«Бесчестье (СИ)»

Бесчестье (СИ) (fb2) - Бесчестье (СИ) 421K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Сергеевич Руджа

Александр Руджа Бесчестье

Глава 1

Дануолл пах так, как пахнет любой портовой город — стоялой водой, гнилой рыбой, солью и сажей. От грязных доков и боен, насквозь смердящих ворванью, кровью и смертью, до старых особняков в Ткацком квартале, где ветер гоняет по медленно приходящим в упадок улицам мусор, до запершихся в собственном богатстве и величии домов в Квартале особняков, этот запах неискореним. Если бы Дануолл не стоял на широком и полноводном Ренхевене, который все же частью сносил отвратительную грязь и вонь в сторону моря, было бы совсем худо. Впрочем, все и так достаточно худо — и дело тут не в запахе.

Крысиная чума… Черная дрянь, принесенная кем-то с материка больше года назад, облапила город длинными гниющими щупальцами, сжала его в своих заразных объятиях. Крысы были везде, они пробирались сквозь любые баррикады, занимали самые маленькие норы, и несли, несли с собой инфекцию. Больше других страдали, разумеется, бедные районы города — у нищих нет денег на лекарства и эликсиры, и они не могут месяцами сидеть в своих комнатушках, ожидая, когда эпидемия пойдет на спад. Нет, беднякам не повезло больше всего.

Нельзя сказать, что власти сидели, сложа руки. Работали благотворительные госпитали, раздавались лекарства, охваченные эпидемией кварталы старались изолировать. Императрица Джессамина Колдуин отчаянно пыталась пройти по узкой кромке между гуманизмом и необходимой жестокостью. Спасти как можно больше людей, неважно, здоровых или зараженных, не делая различия между богачами и бедняками. Спасти каждого своего подданного, испробовать все средства, приложить все усилия. Она делала так сама и приказывала поступать остальным.

Пока это не срабатывало.

Невысокий, худощавый человек с соломенного цвета волосами, которым давно не помешала бы хорошая стрижа, громко чихнул и тут же опасливо оглянулся — нет ли поблизости какого-нибудь бдительного стражника или даже подозрительного горожанина. С этой истерией по поводу симптомов чумы, которые проявлялись только тогда, когда человек был необратимо болен, даже простой чих мог навести на тебя самые плохие подозрения. Не то, чтобы у человека не было способов решить почти любой вопрос с настырным стражником, но пустая вечерняя улица, лишенная даже признаков жизни, подействовала на него успокаивающе.

Человек вытер нос большим платком, извлеченным из рукава, чуть поколебавшись, вытер и лицо. Несмотря на капюшон своего реглана, его лоб и щеки были покрыты сотней маленьких капелек водяной пыли, висевшей, казалось, в воздухе повсеместно. Чертова погода… Делая большие шаги и старательно обходя лужи, человек с соломенными волосами пересек Темплтон-стрит, спустился по неприметной лестнице в небольшой дворик, подошел к входной двери, выудил из глубокого кармана ключ, открыл дверь без таблички и, брезгливо стряхнув с рукавов и капюшона струйки холодной воды, вошел внутрь.

В темном коридоре он не стал зажигать света. Повесил мокрый плащ на крюк, предварительно выудив из карманов сигареты и зажигалку, избавился от грязных сапог — помыть, обязательно, но потом — влез в мягкие домашние туфли и отправился по поскрипывающей лестнице на второй этаж, в жилые комнаты.

Комнаты, по правде говоря, было всего две — спальня, и та, другая, которую человек с соломенными волосами гордо называл кабинетом. На самом деле, разницы между ними не было никакой — в спальне стояла узкая кровать, а в кабинете — продавленный диван, вот и все отличие. Полки с книгами, столы, заваленные папками, вытертые половики и плотные жалюзи делали обе комнаты похожими на какую-то небогатую юридическую контору, чем на жилое помещение. Выцветшие картины на стене, изображающие то ли морские батальные сцены, то ли просто жестокие шторма — различить было уже почти невозможно — и вовсе придавали сходство с дешевой гостиницей.

Человек щелкнул выключателем, поморщился от резкого неприятного запаха и приоткрыл одно из окон. Снова забыл мусор вынести, что ли? Дурак, дурак… Или в подвале сдохли крысы? Или эта вонь идет с улицы, и он, войдя, принес ее с собой ненароком, спрятанную под плащом, словно болезнь…

Ощущение чужого тяжелого взгляда. Близкое, словно смотревший был совсем рядом, может быть, прямо за его спиной. Человек резко обернулся, но комната и узкий, слабо освещенный коридор были пусты.

Он подошел к окну, упершись лбом в холодное запотевающее стекло. Смерть, гниль и распад — повсюду, куда бы он ни шел. Бедняки умирали сотнями, несмотря на все усилия императрицы, хотя и богачей нет-нет, да и настигала та же участь. Могучее тело Островной Империи, простоявшее сотни лет, шаталось, источенное внезапным ударом неизвестной болезни. Конторы и компании, да и целые фабрики, обеспечивающие работой десятки людей, закрывались, промышленники без раздумий бросали старые, десятилетиями работающие предприятия. Процветала лишь аристократия, владеющая чем-то, связанным с добычей и переработкой ворвани, китового жира, да еще, возможно, городская стража, неожиданно открывшая, что за имуществом погибших от чумы никто не следит — а стало быть, им можно поживиться. Гниль и разложение без конца и края — внутри и снаружи…

Мокрая, дождливая улица была по-прежнему пустынна — те, кто имел возможность, уже бежали из города, а те, у кого было хоть немного денег и припасов, сидели по домам, больные и здоровые вперемешку, надеясь на чудо. Это ожидание буквально висело в воздухе, мешаясь с мелким дождем и отравляя собой холодный вечерний воздух. В двух словах его можно было выразить так: «Ну пусть уже все закончится, как угодно — победой, смертью, всеобщим безумием, но пускай этому придет конец. Нет уже никаких сил терпеть».

Безработные штурмовали вербовочные пункты городской стражи и Аббатства — для поддержания хотя бы видимости порядка требовалось множество новых солдат и Смотрителей. Что-то назревало в больном, умирающем городе. И оно совсем не нравилось человеку, прижавшему бледное лицо к грязному, закопченному стеклу в доме на одной из пока безопасных улиц Дануолла.

— Мирко Данич.

Глухой, словно из-под подушки, сдавленный голос прозвучал в тишине комнаты подобно разрыву гранаты. Человек вздрогнул и обернулся, каким-то болезненным, рваным движением.

Перед ним стоял китобой, точно как на многочисленных плакатах, расклеенных по всему городу. «Разыскивается за многочисленные убийства и ересь: враг города и короны». Плотная кожаная куртка, перевязь, капюшон… Но самое главное — маска! Промышленный противогаз, как у работников китобойных баз — чтобы не потерять сознания при разделке гигантских туш и защититься от воздействия химикатов. А эти дьяволы, как шепчутся на улицах, носят маски, потому что у них нет лиц. Или глаз — тут мнения расходятся. Но ясно одно — они навсегда продали души Чужому за обладание черной магией, которую используют для совершения убийств за деньги.

Китобой протянул к нему затянутую в черную блестящую перчатку руку, и человек отшатнулся к окну, с грохотом повалив стул.

* * *

— Перчатку-то сними, — сварливо проворчал Мирко, присаживаясь на поднятый уже и поставленный как следует стул. — Чужой его знает, за что ты ей брался. И маску тоже — тут чисто. Обязательно было пугать меня до полусмерти?

— Было смешно, — сказал уже нормальным голосом Дик Стронг, один из «китобоев», протянув Мирко пустую уже руку, откинув капюшон и избавившись от маски. Под ней он оказался молодым парнем лет двадцати пяти, темноволосым и худощавым. Тяжелые сапоги, с которых все еще скатывались капли грязной воды, он оставлять внизу не стал.

— Кому? — поинтересовался Данич, — придвигая присевшему на старое кресло Дику пепельницу и зажигалку. — Тебе, да еще тараканам под полом? Слабовата аудитория, как мне кажется. Дауд что-то хотел?

Имя неуловимого лидера «китобоев» произвело должный эффект. Стронг помахал зажженной сигаретой, разглядывая медленно плывущий к раскрытому окну дым.

— Вызывал к себе, да. Но срочности особой нет, он дожидается, пока Билли вернется с задания, а раньше завтрашнего утра она вряд ли будет.

Мирко нахмурился. Дауд, Билли, его первая помощница, и он сам, выполняющий функции бухгалтера, управляющего, снабженца, квартирмейстера и еще бог знает кого для Дауда и его «китобоев». Видимо, обсуждаемый вопрос будет тяжелым и важным. Не совсем то, что пожелаешь самому себе в пятницу вечером, но делать нечего.

— А что слышно-то среди ребят? — без особой надежды поинтересовался он. Дик равнодушно пожал плечами.

— Что будет какое-то большое дело. Дауд в последние дни часто срывается в город, говорят, к кому-то из больших фигур. То есть по-настоящему больших. Больше, извини, ничего добавить не могу — сам не знаю.

Данич кивнул, но хмурое выражение никуда не исчезло. Масштабные дела — то есть убийства или похищения кого-то из аристократии — приносили, конечно, куда больше денег, чем рутинный рэкет или помощь в разборках враждующих банд, но и неприятностей сулили немало. Убрать того же Слэкджо, да пусть даже саму Черную Салли, не так уж сложно, а уже наутро во главе банды будет стоять новый лидер. А вот убийцу, скажем, Хайрема Берроуза, главы королевской секретной службы, напротив, станут искать долго и старательно, привлекая множество стражников и Смотрителей и прочесывая даже самые бедные и отдаленные районы Дануолла. А это плохо для бизнеса.

Есть надежда, что в этот раз Дауд в своих решениях будет руководствоваться голосом разума. Каковым, собственно, и собирался выступить Мирко.

— Ладно, — Дик докурил, щелчком отправил сигарету в пепельницу, хлопнул в ладоши и поднялся. — Задание выполнено, сообщение передано — пойду. Еще остались дела, места, ждущие, чтобы их посетили, и люди, не ждущие, чтобы их убили. Увидимся завтра на фабрике.

Натянул обратно перчатки и маску, отвесил легкий поклон, церемонно прижав руку к груди — и исчез, словно распавшись на сотню горящих кусочков, с шипением поглощающих самих себя. Данич тихонько фыркнул: «Пижон…»

Дику это нравилось. Конечно, нравилось — быть сильнее, быстрее, ловчее других. Ощущение безграничной, сверхъестественной власти над любым из сотен и тысяч жителей Дануолла, чувствовать себя выше, не таким, как эти жалкие, грязные, никчемные, копошащиеся в грязи у его ног букашки… Нравилось убивать — по приказу, конечно. А если бы не было приказа — то все равно бы нравилось. Собственно, в этом и заключалась проблема.

— И сапоги надо внизу снимать, — буркнул Мирко, обращаясь к пустому окну и таящемуся за ним промокшему, озябшему городу.

* * *

Место, служившее операционной базой «китобоев», было подобрано с умыслом, в районе Старого порта, прямо напротив Башни Дануолла и тюрьмы Колдридж, в старом здании фабрики «Дэйгер энд Дайел». Фабрика стояла заброшенной уже Чужой знает сколько времени, так что никто даже не мог вспомнить, что она, собственно, когда-то производила. Поэтому Мирко Данич приложил немало усилий, убедив когда-то Дауда, что именно здесь, практически под носом у властей, и будет самое безопасное место для «китобоев», и его нужно застолбить немедленно, опережая других ушлых парней. После чего совершенно официально выкупил фабрику от лица только что созданной компании «Дэйгер энд Дайел Энтерпрайзес» и снова-таки полностью официально устроился туда же единственным работником.

В результате компания, судя по документам, исправно работала, платила в казну налоги, а что за высоким забором было ничего не разглядеть, да стальные ворота открывались медленно и со скрипом — это исключительно потому, что время тяжелое, оборот небольшой, а прибыль и того меньше, даже руководство едва-едва перебивается с консервированной китятины на плохонькое серконосское, чему свидетельством было худое скуластое лицо Данича, так что — с него и взятки гладки. Схема работала уже несколько лет, и осечек не давала — каких-либо проверок со стороны имперских контролеров удавалось пока избежать, а потенциальные грабители, глядя на уныло торчащие трубы, из которых не шел дым, и навсегда вросшие в землю грузовые ворота, наверняка разочаровывались в своем замысле. На что, собственно, и был расчет.

«Дешевле продемонстрировать, что ловить здесь нечего, чем каждую неделю отбивать налеты и резать глотки, и тем самым привлекать ненужное внимание», — сообщил тогда Мирко Дауду, и последний, как следует все обдумав, с ним согласился.

Утро следующего дня выдалось столь же безрадостным, как и предыдущее — на город опустился густой смог, и улицы превратились в блеклый лабиринт, словно пав жертвой «белой тьмы», которая, как рассказывали, частенько терзала северные города Тивии. Впрочем, для Мирко так было даже лучше — меньше свидетелей, а путь на фабрику он все равно знал как свои пять пальцев.

На входе в Старый порт стоял контрольный пункт, ныне почти невидимый в густом, как снежная метель, тумане. Мрачный сержант в островерхом шлеме, на котором оседали капельки грязной воды, внимательным взглядом скользил по проходящему мимо ручейку людей, вцепившись в перевязь и явно нервничая. Это было необычно, и Мирко потратил минуту, чтобы пересечь вброд людской поток и приблизиться к стражнику. Как говорят в народе — лучше перестраховаться, чем потом горько сожалеть.

— Мирко Данич, главный счетовод на «Дэйгер энд Дайел», — отрекомендовался он под подозрительным взглядом сержанта. Законопослушный гражданин с полным уважением расспрашивал представителя закона. — Что-то не так в районе, господа?

Стражник пожевал губами, по его взгляду было ясно видно, что такие, как Данич, совершенно зря коптят грешную землю, и его бы, сержанта, воля…

— Взяли бы вы сегодня выходной… господин счетовод, — буркнул он наконец, и отвел глаза. С реки донесся протяжный гудок какого-то сухогруза. — В Радшоре с ночи черт-те что творится.

— Что говорят — ограбление какое-то? Банды шалят? — Данич мгновенно сориентировался и нацепил маску «своего парня». — Ух, этим сволочам давно бы пора крылышки-то подрезать…

Сержант сморщился, как от зубной боли.

— Нет… говорю же — непонятное что-то, — информативно разъяснил он. — То ли затопление, то ли половина района в Ренхевен сползла… Строителей пригнали, плотников зачем-то, от Смотрителей в глазах рябит, хотя к чему они там вообще — Смотрители-то? Словом, не стоило бы туда сейчас идти, так думаю.

Это точно совпадало с мыслями самого Мирко, но выбора ему никто не предоставлял.

— Прошу прощения, но — служба! — преобразился он в третий раз, выбрав личину прилежного чиновника. — За опоздания, а — тем более — прогул начальник меня выбросит без пособия. Тем более, фабрика у нас поближе, чем Радшор будет, прямо напротив тюрьмы, так что придется, пожалуй, на свой страх и риск…

Сержант пожал плечами, глядя куда-то поверх голов. Страхи и риски мелких чиновников его не волновали. Предупредили человека — и хватит, в Дануолле не мешали каждому идти в Бездну своей дорогой.

Возможно, по причине произошедшего в Радшоре, а может, и из-за чумы и тумана, но путь к фабрике у Мирко получился почти пустынным. В одном месте работал передвижной медицинский пункт, где усталая женщина в белой накидке выдавала нуждающимся деревянные миски с кашей и разбавленный эрзац-эликсир, в другом Данич наткнулся на целый отряд стражи, то ли усиливающий оцепление пострадавшего района, то ли просто слоняющийся без дела. Стояла передвижная электростанция, младшие стражники в серых мундирах и фуражках бегали, разворачивая прожектора и сторожевые кабины, офицеры, как это всегда бывает, стояли в стороне и обеспечивали организационное прикрытие. На стене ближайшего дома длинными черными буквами было написано «Чужой ходит среди нас». Мирко не удержался и тихонько фыркнул в воротник плаща.

Скромная калитка рядом с огромными воротами фабрики выглядела неброско, но замок на ней стоял новехонький, а петли были недавно смазаны. Мирко достал из кармана ключ хитрой формы и через секунду бесшумно просочился внутрь. Конечно, у остальных «китобоев» ключей не было вовсе, они попадали на фабрику своими собственными путями, не имеющими ничего общего с калиткой.

Фабричный двор был пуст и тих, в тяжелом влажном тумане вокруг таились неясные тени. Мирко шел быстро, втянув голову в плечи — большие открытые пространства всегда навевали на него безотчетный страх. Открыв вторую дверь, в административный корпус, он на мгновение прислонился к ее внутренней прохладной поверхности и тут же почувствовал себя лучше.

Здесь он был уже не один — навстречу то и дело попадались китобои: собирающие экипировку, отдыхающие, развлекающиеся. В каком-то смысле фабрика была одним из самых безопасных мест во всем Дануолле, и не было ничего удивительного в том, что ребят сюда тянуло. С Мирко здоровались — не то, чтобы подобострастно, или с искренней радостью, но обязательно. Дураков в китобои старались не брать, а любой не-дурак очень быстро понимал, что именно от этого тощего блондина с угрюмым взглядом зависит количество продуктов на кухне, качество их масок и прикрытие от городской стражи. Сегодня, правда, Данича это занимало меньше всего.

Зачем он понадобился Дауду? Какое решение мрачный и неуязвимый глава китобоев опасается принять самостоятельно?

Грохоча сапогами по железной лестнице, он поднялся на второй этаж. Здесь было гулко и пусто, вся жизнь осталась внизу. Комната Дауда была второй справа по длинному коридору, в котором когда-то, похоже помещались кабинеты управляющего, казначея и прочего руководства фабрики. Данич стукнул в дверь где-то на уровне пупка и тут же вошел.

Комната была большой, но по-настоящему использовалась только ее часть, отгороженная несколькими столами и книжным шкафом. Дауд любил компактность. Два окна были закрыты истертыми, потерявшими всякий цвет портьерами, а на стене висела большая карта Дануолла и окрестностей, испещренная маленькими карандашными рисунками и сделанными от руки пометками в духе «закопали Ронни», «пять тысяч монет под старым мостом» и «странный артефакт». Некоторые многообещающие ребята, которых изредка приводила Билли, очень увлекались картой и заключали безумные пари, кто первый найдет в городе ценности, отмеченные на ней.

Карта, разумеется, была фальшивой.

А вот Билли Лерк, сидящая в кресле у одного из шкафов, фальшивой отнюдь не была. Подтянутая, мускулистая, темнокожая, в неизменной красной куртке, она закинула стройные, обутые в тяжелые ботинки ноги на скамеечку и с подчеркнутым вниманием изучала потекший, покрытый пятнами потолок комнаты. Мирко она не любила, он был слишком сложен и рассудителен для ее дикарской переменчивой натуры.

— Доброе утро, Билли, — сухо поздоровался бухгалтер. Девушка шумно прочистила горло, продолжая изучать интерьер. Такой характер.

Дверь распахнулась, в комнату, впустив еще десяток туманных капелек, шагнул Дауд. Такой же, как всегда, сосредоточенный, нахмуренный, в черных перчатках чуть ли не до локтя и грохочущих, точно паровоз, сапогах. Многих интересовало, как он умудряется в этих чуть ли не подбитых подковами чудовищах двигаться так неслышно и неуловимо. Данич знал секрет, но делиться со страждущими не собирался.

А следом в уже закрывающуюся дверь протиснулся Томас — молодой еще парень, успешно делящий третье место в иерархии китобоев с Мирко, что само по себе было немалым достижением. C другой стороны, забравшись так высоко, Томас не потерял горизонта и так и остался тем простым, отзывчивым и старательным парнем, который был когда-то. Если среди китобоев Дауд ведал вопросами стратегии, Билли занималась тактическим аспектом, а Мирко — административно-хозяйственным, то Томаса можно было бы назвать комендантом, знакомого с каждым и решающим все вопросы непростого человеческого взаимодействия. Он приветливо кивнул Даничу и пристроился на стульчике с краю.

Дауд бросил на свой стол полупустую кожаную сумку, задумчиво прошелся по комнате. Лицо его, обезображенное длинным шрамом, было бесстрастно. Рассохшееся дерево жалобно поскрипывало под тяжелыми шагами.

