«Полигон для интеллекта»

Полигон для интеллекта (fb2) - Полигон для интеллекта 982K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Васильевич Самаров

Сергей Васильевич Самаров Полигон для интеллекта

Пролог

— Они уже вот-вот должны понять, что их отсюда хрен куда выпустят! Крышка птенчикам! Будут долго под себя гадить… — отчего-то прокричал в микрофон старший лейтенант Воропаев. — «Мешок» завязался наглухо. Или мы их сейчас добьем, или они, на хрен, сложат оружие и сдадутся…

Микрофон доносил и недалекие взрывы — последние звуки уже остановившегося наступления террористов, и потому, наверное, Воропаев кричал, стараясь перекричать эти взрывы. Испытательная радиостанция Р-169 «Гранит» обеспечивала группу закрытым режимом речевой связи. Кроме того, у всех четверых офицеров группы был еще и полевой коммуникатор П-380К, позволяющий в цифровом защищенном высокоскоростном формате Интернета общаться каждому с двадцатью абонентами. В данном конкретном случае со своими боевыми роботами[1].

— Как же, сдадутся… Они все напрочь обкуренные, — констатировал со своей позиции капитан-лейтенант Солнцехранов состояние террористов. — Видел же, когда они мимо проходили… Руки-ноги как на шарнирах — верный признак обкуренности. Обкуренные обычно не сдаются. Они просто не видят разницы в том, жить им или сдохнуть…

— Значит, добьем, — зло подвел итог старший лейтенант Поленьев, как точку поставил.

— Добьем… И тех, кто убежать сможет, напугаем сильно, — согласился с командиром группы старший лейтенант Рапсодин. — Ждем приказа, командир!

— Я тоже жду… Кто сирийцев видит? — спросил Поленьев, готовый дать команду на атаку роботов, но помнящий, что команда эта должна быть синхронизирована с атакой сирийских войск. — Задерживаются? Пора бы уже и прибыть…

— С моей высоты видно, что они «Грады» на позицию разворачивают. Заняли линию размежевания, прорвались с боем, разрезали тыловые части, захватили дорогу. Пехота, много пехоты, и еще несколько грузовиков выгружаются. Два дивизиона «Градов». Три танка. Готовятся к атаке, разворачиваются во фронт. Террористы это уже должны знать. Если, конечно, у них связь работает.

Блиндаж капитан-лейтенанта флота единственный из всех находился на небольшой высотке, откуда открывался достаточный, хотя и не полный обзор тыла. Остальные высотки были выше этой, и все приблизительно равной высоты. При подготовке было высказано опасение, что террористы пожелают занять их, посчитав господствующими над местностью, — это обычная тактика в условиях местной войны. В этом случае жизнь офицеров роботизированной группы попала бы под прямую угрозу, поскольку большинство их роботов находится впереди. Той же высотой, где находится блиндаж капитан-лейтенанта, бандиты пока пренебрегли. Хотя высоты неподалеку, как и предполагалось, заняли, установив на них несколько артиллерийских орудий и минометы. В прикрытие, естественно, на склонах срочно копала окопы пехота. Копала там, где можно было бы лицом к лицу встретиться с сирийской армией, если та двинет в контрнаступление и попытается отбить оставленные позиции. И пехота террористов совершенно не укрепляла тылы, а такое положение было для них наиболее опасным. Когда оказываешься в «мешке», тогда не существует ни фронта, ни тыла. Только террористы еще, похоже, не поняли, что отход сирийских войск был спланированным и наступающих попросту заманили в «мешок». Опыта бандитам не хватило, чтобы осознать опасность, не хватило знания военной теории.

— Связи у них, похоже, нет, — слегка задумчиво подсказал старший лейтенант Рапсодин, специалист по средствам РЭБ[2]. — Работает наша «Красуха-4»[3]. У нас только легкие помехи в связи, естественные, второстепенные, какие и должны присутствовать. А у них вообще должно всю связь «обрубить». Любую. У нас вот тоже телефония «отрублена».

— «Второй», я — «Первый»! Там что, на прямую линию все-таки «Грады» ставят! — возмутился командир российской роботизированной группы. — Говорил же я им, на «Грады» с двух сторон ударить могут: и от нас, и с той стороны. Минометами начнут поливать, мало не покажется… Надо было по бокам разворачивать. Там хоть с одной только стороны ударят, с нашей просто не достанут. Только меня не слушают, званием не вышел, чтобы подсказывать…

— Я — «Второй»! Не послушали они тебя, командир, — подтвердил капитан-лейтенант.

Несколько минометных дивизионов «Джабхат-ан-Нусры» прорвалось вперед вместе с колоннами наступающих исламистов. Развернуть минометы в сторону своих тылов им недолго, миномет — это не РСЗО «Град». Если, конечно, «Грады» раньше эти дивизионы не уничтожат. Но этот вопрос пока остается открытым — кто кого. А зачем нужен такой вариант дуэли с открытым забралом! К тому же у террористов наверняка и в тылах есть минометные дивизионы, которые не успели выдвинуть вперед до того, как сирийская правительственная армия рассекла наступающих и «завязала» «мешок». Там, на другой стороне «завязки», обязаны понимать, что большая группировка оказалась отрезанной и окруженной, и должны стараться помочь им.

Хотя стоял еще только март, солнце днем светило жаркое, как ни крути, вокруг Сирия, а совсем рядом большая сирийская песчаная пустыня, где песок легко прокаливается и за короткую весеннюю ночь остыть не успевает. Старший лейтенант Поленьев вытер пот со лба рукавом своей футболки, забыв о чистом носовом платке, лежавшем в кармане. Не до того было. Он находился в своем блиндаже один, как и другие члены его группы были одиночками, каждый в своем блиндаже. Впрочем, если считать за компанию боевых роботов, то они в какой-то мере скрашивали одиночество, хотя разговор с ними мог бы быть только односторонним — боевые роботы могли разговаривать только на языке оружия и стреляли при этом с компьютерной точностью, а в остальное время только молча слушали. Они прекрасно понимали и выполняли компьютерные команды, но не могли понять человеческую речь ни на каком языке. Их просто не обучали этому. Хотя разговаривать с ними старший лейтенант Поленьев уже приучил себя за половину дня непрерывного общения. Впрочем, в блиндаже со старшим лейтенантом находился только один небольшой робот-автоматчик. Остальные прятались в своих блиндажах и ждали момента, когда старший лейтенант Поленьев даст приказ, чтобы послать их в поле — сеять смерть людям…

— Как самочувствие, Василий? — отключив микрофон, спросил Рус Григорьевич того робота, которого «назначил» головным в своей многочисленной группе молчаливых помощников. Василий, естественно, ничего не ответил, он «сидел» в тщательно замаскированном блиндаже в непосредственной, как нечаянно оказалось, близости от тылов передовой линии «Джабхат-ан-Нусры» и имел с командиром только цифровую, а не речевую связь, поэтому голос старшего лейтенанта Поленьева не услышал. Такая критически передовая позиция не задумывалась специально, так встали на свою собственную позицию отряды наступающих террористов. Кстати, Василий был единственным зрячим на данный момент роботом из всех, то есть работали все его камеры, и те, что смотрели вперед, передавали изображение на планшетник командира в инфракрасном режиме. Разрядить аккумулятор Поленьев не опасался. Скоро роботы сорвутся с места, заработают двигатели, заработает генератор и подзарядит аккумуляторы. К сожалению, камеры, контролирующие тылы и фланги, могли увидеть только то, что скрывало танк-робот от посторонних глаз, то есть внутренность тесного блиндажа. Но при неблагоприятном стечении обстоятельств и смотрящие вперед камеры могли бы выдать Василия, догадайся террористы из «Джабхат-ан-Нусры» использовать индикатор оптической активности. Такие индикаторы у них наверняка были в наличии, но в данной ситуации ими никто не пользовался, а если и пользовался, то только для просмотра позиций сирийской армии, что встала впереди, чтобы определить угрожающих террористам снайперов. Это Василия и спасало от демаскировки и вынужденного более раннего вступления в бой. Остальные девять танков-роботов, как и пять более мелких роботов-автоматчиков, были замаскированы так, что и их никто заметить не мог, но и они не могли никого увидеть и показать командиру через систему быстрого военного Интернета. Они увидят и покажут тогда, когда Поленьев даст им команду проломить умышленно сделанное хлипким потолочное перекрытие и двинуться вперед.

И это время приблизилось стремительно. РСЗО на переход из походного положения в боевое требуется три с половиной минуты, и через этот промежуток времени, может быть, на десяток секунд больший, «Грады» дали почти одновременный залп всем дивизионом. Точки, на которых располагались блиндажи роботов и офицеров, ими управляющих, были заранее нанесены на карты ракетчиков еще бойцами сирийского спецназа, и потому можно было не опасаться нечаянного поражения со стороны тех, кому ты помогаешь. Старший лейтенант Рапсодин в дополнение к четырем танкам-роботам «Уран-9»[4] управлял еще и тремя беспилотниками вертолетного типа, имеющими прямую связь не только с ним, но и с артиллеристами. То есть беспилотники могли корректировать и направлять огонь РСЗО. Что они и сделали. Первый залп накрыл два из четырех расположенных поблизости минометных дивизионов «Джабхат-ан-Нусры», причем высота, где расположился один из дивизионов, начисто лишилась вершины, которую перепахали мощные ракеты «Града». От дивизиона ничего не осталось — ни ствола, ни человека, ни ящика с минами, ни ящика со взрывателями.

Перископ старшего лейтенанта Поленьева позволял видеть только то, что впереди, но скрывал происходящее на флангах. Поэтому, рассмотрев результат первого мощного залпа «Градов» по стоящей впереди высоте, результат обстрела другой высоты можно было оценивать только по звуку. А это давало мало информации. По крайней мере, радовало, что с этой, второй, пораженной высоты пока не раздавалось встречных минометных выстрелов. Была надежда, что и этот минометный дивизион уничтожен. От позиций исламистских минометчиков до места, где планировалось «завязать» «мешок» и завершить окружение, было около шести километров. Для «Града» это была идеальная дистанция стрельбы, хотя он способен стрелять и на сорок километров. Плохо было только то, что исламисты имели на вооружении стодвадцатимиллиметровые минометы, способные стрелять чуть дальше семи километров, то есть они вполне могли сами достать до РСЗО. Хотя, прикрытые высотами, не имели возможности как получать информацию о результатах, так и корректировать стрельбу, а их беспилотник, только взлетев над территорией боя, стараниями российского аппарата РЭБ упал. Сработала мощная «Красуха-4», не позволившая оператору управлять дроном и сбившая всю систему управления. Значит, наладить корректировку стрельбы минометчиков возможности не было никакой. А три беспилотника вертолетного типа, руководимые старшим лейтенантом Воропаевым, успешно передавали сигнал экипажам «Градов». Выделенный «Красухой» канал связи работал без помех, тогда как исламисты лишились всех своих каналов. Это должно было насторожить их командиров, но или не насторожило, или командиры сами вперед не пошли, оставшись по ту сторону разграничительной черты, так что вовремя подать команду к исправлению угрозы было некому, да и, не имея связи, возможности такой не имелось.

Но минометчики исламистов быстро развернули свои стволы и сделали несколько неприцельных выстрелов. Больше для самоуспокоения, так как массированного обстрела не получилось. Перезарядить РСЗО сложнее, чем развернуть миномет. Тем не менее перезарядка тоже прошла быстро. И раздался новый залп. Беспилотники, управляемые старшим лейтенантом Рапсодиным, помогли артиллеристам внести важную корректировку. Тем не менее залп получился с перелетом, непонятно, случайным или намеренным, потому что фугасно-осколочные ракеты ударили по позициям пехоты «Джабхат-ан-Нусры», которая не успела полностью окопаться, о чем командиру сообщил старший лейтенант Воропаев, у которого был хороший обзор как раз в ту сторону. Однако грохот мощной канонады издали привлек, видимо, внимание не только Поленьева. Всем стало понятно, что по другую сторону разграничительной линии сконцентрировалось несколько дивизионов мощных минометов и обстреливают РСЗО оттуда. Причем заняли дистанцию, видимо, меньше четырех километров, а это минимальная дистанция, на которую могут позволить себе прицельно стрелять «Грады». Сирийская армия должна была в таких условиях нести потери, но утешало то, что «Красуха» продолжала работать и не позволяла корректировать стрельбу минометов.

— Командир, «Грады» снимаются с места. Один уже изуродован, лишен боеспособности. Зря они тебя не слушали… — сказал со своей высоты капитан-лейтенант Солнцехранов. — Но сбоку, вижу, начинают стрелять «Акации»[5]. Они быстро минометчиков уму-разуму научат. Там их несколько штук. За высотой стоят.

Но уйти «Градам» мешали и оставшиеся минометы, стоящие на недалеких от засады боевых роботов позициях. Они же, частью развернувшись в другую сторону, не давали и пехоте подняться в атаку. И тогда старший лейтенант Поленьев принял решение начать свою атаку на минометные дивизионы. Для такого резкого изменения планов требовались воля и умение взять на себя ответственность. Но старший лейтенант Поленьев и волей обладал, и ответственность за свои действия умел на себя брать.

— Внимание! Всем! Выводим «Ураны»! Атаковать минометчиков! Поддержать пехоту! Вперед! Поехали…

И тут же надел на голову «шлем», с помощью которого должен был управлять своими роботами-танками и роботами-автоматчиками. Контакты были уже соединены заранее…

Глава первая

— Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту Поленьеву, — козырнул дневальный по роте, войдя после стука и разрешения в ротную канцелярию. Дневальный — из молодых солдат, только что после карантина, и говорил с офицерами слегка испуганно, словно боялся получить нагоняй за какой-нибудь пустяк типа неправильной формы обращения.

— Обращайся, — кивнул командир роты, не отвлекаясь от переодевания — менял полевую форму, в которой совершал с солдатами марш-бросок, на повседневную.

Солдат повернулся в сторону старшего лейтенанта Поленьева:

— Товарищ старший лейтенант, в канцелярии что-то с телефоном не в порядке, начальник штаба батальона майор Осинцев не смог сюда дозвониться. Говорит, постоянно короткие гудки. Позвонил «на тумбочку». Вас срочно требуют в штаб, к товарищу майору.

«На тумбочку» — это значит, звонок был совершен на телефон дневального. Туда обычно звонит только дежурный по батальону перед передачей своей смены, спрашивает о происшествиях для суточного доклада дежурному по бригаде, или вообще при объявлении «тревоги». Во всех других случаях пользоваться телефоном «на тумбочке» запрещалось категорически. Даже офицерам роты. Грубо говоря, это был «тревожный» элемент связи.

— Когда позвонил? — спросил капитан, переглянувшись со старшим лейтенантом Поленьевым.

— Двадцать четыре минуты назад, товарищ капитан, — посмотрев на часы, ответил дневальный.

— А закончился разговор…

— Только что…

— Легко ты отделался… И о чем майор говорил?

— Спрашивал, как служится. О родителях расспрашивал. Кто такие, чем занимаются…

— И только потом про старшего лейтенанта нечаянно вспомнил, так?

— Так точно, товарищ капитан.

— И потребовал срочно явиться.

— Сначала спросил, нет ли в казарме. Я сказал, что, кажется, в канцелярии. Тогда приказал срочно найти и передать. Если уже ушел домой, то отправить посыльного с приказом прибыть в штаб к товарищу майору.

— Понял, — отозвался Поленьев. — Все?

— Так точно.

— Свободен.

Солдат четко развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Капитан Любимцев недовольно посмотрел на телефонный аппарат, протянув руку, пошевелил трубку и ворчливо произнес:

— Опять трубку неровно положили… Кто у нас последним звонил?

— Ты домой и звонил, — подсказал Поленьев.

— Ага… — неохотно признался командир роты. — Ладно, беги, если срочно…

Старший лейтенант поправил на себе китель, посмотрел на часы:

— Через восемь минут мой взвод с пробежки вернется. Пусть по расписанию занимается. Ты проследи, если нетрудно.

— Прослежу. Беги… Не забудь вечером ко мне заскочить. Задолбала жена… Уже и жить без своих соцсетей не хочет… Ноет и ноет… Хоть новый компьютер ей покупай! Так она все равно пароли свои, как обычно, не помнит…

— В районе двадцати одного часа заявлюсь… Жди… Ставь чайник…

— Разрешите, товарищ майор? Вызывали? — Старший лейтенант протиснулся в дверь кабинета начальника штаба батальона. За дверью стоял стул, не позволявший двери открыться полностью, поэтому приходилось не входить, а протискиваться.

Стул за дверью оказался не случайно. Начальник штаба его умышленно поставил, чтобы никто неожиданно не вошел, а сам при этом, судя по красной вспотевшей лысине, отжимался от пола. Видимо, решил себя в порядок привести — в смысле физической формы, но своих скромных результатов стеснялся и, пока приличествующих должности показателей не достиг, выполнял упражнения в одиночестве.

Майор поднялся с ковра, отряхнул руки.

— Уже пришел? Тогда заходи, Рус Григорьевич. Быстро тебя дневальный отыскал… И это хорошо, потому что вопрос требует скоростных действий.

Осинцев прошел за свой рабочий стол, сел в «вертлявое» офисное кресло, вытащил из большого старомодного очечника такие же старомодные и почти раритетные очки и натянул их на нос. Майор вообще любил все старое и старомодное. Например, чай за рабочим столом он пил только из стакана с подстаканником. Сейчас подстаканники, наверное, уже и в магазине не купить, встретишь их только в поездах дальнего следования. Но Осинцев где-то нашел подстаканник и даже, скорее всего, не в поезде украл, потому что в поездах подстаканники с обязательной железнодорожной символикой. И пользовался этой железякой с удовольствием. Когда пил чай, всегда потел и вытирал лысину обязательно чистым, вчетверо сложенным носовым платком.

— Присаживайся, старлей, не стесняйся… — показал майор на стул у приставного стола для совещаний. Стул явно не внушал доверия, но Поленьев все же решил рискнуть и присел на самый краешек. Стул его выдержал, что вызвало восторг начальника штаба, отразившийся в его глазах.

— Не упал? Ну и молодец… А то тут многие падают и говорят, что стул сломан. Просто садиться не умеют, я так думаю. Ты сиди, сиди, не стесняйся… Стул еще почти крепкий…

Старший лейтенант, помня свое звание, не стал объяснять майору, что «почти крепкий стул» звучит тождественно фразе «чуть-чуть беременная женщина». Стул может быть или крепким, или сломанным. Слово «почти» к нему никак не относится.

— Я почти сижу, товарищ майор…

Начальник штаба шутку не понял или не расслышал, уже «нырнув» в собственные мысли. Он вытащил из верхнего ящика стола какой-то документ и стал читать его, одной рукой придерживая на носу тяжелые очки, которые пытались сползти при наклоне. После физической нагрузки у майора и нос вспотел, став скользким, как детская ледяная горка.

— Так вот, значит… Ты у нас, оказывается, имеешь еще одно образование…

— Никак нет, товарищ майор. Если речь идет о высшем образовании, то у меня только одно — военное училище.

— А тут вот… МВТУ имени Баумана…

— Отчислен с четвертого курса, товарищ майор.

— По какой причине, если не секрет?

— Не секрет, товарищ майор. Спецслужбы США причислили меня к какой-то хакерской группе, которая снимала деньги в американских банках и переводила на какие-то европейские счета. Хотя я к этой группе отношения не имел. Вернее, имел, но не прямое. Я со многими из этих хакеров общался через Интернет, получал кое-какие знания, которые мне не могли дать в МВТУ, но ни в каких их делах участия не принимал. Тем не менее отмыться полностью не сумел. ФБР требовало моей выдачи в США, российский суд, рассмотрев дело, им отказал, но я все еще находился под подозрением американской стороны и, чтобы всю эту историю прекратить, забрал из МВТУ документы и поступил в училище спецназа…

— Хитрый, надо сказать, ход. В автобиографии это, естественно, не написал?

— Написал. Этим и заинтересовал ГРУ.

— Понятно. А учился ты, значит, на… На кого?

— На программиста, товарищ майор.

— Но чему-то тебя там все же научили? За четыре-то года…

— Все, чему там учили, я знал и умел еще в средней школе. Своим преподавателям, по большому счету, я сам тогда мог бы преподавать. Сейчас уже многое подзабыл, не потяну на профессора…

— От природы, что ли, этот… компьютерщик?

— Наверное… Кто-то говорил, что так. Впервые я сел за компьютер еще до школы. Машины тогда слабые были, компьютеры только начинали в жизнь входить. И я рос, можно сказать, вместе с ними…

— Теперь я начинаю понимать. ГРУ тебя тогда от преследования ФБР припрятало. А теперь, стало быть… Да, так, наверное, и есть…

— Что теперь, товарищ майор?

— Я вот недавно разговаривал с одним отставником ГРУ. Он солдатом когда-то попал в части ГРУ. А потом в ГРУ стало известно, что за границей на него досье собирают. У него, оказывается, тетка в Италии жила, двоюродная сестра матери. Замуж за итальянца вышла и уехала из Советского Союза. Такую вещь наша служба упустить не захотела. Его уговорили на офицерские курсы пойти. Из солдата стал офицером, потом экстерном училище заканчивал. Вот и с тобой схожая, мне думается, история…

— Извините, товарищ майор, не могу понять, какая история со мной? Что-то не так у меня по службе? Есть ко мне претензии?

— По службе у тебя все так. Пару месяцев назад запросили из центрального аппарата, из управления кадров, характеристику на тебя. Я написал. Хорошо о тебе отозвался. Даже отметил, что ты в бригаде все компьютеры ремонтируешь и настраиваешь.

— Бывает иногда, когда попросят… И что?

— Я не знал, по какому поводу характеристику затребовали. У нас, сам понимать должен, не принято руководящие органы запрашивать. Подумал про себя, что тебе скоро роту получать, вот и ищут место кому-нибудь на смену. А сегодня вот шифротелеграмма насчет тебя пришла. Требуют сегодня же тебя в Москву откомандировать. Причем не в Головное управление, а в какую-то «вэ-чэ»[6]. Как приедешь, должен позвонить, и за тобой машину пришлют.

— А при чем здесь, товарищ майор, моя учеба в Бауманке?

— Это уже моя инициатива. Я в нашем отделе кадров твое личное дело поднял, посмотрел… Но в запросе на характеристику был отдельный пункт о твоем отношении к компьютерам… И еще вопрос, который меня сильно смутил. Спрашивали про твое умение стрелять одновременно с двух рук. Я так и ответил, что ты в состоянии и с трех стрелять, но у тебя их всего две, а на ногах пальцы не так выросли, чтобы пистолет держать.

— Все равно мало что понимаю. Ладно, постараюсь на месте разобраться. Так что, мне сегодня выезжать, товарищ майор? До поезда четыре часа… Два часа из них до вокзала в Зареченске ехать… А там еще неизвестно, есть ли билеты…

— Билет на тебя уже заказан. В воинской кассе получишь, прямо на вокзале. Сейчас сдавай оружие, оформляй командировку и отправляйся. Насчет взвода договорись с командиром роты. Он без тебя приемо-сдаточный акт подпишет. Хочешь, я поговорю. Акт уже в канцелярии распечатан. Ты со своей стороны подпиши, а я потом подпишу утверждение. Надеюсь, у тебя во взводе все в порядке?

— Так точно, товарищ майор, все в порядке. Могу ехать… Только собраться бы успеть…

— Жена у тебя, как я понимаю, с ребенком в отъезде… Ждать их времени нам не отпущено. Долго тебе собираться?

— Как раз за оставшееся время уложусь.

— Хорошо. Иди оформляй документы…

Разговор с начальником штаба батальона завершился на удивление быстро. Настолько быстро, что старший лейтенант Поленьев умудрился даже застать в дверях ротной канцелярии выходящего капитана Любимцева. Капитан, увидев Поленьева, удивился больше, чем сам старший лейтенант, и сразу вернулся в канцелярию.

— Рассказывай, что случилось? У Осинцева зубы болят? Или он советовался, каким калибром лучше застрелиться?

Такой короткий разговор с начальником штаба мог удивить в батальоне любого офицера. И вызвать вопросы, хотя в частях спецназа ГРУ не принято задавать вопросы по служебным делам.

— Откомандировывают меня… Срочно и неожиданно даже для Осинцева. Сегодня должен в Зареченске на поезд успеть. Полтора часа до выезда осталось. Билет в воинской кассе заказан.

— Куда?

— В Москву.

— Роту дадут, а потом сразу и звездочку накинут. Пора уже. Не говорят, в какую бригаду?

— Ничего не известно. Информация ниже нуля…

Поленьев не стал объяснять, что откомандировывают не в распоряжение центрального управления ГРУ, как сразу предположил командир роты, а в какую-то неизвестную воинскую часть, скорее всего, подчиненную ГРУ.

— А как же взвод?

— Я в штабе подписал приемо-сдаточный акт. Ты завтра подпишешь. Сверишь все оружие, патроны, имущество со списком и внесешь данные. Потом просто подпишешь, а Осинцев утвердит как положено. В акте данные по прошлой проверке. Во взводе ничего не менялось. Все остальное — просто приказ. Возражений от меня не ждут, да и мнением никто не поинтересовался.

— Это странно. При переводе обычно мнение спрашивают.

— Не спросили вот…

— Я все понимаю, служебные обстоятельства, так сказать. Но меня же жена съест за свой компьютер. Ты же не успеешь наладить?

— Никак не получится. Мне еще собраться надо.

— Ладно… Домашних террористов тоже следует как-то терпеть. Перетерплю. Помощь какая-то от меня нужна?

— На моей машине меня до города отвези, на поезд посади, а машину в гараж поставь. Ключи и документы жене отдашь, когда приедет.

— У тебя страховка какая?

— На предъявителя.

— Годится. Сделаю. Как соберешься, подъезжай к моему дому. Может, к жене хоть заглянешь в компьютер? Для приличия…

— Она мне вчера все по телефону объяснила. Я понял. Там больше часа возиться. Думаю, придется операционную систему переустанавливать. Никак не успею. Она сама виновата, на хрена нужно было в настройки забираться…

— Женщины всегда думают, что на все способны.

— Это их беда.

— Твоя когда возвращается?

— Вот-вот уже должна. Я ей позвоню, уточню, потом тебе…

— Ладно. Беги, собирайся…

— Еще во взвод зайду попрощаться…

— Взвод на полигоне, на занятиях по минному делу. Лучше не отвлекать. Еще расстроится кто-нибудь, взорвется… Там же, сам знаешь, насколько внимательность важна. А у тебя молодых много…

— Тогда завтра за меня попрощайся. Скажешь, что я не успел…

— Сделаю…

Поезд из Зареченска в Москву прибыл ночью, ближе к утру. Рус Григорьевич сразу, только войдя в здание вокзала, позвонил по номеру, полученному от майора Осинцева. На звонок ответил дежурный по части, подполковник, чью фамилию старший лейтенант не расслышал, поскольку на вокзале в этот момент прозвучало какое-то громкое объявление о прибытии нового поезда. Поленьев представился, его попросили подождать, а уже через тридцать секунд сообщили номер машины, которая выезжает за ним. Машина подойдет к вокзалу и будет ждать около платной стоянки. Если дежурный не найдет сейчас нужного сотрудника, отправит одного водителя-солдата. Дежурный так и сказал — «нужного сотрудника», а не офицера, чем слегка смутил старшего лейтенанта, больше привычного к строгим армейским формулировкам, не допускающим расплывчатости понятий.

Значит, предстояло еще больше часа мотаться по многолюдному московскому вокзалу, убивая время. Занятие для энергичного, деятельного человека не самое приятное. Но, как офицер спецназа, Рус Григорьевич был обучен и в засаде сидеть, и ждать столько, сколько это бывает необходимо, так что не сильно расстроился.

Присесть, чтобы отдохнуть, было негде. Поленьев несколько раз обошел по периметру весь второй этаж, спустился на первый, где народу было еще больше, зато в противоположных стенах располагалось два входа-выхода, что создавало небольшой сквознячок. Периметр первого этажа оказался еще меньшим, чем второго, и потому измерять его шагами Поленьеву быстро надоело. Он вышел на улицу, намереваясь продолжить прогулку уже вокруг вокзала, а заодно и посмотреть, где находится платная стоянка для автомобилей, рядом с которой и должен остановиться армейский «уазик».

Постоянно звучащие объявления по громкоговорителям старший лейтенант не слушал, но случайно уловил свою фамилию:

— Пассажир Поленьев Рус Григорьевич, прибывший поездом из Зареченска. Вас встречают у выхода на привокзальную площадь.

Видимо, машина добралась быстрее, чем рассчитывал дежурный по части подполковник. В ночное время, наверное, ездить по Москве можно быстрее, чем днем. И «нужный сотрудник», похоже, нашелся. Сам солдат-водитель не стал бы обращаться в справочную, чтобы пригласить старшего лейтенанта. Рус Григорьевич повернул за угол, посмотрел вперед, на невысокое крыльцо, и увидел там группу из восьми мужчин. Когда он проходил мимо входа, этой группы здесь не было. Один из них, видимо главный, умело распоряжался остальными. Двоих сразу послал внутрь вокзала, двоих жестом направил влево от двери, еще двоих вправо, сам с последним остался на крыльце. Вообще-то это сильно напоминало засаду. Классическая блокировка! Но, когда офицер спецназа предупрежден о засаде, он готов с нею встретиться. Более того, видя любую засаду, он по инерции начинает считать, что она устроена на него. Поленьев засады не опасался, спокойно, не меняя темпа, он двинулся к вокзальному крыльцу, готовый к любым неприятностям. Крыльцо было полукруглое, из шлифованного бетона с мраморной крошкой, а значит, по погоде скользкое. Он это сразу учел, зная, как себя вести на скользкой поверхности и как такую поверхность использовать в своих целях.

А ждали именно его, Рус Григорьевич это определил по убегающему в сторону взгляду человека, который распоряжался устройством засады. Только лицо это в первый момент выразило некоторую растерянность, а это означало, что ждали его с другой стороны, ждали выходящим из вокзала, а не подходящим сбоку, и потому двоих отправили внутрь. Но менять диспозицию на глазах Поленьева никто не решился. Посчитали, что и шестерых на одного должно хватить. Наивные и излишне самоуверенные люди.

Старший лейтенант поднялся на крыльцо в две ступени, сделал шаг и заметил, как старший почесал затылок, давая команду, а также, не глядя, зарегистрировал шевеление у всех шестерых, что остались вне здания вокзала. Или они все знали его в лицо, или в лицо знал один, который и подал другим сигнал.

Если есть опасность и ее избегать, она будет гнаться за тобой даже в мыслях. Если не разрешить ситуацию сейчас же, она потом может повториться в более сложных условиях. Рус Григорьевич шагнул навстречу опасности. Главный в засаде тут же сделал шаг ему навстречу. Неопытный, слишком рано сделал шаг, отсекая таким образом от действий сразу двоих своих помощников. А четверо — это совсем не шестеро. Пока двое отсеченных сообразят приблизиться, четверых уже можно и «уговорить»…

Глава вторая

Рус Григорьевич уже мысленно просчитал два первых удара, которые сразу резко сократят число нападающих. Для этого ему самому требовалось совершить только один шаг, и точно такой же шаг требовалось совершить первому из засады. Лицо у человека было, как позволил рассмотреть свет над входом, откровенно кавказского типа. И у его ближайшего напарника тоже. Рассмотреть остальных Поленьев не торопился. Успеется…

Но не успелось. Прямо рядом с крыльцом за спиной старшего лейтенанта вдруг заскрипели тормоза, резко остановился на тротуаре микроавтобус, сдвинулась дверца салона, и оттуда выскочили два человека с автоматами наизготовку. Лица закрывали маски «ночь». Против двух автоматных стволов даже «человек-оружие» вынужден если не спасовать, то проявить осторожность и дождаться более удобного для себя момента к сопротивлению. Рус Григорьевич сначала подумал, что все это одна компания. И то, что организатор засады на старшего лейтенанта сделал пару шагов в сторону, никакой роли не играло. Но тут открылась передняя пассажирская дверца микроавтобуса, и на асфальт выпрыгнул человечек до смешного мелкого роста. Хотя вполне возможно, он только рядом со своими автоматчиками казался таким маленьким, поскольку оба они были, как говорят в просторечье, громилы. Человечек шагнул к Поленьеву и, глядя ему в глаза, спросил:

— Старший лейтенант Поленьев?

— Так точно… — привычной армейской формулировкой ответил Рус Григорьевич.

— Разрешите задать вам несколько вопросов…

— Позвольте поинтересоваться, с кем имею честь?

— Подполковник Разметьев, Военный следственный комитет, старший следователь по особо важным делам… — Подполковник показал раскрытое удостоверение, рассмотреть в котором что-то в полумраке было невозможно, и сразу же спрятал его.

— По какому поводу разговор?

— Садитесь в машину, я там вам все объясню.

— Возражения, как я понимаю, не принимаются… — кивнул Рус Григорьевич на автоматные стволы, которые смотрели на него тупо и уперто своими черными равнодушными жерлами.

— Не принимаются, вы верно заметили. Хотя я вас заранее ставлю в известность, что это не задержание. Прошу вас в машину только на несколько слов. Это во избежание различных возможных эксцессов. Конечно, мои подчиненные не верят, что офицер спецназа ГРУ сможет им противостоять, тем более безоружный. Они все-таки тоже спецназовцы. Но я видел ваших парней в действии, наблюдал однажды, как у вас тренируются солдаты, и потому не желаю никому неприятностей. Ни вам, ни своим подчиненным, ни даже себе. Попрошу в машину, Рус Григорьевич. Поговорим «на бережку»…

Поленьев оглянулся. Люди, стоявшие на крыльце, скрылись в здании вокзала. Только-только закрылась дверь за последним.

— А что, своих сотрудников здесь оставляете? — кивнул на нее старший лейтенант.

— Каких сотрудников?

— А эти вот… Восемь типов…

— Мои сотрудники со мной. Вы каких-то посторонних приняли за моих сотрудников… Это бывает, особенно когда человек знает за собой вину. Ладно, садитесь в машину…

Рус Григорьевич заглянул в салон микроавтобуса. Там никого не было. Водитель в форме сидел на своем месте. По логике, два человека в масках «ночь» должны были сейчас разделиться. Один должен первым забраться в салон, а второй с улицы обязан подстраховывать автоматом. Но они, повернувшись, оказались друг за другом. Причем передний мешал действовать заднему. Не умеют парни ситуацию просчитывать. Некому было их учить. Но старший лейтенант не собирался необдуманно нейтрализовать их, и не только потому, что его самого сильно интересовали вопросы, которые ему намеревался задать этот подполковник из Следственного комитета, а еще и потому, что никакой вины за собой не знал. Он спокойно сел в салон. Автоматчики тут же заняли места напротив, а подполковник Разметьев забрался на переднее пассажирское сиденье и многозначительно произнес:

— Итак…

— Я готов вас выслушать, товарищ подполковник.

— Нет. Это я готов вас выслушать…

— А я вам ничего не имею сообщить… Если у вас есть что спросить, спрашивайте, а то скоро за мной придет машина, и я уеду. С вашего разрешения или без него…

— Даже так! Ну-ну… Вопрос я задам. Как вы расстались вчера вечером с майором Осинцевым?

Рус Григорьевич вопросу сильно удивился. Он, честно говоря, ожидал, что вопросы подполковника будут касаться недавней полугодовой командировки на Северный Кавказ. Его попытаются заставить вспомнить какие-нибудь подробности, а скорее всего, эти подробности должны касаться трофейного оружия, что осталось во взводе. Но это общепринятая норма. Оставляют обычно себе на усиление ручные пулеметы. Пара лишних ручных пулеметов в дополнение к одному штатному — это безопасность солдат в рейде, это возможность подавления противника плотным массированным огнем, следовательно, опять же забота о жизни солдат. Но и в этом вопросе командира взвода можно было бы только упрекнуть, но никак не предъявить обвинения, потому что найти эти дополнительные пулеметы без «стукача» не сможет самая серьезная проверка. А «стукачей» у него во взводе не было. В этом вопросе Рус Григорьевич готов был руку на отсечение дать. Оказалось, разговор не о том.

— При чем здесь майор Осинцев?

— Я вопрос задал, товарищ старший лейтенант. Повторить? Как вы расстались вчера с майором Осинцевым?

— Обыкновенно расстались. Получил от него приказ, пошел в канцелярию, оформил командировочные документы, продовольственный аттестат, потом зашел к дежурному по батальону, сдал свой пистолет…

— Вот этот вопрос интересный. Вы пистолет, значит, сдали…

— Конечно. Я же не в командировку направлен. Я откомандирован в распоряжение командира другой воинской части. В этом случае табельное оружие сдается на месте предыдущей службы. Все как полагается.

— И обойма была полная?

— Так точно, товарищ подполковник. Полная. И запасная тоже полная.

— Так… Дальше…

— Забыл сообщить, что в связи со срочным отъездом не успел по правилам передать взвод ни новому командиру, который еще не назначен, ни командиру роты, как это полагается делать в подобных случаях. Но начальник штаба майор Осинцев сказал, что приемо-сдаточный акт уже отпечатан, мне следует только подписать его со своей стороны, а командир роты подпишет завтра. Майор обещал акт утвердить. Я, естественно, подписал. Потом сообщил об этом командиру роты, который на моей машине и отвез меня на вокзал в Зареченск. Ключи и документы на машину он передаст позже моей жене, когда она вернется из отпуска.

— А к майору Осинцеву вы зачем возвращались?

— Я к нему не возвращался. А что случилось?

— А с чего вы взяли, что что-то случилось? — Подполковник Разметьев резко обернулся и пристально посмотрел на Поленьева маленькими злыми глазами-буравчиками.

— Ваши вопросы дают повод, товарищ подполковник.

— Наручники на него наденьте… — скомандовал Разметьев своим спецназовцам.

— Руки давай, старлей… — рявкнул один из них, доставая уже приготовленные наручники.

Однако в этот момент кто-то сильно стукнул кулаком в дверцу салона микроавтобуса. Так сильно, что Рус Григорьевич мог бы без проблем воспользоваться ситуацией и уложить и спецназовцев, и подполковника вместе с водителем. Но что это дало бы? Поленьев считал, что стал жертвой какого-то недоразумения, и был уверен, что это недоразумение быстро разрешится, а его активное сопротивление, напротив, будет отягчающим обстоятельством. И не стал действовать на опережение.

Подполковник Разметьев опустил стекло в своей дверце и высунулся, явно желая окрикнуть кого-то, но как-то вдруг весь сжался и стал похож на перепуганного мальчишку. Он очень вежливо поздоровался в окно и бросил через плечо:

— Откройте дверь…

Один спецназовец все так же держал в руках наручники, а второй, опустив ствол автомата в пол, протянул руку и открыл дверцу. Она сдвинулась до упора и зафиксировалась в открытом положении. Рядом с машиной стоял человек в гражданской одежде, высокий, сухощавый, с тяжелым суровым взглядом.

— Иван Афанасьевич, я думал, вы правильно поняли мое недавнее к вам обращение… — с укором сказал он, обращаясь к подполковнику Разметьеву.

— Товарищ полковник, я просто произвел задержание главного подозреваемого в убийстве, и все. Несмотря на ваше предупреждение, я обязан так поступить…

— Вы суетесь в дела, которые вас не касаются и к которым у вас по вашему служебному рангу просто нет доступа. Я вас предупреждал. А вы продолжаете упорно мешать проведению операции ГРУ, о которой вам даже знать не положено. Короче говоря, так, Иван Афанасьевич, я забираю у вас старшего лейтенанта Поленьева, освобождаю его и попрошу вас впредь не мешать ему выполнять свой служебный долг.

— Я вынужден буду написать рапорт в ваше Управление собственной безопасности, товарищ полковник. И обоснованно докажу, что вы старательно не позволяете нам вести следствие. Не понимая, чего вы добиваетесь, я могу предположить только меркантильные соображения.

— Генерал-полковник Безверхний[7] объяснит соседнему управлению суть. Он в курсе. А вы, товарищ подполковник, можете по этому поводу даже президенту писать… Вам и там укажут на ваше место. В вашем возрасте пора уже понимать, что есть темы, которые вас не касаются. Ростом не вышли. Пойдем, старлей, за тобой уже машина пришла.

Рус Григорьевич приподнялся, чтобы выйти из машины, но подполковника Разметьева, похоже, какая-то змея в ягодицу укусила. Наверное, сухощавый полковник зря про рост упомянул, карлики всегда это болезненно воспринимают.

— Я не могу допустить такого самоуправства! Майор! — грозно прикрикнул он, и спецназовец открывавший дверцу салона, вытянул ногу, как шлагбаумом перекрывая выход, а его напарник, не выпуская из руки наручники, попытался ухватиться за свой автомат. И даже сумел ухватиться, но сразу выронил его на пол, получив от старшего лейтенанта удар локтем в челюсть. А вытянутая нога выполнить незавидную роль шлагбаума не смогла, потому что имела слишком слабое, к тому же открытое для удара каблуком место — коленный сустав. Каблук ударил резко, «шлагбаум» упал под человеческий стон. Полковник в штатском стоял за дверцей с пистолетом в руке и недобро усмехался.

— Подполковника можешь не бить, старлей. Его женщина плевком перешибет — он у нас такой нежный. А тебе сейчас совсем не нужно, чтобы на тебя убийство повесили. Иди к машине.

— Автоматы… — напомнил Рус Григорьевич.

— Иди к машине. Уедешь, я их через пять минут отпущу. В меня они стрелять не посмеют. Да и я сам успею на опережение пулю послать.

Старший лейтенант покинул салон микроавтобуса и сразу увидел, где стоит «уазик» с военными номерами. Подбежав, открыл заднюю дверцу и буквально упал на сиденье. «Уазик» сразу сорвался с места и переехал на встречную полосу, начиная движение в обратную сторону.

Только после этого разворота Рус Григорьевич обратил внимание, что кроме водителя в машине на переднем сиденье находится и пассажир. То есть, говоря точнее, пассажира этого он увидел сразу, но только сейчас сумел рассмотреть немолодого мужчину в очках.

— Помнишь адрес? — спросил тот водителя.

— Конечно, — ответил солдат за рулем, включил сигнал поворота и повернул куда-то на боковую улицу.

Рус Григорьевич почти не знал эту часть Москвы, не ориентировался, где они едут, тем не менее легко запоминал и дорогу, и приметы: повернули направо около аптеки, затем через три квартала прямолинейного движения за небольшим сквером последовал поворот налево и так далее. Наконец «уазик» заехал во двор большого многоэтажного дома, стоящего буквой «П», и человек с переднего сиденья выпрыгнул еще до того, как машина остановилась, показав, что он не так стар, как могло показаться из-за его короткой бороды с проседью. «Уазик» остановился рядом с металлическим гаражом-«ракушкой».

— Выходите, — потребовал водитель. — Дальше поедете с профессором. Меня на выезде обязательно тормозить будут. А я вас не видел, я командира части домой отвозил. Ошиблись те типы с номером, и все. Командир даже время подтвердит…

Старший лейтенант Поленьев не стал спрашивать, кто и по какой причине будет тормозить «уазик» на выезде из Москвы. И так все понятно. Он молча вышел из машины, и она сразу уехала.

Тем временем из гаража с чиханием выбрался старенький запыленный «Москвич», водитель, который оказался, ко всему прочему, еще и профессором, потянулся и изнутри открыл переднюю дверцу, приглашая старшего лейтенанта сесть. Поленьев сел, давно уже забыв, что такое «Москвич» и какие звуки он издает при движении. Профессор не поленился закрыть гараж-«ракушку» на тяжелый висячий замок. И — поехали.

Неподалеку от проезда под МКАД идущая позади машина неожиданно мигнула ярким светом фар.

— Полковник нас страхует, — посмотрев в зеркало заднего вида, объяснил профессор и тут же включил правый сигнал поворота, стал прижиматься к бордюру. — Опять сигналит. Остановиться, наверное, просит…

«Москвич» скромно остановился. Старший лейтенант вышел из машины первым. Позади притормозил ярко-синий «Форд Мустанг» с двумя черными полосами на капоте и такими же полосами на крыше. Из мощной спортивной машины вышел полковник, освободивший старшего лейтенанта от домогательств старшего следователя по особо важным делам Военного следственного комитета. В руках он держал большую двухлитровую пластиковую бутылку пива и камуфлированный армейский бушлат без погон.

— Скоро пост будет. Всех, думаю, будут тормозить, кто город покидает. Куртку надень, погоны свои прикрой. И пиво пей. Прямо при ментах. Ты же не за рулем, тебе можно. Пьющего с утра пиво никто не заподозрит… Поезжайте чуть быстрее, а то мне приходится ехать неприлично медленно для моей машины. Если что, я прикрою… И еще… — Полковник назвал фамилию, имя-отчество, год рождения, место работы, должность и адрес регистрации.

— Запомнил?

Рус Григорьевич без заминки повторил.

Оставалось надеяться, что полковник «прикрывать» намеревается не с помощью пистолета. Новые эксцессы старшему лейтенанту, и без того ничего не понимающему в происходящем, казались лишними.

Как и предположил полковник, сразу за МКАД стояли три патрульные машины ГИБДД и останавливали всех, выезжающих из Москвы. В каждой машине сидели по два дорожно-патрульных инспектора и по два омоновца. Естественно, остановили и «Москвич».

Подошел инспектор, козырнув, представился, попросил документы. Профессор протянул их, а старший лейтенант на глазах инспектора приложился к уже початой бутылке пива. Половину содержимого он вылил еще по дороге. Инспектор заглянул в салон, потянул носом.

— Кого везете? — поинтересовался, словно бы между делом.

— Муж дочери… Все время забываю, как это называется… Зять, что ли?..

— Зять… — подтвердил инспектор, возвращая документы. — Куда направляетесь?

— На дачу. Всю зиму там не были. Глянуть хоть, что творится… А то у соседа в прошлом году в доме всю зиму бомжи ночевали. Загадили все…

— Бомжи попадутся, лучше не стреляйте в них, — шутливо посоветовал инспектор, — а то потом другие могут дом сжечь. Продолжайте движение. Счастливого пути… — Он еще раз аккуратно козырнул.

Омоновцы за время проверки в сторону «Москвича» даже не посмотрели. Вместе со вторым инспектором они стояли возле красивого «Мустанга», то ли проверяя что-то, то ли просто любуясь машиной.

«Москвич» скорость набирал медленно, и скоро мимо него стремительно пролетел мощный «Мустанг». Полковника тоже надолго не задержали…

Дальше по шоссе ехали недалеко, по подсчетам Руса Григорьевича, около двадцати километров. Задние огни «Мустанга» уже давно потерялись из вида, когда «Москвич» начал поворачивать направо. Около двух километров ехали по укатанной проселочной дороге, даже какую-то просыпающуюся деревню миновали, после чего профессор снова повернул. Уже светало. Впереди показались бетонный забор и ворота, которые при приближении машины открылись сами собой, видимо, за воротами их уже ждали. Два солдата с повязками помощника дежурного на рукавах придерживали створки. «Мустанг» стоял на небольшой площадке сразу за будкой КПП. Рядом с ним поставил свой «Москвич» и профессор. Из «Мустанга» вышел полковник, которому Рус Григорьевич сразу отдал пластиковую бутылку с остатками пива. Сам он после проезда поста ГИБДД к пиву не притронулся. Не был любителем этого напитка…

Глава третья

— Пойдемте ко мне в кабинет, — предложил профессор и, не дожидаясь согласия, двинулся по дорожке в сторону двухэтажного корпуса. Полковник молча пошел за ним. Старший лейтенант Поленьев, понадеявшийся было получить какие-то объяснения, вздохнул и двинулся следом за полковником.

Кабинет профессора располагался на первом этаже корпуса. Прошли мимо дежурного подполковника, который пытался что-то доложить профессору, но тот остановил его движением руки. Хозяин открыл дверь своим ключом, включил свет, хотя за окнами было уже светло, и сразу же задернул на окне плотные шторы.

— Присаживайтесь… — предложил он, почесал бороду и шумно перевел дыхание. — Стар я стал для таких переживаний. Нервничаю…

— А что вообще случилось-то? — Старший лейтенант решил, что подошло его время задавать вопросы. Как ни суди, а вся заваруха произошла именно вокруг его персоны.

— Если бы кто-то мог сказать, что случилось, подполковник Разметьев не интересовался бы твоей особой, старлей, — жестко ответил полковник. — Да, я же не представился. Полковник Самородников, третье управление ФСБ России. Надеюсь, удостоверение тебе показывать не нужно, так поверишь?

— Поверю. Военная, значит, контрразведка… Не понимаю, чем я мог вас заинтересовать…

— Если бы только нас, это было бы еще не так страшно, — серьезно заметил Самородников, дожидаясь какого-то дополнительного вопроса со стороны Руса Григорьевича. И вопрос прозвучал:

— А кого еще?

— Начнем по порядку? — Полковник посмотрел на профессора, тот согласно кивнул, предоставляя военному контрразведчику право вести разговор. Но и сам слушал внимательно, глядя на Руса Григорьевича умными глазами.

— Если по порядку, то сначала твоей личностью заинтересовался профессор Безбородов, вернее, некоторыми отдельными способностями старшего лейтенанта Поленьева. Правда, вышел профессор на него не сам, он только составил заявку на офицера, отвечающего необходимым для его экспериментов качествам, и в ГРУ предложили несколько кандидатур. Заочно познакомившись с каждым, профессор выбрал, старлей, тебя. Ты подходишь по нескольким основным параметрам, тогда как остальные в большинстве своем подходили не больше чем по одному или двум.

— Можно спросить, товарищ полковник, какие параметры интересовали профессора… Безбородова? — При произнесении фамилии профессора Поленьев невольно бросил взгляд на профессорскую бороду и поймал в ответ ухмылку со стороны обладателя этой бороды. — Может, какое-то из этих качеств прольет свет на интерес, который проявляет ко мне подполковник Разметьев.

— Все вместе, в совокупности, твои качества и проливают свет. Но профессора интересовала в первую очередь твоя компьютерная подготовленность, боевая подготовка и умение одновременно выполнять несколько задач. По крайней мере, одновременно наблюдать за несколькими, скажем так, событиями.

— Насчет последнего я не совсем понял. Но, надеюсь, мне объяснят, что это такое.

— Это ваша одновременная прицельная стрельба с обеих рук, — кратко сообщил профессор Безбородов. — Признаться, меня интересует не сама стрельба, а возможность одновременно наблюдать за событиями на нескольких мониторах. Но это похоже… Мы имели возможность проводить сравнительные испытания. Дело было несколько лет назад. И испытания показали, что одно, как правило, бывает связано с другим. Это особое свойство человеческого мозга.

— Такой навык больше присущ охранникам, работающим с системами видеонаблюдения.

— Но у охранников нет вашей боевой подготовки и вашего умения компьютерщика, — возразил Безбородов. — А это для нас очень важно.

— А меня, скажу честно, — перебил профессора полковник Самородников, — как офицера, и сам метод стрельбы интересует. В запросе, насколько я помню, указывалась одновременная прицельная стрельба сразу с обеих рук. Я просто только на свой опыт опираюсь и потому не представляю, как можно одновременно прицеливаться двумя глазами…

— Этот метод, товарищ полковник, не предполагает использование двух глаз для прицеливания. Это ковбойский метод стрельбы.

— Я понял, — сказал Самородников. — Знаком с ним только понаслышке. Однако мне кажется, что такая постановка вопроса, возможно, и не устроит нашего уважаемого профессора.

— Что меня не устроит? — не понял Безбородов.

— Так называемый ковбойский метод стрельбы, хотя я сомневаюсь, что его породили действительно ковбои, поскольку он не может использоваться при стрельбе из револьвера, а классические ковбои пользовались как раз револьверами. Пистолет увидел свет позже.

— Мне это все равно ничего не говорит, — признался профессор.

— Это просто… — Поленьев постарался говорить доходчиво. — Когда вы показываете на кого-то или на что-то, вы чем это делаете?

— Пальцем чаще всего. Указательным. Хотя иногда и простым кивком пользуюсь.

— Кивок здесь не годится. А вот указательный палец потому и называется указательным, что он указывает. И, как выяснили физиологи, достаточно точно. У человека два указательных пальца. При стрельбе палец ложится вдоль ствола так, чтобы не мешать затвору передвигаться и стреляной гильзе вылетать. Стрелок показывает на цель указательным пальцем, а средним пальцем нажимает курок. Вот и вся премудрость.

— А что меня может в этом не устроить, товарищ полковник? — спросил Безбородов. — Я лично, скажу честно, вполне удовлетворен ответом старшего лейтенанта.

— Ну как, вас же интересовала синхронность выстрелов, способность следить сразу за двумя целями…

— А чтобы указать на цель пальцем, за ней разве не обязательно следить? — резонно возразил профессор.

Полковник Самородников промолчал.

— Но мне перечень некоторых моих боевых качеств никак не объяснил ситуацию с попыткой задержания, — постарался вернуться к изначальной теме Рус Григорьевич. Понятно было, что она волновала его больше всего.

— Да-да, я продолжу, — с некоторым интересом посмотрел на Поленьева полковник. — У меня вопрос по существу. Как ты, старлей, расстался со своим начальником штаба майором Осинцевым?

— И вас, товарищ полковник, этот же вопрос интересует… Меня о том же спрашивал подполковник Разметьев. Разрешите узнать, чем вызван интерес к майору Осинцеву?

— Так ты, старлей, вообще не в курсе того, что случилось?

— Никак нет, товарищ полковник.

— Тогда рассказывай все по порядку, вплоть до встречи со мной. Даже с мелкими незначительными моментами. А потом я тебе объясню суть…

В армии старшему по званию не возражают только ради того, чтобы побыстрее удовлетворить свое любопытство. Пришлось начать с самого начала, с того, как командир роты неправильно положил трубку на телефонном аппарате, в результате чего в ротную канцелярию пришел дневальный и передал приказ начальника штаба срочно явиться к нему. Рассказал и о том, что майор Осинцев в момент появления командира взвода занимался отжиманием от пола, поставив к двери изнутри стул. Передал всю суть разговора с начальником штаба, хотя в основном своими словами. Потом поведал в полной последовательности о своих действиях в штабной канцелярии и о том, как сдавал пистолет дежурному по батальону. Этот момент почему-то особенно заинтересовал полковника Самородникова.

— Ты сам видел, как дежурный убрал пистолет в оружейный сейф?

— Не в оружейный, товарищ полковник, а в свой, в дежурный. Оружейный сейф находится в оружейной горке. Нужно несколько печатей вскрывать, открывать несколько замков. А тут мы просто оформили сдачу по акту, который был уже заготовлен, и все.

— Патронов сколько было?

— Полная обойма. Я обойму перед сдачей вытащил и приложил к пистолету отдельно, вместе с запасной. Дежурный так по отдельности и убрал это в свой сейф.

— А ключи от сейфа?

— Точно не помню. Кажется, он их со стола брал, а потом туда же и положил. Нет, — наморщил лоб старший лейтенант, сосредоточенно вспоминая, — положил в ящик стола. В верхний ящик. Точно.

— Еще вопрос касательно майора Осинцева. Когда ты пришел к нему, сейф у начальника штаба был открыт?

— Никак нет. Закрыт. Майор Осинцев на моих глазах вытащил из ящика стола листок бумаги, сообщил мне, что пришла шифротелеграмма относительно меня, прочитал ее, задал несколько вопросов, после чего встал, открыл сейф и убрал туда шифротелеграмму. Сейф у него за спиной у стены стоит, чуть справа от кресла.

— Да. Я видел. Я не был там, но уже после твоего отъезда в кабинете проводили видеосъемку, и мне переслали через Интернет видеосюжеты. Тогда вопрос такой. Где Осинцев держал ключи от сейфа?

— Когда открывал, вытащил их из кармана. Потом сейф закрыл и… Минутку, я попробую восстановить в памяти этот момент… — Рус Григорьевич закрыл глаза и снова сосредоточился. — Да. Он положил ключи в карман шинели. В двух шагах от сейфа вешалка стоит. На ней висела шинель товарища майора. Он шагнул к вешалке и сунул ключи в карман шинели. Я, помню, еще подумал, что майор домой собирается. Но он снова сел за стол…

— В карман шинели… — Полковник вытащил трубку смартфона с большим экраном, нашел нужный номер и одним нажатием вызвал абонента. Потом сразу убавил звук, чтобы разговор никому не был слышен. — Анатолий Николаевич, да-да, это я… Я в курсе. Мы с ним как раз и беседуем. Не столь суть и важно где… Я про сейф Осинцева. Ты еще на месте? Ладно. Тогда позвони местному сотруднику, пусть посмотрит ключи от сейфа в кармане шинели. Там же, на вешалке висит… Да. Пусть посмотрит… И мне сообщи…

Он убрал трубку в карман и посмотрел на Поленьева равнодушным, ничего не выражающим взглядом.

— Так что все-таки случилось? — не выдержал Рус Григорьевич.

— Случилось то, что майор Осинцев после твоего, старший лейтенант, ухода от него застрелился. Причем застрелился из твоего пистолета, с которого почему-то были стерты все отпечатки пальцев. В том числе и твои. При этом совершенно непонятно, почему, имея свой собственный наградной пистолет, майор Осинцев предпочел воспользоваться твоим. И как он вообще его получил? Дежурный вместе со своим помощником, сержантом-срочником Анваром Киреевым, в один голос уверяют, что начальник штаба к ним в дежурную часть не заходил. При этом дежурный помнит, что положил твой пистолет в сейф, и даже продемонстрировал следствию акт приемо-сдачи оружия. Правда, акт, так и не утвержденный начальником штаба. А об исчезновении пистолета ничего вразумительного сказать не может.

— Разрешите вопрос, товарищ полковник?

— Разрешаю.

— Сначала подполковник Разметьев, потом вы спрашивали меня о количестве патронов в обойме. Чем этот интерес вызван?

Полковник Самородников поморщился. Он, похоже, не любил давать расплывчатые ответы.

— Тем, что в обойме все патроны на месте. Пистолет валялся рядом с креслом начальника штаба. Он застрелился, если застрелился, сидя в кресле. Но обойма была полная.

— Патрон мог быть в патроннике, — предположил старший лейтенант.

— А то мы не догадались… Но в этом случае после выстрела следующий патрон из обоймы ушел бы в патронник. А он не ушел… И что это может значить?

— Это может значить только одно, — категорично заявил Поленьев. — Майора Осинцева застрелили. А после этого вставили обойму в пистолет. Хотя и непонятно, зачем это было сделано. Может быть, специально, чтобы напустить тумана и запутать следствие. Иначе это все никак в одну систему не складывается. Но при чем здесь я? Дежурный по батальону может подтвердить, что я не возвращался и не брал пистолет у него из сейфа.

— Тут есть небольшой нюанс… Мне переслали показания помощника дежурного по штабу. Этот сержант сообщил, что дежурный задремал, а ему приспичило в туалет сходить. Туалет в другом конце коридора. Он разбудил дежурного, тот разрешил ему отлучиться, но когда сержант вернулся, дежурный снова спал. Но вот что интересно. Когда сержант шел обратно, он видел, как кто-то вышел из дежурной части и сразу поднялся по лестнице. По фигуре этот неизвестный издали походил на тебя, старший лейтенант. Но точно утверждать это сержант не может. Коридоры в вечернее время не освещены, и он плохо рассмотрел неизвестного человека. Тебя сержант раньше видел, но лично с тобой не знаком, и потому его показания только предположительны. Неизвестный человек поднимался по лестнице. А кабинет начальника штаба находится, если ты не забыл, на втором этаже в правом крыле. Что на это скажешь?

— Ничего не скажу, товарищ полковник. Надеюсь, что следствие разберется. Но, если бы там был я, зачем мне нужно было вставлять после выстрела обойму в пистолет? И зачем потребовалось отпечатки пальцев стирать? Там и без того были только мои отпечатки. Мои и еще дежурного по батальону, который убирал пистолет в сейф. Но палец на спусковой крючок он не клал.

— Ну, с отпечатками все просто. Если бы остались только твои отпечатки, никаких вопросов не оставалось бы. Виновен, и все! А если отпечатков нет, то преступник мог стереть свои. Ты все равно под подозрением и можешь не обижаться на подполковника Разметьева. Он только хотел по горячим следам раскрыть преступление. И не вмешайся я… Разметьев прилетел в Москву служебным вертолетом. Хотя я специально звонил ему и просил не вмешиваться в ситуацию, которую мы раскручиваем. Я, к сожалению, сам вести следствие не уполномочен, но на месте Разметьева вел бы себя точно так же…

— Точно так же неумело?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если бы я знал, какие обвинения мне предъявляют, я не позволил бы посадить себя в машину. Сразу после того как подполковник Разметьев отпустил восьмерых помощников, я мог бы уложить на месте его парней и водителя и уехал бы на их машине. А потом сам искал бы убийцу.

— И сорвали бы мне всю работу… — вступил в разговор профессор Безбородов. — Не для того вас из бригады вытаскивали, чтобы вы следствие вели. И хорошо еще, что товарищ полковник поехал с нами на вокзал, чтобы в машине обговорить с вами эту ситуацию. Когда мы остановились, он сразу узнал машину Военного следственного комитета и, заподозрив недоброе, пошел разбираться…

— Одну минутку, профессор… — подняв руку, прервал его полковник. — Старлей, про каких восьмерых ты говоришь? С Разметьевым было только два спецназовца и водитель, тоже, кстати, парень не хилый и чего-то стоящий.

Пришлось старшему лейтенанту рассказать и про объявление на вокзале, и про то, как он увидел и просчитал засаду у дверей. И про то, как люди из засады сразу ушли, как только Разметьев предложил Поленьеву сесть в машину для разговора.

— Кого же ты мог заинтересовать, кроме военной контрразведки? — задумчиво проговорил Самородников. — Насчет контрразведки — все ясно. Мы прикрываем проект профессора Безбородова, ты становишься участником проекта, значит, мы автоматически прикрываем тебя. Но мне сдается, что убийство майора Осинцева, а это было, несомненно, убийство, а не самоубийство, которым тебя пытались подставить, хотя и неумело, показывает нам всем, что есть еще одна заинтересованная сторона. В тебе заинтересованная. Твой потенциальный противник. И эти восемь человек на вокзале — это из той же команды. Я точно знаю, что Разметьев взял с собой только двух спецназовцев, которые встречали его сегодня на машине в аэропорту Жуковского. Мне это уже доложили. А вот восемь человек, что встречали тебя у входа в вокзал, меня очень интересуют. Полковника Разметьева нюх подвел. Он слишком увлекся своей версией, надеялся, наверное, с ходу получить от тебя, Рус Григорьевич, признательные показания, и потому на тех парней внимания не обратил. А следовало бы. Надо было хотя бы пару минут подождать, не высовываться из машины, и тогда, возможно, он уже допрашивал бы настоящих убийц Осинцева.

Профессор Безбородов был, видимо, человеком настолько увлеченным своей работой, что на него не действовала бессонная ночь. Кажется, он решил, что старший лейтенант такой же, поэтому дал ему только двадцать минут для устройства в отведенной Поленьеву для временного проживания комнате и уже ждал его в своем кабинете, чтобы приступить к первым экспериментам. Полковник Самородников в отличие от профессора часто позевывал и выглядел усталым. Завершив разговор со старшим лейтенантом, он пошел отсыпаться. Видимо, у полковника на территории этой воинской части тоже была своя комната.

Руса Григорьевича до его комнаты, что располагалась в соседнем корпусе, провожал посланный профессором солдат из внутреннего караула, внешне больше похожий на аспиранта, чем на солдата. А уж автомат на плече этот солдат носил, как огородник лопату.

— Давно служишь? — спросил Поленьев, когда солдат открыл дверь его комнаты и передал из рук в руки ключ.

— Через два месяца год будет. Наверное, останусь по контракту служить. Уже почти уговорили.

— Кем? Караульным? Местный огород охранять? — неловко пошутил старший лейтенант.

— Зачем караульным? — не понял шутки солдат. — Как и все… Научная рота…

Что-то о таких ротах Поленьев уже слышал. Армия набирает молодых толковых ученых, чтобы они не растрачивали свои знания там, где их и можно только растратить, но трудились бы на армию, одновременно приобретая новые знания.

— Научная рота… Хорошее дело! — похвалил он так, словно отлично знал, что это такое. — Но автомат тоже нужно учиться правильно носить. Иначе ты — не армия…

Солдат ушел. Поленьев разобрал сумку с вещами. Хотел уже идти к профессору, но, посмотрев на часы, увидел, что имеет в запасе еще восемь минут, и подошел к окну, чтобы осмотреть территорию, на которой ему, как он понял, предстояло какое-то время жить. И сразу удивился увиденному. По тротуару мимо корпуса ехал танк. Но не настоящий, а какой-то внешне почти игрушечный, хотя, как показалось, и достаточно высокий. Тем не менее он ехал и даже башней шевелил, хотя на башне у него была установлена не серьезная танковая пушка, а, скорее всего, тридцатимиллиметровая автоматическая пушка от боевой машины пехоты, только с укороченным стволом, и спаренный с нею пулемет ПКТ[8]. Но на башне были дополнительно установлены четыре гранатомета и два ПТУРа[9], которые тоже пошевеливались, повинуясь чьей-то воле, словно цель искали. Удивление Поленьева было вызвано тем, что он не мог представить себе танкистов, разъезжающих на этом танке. В него от силы могли бы поместиться дети возраста двух-трех лет, еще не научившиеся твердо ступать по земле, но и им это было бы трудно. Там должен стоять заряжающий автомат для пушки, там же должен располагаться боезапас. А взрослому человеку, даже с ростом подполковника Разметьева, разместиться там вообще невозможно. Впрочем, удивление длилось недолго. Скоро вслед за танком, глядя на него, а не себе под ноги, мимо корпуса прошел солдат, державший в руках пульт управления, похожий на тот, с каким работают моделисты-конструкторы. И Рус Григорьевич догадался, что мимо него проехал настоящий боевой робот, управляемый солдатом с дистанции. Как всякий действующий офицер, он про боевых роботов и слышал, и читал — и в Интернете, и в специализированных военных журналах. Просто пока не знал, куда, в какую воинскую часть в настоящий момент прибыл, кто здесь служит и что делается за этим тяжелым бетонным забором высотой около двух с половиной метров. Не осознал еще, хотя присутствующий в воинской части профессор, возможно воинского звания не имеющий, казался здесь не посторонним человеком и даже не последним по значимости лицом. Наличие солдата научной роты на территории воинской части тоже могло бы дать подсказку. Но подсказал только боевой робот — здесь располагалась военная лаборатория. При этом Рус Григорьевич прекрасно помнил, что профессору Безбородову требовался человек, обладающий боевыми навыками и боевым опытом, и понял наконец, для чего был откомандирован в эту часть. Из офицера спецназа желали сделать испытателя роботов в боевой обстановке. Такие случаи бывали неоднократно, слышал Поленьев, но тогда отбирали просто лучших. Сейчас же потребовался человек с инженерным складом ума и с какими-то особенностями в работе мозга. Понятно, что солдата научной роты, который автомат на плече носить не умеет, не пошлют куда-то в «горячую точку», даже если этот солдат сам пожелает. Там его ждет только одно — скоропостижная гибель, при этом гибель, возможно, и бесславная, при невыполненном задании. Погибнуть могут все. Даже самые подготовленные офицеры спецназа, случается, гибнут, хотя и очень редко. Но они могут и за себя постоять, и задание выполнить. При этом приоритет должен отдаваться заданию, как всегда в «горячих точках». Солдаты научной роты, конечно, могут принимать участие в испытаниях, но только на полигоне, где они будут стрелять с помощью робота, но никто в них самих стрелять не будет. Настоящие испытания можно проводить только в какой-то «горячей точке». Так, боевая оснастка «Ратник» прошла «обкатку» в регионе Северного Кавказа. Испытывались и костюмы, и оружие, и электроника разного уровня: от планшетников до простейших средств связи внутри подразделения. Там же испытывалось и оружие…

Глава четвертая

Салман поднял руку и обернулся, призывая к вниманию и тишине свою маленькую группу. Правда, пока она еще находилась на территории, которую условно можно было называть своей. И проползали бойцы неподалеку от точки, где стоял часовой, образно говоря, тоже относительно свой…

Выждав пару минут, Салман снова начал движение. Но перед этим показал за спиной кулак, еще раз предупреждая о необходимой осторожности при передвижении.

Бойцы группы Салмана умели передвигаться и бесшумно, и незаметно. По этому принципу майор Салман Цхогалов и набирал их в группу. Там, на базе спецназа МВД Чечни, было немало хороших и неуступчивых бойцов, которых даже встречей с дивом не испугаешь. Они через многие испытания прошли и не сломались. Все с характером были. Но в эту сложную командировку Салман отобрал себе тех бойцов, кто лучше других умеет соображать и кто умеет передвигаться бесшумно и незаметно. Лучших взял…

И не пожалел об этом. По большому счету, все трое помощников Салмана в боевой обстановке стоили десятка неподготовленных людей или пятерых достаточно опытных, но не прошедших учебную школу спецназа. И они уже доказали это. За три месяца пребывания в Сирии было ликвидировано пятнадцать чеченских боевиков, тех, кто планировал после завершения сирийской войны вернуться на родину и устанавливать свои порядки там. Уничтожение этих пятнадцати спасло жизни не менее чем сотне мирных жителей, ни в чем не повинных людей, которым бандиты намеревались принести смерть. Именно с этой целью группа и прибыла в Сирию. Альви Аббасов, капитан спецназа МВД, Олхазар Абдулрахимов, старший лейтенант спецназа МВД, и просто старший сержант того же подразделения Вадуд Дикалуев, лучший снайпер всего чеченского спецназа, который и без оптики умел пулей сбить летящую в воздухе птицу, не дробью, как стреляют охотники, а именно пулей, что вообще редко кто умеет. Правда, здесь, в Сирии, Вадуд снайпером не представился. Иначе ему вручили бы снайперскую винтовку и отправили бы убивать сирийцев. Все равно кого… Военных, значит, военных, мирных жителей, значит, мирных жителей, женщин, значит, женщин. Короче говоря, любого, кто в прицел попадет. Таков здешний порядок. Правда, хорошую канадскую винтовку для Вадуда Салман добыл. Но и он сам всем, кто интересовался, говорил, и Вадуд на все вопросы тоже отвечал, что только учится на снайпера. Очень хочет научиться, но пока не получается. Не очень получается…

Тем не менее именно старшему сержанту Дикалуеву принадлежит заслуга в ликвидации восьми бандитов из пятнадцати. В настоящих условиях их гибель легко списывали на сирийских снайперов. Человек не постоянно сидит в окопе на одном месте, и потому трудно бывает понять, откуда стреляли. Тем более что серьезные пули снайперской винтовки при попадании в человека часто отбрасывали и разворачивали тело, и почти невозможно определить место, откуда пуля прилетела. И не только место, но даже направление. Следствия в боевых условиях никто не чинил, и этим стоило пользоваться. Конечно, уничтожать соотечественников — дело не самое приятное. Но если вникнуть в суть, если понять, что эти соотечественники готовятся вернуться и в твое отсутствие сжечь твой дом, убить жену, детей и престарелых родителей, тогда миссия ликвидаторов уже кажется естественной и необходимой.

Майор Салман Цхогалов давно уже наладил партнерские отношения с ГРУ. Еще дома, на Кавказе, он во главе своего подразделения часто проводил совместные операции вместе со спецназом военной разведки. И тогда выполнял ту же самую задачу по уничтожению бандитов и террористов. Поэтому не очень удивился, когда ему предложили сформировать и возглавить группу с той же задачей, только проводить работу в Сирии. Вот когда сгодились связи с ГРУ. Салману удалось добыть по своим каналам информацию, которой не располагали даже родственники бандитов. Это в значительной мере и определило место работы его группы. А потом и ГРУ, в свою очередь, вышло на связь с майором Цхогаловым и предложило ему сотрудничество. Правда, не с официальной структурой Главного разведывательного управления, а с частной военной компанией «Волкодав», официально нанятой правительством Сирии для выполнения отдельных конкретных задач, в основном по обучению спецназа сирийской армии. Но задания были и другими. В том числе и боевыми. Наладить такое сотрудничество показалось Салману делом выгодным и не слишком сложным, потому что боевой группой частной военной компании командовал старый его знакомый, с которым они вместе ловили боевиков и уничтожали банды еще там, на Кавказе, в самой Чечне и на ее границах.

И сейчас майор Цхогалов вел группу на встречу с «волкодавами» в середине разделительной зоны двух противостоящих сил. Бывший старший лейтенант спецназа ГРУ Сергей Ильич Лесничий хотел передать майору чеченского спецназа предложение ГРУ…

Ползти пришлось долго. Кто не ползал на дальние расстояния, не может себе представить, как быстро начинают ныть колени, ободранные даже сквозь форменные штаны. Кожа огнем горит. Тем более почва здесь такая, что мелких камней больше, чем настоящей земли. Точно такая же история с локтями. Салман слышал, что в новой форме Российской армии используются мягкие пластиковые наколенники и налокотники. Но не будешь же щеголять российской форменной одеждой среди бандитов «Джабхат-ан-Нусры». Могут ведь не понять…

И потому приходилось терпеть. Так и добрались до небольшой высоты, обозначенной как место встречи. У Салмана Цхогалова только у одного из всех был бинокль с тепловизором, и потому он еще у «подошвы» высоты «прощупал» нужный склон чутким к теплу прибором и увидел светящуюся зеленью фигурку, что присела на камень примерно там, где и договаривались о встрече. На всякий случай, соблюдая естественные меры безопасности, Салман и весь склон осмотрел с той же привычной для себя тщательностью. Больше там никого не было, значит, Лесничий пришел один. В принципе, это не имело никакого значения, потому что чеченский спецназ и частная военная компания не обговаривали условия встречи — точно так же и Цхогалов мог приползти один. Но он предпочел отправиться вместе со своей группой. Другими приборами Салман не пользовался. Но не успел он еще опустить бинокль, как в его внутреннем кармане завибрировала трубка смартфона «Блекберри», выданная майору через командование спецназом МВД по поручению ГРУ. Трубка обладала собственными шифратором и дешифратором, и можно было разговаривать, не опасаясь, что твой разговор прослушают. Майор, не поднимаясь с земли, вытащил трубку и, посмотрев на определитель, удивился. Звонил, как оказалось, Сергей Ильич Лесничий.

— Салман, можешь подняться и спокойно идти. Опасности нет.

— В наших окопах наверняка сидят снайперы. Они не знают, что здесь именно мы, и потому могут выстрелить.

— А как я тебя определил?

— Как?

— У меня работает индикатор оптической активности. Он не только определяет подсматривание, он еще и сообщает, какой прибор используется. Мне он подсказал, что на меня смотрит бинокль с тепловизором и дальномером.

— У меня в бинокле только тепловизор.

— Ты просто не разобрался с ним до конца. Иди спокойно. Если будет в стороне оптический прицел, индикатор сообщит мне, а я тебе. Иди…

Салман послушался. Он был хорошим спецназовцем, но не работал с такой аппаратурой, с какой работает обычно спецназ ГРУ. Частная военная компания «Волкодав», наверное, тоже работает с такими приборами. И если Лесничий доверяет приборам и открыто сидит на склоне, почему Цхогалов должен не доверять им.

— Встали, идем в полный рост… — обернувшись, дал команду майор.

Ночь была темной. Видимо, выпала такая фаза луны, когда ночное небо не освещается ею[10]. И «волкодавы» этим воспользовались, чтобы провести скрытое свидание. Время выбирать они умеют, это Салман знал давно.

Он знаком остановил своих людей в десяти шагах от Сергея Ильича, но сам подошел вплотную и сел на соседний камень. Увидел, что перед Лесничим стоял на треноге какой-то прибор, совершая маятниковые движения и осматривая всю линию фронта перед собой, и догадался, что это и есть тот самый индикатор оптической активности, про который Лесничий только что сообщил ему.

— Хорошо, что ты поторопился, — заметил «волкодав». — У моей группы появилось новое задание, и нам следует вернуться раньше.

— А где твоя группа?

— Здесь же, на склоне. Следит, чтобы никто посторонний не приблизился.

— Я смотрел в тепловизор, но никого не заметил…

— У них костюмы от «Ратника». Они не выпускают тепло тела наружу, аккумулируют в порах ткани. В тепловизор можно увидеть только лица и руки, когда они без перчаток из той же ткани. Кстати, хорошо, что ты про бинокль напомнил. Дай-ка мне глянуть…

Лесничий посмотрел, подкрутил два каких-то колесика, посмотрел еще раз.

— У тебя яркость шкалы дальномера в обоих осях координат на ноль была поставлена. Дальномер такой же, как в прицельной марке. Любого снайпера попроси, он за пару минут обучит им пользоваться.

— Надо же… — удивился Салман. — Два года у меня уже этот бинокль, а я про дальномер и не знал.

— И не узнал бы, если бы не мой индикатор. Но я тебя не для этого сюда вызывал. Тут серьезное дело намечается. И очень нужна твоя помощь…

— Я готов выслушать…

Майор чеченского спецназа и бывший старший лейтенант спецназа ГРУ обговорили все в подробностях и составили общий план действий.

Обратный путь в свое расположение выдался еще более трудным и опасным. Группе Цхогалова повезло, что часовой, оказавшийся на посту в линии обороны «Джабхат-ан-Нусры», был человеком смелым и самоуверенным. То ли что-то услышав, то ли разглядев в темноте движение, он не стал поднимать тревогу, опасаясь насмешек в случае ошибки, а решил сам посмотреть на то, что его смутило. Выбравшись из своего окопа и выпрямившись в полный рост, он двинулся в сторону бойцов чеченского спецназа. Салман Цхогалов уже приготовил нож, чтобы напасть на часового, маршрут которого должен был пройти, судя по направлению движения, в пяти шагах от майора. Нож был хороший, из темной булатной стали, и не светился в ночи, как светятся лезвием некоторые ножи. Но ситуацию разрядил старший сержант Дикалуев. Вадуд держал дома трех громадных и мощных кавказских овчарок и хорошо умел подражать голосу собак. Когда от снайпера до часового оставалось шагов пятнадцать, он сначала тихонько гавкнул, а потом грозно зарычал. Настоящий воин не побоится встретиться лицом к лицу с врагом, но большинство все же предпочтет не связываться с собакой. Часовой видел, наверное, что вокруг лагеря собаки бегают порой целыми стаями, крупные и голодные, часто поедающие мертвечину, которой изобилует каждая война, и не решился с ними связываться. Где одна собака появилась, там могли из темноты, невидимые и неслышимые, выпрыгнуть и другие. Он просто поднял камень и швырнул в сторону рычания. Камень был тяжелым и до Вадуда не долетел, упав где-то сбоку, а часовой после этого развернулся и, успокоенный, двинулся в сторону своего окопа. Воевать с собаками он не намеревался. Тем более не намеревался стрелять, что вызвало бы общую тревогу.

Переждав еще около десяти минут, группа поползла дальше. Так благополучно добрались и до своего наспех отстроенного временного блиндажа. Там, уже с телефона дежурного по джамаату[11], Салман позвонил в штаб человеку, которого назвал Лесничий, и передал ему нужные слова.

— Будь готов, утром тебя вызовут, — прозвучало в ответ. — И забудь, что ты мне звонил…

Утром, около десяти часов, прибежал посыльный из штаба, и потребовал к начальнику штаба начальника разведки чеченского джамаата Сулеймана Цхогалова. Здесь, в стане «Джабхат-ан-Нусры» и среди соотечественников, Салман стал называться именем своего брата-близнеца, сторонника непримиримого амира «Имарата Кавказ» Доку Умарова[12], уже несколько лет назад отправившегося на суд к Аллаху. Те, кто раньше видел Сулеймана, не могли отличить его от Салмана, так братья были похожи. Правда, Сулейман был нелюдимым и замкнутым, и Салману, от природы открытому в общении человеку, трудно было изображать нелюдимость и мрачность.

Он вышел из блиндажа и через бруствер посмотрел вдаль. Было уже жарко. К десяти утра солнце успевало основательно прогреть сирийскую пустыню и воздух над ней. А ветер шел как раз со стороны пустыни и всю жару сносил севернее. Сквозь марево далекие позиции сирийской армии, расположенные у подножия гряды холмов, казались оторванными от земли и висящими в воздухе.

До штабного блиндажа идти было около двухсот метров. Штабные работники не любили передовую линию, которая всегда представляла собой опасность, и потому, считая, что без них вся армия «Джабхат-ан-Нусры» станет птицей без головы, предпочитали оставаться в тылу и под значительной охраной.

В кабинете начальника штаба всегда было много вооруженного народа, и невозможно было разобрать, кто из этих людей занят здесь военным делом, а кто является простым охранником, потому что все разговаривали одновременно. Но при появлении майора Цхогалова начальник штаба что-то приказал, и кабинет мгновенно опустел. Что такое военная тайна, аль-Завагани хорошо понимал.

— Садись… — приказал он и положил на стол перед Салманом развернутую карту.

Чеченец ждал объяснения.

— Вот данные с разведывательных беспилотников. Красными кругами обозначена зона твоего и нашего интересов. Целых шесть участков, которые сирийцы, по сути дела, оголяют, снимают оттуда минометные дивизионы и артиллерию, выводят танки, выводят войска. Синими кругами обозначены места, где войска концентрируются. Три таких круга. У нас есть подозрение, что у сирийцев не хватает сил для наступления всем фронтом и они планируют создать три мощные наступательные колонны, чтобы разрезать одним ударом нашу линию фронта. Твоя задача… Во-первых, проверить данные с беспилотников, действительно ли участки оголены. Все шесть ты проверить никак не успеешь, хотя бы три проверь. И еще — необходимо узнать, когда точно они планируют наступление…

— Как это узнать? — не понял майор.

— А брать «языков» тебе не доводилось?

— Доводилось. Но далеко не каждый из «языков» бывает в курсе замыслов командования. Обычно такие данные держатся в секрете.

— Значит, нужно взять кого-то из старших офицеров. Старшие офицеры, как я понимаю, тоже не всегда все знают, но им, по крайней мере, приблизительно сообщают, когда они должны быть в наивысшей готовности. «Наивысшая готовность» — это обычно не меньше четырех-пяти часов до наступления. Сделаешь, Сулейман?

Имя брата заставило Салмана посмотреть на начальника штаба мрачнее обычного.

— Если нужно, то сделаю.

— На это тебе отпускается только одна следующая ночь. Времени мало. Какие силы возмешь с собой? Одна разведка три участка обойти не сможет.

— Придется, думаю, весь джамаат использовать. Только…

— Что?

— Наш эмир Идрис всегда за свою власть опасается и не станет мне подчиняться. А сам он разведчик — никакой… Просто людей погубит. Ему нужно всегда напролом идти…

— Да, — усмехнулся аль-Завагани, — мне говорили, что два чеченца, если сойдутся, сразу устраивают борьбу за власть. Хорошо. Я пошлю вашего эмира Дуквахова с другой группой. Там на днях сирийский снайпер командира убил. Пусть попробует с ними прощупать другие три участка. Прямо по порядку, один за другим. Они близко расположены…

Выйдя из штаба, Салман двинулся напрямую в сторону чеченского блиндажа. На середине пути остановился и позвонил со своего смартфона командиру «волкодавов» Лесничему:

— Сергей! Сработало! Я ночью вывожу джамаат на три самых левых участка. Наш эмир Дуквахов поведет другую группу на три правых участка. Ему дают отдельную группу.

— Что за человек эмир?

— Вредный человек. И злой к тому же. Мне мешает всеми силами, следить пытается…

— Значит, на том участке снайпер будет снова за командиром охотиться. Я целую команду снайперов там поставлю. А с тобой, как договорились… Сложности есть?

— Есть. Приказано добыть «языка» из старших офицеров.

— Я предполагал это. «Язык» будет, но ты допросишь его на месте, опасаясь, что он чего-то не знает и придется искать другого. А потом он подорвется на мине и будет лежать вместе с вашим джамаатом, до вашего штаба не доберется.

— Нужен старший офицер…

— Мукаддам[13] тебя устроит?

— Вполне.

— Вчера вечером погиб мукаддам из службы обеспечения сирийского штаба. Начальник одного из артиллерийских складов. Случайная мина на дороге попала прямо под его колесо. Водителя только помяло, а мукаддаму ноги оторвало. Спасти его не смогли. Служил он плохо, говорят, откровенно поворовывал. Пусть хоть после смерти послужит родине. Он мог только знать, когда и куда доставлялся боезапас, причем в большом количестве, к какому времени его требовалось доставить. Документы мукаддама ты заберешь в подтверждение его возможности знать все, о чем он тебе скажет. Не забудь. Но я там же буду, напомню.

— Когда человеку отрывает ноги, из него вся кровь вытекает, — заметил Цхогалов. — Если его просто принести и положить среди других, это вызовет подозрение…

— Мукаддама даже не оперировали. Следов скальпеля на теле нет. А лужу крови мы изобразим. Тут пришла в город гуманитарная, так сказать, помощь из Европы, целый контейнер кетчупа. Он хорошо лужу крови нарисует… Не переживай…

Да, майор чеченского спецназа не учел, что имеет дело с бывшим спецназовцем военной разведки, то есть специалистом по маскировке.

— Все. Разговор завершаю. Из нашего блиндажа кто-то идет в мою сторону… А… Это, кажется, сам эмир Идрис. Его, думаю, начальник штаба вызвал…

Глава пятая

«Горячая точка»… — подумалось вдруг Русу Григорьевичу, когда он стоял у окна своей комнаты. Но в стране в настоящее время единственная «горячая точка» — это Северный Кавказ. И там из всех боевых роботов применяются, и уже достаточно давно, только беспилотные самолеты и вертолеты. Причем не только совершающие разведывательный поиск, но и несущие порой под своими крыльями самые настоящие боевые ракеты. «Беспилотники» так, определенно, только опробываются, потому что модели, приходящие на помощь спецназу, не повторяются. И каждый раз оператор, что работает с моделью, пишет подробный отчет. Бандиты не имеют собственных средств ПВО, и для них летающие дроны являются смертельным и опасным врагом, особенно если учесть начиненность этих дронов аппаратурой, от которой невозможно спрятаться ни днем, ни ночью, ни среди скал, ни в густом лесу — тепловизор все равно их видит. А что там делать другим роботам? Абсолютно нечего… Через горный лес настоящий тяжелый танк не проломится, не то что сравнительно небольшой робот. Кроме того, бандитов в горах осталось мало, они действуют ограниченными по численности группами, и с ними простой взвод солдат в состоянии справиться. А его, старшего лейтенанта спецназа ГРУ, человека и офицера с боевым опытом и боевыми навыками, могут использовать только в ситуации, где идет серьезная война. В голове сразу выплыло только одно — Сирия… Значит, предстоит командировка в Сирию.

В самом деле, уже давно ведутся разговоры о том, что любые испытания техники на полигонах дают только малую толику понимания того, насколько эта техника выверена и совершенна. А существующие недостатки, требующие устранения, могут проявиться только в реальной боевой обстановке, и Сирия стала вполне подходящим боевым полигоном для испытаний. Возникал только один вопрос — почему выбрали именно его, старшего лейтенанта Поленьева. На своем месте, на должности командира взвода, как казалось Русу Григорьевичу, он мог бы принести больше пользы, чем на должности испытателя. Подготовить грамотного инженера не просто менее затратно по деньгам, по времени, но и легче, чем офицера спецназа ГРУ. Значит, есть еще какая-то причина. И он пока этой причины не знает…

Однако долго размышлять над своим возможным будущим Рус Григорьевич не стал. Зачем гадать, если вскоре все само собой прояснится. А пока пора уже и к профессору идти. Время подходит, и хотелось быть предельно пунктуальным…

Репутацию пунктуального человека Рус Григорьевич поддержал. Постучал в дверь профессорского кабинета, вошел после приглашения и заметил, как Безбородов, стоя перед раскрытыми дверцами платяного шкафа, опустил руку. На часы смотрел, проверяя пунктуальность старшего лейтенанта, — значит, не зря Поленьев об этом думал. Он проявил свойственную спецназовцу военной разведки наблюдательность и увидел в глубине шкафа на вешалке повседневную генеральскую форму. Кажется, погон на кителе, который светился из темноты шкафа, должен был принадлежать генерал-майору. Но профессора рассматривание его мундира нисколько не смутило, и он сообщил, как о самой простой, мало что значащей для него вещи:

— К нам сегодня намеревается заехать Ставицкий, думаю, мне приличнее его встретить в мундире… Хотя мундир и борода как-то не слишком совмещаются… Я уже давно мундир не ношу…

— Простите, профессор, а кто такой Ставицкий? — переспросил Поленьев, показывая свое малое знакомство с высшим генералитетом Российской армии.

— Командующий инженерными войсками генерал-лейтенант Ставицкий. Ладно. С мундиром я сам решу. А вообще, я рад, что вы так быстро устроились… Давайте приступим сразу к работе. Если вы не против, мы начнем с изучения особенностей вашего организма. Здоровье, то есть, исследуем… Без этого никак невозможно…

— На здоровье никогда не жаловался. Здоров, как два быка сразу…

— Тем не менее… Это обязательная процедура. Сегодняшний день этому и посвятим. Он, по сути дела, для большинства сотрудников только-только и начался… Хотя и еще кое-что необходимо будет сделать. Меня торопят ваши коллеги из ГРУ. Сильно торопят. Но у них свои критерии в подходе к делу, у нас свои… Тем не менее мы начнем с медицинской комиссии…

Одним словом, служба на новом месте началась с того, что старший лейтенант Поленьев по природе своей терпеть не мог, — с общения с медицинским персоналом. Рус Григорьевич, даже когда болел, старался к врачам не обращаться. Недавно, получив рваную рану бедра от прошедшей по касательной пули, предпочел вколоть себе укол промедола из шприц-тюбика, после чего сам же рану и зашил. Конечно, морщился от не слишком приятных ощущений, тем не менее не издал при зашивании ни звука. А как иначе, если за ним следили солдаты всего взвода. К врачам он так и не обратился…

Однако на новом месте службы пришлось сдаться и пройти несколько медицинских кабинетов.

Врачи практически не производили осмотра, удовлетворяясь тем, что задавали вопросы, на которые Поленьев отвечал. Только хирург-майор без белого медицинского халата заставил раздеться и долго осматривал уже заросшее ранение на бедре, даже сжимал шрам пальцами, прощупывая коллоидные рубцы.

— Какой урод вам это зашивал?

— Есть такой, товарищ майор. Он перед вами…

— То есть? — не понял хирург.

— Я сам и зашивал…

— У вас есть медицинское образование? Или хотя бы медицинские навыки?.. Какие-нибудь курсы заканчивали? Наложить шов, да еще себе, это нужно умудриться…

— Образование у меня военное, товарищ майор, навыков не имею, единственный курс, который проходил, — занятия в училище по оказанию первой медицинской помощи. Сами понимаете, это может научить только номер «Скорой помощи» на трубке набрать, тогда вреда пострадавшему будет меньше. Чужому человеку я зашить рану не решился бы, а себе — проще. Промедол вколол и зашил. Необходимость была продолжать боевые действия.

— Легко отделались, у вас в ране начиналось прямо на швах загноение. Рана прорывалась?

— Так точно. Был случай.

— К профессиональным медикам обращались?

— Нет. Обработал хлоргексидином и наложил повязку. Швы к тому моменту уже снял.

— Я и говорю, легко отделались. Могли и ногу потерять. Хорошо, если не вместе с жизнью. Гангрена, и все… Рекомендую больше услугами этого доморощенного медика, — жестко ткнул Поленьева пальцем в грудь хирург, — не пользоваться…

В медицинскую карту старшего лейтенанта майор написал целых пару страниц. Хорошо, что, кроме него самого, никто, наверное, прочитать написанное не сумел бы. По крайней мере, Рус Григорьевич не сумел. А знакомого дешифровальщика в новой части у него не имелось. Пришлось подавить вздох и отправиться в следующий кабинет. Следующим, и предпоследним на очереди, был кабинет невропатолога. Вот там все и началось…

Но и началось не сразу. Женщина-врач в юбке военного образца, но в белом халате, под которым невозможно было рассмотреть погоны и определить звание, предложила забросить ногу на ногу и простучала резиновым молоточком колени. Рефлекторный механизм, кажется, работал нормально. Тут после короткого стука в кабинет вошел профессор Безбородов, борода которого была на месте, но сам профессор облачился в мундир генерала инженерных войск, что сразу заставило старшего лейтенанта Поленьева встать по стойке «смирно».

— Сидите, сидите, Рус Григорьевич. — Профессор положил ладонь на плечо Поленьеву и надавил, усаживая чуть не силой.

Он принес с собой какой-то предмет, напоминающий шлем, собранный из пластиковых мягких полосок с металлическими плоскими заклепками, являющимися, как понял Поленьев, электродами, поскольку от каждой заклепки тянулись провода с наконечниками, некоторые соединялись между собой и имели общий наконечник, некоторые были отдельными. С таким шлемом Поленьеву встречаться приходилось, когда он навещал солдата своего взвода в госпитале, куда тот попал после контузии головы.

— Мы сейчас сделаем то, что называется энцефалограммой мозга. Но это не совсем медицинская энцефалограмма. Принцип у нее тот же самый, только наш «шлем» усиленно снимает лишь отдельные участки вашего мозга. Надежда Ивановна, — обратился генерал к женщине-невропатологу, — надевайте Русу Григорьевичу «шлем» и подключайте, а я сяду за компьютер.

Надеть «шлем» на голову и подключить контакты к множеству гнезд в каком-то отдельном приборе, в свою очередь, подключенном к компьютеру, было делом недолгим. Старший лейтенант даже не устал от этой процедуры. Раньше снимать энцефалограмму Поленьеву не доводилось, и он ждал каких-то ощущений сразу после того, как прибор включился, но никаких особых ощущений не возникло.

— Так… Так… — комментировал профессор, внимательно глядя на монитор. — Все отлично, все как и должно быть…

В этот момент в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел полковник Самородников. Лицо его выражало суровую озабоченность. Кивком головы поздоровавшись со всеми, он повернулся к старшему лейтенанту.

— Могу вам сообщить вести из вашей бригады…

— Слушаю вас, товарищ полковник.

— Мы с вами утром разговаривали о происшествии в вашем батальоне. Так вот, первая неприятная весть… Ключей от сейфа майора Осинцева в кармане шинели не оказалось, хотя вы, как говорите, видели, что майор положил их именно туда. Вторая весть… Помните… Помощник дежурного по штабу батальона сержант срочной службы Анвар Киреев…

— Да, помню его на лицо, только я его не знаю. Не знаю даже, из какой он роты. Не из нашей — точно. Видел его рядом с дежурным. При встрече, наверное, узнал бы.

— Уже не узнаете. Сегодня утром сержант Киреев получил СМС-сообщение от своей подружки Аджмебики, оставшейся в Казани, что она выходит замуж и просит его не вспоминать, что между ними было. После этого сообщения сержант повесился в туалете своей казармы. Органы ФСБ, поскольку сержант замешан в достаточно серьезном деле, сразу подключились и достаточно быстро нашли эту подружку Киреева. Она находилась в квартире своего нового друга, была мертвецки пьяна даже утром. Друга ее так и не смогли разбудить, мычал что-то нечленораздельное и не поднимался. Даже на нашатырный спирт почти не реагировал, только морщился. Но скоро, наверное, разбудят. Какой-то дагестанец. Сама Аджмебика не помнит, что она отправляла эсэмэску. Тем не менее она отправлена именно с ее трубки. Трубку взяли на экспертизу. Там только отпечатки пальцев самой Аджмебики и какие-то отпечатки руки в кожаной перчатке. Возможно, это перчатки самой Аджмебики. За ними для экспертизы поехали к ней домой. Вечером молодая женщина вместе с другом-дагестанцем вдвоем выпили две бутылки водки. Специалисты говорят, что с такой дозы они не могли быть настолько пьяны утром. Бутылки взяли на экспертизу. На них только отпечатки пальцев хозяина квартиры и его подружки. Внутри водка, никаких примесей. Вопрос в том, могла или нет Аджмебика забыть, что она написала сержанту Кирееву СМС-сообщение?

— Это вы у меня, товарищ полковник, спрашиваете? — поинтересовался Поленьев.

— Я ни у кого не спрашиваю. Я только ставлю вопрос. Сейчас тело самого Киреева находится в судмедэкспертизе. Будут какие-то данные, тебе, старлей, сообщать?

— Если можно, товарищ полковник. Дело, как ни крути, меня касается напрямую.

— Еще сообщение… Наши сотрудники нашли и допросили оператора справочной службы вокзала. Женщина не помнит всех, кто обращался к ней с просьбой дать объявление о встрече с прибывшим пассажиром, таких объявлений за смену бывает до нескольких десятков. Но касающееся вас объявление она запомнила потому, что фамилию и город человек читал по бумажке. Он плохо говорил по-русски, тип лица откровенно кавказский. Хотя это вовсе не говорит о том, что он с Кавказа, мог быть и из другой страны.

— Например…

— Например, из Турции, из Ирака или Ирана.

— Или из Сирии?

Это было произнесено твердо, но с некоторой ехидцей. Полковник с профессором переглянулись.

— Вы что-то знаете про Сирию? — строго спросил Безбородов.

— Ничего, товарищ генерал, не знаю, поскольку мне никто ничего не сообщал, считая меня бесчувственным столбом, который и права выбора не имеет. В какую яму его поставят, там и стоять будет.

— Ничего, говоришь, не знаешь… А почему тогда такое предположение высказал? — поинтересовался полковник.

— Говорите… — поторопил профессор. — Компьютер фиксирует работу вашего мозга. — Говорите…

— Я просто просчитал… Это элементарный процесс. Естественный ход мыслей любого военного разведчика. Нас этому специально не учат, но стиль мышления сам вырабатывается со временем.

— Маргарита Евгеньевна, подождите, пожалуйста, в коридоре, — попросил генерал.

Женщина-врач сразу вышла из своего кабинета, хотя и забыла ответить уставным: «Есть выйти!»

— Рассказывайте, старший лейтенант, — потребовал профессор вполне генеральским безапелляционным тоном, который раньше, как казалось Поленьеву, был профессору Безбородову несвойственен.

Пришлось Русу Григорьевичу вспомнить очередность своих недавних мыслей, возникших при виде боевого робота, проезжающего мимо жилого корпуса, причем постараться словесно обрисовать то, что в голове не требовало обоснования. Просто из одной мысли делался вывод, сам собой переходя в следующую мысль.

Когда он замолчал, полковник пожал плечами:

— Надо же! Раньше мне казалось это невозможным. Сейчас послушал и удивился: почему я сам не додумался? Но, как у контрразведчика, у меня возникает еще один вопрос. А разведчик противостоящей нам стороны в состоянии самостоятельно додуматься?..

Старший лейтенант ничего не ответил. Зато заговорил генерал Безбородов:

— Вот в этом я сильно сомневаюсь, хотя и понимаю, что вы имеете в виду, товарищ полковник. Чтобы разведчик противника сделал такой вывод, ему необходимо, во-первых, как Рус Григорьевич, увидеть из окна боевого робота. Причем увидеть его гораздо раньше, чем увидел старший лейтенант. Во-вторых, ему необходимо познакомиться со всей нашей достаточно продолжительной перепиской с диверсионным управлением ГРУ. А вся переписка велась в шифрованном виде. То есть прочитать ее не представлялось возможным. В-третьих, надо знать наши разработки и наши перспективные направления…

— Напрасно вы, товарищ генерал, так легкомысленно относитесь к возможностям разведки противника. Им не было необходимости знакомиться со всей вашей перепиской. Достаточно уметь строить цепи между конкретными известными точками, и этого может хватить. Но тогда, я признаю, мы имеем дело с профессионалами высокого уровня.

— Не обязательно… — вступил в разговор старший лейтенант. — Можно посмотреть на секретные документы и через Интернет.

— То есть… — нахмурился полковник.

— Танк-робот, что проезжал сегодня под моим окном, имел «песчаный камуфляж». Уже одно это может дать направление мыслям…

— У нас на территории воинской части у каждого окна не стоит по разведчику противника, — холодно возразил профессор.

— И в Интернете все о своей перспективной технике мы не рассказываем. Тем более о технике с песчаным «камуфляжем».

— Достаточно вскрыть через Сеть документацию отдела материально-технического обеспечения и посмотреть, какая краска покупалась. Я не думаю, что эти документы засекречены. Тем более платежи, скорее всего, проходили через банк. Это еще один вариант частичной «засветки».

— Здраво мыслишь, старлей, — похвалил Руса Григорьевича полковник. — Честно говоря, я бы взял тебя в помощники, только понимаю, что тебя и из спецназа насовсем отпустить не захотят, и товарищ генерал, если все же тебя у спецназа выпросит насовсем, тоже мне не отдаст.

— Однозначно не отдам, — усмехнулся профессор. — Хотя выпросить его мне удалось только на три месяца. Если бы я знал, какие показания будут у его мозга, я бы еще усилия приложил, чтобы выпросить. До министра обороны дошел бы со своей просьбой. Ну, даст бог, еще дойду. И выпрошу… Я с такой энцефалограммой, скажу честно, за свою практику впервые встречаюсь…

— Что-то особенное? — насторожился полковник.

— Если не трудно, пригласите в кабинет капитана Румянцеву.

— Не трудно… — Самородников стоял недалеко от двери, сделал один большой циркульный шаг, выглянул и позвал женщину-невропатолога.

— Надежда Ивановна, посмотрите на графики. Меня ваше мнение интересует, — попросил ее профессор.

Капитан медицинской службы придвинула стул ближе к компьютеру и стала рассматривать, приблизив лицо к монитору. Видимо, зрение у нее было неважное, а очки носить она или не хотела, или стеснялась.

— Вот здесь, товарищ генерал, всплеск идет. Это что за момент?

— Это момент, когда полковник сообщил старшему лейтенанту о самоубийстве солдата. Да… Я вас пригласил, не подумав. Вы же не слышали наш разговор, а я не подготовился, чтобы сделать синхронную запись. Но каждая последующая вспышка активности участков мозга, согласно нашему графику, никак не связывается с предыдущей и с последующей. А это говорит…

— Это говорит о том, — сформулировала увиденное невропатолог, — что старший лейтенант Поленьев каким-то образом научился дифференцировать свои мысли, что, вообще-то, считается невозможным. Обычно человек умеет думать сразу обо всем, что с ним и вокруг него происходит, мысли идут сплошным потоком, микшируются, путаются и потому часто сбиваются. Одни мысли в итоге забиваются другими, что вызывает чувство растерянности в сложной ситуации. На человека оружие наставят, а он вдруг начинает вспоминать, как полицейский застрелил его лающую собаку. Здесь мы видим совершенно иную картину. Человек выделяет доминирующую мысль, работает с ней и при этом в состоянии, не смешивая сами мысли, рассматривать еще несколько. Я бы назвала эту способность уникальной и даже слегка фантастической, однако считаю, что для каких-то конкретных данных мы имеем слишком мало материала. Если бы товарища старшего лейтенанта понаблюдать хотя бы с полгода, можно было бы сделать конкретные выводы и даже отыскать алгоритм обучения других такому же методу мышления. А пока я склонна считать это или случайностью, или неисправностью аппаратуры.

— Ну, аппаратуру мы сейчас проверим… — Генерал без раздумий сел в кресло, где недавно сидел Рус Григорьевич. — Надежда Ивановна, моя голова готова принять на себя «шлем»…

Глава шестая

Капитан медицинской службы старательно протерла контакты на «шлеме» ватным тампоном, смоченным, судя по резкому запаху, в спирте из флакончика, словно продезинфицировала их после заразной головы старшего лейтенанта, которая способна дурными мыслями заразить и генерала. И только после этого старательно и почти нежно надела «шлем» на профессорскую голову.

— Говорите что-нибудь, — потребовала невропатолог, — взглянув на полковника. — Делитесь информацией. Разного направления. Анекдот для начала расскажите.

— Товарищ генерал же у нас собачник, — сказал тот. — Собаку дома держит. Ротвейлера, если мне память не изменяет. Так вот, товарищ генерал… Лучший способ определить, кто вас больше любит, жена или собака, закрыть зимой их вдвоем в гараже, а утром посмотреть, кто как вас встретит…

— Теперь вы… Что-нибудь серьезное… — повернулась она к Поленьеву.

— Не понимаю, чем вашему штатному хирургу не понравилось, как я зашил себе рану на бедре. Сам я вполне удовлетворен внешним видом раны. Заросло аккуратно, лучше, чем после госпиталя. А то, что воспаление началось, так в боевой обстановке невозможно ни иглы продезинфицировать, ни нити. Да и хирургических нитей не было, пришлось использовать нить из парашютного шелка.

— Дайте мне его медицинскую книжку, — потребовал профессор и протянул руку, в которую капитан сразу вложила медицинскую книжку Поленьева. Безбородов нужные страницы нашел, видимо, по почерку. Долго силился прочитать, потом бросил книжку на стол.

— Пусть он сам это вслух со сцены читает. На концерте художественной самопальности медсанчасти. Может, кто-то что-то и поймет, посмеется… Тоже дело хорошее — настроение человеку поднять…

— Криптографа[14] пригласить, товарищ генерал? — спросил полковник.

— Пусть сам разбирает свой почерк. Помучается, будет учиться писать по-человечески… Ну что там, Надежда Ивановна, с моей энцефалограммой? Работает прибор?

— Так точно, товарищ генерал, функционирует нормально. Отражает деятельность правильных участков мозга.

— Ну, тогда, старший лейтенант, пройди еще один кабинет — терапевта и ко мне пожалуй. Я пока другой «шлем» подготовлю, да и аппаратуру настрою…

Последнего врача, терапевта, старший лейтенант «прошел» быстро. Роль терапевта в этом осмотре сводилась только к пролистыванию медицинской книжки, к безуспешной попытке прочитать то, что «зашифровал» хирург, потом задать несколько вопросов о том, чем Поленьев болел, начиная с детства, и на что жалуется сейчас, и написать заключение: «годен к продолжению службы без исключений»…

После этого пришлось еще заглянуть к главному врачу, который, ничего не спрашивая и не читая, поставил на заключении свою печать, и можно было отправляться в кабинет профессора Безбородова. Но у крыльца корпуса, где находился кабинет, стояло несколько достаточно дорогих иномарок, а за дверью дежурный по части подполковник рукой загородил Поленьеву проход:

— К генералу пока нельзя. У него сейчас командующий. Что-то обсуждают, всех из кабинета выгнали. Наверное, серьезный разговор…

Старший лейтенант вдруг вспомнил, что сегодня еще не завтракал, а время уже приближалось к обеду. И хотя он был в состоянии перетерпеть голод даже в более длительном периоде, все же обратился к дежурному с вопросом о столовой. Тот направил Поленьева к коменданту, которому требовалось отдать продовольственный аттестат. Но оформлен он будет, как предупредил тот же дежурный, только к следующему дню. Однако сегодня можно на свои деньги перекусить в буфете. Буфет находился рядом со столовой в соседнем корпусе. Рус Григорьевич зашел сначала к коменданту, отдал документы на оформление, а потом отправился в буфет, предварительно попросив дежурного предупредить профессора, что старший лейтенант Поленьев уже приходил и пока отправился пообедать.

Наскоро перекусив, он увидел в окно, как из штабного корпуса вышла группа офицеров и несколько генералов, расселись в машины и поехали к воротам. Значит, профессор Безбородов уже освободился. Но сразу уйти не получилось. В буфет заглянул полковник Самородников и сел со своим подносом за столик к Поленьеву.

— Товарищ полковник, относительно утреннего инцидента у вокзала… Никаких неприятностей не последовало?

— В отношении тебя или меня?

— И то и другое.

— Тебя в розыск не объявили. Мое руководство настояло, чтобы дело из Военного следственного комитета полностью было передано в ФСБ. Это наша безусловная прерогатива. А мы понимаем, что была откровенная и не очень умелая попытка тебя подставить, чтобы не допустить сюда, к профессору Безбородову. И это, вероятно, единственная причина убийства майора Осинцева. Кстати, второй вариант ключей от его сейфа нашли, сейф вскрыли, и там нет ни одного документа, тебя касающегося. Это тоже бросило бы на тебя лишние подозрения. Именно для того Разметьев и искал эти ключи. Мы предполагали, что подстава обязательно должна быть. А среди вещей сержанта Киреева после его самоубийства было найдено несколько брошюр исламистского содержания. Кто-то ему такую литературу подсовывал. И это тоже говорит о вероятности подставы.

— А в Военном следственном комитете этого понять не могли?

— Не могли по одной простейшей причине…

— По какой?

— Они не доросли до того высокого государственного уровня, когда им будут рассказывать, чем занимается лаборатория профессора Безбородова. То есть подполковник Разметьев не видел причины, по которой кто-то должен тебя подставить. Мои голословные утверждения он, к сожалению, правильно не воспринял. Но объяснять ему что-то подробно я права не имел. Пришлось писать официальное отношение о передаче дела по уровню подследственности. После этого и Разметьев возражать не сможет. Но нам с ним свиней вместе не пасти. Пусть обижается. Вот с теми двумя спецназовцами, что были с Разметьевым, дело сложнее. Одному ты локтем сломал челюсть, второму разорвал крестообразную связку в коленном суставе. Разметьев попытался было возбудить по этому поводу уголовное дело, но сами спецназовцы люди умные и подавать заявление отказались. Таким образом, замысел Разметьева сорвался. Он бессилен. А мое командование полностью оправдало мои действия, иначе было опасение, что Разметьев попытается сунуться в лабораторию Безбородова и собрать хотя бы какие-то косвенные сведения о ней. Так что, старлей, можешь не терять аппетита от переживаний…

— Я и не потерял, товарищ полковник, — признался Рус Григорьевич, доедая салат, который не стал бы есть в вонючей забегаловке на вокзале. А он делался, похоже, именно там.

— Относительно тех восьмерых парней на вокзале, что меня «встречали», ничего не известно? — вернулся Рус Григорьевич к утренним событиям.

— По сообщению полиции, какая-то группа парней с Кавказа проходила на вокзал, и на двоих из них сработала рамка металлоискателя. У них были с собой травматические бесствольные пистолеты «Оса», но документы на оружие в порядке. Дополнительной проверки не проводилось, протокол, естественно, не составлялся. Однако парней засняла видеокамера. Если ты запомнил лица, можно посмотреть, я попросил видеозапись.

— По крайней мере, пару лиц я смог бы узнать, — согласился старший лейтенант. — Память у меня фотографическая. Как правило, ошибок я не допускаю.

— Договорились, старлей, как пришлют с курьером из моего управления диск, я сразу тебя найду. А пока занимайся своими делами.

В этот момент в дверях показался сержант с повязкой помощника дежурного. Сержант был, видимо, из научной роты, о чем говорил его совсем не боевой внешний вид. Впрочем, Поленьев, видимо, слишком привык видеть перед глазами фигуры солдат спецназа ГРУ, которые внешне отличаются от любых солдат армии своей физической подготовленностью и, как следствие этого, подтянутостью. Пора, похоже, было уже и к другому привыкать.

Сержант сразу шагнул к ним и, не спросив у полковника разрешения, обратился к старшему лейтенанту, даже отдать честь забыл:

— Товарищ старший лейтенант, вас генерал Безбородов требует. Дежурный послал…

Хотя помощник дежурного и сказал, что Поленьева требует к себе генерал, профессор свой генеральский мундир уже успел снять и был в синем рабочем халате из какой-то толстой, мягкой, немнущейся ткани. Поленьев застал его за обработкой спиртом контактов другого «шлема» для энцефалограммы. Этот «шлем» отличался более широкими полосками пластика, из которого и был составлен, и бо́льшими по размеру контактами. Причем каждый из контактов имел некое подобие небольшого и неострого шипа, что должен острием впиваться в кожу головы. Человеку с достаточно большой головой, наверное, было бы больно сидеть в таком «шлеме» долго. Профессор как раз и посмотрел на голову Поленьева. Закончив работать со спиртом, он завинтил пузырек и стал регулировать размер самого «шлема», поскольку голова у старшего лейтенанта была пусть и не излишне крупная, но все же не мелкая.

— Разрешите, товарищ генерал?

— Проходите, старший лейтенант. — Безбородов был для генеральского звания неприлично вежлив. — Усаживайтесь в рабочее кресло, там вам должно быть удобно. Можете отрегулировать и высоту посадки, и наклон спинки.

В это время в дверь постучали. В кабинет вошел солдат научной роты и закатил в дверь, которую умышленно оставил открытой, столик с восемью мониторами, установленными в два ряда, по четыре в каждом. Мониторы были зажаты струбцинами в какой-то деревянной раме, что создавало ощущение временности этого сооружения. В отдельном отсеке стола был установлен большой, словно бы сдвоенный, компьютерный блок. Видимо, обычный блок с обычной видеокартой не справлялся с таким количеством мониторов, да и материнская плата могла их просто «не потянуть». Стол поставили перед креслом, куда уже устроился Поленьев, и зафиксировали колесики так, чтобы они не крутились. На самом краю стола, там, где обычно ставится клавиатура, было установлено восемь джойстиков.

— Вы хотите заставить меня поиграть в игры? — вопросительно посмотрел на профессора Поленьев.

— А вы не любитель?

— Я не люблю убивать время впустую. Во всякие «стрелялки» я могу наиграться в командировках и на тренировках. Причем в командировках стрелять приходится по-настоящему. И в тебя стреляют по-настоящему… И даже стараются по-настоящему убить. Там моя задача — убить самому, чтобы не быть убитым. Это, мне кажется, серьезнее любой игры.

— Чтобы подготовиться к работе, начинать будем с игрушек. Конечно, это не просто игрушка для любителей. Программа-тренажер специально написана для операторов боевых машин. Попробуем сначала на игрушках, потом перейдем на настоящий тренажер. Он, вообще-то, секретный, к тому же дорабатывается с каждым часом, и потому я сначала вынужден проверить ваши способности по раздельному одновременному управлению машиной хотя бы в восьми направлениях. Изначально мы думали начинать с двух, но у нас ограничено время. Я посмотрел сегодня вашу энцефалограмму, вы раздельно мыслили одновременно о восьми вещах, поэтому я решил использовать сразу восемь мониторов. Потом будем постепенно добавлять. Если, конечно, с этими справитесь и если время нам позволит делать все постепенно. А то у меня есть определенные опасения… Слишком сильно нас торопят. Причем не столько ваши коллеги, сколько недоступные нам обстоятельства. Ну да ладно. Попробуем работать на восьми мониторах…

— А в итоге их сколько должно быть? — поинтересовался старший лейтенант.

— Шестнадцать.

— Это серьезно…

Генерал Безбородов дважды примерял «шлем» на голову старшего лейтенанта и дважды подправлял пластиковые составляющие. И даже, предварительно прощупав на голове Поленьева какие-то болезненные точки, пару симметричных контактов переставил в другие гнезда. В конце концов генерала устроило, как «шлем» сел на голову, и он, пользуясь шпаргалкой, выведенной на принтере, стал подключать контакты к разъемам, установленным в подлокотнике кресла. Контактов и разъемов было так много, что легко было запутаться. Сам Рус Григорьевич обязательно подключил бы что-то не так. Но профессор пока не доверял ему работать самостоятельно. Но вопрос по этому поводу возник в голове сам собой:

— Когда я, товарищ генерал, буду работать с этим оборудованием, мне тоже придется пользоваться шпаргалкой? — спросил Поленьев.

— Нет, старший лейтенант, если вы будете работать на оборудовании, у вас не будет необходимости именно этот «шлем» надевать. Это всего лишь временная помощь нам, разработчикам, чтобы понимать, какие участки мозга у вас наиболее интенсивно трудятся. У вас лично, или у любого другого оператора, или вообще у постороннего человека, которому придется пользоваться оборудованием. Если ваши способности окажутся подходящими, мы сможем вас задействовать в разработках, при которых вам действительно придется в другом «шлеме» трудиться.

— Обещаю, что постараюсь, товарищ генерал.

— Здесь, Рус Григорьевич, вашего старания и не требуется. Это или есть у вас, или нет. И все дело никак не может зависеть от вашего желания. Хотя мы надеемся в дальнейшем разработать систему, с которой сможет справиться любой специально обученный офицер. На основе изучения вашего мозга будет создана система обучения, тренировки и подготовки. Есть хорошие спортсмены в какой-то определенной дисциплине. Настоящие атлеты. Но они же не могут выступать в других спортивных дисциплинах без специальной подготовки. Точно так же и у нас.

— Разрешите, товарищ генерал, вопрос.

— Спрашивайте.

— А что это за штука такая, «или есть она, или ее нет»?

— Это как талант. Один человек может писать стихи, другой — рисовать, третий — стрелять, четвертый не может ничего. Вообще, это талант сверхчувствительности и способность к концентрации, я бы так назвал. А в документах мы называем это сенсор-оператором или сенситивным оператором. Иногда, в разговорах между собой, называем эмпат-оператором, то есть эмпатичным. К сожалению, мы работаем с людьми военными, а они, как правило, плохо знают, если вообще слышали о таком понятии, как эмпатия[15]. Потому мы и не ввели это слово в документацию.

— Ну почему же. Я, например, знаю, что это такое. И другие мои знакомые офицеры, предполагаю, знают. Офицер — это вовсе не всегда солдафон, как у нас часто думают отдельные гражданские чины… Тем более офицер спецназа…

— К сожалению, нашу документацию изучают, как правило, не офицеры линейных частей, а штабные генералы с учеными степенями не ниже докторов военных наук. Вот они, к моему изумлению, знают очень мало…

Подключение контактов завершилось, профессор загрузил компьютер, и один за другим засветились все восемь мониторов.

— Игровыми джойстиками вы пользоваться умеете?

— Умею. Я тоже когда-то, честно говоря, ребенком был. И играть мне случалось, хотя не пристрастился. Я был слишком серьезным человеком, чтобы увлекаться игрушками. Я уже в школе умел писать небольшие утилитарные программы.

— Джойстики все одинаковые. Дают возможность прицеливания и производства выстрела. Разберетесь с ними?

— Разберусь…

— Игры стоят тоже одинаковые. Сплошная танковая война. Кроме пушки у вас на каждом танке установлены противотанковые ракеты, стреляющие на дальность до восьми километров. Пушка стреляет с ходу на девять с небольшим километров. Прибор наведения и на ракеты, и на пушку работает в автоматическом режиме. Вам следует только изначально поймать цель и дать нужную команду. Все действия отражаются в меню «управления». Прицел по вашей команде сразу включается в работу, и за цель цепляются лазер наведения, дальномер и баллистический калькулятор. Они все за вас сделают. Ваша задача только искать цели и ловить их в прицел, а потом давать команду к стрельбе. Еще у вас на башне установлена зенитно-ракетная установка. Так называемая ПЗРК. Принцип работы прицела тот же самый. Воздушные атаки идут не сплошным порядком. Главное, держать постоянный контроль воздуха и стрелять, когда появится цель. Будете сначала пробовать? Или сразу будем засекать время?

Глава седьмая

— Я, вообще-то, с танком общался только на уровне механика-водителя. Катался по полигону. Но даже в магазин съездить мне не разрешили. Штатного механика-водителя послали. Надо, я думаю, сначала попробовать.

— Это несложно. Дети справляются. Правда, не в восьми экземплярах, а в одном. Но вы же давно уже не ребенок. Если бы вы сегодня на энцефалограмме показали деятельность десяти участков вместо восьми, мы бы десять мониторов установили. Просто я не сообразил сразу, как усложнить вам задачу. Не ожидал такого результата от вашего мозга и слегка, признаюсь, растерялся. Для пробы начните с одного джойстика. Поочередно активируйте и другие. Предупреждаю, что обстановка игры максимально приближена к натурально боевой. Это, как понимаете, не случайно. Еще что… Когда включите первый монитор, сразу запустится вся программа. Она должна отражаться на всех мониторах. Включите второй — он войдет в игру на той стадии, на которой будет находиться первый монитор. Третий и последующие — все точно так же. Только они будут давать вам дополнительный обзор и дополнительные цели. Каждый танк с того места, куда поставил его программист. Расценивайте их именно как цели, а не как учебные мишени. Это моя личная просьба. Признаюсь, что многие мои надежды связаны с вашей способностью к дифференцированному мышлению. Но об этом мы потом поговорим подробно, когда я рассмотрю вашу новую энцефалограмму и сравню ее с первой. Поехали…

К сожалению, у старшего лейтенанта Поленьева не было под рукой компьютерной мыши, иначе он посмотрел бы характеристики управляющего компьютерного блока. Что это за техника такая, что в состоянии одновременно «тянуть» девять мониторов, включая монитор генерала. Но профессору Рус Григорьевич своего интереса не продемонстрировал, хотя его самого начинка компьютера интересовала несравненно больше, чем компьютерная игра.

Рус Григорьевич посмотрел на первый джойстик и сразу нашел, где он включается. Вошел в игру без всяких проблем и совершил два пуска ракет по идущим на него танкам. Прицел работал идеально, прилипал к цели, и оставалось только пустить ракету. Потом Рус Григорьевич и из пушки подбил следующий, вырвавшийся излишне далеко. Проблем никаких не возникло. Конечно, в реальном бою тридцатимиллиметровая пушка танковую броню так легко не возьмет, но в игре это возможно. Так почему же не стрелять из пушки не только по пехоте противника, идущей позади танков. Только убедившись в том, что работает успешно, старший лейтенант подключил сначала второй, а затем сразу третий и четвертый джойстики. На четырех он какое-то время задержался, привыкая быстро действовать руками, переходя с одного джойстика на другой. Наблюдать при этом за всеми четырьмя мониторами Поленьев успевал без проблем. Единственная сложность была в том, чтобы успеть перебросить руки с одного джойстика на другой и выполнить необходимые действия. Это требовало повышенной быстроты. От этого было не уйти, если даже кнопка пуска ракеты нажимается не по приказу мысли, а по приказу пальца.

— Энцефалограмма показала, что мысль работает быстрее, чем пальцы… — раздался торжествующий голос профессора. — Это как раз то, что может оказаться вашим талантом, если получится. Я уже разработал теоретическое обоснование новинки. Будем с вами пробовать. Подключайте другие мониторы.

Старший лейтенант Поленьев подключил сразу все оставшиеся. На восьми джойстиках одновременно работать руками было несравненно сложнее, и он едва-едва успевал. Один раз не успел, и танк противника прямым попаданием с дистанции четко потушил один из его мониторов. Создатели программы зря время не теряли и по полной программе использовали быстродействие процессора. Но с другого монитора Поленьев тут же сумел ответить точным попаданием ракеты, при этом контролируя с одного монитора и небо над головой, где к его танкам приближался боевой вертолет «противника». Хотя вертолет постоянно отстреливал «тепловую завесу», способную спасти от ракеты, работающей с тепловым датчиком, стоящим на большинстве ПЗРК, ракета преграды в «тепловой завесе» не увидела и взорвалась в воздухе рядом с вертолетом, сильно повредив его поражающими элементами. А дополнительная очередь счетверенных крупнокалиберных зенитных пулеметов просто разнесла вертолет в клочья и уронила на землю туда, где как раз двигались танки старшего лейтенанта. Но один из танков без проблем проехал по горящим останкам, прихватив себе на броню несколько осколков, которые, продолжая гореть, вскоре упали с брони на землю. И все это отмечалось в голове одновременно с тем, что Рус Григорьевич контролировал свои оставшиеся семь танков. У противника осталось их только три. Для их уничтожения понадобилось трижды одновременно пустить по ракете сразу с двух своих танков. Быстрее стрелять не позволяли руки, но и это давало гарантированный результат.

— Выключайте мониторы… — дал команду генерал.

В дверь постучали. Полковник Самородников вошел, не дожидаясь приглашения.

— Как успехи, Виталий Александрович?

— Противник уничтожен. Старший лейтенант Поленьев одержал убедительную победу в танковом сражении с превосходящими силами противника. А что касаемо моих вопросов, то я должен внимательно рассмотреть все графики энцефалограмм, только после этого могу что-то конкретное сказать. Но на поверхностный взгляд, параметры положительные. Будем дальше работать. А это значит…

— А это значит, что старлей Поленьев должен мне сначала подписать кучу бумаг. Предварительно прочитав их, естественно, самым внимательнейшим образом. Дальнейшая работа допускается только по завершении всех бумажных нудных процедур. Я все принес… Разрешите, товарищ генерал, мы приступим?

— Десять секунд… — Профессор аккуратно снял с Руса Григорьевича «шлем».

— Я готов, товарищ полковник. Что нужно подписывать? — спросил старший лейтенант.

Голос его звучал бодро и почти весело. Ему, видимо, понравилось уничтожать вражеские танки. И легко забылось, что один из танков он в сражении все-таки потерял. А ведь в настоящем бою мог бы сидеть именно в этом танке. Тогда и другие лишились бы его управления. Значит, особых причин для радости у Руса Григорьевича, по большому счету, не было. Результат здесь должен был быть стопроцентным, только тогда можно было праздновать победу. Но и другие не обратили на этот маленький провал внимания. Генерал, видимо, посчитал, что для первого раза старший лейтенант Поленьев проявил себя прекрасно.

— Меня устроило, что Рус Григорьевич одинаково работает обеими руками, — заметил он. — Значит, у него близки по развитию левое и правое полушария мозга. Это, вообще-то, редко встречается.

— Допуск по форме «один» у тебя есть, — обратился полковник к старшему лейтенанту. — Теперь нужно подготовить дополнительно допуск по форме «один-эр». Литера «эр» обозначает твой допуск к работам лаборатории генерала Безбородова. Только читай внимательно весь текст, до последней строчки. Там есть определенные моменты, которые отсутствуют в стандартных формах. У нас разработаны некоторые характерные особенности. Подписывать следует каждую страницу… — Он вытащил из пластикового файла целую стопку бумаги с принтерной распечаткой и положил на стол прямо поверх выключенных джойстиков.

Поленьев начал читать. В основном каждый документ был стандартным. Разница заключалась только в том, что следовало, если будут задаваться вопросы, отвечать на них по-разному — один ответ можно было дать сослуживцам, другой — членам семьи, третий — прессе, если она каким-то образом докопается до сути деятельности офицера, четвертый — старшим по званию, вплоть до генералитета, кто не имеет доступа к разработкам лаборатории Безбородова. Все это инструкция предусматривала в подробностях, и даже давала советы, как избежать мелочей в ответах.

Как и потребовал полковник, старший лейтенант Поленьев подписывал каждую страницу. Все прочтение и подписывание документов заняло у него около сорока минут.

Когда последняя страница документов на допуск была подписана, полковник сел на стул рядом с профессорским столом и спросил:

— Ну и как, Виталий Александрович, вполне ли удовлетворяет кандидат вашим требованиям?

— Вдвойне… — ответил профессор. — На моей памяти это только третий человек с таким уровнем дифференциации мышления. А сколько человек мы с вами исследовали? Уже больше тысячи. А сейчас, мне кажется, столкнулись вообще с уникальным явлением. Но об уникальности мы поговорим позже. Вы уже закончили оформление документов?

— Мы пока, товарищ генерал, только подписали те, которые необходимы для оформления дополнительной формы допуска. Обычно сам процесс оформления занимает больше месяца, но в связи с уникальностью нашей ситуации я попросил, чтобы нам сделали завтра к утру. Пообещали.

— Будем надеяться. А пока у нас есть чем заняться. Я хочу показать старшему лейтенанту Поленьеву кое-какие записи. Может быть, ему будет интересно…

— Я понял, какие записи, товарищ генерал. Я их уже много раз видел и поэтому пока оставлю вас, не буду мешать. Тем более подписанные документы следует отправить немедленно.

Полковник вышел, помахивая в такт шагам пластиковым файлом…

— Ставьте стул сюда, за мой стол, чтобы мой монитор видно было, — потребовал профессор. — Диск я уже в дисковод вставил. Можете просматривать. Файлов там несколько. Начинайте с первого. И по порядку…

Рус Григорьевич по иконке нашел программу-просмотровик и открыл первый файл на диске. Это был, видимо, сюжет, переложенный в цифровой формат со съемок на черно-белую съемку. Перед объективом была арена какого-то странного вида стадиона. По крайней мере, в России таких стадионов не строят, и трудно было предположить, для какого вида спорта он возведен. Но трибуны были большие. И — переполненные людьми.

Потом вдруг камера показала дощатые ворота, которые распахивались двумя людьми. Эти люди стремительно убежали и спрятались за створки тех же ворот. А еще через несколько секунд из ворот выбежал на арену довольно крупный и внешне весьма свирепый бык. Только тогда Рус Григорьевич понял, что дело происходит на арене для корриды. Те же люди, как только бык отдалился, закрыли створки ворот и улизнули с арены. Ворота, видимо, были крепкими. По крайней мере, выглядели такими. А бык начал скачками метаться по арене, словно жертву себе выискивал. И вдруг раскрылась калитка, из которой на арену вышел человек. Это, судя по одежде, был явно не матадор. И даже на помощника матадора он не походил, потому что помощники матадора обязательно вооружены красными плащами, которыми дразнят быка, даже когда тот уже в ярости и его не требуется дразнить. Более того, человек этот, смело вышедший на арену, судя по походке, выглядел достаточно пожилым. Бык принял его как раз за ту жертву, которую искал. А человек, казалось, неимоверно желал стать жертвой. Он медленно шел в сторону быка, который бил копытом в песок арены и угрожающе наклонял голову, предупреждая и показывая свои рога. Быка снимали крупным планом. Он, конечно, впечатлял своей мощью и красотой своей силы. И вот, когда между человеком и быком оставалось меньше пятнадцати метров, бык ринулся в атаку. Но человек поднял руку, и… Случилось что-то непонятное. Только что бушующий и рвущийся в бой бык превратился в мирно стоящее и мычащее животное. А человек, видимо, подозвал его, взял рукой за рог и повел к воротам. Постучал кулаком, одна створка ворот открылась, и он завел быка под трибуну. Люди на трибунах молчали, пораженные. Но прошло меньше минуты, ворота снова распахнулись, все повторилось сначала. На арену выскочил тот же бык, такой же сильный, как раньше, такой же буйный и не показывающий покорности. На этом запись завершилась.

— Ну как, старший лейтенант, впечатлило? — спросил с торжеством в голосе профессор Безбородов.

— Наверное, впечатлило бы, если бы я знал, в чем суть…

— Да, мне надо было сначала объяснить. Это Испания. Сorrida de toros — бег быков, как это переводится. В корриде обычно используются быки особой породы, по своему фенотипу схожие с дикими турами. Яростные бойцы. А этот человек — известный на весь мир ученый Хосе Мануэль Родригес Дельгадо. Сам он испанец, родился в Испании, потом переехал в США, где и учился, и преподавал, и занимался наукой, пока не вернулся в Испанию. Потом, уже в возрасте девяноста лет, снова приехал в США, где в две тысячи одиннадцатом году и умер. Но эти съемки — времен его возвращения в Испанию. Тогда доктор Дельгадо внедрил в голову быка два тонких электрода, толщиной меньше человеческого волоса. Один электрод воздействовал на центр ярости мозга, второй — на центр покорности и благожелательности. И профессор всем показал, что эти электроды могут сделать с быком. То есть он воздействовал напрямую на мозг, раздражая определенные центры. До этого, в бытность свою в США, доктор Дельгадо проводил опыты над разными животными, потом внедрял электроды в человеческий мозг и вылечивал многих людей от эпилепсии и болезни Альцгеймера. То есть он делал то, что до него не делал ни один врач. Но его работами слишком пристально интересовались военные, мечтающие создать сверхсолдата, поэтому доктор Дельгадо вернулся на родину. Грубо говоря, сбежал из США. Однако его опубликованные работы по исследованию отдельных центров мозга стали достоянием гласности. И я признаюсь, что во многом опираюсь на исследования доктора Дельгадо. И в физиологии, и в психиатрии. Это два его основных направления работы.

— Извините, товарищ генерал, вы что, собираетесь мне в мозг ввести электроды? — В голосе старшего лейтенанта Поленьева послышалось откровенное беспокойство.

— Нет, — улыбнулся профессор. — Если только очень попросите, мы можем провести кое-какие эксперименты. Мои исследования продолжают дело Дельгадо в другом направлении. Я своими методами, с помощью энцефалограммы, выявляю участки мозга, ответственные за те или иные действия человека. Как физические действия, так и чисто умозрительные, то есть за обыкновенные эмоции, за мысли, за реакцию на те или иные события или сообщения. У большинства людей в одинаковые моменты работают одинаковые центры мозга. Исключение составляют только левши. Но это отдельный вариант исследования. Пока я общаюсь только с правшами. Это не настолько точные исследования, как могли бы быть при исследовании с применением вживленных электродов, тем не менее они тоже дают свои результаты. Но напомню, что я провожу свои исследования не просто ради научного интереса, я возглавляю военную лабораторию. Следовательно, преследую конкретные цели. В данном случае мы здесь считаем, что нам удалось добиться значительного прорыва в своих работах. Могу объяснить вам не научным языком, который вам, скорее всего, недоступен, что мы искали варианты обратной связи. Мы не на объект исследования стремились влиять, как делал это доктор Дельгадо, а, наоборот, искали возможность обратной реакции мозга. Наши «шлемы» следующей модификации, с которыми вы еще не сталкивались, существенно отличаются от стандартных «шлемов», которые используются для снятия энцефалограммы. Грубо говоря, вы смотрели фильм «Аватар»?

— Смотрел когда-то.

— Там с помощью похожего приспособления, улавливающего сигналы отдельных участков мозга, управляли искусственно созданными аборигенами. Мы пытаемся с помощью наших шлемов научиться управлять боевыми роботами. Управлять с дистанции. Современная российская военная робототехника как наука совершила значительный скачок вперед. Причем движется с максимальным разгоном, недоступным нашим потенциальным противникам. Существуют мощные боевые машины, которыми возможно управлять с помощью пульта дистанционного управления. И эти машины великолепно себя зарекомендовали на испытаниях самого сложного уровня. Однако существует сложность, преодолеть которую человеческий мозг пока не в состоянии, — необходимо многократно увеличить быстроту действий, быстроту принятия решения и превращения самого решения в действие. То есть исключить целое звено, с которым вы сегодня столкнулись. Вы не успевали действовать руками. Ваша энцефалограмма показывала, что вы правильно мыслите, но руки не успевали за мыслями, как вы ни старались. Если бы перед вами сегодня было шестнадцать мониторов и шестнадцать джойстиков, то есть тот максимальный набор, который позволяет одновременно использовать наша технология, то потери с вашей стороны возросли бы в геометрической прогрессии. Вы бы, старший лейтенант, просто не успевали…

— Не буду спорить, товарищ генерал, — согласно кивнул Рус Григорьевич. — Я думал об этом, но думал и о том, что, основательно потренировавшись, я смог бы на восьми мониторах отработать без потерь. Надо бы еще несколько раз попробовать.

— Нет. Вы сюда прибыли не для того, чтобы в игрушки играть, — жестко возразил генерал, и старший лейтенант даже удивился этой жесткости. Внешне профессор выглядел человеком мягким, больше склонным к убеждению, чем к принятию категоричных решений. Из этого военный разведчик сделал естественный вывод — ему приготовлено другое, что предстоит еще освоить. — Сегодня отдыхайте. А завтра мы попробуем выполнить более сложную задачу. Ваша энцефалограмма показывает, что вы сумеете справиться с задачей…

— Понял, товарищ генерал. Разрешите идти? — Поленьев встал и принял стойку «смирно».

— Идите.

— Вопрос не по существу можно, товарищ генерал?

— Слушаю.

— Я дома все свободное время за компьютером проводил. Сейчас какой-то дискомфорт чувствую. Можно где-нибудь здесь компьютером попользоваться? Хотя бы свою почту просмотреть…

— Спросите ключ от компьютерного класса в своем корпусе. Класс на первом этаже. Интернет подключен через Wi-Fi. Дежурному скажите, я разрешил. Там некоторые ваши коллеги пользуются.

— А много у меня здесь коллег?

Генерал промолчал, и Поленьев понял, что спросил лишнее.

— Спасибо, товарищ генерал. Второй вопрос, уже по существу…

— Слушаю.

— Тот танк, что я из окна наблюдал…

— Боевой робот «Уран-9» в облегченном варианте. В этом году в полном варианте будет поставлен на вооружение армии. Но вы лично будете работать с другими машинами. Хотя, возможно, вместе с «Уранами»… Рядом с ними… С разными «Уранами». Вопрос не в моей компетенции, но я уверен, что, например, «Уран-6» точно там будет. Я как раз сегодня доложил генералу Ставицкому о завершении работ по доводке системы управления.

— Тоже боевой танк?

— Нет. «Уран-6» — это роботизированный инженерный комплекс по разминированию местности. В какие-то моменты будет идти впереди боевых роботов, в какие-то — позади. Все в зависимости от обстоятельств и места использования. Чаще всего разминирование производится уже после освобождения местности от противника. Противник отходит и при отходе минирует оставленные позиции. Кстати, вчера только разговаривал со специалистом по минному делу, так он говорит, что сейчас поветрие такое пошло — тела своих же убитых не убирают, а минируют. Семьдесят процентов всех взрывных устройств ставится как раз таким образом. Это он из Ирака боевой опыт привез. Инструктором там работал. В других местах, думаю, то же самое. В этом случае «Уран-6» бессилен. Он никогда не поедет на человека, безразлично, живого или мертвого.

— А «Уран-9»?

— Мы убрали из программы такой запрет. Это все же боевой танк. Но ему в память ставятся образы операторов. На оператора он никогда не поедет. А врага будет давить, как обычный танк.

При выходе Рус Григорьевич чуть не столкнулся со старшим лейтенантом в темно-синей летной форме. Тот поздоровался с дежурным по части и обратился к нему с коротким вопросом:

— Освободился? — И при этом не назвал человека, про которого спрашивал.

— Да, просил вас сразу к нему пройти, как только освободится.

Старший лейтенант Военно-космических сил[16] двинулся в сторону генеральского кабинета. Впрочем, рядом были и другие кабинеты, и летчик мог в любой из них направляться, но Рус Григорьевич почему-то был уверен, что тот идет именно к генералу.

Жене звонить Рус Григорьевич пока не стал. И без того позвонил ей перед отъездом из военного городка. Предупредил, что отправлен в командировку в Москву. Значит, встретить, возможно, сможет в московском аэропорту, если командование, естественно, разрешит. Однако после того, что произошло на железнодорожном вокзале, Поленьев думал, что ему могут не разрешить встретить семью. Но этот вопрос требовалось обговорить с полковником Самородниковым. Он больше в курсе, какая опасность может поджидать Руса Григорьевича и где. А возможно, даже одобрит такую поездку — бандитов можно будет ловить, что называется, «на живца».

Вернувшись в корпус, старший лейтенант сначала принял душ, смывая с себя все неприятности минувшего вечера и утра, и только после этого пошел к дежурному по жилому корпусу за ключом от компьютерного класса. Ключ дежурный старший прапорщик не дал, поскольку класс был открыт и там уже работал другой человек — капитан-лейтенант флота. Капитан-лейтенант в России — это исключительно флотское звание, а людей в черной флотской форме Поленьев здесь, в этой воинской части, еще не встречал. Хотя он вообще мало с кем здесь встречался, кроме одного генерала, одного полковника, дежурного по части подполковника, дежурного по жилому корпусу старшего прапорщика, буфетчицы, врачей с медсестрами, солдата научной роты, что показывал ему комнату, солдата научной роты, который привозил на столике мониторы, и старшего лейтенанта ВКС, с которым только поздоровался, но не разговаривал. Других людей только видел. Видел, как строем шли в столовую солдаты научной роты под командованием почему-то майора. Видимо, в научной роте офицерские должности более высокие, чем в войсках. Видел солдата с джойстиком в руках, что управлял с полусотни метров роботом-танком. Видел издали офицеров, куда-то спешащих, водителей за рулем различных автомобилей. И наверное, со многими еще предстоит познакомиться. Однако людей в черной форме Военно-морского флота Рус Григорьевич здесь пока не заметил.

Дежурный показал рукой, в какое крыло первого этажа надо идти:

— Там на двери написано.

Написано было, в самом деле, на двери, а не на табличке, прикрепленной к ней, синим широким маркером — «Компьютерный класс». Рус Григорьевич вошел, увидел спину сидящего перед монитором человека в черном мундире и поздоровался.

Капитан-лейтенант с видимым трудом допечатал какую-то строку, оторвался от экрана и встал. Шагнул навстречу Поленьеву, добродушно улыбнулся и протянул руку, представляясь:

— Капитан-лейтенант Солнцехранов. Можно Георгий Валентинович. Временно прикомандирован к вашей части. Впрочем, у вас эмблема, вижу, тоже не местная… — кивнул он на рукав старшего лейтенанта.

Глава восьмая

Возвращаясь в свой блиндаж, Салман встретился взглядом с эмиром Идрисом Дукваховым. Тот смотрел мрачно и недоверчиво. Впрочем, он всегда так смотрел, особенно на людей, которые имели авторитет в джамаате. Эмир Идрис считал, что авторитет должен быть только у него одного, а остальные обязаны ему прислуживать и вокруг него вертеться. Были в джамаате и такие, конечно, что прислуживали и вертелись, молча ненавидя эмира и высказывая свои обиды только тогда, когда самого эмира рядом не видно. Но таких было мало. И со всеми вопросами, считал эмир, бойцы джамаата должны обращаться только к нему одному. Салман Цхогалов хорошо знал, что манера поведения эмира не есть качество характера одних только бандитов, это вообще качество характера всех мужчин чеченского народа. Каждый мужчина-чеченец всегда стремится к лидерству и не очень любит, когда другие смотрят на это неодобрительно.

Эмир при встрече только кивнул головой. Салман ответил тем же, не выказав никакого особого почтения своему эмиру. Тот, вообще-то, скорее всего, и не ждал иного. Такие отношения с эмиром Салман умышленно культивировал. Другой командир джамаата мог бы спросить, например, куда сегодня ночью уходил с тремя своими людьми начальник разведки. Раньше эмир пытался спрашивать, но Салман вежливо отсылал его с этим вопросом к начальнику штаба, намекая, что именно тот приказал провести разведку. После первого раза эмир возмутился:

— Через мою голову прыгаешь? Почему я ничего об этом не знал?!

После следующего раза, когда его опять не предупредили, промолчал, проглотив обиду, но злобу затаил. И больше не спрашивал, предоставив Цхогалову определенную свободу действий. То есть Салман в этом случае добился своего. А обиды эмира лично его мало трогали. Майор Цхогалов не намеревался задерживаться в Сирии надолго…

Действие начало разворачиваться только ближе к вечеру. Днем в джамаат вернулся эмир Идрис, молча собрал свое оружие и кое-что из личных вещей, коротко сообщил моджахедам, что возглавит разведку на другом участке и с другим подразделением, оставил вместо себя командовать Салмана Цхогалова, как приказал, видимо, начальник штаба, и ушел. Начальник штаба был хитрым лисом из пакистанских пуштунов. Майор Цхогалов даже представил себе, как тот сначала долго нахваливал эмира Дуквахова, убеждая того в высокой его миссии, и только потом предложил провести разведку силами другого отряда. И очень настаивал на том, что, кроме эмира Идриса, некого послать в эту разведку, никто не сумеет справиться так, как сможет это сделать он. А свой джамаат эмир должен передать Цхогалову, который в ту же ночь проведет второстепенную разведку.

Подобная манера разговора была присуща начальнику штаба. Он умел и льстить, и наказывать смертью за непослушание. И никаких неприятностей вроде бы временный перевод Дуквахова в другой отряд принести не должен был.

И не принес… Дуквахов ушел, внешне не такой мрачный, как обычно. Уверенный, что им дорожат в штабе, что ему доверяют самые сложные и самые опасные задания. После череды похвал, услышанных лично от начальника штаба, эмир не видел себе конкурентов в собственном джамаате и даже на Салмана посмотрел снисходительно и чуть-чуть с добродушием. И не забыл напутственное слово сказать перед уходом:

— Ты это… Знаешь, что ночью в разведку идешь?

— Знаю, эмир. Готов…

— Людей побереги, не суйся, куда не следует…

Это прозвучало одновременно приказом и наставлением. И выглядело так, что командовать джамаатом в свое отсутствие Цхогалова поставили по рекомендации самого эмира, если не по его приказу. И поставили временно. А эмир, в случае чего, потом строго спросит с Цхогалова за своих людей.

Дуквахов ушел, а Цхогалов приказал всем, кроме часового, отдыхать перед ночной разведкой, отсыпаться. И сам лег отдыхать. Даже будильник не завел, хорошо зная, что проснется в нужный момент. Так и произошло. Проснулся Салман, когда только-только начало темнеть. Зажег в блиндаже масляный светильник, расстелил на столе карту, полученную накануне от Лесничего, и стал изучать ее подробнее. Кто мог спросить, получена карта от командира группы «волкодавов» или от начальника штаба? Нигде не указывалась принадлежность карты, да если бы и указывалась, это ничего не меняло бы, потому что трофейные карты используются повсеместно и той и другой стороной. На карту были нанесены обе линии противостояния. Как убедился Салман, достаточно точные. Видимо, использовались данные с камер беспилотников, которые тоже применяются обеими сторонами с одинаковым успехом. Точку, на которую Цхогалов должен был вывести джамаат, Лесничий на карте не отметил, только показал пальцем, но майор Цхогалов запомнил ее хорошо и выработал маршрут, которым следовало передвигаться джамаату.

Скоро подошло и время выхода. Майор Цхогалов провел инструктаж в том же стиле, в каком обычно проводил его и эмир Дуквахов, что еще раз подчеркнуло авторитет эмира. Объяснил общую задачу. Это на случай, если с ним произойдет какая-то неприятность. Джамаат тогда должен все равно свою задачу выполнить. Дальше шла расстановка сил. После уничтожения пятнадцати бандитов в отряде оставалось тридцать два моджахеда вместе с самим Салманом и тремя его помощниками. Значит, сегодняшней ночью предстояло уничтожить двадцать восемь человек. Это, по сути, пять-шесть опасных банд, если моджахеды останутся живы и вернутся в Чечню. Такое массовое уничтожение соотечественников претило натуре Салмана Цхогалова. Но он в этот момент всегда вспоминал жену, троих детей — двух сыновей и дочку, престарелых родителей, то есть тех, кто сам за себя постоять не сможет и кого бандиты убьют, без сомнения. Это воспоминание придавало твердость. Точно так же Салман научил поступать и своих помощников.

Выдвигались в порядке, установленном майором. Первым шел он сам, за ним, почти вплотную, двинулись Альви Аббасов, Олхазар Абдулрахимов и Вадуд Дикалуев. Все они уже имели при себе то, что передал для этой операции Лесничий, и знали условный сигнал, который должен подать командир.

Преодолев четверть нейтральной зоны, для чего пришлось основательно повилять между каменистыми высотами, чтобы не попасть в перекрестье прицела снайпера сирийской стороны, Цхогалов остановился, обернулся и знаком дал команду, которую первым выполнил сам — лег и стал передвигаться ползком. Все было естественно и правильно. Никто не заподозрил бы Салмана в том, что он ведет свой джамаат в ловушку.

Повел он его прямиком по склонам, как он мысленно и намечал по карте, когда рассматривал ее при свете масляного светильника. И достаточно легко ориентировался на местности. Необходимо было дойти сначала до первой линии окопов, проверить там наличие войск, которые должны быть к этому времени отведены на вторую линию обороны. Потом выйти на высоту между первым и вторым участками, где прошлой ночью Салман и встречался с Лесничим. А там джамаат уже будет во всеоружии встречен «волкодавами». Количество моджахедов «волкодавов» нисколько не смутило.

— Они не будут иметь возможности к сопротивлению. Ты лишишь их этой возможности, — пообещал Лесничий. И показал: — Вот под этим камнем взрыватель. Только нажми его, и твои моджахеды на несколько часов и ослепнут, и оглохнут. Сам со своими людьми не забудь надеть очки и беруши. — Он достал из-за камня и протянул Салману пакет: — Сразу раздай им, чтобы с собой не таскать. Четыре комплекта…

— А что это будет?

— Светошумовые мины… Обеспечивают неподготовленному слепоту на три часа, глухоту на четыре-пять часов. Вместе со светошумовыми минами мы установим по обе стороны тропы обычные МОН-200[17]. Их всех сметет со склона. Главное, ты со своими людьми в укрытие спрячься. Здесь же, за камнями… Между ними яма выкопана. Раньше там пулеметная точка располагалась, так что места на четверых хватит с избытком. Мы тоже будем в укрытии. Одновременно сработают шесть МОН-200. В каждой из них по девятьсот стальных роликов. Дистанция поражения — двести метров. Каждому хватит. Расставим их так, чтобы всю тропу захватить.

— Раньше времени не сработает? Мало ли, кто-то стороной проползет… Активирует…

— Там стоят электродетонаторы. Включим их после взрыва светозвуковой мины через десять секунд, чтобы твои моджахеды успели почувствовать панику. Твоя задача — точно пройти и точно выйти на место, оставив джамаат на тропе, и активизировать светозвуковую мину.

— В этом проблем не будет. Сегодня уже прошел точно. И завтра пройду. Путь уже знаком. И с активатором справлюсь. — Салман нащупал кнопку активатора под камнем. — Есть…

Этот разговор состоялся сутки назад. А теперь майор Цхогалов вел бандитский джамаат, как стадо животных, на убой. Казалось, что джамаат передвигается быстро. Но это только кажется, когда сам ползешь, когда сам чувствуешь боль в коленях и локтях, когда начинаешь уставать. В действительности времени уходит много. Добрались до передовых окопов сирийской армии, никого там не обнаружили. Обыскали блиндаж, ничего не нашли. Двинулись дальше. Салман посмотрел на часы — уже около часа джамаат выходит на позицию, значит, требуется добавить скорости, чтобы людей не задерживать и не заставлять волноваться. А то еще подумают, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и уйдут. Или вообще решат, что Салман ошибся, не там повел джамаат. Заплутать в горах несложно, высоты все похожи одна на другую.

Помощники майора от него не отставали. Все трое показывали упорство и понимание ситуации. Они люди тренированные и неизнеженные. Умеют терпеть и боль, и все прочее. А остальной джамаат такой темп передвижения ползком не выдерживал. Колени и локти моджахеды берегли. Пластиковые наколенники были у многих. Получены из Турции. Такие наколенники входят в комплект оснастки турецкого полицейского спецназа и поставляются в Сирию тем, кто воюет против правительственной армии. А налокотников ни у кого не было. Турецкий спецназ их тоже, кажется, не имеет.

Оглянувшись в первый раз, майор Цхогалов сделал знак своим помощникам, чтобы остановились, и остановился сам. Дал возможность джамаату подтянуться ближе и сконцентрироваться, иначе на тропе, где будут выставлены мины, часть отставших просто не достанет поражающими элементами. Да и светошумовая мина может не нанести того вреда, который должна нанести, если они будут далеко от места взрыва.

Отдых для джамаата кончился, как только подтянулись самые последние отставшие. Опасаясь ошибиться и проползти мимо нужного места, тем более что подползал он к камню с противоположной, сирийской, стороны, Салман снизил скорость — присматривался и вскоре, как ему показалось, узнал место. И те четыре высоких камня, за которыми следовало спрятаться четверым спецназовцам из Чечни, тоже узнал. Но все же проверить следовало.

— Там, за камнями, окоп должен быть… — шепнул он капитану Аббасову. — Туда… — И показал условленный жест, требующий надеть темные сварочные очки и беруши, чтобы не пострадать от взрыва светошумовой мины.

Альви кивнул и скачком преодолел каменное препятствие. Двое его товарищей последовали за капитаном, а сам майор сдвинулся чуть в сторону, к нужному камню, под которым пряталась кнопка активации мины. Но сначала воткнул в уши беруши, оглянулся на ползущий с небольшим отставанием джамаат и надел темные очки. Затем сунул руку под камень, сразу нашел кнопку и всей ладонью вдавил ее. Взрыв последовал сразу, причем чрезвычайно громкий. Даже беруши не смогли полностью защитить слуховой аппарат, и в ушах стоял долгий звон. Но очки спасли глаза. Через темные стекла удалось рассмотреть сразу три световых столба, поднявшихся над склоном. Значит, Лесничий предвидел, что джамаат растянется в движении, и поставил три светошумовые мины. Однако рассматривать эти столбы у майора Цхогалова времени не было. Он уже заранее просчитал все, что необходимо сделать, и был готов к действию. За десять секунд от взрыва до взрыва Салману следовало преодолеть пару метров и перевалиться через камни в окоп бывшей пулеметной точки. Там его не достанут поражающие элементы мощной мины МОН-200. На выполнение этого маневра ушло не больше пяти секунд, которые Салман отсчитывал вслух, и потому он успел, завалившись животом на камни, оглянуться и посмотреть. Его к этому принудил испуганный вой, похожий на волчий. Моджахеды джамаата не поняли еще, что с ними произошло, но страх от слепоты и глухоты ударил им в головы, и все в растерянности поднялись на ноги и, кажется, готовы были стрелять во все стороны, в том числе и друг в друга, потому что никто никого не видел.

В бывшем пулеметном окопе командира увидели и посторонились, давая возможность ему свалиться не на головы, а на землю. Он прыгнул вниз, и как раз вовремя, потому что и земля, и камни задрожали от сразу нескольких одновременных взрывов. Осколки, как в просторечье называют поражающие элементы, со свистом пролетали над камнями. Но летели они туда, куда и следовало, со склона в сторону тропы, и иссякли быстро. Мины свое дело сделали. Не было слышно ни одного стона, значит, не было необходимости в самом неприятном действии, в добивании раненых, которых оставлять здесь нельзя. Дело было сделано…

— Салман! — позвал голос Лесничего.

Майор опасливо высунулся из-за камней, осмотрелся. Лесничий стоял с тремя своими бойцами и махал рукой. Цхогалов выбрался из окопа, за ним следом выбрались и его спецназовцы. Подошли к «волкодавам».

— Все кончено, — сообщил Лесничий.

— Раненых не осталось?

— Семь штук МОН-200 выставили. Больше шести тысяч осколков. Какие тут раненые могут быть!

Он выглядел серьезным и даже злым. По крайней мере, безжалостным. Наверное, это правильно, подумалось Салману. К врагу следует быть безжалостным. Не убьешь ты, убьют тебя. Хотя сам он чувствовал боль за свой народ. Народ не такой и большой по численности. И каждый убитый — это пришедшая боль утраты в чеченских домах. Но он тут же одернул себя. А живой бандит — это боль утраты во многих чеченских домах. Жалость здесь неуместна.

— Несите мукаддама! — приказал Лесничий своим людям. И тут же протянул Цхогалову пачку документов, как понял майор, принадлежащих сирийцу.

— Здесь и личные, и накладные на поставку ракет для «Градов» и мин для минометов. Предоставь все это в штаб. Там должны правильно отреагировать. Поставки, кстати, действительно производились, хотя и не в таких количествах. Они должны быть зарегистрированы беспилотниками. И даже есть дополнительный заказ на поставку уже в новое место. Такая поставка обычно следует после наступления. Это говорит о том, когда сирийская армия планирует начать наступление, которое следует опередить. Опережение, как правило, бывает успешным, если опережают со своим наступлением на сутки. Если наступление пойдет по свободным и ослабленным направлениям, то сирийская армия будет вынуждена отвести войска и с усиленных участков, опасаясь, что они попадут в окружение. Это необходимо довести до начальника штаба. А дальше пусть он твои мысли выдает за свои соображения. Это будет даже лучше. Теперь, когда джамаат уничтожен полностью, твоя миссия здесь закончена. Наверное, можешь отбыть, куда требуется.

— Остался еще эмир Дуквахов… И часовой в блиндаже джамаата…

— Дуквахов, я думаю, к этому времени уже уничтожен. Его уничтожение взял на себя некогда лучший снайпер спецназа ГРУ. И еще несколько снайперов ему помогают. А с часовым в блиндаже ты сам разберись.

— Вот после этого я смогу с чистой совестью отправиться домой. Через Турцию выбираться мне не слишком хочется, поэтому, думаю, как только вы захлопнете крышку своего котла, я со своими людьми сдамся в плен. Не знаю только, к кому обратиться, когда меня закроют в камере…

— В разведуправление корпуса. Там о твоей миссии знают, и сегодняшнюю операцию прорабатывали вместе с нами. А сейчас поторопись. Джамаат погиб на минном поле. Ты вернулся с остатками, с теми людьми, с которыми шел впереди, и миновал гряду камней, которая тебя и прикрыла от осколков. Поспеши доставить документы и данные в штаб.

— А зачем вся эта возня с телом мукаддама?

— Если начнется наступление, послезавтра днем это будет уже территория «Джабхат-ан-Нусры». Кто-то может и полюбопытствовать, что здесь произошло. Поторопись…

Возвращалась группа уже не ползком, а сначала просто перебежала часть пути, а в завершение его пошли пешком. Снова точно так же передвигались между высотами по низинам, никому не видимые. Благополучно миновали передовую линию окопов, где их встретил тот самый часовой, который и провожал. Тогда он, как сам сказал, только-только заступил на пост, сейчас ждал смены. Значит, весь выход группы Салмана занял не более двух часов — часовые меняются через два часа. Цхогалов рассчитывал, что часовой уже сменился, а новый, который не видел, какой состав выходил в разведку, не должен был задавать вопросов. Но на посту оказался еще не сменившийся старый.

— А остальные где? Идут позади? — поинтересовался часовой.

— Лежат позади… — мрачно ответил Олхазар Абдулрахимов.

— На минное поле попали… — смягчая разговор, ответил Цхогалов. — Только мы и остались, кто первыми шли. Успели за скалу свернуть, когда громыхнуло…

— Ага… Я слышал взрывы. Много взрывов было… — подтвердил часовой. — Даже небо посветлело.

— Вот-вот, — кивнул майор и сразу направился к блиндажу чеченского джамаата. Пройти требовалось каких-то двести метров. Эти метры были пройдены быстро, но, к удивлению Салмана, часовой их не окликнул. Цхогалов всегда гордился чеченцами как хорошими воинами, и не слышал еще ни разу о случае, когда часовой спал на посту. Но того не было на месте, и это вызвало тревогу. Салман первым спрыгнул в окоп, ведущий к двери блиндажа. Блиндажи менялись часто, а эту дверь джамаат возил всегда с собой, устанавливая на каждый новый блиндаж. Она стала у чеченцев своеобразным талисманом. Сейчас дверь была слегка приоткрыта. Это тоже Салману не понравилось. Направив ствол автомата прямо на дверь, он дал знак своим спецназовцам рассредоточиться и ударил в нее ногой. Она едва не вывалилась, но не открылась, как должна была бы, полностью. В ответ на удар изнутри послышался стон. Салман, не колеблясь, протиснулся в образовавшуюся щель между дверью и дверной коробкой, не думая о том, что оттуда может прозвучать автоматная очередь. Однако никаких выстрелов не было. На земляном полу кто-то лежал и стонал. В блиндаже было темно, и, прежде чем наклониться над лежащим, Салман прошел к столу, чиркнул зажигалкой, запалил светильник и повернулся. На полу в луже крови лежал Мади Муратов, самый молодой моджахед джамаата. Широко раскрытые глаза смотрели на Салмана с болью и надеждой.

— Что случилось, Мади? — спросил майор, приподнимая раненого и усаживая его спиной к стенке.

В блиндаж вошли один за другим еще трое спецназовцев.

Муратов зажимал двумя руками живот, но видно было, как из-под пальцев хлещет кровь. Салман понял, что помочь Мади невозможно. Потеря крови слишком велика. Но раненый был еще в сознании, и спросить его требовалось.

— Кто тебя?

— Эмир…

— Дуквахов? — с удивлением переспросил Цхогалов. — Не может быть! Как это случилось? За что он тебя так?

Голос Мади был предельно слаб, слова с трудом можно было разобрать.

— Я на посту был, когда он пришел. Сказал, кое-что забрать из рюкзака хочет. Зашел в блиндаж. Его долго не было, поэтому я тоже зашел. Смотрю, он в чужом углу на коленях стоит. В твоем рюкзаке, Салман, копается. Я и сказал, что это рюкзак Салмана. Тогда эмир встал, шагнул ко мне и ударил ножом. Больше ничего не помню… Упал сразу… — Мади закрыл глаза. Рассказ отнял у него много сил.

Салман повернулся вместе со светильником, посмотрел на свои нары. Его рюкзак стоял не под ними, как обычно, а наполовину высунутый из-под одеяла. Он подошел ближе, рюкзак не тронул, но край одеяла приподнял. Рюкзак оказался незавязанным, а внутри, прямо сверху, лежала фанерная коробочка, чем-то напоминающая школьный пенал, только значительно шире. Салман знал, что это такое. Это была так называемая стандартная мина-ловушка МС-4, которая должна была взорваться от простейшего движения. Выдерни кто-то рюкзак из-под одеяла или запихни его подальше ногой, последует незамедлительный взрыв. Мина эта и раньше была в рюкзаке, только в глубине его, и взрыватель был не активирован. Если мина наверху, значит, взрыватель активировали, иначе зачем мину вытаскивать. Салман к рюкзаку не прикоснулся…

Глава девятая

Капитан-лейтенант при представлении улыбался приветливо и даже слегка застенчиво.

Представился и Поленьев.

— Тоже временно прикомандирован…

— «Летучие мыши»[18], говорят, родня нашей морской пехоте?

— Не совсем. Морская пехота — это ударная боевая часть. А спецназ ГРУ — это армейская разведка. Функции несколько разные, хотя часто вынужденно выполняем одни и те же действия.

— Я вот тут с компьютером слегка завис. Письмо написать не могу. Может, подскажете, если соображаете в этом…

— А что случилось?

— Я привык с ноутбуком работать, а там клавиатура слегка другая. Эту только осваивать начал. Сын в компьютере больше моего понимает, но я, видимо, нечаянно нажал, не глядя, и «вылетела» вся программа вместе с моим уже написанным письмом.

— Давайте, гляну… — Рус Григорьевич сел на стул и стал разбираться с программой. — Через какой браузер письмо отправляли?

— Если бы я знал, что такое браузер… — честно признался капитан-лейтенант.

— Это программа для выхода в Интернет.

— У меня просто на этом компьютере был сохранен электронный адрес сына. Он почему-то выделился синим цветом, хотя я набирал его нормальным черным… Я по адресу щелкнул. Там было еще написано нажать какую-то клавишу… Я нажимал…

— Понятно… Можете дальше не рассказывать…

— Что-то не так сделал?

— Нет, все нормально. Можно и так. Вы писали через «Аутлук Экспресс»… Это стандартная почтовая программа. Можно и ею пользоваться, хотя это не слишком удобно, на мой взгляд. Где вы сохранили адрес сына?

Капитан-лейтенант сел на придвинутый сбоку стул, взял в руки компьютерную мышь, открыл одну из папок рабочего стола, нашел нужный документ, потом нужную строчку, нажал, как ему было предложено, кнопку «Ctrl» и дважды щелкнул по строчке. Никакая программа не открылась. Поленьев забрал мышку из руки моряка, попробовал повторить манипуляцию с открытием, но тоже не добился никакого результата, и тогда стал просто просматривать установленные программы. «Аутлук Экспресс» не нашелся. Тогда Поленьев просмотрел почтовые серверы в трех установленных на компьютере браузерах. И там не нашел неотосланное письмо.

— Нет ни письма, ни программы. Если вы каким-то образом удалили программу вместе с письмом, хотя я и не понимаю, как вы смогли этого добиться, я попробую помочь. Есть несколько вариантов, чтобы восстановить нечаянно удаленное. Это и отдельных файлов касается, и целых программ.

— Буду вам очень благодарен. Я три часа просидел над письмом, сейчас уже трудно вспомнить все, что написал. Не хочется снова все продумывать.

Рус Григорьевич набрал в строке поиска название программы — «Recuva»[19], скачал, установил ее на сервер и легко нашел удаленную программу, которую тут же и восстановил. Проверяя, есть ли письмо, посмотрел только на адрес. Адрес был тот же, что сохранял капитан-лейтенант в отдельном документе.

— Дописывайте и отправляйте. Сколько сыну лет?

— Четырнадцать. Ну, уже готовый компьютерщик. Отцу догонять придется.

— Разве за ними угонишься. Такое поколение…

Про возраст сына Рус Григорьевич спросил капитан-лейтенанта не случайно. Почтовый адрес имел расширение «name»[20] вместо привычного в русском сегменте Интернета «ru». В принципе, такое расширение поставить несложно, хотя им пользуются обычно только компьютерщики, да и то лишь те, кто имеет склонность к большому выпендрежу. Наверное, мальчик в четырнадцать лет уже может себе позволить пользоваться такими почтовыми серверами. И удивить кого-то этим пытается.

Рус Григорьевич освободил место за компьютером и спросил:

— Здесь как компьютеры? Одинаковые?

— По скорости, говорят, почти одинаковые. Есть разница, но незначительная. Я просто сразу облюбовал себе один и за него всегда сажусь. Мне сюда и игры специальные поставили, для тренировок.

Тут дверь неожиданно открылась, и вошел полковник Самородников.

— Вот ты где, Рус Григорьевич… Мне сказали, что генерал тебя отдыхать отправил, а в комнате тебя нет. Потом ваш дежурный подсказал, где искать. Я принес, что обещал…

— Что? — не сразу вспомнил старший лейтенант.

— Видеозапись. Качество, конечно, ментовское, тем не менее лица видно крупным планом. Наши компьютерщики постарались их выделить.

Полковник протянул Поленьеву мини-диск, а сам подошел и остановился за спиной у капитан-лейтенанта Солнцехранова.

— Как дела, Георгий Валентинович? Играете?

— Нет пока. Сыну письмо писал, только что отправил. А теперь играть буду. Я вам не помешаю, обычно звук при игре выключаю. — И капитан увлеченно заработал мышкой.

Компьютер, за который сел Рус Григорьевич, обладал самым крупным в учебном классе монитором. Его Поленьев выбрал специально, чтобы лучше рассмотреть лица на видео. Но для просмотра пришлось сначала скачать из Интернета и установить на компьютер отдельный плеер, поддерживающий формат записи. Наконец Рус Григорьевич увидел на мониторе ту самую рамку металлоискателя на входе, через которую проходил сам, приехав в Москву. Так же лениво посматривали по сторонам четверо дежурных полицейских из линейного отдела. Но вот в здание вокзала хлынула толпа, и перед рамкой сразу образовалась очередь. Ментам работы добавилось. Кого-то просили поставить багаж на движущуюся ленту, чтобы «просветить» содержимое, кто-то спокойно проходил с багажом. Лиц кавказского типа было так много, что складывалось впечатление, будто поезд пришел откуда-то с юга, хотя этот вокзал обслуживает только северные направления. Наконец Поленьев заметил лицо, кого-то отдаленно напоминающее, остановил просмотр и увеличил это лицо. При увеличении с компьютера изображение расплылось на квадратные пиксели, и трудно было что-то рассмотреть. Тем не менее Рус Григорьевич узнал человека, его выдала характерная большая родинка на шее под ухом. Родинка была неправильной формы и напоминала наполненную в середине восьмерку, у которой верхняя часть была больше нижней.

— Ага… — прошептал Поленьев. — Он и есть…

— Узнал кого-то, старлей? — поинтересовался Самородников.

— Так точно, товарищ полковник. Солдат-контрактник из нашей роты. Видимо, из отпуска возвращается. Хороший «рукопашник». Может быть, лучший в бригаде. Хотелось бы мне посмотреть, куда делись бы те восемь знойных южных парней, если бы мы с этим солдатом встретились и эти парни попытались бы что-то против меня предпринять… Боюсь, их после такой встречи родные дети в морге опознать не сумели бы. Этот парень наносит по шесть ударов за то время, когда нормальный человек бьет один раз.

— Ты тоже «рукопашник»?

— Я — командир взвода. А командир взвода обучает солдат «рукопашке». Если командир сам не будет ничего уметь, чему он научить сможет!

— А командиров взводов кто обучает?

— Инструкторы… Специалисты…

Рус Григорьевич отвечал через плечо, не оборачиваясь к полковнику и не вставая, как положено разговаривать со старшим по званию, а продолжая смотреть в монитор. Полковник тоже наклонился над монитором.

Большой поток пассажиров, идущих на вокзал, иссяк. Очередь к рамке растаяла. Никто уже не толкался с сумками и чемоданами, никто не стремился побыстрее протиснуться вперед, чтобы успеть занять свободное место где-нибудь на одном из двух этажей. Старшего лейтенанта Поленьева интересовали не эти люди и даже не солдат роты, который едет, видимо, из дома в бригаду. На видео к рамке металлоискателя приближалась группа из восьми человек. Определить по внешнему виду национальность было невозможно, но охарактеризовать их одним популярным ныне словом «кавказцы» можно было без труда. Внешне крепкие, сильные, уверенные в себе. Чтобы рассмотреть их лучше, пришлось несколько раз останавливать воспроизведение и увеличивать лица до того размера, когда пиксели позволяли их рассмотреть. Там, у входа на вокзал, Поленьев сумел разглядеть только два лица, но хорошо запомнил их. Однако сразу определить, те ли это лица, не сумел. По комплекции и по манере передвижения они вроде бы подходили, но этого было недостаточно для идентификации. Подала слышимый сигнал рамка металлоискателя. Автоматика сразу сработала и укрупнила изображение. На проверку документов и лицензий на оружие старший лейтенант даже не стал смотреть.

— Это не они…

— Жалко. А то мы уже нашли адрес первого, что имел при себе пистолет.

— Кого ищете? — Рядом с полковником оказался капитан-лейтенант, заглядывавший в монитор.

— Вы уже закончили игру? — вместо ответа спросил полковник. — Так быстро?

— Я просто остановил ее, — признался Солнцехранов. — Устал… Утомляет это однообразие.

— В бою вы тоже будете на отдых выходить?

— Извините, товарищ полковник. — Капитан-лейтенант бросил на монитор еще один взгляд, весьма даже внимательный и цепкий, как показалось Поленьеву, и вернулся к своему компьютеру. Взгляд этот Поленьеву не понравился, хотя он не мог сказать, чем именно. Есть любопытные люди, которые все хотят знать и интересуются всем без всякой задней мысли. И обвинять их — грех…

— Это, как я понимаю, один из моих коллег? — тихо спросил Рус Григорьевич полковника, когда капитан-лейтенант сел за свой компьютер и включил звук ревущего двигателя. Самородников в ответ только кивнул.

— А «летун», старший лейтенант? Тоже?

Полковник кивнул еще раз и добавил:

— Еще сегодня прибудет связист. Я сам его приведу. А сейчас диск верни…

Поленьев вытащил диск из дисковода, вложил его в конверт и передал полковнику. Тот сунул его в карман и покинул помещение…

Через десять минут, когда Рус Григорьевич успел просмотреть свою электронную почту и даже ответить на одно письмо однокласснику, в компьютерный класс вошел старший лейтенант ВКС в своей темно-синей форме.

— Здравия желаю, коллеги! Старший лейтенант Воропаев Андрей Ильич, — представился летчик.

Он привычно сел за один из свободных компьютеров. И не искал глазами, какой из них выбрать, как бывает обычно, когда человек впервые попадает в подобное помещение. Видимо, старший лейтенант часто здесь бывал, и компьютер он выбрал себе осознанно, потому что вскоре послышался тихий шелестящий звук, хорошо знакомый Поленьеву по командировкам на Северном Кавказе. Звук очень походил на натуральный. Так шумели негромкие двигатели беспилотников вертолетного типа. Как и положено, капитан-лейтенант флота тренировался с морскими роботами, летчик тренировался с воздушными роботами, непонятно было, почему с танками тренировался не танкист, а старший лейтенант спецназа ГРУ. Но Рус Григорьевич прекрасно понимал, что случайностей в боевой службе не бывает. Значит, ему будет поставлена какая-то особая задача, связанная со спецификой его службы, потому что подготовить танкиста для танкового робота было бы, наверное, легче, чем офицера спецназа военной разведки. Но его деятельность непременно будет связана с роботами — в этом сомневаться не приходилось.

— Как беспилотники, летают без сбоев? — спросил капитан-лейтенант, повернувшись вместе с вертящимся креслом в сторону нового члена их коллектива.

— Летают. Не хуже, чем катера плавают… — ответил летчик не очень дружелюбно. — Одно плохо, управлять беспилотником с помощью джойстика — утомительно. Простая «ручка» намного удобнее.

— Править катером со штурвалом в руках тоже намного легче, чем править тем же катером с помощью джойстика, — согласился капитан-лейтенант. — Одного я не понимаю, зачем я понадобился в вашей сирийской группе? По пустыне на катере не поплаваешь. Песок там, мне говорили, вязкий и каменистый… Двигатель не сумеет винт провернуть.

Разговор уже откровенно пошел о Сирии. Видимо, капитан-лейтенант обладал большим объемом информации, чем старший лейтенант Поленьев. Ему, вероятно, уже оформили допуск и поставили в известность о каких-то конкретных предстоящих мероприятиях.

— Значит, придется со мной «летать»… — сделал Воропаев вполне серьезный вывод.

— Летать проще. Там, в самолете, по крайней мере, есть катапульта. Если подобьют, можно успеть катапультироваться. А у нас на катере что — только спасательный круг! Там даже спасательный бот принайтовить[21] негде. И никакой тебе катапульты…

— У нас в военном училище комбат, помнится, говорил, что, когда курсант впервые садится в самолет, за ним обязательно пристально следит инструктор. Инструктор хорошо знает, если курсант сразу же начинает искать глазами «держку»[22], то из него никогда летчик не получится. Но даже опытного пилота катапультирование не всегда в состоянии спасти. У меня вот был случай, когда во время учебного полета над Финским заливом отказало все энергоснабжение самолета.

— А что, катапульта с этим связана?

— Нет, у нее пороховой заряд. Но дело не в том. Катапультироваться я смог бы, но вот плавать не умею… А дело было, я говорю, над Финским заливом…

— И что?

— В морской авиации вместе с пилотом катапультируется и надувная лодка. А у меня самолет был сухопутный. Просто маршрут так проложили, что пришлось над заливом лететь. Да еще в январе. Хотя холодная вода в моем случае скорее спасительная величина — быстрее утонешь, не будешь мучиться.

— Но выплыл же! — не удержался капитан-лейтенант.

— Не стал катапультироваться, пытался систему активировать. И с третьего раза получилось. Потом орден дали за спасение самолета. А виной всему мое неумение плавать.

Капитан-лейтенант громко рассмеялся, а Поленьев лишь слегка улыбнулся. Не нравился ему смех моряка, как не нравился и сам моряк. Не нравился электронный адрес сына этого капитан-лейтенанта, не говоривший о том, что сын в России, а не где-то за ее пределами. Не нравилось, что Солнцехранов рассматривал лица кавказцев на мониторе Руса Григорьевича, не нравилось, что тот откровенно свел разговор к Сирии, словно желал что-то новое услышать. Не зная, насколько это будет для Солнцехранова новым, Поленьев все же сказал:

— Кстати, а разве Сирия — это только пустыня? Насколько я со школы помню географию, там на берегу Средиземного моря куча портов, и даже, как в новостях сообщают, наша военно-морская база стоит… Она, мне почему-то так кажется, тоже не в пустыне находится.

— А разве противники Асада воюют на море? Их флот только по пустыням и бегает. Да и на Евфрате они тоже, кажется, флот не держат.

Русу Григорьевичу откровенно не нравился этот капитан-лейтенант флота, и хотелось бы ему еще что-то нелицеприятное сказать, однако продолжить разговор им не позволили. В дверь компьютерного класса заглянул дежурный по жилому корпусу и нашел глазами Поленьева:

— Товарищ старший лейтенант, вас к генералу вызывают. Срочно…

Вообще-то старший лейтенант Поленьев привык любой вызов к командиру части, даже если тот не был генералом, считать срочным, поэтому пошел сразу, на ходу одергивая на себе одежду, словно генерал ждал его уже за дверью. Погода позволяла не подниматься на второй этаж к себе в жилую комнату, а пойти без теплого бушлата. Идти было недалеко — полста шагов по асфальтированной дорожке.

Дежурный по части приветливо кивнул и напомнил в спину старшему лейтенанту:

— Требовали немедленно тебя найти. Там кто-то по твою душу, похоже, пожаловал.

— А я разве потерялся где-то? — бросил через плечо Поленьев и быстро прошел к кабинету профессора, которого мысленно предпочитал называть так, а не генералом. В понятии Руса Григорьевича профессорская борода как-то плохо вязалась с генеральским мундиром, о чем сам профессор утром сказал. Впрочем, старший лейтенант сейчас думал не об этом. Интерес вызвала последняя фраза дежурного. Мало приятного, если снова начнут «доставать» следственные органы. Но если дело передали в контрразведку, волноваться из-за этого не стоило. Все-таки должен кто-то с ним встретиться, поговорить, попытаться заставить вспомнить подробности последней беседы с майором Осинцевым. Ведь, по сути дела, за исключением убийцы, Поленьев был последним, кто видел начальника штаба батальона живым. Конечно, майор Осинцев на своем месте службы, превратившись давным-давно в штабиста, потерял всю боевую форму спецназовца. Тем не менее он когда-то командовал и взводом, и ротой, то есть прошел хорошую школу. Наверное, даже повоевал и в первую чеченскую войну, и во вторую. Афган, естественно, по возрасту не застал, тем не менее все же оставался офицером спецназа ГРУ, который в сложной ситуации обязан суметь за себя постоять. Но в этот раз так получилось, что не сумел. Может быть, сразу оружие на него наставили, может быть, не ожидал от человека, который был в кабинете, подлости. Ситуация могла сложиться самая необычная, против которой и подготовленный спецназовец может не найти, что противопоставить. Потерявший былую боевую подготовку майор Осинцев не нашел…

Глава десятая

— Входите, старший лейтенант, — отозвался на стук генерал Безбородов. Видимо, он в окно увидел идущего к штабному корпусу старшего лейтенанта.

Поленьев вошел. В кабинете сидел, как верно заметил дежурный, еще один человек в гражданской одежде и смотрел на Руса Григорьевича так внимательно, что этот взгляд можно было бы назвать только изучающим.

— Товарищ генерал, старший лейтенант Поленьев по вашему приказанию прибыл, — доложил старший лейтенант спокойно и с достоинством.

— Присаживайтесь, старший лейтенант, присаживайтесь… Мы вас ждем, — отмахнулся профессор.

Это уже однозначно говорило, что дежурный по части был прав и человек этот прибыл по душу Руса Григорьевича. Несмотря на гражданскую одежду и судя по возрасту, он наверняка должен быть при звании. Так и оказалось.

— Вот, познакомьтесь, Рус Григорьевич, это полковник вашего ведомства Растопчин. Он из оперативного управления ГРУ и занимается разработкой вашего задания. Кстати, не с того я начал. Начинать следовало с сообщения, что ваша кандидатура утверждена, документы на допуск в срочном порядке дооформляются, и мы приступаем к активной разработке. К очень активной, поскольку времени у нас не просто мало — его нам практически не дали. К сожалению, график мы согласовать не успели, и всю работу приходится вести «с колес».

— Да, времени в обрез, — согласился полковник в гражданском. — Меня, кстати, можно звать просто Григорием Павловичем, без звания, — я в претензии не буду. Времени у нас в обрез, а мы даже группу для Руса Григорьевича не сформировали. И я не в курсе, как у нас организация связи с агентурой. Куда полковник Самородников пропал? Он этот вопрос обсуждал вместе с нашим Пятым управлением…

— Он здесь… — раздалось из-за двери. Полковник чисто символически, для соблюдения приличий, дважды стукнул в дверь костяшками пальцев и тут же вошел. С собой принес опять компакт-диск, только другой или же в другом конверте, и протянул старшему лейтенанту Поленьеву: — Полюбопытствуй, старлей. И постарайся хорошо это лицо запомнить.

Рус Григорьевич принял диск, вопросительно посмотрел на генерала, словно разрешения попросил, и тот уступил свое место за компьютером. Поленьев сел, поставил диск в дисковод, и сразу запустилась картинка. Рус Григорьевич замер, глядя на экран монитора, — он сразу узнал это лицо и, не сдержавшись, воскликнул:

— Он, товарищ полковник! Точно — он!..

С монитора мрачно смотрело лицо откровенно кавказского типа.

— Кто? — удивился Самородников, и Рус Григорьевич не понял удивления полковника, который сам же принес ему диск. Если принес, то должен знать, чья фотография там записана.

— Тот тип, что засаду у входа в вокзал устраивал!

— Еще не легче! — Самородников даже рукой в досаде махнул, разрубая воздух и одновременно проблему, которую разрешить пока еще был не в состоянии. — Этого человека там быть не могло. Этот человек — майор спецназа МВД Чечни Салман Цхогалов — сейчас выполняет опасное агентурное задание в Сирии. Это твой, старлей, основной поставщик информации. Твой агент в стане противника. И не только твой. Он и с сирийской армией плотно работает. И ты должен выйти с ним на связь и будешь постоянно работать по его наводке. Вместе, кстати, с сирийской правительственной армией.

— Я не могу ошибиться, товарищ полковник, — упрямо повторил старший лейтенант Поленьев, продолжая рассматривать лицо на мониторе.

Полковник ФСБ переглянулся с полковником ГРУ.

— Мне не нравится такая ситуация, — строго произнес Григорий Павлович, сурово нахмурив белесые брови. — Я не верю, что офицер нашего спецназа может ошибаться. Старший лейтенант Поленьев, как я знаю из его личного дела, проходил обучение на спецкурсе по обладанию навыками эйдетической[23] памяти. А потом дважды повторял курс. Кроме того, как опытный офицер спецназа, он обладает высокой когнитивностью[24], и это помогает его памяти реагировать адекватно.

— Я попытаюсь срочно это выяснить, сейчас же… — согласился полковник Самородников. — Мне самому не нравится эта ситуация…

— Как это можно выяснить срочно? — не понял Растопчин. — Запрашивать шифровками — на это три дня уйдет… Может, я по своим каналам?

— Нет. Все проще. У меня есть прямой канал. Я сейчас на узел связи наведаюсь и по телефону ЗАС[25] свяжусь с командующим спецназа МВД Чечни. Я его лично хорошо знаю. Толковый генерал. Он поддерживает с майором Цхогаловым постоянную шифрованную связь. Он же, кстати, и рекомендовал нам его.

— У меня сразу возникают вопросы, — все так же серьезно продолжил полковник Растопчин. — Не оттуда ли растут ноги к действиям против майора Осинцева? Не могли в МВД Чечни «засветить» старшего лейтенанта Поленьева?

— Исключено. Там ничего не знают про Руса Григорьевича. К ним наши данные не поступали, помощь оказывается в одностороннем порядке. Связь с Цхогаловым я лично просил для контакта с сирийской разведкой. Даже, помнится, называл какого-то подполковника из Дамаска, сейчас не помню имени, но у меня в документах он значится. Как там у них подполковник называется… Тоже запамятовал. Кажется, мукаддам… Выговорить сложно… Сам подполковник в курсе дела, что мы используем его имя для своих целей. Но для каких, он тоже не знает. Так что, Григорий Павлович, относительно старлея Поленьева информация к Цхогалову поступить просто не могла ни по какому каналу. А вот то, что Рус Григорьевич узнал человека, меня лично волнует несравненно больше всего остального. Там, на Кавказе, легко встретиться с двойным или даже с тройным агентом. Такие случаи уже бывали. Так я пошел, позвоню по телефону ЗАС…

Растопчин кивнул. Генерал Безбородов разговор двух полковников слушал с интересом, но не вмешивался, давая понять, что это не его прерогатива. И Поленьев понял, что самого генерала вся военная и разведывательная составляющая вопроса не сильно волнует. Его дело — роботы. Или даже не сами роботы, а человеческий мозг, управляющий ими…

— Ладно, пока полковник Самородников разбирается с агентурой, мы обсудим общие вопросы, — решил полковник Растопчин. — Как я понимаю, Рус Григорьевич пока вообще не в курсе своего задания?

— Не в курсе, товарищ полковник, — согласился старший лейтенант.

— Мы не торопились вводить его в курс дела. Он только сегодня ночью прибыл, — добавил генерал Безбородов. — Только недавно документы на дополнительный допуск подписали. Сам допуск еще не оформлен. Но оформляется в срочном порядке…

— Это все, товарищ генерал, военная бюрократия, — извинительно подсказал Растопчин. — Если документы оформлены по всей форме, то возражений, думаю, никаких не будет. Тем более оформлялись они, как я понимаю, собственноручно людьми, которые их и должны утверждать. Я считаю, уже можно объяснить старшему лейтенанту его задачу. Ему тоже время требуется на обдумывание. Что он уже знает?

— Только то, что ему придется тесно работать с боевыми роботами в Сирии. Но пока Рус Григорьевич лишь предполагает, что мы планируем использовать его в качестве танкиста. Так, товарищ старший лейтенант?

— Так точно, товарищ генерал. — Поленьев освободил генеральское место за столом и не забыл диск из компьютера вытащить. — Я даже подумал, что лучше было бы использовать обыкновенного офицера-танкиста, он бы лучше с этой задачей справился. А то что получается… Капитан-лейтенант флота учится управлять роботами-катерами, старший лейтенант ВКС тренируется с беспилотниками… Тогда мне нужен тренажер по рукопашному бою, а на мое место поставить офицера-танкиста…

— Резонно мыслишь, старлей, — заметил полковник Растопчин. — Только ты своего места не знаешь пока… А то, что ты тренировался работать с танковыми роботами, это еще ничего не значит.

— То есть это значит, — пояснил генерал, — что я в это время изучал возможности вашего мозга справляться с многозадачностью. Снимал энцефалограмму. Но управлять танковым роботом и вам, и капитан-лейтенанту флота, и старшему лейтенанту ВКС тоже придется. Это ваша основная задача. И не только танковым, как я уже, кажется, говорил. Значит, тренировались вы не напрасно, повторю: именно — тренировались, а не просто убивали время за игрой…

— Да, — согласился полковник Растопчин, — поскольку мы не имеем времени на комплектование группы, решено использовать то, что есть под рукой. То есть и капитан-лейтенанта флота, и старшего лейтенанта ВКС.

В это время дверь открылась и в кабинет вошел полковник Самородников. Лицо выглядело очень озабоченным и недовольным.

— Диск где? — спросил особист.

Поленьев взял со стола генерала конверт с диском и вернул полковнику.

— Что там? — спросил полковник Растопчин.

«Там» относилось явно не к диску, а к месту, с которым полковник Самородников вел переговоры. Это поняли все, в том числе и сам Самородников.

— Там — сложное положение. Генерал вынужден был объяснить мне ситуацию оперативного характера, хотя ему очень не хотелось этой информацией делиться. Короче говоря, дело обстоит так. Были когда-то два брата-близнеца, Салман и Сулейман Цхогаловы. Салман вместе с Ахматом Кадыровым, первым президентом Чечни, перешел на сторону официальной власти. Его брат Сулейман, внешне, как говорят, неотличимый, входил в непримиримую оппозицию и был близким соратником Доку Умарова. По слухам, погиб примерно в одно время с Умаровым, но никто официально его смерть не подтвердил. В настоящее время Салман Цхогалов работает в Сирии под именем брата Сулеймана. Когда я передал командующему спецназом МВД Чечни наши подозрения, генерал очень обеспокоился и предположил, что откуда-то выплыл настоящий Сулейман Цхогалов. И если он интересуется событиями, связанными с Сирией, то есть опасность провала Салмана Цхогалова. В Москву срочно вылетает группа офицеров спецназа Чечни, которые лично знакомы с братьями. Вместе с нашими сотрудниками будет проведен широкомасштабный поиск Сулеймана и его окружения. Искать придется по фотографии Салмана, поскольку фотографией брата мы не располагаем. Раздадим фотографии всем постам. Чеченский спецназ пройдет по адресам московских чеченцев. Может, и найдем…

— О той женщине, что сержанту-контрактнику СМС-сообщение отправляла, ничего нет? — спросил генерал, показывая, что он тоже держит в голове какие-то мысли о случившемся, а не только усовершенствованием роботов голову себе забивает.

— У меня — нет. Что-то будет, надеюсь, сообщат, — сосредоточенно думая о чем-то своем, ответил Самородников.

— Она же, кажется, ночевала у какого-то дагестанца? — спросил непонятно у кого полковник Растопчин, показывая, что он тоже в курсе дел, которые касаются бригады спецназа ГРУ.

— Да, — подтвердил Самородников. — Я как раз об этом думал, Григорий Павлович. Я отправлю фотографию Цхогалова в Казань. Пусть тамошние опера покажут ее Аджмебике и ее дагестанцу. И сделаю это немедленно, пока еще рабочий день в разгаре.

День, вообще-то, на взгляд Руса Григорьевича, был уже не в разгаре, а продвигался к завершению, и очень уверенно продвигался, так что следовало поторопиться. Полковник Самородников, тоже понимая это, поднялся с кресла и вышел. Видимо, снова на узел связи отправился. Старший лейтенант мог только поддержать полковника. Оперативные действия по поиску вполне можно приравнивать к разведке в тылу врага. Там во время проведения боевых действий тоже каждая минута должна цениться. А то передашь данные о точке бомбардировки, ударит авиация по этой точке, а там уже никого нет. Точно так же и в розыске. Если сразу не начнешь действовать, преступник может уехать или просто переместиться, а то и, заметая следы, уничтожить свидетелей…

— Мы еще не закончили разговор… — напомнил полковник Растопчин. — Ситуация в Сирии благодаря нашим Военно-космическим силам начала выравниваться. Но вы сами, как сухопутный офицер, понимаете, должно быть, что с воздуха всех террористов уничтожить нереально, обязательно нужны действия на земле…

— Конечно, товарищ полковник.

— В рядах «Джабхат-ан-Нусры», как и в ИГИЛ, воюет большое количество бывших офицеров армии Саддама Хусейна. Эти офицеры когда-то окончили советские военные училища и даже академии и имеют неплохое военное образование. И не просто воевать, а даже побеждать научились. А сирийская армия, к сожалению, пока еще только учится побеждать. Потому в сирийскую армию направлено значительное или, как говорят в Генеральном штабе, достаточное количество военно-штабных специалистов, которые проводят обучение на практике. Пока все сдвиги в сирийской ситуации носят незначительный, не решающий характер. С мощной поддержкой российской авиации территория от террористов постепенно освобождается, но нужна какая-то мощная, значительная победа, которая подняла бы боевой дух сирийской армии, позволила ей поверить в себя. Такая операция разрабатывается. И вашей группе, товарищ старший лейтенант, предстоит сыграть в ней весьма важную роль, причем двойную. Первая составляющая — это организация разведки, вторая составляющая — испытание новых видов оружия, боевых роботов. Роботы в мире давно уже воюют. Те же беспилотники стали непременным и привычным атрибутом боевых действий и как разведывательные аппараты, и как штурмовые единицы. Необходимость в применении наших роботов такая. Во-первых, это реальные их испытания в боевой обстановке, а во-вторых, появление боевых роботов в сирийской армии произведет в рядах террористов эффект разорвавшейся атомной бомбы. Они готовы драться с людьми. И отчаянно дерутся, нельзя не заметить. Но драться с машиной, в которой некого убить и которая мыслит в несколько раз быстрее человека, — это будет сильным ударом по психике террористов и одновременно поднимет боевой дух сирийских вооруженных сил. Цель таких действий — резкий подъем авторитета сирийской армии. Он сейчас уже начал понемногу подниматься. А задуманная в нашем Генеральном штабе операция будет, как предполагается, иметь очень мощный эффект. Суть ее сводится к следующему. Мы имеем возможность давать противнику дезинформацию. Группа, подчиненная одновременно и сирийскому штабу, и ГРУ, организовала такую возможность. И мы эту дезинформацию дадим. «Джабхат-ан-Нусра» пойдет в наступление там, где ей предложат. Но предварительно вы выведете на конкретные, заранее обозначенные и подготовленные, точки своих людей и роботов. Сирийцы, естественно, начнут отступление, а вашу группу, товарищ старший лейтенант, оставят в тылах противника. Террористы после своего контрнаступления вклинятся в позиции сирийцев большой каплей — туда, куда им позволят вклиниться. А потом окажутся в окружении. Такая тактика была многократно опробована еще в Великой Отечественной войне, в наше время несколько раз применялась ополчением на востоке Украины, теперь пришла очередь Сирии. Когда «котел» закроется, с одной стороны ударит сирийская армия, с другой вместе с сирийской армией в тылы исламистам ударят ваши роботы. Все понятно?

Ситуация, в общем-то, была нормальной в тактическом плане, и не могла вызывать никаких вопросов, тем более со стороны старшего лейтенанта спецназа. С исполнителей обычно спрашивают только за исполнение, но никак не интересуются их мнением об общем замысле.

— Понятно, товарищ полковник. Надеюсь, там придется воевать без «шлема»… — посмотрел на генерала Рус Григорьевич.

— Не надейтесь… — коротко ответил Безбородов. — Именно для такой работы вас и выбрали. За счет ваших индивидуальных физиологических данных.

— Непривычно в «шлеме». Мешает он. Но не настолько, чтобы от него обязательно хотелось отказаться, если есть необходимость быть в нем постоянно. Обещаю привыкнуть. Я умею мимикрировать. И терпеть меня тоже учили.

— Привыкнете, — согласился профессор и почесал бороду. — Люди, живущие рядом с зоопарком, быстро перестают обращать внимание на вопли животных. Даже на ночные, когда вопят хищники, которых кормят. А уж «шлем»-то мешает куда как меньше воплей. Особенно новый «шлем»… — С этими словами профессор открыл сейф, стоящий у стены, и вытащил оттуда уже третий за этот день «шлем». Он больше походил на шлем танкиста, чем на два предыдущих. По крайней мере, тем, что был сплошным, а не состоял из пластиковых ленточек, которые можно было подогнать к голове по размеру. Но в отличие от шлема танкиста он не имел явно выраженных интегрированных наушников.

— Полчаса назад закончили сборку, сразу мне принесли, — объяснил Безбородов, протягивая «шлем» Русу Григорьевичу.

Тот взял новинку в руки и удивился, насколько тот оказался тяжелым. Прощупывание сразу показало, что внутри находятся какие-то жесткие приборы, соединенные с мелкими «ушами» из золотистой сетки, расположенными во множестве на внутренней поверхности «шлема» вместо контактов, с которыми старший лейтенант Поленьев встречался на двух предыдущих образцах.

— Это контакты? — спросил он.

— Можно, по большому счету, и так назвать, поскольку они непосредственно контактируют с вашим мозгом. Только создают дистанционный контакт, в отличие от электродов профессора Дельгадо, и работают в обратную сторону. А с радиотехнической точки зрения это только приемо-передающие устройства, своего рода антенны или, если быть точнее, локаторы, улавливающие отдельные сигналы мозга и трансформирующие их в иные сигналы, поступающие в оцифрованном виде на компьютер робота. А весь «шлем» — это только элемент нейроинтерфейса для управления боевыми роботами. Сам интерфейс будет установлен частично на компьютер робота и на приставку к ноутбуку, который вы будете держать постоянно при себе, или, скорее всего, это будет армейский планшетный компьютер. Попробуете, что удобнее, но, на мой взгляд, планшетный компьютер просто надежнее в полевых условиях. Он и противоударен, и не боится перемен погоды, и даже аккумуляторы у него более объемные, чем у любого ноутбука. Если есть желание пользоваться каким-то малогабаритным аппаратом, мы можем попробовать даже нетбук. Но мне лично маленький монитор не кажется самым удобным, поэтому я даже не предлагаю попробовать карманные планшетники или смартфоны, хотя в теории это допустимый вариант. Я уже предупреждал, что работать вам придется с шестнадцатью мониторами. Поставить перед вами в полевых условиях шестнадцать мониторов невозможно, как вы, вероятно, понимаете. Даже, наверное, лучше меня понимаете, поскольку у вас богатая боевая практика, а у меня ее очень мало — только три месяца афганской войны в качестве рядового десантника. Но даже эта практика дает мне основания понять ваши вероятные возможности. Хотя я и не знаю ваших предпочтений и потому оставляю за вами право выбора. С чего начнете пробовать?

— Хотелось бы сначала узнать, товарищ генерал, что мне необходимо будет попробовать…

Глава одиннадцатая

— Попробовать переносной компьютер, с которым вы будете проходить обучение, — объяснил Белобородов. — Выберите для себя наиболее подходящий.

— Шестнадцать мониторов… Я так понимаю, что один монитор будет разбиваться на шестнадцать экранов?

— Естественно. Но если вы предпочтете расставить перед собой даже шестнадцать ноутбуков, я возражать не буду. Ноутбуки для вас мы найдем. Было бы где их поставить.

— Было бы где поставить, с этим нельзя не согласиться. Боюсь, в полевых условиях это нереально. А джойстики? К каждому малому экрану будет свой отдельный джойстик?

— Там вообще не будет джойстиков. Но об этом мы поговорим позже. Это и будет главной составляющей наших испытаний.

Разговор прервался полковником Самородниковым, который ворвался в генеральский кабинет разбушевавшимся вихрем и от возбуждения даже постучать забыл.

— Есть два опознания по фотографии, товарищ генерал…

— По какой фотографии? — не слишком охотно отвлекся профессор от интересующего его разговора на тот, что был для него, по большому счету, второстепенным. Но для самого старшего лейтенанта Поленьева этот разговор второстепенным стать не мог, и потому в нарушение устава Рус Григорьевич обратился напрямую к полковнику ФСБ:

— Кто-то, товарищ полковник, опознал Сулеймана Цхогалова? Аджмебика и ее новый друг?

— Друг ее внезапно уехал домой на похороны родственника. Адреса она не знает. Кстати, из Волги на окраине Казани выловили труп с изуродованным лицом. Есть основания предполагать, что это и есть ее друг. Татуировка на предплечье похожа. Но сама Аджмебика опознала Сулеймана Цхогалова как владельца нескольких магазинов там же, в Казани, который является другом ее дагестанца, возможно, убитого. Кстати, водку им в вечер, после которого и было отправлено СМС-сообщение сержанту Кирееву, принес именно Сулейман. Заехал на машине, оставил водку, сам пить не стал и спешно куда-то уехал. Возможно, в Зареченск. Время, чтобы доехать, он имел. Только Аджмебика знает его под именем Джабраил. Но опознала его однозначно, среди шести предложенных ей фотографий разных людей выбрала именно Сулеймана. Сразу и без сомнения. Но не это главное. Я одновременно связался с нашим сотрудником, который работает в твоем, старлей, военном городке. Он как раз проводил допрос какого-то солдата, что считался наиболее близким сержанту Кирееву. Так вот тот солдат запомнил человека, который несколько раз приходил к Кирееву, представляясь земляком.

— Сулейман Цхогалов?

— Да. Только на этот раз он назвался Даутом. И сам Киреев звал его этим именем. Киреев говорил, что Даут желает поступить на контрактную службу, но что-то у него не ладится с оформлением документов через военкомат, предлагают только в другие войска, а Даут именно в спецназ ГРУ хочет. И потому он решил попробовать устроиться напрямую в бригаду, для того и приехал. Просил содействия. Киреев обещал, но неизвестно, предпринимал ли для этого какие-то шаги.

— Сулейман, Джабраил и Даут — и все это одно лицо, — задумался Поленьев. — Может быть, у них были еще братья?

— Сулейман Цхогалов, как близкое к Доку Умарову лицо, находится в федеральном розыске, — объяснил Самородников. — Розыск не закрыт, пока нет официального подтверждения смерти. Естественно, он путешествует по России по поддельным документам на чужие имена. Но теперь его ищут уже целенаправленно. Хочется надеяться, что найдут. Аджмебика рассказала, какие магазины в Казани принадлежат ему. Таким образом, скоро выяснят и подставную фамилию. В военном городке он тоже зарегистрировался в гостинице. И вторую фамилию выяснят. Хотя по этим документам он уже, возможно, работать не будет. А мы не знаем, сколько у него вообще подобных документов. Выбор имен и фамилий может быть обширным.

В это время у полковника в чехле на поясе подала голос трубка сотового телефона. Самородников посмотрел на определитель и сразу ответил:

— Да, это я, слушаю вас, Вилен Александрович. Так… Так… И что? Хорошо. Что-то будет, сообщайте. Я всегда на связи, в любое время суток. — Он отключился, задумчиво убрал трубку в чехол и посмотрел вокруг почти торжествующим взглядом:

— Что я говорил! Розыск всегда дает результат. Фотография разыскиваемого была циркулярно разослана по всем силовым структурам Центральной России. Сразу после ее получения пост ДПС около Дмитрова остановил машину, в которой находились пятеро людей кавказской национальности. Инспекторов было всего двое, но они узнали Сулеймана Цхогалова. При требовании предъявить документы из машины открыли стрельбу на поражение. Оба инспектора ранены, один тяжело — в голову. Но второй успел сообщить всем другим постам о случившемся и передал номер машины. Ее почти сразу обнаружили на подъезде к Дмитрову. Брошена. Введен в действие план «Перехват». Выезды из города блокированы. В сам город срочно перебрасывают патрули спецназа МВД и ФСБ. Служба участковых инспекторов готовит все адреса, где проживают выходцы с Кавказа. Но соваться по адресам никто не будет, это уже дело спецназа. Я думаю, что отработают по полной программе и не позволят бандиту покинуть Дмитров. К тому же это не настолько большой город, чтобы в нем потеряться. Жители наверняка видели группу кавказцев и обязательно сообщат. Сейчас готовят обращение к горожанам.

— Вы чему-то радуетесь, полковник? — спросил генерал.

— Конечно. Бандиты нашлись…

— Да, но они при первой же опасности могут захватить заложников. Будут жертвы среди мирного населения. Я почему беспокоюсь… У меня в Дмитрове дочка живет с внучкой. И муж у нее — ингуш…

— С такими ситуациями наш спецназ бороться обучен. На крыши домов в городе посадят снайперов. Будут контролировать все улицы.

— И расстреливать всех подозрительных? Любое лицо, которое не понравится?

— До такого у нас никогда еще не доходило. Как правило, происходит диаметрально противоположное. Снайперов используют неоправданно редко. Особенно в ситуациях, когда террорист приставит пистолет к голове заложника и пытается им прикрыться. Насмотрелись глупых американских фильмов… Хотя первокурсник училища должен знать, что пуля летит гораздо быстрее, чем успевает сработать человеческий мозг, который должен послать сигнал пальцу, а тот должен успеть нажать на спусковой крючок. А за это время три пули одна за другой прилететь успеют. И все попадут в лоб террористу. У нас часто этого не понимают и пытаются перестраховаться, запрещая снайперам стрелять.

— Ладно, — мрачно согласился Безбородов, — будем надеяться, что операция по плану «Перехват» в кои-то веки завершится успешно. Хотя я о таких случаях пока еще не слышал. Но надежда всегда умирает последней. К нам сюда они не сунутся просто потому, что не знают, надеюсь, где нас искать, хотя о существовании лаборатории они наверняка в курсе. Следовательно, мы можем не беспокоиться за безопасность Руса Григорьевича и продолжать свою работу. Полковник Растопчин, насколько я понимаю, все сказал?

— Мне пока и говорить особенно нечего. Оперативный отдел разрабатывает план операции в деталях, ищутся и, кажется, уже нашлись связи с нашими людьми там, в Сирии, какие-то необходимые технические атрибуты, что могут понадобиться группе, собираются и складируются в отдельном складе, чтобы потом быть отправленными самолетом напрямую в Сирию. Знакомиться с планом участники группы будут перед вылетом. Скорее всего, даже не все участники, а только командир группы. Значит, я пока уступаю место вам, товарищ генерал. Ваше слово…

Генерал Безбородов взял из рук Поленьева «шлем», рассеянно посмотрел на него, потом вернул старшему лейтенанту и сказал:

— Примеряйте. И садитесь в кресло…

Тот послушно выполнил приказ, слегка поворочал «шлем» на голове, решил, что он вполне ему подходит по размеру, и только после этого застегнул на подбородке. Генерал тем временем соединил контактные провода с разъемами. Теперь они соответствовали один другому по цвету и даже по размеру, спутать было невозможно. Включили мониторы на крепежной раме. Стол с мониторами генерал и полковник пододвинули к Поленьеву, но джойстиков на нем сейчас не было.

— Пока на ноутбук и на планшетник устанавливают необходимое оборудование, мы отработаем на восьми мониторах. Восстановите джойстики в памяти, — приказал Безбородов.

— Восстановил. Представил, то есть, что они на месте…

На всех мониторах были видны танки противника. И все они шли в атаку.

— Представляйте, что стреляете, — продолжил профессор, садясь за свой компьютер, — и мысленно используйте джойстики. Со всей возможной скоростью, с любого джойстика, с какого найдете нужным. Прицел — выстрел. С молниеносной быстротой. Наделите себя способностью работать предельно быстро. Про зенитные пулеметы не забывайте… Мысленно переключайтесь с танковой пушки на ракеты и обратно. Представляйте, что вы работаете. Движения точны и конкретны. На произвольное сокращение мышц внимания не обращайте. Работайте… Вот так… Вот так…

Рус Григорьевич попробовал и с удивлением обнаружил, что его мыслью танковое оружие в этом сражении металлов управляется гораздо быстрее, чем недавно еще управлялось руками, для полной и безоговорочной победы над виртуальным противником ему понадобилось почти вдвое меньше времени, чем раньше. А вертолет противника оказался сбитым сразу же, как только попал в поле досягаемости ближайшей к нему пулеметной зенитной установки. Виртуальный прицел оказался эффективнее физического. И сам «шлем» работал на удивление эффективно.

— Что это? Это мои мысли читаются? — спросил старший лейтенант.

Генерал выглядел чрезвычайно довольным.

— С одной стороны, если предельно упростить вопрос, можно и так сказать — мысли читает, преобразовывает в цифровые команды. С другой стороны, все гораздо сложнее. В нашей лаборатории две научные роты работали над созданием нейроинтерфейса. Я боялся, что наша торопливость может привести к какому-то сбою, но ничего, справились. Вы у нас грамотный программист и будете иметь все ключи и коды к программе. Она строится по блочному типу — как детский конструктор. Всегда можно вставить новый блок или убрать ненужный. В случае чего сможете при необходимости подправить что-то на месте. Если не получится, передадите нам по закрытому каналу связи, мы включимся полным составом и сделаем дистанционно. А в целом, если вы интересуетесь системой нейроинтерфейса, я могу популярно объяснить. Я уже говорил вам, что за основу мы взяли опыты доктора Дельгадо. Но пошли своим путем. Доктор Дельгадо воздействовал электрическим раздражителем на определенные им участки мозга. Мы тоже научились это делать, только обошлись без электродов, а воспользовались первоначальными разработками одного российского института, который работает над созданием экзоскелетов. И для армии, и для инвалидов, хотя предпочтение отдают инвалидам, чтобы люди, скажем, без ног, могли ходить. Наши «шлемы» научились считывать двигательные сигналы. При необходимости с помощью «шлема» можно управлять человеком, как роботом. Не считывать сигналы, а транслировать их. Но это в нашу задачу не входило. У нас изначально была цель не управлять с помощью «шлема», а улавливать электрические разряды мозга и передавать на компьютер. И мы создали новый «шлем», который эти разряды улавливает идеально и со скоростью работы мощного компьютера соотносит их с конкретными действиями. В данном случае дает те же команды, которые дает джойстик управления.

— Чудо какое-то! Просто золотая техника… — с восхищением воскликнул Поленьев.

— Не просто «золотая», а по-настоящему золотая. Внутри «шлема» экраны, принимающие излучения мозга, сделаны из золотой проволоки толщиной чуть больше человеческого волоса. Золото пришлось применять как самый проводимый материал, чтобы соблюсти чистоту считывания сигнала и его точность. Сама программа пока была записана только на восемь джойстиков и меньше. С вашей помощью мы попытаемся записать сигналы еще для семи роботов. Заложить их в наш «конструктор» будет несложно, это вопрос нескольких десятков минут.

— Обязательно семь? А если десять или три?

— Три — можно. Больше семи — слишком велика будет нагрузка на мозг, а это опасно для оператора.

Полковник Самородников подошел ближе и постучал пальцем по стеклу своих часов, о чем-то напоминая профессору.

— Звонил уже? — спросил Безбородов.

— Только с поезда сошел.

— Хорошо. Едем встречать. — Профессор обернулся к старшему лейтенанту Поленьеву: — Сейчас прибудет на вокзал в Москву последний член вашей группы. Это старший лейтенант войск связи, он будет, как и вы все, оператором робототехнических машин и по совместительству вашим специалистом по борьбе со средствами РЭБ. Пока у нас нет данных, что у «Джабхат-ан-Нусры» имеются средства РЭБ, тем не менее такого специалиста мы вам выделяем. На всякий случай. У него будет в этой командировке самый большой из всей вашей команды багаж и небольшое собственное задание, которое вас обременять не будет…

— Надеюсь, его не будут встречать, как меня! — высказался Рус Григорьевич.

— Мы тоже надеемся, тем не менее постараемся его подстраховать, — пообещал полковник Самородников. — Для того и выезжаем встречать с дополнительной охраной. Белый свет на одном подполковнике Разметьеве не сходится. В Военном следственном комитете много еще разных следователей. И кто знает, какие дела у них в работе…

— Пока отдыхайте, товарищ старший лейтенант. Возможно, нам придется заниматься всю ночь. Необходимо снять у вас, по крайней мере, еще пару энцефалограмм, чтобы создать дублирующие копии нейроинтерфейсных связей. Будьте к этому готовы.

— А члены моей группы?

— Они будут работать с простым интерфейсом. По четыре монитора на каждого. Правда, джойстик будет один на все четыре монитора, но с переключателем направления сигнала. Так, мы уже убедились на практике, скорость работы выше, чем со многими джойстиками.

— Но тот же капитан-лейтенант флота вообще с компьютером мало знаком, — неохотно высказал Поленьев то, что его волновало. Это в какой-то степени походило на кляузу, на выяснение отношений, тем не менее сказать надо было, поскольку обучать в бою капитан-лейтенанта никто не будет, а от того, как он сработает, во многом зависят жизни солдат в том важном бою, пусть это и сирийские солдаты.

— У них у всех схожие с вашей энцефалограммы, — пояснил профессор. — Мы рассчитывали обучить всех четверых. Это, скорее всего, было бы возможно, и это не зависит от умения владеть компьютером. Но, к сожалению, сделать в такой короткий срок четыре «шлема» мы не в состоянии, даже если нам еще пару научных рот добавят. На первый «шлем» у нас ушло пять месяцев. Я лично был поставлен перед выбором, рассматривал все четыре энцефалограммы и нашел вашу наиболее стабильной. Потому мы и выбрали вас. Вас это смущает или то, что вам, старшему лейтенанту, дают в подчинение капитан-лейтенанта?

— Меня, товарищ генерал, ничего не смущает. Я готов выполнить приказ, каким бы он ни был. Давно к этому приучен службой. Разрешите идти?

— Идите… Если спать не хочется, можете сесть в компьютерном классе и найти в Интернете фильм «Аватар». Вопрос пока не окончательно решенный, но мы в своем кругу предполагаем назвать наш комплекс робототехнического управления «Аватаром». Сходство очевидное, не в сюжете, а в технической стороне вопроса…

— Хорошо, товарищ генерал, я посмотрю, — пообещал Поленьев.

По дороге к жилому корпусу старший лейтенант думал о том вопросе, который он задал генералу. Генерал не разведчик, и этот вопрос мог и не насторожить его. А вот контрразведчика полковника Самородникова и разведчика полковника Растопчина насторожить должен был не меньше, чем самого Поленьева. Почему какие-то конкретные и весьма жесткие действия были предприняты именно против него, хотя это был наиболее сложный выбор, казавшийся достаточно странным, к тому же он никак не мог быть случайным. А если не был случайным, значит, где-то существовала утечка информации. И эта утечка коснулась напрямую его, а не кого-то другого из его группы.

Первое, что приходило на ум, — утечка информации идет из ГРУ. Или из головного управления, или из самой бригады. И даже из батальона. Однако проверять эту информацию у Поленьева возможности не было, значит, следовало озаботить полковников Самородникова и Растопчина. У них возможностей намного больше.

Другие варианты?

Утечка информации идет отсюда, из этой воинской части! Да, это возможный вариант. Причем достаточно сложный в отслеживании, поскольку научные роты заняты компьютерной работой и каждый из солдат имеет связь, вероятно, с домом и с друзьями. Шифрованную переписку перехватить достаточно легко даже в автоматическом режиме, сам почтовый сервер ее уловил бы. А вот кодированную, замаскированную под обычное письмо, определить достаточно сложно. И об этом надо поговорить с полковником Самородниковым. Это его прямое дело. Сначала следует провести фильтрацию — определить, кто имел доступ к конкретным данным, а потом уже проверять всех из составленного списка. Сам же старший лейтенант Поленьев ввязываться в проверку не имеет ни полномочий, ни права. Хотя относительно права — вопрос достаточно спорный. У него есть право на выполнение приказа. Есть даже обязательства по выполнению приказа, если говорить точнее. А предатель мешает этому выполнению. И стремление определить предателя есть не просто вопрос обеспечения собственной безопасности, безопасности себя и своей группы, это вопрос возможности выполнить задание. Следовательно, самый главный вопрос в данной ситуации. И этого не могут не понимать ни полковник Самородников, ни генерал Безбородов.

На первом этаже сидел все тот же дежурный старший прапорщик.

— Компьютерный класс открыт? — спросил Поленьев.

Старший прапорщик молча протянул Русу Григорьевичу ключ с небольшим металлическим номерком.

— Давно закрыли? — зачем-то поинтересовался старший лейтенант.

— Они почти сразу за вами вместе ушли.

Рус Григорьевич открыл ключом дверь, вошел и осмотрелся. Он сам бы не сумел, наверное, ответить, спроси его сейчас кто-то, что толкнуло его на этот поступок. Но он прошел не к компьютеру, за которым сам сегодня работал, а сразу к тому, за которым работал капитан-лейтенант флота. Возможно, Поленьевым двигала интуиция или еще какое-то внутреннее чувство, может, та самая внутренняя неприязнь, которую Рус Григорьевич ощущал по отношению к Солнцехранову.

Загрузил компьютер, подумал несколько секунд и решил себя, грубо говоря, слегка обезопасить на случай неожиданного появления в классе капитан-лейтенанта. Запустил браузер и ввел в строку поиска «фильм «Аватар». Предложений для скачивания и просмотра было много. Рус Григорьевич решил скачать фильм, нашел самое медленное скачивание и запустил процесс. И пока компьютер скачивал, легко нашел папку, где сохранялся электронный адрес сына капитан-лейтенанта Солнцехранова. Он был уверен, что не ошибся папкой, но там не оказалось файла с этим адресом. На всякий случай, если вдруг память подвела, Поленьев просмотрел и другие файлы, и даже папки, расположенные рядом на рабочем столе. Но память не подвела — адреса попросту не было. Впрочем, это было и не важно. Совсем недавно полковник Растопчин напомнил о том, что старший лейтенант Поленьев обладает фотографической памятью. И эта память позволила легко вспомнить адрес. Чтобы не искать потом, он записал его на отдельной страничке, но страничку сохранять на этом компьютере не стал, хотя умел закрывать нужные файлы паролем и вообще делать их невидимыми, а просто отправил на свой электронный адрес, чтобы при необходимости вытащить оттуда с помощью любого компьютера. После чего открыл программу «Аутлук Экспресс», восстановленную им для капитан-лейтенанта по его просьбе. Хотел поинтересоваться тем объемным посланием сыну, что создавал Солнцехранов. Но там тоже не было сохранено отправленное письмо. Солнцехранов после отправки просто удалил его из памяти компьютера. Но и это была поправимая проблема. В компьютере осталась программа «Recuva», поставленная несколько часов назад Поленьевым собственноручно. «Recuva», в отличие от большинства других программ восстановления утраченных материалов, умеет восстанавливать и удаленные безвозвратно письма. Буквально за пару минут с помощью этой программы Рус Григорьевич восстановил удаленное письмо, но тоже не стал тратить время на прочтение, а отправил на свой электронный адрес и его. В голове тем временем крутился вопрос — зачем капитан-лейтенант Солнцехранов удалил и письмо, и даже адрес? Только несколько минут назад старший лейтенант Поленьев думал о том, что солдатам научных рот несложно передавать кому-то необходимые данные, пользуясь служебной техникой. Но ведь точно так же можно передавать эти данные, и пользуясь компьютерами учебного компьютерного класса.

Подобную ситуацию осмыслить тоже стоило. Конечно, капитан-лейтенант не имел доступа к составу группы, с которой он должен был выходить на задание. Но он мог задать генералу Безбородову вполне невинный вопрос: «Кто будет руководить группой?» Каждому члену подобной группы такая информация должна быть интересна. А профессор, несмотря на свое генеральское звание, имеет привычку отвечать на вопросы подчиненных. Мог ответить и отвлеченно, и с подробностями, назвав и фамилию, и звание, и даже бригаду, в которой Поленьев служит. Хорошему разведчику этих данных достаточно, чтобы подготовить и «прокрутить» операцию. Это отвечало хотя бы на вопрос, почему какие-то действия предпринимались именно против старшего лейтенанта Поленьева, но не предпринимались против кого-то другого из членов группы. Причину, толкнувшую человека на предательство, за неимением фактов сейчас вычислить было невозможно. Напрашивался только один вариант. Если предателем был капитан-лейтенант Солнцехранов, его, видимо, просто обижало, что командиром группы ставят не его, старшего по званию, а старшего лейтенанта спецназа ГРУ. Возможно, Солнцехранову обещали командование группой, а потом переиграли в силу обстоятельств, которые недавно объяснил генерал Безбородов. В такую трактовку событий вписывалось и то, что Солнцехранов плохо владеет компьютером, и ему еще следует учиться управлять боевым роботом, прежде чем отправляться на задание. Взять такого человека могли на руководство группой, считая, что командир не обязательно должен обладать компьютерными навыками. Все зависело от первоначальной задачи, но тогда капитан-лейтенант должен иметь достаточные навыки организации разведывательной работы. Есть ли у Солнцехранова такие навыки, Поленьев не знал. Он вообще пока ничего не знал о людях, с которыми ему предстояло отправляться в такую сложную командировку, кроме их званий и принадлежности к роду войск. Все это следовало осмыслить и только после этого думать о мерах, которые следует предпринять, чтобы обезопасить предстоящую операцию от провала.

Однако раздумывать над ситуацией ему не дали. Беззвучно открылась за спиной дверь, и когда сквозняк прогулялся по стриженому затылку старшего лейтенанта, он обернулся. В компьютерный класс, широко и добродушно улыбаясь, вошел капитан-лейтенант флота Солнцехранов.

— Вижу, облюбованный мной компьютер вам больше своего понравился…

— Мне показалось, он слегка быстрее, — невозмутимо ответил старший лейтенант.

— Разница между вашим и моим небольшая. Я сначала пробовал на соседнем работать, потом мне посоветовали на этот перейти. Сказали, что я выбрал самый медленный, а остальные примерно равны. Но мой действительно быстрее соседнего. — Капитан-лейтенант кивнул на компьютер справа.

Это уже походило на обычную стандартную проверку. Если Поленьев интересуется перепиской Солнцехранова, то он и соседний компьютер попытается изучить. Вдруг и оттуда письма отправлялись. А сам капитан-лейтенант или постарается за соседним компьютером присмотреть, или просто поставит какую-нибудь незаметную «контрольку»[26], например, на компьютерную мышь или на клавиатуру. Хотя в данном случае это все будет бесполезной мерой, потому что войти в систему компьютера, если он включен, всегда можно через общий сервер. А поставить «контрольку» любой офицер, связанный с разведкой, должен уметь. Только связан ли Солнцехранов с разведкой?

— Георгий Валентинович, — спросил Поленьев, — у вас какой опыт разведывательной работы?

Он умышленно не стал спрашивать, есть ли вообще у капитан-лейтенанта опыт такой работы, а сразу спросил, какой именно опыт, хотя и так понимал, что в подобную операцию, скорее всего, вовлекут человека с необходимым опытом.

— Четыре года службы в оперативном отделе разведуправления штаба флота. До этого служил в команде корабельной подводной разведки. Но только два года, — ответил капитан-лейтенант.

— Так вы подводник? — удивился Поленьев.

— Нет, — усмехнулся капитан-лейтенант над малограмотностью Руса Григорьевича в морских делах. — Наша служба элементарно контролировала подводную обстановку вокруг корабля. Куча приборов, сутки напролет в наушниках — скучнейшее дело. Когда только сделают эхолоты-роботы?

— Потому, наверное, подобная работа и называется службой, а не развлечением, — коротко ответил Рус Григорьевич. — Но вы садитесь за свой компьютер. Я через него фильм скачивал. Генерал рекомендовал посмотреть. Уже скачался на общий сервер. А с какого компьютера смотреть — разницы никакой. Там уже скорость машины не важна, а видеокарты везде стоят одинаковые, я проверил.

— Какой фильм скачивали? — проявил интерес Солнцехранов.

— «Аватар»…

— А… Я его уже несколько раз смотрел. Сначала сам, потом с женой, потом с сыном. А с чем связана такая рекомендация генерала?

Поленьев только плечами пожал. В самом деле, не рассказывать же капитан-лейтенанту о третьем «шлеме», созданном в этой воинской части. Вероятно, это военная тайна и долго еще будет таковой оставаться, и никто не уполномочивал Руса Григорьевича делать новому «шлему» рекламу. Более того, в случае если предположить, что Солнцехранов работает на противника, выдать такую информацию — это значит вызвать огонь на себя. За «шлемом» начнется охота, скорее всего, со стороны всех ведущих спецслужб мира: вести обо всех значимых новинках легко облетают планету, передаваясь и продаваясь из одной страны в другую…

Глава двенадцатая

Рус Григорьевич смотрел фильм, который раньше уже видел, но, несмотря на это, смотрел внимательно и сконцентрированно. Просмотрев его, он вдруг неожиданно понял, что картина помогла ему на этот раз отождествить себя с аватаром. Но не с киношным, а с боевым роботом, вернее с системой управления несколькими боевыми роботами. И это, в свою очередь, помогло осознать всю мощь системы.

Старший лейтенант повернул голову и увидел, что Солнцехранов упорно и с напряжением смотрит в монитор и при этом работает одновременно с двумя джойстиками. Поленьев поднялся и подошел ближе, чтобы все рассмотреть и, возможно, дать какой-то совет. Но Солнцехранов вполне справлялся со своей работой, хотя еще несколько часов назад жаловался, что никак не привыкнет к компьютеру.

— Как, командир, оцениваешь успехи? — переходя на «ты», спросил капитан-лейтенант, одновременно показывая, что уже в курсе того, кто будет командовать группой.

— Нормально… Занимайся… Только совет со стороны — не напрягайся так перед монитором, держись более расслабленно, тогда и мозг, и мышцы быстрее работают. Ты шею и плечи держишь в напряжении, а это ограничивает приток крови к мозгу. Я на сегодня уже отзанимался… Пойду вздремну, а то ночь практически не спал…

Солнцехранов согласно кивнул, словно разрешение дал. Рус Григорьевич прошел к себе, разделся и сразу заснул. Сон его был крепким, без всяких сновидений, поэтому, когда его разбудил звонок сотового телефона, он поначалу и не понял, сколько времени проспал. Номер звонившего был незнакомый.

— Слушаю, старший лейтенант Поленьев… — сдержанно проговорил в трубку Рус Григорьевич.

— Не разбудил тебя, старлей? — поинтересовался голос полковника Самородникова.

— Вовремя разбудили, товарищ полковник, — ответил Поленьев, глянув на часы. — Я свою норму уже отоспал. А в чем дело?

— Приходи в кабинет к генералу. Мы тебя ждем.

— Умыться можно? Или срочно?

— Умывайся. Только нежиться в ванне будешь по возвращении из командировки.

— Я не любитель ванны. Я быстро…

Душ старший лейтенант все же принял. Но побриться не успел. Показалось некорректным заставлять полковника и генерала ждать себя. Кроме того, перед командировкой в Сирию, как и на Северный Кавказ, лучше вообще не бриться. Там мужчины ходят или бородатыми, или с солидной хронической щетиной. Местный, так сказать, колорит…

В кабинете профессора Безбородова находились сам генерал, полковник Самородников и высокий худощавый старший лейтенант с эмблемой связиста. Поленьев догадался, что это последний член его группы. У его ног стояла большая спортивная сумка с вещами, нетрудно было догадаться, что старший лейтенант только что с вокзала.

— Знакомься, старлей. — Самородников положил руку на плечо связиста: — Старший лейтенант войск связи Рапсодин Александр Яковлевич. Твой непосредственный подчиненный.

Рус Григорьевич шагнул вперед, протянул руку и тоже представился. В этот момент в дверь постучали, и в кабинет вошел солдат научной роты с заспанными глазами, который утром провожал Поленьева до его комнаты. Видимо, это была обязанность солдата, потому что ему тут же передали с рук на руки старшего лейтенанта Рапсодина, чтобы солдат проводил его и помог устроиться.

— Как он добрался? — поинтересовался Рус Григорьевич, когда дверь за солдатом и старшим лейтенантом закрылась. — Без происшествий?

— Нормально. С происшествиями только ты один добирался, — недовольно проговорил полковник Самородников. — Такой везунчик ты у нас, старлей… Фартовый, можно сказать, парень!

— Понятно. Вернее, напротив, — совсем непонятно… Почему именно я? Не подумайте, что я жалею, но признаюсь честно, меня основательно беспокоит, что другие без испытаний прибыли. Террористы обязательно должны знать, что представляют собой офицеры спецназа ГРУ, какую опасность может нести человек-оружие, даже если он в настоящий момент без оружия. И я не могу понять, какой им смысл рисковать своей жизнью, если можно проще устранить других. Это непонятно и вызывает опасение. Опасение — не как угроза моей жизни и безопасности, а как угроза срыва задания. У вас, товарищ полковник, нет новостей относительно Сулеймана Цхогалова?

— Ищут. Дмитров, как мне сообщили, основательно перетрясли. Никаких следов. Появились даже подозрения, что они машину на окраине бросили, а сами сразу в обратную сторону двинули на каком-нибудь грузовике. Проверяли в основном легковые машины, да и то уже под завершение поиска. Я уже высказал по этому поводу свои претензии руководителю поисковой группы. Там сразу прикинули время и дали по всей дороге команду самым тщательным образом проверять грузовики. Патрульные пары инспекторов ГИБДД усилили омоновцами двух областей. Может быть, это поможет. В Москву уже прилетели спецназовцы из Чечни. Двинулись по своей диаспоре, ищут следы Цхогалова. С кем-то он в любом случае встречался, с кем-то общался. Поиск идет, можешь, старлей, не переживать.

— Я по другому поводу переживаю, товарищ полковник.

Самородников вопросительно поднял брови, ожидая объяснений. Безбородов молча слушал.

— Цхогалов откуда-то получал информацию, и нам источник этой информации неизвестен. Это самое неприятное, поскольку источник, если до сих пор дееспособен, будет продолжать работать и дальше. И он, насколько я понимаю, полной информацией не обладает, тем не менее приближен ко всем нам. В этом случае под угрозу может попасть не только операция, но и весь проект…

— Каким образом? — наконец-то проявил интерес и генерал.

— Что сделал бы, например, я, как войсковой разведчик и диверсант, чтобы остановить работы по проекту если не навсегда, то хотя бы надолго…

— Ну-ну… — заметил полковник. — Интересно послушать мнение войскового разведчика и диверсанта. А то мы все слушаем в основном мнение охраны. А охрана и диверсанты обычно действуют по-разному, хотя стараются методы друг друга изучать. Высказывайся, старлей!

— На месте Сулеймана Цхогалова я постарался бы все узнать о руководителе проекта и ликвидировал бы в первую очередь именно его. Без головы любой проект теряет свою работоспособность. Какой-то проект навсегда становится закрытым, какой-то на время тормозится. Имея где-то здесь, в непосредственной близости от руководителя проекта, информатора, устроить на самого руководителя проекта охоту несложно.

— Согласен, — сказал полковник с нотками торжества в голосе. — Но пока охоту не устроили. Следовательно, информатора поблизости нет.

— Я нахожу ваш вывод излишне поспешным, товарищ полковник, — парировал старший лейтенант. — Информаторы могут быть разного уровня…

— Разного уровня информированности, — добавил Самородников. — Тем не менее наш товарищ генерал у всех на виду, и действия против него может спланировать каждый. Каждый в состоянии, например, увидеть, когда он выезжает отсюда, и позвонить.

— Я не про уровень информированности говорю, — покачал головой Поленьев, — а про собственные планы информатора. Он может не быть стопроцентным сторонником исламистов, а попросту подрабатывать, давая выборочную информацию, если связывает, скажем, с товарищем генералом свой дальнейший служебный рост. Но при этом будет передавать сведения на того, кто этому служебному росту мешает. Например, на меня. Я могу кому-то мешать стать командиром группы… А информатор — мечтать занять это место и заслужить на этом поприще повышение в должности. Это для него значительный карьерный рост. Не сразу, но в недалеком будущем.

— И… — задумчиво произнес генерал Безбородов, — это значит, если проследить логическую цепочку ваших мыслей, что информатор находится в вашей, старший лейтенант, группе?

— Вы все — люди, проверенные многократно. Вы сами еще этого не знали, а вас давно уже проверяли по всем возможным каналам, — сообщил Самородников. — И все материалы проверки приходили ко мне для обобщения данных. Я их изучал и вместе с товарищем генералом выбирал наиболее подходящие кандидатуры. Товарищ генерал по своим критериям пригодности, я — по критериям безопасности.

— Это мое гипотетическое предположение — я не берусь утверждать категорично. Но такой вариант тоже следует проверить. Кстати, товарищ половник, поскольку мне работать с этими людьми, отправляться с ними в чужую страну, где неспокойно, я, если возможно, хотел бы познакомиться с результатами проверки членов своей группы.

— Думаю, это естественное желание, и для обеспечения безопасности даже полезное, — поддержал Поленьева генерал.

— Я не вижу причин для возражения, — согласился и Самородников. — Все материалы у меня в сейфе, могу в любое время предоставить их тебе, старлей, для просмотра. Не на всех кандидатов, естественно, а только на тех, кого мы с Виталием Александровичем выбрали. На тех, кто поедет в группе. Но не сейчас. Сейчас у меня вопрос к тебе. Какие-то конкретные подозрения имеются? Вас всего четверо. С одним ты познакомился пять минут назад, следовательно, ничего против него иметь не можешь. Остаются двое. Есть подозрения?

— Есть, но весьма туманные. На уровне ощущений — нравится или не нравится…

— Мы слушаем, — наклонил голову профессор.

Пришлось высказать все, что раньше думалось о капитан-лейтенанте Солнцехранове.

— Как прочитать его письмо? — сразу спросил полковник. — И адрес сына мне нужен.

— Разрешите, товарищ генерал, вашим компьютером воспользоваться?

— Он — вне Сети. В компьютере хранятся материалы, которые не могут быть доступны для общего обозрения, потому от сервера он отключен, — объяснил Безбородов.

— Мой второй компьютер… — сразу среагировал Самородников. — Главный, рабочий, у меня тоже вне Сети, но второй нам поможет. Пойдемте в мой кабинет.

Пошли все втроем. Кабинет полковника Самородникова находился в этом же крыле, только в самом конце коридора и по другую его сторону. По пути генерал с задумчивым видом высказался:

— Мне, честно говоря, тоже не нравилось кое-что в поведении капитан-лейтенанта. Слишком много вопросов он задавал изначально. Он прибыл на четыре дня раньше, чем старший лейтенант Поленьев, и успел многое узнать.

— Какие, например, вопросы? — спросил полковник.

— Например, почему не он, старший в группе по званию, будет ею командовать. Его и направляли к нам как готового командира группы. Так его в разведуправлении флота информировали, хотя я, признаться, не знаю, откуда подобная информация пришла в разведуправление.

— У меня такие мысли были, — сознался полковник, — но я их никому не высказывал, тем более офицерам разведуправления флота. Хотя, помню, при разговоре по телефону ЗАС начальник оперативного отдела разведуправления сам меня спросил о составе группы. Я туманно ответил, что там будут только младшие офицеры. Видимо, это и сыграло роль. Как-никак, капитан-лейтенант — старший среди младших офицеров.

Полковник открыл дверь ключом с большой связки ключей и металлических печатей. И сразу показал Поленьеву на компьютер, стоящий на приставном столике:

— Вот здесь можешь распоряжаться…

Включить компьютер, открыть свою почту и перенести на компьютер полковника два файла было делом двух с половиной минут. После чего Рус Григорьевич освободил место Самородникову, так и не прочитав письмо капитан-лейтенанта сыну.

— Сам читал? — спросил полковник.

— Никак нет, не успел. На втором файле электронный адрес сына. Может, просто мальчишка хочет выпендриться с таким адресом, может, это не его адрес. Или не только его. Письмо на самом деле может быть адресовано сыну, но одновременно кто-то тоже имеет доступ к его почте, то есть знает пароль и читает письма.

— Хорошо, я сразу переправлю письмо нашему дешифровальному отделу, пусть поковыряются на предмет поиска кода, а ты пока… — Самородников открыл сейф, не глядя вытащил четыре первые папки в целом ряду других папок, посмотрел, одну вернул на место — Поленьев догадался, что там его данные, — а три положил на стол. — Ты пока, старлей, если товарищ генерал позволит, поработай над материалами проверок офицеров своей группы.

— Позволю, — охотно согласился генерал. — И даже попрошу делать это во время снятия энцефалограммы. Так дополнительные участки мозга можно будет изучить. Интерес на будущее. А потом уже рабочий «шлем» подключим…

Генерал, как и в первый раз, протер контакты на «шлеме», подтянул ремни и сам надел «шлем» на голову старшего лейтенанта. Сам же и контакты соединил, которые до сих пор были не промаркированы.

— Читайте материалы. Все подряд. Про себя, естественно. Я это уже читал.

Рус Григорьевич выбирать не стал, показывая свою непредвзятость в оценке, раскрыл верхнюю папку и начал читать то, что, в принципе, читать трудно и не всегда нужно, потому что такие тексты являются большей частью стандартными, более того, они зачастую даже пишутся самим человеком, о котором там говорится. Начинались материалы с характеристик, написанных якобы командованием. Но старший лейтенант помнил, что ему несколько раз, бывало, приказывали написать на себя характеристику, которую потом командир только подписывал, возможно, даже не читая. Исключением стала характеристика, которую писал майор Осинцев, но майор имел слабость к бумажному делу. Две первые папки были почти стандартными. И старший лейтенант ВКС Воропаев, и старший лейтенант войск связи Рапсодин одинаково увлекались компьютерными играми, но оба не были ярко выраженными игроманами. Игроман — это уже приговор, диагноз, это — болезнь, и таких взять в свою группу Рус Григорьевич не пожелал бы, если бы его, конечно, спросили. Совсем другое дело — капитан-лейтенант Солнцехранов. Его «личное дело» Поленьев читал уже с интересом. У капитан-лейтенанта была нелегкая судьба, сам он вырос без отца, с пьющей матерью, значит, счастливого детства не изведал. Рано женился, и женился на такой же пьющей женщине, которая через четыре года совместной жизни, находясь в компании мужчин на берегу озера, утонула во время купания. Таким образом, Георгий Валентинович Солнцехранов несколько лет в одиночестве воспитывал сына. Во второй раз женился только через шесть лет, но молодая жена была моложе его на двенадцать лет. По национальности она была табасаранка[27], но, в отличие от обычаев своего народа, мужа предпочитала держать в строгости и дважды писала на него заявление в милицию, а потом и в полицию за избиение. У мачехи не ладились отношения с сыном капитан-лейтенанта от первой жены. Сослуживцы подозревали, что Солнцехранов-младший всячески настраивает отца против мачехи. Это сказалось и на карьере офицера, которому по выслуге лет давно уже полагалось стать капитаном третьего ранга. Но семейные неурядицы мешали. Чтобы контролировать жену, капитан-лейтенант перевелся с перспективной должности начальника службы корабельной подводной разведки, где должность позволяла получить очередное звание, в береговую службу и стал младшим офицером оперативного отдела разведуправления флота.

Прочитав все это, старший лейтенант задумался. Его во всей этой истории больше всего интересовала молодая жена капитан-лейтенанта, табасаранка по национальности, то есть мусульманка по своим корням, наверняка имеющая много родственников, и неизвестно, кто из них как относится к идеям панисламизма. Но здесь, Поленьев сам отдавал себе отчет, легко могло вмешаться недоверие человека, несколько раз побывавшего на Северном Кавказе в боевой командировке. Он имел право сомневаться в любом представителе Северного Кавказа, потому что слишком часто с ними соприкасался, и не в самой доброй обстановке. Хотя в национальности второй жены капитан-лейтенанта Солнцехранова ничего плохого, в принципе, старший лейтенант не видел. Ведь даже у профессора Безбородова, как тот сам сообщил, зять — ингуш, то есть тоже мусульманин. Но следовало дождаться, когда полковнику Самородникову ответят из дешифровального подразделения его ведомства, и только тогда можно будет сделать какие-то конкретные выводы. А пока все подозрения беспочвенны и даже обидны для человека. И за всеми этими раздумьями Рус Григорьевич совершенно забыл, что он сидит в «шлеме», который снимает его энцефалограмму, что неподалеку, за монитором своего компьютера, сидит генерал Безбородов и изучает эту самую энцефалограмму.

— О чем задумались, товарищ старший лейтенант? — сам напомнил о себе генерал. — Это не праздный вопрос. Просто у вас сейчас сильно активизировался участок мозга, а мы никак не можем понять, за что этот участок отвечает.

— Извините, товарищ генерал… Я сначала терзал себя подозрениями и пытался найти оправдание этим подозрениям. Но потом подумал, что, не имея каких-то конкретных данных, не имею права подозревать человека и офицера в предательстве. Думаю, активизировавшийся участок мозга отвечает за понимание справедливости и в какой-то мере отмечает стыд. Скорее всего, именно так. Мне стало несколько стыдно за свои мысли.

— Хорошее определение. Достаточно точное и емкое. Оно, конечно, не имеет отношения к вашему заданию, но мы же одновременно решаем и чисто научные задачи, поэтому я считаю вашу сегодняшнюю энцефалограмму большим шагом вперед, ценным научным материалом. Но нам с вами предстоит сегодня сделать еще две записи, два, так сказать, дубля на случай какого-то сбоя в программе. Их переработают «в цифру» и составят в готовый блок. Завтра утром с вами сядет научный сотрудник и запишет вам все коды ввода, объяснит конкретные тонкости. Надеюсь, вы найдете с ним общий язык. Научный сотрудник в нашей ситуации — это солдат научной роты, рядовой, в недавнем прошлом — аспирант. Толковый сотрудник. Гораздо более толковый, чем многие старшие офицеры, носящие высокие ученые звания.

— Хорошо, товарищ генерал. Я готов к записи. Сразу будем работать?

Профессор поморщился и отрицающе помотал головой:

— Боюсь, полковник Самородников, получив какую-то информацию, прервет наши действия. А их прерывать нельзя. Я специально для непрерывности цикла выбрал ночное время, когда меньше помех. Потому мы поступим более разумно. Полковника торопить тоже не будем, поскольку не от него зависит скорость получения информации. Сначала попробуем выбрать инструмент, с которым вам будет удобнее работать. Думаю, для вас должны уже поставить в программу готовые блоки. Я думаю, это будет ноутбук или стандартный армейский планшетник. Вы уже работали с планшетником? — Разговаривая, генерал набрал на телефоне трехзначный номер и, ничего не говоря, что-то слушал.

— Только с тем, что входит в оснастку «Ратник», — ответил Поленьев на вопрос.

— Это он и есть. Значит, к сенсорному экрану привычка имеется. Мне уже загрузили программу на шестнадцать мониторов. Десять из них будут управлять танковыми роботами «Уран-9», пять — небольшими противопехотными роботами-автоматчиками, а еще один будет давать общий обзор со всех камер. Компьютер сам синтезирует изображение с разных камер в единую цифровую картину. Что на поле боя будет не видно за какой-то, скажем, возвышенностью, компьютер, пользуясь всеми камерами, синтезирует изображение и покажет вам. Сейчас принесут. Уже принесли…

Генерал поднялся на аккуратный стук в дверь, открыл ее и принял из рук солдата ноутбук и армейский планшетник, сразу подключил к компактному блоку управления ноутбук, поставил перед старшим лейтенантом и протянул ему рабочий «шлем»:

— Надеюсь, объяснять не надо, что «шлем» пока существует в единственном экземпляре, поэтому его следует беречь. И здесь, и, тем более, там, в Сирии. Объясню только, почему мне хотелось бы, чтобы вы выбрали планшетник. Дело в том, что планшетник имеет прямую связь со спутниками системы ГЛОНАСС, и мы сможем отсюда контролировать все ваши действия. Это дубль. Контроль будет и по другому каналу, но в боевой обстановке случиться может всякое, потому наличие дубля приветствуется. То есть мы будем негласно присутствовать на боевых испытаниях. Это для нас очень важно. Не только для меня, но и для целой комиссии Министерства обороны, которая будет наблюдать за вашими действиями. Но если планшетник покажется вам не самым удобным инструментом, можете выбрать ноутбук. Комиссия все потом просмотрит в записи. Не забудьте только запись своих действий включить. Всех действий, включая переговоры внутри группы.

— У меня вопрос, товарищ генерал, возник. Разрешите?

— Спрашивайте…

— Если наши подозрения подтвердятся и кого-то из состава группы взять с собой будет невозможно, у вас есть подготовленная замена?

Безбородов поморщился. Генерал в его лице не желал отвечать на вопрос старшего лейтенанта, но профессор в том же лице ответить желал, чтобы все встало на свои места и не было ни неясностей, ни беспокойства, вызванного этими неясностями.

— Мы обсуждали с полковником Самородниковым такой вариант. Замены у нас нет. Подготовленной должным образом. В крайнем случае мы можем прикрепить к группе одного из солдат научной роты. Есть там пара подходящих кандидатур. Конечно, эти солдаты не имеют боевого опыта, но ведь и в вашей группе боевой опыт есть только у вас. Остальные не понимают, что такое свист пули над плечом или над головой. Но хочется надеяться, что прибегать к такому варианту нам не придется. Хочется верить офицерам. Не зря же мы вас всех так тщательно и так долго проверяли. Еще вопросы есть?

— Так точно.

— Слушаю…

— Вы из Москвы станете контролировать нашу работу. А возможность взять на себя управление у вас будет?

— Есть такой комплекс управления «Андромеда-Д»[28]. Позволяет управлять роботами с дистанции в пять тысяч километров. А от Москвы до Дамаска по прямой линии — только две с половиной тысячи километров. В компьютеры роботов, с которыми вам предстоит работать, уже вставлен модуль приема сигналов от «Андромеды-Д». При необходимости мы будем иметь возможность заменить любого, кто вынужден будет выйти из строя. Скажем, получит ранение…

— Или будет убит.

— Пусть так. Или убит. Там идет настоящая война, а не учения, и смерть возможна. Но мы в данном случае проводим испытания в первую очередь «шлема», умеющего считывать сигналы мозга. «Андромеда-Д» будет испытываться, предположительно, позже и в разных вариантах, с разными то есть роботами. И мне лично хотелось бы, чтобы не пришлось совмещать те и другие испытания. Это значило бы, что мы понесли потери в живой силе. А роботы для того и заменяют людей, чтобы исключить потери в живой силе, чтобы жизни сберечь.

— Понятно, товарищ генерал. Я с вами связь буду иметь?

— Конечно. Через военный Интернет. Защищенный канал. Ни хакеры ГРУ, ни хакеры ФСБ вскрыть его не сумели. Надеюсь, и другие, чужие хакеры не сумеют.

Рус Григорьевич уже надел «шлем» и стал выбирать контакты, желая провести подключение самостоятельно, но Безбородов поднял руку, останавливая:

— Полковник идет…

Глава тринадцатая

Полковник Самородников, к удивлению старшего лейтенанта, проявил корректность, постучал и даже дождался приглашения.

— Разрешите, товарищ генерал, — сказал он, входя в кабинет.

— Вас дожидаемся, входите…

— Прочитал, старлей? — кивнул на лежащие на столе папки полковник.

— Так точно, товарищ полковник, прочитал.

— Что скажешь?

— Пока, без дополнительных данных, ничего сказать не могу. Не хочу брать грех на душу и кого-то обвинять. По письму Солнцехранова, товарищ полковник, ничего не сообщили? Я про дешифровальщиков… Не разобрались?

— Сообщили, что ничего не нашли, — скорчил полковник кислую гримасу. — Хотя и предупредили, что неудачный поиск еще не означает отсутствия в тексте шифра. Шифр может быть просто сложным и не бросаться в глаза. Смущает то, что письмо очень большое. Но там ситуация такая: Солнцехранов сильно ревнует жену, и, как я понимаю, ревность эту подпитывает сын. Он сделал дубликат ее сим-карты и прослушивает ее разговоры. Отец дает сыну инструкции, какие разговоры следует записывать и о каких собеседниках необходимо собрать информацию. Сын, видимо, начинающий хакер. Допускаю, что такое письмо может существовать, хотя хорошего в нем не вижу. Надеюсь, дешифровальщики разберутся. Текст они оставили у себя, загрузили его в самый быстрый компьютер, и тот уже долго гудит в напряге всех своих многоядерных умов. Если что будет, сообщат сразу, я передам. Но тебе, старлей, передали другой шифр. Только что привезли из ГРУ, где его делали.

Полковник вытащил из кармана своего кителя трубку смартфона «Блекберри», снабженную такой мелкой клавиатурой, пользоваться которой можно было только с помощью самой тонкой иглы. Рус Григорьевич слышал, что этот смартфон обладает собственной системой кодирования разговоров. Но одновременно слышал, что система эта слишком слабая и расшифровать разговор в состоянии даже простой персональный компьютер, не говоря уже о специальных, имеющих соответствующие программы дешифровки. Тем не менее нетрудно было догадаться, что эта трубка передается для связи с агентурой в рядах «Джабхат-ан-Нусры».

— Здесь стоит специальная шифровальная программа, — продолжал Самородников. — Точно такая же трубка с одинаковой программой у Салмана Цхогалова и парней из ГРУ, которые сами с тобой свяжутся, если появится необходимость. Связываться с Цхогаловым будешь на месте. Сирийской разведке мы Цхогалова не передаем. Хотя помимо своих основных задач он выполняет и их запросы тоже. Но работает при этом через агентуру ГРУ. Ты станешь еще одним передаточным звеном. Будешь получать текст от сирийской разведки и передавать его, если понадобится, Салману. Только не забудь, что там его зовут Сулейман и он находится в «Джабхат-ан-Нусре» под видом своего брата-близнеца. С простым абонентом можешь разговаривать просто так. Помех не будет. Шифрование включается автоматически, когда на другом конце точно такая же трубка, с шифратором и дешифратором. Теперь о другом… Есть предположение, что настоящий Сулейман Цхогалов со своими людьми перебрался в Белоруссию. От поисковиков удачно улизнул. Похожих людей проверяли белорусские пограничники, но у нас на границе строгостей нет — пересечение свободное, а белорусской стороне не передавали ориентировку на их розыск. Я допускаю, что группа Цхогалова из Белоруссии переберется на Украину, чтобы действовать оттуда. Наездами-наскоками. Когда розыск более-менее успокоится.

— Или переберутся из Украины в Турцию… — предположил генерал Безбородов. — Это для них будет наиболее безопасный маршрут для переезда в Сирию.

— Это возможный вариант, товарищ генерал, — согласился полковник Самородников. — Для нас, как я считаю, худший вариант, потому что из Турции, как вы предположили, Сулейман двинется прямиком в Сирию, где может встретиться с родным братом-близнецом. Что принесет эта встреча? Думаю, мало хорошего. По крайней мере, неприятности будут у спецназа МВД Чечни. Возможно, и у нас. Мы такой вариант просчитывали и потому решили максимально поторопиться, чтобы не потерять возможность прогнать через Салмана Цхогалова дезинформацию. А без этого вся наша задуманная операция не удастся. Здесь придется работать на опережение.

— Или предпринять превентивные меры, — предложил старший лейтенант Поленьев.

— Какие меры, диверсант, выкладывай… — резко потребовал полковник.

— Я слышал, на Украине сформировано целое чеченское подразделение из бывших боевиков. Да и из Дагестана многие бандиты туда бегут, как за спасением.

— Есть такое дело. Я тоже слышал, — кивнул полковник. — Хотя это дело моего управления не касается, просто из чьих-то разговоров слышал. И что из того, старлей?

— Если Кадыров следит даже за теми чеченцами, что воюют в Сирии, то за более близкими, что на Украине, следовательно и более опасными, присмотр тем более есть. И агентура должна быть. Кадыров в этом отношении о спокойствии своей республики заботится, как никто другой.

— Не знаю, но предполагаю, что дело обстоит именно так. Это обычная манера ведения дел чеченским МВД. И что дальше?

— Спецназ МВД Чечни заинтересован в том, чтобы настоящий Сулейман Цхогалов в Сирию не попал. Пусть через свою агентуру организуют утечку информации, что на Украину прибыл с несколькими сообщниками Салман Цхогалов, майор спецназа МВД Чечни. Путь группа держит в Сирию, но какие-то дела собирается провернуть и на Украине. Пусть из дома кому-то сообщат или еще как-то… Сулеймана задержат. Даже если разберутся, то не сразу…

— Старлей, ты в КГБ в прошлой жизни не служил? — серьезно спросил полковник.

— Я не верю в реинкарнацию, товарищ полковник.

— Ладно. Это дело мы, думаю, совместными усилиями сделаем. Я поскакал на узел связи. Предложу чеченскому МВД вариант от спецназа ГРУ. Комбинация простая и гениальная. Обязательно должна сработать. СБУ будет рада отрапортовать, что захватили чеченских диверсантов. Разрешите действовать, товарищ генерал?

— Действуйте, полковник. Мне думается, Рус Григорьевич эффективный вариант предложил. А мы пока поработаем. Я дверь на ключ закрою и предупрежу дежурного, чтобы не мешали. Как только закончим, я вам позвоню.

Полковник торопливо ушел…

Поленьев самостоятельно справился с подключением всех контактов к коммуникатору, прибору, соединяющему сам «шлем» с компьютером. Профессор проверил подключение и удовлетворенно кивнул. Испытатель, к счастью, не страдал дальтонизмом и цвета не путал, иначе пришлось бы каждый контакт и каждое гнездо подписывать какими-нибудь схожими закорючками, чтобы избежать путаницы. Лицо генерала изображало довольство. Значит, все соединения были произведены правильно. Ноутбук, предварительно раскрыв его, старший лейтенант поставил себе на колени. Джойстики мысленно расставил вокруг клавиатуры.

Ноутбук был быстрым, загрузился, можно сказать, стремительно — работать на таком было одно удовольствие. Поленьев запустил программу, единственную, вынесенную иконкой на «рабочий стол» компьютера, и монитор тут же разделился на шестнадцать экранов. Вообще-то в стационаре их было пятнадцать: три ряда по пять. И один, наиболее крупный, выносился поверх остальных, хотя легко сдвигался при необходимости в сторону и так же легко уменьшался в размерах или уходил на задний план по нажатию левой кнопки мыши на панели задач. Ноутбук был снабжен компьютерной мышью, поскольку не все любили работать с тачпадом, хотя сам Рус Григорьевич разницы в этих инструментах не видел. Шестнадцатый экран объединял в себе одну общую картину, только картина эта давала не просто вид сверху, а сверху и со стороны — в перспективе, как на 3D-графике.

— Готовы? — спросил профессор.

— Так точно. Готов.

— Начали!..

Работа на ноутбуке с пятнадцатью экранами немногим отличалась от работы на восьми мониторах. Может быть, было даже легче, потому что не приходилось глазами перебегать с одного монитора на другой: хотя они и располагались достаточно плотно, тем не менее не так близко один от другого, как экраны. Разница была только в задержках по времени. Одни роботы реагировали сразу, другие через некоторое время, после паузы. Этот факт смущал старшего лейтенанта Поленьева. Тем не менее отстреляв полный бой, как и полагается, потом раздавив роботами-танками два грузовика и один пикап с крупнокалиберным пулеметом в кузове, подбив в дополнение вертолет противника, Рус Григорьевич почувствовал, что у него очень сильно болит голова. Он поднял обе руки, показывая профессору, что работа закончена и не стоит сразу повторять ее. Но Безбородов и не желал, кажется, сразу повторять.

— Поразительный результат! Со второго раза, несмотря на увеличение количества роботов почти вдвое, вы показали ускорение работы на двадцать семь процентов. Как самочувствие? Устали?

— Голова просто раскалывается… — Поленьев не стал скрывать своего состояния. — Меня только смущает, что одни команды выполнялись сразу, а другие с задержкой. Впечатление такое, что роботы думают, выполнять им или не выполнять команду.

— Как медик, могу сказать, что ваша головная боль от переутомления глазного нерва. Вам пришлось одновременно держать под контролем слишком много. Энцефалограмма говорит, что вы не сосредоточивались поочередно на каком-то из экранов, старались видеть все сразу. А общую картину с дополнительного экрана вы вообще почти не наблюдали.

— Да, шестнадцатый экран во время самого боя только мешает. Но в завершение он нужен в любом случае. Помогает увидеть результат и оценить возможную опасность.

— Что касается разной скорости восприятия роботами команды, то это было мной лично и моими помощниками ожидаемо. Мы же до этого смогли записать сигналы только с восьми боевых мониторов. Сейчас добавили еще семь. Они самостоятельно учились считывать ваши сигналы. Ловили их, переваривали и только потом действовали. При следующей вашей попытке новые записи сигналов уже будут вставлены в программу, и результат будет иным. Отставание обязательно ликвидируется.

— Хорошо, если вопрос решается так просто.

— Рекомендую вам пока пойти в свою комнату и час полежать с закрытыми глазами. Даже не раздеваясь. Можете спать, можете не спать. Главное — не открывайте глаза. Обещаю, что даже при закрытых глазах перед вами будет стоять вся эта система пятнадцати экранов и стрелять танки. Если сумеете, отключите от себя эти мысли. Представляйте воду — море, озеро, реку. Вспоминайте. Вода в любом виде благотворно действует на глазной нерв. Через час пятнадцать, — посмотрел на часы генерал, — я вам позвоню и приглашу для следующего сеанса. Я записал ваши сигналы для всех роботов. Мы их за время вашего отдыха заложим в программу. Тогда все будет работать быстрее.

— А головная боль… Это обязательный атрибут такой работы?

— Нет. Глазная мышца привыкнет к нагрузке на периферийное зрение и будет работать нормально. Не переживайте. И постарайтесь не приучать себя к медикаментозным средствам.

— Хорошо, если так. Разрешите идти, товарищ генерал?

— Идите, отдыхайте…

Головная боль, в самом деле, была такая острая, какой старшему лейтенанту Поленьеву еще не доводилось испытывать. Она колыхалась при каждом шаге, играла, издеваясь, словно теннисный шарик прыгал внутри громкого барабана. Даже странным казалось, что нагрузка шла, как обещал генерал, на глазной нерв, а болела голова. Но в обсуждение медицинских вопросов Рус Григорьевич старался не забираться, предпочитая верить специалисту. Он сразу прошел в свою комнату мимо дремлющего в кресле дежурного старшего прапорщика. Тот, конечно, вошедшего увидел, приоткрыл один маленький глазик, но никак не отреагировал. В своей комнате Поленьев даже свет зажигать не стал, чтобы не совершать лишних движений. Хватало света, идущего в окно от уличных фонарей. Раздеваться старший лейтенант тоже не пожелал, как и посоветовал профессор Безбородов, только разулся и лег в кровать поверх одеяла. Только сейчас, в лежачем положении, Рус Григорьевич почувствовал резь и легкое поламывание в глазных яблоках. Видимо, глаза и правда к такой нагрузке были непривычны. Нагрузка эта была определена не длительностью, а быстротой перехода с объекта на объект. Но как только глаза закрылись, сбылось еще одно обещание Безбородова. Мозг сам по себе, не спрашивая согласия человеческого сознания, воспроизводил из памяти монитор компьютера, разделенный на пятнадцать экранов, и по каждому из экранов ползли танки, и на каждом из экранов находился прицел. Но усилие тренированной воли эту картину отогнало. Просто выключило ее, заменив другой, приятной и легко вспоминаемой. Поленьев представил ровную гладь большого уральского озера, на берегах которого он отдыхал прошлым летом. Это сразу помогло, и забылась боль, такая мучительная, и глаза перестало ломить. И вообще захотелось уснуть. Старший лейтенант засыпал медленно и все так же усилием воли продолжал представлять перед собой водную гладь, пока все-таки действительно не заснул…

Звонок трубки разбудил, не вызвав тревоги, как это часто бывает ночью после неожиданного телефонного звонка. Наверное, потому, что старший лейтенант Поленьев этого звонка ждал, еще когда ложился отдыхать.

— Слушаю, товарищ генерал…

— Жду вас, Рус Григорьевич… И полковник Самородников ждет. Он хотел раньше позвонить, вопрос задать, я не разрешил беспокоить. Поторопитесь…

Если полковник Самородников думал даже разбудить, не дав в себя прийти после первого сеанса, значит, у контрразведки появились новости, сделал вывод старший лейтенант. Хорошо, если новости эти не касаются состава группы. Тем не менее Поленьев поторопился. Быстро умылся, растер лицо жестким полотенцем, с радостью отмечая, что головная боль прошла без следа, обулся и поспешил в штабной корпус, готовый снова водрузить на голову «шлем».

Полковник с генералом ждали его с мрачными лицами. Уже по одному их виду можно было сделать вывод, что новости не самого радужного характера. Генерал сразу показал старшему лейтенанту на кресло, к которому тот уже начал привыкать.

— Извини, Рус Григорьевич. — Генерал, в отличие от полковника Самородникова, всегда говоривший с Поленьевым на «вы», внезапно перешел на «ты». — Мы тут с товарищем полковником обсуждали сложность ситуации. Есть новости, которые могут стать для тебя ударом. Мы не знаем, как ты их воспримешь, а нам предстоит еще один сеанс энцефалограммирования провести и сделать резервную запись твоих персональных сигналов. Новость может выбить тебя из колеи, и тогда все сорвется. Это с одной стороны. С другой… Если мы сразу не сообщим тебе новость, ты можешь воспринять это неправильно. И вообще, это с нашей стороны некорректно. Поэтому решать тебе. Ты уверен в устойчивости своей психики?

— Вполне… — тихо ответил Рус Григорьевич, чувствуя что-то недоброе.

— С третьей стороны, у меня есть и профессиональный интерес… Насколько новость может выбить тебя из колеи? Ты все же отправляешься в зону боевых действий, а там ситуации могут возникнуть разные…

— Говорите. Я в себе уверен.

— У тебя же жена с сыном в Греции отдыхали?

— Так точно, товарищ полковник. В Греции…

— Когда должны были прилететь?

— Точно не знаю, но — вот-вот…

— Сегодня из Афин в Москву вылетел самолет «Боинг-737-600» с российскими туристами на борту. Несколько групп туристов — чартерный рейс. Вскоре после взлета, не успев покинуть пределы Греции, самолет взорвался в воздухе. Все пассажиры и члены экипажа, всего сто двадцать два человека, предположительно погибли. Список пассажиров уточняется, но, по нашим данным, Алевтина Поленьева прошла регистрацию. Жену звали Алевтина?

— Ее зовут Алевтина. — Рус Григорьевич сделал ударение на слове «зовут», не желая говорить о жене в прошедшем времени. — А Антон Поленьев есть в списке?

— У нас нет такого сообщения, поэтому мы и сомневаемся. Не могла же она одна, без сына, вылететь… Если бы с ним что-то случилось — заболел или еще что-то такое, — в первую очередь сообщили бы консулу. Но у консула никаких данных нет.

— Разрешите позвонить? — попросил старший лейтенант.

— Жене? На трубку?

— Так точно. Это сразу все прояснит.

— Звони…

Поленьев сначала вытащил из кармана трубку смартфона, которую выдал ему недавно полковник Самородников, в эту трубку еще не был занесен ни один из личных номеров старшего лейтенанта, а следом, из другого кармана, вытащил свою, старую, одну из самых дешевых моделей, которую не будет жалко, если она разобьется. Послав вызов, он долго держал трубку у уха и слушал, как казалось, гудки. В действительности Рус Григорьевич слышал только удары своего собственного сердца. Но со стороны этого никто заметить не мог.

— Не отвечает… — не выдержал наконец полковник Самородников.

— Ночь… Спать может…

— Да, там еще глухая ночь. Это у нас утро близится, — согласился профессор Безбородов, пытаясь голосом поддержать Поленьева, дать ему надежду на то, что жена спит и не слышит звонка.

— Она и дома-то на звонок не просыпается… — ответил старший лейтенант, но трубку от уха убрал и отключился от вызова.

— Нужные тебе номера в ту трубку перебрось, а эту мне оставь, — кивнул на второй карман, где лежал смартфон «Блекберри», полковник.

— Сейчас, товарищ полковник? — спросил Рус Григорьевич и посмотрел на генерала.

— Можно позже. Работайте пока. Я у себя в кабинете буду. Позвонить могут… — сказал полковник и вышел.

— Как, Рус Григорьевич, ты в состоянии сейчас работать? — предварительно поинтересовался профессор, опасаясь, видимо, что нагрузка на нервную систему слишком сильна, чтобы не отвлечь человека от насущных дел.

— Я же говорю, товарищ генерал, что у меня очень устойчивая нервная система. Это характерная особенность всех офицеров спецназа ГРУ. Без этой устойчивости мы не смогли бы служить в таких частях.

— Хорошо. Тогда — готовься…

Безбородов вытащил из ящика стола «шлем» и протянул старшему лейтенанту. Затем из другого ящика вытащил планшетник и положил его на край стола. Рядом с планшетником на тот же край лег и коммуникатор, тот самый, через который «шлем» подключался раньше к ноутбуку. Видимо, коммуникатор относился не столько к компьютеру, сколько к «шлему», и был его составляющей.

Военный планшетник был стандартным армейским сенсорным устройством, хотя, как показалось Русу Григорьевичу, работал значительно быстрее обычного, с каким старшему лейтенанту Поленьеву уже приходилось иметь дело.

— Здесь что, «оперативки»[29] добавили? — спросил он генерала.

— Удвоили. Кроме того, вместо стандартного HHD-диска поставили SSD-диск. Он намного быстрее в работе. Хотя требует осторожности. Понимаешь, о чем я говорю?

— Не поддаются восстановлению удаленные файлы…

— Да. Постарайся ничего не удалять.

— Я в этом и необходимости не вижу. А то, что нужно поставить, поставят, думаю, без меня.

— Уже поставили, — сообщил генерал. — Не смущает, что у планшетника монитор на четыре с лишним дюйма меньше? Неудобства это не вызовет?

— Уменьшение диагонали не критичное. Так, мне думается, даже лучше, меньше разброс взгляда, при этом и не мельчит. Лишний раз напрягать зрение, чтобы всмотреться в изображение, не нужно. Будем пробовать?

— Будем!

— Запускайте! Поехали…

Генерал перед этим через USB-соединение подключил коммуникатор к своему компьютеру и запустил свою программу, рисующую графики энцефалограмм, одновременно с тем, как старший лейтенант Поленьев запустил свою танковую «игру». Пять верхних мониторов представляли собой систему управления роботами-автоматчиками. По большому счету, это тоже были гусеничные танки, но небольшого размера и вооруженные только автоматом Калашникова и двумя гранатометами, один из которых был противопехотным, второй нес термобарическую гранату. Все террористы в Сирии уже сталкивались с термобарическим оружием, и оно наводило на них ужас. Особенно когда сирийская армия использовала тяжелые огнеметные системы «Буратино». Но даже одноразовые гранатометы «Шмель-М» и просто термобарические гранаты, взорвавшись где-то в стороне, ломали боевой дух исламистов и вызывали в их рядах панику. Если сирийская армия начинала применять термобарические заряды, исламисты, находящиеся рядом, предпочитали отступить раньше, чем их атакуют таким оружием, выжигающим все вокруг и оплавляющим даже камни. Кстати, роботы-танки «Уран-9» могли стрелять и термобарическими ракетами, то есть попросту выжигать пространство перед собой. И противотанковые ракеты могли нести термобарический заряд. Применять такие заряды не рекомендовалось только в городе, где могут пострадать мирные жители — пламя не разбирает, где исламист, где мирный человек, и одинаково съедает всех…

Глава четырнадцатая

Поленьев оказался прав. При работе со стандартным армейским планшетником глаза уставали меньше, потому что объекты наблюдения находились ближе один к другому, и пятнадцать экранов были как раз такого размера, чтобы все видеть без напряжения и легко прицеливаться. Следовательно, и головная боль не давила, не мешала работать. Во время испытания у Руса Григорьевича мелькнула в голове новая задача для сотрудников лаборатории профессора — а нельзя ли сделать так, чтобы компьютер сам прицеливался, тогда скорость работы значительно увеличилась бы. Но он не стал давать советы профессору, хотя как человек, не совсем далекий от программирования, видел варианты такого действия. Ведь действующие лица компьютерных игр умеют прицеливаться, почему не научить тому же роботов! Единственное, что невозможно было бы доверить роботам, это принятие решения на открытие стрельбы. Иначе они будут в состоянии уничтожать не только противника, но и своих союзников, и своих операторов, и своих создателей. В этот раз старший лейтенант отстрелялся несравненно быстрее, чем в предыдущий, чем профессор остался доволен, если судить по его лицу. Даже беспокойство за жену и сына не помешало Поленьеву выполнить все действия точно и четко. И дело было не в том, что он не беспокоился за своих близких. Конечно, беспокоился. Но, как офицер спецназа ГРУ, был обучен отгонять от себя мысли, которые мешают действовать продуктивно. Это было совсем несложно и достигалось постоянными тренировками. Вариантов для тренировок существует множество, а тренажером может служить все, от карандаша до собственного пальца. И сейчас концентрация на мониторе и на выполнении задачи позволила ему отгонять мысли о жене и сыне.

Генерал сидел за своим монитором и, как обычно, просматривал данные самописцев, вычерчивающих кривые импульсов мозга старшего лейтенанта. Полковник стоял у него за спиной и с умным лицом, словно что-то понимал в вычерченных графиках, тоже смотрел в монитор.

Рус Григорьевич снял «шлем».

— У вас хорошая способность к концентрации, старший лейтенант — отметил профессор, снова переходя на более привычное ему «вы». — Наверное, еще немного позаниматься, и сможете мыслью горы сдвигать. Я как-то входил, помнится, в комиссию по экстрасенсорике, проводил свои исследования. И ни у кого из действительных экстрасенсов не видел такой силы концентрации мысли.

— Вы бы, товарищ генерал, занялись плотно офицерами нашей бригады и вообще спецназом ГРУ. По моему мнению, мои способности среди других достаточно средние. Они только помогают мне исполнять непосредственные обязанности, и больше я их никак не использую. Но и это все — только результат тренировки.

— Я опасался, что сообщение о взрыве самолета вообще выбьет вас из колеи, — признался генерал. — Но вы отвлеклись на постороннюю мысль только в самом начале, да и то ненадолго. Это был эпизод, с которым вы легко справились.

— Это был другой эпизод, товарищ генерал. Просто в голову мысль пришла, что можно обучить компьютер-робот прицеливаться. Тогда процесс стрельбы значительно ускорился бы. С точки зрения программирования это сделать возможно. А прицеливаться компьютер будет намного быстрее человека.

— Вам кто-то говорил об этом? — в удивлении поднял брови Безбородов.

— Никак нет, товарищ генерал.

— Дело в том, что в конечном варианте программы эта функция будет присутствовать, — переглянувшись с Самородниковым, сказал профессор. — Программа написана, и сейчас ее уже ставят на роботы. На вашем тренажере, с которым вы работаете, этой функции пока нет, но позже она и здесь появится. Все усовершенствования мы ставим сразу, что называется, «с колес», чтобы вы могли опробовать все в деле. Теперь ждем только команды от полковника Растопчина. Оперативное управление ГРУ готовит для вашей группы полную и тщательную проработку операции. Хотя сам полковник говорит, что не помнит случая, когда операция шла бы точно по расписанному. Всегда возникают какие-то обстоятельства, которые заставляют командира срочно принимать свое решение. Здесь боевой опыт требуется. Тот опыт, который есть у вас, но отсутствует у офицеров вашей группы. И слава богу, что отсутствует. Боевой опыт представителей всех родов войск говорил бы о том, что страна вступила в какую-то большую войну. А стране это совершенно ни к чему, как я полагаю. Но вашего боевого опыта должно хватить на всех. Так что будьте готовы. Полковник Растопчин должен прибыть к началу рабочего дня и сообщит, когда ваша группа вылетает…

— Мы летим самолетом?

— Да, вместе с роботами. Пять транспортников полетят через Иран и Ирак проверенным защищенным маршрутом. Впрочем, на всякий случай вас будут сопровождать истребители. Обеспечат безопасность полета.

— Я готов хоть немедленно. Не знаю только, как офицеры моей группы…

— Они предупреждены и тоже готовятся…

— В Сирии, как мне сказали, уже заждались. Торопят нас… — добавил полковник.

До приезда полковника Растопчина Руса Григорьевича отпустили отдыхать, пообещав позвонить, если будут новые данные о взорвавшемся в Греции самолете, что его, конечно, не могло не волновать, и это прекрасно понимали генерал с полковником. Но он сам, зная, что лишние часы, проведенные в постели, сделают его, наоборот, вялым и уставшим, вместо отдыха направился в компьютерный класс, чтобы самостоятельно поискать в Интернете данные о взрыве самолета. К его удивлению, дежурный старший прапорщик на посту уже не дремал, а на требование выдать старшему лейтенанту ключ махнул рукой:

— Открыто. Занимаются там люди. С половины ночи, считай, засели. Сразу после того как вас к генералу вызвали, ключ потребовали…

Недовольство в голосе старшего прапорщика слышалось отчетливо. Можно было бы и поставить его на место, но старший лейтенант ничего не сказал, только посмотрел строго и жестко, и этого хватило, чтобы старший прапорщик прикусил язык и понял неуместность своего тона. А Рус Григорьевич прошел на первый этаж корпуса. Заниматься в компьютерном классе могли только члены его группы, и командиру требовалось посмотреть, как идут занятия. Оказалось, он не ошибся. За компьютерами сидели все три офицера его группы — два старших лейтенанта и капитан-лейтенант флота. При входе Поленьева они встали, даже капитан-лейтенант, хотя он и был старшим и по званию, и по возрасту, тем не менее, похоже, уже принял как состоявшийся факт своего нового командира.

— Продолжайте занятия, — спокойно предложил Рус Григорьевич.

Старший лейтенант Рапсодин и капитан-лейтенант Солнцехранов тренировались с танками. Старший лейтенант Воропаев, как сначала показалось Поленьеву, рассматривал на мониторе какие-то карты, и, только остановившись у него за спиной, Рус Григорьевич понял, что тот рассматривает изображения, полученные с камеры беспилотника. Задания своим офицерам Поленьев не давал, значит, они получили задания от генерала Безбородова, индивидуальные, и не командиру группы менять эти задания. Но сам факт отработки навыков управления беспилотником уже говорил о том, что в группе будут и такие летательные аппараты…

В своей боевой практике, несколько раз столкнувшись с разведданными, которые позволяли получать дроны, старший лейтенант Поленьев уже успел привыкнуть к использованию такой техники. Работа с тепловизорными камерами, установленными на беспилотниках, позволяла, как самое простое, определить место устроенной бандитами засады и провести контрмероприятия, то есть попросту обойти засаду, окружить и уничтожить ударом с тыла или с флангов. Изображение, как правило, передавалось напрямую на монитор командирского планшетника, который пришел в спецназ ГРУ вместе с комплектом одежды и боевой оснастки «Ратник». Однако, еще толком не зная, что за действия предстоят группе в Сирии, Рус Григорьевич пока даже не задавал вопроса о возможности использования беспилотников. Но теперь сам понял, что такие роботы у группы будут обязательно. Это не могло не радовать.

Он прошел к тому компьютеру, за которым уже работал раньше, мимоходом заглянув в монитор Солнцехранова, разделенный на четыре экрана. Георгий Валентинович «играл» с заметным увлечением, и отрывать его от этого занятия не хотелось, тем более серьезного вопроса, который следовало бы задать, у Поленьева не было. А общаться с человеком просто так, ради только самого общения, было не в привычках старшего лейтенанта.

Загрузив свой компьютер и сразу открыв браузер, Поленьев ввел в строку поиска вопрос об аварии самолета в Греции. Выбор статей был обширным. Неплохо владея английским языком, он стал читать англоязычные сайты, которые не всегда, правда, доносят честную трактовку информации, подменяя даже простейшие бытовые события политическими понятиями, тем не менее обычно дают ее более подробно, чем сайты российские. Просмотрев бегло англоязычные сообщения, где все в один голос сходились на мнении о террористическом акте, но не найдя и там поименного списка погибших, Рус Григорьевич стал более внимательно изучать греческие материалы. Там не было такого однозначного принятия версии о террористическом акте. Эти выводы должна будет сделать международная комиссия. Но появились очевидцы самого взрыва. Несколько человек видели самолет, который летел, но они обратили на него внимание только после взрыва. И лишь один человек утверждал, что видел сам момент взрыва, произошедшего в хвостовой части самолета. Это был пенсионер, который смотрел за самолетом с балкона своего дома, когда грелся на весеннем солнышке в шезлонге.

Российские сайты Поленьев просматривал в последнюю очередь. Они давали практически одинаковое сообщение, малоинформативное по своей сути и предельно осторожное. Но нигде не было списка погибших. Обычно эти списки появляются достаточно быстро, однако в этот раз, видимо, произошла какая-то задержка в аэропорту Афин.

— Андрей Ильич, — не оборачиваясь, обратился Поленьев к старшему лейтенанту Воропаеву. — Сколько у тебя будет беспилотников в командировке?

— Пока выделили два. Вертолетного типа — квадрокоптеры. Они в полете устойчивы и на помехи мало реагируют. Обещают еще один передать на месте. Первые два мы с собой возьмем, — ответил старший лейтенант.

— Ты с ними давно работаешь?

— С вертолетными — еще только учусь. С самолетами уже работал многократно. И с разведчиками, и со штурмовиками. Но в Сирии будут только вертолеты.

— Освоил?

— Там и ребенок освоит. Никаких сложностей, командир, нужен только небольшой навык. Но это приобретается в процессе работы. Тренажер — хорошо, но одного тренажера недостаточно. Там основное — работа видеокамер. Соображать надо, когда простой режим, когда инфракрасный, а когда и тепловизор включать. Там очень важно правильно использовать аккумулятор. Иначе, пока посадишь дрон, пока аккумулятор сменишь, вся диспозиция может измениться…

Тут в компьютерный зал неожиданно вошел полковник Самородников. Осмотрел с порога все компьютеры и сразу двинулся к Русу Григорьевичу.

— Поступило сообщение, — сказал он. — Греческое отделение «Аль-Каиды» взяло на себя ответственность за взрыв самолета. Хотя это еще не факт. Террористы любят себе приписывать даже природные катаклизмы. Но возможно, версия теракта подтверждается.

— Я понял, товарищ полковник.

— Что ты понял?

— Что «Аль-Каида», вероятно, замешана.

— А больше ничего не понял?

— А что я еще должен понять?

— «Джабхат-ан-Нусра», согласно международной классификации, утвержденной Советом Безопасности ООН, — это подразделение «Аль-Каиды». А ты готовишься для операции против «Джабхат-ан-Нусры». Я склонен думать, что взрыв самолета — событие из того же ряда, что и попытка обвинить тебя в убийстве майора Осинцева.

— Не слишком ли много для меня? Взрыв целого самолета…

— А им какая разница, куда послать смертника — в самолет, или на службу в мечеть, или на крыльцо отделения полиции… Жертв много — это для них главное. А тут еще попутно можно отстранить от задания человека, против которого они уже пытались принять определенные меры и которого сильно опасаются. Кстати, та Алевтина Поленьева, что летела в самолете, на два года старше твоей жены, жительница Новосибирска. Там родилась, там и жила постоянно.

— Моя родом из-под Самары. Проживает, понятно, в Зареченске.

— А что случилось, товарищ полковник? — задал вопрос внимательно прислушивавшийся к разговору капитан-лейтенант Солнцехранов.

— Для тебя, капитан-лейтенант, ничего не случилось. Мы надеемся, что и для вашего командира группы ничего не случилось. Но могло бы случиться. А случилось для многих наших соотечественников, чьи родственники отдыхали в Греции. Террористы взорвали в воздухе самолет, которым возвращались наши туристы.

— Кто-то спасся? — поинтересовался старший лейтенант Воропаев.

— А что, бывают случаи, когда после взрыва в воздухе кто-то спасается? — вопросом на вопрос ответил полковник, не стал больше ничего объяснять, поморщился, повернулся и вышел.

— Я так понял, что у тебя, командир, жена сейчас в Греции? — напрямую спросил капитан-лейтенант у Поленьева.

— Вместе с сыном… — ответил старший лейтенант, поворачиваясь к своему монитору.

Больше у него ничего не спросили…

Через пять минут после ухода полковника Самородникова Русу Григорьевичу позвонил генерал Безбородов и вызвал к себе. Это автоматически значило, что прибыл полковник Растопчин. Наверное, и Самородников уже успел добраться до генеральского кабинета.

— Продолжайте занятия! — предложил старший лейтенант офицерам своей группы.

— К генералу, командир? — снова поинтересовался капитан-лейтенант. Желание все знать, похоже, жило в Солнцехранове постоянно.

— Да. Вызывает. Наверное, полковник Растопчин приехал. Должен был приехать с заданием для всех нас. Сообщит, когда вылетаем…

— А этот Растопчин, случаем, не потомок того, про которого Толстой в «Войне и мире» писал? Который Москву под носом у Наполеона сжег… — нашел повод для нового вопроса капитан-лейтенант.

— Тот только у Толстого Растопчин. В действительности он был граф Ростопчин, — уточнил Воропаев.

— А я и не знаю, наш полковник Растопчин или Ростопчин, — честно признался Поленьев, уже положив руку на дверную ручку. — И спрашивать как-то неудобно. Меня самого как-то раз пытались обвинить в том, что я потомок знаменитого художника. Хотя я лично вижу разницу между Поленовым и Поленьевым.

Солнцехранов желал еще что-то спросить, и Рус Григорьевич поспешил выйти, чтобы не отвечать.

До штабного корпуса он дошел быстро. Остановился только перед входной дверью, вытащил старую свою трубку, нашел в «телефонной книге» номер жены и нажал кнопку вызова. Равнодушный голос компьютерного робота сообщил, что вызываемый абонент или выключил трубку, или находится вне досягаемости связи. Убрав трубку в карман, старший лейтенант вошел в корпус. Там уже сменился дежурный по части.

— Товарищ генерал вызвал… — пришлось объяснить новому дежурному подполковнику.

— Старший лейтенант Поленьев?

— Так точно.

— Идите. Генерал ждет…

Дежурный сделал какую-то отметку в журнале регистрации на своем столе и уткнулся взглядом в монитор камер внешнего наблюдения, не обращая больше внимания на старшего лейтенанта.

В кабинете генерала Безбородова, в самом деле, уже собрались и сам хозяин кабинета, и полковники Растопчин с Самородниковым.

Безбородов молча показал старшему лейтенанту на кресло, к которому за сутки своего пребывания в этой воинской части Поленьев уже успел привыкнуть. Правда, в этот раз ему никто не предложил надеть на голову «шлем» с многочисленными контактами, чтобы исследовать способности его мозга.

— Ну что, ваша группа готова вылететь? — спросил полковник Растопчин.

— Я готов… — неопределенно пожал плечами Рус Григорьевич. — Относительно всей группы ничего конкретного сказать не могу, поскольку меня группе еще официально не представили как командира, и я не имел возможности определять степень готовности каждого.

— Да, это мое упущение, — согласился профессор. — Какое время обычно выделяется группе спецназа ГРУ на подготовку к заданию?

— Есть стандартные командировки. Плановые, так сказать. Для плановых командировок, как правило, на подготовку и притирку выделяется две недели. За эти две недели бойцы подгоняют боевую форму, командир изучает, кто в чем особенно силен, кто в какой дисциплине отстает и кого куда следует ставить в боевой обстановке.

— Прозвучала фраза: «есть стандартные командировки», — заметил профессор. — Подразумевается, что есть и нестандартные?

— Естественно. Бывают выступления по боевой тревоге. Хотя, как правило, по боевой тревоге поднимаются подразделения, уже давно готовые к выполнению любой задачи, например, взвод в полном или в неполном составе или рота. В этом случае солдаты и их командиры уже хорошо знают друг друга, известны возможности каждого бойца и каждого подразделения, так что никаких неприятных сюрпризов ожидать не приходится.

— Получается, что у нас обстановка несравненно более сложная, чем в частях спецназа ГРУ, — констатировал генерал. — Вас никто не пытался «притереть» друг к другу. Это недостаток начальной рабочей фазы нашей воинской части. Мы еще не успели создать и отладить систему подготовки испытателей, отсюда и накладки. Признаю, что, сам не имея опыта в подготовке испытательных групп в боевых условиях, я опирался на опыт полигонных испытаний. Это было моей ошибкой…

— Тем не менее, старший лейтенант, ты же в данном конкретном случае представляешь спецназ ГРУ, — вмешался в разговор Растопчин. А наш спецназ чем славится в первую очередь? Своей адаптацией, умением, грубо говоря, мимикрировать под ситуацию. Если бы ситуация зависела от нашей армии, мы могли бы себе позволить достаточную по времени подготовку. Но сейчас здесь влияют сразу несколько серьезных и значимых факторов. Приходится принимать во внимание не только возможности лаборатории профессора Безбородова, но и положение в сирийской армии, положение в армии «Джабхат-ан-Нусры» и даже международное положение. В самой Сирии пока идет перемирие между отдельными сторонами конфликта, и армии правительства Сирии необходимо продемонстрировать свою силу перед очередным раундом переговоров. Это даст право и возможность правительству и президенту страны разговаривать с точки зрения силы. И противоположная сторона в переговорах после удачной операции будет настроена более миролюбиво. Главное же, поднимется авторитет президента и его правительства среди простого народа, которого пока катастрофически не хватает. Страна разрывается в противоречиях. Все это требует немедленного нашего вмешательства. Это первое… Второе… Я не знаю, следовало ли тебе это говорить или лучше было бы придержать это до окончания операции, но, в конце концов, я взял на себя смелость сообщить тебе. У нас есть практически точные данные, что взрыв самолета с туристами, летящими из Греции, — дело рук людей из «Джабхат-ан-Нусры». И производился этот взрыв, вероятно, исключительно с целью остановить тебя, не допустить твою группу в Сирию. Террористы не знают, что вы должны там сделать, но понимают важность твоей миссии и не нашли никакого другого способа, чтобы тебя остановить. Пытались найти, но не получилось. Я признаюсь, что у нас нет точных данных, летели ли этим самолетом твои жена и сын. Мы знаем только, что они должны были вылететь в этот день. А в этот день отправлялись целых три самолета. Если они погибли, что очень вероятно, ты в состоянии отомстить за них террористам. И потому обязан провести эту операцию так, как это может сделать только спецназ ГРУ, хотя у тебя в подчинении будут не спецназовцы. Ты звонил жене?

Поленьев слушал молча и играл желваками, отчего его лицо выглядело суше, строже и жестче, чем обычно.

— Несколько раз. Трубка не отвечает…

— Я опасаюсь, что террористы какого-то успеха добились, — заметил полковник Самородников.

— А я хочу верить, — возразил ему Растопчин, — что ты, старлей, сумеешь справиться со своими чувствами. Я понимаю их. Мы все понимаем их. И все тебе сочувствуем. Но ждем от тебя проявления твоих лучших качеств офицера спецназа военной разведки. Я не утверждаю точно, что беда тебя коснулась, хотя вероятность высокая. Но хочу спросить, ты готов к выполнению задания?

Рус Григорьевич слушал и скрипел при этом зубами. Но на прямой вопрос старшего по званию следовало дать прямой ответ. И он его дал:

— Я готов, товарищ полковник.

— Тогда я буду рассказывать тебе план операции. Итак…

Эпилог

Когда старший лейтенант вышел из кабинета, профессор не сумел подавить весомый вздох. И сказал так тихо, что его не было бы слышно, даже остановись Поленьев за дверью и приложи к ней ухо:

— Бедный парень. Как жестоко мы с ним поступаем…

— Он не парень, он — офицер спецназа ГРУ, товарищ генерал, — поправил профессора полковник Растопчин. — Хотя мне тоже его по-человечески жаль.

— У каждого офицера спецназа, точно так же, как у самого распоследнего бомжа, есть или были родители и дети. А это значит, что он такой же человек. Кстати, а если он все же сможет дозвониться жене… — предположил профессор.

— С ней разговаривал консул. Предупредил, чтобы контактов с мужем не поддерживала, — объяснил полковник Самородников. — Ни сама не звонила, ни на его звонки не отвечала. Кроме того, мы подстраховались и попросили оператора связи заблокировать номер. Поскольку это вопрос государственной важности, просьба нашей службы не оставлена без ответа.

— Ладно… — развел руками Безбородов. — Это все на вашу ответственность. Мое дело — техническая сторона мозгового вопроса. Она, кажется, имеет только одно нарекание — недостаток времени на подготовку. Частично я попытался решить вопрос, и, кажется, получилось….

— Каким образом? — поинтересовался полковник Самородников.

— Всем членам группы выделено по ноутбуку с установленной программой-тренажером. Пусть занимаются все свободное время, пусть занимаются в полете, во время промежуточной посадки самолета для дозаправки. Если не будет возможности подзарядить аккумуляторные батареи, я приказал выдать каждому по два запасных комплекта. В принципе, наши специалисты говорят, что примерно за шесть часов даже новичку можно довести все действия до полного автоматизма. Вот пусть и доводят. В пути им все равно заняться будет нечем. Ноутбуки не имеют выхода в Интернет. Самолету в полете они помешать не смогут.

— Это дело, — согласился полковник Растопчин. — Не знаю, как будет обстоять дело с автоматизмом, но устойчивые навыки они получат в любом случае. Поддерживаю ваше решение, товарищ генерал.

— А пока передадим нашего командира группы с рук на руки нашему главному программисту. Они почти коллеги и найдут общий язык.

Генерал снял трубку, набрал трехзначный номер и сказал:

— Дмитрий Алексеевич, Поленьев к себе пошел. Там, в его комнате, все и обговорите. Отправляйтесь…

Выезд группы на аэродром Жуковский мало походил на выезд по тревоге в понимании офицера спецназа ГРУ. Тревога в бригаде спецназа — дело обычное и многократно отработанное, когда времени на подготовку отводится по минимуму. Здесь все происходило неспешно, хотя и деловито. На складе получали сначала обмундирование, непривычное своим песочным цветом, но пошитое по обыкновенным российским лекалам, следовательно, вполне удобоносимое. Погоны у всех были без звездочек. После этого получали документы, согласно которым, например, старший лейтенант Поленьев стал вдруг специалистом по колесным тракторам, хотя он только по внешнему виду и мог отличить колесный трактор от гусеничного. Но если имел понятие, что такое гусеница, хотя бы на примере танка-робота, то этого, кажется, хватало. Какими специалистами вдруг стали его подчиненные бойцы, старший лейтенант не знал, только догадался о чем-то, когда капитан-лейтенант Солнцехранов после получения своих документов спросил его, чем полимерные трубы лучше металлических.

В ответ командир пожал плечами и неопределенно ответил:

— Думаю, тем, что не так быстро ржавеют…

Больше он не мог объяснить ничего толкового.

Вот за получением оружия Рус Григорьевич смотрел более внимательно.

— Я такого оружия не только в руках не держал, — сказал старший лейтенант Рапсодин, — но даже не представлял, что оно есть у нас на вооружении.

Поленьеву с таким оружием уже и повоевать довелось. И он охотно объяснил, что группа получила автоматы от комплекта экипировки «Ратник», и оружие это позволяет стрелять из-за угла, не высовываясь, чтобы не угодить под встречную очередь. Автомат «АЕК-971» был снабжен установленным над ствольной коробкой монитором, показывающим и прицельную «мушку», и прицельную планку, и вообще все, что находится в той стороне, куда смотрит ствол. В цевье интегрирована миниатюрная видеокамера, синхронизированная с прицелами. Синхронизация производится оружейным баллистическим калькулятором при выставлении точной дистанции стрельбы на прицельной пленке. Сама видеокамера снабжена стандартным армейским лазерным дальномером, но конструкторы не стали утяжелять оружие электроприводом прицельной планки, хотя на некоторых образцах автомата такой электропривод стоит, как помнил Поленьев, но самостоятельно, только нажатием одной кнопки, выставляет на планке нужную дистанцию от стрелка до цели.

— На месте покажу, как лучше пользоваться в боевой обстановке. Например, когда сидишь в окопе, противник наступает, а пулемет не дает тебе возможности стрелять навстречу. Голову над бруствером не поднимешь… Но ствол поднять можно и без проблем прицелиться в пулеметчика через монитор.

В дополнение каждому из офицеров выдали на складе еще два маленьких чемоданчика с оснасткой для автомата. В оснастку входили тактический глушитель и различные прицелы — от коллиматорного и тепловизионного до простого оптического. Все это требовалось взять с собой, хотя что-то могло и не пригодиться. На другом складе бойцы и их командир получили свои планшетники. Причем старшему лейтенанту Рапсодину досталось целых два планшетника, один с танковой программой, второй с программой управления беспилотниками. А Русу Григорьевичу вручили упаковку с персональным «шлемом».

Все это, включая еще множество мелочей типа получения сухого пайка, шанцевого инструмента и прочего, заняло время практически до вечера. И только под конец рабочего дня ворота части открылись и на территорию въехал автобус. Салон его был забит коробками, которые старший лейтенант Рапсодин проверял по своему персональному списку. Поленьев догадался, что это какая-то аппаратура РЭБ. И только после этого группа получила приказ загружаться в автобус, чтобы отправиться в Жуковский, где бойцов уже ждали самолеты военно-транспортной авиации.

Проводить их вышли полковники Самородников и Растопчин и генерал Безбородов, для такого торжественного случая надевший свой мундир. Как-никак, это была первая пробная группа, которую он отправлял. Когда автобус уже тронулся и делал круг по площадке перед штабным корпусом, Поленьев увидел, как генерал крестит автобус, благословляя группу на удачную работу…

Каждый из бойцов по дороге до аэропорта, а дорога эта был неблизкой, уже достал свой планшетник и начал тренировку. Командир группы, хотя до этого показывал результаты, которыми остался доволен даже генерал, тем не менее тоже тренировался, правда, пока без своего персонального «шлема». Хотелось выйти в Интернет, может, список пассажиров все же появился. Но выхода в Интернет не было. Не было пока даже возможности воспользоваться комплексом управления «Андромеда-Д» и спросить генерала о новостях относительно теракта.

На аэродроме их уже ждали. Автобус беспрепятственно пропустили прямо на летное поле, и он высадил группу рядом с большим военно-транспортным самолетом «Ил-76», который не успел еще убрать мостик и закрыть задний грузовой люк, через который происходила загрузка танков-роботов. Около самолета стоял солдат научной роты, который недавно инструктировал Поленьева по возможным изменениям в программе, и держал в руках пульт управления. Видимо, он и заводил роботов в люк.

Солдат тоже узнал Поленьева, сразу шагнул навстречу, неумело козырнул и доложил:

— Товарищ старший лейтенант, погрузка успешно завершена. Вся спецтехника надежно установлена и зафиксирована внутренними креплениями. Двигатели поставлены в режим консервации. Перед разгрузкой не забудьте перевести двигатели в рабочий режим. И перед использованием не забудьте активировать режим синхронизации компьютеров-роботов и ваших планшетников, иначе не будет совместимости. — Солдат протянул Русу Григорьевичу свой пульт, как эстафетную палочку.

— А что, с планшетников разгрузку произвести невозможно? — спросил Поленьев, принимая пульт в руки.

— Если сделаете синхронизацию — без проблем. Только зачем это всем показывать…

— Понял. Спасибо. Можешь быть свободен. На нашем автобусе поедешь?

— Никак нет. У нас своя машина. Сейчас разгрузят автобус, и поедем…

Подошел пилот в кожаной куртке без погон, но в армейской летной фуражке.

— Старлей Поленьев? — спросил он.

— Так точно.

— Подполковник Колыванов. Командир вашего борта. Занимайте места. В начале салона есть пассажирские кресла. Летим сначала до Астрахани — полтора часа полета, там посадка и дозаправка, там же нас возьмут под сопровождение истребители. Дальше летим через Иран и Ирак. В Ираке еще одна посадка и дозаправка. А там напрямую в «Хмеймим». На нашей базе будем садиться и разгружаться. Там посторонних глаз минимум. Вопросы есть?

— В Астрахани и в Ираке нам из самолета выходить?

— В Астрахани — обязательно. Так у нас положено. В Ираке можете оставаться на местах. Там американская система. У экипажа есть иранские визы, а у вашего личного состава, насколько я знаю, только сирийские. Еще вопросы…

— Сколько всего часов будем находиться в полете?

— Чуть меньше пяти. Это всего… Средняя высота около двенадцати километров. Над Каспием будем ниже лететь, почти над водой. Дальше поднимемся и полетим над пустынными горами.

— А что, без посадки такая махина долететь не может? — кивнул на самолет капитан-лейтенант.

— Может, — улыбнулся подполковник. — У нас дальность полета шесть тысяч семьсот километров, а здесь всего-то чуть больше четырех. Но прикрытию подзаправиться требуется. У них дальность ограничена. И вообще, мы сами себе маршрут не прокладываем, как приказали, так и летим.

— Я понял, товарищ подполковник.

— Самолет не пассажирский, следовательно, обедов мы не возим. Кофе будет, обещаю, но только растворимый. А остальное — что с собой взяли.

— Понятно. Мы ночью вообще стараемся не есть, фигуры бережем, — пошутил старший лейтенант Поленьев.

— Фигуры… Как моя жена… — хмыкнул подполковник. — Она, как за центнер перевалила, так вспомнила про фигуру. После пяти, говорит, не ест. Когда я дома, думаю. Но даже когда не в полете, раньше восьми я редко возвращаюсь. Вот ее в самолет не возьму… Вернее, самолет не возьмет… Загружайтесь…

— У меня первая жена, — сказал капитан-лейтенант Солнцехранов, — даже бумажку на холодильник повесила: «С завтрашнего дня после пяти не ем». И каждый день радовалась, что только с завтрашнего дня…

— Общие проблемы… — вежливо принял «бородатую» шутку командир корабля, развернулся и ушел.

Солдаты научной роты уже выгрузили коробки из автобуса. Малочисленной группе войти в длинный салон было не долго. Поленьев не поленился посчитать. В самолете было пять танков-роботов и пять роботов-автоматчиков. А всего летело пять самолетов «Ил-76». Остальные стояли в стороне, дожидаясь команды диспетчера, чтобы вырулить на взлетно-посадочную полосу. Они, видимо, несли еще какой-то груз…

В Астрахань прилетели уже в начинающихся сумерках. Посадка была совершена на военном аэродроме. Старший лейтенант Поленьев нашел подполковника Колыванова и поинтересовался, не опасно ли оставлять без присмотра секретный груз.

— Груз секретный? — переспросил подполковник. — Нас не предупреждали. Сказали только, что лучше, чтобы посторонние не наблюдали ни погрузку, ни разгрузку. Но это было сказано как-то обтекаемо, без конкретики. Короче говоря, так… Я оставляю бортмеханика следить за заправкой, и с вашей стороны кого-то оставьте в салоне. Только пусть не высовывается наружу. При заправке посторонние не должны присутствовать. Такие правила.

— Хорошо. Я сам останусь…

Как командир, Поленьев выбрал для себя самую сложную задачу — отказал себе в удовольствии прогуляться и размять ноги. И, когда все вышли, он, оставшись в одиночестве, не стал смотреть в иллюминатор за тем, как проходит заправка, а просто встал и сделал сотню приседаний подряд, разгоняя кровь по организму. Упражнение вернуло свежесть и телу, и мыслям. На стоянке пользоваться сотовыми телефонами разрешалось, и Рус Григорьевич снова попытался дозвониться до жены. Однако результат был прежним. И этот результат мог одинаково обозначать и то, что они были среди погибших пассажиров, и то, что жена проявила свою обычную бережливость и выключила трубку, чтобы не пользоваться ею в международном роуминге. Как ни странно, мысли о привычной бережливости жены, которую раньше Рус Григорьевич иногда в сердцах довольно мягко называл свирепой жадностью, сейчас успокаивали и согревали.

Заправка самолета много времени не заняла. Скоро вернулась группа, потом вернулся и экипаж. Из кабины вышел бортмеханик, спросил, все ли в порядке у пассажиров. После чего самолет взлетел. Во время полета над Каспийским морем смотреть в иллюминатор было скучно — слишком унылая и однообразная картина. К тому же вскоре уже подступила полная темнота, и в темноте этой можно было рассмотреть только красный раскаленный воздух, выходящий из сопла летящего далеко сбоку истребителя. Такие же чувства испытывали, видимо, все члены группы операторов-испытателей, поэтому никто не смотрел в иллюминаторы, предпочитая заниматься своими планшетниками. Программы-тренажеры уже были достаточно изучены, и это тоже быстро надоело. Глаза стали сами собой закрываться, и офицеры благополучно задремали. Проснулись оттого, что самолет начал резко набирать высоту, отчего тело с силой вдавливало в кресло. Это значило, что Каспийское море осталось позади и самолет уже находится над территорией Ирана.

Рус Григорьевич посмотрел в иллюминатор. Внизу виднелись очерченные строгой, хотя и ломаной линией огни. Он снова положил на колени планшетник и принялся за тренировку…

Из кабины пилотов вышел бортмеханик и прошел в глубину салона мимо пассажирских кресел, вроде бы спавший до этого капитан-лейтенант флота резко открыл глаза, придержал его за рукав и спросил:

— Долго нам еще лететь?

— Через десять минут посадка в Ираке. А там уже я не знаю сколько, — пожал плечами бортмеханик. — Нужно командира или штурмана спрашивать, они точно скажут.

— В Ираке нам тоже следует погулять?

— Нет. Там и вы, и экипаж на месте остаются. Один я работаю. Это условия перелета… — ответил бортмеханик, высвободил свой рукав и пошел дальше по салону.

Солнцехранов, кажется, ответом удовлетворился и благополучно снова задремал, не желая заниматься на тренажере. Поленьев хотел было посоветовать ему все же включить планшетник, но тот слишком сладко, почти по-детски, посапывал, и командир не стал его будить. Время для занятий еще останется на последнем перелете…

Аэродром в Ираке, где самолеты совершили посадку для дозаправки, был большим и чисто военным. Об этом говорили незнакомые силуэты самолетов, базирующихся здесь.

— Понятно, почему нас не хотят здесь выпускать, — сделал вывод старший лейтенант Воропаев, выглядывая в иллюминатор. — Самолеты здесь и американские, и французские, и английские, кажется… Да, точно, английские…

— Да, — согласился Поленьев. — Опасаются, что мы американским летчикам морды чистить будем… Справедливое, надо сказать, опасение…

— Уж очень быстро мы над Ираном пролетели. Я даже Тегеран сверху рассмотреть не успел, — пошутил Солнцехранов.

— Иран не любит, когда над его территорией даже союзники летают, — высказал свое мнение Рус Григорьевич. — Иранцы вообще народ серьезный. И никогда не знаешь, как они те или иные твои действия воспримут. На что-то могут и сквозь пальцы посмотреть, а назавтра к пустяку придраться.

Он рассказал классическую историю, как во время афганской войны ошибся штурман вертолетного звена и высадил два взвода спецназа ГРУ не рядом с кишлаком, занятым «духами», а пересек границу и высадил бойцов в Иране, рядом с иранской деревней. Спецназ пошел в атаку, перебил пограничников на местном посту и уничтожил пост жандармерии. И только после этого командир одного из взводов обратил внимание на иранский флаг над административным зданием. Скандал мог бы получиться большой. Но на следующий день Громыко, министр иностранных дел СССР, вместо того чтобы лететь в Бонн, где его ждали, полетел в Тегеран с извинениями. Извинения были приняты легко и с пониманием.

— А недавно, когда ООН запретило продавать Ирану оружие и наши отложили поставки С-300… Не отказались, а только отложили до лучших времен, иранцы на Россию в суд подали. На единственную, пожалуй, на тот момент, страну, которая их поддерживала. Китай позже к нам присоединился. Так что никогда не знаешь, чего от Ирана ждать. Они себя все еще Великой Персией называют и хотят, чтобы другие страны от одного этого названия трепетали…

— А скажи, командир, — не удержался и здесь, чтобы не задать вопрос, Солнцехранов. — С точки зрения спецназа, с кем нам лучше воевать, с Китаем или с США?

Вопрос был совершенно дурацкий. Настолько дурацкий, что Рус Григорьевич сначала даже отвечать на него не пожелал, а просто отвернулся. Но потом, некоторое время подумав, все же ответил:

— Лучше ни с теми, ни с другими. И лучше, чтобы они друг с другом тоже не воевали. Чтобы победителя не было. Пусть просто друг друга пугают и нас опасаются. Пока существуют и США, и Китай, они оба ищут в России союзника друг против друга. А если кого-то из них не станет, тогда ситуация изменится. США — страна с финансовыми ресурсами, которые нам и не снились. Трудно с ними воевать, если война вдруг затянется, скажем, на пару недель. Их можно только сразу уничтожить, чтобы эти ресурсы не помогли… А Китай… Не стоит забывать, что каждый четвертый человек на земле — китаец. Когда-то Мао Цзэдун выдвинул концепцию войны против Советского Союза. Предложил в первый же день войны сдать в плен двести пятьдесят миллионов, и пусть Советский Союз попробует их прокормить. Тогда в Советском Союзе, кстати, было населения двести девяносто миллионов, которые тоже жили не слишком сытно. Но люди были совсем другие. Сейчас народ или зажиревший, или бессильный, кроме компьютерной мыши, ничего поднять не умеющий. Каждый призыв с такими сталкиваюсь. Менять свою жизнь, чтобы кого-то прокормить, они не смогут и не захотят. А концепцию «великого кормчего» никто не отменял. Вот и думай после этого сам, с кем и как воевать, если тебе уж так приспичило…

Поленьев говорил сердито и с напором, словно отсекал от себя все дальнейшие вопросы капитан-лейтенанта. Но сам при этом понимал, что у него нервы тоже не из металла выкованы, и беспокойство за семью прорвалось таким вот образом…

Аэродром «Хмеймим», где бетонная взлетная полоса, как поговаривали, слегка оплавилась от частого использования во время самых интенсивных действий российских военно-космических сил, встретил группу прохладным утренним воздухом и ярким, хотя и не жарким еще солнцем.

— Планшетники убрали, — распорядился Рус Григорьевич. — Разгрузку выполнять с помощью пульта, чтобы не демаскироваться раньше времени. Разгружать поочередно, начиная с первого самолета.

Он передал пульт, оставленный в его руках солдатом научной роты, старшему лейтенанту Воропаеву, словно этим жестом назначая его ответственным за выгрузку роботов.

— Куда их ставить будем? — спросил Воропаев.

— Сейчас нам сообщат. Должны были заранее ангар для нас поставить.

Самолет с группой испытателей приземлился последним среди военно-транспортных самолетов. И, едва он зарулил, согласно указаниям диспетчера, на стояночную площадку, откуда-то сбоку на высокой скорости приблизился пятиместный пикап «Тойота Тундра» с крупнокалиберным пулеметом, установленным в кузове. Однако рядом с пулеметом никого не было видно. Только в момент, когда пикап приблизился и остановился рядом с открывающимся люком в передней части самолета, Рус Григорьевич увидел в иллюминатор, что в кузове на дне полулежит человек, видимо, пулеметчик. Он был в шортах и в майке песочного цвета, с откровенно славянским лицом.

Из кабины пикапа вышли три человека, все, как понял Поленьев, российские офицеры. Только водитель, оставшийся в кабине, внешне походил на сирийца.

Тем временем входной люк самолета открылся, бортмеханик опустил лесенку, и экипаж вышел первым. Следом двинулись и операторы-испытатели.

Приехавшие на пикапе офицеры спросили что-то у командира экипажа, тот молча кивнул за спину. И как только группа испытателей спустилась, от встречающих отделился немолодой широкоплечий рослый офицер и вопросительно позвал:

— Старший лейтенант Поленьев…

— Я! — шагнул вперед Рус Григорьевич.

— Полковник Вохминцев, оперативное управление ГРУ, — представился офицер. — Мне приказано вас встретить и быть вашим, так сказать, гидом. Техника прибыла с вами?

— Так точно, товарищ полковник, — прокричал Поленьев, потому что по взлетно-посадочной полосе с ревом пробежал один из истребителей сопровождения. Сразу подумалось, как же здесь приходится кричать, когда самолет уходит на взлет!

— С минуты на минуту должны прибыть трейлеры. Будем сразу загружать вашу технику туда и отправлять на место. Говорят, техника у вас не самая легкая?

— Двадцать две машины по десять тонн, пять машин полегче.

— Ну это не много. Трейлеры для тяжелых танков предназначены. Все разместим. Только перевозить лучше не одной колонной, по мере загрузки будем отправлять вместе с вашими людьми. И охрана с ними.

— А ехать далеко?

— Около ста сорока километров. Взглядов со стороны избежать не получится, поэтому будем маскировать. Дорогу постоянно просматривают с беспилотников противника. А от них, как мне сообщили, вы сами на месте избавитесь.

— Избавимся, товарищ полковник, — уверенно гарантировал стоящий сбоку от командира группы старший лейтенант Рапсодин. — К этому мы подготовились…

В кармане у Руса Григорьевича зазвонила трубка. По звонку он понял, что это не его собственная, которая, кстати, осталась в сейфе полковника Самородникова, а служебный смартфон «Блекберри».

— Извините, товарищ полковник, — произнес старший лейтенант, посмотрел на определитель — номер звонившего ему был незнаком, отошел в сторону и тут увидел, что человек у пулемета в кузове пикапа тоже держит трубку у уха.

— Я слушаю, — ответил Поленьев. — Кто это?

— Привет, Рус Григорьевич. Познакомимся… Я — бывший старший лейтенант спецназа ГРУ. Моя фамилия Лесничий. Сейчас я возглавляю боевую группу частной военной компании «Волкодав», но с ГРУ по-прежнему сотрудничаю. Мне пообещали, что я буду и с тобой сотрудничать. Ты в курсе дела?

Об этом сотрудничестве Поленьева предупреждал в последнем разговоре полковник Растопчин.

— В курсе… — сказал Рус Григорьевич, подходя к человеку в пикапе. — Разговор кодируется?

— Шифруется… — поправил Лесничий, легко выпрыгивая из кузова. — Такая же трубка, как у тебя. Тот же самый шифратор, не имеющий аналогов. Но мы потом еще поговорим. Ты пока решай свои организационные вопросы. Меня, кстати, зовут Сергей Ильич. Если будет необходимость позвонить, звони. Мы уже частично научились решать местные проблемы. Постараемся помочь. Еще одно… Выйти на связь с майором Цхогаловым пока не пытайся. Там есть, кажется, серьезные проблемы. Позже, когда все выясню, я тебе расскажу…

Лесничий, похоже, владел большим объемом информации, если знал даже о Цхогалове.

— Договорились, — охотно согласился Поленьев. Все же сотрудничать даже с бывшим офицером спецназа ГРУ ему было проще, чем с офицерами своей группы, составленной из представителей разных родов войск. На своих как-то легче положиться. — У тебя в группе какие войска представлены?

— Только спецназ ГРУ. Все бывшие. Один тебя, кстати, хорошо знает. Лейтенант Величко…

— Емельян?

— Да. Емельян Герасимович.

— Но он же…

— Нет. Уже не там. Можно сказать, досрочно освобожден. Стараниями ГРУ.

— У нас в батальоне пытались его искать. После побега…

— Если ГРУ организует побег, искать человека можно только в самой «горячей точке», даже в «кипящей точке». Больше его нигде быть не может. Очень, значит, понадобился стране. Но ты, надеюсь, о сказанном забудешь. И о предстоящей встрече тоже.

— Можно было бы не предупреждать. Привет ему. Рад буду снова встретиться. Он, правда, в соседней роте был, но это не важно. Мы жили в ДОСе[30] на одной улице.

— Встретитесь. Иди, тебя ждут.

Старший лейтенант Поленьев вернулся к полковнику Вохминцеву.

— С КПП позвонили, — сказал тот, — трейлеры пришли. Я там специально для трейлеров провожатого оставлял. Сейчас приедут. Начинайте разгрузку.

— А здесь беспилотники не летают? — поинтересовался Рус Григорьевич.

— Когда авиабазу осваивали, еще только ангары строили, и самолеты еще ждали, в день по пять штук сбивали. Потом просто сажать начали. Сирийцам парк дронов пополнили существенно. Сейчас уже не летают… Тут кругом приборы РЭБ стоят. Ни один беспилотник не прорвется…

Выгрузка прошла успешно и быстро, вполне слаженно, согласно подготовленному кем-то плану действий. Трейлеры подъезжали прямо к самолетам. Роботы, повинуясь четким командам с пульта в руках старшего лейтенанта Воропаева, выезжали по грузовому трапу своим ходом и после короткой, в пять метров, пробежки по бетону заезжали на трейлер по другому трапу. Там солдаты морской пехоты, входящие в обслуживание и охрану авиационной базы, натянув поверх своих традиционных тельняшек майки песочного цвета, накрывали «Ураны» брезентом. Туда же выгружали ящики с боезапасом.

Старший лейтенант Рапсодин очень волновался относительно своих коробок, которые морские пехотинцы загружали между роботами. По одному этому беспокойству нетрудно было понять, что груз в коробках очень хрупкий.

По мере загрузки трейлеры уходили. С ними уезжали частями и солдаты морской пехоты, они обеспечивали грузу охрану. Операторы-испытатели ехали со своими машинами. Последним, как и полагается, должен был ехать командир, который забрал у старшего лейтенанта Воропаева пульт и самостоятельно выгружал из самолетов и загружал в трейлеры свои подопечные машины. Но это была достаточно простая работа. Управлять одним роботом несложно, это не управление одновременно пятнадцатью.

Приехавшие на пикапе офицеры ждали завершения, наблюдая за процессом. Вместе с другими дожидался завершения и командир боевой группы частной военной компании Лесничий. К Русу Григорьевичу он больше не подходил. Когда погрузка была закончена, офицеры сели в пикап, Поленьев сел в кабину трейлера, и остатки колонны двинулись по заранее известному водителю маршруту. Дорога показалась долгой, хотя ехали без остановки и с постоянной аккуратной скоростью.

Чтобы посмотреть на дорогу в боковое зеркало заднего вида, Поленьеву приходилось несколько раз наклоняться. Пикап «Тойота Тундра» с пулеметом в кузове так и ехал позади. Он, видимо, служил прикрытием, хотя между роботами в трейлере устроились с автоматами, снабженными заряженными подствольными гранатометами, пятеро морских пехотинцев. Выполняли такую же задачу, что и офицеры в пикапе. Однако, к счастью, стрелять никому ни в кого не пришлось. Благополучно добрались до места, где трейлер сразу въехал в распахнутые ворота модульного ангара. Другие трейлеры уже разгружались в этом просторном помещении…

На оперативном совещании в штабе корпуса старший лейтенант Поленьев сидел сбоку, у стены, ничего не понимая в происходящем обсуждении и предоставив решать все вопросы тем российским офицерам, которые сидели рядом со своими переводчиками. О переводчике для командира группы операторов-испытателей никто не позаботился, но, видимо, не потому, что он званием не вышел. Или просто забыли, или не сочли необходимым. И вообще Поленьев не понимал, зачем его привели на это совещание. В любом случае по окончании ему все объяснят и дадут конкретное задание, так пообещал полковник Вохминцев. Присутствующий здесь же командир боевой группы «Волкодав» Лесничий, хотя и был тоже старшим лейтенантом, причем бывшим, как сам себя назвал, переводчика имел. Но он уже не первый день находится в Сирии. Если Поленьеву придется задержаться, то, скорее всего, и он переводчиком обзаведется. Но Рус Григорьевич задерживаться категорично не намеревался. Такая срочная командировка, почти без подготовки, без притирки членов группы один к другому, не может быть длительной. Да и запланирована всего одна операция с участием роботов.

Практически продремав с открытыми глазами все время оперативного совещания, хотя и слышал, как несколько раз прозвучала его фамилия, Рус Григорьевич встал, когда встали все, и поймал приглашающий взгляд полковника Вохминцева. Значит, сейчас будут объяснять, понял старший лейтенант.

Полковник, приблизившись, взял его под локоть и повел к выходу из кабинета. Как оказалось, у полковника на том же этаже, только на другой стороне коридора, был и свой кабинет. Хотя, скорее всего, это был кабинет не лично полковника, а нескольких российских офицеров, которые уже заходили внутрь. Вохминцев не спешил занять свое место, а на длинном приставном столе для заседаний развернул принесенную с совещания карту. С этой картой он с помощью переводчика делал доклад оперативному совещанию.

— Смотрите сюда, старлей… — начал полковник, держа в руке наполовину красный, наполовину синий карандаш, которым пользовался вместо указки. — Вот это — место вашего предстоящего действия. Сейчас я приглашу сюда мукаддама аль-Сеида. Вы сведете его со своим старлеем Рапсодиным, и они поедут устанавливать аппаратуру РЭБ. Рапсодина можете не искать, я уже его вызвал, он должен вот-вот подойти. Мукаддам аль-Сеид сам в вопросах РЭБ соображает и подскажет, где лучше установить. Главное, самого аль-Сеида не испугаться. У него лицо такое… я бы сказал, нестандартное. Но человек он добрейший. Нужно создать полную блокировку от возможных приглядов беспилотников. Ну, наш специалист получил в Москве полный инструктаж, и Рапсодин всю аппаратуру имеет в наличии, так что с местным специалистом они общий язык найдут. А потом уже, когда все будет сделано, ферик авваль Яльда[31] выделит вам человека, надеюсь, это будет толковый человек, я просил выделить для вас накиба[32] Марона, который когда-то заканчивал Рязанское десантное училище, русским языком владеет свободно, и вы начнете работу. Сирийский спецназ будет вам помогать. Они в вопросах маскировки не одну собаку съели. Да они уже начали и блиндажи для вашей группы строить…

— Собак жалко, товарищ полковник, — пошутил Поленьев.

— Не говорите этого сирийцам. Для них собака — нечистое животное, и еще очень сильное оскорбление. Привыкайте к местной обстановке. Я уже рекомендовал Лесничему, с которым вы, кажется, успели познакомиться, не употреблять везде название своей частной военной компании…

— Где он, кстати? Он же сидел на совещании…

— Он вам нужен?

— Нужен. И я ему. Мы же из одной системы. И вообще, у него в группе мой старый товарищ-сослуживец, с которым давно не виделись. Надо бы встретиться.

— Могу позвонить, пригласить. Его группа соберется… — Полковник посмотрел на часы: — Думаю, часа через два-три. Звонить?

— Не надо. Сам найдется.

В дверь постучали. Один из российских офицеров в майке открыл дверь. За порогом стоял старший лейтенант Рапсодин.

Полковник Вохминцев молча вытащил из кармана трубку, позвонил и стал разговаривать на арабском языке, но Поленьев несколько раз уловил слово «мукаддам». Значит, полковник приглашал к себе в кабинет аль-Сеида…

Часовой Мади Муратов умер, можно сказать, на руках майора Цхогалова. Рассказ о том, как он получил смертельное ранение, отнял у часового не только последние силы, но и жизнь, при расставании с которой он сильно вздрогнул и резко выдохнул, изгоняя из себя весь воздух.

— Не стал нас задерживать… Соображает… — недобро пошутил капитан Аббасов. — В штаб один пойдешь?

Салман поморщился. Ему шутка не понравилась, нехорошо шутить над смертью. Тем не менее ответил спокойно:

— Один. Вы здесь отдыхайте. С моим рюкзаком осторожнее. Похоже, эмир активировал взрыватель в ловушке. Руками не трогать. Ногами — тем более[33]. Я пошел с докладом.

На улице уже активно светало.

Тропа вела в тылы и считалась безопасной. Сюда не долетали пули сирийских снайперов, поскольку сама тропа прикрывалась со всех сторон высотами. Салман миновал место, где он меньше суток назад встретился с эмиром Идрисом. Подумалось, что хорошо бы снова с ним встретиться на этой тропе, вдали от чужих глаз. Тогда можно было бы задать эмиру несколько важных вопросов и категорично потребовать ответа.

В принципе, Салман не думал, что эмир подозревал его. Просто это, скорее всего, был один из вариантов борьбы за власть, стремление убрать конкурента. Кстати, достаточно жестокое действие, потому что взрыв «МС-4» в помещении привел бы к гибели всех, кто там находился. Но эмир не привык считаться с человеческими жизнями. Об этом говорит и удар ножом часового. Мальчишка Мади никак не ожидал такого предательства от эмира и потому подставил ему под нож свой живот. Хорошо, если снайпер «волкодавов» уничтожит Идриса Дуквахова. Но еще лучше, если снайпер промахнется и эмир встретится на пустынной тропе с Салманом. Такого врага бывает приятно уничтожить собственноручно. Салман никогда не был жестоким человеком. Но уничтожить жестокого человека — это не есть акт собственной жестокости. Это есть акт возмездия.

Но тропа, пока она вела через пустынное пространство между высотами, была пуста. Не встретился эмир и позже, когда она уперлась в штабной лагерь. Пройдя между палатками, Салман остановился рядом с часовым у палатки начальника штаба. Часовой издал короткий горловой звук, и из палатки вышел другой часовой, вопросительно посмотрел на Салмана.

— Доложи начальнику штаба, что Сулейман Цхогалов вернулся из разведки с ценными данными.

Часовой быстро ушел и так же быстро вернулся. Поклонившись, жестом пригласил Цхогалова пройти и даже полог палатки придержал. За пологом стояли еще четыре человека с автоматами в руках. Но они не смотрели на майора, а выслушивали инструктаж пятого. Внешне это не выглядело опасным, хотя Салману показалось, что обстановка в палатке какая-то напряженная. Он всегда считал, что у него неплохая интуиция, и обычно она его не подводила. Тем не менее отступать было поздно. Пришел, значит, следует идти дальше.

Просторная палатка, где находился начальник штаба, была полна людей. Он дал команду, и все вышли, кроме одного человека, сидевшего у брезентовой стены, которую украсили красивым зелено-красным ковром. Этот человек так внимательно смотрел на Цхогалова, что тому это явно не понравилось.

— Как прошла разведка? — спросил аль-Завагани.

— С одной стороны, удачно. С другой — очень плохо, раис[34]…

— К плохим новостям мы сегодня уже прикоснулись. Ты в курсе, Сулейман, что случилось с твоим эмиром?

— Он сошел с ума?

— Похоже на то… Его послали в разведку. По данным с беспилотника, разведка должна была попасть на освобожденные сирийцами окопы. Но там оказался целый отряд сирийцев, и эмир Идрис, вместо того чтобы сразу отступить, захотел повести разведку в атаку, чтобы выбить их, даже не зная, сколько в отряде человек. И сразу получил пулю в глаз… Хорошо, что у других хватило ума отступить. Даже тело эмира смогли вынести, потеряв при этом еще троих. Но Дуквахова мне лично жалко. Он был хорошим эмиром… Пуля в глаз… Так и предстанет перед Аллахом одноглазым…

— Легко отделался, — заметил Цхогалов. — Если бы он вернулся, мы выбили бы ему оба глаза! И слепым послали бы в атаку через минное поле.

— Почему ты так сказал? Что произошло? — поднимаясь, возмущенно воскликнул начальник штаба.

— В нашем народе людей, которые воруют у своих же товарищей, зовут крысами. А тех, кто убивает товарищей, самих убивают медленно и жестоко.

— Что произошло? — вслед за начальником штаба спросил человек, сидящий у стены.

Салман посмотрел на него вопросительно, потом перевел такой же вопросительный взгляд на начальника штаба, не зная, имеет ли право этот человек задавать вопросы.

— Это наш начальник контрразведки, — представил его начальник штаба, и Салман тогда ответил:

— Когда я с джамаатом ушел в разведку, эмир вернулся в блиндаж. В блиндаже оставался только часовой, молодой моджахед Мади Муратов. Мади не ждал от эмира никакой подлости, но все же спросил, зачем тот вернулся. Эмир сказал, что ему нужно взять кое-что из своего рюкзака. Часовой остался снаружи, но эмира не было очень долго. Мади заглянул в блиндаж, увидел, что эмир копается в чужих рюкзаках, и сказал ему об этом. В результате эмир воткнул Мади нож в живот — тот был без бронежилета — и бросил часового умирать. Когда я с остатками своего джамаата вернулся, Мади был еще жив и все рассказал. А потом умер у меня на руках.

— А что пропало у моджахедов? — спросил начальник контрразведки.

— Не знаю. Нас от всего джамаата осталось только четверо.

— Тоже засада в окопе?

— Нет. В окопе никого не было. Мы даже блиндаж обыскали, но никаких документов не нашли. Тогда двинулись дальше, в тылы к сирийцам.

— Глубоко?

— Я планировал посмотреть высоты, где раньше минометы стояли.

— И как?

— Мы туда не дошли.

— По какой причине?

— С ближайшей высоты мы вышли на рокаду[35], а там проезжала легковая машина. У меня было задание добыть «языка». В легковой машине мог ехать ответственный чин. Я послал людей, чтобы подстрелили водителя и захватили пассажира, если он там будет. Все получилось удачно. Машина после очереди в водителя вылетела с дороги, пассажир только нос себе разбил, но был живым и здоровым. — Салман рассказывал то, что должен был подготовить на той стороне Лесничий. Чтобы все можно было проверить после наступления.

— И где он? — нетерпеливо спросил начальник штаба.

— Кто он? — перебил его контрразведчик.

— Некий мукаддам из службы обеспечения сирийского штаба артиллерийского корпуса. При нем были документы. Но я на всякий случай еще и допросил его сразу. Подумал, если этот ничего не скажет, надо искать другого. Но и сами документы говорили за него немало… Вот…

Салман вытащил из большого кармана «разгрузки» сложенные вчетверо листы бумаги и документы мукаддама. Все положил на стол перед начальником штаба.

— Ты сам смотрел? — спросил тот мимоходом и начал читать.

— Только поверхностно.

— Очень важные бумаги ты добыл… А что с самим мукаддамом? Что с джамаатом?

— У нас в плане было посещение трех линий обороны сирийцев. Потому мы не стали сразу возвращаться, а двинулись сначала на нейтральную территорию и там колонной передвигались по склону высоты. Я шел впереди. Я и трое моджахедов только успели свернуть за скалу, когда раздалась целая серия взрывов. Похоже, мы нарвались на минное поле, не обозначенное на карте. Мины, как я понял, сдетонировали одна от другой, плотно были установлены. Джамаат уничтожило осколками. Сирийскому мукаддаму оторвало обе ноги выше колен. Мы его не смогли бы живым донести, оставили там умирать. Пытались оказать помощь своим. Из всех было только трое раненых. Другие погибли сразу, слишком много было осколков. Но и этим троим помочь было невозможно.

— А из вас четверых никого даже не ранило?

— Мы за скалу свернули. Остальные были на открытом месте.

Аль-Завагани переглянулся с начальником контрразведки и сказал:

— Ладно, Сулейман, иди в свой блиндаж… Спасибо тебе за хорошую службу. Сведения ты принес важные. Это как раз то, чего нам не хватало.

— Я к вам в блиндаж заеду через часик, — пообещал начальник контрразведки. — Хочу кое-что спросить… Чаем угостите?

— Водку мы не пьем. А чаем всегда будем рады угостить. Приезжайте… И… Чтобы я успел обдумать… что вы хотите спросить? О чем будут вопросы?

— О вашем брате…

Командир роты сирийского армейского спецназа накиб Марон, как оказалось, в самом деле, разговаривает на русском языке лучше, чем представители многих народов России. Как только старший лейтенант Рапсодин позвонил Поленьеву и доложил, что оборудование выставлено и прикрытие с воздуха полностью обеспечено, полковник Вохминцев начал объяснять Русу Григорьевичу то, что в подробностях, только без привязки к местности, объяснял ему перед отъездом полковник Растопчин. Но Вохминцев показывал определенные точки, где спецназ сирийской армии, как оказалось, уже трое суток проводил работы, подготавливая места для операторов-испытателей и их техники. Теперь осталось только загнать технику на место, подготовить ее для ведения последующего боя и дожидаться нужного момента.

Суть операции сводилась к следующему. Разведка «Джабхат-ан-Нусры» получала данные, что линия соприкосновения с сирийской армией со стороны последней достаточно дырявая. Правительственные силы просто не имели в наличии необходимое количество подразделений, чтобы полностью прикрыть весь фронт. «Джабхат-ан-Нусра», как обычно, не упустит свой шанс провести контрнаступление. И террористов пропустят. Пропустят прямо через позицию, которую займут испытатели со своими боевыми роботами. А потом двумя одновременными фланговыми ударами обеспечат окружение. Как только окружение будет завершено, сирийская армия двинется в атаку со всех сторон. Одновременно роботы должны ударить в спину террористам. Главное состояло в том, чтобы не обнаружить себя раньше времени и не действовать малыми силами против намного превосходящих сил «Джабхат-ан-Нусры».

— Места дислокации устраивают? — поинтересовался Вохминцев.

— Я бы предпочел иметь лучший обзор, — вяло возразил старший лейтенант Поленьев. — Рядом расположены господствующие высоты…

— А ты думаешь, террористы не пожелают эти высоты занять? — удивился накиб Марон. — Я так думаю, что они сразу установят на них свои минометные батареи. А по склонам, как обычно делают, выроют окопы для прикрытия и очень быстро нарвутся на тебя и твоих парней. Хотя одна высота, пусть и не господствующая, для вас выделена. Правда, оттуда обзор есть только на тылы «Джабхат-ан-Нусры»…

— Тем не менее обзор у вас будет, — пообещал полковник Вохминцев. — Старлей Воропаев привез с собой два беспилотника, и один ему выделили здесь. Только необходимо будет синхронизировать работу Воропаева и Рапсодина, чтобы РЭБ не помешали нашим беспилотникам передавать для вас картину поля боя. Я не в курсе технических тонкостей, но мукаддам аль-Сеид что-то говорил про выделенные каналы, которые своим не помешают.

— Ну что, — согласился Рус Григорьевич, — тогда будем выезжать на место.

— Да, — кивнул накиб Марон и посмотрел на часы: — До вечера нам надо успеть завершить маскировку. По данным разведки, наступление террористов начнется среди ночи. Точного времени мы выяснить не смогли. Едем…

Начальник контрразведки проводил взглядом Салмана Цхогалова, выждал какое-то время, нужное, чтобы добраться до выхода из палатки, и только после этого встал:

— Он что, действительно принес ценные сведения?

— Накладные на снабжение конкретных частей минами и ракетами для «Града». А где какие части стоят, мы сами знаем.

— То есть мы знаем теперь направление главного удара?

— И даже предполагаемое время сирийского наступления. Здесь указан крайний срок для поставки боезапаса. После этого остается только ночь, а, как обычно, перед рассветом, когда труднее всего просыпаться, начинается наступление. Значит, нужно будет опередить хотя бы на пару часов. Успеть бы подготовиться…

— Да. Действительно ценные сведения. Не опасаешься, что это «деза»?

— Есть подтверждение со стороны разведывательных беспилотников. И визуальное наблюдение подтверждает усиление отдельных участков.

— И ослабление других…

— И ослабление других. Куда мы и ударим. Если усиленные участки не отойдут, они окажутся в окружении. Это еще интереснее. Молодец, Сулейман…

— Салман, а не Сулейман. Видел его реакцию, когда я сказал про брата?

— Он ко мне спиной стоял.

— Или выдержка железная, или чувствует за собой неизвестную нам правоту. Только брови в удивлении поднял. Но я уже расставил снайперов по высотам. Весь их блиндаж под присмотром, уйти, даже если очень захочет, не сможет.

— Тогда я не совсем понимаю, чего ты ждешь!

— Жду данных из Грозного. Сулейману обещали позвонить. Пока есть только слухи, но слухи, оправдывающие Салмана.

— Какие?

— Да, он служил в спецназе МВД, да, он участвовал во многих операциях против наших братьев. Да, он виновен во многих смертях. Но потом застрелил какого-то важного полковника из министерства и вынужден был бежать. Сейчас в розыске не только в Чечне, но и по всей России. Говорят, готовятся документы на международный розыск. Вот это и должны сообщить Сулейману. Если такие документы действительно готовятся, то Салмана можно считать перебежчиком на нашу сторону. Если документов нет, Сулейман сам хотел разобраться с братом. Они уже много лет не виделись. Ладно. Выяснение — вопрос времени. А что там с эмиром Идрисом? Похоже на правду? Или эмир за свой авторитет боялся и искал следы предательства?

— Не знаю. Тело эмира разведчики принесли. Его нож в ножнах со следами крови. Рукав в крови. Не в собственной. По крайней мере, эта кровь была, когда он из своего блиндажа вернулся. А когда за несколько часов до этого от меня задание получал, рукав был чистый. Я заметил бы. Ты же знаешь, я аккуратист. Что он искал в чужих рюкзаках, я не знаю. Но похоже на то, что часового убил он…

Аль-Завагани не хотелось бы, чтобы Салман оказался предателем. Ему нравился этот разведчик, всегда приносящий нужные и важные сведения…

Сразу выехать, однако, не удалось. На выходе, уже перед крыльцом, навстречу попался командир боевой группы «Волкодав» Лесничий. Кивнул накибу Марону как старому доброму знакомому и жестом отозвал Поленьева в сторону.

— У нас тут кое-какие неприятности. И похоже, не только у нас одних, всех могут коснуться. Короче говоря, ты в курсе миссии, которую выполнял в «Джабхат-ан-Нусре» майор Салман Цхогалов? Меня информировали, что ты должен с ним поддерживать связь.

— В общих чертах. Только он здесь разве под именем Салмана?

— Нет. Он был под именем Сулеймана, своего брата-близнеца. Я просто по привычке называю его настоящим именем. Я Салмана знаю давно, еще по командировкам на Кавказ. Мы вместе с ним охотились на Доку Умарова, отслеживали и пытались поймать. А теперь, по воле командования, здесь встретились. Короче говоря, ситуация сложилась такая, что Салман работал в разведке, а Сулейман в контрразведке террористов, и судьба их как-то удачно разводила. А недавно Сулейман откуда-то вернулся и увидел брата. Вернее, увидел какой-то документ, подписанный своим якобы именем, стал разбираться и узнал, что Салман назвался Сулейманом, хотя сам настоящий Сулейман уже несколько лет носит арабское имя, надеясь, что о нем забудут на родине.

— Сложная ситуация, — согласился Поленьев, не очень понимая, что от него требуется, но одновременно думая о том, что Сулейман связан с убийством майора Осинцева и, возможно, со взрывом самолета с российскими туристами, где, может быть, были, хотя точно еще не известно, жена и сын самого Руса Григорьевича.

— Мы прочно работали с Салманом. Но сегодня его, как мы предполагаем, арестовали. Кстати, все разведданные о слабых местах в обороне сирийской армии были представлены, с нашей помощью, Салманом. Отменить наступление бандиты, мы надеемся, не решатся, хотя могут успеть, если будут серьезные сомнения. Но проверить все, конечно, не успеют. Ты уж извини, коллега, но меня лично в этой истории волнует не столько судьба всей операции, сколько судьба Салмана Цхогалова. Вот-вот должна вернуться моя группа. Она прошлой ночью пошла на не совсем оправданный риск — парни забрались в тылы «Джабхат-ан-Нусры». Скоро, с наступлением темноты, будут выходить. Они должны добыть сведения о том, где содержится Салман Цхогалов.

— Каким образом? Я сомневаюсь, что бандиты на стене здания это напишут…

— Трубка… — объяснил Сергей Ильич. — Точно такая же, как у тебя. Наш штатный хакер имеет выход на спутниковый контроль звонков системы ГРУ. Позвонят на трубку, и спутник покажет, где она находится…

— Думаешь, они трубку не отобрали?

— Отобрали. Трубка наверняка в контрразведке. Скорее всего, у Сулеймана. Но он будет держать брата рядом с собой. Это логично с его стороны.

— Да, наверное. Но несанкционированный взлом сервера ГРУ — это серьезное дело. Вашему хакеру за это может достаться…

— Ему не впервой. Он уже получал разрешение на вход в этот сервер. А по серверу ЦРУ, как по своей квартире, прогуливался.

— Толковый, видимо, специалист. Мне было бы интересно с ним пообщаться. Я по гражданской профессии почти дипломированный программист. Когда американцы хотели посадить меня как хакера, я МВТУ бросил и поступил в училище спецназа. Надеюсь, Сергей Ильич, ты мне встречу со своей группой обеспечишь. Только я не пойму, зачем ты мне все это рассказываешь?

— Вот и к главному вопросу подошли, — нахмурился Лесничий. — А вопрос сводится к тому, что Сулейман, если узнает, что наступление опирается на данные, добытые Салманом, приложит все силы, чтобы его отменить. Это вполне реальный вариант. Хотя внешние признаки пока говорят о подготовке наступления, но оно может и не состояться. Вопрос на засыпку… Твои действия в этом случае?

— Тебе проще. Ты — бывший старший лейтенант, как ты сказал. А я еще служу и потому подчиняюсь приказам. Что мне прикажут, то я и буду делать.

— Значит, помочь нам не захочешь…

— А ты мне высказал какую-то просьбу о помощи?

— Я-то высказал, только ты услышать не пожелал…

— Давай без недомолвок. Говори прямо и конкретно.

— Если напрямую, то сразу скажу, что нас только семь человек. Сирийская армия не выделит свой спецназ на такое дело, посчитает это самоубийством. Но мы не собираемся бросать Салмана там. Твои танки могут оказать нам существенную помощь. При их поддержке у нас есть шансы на успех…

Поленьев ничего не ответил.

— Что молчишь? — настаивал Лесничий. — Приказать я тебе не могу. Попросить — я уже попросил. Жду ответа.

— Обговорим, когда ближе к этому делу подойдем. Сначала нужно отработать в «мешке», который сирийская армия завяжет, и я даже не знаю, сколько танков у меня после этого останется. Номер тебе известен. Позвонишь…

Салман вернулся в блиндаж и сразу увидел, что перед блиндажом стоит тренога с вращающимся индикатором оптической активности.

— Зачем индикатор выставили? — поинтересовался он.

— Непонятное дело, командир, — объяснил Альви Аббасов. — Я выставил сюда просто, чтобы аккумулятор проверить, а он сразу определил шесть прицелов на ближайших высотах. Причем все с тыла.

— Понятно. Мы под присмотром. Вернее, я под присмотром. Рюкзаки не трогали?

— Не трогали. А что тебе понятно?

— К нам вскоре приедет начальник контрразведки. Это его страхуют. Нас проверяют, нам не доверяют. И виной всему — я. Вернее, не я, а мой брат. Боюсь, он где-то здесь объявился. Начальник контрразведки так и сказал, что разговор у нас будет касаться моего брата. Эмир еще совсем не вовремя суетиться начал, внимание к нам привлек. Значит, поступим так… Рюкзаки не трогать. Пусть начальник контрразведки войдет в блиндаж. Пусть увидит тело Мади. Пусть сам в рюкзаки сунется. Главное, нам в это время в блиндаж не входить.

— А как это сделать? Он позовет…

— Надо постараться, Вадуд… Помнишь ту комедию, что вы с Олхазаром однажды разыгрывали?

— Сделаем, — пообещал Абдулрахимов, — это мы умеем. Главное, чтобы сам гость не остановился посмотреть. Придется кому-нибудь из нас «лечь», а командир с Вадудом пусть разнимают. Для приличия мы и собственной крови немного прольем…

— Я сначала зайду с гостем в блиндаж, а вы начинайте. Придется мне выскочить. Все должно быть натурально. Ну, морды-то бить вы умеете… А где снайперы сидят? Не стесняйся, показывай пальцем. Пусть знают, что обнаружены.

Система индикатора оптической активности уже определила и сообщила направление. Теперь это направление осталось только в памяти самой системы и капитана Аббасова, он и показал его.

— Какая до них дистанция?

— От километра до полутора. Я здесь не видел других винтовок, кроме «СВД»[36]. Для нас они не опасны. Дразнить будем? — спросил капитан.

— Будем…

— Вадуд! — позвал капитан старшего сержанта. — Винтовку свою неси. Посмотри на индикаторе направление. И припугни…

— Какую винтовку брать?

У снайпера группы была и своя винтовка «СВД», и винтовка джамаата, оставшаяся от убитого разрывом мины сирийского снайпера.

— «Дальнобойку», конечно.

Старший сержант принес из блиндажа оружие, слегка демонстративно снял чехол с прицела крупнокалиберной снайперской винтовки «Барретт М-82», способной стрелять на дистанцию более двух километров, и, едва залег со своим оружием за камень, пристроив на сам камень треногу, индикатор оптической активности сразу запищал, подавая новый сигнал. На сей раз сигнал об изменении обстановки. Спецназовцы МВД Чечни слушать эти сигналы умели хорошо.

— Отбой дает… — констатировал Салман. — Снайперы один за другим с места снимаются, прячутся от «Барретта»…

— И правильно делают, — сделал вывод капитан Аббасов. — Если бы Вадуд перестрелял их, нам нечего было бы предъявить. Мы на линии фронта, вдруг там были снайперы противника! Каждый пожелал бы себя обезопасить.

Салман зашел в блиндаж, перешагнул через тело Мади Муратова, накрытое одеялом, и сел на нары, ни к чему не прикасаясь. Вытащил трубку и позвонил Лесничему.

— Здравствуй, Сергей Ильич!

— Недавно расстались… Произошло что-то?

— Произошло…

Салман в подробностях рассказал о своем положении.

— Это неприятно. Только не понимаю, почему тебя сразу не повязали, если подозревают?

— Думаю, пытаются выяснить по своим каналам. У меня дома тоже «прикрышка» есть. Хорошо бы ты по своим каналам передал моему командованию ситуацию. У меня сеанс связи будет только вечером. Могу не успеть…

— Это я сделаю. Нет проблем.

— Тогда у меня все.

— Подожди. А бросить все и к нам сбежать не сможешь?

— Во-первых, на высотах вокруг сидят снайперы. Нас караулят. Но не это главное. Главное, что начальник штаба принял принесенные мной данные за чистую монету. Если я убегу, наступления «Джабхат-ан-Нусры» не будет.

— А это разве твое дело?

— Не мое. Мое дело — чеченские бандиты. Они уже уничтожены. Свою работу я выполнил. Кстати, с помощью твоего снайпера…

— Да, он сказал, что попал эмиру в глаз. Тем более ты имеешь полное право уйти.

— Осталось наше общее дело. И его следует закончить, если начал. Я так привык работать, Сергей Ильич. И иначе не умею.

— Не знаю даже, что еще тебе сказать, какие аргументы подобрать…

— И не надо. Заканчиваю разговор. Слышу звук двигателя. Начальник контрразведки едет. Больше некому… Прощай, Сергей Ильич…

— До свидания. В любом случае мы постараемся тебя вытащить. Держись до последнего!

— Я попробую, но обещать не могу. Не от меня зависит ситуация…

Рус Григорьевич лично проверял маскировку каждого окопа, где были выставлены роботы. За маскировку блиндажей операторов-испытателей каждый из бойцов группы отвечал сам как наиболее заинтересованное в этом лицо, тем не менее памятуя, что его подчиненные не прошли школу маскировки спецназа ГРУ, Поленьев и блиндажи проверил. И не нашел, к чему можно было бы придраться. Сирийский спецназ свое дело знал, даже сухую пыль поверху распылил, чтобы не видно было, что здесь что-то копали. А вырытая земля была вывезена куда-то подальше. Накиб Марон выразил только одно сомнение:

— Смогут танки, когда будут выходить, пробить перекрытие? Все-таки — два наката[37]…

— Десять тонн ударят, бревнышки разлетятся в пыль… — пообещал Поленьев. — Эти танки сквозь толстенную кирпичную стену проедут. На испытаниях даже железобетонный забор пробивали.

Темнота подступала быстро. И сирийский спецназ, завершив все работы, уехал вместе со своим командиром на командный пункт корпуса. Теперь осталось дождаться, когда войска «Джабхат-ан-Нусры» пойдут в наступление. Ждать пришлось на официальной сирийской территории, и старшему лейтенанту Поленьеву не было видно линию фронта, — так неудачно располагался его блиндаж. Выручал капитан-лейтенант Солнцехранов, имеющий возможность смотреть себе за спину. Связь работала устойчиво. По связи капитан-лейтенант и доложил:

— «Первый», я — «Второй». Началось…

— Не глухой, слышу… — отозвался Поленьев.

Звуки артиллерийской подготовки говорили яснее, чем мог бы объяснить Солнцехранов, что там, на линии соприкосновения, происходит. Правда, настоящей артиллерии у «Джабхат-ан-Нусры» явно не хватало. Не хватало и снарядов для артиллерийских стволов и тяжелых гаубиц, выстрелы из которых были одиночными и нечастыми. Зато бесперебойно работали минометные дивизионы, наполняя воздух жутким минным визгом.

— «Второй», я — «Первый». Как сирийцы себя ведут?

— Отходят в стороны, — ответил Солнцехранов. Внешне — отходят в панике, как и планировалось. Бросают поврежденную технику.

Эта поврежденная техника — три танка, бронетранспортер и боевая машина пехоты «Бредли» — была повреждена на разных участках фронта и, согласно выводам специальной комиссии, не подлежала восстановлению. Их завезли в то место, откуда сирийцы должны были уйти, и дополнительно подорвали управляемыми фугасами так, чтобы это выглядело поражением со стороны. Все, как было задумано. Все — с азиатской хитростью, которой удивлялся даже офицер спецназа ГРУ, находя эту хитрость вполне убедительной. Более того, в поврежденную бронетехнику даже загрузили одетые в сирийскую форму тела убитых боевиков, привезенные тоже с разных участков фронта. Для этого убитых даже побрили, чтобы они больше на штатных армейцев походили. В армии Сирии хоть и не возбранялось носить щетину, бороды все же не приветствовались.

Приходилось гадать, где двинутся колонны «Джабхат-ан-Нусры». При одном варианте они могли пройти через каменистый склон, где находились блиндажи трех танков старшего лейтенанта Поленьева. Но два других варианта вели их более удобными и скоростными, хотя и менее прямыми путями. Правда, солдаты накиба Марона постарались, поставили полтора десятка мин, прикрывая подходы к танковым убежищам. Это могло быть расценено одновременно и как наличие минного поля, и как умышленно выставленное препятствие, как раз и выставленное с целью заставить противника двинуться другим путем. Конечно, в горячке наступления соображать трудно, но боевики уже набрались необходимого опыта и соображать, как говорят сами сирийцы, научились. Они могут разгадать обман. Правда, для этого следует если не знать, то хотя бы предполагать, что сирийцы готовят противнику большую, можно сказать, гигантскую ловушку, которая будет способна поставить крест на «Джабхат-ан-Нусре» как на серьезной воинской силе. Такую ловушку, какой еще не было в этой длительной войне. Ни одна из сторон ловушками и заманиванием противника в окружение не пользовалась. Здесь азиатская природная хитрость сталкивалась в характерах воюющих людей с их южной горячностью, и эти качества сильно мешали одно другому. Но если в этот раз холодный расчет и способность почувствовать ловушку преобладают над горячностью, то защиту минными полями могут презреть, пройти дальше, где мин нет, и натолкнуться на танковые блиндажи. Конечно, в этом случае наступающим террористам сильно достанется от боевых роботов. Но такая преждевременная встреча даже при локальном успехе может остановить наступление и сорвать всю операцию. Хотя и это тоже вовсе не обязательно. Просто сирийцы готовились к наступлению и собрали силы. Ими и ударили…

Но радовало уже то, что наступление «Джабхат-ан-Нусры» началось, вопреки ожиданиям командира боевой группы «волкодавов» Лесничего. И не просто началось, а пошло стремительно, судя по сообщению капитан-лейтенанта Солнцехранова.

— Очень быстро продвигаются. Спешат, как на большую пьянку. Это скверная привычка. Если бы окопы сирийцев на этом участке были «заселены», этих торопыг просто перебили бы.

— Они потому и торопятся, что знают о пустых окопах. Знают, что на пулеметных точках стоят деревянные муляжи пулеметов.

— Кто им об этом сообщил?

— Нашлись люди, сообщили…

— А минометы лупят так, что над землей пыль стоит. И черный дым. Там что-то взрывается. Бедные сирийцы!..

— Минометы лупят, по сути дела, по пустому месту. Там только оставили штабеля с трофейными снарядами, которые самим сирийцам не нужны. И емкости с соляркой, чтобы дыма было побольше. А людей и технику еще несколько часов назад вывели. Рапсодин прикрывал в момент отхода небо от беспилотников. «Четвертый»! Было такое?

— Не просто было, но и есть. И сейчас прикрываю, чтобы исламисты не поняли ничего.

— А что они должны «не понять»? — спросил капитан-лейтенант.

— Что наступают в никуда. И стреляют в кучи металлолома. Их же собственного, который они после отступления оставили. Его туда самосвалами завозили. И сирийские звезды рисовали, а потом краску сразу пылью посыпали, чтобы звезды новыми не казались.

— Командир, они нас, кажется, уже обошли… — доложил Солнцехранов.

— Вижу. По крайней мере, скоро окопы слева от меня займут. Да. Уже занимают… Там, насколько я знаю, им сюрприз приготовили. Не знаю только, на каком участке.

— Правее меня, — сообщил старший лейтенант Воропаев. — Есть сюрприз! Сработало!.. Мне камера беспилотника показывает. И никаких «Градов» не надо. Они в окопе остановились. Или не захотели дальше идти, или просто решили отдохнуть. А там термобарическое взрывное устройство сработало. Пламя по окопу пробежало и всех спалило…

Поленьев знал со слов полковника Вохминцева, что сирийская армия из боеголовок термобарических ракет для «Градов» сделала несколько десятков самодельных, по сути дела, взрывных устройств, совместив их с простыми дистанционно управляемыми минами. Управление минами тоже велось через закрытые каналы. Взрывные устройства просто вкапывались в грунт в оставленных окопах. Температура в районе взрыва достигает восьмисот градусов. Даже для сирийской жары — это слишком много. Человеческое тело не выдержит и секунды в такой температуре. А пламя разбегается по окопам стремительно — выскочить не успеешь. Да и рядом с окопом тоже уцелеть проблематично.

— В трех местах сработало, — доложил Воропаев. — Значит, там наступление захлебнулось. В других местах, похоже, тоже. Сирийцы плотно минометами поле перекрывают. Из-за рокады бьют. Там несколько дивизионов стоит. Да, командир, по всей линии наступление встало. Дальше их не пускают.

— Значит, хватило… — сделал вывод Рус Григорьевич. — Теперь остается ждать, когда сами сирийцы закроют «мешок» и будут добивать окруженных. Тогда и мы подключимся. Ждем…

— Так вы, значит, из России… — сказал начальник контрразведки.

— Мы из Ичкерии, раис, — ответил Салман.

Начальник контрразведки словно не услышал этой поправки.

— Я когда-то учился в Советском Союзе. Заканчивал там Высшую школу КГБ, — неожиданно перешел он на русский язык. Но говорил он по-русски откровенно плохо, подолгу подбирая слова.

— Это не есть великая честь, — холодно ответил так же по-русски Салман.

Начальник контрразведки ответ понял хорошо, помрачнел лицом и сказал:

— Ладно, показывай свой блиндаж. Убитого, надеюсь, еще не похоронили?

— Нет еще. Там лежит… — кивнул Цхогалов на дверь блиндажа.

— А зачем ты моих снайперов пугал? — неожиданно перешел гость на другую тему.

— А зачем ты, раис, к нам снайперов приставил? А если бы мы решили, что это сирийцы, и перебили бы их?.. И вообще, как я мог оставить снайперов, когда ждал твоего приезда? Моя забота — тебя обезопасить…

Начальник контрразведки довольно хмыкнул. Последний довод пришелся ему по душе. Он знаком позвал Салмана за собой и вошел в блиндаж. Сам Салман уже в дверном проеме оглянулся и встретился взглядом с Альви Аббасовым. Тот все понял и кивнул. Люди, приехавшие вместе с начальником контрразведки, а приехал он на трех машинах, покинули машины и стояли пока группой в стороне. Каждый держал в руках автомат, хотя никакой враждебности к чеченцам не проявляли и внешне, кажется, совсем ими не интересовались.

Цхогалов шагнул за порог. Начальник контрразведки сбросил одеяло, покрывающее тело, и внимательно рассматривал ножевое ранение.

— Снизу вверх бил… — констатировал он. — Нож, похоже, за спиной прятал. Дожидался, когда этот парень к нему приблизится. В принципе, все понятно.

С улицы послышались возбужденные голоса. Ругались на чеченском языке. Начальник контрразведки не обратил на это внимания, спросил только:

— Какие рюкзаки эмир осматривал?

Салман показал кивком головы. В этот момент голос с улицы позвал:

— Сулейман! Сулейман! Они опять дерутся…

— Опять! — сердито махнул рукой Цхогалов. — Я сейчас…

Он выскочил из блиндажа как раз в тот момент, когда начальник контрразведки шагнул к рюкзакам.

Неподалеку от блиндажа устроили показательный рукопашный бой Олхазар Абдулрахимов и Альви Аббасов. Били и руками, и ногами, умело уворачивались, блокировали удары друг друга, пока, наконец, Олхазар не сбил противника с ног и не сел ему на грудь. Из этого положения посыпались тяжеленные удары на голову бедного Альви. Вооруженные люди, приехавшие на машинах, не вмешивались, только с любопытством смотрели за происходящим и даже посмеивались.

— Они же убьют друг друга! — закричал Вадуд Дикалуев и, бросившись вперед, повис на руке Олхазара. Но тот продолжал наносить удары второй рукой.

Подскочив к дерущимся, Салман блокировал и вторую руку, после чего они вдвоем оттащили в сторону Олхазара, но Альви, освободившись от противника, все же попытался продолжить драку, несмотря на свои разбитые в кровь нос и губы. Олхазар стал вырываться, чтобы и защититься, и самому снова нанести удар. Оба ничего не говорили, только свирепо, как дикие звери, рычали. Со стороны драка выглядела вполне натурально. И любой бы подумал, что остановить ее сложно, если бы не грохот взрыва совсем рядом. Все сразу залегли. Цхогалов первым поднял голову, а потом и встал. Блиндажа больше не существовало, как не существовало уже и большинства людей, что прежде жили в нем.

Люди, приехавшие с начальником контрразведки, сразу оказались рядом с чеченцами, и в каждого из них уперся ствол автомата. Чем бы это закончилось, неизвестно, но в самый критический момент в машине, стоящей последней, открылась дверца, и оттуда вышел человек.

Салман сразу узнал брата, но шагнуть к нему не позволяли автоматные стволы и чужие руки, цепко и зло ухватившиеся за рукава и за «разгрузку». Сулейман подошел не сразу к Салману, а сначала к остаткам блиндажа. Внимательно посмотрел, но не нашел взглядом ничего такого, что могло бы шевелиться, и только после этого повернулся к своим соотечественникам:

— Салман, что там произошло?

— Не знаю! Раис осмотрел тело убитого, спросил, где рюкзаки, в которых копался эмир, в это время меня позвали…

— Тебя позвали? Мне показалось, что звали меня…

— Меня здесь знали под твоим именем…

— Это те люди, что прибыли с тобой из дома? — спросил Сулейман.

— Нет. Это люди из местного джамаата. Те, что прибыли со мной, погибли сегодня ночью. Только они прибыли не из Чечни, а из Турции. С двумя мы там встретились, а с одним в Грузии.

Салман удачно воспользовался тем, что все документы джамаата погибли при взрыве, и отвел, как ему показалось, подозрение от своих помощников.

— Отпустите их, — распорядился Сулейман, и его приказание выполнили сразу же.

Альви и Олхазар время от времени бросали один на другого яростные взгляды, но драку снова не начинали, понимая, что момент совсем неподходящий и грядут какие-то серьезные события. А насколько серьезными они могут быть, не знал еще, судя по всему, и сам Сулейман. Настоящий Сулейман. Его брата все еще держали, только уже не руками, а автоматными стволами, уперев их жестко в бронежилет. Сулейман прошелся взад-вперед перед Салманом, потом остановился и посмотрел брату в глаза. И только тогда сделал властный жест, по которому автоматные стволы отвернули в сторону.

— Что там взорвалось? — спросил он.

— Когда я был там, взрываться было нечему. Раис спросил меня, в каких рюкзаках копался эмир, когда его увидел часовой. Я показал, и тут меня позвали…

— Взрыв был не слишком сильный, но сильнее, чем граната. Какие мины были у джамаата? — продолжал допрос Сулейман. Видимо, он имел какое-то право распоряжаться, и его слушались.

— Я не видел у нас ни одной мины, — ответил Салман.

— Я видел мину-ловушку у эмира Идриса, — подсказал Вадуд Дикалуев. — Не знаю, как называется, он сам говорил, что это мина-ловушка, которую хорошо в ящик письменного стола положить. В деревянной коробочке.

— Мог эмир Идрис кому-то в рюкзак ее засунуть?

— Разве что мне, — признался Салман. — Он видел во мне соперника своему авторитету.

— Ладно, — нехорошо ухмыльнулся Сулейман, — пока будем считать именно так. Будем считать, что эмир Дуквахов хотел избавиться от соперника. Сейчас едем. Ты, брат, поедешь со мной и будешь под моим присмотром, пока не придут на тебя данные. Я отправил запрос. Извини, Салман, но придется тебя обыскать и забрать у тебя все оружие. И телефон… Хотя телефоны здесь работают только изредка…

Сулейман сделал знак, и два человека, передав автоматы другим, сразу начали обыскивать майора Цхогалова. У него забрали и автомат, и пистолет, и нож, и бинокль с тепловизором, у которого почти сел аккумулятор. Но зарядное устройство находилось в крышке футляра, и подзарядить его можно было без проблем. Трубку взял себе Сулейман, и Салман обрадовался, что не ленился поступать по инструкции и удалял все входящие и исходящие номера сразу после завершения разговора. Правда, в память трубки несколько номеров все же было занесено. Там номера жены, сына, отца и Лесничего. Но фамилию Лесничий вполне можно было бы посчитать должностью и не сильно заинтересоваться. Хорошо, что номер командира спецназа МВД республики Салман просто запомнил, не занося его в память. Если Лесничий разговаривает, не представляясь, то генерал имеет привычку называть свое звание и фамилию. Сулейман начал нажимать на трубке кнопки, и, отвлекая его от этого занятия, Салман сказал:

— Ну что, брат, может быть, все же поздороваемся и обнимемся?

Сулейман хватился, быстро убрал в карман трубку и раскрыл объятия.

— Здравствуй, брат…

Сирийская армия без видимых усилий разорвала тонкую линию соединения войск «Джабхат-ан-Нусры» со своими тылами. Но при этом совершила ошибку — в саму горловину «мешка» решили поставить РСЗО «Град», и системы попали под обстрел минометов с двух сторон. «Грады», естественно, стали выводить, но это можно было сделать только с потерями. Сирийская пехота со всех сторон уже пошла в наступление, но это наступление не было достаточно стремительным. И минометы продолжали обстреливать два дивизиона «Градов», которые изначально для того и выставлялись, чтобы с наиболее удобной позиции уничтожить минометные расчеты исламистов. Если бы не поддержка нескольких минометных дивизионов с другой стороны, возможно, «Грады» сирийской армии свою задачу и выполнили бы, и это позволило бы сирийской пехоте наступать более активно. Изначальный план предусматривал вступление в бой российских роботов в тот момент, когда ряды исламистов дрогнут. Тогда «Ураны» должны разрезать их и разделить на несколько частей, что помогло бы пехоте провести полный разгром противника, а потом роботы-танки должны были развернуться, пройти через горловину «мешка» и ударить по тыловым и штабным соединениям «Джабхат-ан-Нусры». При этом офицеры оперативного управления штаба пехотного корпуса сирийской армии планировали действия роботов так, как они планировали бы обыкновенную танковую атаку. А танковая атака, как правило, всегда совершается в содействии с пехотными подразделениями. Значит, следовало ждать пехоту. Но пехота приближалась медленно. Ей не позволяли двигаться быстро минометные расчеты, что оседлали высоты. «Грады» не смогли их уничтожить и сами попали под обстрел. При этом минометы и по «Градам» стреляли, и по пехоте. Обстрел с двух сторон «Грады» выдержать не могли, и, чтобы не сгубить технику, пришлось им отходить. Но отойти организованно опять же мешали минометы. Тем более что на противоположной стороне, где раньше располагалась линия обороны «Джабхат-ан-Нусры», минометные дивизионы встали на такой дистанции, на которую «Градам» стрелять не позволял необходимый угол возвышения, то есть слишком близко. И минометный обстрел становился просто убийственным для реактивной артиллерии сирийской армии. «Грады» следовало отвести подальше, чтобы они могли бить с дистанции, доступной для них, но минометный обстрел мешал им покинуть позицию. И тогда старший лейтенант Поленьев, так и не дождавшись подхода пехоты и опасаясь, что минометы вообще помешают ей подойти, принял решение атаковать минометные дивизионы роботами без прикрытия пехоты. В распоряжении Поленьева находилось пять роботов-автоматчиков, каждый из которых стоил полутора десятков простых солдат, поскольку шел в атаку и точно стрелял, сам не останавливаясь в поисках укрытия от вражеских пуль. Автоматные пули повредить броню роботов были не в состоянии. С такими силами начинать атаку было возможно.

— Внимание! Всем! Выводим «Ураны»! Атаковать минометчиков! Поддержать пехоту! Вперед! Поехали!.. — скомандовал старший лейтенант и тут же надел на голову «шлем», с помощью которого должен был управлять своими роботами-танками и роботами-автоматчиками. Контакты были уже соединены заранее.

Из-за шума от взрывов мин, из-за их визга в полете не было слышно, как взревели мощные двигатели роботов. Но они, несомненно, взревели и рванулись все одновременно, проламывая хлипкое перекрытие своих блиндажей. В момент удара бортовой компьютер реагирует быстро, прячет от повреждения все видеокамеры и вообще все, что можно повредить ударом. Засветились мониторы, на планшетнике Поленьева появилось сразу шестнадцать экранов. Шестнадцатый пока еще не создал себе общее впечатление о поле боя и потому ничего не показывал. Пришлось его не выключить, а просто перевести на задний план, потому что он закрывал более мелкие рабочие экраны. А вообще поле боя посмотреть хотелось бы.

— «Третий», я — «Первый»! Есть у нас возможность посмотреть картинки с беспилотников?

— Я — «Третий», — отозвался старший лейтенант Воропаев. — Мою эксклюзивную телепередачу сейчас смотрят парни с «Градов». На них работаю, а на нас у меня каналов не предусмотрено. Считалось, что мы обойдемся камерами «Уранов».

— Значит, будем обходиться. «Второй»!

— Я — «Второй». Слушаю…

— Тебе с твоей точки хоть что-то должно быть видно. Корректируй нас, если пойдем неправильно.

— Что увижу, подскажу. Но мне тоже мало что видно, в основном — наши тылы. И тылы исламистов… Туда мы не сразу выйдем. Туда еще прорваться нужно…

— Ладно. Что увидишь… Пока атакуй вместе со всеми высоты.

— Есть, атаковать вместе со всеми высоты! — впервые прозвучал настоящий армейский ответ.

Это уже само по себе означало, что бойцы группы хотя бы мысленно входят в боевую ситуацию и настраивают себя на бой. Такое могло Руса Григорьевича только порадовать.

Экраны на его мониторе давали, в принципе, какой-то обзор, но далеко не полный, камеры роботов показывали только то, что было перед ними. И хорошо, что они передвигались каскадом, как и стояли их блиндажи. Таким порядком передвижение и продолжилось. Но камеры задних показывали и то, что происходит впереди. Это слегка отличалось от игры или от занятий на тренажере, тем не менее не мешало действовать выборочно и правильно. Более того, при занятиях на тренажере, когда бой шел против танков и пехоты противника, за противника думал и решал компьютер и действовал при этом решительно и быстро, как не умеют действовать люди. А здесь были простые люди, при этом вооруженные не слишком хорошо. Танки уже заметили. Из окопов, что быстро вырыла пехота на склонах высот, чтобы прикрывать минометные дивизионы, начали стрелять, не понимая еще толком, в кого. Более того, исламисты, наверное, не принимали за серьезного противника эти орудия, внешне смахивающие на игрушки. Но роботы-автоматчики благодаря своему меньшему весу имели возможность передвигаться быстрее роботов-танков, они и вырвались вперед, встречаемые плотным автоматным и пулеметным огнем, но и сами отвечали беспрестанно, причем стреляли прицельно. Стоило кому-то чуть-чуть приподняться над окопом, чтобы дать очередь в робота, как сразу несколько роботов реагировали на цель, и Рус Григорьевич мысленно нажимал на джойстике красную кнопку. Причем использовал сразу несколько джойстиков. И несколько очередей, направленных под разными углами, не давали возможности противнику скрыться за каким-то укрытием. Очереди роботы давали классические, по три патрона, хотя у них в «руках» автоматы не подбрасывало и стволы не уводило в сторону. Но очереди бандитов, в том числе и пулеметные, остановить роботов не могли. Броня легко парировала пули, и роботы-автоматчики упорно двигались вперед, приближаясь к линии окопов.

Наконец, видимо, доставленный откуда-то из тыла, на бруствер выставили крупнокалиберный пулемет. Это было уже серьезное орудие, и старший лейтенант Поленьев опасался, что такой пулемет сможет поразить робота-автоматчика. Однако роботы-танки приблизились уже на достаточное расстояние, и передовой танк взял устанавливаемый крупнокалиберный пулемет и его расчет на прицел своей скорострельной пушки и спаренного с ней танкового пулемета Калашникова. Поленьев мысленно нажал красную кнопку на ручке джойстика. Пушка выстрелила трижды, а пулемет разродился длинной очередью. В итоге с поверхности земли был сметен не только пулемет вместе с расчетом, но и весь бруствер.

Наступление было таким стремительным и безостановочным, что исламисты, которых было в прикрытие минометных дивизионов выставлено не так и много, ничего не могли поделать. Более того, убедившись в бесполезности своих усилий и в собственном бессилии одними автоматами остановить бронированные чудовища, они стали один за другим покидать окопы, чтобы найти спасение на высоте, среди минометчиков. Но если в самом начале наступления роботов минометы еще сумели сделать несколько торопливых неприцельных выстрелов в неизвестно откуда появившегося противника, то уже через минуту эти выстрелы прекратились. Роботы перешли ту минимальную дистанцию, на которую может стрелять миномет, и теперь мины были для наступающих машин безопасны. Зато сами роботы были весьма опасны для минометных расчетов.

Поленьев вывел на передний план монитора шестнадцатый экран, но он служил скорее помехой, чем помощью в бою, хотя и давал целостную картину происходящего. Эта же картина, только разбитая на фрагменты, давалась и камерами самих роботов, поэтому Рус Григорьевич снова убрал экран на задний план.

Со своей задачей он справлялся легко. Пять роботов-автоматчиков первыми прорвались на высоту и сразу принялись расстреливать убегающих исламистов. А десять роботов-танков, согласно приказу командира, не стали давить минометы, а только отыскивали взглядом камер штабеля ящиков. Причем большие ящики Поленьева интересовали мало, он искал прицелом ящики поменьше, где хранились навинчиваемые головки-взрыватели для мин. Пушки стреляли точно. Но эффект, которого ждал старший лейтенант, был достигнут только тогда, когда он нашел такой маленький ящик. Тогда от подрыва ящика со взрывателями сдетонировали и сами мины. И даже слегка подбросило, хотя и не перевернуло, два ближайших робота-автоматчика. У других минометов маленькие ящики стояли отдельно, и стрелять по ним Поленьев не стал. Сирийская армия сумеет эти мины вместе с минометами использовать по назначению.

Исламисты в панике бежали. Они не привыкли воевать в ситуации, когда их автоматы не в состоянии повредить противника, а противник, в свою очередь, легко уничтожает их. Так, каждый из десяти танков Поленьева, приподняв электрическим лифтом свои гранатометы, послал по две мощные осколочные гранаты вслед врагам. Они легли так, что наносили максимальный урон отступающим…

— Ты, брат, можешь на меня обижаться, но я выполняю свою работу. Это мой долг, и он соответствует моим убеждениям.

С этими словами Сулейман показал брату наручники, словно потребовал, чтобы тот подставил руки. Салман подставил. А как не подставишь, если рядом стоят два автоматчика, и стволы смотрят на тебя угрюмо, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать плеваться очередями. Если бы не Сулейман, Салмана пристрелили бы на месте. И всех троих его помощников тоже пристрелили бы. А сейчас их просто оставили рядом с разрушенным блиндажом. Но в этом были и свои положительные стороны, Салман мог теперь надеяться на их помощь. Все трое и бойцы проверенные, и люди опытные. Кроме того, все они испытанные спецназовцы и никогда не бросят в беде своего командира. Конечно, задача по его вызволению чрезвычайно сложная. Для других она, скорее всего, просто невыполнима. Но это для других. А его люди, был уверен Салман, сделают попытку, и попытка эта будет обязательно удачной. Удачной как раз потому, что такой наглости никто не ждет.

— Садись, — распорядился Сулейман. — Ты же старший брат… Тебе почет и уважение от младшего… Все согласно обычаям нашего народа.

Салман был старше Сулеймана на пятнадцать минут, и потому в голосе младшего брата старший услышал насмешку. Тем не менее он сел на стул, подставленный ему одним из охранников.

Располагались они не в палатке, а в землянке, вырытой в том же штабном городке среди палаток. Хотя сирийский воздух и был сухим, в землянке веяло сыростью и плесневелым деревом. Но если бежать из палатки относительно просто — брезент можно разрезать и пробраться в прорезь наружу, то в землянке таких возможностей не было. Труднее здесь было и подслушать, кто разговаривает внутри и о чем разговаривает. Значит, и найти Салмана будет труднее. А в том, что его будут искать, Салман не сомневался ни минуты. Он сам обучал и готовил своих помощников, сам выбирал их перед командировкой и хорошо знал характер каждого.

Сулейман вертел в руках трубку старшего брата и щурил глаза, всматриваясь в небольшой монитор. Салман понял, что брат рассматривает записную книжку. Добраться до шифра он все равно не сумеет, для этого нужно знать достаточно длинное сочетание клавиш, которые следует нажимать последовательно.

— Здесь у тебя телефон Ясмин. Это, как я понимаю, твоя жена? — спросил Сулейман.

— А ты забыл, как зовут мою жену?

— Я видел ее всего один раз. И то до вашей свадьбы.

— Да. Это моя жена.

— А Исмаил…

— Это мой старший сын.

— У тебя же, кажется, два сына.

— Два сына и дочь. Твои племянники и племянница. Но младший сын и дочь еще слишком малы, чтобы иметь свои трубки. Если мне требуется что-то сказать им, Ясмин даст им свою трубку.

— Ну, кто такой отец, я могу догадаться. Хотя звонить ему пока не буду. Он, наверное, думает, что я давно погиб? И уже смирился…

— Да. Он так думает. И смирился.

— А мама как?

— Она не смирилась. Она верит, что ты жив. Говорит, надеется, что сыновья будут рядом, чтобы после смерти закрыть ей глаза.

— Не знаю, как ты, но меня рядом, скорее всего, не будет. Я не планирую возвращаться. Надеюсь, что и тебя там тоже не будет…

— Ты убьешь меня?

— Да, если подтвердится, что ты — шпион.

— Интересно, — совсем не испугался Салман, — а кто и каким образом может это подтвердить?

— Я жду звонка. Мне скажут точно. Человек, который все знает.

— Ты уверен, что он тебя не обманет?

— Абсолютно. Его будущее в моих руках. Я слишком много про него знаю.

— Это опасное дело — много знать.

— Я не высовываюсь. Меня найти сложно.

— И когда тебе позвонит этот человек? Долго мне еще сидеть в наручниках?

— Я торопил его. Позвонит, когда будут данные. Не будет данных, не будет торопиться. Поторопиться могут твои люди… — Сулейман недобро улыбнулся и посмотрел на брата глазами людоеда. У того все обмерло внутри, но он ничем не выразил свои эмоции. — Я специально не стал их арестовывать. Тех парней, что остались рядом со взорванным блиндажом. Это тоже проверка и тебе, и им. Если это в самом деле твои люди и пришли они с тобой из Чечни, чтобы воевать против нас, то всех вас ждет незавидная участь. Это тоже проверка. Согласись, умно я поступил. Если помнишь, я с детства был хитрее тебя. И сейчас хитрее. Я выставил такую охрану, что мышь к тебе не проползет. Если эти парни сунутся, все станет ясно. Ладно, у тебя тут еще один номер. Какой-то лесничий…

— Есть такой. Мне посоветовали этого человека. Из Ичкерии я выходил через Грузию. Пешком переходил границу. И уже по ту сторону, в Панкисси, позвонил лесничему. Не знаю даже, как его зовут. Я с ним не встречался. Он прислал двоих, которые проводили меня до самой границы с Турцией. Вывели к дороге, где ждала машина с водителем, и отвезли. Я с ними расплатился. А дальше меня повели другие люди. Дорого это обошлось. Ну да ладно. Дома я лишился бы жизни, а она дороже денег…

Сулейман слушал, как показалось брату, рассеянно. Но, выслушав рассказ, который специально уводил Сулеймана в сторону от Лесничего, все же нажал кнопку вызова и поднес трубку к уху:

— Здравствуйте. Мне как раз лесничий и нужен. Да-да… Вопрос простой. Я вышел из Чечни. Мне нужно попасть в Сирию… Через час я буду подходить к Нижнему Омало[38]. Хочу там подзарядить трубку и двинуться дальше. Нет электричества? А… Ну, разве через генератор нельзя? Хорошо. Я договорюсь. Вы кого-то пришлете? Да, я выйду в сторону берега Алазани… Буду сидеть на камне рядом с дорогой. Сколько это будет стоить? Хорошо, меня это устроит.

Сулейман отключился от разговора и повернулся к брату:

— Этот лесничий что — русский?

— Я, как и ты, разговаривал с ним на русском. Акцента я не услышал. Но видеть его не видел. Сколько он с тебя запросил?

— Четыре «штуки» баксов.

— С меня брал пять. Но я до Омало не доходил.

Сулейман о чем-то думал, морща лоб.

— Что-то мне в этом разговоре не понравилось. Вроде бы фоном русская речь слышалась. Хотя откуда русским знать, что в Омало нет электричества… Это должны знать только местные… Ладно, брат, ты остаешься здесь, а я пойду к аль-Завагани. Хочу представиться ему как новый начальник контрразведки. Хотя ему сейчас не до меня, думаю.

— Наступление? — спросил Салман, никак не показывая своего беспокойства. А оно все усиливалось и усиливалось.

— Да. Оно запланировано на завтра, поэтому надо опередить асадовцев.

— Ночевать ты придешь сюда?

— Нет. У меня своя палатка. С тобой останутся часовые. Двое внутри, много снаружи. Все подступы к землянке под контролем. Если мне позвонят ночью с хорошей вестью, я пришлю за тобой и переведу тебя в более удобные условия. Если за тобой придут твои люди, не обессудь уж, они будут убиты и ты тоже. Но я похороню тебя с честью, как брат брата. А твоих людей выброшу на корм собакам. Здесь много голодных бродячих собак…

Главное, что хотел бы знать старший лейтенант Поленьев, это то, как обстоят дела у других операторов-испытателей, чтобы, как и полагается командиру, координировать действия. Но в этом ему даже полностью работающий компьютерный обзор, якобы дающий возможность просмотра с высоты птичьего полета, не сумел бы помочь. Однако сумели бы помочь беспилотники старшего лейтенанта Воропаева, летающие гораздо выше птиц. Недостаточная информированность показалась Русу Григорьевичу главным недостатком всей системы управления. Нужна была визуальная связь между операторами, вербальной связи явно было недостаточно. И к кому обратиться по этому вопросу, как не к офицеру связи из своей же группы!

— «Четвертый». Я — «Первый»! Подумай, как мне получить канал к полному обзору поля боя. Мне необходимо пользоваться беспилотником, иначе мне и командовать некем…

— «Первый». Я — «Четвертый»! Включи «Андромеду-Д». Может, Москва что покажет. У меня нет свободных каналов. Существующие каналы едва успеваю поддерживать в ручном режиме, да и то сбои пробиваются. Что скажет «Третий»? — ответил старший лейтенант Рапсодин.

— Я сам вклиниваюсь в сирийский канал и смотрю урывками, когда попросят маневр совершить, — торопливо ответил старший лейтенант Воропаев. Он, видимо, едва успевал и беспилотниками управлять, и роботами.

— И что видишь? Хоть ты расскажи, — потребовал Поленьев.

— Вижу, твои танки отработали отлично. Но ты количеством задавил. Остальным сложнее, но и они уже справляются. По крайней мере, мои исламисты уже бегут. А у «Второго», похоже, потери.

— Есть потери. Только что один танк подбили, — сообщил капитан-лейтенант Солнцехранов. — Я плохо видел сам момент выстрела. Мне показалось, что били из «Джавелина». Но не «Корнет» — это точно. Могут у них быть «Джавелины»?

— Наверное, могут. Я знаю, что в Ирак поставлялись и «Джавелины» и «Предаторы»[39]. Исламисты вполне могли захватить их там. Они много военных складов захватили.

— Вижу… — прокомментировал свои действия капитан-лейтенант. — «Джавелин»… Эй, на мгновение опоздал… Выстрелили мы почти одновременно. Он в мой танк, а в него из другого танка. Я его разнес, он мне второй танк поразил. Но где-то еще один «Джавелин» есть. «Третий», подскажи сверху…

— Уже нечего подсказывать. Сирийские «Грады» за нашим боем тоже смотрят внимательно. Накрыли второй «Джавелин», — сообщил Воропаев. — «Первый», показать никакой возможности не имею. «Четвертый» правильно говорит, «Андромеда-Д» работает через спутник, она сможет показать…

У старшего лейтенанта Поленьева подключение к комплексу управления «Андромеда-Д» производилось через тот же планшетник. Для чего потребовалось войти в главное меню, опустить вниз все экраны управления роботами и запустить программу контакта с «Андромедой-Д». Роботы пока свою работу выполнили, значит, можно было дать им отдохнуть, а самому без ущерба для общего дела с Москвой связаться. Планшетник у Поленьева был, в самом деле, чрезвычайно быстрый. Программа запустилась почти моментально, и старший лейтенант увидел крупным планом лицо генерала Безбородова, сидящего за большим столом, и услышал его голос. Рядом с генералом по обе стороны сидели другие военные, но монитор показывал только их локти, до жути уставшие упираться в столешницы. Безбородов, видимо, переключил на себя камеру и сделал самый крупный из возможного план. Выглядел профессор довольным.

— Наблюдали, Рус Григорьевич, твою работу, наблюдали. Все хорошо отработали, а ты особенно. И потери у вас значительно ниже нормы. Правда, норму мы выводили из боя танков против танков, поэтому не знаем, какая в вашем бою должна присутствовать. Тот факт, что людей не потерял, радует…

— Просто у меня роботов больше, чем у других, потому так хорошо и получилось, товарищ генерал. — Поленьев не был лишен скромности. — А против «Джавелинов» нашим роботам устоять сложно.

— У тебя, говоришь, больше роботов, я не понял — это лучше или хуже? Большим количеством роботов управлять пока никто, кроме тебя, не обучен. Потом будем обучать. Начал боевые действия ты раньше условленного времени, но мы тут, посовещавшись, решили, что ты не зря взял на себя такую смелость, иначе сирийские «Грады» не смогли бы переехать на более безопасную позицию и, возможно, могли бы быть уничтоженными, а сирийская пехота под минометным обстрелом не смогла бы пойти в полноценную атаку. Но у тебя, как я понял, назрел какой-то серьезный вопрос, раз ты сам в «Андромеду» вышел… Техника не подводит?

— Техника работает безупречно, товарищ генерал. А вопрос — так точно, назрел. Даже не вопрос, а просьба. Мне необходимо для управления боем иметь общую картину. Все беспилотники завязаны каналами на РСЗО сирийцев. Для меня канал не предусмотрен, и я оцениваю действия членов своей группы только по их вербальным докладам и не представляю, что вокруг творится. Для полноценного командования группой роботов у меня просто не хватает информации…

— Да. Мне вот тут подсказывают, что исламисты могут отступать через высоты, на которых вы сидите, поэтому лучше всего ударить им навстречу всеми роботами сразу. Мы сейчас решим техническую сторону твоей просьбы. Если что-то можно будет сделать… Вот, мне подсказывают, что «Андромеду», скорее всего, можно использовать для обзора с камер спутника. Позвонили специалисту. Он уже бежит к нам. А ты пока разворачивай танки в обратную сторону. Прямая атака на отступающих. Чтобы они поняли, что находятся в настоящем «мешке». Только вот подсказывают, чтобы ты внимательность проявил и по наступающим сирийцам не стрелял. Их уже предупредили о твоих роботах. Они стрелять по ним не будут. Действуй пока, но «Андромеду» не выключай…

Разговор с генералом Безбородовым слышали все офицеры-испытатели группы, поскольку система общей связи оставалась включенной.

— Приказ все слышали? — спросил Поленьев.

— Так точно, командир, — за всех ответил старший лейтенант Рапсодин.

— Разворачиваем роботов. Атака в обратную сторону. Поехали!..

Рус Григорьевич не видел, как разворачивались чужие танки. Своих роботов он начал разворачивать только после того, как снова надел на голову свой «шлем» и поднял на монитор пятнадцать экранов, до этого опущенных на «панель задач». В данном случае он пошел на испытательный вариант, не стал представлять отдельные джойстики, а просто мысленно представил один, который дает команду всем. И это сработало. Камеры всех показывали на своих экранах панорамный движущийся обзор, то есть танки разворачивались дружно и одновременно. Этот факт необходимо было отобразить в конечном отчете как положительный. К сожалению, другие испытатели-операторы не могли пока пользоваться теми же методами, что командир группы. У них не было соответствующих «шлемов», улавливающих команды мозга.

— «Первый», я — «Третий», — вышел в эфир Воропаев. — Я со своими танками слегка отстану. Просто не успеваю и танки вести, и беспилотники корректировать. Сирийские «Грады» просят корректировку, чтобы нас не накрыть ракетами. Они будут волной идти впереди нас.

— Я — «Первый». Понял тебя, «Третий». Нормальная ситуация, не переживай. Старайся только не сильно отстать от нас. Пристраивайся по центру. Через нашу линию атаки все равно многие прорвутся. Пусть попадут на тебя.

В этот момент прямо поверх экранов появилось окно комплекса управления «Андромеда-Д». Снова крупным планом высветилось лицо профессора Безбородова.

— Я вижу, что ты роботов в атаку двинул. Есть еще пара минут, потому вмешиваюсь. С тобой хочет поговорить полковник Самородников. Включится после меня. А я пока сообщаю, что оператор спутника пообещал подсоединить тебя к обзору с камер через восемь-десять минут. Ему дали твои координаты. У меня все… Полковник…

Теперь весь экран заняло худощавое лицо полковника военной контрразведки.

— Рус Григорьевич, греки что-то тянут с данными, ничего нам не предоставляют и вообще перекрыли нам доступ к расследованию. И списки не передали. Но… Слушай… Под конец боя к тебе пробьется группа частной военной компании «Волкодав»…

— Старший лейтенант Лесничий…

— Знаешь его? Отлично! У него просьба будет о помощи. Помоги ему. Выручи Салмана Цхогалова и захвати Сулеймана. Эта задача перед тобой ставится не как перед испытателем роботов, а как перед офицером спецназа ГРУ. Он виновен в смерти майора Осинцева и еще нескольких людей. Возможно, твоей жены и сына. Не знаю, как ты сам, но я иногда считаю, что месть — дело хорошее. Однако не в данном случае. Сулеймана следует взять живым и допросить уже здесь, в России, чтобы выяснить многие варианты. Есть подозрение, что он сумел завербовать сержанта Киреева, а потом сам и повесил его. Кстати, Киреев служил в шифровальном отделении вашей бригады, потому ты и плохо помнишь его. Но он имел доступ ко всей переписке, тебя касающейся… Но… Вспомни жену и сына и поймай мне Сулеймана! Знаю, товарищ генерал, что слушает меня сейчас, возмутится, но это — главная твоя задача. Важнее всего другого…

Главную задачу старший лейтенант Поленьев воспринял правильно. И помогло ему в этом его умение одновременно делать несколько дел или размышлять одновременно о нескольких задачах. Экран «Андромеды-Д» снова благополучно опустился, показав пятнадцать боевых рабочих экранов. Танки шли вперед, и уже видны были вдалеке ровно и без паники отступающие ряды исламистов. Но Рус Григорьевич знал, что это только издали кажется, будто отступают они без паники. В действительности бывает очень трудно сохранить ясное понимание окружающего, когда вокруг тебя свистят пули, когда то впереди, то позади, то слева, то справа фонтаном взлетает земля, перемешанная с останками человеческих тел. Это бьют минометы и артиллерийские орудия. А когда навстречу отступающим ударят роботы, простая паника покажется улыбкой любимой девушки. Тогда наступит ужас. Тем более что роботы для автоматов отступающих окажутся неуязвимыми. И это исламисты смогут понять очень быстро.

Как и в первой атаке, значительно опередили роботов-танков роботы-автоматчики. Но их было всего пять, и они не могли сделать погоду во всей операции. Тем не менее, выйдя на дистанцию, доступную для стрельбы из автоматов, роботы один за другим стали требовать разрешения на очередь. Хорошо зная, что лазерный дальномер робота-автоматчика не умеет ошибаться и дистанция на самом деле позволяет вести прицельную стрельбу, Поленьев без проблем позволил начать стрелять. Там, куда направлялись эти пять роботов, очень быстро поняли, что угодили в «клещи», то есть оказались между двух огней. Выходов было два — или сдаваться, или попытаться прорваться. Была еще, конечно, возможность уйти на тот или иной фланг, но уходить на фланги следовало под обстрелом с двух сторон. И хотя обстрел в таком же формате велся в любой позиции, исламисты все же решили, что при попытке прорыва в свои тылы они получат большую безопасность. Они еще не поняли, что воюют против роботов, которых с задней линии готовы поддержать другие роботы, более сильные, и надеялись, что при сближении с противником очереди будут звучать только навстречу, а не в спину, потому что сирийцы побоятся попасть в своих. К тому же плотность огня со стороны тыла была невысокая, хотя все пять роботов стреляли почти без остановки, если не считать остановкой естественное время, отсекающее одну короткую очередь от другой.

Исламисты пошли на прорыв. Но часть их все же сдвинулась ближе к центру фронта, где точно так же бежали их собратья, но, кажется, еще не ощутили обстрела, потому что там не было быстроходных и легких в маневре роботов-автоматчиков, а до танков-роботов было далеко, и они пока не стреляли. Но туда уже начали ложиться ракеты сирийских «Градов». Впрочем, они начали ложиться по всей линии отступления, и разницы в том, где погибнуть, было мало.

Рус Григорьевич дал команду своим танкам искать цель. И тут же стрелять захотели все десять пушек и спаренных с ними пулеметов. Тут же стали наводиться осколочные ракеты. Естественно, старший лейтенант дал команду открыть стрельбу. Если простой боец будет долго выбирать цель, готовиться и производить прицельную очередь, то роботу нет необходимости в тщательном и длительном прицеливании. Он всегда прицеливается одинаково точно и одинаково быстро. А единая команда прозвучала для всех командой к залпу.

Уцелевшие исламисты стремительно смещались правее, уходя из-под обстрела роботов-автоматчиков и роботов-танков. Поленьев сообразил, почему это происходит, одновременно с тем, как сам собой поднялся экран «Андромеды-Д». Его подключили к спутнику. Одного короткого взгляда на общую картину боя было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Справа от него ввел в бой свои танки капитан-лейтенант Солнцехранов. Но у него осталось в наличии только два танка-робота. То есть это было самое слабое место. Два танка сложно сравнивать по ударной мощи с десятью танками и пятью роботами-автоматчиками. Исламисты из «Джабхат-ан-Нусры» почувствовали это и именно там собрались прорываться в свои тылы. Но прорываться им пришлось бы через высоту, на которой располагался бункер капитан-лейтенанта. Как и у самого Поленьева, в бункере изначально находился один танк, и при выходе он проломил перекрытие. То есть теперь бункер был открыт, и исламисты могли прямиком выйти на Солнцехранова, танки которого уже спустились с высоты.

— «Второй»! Я — «Первый»! Имеешь возможность оставить позицию?

— Никак нет, командир. Я понял, что ты имеешь в виду. Я уже разворачиваю свои танки. Но они вверх так же быстро, как вниз, бегать не могут. Тяжеловатые. Бандиты будут у блиндажа раньше…

— «Третий», я — «Первый»! Разверни пару танков в помощь Второму. Я тоже четыре танка подгоняю. И всех автоматчиков…

Говоря это, Рус Григорьевич опустил экран «Андромеды», заранее выбрав танки, находившиеся ближе к капитан-лейтенанту, и отправил часть своих машин в помощь Солнцехранову. Но танки при любом раскладе не успевали. Тогда Поленьев дал команду роботам-автоматчикам на предельную скорость, хотя при высоком центре тяжести эти роботы могли на большой скорости и опрокинуться. Но сейчас решался вопрос не сохранности роботов, а человеческой жизни. Более того, жизни товарища. Рус Григорьевич напрочь забыл, как еще совсем недавно подозревал капитан-лейтенанта. Сейчас даже не было времени вспомнить об этом и почувствовать уколы совести. Он смотрел в экраны роботов и на короткие мгновения поднимал экран «Андромеды». Но, только глянув на диспозицию, тут же опускал его, чтобы стрелять как можно интенсивнее и стараться не подпустить исламистов к месту, где располагался взломанный блиндаж. Но это не удавалось, слишком много было джихадистов. Кое-кто из них падал, но другие бежали, словно там, наверху, их ждало спасение.

— «Второй»! Покидай блиндаж! Найди укрытие и отлежись там…

— Поздно, командир. Часть бандитов уже пробежала дальше. Если высунусь — сразу под очередь. «Третий»! У тебя есть связь с «Градами»?

— Я — «Третий». Связь устойчивая…

— Я — «Второй». Вызываю огонь на себя. Я окружен со всех сторон. А стреляться я не умею, да и не хочу. Огонь по высоте! Фугасно-осколочными…

— Я — «Четвертый»! — вклинился в разговор старший лейтенант Рапсодин. — «Третий», передавай просьбу капитан-лейтенанта. Я его прикрою «Ртутью»[40]. «Второй», ложись хоть под стол, хоть под бревна. Я выставляю над тобой РЭБ-купол «Ртути». Ставлю купол предельно низко. Ракеты будут взрываться в двадцати метрах над поверхностью. Осколки, конечно, полетят. И взрывная волна будет жуткая. Но от джихадистов высоту очистит. Роботов удалите подальше. Командир, не возражаешь?

— Приказываю, если имеешь возможность…

— Работаю, — ответил Рапсодин. — Можно стрелять. Активаторы радиовзрывателей включены.

— Я — «Третий». Передал заказ, — сообщил старший лейтенант Воропаев. — Они ситуацию наблюдают. Согласны вмешаться.

Рус Григорьевич сначала повернул свои танки и роботов-автоматчиков и только после этого развернул во весь монитор окно программы «Андромеда-Д», наблюдая, как срываются с направляющих «Градов» ракеты, как они подлетают к высоте и взрываются в воздухе, рассыпая вокруг себя осколки. Обстрел длился недолго. Участвовали в нем только три «Града», давшие каждый по полному залпу из всех своих сорока направляющих. Итого над высотой разорвалось сто двадцать ракет. Этого хватило с избытком.

— «Второй»! Я — «Первый». Как ты там? Жив?

— Сейчас, только выберусь из-под земли… Ох и долбали… Меня завалило. Еще и бревно на спину улеглось… Проверю конечности. Если все на месте, может быть, и жив…

— «Третий». Я — «Первый». Передай «Отбой!»…

— Понял. Заказываю…

Камеры спутника показывали приближение к роботам цепи вооруженных людей. Роботы-танки и роботы-автоматчики настойчиво требовали дать им разрешение на поражение целей. Прицелы были уже взяты. Поленьев опустил экран «Андромеды». Пятнадцать маленьких экранов показывали цепь наступающей сирийской пехоты. Рус Григорьевич приготовил бинокль и высунулся из пролома в своем блиндаже. После внимательного осмотра наступающих он вернулся к планшетнику, развернул своих роботов в обратную сторону и мысленно стал созывать их к себе, как пастух созывает стадо. Дело было сделано. Попавшие в «мешок» исламисты планомерно уничтожались. Роботы оказали сирийцам существенную помощь…

Салман никак не смог уснуть в эту ночь. Во-первых, он привык спать на боку, подкладывая под голову одну руку, а в наручниках сделать это было невозможно. Во-вторых, нервное возбужденное состояние, никак не проявившееся на его лице во время разговора с братом, тоже сну не способствовало. И даже усталость после бессонной и беспокойной прошлой ночи не могла побороть возбуждение. Сами собой лезли в голову мысли о том, что могут предпринять помощники. Они, по большому счету, люди опытные, но им противостоит не менее опытный и при этом намного более хитрый Сулейман Цхогалов. Сумеют ли они обмануть его? Или же подставят и себя, и своего командира… Их попытка освободить его приведет не только к их гибели, но и к гибели самого майора. Был бы у кого-то из них бинокль с тепловизором, они смогли бы издали увидеть засаду и ликвидировать ее. Но такой бинокль в группе был только у одного майора, а сейчас он перешел к брату. И вполне возможно, что этот самый бинокль, если успели подзарядить аккумулятор, Сулейман передал своим людям, устроившим засаду рядом с землянкой, и они смогут увидеть приближение команды Салмана раньше, чем бойцы этой команды сообразят, в чем дело.

Как можно было уснуть с такими мыслями? Сам Салман не боялся смерти. Ему было просто обидно и больно за то, что его люди могут легко попасть впросак. Ведь Сулейман никак не показал им, что они тоже на подозрении, следовательно, бойцы думают, что от них не ждут активных действий. А Сулейман как раз этих действий и ждет и готов убить их всех, включая брата. Он так спокойно и хладнокровно говорил об этом, что Салман поверил. Сулейман убьет без зазрения совести. Хотя бы для того, чтобы подчеркнуть свою преданность тем, кто им управляет. Убить постороннего может всякий. А вот убить брата, к тому же брата-близнеца — намного сложнее. И это хозяева Сулеймана оценят.

Где-то неподалеку в ночной тишине залаяла собака, и вслед за ее лаем с западной стороны раздался весомый, заполняющий все небо вой минометов. Значит, началось наступление исламистов. Собака услышала звуки подготовки к наступлению, оттого и залаяла. Провал этого наступления и ответное контрнаступление сирийской армии были одним из вариантов спасения Салмана. Хотя бы случайно какое-то подразделение прорвется именно сюда и принесет спасение и освобождение. При всей своей внутренней отваге и готовности погибнуть за свое дело Салман Цхогалов просто на физическом уровне не мог не думать о возможности спасения. К этому обязывали и воспоминания о семье, и мысли о незавершенных делах. Даже такая простая мысль о том, что он так и не нашел времени, чтобы подправить дверь на веранде, примыкающей к дому родителей, не позволяла ему думать о смерти как о неизбежности. Эту дверь он обязан был подправить, чтобы она хорошо закрывалась. Обязан был спастись, выжить, вернуться и подправить дверь.

Говорить с братом о родителях было бесполезно. Он с радостью отказался от заботы о них, предоставив это сначала брату, а если убьет брата, то кому угодно. Даже в мыслях, похоже, не желал принимать на себя такую заботу. Если уж откровенно отказался перед братом от исполнения желания матери, чтобы братья вместе закрыли ей глаза, когда она умрет, то и с живыми родителями общаться как не желал раньше, так и не пожелает сейчас. Он ведь видел в трубке номер отца. Почему бы не нажать одну только кнопку, чтобы с отцом поговорить. Нет, не пожелал. И не пожелает впредь.

Странно, но у Салмана не было на Сулеймана злости, одна только обида. Горькая обида, от которой сводит язык. И была обида за парней из своей группы. Салман сам долго и тщательно готовил их, но никогда не учил, как вести себя в подобной ситуации. Эту ситуацию нужно было предвидеть, чтобы учить, а предвидеть ее было невозможно. Напротив, Салман всегда учил подчиненных, что товарища следует выручать. Даже просто товарища, а не командира. И они обязательно пойдут его выручать. И тем самым обрекут на гибель и себя, и его…

Откуда-то издалека доносились звуки боя. Стреляли и минометы, и «Грады», и еще какие-то орудия. За этим грохотом не слышно было автоматных очередей. А автоматы в «Джабхат-ан-Нусре» — основной вид оружия. Бой был, судя по всему, ожесточенным. Наверное, исламисты двинули вперед большие силы, обреченные силы. А сирийцы хорошо продумали свои действия и подготовились к претворению в жизнь своего плана.

Время шло, а Салман так и не мог уснуть. В землянке не было видно рассвета, но он чувствовал, что утро уже скоро наступит. Самое время, чтобы помощникам Салмана произвести свою попытку освобождения командира. Но шума с улицы все не доносилось.

Откуда-то из-за двери вдруг послышались голоса, и звучали они спокойно. Это говорило о том, что не все так плохо, что его группа все-таки не пришла. Может быть, пыталась найти командира, но не смогла. На какое-то мгновение ему даже стало обидно и он почувствовал себя брошенным, но тут же отогнал эту мысль, понимая, что для бойцов его группы это лучший выход.

Разговор за дверью завершился громким смехом. Дверь открылась, и вошел улыбающийся Сулейман. У Салмана мелькнула вдруг мысль, что Лесничий сумел дозвониться генералу и тот каким-то способом определил информатора, через которого и прогнал «дезу».

Он сел, посмотрел брату в глаза и понял, что надеется напрасно.

— Мне позвонили… — сообщил Сулейман. — И теперь я знаю, что ты прибыл сюда со своей группой для уничтожения своих соотечественников. Наших с тобой соотечественников. Наверное, и меня тоже хотел уничтожить… Что ж, ты уничтожил многих…

— Еще больше я спас, — хмуро ответил Салман. — Женщин, детей, стариков, которых ты и тебе подобные хотели бы убить и планировали сделать это в будущем. Но теперь уже не получится…

— И у тебя больше не получится никого уничтожить. Ни у тебя, ни у твоих людей. Я послал за ними. Их уже, наверное, повязали и везут сюда.

— А если их не застанут на месте? — спросил Салман, не надеясь на собственное спасение, но надеясь хотя бы на спасение своей группы. — Они могли пойти со всеми в наступление. И сейчас сидят где-нибудь в бывшем сирийском окопе…

— Что им делать в наступлении? У них другая задача! Я знаю поименно всех, кто с тобой отправился. Мне список продиктовали. Подождем пару минут. Я хочу, чтобы ты увидел, как твои люди будут плавать в своей крови. Надеюсь доставить тебе такое удовольствие. А потом… Ну, как ты будешь в луже своей крови плавать, ты уже не сможешь увидеть. А фотографию твоей отрезанной головы я пошлю твоей жене и детям… Пусть полюбуются…

— Я сожалею, что не сумел тебя уничтожить, — процедил Салман и бессильно опустил голову.

— А ты знал, что я здесь? — усмехнулся Сулейман, но в голосе его прозвучало беспокойство. Он, видимо, надеялся, что очень хорошо прячется от правосудия.

— Не знал, к сожалению, иначе не назвался бы твоим именем.

— Тоже верно… — Сулейман успокоился и даже самодовольно улыбнулся. — Скоро здесь будут сирийцы, вот пусть они твоих безголовых парней и похоронят. А твое тело я вывезу сам и похороню. Все-таки ты родной мне человек. Хотя бы по крови, если не по духу. И даже твою отрезанную голову похороню вместе с телом. Обещаю. Слышишь, двигатели шумят? Машины едут. Это твоих парней сюда везут. Готовься их встретить…

— Сегодня ночью здесь много машин проезжало…

— Это было в начале ночи. Когда к наступлению готовились, разные машины шастали в штаб и из штаба. Сейчас все удирают, как могут. А на машине удирать лучше. Но мои машины не удирают. Они еще меня заберут и твое тело. Но сначала я твоих парней убью на твоих глазах. Ты их сюда привел, ты и чувствуй за них ответственность. С этой мыслью умрешь и сам.

— Я не совсем понял тебя. Кто удирает? Откуда здесь появятся сирийцы? О чем ты говоришь?

— Наше наступление закончилось нашим позорным разгромом. И ты, наверное, приложил к этому руку. Можешь гордиться. Но тебя они спасти не успеют. Слышишь, машины остановились…

— Они остановились далеко.

— Просто сюда трудно подъехать, потому и встали в стороне. Водители не решаются давить штабные палатки. Их еще не все покинули. Пока сам начальник штаба не уехал, многие уехать не решаются. Ждут, когда побежит аль-Завагани. А он ждет моего прихода…

С улицы раздалась короткая автоматная очередь. Даже не в три, а в два патрона. Так стреляют обычно спецы. Или кто-то начал стрелять, но его остановила встречная пуля.

Сулейман повернул голову в сторону двух часовых, которые все еще оставались в землянке.

— Что там такое? Посмотрите!

Оба бросились выполнять приказание Сулеймана, но отлетели от двери, словно лбами в нее ударились. Сулейман не видел, что произошло, но Салману, стоящему к двери лицом, видно было хорошо, и он сразу узнал высокую, под два метра, фигуру заместителя боевой группы «волкодавов» Виктора Иващенко, который встретил бегущих навстречу часовых классической боксерской «двойкой». Удары были звучные и резкие, отработанные.

На звук этих ударов и среагировал Сулейман. Он все еще пытался соблюсти свою величественность и повернул высокомерную голову в сторону двери, одновременно положив руку на кобуру пистолета. Но тут же показал свою профессиональную подготовку спецназовца и Салман. Его руки все еще были в наручниках, он пошире расставил локти, обеими руками обхватил шею брата так, что сами наручники стали петлей на горле, и резко дернул на себя. Сулейману было уже не до кобуры с пистолетом, он пытался вцепиться в наручники и оторвать их от горла, но для этого требовалось пропустить под металл пальцы, а Салман не позволял ему этого сделать. Сулейман бился в удушье, но все же попытался нанести удар локтем в печень брату. Первый удар был неточным, а второй вообще не получился, потому что скакнул вперед Иващенко и одним тяжеленным ударом в корпус согнул Сулеймана пополам. В землянку уже ворвались еще пятеро «волкодавов» и трое помощников Салмана.

— Уходим! Бери брата с собой! — скомандовал Иващенко и тут же сам ухватил скорчившегося на полу Сулеймана за шиворот и поволок к двери.

Альви Аббасов подскочил к майору и жестом показал, чтобы тот положил руки на стол. Салман понял, что тот хочет сделать, и растянул руки по столешнице. Пуля разорвала наручники без проблем. Если бы Альви стрелял не на столе, а на весу, то сами наручники могли бы оторвать Салману обе кисти.

На улице было уже совсем светло. Майор Цхогалов осмотрелся, определил свое месторасположение и, как только Иващенко забросил в кузов пикапа Сулеймана, где тому сразу связали и руки, и, кажется, ноги, показал в сторону палаток:

— Там, через две палатки… Палатка начальника штаба… Аль-Завагани… Его бы захватить…

— Думаешь, еще не сбежал?

— Сулеймана ждет…

— Попробуем. Лезь в машину…

Салман заскочил на заднее сиденье, и ему сразу сунули в руки автомат. До палатки начальника штаба добрались за секунды. Под колесами что-то хрустело и звенело, кто-то по-свински визжал под упавшим полотнищем. Но как только пикап остановился, из палатки прямо под автоматные очереди выскочили трое охранников начальника штаба. Иващенко опередил Салмана и ворвался в палатку первым. Аль-Завагани уже спешил навстречу, испуганный близкой стрельбой, и сразу получил удар стволом автомата в лицо.

— Это он! — подсказал Салман.

Второй пленник был заброшен в кузов другого пикапа…

Однако покинуть штабной палаточный городок оказалось не так просто. Дорогу перекрывала бегущая толпа исламистов, а ехать в противоположную сторону было рискованно — там территория занята другой частью «Джабхат-ан-Нусры», которая в наступлении не участвовала и имела еще свежие силы.

— Как будем выбираться? — спросил Иващенко Салмана. — Ты местность лучше знаешь…

— На мой взгляд, сейчас лучше вообще не выбираться. Никто не скажет, где и на кого можно нарваться. Спрячемся в землянке, дождемся прихода сирийцев. Там и отстреливаться можно…

— Резонно, — согласился Иващенко и что-то сказал водителю.

Машины остановились у входа в землянку, прикрывая его. Сначала увели в помещение пленников, потом зашли сами. Иващенко оставил у пулеметов, установленных в кузовах пикапов, троих, по одному на пулемет.

— Будет опасно, бросайте стрельбу и вниз… — Этим и завершился весь инструктаж.

Внизу, в землянке, Салман подошел к брату и вытащил из кармана Сулеймана другую трубку. Попробовал позвонить Лесничему, но связи не было.

— Кому звонишь? — поинтересовался Иващенко.

— Твоему командиру.

— Бесполезно. «Красуха» включена. В радиусе трехсот километров связь осуществляется только по выделенным каналам.

— И давно нет связи? — спросил Салман.

— Еще до начала наступления исламистов отключили. Как раз перед этим.

Салман подошел к брату. Нащупал в его кармане трубку, вытащил и открыл список контактов. Посмотрел на все входящие и исходящие звонки. Последний звонок был совершен накануне, но это был исходящий звонок. Кроме того, это был звонок абоненту с российским номером. Видимо, информатору Сулеймана. Значит, и найти его можно будет без проблем. Но сейчас Салмана интересовало другое.

— Скажи-ка мне, брат, как сумел дозвониться тебе твой информатор, когда нет связи?

Сулейман молчал. Ему просто нечего было ответить.

— Значит, ты просто так хотел выслужиться перед своими хозяевами. Выслужиться за счет убийства брата? И готов был убить меня, не имея данных?

— Я же тебя расколол… — неохотно и не очень уверенно проговорил Сулейман.

— А сегодня я тебя буду раскалывать…

— Нет, Салман… — неожиданно вмешался в разговор Иващенко. — Раскалывать его будет старший лейтенант спецназа ГРУ Рус Григорьевич Поленьев. — Он ткнул пальцем в коробку коммуникатора в нагрудном кармане своей «разгрузки». — Я только что разговаривал с Лесничим. Он движется сюда. С ним вместе в качестве прикрытия российские боевые роботы, которые в сегодняшнем разгроме исламистов сыграли важную роль. И ведет этих роботов как раз Поленьев. У него с твоим братом старые добрые связи. И есть у Руса Григорьевича, что спросить… Не думаю, что будет длительный допрос, но вопросы, судя по лицу твоего братца, должны быть интересные…

Уже в середине дня, когда в штабе корпуса подводились итоги проведенной операции, но на совещание не были приглашены ни Лесничий, ни Поленьев, командир «волкодавов» позвал Руса Григорьевича в свою палатку.

— Я тебя обещал с нашим хакером познакомить. Пойдем, «Аватар». Он как раз в Сети сидит. Нашел что-то, что, может быть, тебя касается. На сервере ГРУ, кстати, нашел. Ползает там, как дома…

Рус Григорьевич сразу ухватился за возможность выйти в Интернет, поэтому не сразу включился в слова Лесничего. А тот продолжал:

— Алевтина Поленьева и Антон Поленьев к тебе отношение имеют?

— Прямое. Это мои жена с сыном.

— У них неприятность… Антон Поленьев переел греческих фруктов и попал в греческую больницу с подозрением на дизентерию. Но диагноз, слава богу, не подтвердился. Алевтина Поленьева сидит с ним. Вылететь домой пока не могут. Отдыхали, что ли, там?

Рус Григорьевич остановился и замер столбом.

— Отдыхали они… А я исламистам мстил… По наводке Сулеймана Цхогалова взорвали самолет с туристами. Мои должны были этим самолетом лететь. Боялся, что они погибли…

— Значит, ты мстил за тех, кто погиб. У них тоже мужья и отцы есть. И не у каждого есть возможность до исламистов добраться. Было, значит, за кого мстить…

Примечания

1

Об испытаниях средств связи в Сирии рассказано в: -ispytala-v-sirii-vysoskorostnoj-voennyj-internet.html. По словам представителя ОПК, «техника отработала без замечаний. Системы признаны надежными, эффективными и соответствующими требованиям современной армии». (Здесь и далее прим. автора.)

(обратно)

2

РЭБ — средства радиоэлектронной борьбы. Приборы, создающие помехи при осуществлении связи и наводки высокоточного оружия. Исключение составляют выделенные закрытые каналы, которые не гасятся помехами. Противник в этом случае, чтобы осуществлять связь, должен работать на тех же каналах, но тогда его можно было бы слышать даже при закрытой связи.

(обратно)

3

«Красуха-4» — мощная станция РЭБ с радиусом действия до трехсот километров.

(обратно)

4

«Уран-9» — боевой робот-танк, недавно принятый на вооружение в Российской армии. Не имеет мировых аналогов. Вооружен автоматической тридцатимиллиметровой пушкой 2А72 с боекомплектом в 200 снарядов и спаренным с ней пулеметом Калашникова с тысячью патронов к нему, противотанковым ракетным комплексом «Атака» (в состоянии уничтожить вражеский танк с дистанции восемь километров) и противовоздушным комплексом «Игла». Кроме того, имеет несколько гранатометов, снаряженных различными гранатами, в том числе и термобарическими. При этом сам «Уран-9» сложно взять на прицел, на нем установлена новейшая система защиты от лазерного облучения прицелами противника. Робот снабжен тепловизионной камерой, способной определить засаду на своем пути, но стреляет только по приказу оператора. Дистанция управления роботом составляет двенадцать километров. О том, что представляет собой этот робот, рассказал в программе «Военная приемка» телеканал «Звезда» в прямом эфире. Передачу можно посмотреть в собственном интернет-ресурсе телеканала по адресу: -1cpc.htm/201603101614-gxwa.htm

(обратно)

5

САУ «Акация» — самоходная артиллерийская установка, мощная гаубица калибра 152 миллиметра.

(обратно)

6

«Вэ-чэ» — воинская часть.

(обратно)

7

Генерал-полковник Александр Безверхний, начальник управления военной контрразведки ФСБ России.

(обратно)

8

Пулемет ПКТ — пулемет Калашникова танковый, калибра 7,62 миллиметра.

(обратно)

9

ПТУР — противотанковая управляемая ракета.

(обратно)

10

Так называемые Дни Гекаты. Два дня перед новолунием и два или один день после.

(обратно)

11

Изначально понятие «джамаат» включало в себя только группу верующих единомышленников. Но позже, во второй половине девяностых годов прошлого века, сначала только в Чечне, потом по всему Кавказу и Поволжью, джамаатами стали называть исламистские этнические группы, создаваемые для вооруженной террористической деятельности.

(обратно)

12

Доку Умаров — террорист, объявивший себя главой «Имарата Кавказ». Ликвидирован в сентябре 2013 года.

(обратно)

13

Мукаддам — воинское звание в сирийской армии, соответствует российскому подполковнику. Мукаддам носит зелено-красные погоны с одной звездой над одноглавым гербовым орлом. Младший состав в сирийской армии, как рядовой, так и командный, носит простые погоны болотного цвета. Зелено-красные погоны носят, начиная со звания мулязима (прапорщика).

(обратно)

14

Криптограф — специалист по шифрованию.

(обратно)

15

Эмпатичность, эмпатия — сверхчувствительность, способность воспринимать то, что часто недоступно другим. Обычно относится к разряду экстрасенсорных качеств человека, хотя присуща многим.

(обратно)

16

Военно-космические силы (ВКС), род войск России, созданный в августе 2015 года путем слияния Военно-воздушных сил и Войск космической обороны. Главнокомандующим ВКС назначен генерал-полковник Виктор Бондарев. Организационно ВКС включают в себя Военно-воздушные силы, войска противовоздушной и противоракетной обороны и космические войска. При этом допускается владение и пользование собственными воздушными и космическими объектами отдельным видам вооруженных сил. Например, военная разведка может иметь в собственности спутники-шпионы, другие рода войск широко используют собственные беспилотные летательные аппараты и т. д.

(обратно)

17

МОН-200 — противопехотная мина осколочного направленного действия.

(обратно)

18

«Летучая мышь» на фоне земного шара — эмблема спецназа ГРУ.

(обратно)

19

«Recuva» — приложение, способное восстанавливать удаленные файлы на дисках, флешках, картах памяти и других носителях информации.

(обратно)

20

«Name» (в переводе с английского — «имя», «название») — персональная доменная зона.

(обратно)

21

Найтовить (флотск.) — закрепить, используя найтов (веревку, трос) для связывания нескольких канатов, элемент крепления на кораблях.

(обратно)

22

«Держка» — рычаг активации катапульты на самолете.

(обратно)

23

Эйдетическая память — способность запоминать информацию. Эйдетики без труда воспроизводят в своей памяти образы когда-то увиденных лиц или предметов. Чаще такой вид памяти называют фотографическим. Пробуждение фотографической (эйдетической) памяти, как правило, связывают с тем, что человек должен знать, что сможет извлечь из своего запоминания конкретную пользу. Именно поэтому в моменты опасности или сложного эмоционального состояния, которое может иметь за собой конкретные последствия, человек бывает в состоянии запомнить то, что не может запомнить в обыденной ситуации. Фотографическая память к тому же имеет свойство развиваться за счет специальных тренингов лучше обычной памяти.

(обратно)

24

Когнитивность — в психологии когнитивность рассматривается как способность индивида воспринимать любые процессы адекватно ситуации и принимать правильные решения.

(обратно)

25

ЗАС — засекречивающая аппаратура связи, раньше существовала как в телефонном, так и в телеграфном режимах, в настоящее время число режимов увеличилось, а сама аппаратура приобрела различные виды и новые названия. Но в военном обиходе, обычно слегка консервативном, применяется старое название. Современная аппаратура ЗАС дает возможность передавать и изображения, и телеметрические данные, и другие виды информации.

(обратно)

26

«Контролька» — простейший способ определить, интересовался кто-то предметом или нет, — установить «контрольку». Может быть использован простой человеческий волос, приклеенный слюной одним концом к столу, другим к компьютерной мыши, шматок слежалой пыли или кусочек пера птицы. Чаще всего «контролька» ставится на дверь, чтобы определить, проникал кто-то посторонний в помещение или нет. Но, в принципе, поставить ее можно всюду. И точно определить, стоит «контролька» или нет, посторонний человек обычно не может.

(обратно)

27

Табасараны — одна из народностей Дагестана, проживающая в основном на побережье Каспийского моря от Дербента до Махачкалы.

(обратно)

28

Действительно существующий комплекс управления.

(обратно)

29

«Оперативка» — оперативная память компьютера.

(обратно)

30

ДОС — дома офицерского состава, как правило, гражданский городок рядом с воинской частью или даже на территории ее. Имеет исключительно ведомственные строения.

(обратно)

31

Ферик авваль — воинское звание в сирийской армии, в переводе называется просто генералом, хотя является старшим генеральским званием. Младшие генеральские звания в Сирии: амид — бригадный генерал (не имеет российского аналога), лива — генерал-майор, ферик — генерал-лейтенант. Ферик авваль младше только мушира — маршала. Как правило, ферик авваль командует воинским корпусом, которых в сирийской армии шесть. Он носит зелено-красные погоны с двумя звездами под одноглавым гербовым орлом, но над скрещенными саблями.

(обратно)

32

Накиб — воинское звание в сирийской армии, соответствует российскому званию капитан. Накиб носит зелено-красные погоны с тремя звездочками без гербового орла.

(обратно)

33

Мина-ловушка «МС-4» относится к необезвреживаемым и неизвлекаемым минам, то есть, если взрыватель активирован, мину уже невозможно дезактивировать, ее можно только взорвать. Но «МС-4» настолько чувствительная, что может взорваться в руках при переноске, если ее наклонить даже на миллиметр.

(обратно)

34

Раис — в восточных языках обычно переводится как «начальник», «председатель». Уважительная форма обращения к начальствующему лицу.

(обратно)

35

Рокада — дорога, идущая вдоль линии фронта.

(обратно)

36

«СВД» — снайперская винтовка Драгунова. Максимальная дальность поражения — около километра.

(обратно)

37

Два наката — два слоя бревен, положенных обычно поперек друг к другу и посыпанных изнутри и сверху землей.

(обратно)

38

Омало — село в Ахметском районе Грузии в Тушетии. Существуют Нижнее Омало и Верхнее Омало.

(обратно)

39

«Джавелин» и «Предатор» — мощные американские переносные установки ПТУР, относящиеся к пятому поколению оружия, то есть работающие по принципу «выстрелил и забыл». Перед этим оружием танки в большинстве своем практически беззащитны. Исключение составляют российские танки с активной защитой, сбивающей ракеты на подлете.

(обратно)

40

«Ртуть-БМ» — изначально созданное еще в советское время средство РЭБ, способное создать над объектом защитный купол, который непреодолим для большинства радиоуправляемых ракет и вообще всех видов артиллерийских снарядов, снабженных радиовзрывателями. На вооружении Российской армии стоит аппаратура, монтируемая на базе бронетранспортера. Мобильные версии «Ртути» пока в войска не поставляются, поскольку она еще проходит испытания. Вся электроника «Ртути» работает в автоматическом режиме, сама определяет радиочастоты, на которых работают взрыватели, и производит взрыв, как правило, на безопасной высоте. Мобильная версия установки имеет значительно меньшую мощность, тем не менее в состоянии осуществлять прикрытие объектов. (По материалам сайтов: /, /, -tv.ru/, -803.html).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg