«Возвращение»

Возвращение (fb2) - Возвращение 489K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Глеб Егорович Исаев

Глеб Исаев ВОЗВРАЩЕНИЕ

Часть первая

Глава 1

— Грехи наши тяжкие… — Лежащая на кровати старуха открыла глаза. Зевнула, набожно прикрыв рот сухой ладошкой, и опасливо глянула на висящие в углу образа: — Прости и сохрани. — Привычно пробормотала она, и поинтересовалась и некоторой даже укоризной. — Когда приберешь-то меня, Господи?

Не получив ответа шмыгнула простуженным носом, с трудом выбралась из нагретой за ночь постели. Торопливо натянула на себя толстый стеганый халат, проковыляла к печи, и тихонько, стараясь не рассыпать, начала выгребать золу.

— Ма-Ма… Гоша кушать хочет — прозвучал из приоткрытой двери в спальню чуть гундосый, с нотками поистине детского нетерпения, голос.

— Сейчас, сейчас, Гошенька. Лежи пока, — старуха поправила ветхое лоскутное одеяло лежащего в крохотной спаленке сына, и захромала обратно в кухню.

— Кашку сварю, деточку накормлю… — запричитала она, высыпая зерно в кипящую воду.

Входная дверь распахнулась, впустив за собой клубы морозного тумана.

— Здорово, бабка, не сдохла еще!? — весело проорал чернявый парень. — Ну как, достала?

Старуха прижала к груди мешочек с остатками пшена.

— Так я ж, Витенька, вчера тебе отдала…. забыл, сынок?

— Какой я тебе сынок? — огрызнулся гость. Мазнул мутным взглядом по убогой кухне. — Твой сынок Гошка — придурок.

— Не придурок Гошенька, он хворый, — опасливо косясь на буйного соседа, произнесла старуха вполголоса.

— Чего ты бухтишь? — окрысился чернявый. — Стольник гони, кому сказал! Ну?

— Нету, сыно… — старуха осеклась, — нету, Витенька. Почтальонша вчера прийти обещала, да ведь не было ее.

— Ну, смотри, я предупреждал, — похмельный сосед решительно шагнул вперед, топча мокрыми сапогами вязаный половичок.

— Не трогай Гошу! — Старуха кинулась наперерез, роняя мешочек с крупой. — Нету!..

— Ой, брешешь. Ты старуха богатая, все знают. Придурку твоему пенсион положен!

— Колись, а не то… — он вновь посунулся к двери, из-за которой доносилось бессмысленное гуканье.

Бабка часто заморгала глазами, порылась в кармане засаленного халата и вытянула скомканный узелок: — Двенадцать только рубликов и есть. На, возьми пока, а к вечеру, может, пенсию принесут.

— Ладно, пес с тобой карга. Но я еще после зайду, — сосед брезгливо сгреб мелочь грязной пятерней. На пороге остановился и хитро глянул на замершую посреди кухни хозяйку.

— А я точно приду, — пообещал он, — не надейся, не забуду…

Дверь хлопнула, выпуская нежданного гостя. Вновь стал слышен стук ходиков.

Запахло горелым. Кошка осторожно принюхалась, лизнула рассыпанную по полу крупу.

— Брысь, скотина, — отмерла бабка. Опустилась на колени и принялась аккуратно сметать пшено обратно в мешочек.

— Придет письмоносица, не придет, а уж этот, аспид, точно не позабудет, — она шмыгнула носом и глянула на висящие в углу темные образа: — Прости, Господи, слова мои. Никак нельзя мне к тебе сейчас. Кто же за ним смотреть-то станет?.. Пропадет ведь один.

Витька вернулся вечером, когда уже вовсе стемнело.

Услышав тяжелые шаги в сенцах, старуха безвольно опустила худые руки.

— Что молчишь, опять нету? — с порога вызверился сосед. Злобно пнул попавшую под ноги кошку и ринулся в Гошину комнату.

— Спит он, не тревожь, — попыталась загородить дверь мать, но не успела, а только больно ткнулась морщинистой щекой в жесткое Витькино плечо.

Перепуганный грохотом инвалид вскинулся с кровати и озадаченно закрутил головой, морщась и смаргивая слезу.

— Гу-Гу, — передразнил Витька, отчего-то припомнив вдруг давнюю обиду, — ты, гад, меня в детстве ремнем драл, теперь я тебя повоспитываю.

— Витенька! — истошно взвыла старуха.

— Да пошла ты, — сосед отпихнул помеху и с силой, вложив в удар всю ненависть к людям, пнул "придурка" в ухо.

Тусклые глаза закатились, тело откинулось на кровать и мелко задрожало.

— Кирык дебилу, — дико захохотал озверевший от безнаказанности и водки Витька. Обернулся вокруг, пытаясь угадать, куда "старая тварь" могла спрятать деньги. Не сумел, потому нагнулся к неподвижно лежащей на сбитых половиках старухе.

— Вставай. — Дернул он полу ветхого халата.

— Эй, ты это чего тут делаешь? — строгий, немного удивленный, голос прозвучал за спиной мародера.

Витька вздрогнул, медленно оглянулся и мелко-мелко заморгал блеклыми поросячьими ресницами. Перед ним, задумчиво потирая содранную в кровь кожу на виске, стоял Георгий.

— Ни хрена себе, ожил? — Витька пришел в себя и размахнулся вновь.

Однако кулак пролетел мимо. "Придурок" лишь чуть повел дряблым плечом и сделал короткий, почти неприметный шаг в сторону, а потерявший равновесие Витек сам со всего маху воткнулся лбом в подставленное "идиотом" колено. Получивший отпор налетчик кое-как поднялся с пола и кинулся прочь из хаты.

А Георгий, уже позабыв про сумасшедшего пьяницу, склонился над старухой.

— Баба Мань, что с тобой? Что случилось? — он осторожно поднял на руки легкое тело старухи, осторожно опустил на смятую постель.

— Ничего, ничего, Гошенька, — чуть слышно прошептала старуха, вглядываясь в обеспокоенные глаза сына. — Сподобил Господь… Вымолила.

— Теперь уже и помереть можно, — она вдруг улыбнулась. — Теперь можно.

Георгий растеряно оглянулся, разглядывая знакомую обстановку.

"Вот и успокоилась баба Маня, — тяжело вздохнул он, но внезапно поразился нелогичности происходящего. — Стоп. Как это? Она ведь уже два года прошло как умерла? Мать мне в письме писала: бабушку Маню, мол, схоронили?"

Он провел рукой по виску, мимоходом удивившись неизвестно откуда взявшимся на ладони капелькам крови, и глянул на себя в зеркало. Глянул и обомлел. В сером от пыли, мутном зеркале, висящем в простенке между окон, отразилось его лицо. Его и в то-же время чужое, лишь смутно напоминающее его, невероятно постаревшее лицо.

— О, е… — охнул он и осторожно шевельнул пальцами редкие кустики пегих волос над ушами. "Нос, вроде, мой, глаза? — глаза тоже…

"Что ж это такое, господи? Может, я тоже, того. Помер. Потому и бабушку живой увидел?" — Георгий опустился на табуретку, зажмурился, вспоминая последние события. И тут выплыл новый вопрос: — Постой, а как я вообще дома оказался? Мы ведь еще вчера вроде, в рейд ушли?.. Стоп, так мы сегодня с духами на перевале схлестнулись. Я с пулеметом у подножья прикрывал. Андрюха чуть выше по склону…"

Череду вопросов прервал негромкий стук в сенях. Входная дверь распахнулась, и на пороге появился милиционер. Седоватый, в мятой, сидящей словно на бойце-первогодке, форме, старший лейтенант поелозил ботинками о половик, мимоходом глянул на сидящего за столом Гошу и громко крикнул:

— Эй, Авдотья. Где ты там? Витька орет, что сынок твой… — он не закончил, заглянул в спальню. Представитель власти осмотрел лежащую на кровати старуху и вернулся в кухню. Озадаченно поправил сбившуюся на затылок шапку.

— Ну что, дурак, как теперь жить-то один будешь? — вздохнул участковый и, не дожидаясь ответа, закончил: — Все. Померла твоя мамаша, некому теперь за тобой смотреть.

— Какая мать? — вскинулся Георгий. — Это же старуха…Бабушка Маня умерла.

— Ну ни хрена себе, — изумился участковый. — Так ты чего…оздоровел? Не может быть. Ведь почитай пятнадцать лет… — Участковый наклонился, впился взглядом в глаза Георгию.

— Точно, нормальный, — изумленно прошептал он.

— Ты объясни, лейтенант, что значит — мать… Какие пятнадцать лет? — сердце Георгия застучало.

Участковый смущенно откашлялся: — Ну а чего рассказывать? Сколько я здесь служу, ты всегда такой был. Гу-гу-гу, да под себя гадишь… Она, покойница-то, пока в силах была, сколько раз тебя по врачам ни возила, все без толку. Так и жила. А это у тебя откуда? — милиционер углядел кровавую ссадину на виске у Георгия.

— Не знаю, — вновь коснулся головы Георгий. — Очнулся, на полу бабуш… она лежит. Тут этот, мордатый, ко мне руки тянет. Я его успокоил, ее… поднял… Погоди, лейтенант. Не могу я в толк взять. Выходит, я что, вот так пятнадцать лет без памяти и просидел? — Георгий провел рукой по лысеющей голове, уставился в зеркало. — Да не может того быть!

— Может, не может. В жизни всякое бывает. Ладно. — Старший лейтенант вспомнил о своих обязанностях. — В общем так: Мать твоя внешних признаков насильственной смерти не имеет. Скорее всего, от возраста преставилась. Милиционер помялся, без необходимости поправил ворот шинели, — сейчас соседок пришлю, они помогут. Ну а ты, раз уж так вышло, значит в себя приходи… — Он не закончил, торопливо шагнул к дверям. — Ты смотри, только не уходи никуда, — предупредил он зачем-то. — И документы ее, ну паспорт, найди, ладно?

Дверь захлопнулась, и Георгий остался один.

Он поднялся, прошел в светелку и опустился возле тела, всматриваясь в лицо умершей.

— Прости, мама, — выдохнул Георгий, заморгал, пытаясь справиться с предательски задрожавшей челюстью, встал и, поправив ветхий халат, вышел в кухню. Огляделся, припоминая, затем раскрыл створки большого, темного от времени, буфета, вдохнув запах старых вещей, лежалой бумаги. Вынул на свет старую жестяную коробку, в которой испокон веку в семье хранились документы.

Почувствовал, как кольнуло в затылке, как заныл висок, когда развернул сложенный вчетверо лист газеты "Красная звезда", лежащий на самом верху…

Быстро пробежал глазами пожелтевшую от времени вырезку. Прочитал заголовок. Вчитался в блеклые буквы печатного текста.

"Засада, подавляющее превосходство противника, остался прикрывать, сдерживая атаки… "— никаких воспоминаний текст не вызвал. Словно читал про совершенно чужого человека. Однако сомнений быть не могло. Свою фотографию с личного дела, которая венчала коротенькую заметку, узнал сразу. Далее ничего интересного узнать не удалось.

Трескучие фразы об интернациональном долге, помощи братскому афганскому народу, короче, как всегда: "Командир разведчиков удерживал наступление крупного подразделения моджахедов, но когда те открыли минометный огонь, оказался погребен под завалом. За подвиг награжден орденом Красного знамени.

Георгий открыл коробочку: "Звездочка, это помню, за Кандагар, "Отвага". А это, видимо, то самое "Знамя"", — он повертел в пальцах блестящий орден и засунул награду обратно. Пенсионную книжку с первой группой инвалидности, свой паспорт просмотрел с куда большим интересом.

И тут навалилось. Георгий сглотнул комок, обхватил гудящую голову руками. Мысли побежали в разные стороны, спутались. Он медленно закрыл потяжелевшие веки и уронил голову на стол.

Очнулся он от яркого света. Поморгал, пытаясь понять, где он. С интересом всмотрелся в изрезанный трещинами беленый потолок. Перевел взгляд в сторону: Кровати, застеленные волосатыми одеялами, лежащие поверх них люди в домашней одежде, негромкие разговоры. Никак больница?

— Эй, друг, — хрипло позвал Георгий мужчину, лежащего на соседней койке, — давно я тут?

— О, проснулся, — сосед с готовностьючки. — Ну наконец-то, а то дышать нечем. Сестры, суки, тебя не перестилают… — мужик тряхнул свернутой газетой. — При коммунистах-то, поди, так за людьми не смотрели….

— Трое суток… — наконец ответил на вопрос словоохотливый сосед. — Спишь как сурок, — он пожевал губами, — да вон ссышься…

Георгий, которого невольно кольнула странная фраза соседа — антисоветчика, потянул носом. Остро пахнуло аммиаком. Приподнял одеяло и с некоторой оторопью уставился на дряблый, поросший редкими волосами, животик, тонкие бледные ноги.

"Да, охренеть легче, — вспомнилось ему все. — Неужели, и вправду, пятнадцать лет прошло?"

Он закрыл глаза и выдохнул. "Сейчас, сейчас", — повторил, собираясь с мыслями.

— Сестра, — окликнул сосед пробегавшую по коридору санитарку, — убрать бы, проснулся наш зассанец…

— Успеется, — отмахнулась тетка. — Не сахарный. Пусть полежит.

Георгий поморщился. Глянул на лежащие возле его кровати трико с вытянутыми коленями и ветхий, штопанный тельник.

— Мое? — на всякий случай поинтересовался он. Получив молчаливое подтверждение, откинул сырое, вонючее одеяло и натянул штаны и тельник.

Содрав с постели влажную клеенку, простыни, свернул в комок и вынес в коридор.

— Куда положить? — поинтересовался у сидящей за блестящей, сделанной из непонятного материала, стойкой девушки в белом халате. Та, продолжая говорить в маленькую коробочку, ткнула пальцем на соседнюю дверь.

— Спасибо, — на всякий случай поблагодарил пациент и занес белье в кладовую.

Вернулся в палату и улегся на матрас: "Ну вот. Теперь нужно разбираться, — естество разведчика подсказало: — Прошедшее с момента контузии время могло принести много сюрпризов. Одна фраза про коммунистов чего стоит, — он лег на спину и уставился в потолок. — Странно, что бы это могло значить? На диссидента мужик не похож, на дурака — тоже. Выходит, что? Пожалуй, так не пойдет, — Георгий обернулся к соседу. — Газету? Пожалуй. Хотя… — и тут взгляд наткнулся на книгу, лежащую возле больного. — "Россия, которой не было", — прочитал Сергеев заглавие. — Бушков? Не знаю. Впрочем, не мудрено".

Сосед с готовностью протянул потрепанный томик: — Херня все, ну да от скуки сойдет, — кратко прокомментировал он содержание.

Георгий раскрыл оглавление: "Ну, кому как. А мне так лучше и не надо, — открыл третью часть. — Перестройка, гласность, приватизация, Беловежская пуща". Прочитанное особо не поразило. Возможно, помогла внутренняя готовность к самым неожиданным поворотам. "Уже тогда, в восемьдесят пятом, что-то такое чувствовалось, — подумал он, переходя к новой главе. — Как его, Ельцин? Хм, секретарь обкома в реформаторы. Это по-нашему".

Впрочем, когда окончил чтение, сумбур в мыслях пришлось успокаивать. "Такого и всего за неполных пятнадцать лет? Умом Россию не понять, — выдохнул он, — и Афган просрали, и Чечню, ох, чудаки".

Впрочем, спасло от потрясения то, что большая часть прочитанного воспринималась как неумная фантастика.

"Демократы?" — Георгий криво усмехнулся, представив на улицах столицы толпу бородатых интеллигентов, прыгающих наперерез танкам.

"Чудаки. Попробовали бы они моих парней остановить, — вновь, уже скептически, свел губы офицер. — Одно слово, чудаки с другой буквы".

Особое умиление вызвал неприкрытый цинизм, с которым "болеющие за страну", горлопаны растаскивали остатки рухнувшей державы. "Нет, умом этого не понять", — отложил Георгий книгу.

Вопросов, конечно, возникло море: "Что такое сотовый, с чем едят ваучер, какой такой дефолт? — однако понемногу разобрался. — Беспроводной телефон, ну, это понятно. Прогресс идет, рынок, тоже ясно, а в остальном, все так же. Только жестче и хуже. По крайней мере, у нас столько человек в одну палату не совали".

Ужин разочаровал. Проголодавшийся Георгий мигом проглотил свою порцию и затосковал. "Так не пойдет, — рассудил он. — Нужно что-то предпринять, — обвел глазами жующих соседей. — Похоже, больничное тут почти никто не ест. Ну и ладно", — поднялся и прошел в коридор.

— Столовая? — девочка у стойки оторвала взгляд от мелькающих на ярком цветном экране картинок. — А вам что, не принесли?

Он улыбнулся: — Так голодный я. Трое суток проспал.

— Ну, это там, дальше по коридору, — сжалилась медсестра. — Только я не знаю, дадут ли… — покачала она в сомнении головой. — У нас лежачим разносят.

— Ничего, я попрошу, — Георгий уверенно двинулся вперед. Спустился на этаж ниже и заглянул в полупустой зал.

— Хозяйка, покормишь? — спросил у толстой зевающей поварихи. — А я, вон, мусор выкину, — заметил он бачок с помоями.

— Да? Садись, — обрадованно закивала та. — А то все самим приходится.

Плотно закусив, Георгий отправился выполнять обещание. Прогулка по улице принесла много новых впечатлений.

Сработало главное правило разведчика. Попав в незнакомое сообщество, нужно осмотреться и постараться стать похожим на остальных. Чужаков не любят. Они опасны.

Накинул висящую в подсобке телогрейку, пригладил реденькие волосы и осторожно понес ведро во двор.

— Эй, отец, — голос стоящего у ограды человека не привлек внимания.

— Я тебе говорю… — вновь окликнул голос.

Георгий обернулся, сообразив, что зовут именно его.

— Чего? — взглянул он на мужика.

— Давай, я свиньям скормлю, — хрустнул мятой купюрой человек.

"Во, как? — удивился Георгий. — Рынок, значит".

— Сколько? — неожиданно даже для самого себя, уточнил новоявленный бизнесмен.

Логика подсказала: "Рынок, значит, нужно торговаться".

— Полсотни. Хватит? — мужик вновь помял банкноту.

— Сто, — отрезал Георгий. — А если договоримся, то я тебе каждый день буду носить.

— Заметано, — свиновод легко расстался с еще одной бумажкой. Ловко перелил бурду в большую канистру и вернул ведро. — До завтра, — вежливо попрощался пациент с благодетелем и отправился обратно.

"Сейчас главное — разобраться с ценами на местном рынке помоев, — усмехнулся начинающий бизнесмен. — И… застолбить за собой хлебное место — это два". Он вошел в подъезд и нос к носу столкнулся с высоким, несуразно громоздким, мужчиной.

Не дожидаясь, пока добровольный помощник закроет дверь, мужик, ухватил Гошу за ворот телогрейки: — Хавку налево тыришь? — сипло прогудел ревнитель порядка. — Значит так: Половину денег, что тебе отстегнули, гони.

— С чего бы? — искренне удивился Георгий.

— За крышу.

— Какая еще крыша?..

— Из шифера… Тупой? Или придуриваешься? — здоровяк размахнулся, норовя угодить ь низкорослому идиоту кулаком в челюсть, но вдруг сам потерял опору. А последовавшее падение на жесткие ступени стало вдвойне неожиданным, потому как плешивый мужичок, как показалось, и не делал для этого ровным счетом ничего. Он просто немного качнулся, согнув ногу в колене.

По всему выходило, что новоявленный рэкетир просто запнулся о неудачно выставленную ногу жертвы.

— Ах ты… — взъярился длинный, пытаясь встать с пола. И тут в глазах у него вспыхнул настоящий фейерверк искр. Голова с громким стуком впечаталась в крашеную стенку. Вымогатель уплыл в туман и вовсе не почувствовал, как ему на затылок потекла скопившаяся на дне помойного ведра жижа.

— Охолодись, — посоветовал Георгий, брезгливо отодвинув ногу сидящего на полу великана.

— Забавно, — усмехнулся он, — крыша, так понимаю, значит покровительство? Ну, нам это ни к чему.

Однако подъем на третий этаж показал — не все так гладко. В горле запершило, дыхание сбилось.

"А вот с этим нужно что-то делать", — сердито ухватил себя Георгий за выступающий животик под ветхой тельняшкой.

Глава 2

Крыльцо скрипнуло, Георгий старательно вытер испачканную в грязи обувь, легонько толкнул незапертую дверь и шагнул в темный проем.

Мать схоронили, пока он лежал в беспамятстве. Самого Гошу выписали из больницы неделей позже. Врач бесстрастно взглянул на данные анализов, устало потер красные после ночного дежурства глаза и принялся заполнять карточку.

— Случай твой, конечно, из ряда вон выходящий, прецедентов я лично не помню, поэтому и прогнозов делать не стану, — он перечеркнул незаполненные графы. — Рецидив возможен в любой момент, пусть инвалидность остается. Мало ли… От твоих пяти тысяч государство не обеднеет, — скорее убеждая самого себя, подвел итог рассуждениям доктор.

Георгий вошел в темноту нетопленной избы. Исхудавшая Муська прыгнула с пыльного подоконника и сорванным от беспрестанного мяуканья голосом поприветствовала хозяина.

— Вот так вот, — Георгий стянул потертую шапку, подаренную ему сердобольными поварихами. — Одни мы теперь с тобой, киска, остались.

Опустился на стул и хмуро взглянул на сдвинутый в середину комнаты стол. Воображение подсказало, что на нем и стояла казенная домовина.

— Покормить тебя? — обратил он внимание на истошно орущую возле ног кошку.

— Сейчас, — вынул из кармана подсохшую булочку с ливером, раскрошил в вылизанной до блеска кошачьей миске.

Георгий посмотрел как жадно, утробно рыча, накинулась кошка на эрзац-корм. И только тут заметил, что дверца буфета приоткрыта. Поднялся, заглянул внутрь. Вместо аккуратной стопки на полке лежал скомканный ворох бумажек. Словно кто-то, вовсе не заботясь о сохранности остального, искал нечто важное.

Обнаружилась и пустая коробка от наград. Однако ни самих орденов, ни наградных документов не отыскал.

"Может, кто из соседок прибрал?" — не особо озадачился хозяин. Аккуратно прикрыл дверцу шкафа.

— Что ж, будем жить, — выдохнул отставник и решительно стянул тощий казенный бушлат. Растопил печку, набрал в сенях воду и занялся наведением порядка. Скрести и чистить пришлось долго, но когда закончил и устало перевел дух, в доме была почти армейская, казарменная, чистота.

Передохнув, решил зайти к соседям. Суетливая, неопрятная тетка, которую он и не вспомнил, долго причитала, неприметно косясь на сидящего у стола гостя. — А мы думали, и не воротишься, — простодушно пояснила она свой интерес. — Витька сказал, в дурдом тебя свезли, навовсе.

— Так он с дружками еще во дворе у вас вчера крутился. Я выглянула, чего мол, а он и сказал, — припомнила тетка, когда Георгий попытался узнать, кто мог забрать его вещи.

— Ты у него, у Витьки, спроси, — бесхитростно посоветовала хозяйка, усиленно вытирая стол цветастой тряпкой. — А то, может, чайку попьешь? — ей не терпелось уяснить для себя, точно сосед пришел в разум или нет.

— После. С делами разберусь, зайду, — мягко отказался гость. Провел ладонью по реденьким пегим волосам, поднимаясь.

— Намаялась с тобой Авдотья-то, — не к месту ляпнула толстуха. — И надо же, померла. Как дожидалась…

— А тебя насовсем вылечили? — не удержалась она от вопроса.

Георгий тяжело вздохнул, успокаивая легкую неприязнь к бестолковой соседке.

— Насовсем, тетка, насовсем.

— Да какая ж я тебе тетка? Мы ведь с тобой, Гошка, в одном классе учились? Неужто не вспомнил меня?

— Нет. Не помню, — отрезал он и шагнул в дверь.

Он и вправду не сумел признать в этой расплывшейся, неопрятной бабе хрупкую смешливую девчонку из соседского двора, с которой вместе бегал на речку и катался зимой с горки.

"Почти пятнадцать лет?" — впрочем, посетовал больше по инерции. Недели спокойных ночных размышлений в тишине больничной палаты хватило осознать, что время и вправду прошло, и все неузнаваемо поменялось.

И сам он, и окружающие. И не так жалко ему было исчезнувшего союза и партии, как тех, кого он привык считать вечными. Любимых актеров, писателей. Миронова, Леонова, Папанова, да мало ли их исчезло из его жизни в одночасье. Вот это ему понять и принять оказалось непросто. А что до остального? "Да и хрен с ними, с этими Громыками и Пельшами, — по-крестьянски рассудительно махнул рукой Георгий. — У них своя свадьба, у нас своя".

Миновал двор, отворил скрипучие ворота. Постоял, вспоминая, и двинулся дальше, по продуваемой стылым ноябрьским ветром улице.

Соседский дом, который он помнил еще крепким, обшитым новеньким толем, срубом теперь словно съежился, покосился и врос в землю. Хлопал на ветру отвалившийся ставень, взлетал над худой кровлей кусок рубероида.

Георгий неодобрительно покосился на заваленный мусором двор и поднялся по крылечку мимо ржавого мотоцикла.

"Бати его "Урал"", — признал Георгий мечту своего детства. Мотоцикл на их улице был только у Витькиного отца, и тот иногда катал окрестных пацанов.

— Эй, кто живой? — окликнул Георгий хозяев, входя в дом. В нос ударил тяжелый запах. Скорее, коктейль из запахов. Гнилой картошки, грязного белья, пыли, застарелого табачного перегара.

— Фу, — не выдержал гость и помотал головой. — Вонища-то.

— А ты не нюхай, — донесся из-за растресканной двери хмельной, разухабистый голос. — Иди, куда идешь… — уточнил обитатель, прибавив к пожеланию целую гроздь матерного присловия. — Ходят тут, нюхают.

Дверь отворилась, из комнаты вывалился здоровый, огненно-рыжий мужик. — Ты хто? — резонно поинтересовался он у вошедшего. — Чего надо?

— Витька где?

— А ты чего, прокурор? — пьяный явно не был расположен миндальничать с гостем.

Георгий решил не обострять отношения с ходу, и спокойно пояснил: — Сосед я его, ну?

— Это который? — прищурил глаз дознаватель. — Кто таков? Отвечай.

— А, придурок, — выглянула из-за спины собутыльника всклокоченная голова шебутного соседа. — Выпустили? Или с дурки убег? — он вдруг вспомнил недавнее и, чувствуя собственную безопасность, злорадно протянул: — Ты, вражина, меня об печку тогда вдарил, аж едва не прикончил.

— Этот? — тупо уставился на кореша мордатый приятель. — Ну, тогда мы с него имеем, — заплетающимся языком прогнусил он. — Тебя ва-аще нужно за это в падлы записать, в масть пиковую.

Уголовник согнул бычью шею и двинулся вперед, намереваясь ухватить рукав Гошиного пальто. Короткие пальцы сомкнулись на драповой ткани. И тут Георгий взорвался. Ухватил руку, сжимающую ткань, и хлестко, словно подрубив сухой березовый корень, махнул ногой. Колено амбала хрустнуло, подвернулось, и он рухнул на заплеванные доски пола, но тут же вскинулся вновь, почувствовав нестерпимую боль от вывернутого из сустава пальца. Второй удар сапога, уже в челюсть, заставил буяна отключиться уже окончательно. Он распластался на полу и затих.

— Ты чего? — вмиг протрезвел Витька. — Ты чего?

— Спрашиваю один раз, — глянул на перепуганного соседа Георгий. — Ордена. Кто взял?

— К-какие ордена? Ничего я не знаю, — голос выдал хозяина. Но тот настойчиво повторил: — Ничего не знаю.

Сергеев перешагнул через рыжего буяна и приблизился к собеседнику. От резкого тычка в живот тот охнул и согнулся пополам.

— Ну? В глаза смотреть. Что сказал? Повтори.

Поняв, что сейчас он неминуемо разделит участь своего приятеля, Витька жалобно взвыл: — Она сказала, что тебя совсем увезли, в дурдом, я ж не знал, чего…

Он бессвязно забулькал носом, выдувая пузырь: — Чего, думаю, пропадать?

— Где они? Куда дел?

— В скупку сдал, в городе, на Строителе, там мужик покупает… — заспешил Витька.

Злость, наконец, нашла выход. Георгий сжал зубы и влепил открытой ладонью в лоб согнутого противника. Хлопнуло, словно взорвалась детская бомбочка. Витька охнул и, закатив глаза, свалился на пол. Гулко стукнул затылок.

"Это не лечится. Такого легче прибить, чем исправить". — За годы службы ему пришлось повидать и подбирать ключик ко всяким солдатам, но подобных, подловато-простецких, типов он откровенно не любил и даже опасался. Такой и в спину стрельнет, и врагу сдаст, ни секунды не задумываясь. А если удастся схватить за руку, будет выть и плакать, клясться всеми святыми, но только чтобы спасти собственную шкуру, искренне оставаясь в уверенности в своем праве подличать.

"Ну да не убивать же за кусок металла. Вернуть награды, конечно, нужно, это святое, а этот урод свою судьбу сам отыщет". — Он брезгливо вытер ладонь о Витькину телогрейку и вышел.

Поход в сельсовет закончился ничем.

— Ты пойми, — растерянно пробормотал пожилой председатель. — Работы у меня для тебя никакой нет. Народ только с хозяйства кормится. Чего я тебе могу предложить? Попробуй в Ставки съездить, у них еще трактора остались, коровник строят. Может, возьмут, — председатель покрутил в пальцах справку. — Хотя, с такой бумагой, вряд ли. Ты ведь, прости, если по документу, инвалид, на голову больной, ну кто станет рисковать?

— А пенсия моя? Мать ведь должна была получать.

— Ну, так она на нее и была выписана, как на опекуна. Теперь переделывать нужно, в собес ехать, — развел руками, ненароком показав драные манжеты застиранной рубахи, председатель. — Только это долго. Месяц, а то и два.

— Ничем я тебе помочь не могу. Рад бы, — он с тоской глянул на облупившуюся дверку крашеного серой краской металлического ящика. — Денег в кассе — шаром покати.

— Ладно, — Георгий застегнул пуговицы пальто. — Ну а как же вы тут сами живете?

— Так вот и живем, — приятель по детским играм вытянул из-под стола бутылку с мутной жидкостью. — Хорошо, хоть самогонка есть, — он сноровисто дунул в стакан. — Давай, помянем старуху.

— А ты знаешь, я ведь тебе иногда даже завидовал, — поделился председатель, закрывая бутыль пробкой. — Вот думаю — Сидит себе, глазами лупает, и никаких забот. А нам тут столько всего пережить пришлось, не выскажешь, — он привычно скривился и махнул стакан. Выдохнул, потянулся налить гостю.

— Не нужно, — остановил Георгий, но, решив не обижать собеседника, пояснил: — Боюсь, в голову ударит. Врач строго запретил.

Георгию отчего-то не захотелось пачкать память матери этим мутным, вонючим пойлом.

— Ах, ну да. Точно, — председатель с готовностью убрал бутыль. — Ты, ежели что понадобится, заходи, помогу…

Георгий вдохнул морозный уличный воздух, постоял, собираясь с мыслями, и двинулся вдоль по улице к магазину.

"Тут, похоже, совсем хреново, — рассудил он, глядя на покосившиеся заборы и темные крыши домов. — Как ни крути, придется ехать в город. В собес зайти и заодно ордена свои выручить".

"Хорошо, что хоть какие-то деньги есть", — вспомнил он свой недельный приработок на продаже помоев.

А уже на следующий день, оставив кошку на попечение сердобольной соседки, он взял билет до областного центра.

По разбитой, укатанной колее медленно полз старенький автобус с малопечатным прозвищем "ПАЗ". Нахохлившиеся пассажиры мирно дремали на своих местах. Путь в город предстоял неблизкий.

Георгий поднял каракулевый воротник пальтишка и привалился головой к морозному стеклу, погрузившись в воспоминания о недавнем, как ему казалось, прошлом.

Учеба в училище имени знаменитого адмирала, которое готовило офицеров для Тихоокеанского флота, подходила к своему логическому завершению. Позади остались пять лет вольной курсантской жизни. Зачеты, экзамены, практика. Приближалось распределение. Однако, пока его приятели обсуждали выгоды и преимущества службы на "атомачах" перед "дизелюхами", сам Георгий мучительно искал выход. Причина его душевных метаний была проста. Стоило ему ступить на палубу корабля, как организм начинал бунтовать. При чем не просто тошнило, даже от небольшой качки просто выворачивало наизнанку. А мутило, даже когда смотрел на воду с берега. Была ли это индивидуальная особенность организма, или скрывалась еще какая причина, он так и не сумел выяснить. Сначала стеснялся. А после стало поздно. Оставалась слабая надежда, что пройдет само, но увы, слабая. Как бы там ни было, служить в плавсоставе с таким недугом было бы весьма затруднительно. В то же время, кто, скажите, уволит курсанта с выпускного курса, когда на его подготовку уже потрачены немалые деньги по такому смешному поводу? Ч то оставалось, проситься в береговую базу или на склад. Это было еще противней. Сто к одному сокурсники сочтут, что он боится идти в "подплав".

Выход нашелся, когда расстроенный курсант начал подумывать о глобальном залете. Ссамоходе, с пьянкой и попаданием в комендатуру. Спасло прибытие в училище подполковника с красными просветами в погонах и шитым желто-красным якорем шеврона. Он предложил выпускнику место комвзвода в дивизии морской пехоты, к тому же расквартированной во Владике. Начинать карьеру в строевой части, но в большом гарнизоне явно предпочтительней должности командира береговой базы в забытой богом дивизии старых дизельных лодок, в бухте с красноречивым названием Бечивинка.

Предпочтение "покупатель" отдавал крепким, уравновешенным, пусть даже и не особо разбирающимся в высшей математике, оперативной и марксистско-ленинской подготовке, но спортивным.

Георгий понял — это его шанс распределиться не теряя лица, и в тот же день представил в учебную часть рапорт.

В решении не было никакой романтики, сугубая рациональность. Когда за плечами пять лет какой-никакой, а службы, есть четкое понимание того факта, что выбранная профессия скучна и малодоходна. Единственный шанс для морского офицера сделать карьеру — это либо иметь крепкую руку в кадрах, либо попасть на активно эксплуатируемый боевой корабль. Служить на "атомаче" всяко приятнее, чем гнить в тесных промасленных отсеках заштатной "дизелюхи", и Камчатка с ее двойной выслугой, по любому, круче Большого Камня или Павловска.

Но Георгию было уже не до выбора.

"Что ж, пехота так пехота, — решил он. — Но как-никак город, опять же". Сюрпризы начались сразу. "Долина смерти", как прозвали городские острословы район, где располагалась часть, встретила молодого лейтенанта толстым слоем цементной пыли, марсианским пейзажем каменного карьера и дорогой, разбитой БТРами.

Служба в части, упрятанной на плато между сопок, густо заросших мрачновато-корявой приморской флорой, поразила рутиной и бессмысленной скукой.

Участь молодого лейтенанта известна: наряды, патруль, обеспечение и снова наряды. А в перерывах — изучение организационно-штатной структуры, написание десятков планов и конспектов. Редкие посиделки с такими же бедолагами в определенном под общежитие младшего офицерского состава одноэтажном бараке, построенном после самой войны японскими пленными, и еще более редкие выезды в город.

Автобус из их медвежьего угла ходил по четкому расписанию, однако редко, всего раз в час, и то до восьми вечера. А возвращаться из центра города по ночи пешком было сомнительным удовольствием даже для бравых морпехов.

Однако шло время, Георгий втянулся, освоился. Начал различать бойцов своего взвода в лицо и по характеру. Вот только что-то подсказывало ему: служить здесь до капитана — дело долгое, а ждать после майорскую звездочку, когда таких должностей в части всего меньше десятка, можно до самой пенсии. Куда вернее имелась крепкая возможность тихо спиваться в кампании таких же неудачников, как и он сам, попасть в черный список, затем в жернова офицерского "суда чести" и, в итоге, вылететь со службы с волчьим билетом. Без выслуги, без специальности и жилья.

Холостяцкое бытье известно, лейтенантского оклада хватало на полмесяца, дальше выручала столовка. Сдав продовольственный аттестат в канцелярию штаба, он получил гарантированную возможность угробить желудок на матросском камбузе. Повара, понимая суть приготовления калорийной пищи несколько своеобразно, прогорклого масла не жалели. Отчего все, что подавалось к столу, имело непередаваемый и довольно специфичный вкус и аромат. Что до умений и навыков, то с этим оказалось вовсе никак. Ну какого солдата можно воспитать из молодого матроса, который львиную долю своей службы либо еще не готов служить, либо уже не хочет. Фактически нормально выполняет свои обязанности боец максимум полгода. Шесть месяцев он постигает основы службы: дневалит, драит камбуз, грузит уголь и, вообще, выполняет все мыслимые виды хозяйственных работ, а последние полгода просто сачкует, получив заветный статус дедушки. Оставшийся год службы, из которого месяц забирает непременный отпуск, а еще один — нахождение в столь же неизбежном лазарете, никак не может позволить научить новобранца тому, что он должен знать и уметь. Один-два прыжка с принудительным раскрытием, учения в районе бухты Суходол, которую злые языки метко прозвали "Сопка ваша, сопка наша", где бойцы в основном бегут, изнемогая под тяжестью полной выкладки, ну и непременные политзанятия, а также отработка мероприятий по защите от оружия массового поражения. Нужно ли говорить, что воспитать полноценных "коммандос" в таких условиях просто немыслимо. Набраться десантного форсу и получить навыки в рукопашке пацаны старались, отрабатывая приемы на бойцах первогодках. Служба, казавшаяся Георгию решением его проблем, начала крепко тяготить. Он стал с интересом прислушиваться к рассказам сослуживцев о способах досрочного увольнения из рядов доблестных Вооруженных Сил на гражданку. Возможно, тем бы и кончилась для Георгия его карьера в Вооруженных Силах, если бы не начавшаяся в семьдесят девятом Афганская кампания.

В тот вечер, один из немногих, когда у него выдался выходной, Георгий мирно выпивал в ресторане Зеркальный. Поглядывал на парочку местных шалав, невнимательно слушая хмельной рассказ своего приятеля, такого же комвзвода, как и он.

Девочки, впрочем, были симпатичные и компанейские. Обработчицы с Обухова. Плавбаза стояла на ремонте уже второй год, береговой оклад позволял только что не протянуть ноги, поэтому девчонки, скинувшись по рублику, частенько заскакивали в кабак, где по традиции гуляли морпехи. Бравые ребята могли угостить шампанским, пригласить танцевать, ну а там уж как выйдет.

Георгий, уже с практическим интересом, взглянул на профиль одной из соседок, однако что-то в словах его товарища заставило отвлечься.

— Как ты сказал? — переспросил он. — Добровольцы?

— Ну, да. Я вчера, когда по дивизии дежурил, с ЗАСа телефонограмму принял, с "Люстры".

Летеха задумчиво взглянул на эстраду, где бренчал на гитаре новый Антоновский шлягер про море и белый теплоход мордатый ресторанный лабух.

— Как же там? Ага… — попытался припомнить текст сообщения, пришедшего из штаба флота, старлей. — "Направить на утверждение кандидатуры трех добровольцев из числа младшего офицерского состава, для исполнения интернационального долга в составе ограниченного контингента в Демократической республике Афганистан".

— Погоди, — Георгий прикусил ноготь большого пальца, — ну и что ты об этом думаешь?

Антон хмыкнул: — А чего тут думать? Нашли, тоже, дураков. Там жара, змеи.

— Змеи? — повторил Георгий, — змеи, это да…

Рапорт он вручил командиру полка до утреннего построения. Спешил, чтобы выглядело, как инициатива.

Не то, что Георгия тревожила судьба демократии в далеком Афганистане. Он рассуждал куда прагматичней. Перевод в армейцы сулил куда больше возможностей, особенно по окончания командировки, после которой вполне могли разрешить свободное распределение для дальнейшей службы. К примеру, в Западную группу войск. Ну и кроме того, держал в голове слова приятеля о доплатах за участие в боевых действиях в чеках Внешторгбанка.

Взвесив все, он решился.

Характеристику обрадованный замполит полка выдал отличную, и через две недели его личное дело ушло в кадры, а еще через месяц в дивизию поступила копия выписки из приказа, подписанного самим Устиновым. Вопрос смены офицером рода войск решался на уровне аппарата Министра обороны и был по тем временам событием из ряда вон выходящим, но для спецконтингента добровольцев, видимо, сделали исключение.

Отгуляв с сослуживцами отвальную в том же самом кабаке, приткнувшемся на подступах к злачному району Луговского рынка, попрощавшись с симпатичной рыбачкой, Георгий вылетел в Москву.

Автобус заскрипел тормозами, двери раскрылись.

— Все, селяне, вылазь, приехали, — произнес водитель, вытряхивая из полупустой пачки беломорину. — Дальше на метро.

Народ затолкался, торопясь поскорее выбраться из душного салона. Георгий вышел последним. Оглянулся по сторонам и замер. Уйдя с головой в свои мысли, по сторонам не смотрел, тем сильнее оказалось потрясение.

Зеркальные стены высоток, ажурное переплетение разноцветной иллюминации, растянутые прямо над проезжей частью плакаты, рекламирующие все на свете, а главное, сплошной поток красивых, фантастически обтекаемых автомобилей.

Георгий опустился на присыпанную снегом скамейку, осмысливая, привыкая к новизне окружающего.

Изменилось все, дома, машины. Даже люди, спешащие по тротуару, выглядели куда ярче, наряднее. Яркие явно заграничные вещи, обувь. Даже прически молодых и не очень пешеходов. Все казалось странным и непривычным.

"Ну а чего ты хотел? — кое-как справился он с чувствами. — Сколько лет прошло. Так и должно быть". Вот только, понимать — это одно, а увидеть своими глазами — тот еще стресс. Поселок, в котором находилась больница, не смог отразить всю картину перемен. Там время словно замерло, остановилось. Перемены, хотя они, конечно, были, показались Георгию вовсе незначительными. А вот в большом городе было от чего потерять спокойствие.

Георгий закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Отвлек его строгий голос, прозвучавший над самым ухом: — Сержант Андреев… Документики, гражданин, предъявим.

Возле скамьи стояла пара, наряженных в серую, мышиного цвета, форму.

Георгий достал из кармана паспорт.

— Из Решетов, значит, — констатировал сержант, пролистав страницы. — Зачем в город прибыли?

— В собес приехал, — коротко пояснил сельский житель. — Пенсию оформить.

— Недозволенных предметов нет? — скорее для проформы поинтересовался патрульный.

— Чего? — не сообразил Георгий.

— Наркотики, оружие, взрывчатые вещества, — пояснил сержант.

— Да откуда у меня?

Мент хмыкнул: — Знаю я вас. Тихарей. Откуда… А у самого, может, волына за пазухой, — он сноровисто охлопал карманы пенсионера.

— Да ладно, Паша, чистый он, — отмахнулся его напарник. — Чего время терять?

— Извините, — буркнул сержант, прикоснувшись затянутой в перчатку ладонью к виску.

"Надо же? — покачал головой Георгий, искренне удивляясь. — Неужели теперь люди вот так, запросто, оружие носят? Хотя, наверное. Иначе, какой смысл проверять?"

Отряхнул испачканное в снегу пальто и двинулся в сторону центра.

Логика подсказала, что, несмотря на все перемены, ДК Строителей должен находиться там же, где и двадцать лет назад, на перекрестке Советской и Ленинской улиц.

Недолгая, но содержательная прогулка принесла много новых впечатлений.

"Отставить, — скомандовал капитан. — Иначе я по-новой свихнусь. Всему свое время, разберусь потихоньку. Сейчас главное, разобраться с наградами".

К его великому удивлению, вместо грандиозного здания Дома культуры на углу стоял не менее громадный, сияющий тонированными стеклами витрин кубик.

— Казино "Эсмеральда", — прочитал Георгий иностранные буквы на громадной цветной вывеске. Оглянулся, отыскивая знакомые ориентиры, и остановился в нерешительности. Все говорило, что этот диковинный аквариум и есть бывший "Строитель".

Он не стал ломать голову над загадкой и обратился к идущему мимо человеку в толстой, словно накачанной воздухом, болоньевой куртке: — "Строитель" — это где?

— Да вот же "Строитель", — кивнул мужик, не замедляя шага, и невольно скаламбурил: — недавно перестроили.

— Спасибо, — Георгий пожал плечами, нерешительно двинулся к широкой, блестящей гранитными ступенями лестнице.

— Чего надо? — выглянул из двери охранник в темном костюме.

— Скупку ищу. Сказали — в "Строителе", — отозвался Георгий.

— Понятно, — мужик оглянулся и щелкнул окурок в сторону: — С торца. Там написано, — он потерял интерес к неприметному гражданину и вернулся в тепло.

Георгий обошел здание и остановился перед неприметной железной дверью, на которой висела табличка "Ломбард". Старательно поскреб подошвами о жесткий пластмассовый коврик и шагнул внутрь.

В маленькой, удивительно нарядной, чистой и ярко освещенной спрятанными где-то на потолке софитами комнате, за отгороженной матовым стеклом стойкой, сидела эффектная девица. Она с интересом смотрела в экран большого, совершенно плоского, телевизора, где отражалась яркая, неестественно четкая картинка ползающих по зеленому фону игральных карт.

— Слушаю вас, — заученно оскалилась блондинка, однако, разглядев внешний вид посетителя, погасила улыбку и выжидающе уставилась на гостя.

— Ордена мои забрать хочу, — смутился Георгий, не зная, как объяснить ситуацию. — Витька сказал, что он их на "Строителе" в скупку сдал.

— Простите? — девица надменно вздернула тонкие брови. — Мы не принимаем награды. И вообще, если кто-то что и сдавал, то вот пусть он и приходит, вы здесь причем?

— Да у меня на них и бумаги есть. — Георгий потянулся к карману. — Их Витька из дома украл, пока я в больнице был. Вы мне лучше добром верните…

— Вот что, гражданин, — приемщица незаметно коснулась маленькой кнопки, едва выступающей над пластиковой поверхностью стола. — Я вам сотый раз говорю: Мы не принимаем государственные награды. Понятно, папаша?

— Вот тебе и здравствуйте? — Георгий искренне удивился. — Какой я тебе папаша? Сдурела?

В волнении он вовсе запамятовал, что выглядит на все свои пятдесят.

— Ах, так? — вызверилась девица. — Как вы достали, скоты, алкаши вонючие.

Однако внезапно успокоилась.

— Ну ладно, ладно. Погоди, сейчас поищу, — приемщица пошурудила рукой под крышкой стола, а затем начала неторопливо перелистывать толстый журнал с записями.

— Странно, — теперь пришел черед удивляться Георгию. — То в крик, то поищу?

Он привстал на цыпочки, стараясь разглядеть, что написано в тетради.

И тут в комнату ввалилась парочка здоровых парней в странной, похожей на заграничный камуфляж, форме, с оружием в руках. Один из них навел короткий автомат на замершего у стойки Георгия, второй сноровисто завернул тому руки и щелкнул наручником.

— Стоять, — рявкнул старший. — Отдел Вневедомственной Охраны.

— Что случилось? — спросил он уже у девчушки.

— Привет, Славик, — расплылась та в улыбке. — Опять ханыга какой-то. Сначала чего-то про награды болтал, потом вдруг за пазуху полез. — Давай, — говорит, — деньги…

— Я дальше слушать не стала, кнопку ткнула и, как вы говорили, стала время тянуть.

— Все понятно, попытка ограбления… — старший наряда упер ствол в спину, обтянутую потертым драпом. — На ханку не хватает? Как вы уже достали, наркота треклятая, — он сноровисто пнул высоким ботинком в ступню задержанного, разводя его ноги в стороны.

— Смирно стоять, — с угрозой осадил он дернувшегося Георгия. — Руки, — провел по бокам, отыскивая спрятанное оружие.

— Почему нарушаем? — развернув низкорослого посетителя, уставился он в одутловатое, небритое лицо Георгия.

— Я за орденами пришел, — наконец сумел произнести Георгий, кривясь от стягивающих запястья обручей. — Мой сосед их украл и здесь продал, а я в больнице лежал, — от волнения он не сразу сумел отыскать нужные слова.

— Ага, "орден Сутулова" за выпитую цистерну? — усмехнулся милиционер, мгновенно определив тип клиента: "Типичный бомжара. Плохие зубы, опухшее от долгого сидения в непроветриваемом помещении лицо. Одежда с помойки. Все ясно".

Он повернулся к приемщице: — Ты, Люся, потом заяву напиши, а мы пока этого "орденоносца" в отдел доставим, пусть районные опера с ним разбираются.

— Да вы что, товарищи?.. — воспитанный в уважении к представителям власти Георгий даже онемел: — Вы в кармане паспорт посмотрите, там и книжки орденские лежат.

— Ага, и грамота от Ельцина, — заржал напарник автоматчика. — Делать мне больше нечего. Еще заразу с тебя подхватить? В отделе все расскажешь, они любят истории слушать, — он дернул закованную в железо Гошину руку. — Пошел вперед, или в почку прикладом огребешь.

Георгий скрипнул зубами, но сдержался. Он искренне недоумевал, отчего с ним так обошлись.

— Ладно, поехали в отделение, — шагнул задержанный к дверям. — Вам еще извиняться придется.

— Иди, орденоносец, — пробурчал конвоир. — И не вздумай дергаться.

Не прошло получаса, как слегка растерянного Георгия, отобрав предварительно документы, шнурки и остатки денег, сунули в отгороженную решеткой камеру, крепко похожую на собачий вольер. Запахом, грязью, ну и, конечно, обращением.

Впрочем, сам факт привода Гошу не слишком озаботил: "Ну, взяли по недоразумению, разберутся. Все же, как-никак, офицер, хоть и бывший, Афганец. Инвалид, наконец".

Он потер занемевшие кисти рук и, аккуратно свернув пальтишко, устроился на краю отполированного сотнями чужих тел настила.

В углу задорно храпел воняющий мочой, гарью и еще чем-то, вовсе отвратным, бородатый, словно Робинзон, мужик.

Ожидание затянулось. Георгий успел даже вздремнуть, прислонясь к шершавой, словно бетонная шуба, стене.

— Сергеев? — стукнул по решетке сонный, весь словно измятый, милиционер в серо-пятнистом камуфляже. — Выходи.

Запинаясь о рваный линолеум, он отвел задержанного на второй этаж.

— Стой, — скомандовал конвоир и заглянул в кабинет: — Привел Сергеева.

— Заводи, — раздался из-за дверей молодой задорный голос.

В кабинете Георгий увидел русого паренька, крепко смахивающего на Чапаевского Петьку из знаменитого фильма. Тот сидел за столом и быстро строчил в уже подшитом в дело листке. Рядом с "ординарцем" лежала целая стопка серых казенных папок.

— Айн момент, — поднял сочинитель испачканный в фиолетовой пасте палец, даже не подняв глаз на стоящего посреди комнаты Сергеева.

Георгий вздохнул и опустился на стул.

— А вот садиться здесь можно, когда разрешат, — мгновенно отреагировал пацан.

"Впрочем, не такой уж и пацан", — отметил Георгий, взглянув в лицо оторвавшегося, наконец, от бумаг сотрудника.

— Ну ладно, — вновь расцвел веселой улыбкой тот. — Сергеев Георгий Николаевич? — ткнул взгляд в лежащий перед ним паспорт дознаватель. — А я Котофеев Андрей Александрович. Оперативный… — он оборвал себя и вдруг вновь цепко впился глазами в задержанного. Убедившись, что названая им фамилия не вызвала на лице Гоши улыбки, чуть ослабил остроту прищура.

— Так, — скучно произнес он, глядя в листок. — Задержаны вы в момент совершения преступления, которое имеет в Уголовном кодексе четкое определение. Грабеж, или открытое похищение чужого имущества… Статья сто шестьдесят один УК РФ. Срок по этой статье до четырех лет лишения свободы. Вот, имеется заявление потерпевшей, показания сотрудников отдела вневедомственной охраны… Что вы имеете сказать, кроме того, что это ошибка, а вы просто зашли поменять валюту или заложить фамильные драгоценности?

В глазах улыбчивого паренька явно читалось полнейшее презрение к сутулому, неопрятному толстяку.

Георгий попытался собраться. Откашлялся: — Я инвалид, получил контузию, участвуя в выполнении интернационального долга в Афганистане, награжден орденами. Так вышло, что в то время, пока я лежал в больнице, у меня умерла мать. Сосед украл мои награды и сдал их в этот ломбард. Я приехал за ними.

— Хм. Интересно, — вчитался в бумаги опер. — Ну и что? — он уставился на Гошу. — А перед законом у нас все равны, уважаемый гражданин Афганец. Я вон давеча в суд троих таких, из Чечни прибывших, снарядил, так один из них даже на героя России был представлен. А они кассира с инкассатором из автомата в лапшу покрошили и десять лимонов налика взяли, — тут он осекся и добавил непонятное слово: — Не деноминированных, правда. И что мне теперь, их на "условное" отправлять, если они герои?

— Вы поймите, — Георгий попытался объяснить ситуацию. — Я почти пятнадцать лет без памяти был. Только неделю, как в себя пришел.

— Да брось? — весело не поверил слушатель. — Не может быть, — он вновь расцвел улыбкой, но, как заметил Георгий, в то же время неприметно скосил глаза, читая малоразборчивый текст лежащей среди других бумаг, отобранных у Гоши, справки.

— А вот я так вижу, что в справке об этом ни слова. Или я неверно понимаю? Ремиссии не наблюдается, это значит — все по-прежнему, — вновь уставился он прозрачным взглядом в переносицу Сергеева.

— Но я ведь сейчас все вспомнил, — опешил Георгий. — Да и какое это имеет значение? Я просто зашел спросить, как мне вернуть свои награды.

— Спросить? — повторил оперативник. — Время можно спросить, это да. А когда при спросе угрожают, это уже иначе называется. Это другая статья.

— Слушай, ты пойми, — вдруг на редкость мягко и вкрадчиво произнес он. — Тут ведь без вариантов. Четыре не четыре, а "двушку" тебе суд отвесит железно. Сейчас дописываю протокол, в "бобик", и через час ты уже на нарах. Ферштейн?

— А ты ведь больной. Тебе лечиться надо, — тут он ловко подвинул свой стул ближе к Георгию. — Давай так. Ты пишешь "чистосердечное признание", я тебе оформляю подписку о невыезде. Потом тебя в суд вызовут, часок послушаешь, и все. Тебе, как инвалиду, ничего не будет. Отговоришься амнезией. Порядок. А я сегодня же в эту контору загляну, твои "цацки" у них вырву. Сами принесут. Давай, а?

Он протянул Георгию чистый бланк: — Ты голову не труди, я сам потом все заполню. Вот здесь. Диктую, пиши, — он ткнул в пальцы задержанному ручку.

— Погоди, погоди, — Георгий внимательно глянул на оперативника. — Я, может, контуженный, но не дурак. Ты мне что, предлагаешь себе статью подписать?

— Умный, значит? А я думаю, что нет, — опер посерьезнел. — Дурак ты, Сергеев Георгий Николаевич. Так вот, по поводу инвалидности… — тут мент хитро глянул на подозреваемого, — может, ты, дядя, симулянт? Там написано: "Полная потеря ориентации, памяти, рефлексов". Овощ, по сути. А ты, смотрю, вон какой, шустрый. Может, ты маскировался? Днем такой вот инвалид пузыри пускает, в штаны ссытся, а ночью женщин насилует и убивает. Точно, похож. Что ж, так и запишем: "Подозревается в совершении ряда тяжких преступлений…"

— Тебе с такой "статьей" в изоляторе кисло придется. Ой, кисло… Пока следствие разберется…

— Слушай, — он вновь разительно изменился. Выдернул из пачки сигарету: — Кури! Нет? Ну, ладно. Я ведь не упырь. Вон, у меня сколько всего, и все трупы, кровянка. А теперь еще это. Да я понимаю, ерунда. Померещилось девке, вот и психанула. Они и сами там, знаешь, не ангелы. Игрокам деньги ссуживают, наркоту толкают. На "крышу" свою надеются. Оборзели вконец.

— Ты, Георгий Николаевич, пойми. Если я отказник оформлю, они "крышевых" с наркотного подтянут, те начнут палки вставлять, могут и коноплю в газете "Сельская жизнь" в карман вам сунуть. У них это запросто. И все, статья по наркоте тяжелая, по любому.

— Куда проще дело по признанке заштамповать, а следак уже сам все спишет. Он же не дурак, все понимает. А я ему все объясню. Решай, Георгий Николаевич. Я плохого не посоветую, — парень выдохнул тугой столб вонючего дыма. — У меня у самого батя мог в Афган попасть, что я, не понимаю? Ты ж герой, отец. Пострадал.

Георгий с сомнением уставился в листок: — Может, и правда? Подписать, ну чего они ему могут предъявить? — он потянулся к прозрачной ручке.

Зажал в пальцах: — Ну, и чего надо писать?

— Вот тут: "С моих слов записано верно…" — начал диктовать опер.

Георгий вывел первое слово, но тут стержень заскреб по бумаге и перестал писать.

— Чернила кон… — поднял голову Сергеев.

Мент, не успев стереть с лица презрительной ухмылки, замер.

Хрустнула в коротких пальцах морпеха дешевая китайская ручка.

— Ах, ты, сука лягавая? — сжал губы Георгий. — Меня, разведчика, на ля-ля развести решил?

Он медленно поднялся: — Хочешь, я тебя сейчас в окно, без парашюта, выпущу, сын героя?

Мент дернул ручку ободранного сейфа и заорал, вызывая охрану.

Дверь распахнулась, и на пороге возник офицер с погонами полковника.

— Что случилось, Котик? — пробасил начальник.

Опер, все еще бледный от пережитого страха, ткнул трясущимся пальцем в Георгия: — Попытка нападения, хотел ударить, — просипел он.

— Кирдык тебе, гражданин Сергеев, — недобро прошипел опер.

— Разрешите, я ему сам втолкую об ответственности, — обратился он к начальнику.

— Напал, говоришь? — не торопился покинуть кабинет оперативника офицер. — Погоди, — он всмотрелся в лицо бузотера.

— Как фамилия? Сергеев? А звать? Ну точно. Он, Гошка. Неужели ты? — полковник шагнул ближе: — Точно. Узнал? Это ж я — Антон, мы с тобой во Владике служили вместе, ты еще в Афган напросился… Вспомнил?

Георгий исподлобья глянул в лицо милицейского чина: — Антон? Взводный? Ха. А как же? Это ведь ты меня своим рассказом на рапорт подбил, — улыбнулся он. — Как же, помню, только ты тогда худой был, как тростник, а теперь, смотри, какую ряшку отъел, до полковника дослужился.

— Погоди, — прервал Гошу старый знакомый. Повернулся к застывшему у стола оперативнику: — Чего там на товарища?

— ОВОшники привезли, — замялся тот. Но, сообразив, что при таких раскладах закрыть терпилу станет весьма проблематично, поменял тактику: — Там темная история. Вроде как пришел награды какие-то из скупки требовать, ну, слово за слово, они и вызвали.

— Это у "Эсмеральды"? — мгновенно врубился в тему "полкан". — Вы эту помойку еще не прихлопнули? — построжел он. — Меня за этот шалман на каждом совещании город мордой об стол возит. А они еще жаловаться?

— Так ведь… — вскинулся опер.

— Ну и что? — полковник катнул желваками. — Тебя, Котик, учить, как это делается? Я могу, не пожалей только потом. Ладно, ладно, не сторожись. Давай заяву, бумаги. Я сам посмотрю.

Он хлопнул Георгия по плечу: — Ну, пойдем, гражданин задержанный, поговорим.

Не глядя, взял из рук подчиненного стопку документов.

— Свободен, сержант, — буркнул, проходя мимо дежурного.

Глава 3

Они сидели в уютной комнате, которую начальник РОВД приспособил для отдыха.

Полковник внимательно выслушал короткий рассказ Георгия о происшествии.

— Вот ведь как… — только и произнес он, когда тот закончил. — А я думал, ты уже в генералах ходишь. Что, так ничего не отложилось в памяти? Все же почти пятнадцать лет…

Георгий вздохнул: — Ничего. Помню, как в ущелье "Восьмеркой" закинули. Только на тропу вышли, нас "бабаи" в кольцо и взяли. Я решил в долину прорываться. Пацанов вперед отправил, сам на горке сел. Пока мог, держался, потом духи минометы подтянули, меня вторым залпом и накрыло. В сознание пришел, голова как котелок, ничего не соображаю. Потом вроде оклемался, но выбраться так и не сумел. Долго лежал, думал, все уже. Но обошлось, откопали. Наши подмогу высвистали, "крокодилы" местность заутюжили, а после, уже в Ташкенте, в госпитале, помню, мать приехала, рядом сидела, обещали выписать скоро. Мать сказала — домой поедем. А вечером вдруг навалилось. А потом темнота… и все. Как отрезало. Очнулся, смотрю — дома. Глянул в углу, вроде бабка наша, Матрена, лежит. А перед ней вахлак этот. Это потом только мне соседки рассказали, что да как…

— Да… дела, — повторил старый приятель, вздохнул. — А я вот в дивизии до самого пенсиона отслужил. С должности комполка ушел. Пенсия — оно конечно, только без дела скука. Пошел вот сюда. Пообтерся. За пять лет до начальника отдела дошел. Полковника дали. Головной боли, как говорится, хватает, но ничего, пока справляюсь, — он потянулся к откупоренной коньячной бутылке: — Ну, давай за встречу. — Приятели выпили.

— Повезло тебе, что я решил с обходом прогуляться. Котик, он из молодых да ранних, мог тебя на полную катушку раскрутить. Сволочь, конечно, ну да такие тоже нужны.

Георгий недоуменно уставился на хозяина кабинета: — Как так? Он же меня ни за что хотел в тюрьму упечь.

— Ну да, тут не поспоришь, только тебе это понять трудно будет. Все у нас поменялось. Напрочь и, видимо, навсегда. Капитализм, мать его, с человеческим лицом. А такую рожу иной раз и видеть не хочется, — посетовал собеседник. — Вот ты думаешь, ему это надо, тебя в острог конопатить? Нет. Он хотел палок срубить. Видит, человек не в теме, ну отчего не воспользоваться?

Георгий уставился в забранное решеткой окно: — Много мне предстоит еще, видно, понять.

— Ты не грузись, — махнул ладонью товарищ. — Придумаем что-нибудь. Про заявление забудь. Эта скупка мне давно поперек горла. Пользуются, суки, безнаказанностью. Думают, если под ОРБ сидят, все можно? А вот награды, боюсь, вытащить нереально. Они знают, что за это статья, будут отпираться до последнего. Будь у них наша крыша, тогда без вопросов, заровняли бы, а так, увы.

Он похлопал Георгия по плечу: — Смотрю, совсем ты плохой. Слушай, а у тебя специальность до службы какая была? Или, может, в Афгане успел получить?

Георгий задумался: — Хм, — он потер залысины. — Не помню. Представляешь? Совсем. Вообще, как-то кусками и сохранилось. Что до перевода было, ну, еще последние несколько дней перед контузией тоже. Остальное — смутно. А так, пятно какое-то. Смутно все.

— Видно, не зря с тебя врачи инвалидность не сняли, — негромко произнес полковник. — Эх-хе-хе… — он поднялся, вынул бумажник: — Вот, Георгий, тебе пять тысяч. Деньги небольшие, но чем могу. Попробуй пенсию переделать. Всё деньги.

— Я, правда, сейчас в отпуске. Мы завтра на Кипр с женой улетаем, заскочил проверить. Но как вернусь, ты мне позвони, постараюсь тебе работу какую подыскать.

Он хлопнул по лбу: — С женой познакомлю. Хотя, ты девчонку с Обухова помнишь? Она теперь завотделом в мэрии. Не узнаешь. Ну, давай еще по одной, и я тебе машину дам. В собес отвезут, а то не успеешь.

Георгий понимающе закивал. Он и впрямь вовсе не ждал, что сослуживец станет рвать на груди тельник, помогая угодившему в непонятку приятелю.

"Хорошо, от тюрьмы отмазал, уже спасибо", — благодарно рассудил отставник, сидя на сидении служебной "Волги".

Очередь в чиновничий кабинет вызвала настоящую оторопь. "Да тут и за сутки не достояться?" — понял Георгий, разглядывая сидящих вдоль стены старух.

"Странно, а вот мужиков втрое меньше?" — удивился он парадоксу. Однако спрашивать последнего не стал. Какой смысл? До окончания приема остался всего час.

Он развернулся и побрел к выходу, лихорадочно рассуждая, где скоротать ночь.

И тут взгляд уперся в табличку на двери.

"Ну и ладно, за спрос-то не бьют?" — успокаивая себя, толкнул Георгий дверь начальства.

— Простите. Я не местный. Из Решетов. А вопрос не простой, чтобы зря не стоять, может, подскажете?.. — произнес он, глядя на сидящую за столом начальницу отдела. Холеная, словно породистая скаковая лошадь, дама оторвалась от бумаг.

— Все вопросы к инспектору, — не выказав тени эмоций, отозвалась она, — здесь приема нет.

Не дожидаясь, когда посетитель исчезнет за дверью, склонила голову к столу.

— Вы, очевидно, не поняли, — Георгий добавил в голос интонации комвзвода, который мог заставить выполнить приказ самого отмороженного дембеля. — Я не прошу вникать в мою проблему. Достаточно двух слов. Иначе мне придется ночевать на вокзале, стоять многочасовую очередь, и все для того, чтобы инспектор направила меня к вам.

— Да? — вот теперь мадам отнеслась к посетителю с большим вниманием. — Хорошо, в чем вопрос?

Интуиция подсказала Георгию, что он поторопился. В голосе чиновницы явно прозвучало плохо скрываемое раздражение.

"А и черт с ним, — махнул он рукой. — Дальше фронта не пошлют".

Монолог, откатанный в милиции, и впрямь, занял всего минуту.

— И что мне теперь делать? — поинтересовался он.

— Первое. Пенсия положена инвалиду, — поигрывая очками в изящной оправе, произнесла женщина. — Вы, насколько я вижу, вполне дееспособны. Поэтому, вам придется отправиться на врачебную комиссию. А уже после, если, конечно, будет соответственное заключение, милости просим. Запись в первую пятницу каждого месяца. Так что вам, и впрямь, нет смысла стоять в очереди к инспектору. Обращайтесь в поликлинику. У вас еще вопросы? — во взгляде мелькнуло непонятное предвкушение. — А в вашу карточку я сегодня же прикажу сделать соответствующую отметку, — она черкнула на листке фамилию посетителя.

— Если у вас больше нет вопросов, прошу покинуть кабинет. Мне нужно работать.

"По форме правильно, а по сути — издевательство", — всплыла в памяти фраза из конспекта первоисточников.

"Прав вождь. Темнит тетка. Где ж я эту комиссию пройду? У нас и поликлиники нет".

"Да пошло оно, — вдруг вспыхнула в голове тяжелая багровая злость. — Я здоровый сильный мужик. Найду работу. С голоду не помру". Он с силой сжал в кулаке корочку инвалидной книжки, оглянулся и с непонятным облегчением выбросил комочек картона в урну.

А уже через час все тот же промерзший автобус вез его обратно в родной поселок.

В поселок добрался поздно. Спрыгнул с подножки и, разминая затекшие ноги, двинулся в сторону своего дома.

Беззлобно ругаясь на отсутствие фонарей, свернул со слабо освещенной дороги и углубился в темноту. Память не подвела. Ноги сами вели мимо знакомых с детства домов.

— Вот и дошел, — с облегчением пробормотал Георгий, сворачивая в узенький переулок. Сделал несколько шагов и замер. Там, где должна была стоять изба его матери, не было ничего. Только непонятная куча красноватых от тлеющих углей обломков, да противный, воняющий бомжами, дым, стелющийся вдоль дороги.

Онемев от неожиданности, протер глаза и вновь уставился в темноту. Сомнений быть не могло. Дом исчез.

Кое-как взяв себя в руки, он оглянулся и трусцой побежал к соседскому дому.

— Ой, Гошенька… — словно увидев покойника, запричитала соседка, а у нас тут…

— Хата твоя-то… — она, словно боясь произнести страшное слово, засморкалась в рваный передник.

— Сгорела? Когда? Как? — жестко отчеканил Георгий. Оказавшись перед фактом, он ощутил в себе полное спокойствие и готовность к действию. — Что случилось? — повторил, нависая над теткой. — Ну?

— Да, как… — отчего-то невнятно заюлила та. — Ну, как ты уехал, там, через час-два, смотрю: люди бегут, кричат. Глянула, а хата горит. Пока то-се, она — как порох. Бабы тушить и не пытались, не подойти… За полчаса, дотла сгорела.

— Может, ты, Георгий, чего выдернуть забыл, или поддувало не прикрыл? — вмиг успокоилась толстуха.

— Все я закрыл и выключил, — не купился на провокацию он. — Ты не темни, Галина, я вижу, чего-то недоговариваешь.

Сжал челюсти и вдруг рявкнул. Так, что звякнула стоящая на полке посуда: — Говори, а то пришибу! Я дурак, мне ничего не будет, — пригрозил, нагоняя страху, оскалил зубы.

— Ой! — вякнула перепуганная соседка. — Только ты, Гошенька, меня не выдай. Витька хату поджёг. Я в окошко видела. Он и еще один, мордатый, рыжий такой. Они со двора в огород проскочили, а минут через пять и полыхнуло. Но ты, Георгий, учти, — ее голос вдруг изменился, стал скрипучим и скучным. — Если что, я тебе ничего не говорила. Властям скажу: — Видеть не видела. И все. Власти ему, может, и не сделают ничего, а он меня после с дружком своим пришибет. Как, вон, мамку твою, — вырвалась у нее неосторожная фраза.

— Как это? — Георгий внешне неуловимо шевельнул рукой и зажал ворот соседкиного халата: — А ну, живо мне все. Иначе я сам тебя придушу.

— Г-Георгий, отпусти, детки у меня, Георгий… Скажу, все скажу. Ходил Витька к Авдотье, каждый месяц, десятого числа. Деньги отбирал. А если не давала, придурка, тебя, то есть, бить грозился.

— А почему в милицию не заявила? — недоверчиво спросил Георгий.

— Так, стыдно, говорит, — чуть успокоилась Галина, провела ладошкой по натертой воротом шее. А у Витьки участковый в приятелях. Он и слушать не станет. А писать, мол, не умею, да и кому там писать, жаловаться. А в город поехать никак не решалась. Тебя оставить одного боялась, вот.

— А почему сказала, что убил? — продолжил допрос Георгий.

— А он, пока ты в дурдоме… ну, в больнице был, по пьянке обмолвился. Я, говорит, и самого, как старуху его, грохну. Это про тебя, — уточнила тетка. — Больно он злой был.

— Вот, значит, как, — протянул Георгий. Он повернулся и двинулся к дверям.

— Только, ты имей в виду, — вновь вскинулась по-крестьянски осторожная тетка. — Я показаний давать не буду.

Георгий, уже не слушая причитаний бывшей одноклассницы, вышел в сенцы, осторожно прикрыв скрипящую дверь. Он точно знал, что будет делать, и ничуть не сомневался в верности своего решения.

Свет в окошке Витькиной хаты показал — хозяин дома. Георгий неторопливо прошел через двор и поднялся на крыльцо. Собаки он не боялся. Однако, обошлось. Видимо содержать кабыздоха местный алкаш посчитал накладным.

— Ну, и славно, — криво дернул щекой Георгий. — Собака ни при чем.

Дверь отворилась легко. Сидящие за столом, уставленным бутылками и закуской, приятели одновременно вскинули головы на вошедшего.

Первым среагировал рыжий. Он дернул руку под стол и вытянул на свет старую, облезлую двустволку. Но вскинуть не успел. Как умудрился внешне неповоротливый толстячок преодолеть те несколько метров от порога, они и не поняли. Страшный удар в челюсть опрокинул держащего ствол красномордого здоровяка на пол. Ухнул из стволов сноп огня. И тут голова сидящего напротив Витьки вспыхнула кровавыми брызгами.

Поползла по комнате кислая пелена сгоревшего пороха.

Георгий, который в последний момент успел присесть и уйти с линии стрельбы, приподнялся с колен и наклонился над упавшим на спину мордатым стрелком.

Глаза, обрамленные редкими рыжими ресницами, невидяще уставились в потолок, а под затылком уже натекла приличная лужица темной крови.

— Хм, — Георгий приложил палец к колючей шее. — Жаль. Легко ушли, — вырвалась у него бездумная фраза. Он еще раз осмотрел место происшествия: — Нормально. Выпили, заспорили. Аргументы оказались смертельными.

Он еще раз укоризненно вздохнул и вышел из дома в ночную темноту.

Водитель Серега Иволгин, матерясь всеми известными ему выражениями, в очередной раз выжал педаль тормоза, притирая махину груженой до упора "Скании" к запорошенной снегом обочине.

Вылетел клапан гидравлики. Уже пятый раз за неполные два часа.

"Теперь опять стоять, "набивать" в систему давление", — скрипя зубами, Сергей протиснулся в спальный отсек и отыскал в полутьме запрятанную импортными конструкторами в дальний угол блямбу редуктора.

А виноват во всем был сменщик. Вовка, безбожно "квасящий" в свободные от перегона дни, траванулся паленой водкой и в рейс выйти не смог. Подводить напарника Сереге не хотелось, и драйвер решил не искать замену, а сгонять в двухдневный рейс в одиночку.

— Вот и сгонял, — в сердцах сплюнул Иволгин. — Руки оторвать этим шведам, нужен им был этот клапан?

Конечно, будь у Сереги напарник, вопросов бы и не возникло. Стоило прижать начинающий подтравливать рычаг, и можно без проблем ехать дальше. Но как это сделать в одиночку, да еще на ходу, если сам механизм запрятан в другом конце немаленькой кабины.

Мучения водителя усугублялись не только перерасходом топлива. С этим еще можно было как-то смириться. Тревожило отставание от графика. Груз, двадцатитонная гранитная глыба, вырубленная в местном карьере, обязан быть утром погружен на платформу, которая, в свою очередь, прицеплена к составу, следующему, ни много ни мало, аж в саму столицу. Попробуй тут опоздать. Мало не покажется. И дело даже не в деньгах. Курировал вопрос доставки местный авторитет, славящийся крутым нравом и жесткими повадками. Этот вполне мог усмотреть в опоздании угрозу своему авторитету перед Москвичами, заказавшими монолит для своих скорбных нужд, и устроить обидчику геноцид. Тогда плохо будет всем и в первую очередь ему, Сереге.

Водитель протер ладони ветошью, хлопнулся на сидение, ожидая, когда стрелка гидравлики войдет в зеленую зону. Вытряхнул из мятой пачки сигарету и нервно закурил, тоскливо вглядываясь в темноту за окном. Дорога, петляющая сквозь густой лес, едва освещенная светом молодой луны, нагоняла тоску.

И тут, в свете фар, далеко впереди, мелькнула фигурка. Человек размеренно шагал по пустой дороге…

Иволгин протер глаза, выскочил из теплого салона и трусцой рванул следом за одиноким путником.

— Эй, стой, — заорал он. Человек замер и оглянулся.

— Стой, — запыханно повторил Серега. — Погоди.

— Мужик, ты откуда? Куда идешь?

— В город приспичило, — словно ничуть не удивляясь несколько странному вопросу, отозвался невысокий круглолицый мужичок.

Щетина, потертое пальтишко, потерявшая форму кроличья шапка, — все явно говорило о небольшом достатке местного жителя.

— Да ты сдурел, мужик, тут же две сотни километров, по тайге? Замерзнешь нахрен, — обалдело уставился Иволгин, даже позабыв на миг о своих проблемах.

— Ну, что теперь? — философски пожал плечами мужичок. — Значит, замерзну.

Он подумал и пояснил: — Все равно у меня хата сгорела.

— Вот как? — совершенно не к месту обрадовался водила. — Слушай, тогда нас сам Господь свел. Давай, я тебя в город отвезу, а ты клапан подержишь. Ничего сложного. Рукой только щупай. Как воздух попрет, придави, и все. А то у меня время поджимает.

Ночной пешеход потер красной от мороза ладонью щеку: — Годится.

— Только… извини, за работу платить нужно, — удивляясь себе, добавил он.

— Да ты сдурел, мужик? — вновь изумился Серега. — Я ж тебя выручаю.

— Все верно, и не спорю, походи тогда по базару… — бесстрастно отозвался Георгий.

— Эх, ну ты жук, — замотал головой подмерзший водила. — Лады, "пятихатку" дам. Годится?

— Можно, конечно, и поторговаться, но не стану, — согласился, втайне довольный таким решением вопроса, Георгий. — Поехали.

Объяснив нежданному помощнику его несложные обязанности, дальнобойщик выжал педаль сцепления, трогая тяжелый грузовик с места.

Сидя на узенькой полке позади водителя, Георгий медленно приходил в себя. Чуть отпустило только через пару десятков километров.

Он и сам не смог бы объяснить никому, почему, выйдя из пахнущей горелым порохом хаты, не вернулся в дом соседки, а двинулся по дороге к выезду из поселка. "Из страха быть задержанным? Ну, это вряд ли, — последний, кого он сейчас опасался, был малахольный участковый: — Это ему меня сейчас нужно опасаться, что за мать не вступился. А доказать? Ну, пусть попробуют. Оружие у рыжего в руках, а тот сам неудачно упал. А я их и в глаза не видел".

Теперь, когда все, связывающее его с прошлым, сгорело, он не хотел оставаться здесь ни минуты. А может, он, впрочем, вовсе не собираясь признаваться себе в этом, втайне даже хотел, чтобы все скорее окончилось: "Дойти, конечно, нереально, ну а замерзнуть не страшно — словно заснуть. Да и что там делать, в городе? Кто его ждет?"

Водитель, почувствовав уверенность в машине, чуть успокоился и, чтобы скоротать путь, поинтересовался личностью своего пассажира.

Короткий рассказ, без подробностей и деталей, выглядел вовсе незатейливо: — Мать померла, сам болел долго, тут полегче стало, поехал в город, пенсию оформлять, а хата сгорела. Может, проводка, может, еще что. Вот и вся история.

— Да, попал ты, мужик, — сочувственно покивал слушатель. — И родных никого? Совсем паршиво.

Георгий замолчал и глянул в окошко позади него на громаду, укрытую брезентом.

— Чего там? Или секрет? — решил он поменять тему разговора.

— Тоже мне, тайна, — усмехнулся Сергей. — Московский какой-то олигарх заказал на памятник. Себе там или еще кому, не знаю. Ну, ты местный, сам в курсе, здесь гранит знатный. А цены ниже импортного.

— Да хрен с ними. У них свои заморочки. Мне главное — груз вовремя пригнать, — отвлекся водитель. — Наше дело — баранку крутить. Тем более, сейчас, в кризис. Тут за любую работу держаться нужно. Сразу скажу, в городе ловить нечего. Там своих рабочих рук сейчас… как грязи. Молодых, с пропиской, с образованием, с дипломами. А приезжего, да еще в возрасте, даже в грузчики не возьмут. Что и посоветовать… не знаю.

Впрочем, Георгий и сам толком не знал, что ему делать. Изменилось все. Странные слова, новые отношения. Герои — и те новые. Бетмены разные. Он потер висок.

"Человек человеку волк, — всплыла в памяти вычитанная где-то фраза. — Так и есть. Главный принцип нового мира".

"И власти сейчас пальцем о палец не ударят, чтобы помочь. Только на себя и нужно рассчитывать. А как быть, если все наперекосяк? Ни дома, ни специальности, даже прошлого и то нет. "Кругом пятьсот…" — как в песне".

Георгий, периодически подталкивая неугомонный клапан, мерно покачивался в такт движения машины.

Остановились почти у самого города. В скупом свете занимающегося рассвета видна стала будка ГАИшного поста.

— Подремлем чуток, — зевнул уставший водитель. — Почти добрались уже, все равно товарный двор с восьми работать начинает.

Георгий блаженно откинулся на лежак. Короткий двухчасовой сон принес некоторое облегчение. Выпив остывшего кофе из Серегиного термоса, продолжили движение.

Поездка завершилась на заставленной контейнерами площадке железнодорожного тупика.

Из стоящего поодаль черного автомобиля выскочил крепыш в кожаной куртке. Громадные, за счет ватных вкладок, плечи делали его похожим на перевернутую пирамидку.

Бритая голова, нагловатый взгляд, толстая цепь на шее и спортивные штаны явно говорили о некоторой брутальности нового персонажа.

Парень задрал шишковатую голову, тупо осмотрел покрытый инеем брезент и повернулся к Сергею: — Давай сейчас в контору, потом двигай на погрузку. Да, и пусть сопровождающий бумаги с собой заберет.

— Какой сопровождающий? — удивился водитель.

— Ну, этот, как его… экспедитор, — браток указал пальцем в сидящего на пассажирском месте Георгия.

— Да это так, случайно, попутчик… — сбивчиво попытался объяснить ситуацию дльнобойщик. — А про сопровождающего мне ничего не известно. Нет никакого экспедитора.

— Я не понял, чего за дела? — скривил рожу представитель местного криминального сообщества. — Да мне пофигу, но без сопровождающего негабаритный груз не примут. Мы-же с поставщиками, ну с твоими старшими, все конкретно обговорили? Короче, если состав без этого "мамонта" уйдет, на бабки твои сядут, а меня не колышет, — парень потянул из кармана квадратную пластиковую коробку с торчащей сверху антенной. Попытался набрать номер, тыкая в пикающие кнопки.

Связь устанавливаться не пожелала. Лысый шмыгнул носом. — Слышь, водила, Москвичи шутить не станут. Всем хреново будет. Чего делать?

— А я чего? — тот развел руками. — Сказали, я пригнал. Мое дело — баранку крутить.

Уверенность покинула бритоголового окончательно. Он суетливо обежал вокруг трейлера. Тоскливо потыкал кнопки, заскочил в невысокое здание конторы. Однако выскочил еще более расстроенным.

— Ну, лажа, чую… — просипел он упавшим голосом. — Без сопровождения никак. И денег не берут. Боятся. Порядок, мол.

— А может ты сам? Там ведь и делать ничего не надо. В багажном вагоне шконку дадут… — он глянул на водителя с некоторой надеждой. — Нехило можно заработать. Там, в Москве денег дадут. А?

— Да ты чего? Куда я машину дену? Она может под миллион баксов стоит. Нет Мое дело — до станции, все. Дальше сами.

— Ну, ты баклан… — расстроенный браток даже не стал оканчивать бессмысленую угрозу. Он и сам отлично понимал, что водитель не при делах.

— Ох, бл@, папа мне голову снимет, — словно испуганный пацан пробормотал кожаный. — В асфальт закатает… Суки. Конкретная подстава… И кто теперь за косяк ответит? — он заозирался словно в поисках ответа.

— Вот что, друг, — водитель глянул на сидящего в машине Георгия, — видишь, мужик в машине сидит? Ну попутчик мой. Он из Решетов. Местный. У него что-то с избой вышло, так он сейчас в город приехал, типа на заработки. Мужик, вроде, не пропойный. Ты его крути. Он, я так понял, денежку любит. Да и вообще.

Продолжать не потребовалось. Шароголовый одним прыжком подскочил к трейлеру.

— Братан. Есть тема, — свойски оскалился он. — Митю "Большого" знаешь? Да ты что? Он в городе смотрящий. Нет? Ну, ты колхоз… Ладно, извини. Короче, есть тема. Можно крепко заработать. У нас человечек, которому груз сопровождать, куда-то пропал, а без него никак. Тебе только и нужно, что расписаться, груз погрузить и заказчику сдать. Паспорт есть? Вообще здорово. В Москву съездишь. На халяву. Обратно они тебе купейный билет возьмут. Заплатят по-царски. А в дороге вообще никаких заморочек. Кому этот гранит нужен? Спи себе и все.

Георгий недоверчиво глянул на суматошного агитатора: "Непонятный какой-то. Вроде серьезное дело, а все каким-то жаргоном…".

— И сколько заплатят? — поинтересовался Георгий.

— Слышь, брателло, не обидят. Тут без базара. Нам только сейчас оформить нужно. Там все схвачено.

Георгий дернул щекой: — Погоди, хозяин. Сперва о деньгах. — Серега мне пятисотку за двести километров заплатил. Так? А здесь, наверное, раз в десять дальше ехать. Уже пять тысяч выходит. Плюс пенсия. Я ведь пенсию оформить в город приехал. Выходит, что за этот месяц уже не получу. — Это еще пять, ну, и ответственность, то-се. А главное я свои планы ломаю… Итого: пятнадцать тысяч на круг выходит. Он глянул на остолбеневшего братка.

— Ты охренел? — взвился тот. — Рамсы попутал? Да за такие бабки…

— Так я не навязываюсь. Сам предложил. Не хочешь, как хочешь. Да, и самое главное: Оплата здесь. А то приеду, кто мне там платить будет? Может вообще пошлют подальше.

— Ну ты, с-сука, жадный, — вполголоса процедил парень. Он тяжело засопел, принимая нелегкое решение. — Паспорт покажи.

Георгий вынул бордовую корочку: — А зачем?

— Из Решетов, значит? Ну, ты, дед, кулак, — поняв, что выхода нет, смирился с потерей лысый. — Он выдернул из кармана бумажник. — Вот, три сотни баксов — это почти десять штук, остальное — в Москве. Понял? Ну нету у меня больше. Все за вагон отдал.

Георгий повертел в руках зеленые бумажки: — Это чего?.. доллары, — вчитался он в надпись. Вопросительно глянул на водилу, желая удостовериться.

Серега незаметно кивнул, подтверждая.

— Ну, хорошо, — согласился Георгий. Спрыгнул с подножки грузовика. — Только, вот, наряд мой для дороги не очень. Давай так. В счет оставшейся пятерки ты мне куртку добавь, и в расчете, — он глянул на добротную кожу. — Я все-таки в Москву груз везти буду. Что люди про вас скажут? Барыга, мол, на них работает, значит, и сами такие.

Лысый разинул рот, собираясь обложить наглеца матом, однако, решив, что за исполненное поручение сможет выбить из подсуропивших контрагентов куда больше, успокоился.

— На, — стянул он кожанку. — Вещь классная. Сам в "Дубаях" брал за двести зеленых, — он вытянул из пальцев новоявленного экспедитора паспорт. — Сейчас оформим и на погрузку, — прокричал уже из открытой двери браток.

Глава 4

Платформа с камнем забот действительно не доставила. Все трое суток, пока товарняк неспешно добирался к станции назначения, Георгий спокойно проспал в купе багажного вагона, прицепленного в хвосте состава.

Впрочем, назвать сны спокойными Георгий не мог. Стоило ему задремать, как выплывали отрывистые, но совершенно реальные видения. Бесконечная череда горных вершин, укрытых снежными шапками, каменистые, петляющие по склонам этих гор, дороги с обгоревшими каркасами грузовиков на обочине. Безлюдные кишлаки с жидкими корявыми деревцами возле обмазанных глиной оград, яркое, безжалостно слепящее глаза, солнце и толстый слой пыли на всем.

Были и другие, куда менее мирные, сны. Беззвучные взрывы, сполохи огня, лица, перекошенные криком, бегущие солдаты.

Георгий просыпался, пил теплую воду из большого оловянного чайника, скучно глядел в пыльное вагонное стекло на пролетающие мимо перелески, заснеженные поля с кривыми копнами почерневшего сена, руины брошенных строений, с выломанными рамами и разобранными местными мародерами кровлями.

Он смотрел и не мог понять, что страшнее: возвратиться в кошмар беззвучных снов или глядеть на беспросветную нищету прилепившихся к полосе отчуждения деревень.

Понемногу картинка за окном начала меняться. Появились первые признаки обжитого быта. Особенно на подъезде к нечастым пока городам. Особняки, огороженные высокими заборами, роскошные авто во дворах, ухоженные, довольные жизнью, люди возле этих машин. Хозяева жизни обустраивались с поистине плебейской роскошью.

"Это новая Россия, — понял к окончанию поездки Георгий. — Хорошая или плохая, но в корне отличная от той, которую помнил он. И жить предстоит по новым правилам. Забыв все, чему учили его до этого".

В Москву поезд пришел глубокой ночью. А утром к платформе, возле которой зябко прогуливался Георгий, подъехал роскошный, надраенный до зеркального лакового блеска, автомобиль, следом подкатил не менее представительный джип с темными, матовыми стеклами.

Дверцы внедорожника синхронно распахнулись, и на грязный снег выскочила четверка похожих, словно близнецы, мужчин в одинаковых, похоронного вида, костюмах.

Охранники внимательно осмотрели окружающее пространство и замерли, образовав некое подобие периметра. Один из них, поднял руку к губам, негромко произнес в рукав несколько коротких слов и снова замер, внимательно глядя на Гошу. Из салона черного авто выбрался лысоватый, вовсе не похожий на остальных спутников, человек в сером, мягкого серебристого оттенка, пальто.

Не обращая никакого внимания на сопровождающего, он задрал голову и уставился на возвышающийся над платформой камень.

— Хорош, — оценил он кусок дикой природы. Повернулся к Георгию и спросил: — Ты привез? Давай бумаги.

Георгий вздохнул. Ему мучительно захотелось влепить "с левой" в брезгливо-надменную рожу толстяка. Однако сдержался и вежливо подал листки с накладными.

— Доставил в сохранности, — произнес он. — У кого получить деньги на билеты и расчет?

— Стой, как стоишь, и не вякай, пока не скажут, — отозвался, не глядя на сторожа груза, мужчина. — Доставим камень на место, хозяйка на товар глянет, тогда и отпустим.

Последние слова Гоше крайне не понравились. Речь словно бы шла о его непонятном проступке, в зависимости от величины которого и будет приниматься решение.

Он внимательно глянул на представителя московского делового мира, покосился на замерших поодаль охранниках. — Не нравится мне это, хотя можно и съездить, — пробормотал он себе под нос.

Впрочем, духарился, скорее, чтобы сохранить некую иллюзию свободы воли, поскольку, судя по всему, спрашивать его согласия никто и не собирался.

— Семен, возьми этого в свою машину, отвези в усадьбу, пусть ждет, — отрывисто распорядился толстяк охране и вернулся к осмотру груза.

— Идем, — вынырнул из-за джипа еще один из спутников получателя. Мужчина, куда более простоватой наружности, чем его босс, поманил Георгия следом за собой и направился через ряды заиндевелых рельсов к выходу с товарной станции.

Легковушка неизвестной Георгию марки, управляемая этим проводником, выехала с территории сортировочной и покатила сквозь сутолоку разномастных машин.

— Чего это он на меня так? — поинтересовался Георгий, когда легковушка выбралась на трассу.

— Там узнаешь, — неохотно отозвался водитель. Однако смягчился и, глянув в зеркало заднего вида, добавил: — Ты болтай меньше. У нас сейчас напряг, так что за любой пустяк можно по ушам огрести, мало не покажется. Один раз охрана лоханулась, теперь куста боятся.

— Хозяина девять дней как схоронили, — после длинной паузы обронил не охочий до беседы рулевой. — Вот Григорьевич и лютует, на молоко дует.

Похоже, сказал это Семен не пассажиру, а отвечал на какие-то свои мысли: — Никому не верит, волком на всех…

Он оборвал себя и дальше вел авто уже молча, не проронив ни слова.

Георгий, которому проблемы покойного олигарха и его приближенных были глубоко безразличны, задумчиво уставился в окно. Впрочем, смотреть особо оказалось не на что. Выскочив из города, легковушка ходко неслась по широкой автостраде.

"Надо же? — изумился Георгий. — Прямо, как за границей". Такие многополосные, с разделительным бордюром, дороги он видел только по телевизору в "Международной панораме", которую вел усатый, похожий на толстого борова, комментатор.

"Да чего удивляться? — осадил себя наблюдатель. — Время на месте ведь не стояло. Пора бы уже привыкнуть".

Убеждая себя, не заметил, как машина свернула с трассы и въехала на территорию поселка. Вот тут пришел черед удивляться вовсю. Огромные, за высокими решетчатыми оградами, участки, засаженные ухоженными деревьями. Громадные дома в два, а то и в три этажа, больше похожие на дворцы.

Ворота, при виде которых Гоше мгновенно пришла на память картина штурма Зимнего дворца, медленно распахнулись, впуская машину на территорию стоящей особняком усадьбы. Однако на этом поездка не окончилась. Иномарка медленно проползла по аллее, засаженной величественными елями, и вынырнула на площадь, выложенную настоящей брусчаткой.

Добил удивленного пассажира разбитый посреди площади фонтан, вокруг которого возвышались мраморные фигуры античных героев.

"Тьфу, — едва не сплюнул сраженный великолепием окружающего Георгий: — Ну как тут привыкнешь, если каждое новое впечатление сводит на нет все старые?"

— Вылазь, — распорядился перевозчик. — Придется ждать, когда позовут.

Он проводил гостя в стоящую на отшибе будку, судя по обилию лопат и прочего шанцевого инструмента, исполняющую роль дворницкой.

Георгий прислонился спиной к теплой трубе и замер.

Ожидание затянулось. Он даже начал подумывать, нет ли смысла плюнуть на остатки денег и свинтить из не слишком гостеприимного особняка не прощаясь, по-английски. Однако, стоило ему выглянуть из своего укрытия, как взгляд наткнулся на внимательно наблюдающего за ним человека в таком же, как и у первой четверки охранников, черном костюме, сидящего в расположенной как раз напротив строения застекленной будке.

Сторож едва приметно качнул головой, предостерегая от необдуманных поступков, и вновь замер в позе немецкого охранника.

"Да, тут все всерьез", — смирился с неизбежностью Георгий. Он вновь опустился на скамейку и погрузился в свои мысли.

"Собственно, куда ни кинь всюду клин, — наконец, вынужденно признал он. — Хотя, как бы то ни было, заработать всего за несколько дней сумму двухмесячной пенсии — тоже неплохо".

"Ну хорошо, заработал? А дальше что? Возвращаться назад, в родной колхоз? — по здравому рассуждению, Георгий уже не был столь крепко уверен в непробиваемости своего алиби. Доказать причастность к внезапной кончине двух местных алкашей, может, и не докажут, но крови попортят, это без вариантов".

"В городе тоже никто не ждет. Милицейский приятель в такой ситуации, скорее, угроза, а не помощник".

"Ехать и некуда", — с некоторой растерянностью сообразил он.

Наконец, дверь приоткрылась, в проеме возник давешний попутчик. Он критически глянул на Георгия и кивнул головой, приглашая следовать за собой.

Доставив гостя к большому, с роскошной лепниной и украшениями особняку, вновь осмотрел спутника.

— Отряхнись, что ли, — посоветовал он с непонятной гримасой. — А то Григорич злой, как черкес, — вновь обмолвился он, отворяя тяжелую дверь.

В небольшом кабинете, где одиноко сидел уже виденный на станции толстячок, царил полумрак. Бросился в глаза огромный экран совершенно плоского телевизора, на котором видно было разделенное квадратами изображение.

"Так это же усадьба", — сообразил Георгий, уловив знакомые очертания ворот на одном из фрагментов. Ворота вдруг дернулись, впуская во двор длинную, словно нильский крокодил, машину.

— Ноль первый прибыл, — донесся до слуха бесстрастный голос. — Хозяйка одна.

— Принято, — отозвался толстяк. Щелкнул тумблером. Изображение пропало.

— Ну, кто таков? Рассказывай, — неожиданно произнес оператор хитрого устройства.

Георгий отвлекся от хитрого агрегата и взглянул на сидящего: — Фамилия Сергеев, звать Георгием. Жил… живу в поселке Решеты, уже лет пятнадцать почти, — наконец отыскал верный тон Георгий, решив не врать, но и не вдаваться в подробности. — Служил раньше. Уволили в восемьдесят пятом, по ранению. С тех пор на пенсии, недавно мать схоронил, поехал в город, на комиссию. Встретил водилу с трейлером, попросил подвезти. А у них сопровождающего не нашлось. Меня уговорили, за пятнадцать тысяч, съездить. Камень в Москву сопроводить. Сказали, вы на обратную дорогу денег дадите. Все.

Он вытянулся, словно окончивший доклад военнослужащий.

— Толково, — невольно улыбнулся толстячок. — Что заканчивал, где служил? — уже не столь категорично продолжил он спрос.

— ТОВВМУ, факультет радиоэлектроники, служил там же, во Владике, в морской пехоте, взводным.

— Что за травма? — глянул на бодрого отставника дознаватель.

— Контузило, на учениях, — отчего-то не захотелось открывать всей правды Георгию. — Стоит сказать про Афган, одно, другое, мало ли…

— Припадочный, что ли? — без обиняков сформулировал местный цербер.

— Амнезия, — всплыло в голове умное слово. — Восстановился почти, только кусками пробелы. В остальном нормально. Потому и на пенсии, специальность вовсе забыл.

— Понятно, — протянул Григорьевич. — Пьешь?

— Не особо, — уже с озабоченностью отозвался Георгий, не понимая, к чему клонит его собеседник. — Врачи не советовали. Стараюсь воздерживаться.

— Значит, с уголовниками дел не имел? — новый вопрос не дал времени собраться с мыслями. — На полиграфе свои слова подтвердишь?

— Где? — не понял Георгий.

— Ладно, проехали, — махнул рукой человек в штатском. — Разберемся.

По тому, как четко и грамотно ставил вопросы, Георгий безошибочно понял: "Человек явно не чужд соответствующим структурам, призванным во всем разбираться. Или, на крайний случай, был в свое время".

— Значит, так, — поднялся со своего места хозяин кабинета: — Я проверил. Почти не соврал. Ну, или почти. Скорее, кое о чем умолчал. О пожаре, например. Ну, это твое дело, — он заученным жестом одернул пиджак. — Звать меня Николай Григорьевич. Фамилия Алексеев. Занимаюсь обеспечением безопасности, — он обошел вокруг стола. — Присаживайся, — кивнул на низенькое кресло у стены. Сам опустился в соседнее: — Предлагаю тебе, Георгий, работу. Здесь. В поместье. Скажем, садовником. Жить будешь во флигеле, питаться там же. Работа несложная, а вот оплата, не в пример, царская, — он замер, ожидая вопроса.

Георгий провел ладонью по гладкой коже выменянной куртки, но сдержался.

— Ну? — вынужденно продолжил монолог наниматель. — Отчего не спрашиваешь, сколько?

— А должен? — вопросом на вопрос отозвался Георгий. — Хорошо, а сколько?

Николай Григорьевич озадаченно кхекнул: — Молодец. Отпасовал грамотно. Теперь, выходит, опять мой ход.

Он прищурился: — Скажем, тридцать тысяч рублей. Такая сумма устроит?

— Разрешите вопрос? — непроницаемо глядя на выключенный экран, поинтересовался Георгий. — Это за работу в саду?

— В смысле? — вздернул брови вербовщик.

Я, конечно, московских зарплат не знаю, однако, если последние слова правильно понимаю, и для вашего региона деньги приличные. Плюс еда и жилье. Такого, как я, за один харч можно нанять, выходит, есть еще что-то…

— Молодец, — ничуть не расстроился агитатор. — Это тебе в плюс. Хотел после, когда оботрешься, эту тему поднять, но, раз ты умный такой… Хозяина, наверное слышал уже, похоронили недавно. Взорвали в машине. Причины тебе знать не стоит, да и не интересно. Большие деньги на кону. Однако по всему выходит, подрывник не со стороны был, а из местных. Кто, что, неизвестно. А наследница одна. Жена покойного. Всех не уволить, да и смысла нет. Если тот, кто операцию затеял, профи, а он явно специалист, обязательно своего человечка внедрит. Вот и выходит. Верить здесь не могу никому. Но отыскать иуду и жене шефа жизнь сохранить — это для меня дело чести. Так что нужен мне вовсе сторонний человек. Понятно?

— Стукачом, что ли? — Георгий произнес это внешне безразлично.

— Сексот или, как ты сказал, стукач — это когда за своими товарищами глядит, слушает, а тебе здесь кто свой? — удивился вербовщик. — Ты мне поможешь казачка засланного отыскать, душегуба. В чем, скажи, подлянка?

Георгий растерянно заморгал ресницами: — Ну, а что конкретно? Я ведь всех тонкостей не знаю, да и вообще…

— Ну это, может, и к лучшему, что не знаешь. Работай, к людям присматривайся, а уж заключение мне оставь сделать. Поверь, учили. Человек, у которого за душой что-то есть, он рано или поздно проявится. А может, и сам на тебя выйдет. Ему такой помощник, без связей, без хвостов, тоже не помешает.

— Только учти, Георгий, не вздумай на сторону глянуть. Извини, но тогда я за твою жизнь ломаного гроша не дам. И вовсе не потому, что ты меня кинуть попытаешься, тогда тебе с обеих сторон один и тот же конец будет светить. От нас понятно, а от противника нашего, чтобы хвост обрубить. Верность, она завсегда выгоднее. Короче, времени на размышления не даю. Да или нет?

— Деваться мне, и впрямь, некуда, и гарантировать результат я, понятное дело, не могу. А в уме держать наш разговор буду. Так что, выходит, согласен.

— Давай паспорт, сниму копию, оформлю регистрацию. А тебя Семен проводит, покажет, что и как. Обязанности управляющий нарежет. Но, думаю, напоминать не нужно, о нашем разговоре ничего и никому. Это, к слову, скорее в твоих интересах.

— Да как не понять? Все ясно.

— А куда, кстати, старый садовник делся?

Николай Григорьевич помялся: — При взрыве зацепило. Наповал. Ты, случаем, не суеверный?

— Нет, вроде. Не замечал. Только тут такое дело…

— Да? — с готовностью вскинулся бывший чекист. — Если имеются нюансы, лучше на берегу разъяснить. — Рассказывай.

Георгий снова опустился в нагретое кресло: — В общем, контузило меня не в морпехах, а в Афганистане, я в восьмидесятом добровольцем в ограниченный контингент попросился. Служил, вроде, неплохо, три награды имею, только все из головы вышибло. Как в восемьдесят третьем накрыло, так до прошлого месяца и просидел, в общем, ничего из тех лет не помню. Ни перестройки этой, ни после. Да и Афган, если честно, как в тумане.

— Это новость… — озадаченно потер лоб Николай Григорьевич. — Хотя, вижу, сейчас ты точно не дурак. Сообразил, что я тебя по Министерству обороны пробивать стану, вот и признался? Так?

— Ну, и это тоже, — Георгий вздохнул. — Мне вообще сейчас мало что в переменах понятно. Путаюсь. Вычислить меня раз плюнуть.

Аналитик раздумчиво покатал в ладонях трубку сотового телефона. Наконец поднял глаза: — Что ж, раз ты начистоту, тогда сделаем иначе: — Нет с этой минуты Георгия Сергеева. А есть… — он встал и вынул из маленького неприметного сейфа папку, — бывший уголовник. Сиделец со стажем, Иван Морозов. Кличка Мороз. Лютая личность, скажу, в свое время была. Сгинул, правда, давненько уж как сгинул. А вот бумаги его у меня сохранились. Служба позволила, прибрал, на всякий случай. Вот и пригодились. Я тогда одну хитрую зону курировал… — он поперхнулся. — Впрочем, это неинтересно и к делу не относится.

— Личное дело, приговор, и все такое. Почитай, запомни. А я уж твою личность постараюсь в поместье осветить любо-дорого. А что, такие легенды иной раз крепче стреляют. Уж поверь опыту, — Николай Григорьевич пролистал бумаги. — Сидел ты, Ваня, за бандитизм и прочие варварства очень долго, а если точнее, полную двадцатку. В таких местах, где никто из местных и близко не был. Старых его подельников встретить можешь не опасаться. Те под "вышку" крутанулись. Один Ваня по малолетству на четвертной соскочил, а на зоне той в начале девяностых беспорядки случились, бунт. Так почти весь списочный состав под автоматы лег. Тогда и сам Иван сгинул. Так мы и дикость твою в новой жизни замотивируем, и лишний раз без нужды не полезет никто в душу. И противнику такого кадра вербануть сладко покажется.

Алексеев щелкнул пальцами: — Тут тонко сработать нужно, очень тонко. Все знают, что я "урок" по жизни терпеть не могу. Поэтому сыграть треба чисто. Но это мне предоставь, я на этом деле все зубы съел.

— Иди, в коридоре обожди, а я пока поговорю с кем надо, — он глянул на экран телефона, набирая номер.

Ждать не пришлось. Начальник службы безопасности вышел из кабинета, аккуратно, на два оборота закрыл неприметную дверцу и, кивнув Гоше.

— Сейчас сыграем. Если все как надо пройдет, считай, дело сладилось, — бросил он на ходу.

Выйдя на широкое крыльцо, Георгий увидел, что посреди площади, рядом с отключенным на зиму фонтаном, стоит здоровый грузовик, в кузове которого находится пресловутый кусок гранита.

Рядом с необычным грузом стояло два десятка мужчин и женщин, крепко смахивающих на обслугу.

— "Народ для разврата собран", — негромко процитировал Николай Григорьевич Шукшина.

Внезапно насупился и грозно уставился на спутника: — Идем, покажешь, чего вы нам привезли, — строго приказал он.

— Что это? — уставился на камень толстяк, когда они приблизились к машине. — Вам что заказывали? Черный гранит, а вы какое-то дерьмо пригнали? Колотое к тому же.

— Мое дело привезти, — нахмурился Георгий и, повинуясь одобрительному взгляду, закончил: — Ты, начальник, не шуми, я свою деляну чисто исполнил.

Дверь в дом отворилась и на пороге возникла одетая во все черное женщина. Довершал траурный наряд шелковый темный платок.

Следом, прикрывая хозяйку, двинулась пара охранников.

— Что случилось? — бесцветным голосом поинтересовалась вдова у Николая Григорьевича.

— Говорил я, Мария Игнатьевна, не стоит с "криминалом" дел иметь, все испоганят. Булыжник какой-то прислали. А этот стоит, глазами лупает, — он ткнул толстым пальцем в сторону Георгия.

— Погоди, Николай, сейчас разберемся, — хозяйка внимательно осмотрела камень. — Нормальная заготовка, мне кажется, хотя… скульптор пусть глянет, он разберется. — Вдова глянула на Георгия. — Этот, что ли, привез?

Тот молча кивнул.

— Вот что… Как тебя звать? Георгий. Пока суд да дело, пока скульптор определится, здесь подождешь. Если все нормально, вопросов не будет. Отправим с почетом, а коли нет. Сам своим хозяевам расскажешь, почему мы им оплату придержали. А чтоб не скучно было, по хозяйству поможешь.

— Распорядись там, Николай Григорьевич, — она тяжело вздохнула и, не глядя больше ни на кого, пошла в дом.

— Мария Игнатьевна, да вы что? — неожиданно громко изумился охранитель. — Неизвестно кого в доме держать? Урку?

— Вы бы хоть со мной посоветовались, — возмущенно добавил он.

— Раньше надо было советы давать, Коля, — на ходу бросила хозяйка. — Теперь-то чего уж… Рубаху на груди рвать… Все, я сказала. Пусть живет.

В голосе убитой горем женщины мелькнула грозная нотка.

Николай Григорьевич смутился, воровато глянул на невольных зрителей и пожал плечами, примиряясь с неизбежным.

— А вам что тут, цирк? — сорвал он злость на прислуге, едва дверь в дом затворилась. — Дел нет? Так я найду, — он грозно уставился на дворню. Под тяжелым взглядом главного цербера народ задвигался и потянулся прочь.

— Так, первый акт сыгран, — произнес он, когда народ со двора разошелся. Теперь твой ход, читай роль, готовься. Завтра начнешь работать.

Он вдруг засопел и сердито обернулся к машине: — Эй, Семен, ну-ка иди сюда.

— Слышал, что мадам приказала? Отведи это чудо во флигель, размести и покажи что к чему. Будет пока за… — тут он на секунду задумался, — садовника еще не нашли? Вот пусть его комнату и займет. Всё, свободны.

Георгий осмотрел небольшое, но довольно уютное помещение. Кровать, телевизор, холодильник и множество других электроприборов, названия которых он не знал, и потому смотрел на обтекаемые формы утыканных разноцветными кнопками агрегатов с некоторой опаской.

Изучение личного дела оставило в душе двойственное чувство. Неведомый сиделец, поучаствовавший в годы своей буйной молодости в десятке лихих налетов на инкассаторские машины и хранилища сберегательного банка, рисовался в таких мрачных красках, что исполнять роль подобного упыря было противно. С другой стороны, и этого Георгий не мог не признать, финт опытного агентуриста, подъедающегося на вдовьих хлебах, вполне мог иметь успех. Давно известно, чем больше ложь, тем легче в нее верят люди.

Поэтому, отбросив сомнения, Георгий принялся терпеливо заучивать основные вехи новой биографии, а закончив, легкомысленно засунул текст легенды под матрас.

Начал свою трудовую деятельность он с обхода своих будущих владений — большого, довольно мрачного, запущенного парка. Впрочем, возможно, такое впечатление создавало отсутствие листвы и глубокий снег, лежащий между деревьев.

Заканчивая осмотр, он отыскал в сарае старый, с ручкой, отполированной длительным употреблением, топорик. Припомнив заученную легенду, Георгий заботливо обмотал ручку синей изолентой и принялся терпеливо чистить запущенный инструмент точильным камнем.

Насвистывая сквозь зубы мотивчик старой песенки, с характерным названием "Гоп со смыком", и не забывая периодически сплевывать на лезвие, он с тайным удовлетворением ловил на себе опасливые взгляды пробегающей мимо обслуги.

Исполнив ритуал, Георгий обул найденные в том же чулане старые яловые сапоги, предварительно начистив их до зеркального блеска. Критически осмотрев себя в зеркале, отвернул светлые кожаные голенища и танцующей блатной походкой прошелся по комнате. — Собака лаяла… на дядю фраера, — припомнил Георгий блатной говорок Промокашки из культового сериала.

Картину завершила серая, выгоревшая от времени, кепочка-шестиклинка с маленькой потертой пуговкой на макушке. Вообще, чулан оказался истинным Эльдорадо для создания образа утомленного жизненными передрягами, возрастного, живущего прошлым, сидельца.

Ближе к вечеру, когда Георгий, накинув на плечи старую телогрейку, сидел на пороге своей служебной каморки и задумчиво чистил лезвием топорика отросшие за время путешествия по железной дороге ногти, к нему подошел и сам организатор мрачного маскарада.

— Здоров, начальник, — вошедший в роль садовник приподнял кепочку и косо глянул на Николая Григорьевича.

— Хорош, — не сумел сдержать довольной улыбки тот. — Если бы сам не знал, мог бы голову дать на отсечение, что вижу перед собой матерого урку. Только не переборщи. Во всем хороша мера, — он опустился на скамью рядом с Георгием. — Дезинформацию о твоем прошлом я запустил. Думаю, что к завтрашнему утру все в поместье будут знать, какого монстра имеют в соседях. Семен — парень исполнительный, но трепливый. Качество не похвальное, но в подобных случаях незаменимое. Я, будто бы находясь в расстроенных чувствах после сделанного мне принародно внушения, поведал ему кое-какие из твоих "подвигов". Так что, имей в виду…

— Годится, начальник, — Георгий окончил маникюр и повертел топорик в ладонях. — А я вот "кормильцем" разжился. Насколько помню, в деле у Ивана точь-в-точь такой проходил.

Николай Григорьевич опасливо покосился на блестящее в свете заходящего солнца лезвие: — Ну да, трое на том "кормильце" — это из доказанных было, а сколько всего душегуб голов порубил, никому не ведомо. Любил он, видишь ли, голову отдельно оставлять, типа метку свою.

— Ну, это только присловие, — отвлекся он от жутковатого зрелища. — Главное, теперь в суть отношений вникнуть. Смотри, определяйся. Кто, что…

Георгий отложил топор в сторону: — Мне бы с обстоятельствами познакомиться. Как первое покушение случилось, из-за чего, и вообще. Тогда легче будет.

— Легче-то оно легче, — с сомнением покривил губу глава службы безопасности. — Только тут свои нюансы. Вот дам я, к примеру, тебе все расклады. А ну как в разговоре после обмолвишься, не нарочно, по ходу, на автомате. А умному слушателю уже и этого достаточно. И вот уже у него вопрос. Откуда ухарь из деревни так хорошо в делах осведомлен? Тебе, ведь, по логике, того знать не полагается.

— Так можно и на воду начать дуть. Сидеть и ждать до скончания века. Как бы чего не вышло. Что будет, если будет…

— Николай Григорьевич, вы решайте, или все до тонкости отшлифовать, или уж рискнуть. Только в первом случае результата быстро и не ждите, — Георгий, нарабатывая суровый, тяжелый взгляд опытного уголовника, уставился в переносицу куратора.

— А ты на меня не дави, — отчего-то смутился тот. Мотнул головой, словно прогоняя наваждение. — Вот ведь. Точно знаю, кто ты есть на самом деле, а вот смотрю на тебя и кажется, что этот самый душегуб, Ванька "Мороз", напротив сидит. Не поверишь, знавал я его. Жутковатый был тип, любого мог в страх вогнать, взглядом одним… По первости-то не заметил, а сейчас, как прибарахлился ты, вижу, здорово на него похож.

Он перевел взгляд на светлые отвороты собранных в гармошку сапог: — Ну да, так вот и ходила "братва" в те годы: сапоги со скрипом, штаны с напуском, кепочка. Вернее, это все же пораньше было. Я только у старых законников видел, тех, что традиции чтили. Молодежь, та попроще ходила. Пиджак, свитер, ну и клеша в полметра. Было времечко. Только ты-то откуда?..

Георгий задумчиво глянул на занесенную снегом аллею: — Да я в детстве до школы десять лет мимо зоны бегал, насмотрелся на всяких. Да и расконвойных в поселке хватало. Это для вас полжизни уже прошло, а для меня вроде как вчера было.

— Ладно, — посчитал вопрос исчерпанным Григорьевич. — "Ну, что тебе сказать про Сахалин?" — слегка не к месту процитировал он слова старой песенки.

— Холдинг, которым владел покойный Геннадий Петрович, входит в тройку крупнейших на российском рынке металлопроката. Кусок жирный. Перед покушением была пара звоночков. Объявлялись желающие в деле поучаствовать. Только, все ерунда. Мы к ним присматривались, использовал их кто-то "в темную". А сами они на серьезное дело не способны.

— Но меры безопасности я, конечно, усилил. Маршруты менял, машины, время выезда тоже. Охрану увеличил. А вот не уберег. Едва хозяин к офису в тот день подъехал, рвануло. Так, что капсула раскололась. Мы для босса специально из Германии "Майбах" бронированный пригнали. Воронка, как от авиабомбы, пришлось опять асфальт перекладывать; всех, кто в машине был, наповал, я в соседней был, так нас на крышу перевернуло. Да чего я тебе все это рассказываю? — очухался шеф службы безопасности. — Сейчас поздно локти кусать. Следствие идет. Ищут, ищут, а зацепок никаких.

— Значит, перед выездом машину, конечно же, проверяли, — играя топориком, констатировал Георгий. — Да такое количество взрывчатки на дно не повесишь. Колодцы и прохожих, окрестные чердаки, окошки отследить, думаю, ума хватило.

— А что значит по новой?.. — припомнил он фразу Николая Григорьевича.

— Чего "по новой"? — не сообразил тот.

— Ну, вы сказали: — Рвануло так, что асфальт по новой пришлось перекладывать.

— Ах, это, — собеседник грустно усмехнулся. — Город только-только весь проулок заасфальтировать удосужился. Неделю гремели…

— Вот как, — Георгий неуловимым движением пальцев крутанул рукоять. Блеснуло отточенное до бритвенной остроты лезвие. — Тогда нужно брать за жабры этих… дорожников. Я бы на месте злодеев так и сделал. Закатать фугас под асфальт — дело минутное, а сигнал на подрыв можно и с трех сотен метров дать. Из дальнего круга, не светясь.

Николай Григорьевич озадаченно уставился на соседа: — Ты думаешь… — он не закончил.

— Не утверждаю, но сам бы именно так и сделал. Правда, если покушение готовил профессионал, то ничего ваш спрос не даст. Исполнители, уже, верное дело, рассказать ничего не смогут.

— Сука, — в сердцах хлопнул ладонью по скамье безопасник. — Ну и что теперь? Нового взрыва ждать?

— Повторяться, думаю, не станут, — отозвался Георгий. — Не знаю, как тот человек рассуждает, но я бы поостерегся. Он ведь, наверняка, понимает, что меры безопасности удвоенные будут. Вариантов несколько. Или через ближний круг, по тихой. Ну, там, яд, радиация, несчастный случай… Или… снайпер.

— Слушай. Как это у тебя лихо получается… — отвлекся начальник охраны. — А я тут ответ получил, с твоей, так сказать, малой родины. Интересно тамошним ментам тебя увидеть. На предмет внезапной кончины парочки местных жителей.

— Не о чем им со мной говорить, — бесстрастно отозвался Георгий. — Те, про кого вы слышали, сами друг друга положили, по пьянке. На почве "внезапно вспыхнувшей личной неприязни". Все. Я лично этой ерундой голову не забиваю. Пришить мне нечего. Да и вам, считаю, не по статусу такой мелочевкой меня цеплять. Сами, ежели захотите, в асфальт сумеете устроить… — польстил Георгий шефу безопасности.

— Я тоже так думаю, — смешался Николай Григорьевич. — А вот ты мне все больше и больше интересен. Ход мыслей твоих. Ну, да ничего, скоро из Министерства обороны мне ответ дадут. Ясность будет.

— Хорошо, если так, — Георгий поднялся и, почти не целясь, метнул топорик в стоящий поодаль чурбак. Лезвие с хрустом вонзилось точно в центр чурки. — Хорошо, если поможет, — повторил Георгий и взглянул на шефа. — Только я двойной игры не веду. Что помнил, сам рассказал.

Поняв, что говорить больше не о чем, Николай Григорьевич отряхнул полу своего роскошного пальто и, бросив взгляд на торчащий в бревне топор, направился в сторону хозяйского дома, а Георгий занялся наведением порядка в своем хозяйстве.

Георгий и вправду не мог понять, откуда в его мозгу возникло столь четкое понимание логики действий организатора террористического акта. Он вновь и вновь возвращался к тому периоду службы, покрытому дымкой.

"Увы, все как в тумане", — вынужденно признался он себе после очередной безуспешной попытки.

"Ну как может помочь восстановлению общей картинки знание тактико-технических данных винтовки Драгунова, или тактики организации наблюдательного пункта, или методики организации снайперского охранения?"

Зевнул, зябко поведя голыми плечами, и вернулся в постель. "Завтра разберемся, какой такой Сухов", — уже засыпая, подумал он.

Как ни странно, после всех ночных открытий и переживаний, утро Георгий встретил совсем в другом настроении. Бодрым и свежим.

Сдвинул штору, бездумно глядя в окно на размытый утренний пейзаж. Наконец отмер, мазнул рукой по щеке, прикидывая, стоит ли затевать бодягу с бритьем или еще денек можно сачкануть от этой мороки. Решив, что для создания образа урки сделано достаточно, вздыхая, распечатал мудреную, с двумя тончайшими лезвиями, скобку пластмассового станка.

Шеф заглянул к нему после завтрака. Пахнущий дорогим одеколоном, предельно деловой, он, не тратя времени на пустые разговоры, кивнул, предлагая выйти во двор.

— Что так? — поинтересовался Георгий, когда они оказались на улице.

— Специалисты вчера в доме "прослушку" выявили, "жучка", — пояснил меру предосторожности Николай Григорьевич. — По виду уже отработал, однако, береженого, как говорится…

Он смахнул с шершавой доски слой снега и опустился на скамейку: — Ну, а ты чем порадуешь?

— Хм, — Георгий задумчиво глянул на растущие вдалеке деревья. — Не рано ли, начальник? Сами посудите, я ведь только-только обживаться начал. С людьми даже не познакомился.

— Да понимаю я все, — досадливо скривился собеседник. — Сердце не на месте, вот и дергаюсь.

— Это да… — Георгий отвел, наконец, взгляд от горизонта. — Ну хорошо, может, вам это и не понравится, но скажу. Мое мнение, не в доме нужно угрозу искать…

— Обоснуй, — вскинулся бывший оперативник.

— А чего тут?.. В замкнутом кругу, будь то зона, воинское подразделение, или другой какой коллектив, все друг перед другом как на ладони. Если кто-то, скажем, с дежурства придет, а на обед и не смотрит, хотя, по идее, хавать должен, как трактор, бо всю смену на холоде да в работе, то что значит? Сыт, значит. А где он брюхо набить мог? — Вот и спалился твой стукачок, хоть и не колбасой ты его подкормил…

— Слушай, а ты не заигрался ли? — поежился в своем пижонском пальто начальник. — Тыкать, вон, начал, и вообще… Хотя, признаю, исполняешь классно, откуда только нахватался? И речь, и ухватки… Словно, и впрямь, полжизни в бараках провел.

— Сам удивляюсь. — Улыбнулся Георгий. — Как было велено, так и играю.

Только я к чему веду? Если был у злодеев тут свой человечек, не стали бы они такую сложную операцию затевать, с миной. Кстати, что там, с дорожниками?

— Да ничего, — вздохнул Николай Григорьевич. — Поздно хватились. Бригада работала, кто, что — никто толком сказать не может. Их по лету столько наезжает. Кавказцы какие-то. Договор исполнили, деньги получили, ищи теперь их…

— Вот и выходит… — Георгий начал загибать пальцы. — Первое: Людей нанять, обучить, взрывника опять же, взрывчатку. Дорого, да и опасно. Будь кто тут, обязательно бы привлекли… А если новых никого не нанимали, то и вряд ли. Да от нового и толку мало. Пока оботрется, в доверие войдет. Мое мнение, если и есть казачок, то лишь информатор. Прихватили на мелочи…

— Ладно, это все, как говориться, в пользу бедных, — поднялся с холодной скамьи шеф. — Что мне-то делать? — пробормотал он негромко.

— Так понимаю, вопрос риторический, — усмехнулся Георгий, глядя, как его начальник отряхивает испачканное в снегу пальто.

— Знаете, какая профессиональная болезнь у снайперов?

— Ну и какая? — повелся Николай Григорьевич. — С глазами чего-нибудь?

— Простатит, — усмехнулся Георгий. — От долгого лежания…

— Это ты к чему? — покосился на заснеженную доску толстяк.

— Да так, к слову… Хотя, — тут Георгий прислушался к себе, и закончил: — Это как в старом анекдоте. Объяснить не могу, но понимаю: литр будет.

— Слушай, давай без этих твоих, шуточек-загадочек, — построжел шеф охраны. — Я на каждый звонок уже подпрыгиваю, боюсь, что вот сейчас доложат… А ты тут хиханьки.

— Ладно, скажу серьезно, — согласился Георгий. — Глянул я тут с утра на улицу, и вот что-то мне не понравилось. Долго пытался понять, что? Только сейчас дошло. Лесок видишь, гражданин начальник?

— Тьфу ты, — расстроился толстяк. — Я двадцать лет этого гражданина начальника слушал, теперь опять. Может, хватит?

— Ладно, не буду, — хмыкнул садовник. — Так видишь?

— Ну и дальше чего?

— Ночью снег шел. Деревья присыпал, а вот с краю одно, отчего-то обошел? Вопрос. Чего с ним такое?

— Да мало ли, — все еще без интереса ответил шеф. — Где оно, то дерево, а где мы, причем тут?

— Может, и ни при чем, — согласился Георгий. — Только я бы на вашем месте, Николай Григорьевич, не поленился, а съездил, посмотрел. Для наблюдения местечко самое что ни на есть подходящее. Толковый снайпер оттуда всю усадьбу отсмотреть сумеет. А главное, крыльцо и, вот, вход, двери. Все на виду. Ну и окна, конечно.

Георгий вновь впился глазами в растущий почти на пределе видимости лесок: — Чем больше смотрю, тем сильнее у меня предчувствие. Ты, начальник, вот что, на всякий, как говорится, пожарный, распорядись, чтобы хозяйка из дома не выходила, и к окнам не лезла. Хотя бы до тех пор, пока не проверите.

— Да спит она, раньше двенадцати и не встанет, — отозвался Николай Григорьевич, которого, наконец, заразило беспокойство собеседника. Он вынул трубку телефона.

Отдав короткое распоряжение, глянул на стоящего рядом Георгия.

— Я вот чего не пойму, — в раздумье произнес бывший комитетчик. — Мне ведь вчера твое дело прислали. Служил ты, хоть и не в пехоте, но и не в ГРУшном спецназе, откуда такие познания? И про снайперов, да и взрывника вычислил на раз? Непонятно.

— На войне учатся быстро. А я еще и читать люблю. Не помню уж где, но читал воспоминания нашего снайпера про финскую еще войну:

— … А как снайпера ихние, кукушки, с деревьев начали взводами косить, быстро сообразили. Те ведь как удумали? На лыжах по ночи в тыл зайдут, обустроятся и ждут. Один на ветке, второй внизу. Верхний первого из наших, кого заметит, по зорьке снимет и быстро вниз, в укрытие.

Наши давай по сосне палить, на щепки резать. Снайпер из сугроба веревочку дерг, куль, что на верхушке привязан, по веткам и застучал.

Все рады-радехоньки. Как же, снайпера завалили. А финн опять на дерево лезет. Выждет, когда народ успокоится, офицера выберет и — промеж глаз. Только буденовка в сугроб. Командиры в крик, тут же в лес роту, другую, прочесывать. А снайпера и след простыл. Они на лыжи и на новой лежке затаились. Зато наши ребятки возле той сосенки на минах десятками рвутся. А кукушка уже с другой позиции готова стрелять. Так за день бывало по десятку бойцов и командиров успеет положить.

Николай Григорьевич окончил слушать байку, тряхнул головой и уставился на рассказчика: — Тьфу на тебя. Совсем голову задурил. То ты зек-волчара, то словно фронтовик-ветеран с воспоминаниями. Тебе-то откуда про войну знать?

— Так я и говорю — прочитал где, наверное, может, люди рассказывали, — смутился Георгий, которому внезапно показалось, что он сам, своими глазами видел ту хитрую лежку финских снайперов.

И тут Георгий вновь уперся взглядом в даль: — Поздно, ушел уже.

— Кто ушел?

— Снайпер ушел. Эти, ваши, напролом рванули, через поле, — указал наблюдатель на спешащие к зарослям фигурки. — А он тоже не дурак. Тихо свалил. Я случайно заметил, с кустов снег посыпался.

— Чего врать-то — оскорбился за своих подчиненных начальник охраны. — Нельзя отсюда ничего разглядеть.

— Нельзя так нельзя, — раздумал спорить Георгий. — Подождем.

Звонок телефона раздался через пару минут.

— Да, — отозвался абонент. Выслушал невидимого собеседника и молча захлопнул крышку.

— Был, говорят, кто-то. Следы от лыж свежие, в чащу. А они дальше проехать не могут. И пешком не выходит, снег глубокий.

— Значит, не показалось, — вовсе не обрадовался Георгий. — Гоняться, конечно, уже бесполезно. И ничего еще не окончилось. Смеяться будешь, начальник, но стрелок, чую, классный, он так просто не отступится. Будет подход искать. И найдет, уж это к бабке не ходи.

— Хотя мне без разницы, — свернул беседу садовник. — Ты не обижайся. Я свое мнение сказал, а ты уж думай. Если не нужен, заплати, сколько не жалко, да поеду я в родной колхоз.

— Ты не спеши, — проглотил шпильку Николай Григорьевич. — Правильно сказал, чего тут. Сторожить, оно сподручнее. Опять-таки нет у меня опыта работы против снайперов. Тут войсковик нужен… — он внимательно осмотрел сдвинувшего кепку на затылок Георгия. — А вот скажи, что бы ты сделал? Если решил, скажем, кого подстрелить? — задал он несколько странноватый вопрос.

— Я? Да откуда я знаю? Хотя:

— Ну, первое дело, как вот он, все отследил. Кто, куда, как ходит, что делает. Привычки, распорядок. Дальше, сектора подстрела. Составить, так скажем, план для стрельбы. Расстояния, дистанцию, укрытия. Ну, а уж для пущей важности пристреляться бы не помешало.

— Совсем уже? — ухмыльнулся слушатель. — Ладно, с первым согласен, хотя и тут вопросы есть, но чтобы пристрелку вести?

— А что не так в начале? — Георгий и сам вдруг подумал, не завирается ли он.

— Да хоть с маршрутами. Расстояние от лесочка о-го-го, а открытого места всего ничего. Как тут угадаешь?

— А я бы гадать не стал. Выбрал, скажем, в одну точку и ждал. Сколько нужно. Сто раз мимо шторки она пройдет, а в сто первый откроет. Ну, а чтобы уж вовсе не затягивать, можно и подтолкнуть. Одну пульку в подоконник стрельнуть, а вторую уже по цели. Тут главное — окошко правильно угадать. А человек — он существо любопытное… обязательно выглянет.

— Так вот, — лекторским тоном продолжил Георгий. — От места, где машина останавливается, до дома метров восемь-десять. Так? Из них половина под деревьями, не видно, зато оставшиеся три метра — вполне даже нормальное стрелковое положение. И главное, откуда ты ни подъезжай, где ни ставь машину, в дом все равно зайти придется. Вот и думай. А что до леса, так это самое простое место было. Теперь он другое отыщет. Куда хитрее.

— Охранники ее до самой двери ведут, в кольце, — все не мог согласиться с доводами Николай Григорьевич.

Гошу тоже заело: — А и хрен ли? Усиль патрон, пуля насквозь охранника прошибет да и в цель. Жилет, конечно, можно одеть, так они ведь с боков закрывают. Тогда сверху будем подход искать.

— Тебя послушать, вовсе у нас дела хреновые, — насупился цербер. — Прямо ложись, помирай.

— Можно и так сказать, — неожиданно согласился Георгий. — Если мастер за дело возьмется, он его сделает. Это уж будьте-нате, гражданин начальник.

— Всё, достал, издеваешься, — не выдержал босс. — Вот тебе пять тысяч, собирайся, и скатертью дорога.

Георгий, поняв, что заигрался, замер. Потом протянул руку к деньгам.

— А у меня другое предложение будет, — это сказал он уже от себя. — Если я сейчас отыщу подтверждение того, что тот, которого твои ребята спугнули, уже и пристрелку вел, будем считать, ты мне их проспорил. Нет, верну и так уеду.

— Да? — Николай Григорьевич, который собрался было понужнуть наглеца, завелся: — Хрен ты мне это докажешь. Идет, спорим.

Георгий спрятал купюру под кепку и неторопливо двинулся к хозяйскому особняку. Выйдя на открытое место, оглянулся.

— Ага, — он ткнул пальцем в неприметную, измазанную в масле рваную рабочую рукавицу. — Чего она тут висит?

— Да выбросил кто-то? Дворнику нужно хвоста накрутить, — недоуменно отозвался Николай Григорьевич. — Это тут причем?

— Может, и ни при чем, — задумчиво пробормотал Георгий. — А еще мне вон тот носочек не нравится. — Указал он болтающийся на голой ветке растущего у самой стены куста женский капроновый "следок".

— Ну, тут куда проще. Выкинули, порвался. В доме и прислуга, и домработницы… Мало что ли кто мог? Народ простой.

— Тогда придется нам, чтоб свои пять косых отработать, ноги в снегу замочить, — уже полностью подчиняясь непонятной уверенности, произнес Георгий, шагнув с асфальтовой дорожки в сугроб. — Идем, гражданин хороший.

А уже через полминуты Николай Григорьевич озадаченно разглядывал два аккуратных отверстия в промасленной рукавице.

— Если дерево распилить, можно и пульку отыскать, — ткнул пальцем садовник в растущую неподалеку березу. — Вон, около сучка входное отверстие виднеется.

— А носочек, как флюгер, использовали. Чтобы поправку на ветер взять. Так понимаю, человек работал с понятием. Узнай, Николай Григорьич, у своих, никто в поместье последние дни не приходил? Слесарь какой, сантехник?

— А чего узнавать? Был электрик. С проводкой что-то случилось три дня назад. Вызвали, починил. Да я с ним сам по дому ходил.

— Вот теперь и "жучок" ваш понятен стал, — удовлетворенно вздохнул Георгий.

— Надо того мастера отыскать, — вскинулся шеф. — Я его в лицо хорошо запомнил. Черные волосы, нос прямой…

— Пустое. Человек мог быть вовсе со стороны. Его дело маячки развесить, дистанцию шагами отмерить, ну, может, "прослушку" вставить, хотя вряд ли. "Жучка" они раньше пристроили. А с его помощью узнали, откуда мастера вызвали, чтобы своего взамен прислать.

— Все понимаю. Только как он смог два раза выстрелить, а никто и ничего не заметил? С глушителем?

— Может и так… — согласился Георгий. — Только мог и просто шумок какой подловить. Тут у вас, я смотрю, каждый день после обеда самолеты военные мимо пролетают. Так ревет, чем не глушитель?

— Выходит, выиграл я пари? — поинтересовался он у задумчиво созерцающего отметину от пули толстяка.

Николай Григорьевич хмуро кивнул, соглашаясь.

— Пойду вещи собирать, — констатировал Георгий. — А хозяйке твоей, считай, повезло. Сегодня она уже вполне могла с супругом на небесах повстречаться.

Он развернулся и, высоко поднимая ноги, направился к дому прислуги.

— Эй, стой, — не выдержал Николай Григорьевич. — Стой, говорю.

Он, тяжело дыша, оставляя за собой две глубокие борозды, двинулся следом.

— Ну? — Георгий остановился. — Чего не так?

— Нам как быть?

— Панихиду заказывать, — невесело пошутил Георгий.

— Слушай, давай, смотри, ходи, но снайпера этого мы должны взять, — уже в просительной интонации закончил толстяк.

Георгий вдруг хмыкнул и вовсе по-мальчишески рассмеялся: — Дырку от бублика мы с вами возьмем, а не снайпера. Помешать… ну, это попробовать можно, а взять, пожалуй, не выйдет. Только тогда у меня другие условия будут. А изложу я их самой хозяйке, — уверенность в чужой памяти помогла Гоше набраться смелости. — Не сердись, начальник, а как-никак, это я подрывника вычислил и покушение сегодняшнее, по сути, предотвратил. А это уже совсем другие деньги. Скажем, раз в пять больше, — он хитро уставился на работодателя. — Вы ведь такой вопрос сами решать не станете?

— Ну ты и нахал, — с невольным уважением крякнул охранник. — Ой, смотри, большие деньги, и спрос большой будет.

— А я спроса и не боюсь.

— Ну вот, опять шутишь? — вздохнул Николай Григорьевич. — Вроде взрослый мужик, а все, как пацан.

— Ничуть, поскучнел Георгий. — Ладно, я на обед, а вы, как решите с хозяйкой, зовите, потарахтим.

Он ссутулился, дернул на глаза кепку и, двинулся к себе в комнату, поскрипывая сапогами по лежалому снегу.

Уверенность, с которой Георгий заявил о своей способности защитить хозяйку поместья, внезапно исчезла.

"Может, выдумал все? — задумался он в ожидании вызова к вдове. — Хорош буду, если не справлюсь, а завтра мадам получит свою порцию свинца".

Он взял себя в руки: "Не сомнениями мучиться нужно, а уже сегодня, прямо сейчас, сделать все, чтобы перехитрить стрелка".

Георгий оделся и вышел на улицу.

— Первым делом мы испортим самолеты… — пробурчал он, глядя на заснеженный парк: "Насколько я понимаю, у снайпера сейчас одна задача — отыскать новое место. Значит, нужно попытаться взглянуть его глазами".

Медленно осмотрел виднеющиеся в далеке строения: "Ага. Есть контакт, — взгляд уперся в стоящее на краю поселка здание. — Место для засады идеальное, сектор обстрела градусов в девяносто, высота соответствующая. Дистанция метров семьсот. Для хорошего стрелка расстояние плевое. А сейчас, когда, надеюсь, и оружие, и оптика стали куда лучше, — вовсе школьная задачка".

Подумал еще и с сомнением качнул головой: "Нет, слишком просто. Стрелок ведь тоже не дурак, понимает, что проверять будут. Хотя иметь в виду, конечно, следует, однако останавливаться на самом простом варианте не резон. Идем дальше".

Неторопливо шагая по дорожке, он повернул голову и глянул на заснеженное поле. Отвернулся и вдруг, словно наяву, увидел тот заснеженный бугорок. Что не понравилось ему в обычном на первый взгляд сугробе, наметенном метрах в ста от выезда с территории, сразу и не сообразил. Ни следов вокруг, ни маскирующих веток, а вот зацепил.

Обернулся и принялся вглядываться в виднеющееся сквозь деревья пространство.

"Место не из самых удобных. Единственное, что можно рассмотреть в оптику с того места, это стоящую на площадке машину и то со стороны водителя. Высокий кузов надежно закрывает от возможного стрелка фигуру садящегося в авто пассажира. Ерунда", — успокоился наблюдатель и двинулся дальше.

Рассуждения прервал Семен. Он стоял на ступенях хозяйского особняка и усиленно махал рукой, стараясь привлечь внимание.

— Ну? — Георгий степенно подошел к гонцу. — Чего скачешь?

— Так, это, хозяйка зовет, — паренек опасливо глянул на легендарный топор, зажатый в руке матерого сидельца, о котором он успел вызнать у шефа:

— Быстрее надо. Она ждать не любит.

— Как звать мадам? — Георгий высморкался на снег и затер наст подошвой сапога. — Ладно, веди, Сусанин.

У самого входа Георгий остановился и положил инструмент на перила крыльца.

— Не сопрут? — с сомнением пробормотал, шагая следом за посыльным, садовник.

Что и говорить, несмотря на внешнюю невозмутимость, роскошь внутреннего убранства его поразила. Он удивленно скосил глаза на громадную, в пол стены, панель, на которой выплясывал, беззвучно открывая рот, затянутый в блестящее трико певец. Перевел взгляд на потолок, уходящий вверх поистине церковным сводом:

"Ни хрена себе, и кто мог подумать, что за кирпичными, довольно невзрачными стенами кроется такое богатство?"

Семен замер возле двойных дверей. Молча кивнул, предлагая проследовать внутрь.

Георгий сдернул с головы кепку и толкнул дверь.

— Здравствуйте, — произнес он с порога, с трудом разглядев в полумраке от прикрытых штор сидящую у туалетного столика женщину.

— Входите, — отозвалась та, не прекращая растирать крем на лице. Глянула в зеркало, следя за отраженным в нем гостем. — Садитесь…

— Или, как в тюрьме говорят, присаживайтесь, — показала хозяйка знание его легенды.

Гость опустился в удобное, затянутое мягкой, теплой на ощупь, серой кожей кресло.

— Николай сказал, что вы хотели меня видеть? — она обернулась.

"Странно, — невольно удивился Георгий, — вовсе и не похожа она на удрученную горем вдову?"

Он собрался с мыслями: — Не знаю, рассказал ли вам Николай Георгиевич о сегодняшних событиях, но дело в том, что фактически вы были на волоске от гибели. Снайпера спугнули в последний момент. Кстати, вы не планировали сегодня выезжать из поместья?

— Вот что, — оборвала его хозяйка. — Вопросы здесь привыкла задавать я. И с какой стати вы, собственно, решили, что это был злоумышленник? Почему не предположить, что на дерево забрался, к примеру, фоторепортер, папарацци? И еще, кто вы такой, чтобы устраивать мне допрос?

Георгий ошарашено глянул на собеседницу: "Красивая… И глупая".

— Нет — так нет, — легко согласился он, поднимаясь с места. — Судя по всему, ваш главный телохранитель изложил свою версию событий. Тем лучше. На этом разрешите откланяться, — он и вправду не видел смысла продолжать беседу.

Тонкие брови вдовы едва заметно дрогнули. Она уже куда более внимательно всмотрелась в лицо Георгия:

— Я думала, что вы будете более настойчивы в своих попытках развести меня на кругленькую сумму.

Георгий пропустил шпильку мимо ушей и двинулся к выходу.

— Куда? — повысила голос мадам. — Я тебя еще не отпускала. Эй, Валера, — повернула она голову к двери.

— Звали, Мария Игнатьевна? — на пороге возник крепкий паренек в темном костюме.

Хозяйка открыла рот, собираясь, видимо, отдать приказ разобраться с наглецом, однако передумала.

— Проводите господина до дверей и проследите, чтобы через полчаса он покинул территорию усадьбы, — распорядилась она, уже потеряв интерес к Георгию.

"Интересно все же, почему Николай Григорьевич ее не убедил в серьезности положения? Сначала сам уговаривал, а теперь такой фортель? Хотя, не все ли равно, плевать", — он уже почти дошел до входной двери, как та отворилась, и в холле появился сам Николай Григорьевич.

— Что, уже поговорили? — взглянул он на выходящего.

— Ага, в полной мере. Мадам от моих услуг отказалась, — проинформировал Георгий начальника охраны.

Тот озадаченно замер и уставился на сопровождающего: — Ты это чего?

— Хозяйка распорядилась сопроводить до дверей и проследить, чтобы господин покинул поместье.

— Вот, блин, дура, — охнул Николай Григорьевич. — Я ведь с ней все решил… Ничего не понимаю. Эй, Ге… Иван, погоди. Я попытаюсь…

Георгий кивнул головой конвоиру: — Не стоит, вы лучше сами, пока есть время, начинайте искать новое место работы, — он потянул створку. — Я в комнату, соберу вещи.

Он с усмешкой глянул на сиротливо лежащий в стороне топорик: "Не пригодился, кормилец…"

Неторопливо шагая в сторону домика прислуги, Георгий вновь наткнулся взглядом на раскинувшийся за высокой решетчатой оградой пустырь. Нахмурился, пытаясь вспомнить, что привлекло его внимание. Не сумел и махнул рукой, отгоняя пустые тревоги.

Сборы много времени не отняли. Георгий сбросил порядком надоевший ватник, сапоги и натянул свои вещи.

Следуя неизвестно откуда взявшейся привычке, опустился на стул и глянул по сторонам, вспоминая, не забыл ли чего, перед уходом.

— Ну, с богом, — уперся он ладонями в колени. И тут его осенило. Он вскочил и торопливо выскочил из комнаты. Неторопливо идти по дорожке, сохраняя вид исполняющего свои обязанности служащего, оказалось довольно непросто. Наконец, он поравнялся с нужным местом и мимоходом, словно невзначай, повернул голову. Так и есть. Подозрительный бугорок успел переместиться на добрых тридцать метров ближе.

Георгий лениво сплюнул и глянул в сторону дома. — @ — вырвался у него ненормативный синоним. — Говорил ведь.

Машина, длинный лимузин, стояла как раз напротив крыльца, а вокруг нее, зыркая по сторонам с видом уличных катал-наперсточников, возвышались фигуры телохранителей. Дверь в особняк распахнулась, и на крыльце появилась одетая в переливающуюся на солнце шубку хозяйка.

Георгий ускорил шаг: — Эй, простите. А как насчет оплаты? — громко, с непередаваемой блатной наглинкой крикнул он.

— Мадам, не замедляя шаг, повернула к нахалу голову. — Он еще здесь?

Последние метры Георгий преодолел вовсе на автомате. Голова была занята лишь одним. Он отчетливо, словно и был тем самым, лежащим сейчас на холодном снегу стрелком, видел лишь кусок плохо очищенного от снега асфальта под днищем лимузина. В том месте, где должна была ступить нога садящейся в авто пассажирки.

"Пошел обратный отсчет", — понял Георгий, он легко, словно и не заметил, увернулся от тянущего к нему руку охранника и жалобно протянул: — Ну что вам стоит? Пожалуйста, всего триста рублей… На бедность… детки плачут, — он и сам бы не смог повторить той ахинеи, что нес…

"Три, два, один…" — и тут он со всей силы, будто разогнавшийся игрок в регби, сбил с ног собирающуюся сделать последний шаг к открытой дверце вдову и рухнул следом, успев на лету рвануть к себе пахнущую ароматным парфюмом шубу. Удара в бок не почувствовал, его заглушила боль от падения на жесткий асфальт.

Только когда метнулись вперед потерявшие контроль над ситуацией охранники и принялись ожесточенно отрывать от него перепуганную хозяйку, навалилась слабость. Бок вспыхнул огнем и мгновенно занемел.

Георгий выпустил скользкий от крови мех и обернулся, отыскивая глазами лицо толстяка: — Три — ноль… в мою пользу, — слабо улыбнулся он, теряя сознание.

Часть вторая

Глава 1

Большой черный джип рявкнул тепловозным гудком, распугивая зазевавшиеся авто, и вальяжно причалил к обочине.

— Рыжий, ты что, рамсы попутал? — Голос, звучащий из открытого окна элитного авто, заставил идущих по тротуару повернуть головы. Однако, как только зеваки могли рассмотреть в сумраке дорогого салона лицо пассажира, любопытство тут же сменялось подчеркнутым безразличием.

На заднем сидении джипа вольготно развалился мужчина. В проем видны были широкие, затянутые в кожу плечи и грубый, рубленый профиль лица.

Человек мог служить типичной иллюстрацией к образу заполонившего страну класса так называемых "авторитетных предпринимателей". Еще недавно "бомбившие" ларьки и щеголяющие в аляпистых китайских спортивных костюмах, эти ребята как-то внезапно приобрели лоск и благообразие. Однако, как справедливо гласит старая пословица про кобеля и стирку, натура мелкотравчатого бандита брала свое.

Громогласный разговор касался крупных "косяков" неведомого собеседника и окончился короткой, но многообещающей фразой.

— Тебе жить, Ромель, смотри сам, — рявкнул пассажир и с силой захлопнул крышку навороченного телефона, повернул голову к окну, и смачно сплюнул на асфальт.

— Чего уставился, — не успев отойти от крутого разговора, рявкнул он замешкавшемуся возле крутого авто пешеходу.

Человек вздрогнул, моргнул реденькими ресницами и недоуменно втянул голову в плечи.

Потертый плащ, стоптанные туфли… Бывшие совки, инженеры и преподаватели, оказавшись волею азартных реформаторов в свободном плавании по бурному морю рыночных отношений, легко становились добычей оборотистых мошенников и аферистов разных мастей и потому привыкли опасаться всех.

Прохожий виновато улыбнулся, развел ладони в стороны и сделал робкий шажок назад, стремясь как можно скорее избежать возможных неприятностей.

— Эй, куда? А ну стоять… — "Кожаный" с неожиданной ловкостью распахнул массивную дверцу авто, норовя сбить ею бедолагу с ног.

От неожиданного удара мужчина в плаще качнулся, охнул, однако устоял на ногах. А на лаковой створке возникла вмятина приличных размеров. Неудача еще сильнее распалила братка, не сумевшего сорвать досаду на безобидном "терпиле".

— Ах, ты? Ну, держись, тварь, — сиденье, обтянутое мягкой кожей, скрипнуло, и громила вывалился наружу.

Теперь разница в весовых категориях спорщиков стала еще очевиднее.

Возвышающийся над фигуркой пешехода "колосс" сжал кулак.

Казалось, еще мгновение, и плешивый "ботаник" рухнет, получив сокрушительный удар в челюсть.

Человек в плаще, до этого недоуменно потирающий бок, замер, поднял голову и сфокусировал взгляд на угрозе.

Что за метаморфоза случилась с "овощем", здоровяк даже не понял. Успел только осознать: происходит нечто странное.

Однако остановить занесенную для удара руку не сумел. А то, что произошло через долю секунды, ввергло в шок всех, ставших невольными свидетелями. Казалось, что тяжелый, весящий не менее центнера, "браток" взмыл в воздух. Ноги оторвались от заплеванного асфальта и пошли вверх. А само тело, наоборот, исполнило замысловатый кульбит, развернулось вокруг своей оси и рухнуло у открытой дверцы.

С твердым, арбузным, треском впечатался в смолистый асфальт бритый затылок. Тело дернулось и застыло. Из приоткрытого рта скользнула по щекеструйка крови.

А человек, отправивший обидчика в свободный полет, спокойно уставился на поверженного неприятеля.

— Ты, это… чего?.. — потеряв от недоумения дар речи, водитель с трудом смог подобрать соответствующие ситуации слова. Он зацарапал полу куртки, стараясь дотянуться до наплечной кобуры.

Однако до самого прохожего серьезность ситуации, похоже, не доходила. Он болезненно сморщился, прижал ладонь к груди и с непонятным, сонным выражением на круглом лице, следил за выплевывающим в его адрес бессвязные ругательства водителем джипа.

Затем вздрогнул, коротким шажком сократил расстояние с авто до минимума, неторопливо протянул руку вперед и ухватил с сиденья толстый, сшитый из благородной дубленой кожи, кофр. Качнулся, выравнивая приличный вес груза, и вновь отступил назад.

Оказавшись на безопасном расстоянии, мужичок развернулся и, неловко придерживая себя за бок, захромал прочь.

Водитель взмахнул стволом, однако выжать стоящий на предохранителе курок не сумел.

Заметался, решая, что делать: Кинуться вдогонку за наглым грабителем или оказать первую помощь. Победило чувство долга. Жизнь хозяина — первична. Именно так втолковывали молодому охраннику на ускоренных курсах телохранителей. Парень склонился над боссом.

Георгий очнулся на третий день. Удивленно прислушался к себе, чувствуя, как выплывает из подреберья тупая, нудная боль. Неглубокий вдох отозвался уколом в правом боку.

Пуля пробила легкое, но прошла навылет, не задев кость. Однако, несмотря ни на что, уже на третий день после операции, не имеющего полиса пациента перевели в общую палату.

Выживет — хорошо, нет — выходит, не судьба. Простота нравов и цинизм российских эскулапов давно стали нарицательными. И вновь потянулись наполненные дремотой от лекарств дни и ночи.

Серые потолки, ругань санитарок, растирающих грязь по драному линолеуму. Для Георгия этот, ставший уже привычным, мирок вдруг показался неким островком стабильности в новом и непонятном мире.

"Может, я под пулю специально прыгнул, чтобы сюда угодить?" — с некоторым удивлением спросил он себя, когда осознал — его пугает будущее. А подумать о нем времени хватило. И все равно, однозначно сказать, что толкнуло его на "подвиг Матросова", не сумел. Наконец прекратил самоедство, заключив: "Будем считать, сработал инстинкт, и оскорбленная гордость профессионала, которого едва не обыграл противник".

Мало понять, что задумал вражеский стрелок, главное — достойно ему ответить. Но если уж честно, вовсе не собирался Георгий ложиться под пулю.

Поняв, что снайпер будет целить в ноги, чтобы уже вторым выстрелом добить, Георгий сделал единственно возможное в той ситуации: оттолкнул мишень в сторону. Оптика узкофокусна, и вряд ли стрелок мог разглядеть, что происходит рядом с целью. Подвело Георгия тело. Грохнулся точно на место, выбранное снайпером для вдовы. Однако и тут повезло. Пуля, пробив легкое, не задела позвоночник.

Стоит отдать должное охране: оказали первую помощь, вызвали скорую. Этим, правда, и ограничились. Георгий утешил себя простой мыслью, что разошелся с неведомым стрелком краями. За срыв задания, по головке того не погладят.

"Выходит, в расчете", — рассудил Серегин и выбросил из головы вдову вместе с ее проблемами.

Потихоньку начал вставать, с интересом прислушивался к разговорам соседей, смотрел телевизор, читал газеты. Всколыхнулись мысли о будущем: "Ну еще пару недель проваляюсь здесь, а дальше? Денег не много, а отыскать подходящую для инвалида работу теперь станет вовсе проблематично". Просмотр газет с объявлениями оптимизма не добавил. Грузчики, экспедиторы, ну еще риэлтеры — вот и весь набор вакансий, предложенных современным обществом, и ни одна из них ему, явно, не светила.

"Придется искать почетную работу ночного сторожа, — рассудил он. — Спать за деньги. Правда, денег тех хватит только на съем самой убогой комнатушки в коммунальной квартире. А вот на что жить? А главное… зачем?" — спросил он и сам удивился. Смотреть на свое одутловатое, с остатками когда-то густой шевелюры, лицо было невыносимо. Кто и почему украл у него треть прожитого? А сейчас? Дожить остаток дней, мотаясь по чужим домам. Без специальности, без семьи. Понять и принять это оказалось тяжело. А вовсе добило его известие о пропаже документов. Врачи скорой, которым без особой волокиты сунули пару купюр, безропотно согласились принять раненого, не тратя времени на поиски его бумаг. А вот дальше началось странное. Паспорт его так никто и не привез. Попытка дозвониться до особняка вдовы олигарха не увенчалась успехом.

— Ничего не знаю… — сухо ответил женский голос. — Хозяйки нет, уехала. А я прислуга. Мое дело за порядком следить.

Заведующий отделением тяжело вздохнул, вписал в соответствующую графу медицинской карточки одиозную аббревиатуру, означающую лицо без определенного места жительства, и сделал для себя пометку о бесперспективности траты времени на лечение нищего маргинала.

Прошло несколько дней, лечить его почти перестали, поэтому Георгий, которому опостылели духота и однообразие больничной палаты, с радостью воспользовался возможностью бесконтрольно бродить по большому заснеженному парку.

Одиночество не тяготило. Наоборот, в отсутствии соседей он чувствовал себя куда более комфортно. Его уже утомили разговоры лежащих рядом мужиков о начальстве, заработках, о футболе. Хотя причина была не в темах. В самих людях. Все они, независимо от возраста, были другие… Иначе разговаривали, смеялись над вовсе непонятными ему шутками, даже ругались и то иначе.

В тот день он, как обычно, бродил по дорожкам, едва очищенным от снега, разглядывая растущие в парке деревья. Это стало еще одним развлечением. Глянув на застывшую крону очередного, он отворачивался и пытался как можно точнее вспомнить мельчайшие детали. Сколько веток с правой стороны ствола, сколько с левой, какой длины, цвет коры и другие мелочи.

Сперва выходило неважно, однако понемногу приноровился. Зачем? Он и сам не мог ответить. Скорее, чтобы занять голову, отвлечься от тяжелых мыслей и воспоминаний.

— Извините, мужчина. У вас нет зажигалки? — голос за спиной сбил подсчеты. Георгий обернулся, разведя руки в стороны: — Нет.

Женщина в толстом, бесформенном балахоне, который, как успел уже выяснить Георгий, звался пуховиком, расстроенно вынула изо рта сигарету: — Ну и мужик пошел!

Курильщица, потеряв интерес к одинокому прохожему, закрутила головой.

— Закон подлости, — ругнулась она. — Вот всегда так. Еле выклянчила пальто, думала покурить на воздухе. И тут засада.

Георгий не выдержал и рассмеялся: — Нормально, выйти на свежий воздух, чтобы покурить.

— Ладно, тоже мне, Задорнов нашелся, — отрезала женщина, — ходишь — ходи.

— И вот интересно, чего он там высматривает? — не обращаясь ни к кому конкретно, буркнула она. — Я как в окно ни гляну: все ходит, на деревья таращится. Клад, что ли ищешь? Так они в земле, а не на ветках.

— Какой клад, красавица? Просто, належался, тошнит уже от палаты.

— Подумаешь, — с непонятным раздражением буркнула собеседница. — Какие мы нежные. Месяц полежал, уже тошнит.

Георгий, собираясь вновь заняться своим делом, невольно среагировал на последние слова. — Ну не месяц, подольше. Точно, правда, не помню, но лет пятнадцать, самое малое.

— Сколько? — уже без всякой подначки уставилась на странного мужичка пациентка. — И почему не помнишь?

"Женщина есть женщина… Здесь скучно, — понял причину столь горячего интереса к своей персоне Георгий. — А так придет в палату, будет о чем с соседками посудачить".

Он глянул на собеседницу. Возраст не разобрать. Из-под капюшона торчал только клочок светлых волос да кончик носа.

— Воевал, давно… Потом без памяти был, после контузии… а в прошлом месяце вдруг очнулся, — коротко изложил он свою историю.

— Пятнадцать лет? — недоверчиво повторила слушательница. — Офигеть? И совсем ничего, ничего не помнишь?

Он кивнул головой, подтверждая.

— Да, тебе уж вовсе должно быть хреново. — с непонятным удовлетворением заключила она. — Это ж надо, очнулся, а тут такая ж@па, а может, и наоборот, повезло? Хрен тебя знает.

Георгий поморщился: — Ругаться — это сейчас модно? — он пожал плечами. — Нет, бога ради, дело хозяйское, просто диковато…

— Сейчас все прилично… — его спутница в сердцах отбросила сигарету в сугроб. — На улице гадить, матом разговаривать, женщину избить. Все нормально, — она вдруг смахнула с головы капюшон. — А вот так, среди бела дня уделать — нормально?

Георгий взглянул на соседку и отвел глаза. Лицо ее представляло из себя один большой кровоподтек. Поперек скулы виднелись подживающие стежки неровных швов.

— Нос сломал, кожа лопнула. Пять швов наложили. Это нормально?

— Кто это так? — неловко спросил он. — Что случилось?

— В гости ехала. А здесь, в этой дыре, пересадка. Из автобуса вышла. Погулять. Всего-то два шага от автовокзала, а тут бандюк навстречу. Сумку мою схватил и бежать. А там все: и паспорт, и деньги. Я в ручку вцепилась, и орать. Вот он кулачищем и врезал. Я упала, но сумку держу. Тот ногой добавил, прямо в лицо. Теперь здесь отлеживаюсь. Скоро выписать обещали.

— Главное, что обидно… — рассказчица смешалась и отвернулась, пряча слезы. — И отпуск псу под хвост, и к матери не съездила, а теперь и с работы попрут. Да и хрен с ними, — отмахнулась она. — Все одно с такой рожей в кафе не работать. Только народ пугать.

— Ладно, — выплеснув эмоции, женщина успокоилась. — На обед пора.

И уже уходя, добавила: — Меня Верой зовут.

— Вероника, — повторила она, накидывая капюшон на голову.

— Георгий, — отозвался Георгий.

— А по отчеству?

— Да ладно… — ему тоже вдруг стало не по себе, словно самому угодил в лицо грязный ботинок. Он вздохнул, успокаивая нервы: — Вот ведь как… Вчера еще тридцати не было, а сегодня уже за сорок… с отчеством. Поди тут, привыкни.

Он развернулся и пошагал вперед.

— Эй, мужчина. Ты извини, если что, — донесся из-за спины звонкий голос.

Георгий невесело улыбнулся: — Ерунда, я привык уже. Нормально.

Короткая встреча запала в памяти. Георгий даже попытался пару раз выйти во двор с тайной надеждой встретить свою случайную знакомую, увы, не повезло. А вскоре стало и не до того.

Явилось причиной врачебного решения отсутствие паспорта, или его здоровье, и впрямь, восстановилось с фантастической скоростью, только выписали Гошу куда раньше, чем можно было предположить, а учитывая тяжесть его ранения, то и вовсе до неприличия стремительно. Одежду подобрали из неликвидов, сунули в руку тетрадку с эпикризом и проводили на выход. Увы, как выяснилось, демократия — это не только возможность говорить что угодно, но еще свобода жить или помереть.

— Извини, мужик, — глядя на потертого доходягу рыбьим взглядом, сноровисто оформил выписку врач. — И так за спасибо с того света вынули. Еще деньги на межгород тратить. Гуляй, короче.

Спорить не стал. Запахнул ворот старенького плаща и скособочено захромал к выходу за больничную территорию.

Прогулка по холодному, продуваемому всеми ветрами, осеннему городу утомила. Пересчитал остатки денег и невесело усмехнулся. Будь эти несколько тысяч у него в кошельке в далеком восьмидесятом, мог даже не забивать себе голову… А сейчас… Смешно пересчитывать. Только и хватит, что на пачку плохих сигарет.

Георгий ссутулился, стараясь ослабить тянущую боль в боку, и двинулся вперед.

Шел, пока воздух не начал обжигать растревоженное легкое. Остановился и уставился на поток машин, прикидывая, не лучше ли, собрав остатки сил и решимости, шагнуть под колеса одной из них, закрыв тем самым и вопросы. Причем рассуждения эти с каждым мгновением становились все более конкретными.

— Эй, ты? Чего уставился? — грубый голос вырвал его из тягостного ступора.

То, что произошло после, осталось в памяти нечетким, смазанным пятном.

В себя пришел уже далеко от места нечаянной встречи. Остановился возле старого, покосившегося сарая. Оглянулся и шагнул к почерневшей от времени скамейке. Тяжелый портфель, непонятно каким образом оказавшийся зажатым в ладони вызвал чувство острого раздражения. Так вот что стало причиной разрывающей тело дергающей боли.

Опустил груз на темное дерево скамьи и опустился рядом. "Неужели я его насмерть?" — озадаченно прикусил губу, припомнив тошнотворный стук падения.

"А портфель-то зачем утащил?" — оставив первый вопрос без ответа, озадачился невольный грабитель.

"Будем считать — трофей, — на удивление легко подавил Георгий легкие уколы совести. — По роже видно — бандит, значит, у бедных украл. Ничего, оклемается, умнее будет". Поковырялся с хитрыми колесиками замка и распахнул кейс.

Сказать, что вместительный портфель оказался набит битком, было бы некоторым преувеличением. Однако засунув внутрь руку, Георгий нащупал ровный слой плотных пачек. — Интересное кино… — протянул мародер, задумчиво созерцая нечаянное богатство. — Интересно, сколько тут? Миллион? — однако уточнять не решился. Неприметно оглянулся и, хотя не обнаружил поблизости ни одной живой души, предусмотрительно захлопнул портфель.

Глава 2

Признать в запаянных целлофаном кирпичиках деньги Георгий конечно сумел, однако определить, даже приблизительно, их количество ему оказалось не под силу. Впрочем, никакой радости от случайного приобретения не испытал. Скорее наоборот ощутил вдруг нешуточную тревогу. Пережить травму, полученную по собственной наглости, бугай, возможно, и сумет, а вот потерю такого количества денег — вряд ли. И хотя опыт общения с новоявленными хозяевами жизни у Гоши был минимальный, его вполне хватило осознать губительную неосмотрительность своего поступка.

Как бы там ни было, убираться из этого города нужно было как можно быстрее.

Поскольку поместье вдовы территориально оказалось принадлежностью области, "Скорая" доставила раненого в небольшой подмосковный городок.

"Ехать так ехать… Это верно, и ехать нужно не абы куда, а в особняк вдовы, где в маленькой, безликой комнатке осталась висеть на вешалке его потрепанная куртка".

"В нынешней России вполне можно прожить без дома. Плохо, но возможно… И без денег, теоретически, тоже. Но вот существовать, не имея в кармане заветной картонки, с не менее желанным штампом на пятой странице, увы, невозможно. А в его положении — особенно. Стоит первому встречному милиционеру остановить несуразного человечка, и результатом станет неизбежный привод в участок. Ну, а дальнейшее, как говорится — дело техники".

Георгий с тревогой оглянулся по сторонам. Чужак в патриархальном городке, где каждый знает каждого, привлекает невольное внимание.

"Все хорошо, только вот портфель… "— не сумел сформулировать он несоответствие дорогой вещи его довольно скромному наряду. Вновь покрутил головой. Углядев на траве скомканный черный пакет, поднял и встряхнул, расправляя.

"Нормально. Никому и в голову не придет заподозрить, что в грошовом свертке лежит громадная сумма".

Осторожно, стараясь не светить салатно-зеленые банкноты, переложил все десять кубиков из кофра.

Папка, лежащая под деньгами, не заинтересовала вовсе. Помедлил, размышляя: не лучше ли оставить ее там, где лежит, но осторожность возобладала. Чем дольше этот кейс будет неопознан, тем лучше. Проверив остальные отделения нового, пахнущего дорогой кожей, портфеля, закрыл саквояж и непринужденно отбросил его за кучу грязной листвы. Присыпал опасную улику и вновь, уже с некоторым облегчением, присел на лавку.

"А ведь теперь ты самый настоящий преступник, — выползла откуда-то из глубины души нелицеприятная истина. — Преступник, такой же, как и этот, в роскошной, похожей на лакированный сарай, машине…. И вообще, почему ты с ходу записал мордатого хама в бандиты? Может, это просто маска удачливого, как их сейчас называют, предпринимателя. А деньги честно заработанные?"

Георгий покосился на пыльный пакет, лежащий возле него.

"Ну что тут сказать… — с решимостью обреченного выдохнул он. — Значит, так распорядилась судьба. Не сам ведь я спалил свой дом, да и все остальные события тоже совершились вовсе без моей воли. Судьба… Просидеть дураком столько лет, получить в наследство обрывки чужой памяти… а в довесок еще и чужую пулю в бок… Какой идиот согласится на этакое по собственному желанию".

Понимая, что все аргументы — не что иное, как попытка примириться с совестью, вновь тяжело вздохнул: "Чего уж тут… Украл, так и скажи. И что теперь? Идти в милицию? Товарищи, затмение нашло, вяжите меня, злодея… А не хочешь, так просто верни назад… Извинись перед этим, из джипа… И спокойно, но с чистой совестью получи еще одну пулю от его охранника, только теперь уже в голову. Выбирай".

"Да хрен ли тут. Праведник…" — Георгий даже не заметил, что внутренний диалог все больше захватил его. Показалось на миг, что прозвучал в голове сухой, скрежещущий голос праведного двойника.

"Приехали, — закусил губу он. — Шиза. Вот что это. Голоса и все такое…" Усилием воли заглушил сомнения и сунул руку в пакет. Разорвать твердую упаковку оказалось довольно непросто. Наконец целлофан лопнул. Пальцы нащупали шершавую бумагу спрессованных купюр. На ощупь ухватил с десяток, свернул в трубочку и вытянул сжатые в кулак деньги наружу. Рассматривать хрусткие банкноты на свету не рискнул. Засунул во внутренний карман и через мгновение вынул пустую ладонь.

"Господи, чего ты так трясешься, — теперь внутренний голос прозвучал с плохо скрываемым ехидством. — "Гоп-стоп" средь бела дня ему не страшно, а переложить из кармана в карман, потеет".

Георгий стер пот со лба.

"Хм, и точно, словно кур воровал", — констатировал он свое состояние.

"Все, мосты сожжены. Теперь только вперед, — приободрил себя начинающий жулик. — Сто к одному, даже если здоровяк еще не оклемался, паренек, сидевший за рулем авто, уже вызвал милицию. Город небольшой, все на виду, и уже через час все патрульные будут иметь мои приметы".

"Да ерунда все, — вновь одернул он сам себя. Причем, голос, как ему показалось, прозвучал прямо в голове. — Пацан сможет описать одежду. Ну, рост, комплекцию… Сидел он за рулем, стекло затемненное, а когда все случилось, глядел мне уже в спину. Не трясись, а думай. Деньги нужно тратить аккуратно. И не в магазине, а…"

"А где? — оторопел Георгий, даже не обратив внимания, что с каждым разом второе я звучало все более самостоятельно. — Откуда я знаю, где сейчас продают барахло. На барахолке? Так ее еще отыскать нужно", — ответил он, словно спорил с невидимым собеседником.

И тут, краем глаза, на самой границе периферического зрения, заметил мелькнувшие над невысокой изгородью из подрезанных кустарников серые фуражки…

Сознание еще не сумело сформулировать догадку, а тело, подчиняясь отданному приказу, рванулось в сторону. Скинуть серый плащ и затолкать его в прелую листву сумел за секунды. На возврате, действуя с невероятной четкостью и решительностью, выдернул большое эмалированное ведро, лежащее возле кучи. Бросил пакет внутрь и засыпал мусором. Когда стражи порядка вышли из-за импровизированной ограды, на скамейке блаженно откинувшись к нагретой скупым солнцем спинке, сидел потертый мужичок в светло-синем от частых стирок спортивном костюме. У ног местного жителя стояло набитое мусором ведро. В уголке губ отдыхающего повис пропеллер погасшей "беломорины".

— Гражданин… — сержант окинул взглядом сидящего.

— Предъявите документы, — кинул ладонь к головному убору и перешел на официальный тон патрульный.

— Да я, это, на секунду, мусор выбросить… — искренне удивился Георгий и развел руками. — Дома остались… — кивнул на старенькую двухэтажку, стоящую в полусотне метров от скамейки. Решил тут, на солнышке… Отопление не греет, холодрыга.

— В какой квартире проживаете, где работаете?.. — милицейский чин заученно отработал проверочные вопросы, внимательно фиксируя реакции гражданина.

— Восьмая… — Георгий потянул затухший окурок и аккуратно выплюнул его в сторону. — На рембазе, слесарю, по пятому разряду… Уже лет пять, как… Сегодня отгул взял. Жена запилила, ремонт делать надо. Все сыпется. Старье дом-то.

Слова лились без задержки, интонация затурканного работяги никакого сомнения не вызвала.

Сержант замер. Однако вдолбленные инструктажами рефлексы возобладали: — Хорошо, давайте прогуляемся. Документы в доме? — уточнил он…

— Ну что, блин, за напасть, — с сердцем ругнулся оскорбленный пролетарий. — Виноват я что ли… Если у меня рожа такая? — он шмыгнул носом. — Покурить спокойно — и то не дадут. Лучше бы, вон, гопоту разную приструнили. Вечером в магазин не пройти. Сидят кругом, пиво тянут, орут… А тут, как же… бандита поймали.

— Если не согласны, вынужден буду доставить в отделение, для выяснения…

Слышно стало, как засопел за спиной служаки напарник. Ретивость старшего явно пришлась ему не по нраву, однако спорить в присутствии постороннего не рискнул.

Голос из распахнутого окна прозвучал неожиданно для всех: — Пашка, сучара. Ты долго там? — разорялся одетый в сиреневую майку мужик. — Мы ждать не будем. Водка стынет.

Он всмотрелся в картину и с восхищением присвистнул: — Ну, ты, блин, даешь, на ровном месте… — проорал разгульный обитатель сталинских хором.

— Эй, гражданин начальник, ты его не слушай. Он после пятой ходки только откинулся. Сейчас на новую собрался. Забирай его нахрен, в околоток, нам больше достанется…

Милиционер неодобрительно покосился на чувствующего свою безнаказанность, разогретого спиртным, крикуна.

— Кто это? — поинтересовался сержант, оставаясь внешне спокойным.

— Витька из десятой, — сумев перебороть естественное удивление, быстро нашелся Григорий. — Мы с ним собрались, по чуть-чуть… Я от жены свалил мусор выкинуть… Так она, стерва, в окно меня пасла. Пришлось тут ждать…

Наслоение деталей успокоило патрульного: — Ладно, свободен, — свойски козырнул он. — Только много не пей, мужик. И корешу своему скажи, чтобы с языком осторожнее был.

— Понял, товарищ сержант, — расцвел улыбкой Георгий. Покрутил головой, прикидывая, что делать с мусорным ведром. Однако вываливать его на кучу в присутствии стража порядка не рискнул.

"Мало ли. Привяжется к нарушению", — правильно понял его метания сержант. Ухмыльнулся, довольный тем, что вызывает страх и уважение, и двинулся вперед.

Георгий протрусил к дому и скрылся в загаженном кошками подъезде. Скрипя старыми ступенями, поднялся на второй этаж и осторожно глянул в мутное стекло.

Милиционеры не спешили уходить. Они присели на освобожденную лавку и дружно закурили.

— Черт, — ругнулся сквозь зубы наблюдатель. — Сколько вас ждать?

— А ты не жди. Заходи, раз пришел, — голос за спиной заставил вздрогнуть. Георгий дернулся, всматриваясь в стоящего на верхней площадке человека. Перед ним был выручивший его мужичок.

— Да ты не дрейфь, проходи, — голос сухой и слегка усмешливый подходил собеседнику как нельзя лучше. Сухощавый, с огненно-рыжим бобриком коротких волос, тем не менее, он вызвал непонятную симпатию.

Выручали глаза. Спокойные, чуть прищуренные. Взгляд много повидавшего человека.

— А ну решат мусора адрес проверить… Чего тогда? — поторопил с принятием решения местный житель.

— Спасибо, — пробормотал Георгий, не найдясь, что ответить, и шагнул следом за гостеприимным незнакомцем.

Оставив ведро у порога, скинул с ног разношенные ботинки и заглянул в комнату.

Странно, никаких следов хмельного застолья, которые ожидал увидеть обманутый разгульными выкриками хозяина Георгий, в доме не наблюдалось.

Впрочем, и сам он не очень походил на пьяного.

Мужчина, ничуть не стесняясь убогой обстановки жилья, опустился в старое продавленное кресло в углу комнаты.

— Присаживайся, — кивнул он на стул. — Мое дело сторона, только отсюда все видно. Чтобы тебе зря не придумывать, сразу скажу, видел, как ты с торбой мудрил. И дерготню твою, когда ты ментов засек, тоже видел. Толково, кстати. Молодец. Но все равно, чудом ушел. Не я, так тебя бы, точно, "пробили". Сержантик, смотрю, служака.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Георгий и замолчал, ожидая, чем окончится вступление.

— Да не сопи ты, — заметил тот настороженность гостя. — Мне чужого не надо. Ну попутал ты "угол". Мое чего. Я сам, конечно, не Мать Тереза, и сам только недавно от хозяина вышел, но обратно не тороплюсь. Лишние знания — лишние проблемы. А помог потому как не очень их…

— Хотя, если решишь отблагодарить, отказываться не стану, — разъяснил он свой поступок. — Жрать не на что. А на работу с волчьим билетом не берут.

Георгий заметил на плече рассказчика синюю наколку: большой белый медведь, стоящий на высоком торосе.

"Один на льдине, — прорезался в голове неслышный голос. — Серьезный мужик. И не врет, похоже".

— Добро, — откликнулся он, потянув руку за пазуху. — Дело тут, и впрямь, не простое, так что ты деньги осторожно трать, — закончил он, разделив в кармане стопку.

Вынул и подал половину нечаянному знакомцу.

— Не понял… — протянул, озадаченно глядя на гостя, хозяин.

— Оп-па, — Георгий заморгал, пытаясь осмыслить произошедшую метаморфозу.

Вместо банкнотов с блеклой физиономией американского президента он держал в руках кусочки белой, аккуратно нарезанной, бумаги.

Выпустив листки на застеленный тертой клеенкой стол, потянул из кармана остатки. Так и есть, среди белоснежных листков одиноко зеленел банкнот казначейства США.

— Кукла, — понятливо протянул хозяин. — Печально… Но все лучше, чем ничего, — он ловко вытянул из пальцев стодолларовую купюру. — Хоть что-то. Давай, я хоть пожевать возьму.

— Угостишь? — уточнил он.

Георгий, все еще несколько озадаченный открытием, кивнул головой, молчаливо соглашаясь с предложением нового знакомого.

Глава 3

Георгий выгреб из мусора пакет и убедился, что остальные пачки — не что иное, как мастерски изготовленная фальшивка.

— Не слабо, — нарушил молчание новоявленный знакомец. Он распотрошил "куклу" и сноровисто отделил настоящие банкноты от чистой бумаги.

— Две штуки… Не миллион, конечно, но хоть что-то. Я, к слову, за куда меньшую сумму на нары угодил, — мимоходом добавил он, подавая купюры Георгию.

— Держи улов, мужчина, — хозяин смахнул ворох бумаги обратно в пакет и повернулся к дверям: — Ты посиди пока. Я в гастроном сгоняю, по пути и вещдоки скину.

Георгий не успел открыть рта, как мужичок накинул на майку клетчатый пиджак и захлопнул хлипкую дверь.

"Вот и все… — опустился Георгий в продавленное кресло. — Ситуация непонятная, однако, судя по всему, люди, соорудившие этакий муляж, шутить не станут".

"Спасти меня теперь может только немедленное бегство. А как тут исчезнешь? Если ни одежды, ни транспорта. Пешком? Дурость, но похоже, что иного выхода нет. Главное — выбраться из городка…" — наивно рассудил малознакомый с работой оперативных органов беглец.

Стук входной двери заставил вздрогнуть. Это вернулся гонец. В руках у него была объемная сетка, набитая съестным.

Хозяин опустил авоську на стол и вынул из оттопыренных карманов кургузого пиджачка две бутылки с водкой.

— Сейчас посидим, выпьем за знакомство, вот только закуску спроворю… — не прекращая разбор продуктов, уведомил он гостя.

— Да я не хочу, — попытался отговориться Георгий. — Идти мне надо.

— Сейчас тебя первый мент приберет, — резонно заметил местный житель. — Если не дурак, до ночи пережди. А то тебя повяжут, на меня выйдут. Таскать начнут, — пояснил он причину своей заботы.

— Все верно, — вынужденно согласился Георгий. Он покрутил головой, определяясь в чужом жилище.

— Ванная у тебя где? — не увидев ничего, похожего на дверь в служебное помещение, поинтересовался он у хозяйничающего на кухне знакомца.

— Ванна? — хмыкнул тот, нарезая тонкими пластиками сухую твердую колбасу. — А вон — и ванна, и душ, — кивнул он на ободранную раковину в углу кухни. — А удобства во дворе.

— Понятно, — ничуть не смутился Георгий, — ничего, не графья, сойдет и кран.

Отмыв ладони от грязи, опустился на стул: — Помочь?

— Да все уже… — отказался кулинар, выкладывая на тарелку пластики сыра. — Секунда еще, и можно садиться.

— Ну, за знакомство, — поднял тост, когда приготовления окончились.

Георгий, которого вовсе не грело участвовать в спонтанном застолье, оглядел стол. Странно, несмотря на свою внешнюю простоватость, и некоторую даже кондовость, с задачей его спаситель справился на все сто: Аккуратно, чисто и, что там греха таить, красиво.

Да и водку хозяин разлил не в заляпанные мутные стаканы, а в стройные, старого еще фасона граненые стопки, вмещающие от силы грамм пятьдесят.

"Чего уж теперь, — не стал бороться с искушением, Георгий. — Когда еще придется…"

Он поднял свою рюмку. — Меня Георгий звать… — глянул вопросительно на мужчину. Тот помедлил, однако кивнул ответно головой и произнес веско, словно делясь важной тайной: — Михаилом матушка назвала, а у хозяина кличку получил "Мельник". Прилипло, да так, что привык уже.

— Странное прозвище, — счел нужным удивиться Георгий.

— Сразу видно, не сидел, — ушел от прямого ответа сотрапезник. — Сиделец так ни в жизнь не скажет. Придумал тоже, прозвище…

— А как? — выпитая стопка чуть отпустила сжатую до упора пружину, спрятавшуюся где-то в глубине сердца.

— Погоняло, ну погремуха, да мало ли… — хозяин смачно опрокинул свою порцию, выдохнул. Закусил кусочком колбасы и продолжил: — Я, впрочем, сразу приметил… Ты меня отпустил, а сам словно у тещи на блинах. Сидишь, к дверям спиной отвернулся, ворон считаешь. А ну как окажись я… — тут Михаил коротко стукнул по дереву столешницы, — сукой… или, скажем, на хабар твой глаз положил? Тут тебе и карачун.

Георгий проследил, как Мельник с аптекарской точностью разлил по второй, и невесело пробормотал: — Зато теперь, видно, не миновать. Портфель этот, проклятый… Успею понятия изучить.

— Я в твои дела лезть не хочу, — предостерегающе поднял руку собеседник. Да и ты поменьше с чужими болтай. Мало знаешь, на допросе легче… Что, да как, меня не касается. Только вижу, серьезное дело ты задумал, да вот не угадал… Лоханулся в чем-то.

— Да какие там тайны, — отмахнулся Георгий. Ему отчего-то захотелось поделиться своими бедами с этим незнакомым, по сути, человеком, чуть похожим на актера, сыгравшего в старом фильме про войну, одессита по имени Костя. Как его, Бернес. Точно. Изумился мимоходом Георгий, вглядевшись в сидящего напротив него человека. Такой же непокорный светлый чубчик, только рыжий. Открытая, на удивление располагающая к себе, улыбка. И даже голос. Чуть хрипловатый, насмешливый.

— Все одно на одно наложилось… А тут этот, из джипа, ни с того ни с сего накинулся. Ну, чего мне делать было, если он мне кулаком в глаз целит. А портфель на автомате схватил. Сам не ожидал… — однако ограничился он лишь кратким пересказом последних событий.

Естественно, Георгий ни словом не обмолвился про обидчиков, устроивших стрельбу в сельском доме. Сказал только, что болел, мол, тяжело. Еще про сгоревший в селе дом вспомнил. Про мать…

По лицу слушателя видно было: даже то, что поведал Георгий про свою непутевую жизнь, вызвало у того живой интерес и участие.

— Чего не сказал, твое, — подвел итог Мельник, когда Георгий окончил рассказ.

Он кивнул на стопки: — Давай матерей наших помянем.

Выпили не чокаясь. Михаил крякнул, втянул носом воздух и потянулся за папиросой: — Ничего, если закурю? На легкое не повлияет?

Георгий лишь дернул уголком губ: — Если возьмут меня, то в камере, так понимаю, никто спрашивать не станет… Кури, чего уж там.

Михаил глубоко затянулся терпким дымом: — Про мать-то неспроста сказал, — наконец произнес он изменившимся голосом. — Про то, за что на зону попал, все, кого ни спроси, говорят, случайно, или по ошибке, там… Я честно скажу, за дело мне пятерик впаяли. Первый. Потом еще три добавили, но это уже другая песня. А первый срок — законно получил.

Он вдруг замолчал, подумал, однако, махнул рукой: — Чего уж там, сколько в себе ни таи, а поделиться с кем-нибудь тянет.

— В двадцать пять я сел, — продолжил Мельник неторопливый рассказ. — Врать смысла нет никакого. За все сполна рассчитался, от звонка до звонка.

— Работал на заводе. Слесарил. После армии устроился, через год на четвертый разряд сдал, еще через два — на пятый. В институт поступил, на заочный… Да и жил в этой вот квартире, с матерью. Все вроде нормально было, даже жениться подумывал. Была одна девчушка на примете. А тут мать заболела. Сильно. Нужно операцию делать. А за все про все врачи в клинике полста лимонов заломили. Тогда, в начале девяностых, если помнишь, миллионы были. А как такие деньги собрать? Мне на заводе с премией больше трех и не платили. И то с задержкой месяца на два, а то и три. Побегал я, потыркался, решил в заводоуправление сходить, ссуду попросить.

— И главное, выслушал меня главный… вернее, генеральный. С участием, кофе угостил. Заверил, все будет хорошо. Даже заявление помог написать, и не на займ, а на материальную помощь. Твердо заверил, что все будет.

— Я прямо взлетел. Домой прибежал, мать обрадовал. Неделя прошла, тихо, вторая. Мать молчит, да я понимаю, тяжело ей. Но сдержался. Выждал еще семь дней, а после отправился в бухгалтерию. Как, мол, там мое заявление.

— Оттуда в Приемную. А секретарша, сучка, пальчиками листки поковыряла и говорит: "Отказано вам, в связи с отсутствием финансовых средств. Странно, что, дескать, не сказали".

Михаил выпил, но даже не стал закусывать. Он только вытряхнул из мятой пачки новую папиросу: — Психанул, конечно. Дверью врезал так, что штукатурка полетела. Иду назад в цех, руки трясутся, в глазах туман от злости. И тут вижу — дверь в кассу приоткрыта. Оглянулся, никого, кассирша, видно, в расчетный отдел выскочила, да заболталась. Я бочком, бочком, голову за стойку просунул, а там в сейфе стопками деньги… Ну, прикинул, сколько в пачке будет, и пять штук вытянул. По карманам рассовал, и ноги. До конца дня доработал, бегом домой. Мать обрадовать. А вечером меня и взяли. Вот в эту дверь позвонили, и мордой в пол. А после КПЗ, суд, и привет, на север.

— Там, в кассе, видеокамера оказалась… Так что быстро обернули. Это после сообразил, что у кассирши я эти деньги утащил… Баба на суде мне в лицо орала. Мол, супостат. А я разве думал… — рассказчик поморщился. — Ладно, проехали.

— Ну а добавили за что? — попробовал отвлечь Михаила слушатель.

— Тут вовсе судьба, видно, распорядилась, — Мельник сощурился, припоминая. — Директор наш, как после выяснилось, зарплату не потому, что не мог, задерживал. Он, тварь, нас на акции крутил. Чтобы народ вконец обнищал, да бумажки эти ему продал. Ну, не лично ему. Там в управе сидел пенек какой-то скупал. Не для себя, конечно. А через два года… я к тому времени на УДО потихоньку готовиться начал, с новой партией в лагерь, этот с завода, главный, прибыл. Взяли его на каких-то маклях с Казначейскими бумагами. Я ему сперва ни слова не сказал. Бог с ним, думаю.

Михаил вдруг сжал кулак, да так, что хрустнули суставы: — Как сейчас помню, Хозяин к себе вызвал, отдал письмо… Извещение, о смерти, ее, матери. Она так операцию и не сделала, да когда по судам ходила, сердце еще больше надорвала. В общем, за казенный счет похоронили.

— Пришел я из кумчасти. А тут мне этот боров навстречу. Не сдержался. Что, говорю, тварь, доволен? Ему, дураку, промолчать бы, а он… К блатным присоседился, в шестые. А я сам по себе… Ну, огрызнулся. Слово за слово, в общем, убил я его. Весло в ботинке носил заточенное, на всякий случай. Наповал. В сердце. Показаний, правда, никто не дал, но у кума ушей в зоне хватало, еще повезло — всего треху довесили.

— Отсидел, вышел. Спасибо, мать-покойница хату эту приватизировать сумела. Не забрали. Вот и живу теперь…

Михаил взглянул на обшарпанные стены: — Ты, Георгий, не думай, пить я не пью, это вот с тобой чуть отпустил. А так ни-ни. Купчик иной раз заварю, и все.

Георгий молча разлил по стопкам остатки водки, поднял свою: — Выпьем.

Разговор понемногу перешел с тягостных подробностей прошлого на сегодняшнее происшествие.

— Странный ты, — вдруг произнес Мельник, отодвинув рюмку. — Вроде не от мира сего. Я людей хорошо понимаю, — без всякого бахвальства пояснил он, — а вот тебя никак не могу понять. Чужой ты… Не объяснить.

Повлияла на Гошу откровенность собутыльника, или по какой-то другой причине, но он не стал темнить. Дополнил свой рассказ недостающими подробностями.

— Вот он как, — Мельник уже в который раз потянулся к куреву. — Выходит, и ты у матери своей в долгу неоплатном. Надо же, я думал ничему уже не удивлюсь. А тут…

— И что, так под пулю и прыгнул? — отвлекся он на последний эпизод Гошиной эпопеи.

Тот приподнял полу старой застиранной футболки, демонстрируя едва затянувшийся шрам.

— Главное, не то обидно, что денег не дали, — слегка заплетающимся языком пожаловался Георгий. — Все бумаги мои в поместье так и остались. Поэтому, если смогу из города выбраться, хочешь — не хочешь, а нужно туда ехать.

— Погоди, погоди, — заскреб затылок товарищ. — Это та, у которой мужика в машине подорвали? Ну, тогда соваться тебе туда не резон. Никто с тобой и говорить не станет.

— Что, уехала? — прикрыл один глаз, внезапно потерявший резкость, Георгий.

— Уехала. Ага, на тот свет, — огорошил Михаил. — Где-то в Европах ее, видно, достали. Машина ее разбилась.

— А тебе откуда это все известно? — старательно выговаривая слова, удивился Георгий.

Соседка, тетя Маша, в том хозяйстве служит. Старую прислугу после того случая уволили, а как начали новую набирать, она и устроилась посуду там мыть, или чего, не выяснял. Она подружкам у подъезда трепалась. А мне отсюда слышно. Вот и отложилось.

— Да что ж это за беда такая, — в сердцах хлопнул Георгий по столу. Несильный внешне удар подбросил пустую бутылку над скатертью.

Георгий мгновенно сориентировался, подхватил готовую разлететься на куски тару и мягко поставил на тумбочку.

— Ловко, — похвалил Гошину сноровку Мельник. — Не скажешь, что ты пятнадцать лет сиднем просидел. Да и мужика того, как ты сказал, на асфальт уронил, чудеса.

— Были учителя… — не стал раскрывать все тайны бывший морпех.

— Чего мне делать-то? — искренне озадачился он. — Без документов, с таким багажом, я долго на свободе не прохожу.

— А почему ты решил, что этот, которого ты приласкал, в ментовку побежит? — вдруг спросил Михаил совершенно трезвым голосом.

— Так деньги же?.. — Георгий хлопнул по карману.

— Для тебя деньги. А этим, в джипах, две тонны, так, на один вечер в кабаке посидеть, и то скромно, — парировал Мельник. — Будь там все бумажки нормальными, тогда, может, и заявил, да и то, не уверен. Кто знает, для каких таких дел он такую крепкую куклу сварганил? Думаю, если он и впрямь деловой, то оклемается и своими силами тебя разыскать постарается.

— Они власть в эти дела втягивать страх как не любят, — Михаил потянулся к новой бутылке, однако удержал руку: — Если не против, с выпивкой погодим. Есть у меня идейка… — он не закончил. — Погоди-ка, — уже на ходу бросил недоумевающему Гоше.

Вернулся минут через пять. Остановился в дверях. Глянул на гостя с некоторой настороженностью: — Интересные вещи я тут узнал, — совсем другим голосом протянул он. — С тетей Машей я ходил поболтать. А она мне в ответ кое-чего рассказала…

Михаил замолчал, но к столу не подошел.

— Ерунда это все, — сообразил Георгий, что так смутило хозяина. — Я камень для памятника привез. А их безопасник меня уговорил себя за бывшего уголовника выдать. Ему помощника киллера отыскать хотелось. Я и согласился. Он так расписал, что сам почти поверил.

— Нормально. Принято, — голос Михаила вновь вернулся в привычный тембр. — Ответил без пауз. Обмануть меня ты все равно бы не смог. Чтоб я урку не распознал. Сбила меня Машка с толку… Короче. Будем считать, я тебе верю, — он прошелся по комнате. — Обещала посмотреть твои вещички. Не за так, конечно. Сотку ей пообещал. Думаю, если поможет, грех не заплатить.

— Да я и больше дам, — торопливо сунулся в карман Георгий. — За такое-то…

— Не спеши. Сядь, — осадил Михаил. — Больше не нужно. Сколько оговорено, столько и отдашь. Чтобы в грех тетку не вводить.

— А не сообщит она?.. — услышав про искушение, вскинулся беглец.

— Тетя Маша? — улыбнулся фирменной улыбкой Бернеса Мельник. — Ни в жизнь, она скорее черту скажет, чем ментам. У нее сына полгода под следствием ни за что мурыжили. Едва откупилась. Нет, не скажет, — уверенно повторил он. — Или я уже совсем…

— Давай так. Она сегодня вечером на смену уезжает, вернется завтра, часов после пяти. Поживи пока у меня. А там видно будет. Сотни баксов, думаю, за постой хватит, — тут же пояснил свое добросердечие Михаил. — Не сердись, но, жить надо.

— Да я понимаю, — вспыхнул Георгий, вытаскивая купюру. — Вот, держи.

— Тебе сколько раз говорить? Если аванс не просят, платить нужно за результат, — в который раз укорил непонятливого знакомца Михаил. — Вот вроде уже взрослый человек, в годах, а словно пацан.

— Да я, если по сути, твоего примерно возраста, — прикинул реальный возраст хозяина Григорий. — Просто эти пятнадцать лет вовсе без памяти просидел.

— Как это? — Мельник уставился на помятое лицо Гоши. — В смысле, в коме? Или?..

— Идиотов видел? — внезапно рассердился Георгий. — Один в один. Пузыри пускал… И не помню ничего… Долго пересказывать, — остановил он себя.

— Ох, не прост ты… Все больше удивляюсь. И это в масть. Если не хочешь — не говори, — напомнил он. — Лучше, приляг, отдохни. А то у меня, извини, тахта одна только. Придется по очереди спать. Полночи один, полночи другой.

Георгий, чувствуя, как в голове бродит хмель, сладко зевнул: — Пожалуй, вздремну, — он встал со стула и шагнул к продавленному лежаку.

— Давай, — хозяин собрал со стола остатки пиршества. — А я пока мусор вынесу. — Он ссыпал объедки в стоящее посреди коридора ведро, принесенное Гошей, и повернул барашек замка.

— Стой, — приподнялся с кочковатого ложа Георгий. — Чего-то я запамятовал, — он уставился на помятое ведро: — Ага, точно. Погоди.

Осторожно, стараясь не испачкаться вовсе, засунул руку в пакет: — Есть.

Вынутая на свет папка оказалась совсем тонкой. Всего два-три листочка.

— В портфеле была, — объяснил Георгий свои действия. — Глянуть, наверное, надо, что там?

— Глянуть? — Михаил прижал дверь обратно. — Ты погоди, не спеши.

Он вернулся в комнату и присел за стол.

— Если тебе интересно… а я бы не стал, — с сомнением пробормотал он, косясь на зажатые в руке у Георгия пластиковые корочки.

Совет запоздал. Георгий уже раскрыл файл, вынул бумаги и с интересом уставился на листки.

— Ну? — поинтересовался Мельник, не делая, впрочем, попыток заглянуть в текст.

— Не по-нашему написано. Цифры какие-то, — прервал изучение исследователь. — Наверное, рабочие бумаги, — потеряв интерес к документам, он небрежно сунул их обратно в пакет. Выбрось, если не трудно…

— Хозяин-барин, — согласился Михаил. — Хотя… Позволь.

Не дожидаясь ответа, извлек смятые листки. Затих, вглядываясь в напечатанные принтером строчки.

— Ого… — возглас отвлек улегшегося на кровать Гошу. Он приподнял голову: — Ау?

— Не знаю, как и сказать, — Михаил шмыгнул носом. Вышло совсем по-мальчишески. — Если я правильно понял, выписка из банка. Кажется, Американский. А именно банк оф Нью-Йорк.

— И что? — уточнил не совсем понявший суть дела Георгий.

— На счету, указанном в бумаге, лежат охрененные деньги. Миллионы какие-то, я в нулях запутался, — попросту объяснил Михаил.

— А ты как это все разобрал? — Гошу разобрало сомнение в компетентности его знакомого.

— Не совсем серый-то. Конечно, зона не санаторий, однако, при желании можно и язык учить. А я все же не от сохи, а со второго курса Университета сел. Кое-чего в памяти сохранилось.

— Ладно, понял, — не стал тянуть Георгий. — Скажи, это имеет реальную ценность?

— Хм, — Мельник просмотрел остальные бумаги. — Для нас — никакой. Нет самого главного, сигнатюр. Ну, кодов, для подтверждения подлинности клиента.

— Ну, и на фига тогда… — разочарованно махнул рукой Георгий. — Выкинуть, к лешему…

— Не скажи, — в глубокой задумчивости отозвался собеседник. — Одна заковыка. Вот эта бумажка, — он перевернул листы. — Это факс о выполнении поручения клиента. То есть номер счета и прочие реквизиты, которые ему не были известны. Банк сообщает их после совершения трансферта. Документ совсем свежий, от сегодняшнего числа.

Иными словами, если у твоего обидчика нет копии этого документа, то денежки эти для него можно считать покрылись…

— Ну а там сколько? — уже не столь азартно спросил Георгий, даже не оторвав головы от подушки.

— Там ровно сто тысяч долларов, — отозвался Мельник. — Могу предположить, что это была операция обналички. Он получил сто тысяч безнала, а сам хотел втюхать кому-то десять пачек резаной бумаги. Это, конечно, мое предположение…

Глава 4

Михаил усмехнулся, аккуратно разгладил мятые листы и положил обратно на стол:

— Тут с кондачка не годится. Подумать нужно. Выкинуть никогда не поздно.

Он подхватил мусор и удалился.

Георгий зевнул и с удовольствием вытянулся на чужой постели. Не прошло и минуты, как он мирно спал.

Ни снов, ни кошмаров, просто выключился из реальности. Разбудил его голос. Резкий и отрывистый, он подействовал на спящего не хуже истошного крика дневального.

— Кончай ночевать, — повторил Михаил. Он стоял у занавешенного пыльной шторой окна и всматривался в происходящее снаружи.

Георгий тряхнул головой, приходя в себя, и поднялся с лежанки: — Что?

— Гости. По твою, вернее, по наши души, — не отрывая взгляда от окна, отозвался наблюдатель. — Сам глянь.

В сером воздухе наступающих сумерек Георгий разглядел знакомую площадку с кучей подсыхающих листьев. А возле скамейки стояли милиционеры. Правда, сейчас кроме них на пустыре находилось еще трое человек. Здоровые, одинаково стриженые, похожие в своих толстых кожаных куртках на близнецов, ребятки внимательно осматривали окрестности. Сержант поднял руку и, продолжая что-то говорить, ткнул пальцем в их окно.

— Влип, очкарик, — негромко пробормотал Михаил, удерживая дернувшегося спутника за рукав. — Спокойно, нас не видно, он "торпедам" на хату указал.

— Кому, — непонимающе переспросил Георгий.

— Ладно, после, — отмахнулся хозяин. — Собираемся и тикаем, — он огляделся и шагнул к выходу. — Бумаги забери… — напомнил уже от порога.

Не прошло и пяти секунд, как, сбежав по ветхой лестнице, они выскочили на улицу. "За деревьями не разглядеть…" — сообразил Георгий, торопливо поворачивая за угол.

Проводник пересек заваленный деревянным, явно заготовленным для растопки, хламом и оказался в густом, запущенном парке.

— "Теперь вперед, и не стонать", — прохрипел Михаил.

Беглецы миновали заросли кустарника и вынырнули на пустынную улицу. По пыльной земле вдоль разномастных заборчиков деловито бродили меченные ядовито-зеленой краской куры, легкий ветерок поднял с обочины светлое облачко золы. Сонная тишина и патриархальность. Проскочив по инерции несколько метров, Михаил остановился и закрутил головой, словно принюхиваясь к вечернему воздуху.

— Чего встал, — едва не ткнулся в его спину Георгий.

— Плохо все. Я одного из этих, босяков, знаю: Витька Стеганый, он местный. Все закоулки местные знает. Так чую, минут пять нам осталось, — внезапно добавил проводник странным, изменившимся голосом. Они сейчас через Сайгон рвут…

— Оп-па, — зааполошно выдохнул Михаил, цепляя спутника за рукав. — Менты.

— Не менты, а их машина. Вперед, за мной, — Георгий закашлялся и сплюнул на землю. — Там нас искать не станут.

В несколько шагов беглецы преодолели расстояние до притулившейся возле низенького забора милицейской "канарейки".

Как и предполагал Георгий, машина открылась без всяких ключей.

Он протиснулся на заднее сидение, откинулся к пропитанной застарелым табачным запахом спинке и зашелся в хриплом кашле.

Прошла минута, другая, и на перекрестке возникли две фигуры. Одна из них тормознулась. Чернокурточный следопыт всмотрелся в их сторону, однако потерял интерес и пропал из виду, торопясь догнать своего милицейского напарника.

— Первый тайм за нами… — прокомментировал, усмирив, наконец, кашель Георгий.

— Молодец. Духовито, — с одобрением глянул на него Мельник.

— После будем хвалиться, — Георгий раздумчиво поглядел на водительское сидение. — Придется нам с тобой еще и статью за угон на себя повесить. Или как?

— А хрен его… — с некоторым недоумением отозвался Михаил. — В принципе, идея… только как завести?

— Завести как раз несложно, — сдавленно буркнул Георгий, протискиваясь в узкий проем между спинками. Сложнее отсюда выбраться. — Ты водить умеешь?

— Не-а, — попросту озвучил собственную несостоятельность Пассажир. — Не пришлось как-то… В зоне автошколу закрыли…

— Тогда командовать будешь… — угонщик согнулся под заляпанной зеленой краской панелью, выдергивая толстый пучок. Потыкал разноцветными проводами между собой, высекая сиреневую искру. Вдруг двигатель чихнул и вздрогнул.

— Ага, — удовлетворенно констатировал Георгий. — Смотри, полжизни прошло, а помню.

С третьей попытки старенький "УАЗик" завелся.

Водитель чуть прижал педаль газа, выравнивая обороты, и глянул в лобовое стекло.

— Куда побежали? Налево, значит, нам вправо, — озвучил он свое решение и опустил рычаг стояночного тормоза.

Раскачиваясь на колдобинах, "луноход" пополз к выезду из переулка.

Выбравшись на главную дорогу, Георгий крякнул и крепче вцепился в руль. — Притормаживать на каждой кочке слишком жирно, — бросил водитель сидящему у него за спиной Михаилу. — Я им не нанимался, рессоры беречь. Держись, Мукомол. Сейчас тряхнет.

Машина, немилосердно подпрыгивая, устремилась по трассе.

— Далеко еще? — поинтересовался рулевой, когда импровизированная дорога свернула на асфальтированное полотно.

— По Советской, минут пять, — махнул вперед проводник. — Только… — он помедлил.

— Ну?

— Пост там, на выезде. Если сержант за авто хватился, тормознут мигом.

— Это как он им сообщит? — саркастично поинтересовался Георгий, не отрывая взгляд от дороги. — Рация-то на бронепоезде. Включи ее, кстати.

— Как? — Михаил уставился на обшарпанную коробку рации.

— А я знаю? — Георгий оторвал руку от руля и наугад щелкнул тумблером. Окрестности огласил истошный вопль сирены.

— Ать… — ругнулся экспериментатор и торопливо перевел рычажок в противоположное положение. — Слушай, мы случайно мигалку не включили? — поинтересовался он, косясь на крышу.

— Работает… не работает… опять работает, — Михаил высунул голову в открытое окно.

— Ну и ладно, — Георгий вновь сосредоточился на управлении. — Пусть думают, что мы на задании, — нечаянно схохмил он.

— Подъезжаем, — ткнул пальцем в одинокую будку у дороги Михаил.

— Нагнись, — пробормотал сквозь крепко сжатые зубы Георгий. Покрепче ухватился за руль и почувствовал, как спутник напялил ему на голову шапку. Отвлекаться не стал. Сбавил скорость, проезжая мимо стеклянной витрины поста ГАИ.

Милиционер всмотрелся в немытое стекло скворечника.

Георгий коротко вдавил кнопку сигнала, приветствуя коллегу, и добавил газ.

— Кажется, проскочили, — недоверчиво глянул в зеркало заднего вида Михаил. — Везет…

— Долго так фартить не будет, — охладил его восторги Серегин. — Немного отъедем, и в лес… Кстати, чего ты говорил про того, в кожанке, знакомого…

— Витька, когда я школу заканчивал, пацаном еще бегал, — отозвался Михаил. — А вернулся, смотрю, вон какой вымахал. Он боксом занимался, потом к местным браткам прибился. Делового изображал, но по всему — мелочь пузатая… Меня, правда, не задевал. Опасался.

— Ну и с какого раза он к ментам в помощники подрядился? — задал резонный вопрос Георгий.

— Да тут скорее, наоборот… — в сомнении протянул Мельник. — Так мыслю, спросил у них кто-то, сержант тебя вспомнил, вот и вернулся, показать, что да как.

— Странно… Бандиты в одной связке с милиционерами? — продолжать Георгий не стал. Перекинул рычаг коробки передач на вторую скорость и плавно вписался в неприметный сверток с трассы. — Вон там и встанем, — указал он на виднеющийся в стороне березовый островок.

Въехав под прикрытие безлиственных, но густых веток, заглушил двигатель и блаженно расслабился. — Фу, — провел по лбу, стирая капли пота. Рука нащупала головной убор. Георгий сдернул шапку и рассмотрел засаленную серую овчину. — Молодец… Вовремя, — похвалил он помощника.

— Да ты тоже ничего, — отозвался Мельник с облегченной улыбкой. — Красиво ушли.

— Ах, да, — вспомнив о включенной иллюминации, Георгий щелкнул тумблером.

— Погоди, — приободренный удачным исходом напарник явно воспрянул духом. — Давай с балалайкой разберемся, — указал он на рацию.

— Попробуй, — согласился бывший морпех, заглядывая в бардачок.

Любознательный Михаил потыкал в выступающие на панели кнопки.

— Не выходит, — расстроенно произнес он и крутанул ручку. Голос из динамика зазвучал так, словно на голову говорящего было одето дырявое ведро: "…всем. Повторяю приметы, — бубнил неведомый диктор. — Первый: Лет сорок пять, пятьдесят. Среднего роста, плотного телосложения, лицо круглое, одет…"

Георгий хмыкнул: — А ты сказал, не обратятся. Уже ищут, и ско…

— Тихо, — оборвал его Михаил, прислушиваясь к скороговорке.

"…Сообщник преступника, Мельников Михаил Васильевич, тридцати лет, неоднократно судимый…"

— Это чего, тебя? — озадачился Георгий, глядя на мгновенно поскучневшего напарника… — Ты ж не при делах?

— Им скажи, — не прекращая ловить ухом обрывки фраз, отозвался слушатель.

"Преступники могут оказать вооруженное сопротивление, при задержании разрешено открывать огонь на поражение…" — огорошил напоследок информатор.

В шипение эфира ворвался скрежет и вой, сигнал милицейской станции стал затухать.

— Попал я с тобой… — в расстройстве хлопнул кулаком в дверцу Михаил. — Чего ж ты насугробил, если они отстрел разрешили?

— Да вот тебе крест, все как на духу рассказал.

— Похоже, майдан ты у больших людей срубил, — подвел итог короткому размышлению Мельник.

— Грустно… — Георгий выбрался из душной коробки. — Хоть сдавайся.

— Ага. Пока ты сдаваться будешь, они тебе дырок в профиле и добавят. Уходить нужно. Отсидеться. А как напряг сойдет, можно и властям. И не местным, а чужим. Лучше всего Московским. Если по столичной сводке проведут, больше шансов, что живым останешься. Да и я тоже.

— Значит, нужно в Москву… Не беспокойся, я скажу им, что ты не при делах… Ну, к примеру, силой тебя заставил…

— Совсем больной? — Михаил криво усмехнулся. — Кто тебя слушать будет? Повесят мне соучастие, и вперед. Им банда для отчетности куда лучше. Тем более что я после отсидки. Рецидивист, значит. Это уже отягчающее.

— Ну, извини, — упавшим голосом произнес Георгий. — Я ж не хотел.

— Все, проехали. Сам виноват, — не стал слушать его лепет Мельник. — Пойдем.

Он хлопнул тугой дверцей и двинулся в глубь зарослей:

— Там, напрямик, километров пять, на федеральную трассу выйдем. Авось, кто подберет…

Миновали лесок и выбрались на открытое пространство. Идти по срезанным кукурузным стеблям оказалось куда труднее, чем по дороге. Ноги то и дело проваливались в раскисшую землю, скользили.

Минут через тридцать унылой ходьбы, проводник остановился и, выбрав место, объявил привал.

— Хорошо идешь, сноровисто. И не ноешь, — похвалил он Георгия. — Я даже забыл, что у тебя дырка в боку. Ты извини. Сказать нужно было, — он сочувственно посмотрел на бледное лицо спутника.

— Ох, тяжко тебе придется. Тюремная больничка всяко не санаторий. Уж не до лечения, главное — там ничего не подцепить. А на сроке и вовсе кранты. Выздоровел — хорошо. Помер — тоже неплохо. Хозяину забот меньше.

Георгий осторожно втянул воздух, восстанавливая дыхание: — А я, наверное, в тюрьму и не попаду, — огорошил он неожиданным решением. — Подумал пока шли. Нет смысла. Пусть будет, как будет. Сопротивление оказать — ума не нужно. Зато отмучаюсь…

— Раз тебе мои показания даром не нужны, одному все на мертвого свалить легче.

— Ты это брось, — сердито вскочил Мельник. — Устроил тут… Фаталист хренов. — Я его, понимаешь, веду, а он тут… выдал.

От возмущения он даже задохнулся: — Мать твоя, сам сказал, пятнадцать лет тебя выхаживала. Для того, чтобы менты шлепнули? Она этого тебе желала? Ты не себе подляну сотворить решился. Ты на мать свою наплевать решил. Память ее испачкать.

— Ладно, все, сам понял, дурость сказал, — Георгию стало стыдно за минутную слабость. — Тогда вот что. А ну его… Этих Ментов. Ты что-то про документы те говорил. Мол, никто о переводе не знает. Значит, два варианта. Выяснить, как эти деньги из банка того получить, ну, а ежели не выйдет, тогда с тем, которого я приласкал, или с хозяевами его, связаться. Думаю, что им хоть половину вернуть — куда больший профит, чем все потерять.

— И еще… — Георгий задумался. — Отчего это все так всполошились? Неужели только в деньгах дело? Сам сказал, для них это не так уж и много, чтобы в двухсотые нас списать. Ну, поймали, спросили, так мыслю, спросить они умеют. Рады будем отдать. Зачем же стрелять?

Михаил пожевал сухую травинку: — Снять эти деньги, пожалуй, номер пустой. Там все наверняка схвачено… И половину — вряд ли. Удавятся, не заплатят, из принципа… Какие-то лохи, на полтинник развели. Им в падлу. А вот последнее… — он затих. Наконец выплюнул измочаленную травинку. — Сдается мне, дело даже не столько в деньгах на счету, а в кукле. Представь, взяли нас. Так? Спросили. А что ты властям расскажешь? Как в портфеле пять кило резаной бумаги отыскал? Бумажки, портфель, как доказательства, мигом к делу приобщат. И неизвестно, как этот некто такой поворот сюжета воспримет. Сейчас они, верное дело, руками разводят: — Мол, спер лиходей бабки… Мы тут при чем? С него и спрос. Ну а если хлопнуть нас при захвате, тоже маза: — Кто ж знает, куда злодеи деньги спрятали? У жмуров и не спросишь.

— Согласен. Тут не все чисто, — рассудил Мельник. — Пусть, — решительно встал и впился взглядом в лицо Георгия: — Только одно у меня условие. Чтобы ни случилось, идем до конца. И без подлянок. Ни тебе, ни мне в этой жизни верить больше некому. Если еще друг друга кинем, совсем край.

— Я чем хочешь поклянусь, не продам, — построжел Георгий. — Не обману.

Глава 5

Георгий обернулся на сосредоточенно пыхтящего позади спутника.

— Ну что, отдохнем? — решил пожалеть он напарника. — Ты лучше, это, азимут возьми, — отмахнулся тот. — Что-то меня этот сельскохозяйственный пейзаж беспокоит.

— Не понял? — Михаил глянул вперед и задумчиво протянул: — Хм… Однако.

Отсюда, с невысокого взгорка до самого горизонта, раскинулись темные, лишь изредка пересеченные неровными посадками высаженных деревьев, просторы пахотной земли.

Проводник крутанул головой и виновато потупился.

— Похоже, ситуация повторяется? — иронично поинтересовался Георгий. — Сусанин. Поляки. Пеший туризм с сексуальным уклоном?

— Да ладно… — Михаил уже вернул себе уверенность. — Ну, задумался, чуть. Нужно левее забирать. Сейчас срежем, и порядок.

— Как скажешь, — не стал спорить Георгий. — Срежем так срежем, — он осторожно, опасаясь разбудить кашель, сплюнул. — Идем тогда. А то, смотри, темнеет уже.

Скорректировав курс, двинулись дальше. Прошло еще полчаса унылого путешествия. И вот, наконец, миновав оазис очередной лесополосы, они разглядели строения. Поселок, выстроенный в типично новорусском стиле на бывшем колхозном поле, ввиду полного отсутствия растительности вокруг, смотрелся довольно убого.

— Блин, — расстроился Михаил. — Не влево нужно было, а правее.

— Отставить, — пресек Георгий оправдания спутника. — И что там за дома. Больно мне эти крыши знакомыми кажутся.

— Так… Это… — Мишка озадаченно всмотрелся в постройки и хлопнул себя по лбу: — Точно. Здесь твоя вдова и жила… Вон там, — он ткнул пальцем в сторону торчащей над хозяйственными постройками черепичной крыши похожего на уродливого монстра трехэтажного коттеджа.

— Ага, — Георгий прищурился. — А я-то думаю… — протянул он и вытянул вперед руку с поднятым вверх пальцем. Переместился вдоль по невысокой, заросшей сухой травой и бурьяном, насыпи.

— Все верно. Тут он и сидел, — заключил наблюдатель, окончив хитрые манипуляции.

— Отойди-ка, — попросил спутника сойти с холмика следопыт, вглядываясь в землю.

— Извини, потерял чего? — Михаил с любопытством следил за его передвижениями.

— Снайпер, который мне дырку в боку сделал, отсюда стрелял, — коротко проинформировал Георгий.

— Да ну? Не видно ж ни пса.

— Для хорошего стрелка, да если ствол нормальный, тьфу. Меньше километра. Здесь он себе лежку и устроил, — Георгий толкнул ногой небольшой валун. Осмотрелся и вновь ткнулся носом в землю.

— А вот это уже куда интереснее, — Он присел на корточки и повторил: — Куда интереснее.

Приговаривая себе под нос, принялся неторопливо ощупывать ладонями пожухшую траву. — Помоги… — ухватился за корни и потянул вверх.

Кусок дерна сдвинулся и обнажил квадрат подсохшего грунта. Михаил очнулся от удивления и кинулся на помощь, и уже через полминуты из земли показался кусок толстого целлофана.

— Ну-ка взялись, — скомандовал Георгий. Еще мгновение, и на свет появился замотанный в пластиковый мешок предмет.

— Это еще что за?.. — Михаил потянулся к находке.

— Погоди, — остановил Георгий. — Я, положим, знаю, что… Только вопрос, стоит ли нам оставлять на нем отпечатки?

— Так не томи, поведай, — Миша обошел раскоп с другой стороны. — Стивенсон прямо, Остров сокровищ… Пиастры?

— Вот, значит… как. Ну, это бывает, — Георгий почесал висок и осторожно ткнул ногой лежащий перед ними сверток.

— Тряпки, случайно, нету? — задал он вопрос спутнику.

Михаил автоматически потянулся к карману: — Держи.

Встряхнув носовой платок, Георгий хмыкнул, покосился на спутника и, обернув тканью ладонь, ощупал угловатые контуры свертка: — Она, родная. Не спутать, — удовлетворенно выпрямился исследователь. — СВД, с прицелом. Видно, спешил очень стрелок. Даже не снял. Интересно, отчего?

Времени, вроде, вагон было? Непонятно…

— СВ… что?

— Снайперская винтовка Драгунова. Вещь в хозяйстве просто незаменимая, — на полном серьезе отозвался Георгий. — Только нам от нее сейчас одни проблемы.

— Слушай, давай в другом месте прикопаем, — с ходу предложил спутник. — Может, ее продать можно?

— Ага, паленый ствол? — Георгий вновь улыбнулся. — Нам забот мало? Хотя, как там у классика? Бороться и искать. Найти и перепрятать…

Михаил согласно кивнул: — А чего, запас карман не тянет…

— Ладно, быть по сему. Решили, — подвел итог Серегин. — Я там, по пути, недалеко ямку видел. Чтобы долго не возиться, травой и листьями присыплем. Если специально искать не станут, не отыщут.

Он уже собрался отправляться выполнять задуманное, но остановился и вновь склонился над раскопом. Пошурудил в земле и вытянул серую от пыли коробочку. Протер уголком платка маленький темный экран-окошко.

— Пейджер, — со знанием дела сообщил Михаил, заглядывая через Гошино плечо. — Сообщения посылать. — Можно? — протянул он руку к находке.

Нажал кнопку и с довольным видом показал светящийся экран: — Смотри-ка, в земле лежал, а работает.

Задумался, пытаясь разобраться с кнопками управления. Потыкал в выдавленные на них стрелки.

— Отправлено с месяц назад. Единственное сообщение.

"В три", — прочитал он короткий текст.

— Что за ерунда? Повтори, как ты сказал?

— В три, — повторил Миша.

Теперь пришла Гошина очередь задуматься. Он вспомнил, как шагал следом за главным охранителем на беседу к вдове.

Лестница, ковровая дорожка… И, стоящий у дверей в покои, человечек.

"Семен, кажется, его зовут", — припомнил он рыжеволосого помощника мадам. В тот момент, когда Георгий приблизился к ее покоям, паренек говорил с кем-то по телефону. Запомнились слова: "…сообщение для абонента…"

"Вон оно что. А я-то думал, кто у нас такой шустрый. Он, выходит, и есть казачок, который засланный?"

Георгий поднял голову и глянул на небо. — Темнеет. Нужно решать, — обратился он к спутнику. Есть предложение. Раз уж мы здесь оказались. Сходи-ка ты к своей соседке в гости. Может, бумаги мои отыскала? И еще, спроси у нее, паренек там был один. Семеном звать. Работает еще, или нет. Мне самому туда не с руки идти, — пояснил Георгий. — Заодно выяснишь, в какую сторону нам топать?

— Можно и сходить, — согласился с доводами советчика Михаил. — Я быстро, — отряхнул испачканные в земле брюки. — Ты мне тогда деньги, на всякий случай, дай.

Он спрятал в карман свернутую купюру. — Слушай, давай так: Я в поселок прогуляюсь, а ты вон к тому домику перебирайся. Это сторожка, а за ней выезд… Уж больно мне сюда возвращаться не хочется. А так по дороге к трассе куда скорее выйдем. Даже если совсем стемнеет.

— Заметано. Только про Семена не забудь. И аккуратнее там… — напутствовал он приятеля.

Глава 6

Идея отправить спутника на разведку возникла экспромтом, однако, по здравому рассуждению, Георгий вынужден был признать, что это оказалось единственно верным решением.

Перепрятав оружие, он неторопливо двинулся к усадьбе. Остановился неподалеку от шлагбаума, преграждающего въезд на охраняемую территорию, присел возле растущих у дороги деревьев, где не так сильно задувал холодный ветер.

Прислонился спиной к шершавому стволу и задумался, обхватив себя руками. Потихоньку над асфальтом потянулись клочья сиреневого тумана. В разрывах темных облаков проявились точки ранних звезд.

Глаза начали слипаться, и он задремал. И увидел перед собой яркое теплое солнце. Медленно выползающее из-за белоснежных вершин гор, виднеющихся на горизонте. Да и было ли увиденное просто сном? Как знать?

Скрип тележек наползает издалека. Он чем-то неуловимо похож на звук духового оркестра, который изредка провожает к погосту жителей окрестных кварталов.

Фальшивое "до" тачки кривого Степки, забивается отчаянным "скерцо" телеги старьевщика Мазы, которая угодила вчера в канаву, отчего левое колесо ужасно болтает и издает вовсе уж неприличные звуки.

Однако всех перекрывает тугое, нудное, словно воскресная проповедь, скрипение арбы грека. Имени его не знает никто, а может быть, даже и сам он, поэтому все зовут его просто "Грек".

Василий улыбнулся, увидев широкое, черное, словно продубленное, лицо.

Добравшись к месту, торговцы раскладывают добро на дощатых прилавках. Голоса звучат глухо и словно бы нехотя. Первые, пока случайные, покупатели. На них пока даже не смотрят. Люди заняты делом.

— Марик, тебе уже двадцать, и куда ты тулишь спицу? — гневно интересуется толстая торговка Роза у своего непутевого сына, больше занятого идеей стащить с прилавка кусок дегтярного мыла, чем установкой серого от дождей и солнца навеса.

— Ой, вы только и знаете, что мучить мне мозги, — не остается в долгу худой, костистый, Марик. У него тоже болит голова, и всеми мыслями он находится в дальнем углу базара, где разливает пенное молодое вино грузин Гоги. Вино делают неподалеку, в темном сыром подвале, но Гоги клятвенно уверяет, что его привозят из Кутаиси фелюгой. Марик знает за подвал, но это его не тревожит. Его беспокоит, что Гоги не хочет дать в долг.

— Куда ты сунул кусман? Галамыжник? — визгливый голос матери ввинчивается в мозг помощника. — Тебя мало драл в детстве покойный папа?

Вопрос праздный и ненужный, поскольку отца своего Марик никогда не видел, впрочем, как и остальные дети доброй и отзывчивой Розы.

— Тьфу на вас, — оскорбленный Марик роняет в пыль неуступчивый навес. — У вас на уме одна коммерция. Пусть дети вшивеют, вам это все равно. Я не удивляюсь, если у вас и взамен сердца кусок этого поганого мыла.

Роза отпускает красную от загара руку на огромную грудь: — Кого я вскормила? Уму не понять, как поворачивается у этого дармоеда язык говорить такую гадость про свою маму? — она крутит свое необъятное, затянутое в ядовито цветастый ситец, тело во все стороны, стараясь найти поддержку. Но публика не обращает внимания на семейную сцену. К скандалам здесь все давно привыкли…

Георгий вздрогнул, проснулся и заморгал глазами, пытаясь сообразить, что мог значить столь яркий и четкий сон. Однако в голове было пусто и бездумно. — Ну и ладно… — решил он.

Но дольше заниматься психоанализом не пришлось. В темноте показались огни автомобиля, полосатый шлагбаум скрипнул, поднимаясь, и, перевалив через асфальтовый бугорок, с территории выползла легковушка. Машина скрипнула колодками и остановилась. Дверка распахнулась, и наружу выскочил Михаил. Он закрутил головой, явно, отыскивая кого-то. Эй, Георгий, замерз? Ты где?

Георгий встал и настороженно всмотрелся в авто: "Что-то мне это непонятно…" — однако, подал голос: — Здесь я.

Напарник коротко бросил что-то водителю и торопливо подбежал к спутнику: — Пляши, Георгий, отыскала твое барахло… И документы…

Опережая вопрос, кивнул на стоящее у обочины авто: — Этот, как его, Семен. Нормальный парень. Мы с ним доболтались… Он в Москву едет. Согласился нас с собой взять. Я ему про тебя ничего не сказал, — поторопился уведомить он товарища. — Просто денег ему надо. Три сотни заломил. Но я, уж извини, пообещал. Сказал, что кореш в гости приехал… Ну, он и согласился.

— Вон оно как? — Георгий всмотрелся в темный силуэт. — Ну, значит, судьба. Идем. Ты вперед, а я следом. Стараясь держаться в тени шагающего первым приятеля, Георгий протиснулся на заднее сиденье и глухо поздоровался.

— Здравствуйте, — явно, не узнав его, поздоровался рулевой. — Михаил сказал, три сотенки. Согласны?

— Добро, — кивнул головой Георгий, отодвигаясь в сторону от зеркала заднего вида. — Многовато, но пусть. Ехать нужно.

— Да, уж. Отсюда никто дешевле не повезет. Тем более — ночью с трассы, — словоохотливо подтвердил Сеня. Я, извини, конечно, и сам бы не взял. Но за тебя тетя Маша попросила. А еще деньги во как нужны. Позарез.

— А что, платят мало? — поинтересовался Михаил, усаживаясь рядом с водителем.

— Тачку в кредит взял, — легонько хлопнул по матовому пластику торпеды рулевой, переключив скорость. — Рассчитывал дельце одно провернуть, да не задалось, теперь вот хоть плачь.

Машина ходко выскочила на федеральную трассу и понеслась по автостраде по направлению к столице.

Мерный рокот мотора, тепло от печки. Георгий, которому вовсе не хотелось ломать случайный уют, резко выдохнул, настраивая себя на рабочий лад.

— Эй, друг. Тормозни, пожалуйста. Приспичило. Пока ждал — подмерз. Почки у меня… На секунду…

— Гм, — выразив явное неодобрение, водитель тем не менее сбросил скорость. — Давай, только быстро, — распорядился он, свернув на обочину.

— Да я успею. Ты, лучше, сам не налей, — Георгий плавно вытянул висящий возле водительской дверцы замок ремня безопасности. Ловко накинул на голову рулевого и притянул импровизированную петлю к подголовнику. — Ты мне, Сема, лучше, сам скажи. А то весь салон уделаем. Кому это ты сообщение давал? О том, что хозяйка в три уезжает. Ну?

Водитель захрипел, дернулся и уставился на лицо, отразившееся в лобовом стекле: — Иван?

— Узнал? Молодец.

— Кормилец-то мой сберегли? — поинтересовался Георгий у застывшего на пассажирском сиденье Михаила.

Тот недоуменно помотал головой, но сориентировался и выдавил: — В сумке все…

— Вот и славно, — голос Георгия приобрел непередаваемую интонацию блатного отморозка. — Мелкий. В три пакета аккурат уместится, — деловито оценил он комплекцию Семена.

Видя, что клиент дозрел, ослабил натяжение. Скинул петлю и протянул ремень Михаилу: — Пристегни паренька — Правила нарушать негоже.

— Ты, Сема, не мечтай, далеко убежать не сумеешь, — на всякий случай предупредил он. — Пуля догонит.

— Я… я, — округлившиеся глаза водителя говорили о его состоянии куда лучше слов.

— Итак. Кто тебя нанял? — перешел к допросу Георгий. — Кто стрелок?..

— Н-не знаю… — пролепетал деморализованный Семен. — Мне позвонили, денег в конверте в ящик положили… аванс. Пейджер сообщили…

— Так, — Георгий, в принципе, и не ожидал ничего другого. — Значит, пользы от тебя, стукачок, вовсе никакой… Что ж, прощевай тогда. Он потянулся к лежащей на сиденье сумке.

— Ай! — визгнул смертельно перепуганный информатор. — Баба стрелок. Я знаю, баба… Он, когда первый раз сорвалось, пошутил, я запомнил… Отморозит, говорит, ну, эту… — он захлебнулся слюной. — Я, правда…

— Ладно. Живи пока, — смилостивился дознаватель. — Чего после было? Почему она ствол на месте скинула?

— К-какой ствол? — Сеня, явно, не понимал, о чем речь. — Мне никто больше не звонил. И денег не дали… Вот… А она нашего охранника уделала. Он ее почти врасплох застал. Их лес осматривать послали… еще до стрельбы. Он и увидел. Там следы были, типа рукопашной. Я не знаю… Мне не сказали…

— Погоди… — от удивления Георгий даже растерялся. — Женщина? Раненая?.. — показалось, что отгадка где-то совсем рядом.

И тут Семен решил воспользоваться возможностью. Щелкнул замком и рванулся в дверь. Михаил успел только царапнуть кончиками пальцев по скользкому рукаву куртки беглеца. Рванулся, собираясь броситься вдогон.

— Эй, стой, — Георгий удержал приятеля. — Он уже все сказал. А что с ним было делать? Пусть бежит. Думаю, в милицию он пока не рванет. Побоится. Пока сообразит, далеко уйти успеем…

Разобраться с коробкой брошенного хозяином на произвол судьбы авто Георгий сумел довольно быстро. Смутила только непонятная кнопка на коротком рычаге. Однако, поняв, лишь подивился хитрости буржуйских изобретателей.

— Поехали, Георгий, — опасливо вглядываясь в темноту, поторопил водителя Михаил. — До Москвы еще пилить да пилить.

Георгий, занятый своими мыслями согласно кивнул: — Это да… долго… Только, я тут подумал… Сделаем мы иначе, — он вынырнул из раздумий и подвел итог рассуждениям: — Ехать нужно. Все верно, только не в столицу, а обратно.

— Как это? — Михаил хлопнул глазами, стараясь постичь изгиб чужой логики.

— Погоди… сейчас объясню, — Георгий крутанул руль и чуть прижал педаль газа. Ловко развернул авто, направив его в обратную сторону.

Глянул в зеркало заднего вида: — Ты понимаешь, я здесь, так уж вышло, себя словно в перевернутом мире чувствую. Все изменилось. Что конкретно, даже говорить не хочу, и так понятно, только, прости, не верю я, что столичные милиционеры нас от местных бандитов и прочей сволочи денежной спасут. Разве что дороже им обойдется. И все. Не скажу, что в мое время люди лучше были, всяких хватало. Только слова совесть и порядочность смысл имели, а не цену. Короче. Сдадут нас… Никому я здесь верить не могу. Себе, ну и тебе, пока не обманул… — он на секунду оторвал ладони от руля, разведя в стороны. — Уж извини, без обид.

— Да? — Миша уставился в стекло. — Мы, значит, шкуры, на деньгах повернутые, а ты весь в белом? Потому как просидел все это время, пока из народа совесть и остальное, о чем так красиво сказал, выбивали. А без денег полгода прожить попробуй, без работы, когда все вокруг, кто половчее, да поухватистей, эти деньги с пола поднимают. Все валялось. Только бери. Да, не спорю, чужое, но кто сумел, тот теперь и в шоколаде. Только не мы это все придумали. А кто, скажи, вам мешал? — тут спорщик махнул рукой, словно отметая возможные контрдоводы. — Не про тебя даже речь, а про тех… которые сейчас ноют, мол, все продажные стали…. Кто им не дал в девяносто первом эту сволочь демократическую, в свитерах драных, да с бородами козлиными, когда они без мозгов на площадях алкашу беспалому слава орали?

— Хрен с ним, тысячу их на фонари возле Лубянки развесить, когда они Феликса скидывать собрались. Ничего, пережила б страна потерю… Зато все, что не ими создано было, не растащили бы.

— Китайцы, вон, на площадь танки ввели. Как же, сатрапы… Студентов передавили… А теперь мы у них с ладони едим, и в рот заглядываем.

— Стоп, — досадливо поморщился Георгий. — Не про то речь. И ты прав, наверное. Но я тут читал… За эти годы, что перестройка шла, минимум десять миллионов поумирало. Из тех, кто не должен был. В разборках бандитских, от болезней, от того, что без жилья остались, разорились и в петлю полезли… Всего. И что? Это и есть то светлое будущее, ради которого страну разодрали? Говорят, застой был. Нефтедоллары проедали, колбасы не было. Свободы… Ага, значит это и есть свобода? Когда в подъездах наркоманы валяются, а вдоль дорог на тротуаре девчонки малолетние стоят… Та самая демократия? И когда те, кто не украл, наворовавшим завидуют. Это все десяти миллионов человеческих жизней стоит? Или, может, сейчас бюджет за счет производства компьютеров растет? Как же. Если раньше хоть как-то стереглись, о будущем думали, теперь все, что можно, за бугор составами, пароходами тащат…

Георгий взял себя в руки: — Да чего я, прямо, разорался. Это все, как говорят, в пользу бедных. Базар и демагогия. Сотрясание воздуха, одним словом. И нам эти вопли никак не помогут. Самим нужно выкручиваться.

— А как? — чуть сбавил тон Михаил. — Подскажи, если знаешь.

— Знаю не знаю, но кое-какие мысли имеются. Нам это, может, не в пользу, только иначе не могу. Потому, едем мы сейчас в ту самую больничку, где меня кроили-штопали. Есть у меня там пара слов к одному человечку… — он не закончил, всмотрелся в лобовое стекло и коротко бросил: — Пригнись пока.

Михаил послушно нырнул под сидение.

— Все, выбирайся, проскочили, — уведомил водитель, прибавив скорость. — Пост был. Милицейские, верное дело, про угон знают. И на выезде уазик, что с иллюминацией шел, приметили, — он оборвал себя и всмотрелся в скупо освещенные улицы. — Подсказывай, как нам к больнице добраться.

Не прошло и пяти минут, как их автомобиль тихонько вполз на территорию городской "травмы".

Тишина и покой ночного парка сбивала рабочий настрой. Георгий собрался, встряхнул головой, отгоняя сонную одурь, и решительно выбрался из-за руля.

— Придется обождать, — уведомил он пассажира. — Как на крыльцо выйду, поближе машину подгони… Мало как там может обернуться.

— Значит, не хочешь рассказать, чего задумал? — поинтересовался Михаил, переползая на водительское кресло. — Ну и зря… Мы, вроде, в одной лодке.

— Не грузись ты, — досадливо скривился Георгий. — Сам еще в потемках. Все вилами на воде написано. Погоди, если все так, ты первый узнаешь.

Он осторожно прикрыл дверцу и двинулся по скрипящему от мороза, серебристому снегу.

Уже собрался двинуться к неприметной двери в хозяйственный блок, однако передумал и вернулся к машине. Михаил вскинулся и дернул ладонь с зажатой в кулаке блестящей коробкой. — А я тут… — он чуть смутился… в бардачке нашел…

— Посмотри там, в сумке, вещи мои. Куртку, — не стал отвлекаться на мелочи Георгий.

С удовлетворением стянул кургузый плащ и натянул теплый кожан. Проверка карманов оставила двойственное впечатление. С одной стороны, ожидаемо испарились выданные ему вдовой рубли, но, в то же время, за подкладкой хрустнули предусмотрительно упрятанные туда доллары, которые дал ему в качестве аванса сибирский браток. А главное, отыскался заветный, серпасто-молоткастый, паспорт.

— Жди, — уведомил Георгий и двинулся к серому зданию.

Миновав кухню, где возле большого котла одиноко хлопотала дежурная повариха, выглянул в полутемный коридор. Прогулка по сонному зданию никаких сюрпризов не принесла. Георгий вышел на грязную лестницу и поднялся на второй этаж. Дверь в хирургическое отделение оказалась открыта. В мертвенно-бледном свете ночника тихо дремала ночная сестра.

— Эй, хозяйка, — негромко позвал Георгий, приблизившись к стойке, за которой сидела дебелая, с жиденьким перманентом обесцвеченных перекисью водорода волос, женщина.

— А? — вскинулась сиделка и уставилась на ночного гостя мутным от сна взглядом. — Чего тебе?

— Веру позови. Лицо у нее побитое, — взял быка за рога Георгий, вытягивая из кармана предусмотрительно заготовленную купюру. Сотни было жаль, однако меньшего номинала не отыскалось.

К чести медицинского персонала, сестра с ходу опознала вожделенную физиономию мордатого президента.

— Да как я тебе ее разбужу… Три часа время-то? — тем не менее засомневалась она в реальности нечаянного заработка. — Или сговорено? — хитро глянула на Гошу и скривилась. — А чего страшную такую? Ежели приспичило, мог бы и получше найти и сговорчивее, — баба поправила жиденькую прядь волос.

— Ты Веру позови, — не среагировал на сальный намек Георгий. — Скажи ей, что по важному делу… с поселком связанному. Она поймет.

— Ну, по делу так по делу, — согласно кивнула тетка. Купюра растворилась в глубине кармана мятого халата. — Сейчас…

Ждать пришлось минуты три. Наконец, дверь в палату приоткрылась, и в темном проеме появилась его случайная знакомая. Сейчас, в свете моргающих ламп, ее заживающие травмы выглядели страшновато. Сиреневые круги под глазами, бесформенный нос, нашлепка измазанной зеленкой повязки на скуле. И все-таки, даже в таком, неприглядном, виде она выглядела куда предпочтительнее потасканной медички.

— Что за?.. — Вера попыталась разглядеть его лицо… — Вы? — она оглянулась на безучастно сидящую в своей клетке сестру. — Не поняла.

— Пойдем, Вера, перекурим, — спокойно ответил гость и шагнул к выходу.

Методике ведения установочных бесед Георгия никто не учил. Скорее всего, сработал фактор убежденности и внезапности.

— Плохо учили, — выдержав недолгую паузу, произнес он, глядя в темное окно. — И дело не сделала, и уйти по уму не смогла, да еще в придачу ствол… в лесочке, и пейджер. А на них, верное дело, пальчики… остались, и кровь. Улик, как говорится, воз и маленькая тележка.

— Че-его? — она изумленно обернулась к нему. — Какой ствол?

— Не верю… — Георгий вздохнул и перевел взгляд на ее лицо. — Станиславский сказал… А я только цитирую. Ну как можно? Хорошо хоть отбилась. Хотя, такой, наверное, противник попался…

— Вы, простите, меня ни с кем не спутали? — видимо что-то решив для себя, она зыркнула в сторону. — И вообще, я такие разговоры, с намеками и угрозами, среди ночи неизвестно с кем, не намерена. Если вы, гражданин, из органов — документик покажите.

— Вера, не глупи. Какие органы. Будь за мной государство, ты уже давным-давно в браслетах на нарах отдыхала. Нет, подруга, я лицо частное, но в то же время заинтересованное.

— Короче, — Георгию надоела игра. — Твоя пулька мне дыру в боку проделала, потому, извини, я с тебя имею. Но мне, в принципе, ни признания твоего, ни доказательств не нужно. Дело тут в другом.

— В чем? — попыталась перехватить инициативу собеседница. — Вы среди ночи мне голову какой-то ерундой пудрите, спать не даете, может, вы маньяк?

— Ага, извращенец, — он сдержал невольную улыбку. — Да не ерепенься ты. Повторю, хотел бы сдать — ментам или вдовушке — давно бы сдал. А я сам пришел, и без оружия.

— И не боишься? — Вера глянула на него уже с некоторым интересом. — Если я, как ты говоришь, кого-то там побила… Так и тебе не грех поостеречься.

— Не побила, а отбилась. Две большие р. — На себя глянь. Побила. Свезло, не принял всерьез тебя охранник. Да и сам, наверняка, лапоть. Вот и сумела подловить. Но я-то знаю, с кем имею дело, и, поверь, в своих силах тоже уверен. Так что… Вот.

— Ну и чего ж ты хочешь? Павел Анатольевич, — выказав отменную эрудицию, произнесла Вера. — То вы инвалид, то телохранитель чей-то, а теперь вот следствие какое-то ведете. Может, вы еще и шпион?

— Ладно, понимаю. Признаться трудно. Давай я сам скажу, а ты поправишь, если в чем ошибусь.

— А попробуйте, — она вытянула из кармана халата новую сигарету. — Интересно послушать.

Георгий поморщился, осторожно разогнал столб дыма и, стараясь не закашляться, втянул глоток воздуха: — По твоей милости, кстати, могла бы и потерпеть чуть-чуть.

Вера ткнула сигарету в стоящую на подоконнике банку с окурками: — Да ради бога.

— Деталей я, конечно, не знаю, потому говорить буду не про тебя, а про абстрактную девчонку.

Жила, значит, в маленьком городке девчонка. Семья небогатая, скорее всего, вовсе без отца росла. Как все. Классики, через резинку прыгала. И все такое. Но классе, думаю, в шестом, может, в седьмом пришел в школу человек. Тренер, отобрал несколько человек… В секцию. Или в плавание, или в гимнастику. Предложил и ей. Девчонка согласилась. Потом втянулась, а после разочаровалась, через год, может, или через полтора… И занялась уже другим спортом. Стрельбой. Стендовой или как там сейчас называется. Но не биатлоном. Поначалу нравилось, но результатов особых, наверняка, не было. Надоело… А после одно, другое, женихи… В общем, не до того. Что причиной стало тому решению, тоже не знаю. Может, чувства, может, в доме нелады… Только бросила все в один час девушка наша и подалась на поиски лучшей доли. Всяко пришлось. Мыслю, и с оружием в тех мытарствах познакомилась. Вспомнила навыки. Ну, а что по людям, так они там где-то, далеко. Их и не видно без оптики. Только денег больших не принесло ремесло это. Война она только некоторым мать родная, а остальным тетка. А вот как ее, девчушку нашу, на заказное дело занесло, то мне неведомо…

— Ладно, не буду больше. Вижу, утомил, — остановил рассказ Георгий. — Ну как, похожая история?

— Ничуть, — Вера глянула в сторону. — Никакого плавания, и гимнастики тоже. Там только стрелковый тир и был-то…

— Может, и так… Значит, наследственность хорошая. Да это не суть. А суть в том, что сейчас девушке этой, которая не своим делом занялась и на профессионала наткнулась, туго придется, — вновь заговорил спокойным, уверенным тоном рассказчик. — Оттого, что заказчик скоро начнет хвосты чистить. Каюсь, моя вина в том есть. И дело сломал, и улей осиный разбередил.

— Связной твой, ну, который в поместье был, тебя вычислил. Случайно, нет, но озвучил. И главное, сдается мне, что именно сейчас, он именно в этом кается своим покровителям. Паренек простоват. Он, дурашка, и не сообразил, что жить ему осталось край до утра.

Георгий перевел дыхание и покачал головой: — Ну вот чтоб тебе чуть дернуть спуск-то? Глядишь, может, и промазала?

И без перехода озвучил самое главное, из-за чего и затеял весь разговор: — Мне, по идее, наоборот нужно, радоваться. Ну, или злорадствовать. А вот, не выходит. В общем, уходить тебе нужно. Кто твои работодатели, не знаю, но, если на такую цель навели, люди серьезные. Ты им теперь лишняя. Понятно сказал?

— Та-ак, — протянула она. — Значит, вот ты какой, олень северный. Никогда бы не подумала, — смерила взглядом его нескладную фигуру. — И куда мне теперь? — она вроде и не советовалась. Просто озвучила тягостное раздумье. И вновь замолчала.

— Все правильно, — наконец прервала долгую паузу неудачливая снайпер. — В девяностых он меня прокатил. Расписаться собирались, и за три дня до загса… я сначала отравиться хотела, а потом на всех на них такая злость поднялась. А тут меня тренер и разыскал. Не хочешь, говорит, заработать. В Приднестровье. А мне тогда, что туда, что в омут. Ну и подписалась… Кое-как вырвалась. Всякого хлебнула… Денег, правда, заработала целых три тысячи зеленью… Домой через Польшу вернулась. Думала все забыть, как страшный сон.

— Приехала, а вместо дома нашего… — Вера закурила и сильно, по мужски, выдула струю дыма, — поселок их… Куда мать переехала никто не знает. Искала долго, наконец, выяснила. Они, буржуи эти, чтобы землю под коттедж освободить, ей дом обещали, а сами в дыру за триста верст вывезли, в барак… Зиму только и прожила. А ближе к весне, когда продукты и дрова окончились, умерла. Закопали неизвестно где…

— Поэтому когда Черный мне заказ предложил, не думая взяла. Но, видно, не судьба…

— Вера, мое дело сторона, но ты с именами поосторожнее, — встрял в исповедь Георгий. — Мне они ни к чему… Да и тебе тоже.

Она невесело усмехнулась. — Так и так, конец один. Когда этот, из охраны на лежке со стволом прихватил, думала, все, отбегалась. Он бугай вдвое. Прикладом в голову, я сознание потеряла. Но, повезло, решил попользоваться напоследок. Только увлекся. А нож на поясе. Я очнулась, и в бок скотине этой… Кое-как ствол присыпала, и с последних сил… к машине. Он меня в больницу отвез. Сказал, после будут решать. Почему сразу в лес не вывезли, сама не пойму. Может, еще какой заказ был… Не знаю. Ну а теперь, пожалуй, точно прикопают…

— Я и сам не ангел, тебе не судья… Однако допустить, чтобы с моей подачи… Если хочешь, могу подвезти…

Вера уткнулась взглядом в темное стекло. — Некуда мне ехать… Да и смысл? Нет, спасибо.

— Ну, как скажешь. Мое дело предложить.

Она не ответила, развернулась и пошла к дверям в свое отделение.

Георгий недовольно поморщился, осуждающе покачал головой и, не видя смысла продолжать уговоры, зашагал по лестнице вниз.

Заждавшийся напарника Михаил отворил дверцу: — Поехали?

— Погоди, — не понимая, чего ждет, попросил Георгий. — Подышу пару минут. А то давит что-то… — он и вправду ощутил болезненное давление в груди.

Свет фар заметил издали. Машина, явно, двигалась в сторону больницы.

— Может, скорая? — лениво подумал наблюдатель, вдыхая морозный воздух. И словно подчиняясь чьему-то приказу, дернул дверцу, падая на сиденье. — Глуши мотор, вниз, — приказал он, лежа на мягкой, велюровой подушке.

Фары въезжающей во двор машины осветили на миг все пространство и погасли. А следом выключился и двигатель.

Хлопнула дверца… Шагов беглецы не расслышали. Выждав с минуту, Георгий осторожно приподнял голову и осмотрел пространство. Неприметная "восьмерка" "Жигулей" приткнулась в другом конце парковки. Стояла так, словно всю жизнь была здесь.

— Ты вот что… подожди меня еще чуток, — не тратя времени на объяснения, распорядился Георгий, выбираясь наружу. — Я быстро. Проверю только.

Быстро, почти бегом, пересек пустое пространство и вошел в знакомую дверь.

Теперь двигался гораздо осторожнее. Миновал кухню и двинулся по лестнице. Два пролета, поворот, и вновь крашеная матовой краской дверь.

Прислонил голову к тонкой фанерке и четко, словно ее и не было, различил возмущенный голос медицинской сестры: — Да вы что, охренели все?.. Тот хоть денег заплатил, а тебе просто так… Ишь ты? Зови… Сейчас. Разбежалась, — сварливо огрызалась разбуженная кем-то сторожиха.

— Че-его? — медленно, врастяжку, с тайным предвкушением скандала, отозвалась она на сказанные этим незнакомцем слова.

— Ты жене своей приказывать будешь. Понял? А ну, пошел отсюда. Пахарь… Устроили тут бордель… — перемежая слова с площадными связками-междометиями, разорялась она.

Стук и неловкое падение оборвали вопли неразумной скандалистки.

Послышались тяжелые шаги, скрипнула дверь в палату, и все стихло. Георгий даже не успел сообразить, что ему предпринять дальше, как двери вновь запищали, и раздался звук шагов. По коридору шли двое. Тяжелые, уверенные мужские и легкие, но робкие, словно шаркающие, женские.

"Нарочно не придумаешь, — поразился Георгий нереальности ситуации. — Нужно было им так быстро…" Он выдохнул, готовясь к встрече с неизвестным, и прислонился к стене.

Глава 7

Первой появилась Вера. Следом шагал и сам конвоир.

Времени на раздумья не оставалось. Едва в проеме возник мордатый профиль, как Георгий взмахнул рукой, голова не ожидающего нападения мужчины дернулась и со стуком влепилась в дверной косяк.

— Ох, блин… — Георгий скривился и затряс пораненным кулаком. Сказалось отсутствие опыта. Костяшки дико заныли…

Однако переборол боль и криво улыбнулся девушке: — Спокойно, Вера… Я Дубровский… — цитата, произнесенная хотя и не ко времени, разрядила обстановку.

Выдрав из ладони злодея рукоять пистолета, Георгий примерился и аккуратно врезал тому по затылку.

— Похоже, что я был прав, убедилась? — поинтересовался Георгий.

Та вздрогнула, глянула на лежащего ничком похитителя: — "Черный" ничего не решает. Раз меня списали, все равно отыщут…

— Так я что, поторопился? — Георгий озадаченно глянул на нее. — Ну, извини. Тогда. Минут через пять очнется, ты подожди. Правда, злой будет… Объяснишь, мол, ошибка вышла… — Серегин выщелкнул магазин, передернул затвор и протянул ей ствол: — На, отдашь ему после. А обойму, уж извини, заберу. Чтобы он палить с расстройства не начал.

Георгий глянул на тело: — Русак, однако… Странное прозвище.

— Чернов его фамилия, — пояснила неудачливая снайпер. Она глянула на зажатый в ладони пистолет. — А ведь он из него меня убить собирался. Это уж наверняка…

Она сжала губы, перевела взгляд на поверженного врага.

— Это я верно сообразил… — оценил свои действия Георгий. — Похоже, что ты его и сама в "двухсотые" пристроить способна.

Вера криво улыбнулась: — Способна. Еще как…

— Извини, я тебе даже спасибо не сказала, — вернулась она в реальность. — Ты сказал, что подвезти можешь. В силе предложение?

— Ну а ты как думаешь? — Георгий ухватил лежащего за ворот и потянул. Тяжелое тело, медленно пересчитав ступени, сползло на площадку.

— Тогда вперед, — не стал тянуть спаситель. — А то засиделись…

— И где ты пропал? — Михаил встретил его на крыльце. — А это кто? — протянул он с удивлением, увидев идущую следом Веру.

— За руль, вопросы потом, — отрезал Георгий. — Вот теперь нужно спешить…

— Стоп, — он ухватил рванувшегося выполнять распоряжение приятеля. — А может быть, стоит поменять лошадей? — глянул на притулившийся в уголке двора "Жигуленок".

Судя по всему, Семен уже пришел в себя и сообщил покровителям не только о вынужденном признании, но и о потере горячо любимого авто. А хозяину этой таратайки, надеюсь, некоторое время будет не до машины.

— Чего? — Мельник даже разинул рот. — А?..

Он махнул рукой и принял от Гоши связку ключей.

Забрав с заднего сидения иномарки сумку с вещами, Михаил жалостно вздохнул и двинулся через двор.

Устроившись в пропитанном терпким запахом салоне "восьмерки", Георгий дождался, когда остальные займут свои места, и произнес: — Предлагаю высказываться, — глянул на Михаила: — Тебя не спрашиваю, поскольку кое-что из последних событий прошло мимо… А объяснять долго. Вопрос к вам, Вероника. Кто мог послать этого?..

Девушка дернула плечом: — А что сказать? Черный мне ничего не говорил. Сам он просто мелкий бандит. Но, если я правильно поняла из вашего рассказа, то человек, который был со мной на связи в поместье, знал не только его. Выдернуть его среди ночи и приказать мчаться сюда, мог только заказчик… Жаль, телефон его не глянули…

— Та-ак, — Георгий с удовлетворением отметил цепкость ее памяти. Сказанное им девушка успела сложить в целостную картину. — А при чем тут телефон?

— Наверняка в памяти остался последний звонок, — терпеливо пояснила соседка. — Хотя, мне… — она поправилась, — нам от этого никакого толку.

— Телефон, значит… — Георгий торопливо выбрался из машины. — Еще секунду подожди, и поедем, — он торопливо вбежал в подъезд и с ходу наткнулся на поднимающегося с колен бандита. Парень, явно, начал приходить в себя.

— Извини старик, ничего личного, — произнес Георгий и от души приложился кулаком по многострадальному затылку жертвы. Отыскал в кармане маленький телефон, быстро развернулся и рванул прочь.

— Вот, — протянул он трубку Вере.

— Трогай, Миша. Черный он или не Черный, но мужик крепкий. А может, это я постарел… — раздумчиво протянул бывший морпех.

— Я уже совсем заблудился, — не выдержал рулевой, заводя двигатель. — Хоть в двух словах…

— В двух? Ну, хорошо. Эта милая девушка и есть стрелок, угостивший меня пулей. Мужчина приехал за ней. Сейчас этот гражданин мирно отдыхает на лестничной площадке. Вот и все. Не два слова, но… — предоставив Михаилу осмыслить сказанное, Георгий повернулся к глядящей в маленький экран спутнице: — И как, есть новости?

Вера с сомнением дернула заклеенной пластырем щекой и поморщилась от боли. — Есть звонок, но там не только номер, имя в адресах забито. Не имя даже, а прозвище, наверное — Роммель какой-то.

— Хм. Интересно, и при чем тут герой Африки? — озадачился Серегин. — Фельдмаршал немецкий.

— Как говоришь? — Михаил с интересом обернулся к Вере. — Ромель?

— Ну да… — отозвалась она.

— Если я не ошибаюсь, то никакой это не немец, — произнес водитель, трогая авто. — Но из города выбираться тогда нужно в два раза быстрее.

Валерий Ромель, его еще иногда Рыжим кличут, из местных. Большим человеком стал. В столице делами ворочает… Не бандит, но… Начинал он мутно… Они с приятелем оргтехникой разной в начале девяностых промышляли. А потом компаньон в странную аварию попал… Рыжего в прокуратуру таскали. Но он то ли откупился, или еще как, в общем, отстали, а после в гору рванул. В Москву перебрался. В свое время о нем много сплетен ходило… — Мельник вывел машину на пустую трассу и переключил скорости. — Не стоит, наверное, нам еще раз через пост рисковать. Тут вспомнил, по Нахаловке можно до Заречья выбраться. Дорога, конечно, не дай бог, но нам тачку жалеть не надо.

— А чего сразу не сказал? — попенял Георгий. — Неужели не понимаешь, мы ж минимум два раза сгореть могли…

— Ну, извини, — не отрывая взгляд от дороги, съязвил водитель. — Не сообразил сразу. А что дважды, так это тебе нужно спасибо сказать. Я так понимаю, это из-за нее ты решил обратно в город вернуться.

— Ладно, ладно, — смутился Георгий. — Проехали. Рули в свою Нахаловку. — Так вас что, милиция ищет? — вступила в беседу пассажирка. — И за какие подвиги? И что значит… из-за меня вернулись? Можно подробнее?

— Коротенько, в двух словах… — усмехнулся Мельник. — Попробуй, Георгий, не все мне в загадках мучиться.

— В общем, я случайно чужую сумку из машины забрал. С деньгами… Сто тысяч… этих, долларов. Но не совсем сто… Оказалось, что там, как это называется, "кукла" была, в сумке. Ох, запутался… — Георгий растерянно замолчал. — Погоди… погоди. Я сейчас вспомнил, — он незряче уставился на мелькающие за окном домики и кривоватые заборы. — Этот, который в джипе сидел, как раз по такому же… телефону говорил. Ругался с кем-то. Но это детали. А вот последняя фраза… "Тебе, — сказал, — Рыжий, жить"… А после уже меня дверкой…

— Кино и немцы, — не удержалась Вера. — Ты меня убил. Сто тысяч? У вас, Георгий, талант… Искателя приключений. А почему вернулись? Я ведь в тебя стреляла?

Георгий помолчал. — Мое дело, — наконец отрезал он. — И, кроме того, стреляла ты не в меня, — он, явно, смутился. — Я вам про Фому, а вы…

В машине повисла тишина. Только поскрипывали на ухабах плохонькие пружины амортизаторов.

— Что я могу сказать, — наконец нарушил молчание Георгий. — В режиме бреда. Гипотеза. Предположим, что неизвестный абонент, который Ромель и мой Рыжий, — один и тот же человек. Если допустить, что завернутые в две сотки пачки резаной бумаги имеют отношение к Рыжему, а тот, в свою очередь, связан с покушением на олигарха и его вдову… То… Мозаика складывается в интересную картинку. Притянуто, конечно, за уши, однако можно предположить, что и деньги эти связаны с покушением.

— Хорошо, предположим, что Ромель заказчик, — вступил в обсуждение Михаил. — Тот, которого ты отправил в аут, посредник, а кто этот… который сейчас в больнице?

— Черный меня на это дело подписал, — нехотя отозвалась Вера. — Но… они ему не пара. Он мне сказал, что на него кто-то вышел, предложил работу… Но Черный с длинноствольным оружием раньше дел не имел. Признался, что пару раз с взрывчаткой работал… И то как-то невнятно, вроде не срослось что-то.

Тем временем машина миновала мост через неширокую речку и выехала за окраины городка.

— Выбрались вроде. А куда едем? — поинтересовался водитель. — Опять в Москву?

— Давай у дамы спросим, куда ей. А после уже самим решать… — ушел от прямого ответа Георгий.

Вера, которая до того момента сидела, глядя в стекло, повернулась к спутникам: — Думала… Выходит, некуда. Адрес мой Черный знает. А знакомых, подруг за эти годы все кто куда разбежались… — она поежилась и одернула бесформенный балахон: — В таком наряде, с таким лицом? Не знаю…

— Сказку, про теремок, вспомнил, — подвел итог ее словам Георгий. — Отчего? Не знаю. Но предлагаю в этом деле разобраться сообща. Иначе будут нас гнать, как тараканов… До тех пор, пока по одному не передавят.

Ответа не последовало. Да он и не требовался. Все отлично понимали правоту его слов.

Глава 8

Машина выбралась из города. Михаил переключил скорость.

— Теперь вперед, и не стонать… — процитировал он. — Команда может отдохнуть. Путь неблизкий.

Георгий согласно кивнул своему отражению и откинулся на сиденье. Мысли внезапно поменяли направление и вернулись к, казалось, давным-давно забытым фактам.

Глава 9

В кино такую резкую смену кадра называют перебивкой. Георгий вздрогнул, открыл глаза и с некоторым удивлением глянул по сторонам.

Тихо гудит двигатель машины, клюет носом сидящая на заднем сиденье девчонка. Моргает, борясь с дремотой, водитель, вглядываясь в мелькающие в свете фар придорожные заросли. Пустая трасса, ночь.

— Устал, Мишаня, может, сменить? — поинтересовался он у водителя.

— Не, нормально, — отвлекся от дороги паренек. — Я вот все думаю, а чего мы в Москве забыли? Ромель там в авторитете. К нему не только близко подойти, косо глянуть не дадут. Охрана… Да и зачем он? А нас, ко всему, милиция ищет, и бандиты… Повяжут, как веник.

— Образно, — хмыкнул Георгий, оценив сравнение. — Так и есть. Спорить трудно. Только сам посуди, бежать так и так некуда. Сумей даже. Хотя, ладно. Представим, что смогли. Разбежались кто куда. И что потом? Каждого куста бояться? Разве это жизнь? И все равно итог тот же будет.

— А ответа у меня, Михаил, для тебя нет, — добавил он, заметив, как дрогнула щека его напарника. Тот явно собрался задать этот вопрос сам.

— Нету… — повторил Георгий. — Я вообще, если по большому счету, всего месяц, как совсем другой жизнью жил. Все мне тут дико. И не техника ваша продвинутая, а отношения. Да что я, словно попугай. Говорил уже, — он сжал губы, отчего-то вспомнив недавнее видение. — Не поверишь, времена разные, а вопросы, чувства, во все времена одинаковые. Непонятно? Ну и ладно.

— Я ваших тонкостей не понимаю, — раздался вдруг с заднего сидения голос. Это вступила в разговор Вера. — Только в одном вы, Георгий, правы — не жизнь это. Для того я себя душегубством марала? А стоило вам, дядя, из бессознательности своей выбираться, чтоб от ментов, да бандитов, остаток жизни бегать? Да и ему, зачем тогда было с нар слазить? — кивнула она на водителя.

— Ты, если есть предложения, говори, а мордой в грязи полоскать… — обиженно протянул Михаил, но, глянув в зеркало заднего вида на лицо спутницы, осекся.

— Да ты продолжай, продолжай, не обидишь, — в голосе Веры не прозвучало никаких эмоций. — Я уже смирилась. Хотя… Ладно, проехали.

Она испытующе глянула на сидящих впереди нее мужчин: — Есть у меня идея. Долго крутить не стану, криминальная. Однако, мы, по сути, уже столько статей на себя повесили, что… Короче, так. Сперва суть. Есть у нас человек, который заплатил сто тысяч зеленью за устранение своего конкурента, или еще там кого, не суть. Здесь ключевое слово — заказал. Как там вышло, что до организатора кукла вместо денег дошла, это уже детали. Мне кстати, от этих баксов всего ничего пообещали, но это тоже не суть.

— Ну, поняли, ты к идее ближе, — поторопил Михаил.

— Идея такова: Предположим, что вдова каким-то образом выяснила, кто ее заказал. Обиделась и решила этому Ромелю включить ответку. А тут и специалист по антитеррору под рукой объявился. Вот он. Дядя Георгий. Человек без прошлого… — усмехнулась начитанная девчонка. — Он, как и полагается, проявил чудеса проницательности, отыскал исполнителя и двинулся по цепочке. На версию эту сыграет и Черный, да и чудак тот, из усадьбы.

Она замолчала, сводя детали в одну картинку: — Ах, да, еще есть мордатый посредник, которого вы, чисто случайно, об асфальт лицом уронили. Согласитесь, кто может поверить, что пасьянс сам по себе сложился? Никто. Сто к одному, когда Рыжему эту историю расскажут, он, если не дурак, задумается. И станет ему вдруг грустно и печально. Сто тысяч потерять, и самому под раздачу… Это не каждый спокойно принять сумеет.

— А конкретнее? — Георгий, которому и самому такое количество совпадений стало казаться странным, заинтересованно повернулся на сидении.

— Конкретно? — переспросила рассказчица. — С конкретикой сложнее. Я все-таки не калькулятор. Нужно, наверное, его напугать. Немного, но всерьез. Эх, жаль, ствола нет… Но это уже из области фантазий. И так обойдемся. А так все здорово бы сложилось. Я бы его пугнула. По ушам впритирку… А на следующий день, вы, дядя Георгий, ему предъяву. Мол, так и так, чуешь, мил человек, сколько жизнь стоит?

— Если он за чужую жизнь сто тысяч выложил, то за свою, думаю, и триста не пожалеет. Откупных. По сотне на нос. А чтобы мыслей глупых в голову не полезло, можно всю эту историю на бумаге изложить. Типа, для следствия, — азартно включился в обсуждение Михаил. И предупредить, что нас искать для него хуже выйдет.

— Эк у вас все гладко, — с сомнением пробурчал Георгий. — Организовать акцию, пусть даже и не на поражение, да еще с колес, в чужом городе. Не все так просто. Хотя… — он глянул на окончательно проснувшегося водителя. — У тебя, Миша, в столице нашей родины знакомцев случайно нет? Может, кто в заключении встречался?

— Точно, — от удивления, что ему самому не пришла в голову такая простая мысль, Мишка даже пристукнул ладонями по рулю. — Мы с ним трешник почти бок о бок в одном бараке, ну, не кентовались, правда, однако я его пару раз выручал, он меня. Даже адрес давал, — Михаил задумался. — Нет, не вспомню, телефон только.

— И то что-то, — пробормотал Георгий, пытаясь понять, отчего ему кажется так похожей ситуация. Он даже самому себе не решился озвучить мелькнувшую догадку.

— Значит, так. Едем до упора. Перед самой Москвой избавимся от машины и на попутке в город. Ну, а там уже по обстоятельствам, — подвел итог обсуждению Георгий. — Если так суждено, то упираться себе дороже. Похоже, судьба предопределила ему повторить жизненный путь того, ставшего его второй памятью снайпера. Вот только бы знать, чем у него там все кончилось? История с машиной… Иван Иванович этот… — попытался вытянуть Серегин из памяти детали. Увы. Словно белая полоса, ничего.

— На зоне он в приблатненных ходил, но так, по жизни, нормальный паренек был… — продолжая начатую беседу, с сомнением пробормотал Михаил, — только зона это одно, а воля совсем другое. Боюсь сглазить, только за спасибо он нам вряд ли помогать станет. Как тут быть?

Георгий задумчиво поскреб отросшую за последние дни щетину: — Мало денег, — отозвался он. — От куклы всего ничего осталось. Есть, правда, у меня заначка, но это тоже, по большому счету, слезы. Если постановку организовывать, расходов много будет. Начиная от одежды, заканчивая документами. Какие-никакие, а бумаги нужны. Как думаешь, сумеет твой жулик бумаги выправить? — задал он вопрос, отчего-то не сомневаясь в ответе.

— Шустрый он… тут не отнять, — с сомнением отозвался Миша. — Не могу сказать. Может, чего и сумеет, не знаю. Опять — деньги, верное дело, запросит приличные. Ей, тебе, мне. Считай, три паспорта, да еще, как у них в Москве принято, регистрация. Даже и не знаю.

— Ладно, что зря гадать. Еще отыскать твоего приятеля нужно, — снял вопрос Серегин.

— Далеко еще? — переключился он на сиюминутные вопросы.

— Верст сорок, — глянув на указатель, отозвался водитель после недолгой паузы, — скоро пригороды начнутся.

Вера скептически осмотрела разномастную компанию: — Электричка отпадает, — подвела она итог наблюдениям. — Менты "на транспорте" шибко глазастые. Лучше попутку ловить.

— Ага, с обочины, — ехидно усмехнулся Михаил. — На дороге одни самоубийцы ездят, нас подбирать. Дохлый номер.

— Миша, ты ведь полуинтеллигентный, к чему этот жаргон? — поморщился Георгий. — Да, согласен, не лорды, но ехать-то нужно. Давай так. Выбери подходящее местечко, чтобы эту тарахтелку пристроить, а дальше ножками. Бог даст, все сложится.

Не прошло и получаса, как они уже шагали по заснеженной обочине. Ночные звезды уже почти полностью растворились в сером рассветном небе, неяркий свет восходящего солнца рассеивали плотные облака.

— Вымерли все, что ли? — сердито ругнулся Михаил, запинаясь о мерзлые камни. Так нам до самой Москвы придется топать.

Ворчливый спутник поднял голову и прочитал надпись на придорожной табличке. — Ура, через сто метров харчевня. Может, перекусим? Топать, судя по всему, еще долго, — Михаил, явно, не собирался продолжать путь на голодный желудок.

Не услышав возражений, он приободрился и сноровисто запрыгал вперед по снегу.

— Простой мальчишка, — задумчиво произнесла Вера, шагая рядом с Георгием. — Может, не стоит его в мясорубку-то? Выйти по-всякому может.

— А куда ему теперь? — Георгий покосился на заклеенное лицо своей спутницы. — И чего он в это дело влез? Сидел бы себе дома.

— Я и говорю, простой, — непонятно повторила девушка. — Даже странно, такие сейчас редкость…

— Ты не спеши, девица, — что-то в ее голосе не понравилось Георгию. — Паренек, может, постарше тебя будет. Сидел, опять же.

— Ты меня с ним не ровняй, — отчего-то насупилась Вера. — Я столько повидала, если все вспомнить, на сто лет его старше.

— Тогда я вас всех на двести, выходит? — усмехнулся Георгий. — Ну ты меня совсем в старики не записывай. Жизнь покажет, кто чего стоит. В одном он прав, перекусить не мешает. Как там дальше выйдет, неизвестно, а на пустой желудок совсем скучно, — подвел он итог короткому разговору.

Небольшое придорожное кафе, скорее, просто забегаловка, выстроенная в псевдорусском стиле, встретила ароматными запахами борща и котлет.

— Ох, и наемся, — мечтательно произнес Михаил, устраиваясь за крепким, сделанным из толстых шлифованных досок, столом.

— А как потом идти? — Георгий взглянул в измятый листок, заменяющий меню. — Собственно, кроме первого, второго и третьего, никаких деликатесов. Так что не разгуляться.

Заказав три комплексных набора зевающей официантке, Георгий неприметно осмотрелся по сторонам. Заметив на стоянке несколько авто, он логично рассудил, что сидящие за столами посетители и есть хозяева этих машин.

— Народ разный, но в основном дальнобойщики, — рассудил наблюдатель, окончив осмотр. — Мужики битые, и вряд ли с готовностью согласятся взять на борт непонятных пассажиров, даже за приличные деньги. Остается надеяться, что за время завтрака подъедет кто-нибудь более подходящий на роль таксиста, — решил Серегин и с аппетитом приступил к трапезе.

Компания дальнобойщиков внезапно затихла. Голоса стали глуше, а в воздухе разлилось необъяснимое напряжение.

"Чего это они?" — слегка удивился Георгий, не прекращая завтракать. Однако тратить время на ерунду не стал. Задача куда важнее, решить, как пробраться в город. Он аккуратно вытер губы бумажной салфеткой.

— Ну что, орелики, пьем чай и вперед, — обратился он к сидящим напротив спутникам.

Однако, заметив, как изменился в лице Михаил, мгновенно посерьезнел: — Что?

— Не, ничего, — пробормотал тот, не поднимая глаз. — Мужики как мужики…

— А мне неуютно стало, — озадаченно покосился на фигуры сидящих поодаль соседей, Георгий.

— Да брось, так скоро на воду дуть будешь… — не поддержал его помощник.

— Не знаю, — Георгий, враз потеряв аппетит, глянул на дверь. — Однако, по любому, уходить нужно.

— Вера, сейчас вы с Михаилом дружно поднимаетесь и шагаете к выходу, — распорядился Георгий. — Я следом. Если что, не останавливаться, сразу от входа в кусты и бегом в лес. Там еще темно, не отыщут.

— А ты? — вскинулась девушка.

— Да может, и не случится ничего, — попытался успокоить Георгий. — Ладно, как-нибудь. Встретимся, если что, в Москве у Пушкина в восемь вечера, после войны… — криво улыбнулся он и приказал: — Все, вперед. И помните, не останавливаться. Мешать будете.

Михаил опустил на стол вилку и двинул ногой стул, поднимаясь.

"Пацан-то мадражит, — заметив, как дрогнула рука приятеля, отметил Георгий. — А вилка мне пригодится", — он ухватил теплую еще ручку столового прибора.

Выждав, когда Вера и следующий за ней Михаил пройдут к дверям, начал выбираться из-за хлипкого столика сам.

Дверь отворилась, впустив в помещение поток холодного воздуха, и тут же, шестым чувством, Георгий определил, что сидящие за соседним столом встали.

"Выходит, угадал, — огорченно выдохнул морпех, делая пару коротких шагов. — Может, успеют уйти…" — додумать не удалось. Сидевший с краю приземистый здоровяк вдруг ловко оттолкнулся от стола, и словно разжалась стальная пружина, кинулся на него, норовя свалить с ног.

Широкая, похожая на крабью клешню, ладонь ухватилась за воротник кожана. Треснула, расползаясь, турецкая кожа.

Удар острых зубцов пробил выколотую на тыльной стороне ладони попрыгунчика надпись.

Георгий выдернул оружие и снова вонзил в руку нападающего. Скрутив тело, ушел с траектории движения и встретил второго ударом в челюсть.

Кость хрустнула, второй неловко дернулся и начал заваливаться на первого.

Перехватить третьего не успел. Заметил только блестящую, лакированную поверхность дубинки, стремительно летящей в голову, и провалился в небытие.

Эпилог

— Георгий, родной. Гошенька, Очнись. — Голос, в котором звучала настоящая боль, теребил душу. Звал его, сквозь непонятную, матовую пелену. — Это я, Георгий.

Открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо: — Мама? Ты как тут? А где Вера?

Осекся и закрутил головой, пытаясь сообразить, где он. Белые простыни, железные дужки кроватей, серый потолок с круглыми шарами пыльных плафонов и хрупкая фигурка матери, сидящая рядом с кроватью, на которой лежит он сам: — Где я?

— В госпитале, Гошенька, — голос матери дрогнул. — Контузило тебя…

— Ты молчи, Гошенька, успеем еще наговориться. Тебя ведь теперь обратно, туда… не пошлют? — с надеждой произнесла мать, поправляя жесткий уголок крахмального белоснежного халата, накинутого на плечи. — Мне доктор сказал…

Георгий лежал на жесткой больничной подушке, гладил ладонь рассказывающей ему о чем-то матери, и тшетно пытался убедить себя в чем-то… В невозможности, нереальности… тех событий, что произошли с ним? В чем?

Ну и пусть. А и хорошо, что ничего не было. Даже здорово. Зато теперь точно, успеем. И наговориться, и рассказать, — думал он, несильно сжимая ее тонкие пальцы. — Сколько еще впереди… пятнадцать лет? Успеем. Вот только интересно, а что стало с теми, из будущего?.. А впрочем… если доживу, то возможно и сам узнаю".

Однако мысли скользнули как-то краем.

Георгий зевнул. Сладко, по мальчишески улыбнулся, слушая негромкий голос матери, и задремал.

Конец.

Оглавление

Часть первая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

Часть вторая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg