«Война для двоих»

Война для двоих (fb2) - Война для двоих [litres] 1787K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Васильевич Самаров

Сергей Самаров Война для двоих

Пролог

Песчаная пустыня, будь она расположена хоть в Африке, хоть в Средней Азии, хоть на Ближнем Востоке, всегда остается пустыней, где может себя уютно чувствовать разве что один верблюд с наполненными водой и пищей горбами или желтая плоскоголовая кобра. Днем там всегда невыносимо жарко, а по ночам основательно холодно. Но главное объединяющее качество – в пустыне всегда ощущается недостаток питьевой воды, где бы сама пустыня ни находилась. А у человека нет горба, как у того же верблюда, где хранятся запасы воды на многие дни пути. И воду человеку приходится нести на себе. Как правило, люди знают, сколько дней им предстоит идти через пустыню, рассчитывают это загодя и или водой запасаются, или прокладывают путь от оазиса до оазиса, от колодца к колодцу с тем, чтобы вовремя запасы пополнять и от отсутствия питьевой воды не пропасть. Обезвоживание организма, несмотря на простецкое название, никому не обещает ничего хорошего.

Вечерело медленно и плавно, но тем не менее неуклонно. И так же неуклонно отступала жара. По пустыне устало передвигались восемь человек. Внешне они выглядели сильными и тренированными. Четверо из них были при оружии и в одинаковых камуфлированных костюмах песочного цвета с длинным рукавом. Еще двое были в таких же костюмах, только без бронежилетов и «разгрузок» и без оружия, а вместо обшитых камуфлированной тканью шлемов на головах у них были армейские кепочки того же песочного цвета. По измученному виду людей можно было понять, что идут они уже очень долго.

Четверка, те, что при оружии, явно были европейцами, о чем говорили светлая кожа, светлые волосы и серые глаза. Двое безоружных в камуфлированной воинской форме – скорее всего, сирийцы, то есть местные жители, на что указывали кудрявые темные волосы, смуглый цвет лица и такие же темные короткие бородки. Еще двое выглядели людьми гражданскими, но тоже похожими на сирийцев. Шестеро первых носили на плечах погоны. Только у двоих сирийцев они были другой формы и имели офицерские знаки различия. Один был капитаном, говоря по местному, накибом, и имел на каждом погоне по три крупные звездочки, а второй – майором-раидом, о чем говорила не звездочка, а единственный стилизованный знак с изображением какой-то птицы с развернутыми, но не полностью расправленными крыльями.

Ветер принес откуда-то издалека звук вертолетного двигателя. Все восемь пеших ходоков разом обернулись в ту сторону, откуда они только что шли. Песок за их спинами был плотным, слежалым, утоптанным частым в здешних местах ветром, перемешан со множественными мелкими камнями и комками сухой глины. Он не оставлял вереницу следов, как могло бы быть на более мягкой поверхности, и это утешало. По следу группу отыскать и высмотреть было невозможно. Но все помнили, что такой песок был не на протяжении всего пути. Сначала он был сыпучим, проваливающимся под ногами и под колесами американского армейского бронеавтомобиля HMMWV, на котором они изначально и ехали и который вынуждены были бросить, потому что колеса увязли в песке, а потом почти целый день шли по галимому песку, и тот оставленный след мог указать основной вектор движения группы, что способно вызвать и преследование в конкретном направлении. Группа стремилась идти кратчайшим путем только в завершающей фазе своего маршрута, но не от оазиса к оазису, где их могла бы ждать засада преследователей, заброшенных вперед вертолетом или иным механизированным средством. А преследование должно быть, причем обязательно или по воздуху, или пешком. Скорее всего, будет задействован вертолет. Поискать и догнать с его помощью вполне возможно. Тем более что вертолет «Апач», стоящий на вооружении у всех практически базирующихся в Сирии подразделений международной, как она называется, коалиции, каким-то волшебным средством перешел на вооружение бандформирований. Он изначально создавался для уничтожения танков и пехоты противника, и ему не составит труда уничтожить небольшую группу людей, даже если эта группа рассеется. Разбежавшихся в разные стороны людей вертолет, зависнув в воздухе, в состоянии расстреливать из бортового крупнокалиберного пулемета. В военной терминологии это называется «уничтожением живой силы», и для военного вертолета это привычная задача.

– Нас ищут! От вертолета не уйти… – прошептал один из гражданских, который еле передвигал ноги. – Лучше просто сесть и ждать его с поднятыми руками. Что я вам и рекомендую.

– Приближается… – сказал кто-то из вооруженных людей, обращаясь к старшему по возрасту товарищу, который был старшим, видимо, не только по возрасту, но и по званию, поскольку сразу же отдал команду:

– Остановка. Маскируемся!

– Сначала воды дайте, – потребовал гражданский, – у меня язык от жажды распух так, что во рту не помещается.

– Потерпишь… – не слишком вежливо ответили ему. – Ни у кого нет воды…

Команда к устройству маскировки выполнялась молниеносно. Группа остановилась неподалеку от скопления больших камней, которые когда-то, несколько веков назад, были скалами, но века нещадно посекли их ветром и песком и разрушили на мелкие осколки. Только пять или шесть оснований скал еще торчали из окружающего песка, как свидетели минувших эпох. Наверное, эти камни помнили еще гремящую металлом конницу крестоносцев и дальнобойных лучников султана Саладина[1]. И совсем точно помнили современное войско исламистов и американскую армию, поскольку неподалеку от скопления камней виднелись останки развороченной взрывом землянки-блиндажа, вокруг которой можно было найти несколько воронок от разорвавшихся или артиллерийских снарядов, или авиационных бомб и ракет, уничтоживших землянку прямым попаданием, скорее всего, вместе с людьми. Видимо, использовалось высокоточное оружие или сыграл свою трагическую роль Его величество случай. Поскольку в этих местах ни силы сирийской армии, ни Военно-космические силы России операции раньше не проводили, было понятно, что уничтожение землянки – дело рук западной коалиции во главе с США.

Командир группы, который и дал команду маскироваться, сначала заглянул в останки разрушенной землянки, но, заглянув, сразу выбрался на чистый воздух со сморщенным лицом и с зажатым двумя пальцами носом и выдавил из себя:

– Снаружи устраиваемся…

– Что там, товарищ капитан? – спросил человек, первым заметивший приближение вертолета.

– Четыре тела… «Бородачи»… – ответил тот, кого назвали капитаном.

«Бородачами» повсеместно в Сирии звали бойцов ИГИЛ[2] и других террористических организаций, хотя бороды носили здесь не только они. Вообще в Сирии безбородые взрослые мужчины вызывали несравненно большее удивление и непонимание, чем в той же России или в Европе бородатые женщины. Но это национальные и религиозные традиции. Безбородых мужчин можно было встретить в структурах власти или в армии и правоохранительных органах, но и там часто недельная щетина считалась признаком мужественности и носила в себе намек на якобы отращиваемую бороду.

Капитан тем временем, выполняя собственный же приказ, снял с плеч лямки ранца, к которому была приторочена плащ-палатка. Расстелил палатку и саперной лопаткой принялся окапывать ее, присыпая песком и придавливая не особо крупными камнями с двух перпендикулярных сторон. Точно такую же работу начали выполнять и трое других вооруженных людей. Один устраивался рядом с капитаном, двое других – в стороне, в пяти шагах. Двое невооруженных, понимая происходящее, просто ждали, время от времени поглядывая за спину, откуда доносился тяжелый рокочущий звук вертолетного двигателя. Не лезли ни с вопросами, ни с советами, но оба соображали, что просто так их не бросят и не загонят в разваленную землянку травиться трупным запахом. Хотя, может быть, просто первые четверо русских военных больше привыкли доверять своим отработанным навыкам маскировки и только потому не просили помощи, хотя сирийцы, хорошо знающие местные условия, владели и более широкой местной информацией. Двое гражданских просто сели на камни и ждали. Тот, кто давал совет дождаться прилета вертолета с поднятыми руками, выглядел довольным, несмотря на усталость. Его спутник сидел с низко опущенной головой и громко дышал после быстрой ходьбы по песку, стремясь вернуть себе нормальное колыхание грудной клетки.

Когда полностью развернули плащ-палатки, под одной парой палаток спрятались двое вооруженных и двое безоружных сирийских военных, остальные четверо укрылись под второй парой. И очень вовремя, так как шум винтов вертолета был уже различим очень хорошо. Капитан осторожно приподнял край плащ-палатки и сообщил:

– «Апач» летит. АН-64…

– Америкосов в помощь вызвали… – сделал вывод майор сирийской армии.

– Америкосы своего ищут… Они своих не бросают… Им проще нашего гостя расстрелять, чем позволить ему до ваших сил безопасности добраться. Или вернуть, или расстрелять – одно из двух в зависимости от возможностей…

– Но это могут быть и вертолеты бандитов. У них в наличии шесть штук таких, вместе с пилотами. Америкосы им выделили.

Вообще-то вертолет «Апач» считается хорошей и мощной, достаточно эффективной в боевых действиях машиной. Но все знали главный недостаток этого вертолета – практически отсутствие надежной бронированной защиты места пилота, хотя официально считается, что кабина должна выдерживать пулю крупнокалиберного пулемета. Было много шума, когда во время бомбардировок Югославии такой вертолет сумел сбить простой сербский крестьянин, в сердцах выстреливший из охотничьего ружья и поразивший, как потом оказалось, пилота простой охотничьей картечью. Наверное, лавры того сербского крестьянина не давали покоя одному из вооруженных людей. Трое, кстати, были вооружены автоматами «АК-12» с глушителями и тепловизионными оптическими прицелами, а один, кроме собственного пистолета-пулемета «ПП-2000», нес на плече тяжелую и длинную крупнокалиберную дальнобойную снайперскую винтовку «Корд», внешним видом и массивным дульным тормозом больше напоминающую противотанковое ружье периода Второй мировой войны, чем современную снайперскую винтовку, хотя массивный оптический прицел давал винтовке собственную и достаточно точную характеристику. Еще такие винтовки часто называют антиматериальными, потому что они в состоянии с дистанции более полутора километров пробивать легкобронированные цели – боевые машины пехоты и бронетранспортеры, бронеавтомобили, повреждать радиолокационные станции, уничтожать топливозаправщики на аэродромах и авиационную технику. А от пули калибра «двенадцать и семь десятых миллиметра на сто восемь миллиметров» бойца противника на полуторакилометровой дистанции не мог спасти ни один бронежилет. Часто бывали случаи, когда пуля, попав в корпус с расстояния в километр, разрывала человека как минимум на две части. Но с полутора километров, и даже с километра, еще нужно было попасть в цель, даже при наличии мощного оптического прицела со всеми вспомогательными атрибутами, как то: миниатюрная метеостанция, или баллистический калькулятор, или лазерный дальномер. Но на то и существовали снайперы, чтобы уметь точно стрелять даже с такой дальней дистанции, используя всю вспомогательную аппаратуру. Именно такой снайпер и был в группе, именно он бережно нес на плече свою не самую легкую винтовку. И он обратился к капитану:

– Командир, а я ведь могу его сбить. Летит он прямо на нас. Низко летит, пустыню «бреет». Наклонился, как хищник перед атакой. Что-то ему в нашей маскировке не понравилось, может, просто для проверки дать очередь из автоматической пушки или из пулемета. Нам этого хватит. Надо опередить. Фонарь кабины его не спасет… Разреши…

Снайпер устроился под той же сдвоенной плащ-палаткой, что и командир группы. Третьим с ними был сирийский майор, четвертым – сирийский капитан.

– Работай! – разрешил командир и недобро улыбнулся, понимая, что сейчас предстоит увидеть.

Подготовка к выстрелу заняла три-четыре секунды. Прицеливание длилось не дольше. Сам звук выстрела прозвучал так, словно стреляли из безоткатного артиллерийского орудия небольшого калибра. Капитан, высунувшись из-под полога, рассматривал приближающийся вертолет в бинокль. И хорошо видел, как пуля оставила окруженную трещинами дыру в фонаре кабины, справа по направлению полета, где сидит пилот. Оператор бортового вооружения или не успел, или не сумел взять управление вертолетом на себя, и «Апач», резко задрав до этого опущенный нос, упал, ломая длинный хвост. И почти сразу же послышался взрыв.

– Глянуть надо, – гибкой змеей выскользнув из-под плащ-палатки и поднявшись в полный рост, сказал сирийский майор.

– Осторожно, Гиваргис. Там ракеты взорвались. Может, не все сразу, – предположил российский капитан, опуская бинокль. – Но посмотреть и проверить надо. Хотя едва ли кто-то живой после такого взрыва остался.

– Леха! Дай автомат, – потребовал майор.

Капитан молча протянул ему свой автомат. Вооружившись, тот бегом побежал к песчаному гребню. А капитан, наблюдая за ним в бинокль, видел, как он, добравшись до гребня, залег и стал рассматривать место, над которым вился дым, в оптический прицел автомата. Но не стрелял. Видимо, стрелять уже было не в кого. Противотанковые ракеты «Апача» при взрыве разнесли машину на куски, и дымящиеся обломки, слегка планируя, еще продолжали падать с разных сторон, впрочем, не долетая до группы. И даже колесо, свалившись с неба на песчаный гребень, стало неестественно медленно скатываться.

Возвращался майор более бодро, чем бежал к упавшему вертолету, и в бинокль было видно, как сияет радостью его лицо. Радость эта была понятна. Вся сирийская армия ждет не дождется, когда начнут бить друг друга две сильнейшие армии мира – российская и американская. Но и российское, и американское командование прекрасно понимают, что если между ними начнутся боевые действия, они в результате перерастут в Третью мировую войну. И любая сторона на пуск простой ракеты, просто по незнанию, может ответить ядерным ударом. И тогда планета просто прекратит свое существование. Но недовольство сирийцев действиями американцев на их родине, среди их родных песчаных дюн, было настолько велико, что многие готовы были пойти даже на это.

Однако майор сирийской армии, вполне возможно, радовался другому – просто радовался свободе, по которой уже успел соскучиться.

Российский капитан выбрался из-под плащ-палаток и, встав по центру между двух укрытий, по-деловому осмотрелся.

– В темпе собираемся и как можно быстрее уходим отсюда подальше. Скоро начнутся поиски пропавшего вертолета и экипажа. Могут на нас натолкнуться. Уходим…

– Ночь нам садится на затылок, – расхожим сирийским выражением, переведя его на русский язык, отозвался сирийский капитан. – Мы целый день и часть прошлой ночи шли. Ноги уже не передвигаются. Да и кто будет ночью этот вертолет искать? Лучше отдохнуть, сил набраться к завтрашнему дню.

– В том-то и дело, что искать будут. У америкосов это дело хорошо поставлено и отработано. Обязательно скоро прилетят. Искать начнут с момента, когда «Апач» в последний раз мелькнул на радаре…

– Он для радара слишком низко летел. Его могли уже давно не видеть, – вмешался в разговор еще один боец российской группы.

– Значит, могут уже начать искать с момента получения последнего радиосигнала. А мы будем идти всю эту ночь в дополнение к тому, что уже прошли. Если, конечно, их раньше не встретят.

– Да еще и без воды… Знал бы, не пошел бы с вами… – сердито махнул рукой сириец.

– Если не хочешь, – ответил ему российский капитан, – можешь назад отправляться. Там тебя ждет автоматная очередь на первом же бандитском посту. Она тебя давно уже ждала, кстати… Потому мы за тобой и пришли. Тебе выбирать, сам решай, с кем тебе оставаться.

Сирийский майор сильно ткнул глушителем в спину соотечественнику:

– Если хочешь возвратиться, возвращайся, попробуй, только я сам тебя до этого пристрелю… Ты знаешь, куда мы идем. И из тебя эти данные выбьют вместе с зубами. А потом пристрелят. Нам осложнения нашего положения не нужны. Вертолет до нас за пятнадцать минут долетит. Так что думай, куда ты идешь – вперед, с нами, или же назад, к своей смерти…

Сирийский капитан выпрямился, всем своим видом показывая, что готов вскачь бежать дальше.

Двоих гражданских, несмотря на их усталый вид, вытолкнули из-под соседних плащ-палаток автоматными стволами. И этими же стволами показали направление, в котором следовало двигаться…

Глава первая

Командира второй боевой группы ЧВК «Волкодав» капитана Радиолова прямо с общих занятий для двух групп по минному делу вызвали в кабинет к полковнику Селиверстову, командиру всего ЧВК. Оставив своих подчиненных в минном классе под присмотром инструктора-преподавателя и командира первой боевой группы старшего лейтенанта Лесничего, капитан сразу отправился в административный корпус, левое крыло которого занимала так называемая рота охраны, хотя по численному составу рота едва-едва насчитывала два с небольшим взвода, а в правом крыле на втором этаже, рядом с узлом связи, располагался просторный кабинет полковника Селиверстова. С недавних пор – полковника в отставке, как и все официально бойцы ЧВК «Волкодав», хотя бойцы и не знали, насколько отставка их командира реальна, поскольку сами они, помимо заработка в ЧВК, получали еще и жалованье офицеров спецназа военной разведки. Но если между собой бойцы могли обмениваться мнением и чем-то делиться, то с командиром такие разговоры считались недопустимыми.

Старший лейтенант Лесничий обогнал Радиолова, когда тот разговаривал с дежурным по штабу, через которого и был вызван.

– Тоже вызвали. Полковник сам позвонил, – сообщил командир первой группы, устремляясь вверх по лестнице.

Хотя ЧВК официально и относилась к охранной структуре, как того требовало законодательство, она все же являлась неофициальным подразделением Главного управления Генерального штаба, как с недавних пор стало называться ГРУ. Но в кулуарах, да и вообще в армии, старое название так прочно укрепилось в умах, что новое почти не применялось нигде, кроме, разве что официальных документов.

Подойдя к кабинету полковника, Радиолов услышал разговор, но разобрать было, естественно, невозможно, так как дверь была обита плотным звукоизолирующим материалом.

Капитан постучал и, услышав громкое разрешение Селиверстова, вошел в кабинет. Взгляд сразу выцепил присутствующих – заместителя командира ЧВК полковника Самохвалова, только что подошедшего командира первой боевой группы ЧВК старшего лейтенанта Лесничего и знакомого только внешне гражданского человека в возрасте, с холодным, непроницаемым взглядом Будды и бесстрастным лицом, лишенным каких-либо эмоций. Рядом с креслом самого полковника Селиверстова лежали его три ирландских волкодава, с которыми капитан Радиолов был уже достаточно хорошо знаком, и потому на его приход собаки отреагировали достаточно вяло, только проводили его глазами до середины комнаты, откуда Радиолов, как и полагается, начал докладывать:

– Товарищ полковник, капитан Радиолов по вашему приказанию прибыл.

Селиверстов махнул рукой, показывая на стул, и строгим голосом произнес:

– Присаживайся, Алексей Терентьевич.

Капитан сел на стул, держа спину прямо, как и полагается сидеть перед старшими офицерами. Младше его по званию здесь был только старший лейтенант Лесничий. Но и присутствия двух полковников уже хватало. А человек в цивильной одежде по возрасту мог подходить только под старшие офицеры или даже генералы. Так и оказалось.

– Ну, ты, товарищ капитан, – продолжил Селиверстов, – здесь знаешь практически всех, кроме одного человека. Познакомься. Генерал Трофимов из Службы внешней разведки, он часто с нами сотрудничает, и ты его, скорее всего, уже видел. Можно его иногда называть не «товарищем генералом», а просто Виктором Ивановичем. Он не обидится, особенно если это произойдет в присутствии посторонних. Генерал тебе сейчас и расскажет, с чего ты со своей группой начнешь свою боевую службу в ЧВК.

– Тебе, капитан, не доводилось похищать людей? – начал Виктор Иванович с достаточно отвлеченной, как показалось, темы.

– Никак нет, товарищ генерал. Не занимался такими делами. Но, если требуется, группа готова к выполнению.

– А пленников выручать?

– Это было. И даже трижды. Дважды гражданских заложников, а один раз троих солдат внутренних войск у бандитов отбивали. Это было еще до того, как внутренние войска в Росгвардию передали.

– Северный Кавказ, я полагаю?

– Так точно, товарищ генерал, Северный Кавказ. Бандиты тогда под ментов работали, в ментовской форме, и с настоящими ментами тесную связь поддерживали, что вызывало дополнительные трудности. Нас бандитам просто «сдавали», но мы сумели отработать втихую, без огласки, не ставя местных ментов в курс дела. Это и помогло….

– Очень хорошо. Это серьезный опыт. А банды что собой представляли? Все три раза – разные?

– В первый раз была местная банда, наполовину криминалитет. Женщину, главу сельсовета, похитили. Потом два раза были банды, вернувшиеся с Ближнего Востока. В том числе и та, что под ментов работала.

– Конкретнее – откуда с Ближнего Востока?

– Одна банда из Афганистана. За талибов с америкосами воевали. Вроде бы благое дело делали, тем не менее они и среди мирных жителей особой жестокостью отметились. Вторая – ментовская, из Сирии вернулась в боевом составе.

– И как они? Я про тех, что из Сирии…

– Воевать умеют. Опытные. Неуступчивые. Сильно озлоблены. Я так понимаю, они мечтали домой героями вернуться, а их здесь, мягко говоря, холодновато приняли. На руках не носили и венков спасителей на них не вешали.

– А ты сам, Алексей Терентьевич, вообще как к событиям в Сирии относишься?

– Считаю, что наше вмешательство в тамошние дела должно быть в силовом плане более ярко выражено, товарищ генерал. Следует туда вводить спецназ. Тогда с террористами гораздо быстрее будет покончено. И работать при этом более выборочно. Именно там начинать выборочно работать – против выходцев с территории России и стран СНГ, потому что те же таджики, киргизы, казахи и узбеки, что оттуда возвращаются, не в своих республиках остаются, а в Россию едут, в наши города. Чем активнее мы будем действовать, чем больше их там уничтожим, тем спокойнее у нас внутри страны будет. Но это мое личное, товарищ генерал, мнение.

Генерал прокашлялся в кулак. Но не потому, что у него першило в горле, просто он готовился к большому монологу.

– Хорошее мнение, и я его по большому счету поддерживаю. Хотя в выполнении вижу много сложностей. Например, как определить, где воюют наши настоящие или бывшие соотечественники? Предвижу возражение… – Трофимов выставил перед собой раскрытую ладонь с короткими толстыми пальцами. – А для чего у нас существует разведка? Да, разведка существует и работает. Даже в тех сложных условиях, где успех дела определяется и национальностью, и вероисповеданием, что особенно бывает сложным. Здесь требуется проводить предварительно большие разведывательные мероприятия. Не скрою, они проводятся, но данные чаще всего поставляются в военно-космические силы. ВКС справляется с задачей уничтожения бандформирований лучше любого спецназа. Это уже проверено опытом. По крайней мере, работает почти без потерь, а любой спецназ вести открытые боестолкновения, да еще на чужой территории, вообще без потерь, я думаю, не сможет, хотя и стремится к этому за счет технологического преимущества. У себя в стране это получается лучше. А там могут возникнуть сложности, связанные с незнанием менталитета сирийцев. При этом, по данным тех же наших разведывательных мероприятий, потери вскоре могут быть и у военно-космических сил. Дело в том, что отрядам террористов еще несколько лет назад удалось захватить ограниченное количество комплектов зенитно-ракетных комплексов «Оса»[3]. Но без ракет, к счастью. И эти комплексы долго пылились на складах террористических формирований без дела. За ракетами была объявлена большая охота. Части сирийской противовоздушной обороны благодаря усилиям своей разведки знали это, и с нашей, кстати, подачи тоже, и потому была существенно усилена охрана. Более того, силы спецназа Сирии организовали даже несколько ловушек для бандитов, используя данную информацию. Настоящие ракеты вывозили, вместо них на склады завозили макеты, пустые оружейные ящики и ставили засады. Таким только образом за четыре месяца было уничтожено больше сотни террористов. Однако со временем ситуация изменилась. Террористические формирования получили откуда-то специалистов – по большей части американцев, англичан и французов, которые смогли усовершенствовать захваченные комплексы «Оса»-«АК» и «Оса»-«АКМ» под стандарт ракет стран НАТО, говоря конкретнее, под американские устаревшие ракеты, уже снятые с вооружения армии США, которые террористам, неизвестно какими путями и кем конкретно, поставлены в необходимом количестве. У нас есть догадки о поставщиках, но нет конкретных фактов. Потому и глотаем сквозь слезы эту информацию. Короче, спецы стали подгонять нашу «Осу» под чужие ракеты, а ракеты под ЗРК. Там же присутствовали и другие усовершенствования. Стандартную станцию обнаружения целей и станцию сопровождения целей оставили без изменения, поскольку они более надежны и просты в обслуживании, чем на натовских ЗРК, но заменили счетно-решающий прибор на более современный и так же отвечающий стандарту НАТО. Ну, и еще кое что усовершенствовали…

– А союзнички наши, товарищ генерал, не боятся, что это будет против них применено? – заметил старший лейтенант Лесничий. – Бандитам все равно, в кого стрелять.

– Видимо, не боятся, – сердито ответил генерал. Он, похоже, не любил, когда его перебивают, и потому молчал больше минуты, собираясь с мыслями и вспоминая, что еще должен сообщить. – Я думаю, между ними существует какая-то определенная договоренность или задействованы некие иные схемы, вплоть до технических решений. Например, устанавливается система опознавания «свой – чужой» или что-то подобное. Однако в любом случае пока еще у террористов даже при наличии усовершенствованной зенитно-ракетной установки нет в необходимом количестве специалистов-операторов, способных работать на уровне профессиональных зенитчиков. Тем не менее некоторые из их главарей уже хвастливо заявляли, что больше ни один российский вертолет или самолет-штурмовик не сможет безнаказанно бомбить их позиции. Один зенитно-ракетный комплекс они выставили в прикрытие своей попытки контрнаступления, но он был довольно быстро уничтожен высокоточной ракетой «Точка-У», которую «Оса» пыталась сбить, но не смогла. Тогда, кстати, был убит британский офицер. Он, видимо, обучал террористов и командовал личным составом ЗРК. Но сбить «Точку-У» и сбить вертолет – это разные задачи. Первая попытка, таким образом, сорвалась. Однако у террористических бандформирований в запасе еще больше двух дюжин комплексов, и они представляют для наших военно-космических сил, особенно для вертолетов-штурмовиков, реальную угрозу.

– Извините, товарищ генерал… – вмешался в разговор капитан Радиолов, – а кто же у них стрелять будет? Или посадят туда британских и французских зенитчиков? Специалисты, думаю, смогут разобраться с нашей старой техникой. Но это же скандал международного уровня!

– Это едва ли, едва ли посадят… – Теперь генерал не проявил недовольства, поскольку вопрос полностью вписывался в его дальнейшее повествование. – Инструкторов террористам остро не хватало. И тогда они объявили новую охоту. Теперь уже на специалистов ПВО Сирии. Просто похищали офицеров. Вплоть до того, что похищали их прямо из дома. Обещали хорошо заплатить и вообще облагодетельствовать, но когда несколько человек провели обучение и подошло время оплаты, их попросту расстреляли. Тем не менее этот процесс продолжается и по сей день. Все же как думают: если где-то там кого-то и расстреляли, то со мной-то уж точно такого не случится. Тем не менее случается со всеми. И уже много раз случалось. Но сирийцам пришлось выставить к своим офицерам ПВО дополнительную охрану, и похищать специалистов стали реже, хотя время от времени это все же происходит. Так говорят в сирийских силах безопасности. По нашим же данным, реже похищать стали потому, что используют уже похищенных более широко, создавая целый курс обучающихся. Схему обучения изменили. Не сразу расстреливают. Сначала платят, но отправить деньги семье не дают, а после того как расстреливают, деньги возвращают себе.

– А что же, товарищ генерал, сирийские силовики ничего не могут против них предпринять? – спросил старший лейтенант Лесничий, заинтригованный ситуацией.

– Могут. И предпринимают… Это как раз тот вопрос, который заставил меня обратиться в ЧВК «Волкодав» для разрешения сложной ситуации, в которую попал офицер сирийских сил безопасности, некий майор Гиваргис аль-Хабиби, хорошо знакомый кое-кому из присутствующих. В течение нескольких месяцев майор проходил усиленную стажировку в расчетах ПВО Сирии, где досконально изучал возможности ЗРК «Оса»-«АКМ», а потом по каким-то сирийским каналам был сильно разрекламирован как лучший в сирийской армии специалист по этим ЗРК. Причем реклама велась скрытая и целенаправленная, то есть так, чтобы она попала в уши террористов. Короче говоря, была проведена классическая операция ввода. Майора похитили. Его несколько раз перебрасывали по разным точкам, где обучаются операторы террористов, так что майор Гиваргис аль-Хабиби стал ценным носителем информации о наличии точек ПВО, которые подлежат уничтожению высокоточными ракетами. Причем сами бандиты прекрасно понимают это и потому тщательно следят за майором, опасаясь его побега или похищения сирийскими правительственными силами.

Генерал встал и постарался выпрямиться, придавая себе строевую осанку, но это у него не слишком хорошо получилось. Сказывалась привычка носить гражданскую одежду, а она не особо располагает к строевой осанке. Но когда Трофимов снова заговорил, слова его звучали по-армейскому четко и конкретно:

– Наш выбор пал на капитана Радиолова по той простой причине, что он хорошо знаком со своим однокашником по училищу майором сирийской армии Гиваргисом аль-Хабиби. Более того, мы знаем, что они какое-то время были даже хорошими друзьями, что, как нам думается, в состоянии облегчить капитану Радиолову выполнение задачи по освобождению майора аль-Хабиби и доставке его сирийским правительственным силам. Это вопрос достаточно тонкий, поскольку определенные лица высказывают подозрения, что майор аль-Хабиби не желает возвращаться из-за своей семьи, то есть его держат на сильном «крючке», угрожая определенными действиями против близких.

Капитан тоже встал. Он, как и его боевая группа, уже больше месяца проходил тренировочные занятия и постоянно ждал боевого задания командования ЧВК. Вот оно и пришло. Однако суровое и даже насупленное выражение лица капитана говорило о том, что задание это ему не совсем по нраву. Генерал со свойственной профессиональному разведчику проницательностью заметил это и спросил:

– Что-то не так, капитан?

– Извините, товарищ генерал… Вы, наверное, просто не в курсе, как мы расстались с Гиваргисом? По какой причине…

– Если бы мы все были не в курсе этого, нам, как разведчикам, была бы грош цена, и нас следовало бы выгнать из разведки за профнепригодность, – ответил за генерала Селиверстов. – И по этой же причине нас не смогли бы взять даже в военно-строительные формирования[4], разве что на должности рядовых бойцов – но таскать носилки с бетоном мы уже по возрасту не годимся… Тем не менее несмотря на то, что аль-Хабиби когда-то увел у тебя, Алексей Терентьевич, жену, он же воспитывает, как свою родную, твою дочь. По нашим данным, весьма хорошо к ней относится и в настоящее время обеспечивает ее обучение в университете в Париже. Именно воздействием на дочь бандиты и пытаются удержать у себя аль-Хабиби. Но это пока только предположение. При этом мы понимаем, что это твоя дочь, хотя ты с ней уже девятнадцать лет не виделся. И Служба внешней разведки включилась в ее подстраховку.

– Она во Франции? – с удивлением переспросил Радиолов, для которого это было, судя по всему, новостью.

– Да. Во Франции. Ты разве не знал этого?

– Никак нет, товарищ полковник. Не знал. Я же с ней не общаюсь. Судя по всему, она Гиваргиса считает своим отцом. И насколько мне известно, у нее сирийское гражданство.

– Так вот… Что она считает, это не важно. Важно то, что есть в реальности. Хотя бы в благодарность за воспитание твоей дочери ты обязан майора аль-Хабиби оттуда вытащить. Кроме того, это приказ. А ты прекрасно знаешь, что приказ следует выполнять, несмотря на личные обстоятельства.

– Ну, не все так категорично и однозначно, – добавил генерал Трофимов вполне миролюбиво. – В крайнем случае, если вытащить майора не удастся или, скажем, он не пожелает сам возвращаться, а этот вариант, как я сказал, тоже рассматривается, потому что вызывает удивление тот факт, что бандиты его до сих пор не расстреляли, хотя расстреливали многих из тех, кого похищали специально для обучения операторов, ты, капитан, должен будешь его уничтожить. Этот вариант тоже обсуждался. У тебя же есть в группе снайпер с дальнобойной крупнокалиберной винтовкой?

– Так точно, товарищ генерал. С винтовкой «Корд». Снайпер отличный, винтовка – тоже…

– Ты согласен? – напористо спросил полковник Самохвалов, сидящий чуть в стороне.

– Так точно. На оба варианта согласен.

– Вот и отлично. Тем не менее доставление майора в сирийские войска предпочтительнее как раз из-за информации, которой он обладает. Дальше действуй по обстоятельствам. Нам было важно твое согласие.

– Извините, товарищ полковник. Мне только что сказали, что это приказ, а для выполнения приказа моим согласием никто не должен интересоваться.

– Значит, согласен, – отчего-то вздохнул генерал Трофимов, словно мешок с мокрым песком на плече нес и только что сбросил его на пол, чтобы дыхание перевести. – Вот присутствующий здесь старший лейтенант Лесничий расскажет тебе кое-что из сирийских условий. Что спросишь, то, думается, и расскажет. Он там уже побывал и сможет дать несколько дельных советов. А завтра с утра я подъеду и введу тебя полностью в курс дела, причем с деталями: с кем из наших, с кем из сирийских ответственных лиц тебе придется контактировать. Вопросы по существу есть? Общие вопросы, естественно…

– Состав… Какими силами там действовать?

– Это уже тебе решать как командиру группы. Одно могу сказать твердо, больше, чем у тебя есть в подчинении, ты не получишь. А кого из своей группы решишь задействовать, твое дело. Я так думаю, что всю свою группу должен взять. А уже на месте решишь, кто будет непосредственно задействован в операции, кто будет страховать и прикрывать. На месте всегда виднее…

– На месте виднее, – согласился капитан, но вдохновения опять же не проявил, лицо по-прежнему оставалось смурным и скучным. Может, он просто вернулся мыслями в прошлое, а может, еще какие-то мысли посетили его голову. Этого со стороны никак не поймешь…

Из кабинета полковника Селиверстова Радиолов вышел вместе со старшим лейтенантом Лесничим. Разговаривать начали только на крыльце.

– Что тебя больше всего интересует? – спросил Лесничий.

– Все…

– Все ты сам на месте увидишь, тогда собственное впечатление и составишь. Мое личное впечатление – это мое личное. У тебя будет свое личное. Главное, нужно сразу научиться понимать местный жаргон. Так, в Афгане были «духи», в Чечне – «чехи», в Сирии бандитов зовут «бандерлогами» – это из Киплинга, племя обезьян, если помнишь. Иногда зовут «чертями». Наших, условно говоря, сирийцев, которые на нашей стороне воюют, поголовно зовут «садыками». С арабского слово переводится как «друг». Саму Сирию в нашей армии называют «Саратовом», но город на Волге здесь ни при чем. Авиабаза в Хмеймиме – «Химки», город Пальмира в жаргоне зовется «Пальмой», базу в порту Тартус кличут «Тортугой», Алеппо – «Лимпопо», и так далее и тому подобное. Это все сам быстро изучишь, по созвучию. Что тебе еще из общих впечатлений рассказать? Спрашивай, не стесняйся.

– Отношение сирийцев к русским. Именно к военным, которые там находятся…

– Если не слушать нашу глупую телевизионную пропаганду, то отношение разное. Одно дело, как относятся в тех городах и районах, что не были захвачены ни ИГИЛ, ни другими бандами. Там отношение ровное и даже благодарное. Недавно слышал, что в этих местах часто стали называть новорожденных девочек именем Россия. Кроме того, когда недавно упал в море наш истребитель, первыми к месту крушения подошли два рыбацких баркаса, и рыбаки пытались спасти летчиков, хотя нырять без акваланга на глубину в семнадцать метров – дело рискованное, не каждый сможет. Тем не менее они пытались с риском для собственной жизни. Простые рыбаки… Простые люди, жители прибрежных поселений, как и жители других районов, которые не были захвачены террористами, Асада поддерживают, следовательно, поддерживают и русских, что пришли Асаду на помощь. Несколько иное в освобожденных от террористов районах. Когда привозят гуманитарную помощь, сирийцы всех расцеловывать готовы. Но только помощь закончится, отношение очень настороженное. Тут следует учитывать, что часть мирного населения вообще не пожелала воевать ни на чьей стороне, часть ушла воевать за Асада, а часть все же входила в какую-то банду. Банды тоже следует разделять на непримиримых и на тех, с кем, я бы сказал, можно «помириться». Первые в основном оружие так и не сложили, только переехали в другие, еще не освобожденные районы. Часть переехала с семьями, часть семьи оставила на местах. Вот эти-то семьи проявляют ко всем русским самое настороженное отношение. Они боятся, что их будут преследовать за мужей и отцов. И такие случаи уже были, хотя и не со стороны власти, и не со стороны наших военных, а только со стороны другой части мирных жителей, которые, натерпевшись от бандитов, пошли на примирение полностью. Они семьи боевиков не жалуют, всегда стараются в чем-нибудь ущемить. К ним примыкают и те, кто вообще не воевал. Кстати, те из мужчин, что не воевали, в настоящее время, как я слышал, повсеместно рвутся идти служить в сирийскую армию. Но здесь дело даже не столько в желании поддержать президента, сколько в возможности устроиться на оплачиваемую работу, поскольку другую работу в Сирии сейчас найти трудно, а семьи у большинства многодетные, их содержать надо. Но это тоже мое субъективное мнение. А в целом я бы посоветовал полагаться только на себя и на своих людей. И частично, очень даже частично, на сирийскую армию, поскольку задание твое в ее интересах. По крайней мере, на офицеров сирийской армии, но не на солдат. Помни, что из сирийцев солдаты, по сути дела, никакие. Именно потому генерал Сухель лично отбирает бойцов себе в дивизию – он свой народ знает, чего-то могут стоить только отдельные личности. На спецназ еще можно в какой-то мере положиться. А армия в целом – чуть какое-то обострение, собирают манатки и – руки в ноги! – кто быстрее убежит… Стрелять абсолютно не умеют, хотя любят стрелять ради шума и иллюминации или чтобы боеприпасы побыстрее закончились. Закончатся – можно отступать. Есть у них пятый добровольческий корпус, в котором работает куча наших советников. Обучают добровольцев тактике, технике и остальному. Про этот корпус кое-что рассказывают. Дело происходило, когда мы в Сирии были. Взяли добровольцы деревню. И тут же ее сдали. Их спрашивают: «Почему сдали?» – «ДАИШ[5], – говорят, – пришли». ДАИШ – так по-арабски ИГИЛ называется. Послали разведку. В самом деле, в деревне около сорока «бандерлогов» и несколько пикапов с пулеметами. Пытаются солдат послать в атаку, деревню снова отбивать, а те не хотят идти. Тогда расстреляли в первом взводе каждого пятого. Остальные пошли и деревню почти без боя вернули, потому что «бандерлоги» сразу отступили. Тогда вот и слухи пошли о «заградотрядах». Дескать, в пятом корпусе, когда солдат посылают в атаку, за их спиной пулеметы ставят. Не верь. Это ерунда. Но вопрос здесь в другом. Ларчик просто открывается. Если сирийский солдат погибает в бою, на улице, где он жил, вывешивают его портрет и в течение года семье выплачивают сто миллионов сирийских лир. Это примерно двести тысяч долларов. А если солдата расстреляют – ни портрета на улице, ни денег семье. Потому пятый корпус так удачно и воюет. Поняли, что им выгоднее. О семьях заботиться хотят. Еще что… Обязательно будут к вам приставать, оружие, бронежилеты захотят купить. За бронежилет от «Ратника» «садыки» готовы заплатить две тысячи баксов плюс десяток овец и шесть жен. Но с себя снимать одежду – это дело последнего пьяницы. А бронежилет – это ведь тоже одежда. И еще, имей в виду, может пригодиться, если придется сыграть на этом, – америкосов там не любят откровенно. Практически все стороны, кроме курдов, хотя среди курдов тоже есть разные люди и разное понимание ситуации. А вот к европейцам почему-то относятся более лояльно, особенно жалуют французов. Но это скорее по привычке. Последние довоенные годы сильно Сирия дружила с Европой и не поняла еще, что та ее резко предала в угоду Штатам. В том числе и любимая Франция их бомбит… Еще вопросы…

– Русскоязычные «игиловцы»…

– Много их там. В основном выходцы из республик Средней Азии. Но это и понятно. Дома у них нищета, а в ИГИЛ платят… Иногда платят. Обещают много, но не всегда платят сразу. Сейчас вроде раскусили систему, стали платить. Ведь у всех русскоязычных менталитет один: если не платят, то и работать не буду, буду просто делать вид, что работаю. А когда командование ИГИЛ это поняло и начало платить, тогда и воевать стали. А воевать они умеют. Особенно любят почему-то из минометов стрелять. И хорошо стреляют. В машину при движении со второй мины обычно точно попадают. Хотя минометы часто самодельные, из простых труб сделаны. А мины из газовых баллонов. Им даже отдельное имя дали – «баллономет». При взрыве такая мина гораздо хуже стандартной. Там же еще остатки газа сохраняются, так что хоть небольшой, но есть эффект термобарического заряда. А это, сам понимаешь, что такое. От него ни в окопе, ни в блиндаже не спрячешься…

Так, разговаривая, они дошли до корпуса, где на втором этаже размещались комнаты «волкодавов», а на первом – учебные классы. Лесничий, посмотрев на часы, проговорил:

– Бойцы уже на отдыхе… Готовь свою группу, распределяй роли.

– Я мысленно уже распределил. На операцию отправлюсь сам с тремя бойцами, троих оставлю в группе поддержки, чтобы в случае чего могли встретить, огнем обеспечить нам нормальное возвращение.

– Трое прикрытия не обеспечат. Придется тебе сирийцев просить о поддержке. Мы всегда к ним обращались. Сбоев не было. Проси в поддержку сирийский спецназ. Только командира группы поддержки ставь своего и найди сирийского офицера, знающего русский язык, чтобы он команды командира группы переводил своим.

– Это еще один вопрос, который я хотел у тебя выяснить. Возможности общения с сирийцами на русском языке существуют?

– Обычно со старшими офицерами и генералами, которые когда-то в Советском Союзе военному делу обучались. Как правило, это от майора и выше, вплоть до генералов. Практически все русским владеют, кроме разве что самых молодых офицеров, которые учились или у себя дома, или в Европе, или где-нибудь в Саудовской Аравии, или в Египте и русскому предпочитают английский или французский. Ты сам, кстати, как, английским владеешь нормально?

– Практики мало было. Только с другими офицерами как-то занимались, пытались общаться. Мы-то друг друга даже иногда понимали, возможно, англичанам или американцам смогли бы что-то объяснить, но вот поймут ли нас настоящие иностранцы, те же сирийцы – это вопрос открытый.

– Неплохо было бы позаниматься, если время позволит. Вас когда обещают отправить?

– Ты же в кабинете был. Все разговоры слышал.

– Просто наш главный «волкодав» хорошо знает, что назначенные сроки – это, как правило, сбивающая с толку дезинформация. Готовым к отправке нужно быть всегда. Генерал Трофимов обещал завтра приехать с основным заданием, но это вовсе не говорит, что твою группу не поднимут по тревоге сегодня ночью. А генерал может прямо в самолет заявиться, чтобы задание передать и конечную задачу поставить прямо на борту самолета или вертолета. С нами такое уже случалось. Так что будь готов…

– Будем готовы, – спокойно ответил капитан Радиолов. – Мы вообще-то всегда готовы, подготовка ни на день не прерывается. Только бы задание успеть вовремя получить.

– Иногда мы даже с семьей прощались только по телефону. Да… Еще… Семейный вопрос… Простое человеческое любопытство. Что, кстати, у тебя с этим сирийским майором было? Какая-то скверная история? Мне же Селиверстов все обстоятельства не докладывает…

– Скверная история. Гиваргис был моим лучшим другом. Другом семьи. Мы с ним в одном взводе учились в Рязанском училище ВДВ.

– Девятая рота[6]?

– Она самая…

– И что?

– Гиваргис часто бывал у меня дома, даже в мое отсутствие. Я с ним всем делился, все рассказывал. Так познакомил его помимо жены еще и со своей подругой на стороне. Она потом моей женой стала. Гиваргис, видимо, все моей половине рассказал, и уже перед выпуском она объявила, что уходит от меня и уезжает жить в Сирию. И дочь с собой забрала. Дочери тогда еще года не исполнилось. Она меня почти не помнит. Да не «почти», а совсем, наверное, не помнит. Гиваргиса, скорее всего, отцом считает. Ладно, не буду вспоминать, больновато это. У меня сейчас другая семья есть. Прочная, как мне кажется…

Глава вторая

Капитан Радиолов вечером, когда за окнами уже стемнело, безуспешно пытался выиграть хотя бы одну партию в бильярд у заместителя командира первой боевой группы «волкодавов» гиганта лейтенанта Иващенко, который мог перегнуться через бильярдный стол и рукой достать противоположный край, чтобы вытащить из лузы бильярдный шар. Но стремление капитана редкостью в ЧВК «Волкодав» не было, обыграть Иващенко стремились многие и точно так же безуспешно. Смирившись с поражением, капитан ушел в свою комнату и по внутренней связи через микрофон и наушники шлема приказал всем шестерым бойцам группы пожаловать в гости к командиру.

Задачу он поставил по-армейски коротко и прямо:

– Наша боевая группа на днях отправляется в командировку за границу. Требую от всех офицеров быть готовыми к любому заданию в любое время дня и ночи.

– А что за задание, командир? – легкомысленно поинтересовался снайпер группы старший лейтенант Ласточкин. Он вообще был легким человеком во всем. И спросить мог все что угодно – самый глупый и ненужный вопрос задать не стеснялся. Но и лечь грудью по приказу на вражескую амбразуру старший лейтенант тоже мог. Характер у человека такой.

– Нам задачу поставят… – коротко ответил Радионов.

– А куда отправляемся? – поинтересовался обычно серьезный, но заводной по нраву лейтенант Карошко.

– И это объяснят при постановке задачи… Но вообще-то говорят, что «в Саратов»…

– На полигон, что ли? Новое оружие испытывать?

В это время зазвонил лежащий на тумбочке рядом с кроватью служебный смартфон капитана, такой же, как у всех бойцов, – марки «Блекберри», но с созданной программистами ГРУ собственной программой прошивки шифрования разговоров взамен аналогичной стандартной программы. Благодаря этой программе каждая трубка бойцов ЧВК имела возможность шифровать разговоры. Кроме того, эта же трубка находилась на постоянном контроле спутников ГРУ. При обычном двустороннем общении ничего не происходило. Но если подключался с прослушиванием третий абонент, спутник разговор блокировал и подавал соответствующий звуковой сигнал оповещения. Телефонный номер или электронный адрес прослушивающей стороны сразу регистрировался и в дальнейшем, после изучения, блокировался тем же спутником с помощью специального вируса – чтобы неповадно было в военные секреты соваться.

Радиолов, шагнув к тумбочке, посмотрел на определитель, удивленно пожал плечами и сказал скорее самому себе, чем офицерам группы:

– Полковник Селиверстов… В такое время… Что-то забыл сказать, не иначе… – и только после этого нажал кнопку ответа и поднес трубку к уху: – Капитан Радиолов. Слушаю вас, товарищ полковник.

– Алексей Терентьевич, мне сейчас генерал Трофимов звонил. Я понимаю, что время уже позднее. Тем не менее вопрос касается твоей группы – у кого есть необходимость, может до восьми ноль-ноль утра отправиться домой, попрощаться на время командировки с семьей. Тем более что точное время начала командировки неизвестно. Думаю, отправка состоится в ближайшее время. Есть у кого-то необходимость?

– Думаю, есть у всех.

– Я тоже так подумал. Генерал уже заказал самолет ВТА[7] – не особенно комфортно, но терпимо, только требуется время на согласование пролета через территорию Ирана и Ирака. Как только согласуют, будет вылет. Твоя группа летит как сопровождение груза, следовательно, без права покидать самолет во время посадки. Это не требует оформления визы. Оформляется только пролет самолета, и обычно это совершается в течение дня. В Иране, на границе с Ираком, вас прямо в воздухе встретят наши истребители и сопроводят до места. Это в целях безопасности пролета. А пока – решайте собственные домашние дела. Я только что о твоей группе побеспокоился, позвонил в гараж. Авторота выделит вам все что может, а может она выделить только три машины, три «уазика». У тебя, насколько я помню, своя «телега» в гараже стоит, можешь ею воспользоваться. Остальных парами наши машины развезут, а утром заберут. У нас все машины оборудованы навигаторами, и адреса будут отмечены точками на карте, водитель не заблудится. Да и дорога из города по утрам относительно свободна, успеют доехать.

– Понял, товарищ полковник. Можно всем составом в гараж отправляться?

– Минут через пять. Я только что туда звонил. Пока они людей на машины посадят, пока то да се… Через пять минут выходите. У меня все. Конец связи…

– Конец связи, товарищ полковник…

Капитан убрал трубку в карман, а не вернул ее снова на тумбочку, из чего можно было сделать вывод, что он уже начал собираться, и обратился к офицерам своей группы:

– Ну что, товарищи офицеры, готовы к боевой командировке? Скорее всего, завтра вылетаем. Наверное, уже могу сказать, поскольку мне этого не запрещали, что летим в Сирию, которую в армейском жаргоне называют «Саратовом». А сейчас собираемся и всем составом идем в гараж. Я на своей машине поеду, а на остальных выделят по «уазику» на каждую пару. К восьми утра необходимо вернуться. Все понятно?

– Понятно, командир. Не дети же… – за всех ответил старший лейтенант Ласточкин. Он вообще часто позволял себе говорить за всю группу.

– Одевайтесь, через три минуты сбор у меня в комнате. В гараж двинем…

– Надо же, Радиолов семью надумал навестить… И почти ночью, когда дети спят. – Жена тоже собиралась уже, видимо, ложиться спать, поэтому выглядела не слишком довольной. Она продолжала носить свою фамилию, и его часто звала не по имени, а по фамилии. В обычной обстановке капитан навещал семью только на два выходных дня, оттого Людмила и удивилась.

– Попрощаться отпустили. До утра. А потом – в командировку на неопределенное время.

– Учения, что ли?

– Хуже. Загранкомандировка. Боевая.

– Случаем, не на Украину? А то бы матери посылочку передать. Я быстро соберу, что смогу. У нас найдется…

Мать у Людмилы жила в Донецке, где временами то бомбили, то постреливали. И она постоянно за нее переживала. Но в телефонных разговорах мать не жаловалась, говорила, что все у нее нормально.

– Нет. Намного дальше.

– А где у нас еще воюют? Не в Сирию же…

– Так точно. Туда…

– Сам напросился? – мрачным голосом, в котором вдруг проявились неприятные басовитые нотки, спросила Людмила. – По своей красавице соскучился!

Людмила всегда отличалась повышенной ревностью, так что этот вопрос Радиолова не удивил. Он только устало вздохнул:

– Ты считаешь, что командование должно прислушиваться к личному мнению какого-то капитана?

– Значит, личное мнение все же существует…

– Личное мнение по человеческой психологии, как и по психологии всего живого, не может не существовать. Потому что каждое живое существо умеет думать. Даже, наверное, комар, который на нос человеку садится, думает, что человек не будет сильно бить себя по носу лопатой, чтобы его убить, собственный нос пожалеет. А ты вот свои нервы пожалеть не хочешь. Сама психуешь и меня нервируешь, чтобы я в боевых действиях был в заведенном состоянии. Надеешься, что я под пули в таком состоянии полезу? Напрасно надеешься… У меня нервная система крепкая. Хочешь от меня избавиться таким образом?

Радиолов по опыту знал, что в такой ситуации самая лучшая защита – это встречное нападение, потому и говорил напористо, с вызовом. Людмила, как он и предполагал, сразу пошла на попятную, хотя в ее голосе все еще чувствовались нотки агрессивности.

– Что ты такое говоришь-то… Избавиться! И куда я потом без тебя с двумя-то детьми! Я их даже прокормить не смогу!

Да, на зарплату операционной медсестры городской больницы прокормить двоих детей сложно, понимал капитан Радиолов. Конечно, если с ним самим что-то случится, то какое-то пособие Людмила получит. Но это все единовременные выплаты, которые будут не в состоянии обеспечить детям ни устройство в жизни, ни получение качественного образования. Естественно, отправлять детей на учебу во Францию, как это сделал майор аль-Хабиби, капитан Радиолов и не мечтал. Не зарабатывает он столько. Да и не в одних деньгах дело. Просто служба его не сможет приветствовать подобные действия. Автоматически будет считаться, что офицер военной разведки, пусть и проходящий в настоящее время службу в частной военной компании, станет уязвимым для действий противника, если его дети учатся за границей. Через них вполне можно оказывать давление…

– Это вообще-то опасная командировка? – уже миролюбиво спросила Людмила.

– Не думаю. Хотя там обстановка сложная. И случиться может всякое. Ты, главное, не думай о плохом, и плохое стороной тебя обойдет. Так всегда в жизни бывает. По крайней мере, в моей жизни всегда именно так случается.

– Это я знаю. Но ты все равно – побереги себя там. Хотя бы ради детей – побереги…

Ему очень хотелось рассказать жене о задании, потому что с его слов она много раз слышала про Гиваргиса. Но, во-первых, боевое задание остается боевым заданием, и о нем никому нельзя говорить, потому что неизвестно, какие пути могут быть у простых, случайно оброненных слов и куда эти слова могут дойти, до чьих ушей. Такие беседы были запрещены как в спецназе ГРУ, так и, естественно, в ЧВК. Во-вторых, Людмила не настолько глупа, чтобы не понимать всю сложность и опасность такого задания. Она будет нервничать, переживать. А капитан не желал жене этого.

– Но ты, правда, со своей там встречи искать не будешь? – Все же подозрение сидело в душе Людмилы глубоко. А когда он уедет, понимал Радиолов, она вообще изводить себя начнет. Так всегда бывало.

– Я и не смогу, – соврал он. – Она сейчас у дочери во Франции. Дочь там в университете учится. Это мне полковник наш сказал. Он о нашей жизни знает больше, чем мы сами. Ему по службе положено и по профессии.

– А Гиваргис твой? Если встретитесь, эксцессов не будет?

– Про него я вообще ничего не знаю, – врал дальше капитан. – Но ты же знаешь меня. Я сам по себе человек не конфликтный. Да и забыл уже все, и Гиваргиса, и его жену. Моя жена дома остается, меня ждет…

Он обнял жену за талию, которой она всегда гордилась, прижался лицом к ее груди, и так они оба надолго замерли…

Утром капитан Радиолов выехал на базу на пятнадцать минут раньше, чем выезжал обычно после двух выходных дней. Словно чувствовал, что в пути предстоит какая-то задержка. Своему предчувствию капитан привык доверять. Так все и случилось, как интуиция предупреждала. Там, где шоссе Энтузиастов ныряло под МКАД, упала на бок перегруженная выше уровня фура и почти перегородила дорогу. Автомобили проезжали сбоку по одному под присмотром инспектора ГИБДД, и пробка растянулась на добрый километр. На то, чтобы проехать, ушло двадцать минут, и, чтобы успеть добраться до базы ЧВК ровно к восьми, Радиолову пришлось ехать с превышением скорости. Его компактный «Мицубиши Лансер», хотя и был автомобилем в годах и накатал уже почти двести тысяч километров, со скоростью вполне справлялся. К счастью, по пути не попалось ни одной машины патрульно-постовой службы, хотя раньше их здесь можно было встретить неоправданно часто, видимо, на этом пути «гиббонам» обычно было чем поживиться.

Свернув на боковую дорогу уже за последними частными домами, стоящими вдоль шоссе, Радиолов ехал уже с осторожностью, памятуя о небольшом клиренсе[8] своего автомобиля и о том, что однажды здесь же въехал нерасчетливо в колею, после чего пришлось искать трактор, чтобы вытащить автомобиль. Сейчас времени на такие мероприятия отпущено не было. Просто пришлось ехать аккуратнее, по крайней мере, есть гарантия добраться до места не на буксире.

Дежурный по КПП старший сержант стоял на крыльце своей будки и, увидев машину капитана, которую знал, что-то сказал в открытую за своей спиной дверь, видимо, послал солдата открывать ворота. При приближении машины он козырнул, здороваясь. Радиолов в ответ опустил стекло и, приветственно подняв руку, спросил:

– Моя группа уже вернулась?

– Пока только одна машина из трех. Еще две ждем… – ответил старший сержант.

Ворота тем временем раскрылись только на одну широкую створку, но для транспорта этого хватало. Капитан заехал и сразу за воротами увидел старенькую «двадцать первую» «Волгу» – личную машину генерала Трофимова. Значит, генерал уже здесь. Но полноприводного микроавтобуса «Фольксваген Панамерикана», что каждое утро возил на работу полковника Селиверстова и трех его собак, на стоянке не было – или он уже стоял в гараже, или еще не приехал. Радиолов сразу двинулся в сторону гаража, где обычно ставил в отдельном, специально для него выделенном боксе, свой «Мицубиши», и там спросил про полковника.

– Нет, еще не приехал… – вальяжно ответил пузатый прапорщик-механик в засаленной спецовке. – Генерал, что на «Волге» ездит, уже в его кабинете сидит…

Видимо, механик достаточно давно служил в ЧВК и в отличие от Родиолова мог не раз видеть генерала в мундире, поэтому капитан нисколько не удивился словам прапорщика. Тем не менее, не рассчитывая, что Трофимов будет давать ему ЦУ в отсутствие полковника, отправился сначала в свой корпус и сразу поднялся на второй этаж, где располагались только жилые комнаты, в обиходе называемые «кубриками». Не успел он войти в свой «кубрик», как в дверь тут же постучали. И в комнате появились снайпер группы старший лейтенант Ласточкин и сапер группы старший лейтенант Опарин. Они, как знал Радиолов, жили в одном дворе, окнами квартир друг против друга и, видимо, ехали в одной машине.

Пожав поочередно руки пришедшим, Радиолов отошел к окну и увидел, как от административного корпуса в сторону стоянки отъезжает микроавтобус «Фольксваген Панамерикана». Значит, полковник Селиверстов уже приехал. И тут же во двор один за другим въехали два «уазика». Прибыли и остальные бойцы группы. За несколько минут до истечения контрольного времени. Капитан бросил взгляд на часы, чтобы зафиксировать время прибытия группы, и тут раздался звонок его телефона. Позвонил полковник, чтобы вызвать к себе Радиолова.

– Иду, товарищ полковник, – ответил в трубку капитан.

– Мы ждем… – коротко сказал Селиверстов и отключился.

– Нам идти с тобой, командир? – поинтересовался старший лейтенант Ласточкин.

– Пока Селиверстов группу не приглашал. Остальные подойдут, ждите все вместе здесь, если что, я позвоню, позову вас.

В кабинете полковника были те же лица и на тех же местах, что и минувшим днем, и даже три собаки так же лежали на полу рядом с полковничьим креслом. Исключение составлял только старший лейтенант Лесничий, которого на сей раз не пригласили. Иначе это было бы дежавю.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу полковнику, – по-уставному произнес капитан.

Трофимов только рукой отмахнулся и поморщился, показывая, что он не любитель уставных церемоний.

Радиолов принял это за согласие и доложил командиру ЧВК «Волкодав»:

– Товарищ полковник, командир второй боевой группы по вашему приказанию прибыл.

– И хорошо, что прибыл. Группа готова?

– Группа была готова еще вчера.

– А сегодня? – слегка съехидничал полковник Самохвалов.

– Сегодня, товарищ полковник, бойцы подрагивают от нетерпения, как стволы автоматов перед боем. Бывает и у людей подобное состояние психики, особенно когда не знают, что их впереди ждет.

– И добро. Присаживайся. Виктор Иванович введет тебя в курс дела, – распорядился хозяин кабинета.

Стул стоял на прежнем месте, прямо напротив рабочего стола Селиверстова, и Радиолов присел на него точно так же, как минувшим днем, на краешек, словно опасался, что стул под ним развалится.

– Значит, так… – Генерал свернул в трубочку несколько листов бумаги, которые держал в правой руке, и похлопал себя этой трубочкой по ладони левой руки. – По прибытии в Сирию всей группой поступаете в распоряжение бригадного генерала Сухеля аль-Хасана[9].

– Это, кажется, командир дивизии сирийского спецназа «Силы тигра»? – показал Радиолов определенное знание сирийской ситуации.

– Точно так, – ответил генерал. – А майор Гиваргис аль-Хабиби – можно сказать, воспитанник генерала, хотя сам генерал аль-Хасан ненамного старше по возрасту. Просто когда-то аль-Хабиби был одним из первых офицеров, которых будущий генерал привлек в свои силы. Он каждого бойца своей дивизии привлекает сам, лично подбирает состав, от офицеров до рядовых. Он же разрабатывал план вывода аль-Хабиби к террористам. Есть у генерала начальник разведотдела дивизии, акид, по-нашему – просто полковник, Имад аль-Аттан, некогда окончивший нашу военно-дипломатическую академию при ГРУ. Он будет непосредственно руководить действиями твоей группы. Но, скорее всего, не лично, а через своего советника, полковника Черноиванова, которому непосредственно будешь подчиняться. Вот здесь, – протянул Радиолову свернутые трубкой листы Трофимов, – вся подготовленная и подобранная специально для тебя информация для предполагаемой операции. Ознакомься здесь же, в кабинете, распишись на обороте и верни мне документ…

Капитану пришлось расстаться со своей неустойчивой позой на стуле, встать и взять бумажную трубку из руки генерала.

– Устраивайся за моим столом, – предложил полковник Селиверстов, вставая и освобождая офисное кресло. – Здесь читать будет удобнее, – и отодвинул подальше клавиатуру компьютера, чтобы освободить место.

Три волкодава полковника внимательно проследили за капитаном глазами. Им, похоже, не слишком понравилось, что место их хозяина занял другой человек. И Селиверстову пришлось наклониться, потрепать собак по холке и успокоить…

Глава третья

Листов распечатки оказалось больше, чем показалось вначале. Читал Радиолов быстро, не теряя при этом сконцентрированной внимательности, несколько раз возвращаясь глазами к уже прочитанному тексту. А когда закончил чтение и перевернул обратной стороной к себе последнюю страницу, где следовало написать: «С документом ознакомлен», поставить число, время, должность, полностью имя и фамилию без звания и оставить автограф, генерал, перебирая на животе толстые пальцы сомкнутых в замок кистей, спросил:

– Вопросы есть?

– Так точно. Обязательно.

– Слушаю. Отвечу, только если вопрос будет в моей компетенции.

– Генерал Сухель аль-Хасан готовил ввод аль-Хабиби к террористам. Почему теперь он сам не выводит его?

– Вопрос не моей компетенции. Мне приказали организовать, я этим и занялся. Есть только мысли об этом.

– Это тоже может помочь в деле, товарищ генерал.

– Генерал Сухель за короткий срок сделал головокружительную карьеру. Он же сам еще молод. Родился только в тысяча девятьсот семидесятом году. И пользуется в сирийском народе громадной популярностью, если не сказать, что славой. Это, естественно, раздражает многих старших по званию генералов в командовании сирийской армии и в сирийском Генеральном штабе. Многие боятся, что Сухель «подсидит» их. А наше командование имеет дело больше с Генеральным штабом и с более высоким командованием, чем командир дивизии спецназа. Вот высшее сирийское командование и обратилось к нам за помощью в завершении операции, чтобы генералу Сухелю не досталось еще одного «кусочка славы». Но это, повторяю, только мои личные соображения, основанные на знании восточной хитрости и привычных для Востока интриг. У меня лично генерал Сухель вызывает большое уважение. Это все. Еще вопросы есть?

– Есть не вопрос, а пожелание, товарищ генерал. Хотелось бы иметь побольше данных на этого американца… майора Джереми Кокса. Что это за тип? Тут про него коротко сказано, что он с американской стороны активно курирует Гиваргиса, буквально контролирует каждый его шаг. Хотелось бы побольше узнать об этом типе…

– К сожалению, у нас нет на него никаких данных. Вообще – ничего! Ни о прошлой службе, ни о настоящей жизни. Подозреваю, что фамилия Кокс – это псевдоним. Наши хакеры пытались хоть что-то отыскать. Не смогли. Потому есть подозрения, что это достаточно известный и серьезный противник. Конкретно по нему в настоящее время ведется определенная работа. Создана отдельная оперативная группа. И разведотдел генерала Сухеля по нему тоже работает. Что будет, тебе подскажут.

– Можно попробовать задействовать хакера первой боевой группы лейтенанта Суматоху, – вмешался в разговор полковник Селиверстов. – Он умеет добывать нужные сведения. Уже много раз выручал нас своим нестандартным мышлением. Попроси, капитан, Лесничего выделить тебе Суматоху на несколько часов. Да я и сам позвоню и попрошу, но ты тоже сходи. Две просьбы всегда вернее одной.

– Можно подумать, что у нас нет собственных хакеров, – проворчал генерал. – Есть у нас отличные специалисты, и занимались конкретно этим Коксом по заказу оперативной группы. Но ничего найти не сумели. Предполагается, как я уже сказал, что Джереми Кокс – это полностью отвлеченный псевдоним.

– Тем не менее, – стоял на своем полковник, – пусть и Суматоха попробует. Чем черт не шутит! Ваши хакеры ищут, насколько мне известно, в картотеке ЦРУ и Министерства обороны США, а дальше, когда нужно шире смотреть, просто не суются, не зная, где искать. Но в США одних только разведывательных служб насчитывается семнадцать штук[10]. Суматоха все их знает и может по пальцам пересчитать. Кроме того, он практикует поиск через социальные сети. И через международные, и через внутренние американские. И это часто дает результат. Американцы, как говорит Суматоха, родились с клавиатурой в руках и начинают работать за компьютером раньше, чем научатся ходить.

Трофимову осталось только передернуть плечами и презрительно оттопырить нижнюю губу. Но, когда командир что-то советует своему подчиненному, мнение стороннего генерала может не приниматься всерьез. Это Виктор Иванович хорошо понимал. И потому спокойно отреагировал на то, что Селиверстов вытащил трубку и стал звонить старшему лейтенанту Лесничему. Естественно, старший лейтенант не отказал полковнику. Убрав трубку, Георгий Игоревич кивнул Радиолову:

– Через восемнадцать минут у группы заканчиваются занятия по скоростному снайпингу. Встреть их у тира. Лесничий, в принципе, причины для возражений не видит, короче говоря, он согласен передать Суматоху в твое распоряжение на время следующих занятий.

– Время позволяет, – сделал Трофимов «хорошую мину при плохой игре». – Выезжать в аэропорт Чкаловский в девятнадцать ноль-ноль. До этого момента отчего же не поискать, если больше дел нет. Только не забудь, капитан, склад посетить и получить все, что тебе может понадобиться в командировке.

Но на полковника Селиверстова он посмотрел все же сердито и с сосредоточенным раздражением во взгляде. Тот, однако, никак не отреагировал на этот взгляд, только его собаки, уловив напряжение в голосе генерала, дружно подняли головы. Ирландские волкодавы очень чувствительны к интонациям человеческого голоса…

Первая боевая группа ЧВК вышла из тира не строем, а почти гражданской толпой, от которой ее можно было отличить только по камуфлированной одежде без погон, да по наличию в руках автоматов «АК-12» с глушителями и с внешне крупными оптическими прицелами. Величину оптическим прицелам давала предобъективная тепловизионная насадка Infratech ИТ 310 ТПН, точно такая же, как на прицелах второй боевой группы. Радиолов сидел на скамеечке, дожидаясь, когда коллеги освободятся. Командир первой боевой группы увидел его сразу, позвал за собой внешне ничем не примечательного, рыжеватого и веснушчатого офицера и направился в сторону капитана.

– Вот, познакомься, Алексей Терентьевич. Это лейтенант Суматоха, зовут его Егор Петрович. Он наш штатный, можно сказать, компьютерщик и хакер. Весьма, надо признать, талантливый и изобретательный. С ним можешь обсудить свою проблему. Если сможет помочь, то поможет.

Внешний вид лейтенанта Суматохи не вселял в командира второй боевой группы доверия. Слишком уж незатейливым выглядел хакер. В понимании Радиолова, хакер должен «смотреться» иначе – должен быть худощавым, кудлатым и, возможно, носить очки. На пальцах у него должны быть серебряные или стальные кольца, и обязательно на большом пальце, где обычные люди, как правило, не носят, перстень с черепом. Часто хакеров изображают с небольшой козлиной бородкой. А лейтенант Суматоха выглядел излишне простоватым, грубо говоря, рабоче-крестьянский тип человека, тем не менее, несмотря на недоверие к внешнему виду, отказываться от услуг хакера было уже поздно. Поэтому капитан Радиолов, поднявшись со скамейки, пожал руку лейтенанту и представился встречно, не называя себя ни по должности, ни по званию.

– Ну, вы тут договаривайтесь, а я с группой двину на отдых после занятий, – предложил Лесничий. – От следующих занятий я Егора Петровича освободил. За три академических часа[11] плюс перерывы по пятнадцать минут, надеюсь, с задачей справитесь. У нас следующие занятия – две с половиной пары[12].

– Постараемся, – пообещал Радиолов и повернулся к лейтенанту: – Куда пойдем? В компьютерный класс?

– Я больше привык со своего ноутбука работать. Он у меня мощный. Сигнал Wi-Fi в моей комнате берется хорошо. Пойдемте в мою комнату…

Комната Суматохи располагалась на том же этаже, что и комната самого Радиолова, только в другом крыле. Лейтенант открыл дверь своим ключом, вошел и сразу двинулся к письменному столу, на котором стоял открытый, хотя и выключенный ноутбук, нажатием одной кнопки запустил загрузку. Компьютер мигнул изображением, сначала монитор погас, потом началась планомерная загрузка.

– Данные на кого, товарищ капитан, требуются?

– Некий Джереми Кокс, официально считается майором американских войск ПВО. В настоящий момент он находится в Сирии среди террористов. Возможно, Джереми Кокс – это его псевдоним. По крайней мере, я так подозреваю, как и генерал СВР Трофимов. Меня в первую очередь интересует действительное место службы Кокса, звание и профессиональная квалификация. Но не только это. Короче говоря, все, что можно о нем собрать. Даже самое, казалось бы, неинтересное. А самое интересное – задача, которая перед ним поставлена. Запиши, лейтенант, – Джереми Кокс…

– Меня память еще ни разу не подводила. Я такие вещи не записываю. Мне запомнить легче, чем потом читать имя на бумажке. Я пока делом займусь, а вы, товарищ капитан, идите к себе в комнату. Если быстро найду, я к вам загляну. Какой у вас номер комнаты?

– Восьмая комната.

– Это напротив нашего командира? Найду. В прямом коридоре, надеюсь, не заблужусь. Если не зайду, через три часа вы ко мне загляните. Договорились?

– Договорились, лейтенант…

По короткому пути от комнаты Суматохи до своей Радиолов вспоминал расписание занятий своей боевой группы, которое сам же и составлял вместе с полковником Самохваловым, являющимся не только заместителем командира «волкодавов», но и заведующим учебной частью ЧВК. Через полчаса должны были начаться занятия по криптографии. Вообще-то в группе был свой штатный шифровальщик, доступ к кодам и перешифровальным таблицам которого имел только один командир. Но это вовсе не говорило, что в случае гибели штатного шифровальщика командир обязан его заменить. Заменой погибшему или раненому может стать любой из бойцов группы, поэтому обучение шифроделу проходили все и все получали азы знаний, хотя и не на полном профессиональном уровне.

Свою группу Радиолов застал в своей комнате, как он и распорядился изначально, ожидающей приказа командира.

Ему пришлось напомнить бойцам о скором начале занятий и отправить группу в учебный класс. Выходя из дверей, старший лейтенант Ласточкин задержался на пороге и спросил:

– Время выезда неизвестно?

– А ты что, мечтаешь для нас засаду на дороге устроить?

Старший лейтенант резко шагнул в коридор, и Радиолов ему в спину все же сообщил:

– В девятнадцать ноль-ноль… А до этого еще склад должны посетить и полученное оружие пристрелять. На это тоже, думаю, не менее часа потребуется…

Группа ушла. Капитан подождал несколько минут, стоя у окна, после чего тоже пошел в класс, намереваясь отсидеть хотя бы первый час из стандартной академической пары, а потом зайти к Суматохе. Однако в самом конце первого часа занятий дверь в кабинет тихо приоткрылась, и в проеме показалось улыбающееся лицо хакера, и Радиолов, отпросившись у преподавателя, капитана Касаткина, быстро покинул аудиторию.

– Нашел я вашего Альфонса, товарищ капитан, – продолжая улыбаться, доложил Суматоха.

– Почему Альфонса? Альфонс – это человек, профессионально живущий за счет разных женщин. А меня интересовал Джереми Кокс.

– Его настоящее имя Альфонсас Цитукас, по национальности он грек, и, как положено современному греку в отличие от древнего, чернявый и кучерявый, внешне вполне похож на сирийца или на любого другого семита, хотя таковым и не является. Я даже его фотографию сохранил вместе со всеми данными. – Суматоха протянул Радиолову флешку, куда, видимо, перебросил данные. – По званию он – полковник. Служит в Управлении по борьбе с наркотиками. Это, как ни странно, не подразделение ФБР, а самостоятельное Управление в составе Разведывательного сообщества США, хотя я не очень понимаю, какое отношение имеют наркотики к противовоздушной обороне. Знаю только, что когда-то, будучи еще команд-сержант-майором[13], Альфонсас Цитукас действительно служил в частях американского ПВО. Но это было давно, когда он еще был молодым и не имел высшего образования. Тем не менее дослужился до команд-сержант-майора. А сержант в американских войсках – это наполовину офицер. У них сержант взводом командует. Правда, я не знаю, как обстоят дела с должностями в американских ПВО, тем не менее сержант, тем более команд-сержант-майор, – это далеко не рядовой. После службы Кокс-Цитукас воспользовался положенными по американскому закону льготами, поступил на бесплатной основе в университет, который благополучно и окончил. В США, кстати, войска ПВО объединены с канадскими и должны защищать всю Северную Америку, от Аляски до Техаса.

– Я в курсе, – задумчиво кивнул Радиолов. – Могу даже объяснить кое-что из того, что помню. Войска ПВО США и Канады по большей части состоят из радиолокационных станций различного уровня и авиации, то есть истребителей-перехватчиков. Зенитная артиллерия, например, у них полностью ликвидирована. Правда, остались в строю зенитные ракетные комплексы. А вот какое отношение ПВО США имеет к Управлению по борьбе с наркотиками… Дело в том, что в США сильно развита малая авиация. То есть небольшие частные самолеты, на которых легко перелететь, например, из Мексики или из Колумбии через Мексику в Техас. Наркодилеры такими возможностями широко пользуются. И пограничная служба США совместно с Управлением по борьбе с наркотиками и войсками ПВО старается контролировать границу с помощью аэростатных радиолокационных постов, способных заглядывать даже за горизонт. Может быть, полковник Цитукас служил как раз на таком аэростате? А как вы вообще на него вышли?

– Проще простого. Хотя во многом, как обычно, случайно, – скромно отнес Суматоха свое умение к счастливому случаю. – Но об этом я позже расскажу. А сейчас просто отвечу на ваше предположение, товарищ капитан. Дело в том, что сержант Цитукас командовал зенитно-ракетным комплексом системы ПВО. И именно поэтому он оказался в Сирии среди боевиков. Как бывший сержант, он в состоянии проводить обучение бандитов, а вот, как полковник Управления по борьбе с наркотиками, он там совершенно не нужен, и необходимо основательно подумать, что этот полковник затевает. Он наверняка появился там не просто так. Я бы лично предположил, что готовится какая-то значимая и резонансная провокация против кого-то в Сирии. Но мне издали трудно судить о конкретных делах, которых я не знаю. Теперь о том, как я до полковника добрался. Существуют чисто американские и международные социальные сети. Обычно поиск штатными хакерами ведется в самых популярных, в «Фейсбуке» или в «Твиттере». Там я, естественно, ничего не нашел, хотя тоже пытался. Есть еще такая международная сеть MySpace, самая популярная, кстати, сеть в мире. Конкурирует с «Фейсбуком» и часто опережает, в настоящее время насчитывает более восьмидесяти миллионов пользователей в разных странах. Вот там я нашел ссылку на другую социальную сеть, чисто американскую, – на Faqqly, откуда была взята запись. Faqqly – это сеть, рекомендуемая любопытным подросткам и вообще молодежи, и запись была подписана именем пользователя Джереми Кокс. Причем это было даже не имя, а ник, то есть интернет-псевдоним. Тогда я и подумал, что где-то должно «плавать» и его настоящее имя. Кстати, у сети Faqqly достаточно хорошая защита, если сравнивать ее с другими сетями, и мне пришлось повозиться. Через известный мне IP-адрес рабочего компьютера ФБР я вошел в сеть Faqqly, администраторам которой адрес ФБР был, как я предположил, хорошо знаком, кстати, так, видимо, и оказалось, потому что мне никто не пытался помешать, даже не заметили, что я, в отличие от ФБР, не запрашиваю чужие пароли, а подбираю их с помощью суперкомпьютера метеостанции на Багамских островах – это в настоящий момент самый быстрый суперкомпьютер в мире. Но если администраторы и определили, что у них работает компьютер ФБР, они следить за ним перестали. Вероятно, это было обязательной процедурой, и в самом ФБР такую свою любопытную назойливость оправдывают борьбой с терроризмом. Но не в этом суть…

– Короче говоря, вы, Егор Петрович, стали активным борцом с терроризмом…

– Проще, товарищ капитан, проще… Я просто к ним подмазался или, говоря американизмами, аффилировал себя с ФБР. И у меня легко получилось. Короче, взломал я аккаунт под ником Джереми Кокс и узнал, что этот аккаунт принадлежит Теодориусу Цитукасу, подростку. Стал копать дальше, выяснилось, что у Теодориуса отец служит в Управлении по борьбе с наркотиками, носит звание полковника и время от времени пользуется аккаунтом сына в социальной сети Faqqly, и через нее нашел нескольких своих старых друзей и по колледжу, и по университету, и по службе в армии. По их переписке, их интернет-общению я и узнал многие эпизоды из жизни полковника. Причем переписку я копировал полностью и сохранил на флешке, которую вам передал.

– Но это может быть и совсем другой человек! – возразил Радиолов. – Как это можно проверить?

– Неужели вы, товарищ капитан, думаете, что я не стал проверять! Я, конечно, слегка ленив, но не до такой степени, чтобы забыть о чувстве долга. Зная место службы полковника Цитукаса, я забрался в документы их департамента кадров и нашел данные о получении полковником Цитукасом международного американского паспорта на имя Джереми Кокса. В США люди постоянного собственного паспорта не имеют, там бывает достаточно страхового свидетельства или водительского удостоверения, паспорт обычно выдается только при выезде за границу. А на сайте управленческой бухгалтерии я нашел данные о получении командировочных средств для длительного проживания в Сирии: причем в сирийских фунтах, которые иногда называют сирийской лирой. Потом для подтверждения забрался в деловой департамент, как у них называется подразделение, аналогичное нашему секретному отделению, и там нашел документ, подтверждающий получение полковником Альфонсасом Цитукасом официального псевдонима «Джереми Кокс» и его собственноручно написанное определение по этому псевдониму. Причем не набранное на компьютере, как сейчас делается повсеместно, а именно написанное от руки. Это определение я тоже скопировал на случай, если вам понадобится, предположим, сверить почерк. Предполагаю, что необходимость написания определения обуславливается тем, что псевдоним должен быть отвлеченным и не носить никаких ассоциаций. Полковник Цитукас говорит в своей бумаге о том, что Джереми Кокс – это ник его сына в социальной сети Faqqly, и аргументирует возможность использования псевдонима тем, что в то время, когда он будет находиться в командировке, сын будет выходить в сеть от своего имени и обсуждать свои проблемы и ситуации. При этом полковник умолчал, что прозвище «Кокс» – его собственное. Так его звали в колледже, где некоторые сокурсники даже считали, что у него в венах течет негритянская кровь – он был в молодости чрезвычайно смуглым, очень кудрявым и действительно слегка смахивал на негра. По крайней мере, на какого-нибудь метиса. Так я убедился, что нужный вам человек реально является полковником Альфонсасом Цитукасом.

– Спасибо, Егор Петрович! Отлично выполненная работа!

– Согласен. Удачно все прошло. Благодарность, товарищ капитан, принимаю. Но это далеко не все…

– Главные данные, что не смогли добыть хакеры СВН, вы мне добыли…

– Мне кажется, что и дополнительные данные достаточно важны.

– Я слушаю…

– Меня сильно заинтересовал вопрос о совместимости работы бывшего сержанта ПВО и полковника Управления по борьбе с наркотиками.

– Да, меня такая тематика тоже волнует, – кивнул Радиолов и приготовился слушать дальше.

– Я стал интересоваться карьерой полковника. Памятуя, что он по национальности грек, я предположил, что руководство постарается использовать черты его национального характера, то есть склонность к интригам и провокациям. Так и оказалось. Полковник Цитукас в своем Управлении – главный специалист по провокациям. Причем в их организации довольно часто сотрудничает и с ФБР, и с ЦРУ, и с разведывательной службой американского Госдепартамента[14]. Я же пошел дальше. Зная стремление американцев к подражанию, забрался в регистрационный отдел рабочей библиотеки Управления по борьбе с наркотиками. Конкретно поинтересовался их архивом. Оказалось, полковник Цитукас активно изучал различные дела по организации провокаций на самом различном уровне, от простых людей, которые мешали кому-то из политиков, способных оплатить услуги, до провокаций против государственных деятелей других стран. Помните такого типа, как Мануэль Норьега…

– Это диктатор Панамы, кажется? Про которого президент Рейган сказал, что «Норьега, конечно, сукин сын. Но он наш сукин сын».

– Да. Официально он не занимал никакой пост в Панаме, только назывался Высшим лидером освобождения Панамы. Ему после ареста предъявили кучу обвинений. В том числе и в поставках наркотиков в США. Он вину свою изначально признал, как ему и было велено, и сказал, что все делал по приказу ЦРУ и Управления по борьбе с наркотиками, за что в девяносто втором году прошлого века получил сорок лет тюрьмы. Умер он только в две тысячи семнадцатом году, так из тюрьмы и не выйдя…

– И что?

– По документам Управления по борьбе с наркотиками Норьегу изначально чуть ли не силой заставляли заниматься поставками наркотиков в США, для него организовывали специальные каналы поставок на легком частном самолете. Действовали путем простейшего шантажа. Ты – нам, а мы позволяем тебе, в свою очередь, и зарабатывать, и жить в свое удовольствие, и фактически править Панамой. Не захочешь, мы найдем другого человека на твое место. Эксцессы начались, когда Норьега начал прибирать к рукам Панамский канал, большая часть акций которого на тот момент принадлежала американским компаниям. Канал официально должен был быть передан Панаме только в двухтысячном году, что потом и произошло. И американские компании, и сам Норьега желали выкачать из него как можно больше денег. Норьега мог бы выкачивать те же деньги и с двухтысячного года, но американцы привили ему высокий аппетит к деньгам, и он излишне поторопил события. Тогда и была проведена большая операция по захвату диктатора прямо в его дворце, с одновременной оккупацией Панамы. Он скрылся в резиденции папского нунция. Но ее так плотно обложили войсками, что Норьега вынужден был сдаться. Его вывезли сначала на американскую военную базу там же, неподалеку от канала, а потом самолетом переправили в Майами, где и состоялся суд, в котором все было решено заранее. Но сама система проведения той операции сильно заинтересовала нашего полковника. Я отследил, какие именно периоды его особенно интересовали. Оказалось, что чаще всего Цитукас перебрасывал в свой компьютер из компьютера библиотеки материалы начального периода, когда Норьегу только привлекали к наркоторговле. Изучал методы давления на него через жену и детей, которые тогда жили и учились во Франции. Из всего перечисленного я делаю предварительный вывод, что полковник Цитукас должен попытаться вовлечь в наркоторговлю кого-то из высокопоставленных сирийских деятелей. Сомневаюсь, что это сам президент Асад. Он с американцами и беседовать не станет. Но какого-то важного члена правительства вовлечь постараются, как я думаю. И, скорее всего, имеющего отношение к вашему, товарищ капитан, заданию…

Глава четвертая

– Салим, мне кофе по-арабски, пожалуйста.

– Сэр, у нас кардамон[15] кончился. Сделать вам без кардамона?

– Тогда это будет простой черный кофе. Если нет кардамона, сделай со сливками. Но купи кардамон, деньги у тебя должны были остаться.

– Остались, мистер Кокс. Я куплю на базаре. Кофе со сливками сейчас принесу. – Адъютант согласно наклонил голову и вышел за дверь гостиничного номера. Салим почему-то не любил смотреть в глаза, и это всегда сильно смущало Джереми Кокса.

Сам полковник, вернее, майор, как он в настоящее время значился, хотя звания полковника его никто не лишал, склонился над инструкциями по обслуживанию и использованию ракетных систем. Он вообще-то и без инструкций все помнил, но случалось уже несколько раз, когда Джереми Коксу задавали вопросы новоиспеченные операторы ЗРК и он не мог на них ответить. Правда, у него была отговорка: дескать, он хорошо знает американские ЗРК и плохо знаком с ЗРК «Геккон», как в классификации Министерства обороны США и НАТО называли советские ЗРК «Оса». К ним должны подходить стандартные, советские еще, ракеты 9М33М2 и 9М33М3, в зависимости от модификации самой системы. Но таких ракет у боевиков нет в наличии – они есть на вооружении сирийской армии, однако добыть их сложно, и дело это рискованное, потому что армия знает о надобности повстанцев и тщательно охраняет свои ракеты. Вот и приходится подгонять американские ракеты того же калибра, хотя они в идеале имеют совсем другую систему управления.

Кокс ждал, когда ему доставят прямо в этот городок Кафр-Зиту, как обещали, специализированный тренажер, над которым упорно работают американские электронщики. Уже существующий тренажер, давно и хорошо себя зарекомендовавший, на котором когда-то проходил обучение сам Джереми, необходимо было переделать под иную систему управления. Сначала специалисты сказали, что это дело пустяковое, и легко взялись за работу. Но в реалиях оказалось, что тренажер пришлось создавать почти заново, используя лишь отдельные узлы от стандартного американского. Выпускать тренажеры в промышленном масштабе, естественно, никто не собирался, не было никакой необходимости в этом накладном мероприятии. Количество ЗРК в руках повстанцев было ограниченно. Сложность заключалась в том, что первый готовый тренажер являлся одновременно и образцом, по которому вручную делали остальные. По сути дела, он заменял рабочие чертежи, поэтому его долго не отправляли в Сирию.

Вообще-то это был и не первый тренажер. Первый, посчитав его вполне пригодным, в самом изначальном варианте доставили на американскую военно-воздушную базу, а оттуда повстанцы своим транспортом повезли его к месту назначения в Кафр-Зиту. Но в дороге на них напали другие повстанцы, и тренажер был уничтожен выстрелом из гранатомета. А доставлять американским военным транспортом тогда показалось рискованным, поскольку в небе часто появлялись российские и иранские разведывательные дроны. Это грозило лишним обвинением в адрес США. Теперь решили доставку производить военным вертолетом прямо к гостинице, где поместили майора Кокса. Там он для тренажера специальную комнату выделил.

Вообще-то сейчас это уже была и не гостиница, хотя старая вывеска еще сохранилась. Половина дома, как и верхний этаж, была разрушена, но вторая половина проверена специалистами, признана пригодной для проживания, после чего полуразрушенную часть так плотно заминировали, что там даже гулящая мышь подорвалась бы. Это обещало безопасность проживающим в уцелевшей половине. Джереми Коксу выделили две комнаты на втором этаже под личные апартаменты и одну комнату под кабинет. В личных апартаментах он только спал, а кабинет использовал по полной программе, в том числе и в бытовых нуждах, то есть держал там и одежду, там же была и столовая, и все остальное. Полностью переселившись в кабинет, в личных апартаментах Кокс планировал оборудовать учебный класс, как только ему доставят тренажер. Во дворе расчистили площадку для посадки вертолета. Хотелось верить, что в этот раз осечки не будет и тренажер доставят.

Раздался короткий стук в дверь. Так обычно стучал адъютант Салим, которого специально выделили для обслуживания майора Джереми Кокса.

– Войдите, – пригласил майор.

Вошел Салим с подносом в руках. Принес чашечку ароматно пахучего кофе и сливки в точно такой же чашке. В третью чашку был насыпан сахарный песок, из которого торчала неожиданно изящная и затейливая серебряная ложечка с арабским узором на литой ручке. Специальной посуды для кофе и для сливок у повстанцев не водилось. Сами они пользовались простыми эмалированными кружками. Но для Джереми Кокса, по его просьбе, расстарались и нашли в каком-то полуразрушенном доме несколько чашек и даже поднос. За спиной Салима маячила высокая фигура Абдурахмана аль-Шишана, одного из самых нужных помощников американца, выделенных полевым командиром амиром Роуханом, с которым Джереми имел прямые контакты. И не только сам Джереми, но и его руководство, и вообще руководство всей западной антиигиловской, как она официально называлась, коалиции. Абдурахману аль-Шишану было поручено курировать майора Кокса и, по возможности, во всем помогать. Амир Роухан сам сказал, что это лучший помощник, которого можно было найти среди шести тысяч подчиненных ему повстанцев. Естественно, помощь Абдурахмана не сводилась исключительно к обучению операторов «Осы», вернее, вообще никоим боком ее не касалась, поскольку Абдурахман по жизни не имел абсолютно никакого отношения к средствам ПВО, но помощником он был незаменимым, как был и одним из немногих, посвященных в настоящую миссию Джереми Кокса. Сам майор уверял себя, что это он сделал Абдурахмана незаменимым, пообещав ему и членам его семьи, пока еще живущим на территории Пальмиры в зоне, подконтрольной правительственным силам, американскую визу.

– Я принес вам, сэр, что вы просили. Не местного, не сирийского производства. Но это как раз то, что нужно, что вы и искали. Правда, пока не слишком много, но мне еще обещали. Обещали уже сегодня ближе к вечеру доставить, – вежливо проговорил Абдурахман.

Майор Кокс настороженно показал глазами на Салима, и аль-Шишан сразу понял, что следует подождать с разговором. По крайней мере, при посторонних показывать то, что он принес, было нельзя. И дело вовсе не в ненадежности адъютанта, а в правилах конспирации, которые майор не так давно втолковывал Абдурахману в течение нескольких часов, приводя множество классических примеров из жизни разведчиков, которые терпели «провал» только потому, что в какой-то момент расслабились и сболтнули лишнее в присутствии посторонних людей.

– Салим, поставь кофе на стол и отправляйся на базар. Мне кардамон жизненно необходим. Купи… – обратился Кокс к адъютанту.

Некоторое время назад, еще до поездки в Сирию, Джереми начал чувствовать неприятные боли в организме. Обратился к незнакомому врачу в соседнем городе, куда специально ради этого поехал. Такая конспирация тоже была необходима, потому что полковник опасался отстранения от уже разработанной операции в Сирии по причине нездоровья. Такое отстранение было бы и вероятной причиной для выхода в отставку, хотя сам полковник на пенсию не стремился и делал все, чтобы руководство о его недуге ничего не знало. Врач поставил ему неутешительный диагноз – простатит в запущенной форме, высокая вероятность перерастания простатита в воспаление аденомы, что чревато хирургическим вмешательством. А хирургическую операцию от руководства было бы уже не скрыть.

– А отчего, доктор, это может быть?

– Трудно сказать без основательного исследования. Я бы рекомендовал вам лечь хотя бы на пару недель в клинику, чтобы провести исследование. Чаще всего простатит является возрастным заболеванием, но есть и другие различные формы, вплоть до инфекционной.

– Извините, доктор, мне служба не позволяет в данный момент ложиться на обследование. Существуют же какие-то амбулаторные методы лечения?

– Естественно, существуют. Болезнь достаточно распространенная. Но в первую очередь следует выяснить причины вашего недуга. Как правило, таких причин бывает несколько. И воздействуют на организм они комплексно.

– Например? Что самое распространенное?

– Например, сидячий образ жизни и частые стрессовые состояния.

– Служба у меня такая, что без стрессов обойтись невозможно. Что касается сидячего образа жизни, то это не про меня, я по натуре человек подвижный. Что еще?

– Ну, скажем, злоупотребление черным кофе или крепким чаем… Кофеин, что содержится и в кофе, и в чае, убивает в организме способность производить необходимый тестостерон. А тестостерон – мужской половой гормон – поддерживает жизнедеятельность предстательной железы.

– Есть такой грех! – неохотно сознался полковник. – Кофе я пью много и часто. Иначе просто засыпаю даже за рулем.

– Если не можете обойтись без кофе, тогда пейте его хотя бы со сливками или вообще заваривайте кофе по-арабски.

– Это как?

– На ложку кофе, мистер Кокс, кладите ложку кардамона. Есть такая популярная приправа. Кардамон нейтрализует не сам кофеин, а только его способность оказывать отрицательное действие на выработку тестостерона. И хорошо бы колоть поливитаминные препараты.

Полковник не случайно представился врачу своим псевдонимом. Во-первых, он желал привыкнуть к нему еще до того, как вылетит к месту работы. Во-вторых, пусть на службе и знали этот псевдоним, но все же это не та ситуация, в которой предвидится поисковое расследование. И меньше вероятность, что слух о болезни дойдет до руководства.

– А чем вообще простатит грозит?

– Сначала аденомой простаты, а потом и раком предстательной железы, который вообще очень редко лечится, даже оперативным путем, и часто приводит к летальному исходу.

– Спасибо, доктор, я понял вас.

Расплатившись за прием и консультацию, Джереми простился с этим врачом. Чтобы избежать предсказуемого обострения ситуации на службе, вернувшись домой, он забрался в интернет и стал собирать все, что можно найти о лечении простатита, минуя официальную медицину. Служба своих сотрудников постоянно контролировала по многим аспектам, включая состояние здоровья, и он это хорошо знал, потому что свою работу в Управлении начинал именно в системе внутреннего контроля. Тогда, правда, основное внимание уделялось тому, чтобы сотрудники сами не злоупотребляли наркотиками, имея к ним практически постоянный доступ.

По дороге домой он заехал на рынок и купил большой пакет молотого кардамона. Можно было купить его и россыпью, но тогда следовало самому перемалывать в кофемолке, а это были лишние хлопоты и, вероятно, лишние вопросы со стороны жены. Она и без того, заметив пакет с кардамоном, спросила:

– Зачем ты это купил?

– В командировку собираюсь. В арабский мир. Хочу попробовать кофе по-арабски. Говорят, вкус совсем другой. К нему следует дома привыкнуть, чтобы потом, среди арабов, не корчить физиономию от вкуса ихнего кофе.

Зная о его страстной привязанности к кофе, жена такое объяснение приняла без возражений и дополнительных вопросов.

Он заварил себе кофе и смело положил в чашку кофейную ложку перемолотой пряности. Вкус напитка показался слегка странным, но терпимым и даже не противным, как ожидалось сначала, когда просто нюхал пахучий кардамон. Сам кофе при этом, как и прежде, бодрил, кроме того, кардамон приносил пользу.

А через два дня под официальным именем майора американских войск ПВО Джереми Кокса полковник вылетел в Сирию на военно-транспортном самолете, доставляющем комплекты ракет класса «земля – воздух». И оба этих дня кофе он пил только с кардамоном, но запасаться на всю командировку кардамоном не пожелал, решил, что в арабской стране обязательно будут подавать кофе по-арабски. Оказалось, даже здесь его следует заказывать отдельно, потому что сами сирийцы кофе потребляют мало, предпочитая ему матэ…

Салим с легким, только лишь уважительным, лишенным лакейства поклоном поставил поднос на стол, развернулся всем телом и вышел. Джереми сначала налил сливки в кофе, положил в чашку ложку сахара и с некоторым удивлением посмотрел на Абдурахмана, словно только что вспомнил о его присутствии.

– Что принес? Показывай…

Абдурахман снял с плеч лямки рюкзака, поставил рюкзак на стул, сам встал по другую сторону спинки и долго возился с завязкой. Наконец справился и выложил на стол три большие и увесистые целлофановые упаковки с почти белым, только чуть-чуть желтоватым порошком. Улыбнулся с пониманием важности своей миссии:

– Здесь, если развесить на разовые дозы, на два с половиной миллиона долларов.

– Производство… – задал важный, с его точки зрения, вопрос Кокс, не слишком интересуясь финансовой составляющей проекта, поскольку его операционный бюджет был ограничен только той великой частью бюджета США, что выделена на проведение спецопераций. А это по общечеловеческим меркам очень много, гораздо больше, чем Абдурахман мог себе представить, а Джереми Кокс потратить.

– Мак выращен в Афгане, героин произведен на высококлассном оборудовании в Турции. Чистейшая фракция. Расфасован и подготовлен для переправки в Европу и в Россию. Маркировка, естественно, отсутствует. Это афганцы ставят свою маркировку, а турки – умнее, им такая реклама не нужна, им деньги подавай. Наличными, – хмыкнул Абдурахман.

– Как думаешь, местную маркировку сделать?

– Мешки с маркировкой уже готовы. На манер афганских, с саморекламой. При этом я старался избежать нарочитой назойливости. Вроде бы получилось. Останется только переложить и отправить в Россию всю партию, даже то, что турки думали гнать в Европу. С моряками я уже договорился и все им оплатил. Они сумеют спрятать мешки на сухогрузе. Сухогруз ходит под флагом Военно-морских сил России, следовательно, проверке в транзитных портах не подлежит. Российское Министерство обороны специально закупило кучу сухогрузов для поставок военного оборудования в Сирию. Согласно международному морскому праву, если судно идет под флагом военно-морского флота, его контролировать могут только в порту отправления и в порту прибытия…

– Это точно? – спросил Кокс.

– Абсолютно. Я проверял. Но суда отсюда тоже пойдут не порожняком. В Сирию они доставляют оружие, а отсюда увозят овощи и фрукты. Турки, конечно, морщатся, когда сухогрузы проходят через Босфор, эти сирийские поставки составляют им конкуренцию, но ничего предпринять не могут. Министерству обороны России официально разрешены данные коммерческие мероприятия. Дома полученное перепродают оптовикам. Деньги идут на армию и на войну в Сирии. Российской армии тоже как-то надо компенсировать свои поставки Асаду по заниженной цене.

– Это все хорошо. В смысле, отработал ты хорошо. Кстати, представился морякам как?

– Как вы, сэр, и говорили, слово в слово. Не забыл сообщить, что при передаче груза будет присутствовать доверенный представитель хозяина, как вы и просили. А я – так, мелкая сошка, песчинка в пустыне…

– Отлично. Занимайся делом и дальше. Американская виза для тебя уже почти готова. Как только завершим операцию, сможешь вместе с семьей выехать на постоянное место жительство в штат Коннектикут. Там у тебя будет свой дом на берегу лесного озера в горах. Ничего похожего на сирийскую пустыню. Дом уже куплен и ждет своего хозяина. Пока за ним присматривает сержант нашей службы. Мне так сказали.