— Билли, Мирко, Томас, — медленно сказал Дауд. Голос у него был севшим и хриплым, даже больше, чем обычно, словно до этого он долго на кого-то кричал. — Сегодня нам предстоит обсудить один крайне сложный вопрос, от которого впоследствии будут зависеть не только наши бесполезные гнилые жизни, но и жизни множества горожан Дануолла. Я предвижу, что это обсуждение затянется на длительный срок, поэтому сначала давайте разберемся с текущими вопросами, не требующими столько времени, а к главному перейдем позднее.

Мирко понял первым и не смог сдержать удивленного возгласа. Дауд, вездесущий и безжалостный, жестокий и решительный, способный, не моргнув глазом, отправить на смерть всех китобоев — и уже как минимум однажды проделавший подобное — этот самый Дауд боялся! Боялся настолько, что бессознательно оттягивал обсуждение вопроса, заменяя его бытовыми мелочами.

Билли нахмурилась, Томас остался бесстрастен.

— Дисциплина, Мирко, — Дауд бросил в сторону бухгалтера невыразительный взгляд. — Ты помнишь, почему это важно.

Конечно, он помнил. Слова Дауда врезались в память как резец в камень: «Чтобы управлять вашими ленивыми задницами, нужно немного — дисциплина… и толика черной магии». Черной магии на себе испытывать он сейчас определенно не желал.

— Итак, я продолжу, — сказал обычным голосом Дауд. — Вопрос хозяйственной природы, поэтому Мирко и Томас должны обратить на него больше внимания. Возникла некоторая проблема с нашим постоянным поставщиком консервов и мороженного мяса. Проблема заключается в цене, он настаивает, что в силу повышения транспортных и снабженческих издержек, а также инфляции вследствие чумы, он вынужден повысить оптовые закупочные цены. На треть. И, возможно, еще на четверть до конца года.

Мирко поморщился. Конечно, это был его участок, и, по-хорошему, именно он нес ответственность за бесперебойное снабжение китобоев продуктами питания, но вчера выдался очень уж занятой день. А позавчера…

— Меня несколько удивило, конечно, что с этим вопросом он пришел именно ко мне, — Дауд устремил холодный взгляд на ссутулившегося в кресле Данича. — С другой стороны, возможно, это и к лучшему. Займись вопросом лично Мирко, он, пожалуй, пошел бы навстречу этому… хм… этому ослоухому сыну миноги. И тем самым нанес бы нам немалый финансовый ущерб. Не так ли, Мирко?

— Ну, — сказал Данич, поняв, что ему не ставят в вину позавчерашний прогул. Точнее, ставят, но не совсем в полную силу. — Экономически, если посмотреть на ситуацию с продовольствием в городе в целом, его требования, возможно, и справедливы. Отчасти. В любом случае, он единственный, кто соглашается сотрудничать с нами на таких условиях…

— Да, как раз об этом я и говорил, — сказал Дауд. Билли фыркнула. — Вместо того, чтобы думать о достижении наибольшей выгоды для нас, ты говоришь о какой-то мифической справедливости. Благородно, но неосмотрительно, и поскольку я не склонен разбрасываться столь тяжело заработанными деньгами направо и налево, вариант решения проблемы путем повышения платы за консервы пока отложим. У кого-то есть другие предложения?

— Убить его, — немедленно предложила Билли, забыв, что ее этот вопрос не касался. — Да и дело с концом. Показать другим торгашам, что не стоит на нас давить.

Дауд с иронией поглядел на девушку.

— Убить нашего основного поставщика провианта? Блестяще, Билли. Это отлично даст понять другим, что с нами не стоит иметь дел, ты этого собиралась добиться?

Билли снова фыркнула, но промолчала. Дауд сделал паузу.

— Убить легко, — мягко сказал он. — Любой дурак с быстрыми руками может научиться убивать. Вопрос — зачем?

— Это решает проблемы, — пожала плечами Билли.

— И создает новые. Убийство — лишь инструмент, один из многих. Да, в нем мы хороши. Но если цель — сотрудничество… как в этом случае… то можно попробовать рассмотреть и другие варианты. Мирко, — он повернулся к бухгалтеру, — распорядись, чтобы Виктор и Ринальдо проникли на склад этого господина, взяли количество мяса, которого нам хватило бы на неделю, и оставили деньги. По старой цене. Уверен, он поймет.

Мирко энергично кивнул и перевел дух — в его обширном и довольно беспокойном хозяйстве не хватало только убийств из-за центнера замороженной баранины. Билли не подняла взгляда, но ее полные губы сложились в гримасу, значение которой было сложно угадать.

— Итак, с этим разобрались, — Дауд выглядел почти нормально, только перечеркнутая шрамом щека немного подергивалась. — Что-нибудь еще?

— Сегодня утром все только и говорят, что о ситуации в Финансовом районе, — неуверенно сказал Мирко, оглянувшись на Томаса и Билли.

— А, Радшор! — Дауд, похоже, был рад еще одной возможности потянуть время. — Я был там этим утром — сплошь сырость, запах гари да паникующие толстосумы. Эти олухи не ремонтировали дамбу, защищающую от приливов Ренхевена, уже кто знает сколько лет — ничего удивительного, что в конце концов она рухнула. С любой деловой активностью в этом районе покончено надолго. — Он сделался задумчивым. — Возможно, нам удастся извлечь и из этого некоторую выгоду…

И больше не стал распространяться на эту тему. Воцарилась неловкая пауза. Томас вопросительно кашлянул, и Дауд очнулся от своих размышлений.

— Что ж, похоже все иные предлоги исчерпаны, — без улыбки сообщил он. — Пора перейти к настоящему делу.

Билли напряглась, она выглядела как гончая, готовая в любую секунду сорваться за зайцем. Томас был бледен, но спокоен, он твердо знал, что все, что делает Мастер, безусловно, верно и направлено им во благо. Мирко чувствовал себя неуютно. Новость, уже готовая сорваться с языка, не несла им ничего, кроме забот, крови и смерти — это буквально витало в сыром, со вкусом металла, воздухе старой фабрики. Но откуда простому бухгалтеру знать этот вкус?

— Итак, мои верные соратники, дело, которое нам следует обсудить, обстоит следующим образом… — Дауд помолчал. — Я предлагаю вам совершить бесчестье.

Глава 2

Несколько секунд Билли Лерк перекатывала новое слово на языке.

— Бесчестье… — задумчиво сказала она. — Слишком громкое слово для отребья вроде нас. Соблаговолите пояснить?

— Охотно, — согласился Дауд. Легкой, почти невидимой иронии в словах Лерк он то ли не заметил… то ли предпочел не заметить. — Итак, некоторое время назад со мной связался Морган Пендлтон…

Билли поморщилась.

— И передал послание, написанное шефом имперской секретной службы Хайремом Берроузом. Подлинность письма несомненна, мы сотрудничаем с Хайремом уже не первый год…

— Чего он хочет? — выпалила Билли. Носки ее ботинок выбивали частую дробь на пыльном полу.

Дауд помолчал.

— Он хочет убить императрицу. Берроузу нужна мертвая Джессамина Колдуин.

Томас шумно сглотнул. Билли откинулась на спинку кресла, на губах у нее заиграла улыбка. Мирко ошеломленно схватился за подбородок. «Да, это вам не воровать детали из штаб-квартиры Шляпников, здесь все серьезно».

— Какие условия? — жадно спросила Билли. Дауд взглянул недовольно. Томас покачал головой.

— Мастер Дауд, мне кажется…

— Это стало бы очень ресурсоемкой операцией…

— Так и знала, что ты сразу же струсишь!

— Если постоянно путать трусость и осмотрительность, это постепенно войдет в привычку…

— У тебя, я вижу, уже вошло!

— Тишина! — рявкнул Дауд. За его спиной угрожающе вырастали высокие, угрюмые тени.

Как отрезало. Стало слышно, как по первому этажу кто-то идет, фальшиво насвистывая «Что нам делать с пьяным китобоем». Утренний смог, наконец, разобрался со своей внутренней сущностью и выпал на город мелким, противным дождем. Его шелест о покрытую корабельной краской крышу некоторое время был единственным звуком в комнате.

— Тишина, — уже спокойнее повторил Дауд. — Обсуждение будет чуть позже, а пока я изложу то, что написал мне глава секретной службы. Не стоит делать выводов об истории, услышав только ее начало. Финал может оказаться не совсем таким, как ожидалось.

Билли закатила глаза и вздохнула.

— Итак, Берроуз замышляет убийство императрицы и для этого обращается за помощью к нам, — повторил глава «китобоев». — Мотивы, по его словам, просты — безответственная и… как же там?.. «излишне гуманистическая» политика Джессамины во время эпидемии чумы ведет город и Империю к катастрофе. Поэтому ей придется умереть, а ее дочь должна быть похищена и в целости и сохранности передана братьям Пендлтонам. Сам Хайрем, по его словам, разумеется, сумеет навести порядок, победить болезнь, привести Империю к процветанию, и все такое прочее, пока новая Императрица подрастет. Он готов оплатить наши услуги достаточно щедро, но никакой помощи — карт, распущенных караулов, открытых дверей и так далее — не будет, ничего, что могло бы навести следствие на мысль о вмешательстве изнутри. Мы действуем самостоятельно, связь только через меня и только в экстренных случаях. Время подумать — до завтра. Это все, теперь я готов слушать.

И тут же, опровергая собственные слова, предостерегающе поднял руку в перчатке.

— Напоминаю, что я совершенно не заинтересован знакомиться с интимными подробностями жизни вас троих, сплетнями из подворотен и глубокими идеями того, как спасти Дануолл, почерпнутыми из рассказов пьяных лодочников. Интересуют ваши мысли, основанные на здоровом понимании жизни и сложившейся ситуации. Нарушители этого простого правила немедленно пожалеют, что его нарушили. — Он задумчиво пожевал губами. — Вот теперь можно говорить.

Билли, уже открывшая было рот, раздраженно зыркнула на Томаса и Мирко, и ничего не сказала.

— Очень хорошо, Билли, — похвалил ее Дауд. — Признание проблемы — первый шаг к ее исправлению. Мирко?

Блондин вопросительно вскинул голову.

— Расскажи сначала про экономическую обоснованность претензий куратора секретной службы. — Дауд смотрел серьезно, он выглядел усталым, как будто вступал в этот спор уже много раз, и проигрывал. Данич нахмурился, собираясь с мыслями.

— Ну, с этой точки зрения с куратором нельзя не согласиться, экономическая политика последних лет… особенно — последнего года… не может считаться приемлемой для страны, ведущей борьбу со смертельной эпидемией. Предпринимаемые Императрицей меры хороши, но несвоевременны и недостаточны. Я не медик, но борьба с чумой предполагает полную изоляцию зараженных районов, принудительное лечение всех, контактировавших с больными… Ничего этого нет, городские службы работают вполсилы и, судя по всему, давно плюнули на инфицированных. Фактически город завис над пропастью, и все, что можно сейчас обеспечить — это сделать так, чтобы падение оказалось не смертельным. С императрицей или без нее.

— Экономика, — напомнил Дауд.

— Да, конечно… — Данич нахмурился. — Существенная деловая активность в городе практически на нуле, внешняя торговля не ведется — с чумным городом торговать почему-то никто не хочет. Удивительно, как остальной Гристоль, да и прочие острова еще не объявили нам экономическую блокаду, но к тому, по всей видимости, идет. Внутренняя экономическая активность сильно деформирована инфляцией и изоляционизмом — цены растут, причем необоснованно. Лояльность населения и институтов власти падает. Пропаганда для успокоения недовольства во всех слоях общества не ведется, объявляют только о все новых и новых указах Императрицы, не разъясняя, что они несут городу и жителям. Это неправильно.

Мирко перевел дух.

— Но самое плохое — смертельное, с точки зрения простого бухгалтера — это отсутствие срочных, действенных экономических и политических реформ, проводимых с учетом эпидемии. Закрытие заводов и шахт — это не реформы, а вынужденные меры, простейшие реакции вроде подергивания конечностей у мертвеца под воздействием электрического тока. Движение вроде бы есть, но оно бессмысленно и бесполезно. Городская аристократия живет как жила — не введено режима экономии ворвани, которая является нашим главным стратегическим сырьем, не производится передача критических промышленных отраслей под контроль государства, не делаются запасы продуктов питания, наконец, не ведется дезинфекция и безопасное захоронение трупов. По моему мнению, Императорский кабинет серьезно недооценивает опасность ситуации и ее неизбежные последствия — вымирание и анархию. Возможно, еще полгода, чуть больше — и Империю будет не спасти.

Повисла тяжелая пауза.

— Но при всем этом, — твердо сказал Данич, — я категорически против убийства. Смерть — это не выход, а смерть Императрицы надолго погрузит Дануолл в хаос и кровь. Этого нельзя допустить.

— Твой ответ понятен, — сказал Дауд. По голосу его было невозможно понять ничего. Доволен, недоволен? — Ты объяснил свою точку зрения исключительно наглядным образом. Томас?

Молодой «китобой» явно чувствовал себя неуютно. Он был идеальным исполнителем, быстрым и старательным, но анализ ситуации и рекомендации о дальнейших действиях — это означало просто прыгнуть выше головы. Тем более, давать рекомендации самому Дауду! Тем более, относящиеся к грядущему убийству Императрицы!

Примечательно, что Дауд в его понимании стоял куда выше Джессамины Колдуин. И тем не менее, вопрос требовал ответа, поэтому Томас не мог промолчать.

— С организационной точки зрения, есть несколько важных моментов, — сказал он, немного поразмыслив. — Во-первых, если мы и откажемся, то это все равно не значит, что Императрица останется в живых. Берроуз упрям, он наверняка обратится к кому-нибудь еще, возможно, менее искусному, но более жадному. А это значит, что жертв в итоге может оказаться куда больше.

— Плевать на жертвы! — чуть ли не вскрикнула Билли. — Какая нам разница…

Сжатый кулак Дауда полыхнул мертвым зеленым огнем. По комнате хлестнул порыв ледяного ветра.

— Не. Надо. Меня. Испытывать, — раздельно сказал Дауд. С каждым словом изо рта у него вырывался пар.

Билли на миг застыла. Губы ее дрогнули.

— Мастер Дауд, — она опустила голову. — Прошу прощения.

— Да, — задумчиво сказал главарь «китобоев». Он стоял неподвижно, опустив голову, огонь на руке угас, холод ушел. Томас окинул собравшихся неуверенным взглядом, но ничего не сказал. — Хороший же я «мастер», если даже три моих ближайших соратника не могут провести и минуты, чтобы не попытаться передушить друг друга. Что ж, представьте тогда, что меня нет. Представьте, что я умер, что моя глотка перерезана, а тело гниет где-то под обломками разрушенных зданий, пища для крыс. Как вы собираетесь управлять «китобоями», когда каждый мелкий вопрос, любая пустяковая проблема приводит только к отчаянной и бессмысленной ругани? Как заставить жить и работать такую сложную организацию, как наша, если вы даже выслушать друг друга не можете?

— Мастер Дауд, — Билли выглядела испуганной. — Не говорите такого. Чужой слышит, и что если…

Дауд засмеялся — коротким хриплым смешком. Темные глаза оставались бесстрастными.

— О да, — согласился он. — Наверняка. Но ты совершенно права, Билли — а что, если?

— Мы не позволим этому случиться, мастер, — сказал Томас. Он выглядел решительно. — И если нужно, отдадим жизни, чтобы такого не произошло.

— Не позволят они, — пробормотал Дауд. — Лучше бы друг с другом нормально научились разговаривать. А то «отдадим жизни…» Ладно. Продолжай, Томас.

— Второе замечание, — сказал парень, закусив губу. — Оно касается как раз «китобоев». Нас здесь тридцать два человека, включая мастеров, новичков, обслуживающий и технический персонал. И мы — руководство — несем ответственность за них всех. Я никогда не забуду, как Дауд спас меня, еще совсем юного, в той аллее в…

— Это несущественно, — прервал его Дауд. — Я спас и тебя, и его, а когда-то еще и Билли от гнева герцога Серконосского… Много кого спас. А еще больше — убил. К чему ты клонишь?

— Как вы в ответе за нас, так и мы отвечаем за остальных братьев, — спокойно сказал Томас. — Сейчас время чумы и смерти, и заказы от аристократов сделались не так часты, как раньше. Едва ли четверть «китобоев» активно занята — запасы наших монет уменьшаются. Нам необходим этот заказ, чтобы оставаться на плаву. К тому же, Хайрем Берроуз производит впечатление умного и решительного человека. Возможно, у будущего Лорда-регента получится выправить ситуацию, раз Джессамина Колдуин не может или не хочет этого сделать. Одна жизнь против жизней тысяч — для меня это звучит как честная сделка.

— Да ты просто с Тивии, вот и не любишь Императрицу, — хмыкнул Дауд. К нему постепенно возвращалось его мрачное веселье.

— Хоть я тоже с Тивии, но отношусь к ней с уважением, — вставил Мирко. — Она благородная и достойная женщина. Лариса Оласкир была куда хуже, худшей из всей их династии, если честно. На родине, в Самаре, я даже слышал, что…

— Я понял твою точку зрения, Томас, — кивнул Дауд, делая знак бухгалтеру помолчать. — Ради спасения всего следует рискнуть хоть чем-то. Разумное решение. Билли?

Девушка встала. Тусклый свет из окна освещал ее выразительное лицо. Нетерпеливым жестом она отбросила темные волосы назад.

— Я согласна с мнением своих уважаемых соратников. — В голосе ее прозвучала издевка, но настолько тонкая, что ее, можно сказать, и не было. — С деньгами полная задница, заводы закрываются, чума косит людей пачками, и от этого страдает наше дело. Если Берроузу удастся сделать хотя бы половину того, что он обещает — я готова отработать этот заказ даже за полцены. Кстати, о цене.

— Сговорились на тридцати, — коротко проронил Дауд. Билли энергично кивнула.

— Клянусь костяными амулетами, которые безуспешно разыскивает Аббатство, это хорошие деньги! За них можно рисковать, можно убивать, можно отправиться в Бездну и обратно, вот что я скажу. К тому же, выполнение такого заказа поднимет нас на новый уровень. «Те самые китобои, что убили Императрицу» звучит куда лучше, чем «те самые китобои, что вломились на «Ундину», пока экипаж валялся пьяным, и похитили четыре грошовых манекена».

— Я взял тот заказ, не подумав, — извиняющимся тоном сообщил Томас. Дауд ухмыльнулся и покачал головой, но ничего не сказал. Билли притопнула сапогом по скрипучему полу.

— Мое мнение — за этот заказ нужно хвататься обеими руками и кричать «мое!» во всю глотку. Такое выпадает раз в жизни, и если сделать все умно, то каждому от этого выпадет одна только выгода — и нам, и Берроузу, да и людям Дануолла тоже.

— Мне кажется, не очень-то правильно принимать решение за всех людей сразу, — угрюмо заметил Мирко. — А особенно решения, касающиеся того, как им будет лучше жить. Это обычно не заканчивается ничем хорошим.

Билли сделала жест, как бы говорящий: «ну, что ты с ним будешь делать».

— Как говорил мне мой папаша, да упокоится его душа в космосе, «доченька, если ты не станешь первой, то первой станет какая-нибудь сволочь». Кто-то должен это сделать, и кто-то это обязательно сделает, и я не вижу никаких причин, почему это не можем быть мы.

— Но у нас нет планов Башни Дануолла и своих людей там…

— Найдем и подкупим, — Билли была непреклонна.

— Добраться туда незамеченными будет трудно…

— По Ренхевену ходят баржи и китобои, дадим на лапу капитану. А уж с середины реки до Башни доберется даже безрукий калека.

— Императрицу будет сопровождать личная гвардия, не говоря уже о Лорде-защитнике… — Мирко с ужасом понял, что обсуждает технические детали, как если бы он уже уступил в главном. Как если бы он уже согласился с тем, что Императрицу нужно убить.

— Гвардейцы не стоят медного гроша против нас, а с защитником… что-нибудь придумаем, — пожала плечами Билли.

— Джессамина в скором времени намеревается отослать его с дипломатической миссией за пределы Гристоля, — сообщил Дауд, безмолвно наблюдавший до этого за дискуссией. — Берроуз убедил ее, что именно Лорда-защитника следует отправить просить помощи и заручаться поддержкой Серконоса, Морли и прочих — уж не знаю, как ему это удалось. Корво Аттано будет отсутствовать не менее двух полных месяцев.

Билли широко ухмыльнулась, показав белые зубы, и развела руками.

— Кажется, сегодня просто все против тебя, а, Мирко?

— Достаточно, — жестко сказал Дауд. — Вы все сказали то, что хотели, а я вас услышал и понял. Теперь мне нужно будет поразмыслить над всем этим — одному. Завтра утром вы узнаете мое решение, а чуть позже его узнает и наниматель. Спасибо вам за вашу честность и здравый смысл.

Мирко выходил из комнаты последним и поэтому услышал то, что пробормотал Дауд себе под нос, уже отворачиваясь.

— И не поубивайте там друг друга, пока я не смотрю.

* * *

После совещания Мирко почувствовал себя совершенно обессиленным и, хотя это было не в его привычках, решил заглянуть промочить горло в паб. Увы, ближайший — «Песья яма», прямо напротив фабрики — оказался закрыт. То ли старые хозяева съезжали и выбрасывали хлам, то ли новые перестраивали здание. Мирко покосился на кучи мусора в когда-то чистом и опрятном дворе, как обычно, скользнул взглядом по разрушенной башне рядом, вздохнул и отправился искать местечко получше.

Таковое обнаружилось буквально через улицу — отель «Боцманская дудка» выглядел скромнее, зато имел неоспоримое преимущество — он работал. Мирко протиснулся в тесные двери, половина которых была закрыта на шпингалет, который не вынимался из выщербленного порога, и прошел в темный зал. Узкие окна дымчатого стекла едва пропускали внутрь блеклые краски дня, широкие исцарапанные подоконники из темного дерева были пусты.

И тем не менее, несмотря на дневное время, заведение не пустовало. За ближайшим столиком что-то вполголоса обсуждали три здоровяка в грязных полосатых рубахах и высоких шляпах, чуть дальше горланила что-то нечленораздельное шумная компания то ли недавно сошедших на сушу моряков, то ли рабочих с ближайшего завода… нет, похоже, все-таки моряков — чуткое ухо Данича уловило соленые матросские словечки. Еще дальше за столиком примостился одинокий старичок, а что происходило за углом, и были ли там места, мешала разглядеть барная стойка. К ней-то Мирко и направился.

Бармен, сухонький, поджарый человек с большими залысинами, отвлекся от протирания бокалов и поднял голову, щурясь от света ламп, висящих над стойкой.

— Пиво, недорогое, но чтобы не блевать потом, — коротко скомандовал Данич. Бармен кивнул и отвернулся. Мирко, поджав губы, осматривал интерьер помещения. А здесь не так уж плохо, тепло, относительно спокойно, можно даже представить, что снаружи течет нормальная жизнь, без смертей, без чудовищной, не щадящей никого болезни… без приближающегося междуцарствия. Хотя нет — крысы. Крысы, прогрызшие дырку в полу около самой стойки, заполонившие, кажется, каждый свободный дюйм Дануолла — они служили вечным напоминанием жестокой реальности, они приводили в ярость и погружали в черную меланхолию.

Дануолл был обречен.

Бармен поставил на стойку мокрый бокал, увенчанный невысокой шапкой пены. Ладно, будем надеяться, в нем не слишком много морской воды, и его не стошнит, как в прошлый раз. Хотя тогда, кажется, дело было совсем не в воде…

Мирко оставил на стойке мелкую монетку — как цены взлетели, ужас просто — подхватил кружку и задумчиво приостановился. Нет, наверное, придется все-таки подсесть к примеченному чуть раньше старику — остальные места были все заняты куда более отталкивающими личностями.

— Вы позволите? — человек вздрогнул, видимо, не слышал приближающихся шагов. А он не так уж стар, это Мирко показалось, слегка за пятьдесят, быть может. Крепкий, поджарый, преждевременно седой, он отрастил широкие бакенбарды чтобы скрыть оттопыренные уши. Секунду мужчина непонимающе смотрел на Данича, потом медленно кивнул и придвинул ближе собственную кружку. На руках у него оказались черные шерстяные перчатки без пальцев.

Данич осторожно присел за скамью напротив, стараясь не пролить ни капли из налитого под ободок бокала. Вытер губы, зажмурился и отпил немного — вкус у пива был неплохой, его даже можно было назвать крепким. Удивительно.

Он открыл глаза. Мужчина напротив следил на одиноким лучом солнца, который наконец-то пробился сквозь серые низкие тучи, все утро висевшие над городом, и удачно пронизал узким золотым острием мутные стекла паба. В свете медленно кружились пылинки, и седой мужчина наблюдал за ними как завороженный. Он заметил взгляд Данича, чуть виновато хмыкнул и снова уткнулся в свою кружку.

— Тут всегда так шумно? — Мирко не думал особо над вопросом, хотя именно это его по какой-то причине заинтересовало больше всего. Хотя почему «по какой-то»? После закрытия «Песьей ямы» следовало найти заведение поблизости, а это место было не хуже любого другого. Вот только шум…

— Когда как, — безразлично пожал плечами мужчина с бакенбардами. Голос у него оказался хриплым, а красная обветренная шея была закутана в плотный шарф. — Но обычно так и есть. Район такой, видите — если не моряк, то бандит. Простые люди, всем хочется найти хоть какую отдушину от ужаса снаружи. — Он снова отпил из кружки, на чисто выскобленной верхней губе лопались пенные пузырики.

— А вы кто из них — бандит или моряк? — Мирко тихонько фыркнул. Напряжение этого утра постепенно отпускало. В «Боцманской дудке» определенно было хорошо. Мужчина задумчиво посмотрел на него и протянул через стол руку. Бухгалтер ее пожал.

— Сэмюель, — сообщил мужчина. — Ближе к морякам, пожалуй. Служил когда-то во флоте, еще при старом Эйхорне, потом немного ходил на торговце на Морли и Тивию, потом купил свою лодку для кое-каких дел уже здесь, на Ренхевене.

Дануолл — это место, где нужно внимательно слушать собеседника, обращая внимание как на сказанное, так и на то, о чем он предпочел умолчать. Мирко отлично понял все паузы в коротком рассказе Сэмюеля — служил во флоте, значит, умеет обращаться со снастями и оружием, ходил на торговом судне, да еще и на север, значит, сумел скопить достаточно денег, чтобы купить лодку. «Кое-какие дела» — наверняка контрабанда или еще что-то незаконное. Просиживает дни в дешевом пабе за единственной кружкой пива — значит, дела пошли наперекосяк.

— Время такое, — нейтрально уронил Мирко, глядя в окно. Даже светящее солнце выглядело сквозь него тусклым и безжизненным, не предлагающим ни облегчения, ни передышки.

— Гиблое время, — сказал Сэмюель. — Все распадается, и любовь, и дружба, и город, и люди. Все гниет и все умирает, даже самое лучшее внутри нас словно выжигается огнем. Я во флоте служил под началом адмирала Хэвлока. Слыхал про такого?

Мирко признался, что не слыхал. Военные дела никогда не были его коньком.

— Славный моряк, герой Морлийской кампании, гордость Гристольского флота, — отчеканил Сэмюель. — Для меня было честью служить под его командованием. А у меня недавно начались черные дни — деньги… и прочее. Я сумел встретиться с адмиралом — что было непросто, напомнил о себе. По-моему, он даже меня не узнал. Большой человек сейчас, не до меня, старой развалины… Очерствели люди, готовы наплевать на святое и вцепиться друг другу в глотку из-за любой мелочи, да… Такие дела. А ты говоришь — время.

Мирко мрачно усмехнулся собственным мыслям. Они совпадали с рассказанным Сэмюелем на все сто. Значит, это не только его ощущения. Значит, это происходит везде.

А почему бы и нет?

— Мне нужен совет, Сэмюель, — сказал Данич, прежде, чем успел обдумать свою мысль.

— Советы незнакомца недорого стоят, — Сэмюель даже не поднял глаз. — Но и даром тоже не даются.

На дне его кружки пива оставалось уже совсем чуть-чуть. Мирко поднял руку, привлекая внимание хозяина, и показал два пальца, потом оттопырил большой. «Два пива, и получше, чем тошнотворное пойло, что было раньше».

Мирко заговорил не раньше, чем о столешницу стукнули два новых бокала. А хозяин не ушел, пока не получил свои монеты — на этот раз три.

— Предположим, Сэмюель, ты состоишь в группе людей, которые задумали сделать нечто. Никто пока не может понять, будет это великим благодеянием или отвратительной мерзостью. Никто, даже ты сам. Но ты опасаешься, что коль скоро вы ступите на этот путь, сойти с него потом будет уже невозможно, не говоря уже о том, что последствия, вероятно, будут куда более мрачными и кровавыми. Что бы ты сделал, как бы поступил в такой ситуации, лодочник?

Сэмюель посмаковал пиво, удовлетворенно кивнул и отставил бокал.

— Семь запретов, да у тебя заботы похлеще, чем у меня, парень! — осознание этого, кажется, слегка улучшило ему настроение. — А у этого… предположительного человека есть возможность изменить намерения группы? Направить их в более безопасную сторону?

— Думаю, нет, — пожал плечами Данич.

— Тогда я бы просто плыл по течению и высматривал возможность, чтобы прийти на помощь тем, кто в этом будет больше нуждаться, — решил лодочник. — Ты не можешь принимать решения за всех, и помочь абсолютно всем тоже не можешь. Что ж, такова жизнь. Зато я смогу спасти того, кому это будет нужно. Думаю, это справедливо — подмога в час нужды куда лучше, чем бесплодные и жалкие попытки руками остановить приближающуюся штормовую волну.

Он задумчиво коснулся мокрого пятна на столе.

— А что касается кровавой дороги, с которой трудно сойти… в океане есть много разных рыб, таких, что здесь, в Ренхевене, и не сыщешь. И есть среди них страшные белые акулы — хуже я никогда не видал, пасть огромная, глаза, кажется, протыкают тебя насквозь, а уж зубищи… Говорят, они постоянно жрут, и никогда не насыщаются. Понимаешь, им не приходит в голову, что в море можно просто плавать, опускаться в глубину, подниматься к поверхности. И они постоянно жрут других рыб, потому что не знают ничего иного. Мне иногда приходит в голову, что на свете много людей, очень похожих на акул — они лезут вверх, не считаясь ни с чем, сметая и сжирая всех на своем пути, и даже не задумываясь, что они будут делать, оказавшись на самом верху.

Лодочник замолчал и криво улыбнулся.

— Но, конечно, про людей я ничего не знаю. Я знаю только про акул.

* * *

Ночью Мирко спал плохо, ворочался и просыпался, потом забывался и засыпал. Во сне он стоял на какой-то высокой скале посреди то ли бушующего моря, то ли мерцающей, неподвижной пустоты. Откуда-то ему было известно, что сейчас на его утес нахлынет штормовая волна, и ему придется остановить шквал одной рукой, благо на ней была глухая черная перчатка с отворотом и горящим белым символом. Перчатка все упрощала, с ее помощью справиться со штормом будет несложно.

— Герой должен быть один, — раздался из-за спины хриплый голос, и Мирко не удивился — Сэмюель, старый моряк и его случайный знакомый из паба, пришел поглядеть на волны в последний раз. — Вот только героев в нашем мире больше нет.

Глубоко внизу набирал силу гигантский темно-свинцовый водяной вал. Мирко напряг руку в перчатке — вокруг сжатого кулака начали закручиваться холодные черные тени. Волна неслась на него — огромная, всесокрушающая, но он не испытывал страха. Его сила была здесь, под рукой, в буквальном смысле слова. Он не мог проиграть.

— Но что будет, если место героя займет обычный человек? — задумчиво сказал чужой голос из-за спины. — Возвысится ли он над собой — или опустится до самой гнусной жестокости?

Мирко различал уже белые гребешки на верхушках наступающих волн, как вдруг понял, что на руке у него больше ничего нет. Он был беззащитен и один — здесь, в вышине, и глубоко внизу медленно ползли облака, отрезая раскинувшийся по обеим берегам реки город от солнца. А над городом неподвижно парили гигантские весы — сложный и старый железный механизм со следами ржавчины на массивных чашах. На одной из них вповалку лежали человеческие тела в белых саванах и без них, мертвые и пока шевелящиеся, безумные и еще здоровые, с глазами, в которых был разум и отчаянная надежда. На другой чаше одиноко стояла Джессамина Колдуин с удивленным мертвым лицом. Сверкнула молния, весы разлетелись сотней острых черных осколков.

— А что выбрал бы ты?

Мирко Данич плохо спал этой ночью, часто просыпаясь, покрытый потом. Его мучили кошмары.

* * *

Глава 3

— Я принял решение.

Голос Дауда был спокоен, но он стоял, отвернувшись к стене, к своей дурацкой карте. Билли и сама когда-то попалась на эту уловку, когда только-только пришла к «китобоям», они тогда еще располагались не здесь, ютились в каких-то развалинах… А что такого? Все равно стоило нырнуть в тот канал, толстым железнодорожным костылем выковырять из стены нужный булыжник и запустить в получившееся отверстие ждущую руку. Не зря же на карте было написано «драгоценный камень, хватит до конца жизни».

Жаль, в дырке ничего не оказалось, кроме каких-то мелких рачков и грязи, но наука Билли действительно осталась до сегодняшнего дня — верить нельзя никому и бросаться Чужой знает куда по первой же наводке тоже. Дауд наверняка бы мрачно ухмыльнулся, узнай он, как девушка интерпретировала его нехитрую шутку.

— Мы принимаем предложение Хайрема Берроуза. С сегодняшнего дня «китобои» начинают подготовку к устранению Джессамины Колдуин.

Билли торжествующе оглядела остальных. Томас чуть наклонил голову влево — дескать, «мое мнение не имеет значения, как прикажет мастер Дауд», но ожидать от него другой реакции было бы опрометчиво. Впрочем, возможно, он и сам понял, что такой шанс выпадает редко, исчезающе редко. Поняв же — согласился. Томас всегда был неглуп.

Мирко Данич, сухарь-бухгалтер, сидел с непроницаемым лицом, сжав губы. Уголок рта у него подергивался. Но даже он смолчал, не противореча словам лидера «китобоев». Подвел итоги финансового года, свел дебет с кредитом и понял, что денежные дела у них более, чем печальны? Вряд ли, скорее просто смирился. И плевать на его душевные переживания.

— Организацией на подготовительном этапе будет заниматься Билли, — а вот это уже было необычно. Как правило, операции планировал сам Дауд, выделяя на откуп Билли и Томасу только отдельные аспекты. Проверяет ее? Хочет выяснить, справится ли она с таким масштабным проектом? Она справится. Все пройдет гладко, как по маслу.

Она пока не знала, что именно предпримет, но это не имело значения. Она чувствовала в себе силу, способную свернуть горы. И это было вовсе не ради одобрения Дауда. Не ради его одобрительного кивка, намека на усмешку на вечно хмуром лице, искорки интереса в злых темных глазах. Ничего общего.

— За необходимыми ресурсами, материальными и финансовыми, следует обращаться к Томасу и Мирко, — обронил Дауд, все также не поворачивая головы. — На мои глаза должен попасться только уже готовый и расписанный во всех мелочах план. И упаси Чужой, если он будет плохим, Билли. Операция должна быть спланирована идеально. А теперь все вон — у меня полно дел.

* * *

Как часто людям кажется: боже мой, я так хочу стать успешным человеком, и наверняка им стану, если буду сидеть и много об этом думать. Сложно переоценить глупость такой постановки вопроса: как говорят на Тивии, под лежачий камень вода не течет. В Дануолле в ходу были другие поговорки, но смысл был понятен — ничто в мире не дается даром, свое приходится выгрызать у неподатливого мироздания зубами, зачастую — с мышцами и требухой, цепляясь за конкурента мокрыми от крови пальцами.

С другой стороны, нельзя недооценивать и роли случайности: не заметь когда-то Билли странную фигуру в темном переулке, не обрати она внимание на то, как — небрежными, широкими мазками, двигаясь с ленивой непринужденной грацией — неизвестный черный человек перерезал горла трем вооруженным грабителям, неизвестно, где бы она была теперь?

Да и почему неизвестно, собственно говоря? Валялась бы в сточной канаве или уплыла в Ренхевен, по частям или одним куском, других вариантов не было, — Билли ухмыльнулась своим невеселым мыслям. Она любила такие вот разговоры с собственным внутренним голосом, они позволяли скрадывать время и всесторонне обдумывать самые разные вопросы без ущерба для основного дела. А основным делом сейчас было неспешное перемещение по крышам северного Дануолла по направлению к Новому Порту, построенного недалеко от Старого, только на противоположном берегу реки.

В порту люди особенные. То ли близость к морю так влияет на них, то ли имелись какие-то другие причины, но смрад крысиной чумы, смерти и разложения здесь ощущался слабее, рабочие были оживлены и деловиты, и на Билли, в ее красном плаще, с газовой маской на перевязи и с клинком на поясе не косились со страхом и отвращением. Дауда и его людей здесь знали и относились со сдержанным уважением, было известно, что зря они не убивают, и те, кого находят поутру на брусчатке богатых районов с перерезанным горлом — а то и не находят вовсе, такое тоже случалось — наверняка заслужили это. Никто не будет платить тысячи полновесных монет за смерть невинного человека.

И то сказать: Дануолл — вообще не место для невинных.

Билли с удовольствием вдыхала привычный, честный запах соли, просмоленной древесины и сгоревшей ворвани, скользила взглядом по подрагивающим на ветру снастям. Стальные корабли уверенно вытесняли отовсюду старых деревянных исполинов, но последние не собирались сдаваться без боя, и в дальней части порта их было все еще предостаточно. К ним-то Билли и направилась. Деревянные суда означали, что у их владельцев негусто с деньгами, а значит, они должны были скорее согласиться на то, о чем девушка намеревалась с ними потолковать.

Это предположение оказалось ошибочным.

— Куда-а-а? До Башни? — недоверчиво переспросил ее просоленный пожилой шкипер, настоящая иллюстрация к детским книжкам про морских волков, десятками гарпунящих сумасшедших белых китов. — Тебе? Не-е, не пойдет, извиняй. Ты не обижайся, Билли, ты меня знаешь, только и я тоже тебя знаю, видишь, в чем дело? И на такое дело — черное, как я понимаю — нет, не подпишусь. И никто тут не подпишется, так думаю.

Билли презрительно усмехнулась. Старый пень выжил из ума и впал в верноподданический раж — так ей показалось. Что ж, не беда, найдем другого. Порт велик.

Через два часа ей пришлось изменить свое мнение. На нее смотрели пустыми глазами и говорили одно и то же. «Нет. Не пойдет». «Не могу, плотный график». «Не возьмусь». «Лучше бы нам об этом не говорить». Из двух дюжин капитанов согласилось всего двое — но эти двое ей как раз и не понравились. Слишком усталыми они выглядели, слишком безнадежно смотрели и слушали. С такими лучше было совсем не связываться. Она и не стала.

Проблема, однако, оставалась — человека, владеющего держащимся на плаву судном и готовым перевезти ее «с друзьями» хотя бы на середину Ренхевена в прямой видимости от Башни Дануолла, найти не вышло. Билли давно плюнула на запах дерева и вовсю интересовалась условиями у капитанов стальных кораблей подороже — с тем же результатом. На девушку уже начинали нехорошо поглядывать, а в паре мест прямо посоветовали идти своей дорогой, не задавая неправильных вопросов — слухи обгоняли ее, получается.

В другое время Билли, может, и порадовалась бы тому, как хорошо беда и напасть сплотили совершенно разных людей, дала им общую цель и общий объект защиты — Императрицу. Беда была в том, что Императрицу, по решению Дауда, следовало уничтожить, вопреки воле всех этих провонявших водорослями олухов, и ответственность за подготовку ликвидации лежала как раз на ней. Дауд никогда не брал свои слова назад. А значит, она не могла подвести.

Билли как раз думала, можно ли подобраться к Башне с суши (со стороны старой часовой башни, может быть?), и сколько будет стоить это выяснить, или, возможно, проще окажется выкрасть расписание Джессамины, чтобы подкараулить ее на выезде в город, когда ее внимание отвлекли. Девушка тряхнула головой и нахмурилась.

В портовой атмосфере, обычно деловой и оживленной, наблюдалась какая-то заминка. Какое-то неудобство, словно здесь был человек, присутствие которого ощущали все, но которое старались не замечать. Словно это было неизбежное зло, привычное, неотъемлемое… но все-таки зло. И оно приближалось.

Это была женщина. Короткие, зачесанные назад и открывающие высокий лоб, темные волосы, черный мужской костюм, острое бледное лицо… глаза. Какого-то невыраженного оттенка, то ли темно-зеленые, то ли желтовато-карие, то ли просто серые с мрачной искоркой безумия… да дело не в цвете. Взгляд. Женщина смотрела сквозь толпу, не замечая ее, не обращая внимания. И толпа расступалась перед ней, без особой охоты, правда, но покорно — как бы помимо своей воли.

Женщина смотрела сквозь людей.

На нее.

Билли впервые за очень долгое время поняла, что ей страшновато. И одновременно — очень хочется узнать, кто это такая, и что за тайна с ней связана. А тайна была — она почувствовала бы это даже с завязанными глазами. В последний раз что-то похожее, мрачное и непонятное она чувствовала тогда, много лет назад, при первой встрече с Даудом. C тех пор дни тянулись медленно, полные насилия, крови… и однообразия. Убийства, кражи, поджоги, похищения — это было понятно, а потому неинтересно. Но на этот раз все происходило иначе.

Это было странно.

Непривычно.

И до жути волнующе.

Да что такое? Билли на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, женщина каким-то образом уже оказалась рядом. Пахло от нее… едва уловимым ароматом лесов, теплых подтопленных лощин, затянутых ряской и тиной, слегка тронутых гниением и засыпанных мелкой древесной трухой, словно там потрудился древоточец…

Она очнулась, будто от дурмана. С моря дул прохладный, свежий ветер. Никакой гнили, никакой трухи. Определенно, странное ощущение. Женщина стояла в шаге от нее и изучала Билли — откровенно, медленно, с ног до головы.

— Эй… — слабо сказала девушка. Слова звучали хрипло, неправильно. Они ворочались во рту, словно неуклюжие булыжники, выбитые из мостовой повседневности, и совершенно не подходили к ситуации. Здесь нужно было другое, вот только что? — Ты кто такая? Что тебе нужно?

Женщина улыбнулась, стоя в тени и ветре. Уголки ее тонкого нервного рта изогнулись, но глаза — черт, что же за глаза? — остались холодными, сухими.

— Ты не знаешь? — медленно сказала она. Голос оказался низковатым, но довольно приятным, с едва уловимой хрипотцой. — Конечно, не знаешь, но это не имеет значения. Я слышала, ты ищешь корабль к Башне Дануолла.

Это не было вопросом, и все же Билли Лерк кивнула.

— Хорошо. Я помогу тебе. Но, разумеется, не здесь, поэтому дай мне руку.

Билли дала и мельком увидев на белой как снег ладони черное спиральное солнце — метку Чужого — даже не удивилась.

* * *

Место, где они сидели, было странным. Чем-то оно напоминало Бездну — Билли никогда, конечно, там не была, но обрывистые замечания, которые иногда, очень редко, ронял Дауд, позволяли составить расплывчатое, но все же впечатление. Обломки скал и домов, словно острова, парящие в океане пустоты… Летающие киты, остатки повозок, буев, деревьев и мостов, медленно вращающиеся и тем не менее неподвижные. Кажущаяся тишина и редкая, беспокоящая пульсация, словно рядом бьется чье-то металлическое сердце.

Итак, они сидели в большой комнате, просторном темном помещении, одинаковом как сверху, так и снизу, с окнами, затканными пушистыми темно-зелеными портьерами, похожими на очень плотную паутину. Возможно, впрочем, что это и была паутина, напоминающая портьеры. Пол был неровным, из него выпирали изогнутые балки, похожие на исполинские корни. Под смутно угадываемым в странных, мохнатых сумерках потолком поворачивались не прикрепленные ни к чему люстры, похожие на усыпанные светлячками коряги. Свет, отбрасываемый ими, был рассеянным и расплывчатым.

А еще Билли не нравились разбросанные там и тут черепа. Они ее беспокоили.

Но вот близкое, медленное журчание воды и упругая поверхность, на которой они сидели, внушали какое-то обволакивающее тусклое спокойствие. Поверхность не походила на ковры или обивку стульев или диванов, но она была мягкой, подобно тому, как бывает мягок подгнивающий плод. И под ней что-то упруго перекатывалось.

Они беседовали. Разговор тек спокойно, прерываемый лишь глотками прохладного зеленоватого напитка из глубоких чашек, напоминающих больничные, с широкими тонкими краями. Напиток казался безвкусным, и лишь после нескольких глотков приходило ощущение тихой лощины после дождя, и еще влажного темного леса, и глубокого источника в самой его чаще. Он освежал мысли, слегка, самую чуточку развязывал язык и помогал беседе литься дальше.

— Тебя зовут Билли, верно? — полуутвердительно сказала женщина с глазами неясного цвета. — Правая рука знаменитого Дауда, Клинка Дануолла… Я слышала о вас — преимущественно о нем, разумеется, но такова цена работы в тенях, которую платят все. Надеюсь, ты все же кое-чему научилась от него. Меня зовут Делайла, я художница. А еще ведьма — так часто бывает. Ты, полагаю, могла видеть несколько моих картин в доме какого-нибудь аристократа помельче. Они… не слишком хорошо продавались.

Она мягко улыбнулась — снова, как и прежде, одними губами.

— Впрочем, это уже тоже не имеет значения, Билли. Оставим скучные истории. Наш интересный разговор в порту закончился, кажется, на том, что тебе нужна была лодка до Башни.

— Так и есть, — согласилась девушка. Что-то витало в воздухе, едва заметное, похожее на легчайшую пыльцу, от которой хотелось заслониться платком или салфеткой… или маской китобоя, которая все еще висела у Билли на перевязи. Она не надела маску в закрытом помещении — позорная забывчивость, ошибка новичка. С другой стороны… это могло и подождать.

Пауза затягивалась. Делайла, похоже, ожидала большего.

— Никто не соглашался, — после небольшой паузы продолжила Билли. — Из всех, к кому я обращалась, обещали подумать всего двое, но на них мне показалось ненадежным полагаться… И это странно — неужели людям в такой момент не нужны деньги?

— Нужны, — согласилась Делайла. Она склонила голову набок, глаза влажно мерцали, как чужие и далекие звезды. — Но еще больше им нужна сейчас надежда. На то, что все закончится, что чума будет побеждена, что Империя отразит и этот удар, и Дануолл все так же будет стоять на берегах Ренхевена, серый и величавый… А символом всей этой надежды для них остается Дже… Императрица. Да, им нужны деньги, Билли. Но еще больше им нужен путеводный луч света. Ты вряд ли найдешь то, что тебе нужно, в этом порту.

— Но…

— Забудь о тех, что согласились, — покачала головой ведьма. — Это были капитаны, чьи семьи заразились чумой. Полагаю, они планировали оставить все деньги им, и отправиться с вами в плаванье без надежды вернуться. Пространство вокруг Башни и сам этот чурбан из стали и камня охраняется лучше, чем любой другой клочок Империи, так повелось еще со времен короля Эйхорна — старик хорошо помнил, как пришел к власти… У вас не было бы ни малейшего шанса, те капитаны знали это и сознательно шли на смерть, обрекая на нее и вас. Это неподходящий вариант. Работать с самоубийцами — плохая примета. У меня есть предложение получше.

Билли с усилием отставила чашку с остатками неизвестного напитка — за ее рукой вроде бы тянулся шлейф тонких белых пузырьков, а происходящее казалось странным, замедленным. В голове стало совсем тепло и спокойно. Это не имело ничего общего с опьянением или воздействием сонных дротиков, координация движений полностью сохранялась, да и мысли не теряли четкости. Пожалуй, даже наоборот — приобретали ее. Было совершенно ясно, что Делайла собирается предложить что-то по-настоящему стоящее. Дауд будет очень доволен, что ей удалось разрешить одну из проблем так быстро.

— В Матчерхевене, это в пригороде, у меня есть поместье, — начала ведьма своим хрипловатым голосом, и он разлетался по всему помещению, одинаковому как сверху, так и снизу, отдаваясь гулким эхом от невидимых стен, затканных портьерами. — Раз в месяц грузовое судно доставляет туда припасы. Капитан мне обязан и готов ради меня сделать все, что потребуется.

Билли невпопад подумала: что же такого совершил когда-то этот неведомый капитан, что готов теперь выполнить любую просьбу этой странной и страшноватой женщины? И почему она сама решилась ей довериться? Мысль не смогла задержаться подольше и быстро исчезла, успев лишь высечь короткую и тревожную догадку: «а что, если она заставила его быть готовым на все?»

— И если я попрошу… скажем, недель через шесть, в месяц Земли, проплыть мимо Башни с несколькими милыми мальчиками… и девочками — ему придется согласиться, — небрежно сказала Делайла. — Тебя это устроит?

Она впервые сказала «тебя», а не «вас», как раньше, и Билли это заметила. Как и оговорку про милых девочек.

— Более, чем устроит, это будет идеально, — честно сказала она. Обычная осторожность почти исчезла, в черепе пульсировала одна торжествующая мысль — она сделает это. У нее все получится. План устранения Императрицы будет идеальным. И пусть это только начало, но с помощью этой зеленоглазой ведьмы…

Стоп. «С помощью?»

— У меня вопрос, — пробормотала Билли. Задавать вопросы почему-то казалось неуместным, даже грубым, но Билли давно отвыкла смущаться. Делайла благосклонно кивнула. — Зачем вам…

— О, прошу тебя, Билли, — изобразила легкую улыбку женщина. — Мы же здесь друзья, ты у меня в гостях и пьешь мои травы… Обращайся на «ты».

«Травы?»

— Хорошо, — в голове начинало шуметь, но Билли не сдавалась. — Зачем тебе помогать… мне?

— Законный вопрос, — снова кивнула ведьма. — Поэтому я отвечу. Видишь ли, Билли… Все дело в том, что я сторонница равенства.

— Что? — растерялась девушка.

— Мне кажется несправедливым, что один получает все сразу, по праву своего рождения, а другому приходится ради того же вкалывать подобно рабу на каменоломнях. Это нечестно и потому недопустимо, понимаешь? Каждый должен добиваться своего сам — последний ли он нищий, простой булочник, или… скажем, аристократ с родословной, уходящей назад на тысячу лет. Согласна?

— В общем… да, — Билли вдруг поняла, что слова Делайлы удивительно созвучны с ее собственными мыслями. Каждому — по его заслугам. Это было правильно и справедливо.

— И ладно бы еще те, кому незаслуженно досталось богатство и власть, хорошо справлялись со своими обязанностями, — задумчиво сказала ведьма, водя тонким пальцем по краю чашки. Из давно остывшего сосуда поднимался легкий светящийся пар. — Ладно бы они успешно и мастерски защищали вверенных им людей, охраняли и обеспечивали благоденствие. Тогда с такой несправедливой ситуацией можно было бы смириться. Да, смириться. Но в настоящей жизни, как ты видишь, Билли, все происходит совершенно иначе. И это, конечно, никуда не годится.

Билли вдруг поняла, что она мерно кивает в такт неторопливым, размеренным словам. Время тянулось почти осязаемо, тени в углах комнаты без потолка шевелились и бормотали.

— Разумеется, можно оставить все как есть… — Делайла ненадолго задумалась. — Жить так, как живется, ждать, что все успокоится, исправится, станет как прежде. Надеяться и уповать на чудо — они ведь и вправду случаются, правда, очень, очень редко… Но это тоже выход.

Делайла помолчала. На худом лице с черными провалами глаз мелькали отсветы неживого колдовского сияния.

— Вот только я не верю в чудеса, — резко сказала она. — Вселенная огромна, холодна и совершенно, абсолютно равнодушна. Императрица неспособна совладать с болезнью, люди сотнями умирают от крысиной хвори, и где-то далеко, быть может, посмеивается над нами, такими глупыми и смертными, Чужой. Дануолл распадается на куски, скоро обнажится его костяк и скользкие холодные внутренности — и поверь мне, там нет ничего привлекательного. Кто же несет ответственность за случившееся? — в ее глазах горел мрачный жестокий огонь, тонкие пальцы сгибались, словно душили невидимого врага. Билли заворожено наблюдала.

Вдруг все утихло. Откуда-то сверху спустился слабый ветерок, развеяв удушливый — Билли только это заметила — растительный запах и сняв напряжение. Вновь повеяло свежестью и острым холодным воздухом.

— Императрица должна умереть, — обыденно сказала Делайла. Она смотрела прямо на Билли, будто что-то высчитывая. — Не справившись с ношей на своих плечах, следует быть готовым уступить ее… более подходящему претенденту. Не так ли?

— Само собой, — пожала плечами Билли. Дурман отступал, а может, ей просто это казалось. — Так значит, ты тоже считаешь, что Берроуз будет более удачной кандидатурой на троне?

Делайла прищурилась, уставившись в одну точку.

— На первых порах — разумеется. — Она покачала головой. — Он вполне сгодится.

Билли ощущала повисшую в воздухе недосказанность, но промолчала. Где-то вверху, в изогнутых ветвях люстры, с сухим шуршанием и треском кружили светляки.

— Итак! — очнулась от своих мыслей ведьма. — Вопрос с доставкой, кажется, решен. Если тебя займет еще какая-то проблема — ты знаешь, где меня найти. Впрочем, нет, конечно же не знаешь… Тогда дай-ка свою руку… Вот так.

Билли почувствовала слабое покалывание — как бывает иногда, если положишь руку на горячий двигатель или распределительную коробку под напряжением. Электрический разряд, вот на что это походило. Она отдернула руку и присмотрелась: на тыльной стороне ладони осталось маленькое темно-зеленое пятнышко, почти незаметное на загорелой коже. Оно, кажется, легонько пульсировало, сжимаясь и разжимаясь в такт с биением сердца. Девушка вздрогнула.

— Всего-навсего маячок, — успокаивающе промурлыкала Делайла и дотронулась до ее руки. От этого Билли едва не пробил очередной электрический разряд. — Дорогу отсюда обычному человеку найти непросто, — голос Делайлы звучал у самого ее уха, а пальцы продолжали тем временем гладить беззащитную раскрытую ладонь. — Но ты-то, Билли — ты особенная, и поэтому отлично справишься. А если вдруг захочешь встретиться снова, сосредоточься на своей новой метке — и подумай обо мне. Ты же знаешь, как это делается, правда?

Билли знала. Воздуха в легких было явно недостаточно, а от голоса Делайлы по спине то и дело пробегали приятные, но пугающие мурашки. Девушка опустила глаза и молча кивнула. Дышать стало легче, сердцебиение тоже вроде бы успокоилось.

Стало тихо, витающие вокруг них светящиеся искры затухали одна за другой. В голову потихоньку снова начинали вползать сомнения. Кому она доверилась? Что она делает? Стоит ли оно того?

— Да, еще одно, — Делайла уже стояла, отвернувшись. Билли пришло в голову, что только этим утром точно в такой же позе стоял Дауд, и это почему-то больно отдалось в груди. — Ты красива, и ты мне нравишься. Думаю, я как-нибудь напишу твой портрет.

— Правда? — Беспомощное, детское восклицание вырвалось у Билли до того, как она успела подумать. Ей никто никогда не говорил, что она красива. Даже милашка Дейрдре, много лет назад. Даже Дауд. Особенно Дауд.

А портрет… Это и вовсе смахивало на что-то, чем быть, разумеется, не могло.

— Конечно же, правда, — сказала Делайла. Ее лицо снова приняло выражение отстраненной сосредоточенности, глаза сделались пустыми и холодными. — И, думаю, довольно скоро. А сейчас мы с тобой распрощаемся — мне пора возвращаться к своим делам. Дверь вон в той стороне, она там всего одна, да и та сгнила почти полностью — не пропустишь.

* * *

Глава 4

Просто удивительно, как удачно стало все складываться после того, как Делайла нашла им нужного капитана. Билли опасалась, что он будет похож на бледного плакальщика, которые нет-нет, да и попадались в бедных кварталах даже в светлое время суток — окажется безвольным созданием с пустым взглядом, высосанным без остатка зеленой ведьминской магией. Но капитан — Оорин Беннетт — несмотря на избыток повторяющихся букв в имени, произвел на нее очень хорошее впечатление. Ему было лет пятьдесят, лицо у него было широкое, красное и обветренное, он носил шейный платок и кожаные штаны c подтяжками и большими заплатами на коленях. Он был шумен, и говорлив, и прост — он был предсказуем, и с ним вполне можно было иметь дело.

— Ну вот что, родимые, — сообщил он чуть ли не через минуту после знакомства, которое, в целях конспирации, решили свести на лодчонке близ бойни Ротуайлда. — На палубе я вас не повезу, и в трюме тоже. Ренхевен в этой части выборочно проверяют гвардейцы на патрульных катерах — безопасность, кашалот их задери, без официального пропуска за подписью императрицы там делать нечего. А пропуска, отчего-то мне кажется, вы раздобыть не сможете. Верно кажется-то?

— Если бы могли, зачем бы нам вообще к тебе обращаться? — разлепил губы Мирко Данич, прихваченный Билли по той причине, что речь в разговоре должна была пойти и о деньгах тоже. — Будь у нас пропуск, просто зашли бы в док, дальше рванули через территорию прямо к Башне — и все.

— Ну, я просто спросил, — пояснил Оорин, затягиваясь папиросой и сплевывая в воду. В этом районе, из-за того, что поблизости во множестве подгнивали туши мертвых китов, она была вонючей и мутной. А еще в ней развелось множество пиявок, жуков-плавунцов, личинок, червей и прочей мерзкой живности, которая устроила себе пир на останках умирающих морских великанов. Так всегда бывает. Впрочем, эти взаимоотношения Билли сейчас волновали меньше всего.

— Так как везти-то собираешься, если не в трюме и не на палубе? — не выдержала она. Оорин с удовольствием сделал еще затяжку и щелчком отправил тлеющую папиросу за борт.

— Как? — переспроси он. — Очень просто, вот как. Поедете в ящиках, грузом. Есть у меня с десяток ящиков из-под тивианских груш — запах до сих пор не выветрился, воняет — мое почтение. Ни один патрульный — если, по воле Чужого, все-таки остановят — дольше десяти секунд рядом не простоит. А у вас, я знаю, специальные маски имеются — выдержите.

— Лихо придумано, — оценила задумку Билли. Капитану следовало польстить.

— А то, — согласился Оорин. — Я на эти дела мастак, еще увидите. Тут многие ноют сейчас, что, значит, время ужасное, конец света и прочие ужасы. Плевал я на них, и на ужасы все эти тоже плевал. Чума-а-а, говорят, ну, а я так скажу — кому чума, а кому мать родна. Что ж, не жить теперь, не торговать, деньги не зарабатывать? Ко всему можно привыкнуть и отовсюду получить выгоду. А этих, что страдают и мучаются, вместо того, чтобы ловить момент — да ну их в Бездну, дураков таких, а я, пока жив, своего не упущу.

— Разумный подход, — ровным тоном согласилась Билли. Данич промолчал. — Что-то еще?

— А как же, родненькие! — даже обрадовался Оорин. — Про деньги-то, про самое главное, как не поговорить? Много с вас не возьму, не волнуйтесь — но и грудой медяков тоже не отделаетесь. Я про вас знаю, говорят, у «китобоев» есть подземелье специальное, целиком забитое монетами — да не мелочью, а сплошь золотом.

Билли вздохнула. В своей эйфории она совершенно упустила из виду, что именно Делайла рассказала ей о капитане. «Ему придется согласиться проплыть мимо Башни с несколькими мальчиками и девочками на борту» и «Для меня он готов сделать все, что угодно» звучало прекрасно, вот только нигде не было сказано, что он сделает все, что угодно _бесплатно_. К счастью, она взяла с собой Мирко, который был готов обсуждать денежные вопросы, кажется, всегда. Сама она была довольно несдержанна в вопросах торговли.

— Назови цену, — равнодушно сказал Данич. Он выглядел надменным и прижимистым ублюдком — то есть именно тем, кем хотел казаться. Оорин, нахмурившись, поглядел на бухгалтера. Жадность внутри боролась с опасением запросить чересчур много — и заставить рыбку сорваться с крючка.

— Дело рискованное, как не поверни… Пять сотен золотом будет…

Данич продолжал молча смотреть.

— Четыреста пятьдесят, — более уверенно сказал Оорин. — По нынешним ценам…

— Билли, собирайся, — сухо сказал Данич, запахиваясь в плащ. — Наш дорогой капитан окончательно свихнулся, он недееспособен.

Билли наклонила голову, пряча усмешку. Умение торговаться было единственным качеством их бухгалтера, не вызывавшим у нее раздражения.

— Да вы посмотрите! — рявкнул Оорин. — Я ж шеей своей рискую, и судном своим, и репу… ну, тут-то ладно… одним словом, всем! Не задаю вопросов, хоть понятно, чем вы там заняться собрались. Придумку насчет ящиков рассказал — шиш бы вы без меня про нее догадались! Ну, положим я загнул чуток с монетой — так предлагайте свою цену, будем разговаривать! Нет, нужно сразу уходить — кто так делает-то?

Мирко Данич выслушал тираду с непроницаемым лицом, после чего снова расстегнул плащ и сел.

— Сто пятьдесят.

— Не о чем говорить, за такие гроши я даже контрабандой не стал бы… Четыреста, это уже меньше не бывает!

— Сто семьдесят пять — у нас длинная очередь из желающих отвезти куда угодно, хоть на Тивию…

— Триста тридцать и какая-нибудь забавная игрушка из домов наших лордов, которые вы обчищали — на память! Послушайте, меньше уже никак, себе в убыток тружусь!

— Двести двадцать — и в Бездну игрушки. Более, чем достаточная плата за короткий рейс в пределах города.

Капитан мрачно засопел, дергая щекой.

— Договорились, — неохотно сказал он наконец. — Только из-за нашей знакомой вам навстречу иду.

И протянул шершавую и твердую как доска руку.

* * *

— Послушай, о какой знакомой шла речь? — спросил Данич, когда они сошли на берег, а Оорин на веслах отправился к своему катеру.

Билли поморщилась.

— Знакомая по прежним делам, вспомнила, что Оорин ей когда-то помог и организовала встречу… Постой, а что это? — Билли нырнула под мусорный ящик и появилась, сжимая что-то в кулаке. — Погляди-ка.

На ее ладони лежала пара крупных жемчужин — такие иногда находят внутри речных хрустаков. Эти были не самыми ценными из тех, что видела Билли, но, возможно, самыми необычными — серебристые сферы словно поглощали свет, и по поверхности плясали черные тени.

— Интересно, — Мирко протянул руку, но Билли закрыла ладонь и сунула ее за спину. — Довольно крупные, да и цвет необычный, можно продать за неплохие деньги. Сколько, сорок, пятьдесят монет?

— Найдешь сам — продавай, — покачала головой девушка. — Это мое. Кстати, о деньгах: здорово ты поторговался с нашим отважным капитаном — мне кажется, даже слишком.

— Это еще почему? — услышав похвалу, Мирко тут же надулся, как индюк. Билли всегда знала, что управлять мужчинами легко — но теперь это доставляло ей настоящее удовольствие.

— Да ведь мы взяли с собой триста пятьдесят, и еще кучу всякой мелочи, вместе, наверное, никак не меньше четырех сотен. За эти деньги Оорин довез бы нас с ветерком до любой точки в Дануолле, и еще бы и на шухере постоял.

— Само собой, — они шли, держась, в основном, боковых улиц. Появление вместе с Билли Лерк в людном месте не сулило ничего хорошего ни им, ни этому месту. — Но только он и за двести монет золотом сделает то же самое, потому что других заказов у него нет. Остальные-то капитаны все отказались, если я правильно понял, так что этот мог бы заломить какую угодно цену. Но он согласился — потому что в отчаянном положении, и будет отрабатывать деньги до последнего медяка. А сэкономленную сумму мы лучше потратим на что-нибудь более полезное. Премию себе, скажем.

Билли Лерк с невольным уважением посмотрела на худого бухгалтера. Он тоже, судя по всему, неплохо умел управлять.

* * *

После Оорина все пошло как по маслу. Билли, кажется, нащупала верный рецепт манипулирования людьми: если хочешь провернуть что-то по-настоящему крупное, разбей его на маленькие фрагменты, и пусть над каждым из них трудится отдельный исполнитель. Так она и поступила — расписала будущую операцию по минутам, выделила несколько десятков действий, складывающихся в общую мозаику, и очертила поле деятельности для каждого, так или иначе участвующего в покушении.

Величайшая истина, открывшаяся ей в эти напряженные, занятые подготовкой недели, звучала так: каждый должен быть занят своим делом, и это дело по отдельности должно выглядеть невинно. А весь план целиком существовал только у нее в голове.

Заместитель главы службы надзора за рыболовством на Ренхевене за небольшой, но с душой подобранный подарок подписал разрешение на размещение нескольких крупных мереж неподалеку от Башни Дануолла. Разумеется, месторасположение мереж было отмечено большими поплавками, похожими на буи, они были настолько устойчивыми, что на несколько секунд могли бы выдержать даже вес человека.

Сержант, троюродный брат которого работал инженером в шлюзовой камере Башни, по пьяной лавочке рассказал о боковых тоннелях, где были установлены аварийные насосы, достаточно широких, чтобы по ним могли передвигаться ремонтные бригады в случае поломки.

Путем проб и ошибок постепенно выяснилось, кто из гвардейцев, охраняющих Башню, не брал взяток. Их взяли на заметку. От тех, кто брал, попросили оказать не вполне законные, но в целом совершенно безвредные услуги — достать кисточку Антона Соколова, забытую им в беседке около Башни, или, скажем, в определенный день поменяться дежурством с товарищем.

Одна из юных фрейлин императрицы совершенно случайно столкнулась на пороге булочной, куда обычно ходила, с ужасно милым молодым блондином. Они приятно поболтали о всякой забавной всячине — молодой человек работал помощником управляющего на какой-то скучной фабрике на другом берегу Ренхевена, но вел себя на удивление учтиво — и договорились как-нибудь встретиться еще.

И так далее.

* * *

Прошло шесть недель, начался месяц Земли. Отосланный с секретным поручением Лорд-защитник, судя по всему, еще не возвратился — и это было очень кстати. Почти все пункты плана, намеченные Билли, были выполнены, удалось даже заполучить план первого этажа Башни, хотя предполагалось провести операцию в тот момент, когда Императрица с дочерью будет гулять в саду. Билли рассчитала, что на все понадобится примерно шесть минут и четыре человека.

Город жил своей жизнью, борясь с чумой и делая вид, что побеждает. Проводились благотворительные вечера и ярмарки, беднякам раздавались пузырьки с эликсиром и горячая еда, снова запустили несколько больших строек — среди прочего, решили обновить сразу два проекта мостов через Ренхевен, по обеим сторонам от Башни — это должно было дать городу несколько тысяч рабочих мест.

И вместе с тем, чума наступала, просачивалась через щели в дверях, через неплотно притворенные окна, капли пота и тяжелое дыхание. Под ударами болезни не выстоял и рухнул Ткацкий квартал, большинство портных и их клиентов выехали в течение суток, и престижный еще недавно район оказался под контролем сразу нескольких конкурирующих банд. Водоснабжение квартала было перекрыто, и чума распространялась по нему как лесной пожар.

Выяснилось, что лошади тоже болеют чумой — и окраины Дануолла оказались усеяны гниющими тушами. Аристократия массово избавлялась от ездовых красавцев и пересаживалась на рельсовые автомобили и экипажи. Торговцы пускали под нож надежных тяжеловозов, а мясники, ухмыляясь, подсчитывали прибыль от продаж десятифунтовых жестяных банок с «конскими консервами». Многократно взлетел спрос на рикш и грузчиков — ослы и мулы тоже оказались зачумлены, а волы не справлялись с многократно возросшей нагрузкой.

На улицах появились «верзилы» — патрули лучников, передвигающихся на тонких механизированных ходулях, чтобы избежать контакта с зараженными. Вооруженные зажигательными стрелами, они должны были своевременно локализовывать скопления «плакальщиков» и уничтожать их. Поговаривали, что эта идея принадлежала лично Берроузу. Поговаривали, что императрица закрылась в Башне и больше не выходит наружу — но Билли от своих источников знала, что это не так.

С Делайлой девушка за все это время не виделась ни разу. Не было времени, которое — все без остатка — уходило на планирование и организацию. По крайней мере, именно эту причину Билли назвала бы в первую очередь. Но была и вторая — Делайла ее пугала и одновременно привлекала. Это было ненормально, и это мешало работать. Зеленый светлячок мирно дремал под кожей, не привлекая ничьего внимания.

Убийство Джессамины Колдуин и похищение ее дочери было назначено на вечер 18 дня месяца Земли. Корво Аттано, Лорд-защитник, по слухам, уже завершил свою миссию, и теперь направлялся домой, но прибыть должен был не раньше двадцать первого числа. Времени было уйма, и он не успевал до покушения — никак.

Дауд лично ознакомился с планом и одобрил его, Хайрем Берроуз был извещен о точной дате операции, братья Пендлтоны должны были выступить посредниками в передаче Эмили Колдуин и предоставить ей надежное убежище на период правления будущего Лорда-Регента. Убежище, ха! Билли могла бы поспорить, что девчонку спрячут поблизости от принадлежащего Пендлтонам борделя (официально — купален) «Золотая кошка», или даже в нем самом. Подходящее место, нечего сказать — хотя, с другой стороны, там хотя бы было чисто.

Утро накануне дня операции выдалось тихим и туманным. Ночью ветер нагнал с реки влажную легкую дымку, и взошедшее солнце просвечивало сквозь него старым керосиновым фонарем. Билли сидела за столом в полупустом по случаю раннего часа кабаке и неотрывно смотрела на пульсирующее зеленое пятнышко. Она хотела видеть Делайлу. Она опасалась ее увидеть. Ей было интересно, и тревожно, и не по себе — ей _нужно_ было встретиться.

«Билли? — раздался в голове знакомый голос. — Я уж думала, ты совсем забыла о нашей маленькой встрече. О наших… особых отношениях».

Девушка поежилась.

«Нет, я… было много работы… я… не могла ее оставить», — зачем-то оправдываясь, неловко подумала она.

«Не стоит извиняться, дорогая, — в голосе зазвучали покровительственные нотки. — Приходи, я тоже хочу тебя увидеть. Вижу, ты в северной части города, это очень удачно. Чтобы добраться до поместья Бригмор, тебе вот что нужно сделать…»

* * *

— Это было… неописуемо, — выдохнула Билли через несколько часов. Они лежали, обнаженные, раслабленные и довольные, в, похоже, единственной целой кровати бригморского поместья — да и та после их недавних игр держалась, можно сказать, на одном честном слове. Открытые глаза Делайлы мерцали в полумраке странным светом, по влажной коже ползли приятные мурашки.

Билли Лерк и раньше обычно предпочитала женщин, с тех самых пор, как поняла, чем девочки отличаются от мальчиков, но сейчас — сейчас все было совсем иначе. Все было иначе с самого начала.

Бригморское поместье располагалось на самом берегу Ренхевена, в низкой широкой лощине почти за чертой города. Поместье выглядело необитаемым, добраться к нему у обычного человека шансов не было — единственная подъездная дорога оказалась наглухо завалена, а любой мало-мальски крупный корабль немедленно сел бы на мель у пологих берегов, окруженных со всех сторон скалами, которые давно облюбовали себе речные хрустаки.

Счастье, что назвать Билли обычным человеком было совершенно невозможно.

Она кошкой — которых в Дануолле становилось с каждым днем все меньше и меньше — спустилась с круч, нависших над лощиной, тенью мелькнула над сочной, напоенной влагой травой и приземлилась уже на территории поместья. Для непрошенных гостей здесь были приготовлены разные неприятные сюрпризы, но к Билли это не относилось — она на минуту задержалась во дворе, вдыхая ароматный — как же это чувствовалось после всех дней в пропахшем дымом и горелым жиром Дануолле! — воздух и осматриваясь.

Тишина, какая здесь стояла тишина. Когда годами живешь в городе, воспринимаешь шум как обычную часть быта, наподобие плеска волн за окном или следов рвоты на мостовой. Грохочут по улицам экипажи и грузовые фургоны, воют страхолюдные волкодавы на поводках Смотрителей, работает в отдалении фабрика, в темной аллее по соседству из чьей-то перерезанной шеи темной плотной струей льется кровь… В Бригморе было оглушительно тихо — даже трава под ногами Билли шуршала слишком громко, не стоило ей этого делать. Не стоило нарушать этого торжественного, прямо-таки религиозного молчания.

Когда-то семья Бригмор была одной из богатейших в Дануолле — торговля лесом выглядела беспроигрышным делом. Продавали прямой корабельный лес, продавали корявый и сухой на растопку, продавали ценные породы на мебель и безделушки. Технический прогресс уничтожил основу благосостояния Бригморов менее, чем за поколение — стальные корабли пришли на смену деревянным лоханям, а дома обзавелись паровыми котлами и железными батареями отопления. Последний наследник разорившегося семейства то ли неудачно продал фамильный особняк, то ли там что-то случилось уже позднее — но счастья он никому не принес. Под постепенно разрушающейся крышей одно время находилась перевалочная база контрабандистов, потом малина какой-то захудалой банды, а потом… сюда пришла Делайла.

Тихонько шурша мокрой травой под подошвами сапог, Билли подошла к крыльцу и озадачилась — массивная деревянная дверь оказалась распахнутой настежь, а внутри, насколько можно было видеть, не было ничего, сплошная тьма с редкими проблесками непонятных оранжевых огоньков. Ничего себе таинственность…

Девушка вступила внутрь и с непривычки закашлялась — та же странная пыльца, что была тогда, в комнате без потолка и пола, щекотала нос и горло. Не то, чтобы это было неприятно… словно с размаху падаешь в темную, теплую воду, и теперь она медленно продвигается к легким, мягко, но настойчиво вытесняя последние пузырьки задержавшегося воздуха.

«Добро пожаловать в Бригмор», — прозвучало в голове, и Билли от неожиданности вздрогнула. Постойте-ка…

В голове?

Нет.

Билли обернулась. Перед ней, оценивающе склонив голову набок, стояла Делайла.

— Все-таки пришла, — ведьма улыбнулась одними губами. Вокруг нее то вспыхивали, то гасли мертвые желтоватые огни, и кто-то гудел в голове на одной низкой ноте. А вот запаха больше совершенно не чувствовалось, воздух был темен и свеж — удивительно. — Хорошая девочка. Дай-ка я тебя поцелую.

Билли ощутила волнами исходивший от ее тела холод и задрожала, то ли от страха, то ли от предвкушения. Что с ней теперь будет, что с ними теперь будет, что будет со всем миром, когда они наконец окажутся вместе. Легкие издавали слабый, отчаянный писк — так пищит кролик, попавший в силки. Она закрыла глаза и почти не ощутила поцелуя, только нежное касание кожи и легкое дыхание у обветренной щеки, и ускользающий, едва заметный аромат цветов, как на весеннем, пробуждающемся от зимней спячки лугу. В нем была свежесть и прохлада, и радость и целый водопад наслаждения от того, что это — это наконец случилось. Теперь все будет хорошо. Теперь все будет как следует.

Но потом пришла жара.

И это было неописуемо.

— Ты правда так думаешь, дорогая? — Делайла перекатилась на живот мягким, кошачьим движением. Белая кожа, казалось, сверкала даже в полумраке. — Я рада. Люблю дарить людям радость.

Сколько сейчас было времени? День или ночь? Билли сбилась со счета давным-давно — часы болезненно-острого наслаждения сменялись краткими минутами отдыха, напоминавшего забытье. Долго ли она здесь? Она не знала. Возможно, прошло уже несколько дней, и покушение на Императрицу уже прошло и оказалось — конечно же, оказалось! — успешным. Нет, нет, это, конечно, невозможно — она ведь принимала в нем непосредственное участие, Делайла должна была предупредить…

Делайла.

Короткие черные волосы, торчащие сейчас в стороны смешными ежиками, острые тивийские скулы, почти мальчишеское угловатое тело. Что в ней было такого, отчего сердце Билли, циничной и равнодушной суки, как она предпочитала о себе думать, заходилось галопом? Девушку тянуло к ней, тянуло гибельно, неправильно, нездорово — неостановимо. Говорят, сердечные дела рано или поздно сводят всех в могилу… Может и так, но до чего же приятен этот путь.

Она протянула руку, провела подрагивающей ладонью по спине, миновала выступающие худые хребты лопаток и низкую ложбинку поясницы, и направилась было ниже, но Делайла отвела ее руку.

— Все ли готово на завтра?

Билли совершенно не хотелось сейчас возвращаться к этой теме; по правде говоря, ей хотелось совершенно другого — в который раз за эти длинные, короткие часы — но почему-то ей показалось необходимым ответить.

— Мы подготовили все, что зависит от нас… Оорин пойдет в рейс в три часа, и около пяти будет на месте. Источник из Башни даст сигнал — остается ли Импе… цель внутри, или выйдет с дочерью на улицу. В первом случае все будет чуть сложнее, хотя у нас есть карты и отмычки к двум техническим люкам, ведущим внутрь. Во втором — сложностей не будет совсем, кое-кто из стражи не выйдет на посты, другие будут смотреть в сторону. Деньги по нынешним временам стоят немного, но и лишними никогда не бывают. Корво Аттано не вернется еще несколько дней, помешать нам будет некому.

При упоминании Лорда-защитника на лоб Делайлы набежала мрачная тень, и Билли поспешила сменить тему.

— Дальше… цель ликвидирована, а Эмили переходит в руки Хайрема Берроуза. Мы получаем деньги, он — законную, но недееспособную юную принцессу, Империя — разумное управление и железный порядок в каждом уголке. По крайней мере, он так говорит, а по мне — пускай хотя бы с чумой справится — и уже можно будет воздвигнуть ему огромную конную статую из чистого золота в центре города. Со всеми остальными проблемами мы разберемся уже сами.

Делайла мягко улыбнулась.

— Месть решает все проблемы, милая. Только она одна. Но… — она кокетливо зевнула. — Мы что-то совсем заигрались, а время уже позднее. Завтра важный день, Билли — не позволяй своим желаниям брать над собой верх. Ты знаешь, где дверь.

Били покраснела так, что это стало заметно даже на смуглой коже, шлепнула голыми ногами по полу и неуклюже завозилась с лежащей где-то рядом перевязью.

— Я тут… может, понравится… в общем… это тебе! — она протянула Делайле ладонь.

Та несколько секунд изучала черные жемчужины.

— Мило… да, и вправду, очень-очень мило, — заключила она, скатила шарики в кармашек своей черной куртки, в которую уже успела облачиться, и вознаградила робко улыбнувшуюся Билли еще одним неторопливым поцелуем.

Всего лишь поцелуем.

* * *

Обратный путь по грязным дворам и загаженным крышам Дануолла не запомнился Билли ничем, кроме короткого эпизода где-то в районе бульвара Клэверинга. Девушка отдыхала и восстанавливала силы на карнизе неприметного черного от сажи дома после очередного прыжка, когда с крохотного балкончика донесся визгливый голос:

— Конни! Конни! Ну что ж ты за тварь такая, зачем опять притащила крысиные головы! Дрянь!

Недоуменное мяуканье.

— Нет! Даже и касаться этой чумной гадости не буду, возьму каминные щипцы! Вот же безмозглое создание со своими мерзкими подношениями, когда же ты поумнеешь!

Мяуканье.

— Поди прочь с моих глаз, старая дура! Не лови ты так ловко крыс, давно бы от тебя избавились! Пошла вон!

Мимо Билли в подступающих сумерках по крыше шмыгнула серая пушистая тень. На секунду задержалась, мазнула по девушке взглядом желтых блестящих глаз, мяукнула — «глупые, глупые люди, я же от всей души!» — и исчезла в чердачной тьме.

Почему-то остро и отчаянно защемило сердце, городские крыши перед глазами потемнели и налились непроглядной опасной чернотой. Но это длилось всего секунду, и девушка, переведя дыханье, снова прыгнула вперед, как ни в чем не бывало.

* * *

На «фабрике», несмотря на поздний час, было людно. Даже слишком людно — «китобои» сновали туда-сюда с озабоченным видом, словно случилось что-то выбившее хорошо налаженную машину их организации из привычной колеи.

— Билли! — она увидела Мирко, бухгалтер махал ей с ведущей на второй этаж лестницы. — Где ты бродишь целый день? Дауд хочет видеть всех!

— А что такое-то? — в один прыжок девушка оказалась рядом с тощим Даничем. Тот хмуро пожал плечами.

— Понятия не имею. Но случись что-то хорошее, подобной суеты устраивать бы не стали, верно?

Глава «китобоев» был сосредоточен и хмур, на лице застыла привычная раздраженная маска.

— Изменение планов. С маяка в Кингспарроу нужный человек сообщил — корабль Лорда-защитника прибывает в Дануолл завтра рано утром.

— На два с лишним дня раньше… — поморщился Томас. Мирко Данич не сказал ничего — он, естественно, не участвовал в операции напрямую. Билли напряженно размышляла.

— В общем-то, для нас ничего не меняется, так? — сказала она наконец. Дауд кивнул, ткнув для уверенности в нее затянутым в перчатку пальцем.

— Именно. Берроуз уже в курсе, он недоволен, но заказ подтвердил, это не форс-мажор. Корво Аттано тоже придется нейтрализовать.

— По сути, это даже не слишком усложняет нашу задачу, — неожиданно сказала Билли. — А в чем-то даже упрощает.

— Поясни.

— Теперь мы точно знаем, что императрица обязательно выйдет встретить Лорда-защитника, да и Эмили тоже. Если правда то, что болтают насчет отцовства… Мы также знаем примерное время, когда это случится. Это облегчит задачу. Из осложняющих факторов можно назвать только присутствие Корво, но способности «китобоев» сведут на нет и эту задачу. Ни один человек не способен тягаться с подготовленными ассасинами — даже упертый серконосский головорез.

— Я сам с Серконоса, — уронил Дауд. Если он и испытывал какие-то эмоции, это было незаметно. — И знаю, на что способен обученный телохранитель. Тем не менее, хороший анализ, Билли, и в основном я с ним согласен. Операция переносится на утро — сообщите капитану, страже и прочим заинтересованным. В остальном изменений не предвидится, кроме одного: Билли, ты в ней участвовать не будешь.

— Что? Но, мастер Дауд, ведь я…

— Слишком опасно. Серконоссцы защищают своих женщин до последнего — это будет жестокая схватка, и я не хочу терять в ней лучших людей. Томас, вместе с тобой пойдут Юрий и Барнарт, я не ошибаюсь? Прекрасно, вы знаете, что делать. Жду вас завтра в пять утра в условленном месте. Все свободны.

Билли Лерк покинула комнату со ощущением сверхъестественной легкости. Все, все, что случилось — это было неправильно, несправедливо. Ее продуманная до мельчайших подробностей операция, и ее успех, который теперь целиком достанется Дауду. Билли не питала иллюзий и понимала, что Дауд и сам имел на этот успех не меньше прав — это под его руководством «китобои» стали тем, чем были теперь, грозной силой, отмеряющей жизнь и смерть каждого в Дануолле, но все же…

Она шла по улицам, без разбора ступая по лужам и разбрызгивая вокруг грязную воду. Губы подергивались от едва сдерживаемых эмоций и не сказанных вовремя слов.

Случившееся было попросту бесчестно — Делайла бы ее сейчас поняла. «Каждый должен добиваться своего сам — последний ли он нищий, простой булочник, или, скажем, аристократ с родословной, уходящей назад на тысячу лет». Все так. Аристократ или убийца — ты не имеешь права забирать себе то, что принадлежит другим по праву. А если уж забираешь — будь готов столкнуться с последствиями.

Билли и сама не заметила, как оказалась «дома» — в крохотной съемной комнатушке с окнами на канал, освещаемой двумя старыми масляными лампами. Она раздраженно бросила в угол пояс, перевязь и маску, скинула сапоги и лицом вниз рухнула на кровать. Она не плакала, разумеется — Дануолл давал такую привилегию только жертвам чумы. Но ей было обидно и больно — как будто предал близкий, хорошо знакомый и почти родной человек.

Этой ночью Билли Лерк не видела никаких снов, тревожных или нет — одно только ощущение падения в темную, пахнущую полевыми цветами, ласковую бездну, из которой не было ни спасения, ни возврата.

* * *

Глава 5

Дверь за их спинами закрылась с противным лязгом. Щелкнул замок, шаги охранника затихли в коридоре, стал слышен лай волкодавов в псарне — она тут была недалеко. Откуда-то доносились громкие, но невыразительные крики, словно человек, их издававший, уже порядком устал кричать, но остановиться не мог. Капала вода, кисловато пахло щелоком, шуршали по покрытому соломой полу крысы.

— Правила требуют, чтобы перед началом допроса я представился, — сказал первый человек, лет сорока, темноволосый, с глубоко посаженными черными глазами и крупным, свернутым набок носом-клювом. — Итак, Фарли Кук, старший инспектор Криминального Департамента Аббатства Обывателей. Расследую преступления Хайрема Берроуза, бывшего Лорда-регента… а также серию событий, произошедших в Дануолле в период между Месяцем Стужи и Месяцем Льда… и продолжающихся до этого момента. Назовите свое имя и род занятий для аудиографа.

Второй человек, кажущийся высоким, даже сидя на неудобном деревянном стуле, молодой, с тонкими, красивыми чертами лица, кивнул.

— Меня зовут Томас. Я… полагаю, вы можете сказать, что я был одним из «китобоев». Пока они существовали.

— Знаком ли вам человек по имени Дауд? — голос инспектора оставался бесстрастным.

— Разумеется. Я был его помощником… после того, как была изгнана Билли Лерк.

— Что случилось с этой Лерк?

— После ее предательства… Билли больше не была одной из нас. Видите ли, она… можно сказать, недооценила Дауда, решив, что после убийства Императрицы он потерял контроль над собой. Возможно, это и было правдой, или только прикрытием ее истинных мотивов — теперь мы этого никогда не узнаем. Бесспорно одно — после смерти Джессамины Колдуин Дауд изменился навсегда. Все, все изменилось в тот день, когда перестало биться ее сердце. Теперь и я это понимаю.

Фарли Кук скрестил руки на груди и закурил. Синие клубы поднимались к каменному потолку и втягивались, исчезали в темных провалах механической вентиляции. Грубо, но эффективно.

— Полагаю, вам будет лучше рассказать все с самого начала, Томас.

Бывший «китобой» снова кивнул.

— Вы, конечно, правы. Именно так я и сделаю.

* * *

Удача сопутствовала им, несмотря ни на что — и даже нежданное прибытие Лорда-защитника не смогло расстроить планы Билли Лерк. Оорин, от пунктуальности которого зависело в этот раз все, не подвел и вывел корабль в фарватер реки вовремя. Раннее утро, на которое пришлось перенести операцию, оказалось даже более выигрышным временем в смысле достоверности легенды — весь Ренхевен был запружен рыбацкими лодками, среди которых скромный бот Оорина выглядел вполне естественно. Томас, Дауд и остальные, как было договорено, скрючились в три погибели внутри темных бочек, двумя десятками которых был заставлен грузовой трюм. Сладковатый грушевый запах пробивался сквозь фильтры маски, вызывая тошноту, но это не должно было продолжаться долго, и все терпели, вполголоса чертыхаясь.

Их все-таки остановили. Едва бот оставил Затопленный квартал по левому борту, плеск волн требовательно разрезал сигнальный свисток — патрульный катер подходил вплотную. Капитан послушно сбросил ход, и по деревянному настилу почти сразу загрохотали чужие подкованные сапоги.

— Что везешь, шкипер? — голос проверяющего офицера выдавал возраст. Немолод, это плохо, такой, открыв ненароком случайную бочку и увидев внутри темную фигуру в газовой маске, скорее всего, воспользуется кортиком, не раздумывая. По плану Билли Лерк, в этом случае проверяющих следовало убить, патрульное судно захватить и продолжать операцию оставшимися силами. Впрочем, сама Билли оценивала в этом случае шансы на успех как невысокие.

— Груши в Матчерхевен, — не затруднился с ответом Оорин. По голосу было ясно, что пожилому морскому капитану и самому не в радость дурацкая поденная работа, но время такое, приходится браться за то, что есть. Доски палубы скрипнули под шагами офицера.

— Не рановато собрался? Солнце едва взошло.

Оорин, судя по звуку, смачно сплюнул в воду.

— Заказчик, чтоб ему, помешан на диетах и пунктуальности. Если заказал десять бочек груш с Тивии, то подайте ему их точно в десять утра — специально вписал это в договор поставки, так что я решил подстраховаться и вышел пораньше.

— Кто вообще ест эту тивийскую дрянь? — офицер хмыкнул. — Меня от одного их запаха блевать тянет.

— А думаешь, почему я на палубе все время торчу, хотя с ночи на воде еще — ух как свежо! — ловко подхватил и развил панибратскую нотку Оорин. — Весь трюм им провонял, ума не приложу, как выводить теперь.

Офицер вздохнул.

— И все же порядок есть порядок, обязан проверить соответствие груза. Проведи вниз, шкипер.

Короткая лесенка вниз опасливо поскрипывала под тяжелыми сапогами. Томас, кажется, вообще перестал дышать, голова звенела от недостатка воздуха, но мозг старательно заполнял нос воображаемым приторным запахом.

Шаги остановились совсем рядом с его бочкой. В крышку глухо ударил кулак.

— Плотно закрыты, как мне кажется, откуда же такая вонь? Попробуй раствором щелока обмыть, Смотрители, я знаю, у себя борются с запахами именно так. Кровь, блевота — то-се.

Шаги протопали по лестнице вверх, и поперек палубы.

— Спокойной поездки, шкипер.

— Благодарю, сэр, — голос Оорина оставался почтительным. Со скрипом убрали сходни, и патрульный катер, оставляя едкий дымный запах, заработал мотором. Томас вспомнил, закашлявшись, что нужно продолжать дышать.

— Вот что, дорогие мои грушевые странники, — сообщил Оорин им через некоторое время, снова спустившись в трюм. — Приближаемся к Колдриджу, до Башни с полмили, так что уже можете выбираться из бочек, да и выползать на палубу. Все сделано в лучшем виде.

Первым из отвратительной духоты выскочил едва не теряющий сознание Томас, потом вылетела крышка из бочки Дауда, главарь «китобоев» выбрался из нее одним гибким движением, словно распрямившаяся пружина. Юрий и Барнарт, подмастерья, предназначенные работать вторыми номерами, торопиться не стали — демонстрировали Дауду свою основательность.

На палубе было ветрено, солнце просвечивало сквозь низкие полупрозрачные облака, в вышине кричали и кружились чайки. Слева проплывала тронутые разрушением здания рядом с «Песьей ямой», вдалеке вонюче дымила чья-то фабрика, а справа уже вырисовывалась светлым нерушимым силуэтом Башня Дануолла, на всех шпилях трепетали голубые флаги Колдуинов. Вот только…

Никаких следов корабля Лорда-защитника.

— Неужто проворонили? — Дауд воткнул в глаз крохотную лупу, похожую на ту, которой пользуются часовщики, но выполняющую, скорее, функции бинокля. — Не похоже… Вон и лодки стражи у шлюзовой камеры все еще дежурят, никуда не делись. Значит, опаздывает.

Он повернулся к Оорину.

— Извини, старик, придется потерпеть нас еще немного. За простой доплатим.

Время тянулось медленно, солнце лезло по небу все выше. По реке несколько раз прошли китобойные суда с грузом, к Колдриджу один за другим прибывали тюремные катера с новыми партиями заключенных, и тогда Оорин начинал тревожно стрелять глазами. Но никто, похоже, не обращал внимания на бот, одиноко вставший на якорь у противоположного от Башни берега.

— Есть! — Барнарт увидел цель. Обыкновенный китобой, какие постоянно ходили по Ренхевену, но под личным флагом Императрицы. Корво Аттано прибыл на место.

— Ждем, — коротко обронил Дауд. — Сейчас стража самая нервная. Пусть спустят шлюпку, пусть зайдут в шлюз.

Так и случилось — маленькая четырехместная моторная лодка быстро шмыгнула в распахнутые ворота длинной шлюзовой камеры. Створки медленно сошлись, протяжно взвыли электрические насосы, подававшие воду на тридцатиметровую высоту. Здесь был опасный момент — план предполагал, что им удастся проникнуть внутрь камеры, чтобы потом через служебные тоннели попасть на крышу. А внутрь можно было проникнуть только если камера была пуста, а ворота открыты. Стоит ленивым техникам промедлить со сбросом воды — и Корво с Императрицей отправятся в Башню, откуда доставать их будет куда сложнее.

Но «китобоям» в этот день определенно везло. Раздалось шипение, у запертых пока ворот вскипели пенные вихри — лишняя вода с усилием сбрасывалась в Ренхевен. Моторные лодки императорской стражи заревели моторами и, окутавшись клубами черного дыма, отошли подальше.

— Сейчас, — определил Дауд и встал. — Заводи мотор, старик, нам нужно быть по меньшей мере в двадцати метрах от ближайшего поплавка.

— Слишком близко, — запаниковал внезапно Оорин, — патрульные нас тут же примут, нужно бы дальше, вам и так сойдет…

— Быстро! — рявкнул Дауд. Вокруг левой перчатки разгоралось мертвенное, неживое сияние. — Счет пошел на минуты, поэтому заткнись и двигай свою лоханку!

Оорин заткнулся. Бот хрюкнул двигателем и принялся разворачиваться в сторону Башни. Слишком медленно.

— Не успеем, — неожиданно сказал молчаливый Юрий. — Чертов шкипер испоганил весь план. Нужно прыгать, Дауд, добираться своим ходом.

— Потерять всю маскировку и засветиться еще до начала операции? — покачал головой Дауд. Шрам на смуглой щеке налился трупной белизной — Нет. Успеем.

Они успели. Ворота, за которыми больше не было сплошной стены воды, открывались, когда бот, фырча двигателем, неторопливо проплыл в сотне метров от них, точно по тальвегу Ренхевена, в полном соответствии с правилами речного судоходства.

— Ну, пошли, — Дауд был совершенно спокоен. Перчатка пылала ровным белым огнем, воздух вокруг нее дрожал и переливался острым светом бриллиантовых граней. Томас стал рядом, вторые номера — за ними.

«Пересечение» — совсем простое заклинание, его «китобои» осваивают одним из первых. Мгновенный перенос на несколько десятков метров в любом направлении, точная дистанция и время подготовки зависит от физического состояния, решительности, настроения и еще десятка параметров, точный смысл работы который наверняка не понимал сам Дауд. И у Юрия, и у Барнарта «пересечения» получались особенно хорошо.

Вот и сейчас словно призрачный голос прошептал Томасу в ухо «су… фтах!» — и в тот же миг он оказался уже на первом буе. Тот опасно накренился под его весом, и Томасу пришлось перемещаться дальше. Дауд уже успел «пересечь» куда дальше, почти до самой камеры — но он был мастером, отмеченным Чужим, и эти способности ни у кого не вызывали удивления.

Внутри шлюза было тихо и сумрачно, стражники переговаривались где-то вверху, а здесь только капала из огромных труб последняя стекающая вода, и доносился неумолчный перестук механизмов. По переплетениям труб и узким служебным коридорам, где бегали, дрались и лакомились объедками крысы, они, оставаясь незамеченными, перебрались на верхние уровни, туда, где располагались пульты управления шлюзовыми воротами. Дауд не стал разбираться с тонкостями переключения и просто приказал Юрию заклинить ворота в нынешнем положении — следовало подготовить путь отхода.

Все было готово. Четверо убийц просочились через вторую дверь в комнате управления и оказались на лестнице, ведущей к сторожевой башне. Как и было оговорено заранее, на всем пути им не встретилось ни единого человека. Кто-то, быть может, и увидел краешком глаза черные тени, скользящие где-то на периферии, но тут же отвернулся, убедив себя в разбушевавшемся воображении. Всем нужным людям было заплачено, и все умные люди знали репутацию «китобоев». Даже те, кто искренне любили Императрицу, напоминали себе про тяжелое время, в котором приходится выживать любыми путями, и старались не думать о том, что произойдет, когда Дауд достигнет своей цели.

И правильно делали.

На башне стоял часовой — из тех самых, что не брал взяток. Принципиальность обошлась ему дорого, Барнарт, переместившись человеку за спину, бесшумно вогнал клинок в печень. Стражник попытался крикнуть — изо всех сил, хватаясь за последние секунды стремительно вытекающей жизни, но его рот плотно закрыла рука в кожаной перчатке. У этого человека были принципы, он остался верен Джессамине Колдуин до самого конца, и Томас покачал головой, отвернувшись.

Барнарт и Юрий уже переместились на крышу шлюза, и махнули вперед, к Башне. Возможно, рваный грохот их сапог и был способен кого-то встревожить, но это уже не имело особого значения — операция приближалась к ключевому моменту, теперь все решала скорость.

Очередное везение — или это Чужой им пошептал? — Императрица и Эмили все еще были во дворе Башни, в уединенной беседке, а из охраны рядом виднелся только Корво. Наверное, все же Берроуз убрал лишних свидетелей и потенциальных жертв. Метрах в пятидесяти Антон Соколов задумчиво и неспешно рисовал портрет Верховного смотрителя Кэмпбелла, но эти не выдадут, свои люди, все понимают.

Их заметили, но слишком поздно, да и к тому же, Императрица явно не понимала, что происходит. Корво не понимал тоже, но был готов: в правой руке у него как-то сам собой образовался клинок, в левой — пистолет.

Барнарт прыгнул к беседке первым, Юрий чуть помедлил, но последовал за ним. Пистолет в руке Лорда-защитника окутался синим дымом — Корво не питал иллюзий, что произошла странная ошибка, и с людьми в черных масках можно договориться. Томас невольно залюбовался четкими, выверенными движениями темноволосого телохранителя с усталым лицом — оба вторых номера уже получили по пуле и, оставив на каменном полу беседки капли крови, «пересекли» прочь.

Как, собственно, и задумывалось.

В стороне Хайрем Берроуз что-то объяснял подбежавшим с оружием в руках гвардейцам. Возможно, что ничего особенного не происходит, а может быть, и наоборот — имеет место дерзкое покушение сбрендившего от постоянного недосыпа телохранителя. В любом случае, времени оставалось мало. Дауд думал так же: показав два пальца и ткнув кулаком вперед, он отдал приказ. Томас прыгнул к беседке.

Эмили, девочка лет десяти в белом костюмчике и нелепым бантом в коротких темных волосах, прильнула к Корво, тот успокаивающе гладил ее по голове, рядом стояла Джессамина, облегчение на красивом лице медленно сменялось ужасом. Они что, правда думали, что все уже закончилось, убийцы отступили, и сейчас на помощь явится их верная гвардия? Глупые, наивные люди.

Томас использовал «Путы», заклинание, доступное только наиболее способным из подручных Дауда. Лорд-защитник дернулся, ноги в блестящих сапогах заскребли по камню, теряя опору — тело поднялось в воздух, беспомощно трепыхаясь. Рядом возник Дауд, схватил Эмили — и Джессамина словно очнулась.

— Не трогай ее! — она бросилась наперерез. Дауд отпустил девочку и повернулся к Императрице. Теперь уже, наверное, следовало сказать — бывшей Императрице. Влепил ей пощечину. Джессамина отступила — по всей видимости, больше шокированная, чем испуганная — и Дауд стальным серконосским захватом схватил ее за горло. Корво извивался в воздухе, пытался поднять руку с клинком, затем крикнуть, возможно, позвать на помощь, но заклинание забрало весь воздух у него из легких и глушило звуки.

Джессамина замерла, припертая к ограде беседки. Дауд был совсем близко. Он бросил взгляд на правую руку, в которой был по-прежнему зажат короткий китобойный клинок — и без замаха вогнал его женщине под сердце. Время словно замерло — Томас умел замедлять течение времени, но сейчас это было просто выражением — и он успел увидеть боль и неверие на лице Корво, значит, правду говорили про них, это не гримаса верноподданного, не добросовестное старание телохранителя, это отчаяние мужчины, теряющего любовь своей жизни.

Отвлекаться, однако, не стоило.

Томас подхватил Эмили, которая пыталась отползти в сторону, и, прижав ее к себе, прыгнул обратно в сторону шлюза. «Су-фтах!» Обратный путь прошел совершенно без приключений, на корабле его уже ждали перебинтованные «вторые номера» и хмурый Дауд, однообразными, механическими движениями протиравший свое оружие до зеркального блеска.

Клинок Дануолла нанес очередной удар — точный и безжалостный, как обычно.

* * *

Мужчина на неудобном деревянном стуле пошевелился. Вечер за окном густел, обещая темную, окутанную густыми тучами, ночь. Аудиограф продолжал поскрипывать, перфорируя картонные пластинки и прилежно фиксируя все стуки и шорохи подвалов Аббатства.

— Выходит, прямо сейчас у нас в руках находится ни кто иной, как непосредственный похититель будущей императрицы Эмили Колдуин! — произнес он с иронией. — Прекрасно. Прекрасно. Никогда не думал, что мне так повезет.

— Насчет «в руках» — это преувеличение, — поправил его тот, что рассказывал. — Операция была плодом творчества многих людей. Хайрем Берроуз приказал похитить Эмили Колдуин, Билли Лерк спланировала его, Дауд занимался руководством — а я лишь был непосредственным исполнителем, острием клинка, если так можно выразиться.

— Пусть так, — отмахнулся инспектор Кук. — А что случилось с леди Эмили после?

— Там все было просто, мы прошли Ренхевен вверх по течению и передали девочку братьям Пендлтонам. Думаю, они прятали ее в «Золотой кошке» — удобно, безопасно, надежно. Кто станет искать принцессу в борделе? Корво, как вы знаете, обвинили в цареубийстве — доказательств не было никаких, мотив отсутствовал, куда пропала дочь Императрицы, не сообщали — но кому были интересны эти мелочи? Глухо говорили лишь о том, что Берроуз, сразу же назначивший себя Лордом-регентом, очень уж ловко воспользовался сложившейся ситуацией, но напрямую обвинить его в смерти Джессамины никто не додумался. В этом смысле все прошло удачно.

— А в каком нет?

Томас скривил губы.

— Дела пошли не туда почти с самого начала. Предполагалось, что Берроуз предпримет жесткие меры по стабилизации экономики и разработке вакцины против чумы. Но все осталось так же, как и при покойной Императрице, даже еще хуже: аристократия осталась при своих, даже увеличила власть и влияние, а бедных бросили даже пытаться вылечить. Лорд-регент принялся внедрять в жизнь едва ли не все изобретения Соколова — пистолеты, работающие на ворвани, стены света, разрядные столбы, сторожевые башни… да только смысла в этом не было никакого — крысы не ходят через ворота, и ядром из башни их не убьешь. Все это проектировалось и использовалось только и исключительно против зараженных. Против людей…

Бывший «китобой» глядел опустевшими глазами в пустоту.

— Их убивали каждый день, сотнями, и ткацкие фабрики не справлялись с заказами на саваны для покойников — пришлось неофициально подключать откровенные банды, тех же Шляпников, к примеру… Целые районы города пришлось отрезать, ввести карантин, обречь всех жителей на долгую мучительную смерть без шансов на лечение, без надежды на уход. По сути, Берроуз делал то же, что и Джессамина, только более грубо и безответственно — оберегал себя и своих людей и плевал с высокого шпиля перестроенной Башни Дануолла на всех остальных. Городу перешибли позвоночник, но вместо лечения затянули в жесткий стальной корсет — и он бился в агонии, умирая. Это было не то, на что мы рассчитывали.

— Кстати, он к вам больше не обращался? — спросил инспектор, что-то отмечая у себя в блокноте.

— Даже если бы и хотел, то не знал куда, мы перебрались на новое место сразу после покушения, Дауд решил, что осторожность не помешает. Затопленный финансовый район Радшора, его центральная часть, оказался почти идеальным местом в смысле надежности — ни деятельности чересчур наглых банд, ни рейдов городской стражи можно было не опасаться. А запах — из Затопленного квартала очень быстро сделали свалку для тел умерших от чумы — что ж, у нас были маски, да и вообще ко всему можно притерпеться.

Томас невесело усмехнулся.

— Самое обидное, что придраться было не к чему — деньги Берроуз аккуратно заплатил, сделку выполнил. Вот только заказов мы после этого, можно сказать, не получали — Лорд-регент принялся чеканить монеты направо и налево, грянула инфляция, и наши услуги стали мало кому по карману, а старые накопления обесценивались прямо на глазах. Так что, по сути, Берроуз надул нас и здесь.

Где-то вдали, далеко в море, сверкнула молния — в комнату залетел только ее слабый отблеск, но Томас не заметил и его, он уставился в исцарапанную бесчисленными наручниками прежних заключенных столешницу.

— Но главное даже не в этом. Больше всего изменился сам Дауд. Он и раньше-то был не слишком разговорчив, но теперь полностью замкнулся в себе. Случалось, он целыми днями сидел на верхнем этаже бывшей Торговой палаты Радшора, о чем-то раздумывая, перечитывая свои журналы и книги, надиктовывая целые стопки пластинок на аудиограф. Заказы стали редкими, но он часто не брал даже те, что нам предлагали, и это приводило Билли Лерк в ярость. Убийство Императрицы что-то выключило в нем — а может быть, наоборот, включило. Возможно, перед тем, как его клинок остановил сердце Джессамины, Дауд увидел в ее глазах то, что поколебало его уверенность в собственной правоте. Секунда сомнения, маленькая искра колебания… но за последующие месяцы эта искорка разгорелась в пожар, который пожирал его изнутри. Особенно учитывая, что каждый новый день доказывал — Хайрем Берроуз справлялся с управлением Империей куда хуже Джессамины.

Томас пожал плечами.

— Хотя, на мой взгляд, она все равно носила слишком много косметики.

— Что произошло потом?

— Дауду было откровение, что-то связанное с именем «Делайла». Быть может, он воспринимал это как знак того, что еще не все потеряно, что он не окончательно сбился с предназначенного пути. А быть может, считал это своим наказанием — хотя судьба, как мы знаем, не наказывает за жестокость, она работает иначе. Не могу сказать. В поисках Дауда сопровождала только Билли, и он не посвящал в них больше никого. Сама Билли тоже изменилась, постоянно пропадала где-то, хотя раньше отлучалась только с разрешения мастера. Судя по всему, исчезновение Бандри Ротуайлда, владельца «Бойни Ротуайлда», было как-то связано с этой загадочной Делайлой, да и барристер Тимш попал в тюрьму очень уж вовремя. Честно говоря, я не следил, у нас тогда хватало своих забот, а тут еще проблема с Билли…

— Билли Лерк, помощница Дауда? Что случилось с ней?

Томас покачал головой.

— Глядя на состояние мастера Дауда, она решила занять его место, для чего заручилась помощью той самой Делайлы — ведьмы, как оказалось. Мастер смог справиться с ситуацией, и хотя избежать потерь среди наших не удалось, Делайла больше не представляла угрозы ни для нас, ни для простых людей. Билли была изобличена в предательстве, но не смогла поднять руку на Дауда, и тот приказал ей навсегда покинуть город. Не знаю, чем это было — жестом неожиданного милосердия или изощренной карой, ведь вдали от мастера Билли неизбежно потеряет все свои способности, а больше она ничего не умеет делать…

— Да, вот кстати, — инспектор наклонился вперед, в темных глазах зажегся интерес. — Ваши способности… они любопытны. Не то, чтобы я интересовался какими-то подробностями, разумеется, Аббатство этого не одобряет… Но, возможно, мы используем познания «китобоев» в расследовании дел, с которыми возникли определенные трудности.

Он достал из-под стола кожаный портфель, а из него — стопку бумаг.

— Месяц назад был убит Верховный смотритель Кэмпбелл. Через несколько дней — братья Пендлтоны. Похищен Королевский лекарь Соколов. Затем последовала резня в особняке сестер Бойл — ума не приложу, как они были причастны к убийству Джессамины Колдуин, но «образ действия» абсолютно аналогичен предыдущим эпизодам. И наконец — смерть Лорда-регента буквально неделю назад. Будет ли разумным поинтересоваться…

— Разумеется, это дело рук Корво, — пожал плечами Томас. — Он отомстил всем, причастным к гибели его любимой женщины, и я говорю это, потому что знаю наверняка. Но вы, кажется, хотели спросить меня о другом?

Фарли Кук сжал губы.

— Сейчас, во времена хаоса и заговоров, первым заданием Аббатства, Корпуса Стражи и нашего Департамента является обеспечение безопасности правящей верхушки. Без нее все окончательно погрузится в кровь и смерть, а этого допустить нельзя. В ближайшие дни Лорд-регент Хэвлок, Верховный смотритель Мартин и леди Эмили Колдуин намереваются осмотреть маяк на остров Кингспарроу, и есть информация о возможной угрозе их жизням и здоровью. Заинтересованные службы хотели бы разработать меры противодействия неизвестному злоумышленнику… впрочем, уже известному… а для этого им нужно представлять его возможности.

— Я не против, попробую помочь, — обронил Томас. Инспектор разложил перед ним исчерканные листы.

— Это работы наших художников, отобразивших места преступления и прилегающие к ним районы, начиная с дела Кэмпбелла и далее по порядку. Подписи сделаны мной, на случай, если что-то будет не совсем понятно.

— Да нет, все ясно, — сказал Томас. Лицо его было спокойно, но глаза на миг недобро прищурились. — Все ясно, как день.

Глава 6

Молодой сержант едва удерживался, чтобы не сблевать.

— Они пришли со стороны Клэверинга, господин инспектор, — сообщил он сдавленным голосом, бегая глазами и часто сглатывая. — Так мы думаем. Человека три, может, четыре. Отлично подготовленные, вооруженные до зубов. И еще… словом, тут не обошлось без вмешательства сами знаете кого.

— Поясните, сержант. — Фарли Кук широко шагал по бульвару, и хотя лицо его надежно скрывал тканевый респиратор, запах определенно чувствовался. Кровь, холодный металл и… конечно, сладковатая, тошнотворная вонь разложения.

— Здесь, господин инспектор, надобно будет видеть, — сообщил сержант. — Благо мы уже и пришли. Вот, поглядите.

Они стояли у самого входа на площадь — впереди уже маячил мрачный бородатый бюст Бенджамина Холджера, у основания которого был позорный столб, где Смотрители заковывали в наручники своих еретиков.

— Тут… был Смотритель Джаспер, — запнулся сержант. — Едва определили.

Инспектор понимал, почему. Тело Смотрителя было рассечено пополам чудовищной силы замахом, а голова отсутствовала вовсе. Инспектор почти равнодушно нагнулся к трупу, осмотрел линии срезов, пригляделся к темной, расшитой серебром форме, уделив особое внимание воротнику, с внезапной надеждой обернулся на протыкающую вечернее небо лысину Холджера — но тут же снова поскучнел.

— Кто был в кандалах?

— Тиг Мартин, Смотритель-отступник. Кандалы явно открыты третьим лицом, видите — рычаг поднят.

Инспектор видел.

— Голову нашли? — Сержант мелко закивал.

На три трупа посреди улицы, в паре десятков метров от первого тела, Кук уже покосился флегматично, как на бессловесный предмет интерьера. Или, скажем, на крысу посреди комнаты. Неприятно, конечно, но неизбежно.

— Смотритель Морган, — сообщил сержант. — Убит арбалетным болтом. Сверху.

Инспектор осмотрел тело и понял, что доклад был не совсем точен. Стрела и в самом деле засела точно в макушке, но угол ее входа в череп показывал… хм… и это уже не говоря о…

Все это было очень странно.

Еще два трупа лежали поблизости, уже на подходе к главным воротам в Канцелярию Главного Смотрителя. По словам сержанта, их звали Шоу и Уилсон. Шоу повезло больше, он был убит одним точным ударом в сердце, и оружие осталось в ножнах. Уилсон, судя по всему, успел оценить ситуацию, обнажил клинок и даже сделал один выпад — на лезвии осталась глубокая зарубка. А потом…

— Зажигательная стрела, сэр, — сообщил сержант. — Тоже сверху, в самую маковку. И тут же лежала голова Смотрителя Джаспера. Темные дела, понимаете, о чем я толкую, сэр?

Все это напоминало какой-то страшный театр абсурда. Неведомые убийцы презирали все писаные правила — они не таились в тенях, не выжидали удобного момента, они просто шли (летели?) вперед, оставляя за собой кровавый след. Они шли и действовали так, словно знали, что бессмертны.

А может, просто не ценили ни своей, ни чужой жизни?

Поражала стремительность нападавших — в полусотне шагов несли свою вахту еще четверо Смотрителей, и они не видели и не слышали ничего. Все четверо. Словно и не погибли в агонии совсем рядом их собратья, словно и не было быстрой, не по делу жестокой атаки на Верховного Смотрителя Кэмпбелла. Инспектор был немолод, он успел повидать разное и привык очень мало удивляться. Но происходящее здесь, на залитой дождем и кровью площади, выходило за рамки привычного. Здесь сгущалась тьма, она заползала в сознание, устраивая там неуютные мохнатые сумерки, и эту тьму были не в силах разогнать даже ослепительно яркие прожекторы Смотрителей.

Фарли Кук поежился.

— Веди дальше, — буркнул он сержанту.

Путешествие по стального цвета коридорам Канцелярии слилось в один тягучий болезненный полусон, будто неумелый лекарь опасливо тянул гнилой зуб. Парадный вход не открывался — убийцы сразу оказались на втором этаже… два патруля, вырезанные в какие-то секунды, трое из четырех даже не успели обнажить клинки… шаги по впитавшим кровь ковровым дорожкам отдаются мерзким хлюпаньем… Архивист с оторванной — буквально! — головой, которую потом обнаружили в кабинете Верховного Смотрителя… Сам Кэмпбелл вместе с некстати подвернувшимся капитаном Карноу, изуродованные, располосованные какими-то тончайшими проволоками, взявшимися словно бы из ниоткуда…

Все это создавало впечатление чего-то черного, жуткого, страшного. Не поймите неправильно — в Криминальный Департамент неженок не брали, да и год крысиной чумы приучил смотреть на чужие смерти слегка отстраненно, даже холодно. Но здесь… Казалось, те, кто тут прошли, не знали никаких законов — ни высших, ни человеческих — и походя забавлялись с человеческими жизнями, жестоко, зло — как умели.

И тем не менее, самым плохим было не это.

Как минимум троих человек — одного Смотрителя и двух стражников, сопровождающих невезучего капитана Карноу — сожрали крысы.

— Невозможно, сэр, — отказался один из немногих оставшихся в живых этой ночью служащих Канцелярии. — Никаких крысиных стай в окрестностях площади Холджера, Аббатство этим гордится. Постоянные отравы, ловушки и специальные патрули. Единичные экземпляры — да, время такое… Но стая, достаточная для нападения — нападения, сэр! — на трех вооруженных бодрствующих людей посреди многолюдного здания… Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

— Вы видели останки, — угрюмо указал инспектор. Собственно, это и останками нельзя было назвать — несколько крупных костей, тазобедренный сустав да черепа с позвоночником, практически полностью лишенные кожи и мяса. — Или их съели ваши сотрудники?

— Видел, сэр, — незамутненная пустота в глазах служащего наводила на не слишком приятные мысли. — Но это невозможно.

— Это для вас невозможно, — решил Кук и развернулся на каблуках. — А нам с этим работать.

Обратный путь головорезов, отмеченный десятком новых трупов — но, хвала космосу, ничего столь же отвратительного, как раньше, только арбалетные стрелы да меч — привел инспектора на старый пирс за Канцелярией в западной части Дануолла. Качались на слабом ночном ветре буи, по реке стелился густой туман, где-то на другом берегу слышались выстрелы — Шляпники в Ткацком квартале, похоже, опять выясняли отношения с Мертвыми Угрями. Фарли Кук раздраженно сплюнул в воду.

У него не было ни малейшей зацепки.

* * *

— Дело в том, — задумчиво сообщил инспектор, — что на униформе Смотрителя Джаспера отпечатались следы грязных сапог. Точнее, они отпечатались на плечах трупа. Из этого следует два момента. Первый — убийцы пришли со стороны реки, поскольку грязь и песок имеются в первую очередь там, но умудрились не привлечь внимание ни единого стражника. И второй…

— Скорее всего, он прыгнул на этого Джаспера сверху, — подтвердил Томас. — Такой вариант атаки прекрасно гасит инерцию, выводит противника из равновесия и дает отличные шансы на смертельный удар. Как, собственно, и случилось. Там, вроде бы, был памятник Холджеру? С него парень и прыгнул, мне кажется.

— Но он десяти метров в высоту, как минимум…

— Для таких, как мы, это далеко не предел.

Инспектор пожевал губами.

— Арбалетные болты, убившие Смотрителей Моргана и Уилсона, прилетели точно сверху, они вошли в макушку под прямым углом к поверхности земли, причем на очень небольшую глубину. Это выглядит так, будто…

— Убийца выстрелил вверх, болт описал крутую параболу и упал туда, где как раз стоял Смотритель.

— Но они не стояли на месте, они патрулировали территорию, перемещались! Как можно знать, где в какой момент будет находиться идущий человек! И не строевым шагом идущий, а время от времени останавливающийся, разговаривающий с товарищами человек! — инспектор почти кричал. Ему было страшно.

— Это очень, очень подготовленный боец, — спокойно сказал Томас. — Куда лучше, чем я, например. На одном уровне с Даудом, а пожалуй, и сильнее. И кстати… убийца был, конечно же, один.

— Что за чушь…

— Он получил свои способности недавно, и еще осваивает их — играет, так сказать. Отсюда и разнообразие методов расправы с жертвами. Стрелы, клинок, проволока, да еще крысы… Насчет крыс ничего не скажу — незнакомое умение. Конечно, у него есть сообщники — по технической части, как минимум, кто-то же обеспечивает эликсиры и снаряжение, собирает те странные проволочные штуки и так далее… Но на операции он ходит в одиночку. Это видно и по рисункам. Смотрители, завидев трех-четырех бандитов, наверняка отступили бы, в крайнем случае, вызвали подмогу. Вместо этого они уверенно ввязались в бой — а так могло быть только если противник был один и выглядел относительно неопасно.

Фарли Кук нервно кашлянул.

— Осваивается со способностями, значит… играет… Игрок. А в «Золотой кошке» все равно действовал куда скромнее — сплошь арбалет да клинок, да и положил не всех. Ну, бордель, он и есть бордель, хотя девочки тогда смогли дать хотя бы какое-то описание — напрочь разное, правда, как обычно и бывает в таких случаях. Одни говорили о громиле в черном плаще и маске, другие — о среднего роста худощавом парне в капюшоне. Из-за этого, кстати, только подтвердилось мнение, что мы имеем дело с бандой, в какой-то момент даже грешили на «китобоев», но уж больно грязно все было сработано…

Инспектор помолчал.

— До чего достало иметь дело с непрофессионалами! — сообщил он с внезапным чувством. — В Корпусе Стражи жуткий недобор, даже на полуторную зарплату и бесплатный эликсир уже мало кто клюет — гребут людей, можно сказать, прямо с улицы. Недавно постановили принимать на службу даже недавних сидельцев из Колдриджа, если те не причастны к совершению особо тяжких. Ходят теперь по улицам стражники, с ног до головы в татуировках, привычные больше к тесаку и удавке, чем к поддержанию порядка… Позор. И тут для полного счастья появляется еще один… любитель творческого подхода. Зачем ему вообще все это, Томас?

Бывший «китобой» пожал плечами.

— Зачем Корво нужна была смерть причастных к гибели Джессамины Колдуин понятно — он любил Императрицу больше жизни. А почему действовал таким… несдержанным образом — что ж, это жажда мщения, а она порой вводит человека в настоящее безумие. Быть может, есть и еще какие-то причины, кто знает, мы ведь видим лишь самую верхушку айсберга. Та же резня в поместье Бойлов — зачем она понадобилась Корво?

Инспектор кивнул и выложил на стол очередные испещренные пометками листы.

* * *

— Территорию патрулировали «верзилы», так? — инспектор Кук не выспался. После событий в «Золотой кошке» он решил было, что безумный маньяк-колдун немного успокоится. Верховный Смотритель был мертв, братья Пендлтоны упокоились, плавая в лужах собственной крови — из крупных фигур оставался разве что Лорд-регент, но до него добраться шансов не было ни у кого — охрана была стопроцентно, железно надежной.

Ведь правда?

— Так точно, сэр, — сержанта сегодня уже не тошнило, видимо, начинал привыкать к тяготам и лишениям. А может, в прошлый раз он просто съел что-то не то.

— Сколько — трое, четверо? — Инспектор недолюбливал «верзил», как и все остальные в Аббатстве, пожалуй. С целью снижения эмпатии и повышения эмоционального порога их нещадно пичкали наркотиками, отчего общаться с операторами механических ходулей вне службы было практически невозможно, уж очень странные мысли они излагали. Но потерять четверых за ночь — не говоря уже о почти трех десятках стражи и неизвестного пока количества гостей в особняке — как такое вообще возможно?

— У этого распахано горло и пробит череп, — сержант показал на груду почерневшего металла, в котором смутно угадывались остатки кирасы, механизированные ноги «верзил» и что-то еще, багровое, воняющее паленым мясом. — У двоих стражников за углом отрублены руки-ноги, как в прошлые разы, даже не успели потянуться за оружием. У тех, что ходили вдоль ограды, все проще — стражнику перерезали шею, одному «верзиле» смахнули с плеч голову, с другим поинтереснее. Подрезали рессору на правой «ходуле», и когда тот стал хромать — отрубили сперва один щит, потом другой, потом руку с луком, а затем стрелок упал, и батареи с ворванью за спиной сдетонировали.

— Никто, конечно, ничего не видел и не слышал, — утвердительным голосом спросил инспектор. Бесконечный поток смертей и черной крови, ручьями текущий по мостовым, настраивал на какой-то черный, предвкушающий лад, оттачивала мрачный юмор. Больше трупов! Больше убийств! Больше расследований! Этому городу все равно не жить, так давайте придадим хоть какой-нибудь смысл нашим последним предсмертным дням!

Все это было мерзко и неслыханно, но заразительно и довольно популярно в последние дни.

Сержант помотал головой. Они приближались к помпезному зданию особняка Бойлов, на территории поместья суетились криминальные медики и было черным-черно от стражи.

— У Бойлов объявили вечеринку с фейерверками, никто не обратил внимания. То же и когда там, за стеной, начались крики — соседи решили, что это Эсма конкурсы такие забавные устраивает, она на них мастерица. Была, я хотел сказать.

— Ага, — инспектор с интересом поглядел на сержанта. Если не сломается, не пойдет вразнос в ближайшие недели, хороший работник может получиться. Впрочем, если в Дануолле все пойдет вразнос, никому уже не будут интересны профессиональные качества сержанта. — А из-за чего крики-то были? Что-то такое, чего я еще не видел? Удиви меня.

— Извольте взглянуть сюда, — сержант указал направо. — Познакомьтесь с лордом Монтгомери Шоу. Нет, не эта куча обгорелых костей, а вот там, чуть дальше. Лорд Шоу, по всей вероятности, решил драться на дуэли, поэтому он достал из дуэльного ящичка оружие, взвел курок — а потом направил его дулом к себе и выстрелил прямо в сердце. А два секунданта, офицеры и опытные бретеры, глядя на эдакое представление, одновременно получили по зажигательной стреле в макушку и сгорели. Загадка загадок, сэр.

Инспектор нагнулся к телу Шоу, внимательно его изучая. Потом осмотрел дуэльный ящик, заглянул за каменную тумбу, на которой тот стоял, почесал нос и задумался.

— В карманах что-нибудь нашли?

— Письмо от лорда Тревора Пендлтона, сэр. Медики говорят, довольно грубое, что-то о сходстве жены лорда Шоу с чумной крысой. Самого Пендлтона этим вечером у Бойлов не было, не приглашен. Сэр.

— Понимаю, — сказал инспектор Кук, хотя мало что понимал. — Итак, вот, что мы имеем, сержант. Лорд Шоу встретился здесь с неизвестным — возможно даже, с одним из наших убийц. Тот передал ему оскорбительное письмо от Пендлтона — третьего из их семьи и единственного уцелевшего после резни в «Золотой кошке». Шоу вызвал незнакомца на дуэль — и мне трудно его винить, оскорбления следует смывать кровью. Наш неизвестный взял из ящика оружие — обратите внимание, сержант, вот дуэльная пара, один пистолет у Шоу в руке, второй, неразряженный, отброшен в кусты вон там — и далее что-то произошло.

Он нахмурился и вздохнул.

— Нет, я не думаю, что Шоу выстрелил сам в себя. Это совершенно невероятно, учитывая его общественное положение, ситуацию, в которой он оказался… да и на костюме нет никаких следов горения от частичек ворвани, которые обязательно появились бы, будь выстрел произведен в упор. Да, его убила его собственная пуля — но как? В Шоу выстрелил из его же пистолета кто-то другой, а затем вложил оружие в руку? Бессмысленно. Подвели секунданты? Маловероятно, да и зачем тогда их сжигать? Ничего не клеится, ничего не сходится — что вообще происходит в последнее время в этом проклятом городе?

Сержант показал гримасой, что не имеет ни малейшего понятия, но искренне восхищается логикой инспектора.

— Ладно, — сообщил Кук и поднялся с корточек. — Пошли в дом, там, чую, будет еще веселее.

Внутри особняка было тихо, в высоких потолках отдавалось эхо шагов, а тонкие ароматы духов и умело приготовленной дорогой пищи смешивались с тяжелым запахом крови и вспоротых животов аристократии. Тела лежали вповалку, изящные графини и холеные лорды в маскарадных одеждах, стражники в синих мундирах с пистолетами и палашами в окоченевших руках.

И пировали крысы.

* * *

— Он остановил время, — Томас не ждал дожидаться окончания истории. — А затем передвинул этого Шоу на траекторию пули и пустил время снова. Очень трудоемко, весьма изощренно, почти бессмысленно… но возможно.

— Возможно? — взвился было инспектор, но тут же сник. — Ну, конечно, «для людей с вашими способностями»… Да. И в особняке, наверное, тоже — ряд моментов указывал на то, что многие гости были убиты одновременно. А уж сами сестры Бойл… Одна разорвана на куски крысами, другая испепелена взбесившейся «стеной света», третья обезглавлена арбалетной стрелой — на общем фоне еще легко отделалась. В чем была их вина, с точки зрения убийцы?

— К Бойлам часто захаживал Лорд-регент — возможно, у него были любовные отношения с кем-то из сестер, — предположил Томас. — И Корво решил отплатить Берроузу той монетой, что получил когда-то сам. Уничтожить дорогого и близкого человека. А для большей надежности, он уничтожил всех.

Инспектор сидел неподвижно. Тикали часы, поскрипывал аудиограф, на вечерней реке поднимался ветер.

— Месть забавное чувство, — продолжил Томас через несколько секунд. — Она горит внутри мертвым, вечным огнем, двигая твоими чувствами и направляя действия, подобно тому, как паразит управляет телом носителя. И вот ты совершаешь то, на что никогда не осмелился бы в прежней жизни, и оправдываешь все это одним — это возмездие! Месть — благородное дело! Чтобы восстановить честь, чтобы оплакать потерянную любовь, чтобы отплатить коварному обидчику.

Где-то в устье, в районе Кингспарроу, сверкнула молния, с опозданием донесся раскат грома. Собиралась гроза.

— Да только потом вдруг оказывается, что честь давно утеряна в бесконечной резне, любимую ты все равно не смог спасти, а смерть негодяя не меняет ничего в том печальном факте, что ты превратился в чудовище. Дауд понял это вовремя, я — намного позднее, а Корво, если и сумел осознать, то уже не может остановиться. Башня Дануолла, в которой заперся в конце концов Лорд-регент, как я понимаю, была буквально забита охранниками и боевыми механизмами Соколова, но разве ему это помогло?

Фарли Кук усмехнулся застывшими губами.

* * *

— Что-то необычное? — Инспектор говорил невнятно, потому что дожевывал осточертевшие консервы, от которых его оторвали по тревоге.

— Как сказать, сэр, — сержант был спокоен, даже слегка ироничен. Хороший работник. — Ну, вот Лорда-регента пару часов назад сожрала стая обезумевших чумных крыс — это считается?

— Чертова рутина, надоело уже, — зевнул с набитым ртом инспектор. Черный, трупный юмор пустил в Криминальном Департаменте прочные корни. — Сравнивая с предыдущими эпизодами, появилось что-нибудь новое?

— Так сразу и не ответишь, сэр, — слегка задумался сержант. — Разве что в этот раз убийцы почти не пользовались своими странными штуками и не старались действовать скрытно — у всех убитых в руках найдено оружие — они видели противника и пытались сопротивляться. Только это им, как обычно, не помогло, сэр.

После смерти Джессамины Колдуин шлюзовая камера, двор перед Башней Дануолла и сама Башня были существенно перестроены — Хайрем Берроуз отлично понимал уязвимость своей новой резиденции перед внезапной атакой и намеревался снизить риски. Высокие стальные конструкции с подвешенными гроздьями фонарей заливали всю территорию ярким сиянием, громоздкие «стены света» шуршали и потрескивали электрическими искрами, возвышающаяся посреди двора сторожевая башня пытливо ворочала жерлом автоматической пушки, соединенной с прожектором. Все было как прежде, все выглядело нормально.

Кроме людей, конечно — живых охранников во дворе не наблюдалось.

Инспектор с сержантом шли ко входу в Башню, равнодушно поглядывая по сторонам — разрезанные горла и отрубленные головы больше не вызывали никаких значимых эмоций. Внутри была пустота и даже какое-то ленивое ожидание — ну вот, глава государства мертв, законная наследница все еще не найдена — что будет дальше?

Интуиция подсказывала, что ничего хорошего.

— Выходит, нападавшие торопились и одновременно были уверены в собственной неуязвимости, поэтому быстро и настойчиво шли вперед, вырезая — да не вырезая, а отмахиваясь, как от надоедливой мухи — любое сопротивление?

— Так и есть, сэр, — согласился сержант, с натугой распахивая высокую входную дверь и пропуская инспектора внутрь. — Сейчас сами убедитесь.

На первом этаже Башни тел было много, особенно у сторожевого поста, но на тотальное уничтожение это не походило. Скорее…

— Похоже, ублюдки сами подняли тревогу, включили звуковой сигнал, а когда на его рев сбежалась охрана, порешили всех, включая генерала Тобиаса, начальника безопасности Башни. Нелепая смерть, если хотите знать мое мнение.

— Упаси меня Чужой, — пробормотал инспектор, осматривая тела. Нет, ничего необычного — все те же бескровные лица и шеи, перечеркнутые быстрым острым разрезом. Как банда, пускай и обученная, спаянная мощной дисциплиной, может в несколько секунд уничтожить десяток тренированных гвардейцев, не говоря уже о молодом генерале, об умении которого управляться с огнестрельным оружием в армии ходили легенды? Нет, здесь определенно понадобится помощь…

Фарли Кук отогнал от себя непрошенные мысли.

— Те охранники, что патрулировали в глубине здания, остались невредимы, — доложил сержант. — Понятное дело, ничего не слышали. Думаю, это было сделано намеренно — убийцы просто расчищали себе путь на крышу, в «убежище» Лорда-регента. Умно сделано, сэр.

Да, умно — и совершенно безжалостно. В убежище, расположенном в отдельной стальной вышке, спешно надстроенной над общим комплексом Башни, царил тот же безмолвный, могильный порядок. Закопченные ходули «верзилы», мертвый Смотритель с «шарманкой», блокирующей магические способности — в усадьбе Бойлов она никому не помогла — неподвижный и строгий капитан стражи, не успевший ничего понять, судя по выражению белого лица… И обглоданные останки того, кто еще несколько часов назад определял судьбы Островной Империи. Ладно, будем честными — уже всего лишь Гристоля, остальные острова давно заблокировали чумную столицу и управлялись самостоятельно. Империя рушилась на глазах, а вместе с ней падали в пропасть и судьбы людей — их были тысячи и тысячи.

Пальцем в перчатке инспектор пошевелил кучу костей с лохмотьями парадного мундира.

— Интересно, видел ли он лицо своего убийцы? — вслух подумал он.

* * *

— Не скажу, что мне было жаль Хайрема Берроуза, — сказал Томас. Несмотря на лампы, в комнате сгущались плотные тени. — Заговорщик, диктатор, хитроумный интриган — ему и при жизни было трудно симпатизировать. Но тут есть одна тонкость. Когда полвека назад вместо вялой и безвольной Ларисы Оласкир на трон взошел Эйхорн Колдуин — молодой, напористый, не приученный сомневаться в своих решениях — многие его приветствовали, считая, что монарху не должно показывать мягкость. И это было верно в те годы кризиса и лишений, но со временем в Империю вернулся мир и процветание, родилась и выросла Джессамина, умная, отзывчивая, милосердная — идеальная королева для спокойных дней. Но разразилась чума, и ее мягкость обернулась слабостью, а доброта — нерешительностью.

— И выяснилось, что проще сменить монарха, чем поменять что-то внутри себя, — угрюмо вставил Фарли Кук.

— Верно, но и Берроуз оказался не в состоянии справиться с чумой. Он тоже был слишком робок, слишком зависим от своих соратников и их решений. И тогда ему на смену пришла военная хунта. Адмирал Хэвлок, Тиг Мартин, этот оборотень Пендлтон, сразу же купивший большинство в парламенте… Все уже почувствовали, как резво они закручивают гайки — полный запрет на китовый жир, расстрел и кремация зараженных на месте, национализация ключевых промышленных предприятий — и это только начало.

Была тишина, и шорох волн издалека, и крики чаек.

— Но даже этого будет недостаточно, Фарли, — Томас посмотрел инспектору в глаза, тот дернул лицом, но выдержал. — Процесс распада зашел слишком далеко, и кто, ты думаешь, будет с ним бороться? Усталый старый адмирал? Вороватый аристократ? Нет, это будут совсем другие люди. Диктатура сменяется лишь более суровой диктатурой — и я не знаю, кто ее возглавит в следующий раз. Принцесса Эмили? Корво Аттано? Кто-то еще? И я уверен, что по сравнению с будущим правителем, наш нынешний грозный регент — не более, чем капризный мальчишка, заигравшийся в кораблики.

— Кстати, что стало с Аттано? — инспектор не слишком искусно съехал со скользкой темы. — Все его высокопоставленные враги погибли, но что произошло потом? Неужели такой человек, как он, мог остановиться?

— Конечно, нет, — покачал головой Томас. — Те, кто помогал Корво, в какой-то момент предали его и попытались избавиться. Они бросили его в Затопленном квартале, отравленного и беспомощного — хорошо, что мы умудрились наткнуться на него прежде плакальщиков. Дауд был удивлен, узнав, что Преступник в Маске и цареубийца Корво Аттано — одно и то же лицо, но… Тут я ступаю на зыбкую почву предположений. К моменту поимки Корво Дауд уже избавился и от Билли, и от Делайлы Копперспун — и это изменило его. Не могу сказать, в какую сторону. Он стал спокойнее. Рассудительнее. Я мог бы даже решить, что Дауд обрел какое-то почти религиозное смирение перед лицом неумолимого рока. Возможно, ему снова являлся Чужой, а может, дело было в чем-то еще, недоступном моему пониманию.

Молодой человек вздохнул.

— Он не приказал усыпить Корво, не оглушил его и не лишил подвижности. Только отобрал оружие и оставил под надзором двух «китобоев»-новичков. Как будто хотел, чтобы тот бежал. Конечно, Корво воспользовался этим шансом — такие, как он, всегда пользуются — и, убив еще Бездна знает сколько наших, схлестнулся с Даудом посреди бывшей Торговой Палаты бывшего Финансового района в Радшоре.

Томас не сказал, что та схватка до сих пор стояла у него перед глазами. Красный плащ Дауда и черный камзол Корво слились в клокочущий вихрь, разрывавший здание на куски, откалывающий осколки от стен и разносящий в труху мебель. Скрежет и звон клинков, выстрелы пистолета Корво, сливающиеся в частую очередь, стрелы из наручного арбалета Дауда, выбивающие из стен щепки. Красное и черное. Мертвая хватка против живой воли. Кровь против смерти.

Все закончилось — не так быстро, чисто и красиво, как на показательных поединках, но закончилось. Дауд лежал у стены, неловко зажимая льющую из бока кровь рукой в перчатке и на глазах бледнея. Корво, в своей уродливой железной маске, стоял над главарем «китобоев» с клинком наголо. Хлестала, пенясь и плюясь, вода из перерезанного ненароком крана, медленно оседала желтая кирпичная пыль, поднятая сапогами поединщиков.

— Смерть победила. Так всегда бывает, — выдавил из себя Томас. — И… он попросил пощады. Дауд покаялся Корво во всех своих грехах — в первую очередь за смерть Императрицы. Он умолял отпустить его, клянясь, что покинет город немедленно. Была ли это трусость перед лицом — маской — черной смерти? Нет. Дауд не такой человек. Думаю, он был искренен — к этому все и шло с самого начала. Клинок Дануолла на самом деле хотел уйти со сцены.

— И Корво пощадил его? — если бы скепсис имел вес, слова инспектора вышибли бы из Томаса дух.

— Лично я считаю это чудом, — сообщил парень. Худое лицо было спокойно и немного печально. — Но я был там и видел все своими глазами. Он просто развернулся и ушел, растворился в «пересечении», покинул Затопленный квартал и больше не появлялся в пределах нашей видимости. Как и мастер Дауд. Он… он оставил нас — навсегда. И хотя моя сила все еще при мне, «китобоев» больше нет.

Из коридора раздались быстрые приближающиеся шаги. Инспектор подобрался, нервно блеснул глазами — в тюрьмах никто не торопится без причины, значит, случилось что-то экстраординарное. Дверь распахнулась, вошел — почти вбежал — человек в темной форме Криминального Департамента, что-то прошептал инспектору на ухо и нерешительно отступил. Кук опустил голову и резко выдохнул, затем резким движением отпустил коллегу.

В двери щелкнул замок, они снова остались одни. Инспектор поднял голову. Он выглядел постаревшим.

— Сообщают, что Лорд-регент Хэвлок с ближайшими соратниками и принцессой Эмили только что отбыли на осмотр маяка, — ровным тоном сообщил он. — За два дня до намеченной даты, так что получается, что все наши беседы и откровения были зря. Также сообщается, что в районе вашей бывшей штаб-квартиры, около паба «Песья яма», произошла очередная резня — точь-в-точь такая, как устраивал раньше Корво. А ближе к устью Ренхевена, за пределами блокады, видели моторную лодку — и она тоже направлялась к Кингспарроу.

— Хэвлоку и остальным не жить, — среагировал Томас, не раздумывая. Он уставился на инспектора с непонятным выражением лица. — Во имя грязных помыслов Чужого, Фарли, почему ты до сих пор не бросил свою дурацкую, ненужную работу? Все летит в Бездну, мы стоим по самые ноздри в крови и дерьме, а ты с остальными олухами из Департамента делаешь вид, что стоит только потерпеть, и все снова будет, как прежде. Но это ложь! Дануолл либо погибнет, захлебнувшись в собственной ядовитой рвоте и испражнениях, либо изменится так страшно и непоправимо, как никому и не снилось. Так чего ради ты до сих пор играешь перед всеми эту идиотскую роль хорошего парня? Пора бы уже догадаться, что мир их не ценит! — он почти кричал, этот молодой, красивый парень с усталыми глазами, а за окном креп ветер и рычали громом в отдалении черные тучи.

— Потому что меня с детства приучили, что есть такая странная и смешная штука, как честь офицера, дорогой Томас, — в голосе инспектора звякнул металл. — Собственно, учили нас обоих, но воспринял науку, по всей вероятности, только я. Досадное упущение со стороны родителей.

Томас Кук вздрогнул и опустил голову.

— Как они? — голос «китобоя» был почти не слышен. Фарли мотнул головой.

— Мама еще слаба, но эликсир, что ты достал для нее, определенно помогает. Если все сложится удачно, можно будет попробовать увезти ее вглубь страны, на запад — в Поттерстед, может быть. Она до сих пор считает, что ты — помощник капитана на китобойном судне, и постоянно ходишь в дальние рейсы.

Томас вздохнул.

— В определенном смысле, до недавних пор так и было. А… что отец?

— Так и не простил. Извини, Томми. Ты сам говорил: месть — забавное чувство.

Младший брат, бывший «китобой», бывший помощник неуловимого и страшного Дауда, Клинка Дануолла, искривил губы в усмешке.

— Да… — прошептал он. — Сколько побед не одерживай, мы всегда проигрываем самые нужные битвы и самых важных людей… Давно следовало это понять.

Небо раскололось на мелкие кусочки, как витраж под добрым ударом топора. Бледные языки молний лизнули невидимое из окна море. По стеклам стегнул первый хлыст холодного дождевого шквала. Инспектор Фарли Кук поднялся, остановил и выключил аудиограф, отпер дверь своим ключом и замер на пороге.

— И что же? — сказал он, и в резком, хрипловатом голосе впервые прозвучало что-то, похожее на искренность. — Идешь со мной?

Томас не ответил ничего, но встал и сделал сначала один шаг, а потом второй. И они шли по темному коридору, и за спиной у них расцветали диковинные бело-фиолетовые цветки грозовых разрядов, и бушевал ветер, словно армии демонов штурмовали небо и на этот раз были твердо уверены в победе. В самом деле, это была обыкновенная гроза в Дануолле на исходе Месяца Льда, но во вспышках молний и порывах ветра казалось, будто рушится сама Вселенная.

КОНЕЦ.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg