«Морской охотник»

Сергей Зверев Морской охотник (Морской спецназ)

Глава 1

Начало сентября 1945 года было очень тяжелым временем для Японии. Советский Союз вместе с союзниками по антигитлеровской коалиции слаженными ударами добивали последнего не сдавшегося врага. Дни его были сочтены. Великая война проиграна — это в Японии понимали все. После капитуляции Германии надежды на победу не оставалось никакой. Но все же страна продолжала воевать. Офицеры и солдаты императорской армии продолжали выполнять свой долг — потомки самураев не привыкли сдаваться, как бы ни был силен враг. Приказы императора и его штаба по-прежнему исполнялись беспрекословно — в их правильности не смел усомниться никто.

Сабура Ниияту тоже не привык сомневаться в важности порученных заданий. Впрочем, в данном случае усомниться было бы сложно, ведь капитан практически ничего не знал об операции, в которой ему было приказано участвовать. Внешне все выглядело просто. Подводной лодке класса «I-400», капитаном которой он являлся, следовало пересечь Тихий океан и незаметно подойти к Панамскому каналу. А оказавшись там, капитан Ниияту должен был применить некое загадочное спецоружие, которое разработала Императорская военно-медицинская академия. О том, что это за оружие такое, он толком не знал. Объяснять ему это командование не сочло нужным. Его делом было только создать все условия для того, чтобы находящийся на борту субмарины гидроплан-бомбардировщик с пилотом-камикадзе успешно взлетел в нужном районе. На этом его часть дела заканчивалась, и он мог возвращаться на базу.

Запас хода у его субмарины — четыре тысячи морских миль, вполне достаточно для того, чтобы дважды пересечь океан. А уж что именно сбросит на Панамский канал пилот — это только командование знает, да он сам. Хотя… Сам пилот может и не знать. Ему это тоже совершенно не обязательно.

Впрочем, кое о чем Ниияту все же догадывался.

Хотя он и был образцовым офицером императорской армии, не обсуждающим приказы, думать ему никто не запрещал.

Недавно он заметил, что стратегия штаба строится таким образом, как будто в ближайшие недели американцы потеряют возможность быстро перебрасывать подкрепления через Панамский канал. В сочетании с полученным им заданием это выглядело вполне логично. Не от того ли, насколько успешно он выполнит свою миссию, зависит исход войны с янки в Тихом океане? Очень похоже на то.

Капитан Ниияту задумчиво покачал головой. Если он правильно угадал замысел командования и если этот замысел осуществится, то, пожалуй, у его страны есть шанс. Нужно будет сделать одно мощное усилие, чтобы добить американцев в океане, да так, чтобы они запросили мира, вышли из войны. А если это удастся, Япония получит свободу маневра.

И Советский Союз, и Англия предельно измотаны войной с немцами, им может и не хватить сил на императорскую армию, пусть от нее уже и немного осталось. Конечно, на победу рассчитывать не приходится, но, возможно, удастся заключить более-менее приемлемый мир.

Да, наверное, он правильно понял смысл своего задания. Но интересно, что же это за спецоружие такое, что один гидроплан сможет парализовать судоходство Панамского канала? Хотя… Кое-какие догадки у него есть. Если спецоружием занималась военно-медицинская академия, то, скорее всего, оно как-то связано с…

Додумать эту мысль до конца Сабура Ниияту не успел. В дверь капитанской каюты постучали. Негромко, но настойчиво. Ниияту открыл. На пороге стоял один из его офицеров.

Новости были неутешительными. Офицер доложил своему капитану, что их субмарину засек американский морской охотник. Видимо, не только у японцев появляются новинки, американские ученые тоже не дремлют. Ниияту твердо знал, что до сих пор приборов, способных обнаружить его судно на такой глубине, как сейчас, не было. Значит, теперь появились.

Ниияту быстро прокрутил в голове все возможные варианты своих действий. Субмарина сейчас находится практически точно посередине между Командорскими и Алеутскими островами, своих рядом нет, а если бы и были, по приказу командования он должен соблюдать полное радиомолчание. Значит, помощи ждать неоткуда. Тогда выход один — уходить на глубину. Ниияту уже открыл рот, чтобы отдать приказ, но в этот момент лодку сотряс мощный удар. Пол под ногами японских офицеров тряхнуло, и они полетели на одну из стенок, теперь наклонившуюся под довольно большим углом.

После Пирл-Харбора американские моряки и летчики были научены воевать. Экипаж морского охотника провел бомбометание идеально, хоть в учебный кинофильм как образец вставляй.

Первая же из сброшенных им глубинных бомб разбила боевую рубку субмарины. Все, кто был на дежурстве, погибли мгновенно. Еще одна бомба разорвалась чуть дальше от подлодки, однако достаточно близко, чтобы смять корпус и уничтожить гидроплан.

Вода хлынула внутрь субмарины, но глубина была небольшая, и внутренние переборки задраенных отсеков выдержали давление. Центральный пост и носовое торпедное отделение уцелели. Каюта капитана располагалась рядом с центральным постом, и Сабура Ниияту остался в живых. Чтобы понять, что случилось, и оценить размеры повреждений, ему хватило считанных секунд — тех самых, за которые он добрался до центрального поста. Корма разворочена, и большая часть команды погибла, но шанс спасти уцелевших еще оставался.

Ни секунды не задумываясь, Ниияту отдал несколько коротких приказов. В считанные минуты огромная субмарина, или, вернее сказать, то, что от нее осталось, легла на грунт. Двигатели выключены.

Теперь гидроакустические приборы врага были ей неопасны. Разумеется, охотник знал, где примерно находится субмарина, и мог кинуть еще пару бомб.

Но вряд ли он бы стал это делать — по приказу капитана японские моряки выпустили из торпедных аппаратов мазут и мусор, довольно убедительно сымитировав гибель подлодки.

Американец поверил. Он подозревал, конечно, что лодка недобита, трюк с мусором и мазутом был известен давно, поэтому он сбросил в предполагаемый квадрат гибели субмарины еще несколько бомб, но уже довольно небрежно, не прицельно. Ведь в том, что он нанес врагу неисправимые повреждения, пилот не сомневался. Дальше тратить время и боеприпасы он не стал. Поплыть лодка уже точно никуда не сможет, а если кто живой на ней и остался, то они или утонут, или, в лучшем случае, до островов доберутся, где попадут в руки к русским.

Американец, в общем-то, не ошибся. Только к позднему вечеру, через семь часов отчаянной работы, японцам удалось подвести под пробоину пластырь и всплыть «под перископ». На траверзе были какие-то острова. Сверившись с картой, капитан понял, что это Командоры. Ближайшим из архипелага был остров Беринга. Территория СССР. А Советский Союз — такой же враг Японии, как и Соединенные Штаты. Но выбора не было. Нужно было идти к берегу, чтобы хоть немного отремонтироваться. Капитан отдал приказ идти «самым малым».

Но, как выяснилось еще через час, нападение американского самолета было еще не худшим событием для экипажа подбитой субмарины. Вбежавший на центральный пост радист был бледен. А через несколько секунд, когда он, справившись с волнением, доложил капитану о том, что услышал, когда наладил радиосвязь, побледнели все. Новости были не просто плохими. Они были чудовищными. В Токийском заливе на линкоре «Миссури» подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции Японии. Император Хирохито отрекся от идеи собственной божественности.

Капитан опустил голову, но краем глаза все равно увидел, как один из стоявших слева от него офицеров плавно опускается на колени и вынимает кортик.

Ниияту и не подумал ему помешать. Для самурая нет ничего позорней плена, тем более когда война уже закончена. Намерение его подчиненного совершенно достойно.

Харакири совершили десять из оставшихся в живых тринадцати японцев. Только трое — сам Ниияту и два младших офицера — решили, что, несмотря на капитуляцию своей страны, они будут продолжать сражаться. Лучше погибнуть в бою, чем умереть без пользы для Японии. Ниияту было ясно, что ни о каком выполнении задания в Панаме теперь не может быть и речи. Но он знал о секретном спецоружии и понимал, что оно не должно попасть в руки врагов. Значит, субмарину нужно затопить.

Лодке удалось проплыть еще чуть больше мили.

Потом двигатели окончательно отказали. Глубина была небольшой, метров двадцать, но выбора не было, и Ниияту отдал приказ затопить «1-400» здесь.

До берега капитан и два его оставшихся в живых подчиненных добирались вплавь. Они рассчитывали найти любую советскую базу и атаковать ее — без надежды на победу, просто для того, чтобы погибнуть с честью. У капитана был револьвер «намбу», у офицеров — карабины. Поскольку русские наверняка не подозревали о них, да и большого гарнизона на острове быть не могло, шансы громко хлопнуть дверью перед смертью у японцев были.

Однако шансы эти не оправдались. Когда японцы по колено в воде брели к берегу, на котором расположился обширный птичий базар, на вершине сопки, находившейся метрах в пятидесяти от берега, появилось несколько фигур в советской форме МГБ с автоматами наперевес. Американский пилот оказался не столь уж беспечен — на всякий случай он проинформировал союзников о подбитой субмарине, и МГБ оперативно организовало засаду.

Японцы были совершенно обречены. На секунду все застыли — японцы от безысходности, а советские автоматчики — ожидая приказ. Через несколько мгновений приказ им был отдан:

— Стреляй! — махнул рукой лейтенант МГБ. В самом деле, зачем им возиться с пленными? Их тут, на Командорах, и держать негде, и кормить нечем, да и вообще, Япония со дня на день капитулирует — о том, что это уже произошло, лейтенант еще не знал.

Воздух разрезали несколько коротких автоматных очередей. Солдаты стреляли прицельно, экономно расходуя патроны. Все три японца, как подкошенные, повалились в мелководье. Лейтенант неторопливо подошел проверить, все ли мертвы. Двое, помоложе, лежали неподвижно, лицами в воду. Убиты. А вот третий, постарше и наверняка выше званием, был только ранен. Он барахтался в воде, стараясь, чтобы ему не захлестывало рот, что-то непонятно тараторил по-своему и тыкал рукой в сторону моря.

Лейтенант не понимал по-японски. Он уловил только повторившееся раз пять слово «фугу». Он знал, что это такая рыба, вроде бы очень ядовитая. Но поскольку рыба в этот момент его совершенно не волновала, лейтенант спокойно поднял пистолет и выстрелил японцу в голову.

Так тайна секретного рейда «I-400» к Панамскому каналу и спецоружия, с помощью которого японцы собирались поставить США на колени, ушла на дно Тихого океана вместе с самой субмариной и ее экипажем. Кто бы мог подумать, что это еще не конец истории? Что этой тайной заинтересуются почти через шестьдесят лет?

Глава 2

С моря дул несильный прохладный ветер. Он пах свежестью, солью и немного рыбой. Рыбой, понятное дело, пахло не от самого моря. Этот запах доносился от стоявших у берега рыбацких траулеров и сейнеров. Корабли располагались широкой дугой вдоль длинного бетонного причала. С краю, отделенный от прочих кораблей металлической сеткой, стоял патрульный катер Береговой охраны США. Середина причала была пуста, а в десятке метров от его края, лицом к морю, стоял почетный караул Береговой охраны. Все солдаты были в парадной форме, белых перчатках и выглядели настолько браво, что хоть сейчас снимай в патриотическом фильме о роли спасителей США и всего прогрессивного человечества.

Почему-то большая часть россиян подсознательно предполагает, что все острова, находящиеся в Беринговом море, принадлежат России. Море-то наше!

Но на самом деле это не так. Из двух крупных архипелагов Берингова моря России принадлежит только один — Командоры. А второй — Алеутские острова — является собственностью США и территориально входит в штат Аляска.

Поселок Адак, являющийся административным центром Алеутского архипелага, был расположен на острове Атту. Выглядел поселок совершенно традиционно для этих мест — тундра, сборные домики на возвышенностях, несколько двух — трехэтажных административных зданий. Жившие здесь люди занимались в основном рыболовством и промыслом морского зверя — в этих местах было много трески, сельди и трепанга, а на самих Алеутских островах находились места лежбищ тюленей и моржей. Правда, с этим в последнее время стало трудно — экологи совсем с ума посходили и пытались добычу морского зверя запретить. Впрочем, пока им это не удалось.

Кроме мирного населения были на островах и военные, Как раз на острове Атту располагалась опорная база Береговой охраны — ведь ближайшей сушей были Командорские острова, территория Российской Федерации, а еще относительно недавно — Советского Союза. Ходили слухи, что, кроме Береговой охраны, на острове есть и шахты с баллистическими ракетами, но точно этого из местных жителей не знал, никто, вся территория военных — сплошная запретка, поди разберись, что там за колючей проволокой.

Впрочем, слухи про ракеты, скорее всего, были ложными. Ведь военные тоже люди — служили они на базе, но в увольнительную ходили в поселок. Так что всех их местные жители знали. Знали и сколько военных на базе. Получалось, что их в самый раз для Береговой охраны, а на ракетчиков не хватило бы народу. Вот и сейчас — все военные, стоявшие на берегу, были местным жителям прекрасно известны, и все они были из Береговой охраны. Ни одного незнакомца.

В нескольких шагах позади почетного караула располагался военный оркестр — небольшой, всего из четырех человек, но зато старались эти четверо за десятерых. Над причалом разносилась причудливая смесь американских национальных мелодий, которые у оркестра выходили отлично, и какой-то довольно странной музыки, переходя на которую музыканты начинали играть медленнее и неувереннее. Эта музыка явно была восточной, но при этом не такой, какую обычно подсовывают любителям экзотики в китайских салонах, а скорее военной, маршевой. Перед строем стояла группа штатских людей официального вида. С ними был человек в полицейской форме, со звездой шерифа на груди и еще один военный — командир подразделения Береговой охраны в звании капитан-лейтенанта. Именно к нему раздраженным голосом обратился самый важный из штатских:

— Дуглас, что играют ваши люди? Это совершенно не похоже на японскую музыку!

— Господин мэр, это настоящая японская музыка, — ответил офицер. — Просто она не древняя. То, что мы сумели найти из древней, ребята в жизни не сыграют.

— Они и это-то еле играют! — буркнул другой штатский.

— А что вы от них хотите? Совершенно новая для них музыка, а времени на подготовку было всего два дня. К тому же они у меня далеко не виртуозы, сами понимаете.

Невысокий толстый человек в деловом костюме, которого офицер назвал мэром, недовольно поморщился. Его раздражала необходимость торчать на берегу и встречать этих идиотских японцев. Тоже мне, великие птицы — ученые-океанографы. Какую-то редкую морскую тварь они ищут. Даже как она называется, он запомнил только с четвертого раза.

А сейчас, кажется, опять забыл. Но из центра штата приказали встретить гостей с полным уважением, вот и приходится стараться.

— Джейк, подтвердите господину мэру, что музыка японская, — обратился командир отряда Береговой охраны к стоявшему рядом с ними высокому старику с военной выправкой.

— Японская, — кивнул старик. — Это их марши.

— Марши… — недовольно протянул мэр. — Торчи тут на этом ветру, слушай их дурацкие марши. Тоже мне, великое удовольствие!

Ветер с моря действительно подул сильнее.

Джейк Меллинг слегка повернул голову, подставляя ему левую щеку. В отличие от мэра, ему нравились эти прохлада и свежесть. Он в который раз мысленно похвалил себя за то, что в свое время не поддался на уговоры дочери и не остался жить в Лос-Анджелесе.

Большой город — не для него. Старый моряк, даже после того как выходит в отставку, все равно остается моряком, в мегаполисе он зачахнет.

Джейк негромко хмыкнул, вспомнив, как округлились глаза дочери, когда он сообщил ей о своем решении отправиться после выхода в отставку на Алеутские острова. «Как же ты там будешь жить, папа?» — так она тогда, кажется, сказала? Ничего, живет. Вот уже сколько лет. И на здоровье не жалуется, несмотря на возраст.

Вообще-то климат Алеутских островов и в самом деле не слишком хорошо подходил для человека, которому недавно исполнилось восемьдесят лет. Но ведь все люди разные. Бывшему военному моряку, самую малость не дослужившемуся до адмирала, северный климат был только на пользу. Да и не только климат. В Лос-Анджелесе Меллингу из всех возможных способов занять время остался бы только телевизор да клуб ветеранов. А здесь у него было хоть и маленькое, но собственное дело, свой рыболовный сейнер.

Для настоящего американца это очень важно. Да и сейчас он полезное дело делает. Если бы не он, мэр и капитан-лейтенант Мэкфилд могли и не найти пере, водчика с японского.

— Когда же эти проклятые япошки появятся? — посмотрев на часы, пробурчал мэр. — Пора бы уже!

Меллинг, отвлеченный от своих мыслей, пристально всмотрелся в море:

— Господин мэр, кажется, я их вижу.

— Где?

— Вон пятнышко на горизонте, — старик указал рукой направление.

— Ничего не вижу, — заявил через несколько секунд мэр. — Ну, у вас и глаза, Джейк. Хотел бы я, чтобы у меня в вашем возрасте были такие же.

— Минут через десять будут здесь, — сказал Меллинг.

— Вовремя они появились, — обронил капитан-лейтенант. — Смотрите, Джейк! — он указал рукой на патрульный катер. На его флагшток рывками поднимался знакомый любому моряку флаг штормового предупреждения.

Старый моряк не ошибся. Вскоре еле заметное пятнышко на горизонте увеличилось, а еще через несколько минут к причалу подошел небольшой, но явно суперсовременный корабль под японским флагом. Оркестр удвоил усилия, и спустившихся на берег японцев встретили звуки музыки их родной страны — ну, или, во всяком случае, нечто, на нее похожее.

Мэр, шериф и прочие встречающие поспешили навстречу дорогим гостям. Впереди группы японцев уверенной походкой шел высокий мужчина средних лет. На его дружелюбном лице была широкая улыбка.

Впрочем, кто этих азиатов разберет. Они и горло перерезать могут с такой же улыбкой.

Оказавшись в нескольких шагах от мэра, японец остановился, слегка поклонился и быстро протараторил что-то по-своему. Мэр замешкался. Что ему теперь, тоже кланяться этой обезьяне? Опыта встреч с азиатами у него не было, он совсем недавно занял свой пост. Но недоумение было недолгим. Японец сделал еще шаг вперед и протянул руку, которую мэр с облегчением пожал.

— Он говорит, что его зовут Савада Яманиси, — начал переводить Джейк Меллинг. — Он руководитель этой научной экспедиции и рад приветствовать вас, господин мэр. Также он приветствует всех остальных джентльменов, встретивших его и тем самым оказавших его экспедиции большую честь.

— Скажи ему, что я тоже рад его видеть, — сказал мэр. — Ну, и прибавьте все, что положено по этим их восточным церемониям. И приглашайте их в мэрию.

Меллинг кивнул и заговорил по-японски:

— Господин мэр счастлив сообщить вам свое имя:

Чарльз Морингстон. Он рад, что ваша экспедиция посетила наш остров. Сейчас он приглашает вас в мэрию, чтобы вы могли отдохнуть, поесть и рассказать нам о своей экспедиции.

Японец кивнул, ответил, и Меллинг снова стал переводить:

— Господин Яманиси с радостью принимает ваше приглашение.

Последовала короткая сумятица, вызванная тем, что довольно большому числу людей нужно было одновременно перемещаться на узком причале, во время которой Меллинг, приблизившись к мэру, вполголоса сказал:

— Имейте в виду, мистер Морингстон, они почти все понимают по-английски. Старайтесь не сказать ничего обидного! Я должен буду переводить точно.

— Что?! Если они говорят по-английски, зачем вся эта возня с переводчиком?!

— По-другому нельзя. В официальной встрече они будут говорить только по-японски. А будь мы в Японии, они и в неофициальной обстановке по-английски ни слова бы не сказали. У джапов своя гордость.

Если кто-то хочет с ними разговаривать — должен учить их язык.

Мэр хотел было что-то сказать, но удобный момент миновал — почетный караул расступился, оркестр ретировался, дорога хозяевам и их гостям была открыта. Меллинг оказался прав. По дороге между многими японцами и американцами завязывались разговоры. Азиаты действительно неплохо владели английским языком, что помогло разрядить обстановку, сделать ее более свободной. Нужда в Меллинге как в переводчике практически отпала. Мэр и шериф разговаривали с кем-то из японцев, а рядом с Джейком оказался глава экспедиции.

— Для американца вы очень неплохо говорите по-японски, — с улыбкой сказал Яманиси.

— После войны я долго служил на Окинаве, — ответил Меллинг.

Улыбка японца несколько померкла.

— Какой войны?

— Второй мировой, — невозмутимо отозвался Меллинг. — Я начинал еще в сорок пятом, на морском охотнике. Ну, сами понимаете, как это тогда было.

Ускоренные курсы, и на фронт. После войны закончил военное училище, служил на Окинаве. Потом командовал ракетным фрегатом, в отставку ушел после Вьетнама.

Взгляд японца стал совсем недобрым. Разумеется, он был слишком молод, чтобы помнить великую войну, проигранную его народом. Но условия капитуляции сорок пятого года выполняются и по сей день.

По сей день на территории Японии постоянно располагается американский воинский контингент со штабом на Окинаве. А у самой Японии по конституции нет собственной армии. Официально это называется «силы самообороны». И пусть реальная разница не так уж велика, все-таки для одной из самых воинственных азиатских стран это тяжелое унижение.

Но спустя секунду на лице японца снова играла непроницаемо-дружелюбная улыбка.

— А сейчас чем занимаетесь, Меллинг-сан?

— Рыболовным бизнесом. Не могу без моря. У меня свой сейнер… — старик помедлил. — И несколько человек команды. Я-то в море теперь хожу редко.

Возраст…

Японец сочувственно покивал.

В мэрии все уже было готово к ужину в честь дорогих гостей. Началось все донельзя традиционно: мэр Адака предложил тост. Он предлагал всем присутствующим выпить за дружбу и сотрудничество между США и Японией, а также за дальнейшее развитие отношений между двумя странами. Потом слово взял Савада Яманиси и поднял бокал за гостеприимных хозяев этой прекрасной земли — именно так японец и выразился. Тост он произнес по-японски, Меллинг переводил.

Дальнейшее развитие событий оригинальностью тоже не отличалось. Начались обычные светские разговоры обо всем понемногу и ни о чем конкретно.

Единственной интересной информацией, которую узнали американцы, было то, что же является целью японской научной экспедиции. Оказалось, что основной ее задачей было попытаться отыскать стеллерову корову.

Услышав об этом, большая часть американцев понимающе закивали. Недоуменными остались глаза только у мэра, который был не местным, и у начальника отделения Береговой охраны, он тоже прибыл на Алеутские острова совсем недавно и был еще не в курсе всей местной экзотики.

— А что такое эта… как ее… Ну, эта корова? спросил мэр.

Яманиси ответил без переводчика, — видимо, японец счел, что обстановка уже достаточно неформальная.

— Это такое морское животное. Из отряда сирен.

В середине восемнадцатого века ее открыл русский моряк и исследователь Стеллер. Он плавал вместе с капитаном Берингом, в его честь это животное и назвали стеллеровой коровой. Но почти сразу, как ее открыли, на стеллерову корову началась безжалостная охота. Это было крупное животное — весило до четырех тонн, а в длину достигало десяти метров.

Сами понимаете — мясо, жир, шкура… Но главное, из организма этого животного можно произвести лекарство, способное значительно продлить жизнь человека. Одним словом, к 1768 году русскими моряками и промышленниками это животное было истреблено полностью. Эти русские — они и сейчас-то варвары, что уж говорить о том, что было двести пятьдесят лет назад.

Мэр понимающе кивнул. С последним утверждением японца он был полностью согласен.

— Но если русские истребили эту корову, то какой смысл вам ее искать? — спросил он.

— Многие считают, что стеллерова корова была уничтожена не полностью. Что несколько экземпляров все же сумели выжить и дать потомство. В начале девяностых годов какое-то животное, которое по описанию очень напоминает стеллерову корову, видели в районе Командорских и Алеутских островов.

Несколько экспедиций, в том числе и от нашего токийского университета, уже отправлялись на поиски, но пока найти животное не удалось.

— А почему вы думаете, что вам удастся? — спросил мэр.

— Ни одна из экспедиций, которые этим занимались, не располагала такой техникой, которая есть у нас, — чуть хвастливо заявил японец. — Вы видели наш корабль — что вы о нем скажете?

— Ну… Я не разбираюсь в этих вещах.

— А вы? — японец повернулся к капитан-лейтенанту Мэкфилду.

— Этот тип судна мне незнаком. Видимо оно из числа новейших.

— Именно! — кивнул японец. — Это новейший корабль, оснащенный всем необходимым, чтобы вести исследования на море. У нас есть все — суперчувствительные сонары, гидролокаторы, эхолоты, радары, устройства спутниковой навигации — всего просто не перечислить! Есть даже одна из последних новинок — полностью автономный робот-батискаф, который может совершать погружения на глубину до трех километров!

В голове Дугласа Мэкфилда пронеслась естественная для любого военного мысль — японец привирает, и техника наверняка не такая уж новейшая, иначе его корабликом уже заинтересовалась бы военная разведка. Впрочем, много ли надо для поисков какой-то морской коровы? А ведь сейчас даже незасекреченная и всем известная аппаратура бывает очень чувствительной и точной.

Похожие мысли крутились сейчас и в голове Джейка Меллинга, слышавшего весь этот разговор.

Несмотря на свой возраст, отставной моряк не потерял ни остроты ума, ни профессиональной хватки.

А ко всему этому — огромный опыт. Именно опыт и дал ему первый сигнал — что-то тут не стыкуется.

Меллинг неплохо представлял себе, сколько стоит один день плавания суперсовременного научного корабля. И во сколько обошелся японцам один только робот-батискаф. Общая цифра получалась семизначной. И не в их иенах, разумеется. В долларах. И чтобы столько денег университет выкинул на поиски какого-то морского животного? Да еще без твердой гарантии положительного результата…

Ладно бы еще это гидрогеологи были, под геологические исследования дна и не такие суммы дают, там ведь можно нефть найти или еще что-нибудь ценное. Но какой прок с этой стеллеровой коровы, кроме чисто научного? Нет, в то, что огромные деньги потрачены именно на цель, о которой говорят японцы, верилось с трудом. Меллинг заподозрил, что у этой научной экспедиции есть вторая сторона. Разумеется, он допускал, что может ошибаться. В конце концов, Япония сейчас одна из самых богатых стран мира, могла и на науку свои деньги потратить. Но чутье старого морского волка подсказывало Меллингу, что все не так просто.

Отставной моряк был человеком дела. Пришедшую ему в голову мысль нужно было проверить.

Джейк на несколько секунд задумался, а потом встал со своего места и, стараясь оставаться незамеченным, отошел в сторону. Ни мэр, ни Яманиси не обратили на его уход особого внимания, — подумаешь, захотелось старику в туалет. На самом деле Джейк, обойдя зал для приемов вдоль стены, приблизился к отдаленному концу огромного стола, туда, где сидели члены команды японского судна и менее важные персоны из числа американцев.

Здесь застолье шло оживленнее. Дружба народов была в самом разгаре — совсем пьяным никто, разумеется, не был, но все уже достигли той стадии опьянения, когда мир вокруг окрашивается исключительно в розовые тона, а все люди кажутся дорогими друзьями.

Некоторое время Джейк слушал разговоры, не пытаясь принять в них участие. Ему нужно было узнать, кто из японцев является штурманом, и через пять минут сомнений на этот счет у него уже не оставалось.

Им оказался невысокий толстый мужчина среднего возраста с обритой наголо головой.

Определив цель, Джейк начал действовать решительно. Он подсел к толстяку и предложил ему выпить за японский флот. Отказаться от такого тоста тот, ясное дело, не мог. Они выпили, и через считанные минуты Джейк стал штурману Окубо лучшим другом.

Они еще немного поговорили про флот, про корабли, потом снова выпили. Джейк старался подливать себе по чуть-чуть, а японцу каждый раз до краев. Пьяный штурман и не заметил, как Меллинг постепенно подвел разговор к целям экспедиции.

— А где вы, кстати, эту стеллерову корову искать-то собираетесь? — спросил он.

— На Командорских островах, — отозвался японец. — Ну, не совсем на островах, рядом…

— А где именно? Океан большой, если вы все прилегающие к Командорам воды обшаривать будете, то и десяти лет не хватит, даже с вашей техникой.

— Начнем искать в квадрате сорок один — восемнадцать. Яманиси-сан говорил, что там эту корову видели.

— Понятно… — протянул американец. Глаза у него стали холодными, но японец, как раз в этот момент потянувшийся к бутылке с бренди, этого не заметил.

Чего-то в этом роде Джейк Меллинг и ожидал. Его подозрения начинали подтверждаться. Квадрат сорок один — восемнадцать, находившийся вблизи Командорских островов в территориальных водах Российской Федерации, был ему хорошо известен. Именно в этом квадрате предположительно погибла в сорок пятом году японская субмарина, которую он сам же и разбомбил со своего морского охотника.

Поднимать ее, конечно, никому и в голову не пришло — после войны на дне океана осталось слишком много ржавого железа, которое никому не было нужно. Но теперь, когда этим квадратом заинтересовались джапы, в голове Меллинга вспыхнули старые подозрения. Что одинокая субмарина делала в Беринговом море? Куда она плыла? С каким заданием?

Старик внимательно осмотрел сидящих за длинным столом. Команда японского судна, в общем, подозрений не вызывала. А вот ученые… Что-то уж очень эти океанологи и биологи молчаливые, замкнутые. Английский язык они должны бы уж не хуже моряков знать, а язык у яйцеголовых всегда без костей, какой бы они национальности ни были. Да и выправка…

Конечно, может быть, это результат японской гимнастики и здорового образа жизни, но ему приходит в голову и другое объяснение — этим людям что-то понадобилось в районе гибели японской субмарины.

Так понадобилось, что они очень приличных денег на это не пожалели. Да и вся их аппаратура… Может, она и для того, чтобы стеллерову корову искать. А может быть, и нет.

Меллинг решительно встал из-за стола. Он заметил, что капитан-лейтенант Мэкфилд как раз подходит к своему месту за столом. Меллинг перехватил капитана:

— Сэр, можно вас на пару слов?

Мэкфилд удивленно поднял брови, но кивнул и вслед за Меллингом отошел в сторону. Он уважал этого старика, который сражался за звездно-полосатый флаг, когда его отец еще на свет не родился.

Меллинг отвел офицера подальше от стола и коротко поделился с ним своими подозрениями, не забыв упомянуть о подводной лодке. Лицо Мэкфилда вытянулось.

— Джейк, старина… Ты же знаешь, я не контрразведчик. Мое дело — следить за тем, чтобы подразделение Береговой охраны успешно выполняло свои задачи. И у меня приказ — японским ученым всем, чем можно, помогать.

— По-моему, никакие они не ученые, — сказал Меллинг.

— Документы у них в полном порядке. Состав экспедиции совпадает с тем списком, который нам прислали из центра. Джейк, даже если бы я с тобой согласился, — посуди сам, что я могу сделать? Следить за ними? У меня ни людей лишних для этого нет, ни техники. И вообще, ты говоришь, этот квадрат находится в русских территориальных водах. Вот пусть русские с этим и разбираются.

Настаивать дальше было глупо. Меллинг, сам бывший военный, прекрасно понимал, что возможностей у Мэкфилда в самом деле нет. Но старик не сдался. Он отозвал в сторону мэра, потом шерифа.

Эти диалоги получились еще хуже, чем с капитан-лейтенантом. Мэкфилд его хотя бы уважал. А эти тупые боровы даже не очень скрывали, что, по их мнению, старик то ли напился, то ли просто впал в маразм.

После разговора с шерифом Меллинг пребывал в такой ярости, что пальцы сами сжимались в кулаки.

Да, возможно, он и ошибается, но все же можно было сказать ему это и повежливее. А кроме того, вероятность ошибки не так уж и велика. И проверить его версию точно стоит!

Неожиданно Меллинг перехватил острый и цепкий взгляд Яманиси. Японец, конечно, тут же отвел глаза, но того, что Меллинг заметил, было вполне достаточно. Его действия не остались незамеченными. Что ж, один этот волчий взгляд — весомейший аргумент в пользу того, что с японскими учеными что-то нечисто.

«Пусть русские с этим и разбираются», — неожиданно вспомнил Меллинг слова Мэкфилда. А что — это не такая уж плохая мысль. Шестьдесят лет назад они были с русскими союзниками против джапов, почему бы и теперь не попробовать действовать с ними заодно?

Меллинг покинул банкетный зал и направился к выходу из мэрии. На улице уже почти стемнело, но дорогу к причалу он нашел бы и с завязанными глазами. Добравшись до своего сейнера, Джейк первым делом пошел в радиорубку. Поскольку Алеутские и Командорские острова были ближайшими соседями, отношения между русскими и американцами здесь были в общем-то неплохими, и как связаться с русской военной базой, Меллинг, как и прочие рыбаки, знал. Бывало, кстати сказать, что это знание спасало людям жизнь. Впрочем, и американцам случалось выручать попавших в беду русских промысловиков.

Но сколько Меллинг ни настраивался, сколько ни вызывал русских, ответом ему был только все усиливающийся треск. Надвигалась буря, а перед бурей радиосвязь всегда ненадежна — сплошные помехи.

Не будь Джейк под хмельком, он, возможно, и не решился бы на то, что он сделал дальше. Но подпаивая японского штурмана, он и сам выпил немало, и теперь алкоголь придавал ему ощущение легкости и силы.

— Эй, ребята! — закричал он, выйдя на палубу. — Готовьте посудину, сейчас в море пойдем.

— Джейк, ты что, спятил? — на лице рулевого было написано предельное удивление. — Ты флаг на патрульном катере видел? Шторм скоро будет!

— Ничего, проскочим. Нам только до Медного дойти надо.

— На кой черт нам на Медный?! Да еще сейчас?!

— Нужно! Я хозяин этой посудины, и я сказал, что мы идем на Медный.

— Джейк, ты знаешь, мы тебя уважаем, — подал голос механик, вышедший из машинного отделения на громкие голоса, — но в море сейчас не пойдем.

— Трусите, что ли?!

— Я — трушу. И не стыжусь в этом признаться, — спокойно сказал рулевой.

— Тогда дуйте на берег, пока штанишек не намочили, — рявкнул Меллинг. — Пойду один!

— Джейк, не сходи с ума! — Механик шагнул к старику, но тот уже отвернулся и, подойдя к штурвалу, начал его расчехлять. Отговаривать его было бесполезно, а остановить невозможно — он хозяин корабля, а значит, в своем праве.

Рулевой и механик переглянулись, пожали плечами. Старик им нравился, но идти из-за пришедшей ему в голову блажи почти на верную смерть они не собирались. Он им все ж таки не жена, не мать и не любимая теща.

— Джейк, да подожди ты хоть пару часов! — сделал последнюю попытку механик. — Может, шторм кончится быстро!

— Идите на берег, трусы! Через пять минут я отчаливаю, — не оборачиваясь, отозвался Меллинг.

Моряки снова переглянулись и спустились на берег. Через несколько минут сейнер с Джейком Меллингом, стоявшим у штурвала, отошел от причала.

Небо тем временем потемнело, а море полностью успокоилось. На поверхности воды осталась только мелкая зыбь. Такое затишье бывает только перед сильной бурей. Джейк это знал, но надеялся, что успеет достичь своей цели до того, как буря начнется.

Глава 3

На каменистом морском берегу у небольшого костерка сидели три человека — двое мужчин и мальчик.

Над костром висел кипящий котелок. Один из мужчин, высокий брюнет со светлой кожей, в камуфляжных штанах и тельняшке, помешивал варево длинной "деревянной ложкой, снимал накипь.

Мальчишка хотел было подкинуть в огонь дров, но второй мужчина отрицательно покачал головой:

— Не надо, Витя, и так хорошо кипит. Еще подбросишь — через край переливаться начнет.

— Хорошо, дядя Сережа, — с серьезным видом кивнул пацан. На вид ему было лет тринадцать. Лицом он был очень похож на ворочавшего ложкой в котле мужчину, но волосы были посветлее. Одет мальчишка был в старые, видавшие виды джинсы и шерстяной свитер. Вообще-то свитер на него надеть было задачей не из легких. Витя был совершенно уверен, что и в футболке не замерзнет. Но мать, отпуская сына на рыбалку, взяла с отца и его гостя честное офицерское слово, что они проследят за тем, чтобы мальчишка был одет как следует. О том, что честное слово российского офицера — это не шутки, Витя прекрасно знал и поэтому на берегу уже ерепениться особенно не пытался. Тем более что и правда было довольно прохладно — на побережье Берингова моря даже летом выше плюс десяти-пятнадцати температура поднимается редко.

— Сейчас готова уха будет, — сказал отец Вити, отложив ложку в сторону.

— Отлично, — отозвался мужчина, которого мальчишка назвал дядей Сережей. — Давно я свежей ухи с костра не ел.

— Ничего. Вот приедут твои японцы, получше поешь, — усмехнулся отец мальчишки. — Их-то встречать по высшему разряду будут. Даже нам пришло распоряжение: японцам во всем, чем только можно, помогать.

— Ладно тебе, Слава. Можно подумать, у меня мечта всей жизни с ними как няньке возиться. Да и все эти обеды с приемами, банкеты-фуршеты… По мне это, — он обвел широким жестом место их стоянки, — куда лучше. Сами рыбку поймали, сами сварили, сами и съели.

Слава понимающе кивнул. Да, пока Сергей его нисколько не разочаровал — он во всем был именно таким, как про него и рассказывали. А рассказов про сидящего сейчас с ним рядом человека капитан-лейтенант Вячеслав Селезнев слышал немало.

И неудивительно. Сергей Павлов был живой легендой российского Северного флота. Да и не только Северного. Хотя элитный отряд подводного спецназа, командиром которого был Павлов, и относился к Северному флоту, выполнять разные важные и сложные поручения его людям приходилось не только на Севере. Боевых пловцов заносило во все четыре океана планеты, они работали на крупных реках, в озерах, а бывали случаи, когда команда подводных спецназовцев действовала и в водохранилищах.

В группе даже была присказка — «хоть лужа, хоть океан, лишь бы вода вокруг, а уж дальше мы свое дело сделаем». Так оно и было. Случаев, когда подводный спецназ под командованием Сергея Павлова не выполнил порученного, не помнили даже самые старые моряки. А готовили этих ребят действительно на совесть. Каждый из них — а комплектовался отряд исключительно офицерами и мичманами — умел очень многое. Они могли глубоко погружаться, используя все виды подводного снаряжения, охранять важные объекты и устраивать диверсии на чужих, владели практически любым оружием, вплоть до пращи и лука со стрелами, умели вести подводный бой…

Да всего и не перечислить! Проще говоря, они были настоящими спецназовцами — могли все возможное, и кое-что из невозможного тоже могли.

Впрочем, полное отсутствие неудач в послужном списке отряда объяснялось не только подготовкой.

В этой группе был очень высокий боевой дух — спецназовцы чувствовали себя солдатами могучей империи. А с тем, что этот дух иногда бывает важнее умения в прыжке со ста метров попасть пулей в муху, любой знающий человек согласится. Львиная доля заслуги в том, что в отряде подводного спецназа это чувство сохранилось, принадлежала как раз их командиру — Сергею Павлову, получившему от сослуживцев уважительное прозвище Полундра. Впрочем, называть его так могли только самые близкие друзья.

Полундра был честен и смел. По большому счету это все, что необходимо для того, чтобы стать хорошим солдатом. Но, кроме того, он был еще и умен — и это делало его отличным командиром. В свое время он закончил Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Одно это о многом говорило тем, кто знал историю российского флота. Преподавали там настоящие морские волки, прошедшие огонь, воду и медные трубы, да еще и исхитрившиеся при этом выжить и пользу стране принести. Этому они и учили Сергея Павлова. И научили на совесть.

На взгляд непосвященного, было странно, что такой человек до сих пор ходит в таком скромном звании. В самом деле, успешных операций — куча, от наград — и не только российских — дома ящик стола трещит в самом прямом смысле, но, несмотря на это, он всего лишь старший лейтенант.

Однако было одно обстоятельство, этот факт объясняющее. Сергей Павлов никогда и никому не старался угодить. Он не скрывал своего мнения даже тогда, когда оно не совпадало с мнением начальства, и не боялся в сложных ситуациях брать инициативу на себя. А это на военной службе карьерному росту не способствует. Да и не только на военной, если разобраться.

«Интересно, чем он здесь заниматься будет, — подумал Селезнев, искоса поглядывая на знаменитого спецназовца, — Такого волка начальство по пустякам гонять не стало бы». Как офицеру, Селезневу была известна официальная версия — старший лейтенант Сергей Павлов временно прикомандирован к их части. Задачи, которые он должен выполнять, непосредственно связаны с японской научной экспедицией, которая вот-вот прибудет на Медный. Большего пограничникам знать не положено.

Сам Павлов прибыл на остров два дня назад. За это время он успел познакомиться с особенностями местного климата и прочей спецификой. И еще успел слегка сдружиться с командиром сторожевого корабля, капитан-лейтенантом Селезневым. Настолько, что сегодня, когда у обоих выдался свободный вечер, поехал с ним и его сыном на рыбалку.

— Сергей, а чем эти японцы заниматься-то будут? — Селезнев знал, что вообще-то такие вопросы задавать не положено, но, в конце концов, они сейчас в неофициальной обстановке. А если отвечать нельзя, Павлов так и скажет, не постесняется.

Но, видимо, цель экспедиции тайной не была.

— Стеллерову корову они ищут, — ответил Полундра. — Знаешь, что это за зверь?

— Еще бы, — кивнул Селезнев. Он служил здесь уже довольно давно и со всей местной экзотикой познакомиться успел.

— Кстати, как думаешь, найдут они ее?

— Вряд ли, — пожал плечами Селезнев. — Ее уже столько разных экспедиций искало… Только на моей памяти штук пять.

— Я слышал, что кто-то недавно здесь эту самую корову видел, — сказал Полундра. — Может, и правда, сохранилась она где-то.

— Да ну… — скептически протянул пограничник. — , С этой коровой у нас, как со снежным человеком в горах или с чудовищем из озера Лох-Несс. Местная достопримечательность. Многие мечтают ее найти.

Вот и получается, что свидетелей куча, а как до дела, так ничего найти не могут. Так что, я думаю, не осталось здесь никакой стеллеровой коровы.

— Пап, а Санька говорил, что видел ее, — неожиданно подал голос мальчишка. — А он-то врать не станет.

— Да перепутал ее твой Санька с тюленем обыкновенным. Или с моржом, — отмахнулся от мальчика отец.

— Нет, папа, — серьезно сказал парнишка. — Санька давно ее искал, книжек прочитал кучу. Он бы не перепутал.

— Вот-вот. Как раз такие, кто много книжек перечитал и всю жизнь ее найти мечтал, чаще всего и ошибаются.

— Ну почему же, — вступился за мальчишку Полундра. — Мало ли… Может, и не ошибся этот Санька.

Селезневу этот спор поднадоел.

— Ладно, вот приедут эти японцы и узнаем. Аппаратура у них, как я слышал, классная, — сказал он. — Кстати, Сергей, а я вот что-то никак в толк не возьму, зачем тебя-то к ним приставили?

— Безопасность их обеспечивать, — ответил Полундра, — Они все ж таки в российских территориальных водах работать будут, нужно, чтобы с нашей стороны кто-нибудь их оберегал. Ну, сам понимаешь, фактически это для галочки делается. Чтобы, если с ними случится неприятность какая, можно было отрапортовать: так, мол, и так, все меры были приняты, никто не виноват, виноваты объективные обстоятельства и неизбежные на море случайности.

Полундра говорил правду. Но не всю. Обеспечить безопасность японской экспедиции и в самом деле было его задачей. Но не основной. Ради этого человека с его опытом и послужным списком сюда бы не прислали. Главной его целью было грамотно и ненавязчиво проконтролировать, тем ли занимаются японцы, о чем заявлено. Руководству Северного флота было хорошо известно об упомянутой вскользь Селезневым аппаратуре. Было известно и то, что вся эта хитрая электроника позволяет не только реликтовое животное искать, но, при желании, и «снимать» информацию о передвижении российских подводных лодок, их классе, тактико-технических характеристиках и так далее. Ведь район Командорских островов — зона боевых дежурств и российских, и американских атомных субмарин.

Именно по этой причине проконтролировать экспедицию поручили Полундре. Для такого дела нужен был человек с богатым практическим опытом, который хорошо разбирался бы в морских приборах и смог бы, в случае чего, распознать неладное и принять меры. Боевой пловец, умеющий под водой все или почти все. Особиста для такого задания не отрядишь — большинство из них эхолот от барометра не отличит, а уж в более сложных приборах разбираются примерно так же, как неандерталец в квантовой физике.

Разумеется, впрямую сообщать японцам о том, что их работы будут проходить под контролем военных, никто не собирался. Поэтому Полундра должен был предстать перед японскими учеными не как боевой офицер, а как гражданское лицо. Эдакий экскурсовод по прибрежному шельфу. Для того чтобы успешно справиться с этой ролью, Полундра и прибыл на Медный заблаговременно.

Сергею было немного неприятно, что приходится скрывать свою главную задачу от товарища, но деваться было некуда. Военная тайна — дело серьезное. Впрочем, судя по понимающему лицу Селезнева, он кое-что и сам понял. В самом деле, в то, что лучшего подводного спецназовца Северного флота прислали всего лишь следить за безопасностью японских ученых, верилось с трудом. Но ни о каких своих догадках вслух Селезнев не сказал — не маленький, чай, понимал, что, если ему чего-то не говорят, значит, так надо.

— Все, давайте миски, — сказал Селезнев, пробуя уху. — Готово.

Следующие десять минут все молчали, а когда миски с ухой показали дно, разговор пошел уже на совсем другую тему.

— Дядя Сережа, а вы когда под водой плавали, видели когда-нибудь затонувшие корабли? — спросил мальчишка.

— Бывало, — коротко ответил Полундра. Ему в этот момент вспомнились вовсе не романтические средневековые фрегаты с пушками и золотом на борту, а совсем наоборот — кое-какие современные кораблики, которые он сам же на дно пускал или, наоборот, не давал пустить на дно. Воспоминания были не самые светлые — и уж никак не для ушей Вити.

— Расскажите что-нибудь! — глаза мальчишки горели.

— Он у меня романтик, — усмехнувшись и потрепав сына по голове, сообщил Селезнев. — Дома столько книжек и журналов про затонувшие корабли — скоро места на полках не хватит.

— Романтик — это хорошо, — сказал Полундра, напряженно думая, что бы такое рассказать мальчишке, чтобы не разочаровать его. Ведь нет никаких подходящих историй, а врать не хочется. Хотя нет… кажется, один подходящий случай есть. — Ну вот, например, могу рассказать, как мы в Тихом океане сокровища с затонувшего корабля доставали… — начал Полундра.

История, как ни странно, была совершенно реальная. Полундра понятия не имел, откуда в штабе Северного флота несколько лет назад стало точно известно место, где затонул один из испанских галеонов, возивших золото из Америки в Европу, но факт оставался фактом — его группа получила задание это золото поднять. История была вполне романтичная — долгие поиски, старый корабль, морские карты, золото… А если не упоминать о нескольких хватких ребятах с другого континента, которые остались лежать на дне рядом с выпотрошенным галеоном, так и совсем здорово. Непонятно, как американцы тогда пронюхали об операции, но помешать попытались. И остались там, на дне… Группа Полундры отступать не привыкла Рассказывая эту историю, Полундра заменил американских парней акулами и барракудами — чтобы скучно не было, и мальчишка слушал, раскрыв рот.

— Вырасту — точно буду подводником, как и вы, решительно заявил он, когда Полундра закончил.

Я бы и сейчас попробовал…

— Виктор! Я тебе попробую! — строго сказал Селезнев. — Забыл, что ты мне обещал?

— А вдруг ты разрешишь…

— И думать забудь!

— О чем это вы? — заинтересованно спросил Полундра.

— Да вот, понимаешь, Сергей, пару лет назад наш катер тут неподалеку зафиксировал что-то очень напоминающее затонувшее судно. Ну, гидролокатор у нас все-таки довольно приличный, вот случайно и наткнулись.

— А где именно?

— Рядом с северо-восточной оконечностью острова. Там, где птичий базар, совсем недалеко от берега. И вот с тех пор Витька туда нырнуть хочет и все исследовать. Я с него честное слово взял, что без спросу не полезет, и очень надеюсь, что слову этому можно верить, — он покосился на сына. — А, Виктор?

— Да можно, можно… — недовольно отозвался мальчишка. — Мне не разрешаешь, так сам бы туда нырнул! Ведь интересно же!

— Витя, я ж тебе объяснял. Никаких изыскательских работ без специального разрешения там вести нельзя. Это международный заповедник.

— Японцам почему-то можно!

— Не волнуйся, у них-то все разрешения есть, иначе никто бы их сюда не пустил.

Мальчишка замолчал, насупившись.

— Интересно, что это может быть за корабль такой? — вслух подумал Полундра.

— Да мало ли… — отозвался Селезнев. — Я местных жителей расспрашивал — ничего не знают. Правда, алеуты мне рассказали, что вроде бы в сорок пятом где-то на том конце острова автоматчики МГБ каких-то японцев расстреляли. Причем мне это не один человек рассказывал, ошибка исключена. Ну, а поскольку по воздуху они на Командоры попасть никак не могли, то, может быть, это их кораблик там на дне ржавеет.

— Точно их! — мальчишка, почувствовав интерес Полундры, снова оживился. — Мы с ребятами там, у самого моря, на краю птичьего базара пистолет нашли. Он, конечно, старый совсем, проржавевший, но Игорь все равно его потом в одной книжке про оружие нашел — это японский револьвер! Называется «намбу».

— Интересно… — протянул Полундра.

— Да! И еще мы там три пуговицы нашли! Тоже японские, наверное.

Отец мальчишки хотел было что-то сказать, но в этот момент ожила рация, лежавшая на его бушлате в нескольких шагах от костра.

— Селезнев! Слышишь меня? Селезнев! Прием!

— Я Селезнев, вас слышу, — отозвался капитан-лейтенант.

— Срочно возвращайся на базу! И сразу на катер.

— Что случилось?

— Радист зафиксировал сигнал бедствия.

— Откуда?

— Трудно точно сказать — сигнал совсем слабый.

Но, похоже, что по курсу норд-ост, со стороны Алеутских островов. Может, опять рыбаки влипли, выручать надо. Давай, скорей!

— Сейчас буду.

Капитан-лейтенант отключил рацию и шагнул к берегу, где стоял старенький катер, на котором они сюда приплыли.

— Витька, Сергей, скорее собирайте вещи, меня на базу срочно вызывают. Нужно успеть проскочить — шторм надвигается.

Ни Полундра, ни мальчишка не спорили и ни секунды не медлили. По всем приметам было видно, что скоро начнется буря, а в такой момент сигнал бедствия — это очень серьезно.

Глава 4

Джейк Меллинг был уверен, что успеет добраться до Медного. Ему было нужно всего несколько часов, а до начала шторма, по его расчетам, оставалось никак не меньше десяти. Но, как в очередной раз пришлось убедиться старому моряку, в море никогда и ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Он уже преодолел три четверти пути, когда сильный встречный ветер превратился в настоящий ураган. Волны с каждой секундой вздымались все выше и выше, клочья пены, сорванные с их высоких гребней, неслись с такой скоростью, что перелетали через корабль, даже не коснувшись палубы.

Одежда старого моряка мгновенно промокла, ему стало холодно. А спустя еще несколько минут хлынул дождь. Упругие струи под резкими порывами ветра хлестали Меллинга по лицу. Он встряхнул головой, опустил на лицо капюшон и крепче взялся за штурвал.

Однако это было только начало. С каждой секундой ветер все крепчал, сейнер раскачивался, как великанские качели, и все хуже слушался руля. А еще через пару минут рыбацкий кораблик накрыло по-настоящему; Ветер и дождь достигли такой силы, что стало трудно дышать, впереди не было видно ничего, кроме серо-белой мешанины струй и клочьев пены.

Меллинг упрямо не отпускал штурвала, но уже чувствовал, что сделать не может ничего.

Вообще-то шторм был не такой уж и сильный. Не больше семи баллов по международной шкале. Однако для одного-единственного человека, к тому же не на самом новом и мощном корабле, этого было достаточно. Окажись рядом с Джейком команда хотя бы из трех человек, возможно, корабль и удалось бы спасти. Но одному ему было никак не справиться с бурей. К тому же он уже давно не выходил в море, да и профессиональным рулевым не был, а ведь это особое искусство.

Все это в считанные секунды пронеслось в голове старого моряка, и он мгновенно принял единственно верное решение — нужно как-то добраться до радиорубки и дать сигнал бедствия. Скорее всего, он уже в русских территориальных водах, его почти наверняка услышат и помогут.

От штурвала до радиорубки было шагов десять.

Смешное расстояние, если пройти его нужно в спокойную погоду. Но в шторм эти десять шагов были нешуточной преградой. Дождавшись момента, когда ветер чуть поутих, Меллинг отпустил штурвал и кинулся вперед. Но, сделав всего два шага, он упал на палубу — новый мощный порыв сбил старика с ног и проволок до самого борта. Меллинг чудом успел ухватиться за один из протянутых вдоль борта канатов.

Перебирая по нему руками и не пытаясь больше подняться на ноги, он прополз еще несколько шагов. Теперь от двери рубки его отделяли всего метра три.

«Нужно правильно выбрать момент, — неожиданно спокойно подумал Меллинг. — Если успею проскочить между порывами, то порядок. А если нет — можно за борт улететь». Отставной военный моряк не раз попадал в сложные ситуации, к риску ему было не привыкать. Вот и сейчас он неожиданно почувствовал прилив сил и бодрости.

«Так, сейчас, пропущу этот порыв…»

Порыв ветра оказался настолько силен, что чуть не перевернул сейнер. Однако именно это помогло Меллингу удержаться — поднявшийся над водой противоположный борт прикрыл его от основной части воздушного потока. Но и того, что досталось на его долю, хватило, чтобы едва не выбросить старика за борт. Стиснутые на канате пальцы побелели от напряжения — еще пара секунд, и Джейк бы не удержался.

Ветер на мгновенье ослаб, и корабль тяжело качнулся обратно. Этим мигом и воспользовался старый моряк. Он рванулся к рубке, распахнул дверь и за какие-то доли секунды до следующего ураганного порыва успел проскользнуть внутрь.

Радиоаппаратура, к счастью, работала, и вскоре горящая красная лампочка известила Меллинга о том, что рация исправно передает на всех частотах международный сигнал бедствия.

«Только бы они успели, — пробормотал себе под нос Меллинг, чувствуя, как неумолимо накреняется под ним пол. — Только бы успели».

И они успели. Правда, уже в самый последний момент. Российский сторожевик вынырнул из серой мглы рядом с сейнером, когда через палубу того уже перекатывались волны, а все внутренние помещения были залиты водой. Держался кораблик на одном честном слове и в любой момент мог окончательно погрузиться под воду.

— Вон он! — воскликнул молоденький лейтенант, стоящий у штурвала сторожевика. — Товарищ капитан, вот он!

— Вижу, не ори, — хмуро отозвался пожилой капитан второго ранга, вглядываясь в терпящий бедствие сейнер. — Давай малый ход.

— Почему малый, товарищ капитан? — удивленно распахнул глаза лейтенант. — Он же того и гляди потонет!

— Ты что, хочешь, чтобы мы вместе с ним потонули? — раздраженно отозвался капитан. — Корабль уже не спасти. Если мы сейчас к нему прицепимся, обоих перевернет. Нужно людей спасать.

Лейтенант еще секунду помедлил — такое поведение казалось ему трусостью. Уловив это сомнение, кавторанг совсем рассвирепел:

— Делай, что тебе говорят, щенок! Ну! Это приказ!

— Так точно, — с окаменевшим лицом отозвался лейтенант, давая малый ход.

— Геройствовать он хочет! Фильмов насмотрелся.

Честное слово, если мы тут все булькнем на дно, это будет не романтично, а глупо! — остывая, пробурчал капитан.

Лейтенант явно хотел что-то ответить — по молодости он еще не понимал, что пререкаться со старшим по званию глупо, но в этот момент он поймал взгляд стоявшего рядом с кавторангом каплея Селезнева. Его лейтенант искренне уважал, а сейчас никакого несогласия с трусливым приказом в его глазах не увидел.

— Ну что ты страдальческую рожу делаешь, — перехватил его взгляд Селезнев. — Правильно тебе капитан все говорит. Кораблик уже не спасешь, если полезем — только сами угробимся. Главное — людей вытащить. К тому же видишь флаг? — Селезнев кивнул — теперь уже и в самом деле можно было разглядеть звездно-полосатый американский флаг над сейнером. — Это тебе не наши морячки. Штатники — люди богатые, хозяин этого кораблика такую страховку получит, что два новеньких купит.

Лейтенант не ответил. Правда, теперь лицо у него было не обиженное, а скорее разочарованное. За четыре месяца службы здесь это был первый раз, когда появилась возможность проявить героизм. И вот — нате вам.

— Кстати… — недовольным голосом сказал капитан. — Это ты, Селезнев, молодец, что флаг заметил.

Флаг-то штатовский, а здесь наши территориальные воды. Получается, он здесь незаконно.

— И что? — недоуменно поднял бровь Селезнев. — Законно, незаконно — это мы потом разберемся.

Сейчас надо человека спасать!

Кавторанг хмыкнул что-то невразумительное. Видимо, эти слова были ему не по душе, но возразить было нечего.

— Ладно. Давай тогда катер спускай, — после небольшой заминки скомандовал он Селезневу. — Сумеешь подобраться к этой коробочке поближе и людей снять?

— Обижаете, товарищ капитан, — отозвался Селезнев. — И поплоше погодку видывал.

— Ты не выпендривайся. Сможешь или нет? Я не хочу сам к нему подходить — риск слишком большой, швырнет волной и вломит его прямо в нас. Да и на борт прямо к нам поднимать людей трудно. Тебе на катере будет удобнее.

— Справлюсь, — серьезно сказал Селезнев. — Разрешите выполнять?

— Действуй, — кивнул капитан.

Через считанные минуты Селезнев и два матроса уже спустили на воду катер и отвалили от пограничного судна. Это было непросто, но русские пограничники и не с такими задачами справлялись. Но когда они подобрались к сейнеру, на палубе и у штурвала было пусто.

— Эй! — Селезнев приставил ко рту сложенные рупором ладони, стараясь перекричать шум бури. — Есть тут кто живой?!

Ответа не было.

— Энибоди он зе шип? — попытался применить свои небогатые познания в английском один из матросов.

— Черт, не лезть же туда… — чуть растерянно сказал Селезнев. Но в этот момент на палубе появилась темная фигура.

— Прыгай! Прыгай, подберем! Джамп! Джамп, твою мать! — наперебой закричали пограничники.

Американец то ли понял, то ли додумался до единственно верного — прыгнул за борт. Это и в самом деле был единственный выход — вытащить человека из воды на катер было проще, а вот подходить вплотную к пляшущему по волнам сейнеру не стоило — он легко мог случайным движением зацепить катер, и тогда тонущих стало бы четверо.

Несколько минут катер старался аккуратно подобраться к бултыхающемуся в воде американцу. Волны, постоянно швыряющие катер то вверх, то вниз, не давали точно рассчитать движение. Наконец Селезневу то ли с пятой, то ли с шестой попытки удалось добросить до американца трос, и тот вцепился в него мертвой хваткой.

— Тяни! — скомандовал Селезнев. Втроем американца очень быстро подтащили к катеру. Но когда он уже почти до пояса показался из воды и Селезнев протянул ему руку, катер очередной раз качнуло сильной волной. Американцу не повезло — борт катера стукнул его чуть выше уха, точно по виску. Его рука мгновенно обмякла, и он снова погрузился в воду.

Селезнев не размышлял ни мгновения — он перегнулся через борт и двумя руками схватил тонущего за ворот рыбацкой робы, рискуя перевалиться через борт и чувствуя, что не удержится. Однако матросы оказались не лопухами — они ухватили своего командира за ноги и втянули обратно на катер. Селезнев так и не отпустил воротник американца, и через несколько секунд вместе с матросом втащил Джейка Меллинга на катер, — Фу… Я уж думал, что сейчас мы с ним вместе тонуть будем, — сказал Селезнев. — Эй, мистер! Ты в порядке? Как там это по-вашему? Хау а ю?

— Он, кажется, без сознания, — сказал один из матросов.

— Точно, — кивнул второй. — Это его об борт башкой приложило. Да и переохлаждение к тому же. Нужно его скорей на корабль, к врачу.

Селезнев кивнул, и катер помчался к ожидающему его пограничному кораблю.

— Провокэйшн… Провокэйшн… — неожиданно пробормотал американец, не открывая глаз.

— Что? — повернулся к нему Селезнев.

— Провокэйшн… Керс джэпс… — по-прежнему в полубреду проговорил американец.

— Что он бормочет? — спросил матрос.

— Про какую-то провокацию. И про японцев. Говорит: «Чертовы японцы», — ответил Селезнев, познаний которого в английском на такой перевод было вполне достаточно.

— Да? Про провокацию и японцев? — голос матроса стал подозрительным. — Товарищ капитан-лейтенант, надо бы об этом доложить куда положено. Он ведь вообще-то действительно незаконно границу пересек.

— Вот позаботимся о человеке, тогда и доложим, — отрезал Селезнев.

Тем временем за кормой катера рыбацкий сейнер очередной раз перехлестнула волна. На этот раз из-под волны он не вышел.

Глава 5

Летать на вертолете над морем во время бури — удовольствие ниже среднего. На первый взгляд кажется, что пилоту все равно, что там внизу происходит — хоть все двенадцать баллов. Но на самом деле это не так. Во время бури над морем бушует очень сильный, а самое главное — совершенно непредсказуемый ветер. Иногда направление порывов может поменяться раз семь-восемь в минуту. И порывы все сильные, до двадцати пяти метров в секунду. Управление вертолетом в таких условиях требует особого мастерства.

Необходимым для такого полета опытом Майкл Сомтоу, лейтенант Береговой охраны США, обладал.

И вертолет у него был очень неплохой — американские военные снабжались отлично, вся техника была или новой, или новейшей. Но, несмотря на это, полет давался лейтенанту очень непросто — бороться с ветром было крайне трудно, тем более что приходилось держаться на небольшой высоте.

Однако выбирать маршрут не приходилось. Именно из этого квадрата шел сигнал SOS, пренебрегать которым никак нельзя. Связавшись со своим начальством на берегу, пилот выяснил, что предположительно терпит бедствие рыболовный сейнер, принадлежащий Джейку Меллингу, и получил приказ сделать все, что можно, для спасения гражданина Америки. Впрочем, приказ был лишним — старика Джейка лейтенант Сомтоу знал и поэтому сейчас торопился к месту бедствия не только по долгу службы.

Оказавшись в нужном квадрате, пилот еще больше сбавил высоту. Удерживаться в воздухе стало совсем трудно, в голову Майклу пришла неприятная мысль о том, что, даже если он отыщет сейнер, помочь терпящему бедствие человеку, пожалуй, не сможет. — К счастью, страхи оказались беспочвенными. Когда пилот заметил внизу корабль, то сначала удивился — слишком велик он был для сейнера и слишком уверенно двигался для терпящего бедствие. Но спустившись еще на десяток метров, Майкл все понял.

В полукабельтове от замеченного им корабля виднелся еще один, намного меньше, уже полупогрузившийся в воду. Было ясно, что помощь Меллингу уже оказали.

«Не иначе это русские», — подумал Сомтоу, потянувшись к рации.

Сеанс связи с русским сторожевиком получился на редкость удачным — помех почти не было, а русский радист очень прилично владел английским.

— Говорит Майкл Сомтоу, пилот вертолета «СК12». Береговая охрана США. Русское судно, как меня слышите? Прием.

— Говорит сторожевой корабль Российской Федерации. Слышу вас нормально. Майкл Сомтоу, вы нарушили воздушное пространство Российской Федерации. Просим вас покинуть его, Голос российского пограничника был спокойным и твердым, но вполне дружелюбным. Здесь, на Алеутских и Командорских островах, русские и американцы относились друг к другу вполне по-дружески. В самом деле — соседи, коллеги, почему бы не жить дружно? Тем более ребята что с одной стороны, что с другой служили в большинстве своем неплохие. Формальности формальностями, но нарушать чужое воздушное пространство никто никому не позволял, однако разрешались подобные инциденты спокойно, без лишнего бряцанья оружием, по-добрососедски, так сказать.

— Я шел на сигнал SOS, — сказал американец. — В этом квадрате терпело бедствие американское судно.

— Помощь вашему судну уже оказана. У вас есть информация — сколько человек было на борту?

— Один.

— Тогда полный порядок, — уже менее официальным тоном сказал русский радист. — Мы его вытащили. Сам корабль, правда, потонул, но тут мы ничего сделать не могли.

— Главное, что старину Джейка вы спасли. Как он?

— Пока без сознания. Врач сказал, что у него переохлаждение организма и сотрясение мозга.

— Сотрясение мозга?

— Да. Когда вытаскивали, он о борт головой ударился.

— Ясно. А куда вы его повезете?

— К себе, на Медный, в Прибрежное, куда же еще.

Положим в госпиталь на денек-другой, а как оклемается, вам передадим. Ну, после всех положенных формальностей, конечно.

— Каких формальностей?

— Ну откуда я знаю? Я же не дипломат. Каких положено. Он ведь все-таки в нашу сорокамильную зону заплыл. Неумышленно, конечно, из-за шторма, но все-таки. Какие-нибудь бумажки из-за этого писать точно придется.

— А сразу его забрать нельзя?

— Вряд ли. Говорю ж тебе, — во-первых, его срочно госпитализировать надо, а во-вторых, формальности уладить.

— Ладно. Но серьезных проблем у него не будет? — уточнил Сомтоу.

— Да нет, конечно. С какой стати? Не волнуйся — в шпионаже его обвинять точно не буду.

— Понятно. Спасибо, ребята, — сказал американец.

— Послушай, — в голосе русского радиста прозвучало неприкрытое любопытство, — а ты не знаешь зачем его перед штормом в море понесло?

— Не знаю, — честно ответил Сомтоу. — Может, он вам сам расскажет.

— Может быть. Ладно, конец связи. И, слушай, вылетай скорее из нашей зоны, а то непорядок все-таки.

— Нет проблем.

Вертолет набрал высоту, развернулся и полетел в сторону Алеутских островов.

По дороге на базу Майкл Сомтоу думал о Джейке Меллинге. А точнее, о своем ответе на последний вопрос русского радиста. В самом деле, зачем старика понесло в море? Ведь он же не новичок, признаки близкого шторма не мог не разглядеть. Значит, у него было какое-то неотложное дело. Хм… Интересно. Что же это за неотложное дело могло у него быть в русской сорокамильной зоне? Нет, конечно, в сами территориальные воды его мог и шторм забросить, как предполагают русские. Но все-таки еще до шторма он явно шел прямым курсом на Медный, иначе он бы никак в этом квадрате не оказался.

Сомтоу нахмурился. Да, все-таки когда американский сейнер терпит бедствие в нескольких милях от русского острова, это вызывает некоторые вопросы.

И наверняка эти вопросы возникнут не только у него, но и у тех, кому их задавать по должности положено.

Как бы бедняга Джейк не попал в неприятности.

— Черт, зачем же он туда поплыл? — вслух сказал Сомтоу.

Русскому он ответил, что не знает, и не покривил душой. Тогда он и в самом деле не знал. Но сейчас, когда Майкл задумался над этим вопросом, в голове у него появился намек на ответ, Сомтоу помнил, как на приеме в честь японской делегации старина Джейк обхаживал толстого узкоглазого штурмана. И как он явно разнервничался после разговора с ним. Хм… А ведь похоже, это и в самом деле не случайное совпадение. Именно после этого разговора Меллинг ушел из-за стола, и, как краем глаза видел Сомтоу, о чем-то разговаривал с шерифом. Да, кстати! И ведь не только с шерифом.

Еще он говорил с капитаном Мэкфилдом. Мэкфилд потом рассказывал, что у старика разыгралась паранойя и ему в каждом японце мерещится враг. Жалко, что он не рассказал о причинах этой паранойи подробнее. Единственное, о чем упомянул Мэкфилд, это то, что старик Джейк думает, что с экспедицией японцев что-то нечисто и что она может быть как-то связана с затопленной в конце Второй мировой войны возле Командорских островов японской субмариной.

Чем больше Майкл об этом думал, тем больше убеждался в том, что правильно разгадал мотивы поведения Меллинга. Он действительно что-то заподозрил, попытался предупредить официальные власти, но не добился успеха. И, видимо, решил принять какие-то меры самостоятельно. Да, не очень разумно, но следует учитывать, что Джейк был здорово навеселе — пока он этого бритого японца поил, ему и самому не меньше трех бокалов выпить пришлось.

А ведь он и до этого, наверное, пил.

Сомтоу нерешительно протянул руку к рации. Рассказать обо всем этом русским или нет? Некоторое время он колебался. С одной стороны, информация лишней никогда не бывает. С другой… Мало ли. Может, он не правильно догадался и только дураком себя выставит. Да и вообще, подозрения Джейка, даже если он правильно понял, в чем они заключаются, в самом деле напоминают паранойю, тут он согласен с капитаном Мэкфилдом. Повоевал старик в свое время с япошками, вот теперь и не может понять, что больше США и Япония не враги. Ведь как-никак шестьдесят лет прошло!

Сомтоу убрал руку от рации. Нет, нечего ерундой заниматься. В конце концов, у него есть начальство, которое и должно в таких случаях принимать решения. И его непосредственный командир капитан-лейтенант Мэкфилд знает о подозрениях Меллинга от самого старика, а не из каких-то своих домыслов. Если он сочтет это важным, то сам русским и сообщит.

Да и вообще его дело — национальная безопасность США, а к ней глупые выдумки старика Джейка никак не относятся.

Как показало время, в этом Майкл Сомтоу ошибался. И весьма сильно.

Глава 6

— Слушай, а зачем вся эта таинственность? — с легкой подначкой в голосе спросил Полундра идущего рядом с ним мальчишку. Они уже почти полчаса шагали по берегу моря. От дороги здесь уже ничего не осталось — под ногами вилась едва-едва заметная тропинка. Если не знать про нее, так и не заметишь.

— Так интереснее, — серьезно отозвался Витька. — Если я вам сразу обо всем расскажу, то скучно будет.

— Да ты психолог, — хмыкнул Полундра, в глубине души признавая правоту пацана. — Но смотри, эта твоя «интересная вещь» должна оказаться в самом деле интересной. Если ты мне хочешь какой-нибудь рыбий скелет показать или редкого краба, я разочаруюсь. Знаешь, сколько я морской экзотики перевидал? Особенно в северных морях.

— Не разочаруетесь, — упрямо мотнул головой мальчишка. — Вот увидите.

— Не морскую корову ты эту знаменитую случаем обнаружил? — спросил Полундра, уже в самом деле слегка заинтригованный.

— Нет, — в голосе мальчишки звучало искреннее сожаление. — Но, может, еще и ее найду. Как раз с помощью… — он осекся, вовремя сообразив, что чуть не проговорился.

Тропинка под ногами совсем пропала. Теперь они шли по каменистому берегу, на который, как могло показаться на первый взгляд, никогда не ступала нога человека. Здесь, на берегу моря, когда Прибрежное давно скрылось из виду, очень хорошо чувствовалось, насколько могуча и величественна природа и насколько мал, слаб и зависим от нее человек.

Когда Полундра подумал об этом, ему даже обидно на секунду стало за человечество. Он стал вспоминать о кораблях, на которых ему приходилось плавать, о «нерпе» — мини-подводной лодке, с помощью которой он мог делать под водой почти все. Но эти мысли сейчас на фоне огромного, величественного и неспокойного моря, на фоне серого каменистого берега казались какими-то неубедительными. Чувствовалось, что вся современная цивилизация по сути своей — случайность и что лет ей совсем немного.

А берег и океан — вечны.

— Здорово здесь, правда? — спросил мальчишка, нарушив затянувшееся молчание. — Даже не верится, что где-то Москва есть и другие большие города.

«Надо же, маленький еще совсем, а то же самое чувствует», — подумал Полундра.

— Да, — вслух сказал он. — Это точно, я и сам сейчас о чем-то в таком роде подумал. Кстати, Виктор, — продолжил после небольшой паузы Полундра, переводя разговор на другую тему, — а что ты такой спокойный? Я-то думал, что ты за отца волноваться будешь, он как-никак на довольно опасное дело пошел.

Спасательные работы в шторм — это серьезно.

— А! Ерунда, — отозвался мальчишка. — Папа и не в такую погоду в море выходил. Это ему не страшно.

Мама каждый раз волнуется, конечно, но я-то знаю, что папе никакая буря не страшна.

Полундра чуть поморщился. Конечно, воспитывать пацана не его дело, но все же…

— Знаешь, Витя, это хорошо, что ты так в отца веришь, но все же имей в виду, такая уверенность — это не всегда хорошо. К морю нужно с уважением относиться. Оно в любом случае сильнее каждого из нас.

И если мы оттуда все же возвращаемся, то доля удачи в этом всегда есть. А пропадет эта удача — можно и не вернуться.

«Плохо сказал. Только напугаю мальчишку», — промелькнуло в голове у Полундры.

— И что, вас тоже только удача в море спасет? — недоуменно спросил мальчик, поднимая синие глаза на своего спутника. Он столько всего слышал от отца об этом человеке, и вдруг он говорит такие странные вещи.

— Не только удача, — серьезно ответил Полундpa. — Учителя и у твоего папы, и у меня были хорошие, кое-чему научили. Но все равно море есть море.

Посмотри на него! — он кивнул налево, где еще не до конца утих бушевавший океан.

Мальчишка повернулся к морю лицом. Как для какого-нибудь московского школьника чем-то привычным являются Кремль и Красная площадь, так для Витьки привычным было море. Он сколько себя помнил, никогда не смотрел на него внимательно, пристально — так, чтобы увидеть его целиком, а не какой-нибудь отдельный признак, из которого можно было сделать выводы о погоде. Серые волны с белыми гребнями ударялись о берег и откатывались назад, оставляя белую пену на серых камнях. Дальше, до самого горизонта, сплошным строем поднимались такие же гребни, и Витька знал, что там, за горизонтом, их еще больше. Он неожиданно почувствовал, насколько мощен океан. И первый раз почувствовал, что человек — ив том числе его отец — может далеко не все.

— Ой, — мальчишка покачал головой. — Странно.

Сколько раз я на море смотрел…

— Плохо смотрел, значит, — перебил его Полундра. — Тебе, Виктор, взрослеть пора. А быть взрослым — это в том числе и с уважением относиться к достойному противнику. Северные моря — это противник достойный, ты уж мне поверь.

Мальчишка кивнул и хотел что-то ответить, но в этот момент впереди показался знакомый камень.

— Ага! Вот он! Почти пришли, дядя Сережа! Вот за тем камнем будет бухта, нам туда.

— Ну, пойдем.

Чем ближе они подходили к бухте, тем загадочнее делалось лицо мальчишки. Полундре стало уже по-настоящему интересно, что же пацан собирается ему показать. Наконец они свернули за серый выступ скалы, и их взглядам открылась небольшая бухточка.

— Ничего себе! — воскликнул Полундра. — Адмиральский, что ли?!

В дальнем конце бухты и в самом деле стоял маленький катер из числа тех, что на флоте обычно называют адмиральскими.

— Вот! — с гордостью сказал мальчик, подводя Полундру к катеру. — Это наш с отцом.

— Как это ваш? — удивился Полундра. — Они же все военные, их не продают.

— Он списанный, — объяснил Витя. — Лет пять на корабельном кладбище лежал, пока я его случайно не заметил. Мы с отцом его отогнали сюда и стали ремонтировать.

— И что? Получается? — с любопытством спросил Полундра.

Он прекрасно знал, что на Северном флоте любой корабль или катер списывают только тогда, когда он доходит до состояния полнейшей развалины. Кораблей ведь все время не хватает, вот и возятся флотские механики с каждой способной держаться на воде коробочкой до тех пор, пока она совсем разваливаться не начнет. А уж если североморские спецы на катер рукой махнули и решили списать, то значит, уже проще новый построить, чем этот отремонтировать.

— Уже получилось, — ответил мальчишка. — Двигатель работает, горючее есть, отец даже кое-какое водолазное снаряжение достал. Осталось только подкрасить — и можно выходить в море.

— Ничего себе… — покачал головой Полундра. — Это сколько же вы с ним возились?

— Три года. Ну, правда, с перерывами. У папы свободного времени мало.

— Молодцы! — искренне сказал Полундра. — Слушай, действительно, настоящий адмиральский катер.

Только пулемета не хватает.

— А что, на нем должен быть пулемет? — заинтересованно спросил мальчишка.

— Должен. Такой катер несет по штатному расписанию три человека экипажа и пулемет. Ну оружие-то с него, ясное дело, сняли, прежде чем списывать.

— Понятно, — по голосу мальчишки было ясно, что об отсутствии пулемета он очень сожалеет.

— И что, говоришь, он уже готов к выходу в море? — спросил Полундра.

— Ага. Вот выйдем на нем с отцом, может, найдем стеллерову корову, утрем нос этой японской экспедиции.

— Может, и найдете. Да, смотрю, интересные у вас тут места.

— А еще, — мальчишка напустил на себя таинственный вид, — вон под той скалой, — он указал рукой на тот самый здоровенный валун, который служил ему ориентиром, — там лежат неразорвавшиеся глубинные бомбы.

— С чего ты взял?

— Я точно знаю. Их папа каким-то прибором обнаружил. Говорит, что в сорок пятом году в районе нашего острова затонула баржа, на которой бомбы перевозили. Вот здесь она и лежит. Ее загоняли в бухту во время шторма, а она напоролась на камни и затонула. Но лежит совсем неглубоко. И бомбы на ней не взорвались, так там и остались.

— А начальству своему твой отец об этом сообщал? — спросил Полундра. — Это ведь дело серьезное, глубинные бомбы — не игрушки.

— Он сообщал. Сюда даже саперов вызывали, чтобы они бомбы уничтожили, — И что?

— Они уже собрались их взрывать, но тогда на острове вулканологи работали, они предупредили, что взрывать нельзя.

— Почему это?

— Там рядом подводный вулкан. И даже вроде бы не один. Они сказали, что подводные взрывы спровоцируют извержение, — чувствовалось, что мальчишка повторяет чужие слова.

Полундра кивнул. Да, если тут и в самом деле вулканы, то взрывать бомбы не стоит.

— Я вот только не понимаю, почему их тогда просто не подняли? — сказал мальчик. — Что, нам эти бомбы не пригодятся?

— Это вряд ли, — отозвался Полундра. — Сам посуди — их сделали лет шестьдесят назад, да к тому же они почти все это время в морской воде лежали. Наверняка по прямому назначению их уже использовать опасно. Можно не врага взорвать, а самому подорваться. К тому же подъемные работы — недешевое удовольствие. Не стоят эти бомбы тех денег, которые придется потратить, чтобы их поднять. В конце концов, у нас на складах этих бомб целая куча. Притом поновее и получше, чем эти.

— Все равно. Не может быть, чтобы бомбы никому не были нужны, — упрямо покачал головой мальчишка.

— Ты только не вздумай сам их доставать, — строго сказал Полундра. — Ничем хорошим это не кончится.

— Ой, вы такой же, как папа! Он с меня уже честное слово взял, что я сам к ним нырять не буду. Даже чтобы просто посмотреть.

— Правильно твой папа сделал, — кивнул Полундра. — Это оружие, а не игрушки.

Мальчишка надулся, но плохого настроения у него хватило только минуты на полторы.

— Все равно, не дело, чтобы они на дне лежали, — сказал он. — Они ведь рано или поздно могут и сами взорваться. Разъест их вода, и все. И тогда может быть извержение подводных вулканов.

— Возможно, я с этим помогу… потом, когда освобожусь, — сказал Полундра. — От морской воды они, конечно, не взорвутся, но в одном ты прав. Не дело, когда такие бомбы бесхозные на дне лежат.

Глава 7

Шторм продолжался всю ночь. Только к полудню следующего дня он начал понемногу униматься. Ветер стал дуть тише, и ниже стали гребни волн. К двенадцати часам дня море почти совсем успокоилось.

Но все сейнеры на острове Атту по-прежнему стояли в надежно защищенных от буйства стихии бухтах.

Американские рыбаки пока не спешили выходить в море — бури в это время года бывают совершенно непредсказуемыми. Может в любой момент снова налететь шквальный ветер, и тогда шторм продолжится с прежней силой.

Однако японскую экспедицию, проведшую ночь в комфортабельной гостинице, эти соображения не остановили. Как только Савада Яманиси узнал, что буря стихает, он тут же отправил почти всех своих подчиненных на корабль готовиться к отплытию. А сам со своим помощником отправился в резиденцию мэра Адака — засвидетельствовать свое почтение перед отбытием с острова.

Мэр принял японцев без проволочек и даже попросил секретаршу приготовить ему и гостям кофе — подобной чести не удостаивался никто из местных жителей. Уж очень убедительно вышестоящие инстанции посоветовали господину мэру быть максимально обходительным с японскими гостями.

— Как вы провели ночь? — поинтересовался мистер Морингстон, не найдя другого способа начать беседу.

— Спасибо, прекрасно, — вежливо ответил японец. По лицу его было невозможно определить, проявил ли, по его мнению, американец хорошее воспитание или, наоборот, сказал что-то совершенно неуместное.

«Вот ведь макаки чертовы, — промелькнула в голове мэра непрошеная мысль, — Ничего по их рожам не поймешь. Интересно, это они специально со мной так или просто привыкли?»

— А что вы намерены делать дальше? — продолжал мистер Морингстон, стараясь, чтобы ни малейший отголосок его мыслей не прорвался наружу. — Если хотите, я могу предложить вам одного из своих служащих, чтобы он показал вам наш остров. У нас здесь есть очень интересные места. Птичий базар, лежбище морских котиков. Даже из Нью-Йорка и Вашингтона туристы к нам иногда приезжают. А вам как ученым-биологам это наверняка будет особенно интересно.

— Может быть, чуть позже мы воспользуемся вашим великодушным предложением, — сказал Яманиси. — Но сейчас нам пора заняться тем, зачем мы сюда прибыли. Шторм и так отнял у нас целый день.

Пора отправляться на поиски стеллеровой коровы.

— Вы что, хотите сказать, что уже сегодня собираетесь выйти в море?! — удивление мэра было неподдельным. — Но это же безумие!

— Почему? — по-прежнему спокойно спросил японец. — Мне сообщили, что буря уже почти закончилась.

— Это она сейчас почти закончилась. А через час может снова начаться, да еще похлеще, чем вчера, — сказал мэр. — Вы уж мне поверьте, я хоть сам в этих местах не очень давно обосновался, но кое-что понять уже успел. Со здешней погодой шутки плохи.

У нас тут каждый год по несколько человек в море гибнет — и это несмотря на все предосторожности.

Японец удивленно приподнял брови. Мэру показалось, что на непроницаемом лице азиата промелькнуло нечто, напоминающее нормальное человеческое чувство. А именно — неуверенность. Но это впечатление прошло так же быстро, как и появилось.

Спустя секунду на американца снова смотрели непроницаемо-спокойные глаза-щелочки.

— Я не знал об этом. Что ж, если это действительно так опасно…

— Еще как! — перебил японца Морингстон. — Да что говорить — только вчера один из наших моряков чуть не погиб. Вышел в море за несколько часов до бури, несмотря на штормовое предупреждение.

И его, разумеется, накрыло. Хорошо хоть что совсем недалеко от Медного. Русские запеленговали сигнал бедствия и успели снять его с корабля. Но сам сейнер затонул. Вот оно как — с нашим морем шутки шутить.

— А что это за моряк? И зачем он пошел в море в такое время? — голос Яманиси звучал совершенно ровно.

Казалось, что он спрашивает из чистого любопытства. Вернее, так казалось мэру, плохо разбиравшемуся в выражениях лиц и интонациях азиатов. А вот помощник Яманиси заметил, что информация о потерпевшем вчера бедствие американце заинтересовала его начальника куда больше, чем можно было бы ожидать.

— Джейк Меллинг, — охотно ответил мэр. — Заметьте, господин Яманиси, этот человек — старый моряк, раньше он служил в нашем военном флоте, места эти знает как свои пять пальцев. И то не уберегся. Так что вам тем более не стоит сейчас в море ходить. Подождите еще день, а лучше два.

— Ну, у нас ведь важное дело. Мы не имеем права медлить, — несколько неожиданно для американца сказал Яманиси. — Поиски стеллеровой коровы — дело важное.

«Странно, — отметил про себя Морингстон. — Такое ощущение, что он уже совсем было решил повременить, но почему-то передумал. Поиски этой дурацкой коровы у него вдруг оказались делом, не требующим отлагательства! С какой это стати, хотелось бы знать? Эта корова, если уж она и правда до сих пор сохранилась, за пару дней точно никуда не денется».

Однако вслух мэр ничего подобного, разумеется, не сказал.

— Интересно, а что все же погнало в море этого вашего Меллинга? — спросил тем временем японец. — Неужели он так нуждался, что ради улова был готов рисковать жизнью? Я был уверен, что в Америке такого не бывает.

— И правильно были уверены, — кивнул мэр. — Не бывает. Джейк уж точно не за рыбой вчера в море пошел. Да и много бы он наловил — без команды, да еще и в российских территориальных водах. Нет, мне кажется, что ему зачем-то срочно понадобилось к русским. Будь это лет двадцать назад, я бы заподозрил в нем скрытого коммуниста, решившего рвануть через границу к собратьям по убеждениям, — мэр коротко хохотнул, явно приглашая своих гостей тоже посмеяться над таким нелепым предположением.

— Вы говорите, что русские его подобрали? — спросил Яманиси, не поддержав шутку. — Что же с ним сейчас?

Этот непонятный интерес японца к Меллингу уже начал действовать мэру на нервы. Однако, памятуя о рекомендациях больших людей, посоветовавших ему держаться с японцами максимально любезно, он ответил:

— Когда его спасали, он обо что-то головой ударился. Плюс переохлаждение организма. В его возрасте это уже не шутки. В общем, пока он нетранспортабелен. Русские поместили его в свой госпиталь.

Через пару дней, когда Джейку станет получше, они отправят его обратно.

Мэр тяжело вздохнул и добавил:

— А мне из-за этого случая теперь куча работы предстоит. Ведь формально то, что старина Джейк учудил, называется незаконным переходом границы.

Кучу бумажек теперь написать придется из-за его глупой выходки.

Мэру показалось, что после этих его слов интерес японца к Меллингу полностью угас. Во всяком случае, следующие слова азиата к Джейку отношения уже не имели.

— Господин мэр, мы уже заняли непозволительно много вашего времени, — сказал Яманиси, поднимаясь со своего места. — Позвольте еще раз засвидетельствовать вам свое почтение…

— Подождите! Так вы что, все-таки собираетесь в море идти прямо сегодня? — недоуменно спросил мэр.

— Да, господин Морингстон, — решительно кивнул Яманиси. — Пославший нас университет ждет результата как можно быстрее. Ведь наша экспедиция не единственная, норвежцы или датчане могут опередить. Мы не можем этого допустить, научный приоритет должен принадлежать нам. Мы выходим в море сегодня.

— Но ведь один-два дня все равно ничего не решат!

— Этого никогда нельзя знать наверняка, — покачал головой Яманиси.

— Это опасно! А если снова начнется шторм? Я что же вам зря про Меллинга рассказал? А если вы потонете? Джейку еще повезло, его накрыло совсем недалеко от Медного. А если вы начнете тонуть где-нибудь посередине между Атту и Медным? Тогда ведь и наши парни, и русские могут не успеть к вам на помощь!

— Наше судно — это не рыбацкий сейнер, — не без гордости в голосе сказал Яманиси. — Помните, я рассказывал вам вчера про наш корабль? Он имеет повышенную живучесть, практически непотопляем. Честно говоря, мы могли выйти в море даже в разгар шторма. А уж теперь, когда он почти закончился, лишняя осторожность совсем ни к чему.

Мэр еще некоторое время пытался отговорить упрямого японца. Ему совершенно не нравилась мысль о том, что эти чертовы макаки будут подвергаться нешуточной опасности. Ведь если с ними что-нибудь случится, на его репутацию тоже ляжет пятно. Не отговорил, не предостерег, и поди потом докажи, что сделал все, что мог. Морингстон призвал на помощь все свои ораторские способности, живописуя опасности, подстерегавшие японцев в неспокойном море, но все его усилия были тщетны. Все попытки мэра отговорить его от выхода в море Савада Яманиси отверг. Вежливо, но решительно. Поиски стеллеровой коровы превыше всего — это высказывание можно было смело писать несмываемой краской на борту разрекламированного японского научного судна.

"Что-то он все-таки темнит, — думал мэр, пожимая гостям руки на прощанье, — Не верю я, чтобы из-за какой-то морской твари люди жизнью рисковали.

Хотя… С другой стороны, я плохо знаю этих япошек.

Может, для них и в самом деле так важен этот приоритет. Да и риск невелик — буря все-таки в самом деле кончается. А если их кораблик такой крутой, как они говорят, то риска почти совсем нет. Так что, может быть, и в самом деле им так важна эта корова?"

Спускаясь по лестнице к выходу из мэрии, Яманиси обменялся со своим помощником несколькими фразами на японском языке. Единственным понятным для провожавшего их американского служащего словом из этого разговора было несколько раз повторившееся имя Окубо. Именно так, как совершенно случайно запомнил сидевший вчера на дальнем конце стола американец, звали японского штурмана, с которым болтал старик Джейк Меллинг.

Глава 8

Борис Михайлович Кравцов, главный врач госпиталя, расположенного на окраине Прибрежного, относился к своим обязанностям очень серьезно. Конечно, он прекрасно понимал, что в больнице, где кроме него работает всего один врач, медсестра да санитар, обход главного — это совсем не то, что в крупном медицинском центре. Здесь он был остальным врачам не столько начальником, сколько самым обыкновенным коллегой — пусть и с громкой должностью. Да и больных у них обычно было совсем мало.

Кравцов не помнил ни одного случая, чтобы в его госпитале лежало одновременно больше пяти человек.

В общем-то это и понятно. С более-менее серьезными болезнями людей с острова везут на материк, в Петропавловск, а по мелочам рыбаки и военные в больницу не очень-то обращаются, предпочитая традиционное русское средство — пол-литра водки внутрь.

Все болячки как рукой снимает. Поэтому-то больница и пустовала. Но все равно — порядок есть порядок.

И каждое утро в девять часов Борис Михайлович добросовестно обходил свои небольшие владения, выясняя, как у кого дела.

Сегодня больных в госпитале было совсем мало.

Одна алеутка с язвой желудка — вечером ее должны были выписать — и два рыбака — один со сломанной ногой, уже уверенно шедший на поправку, а второй с тяжелым воспалением легких, которое, впрочем, тоже уже проходило. С ними Кравцов управился быстро — зашел, задал пару обычных вопросов о самочувствии и удалился. Теперь предстояло самое интересное — вчерашний гость.

— Как там американец? — спросил главврач у сопровождавшей его медсестры, подходя к двери третьей палаты. — Оклемался?

— Нет еще, Борис Михайлович, — жалобным голосом, словно она была в этом виновата, отозвалась девушка. — Но ему уже лучше. Температуру мы сбили, сотрясение мозга тоже пока ничем страшным не грозит. В любую минуту может в сознание прийти.

— Ясно, — кивнул врач, распахивая дверь палаты.

Маленькая комнатка была бедно обставлена, но выглядела опрятно. Пол был чисто вымыт, стены и потолок недавно побелены, потемневшие от времени тумбочки стояли прямо, никуда не накренившись, а на двух свободных койках были чистые матрацы, хотя это и в больших городских больницах редкость.

На третьей койке, прикрытый одеялом до подбородка, лежал старик с закрытыми глазами.

— Даша, нам уже сообщили, сколько ему лет? — спросил Кравцов, внимательно посмотрев на пациента. Вчера, когда этого старика привезли, врачу сказали только одно — что он чуть не погиб б шторм, да еще что он американец.

— Да, Борис Михайлович. Ему восемьдесят.

Главврач слегка поморщился. На вид старик казался моложе, Кравцов никак не дал бы ему и семидесяти. Да, тогда дело плохо. Восемьдесят — это немало. В таком возрасте можно от простуды обыкновенной помереть, не то что от сильного переохлаждения организма. Надо с этим дедушкой быть повнимательнее, а то ему только иностранного подданного не хватало, умершего в его госпитале.

— Нам все его данные сообщили американцы, — продолжила тем временем медсестра. — Показать вам?

— Не сейчас, — отрицательно покачал головой Борис Михайлович. — Потом в кабинет занесешь.

Он шагнул к старику, взял его за руку, пытаясь прощупать пульс. Удары были редкими, но довольно сильными и размеренными.

«Может, и пронесет, — подумал Кравцов. — Такому пульсу некоторые молодые позавидовать могут. Глядишь, и не будет у меня особых хлопот из-за этого деда».

Но уже в следующие полчаса Кравцов понял, как сильно он ошибался. Хлопоты ему с американцем предстояли нешуточные. Правда, совсем не такие, каких он ожидал.

Дверь палаты неожиданно распахнулась, и на пороге появились двое высоких мужчин — один в морской форме, со звездочками капитан-лейтенанта, а второй в цивильной одежде, но с такой выправкой, что перевидавший за свою жизнь массу военных Кравцов тут же понял — моряк. И притом не из рядовых — офицер не ниже кавторанга.

Кравцов ошибался, но только наполовину. Спутником каплея Селезнева был Сергей Павлов, до сих пор ходивший в чине старшего лейтенанта. Но эта ошибка была простительна — в конце концов, если бы не прямота характера, честность и привычка говорить любому правду в глаза, Полундра уже и каперангом давным-давно бы стал.

— Кто вы такие? Что вам здесь надо? — довольно резко спросил Кравцов, разворачиваясь лицом к нежданным визитерам. — Сюда без разрешения входить нельзя!

— Да мы бы и спросили разрешения, — широко и открыто улыбнувшись, ответил тот, что был в цивильном. — Но не у кого. Пока сюда шли — хоть бы кошка навстречу попалась.

Кравцову стало немного неловко. Это был непорядок. Но не объяснять же незнакомым парням, что у него весь штат — семь человек и что, когда он делает обход, медсестра, обычно дежурящая в вестибюльчике рядом со входом, сопровождает его.

— Кто вы такие? — еще раз спросил врач, но на этот раз уже тоном пониже. Вошедшие явно не намеревались идти на конфликт, вели себя вполне мирно.

— Я — капитан-лейтенант Селезнев, а это — Сергей Павлов, — вступил в разговор моряк в форме. — Мы пришли навестить американца, которого к вам вчера привезли. Если можно, конечно.

— Он еще не пришел в сознание, — сказал Кравцов. — А зачем он вам понадобился?

— Ну, как-никак это я его вчера из моря вытаскивал, — отозвался Селезнев. — Так что чувствую что-то вроде ответственности за него.

Каплей слегка кривил душой. То, что он сказал, было правдой, но не всей. Главной причиной их с Полундрой визита в госпиталь было то, что Павлов, услышав рассказ о спасении американца и особенно о его произнесенных в бреду словах «провокэйшн» и «джэпс», очень всем этим заинтересовался и захотел поговорить со спасенным.

— А вы сюда зачем пришли? — спросил Кравцов у Павлова.

— Да просто так, с другом за компанию, — отозвался Полундра. — Да и вообще — интересно с американцем настоящим поговорить, Кравцов хотел было сказать, что здесь больница, а не зоопарк, но неожиданно передумал. В самом деле, зачем ему из себя цербера корчить? Ребята вроде бы неплохие, жалко ему, что ли?

— Ну, сейчас вы с ним поговорить никак не сможете, — сказал врач. — Видите, — он кивнул в сторону койки, — старик пока еще в себя не пришел.

— И долго он еще так пролежит? Как он вообще? — в голосе Селезнева слышалось искреннее беспокойство, что окончательно расположило главврача к визитерам. Не всякий способен так искренне переживать за совершенно незнакомого человека.

— Вообще — более-менее в порядке. Во всяком случае, сейчас его жизни ничего не угрожает, — сказал Кравцов. — Но когда с ним можно будет поговорить — я не знаю.

— А можно нам здесь подождать, пока он в себя придет? — спросил Полундра.

Кравцов хотел отказать, но снова передумал. Почему бы и нет, собственно говоря?

— Подождите, — кивнул он. — Если хотите…

Договорить главврач не успел. Дверь палаты снова распахнулась, и через порог решительно шагнул еще один человек. Этот посетитель с первого взгляда понравился Кравцову куда меньше, чем Селезнев и Павлов. Было в нем что-то от мелкого хищника типа хорька или куницы. Он был невысокого роста, сухощавый, бледный, с маленькими серыми глазками, которыми поочередно обстрелял всех присутствующих, но так ни на ком и не остановил взгляда. Одет вошедший был во флотскую форму, на рукаве красовалась эмблема со змеей и чашей, а в руках он держал толстую кожаную папку. Вроде бы военный врач.

И все бы хорошо, да вот только Кравцов прекрасно знал, что его коллег среди местных военных нет.

Прибрежное — слишком маленький поселок, чтобы разделять медицину на военную и штатскую, все захворавшие обходились его госпиталем.

— Кто здесь Кравцов? — спросил вошедший каким-то бледным, невыразительным голосом.

— Это я, — ответил главврач. — А вы кто такой?

И почему входите сюда без разрешения?

— Капитан Гаранин. Оперуполномоченный Федеральной службы безопасности. — Гаранин вытащил из кармана красные корочки и ткнул ими чуть ли не в лицо Кравцову.

Полундра нахмурился. Вошедший тип сразу вызвал у него чувство неприязни. А теперь все ясно. Чекист. Птенец Железного Феликса, так сказать. Чекистов Полундра терпеть не мог. Нет, разумеется, он понимал, что и разведка, и контрразведка в наше время структуры совершенно необходимые. И даже допускал, что где-то есть коллеги этого Гаранина, которые заняты настоящим делом, а не шитьем дел на всех встречных-поперечных, включая пингвинов. Но с теми он почему-то до сих пор не сталкивался. А вот всякой сволочи с такими же, как у этого типа, удостоверениями Полундра повидал предостаточно. То-то ему сразу эта рожа не понравилась.

Тем временем Гаранин шагнул к койке, на которой лежал старик.

— Это и есть американец, которого к вам вчера доставили? — хозяйским голосом спросил он.

— Да, — растерянно кивнул Кравцов. Увидев корочки ФСБ, он слегка растерялся, и оперативник не замедлил этим воспользоваться, полностью перехватив инициативу.

— Немедленно очистить помещение, — потребовал он. — Почему вообще в палате посторонние? — он покосился на Полундру и Селезнева.

— Они, между прочим, получили на это разрешение от врача, — неожиданно заявила медсестра. — А вы нет!

— А мне никакое разрешение от вашего врача и не нужно, — хмыкнул оперативник, подтаскивая к койке американца стул.

— Молодой человек! Вы забываетесь! — лицо Кравцова побагровело. Так откровенно ему уже давно никто не хамил.

— Засохни, — не оборачиваясь, бросил Гаранин. — Ну, шустро, все освободили помещение. Мне нужно подозреваемого допросить.

— Вы в своем уме?! — рявкнул Кравцов. — Какого еще подозреваемого?! Вы не видите, что этот человек без сознания?!

— Вот этого самого подозреваемого, — чекист ткнул пальцем в старика. — А что без сознания, так это ничего. Сейчас оклемается. А не оклемается сам — я ему помогу.

— Я, как врач, запрещаю вам его трогать!

— Что?! — фээсбэшник резко вскочил со стула и развернулся к главврачу лицом. — Ты мне запрещаешь?! Да ты кто такой, урод?! Я же тебя в пять минут как изменника родины оформлю! Будешь тогда в Магаданской области северных оленей лечить! Не зли меня — вали отсюда скорее.

Кравцов слегка побледнел. Клятва Гиппократа — это, конечно, святое. Но в том, что оперативник ФСБ, если захочет, может подложить ему какую-нибудь пакость, Кравцов не сомневался. Так вот сразу в Магадан не загонит, конечно, времена не те, но жизнь испортить может крепко.

Оперативник почувствовал, что врач дрогнул.

— И вы тоже проваливайте, — продолжил он, глядя уже на Полундру с Селезневым.

— Слава, я не пойму, эта блоха к нам обращается? — спросил Полундра у Селезнева, демонстративно не глядя на Гаранина. Спецназовцу, прошедшему огонь, воду и медные трубы, надоело молча слушать, как чекист выпендривается.

— Да, похоже, к нам, — отозвался Селезнев, как и Полундра, не испытывавший особого уважения к Гаранину. — Может, вежливости его поучить?

Теперь побледнел чекист. Пару секунд он просто тупо выдыхал воздух, а потом, когда до него окончательно дошло, что это о нем так говорят, он снова выхватил из кармана красные корочки:

— Да вы что, придурки?! Да вы понимаете, с кем говорите?!

— С дураком, — веско ответил Полундра. — Тебя добрые тети в детском саду вести себя не научили?

Ну так мы со Славой научим.

— Ответите! — визгливо выкрикнул Гаранин. — Я вас в двадцать четыре часа посажу! Ты, каплей, баржой на Колыме пойдешь командовать, а ты, козел, — опер перевел взгляд на Полундру, — там же за колючкой окажешься! Думаете, я не смогу это устроить?!

— Ну, напугал! — хмыкнул Полундра. — Меня взвод штатовских «морских котиков» не достал, а уж ты-то, кальмар трипперный…

Медсестра хихикнула. Это окончательно вывело Гаранина из себя.

— Ну, вы договорились… — и чекист яростно кинулся вперед.

Видимо, кое-какой рукопашке в ФСБ учили даже таких, как он. Стоявшего ближе к нему Селезнева чекист довольно ловко отбросил в сторону, несмотря на то, что пограничник был его на голову выше и раза в полтора тяжелее. Но, налетев на Полундру, Гаранин мгновенно почувствовал разницу между рядовым офицером-пограничником и опытным спецназовцем, из которого государство несколько лет старательно делало самую настоящую боевую машину. И добилось в этом кое-каких успехов.

Полундра легко уклонился от стандартной прямой атаки в район солнечного сплетения, поставил блок под направленный в висок удар левой и, шагнув вперед, несильно хлопнул Гаранина ладонями по ушам.

Этот же удар, если его нанести в полную силу, надежно выключал противника как минимум на полчаса и рвал барабанные перепонки. Но Полундра бил несильно. Гаранин только пошатнулся и осел на пол, мотая головой от боли и бессмысленно тараща глаза на своего обидчика. Такого от парня в штатском он никак не ожидал.

— Что вы делаете! — на Полундре с двух сторон повисли главврач и медсестра.

— Вежливости его учу. Раз уж до меня некому было, то хоть теперь это упущение исправим, — ответил спецназовец.

— Он же может…

— Да ничего он не может, — махнул рукой Полундpa. — Только языком трепать. Сам же постыдится начальству рассказывать, как по ушам схлопотал.

Гаранин медленно, опираясь на стул, поднимался с пола. Похоже, воевать он больше не собирался, а лишь с явной опаской поглядывал на Полундру.

— Я требую, чтобы вы, как начальник этого учреждения, освободили палату от всех посторонних, — теперь он обращался исключительно к Кравцову. — Я — официальное лицо. Если вы откажетесь мне помогать, то сегодня же у моего начальства на столе будет соответствующий рапорт.

— Я требую, чтобы вы мне сообщили о цели своего здесь пребывания, — сказал Кравцов.

— Допрос подозреваемого в шпионаже гражданина США Джейка Меллинга, — ответил Гаранин. — Ну?

Вы намерены мне помочь, или мне идти писать рапорт?

Несколько секунд они мерились взглядами. Потом Кравцов отвел глаза. Ссориться с ФСБ ему не хотелось.

— Вы не можете допрашивать этого человека, пока он не пришел в себя… — тоном ниже сказал он.

Как раз в этот момент американец негромко застонал и приоткрыл глаза. Чекист, покосившись на него, торжествующе усмехнулся:

— Как видите, он уже пришел в себя. Ну?

Кравцов повернулся к Селезневу и Полундре. Эти ребята были ему очень даже симпатичны, но ФСБ есть ФСБ, и запретить допрашивать пришедшего в сознание американца он не может. И требование освободить помещение нужно выполнить.

— Ребята, вам придется выйти, — сказал Кравцов Полундре и Селезневу, не поднимая на них глаз.

Моряки переглянулись, кивнули друг другу. Не подчиниться главврачу они не могли, — в конце концов, он здесь старший, да и просит без хамства. Селезнев первым шагнул за дверь. За ним последовал Полундра, а следом, подгоняемые решительным жестом чекиста, и медсестра с самим Кравцовым.

Оставшись наедине с американцем, Гаранин тут же присел на стул рядом с его койкой и пристально уставился старику в лицо. Сам он полагал, что такой взгляд в упор дезориентирует собеседника и выводит его из равновесия, но в данном случае он не учел того, что его подозреваемый только что пришел в себя — на взгляд чекиста американец попросту не обратил внимания, он как раз сейчас только-только осознавал, что все-таки остался жив.

— Где я? — Меллинг говорил по-английски, и Гаранину пришлось здорово напрячься, чтобы разобрать, о чем старик спрашивает. Языку его, конечно, учили, но не особенно хорошо.

— А куда ты хотел попасть? — с трудом подбирая английские слова, вопросом на вопрос ответил Гаранин.

— К русским, на Медный, — выговорил Меллинг.

— Ага! Значит, ты признаешься?!

— В чем?!

— Не прикидывайся! В незаконном пересечении государственной границы Российской Федерации!

Давай, сука, колись, с какой целью заплыл в наши воды?!

Гаранин аж вперед подался. Он очень надеялся на этого американца. В самом деле — шанс первым допросить нарушителя госграницы выпадает не часто.

Если удастся как следует этого старика раскрутить, то он может послужить отличным трамплином в карьере. И очень хорошо, что американец сейчас только-только в себя пришел, — значит, выдумывать сил у него нет, откровеннее будет.

Американец молчал. То ли ему снова стало хуже, то ли он просто не хотел говорить.

— Не запирайся! Я и так все знаю! — прикрикнул на него Гаранин, решив, что старым приемом хуже точно не сделает. — Так что давай, колись. А не скажешь — на лесоповале сгною!

Меллинг, уже вполне пришедший в себя, слыша визгливый голос, жутко коверкавший его родной язык, с грустью осознал — ему не повезло. Похоже, он нарвался на какого-то дурака и карьериста. Что ж, они есть везде, не только у русских. Но раз так, в откровенный разговор с ним лучше не вступать, а сразу перевести общение в чисто официальное русло.

— Кто вы такой? — слабым голосом спросил Меллинг. — Покажите ваши документы.

Гаранин с готовностью предъявил корочки и представился.

— Я согласен отвечать на любые ваши вопросы, — медленно, старательно выговаривая каждое слово, сказал Меллинг. — Но только в письменной форме, как положено по закону.

На секунду Гаранин нахмурился, но потом его лицо снова прояснилось. Американец хочет отвечать в письменной форме? Так ведь это очень хорошо! Листок всегда можно вложить в папку уголовного дела.

Чекист вытащил из своей папки несколько листков сероватой бумаги и ручку.

— Пиши. Я подожду.

Меллинг взял ручку, листок и приподнялся на постели, чтобы писать было поудобнее.

Глава 9

Савада Яманиси внимательно рассматривал в бинокль приближающийся остров Беринга. На лице его застыло странное выражение — смесь ненависти и страха с уважением. Так, наверное, в старину охотник-одиночка смотрел на крупного хищного зверя — сильного и опасного, но достойного уважения. Впрочем, во взгляде Яманиси ненависти было, пожалуй, побольше, чем уважения. Сейчас, когда японец был уверен, что его никто не видит, он на мгновенье дал волю своим чувствам. Он впервые видел российскую землю. Ну, если не считать острова Шикотан, который Яманиси совершенно искренне считал японским, несмотря на фактическое положение вещей.

Берег приближался. Яманиси внимательно рассматривал пустынные галечные пляжи, покрытые кое-где кучками буро-зеленых водорослей. Местами в море выдавались огромные серые валуны, с которых раз за разом скатывались клочья белой пены.

Над волнами кружили чайки. В целом пейзаж был довольно унылым.

"Все же они дикари, несмотря на все их достижения, — подумал Савада. — Космос, подводные лодки, самолеты… Какая разница, чего они достигли в науке, если не поняли самого главного — что нужно полностью использовать все, что у тебя есть, и получать от этого максимальную пользу. Будь этот остров наш, он бы выглядел совсем по-другому. А такие дикие места если бы и остались, то только как заповедники.

А у этих дикарей, видимо, просто руки не доходят.

Нет, никогда мне этого не понять!"

Яманиси повернулся вправо. Теперь в бинокль было видно Прибрежное. Издалека все выглядело точь-в-точь так же, как и у американцев на острове Атту. Несколько бетонных причалов, рыбацкие сейнеры, пара катеров. Подальше — невысокие серые здания, маленькие фигурки людей, мелькающие между ними. Впрочем, как минимум одно отличие все же имелось. Военного оркестра на берегу видно не было. Да и вообще, группа людей на одном из причалов, явно ожидающая прибытия японской делегации, была раза в три меньше, чем в Адаке, — всего человек восемь. Видимо, в Прибрежном прибытие научной экспедиции, разыскивающей стеллерову корову, особенно важным событием не сочли.

Японец опустил бинокль. Несколько секунд он постоял неподвижно, склонив голову и о чем-то раздумывая, а потом повернулся и подошел к небольшому столику, стоящему шагах в пяти от борта корабля. На столике, прикрепленная магнитными зажимами, лежала большая карта. Яманиси склонился над ней, внимательно рассматривая правый нижний угол — как раз там находился остров Беринга. Затем Савада снова поднял бинокль, посмотрел на берег, опустил и опять взглянул на карту. На этот раз он, видимо, обнаружил на ней или на берегу то, что искал, и положил бинокль на стол.

— Като! — негромко позвал Яманиси.

Спустя несколько секунд из двери, ведущей вниз, к каютам, показался невысокий широколицый японец.

— У тебя все готово? — спросил Яманиси. Лицо его снова стало совершенно непроницаемым, ничто на нем не напоминало о недавних эмоциях.

— Да, господин Савада, — кок низко поклонился.

— Это хорошо. Я почти уверен, что тот русский, которого нам навязывают, будет шпионить за нами.

Мы должны быть готовы.

— Может быть, вы все же ошибаетесь, господин? — в голосе собеседника слышалось легкое сомнение.

— Может быть. Но лучше ошибиться и оказаться слишком осторожным, чем слишком беспечным. Лучше я буду остерегаться выпи, чем не замечу тигра в камышах.

— Почему же тогда вы не отказались от того, чтобы он нас сопровождал? Нам не нужен знаток прибрежного шельфа — у нас очень хорошие карты и Приборы.

.;" — Мы пытались отказаться, — сказал Яманиси. — Но русские настаивали. Это тем более подозрительно.

— Да, — кивнул Като. — Значит, я должен…

Яманиси отрицательно покачал головой, шагнул к Като и прошептал ему на ухо несколько фраз. Даже если бы кто-нибудь сейчас затаился в дверном проеме, из которого вышел японец, максимум что он смог бы услышать, это несколько раз повторившееся слово «фугу».

Для большинства русских это слово непонятно, но любому японцу оно сказало бы о многом, фугу — это японское название рыбы, которую русские называют каменным окунем. Можно без преувеличения сказать, что эта рыба — одно из самых изысканных блюд в Японии. Она действительно очень вкусна, но все же не только и не столько это объясняет любовь японцев к фугу. Есть и еще одна причина.

Рыба фугу содержит очень мощный яд, тетрадотоксин. В малых дозах он действует как наркотик, человек, принявший его, чувствует своеобразное опьянение, веселье и легкость. Моментально отступают все боли, исчезает чувство реальности. Но это при малых дозах. Малейшая передозировка чревата мгновенной смертью — тетрадотоксин сильнее знаменитого яда кураре в двадцать раз.

Одной маленькой фугу вполне достаточно, чтобы отравить тридцать здоровых мужчин. Профессиональный повар обрабатывает рыбу таким образом, чтобы яда в ней осталось ровно столько, чтобы опьянеть, но не умереть. Однако обработка эта — дело ненадежное. Какой бы искусный повар ни готовил фугу, риск всегда остается и притом весьма большой.

Впрочем, многие считают, что этот риск привлекает людей к фугу чуть ли не сильнее, чем ее наркотический эффект. Ведь съев фугу, человек переступает через свой страх, поднимается в собственных глазах, и жизнь, которая так легко могла оборваться, становится ярче.

А наркотический эффект… Он, безусловно, приятен, но в двадцать первом веке его можно получить и более безопасным путем. Риск куда важнее. Один японский мудрец однажды сказал: «Те, кто ест фугу, — глупцы. Но и те, кто не ест фугу, — тоже глупцы».

Каждый год в Японии от яда фугу гибнет более ста человек. Но ни один повар, ни один хозяин ресторана не попал под суд — яд не определяется никакими детекторами, а клиническая картина смерти — паралич и остановка сердца — легко может быть списана на естественные причины. Впрочем, опытные повара ошибаются редко. Ведь самое главное все-таки — это правильно приготовить фугу.

Закончив разговор, Яманиси и кок разошлись в разные стороны. Первый — в капитанскую каюту переодеваться и готовиться к встрече с русскими, а второй — к себе на камбуз.

Спустя полчаса японское судно пришвартовалось у причала острова Медный. Шагая к опущенному трапу, Яманиси отдавал последние распоряжения. Часть экипажа должна была вместе с ним сойти на берег, а остальным следовало остаться на судне — им предстояло выполнить несколько мелких, но довольно важных дел: небольшой ремонт, подкраска, доставка пресной воды и продовольствия — все это требует времени.

— Добрый день! — широко улыбнувшись, шагнул навстречу Яманиси Сергей Берегов, глава администрации Прибрежного.

Это был высокий толстый человек с маленькими поросячьими глазками, которые почти утопали в мясистых щеках. Волосы у него были темно-русые, а кожа на лице бледная, угреватая. На первый взгляд Берегов производил впечатление неотесанного и тупого борова, но те, кто был с ним знаком поближе, прекрасно знали, что на самом деле это не так. Берегов был хитер и предусмотрителен, он всегда очень быстро понимал, откуда дует ветер очередных перемен в многострадальном отечестве, и именно благодаря этому занимал сейчас свой пост. Он протянул японцу руку, и Савада ее пожал.

Тут же затараторил переводчик, пришедший с главой русской делегации. Берегов и Яманиси несколько минут вежливо говорили о пустяках — о том, как японцы добрались сюда, не затронуло ли их по дороге остатками вчерашнего шторма, о том, как важны научные контакты между Россией и Японией, а также, конкретно, поиски стеллеровой коровы.

— А это Сергей Павлов, — Берегов широким жестом показал на стоявшего у него за спиной Полундру. — Очень хороший специалист-океанолог, знает наши острова как свои пять пальцев. Он будет вас сопровождать в ваших поисках.

Полундра старательно улыбнулся и изобразил нечто вроде короткого офицерского поклона — он не очень представлял себе, как надлежит вежливо здороваться с жителями Страны восходящего солнца.

Инструкторы, обучившие его плавать во всех видах подводного снаряжения и пользоваться любым видом оружия, о японском этикете как-то позабыли.

«Ну да ладно, — хмыкнул про себя Полундра, — постараюсь без этикета обойтись. Главный смысл всех правил вежливости все равно у любого народа один — уважай собеседника».

Японец, выслушав переводчика, вежливо поклонился в ответ и прочирикал длиннющую фразу на своем языке.

— Господин Яманиси рад приветствовать господина Павлова, — сказал переводчик. — Но он выражает сомнение в том, что такого ценного специалиста стоит отрывать от, несомненно, весьма важных дел из-за такого пустяка, как его экспедиция.

Закончив, переводчик встряхнул головой:

— Фу-у… Простите, ребята, с японского нельзя по-другому перевести, иначе смысл исказится.

— Ничего, ничего, — хмыкнул Берегов. — Передай ему, что участие русского специалиста — обязательное условие их экспедиции. Оно упомянуто во всех предварительных договоренностях. Только смотри, говори повежливее, как у них положено.

Пока переводчик состязался с японцами в воспитанности, Полундра внимательно рассматривал тех, с кем ему придется провести ближайшие дни. Особенное внимание он уделил, разумеется, начальнику экспедиции, Саваде Яманиси. На первый взгляд опасным японец не выглядел. Обычный азиат среднего возраста — одеть его попроще, и среди торгующих фруктами на базаре казахов его будет не узнать. Однако, присмотревшись повнимательнее, Полундра почувствовал в этом человеке железный стержень, какую-то скрытую до поры до времени за восточными церемониями жесткость.

«Не похож он что-то на ученого, — подумал Полундра, осторожно рассматривая Яманиси. — Хотя, может, я и ошибаюсь. Среди ученых тоже разные люди попадаются. Особенно среди тех, кто наверх выбился. Бывают и очень сильные характером. Тем более он японец, а у них наука — это тот же бизнес, там слабаков не держат. Так что не будем заранее подгонять все наблюдения под заданную схему. Он вполне может быть и тем, за кого себя выдает».

Дискуссия о русском специалисте тем временем подошла к концу. Яманиси согласился — ничего другого ему, впрочем, и не оставалось, решение было принято на более высоком уровне. Поспорить он хотел только затем, чтобы прощупать почву — насколько русским важно, чтобы их человек участвовал в экспедиции? Не захотят ли они освободить его от этой обязанности, написав во всех бумагах, что он присутствовал на борту японского судна. Именно эту возможность Яманиси весьма деликатно и предложил старшему из русских. И то, как он решительно это предложение отверг, утвердило японца во всех его подозрениях — русский приставлен к ним, чтобы шпионить.

— Ну а теперь мы приглашаем вас на банкет в честь вашего прибытия, — сказал Берегов, решив, что с расшаркиваниями можно покончить. — Думаю, что вы не будете разочарованы.

— Да! Узнаете, что такое русское гостеприимство, — подтвердил каплей Селезнев, тоже входивший в состав встречавшей японцев делегации.

— Нет-нет, — через переводчика ответил Яманиси. — Мы хотим сами пригласить вас к себе на корабль. Кок получил задание постараться — где вы еще попробуете настоящей японской кухни?

— Нет, ну как же! Мы же хозяева здесь! Нам и угощать вас положено! — возмутился Селезнев раньше, чем Берегов успел открыть рот. — Знаете, как в наших русских сказках — накормить, напоить, в баню сводить и спать уложить. У нас уже все готово к вашему прибытию — и щи русские, и красная рыба, и грибы соленые — с материка везли, — и много чего еще. Да и водка русская — вы у себя такого тоже не попробуете.

Однако японец настаивал на своем — вежливо, но твердо. У них тоже все готово — только сакэ подогреть осталось. Японская кухня ничем не уступит русской. Да и не зря же повар старался, в конце концов?!

Попрепиравшись с Яманиси минуты три, Берегов мысленно махнул рукой, — в конце концов, почему бы и не принять приглашение, раз японец так настаивает? Приказав замолчать Селезневу, который все еще пытался покрасочнее расписать русское гостеприимство, Берегов сказал:

— Хорошо. Мы рады принять ваше приглашение, господин Яманиси.

Японец поблагодарил, отдал своим людям какие-то распоряжения и повел всех русских на корабль.

Поднимаясь по трапу, Яманиси между делом спросил у начальника русской делегации:

— Скажите, господин Берегов, а можно ли у вас в случае необходимости пополнить запас медикаментов? — На этот раз Яманиси не стал пользоваться услугами переводчика, он говорил по-английски. Берегов этот язык понимал, здесь английский был постоянно нужен — кто его знал, тот не забывал, а кто не знал, тот быстро выучивал.

— Чего-то дорогого и редкого — не обещаю, — ответил Берегов. — А наиболее распространенные, конечно, есть. Можно взять в госпитале.

— А где он у вас?

— Там, — глава администрации показал на стоящий немного на отшибе модульный домик.

— Понятно. И как, господин Берегов, часто у вас тут люди болеют? — спросил японец. — Климат тут не очень благоприятный.

— Болеют не часто, — ответил Берегов. — А если что-то серьезное случается — мы отправляем больного вертолетом в Петропавловск. В госпитале сей час пусто, кажется. Хотя нет. Не пусто. Один человек точно есть — как раз вчера привезли, он во время шторма пострадал.

Японец вежливо кивнул и больше не возвращался к этой теме. Он и так прекрасно понял, о ком идет речь.

Глава 10

Джейк Меллинг обессиленно откинулся на подушку. Исписанный лист бумаги выскользнул у него из рук и соскользнул на пол.

— Эй, старик! — Гаранин поднял с пола лист и тряхнул Меллинга за плечо. — Что с тобой?! Ты не умираешь?! — английский давался фээсбэшнику с трудом, он еле-еле подбирал нужные слова.

— Нет, я в порядке, — с трудом ответил Меллинг. — Просто я очень устал.

— От чего ты устал-то? — непонимающе приподнял брови чекист. — Ты же ничего не делал, только писал.

Меллинг не ответил. Попробуй объясни этому идиоту, что для него сейчас ручку в пальцах удержать — уже подвиг. Ему ведь восемьдесят лет, и он сюда, в больницу, не просто так попал. Врач сказал, что у него сотрясение мозга и переохлаждение организма. Правда, переохлаждение уже осталось в прошлом, но оно еще может напомнить о себе каким-нибудь осложнением. Воспалением легких, например.

А в его возрасте это не шутки, помереть можно в два счета.

Меллинг вдруг неожиданно остро почувствовал, что, несмотря на долгие прожитые годы, несмотря на то, что старое тело уже с трудом его слушается, он все еще очень хочет жить и боится смерти. Пожалуй, он не боялся ее так даже в молодости, когда воевал и каждый день рисковал жизнью. Да, правду, оказывается, говорят, что чем дольше живешь, тем сильнее хочется.

— Что ты документ-то бросил? — снова тронул его за плечо русский. — Писать дальше будешь или все?

— Буду, — выговорил Меллинг. — Сейчас, отдохну.

На старика волной накатила тошнота. Если бы не совершенно пустой желудок, Джейка, наверное, вырвало бы. Снова заболела голова. Недавно врач давал ему обезболивающее, но, видимо, его действие уже закончилось. Нужно попросить еще одну таблетку…

Меллинг выронил ручку. Гаранин, видящий, что его подследственному на глазах становится все хуже, наконец-то решился принять меры. Он встал, вышел в коридор и громко крикнул:

— Эй, там! Доктора! Идите сюда скорей, тут америкашка вот-вот загнется!

Из ординаторской, находившейся в конце коридора, появился Кравцов.

— Ему снова хуже? — озабоченно спросил он, подходя к оперативнику.

— Да! Иди сделай что-нибудь!

— Ну да, конечно, — язвительно бросил через плечо врач. — А то умрет ненароком, и некого будет тогда на Колыме сгноить. Начальство не похвалит, медали не даст, — Заткнись! Что-то ты разговорчивый очень стал!

Или неприятностей захотелось?

Кравцов не стал отвечать — его ждал больной, на перебранку с чекистом не было времени.

Быстро осмотрев старика, который уже был в полубреду, Кравцов моментально принял нужное решение. Сделав Меллингу два укола, он удалился, предварительно сказав Гаранину, чтобы тот не трогал старика до тех пор, пока сам не очнется. Гаранин что-то рявкнул в ответ, но ослушаться не посмел — происшедшее убедило его, что с американцем надо быть поосторожнее. А то потом еще отвечать за него придется.

Он почти час ждал, пока старик откроет глаза. Но когда дождался, то сразу же сунул ему в руки листок бумаги и ручку:

— Пиши!

— Что писать? — Меллинг еще не успел полностью осознать, где он и что с ним.

— Не вилять!! — рявкнул чекист. — Сам захотел показания в письменной форме дать, так и давай!

Меллинг встряхнул головой. Какие показания? Ах да, он же попал в госпиталь к русским, к нему приперся какой-то их контрразведчик и задает дурацкие вопросы. А ему нужно передать через него всю необходимую информацию о японцах.

Преодолев слабость, Меллинг взял лист, пробежал глазами уже написанное. Нет, так никуда не годится. Неубедительно. Ни один серьезный человек не поверит — то, что он понаписал, похоже на бред сумасшедшего. Нужно писать более коротко, сжато и конкретно, без лишних подробностей, но в то же время не упуская ничего важного. Меллинг решительно разорвал лист.

— Что делаешь?! — взвыл Гаранин, вскакивая со стула. — Сгною!! — это было одно из его любимых слов.

— Не годится, — спокойно объяснил Меллинг. — Нужно писать заново.

— Опять?! Сколько раз ты будешь переписывать, гад?! Мне что, с тобой здесь до ночи сидеть?!

— Если хотите, можете уйти, — предложил Меллинг, которому этот скандальный человек с мордочкой хорька уже изрядно надоел. — Завтра придете и заберете показания.

— Ну уж нет, — решительно заявил Гаранин. — Чтобы ты сбежал, пока меня не будет?! Шиш! Подожду, пока закончишь.

Ждать чекисту пришлось долго. Меллинг никак не мог толком собраться с мыслями. Сотрясение мозга давало о себе знать — четко формулировать фразы было неимоверно трудно, а переносить их на бумагу еще труднее, — правда, уже по другой причине — руки его плохо слушались. Еще два раза Джейк начинал писать сначала, решив, что выходящие у него показания выглядят неубедительно. Каждый раз Гаранин начинал на него орать, но без толку — упрямый американец все равно делал все так, как сам считал нужным, а надавить на него по-настоящему не было никакой возможности.

Наконец Меллингу стало трудно писать уже не от слабости в руках и путаницы в голове, а от обыкновенной усталости.

— Мне надо поспать, — сказал он, откладывая недописанный листок с показаниями. — Я допишу завтра.

Гаранин оскалился. Теперь он стал особенно похож на мелкого хищника, от которого вот-вот улизнет его законная добыча. Он уже хотел было снова заорать, рвануть старика за ворот, но вовремя понял — бесполезно. Американец то ли действительно очень устал, то ли притворяется, но писать сейчас его не заставишь. Что ж, можно подождать и до утра. Но одного его оставлять и правда нельзя. Мало ли, вдруг он только притворяется таким ослабевшим, а на самом деле собирается сбежать? Что же делать? Прямых подчиненных у него на Медном нет, а военным он не командир. Значит, охранять старика придется самому.

Гаранину очень не хотелось оставаться в больнице на ночь, но он быстро с собой справился. Чего только не сделаешь ради успешной карьеры в «органах».

— Ну, завтра так завтра, — сказал Гаранин вслух. Только имей в виду, старик, на ночь я здесь останусь.

Так что никуда ты не убежишь.

Меллинг даже отвечать не стал на такую глупость.

Ну да, конечно, побежит он. Бегун из него сейчас — хоть куда.

Гаранин снова позвал врача и сообщил ему, что останется в палате на ночь. Кравцов был недоволен, но перечить не стал, — в конце концов, от госпиталя не убудет.

Когда врач ушел, Гаранин, чуть поколебавшись, достал из своей папки бутылку водки. Папка у него была как раз такая по толщине, чтобы там умещалась поллитровка. Чекист сноровисто скрутил колпачок, приложился к горлышку. Уж если сидеть здесь всю ночь, так хоть не скучать. Выпив, Гаранин почти мгновенно подобрел.

— Эй, старик, не хочешь? — он протянул американцу бутылку.

— Нет, — отрицательно покачал головой Меллинг.

— Ну и зря, — Гаранин сделал еще один глоток. — Пей, пока дают! Там, куда я тебя закатаю, тебе водки не предложат, так что пользуйся случаем.

Американец снова покачал головой. От этого движения перед глазами у него все поплыло, и Меллинг наконец перестал сопротивляться наползающей на него дреме. Через минуту он уже спал.

Покосившись на спящего старика, оскорбленный в лучших чувствах чекист снова отхлебнул из бутылки и устроился на соседней койке. Спать без простыни и прочего белья было неприятно, однако звать врача или медсестру было уже лень — от выпитой водки Гаранина тоже стало неудержимо клонить ко сну.

Глава 11

Кают-компания на японском корабле Полундру слегка разочаровала. Не знал бы, что корабль японский, — в жизни бы не догадался. Никакой восточной экзотики — ни самурайских мечей на специальной подставке, ни японских картин, ни циновок на полу.

Все вполне по-европейски. Да и сами хозяева в кимоно переодеваться и обувь снимать, войдя в помещение, особенно не спешили.

«Ну вот, даже рассказать дома нечего будет», — огорченно подумал Полундра.

Переводчик, с которым Полундра тихо поделился своим разочарованием, пока народ рассаживался по своим местам за длинным столом, тоже вполголоса объяснил спецназовцу, что современные японцы и у себя на родине-то не очень соблюдают старинные обычаи, что уж говорить о случаях, когда они уезжают за границу.

— Странно, — тихо сказал Полундра. — Я как-то видел японский учебный фильм про карате, так там все как положено. Циновки, кимоно, поклоны… Или это липа?

— Не липа, — покачал головой переводчик. — Просто спортзал и занятия карате — это совсем другое дело. Традиционное боевое искусство — вот они и ведут себя как положено по традиции. А работа на научно-исследовательском судне или в офисе каком-нибудь в Токио — дело совершенно нетрадиционное.

Кимоно там будут смотреться глупо. Вообще, японцы в этом смысле молодцы. Они и своего не забывают, и чужое, когда нужно, перенимать не боятся.

На этом разговор оборвался — один из японцев вежливо коснулся плеча Полундры и указал ему на место по соседству с Савадой Яманиси.

Усевшись за стол, Полундра наконец-то обратил внимание на то, что на нем стояло. Большая часть блюд была ему совершенно незнакома: какие-то странные коричневые кусочки в густом красном соусе — не поймешь даже рыба это, мясо или вообще какой-нибудь овощ экзотический. Длинные белые палочки, пахнущие специями — Яманиси сказал, как они называются, но слово это состояло слогов из восьми, и Полундра, разумеется, забыл его начало раньше, чем услышал конец. Правда, было и кое-что знакомое — рис с какой-то рыбой, знаменитые суши, которые Полундра как-то раз попробовал в японском ресторане во Владивостоке, жареная курица.

Когда все уселись за стол, Яманиси поднялся и минут пять говорил по-японски, делая паузы только для того, чтобы русским гостям все успели перевести. Смысл этой длинной и цветистой речи можно было свести к одному-единственному предложению:

Савада Яманиси искренне рад, что его приглашение приняли такие замечательные люди, каковыми, без сомнения, являются все до единого члены русской делегации, и он желает им всего хорошего.

Полундра, успевший уже как следует проголодаться, с тоской ждал, когда речь наконец закончится. На всякого рода торжествах и официальных обедах он больше всего не любил это словоблудие. Однако приходилось терпеть — этот случай был из тех, когда сделать нельзя совсем ничего.

Японец закончил свою речь пожеланиями в адрес своих гостей. Если бы его пожелания сбылись хотя бы на четверть, то жили бы русские не меньше чем по сто лет, про болезни не вспоминали никогда, а удачливостью прославились бы так, что о них бы еще через сто лет байки рассказывали.

Наконец японец замолчал. Полундра привстал с места с чашкой сакэ в руке, но тут же смущенно сел.

Видимо, чокаться у японцев не принято. Спецназовец успел заметить, что привстать попытались практически все русские. Вот что значит — привычка.

Сакэ оказалось довольно слабым напитком. Полундра, у которого в такого рода делах опыт был весьма солидный, мгновенно определил — градусов двадцать пять. Ну, может, чуть-чуть побольше. Больше Полундра ничего попробовать толком не сумел — не успели голодные гости взяться за еду, как со своего места встал Берегов. По решительному выражению его лица было ясно, что он не собирался оставаться в долгу. И все повторилось сначала — только теперь Полундра понимал речь без перевода.

Однако всему, даже застольным речам, бывает конец. Когда Берегов договорил, обстановка наконец-то стала более-менее неофициальной. Полундра налег на рис с рыбой и суши — незнакомых блюд он опасался — доходили до него слухи, что то ли японцы, то ли китайцы собак едят и даже тараканов. Может, и вранье, конечно, но лучше поостеречься.

— Серега, налить тебе? — Полундра оглянулся на шепот и увидел, что Селезнев, сидевший недалеко от него, показывает ему бутылку водки, не вынимая ее из-под стола.

— Давай, — кивнул Полундра, воровато оглянувшись на занятых разговором Яманиси и Берегова.

Бутылка так же, под столом, перекочевала к спецназовцу, он быстро плеснул себе в чашку граммов сто и вернул емкость товарищу.

Сидевший между моряками японец непонимающе на них покосился.

— Это водка. Рашен водка, — объяснил ему Полундра. — Хочешь, и тебе нальем?

Японец, похоже, понял. Он кивнул и подставил чашку. Селезнев налил ему пальца на три.

— Ну, по-русскому обычаю. За все хорошее! — Полундра чокнулся с Селезневым, а сообразительный японец тоже поднял свою чашку. Все трое выпили.

— Ох, хорошо пошло… — покачал головой Полундра. В этот момент сбоку от него раздался какой-то странный шипящий звук. Полундра повернулся и, мгновенно сообразив, в чем дело, сильно хлопнул японца по спине. Бедняга попытался пить водку так же, как сакэ — потягивая ее маленькими глоточками.

И ясное дело, чем это кончилось.

— Извини, нам нужно было тебя предупредить, что это крепкий напиток, — по-английски сказал Полундра. Японец молча кивнул и водки больше не просил.

Зато стал поглядывать на русских моряков с явным уважением. К счастью, этого маленького инцидента не заметил никто.

За столом уже было шумно и весело — все успели выпить и сейчас оживленно общались — в основном на английском. Русские расспрашивали японцев об их родине и о стеллеровой корове, а японцы интересовались местными достопримечательностями.

А в дальнем от начальства конце стола общение стало даже слишком непринужденным. Каким-то образом разговор свернул на проблему Курильских островов, и один мелкий чин из администрации Прибрежного позволил себе сказать какую-то резкость.

Японец ответил ему тем же, и начала разгораться ссора. Однако зайти далеко конфликту не дали. Яманиси, заметивший непорядок, шипящим голосом произнес несколько фраз по-японски, перевести которые никто не удосужился, а Берегов громко рявкнул:

— Сенин, мать твою! Заткнись немедленно!

После этого спорщики вежливо извинились друг перед другом. Полундра заметил, что японец при этом вел себя куда спокойнее.

«Уравновешенные, сукины дети, — с грустью подумал он. — Молодцы. Хотя… С другой стороны, может, по-нашему и лучше. Чем обиду и злость затаить, лучше уж сразу честно и открыто их выплеснуть. Так вреда меньше получится. Недаром же у нас мужики могут по пьянке в кровь передраться, а через полчаса уже снова друзья. Эти так не смогут. Так что нечему завидовать, пожалуй. Пусть они завидуют».

— Господин Павлов, — отвлек Полундру от его мыслей голос Яманиси. — Попробуйте этой рыбы, — японец указал спецназовцу на тарелку, на которой лежало несколько кусков мяса, на вид — совершенно сырого.

— Не хочется, — ответил Полундра. — Я уже сыт.

— Все-таки попробуйте хоть немного. А то скоро совсем не останется. Это очень вкусная рыба, всем вашим соотечественникам понравилась.

Японец, кажется, не врал — как раз в этот момент Селезнев потянулся к тарелке и взял один из кусков.

— Попробуй, правда, вкусно, — перехватил он взгляд Полундры.

— Вкусно было, когда мы с тобой вчера уху варили, — отозвался Полундра. — Да еще картошечка в мундире с солеными огурцами, да под водочку — это тоже вкусно. А все эти восточные деликатесы не по мне. Ну да ладно, не обижать же хозяев.

Полундра выбрал самый маленький кусок рыбы, осторожно попробовал. На вкус мясо оказалось действительно довольно приятным, но ничего особенного. Из вежливости доев кусок до конца, Полундра снова переключился на водку и рис с мясом.

— Расскажите лучше, когда вы собираетесь за стеллеровой коровой плыть и куда именно? — спросил у Яманиси Полундра, заметив, что японец снова собирается с ним заговорить.

— Мы планируем начать поиски завтра. А куда именно, мы еще не до конца решили. Завтра мы обязательно поговорим об этом — с картой и всем, что полагается.

— Так когда к вам приходить-то? Утром? А во сколько конкретно? — спросил Полундра.

— Приходите в восемь, — сказал японец. — Или вам рано? Тогда в девять.

— Нет, мне и в восемь не рано, — покачал головой Полундра. — Я приду.

— Хорошо, — кивнул японец.

В этот момент Полундре показалось, что в голосе японца прозвучала очень хорошо скрытая издевка.

Впрочем, как немедленно успокоил сам себя спецназовец, может быть, и правда, всего лишь показалось.

В конце концов, когда оба собеседника говорят на неродном языке, в смысловых и интонационных оттенках разобраться практически невозможно.

— Дядя Сережа! Дядя Сережа! Вставайте!

Полундра приоткрыл глаза. Вообще-то он всегда просыпался практически мгновенно и легко, но сегодня что-то не заладилось — голова была тяжелая, он даже не сразу сообразил, где он и кто его будит.

— Дядя Сережа! Вставайте! Папе плохо!

Полундра окончательно проснулся. Рядом с его кроватью стоял Витя и тряс его за плечо.

«Ну, правильно, мы же после ужина у японцев к Славе домой поехали», — по инерции подумал Полундра. И тут же опомнился — лицо мальчишки было белым как снег — в буквальном смысле слова.

— Что случилось? — Полундра вскочил с кровати.

И чуть не упал. Голова закружилась так, как будто только что с карусели слез, а ноги и руки были вялыми, ватными. И еще сильно болел живот. Полундра оперся на стоящее рядом с кроватью кресло и только благодаря этому удержался на ногах.

«Что это со мной? На похмелье не похоже», — промелькнуло в голове спецназовца.

На похмелье это и в самом деле походило мало.

Полундра вообще практически никогда этим не маялся, — а уж чтобы хоть какие-нибудь последствия были после пьянки, ему нужно было не меньше двух бутылок водки за вечер усидеть. Меньшие дозы закаленный организм русского моряка не брали. Вчера же он выпил куда меньше.

— Папа заболел! Он лежит на кровати, весь горячий и не просыпается! Я его толкал, будил, он что-то бормочет и не просыпается! Дядя Сережа, помогите А то мамы сейчас нет, она к бабушке уехала, а я не знаю, что делать! С папой никогда такого не было!

Вдруг он умрет?!

— Погоди, может, все еще не так страшно, — Полундра подумал, что сопротивляемость к алкоголю у Селезнева может быть и похуже, чем у него, так что не исключено, что капитан-лейтенант просто пьян. — Мы с твоим папой вчера были на празднике…

— Нет! — отчаянно помотал головой парнишка, поняв, что имеет в виду Полундра, до того, как тот успел договорить. — Папа после праздников просто спит!

А сейчас он заболел! Я точно знаю! Да пойдемте, вы сами посмотрите!

Через несколько минут Полундра убедился в правоте Витиных слов. Со Славой в самом деле было что-то не в порядке. Кое-каким основам медицины в спецназе учат, так что распознать признаки болезни и отличить ее от обычного опьянения Полундра мог.

Во-первых, у Селезнева явно была температура под сорок. Во-вторых, он в самом деле не реагировал почти ни на какие внешние раздражители — его состояние было совершенно не похоже на нормальный сон. Скорее уж на обморок. Кроме того, сильно расширился зрачок — когда Полундра оттянул Славе веко, он увидел, что он занимает всю радужку.

Неожиданно Селезнев закричал — не открывая глаз и не приходя в себя, от чего крик показался еще страшнее — Вот! — с отчаянием в голосе сказал мальчишка. — Он уже не первый раз так кричит! Я как раз поэтому и пришел — услышал.

«Интересно, почему я не услышал?» — подумал Полундра. В этот момент его снова шатнуло, пришлось опереться о стену.

«Да что это со мной такое?» — почти со злостью подумал спецназовец. Однако на самобичевание времени не было. Нужно было срочно принимать меры.

— Вот что, Витя, — Полундра старался говорить уверенно, короткими, четкими фразами. — Похоже, твой отец и правда заболел. Но ты не волнуйся. Ничего страшного не случится. Сейчас я его отвезу в госпиталь, там ему помогут Завтра с ним наверняка уже будет полный порядок.

Парнишка всхлипнул.

— Ну, не распускай нюни! — прикрикнул на него Полундра, прекрасно понимая, что сейчас верным будет именно такой, чуть грубоватый, тон. — Ты же мужчина — вот и возьми себя в руки!

— А он точно выздоровеет?

— Не беспокойся. Так, а у вас на острове «Скорая помощь» есть?

— Конечно, — кивнул мальчик.

Полундра подошел к телефону, набрал 03. Ответили ему после первого же гудка — Полундра даже удивился такой оперативности. Он-то был уверен, что будить дежурную придется долго.

— Да? — раздался в трубке женский голос.

— Девушка, нужна машина «Скорой помощи». Человеку очень плохо. Высокая температура, не приходит в сознание…

На том конце трубки послышался сдавленный вздох.

— Еще один… Послушайте, у вас нет никакой возможности довезти его до госпиталя самому? У нас только одна машина и до вас уже четыре вызова на очереди.

— Четыре вызова? — Полундра очень удивился. Он думал, что в такой глуши, где народу живет мало и стариков почти нет, «Скорую» беспокоят максимум раз в неделю.

— Да! — резко отозвалась дежурная. — Сами не знаем, что случилось! И у всех температура и бессознательное состояние, как и у вас. Так можете вы своего больного сами довезти?

Полундра знал, что машина у Селезнева есть.

Правда, никакого права садиться за ее руль он не имел — ни прав на вождение с собой, ни доверенности, но в таком экстренном случае на права можно и наплевать.

— Довезу. Говорите ваш адрес.

— Какой еще адрес?

— Ваш адрес. Клиники вашей.

— Вы что, где госпиталь, не знаете?

— Мать вашу так! — не выдержал Полундра. — Да, не знаю! Нездешний я, недавно приехал!

— У нас и адреса-то нет, — растерянно сказала девушка. — Послушайте, вы хоть причалы где, знаете?

— Да.

— Оттуда днем госпиталь видно. Он слева, небольшой такой модульный домик. Найдете?

— Найду, — решительно ответил Полундра, подумав, что если не найдет, то не постесняется кого-нибудь из аборигенов разбудить и заставить все показать. Так уж точно быстрее будет, чем ждать, пока «Скорая» по четырем вызовам съездит.

— Так, — сказал Полундра Вите, повесив трубку. — Теперь я пойду, подведу к дому машину, а потом ты поможешь мне его туда отнести.

Сказать оказалось проще, чем сделать. Полундра недооценил свое недомогание. Руки и ноги его еле слушались, в голове словно дятел поселился, задавшийся целью продолбить лоб изнутри, а в желудке постоянно вспыхивала режущая боль.

«Да что же это за ерунда такая? — думал Полундра. — Четыре, а если считать со Славкой, то и пять вызовов „Скорой“, со мной тоже какая-то непонятная дрянь. Уж не эпидемия ли здесь какая-нибудь начинается? Только этого не хватало…»

Без помощи мальчишки Полундра мог бы и не дотащить Селезнева до машины. И это Павлов, который со стокилограммовым грузом на спине стометровку за пятнадцать секунд пробегал! Однако когда организм разлаживается, все становится не так просто.

Видимо, поэтому до него не сразу дошло, что госпиталь на острове один, а значит, тот самый, где они накануне были. Садясь за руль, Полундра уже понимал, что помощь понадобится и ему самому.

Но в госпитале оказалось не до него. Туда свезли уже пять человек, Селезнев стал шестым. А еще через несколько минут после него привезли седьмого.

Главу администрации Прибрежного — Берегова. Теперь, если считать и Полундру, вся русская делегация, встречавшая японцев, оказалась в госпитале.

Полундра, которому уже чуть полегчало, сразу это заметил, — собственно говоря, кроме него, заметить это пока было и некому. Все, кто мог бы, находились не в том состоянии, а медики о составе делегации ничего не знали, да и вообще, не до посторонних мыслей им в тот момент было. Вдвоем — врач и медсестра — они пытались как-то справиться с семью поступившими одновременно тяжелыми пациентами.

Полундра попытался было им помочь, но он все еще был очень слаб, и вреда от него было больше, чем пользы. Единственное, что он сделал полезного — это сказал врачу о том, что все заболевшие вчера ужинали на японском корабле, — может, ему эта информация пригодится. После этого, чтобы не мешать занятым делом людям, он опустился в кресло и задумался.

Совпадением все это быть никак не может. Болезнь явно связана с ужином у японцев. Нет, конечно, если сейчас поступят новые больные, не бывшие там, он пересмотрит свою позицию, но пока-то их нет!

Значит, дело в японцах. Может, они их какой-нибудь восточной болезнью заразили, против которой у русских иммунитета нет? Что-то сомнительно. Японцы уже давно с внешним миром общаются весьма интенсивно, так что никаких особенных болезней у них, кажется, нет. Может, отравились чем? Но тогда почему здесь нет ни одного японца? Ели-то все одно и то же.

Как раз в этот момент, когда Полундра уже был готов сделать следующий логический шаг и заподозрить умышленное отравление, к госпиталю подъехала еще одна машина. Как выяснилось, это прибыли японцы, привезли своего больного. С теми же симптомами. Главврач, узнав, что к нему поступил еще один пациент, да к тому же еще и иностранец, высказался так, что даже Полундра узнал два новых для себя слова. Оказывается, врачам тоже не чуждо высокое искусство русского мата.

Заболевшего японца Полундра узнал. Это был Дзюкити Каваи, кок, которого Яманиси представил всем гостям в начале обеда как творца всего предлагаемого гастрономического великолепия.

«Странно, вот уж этот должен был бы здесь в последнюю очередь оказаться, если дело в еде, — подумал Полундра. — Хотя… И профессионалы иногда ошибаются».

В этот момент на спецназовца накатила очередная волна головокружения и тошноты, все мысли отступили на задний план. Полундра хотел было вернуться к Селезневу домой, лечь в постель, но передумал. Не годилось бросать друга в беде, даже не узнав, что с ним случилось. Как он тогда в глаза Витьке посмотрит?

«Все, больше я пока ничего сделать не могу, — подумал Полундра. — Значит, нужно попробовать себя в порядок привести. В первую очередь — хоть как-то поспать».

Он поудобнее устроился в кресле и прикрыл глаза.

Глава 12

Промывание желудка не относится ни к сложным, ни к дорогостоящим медицинским процедурам. Но если его необходимо сделать силами двух человек, а пациентов восемь, да к тому же есть ощутимая опасность, что если с промыванием задержаться, то люди, находящиеся в бессознательном состоянии, начнут умирать, это гораздо сложнее. Да прибавьте сюда то, что делать все пришлось в двенадцать часов ночи, не успев поспать и получаса.

Кравцов, перейдя к койке третьего пациента, мысленно трижды проклял Дениса Игоревича — своего коллегу-врача, который неделю назад ушел в отпуск.

Как чувствовал ведь! А сейчас его помощь была бы незаменима, вдвоем с Дашкой они до утра провозятся. Однако пока в голове врача метались панические мысли, что он не успеет и люди начнут умирать, руки его исправно делали дело. В том, что причиной болезни является пищевое отравление, Кравцов не сомневался ни секунды, с того самого момента, как привезший своего друга мужик сказал ему о том, что все они вчера ели в одном и том же месте. А значит, промывание было необходимо. Когда в госпиталь доставили японца, у Кравцова совсем сердце упало.

Он подумал, что это только первый из всех японцев, кто сидел вчера за тем же столом. А значит, после него следует ждать еще человек шесть-семь как минимум. Но, к счастью, этого не случилось. Среди японцев заболел только один человек. Это было довольно странно, но задумываться над этим у Кравцова пока не было ни времени, ни сил.

К двум часам ночи помощь была оказана всем больным. И, самое главное, принятые меры начали давать результаты — у тех, кому помощь была оказана первым, начала спадать температура, а их общее состояние стало напоминать не обморок, а скорее обычный здоровый сон.

Кравцов, еле волоча ноги от усталости, отправился в ординаторскую и попросил Дашу сделать ему кофе. Вообще-то это было свинство — она устала не меньше его, но сил на моральные терзания уже не было. Да и, в конце концов, может же он иногда пользоваться хоть какими-то преимуществами начальственной должности? К тому же женщины вообще выносливее мужчин…

Даша послушно сварила кофе и поднесла его начальнику.

— Пожалуйста, Борис Михайлович.

— Спасибо, Даша, — сказал Кравцов, с трудом отрывая подбородок от груди и принимая чашку. По-хорошему, ему бы сейчас не кофе пить, а поспать хоть пару часиков, но нельзя. Нужно подождать, пока о состоянии пациентов можно будет сказать что-то определенное. А пока спать нельзя.

Первую чашку кофе Кравцов выпил почти залпом, как лекарство, — он специально просил медсестру, чтобы напиток был не очень горячим. Вторую главврач пил уже медленнее, наслаждаясь вкусом. Даша тоже выпила две чашки за пять минут. Полегчало Кравцову довольно быстро. Уже минут через десять голова прояснилась, руки и ноги стали послушнее, а из тела ушла вялость, которая при недосыпании хуже всего.

«В конце концов, одна ночь без сна — это совсем немного», — подумал Кравцов. Ему вспомнились рассказы его институтских преподавателей, которым в Отечественную войну пришлось работать в прифронтовом госпитале. Там приходилось и по трое суток не спать, да не просто не спать, а еще и работать все это время. Так что то, что у него тут происходит, это ерунда.

— Борис Михайлович, — подала голос тоже немного ожившая медсестра. — А как вы думаете, что с ними со всеми случилось?

— Отравление, — ответил Кравцов. — Почти наверняка пищевое отравление. Этот парень, который у нас в кресле заснул, он мне сказал, что все эти люди вчера ужинали на японском корабле. Ну, на том самом, который стеллерову корову искать прибыл. Наверняка там съели что-то не то. Видишь, даже одного японца привезли.

— А почему же тогда только одного? Он один с ними за столом сидел?

— Нет, — покачал головой врач. — Этот же парень говорил, что японцев было больше. Честно говоря, меня и самого это удивляет. Все остальные, видимо, как-то проскочили. А может, это из-за того, что у наших нет привычки к японской кухне. Мало ли что им там дали.

— Понятно. Вообще-то для отравления симптомы какие-то странноватые. Я читала справочник фельдшера, там не совсем так написано.

— Дашенька, отравления бывают самые разные, — снисходительно усмехнулся Кравцов. — Я раньше подобного не встречал, но я до сих пор и с японцами дела не имел.

— Кстати, Борис Михайлович, а откуда этот парень, ну, тот, который вам про японцев рассказал, откуда он все знает? Он тоже там был?

— Хм… — врач нахмурился. — Я у него не спрашивал, но получается, что был. — Кравцов уже понял, к чему клонит медсестра. — Да, действительно, странно как-то получается. Почему же он тогда сам не заболел? Может, просто не ел какого-то блюда, из-за которого все и случилось?

— Кстати, ему явно плохо было, — сказала медсестра, подливая себе кофе. — Он когда друга своего привез, сам еле на ногах держался.

— А, ну, тогда все ясно. Просто у него, видимо, сопротивляемость повышенная. Вот и отделался легче, чем остальные. Повезло парню.

— Да. Но если так, то, значит, и остальным, наверное, полегчает. Ой, хоть бы им лучше стало! Все ведь молодые, здоровые, жалко их.

— А ты, кстати, сходи посмотри, как они там.

Даша кивнула и вышла из ординаторской. Вернулась она буквально через минуту:

— Борис Михайлович, двое в себя пришли!

Кравцов встал из-за стола и пошел в палату, чувствуя законную гордость. Да, значит, хоть и маленький, а не такой уж и плохой у него госпиталь, раз он восемь человек с тяжелым отравлением вытащил.

«Стоп! — тут же мысленно одернул сам себя Кравцов. — Пока еще насчет всех восьмерых радоваться рано. Мало ли у кого какие осложнения начаться могут».

Когда главврач вошел в палату, пришедшие в себя больные уже пытались разговаривать.

— Ну, как ваше самочувствие? — спросил Кравцов.

Ничего неожиданного не выяснилось. Оба чувствовали слабость, сильное головокружение, рези в животе. В общем, стандартная картина пищевого отравления. Странно было только то, что оба говорили, что чувствуют что-то похожее на опьянение, как будто бутылку пива десять минут назад выпили. Это ощущение никак не могло быть последствием выпитого — и времени много прошло, и промывание желудка сделали. Но особенно задумываться над этим Кравцов не стал — мало ли странностей в течении болезней бывает. Стало больным легче — вот и хорошо, значит, лечение было выбрано правильно и думать особо не о чем.

— Что же вы там вчера такое съели у японцев, что вас так придавило? — спросил Кравцов.

— Не знаю, — ответил один из больных. Второй молча пожал плечами. — В этих их блюдах поди разберись, — продолжил первый. — Лично я вроде бы ничего особенного не ел. Рис с подливкой, мясо, рыбу. Все незнакомые блюда или по маленькому кусочку, или вообще не притрагивался.

— Борис Михайлович, — на пороге палаты появилась медсестра. — Там Берегов в себя пришел!

Вот теперь у Кравцова совсем полегчало на душе.

Все же глава администрации есть глава администрации. О его здоровье он беспокоился особо.

— Борис Михайлович, он вас к себе зовет, — сказала Даша.

— Передай ему, сейчас подойду, — отозвался главврач, Он быстро померил очнувшимся больным пульс и давление, послушал дыхание и дал градусники.

— Минут через десять еще раз подойду, — сказал и вышел из палаты.

Сергей Степанович Берегов явно чувствовал себя лучше, чем те двое, которые пришли в себя первыми.

Кравцов вспомнил, что привезли Берегова в госпиталь предпоследним, предпоследним ему сделали и промывание. А в себя он пришел третьим, и лучше ему. Не иначе съел меньше или от природы здоровый.

— Ну, Борис Михайлович, рассказывай, что с нами за гадость приключилась? — спросил Берегов. Голос у него был еще довольно слабый, но в интонации слышалась легкая ирония, а это обнадеживало. Тяжело больной человек иронизировать не склонен.

— Отравление, Сергей Степанович, — сказал Кравцов. — Я еще недавно сомневался, но сейчас полностью уверен — отравление. Что-то вы, видать, у японцев несвежее съели. Или свежее, но русскому организму неподходящее. Вся ваша делегация здесь, в полном составе. Все семь человек.

— Семь? Нас же восемь, кажется, было.

— А, ну да. Еще один парень легче отделался. Но он тоже здесь, спит в коридоре.

Берегов кивнул. Несколько секунд он молчал, нахмурившись и явно о чем-то напряженно размышляя.

Потом спросил:

— Кто про все это знает?

— Про что?

— Ну, про наше отравление. И про то, что отравились в гостях у японцев.

— Да никто практически, — недоуменно пожал плечами Кравцов. — Я, медсестра, парень этот. Да еще родственники тех, кто заболел, но они, я думаю, насчет того, что болезнь связана с ужином у японцев, не догадываются. Я бы и сам про это не знал, если бы этот парень, который на ногах остался, мне не рассказал.

— Что за парень-то? Как его зовут?

— Сергей, кажется. Он не из наших, ну тот самый, который приехал недавно.

— Ясно, — кивнул Берегов. — Ну, насколько я успел понять, этот не из болтунов. Послушай, Борис Михайлович, об этой истории никто не должен знать.

— В смысле? — глаза Кравцова удивленно расширились.

— В самом прямом смысле. Не должно быть никаких слухов, что мы отравились у японцев. Ясно?

— Да… — растерянно протянул Кравцов. — А почему?

— Потому что мне ни к чему лишние неприятности.

Если это до газет дойдет, они знаешь, какой скандал раздуют? «Японцы отравили русскую делегацию» — я просто вижу такой заголовок в какой-нибудь газетенке. Сам посуди — оно нам надо? Кстати, из японцев кто-нибудь пострадал?

— Да, привезли одного.

— Ну вот! Значит, никакого злого умысла не было, а дело в том, что мы к их кухне не привыкли. Эх, чтобы я еще хоть раз всю эту восточную дрянь в рот взял!

— Сергей Степанович, я не понял, от наших, местных, тоже все скрывать надо?

— Да, — решительно кивнул Берегов. — Во-первых, скажешь одному, через день весь остров знать будет, а через два и до материка новость дойдет. Сам ведь знаешь, как у нас сарафанное радио работает.

А во-вторых, у нас к японцам и так относятся неважно. Зачем обстановку накалять? Услышат наши рыбачки, что японцы русских потравили, и поди им потом объясни, что это случайность. Начистят кому-нибудь из желтых морду, а мне потом из Владивостока по шее дадут. И не слабо дадут, уверяю тебя. Было негласное распоряжение — японцам этим, чем можем, помогать, и вообще, относиться предельно дружелюбно.

— Понятно…

— Ну вот и хорошо, что понятно. Я очень надеюсь, что ты, Борис Михайлович, меня не подведешь. Смотри, ведь ты меня знаешь. Если что, я тебе неприятностей вагон обеспечу.

Это был уже не больной, а начальник. «Всегда так, — с горечью подумал Кравцов. — Чуть что с таким вот господином случится — сразу к врачу, спасите-помогите. А чуть полегчает — сразу командовать начинает и угрожать. Сейчас-то он, допустим, прав, но все равно, мог бы и повежливее сказать. Я, между прочим, и его этой ночью лечил! Неизвестно еще, что было бы, если бы мы не успели сделать промывание».

Однако вслух ничего этого Кравцов, разумеется, не сказал. Он только еще раз кивнул и повторил:

— Да понятно мне все, Сергей Степанович. Не маленький, чай. Давайте лучше я вам давление померю, температуру и все, что положено.

Через два с половиной часа из отравившихся в госпитале осталось всего три человека. Каплей Селезнев, помощник главы администрации Игорь Сенин и японец. Всех остальных, пришедших в сознание и более-менее оклемавшихся, развезли по домам. Ушел домой и Кравцов — кофе уже не помогал, нужно было хоть часика три поспать. Можно было, конечно, устроиться в ординаторской, но там была только жесткая узкая кушетка, на которой не выспишься, а только намучишься. А жил Кравцов буквально в двух минутах ходьбы от госпиталя, так что в случае нужды вызвать его было просто.

Наблюдать за больными осталась одна медсестра. Она успела немного поспать за то время, пока больные приходили в себя, — тогда за ними присматривал Кравцов, а теперь роли поменялись.

И еще в госпитале остался Полундра. Уйти от больного друга он не мог, тем более что самому ему стало намного лучше. Да и идти было особенно некуда — жил он у Селезнева, а туда сейчас не отправишься. Можно было, конечно, пойти к японцам, но пять часов утра не самое подходящее для этого время. Медсестра Даша пустила его в ординаторскую, и они сидели с ней за столом, пили кофе, ели печенье и разговаривали, убивая время.

— Почему Селезнев никак в себя не придет? — спросил у девушки Полундра. — Ведь почти все уже оправились.

— Не знаю. Может быть, у него желудок слабый, а тут по нему еще такой удар. Да и не он один остался, еще кто-то из наших с ним и японец.

— Чем же мы все-таки отравились?

— Точно нельзя сказать, — пожала плечами медсестра. — Может быть всякое. Скорее всего, дело в том, что вы не привыкли к японской кухне.

— Ну не знаю. Мы, может, и не привыкли. Но уж кок-то их точно привык.

— Какой кок?

— Тот японец, которого к вам привезли. Он же кок у них на корабле. Все, что мы ели, готовил именно он.

— Всякое бывает, — повторила медсестра. — Может, он тоже на живот слабый. Вот я помню, в детстве однажды отравилась, хотя ела все то же, что и другие. А ночью проснулась от боли в животе, пришлось даже «Скорую» вызывать. А больше ни у кого ничего не было.

— Да, бывает, — кивнул Полундра, вспомнив, что и с ним в детстве как-то был похожий случай.

Они еще некоторое время разговаривали, Даша даже немного кокетничала, но эти поползновения Полундра быстро пресек, как бы невзначай, между делом, показав ей фотографию своей жены и сына. После этого Даша быстро потеряла интерес к продолжению разговора и начала клевать носом.

— Сережа, — к тому времени они уже были на «ты», — слушай, можешь для меня одно доброе дело сделать? — попросила она, очередной раз зевнув.

— Какое?

— Подежурить вместо меня. Я очень спать хочу, а оставлять больных совсем без присмотра нельзя.

— А что делать нужно?

— Да ничего особенного. Где-то раз в полчаса заглядывать к ним, смотреть, как дела. Если что-то случится — сразу буди меня. Но я думаю, что все будет в порядке.

— Ладно, — кивнул Полундра.

Девушка встала из-за стола, вышла из ординаторской, добрела до одной из освободившихся палат, опустилась на койку и, кажется, заснула раньше, чем ее голова коснулась подушки.

Оставшись один, Полундра какое-то время пил кофе. Потом сходил посмотреть, как там больные.

Изменений не было. Спецназовцу стало скучно, и он вспомнил, что здесь же в третьей палате лежит американец, с которым он хотел поговорить.

«Интересно, — подумал Полундра. — Селезнев упоминал, что этот старик в бреду говорил слова „провокэйшн“ и „джэпс“. Не связано ли это с тем, что у нас произошло? Если да, то от американца наверняка можно узнать много интересного».

Но войдя в третью палату, Полундра наткнулся на Гаранина. Тот уже был здорово навеселе, но все еще мужественно боролся со сном и был готов воспрепятствовать любым попыткам побега больного восьмидесятилетнего старика.

— Чего надо? — рявкнул чекист, едва увидев Полундру. — Сюда нельзя!

— Мне врач разрешил, — сказал спецназовец, слегка погрешив против истины.

— Здесь я решаю! Не мешай мне работать!

Гаранин хотел добавить еще пару слов, но вовремя сдержался. Несмотря на выпитую водку, чекист прекрасно помнил о том, что было днем, и хамить впрямую опасался.

Полундра хотел было ответить, но заметил стоящую рядом со стулом Гаранина ополовиненную бутылку водки. Даже не попытавшись спорить, он развернулся и вышел из палаты.

Разумеется, можно было еще раз начистить наглому оперу морду, но, во-первых, на сей раз особо не за что, а во-вторых, какой в этом смысл? Все равно с пьяным связываться без толку, если он вбил себе что-то в голову, то уже не отступится. Да и с конторой его серьезно ссориться не стоит. В конце концов, они тоже должны делать свое дело. А если у них служат такие кадры… Так где ж ангелов на такую работу взять? И среди моряков разные люди попадаются.

Полундра вернулся в ординаторскую и налил себе еще кофе.

Глава 13

Савада Яманиси проснулся в пять утра. Спал он всего три часа, но этого было ему вполне достаточно.

Проснувшись, он тут же по внутрикорабельной линии вызвал своего первого помощника — Яманиси знал, что тот уже тоже не спит. Всей команде, кроме тех, кто только что сменился с дежурства, полагалось просыпаться раньше его. Такова одна из немногих древних японских традиций, доживших до наших дней и обогативших американо-английские правила поведения делового человека — каждый должен начать работу раньше своего начальника. Если бы подчиненные Яманиси работали в каком-нибудь токийском офисе, они бы приезжали на работу раньше шефа, а на корабле оставалось только раньше просыпаться.

Когда помощник постучал в дверь каюты Яманиси, тот был уже одет и готов начать трудовой день.

— Войди, Като, — говорил Яманиси, естественно, по-японски.

Помощник вошел и коротко поклонился капитану.

— Здравствуйте, Яманиси-сан.

— Здравствуй, Като, — Яманиси вернул поклон. — Като, прикажи техникам, пусть осмотрят корабль. Нужно проверить, нет ли подслушивающих устройств.

Лицо Като осталось непроницаемым, но Савада почувствовал, что тот удивлен.

— Русские могли поставить, — пояснил он. — Особенно внимательно надо кают-компанию осмотреть, где мы ели. Но и весь остальной корабль тоже. На всякий случай. Ты возьмешь одного из техников, осмотришь палубу и бак. Имей в виду, сейчас появились такие «жучки», которые можно не устанавливать, а просто уронить или даже бросить. Поэтому не пренебрегай ни одним помещением, которое было в пределах прямой видимости русских. А второго техника пришли ко мне. Самое подходящее место — это кают-компания, ею я займусь сам. Потом пойдем по каютам. Их тоже надо проверить.

— Яманиси-сан, зачем по каютам? Туда русские точно не могли ничего поставить.

— Могли, — ответил Яманиси. — Но не сами. Ты абсолютно уверен во всех наших людях? «Жучок» мог поставить кто-то из них.

— Но они не общались с русскими! Только за столом, а там ни о чем важном договориться было нельзя.

— Ты думаешь, в Японии русских нет? Предатель мог быть на корабле с самого начала экспедиции.

Като, я мог бы просто приказать тебе, — спокойно сказал Яманиси. — Но я хочу, чтобы ты понимал, что и зачем делаешь. Я и сам знаю — вероятность того, что русские завербовали кого-то еще у нас, — одна на миллион. А может, и на миллиард. Но я-то хочу, чтобы и этого не было! Мы можем отобрать у них этот шанс и должны это сделать. Не так уж трудно корабль обыскать.

Като кивнул. Он все равно считал, что Яманиси охотится за тенью, но его доводы звучали разумно.

К тому же Савада Яманиси — начальник экспедиции.

Через десять минут один из техников и Като уже осматривали палубу, а второй вместе с Яманиси спускался в кают-компанию. В руках у этого техника был детектор — компактный приборчик с кучей верньеров, кнопок и переключателей. Японская техника недаром славится во всем мире качеством и надежностью, а этот аппарат, один из новейших, мог обнаружить все известные виды подслушивающих устройств. Немного повозившись со своим агрегатом, техник поднял глаза на Яманиси и сказал:

— Ничего нет, Яманиси-сан.

Савада кивнул. Техник не знал, что его начальник и сам неплохо разбирается в том, что он делает, и пока он проверяет комнату, Яманиси проверяет его самого.

— Ты даешь полную гарантию того, что подслушивающих устройств здесь нет? — спросил Савада, немного помолчав.

Техник на секунду задумался.

— Яманиси-сан, я знаю, сейчас есть «жучки», которые находятся в «спящем» состоянии. До того момента, как их включат радиосигналом, обнаружить эти «жучки» невозможно.

Яманиси и сам знал об этом. Техник прошел вторую проверку. Кому-нибудь показалось бы, что Яманиси и в самом деле заболевает паранойей. Но это было не так. Просто верность техников была для него важна в первую очередь. Поэтому он не жалел времени и сил на их проверку.

— Что предлагаешь? — спросил Савада.

— Осмотреть комнату просто так, глазами. У русских не было возможности спрятать «жучок» по-настоящему. Если он есть, мы можем его обнаружить.

И еще — нужно проверять здесь каждый раз, когда вы собираетесь обсуждать что-нибудь важное. И не только перед разговором, но и во время его. Еще я могу поставить глушилки.

— Что поставить? — вот этого Яманиси в самом деле не знал.

— Специальные устройства, которые будут давить любую запись или передачу из этой комнаты, если они все-таки будут вестись.

— Ясно. Делай все, — приказал Савада. — Что ж, пожалуй, в этом человеке он мог быть уверен на девяносто девять процентов. На сто процентов Яманиси был уверен только в одном человеке из всех населяющих Землю пяти миллиардов — в себе самом.

Японцы — нация терпеливая и трудолюбивая.

А кроме того — добросовестная. Техник послушно сделал все, что велел Яманиси, обшарил каюту и поставил принесенные с собой маленькие черные коробочки по углам. Сам Савада внимательно за ним наблюдал и помогал, чем мог. Они закончили через полтора часа.

— Теперь найди Като и выполняй его приказания, — наконец сказал технику Яманиси, посмотрев на часы. Техник поклонился и вышел.

Савада вернулся к себе в каюту, достал из стенного сейфа несколько морских карт и пачку спутниковых фотографий. Сначала японец долго рассматривал подробную карту акватории острова Медный. Потом стал сравнивать ее со спутниковыми фотографиями, вычерчивая на карте какие-то странные линии. Потом он принялся отмечать перемещение судов — красными пунктирными линиями. В целом все это заняло около получаса. Закончив, Яманиси аккуратно убрал все бумаги в шкаф и снова вызвал помощника.

— На палубе все чисто? — для проформы спросил Савада.

— Да, — кивнул Като. — Мы проверили все возможные места.

— А каюты?

— Техники продолжают работать.

— Вместе?

— Да. Я решил, что так будет надежнее.

Яманиси довольно кивнул. Хоть Като явно и не верит в возможность того, что среди них затесался предатель, но действует он правильно. Хороший, добросовестный подчиненный.

— Начинайте выгрузку временной базы. Как только выгрузим все, высаживаем тех, кто остается, и немедленно выходим в море.

Като кивнул. Этот приказ был ему по душе — реальное дело, а не поиски несуществующих шпионов.

— Руководить выгрузкой будешь ты, — продолжал Яманиси. — Мне нужно еще раз навестить русских.

— Хорошо, Яманиси-сан, — снова кивнул Като и, не дождавшись больше никаких распоряжений, вышел из каюты.

Разгрузка была делом долгим. На Медном должна была остаться временная база экспедиции, на которой по плану оставались одиннадцать человек. Для устройства базы японцы привезли с собой сборный модульный домик. Его элементы и стали выгружать с корабля в первую очередь. За ними последовали припасы, кое-какое научное оборудование, походная мебель и личные вещи остающихся на берегу.

В слаженной работе японцев только один раз произошла досадная накладка. Один из двух матросов, тащивших тяжелый деревянный ящик, споткнулся о камень и упал, не удержав и своей ноши. Ящик стукнулся о камень, одна из его стенок отлетела, и оттуда вывалились два автомата Калашникова, Японцы мгновенно убрали оружие обратно, поставили стенку ящика на место и потащили его дальше, к куче вещей, сложенных на берегу.

Случайно видевшие этот инцидент двое русских рыбаков, идущих на свой траулер, недоуменно переглянулись.

— Смотри-ка, Колян, у япошек-то в ящиках автоматы! — сказал один из них.

— Точно, — подтвердил второй. — Странно. Если бы охотничьи карабины, это я бы еще понял — в их-то положении и котиков не пострелять! Но трещотки им зачем?

— Может, они с ними охотиться собираются?

— Так карабин же удобнее! И прицельность у него лучше, и дальность, и кучность попадания! — Рыбак знал, о чем говорил. Несмотря на строгий запрет, многие местные браконьерствовали и охотились на морского зверя.

— Мало ли. Может, им из автоматов стрелять больше нравится? — пожал плечами первый рыбак. — Что с них взять — дикари!

На этом разговор и закончился. Рыбаки благополучно вышли в море и об увиденном больше не вспоминали.

Глава 14

Полундра скучал. Как и всякий спецназовец, он прекрасно умел ждать, но это умение относилось к тем случаям, когда впереди работа, когда от твоего ожидания что-то зависит. А сейчас ему приходилось просто бездарно убивать время. От скуки он принялся читать справочник фельдшера — других книг в ординаторской попросту не было.

В тот момент, когда Полундра окончательно уяснил для себя разницу между бродильным и гнилостным колитом, в коридоре послышались шаги. Спецназовец радостно улыбнулся. Он был уверен, что это возвращается медсестра, и можно будет хоть разговором с ней немного развлечься. Но шаги миновали ординаторскую, не задерживаясь.

Сначала Полундра просто удивился, а потом и насторожился. Конечно, девушка могла пройти и в туалет. Но… Звук шагов был другим. Сначала Полундра на это не обратил внимания, но теперь понял совершенно отчетливо: Даша шагала быстро, и звук от ее шага был звонкий. Даже когда она с трудом брела в палату спать, ее шаги звучали раза в полтора громче.

А эти он бы и не услышал, если бы пол слегка не поскрипывал.

Полундра встал с места и крадучись пошел к двери. Эти странные шаги показались ему очень подозрительными. В самом деле — в госпитале он, Даша, да тяжелые больные, которых он каждые двадцать минут навещает, так что успел бы заметить, если бы кто-нибудь из них пришел в сознание. Так кто тогда крадется по коридору? И что ему нужно? Это его насторожило.

Полундра осторожно, чтобы не скрипнула, приоткрыл дверь ординаторской и выглянул в коридор. Там было пусто, но наметанный глаз спецназовца заметил одну странность — дверь палаты, в которой лежал американец, была приоткрыта. А ведь он точно помнил, что закрывал ее за собой. И тут Полундра понял, чьи были шаги.

«Тьфу ты! — подумал он. — Это же Гаранин! Я про него совсем забыл. И не крался он, а просто еле ноги переставлял, по пьяни. Все ясно. В туалет ходил, не иначе».

Однако в следующую секунду Полундре уже было не все ясно. Он осознал две вещи — во-первых, туалет в другую сторону от палаты американца, а во-вторых, он не слышал, как чекист шел мимо ординаторской первый раз. А должен был услышать, ведь не мог же Гаранин пройти только обратно, перед этим нужно было идти туда. Получается… Получается, что это не он.

Каким-то шестым чувством Полундра почувствовал — нужно действовать. Иначе будет поздно. Больше ни секунды не раздумывая, он метнулся по коридору и ворвался в палату американца.

Рядом с койкой старика стояла склонившаяся темная фигура, в позе ее было что-то зловещее. В первую секунду Полундре показалось, что это все же Гаранин. Но мгновением позже он зафиксировал глазами чекиста — тот сидел, откинувшись на спинку стула, рядом с его безвольно висящей рукой стояла пустая бутылка из-под водки.

— Эй, ты, стоять! — негромко, но решительно прикрикнул Полундра. Темная фигура тут же послушно застыла, а потом начала плавно разворачиваться. Полундра щелкнул выключателем. Рядом с койкой старика, щурясь от яркого света, стоял кок с японского корабля. Судя по всему, прекрасно себя чувствующий. Вот уж кого Полундра ожидал здесь увидеть в самую последнюю очередь.

— Что ты тут делаешь? — недоуменно спросил спецназовец.

Кок, жмурясь от яркого света, что-то забормотал по-японски.

— Тьфу ты! Ты же не понимаешь! — с досадой помотал головой Полундра. — Что ты тут делаешь? — на этот раз он задал вопрос по-английски.

— Я… Мне плохо было… И я… — забормотал кок, скрючиваясь и хватаясь руками за живот. — Живот болит.

Полундра смотрел на японца с возрастающим подозрением. Конечно, он не врач, но то, что смирно лежавший в кровати еще двадцать минут назад японец неожиданно стал разгуливать по госпиталю, а когда его застукали, у него вдруг снова живот заболел, казалось Полундре весьма подозрительным.

— А сюда-то ты зачем пришел? — спросил он.

— Живот болит… Я в туалет хотел…

— Туалет дальше по коридору.

— Я не знал…

— А почему медсестру не позвал? — Полундра совершенно резонно полагал, что для человека, очнувшегося ночью в больничной койке, да еще с болью в животе, самая нормальная и естественная реакция — это лежать смирно или позвать кого-нибудь, а не вставать и идти на поиски туалета самостоятельно.

Тем более что он прошел мимо ординаторской и не мог не заметить, что там горел свет.

— Живот болит. Нужно лечь, — пробормотал японец, двигаясь к двери.

— А в туалет ты что, расхотел?

— Потом… Сейчас лечь надо. Сильно больно…

Полундре очень хотелось схватить его за рукав, удержать и расспросить как следует. Но все же спецназовец сдержался. Мало ли, вдруг человек и в самом деле не разобрался, не туда попал, а сейчас от боли мучается. В конце концов, с виду его поведение похоже на симуляцию, но ведь, с другой стороны, все остальные больные симулянтами не были, а ели все одно и то же. Значит, и кока подозревать особенно не в чем.

— Помочь тебе до палаты дойти? — спросил Полундра.

— Нет, я сам, — отозвался японец, проскальзывая в дверь.

«Странно, — удивился Полундра. — Если ему так плохо, то почему он от помощи отказывается?»

Он секунду колебался, а потом хотел было все же нагнать кока в коридоре и задать пару вопросов, как за спиной у него послышался какой-то шум. Полундра оглянулся. Источником шума оказался Гаранин. Он проснулся и сейчас пытался встать со стула. Получалось у него это плохо — стоять на ногах он мог, только опираясь на спинку.

«Эх ты, — промелькнуло в голове Полундры. — С одной бутылки так нажрался!»

— Т-ты чего здесь делаешь? — Гаранин громко икнул. — Я же тебе ясно сказал: с-сюда нельзя. Ты, контра, похоже, шпионишь за мной. Ну, ничего, сейчас я тебе устрою, — рука чекиста неуверенно потянулась к висящей у него на поясе кобуре.

— Здесь был японец, — коротко сказал Полундра, посчитав, что сейчас ему с Гараниным лучше сотрудничать. В конце концов, он все же профессиональный контрразведчик, а здесь явно что-то нечисто и, скорее всего, по его профилю.

— К-какой японец? — движение руки остановилось, видимо, чекист мог сейчас сосредоточиться только на одном действии — или разговор, или пистолет.

— В госпиталь привезли людей, которые отравились вчера на ужине, в гостях у японцев. На их корабле. Среди отравившихся был один японец. Их кок, — Полундра старался говорить короткими доходчивыми фразами. — Он только что был здесь. Говорит, что случайно, но, по-моему, врет.

— Что ты мне мозги пудришь?! — с пьяной злобой в голосе выкрикнул Гаранин. — Какой на фиг японец?!

Какие на фиг отравившиеся?!

Только теперь Полундра понял, что опер попросту не в курсе событий, происшедших в госпитале за последние несколько часов. Он безвылазно сидел при американце, поэтому так ничего и не знает.

— Еще раз повторяю… — терпеливо сказал Полундра.

— На фиг! Повторялка, тоже мне! Пошел вон отсюда, урод!

— Слушай, ты, — раздражение в Полундре взяло верх, и он шагнул вперед.

Чекист тут же вытащил пистолет из кобуры и направил на спецназовца:

— Ну?! А теперь что?! Герой долбаный! Давай, вали отсюда, пока я добрый!

В этот момент дверь палаты распахнулась, и на пороге появилась медсестра. Ее поднял с кровати шум, и она явилась посмотреть, что происходит на вверенной территории.

— Что это значит?! Уберите пистолет!

— Пошла вон!

— Убери пистолет, идиот! — Полундра прекрасно представлял себе, какую опасность представляет собой боевое оружие в руках пьяного дурака, особенно если в помещении находятся посторонние гражданские люди.

— Сейчас! Только ты, козел, сначала встанешь на колени и так выползешь из палаты! Понял?! — на Гаранина напал пьяный кураж, он почувствовал, что сейчас может отыграться за то, что было днем.

Полундра скрипнул зубами. Он мог практически без риска для себя и для Даши обезвредить Гаранина. Но для этого пришлось бы применять убойные приемы. А этого он себе позволить не мог — от ответственности за убийство и родная контора тогда не отмажет, ведь за спиной противника тоже контора. И не из слабых.

— Ну? Что застыл?! На колени, урод! Считаю до трех, а потом стреляю! Для начала — в ногу!

— Что происходит? — послышался слабый голос за спиной у Гаранина. — Вопрос был задан по-английски. Это очнулся Джейк Меллинг.

Раздавшийся у него за спиной голос на мгновение отвлек Гаранина. Но этого мгновения Полундре было вполне достаточно — спецназ есть спецназ. Он с места прыгнул вперед, ударом ноги подбивая руку чекиста, в которой тот сжимал пистолет. Грохнул выстрел.

Пуля с мерзким вжиканьем ушла в потолок, и на головы Полундры с Гараниным посыпалась побелка.

Впрочем, прежде чем первые белые крупинки успели достичь головы чекиста, он уже летел в угол — второй удар Полундры пришелся ему в основание шеи. Теперь как минимум часа полтора бессознательного состояния Гаранину были обеспечены.

Все произошло настолько быстро, что Даша даже ахнуть не успела. Увидев, что сбитый с ног Гаранин не встает, она кинулась к нему.

— Что вы… — начала девушка.

— Не волнуйся, — перебил ее Полундра. — Жить будет. Я его просто вырубил на часок-другой.

— Ой, что же теперь будет?!

— Да ничего особенного. Протрезвеет за это время маленько, будет на человека похож.

— А вы как сюда попали?

— Ногами пришел, — попытался отшутиться Полундра, не решив еще, стоит ли говорить девушке про японца.

— А зачем?

— Даша, давай я тебе это попозже расскажу. В общем, случайно получилось. А тут этот дурак проснулся и начал оружием размахивать. Ну да ты это уже сама видела.

— Что произошло? — снова подал голос Меллинг, не понявший из разговора по-русски ни слова.

— Сейчас объясню, — ответил ему Полундра. — Подожди секунду.

Спецназовец подошел к лежавшему на полу Гаранину, пощупал пульс. Все было в порядке, пульс был ровный.

— Ему, наверное, нужно помощь оказать? — нерешительно, так, словно это не она здесь была медиком, спросила Даша.

— Не нужно, — отрицательно покачал головой тот. — Сам оклемается, удар, в принципе, безопасный. Мы, было дело, его даже вместо наркоза использовали в полевых условиях.

— А что нам теперь делать? — Даша была совершенно растеряна.

— Осмотри старика, видишь, он в себя пришел, — сказал Полундра. Девушка кивнула и подошла к койке американца. А Полундра отступил к двери. Теперь у него были несколько минут на размышление, и их надо было использовать с максимальной пользой.

В зависимости от того, до чего он додумается, нужно будет строить свои дальнейшие планы.

С каждой секундой поведение японца казалось Полундре все более подозрительным. Азиат явно симулировал боль в животе, а значит, и в палату американца он попал не по ошибке. Полундра уже жалел, что отпустил его. Хотя, с другой стороны, никуда он не денется. Но прежде чем к нему соваться, нужно все как следует продумать.

Итак, факт первый — японец, судя по всему, вполне здоров. Его отравление было искусной симуляцией. Факт второй — он зачем-то пытался подобраться к американцу. Факт третий — американец попал в шторм по пути на Медный, а в бреду говорил что-то про японцев и провокацию.

Связать все эти факты несложно — американец явно что-то знает о японцах и их намерениях. А они, в свою очередь, знают, что он знает. И, видимо, не хотят, чтобы он сообщил эту информацию русским. Тогда версия получается такая — болезнь кок симулировал именно для того, чтобы подобраться к американцу. Хотя… Может быть, и не только для этого. Что-то уж больно подозрительной, особенно в свете всех остальных фактов, выглядит история с отравлением русской делегации.

У Полундры с самого начала были сомнения в том, что это произошло случайно, а теперь эти сомнения превратились в уверенность. Да, русских, скорее всего, отравили. И у появления в госпитале кока была вторая цель — убедить любого в том, что это не так.

Как же, ведь не только русские пострадали! Один из японцев тоже, да еще кок — не стал бы ведь он сам себя травить! Да, ход весьма тонкий. Но недостаточно тонкий, чтобы обмануть Полундру. Что ж, теперь, пожалуй, он разобрался со всем, кроме одного: что же такого известно американцу. Из-за чего японцы проявили к нему такой интерес? Это можно узнать только у него самого.

Медсестра как раз закончила осмотр.

— Как вас зовут? — спросил Полундра, подходя к койке старика.

— Джейк Меллинг. А вас?

— Сергей Павлов. Рад познакомиться. Джейк, вам наверняка хочется узнать, что здесь произошло. У меня, признаюсь честно, тоже есть к вам пара вопросов. Вы уже можете ходить?

— Думаю, что да, — ответил американец.

— Тогда давайте сделаем так. Сейчас мы вместе пойдем в другую комнату, где не будет никого постороннего, и спокойно поговорим. Как вам такая идея?

Меллинг ненадолго задумался, а потом с усмешкой произнес:

— Я согласен, но с одним условием.

— С каким?

— Вы дадите мне сигареты и убедите эту милую девушку в том, что курить мне уже можно.

— Нет проблем, — тут же ответил Полундра. — Вам помочь встать?

— Попробую сам. — Меллинг попытался приподняться. Тело слушалось его уже вполне хорошо, но как только он опустил ноги на пол, у него сильно закружилась голова.

— Помогите, — попросил он Полундру.

Спецназовец помог старику подняться с кровати и, поддерживая под локоть, повел к двери.

— Сережа! — окликнула его Даша, не понявшая разговора по-английски. — Вы куда? Да еще и с больным?

— В ординаторской посидим, покурим и поговорим немного, — сказал Полундра, приостановившись. — А ты иди, досыпай.

— Ему нельзя курить!

— Даша, пусть покурит. Такому старику уже не столько курение вредно, сколько остаться без курева. Ведь организм уже к никотину привык! В палате, ясное дело, нельзя, непорядок, но в ординаторской пусть уж подымит немного.

Даша осуждающе покачала головой, но внутренне признала весомость доводов Сергея. В самом деле, когда человеку за шестьдесят, врачи уже сами ему бросать курить не рекомендуют, поскольку вреда от этого может получиться больше, чем пользы. Привыкший к табачному дыму организм, оставшись без очередной дозы наркотика, может разладиться, притом совершенно непредсказуемым образом.

— Ладно, пусть курит, — все-таки не без внутреннего сопротивления сказала Даша. — Только немного.

— Хорошо, — Полундра повел старика к двери.

— Подожди, Сережа А его, — Даша кивнула на Гаранина, — мы что, так и оставим на полу валяться?

Полундра нахмурился. Возиться с чекистом не хотелось, но оставлять его в углу, как сломанную куклу, и правда было нехорошо.

— Не упадешь? — спросил он Меллинга.

Старик покачал головой. Полундра отошел от американца, поднял с пола Гаранина и, немного поколебавшись, положил на ближайшую койку — ту, с которой только что встал Меллинг.

— Пусть здесь полежит, пока в себя не придет. Хорошо?

Медсестра кивнула. Происходящее ей не нравилось, но она почему-то совершенно не могла возражать этому парню. Была в нем какая-то скрытая мощь, подчиняющая сила. Поэтому она послушно отправилась в соседнюю палату.

А Полундра с американцем пошли в ординаторскую, уселись за стол.

— Держи, — Полундра протянул янки обнаруженную в ящике стола пачку «Примы». Своих сигарет у него не было — подводному пловцу любая лишняя нагрузка на легкие в один прекрасный день может стоить жизни.

— Спасибо, — кивнул американец. Он сунул сигарету в рот, прикурил, жадно затянулся… И закашлялся, да так, что чуть со стула не слетел.

— Что с тобой? — Полундра придержал его за руку.

— Кхе, кхе, кхе… И что, вы это курите? — голос у американца был сиплый.

— Ну, я, как видишь, не курю. А вообще, да, курят люди.

— Русские — загадочная нация, — с трудом выговорил Меллинг. — У нас того, кто попытался бы выпускать такие сигареты, посадили бы лет на пять. А то и больше.

— Ну, извини, других не нашел. Тут не магазин все-таки.

Курить Меллингу хотелось очень сильно, и он с превеликим трудом все же добил сигарету. После этого, кстати, он пришел к выводу, что все не так страшно, как ему показалось сначала. Более того, у русских сигарет есть и кое-какие преимущества.

Вкус, конечно, подкачал, но зато по мозгам бьют быстрее и сильнее, чем штатовские.

Пока янки курил, Полундра внимательно рассматривал его из-под ресниц. Старик ему нравился — совершенно седой, с острым морщинистым лицом, явно очень старый, но все еще сохранивший прямую осанку и твердость во взгляде.

«Да, хотелось бы, если до его возраста доживу, выглядеть не хуже», — неожиданно для себя подумал спецназовец.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — спросил Меллинг, поднимая на Полундру глаза. — И кто вы такой, кстати? Я имею в виду не имя, а должность, так сказать. Место в обществе.

Пару секунд Полундра колебался. С одной стороны, играть в открытую было не слишком-то осмотрительно, но с другой… С другой, интуиция подсказывала ему, что с этим стариком лучше быть откровенным. В результате он выбрал золотую середину.

О деле — откровенно, а о себе нет. В конце концов, раскрываться перед посторонним он просто не имел права.

— Я океанолог, — сказал Полундра. — К нам на Медный прибыла японская экспедиция, они ищут стеллерову корову, а я должен их сопровождать.

А поговорить с вами я хотел как раз об этой экспедиции. У меня сложилось впечатление, что вы что-то о ней знаете. Не поделитесь информацией?

Меллинг на несколько секунд задумался. Он не был уверен, что стоит откровенничать с этим русским. Океанолог он, как же. Это с каких, интересно, пор океанологи боевой рукопашной так владеют, что двумя ударами вырубают контрразведчика с пистолетом? Пусть кому другому расскажет. Опять-таки, русскому стало известно про то, что он знает о японцах нечто важное. Откуда ему это стало известно, хотелось бы знать? Уж не от самих ли японцев? Желтые вполне могли догадаться, что он их раскусил, подкупить этого парня и подослать к нему. Чтобы он разузнал, до чего именно старик Меллинг додумался и, в случае нужды, сделал так, чтобы эта информация больше никому не досталась. Опять-таки, допрашивавший его в палате тип был очень неприятен, но хотя бы представлял официальные инстанции. А этот? Зачем он, интересно, вообще напал на фээсбэшника?

В России ведь, как и в любой другой стране, за такие подвиги по головке не гладят. Нет, определенно — его подослали японцы. А значит, нужно сделать вид, что он ничего не знает.

— Информацией? — Меллинг попытался изобразить на лице удивление. — О японцах? Кто вам сказал такую чушь? Я о них ровным счетом ничего не знаю, кроме того, что на Атту каждой собаке известно. Я, правда, был переводчиком на их встрече с нашим мэром, но кроме официальных глупостей они там ни о чем не говорили.

Полундра нахмурился. Этого он и боялся. Янки ему не доверяет. Что ж, неудивительно — после целого дня общения с Гараниным.

— А как вы тогда объясните тот факт, что японцы подослали сюда своего человека? И что он подбирался к вам? Кстати, остановил его именно я, так что вы мне кое-чем обязаны.

— Молодой человек, а вы ничего не перепутали?

С чего вы взяли, что этот японец, даже если я поверю в его существование, подбирался именно ко мне?

— Потому что он пришел ночью в вашу палату и над вами наклонился!

— А вы что ночью в моей палате делали?

Полундра чертыхнулся по-русски. Не рассказывать же американцу обо всех событиях последних суток. Нет, рассказать-то можно, но ведь на это куча времени уйдет. А уже светает. К тому же нет никакой гарантии, что янки ему поверит.

— Послушайте, — сделал он еще одну попытку, — я вас не обманываю! Расскажите мне, что вы знаете!

В конце концов, вы же именно за этим на Медный поплыли, больше незачем вам было перед штормом в море выходить!

Эти слова окончательно убедили Меллинга в том, что с «океанологом» что-то нечисто. Откуда он знает про то, что он шел к Медному? В газетах об этом вряд ли писали, да и нет на Медном никаких местных газет.

— Я шел к Медному? Да с чего вы взяли?! — весьма натурально удивился он. — Просто перед выходом в море я был слегка пьян, вот и захотелось показать своей команде, что я еще на что-то гожусь. Вы, молодой человек, когда доживете до моих лет, очень хорошо меня поймете. Так хочется иногда встряхнуться, особенно после пары порций виски.

— А почему вас тогда подобрали в квадрате сорок три — четырнадцать? Это уже в российских территориальных водах. Если вы шли не на Медный, то как там оказались?

«Надо же, и квадрат знает, — подумал Меллинг. — Неплохо японцы подсуетились».

— Честно говоря, я просто с управлением не справился один, — сделав вид, что это признание дается ему с трудом, сказал Меллинг. — Никто из моих людей в море перед штормом не пошел, а одному управлять траулером… — он не договорил.

— Ясно, — мрачно сказал Полундра, понимая, что откровенного разговора у них определенно не получится. Нужно было думать, что делать дальше.

Глава 15

Вернувшись к себе в палату, Дзюкити Каваи немедленно лег в кровать и притворился спящим. Однако на самом деле сна у японца не было ни в одном глазу. Дело сорвалось. Чтобы демоны разорвали этого русского на куски! Если бы не он, поручение, которое дал ему Яманиси-сан, было бы уже выполнено.

А теперь неизвестно, будет ли у него возможность сделать еще одну попытку.

Русский явно что-то заподозрил. Он выпустил его только потому, что все еще считает больным. Но как только пройдет некоторое время и русский подумает как следует, он наверняка поймет, что дело нечисто.

Японец чуть слышно скрипнул зубами. Да, самое страшное, что может случиться с человеком, это неудача при выполнении своего долга. И ему судьба преподнесла именно этот подарок. Будь трижды проклят русский!

В этот момент где-то за стенкой раздался выстрел пистолета. Каваи был абсолютно уверен, что это именно выстрел, перепутать здесь этот звук было не с чем. Японец напряг слух и сжался под одеялом, как пружина, он был готов к любой неожиданности. Однако время шло, а больше ничего не происходило.

Слышно тоже ничего не было, а вставать с кровати Каваи не решался.

Через несколько минут в коридоре послышались шаги. Каваи подумал, что идут к нему, и еще раз мысленно повторил то, что собирался отвечать на предполагаемые вопросы. Он проснулся, захотел в туалет, встал и пошел. Был еще немного не в себе, к тому же сильно болел живот. Поэтому вместо туалета он попал в какую-то темную комнату, увидел спящего, наклонился, чтобы выяснить, кто это, и как раз в этот момент его окликнули и в комнате зажегся свет.

Дзюкити прекрасно понимал, насколько неубедительно будут звучать такие объяснения. Но все же лучше такие, чем совсем никаких.

Однако шедший по коридору человек не дошел до его палаты. Прислушавшись, японец понял, что человек был не один.

"Наверное, это русский с девушкой, — подумал он. — Они оба идут в ту комнату, где сидели раньше.

Значит, судьба дает мне еще один шанс". Но, несмотря на то, что ситуация требовала немедленных действий, Каваи не торопился. Он еще несколько минут тихо лежал под одеялом. Потом, окончательно убедившись, что к нему пока никто заходить не собирается, японец осторожно встал с постели, скользнул к своему соседу по палате и несколько секунд слушал его размеренное дыхание. Приходить в себя этот русский пока явно не собирался.

После этого Каваи вернулся к своей койке и вытащил из-под подушки наполненный белой жидкостью шприц с надетым на иголку предохранительным пластмассовым колпачком. Сунув шприц в рукав — именно так он недавно скрыл его от глаз русского, — Каваи выскользнул в коридор. Теперь он шел очень медленно, осторожно и совершенно бесшумно, с пятки на носок, как настоящий ниндзя.

Каваи понимал, что в первый раз его скорее всего выдали звуки шагов. Поэтому теперь он шел раз в пять медленнее, но зато совершенно бесшумно. Конечно, риск и теперь был — русский парень или девушка могли случайно выйти в коридор и заметить его. Эта опасность была тем больше, чем больше времени он тратил на то, чтобы добраться до палаты американца. Но иначе было никак нельзя — не попадаться же дважды в один и тот же капкан?!

На этот раз Каваи повезло. Он благополучно добрался до палаты американца и, никем не замеченный, проскользнул внутрь. «Если русский и заподозрил что-то, то наверняка не думал, что я сегодня же сделаю еще одну попытку, — подумал Каваи. — Он ожидает, что я затаюсь, буду выжидать. Не имел он еще дела с нашим народом!»

По палате Дзюкити крался еще тише, чем по коридору, чтобы американец не проснулся и не поднял шум. Он-то, конечно, успеет сделать свое дело, но вот ускользнуть незамеченным наверняка не удастся.

А ведь это тоже важно, Яманиси-сан говорил об этом особо.

Лежавший на койке человек так и не пошевелился, пока Каваи крался к нему. Японец встал в изголовье кровати, вытащил из рукава шприц и быстрым движением вколол находившуюся в нем жидкость лежащему в плечо, прямо через рукав. И тут же навалился на него сверху. Лежащий дернулся, все его тело сотрясли судорожные конвульсии. Если бы не японец, он бы, скорее всего, свалился с кровати. Но спустя несколько секунд судороги пошли на спад, а потом и вовсе прекратились. Для гарантии Дзюкити подержал тело еще около минуты, а потом отпустил и пощупал запястье. Пульса не было. Не удовлетворившись этим, иногда пульс бывает настолько слаб, что прощупать его рукой невозможно, японец приблизил щеку к лицу лежащего. Ни малейшего дуновения. Дыхания нет. На лице Каваи появилась довольная улыбка. Лежащий на кровати человек был мертв, а значит, дело было сделано.

Так же бесшумно, как и вошел, Дзюкити выскользнул из палаты и прокрался в туалет. Там он вытащил из рукава опустевший шприц, сломал его на мелкие кусочки и спустил их в унитаз. Теперь никаких прямых улик против него не оставалось, можно было возвращаться в свою палату.

Так Каваи и поступил. Никем не замеченный, он вернулся к себе, лег в кровать и наконец-то спокойно уснул.

Глава 16

Сергей Степанович Берегов сидел на кухне и пил слабый несладкий чай, закусывая свежими сухарями, сделанными из белого хлеба. Больше ему сегодня ничего есть было нельзя — врач, прежде чем отпустить Берегова домой, очень долго стращал его возможными осложнениями, если он будет нарушать режим питания в первые три дня после отравления.

«Сегодня, значит, мне весь день только чайком с сухарями поститься, завтра, в лучшем случае, жидким супом, послезавтра фруктами. Да я от такой диеты скорее, чем от отравления, коньки отброшу!» — мрачно думал Берегов, один за другим кидая в рот сухарики. В его жизни еда играла очень важную роль, и перспектива сидеть на голодном пайке еще целых трое суток очень не радовала. С другой стороны, ослушаться врача Берегов боялся — слишком уж тот правдоподобно всякие ужасы расписывал. Вплоть до смертельного исхода.

«Чтоб этим японцам трижды провалиться! — зло подумал Берегов, отхлебнув еще немного чаю. — Нечего сказать, угостили ужином, показали восточное гостеприимство!»

Как раз в этот момент в дверь кухни робко постучали. Секундой позже на пороге появилась пожилая женщина, в обязанности которой входило следить за чистотой и порядком в большом доме Берегова.

— Сергей Степанович, там к вам приехали… — нерешительно сказала женщина.

— Я же ясно сказал — меня ни для кого нет! — раздраженно рявкнул Берегов. — Я болею! И вообще, у меня есть специальные часы приема. Пусть приходят в администрацию, когда положено, тогда и поговорим! Так этим посетителям и передайте.

— Сергей Степанович, они просили передать, что вас очень хочет видеть Савада Яманиси, — фамилию женщина выговорила чуть ли не по слогам.

— Японец, что ли? — Берегов так удивился, что даже заговорил нормальным голосом.

— Да, Сергей Степанович. Там их трое, очень хотят вас видеть.

Первым желанием Берегова было приказать Зине передать японцам, чтобы те убирались. Но любопытство все же взяло верх над гневом. Зачем Яманиси сюда приперся? Ведь он уже наверняка знает о том, что случилось. Для чего ему нарываться? Нет, видимо, причина серьезная. А если нет… Что ж, тогда никто не помешает ему самолично послать японца прочь" , — Ладно, веди его сюда. Но одного, эти, которые с ним, пусть на улице подождут.

Через минуту в кухню вошел Яманиси. Едва увидев Берегова, японец согнулся в долгом и низком поклоне.

Берегову пришлось встать из-за стола — неудобно как-то, когда тебе кланяются, а ты сидишь — не император.

— Здравствуйте, господин Берегов, — сказал японец, разогнувшись. — Позвольте принести вам искренние извинения за тот прискорбный случай, что произошел вчера.

— Хм… Да уж, извинения не помешают, — неприязненно хмыкнул Берегов. — Вы всех гостей так принимаете, господин Яманиси? Вся наша делегация отравилась!

— Я искренне сочувствую всем, кто пострадал. Надеюсь, вы передадите им мои слова. Причина случившегося в том, что наш повар использовал не вполне свежие продукты. Сами понимаете — долгое время мы были в море, свежего взять было неоткуда.

— Могли бы не нас к себе тащить, а сами к нам пойти, как вам и предлагали. Кстати, а почему же никто из ваших не заболел?

— Все, кто ел вчера с вами, — заболели, — сказал Яманиси. — Но мы не сочли возможным беспокоить ваших врачей, только одному человеку — нашему коку, Каваи, было настолько плохо, что его пришлось везти в ваш госпиталь.

— Что ж, его мне нисколько не жалко. Сам виноват.

— Именно так! — кивнул японец. — Не беспокойтесь, господин Берегов, он еще ответит передо мной за свой проступок.

— Лучше бы он передо мной ответил.

— Быть может, это немного смягчит ваш справедливый гнев, — в руках японца словно по волшебству появился белый конверт. Он с поклоном протянул его Берегову. Тот, недоумевая, взял конверт в руки, повертел:

— Что это такое?

— Маленький подарок вам, господин Берегов. Откройте — у нас в Японии принято смотреть подарок сразу же. Это мудрый обычай.

Берегов хотел было ответить, что они не в Японии, но не стал. Слишком уж знакомым на ощупь показалось ему содержимое конверта. Он оторвал краешек, заглянул внутрь. Внутри были деньги. Довольно толстая стопочка серо-зеленых пятисотдолларовых купюр.

— Здесь десять тысяч, — негромко сказал японец. — Я надеюсь, что этого достаточно, чтобы получить ваше прощение вместе с обещанием, что информация об этом прискорбном инциденте не станет широко известной.

— Хм… Достаточно, — кивнул Берегов, пряча довольную улыбку. Теперь он уже не считал этот инцидент таким уж прискорбным. Десять штук баксов — это очень веский повод простить японцев. А разглашать информацию об этом случае он и сам не собирался. Берегов не сдержался и довольно осклабился — получить деньги за то, что ты и бесплатно бы сделал, это, пожалуй, высший кайф, доступный государственному чиновнику.

— Я рад, — сказал японец, снова поклонившись. — Господин Берегов, теперь я хотел бы забрать нашего кока из госпиталя. Наверняка он уже нормально чувствует себя. Нам пора выходить в море.

— Не уверен, что врач его отпустит, — покачал головой Берегов. — Меня он еле выпустил, а ведь когда я пришел в себя, ваш кок все еще был без сознания.

— В этом деле я рассчитываю на вашу помощь, — вежливо, но твердо сказал японец, посматривая на конверт с деньгами. — Может быть, вы сумеете убедить врача? Ведь такой умный человек, как вы, не может не понимать важности научных исследований.

— Зачем вам так торопиться? — недоуменно спросил Берегов. — Никуда ваша корова не денется.

— Боюсь, что может деться. Мы только что получили информацию, что местные жители недавно видели ее в квадрате сорок один — восемнадцать. Если мы будем медлить, то можем упустить ее. Конечно, жаль, что нам придется отправляться в море без русского специалиста, но дело не ждет.

Берегов заколебался. С одной стороны, ему совершенно не хотелось сейчас никуда ехать. С другой — после полученной от японца суммы отказать ему в такой мелочи было просто невозможно.

— Хорошо, — сказал Берегов после короткого раздумья. — Сейчас я оденусь и поедем.

Через пятнадцать минут машина с японцами и Береговым подъехала к госпиталю. Однако возникла непредвиденная сложность. Кок и в самом деле уже пришел в себя и был готов отправиться на корабль, но отпустить его без разрешения главврача медсестра, дежурившая ночью, не могла.

— А, делов-то, — сказал Берегов, поняв, что сама девчонка ничего не сделает. — Заедем за Кравцовым.

Он тут близко живет.

Борис Михайлович, разумеется, был не особенно обрадован, когда его подняли с постели и выяснилось, что он срочно нужен в госпитале. Да ладно бы еще по какому-нибудь серьезному делу, так нет же, просто японца срочно выписать позарез понадобилось. Однако спорить с главой администрации было без толку. Берегов был непреклонен:

— Выпишешь — и возвращайся домой, хоть до вечера спи.

Приехавший с Береговым японец все больше помалкивал да улыбался, не разжимая губ, своей неискренней восточной улыбкой. Но, несмотря на его молчание, Кравцов быстро понял, что именно он основная движущая сила всего этого мероприятия.

«Вот ведь неймется тебе, обезьяна узкоглазая, — подумал Кравцов, переступая порог своего госпиталя. — Можно подумать, что за лишний день эта твоя недовымершая корова вымрет окончательно!»

Первым делом все прибывшие отправились в палату к Дзюкити Каваи. Кравцов померил ему температуру и давление, прощупал пульс, спросил о самочувствии — все это он делал, отчаянно пытаясь отделаться от ощущения, что действует как марионетка, которую кукловод подергивает за веревочки.

— Что ж, пожалуй, господина Каваи можно выписать, — сказал Кравцов, закончив все процедуры.

Берегов тут же перевел слова врача японцу.

— Отлично! Спасибо вам, господин Берегов! — Яманиси отвесил по поклону Берегову и Кравцову, после чего шагнул к своему подчиненному, наклонился над ним и о чем-то коротко спросил по-японски.

Тот ответил одним словом:

— Хай.

Берегову показалось, что, услышав утвердительный ответ на свой вопрос, Яманиси обрадовался несколько больше, чем можно было ожидать — его глаза так и сверкнули. Это было довольно странно: в самом деле, ну даже если не смог бы кок сегодня выйти с ними в море, подумаешь, велика потеря!

Каваи встал с кровати — одеваться ему было не надо, так как ночью никого из пациентов так и не раздели. Кравцову, у которого на душе было все же немного неспокойно, сразу полегчало. Японец выглядел вполне здоровым, двигался уверенно.

Все вчетвером они вышли из палаты и двинулись к выходу. Но случилось неожиданное — когда они проходили мимо двери ординаторской, она распахнулась, и на пороге показался Полундра, за плечом которого стоял американец.

Ни Берегов, ни Кравцов, которые подняли глаза на Полундру, не заметили, какими взглядами обменялись в этот момент японцы. В глазах Яманиси, устремленных на кока, полыхнула такая ярость, что с него в этот миг можно было бога гнева ваять. А Дзюкити Каваи пошатнулся и побледнел. Он смотрел на американца с ужасом, как на призрака. Но обменяться хоть парой фраз японцы не успели — нужно было делать вид, что все в порядке. И это им удалось — спустя пару секунд на бесстрастных восточных лицах не осталось и теней эмоций.

— А вы почему по госпиталю разгуливаете? — накинулся Кравцов на американца, обрадовавшись, что есть на ком сорвать раздражение, — Кто вам позволил встать? Вы же в любой момент можете в обморок упасть! А вытаскивать вас потом опять мне!

Меллинг пожал плечами — из этой гневной тирады, произнесенной по-русски, он не понял ни одного слова.

— Да с ним уже все в порядке, — сказал Полундра, заслоняя собой Меллинга. — А что, японца вы уже выписали?

— Да. Они сегодня уходят в море, — ответил Полундре не главврач, а Берегов.

— Да ну? А как же я? Ведь я должен их сопровождать!

— А вы уже в состоянии? Может быть, будет лучше, если они первые дни без вас обойдутся?

— С какой это стати? — Полундра выразительно посмотрел на Берегова. Тот, разумеется, не был в курсе того, кем является этот «океанолог» на самом деле и каковы его истинные цели. Но его должны были предупредить сверху, что присутствие на японском судне русского специалиста — очень важно.

— Ну, в общем, как знаете, — Берегов правильно понял взгляд Полундры. Да по большому счету ему было и безразлично, будет этот странный парень гробить свое здоровье или нет.

— Вы сегодня выходите в море? — по-английски обратился Полундра к Яманиси. — А как же наша с вами договоренность?

— Я был уверен, что вы сегодня не в состоянии плыть с нами. Отравление…

— Раз уж он, — Полундра кивнул на кока, — может, то, значит, я и подавно не надорвусь. Отравление-то у него было тяжелее, — последние слова Полундра произнес с иронией. — Я иду в море с вами.

— Может быть, все же вы еще хотя бы день побудете на берегу…

— Почему бы и нет? Побуду, если и вы тоже побудете.

Яманиси стоило огромного труда не вцепиться сейчас в горло этому русскому или, на худой конец, своему коку. Надо же было, чтобы все так неудачно сложилось! Американец жив и, скорее всего, уже разболтал все, о чем разузнал от Окубо и догадался сам.

А теперь еще русский оказался здоровым, и нет никакой возможности от него отделаться! Нужно было немедленно принимать какое-то решение, иначе его молчание станет выглядеть подозрительно…

Но никакого решения Яманиси принять не успел.

Откуда-то из глубины госпиталя раздался топот, кто-то приближался почти бегом. В следующую секунду из-за поворота появилась медсестра Даша:

— Борис Михайлович! Гаранин умер!

Несколько секунд ответом ей была гробовая тишина.

— Кто умер? Гаранин?! — наконец выдавил из себя Кравцов. — Почему? Он же не травился!

— Не знаю! Может быть, это из-за… — Даша осеклась, встретившись глазами с Полундрой.

— Из-за чего?

— Они ночью с Сережей подрались.

— Так. А теперь по порядку, — решительно вступил в разговор Берегов. — Что за Гаранин, с кем подрался, отчего умер?

— Гаранин — это сотрудник ФСБ. Он допрашивал его, — Кравцов кивнул на Меллинга. — Вчера он потребовал, чтобы я его оставил в палате на ночь. Возражать у меня не было причин. Больше я ничего не знаю.

— Так, а ты что скажешь? — спросил Берегов у девушки.

— Я, в общем, ничего не знаю… — пробормотала она, опустив глаза.

— Ты мне не крути! Я сам слышал, как ты сказала, что они подрались с Павловым!

— Я ночью услышала шум в той палате, — не поднимая глаз, тихо сказала девушка. — Пошла узнать, в чем дело, и увидела, что Гаранин из пистолета в Сергея целится.

— А потом?

— Потом Сергей у него пистолет ногой вышиб, а самого его ударил по шее. Гаранин упал.

— Он был жив! — возмущенно сказал Полундра. — Это был не смертельный удар! Да и пульс я у него проверял — он был жив!

— Подождите, Павлов, дойдет дело и до вас, — официальным тоном сказал Берегов. — А вы, — он снова обратился к медсестре, — проверяли, был ли жив этот Гаранин после того, как Павлов его ударил?

— Нет… Сергей пощупал ему пульс и сказал, что все в порядке.

— А вам не кажется, что в данном случае он был стороной заинтересованной? Почему вы не проверили сами? Вы же медсестра! У вас есть медицинское образование!

— Я… Я не подумала… Я поверила…

— Все ясно. Так, Борис Михайлович, немедленно идите к этому Гаранину, проверьте, правда ли он мертв. Даша, вы сейчас пойдите и вызовите милицию. А вы, — Берегов повернулся к Полундре, — идите в ординаторскую и сидите, ждите, пока не прибудет милиция. Надеюсь, вы понимаете, что вам не следует никуда выходить?

— Он жив был, третий раз повторяю, — сказал Полундра. Он был несколько растерян, такого он совершенно не ожидал. — Кстати, убить его мог японец! Я же один раз его застукал в палате! Он наверняка хотел американца достать, но ошибся из-за того, что мы на его место Гаранина положили.

— В этом разберутся те, кому положено, — по голосу Берегова было ясно, что он не верит ни одному слову Полундры. — А пока идите в ординаторскую.

Делать было нечего, если сопротивляться, то только больше подозрения на себя навлечешь. Полундра подчинился.

— Что произошло? — по-английски спросил у Берегова Яманиси. Глава администрации коротко объяснил ему ситуацию. На этот раз Яманиси не позволил себе ни малейшего проявления эмоций, хотя теперь многое прояснилось. Каваи просто перепутал.

Что ж, в чем-то это может быть и к лучшему. Если русского «океанолога» заподозрят в убийстве, то в море с ними он точно не пойдет.

Можно немного ускорить дело, дать Берегову еще денег, чтобы направил старания милиции в нужное русло. Или не стоит? Улик против «океанолога» и так много, а вот лишний раз привлекать внимание к тому, что они очень хотят от него избавиться, не стоит. Берегов ведь тоже не дурак, дураков на таких постах не держат.

Милиция прибыла через несколько минут — в маленьком островном поселке все близко. Немолодой капитан, проживший на острове уже больше двадцати лет, внимательно выслушал Берегова.

— Имей в виду, Коробов, дело важное. Не алеут спьяну жену убил — смерть сотрудника ФСБ будет расследовать и кто-нибудь из их конторы. Так что постарайся, чтобы к их прибытию у нас все уже было готово, и они только результаты проверили. А то начнут по острову мотаться, вынюхивать…

У Берегова были веские причины не желать того, чтобы на острове началось хоть какое-то расследование ФСБ — слишком многое могло попасться при этом следователю на глаза, пусть даже случайно.

— Все понял, — кивнул Коробов. — Разрешите приступать?

— Приступай.

Первым делом капитан потребовал, чтобы никто из людей, бывших здесь ночью, не покидал госпиталя без его особого разрешения. Поэтому японцам, уже собравшимся уходить, пришлось задержаться. Потом Коробов потребовал, чтобы Кравцов немедленно сделал вскрытие и точно установил причину смерти Гаранина. Опыта у Кравцова в таких делах почти не было, но хирургом он был неплохим и справился довольно быстро. Правда, единственным результатом было почти полное отсутствие результатов.

— Причина смерти — остановка сердца, — сказал Кравцов, входя в палату, где Коробов разговаривал с Дашей.

— А остановка сердца от чего? — немедленно спросил капитан.

— Вот этого не знаю. Ничего определенного сказать не могу.

— А мог он сам по себе умереть?

— Вряд ли. Организм вполне здоровый, травм нет, не с чего было сердцу останавливаться.

— И тем не менее оно остановилось. Почему?

— Говорю же — не знаю. Может быть, конечно, мне опыта не хватает, но, по-моему, вам и патологоанатом со стажем то же самое бы сказал. Ничего нет. Никаких причин, которые могли бы повлечь за собой остановку сердца. Или, вернее, никаких видимых причин.

Но должен сказать, что есть целый ряд препаратов, которые могут вызвать это и практически мгновенно исчезнуть из крови. Уже через полчаса-час такие вещества зафиксировать невозможно. А еще такую остановку можно вызвать, если сильно сжать грудную клетку. Если сделать это осторожно, то следов на коже может не остаться.

— Ясно. Эх, медицина-медицина, сколько лет живу, и с каждым годом убеждаюсь, что никакого толку от нее нет, — тяжело вздохнул Коробов.

— Чем богаты… — развел руками Кравцов.

— Ладно, и на том спасибо. Теперь хотя бы ясно, что он не от того удара умер, о котором мне тут девушка рассказала. Тогда имеет смысл с самим подозреваемым поговорить.

«Ого, он уже подозреваемый, — отметил про себя Кравцов. — Плохи дела у парня».

Полундра сидел в ординаторской под охраной двух милиционеров. Наручники они на него надевать не стали, резонно рассудив, что если бы он хотел сбежать, то попытался бы сделать это еще до их прибытия.

— Ну, что скажете? — спросил капитан Коробов, садясь напротив Полундры.

— Что говорить — задавайте вопросы, — хмыкнул спецназовец.

— Хорошо. Вы сознаетесь в том, что убили сотрудника ФСБ Николая Гаранина?

— Нет.

— А вот медсестра Дарья Шепунова показала, что вы уже дважды за последние сутки с ним ссорились и что оба раза дело дошло до драки. Кстати, первый из этих случаев подтверждает Борис Михайлович Кравцов. А второй, по словам девушки, может подтвердить американец. С ним я еще не говорил, но, думаю, он расскажет все, как было.

— Я ничего этого и не отрицаю, — сказал Полундра. — Да, мы с ним ссорились, я ему два раза приложил по шее, но не убивал! Вы уже провели вскрытие?

От чего он умер?

— Остановка сердца, — неожиданно для самого себя ответил капитан.

— Тогда я вам скажу, кто его убил.

— И кто же?

— Японец, который здесь лежал. Я ведь как раз из-за него и попал ночью в ту палату. Услышал в коридоре шаги, вышел, вижу — дверь приоткрыта. Заглянул, а там этот японец над американцем стоит.

— И что? Даже если я вам поверю, что из этого следует?

— Неужели не ясно? Японец собирался убить американца. Я ему помещал, но позже он сделал вторую попытку. А ведь он не знал, что американца я увел в ординаторскую, а на его койке лежит Гаранин! Вот и убил его по ошибке!

— Блестящая версия, — с иронической усмешкой сказал Коробов. — Значит, японец собирался убить американца? А зачем? Они же здесь первый раз увиделись. Да даже не виделись — лежали себе, каждый в своей палате, до того момента, пока японец, по вашим словам, американца убивать не пришел. Зачем ему это? Каковы его мотивы? Без мотивов преступлений не бывает. А у японца мотивов нет. Или вы мне сейчас собираетесь наплести про кровную месть всем американцам за погибшую в Нагасаки бабушку?

— Нет. Дело в том, что… — Полундра принялся излагать свои соображения касательно того, что американец что-то узнал о японской экспедиции, и те решили его устранить. Но чем больше он говорил, тем яснее осознавал, насколько все это не правдоподобно звучит для постороннего человека. Коробов явно был того же мнения.

— Чушь, — решительно перебил он Полундру. — Цели японской экспедиции — не тайна за семью печатями. Они ищут стеллерову корову, и это не тот случай, когда мочат всех, что-то про экспедицию узнавших. У японцев нет никакого мотива. А вот у вас он есть. Вы дважды ссорились с Гараниным. Он угрожал вам, что устроит неприятности, и как сотрудник ФСБ мог исполнить свою угрозу. К тому же у вас, похоже, была и еще одна причина желать, чтобы с ним что-нибудь случилось, кроме личной неприязни и страха перед возможными неприятностями.

— Это какая же?

— Да вот эта ваша навязчивая идея насчет японцев. Вы явно очень хотели поговорить с американцем. А Гаранин вам мешал. Кстати, с американцем вы ведь все-таки поговорили. И что он вам рассказал?

Какую важную информацию насчет японцев сообщил?

— Никакой, — вынужден был признаться Полундра.

— Что ж, это полностью подтверждает мою версию и противоречит вашей. Сами посудите — уж американцу-то с чего японцев выгораживать? Ведь он сам, если верить вашей версии, рискнул жизнью и перед штормом отправился на Медный, чтобы их заложить.

— Он мне не доверял. Да и что вы хотите — после общения с Гараниным…

— И тут Гаранин виноват!

Капитан некоторое время помолчал, а потом, пристально посмотрев на Полундру, внятно произнес:

— Очень советую вам подумать вот насчет чего — чистосердечное признание и добровольная помощь следствию служат смягчающим обстоятельством, которое обязательно будет учтено на суде. Ничего не хотите мне сказать?

Полундра задумался — но не о том, о чем говорил капитан. Не о чистосердечном признании, а о том, не стоит ли сказать менту о том, кто он на самом деле и какое у него задание. Быстро взвесив все «за» и «против», Полундра решил, что не стоит. Во-первых, если он скажет, Коробов ему все равно сразу не поверит.

Во-вторых, даже если поверит, все равно не отпустит — нет такого закона, чтобы освобождать подозреваемого в убийстве, если он вдруг оказывается офицером спецназа. В-третьих, он просто не имеет права раскрываться.

Ядрена вошь, все дело из-за этого рушится! Нужно связаться с начальством. Но как? У него есть номер телефона адмирала, но ведь нужно еще доступ к аппарату получить! Да и сколько времени займет разговор? Ладно, других вариантов все равно нет, так что придется действовать именно так. Не мочить же, в конце концов, всех этих ментов. Это и несложно, в принципе, но ведь не поможет, да и нехорошо — они тоже свое дело делают, как и он.

— Вы меня арестуете? — стараясь говорить бесстрастно, спросил спецназовец.

— Придется, — кивнул капитан. — Но не арестовать, а задержать на трое суток, как по закону и положено. А там видно будет.

— Я, кажется, имею право на один телефонный звонок?

— Из отдела позвоните. Собирайтесь, сейчас поедем.

Полундра молча кивнул. А что ему еще оставалось делать?

Когда милиционеры вместе с задержанным отбыли из госпиталя, к Берегову, тоже собиравшемуся уезжать, подошел Яманиси, тихо просидевший все это время в одной из палат.

— Господин Берегов, мне нужно сегодня выйти в море. Поскольку господин Павлов не может меня сопровождать, я прошу вашего разрешения отплыть без него. У нас хорошие карты и новейшее оборудование, мы и без него справимся.

— Может быть, подождете, пока кого-нибудь ему на замену пришлют?

Здесь Берегов прокололся. Ведь для японцев «океанолог» был именно местным кадром, человеком, прекрасно знающим акваторию островов. Яманиси заметил эту оговорку и в очередной раз убедился в том, что не зря приложил столько усилий, чтобы нейтрализовать русского.

— Нет, господин Берегов. Я же вам говорил — мы не можем медлить.

Берегов колебался. Он помнил о том, что ему сообщили сверху — Павлов обязательно должен сопровождать японцев. Но, с другой стороны, кто же знал, что все так сложится? Вообще, этот Павлов, похоже, был бы для экспедиции не помощью, а скорее лишней опасностью.

Видя колебания Берегова, Яманиси поспешил подтолкнуть его в нужную сторону:

— Вы же понимаете, что если именно вблизи вашего острова будет обнаружено считающееся вымершим млекопитающее, то сюда поедут иностранные ученые, туристы. А это деньги.

Берегов кивнул, но выражение задумчивости с его лица не исчезло. Туристы и ученые — это, конечно, здорово, но не очень-то ему верится, что японцы найдут свою корову. Про нее уже сколько лет байки ходят, сколько народу за ней приезжало, а кончалось все пшиком. И у японцев, скорее всего, также будет.

— Кроме того, очень велика будет моя благодарность, — японец вытащил из кармана еще один конверт, точь-в-точь такой же, какой Берегов получил у себя дома.

— Кхм… — рука чиновника, словно приобретя на секунду собственную волю, сама собой потянулась вперед и взяла конверт. — Что ж, пожалуй, опасность, грозящая вашему судну в районе этого острова, в самом деле невелика. Значит, вы можете выйти в море без русского специалиста.

— Благодарю вас, господин Берегов, — японец вежливо поклонился.

Глава 17

Вернувшись к своему кораблю, Яманиси немедленно развил бурную деятельность. Он очень боялся, что русские спохватятся и запретят ему выходить в море без сопровождающего.

— Всем, кто остается на берегу, немедленно покинуть корабль, — приказал Савада, поднявшись на борт. — Все вещи уже сгрузили?

— Почти, — ответил ему Като, вышедший навстречу начальнику. — Работы осталось на несколько минут.

— Заканчивайте быстрее! Позови сюда Еригато.

Исида Еригато должен был остаться за старшего во временной научной станции, которую японцы оставляли на Медном. Он подошел к Яманиси меньше чем через минуту.

— Еригато, — Яманиси не стал тратить времени на приветствия, а это значило, что сейчас дорога буквально каждая секунда, — станцию поставишь за поселком. Ясно?

— А нельзя ли здесь?

— Нет! — отрезал Яманиси. — Слушай, что тебе говорят. Имей в виду, станция должна быть полностью готова сегодня к вечеру. Все остальные распоряжения — в силе, ты знаешь, что должен делать.

— Да, Яманиси-сан.

— Иди. И помни: не должно быть ни малейшей ошибки.

Еригато поклонился и быстрым шагом направился к сложенной на берегу куче оборудования, которой за двенадцать часов предстояло стать временной научной станцией. А Яманиси пошел дальше, на ходу отдавая последние перед выходом в море распоряжения.

Японец не зря торопился. В это время в госпитале Вячеслав Селезнев ожесточенно спорил с главврачом.

— А я требую, чтобы меня немедленно выписали! — громко сказал Селезнев. — Я уже здоров!

— У вас отравление протекало тяжелее всех, — ответил Кравцов. — Вам совершенно необходимо еще, некоторое время побыть в госпитале под моим присмотром.

— А я говорю, что мне нужно выписаться!

У Селезнева были веские причины требовать выписки. Он пришел в себя еще до того, как Полундру увезли менты, поговорить с другом, правда, не успел, но когда менты проводили Полундру по коридору, а он, преодолев сопротивление медсестры, вышел им навстречу, спецназовец успел шепнуть ему четыре слова: «Проследи за японцами. Важно!» Селезнев понимал, что Полундра не стал бы просить его из-за пустяков. Раз спецназовец сказал «важно», значит, это действительно важно. И его просьбу нужно исполнить, чего бы это ни стоило.

В конце концов, в том, что поиски стеллеровой коровы — это истинная цель японской экспедиции, Селезнев и сам очень сомневался. В сочетании со словами Полундры вся эта экспедиция выглядит очень подозрительно. Скорее всего, поиски морской коровы — обычное прикрытие.

— Я не могу вас выписать. Это мое последнее слово, — решительно сказал Кравцов, твердо глядя в глаза Селезневу.

— Доктор, мне очень надо, — сбавив тон, сказал каплей. — Понимаете? Очень надо!

— Не могу.

— Доктор, если вы меня не выпишете; я так уйду, — спокойно предупредил Селезнев.

— Как это?

— Очень просто. Без вашего разрешения! У вас же тут пяти здоровенных санитаров, как в психушке, нет?

Нет. А один вы меня, простите, не удержите.

Кравцов не находил слов. Он только беззвучно открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба.

— Так что, может, не будем до таких крайностей доходить? — продолжал давить на него пограничник. — Выпишите добром, а, доктор? Ну вы же видите, я уже в порядке.

«Он не шутит, — отстраненно подумал Кравцов. — Сбежит, если я его не выпишу. Ну и ладно. В конце-то концов, если больной чувствует в себе достаточно сил для того, чтобы убежать из больницы, значит, он уже не больной. А раз не больной, то и нечего его здесь держать».

— Хорошо, — поджав губы, кивнул Кравцов. — Но все последствия будут только на вашей совести.

Я вас предупредил.

— Конечно, конечно, — закивал Селезнев. — Если со мной что-то случится, я сам и буду виноват.

Через пять минут Вячеслав Селезнев вышел из госпиталя. На секунду он застыл у выхода, решая, что же ему теперь делать. На корабль к японцам пойти?

Можно не успеть, а даже если и успеешь, они ведь не пустят. А как тогда за ними проследить? Хм… Да очень просто — взять пограничный катер и последовать за их кораблем. Скорость у катера выше, не оторвутся. До тех пор, пока они останутся в российских территориальных водах, он имеет полное право их сопровождать. Даже со служебной точки зрения все правильно — похвальное рвение, так сказать.

Через полчаса стоявший на палубе своего корабля Савада Яманиси внимательно рассматривал в бинокль следующий за ними русский пограничный катер. Ему явно было не просто по пути с японцами. Он их преследовал. Не пытался подойти совсем вплотную, но и не отставал. Яманиси уже выяснил — мощности двигателей их корабля не хватит на то, чтобы оторваться от катера.

— Като!

Помощник подошел к Яманиси.

— Посмотри, — Савада передал ему бинокль.

— Катер? — спросил Като, поднеся бинокль к глазам.

— Да. Мы можем от него избавиться?

— Прямо сейчас? — деловито спросил Като.

— Нет. Но если появится такая необходимость, мы сможем избавиться от него. Ты меня понимаешь?

Като кивнул. На сей раз он понимал своего начальника очень хорошо и был полностью с ним согласен.

— Ты знаешь, что делать. Сейчас я свяжусь с ними по рации, приглашу сюда. Ты в это время должен действовать.

Като снова кивнул. Яманиси отправился в радиорубку, и через пару минут связь с катером была установлена.

— Добрый день. Я — Савада Яманиси, руководитель научной экспедиции токийского университета, — по-английски сказал японец. — А вы кто?

— Капитан-лейтенант Селезнев, российские погранвойска.

— Капитан-лейтенант, куда следует ваш катер?

Похоже, мы идем в одно и то же место.

Русский пограничник не стал играть в восточные словесные игры.

— Я сопровождаю ваш корабль в целях обеспечения его безопасности, — ответил он.

— Неужели здесь нам грозит какая-то опасность? — постаравшись выразить максимум удивления, спросил Яманиси.

— Всякое бывает, — коротко ответил Селезнев. — Кроме того, я наблюдаю за тем, чтобы вы сами не допускали противоправных действий.

— Противоправных действий?! Каких?!

— Браконьерства, например, — сказал Селезнев.

Это был самый простой способ объяснить японцам свое присутствие.

— Мы не браконьеры!

— Господин Яманиси, вы готовы поручиться за всех своих людей? Вы уверены, что у вас на борту кем-нибудь из них не припрятан незарегистрированный карабин?

— Что ж, вы правы, — согласился Савада. — Случается всякое. Я предлагаю вам подойти поближе. Если хотите, можете даже подняться на борт моего корабля. Никаких секретов от России у меня нет, можете даже осмотреть корабль.

На такое предложение Селезнев не рассчитывал, но, получив его, сразу же согласился. В конце концов, ведь в этом и заключалась его цель — проконтролировать японцев. Если они сами зовут его к себе на корабль, откуда контроль осуществлять будет намного проще, надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой возможности.

Когда русский погранкатер был в полукабельтове от японского судна, с его борта, смотрящего в другую сторону, в воду по веревке соскользнул человек в акваланге. В следующие несколько секунд с корабля в воду спустили довольно крупный агрегат, в котором опытный в подобных делах Полундра тут же опознал бы подводную радиоуправляемую мину с магнитными креплениями. Плыть до катера аквалангисту было всего ничего, и через несколько минут мина надежно обосновалась под его днищем. Теперь, для того чтобы взорвать катер, Яманиси нужно было только нажать кнопку на пульте управления.

Глава 18

В суматохе, последовавшей за обнаружением трупа Гаранина, про Джейка Меллинга на какое-то время попросту забыли. И первым вспомнил про него главврач Кравцов, когда, выспавшись, он вернулся в госпиталь и приступил к своим обычным обязанностям.

Обязанности же эти заключались в том числе и в ежедневном обходе пациентов. Когда Кравцов зашел в палату американца, он лежал на одеяле и курил.

— Что это за безобразие?! — раздраженно спросил главврач, снова забыв о том, что по-русски больной не понимает.

Американец с виноватым видом потушил сигарету, развел руками и что-то сказал. Английский язык Кравцов знал ровно настолько, чтобы читать научные статьи по медицине, а вот разговорной речью почти не владел.

— Что вы сказали? — очень медленно, с большим трудом подбирая нужные английские слова, переспросил он.

— Извините, — почти по слогам произнес американец. — Скажите, доктор, когда… — Следующих нескольких слов Кравцов не понял, но догадаться об их смысле было совсем нетрудно. Когда больные начинают вставать без разрешения, — как этот янки сделал ночью, — и курить в постели, то вопросы доктору они задают одни и те же — когда выпишете?

— Сейчас я посмотрю вас, — сказал Кравцов. Он быстро сделал все необходимые процедуры и убедился в том, что американец полностью оправился.

Сейчас он был здоров настолько, насколько это вообще возможно в его возрасте.

Установив это, Кравцов оказался в довольно сложной ситуации. Любого русского он тут же выписал бы.

Но что делать с американцем? Ведь ему некуда идти', . у него нет ни русских денег, ни документов, да и вообще, его правовой статус весьма сомнителен. И теперь нет поблизости никого вроде Гаранина, кто взял бы на себя дальнейшую заботу о нем.

— Вы себя хорошо чувствуете? — спросил Кравцов, откровенно говоря, надеясь на отрицательный ответ. Это позволило бы отложить решение проблемы на неопределенный срок.

— Да. Я в порядке, — сказал американец и посмотрел на врача выжидательно.

— Подождите немного, мне нужно связаться со своим… начальством, — последнее слово Кравцов произнес по-русски, не найдя у себя в памяти подходящего английского аналога. Но американец, кажется, понял. Он спокойно кивнул и откинулся на подушку.

Кравцов отправился в ординаторскую и позвонил в администрацию, Берегову.

— А кто его спрашивает? — отозвался в трубке приятный женский голосок.

— Борис Михайлович Кравцов. Скажите ему, что это насчет американца.

Через несколько секунд в трубке послышался голос Берегова:

— Что там у тебя такое, Борис Михайлович? Только не говори, что янки коньки отбросил.

— Не скажу. Наоборот — выздоровел. Сергей Степанович, что мне с ним теперь делать? Его выписывать нужно, но куда он пойдет?

На том конце трубки воцарилось молчание. Берегов подсознательно полагал, что до тех пор, пока все официальные проблемы с пересечением американцем государственной границы России не будут урегулированы, тот останется в госпитале. Но если врач говорит, что янки выздоровел, то оставлять его в больнице, пожалуй, не стоит. Конечно, не нужно впадать в крайности, но ведь он все-таки незаконно проник на российскую территорию. Вдруг он и правда какой-нибудь шпион? Покойный Гаранин явно это подозревал, иначе не ночевал бы в его палате. А у Гаранина, как у сотрудника ФСБ, могли быть на это веские причины, о которых он не знает. Значит, лучше перестраховаться и поместить американца под охрану. Тем более что с нарушителями границы по закону так делать и положено. Конечно, обращаться с ним следует максимально вежливо, но об этом он ментов особо предупредит.

— Вот что, Борис Михайлович, — сказал наконец Берегов. — Выписывай его, но пока никуда не отпускай. Скоро за ним приедут.

— Кто?

— Военные. Он ведь по закону нарушитель границы, и раз он теперь здоров, его нужно поместить под охрану.

— Он же старик совсем! — возмутился Кравцов.

— А что ты предлагаешь? Может, мне его к себе в гости пригласить? Или это ты сделаешь? В конце концов, никто его в карцер с крысами кидать не собирается, у нас и нет такого, сам ведь знаешь. Просто пусть посидит в комендатуре, пока мы всю официальную волокиту по его вопросу не закончим. Там у пограничников ему будет вполне комфортно.

— Хорошо. Тогда я на него оформляю бумаги и жду, — сказал Кравцов.

— Именно так, — подтвердил Берегов и отключился.

Кравцов, повесив трубку, некоторое время был искренне возмущен тем, что спасенного старика собираются посадить под арест. Но потом, чуть успокоившись, пришел к выводу, что Берегов по-своему прав. В самом деле — настоящей тюрьмы на острове нет. Даже менты, если приходится кого-то сажать, что, впрочем, бывает крайне редко, пользуются бревенчатым домиком за погранзаставой, где у военных гауптвахта. А условия там вполне приличные, если не считать отсутствия свободы. Но как раз свобода-то сейчас американцу и ни к чему.

«Уазик» военных прибыл минут через десять после того, как Кравцов закончил оформлять документы. Он хотел было объяснить американцу, куда его повезут, чтобы тот не перепугался, но с его знанием английского это оказалось невозможно. Зато один из прибывших пограничников, молодой старлей, знал английский прекрасно. Он очень быстро объяснил Меллингу ситуацию. Возражать американец не пытался, — во-первых, понимал, что без толку, а во-вторых — зачем? Все равно сразу обратно в Адак его не отпустят, а жить где-то надо. Была и еще одна причина. Меллинг был неглуп и, узнав о том, что случилось утром, истолковал все совершенно правильно. Рассказ «океанолога» о ночном визите японца явно был правдой. И убить хотели именно его, а не русского контрразведчика, тот погиб по ошибке. Значит, оказаться сейчас под надежной охраной для него даже хорошо.

Гарнизонная гауптвахта представляла собой маленький бревенчатый домик, расположенный метрах в десяти за погранзаставой. Когда пограничники привезли туда Меллинга, перед ними возникла неожиданная проблема — единственная камера была уже занята. Там с утра сидел привезенный ментами Полундра. Других подходящих помещений просто не было — проштрафившихся военных всегда сажали в одну камеру. Места там было достаточно человек на десять, а больше четырех арестантов зараз последние тридцать лет в гарнизоне не бывало.

— Ну и пусть вместе сидят, — сказал лейтенант, командовавший пограничниками, которые привезли американца.

— А если он ему что-нибудь сделает? — спросил часовой, которому совершенно не хотелось в случае чего оказаться крайним.

— Кто? Кому?

— Ну, этот, Павлов. Он уже одного убил, а вашему старикашке надо немного — чуть ткни, он и развалится.

— У меня приказ — поместить американца сюда, — резко сказал лейтенант. — Ничего с ним не случится.

— А если…

— Я же сказал — у меня приказ.

С этим было не поспорить, и часовой нехотя позволил ввести янки в дом.

— Будет что нужно — крикнете, — сказал лейтенант, отпирая дверь камеры. — Если какие-нибудь жалобы возникнут — через часового. Надеюсь, что надолго вы здесь не задержитесь.

Американец кивнул и перешагнул порог. Дверь у него за спиной захлопнулась.

Камера была довольно приличная. Чистый пол, добротные дощатые нары, прикрытая крышкой параша в углу — оттуда шел сильный запах хлорки. В дальнем углу камеры, на нарах, сидел Полундра. Когда спецназовец увидел американца, брови его стремительно поползли вверх — уж его-то он здесь увидеть никак не ожидал.

— А ты сюда как попал? — по-английски спросил он, поднимаясь с нар и шагая Меллингу навстречу. — Или тоже убил кого?

Меллинг также удивился, увидев лжеокеанолога.

Но быстро справился с собой.

— Выздоровел я. Вот сюда и определили, — спокойно ответил он, осматриваясь по сторонам. Что ж, все было не так плохо, как он ожидал — в русской тюрьме могло оказаться и куда хуже.

— Садись тогда, что стоишь, — сказал Полундра, возвращаясь на свое место.

Меллинг сел. В камере повисло молчание — ни Полундра, ни американец не спешили начинать разговор. Полундра, которому с трудом верилось в такую удачу, боялся ее спугнуть. Полезешь сейчас к американцу снова с вопросами — подумает, что нарочно сюда подсадили, и говорить не будет. Нет, лучше ждать, пока старик сам заговорит.

Меллинг же сейчас пытался проанализировать все, что знал о случившемся ночью и вечером. Теперь он полностью верил в рассказ этого русского о том, что ночью по его душу приходил японец. Смерть российского контрразведчика это однозначно подтверждала. Тогда получается, что этот Павлов спас ему жизнь. Если бы он не остановил японца, то русские сейчас расследовали бы смерть американского подданного Джейка Меллинга. Выходит, именно с ним можно быть полностью откровенным. Разумеется, никакой он не океанолог, но какая теперь разница?

Главное, он-то его смерти точно не желает.

— Сегодня ночью вы задали мне несколько вопросов, — нарушил тишину американец. — Вас по-прежнему интересуют ответы на них?

— Да, — кивнул Полундра. — А вы теперь готовы отвечать?

— Именно так. Слушайте… — и Меллинг коротко, но не упуская ничего важного, рассказал Полундре о прибытии японцев на остров Атту, о том, как ему удалось разговорить их штурмана, и о причинах, которые толкнули его выйти в море перед штормом.

— Не совсем понимаю, — сказал Полундра. — Так что же за опасность могут эти ученые представлять?

Я так понял, что ты догадался, в чем истинная цель их экспедиции. Так?

— Да. Я ведь военный моряк. Ну, то есть был военным моряком. Какое-то время я служил на Окинаве в составе наших войск, которые там дислоцированы.

Там я изучал архивы войны — просто так, ради интереса. И, кроме всего прочего, узнал об одном японском плане, который они так и не успели реализовать.

— Каком? И при чем тут это?

— Погоди. Слушай, сейчас все объясню. Этот план был связан с ядом рыбы фугу. В самом конце войны японской военно-медицинской академии удалось синтезировать его в промышленных масштабах и изготовить несколько бомб на его основе. Яд очень мощный, кроме того, он крайне устойчив, не разлагается под действием воздуха и воды. Отравляющее действие может сохранять до нескольких десятков лет. Он заражает воду, почву, продукты питания.

— Я знаю, — кивнул Полундра. Он с детства увлекался обитателями моря и слышал про рыбу фугу и тетрадотоксин, содержащийся в ее печени.

— Тем лучше. Так вот, самое главное, что если заражение этим ядом произошло, то очистить пораженную территорию практически невозможно. Японцы собирались при помощи бомб с этим ядом отравить инфраструктуру в районе Панамского канала, чтобы парализовать его работу. Последствия объяснять надо?

Полундра отрицательно покачал головой. Военную историю, особенно имеющую отношение к морю, он знал очень хорошо и прекрасно понимал, что бы произошло, если бы в конце войны японцам удалось парализовать Панамский канал. Тогда стала бы практически невозможной переброска сил ВМС США в район Тихого океана. Это дало бы японцам очень весомый шанс победить в войне на море и как минимум на год оттянуть окончательный разгром. А то и выторговать относительно выгодный мир у измотанных войной союзников.

— Кстати сказать, во время экспериментов с этим ядом японцы использовали в качестве подопытных наших пленных солдат, — сказал Меллинг. — Кроме Пирл-Харбора причиной того, что наши политики решились на бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, стали и эти опыты.

Полундра не ответил. Касательно Хиросимы и Нагасаки у него было свое мнение. Спецназовец считал, что совершенно ненужная с военной точки зрения атомная бомбардировка этих городов была не чем иным, как демонстрацией силы. Американцы сделали это, чтобы остановить русских, которые в сорок пятом году, если бы захотели, могли не остановиться в Германии, а спокойно дойти до берегов Ла-Манша.

Никакой силы, способной остановить могучую Советскую армию, только что разделавшуюся с Гитлером, в Европе тогда не было. Однако говорить сейчас об этом было не время.

— Так вот, когда я прочитал эти архивы, я вспомнил о подводной лодке, которую мы в сорок пятом здесь потопили, — продолжал американец. — Это наверняка была она, та самая, которая везла бомбы с ядом. Все сроки совпадали, маршрут тоже. К тому же если бы это была не она, план японцев удался бы.

— Понятно… — протянул Полундра. — Ну, хорошо, потопили вы ту лодку. Молодцы. А эти, нынешние японцы, тут при чем?

— Их штурман назвал мне квадрат, в котором они собираются искать морскую корову. Это квадрат сорок один — восемнадцать. Сказать тебе, где мы подлодку утопили, или сам догадаешься?

— Что, неужели там же?!

— Именно. Эти ученые собираются ее найти. И я голову поставлю против дырявого ботинка — они собираются поднять подлодку.

— Но зачем? Она сейчас только в музей годится.

— Им нужен яд. Именно ради него и будут поднимать подлодку.

— Какой им в этом смысл? Они же сами этот яд сделали, захотят — сделают еще, — недоуменно сказал Полундра.

— Все не так просто. После победы наши войска уничтожили линию производства яда и всю документацию по нему. Так что секрет его выработки в промышленных масштабах утерян. Но если поднять субмарину, то можно использовать тот запас, который есть на борту. Я рассказывал все это у себя, но никто меня не стал слушать. Но не может же быть совпадение квадратов случайностью!

— Не может, — кивнул Полундра. — Не верю я в такие случайности. Да и то, что японцы пытались тебя убрать, — это тоже на случайность никак не похоже.

Думаю, что ты прав. Интересно только, зачем им сейчас этот яд?

— Мало ли… Может, этот их руководитель из реваншистов и до сих пор мечтает отомстить нам или вам за поражение в войне. Кстати, насколько я знаю, к вам у японцев есть еще претензии касательно северных территорий. Может быть, яд предназначен туда. Например, его можно использовать для шантажа вашей страны — или отдадите острова, или получите на них пустынную, безлюдную землю.

— Может, и так… — задумчиво сказал Полундра. — Но это можно выяснить только потом. Отсюда мы все равно сделать ничего не можем. Остается только ждать, пока тебя передадут своим, может быть, теперь ты сумеешь их убедить. Особенно после того, как японцы пытались тебя убить.

Кстати! Они, скорее всего, ядом фугу и пользовались! В небольших количествах его можно из печени рыбы добывать. А последствия его действия — никаких четких следов. Да и всю нашу делегацию на ужине японцы, скорее всего, им же траванули. Я же помню, этот их главный так настойчиво мне какую-то рыбу сырую подсовывал!

— Точно она. Фугу едят сырой, — подтвердил Меллинг.

— Интересно, почему же мы тогда живы остались?

— Наверное, они дозу хорошо рассчитали. Куча трупов им ведь тоже была ни к чему. Скорее всего, целились в основном в тебя, да еще в пограничников.

В тех, кто мог им помешать.

— Мать их так! — по-русски выругался Полундра. — Они ведь своего добились. Занимаются спокойно своим делом, а мы тут сидим. Одна надежда, что Селезнев что-нибудь сделает. Я ему успел шепнуть, чтобы следил за япошками.

В этот момент за дверью раздались шаги, а через несколько секунд в замке повернулся ключ. На пороге появился часовой:

— Эй, Павлов, к тебе посетитель.

— Да? И кто же? — удивленно спросил Полундра.

Никаких посетителей он не ждал.

— Пацан какой-то. Я его не хотел пускать, но он так просит. Говорит, поесть вам принес. Можно подумать, вас тут без него бы не покормили!

— Ладно, впускай его, что болтать-то.

Часовой посторонился, и в камеру вошел Витя.

— Только быстро, — сказал ему солдат. — Передал — и обратно.

— Дядя Сережа! — мальчишка кинулся к Полундре.

— Витька! Откуда ты узнал, что я здесь?!

— Папа сказал. Он просил передать, что пойдет в море, за японцами. А меня просил вам принести поесть. Вот, возьмите, — мальчишка протянул Полундре какой-то тяжелый пакет. — Картошка еще горячая, мне здесь идти совсем близко. И еще. Папа просил передать — он не верит, что вы убийца. И я тоже не верю.

— Спасибо, Витя.

— Ой, а это кто с вами? — мальчишка заметил Меллинга.

— Американец. Тот самый, которого твой отец спас. Хороший человек, кстати. Ладно, Вить, иди.

И спасибо тебе.

В пакете оказалась горячая вареная картошка, хлеб, соленые огурцы и колбаса. Рассчитано было на одного, но Полундра, разумеется, поделился с Меллингом.

— А ведь дело не так плохо, — сказал Полундра американцу, принимаясь за еду. — Отец этого парнишки — тот самый Селезнев. Он пограничник, капитан-лейтенант. И он вышел в море следить за японцами.

— Как бы с ним чего не случилось.

— Ничего, он парень умный. Голыми руками не возьмешь.

— У японцев есть не только голые руки, — пессимистично покачал головой Меллинг.

Глава 19

Ночь выдалась темная и холодная. Уже к вечеру с моря задул сильный ветер, который с каждым часом все усиливался. Часам к десяти луну полностью затянули тучи, и стало совсем темно. В Прибрежном никакого уличного освещения не было — слишком маленький поселок, поэтому единственным источником света остались окна домов. Однако со временем их оставалось все меньше, поселок постепенно погружался во тьму.

Темны были и окна модульного домика, в котором разместилась временная научная станция японцев.

Еригато сдержал слово, данное начальнику экспедиции, — он и его люди успели собрать домик до наступления темноты. Японцы работали хорошо, потому что знали скрытый смысл приказа и понимали, задержаться никак нельзя. Сейчас внутри домика, освещаемого только лучами фонариков, которые японцы предусмотрительно держали ниже уровня окон, чтобы снаружи они были незаметны, кипела бурная деятельность.

Два японца, сидя в углу на корточках, распаковывали небольшие, но увесистые коробки, на которых иероглифами было написано, что внутри содержатся мясные консервы. Но надпись лгала, и японцы нисколько не были этому удивлены. Они сноровисто вынули из коробок наборы блестящих стальных деталей и принялись соединять их между собой. Через считанные минуты в руках у них были арбалеты. Не средневековые, а, наоборот, ультрасовременные — компактные, с мощной дугой из кованой стали высшего качества, удобным устройством взвода и системой лазерного наведения. Потом из тех же коробок были вынуты упакованные в пачки по десять штук стрелы.

Распаковав их, японцы стали сноровисто надевать и привинчивать к концам стрел, за наконечником, громоздкие шишки с шипами. Это были зажигательные снаряды, которые подрывались не сразу после удара, а спустя определенное время — для каждого свое.

Еще их можно было подорвать дистанционно, с помощью специального пульта. Сами стрелы были сделаны из пластика специально для того, чтобы полностью сгорали во вспышке пламени, не оставив ни малейших следов.

Несколько стрел японцы не стали снабжать зажигательными зарядами, а просто смазали наконечники какой-то жидкостью из небольшой баночки. С обработанными таким образом стрелами после этого обращались с особой осторожностью. На занятия наукой это не походило ни в малейшей мере, и если бы хоть кто-нибудь увидел японцев в этот момент, легенде о мирных ученых тут же пришел бы конец. Но редкие случайные прохожие видели только модульный домик с темными окнами.

Пока в углу два человека собирали арбалеты, остальные японцы укладывали какие-то вещи в два рюкзака, а еще двое собирали автоматы Калашникова, предварительно удалив с деталей заводскую смазку. Все это делалось молча. Лишь изредка слышалось тихое полязгивание, когда детали автоматов вставали на свои места.

Минут через десять все сборы были окончены.

Два японца — те самые, что собирали арбалеты, — надели на себя рюкзаки, перекинули через плечи автоматы, а собранные и заряженные зажигательными стрелами арбалеты остались у них в руках. Вся экипировка и одежда у них была черного цвета, ни одной блестящей металлической детали, даже дуги арбалетов черненые. Когда же японцы надели черные капюшоны с узкими прорезями для глаз, они стали и вовсе сливаться с окружающей их темнотой. Ниндзя — ни дать ни взять.

Все так же беззвучно, не обменявшись с остающимися в домике ни единым словом, современно экипированные ниндзя выскользнули в ночь. Оказавшись снаружи, они побежали вдоль поселка, огибая его по широкой дуге. Бежать пришлось недолго — поселок был мал. Через десять минут первый из бежавших остановился и поднял затянутую в черную перчатку руку. Второй тоже послушно застыл.

Первый одним движением отсоединил у себя от пояса компактный прибор ночного видения и поднес его к глазам. Перед японцем метрах в двадцати была русская погранзастава. Он довольно долго и внимательно рассматривал все оказавшиеся перед ним здания. Особое внимание японец уделил складу боеприпасов и стоящему возле входа в него часовому.

Тот честно бдил, но по позе и вялым движениям чувствовалось, что относится он к своему посту, как к скучной формальности. Еще один часовой стоял у самого здания комендатуры и третий — у бревенчатого домика, находившегося метрах в десяти за ним.

Видимо, удовлетворившись результатами осмотра, японец убрал прибор ночного видения от глаз и поднял арбалет, заряженный стрелой с зажигательным наконечником. Его примеру последовал и второй японец.

В следующую секунду две черные стрелы беззвучно разрезали тьму, улетев в сторону русской заставы.

Японцы почти мгновенно — меньше чем за две секунды — перезарядили арбалеты и выпустили еще по стреле.

Глава 20

Александр Григорьев стоял у склада с ГСМ и боеприпасами. На самом деле боеприпасов там почти не было, зато бензина и солярки хранилось в избытке.

Пост считался одним из самых ответственных на острове. Смена Григорьева уже подходила к концу. Глаза часового слипались. Все мысли были об одном — о том, что уже совсем скоро придет разводящий, приведет его сменщика, и можно будет пойти поспать.

Григорьев широко зевнул и оперся спиной о стенку склада. По уставу этого делать нельзя, но часовой был уверен, что успеет заметить разводящего или кого-нибудь из офицеров, если они вдруг нагрянут с проверкой.

Через считанные минуты перед глазами у него помутнело, реальность словно подернулась легкой дымкой. Осознав это, Григорьев резко мотнул головой, отгоняя сон, и отклеился от стенки. Так ведь и заснуть недолго. А тогда уже никакого проверяющего не заметишь.

Однако в эту ночь бдительность часового была проверена не его офицерами. До ушей Григорьева неожиданно донесся тихий свист, а потом практически одновременно поблизости прозвучали два глухих удара — как будто кто-то бросил в бревенчатую стену склада два булыжника. Григорьев насторожился, крепче сжал в руках автомат. В этот момент снова раздался свист и два удара. И снова тишина. Как ни вглядывался в ночь пограничник, ничего подозрительного он увидеть не смог.

«Что же это за хрень была? — немного успокоившись, подумал он. — Дети, что ли, балуются?»

Для успокоения совести Григорьев решил обойти склад и посмотреть, что и как. Он сделал полный круг и не заметил ровным счетом ничего подозрительного.

«Ладно, доложу разводящему, пусть утром…»

Додумать эту мысль до конца Григорьев не успел.

Вылетевшая из темноты короткая черная стрела вонзилась ему точно в горло. Часовой захрипел и медленно осел на землю, не издав ни единого звука.

Японцы хорошо все просчитали. Даже если бы попадание не было таким точным, смерть все равно оказалась бы мгновенной — наконечник этой стрелы был щедро смазан концентрированным ядом фугу. В следующую секунду к упавшему подбежали две темные фигуры, подхватили его на руки и утащили в темноту.

А еще через полминуты склад боеприпасов вспыхнул — вонзившиеся с четырех сторон в стены стрелы несли зажигательные заряды, которые японцы подорвали с помощью дистанционного пульта. Через пару минут на территории погранзаставы началось невообразимое.

Дверь в казарму, где спали пограничники, вылетела от мощного пинка.

— Бойцы, подъем!!! — капитан орал так, как будто хотел докричаться до Австралии. — Пожар!!!

На этот раз пограничники побили все рекорды по скоростному подъему. Все оказались во дворе за считанные секунды, но к этому моменту там уже было светло, как днем. Склад полыхал вовсю. Над ним плясали языки огня высотой метра по три, а по земле от него растекались огненные ручейки горящего бензина.

— Ложись! — завопил самый сообразительный из солдат своим товарищам, метнувшимся было к складу. — Сейчас рванет!

К счастью, его послушались. Все бойцы попадали на землю — и вовремя. Грохнуло так, что, казалось, земля расколется. Бревенчатый склад в буквальном смысле взлетел на воздух, на лежащих людей посыпались комки земли и обломки бревен. Одному из солдат не повезло — половиной бревна ему угодило по спине.

Капитан встал первым. Он, качаясь, сделал два шага к полыхающим развалинам.

— Вставайте! — заорал он солдатам, но сам не услышал собственного голоса. Солдаты уже вставали сами. Одни кинулись к пожарному щиту, другие обратно в здание комендатуры, к телефону, третьи пытались стащить бревно со своего товарища. Одним словом, картина была жуткой.

Именно этого и добивались японские диверсанты.

Сейчас они тихо подкрадывались к стоявшему за комендатурой домику, где располагалась гауптвахта.

Здесь было не так светло — комендатура закрывала это место собой.

Часовой у гауптвахты к этому моменту уже весь извелся. В нем боролись два побуждения, — с одной стороны, бежать в комендатуру, выяснить, что происходит. С другой — оставаться на месте, ведь пост бросать нельзя ни при каких обстоятельствах.

«Может, война началась?» — промелькнуло в голове у часового.

Эта была его последняя мысль. Воспользовавшись тем, что пограничник отвлекся, один из японцев подкрался к нему на расстояние нескольких метров и почти в упор разрядил заряженный отравленной стрелой арбалет. Стрела попала точно в сердце, и часовой умер раньше, чем коснулся земли. Его тело, как и тело того, что стоял у склада, японцы быстро оттащили в сторону.

— Эй! Что там происходит?! — раздался крик из-за окна гауптвахты.

Японцы, ясное дело, не ответили. Вместо этого они быстро зарядили арбалеты зажигательными стрелами и, отбежав на десяток метров, спустили курки. И еще раз. И еще. На этот раз долго ждать было незачем. Выпустив по последней стреле, они отступили в ночь. А через несколько секунд все зажигательные заряды одновременно взорвались.

Гауптвахта была сложена из цельных толстых бревен, которые не очень-то легко поддавались огню. Но и потухнуть сама она не могла. А военные ничего не замечали — все их внимание было поглощено догорающим складом ГСМ и боеприпасов. Про гауптвахту и сидящих там арестантов все забыли. Да и неудивительно — в такой-то момент! На это и рассчитывали японцы.

— Эй! Часовой, мать твою так! Что случилось?! — заорал Полундра, подскочив к окну камеры, когда увидел, что языки пламени пляшут под самыми окнами, и почувствовав, что стало теплее. Полундра еще раньше спрашивал караулившего их пограничника, что происходит на базе, но тот только огрызнулся, что, мол, не знает ничего, и Полундра замолчал. В самом деле, что может знать парень, который привязан к этому домику так же, как и они с Меллингом? Но теперь, похоже, горела сама гауптвахта!

— Часовой!!! — Полундра что было сил затряс решетку.

— Может быть, он ушел? — по-английски спросил Меллинг. Его спокойный голос отрезвил Полундру, спецназовец вновь обрел способность мыслить логически. Лучше бы эта способность не возвращалась!

Часового нет. «Губа» горит. На крик никто не отзывается. Еще пара минут, и они с американцем зажарятся, как цыплята-табака!

Но не таков был Полундра, чтобы сдаваться — даже в такой ситуации. Он глубоко вдохнул, схватился за прутья решетки и надавил, напрягая все свои силы. Прутья чуть слышно скрипнули, но не поддались. Полундра надавил еще раз, но результата снова не было. Может быть, спецназовец и сумел бы расшатать прутья или выбить всю решетку целиком, будь у него в запасе часа два времени. Но, судя по тому, как нарастал треск пламени и поднималась температура, в его распоряжении оставалось максимум минуты полторы.

— Джейк! Помоги! — рявкнул Полундра.

Но от американца оказалось больше вреда, чем пользы. Сил в руках восьмидесятилетнего старика уже почти не осталось, зато он занимал место, не давая Полундре встать поудобнее.

— Мать твою! — прорычал Полундра, делая очередной рывок. Ему показалось, что решетка чуть поддалась, но мало, слишком мало. А руки, сжатые на прутьях, уже начало сильно припекать. Пока он терпел боль, но не знал, насколько его еще хватит.

— Джейк, отойди! Попробуй дверь сломать! — Полундра оттеснил американца, на секунду расслабился, давая мышцам короткий отдых, и снова рванул решетку. Безрезультатно.

— Эй, люди! Сюда! Помогите, кто-нибудь! — что было сил заорал спецназовец, окончательно поняв, что сейчас больше надежды на силу легких, чем на силу рук. Но ответа не было. Все пограничники тушили склад, начисто забыв про арестантов.

— Люди! — снова взревел Полундра, еще раз дергая решетку. Неужели они тут так и сгорят? Всю жизнь Полундра был уверен, что погибнет не в огне, а в воде. Впрочем, никто своей судьбы не знает.

— Дядя Сережа! — неожиданно послышался снаружи тонкий мальчишечий голос. — Вы здесь?!

— Витька?!

— Да! — из темноты появилась белая фигурка в светлой рубашке. — Дядя Сережа, подождите, сейчас я кого-нибудь приведу!

В критические минуты мыслительные способности Полундры всегда обострялись, он успевал за каких-нибудь три секунды подумать о многом и понял, что привести помощь мальчишка не успеет — по его расчетам, у них осталось секунд сорок. Так что, пока он добежит до пограничников, пока сюда их приведет, они уже изжарятся. Тем более что пожарных машин пока еще нет, да и неизвестно будут ли…

Ключей от дверного замка Витька не найдет. Их и у часового не было, а ведь сейчас и самого часового на месте нет. В эту секунду Полундра как наяву увидел стенку гауптвахты, мимо которой его сегодня проводили. На ней был пожарный щит — воспоминание было яркое и достоверное. Единственное возможное решение пришло мгновенно.

— Нет! — рявкнул спецназовец. — Витька, никуда не ходи! На стене, там, где вход, висит пожарный щит. Сними лом и давай сюда! Быстрее!

Витька понял Полундру моментально. Он ринулся к пожарному щиту, закрывая лицо локтем, — жар от горящего дома шел уже очень сильный.

— Держите! — через прутья просунулся конец лома. Полундра схватил его, не заметив, что он горячий, и тут же, отступив на шаг, нанес мощнейший удар по решетке. Это было другое дело — та сразу же поддалась и немного отошла. Следующим ударом Полундра вынес ее наполовину, а от третьего она вылетела совсем.

— Джейк, вперед! — Полундра толкнул американца к окну и чуть ли не пинком выкинул его наружу. Иначе было нельзя — сам старик выбирался бы очень долго.

В следующее мгновение Полундра сам выскочил в окно и мгновенно откатился от горящей «губы». Вовремя — в тот момент, когда он оказался под стенкой, его весьма чувствительно обожгло, и затрещали волосы на голове.

А в следующий момент из темноты по застывшим от удивления Полундре и Меллингу ударила короткая автоматная очередь, вспоровшая землю у них под ногами. У Полундры мгновенно включились профессиональные рефлексы. Он завалился набок, успев дернуть за рукав Меллинга, и, перекатившись, укрылся за небольшим пригорком. При этом он успел заметить, откуда стреляли — оранжевая огненная бабочка вспыхнула метрах в тридцати от домика, со стороны моря.

— Уходим! — рявкнул спецназовец, дергая за руку Меллинга. — Витька, за мной! И не разгибайся!

Они отступали в сторону комендатуры. Сделав первый шаг, Полундра споткнулся обо что-то тяжелое. Это оказался автомат с подсумками. Японцы потеряли его, когда оттаскивали тело часового. Полундра подхватил оружие и, одним движением переведя рычажок в положение «огонь очередями», резанул в сторону моря. От моря прогрохотали еще две очереди, но явно неприцельные, стрелки попрятались и палили наугад. К тому же Полундру и его спутников прикрывали уже два пригорка — спецназовец умело пользовался неровностью местности.

Сначала Полундра попытался прорваться к заставе. Но оттуда тоже загрохотали автоматные очереди, вступать в переговоры с прущими прямо на них незнакомцами пограничники после диверсии были совершенно не склонны. Полундра яростно выматерился себе под нос и свернул в сторону. Хорошо хоть, что преследовать его никто из солдат не стал — не хватало еще со своими в перестрелку вступать!

Зато те, кто стрелял со стороны моря, попытались скрыться. Но вдогонку им опять раздалась очередь, стрелявший явно шел за беглецами.

— Ну, суки, сейчас будет вам тут озеро Хасан! — прошипел Полундра, перехватывая автомат поудобнее и разворачиваясь. — Джейк, Витька, сидите здесь!

Фраза эта была сказана по-русски, но Меллинг почему-то прекрасно понял ее смысл. Не иначе, потому что тоже был военным моряком.

Полундра и правда устроил бы здесь японцам второй Хасан или Халхин-Тол. Но потомки самураев оказались умнее своих предков. Сначала они попытались взять Полундру в клещи, но тягаться со спецназовцем оказалось трудновато. Полундра был лучше заметен в темноте, чем одетые во все черное японцы, зато у него была мгновенная реакция и богатый опыт.

Сначала ему пришлось залечь, но потом, по звукам выстрелов и вспышкам определив, где находятся враги, спецназовец несколькими перебежками зашел им во фланг. Теперь тот японец, что оказался дальше, не мог стрелять, поскольку между ним и Полундрой оказался его напарник. На несколько секунд бой стал равным, и эти секунды Полундра использовал блестяще. Дав одиночный выстрел, он тут же перекатился на пару шагов в сторону и ответил короткой очередью, целясь чуть выше пульсирующей оранжевой вспышки, возникшей в темноте.

Будь японец чуть менее быстр и умел — Полундра убил бы его. Но азиат тоже знал, что стрелять надо быстро и тут же с этого места уходить. Однако совсем уйти от пули спецназовца он не успел — не на такого напал. Очередь зацепила его — японец почувствовал сильный толчок в плечо, и по его руке тут же заструилась горячая кровь. Полундра добил бы раненого, но в этот момент второй японец, успев сместиться на несколько шагов вправо, прижал его к земле длинной очередью на полмагазина. Похоже, он хотел не столько попасть в противника, сколько заставить его залечь.

Полундра затих на несколько секунд, а потом снова перекатился и выстрелил в темноту. На этот раз ответа не последовало. Как только спецназовец залег, раненый японец, бывший в этой паре старшим, скомандовал отход. Он понял, что, охотясь на кошку, нарвался на тигра, а значит, следует уходить. Он имел приказ ни в коем случае не рисковать.

Японцы быстро и бесшумно отступали, не отвечая на огонь русского, чтобы не навести его на свой след.

Им помогала темная ночь и то, что они были во всем черном — с двух шагов не заметишь. Полундра, попытавшись отыскать врагов, быстро понял, что занятие это бесполезное. В темноте ему одному их не найти, а до утра они его дожидаться не станут.

— Уходим! — сказал Полундра, вернувшись к Витьке и Меллингу. — Скорее!

И они стали отступать в глубь острова.

— Витька! Спасибо тебе! — на ходу выдохнул Полундра. — Как ты там очутился?

— Мы же живем совсем близко. Я услышал взрыв и прибежал. Увидел, что тот дом горит, где вы сидите, а никто не видит, вот и побежал к вам.

— Спасибо, — повторил Полундра. — Ты нам обоим жизнь спас. — Если бы не ты — мы бы уже сгорели.

Витька не ответил. А что тут ответишь? Не «пожалуйста» же!

В это время японцы встретились у каменной глыбы на берегу моря, там, куда они раньше оттащили убитых часовых. Коротко посовещавшись, они решили отступить. Задание было выполнено только наполовину, но, продолжая преследовать беглецов, можно было все испортить окончательно. Противник оказался слишком опасен. А если он сумеет с ними справиться и их тела попадут в руки к русским, то пограничникам будет нетрудно понять, кто напал на их базу. А это значит провал всей экспедиции. На такой риск им идти было прямо запрещено.

Оставшийся невредимым японец быстро перевязал плечо товарищу. Потом они крепко привязали к телам убитых пограничников по большому камню и утопили их в море, предварительно распоров животы и проколов желчные пузыри. Теперь опасности, что они всплывут, не было никакой. Но перед тем как избавиться от тел, старший из японцев отстегнул от пояса одного из них фляжку и сунул к себе в рюкзак.

Потом, еще раз внимательно осмотрев берег и убедившись, что не оставили никаких следов, японцы бесшумно побежали в направлении своей базы. Нужно было обо всем доложить Еригато и хоть немного поспать, чтобы завтра выглядеть хорошо отдохнувшими.

Глава 21

— Господин мэр, вам звонок, — голос секретарши был бесстрастным.

— Кто? — с легким раздражением в голосе спросил Чарльз Морингстон. — Опять рыбаки?

— Нет. Агент ЦРУ Джон Дональдсон. Хочет поговорить с вами насчет Джейка Меллинга.

Морингстон проглотил ругательство. Проблемы, возникшие из-за того, что старина Джейк попал к русским, уже успели надоесть ему. Ведь это здесь, на острове, он просто старина Джейк. А для оставшихся на материке он бывший капитан ракетного крейсера, посвященный во многие военные тайны ВМС США.

И не факт, что русским такая мысль еще не пришла в голову. Можно поспорить — цэрэушник звонит как раз из-за этого.

— Соединяй, — мрачно обронил мэр. В трубке раздался щелчок, а потом голос — куда менее приятный, чем у секретарши.

— Мэр Морингстон?

— Да. Я слушаю.

— Я агент Центрального разведывательного управления Джон Дональдсон. Мне необходимо с вами встретиться. Это касается Джейка Меллинга.

— Встретиться? — Морингстон считал, что цэрэушник звонит с материка. — А вы что, на острове?

— Да, с самого утра. Вы можете принять меня через час? — напору Дональдсона позавидовал бы и профессиональный коммивояжер.

— Хорошо, — обреченно сказал мэр. А что ему оставалось? Отложить встречу? Нет смысла. Лучше уж сразу покончить с очередным неприятным делом, чем откладывать его на потом.

— Если вам нетрудно, приготовьте все имеющиеся у вас бумаги по Меллингу. И выясните, какие есть новости в переговорах с русскими. Да, и еще, узнайте, где сейчас находятся те рыбаки, которые плавали на его сейнере. До встречи.

Мэр опустил трубку, в которой уже зазвучали короткие гудки. Проклятые спецслужбы! Теперь ему, выходит, придется еще и готовиться к встрече с этим наглым разведчиком! Однако деваться было некуда, и мэр вызвал секретаршу — дать необходимые распоряжения.

Ровно через час Джон Дональдсон был в приемной мэра. Из принципиальных соображений Морингстон заставил его подождать там десять минут и только потом пригласил войти.

Джон Дональдсон был высоким мужчиной среднего возраста, со светлой кожей и синими глазами. Типичный англосакс — тонкие губы, прямой нос, квадратный подбородок, — словом, надежда нации, хоть супермена с него рисуй. Одет он был в песочного цвета деловой костюм и шляпу.

— Добрый день, господин мэр, — Дональдсон шагнул к столу и пожал мэру руку.

— Добрый день, — отвечая на рукопожатие, мэр внимательно смотрел на посетителя.

Цэрэушник тоже приглядывался к своему собеседнику. Пока впечатление было скорее положительное — лицо у местного начальника недовольное, но в глазах читается покорность судьбе, значит, хоть палки в колеса совать не будет.

Джон Дональдсон очень не любил, когда ему суют палки в колеса. Он был типичным «яппи» — молодым карьеристом, считавшим, что умным и хорошим человеком может считаться только тот, кто преуспел в жизни. А уж каким именно образом преуспел — дело десятое. Попав в ЦРУ, Дональдсон очень быстро понял, что самый надежный способ выдвинуться в этой конторе — это инициативность и немногословность.

В силу занимаемого поста он должен был контролировать все доклады, которые приходили с Алеутских островов. Именно поэтому он первым узнал о том, что Джейк Меллинг, отставной капитан ракетного крейсера США, занимавший в свое время и другие важные посты, попал в руки русских. Дональдсон понимал, что русские вряд ли станут вытягивать из старика военные тайны, но тем не менее принять меры было необходимо. Хотя бы для того, чтобы выслужиться. Согласно своему второму принципу, делиться полученной информацией с начальством Дональдсон пока не стал. Дело легкое — провернет сам, и вся слава, пусть и невеликая, ему одному достанется.

Благо должность позволяет ему планировать и осуществлять подобные операции самостоятельно.

Одного у Дональдсона было не отнять — при всех своих недостатках он был неплохим профессионалом. Прибыв на остров Атту всего несколько часов назад, он уже успел многое разузнать. Дональдсон поговорил со знавшими Меллинга людьми и уже узнал об интересе старика к японцам, о том, что он рассказывал шерифу, куда направился на своем сейнере перед штормом и как попал к русским. Более того, на руках у Дональдсона был список архивных документов, которые Меллинг заказывал во время службы на Окинаве, благо за этим списком посылать никого не пришлось — он имелся в секретном личном деле отставного военного, которое цэрэушник захватил с собой.

Связать всю эту информацию воедино было несложно, и, сделав это, Дональдсон окончательно расхотел делиться добытыми сведениями с кем-либо.

Запахло не мелким скандальчиком с вызволением из русского плена бывшего американского военного, а раскрытием серьезной акции японцев. Касательно же Меллинга Дональдсон выработал рабочую гипотезу — поскольку старику никто не поверил, тот, видимо, решил в одиночку разоблачить и остановить японцев. Что ж, со многими отставными вояками такое бывает — они почему-то все поголовно уверены, что, кроме них, позаботиться об Америке некому.

Нет, все, прошло ваше время, старички! Пора дать дорогу молодым. Джону Дональдсону, например.

— Вы хотели поговорить о Джейке Меллинге, — сказал Морингстон, прерывая мысли Дональдсона. — Что именно вас интересует?

— В первую очередь, те подозрения, которыми он поделился с вами в день прибытия японской делегации.

— Но это же была полная чушь!

— Позвольте судить об этом профессионалам, мистер Морингстон.

— Хорошо, — и мэр довольно подробно пересказал Дональдсону свой разговор с Меллингом. В основном услышанное подтверждало то, что цэрэушник уже знал от шерифа. Но подтверждение информации тоже дело важное.

— Спасибо, — сказал Дональдсон, когда мэр закончил рассказ. — Теперь мне нужно ваше содействие по нескольким пунктам.

— Каким же?

— Во-первых, вам нужно будет связаться с русскими и договориться с ними насчет моего прибытия на Медный. Разумеется, вы не должны упоминать о моей настоящей профессии. Для них я — представитель консульства США во Владивостоке, которому поручено разобраться в деле Меллинга.

— Хорошо, — кивнул мэр. Эта просьба была не слишком обременительной.

— Во-вторых, мне нужен вертолет. Завтра утром я должен вылететь на Медный.

— Вертолет… — протянул мэр. — Не знаю, сумею ли я вам его так быстро обеспечить.

— А вы постарайтесь, — напористо сказал Дональдсон. — Какой вы мэр, если за сутки не сумеете вертолет найти?

Морингстон поморщился. Всегда с этими гадами так. И ведь придется суетиться, искать вертолет. А то напишет в отчете, что мэр не оказал ему должного содействия, и могут быть неприятности.

— Хорошо, — кивнул мэр.

— И чтобы на борту вертолета обязательно был хороший сонар и гидролокатор. Спросите у военных, у них должны быть такие приборы.

Мэр сморщился, словно вместо яблока по ошибке откусил лимон, но снова кивнул.

— Что еще?

— Мне нужны все бумаги по Меллингу. Все, что успели получить от русских. И пусть теперь все новое, что будет поступать, идет ко мне. Я буду заниматься им не только по легенде.

— То есть дело Меллинга вы берете на себя, а я могу про него забыть? — с надеждой спросил Морингстон.

— Именно так.

Мэр расцвел. Теперь разведчик казался ему симпатичнейшим человеком. Всего-то и надо ему — с русскими договориться да вертолет найти. Плевое дело! Зато всю волокиту с незаконно пересекшим границу России американцем он берет на себя. Сразу надо было с этого начинать.

— Это просто отли… То есть я хотел сказать, что это нетрудно будет организовать, — сказал мэр.

Покидая кабинет Морингстона, Дональдсон про себя удивлялся мэру. У него в руках было довольно громкое дело — стоит его только раскрутить. А он его отдал, да еще, такое ощущение, приплатить был готов, лишь бы забрали.

«Вот поэтому и сидит в этой дыре, — подумал Дональдсон, выходя из здания мэрии. — Ну что ж, такие, как он, тоже нужны. Чтобы пропускать вперед таких, как я».

Глава 22

Полундра, Меллинг и Витя осторожно шли по берегу острова. Они уже не просто брели, куда глаза глядят, теперь у них была цель. Отойдя от погранзаставы где-то на километр, Полундра устроил нечто вроде маленького военного совета, на котором было решено пробираться к той бухточке, где стоит отремонтированный Селезневыми катер. Идею эту, кстати сказать, подал Витька. Полундра же, поразмыслив, согласился. Местечко и в самом деле укромное, никто их там не найдет. Да и катер может пригодиться.

Идти по узкой тропинке ночью было трудно. Полундра, который всегда легко ориентировался на местности и запоминал маршруты, не был уверен, что сумел бы найти дорогу без мальчишки — ночь изменила эти места до неузнаваемости. К счастью, Витька двигался совершенно уверенно. Еще бы, они с отцом туда по два-три раза в неделю наведывались, если не чаще.

Полундру волновал американец — он боялся, что старик не справится с темпом или просто не сумеет пройти в некоторых местах, где тропинка довольно круто шла на подъем. Но опасения оказались напрасными — отставной моряк не подвел. Сказалось то, что последние двадцать лет Меллинг провел не в кресле у телевизора, а на свежем воздухе, часто выходя в море и занимаясь физической работой.

— Слушай, Витька, там у вас с отцом навеса нет никакого? — спросил Полундра, догоняя мальчишку. — Нам бы поспать чуток, а прямо так, боюсь, замерзнем.

Полундра опять-таки боялся не столько за себя, сколько за американца. Все-таки старику за восемьдесят.

— У нас там будка стоит, мы с папой в ней инструменты храним, — сказал Витька. — Каждый раз таскать с собой тяжело, вот мы и сделали будку. Но она маленькая.

— Хоть один человек уместится?

— Да нет, там и два уместятся. Но будет очень тесно.

— Это не беда. В тесноте — да не в обиде. Еще теплее будет.

Видя, что парнишке трудно одновременно разговаривать и идти по крутой каменистой тропинке, Полундра замолчал.

Через четверть часа мальчишка неожиданно остановился:

— Все, пришли.

Это и в самом деле была та самая бухта — Полундра узнал чернеющий на фоне чуть более светлого моря знакомый камень. Рядом с ним виднелся и катер.

— А где ваша будка?

— Чуть дальше, — мальчишка махнул рукой, показывая направление. — Пойдемте, покажу.

Будка и правда оказалась совсем маленькой, ее явно делали не для ночевок. Но Полундра и такой был рад, все же лучше, чем под открытым небом. Ночью у моря холодно. Кроме того, в будке нашлись кое-какие старые тряпки, которые можно было постелить на землю.

— Так, будем считать, что обустроились, — сказал Полундра, вылезая из крохотного домика.

После этого все замолчали. Витька выжидательно глядел на Полундру, американец тоже молчал, ждал его слов, а сам Полундра думал о том, что им теперь делать.

— Витька, тебе сейчас нужно будет вернуться на базу, — немного подумав, сказал Полундра. — Ты сейчас единственный, кто может нам рассказать о том, что там происходит. Постарайся все получше разузнать.

— Хорошо, — кивнул мальчишка.

— Джейк, а нам нужно решить, что теперь делать, — перешел на английский Полундра. — Как ты думаешь, что весь этот фейерверк значил?

— Это японцы, — уверенно сказал Меллинг. — Они хотели до меня добраться. А кроме того… Может быть, хотели нанести удар по вашим пограничникам, чтобы они не помешали им поднимать лодку. Скажи, ты не знаешь, что там еще горело? Ведь пожар начался не с того дома, где мы сидели.

— Витька, ты не знаешь, что там еще горело, кроме гауптвахты? — спросил Полундра у паренька.

— Склад, — не задумываясь ответил тот. — Там у пограничников топливо хранилось и боеприпасы.

— Отец рассказывал?

— Да это на острове все пацаны знают!

— Ясно… — протянул Полундра. Выходит, Меллинг прав. Для того чтобы полностью парализовать пограничников, как раз и надо было лишить их ГСМ. На чем они тогда в море выйдут, если топлива нет? Не на веслах же. А узнать о том, какое именно из зданий является складом, было несложно — уж если об этом даже мальчишки местные все знают.

Когда Полундра перевел американцу слова Витьки, тот кивнул:

— Я так и думал. Теперь ваши пограничники ничего не смогут сделать.

— Может, и смогут. Ты про Селезнева забыл, — сказал Полундра.

— Про кого?

— Ну, про отца этого мальчика. Он ведь уже вышел в море, следить за японцами, я тебе говорил.

— Что он сможет сделать? Ведь он ничего не знает о настоящей цели экспедиции.

— Это да… — кивнул Полундра. Тут американец был прав. У Селезнева сейчас нет никакой информации о японцах, кроме официальной. Значит, препятствовать им он не сможет — с какой, собственно, стати пограничнику мешать мирным ученым заниматься своим делом? Конечно, он будет за ними следить, но японцы хитры и, как выяснилось, не стесняются идти на крайние меры. Нет, без информации Селезнев беспомощен. Больше того — беззащитен.

— Значит, нам нужно его найти и все ему рассказать, — сказал Полундра. — Селезнев правильный парень, он нам поверит. А все вместе мы уже будем силой и сможем остановить японцев.

— Но как мы его найдем? — удивленно спросил Меллинг. — Он же в море.

— И мы можем выйти в море. Вон, видишь, катер? — Полундра кивнул в сторону берега. — Он на ходу. И топливо в баках есть.

— А чей он?

— Селезнева. Он с сыном списанный военный катер отремонтировал. Возьмем его и выйдем в море.

— Но как мы узнаем, где его искать?

— Джейк, ты же мне сам сказал, в каком квадрате вы затопили японскую подлодку. Раз Яманиси ищет ее, то он в этот квадрат и пойдет. А Селезнев — следом за ним. Так что нам тоже нужно двигать в квадрат сорок один — восемнадцать.

— Точно… — смущенно сказал Меллинг. Старику было неловко — вообще-то эта идея должна была прийти и ему в голову. Но не пришла.

«Не иначе, старческое слабоумие начинается», — с горькой иронией подумал Меллинг.

— Конечно, нехорошо брать катер без разрешения хозяина, но, думаю, что когда Селезнев узнает об обстоятельствах, он нас поймет, — задумчиво сказал Полундра. — Кстати! Здесь же с нами второй владелец катера!

— Витька, — Полундра обернулся к мальчишке. — Нам с Джейком нужно будет взять ваш катер, чтобы найти твоего отца и вместе с ним остановить японцев. Объяснять, что они хотят сделать, очень долго, но поверь мне — большую гадость. К тому же твоему отцу может грозить опасность. Надо предупредить его об этом. Так ты не против, если мы возьмем катер?

— Дядя Сережа! — возмущенно сказал мальчишка. — И вы еще спрашиваете!

— Конечно, спрашиваю. Вы с отцом столько труда в него вложили, а у нас, сразу предупреждаю, он может и пострадать.

— Пусть! Я всегда хотел, чтобы он не просто так был, для прогулок, а для какого-нибудь важного дела.

— Что ж, важное дело мы ему обеспечим, — хмыкнул спецназовец.

— Сергей, — сказал Меллинг, касаясь плеча Полундры. — У меня есть вот какая мысль — не стоит ли мне вернуться на базу?

— Это еще зачем? — удивился спецназовец. — Снова под замок?

— Да. Ведь я фактически совершил побег.

— Ничего себе побег! Если бы мы не выскочили оттуда, нас уже можно было бы подавать на стол какого-нибудь людоедского племени — в хорошо прожаренном виде.

— Все равно. Если я сейчас не приду обратно, это может сильно затруднить мне возвращение домой.

А если мне удастся вернуться на Атту, то я сумею направить по следу японцев наших ребят. Теперь-то мне есть, чем их убедить.

— Джейк, — серьезно сказал Полундра, — давай рассуждать реально. Сейчас на нашей базе творится полный бардак. Если даже ты сейчас туда вернешься, тебя выдадут своим самое раннее — дней через десять. Сам посуди, насколько теперь все осложнилось.

А ведь твое дело и без того сложное, как-никак границу ты пересек незаконно. К тому же, если ты сейчас явишься к пограничникам, они тебя будут расспрашивать обо мне. Ведь ясно, что раз мы вместе сидели, то ты должен что-то знать о том, куда я делся, Конечно, ты ничего не скажешь, но это ведь вызовет подозрения. И тебя задержат еще дольше. В общем, мне кажется, что, когда ты вернешься к своим, японцы уже на полпути домой будут. Вместе с бомбами. Кстати, может быть, и не домой. А в то место, где они собираются их использовать.

Меллинг некоторое время молчал. Русский вообще-то был прав, но очень трудно было преодолеть привычную с детства законопослушность. Бежал он и в самом деле по необходимости. Но теперь, по закону, он должен вернуться.

— Джейк, что тебе важнее, — спросил Полундра, видя колебания американца, — японцев остановить или домой на неделю пораньше вернуться? Если вернешься на базу, то считай, что выбыл из игры. Все равно ничего не успеешь. А мне на катере твоя помощь будет очень нужна. Сам знаешь — одному плавать трудно, а ведь нам, возможно, не только плавать придется, но и стрелять. Я не смогу одновременно и держать автомат, и вести катер. У меня всего две руки, Джейк. Мне нужна твоя помощь.

Эти слова оказались решающими. Меллинг, поколебавшись еще секунду, кивнул. В самом деле, главное сейчас — это остановить японцев. А с русскими он потом объяснится. Не посадят же его в тюрьму, в конце концов! А если и посадят… Долг есть долг, иногда он бывает выше закона.

— Ты прав, Сергей. Я пойду с тобой, — сказал Меллинг, протягивая Полундре руку. — Будет у нас команда из двух человек. Тебе быть капитаном, ведь катер российский.

— Но и ты капитан, — сказал Полундра, пожимая протянутую ему руку. — Ты же командовал ракетным крейсером Наше судно поскромнее Пусть будет два капитана.

Не знакомый с советской литературой, Меллинг не понял скрытого смысла этих слов, но согласился:

— Пусть будет два.

После этого разговоры закончились и началось дело. Витька побежал обратно, к базе, выяснять, что там происходит, а два капитана пошли к морю готовить катер к отплытию.

Глава 23

Когда к погранзаставе подкатила машина Берегова, пожар был уже потушен. Вернее сказать — погас сам, все, что могло гореть, догорело, а переброситься пламени было не на что. Народу и машин на территории заставы было уже очень много. Здесь была и милиция, и представители военной прокуратуры, и единственная на острове машина «Скорой помощи», и просто любопытные жители поселка.

К вышедшему из машины главе администрации сразу подбежал капитан Кафтанов, старший из офицеров-пограничников. Выглядел капитан не самым лучшим образом — его форма изрядно пострадала при тушении пожара, и сейчас он был похож не на военного, а на лешего, только что вышедшего из леса.

— Ну, что у вас тут за ЧП? — усталым голосом спросил Берегов.

— Пожар, товарищ Берегов! Но мы уже все погасили.

— Что горело? Сколько жертв?

— Сгорел склад. Число жертв сейчас уточняется.

— Кто занимается расследованием?

Капитан растерянно пожал плечами — этого он сам толком не знал. Вроде бы должна заниматься военная прокуратура, но первыми приехали менты, и никто их вроде бы не гонит.

Тем временем прибывшее начальство заметили все остальные. К Берегову подошел чин из военной прокуратуры с майорскими звездочками на погонах и капитан Коробов.

— Что произошло? — повторил тот же вопрос Берегов, обращаясь теперь уже к ним.

— Разбираемся… — отозвался Коробов.

— Похоже на поджог, — добавил военный. Берегов смутно помнил, что его фамилия Каленский, с ним он уже как-то имел дело, когда с погранзаставы сбежали три новобранца. Именно Каленский тогда занимался их поисками.

— Почему поджог? — тут же спросил Коробов. — Склад мог и сам загореться. Мало ли — часовой закурил, например.

— Вряд ли, — покачал головой Каленский. — Мои ребята уже сделали предварительные выводы. Похоже, что склад подожгли одновременно с четырех сторон. Это можно было сделать только сознательно.

Кстати, капитан… — он обратился к пограничнику, явно забыв его фамилию.

— Кафтанов, — подсказал тот.

— Капитан Кафтанов, кто стоял на посту у склада?

— Рядовой Григорьев.

— Где он?

Кафтанов смутился.

— Не знаю, товарищ майор.

— То есть как это?! Он что, погиб?

— Не знаю, — снова повторил Кафтанов. — Тело мы не нашли.

— Вот вам и ответ, — вмешался Берегов. — Поджег и сбежал.

— Да зачем ему было склад поджигать? — недоуменно спросил Кафтанов.

— Например, для того, чтобы вы были заняты пожаром и не сразу заметили его исчезновение. Таким образом, он выиграл время.

— Подождите! А второй пожар? — громко сказал Коробов.

— Какой еще второй? — с тоской в голосе спросил Берегов. Нет, похоже, у него эта неделя несчастливая, постоянно какие-нибудь беды приключаются.

— Как какой? Гауптвахта! Она же тоже сгорела!

— Что?!! — взревел Берегов. — Гауптвахта?!!

А американец?!

— Ядрена мать… — только сейчас до капитана Кафтанова полностью дошла вся серьезность положения.

— Какой американец? — недоуменно спросил военный прокурор.

Берегов быстро ввел его в курс дела.

— Ясно… — зловеще протянул тот. — Короче говоря, Кафтанов, ты точно под трибунал пойдешь. Гибель иностранца — не шутки! Штатники нас на мелкие клочья порвут!

— Я… я… — забормотал капитан.

— У тебя там хоть часовой был?! Он куда смотрел?!

— Был часовой! — чуть оправившись, выкрикнул Кафтанов. — Но он тоже пропал!

— И этот тоже?! Ну у вас тут и порядочки!

— Господа, спокойнее, — сказал Берегов, поднимая руки. — Давайте не будем шуметь. Итак, поправьте меня, если я что-то не правильно понял. Сгорели два помещения — склад и гауптвахта. Оба часовых, которые должны были их охранять, пропали. Заключенные, сидевшие на гауптвахте, погибли, — произнося эти слова, Берегов чуть зубами не заскрипел, сохранять спокойный тон стоило ему колоссальных усилий. Подумать только — ведь сам же американца военным отдал! И спросят теперь наверняка с него!

Вся эта история может ему стоить места. Единственный выход — во всем поскорее разобраться, найти виновных и наказать их. Тогда, может, и пронесет.

— Да, все так, — кивнул прокурор. — Мне кажется, что оба часовых просто сговорились и дезертировали. Господин Берегов прав — склад и гауптвахту они, скорее всего, подожгли, чтобы замести следы и задержать погоню. Чтобы проверить эту версию, я хочу спросить у капитана Кафтанова одну вещь. Но прошу, капитан, отвечайте честно. Все равно мои люди все выяснят, и если начнете врать, мы только время потеряем. И не думайте, что вам это сойдет с рук. Итак — скажите, эти часовые были из новобранцев или старослужащих?

— Новобранцы, — нехотя ответил Кафтанов. — Оба еще года не отслужили.

— И второй вопрос. У вас на заставе есть дедовщина? Только честно, все равно ведь узнаю!

— Была… — не поднимая глаз от земли, сказал Кафтанов. — А что я сделаю? С этим без толку бороться, а иногда от нее даже польза бывает!

— Вот она, ваша польза, — Каленский кивнул в сторону дымящихся развалин склада. — И гибель двух арестованных — тоже, видимо, польза.

— Насчет них еще ничего точно неизвестно. Может, они не сгорели. Мы пока не нашли тел, — вмешался Коробов.

— А где же они в таком случае?

— Мало ли… Сбежали просто.

— Ладно, это мы скоро узнаем, — отмахнулся Каленский. — Расчистка гауптвахты продолжается. А пока давайте исходить из худшего, то есть из того, что они мертвы.

— Господа, по-моему, вам пора прекратить болтовню и что-то сделать, — на этот раз интонация Берегова была грозно-начальственной.

— А мы кое-что уже и делаем, — огрызнулся прокурор, которому глава администрации Прибрежного прямым начальником все-таки не был. — Мои люди уже прочесывают окрестности, ищут свидетелей…

— Капитан Коробов! — раздался в этот момент громкий крик со стороны дороги. — Идите сюда!

— Извиняюсь, — лицо капитана тут же приобрело азартное выражение, он кинулся на зов.

Оставшиеся принялись обсуждать, какие меры следует принять для поимки дезертиров, но ни до чего толком договориться не успели. Минут через пять Коробов вернулся. Выражение лица у него было очень довольное.

— Подтверждаются наши предположения, — не дожидаясь вопросов, сказал он.

— Какие? — в один голос спросили Берегов и Каленский.

— Насчет дезертиров. К нам сюда пришли японцы, сказали, что на их базу был налет. Буквально с полчаса назад.

— Что за налет?

— Японцы говорят, что видели двух человек с автоматами. Они хотели угнать их лодку и завладеть припасами. Японцы попытались их отогнать, но дезертиры открыли огонь. Один из японцев ранен.

— Час от часу не легче… — простонал Берегов. — Сначала американец, теперь еще и кто-то из японцев. Что у нас тут, сезон охоты на иностранцев, что ли, открылся, а я и не знаю?

— Рана тяжелая? — деловито спросил Каленский.

— Не очень. Говорят, что пуля прошла через мякоть плеча навылет.

— Ну, это, считай, дешево отделался, — с облегчением вздохнул прокурор.

— Вот они что принесли — Коробов протянул вперед раскрытую руку и посветил на нее фонариком.

Все заинтересованно склонились к ней. На ладони мента лежали несколько гильз от автомата Калашникова.

— Я заберу на экспертизу, — Каленский попытался взять гильзы.

— Э, нет! — Коробов сжал руку в кулак. — Экспертизу мы сделаем сами!

— Это наше дело! Дезертирами занимается военная прокуратура!

— А нападениями на мирных жителей — милиция!

— Прекратите! — рявкнул Берегов. — Коробов, отдай прокурору несколько гильз. Сделаете экспертизу оба, если так по работе соскучились!

Коробов, хоть и с явным недовольством, подчинился. Местная милиция давным-давно была в кулаке у главы администрации.

— Нужно посылать солдат в погоню, — сказал Каленский, получив гильзы. — Кафтанов!

— Да?

— Высылайте своих пограничников. Пусть идут к тому месту, которое покажут японцы. Ну, туда, где дезертиры на них напали. А оттуда пусть выходят на поиски. Собаки у вас есть?

— Одна.

— Одной вам как раз хватит, не на выставку собираетесь. Захватите ее с собой.

— Есть!

Кафтанов бегом бросился к своим солдатам, на бегу отдавая приказы. По пути ему навстречу попался мальчишка — Витька, сын капитан-лейтенанта Селезнева. Пацан шарахнулся из-под ног, Кафтанов выматерился, но больше никакого внимания на него не обратил. К Витьке, постоянно болтавшемуся здесь на заставе, все привыкли.

Когда Кафтанов пронесся мимо, мальчишка тихонько пошел за ним. Нужно было дослушать, что капитан прикажет солдатам. О том, что рабочая версия — дезертирство, Витька уже знал. Теперь нужно было выяснить, сколько человек отправляется на розыски и куда именно они пойдут. На это Витьке понадобилась всего пара минут.

«Ага, значит, пойдут к базе японцев. Отлично, она на другом конце острова», — подумал мальчишка, отбегая в сторону. Теперь он направился к группе важных мужчин, стоявших возле машины. Однако подобраться настолько близко, чтобы услышать, о чем они говорят, Витьке не удалось. В отличие от местных военных, ни Берегов, ни Каленский к мальчишке не привыкли и, увидев его в нескольких метрах, прикрикнули, чтобы отошел. Витьке пришлось подчиниться, чтобы не вызвать подозрений.

Поисковый отряд пограничников, возглавляемый самим капитаном Кафтановым, ведущим на поводке немецкую овчарку Гельду, выступил на поиски дезертиров минут через десять. С ними шли два японца — показать место нападения на их станцию. На тот момент развалины гауптвахты еще не были разобраны, и вопрос о том, живы ли арестанты, оставался открытым. Витька откровенничать не спешил — его об этом попросил Полундра. Да если бы даже и не попросил, что ж он, сам, что ли, не понимает?

Через полчаса отряд осмотрел место нападения дезертиров на японскую научную станцию. На земле отыскали еще несколько гильз от АКМ, а собака взяла след. По этому следу Гельда еще минут через пятнадцать вывела солдат к только что брошенной стоянке.

Посреди маленькой расчищенной от камней площадки было еще теплое кострище, а вся площадка была истоптана. Поискав как следует, пограничники обнаружили бесспорную улику — фляжку одного из беглецов.

«Вот суки…» — в бессильной злобе подумал Кафтанов, до сих пор надеявшийся, что его солдаты ни при чем. Он прекрасно понимал, чем для него обернется дезертирство с заставы, да еще отягощенное поджогами, убийствами и нападениями.

«Ну неужели им так плохо жилось?! Деды особо не мучили, я же за этим следил. Служить оставалось чуть больше года! На фиг они это устроили?!» — Кафтанов обреченно покачал головой. И ладно бы еще у них хоть какие-то шансы были — так ведь нет! Куда с острова денешься?!

Сопровождавший русский отряд японец, исподтишка наблюдавший за русским капитаном, довольно усмехнулся. Он лично принимал участие в появлении на этом месте «стоянки дезертиров» и теперь видел, что старался он с товарищами не зря. Их цель достигнута. Теперь русским пограничникам будет не до того, что происходит в море. Погранзастава практически полностью парализована — русские остались без ГСМ, а кроме того, они теперь как минимум несколько дней будут заняты поисками несуществующих дезертиров. Савада Яманиси будет доволен.

Глава 24

Савада Яманиси внимательно следил за красной точкой, которой на экране прибора изображался его корабль. Вот сейчас, еще немного… Готово! Красная точка пересекла очередную желтую линию — одну из тех, которыми на экране изображалась разметка моря на квадраты, теперь корабль вошел в квадрат сорок один — восемнадцать. Яманиси крепко, почти до боли, сжал кулаки. Его план входил в свою финальную стадию, до завершения оставалось совсем немного. Вернее сказать, до завершения первой части его плана.

Краем глаза Яманиси зацепил вторую красную точку. Настроение у него мгновенно упало. До сих пор японец так и не решил, что делать с назойливым русским погранкатером, тащившимся в кильватере. Командир катера, капитан-лейтенант Селезнев, несколько часов назад по его приглашению поднимался на борт судна, все внимательно осмотрел и вернулся к себе на катер. Однако надеждам Яманиси на то, что, не обнаружив ничего подозрительного, русские развернутся и уйдут, оставив его в покое, не суждено было оправдаться. Пограничники по-прежнему упрямо висели у него на хвосте.

Вскоре корабль японцев подошел к тому месту, где предположительно должна была находиться подводная лодка. Яманиси пришлось подвинуться, уступая место штурману Окубо и Ацумо Хатумото — еще одному своему подчиненному, специалисту по эхолотам, гидролокаторам и тому подобным поисковым приборам, в изобилии имевшимся на борту корабля.

Теперь требовалась тонкая работа.

Отступив в сторону, Яманиси задумался. Нужно было принимать какое-то решение касательно русского. Разумеется, проще всего подорвать прикрепленную к его катеру мину. Но это чревато необратимыми последствиями. Если в течение нескольких часов после этого им не удастся добыть то, что нужно, они проиграют. Повторный выход в море будет невозможен — русские наверняка запретят его до завершения расследования гибели катера.

«Нет, сейчас взрывать нельзя, — подумал Яманиси. — Этот момент нужно оттягивать до тех пор, пока остается хоть какая-то возможность».

— Яманиси-сан! — напряженным голосом окликнул начальника специалист по гидролокации. — Кажется, мы нашли ее!

Яманиси не сдержался. Оттолкнув обоих подчиненных, он оказался у экрана. Однако неспециалисту разобраться в нагромождении светлых линий было трудно.

— Где? — требовательно спросил Савада.

— Вот, — Ацумо нажал несколько клавиш, и центральная часть изображения увеличилась, заняв весь экран. — Посмотрите, гидролокатор зафиксировал контур. Вот, она лежит на боку, — Ацумо провел пальцем по экрану.

Еще секунду Яманиси не мог ничего различить, а потом вдруг ясно увидел то, о чем говорил Ацумо.

— Точно! — низким голосом сказал Савада и, развернувшись лицом к людям, стоявшим у стены в дальнем конце каюты, отдал приказ:

— Спускайте батискаф!

— Да, Яманиси-сан, — кивнул один из японцев и быстро вышел из каюты.

Спустить батискаф оказалось очень нелегко. И без того довольно ощутимая качка продолжала усиливаться, управляться с тяжеленным роботом было трудно. Однако корабль Яманиси в самом деле был новейшим и прекрасно приспособленным для ведения научно-исследовательской работы. Мощные гироскопы почти полностью погасили качку, и спустить батискаф в конце концов удалось.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Яманиси у оператора робота, шедшего сейчас на ручном управлении.

— Батискаф опускается. Начинаю выход на цель.

На большой монитор, находящийся в середине главного пульта, сейчас транслировались изображения с видеокамеры, установленной на батискафе. Качество изображения было отличным — японская техника в очередной раз оказалась на высоте.

— Вот она, — эти слова одновременно произнесли два человека: оператор батискафа и Яманиси, увидевший лодку на экране.

Это в самом деле была она. Огромная черная туша, лежащая на боку. Яманиси узнал бы ее из тысячи — столько фотографий пересмотрел, готовясь к этому моменту. В некоторых местах с бортов лодки осыпалась краска, там она проржавела чуть ли не насквозь. Боевая рубка была полностью разворочена — не иначе именно туда попала вражеская бомба.

— Нужно осмотреть ее со всех сторон, — приказал Яманиси. Сейчас больше всего его интересовал главный люк. Если окажется так, что лодка лежит на нем, то ее придется поднимать или как минимум переворачивать. Необходимая техника у него на корабле есть, но времени на это придется потратить очень много.

Однако Яманиси повезло. Главный люк оказался с другой стороны. Правда, он был наглухо задраен.

— Попытайся открыть люк, — велел оператору Яманиси.

Японец кивнул. Задача была сложной, но, в принципе, выполнимой. Батискаф был оснащен различным оборудованием для ведения подводных работ, в числе которого был и резак.

Первая попытка оказалась неудачной. Вторая — тоже. В третий раз резак начал вгрызаться в сталь довольно уверенно, но в середине процесса оператор его отключил.

— Почему остановился? — спросил Яманиси.

— Слишком толстая сталь. Этот резак ее не возьмет, только сломаем его зря. Нужно сменить манипуляторы.

— Так поднимай батискаф и меняй!

— Да, Яманиси-сан.

В этот момент в дверь каюты постучали.

— Да?! — раздраженно отозвался Яманиси.

— Яманиси-сан, русский катер вышел на связь.

Требуют вас.

«Так я и знал, — подумал Яманиси, выходя из каюты. — В самый важный момент!»

Вячеслав Селезнев, стоя у своей рации, ожидал ответа японцев. Чтобы зря не терять времени, он внимательно рассматривал корабль в бинокль. От глаз пограничника не укрылась возня с роботом-батискафом. Разумеется, это вполне соответствовало заявленной цели экспедиции — поискам морской коровы.

Но… Селезнев жил на Командорских островах уже не первый год. И он прекрасно знал, что морские млекопитающие — котики, моржи, каланы — в такую неспокойную погоду предпочитают отсиживаться на берегу. А ведь стеллерова корова, насколько понимал Селезнев, не очень сильно отличается от них. Так что время японцами для научных изысканий было выбрано весьма странное. Неужели ученые, посвятившие всю свою жизнь исследованию морской фауны, настолько плохо знают о повадках тех, кого собираются изучать? В это слабо верилось. К тому же и район для исследований японцы выбрали подозрительный. Селезнев знал, что именно в этом квадрате еще со времен Второй мировой войны лежит затопленная подводная лодка. Он никогда ею особенно не интересовался, но о том, что она здесь есть, знал.

Гидролокатор пограничников был не таким современным и мощным, как у японцев, но двадцать метров — глубина небольшая. Приказав одному из пограничников проверить прибором окрестности, Селезнев почти сразу получил результат — японский корабль стоит аккурат над затопленной подлодкой.

Все это в сочетании со словами Полундры, которые Селезнев прекрасно помнил, и заставило каплея выйти на связь с японцами.

— Господин Селезнев, я вас слушаю, — раздался из рации голос Яманиси. — Вы меня слышите? Прием.

— Я вас слышу, — отозвался Селезнев. — Господин Яманиси, я смотрю, вы начали работу?

— Да.

— По-моему, сейчас не очень подходящее время.

Волны большие, все морские звери попрятались.

— Господин Селезнев, поверьте, нам, ученым, виднее, как проводить исследования. Ведь я не учу вас, как охранять границу?

— И правильно. Границу я буду охранять как умею.

Например, сейчас я хотел бы подняться на борт вашего судна.

— Но зачем?

— А как же японское гостеприимство, о котором вы нам столько рассказывали? — с притворным разочарованием сказал Селезнев. — Или вам есть что скрывать, господин Яманиси?

— Нет, конечно! — отозвался Яманиси, мысленно призвав на голову русского все самые страшные проклятья, какие только знал. — Поднимайтесь на борт в любое время.

— Я бы хотел сейчас, — сказал Селезнев.

— Никаких проблем.

Состыковать корабли оказалось очень трудно. Уже довольно высокие волны так и норовили или отбросить их друг от друга, или, наоборот, с силой столкнуть. Однако рулевой у пограничников был опытный, и с третьей попытки катер успешно пришвартовался к японскому судну.

— Ребята, двое со мной, — приказал Селезнев пограничникам. — Оружие возьмите.

— Товарищ капитан-лейтенант, а что… — начал мичман Леха Калинин.

— Не знаю! — перебил его Селезнев. — Просто на всякий случай.

Через минуту пограничники оказались на палубе японского корабля. Навстречу им вышел Яманиси.

— Второй раз за сегодня вы у нас в гостях, господин Селезнев, — натянуто улыбнувшись, сказал японец. — Боюсь, мы уже вам надоели.

— Пока нет, — коротко ответил каплей. — Господин Яманиси, наши гидролокаторы зафиксировали в районе ваших изысканий затопленное судно. Вы должны немедленно покинуть этот район.

— Ах, вы об этом, — спокойно и чуть грустно сказал Яманиси. Он один знал, чего стоил ему этот тон, когда единственным и самым сильным желанием было вцепиться русскому в глотку. — Может быть, когда вы увидите это судно, вы отмените свой приказ.

— Как же это я его увижу? — удивленно спросил пограничник.

— Попрошу в каюту, — Яманиси сделал широкий приглашающий жест. — Там вы все узнаете.

Японец прошел в дверь и двинулся по коридору.

Пограничники последовали за ним. Селезнев настороженно оборачивался, но все было тихо и мирно.

Яманиси привел каплея и его подчиненных в каюту, где находился монитор и пульт управления роботом-батискафом.

— Прокрути еще раз пленку, — сказал он оператору. — Посмотрите, — теперь Яманиси обращался уже к русским.

Селезнев внимательно посмотрел на экран, на котором как раз сейчас появилась подлодка.

— Да, — грустным голосом сказал Яманиси, — мы случайно обнаружили это судно. Это подводная лодка времен Второй мировой войны. Но главное, что это японская подводная лодка.

— Да? — с легким недоверием в голосе спросил Селезнев.

— Это совершенно точно, — кивнул Яманиси. — Я интересовался историей своей страны и знаю, о чем говорю. Это субмарина класса «1-400». Если вы хотите, я могу принести вам справочники, где она подробно описана. Вы узнаете ее.

— Не надо, — махнул рукой Селезнев. — Я и так вам верю.

— Наш долг перед страной, перед всеми, кто по гиб в войну, перед их потомками узнать хотя бы бортовой номер этой субмарины, — торжественным и печальным голосом сказал Яманиси. — Дети и внуки японских подводников должны знать, как погибли их предки. Ведь, может быть, до сих пор они во всех архивах значатся как пропавшие без вести. А у нас, в Японии, это значит подозрение в дезертирстве. Мы обязаны отвести от этих моряков всяческие подозрения.

— Хм… Пожалуй, вы правы, — Селезневу слова Яманиси показались вполне искренними, но кое-какие подозрения все же оставались. Уж больно легко японцы нашли эту подлодку. Как по ниточке пришли!

Плохо верится в случайность. Однако гнать их отсюда пока не стоит. Память о павших — дело святое.

«Ладно, пусть устанавливают бортовой номер, пусть что хотят делают, — подумал Селезнев. — Но я с ребятами пока здесь побуду. Посмотрю, что у них и как».

Об этом своем решении Селезнев немедленно сообщил Яманиси. Японец вежливо улыбнулся и сказал, что всегда рад гостям. Истинных его эмоций на бесстрастном восточном лице прочитать было нельзя, И хорошо — иначе Селезневу сразу пришлось бы дать команду своим подчиненным открывать огонь на поражение.

Глава 25

Полундра и Джейк Меллинг сидели в будке, сделанной Селезневыми для хранения инструментов.

Здесь все же было не так холодно, как снаружи. Они уже полностью осмотрели отремонтированный Селезневыми катер, он был исправен и готов к отплытию в любую секунду. Но прежде чем выходить в море, нужно было дождаться Витьки с новостями.

Спать ни тому, ни другому не хотелось — виной тому, видимо, был адреналин. К тому же в любой момент мог появиться мальчишка, и тогда, возможно, придется немедленно отплывать.

— Бедный парень, — нарушил молчание Меллинг. — Я за один раз чуть не умер, а ему три раза туда-обратно бегать.

— Ему-то не восемьдесят лет, — отозвался Полундра.

Некоторое время бывшие моряки провели в молчании. Потом Меллинг спросил:

— Сергей, а что у вас с японцами за разногласия насчет островов? И вообще, за что они вас так не любят?

— Это, Джейк, долгая история, — протянул Полундра. — Я ее знаю хорошо, интересовался в свое время. Тебе расскажу коротко, если хочешь.

— Рассказывай.

— Если не особо вдаваться в подробности, то началось все в девятнадцатом веке. Тогда Российская империя и Англия конкурировали за право влияния на Японию. Я имею в виду экономическое влияние. Вообще-то не только у России и Англии были свои интересы в Стране восходящего солнца. США тоже участвовали, да и Франция, но в конце основная борьба шла у нас с англичанами. Причем заметь, сильная Япония никому не была нужна. А нужна была фактически очередная колония — пусть и не в прямом смысле. Экономически зависимая второстепенная страна.

— Понятно, — кивнул Меллинг.

«Еще бы тебе было непонятно, — с грустной иронией подумал Полундра. — У вас сейчас в таких странах полмира».

— Так вот, — продолжал Полундра. — А потом неожиданно оказалось, что японцы не такие дураки, какими их все считали. Все наши с англичанами планы они понимали и хотели нас использовать только как подпорку, пока сами на ноги не встанут. Ну а когда встанут, то что с подпоркой сделать собирались, ты, надеюсь, понимаешь.

Меллинг кивнул.

— Первый раз они себя проявили как самостоятельная и сильная держава, когда началась русско-японская война.

— А из-за чего она случилась?

— Дело в том, что японцы напали на Вьетнам…

Или не на Вьетнам? Не помню точно. В общем, на кого-то из своих соседей и попытались эту страну захватить. Кстати сказать, весьма успешно попытались.

А России, ясное дело, это не понравилось — тогда весь тот регион был нашей сферой влияния, с этим никто в мире не спорил. В общем, наш император решил вмешаться. А японцы не отступили. Так война и началась.

— И кто же победил?

— Японцы… — с тяжелым вздохом сказал Полундра. — Эта война, кстати, одна из самых мрачных страниц в истории русского военного флота. Было большое морское сражение под Цусимой, где японцы уничтожили все наши корабли, не потеряв ни одного своего.

— Как Пирл-Харбор, — хмыкнул Меллинг.

— Да. Видимо, у японцев судьба такая — давать уроки слишком много о себе возомнившим империям…

— Погоди! США — не империя! — совершенно серьезно заявил Меллинг.

— Ну, это как посмотреть…

— У нас конституция, президент, конгресс…

— Ладно, убедил, — усмехнулся Полундра. Он понял, что объяснить американцу, почему считает США империей, он не сможет. — Так вот, слушай дальше. После этой войны японцам отошли Курильские острова и Южный Сахалин. Отношения между нами, естественно, обострились. Во Вторую мировую мы воевали с ними на Дальнем Востоке, а когда японцы сдались, захватили те острова обратно. Вот из-за них они до сих пор успокоиться и не могут.

— Как вы их захватили? По договору?

— Нет. Самое смешное, что между Японией и Советским Союзом так и не был подписан мирный договор. Так что официально мы все еще находимся с ними в состоянии войны.

— Но как же тогда…

— А вот так, — перебил Меллинга Полундра. — Торговля идет, культурные и научные контакты тоже, а формального договора так и нет до сих пор. Как только его пытаются заключить, все упирается в эти острова. Японцы требуют их отдать, а мы не отдаем.

— Так как же вы острова захватили?

— А очень просто. Силой. Местное население депортировали, разместили военные базы. Попробуй теперь сунься.

— А как же США и Англия это допустили? — Меллинг был искренне удивлен.

— Тогда время было другое. Это сейчас США сильнее всех. А тогда из-за каких-то островов Штаты с СССР связываться не стали.

— Хм… — возразить Меллингу было нечего, но про себя он подумал, что если сумеет благополучно вернуться домой, то обязательно проверит эту информацию. Может, Сергей все-таки ошибается?

Полундра собирался уже рассказать Меллингу про Халхин-Гол и озеро Хасан, но в этот момент они услышали приближающиеся шаги. Шаги были быстрые и легкие, Полундра сразу понял, что идет Витька.

Это и в самом деле оказался он. И новости он принес вполне утешительные — пока погоня отправилась в противоположную от их убежища сторону.

— Это, конечно, хорошо, — сказал Меллинг, когда Полундра перевел ему слова мальчишки. — Но ведь если они теперь ищут дезертиров, то не успокоятся, пока не прочешут весь остров. У нас, конечно, есть время, но его немного — когда они не найдут дезертиров там, то обязательно доберутся и сюда.

Полундра был согласен с американцем.

— Значит, надо выходить в море, — сказал он.

— Послушай, — голос Меллинга был задумчивым. — А может, попробуем все же вернуться? Оба.

Нам двоим быстрее поверят. Объясним вашим властям, что произошло, они тогда японцев остановят.

— Нет, Джейк, — решительно покачал головой Полундра. — Двоим нам с тобой не скорее поверят, а, наоборот, подумают, что сговорились друг друга выгораживать. Ты нашей контрразведки не знаешь — им если только намек на такое появится — все. С живых уже не слезут.

Меллинг тяжело вздохнул. Он, конечно, не знал русских контрразведчиков, но зато не понаслышке был знаком с американскими. И то, что сказал сейчас Полундра, было верно и в отношении их на все сто процентов. Видимо, все контрразведки по сути своей одинаковы, на каком бы языке ни говорили их сотрудники.

— Тогда другого выхода нет, — сказал Меллинг. — Выходим в море.

И они вместе пошли к катеру.

Глава 26

Над серо-синим морем летел темно-зеленый вертолет с продольными белыми полосами на борту.

Этот вертолет с огромным трудом сумел найти для Джона Дональдсона мэр Адака. Сейчас вертолет держал курс на Медный.

Цэрэушник сидел, глядя в иллюминатор на расстилавшийся под ним водный простор. Зрелище было величественное — даже малочувствительную душу Дональдсона оно брало за живое. Правда, совсем немного. Беспокойные мысли возвращали его в наезженную колею и заставляли думать о Меллинге, о японцах и о том, что, прибыв на Медный под легендой, он потеряет несколько часов на официальные встречи с местным начальством. В Адаке-то он быстро развернулся за счет того, что действовал под своим именем как сотрудник ЦРУ. У русских все будет иначе.

О пожаре на погранзаставе Дональдсон пока не знал. Русские власти не спешили делиться с американцами известиями о своих проблемах. Главным же было то, что под завалами так и не были найдены останки Полундры и Меллинга, и Берегов дал распоряжение: молчать о ЧП до тех пор, пока нельзя будет сказать хоть что-нибудь определенное о судьбе арестантов. Именно поэтому о происшествии до сих пор не знал и Селезнев — капитан Кафтанов не сообщил ему, опасаясь радиоперехвата со стороны американцев. Небезосновательно опасаясь, кстати говоря.

Дональдсон сидел у иллюминатора и размышлял о том, не стоит ли ему, прежде чем высадиться на Медном, сначала попытаться связаться с японцами и даже, возможно, попасть на их судно. Тогда он сможет или подтвердить, или окончательно развеять свои подозрения и будет уже совершенно точно знать, на что ему ориентироваться — на раскрытие японского заговора или всего лишь на освобождение Джейка Меллинга.

С другой стороны, высаживаться на японское судно небезопасно. Если догадки Меллинга справедливы, то японцы не остановятся ни перед чем. Хотя, если принять предварительно некоторые меры предосторожности, то опасность, пожалуй, не так уж велика. Нужно всего лишь сообщить и своим, и русским о том, что он собирается в гости к японцам. И сделать так, чтобы японцы были в курсе этого. Тогда они не посмеют ему ничего сделать, как бы ни повернулась ситуация.

Этот вариант имел массу преимуществ. Однако был в нем и один существенный недостаток — потеря времени.

«Хотя ладно, — подумал Дональдсон. — Меллинг сидит у русских уже два дня, посидит и еще немного, ничего с ним не случится. Нужно лететь к японцам».

Приняв это решение, Дональдсон похлопал пилота вертолета по плечу:

— Эй, парень, дай мне рацию.

Пилот, знавший, где работает его пассажир, молча повиновался.

— Вызываю японское научно-исследовательское судно, — заговорил Дональдсон, настроив рацию на нужную частоту. Частота эта была ему известна от Морингстона — Савада Яманиси сообщил ее ему в числе прочей официальной информации о своей экспедиции.

Довольно быстро последовал ответ:

— Савада Яманиси слушает. Прием.

— Здравствуйте, господин Яманиси, — сказал Дональдсон. — С вами говорит… — на секунду Дональдсон замешкался, решая, использовать ли ему свое настоящее имя, или легенду. — Сотрудник Центрального разведывательного управления США Джон Дональдсон, — цэрэушник решил, что какому-то рядовому сотруднику американского консульства японцы могут попросту не позволить вступить на их корабль.

Другое дело — представитель ЦРУ. С этой конторой никто, находящийся в здравом уме, отношения портить не захочет.

— Внимательно вас слушаю, господин Дональдсон, — вежливо сказал японец.

— Я хотел бы высадиться на вашем судне.

— Да, конечно… — по голосу чувствовалось, что японец крайне удивлен. — Но позвольте спросить, с какой целью? И как вы намерены у нас высадиться, мы в море.

— Цели моего визита будет удобнее обсудить у вас на корабле, а не по рации. А высажусь я с вертолета — прикажите своему штурману, чтобы он сообщил мне ваши координаты.

— Хорошо. Когда вы прибудете?

— Примерно через час. Так вы не возражаете, господин Яманиси?

— Разумеется, нет.

Дональдсон отключил рацию и усмехнулся. Именно таким голосом его отец всегда говорил «Добро пожаловать!» своей теще, когда она неожиданно приезжала погостить на недельку.

— А куда б ты делся… — негромко произнес Дональдсон себе под нос.

Он снова взялся за рацию — теперь предстояло узнать координаты у японского штурмана, после чего предупредить об изменении своих планов мэра Морингстона и русских.

В это время Савада Яманиси, не шевелясь, стоял у своей рации. Глаза его были зажмурены, а лицо абсолютно неподвижно. Про себя японец медленно считал до ста. И только на счете «восемьдесят пять» душившее его черное бешенство немного отступило.

Досчитав до ста, Яманиси начал отсчет в обратную сторону.

В конце концов успокоившись, японец начал думать о том, что же делать с еще одним незваным визитером. Принять его на борту придется — отказывать ЦРУ в этом более рискованно, чем показать кому-то из сотрудников этой конторы корабль. Но что, если этот Дональдсон уже знает достаточно, чтобы догадаться насчет подлодки?

Яманиси встряхнул головой. Ладно, сейчас рано об этом думать. Лучше решать проблемы по мере их поступления. Может, от этого американца особого вреда и не будет, Все время, пока Яманиси думал, на заднем плане его сознания постоянно вертелось желание немедленно пойти и лично выпустить кишки проклятому болтуну Окубо. Все-таки успел старик-американец кому-то рассказать о том, что узнал от штурмана!

Иначе ЦРУ ими бы не заинтересовалось. А тут еще этот русский пограничник!

Глава 27

Селезнев уже провел на борту японского корабля больше часа. Робот-батискаф все это время плавал вокруг затопленной подводной лодки, брал пробы дна, воды, снимал лодку на видеокамеру, одним словом, занимался вполне нормальной деятельностью.

Однако когда пошел второй час, Селезнев начал уставать, а его подозрения вновь усилились. Конечно, он не был профессионалом, но даже ему стало ясно — батискаф делает одни и те же операции уже чуть ли не третий раз подряд. За это время можно было уже десять раз определить бортовой номер субмарины и все остальное, что можно, о ней выяснить. Однако японцы, которые постоянно переговаривались между собой на своем языке, не унимались.

У Селезнева появилась полная уверенность, что вся эта безобидная суета вокруг подлодки устроена исключительно ради него. Чтобы усыпить его бдительность и дождаться, пока ему надоест и он покинет борт корабля. А вот тогда начнется настоящая работа.

«Что же им на самом деле нужно от этой подлодки? — в который раз мысленно спросил себя Селезнев. — Может, там какие-нибудь ценности, о которых они у себя дома из архивов узнали?»

Сам не зная об этом, Селезнев почти угадал. Бомбы с ядом рыбы фугу можно было назвать ценностями. А узнали о них японцы именно из архивов.

Еще через четверть часа терпение Селезнева окончательно иссякло.

— Господин Яманиси! — резко сказал он японцу, тоже остававшемуся в каюте все это время. — Скажите, долго вы еще собираетесь исследовать это затонувшее судно?

— Я же вам говорил, господин Селезнев, нам необходимо установить бортовой номер… — начал старую песню японец.

— Чтобы номер установить, у вас было уже достаточно времени! Ясно ведь, что на самой субмарине его быть не может!

— Да, это так, — кивнул японец. — Именно поэтому нам, видимо, придется вскрыть субмарину.

— Зачем?! — с деланным удивлением спросил Селезнев.

На самом деле Селезнев уже совершенно не удивлялся. Эти слова японца только подтверждали его гипотезу — на субмарине есть нечто ценное, что японцы собираются поднять. Не иначе как раз об этом его Полундра хотел предупредить. Но он сам не лыком шит — и так догадался. Так что шиш вам, самураи!

Лодка лежит в российских территориальных водах, а значит, и все, что на ней есть, принадлежит России.

Хотя бы как военный трофей. И неважно, что он лежал бесхозным шестьдесят лет. По законам он все равно российский.

— Может быть, там остались какие-то документы, — ответил Яманиси.

Это звучало уже совершенно неубедительно.

— Какие могут остаться документы, если лодка лежала на дне шестьдесят лет?!

— Всякое может быть…

— Господин Яманиси, насколько я понимаю, вы не археологи. А такого рода исследования относятся, на мой взгляд, уже скорее к археологии, — заявил Селезнев. — И у вас нет разрешения от российских властей на вскрытие этой подводной лодки. Поэтому я, как представитель своей страны, официально вам это запрещаю.

— Но я же говорил вам, мой долг перед соотечественниками…

— Вы вернетесь к себе в Японию и исполните свой долг, сообщив о том, что обнаружили эту субмарину.

А потом ваши историки — заметьте, господин Яманиси, именно историки, а не биологи — свяжутся с нашими властями и получат разрешение. Тогда вам никто не будет препятствовать.

— Но это займет много времени. Родственники погибших…

— Не так уж много времени это займет. От силы — год. Родственники погибших ждали шестьдесят лет, еще один год ничего не изменит, — Селезнев был непреклонен. — Я не возражаю против визуального осмотра корабля, но проникать внутрь разрешить вам не могу.

— Зря вы так, — растерянным и огорченным голосом сказал Яманиси. Однако даже неопытному во всем, что касалось азиатов, Селезневу показалось, что интонация звучит неискренне. «Впрочем, какая разница? — подумал Селезнев. — Главное, чтобы подчинился».

— Отдайте приказ прекратить подводные работы, — потребовал Селезнев.

— Хорошо, — Яманиси кивнул и сказал несколько фраз по-японски, обращаясь к своим подчиненным.

Те стали нажимать какие-то кнопки, и монитор погас.

Селезнев довольно кивнул и немного расслабился. Разумеется, японцы не станут вступать в конфликт с российскими военными.

— Вот и отлично, — сказал он. — Мы же вам сейчас не препятствуем стеллерову корову искать. Потому что у вас все разрешения есть. А в следующем году никто не помешает вашим историкам вскрыть подлодку.

— Вы не понимаете, господин Селезнев, — сказал Яманиси. — Для нас честь павших воинов — это свято.

Иногда год — очень много.

«Рассказывай! — мысленно хмыкнул Селезнев. — Конечно, много. Когда сюда ваши через год явятся, мы все, что там есть ценного, уже поднимем. России это не помешает, а японцы обойдутся, они нас побогаче. Честь павших воинов тут ни при чем, зря ты мне лапшу на уши вешаешь».

— Тем не менее я не могу изменить своего решения, — вслух сказал он.

Ответить Яманиси не успел. В этот момент в каюту вошел японский радист и что-то сказал своему начальнику.

— Меня вызывают по рации, — сказал Яманиси. — Сейчас я вернусь.

Возвращаясь в каюту после неприятного разговора с американцем, Яманиси умышленно шел очень медленно. Ему нужно было время, чтобы принять правильное решение. Ошибиться он не имел права.

В нескольких шагах от каюты, где находился Селезнев, Яманиси остановился. Итак, что же ему делать?

Этому Дональдсону нельзя знать о подводной лодке.

Он наверняка и так много о чем знает, а если сейчас поймет, что корабль как раз над лодкой стоит и подводные работы ведутся, это будет полным крахом. Он обо всем догадается — дураков в ЦРУ не держат. Конечно, подводные работы можно временно прекратить — да они уже и прекращены из-за русского. Про подводную лодку тоже можно промолчать — вряд ли на вертолете есть гидролокатор. Да и маловероятно, чтобы Дональдсон разбирался в морских работах. Но есть другая проблема. И она в том, что на борту русские. Про подводную лодку американец может узнать от них. Значит, проблему русских пора наконец решить.

Яманиси одобрил собственные мысли. Да, пора.

Даже если бы не было американца, все равно нужно было принимать экстренные меры. Вести подводные работы русский не даст. Он будет мотаться за кораблем, пока они не вернутся на Медный, а там растреплет все начальству. Да он, кстати сказать, и до возвращения может все сообщить на берег — по рации.

«Русский не должен попасть на свой катер, — подумал Яманиси. — Он должен исчезнуть. Тогда и американец ничего от него не узнает».

Приняв решение, Яманиси почувствовал прилив сил. Теперь нужно было решить только несколько технических вопросов и действовать. "Русских лучше брать живыми, — подумал он. — Если стрельба в каюте начнется, то можно приборы повредить. Да и следы от пуль могут на стенах или еще где-то остаться.

Как потом это американцу объяснять, если заметит?

Нет, их нужно взять живыми и посадить в трюм. Там-то они нам не помешают. А катер нужно подорвать.

И поскорее, пока американец не прилетел. Он сказал, что будет через час. Что ж, время еще есть. Надо отдать распоряжения".

Через несколько минут Яманиси вернулся в каюту с монитором.

— Кто вас вызывал? — спросил Селезнев. — Не наши?

— Нет, — покачал головой Яманиси. — Так, мелочи. Положите секунду, — и он заговорил по-японски.

Селезнев почувствовал, что против них что-то затевается, но сделать ничего не успел. Закончив говорить, Яманиси резко кивнул и громко выкрикнул какое-то японское слово.

В ту же секунду дверь каюты распахнулась. Внутрь ворвались двое японцев с автоматами на изготовку, — Ру-ки вверх! — с ужасным акцентом крикнул один из них.

Деваться было некуда — автоматы пограничников были на плечах. Той секунды, которая была необходима, чтобы взять их в руки, японцам было бы вполне достаточно, чтобы спокойно их расстрелять. Трое пограничников медленно подняли руки.

— Господин Селезнев, я не хочу кровопролития, — спокойно сказал Яманиси. — Если вы будете благоразумны, то никто не пострадает. Ни вы, ни ваши люди.

Но для этого вам необходимо в точности исполнять мои приказы. Итак, сейчас медленно, двумя пальцами возьмите свой автомат за ремень и бросьте на пол.

Селезнев повиновался — к уже вошедшим японцам прибавились еще двое, расклад сил был для русских совершенно безнадежным.

— Теперь прикажите сделать то же самое вашим людям, — сказал Яманиси. — Имейте в виду, при малейшей неточности в них будут стрелять.

По тому, как это говорилось, было очевидно, что Яманиси готов исполнить свою угрозу.

Через полминуты русские были разоружены.

— Не пойму, на что вы рассчитываете, — сказал Селезнев, решив, что раз автомата у него больше нет, то нужно пользоваться единственным оставшимся оружием — даром речи. — О том, что мы здесь, знают на катере. Уже скоро они забеспокоятся, попытаются выйти на связь. А потом сообщат о том, что мы не вернулись, на берег. И тогда вам крышка.

Наши поднимут пару вертолетов огневой поддержки и сделают из вашего корыта решето. Лучше, пока не поздно, уберите своих людей и верните нам оружие.

Я даю слово офицера, что в этом случае о том, что здесь произошло, никто не узнает.

Вместо ответа Яманиси коротко кивнул сидящему за пультом оператору. Тот нажал на какую-то кнопку.

Тут же где-то неподалеку раздался грохот. А спустя пару секунд корабль японцев ощутимо тряхнуло.

— Это был ваш катер, господин Селезнев, — спокойно сказал Яманиси. — Он взорвался. Так что теперь сообщать на берег о вашем исчезновении некому.

— Ах ты сука! — Селезнев рванулся к японцу, но в грудь ему тут же уперлись стволы двух автоматов.

— Вы наверняка понимаете, — как ни в чем не бывало продолжал Яманиси, — что для вашего начальства вы погибли вместе с катером. Так что я могу в любой момент приказать вас пристрелить и выбросить за борт. Но этого можно избежать, если вы будете подчиняться. Вы должны оставаться здесь, в каюте. Любая попытка поднять шум или напасть на моих людей будет означать немедленную смерть всех троих. Передайте это своим подчиненным, чтобы не вздумали изображать из себя героев.

Селезнев с мрачным видом перевел услышанное пограничникам и добавил от себя, чтобы не дергались. Сейчас это было совершенно бессмысленно, следовало дождаться более благоприятного момента.

— Меняйте манипуляторы на батискафе и готовьте его к спуску, — по-японски сказал Яманиси, обернувшись к своим подчиненным. — И пусть приготовятся водолазы.

Несколько японцев вышли из каюты. Теперь здесь остались только Яманиси, русские и охрана с автоматами.

— Вы станете свидетелями великого дела, — сказал Яманиси, включая монитор.

— Какого же это? — спросил Селезнев, решивший по мере возможности забалтывать японца. — Какое великое дело может сделать твоя галоша?

Яманиси слегка усмехнулся:

— Сейчас узнаете. На той субмарине, которую мы нашли, находится очень специфический груз. И мы сейчас его поднимем.

— Что же это за груз такой? — с презрительным видом спросил Селезнев.

— Яд. Очень мощный яд, — улыбнувшись, ответил Яманиси. — Его создали наши ученые в конце войны.

Эта подводная лодка несла бомбы с ядом.

— И зачем они вам сейчас понадобились?

— Чтобы получить обратно Северные территории, — ответил японец. — Вы незаконно захватили Курильские острова и Южный Сахалин.

— Как же, незаконно! — Селезнев тоже кое-что знал об этой истории. — Это наши острова! Вы их захватили в начале века, они вам и пятидесяти лет не принадлежали.

— Мы получили их законно, после победы в войне.

Ваше правительство само передало их нам.

— Так и мы их обратно забрали после победы в войне!

— Нет! — японец явно начинал злиться. Эта тема задевала его за живое. — Отдача Северных территорий не входила в условия капитуляции Японии!

— Какие там условия! Вы проиграли — так скажите спасибо, что мы все ваши островки себе не забрали!

— Ты! — Яманиси вскочил с места. — Прежде чем захватить наши острова, вам пришлось бы перебить нас до последнего! Потомки самураев никогда бы не сдались!

— Да ну? Как вас в сорок пятом прижали, так и сдались, потомки самураев! — ответил Селезнев. — А у меня дед был простым… крестьянином, — вообще-то Селезнев хотел сказать «колхозником», но такого слова то ли не было в английском, то ли он его не знал. — И он не сдался, когда немцы были под Москвой! Так что острова мы забрали по праву!

— Ну что ж, — уже совершенно по-змеиному прошипел Яманиси. — А теперь мы их по праву обратно заберем!

— Это каким же образом? — презрительно прищурившись, спросил Селезнев. — У вас же, потомки самураев, даже армии своей нет! В вашей собственной стране всем американцы рулят!

— Сейчас ты узнаешь, каким образом. Когда бомбы с ядом будут у меня в руках, этот корабль отправится к Курильским островам. Я размещу бомбы в тайниках на каждом крупном острове архипелага и на Сахалине. Эти тайники уже готовы. И тогда ваше правительство получит ультиматум — или оно признает незаконность захвата островов и передает их под юрисдикцию Японии, или я взрываю там все бомбы.

Тогда острова на сотни лет станут непригодны для жизни, а тысячи русских погибнут!

— Ну ты и скотина, — с трудом выговорил Селезнев. — Мирные люди-то при чем?

— Это будет вам месть за сорок пятый год!

— Сейчас из тех, кто тогда воевал, в живых почти никого не осталось.

— Значит, их потомкам! Теперь вы все знаете, но с этим знанием и сдохнете! А пока смотрите! — японец кивнул на монитор. — Батискаф уже готов к спуску.

На мониторе были видны волны, плещущиеся в нескольких сантиметрах от камеры.

В этот момент в каюту вошел один из японцев. Он сообщил Яманиси, что на горизонте появился какой-то странный катер — старинной конструкции, под российским флагом. На позывные он не отвечает, близко подойти не пытается.

— Не обращайте внимания, — распорядился Яманиси, взглянув на часы. Нужно было торопиться, до прибытия американца оставалось всего минут двадцать. — Начинайте спуск батискафа!

Глава 28

Когда Полундра и Джейк Меллинг вошли в квадрат сорок один — восемнадцать, катер Селезнева уже взорвали. Самого взрыва два капитана не видели, но слышали вдали грохот. Полундра, который вполне ожидал от японцев чего-то в этом роде, места себе не находил. А когда впереди показался японский корабль, поблизости от которого не было видно ни одного другого судна, страшные подозрения превратились в уверенность.

— Они взорвали Селезнева… — побелевшими губами чуть слышно произнес Полундра, представив себе Витьку, которому он должен будет сообщить эту страшную весть.

— Подожди, может, все еще не так плохо, — попытался успокоить его Меллинг.

— А где тогда его катер? Витька ясно сказал, что отец вышел в море следить за японцами. Оторваться они от него никак не могли, катер намного быстроходнее их корабля.

— Может быть, он просто ушел обратно, на базу?

— С какой стати?

— Скажем, топливо кончилось.

Полундре очень хотелось в это поверить. Но ему не давал покоя грохот, который они недавно слышали. Судя по всему, звук доносился как раз из этого района.

— А что мы тогда с тобой слышали? — спросил он Меллинга. — Это было очень похоже на взрыв.

— Мало ли… — пожал плечами Меллинг. — Зачем сразу предполагать худшее?

— Привычка у меня такая, — ответил Полундра. — Короче говоря, Джейк, мне нужно сплавать туда.

— Ты имеешь в виду, что нам нужно туда сплавать?

— Нет. Я не оговорился. Именно мне одному. Если мы поплывем туда на этом катере, то японцы могут и нас подорвать. Лучше я подплыву к ним один, под водой.

Предложение это было вполне выполнимым — на катере Полундра и Меллинг обнаружили старый, но все еще вполне исправный акваланг. По размеру он подходил Полундре.

— А что делать мне? — спросил американец.

— Курсировать в этом районе, близко к японцам не подходить, на вызовы не отвечать.

— А если они сами попытаются ко мне подойти?

— Думаю, что не попытаются, — сказал Полундра. — По-моему, они уже над подлодкой стоят. Но если все-таки пойдут на сближение, отойди, но недалеко.

— А как ты меня найдешь, если я отойду?

— Через час примерно опусти в воду ведро и постучи по нему гаечным ключом. В воде звук удара металлом по металлу очень далеко разносится, я услышу. Если не приплыву, делай то же самое раз в полчаса.

— Хорошо, — сказал американец, помогая Полундре надеть акваланг.

Через несколько минут Полундра был готов к погружению. Он надел на руку водонепроницаемый компас и прицепил к поясу нож, найденный в будке рядом с другими вещами Селезневых.

— Удачи, Сергей! — сказал Меллинг, протягивая Полундре руку. Спецназовец не ответил — у него во рту уже был загубник. Он только пожал руку американцу и кивнул. В следующую секунду Полундра перекинул ноги через борт, опустился в воду и нырнул.

Оказавшись под водой, Полундра, как обычно, ощутил прилив бодрости. Здесь, в метре от поверхности, он чувствовал себя как дома. Вся суета, казалось, осталась позади, а с ним было только приятное ощущение спокойствия и уверенности в себе.

Впрочем, долго расслабляться он не собирался — нужно было делать дело. Полундра сориентировался по компасу и быстро поплыл к японскому судну.

«Странное дело, — неожиданно для себя подумал он, размеренно делая сильные гребки. — Я ведь никогда, ни разу в жизни, не опускался под воду с аквалангом просто так, для удовольствия. Всегда или на тренировке, или на задании. А когда уходил в отпуск, всегда казалось, что досыта нанырялся, и даже в голову не приходило поплавать с аквалангом просто так. Нужно будет исправить это упущение».

До корабля японцев Полундра доплыл очень быстро. Преодолев три четверти пути, спецназовец опустился глубже, еще метра на четыре, чтобы его нельзя было заметить с палубы. Еще через несколько минут сверху показалось черное дно корабля.

«Прибыл, — подумал Полундра. — Так, а что теперь? Искать катер Славки или подлодку?»

Но долго колебаться ему не пришлось — ответ пришел сам собой. Не успел Полундра опуститься еще на десяток метров, как заметил лежащую на дне субмарину. Выглядела она странно — одновременно и пугающе, и беспомощно. Такие чувства обычно вызывает у человека убитый крупный хищник. Впрочем, именно им, пожалуй, субмарина и была. Неподалеку от судна Полундра заметил место, откуда постоянно поднимались пузырьки газа. Подплыв чуть ближе, спецназовец понял, что это небольшой подводный вулкан, чуть дальше, в пределах видимости, он заметил еще один — побольше.

«Ну да, Витька же говорил, что здесь их много», — подумал Полундра, разворачиваясь. От вулканов следовало держаться подальше, даже от самых маленьких. В любую секунду они могли, например, испустить струю кипятка и обварить неосторожного подводного пловца.

«Здоровенная», — подумал Полундра, подплывая к субмарине и касаясь борта рукой. От его прикосновения несколько кусков краски оторвались от борта и плавно осели на дно. Полундра сделал круг вокруг лодки. Все было, как и говорил Меллинг, — огромная субмарина, правда, модель Полундра точно установить не мог — не такой уж он был знаток японских подводных лодок, но это было уже не так важно. Важно, что субмарина на самом деле есть.

Ни японцев, ни следов их деятельности на первый взгляд вокруг видно не было. Спецназовец боялся, что опоздал, но вскоре обнаружил задраенный главный люк, на котором виднелись совсем свежие следы чего-то острого. «Ага! Попытались вскрыть, но не сумели! — подумал Полундра. — Может, им Славка помешал? Но тогда теперь, когда его нет поблизости, они наверняка сделают еще одну попытку! Эх, знать бы, куда он делся!»

В этот момент темную воду в нескольких метрах от Полундры пронзил яркий луч света. Спецназовец автоматически сделал сальто и отпрянул влево. Луч света тоже сместился, но в противоположную от него сторону. Полундра поднял голову. Сверху спускался крупный шар, из которого и били лучи.

«Батискаф! — подумал Полундра. — Японцы, кажется, про него упоминали. Он полностью автономный, но может работать и не по программе, а от дистанционного управления. Эх, ну, кажется, сейчас мне будет весело!»

Полундра не ошибся. Прожектор обшаривал лучом дно, причем двигался луч очень быстро. Спецназовцу пришлось приложить все свое умение, чтобы не быть замеченным. Помогло ему еще то, что его появления никто не ждал, а значит, и не искал.

Тем временем луч света, наткнувшись на субмарину, застыл. А еще через несколько секунд батискаф стал обходить судно. Полундра последовал за ним, стараясь держаться метрах в пятнадцати позади. Батискаф остановился напротив главного люка субмарины, затем приблизился к ней вплотную и вытянул вперед два манипулятора, вооруженных резаками.

Полундре была знакома эта техника — нечто вроде подводного аналога болгарки, только наверняка более мощная и современная модель, чем та, с которой ему приходилось сталкиваться.

Резаки тем временем завертелись и врезались в поверхность люка. На этот раз дело спорилось, и было ясно, что долго люк не продержится.

«Что делать? — лихорадочно думал Полундра. — Отступить? А потом что? Ну вернусь я на катер, а дальше? Идти на погранзаставу предупреждать их! Чушь! Стоило тогда огород городить! Японцы десять раз уже подлодку вскроют и достанут все, что им нужно! А потом попробуй у них это на корабле найди, даже при обыске. Отыскать хороший тайник на современном судне можно только если его на запчасти разобрать. Нет, нужно атаковать батискаф! Но что я сделаю с одним ножом?»

Еще несколько секунд Полундра колебался, но потом, отбросив сомнения, поплыл к батискафу, стараясь держаться подальше от камеры. В сложившихся обстоятельствах единственное, что он мог сделать — это пытаться повредить батискаф. Тогда, по крайней мере, он хоть немного выиграет время. А как это сделать, у него уже появилась идея. Устройство такого аппарата он себе, в принципе, представляет. И уязвимые места у него, к счастью, имеются.

Подплыв к батискафу, Полундра попытался отыскать гидравлические шланги, но в этот момент аппарат резко развернулся. Видимо, на нем был установлен какой-то прибор типа мини-сонара, который должен был засекать подплывающие близко объекты.

Полундра отчаянным рывком ушел вверх, закружил над батискафом. Но оператор уже явно понял, что поблизости от аппарата что-то есть. Еще несколько секунд Полундре удавалось ускользать от лучей прожектора, но долго так продолжаться не могло.

Слишком совершенной была японская техника, слишком быстрой, а движения под водой все же выходили немного замедленными.

Савада Яманиси, увидев на мониторе аквалангиста, оцепенел. Он думал, что батискафом заинтересовался кальмар или спрут, но такого никак не ожидал. Яманиси сразу понял, что это не японец, у его подчиненных совершенно другая экипировка, куда более современная. Аквалангист в это время исчез с экрана — ускользнул за пределы видимости камеры.

Но было поздно. Яманиси уже понял, что его обнаружили. Теперь оставалось одно — покончить с аквалангистом, прежде чем он успеет удрать. Японец включил три дополнительные камеры, благодаря которым теперь он видел почти все, что происходило вокруг батискафа.

Полундра, увидев, что на стальном шаре зажглись еще четыре прожектора, понял, что дело совсем плохо. Он попытался уйти, но в скорости батискаф его превосходил, к тому же отступление не решало возникших проблем.

«Ну что ж, посмотрим, на что годится российский подводный спецназ», — подумал Полундра, развернувшись и устремившись на батискаф. На ходу он перевернулся спиной вниз — стиль «нападающая акула».

Манипуляторы батискафа, на которых по-прежнему грозно вращались алмазные диски, поднялись навстречу Полундре. Но он одним гребком изменил направление движения и напал на шар сверху. Прожектор, ударивший прямо в глаза, ослепил его, и Полундра не сумел нащупать гидравлического шланга, который искал. Он отпрянул в сторону, но в этот момент следом за ним рванулся и батискаф. Манипуляторы оказались с другой стороны, но и сам по себе удар массивной железной туши — это серьезно. Полундра отлетел в сторону, правое плечо у него занемело.

«Ладно, попробуем по-другому», — решил спецназовец. Вместо следующего рывка вперед он отплыл на несколько метров в сторону и опустился на дно.

Пока батискаф разворачивался, Полундра нашарил в песке довольно крупный камень. Плыть это ему не мешало — под водой опытные люди плавают в основном за счет ног и изгибов туловища, как дельфины.

Батискаф ринулся вперед. Когда до него оставалось всего метра два, Полундра резко оттолкнулся от дна ногами и взлетел вверх. Шар по инерции пролетел вперед, и спецназовец опустился на него. На этот раз Полундра рассчитал все правильно — прожектор светил чуть вбок и не помешал ему. Мощным ударом камня он расколол одну из камер и снова отпрянул в сторону.

Савада Яманиси, увидев, что часть изображения погасла, зло выругался. К его величайшему сожалению, робот-батискаф был не предназначен для ведения подводного боя. Это был совершенно мирный аппарат.

— Спускайте аквалангистов! — прорычал японец, не отрывая взгляда от монитора. — Полная экипировка! И пусть возьмут сеть! Взять этого гада живым!

Полундра в это время снова опустился на дно и ждал нападения. Но на этот раз батискаф не кинулся на него, а завис метрах в десяти. Оператор явно не хотел дважды повторять одну и ту же ошибку, теперь он предоставлял инициативу противнику и тянул время, Полундра понял, что японцы собираются спустить вниз аквалангистов — додуматься до этого было несложно, спецназовец всего лишь представил себе, как он сам поступил бы на месте врага.

«Значит, нужно поторопиться», — мысленно сказал себе Полундра и кинулся вперед.

На этот раз он выложился полностью — подлетев к батискафу, ринулся вверх и тут же, сделав кувырок, вниз. Ни один человек, не прошедший специальной подготовки, не смог бы повторить этот маневр с такой скоростью — просто сознание бы потерял. Оттолкнувшись от дна, Полундра рванулся вправо, туда, где находилась разбитая им камера. Один из резаков прошел в считанных миллиметрах от его ноги, но Полундра среагировал вовремя. На этот раз ему удалось уцепиться за один из гидравлических шлангов.

Батискаф дернулся вверх, но Полундра держался, несмотря на то, что его чуть не сорвало сопротивлением воды. Зато теперь он был вне досягаемости манипуляторов. Резким движением ножа спецназовец рассек шланг. Батискаф на секунду остановился, а из обрезка шланга выплеснулось темное облачко масла.

Один из манипуляторов остановился.

Дальнейшее было уже делом техники. Полундра повторил свой маневр с другого бока — теперь оператор почти ничего не мог сделать, батискаф его слушался намного хуже. А когда Полундра перехватил второй, а за ним и третий шланги, шар просто остановился и стал медленно опускаться на дно. Над ним словно туман поднималось масло. Однако Полундра не остановился. Зайдя сверху, он обнаружил лючок, под которым должна была находиться электрическая схема. Он сунул под край лючка нож, надавил, но сталь батискафа была крепкой.

«Идиот! — тут же мысленно выругал сам себя Полундра. — Почему бы тебе его просто не открыть? Это же не автомобиль, ключей не предусмотрено!»

Быстро сориентировавшись, Полундра нашел кнопку, с помощью которой открывался люк, и надавил на нее. На электрическую схему, замыкая ее, хлынула соленая вода.

Все мониторы в каюте померкли. Яманиси в ярости ударил кулаком по столу и вскочил с места.

— Если аквалангисты не доставят его сюда, сами могут не возвращаться! — крикнул он радисту. — Так им и передай!

Как раз в тот момент, когда батискаф коснулся дна, от поверхности вниз двинулись четыре японских аквалангиста на подводных мотоциклах.

«Хреново! — подумал Полундра, смещаясь вправо, так, чтобы все нападающие оказались на одной линии и мешали друг другу. — Преимущества в скорости у меня не будет».

Аквалангисты разошлись чуть в стороны. Между двумя, оказавшимися в центре, появилась широкая металлическая сеть, они задержались, разворачивая ее. Два других обогнули Полундру по широким дугам, — видимо, они должны были играть роль загонщиков. Но Полундра обманул их ожидания, сделав то, чего загонщики всегда боятся, — напал на них.

Японец, мчавшийся первым, не успел остановиться. Преимущество в скорости, которое давал ему подводный мотоцикл, обернулось против него. Полундра ухватил его за руку и сдернул с мотоцикла.

Японец неловко взмахнул зажатым в правой руке длинным ножом. Полундра легко сблокировал удар, сам взмахнул клинком. Японец уклонился, но Полундра это предусмотрел. Его левая рука, как атакующая кобра, метнулась вперед и вырвала у противника загубник. За маской мелькнули округлившиеся от ужаса глаза японца, и Полундра понял, что этот его уже не потревожит. Профессионал мог бы еще поймать загубник, но профессионалом японец не был, он запаниковал, что на глубине равносильно смерти. Полундра даже успел схватить выпущенный противником нож — он был куда длиннее и острее его собственного.

Однако, отвлекшись на этого японца, Полундра упустил из виду второго. И тот воспользовался этим и врезался носом своего мотоцикла Полундре в спину между лопаток. Спецназовца бросило вперед, но он извернулся, оттолкнулся от дна и взмыл над головой мотоциклиста. Полундра использовал старое средство подводной войны — ушел вверх, чтобы потом камнем упасть на противника. Непрофессионал не ожидает такого поворота событий, поскольку не привык вести бой в трехмерном пространстве. Но, к чести японца, он все же успел среагировать и уклонился от первого удара ножа Полундры. Он даже попытался ответить, но позиция его была невыгодной, пришлось, высоко задрав голову, бить вверх. Полундра одним гребком ушел от его удара и, перекинув нож в левую руку, широким режущим движением полоснул японца по открывшейся шее. Облачко крови из перерезанной артерии взметнулось вверх, и японец обмяк.

Но пока Полундра боролся со вторым, мотоциклисты с сетью успели подобраться к нему на довольно близкое расстояние, и, самое главное, они заняли правильную позицию, надвигаясь чуть сверху. Спецназовец рванулся вправо, надеясь добраться до одного из врагов, но не успел. Слишком быстро они двигались, и слишком широкой была сеть.

Полундра попал в сеть ближе к правому краю. Он попытался высвободить руку с ножом, ему это даже удалось, но мотоциклисты уже успели развернуться, и на него упал еще один виток сети, в которой Полундра окончательно запутался. Он дергался что есть сил, но сеть была крепка.

Через несколько секунд сверху опустился металлический трос, и один из японцев прицепил к нему сеть. Трос натянулся, сеть двинулась вверх.

«Вот, значит, что рыба чувствует, когда ее на берег вытаскивают, — с мрачной иронией подумал Полундра. — Неприятное ощущение. Интересно, почему они меня не убили?»

Глава 29

Когда Селезнев увидел аквалангиста, он удивился. Когда аквалангист напал на батискаф — обрадовался. А когда все мониторы в каюте погасли — громко рассмеялся. Смеялся он долго и искренне.

— Ну, господин Яманиси, и где теперь ваш батискаф? — наконец справившись со смехом, спросил он.

Яманиси, уже отдавший приказ о спуске аквалангистов, медленно развернулся к пограничнику. Больше всего японцу хотелось сейчас изо всех сил ударить его в лицо, вколотить ему этот смех обратно в глотку вместе с зубами. Но он сдержался:

— Батискаф мы отремонтируем. Сейчас мои аквалангисты доставят сюда этого героя-одиночку, и мы с ним побеседуем. После этой беседы, ручаюсь, он нам больше не помешает. А вот где ваш катер, господин Селезнев?

Пограничник дернулся, как от удара.

— Можете уже сейчас придумывать, в какой форме вы выразите соболезнования семьям ваших аквалангистов, — сказал он. — Этот человек намотает их кишки на ваш подводный шарик.

Селезнев уже догадался, кто напал на батискаф.

— Посмотрим, — ответил Яманиси.

Через полминуты радист, поддерживавший связь с аквалангистами, поднял глаза на Яманиси и сказал по-японски:

— Первый не отзывается.

Селезнев не понял слов, но по интонации и по выражению лица Яманиси догадался об их смысле.

— Ага, начинается Варфоломеевская ночь? Подождите, макаки, то ли еще будет!

На этот раз Яманиси не сдержался, а вернее, не захотел сдерживаться. Он одним прыжком преодолел разделявшее их с Селезневым расстояние и изо всех сил ударил его кулаком в живот. Направление удара он изменил в последнюю секунду — хотел бить в лицо, но передумал. На телах пограничников не должно остаться видимых следов насилия.

Селезнев отлетел к стенке — удар у внешне щуплого японца был мощный. Оба пограничника кинулись было на Яманиси, но японцы с автоматами задержали их, уткнув стволы прямо в тело.

— Ну что, свинья, еще хочешь? — спросил Яманиси у скорчившегося от боли в углу Селезнева.

— Были бы мы тут одни, я бы тебе показал карате, мартышка недоношенная…

Яманиси шагнул вперед и ударил русского ногой в бок, под ребра.

— Ну, еще что-нибудь скажешь?

— Скажу, — прохрипел Селезнев. — Все твои родственники наверняка такие же скоты, как ты.

Яманиси наклонился и, тщательно прицелившись, ударил пограничника под дых кулаком. Селезнев попытался опередить этот удар тычком в лицо японцу, но он задыхался, все тело было как ватное. А японец явно умел бить.

После последнего удара перед глазами Селезнева потемнело.

— Есть еще кто-нибудь гордый? — спросил Яманиси у оставшихся на ногах пограничников. Но они не ответили — просто потому, что оба не понимали по-английски.

Выплеснув злость, японец вернулся к пульту. А там для него уже были радостные известия.

— Его взяли, — сказал радист. — Но мы потеряли еще одного.

Яманиси довольно улыбнулся. Двоих погибших, конечно, жаль, но они погибли не зря. Опасный враг теперь в его руках.

— Они спрашивают, что с ним делать, — сказал радист.

— Пусть поднимают наверх, — ответил Яманиси.

Но как раз в этот момент в каюту вошел один из матросов, стоявших на вахте.

— Яманиси-сан, на горизонте появился вертолет.

Вы велели сообщить вам.

— Остановить подъем! — тут же скомандовал Яманиси радисту. Так, значит, скоро на судно прибудет американец. Тогда пока лучше оставить неизвестного нападавшего под водой, до тех пор, пока Дональдсон не уберется.

— Уведите русских! — скомандовал Яманиси японцам-автоматчикам. — Заприте их в трюме, в пятом отсеке.

Автоматчики жестами велели пограничникам взять своего командира и вывели их из каюты. Они поднялись на палубу, прошли на противоположный конец корабля и спустились в люк. Пройдя еще несколькими узкими коридорами, они оказались перед широкой железной дверью. Один из японцев отпер ее. За порогом была кромешная темнота. Автоматчик жестом показал, что пленникам нужно войти туда.

— Ну что, заходим, что ли? — спросил матрос у мичмана Калинина.

— А что делать? Сейчас нам с ними не сладить. Да и каплей без сознания…

Автоматчик сказал что-то по-японски и ткнул матроса в спину стволом автомата. На этот раз японские слова отчего-то оказались очень хорошо понятными:

«Не болтай и пошевеливайся», — за точность перевода матрос бы поручился головой.

Русские переступили порог, дверь за ними с громким лязганьем захлопнулась, и они остались в полной темноте. В помещении было холодно, очень холодно.

В это время зеленый с белыми полосами вертолет завис метрах в трех над палубой корабля. Дверца открылась, и из вертолета вывалилась веревочная лесенка. По ней на корабль стал спускаться человек в строгом деловом костюме, выглядевшем здесь крайне неуместно.

На палубе его встретили Яманиси и Като, первый помощник.

— Добрый день, мистер Дональдсон. Рад приветствовать вас на борту своего корабля, — с улыбкой сказал Яманиси.

— Я тоже рад, — кивнул цэрэушник. — Жаль, что я к вам совсем ненадолго, вертолет заберет меня через десять минут.

Эти слова словно целительный бальзам пролились на сердце Яманиси.

— Очень жаль, — вежливо сказал он, прижимая руки к сердцу. — Но я надеюсь, что вы не в последний раз у нас в гостях и что следующий ваш визит окажется более продолжительным.

«Да уж, по твоей роже видно, на что ты надеешься», — подумал Дональдсон.

— Как идут ваши поиски? Вам удалось найти стеллерову корову? — спросил американец.

— Нет, пока, к сожалению, не удалось, — ответил Яманиси. — Но мы еще только начали наши поиски, впереди осмотр большой акватории. Если нам не удастся напасть на след животного самим, мы обратимся за помощью к местным жителям. Мы обязаны достичь результата!

Японец продолжал разливаться соловьем, Дональдсон механически кивал.

"Интересно, — думал он про себя, — почему он хотя бы в самой вежливой форме не поинтересуется, отчего это его научной экспедицией ЦРУ вдруг заинтересовалось? Будь этот тип настоящим ученым, обязательно проявил бы удивление по этому поводу.

Хотя… Не будем торопиться с выводами. Кто этих азиатов разберет, — может, он и удивлен, но виду не подает. Считает, что невежливо. По роже этой узкоглазой поди разбери, что у него в башке".

— Спасибо за интересный рассказ, — перебил он японца на середине длинного предложения, описывающего повадки морской коровы. — А не слышали вы про то, что где-то в этом квадрате находится потопленная во Вторую мировую войну японская подводная лодка?

"Что делать?! — промелькнуло в голове у Яманиси. — Говорить или нет? Если совру, а он и так знает, то конец. Но если он не знает, то говорить нельзя — тогда он найдет способ все проконтролировать, а вертолет так легко, как русский катер, не взорвешь.

Нет, нельзя говорить! Неоткуда ему знать, что мы уже нашли лодку. Вертолет явно гражданский, откуда там морские приборы?"

— Нет, мистер Дональдсон, не слышал, — вслух сказал Яманиси.

— Но у вас на борту, кажется, есть аппаратура, с помощью которой можно найти затопленное судно.

— С помощью нашей аппаратуру можно найти хоть пустую консервную банку на глубине в пятьсот метров! — гордо заявил Яманиси, решив, что в такой ситуации хвастовство будет выглядеть естественно. — Но у нас нет такой цели. Если даже здесь есть эта лодка, зачем она нам? Мы биологи, а не историки, нам нужна морская корова.

— Да, конечно, — кивнул цэрэушник, отметив про себя, что если бы о подлодке японец в самом деле не знал, то наверняка проявил бы к ней куда больше интереса. — Но я вас хочу попросить, если вы случайно, — слово «случайно» Дональдсон подчеркнул голосом, — обнаружите эту подлодку, то сообщите об этом нам.

— Конечно! — с готовностью кивнул Яманиси. — Но шансы малы — океан так велик.

— Всякие совпадения случаются, — сказал американец. — Кстати, а что это за пятно на воде? Похоже на нефть, — он кивнул на темное пятно рядом с бортом корабля.

— Ах, это… — огорченным голосом сказал Яманиси. — У нас небольшая неприятность случилась. Робот-батискаф вышел из строя, порвало гидравлику, и выплеснулось масло. Батискаф потерял управление, пришлось спускать водолазов, — Яманиси показал рукой на подергивающийся трос, на другом конце которого, в пяти метрах под водой, висела сеть с пойманным аквалангистом. Японец прекрасно знал, что лучшая ложь — это полуправда.

— Понятно, — кивнул Дональдсон. — Ну что ж, желаю вам успехов!

— Спасибо, — японец вежливо поклонился.

Дональдсон кивнул, повернулся к все еще висящей у него за спиной лесенке и полез вверх.

— Странное дело, — сказал ему пилот вертолета, когда цэрэушник занял свое место рядом с ним. — Я не могу связаться ни с нашими, ни с русскими. Похоже, что где-то здесь работает глушилка.

— Ничего удивительного, — спокойно сказал Дональдсон, глядя на удаляющееся японское судно. — На этом кораблике не то что глушилка может оказаться, а вообще что угодно.

— Почему? — удивился пилот. — Это же ученые.

Они морскую корову ищут.

— Боюсь, что не только ее, — обронил Дональдсон. Теперь он был практически полностью уверен, что Джейк Меллинг был насчет японцев прав. Иначе с какой стати Яманиси ему врать? А он врал. Подлетая к японскому кораблю, Дональдсон лично проверил море вокруг судна гидролокатором. Прямо под кораблем было затонувшее судно, размерами соответствующее субмарине. Случайностью это быть никак не могло — особенно учитывая то, что японцы вели какие-то подводные работы. Тем не менее Яманиси об этом промолчал.

— А кого еще? — наивно спросил пилот.

— Неважно. Ладно, парень, давай теперь держи курс на Медный. Пора мне с русскими кое о чем поговорить.

Вертолет набрал высоту и полетел быстрее.

Глава 30

Если бы японцы вытащили Полундру на поверхность сразу после того, как поймали, спецназовец ничего не успел бы сделать. Но благодаря визиту американца подъем задержался, и у него появился шанс. Металлическая сеть, в которую его поймали, была довольно тонкой. Разумеется, разорвать ее было не в человеческих силах. Но в руке у Полундры был японский нож — длинный, острый, из очень качественной стали. Правда, первые несколько секунд он не мог высвободить правую руку, с каждым рывком спецназовец только сильнее запутывался.

Японцы, успокоенные этим зрелищем, отплыли на пару метров в сторону. Неизвестный аквалангист, всего за минуту расправившийся с их товарищами, вызывал у них такой страх, что приближаться к нему лишний раз они не решались.

Полундра, почувствовав, что подъем сети почему-то прекратился, на несколько секунд замер. Он уже понял, что от сильных рывков толку мало, нужно действовать иначе. Сначала он, изогнувшись всем телом, повернулся к японцам левым боком. Теперь его правой руки они не видели. Потом спецназовец сумел чуть повернуть лезвие ножа и разрезать одну из ячеек сети. Сразу стало свободнее, разрезать вторую оказалось куда проще. Через несколько секунд правая рука Полундры уже была полностью свободна.

Японцы по-прежнему ничего не замечали. Спецназовец протянул руку вниз и стал распарывать сеть на ногах. Плохо было то, что каждую ячейку приходилось резать отдельно, все-таки сталь.

Это не осталось незамеченным. Один из японцев, заметив неладное, вскинул голову, посмотрел на пленника повнимательнее и тут же кинулся к Полундре. Но теперь справиться со спецназовцем было уже не так просто — рука с ножом была на свободе. Полундра, точно оценив оставшееся у него время, перехватил еще одну проволочку и развернулся правым боком к атакующему японцу. Тот еле успел уйти в сторону — острие ножа мелькнуло в каких-то миллиметрах от его груди. Свернув, японец подставил Полундре спину, тот сделал выпад, но не дотянулся — проклятая сеть все еще сковывала движения, не давая двинуться вперед. В следующую секунду на Полундру напал второй противник. Он взмахнул ножом, целясь Полундре в ноги, но этот выпад был ложным, когда Полундра опустил руку с ножом, японец схватил его за запястье. В этот момент сзади к борющимся подплыл первый японец.

Если бы азиаты собирались убить Полундру, то сейчас они могли бы сделать это довольно легко — все же с одной свободной рукой спецназовец был очень уязвим. Но приказ Савады Яманиси был совершенно недвусмысленным — доставить живым. И вместо того, чтобы вонзить нож в незащищенную спину врага, первый японец попытался схватить его за правую руку, ту самую, в которую уже вцепился его напарник. Он надеялся помочь тому обезоружить врага.

Полундра что было сил напряг мускулы руки. От природы он был значительно крепче каждого из японцев, да и в подготовке спецназовец был явно сильнее. Но все же двое на одного в такой ситуации — расклад не в его пользу. Полундра почувствовал, что его рука начинает разгибаться, еще несколько сантиметров — и японцы вырвут у него нож. Силовое сопротивление было бесполезно.

«А что, если так?» — неожиданно промелькнула в голове спецназовца дерзкая мысль. Времени на размышления у него уже не оставалось, и он поступил так, как подсказывала ему интуиция бойца — выпустил изо рта загубник, сделал выдох и расслабил руку с ножом.

Почувствовав, что противник внезапно обмяк, и увидев, что его загубник болтается в районе уха, а изо рта выходят пузыри воздуха, японцы сделали единственно возможный в такой ситуации вывод — аквалангист потерял сознание. А значит, потеряв загубник, погибнет через считанные секунды. Этого допустить было нельзя. Хватка потомков самураев ослабла. Один, сместившись вверх, кинулся ловить загубник Полундры, второй вывернул из обмякших пальцев нож и в нерешительности остановился.

Потеряв загубник на глубине, главное — не запаниковать. Чаще всего аквалангисты тонут просто из-за страха, который мешает предпринять какие-то разумные шаги. А ведь даже самый обычный, нетренированный человек вполне может задержать дыхание как минимум на минуту. Для Полундры и две с половиной минуты были не предел. Он висел в воде, обмякнув и считая про себя до пятнадцати. В это время один из японцев пытался вернуть его загубник на место, а второй держал за руку, но с каждой секундой все слабее, понимая, что враг без сознания и ему нужна только помощь.

«Тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…» Полундра мгновенно выдернул правую руку из ослабевшей хватки японца, схватил его за руку, в которой тот держал нож, и заученным движением вывернул ему кисть. Японец выронил нож, и Полундра, ожидавший этого, подхватил клинок и обратным движением вогнал его в грудь врагу по самую рукоятку. Второй удар он направил в японца, все еще возившегося с загубником, но не дотянулся — почувствовав неладное, тот успел уйти в сторону.

А Полундра поймал загубник, сделал глубокий вдох и тут же перепилил ножом еще одну ячейку сети.

Японец, оставшийся один, беспомощно закружил вокруг спецназовца. Кидаться в атаку он не решался — убивать врага было нельзя, а о том, чтобы обезоружить его в одиночку, и думать не стоило. Но в этот момент трос, который был прицеплен к сети, натянулся, и Полундра снова пошел вверх.

Как только американец убрался с борта корабля, Яманиси отдал приказ продолжить подъем пленного.

Полундра надеялся, что успеет разрезать сеть, прежде чем его вытащат. Вот на свободе вторая рука, вот начала поддаваться сеть у пояса, но и до поверхности остался всего метр! Еще три ячейки разрезаны!

Вода над головой спецназовца разошлась, выпуская его на поверхность. Но и от сети уже почти ничего не осталось, Полундра дорезал последние сдерживавшие его ячейки.

На палубе корабля раздались громкие крики. Вахтенный матрос вскинул автомат, но замешкался — приказа стрелять от начальства не поступало.

— Огонь! — закричал Яманиси, видя, что пленник вот-вот освободится. — Стреляйте в него!

Воздух одновременно вспороли три длинные автоматные очереди, но было поздно. За миг до этого Полундра дорезал сеть и с высоты около полутора метров рухнул в море.

Оказавшись в воде, спецназовец тут же ушел на глубину. Воду в полуметре от него прорезала струя пузырьков — это матросы продолжали вести огонь с палубы. Но Полундра был уверен, что его не достанут — пули из обыкновенного оружия в воде очень быстро теряют убойную силу. А глубинных бомб у японцев под рукой наверняка нет. Даже если и есть где в тайнике, то привести их в действие все равно не успеют, он будет уже далеко.

Куда опаснее оставшихся на палубе был последний аквалангист. Полундра огляделся, отыскивая глазами противника. И увидел — тот удирал на своем мотоцикле, врубив максимальную скорость, и уже находился на пределе видимости. Полундра действовал автоматически, не думая, повинуясь боевому инстинкту. Враг уходит, значит, его нужно догнать. Он кинулся вниз, ко дну, где до сих пор бессмысленно кружил оставшийся без управления мотоцикл первого из убитых им японцев. Оседлав машину, Полундра пустился в погоню.

На первый взгляд, когда убегающий и догоняющий пользуются одной и той же техникой, преимущество у того, кто уходит от погони — просто потому, что у него фора. На самом деле это не всегда так. Полундра, которого управляться с такой техникой учили не самые плохие инструкторы, мгновенно принял правильную позу, при которой сопротивление воды минимально. Этим он обеспечил себе небольшой выигрыш в скорости. Кроме того, спецназовец знал, как правильно держать руль, чтобы мотоцикл не рыскал.

Плохо было только одно — упустив врага из виду, Полундра мог его уже не отыскать.

Но спецназовцу повезло. Не ожидая, что освободившийся пленник кинется в погоню, японец остановился буквально через пару сотен метров. Это его и погубило. Когда из зеленовато-синего сумрака вырвался мотоцикл с Полундрой в седле, японец уже остановил свою машину. Полундра сманеврировал и протаранил противника — нос его мотоцикла угодил точно в середину вражеского. Как раз туда, где находилась нога японца. Нелепо всплеснув руками, азиат начал заваливаться на спину. Позиция была исключительно удобная, и Полундра четко, как на тренировке, полоснул его ножом по горлу. Подводный бой был окончен.

Японский подводный мотоцикл Полундра решил не бросать — авось для чего-нибудь пригодится. Он остался в седле, посмотрел на часы. С момента, когда он спустился под воду, прошло около часа. Уже скоро Меллинг должен подать ему сигнал.

Полундра поднялся поближе к поверхности и стал ходить широкими кругами. Через несколько минут он услышал размеренное полязгивание — американец подавал условный сигнал. Полундра сориентировался, откуда идут звуки, и на предельной скорости поплыл туда.

«Ну, если это не победа, то я уже просто не знаю, чего вам еще нужно», — думал он, непонятно к кому обращаясь.

Глава 31

После того как последний японский аквалангист перестал отвечать на сигналы с корабля, Яманиси впал в настоящую ярость. Лицо его побледнело и исказилось, как маска, глаза сузились в совсем тонкие щелочки, а кулаки судорожно сжимались. Долгое время подходить к нему никто не решался. Но потом все же пришлось — дисциплинированным японцам, прежде чем продолжать работу, нужно было получить приказы руководителя.

— Яманиси-сан, — первый помощник Като застыл от начальника в трех шагах и согнулся в почтительном поклоне. — Что вы прикажете делать дальше?

Яманиси колоссальным усилием воли заставил себя ответить спокойным голосом:

— Спускайте водолазов. Нужно поднять тела погибших и осмотреть батискаф. Если его нельзя отремонтировать под водой, то пусть поднимают на корабль.

Первый помощник поклонился и хотел отойти, но в этот момент Яманиси жестом задержал его:

— Като, дай мне свой бинокль.

Помощник повиновался. Приняв бинокль, Яманиси жестом отпустил его и поднес прибор к глазам. Он искал тот катер, о котором сообщил ему один из матросов незадолго до прибытия американца.

Вскоре ему удалось обнаружить его. Яманиси подкрутил колесики, увеличив резкость изображения до предела, и принялся рассматривать странное судно. Катер был довольно старый, об этом ясно говорила его форма, сейчас таких уже не делают. На борту его находился всего один человек. Разглядеть лицо Яманиси не удалось, но он определил, что одет этот человек в гражданское. Над катером гордо реял российский флаг.

"Кто же это такой? — напряженно думал Яманиси, снова поднимая бинокль к глазам и внимательно рассматривая находящегося на катере человека. — Это не пограничник. Зачем бы они стали свою форму снимать? Но кто тогда? Ведь этот проклятый аквалангист явно оттуда, не с берега же он приплыл! Кто это может быть? Американцы? Они вполне могли использовать российский флаг, чтобы отвести от себя подозрение. Но почему тогда и форму русских военных моряков не взяли? А очень просто — не нашли. Да, возможно, это янки. Тогда визит Дональдсона — не случайность, а часть какого-то хитрого плана.

Стоп! Нельзя останавливаться на одной версии.

Это могут быть и русские. Но кто именно? Ни один штатский не уложил бы четверых моих парней за неполные полчаса. А у военных сейчас и других хлопот хватает. Русские спецслужбы? Да, это тоже возможно. Они как раз могли прикрыться гражданской одеждой. Но откуда они узнали? Неужели от американца?!

Будь проклят Каваи! Как он мог так ошибиться! Ни на кого нельзя положиться!"

Тем временем находившийся в катере человек зачем-то перегнулся через борт. Яманиси до рези в глазах всматривался в него, но расстояние все же было слишком велико, рассмотреть, чем именно он занимается, не удалось.

«Попробовать догнать его? — подумал Яманиси. — Нет, бессмысленно. Катер, даже старый, легко обгонит этот корабль».

— Яманиси-сан!

Японец обернулся.

— Водолазы докладывают, что батискаф необходимо поднимать. Отремонтировать его под водой они не смогут — слишком серьезные повреждения.

— Пусть поднимают, — скрипнув зубами от злости, сказал Яманиси. Он еще несколько минут смотрел на катер, а потом пошел в ходовую рубку.

— Включить радар, — распорядился он. Штурман Окубо повиновался.

— Необходимо следить за этим катером, — сказал Яманиси, показывая соответствующую отметину на экране. — Я должен точно знать, куда он пойдет.

Окубо кивнул и жестом послал к радару одного из своих помощников. Яманиси несколько минут оставался здесь же, но на радаре не было видно ничего интересного — пока катер не двигался с места. Японец снова поднялся на палубу и как раз успел к моменту, когда робот-батискаф переваливался через борт. Механик, обслуживавший батискаф, быстро отсоединил тросы лебедки и стал внимательно осматривать поверхность робота.

— Что с ним? — спросил Яманиси.

— Порваны гидравлические шланги, — отозвался механик, не поднимая головы.

— Это можно починить здесь?

— Да. Так, еще разбита одна видеокамера.

Запасных видеокамер на корабле хватало, и Яманиси вздохнул с облегчением. Может быть, ущерб не так велик, и они вскоре сумеют продолжить работу.

Но следующие слова механика перечеркнули эти надежды:

— Схема сгорела. Яманиси-сан, это я не смогу исправить здесь.

Яманиси закусил губу.

— Ты уверен?

— Да. Всю схему придется монтировать заново, полностью менять некоторые блоки. Для этого придется как минимум вернуться на Медный.

— Хорошо, — кивнул Яманиси. — Убирай его с палубы и иди отдыхать. Как только мы вернемся на берег, ты сразу же займешься ремонтом. Да, и не забудь поставить здесь радиобуй. А лучше два, чтобы мы потом сумели найти это место.

Сказав это, Яманиси подошел к борту и поднял к глазам бинокль. Катер был все на том же месте.

«Может, все-таки попытаться подойти к нему? — подумал японец. — Вдруг у них что-то сломалось?»

В такую удачу было трудно поверить, но Яманиси все равно решил попытаться догнать катер. В конце концов, мудрый человек должен быть готов не только к ударам судьбы, но и к ее подаркам. Но едва японец принял решение, как судьба посмеялась над ним.

На борт катера из воды поднимался аквалангист.

Теперь подозрения Яманиси стали уверенностью — тот, кто лишил его робота-батискафа и четырех бойцов, приплыл сюда именно на этом катере. Становилось ясно, почему катер так долго стоял на месте.

С бессильной злобой Яманиси наблюдал, как катер разворачивается и скрывается за горизонтом.

Оставалась надежда только на радар, — может быть, с его помощью удастся узнать, откуда этот катер прибыл.

Яманиси снова спустился в ходовую рубку.

— Курс на Медный, полный вперед, — приказал он и подошел к радару.

Катер двигался туда же.

«Все-таки это русские, — подумал Яманиси. — Ну что ж, игра еще не закончена. Вы еще пожалеете о том, что осмелились мешать мне. Многие пожалеют уже сегодня», — Яманиси подумал о пограничниках, сидящих у него в трюме.

— Следуй за катером, — приказал штурману Яманиси.

Перед глазами Яманиси уже проплывали заманчивые сцены — русский катер причалил к берегу, сидевшие на нем успокоились и расслабились, и вдруг на горизонте появляется его корабль, на котором уже готова к бою группа захвата.

Однако и этим мечтам не суждено было сбыться.

— Яманиси-сан, мы не сможем последовать за ними, — озабоченно сказал штурман, попеременно то глядя на радар, то сверяясь с картой.

— Почему? — нахмурившись, спросил начальник экспедиции.

— Они заходят в маленькую бухту. Там очень мелко и много подводных камней. Наше судно там не пройдет.

— Отметь координаты этой бухты, — приказал Яманиси. — И держи курс на Прибрежное.

Глава 32

Джейк Меллинг отключил двигатель. Старый катер по инерции, постепенно теряя скорость, вошел в бухту, укрывшись от посторонних глаз за скалами. Теперь заметить его со стороны моря было невозможно.

— Сергей! Просыпайся! — Меллинг тронул Полундру за плечо. Спецназовец тут же открыл глаза и, ни секунды не медля, поднялся на ноги. Поспать ему удалось совсем недолго. Полундра действовал согласно старому солдатскому правилу — спать надо при первой же возможности и пока не разбудят, поскольку неизвестно, сколько потом времени придется провести на ногах. А сон ему сейчас был ох как необходим.

За прошедшую ночь он отдыхал всего час, а потом их с Меллингом разбудил пожар. Да и за свое плавание к японскому судну энергии Полундра потратил очень много. Именно поэтому, вернувшись из подводного рейда и рассказав Меллингу обо всем, что с ним случилось, Полундра сразу лег на дно катера и заснул, попросив американца разбудить его, когда они подойдут к берегу.

— Как у нас дела? — спросил Полундра, оглядевшись. — Ничего нового?

— Ничего. Только топливо почти кончилось.

— Витька говорил, что у них тут с отцом запас довольно большой, заправимся. Кстати, Витька-то где? — Полундра, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел на берег.

— Он уже должен быть здесь?

— Конечно. Посуди сам — сколько времени нас не было и сколько ему нужно, чтобы до поселка добежать и обратно.

— Может, он в будке?

— Может, и так… Эй, Витька! — крикнул Полундра, приставив ко рту ладони, сложенные рупором.

— Я здесь! — донеслось из будки, и тут же показалась встрепанная голова мальчишки. — Я здесь, дядя Сережа!

«Спал, наверное, — подумал спецназовец. — Ну да, ему ведь за ночь отдохнуть удалось не больше, чем нам с Джейком. А побегать еще — порядком».

Витька вышел на берег как раз в тот момент, когда старый катер заскрежетал носом по каменистому дну. На лице мальчишки была искренняя радость.

— Здравствуйте, дядя Сережа! Извините, что я сразу не вышел, я спал.

— Ничего, Витька, — усмехнулся спецназовец. — Это со всеми бывает.

Глядя на мальчугана, Полундра никак не мог решиться задать ему главный вопрос — что слышно в поселке насчет Селезнева-старшего. Но Витька сам заговорил об этом:

— Дядя Сережа, вы моего папу нашли?

— Нет, Витя, — чуть помедлив, ответил Полундра. — А разве он не вернулся на остров?

— Нет, — помотал головой мальчик. Лицо его стало озабоченным. — А японцев вы нашли?

— Японцев нашли, — кивнул Полундра.

На лице паренька появилась тревога.

— Но ведь он шел за ними следить! Как же так — вы их нашли, а его нет?!

— Не знаю, Витя, — серьезно ответил Полундра. — Может, он сам их не нашел?

— Этого не может быть! Папа очень хорошо знает эти места! И он вышел из порта всего минут через двадцать после них. Он бы обязательно их догнал.

Про себя Полундра отметил, что парнишка прав и что его худшие опасения начинают подтверждаться.

— Подожди паниковать, Витя, — вслух сказал он. — Всякое в жизни бывает. Я сам однажды заблудился в городском парке, в котором тысячу раз гулял, — хочешь верь, хочешь не верь.

— Нет! С ним, наверное, что-то случилось!

— Давай-ка вот что сделаем, — Полундра протянул руку к стоявшему на баке мощному радиоприемнику. — Послушаем эфир. Если с ним что-нибудь произошло, то мы об этом хотя бы узнаем.

Несколько минут Полундра возился с приемником, меняя частоту. Он поймал несколько обрывков разговоров по рациям, но ни о Селезневе, ни о его катере не было сказано ни слова.

— Видишь, — сказал он мальчишке. — Про них ничего не говорят. А если бы случилось что, то весь эфир был бы уже переполнен, поверь моему опыту.

Мальчишка чуть успокоился, но глаза у него все равно были испуганные.

— Передаем прогноз метеорологов, — неожиданно раздалось из динамика приемника. — В ближайшие сутки в районе островов Беринга и Медного ожидается солнечная погода. Ветер западный, пять-шесть метров в секунду. Температура воздуха плюс четырнадцать-шестнадцать. Вниманию рыбаков — возможно усиление подводной вулканической активности, вплоть до извержений.

— Может быть, папа в извержение попал? — сказал Витька, услышав прогноз.

— Вряд ли. Он же опытный моряк, — ответил Полундра, подумав про себя, что такие вещи и с опытными случаются. Хотя чего на вулканы грешить, когда более реальная причина исчезновения пограничников вполне вероятна. И эта причина — японцы. Правда, говорить об этом, мальчишке пока, наверное, не стоит. Может, еще все обойдется.

— В общем, Витька, если новостей нет, то это хорошая новость, — подытожил Полундра. — Кстати, ты в поселке давно был?

— Часа три назад.

— Вот! И что ты тогда переживаешь? Может, твой отец уже там.

Лицо мальчика немного просветлело.

— Ладно, ты лучше расскажи, что на заставе творится, — резко меняя тему разговора, спросил Полундра.

— Они уже разобрали остатки того домика, где вы сидели. И знают, что вы живы. Теперь ищут не только дезертиров, но и вас.

— Понятно, — протянул Полундра. — Слышишь, Джейк, — он перешел на английский, — нас с тобой уже ищут.

Меллинг хмуро кивнул — новость была ожидаемой, но слышать ее все равно было неприятно. За всю свою жизнь Меллинг первый раз оказался в бегах, вне закона. Это сильно давило на психику.

— Витька, — Полундра снова повернулся к мальчишке. — Мы сегодня узнали массу интересного о японцах. На всякий случай запомни — с ними дело нечисто. Они ищут затопленный корабль, чтобы снять с него старое химическое оружие. Если с нами что-нибудь случится, сообщи об этом командиру пограничников и в милицию.

— Хорошо, — серьезно кивнул мальчишка. — А зачем им это оружие?

— Не знаю. Но вряд ли для чего-нибудь хорошего.

Скорее всего, они хотят использовать его или против Америки, или против нас. Но мы с Джейком постараемся этого не допустить. А если нам не повезет, то ты подстрахуешь. А сейчас иди в поселок. Узнавай новости и еще…

— Что?

— Принеси нам чего-нибудь поесть. И сигарет Джейку.

— Принесу. Ну так я пойду?

— Погоди, — остановил его Полундра, которому в этот момент пришла в голову интересная мысль. — Витька, помнишь, ты мне говорил, что где-то здесь на дне лежит старая баржа с неразорвавшимися глубинными бомбами?

— Да.

— Где именно, показать можешь?

— Легче легкого. Вон под тем камнем, — паренек показал рукой на тот самый валун, который служил ему ориентиром на пути к бухте.

— Ты, кажется, говорил еще, что саперы эти бомбы доставать не стали из-за того, что была опасность подводного взрыва, который мог вызвать извержения вулканов?

— Ага, — кивнул мальчишка. — Они, правда, говорили, что если их поднимать аккуратно, то бомбы не взорвутся, но вулканологи все равно им это запретили. А зачем вам это?

— Так, есть одна мысль, — уклончиво ответил спецназовец. — Ладно, Витя, беги. И смотри, чтобы вернулся с хорошими новостями!

Мальчишка улыбнулся и пошел к единственной тропинке, которая вела из этого места.

— Что мы из катера-то не вылезем? — спросил американец Полундру, когда мальчик отошел.

— Потому что нам рано вылезать, — ответил тот. — Придется еще поработать.

И он вкратце пересказал Меллингу то, что узнал от мальчика насчет глубинных бомб.

— Ну и что? — спросил Меллинг, дослушав.

— Нам надо поднять несколько штук, — сказал Полундра. — Лебедка на катере есть, а теперь мы еще и японским подводным мотоциклом разжились. Справимся.

— Справиться-то мы, может, и справимся, — хмыкнул Меллинг. — Но зачем нам глубинные бомбы?

— А ты подумай.

Меллинг нахмурился, несколько секунд молчал, а потом вдруг широко распахнул глаза и с уважением посмотрел на Полундру:

— Понял! Слушай, ну ты и придумал!

— Так-то вот. Ладно, давай делом займемся.

С квалификацией Полундры подъем глубинных бомб с затонувшей баржи оказался делом довольно несложным, хотя и очень долгим. Полундра специально работал не торопясь, помня о том, что сапер ошибается только раз. Он, нырнув в бухту с аквалангом, доставал бомбы из трюма баржи, с помощью мотоцикла буксировал их к катеру, прикреплял к спущенному в воду тросу, а потом давал сигнал Меллингу, который управлял лебедкой. Одну бомбу удавалось поднять за полчаса. Можно было работать быстрее, но тогда увеличился бы риск, а на это Полундра идти не хотел. По его глубокому убеждению, без серьезной причины рисковать могут только полные идиоты.

До наступления темноты напарники подняли восемь бомб.

— Все исправные, — сказал Меллинг, осмотрев их.

Старый американец разбирался в боеприпасах времен Второй мировой войны куда лучше своего русского товарища.

— Ну, тогда хватит, — решил Полундра. — Для наших целей должно хватить.

Меллинг кивнул. Они поставили катер на якорь и отправились в будку. Оба товарища были совершенно измотаны работой и заснули, едва коснувшись земли.

Глава 33

— Холодно… — это было первое слово, которое произнес капитан-лейтенант Вячеслав Селезнев, придя в себя.

— Товарищ капитан! — на плечо ему тут же легла чья-то рука. По голосу Селезнев определил, что, скорее всего, это Стае Кожевников, один из его матросов. Селезнев попытался приоткрыть глаза, но даже не сразу понял, удалось ли ему это. Судя по ощущениям — удалось. Но, с другой стороны, он по-прежнему ничего не видел.

— Где мы? — спросил он.

— Японцы, сукины дети, в какую-то камеру заперли, — на этот раз говорил, похоже, не Кожевников, а Леха Калинин, мичман.

Услышав про японцев, Селезнев тут же все вспомнил — и слова Полундры, и свой морской поход вслед за судном Савады Яманиси, и то, что случилось в каюте с монитором. Выходит, глаза у него в порядке, просто в камере темно.

— По-моему, это холодильник, — негромко проговорил Кожевников. — Я стенки пощупал — на них изморозь. И температура, кажется, под минус пять. Эти гады, похоже, нас заморозить хотят.

Кожевников был прав. Помещение, в которое Яманиси велел поместить русских пограничников, и в самом деле было бортовой холодильной камерой. Поскольку судно строилось для научных целей, эта камера была необходима для хранения биологических образцов. Цинично говоря, именно так она сейчас и использовалась.

— Как вы себя чувствуете, товарищ капитан? — спросил Калинин.

— Хреново… — отозвался каплей. Это была чистая правда — у него здорово болел живот и бок, сильно кружилась голова. Кроме того, спина занемела от холода.

— Мы уж думали, что вы не очнетесь.

— Не так просто меня убить, — хмыкнул Селезнев.

— Чем это вы его так разозлили? — спросил Кожевников, . — Вообще, что происходит, товарищ капитан? Откуда у них автоматы, почему они на нас напали?

Только сейчас каплей понял, что его не владеющие английским языком подчиненные из говорившегося в каюте не поняли ровным счетом ничего. Значит, нужно им все быстро объяснить.

— Короче, отвечаю по порядку, — сказал он. — Разозлил я эту макаку тем, что поиздевался над ним как следует. Там, под водой, какой-то аквалангист появился, причем, по-моему, я знаю, кто он. Так вот, он их батискаф испортил и двух подводников убил — вот я над этим и посмеялся.

— Ни хрена себе! — удивленно проговорил Калинин. — Ас какой стати этот аквалангист на них напал?

Он же про нас не мог знать. И кто он такой?

— Опять по порядку. Напал он на японцев потому, что догадался о том, зачем они на самом деле к нам явились. А кто он… На сто процентов не уверен, но, по-моему, это Сергей Павлов.

— Полундра, что ли?! — про легендарного спецназовца знали все североморцы.

— Он самый.

— А откуда он здесь взялся?

— Прислали следить за японцами. И он выяснил, что на самом деле никакие они не ученые, и нужна им тут не стеллерова корова.

— А что?

— А вот теперь слушайте внимательно, — сказал Селезнев. — Дела, парни, хреновые. Эти японцы нашли здесь старую подводную лодку. Их главный там, в каюте, сказал мне, что собирается поднять с нее бомбы с каким-то мощным ядом. А потом он хочет заминировать этими бомбами Курильские острова и Сахалин. И если наши не согласятся отдать их Японии, то он их взорвет.

— Ничего себе… — потрясение выговорил Кожевников. — Яд смертельный?

— На сто процентов.

— Но тогда ведь тысячи людей погибнут!

— Ему по барабану. Говорит, что это будет нам месть за Вторую мировую войну. Кстати, этот яд, по его словам, заражает и море, и землю. Если он взорвет бомбы, то на Курилах лет двести жить нельзя будет. Это станет мертвая земля.

На несколько секунд все замолчали.

— Пододвиньтесь поближе, — вдруг сказал Селезнев. — Нам нужно тепло сохранять, а то мы скоро замерзнем.

Пограничники придвинулись друг к другу и обнялись — все трое. Так в самом деле было немного теплее.

— Значит, острова отравить хочет, — процедил сквозь зубы Кожевников. — Вот сука! Эх, жалко, что я раньше не знал! Не посмотрел бы на этих гадов с автоматами, врезал бы ему хоть разок по морде.

— Ладно, что теперь говорить. Поздно уже.

— Может, и не поздно… — сказал Калинин. — Мы ведь пока живы, а ты говоришь, что их батискаф Полундра сломал. Значит, они потратят какое-то время на починку. А ведь нас уже, скорее всего, хватились.

— Кстати, мы ведь уже не на якоре стоим, — заметил Кожевников. — Чувствуете качку? Японцы, похоже, куда-то поплыли.

— Знать бы еще, куда… — сказал Селезнев, обхватывая руками плечи. Холодно было уже невыносимо, казалось, что руки и ноги того и гляди превратятся в ледышки.

— А что тут думать. На Медный, ясное дело. Поднять свои бомбы они вряд ли успели, значит, двинули на базу, — рассудительно сказал Калинин. — Скорее всего, им помощь наших нужна, чтобы свой батискаф починить.

— Может, и так… — Селезнев почувствовал, что по его телу пробегает непроизвольная дрожь. Температура, похоже, упала уже градусов до десяти ниже нуля.

— Нужно ждать, пока приплывем, — сказал Калинин. — Японцы тогда наверняка сюда придут. Нужно будет попытаться отнять у них оружие и подать нашим сигнал.

— И как ты собираешься это сделать? — спросил Селезнев, которому уже было так холодно, что он с трудом говорил, а голова почти совсем перестала соображать.

— Подкараулить их у двери. А как только откроют, наброситься на них. Эти желтопузики все щуплые, дашь такому щелбан, он и свалится. Сшибить одного, второго, их телами прикрыться и готово дело.

— У них трещотки, не забывай, — заметил Селезнев.

— Я и не говорю, что нет риска. Но лучше так, чем просто ждать, когда они нас в расход пустят. Правда, Стае?

— Угу, — промычал матрос. Он, как и Селезнев, был более сухощавого сложения, чем Калинин, и поэтому холод действовал на него сильнее.

— Леха, ты правильно все придумал, — с огромным трудом разлепляя губы, сказал Селезнев. — Но, похоже, нападать на желтых ты будешь один. Я уже ни рук, ни ног не чувствую, все занемело.

— Товарищ капитан! — со смесью тревоги и возмущения в голосе воскликнул Калинин. — Как же так!

Держитесь! Давайте тогда что-нибудь делать — хоть приседания какие-нибудь! Может, согреетесь. Давайте, товарищ капитан! Вы можете. Вы должны!

Он все-таки встал. Потом все трое пограничников стали попеременно делать приседания и отжиматься от пола. Сначала это помогло. Но температура продолжала снижаться, и было неясно, сумеют ли они сохранить хоть немного сил до того момента, когда за ними придут японцы.

Глава 34

У посадочной площадки Джона Дональдсона встретил всего один человек. Впрочем, это и неудивительно. Рядовой сотрудник консульства — невеликая птица. А ведь именно такова была легенда цэрэушника.

Когда Дональдсон вышел из вертолета, русский шагнул ему навстречу и протянул руку:

— Здравствуйте. Меня зовут Александр Сенин, я помощник главы администрации Прибрежного, господина Берегова. А вы, видимо, Джон Дональдсон? — по-английски русский чиновник говорил довольно хорошо.

— Да. Добрый день, — ответил Дональдсон, пожимая протянутую руку.

Пару минут они обменивались дежурными любезностями, разговаривали о том, как американец добрался до Медного, о климате острова и о погоде. Потом, посчитав, что вступительная часть окончена, русский сказал:

— Господин Берегов просил меня проводить вас в администрацию поселка. Он ждет вас через полчаса.

— Хорошо, — кивнул цэрэушник, — ведите меня к нему, господин Сенин. Я надеюсь, что наша встреча окажется конструктивной и нам удастся разрешить проблему Джейка Меллинга.

Русский не ответил, но от опытного глаза Дональдсона не укрылось, что по его лицу словно тень пробежала. «Что такое? — подумал он. — Неужели с Меллингом какие-то проблемы?» Однако спрашивать об этом у своего спутника американец не стал — ясно же, что обсуждать эти вопросы он не уполномочен.

В отличие от Морингстона, Берегов принял визитера сразу, как только тот явился, не заставляя скучать в приемной. По-английски он говорил не хуже своего помощника, и переводчик не потребовался.

— Я хотел бы увидеться с мистером Меллингом, — сказал Дональдсон сразу после того, как обменялся приветствиями с русским начальником. — Это возможно?

— Э… Видите ли… — русский замялся.

— С ним что-то не в порядке? — спросил цэрэушник. — Я слышал, что он лежит в больнице. Ему что, стало хуже?

— Нет, — покачал головой Берегов. И, словно бросаясь с обрыва в холодную воду, сказал:

— Видите ли, я просто не знаю, где он сейчас.

— Как это так? — удивление американца было непритворным.

— А вот так, — памятуя о том, что лучшая защита — это нападение, Берегов перешел в наступление. — Ваш соотечественник совершил побег!

— Откуда? Из больницы? Так он уже выздоровел?

— Да, он выздоровел, — кивнул Берегов. — После того как врач выписал его, мы передали его нашим пограничникам, они поместили его под стражу.

— А на каком основании вы обошлись подобным образом с гражданином США? — возмущенно спросил Дональдсон.

— Как это на каком?! — с неменьшим возмущением воскликнул Берегов. — Он незаконно пересек нашу границу.

— Это была случайность.

— А вот это нужно еще доказать. От вашего острова до нашего — расстояние немаленькое. Если бы он сам не двигался в сторону Медного, шторм бы его так далеко не забросил.

— Вы что, подозреваете его в шпионаже?! Но это же бред! Он совсем старик и давным-давно в отставке. Если не верите, можете проверить его документы, они у меня с собой.

— Я ни в чем его не подозреваю и ничего не собираюсь проверять, — заявил Берегов. — Это не мое дело. Я просто хотел объяснить вам, что, передавая Меллинга пограничникам, я всего лишь действовал согласно правилам. Кстати, уверен, что, если бы кто-то из наших рыбаков оказался у вас на острове, вы бы сделали то же самое.

Про себя Дональдсон отметил, что русский совершенно прав.

— Хорошо, пусть так, — сказал он. — В конце концов, это не так важно. Но вы говорите, что он совершил побег. Каким образом?! Меллингу восемьдесят лет, в его возрасте люди не очень подвижны. Каковы были обстоятельства побега?

Вот об обстоятельствах побега американца Берегову хотелось говорить меньше всего. Но, с другой стороны, отмалчиваться было глупо — дотошный янки все равно про пожар разнюхает, слишком много народу о нем знают. Так пусть уж лучше он сам ему скажет.

— Дело в том, что на территории пограничной заставы начался пожар, — нехотя выдавил Берегов. — Одним из загоревшихся строений была гауптвахта.

Меллинг находился там.

— Так он… — начал американец, но Берегов перебил его, прежде чем он успел закончить фразу.

— Мы уже разобрали завалы, оставшиеся после пожара. Его тела там нет — это совершенно точно. Он каким-то образом выбрался наружу, то ли во время пожара, то ли до него.

— Это не может считаться побегом! — решительно заявил Дональдсон. — Меллинг спасал свою жизнь!

— Мы не знаем точно, возможно, он убежал до начала пожара, — повторил Берегов. — К тому же он до сих пор не вернулся.

— Возможно, он ранен. Или обгорел. Может быть, ему нужна помощь. Вы хоть начали его искать?!

— Разумеется. Нигде поблизости его нет. А собака сбилась со следа. Теперь вы понимаете, почему мы осторожничаем? Что бы, интересно, вы подумали на нашем месте?

— На вашем месте я бы не оказался. У нас тюрьмы, где находятся беспомощные старики, к тому же иностранные подданные, не горят!

— Кому другому расскажите, — огрызнулся Берегов.

Дональдсон поморщился, но отвечать резкостью не стал. Ему было совершенно незачем окончательно портить отношения с российскими властями.

— Так значит, — официальным тоном сказал американец после продолжительной паузы, — в настоящее время подданный США Джейк Меллинг находится в розыске?

— Именно так.

— Когда будут достигнуты какие-либо результаты, я прошу сообщить об этом мне. Как официальный представитель США, я буду защищать интересы мистера Меллинга. Со своей же стороны я также предприму некоторые усилия, чтобы разыскать его.

— Погодите-ка! Вы — частное лицо, да еще иностранец! Вы не имеете права вести свое расследование на нашей территории!

— Я и буду действовать как частное лицо, — холодно ответил Дональдсон. — Ни о каком расследовании я не говорил. Просто я буду искать своего соотечественника. Совершенно законными способами. А если найду, немедленно сообщу в вашу полицию. Я уверен, что Джейк Меллинг ни в чем не виновен. Тому, что он до сих пор не вернулся, наверняка есть какое-то логическое объяснение.

Возразить Берегову было нечего.

— Что ж, желаю удачи, — сказал он, откидываясь на спинку своего кресла. Затем Берегов опустил глаза на какие-то бумаги, давая американцу понять, что аудиенция окончена.

Выйдя из здания администрации, Дональдсон остановился на ступеньках и задумался. То, что он услышал, оказалось для него полнейшей неожиданностью. Цэрэушник надеялся быстро отыскать Меллинга и получить от него всю известную старику информацию о японцах. Но теперь выясняется, что Меллинга еще надо отыскать.

"Что ж, будем рассуждать логически, — подумал американец. — Вряд ли этот русский мне лгал — слишком просто все проверить. Значит, Меллинг спрятался где-то на этом острове. Интересно, почему он не возвращается? Может, правда ранен или не может дорогу найти? Все-таки Медный — не такой уж маленький остров, заблудиться здесь вполне реально. Ладно, в любом случае пора начинать поиски.

Сначала нужно опросить тех, кто хоть что-нибудь про старика знал".

Джон Дональдсон был в своем деле профессионалом. За следующие два часа он успел поговорить с очень многими людьми и составить для себя практически полную картину происшедшего. Главным из того, что он узнал, было то, что Джейк Меллинг исчез не один, а вместе с другим сидевшим на гауптвахте арестантом — каким-то русским океанологом, подозреваемым в убийстве. Впрочем, опросив еще несколько человек, цэрэушник понял, что этот Сергей Павлов никаким океанологом не был — весь опыт разведчика говорил ему о том, что этот человек имеет отношение к русским спецслужбам. Иначе зачем бы его послали следить за японцами?

«Зачем же Меллинг пошел с этим русским?» — думал Дональдсон, сидя на скамейке напротив самого крупного в поселке магазина, где он только что купил бутылку пива и чипсы. Он уже опросил всех, кого сумел найти, теперь настало время отдохнуть и переварить добытую информацию.

"Может быть, этот Павлов старика силой с собой потащил? — размышлял янки. — Но зачем? А вот, например, затем, чтобы получить от него информацию, из-за которой я сейчас за ним гоняюсь. Уж если Павлова сюда специально прислали за японцами следить, то он не мог не заинтересоваться Меллингом.

Но куда он мог повести старика? Здесь не Сибирь — остров. Лесов тут нет, спрятаться особенно негде, а русские их ищут всерьез. К тому же им что-то есть надо, где-то спать…"

Дональдсон отхлебнул пива и хотел было продолжить свою мысленную логическую цепочку, но в этот момент его взгляд задержался на мальчишке с большой сумкой в руках, который вертелся у входа в магазин. Этот паренек недавно вышел из него и сейчас о чем-то разговаривал с невысоким коренастым мужчиной средних лет в старой рыбацкой робе. Этот рыбак был уже третьим, с кем мальчишка заговаривал в последние несколько минут. Выглядело это странно — одет мальчик был прилично и на попрошайку нисколько не походил.

Тем временем разговор мужчины и мальчишки подошел к концу. Рыбак отрицательно покачал головой и пошел дальше. Лицо мальчишки было обескураженным, но он не уходил. Теперь Дональдсон, подчиняясь какому-то шестому чувству, стал наблюдать за мальчишкой специально. Вот тот подошел еще к одному мужчине, сказал ему несколько слов — тот что-то ответил и пошел дальше. Мальчишка остался на прежнем месте, оглядываясь по сторонам.

Дональдсон встал с места и двинулся к магазину.

Он решил, что нужно самому выяснить, в чем дело.

Так велел ему охотничий инстинкт, к которому цэрэушник привык прислушиваться. Да и логика, пожалуй, тоже. Вероятность того, что одно странное событие — исчезновение двух арестантов — связано с другой замеченной странностью, довольно велика. И уж, во всяком случае, пренебрегать ею профессионал не имеет права.

Дональдсон сейчас боялся только одного — что его подведет акцент. Он неплохо говорил по-русски — этот язык входил в обязательную программу подготовки агентов, которые должны были работать на Севере. Но мальчишка, хотя бы в первые секунды, не должен заподозрить в нем иностранца, а говорить совсем без акцента он не сможет.

Но эта проблема решилась проще, чем Дональдсон думал. Когда он подошел к дверям магазина, мальчишка обратился к нему сам:

— Дяденька, купите мне, пожалуйста, блок сигарет! Я вам деньги дам!

— Не рано тебе курить? — эту короткую фразу американец сумел произнести почти совсем без акцента. Мальчишка ничего не заметил, а если бы и заметил, мало ли какие у людей дефекты произношения бывают? Догадаться, что это акцент, можно было только обменявшись с Дональдсоном хотя бы парой предложений.

— Я не себе! Я папе покупаю! Ну почему мне никто не верит?! — в голосе мальчика звучала искренняя обида.

«Папе, говоришь? — подумал Дональдсон. — Интересно…»

— Хорошо, я куплю, — он снова сумел скрыть акцент.

Мальчишка радостно протянул американцу деньги. Дональдсон вошел в магазин, протянул купюру толстой женщине, стоявшей за прилавком.

— Блок каких-нибудь сигарет.

— И не стыдно тебе? — с неприязнью в голосе спросила продавщица, которой происходящее на улице было прекрасно видно через окно. — Ас виду — приличный мужчина! Ты думаешь, я не знаю, кому ты сигареты покупаешь?! Совести у тебя нет! Разве можно такому пацаненку курить?

— Он сказал, что для отца, — ответил Дональдсон.

— У него отец не курит, все знают.

— Я не знал. Я не местный, — на этот раз Дональдсон специально постарался, чтобы акцент звучал поотчетливее.

— Серьезно? Слушай, я и смотрю, что-то я тебя раньше не видела. А откуда же ты?

Вступать в долгий разговор с этой женщиной Дональдсон не был расположен.

— Издалека, — коротко ответил он. — Тогда сигарет не надо, — он забрал деньги и пошел к выходу из магазина.

"Интересно, — думал он. — Отец мальчишки не курит, а сигареты он покупает. Причем, если я еще хоть что-нибудь в людях понимаю, не себе. Так кому же?

Уж не Меллингу ли с Павловым?"

— Зачем ты мне солгал? — строго спросил американец, подходя к мальчику. — Твой отец не курит! На, возьми свои деньги!

Мальчишка чуть не заплакал от досады, но все же сдержался. Когда он забирал деньги, цэрэушник сумел кинуть взгляд в его сумку. Увиденное подтвердило его подозрения — сумка была набита продуктами: хлеб, колбаса, сыр, какие-то консервы, пакет макарон.

«Точно, его послали Павлов и Меллинг, — подумал американец. — Не бывает таких совпадений».

— Домой еду купил? — спросил Дональдсон, кивая на сумку.

— Да, — сверкнув исподлобья глазами, ответил тот. — А что?

— А точно домой? Может, для двух человек, которых я ищу?

Говоря это, американец внимательно всматривался в глаза паренька. И заметил его секундную растерянность. Теперь янки был полностью уверен в том, что не ошибается.

— Каких еще двух человек? — справившись с собой, спросил мальчишка.

— Сергея Павлова и Джейка Меллинга.

— Не знаю я никаких Павловых и Джеков. А вы что, нерусский? — Витька наконец заметил акцент своего собеседника.

— Я американец, — Дональдсон решил, что сейчас честность будет полезна. — Послушай, я не собираюсь выдавать их вашей полиции. Мне нужно просто поговорить с ними. От этого и мне, и им будет только польза. Отведешь меня к ним?

— Я никаких Павловых не знаю, — упрямо повторил мальчишка.

Дональдсон хотел было предложить ему денег, но, внимательно всмотревшись в упрямый прищур серых глаз, отказался от этой мысли. Такого не подкупишь.

— Хорошо, — сказал он. — Не знаешь, так не знаешь. Но ответь мне тогда на такой вопрос — есть у вас тут где-нибудь рядом с поселком безлюдное место, где никого не бывает?

— Целая куча, — настороженно ответил мальчишка. — А что?

— Назови мне любое из этих мест. Ну, смелее, — подбодрил мальчика американец, видя его колебания, — я уже ни о ком тебя не спрашиваю. Просто прошу назвать какое-нибудь безлюдное тихое место в окрестностях. Ты знаешь остров, а я нет, вот и прошу помочь.

— Например, у Горбатой скалы, за поселком, всегда пусто, — сказал Витька. — Туда дойти просто — все время вдоль берега, а где-то через полчаса саму скалу увидите, ее ни с чем не перепутаешь. А зачем вам это?

— А вот зачем. Передай, пожалуйста, Джейку Меллингу, что сегодня я буду ждать его там весь вечер.

Пусть приходит — нам с ним есть о чем поговорить.

Заметь, я не прошу тебя сказать, где он. Только передать мои слова.

— Я же сказал — не знаю я никакого Меллинга! — выкрикнул мальчишка.

— Тогда Павлову то же самое скажи.

— И Павлова тоже не знаю!

— Ну, если не знаешь — то не передашь. Но все-таки запомни — у Горбатой скалы, весь вечер. И скажи — я обещаю, что чем бы ни закончилась эта встреча, о ней никто не узнает.

На этот раз Витька ничего отвечать не стал Он просто развернулся и побежал прочь.

Дональдсон с улыбкой смотрел ему вслед. Мальчишка обязательно передаст беглым арестантам его слова. А там уж как сложится. Скорее всего, Меллинг все же захочет поговорить с соотечественником. Вот и отлично, это ему и надо. Даже данное пареньку слово можно будет сдержать — в этом случае ему самому так поступить выгодно.

Глава 35

— Товарищ капитан! Стае! Слышите?! Замок!

Селезнев с трудом разогнулся. Последние полчаса — а может, и больше — он двигался уже совершенно автоматически. От одуряющего холода он уже почти совсем забыл и кто он, и где он, и зачем он раз за разом приседает и делает наклоны. Он просто помнил, что так надо, и действовал, как заведенный механизм. Слова мичмана не сразу дошли до затуманенного сознания каплея, но они все же немного всколыхнули его.

«Замок? Какой еще замок?», — вяло подумал он, в очередной раз наклоняясь.

— Товарищ капитан! Вы что, не слышите?! Идемте к двери! — из всех троих посаженных в холодильную камеру пограничников только мичман Леха Калинин еще оставался в более-менее нормальном состоянии, хотя и у него от холода уже чернело перед глазами и накатывала апатия. Но сейчас, услыхав железный лязг замка, он воспрял духом — появлялся хоть и призрачный, но все же шанс. Если, конечно, он сумеет расшевелить товарищей — в одиночку ему ловить явно нечего.

Калинин что было сил тряхнул за плечо своего командира:

— Японцы идут!

Слово «японцы» вывело Селезнева из ступора. Он все понял и медленно двинулся на звук, туда, где спустя считанные секунды должна была открыться дверь. А через какое-то мгновенье за ним последовал и Стае Кожевников — мичману удалось и его привести в себя.

— Не кидаться сразу, как откроют, — прошептал Калинин, становясь плечом к плечу с Селезневым. — Нужно дать им дверь пошире распахнуть. Они нас сразу не разглядят — ведь идут-то со света в темноту.

Селезнев ничего не ответил — губы и язык у него онемели и не слушались, но про себя согласился с мичманом. В камере повисло напряженное молчание — русские были готовы кинуться в бой.

Раздался скрип, и в темноте возникла вертикальная светлая полоска, тут же расширившаяся до размеров нормального дверного проема.

«Ну, давайте, гады!» — яростно подумал Селезнев, перенося вес тела на левую ногу. Выделившийся адреналин помог ему почти полностью справиться с переохлаждением.

Но японцы не были дураками. Предусмотреть то, что доведенные до отчаяния пленники уже не побоятся автоматов, было совсем несложно. Прошла секунда, другая, и ничего не происходило. В дверь никто не входил.

«Суки!» — с бессильной ненавистью подумал Селезнев и хриплым, отчаянным голосом взревел:

— Вперед, Морфлот! — и первым рванулся наружу.

Японцев за дверью было восемь человек. Четверо из них стояли полукругом, с автоматами на изготовку, а еще четверо, безоружные, — попарно с каждой стороны от двери. Когда пограничник с заиндевевшими волосами и отчаянными глазами выскочил за дверь, один из безоружных поставил ему прозаическую подножку.

Селезнев полетел со всего размаху, впечатался в стальной пол грудью, да так, что несколько секунд не мог вдохнуть. На спине у него тут же оказался один из японцев. Он умело завел руки пограничника за спину.

Селезнев рванулся, и ему почти удалось сбросить азиата — все же он был намного сильнее. Но сказалось заточение в холодной камере, в момент, когда надо было разворачиваться и брать врага за глотку, онемевшая рука подвела его и разогнулась. А уже через секунду на пограничника навалился второй японец. Вместе они прижали Селезнева крепко — так, что и не рыпнешься.

Практически то же самое случилось с Кожевниковым, который выскочил из камеры сразу после Селезнева. А вот мичман Калинин сопротивлялся чуть дольше. Когда он вырвался из холодильника, оба ближайших к двери японца были уже заняты, а другие два не успели вовремя подскочить поближе и сбить с ног. Калинин бросился к автоматчикам. Он ни на что не надеялся, просто хотел умереть в бою, а не как баран на бойне. Но автоматчикам был дан приказ не оставлять на пленниках никаких следов насилия. Тот, на которого несся русский, скользнул в сторону, даже не пытаясь контратаковать. За него это сделали другие — ближайший из японцев, подскочив к Калинину сзади, ударил его ногой под коленку. Даже не столько ударил, сколько просто надавил. Мичман рухнул на пол, но сумел обернуть это падение себе на пользу.

Он перекатился и оказался в полушаге от еще одного автоматчика. И прежде чем не ожидавший этого японец успел что-нибудь предпринять, что было сил шарахнул его кулаком в грудь. Но это был его последний подвиг — мгновеньем позже тот, на кого он бросился первым, четко ударил его ребром ладони по шее прямо над ключицей. Перед глазами Калинина потемнело, и он потерял сознание.

Убедившись, что все трое русских моряков больше не способны оказывать сопротивление, Като, первый помощник Яманиси, бывший тут главным, вытащил из кармана три одноразовых пластиковых шприца с защитными колпачками на иголках. Като по очереди наклонился над каждым из русских и сделал им по уколу. В шприцах был яд рыбы фугу, и теперь можно было не беспокоиться о том, что, когда корабль вернется на Медный, пограничники могут попасть к своим и все им рассказать. А зафиксировать насильственную смерть после применения этого яда было невозможно.

Но один неприятный сюрприз первого помощника все же еще ждал.

— Като-сан! — окликнул его один из подчиненных.

Като обернулся. Окликнувший его стоял над тем, кого последний из русских успел ударить. По выражению лица автоматчика было ясно, что дело плохо.

— Что с ним? — Като шагнул вперед и тут же замер — автоматчик сделал характерный жест, провел ребром ладони по горлу. Пояснений не требовалось.

Осмотрев пострадавшего лично, Като убедился в том, что тот и в самом деле мертв. Изо рта и носа убитого сочилась кровь, а на груди прощупывалась вмятина. Похоже, русский сумел одним ударом проломить ему грудную клетку.

«Зачем мы враждуем с этими людьми? — промелькнула в голове Като крамольная мысль, когда он поднимался с колен. — Неужели не хватит того, что было в сорок пятом?»

Но внешне он не проявил и тени сомнения.

— В море, — сказал он, кивнув на труп. — А русских в каюту.

Через несколько минут Савада Яманиси, выслушав доклад своего помощника, уже вызывал по рации погранзаставу острова Медный.

— Приветствую вас! — сказал он, услышав голос русского радиста. — Говорит Савада Яманиси, борт японского научно-исследовательского судна. Только что нами были подобраны трое русских пограничников на спасательном плотике. Все трое в бессознательном состоянии.

— Что?! — изумленно отозвался русский.

Яманиси начал повторять.

— Нет, я понял, — радист явно пытался собраться с мыслями. — Что с ними случилось?!

— Не знаю, — ответил японец. — Но состояние очень тяжелое. Мы оказали им первую помощь своими силами, но не знаю, сумеем ли довезти до острова.

— Послушайте, Яманиси… Или как вас там… Постарайтесь помочь им. На причале вас встретят наши врачи, только постарайтесь довезти ребят живыми.

Сделайте все, что нужно, если надо, мы заплатим…

— Мы сделаем все, что можем. Но мы не всесильны…

— Сколько вам осталось до берега?

— Меньше часа.

— Постарайтесь довезти!

Доза яда была рассчитана очень точно. До берега японцы довезли живыми всех троих. Но до больницы из них доехали уже только двое — Стае Кожевников умер по пути, хотя ехать было всего ничего. Калинина и Селезнева в госпитале сразу же положили под капельницы, Кравцов сделал все, что смог, но когда он отвечал на вопросы из погранчасти, оптимизма в его голосе не было. Прямо он этого не сказал, но было ясно, что жить обоим спасенным осталось мало.

Однако японцев никто ни в чем плохом не заподозрил. На море ведь всякое случается, тем более когда море неспокойно. Напротив, Саваде Яманиси была выражена официальная благодарность за спасение жизней российских военных моряков. Принял эти благодарности японец с совершенно непроницаемым лицом, как умеют только азиаты. А потом немедленно попросил пограничников оказать ему помощь в починке пришедшего в негодность робота-батискафа. Разумеется, в помощи ему не отказали — капитан Кафтанов откомандировал к японцам четырех своих техников и разрешил им взять с собой любые инструменты и оборудование.

Возились с батискафом весь вечер. С русской стороны кроме четырех специалистов, как это всегда в таких случаях и бывает, явилась куча любопытствующих. В самом деле, шутка ли сказать — настоящий научный батискаф, прямо как у Кусто, даже лучше.

В числе прочих посторонних, гнать которых было некому и не за что, вокруг батискафа и ремонтирующих его специалистов вертелся и Джон Дональдсон.

Но, в отличие от всех прочих, его любопытство было не праздным, а, напротив, сугубо профессиональным. Особенно внимательно цэрэушник стал прислушиваться к разговорам техников, когда речь зашла о восстановлении герметичности батискафа.

— Слушайте, а что у вас с ним случилось? — на ломаном английском спросил у японцев самый старый из русских техников. — Как это его так поломало?

— Во время шторма о борт ударился, — ответил один из японцев. У Дональдсона осталось впечатление, что отвечает азиат нехотя, только потому, что молчание будет выглядеть подозрительнее, чем любой ответ.

— О борт?! — удивленно переспросил русский. — А ты сам это видел?

— Да, — кивнул японец.

— Странно… — русский почесал в затылке. — Не могло этого быть.

Он явно ждал, что его спросят, почему не могло, но японец промолчал, а большая часть любопытных рыбаков, окруживших место починки, даже ломаного английского не понимали. Дональдсону очень не хотелось высовываться. Но он почувствовал — сейчас надо. Иначе этот интересный разговор так и заглохнет.

— Почему не могло? — громко спросил он, стараясь говорить как можно грубее и медленнее, чтобы его можно было принять за русского.

— Как же! — обрадованно отозвался техник. — Шланги-то здесь не оборваны. Их чем-то острым обрезали! — он ткнул грязным пальцем в обрезки гидравлических шлангов батискафа.

«А ведь он прав! — промелькнуло в голове Дональдсона. — Края-то ровные!»

— Некому их было резать! — сердито сказал японец. — Ты лучше своим делом занимайся.

— Ничего себе! — обиделся русский. — Я вам помогаю за бесплатно, а ты мне рот будешь затыкать?!

Японец не ответил, а русский еще долго бубнил себе под нос что-то про неблагодарных желтопузых.

Дональдсон, поняв, что больше ничего полезного он здесь не услышит, отошел в сторону. Он не видел, как у него за спиной Савада Яманиси, наблюдавший за починкой батискафа, склонился к уху одного из своих подчиненных и что-то прошептал, указывая глазами на удаляющегося американца. Начальник японцев был неглуп и наблюдателен — он заметил странный интерес этого человека к досадной нестыковке в представленной японцами версии. И заподозрил неладное.

Глава 36

— Борис Михайлович, может, пустим все-таки мальчишку? — Даша еле говорила, сдерживаемые слезы душили ее. Медсестра по роду своей деятельности должна иметь крепкие нервы, но в Прибрежном у Даши практики было маловато. Тем более — такой.

— Нельзя! — отрезал Кравцов, не оборачиваясь. — Он стоял, склонившись над безжизненно распростертым на койке телом Вячеслава Селезнева, и думал, что еще можно предпринять. Промывание желудка уже сделали, капельницу поставили, все необходимые лекарства ввели — что еще остается?

Напряженно подумав еще несколько минут, Кравцов пришел к выводу, что ничего. Теперь можно только ждать и надеяться на то, что молодой и здоровый организм дальше справится сам. Впрочем, надежды на это было очень мало — полчаса назад умер Алексей Калинин, а ведь он был не старше и не слабее Селезнева.

— Борис Михайлович… — снова робко прошептала медсестра. — Может, все-таки…

— А, ладно! — раздраженно махнул рукой Кравцов. — Впускай. Хуже ему уже точно не будет.

Даша тут же кинулась к двери, распахнула ее и высунулась в коридор.

В том самом кресле, в котором провел прошлую ночь Полундра, сейчас сидел Витька Селезнев. Лицо у него было бледным, руки тряслись, а глаза отчаянно бегали. На тонкой мальчишеской шее справа багровели три больших кровоподтека — Витька никак не мог окончательно поверить, что все это происходит наяву, он зверски щипал себя, надеясь проснуться.

Но надежды были напрасны — кошмар обернулся явью, его отец в самом деле лежал здесь, за дверью четвертой палаты, и в любую секунду мог умереть.

— Витя! Заходи!

Услышав голос медсестры, мальчишка вскочил с места как подброшенный — его словно иголкой пронзила отчаянная надежда на то, что отцу стало лучше.

Он кинулся к двери палаты — и чуть не упал, споткнувшись о хозяйственную сумку, в которой лежали продукты для дяди Сережи и американца. Он ведь так и не успел выйти из поселка — его встретил один из знакомых пограничников и сказал, чтобы он скорее бежал в госпиталь. Он прибежал, и тогда начался кошмар, который длится до сих пор.

Оказавшись в палате, Витька тут же кинулся к койке, на которой лежал его отец.

— Папа! Папа, что с тобой?! — из глаз паренька совершенно непроизвольно потекли слезы, а он даже не заметил их, хотя еще два часа назад счел бы это ужасным позором и просто не поверил бы, услышав, что он сам способен разреветься, как девчонка.

— Осторожнее! — сказал Кравцов, видя, что мальчишка схватил больного за плечо.

— Ему лучше?! Скажите, доктор, ему лучше?! — Витька повернулся к Кравцову, в глазах его горела надежда.

«Вот поэтому и не разрешают родственников к тяжелобольным пускать, — как-то отстраненно подумал Кравцов. — Сами они ничего сделать не могут, зато мешают тем, кто может, — врачам. Что я этому пацану скажу? Мне сейчас не об этом надо думать, а о том, что еще можно сделать для больного!»

— Нет, пока не лучше, — сказал Кравцов официальным тоном.

— Но он не умрет?!

Ответить на этот вопрос, глядя ребенку в глаза, было почти невозможно. Кравцов был уверен, что жить Селезневу осталось считанные часы. А может, даже не часы, а минуты. Но как об этом сказать?!

— Не знаю, — с трудом выдавил он из себя.

Мальчишка смотрел на него, явно ожидая, что сейчас этот умный, взрослый человек скажет еще что-то. Но сказать Кравцову было больше нечего.

— В общем, если хочешь, посиди здесь, — отводя глаза, сказал он. — Только не трогай его.

Мальчишка кивнул — он готов был слушаться этого человека в белом халате совершенно безропотно, ведь он воплощал последнюю надежду на то, что все еще будет в порядке.

Кравцов вышел из палаты.

— Слушай, а где твоя мама? — спросила Витьку медсестра. — Она знает… — Даша не договорила.

— Она уехала… — ответил Витька. — К бабушке, во Владивосток. Я ей позвонил, но она только завтра утром прилетит.

— Понятно…

Больше они не разговаривали. Витька сидел у кровати, держа отца за руку, а Даша примостилась подальше, у стены. Она бы с радостью ушла из палаты, но не имела на это права, как медсестра она должна была постоянно находиться здесь.

Через полчаса Витьке показалось, что еле слышное дыхание отца стало реже. Несколько минут он старался убедить себя в том, что ошибся, но вскоре обманывать себя стало невозможно.

— Тетя Даша… — с отчаянием в голосе сказал мальчишка. — Папа дышать перестает!

Медсестра встала, подошла к койке, прислушалась. Мальчишка был прав. Она взяла Селезнева за запястье, попыталась прощупать пульс. Ей удалось это только секунд через десять. Удары были слабые и очень, очень редкие.

— Он умирает? Да? Скажите, он умирает?

Даша молчала.

— Ну сделайте что-нибудь! — отчаянно вскрикнул мальчик.

— Я ничего не могу сделать, — тихо-тихо, одними губами прошептала медсестра. И отвернулась — видеть лицо Витьки ей сейчас было больно почти физически.

Через несколько секунд Селезнев сделал последний выдох…

Витька сидел, оцепенев, а слезы, словно сами собой, катились по его щекам и капали на пол. Даша хотела было попытаться его утешить, но просто побоялась. Мальчик был сейчас похож на перекаленное стекло — коснись его и треснет, разлетится на тысячу мелких осколков. Медсестра тихо встала с места и вышла из палаты. А через пару минут дверь снова открылась, и внутрь вкатилась больничная каталка.

— Витя, тебе лучше выйти, — не глядя на мальчика, сказал Кравцов.

Тот не пошевелился.

— Витя, выйди, пожалуйста. Так будет лучше, — Кравцов осторожно взял паренька за руку. Тот не сопротивлялся. Как сомнамбула он прошел вслед за главврачом по коридору и вышел из госпиталя.

— Побудь пока здесь, — сказал Кравцов. — Сейчас, через пять минут, я пришлю Дашу, она проводит тебя домой.

Сказав это, Кравцов скрылся за дверью.

«Он ушел, чтобы отвезти папу в морг, — словно о постороннем, подумал Витька. — Папы больше нет».

Он рухнул на землю и чуть не захлебнулся от подкативших к горлу слез. Все это было не правильно!

Так не должно было случиться! Если бы папа не вышел в море следить за этими проклятыми японцами…

В этот момент, вспомнив о японцах, Витька неожиданно чуть успокоился. Нет, его боль не стала меньше, но она словно отодвинулась куда-то назад, в глубь сознания, а на передний план вышла одна, но зато очень отчетливая мысль.

«Папу убили японцы», — подумал Витька.

Он был абсолютно уверен в этом. Именно японцы привезли отца в таком состоянии, именно за ними он выходил в море. И дядя Сережа явно подозревал их экспедицию в чем-то нехорошем. Из-за этого они и убили отца!

«Надо скорее рассказать все дяде Сереже», — подумал мальчик. Он попытался встать на ноги, но сразу не сумел. Ноги тряслись, не держали его, а перед глазами все затуманилось — и не только от слез. Но Витька сумел взять себя в руки. Он вспомнил о том, что всегда говорил ему отец: «Ты мужчина. Неважно, что тебе еще нет восемнадцати. Ты должен вести себя как взрослый. И чем тебе хуже, тем важнее помнить об этом».

Витька был уверен, что на его месте ни отец, ни дядя Сережа не стали бы валяться у крыльца госпиталя и реветь. Они бы действовали. И действовали бы так, что японцам пришлось бы туго. Значит, так должен поступить и он.

Крепко сжав зубы, Витька окончательно загнал свою боль в глубь сознания. Он должен как можно быстрее добраться до бухты, где его ждут дядя Сережа и американец, и все рассказать им. Сейчас именно это его настоящий долг перед отцом.

Витька не забыл даже вернуться в госпиталь и прихватить с собой сумку с продуктами. Когда он выходил, его заметила медсестра, но Витька не ответил на ее вопрос. По правде говоря, он даже не расслышал, о чем она его спросила.

Через несколько минут он уже вышел из поселка и быстрым шагом двинулся по ведущей в бухту тропинке.

Глава 37

Когда Витька добрался до бухты, в которой был спрятан катер и где теперь ожидали его Полундра и Джейк Меллинг, ночь уже была на исходе. Звезды на небе побледнели, а темнота немного рассеялась, теперь в мире царили сумерки. Правда, пока еще было довольно темно — видно было максимум шагов на десять вперед. С моря дул сильный свежий ветер, было холодно.

— Дядя Сережа! — Витька постучал по стене инструментальной будки. — Дядя Сережа, вставайте скорее!

В будке послышалось какое-то шевеление, тихий шепот, а потом из нее появился Полундра. Витька, несмотря на то, что сейчас ему было совершенно не до этого, все же заметил, что движения у дяди Сережи уверенные и точные, а в глазах — ни следа сна.

Словно уже час как проснулся.

— Привет, Витька, — сказал Полундра. — А я думал, что ты только утром придешь. Что ты не спишь?

Или… Или случилось что? — спецназовец заметил неестественную бледность мальчишки и странное выражение его лица. Полундра не в первый раз видел людей, которых постигла тяжелая утрата, и сейчас понял, о чем скажет мальчик, прежде чем тот успел открыть рот.

— Папа умер… — выдавил из себя Витька страшные слова. И в этот момент словно плотину прорвало — он шагнул к Полундре, уткнулся лицом ему в грудь и зарыдал в голос.

— Витька… Что ты… — спецназовец не знал, что сказать. Ему не приходилось прежде утешать детей, с которыми случилась такая беда, поэтому он стал просто гладить Витьку по макушке, ничего не говоря. Любые слова утешения сейчас прозвучали бы фальшиво.

— Что с ним случилось? — спросил он, дождавшись, когда мальчишка сам немного успокоится. Полундра решил, что сейчас разговор о деле будет уместнее любых утешений. Он оказался прав.

— Это японцы, — мальчишка вскинул на него заплаканное лицо, но в глазах его теперь было не только отчаяние, в глубине их таилось какое-то другое жесткое чувство. — Они убили папу.

— Как? Ты сам это видел?

— Нет, — помотал головой мальчик. — Они привезли его и еще двух наших на своем корабле. Сказали, что нашли в море, на спасательном плоту. А катер, на котором папа уходил, не вернулся. Все думают, что он перевернулся из-за волн. Но этого не может быть!

Папа даже в шторм плавал, а вчера волны совсем слабые были! Это японцы его убили! И с катером тоже они что-то сделали!

Полундра не ответил. Он крепко стиснул зубы, чтобы не выругаться в голос. Подтвердились его самые худшие опасения. И ведь это он, хоть и косвенно, виновен в смерти Селезнева! Это он послал Славку в море следить за японцами. Конечно, это был его долг как российского пограничника, но от чувства вины все равно теперь не избавиться.

— Дядя Сережа, вы ведь им отомстите? — спросил мальчик почти спокойным голосом. — В поселке мне никто не поверит, и если вы ничего не сделаете, японцы так и уплывут.

— Не беспокойся, Витя, — твердо сказал Полундра. — За твоего отца они ответят. Скажи, а чем сейчас они занимаются?

— Сейчас они чинят свой батискаф, — эти слова были сказаны по-английски, и голос доносился из темноты, со стороны скал.

Полундра среагировал мгновенно. Он одним мощным движением отшвырнул Витьку в сторону, а сам упал на землю, перекатился и оказался за небольшим валуном с автоматом на изготовку. Оружие он сейчас носил с собой постоянно — даже спал, держа одну руку на автомате, и навстречу Витьке из будки тоже вылез с оружием на плече. Оказывается, не зря осторожничал.

— Витька, не шевелись! — рявкнул спецназовец. — Джейк, у нас гости! — эти слова Полундра выкрикнул по-английски. — Бери пушку!

На самом деле оружия у Меллинга не было — на двоих у беглецов был единственный автомат, который Полундра прихватил с собой при побеге с гауптвахты. Но неизвестному противнику знать об этом не следовало. Наоборот — пусть думает, что ему противостоят два вооруженных человека. Правила войны всегда одни и те же — если ты слаб, покажи противнику, что силен, если силен, покажи, что слаб.

— О, мистер Меллинг тоже здесь, — раздался из темноты тот же голос. — Это отлично. Господа, я тут один, и я не собираюсь на вас нападать. Пообещайте мне, что не начнете палить, если я выйду из укрытия, и тогда мы сможем поговорить как цивилизованные люди.

Полундра умел различать в английском произношении акценты и особенности выговора — его этому хорошо учили. И сейчас он готов был голову дать на отсечение — говорил не японец, а самый настоящий американец. Притом откуда-то из северных штатов.

Но осторожность все равно была нелишней.

— А кто ты такой? И почему решил, что мы захотим с тобой разговаривать? — громко спросил он.

— Я Джон Дональдсон, агент Центрального разведывательного управления США, штат Аляска. Если хотите, то, когда подпустите меня поближе, могу показать документы. А пообщаться вам со мной стоит.

Это будет выгодно и вам, и мне.

— Я в этом не уверен, — отозвался Полундра.

— Вы ведь, как я понял, хотите остановить японцев? Я могу вам в этом помочь. Мистер Меллинг! — невидимый собеседник Полундры повысил голос. — Убедите своего товарища, что разговор со мной будет полезен. Я уже знаю, что вы что-то выяснили про японскую экспедицию и, в отличие от вашего кретина-шерифа и мэра, готов вам поверить! Да и вообще — я прибыл сюда в том числе и с целью помочь вам вернуться на родину. Но и мне нужна ваша помощь! Без вашей информации я не смогу прижать желтопузых!

— Что скажешь, Джейк? — громко спросил Полундра, не забывая при этом бдительно посматривать по сторонам. Похоже, что это и в самом деле американец и что он не врет.

— Сергей, по-моему, нам стоит с ним поговорить, — раздался из будки спокойный и рассудительный голос Джейка Меллинга. — Может быть, мы и правда сумеем помочь друг другу.

— Хорошо. Я согласен, — сказал в темноту Полундра. — Мистер Дональдсон, слушайте меня внимательно. Сейчас вы выходите из-за камней, держа руки на виду. И медленно подходите сюда. После этого осторожно, двумя пальцами, очень плавным движением достаете свои документы и бросаете мне.

Имейте в виду — от того, насколько точно вы будете выполнять мои инструкции, зависит ваша жизнь. Вы согласны с моими условиями?

— Да, — не раздумывая, ответил Дональдсон. Он не был трусом и в погоне за карьерой иной раз рисковал и покруче. Сейчас-то, если вдуматься, опасности никакой и не было — документы у него настоящие, а стрелять просто так русский не станет — с какой стати?

Дональдсон вышел из-за камней, не торопясь подошел к будке, из которой говорил Меллинг, и спросил:

— Куда документы бросить?

Сначала Полундра хотел, чтобы американец отдал документы ему, но сейчас передумал. Пусть-ка их лучше проверит Джейк — старый военный моряк наверняка разбирается в спецслужбах своей страны лучше, чем он.

— Джейк, проверь его ксиву, — крикнул Полундра. — А ты имей в виду — одно подозрительное движение, и в тебе прибавится дырок, которые природа не предусмотрела.

— Сергей, все в порядке, — крикнул через несколько секунд Меллинг. — Выходи.

Полундра выбрался из укрытия, продолжая внимательно осматриваться по сторонам и прислушиваться. Автомат он держал нацеленным на Дональдсона.

— Для начала… — заговорил Дональдсон, но Полундра его перебил:

— Для начала скажите, как вы нас нашли?

— Это было просто. Я проследил за вашим мальчишкой.

— Откуда вы про него вообще узнали?

— В поселке заметил. Он купил много продуктов и пытался купить сигарет. А когда я у него спросил про вас, все стало видно по лицу. Вы же понимаете, профессионал моего уровня легко разберется, врет ему мальчишка или нет.

— Ясно, — кивнул Полундра. — Так какое вы нам хотели сделать предложение?

— О сотрудничестве. В данный момент наши цели совпадают, разумно действовать сообща. Мистер Меллинг, — Дональдсон повернулся к соотечественнику. — Вы патриот своей родины. И я, как ее представитель, прошу вас — расскажите мне все, что вы узнали о японской экспедиции. Мне уже известно, что их настоящая цель связана с затопленной в квадрате сорок один — восемнадцать японской субмариной. Но как? Что им от этой субмарины нужно?

Меллинг поднял глаза на Полундру. Тот, секунду помедлив, кивнул:

— Почему бы и нет, Джейк? Нам ведь этого и надо было, разве не так?

Меллинг заговорил. Учитывая то, что цэрэушнику и без того было многое известно, объяснение было недолгим.

— Русский катер потопили они, — добавил Полундра, когда Меллинг умолк. — Это совершенно точно.

— Все ясно, — в голосе Дональдсона звучала неприкрытая радость. Полундра поморщился — все-таки люди погибли, мог бы уж хоть для приличия соответствующий тон сделать.

— Можете считать, что ваши неприятности кончились, — продолжал тем временем цэрэушник. — Как только вернусь в поселок, я свяжусь с нашими властями. И они прижмут японцев.

— Интересно, каким это образом? — язвительно спросил Полундра. — Пока что их корабль находится на российской территории.

— Это неважно, — отмахнулся Дональдсон. — Вашингтон и Москва быстро найдут общий язык. А если не успеют… Что ж, для того, чтобы вернуться в Японию или добраться до Курильских островов, японцам все равно придется покинуть российские территориальные воды. Тут-то мы…

В воздухе раздался тихий свист, и в следующий миг американец, схватившись руками за горло, стал медленно оседать на землю. Из затылка у него торчала короткая арбалетная стрела.

Полундра мгновенно вскинул автомат, и темноту прорезала длинная очередь — сейчас спецназовец не стремился в кого-то попасть, а просто хотел заставить противника залечь. Боковым зрением Полундра заметил справа какое-то шевеление и тут же выпустил туда еще одну очередь, на этот раз короткую, прицельную. Раздался короткий вскрик и звук падения.

— Джейк, отходим к морю!. На катер! — рявкнул Полундра, выпуская еще одну очередь в темноту.

— Сейчас! — Меллинг шагнул вперед, склонился над телом Дональдсона и через секунду разогнулся, держа в руке пистолет цэрэушника.

Из темноты прогрохотали три очереди. Полундра кинулся вправо и назад, к морю, укрылся за каким-то пригорком. За ним последовал Меллинг.

— По очереди! — крикнул Полундра. — Отступай, я прикрою! — он распрямился и опустошил рожок автомата еще одной длинной очередью. Японцы отвечали неприцельно, явно боясь подняться из укрытий. За эти секунды Меллинг одолел половину отделявшего его от моря расстояния. Когда очередь Полундры оборвалась, Меллинг развернулся и принялся стрелять, теперь была его очередь прикрывать товарища.

«Хорошо, что он бывший военный, — на бегу подумал Полундра. — Ничего не надо объяснять».

В самом деле, Меллинг прекрасно знал эту тактику — один из бойцов прижимает врага огнем к земле, не дает ему поднять голову и прицелиться как следует, а второй в это время может передвигаться. Как правило, такой тактикой пользуются при наступлении на засевшего в укрытии врага. Но и при отступлении она тоже годится — даже безопаснее получается, когда нужно не нападать, а всего лишь самим целыми уйти.

А вот японцы военными не были. Собственно, со времен Второй мировой войны своих военных в Японии нет вообще, только силы самообороны. Но эти японцы даже к тем самым силам не принадлежали.

А в огневом противостоянии гражданских и военных, пусть даже у первых численный перевес, преимущество всегда у вторых.

Пока Меллинг прикрывал его, Полундра успел сменить рожок в автомате и добежать до того места, откуда стрелял старик.

«Патроны беречь надо», — промелькнуло в голове спецназовца. Он передвинул рычажок автомата в положение «огонь одиночными». В самом деле, этот рожок был вторым и последним, больше по уставу часовым иметь при себе не положено, а ведь свое оружие Полундра взял у убитого часового.

— Теперь вместе! — крикнул спецназовец и, коротко огрызаясь автоматным огнем, стал отступать к морю. До катера оставалось всего метров семь.

Неожиданно справа, из-за валуна, выскочила темная фигура. В руках у нее был автомат, направленный на отступающих. Это японец сделал широкий крюк и сумел подойти сбоку. Полундра успел отчаянным прыжком уйти с линии огня и стал разворачиваться, чувствуя, что в следующую секунду проклятый японец все-таки его достанет, очень уж он неожиданно выскочил. Но противник почему-то не выстрелил — он как-то странно дернулся и осел на землю.

Причина была проста. Витька Селезнев, про которого все забыли, еще во время разговора с Дональдсоном отошел к катеру, чтобы не мешать взрослым.

Когда началась перестрелка, он хотел присоединиться к своим, но, услышав, как Полундра кричит о том, что нужно прорываться к морю, вернулся на катер.

Больше всего он жалел о том, что у него не было никакого оружия. Подумав об этом, Витька вспомнил вдруг о своей рогатке, которую всегда таскал в кармане. Конечно, на первый взгляд рогатку и оружием-то не назовешь. Так — детская игрушка. Но, с другой стороны, смотря какая рогатка. Витька из своей на спор небольшой арбуз насквозь пробивал метров с пяти — очень уж сильная резинка на ней стояла.

А меткости ему тоже было не занимать.

Перегнувшись через борт, Витька нашарил на дне пару камней подходящего размера, вложил один из них в рогатку и приготовился стрелять. Он понимал, что вряд ли от его усилий будет какая-то ощутимая польза, но и совсем бездействовать не мог. И в тот момент, когда сбоку от его друзей появился японец с автоматом, Витька, ни секунды не медля, выстрелил в него, растянув резинку изо всех сил. Он попал куда целился — точно в голову.

Конечно, рогатку оружием считать нельзя. Но японцу, которому в область виска на нехилой скорости врезался камень, от этого было не легче. Перед глазами у него мгновенно потемнело, пальцы, державшие автомат, разжались. А в следующую секунду Полундра всадил ему в грудь две пули — теперь этот японец проблем им доставить уже не мог. Меллинг, увидев падающего врага, подскочил к нему и завладел автоматом.

Теперь врагов прижимали к земле уже вдвоем.

А до катера оставались считанные метры. Преодолев их, Меллинг и Полундра забрались в суденышко. В этот момент у Полундры кончился второй рожок, но это уже было неважно. Спецназовец бросил автомат и рванул к рулю. Он запустил двигатель за какие-то секунды — профессионал есть профессионал, а Меллинг в это время продолжал стрелять по японцам, не давая им высунуться.

Мотор катера взревел, и он по крутой дуге вышел в море, почти сразу же скрывшись от берега за скалой. Катер шел тяжеловато из-за погруженных на него вчера вечером глубинных бомб, но и этой скорости было явно вполне достаточно.

— Все! Прорвались! — крикнул Полундра, непонятно к кому обращаясь. — Теперь полный вперед!

Глава 38

— Яманиси-сан! — в дверь каюты раздавался осторожный, но настойчивый стук. Савада Яманиси привстал на кровати. Ему казалось, что он только пять минут назад закрыл глаза, хотя циферблат висевших на стене часов свидетельствовал о том, что на самом деле это случилось почти полтора часа назад. Вообще-то больше двух часов он обычно и не спал, но последние дни сильно истощили его силы — и нервные, и физические.

Яманиси встал, подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Като.

— Докладывай, — коротко приказал Яманиси.

— Мы нашли их! Они были в бухте на краю…

— Неважно, — оборвал его Яманиси. — Дальше.

Его совершенно не интересовало, где именно его подчиненные обнаружили русского «океанолога» и старика американца.

— Мы проследили за тем человеком, на которого вы нам указали. Он пошел в ту самую бухту, в которой скрылся катер…

— Они мертвы? — снова перебил подчиненного Яманиси. Ему неожиданно показалось, что Като что-то скрывает. Или даже не скрывает — все же такое было совершенно невозможно, — а просто боится о чем-то сказать.

— Яманиси-сан… Мы…

— Они мертвы?!! — Яманиси мог бы по пальцам одной руки пересчитать все случаи в своей жизни, когда он повышал голос на тех, кем командовал. Сейчас счет этих случаев увеличился еще на один.

— Нет… — сглотнув, выдавил Като. — Яманиси-сан, если вы прикажете, я совершу сеппуку. Мне нет прощения.

Яманиси колоссальным усилием воли заставил себя успокоиться.

— Как это случилось?

— Мы подслушали разговор этого агента ЦРУ с русским и американцем, он предлагал им помощь властей США. Они все про нас знают, Яманиси-сан.

И про подводную лодку, и про бомбы.

«Окубо, — с бессильной злостью подумал Яманиси. — Если бы он не был незаменим, то именно он бы получил приказ совершить сеппуку. Впрочем, может быть, он его еще и получит».

— Мы сумели подобраться к ним совсем близко, Яманиси-сан, — продолжал тем временем Като. — Но тропинка была очень узкая, со всех сторон камни.

Только один из нас мог встать так, чтобы точно выстрелить. Если бы мы попытались поставить рядом еще хоть одного, нас бы услышали. Я приказал первым стрелять в агента ЦРУ.

— Почему?! Первым надо было убивать русского!

Это из-за него мы еще до сих пор не подняли бомбы, он может помешать нам еще раз!

— Агент стоял так, что закрывал собой русского.

К тому же… Я подумал, что он опаснее — ведь русский не может обратиться к властям, его разыскивают за убийство.

Яманиси ничего не ответил.

— Агента мы убили, — не дождавшись реакции начальника, продолжил Като. — Но русский и американец начали отстреливаться. Погибли трое наших. А они отошли к морю и сели на катер. Нам не на чем было их преследовать.

— Като, с этого ты должен был начать, — тихо, почти нежно сказал Яманиси. — С того, что они опять вышли в море на катере! Немедленно командуй отплытие!

— Но батискаф еще не починили!

— Неважно! Мы должны уничтожить этих двоих!

— Но мы не догоним катер. Он же быстрее, чем наш корабль!

— Като! Выполняй приказ! Немедленно!

Като, не пытаясь больше ничего понять, поклонился и вышел из каюты. Яманиси отстал от него всего секунды на две — он спешил в ходовую рубку, к радару. У японца был план как добраться до неуловимой парочки, уже причинившей ему столько вреда. В самом деле, катер, конечно, быстрее, чем корабль. Но зато на нем куда меньше горючего. К тому же вчера он уже много потратил, а в той бухте, где скрывались Павлов и Меллинг, вряд ли нашлось чем заправиться.

Значит, сейчас нужно гнаться за катером до тех пор, пока у него не кончится горючее.

Единственная сложность — это не дать этим двоим обогнуть корабль и подойти к главному причалу Медного. А то вдруг Павлову придет в голову, что теперь пора сдаться властям. Этого нельзя допустить.

Через две минуты Яманиси немного успокоился.

На экране радара была ясно видна точка, изображавшая катер. Он уходил в открытое море, причем, судя по всему, держал курс на квадрат сорок один — восемнадцать.

Губы Яманиси искривились в злорадной усмешке.

Что ж, похоже, он сразу достигнет двух целей — и уничтожит врагов, и снова доберется до затопленной субмарины. Жаль, что не успели починить батискаф, но, с другой стороны, есть шанс, что водолазы справятся и так. Ведь в прошлый раз робот успел почти до конца вскрыть люк, прежде чем на него напал русский.

— Полный вперед! — приказал Яманиси штурману. — Преследуем этот катер, — он ткнул в экран радара.

Меньше чем через минуту японский корабль вышел в море. И почти сразу к начальнику экспедиции подошел радист.

— Яманиси-сан, русская погранзастава вышла на связь. Хотят говорить с вами, — доложил он.

Яманиси поморщился. Но пренебрегать вызовом было нельзя — ведь пограничники могут и запретить ему выходить в море.

— Савада Яманиси слушает. Прием, — сказал Яманиси, подойдя к рации.

— Говорит капитан-лейтенант Мельников. Почему вы не запросили разрешение на выход в море?

Как и любой другой командир иностранного судна, прежде чем выйти из русского порта в море, Яманиси должен был запросить местные власти. И неважно, что порт этот представляет собой три старых причала, а представителем властей является жалкий каплей пограничников — порядок есть порядок.

С огромным трудом изобразив дружелюбие в голосе, Яманиси ответил:

— Прошу прощения, капитан-лейтенант. Мы забыли вас известить. Мы только что получили сообщение о том, что час назад рыбаки видели морскую корову.

Нам нельзя медлить — она может скрыться.

— Ух ты! Правда, что ли?! — каплей был местным, и баек о стеллеровой корове наслушался с детства. — А где ее видели?

— Простите, господин Мельников, пока это наш секрет, — вежливо, но твердо ответил Яманиси. — Но обещаю, что, если нам удастся поймать животное, мы обязательно покажем его всем желающим на острове. Так мы можем отплывать?

Каплей колебался недолго. В конце концов, от начальства был получен недвусмысленный приказ всем, чем можно, японцам помогать. Обидно, конечно, что узкоглазый не сказал, где именно морскую корову видели, ну да ладно уж. Невелика потеря.

— Можете. Желаю удачи, — официальным голосом сказал русский офицер.

Яманиси отключил рацию, повернулся к штурману и технику, следящему за радаром.

— Где они?

— Идут тем же курсом, — ответил техник. — Яманиси-сан, это не может быть совпадением! Кажется, они идут точно на наш радиобуй!

— Нет… Не на буй, — покачал головой Яманиси. — Они и без буя знают, где лежит субмарина. И идут туда… Там-то мы их и догоним! Полный вперед!

В глубине души японец был не так самоуверен.

«Зачем им туда понадобилось? — бился у него в голове назойливый вопрос. — Какую еще гадость планируют эти двое?»

Но ответить на этот вопрос можно было, только догнав катер. Впрочем, случиться это должно было уже довольно скоро. В очередной раз посмотрев на радар, Яманиси отметил, что движутся его враги куда медленнее, чем в прошлый раз.

Глава 39

Катер шел тяжело. Он был перегружен: глубинная бомба — штука нелегкая, а сейчас катер нес их восемь штук. Полундра с тревогой смотрел вниз, на воду, которая билась о борт всего сантиметрах в сорока от края. Спецназовец знал, что сейчас даже небольшое волнение может быть для них губительно.

Но он упрямо вел катер вперед, прекрасно понимая, что другого выхода у них не осталось.

После гибели американца, которую, как Полундра был глубоко уверен, тоже спишут на него или на них с Меллингом вместе, обращаться к властям стало совершенно невозможно. С японцами необходимо было справиться своими силами и только после этого сдаваться. Меллинг сначала был против, но, выслушав данное Полундрой краткое описание грядущих разбирательств, согласился.

У Полундры был план, с помощью которого они могли остановить японцев сами. И он собирался действовать именно по нему.

— Сергей, нам еще долго? — не оборачиваясь, спросил у Полундры сидевший на корме катера Меллинг.

— Сейчас скажу, — спецназовец развернул подробную морскую карту и сверился с ней. — Не больше получаса. А что?

— А то, что мы можем не успеть. Оглянись-ка.

Полундра оглянулся. И сначала не увидел ничего.

Потом, присмотревшись, спецназовец разглядел на горизонте маленькое темное пятнышко.

— Ты про это, что ли? — Полундра кивнул в его сторону.

— Именно.

— А что это такое?

— Ты не видишь? — удивился американец.

— Пятно на горизонте вижу. А ты хочешь сказать, что можешь разглядеть, что это такое?

— А… — понимающе протянул янки. — Ясно. У меня же дальнозоркость от старости, вот и вижу вдаль лучше, чем ты. Сергей, это японский корабль.

— Ты уверен? — голос Полундры стал напряженным: Он до сих пор очень надеялся на то, что они сумеют сделать свое дело до того, как японцы успеют что-нибудь предпринять. Что ж, видимо, он их недооценил.

— Уверен, — кивнул Меллинг. — Сергей, что делать будем? С бомбами на борту мы от них не оторвемся.

— А что ты предлагаешь? Не выбрасывать же бомбы!

Меллинг кивнул. Выбрасывать оружие было нельзя — ведь бомбы были их последним шансом на победу.

Видя, что американец молчит, Полундра решительно сказал:

— Будем уходить на пределе. До нужной точки нам осталось совсем немного, авось успеем.

Янки согласно кивнул. Собственно говоря, больше им ничего и не оставалось.

— Дядя Сережа, что случилось? — спросил спецназовца сжавшийся на одной из скамеек Витька.

— Ничего… — ответил Полундра, надеясь, что мальчишка не заметит фальши в его голосе.

— Дядя Сережа, я же слышал, как вы с ним, — Витька кивнул на американца, — говорили. — Скажите мне правду! Я тоже имею право знать! Я тоже член команды!

«Он прав, — промелькнуло в голове Полундры. — Он рискует наравне с нами, да и в драке помог. Если бы не он, нас бы сейчас здесь не было. Обманывать пацана нечестно».

— За нами гонятся, Витька, — сказал Полундра, приняв решение быть с мальчиком максимально откровенным. — Видишь пятнышко на горизонте? Это японский корабль.

— Они нас догонят? — Витька задал вопрос спокойным, деловитым голосом. Полундра подумал, что именно так спросил бы он сам или кто-нибудь из его спецназовцев, окажись они на месте мальчишки.

«Молодец Славка, — подумал Полундра. — Хорошего сына воспитал».

— Скорее всего, да, — вслух сказал он. — Но, думаю, что не скоро. Свое дело мы сделать успеем.

— А что потом?

— Видно будет… — пожал плечами спецназовец.

Следующие минут двадцать на катере царило напряженное молчание. Полундра выжимал из старенького мотора все, на что он был способен, но слишком велика была нагрузка. Пятнышко на горизонте постепенно увеличивалось. Вскоре Полундра тоже смог различить знакомый силуэт японского корабля.

— С-сволочи… — сквозь зубы выругался он. — Неужели успеют?

Он еще раз сверился с картой. По его расчетам, идти до нужной точки оставалось всего минут пять.

Разумеется, за пять минут японцы их не догонят, а тяжелого оружия у них на борту нет, но…

В этот момент метрах в семи за кормой катера взметнулась цепочка высоких фонтанчиков воды.

— Сергей! Они стреляют! — крикнул Меллинг.

Полундра обернулся и увидел следующую цепочку, на этот раз оказавшуюся метра на два поближе.

— Мать твою… — рявкнул спецназовец. Он был абсолютно уверен, что для автомата дистанция еще слишком велика. Значит… Значит, он ошибался, и у японцев нашлось в загашнике что-то помощнее обычной трещотки.

Полундра был прав. Едва Савада Яманиси рассмотрел в бинокль преследуемый катер, как тут же подозвал к себе третьего механика и отдал ему несколько коротких приказов. Через пару минут из люка, ведущего в машинное отделение, потянулись люди.

Каждый из них тащил какую-нибудь железку странной формы и непонятного для непосвященного наблюдателя назначения. Куча железок быстро росла, вскоре механик начал собирать из них единое целое. И через минуту даже самый непосвященный мог легко это целое опознать. Это был крупнокалиберный пулемет, модель, стоящая на вооружении американской армии. Не самая новая, но зато весьма надежная.

Тайно провезти на корабле пулемет было не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Самое удобное место для устройства тайников — как раз машинное отделение.

Очень скоро пулемет был окончательно собран.

— Как только подойдем ближе — сразу открывай огонь на поражение, — приказал Яманиси механику, в неофициальные обязанности которого входила и стрельба. Минут через пять ему представился случай показать свое искусство.

Первые несколько очередей легли довольно далеко от катера. Та, которую Меллинг заметил, была пятой.

Полундра, увидев фонтанчики за кормой, тут же резко вывернул штурвал. Катер свернул с прямого курса и пошел по дуге. Следующая очередь легла дальше, чем предыдущая, — пулеметчик не правильно перевел прицел. Полундра про себя с радостью отметил, что ведет огонь непрофессионал. Будь на месте пулеметчика он сам, катер бы потонул уже через две-три минуты. Спецназовец снова повернул штурвал, на этот раз в другую сторону. Японскому кораблю, уже успевшему повернуться, снова пришлось менять курс. Полундра мастерски воспользовался тем, что его кораблик, уступая своему преследователю в скорости, все же сильно превосходил его в способности маневрировать. Спецназовец мог бы так играть с врагом в кошки-мышки сколько угодно, если бы не два обстоятельства. Во-первых, нужно было все же добраться до цели, которая была уже совсем близка. Во-вторых, пулемет все-таки не игрушка, а у них на катере малец.

— Джейк, возьми штурвал! — крикнул Полундра.

Меллинг, не раздумывая, занял его место, а Полундра снова склонился над картой.

— Джейк, по моей команде уходи направо! — спецназовец убедился, что они уже подошли к нужному месту достаточно близко.

Новая длинная очередь прошла в каком-то полуметре от борта катера. Брызги, поднятые крупнокалиберными пулями, попали Полундре на лицо и рубашку.

— Витька, ложись! — крикнул Спецназовец.

— Нет! — отозвался мальчишка.

— Ложись, кому сказал! А то силой уложу! Это приказ!

Помедлив секунду, Витька повиновался. И вовремя: следующая очередь взметнула воду с другой стороны от катера — пулеметчик взял слишком высоко, получился перелет. Если бы мальчишка остался сидеть, его бы почти наверняка зацепило.

— Джейк, направо! — скомандовал Полундра.

Американец выполнил приказ, и катер ушел от следующей очереди, которая на этот раз прошла уже в считанных сантиметрах от кормы.

— Джейк, теперь гони по кругу! Мы над точкой! Начинаем бомбометание! — крикнул Полундра и, наплевав на смертельную опасность, выпрямился во весь рост.

Метание глубинных бомб — дело довольно сложное. Подробная инструкция для этого процесса занимает пять страниц мелкого шрифта. Полундра прекрасно знал все эти правила, но сейчас ему приходилось их нарушать. Вообще-то, для метания бомб уставом предусмотрен специальный бомбосбрасыватель, без него применение глубинных бомб строго запрещено, поскольку можно скорее себя подорвать, чем подводного врага. Но такой роскоши, как бомбосбрасыватель, у Полундры не было, приходилось рассчитывать только на собственные силы. К счастью, профессионалов его уровня учили и не такому.

В тот самый момент, когда первая бомба ушла на глубину, катер первый раз зацепило пулеметной очередью. Полундра почувствовал, как под серией мощных толчков суденышко вздрогнуло, словно раненый зверь. Но руля катер по-прежнему слушался, а все находящиеся на борту остались целы и невредимы.

— Есть! — радостно воскликнул Полундра, почувствовав мощный толчок, пришедшийся на дно катера.

А спустя секунду он увидел вздымающийся над поверхностью моря огромный фонтан, в котором виднелись куски породы. Вообще-то обычно при применении глубинных бомб такого не бывает, но на этот раз их использовали на совсем небольшой глубине.

— Джейк, Витька! Порядок, они работают! — закричал он по-русски, забыв о том, что понимает его только один. Но сейчас Полундра не думал о языках — слишком велика была его радость. Он до последней секунды опасался, что пролежавшие на дне шестьдесят лет бомбы не будут взрываться.

Но времени на радость было мало — игра была еще не закончена.

— Джейк, притормози! — повинуясь какому-то наитию, не думая, неожиданно крикнул Полундра.

К счастью, американец подчинился мгновенно.

Следующая очередь вспорола море в метре перед носом сбросившего скорость катера — Полундра обхитрил пулеметчика, стрелявшего, как и положено по движущейся мишени, с упреждением.

Пока японец заново наводил свое тяжелое оружие, Полундра успел сбросить еще одну бомбу. Катер рванул с места влево, двигаясь по широкой дуге.

Эта смертельная круговерть продолжалась еще восемь минут. Полундра сумел сбросить все оставшиеся у него бомбы, взрывы легли неровным полукругом вокруг места, где лежала японская субмарина. Этого Полундра и добивался. Но успех дался недешево. За это время в катер попали еще трижды.

К счастью, ни одна из пуль не зацепила мотор и не задела никого из команды. Но борта продырявило сильно, причем, что было особенно плохо, несколько дырок находились ниже ватерлинии, теперь в них била вода.

— Витька, вычерпывай воду, — крикнул Полундра.

— Чем?!

— Чем хочешь! Ищи ведерко, здесь должно быть.

А не найдешь — черпай хоть ботинком! Джейк, поворачивай, уходим отсюда! — скомандовал Полундра.

— Они уходят! — вслух сказал Савада Яманиси, наблюдавший за катером в бинокль.

— Яманиси-сан! — заговорил коммуникатор, установленный на столике перед ним, голосом одного из техников. — Подводная лодка цела!

— Вы промахнулись! — усмехнулся Яманиси, провожая лодку взглядом. — Отставить преследование! — громко крикнул он. — Приготовить водолазов к спуску.

— Яманиси-сан, — раздался несмелый голос штурмана. — Но почему? Мы же их почти догнали!

— Они больше неопасны, — снизошел до ответа Яманиси. — Не знаю, откуда они взяли глубинные бомбы, но теперь они у них кончились. Ни нам, ни подводной лодке они не причинили никакого вреда.

А с теми пробоинами, которые они сами получили, им, скорее всего, не удастся добраться до берега.

Так что пусть теперь плывут. Когда мы закончим свое дело, мы еще найдем их в море.

На лице Яманиси застыло торжествующее выражение. Теперь никто не сможет помешать ему завладеть бомбами с ядом фугу! Преследовать катер теперь, когда он стал неопасен, он не станет. Нет, вместо этого он наконец сделает то, ради чего сюда приплыл.

Глава 40

Водолазы были готовы к погружению уже минут через двадцать после того, как русский катер скрылся за горизонтом. Яманиси торопил своих людей — он все же немного опасался, что Павлов с Меллингом обратятся к российским властям. Если это произойдет, на все его «исследования» наложат вето. Поэтому нужно, чтобы в ближайшие часы бомбы с ядом были подняты на борт и спрятаны в специально подготовленных тайниках.

«Если они сдадутся властям, то сразу им никто не поверит, — думал Яманиси. — Конечно, кто-нибудь ретивый может попытаться нас проверить… Что ж, бомбы он не найдет, это точно. Что еще нас компрометирует? Пулемет?»

— Като! — крикнул Яманиси. — Пулемет выбросить за борт!

Японец понимал, что шансы русских отыскать пулемет очень малы, но счел, что лишняя подстраховка не помешает. Сейчас, когда пограничники будут знать, что ищут, им может и повезти.

Старший помощник кивнул и двинулся было к механику, но Яманиси жестом удержал его. Он вспомнил, о чем еще могут рассказать беглые арестанты властям Медного.

— Като, куда вы дели труп того американца, которого убили в бухте, и наших убитых? — спросил он.

— В море, Яманиси-сан. Они не всплывут.

— Хорошо, — Яманиси довольно кивнул. Он уже прикидывал, как в случае необходимости можно будет свалить на Павлова и Меллинга вину за смерть американца. Собственно, это не так уж трудно. Като доложил ему, что американец нашел беглецов, следуя за каким-то мальчишкой. Что ж, если ненавязчиво обратить внимание любящего деньги господина Берегова на этот факт, то русская полиция наверняка поймет, что это не случайность. Складывается очень стройная версия — американец наткнулся на беглецов, и те убрали его как ненужного свидетеля.

Яманиси улыбнулся своим мыслям. В этот момент к нему подошел второй помощник, командовавший приготовлениями к спуску.

— Яманиси-сан, водолазы готовы, — доложил он.

— Пусть начинают погружение. И скажите им, что это наш последний шанс достать то, за чем мы сюда прибыли. Пусть сделают все возможное.

— Да, Яманиси-сан, — помощник поклонился и вернулся к собравшимся у борта водолазам.

Яманиси некоторое время смотрел, как они грузятся в шлюпку, а потом пошел в каюту, где находился монитор и прочие приборы.

Первое время подводные работы шли не слишком удачно. Водолазам никак не удавалось до конца прорезать толстую сталь главного люка субмарины. Но на этот раз Яманиси уперся — он понимал, что после всех происшедших на острове событий так просто в море его уже не выпустят. Значит, нужно использовать этот шанс, пока не поздно. Когда водолазы сообщили ему о том, что результатов пока нет, он совершенно спокойным и серьезным голосом пообещал им, что судно просто не примет их на борт, пока они не сделают свое дело. Все японцы, входившие в команду корабля, неплохо знали своего начальника.

Водолазы не были исключением. Они понимали, что Савада Яманиси вполне способен выполнить это обещание.

Человек, припертый к стенке, способен очень на многое. Когда японцы окончательно поняли, что обычными инструментами ничего сделать не удастся, они затребовали с корабля большой алмазный резак — как раз такой, каким вскрывал люк робот-батискаф.

Вообще-то этот инструмент был совершенно не предназначен для ручной работы. В первую очередь, он был опасен, а, кроме того, чтобы удержать резак в нужном положении, необходимы были усилия двух водолазов, третьему же, который должен был непосредственно им работать, просто не хватало места.

В общем, работать было неудобно, трудно и опасно. Но другого выхода у японцев не было, и они старались приспособиться к инструменту. Через несколько минут они заметили, что их усилия не напрасны.

— Яманиси-сан, у них получается! — радостно сказал радист, поддерживавший связь с водолазами. — Они говорят, что минут через десять закончат работу.

— Отлично! — кивнул Яманиси. — Передай им, чтобы были осторожны с инструментом. Еще одного такого резака у нас нет.

— Хорошо. Яманиси-сан, они еще передают, что слышат какие-то странные звуки. Громкий стук, гул.

— И что?

— Просят, чтобы мы посмотрели по приборам, все ли в порядке.

Яманиси нахмурился. Ему тоже совершенно не хотелось, чтобы с водолазами повторилось то же самое, что было с аквалангистами. Но на этот раз опасности было совершенно неоткуда взяться. Павлов и Меллинг бежали, а один из техников по его приказу постоянно следит за радаром. Ни один посторонний корабль не остался бы незамеченным.

— Пусть не обращают внимания, — сказал наконец Яманиси. — В воде звук распространяется далеко, мало ли что это за шум. Пусть лучше поторопятся с главным делом.

Радист кивнул и принялся передавать водолазам приказ начальника.

Глава 41

Катер Полундры и Меллинга огибал Медный. Как выяснилось в первые же несколько минут после того, как они начали удаляться от японцев, полученные суденышком пробоины серьезны, но, если старательно вычерпывать воду в четыре руки, катер не потонет.

Сейчас воду вычерпывали Полундра и Витька, а американец сидел за штурвалом. Полундра то и дело оглядывался назад и прислушивался.

— Дядя Сережа, куда мы сейчас плывем? — наконец решился спросить у него мальчишка.

— В Прибрежное, — ответил спецназовец. — Ты, Витя, пойдешь домой, а нам с Джейком придется маленько под охраной побыть. Пока наши во всем не разберутся.

Когда Витька это услышал, глаза у него в самом прямом смысле полезли на лоб. Несколько секунд он даже сказать ничего не мог от изумления — только беззвучно открывал и закрывал рот, как выброшенная из воды на берег рыба. За последние сутки он успел твердо поверить в то, что самое последнее, на что способен дядя Сережа, — это капитуляция. Он удивился уже тогда, когда катер начал уходить от японцев вместо того, чтобы продолжить с ними схватку, пусть и безнадежную. Но это еще можно было хоть как-то объяснить, — в конце концов, может быть, у взрослых уже готов план, как нанести по японцам следующий удар. Но теперь, когда Полундра сам сказал, что собирается сдаться и добровольно сесть под арест…

Теперь Витька не понимал решительно ничего.

— Почему?! — наконец выдавил из себя мальчишка, снова обретя дар речи.

— Мы уже сделали все, что смогли, — коротко ответил спецназовец.

— Не все! — крикнул Витька, распрямившись и забыв про прибывающую воду. — Они же теперь поднимут бомбы! Сделают, что хотели! Надо им помешать!

— Витя, вот увидишь, все, что нужно, мы сделали, — убедительно сказал Полундра, глядя мальчишке в глаза. — Давай лучше воду вычерпывать, а то до берега не доберемся.

Витька помотал головой. Ему очень хотелось верить, но он не мог. Сейчас он словно наяву увидел отца. Отца, за смерть которого японцы, похоже, так и не понесут никакого наказания.

— А папа? — тихо спросил он. — Вы же обещали, что отомстите за него!

— Я всегда выполняю свои обещания, — строго ответил Полундра. — Слушай, Витя, про отца ты вспомнил, а теперь подумай про мать. Ведь она сейчас не знает, где ты. Каково ей сейчас — совсем одной? Ты должен бы первым рваться на берег — хотя бы для того, чтобы успокоить ее, помочь ей.

Витька прикусил нижнюю губу. Про маму он и в самом деле совсем забыл, тут дядя Сережа прав.

— Но японцы…

— Ты же видел, как мы кидали бомбы. Поверь, это делалось не просто так.

— Но мы же не попали!

— Откуда ты знаешь? Поверь, туда, куда я целился, я попал. Промахнуться было бы трудно.

Витька недоуменно сдвинул брови и уже открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но его опередил Меллинг.

— Сергей, — сказал американец. — Тут есть кое-что интересное.

Меллинг не только вел катер, но и внимательно прослушивал эфир.

— Что такое?

— Ваша станция передает сейсмическое предупреждение. Зафиксированы подводные толчки, всем судам рекомендуют вернуться в гавань.

— Ну что ж, мы это и делаем, — с довольным видом хмыкнул Полундра.

— Что он сказал? — спросил у спецназовца Витька, не понявший из разговора по-английски ни слова.

— То, что я и ожидал услышать, — ответил Полундра. — Ты, кажется, интересовался, почему я так уверен, что японцы свое получат? Слушай…

Когда катер двух капитанов подошел к главной бухте Медного, сначала его попросту никто не заметил. Всем, кому по долгу службы полагалось следить за прибывающими судами, сейчас было просто не до них. Сейсмическое предупреждение услышал не только Меллинг. У пристаней уже происходило невообразимое — постоянно прибывали новые и новые сейнеры, наиболее осторожные рыбаки старались вытащить свои суда на берег, в нескольких местах уже разгорались ссоры из-за наиболее безопасных мест, а в одном ссора уже перешла в драку. В общем, когда пограничники заметили Полундру и Меллинга, те уже успели поставить катер на якорь, выйти на берег и расстаться с Витькой, который побежал искать мать.

— Ядрена вошь! Это же этот… Ну, который с губы сдернул! Павлов! — выпучив глаза, воскликнул один из трех матросов, направлявшихся от одного из причалов к погранзаставе. — Он же в розыске!

Растерялись пограничники ненадолго — уже через несколько секунд на Полундру и американца были направлены три автоматных ствола.

— Стоять! — крикнул один из матросов.

— Сдаемся, сдаемся, — устало сказал Полундра, вялым движением поднимая руки. — Ох, ребята, знали бы вы, как приятно наконец у своих оказаться.

— Ты нам зубы не заговаривай, — решительно сказал мичман, старший из тройки. — У нас приказ…

— Так я ничего и не говорю. Приказ — дело святое.

Выполняйте. Надеюсь, — спецназовец широко зевнул, — вы нас отведете куда-нибудь, где можно поспать. И поесть. А то мы с товарищем уже так намаялись, пока вашу работу делали, что ноги еле держат.

— В каком это смысле нашу работу? — настороженно спросил мичман.

— Узнаешь еще, если начальство расскажет. Ну, давайте, ведите нас, что ли, куда положено!

Пограничники с удивлением переглянулись. Мичман пожал плечами:

— И поведем. Пошли!

Уже когда они отошли довольно далеко от причалов, Полундра спросил у одного из конвоиров:

— Слышь, друг, скажи, а толчки подводные уже были или пока только ожидаются?

Вообще-то говорить с задержанным было не положено, но очень уж искренней была улыбка этого парня. Мичман не сдержался, ответил:

— Да, были уже, сейсмологи передавали. Пока слабые, но будут намного сильнее. А что?

— Просто интересно, — усмехнувшись, ответил Полундра.

Глава 42

Когда водолазы наконец вскрыли люк подводной лодки, Савада Яманиси не удержался и сам занял место за монитором. Теперь он мог видеть все то, что видели они, и лично отдавать приказы.

— Входите внутрь, — приказал Яманиси. — Сначала один, осторожно.

Темное пятно люка на экране приблизилось, закрыло собой все остальное, и тут же вспыхнул прожектор, осветивший внутренности субмарины.

— Двигайся вперед до третьего поворота направо, — приказал водолазу Яманиси. Он прекрасно знал, куда должен двигаться разведчик, чтобы добраться до бомб с ядом, недаром же еще в Японии все архивы по лодкам этого типа поднял.

То, что Савада Яманиси наблюдал сейчас на мониторе, здорово напоминало компьютерную игру-ходилку. Полутемные серые коридоры, неожиданные провалы поворотов, какие-то странные ящики. Не хватало только костей — но их тут быть и не могло. За шесть десятилетий соленая вода полностью разъела все скелеты японских моряков, погибших вместе со своим кораблем.

— Теперь вперед, — сказал Яманиси, когда водолаз свернул в нужную дверь. — Впереди будет люк, если он закрыт…

Но прежде чем Яманиси договорил, он увидел, что люк открыт. А за ним виднелся небольшой отсек, в котором лежало несколько десятков продолговатых предметов со знакомой ему по документам маркировкой. Это и были бомбы, начиненные ядом фугу.

— Есть! — хриплым шепотом сказал Яманиси, непонятно к кому обращаясь, то ли к водолазу, то ли к себе самому. Потом, немного помедлив, он продолжил командовать:

— Так, теперь возвращайся наружу и веди сюда остальных. Выносите бомбы наружу. И будьте предельно осторожны!

— Яманиси-сан, — голос водолаза был встревоженным. — Я слышу какой-то шум. Мы уже докладывали о нем, но теперь он стал сильнее. И, кажется, трясется дно.

— Глупости! — раздраженно ответил Яманиси. — Занимайтесь своим делом! — Он развернулся и приказал застывшему у дверей Като:

— Приготовить подъемник!

Сказав это, Яманиси снова повернулся к монитору.

Водолаз уже проделал половину пути обратно, к люку.

Вот он вылез наружу, подплыл к своим товарищам…

Неожиданно изображение на мониторе подпрыгнуло и перекосилось.

— В чем дело? — спросил Яманиси, и в тот же момент пол под ним накренился. Корабль качнуло так, как качает от сильной волны в шторм, но ведь море было совершенно спокойно!

— Яманиси-сан! — раздался голос водолаза, в котором звучал уже совершенно неприкрытый страх. — Дно трясется! Кажется, начинается землетрясение!

Изображение снова подпрыгнуло, на этот раз сильнее. Ощутимее оказался и толчок, качнувший корабль. На этот раз Яманиси не удержался и вместе со стулом отлетел в дальний угол каюты. Японец сильно ударился головой о стенку, но сознания не потерял.

Поднявшись, он шагнул к монитору, но пол словно ожил — он накренился так, что, если бы Яманиси не успел схватиться за прикрепленный к полу стол, то упал бы на стену, оказавшуюся почему-то внизу.

— Что происходит?! — крикнул он, с трудом дотянувшись до рации. Но ответа он не получил. Из наушников доносился только нарастающий гул, зато на экране монитора, величественно и как будто нехотя, разворачивалась картина подводной катастрофы.

В нескольких метрах от подводной лодки дно разрезала длинная трещина. Вода возле нее бурлила, словно в закипающем чайнике. Собственно, она и в самом деле кипела. Яманиси на секунду увидел одного из водолазов, безвольно повисшего в толще воды, и какую-то бурлящую белую стену, надвигающуюся на субмарину справа.

«Это же извержение! — промелькнула в голове японца паническая мысль. — Здесь же кратеры подводные есть!»

Яманиси был прав. Полундра знал, что делал, когда кидал глубинные бомбы полукругом вдоль подлодки.

Ведь спецназовец своими глазами видел курящиеся под водой кратеры, их было так много, что промахнуться было невозможно. Взрывы глубинных бомб разбудили спящие вулканы, и сейчас начиналось их извержение. Затопленная подводная лодка и японский корабль оказались как раз в эпицентре катастрофы.

Последнее, что увидел на мониторе Яманиси, была расширяющаяся трещина, в которую плавно соскальзывала субмарина вместе с оставшимися на борту бомбами. В следующую секунду корабль снова тряхнуло. Яманиси оторвало от стола и швырнуло на дверь. Он вышиб ее собой и выкатился в коридор.

«На палубу!» — подумал он и кинулся по коридору, а потом вверх по лестнице.

Он успел выбежать наверх. На палубе царила паника — его подчиненные пытались спустить на воду катер и спасательную шлюпку, они даже не заметили своего начальника. А над поверхностью моря один за другим вырастали огромные белые гейзеры, состоящие из смеси горячей воды и пара. Море испарялось, квадрат сорок один — восемнадцать стремительно заволакивал туман.

— Эй вы! Быстро… — закончить Яманиси не успел.

Очередной гейзер вспух прямо под килем корабля.

Судно перевернулось мгновенно. Яманиси повезло — он стоял недалеко от борта, и его отбросило в сторону, не накрыло сверху огромной волной, как большую часть команды. Но спустя несколько секунд Яманиси уже пожалел об этом. Вода была горячей.

Очень горячей — градусов семьдесят, не меньше.

И она продолжала нагреваться.

Сначала он пытался плыть, искал какой-нибудь предмет, за который можно ухватиться. Но извержение на дне все еще продолжалось, вулканы выбрасывали новые и новые массы раскаленной лавы, которая нагревала воду. Через несколько минут Яманиси уже не мог думать ни о чем, кроме охватившей все его тело боли. Он отчаянно закричал, но услышать его было некому. А под ним уже вспухал новый фонтан кипятка и пара — это вулкан выбросил лаву прямо под ним. Вода захлестнула японцу рот и нос, и перед глазами у него потемнело.

Яманиси повезло. Он потерял сознание и утонул, прежде чем успел свариться заживо. А когда его тело медленно опускалось на дно, навстречу ему кверху брюхом поднималась погибшая рыба, которую в России называют каменным окунем, а в Японии — фугу.

Извержение не пощадило и ее, хотя рыба-то как раз была ни в чем не виновата.

Глава 43

С моря дул свежий ветер. Он доносил запах соли, водорослей и рыбы, запахи, которые за последние годы стали для Джейка Меллинга особенно близкими.

«Интересно, — подумал американец, — если закрыть глаза, то можно отличить Медный от Атту? По запаху?» — мысль была вполне дурацкая, но она не давала Меллингу покоя. Он не выдержал, повернулся к стоящему рядом с ним Полундре.

— Сергей, как думаешь, сумел бы ты этот остров от одного из наших отличить, если бы тебе завязали глаза? По запаху.

Полундра удивленно хмыкнул:

— Вряд ли. Все эти острова похожи. А почему это тебя заинтересовало?

— Просто так. Чувствуешь, ветер с моря? У нас он совсем такой же.

— У нас многое одинаково… — задумчиво сказал спецназовец, глядя вдаль.

Они с Меллингом стояли на вертолетной площадке поселка Прибрежное. С той минуты, когда они ушли от японцев и сдались пограничникам, прошло ровно десять дней. За это время российские и американские власти сумели разобраться в том, что произошло, и сейчас оба друга были свободны, и Меллинг должен был вернуться к себе, на Атту. Вертолет ожидали с минуты на минуту.

— Да, — кивнул Меллинг. — А если вдуматься, так и вообще почти все. Ты, Сергей, если честно, мне очень сильно напомнил меня в молодости.

— Ну а как же, — усмехнулся Полундра. — Все моряки немного родственники. Особенно военные. Не знаю, доживу ли я до старости, но если да, то хотел бы я в восемьдесят лет быть таким, как ты.

Полундра говорил вполне искренне. Он всегда в глубине души считал, что как бы ни собачились политики, какими бы словами ни называли друг друга официальные идеологи обеих сторон, простые люди всегда должны понимать друг друга. И помогать… если получится. У них с Джейком получилось — вот и отлично.

Меллинг тем временем вытащил из кармана фляжку виски, приложился.

— Хочешь? — он протянул сосуд Полундре.

— А как же. У нас говорят, — Полундра напрягся, стараясь поточнее перевести на английский поговорку:

— На халяву и уксус сладкий.

Полундра глотнул виски, поморщился:

— Настоящее?

— В магазине сказали, что да. Но я как попробовал, сразу понял — наврали. Надо было вашей водки купить, а то обидно даже — был в России и водки не попробовал.

— Что, ее у вас купить нельзя? — удивился Полундра.

— Можно. Такую же настоящую, как у вас виски.

— Ну, точно, все одинаковое, — засмеялся Полундра. — Даже такие мелочи. Кстати, Джейк, — спецназовец приложил ладонь козырьком ко лбу, — это не твой ли вертолет летит? Посмотри-ка, ты говорил, у тебя дальнозоркость.

— Точно, он, — кивнул Меллинг, посмотрев в указанном направлении.

Вертолет приземлился через десять минут. Из кабины выглянул пилот в форме Береговой охраны США и приглашающе махнул Меллингу рукой.

— Ну что, удачи тебе, Сергей, — сказал американец.

— Тебе тоже, Джейк. И спасибо. Если бы не ты, мы бы так и не раскусили японцев, пока не стало бы слишком поздно.

— Зато как их остановить, придумал ты. Один бы я ничего не сделал.

Полундра не стал спорить — ложная скромность ему никогда не была свойственна. Вместо этого он слегка улыбнулся краешками губ и спросил:

— Интересно, мы еще когда-нибудь встретимся?

— Не исключено, — ответил Меллинг.

Они обменялись крепким рукопожатием, и американец пошел к вертолету. А Полундра, не дожидаясь, когда тот взлетит, развернулся и двинулся к поселку.

Он не любил смотреть вслед уходящим — считал это плохой приметой.

Глава 44

— Пошли, Андрюша, папа сейчас приедет! — красивая белокурая женщина ласково потрепала по щеке мальчика лет десяти, уснувшего в кресле. — Уже путь объявили!

— Ура! — на лице мгновенно проснувшегося мальчишки заиграла радостная улыбка. — Пошли скорее! — он вскочил с кресла.

Женщина взяла его за руку и повела через подземный переход к восьмому пути, именно на него, как только что объявил диктор, сейчас прибудет московский поезд.

— Андрюша, шарф завяжи! — сказала женщина, когда они с сыном вышли на перрон. Она знала, что северная осень коварна — вроде и не очень холодно, а простудиться ребенку легче легкого. Еще не хватало ему отца больным встретить.

— Мне не холодно!

— Завяжи, я тебе говорю!

— А папа говорил, что мне нужно закаляться!

— Закаляться надо дома, как положено, а не на вокзале без шарфа ходить. Кто сегодня душ холодный принимать отказался?

Мальчишка насупился:

— Ты только папе не говори, ладно?

— Не скажу, если пообещаешь, что это последний раз.

— Ладно… Обещаю.

Женщина улыбнулась. Она знала, что, если сын дал обещание, он его не нарушит — это в нем воспитал отец.

— И шарф завяжи, — развивая успех, сказала она.

— Мама, вон поезд! — неожиданно крикнул мальчик, показывая рукой в сторону, откуда и в самом деле уже показался локомотив.

«Наконец-то! — облегченно вздохнула женщина. — Дождались!»

— Поезд — это очень хорошо, — вслух сказала она. — Но не думай, что я про шарф забыла.

Мальчишка, смирившись с неизбежным, завязал шарф.

Поезд уже начал тормозить. Женщина пошла ему навстречу — ей был нужен четырнадцатый вагон, который находился в конце состава. Поезд остановился как раз в тот момент, когда она добралась до нужного вагона. И, разумеется, первым на перрон выскочил ее муж, Сергей Павлов.

— Сережа! — она кинулась ему на шею, как девчонка, и, никого не стесняясь, поцеловала.

— Здравствуй, Наташенька, — Полундра обнял жену.

— Привет, папка! — Андрюша подбежал к родителям и обхватил их обоих — насколько рук хватило.

Вдруг Наташа заметила пробежавшую по лицу мужа тень. Она не успела спросить, в чем дело — Сергей сам обернулся, кивнул на стоящего у вагона мальчика лет четырнадцати. Он вышел сразу за ним и стоял, дожидаясь, когда Полундра вспомнит о нем.

— Наташа, это Витя, — сказал Полундра. — Пусть он у нас пока поживет, хорошо?

Затем, наклонившись к уху жены, Сергей прошептал:

— Его отец погиб, помогая мне. А мать слегла, когда о смерти мужа узнала. У пацана совсем никого не осталось, нужно приютить его до весны. А потом повезу его в Питер — он хочет в Нахимовское поступать.

Тем временем Андрюша уже шагнул навстречу Витьке:

— Здравствуй. Как тебя зовут? Твой папа тоже моряк? А что это у тебя за книжка?

В руках у Витьки была большая, красочно иллюстрированная книга «Правда и вымысел про корову Стеллера». Он протянул Андрюше книжку и что-то тихо сказал ему.

— Ты не против? — спросил у жены Полундра. — Смотри, они уже с Андреем познакомились.

— Конечно, не против, — отозвалась Наталья. — Бедный мальчишка. Пусть пока живет у нас. Кстати, — голос Наташи стал игривым, — а что это у тебя за коробочка в кармане прощупывается? Это мне? — она сунула руку в правый боковой карман куртки мужа.

— Нет, — усмехнулся Полундра. — Это как раз мне.

Это орден. А тебе подарок — в другом кармане.

Спустя несколько секунд Наташа уже с восторженными охами и ахами примеряла золотые сережки с топазами.

— Нравится? — спросил Полундра, немного волнуясь. Он всегда немного переживал, даря подарки жене, — а вдруг не понравится? Хотя до сих пор такого не было.

— Конечно! Ведь это от тебя! — Наташа повернулась к уже что-то активно обсуждающим мальчишкам:

— Дети! Пошли домой!

Оглавление

.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Реклама на сайте