– Спасибо, сэр.

– Работай. Все твое будущее и будущее твоих детей у тебя в руках. Иди… Мне сейчас надо переодеться, потом я навещу кое-кого…

Абдурахман аккуратно уложил пакеты с героином в свой рюкзак, забросил лямки за плечи и сразу направился к двери. А Джереми, уже чувствуя себя настоящим майором войск ПВО США, а вовсе не полковником Управления по борьбе с наркотиками, мысленно проиграл в голове предстоящий разговор с этим сирийцем с непривычным даже для грека именем, хотя звучит оно почти по-гречески – Гиваргис аль-Хабиби, про которого говорили, что он лучший специалист по ПВО Сирии. Правда, сам Кокс не видел среди других сирийских специалистов, с которыми ему доводилось иметь дело, хоть одного достаточно толкового. Среди таких Гиваргис, возможно, и выделяется. Но он выделяется еще и тем, что умеет думать. В американской армии этот майор ничем бы не отличался от других военнослужащих, считал Джереми Кокс, а здесь он – величина.

Джереми переоделся, ощущая при этом некоторое отвращение, натянул на себя поношенную гражданскую сирийскую одежду. Так одеваются местные жители. Не слишком доверяя своему приставленному местным полевым командиром адъютанту Салиму, он сам, когда ему подобрали одежду по размеру, тщательно ее выстирал. Тем не менее еще долгое время Коксу казалось, что его активно пытаются по-настоящему съесть самые жирные и упитанные блохи. Однако, неделю проходив в такой одежде, он вполне к ней привык и не пожелал даже сменить на камуфлированный костюм без опознавательных знаков…

Глава пятая

– Хорошо. Спасибо. Я учту, Егор Петрович, – пожав руку, поблагодарил Радиолов лейтенанта. – Но мне задача по охране членов правительства Сирии не ставится, потому данной заботы я на себя, возможно, взять и не пожелаю…

– Значит, вы туда «намыливаетесь»… – с каким-то сочувствием проговорил Суматоха.

– Не спрашивайте. Сами, скорее всего, давно уже поняли, когда данные на америкоса искали.

– Естественно… – наклонив голову, улыбнулся Суматоха. – Попутно рекомендую вашей группе поискать связи с нашей агентурой среди боевиков. Чаще всего это чеченские или дагестанские подразделения. Нас в эту командировку они сильно выручали, как и группу испытателей боевых роботов, с которой мы контактировали. Но поскольку вы меня не спрашивали, я вам ничего не советовал. Это на случай, если наш главный «волкодав» поинтересуется.

– Он поинтересуется, поскольку он меня к вам и направил. Думаю, он обязательно спросит о результате ваших поисков. По результату вы могли без особого труда догадаться, куда мы отправляемся. Это резонно. А с моей стороны резонно спросить совета и услышать что-то дельное, например о чеченской или дагестанской агентуре среди боевиков. Если полковника «водить за хвост» в этом вопросе, он все поймет даже без подсказки, потому, я думаю, от него скрывать ничего не следует. Что есть, то и есть…

– Возможно, вы и правы, – согласился Суматоха. – Селиверстов не любит, когда его недооценивают как профессионала. Но тогда еще один ввод в ситуацию. Это касаемо чеченской или дагестанской агентуры. Как правило, представители этих народов к предательству склонности не имеют, их бывает сложно завербовать. Особенно там, вдали, как говорится, от родных берегов или, точнее, от родных гор. Там они друг друга поддерживают вдвойне или даже втройне, потому что другой связи с родиной у них не имеется, и там они прочно друг за друга держатся, в отличие от других бандформирований, не основанных на этническом признаке. Однако на театре боевых действий присутствуют целые отряды, которые прибыли в Сирию с Северного Кавказа сразу с определенным заданием по вычислению настоящих боевиков и предотвращению их возвращения в родные селения и горы. Обычно они составлены из чеченцев, лояльных к власти Рамзана Кадырова, и лишь изредка из дагестанцев, как правило, бывших сотрудников силовых структур. Связь такие подразделения стараются держать со своим командованием в Грозном или в Махачкале, или с представителями российских силовых структур в Сирии, когда получат команду на это. Самостоятельно на контакт не выходят, за исключением чрезвычайных ситуаций, как, например, предупреждение провокации с химическим оружием массового поражения. С сирийскими войсками и сирийскими силовиками связь не поддерживают, по крайней мере, стараются не поддерживать. Известно, что в мировой практике большинство из агентуры «засыпается» на связи. И чем больше связей, тем больше возможность «засыпаться». Попросите, товарищ капитан, полковника Селиверстова, чтобы он нашел вам такое подразделение. Это, возможно, станет большой помощью вам в выполнении задания, если, конечно, такой отряд окажется в секторе вашей работы. Они же не везде есть. На весь сирийский фронт в России чеченцев с дагестанцами не хватит, хотя у них в республиках демографическая ситуация самая благоприятная…

– Но там же есть и не лояльные сирийской власти отряды с Северного Кавказа? Даже не лояльные российской власти. И таких там, я думаю, большинство, судя по тем бандам, что возвращаются в родные горы. Я на Северном Кавказе много таких встречал.

– В том-то и беда, что враждебно настроенных фанатиков большинство. А лояльные занимаются их вычислением и по возможности уничтожением. Особенно если они принадлежат официально к различным оппозиционным группировкам. Внутренние войны между группировками – явление там достаточно частое, и грех этим не воспользоваться. А причину для конфликта найти всегда можно.

– Да, лейтенант, это информация достаточно полезная. Благодарю за нее. – Капитан еще раз пожал Егору Петровичу руку и двинулся в сторону жилого корпуса, где сразу запустил свой ноутбук, приготовил полученную от лейтенанта Суматохи флешку и только после этого пошел в душ, имеющийся в каждой комнате.

Мылся он долго, наслаждаясь тугими струями воды, но вдруг он услышал, как ему показалось, какой-то звук из-за двери и вспомнил, что забыл закрыть на ключ входную дверь. Однако территория базы ЧВК «Волкодав» хорошо охранялась не только часовыми, но и мощной электронной системой, поэтому присутствие чужих на базе считалось невозможным. И Радиолов не сильно обеспокоился. Тем не менее он быстро завершил мытье, вытерся и, обернувшись влажным полотенцем, вышел в комнату.

Оказалось, слух капитана не подвел. За столом сидел старший лейтенант Ласточкин и читал что-то в мониторе ноутбука. Подойдя ближе, Радиолов увидел, что оставленная им на столе флешка вставлена в ноутбук, и старший лейтенант изучает предоставленные Егором Петровичем Суматохой данные на полковника Цитукаса.

При этом Ласточкин так увлекся чтением, что, похоже, совсем слух и осторожность потерял и не слышал, как Радиолов вошел в комнату и остановился у снайпера за спиной.

– Очень интересно? – спросил капитан.

Ласточкин сильно вздрогнул, словно его застали за абсолютно неприличным занятием. Впрочем, интересоваться командирской документацией было, по сути своей, не просто неприличным делом, а наказуемым. Однако старший лейтенант всегда отличался излишним любопытством и любил задавать ненужные, с точки зрения командира, вопросы – натура была у человека такая, поэтому Радиолов не сильно обеспокоился, хотя в памяти событие отложил на отдельную «полочку». Он в своей службе уже многажды встречал подобный тип людей – снедаемых любопытством ко всему, происходящему вокруг. И хотя такое поведение приветствовать не мог, старался не делать поспешных выводов.

– А что это за тип – полковник Цитукас? – подняв глаза на командира, спросил Ласточкин.

– Возможно, твоя будущая мишень… – ответил капитан предельно откровенно.

– А где он заседает? Не у нас, надеюсь, в штабе? Я до конца не дочитал, только с началом успел ознакомиться. – Ласточкин, похоже, совсем не смущался ситуацией и тем, за каким делом его застали. – Кто он вообще такой?

– Полковник одного из разведподразделений США…

– Серьезная мишень… А такой выстрел не вызовет Третью мировую войну?

– Даже при таком риске, возможно, придется стрелять. Но постараться это сделать необходимо так, чтобы на Россию не пало подозрений. Мало ли, с какой стороны там может пуля прилететь… Рискнешь?

– Рискну… – легко согласился старший лейтенант.

– Ну и хорошо. А пока иди к себе, готовься. Я сейчас схожу к полковнику Селиверстову, а потом всей группой отправимся на склад.

Ласточкин вышел из-за стола, не выключая компьютер, и сразу направился к двери, понимая, что получил приказ, а не просто выслушал пожелание командира.

Но сам командир группы, не обостряя ситуацию, все же постарался запомнить ее, слово в слово, поступок в поступок, чтобы иметь возможность провести подробный анализ. Собравшись, он захватил с собой флешку и отправился к командиру ЧВК.

Полковник был один в кабинете, не считая трех волкодавов. На стук в дверь три собачьи головы одновременно поднялись, но при виде капитана сразу опустились на вытянутые лапы, а главный «волкодав» ЧВК закрыл папку с документами, что лежала перед ним, и произнес:

– Проходи, Алексей Терентьевич. Присаживайся. А я полчаса назад тебе звонил, у тебя трубка не отвечала.

– Я душ принимал, товарищ полковник, поэтому звонка не слышал.

– Это не страшно, срочного ничего не было. Тем не менее на будущее имей в виду, если в душ идешь, служебную трубку бери с собой. Личную можешь в кармане оставить, чтобы не отвлекаться на лишние звонки.

– Понял, товарищ полковник. Я учту…

– Что там у тебя с нашим хакером? Получилось что-то?

– Так точно, товарищ полковник, получилось. Вот результат… – Радиолов передал Селиверстову флешку.

Тот передвинул на середину стола монитор и наклонился, чтобы вставить флешку в USB-порт компьютерного блока. Потом начал читать прямо с монитора, комментируя по ходу дела:

– Интересно… Интересно… Я же говорил генералу Трофимову, что у нас очень изобретательный хакер. Он умеет искать то, что обычно не находят штатные хакеры СВР и даже ГРУ. Такое уже пару раз, кажется, бывало. Это, впрочем, не наша, частная, проблема. У хакеров СВР свои приоритеты и несколько иной профиль деятельности, схожий с профилем деятельности хакерского подотдела нашего Главного управления Генштаба. У нас держат, как ты, видимо, знаешь, хакеров-диверсантов, а не поисковиков. В СВР поиск направлен по другим адресам. Но данные лейтенант Суматоха «накопал» интересные. Я свяжусь с генералом Трофимовым, и мы решим, что предпринять в том или ином случае. Боюсь только, что твоя задача, капитан, сильно усложнится. СВР может потребовать добыть данные о задаче, поставленной перед этим полковником из Управления по борьбе с наркотиками. А как их добыть? Но, как говорят, будем посмотреть… У тебя все?

– Никак нет, товарищ полковник. Мне бы хотелось еще раз познакомиться с картотекой на свою группу.

– Всю картотеку желаешь посмотреть или данные на кого-то конкретно? – серьезно спросил Селиверстов, исподлобья глядя на капитана.

– На старшего лейтенанта Ласточкина.

– А чем вызван такой интерес?

– Его неумеренным любопытством.

И Радиолов рассказал историю с флешкой. Полковник внимательно выслушал и сразу предложил свой вариант:

– Может быть, не брать его в эту командировку?

– А если это простое любопытство? Ласточкин, как я помню, в составе ОМОГ[16] участвовал в нескольких операциях в регионе Северного Кавказа, имеет правительственные награды. Несправедливо будет его обижать. К тому же, если подозрения против него подтвердятся, важно отследить его поведение и его связи. А если мы его оставим на базе, он может оказаться «кротом», которого потом будет сложнее «выкопать».

– Понятно. Значит, сделаем так. Ты берешь его в Сирию под свою личную ответственность. Очень внимательно присматриваешься. Очень! Сейчас отправляетесь на склад, я предупрежу кладовщика, чтобы у всех офицеров принял под расписку личные трубки сотовой связи. Останутся только служебные. А все служебные трубки под контролем спутников космического управления. Если Ласточкин станет искать связь для передачи данных, он вынужденно будет пользоваться служебной трубкой. Его номер поставим на особый контроль. Все! Иди, собирай группу и отправляйтесь на склад. В дополнение я попрошу проверить трубку, которую сдаст Ласточкин. Чтобы все это выглядело менее подозрительным, на склад необходимо будет сдать все личные вещи из комнат. Все, что не планировалось взять с собой. Вопросы есть?

– Так точно, товарищ полковник. Хотелось бы иметь связь с какой-либо агентурой среди бандитов. Я планирую работать малым числом бойцов, поэтому мне может понадобиться поддержка. Хотя бы информационная.

– Это тебе Лесничий вариант подсказал?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ну, тогда Суматоха. Только как он понял, куда вы отправляетесь? Впрочем, по его хакерским материалам это было не сложно. Разведчик он профессиональный, ничего из внимания не упускает. Он посоветовал?

– Так точно, товарищ полковник.

– У группы Лесничего ситуация была такая, что мы вынуждены были просить у СВР контакты с агентурой. Позже они эти же контакты использовали вместе с испытателями боевых роботов. Тогда эту группу испытателей хотели включить в нашу ЧВК, но потом от этой идеи отказались, и их вывели в отдельное подразделение при ГРУ. Если у тебя будут сложности, тоже, скорее всего, дадим проверенные контакты. Я предупрежу генерала Трофимова, попрошу подготовить вам данные, чтобы потом не пришлось искать спешно. Впопыхах сделанное дело не всегда есть лучший вариант. Но это, предупреждаю еще раз, только на всякий случай. Такую связь с агентурой глубокой конспирации выделяют редко. Гораздо проще поискать контакты через полковника Черноиванова. Еще вопросы… Выкладывай все сразу.

– Все, товарищ полковник. Пока все… Если возникнут по ходу дела, запрошу по связи. Связь через КРУС?[17]

– Да, как обычно. Запрашивай, не стесняйся. В рабочее время через КРКС, если вопрос возникнет ночью, звони на трубку. Разговор, как ты знаешь, надежно шифруется. Мне в шифровальном отделе сказали, что расшифровать его, в принципе, возможно, особенно если он длится более двадцати минут. Но на это самому мощному суперкомпьютеру планеты понадобится не менее десяти лет. А за десять лет любые данные потеряют актуальность. Но все же постарайся укладываться в десять минут, это тот максимум, который расшифровке не поддается вообще. Кстати, ты данные с флешки скопировал?

– Не успел еще, товарищ полковник.

Селиверстов пощелкал компьютерной мышью, копируя данные на свой компьютер, потом вытащил флешку и протянул ее капитану:

– Забери. А пока сходи на первый этаж в «секретку»[18]. Я позвоню туда. Чтобы секретчик не знал, кто тебя интересует конкретно, тебе дадут данные на всю твою группу. Просмотри. Потом на склад отправляйся, там уже все для вас готово…

В секретной части ЧВК «Волкодав» возрастной прапорщик Шевченко уже подготовил к приходу капитана Радиолова все затребованные документы. Там было шесть не очень толстых папок. Седьмую, на самого капитана, ему смотреть не разрешалось. Доступ к ней имелся только у полковников Селиверстова и Самохвалова.

– Рабочая комната свободна. Можете приступать, товарищ капитан, – предложил прапорщик, показывая на дверь в смежную комнату, специально выделенную для работы с документами. Выйти оттуда можно было, только пройдя мимо стола самого заведующего секретным отделом, так что вынести не возвращенные документы было невозможно. А при возвращении Шевченко каждую папку, как уже знал капитан, тщательно проверял, сверяя каждую страницу с перечнем, и осматривал печати «прошивки». Все это веяло архаизмом и смотрелось слегка странно в век всеобщего оцифрования документооборота, однако в «секретке» он в силу возраста заведующего, так и не научившегося набирать даже самый простой текст, осуществлялся в бумажном виде. Правда, копии документов, каким-то образом оцифрованные, существовали в головной конторе Службы, но они были недоступны не только для хакеров предполагаемого противника, но и для большинства сотрудников.

В отдельной комнате, лишенной окон, никто не мешал капитану найти необходимую папку, и он стал внимательно изучать личное дело старшего лейтенанта Ласточкина. Ласточкин родился и вырос в Каунасе, в Литве. Его отец в звании прапорщика служил старшиной роты в седьмой дивизии ВДВ, тогда дислоцирующейся в Каунасе. Сын решил пойти по стопам отца и без всяких проблем поступил сразу после окончания школы в Рязанское училище ВДВ. К тому времени отец будущего офицера и снайпера получил звание старшего прапорщика и благополучно вышел на пенсию, на которой через полгода гражданской жизни и умер после совершенно неожиданного сильного инсульта. Но сын, желая продолжить дело отца, школу окончил почти с отличием, чуть-чуть не дотянув до медали, и поступил в то же самое училище, где пятью годами раньше учился капитан Радиолов. Только учился он не на факультете специальной разведки, то есть не готовил себя изначально к службе в спецназе. Уже в годы учебы курсант Ласточкин отличался отличной стрельбой, поэтому в дополнение к военно-десантному образованию параллельно получил второстепенное, но важное и даже решающее в его судьбе образование снайпера, в результате чего сразу после окончания училища был направлен для продолжения службы инструктором школы снайпинга. Именно оттуда его вскоре и забрали для дальнейшего прохождения службы в отдельную мобильную офицерскую группу спецназа ГРУ.

Сразу после окончания училища тогда еще лейтенант Ласточкин поехал в Каунас, где женился на своей бывшей однокласснице по имени Лия. Сначала Лия уехала вместе с молодым лейтенантом к месту его службы, но жизнь в военном городке молодую женщину, имеющую среднее музыкальное образование, мало устраивала из-за невозможности работать по профессии, и, родив ребенка, она вернулась в Каунас, где продолжала жить вместе с родителями. Литва к тому времени была уже другим государством, и лейтенант Ласточкин проводил время отпуска, по сути дела, за границей, хотя в последние два года жена сама приезжала к нему вместе с дочерью в Россию.

Капитан Радиолов дважды перечитал историю этой семьи, живущей на две недружественные и даже антагонистические страны. Но в силу профессии военного разведчика он умел читать и между строк. В простой армии, даже в тех же воздушно-десантных войсках, к подобному отнеслись бы с прохладцей, и офицера могли бы попросту «выжить» на «гражданку». Радиолов сам знал несколько аналогичных случаев, когда брак с иностранкой ставил крест на карьере офицера. Тем более что Литва давно уже стала членом НАТО. Но, скорее всего, у командования военной разведки были связанные с Ласточкиным далеко идущие планы, и оно не возражало против подобной семейной жизни старшего лейтенанта. Планы эти, естественно, были на длительный срок «заморожены», но как вариант использования офицера все же хранились.

Капитан Радиолов при этом допускал, как встречный вариант, что о существовании у Лии мужа – офицера российской военной разведки – знали и в разведывательном управлении Генштаба Литвы, следовательно, знали и в разведывательном управлении НАТО, так что через жену Ласточкина вполне могли бы завербовать. А наличие дочери, гражданки Литвы, упрощало этот процесс. И это значило, что, завербован он или нет, ко всем действиям снайпера группы следует присматриваться с тройным вниманием.

Настроения изучение личного дела своего подчиненного капитану Радиолову не подняло, впрочем, и не испортило, только озадачило. Подозревать человека, которого хорошо знаешь и на которого хотел бы положиться в трудной ситуации, не слишком приятно, и потому Радиолов решил подозрения отложить в дальний, грубо говоря, ящик памяти, не забыть о них, но и не форсировать события разбирательством…

Глава шестая

Вернувшись в свою комнату, Радиолов обнаружил, что дверь открыта, хотя ему казалось, что он закрывал ее на ключ. Сразу пройдя к столу, он положил ладонь на свой ноутбук, и он показался излишне теплым. Правда, падавшие сквозь стекло прямые солнечные лучи тоже могли нагреть корпус. Не помня точно, закрывал он дверь на ключ или забыл второпях, капитан решил никому ничего не говорить. Несправедливое обвинение порой бывает более обидным, чем даже справедливое. Радиолов поочередно обзвонил всех бойцов своей группы, вызвал к себе с двумя сотовыми трубками – со служебной и личной, но объяснять, что такое странное приказание означает, не стал. В дополнение приказал захватить все личные вещи, которые раньше планировалось оставить в комнате, в том числе и гражданскую одежду и даже туалетные принадлежности, которые не планируется взять с собой. Решил при этом, что заведующий вещевым складом сам все объяснит. Свои вещи вместе с ноутбуком капитан тоже уложил в вещмешок. Он должен первым показать пример выполнения приказа. Так, дескать, действовать требует инструкция.

Группа собралась быстро, и так же быстро все вместе двинулись в сторону склада.

Немолодой кладовщик в звании старшего прапорщика смотрел на офицеров серьезно и солидно. Он только на днях получил повышение в звании, и ему казалось, что все обращают на это внимание, хотя в реальности внимание на лишнюю звездочку на каждом погоне обращал он один. Старший прапорщик уже подготовил четырнадцать пустых бумажных мешков и вручил по одному маленькому и одному большому каждому офицеру группы.

– Сюда складывайте личные вещи, личные трубки сотовой связи, личные документы, повседневную одежду и вообще все, что не намерены брать с собой. Новые документы получите в «секретке», куда отправитесь после меня. Одежду примеряйте, подбирайте сразу по размеру. Подгоняйте, если это возможно. Что требуется сменить, меняйте, позже возможности уже не будет.

Вообще-то размеры одежды в самом подробном виде были описаны в личной карточке каждого бойца группы, и костюмы экипировки «Ратник» цвета песочного камуфляжа были уже подобраны для каждого, как и обувь, как и оружие, тоже выкрашенное в нужный цвет. Только патроны были стандартными. Их красить необходимости не было, но каждый получил свой боевой комплект.

– Командир, мне новые винтовки надо «пристрелять», – сообщил старший лейтенант Ласточкин, двумя руками держа свою длинную новую винтовку «Корд» и пока не прикасаясь к стоящей у стены второй винтовке, которую тоже должен был взять с собой – сверхточную и сверхдальнобойную винтовку «Сумрак» с глушителем. – Со старой я давно сдружился, а за эти ручаться не могу, пока не привыкну.

– Сколько тебе времени на «пристрелку» требуется?

– По крайней мере, час. На обе винтовки.

– У нас на всю группу на пристрелку оружия выделено сорок минут. Тир тебя устроит?

– Лучше бы на стрельбище… Все-таки стрельбу с дистанции требуется проверить.

– Хорошо. Я сейчас закажу автобус. Все вместе туда и поедем. – Капитан почему-то не желал отправлять Ласточкина одного даже на стрельбище.

Он позвонил со служебной трубки в гараж и договорился, что через сорок минут микроавтобус будет подан к административному корпусу для поездки на стрельбище. За оставшееся время требовалось успеть получить остатки на складе, хотя остатков было немного – только «сухой паек» и боеприпасы, а потом получить в «секретке» новые документы на псевдонимы, с которыми бойцы и должны были отправляться в Сирию.

Все происходило по-армейски выверенно и четко. Только старший лейтенант Ласточкин, глянув в новые документы, возмутился фотографией:

– Разве это я! У меня в реале физия не такая же плоская! Так что, теперь просить кого-то, чтобы мне ее сплющили? Ради сходства…

– Сам фотографии готовил, – опережая командира, ответил лейтенант Карошко. – Но если тебе фото не нравится, мы можем тебе физию дружно сплющить самой простой пластической операцией… – и показал свой весомый кулак. Картина была внушительной.

– Это вопрос фотогеничности, – добавил Радиолов. – У нас в училище был курсант… В природе – красавец-мужчина! Но на любой фотографии смотрелся обезьяной. Так уж природа постаралась. Одно дала – другое отняла.

Старший лейтенант спорить не стал. Видимо, знал, что нефотогеничен, к тому же при отсутствии таможенного и пограничного контроля, а они планировали вылетать именно так, его никто не остановит из-за фотографии.

Поездка на стрельбище прошла в штатном режиме. Опробовали новые тепловизионные оптические прицелы. Оружие было быстро «пристреляно» и подготовлено под привычки каждого. Аккумуляторы к новому оборудованию, чтобы не тратить несколько часов, решили заряжать уже на месте, потому пользовались старыми аккумуляторами, которые водитель автобуса взялся отвезти на склад.

Вернувшись со стрельбища, группа еще час прождала в жилом корпусе, когда подадут автобус для поездки в аэропорт. Капитан Радиолов за это время успел сходить к лейтенанту Суматохе, который перебросил ему данные с простой флешки на универсальную, имеющую выходы и на простой USB-порт, и на мини-USB, чтобы использовать флешку на служебном смартфоне, поскольку свой ноутбук капитан сдал на склад для хранения…

Дорога до аэропорта Чкаловский много времени не заняла. Хорошо, что не требовалось проезжать через Москву, с ее обязательными в это время суток пробками. Микроавтобус заехал прямо на стоянку самолетов, где у военно-транспортного самолета оставался открытым задний люк, через который уже заехали две боевые машины пехоты, отправляемые тем же бортом. На башнях красовались по две латинские буквы «МР», что означает Military Police[19]. Для группы оставались свободными кресла в передней части самолета и боковые откидные сиденья, обычно используемые для размещения воздушного десанта. Все бойцы ЧВК в свое время прошли парашютную подготовку, прыгали в том числе и с таких больших самолетов. Но в этот раз никому десантироваться необходимости не было, поэтому группа разместилась не на боковых сиденьях, а в более удобных креслах, в одном из которых лежала чужая спортивная сумка, показывающая, видимо, что это кресло занято. И в самом деле, перед тем как закрыться заднему грузовому люку, в самолет вошел моложавый, спортивно выглядящий генерал в красном берете военной полиции. Среди бойцов группы пробежал шепот:

– Генерал!

– Генерал!

Капитан Радиолов, трепетно относящийся к субординации, сразу въехал в ситуацию и дал команду своей группе:

– Встать! Смирно!

Но генерал дал вялую отмашку рукой, предлагая не беспокоиться, и сел в кресло, а саму спортивную сумку устроил на коленях.

Из кабины пилотов вышел подполковник с наушниками на голове, осмотрелся, погладил свой отвислый животик и подошел не к генералу, а к капитану:

– Все в сборе? Вылетаем?

– Если больше пассажиров нет, – ответил Радиолов, понимая, что генерала, скорее всего, просто взяли в попутчики, как и две боевые машины пехоты, чтобы не гонять почти пустой самолет. – Наши все на месте…

Подполковник ушел.

Самолет быстро, хотя и с заметной натугой, взлетел и, набрав высоту, взял нужный курс. В том, что полет проходит уже на значительной высоте, сомневаться не приходилось, стоило только посмотреть в иллюминатор, где далеко внизу видны были плотные облака. Картина была однообразная и быстро надоедала. Глаза Радиолова сами собой начали закрываться, и бороться с этим не стоило, потому что так быстрее пролетало полетное время.

Рядом с капитаном сидел старший лейтенант Ласточкин и тихо дремал, зажав между коленями свою длинную винтовку с массивным дульным тормозом. Сон был не крепким, так как время от времени он открывал глаза и посматривал вокруг.

Вот он в очередной раз открыл глаза и осмотрелся.

– Анатолий Васильевич, – обратился к нему капитан. – Когда вернемся, ты в отпуск куда «намыливаешься»?

– Жена должна с дочерью из Каунаса приехать. Они на машине. В Крым думали двинуть. Хорошо бы к тому моменту мост успели бы ввести в эксплуатацию. А то на пароме добираться нудно. Там очереди большие, и погода не всегда позволяет.

Радиолов согласно кивнул и, закрыв глаза, незаметно уснул. Проснулся он только тогда, когда Ласточкин уже поднимался со своего кресла, и понял, что они приземлились. К ним подошел тот самый летчик-подполковник, что спрашивал у капитана согласие на вылет и сообщил:

– Мы в Иране. Сейчас произойдет дозаправка, и полетим дальше. В воздухе к нам присоединятся два истребителя-бомбардировщика. Это наше прикрытие. Кстати, поскольку у вас ни у кого нет иранской визы, выходить на летное поле никому не рекомендуется. Персы народ привередливый, могут придраться, даже если на три шага от самолета не отойдете… Через Ирак полетим без посадки, – пообещал подполковник, развернулся, колыхнув животом, и ушел в пилотскую кабину, бросив на ходу: – Следующая посадка уже в «Химках».

– Где-где? – встрепенулся Ласточкин, словно испугался, что по какой-то причине самолет возвращается в Москву.

– В Хмеймиме… Здесь Хмеймим мы «Химками» зовем. Для краткости…

Не успев проснуться окончательно, как часто бывает в моменты расслабленности, которой Радиолов не допускал себе в боевой обстановке, он снова уснул. Но сквозь сон слышал и чувствовал, как самолет снова взлетел. Потом слышал разговоры бойцов своей группы, обсуждающих самолеты прикрытия, что были, видимо, видны в иллюминаторы, а потом провалился в достаточно глубокий сон. А проснулся он оттого, что самолет совершил слишком крутой вираж, готовясь к посадке, и выглянул в иллюминатор. Истребители сопровождения или остались в воздухе, или пошли на посадку на другой взлетно-посадочной полосе, по крайней мере, видно их не было. Да в темноте вообще были видны только мигающие огни, обозначающие направление посадки, и больше ничего.

– Вчера ночью здесь к взлетно-посадочной полосе пытались пробиться три «беспилотника»-штурмовика, – обернувшись, через плечо сообщил генерал военной полиции, сидящий впереди.

– И что, товарищ генерал? – поинтересовался Ласточкин.

– Пару сбили, снайпер постарался, и зенитчик из пулемета, один все же смогли посадить. Летели с серьезной угрозой, под каждым крылом по ракете класса «воздух – земля» израильского производства. Но есть подозрение, как мне сообщили, что ракеты не израильские, только маркировка прикреплена от их ракеты. Видимо, кто-то активно пытается свалить все на Израиль. А ракеты по своей примитивной конструкции больше похожи на саудовские или турецкие. Сами «беспилотники» непонятно чьи. Маркировка полностью удалена. Похоже, что сборные из разных фирм. Но такую сборку, как говорят, можно проводить только под руководством серьезного специалиста, знающего толк в совместимости. Вы не по этому поводу прибыли?

– Никак нет, товарищ генерал, не по этому, – холодно ответил Радиолов. Он не любил, когда его расспрашивают о работе люди, от этой работы далекие. Даже если это старшие и уважаемые офицеры, которым приходится отвечать. Но тон ответа сразу поставил генерала на место, и он больше не стал расспрашивать.

Самолет наконец-то завершил посадку. Из пилотской кабины вышел давешний подполковник и обратился к капитану:

– За вашей группой сейчас машина подойдет. Нам уже сообщили…

– А за мной? – поинтересовался генерал.

– И за вами тоже, товарищ генерал. Привезет пару «мехводов»[20] на ваши БМП. «Мехводы» в свои машины сядут, а вы в кабину на их место.

– В кабину… Так что, за мной грузовик прислали? – в голосе генерала отчетливо слышалось недовольство.

– Я так понимаю, что у военной полиции нет другого свободного транспорта. Все в разгоне. Можете на БМП поехать, если желаете.

– Нет, спасибо, я лучше на грузовике. Благодарствую еще, что не в кузове мне место выделили…

– И не на колесе… – добавил старший лейтенант Ласточкин, как обычно, не слишком сдержанный на язык. Генерал глянул на него так, что другой на его месте язык бы себе откусил. Но старший лейтенант в ответ только довольно улыбнулся.

Радиолову хотелось посмотреть, как будут выезжать из самолета задним ходом тяжелые гусеничные машины, но это оказалось невозможным, потому что за группой прибыл пикап «Фольксваген» с одинарной кабиной, переделанной на три места. Самому капитану, как командиру группы, предложили место в этой самой кабине, тогда как шестеро бойцов без проблем уместились в небольшом кузове вокруг установленного на станине крупнокалиберного пулемета «Утес», отдаленного родственника винтовки «Корд», которую старший лейтенант Ласточкин из рук не выпускал даже в кузове, где следовало еще за что-то держаться, чтобы ненароком не вывалиться на какой-то дорожной неровности.

Ехать, по словам водителя и приехавшего с ним пожилого сирийского арифа[21], как говорили его две углом пришитые полоски на каждом погоне, было недалеко, за город около тридцати километров.

Сирийская ночь показалась прохладной даже в кабине пикапа с поднятыми стеклами. Однако, когда машина покинула бетонное покрытие летного поля аэропорта и выехала на дорогу, стало понятно, что стекла подняты не из-за стремления погреться – для этого в кабине существовал кондиционер, просто вся дорога была покрыта весьма весомыми облаками пыли. По краю дороги в том же направлении, что и пикап, двигалось много вооруженных людей, и стоило кому-то из идущих сделать шаг в сторону, как на него можно было бы наехать. Водитель это, видимо, понимал, потому скорость лишь на отдельных коротких участках превышала двадцать километров в час. На такой скорости ехать пришлось бы очень долго. В один из моментов Радиолову пришла в голову шальная на первый взгляд мысль – остановить машину, взять с собой арифа в качестве проводника и вместе с бойцами группы совершить марш-бросок к месту, приготовленному для группы. В этом случае можно было бы передвигаться не в облаках пыли, а чуть-чуть в стороне, метрах хотя бы в десяти, где пыль поднимать некому. Капитан высказал свою мысль арифу, на что тот, вытаращив глаза, категорично помотал головой:

– Нельзя-нельзя… Там много мин. Иначе все шли бы там…

– Тебя как зовут, ариф?

– Салман.

– Ты где, Салман, по-русски разговаривать учился? – спросил капитан.

– Я в Москве учился в университете… – на скверном русском ответил ариф. – Правда, это было давным-давно. Я уже сам забыл, когда и как это было. Потом в школе русский язык преподавал.

Услышав это, Радиолов мысленно пожалел детей, имеющих такого учителя. Они по наивности будут думать, что изучают русский язык, хотя в реальности будут изучать невесть что.

Еще капитана интересовало, откуда на дороге столько пыли. Идущие по обочине люди поднять такое облако просто не могли. Он хотел было спросить арифа, но вопрос тут же решился сам собой. Впереди, метрах в трех, загорелись красные стоп-сигналы, просвечивающие даже сквозь пылевое облако. Пикап остановился перед идущей впереди машиной. Наверное, и сзади кто-то тоже остановился. Очевидно, по дороге двигалась громадная колонна, и пикап вклинился в ее середину. Пока автомобильная колонна стояла, пылевое облако быстро оседало на землю, и стало намного лучше видно даже яркие звезды на чистом небе и луну, уже готовую уйти за горизонт…

Глава седьмая

– Стоять долго будем? – все же спросил Радиолов, хотя понимал, что точно ему никто не ответит, потому что и ариф, и водитель знают о причине остановки не больше его.

– А кто знает, что там впереди случилось и почему машины встали! – невозмутимо ответил Салман. – Как поедут, и мы двинемся…

Радиолов открыл дверцу кабины, опустил на дорогу одну ногу, высунулся и посмотрел, что делается в кузове. Сначала он ничего не понял. Вместо его группы в кузове пикапа, как показалось, едет группа белозубо улыбающихся негров.

– И долго стоять бум, командир? – спросил один из покрытых пылью негров, и капитан узнал голос старшего лейтенанта Ласточкина. – Когда поедем?

– Как только, так сразу и поедем. Моей команды впереди никто, к сожалению, не ждет. И никто не сообщил, почему колонна встала. Похоже, просто забыли, куда дальше ехать. Ждем у моря погоды… – ответил Радиолов шепотом, проверяя работу микрофонов, а затем так же тихо поинтересовался: – Как вам пылевой ужин?

– Со скрипом, но прожевывается, – ответил старший лейтенант Опарин.

Капитан довольно хмыкнул. Если шутки понимают, значит, могут и дальше так же ехать.

Он отвернулся и попытался всмотреться в дорогу впереди, но хотя пылевое облако и осело, ночная тьма мешала увидеть, что происходит на дороге, поэтому Радиолов вернулся обратно в кабину. Ничего не поделаешь, оставалось просто ждать…

Однако ждать долго не пришлось. Уже через пару минут ожидания и после тройки тяжелых и звучных вздохов сирийского арифа Салмана колонна медленно зашевелилась, сначала продвинулась на пару метров вперед, снова встала, затем, через двадцать секунд, со второй попытки, – еще на пару метров. А потом двинулась вперед безостановочно все в том же неторопливом темпе, что и раньше. Наверстывать время простоя никто, кажется, и не думал. Южная неторопливость сказывалась даже на характере автомобильного транспорта.

Но южной жары не ощущалось. Ночь казалась прохладной даже в кабине пикапа. А уж про кузов и говорить не хотелось. Да, скорее всего, она не просто казалась, она таковой и была. Однако одежда из комплекта экипировки «Ратник» от холода хорошо защищала. Эта одежда, хотя и была достаточно легкой, могла бы защитить даже от российских весенних заморозков, не говоря уже о сирийском ночном холоде, который, по российским меркам, и холодом-то назвать трудно. По крайней мере, температура воздуха была плюсовая. Благодаря тому, что ткань не выпускала наружу тепло тела, тело не мерзло, постоянно согревая само себя, своего рода безостановочный цикл самообслуживания. Так что капитан и его бойцы на холод особо не реагировали, не в пример Салману, который даже воротник своей куртки поднял и застегнул верхнюю пуговицу. Но ему, южанину, это простительно.

Рядом с дорогой, прямо сквозь пыль, просвечивало что-то белеющее. Разобрать точно, что там такое, было невозможно, но белые пятна в темноте легко было принять за снег. И Радиолов спросил арифа:

– Салман, что там такое рядом с дорогой? У вас что, снег шел?

– За всю мою жизнь в наших землях снег выпадал всего два раза, – широко улыбнулся сириец. – В первый раз вообще в детстве. Я помню, как мы с друзьями в снежки играли. Научил взрослый, который в России долго жил. А это – хлопок так растет… Кустами с белыми коробочками…

Радиолов видел, как растет хлопок. Но это было днем и в другое время года, в далекой отсюда Средней Азии, которая тоже имеет собственную зиму. А теперь вот узнал, как хлопковые «коробочки» светятся ночью под звездами Ближнего Востока.

Дорога резко свернула налево, на север. Навстречу проехала другая армейская колонна, сравнительно небольшая, спереди и позади прикрываемая танками. Она ехала несравнимо быстрее, следовательно, и пыли поднимала больше.

– Салман, а мы не можем ехать быстрее?

– Без колонны ехать опасно, можно в засаду попасть. А сборные колонны, как наша, всегда движутся медленно.

– О засаде пусть беспокоятся те, кто засаду поставит, – слегка бравируя, ответил капитан, хорошо, впрочем, понимающий, что засада – это всегда опасность и всегда непредсказуемый результат, потому что обычно первыми же очередями она уничтожает половину личного состава. А личный состав группы командир желал сберечь.

Салман что-то сказал водителю, и тот возбужденно ответил.

– Что он говорит? – поинтересовался Радиолов.

– Он готов обогнать колонну, хотя тоже считает, что это опасно. Мы по таким местам проезжаем, где бандиты могут днем под мирных жителей маскироваться, а ночью к дороге выходить. Если обгонять колонну, водитель говорит, надо поставить на стекло бронированные щиты из кузова.

Отступать после собственной бравады было стыдно, поэтому капитан распорядился:

– Пусть ставит…

Ариф перевел распоряжение капитана водителю. Тот, ничего не отвечая, резко и сердито вывернул на уже свободную встречную полосу и там остановился. Из кармашка дверцы вытащил гаечный ключ, посмотрел, убрал, вытащил второй, побольше, после чего из того же кармашка достал горсть гаек и какой-то полотняный мешочек.

– Помощь нужна? – спросил Радиолов.

– Щиты из кузова принести бы. Они тяжелые… – перевел Салман просьбу водителя.

Капитан нажатием кнопки включил внутреннюю связь и потребовал:

– Принесите из кузова бронированные листы на лобовое стекло и помогите водителю установить их.

– Работаем, – за всех ответил старший лейтенант Опарин. – Карошко, помоги мне. Ты как раз на листе сидишь…

Два тяжелых листа с прорезанными смотровыми щелями – две относительно крупные со стороны водителя и одна совсем узкая с пассажирской стороны – вынесли из кузова и установили готовыми отверстиями на торчащие из рамы шпильки с резьбой. Водитель только накладывал и завинчивал гайки с толстыми резиновыми шайбами и небольшими пружинными амортизаторами, что хранились в полотняном мешочке. Для чего амортизаторы нужны, Радиолов не спрашивал. Сам догадался, что пружина снижает жесткость удара пули и отнимает часть кинетической энергии, направляя ее в результате рикошета в сторону. По центру, где сидел Салман, листы накладывались друг на друга, создавая дополнительную защиту.

Старший лейтенант Ласточкин смотрел на работу и с неодобрением покачивал головой.

– Чем недоволен, товарищ старший лейтенант? – выйдя к нему, спросил капитан.

– Любая винтовка, типа моей, прошьет насквозь оба листа. Это скорее психологическая защита. Или защита только от автомата. Наверное, от охотничьего дробовика тоже защитит.

– Ты думаешь, винтовки «Корд» на здешнем базаре продаются? Ценой не интересовался? И не видел, случаем, там же «РПГ-29»[22]?

– Не могу знать, командир…

– Внимание всем! – обратился капитан по связи к бойцам группы. – Мы будем обгонять колонну. Поедем в одиночестве, зато быстрее. Когда колонну обгоним, на дороге возможна засада. В кузове всем соблюдать внимательность, не высовываться лишний раз и быть в полной боеготовности.

– За борта кузова можно прятаться, – подсказал Салман. – Борта с бронированным листом внутри. И пулемет можно использовать. Патроны в ящике.

Радиолов сразу передал слова арифа группе, хотя все бойцы были рядом и должны были услышать сирийца.

Работа была быстро закончена.

Водитель с арифом Салманом вытащили из-за спинок своих сидений собственные автоматы «АК74У»[23] и устроили их у себя на коленях, чтобы использовать при необходимости. Все расселись. Пикап двинулся вперед на опасной для такой пыльной дороги скорости, но водитель включил дальний свет, который сквозь пыль все же пробивался. Уже ближе к началу колонны из нее выехал еще один пикап с точно таким же пулеметом в кузове. На сей раз, как показалось капитану, это был пикап «Исузу». Только рядом с пулеметом за бортами кузова устроились всего два бойца вместо шести в группе ЧВК «Волкодав». Кто-то еще решил обогнать колонну и ехать по встречной полосе. Это добавило пыли, которая раньше клубилась только со стороны дверного окна капитана, а у водителя, хотя и очень ограниченный, все же был определенный узкий сектор обзора. Теперь и этого обзора не стало. Пришлось сбросить скорость, чтобы создать интервал, в котором пыль от первого пикапа успевала осесть.

А скоро и полностью свою колонну обогнали. Здесь, впереди, ехал бронетранспортер, грозно пошевеливая из стороны в сторону башней с двумя спаренными пулеметами – один «КПВТ»[24] калибра 14,5 миллиметра, второй «ПКТ»[25] калибра 7,62 миллиметра. Если наводка в вертикальной плоскости в БТРе производилась вручную, то в горизонтальной плоскости наводка осуществлялась только вместе с поворотом всей башни. Потому башня и «бродила» вместе со стволами. Эти спаренные пулеметы были способны вести такой мощный огонь, что были в состоянии попросту проломить стенку кирпичного дома. Под прикрытием такой техники автомобили колонны чувствовали себя уверенно. Но пешие бойцы, идущие в том же направлении, кажется, не боялись возможной засады. Их было слишком много, чтобы кто-то рискнул по ним стрелять. Как правило, количество бойцов в засадах бывает невелико, что и определяет необходимость скрытной атаки. А открытая атака для засады бывает непосильна. Пока колонна стояла по непонятной причине, пешие бойцы ушли на целый километр вперед, и когда «Фольксваген» обогнал головной бронетранспортер, он еще чуть ли не три минуты ехал вдоль идущей по обочине дороги колонны вооруженных людей.

Дорога практически опустела. Два пикапа ехали один за другим уже не по встречной, а по своей полосе движения. Дважды им попадались навстречу небольшие колонны. Первая была полностью танковая, состоящая из девяти машин, украшенных нарисованными на башнях сирийскими флагами, и пылила так нещадно, что даже на своей полосе движения «Фольксваген» вынужден был сбросить на всякий случай скорость. Тем более обзорности при просмотре дороги через щель в бронелисте почти не было, и легко было или на кого-то нечаянно наехать, кто поторопился и пешим ходом обогнал остальных, или вообще вылететь с дороги. А откос был высотой около полутора метров. Сидящие в кабине непристегнутыми люди птицей бы вылетели сквозь лобовое стекло, если бы не помешали листы бронезащиты. Особенно такое падение было бы неприятно тем, кто едет в кузове, если бойцы вовремя не успеют выпрыгнуть. Но Радиолов почему-то был уверен, что, случись такая беда, офицеры его группы сумеют среагировать и, покинув кузов, останутся без повреждений. Старший лейтенант Ласточкин, скорее всего, сумеет даже со своими двумя дальнобойными снайперскими винтовками выпрыгнуть и не повредить при этом прицелы.

Вторая колонна везла, видимо, какого-то важного типа в бронированном внедорожнике «Тойота Ленд Крузер». Его прикрывали два танка, спереди и сзади, и четыре боевые машины пехоты, едущие между танком и внедорожником, – две спереди и две сзади. Находился ли в стальном чреве БМП десант, определить снаружи было невозможно. Если личность охраняемого была достаточно солидной, то наверняка десант присутствовал. Это в российской армии принято часть десанта располагать на броне сверху, сирийцы же предпочитают так ездить только днем и чаще на городских улицах. Днем они просто «рисуются» перед теми, кто может их увидеть, а в городе из окна каждого полуразваленного дома может высунуться гранатометчик и послать в БМП «выстрел», тогда и не успеешь его покинуть… Рассказы об этом Радиолов слышал в Грозном, еще когда служил не в ЧВК, а в спецназе ГРУ, от полицейского-чеченца, только-только вернувшегося из командировки в Сирию.

Но облако пыли и плохая видимость в смотровую щель не позволяли рассмотреть детали, да и небольшая колонна проехала навстречу слишком быстро.

Внезапно водитель вдавил педаль акселератора в пол, резко набирая скорость, выключил фары и что-то быстро сказал Салману. Салман тут же перевел:

– «Исузу» впереди попал в засаду. Это наша машина. Надо выручать.

Радиолов в свою щель ничего не видел и выражение «наша машина» принял за простую принадлежность к сирийской армии. Тем не менее передал по связи приказ:

– Группа! К бою… Пикап впереди попал в засаду. Идем на выручку…

– Тьфу, ты, аккумуляторы у нас не заряжены! – в сердцах бросил старший лейтенант Ласточкин то, о чем капитан Радиолов уже забыл. Но отсутствие работающих тепловизионных прицелов его не сильно смущало. Все офицеры группы умели стрелять и на звук, и на мазок – вспышку, вылетающую из ствола во время выстрелов.

Не опасаясь задохнуться от пыли, он опустил стекло в дверце и отчетливо расслышал встречную стрельбу автоматов и крупнокалиберного пулемета из кузова «Исузу». После чего перехватил поудобнее свой автомат, вложив цевье в левую руку, опустил предохранитель в положение автоматической стрельбы и взялся свободной рукой за дверную ручку, будучи готовым распахнуть дверцу, выскочить, перекатиться и сразу залечь, чтобы иметь возможность вести прицельную стрельбу короткими отсеченными очередями, как то позволяет делать автомат «АК-12»[26].

«Фольксваген» буквально влетел в облако пыли, и «Исузу» оказался в паре метров впереди. Выскочив из кабины, Радиолов перевернулся, гася инерционную скорость, и увидел, что весь капот пикапа разворочен, дымится и горит. Должно быть, стреляли из гранатомета. Стреляли целенаправленно в двигатель, а не в кабину и не в пулемет. Но машина встала посреди дороги и не вылетела с нее, только сдвинулась задней частью кузова на встречную полосу, по которой пока никто не ехал. Два пулеметчика, стоя в кузове, посылали длинные очереди куда-то вперед, выкашивая густые кусты, где, судя по всему, и скрывалась засада. Тут же за спиной капитана заговорил второй крупнокалиберный пулемет, установленный в кузове «Фольксвагена» – офицеры боевой группы ЧВК «Волкодав» умели обращаться с любым видом отечественного оружия и с самыми распространенными видами зарубежного. Их было бы не слышно, если бы «волкодавы» не прижимались при стрельбе к прикладу. Но они прижимались – приклад имел специальную мягкую пластиковую «щечку» для этого. При этом получалось, что к автомату почти прижимался и микрофон шлема и наушники доносили звуки стрельбы.

Радиолов пытался всмотреться сквозь пыль в те самые кусты, куда стреляли оба пулемета, но с его позиции почти ничего не было видно. Только одна вспышка мелькнула, и он успел дать в нее очередь, но не был уверен, что попал в кого-то. Тут же рядом с ним, с двух сторон, залегли со своими автоматами ариф Салман и водитель, но они тоже не видели, куда стрелять, и потому не стреляли, показав свою опытность, а только всматривались, надеясь найти цель.

– Салман! – приказным тоном привлек внимание арифа капитан. – Возьми водителя, и загляните в кабину. Оттуда никто не вышел. Может, еще есть живые! Проверь…

Ариф несколькими рваными фразами перевел приказ водителю, и они вдвоем подскочили к кабине со стороны пассажирской дверцы, распахнули ее и сразу начали вытаскивать человека, сидящего внутри. А Радиолов спокойно сказал в микрофон:

– Три человека – за мной. Остальные прикрывают.

И тут же увидел периферийным зрением, как из кузова выпрыгнули еще трое и короткой перебежкой, пригибаясь к земле максимально низко, скачками рванулись в его сторону. Сам сделав два длинных скачка, капитан спрыгнул с откоса и, совершив рывок в сторону кустов, залег и сразу перекатился в сторону. Пыли в воздухе под откосом было меньше, и кусты, несмотря на ночное время, просматривались в такую светлую ночь отчетливо. Не менее отчетливо было видно и пять огненных мазков в воздухе, поэтому легко было просчитать местонахождение стреляющих.

На какое-то время пулемет в кузове пикапа «Исузу» замолчал. Или там меняли ленту, или пулеметчик был убит. Но второй пулемет бил точно, и в следующий раз из кустов ответило уже только три огненных мазка, один из которых капитан тут же погасил своей очередью. Дали по очереди и автоматы бойцов за спиной капитана.

– Пулеметчик! – скомандовал Радиолов. – Прекратить стрельбу! Мы туда идем. Кто свободен, посмотрите, что со вторым пулеметчиком – в первом пикапе.

– Оба ранены в голову, – через тридцать секунд сообщил лейтенант Крамолов.

– Перевяжи их, Сева, – распорядился капитан.

Лейтенант Всеволод Крамолов исполнял в группе обязанности санинструктора и потому всегда носил с собой сумку с перевязочным материалом и какими-то минимально необходимыми лекарственными препаратами. Санинструктором он стал только по методу «тыка» – на кого укажет палец командира и еще потому, что у него папа был военврач, как говорила автобиография лейтенанта.

– Одного уже перевязываю. Второго перевязывать бесполезно. Только входное отверстие от пули, а сама пуля в голове. Ему жить осталось от силы минуту.

– Потом посмотри, что там у арифа с нашим водителем. Они кого-то из кабины вытащили. Тоже, наверное, твоя помощь нужна…

– Понял, командир. Работаю…

Глава восьмая

У выхода из гостиницы, сразу, только спустившись с крыльца, Джереми Кокс встретился с Абдурахманом аль-Шишаном, с которым только недавно, кажется, расстался.

– Ты ко мне? – спросил майор.

– Да, сэр. Больше я в гостиницу ни к кому не хожу. Я только что заглянул по дороге на узел связи. Вам радиограмма, – сказал аль-Шишан, протягивая ему сложенный вчетверо листок.

Джереми хотел было убрать листок в карман, не удержался, заглянул в него, но увидел только колонки цифр. Текст требовал расшифровки. Но для этого необходимо было вернуться к себе в комнату.

– Гриф срочности стоял? Что связисты сказали?

– Иначе я не стал бы торопиться. Гриф «Весьма срочно». Связисты меня попросили поторопиться. Я и поторопился…

Майор развернулся обратно к двери и сделал знак Абдурахману, чтобы тот следовал за ним. Но не потому, что ему требовалась помощь активного участника его операции, а потому, что может потребоваться написать ответ на телеграмму, и тогда он пошлет Абдурахмана на узел связи, а сам отправится туда, куда и намеревался. То есть к Гиваргису аль-Хабиби, который в это время должен находиться у себя в комнате и дожидаться Кокса, который предупредил о своем визите телефонным звонком. Вообще-то Гиваргис «морду воротит» от Джереми, не желая вроде бы принимать его за авторитет ни в области ПВО, ни в какой другой области. Но такими мелочами американца прошибить было трудно, каждый вправе иметь свое мнение. Как сам он не имеет права всех людей судить по своему вкусу, так и аль-Хабиби не имеет права судить его, Джереми Кокса.

Открыв дверь своим ключом, Джереми вошел в комнату и сразу направился к походному сейфу, стоявшему в углу. Вообще-то это был даже не сейф, а тяжеленный металлический сундук, сваренный из толстых листов металла и имеющий два замка – врезной и навесной. К тому же сундук крепился на специально для него ввинченные в пол и забетонированные кронштейны-анкера и был прочно привинчен к ним изнутри. Диск с шифрами хранился в этом сундуке. Джереми громко вздохнул и стал открывать замки. Сирийская жара, донимающая даже в предвечернее время, сделала всегда энергичного Джереми ленивым и усталым. И он только силой воли заставлял себя что-то делать.

В нужном отделении он нашел нужный диск – это был диск для входящих шифротелеграмм, а в соседнем отделении лежал диск для исходящих шифротелеграмм. Потом Кокс загрузил свой компьютер, вставил диск в дисковод и начал набирать на цифровой клавиатуре пятизначные колонки групп. Сколько раз уже Джереми просил начальника узла связи, чтобы ему передавали входящие шифротелеграммы или на диске, или на перфорированной ленте, схожей с телеграфной. Компьютер имел специальную приставку, умеющую эту ленту читать. На худой конец, можно было бы даже любую карту памяти использовать, куда следовало перебросить зашифрованный текст. Но к пожеланиям Кокса на узле связи не прислушивались, раз за разом присылая распечатку, в результате чего майору Коксу приходилось самому делать набор и терять время, вместо того чтобы сразу начать расшифровку. Видимо, придется пожаловаться на начальника узла связи кому-то повыше должностью.

Наконец набор был закончен. Джереми включил расшифровку и откинулся на спинку кресла, пока компьютер самостоятельно продолжал процесс. Это заняло меньше минуты, и звуковой сигнал сообщил, что расшифровка документа завершена, а сам документ автоматически сохранен в соответствующей папке. Майор тут же открыл папку, щелкнул компьютерной мышкой по значку последнего документа и стал читать.

«Агенту Меркурий от Юпитера.

По сообщению агента Анна, в Сирию сегодня вылетает группа российских спецназовцев военной разведки, работающая под прикрытием так называемой ЧВК «Волкодав». Семь человек, все офицеры военной разведки, с боевым опытом, приобретенным на Северном Кавказе. Возглавляет группу капитан Алексей Радиолов. Группа получила специальное задание, касающееся непосредственно Гиваргиса аль-Хабиби. Предположительно, она должна его или выкрасть, или расстрелять. Все бойцы группы имеют специальную боевую подготовку. Самолет из России следует через Иран и Ирак в сопровождении российских истребителей из состава российской авиационной базы «Хмеймим». Самолет прибывает в аэропорт имени Басиля аль-Асада[27] в 00.10 по местному времени. Дальнейшее следование группы запланировано в место дислокации дивизии сирийского спецназа «Силы тигра». Агенту Меркурий предлагается силами местных повстанцев организовать засаду на пути от российской базы «Хмеймим» до места дислокации дивизии «Сила тигра». По данным агента Анна, передвижение группы будет обеспечивать пикап «Фольксваген Амарок» с пулеметом прикрытия в кузове. В начале пути возможно передвижение в составе автомобильной колонны. Поэтому рекомендовано выставлять засаду в непосредственной близости от места дислокации дивизии «Силы тигра».

Юпитер».

Прочитав сообщение, Джереми сначала убрал шифротелеграмму в отдельную папку, хранящуюся в том же сундуке-сейфе, потом опять откинулся на спинку кресла, изображая полное расслабление, но внезапно резко обернулся, проверяя, где находится Абдурахман. Закон разведки гласил, что проверять следует всех подряд. Высокая фигура помощника, как оказалось, застыла у двери кабинета. С такого расстояния прочитать что-то в мониторе невозможно, посчитал Кокс, хотя Абдурахман смотрел явно в монитор и излишне торопливо отвел взгляд в сторону. Это майору не понравилось, но он помнил, что раньше обращал внимание, как близоруко щурится его помощник, когда что-то внимательно рассматривает, значит, остротой зрения не отличается. Сейчас он даже не щурился. А отведенный взгляд – это, возможно, от испуга, что его обвинят в подсматривании. Они все здесь излишне запуганы. А запуганы потому, что по любому поводу любого человека могут подвернуть пыткам по первому подозрению. Желание таким подозрениям себя не подвергать было естественным.

– Что скажешь, Абдурахман? – на всякий случай все же поинтересовался Джереми, словно бы вовлекая помощника в разговор о шифротелеграмме.

– О чем вы, сэр? – удивленно поднял тот брови.

– О тексте, который мне прислали…

– А что вам прислали?

Кокс решился пойти в проверке дальше. От того, что Абдурахман посоветует, зависит, включать ли его в число подозреваемых в шпионаже.

– Ты по национальности, кажется, чеченец?

– Кистинец. Мы тоже чеченцы, только совсем другие. Мы в Грузии живем. На границе с Россией.

– Все равно у вас законы гор действуют. Как это называется – адат…

– Да. Только у нас одних на всем большом Кавказе, среди кистинцев, адат, я бы сказал, и действует. В других местах он не так широко применяется. Там государство правит, а не законы гор. А мы живем от всех отдельно, и от Чечни, и от Грузии, хотя паспорта у нас и грузинские. У нас законы адата уважаются особо, гораздо больше любых государственных или религиозных законов.

– Значит, я правильно тебя понимаю. Тогда скажи мне, Абдурахман, как у вас поступают, если узнают, что враг, конкретно, русские, выслали сильную боевую группу, чтобы помешать тебе сделать твое важное дело? Группа врага составлена из офицеров спецназа военной разведки, отлично подготовлена и умеет вести боевые действия. У всех есть за плечами солидный боевой опыт.

– Как на любой войне, сэр… Врага следует просто уничтожить до того, как он уничтожит тебя. Это даже не закон гор. Это самый простой закон войны.

– Эти русские спецназовцы сегодня прилетают, и сразу после встречи их повезут к генералу Сухелю в дивизию. Там они будут для нас недоступны. Как лучше с ними поступить?

– Если они прибыли специально, чтобы противостоять нам, они все равно вынуждены будут к нам прийти. Но мы будем готовы их встретить. Главное, чтобы они о нашей готовности не знали. А лучше всего устроить засаду на пути следования к генералу Сухелю.

– Вот об этом я и думаю. Только где взять нужных людей?

– У нас здесь есть небольшой джамаат из дагестанцев и примкнувшей к ним пары марокканцев. Там какие-то, я слышал, родственные связи сработали, через дагестанцев, уехавших в Марокко. Если я правильно помню, их шестнадцать или семнадцать человек. Парни надежные и верные. И русских, мягко говоря, не сильно любят. – Абдурахман сделал такое зверское лицо, что Джереми больше не сомневался в его верности.

– Мне эти парни нужны! – категорично заявил он.

– Я, к сожалению, ими не командую. Обратись к амиру. Правда, их хотели занять в другой операции, и они могут оказаться занятыми…

– В какой операции? Наша операция вне конкуренции. Она – самое главное на сегодняшний момент.

– Амир Роухан может с вами не согласиться. Придуманная им операция тоже важна. Тем более детали он сам прорабатывал. Это в его характере: что он сам задумывает, должно быть самым важным для всех.

– А что за операция?

– Несколько подобных уже пытались провести. Дело в том, что генерал Сухель при атаке всегда старается идти впереди своих сил. Своим примером призывает к атаке. Знает, что за ним пойдут. За другим бы не пошли, а за ним пойдут. Такой ситуацией грех не воспользоваться, считает амир Роухан. Чтобы Сухеля уничтожить, уже пытались подготовить отдельные группы. Эта группа как раз из тех.

– А что за хитрость придумал амир?

– Все предыдущие попытки были основаны на том, что группа ликвидаторов шла с основными силами. А эмир Роухан надумал выявить каким-то образом направление главного удара или же вынудить генерала атаковать в строго определенном месте, ночью выставить группу на середину поля, чтобы она в землю закопалась. Потом организовать атаку и вовремя отойти, чтобы не нести больших потерь. За полем боя будет следить разведывательный «беспилотник», и ликвидаторы будут на монитор принимать с него сигнал. Когда генерал вместе со своими «тиграми» пройдет мимо, они поднимутся и ударят ему в спину. В это время и наши основные силы пойдут в контратаку, чтобы ликвидаторов не бросить среди врагов. Все это амир просчитал поминутно. И даже подготовил запись с пародией на стихи генерала[28]. Запись будет транслироваться через громкоговорители перед нашей первичной атакой. Это генерала Сухеля, как всякого поэта, сильно ударит по самолюбию, и он потеряет самообладание.

– Короче говоря, – усмехнулся Джереми, – амир Роухан желает нас опередить и добиться такого же результата, но слишком прямолинейно. При этом он лишает себя и нас многих преимуществ, что предусмотрены нашим планом. Однако у меня найдутся аргументы, чтобы отговорить его от такой примитивной затеи.

– Вы считаете, сэр, что ликвидация генерала Сухеля – это примитивная затея?

– В таком варианте – без сомнения. Это примитивно и глупо. В подобной операции нет никакой эстетики. Там нет элементарного интеллекта. А он в нашей деятельности стоит во главе угла! Амир даже в случае успеха добьется только того, что из генерала сделают национального героя, поставят ему памятник и назовут в его честь какой-нибудь аэропорт. Наша задумка несравненно лучше. Если генерала Сухеля с нашей помощью уберут русские, то это, во-первых, вобьет кол в отношения между русскими и сирийцами. И это главное на сегодняшний день. Во-вторых, неизвестно, кто возглавит вместо генерала Сухеля десятитысячную русскую армию, которую сейчас формируют в России для участия в сирийской войне[29], и вообще неизвестно, если мы с тобой отработаем успешно, будет ли эта армия переброшена в Сирию. Скорее всего, нет. И как в целом изменится отношение России к Сирии. В России тоже не любят, когда их народ вытравливают. Это автоматически означает, что я могу смело идти к амиру Роухану со своей просьбой. И на его замечания у меня найдется что возразить. А ты пока занимайся своими делами, но через полчаса приходи ко мне. Вместе сходим к майору аль-Хабиби. Он же, как я понимаю, так и живет в одной комнате с капитаном Сахимом?

– Да, кажется… – хмуро заметил Абдурахман.

– Хочу тебе сказать, что я, как человек военный, не признаю такого понятия, как «кажется». Или «да», или «нет». Или просто «не могу знать»… У тебя есть какие-то сомнения относительно этого сирийского капитана?

– Я слышал, его должны были расстрелять. Допускаю, что уже расстреляли. Он свою работу выполнил и превратился в отработанный материал. Я просто не совсем в курсе, сэр.

– Это не столь суть важно. Сходим вместе. Кстати, на улице жарко. Что носят на голове сирийские мужчины, чтобы голову не напекало?

– Что под руку попадет. Мужчинам здесь можно голову ничем не прикрывать, как большинство и делает. Некоторые носят платки. Лучше в мелкую клетку. Это вообще-то арабский мужской головной убор. Сейчас многие носят простые кепки-бейсболки. Как у меня, например, – и Абдурахман потрогал пальцем свою бейсболку.

– Добудь для меня такой платок. В клетку. А то сильно печет, несмотря на вечернее время. Город за день перегрелся и дышит жарой. Приходи через полчаса. Если меня еще не будет, дождись.

Кокс сам бы не смог точно сказать, что толкнуло его позвать Абдурахмана с собой. Но это как-то приближало помощника к нему, что уже само по себе, как думал Джереми, делало из Абдурахмана «человека команды»…

Тем не менее к амиру Роухану Джереми предпочел отправиться один, во-первых, потому, что Абдурахман был в первую очередь человеком амира, во-вторых, амир любил показать себя грозной силой, для которой не имеет значение звание американца и его авторитет. А Джереми Кокс умел подыгрывать людям, когда это требовалось. Со стороны это слегка походило на подхалимаж, на разговор сильного со слабым, а Джереми не желал выглядеть перед Абдурахманом слабым человеком.

Штаб амира Роухана располагался на соседней улице, в здании бывшей больницы. Сам Роухан занимал кабинет, когда-то принадлежавший главному врачу, о чем говорила чудом сохранившаяся табличка на двери. Часовые знали Джереми в лицо и пропустили без вопросов, даже не поинтересовавшись, к кому направляется американец.

Амир был у себя. В приемной, перед столом адъютанта, сидели несколько человек, дожидаясь, когда их примут. А один, со связанными за спиной руками, стоял на коленях посреди приемной, склонив на грудь покорную лохматую голову, и два таких же бородатых охранника уперли ему в плечи автоматные стволы, не давая возможности пошевелиться.

Увидев Джереми, адъютант белозубо, почти как американец, заулыбался, нажал на кнопку вмонтированного в стол микрофона и сказал:

– Амир, вы просили найти вам Джереми Кокса. Я не успел никого послать за ним, он сам пришел.

– Давай его сюда… – раздался откуда-то из-под стола голос Роухана. Видимо, там были установлены громкоговорители. Такая связь не удивила Джереми. Роухан слыл любителем всяких современных гаджетов.

Он сразу открыл обитую дешевым дерматином дверь и вошел в просторный кабинет, где за столом сидел амир, а за приставным столом для заседаний удобно устроился другой американец, полковник из ЦРУ Алекс Воннегут. Майор сначала повернулся в сторону амира, приложил руку к сердцу и слегка склонил голову, здороваясь. И только во вторую очередь протянул руку полковнику Воннегуту, который, как слышал Джереми, имел определенное влияние на амира.

– Как дела, Алекс?

– Стараемся. Легок ты, Альфонсас, на помине. Мы как раз о тебе говорили. Или тебя лучше называть по псевдониму?

– Лучше по псевдониму. Я к нему уже так привык, что себя мысленно постоянно зову Джереми. Так-то оно лучше. При нашей с тобой работе, когда в образ вживаешься, это надежнее…

– Как скажешь. Это дело привычки. Я вот всегда работаю под собственным именем, и ничего, опасности не наблюдаю… Но перейдем сразу к делу. Ты получил послание от Юпитера?

– Да, получил.

– Мы с господином Роуханом уже предварительно обговорили этот вопрос.

– Я по этому вопросу и пришел.

– Амир готов выделить надежных людей в нужном количестве.

– Да, я пришел попросить конкретных людей, которые сильно не любят русских.

– Это кого? – спросил амир. – У нас, мистер Кокс, все русских не любят. Особенно летчиков и вертолетчиков.

– Но есть и такие, которых русские не пускают домой и грозятся убить, если они вернутся. Есть, амир?

– У меня здесь сплошной интернационал. От Мавритании, Нигерии до Средней Азии и Китая. Весь исламский мир. Кто тебя интересует конкретно?

– Небольшой дагестанский джамаат. Там шестнадцать или семнадцать бойцов, двое из которых марокканцы, остальные дагестанцы. На этих парней, я слышал, вполне можно положиться. Они задание выполнить смогут.

– Я понял, кого ты имеешь в виду. Дагестанский джамаат у меня только один. Но он в настоящее время готовится к другой операции.

– Я в курсе. Об этой операции я тоже хотел поговорить. Надо бы ее отменить.

– Откуда ты можешь что-то о ней знать! Операция готовится в условиях секретности. О ее тонкостях, как и о главных целях, знают лишь несколько человек.

– Я же не зря большую часть жизни прослужил в разведке, – уклонился майор от прямого ответа на прямой вопрос. Он вообще любил оставаться загадкой для посторонних и любил удивлять их. – Как и полковник Воннегут.

– Да, случается, мы знаем много того, что другим неизвестно, – расплывчатой фразой поддержал полковник коллегу по разведывательному сообществу.

– Это, в принципе, не так и важно, – неожиданно быстро согласился амир Роухан. – Меня больше интересуют причины, по которым я должен отменить свою спланированную операцию. Дело в том, что мы уже получили даже благословение ученого имама. Разве наша операция может кому-то помешать, кроме разве что сторонников президента Асада, чтоб его покусали собаки его старшего сына[30].

– Я считаю, – строго, как раньше не говорил с амиром, заявил Джереми Кокс, – что данная операция, назовем ее скромнее, просто акцией по ликвидации генерала Сухеля, малоэффективна и может принести больше вреда, чем пользы. К тому же она вступает в противоречие с нашей операцией, на которую США выделили значительные суммы денег, часть из которых досталась конкретно амиру Роухану.

– Не лично ему, – поправил амир Кокса. – Мне не перечисляли деньги. Мне на определенную сумму поставили вооружение, и только. А мне лично этого вооружения не надо. Следовательно, не стоит меня упрекать в личной заинтересованности.

Джереми спорить не стал, хотя хорошо знал, что треть суммы была положена на личный счет Роухана в одном из английских банков. Но если амир не признает этого, то это его проблемы.

– Дело в том, что наши с вами задачи совпадают, – продолжал Кокс. – Обе они ведут к устранению генерала Сухеля. Только у меня есть опасения, что после гибели в бою Сухеля сделают национальным героем, ему поставят памятник, его именем назовут какой-нибудь аэропорт или морской порт. Я думаю, не стоит давать Асаду такой козырь в руки. Кроме того, Асад будет, как и раньше, опираться на русских. Мы же действуем иначе. Главное, на что мы рассчитываем, чтобы русские арестовали генерала Сухеля. Мы организуем массовые, просто гигантские поставки героина в Россию. Во-первых, сама Россия захлебнется в героине. При больших поставках снизится цена дозы, и наркомания станет более массовым явлением. Естественно, Россия не потерпит такого. И генерала Сухеля арестуют. Мы сумеем его подставить. На его имя уже открыт счет во французском банке. И туда будут постоянно добавляться средства. После каждой поставки, чтобы совпадали даты. Заманить генерала в Россию будет не сложно после того, как он станет командовать российской армией в Сирии. Его просто вызовут в российский Генеральный штаб и там арестуют. Это поссорит русских с сирийцами. И обязательно поссорит двух президентов. Так что у нашей операции последствия несравнимо более перспективные в сравнении с вашей, амир. И потому я предлагаю вашу операцию свернуть или просто оставить про запас, если у нас что-то сорвется, и помочь нам с проведением нашей операции.

– А я разве не помогаю? – возразил амир. – Я даже нужный тебе джамаат согласен выделить. Кроме того, я выделил тебе в помощники хорошего умного человека, в котором сам иногда нуждаюсь. Ты им доволен?

– Абдурахман? Да, он толковый человек. И отлично справляется с любым порученным ему делом. Кстати, амир, там, – кивнул Джереми в сторону входной двери, – в приемной стоит на коленях под двумя автоматными стволами какой-то человек. Похоже, ждет смерти. В чем он провинился?

– А… Этот… Он отказался есть сырое сердце убитого им сирийского солдата. Показал, что он не настоящий мужчина и не настоящий моджахед. Сказал, что его вырвет. Его заставили, но его все равно вырвало. Настоящий моджахед легко съест сердце врага и станет сильнее. Мы от таких мягкотелых парней по совету нашего имама избавляемся.

– И что его ждет?

– Расстреляют. Или голову отрежут… – спокойно, как о чем-то обыденном, сказал амир.

– Я тоже не смогу съесть сырое сердце. Даже вареное, зная, что это человечина, не смогу, – заметил Джереми.

– Я тоже, – поддержал его полковник Воннегут. – Разве что с дикого голода, не в своем уме от этого будучи.

– Вы же не мои моджахеды… – рассмеялся амир. – И советы имама на вас не распространяются.

– Амир, подарите мне жизнь этого человека. Дайте его мне в помощники, – неожиданно для себя сказал Джереми. Ему просто захотелось иметь рядом с собой верного человека. А самыми верными бывают те, кого ты спас от смерти.

– Он – сириец… – с презрением произнес Роухан. – Его взяли на войну под страхом расстрела детей и жены. А он оказался ни на что не годным.

– Какая разница, кто он… Я хочу только убедиться, что из любого можно сделать человека, как уверяют наши философы.

– Он, я слышал, не из философов и не из поэтов. Он – простой фельдшер и ветеринар.

– Разница невелика! Толкового человека можно сделать из любого.

– Берите его, если он может сгодиться на что-то… – согласился амир. – Я сегодня добрый. Дал себя уговорить в одном, потом в другом. Пользуйтесь. Я не всегда таким бываю. Но философов я не уважаю и не верю им, как и ветеринарам. Я собак не люблю, а ветеринары лечат даже волкодавов. А я по натуре – волк. Говорят, генерал Сухель тоже из философов и поэтов…

Амир включил микрофон на столе и позвал адъютанта:

– Али, приведи ко мне приговоренного. Я его милую… Нет-нет, приводить не надо. Сейчас от меня выйдет майор Кокс, он заберет его с собой. Майор выпросил у меня его жизнь. Пусть служит майору, так ему и скажи…

Глава девятая

Однако как капитан Радиолов ни стремился догнать и перегнать своих бойцов, зная, что всегда, еще со школьных времен, был отменным бегуном, трое офицеров его опередили. Когда капитан ворвался в заросли не слишком высоких, метра в полтора, кустов, двое уже обыскивали убитых бандитов, а лейтенант Карошко упер глушитель автомата еще одному раненому бандиту в шею и держал его так, сидящим на земле с кровавой раной в плече, не позволяя пошевелиться.

Захват пленника – это, как понимал Радиолов, хорошо. Пленникам, бывает, есть что рассказать о планах своего командования.

– Сева! – позвал он в микрофон лейтенанта Крамолова. – Как освободишься, гони к нам. Тут раненого бандита перевязать нужно.

– Или пристрелить. Это, на мой взгляд, разумнее, – высказал свое мнение старший лейтенант Ласточкин.

– Это было более разумным на Северном Кавказе, – не согласился с ним командир. Он хорошо знал, что на Северном Кавказе бандит вскоре после задержания частенько бывает опять задержан уже в составе новой банды. Каким-то образом бандитам часто удается избежать обязательного наказания. И потому во исполнение устного приказа в сводках обычно сообщается, что на предложение сдаться бандиты ответили огнем и в результате были уничтожены. – На Кавказе я бы сам приказал его расстрелять. А здесь… Сева, что там?

– Пару минут, товарищ капитан… Заканчиваю перевязку сирийского мукаддама[31], вытащенного из машины. Здесь сложное ранение в области живота. Кровоизлияние внутреннее, но мне хотя бы внешнее остановить, и то будет хорошо. Как перевязку закончу, сразу к вам. А потом надо быстрее ехать в ближайший госпиталь. Мукаддаму и пулеметчику срочно требуются операции.

– Что с мукаддамом?

– Четыре осколка в животе. Сильное внутреннее кровотечение, как я уже сказал.

– Понятно. Тогда пришли ко мне арифа Салмана. Сразу допросим пленника…

– Понял. Сейчас пришлю.

– Ты не капитан Радиол, случайно? – встрепенувшись, спросил вдруг раненый пленник на плохом русском языке.

– Да, я – капитан Радиолов, – твердо подтвердил Алексей Терентьевич.

Пленник выматерился по-русски и, воспользовавшись тем, что его еще не обыскивали, неожиданно вытащил из-за спины пистолет и дважды выстрелил Радиолову в грудь, прямо в область сердца. Спасло Радиолова от смерти только то, что в этот момент лейтенант Карошко обернулся, видимо, на звуки голоса бандита и дал свою очередь прямо от пояса. Две пули выбили пистолет из руки стреляющего. Одна, видимо, угодила в пистолет, вторая прострелила руку чуть выше кисти.

Капитана Радиолова заметно качнуло, но на ногах он устоял и даже попытался ударом ноги выбить пистолет из руки стрелявшего. Но пуля из автомата лейтенанта Карошко оказалась быстрее ноги командира. Бандит, сообразив, что потеря крови отнимает у него силы, зажал простреленную руку второй рукой, пытаясь ладонью остановить сильное кровотечение. Тут как раз вовремя подошли санинструктор лейтенант Крамолов и сирийский ариф Салман. Санинструктор в разговоры не вступал, коротко глянул на раненую руку бандита, подсвечивая себе фонариком, после чего отложил фонарик в сторону, достал из своей сумки крепкий резиновый жгут и перетянул ее чуть выше ранения. После чего обработал само ранение хлоргексидином из пластикового пузырька, промочил тампон винилином и наложил повязку. А уже после свежей и обильно кровоточащей раны занялся второй. Там пуля просто порвала мышцы левого плеча, пройдя навылет через мягкие ткани.

– Будет, козел, жить и давать показания… – констатировал санинструктор.

– Как, командир? – участливо спросил лейтенант Карошко, внимательно глядя на Радиолова.

– Терпимо, – с кряхтением и одновременным смешком выдавил из себя капитан и стал ногтем выковыривать из обшивки бронежилета сплющенные пули. Завершив эту несложную работу, сбросил их в пыль, поднял с земли пистолет бандита и стал его рассматривать. Пуля автомата смяла ствольную коробку, и коробка, вероятно, заклинила затвор, если совсем не сломала его. По крайней мере, он не передергивался даже с приложением сильных рук. Пришлось исковерканный пистолет просто выбросить.

Ариф Салман тем временем уже начал допрос. Говорил он, как показалось Радиолову, на арабском языке – он понял это по плавной мелодичности речи и большому количеству мягких и тягучих гласных звуков. Пленник отвечал арифу, судя по всему, на том же языке, но с совершенно иным произношением. Явно арабский не был для него родным языком. К тому же он и русским в какой-то степени владел. Скорее всего, это был не простой бандит. И Салман тут же подтвердил мысль Радиолова.

– Этого парня необходимо к нам в штаб доставить. Там его допросят основательно. Не захочет, все равно все расскажет. У нас допрашивать умеют.

– Попробуй спросить, нет ли других засад по дороге?

Ариф задавал вопросы еще добрых пять минут. Он сам был заинтересован в ответах и потому хотел узнать подробности. Наконец сообщил капитану:

– Мамой клянется, что больше никого нет, выслали только их группу со специальным заданием. А что за задание – не говорит. Просто специальное задание, и все. Но он говорит, что в группе было одиннадцать человек. А здесь, в засаде, было только шестеро. Где еще пятеро, он не знает. Может, в блиндаж вернулись.

– Как думаешь, правду говорит? Можно ему верить?

– Если мамой клянется, это значит, что гарантированно брешет. Судя по возрасту, его мама давно умереть должна. Ему самому больше пятидесяти, если не шестьдесят. Я так думаю, что километра через три – через пять, когда кустов будет много, встретится еще одна засада. Что будем делать, капитан?

– А что ты сам, Салман, предлагаешь? Ты лучше нас знаешь местную обстановку. Что бы ты сам предпочел?

– Я бы предпочел дождаться колонны и ехать под ее прикрытием.

– Это, командир, невозможно, – обратился к капитану лейтенант Крамолов. – Мукаддам не может долго терпеть, он попросту умрет. У него кишки осколками порваны, сильное внутреннее кровоизлияние.

Радиолов вопросительно посмотрел на арифа.

– Тогда едем! В случае чего отобьемся… – ответил тот, но как-то легкомысленно, совсем не по-военному. Чувствовалось, что ариф в военном деле не профессионал.

А капитану Радиолову вдруг пришла в голову одна мысль.

– Ласточкин! Ко мне! – позвал он.

– Бегу, командир…

– Переносите раненого в кузов, – приказал капитан Крамолову и сирийскому арифу. – Карошко! Пленника связать и тоже в кузов. И руки, и ноги связать. Присматривай за ним, как мавр за Дездемоной. В случае чего пристрели. А можешь, как мавр, придушить…

Две последние фразы были произнесены даже не для лейтенанта, а исключительно для пленника. Карошко сразу принял игру и ответил:

– Понял. Пристрелю с удовольствием, товарищ капитан. И с еще большим удовольствием придушу. Таких гадов давить надо, чтобы воздух чище стал. Слишком уж у него изо рта воняет. Я бы его ради приличия просто под колесо нашей машины сунул. Прямо головой… И попросил бы водителя проехать вперед и назад. Это для верности…

– А чего тянуть-то… – вынырнул из темноты снайпер группы старший лейтенант Ласточкин. – Если помощь требуется, я с удовольствием помогу. Прямо сейчас под колесо его и уложим.

– Лучше после допроса. Во время допроса ему будет танк по рукам проезжать. Я предложу именно так его и допрашивать. Думаю, мне в таком пустяке не откажут. Карошко, веди его. Ноги в кузове свяжешь, чтобы не таскать урода…

Лейтенант с размаху ткнул глушителем автомата пленника в ребра:

– Переставляй копыта! Недолго тебе ходить на своих двоих осталось. Наслаждайся возможностью такой прогулки.

Пленник в одном вздохе совместил и стон, и большой глоток воздуха.

Две спины быстро пропали в темноте. Но заблудиться и потеряться здесь было негде. Расстояние до машины было не больше двадцати метров, и потому Радиолов не беспокоился. К тому же лейтенант, как офицер спецназа военной разведки, имел отличную боевую подготовку, и за него можно было не опасаться. И до машины дойдет, и пленника не упустит.

Оставшись вдвоем со старшим лейтенантом Ласточкиным, капитан обратился к нему:

– Анатолий Васильевич, попробуй сообразить, как нам разжиться аккумулятором хотя бы для одной твоей винтовки.

– Нет ничего проще. Я даже два варианта вижу.

– Рассказывай…

– Первый. Поставить винтовку на зарядку от командирского пояса.

Командиру боевого подразделения полагалось носить при себе пояс со станцией подзарядки аккумуляторов, способной одновременно заряжать до восьми приборов. В просторечье станцию звали Power Bank, по аналогии с зарядными устройствами для телефонов. А сейчас требовалось зарядить хотя бы семь. Радиолов не забыл про станцию, просто она сама была еще не заряжена, о чем капитан тут же и заявил:

– Думаешь, ты один про станцию помнишь? Беда в том, что она сама не заряжена. Предполагалось зарядить ее на месте.

– Насколько я помню, станция должна уметь заряжаться от автомобильного аккумулятора. У нас командир ОМОГ однажды заряжал свою станцию от танка. Наверное, и от машины зарядится. Попробуй… В танке двадцать вольт, в машине – двенадцать. Разница невелика. Только по времени это, думаю, затратнее.

– На станции только USB-выходы и входы. В машине, я уже смотрел, USB-входа нет.

– А через прикуриватель…

– А как я его присоединю?

– Может, у водителя есть переходник?

– Надо спросить. Но у меня мысль была другая. У нас у всех заряжены аккумуляторы системы связи. Они уже на складе содержатся заряженными и там же систематически подзаряжаются. Можно ли их как-то подсоединить к твоей винтовке? Хотя бы к одной.

– Это был мой второй вариант. Но потом я подумал, что одной винтовкой в бою не обойтись, необходимо и автоматные прицелы подзаряжать.

– Согласен. Но для начала главное – твой прицел зарядить, чтобы издали определить засаду впереди. У тебя ведь самый мощный тепловизор на «Корде». А засада должна быть. Так что с аккумуляторами связи?

– Я пробовал раньше. Можно сделать батарею из трех аккумуляторов от КРУСов. Этого хватит надолго. На несколько суток.

– Хорошо. Сейчас пойдем к водителю. Если у него есть переходник, зарядим станцию и одновременно твой прицел и все автоматы.

За разговором они уже подошли к дороге и взобрались на полотно как раз рядом с разваленным гранатой капотом «Исузу». Стреляли по пикапу, видимо, осколочной гранатой. Об этом говорило множество отверстий в крыльях. Крышку капота взрывом оторвало и забросило куда-то в хлопковое поле. В сам двигатель капитан Радиолов даже не заглядывал. Там тоже все должно быть разворочено. Даже масло в пыль вытекло, образовав солидную лужу. В дизельном двигателе масла много. Хорошо еще, что не загорелось топливо. А лобовая броня, прикрывающая стекло, защитила водителя и двух пассажиров только от ударов осколков сверху и от пуль. Но и через нижнюю часть капота осколки, отыскав сквозные «коридоры» в двигателе, прорвались в кабину, убив водителя и одного из пассажиров и ранив второго пассажира в нижнюю часть живота.

Водитель «Фольксвагена» был здесь же и вытащил из кабины тела убитого водителя и пассажира. Водитель «Исузу» был с погонами юнди авваля[32]. Пассажир носил погоны мулязим авваля[33]. Радиолов остановился рядом с телами, посмотрел на своего водителя. Тот прочитал вопрос во взгляде и ответил:

– Это была машина нашего разведуправления. Офицеры оттуда же. Документы я уже забрал. Тела надо загрузить к нам в кузов и отвезти в штаб. Не бросать же их на дороге…

– Ласточкин! Займись… Позови кого-нибудь в помощь. В кузове места хватит?

– Потеснимся…

Старший лейтенант вызвал по связи себе помощника, и вдвоем, взявшись за ноги, с одной стороны, и под мышки, с другой, они быстро перенесли два окровавленных тела и уложили их так, чтобы они лежали в кузове, никому не мешая. При этом пришлось обложить двумя телами связанного по рукам и ногам пленника, и даже слегка навалить тела на него. Конечно, приятного в подобном соседстве мало, но убийце-бандиту это было, похоже, не сильно неприятно. Он только криво усмехался, время от времени подергивая раненой рукой, словно старался сберечь ее. Непонятно только для чего. Неужели он еще рассчитывал остаться жить? Впрочем, если сразу не пристрелили, значит, надежда была, что и дальше не пристрелят.

– Недолго тебе радоваться жизни осталось! – сказал ему старший лейтенант Ласточкин, стараясь изобразить на своем вполне обычном лице злобную шипящую улыбку. Ему активно не нравилось поведение пленника. – Хорошо, дали бы мне до тебя добраться. Ты бы у меня долго выл, как недорезанная свинья. Надеюсь, удача будет на моей стороне, и я сумею тебя выпросить для важного собеседования. Ты слышал когда-нибудь, как недорезанная свинья орет? Я вот слышал и хочу, чтобы ты тоже так орать начал. И будешь орать и визжать, насколько легких хватит. Я тебе обещаю…

Капитан Радиолов тем временем взял под локоть водителя и попытался задать ему вопрос, но тот по-русски не понимал. Пришлось обратиться по связи к группе:

– Кто видит арифа Салмана? Пришлите его ко мне.

– Он уже идет, командир… – ответил старший лейтенант Карошко.

Салман действительно тут же вынырнул из темноты. Да ему и требовалось-то только обойти сбоку «Фольксваген».

– Переводчик требуется, – объяснил Радиолов вызов. – Спроси у водителя, как он свою сотовую трубку в машине заряжает?

Вопрос арифа не удивил, и он перевел его довольно длинной тирадой.

– Он говорит, что заряжает в казарме, но пользуется трубкой редко, потому заряда ему хватает на несколько дней.

Взгляд капитана упал на распахнутую дверцу разбитого пикапа «Исузу».

– Пусть во второй машине поищет переходник от прикуривателя к разъему USB.

Салман перевел. Водитель пожал плечами и полез в машину, видимо, не слишком хорошо понимая, что ему требуется искать. Тогда капитан снял с пояса пристроенную на спине зарядную станцию и показал ему USB-разъем.

Теперь даже перевода не потребовалось. Водитель всплеснул руками, радостно улыбнулся, залез в карман дверцы разбитой машины и вытащил переходник к прикуривателю.

– То, что нужно? – спросил Салман.

– То, что очень нужно. Спроси, заднее стекло кабины открывается? Окно в кузов…

За водителя, не переводя вопрос, ответил сам Салман:

– Нет. Можно не спрашивать. Я сам уже и смотрел, и спрашивал…

– Придется стекло разбить, – принял решение капитан.

– Зачем? – так и не понял ариф.

– Необходимо подзарядить аккумуляторы на приборах ночного видения автоматов и снайперской винтовки. Тогда мы увидим заранее любую засаду и сможем уничтожить ее раньше, чем они нас. Я подключу к прикуривателю «Фольксвагена» свою зарядную станцию, а к ней подсоединю кабели тепловизоров от прицелов автоматов группы и снайперских винтовок. Тепловизоры смогут работать даже с малым неполным зарядом. Это вопрос нашей безопасности. Разбить стекло – это боевая, так сказать, необходимость.

Водитель что-то сказал, и Салман перевел:

– Он спрашивает, а пулевого отверстия хватит? Пулевое он потом заклеил бы скотчем…

Радиолов мысленно прикинул длину кабеля и ответил, что следует примерить. Втроем они вернулись к «Фольксвагену». Капитан сразу измерил длину кабеля, его вполне хватало, чтобы расположить зарядную станцию в кузове. Только кому-то, видимо, придется держать ее или в руках, или на коленях, поскольку до пола длины кабеля слегка не хватало.

– От заднего стекла кабины всем отойти! – по связи приказал командир группы. – Буду делать пулевое отверстие. Кто-нибудь, подсветите снаружи фонариком…

Луч фонарика ударил в глаза даже сквозь покрытое пылью стекло. Радиолов отодвинулся от света, перевел предохранитель на одиночные выстрелы и сразу после этого выстрелил с таким расчетом, чтобы пуля полетела вверх. Отверстие в стекле, как обычно бывает, получилось в три с лишним раза больше диаметра пули, посланной наискосок. Примерив USB-разъем и убедившись, что в отверстие он проходит, капитан вышел из кабины и передал бойцам в кузов зарядную станцию, а потом и свой автомат с уже подключенным к прицелу кабелем. Оружие командира тоже должно иметь заряженный аккумулятор.

Разъем сразу просунули в пулевое отверстие стекла, и Радиолов сам вставил в автомобильный прикуриватель переходник, который тут же показал горящий красный светодиод. Когда произойдет полная зарядка, загорится зеленый.

– Как будете готовы ехать, постучите по кабине, – распорядился капитан по связи.

В ответ сразу же постучали.

На улице между тем стремительно светало.

– Напрасно стекло пробивали, – заметил ариф Салман. – Без тепловизора все отлично видно.

– Ты умеешь видеть сквозь кусты? – спросил Радиолов.

– Нет.

– А вот тепловизор видит.

– Сквозь кусты?

– Сквозь кусты! И тех, кто за камнями прячется, тоже определяет…

– Сквозь камни?

– Нет. Над камнями тепловое излучение от человека вверх идет, – не поленился Радиолов объяснить далекому от современной военной технологии сирийцу…

Глава десятая

В смотровую щель бронелиста не было видно длинного ствола снайперской винтовки «Корд» с мощным дульным тормозом, зато даже в запыленное заднее стекло кабины можно было различить, что старший лейтенант Ласточкин, не дожидаясь окончания зарядки аккумулятора тепловизора, устроился, стоя перед пулеметом, так, что длинный ствол пулемета чуть не ложился ему на плечо. Сошки винтовки, видимо, уперлись в крышу кабины, о чем сообщал постукивающий на кочках звук над головами сидящих внутри, и старший лейтенант в оптический прицел, как это называется на армейском жаргоне, «облизывал местность», то есть контролировал и внимательно изучал все места, где может сидеть засада. Прицел позволял увидеть возможную опасность за два с половиной километра. «Фольксваген» ехал неторопливо, с нежеланием растрясти раненых в кузове. Но и не настолько медленно, как совсем недавно в рядах большой автоколонны, где машины передвигались буквально ползком.

Ариф Салман предупредил капитана Радиолова, что засаду стоит ждать уже через три-пять километров, когда вдоль дороги будут стоять кусты. Но участок с зарослями густых кустов машина проехала благополучно – засады там не было. Сам капитан посчитал, что передавать бойцам предупреждение арифа не стоит, чтобы не расхолаживать их настороженность. И оказался прав. После зарослей кустов машина миновала развилку, где ариф подсказал, что им следует ехать налево, тогда как идущая следом колонна поедет направо, следовательно, здесь, по дороге налево, угроза попасть в засаду возрастала, так как «волкодавы» остаются без дополнительной защиты. Капитан по связи сразу передал свои соображения бойцам в кузов, требуя усиления внимания. Так и ехали. Водитель, наверное, сильно устал от нахождения в непривычной позе. Чтобы достаточно видеть дорогу в две узкие смотровые щели, ему постоянно приходилось наклоняться вперед. Даже сам капитан Радиолов устал следить за дорогой, с непривычки от такой позы начала ныть спина.

Потом дорога стала подниматься на небольшую гору, на вершине которой стояла некогда богатая, видимо, деревня, о чем говорили возвышавшиеся на окраине над высокими заборами дома в три этажа. Такие дома с большими окнами могли себе позволить разве что люди с достатком. Сейчас же деревня просто звучала пустотой и тишиной. Не было видно ни одного человека, ни одной собаки или ослика. Людей, понятно, в такой ранний час никто увидеть и не рассчитывал. А когда подъехали ближе, уже стало видно, что деревня основательно разрушена. Большие красивые дома стояли почти без стекол в окнах, лишь по краям рам остались осколки, пугая своими острыми формами. Многие заборы, некогда выложенные из саманного кирпича[34], сейчас были разрушены частично или местами даже полностью. Рядом с дорогой, а кое-где и на самой дороге виднелись ямы-воронки, которые пикапу пришлось объезжать.

– Американцы бомбили… – объяснил Салман. – Причем без разбора, и бандитов, и мирных жителей… Жители после этого в ближайший город перебрались, где сейчас дивизия стоит. Кто что сумел с собой унести, то и взяли. Ох уж эти американцы. А еще миром рвутся править… Я бы им не позволил править самой маленькой деревней…

Эти слова косвенно навели капитана Радиолова на другие мысли – о Джереми Коксе и о его миссии. Кроме того, из головы не выходила фраза пленного бандита: «Ты не капитан Радиол, случайно?»

Вывод после этой фразы напрашивался сам собой. Бандиты знали, что прибывает группа капитана Радиолова. И они ждали именно пикап с группой ЧВК «Волкодав», чтобы уничтожить «волкодавов», но по ошибке атаковали другой пикап, не разобрав в темноте марку машины и количество людей в ней. Но нужно было быть сильно самоуверенными, чтобы вшестером, а именно столько бандитов было в засаде, атаковать семерых «волкодавов», да еще при поддержке двух сирийцев. Самоуверенности им было, похоже, не занимать. Эти люди готовы сами погибнуть, но своей цели достигнуть. Именно так можно интерпретировать ситуацию, когда раненый бандит дважды выстрелил из пистолета в капитана Радиолова. Вероятно, в темноте не понял, что стреляет в бронежилет. Да и сам бронежилет от комплекта оснастки «Ратник» значительно отличается от обычного войскового бронежилета. Тем более он был прикрыт «разгрузкой». Группа носила комплекты «Ратник-2», который отличался от «Ратника-1» хотя бы наличием отдельной «разгрузки». В первом комплекте на обшивку бронежилета были нашиты полоски «липучки», к которым крепились нужные карманы и подсумки. Как показали испытательные мероприятия, это было не самым лучшим вариантом. В итоге комплект вернулся к изначальной манере ношения «разгрузки» как отдельного дополнительного вида одежды. Так было и привычнее, и удобнее. По крайней мере, карманы не отрывались от ненадежной «липучки», если зацепишься ими за что-то. Кроме того, под «разгрузкой» не так явственно виден бронежилет. Ведь бандит имел возможность стрелять и в голову капитану, и в шею, и в пах, но предпочел стрелять в область сердца. Впрочем, в голову попасть труднее, и бандит, возможно, просто опасался промахнуться в темноте, хотя это едва ли, судя по прицельности его выстрелов. Да и сам капитан мог бы просто наклонить голову, чтобы пуля попала в шлем, выдерживающий пулю от пистолета Макарова, выпущенную с пяти метров. Хотя эта особенность современного шлема спецназовца вряд ли была известна бандиту. Но в любом случае это не играло важной роли. Важную роль играл вопрос, кто бандитов послал. А послал их тот, кто имел доступ и к данным ЧВК «Волкодав», и к данным о полетах российской авиации, и к данным сирийского спецназа. Иначе было бы невозможно выяснить, когда группа Радиолова вылетает, каким маршрутом летит, когда самолет прибывает и каким транспортом будут группу доставлять в дивизию сирийского спецназа. И вообще без сирийского спецназа невозможно узнать маршрут движения пикапа с «волкодавами» от российской военной базы «Хмеймим» до штаба сирийской дивизии «Силы тигра». Одному человеку узнать так много из разных мест практически невозможно. Значит, против «волкодавов» выступает большая и сильная система, скажем, такая, например, как ЦРУ. Или еще какое-то управление из того же пресловутого Разведывательного сообщества США. И деятельность этой системы требуется пресечь самым кардинальным образом.

Причем капитан Радиолов прекрасно понимал, что ликвидация одного человека мало что способна дать, разве что на какое-то время притормозит процесс. Иначе он бросил бы все силы на ликвидацию полковника Альфонсаса Цитукаса и посчитал бы вопрос решенным. Но капитану поставили гораздо более сложную задачу. Если первоначально он должен был только «вытащить» из бандитского логова раида, иначе говоря, майора Гиваргиса аль-Хабиби, то теперь он должен был понять, какую задачу ставит перед полковником Цитукасом, скрывавшимся под личиной майора ПВО США Джереми Кокса, его командование. Понять и что-то предпринять, чтобы это задание пресечь в корне. Если бы вопрос стоял только в уничтожении Цитукаса, то все было бы просто. Но на его место всегда найдут другого человека, и операция продолжится. И придется искать новые данные на нового человека. При этом еще неизвестно, будет ли этим поискам сопутствовать такая же удача, как с поиском данных на полковника.

– Командир! Тормози… – тихо, будто сам в засаде сидел, сказал в микрофон старший лейтенант Ласточкин.

– Что там? – спросил командир.

– Впереди, за полуразрушенной стеной, большое свечение. Я думаю, никак не меньше десяти человек. Один кто-то высовывался, но уже спрятался. Услышал, наверное, звук двигателя машины. Может быть, и увидел.

– Салман, местные жители здесь могут быть?

– Нет, все давно ушли. Разве что, как это по-русски будет? А… Только мародеры. По домам шарят, кто одеяло стащит, кто холодильник.

Ласточкин продолжал комментировать то, что видел в сильный оптический прицел.

– Вот, над стеной «РПГ-7», кажется, промелькнул. Его передавали от одного к другому. У мародеров такого оружия быть не может. Но люди пока не высовываются. Расстояние по моему дальномеру – чуть больше километра. С такого расстояния они стрелять не будут, будут бить только прямой наводкой, чтобы наверняка машину остановить.

– Стена из чего сложена?

– Саманный кирпич, как я понимаю.

– Автоматная пуля в нем увязнет.

– Обязательно. Зато пуля от винтовки его разнесет. Пулеметная очередь вообще – в клочья, в пыль… Я готов!

– В кузове остаются Ласточкин и Карошко. Карошко – за пулемет. Остальные – захватите мой автомат, идем в обход. Ласточкин, покажи бойцам место.

– Уже показываю, командир… – опередил приказ капитана старший лейтенант. – Опарин всех поведет…

– Салман, ты с водителем за пленником присматривайте. И, на случай стрельбы, за машину спрячьтесь. Если что – необходимость какая, пулеметчику помогите…

Радиолов покинул кабину, получил из кузова в руки свой автомат с не полностью еще заряженным аккумулятором прицела и дождался, когда соберется вся группа. Старший лейтенант Опарин, которому Ласточкин показал местонахождение засады, встал ведущим. Капитан Радиолов – замыкающим. Группа легким бегом, пригибаясь у заборов, двинулась в обход по деревенской улице. Надежда была на то, что у бандитов нет тепловизоров, которые в их среде вообще редкость, или хотя бы противник не смотрит в ту сторону, где движется группа, не контролирует возможность обхода. Такое допущение тоже было естественным. Засада ждет появления машины со стороны дороги и не ожидает своего обнаружения раньше времени. Честно говоря, это беда всех засад…

Ведущий старший лейтенант Опарин поднял за спиной руку с раскрытой ладонью, призывая группу остановиться, – знак, оставшийся в крови всех спецназовцев с тех времен, когда еще не существовало системы внутренней связи, – и медленно поднял голову над забором. Радиолов, сильно пригнувшись, передвигаясь «гуськом», подошел к Опарину и тоже осторожно посмотрел через забор.

Точка нахождения группы «волкодавов» расположилась на параллельной улице, значительно ниже точки нахождения засады. А между ними был еще один забор, совсем низкий, разделяющий два двора. Через него забор, за которым пряталась засада, был виден только до середины. Бандиты имели два гранатомета «РПГ-7», два ручных пулемета и девять автоматов. Без автоматов обходились только пулеметчики. Всего в засаде капитан насчитал одиннадцать бандитов с лопатообразными длинными бородами, которые никто из них, видимо, никогда не подравнивал и не стриг, хотя головы у пятерых были до блеска выбриты. Пленник, лежащий в кузове пикапа, не с потолка, похоже, назвал цифру одиннадцать, она у него в голове вертелась. Правда, он сказал, что вся их группа состояла из одиннадцати бойцов. И получалось, что во второй засаде, которой вроде бы, со слов пленника, и быть не должно, «волкодавам» пытались противостоять только пятеро. А их было здесь одиннадцать. Значит, всего группа насчитывает семнадцать человек. Но одиннадцать против семерых – это уже сильная засада, если бы она стала для «волкодавов» неожиданностью. А ожидаемая засада, тем более определенная по месту устройства, вообще, по своему принципиальному назначению, перестает быть засадой.

Песочного цвета камуфлированные костюмы носили только двое из одиннадцати, остальные были в простой гражданской одежде, поверх которой надевали только обычные армейские «разгрузки». На троих были даже самые обычные тканевые жилеты с карманами, набитыми запасными магазинами к автоматам и еще чем-то, наверное, гранатами, ножами, пистолетами и другим возможным оружием ближнего боя, которое бандиты традиционно на себя нацепляют, хотя ближний бой – это исключительная редкость в современной войне. Радиолов даже слышал, что особым шиком у игиловцев считается ношение на боку старинной сабли, оружия, в общем-то в современном огнестрельном и скоротечном бою совершенно бесполезного.

– Командир! – позвал по связи старший лейтенант Ласточкин. – Вы где находитесь? А то Карошко не терпится пулемет опробовать. Волнуется…

– Мы уже неподалеку от засады. Бандитов видим. Но на боевую позицию еще не вышли. Жди, я сообщу, когда стрелять…

Чтобы эффективно и наверняка, с гарантией поражения, стрелять и себя относительно обезопасить, по замыслу Радиолова, следовало перебраться через ближний забор и подойти к среднему, который станет укрытием-бруствером для лежащих бойцов, тогда как бандитам укрыться будет вообще негде. Радиолов осмотрелся. Одноэтажный старенький, давненько побеленный известью дом, сейчас облезлый и грязно-серый, стоял правее, метрах в десяти-двенадцати, и находился внутри двора, не выходя низкими окнами на улицу. Расстояние от дома до забора – около двух метров.

– Туда, – показал рукой направление капитан. – За домом «мертвая зона» просмотра. Там перебираемся во двор.

Гарнитура связи позволяла быть более многословным, чем при обычном командовании, следовательно, и более подробным, что само по себе исключало непонимание. Капитан и четверо его бойцов, прячась за забором, легко и неслышно перебежали к дому. Через забор перебрались все одновременно, не испытав с таким невысоким препятствием трудностей.

Дом не имел чердака. Крыша была плоская и широкая.

– Опарин – позиция на крыше. Забирайся, устраивайся и не высовывайся, чтобы не заметили.

Теперь с капитаном остались только трое «волкодавов». Радиолов, встав на четвереньки, выглянул из-за угла дома. После этого сразу залег, поднял голову, осмотрелся и пополз, выбрав себе в качестве ориентира пролом в стене шириной в полтора кирпича. Остальные трое залегли раньше и начали ползти еще до того, как достигли угла здания.

Остановившись около выбранного места, Радиолов по связи запросил:

– Опарин! Как успехи? Залез?

– И залез, и залег, и даже бандитов под прицелом держу. И вас всех вижу.

Капитан посмотрел сначала по сторонам, убеждаясь, что трое его бойцов не отстали, потом положил ствол автомата в пролом стены и слегка приподнял голову. Спины бандитов в засаде были в двадцати метрах впереди. К счастью, бандиты не оборачивались, ожидая приближения пикапа, который все не ехал и не ехал. Вообще, впечатление складывалось такое, что они стоят как перед спринтерской дистанцией, на низком старте, готовые положить на забор свое оружие и открыть огонь на уничтожение.

– Ласточкин! Карошко! Пора! Огонь…

Одиночный выстрел «Корда» прозвучал как выстрел противотанковой пушки. И одна– единственная тяжеленная пуля сразу развалила часть забора, рассыпав в прах целый ряд кирпичей. Лейтенант Карошко тоже слышал приказ, и управляемый им пулемет «Утес» продолжил дело винтовки, сразу сделав в стене большой провал и открыв бандитов. Перебежать за другую часть забора они просто не успели. Мощная пуля «Корда» после второго выстрела винтовки нашла самую удобную для себя мишень, но свалила сразу двоих, первого вообще развалив на две половины в области живота.

– Огонь! – дал капитан команду другим бойцам.

Автоматы заговорили дружно и бесцеремонно, но слышал их, скорее всего, только сам Радиолов и бойцы группы «волкодавов». Микрофоны улавливали звуки выстрелов и передавали их в наушники. А глушители работали качественно, никто из бандитов на звук стрельбы автоматов даже не обернулся, хотя, возможно, из-за стрельбы пулемета их было и не слышно, а возможно, бандиты в засаде просто не успели среагировать. С ними было покончено за несколько секунд, а пулеметчик вошел во вкус, и тяжелые пули продолжали разрушать забор до того момента, пока капитан не дал команду:

– Карошко! Отбой! Угомонись! Здесь никого, кроме нас, не осталось. Мы выходим посмотреть.

Пулемет тут же послушно замолчал.

– Командир! Ариф просит разрешения посмотреть на бандитов… – сообщил старший лейтенант Ласточкин. – Можно ему подойти?

– Подъезжайте все вместе, чтобы нам за вами не бегать…

После громкой стрельбы воцарившаяся вокруг тишина казалась мертвой, словно искусственная. Наверное, поэтому звук двигателя «Фольксвагена» слышался громко и отчетливо, нарастая по мере приближения. Машина остановилась против уже основательно разваленной стены забора. Рядом тут же оказался лейтенант Карошко, с восторгом разглядывающий работу своих рук. Восторженно качая головой, он пробовал пальцами плотность саманных кирпичей, так легко разбиваемых крупнокалиберными пулями в прах.

– Ну, и машина, этот пулемет! Купи мне такой, командир. Сил не пожалею, буду на своем горбу везде таскать!

– Он вместе со станиной и патронами больше полусотни килограммов весит. Таскать замучаешься…

– Надо же, – не умерил свой восторг Карошко, – весит, как моя жена. Жену же я время от времени на руках таскаю, вот и пулемет потаскаю… Не каждый же день мы на операцию вылетаем. Заодно и мышцы подкачаю, веса чувствовать не буду…

Радиолов посчитал этот разговор болтовней и, не реагируя, продолжил осматривать тела убитых бандитов в поисках документов. Ариф Салман помогал ему. Документы оказались только у двоих, как выяснилось, марокканцев по происхождению, да еще у одного было при себе водительское удостоверение, выданное в городе Каспийске. Ариф забрал паспорта себе, обещая передать в разведотдел штаба дивизии. А права водителя-дагестанца поместились в кармане капитана, чтобы потом оказаться в МВД Дагестана.

Радиолов не возражал против интереса Салмана к паспортам. Он, в принципе, должен был явиться в тот же разведотдел, с которым ему предстояло в дальнейшем тесно сотрудничать, но ему для передачи документов убитых бандитов и для всех объяснений требовался переводчик. Арифу было проще все рассказать, к тому же капитан никогда не был любителем похвастать. Все свои дела он привык скромно и по-армейски кратко отображать в рапорте на имя командования. Рассказанное посторонним человеком будет выглядеть более эффектно. А рассказать есть о чем. Салман от восторга готов был, казалось, запрыгать.

– Несколько секунд, и все сделано! – радостно повторял он. – Все бы у нас так воевали… Я бы уже давно снова в школе русский язык спокойно преподавал.

Тела убитых забирать с собой не стали, оставив на поле боя воронам, которые прилетели непонятно откуда и гордо вышагивали, покаркивая и переваливаясь с ноги на ногу.

Группа «волкодавов» устроилась в кузове, водитель и ариф в кабине, а капитан только садился в кабину, в последний раз осматривая место недавнего боя.

– Скоро приедем, – произнес Салман. – Штаб совсем рядом. Вон, кстати, патрульная машина из города нас встречает.

– Так что, засаду на нас устроили под носом у «Силы тигра»?

– Под самым носом, – согласился ариф. – Посчитали, что здесь мы потеряем осторожность. В этом есть рациональное зерно.

– У нас в России говорят, «есть в этом сермяжная правда». Но у бандитов, как я понимаю, есть повышенная наглость.

– Это их всегда отличает, – кивнул Салман. – Мы к этому сначала привыкнуть не могли, а потому часто попадались. Но со временем все просчитали. И теперь они попадаются…

Пикап с «волкодавами» свернул с дороги и поехал по жесткой глинистой пустыне напрямик навстречу другому пикапу – патрульному.

– Сейчас передадим патрульным раненых, чтобы их в госпиталь доставили. А мы пленника сразу в разведотдел передадим. Пусть там его допрашивают…

Глава одиннадцатая

Офицер патруля ехал на таком же пикапе, с точно таким же пулеметом, с защитными бронированными щитами на лобовом стекле и с тремя бойцами. На сей раз все три бойца сидели в кузове. Офицер, кажется, очень обрадовался встрече, много улыбался и долго расспрашивал о чем-то арифа Салмана. Его бойцы быстро перегрузили раненых в свой кузов и пытались что-то выяснить у раненого пулеметчика, поскольку раненый мукаддам был без сознания, а пулеметчик имел только ранение в голову, хотя и достаточно глубокое, тем не менее говорить он мог.

Наблюдая за всем этим, Радиолов не сразу обратил внимание на мигание зеленой лампочки на коммуникаторе – лампочка установлена с внутренней стороны прибора и видна только при взгляде сверху, это сделано специально, чтобы не выдать бойца ночью во время боя, и вообще заметил капитан мигание, только услышав дополнительный негромкий звуковой сигнал. Мигание лампочки означало, что капитана вызывает на связь из Москвы полковник Селиверстов. А звуковой сигнал подается обычно только в случае крайней необходимости ответа.

Торопливо включив дальнюю связь, которая автоматически отключает связь внутреннюю, Радиолов ответил:

– Капитан Радиолов. Слушаю вас, товарищ полковник.

– Как дела, Алексей Терентьевич?

– Спасибо. Вашими молитвами добираемся до места. Осталось совсем немного.

– Капитан, мне только что сообщили. Майор Кокс знает о твоем интересе в Сирии и готовится устроить на тебя засаду по дороге от российской авиабазы до дивизии. Может, сменишь маршрут? Или возьми бронесопровождение… Я могу договориться.

– Поздно, товарищ полковник. Мы уже рядом с «тиграми». Засада уничтожена. Даже две засады. Захвачен пленник. Мы потерь не имеем. Все складывается, как и должно сложиться. Уровень подготовки моей группы и бандитов совершенно разный. Мы даже не успели зарядить аккумуляторы к прицелам, когда уничтожили первую засаду. Заряжали на ходу в автомобиле, когда определили вторую. Группа отработала на отлично, товарищ полковник.

– Ну, и хорошо, как и все, что хорошо кончается. Вот мои собаки тебе привет передают.

Капитан зримо представил всегда улыбающиеся морды величественных волкодавов полковника. Такие собаки вполне могли быть символами ЧВК. Сам Селиверстов любил характеризовать своих собак словами средневекового английского поэта Спенсера, написавшего о породе целую поэму: «Ягненок дома, лев в бою».

– А вы, товарищ полковник, уже на службе?

– Я сегодня на базе ночевал. Сделал один важный запрос. По твоей части. Вернее, сразу несколько запросов объединил в один. Поскольку сам я следственными функциями не обладаю, то запрос направил в соответствующие инстанции ФСБ. Жду ответа. Как ответ придет, я с тобой свяжусь.

– Это по поводу чего, товарищ полковник?

– По поводу твоих подозрений. Пока кое– что подтверждается.

– Кто?

– Я не знаю. Но информация о твоем прибытии в Сирию тоже ушла к противнику. Причем подробная информация. Тебя же на пикапе встретили? Если не ошибаюсь, «Фольксваген» с пулеметом в кузове.

– Так точно. Крупнокалиберный пулемет «Утес».

– Вот видишь, даже это было отображено в информации.

– Но тот, на кого я думал, этого знать не мог, товарищ полковник.

– А это могла быть дополнительная информация. Возможно, там используются несколько источников… Но, судя по всему, генерал Трофимов уже располагает подробной информацией о «кроте». Он в настоящий момент координирует свои данные с данными ФСБ, а потом передаст мне готовый результат. Я сразу с тобой свяжусь. Пока у меня все. До связи, капитан?

– До связи, товарищ полковник…

Патрульная машина уехала быстро. Но перед отъездом офицер патруля достал карту и что-то долго выспрашивал у Салмана. А тот карты читать, видимо, умел и пальцем показывал какие-то точки, давая свои длинные объяснения.

Когда патрульный пикап удалился, Радиолов вышел из кабины, давая возможность арифу занять свое место, а когда все уселись и машина тронулась, спросил Салмана:

– Кто этот мукаддам, которого в госпиталь повезли?

– Начальник боевой подготовки спецназа дивизии. Самый лучший солдат в дивизии, настоящий «тигр». Если он не выживет, для всей Сирии это будет большая потеря.

– У вас же вся дивизия считается спецназом. Или в вашем спецназе есть отдельный спецназ? Спецназ спецназа…

– Конечно. Целая рота – девяносто с лишним человек. Их готовность постоянно проверяет генерал аль-Хасан, и сам в атаку ходит во главе этой роты, всегда первым поднимается. Его пули боятся – стороной облетают. Если кто-то другой первым поднимется, его обязательно пуля «достанет», а нашего бригадного генерала ни разу даже серьезно не ранило.

– У нас его чаще зовут просто генералом Сухелем. А у вас?

– У нас иногда тоже, хотя Сухель – это только имя, – поправил ариф капитана. – Правильнее говорить – генерал аль-Хасан.

Радиолов хорошо знал, как гордятся сирийцы бригадным генералом Сухелем аль-Хасаном. И слова Салмана лишний раз это подтвердили. Знал капитан и про страх, который наводит на противника одно только присутствие «тигров» на каком-нибудь участке фронта. Хотя бородатые бандиты сами, казалось бы, желают наводить страх на всех окружающих, все же собственной жизнью они дорожат. Особенно это касается не простых бойцов, а тех, кто добился в ИГИЛ каких-то высот и имеет возможность хорошо, в сравнении с другими, зарабатывать. И не от случая к случаю.

Дальше ехали молча. Радиолов погрузился в мысли, каким все же образом произошла утечка информации о задаче «волкодавов». Поведение старшего лейтенанта Ласточкина перед выездом вызывало подозрение. Но здесь, в Сирии, он уже успел проявить себя верным и надежным офицером. Окажись Ласточкин предателем, разве стал бы он стрелять по засаде, которую выставили бы по его наводке, и вообще – разве он заметил бы ее и определил за забором группу убийц? А старший лейтенант стрелял, причем стрелял достаточно успешно, используя поражающие качества своей снайперской винтовки, с которой он обращался мастерски. Уложить одним выстрелом сразу двоих – на это не каждый снайпер способен. Необходимо и момент поймать, когда два человека на одну линию поражения попадут, и знать, куда именно стрелять, потому что даже крупнокалиберная пуля в состоянии, задев, скажем, кость по касательной, слегка изменить направление полета. И этого «слегка» будет достаточно, чтобы пуля во второго бандита не попала. Такое уже случалось на глазах капитана Радиолова на том же Северном Кавказе при ликвидации банды, прибывшей, кстати, из Сирии. Тогда из трех пуль только одна попала в заместителя эмира банды и то лишь задела по касательной его плечо и слегка поцарапала. И только четвертая пуля, направленная бандиту прямиком в грудь, смогла разорвать на несколько неровных частей. Но тогда под командованием, в те времена еще старшего лейтенанта, Радиолова был снайпер-стажер, не имеющий за плечами багажа опыта боевых действий. А у Ласточкина этот багаж весомый.

Капитану стало вдруг стыдно за свои подозрения, хотя признаваться в этом перед старшим лейтенантом он не собирался, но пару шуток в адрес Ласточкина все же был готов отпустить, чтобы как-то смягчить свои мысленные подозрения. Тем не менее утечка фактов и планов откуда-то шла, и это необходимо было вычислить, чтобы пресечь, иначе все действия боевой группы ЧВК «Волкодав» будут постоянно нарываться на противодействие. И уж обязательно следовало доложить ситуацию полковнику Селиверстову. Брать на себя лишнее капитан тоже не желал, а за итог операции, которая может сорваться по вине человека, причастного к утечке информации, отвечать придется только Радиолову как командиру боевой группы.

Уже совсем рассвело. Дорога шла прямая. Вдоль нее тянулись покрытые пылью виноградники, сменившие обширные хлопковые поля. Это значило, что группа углублялась на север Сирии, где земли более плодородны.

– Здесь засаду ждать можно? – спросил Радиолов арифа.

– Нет. Исламисты не настолько дураки, чтобы соваться под самые «тигровые усы».

– Мы, значит, уже почти приехали?

– Не «почти», а уже приехали. Вон за той деревней город начинается.

Пикап, как лошадь, чувствующая приближение к своему стойлу, поднял облака пыли, добавив скорости, но на подъезде к деревне остановился.

– Что? – коротко спросил Радиолов переводчика. Тот даже спрашивать водителя не стал. Сам, видимо, знал порядок.

– Необходимо снять со стекла бронелисты. По городу с ними передвигаться запрещено. Со стороны не видно, кто в машине сидит. Так могут и террористы ехать!

Это было разумно. И командир в микрофон приказал своим бойцам:

– Помогите водителю снять бронезащиту…

Операция много времени не заняла, как и предыдущая установка. Листы загрузили в кузов, где было уже не так тесно, как раньше, потому что двух раненых перегрузили в патрульный автомобиль. Тем не менее тела убитых и связанного пленника пришлось сначала выкладывать на дорогу, а потом снова в кузов, уже поверх бронелистов. Когда все было закончено, пикап двинулся дальше.

Где кончалась деревня и начинался город, капитан Радиолов так и не понял. Ему вообще показалось, что все это одно-единое, одинаково полуразрушенное. Несмотря на ранний час, на улицах уже было много людей, особенно играющих детей. Играли они, конечно, не в войну, которую видели каждый день в ее страшной реальности. Однако ни голод, ни боевые действия не мешают детям оставаться детьми в любой обстановке.

– Что детям в это время не спится? – высказал вслух Радиолов свое недоумение.

– Днем будет жарко бегать. Пораньше поднимаются, чтобы энергию выплеснуть, – пояснил ариф. – Потом, часа через три-четыре, станут чуть ли не на ходу засыпать, жара скажется. Мы, взрослые, и то жару всегда с трудом переносим, стараемся даже не воевать. Предпочитаем утро или вечер, а то и ночь. Наш генерал в это время вообще любит ночные операции.

– Он же – спецназовец, – согласился капитан. – Для спецназа ночь – самое подходящее время работы. Это даже вне зависимости от климата…

Пленника передали начальнику караула штаба, чтобы его отвели в разведотдел. Салман обещал вскоре сам подойти и кое-что объяснить. Но сначала, отпустив машину, ариф повел группу устраиваться в отведенное для «волкодавов» помещение. Дом, где им выделили четырехкомнатную квартиру на втором этаже, был частично разрушен, но в квартире дверь была обита листовым двухмиллиметровым металлом и закрывалась на ключ. Даже на два – помимо врезного замка существовал и навесной, обычно называемый в России амбарным. Большой и тяжелый, сорвать его можно было только с помощью большого лома, в отличие от легких жестяных петель, которые сам замок с трудом удерживали. На слегка удивленный взгляд капитана Салман ответил:

– Приблизительно через пару часов в коридоре будет выставлен часовой. Здесь будет постоянный пост охраны. А над дверью поставят видеокамеру. Изображение будет уходить на монитор к начальнику охраны штаба. Там специально сидит дежурный, следит за всеми мониторами. Сама камера с датчиком движения. Проявится движение – последует звуковой сигнал.

Штаб находился в соседнем здании. Караулу добежать недолго. Радиолов согласно кивнул. Его такой вариант устраивал.

Все экземпляры ключей Салман передал лично в руки капитану. Правда, окна в квартире были полностью выбиты – только осколки стекол острыми языками выглядывали по краям из рам, но в комнатах были подготовлены большие алюминиевые листы, чтобы закрыть оконные проемы изнутри. Ариф даже позаботился о молотке и гвоздях, чтобы прибить листы. Было в помещении и электричество, и Радиолов сразу подключил к зарядке свою зарядную станцию, а офицеры подключили к ней аккумуляторы прицелов своего оружия. Начали устраиваться. Правда, в водопроводе вода отсутствовала, но вода была в жестяном баке с краником над тазиком и в трех ведрах с крышками от пыли. Это тоже была забота арифа Салмана, который уходить вместе с водителем пикапа не захотел и собирался, кажется, остаться с группой в качестве постоянного помощника и переводчика. Догадавшись об этом, Радиолов спросил Салмана:

– Ты не в курсе, нам кого-то на постоянной основе в качестве помощника выделят? Чтобы русский язык знал…

Тот, казалось, даже растерялся и спросил с легкой обидой в голосе:

– А разве я вас чем-то не устраиваю?

– Тебя к нам приставили? – прямо спросил старший лейтенант Ласточкин.

– Да, так приказал акид[35] аль-Аттан.

– А это кто такой будет?

– Наш непосредственный шеф, – ответил за арифа командир группы, уже заочно знакомый с руководством дивизии. – Начальник разведотдела «Сил тигра», акид, или, по-нашему, полковник Имад аль-Аттан. Еще должен быть и настоящий полковник, наш консультант в дивизии. Салман, где нам найти полковника Черноиванова? С него, наверное, нам и стоит начать знакомиться с местной обстановкой…

– У него кабинет рядом с гаражом. Водитель, что нас привез, ему сообщит, и господин полковник сам сюда придет. Так договаривались, когда он нас посылал…

Не успел ариф договорить, как раздался громкий стук в дверь.

– Войдите! – громко крикнул капитан.

Дверь открылась, и в комнату стремительно вошел среднего роста, но очень широкоплечий человек в полевой форме российской армии песочного камуфляжа, точно такой же, как на «волкодавах», и с погонами полковника.

Он небрежно, почти по-граждански, козырнул и представился:

– Полковник Черноиванов.

– А мы, Василий Васильевич, как раз о вас говорили, – улыбнулся Салман, протягивая полковнику руку как своему старому знакомому. – Капитан Радиолов интересовался, где вас найти.

– Наверное, плохо ругали, я даже ни разу не икнул. Найти меня можно было бы в штабе, но это без предварительной договоренности сложно – я на месте редко сижу. – Полковник пожал руку представившемуся капитану Радиолову, осмотрел всю группу, остановил свой взгляд на лейтенанте Карошко и сразу шагнул к нему:

– Карошко? Аркадий?

– Так точно, товарищ полковник. А я о вас сразу подумал, когда фамилию услышал. Фамилия редкая. Только раньше, помнится, вы подполковником были.

– Был когда-то и подполковником, был и лейтенантом, как ты. Вот же – встреча… И раньше не так далеко отсюда встречались, а вот дома ни разу не доводилось. Ну, рад с тобой еще раз поздороваться! – полковник с каким-то непонятным чувством крепко пожал руку лейтенанту, второй рукой потрепав его по плечу, и тут же повернулся к Радиолову: – Мы с лейтенантом в две тысячи тринадцатом году на первенстве мира по мас-рестлингу[36] в Дубае вместе за сборную России выступали, только в разных весовых категориях и в разных возрастных группах. Лейтенант тогда еще курсантом был, но, несмотря на это, стал серебряным призером чемпионата мира среди мужчин от восемнадцати до сорока лет, а я тогда даже в призеры не попал в группе «мастерз-1» – это группа от сорока до сорока девяти лет, хотя тренеры говорили, что на меня больше всех рассчитывают. А вот не сложилось как-то, переволновался, что ли. Перегорел, как в спорте говорят… Но все равно приятно встретить лейтенанта здесь. А я ведь даже не знал, где Карошко служит.

– А я, товарищ полковник, до сих пор не знаю, где служите вы… – радостно ответил лейтенант.

– Пока служу в Сирии, – невнятно хохотнул Черноиванов, – консультирую некий отдел штаба дивизии «Силы тигра». – Полковник предпочел не называть свое постоянное место службы, и получилось это у него очень ловко, из чего Радиолов сразу сделал вывод, что имеет дело с профессиональным разведчиком. Да и отдел, который он консультировал, был капитану известен. А разве может не разведчик консультировать разведчиков! Непонятно было только, почему полковник так скрытничает, ведь ему предстоит тесно сотрудничать с группой «волкодавов». Но капитан отнес эту скрытность к простой привычке.

Что один из бойцов его группы является серебряным призером чемпионата мира по мас-рестлингу, Радиолов знал из личного дела лейтенанта, которое изучал среди других личных дел бойцов группы. Знал также, что лейтенант уже завершил активные спортивные выступления, решив целиком посвятить себя службе, но от вида спорта у него осталась удивительно крепкая кисть, следовательно, и очень жесткий, серьезный удар. Ведь сила удара обычно на семьдесят процентов зависит от силы кисти. Не случайно многие боксеры и бойцы смешанных единоборств в своих постоянных тренировках используют кувалду, отрабатывая этим кузнечным инструментом удары по автомобильной или тракторной резине. На тренировках по «рукопашке» Радиолов на себе испытал силу удара Карошко и не завидовал тому, кто пожелает встретиться с лейтенантом в рукопашной схватке.

– Капитан, – обратился к нему Черноиванов, – какие у группы планы? Я понимаю, что вы только что приехали, и, зная дорогу от Хмеймима, догадываюсь, что вы пыли объелись. Я сейчас иду к генералу Сухелю. Что ему доложить?

– Все, что найдете нужным, товарищ полковник. Мы готовы приступить к работе почти немедленно. Только умоемся…

– Короче говоря, капитан, дело обстоит так. Твоя группа поступает в мое непосредственное подчинение. Сообщения от полковника Селиверстова ты получал?

– Так точно. По пути моей группой были ликвидированы две засады, о которых нас и предупредил полковник Селиверстов. Группа отработала качественно.

– Ну и отлично. Даю вам шесть часов на отдых и на устройство. Не слишком сильно устали? Хватит, чтобы восстановиться после дороги?

– Мы в самолете на неделю вперед выспались, товарищ полковник, – бодро ответил Радиолов, хотя бодрости особой в своем организме не ощущал, пыльная ночная дорога все же сказывалась, – и готовы к выполнению любой задачи.

Черноиванов, видимо, не уловил в голосе капитана нотки безрадостности или просто сделал вид, что не уловил, как и полагается старшему по званию и по должности.

– Прекрасно! Через шесть часов я зайду за вами и отведу в разведотдел. Всю группу, наверное, брать не стоит. Там командира познакомлю с мусаид аввалем[37] Шакури аз-Зайном, который командует службой «беспилотников». Ему задача уже поставлена генералом Сухелем. Его группа уже вторую неделю по задаче работает, готовит данные для вашей группы. Мусаид авваль введет вас в курс дела. Покажет записи с камер дронов. Я записи уже просмотрел. Потом обменяемся мнениями. Сразу, капитан, в голове план действий прикидывай…

Полковник вышел. Ариф Салман тоже задерживаться не стал, понимая, что бойцам группы следует отдохнуть и он им мешает.

– Устраивайтесь. Если что-то понадобится, звоните мне. – Он вытащил из кармана трубку сотовой связи и назвал вслух свой номер. – Запишите… А я в штаб… Узнаю, что там нового наш пленник сообщил.

– Мы телефонные номера не записываем, – объяснил старший лейтенант Ласточкин с некоторой профессиональной гордостью. – Мы их так запоминаем.

Ариф согласно кивнул и торопливо вышел вслед за полковником, словно стремился его догнать.

– Нам потом результаты допроса доложи… – в спину уходящему сказал Радиолов. Но ариф, кажется, уже не услышал.

После быстрого умывания, которое было не в состоянии смыть с «волкодавов» всю дорожную пыль, стали устраиваться на отдых. Кровать в помещении была всего одна, но большая, двухместная. Распиливать ее, естественно, никто не собирался, но двое не самых стеснительных бойцов вполне могли на ней поместиться. Небольших диванов было три. Таким образом, двум бойцам предстояло устраиваться на полу, но они этим не тяготились. Офицеры спецназа, хотя официально и бывшие, умеют устраиваться с удобствами или без удобств везде, куда их забрасывают обстоятельства.

Капитану Радиолову еще в дороге казалось, что он уснет сразу, как только сомкнет глаза. Но только он их сомкнул, как раздался звонок служебной трубки. Определитель номера показал, что звонит полковник Селиверстов. Необходимо было, прогнав сон, ответить, тем более полковник обещал передать какие-то важные сведения относительно утечки информации. А это было, как думал Радиолов, в настоящий момент наиболее важным делом во всей операции.

Но у полковника были, как оказалось, иные данные. Не менее важные, срочные и спешные, не терпящие отлагательств.

– Алексей Терентьевич! Тебе необходимо предельно ускориться с проведением операции. Я только что разговаривал с полковником Черноивановым. Он уже в курсе всех дел и все объяснит, что от тебя требуется. Он – человек опытный. Генерал Трофимов поставил ему конкретную задачу. Действовать придется почти «с колес», исходя из обстановки. Ты готов?

– Хоть сию минуту.

– Сию минуту не надо. Отдохни. Там события развиваются под нашим контролем. Черноиванов сказал, что дал твоей группе шесть часов на отдых. Используй время для отдыха. Дальше будет напряженная работа, и неизвестно, когда придется отдохнуть. Дело «закрутилось», и тебе, скорее всего, нужно будет проявить активность. Но пока мы не знаем, к чему может привести начало. Возможно, твоей группе придется возвращаться тем же бортом.

Возвращаться, как понимал капитан Радиолов, группа может только в случае выполнения задания или отмены его, например в том случае, если майор Гиваргис аль-Хабиби самостоятельно освободился и прибыл в дивизию спецназа. Второй вариант был более предпочтительным, хотя и не прояснял роли майора Джереми Кокса во всем этом деле. Допускал Радиолов и скоростные действия своей группы по освобождению Гиваргиса. Чтобы не гадать, капитан снова закрыл глаза и не заметил, как уснул…

Глава двенадцатая

Джереми Кокс по дороге к себе в гостиницу, где его уже, судя по времени, должен был дожидаться Абдурахман, познакомился со спасенным им человеком. Звали того Хашим Шукри. Он был по профессии фельдшером, хотя и работал последние несколько лет сельским ветеринаром. Как сам плаксиво сознался, учился когда-то спасать людей, считал это своим призванием, даже хотел со временем, если бы все удачно сложилось, стать врачом и никогда не собирался убивать и уж тем более не есть убитых. Он был слабым человеком по характеру, имел шестерых детей и мечтал только о том, чтобы ему дали возможность их вырастить.

– Где твой дом? – спросил Джереми.

– Здесь. В Кафр-Зите. Раньше мы в деревне жили, там у меня работа была, но деревню русские разбомбили. Там по периметру позиции повстанцев стояли. Их бомбили, а потом, когда они отступили, и деревню с землей сровняли. Два-три дома уцелело. Тогда моего отца с матерью убило. Перебрались в город. Нашли дом, не совсем разваленный. В подвале живем все вместе. Там же, в той же комнате, семья сестры жены.

– Жену с детьми давно не видел?

– С тех пор, как арестовали. А так я всегда дома ночевал. Жена не знает, что со мной произошло, куда пропал. Дети не знают. Уже третий день пошел…

Джереми решил быть добрым до конца.

– Три часа тебе даю, чтобы с семьей повидаться. Сейчас посмотришь, где меня найти, и через три часа приходи. Я верю, что ты не убежишь. Да и зачем тебе бежать, ты сейчас под моей защитой.

– Спасибо…

– Я – офицер американской армии. У нас принято при обращении к офицеру добавлять слово «сэр».

– Спасибо, сэр… – Хашим Шукри оказался покладистым человеком. Легко понял и согласился. Тот же адъютант Салим долго не мог приучиться добавлять это слово. Ему казалось, что такое обращение его унижает. Хотя должен был бы видеть разницу между собой и майором американского ПВО, не говоря уже о полковнике Управления по борьбе с наркотиками. Хашим свое место понял сразу. Понял и принял.

Джереми предупредил часового за столом на этаже, чтобы тот пропускал к нему Хашима, который будет жить здесь же. Часовой обещал передать это и по смене. Часовых было всего трое, и они сменяли один другого по одному и тому же графику. Иначе было нельзя. Часовые должны знать в лицо тех, кого охраняют.

– Там, сэр, – сказал часовой, кивком головы показав на дверь кабинета, – вас ждет Абдурахман. Минут десять-пятнадцать назад пришел…

– Я знаю, – кивнул Кокс. – Хашим, можешь идти. Через три часа я тебя жду. Где меня найти, ты теперь знаешь. У тебя есть часы?

– Нет. Я раньше пользовался часами в трубке, но трубку у меня при аресте забрали и не вернули. Кому-то она приглянулась. Сейчас уже бесполезно искать и спрашивать. Все одно – не вернут. А мне вообще было не до того. Рад остался, что не расстреляли, как многих. Но часы есть у моей жены. Большой будильник. Он ей от моей бабушки достался в наследство. Точно ходит. Я буду следить за временем, сэр. Я не опоздаю…

– Тогда иди…

Отпустив Хашима, Джереми подумал, что шел на риск, отпуская к семье человека, который совсем недавно смирился со своей неминуемой смертью и даже, как Коксу показалось, не думал о вариантах спасения. Но на такой риск он шел умышленно. Или Хашим станет верным, как собака, помощником, или на него не стоит полагаться. С другой стороны, Хашим не из тех людей, что сумеют сбежать. Если он даже попытается это сделать, его, как думалось, обязательно поймают и пристрелят. Даже походка Хашима говорила о его природной рассеянности и малой пригодности к боевым действиям. Ибрагим как-то говорил Джереми, что каждую ночь одного или двух перебежчиков убивают при попытке перейти нейтральную зону. Тем не менее количество желающих сдаться властям и попасть под правительственную амнистию не убавляется. Если Хашим пожелает сбежать, его-то гарантированно пристрелят.

Вообще-то Джереми Кокс уже начал сожалеть о своей природной слабости, сам не понимая, зачем ему Хашим понадобился, вернее, может понадобиться. И предположил, что сработал, как это называется в психологии, синдром Робинзона Крузо, который завел себе Пятницу только для того, чтобы избавиться от одиночества. Кто-то заводит птицу, кто-то собаку или кошку, кто-то кролика или утку, кто-то Пятницу. Наверное, и Кокс чувствовал себя в Сирии одиноким человеком, живущим к тому же по чужим документам, под чужим именем.

Но сгодиться может все. Может сгодиться и этот в целом никчемушный человек. Все зависит от дальнейших обстоятельств. Думая об этом, Джереми вошел в свой кабинет, дверь в который была уже открыта часовым Абдурахману. Сам Абдурахман дремал, сидя в кресле. Но дверь скрипнула при открывании, и он проснулся, вскочил и выпрямился во весь свой гигантский рост.

– Извините, сэр, я уснул… Ночью работал… – оправдываясь, сказал аль-Шишан. – Сегодня опять всю ночь не спать – буду груз перевозить со склада в тайник. А в завтрашнюю ночь – главная ответственность – груз отправлять…

– Это бывает, со мной тоже несколько раз случалось… – Джереми постарался вспомнить, зачем он вызвал к себе Абдурахмана, и вспомнил, что хотел вместе с ним навестить сирийского майора Гиваргиса аль-Хабиби и продемонстрировать помощнику, как следует воздействовать на людей, ломая их психику. Конечно, это слегка отдавало хвастовством. Даже в большей степени, чем желанием преподать урок помощнику. Но, осознавая это, Джереми предпочитал свои внутренние ощущения не озвучивать вслух. Поэтому он не обратил особого внимания на уснувшего в его кабинете Абдурахмана, а сразу прошел к сейфу, открыл тяжелую металлическую дверцу, достал пистолет и спрятал его на спину, заткнув за пояс. Пистолет Кокс предпочитал носить без кобуры. И к такому человеку, как этот Гиваргис, предпочитал идти с оружием.

Время уже подходило к нужному часу. Джереми вытащил смартфон, нашел нужный номер и послал вызов.

– Мистер Греми? – спросил он, когда ему на том конце ответили.

– Да, мистер Кокс. Это я, – произнес его собеседник гробовым голосом, и Джереми заподозрил неладное.

Так оно и оказалось.

– Мистер Греми, посмотрите на часы. Вам пора выходить. Проблем нет?

– Есть. Я в окно видел, как подъехало такси, и женщина с дочерью уехали куда-то. Придется дело отложить. Такси городское, значит, уехали недалеко. Они часто по магазинам ездят. В деньгах, видимо, недостатка не имеют.

– На какое время отложить? Завтра последний день… У нас же график расписан чуть ли не по минутам.

– У меня есть их домашний телефонный номер. Я позвоню, как только они вернутся, и договорюсь, чтобы завтра днем меня ждали. Или ближе к вечеру. У нас же разница с Дамаском в один час. У вас будет уже вечер, у нас еще день. Давайте в это же время, что и планировали сегодня.

– Хорошо, мистер Греми… Отложим на завтра. Но если и завтра что-то сорвется, вся операция провалится. Имейте в виду, это будет ваша вина… Вам руководство предъявит счет на уже затраченные миллионы долларов.

– Я понимаю. Я все сделаю… Так что, до завтра, мистер Кокс?

– До завтра, мистер Греми…

Американец убрал трубку в чехол и посмотрел на Абдурахмана, снова с трудом вспомнив, зачем он его приглашал. Но все же вспомнил.

– Абдурахман, мы пойдем к мистеру аль-Хабиби завтра в это же время. Ты сможешь составить мне компанию?

– Обязательно, сэр.

– Тогда иди, занимайся делами. И передай часовому…. Тут скоро должен подойти некий Хашим. Пусть часовой его до завтра отправит домой. Завтра он может мне понадобиться, так что буду ждать его к девяти утра.

Сутки прошли в напряженном ожидании, как обычно бывает, когда все мысли сосредоточены на чем-то одном. Перед обедом Джереми Кокс не выдержал и позвонил в Париж мистеру Греми.

– Мистер Греми, как у вас дела? Есть проблемы?

– Нет. Никаких. Все в пределах нормы. Вы готовы?

– Я готов, выхожу вовремя, согласно вчерашнему графику. Звонка ждите минут через пять-десять после моего выхода. Успеете?

– Конечно. Мне же только дорогу перейти. Не переживайте. Все будет хорошо.

– Они обе там?

– Да. И мать, и дочь. Да не переживайте вы, сэр. Не в первый раз такие мероприятия проводим. У меня есть опыт.

– Надеюсь…

Джереми Кокс когда-то, еще на своей службе, рассматривал фотографию капитана Греми. Ужасное лицо, способное ночью напугать даже мужчину. А уж женщин-то, одна из которых вообще, по сути дела, ребенок, младше младшей дочери Джереми, он запугать сумеет. Одним своим видом напугает, изуродованным сплющенным лицом, полутора центнерами собственного веса. Он же не будет объяснять, что лицо изуродовал в автомобильной катастрофе, а до этого был вполне обычным, даже слегка привлекательным человеком, которого женщины любили. Но после аварии даже многочисленные пластические операции не помогли, только изуродовали еще больше. А гормональные препараты, что мистер Греми принимал в послеоперационный период, добавили ему веса и нарастили огромный вздутый живот. А если учесть рост капитана в двести два сантиметра, все это выглядело ужасно. Кокс убрал трубку в чехол и положил в нагрудный карман рубашки. В это время раздался стук в дверь.

– Входи, Абдурахман! – Памятуя обычную точность помощника, Джереми догадался, кто пришел. Убрав трубку в чехол на поясе, он строгим взглядом посмотрел на Абдурахмана: – Пойдем. Нам пора. Мы синхронизируем время с Францией. Действуем одновременно, потому нельзя задерживаться.

Абдурахман перед порогом развернулся, выпрямился во весь свой гигантский рост, наверное, едва-едва уступающий росту капитана Греми и, чуть-чуть сутулясь, что обычно бывает свойственно высоким людям, двинулся вслед за Коксом.

– Сэр, когда придет Хашим, где ему ждать? – поинтересовался часовой у двери.

Джереми совсем забыл, что отослал Хашима с поручением, и он должен через какое-то время вернуться. Однако майор не намеревался надолго задерживаться у Гиваргиса, поэтому ответил:

– Мы вернемся, скорее всего, раньше. Но если вдруг задержимся, пусть посидит рядом с тобой. Он тебе не помешает?

– Нет, не помешает… – улыбнулся в широкую бороду часовой. – Значит, в кабинет его не запускать?

– Я же говорю, пусть с тобой посидит.

– Мне сказали, что его хотели расстрелять…

– Да, вроде бы так… – Джереми в очередной раз удивился тому, как быстро по городу распространяются слухи о любых событиях.

– Если будет себя плохо вести, я могу его пристрелить? – вопрос прозвучал более серьезно, чем выглядело улыбающееся лицо.

– Если только будет себя вести совсем отвратительно, – кивнул Кокс. – Но смотри, чтобы он сам тебя не пристрелил.

– Судя по внешнему виду, он едва ли на это способен. Он – ветеринар, а не воин.

Джереми улыбнулся наивности часового. Сам он хорошо знал, что бунт наиболее тихих и обижаемых бывает по-особенному сильным и яростным, только не умел применять это понятие по своему адресу. Как все люди, он считал, что если с кем-то и случаются неприятности, то его лично они обязаны обойти стороной.

Джереми направился к выходу, и Абдурахман, смешно переставляя длинные негнущиеся ноги, поспешил за ним. Только на улице майор обернулся, проверяя, на месте ли помощник, и зачем-то потрогал рукой пистолет на спине за поясом.

Дойти до места, где проживали сирийские офицеры, майор и капитан, в самом деле вопрос пяти минут. Назвать это место домом даже у Джереми Кокса язык не поворачивался, хотя по местным стандартам его так и звали. Майору с капитаном даже разрешили не снимать погоны сирийской армии, что якобы намекало на выполнение обещания отпустить их с оплатой после завершения учебного курса. Хотя оба были предупреждены «доброжелателями», что их обязательно расстреляют. Жили офицеры в подвале почти полностью разрушенного дома. Посреди комнаты стояла металлическая сварная печка, которая могла теплолюбивых сирийцев не только согреть прохладной ночью, но и накормить горячей пищей. Дрова для печки они набирали сами, разламывая мебель и деревянные полы, если таковые находили в развалинах своего же дома и в соседних домах. Джереми Кокс уже неоднократно бывал в этом подвале и все это знал.

Майор аль-Хабиби хорошо понимал, почему им разрешили носить погоны и вообще форму сирийской армии. Просто так они были заметными фигурами среди других, и при встрече с «бандерлогами» у многих в руках начинало шевелиться оружие. Вроде бы их особенно старательно и не охраняли, только четверо бородачей-«бандерлогов» жили в соседней комнате того же подвала, как думал Гиваргис, совсем не случайно. Сам майор хорошо запоминал лица и часто видел неподалеку от себя, если куда-то отправлялся, кого-то из этой четверки. Да и при попытке побега заметить офицеров, одетых в форму, было легче. Впрочем, заходить в «опасные зоны», откуда можно было совершить побег, им категорически запрещалось под страхом обязательной очереди в их сторону. Приказ на стрельбу в офицеров отдал лично амир Роухан. Об этом он предупреждал особо:

– Появление на передовой будет рассматриваться как попытка к бегству и будет пресекаться немедленным расстрелом. Имейте в виду, я уже отдал приказ…

Майор Кокс знал об этом, знал и расписание занятий для операторов ЗРК, с которыми сирийские офицеры занимались, обучая их общаться с приборами, намного более сложными, чем простой автомат и даже пулемет, и потому был уверен, что застанет сирийцев на месте. Более того, когда кто-то из них отлучался по какой-то собственной надобности, охрана из соседней комнаты сообщала Коксу об этом. В этот раз сообщения не поступало.

По дороге к подвалу Джереми еще дважды посматривал на часы, после чего оба раза заметно снижал скорость, хотя обычно он привык ходить быстро. В данном же случае, как думал сам Джереми, он просто давал возможность капитану Греми сделать то, что тому было предписано. Все это входило в планы, изначально разработанные в Управлении борьбы с наркотиками США и утвержденные сначала опытными специалистами-провокаторами ЦРУ, на счету которых было великое множество подобных дел, воплощенных в жизнь и сработавших, а потом и помощником президента по разведке. А сам полковник Цитукас, как и капитан Греми, были простыми исполнителями, пешками в серьезной игре, как любил говорить о своей деятельности Цитукас. Правда, им в помощь для подстраховки был выделен опытный полковник Воннегут, но его поддержка сводилась больше к словам и лестным оценкам в отношении коллег, поскольку Воннегут знал амира Роухана еще по Афганистану времен афгано-советской войны. Тогда Воннегут носил звание первого лейтенанта[38], но служил уже в Лэнгли[39].

Замедляя шаги, Кокс понимал, что в данном случае он просто перестраховывается, и капитан ЦРУ уже давно должен быть на месте. Ему, в самом деле, требуется только узкую парижскую улочку перейти и подняться на второй этаж в мансарду, где живут мать с дочерью. Тем не менее даже при неторопливом темпе передвижения Джереми с помощником добрались до развалин нужного дома за восемь минут. Осталось свернуть в проулок, зайти во двор и оттуда спуститься в подвал. Только в тот момент, когда майор с Абдурахманом свернули во двор и подошли к спуску в подвал, Джереми заметил, что вот-вот начнет темнеть, а внизу, в подвале, лишенном электрического освещения, уже, наверное, совсем темно. И это хорошо, потому что темнота способствует обострению воображения. Там, в Париже, обострять женщинам воображение и не требовалось. Сплющенное лицо Греми, его гигантский баскетбольный рост и несуразно-объемный живот и на свету впечатлят даже мужчину. А вот майору аль-Хабиби повысить уровень воображения было бы неплохо. Напарник майора, разделяющий с ним жилище, в данном случае вообще никакой роли не играл. Его, говоря честно, уже давно расстреляли бы, впрочем, как и самого майора тоже, если бы не Джереми Кокс. Аль-Хабиби был нужен Коксу потому, что он служил, как говорил амир Роухан, в подразделении прикрытия, то есть в части ПВО дивизии сирийского спецназа «Силы тигра», и, вероятно, имел свободный доступ к генералу Сухелю. Но даже если не имел, это не имело значения. Дать показания он всегда мог. А заставить его дать необходимые показания – это уже задача для майора Кокса. Капитан Сахим, напарник майора аль-Хабиби, при этом был оставлен в живых тоже по просьбе Джереми Кокса. И только для того, чтобы не нервировать Гиваргиса, не настораживать его и не побуждать к каким-то ответным действиям. Хотя сирийские офицеры оружия при себе не имели и не могли бы противопоставить Джереми физическое сопротивление, тем не менее Кокс предпочел раньше времени не злить Гиваргиса расстрелом напарника. Кто знает, может, они стали друзьями. При этом Джереми учитывал и данные, полученные на капитана Сахима от людей амира Роухана. По всему выходило, что капитан Абдулхамид Сахим – типичный сириец, лишенный воинственности, ставший офицером просто по случаю и способный при определенном давлении стать скорее помощником Кокса, чем поддержать в беде Гиваргиса. Более того, хотя раньше капитан Сахим служил в других частях, была надежда, что генерал Сухель оставит его у себя по просьбе майора аль-Хабиби. И Сахим будет выполнять роль контролера при майоре. Контролера, который будет обо всем докладывать майору Коксу.

Перед лестницей в подвал Джереми остановился и посмотрел на Абдурахмана:

– Когда ты договорился передавать товар?

– Сегодня в три пятнадцать утра. Большая лодка с русского сухогруза подплывет к мысу, мы ее загрузим, а дальше все пойдет по плану.

– Не слишком поздно? Уже будет светло.

– Нет, сэр. Вы плохо знаете местное море. Утром вокруг мыса будет стоять туман.

– Готово все? Где мешки?

– Мешки – в тайнике на месте передачи. Под охраной, как я вам и говорил, сэр.

Джереми удовлетворенно кивнул. Ему, честно говоря, нравилось работать с такими людьми, как Абдурахман. Он был человеком незатейливым, похоже, бесхитростным и открытым. На него можно было положиться, не ожидая никакого подвоха. Абдурахман умел делать дело, не ища личной выгоды. В этом отношении с ним было даже легче, чем с тем же полковником ЦРУ Воннегутом. Единственным и главным недостатком Абдурахмана был басовитый голос. Он не умел говорить шепотом, и это не нравилось Коксу.

Внизу, кажется, услышали разговор на лестнице. За темным провалом входа послышались шаги, потом мелькнул луч фонарика, и за дверной проем, дверь в котором была давно выломана вместе с косяками и расколота, скорее всего, на дрова, выглянуло лицо капитана Сахима. Капитан обернулся и что-то сказал в темноту на незнакомом языке. В Сирии обычно говорили на арабском, которым Джереми владел прекрасно, но сейчас он не разобрал ни одного слова из сказанного.

– На каком он языке разговаривает? – обернувшись через плечо, спросил майор Абдурахмана.

– Не знаю, сэр. Думаю, что на алавитском. Они же оба алавиты[40].

Алавитского языка Джереми не знал, поэтому поинтересовался у помощника:

– А ты сам алавитский не понимаешь?

– Нет, сэр. Я же родом из Грузии. Но я даже грузинский язык почти не знаю. У нас в селе не было грузин. Только чеченский и арабский, как всякий правоверный мусульманин.

Джереми подумал было, что неплохо бы было взять с собой человека, владеющего алавитским языком, чтобы он послушал разговор двух сирийских офицеров, а потом перевел. Но тут на лестницу вышел сам майор Гиваргис аль-Хабиби, и Кокс вынужден был повернуться к нему…

Глава тринадцатая

– Всем обязательно отдыхать! Это приказ командования, – распорядился капитан Радиолов. – Сразу после подъема, через шесть часов, начинается работа «с колес». Потом возможности отдыха, скорее всего, не будет долго.

– «С колес» работать мы умеем, – за всех ответил старший лейтенант Ласточкин, снова взявший на себя функции глашатая группы, – а вот отдыхать про запас не научились.

– Отдыхайте хотя бы за прошлое…

Сам капитан лег, отвернулся к стенке и приказал себе уснуть. Впрочем, в его состоянии даже приказа не требовалось – уснул сразу и проснулся только тогда, когда скрипнула дверь и в комнату кто-то вошел. Радиолов открыл глаза и резко сел. В комнату вошел, как он и предполагал, полковник Черноиванов. Но если раньше полковник казался улыбчивым и мягким, то теперь он выглядел сосредоточенным и серьезным, даже слегка насупленным, хотя и изображал вымученную улыбку.

– Алексей Терентьевич, я в коридоре подожду, – тихо, чтобы никого не разбудить, сказал полковник. – Одевайся и выходи…

Радиолов был уверен, что от скрипа двери проснулись все, хотя бойцы и находились в других комнатах. Но все же решил дать возможность своим людям еще какое-то время на отдых, и потому, как только полковник снова вышел, начал быстро и неслышно собираться.

Черноиванов ждал, как и обещал, в коридоре, куда два бойца сирийской армии заносили письменный стол, а третий тащил офисное кресло на колесиках. Четвертый боец, с автоматом Калашникова за плечом, стоял с электрическим чайником в руках и шепотом подсказывал, куда поставить стол так, чтобы рядом была розетка, в которую можно было включить чайник. Это, как догадался капитан, и был обещанный арифом Салманом часовой при дверях в комнаты группы, желающий устроиться на новом для себя посту со всеми удобствами. Вообще-то Салман обещал, что часового выставят через пару часов после прибытия, а не через шесть, но, вероятно, Черноиванов приказал не шуметь и дать группе возможность отдохнуть в тишине.

Увидев Радиолова, полковник сделал знак рукой, требуя следовать за собой, и двинулся к лестнице. И только на улице он обернулся и сообщил:

– События разворачиваются очень быстро, капитан. Когда твоя группа легла отдыхать, мы еще ничего не знали. Сейчас уже есть конкретные данные для работы. Работа срочная и сложная. Сейчас идем в команду «беспилотников», они подготовили для тебя разведывательные материалы. Просмотришь и начнешь действовать. Беда в том, что начал действовать Джереми Кокс. Он решил надавить на майора аль-Хабиби через жену и дочь, которые в настоящее время находятся в Париже, и послал своего человека, чтобы припугнуть их. Но парижскую ситуацию мы уже контролировали, и человек, который напугал жену и дочь майора, при выходе из их дома попал под машину. Его весьма удачно ликвидировали. Летальный исход. Коксу об этом сообщили как о случайности. Но майор аль-Хабиби этого не знал, поэтому начал действовать самостоятельно. Он захватил в заложники Джереми Кокса, но сам блокирован в помещении, и теперь нам с тобой предстоит вытащить Гиваргиса и помогающего ему капитана Сахима из Кафр-Зиты. При этом следует быть предельно аккуратным, потому что связи с аль-Хабиби у нас в настоящий момент нет. У него есть, правда, помощник среди бандитов, наш глубоко законспирированный агент, которого лучше к делу не привлекать, чтобы не раскрыть. Он может понадобиться позже. Аль-Хабиби, как я понимаю, будет отстреливаться и может отстреливаться даже от твоей группы, не зная, что вы пришли к нему на помощь. Он может принять работу группы за бандитскую хитрость, потому твое личное присутствие там должно решить исход дела. Тебя Гиваргис узнает, как мы надеемся, и примет помощь. Необходимо будет только подать голос.

– Да… Положеньице…

– Большие силы амир Роухан на ликвидацию Гиваргиса выделить не может. Я уже доложил ситуацию генералу Сухелю, и генерал приказал провести несколько отвлекающих маневров, атаковать сразу по нескольким направлениям. Амир Роухан знает манеру генерала перед мощной атакой и наступлением проводить несколько мелких атак на разных участках, что заставляет рассеивать силы, поэтому держит мощный резерв при себе, не понимая, где Сухель аль-Хасан будет наступать. Но все же три десятка бандитов выделил. Они заблокировали аль-Хабиби в здании и не выпускают. Применять тяжелое вооружение не разрешают американцы. Джереми Кокс им дорог, и он является в настоящий момент живым щитом для Гиваргиса. Вот, в принципе, и вся вводная в ситуацию…

– Где, товарищ полковник, сейчас Гиваргис? – спросил Радиолов.

– Засел в кабинете Джереми Кокса в гостинице. Гостиница заблокирована бандитами амира Роухана. К тому же это почти центр города, пройти туда сложно. Вся надежда на выучку твоей группы, на умение продвигаться скрытно.

– Сколько у нас времени до наступления темноты?

– Чуть больше двух часов, – посмотрев на часы, сказал Черноиванов. – Но учти, здесь темнеет медленно. Смеркаться уже начало. Однако полная темнота наступит через два с небольшим часа. А сейчас пойдем к мусаид аввалю аз-Зайну. Он ждет…

Чтобы посетить подразделение по управлению «беспилотниками», далеко идти не потребовалось, оно располагалось напротив штаба дивизии. Вообще штаб дивизии, хотя Салман и говорил, что он занимает соседнее здание, был расположен, как понял капитан Радиолов, в нескольких наиболее крепких домах. Черноиванов пальцем показал на угол строения рядом:

– Здесь живет разведотдел дивизии. Мой кабинет на первом этаже, окнами на гараж штаба. Заходи. Охрану я предупредил, «садыки» любого из вас пропустят. Только разговаривать с ними следует по-русски. Они языка не знают, но поймут, что это – ко мне.

– На мой взгляд, товарищ полковник, это небезопасно. Мало ли кто скажет им что-то на незнакомом языке.

– Здесь вообще царит общее благодушие. О безопасности мало кто заботится. И это в лучшей дивизии! О вашем прибытии уже все знают. Даже в линейных подразделениях. Тем не менее заходите, матэ[41] для тебя и твоих парней всегда найдется. Настоящий, местный.

– Пристрастились, товарищ полковник, к местным напиткам?

– А как иначе! Мимикрирую… Подумываю вот, чтобы кальян завести. Здесь почти все кальян курят.

– Мы вообще-то некурящие.

– Я – тоже. Но это для гостей из местных.

Полковник постучал в дверь следующего по порядку дома. Она сразу открылась, даже вопроса о том, кто и зачем пришел, задано не было. Часовой с американской винтовкой «М-16» в руках посторонился, пропуская полковника с капитаном, которые прошли по длинному и тесноватому коридору в самый конец.

Кабинет, перед дверью которого Черно– иванов остановился, выходил окнами во двор, но когда военные разведчики вошли, капитан убедился, что окна «зашиты» листами из алюминия вместо стекол. Точно такими же листами, как те, что лежали под окнами в квартире, выделенной «волкодавам». Видимо, здесь это был расхожий материал.

Встретил их, встав из-за стола с компьютером, высоченный, слегка сутулый и очень худой человек в сирийской армейской форме, имеющий на погонах по три непонятных значка. Полковник поздоровался с ним за руку и называл просто «Шакури», из чего капитан сделал вывод, что эти погоны принадлежат мусаид аввалю, то есть полковому диспетчеру сирийской армии. Насколько знал Радиолов, это звание более значимое, чем сержантское, но еще не является офицерским, и, наверное, именно поэтому аз-Зайн показывал всяческое уважение полковнику Черноиванову, называя того уважительно то акидом, то раисом[42].

Здесь же, в просторном кабинете, справа от входа, за тремя компьютерными столиками, сидели бойцы и неотрывно работали за компьютерами. Только клавиатура компьютеров была убрана, а бойцы действовали джойстиками. На первый взгляд можно было бы подумать, что они балуются компьютерными играми, но капитан хорошо знал, что управление БПЛА производится с помощью похожих на игровые джойстиков, а порой вообще настоящие игровые джойстики приспосабливают под военные нужды, поэтому и не удивился. Для сирийской армии вообще было характерно желание все гражданское приспособить под армейские нужды.

Полковник Черноиванов разговаривал на арабском достаточно бегло, почти так же, как на русском языке. Наверное, сказывалась ежедневная практика. Спросив о чем-то мусаид авваля, он обернулся к Радиолову:

– Диспозицию в Кафр-Зите в настоящий момент наблюдают три высотных «беспилотника». Высотные потому, что обычные бандиты научились сбивать. Но сейчас облачности не наблюдается, можно и высотные с сильными камерами, в смысле, с камерами значительного приближения использовать, а в темное время включать тепловизоры. Один из «беспилотников» как раз контролирует дом, где засели майор аль-Хабиби и капитан Сахим с заложниками, и видит все окрестности. Но мы сейчас посмотрим все своими глазами. Шакури приглашает нас подсесть поближе к его столу, чтобы воспользоваться его большим монитором.

Аз-Зайн тем временем перекатил на колесиках свое кресло в торец стола, туда же переставил клавиатуру, а потом развернул большой, двадцатисемидюймовый изогнутый по полукругу монитор LG с высоким разрешением. Радиолов завистливо подумал, когда же в российской армии будут работать на таких мониторах, но вслух ничего не сказал, хотя кроме него и полковника Черноиванова в комнате, скорее всего, никто бы не понял сказанного на русском языке. Полковой диспетчер нажал какую-то комбинацию клавиш, и на мониторе появилось изображение прифронтовой полосы в том виде, как она выглядела сверху. Можно было без труда различить изломанную линию окопов, крыши блиндажей и пулеметные точки. Эти точки располагались в кузовах пикапов, заехавших в специально под них вырытые окопы с достаточно широкими и высокими брустверами. В одном месте позади окопов стояли не пикапы, а, судя по всему, крупные бронеавтомобили с установленными на крышах пулеметами и тубами реактивных противотанковых установок.

– Это что, другая банда? – спросил Радиолов, обведя пальцем изображение на мониторе.

– Это позиция европейских наемников. Автомобили «Хамви» с дистанционно управляемым пулеметом на крыше и такими же противотанковыми установками. Стандарт НАТО.

– Что здесь нужно НАТО?

– Проще спросить, что здесь нужно америкосам…

– Что здесь нужно америкосам? – повторил Радиолов вслед за полковником.

– Им нужна дестабилизация в регионе. И место, куда не пускают Россию. Ты думаешь, наши военно-воздушная и морская базы не волнуют Европу? А если у нас будут стоять здесь «Калибры» и «Кинжалы»? Европа будет постоянно чувствовать себя под возможным ударом. Для ракеты преодолеть Средиземное море поперек – это вопрос нескольких минут. Европе, как и америкосам, нравится диктовать свои условия, но не нравится, когда условия диктуют им. И не нравится, когда с их условиями не соглашаются. И америкосы европейцев в этом полностью поддерживают. А вот это, видишь, вдоль окопов, за спинами бандитов, проходит настоящая рокада[43], построенная по настоянию американских инструкторов. Но амир Роухан уже понял значение этой дороги. Его резерв сейчас сидит в кузовах грузовиков и в автобусах, готовый к стремительной переброске в любое место, куда генерал Сухель надумает ударить. А «беспилотники» бандитов, скорее всего, тоже высотные, ищут место сосредоточения сил дивизии. Потому генерал и приказал сконцентрироваться войскам на левом фланге. Однако наступать всерьез он, как сам сказал, не будет. Это только отвлекающий маневр, чтобы бандиты не смогли заблокировать и твою, капитан, группу. Однако это вовсе не значит, что генерал решил уже все окончательно. Вполне возможно, что он начнет наступление, если сочтет момент удобным. Все зависит от множества факторов. Шакури, давай дальше… – Забывшись, Черноиванов дал команду по-русски, но мусаид авваль его понял.

Он набрал новую комбинацию клавиш. Теперь камера показывала другую сторону города Кафр-Зита. Там действительно прямо на дороге и рядом с ней сконцентрировались грузовые машины, бронеавтомобили, множественные пикапы с пулеметами в кузове и автобусы, готовые отправиться в любое место рокады, – только был бы точный приказ.

– А что же авиация? – спросил Радиолов. – Сейчас самое время бомбить.

– Скоро начнется. Там в расчете на попытку авиационной атаки выставлены сразу четыре наших ЗРК «Оса». Это чревато потерями. Потому обойдутся без авиации. У генерала Сухеля своя авиация слабовата, но он захватил небольшой плацдарм на нейтральной полосе. Как раз на предельной дистанции. Выставил сильное прикрытие в составе двух специальных надежных рот. С наступлением темноты туда выдвинутся два дивизиона ТОС-1А «Солнцепек»[44]. Посмотреть на результат будет приятно. Через камеру с «беспилотника» это будет не жарко, а в темноте особенно красочно. Я буду через монитор смотреть, а ты в реальности. Наверное, это даже более красочно, чем через монитор. «Солнцепеки» дадут по паре залпов, переместятся, еще пару залпов дадут и уедут. Так спланировано. Восьми залпов должно хватить на весь резерв амира Роухана, так наши советники рассчитали. Один залп даже будет лишним и поэтому уйдет на батарею дальнобойной артиллерии, чтобы предотвратить обстрел позиций огнеметчиков. «Солнцепеки» только-только поступили в дивизию «Силы тигра». Амир Роухан еще не знаком с такой техникой, не испытал на себе, и даже бороду еще ни разу ему не опалили. Но успеет познакомиться. Тогда ему точно будет уже не до майора аль-Хабиби, все мысли в голове выгорят. И твоей группе, капитан, это будет только на руку. Тебе подходить как раз с той стороны. Вернее, неподалеку. Сейчас смотри внимательнее. Можешь местность не запоминать, планкарту Кафр-Зиты я тебе подготовил. В дополнение еще есть карта спутниковой съемки, но ты, наверное, и с такими картами обращаться умеешь…

– Считаю эти карты даже более удобными, чем топографические. Там каждый кустик видно.

– Данные топографической карты на спутниковую перенесены. Каждая высота имеет точное обозначение. Даже все холмы в городе. Только плюсуй к данным уцелевшие этажи, а их не много уцелело, и проблем не возникнет. Шакури, следующую камеру…

И опять команда по инерции прозвучала на русском языке, и опять Шакури ее понял. Радиолов сразу подумал, что мусаид авваль знает русский язык, но почему-то не желает это демонстрировать, однако разбираться в причинах не собирался, это был вопрос не его компетенции.

Шакури аз-Зайн тем временем нажатием новой комбинации клавиш переключил монитор на следующую камеру. Теперь на мониторе был виден город, а также подступы к нему. Полковник Черноиванов вытащил из нагрудного кармана остро отточенный чертежный карандаш. Радиолов вспомнил, что в бытность свою, будучи командиром разведроты спецназа ГРУ, тренировался в метании таких остро заточенных карандашей повышенной жесткости. Требовалось попасть тренировочному чучелу-мишени в глаз острием карандаша. Чтобы карандаш не вертелся излишне сильно, сначала ближе к острию прилепляли кусок пластилина, потом бросали уже без пластилина – и карандаши, и шариковые ручки. При этом бросок должен был быть таким мощным и резким, что это своеобразное оружие поражало манекен в глаз или в горло. Точно так же оно должно было поразить и противника. Бросать приходилось и стоя, и сидя, и даже лежа на полу на спине. А еще отрабатывалось использование такого же карандаша в качестве ножа, которым требовалось наносить удар в горло противнику. Удар должен был быть таким сильным, что пробивал насквозь горло противнику, хотя горло манекена удары выдерживало и карандаши ломало. Полковник же Черноиванов решил использовать карандаш в качестве указки. И этой указкой он обвел дом на изображении:

– Вот. Это гостиница. Бывшая гостиница, но и сейчас она так же называется. Там, на втором этаже, в самом конце коридора, располагался и сейчас располагается кабинет полковника Цитукаса, то есть майора Джереми Кокса… Там же, в коридоре, стоит письменный стол с часовым, наподобие того, что поставили рядом с дверьми твоей, капитан, группы. Часовые меняются через двенадцать часов. Всего их там дежурит трое. Любители матэ, целыми днями пьют…

– Какая сторона коридора, товарищ полковник? – уточнил Радиолов.

– Там только одна сторона, по сути дела, жилая. Стена здания справа от входа разрушена при бомбардировке, развалины плотно заминированы. Пройти невозможно. Но если подниматься по лестнице, жилым будет правое крыло. А слева стена отсутствует – чистое пространство, через которое видно здание через дорогу, тоже разрушенное…

– Вы рассказываете такие подробности, товарищ полковник, что у меня невольно складывается мнение, что вы там многократно бывали.

– Мы с тобой разведчики и обязаны изучать любые мелочи. Изучать все, что возможно. Любой пустяк может в итоге оказаться полезным. Я бы тебе, естественно, не сказал то, что сейчас скажу, если бы не необходимость. Дело в том, что все данные о Джереми Коксе у нас от агента разведотдела дивизии, который в настоящий момент числится помощником американца. Его зовут Абдурахман аль-Шишан, сам он сириец, но работает под чеченца-кистинца. Возможно, Абдурахмана придется вскоре выводить оттуда, поскольку, по нашим данным, у амира Роухана может в недалеком будущем появиться помощник из кистинцев. А их в Грузии проживает немного, и большинство друг друга знает. Неосторожный ответ на какой-то вопрос может подставить Абдурахмана. В нашем с тобой случае Абдурахман сыграл свою роль прекрасно и сумел помочь майору аль-Хабиби справиться с американцем. Более того, он сумел предупредить наших людей в Париже об угрозе, что нависла над семьей майора. Благодаря ему эту угрозу удалось ликвидировать.

Капитан Радиолов хотел было сказать, что под угрозой были его дочь и его бывшая жена и что он сам испытывает благодарность к этому Абдурахману, но сдержался, поскольку не намеревался выкладывать на стол свою автобиографию, раскрывая как комбинацию выигравших карт в партии покера. А полковник Черноиванов продолжал:

– Как только покинете вертолет на склоне холма, вот здесь, – указка-карандаш, не касаясь монитора, снова очертила в воздухе небольшой круг, – на вершине холма, как опознавательный знак, стоит глинобитная кибитка, из кибитки выйдет Абдурахман и передаст тебе все данные о планах, которые задумал Джереми Кокс против генерала Сухеля. Все о том, как он планировал его «подставить» под российское правосудие. Когда вертолет высадит твою группу, Абдурахман встретит вас и передаст пакет с документами. Отличительная его черта, чтобы не ошибиться, – высокий рост. Русский язык он знает, оканчивал одно с тобой училище. Документы передашь потом мне лично. Теперь смотри. Вот точка высадки с вертолета. Пилоты вертолета это место знают хорошо. Они не ошибутся даже в темноте, но темнота не будет полной. После работы «Солнцепеков» неподалеку загорится множество машин. Твоя задача – сразу после десантирования прорваться через город к гостинице. Идти придется по развалинам кварталов. В городе после уничтожения резерва будет достаточно истеричная обстановка, и ты, думаю, сможешь пробраться к месту работы без боя. А уж как дальше будешь действовать, я не знаю. Сам смотри, по обстановке. Но Гиваргиса ты должен доставить к нам в целости и сохранности. Вопросы есть?

– Часовой в коридоре гостиницы уничтожен?

– Этого мне знать не дано. Абдурахман сам не знает, я у него спрашивал. Знает только, что майор с капитаном повели мистера Кокса в его кабинет с целью забрать жесткий диск с компьютера и документы из сейфа. Жесткий диск компьютера и содержимое сейфа – это отдельная просьба генерала Трофимова, переданная Гиваргису через Абдурахмана… Дорогу сирийцы знают, как найти кабинет, Абдурахман им рассказал. Возможно, там, в компьютере или в сейфе, есть данные на утечку информации. Откуда-то ведь америкосы информацию получают. А мы не знаем, откуда именно. Прямой допрос самого Кокса может ничего не дать. Просто не захочет сказать, и все. Кроме того, нет гарантии, что он в курсе всего. Но аналитики, сопоставляя факты, могут сами сделать вывод об источнике утечки. Хотя могут и не сделать. Однако чем больше материала для изучения, тем вероятность определения выше. Это аксиома. Скорее всего, часового майор с капитаном вынуждены были «снять», но ты сам проверь, как говорится, во избежание непредвиденного осложнения. Абдурахман вооружил капитана и майора пистолетами и автоматами их же собственной охраны. Какое-то время они могут сдерживать атаку на себя, если таковая состоится. Но, скорее всего, не слишком долго. Еще вопросы…

– Варианты возвращения…

– Во второй раз гонять вертолет туда никто не будет. И не потому, что не хотят твою группу вытащить. Причина проста: там склон приземлиться не позволяет – возможно только десантирование без приземления. На лету же вас, сам понимаешь, не прихватят… А в других местах – уже на сотню метров в сторону – вертолет может быть сбит. Возвращаться или своим ходом, или, что гораздо лучше, захвати какой-нибудь транспорт. Вот, посмотри карту с «беспилотника». Во дворе гостиницы стоит бронеавтомобиль. Думаю, тебя и твою группу поджидает. А если он вскоре уедет, в соседнем здании во дворе гараж. Там три бронеавтомобиля и с десяток пикапов с пулеметами в кузове. Они, кстати, могут устроить за вами погоню. Вот, посмотри на карту. Как-то ты должен выбраться. Поддерживай связь, чтобы вас встретили. Лучшее время для возвращения – завтрашнее утро. Завтра у нас пятница. У бандитов с восходом солнца начнется пятничный намаз, и у мусульман выходной день к тому же. Для тебя это, говоря современным международным языком, который, к сожалению, русский язык сильно теснит, прайм-тайм, прайм-тайм на ближайший выходной. Надеюсь, ты оценил сложность задачи правильно и хорошо сделаешь то, что сделать, как говорят в разведотделе дивизии спецназа, невозможно. Ты должен показать разницу между нашим спецназом и сирийским, пусть им и командует генерал Сухель. Теперь о составе. Ты как планируешь? Всю группу возьмешь? Генерал предупредил, что может выделить тебе под команду взвод отличных, лично им подготовленных бойцов. Я заранее сказал, что ты откажешься и будешь работать своими силами. Так что – всеми?

– Это может оказаться излишне заметным при переходе через город. Чем группа меньше, тем легче пробраться. Будь моя воля, я бы вообще один пошел. Но тридцать человек в блокировке против одного – это многовато.

– Здесь я с тобой соглашусь. Так сколько человек возьмешь?

– Вчетвером, скорее всего, отправимся.

– Тогда с Богом…

Эпилог

– Вы ко мне, господин майор? – холодно спросил Гиваргис.

– К вам, коллега, к вам… – Джереми Кокс всегда старался оставаться вежливым и даже по-американски улыбчивым, если только не было необходимости проявить жесткость.

– Тогда заходите. Мы будем вам рады… – сирийский майор ушел в темноту, а Джереми обернулся к сопровождающему его Абдурахману:

– Сейчас я его очень обрадую…

Абдурахман ничего не ответил, только включил электрический фонарик, чтобы посветить на лестнице. Сирийцы к темноте уже, скорее всего, привыкли и свободно перемещались без света в своем помещении. А майор Кокс не так часто уж и бывал у них, чтобы тоже привыкнуть, тем более не бывал он в этом подвале в темное время суток. Хотя до наступления настоящей ночной темноты оставалось еще около двух часов.

Подвальные помещения начинались с длинного низкого коридора, по обе стороны которого располагались двери. Часть дверей закрывали кладовки бывших жителей этого дома, часть прятали от посторонних различные технические помещения, бойлерную, электрощитовую комнату и прочее, но, поскольку горячего отопления в Кафр-Зите уже давно не было, как и электричества, естественно, бойлерные не работали. А электрощитовую, оставшуюся без присмотра жильцов, почти полностью разворовали мародеры. Сирийские майор с капитаном жили в просторной комнате почти в середине подвала. В соседней комнате жили четверо моджахедов, которым амир Роухан приказал присматривать за сирийцами и докладывать об их поведении майору Коксу.

Майор и капитан сидели на своих кроватях, стоящих у противоположных стен комнаты, и, как только гости вошли, оба встали.

– Абдулхамид, – попросил Гиваргис капитана Сахима, – завари для гостей матэ.

Капитан шагнул было к стоящей по центру комнаты металлической печке, труба из которой выходила наружу через единственное окно, но Джереми Кокс остановил его движением раскрытой ладони:

– Спасибо. Не стоит беспокоиться. Мы матэ не пьем.

– Я так понимаю, что вы пришли по какому-то делу? – Гиваргис смотрел прямо в сосредоточенное лицо майора Кокса, привычный, видимо, различать мелкие детали даже во мраке.

– Обязательно. Я не привык попусту тратить время. Да и прогулки по разрушенному городу доставляют мне мало удовольствия. Капитан Сахим, я бы попросил вас хотя бы несколько минут погулять и подышать свежим пыльным воздухом. Вам вовсе не обязательно слышать наш разговор с майором аль-Хабиби.

Капитан посмотрел в сторону своего соседа по комнате. Аль-Хабиби кивком головы показал на выход, и Абдулхамид неохотно вышел.

– Итак… – сразу решил перейти к делу Гиваргис, как только в коридоре стихли удаляющиеся шаги капитана Сахима.

– Итак… – повторил Джереми Кокс…

По дороге в предоставленную группе квартиру капитан Радиолов уже мысленно сформировал группу, которая должна пойти вместе с ним. И сразу по возвращении приступил к инструктажу. При этом он учел, что гостиницу блокируют около тридцати бандитов, но посчитал, что четверых хорошо подготовленных «волкодавов» вполне должно хватить для проведения операции. Не могло не сказаться технологическое преимущество группы – оружие с глушителями и ночные прицелы на автоматах, что однозначно делало работу «волкодавов» малозаметной и эффективной, предоставляя им значительное преимущество. Главное, не продемонстрировать себя раньше времени, не заставить «бандерлогов» осторожничать и прятаться. Рассказ о самом задании много времени не занял. И никого не смутило количество противостоящих бандитов. В свои проверенные многократно силы «волкодавы» верили безоговорочно.

Обещанная полковником Черноивановым машина пришла вовремя. Она должна была доставить «волкодавов» на вертолетную площадку дивизии. К тому моменту Радиолов уже распределил роли внутри группы. С собой он решил взять старшего лейтенанта Опарина, как опытного сапера, предполагая, что придется, возможно, идти через заминированные участки, лейтенанта Карошко и снайпера, старшего лейтенанта Ласточкина. Остальные должны были встретить группу за несколько сот метров от передовой линии дивизии.

– Какую винтовку брать с собой? – Старший лейтенант Ласточкин держал перед собой две снайперские винтовки, словно прикидывая их на вес и желая выбрать ту, что полегче.

– Две тащить проблематично?

– Тащить-то можно… Но вот если придется бежать – могут возникнуть проблемы.

– Тогда бери, я думаю, «Корд». Ты же к нему привык.

– Да. Это мне более привычно, – согласился Ласточкин и взял свою тяжеленную и длиннющую винтовку с огромным дульным тормозом в руки, готовый хоть сейчас отправляться на задание.

Старший лейтенант Опарин стоял с молотком в руках. Перед возвращением командира «волкодавы» занимались тем, что закрывали окна листами алюминия, а Опарин был главным специалистом по вбиванию гвоздей.

– Что мне с собой брать?

Капитан объяснил задачу. Набор инструмента нужен был стандартный.

– Мины-ловушки понадобятся?

– Пару штук возьми. Могут сгодиться…

– Возьму четыре. Одна останется про запас.

– Бери, – согласился Радиолов, укладывая в ранец все то, что могло ему самому, как он думал, понадобиться в боевых действиях.

Только один лейтенант Карошко вопросов не задавал. Он привычно набил все подсумки запасными магазинами к своему автомату, в специальные карманы для гранат сунул четыре «Ф-1» и начал разминать себе кисти рук, демонстрируя готовность выступить немедленно, да и руками поработать.

Тут как раз прибыла машина, и в квартиру к «волкодавам», поторапливая их, поднялся полковник Черноиванов.

– Карета подана, можно выезжать, – сообщил полковник с порога.

– «Волкодавы» подточили зубы, к работе готовы… – поднялся капитан Радиолов.

По предварительной договоренности полковник должен был через десять часов проводить оставшихся на месте троих «волкодавов» до передовой линии, обеспечить им усиление «тиграми» в составе взвода, обещанного генералом Сухелем для проведения операции, и уже на месте выдвинуть вперед для поддержки основной группы, когда та выйдет на связь. В качестве переводчика для общения с «тиграми» опять должен был выступить ариф Салман, который выглядывал из-за спины полковника. Сам советник разведотдела дивизии не брался командовать боевой операцией, поскольку он не был спецназовцем. И это капитана радовало…

– Итак, придется вам, господин майор, стать сегодня ночью помощником моего помощника Абдурахмана, – обратился с этими словами Джереми к товарищу. – Вы должны будете на мысе передать груз наркотиков морякам на российское судно. Ваше личное присутствие обязательно. Дальнейший путь наркотиков вас интересовать не должен. Вашу задачу Абдурахман вам объяснит на месте.

– Я, господин майор, никогда не занимался наркоторговлей, – спокойно и по-прежнему холодно заявил в ответ майор. – И впредь не собираюсь этим заниматься. Можете поискать себе другого сотрудника. Только у меня есть к вам вопрос…

– Я готов выслушать и даже постараюсь ответить.

– Вы так откровенно объявили мне о грузе наркотиков, словно ничего не боитесь. А если я вдруг надумаю вас «сдать»? Могли бы просто сказать о каком-то неизвестном грузе… Хотя, признаюсь, я все равно проверил бы, что за груз. Но вовлечь меня в свои дела вам не удастся, это я вам гарантирую смело.

– «Сдать» меня? Это исключено! Исключено и сейчас, и в дальнейшем. Потому что у меня в руках не только ваша жизнь, но и жизнь ваших близких. Вашей жены и дочери. Позвоните сейчас жене, настоятельно вам рекомендую…

Гиваргиса при этих словах всего передернуло.

– У меня нет трубки, ее отобрали при похищении и до сих пор не вернули, хотя много раз обещали. В трубке у меня важные для меня данные.

– Номер жены вы помните? – Джереми сделал вид, что его не касается упрек сирийского майора, и вытащил свою трубку.

– Нет. У меня плохая память на цифры.

– Ну, хорошо. Тогда поступим иначе. Я предполагал, что вы не пожелаете сделать этот звонок, и принял меры. – Кокс нашел в списке нужный номер и послал вызов.

Капитан ЦРУ в Париже ответил сразу, словно ждал звонка с трубкой в руке.

– Мистер Греми, вы на месте?

– Да, сэр. Беседую с этими красавицами. Они обе близки к истерике. Похоже, я им не слишком понравился.

– Дайте трубку любой из них. Лучше старшей… – и Кокс со снисходительной улыбочкой протянул свою трубку аль-Хабиби. Он чувствовал себя в этот момент победителем. И даже не забыл посмотреть за свое плечо на Абдурахмана, лицо которого, впрочем, восторгом не пылало, а было скорее равнодушным и каким-то отвлеченным, что Джереми даже слегка обидело. Он ведь специально взял помощника с собой, чтобы было перед кем покрасоваться.

Гиваргис взял трубку, поднес ее к уху и какое-то время ждал. Видимо, его жена не сразу нашла что сказать. Потом, судя по лицу сирийского майора, она начала что-то говорить. Лицо его менялось, на глазах превращаясь во что-то непонятное и невразумительно-задумчивое.

– Успокойся, прошу тебя. Я приму меры… – твердо пообещал Гиваргис, отключился от разговора и грубым броском вернул трубку Коксу.

– Позаботьтесь о жене или хотя бы о дочери. Этот громадный урод Греми сломает девочке всю жизнь… Мало того что он сам по себе двухметровый урод – он еще и болен сифилисом. Вы желаете дочери и жене такого партнера? Мистер Греми обеспечит им массу удовольствий на долгие годы, а также крупные счета из медицинских учреждений, которые вам придется оплачивать, поскольку вы их двоих взялись обеспечивать, а пострадают они исключительно по вашей вине…

– Так что вы от меня хотите? – спросил Гиваргис, и Джереми даже в темноте увидел, что у сирийского майора сильно покраснели белки глаз. Видимо, давление скакнуло.

– Я уже сказал, что от вас требуется для начала.

– Почему выбор пал именно на меня?

– Потому что вы по долгу службы иногда просто обязаны были контактировать с генералом Сухелем. Это многие смогут подтвердить.

– Какое отношение ко всему происходящему имеет генерал Сухель?

– Сейчас под мою диктовку вы напишете ему письмо с сообщением, что груз передан российским морякам с сухогруза. И подпишите, что деньги будут перечислены на счет генерала в полном объеме, как только получатель заберет и проверит груз. Пишите так, словно это обычный способ общения. Опробованный и проверенный. Это письмо я заберу с собой и найду, в чьей крови испачкать. А вы через какое-то время сообщите российским военным следователям, которые будут вас допрашивать, что действовали строго по указке генерала Сухеля и отправили уже четвертую партию груза в Россию.

– Какие гарантии с вашей стороны? – спросил Гиваргис.

– Относительно чего?

– Относительно моей жены и дочери. И относительно моей личной безопасности.

– Относительно вашей личной безопасности – это уже вопрос не ко мне, а к российским следователям. Вам вскоре оплатят работу здесь и отпустят. Не знаю, вернут трубку или нет, но меня это мало волнует. Пусть русские военные следователи вас прикрывают от преследований генерала Сухеля. А преследования обязательно будут, как я понимаю. Можете уехать в какую-то другую страну, если только русские вас не арестуют как члена наркосиндиката. Но против вас серьезных обвинений не выдвинут. Вы, как офицер, просто выполняли категоричный приказ генерала, и все. А что касается вашей жены и дочери, я сейчас дам «отбой» мистеру Греми, и он уйдет. Но он живет через дорогу и всегда может вернуться, если вы вдруг поведете себя ненадлежащим образом. И вообще ваших близких уже предупредили, что каждый их шаг во Франции будет контролироваться.

Джереми еще раз обернулся к Абдурахману, ожидая одобрения со стороны помощника, но тот смотрел куда-то в сторону и прислушивался к чему-то в коридоре.

– Что там, Абдурахман? – шепотом спросил Кокс.

– Может, показалось… Я проверю… – сказал Абдурахман и двинулся в сторону входной двери. Дверь он открыл осторожно, выглянул, потом шагнул в темноту в сторону комнаты охранников, и через минуту из коридора раздались едва слышные хлопки, словно стреляли из пневматического пистолета.

– Кто там может быть? – настороженно посмотрел на Гивардиса американец.

– Не знаю. Абдулхамид пошел в другую сторону.

Тут дверь открылась, и вошел Абдурахман. В руке он держал пистолет с глушителем, которого Джереми раньше у него не видел.

– Что там? – поинтересовался Кокс.

– Соседи подслушивали…

– И что?

– Больше подслушивать не будут… Вы позвонили мистеру Греми, сэр?

– Ах да… – спохватился Джереми. Ему не понравилось, что охранники сирийцев подслушивали его разговоры, и, наверное, Абдурахман принял правильное решение. Только придется теперь как-то заминать это дело. Впрочем, это, скорее всего, будет не слишком сложно. Амир Роухан должен понимать, что в серьезные дела посторонние соваться не должны. Тем более Абдурахман по большому счету человек Роухана и именно от него приставлен Коксу в помощники, хотя и по просьбе самого Кокса. Вернее, по совету полковника ЦРУ Алекса Воннегута, к которому Абдурахман был приставлен ранее.

Джереми сначала включил громкоговоритель на трубке, чтобы все слышали, как он распоряжается и как подчиненный выполняет его приказ, потом нажал кнопку вызова на трубке и длительное время ждал ответа. Наконец ему ответили.

– Я вас слушаю… – сказали на французском языке. Голос был мужской и очень, как показалось, жесткий.

– Мне нужен мистер Греми… – тоже по-французски произнес Кокс. – Наверное, я не туда попал.

– Вы туда попали, я думаю. По крайней мере, я сам собирался звонить по вашему номеру, чтобы выяснить, кому принадлежит трубка. Вы же недавно на нее звонили…

– С кем я все-таки разговариваю?

– Лейтенант французской полиции. Человека, которому принадлежала трубка, пару минут назад сбила и переехала машина. Он переходил дорогу в неположенном месте. Машина скрылась, поэтому подробностей я вам сообщить не могу. Вы знаете, кто этот человек? Пострадавший… Погибший то есть…

– В настоящий момент я не могу долго разговаривать. Рекомендую вам обратиться в американское консульство. Этого человека зовут мистер Греми, он обязательно зарегистрирован в консульстве как турист… – и Кокс отключился от разговора, чтобы побыстрее собраться с мыслями и составить новый план действий, более продуманный и без проколов.

«Какая нелепая случайность!» – подумал было он, но тут же спохватился, что забыл вовремя выключить громкоговоритель, и теперь майор аль-Хабиби, если он знает французский язык, в курсе того, что его жене и дочери ничто не угрожает. Джереми понял это по глазам сирийского майора, которые почти радостно светились в темноте. И только отблески огня из печки отражались в этих глазах, делая их красными. Наверное, с давлением у майора было все в порядке.

– На этом завершим наш разговор? – на хорошем французском языке спросил Гиваргис. – Вы потеряли рычаг давления на меня.

– А вы напрасно думаете, что в Париже у нас был только один человек, – попытался взять реванш американец. – Я сейчас позвоню по другому номеру, и мистера Греми заменят. Я думаю, что сделают это с удовольствием, потому что про вашу жену говорят, что она красавица.

Хотя Гиваргис действовал и быстро – бросился вперед и с криком «Не успеешь!» двумя руками попытался вцепиться в горло американцу, у Джереми все же была неплохая специальная подготовка. Он среагировал правильно, движением локтя левой руки направил вытянутые руки майора над своим правым плечом, а своей правой рукой успел ухватиться за рукоятку пистолета на спине. Но тут же почувствовал, что ему в голову упирается глушитель пистолета Абдурахмана.

– Не суетись, мистер Кокс. Твоя затея провалилась… – сказал помощник и в дополнение схватил Джереми за волосы. Так было надежнее. А пистолет перешел в руки Абдурахмана, который так неожиданно оказался вовсе не страхующим помощником, а противником…

Уже полностью стемнело, когда вертолет завис над склоном холма, на вершине которого стояла глинобитная мазанка, скорее напоминающая загон для скота, чем человеческое жилье, хотя и имела два окна. Десантировались стремительно, один за другим спрыгивали на пологий склон с высоты в пару метров и сразу отскакивали в сторону, чтобы не помешать спрыгнуть другому. Четверым покинуть борт не долго, и Радиолову, который десантировался первым, не пришлось долго дожидаться. Но капитан и не дожидался. До вершины холма было метров около сорока. Он побежал туда и с половины дороги увидел, как из двери кибитки вышел высокий, слегка сутуловатый человек и двинулся в сторону высадки «волкодавов».

Хотя в небе стояла ночь, она не была темной, как и обещал полковник Черноиванов. Позади холма, с другой его стороны, находилась площадка, где стояли грузовики и автобусы, набитые бандитами. Там сейчас все продолжало гореть после семи залпов «Солнцепеков». Горела, похоже, даже земля. Восьмой залп был нацелен на дальнобойную артиллерийскую батарею, найти которую помог, скорее всего, высотный «беспилотник». В штабе амира Роухана, вероятно, не ожидали такого мощного массированного удара тяжелых огнеметных систем, и это вселило в бандитов панику. Они с таким дьявольским оружием еще ни разу не встречались, хотя наверняка слышали, что правительственные войска в Ираке применяли против повстанцев «старшего брата» «Солнцепека»[45], и это произвело фурор. Позиции у них, как уже знал капитан Радиолов, были достаточно сильно укреплены, но численный состав подразделений на них был явно недостаточен, чтобы противостоять сильному прорыву дивизии «Силы тигра». А резервы личного состава были уничтожены залпами тяжелых огнеметных систем.

К вершине холма после высадки из вертолета капитан бежал широкими скачками, что не позволяло качественно в него прицелиться, если где-то залег противник. Но в него никто не стрелял. А высокая фигура приближалась быстро. Встретились они на том же склоне.

– Капитан Радиолов? – почти на хорошем русском спросил Абдурахман и на всякий случай добавил: – Кто прислал?

– Полковник Черноиванов.

Абдурахман согласно кивнул, вытащил из-под бронежилета и вручил капитану средних размеров запечатанный пакет, которому сразу нашлось место в большом нагрудном кармане Радиолова, рядом с командирским «планшетником».

– Акиду Черноиванову поклон от меня, а тебе и твоим людям – удачи. Честно говоря, я думал, вас будет больше, – произнес Абдурахман, бросив взгляд на группу.

– А нам больше никого и не надо. Мы привыкли не числом, а умением побеждать, – ответил Радиолов в спину Абдурахману, который уже развернулся и двинулся в сторону города, туда же, куда следовало идти и «волкодавам». Длинные ноги позволяли сирийцу идти быстро, но капитан и не думал догонять его. Абдурахман наверняка пойдет открыто по улицам города, где его знают и где ему ходить не возбраняется. А «волкодавам» необходимо будет передвигаться по развалинам домов. Путь на карте спутниковой съемки командир группы себе наметил заранее и хорошо помнил его. В крайнем случае он всегда мог вытащить из большого накладного брючного кармана ту самую карту и проверить правильность своего пути…

– Шагай быстрее… – Автоматный ствол неприятно ткнул в спинной хребет.

– Ноги у тебя еще не отсохли, надеюсь… – добавил к словам капитана Сахима и майор аль-Хабиби. – Тебе еще долго, думаю, идти придется. Я хочу тебя с генералом Сухелем познакомить. Лично ему и расскажешь, как ты хотел его с русскими поссорить. Мне почему-то кажется, что такая мысль не понравится ни самому генералу, ни его союзникам.

Полковник Цитукас, как он стал мысленно называть себя сразу после того, как «власть переменилась», ставил себе в заслугу умение признавать поражения. И сейчас он свое поражение признал, считая, правда, его временным. Но признать поражение – это еще не значит сложить оружие. Полковник был уверен, что ему подвернется случай, которым он воспользуется, и снова все встанет на свои места.

– Зря я отговаривал амира Роухана… – покачал он головой, бросив через плечо взгляд на капитана Сахима.

– От чего ты его отговаривал? – самодовольно поинтересовался капитан, неуверенно переставляя ноги на битом кирпиче, потому что шли они не по улице, а по развалинам квартала, соседствующего с относительно целыми домами.

– Амир хотел тебя расстрелять, а я отговорил, сказал, что ты еще сгодишься. Знал бы, как дело обернется, сам бы попросил вас двоих расстрелять.

– А чем я тебе не угодил? – спросил полковничью спину майор аль-Хабиби.

– Тем, что ты сейчас здесь командуешь. Ты – а должен командовать я.

– Вот и будешь изображать из себя командира, когда в гостиницу войдем. При первой попытке что-то против нас предпринять тебя ждет пуля. Имей в виду, стреляю я без промаха из любого положения, даже лежа под одеялом.

– Ракетами ты, может быть, и умеешь стрелять, а вот из другого оружия – едва ли…

Цитукас был уверен, что ему противостоят два офицера ПВО, и потому не воспринимал их всерьез. Он, профессиональный разведчик, полковник, случайно «прокололся», включив на трубке громкоговоритель. По большому счету даже не он сам допустил ошибку, а ошибку допустил там, в Париже, мистер Греми, так нелепо погибнув под колесами автомобиля. А полковника Цитукаса подвело желание прихвастнуть, показать всем, как он может распоряжаться жизнью и судьбой даже незнакомых ему людей, которых он в жизни ни разу не видел. Но, несмотря на эту ошибку, он все же остался профессиональным разведчиком со специальной подготовкой. И не будь сейчас у этих сирийцев оружия в руках, не будь за спиной предателя Абдурахмана, он сумел бы им доказать, чего он стоит. Один бы уложил голыми руками двоих сирийских офицеров ПВО. Для того он и проходил специальную подготовку. Именно для такого случая. Но этот случай еще не созрел окончательно. Однако он обязательно созреет. Полковник не говорил майору с капитаном, что рядом с часовым в коридоре должен находиться, вероятно, еще и бывший сельский ветеринар Хашим, на которого надежды, по правде говоря, возлагать не стоило, но он мог бы отвлечь внимание на себя, позволив полковнику что-то предпринять. На часового в коридоре надеяться следовало еще меньше. Его, скорее всего, быстро пристрелят. Тем более что Абдурахман уже успел предупредить сирийцев о наличии часового в коридоре.

Вообще-то вариант с часовым стоило основательно продумать, как использовать его с пользой для себя. Полковник посмотрел на часы, нажав сбоку кнопку подсветки: до смены часового оставалось еще десять минут. Смену приведет «разводящий». Хорошо, если с ними, как иногда случается, придет и начальник караула. Если часового убьют, они поднимут тревогу. И тогда, стоит надеяться, появится возможность на освобождение. Да, это Цитукас хорошо придумал. Пожертвовать часовым ради собственной свободы – это вполне нормальный вариант.

Абдурахман, пошептавшись о чем-то с майором аль-Хабиби, свернул в сторону и вышел из развалин дома на улицу.

– Что вы часовому в гостинице скажете? – придавая голосу нотки насмешливости, спросил полковник.

– А что мы ему должны сказать? – поинтересовался капитан Сахим.

– Дураков на такие посты не ставят. Часовой сразу сообразит, что к чему, и поднимет тревогу. Просто позвонит в караульное помещение, и вас уже из гостиницы не выпустят живьем. Только выволокут за ноги ваши трупы.

– Я не понял, господин Кокс, – остановился вдруг Гиваргис. – Вам так понравился вариант с собственным пленением, что вы предупреждаете нас об угрозе? Предупреждаете, что вас могут освободить, а нас убить? Так я вас понимаю? Мне как-то изначально показалось, что это вам не слишком понравилось. Наверное, я сильно в вас ошибся.

«А этот сирийский майор не совсем глуп, – подумал Цитукас, – так легко нашел противоречие, которое сам я не заметил второпях. С ним следует быть осторожнее».

– Нет, коллега, я никого не предупреждаю. Я просто опасаюсь, что развернется перестрелка, в которой я пострадаю в первую очередь. Есть среди часовых один тип, который, судя по глазам, сначала стреляет и только потом думает, следовало ли ему стрелять. Боюсь, именно он недавно заступил на пост.

– Вы только что сами говорили, господин майор, что на такие посты дураков не ставят. Вы опять себе противоречите…

– А я разве назвал часового дураком? – раздраженно передернул плечами Цитукас. – Я только сказал о его подозрительности. Может быть, излишне образно эту подозрительность обрисовал, конечно. Но каждый понимает по-своему. Я думал обрисовать одно, вы поняли это по-своему и, на мой взгляд, излишне извращенно.

Они вышли через разбомбленный квартал в торец гостиничного здания, с той стороны, где у здания отсутствовала стена. Здесь можно было бы и войти, но Абдурахман заранее предупредил, что все подходы плотно заминированы, так плотно, что пройти с этой стороны и не взорваться практически невозможно.

В самой гостинице на первом этаже сидела женщина-дежурная, обычно одна и та же. Вероятно, она и жила здесь же, потому что никто ее не менял на этом посту, и выдавала ключи редким постояльцам. В гостинице в связи с военным временем постояльцы вообще были редкостью. Дежурная в любом случае ничем помочь Цитукасу не смогла бы. Она носила хиджаб и, согласно восточной традиции, почти не смотрела на тех, кому выдает ключи. Мимо нее полковник Цитукас проходил несколько раз за день, и ни разу его не остановили и не задали вопроса. Думалось, что не остановят и в этот раз. Хотя лучше было бы, если бы остановили и завязали разговор. Тогда он, возможно, сумел бы передать через дежурную данные о своей ситуации. Но, не питая надежды на помощь со стороны женщины, Цитукас, пытаясь вызвать к себе доверие, откровенно сообщил о дежурной майору с капитаном.

– Проходишь быстро, ничего не говоришь, даже не здороваешься, – предупредил его капитан Сахим.

Так они и прошли. Женщина, в самом деле, даже не посмотрела в их сторону. Даже если бы полковника перед ее носом толкали автоматными стволами, она, скорее всего, никак бы на это не отреагировала. Может быть, даже не заметила бы этого.

Они поднялись по двум пролетам широкой центральной лестницы на второй этаж. Ступали аккуратно, стараясь не издавать ни звука. Света в коридоре второго этажа не было, и это позволяло оставаться незамеченным. Часовой сидел за своим столом, пил матэ и беседовал с каким-то невзрачным, как показалось издали, худосочным человеком. Человек матэ не пил. А может, просто ждал, когда освободится кружка.

– Кто там с часовым? – спросил сирийский майор шепотом. – Отвечать тихо!

– А… Я совсем забыл про него, – выглянув за косяк, протянул Цитукас. – Это бывший деревенский ветеринар. Его еще вчера днем должны были расстрелять, я выпросил его жизнь у амира Роухана. Сам не знаю зачем. Просто стало жалко человека… А потом отпустил его на три часа к семье. Думал, он не вернется. Даже надеялся, что он одумается. А он вернулся. Видимо, из чувства благодарности за свое спасение. Сегодня я посылал его с несколькими мелкими поручениями. Вот он меня и ждет.

– Идем туда… – Аль-Хабиби проявил решительность, которой полковник от него не ожидал. – Идем спокойно, имитируем разговор, можешь даже слегка жестикулировать, как любишь это делать. Но вместе с тем идем быстро, по-деловому, не как на прогулке. Мистер Кокс сразу открывает дверь и заходит в кабинет вместе с Абдулхамидом. Я подхожу к часовому. Если понадобится, я стреляю. Хочу в глаза ему посмотреть. Проверю реакцию на наше появление. Абдулхамид, если что, стреляй в господина Кокса. Вперед! Кокс идет первым…

Так они и двинулись. При их приближении бывший деревенский ветеринар встал и сделал несколько шагов навстречу, но остановился у двери кабинета полковника в ожидании.

Полковник открытой ладонью поприветствовал часового и открыл дверь своим ключом. Жест полковника, который обычно не здоровался, насторожил часового, и он стал присматриваться внимательнее. Сахим первым вошел в кабинет, а майор аль-Хабиби шагнул в сторону стола с часовым.

Полковник остановился на пороге и, повернувшись к часовому, требовательно проговорил:

– Пристрели его!

Часовой схватился за автомат, но короткая очередь Гиваргиса прозвучала раньше. Пули угодили точно в голову, хотя стрелял он от пояса, да еще навскидку. Слышал кто-то очередь со стороны или не слышал, было непонятно. Но полковник посмотрел на часы. До прихода смены часового осталось две минуты. «Две минуты до освобождения, – подумал Кокс. – Перетерплю…»

Он отчего-то был уверен, что по первому требованию караула майор с капитаном его отпустят, а сами тут же сложат оружие…

Пользоваться картой спутниковой съемки капитан Радиолов умел и любил. Обычно эти карты за счет своей свежести оказывались более точными в сравнении с любыми другими. Он достал карту, присел между трех больших обломков стен, защищающих его от взглядов с трех сторон, а с четвертой стороны, понимая действия командира, его сразу же прикрыли бойцы группы. Радиолов вытащил карту, подсветил себе тактическим фонарем, сняв его с автомата, и мысленно уже увел группу в развалины целого квартала. Отмечать маршрут на карте он не стал. Мало ли что может произойти в боевой обстановке и к кому в руки может попасть карта. Совершенно ни к чему противнику знать, куда продвигались «волкодавы». Хотя сам капитан отлично понимал, что допускать какую-то неаккуратность при выполнении поставленной задачи ему непозволительно. Он обязан выйти в данной ситуации победителем. А это автоматически означало, что карта никак не может попасть в руки «бандерлогов».

После уточнения маршрута пошли быстрее и скоро оказались перед новыми разваленными кварталами, уже приближенными к центру города. Здесь группа залегла на окраинном холме и в тепловизоры своих прицелов начала просматривать окрестности. Самый мощный тепловизор был, конечно, на снайперской винтовке «Корд», но пока использовать винтовку необходимости не было. Громкий звук выстрела вполне мог бы выдать группу раньше времени. В начальной стадии операции снайперу необходимо было действовать, отложив винтовку в сторону, и использовать пистолет-пулемет «ПП-2000», имеющий сильный глушитель, даже более сильный, чем у автоматов «АК-12», которыми были вооружены остальные «волкодавы», и точно такой же оптический прицел с тепловизором. Но для просмотра окрестностей прицел винтовки «Корд» был незаменим. Это знал и капитан, знал и старший лейтенант Ласточкин. И не только знал, но и доказал это в реальной боевой обстановке: он видел то, что не было заметно в другие прицелы.

– Командир, от меня примерно на четырнадцать часов пятнадцать минут три «светящихся» объекта. Вышли из одних развалин, зашли в другие. Передвигаются бегом. Дистанция семьдесят метров. За спинами громадные рюкзаки. Похожи на туристические.

– Мирные жители?

– В такое время? В Кафр-Зите при нынешней власти и сложившейся ситуации должен существовать комендантский час. В темноте обычно имеют право ходить только люди со спецпропусками.

– Тогда – кто?

– Я бы принял их за мародеров. Мне еще дома рассказывали, что такого народа здесь хватает. Только мародеры обычно с оружием не ходят. А у этих у каждого, как я понял, «калаши». Надо бы поближе рассмотреть. Может, сами «бандерлоги» ищут, чем поживиться.

– Мародеры здесь – как и везде, где у народа беда. Возьми с собой Карошко, сбегай разберись… Винтовку можешь здесь оставить. Мы рядом будем…

Ласточкин, как старший по званию, отложил в сторону винтовку и, пригибаясь к земле, двинулся первым. Лейтенант Карошко, пригибаясь точно так же, поспешил за ним. И минуты не прошло, как того и другого скрыла наполовину разрушенная стена.

Ночные оптические прицелы автоматов не имели такого широкого сектора захвата, как винтовка «Корд», у которой этот сектор регулировался вручную для разных обстоятельств, и потому «волкодавов» командиру группы не было видно, пока они не показались из-за той же полуразрушенной стены. Но к позиции Радиолова и Опарина бойцы приближаться не стали. Понимая, что за ними наблюдают, Ласточкин сделал рукой приглашающий жест и невозмутимым голосом сообщил в микрофон:

– Командир, выдвигайтесь. Впереди чисто. Мы местность контролируем. Винтовку мою не забудьте.

Догадаться было не сложно, что если впереди «чисто», то активность мародеров была пресечена, хотя очередей никто не слышал.

– Мародеры? – все же уточнил Радиолов.

– Были, – коротко ответил Карошко. – Одному я шею свернул, двоих Ласточкин подстрелил. Больше никого не видно. Правда, вдали и в стороне, в одном из подвалов, что-то «светит» в прицеле. Но туда еще дойти следует.

– В подвалах обычно местные жители «бомжуют», – высказал свое мнение старший лейтенант Опарин. – Здешняя война создала, я слышал, несколько миллионов бомжей.

– Это у нас они бомжи. А здесь – вынужденные селиться, где придется, женщины и дети, – строго высказал свое мнение капитан Радиолов. – Не приведи боже, нашим женам и детям в такое положение попасть…

Группа соединилась через минуту, и двинулись дальше. Шли в давно определенном порядке. Первым – сапер, за ним, отстав метров на пять, командир. Дальше, соблюдая такую же дистанцию, Карошко, а замыкал короткую колонну снайпер Ласточкин, время от времени останавливающийся и с колена просматривающий пространство впереди. Но пространство это было существенно ограничено развалинами некогда многоэтажных домов. Подвал, от которого шло свечение человеческих тел, чтобы никого не беспокоить и себя не демонстрировать, обошли стороной. До гостиницы, согласно планкарте, осталось насквозь пройти только один дом…

Однако долго терпеть необходимости не было. Смена находилась, видимо, под окнами гостиницы и услышала выстрелы громогласного «АК-47». Скорее всего, «разводящий» отводил часовых на несколько постов сразу, потому что в коридоре послышались шаги нескольких бегущих людей, не менее пяти-шести человек. Гиваргис, долго не думая, выхватил связку ключей из рук полковника, сильно ткнув того стволом автомата в живот, и закрыл дверь изнутри. Видимо, звук поворачивающегося ключа в замке привлек внимание смены в коридоре. В дверь сильно и настойчиво постучали кулаком. Среагировал в ответ Сахим, присев, дал очередь прямо через дверь. Послышался звук падающего тела, скорее всего, даже двух. Отступать было некуда, и Гиваргис тоже начал стрелять через дверь. Еще кто-то с грохотом упал. И снова кто-то, громко топая, побежал по коридору к выходу. Кажется, даже двое. Ключ оставался в замочной скважине. Гиваргис быстро открыл дверь, увидел, что некто в распустившейся чалме[46] что-то кричит в телефонную трубку, присев за столом часового. Перед майором был выбор: стрелять в того, кто пытался поднять тревогу, или в тех, кто убегал по коридору и кто обязательно поднимет тревогу. Казалось бы, предпочтительнее было дать очередь в бегущих, потому что человек с трубкой все равно никуда не денется. Но Гиваргис быстро сообразил, что, если он будет стрелять в бегущих, человек с телефонной трубкой сможет выстрелить в него, и потому дал очередь влево, потом вторую и третью короткие очереди, поскольку человек с трубкой пытался спрятаться за оставшимся в кресле телом убитого часового. Пришлось потерять время, и двум убегающим «бандерлогам» этого времени хватило, чтобы повернуть на лестницу. В это время за спиной Гиваргиса раздалась еще одна очередь. Майор обернулся. Капитан Сахим стрелял в пол, предупреждая полковника и бывшего деревенского ветеринара от непродуманных действий. Ветеринар вообще выглядел испуганным и непонимающим ситуацию. Американец же смотрел то на дверь, то на окно, словно ждал оттуда спасения.

– Задвинь шторы, – приказал ему Гиваргис, понимая, что для стрельбы из оконных проемов дома через дорогу они все представляют собой прекрасную и четкую мишень. Полковник неохотно выполнил приказ. Видимо, он думал о том же, о чем и Гиваргис, и связывал с этим свои надежды.

– Посмотри в окно, – через пару минут обратился капитан Сахим к ветеринару. – Только сильно не высовывайся, а то подстрелят.

Тот послушно подошел к окну, чуть-чуть приотодвинул штору и выглянул.

– Что там?

– Моджахеды…

– Много?

– Сосчитать?

– Если умеешь…

– Один, два, три, четыре… – начал считать вслух ветеринар. – Девять человек. И за углом еще. Там я не вижу, не могу сосчитать, но с ними громко разговаривают.

– Окна напротив…

– Там два снайпера. Вот, третий пришел, его куда-то отослали, он ушел.

– Отойди от окна, ложись на пол лицом вниз, руки за голову. Мистер Кокс, к тебе это тоже относится. Ложитесь, чтобы по ошибке вас не подстрелили…

Сам Гиваргис уже сидел за письменным столом и ножом, найденным в верхнем ящике стола, за неимением отвертки, откручивал винты и вскрывал корпус компьютерного блока. Работал он со знанием дела, легко нашел жесткий диск, отвинтил его крепления, потом отсоединил сам жесткий диск от шлейфа и, сунув добытое в целлофановый пакет, вытащенный из кармана, убрал все в большой карман «разгрузки».

– Абдулхамид! Сейф вычисти…

Капитан взял со стола всю связку ключей и без проблем открыл сундук-сейф, как-то сразу сообразив, какими ключами ему пользоваться.

– Какую-то сумку бы найти…

– В шкафу посмотри, – льстиво предложил полковник.

В шкафу, в самом деле, нашлась подходящая сумка на ремне. Капитан переложил в нее содержимое сейфа, только две пачки стодолларовых банкнот незаметно положил себе в карман, пользуясь тем, что майор в это время выглядывал за дверь, но, так как очень торопился, угол одной пачки остался торчать из кармана «разгрузки».

– Блокировали нас здесь. Стреляют из соседнего дома через весь коридор. Придется искать, как прорываться… – сказал Гиваргис. – Как только вести себя с этими уродами? Может, здесь их пристрелить?

– Лучше использовать их как живой щит. В них, может быть, не будут стрелять. Не рискнут. Как думаешь?

В это время в кармане жилета полковника Цитукаса зазвонила трубка. Звонила она долго и настойчиво. Наконец Цитукас спросил, показывая себя предельно вежливым человеком:

– Я могу ответить?

– Только, если будете разговаривать на арабском или на французском. В крайнем случае, на русском языке.

– Вы знаете русский?

– Я там, господин майор, оканчивал военное училище. Когда-то давным-давно… Но еще кое-что помню. Вам ясно, о чем я вас предупредил?

Полковник, которого по-прежнему называли майором, согласно кивнув, вытащил трубку, посмотрел на определитель номера, после чего протянул трубку Гиваргису:

– Это, скорее всего, с вами хотят поговорить. Это уже не мой надежный помощник, это ваш Абдурахман. Боюсь и, одновременно, надеюсь на то, что он и вас предаст, как неожиданно и жестоко предал меня…

Аль-Хабиби торопливо взял трубку.

– Ну, наконец-то, мулязим[47]… Ты обещал сам к нам зайти и нас вывести…

– Не получается. Вас со всех сторон обложили. Я сейчас неподалеку. Высматривал, как к вам пробраться, и как вам можно уйти. Пока ничего не нашел. Парни амира Роухана, я видел, даже в канализационный люк забирались, видимо, через канализацию хотели на второй этаж пролезть. Но, к несчастью, не утонули, часть выбралась. Хотя я сейчас в соседний люк на всякий случай гранату брошу. По канализации звук легко пройдет. Выгонит всех там оставшихся наверх, если не убьет их на месте.

– Лучше посмотри, как нам выбраться.

– А никак вам пока не выбраться. Вас, как консервы в банке, закрыли. Плотно. Я сейчас доложу обстановку акиду аль-Аттану, пусть он у генерала Сухеля просит помощи. Не переживай, вытащат вас. Главное, пока оборону правильную займите, в окна не высовывайтесь и свет выключите. Генерал Сухель давно собирался сюда пожаловать. Ждите…

– И сколько нам ждать?

– До ночи продержитесь. Осталось не так и долго. Ночью, думаю, что-то решится. Генерал Сухель давно еще говорил, что Кафр-Зиту пора брать в свои руки. И готовился. А тут необходимость подперла… Ждите. Может, генерал сначала кого-то к вам пошлет, а сам позже двинет. Я позвоню. Трубку американцу не отдавай.

– Хорошо, мулязим, «консервы» ждут твоего звонка…

Гиваргис убрал трубку в свой карман. Цитукас видел это, но не возразил, правда, вопрос все-таки задал. Сильно его этот вопрос интересовал:

– Господин раид, почему вы зовете Абдурахмана мулязимом? Он что, служит в вашей армии?

– Плохо вас в Америке учат мировой истории. Мулязимом еще со Средних веков в Сирии зовут всякого мужчину, взявшего в руки оружие. Мулязим – синоним воина.

Это была хорошая отговорка. Абдурахман не случайно не пошел вместе с Гиваргисом и Абдулхамидом. Он собирался остаться в штабе амира Роухана, чтобы своими действиями принести еще пользу вооруженным силам своей страны. И ни к чему было знать американцу, что по настоящему Абдурахман служит в разведотделе дивизии «Силы тигра» в звании мулязима. Конечно, Гиваргис в случае изменения ситуации не собирался отпускать американца живым – слишком много вреда может тот причинить Сирии. Естественно, не своим знанием систем ПВО, а своей настоящей работой, о которой пока еще можно было только строить догадки, но общие черты которой уже вырисовывались. Как и не желал давать в руки американца даже крупицы каких-то знаний о себе и о своих соратниках. Так, сообщив, что сам он оканчивал когда-то военное училище в России, не сказал, что это был факультет специальной разведки Рязанского воздушно-десантного училища. Пусть американец думает, что имеет дело с настоящим офицером ПВО, точно таким же, как накиб Абдулхамид Сахим.

– Абдулхамид, свет выключи, чтобы нас с улицы сквозь шторы не видели.

– Амиру Роухану, – внезапно сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, Кокс, – выделено в подчинение, если я ничего не путаю, шесть вертолетов «Апач»…

– Это АН-64, что ли? – небрежным тоном спросил Гиваргис.

– Да, лучший в мире штурмовой вертолет…

– Все у американцев, по их словам, лучшее в мире. Только еще в Югославии ваш лучший в мире вертолет сбил простой крестьянин из старинного, дедовского охотничьего ружья…

– Это случайность, не больше. И вообще, как говорят специалисты, еще недоказанный факт, фейк, скорее всего. Более высока вероятность мнения наших экспертов, что вертолет упал по причине неисправности. Но сейчас разговор не об этом. К тому же в Кафр-Зите не водится крестьян со старинными охотничьими ружьями.

– А о чем сейчас разговор? – вполне миролюбиво спросил капитан Абдулхамид.

– Сейчас разговор о том, что по приказу амира Роухана в воздух поднимутся хотя бы два вертолета-штурмовика, им покажут, в какое окно следует послать ракету, и они нас здесь накроют всех. Молитесь своему Аллаху, чтобы он принял вас. А я помолюсь своему Господу…

– Если вертолетом управляют бандиты Роухана, то они просто не попадут в окно, – возразил Гиваргис. – Они обязательно обрушат соседнее здание на головы тех, кто нас здесь запер и не выпускает.

– Кто-то их зовет бандитами, кто-то моджахедами – это все не важно. Важно то, что вертолетами управляют профессиональные американские специалисты, которые умеют не только летать, но и точно стреляют.

– Ну, они-то тем более стрелять не будут. Они же знают, что здесь находится американский офицер.

– Амир Роухан в серьезных делах шуток не признает. Если он отдаст приказ, то воспротивиться этому приказу мало кто решится… Тем более прикомандированные пилоты. Они понимают, что с ними церемониться не будут.

– Абдулхамид, – вполне прозаично попросил Гиваргис. – Если услышишь звук двигателя приближающегося вертолета, пристрели майора Кокса. Я думаю, лучше стрелять ему в голову.

– А если это будет разведывательный вертолет? – явно обеспокоился американец. – Такой обязательно должен прилететь… Они же не глупцы, чтобы лезть без разведки…

Откуда-то со стороны донесся грохот артиллерийской канонады.

– Генерал Сухель начал наступление, – сообщил Гиваргис. – Сегодня ночью, будем надеяться, Кафр-Зита перейдет в его руки. Генерал за всю войну не потерпел ни одной неудачи. Не потерпит и в этот раз. Будем его дожидаться. Или вертолета АН-64…

– Дайте мне трубку, господин майор. Мне требуется срочно позвонить.

– Я вам разрешу это только при условии, что вы будете говорить по-арабски. Одно английское слово, и несколько пуль помешают вам закончить начатое предложение.

Гиваргис показал свой автомат, после чего протянул полковнику его родную трубку, предварительно включив громкоговоритель, чтобы слышать, о чем будет говорить Цитукас. Тот нашел в адресной книге номер полковника Воннегута и послал вызов.

– Вот те раз, – отозвался полковник ЦРУ, у которого определитель высветил номер Цитукаса. – Звонит… А мне сказали, что его захватили в заложники.

– Я все еще здесь, в заложниках. Алекс, мне сейчас пригрозили, что при звуке вертолетного двигателя в квартале мне сразу дадут в голову автоматную очередь. Сделай так, чтобы над нами вертолеты не летали. Объясни амиру ситуацию. Все. Больше мне говорить не дают, – добавил полковник, увидев требовательно протянутую Гиваргисом руку, и передал ему трубку.

– Не переживай, полковник, я надавлю на Роухана… – услышал сирийский майор конец фразы и отключился от разговора. Трубку он снова положил себе в карман.

– Значит, не майор, а полковник. Полагаю, полковник американской разведки. Что-нибудь близкое к ЦРУ?

– Управление по борьбе с наркотиками, – нехотя признался Цитукас.

– Настоящие имя и фамилия…

– Альфонсас Цитукас.

– Прибалт, судя по фамилии?

– Нет. По национальности я грек. Американский грек. Еще мой прадед уехал на заработки в США в конце девятнадцатого века. И остался там навсегда.

Звук вертолетного двигателя пришел издалека. Он быстро приближался, и капитан Сахим, подняв свой автомат, наставил ствол в голову полковнику Цитукасу.

Полковник надеялся напугать сирийцев обстрелом с вертолета и принудить их сдаться под свое честное слово, которое он привык давать, но никак не держать. Но они не сильно, кажется, испугались, даже приготовились его расстрелять. Ситуация была напряженной. Гиваргис встал и подошел точно к тому месту, откуда чуть раньше выглядывал из окна молчаливо лежащий сейчас на полу лицом вниз бывший сельский ветеринар. Отодвинул край плотной шторы и, выглянув лениво, проговорил:

– Абдулхамид, вертолет, кажется, летит мимо. А за ним еще три. Тоже куда-то мимо тянутся. Значит, амир Роухан готовится использовать почти всю свою авиацию… Американскую авиацию то есть… Не всю, но большую часть. Один оставил, чтобы самому удрать, а второй, чтобы его вертолет в воздухе прикрывал. Хорошая работа для ПВО Сирии! Жалко, меня там не будет. Я бы постарался не отпустить в Штаты ни один из этих вертолетов.

– У «Апачей» качественные «тепловые ловушки»[48], – даже слегка гордо заметил Цитукас, проявляя уверенность в себе и в американской силе.

– «Ловушки»… Они годятся только для переносных комплексов, – ответил капитан Сахим, – да и то при неумелом пользовании. Я сам из «Осы» сбивал уже такой вертолет. Никаких проблем не возникало. И «тепловые ловушки» ему не помогли.

– Сирийская армия сбивала американский вертолет? – удивленно переспросил Цитукас.

– Почему сирийская? Я обучал бандитов. А тут вертолет летит. Я им не сказал, чей вертолет. Я-то сам их различаю, а они еще не обучены. Просто продемонстрировал бандитам качество американской ракеты. Ракета взорвалась в двух метрах от вертолета и сразу оторвала ему хвост. Вертолет падал камнем, почти не кувыркаясь, и взорвался. Мы потом отчитались, что сбили сирийский вертолет, который заходил в пике, чтобы атаковать нас.

– Я помню этот случай, – подтвердил Гиваргис. – Это было еще до моего похищения. Мы тогда удивлялись. Наши вертолеты в той стороне не летали… А потом американцы объявили, что у них вертолет упал из-за неисправности. Но куда они сейчас летят?

В это время в кармане майора зазвонила трубка американского полковника. Гиваргис вытащил ее, посмотрел на номер звонившего и сразу ответил:

– Слушаю тебя, мулязим. – Казалось, ему нравилось называть так Абдурахмана и раздражать этим полковника Цитукаса, так и не сумевшего понять, является ли его бывший помощник сирийским военным или это просто дань уважения к нему со стороны сирийского майора. – У тебя появились новости?

– Да. Никто не знает, что в голове у генерала Сухеля, но он начал наносить несколько отвлекающих ударов по позициям «бандерлогов». Судя по всему, считает, что настоящее наступление еще не подготовлено, и потому основными силами наступать не думает. У него этих сил пока мало. – Абдурахман начал использовать термины, применяемые российскими военными для обозначения противника, из чего Гиваргис сделал вывод, что его собеседник беседовал с кем-то из русских консультантов. С кем именно в данной ситуации мог говорить Абдурахман, майор догадался, поэтому сразу спросил:

– Что говорил Черноиванов?

Абдурахман не удивился вопросу, это говорило о том, что он был хорошим разведчиком.

– Ты правильно меня понял. Жди в помощь себе группу российских спецназовцев. Они тебя хотят «вытащить». Продержись до их прихода…

– Нас пока даже не атакуют. Я не понимаю, почему…

– Потому что там, в городе, ждут атаки дивизии. «Тигры» отвлекают не только силы, но и внимание от тебя. Амир Роухан глупо сконцентрировал большой резерв на одной площадке. Желает, видимо, перебросить его по рокаде туда, где начнется главный удар. У тебя окна выходят не на нужную сторону, но света скоро будет достаточно и перед твоими окнами. Сразу после этого к тебе вылетит группа русского спецназа. Жди… Они пробьют коридор и выпустят тебя. Группой командует какой-то капитан, которого ты хорошо знаешь по военному училищу. Я фамилии русские трудно запоминаю, потому не скажу точно, а врать не хочу.

– Мы ждем… Особенно полковник Цитукас ждет…

– Полковник Цитукас? Это кто такой? Еще кого-то захватил?

– Нет. Это твой друг, которого ты знал как майора Кокса.

– Ладно, доставишь его к акиду аль-Аттану, там разберутся и с полковником, и с майором. Беседовать там умеют, правильные аргументы подбирать давно научились, а национальной принадлежностью нашего акида не смутишь…

Последний дом миновали с повышенной осторожностью. И, как оказалось, соблюдали ее не напрасно. Внешняя стена дома, как и гостиницы на противоположной стороне улицы, развалилась и засыпала воронку посреди дороги. На втором этаже, прямо против открытого с этой стороны коридора гостиницы, была установлена пулеметная точка, рядом с которой расположились трое «бандерлогов» – пулеметчик и два его помощника, второй и третий номера расчета. Хотя сам пулемет был танковый, не крупнокалиберный, и для него вполне хватило бы двух человек, но, видимо, сам пулеметчик был не большим любителем носить тяжести и нашел аргументы, чтобы убедить своего командира в необходимости иметь двух моджахедов в помощниках. Этот пулеметный ствол контролировал весь коридор по общей длине и даже при слабом освещении не позволял никому выйти из кабинета майора Кокса или с лестницы. Значит, полковник Черноиванов правильно просчитал возможность прострела через дорогу и подсказал капитану Радиолову верный маршрут передвижения.

Старший лейтенант Ласточкин рассматривал пулеметный расчет в прицел «Корда», но стрелять из винтовки не собирался, понимая, что звук выстрела поднимет большую тревогу, что неудивительно. Звук выстрела этой винтовки можно сравнить только с выстрелом из небольшой безоткатной пушки. Потом передал винтовку командиру. Радиолов пользоваться прицелом умел, как и любой другой «волкодав», и потому сразу рассмотрел, что первый номер расчета не зря выпросил себе двух помощников. Сам он был мелким и высушенным – такого пулемет со станиной мог и придавить. Но, видимо, стрелять умел точно, поэтому ему пошли навстречу. Хороших пулеметчиков всегда и во всех армиях мира ценят высоко.

Пулеметный расчет можно было бы расстрелять и с дистанции, применяя глушители автоматов. Но Радиолов услышал, как один из номеров расчета громко с кем-то разговаривает, и распорядился:

– Ласточкин и Карошко остаются на месте. Будьте готовы по команде расстрелять пулеметчиков. Мы с Опариным выходим на первый этаж, посмотрим, кто там на улице. Гостиницу, по идее, должны блокировать со всех сторон. Режим скрытности – предельный. Работаем…

Выдвигаясь на первый этаж впереди Опарина, капитан старался оставаться не только неслышимым, но и невидимым для случайного взгляда через оконный проем с улицы. В принципе, со стороны «волкодавов» и без того не было видно. Если там, на улице, почти полностью стемнело, то в здании стоял уж полный мрак.

Радиолов с Опариным спустились на первый этаж по наполовину проломленной бетонной лестнице, из которой торчали острые рваные куски арматуры. Весь пол на первом этаже был засыпан осколками кирпича, штукатурки и прочего строительного мусора, однако внешняя стена, обрушенная на верхних этажах, на первом была целой. Кто находился за этой стеной, было неизвестно, хотя один из «бандерлогов» пулеметного расчета с кем-то внизу разговаривал, значит, бандиты были и там, и поэтому перед каждым шагом приходилось бросать короткий быстрый взгляд под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь и не произвести неосторожным движением посторонний звук.

Никем не услышанные и не замеченные, капитан со старшим лейтенантом добрались сначала до оконного проема чуть в стороне от гнезда пулеметчиков на втором этаже. Радиолов, сделав за спину знак раскрытой ладонью, прижал к груди автомат, чтобы он не ударился о стену и не произвел звук, после чего осторожно выглянул на улицу и сразу же отпрянул. Прямо под оконным проемом стояли трое «бандерлогов», первый этаж оказался достаточно высоким, и с улицы заглянуть в оконный проем человеку нормального среднего роста было бы сложно – необходимо или высоко подпрыгивать, или на что-то встать, или ухватиться за чудом сохранившийся жестяной внешний слив и подтянуться. Но рассматривать бандитские нечесаные затылки Радиолов не собирался.

Если бы не грохот артиллерийской канонады, если бы не гремящие вдалеке взрывы, капитан не рискнул бы разговаривать даже шепотом, но в данном случае его шепот оставался слышимым лишь «волкодавам»:

– Здесь три человека внизу. Пулеметчиков «снимать» только при условии незаметности.

– Вручную? Или можно стрелять?

– Как покажется надежнее. «Бандерлоги» в бронежилетах. Если стрелять, то только в головы. Пуля может прошить голову насквозь и удариться в стену. Это лишний шум. Опасный шум. Действуйте! Опарин, отходим к правому углу… – рукой показал направление Радиолов.

Пятиться на такой сложной поверхности пола было невозможно. Всегда оставалась вероятность произвести ненужный и опасный звук. Потому пришлось развернуться и выходить открыто, насколько позволяла темнота помещения. Темнота мешала, особенно густая там, где сохранились потолки. Она пряталась в углах комнат и казалась осязаемой, пока не протянешь руку и не попробуешь ее коснуться. Капитан учел это, но все равно к темноте следовало привыкнуть. Пользоваться очками ночного видения было нельзя, хотя такие очки входили в комплект оснащения каждого бойца, так как они не давали возможности вовремя заметить появление противника где-то в стороне. И еще одна неприятность преследовала «волкодавов» – едкая пыль щекотала нос так, что хотелось чихнуть. Чтобы не чихать, и Радионов, и Опарин массировали себе точки носа пониже горбинки – старый способ всех военных разведчиков, позаимствованный из классической китайской акупунктуры.

Угол здания был развален полностью – оставалось удивляться, как здание без угла выстояло или почти выстояло, по крайней мере, в нижних этажах. Однако выходить на улицу «волкодавы» и не планировали. Им требовалось только заглянуть за угол гостиницы, во внутренний двор. Даже с высоты первого этажа он просматривался полностью. По двору прогуливались пятеро «бандерлогов». Там же, под окнами гостиницы, по-прежнему, как и при просмотре изображения с камеры «беспилотника», стоял американский легкий броневик «Хамви». Бандиты во дворе даже не прятались, будучи уверены, что на эту сторону здания сирийские капитан с майором перейти не смогут. Коридор гостиницы полностью простреливался из пулемета, и пулеметчик лежал в позе полной готовности к стрельбе. Любое передвижение по коридору без проблем прерывалось пулеметной очередью. И потому «бандерлоги» во дворе гостиницы чувствовали себя в безопасности, не зная о присутствии «волкодавов» в соседнем доме.

– Ласточкин, что у вас? – спросил Радиолов.

Ему никто не ответил.

Однако это говорило только о том, что старший лейтенант с лейтенантом Карошко находятся в настоящий момент настолько близко к пулеметному расчету, что не рискуют говорить даже шепотом. Если бы что-то с ними случилось, дело не обошлось бы без автоматных очередей, и капитан со старшим лейтенантом Опариным услышали бы их.

– Как завершите, сообщите… – распорядился Радиолов.

– Завершили, – почти сразу ответил Ласточкин. – Пулеметный расчет попросил сохранить о нем добрую память…

– Какого, к черту, добра от них можно ждать! – отреагировал Опарин.

– Это я так, к слову… – хмыкнул Ласточкин.

– Понял. – Командир сохранял серьезность. – Выдвигайтесь на первый этаж, к углу здания. Мы здесь ждем…

Оба пришли быстро и совершенно неслышно. Радиолов в оптический прицел своего автомата рассматривал «бандерлогов» во дворе гостиницы, когда почувствовал легкое касание к своему локтю. Опарину не было необходимости касаться капитана, и догадаться, кто это, было не сложно.

– Контактно отработали? – поинтересовался он.

– Лопатками, – объяснил Ласточкин. – Одного, лежащего, – я. Это пулеметчик был. Шея у него слабая, тонкая, голова сразу отвалилась. Других Карошко в быстром темпе отработал. Они даже обернуться не успели, как оба тоже без голов остались. Даже отъетые шеи не помогли – у Карошко рука тяжелая. Внизу ничего не услышали, я в окно выглядывал. Так же стоят, курят на посту. Никакой, понимаешь, дисциплины…

– За это их следует наказывать. На посту курить не полагается, – усмехнулся Радиолов. – Только сначала нужно с куряками во дворе гостиницы разобраться. Там тоже курят. Пять человек. Стрелять в головы. За Ласточкиным два выстрела… Выбирай себе, кто рядом стоит. Сразу после этого выступаем к углу и добиваем троицу под окном. Они могут услышать выстрелы, поэтому действуем стремительно и аккуратно. Тоже стараемся попасть в головы. Дистанция и прицелы позволяют.

«Волкодавы», встав в одну линию в темноте разрушенного дома, распределили цели. Короткие автоматные очереди звучали не громче выстрелов из пневматики. Такой выстрел трудно услышать и понять, что это такое, уже с двадцати пяти – тридцати метров. Но расстояние до трех «бандерлогов» под окном здания было не больше пятнадцати метров. Они услышать должны были. Только сумеют ли понять, что за звуки раздаются с угла, – этот вопрос оставался открытым. А вот пистолета-пулемета «ПП-2000» старшего лейтенанта Ласточкина совсем не было слышно, пробка из бутылки шампанского вылетает с более громким звуком. Ласточкин стрелял одиночными выстрелами, тогда как другие «волкодавы» посылали короткие очереди по два патрона[49]. Оптические прицелы с тепловизорами позволяли стрелять предельно точно. И все выстрелы достигли цели. Сразу после этого трое «волкодавов» шагнули к углу, высунулись за развалины и расстреляли троих бандитов, которые их выстрелы, естественно, слышали, но не поняли, что вообще происходит. До этого они сидели, прислонившись спиной к стене дома, а тут все трое встали и двинулись вперед, желая удовлетворить свое любопытство. Но любопытство оказалось наказуемым деянием. Их головы не смогли сопротивляться пулям. И только падение тел, спрятанных под тяжелыми бронежилетами, и оружие, ударившееся об асфальт, прозвучало в ночи неестественно громко. Наверное, эти звуки могли бы услышать и за углом, со стороны фасада гостиницы, если бы не серия недалеких взрывов – опять выручила артиллерия дивизии «Силы тигра».

И только один капитан Радиолов не высовывался за угол. После расстрела бандитов во дворе гостиницы он на секунду задержался, желая оценить обстановку, и увидел, как из стоящего задом к стене гостиницы бронеавтомобиля «Хамви» с водительского сиденья выскочил человек и склонился над ближайшим убитым бандитом. Капитан прицелился и дал новую очередь. Человек из бронеавтомобиля упал на ранее убитого бандита. Удачно получилось, что он из машины выскочил. Видимо, дремал там и спросонья не сумел правильно сориентироваться, ничего не понял из происходящего. Сработал эффект удивления. А ведь мог бы и просто попытаться за броней спрятаться, закрывшись внутри. Пули автомата не смогут пробить ни стекло, ни броню этого автомобиля. А связь в автомобиле обязательно присутствует. С помощью связи вполне можно было бы поднять тревогу. Но в бронеавтомобиле мог оставаться и еще кто-то, потому капитан Радиолов решил проникнуть в гостиницу не через разваленный заминированный торец здания, пустив впереди сапера старшего лейтенанта Опарина, а через двор, вскрыв любое из окон. Тем более что многие окна на первом этаже, особенно близкие к торцу здания, были выбиты.

– Туда, во двор! К машине! – дал команду капитан и первым, перепрыгнув разваленную стену, перебежал дорогу.

Трое его бойцов среагировали сразу и от командира не отстали. Рядом с убитыми «бандерлогами» никто задерживаться не стал.

Радиолов как бежал первым, так первым и оказался рядом с «Хамви». Распахнул водительскую дверцу, одновременно включив закрепленный рядом со стволом автомата тактический фонарь, и осветил внутренности бронеавтомобиля. Там больше людей не было.

– Ищем место для проникновения! – прозвучала следующая команда.

– Здесь, – показал Опарин на выбитое окно в середине здания. – Чем правее, тем лучше. Меньше возможности нарваться на мину. И лестница в середине здания.

– В гостинице могут быть жильцы. Чаще всего это полевые командиры маленьких банд, – предупредил капитан. – Уничтожать без сомнений.

Старший лейтенант забросил за плечо автомат, ухватился за внешний жестяной слив-подоконник, сначала тремя сильными подергиваниями проверив его на прочность крепления, подтянулся и легко перебросил тело внутрь помещения. Тонко захрустели стекла под его ногами, потом хруст прекратился, голова сапера высунулась наружу.

– Осторожно! Стекло выбито снаружи. Думаю, несколько человек проникли внутрь. Я страхую. Надо спешить, – донесли наушники его шепот.

Голова тут же исчезла, и уже по первоначальным движениям старшего лейтенанта командир группы догадался, что сапер выставил перед собой ствол автомата и шагнул к двери комнаты. «Волкодавам» повторять приглашение не требовалось. За несколько секунд все они, один за другим, перебрались через окно в комнату, оттуда предварительно выглянули в коридор, который оказался пустым. Там, кстати, пол был начисто выметен, и под ногами не попадались осколки стекла, кирпича и штукатурки. Видимо, гостиницу готовили для использования по назначению уже и на первом этаже. До лестницы расстояние было не больше десяти коротких челночных шагов, как обычно ходит спецназ. Там горел свет. Поскольку электричества в Кафр-Зите не было, стало ясно, что в гостинице, как, по данным разведки, и в штабе, работала дизель-электрическая станция. Хотя одна станция, если хватало мощности, могла снабжать электричеством и штаб, и гостиницу. У дверного проема идущий первым Опарин остановился, поднял за спиной руку, призывая к вниманию, и прижался ухом к прикрытой двери. Потом повернулся к идущим следом «волкодавам» и прошептал в микрофон:

– Там несколько человек. Разговаривают. Языка я не знаю. Пытаются, кажется, кого-то вызвать по «переговорке». Эфирный треск слышно. Им не отвечают.

Переговорное устройство капитан видел в кармане на груди последнего убитого, того, что выскочил из бронеавтомобиля. Если вызывают его, то бандит, естественно, не ответит. Радиолов шагнул вперед и сменил Опарина на месте ведущего, чтобы, как и полагается командиру, самому принимать решения в критический момент.

В это время с лестницы послышались шаги. Спускались, судя по звуку, двое. Желали, видимо, выглянуть в окно и проверить, почему им не отвечают по переговорному устройству. Поскольку арабского языка в группе никто не знал, капитан принял решение обходиться без пленных, которых по большому счету хорошо было бы допросить. Он вытащил свою малую саперную лопатку, отточенную до остроты бритвы, и кивнул лейтенанту Карошко, который сразу переместился по другую сторону дверного проема.

Дверь резко и настежь распахнулась. «Бандерлоги» не предполагали, что их может ждать достаточно грубая неприятность в виде острой малой саперной лопатки. Это было видно по глазам того, кто шел первым с переговорным устройством в руке. Он шагнул вперед, встретился глазами с капитаном Радиоловым и сразу испугался. Испугался так, что мелко задрожала его челюсть вместе с лопатообразной густой кучерявой бородой. Но тряслась борода не долго. Лопатка была наготове. Рука совершила короткое вращательное движение и раскроила бандиту голову в области лба. Идущий за ним следом сразу не увидел, что произошло, он смотрел себе под ноги. Сильная рука лейтенанта Карошко, серебряного призера первенства мира по мас-рестлингу, ухватила его за волосы, выволокла в коридор, развернула, а вторая рука, ухватившись за челюсть, совершила быстрый рывок влево. Голова бандита дернулась и сразу поникла. Хруст шейного позвонка подсказал, что дело сделано чисто. Но если тело первого упало на пол со стуком, то тело второго лейтенант придержал и мягко опустил прямо на первого убитого.

«Бандерлогам» на пролете лестницы, похоже, думалось, что с тыла опасности быть никак не может, да и сам город Кафр-Зита пока еще принадлежал им, они здесь чувствовали себя властью и полноценными хозяевами и ничего не опасались, кроме того, что было впереди. А впереди были только сирийские майор с капитаном и американский полковник в качестве заложника. Но что-то бандитов удерживало от начала атаки. Скорее всего, они опасались за жизнь заложника. Наверное, амир Роухан дорожил этим полковником или ему приказали дорожить. И потому развязка затянулась, что дало возможность «волкодавам» действовать. Они осторожно поднялись сначала по короткой половинке лестницы до следующей лестничной площадки, там, выждав какое-то время, поднялись выше, откуда уже были видны спины пятерых «бандерлогов», затаившихся у выхода в коридор второго этажа и готовых ворваться туда по первому знаку или слову. За спину себе бандиты не смотрели, считая, что там, помимо шести человек во дворе, еще двое или на первом этаже, или на лестнице, поэтому не готовились к встрече с теми, кто зашел к ним со спины, и не услышали выстрелы из пистолета-пулемета «ПП-2000» – два точных одиночных выстрела, прозвучавших с таким коротким интервалом, что их можно было бы принять за одну очередь. Среагировать и нанести ответный удар трое бандитов не успели, потому что трое оставшихся «волкодавов» дали каждый по короткой очереди. На этом захват лестницы и лестничной площадки завершился.

– Сколько мы их уничтожили? – спросил командир.

– Я насчитал девятнадцать, – ответил старший лейтенант Ласточкин. – Хотя не уверен, потому что у меня еще в школе было скверно с математикой.

– Минус девятнадцать, – подтвердил старший лейтенант Опарин. – У меня с математикой в школе было все в порядке…

– Нас предупреждали, что бандитов около трех десятков. Где остальные? Быть всем предельно внимательными. Стрелять на опережение.

– В окнах дома напротив обязательно должно сидеть несколько снайперов. Пара – минимум, – подсказал Ласточкин. – Это непреложный закон освобождения заложников. Теория, так сказать. И ее всегда стараются выдерживать. Во всех случаях и при всех обстоятельствах.

– Значит, если мы войдем в кабинет америкоса, снайперы из окон дома напротив могут стрелять? Так? – уточнил капитан.

– Я не знаю ситуацию. Не знаю, задернуты ли на окнах шторы, выключен ли в кабинете свет. Не знаю, какие у снайперов прицелы, какие винтовки… Это все вкупе и определит их поведение. Если откроется дверь из кабинета в коридор, свет из коридора может сквозь шторы прорваться, и тогда начнут стрелять. В коридоре лампочек не видно, они скрыты за балками. Выключается свет, я думаю, на первом этаже у дежурного администратора. Здесь я выключателя не вижу. Проводка, видимо, внутри стен – не перестрелить. Но я могу подняться на верхний этаж и посмотреть на снайперов оттуда. При возможности, расстреляю их.

Здание гостиницы было четырехэтажным. Маловероятно, что снайперы со второго этажа дома напротив контролируют все четыре этажа гостиницы. И потому Радиолов согласился, только добавив:

– Карошко, проводи и подстрахуй Ласточкина.

Старший лейтенант оставил свою большую винтовку рядом с командиром, а сам вместе с лейтенантом быстрыми скачками через ступеньки стал подниматься по лестнице. А еще через минуту сообщил по связи:

– Есть снайпер на третьем этаже и два в окнах на втором. Внизу на улице – девять «бандерлогов». Автоматы восьми нацелены в окно второго этажа. Один без автомата. Он командует. Там, похоже, ждут, когда шторка отодвинется. Но к окну никто не подходит, иначе уже стреляли бы. Или за жизнь заложника опасаются… Ждут, когда ситуация сама собой разрешится. Считают, что сирийцам все равно никуда не выйти.

– Значит, их тридцать один человек. А дальний торец здания, выходит, вообще не контролируется? Людей не хватает?

– Там глухая стена без окон. Нет выхода.

– Понятно. Глухую стену можно не контролировать. Стрелять можешь?

– Здесь на окне стекла целы. Буду окно открывать, заметят изменение и для проверки могут дать пару очередей. Им чужих стекол не жалко, а нам это ни к чему. Я хочу подняться на чердак. Сам чердак, похоже, сорван взрывной волной, но перекрытия местами целы.

– Действуйте. Вдвоем. Только аккуратно, – приказал капитан, принимая доводы старшего лейтенанта.

– Над нашей комнатой рядом со стеной можно к краю подойти. Там даже часть потолка целая. Мы сделаем…

Радиолов знал, что старший лейтенант Ласточкин по развалинам стен умеет бегать с ловкостью обезьяны, а у лейтенанта Карошко руки настолько сильные, что он на тренировочных занятиях в спортзале отжимался от пола двести раз, посадив при этом себе на плечи кого-то из относительно легких «волкодавов». Значит, на одних руках сможет на стену забраться, посадив на плечи Ласточкина.

Ждать пришлось минуты три-четыре. Видимо, путь на чердак по сложности слегка отличался от пути по лестнице со второго этажа на четвертый. Однако доклада все не было и не было. А потом наушники донесли выстрелы автомата «АК-12» и звон разбитых стекол.

– Отработали, командир. Снайперов противника больше не существует. Как и командира «бандерлогов». Вот, еще пару бандитов Карошко снял. Но ты оцени, как я правильно вычислил, что должны быть снайперы!

– Оценил! – согласился Радиолов. – Значит, можно выдвигаться к дверям кабинета?

– Я думаю, что без проблем…

– В кого стреляют бандиты? – спросил капитан, догадавшись, что за автоматные очереди он слышит.

– Гостиницу уничтожают. Стены и окна. За своего командира мстят, шмаляют сдуру, куда попало…

– Раид, долго мы так сидеть будем? Надо что-то предпринимать, – сказал накиб Сахим.

– У тебя есть соображения, как отсюда выбраться?

– Ты старший по званию, ты и ищи способ. – Капитан был явно недоволен ситуацией, но как выйти из нее, не знал. – Хотя бы поищи другие выходы…

– В коридор нам никак не выйти…

– А что там?

– В соседнем доме стоит пулемет и простреливает его насквозь. Если только пол или потолок проломить. Но бандиты услышат шум и сразу заблокируют верхний и нижний этажи.

Разговаривали сирийцы между собой на алавитском языке, непонятном полковнику Цитукасу, и потому он проявлял беспокойство, ворочался, даже перевернулся на спину, хотя ему было приказано лежать лицом вниз. Но майор аль-Хабиби сразу жестко напомнил об этом:

– Лицом вниз было приказано. И руки за голову… Вот так. В следующий раз вместо предупреждения пинка дам. Могу и ребра поломать. Это, честное слово, неприятно… – сказал Гиваргис по-арабски. Полковнику было жалко свои ребра. Тем более что в юности он падал с велосипеда, ломал ребра и знал, что это такое.

– Может, этих вместо «щита» выставим! – кивнул капитан на пленников.

– Абдурахман сказал, что придет русская группа спецназа нас освобождать. Лучше подождать. Они уже должны быть близко.

– Что-то я ничего не слышу и никого не вижу. Все без изменений.

– Я знаю, как работают русские. Не зря я с ними учился. Мы их не услышим, пока не увидим. Они обязательно придут.

Абдулхамид явно нервничал. Он еще изначально не желал идти в кабинет полковника, которого они сначала называли майором Джереми Коксом, словно чувствовал, что здесь могут попасть в западню. И западня захлопнулась. Хорошо еще, что он не винил Гиваргиса за тот выстрел в часового в коридоре. Выстрел, который и поднял тревогу. Капитан считал, что надо было сразу двигаться к своим и искать место возможного перехода фронта. Но Гиваргис настоял на обязательности этого рейда и похищения документации. Все-таки капитан Сахим представлял ПВО Сирии, а майор аль-Хабиби служил в разведке, и свои задачи они рассматривали с разных точек зрения.

– Сколько можно ждать? Пока они не решат брать нас штурмом?

– На это они давно пошли бы, если бы не американец. Ты слышал, что на линии соприкосновения идет бой! Бандитам сейчас не до нас. Генерал Сухель начинает атаку. Тем парням, что нас блокируют, подмогу не пришлют. Не русские, так генерал нас освободит.

– Если генерал Сухель прорвется в город, бандиты точно пойдут на штурм, и мы поменяемся местами со своими пленниками. Нас в заложники возьмут. И уж они-то не постесняются выставить нас вместо «живых щитов».

– Да прекрати ты ныть! И без того тошно… Будь мужчиной.

– Вот я и говорю, как мужчина, что только мы сами сможем себя спасти! Нельзя сидеть сложа руки и ждать. Ночь скоро закончится. На свету прорваться будет намного сложнее.

В этом была своя правда. В светлое время скажется преимущество бандитов в численности. И они своим преимуществом постараются воспользоваться.

– Что ты предлагаешь?

– Выставим в коридор сначала ветеринара, потом полковника, и за ними сами двинемся к лестнице. А там уже – на прорыв! Эй, ветеринар! – Последнюю фразу Абдулхамид произнес по-арабски.

Ветеринар услышал обращение к себе, упер руки в пол и приподнял голову.

– Подойди сбоку к окну, посмотри, что на улице делается. Мне кажется, уже светает. Только рассвет какой-то странный.

Хашим сел, посмотрел на штору и произнес:

– Нет, еще не светает. Там что-то сильно горит, потому так светло. Где-то за городом, в стороне дороги. Сильно горит, весь город освещает.

– Посмотри в окно. Нас они знают и сразу подстрелят, а в тебя стрелять не будут.

– А если и будут, невелика потеря, – добавил полковник Цитукас, пугая ветеринара, чтобы вызвать с его стороны нежелание сотрудничать с сирийскими офицерами.

Хашим коротко посмотрел на полковника, потом встал почти гордо и подошел сбоку к окну. Отодвинул шторку, посмотрел, потом высунулся сильнее и сказал:

– Снайперов убили. Всех троих. И на втором, и на третьем этажах. Лежат на подоконниках, свесившись. А теперь эмира отряда, что внизу был, застрелили.

В это время за окном раздались множественные автоматные очереди. Хашим вовремя шарахнулся в угол. Несколько пуль пробили стекло и штору и ударили в стены. Одна из них дважды срикошетила и упала на пол рядом с полковником Цитукасом.

– Русский спецназ пришел! – обрадованно проговорил Гиваргис.

– Почему не слышно, как они стреляют? – усомнился Абдулхамид. – Стреляют только бандиты…

– Это же – спецназ! У них оружие с глушителями… – предположил Гиваргис.

– Ветеринар! В коридор, за дверь! – прикрикнул капитан.

– Там стреляли… – предупредил Хашим.

Сахим поднял автомат и навел его на ветеринара:

– Сейчас здесь буду стрелять…

Аргумент показался Хашиму весомым, и он все же метнулся к двери и распахнул ее. Но в этот раз никто не стрелял.

– Нет пулемета. Я же говорю, русский спецназ сначала увидишь, потом услышишь. Они аккуратно работают.

Майор сам шагнул к двери и вытолкнул за нее ветеринара. Пулемет по-прежнему молчал. Только после этого и он выступил за порог. И опять в него никто не стрелял.

Гиваргис обернулся, посмотрел на капитана:

– Поднимай полковника. К лестнице! Мы побежали. Хашим, вперед!

– Гиваргис! – раздался вдруг из коридора знакомый голос.

Гиваргис сразу узнал его, тем не менее крикнул по-русски:

– Кто это?

– Капитан Радиолов! Моя группа пришла тебя вытаскивать… Выходи смело к лестнице. Бандитов здесь нет.

Трудно сказать, обрадовался аль-Хабиби появлению капитана Радиолова или нет. У него в голове возникала мысль о Радиолове, когда Абдурахман по телефону сообщил, что спасать раида придет группа под командованием его однокашника по училищу. Но в понятии сирийского майора Алексей должен был скорее пристрелить спасенного, чем действительно спасти. Гиваргис чувствовал за собой вину перед бывшим другом, который ему когда-то доверился. Кроме того, однокашников по училищу было много, целая учебная рота. И командиром группы мог оказаться любой из почти двухсот курсантов, даже не обязательно из одного взвода с Гиваргисом. Однокашник – это понятие растяжимое. Но судьба прислала именно Алексея. Как себя вести с Радиоловым, сирийский майор не очень понимал. Тем не менее он вместе с Хашимом, подталкивая того автоматом в спину, заспешил в сторону лестницы.

– Там – пулемет… – показал Гиваргис в сторону пролома в стене.

– Пулеметчики убиты, затвор пулемета выброшен, – коротко сообщил Радиолов. – За мной! Во двор, к машине…

Он первым начал спускаться по лестнице. С ним был только один боец, и Гиваргис сначала сильно удивился – вдвоем пойти на освобождение запертой группы неразумно. Но сверху на лестнице слышались шаги и других людей, что их догоняли. По поведению Алексея, который тоже не мог не слышать эти шаги, сириец понял, что это его люди. Тут как раз из коридора на лестницу вышел капитан Сахим с американцем, которого Абдулхамид, не церемонясь, буквально выталкивал стволом автомата, круша полковнику ребра со стороны спины, лопатки и позвонки. Сверху спускались еще двое бойцов в такой же форме, как и у Радиолова. Но группа в четыре человека все равно была, на взгляд Гиваргиса, для совершения того, что они сделали, неприемлемо мала, и потому он подумал, что другие бойцы группы уже ждут на выходе, страхуя подходы со двора.

Но капитан, первым подскочив к выбитому окну, осторожно выглянул во двор, показывая, что его людей там нет, и только после этого одним прыжком взлетел на подоконник и спрыгнул во двор. Гиваргис вытолкнул ветеринара, затем сам последовал за ним. Все другие тут же повторили маневр, а Алексей уже открыл водительскую дверцу «Хамви» и посветил внутрь тактическим фонарем, после чего побежал к убитому бандиту, поковырялся у того в карманах, вытащил ключи на брелке и вернулся к бронеавтомобилю. За руль сел сам. Взял с передней панели пульт управления и передал его себе за спину:

– Ласточкин! Разберись с управлением пулемета. Я слышал, там все, как в компьютерной игре. Справишься?

– Я справлюсь, – сказал Гиваргис, принял из рук старшего лейтенанта пульт, включил его, и на небольшом экране загорелся скромный, около двух с половиной дюймов в диагонали, монитор, по центру которого располагался круг с перекрестьем, а снизу торчала острием вверх «стрелка».

– Понятно, – сообщил Ласточкин. – Прицел, как у противотанкового ружья первой половины прошлого века. Следует «сажать цель на кол». Дальномера здесь не предусмотрено. А как стреляет?

– Электромеханический спусковой механизм. Где-то должна быть кнопка… – неожиданно заискивающим голосом подсказал полковник Цитукас. – Вон она, на потолке крепится.

Красная крупная кнопка, поставленная на плате, размером с обыкновенную настенную электрическую розетку, свисала с потолка на кабеле.

– Если не возражаешь, майор, я буду прицеливаться, поскольку это моя профессия, а ты по моей команде будешь стрелять. Годится? – предложил Ласточкин, вежливо, но уверенно, без тени сомнения забирая из рук Гиваргиса пульт.

– Годится, – кивнул Гиваргис. – Две нижние кнопки – перемещение ствола по горизонтали, две кнопки справа – по вертикали.

Ласточкин приподнял одну сторону тяжеленного бронированного люка, высунул голову и попробовал перемещения. Пулемет на крыше слушался его безукоризненно.

– А куча мелких кнопок слева?

– Как я понимаю – это управление системой стрельбы внешними ракетами. Их по шесть штук с каждой стороны стоит. Знаю, что пульт на них легко переключается кнопкой сбоку – выключить одну камеру, включить вторую, и все – можно пользоваться. Но что там за ракеты, я не знаю, может, просто для дымовой завесы.

– Там должны быть противотанковые гранаты, – едва слышно произнес Цитукас.

– Ладно. В крайнем случае обойдемся пулеметом. – Ласточкин то ли в самом деле не услышал, то ли сделал вид. – Поехали, командир…

Капитан, казалось, только этих слов и ждал. Он переключил селектор автоматической коробки передач в режим «Драйв» и сразу начал набирать скорость, вдавив педаль акселератора в пол. Мощный двигатель при наборе скорости основательно взревел, уверенно рванул с места, резко набирая скорость, и выскочил из двора на улицу, где Радиолов повернул направо, едва-едва вписавшись в поворот на узкой улочке.

– На перекрестке притормози! – сказал Ласточкин. – Там на дороге бандитов завалялось.

Не мешая движению, которого здесь не было, «Хамви» остановился прямо посреди перекрестка. Ствол пулемета уверенно смотрел вбок, а прицел сразу «посадил на кол» пару бандитов, обернувшихся на звук двигателя. Очередь из крупнокалиберного пулемета буквально разнесла обоих по частям в разные стороны. Оставшиеся бандиты дали в бронеавтомобиль по автоматной очереди, но быстро сообразили, что такой мастодонт пуль не боится, и бегом бросились в окно ближайшего полуразваленного дома. Пулемет успел «захватить» еще пару «бандерлогов», но двое успели скрыться в низком окне.

Только после этого Ласточкин показал, что он американского полковника все же услышал, нашел на боковой стороне пульта выключатели, выключил камеру пулемета, включил камеру гранатомета и навел прицел на окно. Полагаясь на свою интуицию, нажал какую-то отдельную, вынесенную в сторону кнопку, которая казалась ему на пульте главной. Он сам, похоже, не знал, какую кнопку нажимает, но угадал верно. Правда, рядом была еще одна кнопка, похожая на первую цветом и каким-то невнятным углубленным значком, только чуть меньше в диаметре. К ней старший лейтенант не прикоснулся. Однако хватило и касания главной кнопки. Один за другим начали стрелять все двенадцать противотанковых гранатометов. Две гранаты взорвались на улице – одна ударила в развалины стены, другая угодила в тротуар, основательно развалив его. Но, по крайней мере, десять гранат влетели в окно вслед за «бандерлогами». Дом окутался дымом и пылью и сразу осел, придавив тела бандитов, которые не имели никакой возможности спастись.

– Вот это называется, долбанул! – восхищаясь своей работай, радостно выкрикнул Ласточкин.

– Да… Досталось бандитам! – одобрил капитан Сахим.

– Не будут больше приставать к другу нашего командира, – резюмировал старший лейтенант.

Майор аль-Хабиби от этих сказанных слов почувствовал себя не очень приятно…

Тяжелый бронеавтомобиль уверенно продвигался к выезду из города. Но правил капитан Радиолов вроде бы не туда, куда им требовалось попасть. Естественным делом выглядела бы попытка прорыва линии фронта. Тем более что броня автомобиля уверенно выдерживала выстрелы из автоматов и автоматических винтовок. Но бойцы на линии фронта обычно имеют на вооружении и что-то посерьезнее. Даже самый простейший ручной противотанковый гранатомет и саму машину разнесет, и оторвет ей колеса. Да и крупнокалиберный пулемет, какие у бандитов имеются, по сути дела, на каждом пикапе, как и у сирийских правительственных войск, прошьет бронеавтомобиль насквозь. Кроме того, каждая из сторон фронта обязательно заминировала пространство перед своими позициями, и только она знает проходы через минные поля – это на случай атаки. А, помимо всего прочего, даже если удастся за счет неожиданности на скорости прорваться через позиции «бандерлогов», плотным обстрелом могут встретить свои же позиции, которые не ждут появления группы в этом месте. Учитывая все эти факты, полковник Черноиванов и предложил Радиолову выходить в сторону от позиций. При этом ехать или идти требовалось через пустыню. Карта спутниковой съемки показывала наличие на дороге только одного бандитского блок-поста. К нему вскоре и выехали. На капоте как были установлены два небольших американских флага, так они и стояли. Бойцы на посту, видимо, не решились стрелять по «американцам» и выстроились на дороге, чтобы встретить гостей. Но сами «американцы», когда подъехали вплотную, просто расстреляли «бандерлогов» из пулемета на крыше и из автоматов, открыв дверцы бронеавтомобиля, поскольку бронированные стекла в дверцах не опускались.

После чего Гиваргис хлопнул ладонью по своему «АК-47» и спросил капитана:

– Патроны для нас найдутся? Мы без запасных магазинов. У меня магазин пустой.

– И у меня не больше трех патронов осталось… – подтвердил его слова капитан Сахим.

– У нас калибр другой, – за командира ответил лейтенант Карошко. – Вам не подойдет…

– Обойдемся нашим оружием, – резюмировал ситуацию Радиолов.

Посмотреть, что стало с бандитами, расстрелянными прямо у блок-поста, никто не вышел, да и необходимости в этом не было. Каждому из пятерых досталось по несколько автоматных пуль, а самых «везучих» поразил крупнокалиберный пулемет. После таких ранений не живут.

Мощный внедорожник свернул с дороги и поехал напрямик по пустыне. Он уверенно преодолевал начальные участки пути, где песок был смешан с глиной и землей, изобилующей камнями как мелкими, так и более крупными. Потом дважды попались чисто песчаные участки, где широкие колеса «Хамви» начали пробуксовывать за счет своих больших оборотов и зарываться в песок. Капитан, как опытный водитель, сбросил скорость, но это мало помогло, как и включение пониженной передачи. С третьего раза «Хамви» так прочно закопался в песчаный участок, что вытолкнуть его не смогли даже общими усилиями восемь человек. Хотя, скорее всего, всю силу применяли только пятеро, потому что ветеринар с полковником, как показалось Радиолову при взгляде в непривычно большое боковое зеркало заднего вида, только корчили страшные рожи, демонстрируя применение усилий, а в действительности машину не толкали. Сам он сидел за рулем и едва заметно нажимал на педаль акселератора. Пытались даже раскачать машину «назад-вперед», используя и «задний-передний» ход, и даже нейтральную передачу, но это не помогло. Песок под колесами подкапывали, что давало возможность сдвинуться на тридцать сантиметров, но не больше. Не будешь же всю дорогу продвигаться по тридцать сантиметров… Тем более основные пески, согласно карте, лежали впереди. Тогда решили бронеавтомобиль оставить и идти своим ходом.

Гиваргис вытащил из машины канистру с водой, и передал ее для переноски внешне самому сильному – лейтенанту Карошко. Правда, сначала сами напились вдоволь, потому что персональные фляжки были уже пусты. А переливать воду во фляжки было без воронки сложно, слишком много пришлось бы пролить на песок. Карошко обернул канистру для сохранения прохлады своей плащ-палаткой и едва-едва уместил в свой рюкзак. Так и решили идти.

Правда, когда уже сделали первые десять шагов, Гиваргису вдруг пришла в голову одна мысль.

– Машину надо поджечь. Чтобы потом против нас не воевала.

Он хотел было вернуться к «Хамви», но старший лейтенант Опарин вежливо придержал его за локоть.

– Подождите, товарищ майор, я лучше машину заминирую… Это не долго…

Лейтенант вернулся к бронеавтомобилю, открыл водительскую дверцу и вытащил ключ из замка зажигания, где его оставил Радиолов. После чего снял с плеч лямки рюкзака, из которого вытащил прямоугольную фанерную коробку, сдвинул крышку, произвел какие-то манипуляции, потом просто дернул за красную ленточку, задвинул крышку, поставил саму коробку на переднюю панель вплотную к стеклу и быстро догнал группу.

– Что поставил? – поинтересовался командир у сапера.

– «МС-4»[50].

Радиолов удовлетворенно кивнул.

Шли еще быстро, усталость не сказывалась, до наступления дневной жары хотелось преодолеть как можно большее расстояние. Но остановились уже через десять минут. За спинами что-то основательно громыхнуло. Потом громыхнуло еще раз, уже потише, потом, через более значительный промежуток времени, в третий раз.

– Сначала «МС-4» сработала, – ответил старший лейтенант Опарин на вопросительный взгляд командира, – потом бензобак рванул.

– А в третий раз? – поинтересовался Абдулхамид.

– Думаю, что от первого взрыва загорелась другая машина, которую прицепили для буксировки. Там тоже бензобак взорвался.

– Нормально, если так. Пусть погоня нас пешком догоняет, – подвел итог Гиваргис и подтолкнул локтем Радиолова, предлагая начать движение.

Капитан вытащил из накладного кармана на брюках карту, посмотрел в нее, показал сирийскому майору, ткнув пальцем в необозначенную точку:

– На всякий случай… Имей в виду. Нам идти вот сюда. Там нас встретит полковник Черноиванов с тремя моими бойцами и сирийской поддержкой. Это на холмах. Они там, думаю, и окопаться смогут. Но необходимо добраться до места быстрее. Хватило бы воды…

– К завтрашнему утру доберемся…

– Мне уже жарко, – сказал Карошко, который тащил в своем рюкзаке канистру с водой. – Если разлить ее по желудкам личного состава, мне будет идти проще. Кто за мое предложение? Прошу поднять руки.

Хотя в армии важные вопросы не принято решать голосованием, руки подняли все, в том числе и пленники, и сам Радиолов, принявший шутливый тон лейтенанта.

– Постановлено единогласно! – Карошко снял с плеч лямки рюкзака, вытащил канистру и начал пить первым.

– Про других не забывай, – напомнил ему капитан.

Карошко передал канистру командиру и рукавом вытер рот.

Пить из канистры было неудобно, но сильные руки держали алюминиевую емкость крепко и старались при этом не пролить ни капли воды на песок. Тем не менее, когда канистра прошла полный круг, в ней осталось меньше половины. Легче от этого стало только лейтенанту Карошко, который снова убрал канистру с остатками воды в свой рюкзак.

– Сейчас все напились, – констатировал Радиолов. – Остальное рассчитываем на три части.

– На три запоя! – поправил командира старший лейтенант Ласточкин.

Кроме полковника с ветеринаром и капитана Сахима все, кажется, поняли, что такое «запой», и улыбнулись. Но на более сильное проявление эмоций никто не решился. Устали все и еще больше почувствовали усталость, когда узнали, что идти им предстоит далеко и долго. Особенно сильно вытянулось лицо у капитана Сахима.

– Надо было заранее подумать о воде для такого сложного пути, – выдавил он из себя.

– Кто мог предположить, что машина застрянет в пути! – высказался майор аль-Хабиби. – Нечего ныть. Лучше вообще не пить несколько суток, чем захлебнуться собственной кровью. И как ты представляешь себе заготовку воды? Они должны были идти на наше освобождение и нести на себе каждый по канистре? Молчал бы уж лучше… Не позорил сирийскую армию!

Сказано это было по-алавитски, и никто, кроме самого капитана, не понял ни слова.

Вперед двинулись в том же темпе. Чтобы его поддерживать, «волкодавы» сменяли ведущего через каждые десять минут. После первой смены к ним присоединился и Гиваргис, хорошо подготовленный физически. Скоро солнце начало жарить нещадно. Первыми начали ныть пленники. Но не оба, а только один из них, от которого этого не ожидали. Полковник вообще предложил пристрелить себя, чтобы другим больше воды досталось. Гиваргис легко разгадал его хитрость.

– На это нас не купите, господин полковник. Если кого-то и стоит пристрелить, то только Хашима. От него толку нет. А вас, господин полковник, мы на руках тоже нести не собираемся. И идти вам придется самостоятельно. Можем даже подогнать… – и он сильно ткнул его стволом своего автомата, уже не имеющего патронов.

Это напомнило кое-что Радиолову.

– Тебе зачем лишнюю тяжесть таскать, от которой пользы никакой. Выбрось свой автомат. И Абдулхамид – тоже, от тех патронов, что остались в магазине, толку никакого.

Сирийские офицеры переглянулись и поняли, что совет дельный. Оружие они далеко отбрасывать не стали – в такую жару было лень прикладывать даже малейшие усилия, просто уронили себе под ноги. Но когда колонна двинулась, полковник Цитукас, шедший позади капитана Сахима, сумел на ходу поднять брошенный им автомат с тремя патронами, радостно взвизгнув, опустил предохранитель в нижнее положение, но тут же получил в голову удар ногой от идущего следом ветеринара, упал и лишился сознания.

– Классический хай-кик[51], – оценил Гиваргис нанесенный удар.

Группа остановилась и окружила Цитукаса. Тот быстро пришел в себя и с ненавистью посмотрел на ветеринара.

– Я же тебя от расстрела спас, а потом домой отпустил, к жене и к детям…

– А когда я домой пришел, мою жену и детей уже расстреляли твои друзья-бандиты… – ответил ветеринар.

– Зачем же ты ко мне пришел?

– Кто-то должен был за все ответить. И я решил, что ответить должен ты, играющий под добренького… А ты в реальности хуже, чем они. Они откровенные бандиты, а ты их злобу только подпитываешь и исподтишка им помогаешь. Ты хуже, чем они.

Они разговаривали на арабском языке, и Гиваргис переводил разговор «волкодавам».

– Ласточкин! Свяжи полковнику руки. По-нашему, как в спецназе делают.

– Тогда они у него к вечеру совсем отсохнут, – довольно хмыкнул старший лейтенант, но все же вытащил из кармана своего рюкзака прочную синтетическую веревку, заставил Цитукаса соединить вместе тыльные стороны ладоней и связал их. А потом, заметив, как полковник напрягает мышцы, чтобы, расслабленные, они не так остро чувствовали веревку, еще притянул одну руку к другой в районе локтей. Полковник морщился от боли в суставах, постанывал, но возразить не посмел, только косо посматривал на ветеринара Хашима, от которого никак не ожидал не только классически, в стиле лучшего муай-тай[52] нанесенного удара ногой, но и вообще никаких решительных действий. Свободный конец веревки Ласточкин прочно привязал к карабину, а карабин прицепил к своему поясу. Таким образом, полковник вынужден был идти, как непослушная собака, на поводке.

Только на следующем привале, в самую жару, Ласточкин развязал веревку, чтобы дать полковнику возможность попить, однако затекшие руки уронили канистру. Хорошо, что лейтенант Карошко сумел ее поймать. В канистре еще оставалась вода на два приема.

– Руки словно не мои… – пожаловался Цитукас, когда увидел, что старший лейтенант снова взялся за веревку.

– Командир! Разреши, я за ним присмотрю. Чуть что, я ему шею сверну… – предложил лейтенант.

– Ладно, только иди с ним рядом, – проявил милость капитан Радиолов.

Когда командиру подошло время идти ведущим, рядом с ним пристроился майор аль-Хабиби. Впечатление было такое, что майор рвался к разговору.

– Что, Гиваргис, так ничего мне и не скажешь? – прочувствовав ситуацию, спросил Радиолов.

– А что я тебе должен сказать?

– Как дочь моя живет? Варя…

– Она по документам является моей дочерью. И зовут ее сирийским именем Вардия, что переводится как «цветок с куста розы». Но я думал, что тебя больше бывшая твоя жена интересует. Ты ради нее сюда приехал?

– Нет. Я приехал сюда с одной целью – тебя освободить или выкрасть. Таков был приказ командования. А Наталья меня не волнует совсем. У меня сейчас другая семья, жена и двое детей, дочь – старшая, и сын подрастает, ростом уже сестру догнал. Я с ними чувствую себя счастливым и довольным жизнью человеком.

– Вот и хорошо. Я рад и за тебя, и за себя. Только Наталью сейчас по-сирийски зовут Аталья. Имя переводится как «Бог велик». В настоящее время она находится в Париже, где Вардия учится в университете. Будет юристом по международному праву.

– А что же ты не расскажешь, что против них предпринимал полковник Цитукас?

– А зачем тебе рассказывать, если ты и сам все знаешь…

– Я знаю только, что их взяли под охрану мои коллеги в Париже. И ликвидировали человека, который должен был, по замыслу Цитукаса, им угрожать.

– Значит, он не случайно попал под машину?

– У разведчиков-профессионалов таких случайностей не бывает. А там был профессионал. Но наши спецы из Службы внешней разведки отработали чисто.

– Вот видишь, ты больше меня о ситуации знаешь, а просишь, чтобы я тебе рассказывал, – заявил Гиваргис.

– Просто хотелось что-то от тебя услышать, – вяло отреагировал капитан. – И не только это…

Гиваргис, естественно, понимал, что Радиолов ждет от него извинений и попытки оправдания. Но он, сам не понимая почему, не желал ни оправдываться, ни извиняться. Да, когда-то Радиолов доверился ему и рассказал о своих отношениях с другой женщиной. Гиваргис честно не мог понять, как можно так относиться к своей жене. Он считал, что Радиолов Наталью предал, и рассказал ей об этом. При этом предал того, кто считал его своим другом. Но сам Гиваргис не считал, что он Алексея предал, и сумел убедить себя, что просто поступил честно. С другой стороны, он эту свою честность использовал в собственных интересах. Это Гиваргиса смущало, и он сам до конца не разобрался еще в той ситуации. А так как не желал считать себя виноватым, то и извиняться не хотел. И это мешало бывшим друзьям понять друг друга. Несмотря на то что один, по сути дела, спас другого, несмотря на то что они делали общее дело и шли рядом, стремясь оторваться от обязательного преследования, прежних отношений между сирийским майором и русским капитаном уже не было и быть, скорее всего, не могло…

Ночь пришла быстро и незаметно. А они все шли и шли… Размеренно, монотонно, однообразно… Время от времени капитан Радиолов сверял путь по компасу и убеждался, что внутренний компас в его голове по-прежнему работает отлично. Направление группа выдерживала. Вместе с темнотой в пустыню пришел и холод. Эта была даже не прохлада, а настоящий холод, да еще отягощенный ветром, который мел и поднимал выше уровня груди песок, стремясь большими пригоршнями засыпать его в глаза людям. Одежда «волкодавов» от холода хорошо спасала. Пропитка ткани костюмов от «Ратника» держала тепло внутри и согревала тело. Другим было труднее. У полковника Цитукаса зубы стучали почти откровенно. Так стучали, что майор аль-Хабиби даже сделал ему замечание:

– Не стучите зубами, не то за нами увяжется большущая толпа шакалов. Если вы вздумаете отстать, они вас мигом разорвут на части. Они одинаково любят питаться и тухлым, и свежим мясом.

– Холодно… – пожаловался полковник.

– Всем холодно, – последовал ответ майора, окинувшего оценивающим взглядом всю группу.

Однако, несмотря на холод, всем сильно хотелось пить. Это Гиваргис по себе чувствовал. За жаркий дневной переход организм пережил сильное обезвоживание. И теперь казалось, что языки во рту у всех распухли и мешают не только говорить, но даже дышать. Хотя разговоры вести во время трудного марша и без того ни у кого желания не возникало. Все понимали необходимость беречь дыхание. Но усталость уже брала свое. Человеческие силы всегда ограниченны, и организм имеет способность уставать, даже если он отлично тренирован и готов к различным испытаниям, как в данном случае. Капитана Радиолова, который несколько раз оборачивался, чтобы осмотреть свою маленькую, но вытянувшуюся колонну, удивлял бывший ветеринар. Внешне он казался самым слабым в группе. И физически, и морально. Но была, видимо, в Хашиме какая-то особенная жилистая сила, заставляющая его идти, ничем не показывая усталости. Это проявилось уже после того, как он ударом ногой в голову нокаутировал полковника Цитукаса. До этого ветеринар внешне, казалось, еле ноги, вязнущие в песке, переставлял. Но разовое проявление мужественности пробудило в организме Хашима глубинные силы тела и духа, словно невидимым толчком послужило, и он почувствовал себя совсем иным человеком, в отличие от американского полковника и сирийского капитана Сахима, которые с каждым часом пути шли все с большей натугой. И вообще могли бы отстать, если бы за ними не приглядывал тот, кто только что сменился с роли ведущего в колонне. Ведущий постоянно вставал последним, чтобы идти по уже протоптанной тропе.

Только во второй половине ночи, когда на востоке небо уже начало медленно светлеть, капитан Радиолов, в очередной раз оглянувшись, оценил состояние всех ходоков. Естественно, больше других устал полковник Цитукас. Капитан сбросил с плеч лямки рюкзака и громко сказал:

– Привал на пятнадцать минут. Кто хочет, может поспать…

Он сам лег, разбросав руки и ноги крестом, хорошо зная, что в такой позе тело идеально отдыхает, и затих.

Тут же его примеру последовали трое других «волкодавов» и майор сирийской армии. Чуть задержался капитан Салхим, потом все же сел на песок и промычал:

– Воды дайте… Хоть пару глотков… Мне и полковнику. Полковник умереть готов за глоток воды.

– Воду будем пить на следующем привале. Вода осталась последняя, – ответил Радиолов. – Следующий привал после одиннадцати утра…

– Еще чего! – возмутился сирийский капитан. – Мы до этого времени, может быть, и не доживем! Кто желает, пусть свою порцию оставляет на утро. А мне мою сейчас отдайте.

Радиолов ответом сирийца даже не удостоил. А лейтенант Карошко спал, обняв двумя руками свой рюкзак, в котором находилась канистра с водой, и тоже, кажется, не думал рюкзак развязывать. Во сне думается о другом, совсем не о том, что тебя окружает и о чем говорят вокруг…

По действиям капитана Радиолова можно было часы проверять. Ровно через пятнадцать минут он резким движением заставил себя сначала сесть, глянул на циферблат, а потом и встал. Почувствовав движения командира, открыли глаза и точно так же поднялись «волкодавы», готовые продолжать путь.

Капитан посмотрел на бывшего ветеринара Хашима, который как стоял раньше, так же и продолжал стоять.

– Ты, я вижу, не ложился! – заметил Радиолов.

– Я полковника караулил. Боялся, что убежит, – без эмоций ответил сириец.

– Куда он побежит! – покачал головой аль-Хабиби. – Кругом пустыня, шакалы воют… Он от нас ни на шаг не отойдет…

Откуда-то со стороны Кафр-Зиты, так благополучно покинутой беглецами, послышался отдаленный слабый гул, похожий на жужжание.

– Что это? – спросил капитан Сахим.

Старший лейтенант Ласточкин, без объяснений и не дожидаясь приказа, начал снимать чехол с прицела своей снайперской винтовки.

– Правильно, Анатолий Васильевич, отработай его заранее… – мягко приказал командир группы, понимая, что собирается сделать старший лейтенант.

– «Беспилотник»… – не спросил, а просто констатировал факт Гиваргис.

– Нас ищет, – согласился старший лейтенант Опарин – Разведчик-поисковик вертолетного типа. Надо опережать, пока изображение не протранслировал.

– Сбить дрон из винтовки нереально, – возразил, тоже садясь, Цитукас.

Ласточкин, не ответив полковнику, поставил винтовку на сошки и направил ствол в сторону приближающегося звука. И как только «беспилотник» оказался в поле зрения тепловизионного прицела, еще не видимый невооруженным глазом, над пустыней, быстро и широко распространяясь, громыхнул звучный выстрел «Корда».

Капитан Радиолов искал дрон в воздухе с помощью своего бинокля, но бинокль командира не имел тепловизора, и потому найти его он не сумел и не увидел момент попадания.

– Смотреть будем? – поинтересовался майор аль-Хабиби.

– А что там смотреть? Он летел на высоте метров в восемьдесят. Сначала пуля, потом падение. Осталась груда пластика, даже не металлолома, – снова натягивая чехол на прицел, сказал старший лейтенант Ласточкин и презрительно посмотрел на американского полковника. – Вот так-то вот…

– А если бы дрон был самолетного типа? – спросил полковник, не вступая в спор.

– Какая мне разница. Тот просто летит выше, и скорость больше. Нужно правильно опережение просчитать. Некоторые приходится на полтора корпуса опережать, но и их сбивали. Проверено…

Альфонсас Цитукас лишь головой покачал, оценивая умение снайпера.

– Подъем! Двинулись! – дал команду капитан Радиолов.

– Я пойду только после того, как свою долю воды выпью, – упрямо заявил капитан Сахим. – На дневном привале можете мне не наливать…

– А мы можем и сейчас не наливать. Мы на твою долю водой не запасались. Рассчитывали, что ты у бандитов себе прихватишь, – ответил лейтенант Карошко, просовывая руки в лямки рюкзака и показывая тем самым, что воды сирийскому капитану не достанется.

– Как до своих доберемся, я бочку матэ выпью, – мечтательно произнес Гиваргис. – Только сначала добраться следует. Идти осталось еще день и половину ночи. Не так и долго. Вперед! Двинули…

Поднялись все. Даже полковник Цитукас не ныл под строгим сосредоточенным и даже хмурым взглядом бывшего ветеринара…

Громадный полукруг, пройденный по пустыне, скорее всего, и спас группу. Их, вне всякого сомнения, искали и бандиты, и американцы, понимающие, что полковник Цитукас похищен не случайно, и не слишком полагающие, что полковник будет молчать, не отвечая на прямые вопросы. А вопросы будут наверняка очень серьезные. Кроме того, уже, должно быть, обнаружили пропажу содержимого сейфа полковника и жесткого диска с его компьютера, на котором могли храниться данные, компрометирующие американскую сторону. И потому, очевидно, предпринимались значительные усилия по поиску, блокировке и возвращению или прямому уничтожению группы.

– Мне интересно, взял генерал Сухель Кафр-Зиту или не рискнул наступать без подготовки? – с задумчивым видом неожиданно проговорил Гиваргис.

– Я слышал, что у него в наличии не слишком много сил, – ответил Радиолов. – Город он взять, я думаю, смог бы, но путем больших потерь.

– А генерал Сухель потери не любит. Потому его самого так и любят в войсках, – завершил мысль капитана сирийский майор.

– Если бы он взял город, – здраво рассудил лейтенант Карошко, – не было бы в небе бандитских «беспилотников», «бандерлогам» было бы не до нас.

– А может, вы свой дрон сбили? – с нотками радости в голосе предположил полковник.

– Вы тоже, господин Цитукас, предполагаете, что генерал Сухель захватил Кафр-Зиту? – Вопрос майора аль-Хабиби сразу сделал лицо полковника мрачным.

Жара подступала с каждым шагом. Песок под ногами нагревался и сам дышал жаром. И когда группа вышла на более жесткую почву, люди сразу это почувствовали. Показалось, что вошли под тень деревьев, хотя деревьев здесь никаких не было, только кое-где виднелись низкорослые, не выше колена нормального человека, кустики.

Именно в таком месте капитан Радиолов объявил привал. Сразу же была опустошена до последней капли канистра с водой. Карошко не стал отбрасывать ее там, где отдыхала группа, а вытащил свою малую саперную лопатку, отошел в сторону, где было больше песка, и зарыл канистру, не желая оставлять на пути следования никаких следов пребывания группы.

– Идем дальше… – через какое-то время распорядился командир.

– А вздремнуть пятнадцать минут? – Капитан Сахим неожиданно показал, что понимает русский язык.

– Ты знаешь русский язык? – удивленно протянул Радиолов.

– У меня жена русский в колледже преподает. И дома сына учит. Я сам язык не знаю, только кое-что понимаю. Слышу, как они с сыном занимаются…

– Ладно, не будем время терять. Выходим, – решительно и жестко поторопил группу капитан.

Так, не имея в запасе ни капли воды, шли до вечера без остановки, пока не начало смеркаться. За это время где-то в стороне дважды слышался шум двигателя «беспилотника»-разведчика. Видимо, дрон сначала пролетел в одну сторону, потом в обратную другим маршрутом. Но в прицел «Корда» он не попал – далеко в стороне летел, и только ветер приносил слегка свистящий звук двигателя. Потом, то ли в поисках группы, то ли в поисках сбитого дрона, прилетел вертолет АН-64, с которым пуля «Корда» тоже справилась без проблем. А когда группа снова двинулась в путь, КРУС капитана Радиолова подал световой сигнал. Появилась связь. Это значило, что встречающая группа находится уже неподалеку.

– Крамолов! – позвал капитан в микрофон санинструктора. – Нам всем срочная помощь нужна. У нас ни капли воды не осталось. Высыхаем.

– Минутку, товарищ капитан, передаю шлем полковнику Черноиванову.

Микрофон донес короткие объяснения лейтенанта, как пользоваться системой связи через шлем. Но длилось это в самом деле не больше минуты.

– Радиолов? – раздался наконец в наушниках голос полковника. – Доложи обстановку.

– Выходим группой в заданный район. Потерь не имеем. С нами майор аль-Хабиби и капитан Сахим, кроме того, ведем почти на цепи полковника Цитукаса, с нами еще один человек, бежавший от бандитов. Если есть возможность, просим встретить любым транспортом.

– У меня в наличии две БМП. Высылаю навстречу…

– Пусть воду с собой прихватят. Мы изнемогаем…

– Хорошо, капитан. Только вот твой санинструктор подсказывает, что после сильного обезвоживания организма пить следует малыми порциями. Все. Готовься встретить БМП. Если в сторону поедут, сигнал зеленой ракетой…

Об авторе

Самаров Сергей Васильевич, родился в 1952 году. Служил техническим специалистом в спецназе ГРУ. Участвовал во многих операциях на территории России и ближнего зарубежья. На собственном опыте изучил специфику работы спецназа в условиях, приближенных к боевым. Автор остросюжетных романов, в основу которых положены реальные события. Суммарный тираж его книг – более 4 миллионов экз.

1

Султан Саладин – полное имя Салах ад-Дин, правитель Египта и Сирии, по национальности курд, не только прославленный полководец, но и покровитель науки, ремесел и культуры. Считался просвещенным правителем и удачливым полководцем. Успешно вел войну против крестоносцев, отвоевав у них Иерусалим, но разрешил христианам молиться своим святыням, оставив в Иерусалиме только мусульманскую администрацию. При этом последнего командующего войском крестоносцев, английского короля Ричарда Львиное Сердце, называл своим личным другом. Многократно побеждал войско византийского императора Алексея Первого Комнина. Был лично знаком с дочерью императора, известной писательницей и хронистом своего времени Анной Комнин, о чем она неоднократно сообщала в своих трудах, выражая султану глубокое уважение. Основу войска Саладина составляли конные лучники, использующие длинные и дальнобойные скифские луки, стреляющие дальше и сильнее традиционных и знаменитых в Европе английских луков, которыми было вооружено войско Ричарда Львиное Сердце. (Здесь и далее прим. автора.)

(обратно)

2

ИГИЛ (ДАИШ) – террористическая организация, запрещенная в России.

(обратно)

3

Реальные события, как и события с похищением офицеров ПВО Сирии для обучения операторов ЗРК. Все это происходило в 2017 году.

(обратно)

4

В Российской Федерации, в отличие от Советского Союза, не существует отдельного рода строительных войск, есть только военно-строительные формирования.

(обратно)

5

ДАИШ (ИГИЛ) – террористическая организация, запрещенная в России.

(обратно)

6

Девятая рота Рязанского училища воздушно-десантных войск – рота факультета специальной разведки, выпускники которой, как правило, отправлялись служить в органы военной разведки.

(обратно)

7

ВТА – военно-транспортная авиация.

(обратно)

8

Клиренс – расстояние от дорожного полотна до нижней части поддона автомобиля.

(обратно)

9

Сухель аль-Хасан, бригадный генерал, реальное лицо, один из самых прославленных и самых талантливых сирийских полководцев. Уже став генералом, в первых рядах своих бойцов ходит в атаку на противника. А через громкоговорители артисты читают стихи генерала, призванные поднять боевой дух бойцов дивизии.

(обратно)

10

Так называемое Разведывательное сообщество США (United States Intelligence Community) – собирательный термин для обозначения семнадцати отдельных правительственных учреждений США, перед которыми стоит задача сбора информации и ведения разведывательной деятельности в интересах США. Разведсообщество США представляет собой совещательный орган для координации разведывательных действий отдельных учреждений исполнительной власти, собирающих техническими и агентурными средствами информацию для защиты национальной безопасности США. Учреждено президентом Р. Рейганом в декабре 1981 года. Подчиняется Директору национальной разведки, которым обычно бывает советник президента по разведке.

(обратно)

11

Академический час равен сорока пяти минутам.

(обратно)

12

При расчете на академические часы занятия, как правило, делятся на пары, то есть по два академических часа плюс перерыв. В армии иногда используется понятие полутора или двух с половиной пар.

(обратно)

13

Команд-сержант-майор – звание в американской армии, примерно приравнивается к старшему сержанту или старшине в российской армии.

(обратно)

14

Госдепартамент США – официальное название Министерства иностранных дел США.

(обратно)

15

Кофе по-арабски заваривается из расчета на одну чашку: одна ложка кофе на одну ложку молотого кардамона.

(обратно)

16

ОМОГ – отдельная мобильная офицерская группа, грубо говоря, элита элит спецназа ГРУ.

(обратно)

17

КРУС «Стрелец» – комплекс разведки, управления и связи, составная часть экипировки «Ратник», коммуникационный прибор. Позволяет осуществлять связь как внутри подразделения, так и с отдаленным оператором, даже сидящим в Москве.

(обратно)

18

«Секретка» – секретная часть, составляющая часть любого крупного воинского подразделения.

(обратно)

19

Military Police – военная полиция.

(обратно)

20

«Мехвод» – механик-водитель, распространенное в армии жаргонное наименование воинской специальности.

(обратно)

21

Ариф – звание в сирийской армии, примерно равнозначно российскому ефрейтору. У ракиба, что приравнивается к младшему сержанту, тоже две точно такие же полоски на погонах, но у него угол направлен в сторону головы, тогда как у арифа в сторону плеча.

(обратно)

22

«РПГ-29» – самый мощный из существующих в мире гранатометов, способен насквозь прострелить железобетонный блок толщиной в шестьдесят сантиметров и поразить тех, кто за блоком спрячется.

(обратно)

23

«АК74У» – автомат Калашникова 74 укороченный.

(обратно)

24

«КПВТ» – крупнокалиберный танковый пулемет Владимирова, предназначен для уничтожения легкобронированных целей и земляных укреплений. Удачно сочетает в себе скорострельность и бронебойность. Уже несколько десятилетий бронетехника НАТО разрабатывается в соответствии с возможностью устоять против этого пулемета, имеющего повышенную дульную энергию в 31 Дж. Был разработан в 1944 году, принят на вооружение только в 1948 году и до сих пор не требует себе замены.

(обратно)

25

Танковый пулемет Калашникова. Пулемет Калашникова был принят на вооружение в 1962 году и до сих пор продолжает безотказную службу. Считается одним из лучших и самым надежным пулеметом своего калибра в мире. Для бронетранспортеров без башни был разработан отдельный пулемет «ПКБ» (пулемет Калашникова бронетранспортерный). В 1969 году пулемет Калашникова был модернизирован во всех вариантах исполнения и стал называться «ПКТМ». Американские оружейники из Центра по изучению зарубежной науки и техники армии США, заполучив пулемет Калашникова в свои руки во время афганской войны, провели исследование на его износ и дали заключение, что этот пулемет в армиях мира не имеет себе равных за счет своей простоты конструкции и надежности всех деталей.

(обратно)

26

Автомат «АК-12», входящий в комплект экипировки «Ратник», позволяет производить отсечку очереди так, чтобы в каждой расходовались только по два патрона. Автомат при стрельбе из-за выхода пороховых газов всегда уводит вверх и влево. Таким образом, третья пуля, как правило, летит мимо цели. Раньше среди офицеров спецназа считалось престижным уметь стрелять очередями по два патрона. Сначала это умели только единицы, потом большинство офицеров овладело таким методом стрельбы. Современный автомат делает это сам, помогая бойцу и не заставляя его сосредотачиваться на такой мелочи. Удобно, да и патроны берегутся.

(обратно)

27

Международный аэропорт имени Басиля аль– Асада расположен в двадцати пяти километрах к югу от Латакии. К аэропорту непосредственно примыкает поселок Хмеймим. Сам аэропорт в настоящее время используется российской военной базой «Хмеймим». Басиль аль-Асад, старший брат президента Сирии Башара Асада, считался потенциальным приемником своего отца Хафеза Асада на посту президента. Был известным спортсменом и любимцем народа. Погиб в автомобильной катастрофе в 1994 году.

(обратно)

28

Генерал Сухель аль-Хасан помимо военного таланта обладает еще и литературным даром. Он выпустил несколько книжек стихов. Его стихи перед атакой транслируются через громкоговорители на весь личный состав дивизии для поднятия, как говорит сам генерал Сухель, боевого духа воинов.

(обратно)

29

В интернете версия о создании десятитысячной русской армии для Сирии обсуждается уже несколько месяцев. Предположительно, армия формируется из лучших представителей разных спецназов, и командовать ею доверят именно генералу Сухелю. Об этом стали говорить после того, как президент Путин лично приказал вручить генералу российский орден Дружбы. В странах западной коалиции сильно опасаются появления в Сирии этой армии.

(обратно)

30

Старший сын президента Асада Карим Асад является известным заводчиком туркменских волкодавов (алабаев). Считается, что из его питомника выходят лучшие бойцовские собаки на всем Ближнем Востоке. По последним данным, у Карима Асада восемнадцать собак. Эти собаки участвуют в охране резиденции президента Башара Асада.

(обратно)

31

Мукаддам – звание в сирийской армии, приравнивается к российскому подполковнику.

(обратно)

32

Юнди авваль – рядовой первого ранга, аналога в российской армии не существует.

(обратно)

33

Мулязим авваль – аналог российского лейтенанта.

(обратно)

34

Саманный кирпич – изготавливается из глины с примесью соломы и навоза в странах с жарким климатом. Используется чаще всего в местах, бедных лесом.

(обратно)

35

Акид – звание в сирийской армии, приравнивается к российскому полковнику.

(обратно)

36

Мас-рестлинг – вид спорта, зародившийся в Якутии как национальный вид и обретающий все большую популярность в мире. Заключается в перетягивании палки от одного спортсмена к другому через доску, в которую спортсмены упираются ногами. Развивает в основном силу кисти, спины и ног, хотя задействованными бывают все мышца тела.

(обратно)

37

Мусаид авваль– звание в сирийской армии, переводится как полковой диспетчер, аналога в армии Российской Федерации не имеет.

(обратно)

38

Первый лейтенант – звание в американской армии, приблизительно приравнивается к российскому званию старшего лейтенанта. Звание старшего лейтенанта в армии США отсутствует.

(обратно)

39

Лэнгли – городок в штате Виргиния, в тринадцати километрах от Вашингтона, известен тем, что там располагается штаб-квартира ЦРУ. Иногда понятие «Лэнгли» служит синонимом понятия «ЦРУ».

(обратно)

40

Алавиты – одна из самых крупных и влиятельных народностей Сирии.

(обратно)

41

Матэ – тонизирующий напиток с большим содержанием кофеина. Считается традиционным напитком во многих странах Южной Америки, в Сирии и Ливане. В Сирии и Ливане это основной предмет экспорта. Сырьем для приготовления напитка служит измельченный порошок из высушенных листьев падуба парагвайского. Порошок настаивают в горячей воде в специальном сосуде и подают к употреблению с соломинкой.

(обратно)

42

Раис (арабск.) – глава, начальник, командир, руководитель, управляющий.

(обратно)

43

Рокада – железная, шоссейная или грунтовая дорога, идущая параллельно линии фронта. Строится для срочной переброски войск, для снабжения их боеприпасами и прочим.

(обратно)

44

ТОС-1А «Солнцепек» – тяжелая огнеметная система залпового огня, передвигающаяся на базе танка «Т-72». Стреляет термобарическими и дымозажигательными неуправляемыми ракетами калибра двести двадцать миллиметров. Дальность стрельбы до шести километров. Площадь поражения после одного залпа из двадцати четырех ракет составляет около сорока тысяч квадратных метров.

(обратно)

45

В Ираке правительственными войсками использовался ТОС-1 «Буратино».

(обратно)

46

Чалма – мужской головной убор, выполненный из длинного и узкого полотнища ткани, обернутого вокруг головы, носят чалму обычно поверх фески или тюбетейки. В прошлом была распространена среди исповедующих ислам народов Северной Африки, Передней, Южной и Средней Азии и в других регионах. Чалму в Индии и Пакистане носят без дополнительного головного убора. У разных народов чалма различается по размеру, величине, по способу обертывания вокруг головы и качеству ткани. Различия указывают не только национальную, но и социальную принадлежность владельца чалмы. Так, зеленую чалму носят потомки пророка Мухаммеда или люди, совершившие хадж, то есть посетившие Мекку.

(обратно)

47

Мулязим (мулазим) – воинское звание в сирийской армии, соответствует российскому званию прапорщик, но в Сирии относится к младшим офицерским званиям, тогда как в России это среднее звание между сержантами и старшинами, с одной стороны, и офицерами – с другой. Как правило, в современной Сирии звание мулязима дается бойцам, выслужившимся в офицеры из солдат, но не имеющим воинского образования. Выросло из обозначения военных слуг, дружинников в некоторых государствах средневекового Востока, в том числе и в Сирии.

(обратно)

48

«Тепловые ловушки» – защитная мера в авиации против самонаводящихся ракет.

(обратно)

49

Автомат «АК-12», входящий в комплект оснастки «Ратник», сам в автоматическом режиме отсекает очередь в два патрона.

(обратно)

50

«МС-4» – советская мина-ловушка. После установки времени на таймере с предохранителя срывается красная ленточка, которая таймер запускает. И через определенное время мина приходит в боевое положение. Тогда достаточно легкого перемещения, чтобы произошел взрыв. «МС-4» часто ставится под извлекаемые мины, например, под противотанковые, которые саперы противника пытаются извлечь, прокладывая коридоры через минные поля. Тогда мина-ловушка срабатывает во время извлечения, производя по принципу «домино» детонацию по всему минному полю.

(обратно)

51

Хай-кик – удар ногой в голову с разворота, относится к арсеналу муай-тай и боевых единоборств.

(обратно)

52

Муай-тай – тайский бокс, где разрешены удары локтями и ногами.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Эпилог

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg