ствол ивы. Тихо постанывая, стал готовиться к своей смерти.

Андрюша, вскоре вернувшийся с добрым ломтем краюхи, не обнаружил своего приятеля на берегу и в страхе начал бегать у воды, выкрикивая его имя. Андрей знал о страхе Савелия перед высотой, ему и в голову не могла прийти мысль взглянуть наверх, пока не услышал какие-то странные звуки.

— Андрю-ю-ю-ша-а-а! — тихо и жалобно скулил Савушка.

— Савка!? Ты?! Слава тебе, Господи! — обрадовался он. — Я уж подумал, что ты утонул. Это надо же: залез все-таки! Упрямый шельмец! — это слово часто говаривала ему тетка. — Неужели еще и прыгать будешь?

— Бу-у-у-у-д-у-у… — хныкал он. — Если руки оторвутся-а-а…

— Зацепился, что ли? — нахмурился Андрей. — Сейчас, погоди чуток, я помогу тебе! — Он начал быстро взбираться на дерево.

Савелий сейчас очень явственно вспомнил то чувство, что охватило его, когда он увидел взбирающегося к нему Андрюшу: стыд, злость на себя. Неужели он такой трус, что не сможет прыгнуть вниз?

Там же вода, а плавать он уже умеет. Да и прыгать он будет ногами вниз, а не как Андрей, вниз головой. Единственное, что нужно сделать, — это отпустить руки от дерева. Если он этого не сделает, то все будут думать, что он действительно законченный трус! Нет, этого нельзя допустить! Будь, что будет!

Савелий отпустил руки и полетел вниз. Ему казалось, что он летит очень долго, целую вечность! Какое же это упоение! Свободный полет. Душа запряталась куда-то глубоко-глубоко, к горлу подкатило что-то необъяснимо щекочущее. Ура! Он летит! Смотрите, он летит, как птица! Лети… в этот момент сначала ноги, а потом и его задница больно стукнулись о воду, и он мгновенно погрузился с головой, но тут же, заработав руками и ногами, выплыл и громко прокричал, выплевывая воду:

— Андрюша, ты видел? Видел? Я прыгнул! Прыгнул в воду, как ты! Ты видел, я не трус!?

— Видел, Савка, видел! Ты молодец! Самый настоящий молодец! — махал ему Андрюша с дерева, радуясь от души за друга.

— Я еще, еще хочу…

Савелий стоял перед заколоченной крест-накрест калиткой, и тяжелое предчувствие охватило его, защемило сердце. Он оглянулся вокруг, словно в поисках помощи и заметил согбенную под тяжестью лет сухонькую старушку. Одной рукой она опиралась на суковатую палку, а другой несла полную авоську с продуктами из сельмага.

— Здравствуйте, бабушка! Давайте помогу вам! — Савелий взял у нее сетку и пошел рядом.

— Вот спасибо, милой. Совсем упарилась: на автобус-то припозднилась и тащусь на ногах-то, — она не жаловалась, а просто ворчала вслух по привычке, потом пристально взглянула на Савелия. — Чтой-то не признаю тебя, милой?!

— А вы давно здесь живете?

— Давно не давно, а, почитай цельну жисть. И чей ты будешь? Не сродственник ли Вороновых? У ихнего дома, вижу, стоял.

— А вы Андрея Воронова давно видели? — с волнением спросил Савелий, словно не слыша ее вопроса.

— Так нет уже твою Андрея, — просто, без всяких эмоций проговорила старушка. — Погиб он. На войне проклятой и погиб. С год иль два тому будет. Вскоре и Зинка, его тетка, померла, царство ей небесное. — Она степенно перекрестилась и вновь взглянула на Савелия. — Я признала тебя, сынок. Вы дружковали с Андрюшкой-то. Имя твое только вот запамятовала.

— Савка я, — глухо проговорил он.

— Точно, Савушка! Ох и огольцы были, не приведи Господи! Ты, сынок, не держи в себе-то — заплачь и вскорости полегчает. Истину говорю! Да, давненько ты, милой, не был здеся, давненько, — она укоризненно покачала головой.

Савелию нечего было сказать в свое оправдание, и он пожал плечами.

— Спасибочки, милой, пришло я. Может быть, на чаек заглянешь? — старушка ткнула палкой в сторону своей древненькой, сильно покосившейся хибарки с двумя окнами. — Одна я и осталась: кто помер, кто уехал далече. Совсем забыли свою старую мать. — Ее глаза привычно заслезились. — Ладно, пойду, пожалуй, прилягу… замаялась совсем. Ох, ноженьки мои, ноженьки. — Старушка подхватила у Савелия свою авоську и, шаркая старенькими, почти развалившимися ботинками, поплелась к своему последнему прибежищу.

Савелий не помнил, как добрался до дачи Ланы: память кидала и кидала его в прошлое, когда они с Андреем бегали беззаботные и счастливые, несмотря на то, что не всегда ели досыта, не всегда имели одежду и обувку. Потом работа на заводе. Потом, потом Афганистан. Афганистан, где каждый человек рядом с тобой оценивался по самой высокой шкале. И часто ценою этой являлась сама жизнь.

Сидя на даче, обо всем этом и о многом другом размышлял Савелий, уставившись в одну точку перед собой. Со стороны могло показаться, что он внимательно слушал и смотрел на экран телевизора, где бушевали человеческие страсти, но его отсутствующий взгляд говорил о другом.

Лана вошла в комнату и увидела его неподвижную фигуру. Она была вся мокрая от дождя. Фильм уже кончился, и экран серебрился в темноте. Лана, решив, что он заснул, сняла плащ и тихонько повесила на гвоздь. Затем осторожно подошла к нему, чтобы испугать, но неожиданно заметила его открытые глаза и неподвижный взгляд, направленный в никуда:

— Добрый вечер, Савушка.

Савелий не отозвался: то ли не услышал, то ли не захотел услышать.

— Добрый вечер! — громче повторила она, прикоснувшись к его руке.

— Добрый вечер, Лана. Прости, не заметил, как ты вошла, — он проговорил это таким бесцветным тоном, что она с недоумением посмотрела в его глаза и хотела спросить что-то важное, но, увидев его взгляд, спросила совсем не то, что хотела:

— Ты ел что-нибудь, Савушка? Он ничего не ответил.

— Конечно же нет! — Лапа поняла, что он снова ушел в себя и не слышит ее. — Так… сейчас чтонибудь придумаем. — Она начала быстро распаковывать принесенные продукты, накрывать стол. Потом неожиданно остановилась, достала из бара бутылку виски. — Надо же как-нибудь расслабиться. — Налила полный бокал и подошла к нему. — Выпей, Савушка!

Он снова никак не отреагировал на ее слова, и Дала насильно сунула ему в руку бокал.

— Пей!

Он поднял на нее глаза, а посмотрел отсутствующе, как бы мимо.

— Пей, пей! — Лана сама взяла его руку с бокалом и поднесла к его губам.

Савелий начал машинально пить и выпил до конца, совершенно не поморщившись, словно пил воду. Лана поставила бокал на стол и присела рядом.

— Что-то случилось, Савушка? — тихо спросила она. Он не ответил и продолжал смотреть перед собой.

— С братом? — неожиданно догадалась Лана. Он ничего не ответил, опустил глаза вниз и чуть заметно кивнул.

— Его… Он убит? — с грустью прошептала девушка. Савелий еще ниже опустил голову.

— Может, напутали? Может, жив твой брат?! Тебя же тоже не было столько лет на родине.

— Ничего не напутали, — глухо выдавил он, затем не глядя взял бутылку и снова налил полный бокал. — Ты не была в Афгане и не знаешь, что это такое! — он начал повышать голос. — Ты никогда не видела трупы с вырезанными органами, отрезанными ушами, выколотыми глазами! Ты… — В этот момент Лана ласково погладила его руку, и Савелий оборвал себя на полуслове и быстро опрокинул виски в рот.

— Да, Савушка, ты прав, я никогда не была в Афганистане и, действительно, не знаю то, о чем ты говоришь, но раскисать не нужно! — эти слова она проговорила тихо, но твердо.

Савелий вновь налил полный бокал и хотел выпить, но девушка вдруг тревожно вскрикнула:

— Савушка!

Савелий вдруг взглянул на нее, потом на бокал, поставил его на стол и вновь повернулся к девушке, постепенно возвращаясь из своих воспоминаний. Глубоко вздохнув, он вытянул руки вперед, проделал медитационный пасс и вновь повернулся к Лане, на этот раз с виноватой улыбкой:

— Прости меня, Лана.

— Вот и хорошо! Наконец-то ты вернулся, а то был так далеко от меня, что я даже напугалась. — Лана быстро налила кофе и пододвинула к нему. — Ты обязательно должен выпить горячего кофе.

— Лана! Я очень прошу тебя поехать, сейчас со мной.

— Куда?

— Километров двести отсюда.

— На ночь глядя? — удивилась она. — Может, с утра?

— Нет. Я хочу, чтобы ты там увидела восход солнца. Палатку возьмем, покушать.

— Ты чего-то не договариваешь. Что случилось еще Савушка? — Она нахмурилась с тревогой.

— Через два дня я улетаю.

— Приняли?? — Она радостно захлопала в ладоши, но тут же перестала и тихо спросила. — Далеко?

— В Казахстан.

— Значите на шесть месяцев расстаемся, — На ее глаза навернулись слезы, но она тут же взяла себя в руки. — А, может быть, это и не так плохо: я же тоже уезжаю на два месяца в Финляндию, потом — в Ливан.

— С отцом?

— Нет, но это он меня пристроил. Чего это мы болтаем? Осталось двое суток, а мы еще здесь! — Лана стала быстро собираться в дорогу, бросая на ходу указания Савелию. — Спальные мешки наверху, в шкафу. Палатка — в гараже. Не забудь бар опустошить.

Они добрались на место к двенадцати часам ночи. Ярко светила луна, и ее отражение серебром рассыпалось в спокойной воде небольшой речушки. Стояла удивительная тишина, и вокруг не было ни души.

Савелий быстро и ловко установил палатку, расстелил в ней спальные мешки, укрепил фонарь, а Лана накрыла импровизированный стол:

— Ты не представляешь, Савушка, как я рада, что ты вытащил меня на природу! — Она чмокнула его в щеку и протянула бутылку шампанского, которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.

— За что пьем? — с улыбкой спросил Савелий.

— За твои успехи! — Она звонко чокнулась и быстро выпила.

Потом, поставив фужер на импровизированный стол — кусок фанеры — обхватила руками свои колени. — Знаешь, Савушка, у каждого человека должен быть свой дом, куда он мог бы всегда вернуться. — Лана говорила торжественно, тихо, и, возможно, поэтому слова казались более весомыми, более важными. — И пока у тебя нет такого дома, возвращайся ко мне. Скажу честно, за эти дни я так привязалась к тебе, что расставаться просто невыносимо. Так что возвращайся, я буду ждать, — Неожиданно она, чтобы скрыть свое волнение, капризно воскликнула. — Да я тебе просто приказываю! Ты же знаешь, как я люблю командовать.

— Лана, — тихо прошептал Савелий. — У меня ничего нет позади, не будет, возможно, и впереди, — он замолчал и взглянул в ее глаза. — И ты для меня… Ты для меня…

Лана оборвала его слова долгим нежным поцелуем, потом отстранилась и прижалась губами к его руке.

— Савушка, милый, я очень рада, что мы встретились, но мне почему-то страшно. Может… Может тебе отказаться от этой работы? — Она вдруг запнулась, посмотрела на него и всплеснула руками. — Не слушай глупую бабу! Сама не знаю, что говорю! — Она бросилась к нему на шею и стала срывать с него одежду. — Милый, родной мой, Савушка. Хочу тебя! Всего и много. Где мой мальчик? Вот он! Сильный, нетерпеливый. Молчи, ничего не говори, Савушка, сегодня, буду говорить только я, ты будешь только внимать. — Лана нетерпеливо сорвала с себя платье и предстала перед ним голой, желанной. В свете фонаря ее загорелое тело, белея только узенькой полоской от плавочек, нервно вздрагивало от его прикосновении и извивалось в его сильных руках.

— Какой же ты сильный и нежный! Как здорово ты все умеешь. Да, так… так… Боже! Боже мой! Савушка, милый… Еще, еще… А-а-а! Неужели это я? Савушка-а-а-а!!!

Савелий проснулся очень рано и тут же выглянул наружу: солнце еще не встало, но незримо уже ощущалось его присутствие. Осторожно, чтобы не разбудить Лану, он выскочил из палатки босиком, сел на землю, скрестив ноги, и ушел внутрь себя.

Прошло несколько минут, прежде чем он вернулся в нормальное состояние. После этого встал, подошел к огромному дубу, рядом с которым стояла палатка, обошел вокруг него и остановился с той стороны, где ствол был чист от коры.

Нежно, стараясь не очень сильно скоблить обнаженное место, он провел несколько рад лезвием ножа, очищая от грязи и пыли, потом положил ладони на очищенное место и прижался губами к дереву. В этом положении он провел некоторое время, что-то нежно шепча лесному исполину, потом замолчал и взглянул вверх, на огромную крону. И дерево, словно откликаясь на его призыв, приветливо покачало ему своими ветвями. Сколько же лет прошло с того дня, когда он в последний раз навещал его? Сколько лет прошло, а дерево помнит его, передает ему свое тепло, свою силу: он это явственно почувствовал.

— Спасибо тебе, брат, — шепнул Савелий и оглянулся в сторону, где через считанные секунды должно было взойти солнце и осветить все вокруг. Савелий быстро подскочил к палатке, откинул полог и нежно притронулся к девушке:

— Вставай, милая, пропустишь самое прекрасное! Лана распахнула свои глазищи и тут же обвила его шею руками.

— Как здорово: вижу тебя во сне, открываю глаза, а ты передо мною!

— Она заразительно потянулась, но тут же воскликнула: — Что? Ты сказал, что могу пропустить самое прекрасное? Ну, уж нет! — она откинула в сторону покрывало и голышом выскочила из палатки. — Как здесь хорошо: тихо, уютно и красиво. Погода — прелесть!

— Лана, ты первая, кого я сюда привез, — тихо проговорил он и кивнул в сторону восходящего солнца: — Смотри! — а сам быстро подошел к самому берегу и опустился на скрещенные ноги лицом к солнцу.

Пожав плечами, Лана усмехнулась, наблюдая за Савелием, потом подошла и тоже опустилась на скрещенные ноги, повторив его позу. Так же выпрямила спину, положила ладони на свои колени и устремила взгляд в сторону солнца.

Деревья были так странно расположены, что солнечные лучи напоминали тонкие лучи лазерных установок, которые медленно передвигались по твоему телу, и там, где они прикасались, становилось удивительно тепло, покойно и приятно: макушка головы, лицо, грудь, живот, ноги.

Тело стало таким легким, свободным, что, казалось, достаточно одного движения — и взлетишь ввысь, как птица, и будешь парить в небе, разбрасывая свое тепло по земле.

Лана постепенно пришла в себя и скосила глаза в сторону Савелия: он сидел с закрытыми глазами, скрестив на груди руки, а его губы что-то шептали.

Когда солнце поднялось настолько, что осветило их полностью, Савелий открыл глаза, вскинул руки в сторону солнца и радостно воскликнул:

— Спасибо тебе, Светило! — Потом склонился лицом к земле, прикоснулся к ней губами, прошептал что-то и громко воскликнул снова:

— Спасибо тебе, Земля!

Лана смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно пытаясь понять его, потом сложила руки на груди и в точности повторила все его движения и слова. После этого встала, подошла к нему, опустилась перед ним на колени и поклонилась и ему:

— Спасибо и тебе, милый мой! Никогда не могла подумать, что получу сегодня такое блаженство от слияния с природой. Это какое-то чудо! Я не ощущала себя. Прости, но не ощущала даже тебя рядом.

— Что ты, милая, так и должно быть, если ты ПОВЕРИЛА! — Он подошел к ней и помог подняться на ноги. — Я очень рад, что ты доверилась мне и сказала эти слова! Значит, все будет хорошо.

— Все время хочу спросить тебя и забываю: что это за наколка? Ты что, сидел? Можешь не отвечать, если не хочешь, — смущенно вздохнула Лана.

— Да, меня сажали. Потом разобрались и реабилитировали. — Савелий нахмурился, вновь окунувшись в прошлое, но тут же махнул рукой, словно отгоняя в сторону мысли. — А эту наколку мне сделали в Афгане. Это эмблема воздушных десантников. Видишь, парашют, самолеты.

— А я думала, череп с костями! — рассмеялась девушка. — Когда впервые увидела, даже напугалась. А почему Рэкс?

— Там мы себя так называли.

— На собачью кличку похоже. Ой, извини! — спохватилась она.

— И не подумаю! — рассмеялся Савелий. — У воздушных десантников действительно мертвая собачья хватка и реакция как у хорошей собаки, но… Однажды я прочитал у Набокова, что Раке, со староанглийского языка, означает Король. У них, оказывается, был тоже свой Кровавый Король — Рэд Рэкс, как у нас — Иван Грозный. Хотя и сравнение с собакой меня нисколько не расстраивает, — он подмигнул.

— Ты прав, — задумчиво проговорила Лана. — Иногда собаки намного лучше своих хозяев.

Медальон на память

Как смотрела Лана на него у реки во время восхода солнца! В тот момент Савелию показалось, что их души слились в единое целое и поднялись над землей в свободном полете. Он был уверен, что так оно и было, недаром Лана сказала, что никого и ничего не ощущала вокруг. Так что же смущает его в этой девушке? Контактная, открытая, нежная… и все-таки и все-таки.

Когда Лапа провожала его в аэропорту и слезы навернулись на ее глаза, Савелий вдруг почувствовал, что его рассматривают, изучают, у него было ощущение, что он находится под увеличительным стеклом. Он даже огляделся вокруг, и Лана заметила его волнение. Она начала говорить нежные слова, успокаивать, отвлекать от странных мыслей. И, надо заметить, ей это удалось. Вспомнил он об этом только через несколько дней, скрупулезно анализируя недавнее прошлое, находясь далеко от Ланы.

Перелет был долгим и утомительным. Самолет-аэробус был весь заполнен. Можно было бы поспать, но на борту находилось много детей разных возрастов, и они шумели, бегали по проходам, плакали и только через пару часов полета угомонились, утомленные необычной обстановкой. Савелий задремал и почему-то вновь окунулся в свое далекое детство.

Несколько детдомовцев резвились в речушке. Среди них и Савушка. Он был самым низкорослым из них, но цепким, жилистым, никому ни в чем не уступающим пареньком.

Они весело барахтались, брызгались, когда с берега раздался голос Марфы Иннокентьевны, их воспитательницы. Ее миловидное лицо, обрамленное кудряшками, светилось добротой и нежностью:

— Говорков! Савушка, подойди, пожалуйста, ко мне!

— Да мы только играем, Марфа Иннокентьевна! — смущенно начал оправдываться Савелий, уверенный, что сейчас опять будет наказан за баловство на воде.

— Я вижу! — улыбнулась воспитательница. Несмотря на строгие массивные очки, за которыми она пыталась скрыть мягкость своего характера, ребятишек не удавалось заставить поверить в то, что она строга.

— Подойди ко мне! — настойчиво проговорила она.

Не без сожаления выпустив из рук толстячка, мгновенно рухнувшего в воду, Савелий нехотя вышел на берег.

— Вот что, Савушка! — стараясь быть серьезной, произнесла Марфа Иннокентьевна. — Пойди и приведи себя в порядок оденься в парадный костюм, причешись и приходи ко мне в кабинет. В директорскую.

— Для чего, Марфа Иннокентьевна? — насторожился Савелий.

— Хочу познакомить тебя с… — воспитательница вдруг смущенно запнулась, но сразу же спохватилась, — с одними хорошими людьми.

— Опять «в сыновья» детей ищут? — догадливо произнес он, потом совсем по-взрослому вздохнул и деловито добавил, безнадежно махнув рукой: — Не возьмут меня: больно худющий. Сколь раз уж хотели. — Савелий вновь вздохнул и послушно отправился одеваться. Его действительно не впервые выбирали для смотрин. Однако это не мешало ему каждый раз волноваться и ждать, что придет добрая и красивая женщина, похожая на Марфу Иннокентьевну, заберет его «в сыновья» и вся его жизнь станет сплошным праздником. И, конечно, услыхав эту новость, он бегом поспешил в спальную комнату. Вдруг не дождутся и уедут, не встретившись с ним!

Быстро переодевшись в парадный костюм, полосатую футболку и темно-серые брюки, подаренные шефами, подскочил к большому трюмо, покрытому от старости паутинками трещин, «проутюжил» несколько раз ладошками непослушные вихры и бросился к административному корпусу.

По пути решил сам взглянуть на тех, кто хочет с ним познакомиться, но так, чтобы они его не видели. Савелий подкрался к раскрытому окну директорской и прислушался.

— А мне все же непонятно! — голос Марфы Иннокентьевны звучал несколько раздраженно. — Если двое бездетных людей усыновляют ребенка, тогда все ясно и вполне естественно, а вы… У вас же есть свой ребенок!?

— А я не понимаю, какое вам до этого дело? — спокойно отозвался женский голос, грубоватый и низкий.

Савелий вскарабкался на завалинку и с опаской взглянул в окно: полная, вычурно одетая дама с ярко накрашенными губами, невозмутимо разглядывала свои пухлые ухоженные руки с ядовито-красными ногтями на толстых пальцах, унизанных несколькими золотыми кольцами.

— Как вам ни покажется странным, мне действительно не безразлично, к кому попадет один из моих воспитанников, как он будет там жить и будет ли ему хорошо в новой семье.

— Вы что же, думаете, что ему будет хуже в нашей семье, чем в вашем приютском доме? — Женщина явно стала терять терпение.

— Я этого не говорила, пока во всяком случае! — мягко возразила Марфа Иннокентьевна. — А почему ваш муж не приехал вместе с вами за ребенком?

— Мой муж, как вам, вероятное известно, занимает ответственную должность в Моссовете, и у него просто физически нет времени, чтобы отвлекаться по… — она явно хотела сказать «по пустякам», но вовремя спохватилась, — по тем вопросам, с которыми я могу справиться сама. Так где же этот мальчик?

— Сейчас появится: я его прямо из речки вытащила.

Савелий испуганно соскочил с завалинки и бросился к кабинету. Немного переведя дух, негромко постучал в дверь.

— Входи, Говорков, входи! — отозвалась Марфа Иннокентьевна.

Савелий проскользнул в кабинет и остановился у входа, переминаясь с ноги на ногу. Потом тихо поздоровался.

— Здравствуй, здравствуй, мальчик! — поморщилась женщина, даже не пытаясь скрыть свое разочарование. Потом беззастенчиво обошла вокруг него, внимательно осматривая с ног до головы. — Какой же ты худющий! — поморщилась она, ощупывая его руки, грудь, словно работорговец на невольничьем рынке.

Чтобы как-то сгладить эту сцену, Марфа Иннокентьевна смущенно улыбнулась Савелию:

— Познакомься, Савушка, это Алла Семеновна!

— Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной! — перебила та. Савелий тут же согласно кивнул.

— Так вот, Савушка, Алла… Альбина Семеновна хочет взять тебя к себе домой, — продолжила воспитательница. — Ты-то как, не возражаешь?

Альбина Семеновна неодобрительно посмотрела на воспитательницу, недовольная ее последней фразой.

— Что же ты молчишь? — не обращая на нее никакого внимания, спросила Марфа Иннокентьевна.

— Я… я не знаю, — промямлил он, поглядывая то на женщину, то на воспитательницу. — Тетенька же сказала, что я худющий. Значит, не приглянулся.

Женщину явно смутил непосредственный ответ мальчика:

— Это я так. Для себя отметила, — оправдываясь, сказала она. — Ладно, иди собирайся и подходи к воротам: там наша «Волга» стоит.

Окрыленный и счастливый выскочил Савушка из кабинета директора, где только что услышал умопомрачительную новость: его «берут в сыновья». Первым делом он побежал к берегу и еще издали начал во всю кричать:

— Пацаны! Пацаны! Меня «в сыновья берут»! «Берут в сыновья»!

Его счастье длилось недолго: ровно столько, сколько нужно было времени, чтобы добраться до дома, где проживала семья Альбины Семеновны. Через несколько недель Савелий сбежал оттуда и несколько дней добирался до детского дома, стараясь не попадаться на глаза милиции.

Наконец однажды ночью в сильный дождь, он подкрался к забору, который окружал территорию детского дома. Протиснув худенькое тельце в узкую щель в заборе, которую детдомовцы использовали для набегов на соседские огороды, Савелий устремился к небольшой кирпичной котельной, в окнах которой горел свет. Он осторожно постучал.

— Кто там? — отозвался мягкий женский голос.

— Тетечка… Тетя Томочка!.. Это я — Говорков! — размазывая слезы, выкрикивал он.

Дверь распахнулась, и свет упал на мальчика. Грязный, ободранный, мокрый и исхудавший Савушка стоял на пороге котельной. Слезы пополам с дождем заливали его лицо.

— Савушка! — всплеснула руками тетя Тома. Она обняла его и ввела внутрь, где было тепло, сухо и три печи натужно гудели разгоревшимся углем. — Как же так? Она что, выгнала тебя? — расспрашивала женщина, снимая с парнишки мокрую одежду, суетливо набирая теплой воды в тазик, вытаскивая из шкафа полотенце, мыло.

— Она… она… — всхлипывал, пытался объяснить Савушка. — Каждый день била меня. В школу не пускала.

Тамара подвела его к тазику с водой, наклонила, чтобы помыть, но тут свет упал на худенькую спину мальчика, и она увидела багровые рубцы от ремня или веревки. Не выдержав, женщина всплеснула руками, всхлипнула и прижала мальчика к своей груди.

— Тетечка! Родненькая! Не отдавайте меня больше «в сыновья»! Никогда не отдавайте! Скажите Марфе Иннокентьевне! Прошу вас! Пусть меня лучше здесь бьют! Я буду терпеть, и сам никогда не буду драться! Тетечка!

— Хорошо, обещаю тебе, Савушка.

— Внимание! Наш самолет произвел посадку в стойлице Казахской республики городе Алма-Ата! — Савелий открыл глаза и не сразу понял, что находится в самолете.

Согласно инструкции, полученной при вылете из Москвы, Савелий пересел на вертолет местной авиалинии и через три часа уже выходил в аэропорту города Капчагай. Пассажиров было немного, и они вскоре оказались перед неказистым зданием аэропорта местной авиалинии.

Не имея далее никаких пояснений в инструкции, Савелий остановился посередине площади в некоторой растерянности.

— Савелий?! — окликнул его сиплый мужской голос.

Когда он повернулся, то увидел перед собой двух коренастых мужчин с борцовскими фигурами. Одеты они были легко, но довольно элегантно, что мало вязалось с их внешними данными.

Савелий добродушно и с облегчением улыбнулся, протягивая руку:

— Так точно! А я уж раздумывать начал, куда деваться.

Мужчина с хриплым голосом нехотя ответил на рукопожатие

— Все продумано, в нашей фирме веников не вяжут! Пошли! — он сунул в карман фото Савелия, повернулся и двинулся вперед, за ним — Савелий, потом — второй здоровячек.

Когда они вышли с территории аэропорта, перед ними сразу же остановилась японская машина «Ниссан-патрол».

— Классная тачка! — одобрительно кивнул Савелий.

В ответ сиплый ехидно хмыкнул, но ничего не сказал и уселся рядом с водителем, Савелий сел рядом со вторым, у которого был небольшой шрам на скуле.

— Ехать долго? — спросил Савелий своего соседа, но в ответ тот даже не повернулся, словно был глухонемой. — До места, говорю, долго добираться? — снова повторил Савелий. И снова никакой реакции.

— Порядочно. Бог даст, к вечеру доберемся, — отозвался сиплый.

— Знал бы, пожевать купил, — вздохнул Савелий.

— Предусмотрено, — хмыкнул снова сиплый и бросил Савелию на колени фирменную коробку.

Савелий раскрыл ее и увидел там галеты, сок, конфеты и разнообразные пакетики с едой.

— Ого! — воскликнул он и начал дурачиться: — Ничего, что я без бабочки? Нет? Спасибо! Ничего, что я к вам лицом? Нет? Спасибо!

— Слушай, парень, ты не утомился? — повернулся к нему сиплый.

— Я думал…

— Здесь есть кому думать! — обрезал он и бросил водителю: — Поехали!

— Понял, не дурак! — согласно кивнул Савелий и откинулся на спинку. Он закрыл глаза и почти сразу же память вырвала последний час расставания с Ланой.

Они выехали в аэропорт намного раньше, чем было необходимо, решив заехать в какое-нибудь кафе. По дороге она вспомнила одно симпатичное кафе и заверила, что там отличная рок-группа и приличное питание.

Лана не преувеличила: группа из трех гитаристов и одного ударника действительно играла профессионально и с воодушевлением. Официанты были красиво одеты и вежливо-предупредительны, а бармен — настоящий виртуоз.

Они с Ланой заняли свободный столик у дальнего окна, выпили немного и долго молчали, не решаясь прервать молчание, которое каждому из них говорило больше, нежели слова. Нарушил его Савелий:

— То, что происходит сейчас у нас, я думал, что уже никогда не будет у меня. Но меня мучит один вопрос: что я могу тебе дать?

— Глупенький мой, ты даже не представляешь, что уже дал мне!

— Сегодня я улечу, и все будет только воспоминанием. Я очень боюсь тебя потерять!

— Как же так, милый? — казалось, что она вотвот заплачет. — Куда же мне писать тебе?

— Ланочка, мне сообщили только то, что я тебе рассказал. Думаешь, мне легко? — обидчиво проговорил он.

— Хорошо еще, что хоть пленку напел мне — буду слушать и вспоминать тебя, твои глаза, руки, твой запах.

— Нашла Карузо! — грустно вздохнул Савелий.

— Напрасно ты о себе так уничижительно! Ты очень здорово поешь! Если откровенно, то я даже не ожидала. Но не в этом дело: хорошо или плохо. Голос и память — вот главное! Я и сама еще не осознала, что произошло со мной. Но знаю, что это очень и очень серьезно! — она говорила тихо, проникновенно, не отрывая взгляда от его глаз. Потом решительно сняла свой золотой медальон с изображением коксита сказочной птицы с рубином вместо глаза, и надела на шею Савелия. — Это мой тебе талисман! Он оградит тебя от любой беды, и ты не сможешь забыть меня! Обещай мне, что он всегда будет при тебе!

Савелий прикоснулся губами к медальону и тихо сказала

— Он всегда будет со мной! — Потом наклонился к Лане и поцеловал в губы. — Мне очень трудно расставаться с… — неожиданно он услышал какое-то движение и открыл глаза.

Сиплый взял в руки «Уоки-токи» и повернул рычажок.

— Внимание Двадцать пятому! Внимание Двадцать пятому! Здесь — Пятый!

— Двадцать пятый слушает! — отозвался сиплый.

— В двадцать втором квадрате передать пассажира Двенадцатому!

— Вас понял, в двадцать втором квадрате передать пассажира Двенадцатому!

— Все! — выдохнул голос, и сиплый положил трубку в бардачок, затем повернулся к водителю. — Все понял. Двадцать седьмой?

— Так точно. Двадцать пятый, двадцать второй квадрат.

Савелий усмехнулся, но ничего не сказал. Ничего себе, конспирация. Он снова закрыл глаза, пытаясь вызвать образ Ланы, но на этот раз он просто уснул, и ему ничего не приснилось.

На базе

Савелий открыл глаза, когда машина остановилась. Как и было приказано, через пару часов после вызова по рации его пересадили к другим трем мужчинам, ожидавшим на трассе в открытом джипе.

Савелий перекусил и снова уснул. Было уже темно, и часы показывали двадцать два часа.

Яркий свет фар высветил мощные железные ворота, рядом с которыми стояла небольшая будка. Из нее вышел верзила под два метра ростом, с автоматом в руках. Савелий очень был удивлен странной его экипировкой: защитного цвета шорты, светлая футболка, высокие кроссовки фирмы «Адидас» и шляпа воинского покроя.

Держа автомат наготове, он с опаской подошел ближе.

— А, свои, — узнал он сидящего впереди парня и повернулся в сторону будки. — Открывай, свои! — крикнул он.

Из-за будки вышел еще один часовой и тоже с автоматом. Он подошел к воротам и сунул в электронный замок пластиковую каргу.

— Готово!

Первый часовой подошел к будке и что-то нажал на щите. Ворота начали медленно раздвигаться в разные стороны.

Их джип тронулся вперед, и Савелий успел заметить на столбе телекамеру, направленную в пространство между воротами.

Когда машина вошла внутрь, ворота тут же вернулись на место.

Территория за мощным бетонным забором с колючей проволокой, напоминавшая Савелию зону, была тускло освещена, но по углам забора стояли вышки с мощными прожекторами.

После сотни километров бескрайних песков казалось фантастичным увидеть за этим забором роскошный оазис. Ровные аллеи ухоженных и аккуратно подстриженных деревьев и кустарников. Среди зеленых насаждений были видны разнообразные странные сооружения, напоминающие собой входы в деревенский погреб, но больших размеров и сделанных из железобетона.

Все дорожки были заасфальтированы, вдали поблескивала вода, и все это действительно казалось миражам посреди бескрайних песков.

На специальной площадке под навесом, укрытым маскировочной сетью, стояли разнообразные машины: легковые и грузовые иностранных фирм, бронетранспортеры, шикарный шестидверочный «линкольн» серебристого цвета.

— Нет, господа, это не Азия! — неожиданно воскликнул Савелий и торжественно добавил: — Это — Америка!

Сидящие с ним никак не отреагировали на его шутку. Савелий пожал плечами и продолжил свой осмотр. Ни одного приличного строения он не заметил, кроме входов, ведущих под землю, выполненных из железобетона с металлическими дверями. На каждой стоял номер, нарисованный белой краской. Как и навес для техники, они были тщательно прикрыты маскировочными сетями.

Их джип остановился у одного такого входа с цифрой «1», более внушительной, чем остальные.

Сидящий рядом с водителем плотный мужчина обернулся к Савелию и коротко бросил:

— За мной!

Савелий подхватил свою спортивную сумку и двинулся следом, но его окликнул тот, что сидел рядом с ним:

— Сумочку оставь здесь!

— Надо же! — удивился Савелий. — Заговорил наш немой! — Он усмехнулся и бросил сумку на сиденье.

Двенадцатый подошел к мощным железным дверям, вставил в электронный замок пластиковую карту, набрал на кнопочном циферблате несколько цифр: послышались звуки незатейливой мелодии, и мужчина открыл дверь. Издал негромкий скрежет, металлические двери, напоминающие сейфовые, открылись, и они оказались на лестнице, ведущей вниз. Мужчина закрыл дверь за ними и кивнул Савелию:

— Спускайся! Савелий усмехнулся:

— Ворота-то смазывать надо! Тот невозмутимо пожал плечами, и Савелий пошел вниз. Они прошли два пролета, и Савелий заметил, что каждый поворот просматривается установленными сверху телекамерами.

— Мы что, в денежное хранилище идем-топаем? — ухмыльнулся Савелий, кивнув на телекамеру.

— Вперед! — хмуро бросил тот. Наконец они уперлись в металлическую дверь, и спутник Савелия нажал на кнопку, укрепленную у двери. Через несколько секунд послышалась такая же мелодия, что и раньше, и дверь раскрылась: перед ними стоял высокий парень восточного типа. Его голова была совершенно лысой.

— Пассажир доставлен, Шестой! — четко доложил спутник Савелия.

— Свободен, Двенадцатый! — отозвался тот, и сопровождавший Савелия пошел обратно.

Шестой был одет несколько иначе: пятнистые брюки с многочисленными карманами, хлопчатобумажная безрукавка с вышитой на груди надписью поанглийски «вперед», на поясном ремне болтался в открытой кобуре «Кольт», с другой стороны — автоматный штык-кинжал. Сверху был надет жилет с укрепленной на груди металлической цифрой «6».

Он внимательно оглядел Савелия с ног до головы, почему-то недоуменно пожал плечами, но ничего не сказал по этому поводу, а только коротко бросил:

— Пошли? — с довольно сильным акцентом. Савелий скривил улыбку, хотел отпустить шутку, но ничего путного не придумал и лишь передразнил его акцент:

— Пошли!

Судя по всему. Шестому не очень понравилась эта вольность новичка, и он подавал отрывистые команды с некоторой злостью:

— Вперед! Налево! Прямо! — и каждый раз, не в силах избежать акцента, раздражался все сильнее.

Они прошли по длинным коридорам, напоминающим лабиринты. Савелию это подземное сооружение казалось странным и не очень понятным. Для чего так глубоко под землей было запрятано это «подразделение»? Может, связано с ракетными войсками? Система слежения, сигнализации на самом высоком уровне. А это что? Так. Сирена тревоги.

Савелий смотрел по сторонам, и его цепкая память мгновенно все фиксировала. Происходило это чисто интуитивно, он не предполагал, что совсем скоро ему это понадобится и станет настоящим подарком.

— Что-то камер не видно! — хмыкнул Савелий, кивая в потолок.

— Будет тебе и камера! — ехидно бросил Шестой и рассмеялся двусмысленности своей шутки.

В этот момент они повернули за угол, и Савелий едва не наткнулся на телекамеру, укрепленную очень низко. Он скорчил рожицу в камеру и приветливо помахал рукой.

— Это я, мальчики!

— Вперед! — недовольно буркнул Шестой, но тут же остановился у железных дверей с буквой «В». — Стой! — приказал он и вытащил свою пластиковую карточку. На этот раз набор цифр был другим.

Они вошли в вестибюль, который показался неожиданно просторным после мрачных и узких коридоров. На стенах висели антикварные светильники, на полу стояли китайские вазы, полы были застелены роскошными коврами, повсюду — очень удобная кожаная мягкая мебель.

Савелий остановился посередине, пораженный роскошью и великолепием.

— Ничего, что я в ботинках? — съерничал он.

— Вперед! — не обращая внимания, кивнул Шестой, указывая на массивную дверь с номером «5». Повторив все операции с замком и набрал те же цифры, что и перед этим, он пропустил Савелия и закрыл за ним дверь.

Савелий очутился в небольшой комнате, из которой также вела дверь. Вскоре она открылась, и к нему вышел симпатичный коренастый парень лет двадцати пяти. Осмотрев оценивающе Савелия, он с улыбкой сказал:

— Отлично! Входи!

Савелий вошел в открытую дверь, и пока тот закрывал за ним дверь, сам осмотрел незнакомца. Его одежда почти не отличалась от одежды Шестого, но пистолет был в подмышечной кобуре и на груди красовалась цифра «5».

Савелию показалось, что его передают, как эстафетную палочку, и номер каждого последующего сопровождающего становился все меньше и меньше.

— Видно, только к утру попаду к Первому! — хмыкнул он.

— Размечтался! — поморщился Пятый. — До Бога высоко, до Первого далеко!

— Понял, не дурак! — усмехнулся Савелий.

— А ты мне начинаешь нравиться! — неожиданно улыбнулся Пятый.

— То ли еще будет! — подмигнул он. После обычных манипуляций с пластиковым ключом Пятый открыл перед Савелием дверь, на которой стояла цифра «4», впустил его и остался снаружи, прикрыв за ним дверь.

Савелий оказался в довольно просторном кабинете, обставленном в строгом стиле кожаный диван, два таких же кресла, журнальный столик — с одной стороны кабинета, а с другой — массивный двухтумбовый стол, рядом столик с компьютером, стена напротив стола была занавешена огромными зелеными шторами: они, по всей вероятности, прикрывали карту.

За столом, прямо в стене, небольшой пульт с малопонятными кнопками и надписями. На столе несколько телефонов, портативная рация, еще один компьютер и вентилятор, направленный прямо на хозяина кабинета, несмотря на то, что еще мерно гудел кондишн.

В кресле сидел плотный мужчина лет пятидесяти. У него было смуглое волевое лицо, мощный уверенные движения рук. Несмотря на кондишн и вентилятор, он сильно потел и часто промокал лицо салфетками. Одет он был довольно легко: футболка с короткими рукавами и цифрой «4» на груди, шорты. Волосатые ноги, обутые в высокие «адидасы», торчали из-под стола.

Савелий молча остановился в трех метрах перед столом и молча ждал.

Четвертый делал вид, что занят работой на компьютере: он весьма уверенно набирал файлы, что-то записывал, снова набирал и снова записывал. Савелий продолжал терпеливо ждать. Неожиданно Четвертый резко повернулся в своем кресле к стене, нажал невидимую кнопку, и один из квадратов автоматически сдвинулся в сторону и обнажил металлический сейф. Четвертый приложил большой палец к ярко-красному пятнышку на дверце сейфа и сразу же послышалась электронная музыкальная фраза, после чего дверка сейфа медленно откинулась в сторону.

— Отличная штука! — не глядя на Савелия, проговорил Четвертый. — Никакого ключа не нужно.

Савелий усмехнулся детской непосредственности хозяина кабинета, но промолчал.

Четвертый вытащил из сейфа папку с документами и повернулся к столу. Несколько минут он внимательно изучал содержимое папки, потом одобрительно произнес:

— Отлично! Вы нам подходите! Работать будете. Он сделал паузу и впервые взглянул на Савелия, как бы сверяя впечатление, полученное от бумаг, с самим объектом. Савелий был невозмутим и совершенно спокоен.

— Мы сократили ставку инструктора, которая была обещана вам, — он снова сделал паузу. — Но получать будете намного больше. Савелий чуть заметно улыбнулся.

— На базе находится тридцать сотрудников, — дальнейшую информацию Четвертый произносил четко и отрывисто. — Здесь нет ни прошлого, ни фамилий, ни имен, ни кличек. Нет Савелия Кузьмича Говоркова, нет Бешеного и нет Рэкса, — он посмотрел не мигая прямо в глаза Савелию. — Так вас кажется называли в Афганистане?

Он не ответил и отвел глаза в сторону. Четвертый снова просмотрел какие-то бумаги и вдруг вытащил из папки какую-то фотографию и повернул ее к Савелию.

Чуть заметно он вздрогнул и стиснул зубы: на фотографии он увидел самого себя — раненого, в окружении нескольких афганских офицеров и американца.

Четвертый явно остался доволен произведенным эффектом. Он убрал фотографию в папку и ехидно улыбнулся:

— Да-да, мы о вас много знаем. Мы отменили ставку инструктора потому, что у нас некого стало учить, все подготовлены примерно одинаково. Кстати, вы — номер Тридцатый. Запомнили? — Он вытащил из стола небольшую металлическую бирку с цифрой «ЗО». — Это вам. Подойдите! — Он встал и прикрепил ее на грудь Савелию. — Поздравляю вас, Тридцатый! — торжественно сказал он и пожал ему руку.

— Благодарю вас, Четвертый! — в тон ему ответил Савелий, вытянувшись по стойке «смирно».

Четвертый подозрительно посмотрел на него, но видно остался доволен:

— Обычно новички занимаются у нас шесть дней в неделю, но вы… — он говорил спокойно, несколько назидательно, медленно прохаживаясь по кабинету. Савелий поворачивался в его сторону. Когда же Четвертый проходил мимо него, он вдруг, совершенно неожиданно для своего возраста, легко выпрыгнул вверх и попытался нанести ему удар ногой. Савелий поставил блок. Тот снова попытался напасть и нанести серию из нескольких ударов, но и эти удары ему удалось блокировать.

Савелий сразу почувствовал, что хозяин кабинета в совершенстве владел искусством рукопашного боя, но довольно быстро определил и его просчеты. Пару раз он с огромным трудом удержал себя от того, чтобы закончить бой своим коронным ударом «маваши».

Наконец Четвертый встал в свободную стойку, поклонился сопернику, скрестил перед собой руки и сделал глубокий выдох. Потом спокойно взглянул на Савелия:

— Вы будете заниматься только три раза в неделю! Учитывая ваше прошлое и то, что вы из команды Рэксов, — он продолжал разговор так спокойно, словно ничего не произошло. Не было стремительных бросков, прыжков, грозных выпадов и резких ударов. Даже его дыхание было ровным и спокойным. — Рукопашный бой с двумя-тремя соперниками, стрельба из различных видов оружия. Бой на воде и под водой. Стрельба по движущейся мишени и с двигающегося транспорта и так далее. Зарплата — пять тысяч долларов в месяц, плюс премиальные. Вопросы? Савелий отрицательно покачал головой.

— Не понял, Тридцатый! — повысил голос хозяин кабинета.

Савелий догадливо вытянулся по стойке «смирно» и четко ответил:

— Вопросов нет, Четвертый!

— Отлично! — довольно улыбнулся он. — Свободны! Вас проводят.

Савелий четко повернулся кругом, но неожиданно услышал:

— Минуту! Также четко он повернулся назад.

— Почему вы не спросили, что за подразделение, куда вы попали?

Савелий выдержал его взгляд и спокойно, с еле заметным вызовом произнес:

— Меньше знаешь, крепче спишь! Тот некоторое время смотрел на него, потом задумчиво проговорил:

— А ты не так-то прост, как кажешься с первого взгляда.

— Это плохо?

— Посмотрим. Теперь прошу вас ответить: почему вы не воспользовались тем, что я дважды предоставлял вам возможность нанести вырубающий удар? — прищурившись, спросил он.

Савелий внутренне порадовался тому, что сумел сдержать себя от тех ударов и страшно удивился тому, что Четвертый не только великолепно владеет умением вести рукопашный бой, не только анализировать его во время самого боя, но и великолепно владеет своим телом, рискуя «подставляться». Это еще неизвестно, кто из них «не так-то прост».

— Говорить то, что вы хотели бы услышать, или то, что я хотел бы вам сказать? — невозмутимо спросил Савелий, не смущаясь взгляда в упор.

— Разумеется, второе! — хмыкнул заинтересованно Четвертый.

— Начальство бить — себе дороже будет!

— Ну-ну… А если первое? — хитро прищурился он вновь.

— Вы слишком опытный боец чтобы так просто подставлять себя. Ловушки боялся, — Савелий улыбнулся тоже с хитринкой.

— Хитер, шельмец! — задумчиво сказал тот и нажал кнопку под крышкой стола. В кабинет дошел Пятый

— Слушаю вас, Четвертый!

— Вот что, Пятый, Тридцатый будет работать… — Четвертый вдруг резко поворачивается к Савелию. — Будет работать по схеме «два».

— Понял, Четвертый! — Пятый был явно удивлен.

— Все! Свободны!

Они четко повернулись и вышли из кабинета. На прощанье Савелий почувствовал тяжелый взгляд Четвертого.

Через некоторое время Пятый привел Савелия в небольшую круглую комнату, из которой в разные стороны отходили коридоры, и было несколько дверей. Посередине комнаты стоял небольшой пульт, у которого стоял дневальный с красной повязкой на руке. На его груди был виден номер «16». На пульте стоял микрофон. Когда дневальный увидел Пятого, он вытянулся по стойке «смирно», потом наклонился к микрофону с желанием что крикнуть.

— Отставить, Шестнадцатый! — приказал Пятый. — Шестого ко мне!

— Слушаю, Пятый! — отозвался тот и нажал на пульте клавишу с цифрой «6».

Через несколько секунд распахнулась дверь с нарисованными на ней буквами «КО». За ней слышалась музыка, разговоры, смех.

Вышедший к ним лысый парень восточного типа с жилистыми руками и ладонями-лопатами, сейчас добродушно улыбался. На этот раз он был одет в яркий спортивный костюм фирмы «Адидас».

Увидав Пятого, он мгновенно вытянулся по стойке «смирно»:

— Свободные от вахты сотрудники находятся в Комнате отдыха! — четко доложил он.

— Хорошо. Это — Тридцатый! Одеть, поставить на довольствие, провести инструктаж на предмет конвоя, однако, — Пятый сделал выразительную паузу, — работать он будет по схеме «два». Вам все ясно, Шестой?

Для Шестого эта информация тоже оказалась неожиданной, как и для Пятого, и он не сумел скрыть своего удивления:

— Да? — потом взял себя в руки и четко ответил: — Слушаю, Пятый: одеть, поставить на довольствие, провести инструктаж на предмет конвоя и ввести в группу работающих по схеме «два»!

Пятый согласно кивнул, повернулся к Савелию, дружелюбно похлопал по плечу:

— Желаю удачи, Тридцатый! — сказал он на прощанье и вышел из комнаты дневального.

— Ну что, Тридцатый, пойдем! — Шестой повернулся и направился к двери с буквой «С».

Они прошли небольшим коридорчиком и вошли в другую комнату — спальную. Три кровати, три тумбочки, в стене напротив — три шкафа. На дверке каждого шкафа стояла своя цифра.

Шестой распахнул шкаф с цифрой «З0». Он оказался весьма вместительным: пятнистая форма странного покроя, неизвестная Савелию, шорты, несколько футболок, с рукавами и без, бронежилет, заплечная кобура, военный жилет, спортивный костюм, воинская шляпа, кепи и разнообразная обувь. Там же уже находилась и спортивная сумка Савелия, которую у него забрали при выходе из машины.

Савелий удивленно покачал головой: когда только успели?

— Здесь, — кивнул Шестой, — на все случаи жизни. А это твоя койка, — он ткнул пальцем в ту, что стояла у самой стены.

— Можно переодеться? Мокрый совсем, — смахивая пот со лба, спросил Савелий.

— Обращаться по номеру! — грубо оборвал его тот. — Ясно, Тридцатый?

Савелий вытянулся по стойке «смирно» и подчеркнуто громким голосом отчеканил:

— Так точно, Шестой! Разрешите переодеться, Шестой?

Шестой не захотел обращать внимание на иронию и остался довольным:

— Валяй, Тридцатый! Жду тебя у дневального: знакомиться пойдем! — Он улыбнулся, потом добавил: — При выходе из комнаты, слева за дверью — умывалка. Он вышел из спальни.

Савелий хмыкнул ему вслед, подошел к своему шкафу и открыл вторую створку. На ней была прикреплена фотография парня лет тридцати, по всей вероятности, забыли ее снять. Его лицо Савелию было незнакомо и он, заметив на его груди бирку с цифрой «21», ткнул в нее пальцем:

— Перебора нет! — Потом разделся по пояс, ополоснулся в умывалке, переоделся и вернулся в комнату дневального. По дороге он удивлялся тому, что даже размеры вещей в шкафу были его.

Шестой осмотрел его критическим взглядом и уже хотел повернуться, чтобы идти, но вдруг вновь уставился на него:

— Тридцатый! Бегом в спальную комнату и надеть выданный вам номер! Этот номер должен быть при вас всегда, кроме тех случаев, когда вам будет приказано не надевать его! Ясно?! — на этот раз он говорил спокойным тоном, словно учитель, поясняющий чтото любимому ученику.

— Ясно, Шестой! — Савелий бросился выполнять приказание.

Вскоре он вернулся, и на его спортивном костюме красовалась цифра «З0». Шестой кивнул ему, и они вошли в огромное помещение, на дверях которого были буквы «КО». Перехватив его взгляд. Шестой пояснил:

— Комната отдыха.

Несколько столов с различными играми: рулеткой, игральными автоматами инофирм, классический бильярд. Компьютерные игры. Телевизор с видеомагнитофоном. В комнате находилось человек пятнадцать, и каждый занимался своим делом: кто играл в рулетку, кто сам с собой на компьютере в шахматы, кто смотрел видео.

Совершенно ошарашенный Савелий остановился у входа, над которым висело табло с цифрами от 6 до 30 и надписями «ТРЕВОГА» и «ЭВАКУАЦИЯ». Он никак не мог предположить, что есть воинские части, хотя и специальные, хотя и принадлежащие КГБ, где могли с таким шиком обставлять отдых своих сотрудников.

Савелий обернулся к Шестому, словно пытаясь от него услышать пояснения, и увидел довольное лицо:

— Ничего, постепенно привыкнете, — подмигнул он и зычно крикнул во весь голос: — ВНИМАНИЕ!

Все находящиеся в комнате отдыха сотрудники мгновенно прекратили свои занятия и повернулись к ним.

— Сограждане! — торжественно обратился Шестой, и многие стали сдвигаться в его сторону. — У нас снова полный обойма! — так или иначе, акцент проскакивал у него. — Знакомьтесь — Тридцатый!

Возраст присутствующих был от двадцати пяти до сорока лет. Все плотные с накачанными мускулами и все ростом гораздо выше Савелия. Они были одеты в спортивные костюмы иностранного производства и напоминали команду спортсменов на отдыхе. У каждого на груди висел свой номер.

По очереди они подходили к Савелию, пожимали руку и представлялись:

— Двенадцатый!

— Тридцатый! — отзывался он.

— Десятый!

— Тридцатый!

— Девятнадцатый!

— Тридцатый!

И вдруг Савелий едва не вскрикнул от неожиданности: перед ним мелькнуло лицо… родное лицо капитала Воронова! Боже неужели это ОН?

— Двадцать второй.

— Тридцатый, — машинально отозвался Савелий, не в силах избавиться от своих мыслей.

Сколько лет он не видел его! Сколько всего передумал о нем! А сообщение о его гибели? Когда услышал, почувствовал, как земля уходит из-под ног. И мысль тяжелым молотом гудела в голове: «Нет… Нет! Нет! Он жив! Жив!» Ну, повернись же! Почему он не хочет показать свое лицо? Ага, поворачивается… но что это? Этот знак известен только им двоим! Знак опасности! Но почему? Почему он подал ему этот знак? Он не мог ошибиться! Они с Андрюшей выработали систему сигналов, по которой могли сообщать друг другу очень многое, не разговаривая вслух. Да, несомненно, этот жест означал знак опасности! Но вот он сам идет к нему.

— Новенький? — бросил капитан, протягивая руку. Затем, крепко пожав, произнес: — Одиннадцатый!

— Тридцатый! — не очень уверенно ответил Савелий, и в этот момент их глаза встретились; в них Савелий прочитал все, что ему хотелось бы услышать: Андрей бесконечно рад увидеть его, но сейчас они друг друга не знают. Капитан повернулся и быстро пошел к выходу.

Неизвестно, сколько бы Савелий смотрел ему вслед, но в этот момент услышал несколько реплик, сказанных достаточно громко, с явным намерением, чтобы услышал он:

— Смотри, братан, еще одного «спеца» доставили! Цыпленок какой-то,

— интонация была такой ехидной, что Савелий резко взглянул в их сторону.

У стойки бара, потягивая сок из жестяных банок, стояли двое крепышей, похожих друг на друга и напоминающих портовых грузчиков. На груди первого — «7», второго — «8».

— Ага, дохнут как мухи! — подхватил Восьмой. Услыхав эти слова, Шестой, стоящий совсем рядом с ними, угрожающе сделал шаг в их сторону, и те мгновенно стерли свои улыбки. Восьмой даже кивнул Савелию:

— Восьмой.

Савелий не ответил, и Шестой, желая сгладить ситуацию, подошел к нему:

— А это — Девятый! — со значением представил он высокого мужчину с интеллигентным симпатичным лицом. — Это наш Психолог! Советую любить и жаловать — очень серьезный человек! Чужие мысли на расстоянии читает, — хитро добавил он и пошел к выходу.

Они крепко пожали друг другу руки, и Психолог, глядя в глаза Савелию, с улыбкой проговорил:

— А вы удивлены тем, что здесь увидели и явно не ожидали всего этого. И мне кажется, что вы здесь встретили знакомых. Савелий удивленно покачал головой.

— Возможно, я ошибаюсь, — неожиданно сразу согласился тот. — Вы в шахматы играете?

— Играло, но… — Савелий замялся. — Как-то не хочется.

— Значит, как-нибудь сыграем, а то этот ящик, — он кивнул в сторону компьютера, — никак у меня не выиграет, — он подмигнул и подошел к Девятнадцатому. — А тебе Девятнадцатый, сегодня нужно лечь спать на полчаса раньше. — Он вытащил блокнот и что-то пометил в нем. Парень согласно кивнул и направился к выходу. Савелий медленно пошел в сторону бара и услышал, как двое парней, сидящих у телевизорам тихо говорили между собой:

— Сунулся сегодня во второй блок — нагоняй получил!

— Спасибо скажи, что не пулю. У стойки бара сидел Восьмой и жадно затягивался сигаретой. Савелий остановился рядом и осмотрелся: увидел две телекамеры, непрерывно медленно поворачивающиеся из стороны в сторону.

Подошел Двадцать пятый и назидательно проговорил Восьмому:

— Курить, между прочим, вредно! Вот, возьми меня: не курю и великолепно себя чувствую.

Восьмой угрюмо посмотрел на него и брезгливо хмыкнул.

Двадцать пятый пожал плечами и пошел прочь. Савелий посмотрел ему вслед, затем решил выпить пепси. Он подошел к бару совсем рядом с Восьмым, взял со стойки банку, дернул кольцо и, не заметив, что пепельницей пользуется Восьмой, бросил в нее кольцо, отодвинул в сторону и облокотился на стойку. Жадно отпив половину, он посмотрел на экран, где шел какой-то американский фильм.

Восьмой хмуро посмотрел на отодвинутую пепельницу, потом на Савелия, взглянул на дымящийся бычок и неожиданно положил его в руку Савелия.

Савелий спокойно взглянул на дымящийся окурок, не спеша отпил из банки, поставил ее на стойку бара, снова взглянул на окурок и вдруг обхватил рукой с сигаретой ладонь Восьмого и спокойно представился:

— Тридцатый!

Тот начал выдергивать руку, но никак не мог вырвать ее у Савелия.

Стоящие рядом боевики с интересом наблюдали, чем кончится этот странный и жестокий поединок.

И неизвестно, чем бы все кончилось, но в этот момент распахнулась дверь и в комнату вошел Воронов. Мгновенно оценив происходящее, он быстро подошел к ним.

— Тридцатый? Может, и со мной попробуешь? — хмуро бросил он, а сам уставился в глаза Восьмого. И было непонятно, кому он сделал вызов — то ли тому, кого назвал, то ли тому, на кого уставился.

Восьмой не выдержал взгляда, а скорее, боли от огня сигареты, перестал бороться, и Савелий нехотя выпустил его руку, затушил все еще тлеющую сигарету в пепельнице.

Восьмой подул на обожженную ладонь и сквозь зловещую улыбку процедил:

— Ладно, Тридцатый, еще не вечер, — повернувшись, он пошел к своему «братану», Седьмому.

— С вами? — хмыкнул Савелий, повернувшись к капитану. — В другой раз.

— Может, в бильярд? Как, играешь?

— В бильярд? Нет, только смотреть люблю, — улыбнулся Савелий.

— Ну-ну, — на этот раз улыбнулся и капитан и пошел в сторону бильярда.

Вдруг Савелий, почувствовав на себе чей-то взгляд, резко повернулся, успел перехватить взгляд Психолога, и ему почему-то стало не по себе. Чуть помедлив, он пошел вслед за капитаном.

Восьмой, проводил его взглядом, который не предвещал ничего хорошего:

— Ну, козел! — громко шепнул он, но Седьмой положил на его плечо руку и успокаивающе сказал:

— Успокойся, братан, отметим!

— Опять заедаешься, Восьмой? — недовольно бросил Шестой.

Тот сразу же стушевался:

— А я че, я ничего, — он подхватил под руку Седьмого и потащил его к рулетке.

Савелий подошел к бильярду и остановился у того края, что находился напротив Воронова, приготовившегося к удару. Тщательно прицелившись, капитан ударил по шару, шар ударился о другой, и последний, сделав замысловатую дугу, влетел в лузу, у которой стоял Савелий.

Капитан спокойно обошел бильярд, наклонился, чтобы вытащить забитый им шар, и его лицо скрылось от телекамер и Психолога. Не глядя на Савелия, он быстро прошептал:

— Везде уши и глаза, которые читают по губам: сам найду. — Вытащив шар, он положил его на стенд и снова стал выбирать позицию для удара.

Савелий еще некоторое время понаблюдал за игрой, потом подошел к сидящим перед телевизором.

Психолог проводил его внимательным взглядом, потом направился к нему, чтобы поговорить, но в этот момент прозвучала сирена. Шестой громко скомандовал:

— Внимание! Всем — отбой! Все присутствующие моментально прекратили свои игры, выключили телевизор и потянулись к выходу.

Савелий быстро разделся и лег в кровать. Рядом с ним оказался один из тех, кто упоминал о каком-то втором блоке. Третьего на кровати не было, и Савелий спросил соседа

— Послушай, Семнадцатый, а где наш коллега?

— На дежурстве, — сквозь зубы процедил тот и невольно посмотрел в сторону телекамеры. — Был отбой: спать нужно, Тридцатый! — громко сказал он и повернулся в другую сторону.

Интересное кино получается, подумал Савелий. То ли работу боятся потерять, то ли система наказаний сурова, но дисциплина здесь на уровне. Надо будет ему получше присмотреться.

Андрюша живой! Уму непостижимо! Как он здесь оказался? Вот совпадение: рассказать кому — не поверит. Сколько же лет они не виделись? Даже подумать страшно. Что же здесь происходит? Непонятно. Судя по всему, что о серьезное. По пустякам капитан не стал бы подавать знак опасности. Надо же, детская забава который раз помогает им!

Однажды их детский дом получил от шефов сюрприз: к празднику Первого мая они оплатили сеанс фильма, а Савелий уговорил Марфу Иннокентьевну взять с собой Андрюшу Воронова. Этот поход они запомнили на всю жизнь, долго жили под впечатлением увиденной картины и проживали жизнью героев. Фильм назывался «ЧП» — Чрезвычайное происшествие.

Именно тогда им с Андрюшей и пришла в голову идея создать свою систему знаков, которая будет проста и понятна им и непонятна никому другому. Они часто пользовались ею в то время при тетке Андрея и при других людях. А когда оказались вместе в Афганистане, дополнили ее другими знаками и жестами. Честно говоря, им не пришлось ее часто использовать в Афгане потому, что во время боев и так было все ясно.

А сейчас, на этой странной базе, в необычной обстановке, это оказалось как нельзя кстати. Конечно, Савелий и сам уже почувствовал, что здесь как-то все не так: экипировка людей, огромные средства, затраченные на создание этой базы под землей, ее оснащение. Что-то настораживало во всем этом.

Все больше Савелий приходил к мысли, что все так засекречено и предприняты чрезвычайные меры по охране с целью подготовки агентов для работы за границей. Если здесь еще обучают и языкам, то все станет сразу ясно. Утро вечера мудренее.

Какое же все-таки счастье, что Андрюша жив и что он встретился с ним! И именно здесь! С этими мыслями Савелий и заснул.

Размышления Первого

Аркадий Сергеевич Рассказов решил сыграть покрупному, сыграть такую игру, после которой можно было спокойно дожить свой век в любой стране мира, оставаясь богатым и уважаемым человеком. Это в худшем случае, а в лучшем… В лучшем можно было стать у руля власти в своей стране.

Эта идея возникла у него давно, еще в то время, когда ему удалось взять в руки контроль над наркотиками в городе. Ни один грамм наркотиков не продавался без того, чтобы ему не отчисляли определенную прибыль.

Дело было поставлено так серьезно и четко, что несговорчивые покупатели или продавцы предупреждались только однажды: второго раза не было потому, что их настигала кара и очень жестокая: например, увечье, а иногда и совсем круто — смерть. Причем каждый такой случай старательно афишировался и становился известным не только среди своих, но и в полиции. Полиция, как ни старалась найти улику против него или его ближайших помощников, ничего не могла сделать. Кроме того, Аркадий Сергеевич не был скупым и регулярно «отстегивал» нужным людям довольно крупные суммы.

Когда система была отлажена и уже могла работать без его непосредственного участия, Аркадий Сергеевич стал подумывать о том, чтобы возглавить целый регион. А потом, заработав огромные суммы, внедриться в экономику своей бывшей страны и вернуться туда как лидер.

Имея деньги, можно сделать многое, имея большие деньги можно сделать все! Взяв власть в стране, он смог бы сделать ее самой богатой и могущественной страной в мире! В ней есть все, чтобы ее уважали и преклонялись перед ней: огромные территории, ресурсы рабочих рук, полезных ископаемых. Единственное, чего не хватает этой стране, это валюты и волевых, умных лидеров, чтобы все заставить работать прибыльно но и без перебоев. И то, и другое он. Аркадий Сергеевич Рассказов, сможет предоставить!

Сейчас самое благоприятное для этого время: хаос, страну раздирают противоречия — национальные, территориальные, экономические мягкотелый Президент, который не может показать свою власть республикам, пляшет под их дудку.

Нет, он будет действовать по-другому: никаких отделений, но и никакого насилия Центра в вопросах, связанных с местными условиями. Экономическая самостоятельность, но единые границы, единый рубль, единая система взаиморасчетов.

Как можно говорить, даже думать о разрушении того, что создавалось более семидесяти лет!? Да, многое несовершенно, многое устарело, можно улучшать, заменять отжившее новым, но полностью разрушать экономические связи, структуры… Это же самоубийство!

Неужели Горбачев и его команда этого не понимают? А если понимают, то почему идут на это? Чтобы сохранить за собой власть? Привилегии? Кормушки? Какая к черту власть, если будут диктовать, навязывать другие, что, кстати, уже и делается! Уступив в немногом, можно потерять все! Стоит протянуть мизинец — отхватят руку.

Надо торопиться, а то можно опоздать. Сейчас, именно сейчас, самое удачное время еще и потому, что к СССР привлечено внимание всего мира, всех стран, всех настоящих бизнесменов. Умные политики понимают, что СССР очень лакомый кусочек, необъятный рынок сбыта, но они также понимают и то, что вкладывать большие деньги, когда нет гарантий — довольно опасное занятие. У них сейчас такое состояние, которое хорошо характеризуется одной русской поговоркой: « и хочется, и колется».

Во всех странах мира, при осуществлении дорогостоящих, важных проектов гарантом выступает правительство. Но гарантии только тогда реальны, когда правительство имеет достаточно средств, это во-первых, и во-вторых, когда в стране действуют законы. Ни того, ни другого в СССР не было и потому поднять жизненный уровень народа невозможно. Если он сможет решить первую проблему, то и вторую тоже.

Был и еще один очень важный момент, способствующий проведению задуманной операции: внешний. Несколько стран по инициативе Соединенных Штатов Америки объединили свои усилия для борьбы с международной мафией в наркобизнесе. В этот комитет вошел его человек, и Аркадий Сергеевич отводил ему очень важную роль в задуманном. Что ж, посмотрим, чего стоит этот молодой человек, которого с такими усилиями они заполучили.

Знак опасности

В спальной комнате было темно, и только красный огонек телекамеры ярко светился. Неожиданно вспыхнула лампа дневного света, и в комнату вошел Шестой. — Подъем! — скомандовал он и оба соседа Савелия моментально вскочили со своих кроватей и начали быстро их заправлять.

Савелий тоже проснулся, но почему-то решил проверить, какая реакция последует на то, что он сразу не встал по приказу. Сквозь чуть приоткрытые ресницы он видел, как Шестой взглянул в его сторону, подал знак его соседям, приставив к губам палец, и на цыпочках подошел к нему. Он наклонился с явной целью сбросить его на пол, но в этом момент Савелий захватил его руку в «замок» и сделал болевое движение. Шестому поневоле, чтобы не сломать руку, пришлось согнуться в три погибели, и сквозь боль он выкрикнул:

— Сегодня у тебя утренняя разминка: ходи — присматривайся!

Это было так смешно со стороны: щуплый на вид парень заломил руку верзиле, намного здоровее себя, и тот из-под его руки, согнувшись в неловкой позе, выкрикивал ему свой приказ.

Соседи Савелия заржали на всю комнату, и Савелий, выпустив Шестого из своих рук, встал у кровати.

— Чего ржете, цирк, что ли? Все на плац! — зло бросил Шестой и быстро вышел, раздраженно хлопнув дверью. Семнадцатый внимательно посмотрел на Савелия:

— А ты ничего! — одобрительно хмыкнул он, потом пояснил: — Мы все не без греха, но… Здесь не армия, но дисциплина почище и потому не советую экспериментировать, а подчиняться распорядку и приказам старшего по званию.

— Ага, поди разбери, кто тебя старше по званию! — прикинувшись «ванечкой», хмыкнул Савелий.

— Чем меньше номер, тем выше звание! — пояснил Семнадцатый, потом взглянул ему в глаза и тихо добавил: — Для тебя сейчас все начальники, Тридцатый — самый последний номер на базе. Ладно, пошли.

Савелий отметил для себя, что последние слова Семнадцатый произнес как раз в тот момент, когда их сосед уже вышел из спальной, а глазок телекамеры погас. «Молодец, осторожный сосед!» — одобрительно промелькнуло у Савелия.

Раздевшись по пояс и сложив свои футболки на скамейке, обитатели базы группой человек в двадцать побежали вокруг песчаного бугра, на котором восседал Пятый. В руках Он держал секундомер и блокнот. Над его головой был раскрыт огромный зонтик, укрывавший от палящего солнца.

Невдалеке от него находился Психолог с такими же атрибутами.

На первый взгляд тренировочный полигон базы напоминал собой любой полигон хорошей воинской части, точнее, части спецназа или ВДВ: разнообразные полосы препятствий, сложные нагромождения из стенок, ям, колючей проволоки и автомобильных шин.

Однако Савелий заметил и то, что среди песков были проложены замысловатые кольца автодороги, по периметру тренинг-полигона были разбросаны вышки с телекамерами.

Повсюду виднелись воронки от взрывов, вдали была навалена куча искореженной выстрелами машины, мотоциклы и даже один бронетранспортер. Видно было, что средств здесь не жалели.

Савелий бежал легко и уверенно, замыкающим в цепочке. Было заметно, что он привычен к бегу по песку: ногу ставил всей ступней, и потому ноги меньше в нем утопали.

— Тридцатый! — неожиданно услышал он голос Пятого. — Ко мне! Савелий выбежал из цепочки и подбежал к нему,

— Слушаю вас, Пятый!

— До обеда у тебя отдых, приглядывайся, Знакомься с территорией, с обстановкой, пригодится! После обеда — бассейн и спортзал! Завтра — полная нагрузка! Свободен, Тридцатый! — проговорил Пятый привычным приказным тоном. Отметил Савелий и обращение на «ты».

— Слушаюсь, Пятый! — он четко повернулся и направился к скамейке, где они разделись.

Психолог посмотрел на него и что отметил в своем блокноте.

Савелий взял свою футболку, но надевать на потное тело не стал, а просто закинул на плечо, Он решил понаблюдать за тренировкой. Присев метрах в десяти от Пятого, он увидел, что все были разделены на группы и каждая группа занималась отличным от остальных делом.

Одна группа остановилась у препятствия под названием «окно». В двухметровой стенке, вкопанной в песок, в метре от земли было окно, через которое каждый в полном обмундировании и с автоматом на груди должен был совершить кувырок и в падении поразить мишень автоматной очередью. За ним следующий, следующий.

Другая группа училась преодолевать препятствия на специальной стометровой дорожке, нашпигованной различными сюрпризами: то ров с водой откроется перед бегущим, то несколько рядов торчащих из доски шипов выскочат.

Первым начал бег по этой дорожке Седьмой. Он бежал ровно и уверенно, преодолевая одно препятствие за другим. Но когда решил перепрыгнуть ров длиной метра три, наполненный грязью, поперек рва внезапно вырос невысокий деревянный барьер. Скорее от неожиданности, нежели от трудности препятствиям Седьмой прыгнул с задержкой и зацепил ногой барьер. Его развернуло, и он упал прямо лицом в грязь.

Все вокруг громко рассмеялись, и Седьмой, вскочив на ноги, стал поливать всех матом, выплевывая изо рта грязь.

С трудом сдерживая смех, Савелий заметил, что Психолог что-то пометил у себя в блокноте.

— Седьмой, кончайте базар и отправляйтесь переодеваться, у вас — четыре минуты! — крикнул ему Пятый, и тот мгновенно бросился выполнять приказание.

А по той дорожке отправился уже другой боевик. Он удачно прошел то, на чем споткнулся Седьмой (на этот раз барьер не выскочил перед бегущим, программа на дорожке была разнообразной), но перед ним возникло какое-то корыто метра в два длиной, и наполненное чем-то черным. Когда он, изо всех сил ускоряя бег, приблизился к корыту, черная жидкость неожиданно вспыхнула, и это заставило бегущего на какие-то доли секунды приостановиться, поскольку от сильного ветра огонь полыхнул в его сторону. Задержка привела к тому, что боевик не сумел преодолеть препятствие и приземлился задом прямо в огонь.

Савелий хмыкнул и посмотрел в сторону Пятого, тот был явно недоволен и с раздражением смотрел на Психолога, который невозмутимо что писал.

Савелий встал и направился в сторону входа на базу. Вдруг мимо него пронесся парень, угодивший задом в огонь, и бросился в небольшой водоемчик, где его встретил другой, вступивший с ним в бой. Савелий остановился, чтобы посмотреть на занятия еще одной группы, использующей на тренировке транспорт.

Один боевик оседлал мотоцикл, развил бешеную скорость и за несколько метров до мишени, встав с седла на ноги, выхватил из-за спины два ножа, бросил их и точно попал в центр мишени. После этого профессионально завалил мотоцикл на бок и проскользил до самой мишени.

Другой боевик уверенно вел открытый «Уазик», рядом с ним сидел его партнер. Из догнавшего их «ниссан-патрала» прямо на ходу в него перелез боевик, ногой выбил за борт сидящего рядом с водителем, то же самое хотел повторить и с тем, но водитель, управляя рулем ногами, неожиданно захватил его руками и, применив удушающий прием, выбил за борт, успел дать очередь по мишени, точно поразив ее, и только после этого перехватил руль руками.

Савелий восхищенно покачал головой: виртуоз! В этот момент он услышал команду:

— Огонь, Одиннадцатый! — эту команду выкрикнул Шестой.

Воронов стоял перед десятью мишенями на расстоянии метров двадцати. В каждой его руке было по пистолету-пулемету. Он одновременно вскинул обе руки и начал стрелять.

Сначала упала первая мишень, потом пятая, потом седьмая и только потом стали падать остальные.

Савелий чуть заметно усмехнулся: все нечетные, значит, готовность «один»! На этот раз он пошел не останавливаясь и не оглядываясь.

В комнате наблюдения — «КН» — находился только дежурный оператор. Перед ним светились экраны мониторов: три давали информацию с тренинг-полигона, на других были видны ворота базы, забор, коридоры базы. Неожиданно на одном из мониторов возникло лицо Савелия: он ткнулся лицом в самую камеру и во весь экран показал оператору язык.

— Придурок какой-то! — ругнулся тот и отключил камеру.

Савелий на это и рассчитывал увидев, что огонек погас, он довольно усмехнулся и быстро прошмыгнул в дверь с «ОО». Осмотрелся внимательно по сторонам телекамер не было видно. После этого он стал просматривать чуть ни каждую щель в туалете. Заглянул даже в сливной бачок, под рулон туалетной бумаги и только за бачком, у самой стены, обнаружил тщательно замаскированный микрофон.

В этот момент он услышал шум открываемой двери и еле успел снять брюки и сесть на унитаз. В дверную щель кабинки ему было видно, как в туалет вошли двое парней в белых халатах и встали у писсуаров.

— Что за чертовщина! — сказал один из них. — Сунул каргу во «второй», а открыть не смог. Еле успел вытащить без тревоги.

— Ты что, забыл? Сегодня же среда, каждую неделю плюс-минус семь,

— дальнейшие слова Савелий не расслышал из-за шума смывающей воды. А двое парней павши к выходу.

Не слишком ли много совпадений с числительным «два»? Схема номер «два», блок номер «два», и сейчас эти двое говорили о том же. Интересно, «каждую не делю плюс-минус семь». Что бы это значило? Стоп! «Сунул карту во „второй“. Кажется, так он сказал?! Это значит? Карта! Карта — это ключ. „Плюс-минус семь“ — скорее всего шифр, который меняется в электронном замке каждую неделю! Это уже кое-что.

С первых же минут своего появления на этой странной базе Савелий был многим удивлен, и многое его насторожило. Получив предупреждение Воронова об опасности, он стал еще более осторожным и старался запомнить любую деталь, любое слово, любую мелочь, которые казались ему либо странными, либо непонятными.

Помимо недоумения от увиденного, Савелий испытывал непонятное беспокойство, охватившее его еще при встрече с Четвертым.

Тогда, стоя веред ним, Савелий неожиданно для себя начал думать о своем Учителе, пытаясь вызвать его образ, словно желая ощутить его Поддержку, его помощь. Он взывал к нему! Он хотел хотя бы мысленно представить его глаза, руки, но…

Обычно при одной только мысли об Учителе он слышал его голос, видел его глаза, а в тот момент ему что-то мешало. Словно на голову ему накинули какой-то невидимый колпак, нарушивший связь с Учителем. Колпак не пропускал его мысли, и они беспомощно метались вокруг Савелия. Правда, был момент, когда он сумел на мгновение прорваться сквозь это препятствие, увидеть лицо Учителя, губы которого что-то шептали, а глаза смотрели с тревогой, но потом все исчезло.

Это произошло в то время, когда Четвертый снова повернулся к нему, оставив в покое свой сейф. Странное совпадение!

После довольно сытного обеда, состоящего из первого четырех видов, из второго — трех видов, различных салатов и десертов, был объявлен часовой отдых, во время которого каждый из обитателей базы был предоставлен самому себе.

Когда свободный час закончился, Савелия пригласили в бассейн, расположенный под землей. Савелий был поражен этим сооружением, представив, какие средства затратили на него. Он мог быть сравним в Москве только с тем бассейном, где проходили Олимпийские игры: пятидесятиметровые дорожки, трех-, пяти-, десятиметровые вышки, вода постоянно циркулировала.

Вокруг бассейна были выстроены различные приспособления для боевых состязаний: повсюду раскиданы мишени, метрах в восьми над водой перекинут висячий мостик.

Боевики, а их собралось человек пятнадцать, были одеты в полную форму и полностью вооружены: автомат за спиной, пара ножей, закрепленных либо на поясе, либо за спиной.

Пятый сидел на верхней скамейке, чуть ниже — Психолог со своим неразлучным блокнотом в руках. В разных местах виднелись телекамеры.

Шестой выстроил их у бассейна, внимательно осмотрел, словно решая какие-то сложные проблемы, потом бросил:

— Первые пять человек, — кивнул он тем, что стояли слева от него,

— В зал борьбы и рукопашного боя, вы трое, — указал он на следующих по порядку боевиков, среди которых был и Семнадцатый, сосед Савелия по спальной комнате, — в тир! Остальные остаются здесь, в бассейне! Выполняйте! Две группы направились к выходу. Шестой оглядел оставшихся постановил взгляд на Савелии.

— Тридцатый! Савелий вышел вперед и вытянулся перед ним:

— Слушаю, Шестой!

— Сейчас тебе предстоит схватка с двумя противниками. Так как ты новенький здесь, поясню за задачу. У тебя есть два ножа и автомат. Автомат оставь здесь, а ножами ты должен будешь поразить вон те две мишени, — указал он сначала на одну, укрепленную в пяти метрах от края бассейна, потом на другую, укрепленную на высоте трех метров. — Но поразить мишени ты должен поочередно: сначала нижнюю, после схватки с первым противником, потом верхнюю, после схватки со вторым. Пораженной мишень, считается тогда, когда нож вонзится в ее центр. Центром мишени считается черный круг диаметром сорок сантиметров. Поразить мишень ты имеешь право с любого расстояния: хоть подойди и воткни рукой. Внимательно вглядись в расположение всего, что находится в метре от воды и что висит над водой — пригодится для схватки.

Савелий и так уже все запомнил, но еще раз внимательно осмотрелся по сторонам. Потом закрыл глаза, представил все, что увидел, открыл их и проверил себя. После этого повернулся к Шестому:

— Запомнил, Шестой!

— Ну-ну! — усмехнулся тот, недоверчиво покачав головой. — Твой первый противник, — он ткнул пальцем в грудь Седьмого. — Второй, — он указал на того, кто попал в огонь. Они вышли из строя. — Остальные — зрители!

Не участвующие в этом поединке, с жалостью поглядывая на Савелия, отправились на верхние скамейки, предвкушая интересное зрелище. Дождавшись, когда они расселись. Шестой сказал:

— Сейчас свет погаснет ровно на пять минут. Ты, Тридцатый, и один из твоих соперников должны оказаться на висячем мостике, третий должен будет страховать своего коллегу внизу. Начало боя — включение света, начало занятия исходных позиций — его выключение! Итак, приготовились!

— Он махнул рукой, и свет мгновенно погас.

Савелий, услыхав про новость со светом, сразу же прикрыл глаза и слушал Шестого уже с закрытыми глазами, чтобы легче было привыкнуть к темноте.

Он слушал Шестого и благодарил своего Учителя за то, что тот несколько месяцев заставлял Савелия ходить по знакомым и незнакомым местам с повязкой на глазах. Более того, он учил его схватке вслепую с одним, двумя, тремя и с большим числом соперников.

Кал только свет погас и в помещении воцарилась кромешная тьма, он открыл глаза и почти сразу же начал различать силуэты предметов, окружавших его. Освещение, чуть заметное, все-таки существовало, хотя происхождение его было неизвестно.

Савелий устремился к дальней лестнице, ведущей на висячий мост, решив, что время, проигранное в расстоянии, он выиграет у того, кто решит встретиться с ним наверху, за счет того, что какие-то доли секунды уйдут у противника на привыкание к темноте и принятие решения: кто пойдет наверх.

Он оказался прав: находясь уже на середине веревочной лестницы, почувствовал ее колыхание. Его противник тоже начал взбираться вверх. Савелий первым оказался на мостике и имел достаточно времени, чтобы внутренне успокоиться и собраться для поединка.

Когда его внутренние часы подсказали, что остались считанные секунды до истечения пяти минут, он крепко зажмурился и представил, что видит яркое солнце. Это оказалось как нельзя кстати: кроме обычного освещения были включены прожекторы, направленные на мостик.

Савелий открыл глаза и увидел перед собой мощную фигуру Седьмого, который щурился, ослепленный ярким светом. Он пытался рассмотреть соперника и махал руками, чтобы не быть застигнутым врасплох.

Мостик раскачивался из стороны в сторону, а держаться можно было только за толстый канат, натянутый в полутора метрах над мостиком. Балансируя руками, Савелий решил не использовать канат, чтобы руки были свободны. Он бросился на Седьмого, пытаясь сразу сбросить его, но тот успел отпрыгнуть назад. С трудом удержавшись на мостике, Савелий сделал вид, что вот-вот упадет и беспорядочно замахал руками, чуть наклонившись вперед.

Создавалось впечатление, что он едва держится, и Седьмой попался на эту удочку. Он бросился на Савелия, чтобы подтолкнуть его и завершить поединок. Но когда между ними остались какие-то сантиметры, Савелий вдруг резко выпрыгнул вверх, отталкиваясь от мостика в сторону, и Седьмой, совершенно не ожидая такого подвоха, нелепо взмахнув руками, стал валиться на бок.

Савелий ухватился руками за канат, толкнул Седьмого ногами в спину и тот рухнул вниз, покрывая матом весь белый свет.

Через мгновение Савелий прыгнул за ним — Седьмой приводнился боком и довольно сильно ударился о воду, подняв мириады брызг.

Савелий вошел в воду ногами, тут же обхватил за шею Седьмого, так и не успевшего прийти в себя, приподнял его, выскочил по грудь из воды и бросил свой первый нож, который воткнулся точно в центр черного круга первой мишени.

— Седьмой из поединка выбыл! — крикнул Шестой, и Седьмой, матюкнувшись грязно на прощанье, поплыл к бортику бассейна.

Не успел Савелий прийти в себя после одной схватки, как к нему подплыл под водой второй соперник, выдернул у него нож, укрепленный за спиной, и выбросил за бортик бассейна. Мгновений, потраченных противником на бросок Савелию хватило, чтобы легким ударом, незаметным для наблюдающих этот поединок, оглушить его и на несколько секунд лишить сознания. Затем он выхватил его нож и приставил к горлу.

— Четырнадцатый из поединка выбыл? — неуверенно крикнул Шестой, не понимая, почему тот не сопротивляется Савелию.

Савелий доплыл вместе с Четырнадцатым до края бассейна и вытащил из воды безвольное тело. Тот понемногу стал приходить в себя, не понимая, что с ним произошло.

Савелий подхватил свой нож, лежащий на кафельном полу, и взмахнул обеими руками: оба ножа точно вонзились в черный круг второй мишени, укрепленной в воздухе.

Это было так неожиданно, что несколько секунд стояла мертвая тишина нарушаемая лишь покашливанием Четырнадцатого. Потом вдруг кто-то из наблюдающих боевиков зааплодировал, а Седьмой, сидящий уже с ними, презрительно бросил:

— Клоун-циркач!

— Да, «циркач», — прошептал Психолог. — Лично я не хотел бы сталкиваться с этим «циркачом» в качестве противника.

— Зря ты, Седьмой, артачишься: он сделал тебя честно! — проговорил Двадцать пятый. — Одно слово — Рэкс! — уважительно произнес он, потом добавил: — И не курит.

— Подумаешь, Рэкс! — хмыкнул презрительно Седьмой. — Видали мы и «шариков» и «бобиков» почище этого!

— Не скажи, у меня дружок в Афгане парился: порассказывал, что такое Рэксы-десантники-афганцы.

— Ладно, хватит воспоминаний! — оборвал Шестой. — Тридцатый!

— Слушаю, Шестой!

— Переодеться и в зал, к Двенадцатому он сегодня там за «сэнсея». Через час тренировок в зале — в тир. Ясно?

— Так точно!

— Вперед! — бросил он с явной симпатией и повернулся к остальным.

— Вас разделю на две группы — трое против четверых. И не смотри на меня волком, Седьмой! Работать надо было! Двое таких опытных боевиков и не смогли справиться с новичком.

— Что ни говори, а я ставил на Тридцатого и выиграл! — усмехнулся Двадцать пятый. — Двадцать «гринов»?

Последние слова Савелий услышал, уже выходя из бассейна.

Когда он переоделся и подходил к круглому залу рукопашного боя, то наткнулся на Воронова, успевшего шепнуть ему одну фразу:

— Не очень усердствуй в зале, не раскрывайся до… — он оборвал себя на полуслове, заметив, что телекамера через мгновение повернется в их сторону. Он бросился в противоположную и скрылся за поворотом.

Савелий распахнул с усилием железную дверь с буквами «ТЗ» — тренировочный зал — и вошел внутрь.

Увидев его, Двенадцатый поднял руку, жестом предложив ему остановиться у входа.

— Раз! Два! Три! — отсчитывал Двенадцатый удары, которые один бойцов наносил ногой другому в живот. — Сильнее! Жестче! — командовал он. — Нога должна быть похожа на хлыст во время удара. Так! Так. Уже лучше! Поменяйтесь местами и повторите весь цикл. — Он взглянул на другую пару, недовольно буркнул. — А вы что балетом занимаетесь? Полный контакт! Я сказал: полный! Не нужно жалеть соперника!

— Так можно и почки отбить, — скривился один из них.

— Можно, если не научишься смягчать удары, — ехидно ухмыльнулся «сенсей» и тут же предложил. — Давай так: сначала ты бьешь меня в это же место, потом я тебя, идет?

— Идет! — с удовольствием согласился тот. — А как бить: в тренировочном или в боевом цикле?

— Разумеется, в боевом! Перед тобой враг: или ты его, или он тебя!

— Он взглянул на Савелия. — Снимай куртку, Тридцатый, и начинай разминку! — Затем снова повернулся к своему «противнику»: — Ну что, начали!

Снимая куртку, Савелий обратил внимание на то, что Двенадцатый действительно, был очень опытным бойцом, не зря его сегодня назначили «сенсеем», видимое он имел опытных наставников: его поза, взгляд, мышцы, расслабленные до удара, все мгновенно подчинялось его внутренней органике, и было заметно, что боли он не ощупает.

В какой-то момент Савелий подумал, что на месте партнера Двенадцатого он бы постоянно менял ритм и силу ударов, чтобы сбить того с толку, заставить быть в постоянной готовности, то есть поставить на измотанность, усталость.

А тот продолжал монотонно долбить Двенадцатого, и сам уставал все больше и больше, отчего удары становились все слабее и слабее.

Кончилось тем, что цикл из тридцати ударов он не довел до конца и остановился на двадцать четвертом ударе.

— Вот видишь, ты устал, задыхаешься, пот с тебя градом, а я хоть бы что, — он скорчил физиономию и передразнил парня. — Теперь ты становись, или отдых нужен?

Парень упрямо мотнул головой и встал в исходную позицию, пытаясь подготовиться к ударам Двенадцатого, но не успел, как говорится, и глазом моргнуть, как тот нанес ему сильный удар, потом другой, третий.

Дыхание его было сбито вконец, и он жадно хватал воздух открытым ртом в короткие промежутки между ударами.

«Вряд ли он выдержит более десяти ударов», — промелькнуло у Савелия, и он решительно подошел к ним.

— «Сенсей», я готов! — сказал он. Двенадцатый нанес парню еще один сильный удар, потом сказал:

— Восемь! — парень, согнувшись пополам, рухнул на пол.

Двенадцатый, не обращая на него никакого внимания, повернулся к Савелию:

— Что, уже размялся? — удивился он. — Или решил пощадить моего соперника? — он хитро взглянул в глаза Савелию.

— И то и другое! — сознался он.

— В таком случае, у нас заведен следующий порядок если кто-то прервал поединок по каким-либо причинам, то этот кто-то занимает место моего противника и получает двойную порцию. Как тебе такой расклад? — Он испытывающе замолчал, ожидая ответа.

— Что ж, вполне справедливый порядок, — спокойно заметил Савелий.

— Разрешите дополнение, «сенсей»?

— Валяй, Тридцатый!

— Итак, мне полагается шестьдесят ударов без остановок?

— Точно так.

— Разрешите мне, после того как вы, «сенсей», прикоснетесь ударной ногой к татами, сразу же поменяться с вами местами!? — Савелий предложил это настолько простым, без иронии, тоном, что тот неожиданно рассмеялся.

Все вокруг перестали заниматься и с удивлением уставились на странного новичка то ли у него с головой не все в порядке, то ли шутить вздумал.

— Ты это серьезно, Тридцатый?

— Просто хочу попробовать, дурашливо улыбнулся Савелий и застенчиво опустил глаза.

— Ну ты даешь! — покачал головой Двенадцатый. — Попробовать он хочет! Слышали? А потом переживай за него, в лазарет ходи.

— Да ладно, бей, я жилистый — выдержу! — снова улыбнулся Савелий во весь рот.

— Ну смотри, я предупреждал. Будешь готов, скажи.

Савелий чуть перенес тело вперед, «пробежался» по всем мышцам и тихо, уже без всякой улыбки бросил:

— Готов!

Очень легко и быстро Двенадцатый нанес ему серию ударов.

— … пять, шесть, семь, — с трудом успевали считать удары окружившие их боевики.

Что-то поняв, Двенадцатый увеличил силу и быстроту ударов, однако Савелий стоял как вкопанный, и его лицо не меняло своего выражения, оставаясь спокойным.

Двенадцатый смог выдержать свой темп только до тридцатого удара, после чего начал явно сдавать. На сорок втором ударе он устало встал на две ноги и тяжело дыша выговорил:

— Довольно с тебя и сорока двух: понятно уже, что пресс у тебя как из дерева. Всю ногу отбил. Но и мы не лыком шиты? Начинай!

— Может, отдышишься? — участливо предложил Савелий. — А еще лучше, в другой раз продолжим, ты уже выдержал одну серию, — он сказал это настолько дружелюбно, что Двенадцатый даже не подумал о том, что и сам Савелий только что выдержал еще большую серию.

— Хорошо, считай, что свой тренинг на сегодня ты уже закончил. Можешь отправляться в тир, — сказал он, довольный, что не пришлось выдерживать еще одну серию ударов.

— Спасибо, «сенсей», за урок! — Савелий поклонился ему, повернулся и пошел за своей курткой.

Ответив на его поклон, Двенадцатый повернулся и увидел хитрые взгляды боевиков.

— А вы что уставились? Для вас тренировка еще не окончилась! Быстро разбились на две группы!

Савелий надел куртку и быстро вышел из зала: кажется, он сумел не ударить в грязь, но и не очень раскрылся.

Тир оказался не совсем обычным, и Савелий недоуменно огляделся, когда вошел в железную дверь с буквой «Т». Это была круглая комната диаметром метров пятнадцать.

В центре виднелся небольшой красный круг. До потолка было метров восемь-девять. При входе стоял небольшой столик, на нем — деревянный ящик с несколькими отделениями, занятыми различными системами пистолетов как отечественных, так и иностранных и обоймами. В нескольких местах комнаты на разной высоте Савелий заметил телекамеры.

Комната была пустой, но едва он успел ознакомиться с ней, как в потайную дверь вошел Психолог:

— Я не ожидал увидеть вас раньше назначенного времени. — Он уставился на Савелия немигающим взглядом. — Видно, быстро разделались и с другими противниками. Савелий глуповато улыбнулся.

— Хорошо. Сегодня у вас три упражнения в тире: первое — ознакомительное. Выбирайте оружие на свой вкус, становитесь в центр и, когда вы скажете, что готовы, в разных местах будут раздаваться звонки и там же выскакивать мишени ровно на три секунды. При поражении мишени звонок прекращает звенеть и она исчезает. На это упражнение нужно затратить не более пятнадцать секунд и не более одной обоймы на пять мишеней. Вам понятно, Тридцатый?

— Разрешите вопрос, Девятый?

— Слушаю вас!

— А если я не уложусь в норму или наоборот, останутся лишние патроны? — поинтересовался невозмутимо Савелий.

— Если не уложитесь в норму, то лишитесь возможности увеличить свое свободное время, а также можете получить минус, который сыграет отрицательную роль при получении поощрений. Если останутся лишние патроны, — он хитро посмотрел в его глаза, — в чем я сильно сомневаюсь, то все будет на наоборот. Итак, три обоймы, три задания, и в каждом — задании по пять мишеней! Выбирайте оружие! Да, можете не сомневаться: все оружие пристреляно.

Савелий подошел к столу и сразу же увидел, что там были пистолеты не только различных калибров, но и различного количества патронов в обоймах.

Не раздумывая, он выбрал пистолет Макарова и взял к нему три обоймы. После чего повернулся к Психологу.

— Вы правильно поступили, что не стали брать оружие с десятью зарядами: они заряжены не полностью, более того, в них на патрон меньше, чем в остальных, — одобрительно пояснил тот и кивнул на красный кружок в центре тира:

— Чтобы жадность фраера сгубила — усмехнулся Савелий.

— Однако вас не сгубила, — в тон ему ответил Психолог.

— Готов! — выкрикнул Савелий, подал обойму в пистолет и внимательно застыв в центре круга.

То сзади, то спереди, то сбоку стали раздаваться звонки и подниматься ярко-красные мишени.

Психолог нажал на кнопку секундомера с последним выстрелом:

— Отличный результат: десять секунд и пять выстрелов! Три патрона

— запас! Следующее задание таково: — Психолог или не захотел показывать своих эмоций Савелию, или был готов к такому результату, — Вы берете второй пистолет такой же системы в другую руку и с полной обоймы перезаряжаете в пустую четыре. Хотя нет, вам достаточно одного к оставшимся трем. После этого вам предстоит поразить пять мишеней, но с двух рук. Приступайте!

— Слушаю, Девятый! — Савелий дозарядил обойму с тремя патронами еще одним, вставил обе обоймы в пистолеты и занял, место в центре тира. — Готов!

Снова замелькали мишени, и вновь Савелий справился с заданием, использовав только пять патронов.

— О, сейчас вы даже превзошли самого себя: восемь секунд — это рекорд базы! А левой рукой вы стреляете даже быстрее, чем правой: три мишени за четыре секунды. Если и третье задание будет иметь такой отличный результат, то вас можно будет вообще избавить от этих тренировок. — Психолог выговаривал каждую фразу, словно разбрасывал драгоценные семена на вспаханное поле, стараясь, чтобы каждое зерно попало в хорошие условия. — Третье задание будет несколько посложнее. Если в первых двух можно проверить вас на быстроту реакции, на скорость оценки ситуации и скорость принятия решения, то в третьем — способность ориентации во времени и пространстве по памяти. На пять мишеней у вас четырнадцать патронов. Такого в этом тире пока еще не было, и у вас отличные шансы!

— Разрешите вопрос, Девятый?

— Пожалуйста, Тридцатый!

— Если это, конечное не военная тайна: у кого лучший результат на базе и какой?

— Это не секрет, и о нем знают все! — проговорил Психолог и машинально посмотрел в сторону камер. — Лучший результат принадлежит Четвертому: к третьему заданию он вышел, имея двенадцать патронов и после поражения пяти мишеней в третьем задании у него осталось три патрона.

— Впечатляет, — серьезно кивнул Савелий.

— Да, забыл сказать одну вещь: в этом задании время на поражение каждой мишени не ограничено, и сигнал будет подаваться до тех пор, пока мишень не будет поражена.

И вновь Савелий в который раз мысленно поблагодарил своего Учителя. Савелий конечно же, учился всем этим штучкам еще в спецназе. Приобретал опыт во время войны в Афганистане, но это обучение проводилось механически, отрабатывалось до автоматизма.

Учитель сумел вложить в него ответственность и умение определять не только источник звука, но и характер звука, определять предмет, который звук издавал.

Савелий перенял от Учителя умение ощущать с закрытыми глазами контуры биологической массы с расстояния четырех-пяти метров, а во время дождя и того больше. Любое живое существо он «видел», словно в театре теней.

Сейчас он встал в центр комнаты и несколько раз проверил устойчивость своего положения, определяя высоту и расположение тех мишеней, которые уже выскакивали. «Труднее будет с теми, которые еще не были задействованы в первых двух заданиях», — подумал Савелий и повернулся к Психологу, разведя руки в стороны:

— Я готов!

— Можете не волноваться, — сказал тот, подойдя к нему. — Выскакивать будут только те мишени, которые вы уже видели! — словно подслушав его мысли, проговорил Психолог и завязал его глаза черной повязкой. Затем, опасливо оглядываясь на Савелия, вышел за дверь и стал наблюдать за ним, отодвинув в сторону задвижку, скрывающую небольшое отверстие с бронированным стеклом.

Надо же, как Психолог смог догадаться, о чем думал Савелий? Это действительно опасный противник, и с ним нужно держать ухо востро.

Когда Савелий закончил стрелять и снял повязку с лица, Психолог быстро вошел внутрь, взял у него пистолеты, проверил обоймы и не поверил своим глазам.

— Восемь патронов! — удивленно воскликнул он.

— Да, шестой выстрел пришлось сделать потому, что один патрон дал осечку! — Савелий наклонился и поднял с пола девятый неиспользованный патрон.

Психолог взял его, повертел в руках и недоверчиво обошел мишени, которые на этом упражнении не убирались после поражения, а только прекращался звон. В каждой мишени была отметина после выстрела Савелия.

Психолог вернулся к нему и вдруг подозрительно поглядел на него:

— Но когда вы успели избавиться от некачественного патрона?

— Я дернул затвор, когда вы дверь открывали, — смутился Савелий. — А что, я допустил ошибку?

— Никакой ошибки! — довольно улыбнулся тот. — Вас ждет большой сюрприз! Если вы и тренинг-полигон пройдете так же как прошли сегодня бассейн и тир. Кстати, а почему в зале вы так скромничали. — Психолог хитро улыбнулся, затем подмигнул. — Не удивляйтесь — профессия! — Он прямо расплылся на глазах, довольный, что сумел все таки удивить этого странного новичка. — Ладно, свободны на сегодня, можете отправляться в Комнату отдыха. А это ключ от нее! — он протянул Савелию пластиковую карту. — Пока он принадлежит вам! — со значением добавил он. — Все, свободны, Тридцатый!

— Слушаюсь, Психолог! — он четко повернулся на месте и быстро вышел из тира, а Психолог направился в Компьютерный центр базы, с удовольствием отметив, что новичок назвал его Психологом.

Кроме дежурного оператора там находился еще и Четвертый, который задумчиво смотрел на монитор с пустым тиром. Психолог взглянул на экран, потом на дежурного:

— Разрешите поговорить с вами наедине, Четвертый?

Четвертый бросил взгляд на оператора и молча кивнул ему. Тот сразу же встал и быстро вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.

— Слушаю вас, Психолог! — он кивнул ему на кресло. Девятый сел и снова взглянул на экран:

— Это очень серьезный боевик: такого еще не было в моей практике! Его подготовка уникальна. Владение телом, реакция, память. И все-таки у меня есть ощущение, что он хитрит. Не знаю, может быть я и тороплюсь с выводами, но…

Четвертый молчал и, казалось, не очень внимательно слушал его, потом неожиданно сказал:

— А еще мне нравится этот паренек. Что-то в нем есть! Это хорошо, что вы дали ему ключ. Надеюсь, что он подходит и к другим помещениям?

— Разумеется! — пожал плечами тот. — Хотя я и не понимаю, зачем это вам нужно.

— А вам и не обязательно все понимать! — резко начал Четвертый, но тут же смягчил тон. — Не обижайтесь, Психолог, меньше знаешь — крепче спишь! Не так ли?

— Вам виднее? — выдохнул тот. — Хотя хотелось бы вам напомнить, что я здесь нахожусь с определенными функциями и могу не только принимать собственные решения, но и получать любую нужную мне информацию.

— Спасибо за напоминание, уважаемый Специальный Уполномоченный, — с еле заметной иронией произнес Четвертый. — Но я нисколько не собираюсь ущемлять ваши права и действую только в соответствии с полученными инструкциями. Так что прошу не держать на меня обиды. Тем более, что сейчас нам предстоит выполнить очень важную миссию. Пришел не совсем обычный груз, который должны получить лично мы с вами. Это километров триста от базы, и мы полетим за ним на моем вертолете. Пошли! Четвертый подошел к стене напротив обычного входа и нажал невидимую кнопку в стене — потайная дверь бесшумно открылась, и они вышли в нее.

Загадочный металлический ящик

Они вылетели на военном вертолете МИ-24 и пробыли в воздухе чуть более часа, летели молча, каждый думал о своем. Наконец дверь кабины пилотов распахнулась, и штурман, стараясь перекричать шум винтов, доложил:

— Подлетаем, Четвертый!

Тот кивнул головой и выглянул в иллюминатор. Далеко внизу ему удалось рассмотреть грузовой Ил76, который выглядел нереальным среди бескрайних песков Казахстана. Только сейчас, когда самолет приземлился, можно было различить ровную, чуть припорошенную песком асфальтовую полосу.

Вертолет стал опускаться в нескольких десятках метров от самолета, подняв вверх тучи песка и пыли. Лопасти еще продолжали вращаться, а из самолета выехал огромный «линкольн» серебристого цвета и подъехал к вертолету.

Штурман открыл дверь вертолета, укрепил металлическую лестницу и первым спрыгнул на песок. За ним вышли Четвертый и Психолог.

Навстречу им поспешили двое упитанных мужчин, которые остановились в метре от Четвертого, и один из них произнес пароль:

— Забвение.

— Неполный контакт! — отозвался Четвертый.

— Прошу, — парень стал сразу добродушным и предложил подойти к машине.

Тот, что был рядом с ним и держал руку в кармане, наверняка сжимая там оружие, быстро подошел и услужливо открыл заднюю дверцу. Затем подтащил к ней какой-то длинный серебристый ящик.

— Он там не задохнулся? — нахмурился Четвертый, осмотрев со всех сторон ящик.

— Все предусмотрено: жизнеобеспечения хватит на шесть часов, прошло только три, — заверил его встречающий.

— Хорошо, грузите в вертолет! — приказал он и тоже пошел к вертолету.

Двое встречавших их мужчин быстро и ловко подхватили ящик и перенесли его в вертолет.

После этого сели в «линкольн» и вернулись в самолет через грузовой отсек. Взревели турбины, и вскоре самолет начал разбегаться и наконец, взлетев в воздух, взял курс на восток.

Странный американец

В Компьютерном центре базы находился дежурный оператор. Перед ним лежал оперативный журнал, в котором он изредка делал какие-то пометки, внимательно наблюдая за экранами мониторов.

Мониторов было шесть, но только три из них работали постоянно: вход на территорию базы и два коридора, — другие мониторы либо не использовались для постоянной работы, либо включались оператором для проверки других помещений.

Проверив все спальные комнаты, он внимательно просмотрел коридоры: все было в порядке, и он переключил монитор на какую-то странную комнату, где, кроме кровати, на которой кто-то лежал, ничего больше не было.

Оператор укрупнил изображение. Лежащий был мужчиной лет тридцати-тридцати пяти. Более точно определить возраст было невозможно потому, что он был небрит, сильно изможден. Вызывало удивление и то, что он лежал на кровати одетым. Одет он был в военную форму майора вооруженных сил США. Но более всего удивляло то, что он был привязан к кровати специальными ремнями — грудь, пояс, ноги — несмотря наго что крепко спал.

В этот момент зашел мужчина в белом халате, судя по всему, врач. В руках он держал блестящий металлический медицинский бюкс, в котором обычно кипятят шприцы с иглами. Положив бюкс на грудь лежащего, он засучил ему рукав на правой рук перетянул резиной предплечье и сделал внутривенный укол. После этого повернулся к камере, рукой показал, что все в порядке, и быстро вышел, тщательно прикрыв за собой металлическую дверь.

Оператор взглянул на настенные часы и что пометил в журнале.

«Дорожка смеха»

На тренинг-полигоне боевики занимались обычной утренней пробежкой. Замыкающим, как и раньше, бежал Савелий.

На скамейке сидел Пятый с секундомером и блокнотом в руках, поодаль от него — Психолог с теми же атрибутами.

— Стой, база! — скомандовал Шестой, и бегущие перешли на ходьбу на месте. — Налево! Раз, два! — Он осмотрел строй и остановил взгляд на Савелии. — Тридцатый!

— Слушаю, Шестой! — сказал Савелий, сделав шаг вперед.

— Вчера ты наблюдал за дорожкой препятствий. Мы называем ее «дорожкой смеха»! Пройти ее необходимо за две минуты сорок секунд! Должен тебя предупредить: для новичков на ней запланированы сюрпризы. Вопросы?

— Вы не сказали об оружии, Шестой!

— Автомат, пистолет, ножи! Нужно поразить все мишени, которые возникнут на твоем пути! Будьте внимательны и осторожны, — он вдруг снова обратился к нему на «вы». — Патроны боевые, а взрыв-пакеты с достаточно мощным зарядом. Кстати, во время работы и на тренировках мы друг к другу обращаемся только на «ты»! Ясно?

— Так точно, Шестой! Больше вопросов нет!

— В таком случаев на исходную! — скомандовал Шестой и оглянулся в сторону Пятого. Тот махнул рукой, разрешая давать старт.

Савелий занял место у стартовой линии, а остальные боевики рассредоточились на бугре, с интересом наблюдая за строптивым новеньким. Они знали о предполагаемых «сюрпризах» и заранее предвкушали интересное зрелище.

Когда Воронов проходил мимо Савелия, он чуть слышно шепнул:

— Стенка.

Савелий сразу понял, что капитан решился на такой шаг неспроста: он предупреждал его о таящейся опасности на «дорожке смеха». Значит, что-то его ожидает у проходного этапа под названием «гонка». Что ж, братишка, он благодарит тебя за предупреждение!

— Готов, Шестой! — крикнул Савелий. Шестой поднял пистолет вверх и выстрелил:

— Вперед! — тут же крикнул он, нажимая на кнопку секундомера.

Включили свои секундомеры и Пятый с Психологом. Все боевики азартно начали подбадривать Савелия, а Седьмой зло сплюнул сквозь зубы и ехидно усмехнулся:

— Беги-беги, щенок.

Савелий пробежал несколько метров по песку, вбежал на небольшую насыпь и устремился по узенькой пятиметровой доске, перекинутой над ямой, глубиной метров восемь, заваленной камнями и обломками металла. У Савелия промелькнуло, что если кто-то решит с кем-нибудь расправиться, то это самое подходящее место: стоит чуть подпилить доску, и бегущий навсегда останется калекой.

В самом конце доски, слева от нее, метрах в десяти выскочила мишень, и Савелий дал по ней очередь из автомата. Мишень исчезла: значит, поразил.

— Отлично, сержант! — прошептал Воронов и посмотрел в сторону Психолога, который что-то пометил в блокноте.

Савелий на ходу закинул автомат за спину и покошачьи взобрался по лестнице на трехметровый щит. Сверху от него был натянут канат, который соединялся с другим щитом, отстоящим от него метров на десять.

Савелий ухватился за канат и перебирая руками и ногами, стал быстро продвигаться по нему.

В этот момент под ним вспыхнул противень с мазутом, и языки пламени едва не лизали его спину, но он успел добраться до другого щита, до того как огонь разгорелся. Он взобрался на щит, с которого свисал другой канат, и быстро соскользнул с него вниз.

Перед ним оказалась двадцатиметровая песчаная площадка, которая наверняка была напичкана взрывпакетами. Главное — скорость! Савелий бросился вперед, делая замысловатые зигзаги: вслед за ним рванули только два пакета, но и они не причинили ему никакого вреда и не задержали его.

Воронов перевел дыхание и тут же закусил губу: Савелий подбегал к забору.

Он взмыл над забором-стенкой и с трудом удержался от прыжка: прямо за стенкой лежал двухметровый щит, ощетинившийся длинными гвоздями.

Савелий был одет в мягкие кроссовки и моментально пропорол бы ноги. Он встал на край забора и резко оттолкнулся от него, перепрыгивая зловещий щит. Затем сделал кувырок, встал и устремился дальше. Легко перемахнул грязевую яму, поразил на ходу мишень.

Впереди — стенка с окнами, и Воронов сжал в волнении кулаки.

Савелий запрыгнул на окно и заметил промелькнувшую тень: вот о чем предупреждал капитан. Он прыгнул, и в этот же момент на него навалилась туша Восьмого:

— Ну, птенчик, держись! — со злостью выдохнул он.

Но Савелий вдруг вырвался, выпрыгнул вверх из очень неудобного положения и нанес ему сильный удар пяткой в затылок. Восьмой завалился с воем на землю. Пятый восхищенно причмокнул языком

— Силен, ничего не скажешь! Даже Восьмого прошел. Вот тебе и Рэкс!

Услыхав эти слова, Седьмой вновь зло сплюнул, но промолчал.

В этот момент Савелий прыгнул в ров с водой, поразил мишень, выскочившую метрах в двадцати от него, и стал выбираться наверх. Не успел он встать на сухое место, как Шестой выстрелил в воздух, а в «матюкальник», как прозвали рупор, крикнул;

— Тридцатый! Стоп! Ко мне! Савелий быстро вернулся и остановился перед ним.

— Слушаю ва… тебя, Шестой!

— Молодец, Тридцатый, уложился! — без особых эмоций сказал он и вновь повернулся к Пятому, который хитро усмехнулся и кивнул головой.

— А теперь, Тридцатый, настоящий сюрприз! — Шестой хмыкнул и взглянул Савелию в глаза, но тот невозмутимо пожал плечами и внимательно слушал. — Ты и соперник — на пятый этап. Пятый этап — крыша небольшого сарая. Задача — столкнуть противника вниз! Твоим соперником будет… — он осмотрел боевиков и остановил ехидный взгляд на Воронова. — Одиннадцатый!

— Слушаю, Шестой! — Капитан встал и подошел к ним.

— Работать в полном контакте! Посмотрим, чего стоят эти Рэксы! Вперед!

Савелий с капитаном подбежали к девятому этапу — невысокому сооружению, напоминающему сарай, — влезли на крышу и встали друг против друга.

Лестницу тут же убрали, а вокруг сарая открылся ров, заполненный мазутом, который тут же вспыхнул. Шестой поднял пистолет и выстрелил.

— Начали! — крикнул он в рупор. В этот момент за поединком внимательно следили не только боевики, но и Четвертый с каким-то мужчиной в штатском. Они смотрели в два монитора: на одном — общий план полигона, на другом — крупным планом то Савелий, то Воронов.

— А у вас, действительно, глаз-алмаз: похож как две капли воды! — восхищенно заметил Четвертый.

Мужчина довольно хмыкнул и вдруг нервно поправил очки: что его заинтересовало на мониторе. Однако Четвертый не обратил на это внимания и сказал:

— А красиво он прошел «дорожку смеха» А? — Он повернулся к мужчине и заметал его волнение. — Дежурный! — сказал он в микрофон. — Крутани-ка запись метров на пять назад и дай укрупнение!

На экране снова возникло лицо Савелия и стало увеличиваться, пока весь экран не заполнили его губы. Четвертый повернулся к собеседнику:

— Ну, что он говорит?

— Я сумел разобрать только одно слово — «работаем». Постоянная камера не успевает фиксировать лица: они же в движении.

Капитан успел шепнуть Савелию, что телекамеры четко фиксируют их лица, а на базе есть человек, который может читать по губам. Поэтому, работая в полном контакте, автоматически ставя блоки и проводя приемы, они старательно прятали свои лица от телекамер, когда что-нибудь говорили существенное.

Пока эти четверо людей были заняты друг другом, боевики, следящие за поединком, азартно делали ставки.

— Сотню «гринов» за Одиннадцатого!

— Беру!

— Сто пятьдесят «баксов» за новичка! — крикнул вдруг Семнадцатый, и на него посмотрели с удивлением, как на не вполне нормального человека.

Со стороны было видно, что на сарае встретились двое опытных соперников: стремительные выпады Савелия своевременно перекрывались старшим и более опытным соперником. Никто из наблюдавших за ними обитателей базы не мог и предположить, что между ними идет в этот момент важный диалог:

— Как ты сюда попал? — спросил капитан.

— Один майор КГБ сосватал.

— Это не КГБ, братишка. С этой базы ведется… — он отразил нападение Савелия и продолжал, -… продажа оружия по всей странен за рубеж. Командуют до Десятого. Второй десяток охраняет базу, а третий — добыча и транспортировка оружия. Тебя взяли на место погибшего Двадцать первого: часовой его грохнул во время захвата склада с оружием.

— Становится все интереснее.

— Тебя ожидает «крещение кровью».

— Не понял?

— Должен будешь замочить человека в форме, а это заснимут на кассету. Откажешься — самого замочат. Денег не жалеют. Мужики серьезные. А когда на тебе висит «вышак», то будешь сюда возвращаться, как в родной спецназ.

— Думай, капитан, думай: у тебя всегда башка варила что надо.

— Времени в обрез: дня два-три. Мы не знакомы, но сдружились: оба воевали. Обращаться только по номерам. Кстати, первых три номера не видел ни разу. Четвертого — один раз.

— Лет пятьдесят, с басом. Виделся!

— Ну и как?

— Серьезный соперник, хоть и самоуверенный, — он сделал блок и вдруг спросил: — Что означает схема «два»?

— Откуда?

— Меня приказали готовить по ней.

— Наркотики. Блок «два»! Видел? Лаборатория. Жуткий секрет! Схема «два» — подготовка для индивидуальных заданий! Да-а… могут все и ускорить. Ладно, посмотрим. Бойся Психолога и осторожней с Восьмым! Мразь, может и в спину.

В какой-то момент Савелий оказался сверху капитана, но его тело свесилось чуть ли не по пояс над огнем. Савелий ослабил захват, но капитал зло прошептал:

— Работай, сержант, провалишь все!

— Если не сделаешь бросок, сам прыгну! — спокойно отозвался Савелий.

В этот момент громко прозвучал звук сирены, и капитан, успев шепнуть ему: «Жди сигнала», начал делать бросок, но Савелий не успел освободить свой захват, и они взлетели вверх вместе, в красивом полете кувыркнувшись в воздухе, приземлились в огонь и тут же выскочили в необычном прыжке из него.

— Да, не хотел бы я с ними встречаться как с противниками, — задумчиво проговорил Пятый.

— Молодцы Рэксы! Отлично! — послышались восторженные возгласы со стороны боевиков.

— Выходит, никто не выиграл, — огорченно вздохнул тот, что ставил на Савелия.

— Ничья! — как-то странно усмехнулся Семнадцатый.

— А нам плевать на спецназовские штучки, не так ли, братишка? — подмигнул Седьмой своему приятелю.

— Внимание! Всем возвращаться по своим местам! — выкрикнул Шестой в «матюкальник». — После душа собраться в Комнате отдыха!

Не очень стройной цепочкой боевики потянулись в сторону входа на базу. Савелий пошел неторопливо и специально оказался последним.

Когда он проходил мимо железных дверей с цифрой «2», та вдруг распахнулась и оттуда потянуло дымом. Из дверей выскочили двое мужчин в белых халатах и вынесли на носилках третьего. У лежащего дымилась одежда, лицо было в крови. Савелий решил помочь и начал гасить его одежду.

— Проходи, проходи, Тридцатый! — услышал он окрик Шестого и сразу подчинился приказу. Он успел заметить, что у всех трех на кармане халата были вышиты какие цифры каждое число заканчивалось цифрой «2».

Савелий вошел в коридор, который вел к душу и туалетам. Он увидел, как Воронов, в отличие от других боевиков, вошедших в душевую, вошел в дверь с «ОО». Савелий последовал за ним.

Когда он вошел, то жестом указал капитану на место, где отыскал микрофон. Воронов с улыбкой кивнул ему «Знаю!» и, протянув что ему в руку, сразу же вышел, что оказалось весьма своевременным: в туалетную комнату вошел Седьмой. Савелий успел расстегнуть брюки и встать у писсуара.

Тот бросил на него подозрительный взгляд, но помочился рядом и, ни слова не говоря, вышел.

Савелий развернул кусочек бумажки, который вручил ему капитан.

«Сегодня, после Комнаты отдыха, под лестницей, у комнаты дневального».

Савелий сунул бумажку в рот, прожевал тщательно и проглотил.

В Комнате отдыха собрались все, кто был свободен от дежурства. Они выбрали себе игры и с увлечением занялись ими. Вскоре вошел Шестой и громко провозгласил:

— Внимание! Учитывая успехи в боевой подготовке и пожелания, написанные на ваших физиономиях, — он сделал эффектную паузу, — объявляю: сегодня — премиальный день!

Не успел он закончить, как со всех сторон раздались радостные крики:

— Браво!

— Наконец-то!

— Давно пора!

— Сколько уже ждем!

— Чего они так радуются? — спросил Савелий у Семнадцатого, с которым играл в шахматы.

— Сейчас увидишь, — хитро усмехнулся тот. Многие устремились с Шестым, который подошел к стойке бара и направил руку с пультом дистанционного управления в сторону ребристой стенки за стойкой.

Гофрированная стенка начала медленно раздвигаться в стороны и открыл небольшую сцену, а по бокам — палки с разнообразными алкогольными напитками.

— Понятно! — хмыкнул Савелий. — Снятие стресса.

В этот момент из потайной двери с левой стороны сцены вышла моложавая блондинка со следами былой красоты, одетой по последней моде для обитательниц ночных барок. Длинные ноги были едва прикрыты коротенькой юбчонкой, которая при каждом движении приоткрывала ярко-розовые трусики. Пышный бюст блондинки едва скрывала кофточка с огромным вырезом. Косметика была яркой, вызывающей, но отлично подчеркивала ее огромные глаза.

— Привет, мальчики! — призывно бросила она, махнув им рукой и занимая место у бара. Многие боевики устремились к стойке.

— Как давно я жду тебя, Маруся! — напевно выпалил Седьмой. — Налей, дорогуша, виски!

— Да, птенчик, две недели прошло! — кивнула она, ловко разливая по стаканам шотландское виски. Она повернулась к сцене и крикнула:

— Девочки!

Из той же двери, откуда вышла она, выбежало несколько привлекательных полуобнаженных девушек.

— Ну, я «дымлюсь»! — плотоядно крикнул один из боевиков.

— Или ко мне, мой станочек! — подхватил другой.

— Сольемся в экстазе! — бросил третий. Зазвучала музыка, и девушки разошлись по рукам.

Савелий подошел к стойке бара и взял в руки банку пепси. Рядом стоял Седьмой и пил виски. К нему подошел Восьмой.

— Снимем напряг, братан! — хлопнул он по плечу Седьмого и тоже подхватил стаканчик с виски, опрокинул его в рот и повернулся к подошедшему Шестому. — Понимаешь, Шестой, ты работяга! Он снова сделал глоток виски.

— Работяга! — хмыкнул тот. — Опять напьешься, как свинья!

— А что, имею полное право: две недели всухомятку. В этот момент рядом с ним остановился Психолог:

— Вам, Восьмой, сегодня можно только два по сто, не более.

Тот хотел что возразить, но Седьмой положил на его плечо руку, и Восьмой поморщился, но промолчал. А Психолог уже подошел к другому боевику:

— А вы, Четырнадцатый, свободен спать! Четырнадцатый недовольно вздохнул, но повернулся и пошел к выходу.

Одна из девушек, совсем еще молоденькая, но с очень пышными формами, увидев Восьмого, направилась к нему, и он широко раскрыл руки для объятий, но она вдруг заметила Савелия и резко свернула в его сторону.

— О, свежачок?! — воскликнула она, прижимаясь к нему своим крутым бедром. — Я тебе нравлюсь? — Она обняла его за шею. Савелий спокойно снял руку с шеи.

— У тебя что, милок, на «полшестого»? — огорченно спросила девушка

— Ничего, у меня не такие просыпались! — Она снова прижалась к нему всем телом.

— Зря стараешься, девочка, наш новенький пьет только молочко и любит только «голубой» цвет! — зло процедил сквозь зубы Седьмой.

Савелий резко обернулся к нему и громко бросил:

— Какой я люблю цвет, знаю только я, а вот то, что твой цвет — цвет мокрой задницы, знают все!

— Что ты сказал?! — взревел тот и выхватил из кармана нож-выкидыш. Металлически щелкнуло лезвие и угрожающе сверкнуло в свете прожектора над баром.

Савелий схватил его одной рукой за запястье руки с ножом, второй схватил за шиворот и сделал подсечку. Седьмой нелепо взмахнул в воздухе ногами и опустился на стойку бара. Савелий прижал его и, выхватив его же нож, приставил к шее.

— Слушай, бычок! — тихо, но четко произнесен. — Я сейчас отрежу тебе яйца, чтобы ты стал несколько поспокойнее. Его руку перехватила мощная рука Шестого:

— Отставить, Тридцатый! Что происходит? Савелий добродушно рассмеялся, поставил Седьмого на ноги и дружески похлопал его по плечу:

— Ничего особенного, Шестой, просто Седьмой попросил показать ему один приемчик, не так ли? — ответил Савелий, с усмешкой глядя в глаза Седьмому.

— Да-да, Шестой, так оно и есть, — подтвердил тот.

— Ну-ну… Еще одно такое приключение — и вы оба на месяц без баб и без «капусты», — четко выговорил тот, потом улыбнулся и сунул нож в карман. — Это пусть пока останется у меня. Желаю приятно провести вечер. — Он дождался, пока Савелий не отошел к столу, где играли в карты, затем подхватил ту, что приставала к Савелию и прижался к ней в танце.

Психолог остановился у карточного столика и стал внимательно смотреть за тем, как Савелий показывает карточные фокусы.

— Точно, моя карта! — воскликнул Двадцать пятый. — Ей Богу, червового валета загадывал, — он рассмеялся, но перехватил взгляд Психолога и мгновенно стер улыбку с лица. — Ладно, пойду выпью сока и спать, а то через пять часов на дежурство заступать.

— Да, покури чуток! — улыбнулся Савелий.

— Я не курю и тебе не советую! — неожиданно обозлился Двадцать пятый. — Покури, тоже мне шлепнул! Он пошел к бару.

— С чего он взял, что я курю? — недоуменно хмыкнул Савелий. — Ну, кому еще фокус показать? — шутливо спросил он. Психолог сел рядом

— А что, даже интересно. Мне покажите. Савелий профессионально перетасовал колоду и сказал:

— Загадайте число: больше пятнадцати, но меньше двадцати.

— Загадал.

Савелий быстро разложил карты по особой схеме. А вокруг продолжалась обычная для таких дней жизнь; некоторые уже достаточно «наклюкались», другие обнимали своих «курочек», третьи занимались играми.

Воронов искоса поглядывал за картами Савелия. Вскоре на столе перед Психологом остались четыре карты: пуз, тройка, пятерка, семерка…

— Странно, — поморщился вдруг Психолог. — Это сочетание цифр я уже видел вчера, когда Одиннадцатый стрелял по мишеням.

Услыхав его слова. Воронов резко ударил по шару, и тот, вылетев за борт, подкатился к ногам Психолога. Девятый наклонился, подобрал шар и протянул подошедшему капитану:

— Что вы сегодня не в ударе.

— Усталость, — признался капитан.

— Пойду чего-нибудь выпью. — Савелий встал и пошел к стойке бара, у которой продолжал стоять Седьмой со своим другом.

— Ну, Тридцатый, — тихо процедил он, — это тебе так не пройдет, — он широко улыбнулся, заметив, что Шестой посмотрел в его сторону…

— Там видно будет, — улыбнулся ему в ответ Савелий.

Со стороны нагло показаться, что двое друзей обсуждают какую-то приятную историю. Восьмой хмыкнул и повернулся к стойке.

— Налей виски!

Блондинка отрицательно покачала головой и кивнула в сторону Психолога, но Восьмой уже разозлился и потерял контроль над собой схватил бутылку, отвинтил пробку и прямо из горлышка сделал несколько глотков. Потом взглянул в сторону телевизора, где боевики смотрели американский фильм «Смертельное оружие», поставил бутылку, подошел к телевизору и пьяно бросил:

— Давайте лучше про баб смотреть! — Он стал нажимать на кнопки, чтобы выключить кассету.

Однако Семнадцатому, который смотрел фильм, это не понравилось, он подошел и снова включил фильм.

— А я буду смотреть боевик! — спокойно сказал он.

— Ах ты, гад! — вконец разошелся Восьмой. — Пошел отсюда! — и толкнул его в грудь.

Семнадцатый упал на спину, сбивая по пути стулья. Второй боевик, что смотрел фильм вместе с Семнадцатым, обхватил Восьмого сзади, и между ними завязалась борьба.

Седьмой поспешил на помощь своему приятелю, но не успел: боевик, что держал Восьмою, извернулся и ударил его кулаком в лицо. Взревев от обиды, Восьмой снова кинулся на обидчика, но его задержал подбежавший Седьмой и еще один из боевиков. Вместо того чтобы успокоиться, боевик, который ударил Восьмого в лицо, воспользовался тем, то его держат, и вновь нанес предательский удар в лицо.

Восьмой отбросил в сторону державших его, устремился на противника и нанес ему страшный удар ногой в грудь. Того отбросило прямо на подошедшего Психолога.

— Восьмой! Прекратить! — крикнул он, но тому уже все было нипочем: он подхватил Психолога за грудки и отбросил его в сторону. Психолог, не ожидавший такого, полетел на провода музыкальной техники. Они замкнулись, заискрились разноцветными огнями, и тут же, зазвучала громкая сирена тревоги.

Воронов бросил взгляд в сторону телекамер и быстро вышел из Комнаты отдыха.

Восьмому удалось схватить Семнадцатого и пнуть его коленом в живот. Тот сломался пополам, пересилил боль и ударил Восьмого локтем в лицо. Восьмой взревел от боли, подхватил со стойки бара бутылку и уже хотел опустить ее на голову Семнадцатому, но его руку успел перехватить Савелий.

В это время распахнулась дверь, и в комнату вбежали двое боевиков с автоматами в руках, а за ними — Пятый и Четвертый.

— Всем, смирно! — громко скомандовал Пятый и сразу же воцарилась тишина, Даже Восьмой застыл с бутылкой в руке. Четвертый подошел к нему, спокойно отобрал бутылку:

— Прекрасно веселитесь, господа. А за веселье нужно платить — Он ткнул бутылкой в грудь Семнадцатому — Ваш тренинг плох, Семнадцатый. — Затем подошел к Савелию: — Вам, Тридцатый, пора «на воздух», освежиться, — сказал он, хитро прищурившись, затем взглянул в сторону Пятого, который сразу что пометил в своем блокноте. — А вы, Восьмой, — он поставил бутылку на стойку бара, совсем рядом с Савелием, и Савелий странно посмотрел на бутылку, в его сознании что промелькнуло. Четвертый ткнул пальцем в грудь Восьмого, — четверо суток карцера, — он взглянул на Седьмого и добавил: — И ваш «братан». За мной! Седьмому — трое суток!

— Меня-то за что? — удивился тот.

— А за дружбу! — усмехнулся Четвертый и пошел к выходу.

Автоматчики быстро обыскали Седьмого и Восьмого и повели их вслед за ним. Едва они вышли, Пятый зло выкрикнул:

— Все на месяц без премиальных дней! — он взглянул на блондинку. — Вас это тоже касается! Забирай своих блядей и вон отсюда!

— Господи, мы-то здесь причем? — чуть не плача, произнесла она и махнула своим подругам, которые вместе с ней быстро вышли через ту же дверь, что и пришли сюда.

Шестой вытянул руку с пультом дистанционного управлении и нажал на кнопку; створки бара быстро сомкнулись.

Пятый осмотрел молчаливую группу боевиков и сказал:

— А вы страдаете за то, что позволили это безобразие; завтра с утра всем забег на десятку при полном параде! — он взглянул на оставшиеся рюмки, бутылки и приказал Семнадцатому: — Убрать! — Затем повернулся и быстро вышел.

— Всем — отбой! — крикнул Шестой и направился вслед за ним.

Все потянулись к выходу, а Семнадцатый начал убирать посуду.

Савелий взгляда на бутылку, я которую держался Четвертый, и вспомнил про его сейф: вот почему интуиция подсказала ему обратить внимание на бутылку. Он осмотрелся по сторонам, пытаясь найти Психолога, но тот был занят своим прожженным во время замыкания проводов костюмом и не видел ничего вокруг. Оставались телекамеры, но Савелий решил, что тот, кто сейчас смотрит в них, не сможет соединить все воедино. Он подхватил бутылку за самое горлышко и пошел к выходу.

Аркадий Михайлович Денисов

В вестибюле Комитета государственной безопасности, перед входом в кабинет генерала Галина, встретились двое: полковник Согомалов и член Правительства России — Денисов.

— Как дела, Константин Иванович? — пожимая руку, спросил Денисов.

— Двигаются потихоньку, Аркадий Михайлович! Тот взял его под руку и повел к выходу, бросая по сторонам настороженные взгляды:

— То, что сейчас услышишь, только для тебя: в стране об этом знают только два человека. Ты третий? Даже ему, — он кивнул в сторону кабинета генерала, — не имеешь права сообщить об этой информации.

— Неужели… — Богомолов — не решился договорить, чтобы не попасть впросак.

— Вот именно. Есть кое-какие подозрения, но их еще необходимо проверить.

— Понятно, — нахмурился полковник.

— Американская разведка, ссылаясь на данные из космоса, доложила в Пентагон и конгрессу о том, что у нас идет реконструкция и расширение сети исправительных колоний.

— Мне об этом ничего неизвестно! Может, «деза»? — предположил подполковник. — Вряд ли мое ведомство могли миновать такие вещи!

— По моим каналам кое-что известно, — заверил Денисов. — К огромному сожалению, это не является дезинформацией. Она подтверждается и тем вроде бы побочным фактом, как заказ нескольких сотен тысяч наручников. Или это тоже «деза»?

— Нет, я же вам представил документальные подтверждения, — смутился полковник. — Просто верить не хочется.

— Мы, к сожалению, не имеем с тобой права на эмоции. Теперь понимаешь, насколько важно найти, где и для чего концентрируется оружие?!

— Ну, для ЧЕГО — понятно! — усмехнулся полковник.

— Остается узнать — ГДЕ, — улыбнулся тот, похлопал его по плечу и ушел.

Богомолов некоторое время смотрел ему вслед, размышляя над услышанным, но в этот момент из дверей, за которыми скрылся Денисов, вышел огромный верзила, один из помощников генерала, и както странно взглянул на Богомолова.

Перехватив его взгляд, полковник быстро пошел к выходу, а тот скрылся в приемной шефа

Побег

Савелий медленно шел по коридору и остановился у лестницы, о которой ему написал капитан:

— Стой, как стоишь, и слушай! — раздался голос Воронова.

— Андрюша, наконец-то! — не мог сдержать эмоций Савелий.

— Да тише ты! — опасливо прошептал капитан и решительно втащил его под лестницу.

— Живой, братишка! — радостно прошептал Савелий, тиская Воронова.

— Живой, как видишь. Слушай внимательно: существует целая сеть, имеющая филиалы по всей стране. Наркотики, как я уже тебе сказал, и оружие.

— И много оружия? — нахмурился Савелий.

— Десятки, сотни тысяч стволов. На этой базе сконцентрированы силы, которые осуществляют транспортировку и добычу оружия, кроме того, здесь создана лаборатория для переработки сырья и производства наркотиков. Все в крови!

— Ты-то как сюда попал, капитан?

— Обо мне потом, — с грустью махнул рукой Воронов. — Ты-то мне веришь?

— Если нельзя верить тебе, то кому можно?! Ты это брось! — рассердился Савелий. — Что ты говорил про блок «два»?

Капитан удивленно посмотрел на него: неужели не расслышал во время боя — но повторил:

— Второй блок — наркотики! Там и лаборатория. Уверен в этом. А зря ты с Восьмым поцапался!

— Четвертый приказал на воздух, освежиться, — хмыкнул он.

— «На воздух»? Худо, совсем худо! — покачал головой капитан. -«На воздух» у Четвертого и означает крещение кровью. Хотел лучше подготовиться, да делать нечего. За сейф гложет душа! — он разочарованно причмокнул губами.

— У Четвертого в кабинете, что ли?

— Ого! Без году неделя на базе, а уже столько знаешь! — удивился капитан. — Там, явно там дискета. Я уж и спецсостав достал для его пальчиков, да не успел.

— Составчик-то с собой? — хитро улыбнулся Савелий.

— С собой. — Воронов явно не понял, почему он об этом спрашивает, но протянул ему пакетик со спецсоставом.

— Вот его пальчики! — подмигнул Савелий, показывая ему бутылку с виски.

— Ну, братан! — Капитан радостно хлопнул его по плечу. — За мной — «универсальный» ключ! В два тридцать — в богатом холле. Ждать пять секунд и уходить одному! Ясно?!

Савелий хотел предложить капитану еще осмотреть блок «два», но в этот момент послышался какойто шум. Воронов приставил палец к губам и тут же исчез, мотнувшись в малоосвещенный коридорчик.

Савелий быстро вышел из-под лестницы и встал так, словно стоит здесь уже давно. Перед ним возникла фигура Семнадцатого. Его губы были сильно разбиты, из носа сочилась кровь и он постоянно промокал ее носовым платком.

— Ты чего здесь стоишь? — заметив Савелия, дружелюбно спросил, он.

— Да вот, — как бы смущаясь, ответил Савелий. — Четвергами приказал «на воздух», а ключа-то у меня нет.

— Это не совсем то, что ты думаешь, — с грустью вздохнул Семнадцатый и тут заметил у Савелия злополучную бутылку, которой едва не схлопотал по голове. — Спасибо, что спас меняет сотрясения мозга, если не хуже.

— Ладно, чего там. Ты левую руку вверх подними: если правой ноздри идет кровь, то левую.

— Ерунда все это! — махнул он рукой.

— Не скажи. Ладно, по-другому сделаю, побыстрее. — Савелий притронулся пальцами где-то у затылка Семнадцатого, а пальцами другой руки провел трижды у его носа; кровь на глазах свернулась и перестала идти.

— Надо же, никогда бы не поверил, что такое возможно! — воскликнул парень, затем вытащил из кармана пластиковый ключ, с опаской огляделся по сторонам и встал так, чтобы скрыться от телекамеры. — Вот, возьми. Коридоры без набора, помещения — свой номер, число и номер комнаты.

— Да мне пока это не нужно, — начал было говорить Савелий, но Семнадцатый вдруг усмехнулся:

— Пока не пока, а потом — пригодится! — он подмигнул. — Желаю удачи! — Повернулся и пошел прочь.

Конечно же, Савелий не стал выходить из подземелья наверх, понимая, что может сразу привлечь к себе ненужное сейчас внимание, но ему надо было успеть до отбоя проделать одну операцию. Единственное место, где можно было избежать посторонних глаз, — туалет!

Савелий быстро вошел туда там никого не было, и он юркнул в кабинку. Вытащив из кармана пакетик со спецсоставом, напоминающим размягченный пластилин, он поднял бутылку на свет и внимательно осмотрел ее. Память точно зафиксировала то, как Четвертый брал бутылку, и он без особого труда нашел четкий отпечаток его пальца.

Аккуратно размяв спецсостав в небольшой кружок, прижал его к отпечатку. Ласково прижав, отлепил от бутылки и увидел, что получилось: на кружочке был виден четкий след пальца.

Савелий положил его в полиэтиленовый пакетик, сунул в нагрудный карман и хотел уже отправиться в спальную комнату, но вовремя вспомнил о бутылке: многие видели его с бутылкой в руках, а уж наблюдающий оператор наверняка. И он решил подстраховаться: отвинтил пробку, набрал в рот виски и выплюнул в унитаз, затем, стараясь не шуметь, осторожно слил виски из бутылки. Осталось убедить оператора в том, что он прилично выпил.

Савелий знал, что дверь в туалет просматривается одной из телекамер слева. Он открыл дверь, выглянул наружу, словно избегая ненужных встреч, вышел из туалета и не очень твердой походкой направился в спальню.

Оператор действительно обратил внимание на то, как Савелий входило бутылкой в туалет, и даже подумал, что кто-то развлекается, втихомолку трескает, а здесь сиди всю ночь… Вон, выходит. Неужели полбутылки виски уговорил? Несправедливо! Вот тебе и Рэкс! Оператор пододвинул к себе журнал наблюдений и сделал там запись.

Когда Савелий вошел в спальную комнату, его соседи уже лежали в кроватях, а один даже спал. Не спал Семнадцатый: он явно хотел что-то сказать, но телекамера включилась, как только Савелий открыл дверь оператор почему-то продолжил наблюдение.

Савелий чуть пошатнулся и задел кровать Семнадцатого.

— Нагулялся? — дружелюбно спросил тот.

— Точно, нагулялся! — пьяно осклабился Савелий и даже икнул, затем разделся, искоса следя за телекамерой. Оператору, видно, надоело наблюдать за ним, а может, переключился на что-то другое и огонек погас.

— Запутался я. У вас здесь черт ногу сломит. Сунулся, а дверь не открывается. — Савелий был так убедителен в роли пьяного, что, когда вновь икнул в сторону Семнадцатого, тот испугался, что его сейчас вырвет, и отодвинулся.

— Ты что, забыл, какие цифры нужно было набирать?

— Нет, не забыл. Твой номер, сегодняшнее число и номер комнаты.

Семнадцатый нахмурился, когда Савелий упомянул про его номер. Значит, не подстава, подумал Савелий. Интересно, может, еще что узнается.

— Все сделал, как ты и говорил, а там пищать чтото начало.

Семнадцатый резко привстал на кровати и заметно побледнел:

— Ты что же, в ворота сунулся?

— В какие ворота? — хихикнул Савелий. — Двери железные с двойкой! Потом уж, сообразил, что не моя дверь. Но я что хочу спросить, почему эта «двойка» не открывается — замок сломан, что ли?

— Да нет, с замком там все в порядке, — он замолчал, словно задумался, стоит ли откровенничать с новичком. — Просто… в эти комнаты может входить не каждый.

— Все понятно: тебе — можно, мне — нельзя! Тебе — плюс, мне — минус! — он и сам не понял, почему так сказал.

— Сегодня все — минус! — неожиданно серьезно, даже с некоторым раздражением буркнул Семнадцатый и отвернулся от Савелия. — Давай спать! Завтра же забег на десятку! На такой жаре вся задница будет в мыле.

— Спать так спать. Задница так задница, — пьяно пробормотал Савелий, сворачивая трубкой одеяло и укладывая его в ногах.

Он улегся и закрылся простыней: около трех часов придется ему бороться со сном. Сейчас ему нужно было не успокаивать свою нервную систему, а наоборот найти то, что заставит ее быть в напряжении и постоянной готовности.

Савелий отвернулся от телекамеры, чтобы не думать о ней, и стал анализировать информацию, полученную за последние часы.

Да, на нем лежит задача взять из сейфа Четвертого дискету, на которой записано очень много сведений, возможно, что и о структуре всей этой организации. Но вдруг на ней не окажется ничего существенного? Что тогда? С чем придешь к властям? Со словами о том, что плохие дяди отбирают оружие у хороших и хотят сделать «бо-бо» любимой Родине? Нет, нужно захватить еще что-нибудь, посущественнее!

Савелий уже решил для себя, что ему нужно будет попытаться заглянуть во второй блок. Да, это опасно! Да, это может сорвать их побег! Стоит ли рисковать? Он бы не задавал себе этот вопрос, иди речь только о нем самом, но с ним еще и капитан!

Капитан Воронов, которого он столько лет искал, которого уже считал погибшим! Имеет ли он право подвергать риску его? Но Воронов сам частенько говорил в Афгане: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского!» А еще он говорил, что рисковать имеет смысл, если тобой продуман план, который сведет риск до минимума.

Значит, нужно проанализировать, есть ли шанс быть обнаруженным во втором блоке или около него.

Судя по всему, блок «два» работает только в две смены и ночью там никого нет, а значит, внутри его никто не встретит.

Телекамер во втором блоке наверняка нет: там работают только специалисты, которые живут отдельно, питаются отдельно, и общаются с ними только те, кто допущен, а оператор меняется каждый день из их числа.

Вряд ли Четвертый стал бы расширять круг людей, которые могут в лицо знать работавших во втором блоке. С этим вроде ясно. Теперь о том, как оказаться незамеченным у входа в дверь под номером «два». В блок «два» ведет несколько выходов — снаружи он видел это во время пробежек на тренинг-полигоне.

Стоп! Он вдруг вспомнил, что видел железную дверь с цифрой «2» и под землей, когда его вели по коридорам к Четвертому. Эта дверь… Точно! Эта дверь находится в нескольких десятках метров от кабинета Четвертого! В таком случае, сам Бог велел не упустить такой возможности!

Остаются телекамеры! Это самое узкое место в их плане. Однако их можно обмануты, недаром он так тщательно запоминал их расположение и радиус поворота, словно предвидел все это.

Каждая камера имеет свою мертвую точку, точнее, зону, которую она «не видит»: во-первых, под ней самой, во-вторых, то место, от которого она «отвернулась», совершая движения то влево, то вправо, в-третьих — различные препятствия — колонны, воздухопроводы, пожарные щиты и многое другое.

Что ж, вроде бы все. Можно отвлечься и подумать о более приятных вещах.

Он улыбнулся и нежно прижал к губам медальон: что-то там поделывает Лана? Чем сейчас занята? Скорее всего, уже ходит по столичному западному городу, забыв о существовании какого-там парня.

Нет, не могла Лана его забыть! Савелий вдруг ощутил прикосновение ее губ, вспомнил ее запах. Он чувствовал тогда, что она была искренна с ним: ее ласки, голос, нежность — все говорило о том, что она счастлива от его прикосновений и получает истинное наслаждение.

Как было бы здорово очутиться вновь рядом с ней и ощутить ее руки, увидеть ее глаза, услышать биением сердца, слиться с ее дыханием.

Он вдруг подумал о Григории Марковиче. Странное было у Савелия к нему отношение: с одной стороны, вроде бы должен испытывать благодарность — выручил заграницей, помог вернуться на родину, купил билет, с другой стороны — ненависть: окунул его в ада дерьмо! Надо же, объект КГБ! А если он не знал и не знает обо всем этом и действительно было желание только помочь с работой? Не сам же он отправил его на эту базу? Такие умные глаза, приятный и добрый голос. Что-то здесь не вяжется. Глаза, голос. Ерунда все это!

Не может майор КГБ, если не обманул и в этом, не знать, чем занимаются его приятели! Не может! И все! Что ж, надо будет проверить, обязательно проверить.

Савелий скосил глаза на руку: часы показывали без пятнадцати час! Через пятнадцать минут нужно выйти отсюда. Он еще раз мысленно прошел тот путь, который ему предстоял.

Его память была способна мгновенно воспроизвести нужную, информацию, если он посылал соответствующий сигнал. После этого он мог с закрытыми глазами пройти весь маршрут, не боясь ошибиться.

Все, пора! Савелий неловко, словно во сне, повернулся в сторону спящих соседей прислушался к их ровному дыханию, затем взглянул в сторону телекамеры и хотел уже встать, но в этот момент зажегся красный огонек, и Савелий закрыл глаза: видно, оператор делал плановую проверку всех помещений. Вскоре огонек погас, и Савелий, не теряя ни секунды, вскочил с кровати, уложил вместо себя сложенное одеяло и накрыл простыней. Потом быстро оделся в военную форму, сверху натянул черный марлевый комбинезон с капюшоном и стал напоминать ниндзя из американских боевиков. Взглянув на Семнадцатого, он положил на его тумбочку пластиковую карту, которую тот ему дал: нельзя допустить, чтобы парня наказали за этот дружеский жест. Пусть Психолог отвечает! Савелий ехидно улыбнулся: вот шуму будет!

Прощай, сосед! Может, когда и доведется увидеться.

Капитан оделся точно так же, как и раньше, выскользнул из своей спальни и устремился по коридорчику, который соединялся с главным коридором.

Добравшись до угла, выставил руку с зеркальцем и, выждав, когда телекамера начнет поворачиваться в другую сторону, быстро преодолел расстояние и встал под нею. Еще один поворот, и он уже у другого угла коридора. Вскоре он оказался у стеклянной двери, через которую было видно помещение Компьютерного центра базы.

Кроме дежурного оператора, никого не было видно. Перед ним капитан увидел несколько дискет и толстый журнал. Оператор сидел спиной к двери, и капитан мог спокойно оценить обстановку: работали только три монитора, настроенные на ворота базы и на коридоры. Неожиданно оператор включил четвертый монитор, и на нем возникло изображение странного помещения с кроватью, на которой лежал привязанный американский офицер.

Вначале капитан подумал, что это Восьмой в карцере, но когда в комнату вошел человек в белом халате и сделал лежащему укол, тут же выйдя из комнаты, а оператор укрупнил изображение, капитан удивленно наморщил лоб: что это за американец? Он никогда не видел его ранее. Кто ого мог быть? Видно, важная персона, если его так охраняют. Больной, что ли? А может… Точно, ему колют наркотики! Как он сразу не догадался! Интересно, где находится эта комната?

Стоп! Когда врач выходил из комнаты, то в просвете мелькнул сигнальный щит, который находится совсем рядом отсюда. Отлично! Нужно попробовать! Время есть: вряд ли оператор включит монитор ранее, чем врач придет в очередной раз.

Главное теперь — ключ! Универсальный ключ! Без него выйти с базы будет невозможно! А ключ лежит в шкафчике перед самым носом оператора.

Савелий был уже у железной двери с цифрой «2». Чуть помедлив, словно в последний раз взвешивая все «за» и супротив», он решительно вставил пластиковую карту Психолога в прорезь цифрового замка, набрал номер Психолога, потом дату и тут же выдернул карту, покрывшись мгновенно потом! Как же он так неосторожно?! К сегодняшней дате нужно прибавить или вычесть из нее число семь. Прибавить или вычесть? Вычесть или прибавить? Стоп! Семнадцатый сказал, что «сегодня все — минус». Проговорился или просто так ляпнул, для красного словца? Нужно рисковать.

Савелий снова вставил карту, быстро набрал цифры, и… дверь открылась. Он перевел дух, смахнул со лба пот, вошел внутрь и снова возвратился. Что это с ним? Нервы, что ли? Вторая ошибка! Карту оставил в замке! Он вытащил карту, сунул ее в карман и тут заметил, что на двери изнутри нет замка, чтобы открыть ее. Не имея времени, чтобы разобраться в этом, он просто сбросил с ноги кроссовки и оставил в проеме.

Выбрав момент, капитан проскользнул в Компьютерный центр и спрятался за высоким шкафом. Теперь необходимо отвлечь внимание оператора от шкафчика, где лежит универсальный ключ.

Он внимательно осмотрелся вокруг, и снова его взгляд остановился на стопке дискет. Они лежат у самого края стола, и стоит их чуть подтолкнуть, завалятся на пол. Сказано — сделано! Дождавшись, когда оператор отвернется в другую сторону, капитан толкнул стопку, и дискеты посыпались на пол.

— А, черт тебя подери! — ругнулся тот и стал собирать рассыпавшиеся по полу дискеты.

Стараясь не шуметь. Воронов бросился к шкафчику, вытащил из него пластиковый универсальный ключ и тут же вернулся назад.

Оператор собрал дискеты и снова уставился на мониторы. В этот момент одну из камер, направленную на воротам неожиданно облепили летучие мыши, и оператор снова выругался:

— Опять вы, серые сучки! Кыш, падаль летучая! Кыш! — он стал нажимать на кнопки, ускоряя движение камеры, чтобы спугнуть непрошеных гостей.

Капитан с улыбкой покачал головой: это может пригодиться, и выскользнул из помещения Компьютерного центра.

Савелий открыл жестяную коробку с яркой наклейкой английского чая, с тайной надеждой найти там наркотики, но… там действительно оказался чай! Странно! Не мог же ошибиться капитан?! Не может быть, чтобы второй блок оказался обыкновенным продовольственным складом. Он огляделся вокруг, чтобы найти еще какие-нибудь продукты, но ничего, кроме коробок с чаем, не было. А вокруг он разглядел в полумраке химические приборы, реактивы. Он покачал головой и решительно сунул палец в чай. Ага! Так оно и есть: его палец наткнулся на что-то твердое. Он вытащил это «что-то», оказавшееся полиэтиленовым пакетиком с белым порошком! Наркотики! Отлично! Специалисты разберутся, «откуда дровишки».

Воронов добрался до двери со странным «больным»: она находилась прямо за поворотом коридора и, как ни странно, не просматривалась телекамерами. Он осторожно попробовал открыть дверь без ключа, и его предположения оказались верными видно, врачу надоело каждый раз испытывать неудобства — с занятыми руками открывать дверь каргой, и он решил оставить ее открытой.

Незнакомый американский майор лежал без чувств, и капитан, быстро освободив, его от ремней, уже хотел его поднять, но тут же подумал, что, когда он начнет отходить от наркотиков, потребуется поддержка. Он быстро осмотрелся и увидел тумбочку, стоящую под телекамерой и потому невидимую на экране монитора, В нем он нашел медицинский бюксик со шприцем и, — катушку лейкопластыря, наркотиков не оказалось. Сунув на всякий случай бюксик со шприцем, в карман, он направился к незнакомцу, но тот вдруг застонал. Это совсем ни к чему, подумал капитан и вернулся за лейкопластырем.

Савелий вошел в кабинет Четвертого, включил настольную лампу и стал суетливо искать потайную кнопку в стене: Он много времени потерял во втором блоке, и сейчас нужно было действовать быстро.

Вскоре он отыскал ее и решительно нажал, квадрат в стене отодвинулся в сторону, и показался заветный сейф. Савелий достал спецсостав и осторожно освободил его от полиэтилена. В свете настольной лампы рассмотрел отпечаток, приставил его к красному кружочку, и вдруг прозвучал электронный голос:

— У вас есть десять секунд для исправления ошибки! — и почти сразу же начался отечет — Десять… девять… восемь…

Господи! Что делать? Что было сделано неверно? В чем заключалась ошибка? Еще несколько секунд, и прозвучит сигнал тревоги.

— Помоги, Учитель! — шепотом взмолился Савелий.

— … шесть… пять… — безжалостно отсчитывал электронный голос.

В этот момент Савелий, задумавшись, машинально прижал палец к губам и неожиданно воскликнул:

— Неужели?! — он подскочил снова к сейфу, вновь приложил спецсостав и начал согревать его своим дыханием.

— … три… два…

Савелий затаил дыхание и приготовился услышать звук сирены, но вместо него прозвучало несколько музыкальных аккордов и дверца сейфа откинулась в сторону. Значит, в секрет замка были заложены не только отпечаток пальца, но и температура тела.

Савелий почувствовал, как к спине прилипла мокрая от пота одежда, но единственное, что он мог себе позволить, — это промокнуть лицо платком. Секундная стрелка неумолимо отсчитывала круг за кругом, минутная неумолимо приближалась к цифре шесть.

Капитан стоял у выхода из холла, прислонив к стене безвольное тело американца. Он нетерпеливо взглянул на часы: секундная стрелкам завершая свой круг, безжалостно проскочила цифру двенадцать, а Савелий еще не пришел.

Он взглянул на незнакомца и поудобнее перехватил его тело, чтобы взвалить себе на плечи, как почувствовал, что кто рядом тяжело дышит. Капитан резко повернулся, чтобы схватиться с возможным противником, но увидел перед собой Савелия, который с виноватой улыбкой проговорил:

— Спокойно, капитан, свои.

— Ну… — Воронов хотел его обругать, но только погрозил кулаком.

— Работаем, капи… — Савелий неожиданно заметил незнакомца и оборвал себя на полуслове, недоуменно взглянув на Воронова.

— Все потом! Помоги! — они подхватили с двух сторон американца и устремились к выходу.

Преодолев бетонную лестницу, ведущую наверх, они остановились перед железной дверью, и капитан, вставив универсальную карту, открыл ее и осторожно выглянул наружу

— Все спокойно. Можно идти! — прошептал он.

— Учти, братишка, — добавил он прямо в ухо Савелию, — с летучими мышами самый безопасный способ, да и время выиграем!

— Безопасный-то безопасный, но как ее поймать? — усмехнулся Савелий.

— Что-нибудь придумаешь: у тебя будет минут пять.

— Спасибо, обнадежил.

— Все, сержант! Этого мужика сам понесу. На тебе часовые, оружие и ворота. На мне — транспорт! — скомандовал капитан и протянул ему пластиковый ключ-карту. — Вот, это от ворот.

— Работаем, капитан! — Савелий дружески хлопнул по протянутой ладони капитана и бесшумно поспешил в сторону ворот, скрываясь за кустами. Капитан взвалил незнакомца себе на плечо и быстрым шагом направился к навесу, под которым стояли машины.

Сначала он подошел к мощной бортовой машине с брезентовым тентом и втащил в кабину беспомощное тело незнакомца. Кабина была приспособлена для «дальнобойщиков», со спальным местом сзади водителя. Капитан затащил туда американца и занялся другими машинами. Открывая капоты одной, другой, третьей он вырывал провода, без которых машины нельзя было заставить ехать.

Вскоре он вывел из строя все машины и занялся бронетранспортерами, пожалев, что нельзя один из них использовать для побега: путь дальний, а скорость у него — не очень-то разгонишься, да и о шуме думать нужно.

Используя подсказку капитана, Савелий нашел мертвую зону телекамеры и быстро перемахнул через бетонный забор, стараясь не зацепиться а колючую проволоку.

Оглядевшись, он обнаружил несколько мышей, беспорядочно носящихся в воздухе. Поди поймай их! Легко сказать. Савелий начал медленно продвигаться в их сторону, стараясь не делать резких движений, но… когда до них оставалось метра два, они отлетали.

С трудом сдерживаясь, чтобы не чертыхнуться вслух, Савелий снова двинулся вперед, решив испробовать способ, о котором когда-то слышал. Он приготовил фонарик, взяв его в левую руку, а в правой руке зажал свое любимое удобное, как он считал, оружие. Он случайно обнаружил его в сейфе Четвертого, удивившись, почему тот хранил его там тонкая стальная цепочка метра два длиной, на конце которой укреплен двадцатипятиграммовый грузик. В умелых руках это было достаточно грозное оружие. Вопервых, бесшумное, во-вторых, пущенное точно твердой рукой, могло, попав в опасную для жизни точку, убить человека, в-третьих, использовалось и как петля для удушения.

Когда ему удалось приблизиться к мышам до расстояния в полтора метра, Савелий включил фонарик и резко взмахнул правой рукой — одна из мышей камнем упала на землю. Подхватив ее трупик, Савелий осторожно подкрался к воротам, ловко взобрался по столбу к камере и укрепил там мертвую мышь.

В этот момент из помещения КПП вышел часовой: то ли что-то почувствовал, то ли просто решил проветриться и размять ноги. Савелий едва успел скрыться в тени и затаиться. Ждать долго не пришлось: часовой подошел почти вплотную к тому месту, где находился Савелий, решив справить малую нужду. Не успел он расстегнуть шорты, как Савелий нанес ему точный удар в сонную артерию и навсегда лишил всех желаний на этой грешной земле.

Повернув его лицом к себе, он узнал парня, который был противником курения. Это был безобидный парень, и Савелию стало искренне жаль его. И зачем он полез в это осиное гнездо? Он вздохнул с жалостью, но сразу же взял себя в руки: каждый находящийся здесь боевик убил не одного человека, чтобы самому остаться в живых. Каждый, кто находился на этой базе, был по локти замаран чужой кровью и должен был рано или поздно понести наказание.

Но сам Савелий… Имеет ли он право вершить над ними суд? Имеет ли он право совмещать в своем лице и судью, и прокурора, и палача? Нет, не имеет! Так что остается сидеть и ждать, когда меч правосудия настигнет преступников и поразит их? Нет, этого он не мог себе позволить, и никогда не простит себе, если кто-то из них еще сумеет принести вред.

Он не имеет права расслабляться и пускать слюни! Разве он задумывался в Афгане, когда должен был убивать? Нет, не задумывался, особенно в начале войны. Позднее, когда многое понял в той войне, когда осознал ее безнравственность, беспринципность, ненужность и несправедливость, начал задумываться, но ведь продолжал убивать, не так ли? Так! Но если бы он не убивал, то убили бы его.

Вот! Вот краеугольный камень этой проблемы: УБИВАТЬ, ЧТОБЫ НЕ БЫТЬ УБИТЫМ. «Не убий, — сказано в Библии. Но „не убий“ касается не только другого человека, но и самого себя, и вообще всякого живого существа: животного, птицы, рыбы. Однако человек испокон веков убивает и продолжает убивать, чтобы выжить, сохранить свою жизнь. Не убить другого, когда твоей жизни грозит смертельная опасность с его стороны, — значит все равно нарушить заповедь. Потому что тогда убьют тебя и ты, только ты будешь виновен в своей смерти мог спастись и не стал этого делать.

В данном случае он подвергает смертельной опасности не только себя, но и самого близкого человека, Андрея Воронова. Из двух зол выбирают меньшее.

Савелий вытащил из ножен часового нож и, на цыпочках подскочив к будке КИП, быстро распахнул дверь. Второй часовой сидел на стуле и прихлебывал чай из стакана. Увидев Савелия, одетого в черный комбинезон, он мгновенно вскинул автомат, лежащий перед ним на столе, но снять с предохранителя не успел: нож вонзился ему в шею и он без звука ткнулся носом в стакан и опрокинул его.

Савелий подошел, взял у него автомат, снял пояс, на котором висели запасные рожки, фляжка с водой и штык-кинжал. Прихватил пачку сигарет и зажигалку со стола и вышел. У часового, лежащего на земле, взял то же, что и у первого. Потом оттащил его и прислонил спиной к КПП.

Вынув из кармана универсальный ключ-карту, вставил в электронный замок на воротах и услышал звуки электронной музыки. Он подбежал к будке и нажал небольшую красную кнопку на щитке. Ворота нехотя раздвинулись, и Савелий просигналил фонариком в сторону навеса с машинами. Ему в ответ капитан мигнул подфарниками.

На малых оборотах машина двинулась к воротам и вскоре проскочила их, остановившись в десятке метров.

Савелий достал пластиковую карту и вновь нажал на кнопку: ворота вернулись на место, а он вытащил из пачки сигарету, прикурил ее и вставил в рот часовому, прислоненному к будке КПП. Затем подошел к столбу с телекамерой и взмахнул правой рукой: метко брошенный свинцовый грузик сбил мертвую мышь, и Савелий устремился к грузовику, срывая с себя на ходу ненужный уже комбинезон.

Встревоженный дежурный оператор, тщетно пытавшийся отпугнуть «усевшуюся» перед объективом телекамеры летучую мышь, облегченно выдохнул:

— Наконец-то улетела, сучка! — он посмотрел на часы. — Помехи на экране — шесть минут! Норма! — он пододвинул к себе журнал и отметил в нем время начала и конца этих помех, потом вновь взглянул на экран и увидел сидящего у будки часового. — Ну, Двадцать пятый! Ты посмотри на него: всех уговаривает не курить, а сам втихомолку смолит. Я тебе покажу, как курить на посту! — усмехнулся он и снова сделал пометку в журнале.

Интерес американца к фотографии

Воронов уверенно управлял мощной машиной, ведя ее по накатанной грунтовой дороге. Свет фар высвечивал мелькающие кустики верблюжьей колючки, а в тусклом свете луны, насколько хватало зрения, раскинулись песчаные барханы. Ночь была тихой, безветренной, а безоблачное небо усеяно звездами до самого горизонта.

— Теперь можно подбить бабки! — весело проговорил капитан. — На транспорт и часовых — три минуты, камера была перекрыта пять минут пятнадцать секунд — норма! На грязь — минута! Отлично! Час пятьдесят три до смены постов, — он посмотрел на часы, — семь минут на анализ ситуации! Минута на принятие решения! Итого: у нас с тобой два часа чистого времени до организации погони. А до трассы — восемь часов беспрерывной езды.

Савелий слушал его, проверяя готовность автоматов, заполненность автоматических рожков.

— Слушай, Савка, ты почему задержался? — неожиданно спросил капитан.

— Ну наконец-то! Узнаю манеру капитана Воронова: не упустит, чтобы не сделать выволочку, — он перехватил недовольный взгляд и тут же добавил: — Заслуженную, заслуженную! — Савелий заразительно засмеялся, и его смех подхватил и капитан.

— Ну-ну…

Савелий вытащил из кармана пакетик с наркотиком.

— Вот, во втором блоке слямзил. Надо же — улика!

— А дискета? — нахмурился тот.

— Обижаешь, капитан! — он вытащил из кармана и дискету. — Я всегда говорил, что у капитана Воронова башка варит что надо! — Савелий отдал ему дискету. — Но и это еще не все.

— Вот как, может, ты и ключ к шифру разыскал? — усмехнулся Воронов.

— Нет, тут другое, — серьезно проговорил Савелий и вытащил из нагрудного кармана фотографию. — Там же никто не снимал!

Воронов взял фотографию: на ней стоял перебинтованный, исхудавший Савелий в окружении афганских офицеров и одного офицера в форме вооруженных сил Соединенных Штатов Америки.

В это время за их спиной раздался приглушенный стон, и Воронов чертыхнулся с досады:

— Тьфу, черт! Про него-то мы забыли! Сними со рта пластырь, еще задохнется!

Савелий повернулся к американцу и резким движением сорвал с лица пластырь:

— Кто это, капитан?

— Судя по форме, американец. Савелий хмыкнул, но ничего не сказал.

— Они его на наркотиках держали. Мне кажется, что именно он осуществлял связь мафии с заграницей.

— Нет, он заложник! — уверенно сказал Савелий.

— Откуда тебе это известно?

— Из документов сейфа, которые успел пробежать. Посчитал их несущественными и не захватил. А зря, как вижу. Но нам-то он зачем? Его же могли убрать в любую минуту,

Капитан и взглянул Савелию в глаза. Савелий вздохнул и согласно кивнул.

А американец начал что быстро лопотать поанглийски, тыча рукой в фотографию.

— Чего он? — удивился капитан.

— Подожди, сейчас все выясню!

— Я узнал его! Узнал! Это — Уоркер! Уоркер! Такая скотина! Он еще в Африке инструктором был и во Вьетконге! Наемник и двойной агент! — американец задыхался то ли от злости, то ли оттого, что кончилось действие наркотика. Савелий нахмурился и начал расспрашивать его:

— Вы уверены, что точно узнали этого человека, которого называете Уоркером?

— Да, я узнал его! Узнал эту свинью! Это он! Точно он! — американец был настолько взволнован, что даже заикался.

— А как вы попали на эту базу?

— Какую базу? — искренне удивился тот. — Меня взяли в Сингапуре! Они меня вычислили, хотели, используя меня, шантажировать. А где я нахожусь?

— В Казахстане.

— В Казахстане? — Было такое ощущение, что его неожиданно стукнули по голове. — Ничего не помню, — растерянно добавил он. — А кто вы?

— О нас — позднее! — отрезал сухо Савелий, потом неожиданно схватил его за грудки. — Вы из ЦРУ?

— Нет нет, — замахал тот руками. — Вы ошибаетесь!

— Нет, вы из ЦРУ! Признайся, черт тебя побори! — добавил он по-русски.

— Я вам честно говорю — не из ЦРУ! — обречено выдохнул тот.

— Тогда из ФБР! Только не ври!

— Да, я из ФБР, из международного отдела по борьбе с наркобизнесом.

— Чуть лучше, но все равно, — Савелий брезгливо махнул рукой.

Капитан нет-нет да и бросал насмешливые взгляды в их сторону, вовсю газуя и внимательно следя за дорогой. Наконец не выдержал и спросил;

— Интересно беседуете, подружились, что ли?

— Ага, подружились, — процедил сквозь зубы Савелий. — Из ФБР он. Я имел «счастье» сталкиваться с этим заведением всю душу повытрясли! Правда, этот говорит, из международного отдела по борьбе с наркобизнесом.

— Надо же, на ловца и зверь бежит! — усмехнулся капитан. — А что это он так разволновался?

— Да вот, увидел на фотографии своего приятеля из ЦРУ, — Савелий со злостью сплюнул.

— Ноу, нет, он не мой приятел… — неожиданно заговорил на ломаном русском языке американец. — Он… Так ест… ЦРУ. ЦРУ и мафиози тоже. Бизнес. Наркотик, оружие. Раз встречу — убиваю. Сразу убиваю.

— Смотри, как его прорвало! — усмехнулся капитан. — Да он, оказывается, Шепе.

— Нет-нет! — испуганно воскликнул американец. — Я не Шепе, я не шпай, хочу сказат, не шпион!

Неожиданно Савелий взглянул на него и громко хмыкнул, а капитан начал хохотать во весь голос.

— Шепе — не шпион! Ха-ха-ха! — пытался объяснить сквозь смех Савелий. — Шепе означает «Швой парень»!

— Вы говорит Шепе — швеи парень? — американец наморщил лоб, пытаясь понять, и вдруг тоже захохотал, да так заразительно, что это вызвало новый взрыв смеха и у друзей.

Сигнал получен!

Аркадий Сергеевич Рассказов развалился на кушетке перед бассейном, и над его загорелым телом усердно работали две молодые симпатичные длинноногие девушки.

Они были одеты только в узенькие плавочки, и их пышные, красивой формы груди раскачивались в такт движениям. Длинные наманикюренные пальчики нежно и быстро бегали по его телу, вызывая приятную истому: он нежился и постанывал от удовольствия.

Так называемых «массажисток» Рассказов выбирал как на конкурс красоты. Сначала претендентки проходили отбор, проводимый специальной группой помощников по эстетике. Этот отбор был строг и целомудрен. После одного случаям когда помощник решил «побаловаться» с приглянувшейся ему девушкой, затащив ее в постель. Рассказов не только выгнал его, но еще и наложил на него штраф, и довольно крупный.

Главным условием «первого тура» являлась внешняя красота, хорошая фигура и обязательное знание английского или русского языка, то есть одного из тех, что знал сам хозяин…

«Второй тур» проводил Рассказов и с каждой претенденткой встречался наедине. Если его не устраивала внешность или еще что-нибудь, встреча была короткой, в ином случае девушка должна была предстать перед ним в обнаженном виде. Этот момент тоже проходил деловито и целомудренно: Аркадий Сергеевич должен был удостовериться в том, что девушка имеет хорошую фигуру и не закомплексована. После этого девушку подвергали полному медицинскому освидетельствованию.

Прошедшие все это получали приличное содержание и комнату в особняке для проживания. Около месяца отобранные девушки обучались искусству массажа, этикету, стенографии, работе на компьютере и другим специальным навыкам.

Рассказов никогда не торопил события, даже если ему очень сильно кто-либо приглянулся. Более того, чем сильнее он хотел девушку, тем дольше оттягивал момент близости, лишь даря постоянно внимание и богатые подарки.

За это время девушка должна была понята многое: и то, что ее выделили среди других, и то, что она не должна совать нос не в свои дела, и что должна всегда быть милой, обаятельной и нетребовательной, и уж никогда не проявлять в отношении Хозяина признаки ревности. В то же время она не должна даже помышлять о том, чтобы испытать удовольствие на стороне.

Самые проверенные использовались им и для пикантных поручений, как, например, Гюли в деле с Савелием.

Как ни странно, все его девушки, а их число было постоянным — двенадцать, очень трогательно к нему относились и отлично уживались друг с другом. Их вполне устраивала такая жизнь. Они ни в чем не нуждались и заботились в основном о своем теле, раз-два в неделю посвящая себя Хозяину.

Несмотря на свой возраст, он был весьма пылким мужчиной и горазд на всякие интимные выдумки: то пригласит себе двух-трех девушек одновременно, то предложит кому-либо из них быть активной, изображая пассивную жертву.

У девушек была единственная работа, которая была почти ежедневной, это — массаж. Аркадий Сергеевич очень внимательно следил а своим здоровьем и постоянно занимался спортом утренние пробежки, теннисный корт, спортивные снаряды, которыми был заполнен тренировочный зал, и обязательно бассейн, после которого и во время которого — массаж.

Сегодняшний день был особенно удачным в его финансовых делах, и он вовсю наслаждался отдыхом. Обычно, когда Рассказов отдыхал, его старались не беспокоить: он этого не любил; но сегодня неожиданно заглянул один из его помощников и остановился в трех шагах, ожидая, когда Хозяин сам обратит на него внимание.

Почувствовав взгляд. Рассказов спросил, не поднимая головы:

— Ну, что у тебя? — по-английски он говорил чисто, но с американским акцентом.

— Получен сигнал, — осторожно ответил тот.

— Свободны, лапочка — сразу бросил Рассказов и тут же встал с кушетки. Как только девушки вышли, спросил:

— Когда сигнал начал передвигаться?

— В середине ночи. Около трех по местному времени.

— Отлично! Все идет по плану: кажется, я не ошибся в нем.

— Может, предупредить Четвертого?

— Ни в коем случае! — раздраженно воскликнул он. — Пусть все идет своим чередом. Любую информацию докладывать мне немедленно, где бы я ни находился и чем бы ни занимался!

— Слушаю, Хозяин!

— А на завтра закажи мне билет до Нью-Йорка: пора встретиться с врагами лично. — Рассказов поднялся и стал одеваться.

Анализ Психолога

Четвертый крепко спал, когда над его головой прозвучал сигнал тревоги. Этот сигнал за все время существования базы никогда не звучал, и Четвертый не сразу понял, что это за звук.

Он проснулся, включил настольную лампу и взглянул на часы: половина пятого ночи.

— Что за черт? Помер кто-то, что ли? — он схватил трубку связи с дежурным оператором, но не успел и слова произнести, как из нее раздался взволнованный голос:

— Четвертый, здесь дежурный оператор!

— Что случилось? — спросил он нарочито спокойным тоном, хотя и понял: произошло что-то из ряда вон выходящее.

— Что конкретно, не знаю, но на экране вижу, как пришедшие на смену часовые у ворот пытаются привести в чувство того, что стоял до них. Минуту! — тревожно воскликнул он. — Они выносят из будки КПП второго часового. Он убит!

— Что?! — прокричал Четвертый. — С чего ты взял, что он убит? — он впервые позволил себе назвать боевика на «ты».

— Так у него нож в груди торчит, — растерянно пояснил тот.

— Нож?! Общая тревога! Психолога ко мне! Всем собраться в Комнате отдыха! Второй блок должен быть на рабочих местах в полной боевой готовности! Все!

— Слушаюсь, Четвертый! — отозвался дежурный оператор, и по базе мгновенно зазвучал громкий вой сирены.

Когда Четвертый уже оделся, к нему вошел Психолог.

— Уже в курсе? — спросил Четвертый.

— Почти, — спокойно кивнул тот. — Убиты двое часовых.

— Налет?

— Маловероятно. Думаю, побег.

— Побег? — Четвертый был явно растерян. — Какие основания для такого предположения?

— Так… догадка, — уклончиво ответил Психолог. — Может, мне лучше пойти в Компьютерный центр?

— Хорошо, идите. Там встретимся. Психолог кивнул и вышел, а Четвертый надел наплечные ремни и сунул в кобуру под мышкой свой любимый «магнум», с которым почти никогда не расставался.

Когда он вошел в комнату отдыха, все боевики, кроме дежурного оператора и двух часовых у ворот, а также тех, кто был в карцере, выстроились в две шеренги.

— Смирно! — скомандовал Пятый и сделал два шага навстречу Четвертому. — Актив базы выстроен по тревоге! Трое на рабочих местах. Седьмой и Восьмой — в изоляторе! По неизвестным причинам отсутствуют двое — Одиннадцатый и Тридцатый! — четко доложил он. — Шестой с двумя боевиками прочесывает базу!

Четвертый стиснул зубы, но ничего не сказал и медленно прошелся вдоль строя. В глазах боевиков он заметил удивление и страх. Каждый из них понимал, что случилось то, после чего прощай размеренная и спокойная жизнь, изредка нарушаемая внезапными выездами на задания, которые были хоть и опасными, но тщательно разработанными, и непредвиденных ситуаций почти не возникало.

В этот момент в комнату отдыха вбежал Шестой с двумя боевиками. Увидев Четвертого, он велел боевикам занять место в строю и четко доложил:

— Мною были осмотрены все помещения базы: Одиннадцатый и Тридцатый не обнаружены! Отсутствие верхней одежды говорит о том, что они совершили самовольный выход с территории базы!

— Какой к черту самовольный выход?! Говорите прямо: совершен побег, убиты двое часовых! Ладно, как проморгали, выясним потом. Ваша реабилитация — только их поимка! — Четвертый снова взял себя в руки и начал отдавать четкие приказы — Вы, Пятый, поднимайте вертолет и попытайтесь как можно быстрее сообщить об их местонахождении… Примерные данные об их побеге получите в воздухе! Если обнаружите раньше, то прошу запомнить: Тридцатый мне нужен живым! Выполняйте!

— Есть, Четвертый! — он повернулся к строю. — Двадцать второй. Семнадцатый и… — Пятый оглядел строй и повернулся к Четвертому. — Разрешите взять и Седьмого, Четвертый?

— Не возражаю, Пятый! — ответил тот. За Пятью выбежали те, кого он назвал, и Четвертый сказал:

— Шестой! Возьмите джип, пять боевиков и по следу, если он есть. Если нет, то по дороге. И еще раз повторяю: Тридцатого — живым! Вперед! — сказал он и вышел. Шестой быстро скомандовал:

— Вам пятерым, — он указал на каждого пальцем, — получить боевой комплект и — за мной!

Среди отобранных им был и виртуоз-водитель, молчаливый увалень, который, как казалось со стороны, с трудом передвигался по земле, но это было кажущееся впечатление — он был взрывным и мстительным, а также очень хитрым парнем, а как водитель не имел себе равных.

Четвертый вошел в Компьютерный центр, где дежурный внимательно поглядывал на экраны, а Психолог работал на компьютере.

— Ну, что есть нового? — спросил Четвертый.

— У них есть два автомата, четыре боекомплекта к ним, мощный грузовой автомобиль.

— Так… — нахмурился Четвертый.

— Пакет «НКХ».

— Черт. Они что, наркоманы?

— Вряд ли! Были бы наркоманы, взяли бы больше.

— Еще что-нибудь?

— Теперь у нас выведены из строя все машины под навесом и оба БТР. На восстановление уйдет часов пять.

— Да-а-а… — тяжело вздохнул Четвертый.

— Исчез американец, — невозмутимо продолжал Психолог.

— Как исчез? Куда?

— Пока неизвестно. Может, и они прихватили.

— Им-то он зачем?

— Кто их поймет? Кстати, вы сегодня в сейф заглядывали? — как бы мимоходом спросил Психолог.

— Что-о?! — вскрикнул тот. — Там же дискета!

— Вот именно, с полными данными о всей структуре. Советую заглянуть! — он снова погрузился в работу с компьютером, а Четвертого словно ветром сдуло.

Вбежав в свой кабинет, он устремился к сейфу, быстро обнажил квадрат в стене, приставил палец к сейфу. Когда дверца распахнулась, он сразу понял, что дискету искать бесполезно.

— Вот тебе и хваленая американская техника с десятью степенями защиты, — он кого-то передразнил. — Если русский Иван захочет, то никакая американская блядь не сможет ему отказать!

Прозвучал зуммер спецвызова:

— Четвертый слушает.

— С твоего разрешения я дам задание Восьмому! — услышал он голос Психолога и понял, что лучше не возражать.

— Согласен! Дай трубку дежурному. Дежурный, Восьмого из карцера в распоряжение Психолога, живо!

— Слушаюсь, Четвертый!

Через несколько минут в Компьютерный центр вбежал Восьмой. Он был в порванной одежде, с синяком под глазом, опухший от холода.

— По распоряжению Четвертого явился к вам, Девятый, для получения задания! — четко отрапортовал он, вытянувшись по стойке «смирно».

— Слушай внимательно! — Психолог впился в него глазами. — Сбежали Рэксы! Понял?

— Так точно, понял сбежали Рэксы! — в его глазах забегали веселые чертики — он догадался, какое задание сейчас получит.

— Ты правильно понял! — согласно кивнул Психолог. — Они — твое персональное задание! Но Тридцатый должен остаться живым! Понял?

— Но… — попытался возразить Восьмой, а Психолог резко оборвал его:

— Живым!

Восьмой выпрямился, издал звериный рык и бросился из центра.

Боевики в погоне

Накатанная среди барханов дорога часто петляла, но не кончалась, и капитан внимательно следил за ней, пытаясь по возможности не сбавлять скорости.

— С год назад это произошло, — продолжал он свой рассказ. — Проверял я как-то ночные посты, а меня кто-то по башке. Чем, не знаю, но вырубился крепко. Очнулся и не могу понять, где я, что со мной? Случайно прикоснулся к щеке а у меня уже чуть не борода выросла. Ничего себе, думаю, неужели это за одну ночь? А башка на куски раскалывается. Тело не мое. А вскоре и судорогой начало сводить. Мне,

— укол, и все стало хорошо. Видно, давно под наркотиками держали. Постепенно вывели из этого состояния, а оклемался уже на базе. На картах-то эта база значится как законсервированная геодезическая. По-моему, умная башка верховодит всем этим.

— Да-а-а… дела-а-а… — нахмурился Савелий. — Столько лет на родину рвался, покоя хотел. И на тебе! — Он тяжело вздохнул, покачал головой, но в этот момент американец громко застонал, и Савелий повернулся к нему:

— Что с тобой, попутчик? Тот ничего не ответил, но продолжал корчиться в судорогах.

— Действие наркотиков кончилось, а организм уже привык получать, — пояснил капитан. — Я прошел через это, жуть! Если сердце слабое, можем не довезти.

— Что же делать? — Савелию явно было жаль беднягу, и он с надеждой повернулся к капитану.

— Что делать, что делать? Придется нырнуть в «доказательства» и «факты».

— Ты имеешь в виду это? — Савелий вытащил пакетик с наркотиком. — Но еще нужен шприц, вода.

— В бардачок загляни, — усмехнулся хитро капитан. — Я знал, что его корчить начнет, прихватил.

Савелий вытащил из бардачка медицинский бюкс и бутылку с водой.

— И что с этим делать? — он выглядел явно растерянным.

— В крышку наливаешь немного воды, насыпаешь туда этой гадости, размешиваешь тщательно, набираешь в шприц воду и колешь в вену, — не без иронии пояснил капитан.

— Наливаешь, насыпаешь, колешь, — передразнил Савелий. — Как все оказывается простеризовано? В каких пропорциях? Стерильно ли все?

— Если ты продолжишь дискуссию, то укол придется делать в мертвое тело! — серьезно отозвался капитан. — Ну что, есть другие идеи?

Савелий ничего не ответил, еще раз взглянул на американца, который, казалось, вот-вот лопнет от натуги — лицо стало багровым, на шее вздулись вены, дыхание было хриплым, прерывистым.

Савелий решительно налил из бутылки немного воды в крышку от бюкса, зубами надорвал полиэтиленовый пакет и посылал немного белого порошка. Пробовал мешать, болтать, но тот не хотел растворяться. Савелий задумался на мгновение и вспомнил про зажигалку, которая уже один раз сослужила им службу. Он зажег ее, наклонил крышку и собрал состав в уголке. Через несколько секунд подогрева состав стал прозрачным.

— Соображаешь, — одобрительно хмыкнул капитан.

Савелий набрал раствор в шприц, вставил иглу и вновь взглянул на капитана.

— Я же только один раз колол. Да и то в задницу. Тебя. Помнишь?

— Ага, помню! — усмехнулся тот. — До сих пор опухоль не спадает, — рассмеялся он. — Что я могу помнить? Я же без памяти был! Ты хоть один раз колол, а я и того меньше. Стяни чем-нибудь выше локтя и коли.

Савелий вздохнул, сделал чуть заметный жест правой рукой, и в ней оказалась цепочка.

— Не забыл свое увлечение? — улыбнулся капитан, вспомнив, как Савелий работал днями и ночами, услышав от тренера легенду о японских ниндзя, соорудил себе эту цепочку и вскоре научился пользоваться ею виртуозно. — Эту-то где слямзил? Стоп! Сам скажу! — Он громко расхохотался. — В туалете спер? С бачка?

— От твоего острого глаза ни один сортир не скроется, даже дамский! — съехидничал Савелий и повернулся к американцу. Засучив ему рукав, перетянул бицепс цепочкой, затем поднял шприц кверху иглой, поскольку видел такой жест у врачей в Афганистане, пустил струю, с трудом нащупал вену, похлопал по ней и осторожно ввел иглу.

— Ой, кровь в шприц пошла! — испуганно воскликнул он.

— Так и должно быть! — успокоил капитал. — Значит, попал! Дави!

Савелий послушно выдавил жидкость в вену, и вскоре американец перестал корчиться.

— Да-а, пригодился пакетик-то. Слушай, а вода дистиллированная?

— Опомнился! — хмыкнул капитан. — Должна быть — из радиатора набирал. Хотя какая разница: другой все равно нет! Выживет! Если захочет.

— Интересная мысль, — вздохнул Савелий.

— Сэнкью, — раздался голос американца. — Спасиба, — тихо добавил он, с трудом шевеля пересохшими губами, после чего снова потерял сознание, откинув голову, но дыхание его было почти ровным.

— Коль откликнулся, жить будет! — весело констатировал капитан, вздохнув с явным облегчением. Он очень переживал за американца и пытался скрыть это за явной грубостью.

— Значит, ты здесь около года? — спросил Савелий, повернувшись к окну. Уже начало светать, и над барханами появились первые лучи солнца. Оно было огромным, малинового цвета. Песок мгновенно окрасился в малиновый цвет, и все вокруг напоминало какой-то странный пейзаж из фантастического фильма.

— Да, почти восемь месяцев. Американец снова зашевелился и тихо сказал:

— Все очень хорошо.

— Мы очень рады, что ты вновь вернулся к жизни. Послушай, после кайфа тебя на баб тянет? — спросил Савелий.

— Меня на баб всегда тянет, особенно когда их нет рядом, — грустно ответил тот. А Савелий снова расхохотался.

— Чего он такого смешного отмочил? — спросил капитан.

— Так, ничего. За жизнь поговорили. Значит, ты в их криминале участвовал?

— Участвовал, — просто ответил капитан.

— Я был у тебя дома.

— Ну?

— Тетка померла.

— Знак, — вздохнул капитан.

— А тебя наградили орденом Боевого Красного… посмертно.

Капитан с раздражением ударил по тормозам, и тут же наловил на газ: начинался крутой подъем. Он то-то хотел сказать, но в этот момент на бешеной скорости прямо на них неожиданно вылетев из-за бугра, устремился вертолет МИ-24 и едва не задел своими шасси кабину.

Как по команде, они инстинктивно пригнули головы, словно боясь, что их заденет вертолет. Пролетев над машиной, тот взмыл вверх и пошел на разворот.

Они взглянули друг на друга и разразились громким смехом.

— Смотри, еще один! — воскликнул Савелий, Он и не знал, что во втором вертолете, сжимая потной рукой приклад пулемета, сидел у иллюминатора Восьмой. Он злорадно улыбался, предвкушая, как разделается с этим строптивым «сосунком». Капитан дотянулся до зеркала заднего вида и повернул его чуть кверху, чтобы следить за вертолетами

— Да сколько же вас? — воскликнул он, заметив и третий вертолет. Савелий покачал головой, но ничего не сказал.

— Черт возьми! — ругнулся Воронов. — Столько времени провести на базе и не знать, что у них есть вертолеты! Знал бы — уже чай бы пили.

— Знал бы прикуп, не работал бы, а в Сочи отдыхал! — бросил с улыбкой Савелий. — Вернусь из этой передряги — женюсь! — усмехнулся Савелий и серьезно добавил: — Если возьмут! В этот момент с вертолета прозвучала длинная очередь и прямо перед носом их грузовика веером рассыпались фонтанчики песка.

— И если «женилку» не сломают! Вишь, предупреждают! — Капитан резко надавил на газ.

— Может, живыми взять хотят, а, капитан?

— Во всяком случае, пусть попробуют!

— Ну-ну, пусть попробуют — спокойно согласился Савелий и положил автомат на пол кабины.

А в этот момент Пятый докладывал Четвертому:

— Четвертый! Четвертый? Здесь Пятый?

— Говорите, Пятый! Здесь Четвертый.

— Мы вышли на них, они под нами! На грузовике!

— Можете рассмотреть, сколько их? — перебил Четвертый.

— Минуту, — Пятый был в явном недоумении, но повернулся к летчику:

— Пройди чуть впереди кабины: нужно получше рассмотреть их.

Вертолет резко пошел на вираж и вскоре попробовал зависнуть перед кабиной грузовика.

— Они что, расстрелять нас хотят? — нахмурился Савелий.

— Вряд ли, — задумчиво отозвался капитан и резко затормозил; вертолет оказался далеко впереди, но вскоре повторил свой маневр.

— Что-то здесь не так. Стоп! Сдается мне, что я все понял! Они хотят проверить, есть ли с нами американец! Видишь, как Пятый вглядывается? Поможем ему, братишка? — рассмеялся капитан и тут же выглянул в окно.

Его примеру последовал и Савелий. Они приветливо помахали Пятому. А он в свою очередь указал им пальцем вниз, предлагая остановиться, на что Савелий показал ему понятный на всех языках мира очень выразительный жест рукой.

— Дерьмо! — сплюнул с досады Пятый, забыв, что держит перед собой рацию.

— Не понял, Пятый? — раздался недовольный голос Четвертого. — Кто дерьмо?

— Это я Тридцатому! Извините, Четвертый! Их двое! Остановиться не хотят, а до трассы — километров сто, сто двадцать. Может, их ракетами?

— Я сказал: Тридцатый мне нужен живым! — неожиданно взорвался Четвертый.

Он очень надеялся, что злополучный американец находится с беглецами, но его там не оказалось. Где же он? Не мог же он испариться?

С резким воем проносились над машиной вертолеты. Ими управляли довольно опытные пилоты. Об этом можно было судить по тому, как они выполняли боевые заходы. Один даже устроил своеобразную дуэль, решив, видимо, проверить, у кого крепче нервы Он сделал круг, зашел спереди и пошел на боевой заход прямо нос в нос с машиной. Но в самый последний момент не выдержали нервы у пилотам он резко потянул руль на себя и прибавил газу. Огромная рукотворная птица подчинилась и взмыла ввысь.

Перекрывая шум моторов, Савелий крикнул капитану:

— Пошел я, Андрюша! — он приоткрыл дверь машины.

— Автомат возьми! — крикнул вдогонку капитан.

— Нет, Андрюша, у нас только два комплекта на ствол, а впереди — неизвестно что. — Он дружески похлопал его по плечу. — Я их так подожду, — подмигнул Савелий, встал на подножку, развязал тесемки клапана окошка в брезенте и перебрался внутрь кузова.

Машина шла под уклон, и пыль клубилась за ней столбом. Брезентовый тент бился на ветру, словно парус, и поднимал пыль внутри кузова.

Пятый выглянул из кабины пилотов и оглядел боевиков, после чего указал на Семнадцатого:

— Семнадцатый — на оброс! — крикнул он и вернулся к пилотам.

Семнадцатый откинул дверь салона вертолета, встал на край и приготовился к прыжку, дожидаясь, пока грузовик окажется под вертолетом. Неожиданно его кто-то втащил в салон. Он повернутся и увидел перед собой Седьмого, закидывающего за спину пистолет-пулемет.

— Я пойду! — прокричал он на ухо Семнадцатому.

— Пятый приказал мне, — пытался возражать тот, но Седьмой толкнул его в грудь, и Семнадцатый плюхнулся на откидное сиденье.

— Сиди и смотри, как я этих Рэксов щелкать буду! Или ты хочешь отблагодарить этого сопливого щенка за то, что он спас твой калган от бутылки? — Он громко расхохотался и высунулся из салона.

— Мразь! — сквозь зубы процедил Семнадцатый и сжал челюсти.

Капитан внимательно следил в зеркало за вертолетами, чтобы не дать им возможности спокойно зависнуть над машиной.

Савелий подошел к заднему борту и выглянул вверх, чтобы увидеть, где находятся вертолеты: двое кружили поодаль, а третий явно старался настигнуть их и зависнуть над ними. Это ему почти удалось, и Седьмой уже хотел прыгнуть вниз на хлопающий тент, но капитан резко затормозился вертолет снова оказался впереди — ему, вновь пришлось уходить на следующий круг.

Пятый, поняв, что так просто зависнуть над машиной не удастся, решил пойти на уловку:

— Ястреб-три! Ястребки! Вас вызывает Пятый!

— Ястреб-три на связи, Пятый! — отозвался вертолет.

— Слушай меня внимательно: следи за мной, и когда я зайду на грузовик сзади, постарайся отвлечь его спереди! Как понял?

— Ястребки понял вас хорошо: когда вы зайдете сзади на грузовик, отвлечь их спереди!

— Выполняйте, Ястребки!

— Слушаю, Пятый!

Вертолеты четко разлетелись в стороны, а потом начали заходить с рознью сторон на грузовик.

Воронов так увлекся первым вертолетом, что упустил вертолет Пятого. Тому удалось зависнуть над грузовиком, и Седьмой спрыгнул на брезентовый тент.

Когда сверху что-то громко хлопнуло, Савелий взглянул наверх и увидел провисший брезенте кто-то успел все-таки запрыгнуть. Он начал толкать снизу, пытаясь сбросить непрошеного гостя с машины, но тот вспорол ножом брезент и успел спрыгнуть к Савелию.

Это был Седьмой.

Увидев, что его приятель благополучно «приземлился» в кузов. Восьмой радостно прокричал в открытый иллюминатор, словно тот мог его услышать в реве машин:

— Сделай его, братан! — он отложил пулемет в сторону и вошел в пилотскую кабину. — Сделай еще круг, посмотрим, как Седьмой захватит этих спецнаэовцев. Спрыгнув в кузов. Седьмой зло усмехнулся:

— Ну что, Рэксик, сейчас я тебя поимею: Шестого рядом нет, и нам никто не помешает.

— Ты прав, Седьмой, никто нам не помешает, — Савелий тяжело вздохнул, словно жалел своего противника.

Седьмой вызвался первым встретиться с этим строптивым парнем, хотя и не испытывал к нему ос бой вражды. Единственное, чего он хотел, чтобы Тридцатый признал себя побежденным, а он, доставив его на базу, восстановил бы свой авторитет среди боевиков.

Достаточно опытный в рукопашных схватках, он еще в Комнате отдыха почувствовал, что перед ним достойный противник и справится с ним будет не так просто, как могло показаться раньше. Однако он надеялся на благоразумие Тридцатого — как-никак, а разница килограммов в двадцать в их весе чего-то стоит, да и наглости ему не занимать.

Но когда он услышал ответ Тридцатого, да еще усмешку, которую не мог простить ему, разозлился:

— Чего ты скалишься, птенчик? Сейчас я с тебя перышки посрываю, — он выхватил из-за спины нож и выставил перед собой.

— Хлопотно это, — Савелий покачал головой. Он стоял в такой спокойной и независимой позе, что со стороны могло показаться, что его волнует только одно: удержаться на ногах в подпрыгивающей на неровностях дороги машине. И это ввело Седьмого в заблуждение — он бросился на Савелия, не подготовившись к каким-либо неожиданностям.

Внезапно Савелий выбросил ногу вперед и ударил его в промежность, этой же ногой ударил по руке с ножом, который вылетел и воткнулся в брезентовый потолок кузова.

Седьмой сложился пополам и повалился на пол, крича от боли.

— Я же предупреждал, чтоб ты берег свои яйца. Видишь, сразу стал поспокойнее.

Превозмогая боль, Седьмой в ярости вскочил на ноги и хотел в пируэте нанести Савелию удар ногой в голову, но на этот раз Савелия спасла дорога: грузовик подпрыгнул на какой-то колдобине, и нога Седьмого просвистела у его виска. Савелий отбросил его на передний борт, а Седьмого кинуло на боковой.

Первым пришел в себя Савелий, повторив прием, который не завершил Седьмой. Он крутанулся вокруг себя и попал ногой Седьмому в грудь, выкинув его за борт. Тот великолепно владел своим телом: совершив кувырок в воздухе, приземлился на ноги, удержался на них и с яростным криком выхватил пистолет-пулемет из-за спины. Он успел даже взвести затвор. Не раздумывая ни секунды, Савелий выхватил из брезента нож Седьмого и резко бросил в удаляющуюся фигуру.

Штык-кинжал описал замысловатую траекторию и чуть ли не по рукоятку вошел в переносицу противника. Пулеметная очередь прошила в нескольких местах брезентовый тент, не задев Савелия.

Седьмой ткнулся носом в песок и на этот раз успокоился навсегда.

Все произошло так стремительно, что Восьмой, внимательно следивший за своим братаном, не успел даже убрать улыбку с лица и на несколько секунд застыл с ней, провожая взглядом мертвое тело своего приятеля. Постепенно его улыбка перешла в страшную маску боли и отчаяния.

Он подхватил пулемет и открыл яростный огонь по грузовику, сопровождая каждую очередь диким ревом, пока, наконец, у него не прорвалось слово, заглушившее даже рев моторов:

— Брата-а-а-а-ан!!!

Его ярость была настолько велика, что он не мог владеть оружием как обычно, и очереди пропахивали песок то впереди, то сзади грузовика, а вертолет пронесся над машиной, чтобы сделать следующий заход.

Однако эти очереди помогли Пятому: капитан притормозил свою машину и снова дал газ, не обратив внимания на его вертолет.

Того, что происходило внутри вертолета Пятого, не могли предположить ни капитал, ни Савелий, хотя именно он и стал причиной трагических событий, вскоре произошедших в пустыне.

Семнадцатый был еще совсем молодым парнем, и вся его прошлая жизнь в родительском доме никак не предвещала той жизненной ситуации, в которой он оказался.

Он был единственным сыном у родителей, умных, интеллигентных, добрых. Мальчик получал от них все, что, по их мнению, могло пригодиться в жизни. Его водили в бассейн, на фигурное катание, учили музыке, а когда мальчик превратился за одно лето в молодого мужчину, отдали заниматься в секцию восточных единоборств. Именно тогда он и познакомился с ней…

Он боготворил эту обаятельную девушку, похожую на принцессу с прекрасным лицом, словно сошедшую с древних картин итальянских художников. У нее были длинные ноги, высокая грудь над тонкой талией. Все в ней взволновало его с первого взгляда. Девушка, заметив восторженные взгляды новенького паренька с фигурой Аполлона, тоже не осталась равнодушной, и ее сердечко беспокойно забилось.

Несколько раз они встречались: ходили в кино, театр, на концерты; на большее он не решался. Однажды его познакомили, случайно или нет, с тренером его противников по городским соревнованиям. Тот сразу сумел оценить его незаурядные физические данные и отличную подготовку. Откуда было знать пареньку, что это знакомство станет роковым в его судьбе?

Новый знакомый сумел влезть ему в душу, переманить его в свою школу и вскоре стал для него «незаменимым» старшим товарищем. Он даже называл его по-особенному, не так, как все — Ленчик.

Тренер занимался не совсем праведными делами и сколачивал вокруг себя группу ребят. Он умел терпеливо ждать, чтобы, воспользовавшись случаем, прочно привязать к себе приглянувшегося подростка. Вскоре такой случай представился. Праздновали Алешин день рождения, и все было разыграло как по нотам.

Отмечали это событие в квартире именинника: родители по его просьбе на выходные купили путевки в дом отдыха. Кроме самого именинника, среди приглашенных была его Принцесса, тренер и двое других его воспитанников. Вроде все выпивали из одной бутылки, и насильно никого не заставляли пить, тем более Принцессу. Ей и Ленчику было невдомек, что наркотики были им незаметно подмешаны в рюмки.

Вскоре они оба отключились. Принцессу отнесли в спальню и лишили девственности. Первым был тренер, а за ним и его воспитанники.

Когда Ленчик пришел в себя, то увидел свою Принцессу в объятиях одного из учеников тренера. Он бросился на них, но его силой усадили за стол и показали фотографии, снятые «поляроидом». Они были сделаны настолько профессионально, что у любого, кто их рассматривал, создавалось впечатление, что девушка получает удовольствие от близости с каждым из партнеров то, что она совершенно ничего не понимала и не ощущала в тот момент, и в голову не могло прийти.

Принцесса, перед которой он преклонялся, не решался прикоснуться губами даже к руке, Принцесса, которая была в его представлении олицетворением женской красоты, честности и непорочности, занималась любовными играми в таких позах, что никаких пояснений не требовалось: перед ним была обыкновенная шлюха!

Алеше казалось, что рухнул мир, что под его ногами разверзлась земля. Были поруганы самые чистые помыслы, какие могут быть только у человека, полюбившего впервые.

Его первым желанием было убить себя, однако это не входило в планы тренера и он сумел заставить юношу отказаться от этой «сумасбродной» мысли и направить его злость по другому пути. Он вложил Алеше в руки злополучный нож, который оказался в сердце Принцессы, как это произошло, он не помнил.

Вероятнее всего, для прекрасной девушки, удивительной Принцессы, это было лучшим исходом: она пришла в грязный мир непорочной и покинула его, оставшись чистой и любящей, не успев осознать, что в сердце вошел нож, направленный рукой любимого.

Делая вид, что хочет спасти парня от неминуемой кары правосудия, тренер сначала спрятал его в своей квартире, а позднее переправил на эту базу.

Алексей превратился в Тридцатого и очень опытного, зарекомендовав себя бесстрашным и сильным человеком, добрался до номера Семнадцатого.

Скорее всего, он никогда бы не узнал, что его Принцесса осталась чистой перед ним, если бы неожиданно не встретился на базе с одним из тех, кто был у него в квартире в злополучный день рождения и кого он увидел с Принцессой, очнувшись от наркотиков.

В один из «премиальных дней» этот парень, носивший номер Двадцать первый, в пьяном откровении признался Алексею в том, что произошло в действительности в ту ночь.

Это было для Алексея настолько страшной правдой, настолько непоправимой была утрата, что ему вновь захотелось покончить с собой, но на этот раз его удержала от этого шага МЕСТЬ. Сначала он должен отплатить хотя бы одному из тех, кто надругался над его Принцессой, а дальше… дальше будет видно.

Случай представился быстро. Алексея включили в группу по захвату склада с оружием, в которой оказался и Двадцать первый. Именно его очередь отправила Двадцать первого в иной мир. Он все точно рассчитал: в спешке, когда на учете каждая секунда, никто не стал вдаваться в подробности случившегося.

Алексей понимал, что даже если бы его смог оправдать суд, что было совершенно фантастическим предположением, сам он никогда не простил бы себя. Никогда! И жить с этой виной он тоже не мог.

Каждый день, просыпаясь среди отвратительных физиономий, он чувствовал и к себе такое отвращение, что ничего не хотелось делать. Он жил машинально, словно робот. Ни о чем не думал. И это его устраивало.

Все шло какое-то время своим чередом, но появился этот новенький, Тридцатый! Чисто интуитивно Алексей почувствовал в нем что-то такое, что отличало его от остальных обитателей базы, располагало к себе, заставляло задумываться и о своей жизни.

И сейчас его послали, чтобы он помог схватить его, вернуть в это грязное болото, в котором барахтался сам. Как быть? Что делать? Что предпринять? Алексей смотрел в иллюминатор и видел перед собой грузовик, котором находился этот симпатичный ему парень.

Он смотрел и смотрел, и неожиданно в его воображении возник железный бампер грузовика. Он появился не просто как некая металлическая часть машины, нет, эта железная масса фатально надвигалась на него, все увеличиваясь и увеличиваясь в размере. Раз… Другой… Третий… И всякий раз Алексей вздрагивал, зажмуривая глаза, словно металл и впрямь врезался в его тело и ломал его кости.

— Семнадцатый! — услышал он прямо над ухом голос Пятого. — Уже трижды кричу тебе! На сброс!

И тут Алексей сорвался: он вскочил на ноги, схватил Пятого а грудки:

— Я не Семнадцатый! Меня зовут Алексей! А для тебя я — Алексей Петрович! Алексей Петрович! Ты понял, мразь?

Он оттолкнул Пятого в сторону, встал у выхода из салона вертолета и приготовился прыгнуть. В это время грузовик оказался прямо под ним. Когда Восьмой дал очередь из пулемета с другого вертолета, капитан притормозил, а потом сразу дал газ.

— Поздней! — прокричал Пятый, выглядывающий в иллюминатор.

Но Семнадцатый, или Алексей Петрович Малышев, уже ничего не слышал, а может, и не хотел слышать; он оттолкнулся от спасительной тверди металла и прыгнул в бесконечность.

В последний момент он увидел в реальности то, что недавно всплывало в его воображение: на него несся железный бампер грузовика. Он успел еще подумать: «Можно, оказывается, предвидеть свою…»

Окончить ему не удалось — жестокий и страшный удар бампером в голову завершил фразу — к нему пришла … СМЕРТЬ.

Воронов успел заметить промелькнувшую прямо перед машиной какую-то тень, и почти сразу же машину как-то странно тряхнуло. Он приоткрыл дверь и посмотрел назад: на дороге лежал исковерканный труп Семнадцатого. Увидел его и Савелий.

— Эх, пацан, пацан, — только и прошептал он. Ему действительно было жаль этого парня. Он сразу ощутил в нем душевный надлом и сейчас почувствовал себя виновным в его гибели. Может, нужно было его взять с собой? Неожиданно Савелий вспомнил его слова:

— Сегодня мы все в минусе. Чего было больше в них? Горечи, безразличия или желания подсказать Савелию? Вполне возможно, и того, и другого.

И снова Савелий столкнулся с мучительной проблемой должен ли он был взять с собой Семнадцатого или не имел права подвергать опасности жизнь Воронова? Скорее всего, он поступил правильно, и все-таки совесть долго будет мучить его за эту гибель, бессмысленную гибель.

Эти размышления едва не стоили ему жизни: на него, в прорезь, сделанную Седьмым, свалился Пятый, который решил сам расправиться с бежавшими.

Удар ногами был настолько сильным, что Савелий упал на дно кузова несколько оглушенный. А когда все-таки вскочил, не успев окончательно опомниться, получил мощный удар в спину.

Невысокий задний борт не смог задержать его, и он, взмахнув ногами в воздухе, вылетел из машины и скорее всего сломал бы себе шею, не спаси его молниеносная реакция — он мертвой хваткой ухватился за волочащуюся за грузовиком цепь. Обдирая о дорогу одежду, он потащился по земле за машиной.

Уверенный, что после такого падения вряд ли выживают. Пятый посчитал свою миссию выполненной, хотя и желал Тридцатому остаться в живых, чтобы не получить нагоняя от Четвертого. В противном случае придется довольствоваться тем, что есть: доставить ему Одиннадцатого. Он выхватил пистолет и направился к клапану окошка.

Савелий пришел в себя от удара и стал медленно подтягиваться по цепи, пока, наконец, не ухватился за железную ступеньку лестницы. Он влез в кузов в тот момент, когда Пятый уже собирался вылезти через брезентовое окно в кабину.

— Ку-ку! — крикнул он, пытаясь отвлечь на себя Пятого. Для того это было настолько неожиданным, что он вздрогнул и резко повернулся назад, машинально нажимая спуск пистолета. Он промазал, но второй раз выстрелить уже не успел.

Савелий ногой выбил у него пистолет и этой же ногой, своим коронным приемом — развернувшись на триста шестьдесят градусов, нанес ему такой мощный удар в голову, что Пятый был подкинут едва ли не на метр вверх и, не задев заднего борта, упал на дорогу, ломая себе кости.

В горячке Пятый еще попытался приподняться, но тут же ткнулся носом в дорожную пыль.

Капитан видел, как с вертолета в кузов прыгнул боевик, но ничего уже не мог предпринять, и ему оставалось лишь догадываться, что происходит сзади. Это его страшно волновало, и он, покусывая губы, постоянно поглядывал в зеркало заднего вида, направляя его то вверх, то назад.

Неожиданно дверь кабины резко распахнулась, и капитан нервно вскинул свой автомат.

— Спокойно, капитан, свои! — подмигнул Савелий, усаживаясь рядом с ним. Затем поднял с пола кабины свой автомат и щелкнул затвором.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил капитан. Савелий смахнул пот со лба, облизал поцарапанный палец и вскинул вверх большой палец.

— Понятно, — вздохнул капитан. — Теперь они звереть будут!

— А что им остается?! — с задором крикнул Савелий.

Космос попросим

Генерал госбезопасности Александр Борисович Галин только что получил тревожную информацию по своим специальным каналам.

Нет, это был не государственный канал связи: с этим человеком у него уже давно установилась особая связь, и хотя она никак не была закреплена формально, на бумаге, их взаимная зависимость была крепче любых формальностей.

Год назад он был обвинен одним из новых офицеров госбезопасности в использовании служебного положения, и при огласке это грозило ему в лучшем случае увольнением из органов, в худшем — сдачей под суд. Однако после разговора с этим офицером Александр Борисович понял, что никто не жаждет его крови, наоборот, ему предлагают встать на борьбу за государственные интересы.

Да, многие члены Правительства и некоторые члены Политбюро были недовольны тем, что творит новый лидер партии и первый Президент страны. Все его начинания все увереннее вели к развалу одного из самых сильных государств в мире.

Более того, он начал тянуть одеяло на себя и постепенно забирал всю власть в свои руки, лишая ближайших соратников по праву пользоваться тем, чем они пользовались более семидесяти лет советской власти. Он хотел разрушить систему, которую скрупулезно создавали десятки лет лучшие умы партии и органов государственной безопасности. Да кто ему дал такое право?

Нужно было принимать срочные меры, и силы противников Президента начали консолидироваться. Когда же сил станет достаточно, тот должен будет принять ультиматум: присоединиться к ним, и они совместно будут осуществлять политику в государстве и за рубежом или он будет свергнут насильно, и его участь будет плачевной.

Так думал старый генерал, и был совершенно уверен в своих расчетах, не предполагая, что одним из разработчиков возможного переворота и является сам Президент.

Генерал безоговорочно принял предложенную ему игру, и если в силу опыта и знаний у него и зарождались какие-то сомнения, то он сознательно от них отмахивался. Он понимал, что новое, пришедшее на смену старым, принятым условиям бытия, автоматически исключает его и ему подобных из привычной жизни лишает всего того, что они имели и привыкли получать как само собой разумеющееся.

Сейчас, после получения этой опасной информации, Александр Борисович судорожно размышлял: что можно предпринять для спасения их планов? В кабинет кто-то постучал.

— Войдите!

— Разрешите, Александр Борисович? — в дверях появился полковник Богомолов.

Генерал с трудом сдерживал эмоции: этот полковник постоянно сует нос туда, куда не следует, и его он меньше всего хотел видеть в данный момент. Но чисто интуитивно Александр Борисович почувствовал, что полковник принес какую-то очень важную информацию. Вон какой у него хитрый и многозначительный взгляд.

— Входите, Константин Иванович, — генерал даже улыбнулся ему. — Что у вас?

— Сообщение из Управления воздушным сообщением страны.

— Так важно? Полковник молча кивнул и подошел к столу.

— Читайте.

— Борт самолета пятьдесят два-четырнадцать, Москва — Алма-Ата, координаты…

— Суть, пожалуйста, — вежливо оборвал генерал.

— Бортинженер Строгий сообщает: «Наблюдаются очаговые перемещения пыли, пламя и дым на поверхности земли. Видны вертолеты без опознавательных знаков. Более подробно рассмотреть не удалось».

Генерал мгновенно понял, что полученная им ранее информация и это сообщение имеют одно происхождение. Он постарался скрыть волнение и вопросительно взглянул на полковника:

— Что находится там по нашим картам? Вы же наверняка уже проработали их.

— В этом квадрате населенных пунктов нет, воинских частей нет. Только законсервированная геодезическая база. Километрах в четырехстах. — Полковник задумался на мгновение и предложил: — Может, к ПВО обратиться?

Как хотелось сейчас генералу наорать на этого выскочку! Куда он лезет? К ПВО! Стоит к ним обратиться, те таких дров наломают, что до конца жизни не разгребешь. Но что-то нужно делать. Ему надо немедленно отвечать. Чтобы оттянуть время, генерал применил старый испытанный способ — задал ничего не значащий вопрос:

— Сколько километров от места происшествия? Почему вы связываете с этой злополучной геодезической базой?

— Во-первых, вы слышали о вертолетах? Для них четыреста километров не расстояние. Во-вторых, — полковник пожал плечами, — это просто одна из версий, не более.

— Не обижайтесь, Константин Иванович, — примирительным тоном сказал генерал, — как версия она шита белыми нитками, и обращаться к ПВО, не имея достаточно веских фактов и оснований… — он усмехнулся.

— Представляю их зловредные усмешки, если эта информация окажется пустым звуком.

— А если нет?

— А если нет, то можем засветиться раньше времени сами, — генерал задумался: единственным мог быть только Космос! Да, Космос. Сейчас у них дел и без нас хватает, и вряд ли они смогут пойти навстречу. И обращаться нужно только к генералу Шагалову, а он не очень жалует наше ведомство. Решено, генерал взглянул на полковника и торжествующе произнес:

— А мы Космос попросим! — снял трубку и быстро набрал номер, специально переключив, чтобы был слышен ответ и полковнику. — Владимир Александрович? Здравствуйте! Генерал Галин беспокоит.

— Приветствую вас, Александр Борисович. Есть проблемы? — голос начальника Центра управления полетами был удивительно дружелюбным.

— Проблемы действительно есть, вы угадали. Не могла бы ваша фирма проверить один квадрат?

— Отчего не помочь, давайте координаты! — неожиданно услышал генерал Галин, но делать было нечего, и он протянул руку полковнику. Тот быстро сунул ему листок с сообщением:

— Квадрат тринадцать-четырнадцать, по листу тридцать четыре, карта два «эс».

— Через пару часов там спутник будет. Но полковник так красноречиво показал на часы, что генерал решил воспользоваться этим: он скажет про срочность, и на этом, думается, терпение собеседника лопнет.

— Но нам срочно нужно, Владимир Александрович!

— Срочно? — озабоченно переспросил тот. — Минуту.

Александр Денисов как бы разочарованно взглянул на полковника, словно говоря: сделал что мог, но…

— Вам повезло! — неожиданно послышался веселый голос Шагалова. — Переключайте свою телесеть на пятый канал и ждите подарка: Бог благоволит к вам! Звоните, если что, привет!

Генерал, стараясь скрыть раздражение, выдавил улыбку:

— Благодарю вас, Владимир Александрович. С нас причитается!

— Разберемся! — в трубке послышались гудки, и генерал положил ее, затем кивнул полковнику на пульт управления телесетью.

Сбит вертолет

Когда Двадцать второй, единственный, кто остался в живых кроме пилота, увидел, как погиб Пятый, он вскочил в кабину пилотов и прокричал:

— Что будем делать?

— Попробуем спуститься пониже, а ты бей по бензобаку! Понял?

— Хорошо, попробую! — крикнул Двадцать второй, парень лет тридцати, вернулся в салон, подхватил пулемет и пристроился к открытому иллюминатору.

Машина неслась с горки, и пыль клубилась за ней столбом. Тент, пробитый в нескольких местах очередями и разрезанный сверху, бился на ветру, словно крылья раненой птицы.

Пулеметные очереди вгрызались вокруг машины, поднимая песчаные фонтанчики, несколькими пулями разорвало брезент, и он с трудом удерживался на ребрах кузова под напором ветра, то взмывая вверх, то прижимаясь к кузову.

Одна из пуль пробила заднее колесо, и машина начала вихлять из стороны в сторону. Задымилось что-то под кузовом: видно, пули попали и в бак с горючим.

Савелий открыл дверь и, удерживаясь одной рукой за кабину, другой поднял кверху автомат и дал две короткие очереди по вертолету.

С вертолета посыпались осколки разбитого окна, он круто завалился на бок и начал хаотично спускаться, вихляя хвостом.

Дымом обволокло весь грузовик, и капитан крикнул Савелию:

— Прыгай!

— А ты?

— Прыгай, сержант! — со злостью выкрикнул тот. Савелий прыгнул с подножки, сделал кувырок, тут же вскочил и устремился в сторону падающего вертолета, который плюхнулся на бархан, ломая свои лопасти. Вскоре в нем что-то взорвалось.

А грузовик уже охватило пламя, дым проник и в кабину. Капитан изо всех сил старался вытащить безвольное тело американца. Дымом застилало глаза, он попадал в легкие, и капитан начал кашлять.

Наконец, ему удалось подхватить американца на руки и выскочить с ним из кабины.

Не управляемая ни кем машина мгновенно свернула в песок, и капитан стал быстро оттаскивать американца подальше от опасности. А когда машина взорвалась, он бросился на него сверху и прикрыл своим телом — над ними пронесся огненный шквал, смешанный с песком и различными частями грузовика.

Через мгновение Воронов привстал, похлопал американца по щекам:

— Эй, как ты там?

— О'кей! О'кей! Спасибо! Спасибо! — очнулся тот.

В бессильном реве матюгался Восьмой.

— Ну, суки! Ты, пилот сраный! — крикнул он в кабину. — Заходи на них!

— Минуту, — спокойно отозвался тот, сдвинул створку окна и осторожно посмотрел в сторону дымящегося вертолета на земле. Со вздохом покачал головой: эти Рэксы могут сделать и с ними то же самое.

Он повернулся к Восьмому:

— К сожалению не могу, Восьмой. Заправиться надо! Горючее на исходе. — Он потянул ручку на себя и на бешеной скорости пролетел прямо над сбитым вертолетом.

Второй вертолет улетел еще раньше — то ли неисправность какая, то ли также «с горючим нелады».

Вокруг воцарилась такая тишина, что после звуков боя и рева моторов она казалась звенящей и нереальной.

Разговор с космонавтами

Полковник Богомолов настроил телесеть на космическую, и на экране возник Центр управления полетами.

Через мгновение на экране появились два космонавта: один занимался приборами, а второй сидел перед камерой с микрофоном в руке. Он смотрел прямо в камеру и ожидал вопросов.

— С вами говорит генерал Комитета государственной безопасности Галин. Прошу доложить обстановку!

— Слушаю, товарищ генерал! Видимость: миллион на миллион, — с улыбкой отозвался космонавт.

— Нужны детали квадрата тринадцать-тринадцать, — мягко перебил его Александр Борисович.

— Есть, товарищ генерал, выполняю по деталям квадрата тринадцать-тринадцать, — его голос сразу стал серьезным. — В песках догорает грузовик. Рядом дымится вертолет. Другой вертолет уходит в пески. Много пыли, огня. Похоже на настоящий бой! — не очень уверенно добавил он.

— Чьи вертолеты, как вы думаете? — спросил полковник, не испросив разрешения у генерала, и тот бросил на него недовольный взгляд. — Извините, товарищ генерал, — проговорил Константин Иванович, прикрыв ладонью микрофон.

— Никаких опознавательных знаков на них нет и установить их принадлежность не представляется возможным. Только их тип: на земле подбит — МИ-8, улетает с места происшествия — МИ-24. Полковник присвистнул от удивления.

— Вас поняли! Удачи вам, ребята! — пытаясь скрыть раздражение, проговорил генерал.

— Спасибо! — отозвался космонавт и повернулся к своему коллеге по полету. — Вот и мы «конторе» понадобились, — сказал он с усмешкой, не подозревая, что микрофоны все еще включены.

Полковник выключил телевизор и тяжело вздохнул.

— Да-а-а, — генерал раздраженно покачал головой.

— Александр Борисович, видно, лететь мне туда нужно? — то ли спрашивая, то ли предлагая, проговорил полковник.

— Я тоже так думаю, — ничего не оставалось, как согласиться.

— Да не переживайте вы так, товарищ генерал, найдем мы этих, что без опознавательных знаков, — попытался успокоить его полковник, не догадываясь об истинных причинах плохого настроения своего начальника.

— Ладно, хватит успокоительные пилюли мне подкладывать, — оборвал его генерал. — Летите туда. На месте всегда виднее.

Он долго с ненавистью смотрел ему вслед, потом быстро набрал номер телефона.

Афганские ловушки

Капитан оставил американца на песке и пошел навстречу Савелию. Они остановились метрах в десяти от сбитого вертолета. Вокруг стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих грузовика и вертолета.

Глядя друг на друга, приятели молчали, наслаждаясь этой тишиной и покоем.

Савелий стоял спиной к вертолету, но видел, как в проеме дверей показалась окровавленная фигура Двадцать второго. Его одежда дымилась в нескольких местах, но в руках он сжимал пулемет, пытаясь приподнять ранеными руками ствол повыше и направить на них. Возможно, ему и удалось бы сделать хотя бы одну очередь, но он случайно задел своим обожженным плечом о край дверного проема и простонал от боли.

Услышав стон, капитал выхватил из-под руки Савелия его автомат и дал очередь. Она была короткой и тут же захлебнулась: видно, кончились патроны. Но и этих пуль хватило. Двадцать второй вывалился из вертолета тюком и уткнулся головой в песок.

Они с Савелием опустилась устало на песок и смахнули со лба пот.

— Как думаешь, хвосты еще есть? — спросил Воронов.

— Не сомневаюсь.

— Я тоже. Значит так, идем сейчас к вертолету: воды попьем, заодно и мысль одна есть, — капитан поднялся на ноги.

— А с американцем что делать? — спросил Савелий, кивнув в его сторону.

— Пусть полежит на солнышке, воздухом подышит — полезно это, — улыбнулся капитан. — Какая от него сейчас может быть помощь?

— Майор! — окликнул Савелий и пояснил ему поанглийски. — Мы пойдем к вертолету: может, воды найдем. А ты отдыхай пока, сил набирайся!

— Вы можете не беспокоиться: я выносливый и смогу идти пешком, — суетливо заговорил тот, сразу догадавшись, что имеет в виду Савелий.

— Вот и хорошо! — бросил Савелий и пошел за капитаном.

Воронов подошел к вертолету, приподнял мертвое тело Двадцать второго и причмокнул с сожалением:

— Эх ты, пацан, — ему было как-то не по себе. Он втащил его внутрь салона и уложил в самый хвост.

А Савелий обошел вокруг вертолета и увидел в разбитое окно пилота с изуродованным лицом — пуля попала прямо в глаз и отколола часть черепа. Господи! Савелий едва не вскрикнул от жалости. Когда же люди перестанут убивать друг друга?

Вот, пожалуйста, ему-то он что плохого сделал, что тот полетел за ним, чтобы убить? А на войне? Он там кому-нибудь плохого что сделал? Разве сделал? А может, ему кто из них что плохого сделал? Но там были не его соотечественники! А что это меняет? Разве они не люди? Разве они имеют меньше прав на жизнь, чем его соотечественники? Лучше сказать себе, что там он чаще всего не видел тех, кого убивал, а если и видел, то заставлял себя думать, что пуля, оказавшаяся смертельной, была не его.

Ладно, хватит раскисать. Если он будет так жалеть всех, кто был послан его убить, то вряд ли сможет дожить до следующего дня.

Он вошел в салон вертолета и увидел, как Воронов что-то сооружает у дверей, укрепляя автомат у спинки откидного сиденья дулом к выходу.

— Помоги-ка! — попросил он Савелия, и они вдвоем отодрали дюралевую полоску от обшивки вертолета. — Все, свободен: займись водой

— он снял с пояса свою металлическую фляжку и протянул Савелию, который отправился в пилотскую кабину.

Капитал укрепил автомат, выгнул из дюралевой полоски скобу, закрепил ее к ручке двери тонким проводом, вырванным из-под обшивки, второй конец провода пропустил через спуск автомата, сделал на нем петлю и привязал покрепче.

Критически осмотрев свою работу, усмехнулся и вытащил из кармана гранату-лимонку, снятую с пояса Двадцать второго, задумался, пытаясь представить, что могло бы заинтересовать любого из обитателей базы, и вдруг его осенило.

В Афганистане они часто играли от нечего делать в игру «махнем». Заключалась она в следующем: ктото подходит к тебе, пряча руку за спиной, и предлагает:

— Махнем?..

Если ты хочешь участвовать в этом, то тоже говоришь:

— Махнем! — и сам прячешь за спиной какуюнибудь вещь. И одновременно обмениваетесь приготовленными предметами — либо радуясь удачному обмену, либо огорчаясь.

В такой сделке капитан однажды выменял свой «Полет» на шикарный «Ролекс».

Когда эти часы увидели на базе, то многие предлагали ему большие деньги за них.

Недолго думая, капитан подтащил Двадцать Второго ближе к автомату и надел ему на руку свой «Ролекс». Руку положил так, чтобы часы сразу бросались в глаза.

Савелий, с брезгливой жалостью поглядывая на убитого пилота, поискал в кабине и наткнулся на небольшую полиэтиленовую канистру с водой. Наполнив обе фляжки, он вспомнил об американце, но третьей фляжки в кабине он не нашел и выглянул в салон.

— А этого зачем сюда притащил? — удивился он, когда увидел труп Двадцать второго.

— Да так, — пожал плечами капитан, потом улыбнулся. — Хочу, чтобы все произошло при свидетелях. — Он огляделся, с ехидной улыбкой похлопал рукой по запасному баку с топливом и вдруг схватил за руку Савелия, который увидел на трупе фляжку с водой. — Не трогай, я сам! — воскликнул он и осторожно снял с его пояса фляжку, свинтил крышку и сделал несколько глотков.

— Неужели сработает? — спросил Савелий, недоверчиво покачав головой.

Воронов молча завинтил крышку фляжки, нацепил ее на пояс и только после этого спокойно ответил:

— Пробовать не советую. Выходим через окно! — он наклонился и прихватил две саперные лопатки, обнаруженные в хвосте вертолета.

— А это еще зачем? — удивился Савелий.

— А не скажу! — лукаво рассмеялся капитан. Осторожно, чтобы не порезаться об острые края синтетического оконного стекла, они спрыгнули на песок и направились в сторону американца. Но когда отошли от вертолета метров на десять, капитан остановился, примерился взглядом и воткнул лопатки в песок:

— Вот здесь, думаю, будет в самый раз! Теперь понял, для чего лопатки?

— Ловушка для «духов», — кивнул Савелий.

— Для «духов», — зло повторил капитан. — А сколько «духи» наших ребят положили с такими ловушками! Ладно, достаточно воспоминаний, времени в обрез!

— Ты начинай, а я пойду американца напою.

— Мог бы и потерпеть, — пробурчал вдогонку капитан и приступил к работе.

Савелию не пришлось идти к американцу: он и сам, увидев, как они выпрыгнули из окна вертолета и остановились, выбирая место для ловушки, сразу догадался, что ими задумано, и пополз к ним.

— Вот, выпей водички — наверно, пересохло в горле? — сказал Савелий и протянул ему фляжку с водой.

Ни слова не говоря, тот жадно отвинтил крышку и приложился к фляжке. Его острый кадык заходил вверх-вниз, и Савелий вздохнул:

— Не пей много: пользы не будет.

— Вы решили сделать ловушку? — спросил американец, с сожалением оторвавшись от фляжки и протягивая ее Савелию.

— Это ваша вода! — сказал тот и добавил: — Вы угадали насчет ловушки.

— Я тоже кое-что придумал; разрешите и мне внести посильную лепту, — он вдруг снял с себя подтяжки.

— Пожалуйста, если вам так хочется, — удивился Савелий. — Но это-то зачем?

— Вдруг пригодится, — улыбнулся тот. — А третьей лопатки у вас нет?

— К сожалению, — Савелий развел руками и направился помогать капитану Воронову.

Американец отполз от них на несколько метров в сторону, как и капитан, примерил на глаз расстояние, затем огляделся вокруг и что-то подобрал в песке.

В это время Четвертый тщетно пытался связаться с теми, кого он отправил за беглецами на вертолете.

— Пятый! Пятый! Отзовитесь! Вас вызывает Четвертый!

Неожиданно эфир ожил, но отозвался не тот, кого он вызывала — это был Восьмой, который едва не рыдал:

— Четвертый! Четвертый! Здесь Восьмой!

— Четвертый на связи! Докладывайте, Восьмой! — он понял: случилось из ряда вон выходящее.

— Четвертый! Братан — погиб! Пятый — погиб! Вертолет — погиб. Это все проклятый Рэкс! Дай мне его! — казалось, что он стонет от боли.

И вдруг Четвертый обрел спокойствие.

— Где вы?

— На базовой заправке вертолетов!

— Ишь какой быстрый: дай, дай. Подключайтесь к автогруппе! Все! И прошу запомните: Тридцатый мне нужен живым! Вы поняли, Восьмой?

— Слушаюсь, Четвертый, — без особого энтузиазма отозвался тот и отключился.

— Шестой! Шестой! Здесь Четвертый! — снова стал вызывать он по рации.

— Здесь Шестой! Слушаю вас, Четвертый!

— Где вы находитесь, Шестой?

— Мы — в тридцать втором квадрате.

— Через несколько километров встретитесь: Одиннадцатого — убрать. Тридцатого — живым! Поняли — живым!

— Вас понял, Четвертый! Одиннадцатого — убрать! Тридцатого — живым!

— Минуту! — неожиданно раздался голос за спиной Четвертого: в кабинет вошел Психолог и протянул руку к рации. — Разрешите, Четвертый?! — Тот пожал плечами, но отдал ему рацию.

— Шестой, здесь Психолог!

— Слушаю вас, господин Психолог! — не без иронии отозвался Шестой.

— Они от вертолета не уйдут! Будьте осторожны, ждите сюрпризов, Шестой!

— Разумеется, господин Психолог! — усмехнулся Шестой и отключил рацию. Психолог уже не услышал того, что Шестой бросил вдогонку: — Грамотные все больно, некуда плюнуть, чтобы не попасть в грамотея, — он не заметил, как виртуоз-водитель быстро поглядел на него и со вздохом покачал головой.

Четвертый смотрел недоверчиво на Психолога, решая, спрашивать или нет, потом все-таки решил спросить:

— Откуда такая уверенность, что они будут ждать у вертолета?

— Во-первых, им необходимо пополнить боеприпасы, во-вторых, во-вторых… просто я размышляю, исходя из общих наблюдений за ними.

— Может, вы и правы, — задумчиво проговорил Четвертый.

Выводы, сделанные Психологом, полностью совпадали с предчувствиями боевика-водителя, сидящего за рулем джипа. Когда Шестой бросил уничижительную фразу в адрес Психолога, он усмехнулся и про себя решил, что кто-кто, а сам он не станет распускать слюни.

Четвертый снова взглянул на Психолога, словно ожидая от него подсказки, и тот, довольно улыбаясь, снизошел до того, чтобы дать свой совет:

— Мне кажется, что нужно позаботиться о том, что делать дальше, если Шестой не сможет их остановить.

Четвертый поморщился, покачал головой и вновь взял рацию:

— Внимание, группа четыре! Внимание, группа четыре! Вас вызывает Четвертый?

— Десятый на связи, Четвертый!

— Ваш квадрат — семнадцать!.. Действуйте, Десятый!

— Слушаю, Четвертый. Квадрат — семнадцать.

— Внимание, группа три! Внимание, группа три! Вас вызывает Четвертый!

— Группа три слушает! На связи — Двенадцатый!

— Ваш квадрат — двадцать второй. Действуйте Двенадцатый!

— Вас понял, Четвертый! Квадрат двадцать второй.

— Группа пять! Внимание, группа пять! Вас вызывает Четвертый!

— Группа пять на связи!.. Тринадцатый слушает, Четвертый!..

— Ваш квадрат — двадцать седьмой! Дейст… — но в этот момент Психолог тихонько похлопал его по руке. — Минуту, Тринадцатый.

Психолог что написал на листочке бумаги и придвинул его к Четвертому.

— Тринадцатый! Здесь Четвертый! Двадцать седьмой квадрат — отставить! Слушайте новую вводную: во что бы то ни стало вашей группе поручается отыскать американца! Действуйте!

— Разрешите вопрос, Четвертый?

— Слушаю вас, Тринадцатый!

— Как мы его узнаем?

— Во-первых, он будет в американской форме майора, во-вторых, он внешне очень напоминает собой Тридцатого. Он должен быть живым!

Джип, управляемый виртуозом-водителем, был уже в сотне метров от сбитого вертолета.

Сидящий рядом с водителем Шестой обернулся к своей группе боевиков:

— Из машины — на ходу! — скомандовал он и первым выпрыгнул на песок.

Один за другим за ним последовали и остальные пять боевиков, кувыркнувшись на песке, они тут же вскакивали на ноги, ожидая дальнейших приказов.

Шестой дождался, когда спрыгнет последний, затем поднял руку, что означало: «Внимание!»

Все замерли, прислушиваясь к любым звукам, но вокруг стояла тишина.

— Вперед! — крикнул Шестой, и все устремились к подбитому вертолету, огибая его со стороны хвоста. — Стоять! Всем! — негромко выкрикнул Шестой, схватив одного, самого ретивого, за плечо.

Он с опаской подошел к дверям вертолета, оглянулся назад, словно ища поддержки, потом резко дернул дверь, а сам пулей отскочил в сторону.

Автоматная очередь показалась оглушительной в абсолютной тишине. Когда кончились патроны в рожке и автомат захлебнулся, Шестой осторожно заглянул внутрь, держа наготове пистолет. Он увидел закрепленный автомат и ехидно рассмеялся:

— Изобретатели! — он повернулся к сопровождающим его боевикам, покровительственно бросив:

— Здесь подождите я уж сам. Он вскочил в салон вертолета, осмотрелся, заглянул в пилотскую кабину: везде было пусто, и Шестой облегченно сунул пистолет в кобуру. Неожиданно он увидел Двадцать второго и не столько его, сколько его руку. Интересно, когда он успел выманить «Ролекс» у Одиннадцатого? Шестой вздохнул и покачал головой: мертвому уже ничего не нужно. Он наклонился и потянул руку Двадцать второго к себе, чтобы снять часы, не заметив тонкого проводка, соединенного с кольцом гранаты.

Раздавшийся взрыв повредил запасной бак с авиационным керосином, и страшная жидкость, вырвавшись наружу, вспыхнула и охватила огнем всего Шестого. Он дико, по-звериному заревел, вывалился из дверей салонам и в шоке этот горящий факел сделал несколько шагов вперед:

— Ой, мама, горю? Горю! Горю-ю-ю! Упав на песок, он дернулся несколько раз и замер. Не понимая, что произошло с Шестым, ошеломленные боевики с ужасом смотрели на догорающий факел и некоторое время не могли прийти в себя. Затем открыли ожесточенный огонь из пяти стволов по пустому вертолету.

Водитель джипа задумчиво покачал головой и осторожно завел машину, приготовившись в любой момент дать деру.

Неожиданно один из боевиков ткнулся головой вперед и замер в неестественной позе на песке.

— Что с тобой? — настороженно спросил один из них, склонившись над телом. — Вставай, хватит дурака валять! — и вдруг он вскочил, испуганно оглядываясь по сторонам на затылке лежащего он увидел кровь.

Виртуоз-водитель тихонько сполз по сидению вниз и стал наблюдать в верхнее зеркало, специально укрепленное так, чтобы можно было видеть все, что делается сзади машины.

В этот момент из песка в полный рост поднялись Савелий с капитаном и открыли яростный огонь по боевикам.

Трое боевиков, сраженные очередями, упали замертво, но четвертый успел сигануть за вертолет и открыть оттуда огонь из автомата.

Им пришлось упасть в песок и прижаться к нему. Огонь был плотным и метким — вокруг них взлетали фонтанчики песка, которые все приближались и приближались к ним.

Американец поступил дальновидно, зарывшись в песок сбоку от них. Первым же «выстрелом» ему удалось бесшумно отправить на тот свет первого боевика. Для этого он использовал свои подтяжки привязав их концы к ногам, он превратился в огромную рогатку. Для зарядов он нашел кусочки рваного металла.

Сейчас, услыхав автоматный огонь, он осторожно приподнял голову и увидел боевика, который стрелял по его вынужденным спасителям.

Он лежал на спине и, стараясь не делать резких движений, вставил в подтяжки второй «снаряд», оттянул их и тщательно прицелился. Кусочек металла, выпущенный тугой тетивой, попал боевику в щеку, и он машинально схватился за голову:

— Ой, бля! — вскрикнул он, на миг показавшись из-за своего укрытия. Этого мгновения было достаточно — пуля Савелия размозжила его голову, и он вывалился уже мертвый.

Савелий приподнялся и посмотрел в сторону американца.

— Твой пуля бьютифул! — крикнул тот с улыбкой и поднял кверху большой палец. Он поднялся на ноги и стал стряхивать с себя песок.

— Твой «выстрел» тоже не плох! — подмигнул Савелий и тоже хотел подняться на ноги, но в этот момент раздалась длинная очередь, которая прижала их снова к земле. Американец вскрикнул.

Савелий осторожно приподнял голову и увидел джип, на большой скорости уходящий в пески. Они с капитаном вскочили и открыли по нему огонь. За рулем никого не было видно.

— Уходит! — крикнул Савелий продолжая стрелять, но вскоре их автоматы захлебнулись: кончились патроны.

— Ушел-таки, сволочь! — в сердцах бросил Салелий и сплюнул песок, набившийся в рот. — Я думаю, что это был тот самый виртуоз-водитель, которого я видел на полигоне. — Он вспомнил об американце и подбежал к нему. — Что, майор, задело?

— Меня Майклом зовут! — несколько обидчиво сказал тот, потом осмотрел свою ногу. — Кость, кажется, цела, — он вдруг усмехнулся, показывая Савелию перестреленные подтяжки. — По крайней мере, не нужно развязывать их!..

— А что, неплохая рогатка получилась! — подмята пул Савелий и добавил:

— Майкл значит Миша! А меня Савелий, его — Андрей или просто — капитан.

Подошел Воронов с двумя автоматами и двумя рожками:

— Вот все, что сумел собрать, — он протянул один рожок Савелию, другой вставил в один из автоматов и надел его себе на плечо. — Ну, как твой приятель? — спросил он Савелия.

— Поживет еще. Его Мишей зовут.

— Мишей?

— Ну, Майклом, а по-нашему — Миша. Нести его придется. Командуй, капитан!

— До трассы километров восемьдесят, — задумчиво проговорил капитан, глядя на американца. — А марш-бросок с мешком на плечах… — он вздохнул. — Да-а-а, — он бросил второй автомат в песок.

— Нет мешок! — воскликнул по-русски американец. — Я смог идтить! — он подхватил автомат и поднялся на ноги очень шустро, но тут же вскрикнул и снова сел на песок.

Савелий укоризненно покачал головой, спокойно заменил опустевший рожок на принесенный капитаном, после чего закинул за спину автомат и взглянул на яркое солнцем

— Ничего, Миша, зато не замерзнем.

— Э-т-то точно! — с усмешкой подхватил капитан и тоже закинул автомат за спину.

— Не понял? — нахмурился Майкл.

— Зато не замерзнем, говорю! — повторил Савелий по-английски.

— Думаю, да, — понял Майкл и улыбнулся, потом так же, как и они, закинул автомат за спину.

— Может, оставишь? — предложил Савелий.

— Пригодится, — буркнул тот и подал руку.

— Ну-ну, — вздохнул Савелий и помог ему подняться.

— Работаем, ребята!.. — весело крикнул капитан, и они устремились вперед.

Ас-водитель добрался наконец до базы, выскочил из джипа и быстро добежал до кабинета Четвертого. Кроме него застал там и Психолога.

— Та-а-ак… — сквозь зубы процедил Четвертый, оглядывая пришедшего с головы до ног.

Водитель был ранен в левое плечо, и кровью пропитало всю куртку, он придерживал левую руку и виновато смотрел в глаза Четвертому.

— Говори! — бросил наконец Четвертый.

— Мы ничего не смогли. Это роботы, а не люди! Шестой сгорел от взрыва в сбитом вертолете, другие убиты в перестрелке. Мне удалось вырваться и на прощанье зацепить одного.

— Кого? — быстро спросил Психолог.

— Если откровенно, то не успел заметить, кого именно, — он смотрел то на Четвертого, то на Психолога. — Но то, что одного из трех, так это точно как в аптеке!

— Из трех? Ты сказал, из трех? — нахмурившись, переспросил Четвертый.

— Из трех, — растерянно подтвердил он, — В ногу.

— Американец! — догадливо бросил Психолог и довольно потер ладонь

— Значит, в ногу зацепил? Так. Отлично! — Его пальцы забегали по клавишам компьютера. — На трассу они выйдут в третьем или в четвертом квадрате. Часа через три-четыре.

— Как? Восемьдесят километров а три часа?! — воскликнул Четвертый.

— По песку? По жаре? С раненным в ногу?

— В этом месте трасса делает большой изгиб и сокращает их путь до двадцати километров. Могут и раньше выйти, — спокойно пояснил Психолог и многозначительно взглянул на Четвертого.

— Что ж, все понятно: подхвачу их на подходе.

— Только повнимательнее, пожалуйста, — попросил Психолог.

— На этот раз будьте уверены: поработаю как надо! — Четвертый рубанул рукой воздух. — Теперь я сам займусь ими.

Ас-водитель, услыхав эти слова, чуть заметно покачал головой — в его глазах не было такой уверенности, как у Четвертого.

Среди пустынных барханов фигуры наших героев выглядели нереальными. Скуластое лицо Савелия, обожженное ярким солнцем, было украшено шрамами, и выглядел он не менее уставшим, чем капитан Воронов.

Капитан действительно тяжело дышал, но мощные бугры его мышц, перекатывающиеся под майкой, заставляли поверить в то, что он вряд ли уступит Савелию.

Американец снова потерял сознание, и его пришлось тащить волоком по песку.

Перемешиваясь с песком и пылью, пот обильно выступал на их спинах, стекая вниз и вызывал страшный зуд.

— Так можем не донести приятеля, — проговорил Савелий, глубоко вздыхая раскрытым ртом. — Под крышу бы его, да и рану продезинфицировать было бы совсем не лишним.

Не останавливаясь, капитан внимательно осмотрелся вокруг:

— Если мне не изменяет память, где-то здесь я видел однажды кошару. Это когда на задание ехали.

— Ты не спятил? — воскликнул Савелий. — На нем же форма!

— Ты за кого меня держишь? — усмехнулся капитан, останавливаясь и опуская американца на песок, — Раздевайся, Рэкс! — улыбнулся он.

— Понял, — подмигнул в ответ Савелий и принялся за свою одежду.

А капитан начал раздевать американца. Тот вдруг пришел в себя и удивленно спросил:

— Зачем? Что вы делаете? Я же еще живой! Капитан непонимающе уставился на Савелия:

— Чего он так взволновался?

— А-а… — махнул рукой Савелий. — Думает, что мы его хоронить собираемся. — Он повернулся к Майклу. — Жить, Миша, хочешь?

— Да, конечно, — воскликнул тот.

— В таком случае делай, как я! — улыбнулся Савелий и продолжил свой «стриптиз».

— О'кей Все понял! Москва — Калифорния — братья!

— Ага, что-то вроде этого, — усмехнулся Савелий.

Сидя в салоне вертолета, Четвертый внимательно вглядывался в бескрайние пески, пытаясь разглядеть там беглецов.

Неожиданно раскрылась дверь пилотской кабины и оттуда выглянул штурман:

— Я засек их! — перекрикивая шум, бросил он.

— Отлично, — обрадовался Четвертый. — Погладьте их по головке…

— Понял, Четвертый! — хмыкнул штурман и вернулся в кабину. Он надел шлемофон и передал приказ Четвертого пилоту. — Зайди на них и попугай как следует.

Грозная машина рванулась вниз и с ревом пронеслась над головами беглецов. Они упали на землю, но капитан успел дать вдогонку очередь из своего автомата.

Переодетый в форму американца Савелий вскочил и отбежал от своих приятелей на несколько десятков метров.

Вновь и вновь заходила на них стальная птица, заставляя падать плашмя, а их выстрелы не приносили вертолету никакого вреда.

— Ничего не выйдет: этими пулями их не возьмешь — крикнул Савелий капитану. — Это не МИ-8.

— Автомат не возьмет: это же МИ-24, бронированный — крикнул Майкл.

— Догадливый! — бросил Савелий.

— Я не понял, что вы сказали! — крикнул тот.

— Хорошо, говорю, нашу технику знаешь! — ответил Савелий.

— А как же, я же профессионал! — гордо заявил он.

Потом он сел на песок, снял с автомата рожок и пересчитал в нем патроны: их оказалось только три штуки. Сам себе кивнув головой, Майкл поставил рожок назад, перевел автомат на одиночную стрельбу, ремень укрепил в локте для упора и стал внимательно следить за вертолетом, чего-то ожидая.

Четвертому надоели эти игры, и он, заглянув в пилотскую кабину, наклонился к уху пилота:

— Прикончи американца! — крикнул он.

— Нет проблем! — отозвался тот, приоткрыл окно и выбросил сигарету, после чего стал гоняться за Савелием, переодетым в форму Майкла.

Он стрелял по нему длинными очередями, не жалея патронов, но Савелий делал такие непредсказуемые зигзаги, что пули вгрызались в песок вокруг него и не причиняли никакого вреда.

В это время Майкл, оставленный в покое, приподнял автомат и стал сопровождать вертолет стволом. Вот! Это то, что он ожидал! Окно! Оно было чуть приоткрыто со стороны пилота и Майкл тщательно прицелился: выстрел! Пуля попала между рамой и створом вертолета.

Испугавшийся пилот попытался закрыть окно, но его небрежность привела к тому, что второй пулей американец попал точно в раму окна и совсем открыл его.

Третья пуля попала в висок пилоту, пробила насквозь его голову и, чуть пригасив скорость, впилась в лицо второму пилоту-штурману, забрызгав все вокруг кровью и залив его глаза.

Никем не управляемый штурвал начал дергаться, и вертолет завертелся на месте, готовый перейти в свободное падение.

— Штурвал! — крикнул Четвертый. — Штурвал держи, — испуганно зарычал он.

— Я ничего не вижу! Мне больно! Мама, больно мне! — стонал штурман, обхватив лицо руками.

Четвертый столкнул с сиденья убитого пилота, занял его место и взял в руки штурвал; после некоторых усилий вертолет выровнялся.

— Ну, Рэкс! — с раздражением крикнул Четвертый и снова занялся управлением вертолета. Наконец машина стала более-менее послушной, и Четвертый успокоился — совершенно другим тоном сказал:

— Да, Рэкс, недооценил я тебя. Однако, молодец! Взглянув на приборную доску, он направил вертолет в сторону базовой заправки.

Савелий с недоумением посмотрел в сторону улетающего вертолета, затем обернулся к американцу:

— Ты что, снайпер, Миша?

— Да так, в детстве баловался немного, — он хитро улыбнулся и тут же серьезно добавил. — Спасибо тебе, Савелий! Ты спас мне жизнь!

— Это вы нам всем спасли жизнь! — покачал головой Савелий.

— Нет-нет! Это же было так понятно. Гонялись они только за капитаном и вами, переодетым в мою форму. И по вас они стреляли всерьез, на поражение, а не на испуг. И только ваше мастерство спасло вашу жизнь и мою, — он стал задыхаться: видно, длинная речь лишила его последних сил. Его лицо вдруг исказилось, и он повалился на бок.

— Что-то наш приятель совсем заплохел, — озабоченно проговорил капитан; он снял с пояса фляжку, встряхнул, но фляжка американца оказалась пустой. Капитан отбросил ее, снял с пояса свою: там еще чтото булькало. Он наклонился к Майклу, приоткрыл ему рот и влил несколько глотков. Майкл открыл глаза, мутным взглядом осмотрелся и вдруг стал быстро что-то говорить.

— Что он лопочет, Совка?

— Подожди, потом расскажу, — нахмурился Савелий, склонившись над ним.

— Спасибо за воду: знаю, что ее почти нет. Но… — он явно что-то хотел сказать, но не решался, — я совсем плох.

— Говорите, Майкл, нам вы можете довериться! Что-то в голосе Савелия было такое, что Майкл вздохнул и попытался улыбнуться:

— Мне действительно что-то подсказывает, что я могу вам доверять! Это во-первых. А во-вторых, у меня и выхода другого нет. — Он помолчал немного, набираясь сил, а может, взвешивая, прав ли он, принимая такое решение, потом продолжал: — Вы должны, обязательно должны сообщить в американское посольство или в любое другое с передачей в Посольство США о том, что RXZ, вышел из игры. Что я не смог найти его. Запомните RXZ вышел из игры, — он прервался на полуслове и потерял сознание.

— Чем это тебя так разволновал этот американец по имени Миша? — попытался свести к шутке капитан, но интуитивно понял, что шутка сейчас неуместна. — Что случилось, Рэкс?

— Судя по всему, дело действительно серьезное! Какой-то RXZ выпал в осадок, а он не смог его найти. Все это нужно сообщить в американское посольство.

— Что за бред? Что сообщить? — не понял капитан.

— Если дословно, то Майкл просит сообщить в американское посольство или любое другое посольство, но с передачей в Посольство Америки, следующее сообщение: «RXZ вышел из игры, найти его не смог».

— Понятно, — лицо капитана стало серьезным, задумчивым. — Нужно узнать, кто такой RXZ.

Савелий посмотрел на фляжку и снова склонился к американцу, наливая ему в рот воды. Тот сделал глоток и снова пришел в себя.

— Кто такой RXZ? — тут же спросил его Савелий. Американец несколько секунд подозрительно смотрел на Савелия, пытаясь понять, откуда этот русский знает ЭТО? Потом все вспомнил.

— Этот человек осуществляет связь с филиалами мафии, расположенными в Европе, Азии и Америке. Я не нашел его. Я… — он вновь потерял сознание.

— Что? — нетерпеливо спросил капитан.

— RXZ — человек, который осуществляет связь с филиалами мафии по наркобизнесу в Европе, Азии и Америке.

— Важная штучка!

— Жить становится все интересней и интересней, — усмехнулся с грустью Савелий.

— Теперь я уверен только в одном этот приятель должен выжить! Должен!.. Работаем, Рэкс!

Они вновь подхватили американца с двух сторон и устремились в путь под палящим солнцем.

Богомолов в Азии

В кабинете, выделенном для полковника Богомолова в местном Управлении государственной безопасности, сидели трое: временный хозяин кабинета — полковник Богомолов, майор Нигматулин, являвшийся начальником одного из отделов госбезопасности этого управления и давним большим приятелем Богомолова. Полковник знал его уже много лет и доверял ему как самому себе. Третьим был седовласый мужчина лет пятидесяти. Несмотря на возраст, он выглядел стройным и подтянутым.

— Что показали данные авиации, Рафик Борисович? — спросил Богомолов своего коллегу.

— Летчик уверяет, что засек сигнал где-то в квадратах двадцать три

— семнадцать.

— Большой разброс, — задумчиво произнес полковник.

— Откровенно говоря, меня это не смущает, Константин Иванович, — прищурил майор и без того узкие глаза.

— А что тебя смущает?

— По нашим данным, в этом квадрате, во всяком случае, очень близко к нему, была геодезическая база, которая прекратила свои работы шесть лет назад.

— Мне об этом известно, — заметил полковник.

— Но вам вряд ли известно, что я вчера узнал от этого летчика, — хитро улыбнулся тот. — Так вот, этот летчик утверждает, что однажды, пролетая над этим квадратом, он слышал очень сильные эфирные помехи. А когда настроился точнее, то различил слова, похожие на команды. В ответ на эти команды отзывались какие «числительные»: Четвертый, Шестой.

Полковник сдвинул брови, но пока решил ничего по этому вопросу не говорить: слишком мало информации, хотя и очень любопытной. Он повернулся к мужчине в штатском:

— А вы что скажете, товарищ консультант? Тот секунду-другую молчал, потом повернулся и взглянул прямо в глаза полковнику:

— Во-первых, я не могу дать нормальную и достойную характеристику данному делу: нет достаточных и точных сведений об этом объекте, во-вторых, мне неизвестны цель и мотивы этих поисков.

Богомолов не мигая выдержал ею взгляд, потом взглянул на Нигматулина:

— Похоже, вы правы. Однако прошу ответить на один вопрос, товарищ генерал.

— Бывший, Константин Иванович, бывший генерал! — с улыбкой поправил его мужчина в штатском.

— Допустим, — согласился полковник. — Вы давно знаете Денисова? — неожиданно спросил он.

— С Аркадием Михайловичем мы проработали двенадцать лет, — начал было отвечать он, но прервался и снова взглянул полковнику в глаза. — Понимаю. — Он сунул руку в карман и вытащил оттуда конверт. — Вот, пожалуйста, может быть это письмо, адресованное лично вам, сумеет снять напряженность.

Полковник быстро разорвал конверт, вынул оттуда небольшой листочек.

— Надеюсь, вам знаком его почерк? — спокойно заметил мужчина в штатском.

Богомолову действительно был знаком почерк Денисова, и это послание, состоящее всего из пяти слов, принадлежало ему: «Этому человеку доверяй, как мне!»

— Если бы вы сразу мне показали это, то избавились бы от малоприятных вопросов, — смущенно заметил полковник.

— Ничего, я люблю острые блюда, — улыбнулся он.

Полковник повернулся к компьютеру, включил и набрал код нужного файла. На экране дисплея побежали строчки информации о жизни какого-то человека, потом возникла фотография Савелия.

— Это же Говорков! — воскликнул бывший генерал. — Но я не понимаю, для чего вам понадобилась его биография: он же погиб в Афганистане.

— Нет, он не погиб, хотя и мы так думали до недавних событий. Но откуда вам известен Савелий Говорков?

— Странно, что вы сразу об этом не догадались. Теперь мне понятно, почему Денисов попросил именно меня оказать вам содействие в очень «непростом деле». Савелий Говорков был самым любимым моим учеником по спецназу! — проговорил он с теплотой. — Очень рад, что вы мне сообщили такую новость о Савелии. Но что вас заинтересовало в этом парне? Он, что, побывал в плену, и вы подозреваете его в шпионаже?

— Пока мы ни в чем и никого не подозреваема — четко произнес полковник. — Однако Савелий Говорков сам попал в круг наших интересов, и нам важно узнать, на что способен этот человек в экстремальных ситуациях?

— В чем выражается «экстремальная ситуация»?

— Как он поведет себя, если окажется среди преступников?

— Вам должно быть известно, кал он повел себя, когда оказался среди уголовников в колонии! — ответил генерал в отставке несколько раздраженно.

— Нам действительно известно об этом жизненном витке Савелия Говоркова, но здесь речь идет не об уголовниках, а о серьезных врагах нашего общества, нашей страны! — полковник сказал это с некоторым пафосом.

— Я не знаю, о каких врагах вы ведете речь, но лично я не советовал бы никому становиться на его пути в экстремальных, как вы выражаетесь, ситуациях!

— Вы не переоцениваете своего любимца?

— Савелия Говорком, если это он, невозможно переоценить, его можно только недооценить! Если вы его увидите, то я уверен, что вы сами сможете убедиться в правоте моих слов.

Старый Касым

Среди огромных песчаных барханов одиноко затерялась небольшая кошара из камышового тростника и кустарников, облепленных глиной.

Корявые жерди чисто символически несли звание забора, за которым стояло несколько двугорбых и одногорбых верблюдов, лениво жующих свою вечную жвачку.

Не успели беглецы выйти из-за бархана и подойти на расстояние десятка метров к воротам, как их тут же окружила толпа любопытных азиатских ребятишек. Они остановились на почтительном расстоянии и с удивлением смотрели на странных незнакомцев со светлой кожей и светлыми волосами.

Вскоре к ним поспешил, семеня кривыми ножками, сморщенный, высохший под палящими лучами азиатского солнца согбенный старик. Его волосы были серебристо-седыми.

Он шел с радушной улыбкой, поминутно вскидывая руку, то ли в приветственном жесте, то ли от нервного тика.

Его русский язык оставлял желать лучшего, но, как ни странно, все было понятно:

— Старый Касым видит два русский началника и одного началника с другая страна. — Он очень радушно улыбался, но со стороны, наблюдая более внимательно, можно было заметить, что сквозь доброту улыбки проглядывает и скрытая хитрость. — Однако старый Касым говорит: здравствуй, началник! Гост для Касыма — хорошо, гост началника для Касыма — много хорошо. Дорога болшой, а сила совсем мало-мало… Ходите в дом кумыс пит, молоко пит, шашлык кушат, много-много спат.

— Спасибо я гостеприимство, отец, времени у нас совсем уже нет! Нам идти нужно, спешим мы очень! — Капитан старался говорить медленно, спокойно и убедительно.

— Зачем спасиба, когда не кушал не пил, не спал? Зачем спешим в такая солнце? Дело ждет, работа ждет, смерт не ждет, сама идет! Когда много спешим, много, много не успеваем. Старый Косым много жил, много знает: зачем говорит слово, когда оно прячет твоя дума? Говори такой слово мне, и старый Касым помогает много-много.

Капитан понял, что любые его уловки странно выглядят среди этих бескрайних песков. От ближайшего населенного пункта сотни километров, а они идут пешком по пескам, имеют странный, если не сказать больше, вид: запыленные, пропитанные потом, ободранные, да еще с раненым на руках и с оружием я спинами.

— Вот что, отец, — вступил в разговор Савелий. — Ты прав, надо говорить то, что у тебя в голове и на сердце, а не то, что может ввести, человека в заблуждение. Этот раненый человек — иностранный геолог, он очень болен и потерял много крови, попав в аварию. Ты должен помочь ему — скоро за ним прилетит вертолет. Понимаешь, он большой начальник! Очень большой начальник!

— Болшая началника — хорошо, очен болшая начааника — много хорошо! Однако болен — много плохо! Иностранная геолог — хорошо, геолога в офицерская форма Америка — плохо.

— Так ты, отец, знаешь, что это американская форма? Откуда? — воскликнул капитан и переглянулся с Савелием: они были оба явно растеряны.

— Старый Касым много знает, много знает! — старик вдруг стал серьезным. — Кто вы? Кто он? Говорите, Касым можно верит!

— Хорошо, отец, — решила капитан, понимая, что у них нет другого выхода. — Очень плохие люди хотят убить американца, а его нужно спасти: он друг нашей страны. А мы… мы советские солдаты, хотя и в такой странной форме. Нам нужно спешить, чтобы сообщить важные сведения в нужные органы советской власти! С ним мы вряд ли сможем добраться, и потому просим вас, отец, оставить его у себя, поухаживать за ним. Думаю, что завтра-послезавтра за ним пришлют вертолет.

— Если он друга — хорошо! Плохие люди — очень плохо! Вертолет — хорошо!.. Однако вертолета — завтра — плохо, послезавтра — много плохо! Болной — плохо! Кумыс пьет — хорошо! Много здоров ест! Не думай плохо за старый Касым — хорошо! — он говорил спокойно и рассудительно, словно разговаривал сам с собой.

— Спасибо, отец! — Капитан облегченно пожал его руку.

— Зачем спасибо? Мы — дети наша земля: я — плохо, ты помогал, ты — плохо, я помогал. Не можно не так! Айда кушат, кумыс пит!

— Нет отец, нам нужно спешить! — покачал головой капитан, потом добавил: — Ты, отец, должен быть очень осторожным: если придут плохие люди и найдут этого американца, то могут убить и тебя.

— Спешит много-много — плохо, — покачал головой старик, словно не слыша других слов. — Тело отдых нужно.

— Ты что, не понял, отец? Я же говорю об опасности, которая может гро…

Старик вдруг положил ему на плечо свою морщинистую руку и проговорил на чистом русском языке безо всякого акцента:

— Вы доверились старому Касыму, и Касым не подведет вас. Теперь и старый Касым жег довериться вам: я старый солдат и прошел всю войну до самого Берлина! В разведроте служил. Меня насторожила ваша странная форма, а не форма американского офицера! — Он вопросительно взглянул на капитана.

— Эта форма, отец, тех плохих людей, он тут же поправился, — точнее, преступников. Они идут против народа и могут наделать много беды. Мы убежали от них.

— Понятно, — старик насупился. — Стрельба, которую я слышал ранним утром, с вами связана?

— Здесь? Слышно было? — воскликнул удивленно Савелий.

— В песках далеко слышно. За американцем я пригляжу, можете не волноваться: они его не получат! Однако у них тоже вертолеты есть? — полуспросил он.

— Есть, — кивнул капитан и тут же воскликнул: — Понял! Если кто будет спрашивать о троих, значит, чужие, а если об одном, то свои, представители власти.

— Но почему вы так уверены, что за ним пришлют вертолет?

— Надеемся добраться и сообщить.

— А если… — старик запнулся на полуслове и опустил глаза.

— Если с нами что-то случится, то американец тебе подскажет, что делать! — Савелий хлопнул старика дружески по плечу. — Он немного говорит порусски. Спасибо тебе, отец!

— Постарайтесь выжить, сынки! — тихо, как молитву, выдавил из себя старый Касым, а чтобы скрыть влажные глаза, суетливо добавил: — Сейчас мои внуки вас угостят на дорожку.

Когда наши герои покинули гостеприимную кошару, старый Косым собрал вокруг себя всех своих внуков и правнуков и что-то долго им говорил на родном языке, после чего приказал идти в доя и не показывать носа наружу и не выгядывать в окна, пока он сам этого не разрешит. Все беспрекословно вошли в дом, и старик закрыл их на щеколду снаружи.

Только после этого он об обработал йодом раненую ногу так и не пришедшего в себя американца, обложил рану какими-то своими мазями и аккуратно забинтовал. Подхватив его под мышки, оттащил метров на пятьдесят в пески с кошарой в небольшой, около двух квадратных метров, схрон, куда он складывал заготовленный и спрессованный на зиму корм для скота.

Этот схрон не был специально подготовлен для хранения кормов. Просто однажды, когда ему понадобилось подновить кошару, нужна была глина, и он, чтобы не тащить ее черт знает откуда, решил поискать поблизости от кошары и его поиски увенчались успехом: под метровым слоем песка была обнаружена красная глина, и теперь, если в ней появлялась нужда, он, все углубляясь и углубляясь, добывал ее.

На тот случай, если американец придет в себя, а его рядом не окажется, старый Касым оставил рядом с ним кувшин с кумысам и ломоть казахского хлеба. Тщательно замаскировав вход, старый Касым вернулся к себе в дом.

Воспоминания о Лане

Хватая пересохшим ртом оскаленный воздух, они продолжали свой изнурительный бег по огненному песку.

Несмотря на то, что капитан был старше своего приятеля, держался он очень уверенно. Он расчетливо и экономно двигался. Потрескавшиеся губы кровоточили, а язык был настолько сухим, что когда капитан забывался и машинально пытался облизнуть губы, то морщился от невыносимой боли; язык был шершавый, как наждачная бумага.

Савелий с виду казался более уставшим, чем Воронов, однако это было чисто внешнее впечатление: он вообще не ощущал усталости и совсем ничего не чувствовал, отключив свое тело от внешних раздражителей.

Послушное тело не испытывало никаких неудобств. Более того, казалось, что он только что оказался в этих условиях и был переброшен какой-то силой из другой местности. Хотя губы потрескались, во рту у него тоже пересохло, это его не беспокоило.

— Присядем? — предложил капитан и плюхнулся на песок. Затем достал свою фляжку и сделал несколько глотков. — Отличный кумыс и жажду утоляет, и голод.

— Ага, жаль, маловата фляжка, — согласился Савелий, сделав из своей фляжки только один глоток, потом завинтил крышку и откинулся на спину: говорить при такой жаре не хотелось. Он прикрыл глаза и попытался представить лицо Ланы.

— Здравствуй, Савушка!.. Здравствуй, милый! — услышал вдруг ее голос и открыл глаза перед, ним стояла обнаженная Лана.

— Как? — встрепенулся он и вскочил на ноги. — Как ты здесь оказалась?

— А я всегда с тобой, милый, — она взяла его за руки, опустилась на колени и потянула его вниз, к себе. Савелий опустился рядом с ней на колени и вдруг почувствовал, что песок влажный и прохладный.

Он оторвал от ее глаз свой взгляд и огляделся вокруг: перед ним, серебрясь в лучах солнца, раскинулось бескрайнее море! Настоящее море! Он даже почувствовал запах морской воды. Она была изумрудного цвета, и ласковые прохладные волны покорно накатывались на берег, нежно омывая его ноги.

— Ничего не понимаю, — растерянно прошептал Совел — Где барханы? Где зной? Где капитан?

— Капитан? Вон плывет метрах в пятидесяти от берега. Неужели не видишь? — Лана ткнула своим длинным наманикюренным пальчиком в море, и Савелий действительно увидел капитана, который сильными уверенными взмахами преодолевал метры за метрами, продолжая оставаться на одном месте.

— Зной, барханы. Разве тебе мало меня? — с обидой прошептала девушка, прикасаясь к нему влажными губами.

Савелию было так хорошо, такую нежность испытывал он к Лане, такую теплоту, что ему не хотелось огорчать ее даже взглядом, даже мыслями своими, и губы могли шептать только одно слово, повторяя его на разные лады:

— Милая! Милая! Милая!

Он прикоснулся языком к ее темно-розовому сосочку, и тот мгновенно стал твердым. Девушка чуть нервно вздрогнула и прижала его голову к себе руками, словно хотела, чтобы он впустил ее к себе внутрь.

— Господи, как прекрасно та ласкаешь меня! Господи, пусть так будет всегда, — стонала она.

Савелий, едва прикасаясь, скользил ногтями по ее спине, и бархатистая прохладная кожа вздрагивала от сладкой истомы, а тело извивалось от страстного желания. Когда его пальцы достигли округлых твердых ягодиц, тело Ланы сжалось, она громко вскрикнула в страстном порыве и вдруг неожиданно спросила:

— А где же мой подарок, Савушка? — ее голос звучал обиженно.

Савелий мгновенно поднес руку к своей груди, пытаясь нащупать медальон, но его не оказалось на месте, и он по-настоящему открыл глаза. Ланы рядом не было, не было и моря. Капитан лежал на боку, прикрывая рукой лицо от беспощадного солнца.

— Господи! — с болью воскликнул Савелий.

— Что случилось, Рэкс? — Воронов встревожено привстал и взглянул на приятеля.

— Самую дорогую вещь потерял, — обречено ответил Савелий, продолжая шарить за пазухой может, порвалась цепочка и медальон завалился куданибудь.

И тут он вспомнил, где медальон, настолько ясно, будто это только что произошло: когда они с американцем вновь менялись одеждой, цепочка зацепилась за какой-то крючок на форме американца, и Савелий снял ее вместе с формой.

— Как же я раньше не заметил? А возвращаться сейчас…

— Куда возвращаться? — встрепенулся капитан, — На базу?

— Нет, в кошару.

— Ты что, сбрендил? — воскликнул тот и покрутил пальцем у виска. — Километров двадцать отмахали! Помнишь, что Касым говорил: здесь трасса изгиб делает, и вот-вот мы до нее доберемся. Ну, чумовой, действительно, чумовой! — ругался капитан, не в силах остановиться.

— Вот завелся! Хрен остановишь! — покачал головой Савелий. — Я что, сказал, что хочу возвращаться? Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что возвращаться сейчас — сумасшествие!

— Да? — Капитан подозрительно взглянул на него, но увидел, совершенно спокойный, серьезный взгляд. — Что хоть это было-то?

— Память о любимом человеке. Медальон. — Он грустно вздохнул.

— А-а… помню! Видел у тебя, когда мы на крыше барахтались. Что, нужный товарищ?

— Еще какой нужный! — вздохнул Савелий. — Ладно, капитан, командуй!

Кошара

А в это время возле кошары остановился открытый джип, в котором сидело четверо боевиков и за рулем ас-водитель. Он не захотел, воспользовавшись своим ранением, остаться на базе: решил принять участие в погоне и отомстить за свое унижение, которое получил от этих проклятых «Рэксов», улепетывая с поля боя и оставляя своих друзей мертвыми.

Через некоторое время к ним подъехал и «ниссанпатрол» серебристого цвета, из которого вышел Восьмой в сопровождении трех боевиков.

— Это единственное место, где они могли набрать воды? — проговорил Восьмой со злой усмешкой, потом добавил: — Всем быть на готове! Все вокруг перевернуть и найти их или следы того, что они сюда заглядывали! Перевернуть все халупы вверх дном! А ты притащи сюда хозяев! — приказал он одному из боевиков.

Сняв с предохранителей автоматы, боевики, наслышанные о «подвигах» беглецов, с опаской стали окружать кошару со всех сторон и вскоре рыскали по ее нехитрым постройкам.

— Вот, единственный из взрослых, кто остался здесь! — доложил Шестнадцатый, притащив к Восьмому упиравшегося старого Касыма, который плаксиво лопотал что-то на своем родном языке.

— Что лопочет этот сморщенный окурок? — спросил Восьмой.

— А черт его разберет!

— Слушай, старик, прекрати гундосить и выслушай меня внимательно: тебя никто не собирается обижать! Восьмой постарался быть предельно дружелюбным. — Ты видел здесь посторонних?

Старик неожиданно замолк и внимательно осмотрел боевиков, которые оказались поблизости, потом повернулся к Восьмому: нем поверх ярко расписанной надписями футболки были укреплены заплечные ремни с кобурой под мышкой, из которой торчала рукоять пистолета.

— Ай-ай-ай… запричмокивал старый Касым, восхищенно поглядывая на рукоять пистолета. — Ружье ест — началник! Автомата ест — много началник! Пистолета ест — много-много началник! Балсая началника!

— Ты угадал, старик! — довольно заулыбался Восьмой, радуясь, что сумел разобраться в странной речи аборигена. — Чем меньше оружие, тем больше начальник! Скажи, старик, были здесь посторонние?

— Старая Касым не поняла. Старая Касым не поняла. — Старик так скривил свое и без того сморщенное лицо, что казалось, еще немного, и он расплачется.

— Ну, чужие. Чужие здесь были?

— Чужая? Чужая была, была! — обрадовался старик.. — Была чужая!

— Кто и когда? — встрепенулся тот.

— Однако, — старик начал загибать свои высохшие пальцы. — Однако, четыре луна ушла, четыре луна. — Он повернулся к серебристому «ниссан-патролу»: — Такой арба приходила! Точно такой! Кумыс пила много-много. Чужие, однако.

— А сегодня! Сегодня был кто-нибудь? — Восьмой начал терять терпение.

— Однако, приходила чужая. Приходила, — старик стал серьезно качать головой.

— Говори, говори быстрее!

— Однако, ты чужая, он чужая… они чужая, — старик тыкал пальцем то в одного, то в другого.

— А, черт бы тебя набрал! — вскрика Шестнадцатый и замахнулся над его головой прикладом авто мата.

— Отставить, — коротко бросил Восьмой и вновь попытался быть вежливым и ласковым. — Да пойми ты, старик, мы люди военные, и мы получили приказ поймать двух преступников. Они убили нескольких людей и могут убивать еще и еще.

Странно, думал старый Косым, почему этот мужчина говорит о двух бежавших? Может быть, речь идет о других? А может, об американце они ничего не знают? Военные! И Бога не боятся! — Ни одной порядочной физиономии, И у самою, несмотря на ласковый тон, глаза злые, как у… не знамо кого. Разорвать готов, а улыбается потому, что выведать хочет.

— Военная человека — хорошо. Преступника — плохо. Убивала человека

— плохо… много-много плохо! — старик опустился на колени лицом в сторону солнца и начал молиться, то скрещивая руки на груди, то выбрасывая их вверх.

На этот раз не выдержал Восьмой — он пнул старика в спину и сбил его, продолжая пинать еще и еще, и, видно, запинал бы до смерти, но в этот момент его окликнул Шестнадцатый:

— Восьмой! Послушай! — встревоженным голосом сказал он, и Восьмой прекратил мутузить старика, но тот продолжал истошно выть на всю кошару.

— Ты чего, Шестнадцатый? — спросил Восьмой.

— Послушай! — повторил тот и приложил ладошку к уху, но вопли старика мешали.

— Замолчи! Убью! — замахнулся Восьмой своим огромным кулачищем на старика.

Тот мгновенно умолк — он и сам уже услышал далекий рокот моторов в воздухе. В их, сторону летел вертолет.

— Однако, вертолета шумит — всхлипывая, выговорил старый Касым.

Восьмой встревожено взглянул на старика, потом на своих боевиков: он явно был в некоторой растерянности. Своих вертолетов он здесь не ждал, значит…

— Всем! Быстро по машинам! — приказал он Шестнадцатому и сам поспешил к «ниссан-патролу».

Недолго думая. Шестнадцатый выстрелил в воздух, и все его услышали. Он махнул им рукой в сторону машин, и через минуту они уже на полной скорости покидали кошару.

Старик проследил а их поспешным бегством и стал с нетерпением ожидать прилета очередных незваных гостей. Он прекрасно понял, если эти «гости» так быстро ретировались, то новые должны оказаться теми, кого он ожидает, хотя и был удивлен: неужели беглецы успели сообщить об американце? На всякий случай ему нужно быть поосторожнее.

В летящем в сторону кошары вертолете находились те, кто заседал в кабинете: полковник Богомолов, майор Нигматулин и старый начальник Савелия по спецназу.

— Сигнал усиливается, товарищ полковник? — доложил Нигматулин, внимательно следя за прибором, из которого ему на наушники поступал сигнал.

— Но здесь же ничего нет, кроме кошары! — озабоченно проговорил полковник, выглядывая в иллюминатор.

— В таком случае, надо садиться, и все выяснить на месте? — подытожил генерал в отставке.

Полковник задумчиво посмотрел на него, потом повернулся к майору и согласно кивнул головой. Нигматулин тут же поспешил в пилотскую кабину.

Сделав небольшой круг над кошарой, вертолет начал опускаться в нескольких метрах от хлипкого забора. Поднявшийся от винтов ветер взбаламутил тучи песка, и забор, казалось, вот-вот сорвется и улетит прочь. Заметив это, полковник недовольно крикнул майору:

— Твой пилот, что, не понимает, что людской труд нужно уважать?

Нигматулин вновь рванулся в кабину, и вертолет тут же взлетел вверх, отлетел на несколько десятков метров в сторону и опустился на песок.

Когда песчаный вихрь успокоился и лопасти прекратили вращаться, они втроем соскочили на землю и устремились в сторону одинокой согбенной фигуры старика, ковылявшей к ним.

— Вы хозяин этой кошары? — спросил полковник, когда подошли поближе.

— Однако, я хозяина, — старый Касым замолчал и внимательно осмотрел их.

— У вас есть посторонние? — осторожно поинтересовался Богомолов.

— Зачем посторонний? Куда посторонний? — спрашивал тот, продолжая поглядывать с явным недоверием.

Старый генерал заметил у него на лице свежий синяк и подтолкнул полковника под локоть:

— Не с этого мы начали, Константин Иванович! Видно, не мы первые интересуемся «посторонними», не так ли, отец? — усмехнулся он и вытащил из кармана свое удостоверение. — Простите, вы умеете читать? Вот здесь сказано, что мы представляем органы государственной безопасности, — он протянул его старому Касыму.

— Хорошая документа, — согласно кивнул тот головой. — Однако, такая документа все можно делать, — пробежав глазами удостоверение, он вернул его и спросил:

— Кто вы искать?

— Мы ищем одного человека, который нам… — терпеливо начал пояснять генерал, но старый Касым неожиданно перебил его:

— Так бы и сказали сразу, что вы ищете ОДНОГО человека! — заговорил он нормальным языком. — А то — «посторонние»! Богомолов переглянулся с генералом.

— Что с ним? Он жив? — быстро спросил полковник.

— Да, он жив, но ранен и много крови потерял. И потому он сейчас без сознания. — Он еще раз посмотрел на них, словно окончательно решая, можно ли довериться этим людям. — Пойдемте! — наконец кивнул он и направился в сторону схрона.

Когда был открыт замаскированный вход и они увидели американца, генерал воскликнул:

— Но это же не Говорков?

— У вас только этот человек или еще кто-то есть? — спросил майор и вытащил из кармана черный приборчик. Когда он включил его, то прибор громко заверещал, а стрелку стало зашкаливать. — Странно…

— На кошаре только один посторонний! — заверил старик.

Майор наклонился к раненому и начал внимательно осматривать его, расстегнул ворот, пошарил за пазухой, стал ощупывать его карманы.

— Как у вас оказался этот американец? — хмуро спросил Богомолов.

— Несколько часов назад его принесли двое мужчин. Одного из них, я слышал, звали странным прозвищем — Рэкс! Точно, Рэкс! — Старый Касым довольно улыбнулся: сумел запомнить трудное слово.

— Раке? Это Говорков! Савелий Говорков! — обрадовался генерал. — Его так за Речкой прозвали.

— Эти двое оставили американца и просили спасти его. Они сказали, что ему грозит смертельная опасность и еще просили, что его я должен показать только тому, кто спросит об одном человеке, а не двух или трех.

— Теперь понятно, почему вы «под дурачка» работали проверяли нас?

— улыбнулся генерал.

— А как же иначе? — хитро захихикал старик. — Тут уже приезжала «теплая» компания и тоже интересовалась «посторонними. — Он осторожно потрогал ссадину и поморщился.

— И много их было? — нахмурился полковник.

— Девять человек! Восемь автоматов, один пистолет и две машины: Уазик и «ниссан-патрол» серебристого цвета! — четко доложил старик.

— Однако и память у вас, дорогой аксакал! Старый разведчик! — улыбнулся генерал.

— Так точно! Старшина разведроты 253 мотострелкового полка Касым Каримович Нариманов! — Старик молодцевато выпрямил спину и встал по стойке «смирно». — Дошел до самого Берлина!

— Спасибо за службу, старшина! — серьезно похвалил генерал.

— Служу Советскому Союзу! — так же четко выпалил старик.

— Что еще говорили те двое?

— Еще? Ну, что за ним вот-вот прилетит вертолет.

— Так и сказали: «вот-вот»? — переспросил полковник.

— Не совсем так: как только сообщат о нем, так и прилетят, — поправился старик.

— Вот, товарищ полковник, нашел! — воскликнул Нигматулин и вытащил из-за пазухи американца золотой медальон на цепочке.

— Очень странно. Как он мог попасть к нему? — как бы про себя проговорил полковник. Он забрал у майора медальон и какое-то время смотрел на него, пытаясь самому себе ответить на некоторые вопросы, потом снова спросил. — Как он?

— Без сознания, товарищ полковник. Но дыхание ровное! Его срочно нужно к врачу! — Нигматулин вопросительно посмотрел на полковника, потом на генерала.

— Хорошо, помогите! — полковник склонился над американцем и стал поднимать его. Втроем они подхватили его и понесли к вертолету. Когда они внесли американца в салон, генерал молодцевато спрыгнул на песок и протянул руку старому Касыму:

— Еще раз спасибо, отец! Живите долго! Вы очень помогли нам!

«Пей или вылью!»

— Ну, что, пора еще упасть минут на пять! — бросил капитан пересохшими губами и тут же повалился на песок. Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания.

Воздух был настолько раскален, что казалось, обжигал даже легкие. Немного отдышавшись, капитан снял с пояса свою фляжку открутил колпачок и опрокинул в рот — несколько капель не смочили даже губ, и он отбросил пустую фляжку в сторону:

— Пуста моя коробочка, — с сожалением сказал он.

— Ничего, капитан, пробьемся! — отозвался Совелий и тоже снял с пояса фляжку. Встряхнул ее: в ней еще что было и капитан бросил на фляжку вожделенный взгляд. Савелий перехватил этот взгляд и весело сказав: «У меня что-то булькает», протянул ее капитану.

— Да я как-то уже привык, — бодрился капитан и сделал чисто символический глоток, после чего вернул фляжку Савелию.

— Не пудри мозги, капитан! Привык он, — сердито буркнул Савелий. — Пей половину, или вылью! — он сделал решительный жест прямо перед носом капитана, наклоняя фляжку, и тот резко выхватил ее из его рук.

Посмотрев на хмурое лицо Савелия, он сделал несколько глотков и протянул Савелию:

— Ты что, в самом деле вылил бы? — спросил он, повертев пальцем у своего виска.

Савелий допил остатки кумыса, отшвырнул фляжку, и та гулко стукнулась о фляжку капитана.

— Я что, чокнутый, что ли? — бросил Савелий.

Капитан удивленно взглянул на него и вдруг заразительно рассмеялся, этот смех подхватил и Савелий.

Они смеялись несколько минут и даже, казалось, устали от смеха. Но этот странный беспричинный смех и несколько глотков кумыса настолько взбодрили их, что у них как бы открылось второе дыхание. Первым прекратил смеяться капитан:

— Ладно, сидеть нам некогда если попадемся, — он вздохнул и покачал головой, — у них система покруче, чем у чекистов во время «красного террора»! Встали! И с новыми силами вперед!

Отъехав на приличное расстояние от кошары, Восьмой попытался рассмотреть в бинокль, что за вертолет прилетел и что нужно прилетевшим, но мешал бархан, и единственное, что ему удалось увидеть, — вертолет был военным.

Восьмой даже не подумал забираться на бархан, боясь привлечь внимание военных, которое могло оказаться опасным для их жизни.

Немного поразмыслив, он решил доложить об увиденном Четвертому. Взяв рацию, нажал на кнопку:

— Четвертый! Четвертый! Вас вызывает Восьмой!

— Четвертый слушает! Говорите, Восьмой!

— К «овцам» прилетели «осы».

— Вас не жалили? — с волнением спросил Четвертый.

— Нет, все в порядке: удалось исчезнуть раньше.

— Их что, «на сладкое» потянуло, что ли?

— Трудно сказать. Чтобы не быть покусанными, пришлось быстро исчезнуть.

— Хорошо, продолжайте придерживаться нашего плана! Докладывать каждые тридцать минут! Все!

Это был простой, разработанный Четвертым для открытых эфирных переговоров кодированный разговор, из которого Четвертому стало известно, что в кошару, куда Восьмой наведывался для проверки, неизвестно для чего прилетал или прилетали военные вертолеты, но, к счастью, их группу не обнаружили.

Бой у придорожного ресторана

Голые пески кончились, и беглецам все чаще стали попадаться небольшие кустики верблюжьей колючки, а иногда и мелкий кустарник. Словно предчувствуя приближающуюся цель побега, они повеселели и ощутили новый прилив сил.

Неожиданно Савелий весело и громко рассмеялся. Капитан встревожено взглянул на него: не двинулся ли сержант?

— Что с тобой, Рэкс? — участливо спросил он.

— Да… афганку вдруг вспомнил. Ха-ха-ха!

— Какую афганку? — не понял капитан.

— Ну, ту. Ха-ха-ка… С автоматом.

— Под паранджей, что ли? — вспомнил капитан и тоже весело рассмеялся.

Мирные афганцы часто наведывались к русским солдатам, чтобы совершать различные коммерческие сделки: то поделки принесут, даже из серебра и золота, то еще что-нибудь, пытаясь выпросить либо патроны, либо оружие. Иногда, узнав о том, что они испытывают трудности с водой, доставляли и воду.

Тот случай, о котором вспомнил капитан, был действительно смешным и необычным. К ним пришла молодая афганка, не знавшая ни слова по-русски и только нескольких фраз по-английски. Она долго показывала что-то на пальцах, но никто не мог ничего понять. И руки прикладывала к губам, показывая что-то. Наконец к ним подсел Савелий и с грехом пополам сумел выяснить, что она может доставить им несколько ящиков шотландского виски.

Савелий долго не мог понять, что же эта афганка хочет взамен, а когда решил, что речь идет об оружии, то указал на свой автомат, и тут она вытащила изпод подола спрятанный «Узи», давая понять, что это у них есть. В конце концов выяснилось, что ящики с виски она хочет обменять на бронетранспортер.

Афганка долго и непонимающе смотрела на ржущих вокруг советских солдат, не понимая, что смешного она сказала.

— Действительно, смешно. Ха-ха-ха! — заливисто смеялся капитан. — БТР на виски! Спятила баба!

— БТР на виски? Ха-ха-ха!.. — снова рассмеялся Савелий. — Тоже смешной случай. Однако я не про эту афганку вспомнил, а про ту, что тебе за пару патронов вместо воды мочу подсунула! Ха-ха-ха! — Савелий чуть не захлебнулся от смеха.

Но капитан резко оборвал смех и с обидой взглянул на Савелия:

— Тоже, нашел над чем смеяться! — он махнул рукой и даже перешел на ходьбу.

— Не обижайся, капитан, лично я сейчас и мочи бы выпил, — он похлопал его по плечу, хотел еще что-то добавить, но Воронов вдруг схватила его за руку и притянул к земле.

— Тихо!

Они замолчали и прислушались: где-то вдалеке слышался шум мотора. Капитан жестом приказал оставаться на месте и стал подниматься на гребень бархана, поросшего травой и кустарником.

Савелий перекинул автомат на грудь и с тревогой следил за капитаном, ожидая его команд, Вскоре тот махнул рукой, и Савелий, с опаской прижимаясь к земле, поспешил к нему.

— Трасса, — скорее почувствовал, чем услышала он шепот капитана. Савелий выглянул из-за кустика и действительно увидел черную ленту трассы, извивающуюся среди песков.

Трасса была пустынной, и только далеко-далеко были видны точки машин, двигающихся по трассе, словно мухи по черной ленте.

Они хотели уже спуститься вниз, как вдруг из-за поворота вымочила груженная сеном машина, проскочила мимо и вскоре стала утопать в висящем над дорогой мареве. Казалось, что машина погрузилась в прозрачную воду. Искажение было таким сильным, что машина выглядела фантастической и как бы ожившей.

Они выскочили она трассу, и капитан махнул рукой вправо:

— Это самый короткий путь до ближайшего нам населенного пункта!

Теперь они побежали по трассе, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли шум мотора.

— На всякий случай нужно рассредоточиться: вдруг они сумели нас вычислить, — со вздохом поморщился капитан. — Ты иди на ту сторону трассы и чуть приотстань.

— А ты уверен, что в эту сторону нужно двигаться? — спросил вдруг Савелий. — Лично у меня такое впечатление, что меня везли с той стороны, — указал он назад.

— Вполне возможно, что ты и прав! — неожиданно согласился капитан.

— Давай так, бежать не будем, но будем идти — это как-то стимулирует, а ловить машину будем в любую сторону! От тебя идет — ты голосуешь, от меня — я. — Он дружески похлопал его по плечу и подтолкнул на другую сторону трассы.

— Работаем, капитан! — подмигнул Савелий и перебежал на другую сторону. Он чуть приотстал от капитана и еще раз проверил свой автомат.

Через несколько минут за их спинами послышался шум мотора, и Савелий поднял руку, пытаясь остановить автофургон. Водитель, сидящий в кабине один, начал притормаживать машину, но вдруг заметил у Савелия автомат и тут же дал газу.

Точно так же поступила и коричневая «девятка» — лихо взвизгнув шинами, не жалея резины, машина рванулась вперед и едва не задела капитана.

Через некоторое время около них остановился старенький «Москвич», непрерывно чихавший на жаре. Он остановился, и обрадованный Савелий подскочил к нему, но тут же огорченно вздохнул: в кабине сидела беременная женщина и трое маленьких ребятишек.

— Что, сынки, никак учения? — с улыбкой спросил пожилой мужчина, сидевший за рулем.

— Ну, батя, от тебя ничего не скроешь! — в тон ему ответил капитан и улыбнулся.

— А как же! — Он был доволен. — У самого двое детей служат, один — офицером, другой — вернется скоро. А это внуки мои! — с гордостью кивнул он на трех бесенят, которые во все глаза смотрели на автомат Савелия. — Сноху вот везу: еще одного внука хочу. Чем могу быть вам полезен? — спохватился он.

— Водичкой, если есть. Хотя бы по глоточку! — проговорил Савелий, надеясь, что у мужчины не возникнет желания задавать лишние вопросы.

— Ой! — всплеснула руками черноокая красавица, обрадовавшись. — Вот, угощайтесь, пожалуйста! — Она вытащила из-под ног эмалированный бидончик, из сумки достала стакан. — Мы кваску по дороге купили: не успел еще нагреться.

Савелий с капитаном выпили по стаканчику прохладного квасу и пожелали этим обходительным людям счастливого пути, а женщине легких родов. «Москвич», продолжая чихать и кашлять, вскоре скрылся из виду, а беглецы почувствовали себя намного свежее.

Они успели пройти еще около километра, когда впереди показалась последняя марка «Жигулей». Можно было подумать что эта машина только что сошла с конвейера, настолько новой она выглядела.

В кабине сидело только двое, и капитан решительно вышел на середину трассы, решив остановить ее во что бы то ни стало и спрятав, на всякий случай, автомат за спину.

Взвизгнув тормозами, «Жигули» остановились метрах в десяти от капитана. Савелий чуть пригнулся в кювете и приготовил свой автомат, сняв его с предохранителя.

Тот, что сидел рядом с водителем, вышел из машины и спокойно пошел к капитану.

Он был одет в ярко-красную куртку и руки держал в карманах. При такой жаре это было так странно, что Савелий направил в него свой автомат.

Когда между парнем и капиталом было метра три, капитан дружелюбно воскликнул — Послушай, приятель, не добросишь нас до… Договорить ему не удалось: парень выхватил пистолет.

Капитан моментально наклонился, инстинктивно пытаясь уйти от выстрела, скорее всего, это и спасло ему жизнь: пуля вскользь задела голову, он откинулся на спину.

Савелий дал очередь, и она прошила парня в нескольких местах; он упал на асфальт и больше не двигался.

Из машины выскочил длинноногий водитель и бросил в Савелия гранату, которая разорвалась и окутала его облаком дыма, песка и пыли.

Когда дым рассеялся, водитель осторожно высунулся из-за машины и поглядел в сторону взрыва: Савелий лежал неподвижно, его автомат валялся в нескольких метрах от него.

Боевик одобрительно усмехнулся и повернулся к стонущему капитану, который тщетно пытался вытащить из-за спины автомат. Водитель вышел из-за машины и уже открыто, не торопясь пошел к нему.

Глядя на него, капитан все еще пытался вытащить автомат, но боевик с ехидной улыбкой покачал отрицательно головой:

— Нет, Одиннадцатый, не сможешь! — он был спокоен, уверен в своем превосходстве и не скрывал этого: не торопясь полез в карман, вытащил пистолет. — Мне приказано было Тридцатого взять живым, но… А ты мне не нужен! — он взвел затвор и стал медленно поднимать его, испытывая удовольствие от этого издевательства. И вдруг он коротко вскрикнул, сделал два шага вперед, удивляясь, почему ему так больно? Получить ответ на свой вопрос он так и не успел — штык-кинжал пробил его куртку, кожу и вонзился в молодое, полное сил, здоровое сердце, навсегда прервав его работу. ОН упал не капитана и навсегда успокоился, придавив его своим телом.

Побежал Савелий, оттащил убитого в сторону, потом второго и помог капитану подняться на ноги.

— Что так долго тянул? — пробурчал капитан, постанывая от боли. — Думал, уже конец пришел.

— Оглушило взрывом малость, — смущенно ответил Савелий. — Пока в себя пришел, пока нож вынул, — говоря, он внимательно осматривал рану на голове капитана; она была неглубокой — пуля прошла вскользь.

— Чуть ниже и… А сейчас только кожу попортила, — заметил Савелий.

— Чуть не считается, а кожа новая нарастет! — хмыкнул капитан и тут же поморщился: Башка гудит, просто жуть!

— Коль гудит, значит живой! — в том ему ответил Савелий и помог подойти к машине. Я за руль! — предложил он.

— Нет, Рэкс! — решительно запротестовал капитан. — За руль лучше сесть мне! И башку свою отвлеку, да и тебе лучше будет по сторонам глядеть. Сподручнее. После взрыва, небось, оглох?! — хихикнул капитан.

— Есть немного, — согласился он, не понимая, какое отношение имеет его временная глухота к глазению по сторонам, но выяснять не хотелось.

— Работаем, капитан! — весело крикнул он и, когда машина рванулась вперед, оглянулся на заднее сиденье: там звякнуло стекло.

На заднем сиденье стоял ящик с несколькими бутылками «боржоми». Савелий подхватил две бутылки:

— Хоть водичкой нас обеспечили! — улыбнулся он и ловко откупорил бутылку зубами. Одну протянул капитану, ко второй приложился сам. — «И за борт ее бросает в набежавшую волну!» — во весь голос неожиданно пропел он и снова припал к бутылке, оглядывая салон машины. Бархатная обивка кресел, магнитофон, стереоколонки, на заднем сиденье лежало несколько гранат. — За такую тачку нам с тобой обоим нужно лет пять не пить, не есть и пахать, как В Афгане.

— Не завидуй, Рэкс, ты на танке лучше смотришься! — весело проговорил капитан, выворачивая «девятку» на резкий поворот, после которого, метрах в двухстах впереди, был виден небольшой придорожный ресторанчик.

— А говорил, есть не придется! — с улыбкой воскликнул Савелий.

Капитан не отозвался на шутку, отпустил газ, и машина резко сбавила скорость. Савелию передалась его тревога и они стали всматриваться вперед.

Слева от трассы была построена небольшая площадка, на которой и размещался этот ресторанчик. Возле него останавливались водители, заезжая, чтобы не мешать движению по трассе. В этом месте на протяжении нескольких километров трасса была немного уже обычного и машины с трудом могли разъехаться.

Вполне можно было предположить и такой вариант: какой-то умник, с целью экономии или в экспериментальных целях, сделал этот участок трассы намного уже. В для того чтобы могли разъехаться большегрузные машины, соорудили этот аппендикс, но какой-то предприимчивый хозяин, нарождающийся бизнесмен, построил на ней свою забегаловку с веселью и громким названием «Эх, заскочу!»

Это была небольшая постройка с огромными стеклянными витражами, разрисованными художником в восточном стиле. Даже на крыше стояли столики, над которыми был натянут тент от солнца.

Перед входом был расположен мангал, за которым пожилой шашлычник в национальной одежде жарил шашлыки и весело выкрикивал свои прибаутки.

Вокруг него стояло несколько столиков и небольшой достархан для любителей местных обычаев.

А чтобы удовлетворить вкусы всех посетителей, хозяин старался даже музыку, звучавшую через усилитель, чередовать равномерно — от народных восточных напевов до тяжелого рока. Казалось, что нет такой мелодии, которой бы не оказалось в его фонотеке.

До ресторана оставалось метров пятьдесят, когда капитан заметил странно стоящую на трассе черную «Волгу». Она стояла, сужая и без того узкую проезжую часть. Внутри машины никого не было, и вполне возможно, что водитель на секунду остановился, чтобы выпить водички или купить в дорогу поесть. Но вдруг из-за машины выскочил молодой парень с гранатометом на плече и, пригибаясь, устремился к ресторану.

— Да, сейчас нас накормят! — зло процедил капитан и быстро переключил скорость, прибавив газу.

В этот момент, когда было достаточно нескольких секунд, чтобы проскочить мимо, черная «Волга» двинулась влево и перегородила им трассу. Чтобы избежать столкновения, капитану пришлось резко вывернуть руль влево и направить «девятку» на площадку перед рестораном.

Они переглянулись, поняв, что попали в самую настоящую ловушку.

— Работаем, сержант! — крикнул капитан, и Савелий, сунув ему в руки автомат, подхватил свой, открыл дверцу и выпрыгнул из машины.

Теперь они уже могли рассмотреть, что посетители не просто случайные водители и пассажиры, заехавшие «на огонек» у многих были автоматы. Их было человек пятнадцать, и все стали поспешно выскакивать из-за столиков, поняв, что они уже обнаружены.

Воронову некогда было размышлять — скорость была большой, и пытаться остановить машину было уже поздно. По пути он сбил мотоцикл, который почему-то взорвался от удара.

Растерянный и ничего не соображающий шашлычник испуганно застыл у мангала, не в силах двинуться с места, и в самый последний момент с огромным трудом сиганул в сторону от несущейся на него машины.

Капитан выпрыгнул из нее, сделал кувырок и распластался в сторону боевиков, приготовившись к отражению атаки.

«Жигули» сбили огнедышащий мангал, и сноп горячих углей взметнулся вверх.

Перед входом в ресторан, широко расставив ноги, стоял парень с гранатометом на плече и готовился выстрелить по машине, но она в этот момент сбила столик, и один из боевиков, пытаясь перепрыгнуть через нее, задел ногой за крышу, ударился позвоночником о бампер и в предсмертном крике упал на асфальт.

Гранатометчик уже собирался нажать на спуск, но в этот момент ему за шиворот упал горящий уголек от мангала, он дернулся и инстинктивно нажал на спусковой крючок гранатомета.

Снаряд-ракета с воем пронесся мимо «девятки» и, никого не задев, попал в стоящую на трассе черную «Волгу». Машина взорвалась, сдвинулась на несколько метров в сторону, а крышка капота подлетела метров на двадцать вверх. Тем временем не управляемая никем «девятка» сбила не успевшего отскочить гранатометчика и вместе с ним, проломив часть стенки и дверей ресторана, ворвалась внутрь, почти сразу же мощный взрыв потряс не очень прочное зданьице, и оно развалилось, как карточный домик, погребая под собой дико орущих боевиков, притаившихся наверху. Каким-то чудом осталась стоять только передняя стенка, на которой приткнулся боевик поливал сверху из автомата. Его очереди прижали Савелия к земле, не давая приподняться.

Капитан воспользовался тем, что боевик отвлекся на Савелия, подскочил к ресторану с уцелевшей передней стенкой и частью вывески «Эх… Ловким ударом он сбил выскочившего на него боевика, тот упал на землю и ударился головой о мангал.

Капитан сорвал с его пояса гранату и бросил ее на уцелевшую часть крыши, где засел стреляющий в Савелия боевик Взрывом его подкинуло в воздух, и он, оглашая воплем все вокруг, упал на асфальтовую площадку и сломал себе позвоночник.

Несколько пуль вдребезги разбили стеклянный витраж, матовый плафон, неизвестно как до сих пор уцелевший, и едва не задели капитана. Он успел заметить, откуда ведется огонь. Его вели два боевика, которые укрылись за брезентом «УАЗика», Капитан бросил в них вторую гранату она разорвалась совсем рядом с ними и разбросала их, оторвав одному ноги, другому голову.

Быстро перемещаясь короткими перебежками, Савелий продвигался к капитану. Он едва не столкнулся с шашлычником, который продолжал окаменело стоять на месте, держа, как букет, три шампура с «шашлыками». Савелий выхватил из его рук шашлыки:

— Ты себе еще нажаришь! — крикнул он с веселой злостью.

Внезапно пули вгрызлись в столик в нескольких сантиметрах от старика, попали в стойку зонтика, который едва не накрыл его с головой.

— Ложись, старик! — крикнул он и дал ответную очередь.

Шашлычник наконец пригнулся и в шоке устремился в сторону уцелевшей передней стойки, где висел телефон-автомат.

Вокруг стоял такой плотный огонь, что казалось нет спасения ничему живому — лопались стекла на машинах, взрывались шины, с диким воем выпуская сжатый воздух. Вдребезги разлетелась фара, и осколок отлетел одному из боевике, прямо в глаз, и тот на мгновение вскочил от боли из-за своего укрытия. Точная очередь капитана сразила его, избавляя от боли навсегда.

Это дало капитану несколько секунд передышки. Он уже давно заметил белые «Жигули», стоящие несколько в стороне от остальных машин. Важно было, что эта машина располагалась так, что можно было сразу же ехать вперед. Открыв яростный огонь из автомата, заставляя оставшихся в живых боевика, спрятаться, капитан крикнул:

— Прикрой, Рэкс! — Это оказалось как нельзя кстати — его автомат замолк, и он отбросил его. Затем устремился к белым «Жигулям», успев на ходу подхватить с трупа гранату. Вскочив в машину, он едва не закричал от радости: ключи оказались на месте, он мгновенно завел мотор.

Савелий внимательно следил за боевиками, не давая им вести прицельный огонь. Он заменил уже третий автомат, забирая их у мертвых.

От него до машины, захваченной капитаном, было метров десять, десять смертельно опасных метров. Савелий бросился вперед, не прекращая огня из своего автомата, а когда кончились патроны и ему пришлось отбросить его, чтобы не мешал, его поддержал капитан, который бросил гранату, взорвавшуюся не только рядом с боевиками, но и задевшую бензобак. Один из боевиков, облитый горящим бензином, в ужасе стал метаться между машинами, пока случайная пуля не прекратила его страдания.

Этот взрыв позволил Савелию добежать до машины и юркнуть в раскрытую капитаном дверь. «Жигули» тут же сорвались с места чудом проскочили между горящей черной «Волгой» и кюветом и устремились по трассе.

Шашлычник добрался наконец до телефона-автомата, В шоке не заметив, что провода все порваны, он подхватил дрожащими руками телефонную трубку и быстро набрал «02».

— Алло! Милиция! Милиция? — всхлипывая, выкрикивал он, не обращая внимания на то, что трубка не издает привычных гудков. — Милиция! Здеся цельная война идет! Скорее! Скорее! Помогите! — взывал он о помощи.

В этот момент из-за остатков ресторана выехала «Волга», а за ней открытый джип. Обе машины были наполнены боевиками.

Услыхав, как шашлычник вызывает милицию, боевик, сидящий на переднем сиденье джипа, зло усмехнулся:

— Вот сволочь: сколько денег получил, а туда же.

— Много убитых. Автоматы… Гранаты… Пушки… — всхлипывая, перечислял старый шашлычник.

— Сука! — бросил боевик и дал по нему очередь из автомата.

Пули впились в спину шашлычника, а одна вдребезги разорвала телефонную трубку. Шашлычник повернулся, удивленно посмотрел вслед джипу и медленно сполз по стене своего ресторана.

Уцелевшая было стенка, словно не выдержав его веса, медленно повалилась и накрыла старого шашлычника.

Два медальона

Американцу делали операцию, а полковник сидел в кабинете заведующего и терпеливо ожидал результата.

Незадолго до операции американец приходил в себя на несколько секунд. Он с удивлением оглядел окружавших его сотрудников госбезопасности и проронил несколько фраз по-английски:

— Хочу говорить только со старшим офицером КГБ. Прошу вызвать переводчика. Прошу связать меня с американским посольством. — И снова потерял сознание.

— Ничего не могу поделать, товарищ полковник! — пожал плечами заведующий хирургическим отделением. — Он потерял очень много крови, еще удивляюсь, что можно бороться за сохранение ноги, и пока не знаю, чем кончится для него эта, довольно несложная в общем-то операция. — Он, перехватив недоумевающий взгляд Богомолова, добавил:

— Долгое время этот американец подвергался воздействию наркотиков.

При незнакомце никаких документов не оказалось. Кто он? Почему оказался здесь? Для чего? В военной форме! Нелепость! Непонятная и настораживающая нелепость!

Эти вопросы сильно мучили полковника, но был еще один который приводил его просто в бешенство: он никак не мог понять, как медальон, принадлежащий Савелию Говоркову, мог оказаться у другого человека? И не просто у другого человека, а иностранца? И не просто иностранца, а еще и американца?!

Его мысли были прерваны приходом консультанта, генерала в отставке. Он сел напротив полковника и некоторое время смотрел ему в глаза. Полковник тоже молчал и взгляда не отводил. Нарушил молчание генерал:

— Послушайте, товарищ полковник, не пора ли нам с вами поговорить начистоту? В противном случае на кой ляд вам нужен такой консультант, как я? Я вам говорил, что без полной информации я вряд ли буду вам полезен. Я же не новичок в разведке и могу отличить приемное устройство, сработанное в вашей конторе, от серийного выпуска! Это во-первых, вовторых, вы не сумели скрыть свое удивление, когда обнаружили этот медальон у американцам и можно сделать логический вывод: медальон принадлежал другому человеку, если точнее — Савелию Говоркову! Не так ли, полковник?

— У вас действительно богатый опыт! И отличная наблюдательность! Не говоря уж о логике, товарищ генерал! — не скрывая восхищения, заметил полковник.

— Бывший генерал! Бывший! — с усмешкой отозвался тот.

— Я уверен, что многим ныне действующим генералам вы уверенно дадите много очков впереди покачал головой полковник. — Однако вы правы, пора переходить к делу. Ваши «во-первых» и «во-вторых» правильны на все сто процентов!

— Говорков знал о том, что медальон имеет передающее устройство? — быстро спросил генерал.

— Нет, не знал. Этот медальон был получен им от любимой девушки. И как он оказался у американца, ума не приложу!

— Девушка, которая подарила ему этот медальона — ваш агент?

— Нет.

— Медальон сработан вами? — спросил вдруг генерал.

— Вы удивительно находите самые важные вопросы. Нет, этот медальон ему всучила другая команда. Собственно, из-за этого Савелий Говорков и попал в зону нашего внимания.

— И кто они, я имею в виду ту команду, вы не знаете?

— Так, только догадки.

— Так… — задумался генерал. — Если это подарок любимой девушки, то Савелий просто так с ним не расстался бы.

— Вы предполагаете, его убили?

— Ничего я не предполагаю! — резко обрезал тот. — Просто размышляю вслух. Не исключена здесь и случайность. Я могу взглянуть на медальон?

Полковник пожал плечами, вытащил из кармана медальон и протянул генералу.

Тот внимательно осмотрел его, пытаясь найти хоть что-то необычное, что могло бы привлечь внимание Савелия, но ничего не обнаружил:

— Хорошая работа! — кивнул он.

— Один к одному! — согласился полковник, протягивая второй медальон генералу. — Вы сменили частоту приема?

— Была такая мысль, но… Поразмыслили и решили, что будет лучше ничего не делать, а просто самим подключиться.

— Очень разумное решение! А то могли бы парня под откос пустить. — Генерал облегченно вздохнул и снова углубился в свои размышления, вертя в руках оба медальона, потом с улыбкой взглянул на полковника. — Кажется, я понял, для чего был изготовлен точно такой же медальон.

Пост ГАИ

Белые «Жигули» лихо мчались по трассе, управляемые капитаном. Одной рукой он держался за руль, помогая другой, уплетал шашлыки с шампура.

— Шашлык-то холодноват. Но мясо просто отличное!

— Извините, господин, что остыл чуть — сделаю внушение своему повару! — с полным ртом отозвался Савелий и рассмеялся. — А кто вообще говорил, что голодными останемся!

— Ты настоящий Рэкс: о желудке не забываешь!

— Война войной, а обед по распорядку! — Савелий снял с шампура последний кусок мяса. — Жаль, маловато! И пивка бы сейчас! — он выбросил шампур в окно.

— Да с раками! — подхватил капитан.

— Можно и с раками, — озабоченно согласился Савелий, внимательно осматривая салон «Жигулей». — Ты заметил, какую тачку ты выбрал, или специально подхватил именно ее? — хитро усмехнулся он.

— А что такое?

— Глянь-ка! — Савелий нажал на какую-то кнопку на своей дверце, и под ее окном откинулась крышка. На специальных петлях там был укреплен автомат «узи». Савелий снял его с петель, проверил рожок: он был полон. Положив его на сиденье, он перебрался назад и продолжил осмотр. В спинках передних кресел он нашел американские винтовки М-16, за задней спинкой — гранатомет и десять гранат к нему, под сиденьем — пистолеты, патроны, отдельно — гранатылимонки.

— Ничего упаковались! — Савелий даже присвистнул от восторга.

— А ты думал! — казалось, капитан нисколько не был удивлен увиденным. — Опутали всю страну, до самого Кремля! К власти лезут, сволочи! А сколько таких баз раскидано по всей стране?! — Капитан зло сплюнул.

— Да еще заграница! — вздохнул Савелий.

— Вообще-то, я думаю, он ничего парень! — согласился он, подумав, что Савелий имеет в виду Майкла.

— Если ты о Майкле под именем Миша, то я просто уверен в этом! Уверен, что он говорил правду, однако я говорил не о нем, а о том, что наклейки на коробках с наркотиками были явно заграничного производства.

— То, что они связаны с заграницей, нет никакого сомнения! — Капитан переключил скорость и надавил на газ.

— А Чека спит, что ли? — Савелий, словно чтото вспомнив, быстро перелез обратно и открыл бардачек. — Сюда-то я еще не нырял.

— Чека! — странно хмыкнул капитан, пожал плечами и добавил. — У них сейчас очень много забот. Неожиданно он вытащил из бардачка рацию:

— Ого! Уши! — присвистнул он и нажал кнопку, потом начал переключать диапазоны. — Внимание! Внимание! Всем! Всем, кто меня слышит! Всем, кто меня слышит! И вдруг они услышали странно знакомый голос:

— Бросьте эту затею, ребята! По всем каналам связь только со мной и моими людьми.

Савелий нахмурился и бросил взгляд на капитана: тот недоуменно пожал плечами, тоже не узнав голоса.

— По-моему, вы достаточно дров наломали, — продолжал говорить спокойный, уверенный голос. — Но вы работаете вхолостую, никто не оценит ваш труд и ваше умение. В этой стране вы — отработанный материал, шлак, а я предлагаю вам все! А главное — жизнь! Те, что с вами работали — школьники! Вы это, наверное, уже поняли. Поэтому не советую толкать на крайние меры!

Савелий снова переглянулся с капитаном. Четвертый сидел в кабинете с Психологом, и тот внимательно следил за их разговором.

Когда Четвертый высказал неприкрытую угрозу, он несколько взволновался, тем более, что в ответ не было сказано ни слова и пауза слишком затянулась.

Психолог протянул руку к рации, и Четвертый, чуть помедлив, все же отдал ее.

— Привет, ребята! — дружелюбно проговорил он. — Вы знаете меня постольку-поскольку, но это не столь важно. Важнее то, что я знаю о вас! Вот вы, капитан, неужели забыли, что вам светит «вышка»? И не спасет даже дискета!

— Ты знаешь, Девятый, Психолог или как еще там тебя кличут, «не думай много обо мне», как в песне поется, и не переживай! О себе я сам как-нибудь позабочусь.

Четвертый нетерпеливо кивнул, чтобы Психолог вернул ему рацию, но тот покачал головой и продолжил разговор:

— Хорошо! С вами, кажется, действительно все ясно. Теперь вы Майкл Джеймс, если позволите? — он говорил на чистом английском языке. — Возьмите рацию! Взяли? Выслушай меня, приятель! Напрасно ты ввязался в эту историю! Наши дела не должны тебя касаться! До посольства тебе все равно не добраться! А деньги не пахнут, как говорят у нас в России. Надеюсь, слышал эту русскую поговорку?.. Согласись дать туда нашу информацию — и на твоем счету появится очень большая сумма! Думай, Майкл! Думай!

Савелий быстро переглянулся с капитаном, и тот согласно кивнул ему. Савелий усмехнулся, хитро подмигнул и начал отвечать по-английски, тяжело и устало дыша. Капитал поднял кверху большой палец — было очень похоже на самого Майкла:

— Жаль, что хлопнул только пилота, а не тебя, биг-мак с дерьмом! А наши ребята получат ту информацию, какую нужно! Привет!

Психолог недовольно поморщился, прикрыл рукой микрофон рации и повернулся к Четвертому:

— Это он про вас, Четвертый! — потом убрал руку и сказал. — Отлично! Теперь вы, Савелий! Надеюсь, слушаете меня?

— А меня чем хотите шантажировать, пугать? Пленом? — бодро отозвался он.

— Пугать вас? Что вы! Вы у нас самый смелый! С вами более тонко нужно, — голос Психолога был хитроватый, вкрадчивый: можно было сразу догадаться, что он готовится сказать какую-то пакость. Так и оказалось в действительности:

— Я вам сюрприз приготовил. Очень хочется надеяться, что он будет приятным, — он сделал долгую паузу, добиваясь максимального успеха. — Вам привет… от Ланы!

Савелий моментально стер с лица улыбку, и взгляд его похолодел.

— Она вас любит, тоскует, ждет, — ехидно продолжил он. — Что это вы так побледнели? Напрасно, я же как лучше хотел.

Заметив, что с Савелием что-то творится неладное, капитан резко тормознул, переключил скорости и остановил машину.

— Отличный сюрприз, не правда ли? Я был уверен, что вы оцените его по достоинству! Остановились? И правильно. Подумайте, есть о чем, оцените ситуацию. До этого с вами играли, хотели взять живыми, а теперь, если не придем к единому мнению, то последует приказ на уничтожение! Не так ли, Четвертый? — Психолог повернулся к Четвертому, и тот взял у него рацию, прислушался, но она молчала, и он решил добавить:

— Да, будет приказ на уничтожение, а твоя Лана, Рэкс, достанется, как приз, Восьмому! — он ехидно усмехнулся и зло процедил:

— Ты понял меня, ублюдок? Савелий стиснул скулы так сильно, что казалось, лопнут желваки на них, потом повернулся к капитану и тихо выдавил:

— Работаем.

— Ну, как? На уничтожение? — переспросил Четвертый.

— Не советую, Четвертый. Хлопотно это! — со злостью бросил Савелий, выключил рацию и сунул ее назад в бардачок.

Когда Четвертый понял, что не услышит больше ни единого слова, он огорченно взглянул на рацию и вздохнул:

— Жаль.

— Да, если и это не подействовало, то… — Психолог поморщился и повернул большой палец вниз. — Выход только один.

Четвертый снова взглянул на рацию, словно оставляя еще один шанс, потом решительно нажал на кнопку вызова:

— Внимание! Внимание! Четвертый вызывает Иксодин!

— Икс-один слушает вас Четвертый!

— Поднимай своих «спецов» — квадраты возможного нахождения бежавших вам известны — найти и уничтожить! Да, уничтожить всех! Все! Действуйте! — Он сделал небольшую паузу и снова обратился к рации. — Внимание всем группам! Внимание всем группам! Вас вызывает Четвертый! Вас вызывает Четвертый!

— Что ж, я думаю, что вы знаете, ЧТО делаете, — тихо проговорил Психолог.

— Да-а… — покачал головой капитан. — Здорово он тебя ужучил! Лана?.. Та, чей медальон? Савелий молча кивнул.

— Давно с ней знаком?

— Не очень, но… — он не успел договорить: впереди них появился вертолет МИ-8 и завис прямо над трассой. — Ого! Снова старый знакомый? — с задорной удалью воскликнул Савелий.

Этот вертолет был раскрашен желто-зелеными разводами и сразу напомнил им Афганистан. Вполне возможно, оттуда его и перегнали.

Красивая стальная птица с двумя реактивными установками по бокам выглядела симпатичной, даже игрушечной, но они с капитаном знали, какую опасность таит в себе эта «птичка». Нескольких секунд было достаточно, чтобы от их машины остались одни воспоминания и куски металлолома, разбросанного на многие сотни метров по пескам.

В этот момент прозвучал сигнал вызова из бардачка, и Савелий снова вытащил оттуда рацию.

— Надеюсь, видите меня? — услышали они и выглянули в окна.

Они действительно увидели симпатичного парня, выглядывающего из кабины вертолета в окно. В руке он держал рацию, которой и помахал им приветливо:

— Эта «вертушка» в секунды отправит вас на тот свет! Вы же знакомы с ней, не так ли, «афганцы»? Так что сдайтесь, ребята! Мне бы очень не хотелось обращаться с вами как с пушечным мясом.

Савелий посмотрел на капитана. Им не нужно было что-либо говорить в экстремальной ситуации: они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Достаточно было уловить заметное только для них движение ресниц, выражение глаз, и все становилось понятным.

Да, они великолепно знали этот вертолет, который не раз спасал их там, в Афганистане, то поддерживая мощным огнем, то вывозя из опасных районов, то спасая им жизнь при ранении. Однако сейчас эта машина из друга и защитника превратилась во врага и опасного убийцу. Несмотря ни на что, им было жаль эту машину, но у них не было другого выхода, и они вынуждены были ее уничтожить. Только внезапность решения и расчетливая удаль могли спасти их самих.

Сейчас, когда Савелий посмотрел на капитана, они в доли секунды приняли опасное по исполнению решение — одно неосторожное движение, один неосторожный жест, и… Но в данной ситуации это решение было, пожалуй, единственным спасением.

Незаметным движением капитан переключил скорости а Савелий, продолжая с улыбкой выглядывать в окно на пилота, взял в руки гранатомет, нажал на ручку дверцы, чтобы иметь возможность сразу распахнуть ее, и снова взглянул на капитана. Капитан согласно прикрыл глаза.

— «Вертушка» серьезная, что и говорить, — очень спокойно отозвался Савелий. — Однако… — он глубоко вздохнул и быстро закончил фразу, — хлопотно это, приятель! — Он бросил рацию в бардачок, и в тот же момент капитан рванул машину вперед.

Симпатичный пилот даже не успел сообразить, что они задумали, и не успел убраться из окна, как белые «Жигули» оказались прямо под брюхом вертолета.

Савелий распахнул дверь, высунулся из нее с гранатометом на плече и произвел залп вверх. Затем мгновенно захлопнул дверцу, и колеса «Жигулей», пронзительно взвизгнув на асфальте, устремились вперед.

Они с капитаном, сосредоточив все внимание на грозной стальной птице, не заметили, что сзади, совсем близко, на них мчались три машины с боевиками открытый джип, «Волга» и «ниссан-патрол».

Капитан увидел их в последний момент, когда уже рванул машину вперед, чтобы не попасть под сбитый ими вертолет. Заметил он и то, как один из боевиков прицелился в них из гранатомета, но сделать что-либо уже было невозможно.

Их «Жигулям» чудом удалось не попасть под сбитый вертолет — спасли какие-то доли секунды. Но это же спасло их и от второй смертельной опасности! Зависни вертолет еще на мгновение — и боевик с джипа попал бы в них гранатой, но все произошло по-другому. Вторая граната попала в сбитый вертолет и довершила начатое Савелием: мощный взрыв развалил вертолет на части.

Ас-водитель, сидящий за рулем джипа, успел среагировать и не врезаться в огненный столб горящего вертолета, но «Волга», несущаяся прямо к ним, ничего не смогла сделать, как только попытаться избежать лобового столкновения. Скорость была очень большой, машину занесло, и она, дважды перевернувшись, врезалась в самое пламя, и буквально через мгновение прозвучал третий взрыв, который и завершил все. Взрывная волна позволила «ниссан-патролу», в котором сидел Восьмой, вывернуться по самому краю шоссе, не завалиться в кювет и проскочить опасное место.

— Достань их! Достань! — с отчаянной злостью крикнул Восьмой водителю, стреляя вслед «Жигулям» из автомата.

Вскоре к джипу подъехала еще одна «Волга», и они, используя опыт «ниссан-патрола», тоже проскочили горящую гору металла и устремились в погоню.

Капитан с улыбкой уверенно вел машину, не сбавляя скорости, но расстояние между ними и преследователями постепенно сокращалось.

— Видно, их движки тоже не слабо заряжены, — вздохнул капитан.

Савелий оглянулся и увидел, что за ними снова следуют три машины.

— Да сколько же вас? — зло бросил он. — Прибавь, капитан!

— Больше не выжимает — на пределе!

Они уже слышали автоматные очереди. Савелий машинально вжался в спинку сиденья и осторожно посмотрел назад.

— Ну, я вас сейчас достану! — крикнул он со злостью и взял в руки автомат «узи», приготовившись дать очередь прямо сквозь задние стекла «Жигулей», но тут, к счастью для них, услышал какие странные удары по машине и не сразу понял, что это такое, пока не заметил на заднем стекле их машины четкие отметины. Он даже привстал в изумлении:

— Это же надо! Отлично!

— Чему ты так обрадовался? — воскликнул капитана, которому было явно не до шуток.

— Машина-то, братишка, бронированная! Как же вы, ребята, так оплошали?.. Такой броневичок упустили!.. Вот почему она не набирает своей скорости: тяжела больно. Живем, братишка, сзади они нас не достанут! — в этот момент он увидел, как из догнавшей их «Волги» сидящий рядом с водителем боевик высунул из окна гранатомет.

— Это совсем ни к чему, приятель! — крикнул он и быстро дал очередь.

Вдребезги разлетелось лобовое стекло «Волги», а гранатометчик был убит наповал и повис в окне.

— Так-то оно лучше будет, дорогой! — зло бросил Савелий и снова высунулся в окно: в небе послышался гул другого вертолета, который заходил на них в пике. — Действительно, сколько же вас?

Это был МИ-2, и это уже было легче: на нем, кроме пулеметов и автоматов не могло быть другого оружия. С него раздалась длинная очередь, которая вспорола перед ними асфальт.

Капитан дергал машину из стороны в сторону, не давая вести прицельный огонь, но это значительно снижало их скорость.

«Волга» стала стремительно настигать их и вот-вот должна была поравняться с ними. А вертолет сумел зависнуть над ними и очередью с него их «Жигулям» пробило капот, двигатель мгновенно задымился и начал давать перебои.

— Ах ты, падаль! — взорвался Савелий и дал очередь по вертолету.

Из открытых дверей вертолета выпала фигура боевика с пулеметом в руках и едва не попала под колеса «ниссан-патрола». Вертолет вдруг задымился и сразу же стал снижаться. Пилоту удалось направить его в сторону от трассы то ли для того, чтобы там и взорваться, то ли для того, чтобы приземлиться и пытаться спастись.

— Вот так? — удовлетворенно сказал Савелий и снова заметил настигавшую их «Волгу», из которой раздавались автоматные очереди. Патроны в «узи» кончились, Савелий подхватил М-16, дал из нее короткую очередь, и автомат в «Волге» захлебнулся. Савелий осторожно выглянул из-за кресла и вдруг истерично расхохотался:

— Ха-ха-ха! Ты посмотри, капитан! Ха-ха-ха! Капитан, продолжая поглядывать за дорогой и пытаясь удержать на скорости их машину, что становилось все труднее, бросил взгляд в сторону «Волги». Все боевики в ней были мертвы, а водитель перед самой смертью вцепился в руль мертвой хваткой и продолжал давить на газ. Дорога была идеально прямой, и ему даже после смерти удавалось спокойно «управлять» машиной.

— Не кажется ли тебе, капитан, что пришла пора менять «лошадку»? — крикнул Савелий. — Пока двигатель не взорвался! Смотри, дымит все сильнее и сильнее!

— Хорошая мысль! — отозвался капитан. — Попробую сравнять скорости!

— Да, отлично придумал, — вздохнул Савелий. — А я снова отдувайся.

— Он открыл дверцу и попытался дотянуться до дверей «Волги». — Чуть левее, капитан, левее! — командовал он, но тут «Жигули» стали резко снижать скорость казалось, еще мгновение, и «Волга» умчится вперед.

Из последних сил он успел ухватиться за кузов машины, оттолкнуться от «Жигулей» и переброситься на капот «Волги». Перебраться в кабину уже было делом техники. Перехватив руль, он открыл дверь и вытолкнул из машины мертвое тело водителя, которое сослужило последнюю службу, едва не попав под колеса «ниссан-патрола», водителю которого пришлось резко снизить скорость.

— Пару автоматов захвати! — крикнул Савелий. — И гранатомет!

Он тоже начал снижать скорость, чтобы сравнять ее со скоростью их «Жигулей». Затем принял два автомата и гранатомет.

— На ходу переходи: остановиться не успеем! Капитан выбрал удачный момент и быстро перебрался в «Волгу», оставив машину на одном подсосе газа. Очутившись в «Волге», он сорвал чеку с гранаты и бросил ее в салон «Жигулей».

— Гони, Рэкс! — крикнул он, и машина тут же рванула вперед.

Это было как нельзя кстати: во время смены машины преследователи сократили расстояние до сорока метров, но вести прицельный огонь им помешали белые «Жигули», а когда они хотели объехать их, те неожиданно взорвались; после первого взрыва послыпались и другие — это стали рваться боеприпасы, которыми была напичкана машина. Одним из осколков убило водителя второй «Волги», и рядом сидящему боевику с трудом удалось удержать машину на трассе.

— Ты посмотри, что делают, сволочи! — прорычал Восьмой и со злостью закричал на водителя. — Что ты плетешься, как беременный таракан? Прибавь газу, ублюдок!

— Поспешишь — людей насмешишь! — прошептал тот и специально взял чуть левее, пропуская вперед джип. — Не тянет что-то: видно, двигатель заедает, — громко ответил он Восьмому, несколько раз делая перегазовку.

Савелий осмотрелся в новой машине, но ничего существенного в ней не обнаружил. Лобовое стекло было выбито и их славно обдувало встречным потоком воздуха.

— Хоть свой кондишн есть! — крикнул он и обернулся назад: джип с пятью боевиками приблизился к ним уже метров до двадцати пяти.

— Надо же, неймется им! — вздохнул он, снял с автомата ремень, привязал его к ручке двери и накинул петлю на ногу; потом взял гранатомет и уселся на капот.

Несколько пуль просвистело чуть не у самого уха, а другие, разбив заднее стекло, впились в спинку кресла капитана. Он ощупал ее свободной рукой и удивленно воскликнул:

— Спинки-то бронированные Другое, видно, не успели!

— Тогда голову береги, братишка! — бросил Савелий, — Смотри! — с тревогой выкрикнул он.

С джипа один из боевиков выстрелил по ним из гранатомета и огненная стрела метнулась в сторону «Волги».

Капитан резко дернул машину в сторону, и граната разорвалась метрах в двух от них, Савелий не успел приготовиться к такой неожиданности, и его едва не снесло с машины, но капитан успел схватить его за ногу:

— Ты куда?

— А ты ровнее держи, прицелиться не даешь! — спокойно отозвался Савелий,

— Ноги! — крикнул вдруг капитан, выхватывая из кармана штык-кинжал.

Савелий раздвинул ноги, и капитан вогнал штык в торпеду, чтобы у Савелия появилась еще одна точка опоры.

Он тщательно прицелился и выстрелил, джип тоже резко вильнул в сторону, и только благодаря искусству водителя он не столкнулся с «Нисан-патролом». А реактивный снаряд пронесся мимо и врезался в идущую за ним «Волгу». Ее подкинуло, несколько раз перевернуло и отбросило в кювет.

— Извините, ребята, не в вас целил! — покачал головой Савелий, вставляя новую гранату.

— Неплохо, старик! — подмигнул капитан, не слыша его слов.

— Так получилось, говорю! — пробурчал Савелий.

Они еще не знали, что впереди двое боевиков залегли в засаде, готовые перехватить их. Неожиданно они увидели трактор с огромным прицепом, загруженным сеном. Переглянувшись, они выскочили на трассу и подняли руки, чтобы остановить трактор:

— Стоять! — крикнул один из них. Молодой тракторист остановил трактор и удивленно спросил, высовываясь из кабины:

— Что случилось, ребята?

— Вылазь! Быстро! — приказал тот.

— Ты что, сбрендил? — парень улыбнулся, думая, что с ним шутят.

— Не понял, что ли? — заорал боевик и схватил его за грудки, вытаскивая из кабины.

— Ах ты… — парень оказался не робкого десятка и коротким ударом сбил его с ног. Боевик подлетел над асфальтом и ударился об него затылком.

Коротко вскрикнув, он замер. Второй боевик дал по трактористу очередь, и молодой парень откинулся на трактор, в последний раз обняв его своими рабочими руками.

«Нисан-патрол» продолжал вести погоню, но все еще держался за джипом, с которого продолжали вести огонь только двое: водитель был занят машиной, одного боевика Савелий свалил выстрелом в грудь, когда тот снова попытался произвести выстрел из гранатомета — он упал и выронил оружие за борт, второго он уложил выстрелом в голову, и сейчас его тело, неизвестно на чем удерживающееся, свешивалось с джипа, а голова едва не касалась асфальта.

Савелий снова взял гранатомет, прицелился, и его снаряд попал прямо в мотор джипа. Подлетев в воздух метра на полтора, джип перевернулся и накрыл собой оставшихся в живых боевиков.

— Отлично, Рэкс! — радостно крикнул капитан и поднял кверху большой палец.

Савелий молча кивнул и вставил новую гранату, чтобы разобраться с последней машиной, но в этот момент Воронов истошно крикнул:

— Рэкс, оглянись!

Савелий моментально развернулся вместе с гранатометом и увидел прицеп с сеном, который перегородил им трассу, проскочить было уже невозможно, да и затормозить, не врезавшись в прицеп, тоже… Савелий выстрелил по прицепу, и граната, разорвавшись в сене, откинула борта, пламя охватило сено.

— Жми, капитан! — крикнул Савелий. — Я прикрою тебя! — он прилег на бок, закрывая своим телом капитана.

Капитан до конца выжал газ, и «Волга», пролетев по откинутому борту, пронзила бушующее пламя и опустилась с другой стороны прицепа на асфальт.

Оставшийся в живых боевик в злобе дал очередь по «Волге», и одна из пуль впилась в грудь капитану, он вскрикнул, а Савелий успел дать очередь по боевику. Того отбросило в огонь, и его крик пронесся над песками.

Савелий увидел расползающееся кровавое пятно на груди капитана и его откинувшуюся голову:

«Убит? Нет! — крикнул он, перехватывая руль неуправляемой „Волги“. Затем дотянулся до зажигания и выключил его.

«Волга» остановилась, и Савелий быстро перетащил капитана на свое место. Потом высвободил ногу от ремня и пристегнул друга привязным ремнем к спинке.

— Капитан! — крикнул он и встряхнул его за плечи, тот тихо ойкнул, но глаз не открыл. — Жив, Андрюша! — обрадовался Савелий и оглянулся назад.

«Ниссан-патрол», оказавшись перед горящим прицепом, начал тормозить, и Восьмой ударил водителя по затылку:

— Гони, падаль, убью! — крикнул он, направляя на пего автомат.

Водитель резко надавил на газ, и «Ниссан-патрол» повторил то, что удалось сделать им: пролетел над прицепом, пронзая горящий столб, но попытка притормозить чуть пригасила скорость, и машина, ткнувшись носом в асфальт, тут же заглохла.

Поглядывая на бесчувственное тело капитана, Савелий рванул машину вперед, и ворвавшийся ветер вскоре привел раненого в чувство:

— Оторвались? — открыв глаза, прошептал он.

— Вроде, — ответил Савелий, взглянув в зеркальце заднего вида.

— В таком случае, слушай внимательно и запоминай я могу… в любой… — Он с трудом дышал, делая паузы, чтобы передохнуть, и вновь начал говорить — В любой момент… могу… отключиться… ты должен… избавиться от… меня…

— Не понял?! — нахмурился Савелий.

— Не перебивай, сержант! На мне убийство, не забывай! — Он был прав: в этом отношении не спасет и дискета. — Теперь дальше не попадись ментам, и там могут прикончить! Видишь, какие силы под… клю чают… — говорить ему становилось все труднее и труднее, он закрыл глаза и, казалось, говорил уже в бреду. — Они на все пойдут… видно, дискета… много значат… для… них. Тебе нужно… добра… ться … до… Внимательно смотрящий на него Савелий не заметил небольшую трещину на асфальте, и машину сильно тряхнуло, капитан вскрикнул и оборвал себя на полуслове, потеряв сознание.

— Тьфу, твою мать! — выругался Савелий. — Ничего, Андрюша, ничего. В Афгане ты еще не такое выдерживал. Главное, побыстрее добраться до врача.

Четвертый раздраженно ходил по своему кабинету. Он только что получил сообщение от Восьмого, и это сообщение настолько разозлило его, что впервые он потерял контроль над собой:

— Вы что там, в куклы играете? Лучшие боевики базы! Не можете справиться с двумя вояками, один из которых ранен, другой едва не пенсионер, а третий… — он вдруг оборвал свой крик, сделал не большую паузу, успокаиваясь, потом добавил, уже совершенно спокойно: — Выйдут на телефон — пеняйте на себя! — Он бросил рацию на стол и начал ходить из угла в угол.

Пряча улыбку. Психолог молча наблюдал за ним. Неожиданно зазвонил телефон, который использовался в крайних случаях: его номер знали только двое. Один находился за границей и пока, слава Богу, ни разу не звонил, другой работал на Старой площади в Москве.

Интересно, кто сейчас звонит? Четвертый неохотно взял трубку:

— Четвертый слушает! — он старался говорить уверенно.

— А здесь слушает Третий, — несколько ехидно прозвучал бархатистый голос, но, может, это просто показалось Четвертому. — До меня дошли слухи, что вы испытываете какие-то трудности.

Четвертый бросил быстрый взгляд на Психолога, но тот успел отвернуться в сторону.

— Ничего страшного: это мои проблемы, — он постарался ответить бодрым тоном.

— Смотрите, Четвертый, очень надеюсь, что ваши проблемы не станут моими, — проговорил тот, и в трубке послышались короткие гудки.

Четвертый положил трубку на аппарат и посмотрел на Психолога:

— Вы не поторопились сообщить, внимательный мой?

— Лучше «перебдеть, чем не добдеть»! — усмехнулся тот.

Капитан снова пришел в себя: его дыхание было тяжелым, прерывистым и слова прорывались со страшным хрипом:

— Пойми, сержант… слишком… дорога цена… этой базы… Ты должен… добрать… … до пра… вительства… Должен… позвонить… Вот… — Капитан с трудом поднял руку и рванул свой воротник куртки, вытащил из него какой-то клочок материи. — Вот теле… фон… я ему верю!.. В край… нем случае… спец… отдел воздушно… десантных… войск… Слышишь… сержант?

— Слышу, Андрюша, слышу! У, бля! — вырвалось у Савелия.

— Что? — встревожено вскрикнул капитан.

— Пост ГАИ!

— Жми, не останавливайся!… — прохрипел капитан.

— Ага! — зло усмехнулся Савелий. — Руль на себя и газ до отказа!.. Трассу перегородили, сволочи! — Савелий вынужденно начал тормозить.

Огромный рефрижератор стоял посередине трассы, и проскочить мимо него было невозможно. Перед ним стояла будка поста ГАИ, а впереди — постовой милиционер, жезлом указывающий остановиться ближе к обочине.

Савелий остановил «Волгу» метрах в пяти от рефрижератора. Выскочив из машины, он подбежал к милиционеру:

— Товарищ старший лейтенант, у меня раненый в машине: его срочно нужно в больницу!

Тот подошел ближе и с наглой улыбкой неожиданно спросил:

— А тебя куда доставить?

Разговаривая с милиционером, Савелий не видел, как за его спиной из обочины трассы выскочили двое мужчин, которые тоже были одеты в милицейскую форму.

С трудом дотянувшись до руля, капитан дважды нажал на клаксон.

Савелий быстро обернулся и увидел двух сотрудников милиции: одного с автоматом, другой держал пистолет.

— Куда сочтете нужным, только быстрее, — с каким-то безразличием ответил Савелий, понимая, что о чем-либо договориться с ним — пустая трата времени. Но вдруг его словно кольнуло что-то: он снова оглянулся и посмотрел на тех двух. Как же он сразу не заметил? Видно, усталость берет свое! Тот, что держал пистолет в левой руке, правую неестественно прижимал к боку и по тыльной стороне ладони, изпод рукава, тонкой струйкой стекала кровь и капала на асфальт. Второй держал в руках автомат, который, по крайней мере пока, еще не был на вооружении милиции — израильский «узи».

Савелий снова повернулся к старшему лейтенанту и внимательно осмотрел его. «Старлей» только до пояса был одет в милицейскую форму, его брюки были пятнистого защитного цвета.

Он вытащил из кармана наручники и протянул их раскрытыми к Савелию:

— Лапки сюда, живо! — ухмыльнулся он, весьма довольный таким исходом. И вдруг Савелий громко расхохотался:

— Нет! Ха-ха-ха! Это надо же. Ха-ха-ха! — Он протянул к лжемилиционеру, недоуменно поглядывающему на него, свои руки, — и, когда тот уже был готов застегнуть наручники, Савелий сам схватил его за руки и дернул на себя.

«Старший лейтенант» торпедой полетел на парня с автоматом, широко раскинув руки, словно для дружеских объятий. Тот с испугу нажал на спусковой крючок, длинная очередь прошила его напарника насквозь, и он повис на его плечах.

Савелий подпрыгнул вверх, сделал над ними сальто и ударил парня с пистолетом ногой в висок. Тот откинулся на спину и замер в нелепой позе, подвернув под себя раненую руку.

В этот момент парень с автоматом «узи» сбросил с себя мертвое и окровавленное тело своего приятеля и попытался повернуться к Савелию, но не успел: его шею обвила смертельная удавка Савелия.

Пытаясь освободиться от нее, он выронил автомат и схватился обеими руками за цепочку. Савелий резко дернул ее на себя и завалил боевика на спину.

Когда Савелий подошел, тот с посиневшим лицом и вывалившимся наружу языком, был уже мертв. Он наклонился, чтобы снять с его шеи свое страшное оружие, и неожиданно всмотрелся в его лицо:

— Говорил же: хлопотно! — с жалостью вздохнул Савелий.

Он узнал этого парня, который участвовал в нападении на него после игры в наперстки.

— Говорил же, бросай это дело — добром не кончится, — он покачал головой и подошел к кабине рефрижератора.

Когда распахнул дверь, на него вывалился труп молодого парня с перерезанным горлом:

— Вот сволочи! — бросил Савелий и оттащил парня в сторону от трассы, затем забрался в кабину, завел машину и поставил ее у самой обочины, освободив проезд. Выйдя из машины, направился к капитану, не заметив, как из будки ГАИ, шатало словно пьяный, вышел молодой, плотного телосложения, рыжеволосый парень в нательной рубашке. Она была обильно залита кровью, сочащейся из простреленной головы.

Он огляделся вокруг на раскиданные всюду трупы боевиков, наклонился за пистолетом на асфальте и едва не упал от слабости рядом. Все-таки справился и сделал два шага в сторону Савелия, с трудом удерживаясь на ногах.

Услыхав шаги, Савелий повернулся со вскинутым вперед «узи».

— Сержант Примаков, — не без усилий ворочая непослушным языком, представился он. — Документы — у того, что лежит с посиневшим лицом, — кивнул он в сторону убитых. — Это ты их?.. — Он вдруг заметил наколку на руке Савелия. — Из Рэксов? Понятно, — в его голосе слышались нотки уважения.

— Послушай, сержант, у меня раненый в машине, крови много потерял… — быстро проговорил Савелий.

— Разберемся, — бросил тот.

— К врачу его нужно. Срочно!

— Разберемся, — тупо повторил тот, морщась от боли.

— Давай перевяжу! — предложил Савелий и сделал к нему шаг.

— Погоди-ка! — неожиданно бросил сержант и поднял вверх руку, всматриваясь в даль трассы.

Савелий тоже услышал знакомый звук милицейской сирены.

— Видно, от ранения в голову слух обострился! — хмыкнул Савелий.

В их сторону, «мигая» сиреной, мчались милицейские «Жигули». Они лихо подкатили к посту ГАИ и, тормознув до визга колодками, остановились как вкопанные. Из них вышел пожилой капитан милиции, покачал головой, увидев валявшиеся трупы, затем повернулся к сержанту:

— Где старший лейтенант Матвиенко?

— Убит, товарищ капитан! — ответил тот, кивнув в сторону будки поста ГАИ. — Он там, внутри.

Капитан покачал снова головой и вопросительно взглянул на сержанта.

— Это они его! — ответил тот на немой вопрос, кивнув в сторону лежащих трупов.

— А кто их?

— Он, товарищ капитан! — указал сержант на Савелия. — У него раненый в машине, к врачу его нужно. — Он вдруг пошатнулся, и капитан подхватил его под руку.

— Тебя самого нужно к врачу! — Он повернулся к милицейской машине, в которой сидел старший сержант, совсем молоденький паренек. — Синицын! Помоги сержанту: еле стоит. Забери раненого, из «Волги» и отвези обоих в госпиталь, а мы тут сами… Да! Пусть санитаров пришлют за трупами.

Синицын помог добраться Примакову до милицейских «Жигулей» и усадил его рядом с водителем, потом подошел к «Волге», и они вдвоем с Савелием вытащили бесчувственное тело капитана и отнесли его в «Жигули», уложив на заднее сидение. К ним подошел капитан и кивнул Савелию на автомат «узи»:

— Отдай им! — спокойно сказал он. Савелий пожал плечами и протянул «узи» Синицыну, потом наклонился к Воронову и тихо сказал:

— Постарайся выжить, Андрюша! Гони! — крикнул он водителю и захлопнул дверь. Машина тут же сорвалась с места.

— Вас куда довезти? — неожиданно спросил капитан.

— До города. Если можно! — удивился Савелий такому неожиданному предложению.

— Не удивляйтесь: шашлычник нам все рассказал, — добродушно улыбнулся капитан. — Садитесь! — предложил он, усаживаясь я руль. Пожав плечами, Савелий сел рядом.

Капитан включил зажигание и начал заводить, но двигатель гудел и гудел, но не заводился:

— Что у вас за движок? Дерьмо!

— Не у нас, а у них! — усмехнулся Савелий. — Это же их машина.

— Подтолкни-ка чуток! — перебил его капитан. Савелий вышел из машины и пошел назад, но тот его остановил:

— Лучше спереди, а то в рефрижератор можно врезаться, — проговорил он и что-то быстро сделал с рулевой колонкой.

— Как скажешь, командир! — весело отозвался Савелий и встал перед «Волгой», упершись в радиатор руками. — Готов!

— И я готов! — улыбнулся капитан и резко газанул — «Волга» рванулась вперед, и Савелий, не ожидавший такого вероломства, не успел отскочить в сторону. Его сильно стукнуло спиной о рефрижератор, и, потеряв сознание, он уткнулся лицом в крышку капота.

Капитан спокойно вышел из машины, подошел к неподвижному Савелию и застегнул на его правой руке наручник:

— Вот так! — усмехнулся он, затем подхватил его и перенес на переднее сиденье. Вторым наручником пристегнул его к ручке над дверью.

В это время Савелий пришел в себя и открыл глаза. Мутным взглядом посмотрел на капитана:

— К чему это, товарищ капитан?

— Эх, милой, я ведь еще в СМЕРШе служил! Кого хотел обмануть? «До города, если можно», — передразнил он. — А потом меня в машине, как этих? Нет, милой, так спокойнее будете и тебе и мне! Поехали!

Разговор Богомолова с американцем

Когда Майклу Джеймсу была сделана операция, полковник дождался момента его возвращения в сознание и убедил врача разрешить посещение. После долгих колебаний тот согласился, но предупредил, что американец очень слаб и по возможности не нужно затягивать этот визит.

— Вы говорите по-русски? — спросил он американца.

— Кто вы? — слабым голосом отозвался тот.

— Я полковник Комитета государственной безопасности Богомолов Константин Иванович.

— Кэй Джи Эй? По-русски говорю не хорошо. Что вы нужно для меня?

— Как вы оказались в нашей стране? Мы не нашли у вас никаких документов. Кто вы?

— Я майор из Америка. Майкл Джеймс. Был схвачен мафиози и отправить здесь в СССР.

— Вы знаете, с какими целями были похищены и переправлены в Советский Союз?

— Хочу вас остать с глаз в глаз, — он выразительно посмотрел в сторону Нигматулина.

Полковник согласно кивнул, и тот вышел из палаты:

— Что вы хотели мне сказать с глазу на глаз? — он улыбнулся.

— Так точно: с глазу на глаз! Я сотрудник международной отдел борьба с наркобизнес. Ай эм сорри. Извините, хотет просба: быстрая связь с Эмбассадор Америка!

— Окажется, я вас понял! — кивнул полковник. — Обещаю больше не задавать трудных для вас вопросов! — Он вопросительно посмотрел сну в глаза.

— О'кей! Говорите! — согласился тот.

— Где вас держали и сколько?

— Смотрет на календар, — кивнул он на стенку, где висел отрывной календарь. — Четыре день. Где? Незнат.

— Кто вам помог бежать? Вспомните точно: это очень важно для нас!

— Кто они, не знаю. Один старее другой. Другой звал его капитан. Думаю, что это ест звание. Молодой знает английский язык. Думаю, много жит за граница. Нет акцент. Старее зват его Рэкс и сержант. Я думат: они воеват Афганистан. Они сейчас много трудно, — он наморщил лоб и вдруг воскликнул: — Вспоминат! Савели. Точно, Совели! Вы должен помогат для них. Они ест много важны информаци. Много сил их думат убиват: машин, вертолет. — Он снова задумался и даже вскрикнул: — МИ-24! Да, да. Военный вертолет!

— Очень интересно, — нахмурился полковник. — Вы не ошибаетесь относительно вертолета? Хотя, что я говорю. Извините!

— Стоп! — опять воскликнул американец, он снова задумался, и полковник даже уже хотел вызвать доктора: так сильно он поморщился, словно испытывая страшную боль, но тот успокаивающе поднял руку. — Думаю, что они думают, я умират. Это хорошо. Много хорошо! — он хитро рассмеялся. — Не надо им помогат. Не нада! Прямо не нада!.. Вы понимат меня?

— Вы хотите сказать что не нужно сильно помогать, а только создавать видимость помощи! Я правильно вас понял?

— Точно так! Точно так! — обрадовался тот. — Могу гарантироват: они будут эмбассадор Америка. Точно, будут! — Американец был так рад, словно только что выиграл миллион долларов. — Это много, много важно для Америка и для вашей страна. Много важно.

Размышления Богомолова

После этого разговора с американцем Богомолов долго — размышлял: давать ли ход этой информации, полученной от майора ФБР, или не давать?

Если американец сказал правду, то эта информация, получи ее враг, сорвет большую игру, в которой можно будет очень много сделать для Родины. А если нет? Если нет, и Богомолов не доведет информацию до вышестоящих руководителей, то его, в лучшем случае, выкинут из органов безопасности.

Как трудно принимать решения в таких вопросах в одиночку! Как трудно. Но тут полковник вспомнил странный взгляд генерала Галина, своего непосредственного шефа. Вспомнил и свой последний разговор с Денисовым. Что-то подсказывало, что этой информацией не нужно делиться ни с кем, слишком многое ставилось на карту для страны, не говоря уже о том, что несколько человек подвергались смертельной опасности. А рисковать жизнью других людей, чтобы спасти свое благополучие? Нет, на это полковник Богомолов был не способен.

Что ж, решено: пусть все идет своим чередом, а они будут только чуть-чуть контролировать и помогать движению.

Полковник вдруг подумал о консультанте он поднял его личное дело и сейчас знал всю его подноготную.

Захватив несколько месяцев Великой Отечественной войны, он успел проявить себя в молниеносной войне на Востоке. Молодого офицера оставили служить там по его собственной просьбе. У него была очень громкая фамилия: Говоров! Порфирий Сергеевич Говоров.

На всякий случай Богомолов проверил: не родственник ли он доблестному Маршалу Советского Союза, оказалось, нет, только однофамилец.

Прослужив на Востоке несколько лет, он организовал там учебный полк специального назначения и привлек в этот полк старого японца Укору Магосаки, который обучал курсантов своему искусству — рукопашному бою…

Там-то и встретились эти два человека: подполковник Говоров Порфирий Сергеевич и новобранец Говорков Савелий Кузьмич. Надо же, даже фамилии однокоренные.

Позднее их полк был направлен в Афганистан, переподчинен воздушно-десантным войскам, подполковник Говоров вскоре стал генерал-майором, а солдат Говорков — сержантом.

Казалось бы, такая большая дистанция между генералом и сержантом а вот, поди ж ты, тянет что-то старого генерала к этому парню… Сколько лет прошло, а он помнит о нем, предугадывает его действия на много ходов вперед.

Один из бывших подчиненных Говорова поведал Богомолову, как однажды генерал летал с инспекционной поездкой в одну отдаленную часть в Афганистане и взял с собой Говоркова, словно предчувствуя что.

Случилось так, что м вертолет потерпел аварию и был вынужден совершить посадку. Был атакован группой маджахедов, и погибли офицеры сопровождения вместе с экипажем. Они остались вдвоем. Им не только удалось выжить, но Савелий сумел поднять вертолет в воздух и добраться до своих.

Трудно сказать, насколько этот рассказ соответствовал действительности, но наверняка что-то подобное было.

Полковник все больше убеждался в том, что именно генерал может оказаться тем человеком, который нужен, и решил повнимательнее присмотреться к нему. Тем более, что сейчас он оказывает весьма ощутимую помощь.

Богомолов взглянул на часы: двенадцать часов дня по Москве. Значит, сейчас он услышит стук в дверь: они с генералом договорились встретиться в двенадцать, а старый вояка был весьма пунктуальным человеком, в этом приходилось уже не раз убеждаться.

— Входите! Входите, товарищ генерал! — крикнул полковник, услышав стук в дверь своего временного кабинета,

— Есть новости? — сразу спросил генерал, несмотря на то что они расстались какие два-три часа назад.

— А вы, товарищ генерал, снова угадываете: сержант Говорков кинулся именно в квадрат шестнадцать, — улыбнулся полковник.

— Угадал? — поморщился генерал. — Хлопотно это: угадывать! Я просто знал! Вот и сейчас. Вы отдали приказ искать его следы в квадрате восемнадцать, не так ли? А я уверен, что его нужно искать в квадрате двадцать! Полковник добродушно возразил:

— Наш компьютер, основываясь, кстати, на ваших же рассуждениях, все точно рассчитал, я думаю, что…

— Компьютер?! — неожиданно старый генерал рассердился. — Как же мы все любим заграничные штучки! На цыпочках готовы ходить. Ах, компьютер! Ах, бизнес! Ах, биржа! Да поймите вы, нельзя моментально перестроить то, что внедрялось в наши головы десятилетиями. Для того чтобы со стопроцентной увереннностью пользоваться современной компьютерной техникой, нужно первым делом перестроить свои мозги! — Он вдруг замолчал и посмотрел на полковника. — Вы простите старого, увлекся!

— Ничего-ничего, — улыбнулся полковник. — Вы хотите сказать, что мы не доросли до сверхмодной и сверхточной техники?

— Не, нужно так прямолинейно воспринимать мои слова! Техника техникой, а мозги мозгами, которые всегда будут в цене! Я уверен, где русские мозги не справятся, никакие заграничные сверхмодные штучки не помогут!

— Я, конечно же, преклоняюсь перед вашим гимном русским мозгам, но позвольте вам… В этот момент в дверь постучали и прервали его.

— Войдите! — бросил Богомолов, радуясь возможности прервать неожиданно трудный для него разговор.

— Разрешите, товарищ полковник? — В кабинет вошел майор Нигматулин и протянул полковнику какой-то толстый листок. — В двадцатом квадрате произошло мощное столкновение с применением огнестрельного оружия: в одиннадцать часов был захвачен пост ГАИ. Бандиты убили старшего лейтенанта милиции Матвиенко и тяжело ранили сержанта милиции Примакова. После чего они устроим засаду и встретили машину, которую вел Говорков. У него в машине был раненый.

— Что с ним? — встревожено спросил полковник.

— Все трое убиты!

Генерал хитро усмехнулся, когда Богомолов выскочил из-за стола:

— Как трое? Вы же говорили, что их было двое.

— Я и говорю, что их было двое: один ранен в грудь и доставлен в больницу, в окружной госпиталь, а трое убиты. — Нигматулин недоуменно посмотрел на полковника, не понимая, что может быть непонятного в его рассказе.

— Господи! Кто убит? Кого отправили в больницу?.. Вы что-нибудь понимаете, товарищ генерал?

— Лично я, да, — улыбнулся он. Бандиты захватили пост ГАИ, убив старшего лейтенанта Матвиенко, так кажется его фамилия, и тяжело ранили сержанта Примакова. Правильно? Нигматулин молча кивнул.

— Устроив после этого засаду, они встретили машину, которую вел Савелий Говорков, и в его машине был тяжело раненный в грудь мужчина. При столкновении Говорков расправился с бандитами. Я правильно изложил ваш рассказ, товарищ майор?

— Очень даже правильно, товарищ генерал! — обрадовался тот.

— А где сейчас Савелий Говорков? — спросил генерал.

— Говорков остался, как сказал сержант Примаков, с капитаном милиции Зазулиным у поста ГАИ. Его дальнейшая судьба неизвестна!

— Мистика какая-то! — вздохнул полковник и взглянул на Говорова. — Они же могут все дело испортить! Черт бы набрал этого капитана!

— Да не волнуйтесь вы так, — успокаивающе произнес генерал.

— Как же не волноваться! Наверняка этот служака арестовал Говоркова! Нигматулин с удивлением взглянул на Богомолова.

— А этот где? Ну, этот… раненый, которого вез Говорков?

— В окружном госпитале. Ранение тяжелое, в грудь. Ему сделана операция. Лейтенант милиции Кружилин и старший сержант Спинным, которые везли его от поста ГАИ, сообщили следующее. — Нигматулин взял листок в руки и прочитал: — Раненный в грудь мужчина в бреду произнес такие слова «Это база, настоящая база, надо успеть преду…» — потом он снова потерял сознание и больше в себя не приходил. Лично я думаю, что последнее слово, которое раненый не сумел договорить, «предупредить».

— Хорошо. Можете идти и подключиться к трассе.

— Стоп! — неожиданно остановил его Говоров, повернулся к полковнику. — Извините, Константин Иванович. — Тот с улыбкой кивнул, и генерал снова повернулся к майору. — Охрану раненому поставили?

— Да куда он денется, товарищ генерал? Я же доложил, что ранение очень тяжелое, в грудь, — пожал плечами Нигматулин.

— Вы что, товарищ майор?! — генерал явно рассердился. — Его охранять надо! ЕГО! Вы меня удивляете. — Он вновь взглянул на полковника.

— Ладно, иди и подключайся к трассе: срочно нужна информация, — дружелюбно сказал Богомолов. — Раненым я сам займусь.

Нигматулин тут же вышел, обиженно вздохнув, а полковник повернутся к Говорову:

— Чего вы так разволновались, товарищ генерал?

— Не люблю людей, которые не видят дальше инструкции!

— Напрасно вы так, Нигматулина я знаю очень давно. Очень толковый сотрудник! Ладно, сейчас меня больше всего волнует ваш бывший подопечный!

— Вы предполагаете, что этот капитан милиции арестовал Говоркова? — он усмехнулся.

— А вы думаете иначе?

— Хлопотно это, товарищ полковник! Очень хлопотно!

Как бы удивился полковник, если бы смог подслушать разговор, который произошел почти одновременно. Эти оба разговора были очень похожи, хотя вели их люди, относящиеся к разным сторонам баррикады. Говорили между собой Четвертый и Психолог. Четвертый самодовольно потер руки.

— Один у нас в кармане: все-таки старая гвардия никогда не подводит! Умница Крот! А вы сомневались! Значит, и у вас интуиция не всегда точно работает.

Психолог несколько секунд смотрел на него своим странным взглядом, потом неожиданно сказал:

— Жаль мне этого капитала. Стереотип может одержать только временную победу. — Он подошел к карте и внимательно посмотрел на нее.

— Советую ожидать его в городке. А чтобы не спугнуть его и не насторожить раньше времени, пошли туда ваших юных «спецов»!

— Не слишком ли вы переоцениваете этого Рэкса?

— Никогда не следует недооценивать ум и силу противника, — пожал плечами Психолог, но больше ничего не стал говорить.

— Пока рано что-либо предпринимать, дождемся информации, — решительно заявил Четвертый и опустил правую руку на стол, словно окончательно ставил этим жестом точку в их споре.

Савелий под вагоном

Старый капитан Зазулин вел машину не очень уверенно, изредка бросая быстрый взгляд на своего пассажира.

Савелий уже совсем пришел в себя после удара о рефрижератор и только чуть-чуть ощущал неприятное покалывание в груди.

— Что-то вы, товарищ капитан, нарушаете инструкцию и УК РСФСР! Ведь я не оказывал вам никакого сопротивления. — Савелий вздохнул и потер ушибленный нос.

— Э-э, милой, кто тебя разберет, что можно от тебя ожидать? Я — старый и мыслить должен, а не экспериментировать с инструкциями и Уголовным Кодексом. Это уж вам, молодым… — Он вдруг начал переключать скорость и давить на газ. — Не успеем, черт бы его побрал!

Они подъехали к железнодорожному переезду в тот момент, когда шлагбаум начал опускаться, а слева показался железнодорожный состав с многочисленными товарными вагонами. Он был настолько длинным, что его конца даже не было видно.

Савелий увидел, как с другой стороны переезда подъехали две машины: синий «Москвич» и зеленые «Жигули». Из «Москвича» выскочил плотный мужчина с автоматом и стал нервно прохаживаться, ожидая, когда пройдет состав. Он был одет в спортивный костюм и проявлял явное внимание к их машине.

Савелий сразу же понял, что это по его душу повернулся и посмотрел на своего конвоира, кото увидев за переездом машины и боевика, сразу пов — Никак приятелей встретил? — ухмыльнулся Савелий.

— Кому, милой, приятели, а кому… — он улыбнулся и противно заржал.

— Бросал бы ты это дело, больно хлопотно! — с жалостью вздохнул Савелий, словно ему действительно было жаль этого пожилого человека.

— Вот тебя сдам и брошу! — капитан тяжело вздохнул. — На пенсию пора. Землицы возьму, дачку построю.

— А те, что раненого взяли, тоже с вами? — перебил вдруг Савелий и с тревогой взглянул на своего сопровождающего.

— Нет… — протянул капитан, доставая из кармана пачку столичной «Явы». Вытащив одну сигарету, сунул в рот, затем не спеша прикурил и только после этого повернулся к Савелию. — Они только на зарплату живут! — он снова противно захихикал.

Савелий облегченно вздохнул и снова уставился на состав, которому не было конца. И тут он заметил, что железнодорожный состав шел порожняком.

А Воронова в это время везли из операционной в палату реанимации. Час назад, когда его привезли в приемное отделение, хирурга на счастье, оказался там и сразу начал осмотр раненого. Пощупав пульс, послушав дыхание, он покачал головой:

— Срочно на операционный стол, готовить уже некогда! — бросил он молоденькой симпатичной медсестре лет восемнадцати. — Боюсь, что задеты важные органы. Да еще и крови много потерял. Значит, так. Кровь для переливания… — он приподнял с шеи капитана металлический жетон.

— Группа три, резусфактор положительный. Аппарат искусственного дыхания. Трудно, конечно, но попытаемся спасти. Главное, чтобы сердце его выдержало.

Надо отдать должное доктору, он так быстро сделал операцию, а сердце Воронова оказалось таким крепким, что вскоре все приборы отметили улучшение его состояния. Доктор впервые облегченно вздохнул и повернулся к медсестре:

— Все, что зависело от нас, мы сделали, теперь, только матушка-природа. Поместите его в реанимационную. Будем надеяться! В милицию сообщили о ранении?

— Так они сами и привезли его и еще одного…

— Так что же вы? — засуетился доктор. — Что со вторым?

— Там полегче: в голову, но не очень серьезное и сломана ключица.

— Медсестра виновато вздохнула.

— Хорошо, готовьте его. А потом Симакова с аппендицитом, кажется…

Савелий снова взглянул на мелькающие пустые вагоны: к нему пришло решение, хотя он и сам еще не осознал этого. Он повернулся к капитану:

— Закурить бы дал задержанному, что ли, — спокойно попросил он.

— Эта можно, — капитан вытащил пачку и на миг потерял бдительность. — Последнее желание арестованного, — он мерзко усмехнулся, — всегда выполня… — Договорить ему Савелий не дал: резко ударил его коротким ударом ладони по горлу. Тот оборвал себя на полуслове и обмяк.

Четвертый услышал вызов по рации и тут же схватил ее:

— Четвертый на связи!

— Здесь Икс-три, мы у железнодорожного переезда. Видим машину с Кротом и Тридцатым!

— Тридцатый не должен уйти от вас! Почему медлите? — раздраженно спросил Четвертый.

— Товарняк мешает. Но ему некуда деться: на трассе показался и «ниссан-патрол» с Восьмым! Так что он в кольце!

— Отлично!

— Отлично! Держите меня в курсе! — он ласково положил рацию на стол и, довольный, взглянул на Психолога. — А вы говорили!

Тот скептически пожал плечами, но ничего не сказал.

Савелий выхватил из его кобуры пистолет и выстрелил по цепочке наручников, затем открыл дверь со стороны капитана:

— Подвинься, «вояка»! — хмыкнул он и вытолкнул безвольное тело из машины. Затем дал задний ход и хотел развернуться, но вдруг увидел в зеркало заднего вида мчащийся к нему «ниссан-патрол» и понял, что назад ему не прорваться. А товарный состав вот-вот пройдет, и за переездом его встретят вооруженные до зубов боевики.

Мгновенно сработал мозг и выдал ему решение, которое появилось чуть раньше. Он резко дал газ и устремился по насыпи. Взвизгнули колеса, а машина разгонялась все быстрее и быстрее. Лишь бы стойки вагона выдержали, подумал он в последнее мгновение, отпуская крепление кресла. Машина взмыла в воздух, пролетела несколько метров и врезалась точно посередине последнего вагона.

Раздался скрежет ломающихся первых железных стоек вагона, треск досок. Казалось, что при такой скорости «Волга» пробьет вагон насквозь и вылетит с другой стороны. Однако расчет Савелия оказался правильным: передняя стенка и стойки вагона были достаточно крепкими и погасили скорость машины, а задняя стенка и вообще осталась почти целехонькой.

Состав со странной конфигурацией последнего вагона, из которого торчал багажник «Волги», промчался мимо переезда.

Не успел шлагбаум подняться до конца, а к лежащему на асфальте капитану уже подъехала машина, из которой выскочил тот, что прохаживался за переездом. Он посмотрел на капитана, постепенно приходящего в себя, и повернулся, глядя вслед уходящему составу…

— Икс-три, Икс-три, — сквозь душивший его кашель проговорил капитан. — Он в вагоне! Я не смог! Бля буду, не смог!

— Способный мужик этот Тридцатый! — уважительно заметил Икс-три. — И за что только тебе такие деньги платили, Крот? — покачал он головой, повернулся, сделал шаг к своей машине, но потом вдруг сплюнул в сердцах и, не глядя в его сторону, дал очередь из автомата. Пули вспороли грудь капитана в нескольких местах и оборвали все его мечты о покое и личном приусадебном участке.

Икс-три прыгнул в машину и громко крикнул водителю, чтобы слышали и те, кто находился во второй машине:

— Гоним за составом! — он поморщился, но всетаки взял в руки рацию. — Четвертый! Четвертый! Вызывает Икс-три!

— Четвертый на связи! Говорите, Икс-три!

— К сожалению. Крот упустил Тридцатого!

— Где он?

— Прямо в «Волге» врезался на ходу в вагон и умчался вместе с железнодорожным составом! Стараюсь догнать состав!

— Уж постарайся, милок! — с ехидной угрозой бросил Четвертый и швырнул рацию на стол. — Черт знает что: был, что называется в руках и…

— Я же вас предупреждал, — ухмыльнулся спокойно Психолог, затем снова взглянул на карту. — Срочно перекройте железнодорожный мост в квадрате семь!

— Но он же стратегический и охраняется войсками! — растерянно выпалил Четвертый.

— Значит, нужно что-то придумать, чтобы состав остановился по собственной инициативе.

Четвертый немного подумал, потом снова взял в руки рацию:

— Икс-четыре! Икс-четыре! Вас вызывает Четвертый!

— Слушаю вас, четвертый! Икс-четвертый на связи!

— Во что бы то ни стало вам нужно остановить железнодорожный состав в районе моста в квадрате семь! Но себя не обнаруживать! Вам все ясно?

— Так точно, Четвертый! Остановить железнодорожный состав в районе моста в квадрате семь! Себя не обнаруживать!

— Правильно, выполняйте! И запомните: мне нужна голова Тридцатого — живая или мертвая! Все!

— Икс-один! Икс-один! Вызывает Четвертый!

— Икс-один на связи! Слушаю вас, Четвертый!

— Что с одиннадцатым? Что с американцем?

— Одиннадцатого вроде отправили в госпиталь: послал для уточнения Икс-два. А вот с американцем хуже: как сквозь землю провалился. Предполагаю, что убит во время боя с вертолетами.

— Хорошо, если так! Держите меня в курсе! Все! Да, очень прошу вас учесть главное: не дайте им исчезнуть из нашего региона! Действуйте! — Он положил рацию на стол и некоторое время внимательно смотрел то ли на нее, то ли в никуда. — Да, Рэкс, недооценил я тебя! А может, и очень хорошо, что все так получается.

Во время смертельного головокружительного прыжка на машине Савелий думал только об одном: выдержит или нет вторая стенка?

Удар был настолько силен, что двигатель сорвало с креплений, и он едва не придавил Савелия. Скорее всего, так бы и произошло, если бы Савелий тогда не открепил свое кресло и не вцепился мертвой хваткой в руль. Но все-таки ему не удалось избежать последствий мощного удара: он очень сильно ударился о рулевую колонку, а прогнувшейся крышей попало по голове.

Когда Савелий открыл глаза, его охватил испуг: ничего перед собой не увидел и подумал, что ослеп. К счастью, этого не случилось: просто ему залило глаза кровью, да и в вагоне царил полумрак.

Когда ему удалось высвободить прижатую торпедой руку, он протер глаза и осторожно начал проверять свои мышцы и кости. Не считая ушибов груди и головы, все было цело. О таких мелочах, как вывихнутый палец на левой руке и несколько порезов он даже и не задумывался, считая, что отделается легким испугом.

Осторожно, чтобы не добавлять порезов о металл, он выбрался из кабины и выглянул в пролом в стенке вагона: в нескольких десятках метров позади состава увидел синий «Москвич» с боевиками. Они его тоже заметили и тут же открыли огонь из четырех стволов.

Пули вгрызались в дерево вагона, вырывали из него щепки, пробивали багажник «Волги», того и гляди могли попасть в бензобак, и тогда ему можно было рассчитывать только на чудо.

От шума выстрелов, треска ломающихся от пуль досок Савелий, казалось, что он оглох.

В кабинете Четвертого снова послышался вызов по рации:

— Четвертый, Четвертый! Вас вызывает Икс-два!

— Говорите, Икс-два! На связи Четвертый!

— Мы нашли Одиннадцатого!

— Где он?

— В окружном госпитале. Сделана операция. Находится под наркозом.

— Поздравляю вас. Икс-два! Убрать! Все! — он с довольной улыбкой взглянул на Психолога, хотел что-то сказать, но не успел: вновь послышался вызов по рации:

— Четвертый! Четвертый! На связи Икс-три!

— Говорите Икс-три! Четвертый на связи!

— Мы догнали вагон! Его заметили, он жив, но теперь Тридцатому некуда деться!

— Наконец-то! Кончайте с ним! Все! Он повернулся к Психологу и увидел в его глазах сильное беспокойство, но воспринял это по-своему.

Синий «Москвич» шел вровень с последним вагоном, и боевики, получив благословение Четвертого, открыли бешеный огонь из четырех автоматов. Казалось, что вскоре вагон превратится в решето и ничему живому там просто невозможно уцелеть.

А Савелий уже находился в этот момент под вагоном. Когда он увидел машину с боевиками, то прекрасно понял, что деревянная стена не очень надежная защита от автоматов. Он подскочил к противоположным дверям вагона и попытался приоткрыть, но «Волга» прочно заклинила их. Со стороны синего «Москвича» под мощным огнем четырех автоматов проделать то, что им задумано, было нереально. А времени оставалось считанные секунды: в любой момент мог взорваться бензобак его «Волги».

Тут он заметил, что машина сумела несколько повредить заднюю стенку, и Савелий воспользовался этим. Несколькими ударами ног он выбил треснувшие доски и высунулся, чтобы оценить обстановку. Метрах в трехстах он увидел зеленые «Жигули» с боевиками, действовать нужно было быстро и решительно, пока им не очень видно его.

Над головой Савелия пули вырывали куски дерева, а очереди опускались все ниже и ниже, планомерно простреливая каждый кусочек пространства вагона.

Савелий вылез в разлом ногами вперед и, осторожно переставляя ноги, с трудом отыскал какую-то трубу тормозной системы вагона. Не торопясь, перебрался под вагон и устроился между двумя парами колес, чтобы они надежно защищали его от случайных пуль.

Не успел он закрепиться, как и с другой стороны прозвучали автоматные очереди вагон догнала вторая машина. Несколько минут продолжался шквальный огонь с двух сторон по вагону.

И снова Икс-три взял в руки рацию:

— Четвертый! Четвертый! Здесь Икс-три!

— Четвертый на связи! Говорит Икс-три!

— Докладываю: весь вагон изрешетили! Наверняка готов!

— Мне не вагон нужен! — повысил голос Четвертый. — Его голова! Труп, черт бы вас побрал!

— Ноу проблем! — спокойно отозвался тот. — Труп так труп!

Савелий с большими усилиями удерживался за трубу, я его голова находилась в опасной близости к стальному колесу. Казалось, какой-нибудь сильный толчок, неосторожное движение, и он окажется под колесом. Наконец, ему удалось взяться поудобнее и второй рукой.

В кабине тепловоза находились двое: пожилой машинист, со смаком хрустевший свежим огурцом с пышным ломтем казахского лаваша, и его напарник, совсем еще молоденький паренек, который заботливо приглядывал за доверенными ему приборами.

Машинисту что-то послышалось, он перестал жевать, прислушался, потом выглянул в окно и посмотрел назад, но состав был настолько длинным, что он ничего не мог рассмотреть:

— Пашка! — громко позвал он, перекрикивая шум дизелей.

— Чего, Серафим Львович? — повернулся к нему помощник.

— Выстрелы слышал?

— Выстрелы? Слышал, Серафим Львович! Сейчас везде стреляют, — он немного подумал, потом добавил. — А может, учения какие?

Машинист пожал плечами и снова продолжил свой нехитрый завтрак…

Неожиданно Савелий заметил как синий «Москвич» рванулся, опережал состав. Может, подумали, что с ним кончено? Савелий проводил его взглядом, пока он не исчез из вида, и переключил внимание на зеленые «Жигули», с которых продолжали поливать вагон из автоматов. Несколько случайных пуль срикошетили от колес и впились в пол вагона совсем рядом с его головой. Савелий повернулся, чтобы оценить расстояние до страшных отметин, и вдруг увидел синий «Москвич», остановившийся у обочины дороги. Из машины выскочил боевик, которого он увидел у переезда, в его руках был гранатомет.

Граната разорвалась точно в «Волге», и почти сразу же раздался и второй взрыв: взорвался бензобак, и вагон почти мгновенно охватило пламенем от которого Савелий предохранял пока пол вагона.

Однако взрыв едва не привел к трагическим последствиям: вагон сильно тряхнуло, и Савелий чудом сумел удержаться на одной руке, не упав под колеса.

Обозлившись, Савелий выхватил из-за пояса пистолет Крота:

— Получи, гад! — крикнул он и выстрелил в Икстри.

Пуля попала тому в грудь, и он медленно покатился вниз по насыпи, беспорядочно кувыркаясь на острых камнях.

Савелий хотел выстрелить еще и по стоящей машине, но она уже была вне пределов досягаемости, да и вряд ли могла продолжать погоню: дорога круто свернула в сторону от железной дороги.

Свою не угасшую злость Савелий перенес на зеленые «Жигули»: он тщательно, словно в тире, прицелился и выстрелил в водителя. Пуля попала ему в лоб, и он уткнулся головой в клаксон.

Неуправляемые гудящие квакающим звуком «Жигули», проехав метров сто, резко дернулись в сторону, врезались в бетонный парапет, который отгораживал начавшуюся реку от автострады, на большой скорости пробили бетон, взлетели в воздух и врезались в зеркальную поверхность воды. Взметнулся огромный столб воды, сверкнув в солнечных лучах, и машина мгновенно исчезла в глубине.

Пожилой машинист испуганно высунулся по пояс в окно кабины тепловоза и посмотрел вдоль своего состава назад. В этот момент состав делал небольшой поворот и он увидел последний вагон, охваченный ярким пламенем. Машинист сразу же включил резкое торможение, нарушая инструкцию, запрещающую останавливаться на мосту, тем более таком, как этот, стратегического значения.

— Учения, учения! — раздраженно крикнул он своему помощнику. — Какие к черту, учения, когда последний вагон горит?

Взвизгнули тормозные колодки, вылетели из-под стальных колес разноцветные искры, и состав постепенно стал останавливаться.

Последний вагон, под которым находился Савелий, уже двигался по мосту, и он осторожно перебрался к краю вагона, обжигая руки о раскаленные огнем трубы. Добравшись, Савелий оттолкнулся от вагона, приземлился на деревянные перекрытия моста, кувыркнулся пару раз, обдирая на руках кожу и сразу вскочил на ноги.

Четвертый взглянул на часы и нахмурился: Икстри уже давно должен был доложить об исполнении приказа. Он искоса взглянул на Психолога, невозмутимо барабанившего по столу: неужели тот снова окажется прав? Он решительно взял рацию:

— Внимание, Икс-три! Внимание, Икс-три! Вас вызывает Четвертый! — он сделал паузу, вслушиваясь в молчаливый эфир и снова повторил свой вызов. — Икс-три! Икс-три! Здесь Четвертый! Отзовитесь! Куда вы пропали, к конце концов? — крикнул он раздраженно.

— Вот именно, пропали! — выделив слово «пропали», Психолог грустно улыбнулся.

— Да-а… — раздраженно протянул Четвертый. — Черт бы вас всех набрал! Икс-один! Икс-один! Вас вызывает Четвертый! Вас вызывает Четвертый!

— Икс-один на связи! Слушаю вас, Четвертый!

— Срочно перекрывай городок своими «спецами» и мальцов задействуй! Возможно, Икс-три упустил Тридцатого.

— А сам?

— Не отзывается на вызов!

— Понятно… — протянул Икс-один. — Разрешите, Четвертый, я сам.

— Нет Икс-один! Вы нужны мне на связи! — перебил он. — И руководите. Руководите, черт возьми! Руководите! Ясно? Все!

Госпиталь

К небольшому двухэтажному корпусу военного окружного госпиталя едва не бегом подошли трое плотных мужчин. Они были одеты в строгие элегантные костюмы, белоснежные рубашки и подобранные со вкусом галстуки.

Симпатичный высокий парень лет тридцати кивнул на дверь, и другой, что стоял ближе, громко постучал, но, увидев кнопку звонка, нажал ее. Вскоре послышались шаркающие шаги, и старческий скрипучий голос недовольно ответил из-за дверей:

— Чо это вы барабаните? Дохтур на операции. Завтра приходите. Симпатичный парень дружелюбно сказал ему:

— Открывай, батя, милиция!

— Коля милиция, — старик-вахтер начал торопливо дергать задвижку трясущимися руками. — Коля милиция, тады конечно. — Наконец ему удалось отдернуть задвижку и распахнуть дверь. Ожидая увидеть привычную милицейскую форму, он увидел странных элегантных молодых людей, и это его смутило: он настороженно спросил, перегородив им дорогу:

— Если вы милиция, то прошу документы.

— А как же! — добродушно улыбнулся симпатичный парень и повернулся к парню со шрамом. — Документы! — нахмурился он.

— А как же! — усмехнулся тот и вдруг резко ударил старика ребром ладони по горлу.

Коротко вскрикнув, старик начал сползать по дверному косяку вниз, но был подхвачен мощными руками и внесен внутрь госпиталя.

Спрыгнув с вагона, Савелий устремился вперед по мосту, чтобы добраться до автострады, но ему навстречу выскочил часовой, охранявший этот стратегический мост. Он был одет в полевую армейскую форму, явно сверхсрочник, вооруженный обыкновенной винтовкой:

— Стой Стрелять буду! — крикнул он, передергивая затвор.

Савелий понял, что этот мужчина никакого отношения к погоне за ним не имеет, но попытаться чтолибо доказывать ему было бесполезно, а вступать с ним в конфликт и подвергать его опасности не хотелось. Ничего ему не ответив, Савелий повернулся и побежал в другую сторону, но он не успел пробежать и десятка метров, как и с другой стороны к нему устремился второй охранник моста.

В палате реанимации лежало трое: больных: на одной — пожилой мужчина, опутанный резиновыми трубками, ведущими к стеклянным бутылочкам с питательными смесями, укрепленными на штативе.

На другой кровати — молодой паренек лет двадцати. На сто лицо была надета кислородная маска, он тяжело и беспорядочно дышал и находился без сознания.

Третью кровать занимал капитан. Белоснежная простыня сползла и приоткрыла перебинтованную грудь. К его рукам тоже спускались со штативов трубки, по которым подавалась в вены какая-то жидкость.

Он лежал очень спокойно и, казалось, не дышал. Вдруг послышался какой-то еле различимый шум со стороны входа, и Воронов тут же приоткрыл глаза, скосил их на дверь. Его явно что-то насторожило. Вскоре взгляд капитана стал осмысленным, и он взглянул на то, что было присоединено к его рукам. Кап… Кап… Кап…

Кроме едва слышного звука падающих капель, капитан услышал какие-то другие звуки. И именно эти звуки его сильно встревожили. Он изо всех сил попытался сосредоточиться, заставить свой одурманенный наркозом мозг нормально заработать, чтобы все осознать. Что с ним? Это первый вопроса на который он должен был получить ответ. Постепенно память восстановилась, и он вспомнил, что был ранен, когда пытался… Что пытался? А где Савелий? С ним же был Савелий, когда они бежали с базы? Господи! Его ранили, когда он был за рулем! Потом. Потом Савелий сел за руль. И… Их остановили боевики, одетые в форму милиции.

Милиция? Неужели это была милиция? Не боевики, а милиция! Значит, он ошибся, и его сюда привезла милиция! Что же тогда с Савелием? Если его привезла сюда милиция, и, судя по всему, ему сделали операцию, то узнать мафии о его местонахождении дело времени. Они на все пойдут, чтобы возвратить взятую ими дискету, которая может поломать все карты.

Минуту! С ними еще был американец. Как его? Миша. Майкл Джеймс! Что с ним случилось? Вспомнил! Они оставили его в кошаре, у старого Касыма Так. Пока все отлично! Он все вспомнил и теперь гораздо легче принимать решение. Теперь понятно, почему его мозг зафиксировал этот странный для больницы шум. Кажется, пора принимать меры для собственного спасения! Вполне вероятно, что это пришли по его душу.

Капитан даже забыл о ноющей боли в груди. Он приподнялся, сел на кровати, сорвал трубку с одной руки, потом с другой. Голова кружилась так сильно, что казалось, вот-вот он упадет на пол. Капитан схватился за спинку кровати и несколько секунд сидел неподвижно, чтобы набраться сил и встать. Собрав всю волю в кулак, он так сильно стиснул челюсти, что услышал их скрежет.

Пожилой мужчина, лежащий напротив, расширенными глазами смотрел на капитана, испугавшись за него. Он знал, что тому недавно была сделана тяжелая операция, а он встает с кровати, вырвав из вен иглы.

Нужно вызвать сестру: может, он в горячке и навредит себе. Он потянулся к кнопке вызова медсестры, укрепленной над его головой.

Капитан шатаясь, медленно подошел к кровати пожилого мужчины и отрицательно покачал головой:

— Прошу вас, женщин не надо! — он даже попытался улыбнуться, и эта кривая улыбка и то, что он сказал странные слова про женщин в таком состоянии, убедили его соседа в том, что этот человек делает все осмысленно и ему лучше не мешать.

Опираясь то на одну спинку кровати, то на другую, капитан доковылял до дверей и осторожно выглянул наружу. Коридор был пуст, но со стороны лестницы, ведущей на первый этаж, слышались шаги и какой-то приглушенный разговор, потом вскрик.

Капитан вышел из палаты, прикрыл за собой дверь, затем, пересиливая резкую боль в груди, двинулся по коридору, опираясь о стену.

По первому этажу быстро шли трое боевиков. Они заходили в каждую палату и бесцеремонно разглядывали каждого больного, не обращая внимания на недовольство с их стороны.

— Дайте покоя!

— Где сестра? Когда прекратится это безобразие?

— Кто вы и что вам нужно? Но те в ответ молчали и продолжали молча свой «обход».

Симпатичный парень держал в своей руке фотографию капитана и каждого сравнивал с ней.

Когда они миновали последнюю палату на первом этаже, из комнаты дежурной медсестры выбежала молоденькая симпатичная девушка в белом халате — именно она оказывала помощь при операции Воронову.

Увидев странную тройку молодых людей, она удивленно воскликнула:

— Товарищи, как вы здесь оказались? И почему нарушаете больничный режим?

Они молча шли на нее и странно улыбались. Эта улыбка показалась ей жуткой, ей стало страшно, она испуганно вскрикнула и обречено прошептала, словно предчувствуя свой конец:

— Кто вы и что вам надо? Вы не можете причинить мне…

Девушке не удалось договорить своей фразы, ставшей последней в ее молодой жизни. Парень со шрамом ударил ее пистолетом сзади по голове и проломил хрупкий девичий череп. Кровь брызнула во все стороны, заливая стены больницы. Мощные руки подхватили безжизненное тело медсестры и втащили в ее кабинет.

Симпатичный парень взглянул на белоснежную стену госпиталя, забрызганную алой кровью девушки, недовольно поморщился, взглянув на ударившего, но ничего не сказал и только махнул рукой в сторону лестницы.

Взбежав по лестнице на второй этаж, они очутились в пустынном коридоре, быстро пробежали по обычным палатам, потом заскочили в палату с надписью «реанимация».

Двое остались у дверей, а симпатичный парень подошел к больному с кислородной маской на лице. Сорвав ее, он сравнил его с фотографией. Тот жадно глотал воздух открытым ртом и напоминал собой огромную рыбину, выкинутую на берег. А симпатичный парень подошел уже к пожилому мужчине, который испуганно натянул на себя простыню, сорвал с него нехитрую защиту. Этому пожилому человеку показалось, что он вновь очутился в том времени, когда ему было лет девятнадцать и на его глазах к ним в коммунальную квартиру ворвались чекисты и скрутили добродушного интеллигентного соседа, который постоянно печатал в газетах свои стихи.

Симпатичный парень понял, что этот седовласый старик не может быть Одиннадцатыми и равнодушно отвернулся от него. Подошел к третьей кровати, на которой лежал человек, укутанный с головой простынью. Он сдернул ее в сторону, сжимая в руке пистолет с глушителем, и удивленно развел руками: под простыней никого не оказалось, а лежали только две подушки.

В этот момент в реанимационную палату вбежал встревоженный доктор, оперировавший Воронова. Его халат и резиновые перчатки были в крови он услышал шум и недовольные крики больных, когда заканчивал довольно сложную операцию. Доктор был уставшим и раздраженным: сегодня им было сделано уже шесть операций, а отдохнуть пока не пришлось. Он валился с ног от усталости.

— Товарищи! Вы с ума сошли: это же операционная палата!

Симпатичный парень спокойно осмотрел его с ног до головы и вежливо спросил:

— Вы кто, доктор?

— Да, я доктор, но вы не ответили на мой вопрос! Парень вытащил какую-то красную книжечку и помахал ею перед носом доктора:

— Где тот мужчина, которого привезли к вам с ранением в грудь? Вас спрашивает сотрудник органов государственной безопасности, капитан Синегудов! — он сказал это таким тоном, словно доктор был перед ним в чем-то виноват. Тот мгновенно сник и взглянул на пустую кровать:

— Он здесь должен… — растерянно выдавил он. — Я ему операцию сделал два часа назад. Наркоз еще не прошел, — лепетал он, действительно не понимая, куда мог деться прооперированный человека у которого еще и наркоз не должен был пройти. Парень вдруг схватил его за грудки:

— Так где же он?

— Я понятия не имею! Поверьте! — испуганно произнес тот, и в этот момент боевик со шрамом профессионально ударил его сзади каблуком кованого ботинка в шейные позвонки.

Доктор коротко вскрикнул, завалился на лежащего пожилого мужчину, сбивая стойки со спасительными лекарствами. Вырвались из тела старика трубки, он жадно вздохнул, расширенными от ужаса глазами посмотрел на парня со шрамом, плюнул в его сторону, взбунтовавшись в первый и последний раз в своей жизни, и так и замер с раскрытыми глазами: его сердце не выдержало и остановилось.

Так и обрели покой два пожилых человека: один был доктором и пытался спасать жизни людям, другой нуждался в его помощи.

— Всегда ты спешишь. Икс-пять! — недовольно буркнул симпатичный парень.

— Все равно он ничего не знает. Икс-два! — туповато отозвался Икс-пять.

— Ладно, пошли дальше! — махнул Икс-два, и они быстро вышли из реанимационной палаты, превратив ее в мертвецкую.

А капитан, войдя в операционную, внимательно осмотрелся, пытаясь найти место, где можно было укрыться от преследователей.

Какие-то приборы, аппарат искусственного дыхания, два стеклянных шкафа, два кислородных баллона. Посередине стоял операционный стол. Он был покрыт окровавленными простынями.

Капитан медленно подобрался к нему и откинул простыню: вот что может спасти его!

Да, этот стол был уникальным в своем роде. Он был подарен окружному госпиталю одним талантливым инженером, который однажды лежал здесь на операции. Он работал в Центре управления полетами космонавтов, и, когда разрабатывал тренажер для космонавтов, к нему пришла идея операционного стола, который он и создал, подарив в знак благодарности за хорошо сделанную операцию. Этот стол работал от электрического привода и мог вращаться в любой плоскости.

Капитан с огромным трудом взобрался на него, лег на спину, привязал сначала ноги, потом грудь привязными ремнями, потом дотянулся до пульта и нажал кнопку с надписью «полный оборот».

Операционный стол стал медленно опрокидываться, и вскоре капитан оказался снизу крышки стола, а простыня закрыла его с боков. Это оказалось весьма своевременным, потому что из коридора уже доносился шум.

Савелий взглянул на одного охранника, потом на другого — нужно было срочно что-то предпринимать! Он посмотрел на перила моста и устремился к ним. До воды было метров тридцать, и можно было попытаться прыгнуть в воду, но его наверняка уже ожидали боевики с обеих берегов реки.

Неожиданно он увидел буксир, который тащил баржу, наполненную песком. Она шла медленно и уверенно, словно сознавая себя полноправной хозяйкой этой реки.

Не раздумывая ни секунды, Савелий принял решение: он вскочил на железные перила моста, дождался, когда, по его мнению, настал самый удобный момент для прыжка, и оттолкнулся прямо над баржей от спасительных перил.

Трое боевиков, возглавляемые Икс-два, вбежали в операционную и разочарованно осмотрелись: вокруг было пусто. Стояла тишина, и только инструменты на стеклянных полках шкафов тонко позвякивали от их топота.

Икс-два подошел к операционному столу, побарабанил по нему пальцами и со злостью бросил:

— И куда же делся этот кусок мяса под наркозом?

— Блядина! — сплюнул в сердцах Икс-пять. Икс-два вытащил из кармана рацию и нажал на кнопку вызова:

— Четвертый! Четвертый! Вас вызывает Икс-два! Вас вызывает Икс-два!

— Четвертый на связи! Говорите, Икс-два! — тут же раздался нетерпеливый голос Четвертого.

— Обыскали весь госпиталь: каждую палату и кабинет. — Икс-два даже причмокнул. — Одиннадцатый как в воду канул!

— Вот как? — воскликнул Четвертый. — Тоже мне, хваленые «спецы» ! Вот что. Подключайтесь к группе, которая перекрывает городок: Тридцатый не должен войти в городок! Вы поняли меня. Икс-два? Это ваш последний шанс, дорогой! Все!

Икс-два спокойно выключил рацию, сунул ее в карман и повернулся к своим приятелям:

— Все поняли? Вперед!

Они выбежали из операционной, и как только топот утих, капитан приподнял простыню, с трудом дотянулся до пульта управления и снова нажал кнопку «Полный оборот». Крышка стола медленно вернулась назад, и Воронов облегченно вздохнул: висеть на ремнях в его положении было таким тяжелым испытанием, он с трудом дышал, а его бинты пропитались кровью от напряжения, но лицо излучало радость.

— Жив еще, братишка, жив! — прошептал он, попытался расстегнуть ремни, но снова потерял сознание.

Савелию показалось, что он летит целую вечность, и за это время многое мелькнуло перед его глазами, казалось, целая жизнь. Однако, попроси его потом рассказать, о чем были его мысли, он не смог бы этого сделать. То ли потому, что они набегали одна на другую, то ли оттого, что его постоянно сверлила мысль, что надо успеть сгруппироваться при соприкосновении с песком баржи.

Ему повезло дважды: во-первых, песок оказался сухим, во-вторых, ему удалось попасть на самый край насыпи и избежать прямого приземления.

Он проскользил по наклонной плоскости метров десять и сильно приложился бедром о железный бортик баржи. Несколько секунд лежал неподвижно, приходя в себя. Затем приподнялся, дотянулся рукой до ушибленного места и начал массировать, но царапнул ногу наручником:

— А, черт! — вырвалось у него. В этот момент к нему подбежал паренек лет семнадцати. Он был одет в робу речного матроса:

— Ну, дядя, ты даешь! — восхищенно выпалил он, заметив, что Савелий потирает ногу, встревожено спросил: — Сломал? — и совсем по-взрослому нахмурился.

— Вроде, нет. — Савелий даже постарался улыбнуться. — Помоги-ка встать! Парень подошел ближе, помог ему подняться.

— Кто еще на барже?

— Еще капитан. Дремав Владимир Петрович, да Борька.

— Кто такой Борька? — насторожился Савелий.

— Борька? Так это наш кот! — парень с улыбкой вздохнул и осуждающе покачал головой. — Бедовый, спасу нет!

— Матрос Семенчук! — едва ли не на всю реку раздался голос, усиленный динамиками. — Хватит лясы точить! Срочно поднимись в рубку!

— Вы посидите здесь чуток, я мигом! — сразу засуетился паренек. — Капитан у нас… — он вздохнул и опустил Савелия на скамейку, сооруженную из нескольких деревянных ящиков, где частенько отлеживался, скрываясь от сердитых глаз капитана.

Минут через пять к Савелию подошел сам капитан. Ему было лет сорок пять не больше. Он был одет в матросские брюки-клеш и морской тельник. Взлохмаченных светлых волос было не очень много, а удлиненное лицо украшала седоватая бородка шкипера.

Для полного сходства с «морским волком» недоставало только трубки. Савелий улыбнулся, когда капитан, словно подслушав его мысли, вытащил из кардана широченных брюк трубку с полиэтиленовым пакетом вместо кисета. Неторопливо, с уважительным усердием набил трубку крупного помола табаком и сунул ее в рот. Затем не торопясь сложил пакет с табаком, сунул его в карман и вытащил спички. Одной раскурил трубку, с удовольствием затянулся и только после этого сказал, добродушно улыбнувшись:

— Смышленый парнишка! — кивнул он в сторону рубки. — Приучаю его к самостоятельному вождению буксира. — Он снова затянулся и взглянул на наручники. — На уголовника ты, паря, нимало не тянешь, — рассудительно проговорил он, словно разговаривая сам с собой. — Одежда тоже странная. Да ты и прыгал, судя по всему, не заради увлечения или того, чтобы поразить зазнобу.

Савелий с удивлением улыбнулся его рассуждениям, но продолжал молчать, предоставляя капитану проявить свою наблюдательность.

— Ладно. Пойдем, пожалуй! — Он поднялся с импровизированной скамейки. — Сначала снимем браслет, а далее… Далее посмотрим, что с тобой делать.

Информация о госпитале

Информация, которая так заинтересовала генерала Говором, снова появилась на экране, и Богомолов начал читать:

«Совершено нападение на военный окружной госпиталь. Убиты: дежурный вахтер, медсестра, Дремов, доктор, находится в тяжелом состоянии с переломом основания черепа. Найдены два трупа больных в реанимационной палате. Причина смерти устанавливается. Оперативная группа, возглавляемая капитаном Севостьяновым, вызвав второго дежурного и опросив возможных свидетелей, отправила раненого доктора в ближайший медицинский центр. Подробности — докладной запиской». Полковник недоуменно взглянул на Говорова:

— Ничего не понимаю: зачем им понадобилось убивать этих ни в чем не повинных людей?

— Скорее всего, под руку попались, хотя и версию об избавлении от ненужных свидетелей я бы не стал сбрасывать со счета, — генерал нахмурился. — Но меня сейчас очень волнует другой вопрос что с капитаном Вороновым?

— Да, — сконфуженно скривился полковник. — Вы действительно оказались правы относительно его охраны.

— Сколько добираться до этого госпиталя? — спросил вдруг генерал.

— Несколько часов! К вечеру, я думаю, можно уже быть там. Давайте разделимся: вы останетесь здесь и будете руководить дальнейшим ходом операции, а я поеду в окружной госпиталь и попытаюсь разобраться на месте. Договорились?

— Можно, конечно, разделиться, но… — он задумчиво наморщил лоб и взглянул в глаза полковнику, — лучше мне поехать с вами: я уверен, что это не последняя информация из окружного госпиталя.

— Что вы имеете в виду?

— Если капитан жив, то я уверен, что Говорков попытается встретиться с ним.

— Самому лезть в пасть? — удивился полковник.

— Чем ближе к зверю, тем он безопаснее, — ухмыльнулся тот.

— Интересная мысль. Значит, вы думаете, что они еще раз туда сунутся?

— Все может быть — уклончиво ответил Говоров.

Схватка в гараже

Капитан буксира Дремов, посасывая свою трубку, осторожно, чтобы не задеть руку Савелия, распилил ножовкой наручник. Они находились в небольшой каморке без окон и дверей, которая освещалась только большой лампочкой. Рядом уверенно и довольно громко работали два мощных двигателя.

Смахнув пот со лба, капитан Дремов откинул отпиленную часть наручника на стол и отложил в сторону ножовку:

— Ну вот, секундное дело, а то людей пугать, — перекрывая шум дизелей, прокричал он.

— Ты координаты точно запомнил, отец? — прокричал ему Савелий.

— Как «Отче наш». — Он вдруг недовольно поморщился. — Тоже, нашел «отца»!.. Мне и пятидесяти еще нет. И память работает как часы!

— Не обижайтесь, Владимир Петрович. Это очень опасные люди. Если бы имел другую возможность, то не стал бы подвергать вас такой опасности. — Савелий дружелюбно положил руку на плечо капитану.

— Я, мил человек, подлодкой командовал! — с гордостью проговорил он Савелию на ухо. — И выжил, как видишь. Хотели списать по ранению, да вот, пашу потихоньку. Авось и сейчас Бог милует!

— Товарищ капитан! — раздался голос из динамика. — Вас срочно в рубку: порт вызывает!

— Сейчас поднимусь! — включив микрофон, крикнул капитан, затем тщательно, степенно вытер руки промасленной тряпкой, напялил на себя форменную видавшую виды фуражку с речным «крабом» и стал подниматься наверх по винтовой лестнице. Но Савелий задержал его за рукав:

— И запомни, капитан: координаты сообщишь только человеку, который ответит по тому телефону, или старшему офицеру спецотдела войск ВДВ, или кому-нибудь из штаба командующего! И только в крайнем случае — старшему офицеру КГБ, желательно из Москвы. И никому более! Слышишь, никому!

— Понял! — спокойно ответил капитан и стал подниматься в капитанскую рубку.

Дремов только закончил разговор с начальником порта своей приписки, который попросил его зайти по пути на промежуточную станцию, чтобы загрузиться там продуктами.

Повесив трубку, капитан протянул Савелию запакованный бинт:

— Ногу-то забинтуй! Все легче будет!

— Спасибо! — Савелий засучил одну штанину и туго перебинтовал ушибленное место.

— Куда ты с такой ногой-то? Отдохнул бы малость, оклемался, авось отобьемся! — подмигнул ему капитан, внимательно поглядывая за ходом толкаемой им баржи.

— Нет, спасибо, Владимир Петрович! За доброту, за ласку, но… Нельзя мне. Опасно это. А вот пару затяжек я бы сделал! — весело сказал он, пытаясь перевести все на другую тему. — Как, угостишь?

— Никому не давал свою трубку, — вздохнул капитан и повернулся к Савелию. — Но тебе… На, отведи душу-то!

Савелий взял у него трубку, понюхал вьющийся из нее табак:

— Ого, табачок! Крепкий! — улыбнулся он.

— Горластый! Самосад! — самодовольно улыбнулся капитан.

— Спасибо, капитан. Не жадный. Но я не курю! — Он протянул трубку назад.

— Как знаешь. — Капитан взял трубку и потянул на себя какой-то рычаг — раздалась громкая сирена, которая предупредила задевавшегося пацана, рыбачившего на самой середине реки в утлой лодчонке. Тот быстро начал отгребать в сторону, чтобы не угодить под баржу.

— Ничего голосит? — хвастливо спросил Дремав. — Ребята моей подлодки на память поднесли.

— Ничего горластый! — повторил Савелий оценку капитана своего табачка. — Послушайте, Владимир Петрович, в ближайшем городке много больниц? — неожиданно спросил он.

— Какое там, — махнул рукой Дремав. — Одна, да и та — военный госпиталь. Всех лечат. Ты вот что: к Степану там обратись, к хирургу, брательник мой Степан Петрович. Сделает все, что надо! И вот еще… — Он снял с гвоздя кожаную куртку и протянул Савелию. — Возьми, пригодится!

— Ну, что вы… мне как-то…

— Бери-бери, мало ли что. Потом отдашь! — Он заразительно рассмеялся, заставив улыбнуться и Савелия.

Он разделся, связал всю одежду в небольшой сверток, затем тепло попрощался с гостеприимным хозяином буксира-толкача и его матросом Пашкой и аккуратно спустился в воду, чтобы не замочить одежду.

Держа сверток над водой, он загребал одной рукой и довольно быстро добрался до правого берега, со стороны которого, как пояснил капитан буксира, находился городок с окружным военным госпиталем.

С того самого момента, когда Савелий расстался с Вороновым у поста ГАИ, несмотря на заверения Крота, что милиционеры, которые увезли капитана в госпиталь, «работают за одну зарплату» и не связаны с мафией, он понимал, что его названому брату грозит смертельная опасность. Он сильно переживал и потому торопился поскорее добраться до госпиталя.

Уже вечерело, и Савелий быстро оделся. Обуваться он не стал: огляделся вокруг, выбрал самое старое дерево и похромал до него. Нога сильно болела, и он решил самоисцелиться.

Подойдя к мощной сосне, он достал свой нож и сделал аккуратный надрез, вырезая квадрат коры сантиметров по двадцать с каждой стороны, стараясь не повредить ножом ствол дерева.

Потом отодрал кору, положил ее рядом, очистил от травы вблизи дерева место до самой земли и встал на нее босыми ногами. После этого он проделал несколько замысловатых пассов руками, прислонил на мгновение ладони к лицу, замер, расслабляя свои мышцы и душу. Затем, словно боясь потерять возникшее ощущение чистоты и внутренней свободы, резко приставил ладони к освобожденному от коры квадрату ствола.

В этот момент все его мысли были устремлены к УЧИТЕЛЮ, и ему казалось, что он даже слышит его.

Раны, оставленные беспощадным солнцем на его губах, лице, рады, полученные при столкновении «Волги» с вагоном, постепенно затянулись, разгладились, боль в ноге прошла, и Савелий, вскинув руки вверх, издал какой-то ликующий звук благодарности.

Потом он наклонился, взял с того места, где стоял, горсть земли, растер ее на внутренней стороне коры, сорванной с дерева, и приставил к стволу на старое место.

— Теперь все будет в порядке! Ты вскоре забудешь о причиненной тебе боли. — Савелий ласково погладил дерево. — Прости меня, — добавил он, снял с ноги бинт и быстро натянул на себя кроссовки.

Когда он вышел к окраине города, то совершенно не обратил внимание на нескольких подростков, которые, заметив ею, начали следить за ним. Эти подростки были помощниками Иксов.

Таких групп, посланных на обнаружение Савелия, было несколько. Во главе группы был наиболее смышленый, старший по возрасту подросток. Они были рассредоточены по городку в особом порядке, чтобы каждый квадрат контролировался и невозможно было бы прошмыгнуть в городок, не будучи замеченным. Старший каждой группы имел не только описание Савелия, но и его фотографию.

Подростки, заметившие его решили подобраться к нему поближе, чтобы лучше рассмотреть незнакомца и исключить ошибку. Савелий подошел к узенькой улочке и быстро осмотрелся по сторонам, но ничего не заметил и пошел вдоль невысокого забора.

Когда он подошел к перекрестку, метрах в пятидесяти в свете уличного фонаря другого перекрестка увидел несколько пацанов, которые настороженно поглядывали по сторонам. Один из них держал в руке рацию. Увидев Савелия, он что-то сказал, и все его приятели повернулись в его сторону.

Надо же, ребятишек задействовали! Савелий не стал суетиться и ускорять свой отход: он спокойно дошел до первого же поворота, свернул в небольшой переулок и только потом перешел на бег.

Вскоре снова свернул между домами и оказался в каком-то узком проходе, с одной стороны которого тянулся мощный железобетонный забор, с другой — высокий деревянный с колючей проволокой. Расстояние между заборами было метров пять-шесть, и между ними тянулось полотно узкоколейки.

Старший группы, первым заметивший Савелия, проследил, как он свернул между заборами, и включил рацию:

— Икс-два! Икс-два! Здесь Сверчок! Здесь Сверчок!

— Икс-два на связи! Говори, Сверчок! — тут же отозвался нетерпеливый голос Икс-два.

— Тридцатый свернул на узкоколейку! Как понял? Тридцатый свернул на узкоколейку! Нас не заметил!

— Понял тебя, Сверчок! Тридцатый свернул на узкоколейку! Молодец, Сверчок! — он сунул рацию в карман. — Хорошая смена растет! — улыбнулся он окружавшим его боевикам. — Тридцатый на узкоколейке! Вперед!

С ним было восемь здоровячков. Они были все одеты в куртки, под которыми топорщились автоматы. Они быстро подскочили к железобетонному забору, ловко перемахнули его и, ломая кустарник, устремились вперед.

Савелий быстро шел по своеобразному коридору, изредка оглядываясь назад, по пути прильнул вдруг к железобетонному забору, заметив небольшую щель. Он увидел горы песка и гравия и подумал, что это какой-то завод. Рассмотреть что-либо еще не удалось: было довольно темно.

Какой-то шум заставил его обернуться, и он увидел группу боевиков, которые весьма сильно отличались от подростков своими внушительными фигурами. Савелий побежал вперед, но и там увидел троих с автоматами в руках. И те и другие не спешили, уверенные, что на этот раз ему действительно некуда деться.

Савелий перебежал рельсы и подскочил к деревянному забору: может, лучше его перемахнуть и за ним попытаться скрыться от преследователей, которые повторили его маневр и тоже перешли к деревянному забору. Савелий понял: пока он будет взбираться на этот забор, они в два счета прикончат его. Нужен был какой-то другой выход.

В этот момент, когда расстояние между передней и задней группами сократилось метров до двадцати, когда уже можно было рассмотреть их наглые и уверенные физиономии, сзади показался маневровый со став с несколькими десятками вагонов. Состав шел на приличной скорости, и у Савелия появился дерзкий и опасный по исполнению план. Он решил воспользоваться неожиданно представившейся ему возможностью.

Дождавшись, когда состав проскочит несколькими вагонами обе группы, он пожал плечами и помахал им рукой. Те рассмеялись:

— Люблю понятливых людей! — усмехнулся Иксдва. — Лучше быть живым, чем мертвым, не правда ли? — Все рассмеялись.

— Эт-то точно! — радостно подхватил Савелий и неожиданно для боевиков бросился под вагон.

Это было так непонятно для них, что они рты поразевали, уверенные, что он решил покончить с собой. Как ни странно, первым в себя пришел и обо всем догадался не Икс-два, стоящий ближе к Савелию, а Икс-пять, беспощадный убийца вахтера и медсестры:

— Ах ты, сволочь! — воскликнул он, присев на корточки и увидев Савелия между рельсами. Он быстро сбросил с себя пиджак и бросился под вагон, пытаясь повторить то, что совершил Савелий.

Скорее всего, он смог бы повторить, если бы не Савелий, который ударил его ногой и отправил под стальные колеса. Страшный крик мгновенно оборвался, и только хруст костей и брызнувшая на Икс-два кровь из-под колес подтвердили происшедшее. Икс-два брезгливо вытерся:

— А еще из команды Иксов! — процедил он и выстрелил несколько раз между колес вагонов, стараясь попасть в Савелия, но там было темно и не видно, что Савелий уже выскочил с другой стороны состава и вскоре преодолел железобетонный забор.

Боевики беспомощно, со слепой яростью метались перед несущимися вагонами и на чем свет поносили Тридцатого. На этот раз выход нашел Икс-два:

— Делай, как я! — крикнул он и побежал изо всех сил рядом с составом, пытаясь сравнять скорость. За ним устремились и все остальные.

За забором Савелий обнаружил бульдозер, который, видимое сгребал в кучу гравий, В кабине никого не оказалось: видно бульдозерист отошел куда-то. Савелий заскочил в нее, быстро развернул бульдозер в сторону забора, закрепил рычаг скорости и на ходу выпрыгнул из кабины. И теперь мощная и грозная машина двигалась самостоятельно и уверенно на забор.

Когда боевики взобрались на забор, стальные тонны вгрызлись в него, и грозная машина подмяла под себя несколько боевиков.

Крики ужаса и боли заглушили шум ревущего дизеля и гудок маневрового тепловоза.

Савелий подбежал к какому-то странному агрегату, похожему на мясорубку, у которого вместо червячной подачи вертелся огромный барабан в тричетыре метра диаметром, утыканный страшными стальными шипами сантиметров в десять длиной. Этот агрегат перемалывал камни в щебень и вращался со страшным скрежетом.

Икс-два, сумевший остаться в живых после столкновения его группы с бульдозером, громко крикнул:

— Послушай, Рэкс, я думал сохранить тебе жизнь, но теперь я сам разделаюсь с тобой! — Он кричал в темноту, не видя Савелия. — Теперь я сам устрою тебе «пляску смерти», и ты пожалеешь, что родился на этот свет! — В его голосе было столько ярости и желчи, что казалось, он потерял всякий контроль над собой. — Первая группа — слева! Вторая — справа! Третья — со мной! — коротко приказал он, и они бросились вперед, взяв в кольцо приземистое здание заводика: кто-то из них успел заметить, как Савелий скрылся именно там.

Савелий вбежал на второй этаж и осторожно выглянул в окно. Прямо под собой увидел боевика с автоматом, который с опаской оглядывался по сторонам и не заметил, что находится на самом краю гигантской воронки, в которую подавался песок на ленту транспортера. Савелий бросил свой нож и точно попал ему в позвоночник. Взмахнув руками, боевик беззвучно упал в эту страшную воронку и мгновенно исчез в ней вместе с песком. Он появился уже внутри здания, в нескольких метрах от Савелия. Лента транспортера прогнулась под его тяжестью, но все-таки вынесла его наверх, чтобы позднее сбросить в огромный крутящийся чан, где составлялась бетонная смесь.

Савелий подскочил к ленте транспортера, вернул свой нож, подхватил автомат боевика и даже успел забрать из его кармана рацию.

Неподвижное тело боевика медленно уплыло вверх, чтобы очутиться потом в какой-нибудь железобетонной балке.

Несколько боевиков под руководством Икс-два осторожно крались среди странных заржавленных агрегатов, молчаливо стоящих заводских механизмов, уверенно и безостановочно работающих без участия человека.

Оглядываясь по сторонам, Савелий взбежал наверх по металлической лестнице, и его заметили два боевика.

— Вот он! — крикнул один из них, но в страшном скрежете работающих агрегатов его услышал только один, стоящий совсем рядом.

А Савелий снова оказался у барабана с шипами, на этот раз на деревянной площадке, окружавшей его на высоте двух метров. Стараясь не зацепиться за смертельные шипы, он забежал за барабан.

Двое боевиков, которые заметили его, быстро забрались на эту площадку, и один из них махнул другому рукой:

— Страхуй здесь! — крикнул он и юркнул за Савелием. Буквально мгновенно оттуда раздался страшный рев, и напарник увидел своего приятеля, только что живого и невредимого, пришпиленным к шипам вращающегося барабана: он медленно поднимался вверх, чтобы вскоре опуститься вниз и перемолоться вместе со щебнем.

С трудом сдержавшись, чтобы не заорать, второй боевик устремился с другой стороны барабана, стараясь застать Савелия врасплох, но тот сумел предугадать его действия и был уже наготове: подхватив его, он безжалостно сунул его головой в этот ужасный барабан, и вскоре крик боевика заглушил хруст ломающихся костей.

Этот крик услышали Икс-два и те, кто оказался с ним рядом: они повернулись в сторону барабана и увидели на нем ошметки человеческого тела:

— Смотри, сука, что делает! — в бессильной ярости крикнул Икс-два и тут же дал очередь из своего «узи». — Вон он!

Однако Савелий успел уже проскочить открытое место и скрыться в другом здании, плотно закрыв за собой железные ворота.

Савелий огляделся: это кирпичное помещение с железными воротами оказалось достаточно просторным гаражом или ремонтной мастерской.

Всюду виднелись детали грузовых машин: колеса, крылья, железные рамы. С потолка свешивались электротали, укрепленные на рельсах. Внутри мастерской было три ямы, и над каждой стояла машина.

Над первой стоял старый «ЗИЛ», у него были сняты колеса, а поднятый капот зиял пустотой, полуразобранный мотор лежал рядом на цементном полу.

Над второй ямой стоял более-менее новый «УАЗ». У него были сняты крылья, они лежали на верстаке. К ним тянулась пара шлангов от газовой горелки. Шланги соединялись с двумя баллонами, синего и черного цвета.

Над третьей ямой стоял еще один «ЗИЛ». Судя по всему, его только что загнали на яму: рядом с ним стоял мужчина лет пятидесяти. Он был одет в промасленный комбинезон и сливал из бензобака машины бензин в ведра. Два уже были наполнены доверху. Савелий быстро подошел, схватил ведро с бензином и начал выливать из него бензин, пробегая до самых ворот.

— Тебе чего, земляк? Ведро нужно, что ли? — добродушно спросил его мужчина. — Это бензин. Так и на воздух взлететь не долго!

— Ты один здесь? — бросил Савелий, не обращая внимания на его вопросы. — Здесь есть еще выход?

Ничего не понимающий мужчина, продолжая улыбаться, неожиданно увидел у Савелия автомат и его улыбка мгновенно скрылась, а глаза наполнились страхом.

— Ты что, глухой, что ли? Есть еще выход отсюда или нет? — переспросил Савелий.

— Че… че… — видно, у мужика пересохло в горле, и он никак не мог выговорить. — Через каптерку, ключ у меня.

— В таком случае, вали тем ходом, быстро!

— Вы… вы меня отпускаете? — удивленно выговорил тот, но вдруг снова испугался. — Или в спину мне хотите стрельнуть? Не надо. А? — он даже всхлипнул. — Клянусь, я никому.

Он оборвал сам себя на полуслова снаружи прогремела автоматная очередь, и по железным воротам загромыхали пули.

— Теперь все понял? — зло бросил Савелий, — Быстро!

— Понял! — испуганно вскрикнул тот, отбрасывая резиновый шланг, и бросился бежать в сторону коридора. А бензин продолжал уже течь не в ведро, а на бетонный пол.

Савелий закрыл за ним дверь на ключ, потом подхватил ведро с бензином и подвесил его на крюк электротали. Быстро подкатил синий баллон к лежавшему на полу мотору и открыл вентиль, направив струю кислорода на маслянистый картер, который сразу заискрился.

Он хитро улыбнулся, подхватил свисающий сверху кабель с пультом управления электротали и быстро взобрался по водопроводной трубе, проходящей в полуметре от окна на высоте в три метра.

Икс-три понял, что автоматные очереди не возьмут железные ворота, и повернулся к своим боевикам:

— Окружить гараж! — приказал он и вытащил из кармана рацию. — Внимание, Четвертый! Здесь Иксдва!

— Говорите, Икс-два! Четвертый на связи!

— Тридцатый в гараже железобетонною завода! Он у нас в мышеловке! Приступаем к ликвидации! — хвастливо добавил он.

— Что ж, желаю удачи! — на этот раз не очень уверенно отозвался Четвертый.

Икс-два сунул рацию в карман и быстро подбежал к стоящей машине, самосвалу, выкинул из кабины водителя, сел за руль и резко сорвал машину с места, направив на ворота. Выбив их, он сдал ее назад и выхватил из-за пояса пистолет:

— Пятеро — за мной! Оружие наготове! — скомандовал он.

— Какое оружие? — крикнул один из боевиков. — Чувствуешь, какой запах? Взлетим же на воздух!

— В упор не промахнешься! — ухмыльнулся он и махнул уже рукой, чтобы приказать им идти внутрь, как рядом взвизгнули тормоза.

Около них остановился «ниссан-патрол», за рулем которого сидел Восьмой:

— Я — Восьмой Где Тридцатый? — крикнул он.

— Долго же ты добирался до нас, — брезгливо хмыкнул Икс-два.

— А вы что, его уже взяли? — парировал тот.

— Нет но сейчас возьмем! — Икс-два кивнул в пролом ворот. — Он внутри!

— Ну-ну… — загадочно покачал головой Восьмой. — Посмотрим на работу хваленых Иксов… издалека, — насмешливо добавил он и направился за угол.

Третий

За окном кабинета как на ладони был виден Кремль. В лучах заходящего солнца золотом горели его купола.

Виктор Николаевич Севастьянов не зря столько лет составлял «черные списка», которыми он так дорожил и гордился, оберегая их как зеницу ока.

Когда его вызвал к себе ближайший помощник Президента, он уже знал, что нужно сделать, чтобы и «волки были сыты, и овцы целы».

Первым делом он решил выведать, чем сейчас занят их бывший сослуживец и коллега — генерал Рассказов? Он не видел его уже несколько лет и ничего не знал о нем. Стоило ли на него делать ставку?

Это был самый трудный период его жизни, даже небольшая ошибка могла стоить ему головы. Он прекрасно понимал это и решил до самого конца занимать выжидательную позицию.

Как ни удивительно, ему удалось вычислить довольно точно: несколько нужных встреч дали ему возможность составить полное и достоверное мнение о том, что именно Рассказов и является той «темной лошадкой», поставив на которую можно сорвать самый большой выигрыш в жизни.

Оставалось только одно — суметь представить себя перед Рассказовым в таком свете, чтобы у того самого появилось желание встретиться с ним лично, а не через посредников.

Прошло совсем немного времени, и Виктору Николаевичу удалось воплотить в жизнь и эту часть плана. После личного контакта, когда Рассказов принял бывшего соратника на своей шикарной вилле, он понял, что не ошибся.

В силу своего жизненного правила — никогда до конца не раскрывать своих козырей — он предложил Рассказову только часть своих списков и был несказанно удивлен, когда тот, нисколько не задумываясь, предложил ему работать «вместе». А сумма месячной оплаты была такой огромной, какая не снилась Виктору Николаевичу даже в самых розовых мечтах. Так и стал Виктор Николаевич Севостьянов агентом Рассказова, получив псевдоним-кличку Третий.

Благодаря занимаемому им положению он часто бывал за границей, имел свою явочную квартиру, которую ему оплачивали, и знал только двух людей: самого Рассказова, с которым имел один личный контакт, и Четвертого, с которым никогда не виделся и вел только телефонные разговоры, причем звонил ему лишь сам — тот не знал его номера телефона и никогда не догадывался, где и кем он работает.

Вот и сейчас Виктор Николаевич сам набрал номер кабинета Четвертого и сказал условную фразу:

— Когда восходит закат?

— Когда приходит восход? — проговорил в ответ Четвертый, потом добавил. — Слушаю вас, Третий! На связи Четвертый!

— Это я вас слушаю, дорогой! — вкрадчиво проговорил Виктор Николаевич. — Помнится, вы упоминали о ваших проблемах. Они как, исчерпаны? Кстати, не расскажете, в чем они?

— С базы двадцать два — сорок пять бежали.

— Когда? — спокойно спросил Севастьянов.

— Ночью.

— Браво! И до сих пор их не обезвредили, — то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал он.

— Тридцатый окружен спецгруппой, Одиннадцатый под наркозом в госпитале.

— А американец утонул в арыке — оборвал его Виктор Николаевич. — Короче! Поднимайте все резервы региона и… к Москве! По схеме «ноль один-ноль»! Базу срочно эвакуировать по схеме, заложенной в вашей программе, у вас будет…

— Дайте мне четыре часа! — подхватил Четвертый.

— А вы можете мне гарантировать, что она уже не раскрыта?

— Нет, но…

— В таком случае — час! После чего она должна быть ликвидирована! И запомните оружие! Ор-ужи-е! Вот что нужно будет в Москве в самое ближайшее время! Вам ясно?

— Ясно, Третий!

— Тогда все! — Виктор Николаевич положил трубку и задумчиво покачал головой. «Неужели не сможет добраться?» — подумал он.

Как ни странно, его мысли были заняты тоже Савелием Говорковым он, именно он, являлся главным винтиком, без которого может не заработать механизм, сконструированный старым генералом Рассказовым.

Икс-два

Некоторое время Четвертый смотрел на трубку телефона, словно хотел что-то понять в коротких ее гудках, потом тяжело вздохнул и положил трубку на аппарат.

— Черт побори! Этот Психолог обо всем стучит ему! Даже об американце уже известно! — он был уверен, что именно Психолог сообщает о происходящем на базе. Ему и в голову не могло прийти, что все четко запланировано одной головой, о которой ни он, ни Психолог даже и не подозревали.

Четвертый сейчас очень сильно рисковал: каждая секунда промедления, если кому-то из бежавших удалось сообщить об этой базе, могла стоить жизни работникам базы, в то числе и его собственной.

Должен, черт возьми, должен быть какой-то выход! В этот момент вошел Психолог, который, а Четвертый был уверен в этом, наверняка знал о звонке Третьего.

— Вы как нельзя кстати, — заметил Четвертый. — Только что, как вам вероятно, известно, звонил Третий! — Четвертый вдруг понял, как он может выиграть еще один час, который ему сейчас был, очень необходим.

— Третий дал нам час, чтобы ликвидировать бежавших.

— Вам, Четвертый, вам! — возразил тот.

— Нет, дорогой, НАМ! — ехидно усмехнулся Четвертый. — Или вы, любезный, не сообщили мне о своих догадках по поводу странных числовых совпадений только после их побега!

— И вы, конечно же, можете подтвердить свои слова доказательствами, что об этом мною сказано не до, а после побега?! — спокойно сказал Психолог.

— Разумеется, дорогой — улыбнулся тот. — Все разговоры, которые я веду с кем бы то ни было, записываются на видеокассету и там отмечается год, час и даже минуты, когда ведется разговор, — он проговорил это таким назидательным тоном, словно разговаривал с нерадивым, но самым любимым учеником.

— В таком случае, у НАС есть час, — спокойно согласился тот, понимая, что при данных козырях Четвертого им лучше быть в одной упряжке. Он чуть помедлил, потом решительно взмахнул рукой и повернулся к компьютеру. — Дарю, дорогой! — бросил он таким же тоном, как и Четвертый, затем быстро набрал нужный файл.

На экране дисплея возникла фотография, на которой были изображены двое молодых парней. Узнать их было нетрудно, несмотря на то что фотографии были сделаны много лет назад. В курсантской форме Воронов обнимал совсем еще пацана — Савелия Говоркова.

Четвертый бросил пронзительный взгляд на Психолога и недовольно буркнул:

— Мог бы и раньше об этом.

— У вас эта информация была все время! — парировал тот.

Четвертый не стал спорить и сразу же включил селекторную связь:

— Мой транспорт, живо! — приказал он, потом вытащил из стола свой любимый «магнум» девятого калибра, проверил барабан и сунул его в кобуру под мышку. — Вот что, дорогой, если от меня не получите сообщение в течение часа, то начинайте эвакуацию базы по схеме, заложенной в компьютере. Ровно час!

— Хорошо, Четвертый, желаю удачи! Сегодня она вам будет нужна, как никогда ранее.

Четвертый подозрительно посмотрел на Психолога, хотел что-то спросить, но только махнул рукой и быстро вышел из кабинета через потайную дверь в стене.

Савелий стоял на подоконнике на высоте трех метров. Снаружи в окне он видел прямо перед собой одного из боевиков с автоматом в руках.

В проломе сбитых грузовиком ворот, с опаской поглядывая по сторонам, появилось пятеро боевиков. Их возглавлял Икс-два. Словно предчувствуя что-то, он быстро забежал за железную колонну и оттуда скомандовал:

— Вперед! Тридцатого оставить в живых: я сам устрою ему «пляску смерти».

С такого расстояния Савелий, конечно, не понял его слов, однако улыбнулся его предусмотрительности, заметив, как тот спрятался. Он нажал на кнопку пуска, и цепь электротали, лязгая по металлу, начала опускать ведро с бензином прямо на мотор, обдуваемый кислородом.

— Кто включил? — крикнул один из боевиков, испуганно оглядываясь по сторонам.

— Погрейтесь, ребята! — усмехнулся Савелий, отбрасывая в сторону пульт управления, когда ведро достигло двигателя и опрокинулось на него.

Яркая вспышка озарила гараж. Огонь перекинулся на разлитый по бетонному полу бензин и устремился в сторону боевиков и к баллонам.

Боевики в ужасе бросились к спасительному выходу, но до него было слишком далеко.

Савелий довольным взглядом обвел гараж, резким ударом выбил раму окна и выпрыгнул из него.

Он уже не мог видеть того, как огонь догнал улепетывающих боевиков и охватил их своим смертельным пламенем, а через какие-то секунды взорвались и баллоны. Эти взрывы заглушили крики ужаса и боли охваченных пламенем боевиков.

Когда огненный смерч пронесся мимо, из-за колонны вышел Икс-два с дымящейся в нескольких местах одеждой. Хлопая себя по бокам, он устремился к выходу, но в этот момент взорвался бензобак машины, и его тоже накрыло огнем.

Кувыркнувшись после приземления, Савелий устало поднялся на ноги и хотел дотянуться до автомата, который он выронил во время прыжка, но неожиданно над ним раздался странно знакомый голос:

— Шустрый ты, однако Тридцатый! Всех прошел, даже братана!

Савелий резко повернулся и увидел перед собой Восьмого. С наглой усмешкой он сжимал в руках автомат, направленный на Савелия.

Савелий скосил глаза на свой автомат, лежащий в двух шагах от него.

— Даже и не пытайся, Тридцатый, — ухмыльнулся тот. Савелий снова посмотрел прямо в его глаза.

— Да, Рэкс, да! Убью не задумываясь. Ты уж передай там, на небе, привет моему братану. — Он вздохнул и начал медленно поднимать ствол автомата, чтобы выстрелить Савелию прямо в лицо.

Савелий устало и, казалось, обречено посмотрел на него и вдруг резко взмахнул правой рукой — нож со свистом впился Восьмому прямо в сердце, разрывая его широким лезвием.

Восьмой успел подумать: как больно в груди, а дышать стало так трудно, словно воздух мгновенно исчез. Он так и умер, не узнав, кто причинил ему такую боль. Его пальцы в предсмертной судороге нажали на спуск автомата, и пули вспороли стену в нескольких сантиметрах от головы Савелия и одним каменным осколком, отлетевшим от стены, поранило до крови его лицо. Но ни один мускул не дрогнул у Савелия. Он неподвижно стоял до тех пор, пока Восьмой не упал на землю и навсегда не застыл у его ног.

Только после этого Савелий поднял свой «узи» и подошел к телу Восьмого.

— Хлопотно это, — прошептал он и направился в сторону городка.

Через несколько минут он уже был на привокзальной площади. Его вид был не для слабонервных: ободранная одежда, лицо в крови, впавшие глаза. Редкие прохожие, встретившись с ним лицом к лицу, опасливо сторонились и прибавляли шаг.

Он увидел такси с зеленым огоньком, подошел к нему и уселся рядом с водителем:

— Земляк, срочно к военному госпиталю! — устало бросил он.

— Срочно только кошки трахаются! — не глядя на него, отрезал водитель, молодой парень. — Сколько дашь? — добавил он и повернулся, чтобы оценить неожиданного пассажира. Увидев его поцарапанное лицо, он усмехнулся. — Что, кошачьей породы попалась? — Но тут заметил у него в руках автомат. — Понял! — испуганно выпалил он и сразу завел машину.

Капитан буксира

В кабинете перед полковником Богомоловым сидел знакомый капитан буксира — Владимир Петрович Дремав. У стены — генерал Говоров и майор Нигматулин.

Дремов был слет в отутюженную парадную форму, на груди — несколько планок и орден Ленина, в руках держал новую фуражку.

— Координаты запомнили точно, товарищ капитан? — спросил Богомолов.

— Всю жизнь не записывал, не подводила пока память! — чуть обиженно произнес тот.

— Вы не обижайтесь, товарищ Дремов: больно место странное! — поморщился полковник.

— А хитрый зверь и прячется хитро! — он повернулся и почему-то подмигнул Говорову.

— Вот я и говорю, — задумчиво сказал полковник и повернулся к майору. — Законсервированная геодезическая база.

— Так точно, товарищ полковник! — привстал тот.

— Хорошо! — Богомолов взял пропуск Дремова и быстро его подписал, потом встал и протянул ему руку. — Спасибо вам, товарищ Дремов!

— Да я что. Лишь бы польза была! Больно паренек мне по душе пришелся: не случилось бы с ним чего! — Он вздохнул. — До свидания вам всем!

— У подъезда садитесь в черную «Волгу» 25-45, и она отвезет вас в госпиталь, — виновато сказал ему майор.

— К брату? Зачем? — удивился он и тут же встрепенулся: — Что с ним?

— Погиб, Владимир Петрович. Мне очень жаль… Помолчав, Дремов спросил:

— С этим пареньком связано?

— Отчасти, — уклончиво ответил полковник.

— Понятно, — Дремов стиснул зубы и быстро вышел.

— Вы, товарищ майор, срочно отдайте это на анализ! — Богомолов протянул ему пакетик с остатками наркотика, который Савелий прихватил из лаборатории базы и передал капитану Дремову.

— Слушаю, товарищ полковник! — Нигматулин взял пакетик и сразу вышел из кабинета.

— Я думаю, пора поднимать войска! — вздохнул Говоров.

— Я тоже! — сказал Богомолов и быстро набрал номер. — Шалим Зарипович? Все замкнулось: данные космонавтов подтвердились еще одним источником! Согласно договоренности с командующим ВДВ, поднимайте своих десантников! Точные координаты базы: тринадцать-тринадцать-двадцать один! Медлить нельзя: она очень мобильна! Ищи ее потом! Все! Спасибо! Действуйте! — Он положил трубку на аппарат и встал из-за стола. — Что, поехали в госпиталь?

— И как можно быстрее! — подхватил Говоров.

Гибель Четвертого

Савелий выскочил из такси, и водитель быстренько сорвался с места, радуясь тому, что для него все кончилось благополучно и опасный пассажир покинул его машину.

Стояла непроглядная темень, когда Савелий подошел к деревянному забору, окружавшему здание госпиталя. Он внимательно прислушался. Вокруг стояла тишина, и это насторожило Савелия: обычно слышны хоть какие-то звуки птиц и насекомых — цикад, сверчков.

Он легко и неслышно перемахнул через забор и снова прислушался, но и теперь ничего не услышал. Хотел двинуться вперед, однако ощутил рядом присутствие какого-то живого существа, услышал даже дыхание.

Но вот Савелий увидел и темный силуэт человека. Он подошел ближе и сразу же узнал парня: это был один из телохранителей Четвертого. Он его видел, когда тот арестовал «братанов» по приказу хозяина.

Странно, неужели и сам Четвертый здесь? Это была бы удача! Вряд ли! Скорее всего, послал для ликвидации его или захвата капитана. А если так, то еще посмотрим, кто сверху окажется.

Стараясь не наступить на какую-нибудь ветку, Савелий подкрался поближе и тихо сказал ему: — Ку-ку!

Тот мгновенно повернулся и увидел перед собой того, кого поджидал здесь. Тем не менее встреча для него оказалась такой неожиданной, что он чуть замешкался, и это дало Савелию возможность сделать эффективный бросок через бедро.

Кувыркнувшись и потеряв по дороге автомат, тот выхватил из-за пояса нож и профессионально бросил его в Савелия. Савелий молниеносно оценил полет ножа и спокойно отвел голову в сторону: нож вонзился в нескольких сантиметрах от его лица.

Не успел замолкнуть дребезжащий звук, как нож уже оказался в руке Савелия. Он сделал еле уловимое движение кистью, и нож телохранителя вонзился в незащищенное бронежилетом место — в шею. Тот не смог даже вскрикнул, обхватив горло руками, он повалился на землю, дернулся пару раз в агонии и неподвижно застыл на траве, казавшейся в темноте совершенно черной.

Савелий подошел к мертвому телу и недовольно покачал головой: парень был совсем молод и его было жаль, как и многих других, которые, сами того не подозревая, участвовали в какой-то чужой для них игре.

Играли, совершенно не понимая, что затеянные другими эти игры не имеют для многих из них счастливого или хотя бы нормального конца. И ставка в этой игре была ценою в жизнь.

Конечно, Савелий рисковал точно так же, как и они. И тоже ставил на карту свою собственную жизнь, но… И снова это сакраментальное «но»…

Савелий, в отличие от этих молодых ребят, которым жить бы и жить, был профессионально подготовлен к этим испытаниям!

Они, конечно, тоже тренировались, но они не прошли афганскую войну, они не теряли на своих глазах близких друзей, они не прочувствовали своей собственной кожей дыхание смерти! Они не были в условиях, когда каждый день, каждый час ощущается как подарок судьбы, подарок самого Бога! А прочувствовав это, начинаешь каждой клеточкой своего тела ощущать, предчувствовать опасность, а иногда и смерть.

Савелий вспомнил даже такие случаи, и они не были редкими, когда тот или иной солдат, просыпаясь утром, вдруг тихо, но спокойно, без истерики, говорил: Меня сегодня убьют!» — и, действительно, не возвращался из боя и не вставал в строй.

Сейчас, расправившись с телохранителем Четвертого, Савелий, который перед этим уговаривал себя, что его самого он вряд ли обнаружит, чисто интуитивно замер и настороженно прислушался: вокруг было тихо и спокойно, более того, появились обычные звуки ночных насекомых.

Странно… Откуда тогда внутреннее беспокойство? Он подошел к убитому телохранителю, снял с него бронежилет и быстро пододел его под куртку, подаренную капитаном буксира. Здесь что-то не так. И вдруг Савелий вспомнил про рацию, которую прихватил у боевика, лежащего на ленте транспортера. Может, сработает? Он вытащил из кармана рацию, включил ее. Старательно изменив голос, вспомнив интонацию Икс-два, сказал:

— Внимание! Четвертый! Вас вызывает Икс-два! Вас вызывает Икс-два!

— откуда ему было знать, что Четвертому уже известно о гибели почти всех боевиков, которыми руководил Икс-два: один из смертельно раненных боевиков успел сообщить обо всем Четвертому, умоляя прислать к нему помощь и отвезти к врачу. Пообещав о нем позаботиться, Четвертый распорядился на один час прекратить любые вызовы в эфир, кроме тех случаев, когда он делает вызов сам.

И сейчас, когда Четвертый услышал голос Иксдва, вызывающий его по раз, первым импульсивным желанием было отозваться, и он уже взял в руки рацию, но спохватился, усмехнулся, стукнув себя рукой по лбу, и сунул ее назад в карман.

Все-таки в этом парне что-то есть! Он действительно был ему симпатичен. Жаль, что приходится на данном этапе стоять с ним по разные стороны баррикад. Очень жаль, если все-таки придется его убить! Сейчас, несмотря на то что перед этим отдал приказ уничтожить Тридцатого, он готов был к тому, чтобы оставить его в живых.

Это надо же! Пройти стольких людей?! А среди них были и весьма достойные соперники, с которыми даже он сам не очень хотел бы встретиться один на один.

Четвертый усмехнулся: один на один! В схватке с Рэксом погиб не один десяток опытных боевиков! И никто не может их упрекнуть в том, что они имели плохую подготовку или мало опыта. Многие из них довольно часто выезжали на боевые задания и не только для участия в акциях против мирного населения или по захвату военных складов с оружием, но и для более серьезных задач. На совести каждого из них не один десяток человеческих жизней.

Страшно, когда Четвертый начинал думать о себе, то всякий раз ему удавалось убедить себя в том, что все, кого он лишил жизни (хотя многие из них погибли безвинно), умерли потому, что так было необходимо для достижения высоких целей. Для тех идей, за которые он, Четвертый, отдал бы свою жизнь, нисколько не задумываясь.

Что это за идеи, Четвертый не мог, да и не хотел бы объяснить даже себе.

Несколько лет назад он работал в Министерстве внешней торговли и очень много бывал за границей. Однажды он познакомился с одним человеком (был уверен он до сих пор, что эта встреча была случайной), который уже несколько лет жил за границей. Этот пожилой мужчина настолько ему понравился, что они встречались еще несколько раз. Его рассуждения о жизни и смерти, о доме и семье, о Родине, где ты живешь (он сам очень сильно скучал по Москве, по России и мечтал вернуться назад, но вернуться так, чтобы помочь Родине по-настоящему: деньгами, опытом, знаниями) — эти рассуждения заставляли задуматься о своей жизни, о своем предназначении. К нему вернулось то, что он хранил от всех. Он снова ощутил Веру.

Дело в том, что в его жизни были годы, которые оставили в нем неизгладимый след. Еще совсем молодым парнем, сразу после окончания института, ему несказанно повезло: понравился одному высокопоставленному чиновнику, присутствовавшему на их выпускном вечере. Через несколько месяцев ему было предложено прекрасное место в одной восточной стране сроком на пять лет. Недолго думая, он согласился и вскоре оказался в сказке.

Шли месяцы, работы было немного, а времени неограниченно. Он знакомился с людьми, с обычаями и нравами, и ему удалось познакомиться с одним монахом, которого все звали Учитель. Будучи очень обаятельным, он сумел понравиться Учителю. До самого отъезда из страны он постоянно посещал школу «жизни», как именовалось то заведение, которым руководил Учитель.

Четвертый настолько преуспел в занятиях, что был выделен среди всех самим Учителем, и незадолго до отъезда ему самому был присвоен сан Учителя. До самого отъезда он держал в тайне свое увлечение и уж, конечно, никому не сказал, когда вернулся на родину.

Какие-то слова и мысли нового знакомого, по фамилии Рассказов, очень переплетались с теми учениями, которые он воспринял от своего Учителя. Он не стал вдумываться в различия и нюансы, которые только с виду казались незначительными, а на самом деле все ставили с ног на голову, и добро превращалось в зло, прикрываясь добрыми намерениями. Постепенно милая овечка превратилась в обаятельного с виду матерого волчищу.

Новые «учения» были им приняты сердцем, и более его ничего не волновало в этой жизни. Он стал повиноваться более сильной личности и думать только о том, что все, что они делают — для блага их Родины. Он свято верил в это, совесть не мучила его по ночам, а «кровавые мальчики» не посещали. Его пример был великолепным образцом того, как святое учение, упав на неблагоприятную почву, приносит сатанинские всходы.

Когда Четвертый понял, что ему не хочется расставаться со своим новым знакомым, он обратился к нему с фразой о том, что «было бы очень здорово работать вместе!» На что получил пространный ответ Рассказова, дававший надежду. И вот настал день, когда тот предложил Четвертому выполнить какую-то незначительную работу. Отказа не было.

Постепенно просьбы становились все более частыми и серьезными, а оплата все весомее. Шло время. Четвертому удалось приобрести в Италии очень уютный домик на самом берегу моря. Он сумел перевезти туда своих родителей и других родственников.

Четвертый был смел и решителен, любил и умел рисковать. Единственный его недостаток — отсутствие умения анализировать и предвидеть. Да-да, столько лет обучаться у своего Учителя и не суметь перенять от него самое главное. Но удивительным было другое: ему удалось так заморочить голову Учителю, что тот провел его через обряд Посвящения.

Четвертый завидовал в глубине души Психологу. Вот кого природа одарила от рождения! Почти все его предсказания, высказанные вслух, воплощались в жизнь, и достаточно точно.

Вот и сейчас он не стал нудно объяснять, что Тридцатый должен прийти в госпиталь к Одиннадцатому, а просто вытащил из компьютерной памяти фотографию, которая мгновенно подсказала Четвертому дальнейшее развитие сюжета, дальнейшие поступки Тридцатого.

Неожиданно Четвертый подумал о звонке Тридцатого. Случилось такое неординарное происшествие: побег с базы людей, которые прихватили с собой дискету! Дискету со всеми их «играми»! То есть они могут поломать все их планы.

Да, она, естественно, зашифрована, но хорошим специалистам найти ключ — дело каких-нибудь часов. Казалось бы, ЧП, а Третий говорил с ним спокойно, без нервов, словно речь шла о какой-то пустяковой пропаже. Да и Психолог весьма странно себя ведет. Создавалось такое впечатление, что их волнует только одно: сама игра с Тридцатым! Четвертому даже показалось, что все это ему напоминает ипподром, ставки сделаны на главного фаворита, и этим фаворитом является Тридцатый!

Надо будет свои догадки поточнее проверить на Психологе. Он задаст ему несколько вопросов и сумеет все выяснить. Его мысли были прерваны какимто незначительным шорохом, и он мгновенно собрался: послышались легкие шаги по кафельному полу коридора госпиталя. У Четвертого не было никаких сомнений: это был ОН! Тридцатый!!!

Огромный вестибюль был ярко освещен лампами дневного света, и спрятаться можно было только за одной из двух огромных колонн, подпиравших полусферы старинных сводов. За одну из них и встал Четвертый.

Он был большой любитель сюрпризов и сейчас приготовил его для Савелия. Перед колонной стоял столик дежурного вахтера, за которым тот, вероятно, дремал при первой возможности.

Тридцать минут назад Четвертому пришлось отправить к праотцам мужчину лет пятидесяти, который оказался довольно быстрым малым. Он выхватил пистолет и предложил показать документы. Пришлось с ним поступить по «законам военного времени». Второго «мужичка» — судя по всему, они оба были сотрудниками милиции «усмирил» его телохранитель. Четвертый ценил его больше того боевика, которого оставил снаружи и всегда держал при себе. Тот, что стоял на улице, должен был не останавливать Тридцатого, пропустить его в госпиталь и последовать за ним, отрезав ему отход.

Если бы Четвертый мог предвидеть, то скорее всего постарался бы исчезнуть не только из этого городка, но и из страны. Тем более, что он предусмотрительно подстраховался на случай возможного провала, приготовив новые документы со своей фотографией и оформленной визой. Более того, он сумел даже организовать и нелегальный канал переправки его за границу, но… Четвертый не знал, что происходит в момент, когда он был занят ожиданием Тридцатого.

А в этот момент бригада ВДВ громила его базу и после первого же выстрела советскими «стингерами» погиб Психолог, так и не успевший сообщить ему свои предположения о возможном нападении регулярных войск на базу. Эта единственная оплошность Психолога, допущенная по отношению к себе: о возможном нападении на базу войск он не только догадывался, но на это ему намекал и Третий. И эта оплошность стоила ему жизни. А Третий сказал прямо: не держитесь долго за эту базу: она является самым настоящим «манком в большой охоте». Все это Психолог знал, но он никак не мог предположить, что времени на принятие решения у него совсем не осталось.

Когда Савелий вошел в вестибюль, он сделал два шага вперед, остановился и замер, прислушиваясь и присматриваясь к тому, что происходит вокруг. Его насторожило то, что дверь в госпиталь была открыта, а за столиком дежурного никого не было. Может, доктор вызвал или по нужде отошел?

Савелий медленно шел по коридору, не обратив внимание на то, что столик дежурного был развернут не в сторону входа, а в сторону коридора.

Наверное, сказалась усталость: больше суток на ногах, при страшном постоянном напряжении физических и душевных сил, но Савелий не услышал, что Четвертый вышел из-за колонны и спокойно сел в кресло за столик дежурного:

— Привет, Бешеный! — негромко, но четко проговорил он.

Савелий резко повернулся и увидел перед собой Четвертого. Его руки были прикрыты каким-то журналом. Савелий шагнул к нему, но был остановлен резким окриком Четвертого:

— Спокойно, Рэкс, спокойно! — Он откинул журнал в сторону: в одной руке был «магнум», в другой — газовый баллончик. — Не сделайте глупость. Расслабьтесь! Вы почти сутки на ногах, измотаны, ослаблены, голодны. Вряд ли сможете оказать мне достойное сопротивление, — в голосе Четвертого не было ни злости, ни злорадства, скорее, уважение. Чем-то вы мне нравитесь, и потому хочу вам предоставить последний шанс. Хотя мой советник сказал, что с вами невозможно договориться.

Савелий молча и устало смотрел на него, пытаясь придумать что-нибудь, чтобы вырваться из этой западни. Господи, он же предчувствовал все это! Был уверен, что Четвертый здесь! Был уверен и уговаривал себя в другом. Непростительная ошибка. Ты посмотри, какой у него уверенный и обволакивающий голос. Если его не знать, то можно влюбиться с первого взгляда!

— Вы столько натворили и так профессионально, что я был бы рад видеть вас среди своих друзей, а не врагов!

Савелий вздохнул и посмотрел на него с жалостью.

Четвертый или не заметил этого, или не захотел заметить:

— Я вас четко вычислил! Я был уверен, что вы придете на помощь капитану Воронову. Не оставлять же друга в беде! Не так ли? — он чуть заметно усмехнулся. — Подвела вас, уважаемый Рэкс, комсомольская спайка, Хотя, откровенно говоря, и возникало сомнение — вдруг не придете, а сразу мотанете в органы. — Сделав паузу в надежде, что Савелий что-либо скажет в ответ, и не дождавшись, он продолжил свой монолог: — Как ты не можешь понять, что в этой стране власть можно взять только силой — Он перешел на «ты», и сразу стало видно, что он волнуется. — Эта власть должна быть у таких людей, как МЫ!

— Мои предки защищали Родину! — тихо, но твердо сказал Савелий. — И я служу не комсомолу, не партии — Я РОДИЛСЯ ТАКИМ! Эта страна, пусть больная, убогая, — моя Родина! И таким, как ты, нет места на этой земле! — он снова шагнул вперед.

— Стоять! Или я нажму на эту кнопку и брошу в сторону лестницы. Ты же знаешь действие этого газа: половина госпиталя отправится на тот свет, как и твой братишка Андрей Воронов, который после операции стал более смирный и покладистый, чем ты, — он ехидно ухмыльнулся. — Так что предлагаю тебе очень выгодный обмен: ты отдаешь мне пакетик с наркотиком и дискету, а я тебе — Воронова! Две безделицы за человеческую жизнь. За жизнь близкого тебе человека!

— Дурак ты, Четвертый! А твой советник был прав! Где Воронов? — со злостью спросил он.

— Наркотик и дискету — и Воронов твой! — снова ухмыльнулся тот.

— На что вы надеетесь? — устало спросил Савелий. — Конец вашей базе! Конец!

— Вы так уверены? — улыбнулся Четвертый и вдруг положил на стол и баллончик, и револьвер, давая понять Савелию, что здесь все настолько продумано, что он ничем не рискует. — Пока твои кенты очухаются, база исчезнет как дым. Кстати, не советую дергаться! — спокойно заметил он, почувствовав, что Савелий вновь готовится к действию — наверху, рядом с твоим Вороновым, мои ребята! Если не будешь разумно себя вести, они его прикончат! — он добродушно улыбнулся, словно сообщил очень приятное известие.

Савелий начал колебаться: что если Четвертый не блефует, и капитан действительно захвачен его людьми? Но, несмотря на сомнения, нечто подсказывало ему, что здесь что не так! Четвертый не из тех людей, которые стали бы играть втемную, не показывая хоть каких-нибудь козырей. Неожиданно Савелий весело рассмеялся:

— Знаете, господин с большим самомнением, не видать вам капитана Воронова как своих ушей, — он снова сделал шаг впереди и теперь до Четвертого оставалось не больше трех метров.

Четвертый схватил свой «магнум» и направил его на Савелия:

— Еще шаг и я пробью твой «умный лоб! — зло процедил он, осознав, что уловка с Вороновым не прошла, и все-таки решил попытаться окончить все мирным путем. — Да, вы правы, молодой человек, у меня нет вашего приятеля и я извиняюсь а такой дешевый трюк! Правда, искренне извиняюсь, — он склонил в поклоне голову и неожиданно поднялся с кресла.

Затем решительно рванул на себе белоснежную рубашку — и несколько пуговичек полетели на пол. А Четвертый вытащил из-за пазухи то, что заставило Савелия вздрогнуть.

Савелий удивленно посмотрел на ЭТУ вещь, потом перевел взгляд на Четвертого. Ему казалось, что его подвело собственное зрение. Нет, не может быть, что бы он увидел у Четвертого золотой Знак — Знак удлиненного ромба. Точно такой же Знак был у его Учителя на груди.

— Так это… вы? — наконец выдавил он из себя пересохшими губами, а мысленно кричал сам себе: «Нет, этого не может быть! Не может быть!.. Не может быть, чтобы Знак-Сын находился у этого человека!» — Эти слова хотели вырваться наружу, чтобы их мог услышать его Учитель.

На шее Четвертого, на массивной золотой цепочке, висел Знак удлиненного ромба — точно такой же Знак, какой Савелий имел на своей руке. «Господи! Учитель, помоги мне выдержать это испытание!» — хотелось воскликнуть ему.

Савелий не в силах был понять, как мог Знак-Сын оказаться у человека, несущего Зло! Вдруг он вспомнил слова Учителя: «ТЫ ДОЛЖЕН БУДЕШЬ ПОДЧИНИТЬСЯ ТОМУ, КТО ОБЛАДАЕТ ТАКИМ ЗНАКОМ, ЗНАКОМ-СЫНОМ, НО ПОМНИ, ЕСЛИ ЗНАК НЕ ИЗЛУЧАЕТ ТЕПЛА, ТО ЕГО ОБЛАДАТЕЛЬ НЕСЕТ ЛЮДЯМ ЗЛО И ЕГО ДУХ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ В КОСМОС! БУДЬ ОСТОРОЖЕН: ЭТО ЗЛО, ПРОТИВ КОТОРОГО Я НЕ УСПЕЛ ОБУЧИТЬ ТЕБЯ БОРОТЬСЯ».

Тепло? Знак, который предъявил ему Четвертый, не должен излучать тепла! А если излучает? Если излучает, то Четвертый не может нести зло и Савелий обязан будет подчиниться ему! Учитель не мог ему солгать или ошибиться. Это Савелий знал твердо, и в этом у него не было сомнений.

— Да, брат, да! — торжественно произнес Четвертый. — Я — второй из четырех Носителей ЗнакаСына, и ты знаешь, как ты должен поступить. — Он был настолько уверен, что Савелий смирится с новостью, что спокойно положил на стол свой револьвер. — Мы с тобой одной касты, и наши помыслы чисты и благородны! — он говорил даже с некоторым пафосом, вытянув руку в сторону Савелия, держа в ней Знак-Сын.

— Вы правы, Учитель, я знаю, как мне поступить, — чуть слышно прошептал Савелий и уже хотел преклонить перед ним колено, как со стороны лестничной площадки послышался какой-то шум.

Площадка, с которой на второй этаж вела лестница, находилась за столиком и за колонной, за которой Савелий успел заметить второго телохранителя Четвертого.

Господи! Наваждение какое-то! Савелий встряхнул головой: не может Носитель Знака-Сына идти на встречу со своим Братом вооруженным, да еще в окружении обыкновенных убийц! Не может!

Когда раздался шум, Четвертый мгновенно схватил револьвер и повернулся, чтобы взглянуть, что происходит а его спиной.

Это был капитан Воронов, который не смог удержаться за перила, прокатился по бетонным ступенькам вниз, забрызгивая своей кровью лестницу.

Секундного отвлечения Четвертого и его телохранителя хватило Савелию… Словно подкинутый пружиной, он выпрыгнул в сторону Четвертого, выбил из его рук револьвер и опрокинул вместе с креслом на плиточный пол. Так они и завалились вместе, сцепившись в один клубок. Два страстных и опытных противника.

Четвертый был прав, говоря о том, что Савелий для него сейчас не очень опасный соперник, — усталость брала свое. Телохранитель, предупрежденный Хозяином, не вмешиваясь, спокойно наблюдал за поединком, готовый в любой момент решить исход его одной очередью из автомата.

В это время Воронов, никем не контролируемый, теряя последние силы, упорно полз вперед, полз к тому месту, куда отскочил револьвер Четвертого. Он был совсем рядом метрах в полутора, но какие же трудные были эти метры для капитана!

Применением различных приемов школы единоборств Савелию пока удавалось оказывать достойное сопротивление своему сопернику, но он прекрасно осознавал, что не сможет долго продержаться.

Четвертый вел поединок легко и уверенно, словно играя. Он даже успевал улыбкой оценивать тот или иной удачный прием Савелия.

В какой-то момент они, одновременно проведя свои приемы, столкнулись и отпрыгнули в стороны, встал друг к другу лицом. Оба тяжело дышали, видно, и Четвертому нелегко давался этот бой. Но Савелию было гораздо тяжелее: чувствовалось, что он держался из последних сил.

В этот момент Воронову удалось наконец добраться до револьвера Четвертого и взять его в руку. Он направил его на телохранителя, но тут ему залило потом глаза, он потянулся свободной рукой, чтобы вытереть глаза, и… револьвер предательски звякнул о кафельный пол. Телохранитель мгновенно повернулся и вскинул автомат, но капитану удалось опередить его: пуля раздробила парню нос и впилась в его мозг. Его тело откинулось назад, но мертвые пальцы, вцепившиеся в пуск автомата, выдавили из него очередь, которая прогромыхала в пустынном вестибюле, и пули со свистом рикошетом пронеслись от стен и эхом отозвались в глубине коридора.

Это происшествие привело в замешательство обоих противников, но первым пришел в себя Четвертый. Он выхватил из-за пояса нож и бросил в Савелия. Тот среагировал на бросок только правой рукой нож ударил в обмотанную вокруг кисти цепочку и отскочил, вонзившись в левое плечо. Острая боль заставила Савелия чуть склониться вперед, словно в поклоне перед соперником, и тот поверил в то, что серьезно ранил Савелия. Он подошел ближе и усмехнулся. — Ну что, успокоился? — зло процедил он. «Зло боится только добра!» — молотом прозвучали в голове Савелия слова Учителя.

Он собрал всю оставшуюся силу и резко выбросил вперед правую руку. Удар был чуть снизу, но настолько сильным, что пальцы пробили кожу и мышцы живота и оказались в грудной клетке Четвертого. Савелий ощутил ими биение сердца.

Четвертый даже не успел ощутить боли, настолько стремительным был этот страшный удар. Он опустил глаза вниз и взглянул на руку Савелия, чуть не по локоть погруженную в его тело.

Он хотел что о сказать, но в этот момент у него перехватило дыхание, и, не в силах вымолвить хотя бы слово, он умоляюще посмотрел на Савелия его глаза, казалось, кричали на всю Вселенную: «Не надо? Оставь мне жизнь!»

— Нет! — зло выдохнул Савелий, сжал руку, и сердце Четвертого, пару раз еще дернувшись, пытаясь продолжать привычную работу, не справилось с сильной рукой и остановилось уже навсегда.

Так и упал на спину Четвертый, продолжая умолять, но вскоре ему стало так легко, что лицо осветила улыбка, и душа, покинув грешное тело, вернулась наконец в далекий Космос, чтобы обрести вечный покой.

Савелий поднял свою окровавленную руку, взглянул на нее, разжал — и что-то упало на кафельный пол. А он вытащил из плеча нож, зажал рукой рану, наклонился над трупом Четвертого и сорвал с его шеи ЗНАК-СЫН:

— Ты носитель Зла, а не Знака-Сына! Ты не достоин этого Знака! — Савелий вздохнул, затем наклонился над его телом и поводил над его страшной раной золотым Знаком. Прямо на глазах рана постепенно затянулась, и вскоре не осталось и следа. И только кровь на теле да на полу говорили о том, что страшная трагедия произошла на самом деле.

Савелий радостно улыбнулся, ощутив, как ЗнакСын выпустил из себя холод и стал излучать тепло. Он поднял его и провел несколько раз у своего плеча: боль мгновенно исчезла, а рана затянулась. Еще раз взглянув на труп Четвертого, Савелий вдруг залез в его карман и вытащил довольно увесистое портмоне. Он открыл и удовлетворенно причмокнул: оно было набито сотенными купюрами.

— Пригодится! — сказал он и сунул в карман.

Потом подошел к неподвижно лежащему капитану, склонился над ним:

— Андрюша! — тихо позвал он, но Воронов не откликнулся. — Андрюша, очнись, — Савелий приподнял голову, но и в этот раз тот не пришел в себя.

Тогда Савелий провел Знаком-Сыном над раной капитана трижды крест-накрест, понимая, что делает это только из желания услышать его, а не спасти: он был уверен, что Воронов нормально себя чувствует и вскоре у него все заживет.

Дело в том, что использовать энергию Знака-Сына позволительно только в том случае, когда доброму человеку грозит смертельная опасность, иначе ЗнакСын может оказать такое действие, что организм не сможет в будущем самостоятельно бороться со своими недугами, а будет ждать воздействия Знака-Сына. Капитан приоткрыл глаза:

— Братишка, живой!? — радостно прошептал он.

— Живой, Андрюша, живой! — Он обнял его, затем сунул руку в карман и вытащил дискету. — Вот, возьми, братишка, и передай, куда следует. В это время с улицы донеслось кваканье сирены.

— Четвертый? — тихо спросил капитан.

— С Четвертым все кончено! — Савелий встал на ноги. — Спешить мне нужно, — он выразительно кивнул в строну входа.

— Это не менты, братишка, — тяжело дыша, сказал капитан. — Комитетчики! Это я вызвал, сержант. Останься!

— Нет, Андрюша, рано! — он улыбнулся. — Ты не забыл, что мы кое-что Майклу обещали!? Кроме того, должок один остался.

— Что ж, тебе виднее, Рэкс! — Капитан тяжело вздохнул.

— Выздоравливай, капитан! — Савелий наклонился и поцеловал его в щеку. — До встречи! — затем по вернутся и побежал в сторону лестницы, где открыл окно и выскочил в траву.

— Прошу тебя, Савушка, выживи! — прошептал Воронов и снова потерял сознание.

В вестибюль вбежали полковник Богомолов, генерал Говоров и двое сотрудников госбезопасности. Они держали наготове свое оружие.

— Опоздали! — поморщился полковник, осмотрев «поле боя». — Смотрите, товарищ генерал, капитан Воронов! Значит, это он расправился с ними?

— Как и с тем, что на улице? — ухмыльнулся генерал, склонился над Вороновым и пощупал его пульс. Затем осмотрел окровавленную повязку на груди. — Нет, я уверен, что это был не он! — задумчиво резюмировал он, потом приказал одному из сотрудников: — Его быстро в палату и доставить сюда врача! Хоть из-под земли!

— Так я ж с вами, товарищ генерал! — смущенно проговорил второй сотрудник и склонился над раненым, открывая свой саквояж.

А Говоров подошел к лежащему на спине Четвертому:

— Ничего не понимаю! — растерянно произнес он. — Подойдите сюда, пожалуйста, товарищ полковник!

Когда Богомолов подошел и взглянул на Четвертого, он даже присвистнул от удивления:

— Не понимаю, как это могло произойти? — Он повернулся к доктору:

— Доктор, когда закончите с Вороновым, подойдите сюда!

— Я, в общем, уже закончил, — он повернулся к сотруднику и попросил: — Пожалуйста, возьмите моего водителя и вместе с ним отвезите раненого в палату, где лежат тяжело больные. Позднее я подойду и сделаю ему новую перевязку. Слушаю вас, товарищ полковник, — подойдя сказал он.

Богомолов без слов кивнул на лежащий труп Четвертого. Доктор озабоченно склонился над ним и удивленно покачал головой.

— Странно, — прошептал он, внимательно ощупывая его живот, грудь. Потом встал, смущенно посмотрел на полковника. — Если бы кто сказал, не поверил бы.

— Поясните, доктор! — нахмурился полковник.

— Результаты внешнего осмотра говорят о том, что этот мужчина несколько минут тому назад перенес удар в районе живота. Вот, смотрите! — Он снова наклонился и указал на место разрыва рубашки, окровавленные края, на кровь вокруг трупа, потом на лицо, искаженное то ли гримасой боли, то ли радости. — Однако наружный осмотр тела ничего не дал, и сделать заключение о том, отчего умер этот человек, можно будет только после его вскрытия.

Полковник внимательно слушал и с удивлением качал головой, а старый генерал вдруг стал осматриваться по сторонам, словно что-то искал. Вдруг метрах в двух от места, где лежал труп Четвертого, он заметил какой-то кровавый комочек и с волнением воскликнул:

— Доктор, что это?!

— Минуту. — Доктор подошел, наклонился, затем вытащил из своего саквояжа пинцет и полиэтилена вый пакет. — Это невероятно! — побледнев, прошептал он и, подняв комочек, опустил его в пакет.

— Что с вами, доктор? — воскликнул полковник. — Что это?

— Это… это — человеческое сердце! — заплетающимся голосом произнес тот.

— Вы уверены? — воскликнул генерал. — Хотя, простите.

— Ничего, товарищ генерал. Это сердце несколько минут назад вовсю работало и было очень здоровым сердцем. Оно даже остыть не успело. Оно сильно повреждено, словно его сдавливали, и оно вырвано, а не вырезано.

— Какой-то «кошмар с улицы Вязов» получается! — недоверчиво покачал головой Богомолов.

— Причем вполне объяснимый, — спокойно заметил старый генерал. — Когда я увидел труп этого мужчины рассмотрел характер повреждений его рубашки и кровь вокруг, то сразу же стал осматриваться как вы помните.

— Да, я обратил на ото внимание! — согласился полковник. — Но…

— Дело в том, что я предвидел, что увижу нечто подобное!

— При всем моем к вам уважении, товарищ генерал, вы здесь, похоже, несколько преувеличиваете свои возможности. Или лавры Шерлока Холмса не дают покоя? — скептически улыбнулся он.

— Попробую, товарищ полковник, снять ваш скепсис! — уверенно заявил тот, не обращая внимания на ехидный тон. — Я знал только одного человека, способного совершить такой удар, — старый генерал принял боевую стойку и медленно повторил удар, который сделал Савелий, пробив живот Четвертому. — Таким ударом он пробивал живот человека в прошлом и вырывал у него внутренности.

— Неужели такое возможно? — воскликнул доктор.

— Я о таком читал только в книгах! — пожал плечами полковник.

— А сейчас лично встретились с этим. И могу вам, доктор, предсказать, что, вскрыв этого мужчину, вы не обнаружите у него сердца. Единственное, чего я не могу понять, каким образом ему удалось вернуть кожу в первоначальное состояние.

— Не кажется ли вам, доктор, что нам здесь морочат голову? — снова усмехнулся полковник.

— Сейчас в мире происходят такие странные вещи, что иногда просто диву даешься! На днях приезжал доктор из Москвы, и не простой, а ученый, профессор! Так вот, он говорил такие вещи, что волосы дыбом! Якобы в Америке, в сверхсекретной военной лаборатории, содержатся в заспиртованном виде останки инопланетянина… И удивить меня чем-либо — задача не из легких, хотя… — доктор снова осмотрел тело Четвертого. — Хотя, если в этом трупе действительно, как уверяет товарищ генерал, не окажется сердца… — Он поморщился и покачал головой.

— Товарищ полковник, я думаю, что результаты вскрытия нам перешлют в Москву?! — полувопросительно произнес Говоров.

— Вы считаете, что нам нужно улетать? — Богомолов был явно обескуражен.

— И чем быстрее, тем лучше! — кивнул старый генерал. — Я уверен, что это, — он кивнул на сердце, которое держал доктор в руке, — это работа Савелия Говоркова!

— Хорошо, допустим, что так! Но почему нужно спешить в Москву, если он здесь? — удивился полковник.

— Здесь Рэкс свою работу выполнил, и теперь он будет мстить тому, кто окунул его в это дерьмо!

— Хозяин «Вольво»!? — догадливо воскликнул Богомолов.

— Вот именно.

Встреча с однополчанином

Когда Савелий прыгнул в окно и оказался в палисаднике госпиталя, он выглянул из-за угла и увидел две черные «Волги» с мигалками на крыше: капитан оказался прав, это действительно были машины органов госбезопасности.

Не дожидаясь, когда здание будет оцеплено, Савелий перемахнул через деревянный забор и спокойно направился вдоль улиц: хорошо, что было темно и его нельзя было рассмотреть!

Его вид был мало пригоден для встречи с незнакомыми людьми: брюки разорваны в нескольких местах, лицо в кровоподтеках, ссадинах и небрито. Немного спасала, спасибо капитану буксира, кожаная куртка, но и она понесла некоторый урок в районе левого плеча зияла небольшая дырка от ножа, с ржавыми пятнами крови.

Рана, «обработанная» Знаком-Сыном, хотя и затянулась, но все-таки давала о себе знать. Под курткой, кроме тонкого бронежилета, был спрятан еще и автомат «узи». Береженого и Бог бережет!

Главный вопрос, которые предстояло решить Савелию: как добраться до Москвы самым быстрым способом? Не было уверенности, что кто-либо из оставшихся в живых боевиков не сообщит о заварушке в Москву, а тогда ищи ветра в поле!

Самый быстрый транспорт между городами — гражданская авиация! Но. Документов — нет! С такими «гостинцами» никто его не пустит на борт. А без них ехать на встречу с теми подонками… Задача!

Ладно, первым делом, как говорил его тренер Магосаки, «сначала иди в бой, а там увидишь, как нужно жить»

Остановившись у какой-то водопроводной колонки, Савелий помылся и немного почистился от крови и пыли, приняв более-менее приличный вид, затем остановил проезжавшее свободное такси, и водитель согласился за двойной тариф отвезти его в аэропорт.

Ближайший рейс на Москву был через полтора часа, но билетов, даже если бы он и имел паспорт, не было.

Не зная, что предпринята, Савелий стал слоняться по залу ожидания, потом вспомнил, что давно уже ничего не ел, и решил найти заведение, где можно было бы хорошо покушать. Спросив одного, другого он понял, что во время погони у него было больше шансов перекусить, чем здесь.

Ресторан он все-таки нашел, и тот был открыт, но его туда не пропустили. Швейцар даже разговаривать не стал, а просто ткнул пальцем в табличку, висящую на дверях: «спецобслуживание». Он хотел уйти, но вдруг услышал, как его кто-то окликнул:

— Сержант?! — голос показался знакомым. Когда он повернулся, увидел перед собой статного летчика лет тридцати пяти.

— Простите, — пожал плечами Савелий, явно не узнавая этого человека.

— Савелий? — неуверенно спросил тот, тоже начав сомневаться.

— Да, но… — проговорил Савелий и вдруг при щурил глаза. — Корягин? Черт бы меня побрал, Корягин! — воскликнул он, стукнув себя по лбу. — Ну, точно, Корягин!

— Он самый, товарищ сержант! — четко, по-военному вытянулся он перед Савелием, потом рассмеялся и обнял его за плечи. — А мне говорили, что ты погиб, — прошептал он, не стыдясь своих слез. — А ты живой! Живой! Господи! — Он взглянул на свои часы. — Отлично, время еще есть! Пошли! — он потянул его в сторону ресторана. — Надо же эту встречу обмыть!

— Был уже там, не пускают: спец-о6-слу-жи-вание, — протянул раздраженно Савелий.

— А я кто, по-твоему? — усмехнулся тот. — Пошли-пошли! Ночью, когда работников в ресторане мало, он работает только на обслуживание экипажей. Когда они подошли, швейцар распахнул перед ними двери и даже изобразил на своем лице какоето подобие улыбки.

— Ты посиди немного, я сейчас договорюсь, чтобы побыстрее нас обслужили: через час мне вылетать! — он подмигнул. — Это надо же, наш сержант, оказывается, жив и здоровехонек! — он все никак не мог поверить, что видит перед собой своего бывшего командира.

Да, это был Корягин. Пашка Корягин! В Афганистане он был пилотом, классным пилотом МИ-24, и не раз забрасывал Савелия на задания, а когда его однажды сбили и он чудом остался в живых, то несколько дней находился под командованием Савелия, несмотря на то что был старше по званию. Савелий выводил свою группу после выполнения задания.

В трудные времена, тем более в войну, человек узнается как никогда. Люди, прошедшие войну и побывавшие в таких переделках, это знают. Такие дни, а порою и часы, настолько сплачивают, что люди становятся ближе родных.

Последний раз они виделись незадолго до того злополучного дня, когда Савелий попал в плен.

— Слушай, Савка, я так рад тебя видеть, что не могу слов отыскать, чтобы это выразить! — взволнованно проговорил Корягин, когда их столик был накрыт: нехитрая закуска, шницель, салаты, фрукты и бутылка коньяка.

— Какие тут могут быть особенные слова, Паша? И как я тебе рад! — Он вздохнул и понял рюмку. — За встречу боевых друзей, которые, несмотря ни на что, выжили за Речкой! — Они чокнулись и опрокинули коньяк в рот единым глотком.

Вбросив несколько ломтиков колбасы в рот, Савелий спросил:

— А ты, значит, из военной авиации в гражданскую перешел?

— Так получилось, сержант! — с некоторой злостью ответил Корягин.

— Мне так и не простили того, что я, угробив машину, сумел выжить!.. — Он стиснул зубы, но тут же улыбнулся. — Ладно, Бог с ними! Мне сейчас совсем неплохо живется! Людей вожу на ТУ-154: в Москву и обратно, в Москву и обратно.

— Стоп! — воскликнул Савелий.

— Узнаю твое «стоп», Рэкс! — улыбнулся Павел. — Можешь не продолжать, улетишь со мной доставлю в целости и сохранности!

— Откуда ты… — удивленно начал Савелий, но тот прервал его:

— Это же элементарно! Человек встречается ночью, в аэропорту, столько лет не виделись, а как только он слышит, что его друг летит в Москву, то сразу «стоп». Господи! Неужели это ты, Савка?! — Они снова подняли рюмки. — За тебя, сержант! Могу себе представить, что ты прошел! Да и сейчас продолжаешь воевать, — он тяжело вздохнул, чокнулся с удивленным Савелием и быстро выпил.

И вновь Савелий хотел спросить, откуда он знает, что он и сейчас продолжает воевать, но сам понял, вспомнив, что Пашка его обнимал и конечно же почувствовал пол курткой и бронежилет, и автомат.

— От твоих острых глаз ничего не скроешь! Но понимаешь… — Он хотел придумать что-либо правдоподобное, но Корягам вновь прервал его:

— Савка, что захочешь сам сказать, то и скажешь! Лично я тебя ни о чем спрашивать не буду! Если воюешь, то, значит, не можешь иначе! Только помни одно: нужен буду тебе не нужно будет кричать! Только шепни, и я буду в тот же момент рядом с тобой! — последние слова он произнес как клятву.

— Спасибо, Паша! — растрогался Савелий и крепко пожал ему руку, потом сам налил коньяк и встал. — Третий тост!

Корягин тоже поднялся, они молча, не чокаясь выпили: третий тост все бывшие афганцы пьют за тех, кто погиб на полях сражений.

После этого они быстро расправились с ужиномобедом-завтраком, и Корягин повел его через служебный вход к трапу своего самолета.

Посадка была уже закончена, и стюардесса, увидев своего командира, облегченно перевела дух и вопросительно взглянула на Савелия.

— Это мой однополчанин! — коротко бросил Корягин, и она приветливо улыбнулась:

— Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Когда самолет взлетел и погасли предупреждающие огни на верхнем табло, к Савелию, сидящему на служебном месте, вышел Корягин:

— Как, удобно тебе здесь?

— Лучше не бывает! — заверил Савелий.

— Есть время немного поболтать. — Корягин сел рядом, и стюардесса, понятливо улыбнувшись, тут же оставила их одних.

В нескольких словах Савелий рассказал ему о своем плене, о шатаниях по загранице, о неожиданном возвращении на родину и о том, с чем ему пришлось столкнуться здесь, на родной земле.

— Послушай, сержант, мне кажется, что вдвоем было бы несколько легче решить оставшиеся вопросы, — осторожно намекнул Пашка.

— Нет, Паша! Спасибо, конечно, за готовность помочь, но у тебя семья — жена, дети. — Он взял его за руку и крепко пожал.

— Жена, дети… — тихо проговорил он. — А ты подумал, как я буду смотреть в глаза этим детям, если с тобой что случится?

— Чему быть, того не миновать! — улыбнулся Савелий. — А вот помочь ты мне все сможешь. Корягин обрадовано взглянул на него.

— Ты говорил, что твой «Жигуленок» стоит и дожидается тебя прямо в аэропорту?

— Так точно, товарищ сержант!

— В таком случае, капитан Корягин, слушайте боевую задачу! Прилетаем, садимся в «Жигули» шестой модели и шпарим на всех парусах к американскому посольству! Там ты наблюдаешь со стороны и убеждаешься, что все прошло нормально и меня не арестовали на улице, после чего спокойно уезжаешь.

— А если арестуют?

— Если арестуют, то… Если арестуют, то тогда и только тогда, ты понял?

— Понял, Рэкс! Но что «тогда»?

— Найдешь пару наших ребят и возьмешь этого гада: живым или мертвым! Впрочем, мертвым даже лучше! Вот его телефон и ФИО! — Савелий написал ему телефон Григория Марковича на внутренней стороне рукава его форменного кителя.

Когда Савелий без всяких эксцессов вошел в здание Посольства США, он не знал, что полковник Богомолов в этот же момент приземлился на военном аэродроме. А полковник Богомолов еще не знал, что уже расшифровали дискету, взятую Савелием из сейфа Четвертого. Дьявольский план Рассказова вступал в завершающую фазу.

Ни Савелий, ни Богомолов не знали о том, что сведения, полученные из дискеты, могли сыграть роковую роль для страны, если бы Савелий не выполнил своего обещания, данного им Майклу: зайти в американское посольство.

Странное заседание

Рассказов нервно ходил по-своему засекреченному кабинету, с нетерпением ожидал сведений из Москвы. Неужели не прорвется? Столько затрачено средств! Столько людей погибло, и все впустую? Нет, этого не должно произойти!

Последние сведения, полученные им, были о том, что Савелий Говорков окружен спецподразделением Иксов на каком-то заводишке, а бывший капитан Воронов лежит после операции в военном госпитале и находится под наркозом.

Третий доложил, что все идет по плану и никто не догадывается о каких-либо нюансах, все происходит достаточно убедительно.

Все-таки не потерял он нюх на людей! Не потерял! Таких бы ребят с десяток — и можно было таких дел натворить! Рассказов хищно улыбнулся. Отличный парень! Может быть, если все закончится благополучно, он возьмет его в свои личные телохранители.

Что же он не звонит? Он взглянул на телефон и тот, словно подчиняясь его властному взгляду, издал мелодичный перезвон. Рассказов сразу схватил трубку:

— Первый на связи! Говорите!

— Здесь Третий!

— Говорите! — нетерпеливо повторил Рассказов.

— Сведения не очень радостные, — осторожно начал тот.

— Выводы разрешите делать мне! — сухо оборвал он.

— Прошу прощения, Первый! База уничтожена войсками ВДВ! Часть оружия вывезти удалось! На базе погиб Психолог.

— Что с беглецами? — снова перебил Рассказов.

— Тридцатый добрался до госпиталя. Четвертый погиб, и погиб от того самого страшного удара, изза которого вы и сделали окончательное решение, остановившись на Тридцатом.

— Пробил рукой живот Четвертому? — нахмурился он.

— Точно так. Однако есть один непонятный феномен. — Третий замялся, не зная, как объяснить.

— Говорите!

— Рядом с трупом Четвертого нашли сердце, но на его теле не было никаких повреждений. А вскрытие показало, что это сердце принадлежит Четвертому.

— А на теле никаких следов? — переспросил Рассказов.

— Никаких, Первый!

— Дискета? — напомнил он.

— Дискета расшифрована, и сейчас на даче одного из наших доверенных лиц проходит встреча, где решается вопрос о Президенте и о введении чрезвычайного положения в стране.

— Отлично! — воскликнул Рассказов. — Клюнули!

— Меня очень беспокоит этот полковник, — осторожно проговорил Третий.

— Что вы меня мелочами заваливаете? Сами не можете решить? Если он вас беспокоит, то отправьте его на «отдых»! Никто и ничто не должно помешать нашему плану! Где сейчас Тридцатый?

— После госпиталя его следы утеряны, но его бывший инструктор, который весьма точно предсказывал его поведение, уверен, что Тридцатый должен был отправиться в Москву, чтобы повстречаться со Вторым.

— На всякий случай позаботьтесь о безопасности и пусть вылетает ко мне с отчетом! И помните, вы мне дороги: если что не так, сразу ко мне! Ясно?

— Спасибо, Первый, ясно! Как поступить с Тридцатым?

— Если не удастся перетянуть на нашу сторону, — Рассказов с жалостью вздохнул, — жаль, конечно, но он слишком много знает: хотя достойно сослужил нам, больше он нам не нужен. Убрать!

Третий не преувеличивал, когда сообщил Рассказову о важной встрече на даче тех, кто готовил переворот в стране. Ситуация давно назревала, однако были и такие, которым нужен был какой-нибудь убедительный аргумент, чтобы созреть окончательно. Аргумент должен был быть настолько убедительным, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в его подлинности.

Рассказов очень долго размышлял о том, что может сослужить детонатором, который сделает взрыв направленным в ту сторону, в какую нужно им.

И он нашел такой детонатор: дискета! Дискета, на которой будет зашифрована целая сеть агентуры, координаты подпольных баз с оружием, одну из которых и уничтожат воздушно-десантные войска, чтобы подтвердить подлинность информации. А все нити сведений в этой дискете замыкаются на единственном человеке — Президенте!

Да, именно он готовит военный переворот в стране и к таким выводам придут те, кто расшифрует эту дискету: настолько там будут убедительные факты и фамилии действующих лиц. Более того, будет названа и конкретная дата начала военного переворотам конец сентября, когда многие-силы страны будут заняты борьбой за урожай. Убедительно? Вполне!

На этом заседании собрались очень высокие чины из Прокуратуры СССР, из Министерства внутренних дел СССР и, самое главное, из Комитета государственной безопасности.

Решение было почти единогласным: переворот должен быть тихим и не очень заметным. Первым делом — Президент! Если он не примет их условий, то убрать и объявить о его болезни! Потом убрать тех, кто откажется принять чрезвычайное положение в стране.

Первые, кому будет предложено принять эти условия после Президента, — Ельцин и мэр Москвы. При отказе подчиниться они должны быть моментально ликвидированы. Министр обороны берет на себя задачу стягивания войск к Москве на случай, если будет организована попытка противостоять новой власти при помощи народа.

Начало этого плана наметили на вторую половину августа, то есть на месяц раньше, чем говорилось в дискете. И до этого срока оставалось около недели.

Правда, был момент, когда некоторые из присутствующих высказались, что дискета может быть провокацией, но тогда слово было предоставлено генералу госбезопасности Галину Александру Борисовичу. Он очень убедительно, а главное доходчиво, доложил о базе, на которой было сконцентрировано огромное количество оружия, о тех силах, которые были подключены для того, чтобы не дать дискете попасть к ним, о страшных потерях техники и людей. После его доклада никто больше не выразил никаких сомнений.

Гибель генерала Галина

Как же был удивлен Савелий, когда после первых же слов, которые ему поручил сказать Майкл Джеймс в посольстве, его отвели в комнату, где он встретился с живым и невредимым Майклом.

— Майкл?! Ты жив? Как я рад тебя видеть! — воскликнул Савелий. — Ну, рассказывай! Как тебе удалось добраться сюда?

— Подожди, Савелий! — прервал тот. Он еще не очень хорошо себя чувствовал: дышал с трудом, был бледен. — Я думаю, поговорим еще, когда будет время! Слушай меня внимательно! По нашим каналам стало известно, что генерал госбезопасности Галин является участником переворота в вашей стране. Кто участвует вместе с ним, мы не знаем, и потому не можем сами сообщить эту информацию кому-либо, не уверенные, что он не является участником заговора! Я и тебе не должен был говорить, но я тебе верю! Верю, что ты сможешь распорядиться этой информацией правильно! Во всем этом как-то завязана база, на которой мы с тобой были. — Он чуть помолчал, набираясь сил, потом добавила — А сюда меня переправил полковник госбезопасности Богомолов… Он и нашел меня там, где вы меня оставили.

— Богомолов? Ты сказал Богомолов? — удивленно воскликнул Савелий.

— Да, Богомолов. Ты его знаешь? — нахмурился Майкл.

— Да, вроде, знаю. — Савелий поднялся со стула.

— Савелий, спасибо тебе. За все спасибо! — сказал Майкл по-русски и крепко пожал руку. — Торопись, пожалуйста, и, когда сможешь, приходи: я буду в Москве еще недели две-три, как заверил врач.

— Я постараюсь, Майкл! — кивнул Савелий и добавил по-русски. — Если буду жив.

— Ты должен, должен быть жив! Слышишь, должен! — выкрикнул он и закашлялся. Савелий нажал кнопку вызова, и в комнату тут же вошла медсестра, которая начала хлопотать вокруг Майкла.

Савелий некоторое время посмотрел на него и вышел.

Когда он оказался на улице и прошел несколько сот метров, пытаясь обнаружить за собой слежку, то не обнаружил ее. Он вытащил из кармана белую тряпочку, которую передал ему капитан, и снова прочитал ее: на ней был написан телефон и фамилия полковника Богомолова. Вряд ли это было совпадением. Он поспешил к телефону-автомату и быстро набрал номер:

— Мне нужен полковник Богомолов!

— Кто его спрашивает? — отозвался вежливый голос дежурного офицера.

— Передайте, что его спрашивает Бешеный! — после недолгого раздумья Савелий решил назвать свою кличку, которую полковник Богомолов должен был помнить по делу, связанному с Воландом.

— Вы можете перезвонить? — после небольшое паузы спросил тот.

— Нет, передайте, что это срочно, — упрямо сказал Савелий.

— Минуту… — снова пауза, и вскоре раздался знакомый голос

— Я вас слушаю, товарищ Бешеный! — и Савелий сразу понял, что полковник принял его игру.

— Я могу говорить прямо?

— Почти, — уклончиво ответил полковник, намекая, что иносказательно говорить можно.

— Однажды вы, товарищ полковник, сделали мне предложение, помните?

— Савелий был уверен, что Богомолов вспомнит то, что предлагал ему работу в органах госбезопасности.

— Конечно, помню! Вы пойдете или нет? — полковник почувствовал, что речь идет о чем-то важном и решил подсказать Савелию, как вести разговор.

— Нет, я не хочу пойти в тот дом, где глава семьи, ну… Галин отец решил предать своих родных и ходит в гости к тем, с кем я вчера поссорился.

— Вы уверены в этом? — полковник сразу понял, о ком идет речь.

— Вы же знаете меня, товарищ полковник, я всегда говорю вслух только то, в чем уверен на все сто! Ладно, мне еще по разным делам нужно, а времени нет. Как, думаю, и у вас, товарищ полковник! — последнюю фразу он явно выделил.

— Да, действительно, работы много. Очень жаль, что вы не хотите сходить в тот дом, но я уверен, что все уладится и мы еще вместе сходим туда.

— Там видно будет. — Савелий повесил трубку и стал ловить такси.

Полковник секунду-другую смотрел на трубку, положил ее и быстро вышел из кабинета. Проходя мимо дежурного офицера, спросил:

— Меня никто не спрашивал?

— Нет, товарищ полковник! Только генерал Галин просил доложить когда вы вернетесь из Азии.

— Вы уже доложили?

— Нет, звонил, но его не оказалось на месте. — Вдруг офицер оглянулся вокруг, словно боясь, что кто-то может услышать, потом сделал знак полковнику и вышел в коридор. Там никого не было, и майор, чуть понизив голос, сказал: — Что-то странное происходит, товарищ полковник, — в его голосе чувствовался испуг.

— Говорите, майор!

— Я случайно подслушал разговор: кто говорил, точно сказать не могу, но мне кажется, что это был голос нашего шефа. — Он указал глазами вверх, давая понять, что речь идет о самом Председателе.

— И что же в этом разговоре вам удалось услышать, майор?

— Он кому-то говорил о людях, которые были на каком-то заседании. И называл такие фамилии! Я не знаю, что мне делать, кому сообщить! Все у них под контролем! Все! И милиция, и прокуратура, и армия! И Галин там был.

— Галин? Генерал Галин?

— Да, товарищ полковник, но самое страшное, что они хотят устранить Президента и многих других!

— Ты соображаешь, что говоришь? — воскликнул Богомолов, но тут же понизил голос. — Еще комунибудь говорил?

— Да вы что, товарищ полковник! — Он был настолько напуган, что Богомолов был удивлен, как он решился ему рассказать об этом. И тот, словно, подслушав его мысли, пояснил:

— Я и вам-то боялся рассказать об этом, но… мы с вами работаем не один десяток лет, да еще генерал, когда вернулся после того заседания, сразу затребовал ваше дело. Да таким тоном, что мне сразу стало ясно: именно вам я и должен рассказать то, что знаю!

— Спасибо, Саша! — он дружески похлопал майора по плечу.

— Мне-то что сейчас делать?

— Быть на месте и держать ухо востро! Понял?

— Так точно, товарищ полковник! — Тот явно повеселел, поделившись с другим человеком своей нелегкой ношей.

— Знаешь что, вызови ко мне следующих товарищей, — полковник перечислил восемь фамилий людей, которым он всецело доверял, потом добавил: — Вызови мне их… — он взглянул на часы, — через час, но… без шумихи. Как на обычную летучку. Да, и скажи, что после летучки мы поедем на полигон, где я буду принимать зачеты по стрельбе из автоматического оружия!

— Все понял, товарищ полковник! Разрешите и мне пострелять? — с хитринкой в глазах спросил майор.

— Вне всякого сомнения! — улыбнулся полковник и быстро направился в комнату правительственной связи. Выслав оттуда по пустячному поручению дежурного офицера связи. Богомолов быстро набрал по Кремлевке номер Президента, но тот не ответил, тогда он набрал номер Президента России и коротко доложил о том, что узнал от Савелия и своего дежурного офицера.

Президент России несколько минут молчал, потом твердо произнес:

— Я уверен, что вы проверяли эту информацию и дело не терпит отлагательства, но… мы не можем никому из них предъявить никаких обвинений: нет доказательств. Но прижать этого генерала мы можем, и я лично отдаю вам приказ его арестовать: примите факс! Все остальное держите в тайне и сплачивайте вокруг себя тех, кому вы можете всецело доверять! Попробуем упредить эту гнусность! Действуйте! Обо все докладывайте мне лично, полковник!

— Слушаюсь, Борис Николаевич! Через секунду застучал факс, и Богомолов оторвал кусок факсовой ленты, на которой черным по белому был написан приказ об аресте генерала Галина Александра Борисовича по обвинению в измене существующему в стране строю. Подписал приказ Президент России.

Когда в кабинете Богомолом собрались все, кого он вызвал, а там был и бывший генерал Говоров, единственным, кто был в форме, оказался сам Богомолов.

Словно предчувствуя что-то, все расселись вокруг длинного стола и молча ждали его пояснений.

Полковник оглядел присутствующих: вместе с ним в кабинете было десять человек. Не явился только один из тех, кого он вызвал: как сообщил майор, этот сотрудник находился в госпиталь. Вместо него пришел офицер, которого Богомолов почти не знал и потому и медлил, не зная, что предпринять. Или отослать этого сотрудника по какой-либо причине, или… Он решил рискнуть.

— Товарищи, я вас вызвал по очень важному вопросу! — ему пришлось сделать паузу: прозвучал вызов по селектору: — Товарищ полковник, вы могли бы выйти на минутку? — спросил его дежурный майор. — Очень срочно!

Извинившись перед собравшимися, полковник вышел.

— В чем дело, Саша?

— Звонит его адъютант: генерал срочно просит вас к себе! — прикрывая трубку рукой, тихо сказал майор.

— Отлично! Скажи, что через пять минут буду! — шепотом приказал Богомолов.

— Полковник Богомолов будет у генерала через пять минут! — доложил майор и опустил трубку на аппарат.

— Закрой дверь на ключ, возьми оружие и войди в кабинет! — тихо бросил полковник и, дождавшись его, впустил в кабинет, а перед этим майор кивнул на свой автомат, показывая жестом, взводить или нет.

— Пока не надо, — улыбнулся полковник. Когда они вошли в кабинет, все сидели молча — и нетерпеливо поглядывали на дверь.

— Извините, товарищи! Сегодня выявилось пятно, которое может позором лечь на наши органы, и так не пользующиеся должным авторитетом в народе! В наших рядах выявлен враг, и мы должны произвести арест этого предателя, желательно без всякого шума! Прошу всех положить свое оружие на стол!

Все спокойно и без лишних эмоций положили на стол кто автомат, кто пистолет. Тот, которого полковник не очень хорошо знал несколько замешкался. А может, Богомолову это просто показалось. Четыре автомата и шесть пистолетов.

— «Не густо, если будет оказано сопротивление его помощниками», — подумал полковник Богомолов, а вслух произнес:

— После того как я произнесу вслух фамилию изменника, прошу того, кто по каким-то мотивам не может принимать участие в его аресте, честно подняться. Поясню, отказавшиеся будут находиться в этом кабинете только до того момента, пока тот человек не будет арестован и отправлен в Лефортово! К нему или к ним не будет применено никаких санкций или гонений! Это я вам могу обещать твердо! Вопросы есть?

Никто не произнес ни звука, и тогда полковник тихо назвал фамилию:

— Генерал Галин! — и снова окинул взглядом присутствующих.

Никто не встали ничего не сказал, кроме одного человека: тот самый случайно попавший в эту группу сотрудник спросил, подняв, словно школьник, руку:

— Разрешите вопрос, товарищ полковник?

— Говорите, капитан.

— Я не буду спрашивать, имеются ли убедительные факты его измены, думаю, это излишне в такой организации, как наша, но могу я спросить — кто санкционировал этот арест?

Полковник ждал этого вопроса, хотя, если откровенно, не хотел, чтобы он был задан. Он открыл папку и вытащил оттуда факс.

— Арест санкционировал сам Президент! Кто хочет, может познакомиться с этим документом! — он намеренно не назвал фамилию, чтобы, если кабинет прослушивается, не было ясно, какой именно Президент отдал приказ арестовать генерала Галина. Никто из присутствующих не решился проверять слова полковника, и он, выждав некоторое время, убрал документ назад в папку.

— Теперь обсудим детали ареста. По его плану, одобренному всеми присутствующими, полковник, как вызванный к генералу, войдет в кабинет один, и если там окажется еще кто-нибудь, кроме генерала, то оставит дверь открытой, и вся группа войдет следом за ним и будет действовать по обстоятельствам.

Если же дверь за полковникам закроется, значит они выждут момент, когда из кабинета прозвучит звонок-вызов. По этому сигналу один из них арестует адъютанта, остальные, разделившись на две группы, пять на четыре, будут действовать следующим образом: одна группа будет охранять вход, а другая примет участие в аресте генерала в его кабинете.

Когда полковник вошел в приемную, адъютант, здоровенный бугай лет тридцати, холодно кивнул на дверь кабинета:

— Входите! Генерал уже дважды спрашивал о вас! Константин Иванович подошел к двери кабинета и приоткрыл ее.

— Разрешите, товарищ генерал? — спросил он.

— Входите! — недовольно буркнул тот, и Богомолов вошел внутрь, прикрыв за собой дверь, а в приемную уже входили его соратники.

— Вы что, все по одному вопросу? — удивился адъютант.

— Да, по одному, — ответил за всех дежурный майор.

— Хорошо, садитесь, когда товарищ генерал освободится, я спрошу у него. Странно, он меня не предупреждал, — пожал плечами адъютант, хотел чтото спросить, но в этот момент его отвлек звонок по телефону.

Богомолов стоял перед столом генерала, который внимательно листал его личное дело. Так продолжалось несколько минут. Потом он закрыл папку и недовольно взглянул на полковника:

— Вы очень хорошо потрудились, полковник. Пора и на отдых, — вторую фразу он произнес с такой ехидцей, что у Богомолом, если и были еще какието сомнения на его счет, то мгновенно исчезли. Он перестал волноваться и сунул руки в карманы.

— Ты все понял? — со злобой прошипел тот.

— Разумеется? — усмехнулся полковник, потом с намеком сказал: — А теперь вызовите сюда своего адъютанта!

Что-то в его голосе было такое, что генерал суетливо нажал на кнопку вызова.

Дверь кабинета резко распахнулась, но в кабинет вместо адъютанта быстро вошли четверо вооруженных сотрудников.

— Кто вам разрешил? — начал было генерал, но осекся, увидев в их руках оружие.

— Гражданин Галин Александр Борисович? — официальным тоном проговорил Богомолов.

— Что? Как? По какому праву? — повысил голос генерал, но понял, что с ним не шутят.

— Вы арестованы! — спокойно сказал полковник.

— Кто… кто подписал санкцию? — по-бабьи взвизгнул генерал.

— Президент! — спокойно ответил полковник, словно удивляясь такому вопросу.

— Не может быть? — воскликнул тот и потянулся к столу, чтобы позвонить своему адъютанту и попросить его соединить с Председателем комитета госбезопасности. Он не успел дотянуться до звонка: автоматная очередь сотрудника, в котором сомневался Богомолов, прошила ему грудь и забрызгала кровью письменный стол, на котором лежало личное дело полковника Богомолова. Несколько пуль просвистело совсем рядом с полковником, едва не задев его. И тут же прозвучал одиночный выстрел, сделанный из автомата дежурным майором, и пуля вошла в сердце стрелявшего сотрудника. Он снопом свалился на пол.

— Зачем? — воскликнул полковник, то ли спрашивая убитого капитана, то ли майора.

— Я был уверен, что следующим будете вы! Я все время следил за ним, — смущенно ответил майор.

Бывший генерал Говоров, стоящий у самых дверей, посмотрел на полковника, потом на убитого капитана, на мертвое тело генерала, уткнувшегося в стол и со вздохом покачал головой.

«Все произошло настолько случайно и неожиданно, что могу дать руку на отсечение: все это придумал талантливый режиссер», — подумал он про себя, сунул пистолет в карман и вопросительно взглянул на полковника.

— Трупы — убрать? Адъютанта — в Лефортово! Через два часа прошу всех вас прибыть в Белый дом, — четко распорядился Богомолов и кивнул Говорову. — Вас, товарищ генерал, прошу ко мне в кабинет.

Она в меня стреляла!

Савелий попытался дозвониться до Григория Марковича, но никто не брал трубку. Тогда он сел в такси и попросил довезти до ближайшей справочной.

Минут через пятнадцать он уже знал его адрес, и таксист, которому была обещана тройная оплата счетчика, быстро домчал его до высотки на площади Восстания. Настойчивые звонки и стук, в дверь не дали желаемого результата — в квартире никого не оказалось.

Не зная, что еще можно было предпринять в подобной ситуации, Савелий поехал на дачу Ланы, чтобы увидеть ее и там спокойно подумать о своих дальнейших планах.

Увидев в окнах дачи свет, Савелий обрадовано расплатился с таксистом, вошел в калитку и направился к дверям дачи.

Когда он переступил порог веранды, то удивленно осмотрелся: вокруг был настоящий кавардак. На столе, стульях стояли фирменные чемоданы, вокруг разбросаны вещи… Было ясно, что хозяева собираются уезжать. Слава Богу, успел застать ее до отъезда.

Он услышал какой-то шорох, доносившийся из комнаты, и открыл в нее дверь:

— Лана! — позвал он и тут же изменился в лице у раскрытого шкафа стоял Григорий Маркович и спокойно вытаскивал оттуда иконы, деньги. На столе лежали билеты международных авиалиний.

— Вы? Как вы здесь? — удивленно воскликнул Савелий и вдруг все понял. — Так вы и есть отец Ланы?

— В некотором роде, — пожал тот плечами.

— Похоже, вы куда-то спешите? — усмехнулся Савелий.

— Не думал, Бешеный, что тебе удастся добраться. Хотя, если честно, я тебя ждал и надеялся, что ты прорвешься!

— Хватит мне зубы заговаривать! — зло бросил Савелий. — Пошли и не нужно брать с собой чемоданы: там они вам не понадобятся!

— Вот и делай после этого людям добро… Нет, серьезно, Савелий, вы мне всегда нравились: может, согласитесь со мной поработать? Ни в чем отказа не будете иметь!

— Один уже пробовал меня уговаривать. Ваш приятель — Четвертый! Но он был настолько неубедителен, что пришлось вырвать ему сердце! Так что, если хотите, попробуйте, вдруг соглашусь! — ехидно проговорил он.

— Только со временем у вас туговато: скоро вам конец! Думаю, вашу дискету уже расшифровали!

— Прекрасная новость! — искренне обрадовался Григорий Маркович. — Я восхищаюсь гением нашего босса: все разыграно как по нотам! «И стрела, летящая в цель, поразила самого лучника.» Прекрасные строки не правда ли? Вот вы говорите: «Попробуйте уговорить». Но вас мне и не нужно уговаривать! Зачем мне вас уговаривать, того человека, который и так отработал на нас столько, что это даже невозможно оценить! — Григорий Маркович говорил так уверенно и спокойно, что Савелий вдруг понял, что он говорит правду:

— Не понимаю, что вы имеете в виду? — все-таки спросил он.

— Вы ведь наверняка чувствуете себя героем: всех победил, всех уничтожил, а дискета, за которую было положено столько жизней и уничтожено столько техпики, находится в органах власти! Я правильно излагаю ваши мысли!?

Савелий пожал плечами: что-то настораживало в его речи, но он решил не перебивать его и выслушать до конца.

— Уверен, что именно такие обуревают вас сейчас чувства! Но вы не знаете, что именно такие же чувства испытываю и я, ваш покорный слуга!

— Он склонил голову. — Да-да, как вам ни удивительно это слышать.

— Бред какой-то! — хмыкнул Савелий.

— Это как посмотреть! — улыбнулся Григорий Маркович. — Ладно, думаю, хватит вас интриговать! Представьте себе, что вы с самого начала, когда еще были за границей находились под нашим контролем! Нам был известен каждый ваш шаг!

— Гюли? — догадался Савелий.

— И не только Гюли. Хотя вы удивительно догадливы. Но это еще не все. На вас мы вызвали, когда вы нам стали нужны, и с того момента вы жили по нашему плану!

— Чушь собачья! — воскликнул Савелий.

— Вы так думаете? Нам нужен был человек, который доставит ту самую дискету, которую вы так остроумно, использовав его, то есть Четвертого, отпечатки пальцев, выкрали из сейфа, в правительство. И этим человеком оказались вы! Наш шеф был уверен, что вы справитесь с этой задачей, и вы оправдали эти надежды! Вы думаете, что благодаря этой дискете будет раскрыта вся преступная структура? Ошибаетесь, мой дорогой! Вы кадровый военный и наверняка не раз подкидывали противнику «дезу». Да, в этой дискете была заложена самая настоящая «деза»! Но чтобы она была убедительной и в нее поверили, нам и нужен был такой человек, как вы: честный, неподкупный и принципиальный! То есть тот, кому наверняка поверят те, для кого и предназначалась дезинформация. Но нам нужно было, чтобы ни у кого не создалось впечатления, что эта важная, в кавычках, информация досталась легко и просто. Поэтому на вашем пути создавались самые реальные трудности, порой смертельные, которые вы с честью преодолели.

— И вы хотите сказать, что все, кто погиб, вами были специально подставлены?

— Что значат пешки, когда речь идет о выигрыше всей партии!

— Но для чего все это?

— Для того, чтобы можно было наконец навести порядок, железный порядок в этой стране! К власти должны прийти достойные люди! Люди, которые и смогут навести этот порядок!

— Очень благородные задачи! — усмехнулся Савелий. — А наркотики для того, чтобы оболванить как можно больше людей и спокойно управлять этим стадом?!

— Я уже говорил, что вы догадливы.

— Но почему вы мне это все раскрыли? Или вы так уверены, что я приму ваши условия?

— Нет, я уверен, что ты никому больше не сможешь об этом рассказать! — он потянулся к карману, но Савелий выхватил из-под куртки свой «узи».

— Без глупостей, Григорий Маркович! Где Лана?

— Лана? — он вдруг расхохотался. Савелий нахмурился, не понимая причины его смеха, хотел спросить его об этом, но вдруг услышал родной голос:

— Савушка! Он обернулся на голос и увидел перед собой Лану.

— Лана… — нежно проговорил он, не замечая в ее руках пистолет.

В этот момент он услышал какой-то шорох ею стороны Григория Марковича и резко вскинул автомат, но Лана нажала на спуск пистолета. Выстрелом Савелия отбросило на спину.

— Хороший ты парень, — поморщилась Лана, — жаль, что не принял нашу сторону. — Она вздохнула и посмотрела на пистолет.

— Не до сантиментов, дорогая! — бросил Григорий Маркович, закрывая чемодан. — Он слишком много знает, добей его! — А сам вытащил из пачки сигарету «Мальборо», прикурил зажигалкой и поднес огонек к занавеске.

— Поторапливайся, самолет не будет ждать. — Он подхватил два чемодана и направился к выходу.

Лана посмотрела на разгоравшуюся занавеску, подошла к лежащему Савелию. На груди, куда она стреляла, крови не было видно, и она покачала головой. Потом с грустью вздохнула, отвернулась и, не глядя, выстрелила несколько раз. Бросив пистолет на пол, она подхватила чемодан, сумку и быстро пошла к выходу.

Всю комнату заполнило дымом, который вскоре добрался и до Савелия.

Он закашлялся в тот момент, когда от дачи отъезжала «Вольво» и увозила Лану и Григория Марковича в аэропорт «Шереметьево».

Савелий приподнялся и увидел, что все вокруг полыхает в огне. Пересиливая боль в плече, в груди и в ноге, Савелий встал на ноги, с трудом доковылял до ближайшего окна и со звериным рыком вылетел вместе с рамой наружу.

Кувыркнувшись, сел на земле, сорвал с себя куртку, бронежилет и осмотрел свои раны: на груди сияли два огромных синяка, одна пуля пробила плечо, другая — правую ногу.

Кровь хлестала из ран, но Савелий не стал обращать на это внимание он подхватил с земли автомат.

— Вы все равно не уйдете от меня! — бросил он сквозь зубы и направился в ту сторону, куда ушла машина. Он шел упрямо вперед, теряя силы, переполненный злостью на себя за то, что дал себя провести этим проходимцам. Столько пройти, столько выдержать, стольких убить людей, подвергнуть смертельной опасности Воронова, и все впустую?!

Нет, этого он никогда не простит себе! Никогда! Кляня себя на чем свет стоит, Савелий всячески гнал от себя мысль о Лане, хотя эта боль была куда страшнее.

Он проклинал себя за то, что все им совершенное не стоит выеденного яйца. Савелий еще не знал, что механизм, ловко запущенный Рассказовым, на какомто этапе дал сбой, и этот сбой сломал весь план, столь хитро им продуманный.

И через три дня, когда ему станет известно о провале путча-переворота, он не станет так переживать, как Савелий. Он попытается извлечь из этого провала пользу для своей организации а границей. Главное, он сумел сохранить ее, не потеряв почти ни одного нужного сотрудника.

Всего этого Савелий не знал, когда, пересиливая боль в груди и ноге, упрямо шел по трассе, словно и вправду думал догнать уехавших.

Вскоре его настигла черная «Волга», и полковник, сидящий на переднем сиденье, сказал в микрофон, усиленный мощным динамиком:

— Говорков! Остановитесь! Вы слышите? С вами говорит полковник органов госбезопасности! Остановитесь!

— Дурак ты, полковник! — в сердцах бросил генерал Говоров и на ходу выскочил из машины. — Сержант, подожди! — дружелюбно крикнул он, пытаясь его догнать.

Савелий продолжал идти вперед, словно не слыша его. Зубы его были стиснуты то ли от боли, то ли от злости. Старый генерал догнал его и пошел рядом:

— Савва, ты сделал все, что мог! Слышишь? Савелий не ответил и продолжал идти вперед. Встречные машины, на мгновение осветив эту странную процессию, почтительно объезжали их с обеих сторон.

Они действительно выглядели странно; впереди, хромая, шел окровавленный молодой человек с автоматом в руках, рядом с ним — седовласый мужчина, чуть сзади — высокий мужчина в форме полковника госбезопасности, а замыкала шествие черная «Волга».

— Дискета расшифрована, американец жив, и капитан Воронов шлет тебе привет!

Услышав о капитане, Савелий чуть замедлил шаги, но снова заторопился.

— Пусть они уедут, Савва, пусть уедут! Так нужно, — добавил вдруг Говоров.

Савелий неожиданно остановился, повернулся к своему старому наставнику и схватил за плечи:

— Она стреляла в меня, Батя! — с надрывом выкрикнул он. — Понимаешь, стреляла! Как это: любить и стрелять?!

— Любить? — тихо произнес Говоров и вытащил из кармана золотой медальон. — Узнаешь?

— Талисман ? — удивленно произнес Савелий. — Но причем…

— Погоди! — оборвал тот и вытащил небольшой приборчик, щелкнул тумблером. Раздался характерный прерывистый писк, который усиливался по мере того, как Говоров подносил его ближе к медальону. — Так-то, сержант!..

Савелий так сильно сжал медальон в руке, словно хотел раздавить его. Из груди вырвался стон. В этот момент силы покинули его: слишком много крови было потеряно им. Он упал, теряя сознание, но все еще сильные руки старого наставника подхватили его израненное тело…

Оглавление

Посвящение

Воспоминания Савелия

Захват склада с оружием

Воспоминания о Варе

Возвращение в Афганистан

Рассказов Аркадий Сергеевич — Первый

Плен и побег Савелия

Севастьянов Виктор Николаевич

Инспекторская поездка

Секретная комната Рассказова

Встреча с Гюли

Капитан Воронов

Григорий Маркович

Попытка продать ордена

Знакомство с Григорием Марковичем

Воспоминания о загранице

Савелий получает паспорт

Знакомство с Ланой

Странная слежка

Авария

С Ланой у реки

Медальон на память

На базе

Размышления Первого

Знак опасности

Загадочный металлический ящик

«Дорожка смеха»

Сигнал получен!

Боевики в погоне

Космос попросим

Сбит вертолет

Богомолов в Азии

Старый Касым

Воспоминания о Лане

Кошара

Бой у придорожного ресторана

Два медальона

Пост ГАИ

Размышления Богомолова

Госпиталь

Информация о госпитале

Третий

Икс-два

Гибель Четвертого

Встреча с однополчанином

Странное заседание

Гибель генерала Галина

Реклама на сайте