Максим Бузин Главный бой. Рейд разведчиков-мотоциклистов
Глава 1
— Разрешите, товарищ майор! — лейтенант Буренков, коротко постучавшись, заглянул в комнату, которую занимал командир разведывательного батальона Артем Тимофеевич Кочергин.
— Проходи, Сережа! Располагайся! Через пару минут закончу! — Майор Кочергин, сидя за письменным столом, что-то писал в толстой зеленой тетради, и, судя по страдальческому выражению лица, данное занятие не доставляло ему особого удовольствия.
Лейтенант опустился на стул, вытянул ноги и прикрыл глаза. Он очень устал. За прошедшую неделю возглавляемая им группа разведчиков дважды ходила за «языком», но все впустую.
Немцы были начеку, усилив боевое охранение своих позиций и выставив дополнительные дозоры. По проселочным дорогам больше не передвигались одиночные мотоциклисты вермахта и штабные машины, лишенные охраны. Теперь гитлеровцы перемещались исключительно в составе групп и отрядов численностью от нескольких человек и до взвода. И только в светлое время суток.
Они, конечно, и раньше не любили куда-либо ездить по ночам, отлично понимая, что в темноте можно легко угодить в засаду, устроенную партизанами или советскими разведчиками-диверсантами. Но по необходимости иногда все же это делали. А сейчас всякое движение с наступлением сумерек прекращалось вообще.
Да еще немецкие саперы периодически минировали все новые участки местности, что тоже, естественно, не радовало наших разведчиков…
* * *
Линия фронта в середине мая 1942 года на участке ответственности дивизии, в состав которой входил разведывательный батальон майора Кочергина, из-за пересеченного характера местности не была ровной и сплошной. Реки, болота, овраги и лесные массивы прорезали и наши, и немецкие позиции, создавая лишнюю головную боль командованию с обеих сторон. От стратегически важного шоссе, контролируемого в данном районе частями моторизованного корпуса вермахта, передовые позиции дивизии отделяло менее двух километров.
Чуть больше месяца назад группировка наших войск, состоявшая из нескольких стрелковых и танковых дивизий, предприняла здесь попытку прорыва гитлеровской обороны. Целью наступления являлось соединение частей Красной Армии с крупным партизанским формированием, действовавшим в тылу у немцев и с боями продвигавшимся навстречу регулярным силам. Из-за яростного сопротивления противника тогда этого сделать не удалось. Наши части вынуждены были остановиться и закрепились на достигнутых рубежах.
В течение следующих четырех недель в связи с весенней распутицей и разливом рек активные боевые действия практически не велись. И вот советское командование вновь начало готовить наступательную операцию. Для этого в дивизию со дня на день должен был прибыть начальник оперативного отдела штаба фронта. Требовались точные сведения о противнике. Нужен был «язык»…
* * *
— Все, хватит! — громкий голос Кочергина и сильный хлопок вырвали задремавшего лейтенанта Буренкова из сладких объятий Морфея.
Сергей резко открыл глаза и тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Обстановка в комнате немного изменилась. Майор стоял у окна и курил, а зеленая тетрадь лежала на подоконнике рядом с ним. Увидев, что лейтенант смотрит в его сторону, Кочергин, не глядя, стряхнул с папиросы пепел и вернулся за стол.
— Кури, если хочешь! — Майор подвинул Сергею пачку папирос и коробок спичек.
— Спасибо, Артем Тимофеевич! Не откажусь! — Лейтенант взял папиросу и закурил, выпустив вверх облако сизого едкого дыма. — Кстати, у вас пепел прямо на тетрадку упал, как бы не загорелась!
— Да и хрен с ней! В конце концов, я боевой командир, а не писарь! — с пол-оборота завелся Кочергин, не обратив внимания на шутливый тон Сергея. — Им в штабе отчеты, видишь ли, письменные нужны! Ежедневные! А мне проще к немцам в тыл «сбегать», чем этим бумагомарательством заниматься! Да ты и сам знаешь!
— Знаю, товарищ майор! Но ведь вам теперь по должности вроде как и не положено!
— Положено, не положено! — майор успокоился так же внезапно, как и «вскипел» несколько секунд назад. — Ладно, давай к делу. Мне уже доложили, что ваш ночной поиск в седьмом квадрате закончился безрезультатно, хорошо хоть вернулись без потерь…
— Артем Тимофеевич! — обиженно развел руками Буренков. — Ну, где я вам возьму пленного, если фрицы поголовно засели по своим укрытиям и блиндажам и до утра из них носа не высовывают! А вступать в боестолкновение вы же мне сами и запретили!
— И правильно сделал! А то бы сейчас вместо бестолкового отчета пришлось похоронки писать! Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо! — Кочергин постучал костяшками пальцев по поверхности стола. — Вон, умники из штаба армии решили провести разведку боем в зоне ответственности соседней с нами дивизии. Вчера после артиллерийской подготовки бросили две стрелковые роты среди бела дня прямо на немецкие пулеметы. Потеряли семнадцать человек убитыми и больше сорока ранеными, а толку никакого! Пленных не взяли, новые огневые точки противника не выявили. Да что говорить, там настоящая мясорубка была! Наши ребята даже до первой линии гитлеровских траншей не добрались!
Майор замолчал, играя желваками на щеках, и вновь постучал костяшками по столу. Буренков машинально отметил, что при этом кисть руки командира двигалась, будто сама по себе, бесконтрольно, что ли, словно она жила своей отдельной жизнью…
На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Оба молча курили, каждый погруженный в свои мысли. Наконец Кочергин затушил папиросу и, как и положено старшему по должности и по званию, возобновил прерванный разговор:
— Осторожное поведение немцев косвенно свидетельствует о том, что ими готовится серьезная войсковая операция и они, естественно, не хотят, чтобы мы от захваченного «языка» узнали об их планах и замыслах. В свою очередь нам данная информация, безусловно, необходима. Это раз!
Майор вновь решил закурить, жестом предложив папиросу и Буренкову, но тот отрицательно покачал головой, всем видом показывая, что внимательно слушает командира.
— Ладно, поехали дальше! Не буду курить один! — Кочергин со вздохом убрал незажженную папиросу обратно в пачку и пригладил ладонью короткий ежик седых волос на голове. — Как тебе известно, мы тоже вскоре собираемся наступать. Значит, опять возникает потребность в свежих разведданных. На эту тему мне вчера вечером в штабе дивизии всю плешь проели! В общем, куда ни кинь, а надо отправляться в «гости» к немцам! Твоя группа лучшая, вам снова и идти. Вот такой загенбахер, Сережа, получается!
— Товарищ, майор! — Лейтенант недоумевающе взглянул на Кочергина. — Ребята вымотались, едва держатся на ногах! Им надо отдохнуть, выспаться, привести себя в порядок, в конце концов! Не мне вам объяснять, что уставший разведчик — это легкая добыча для подготовленного врага!
— Согласен, лейтенант, и не волнуйся! Будет у вас время на передышку! Смотри, сегодня четверг, четырнадцатое число, восемь утра. На задание пойдем в ночь на понедельник. Поэтому возвращайся к бойцам, примите грамм по сто пятьдесят и все на боковую. Это приказ! А я пока к начальству смотаюсь, побеседую кое с кем. Кстати, Сережа, ходят упорные слухи, что по вновь утвержденным штатам наш батальон станет разведывательной ротой! Попробую сегодня что-нибудь разузнать на эту тему. Заодно и чайку попью, а то мой весь кончился! — Майор скорчил довольную гримасу. — Вопросы есть?
— Так точно! Есть! — Буренков почесал макушку и, прищурившись, внимательно посмотрел в светло-зеленые глаза майора. — Артем Тимофеевич, мне послышалось, или вы сказали «пойдем»?
— Тебе не послышалось, Сережа! Я отправлюсь вместе с вами, а то засиделся уже здесь, зарылся в этой канцелярщине! — Кочергин махнул рукой в сторону зеленой тетради, мирно лежавшей на подоконнике, и широко улыбнулся. — Не переживай, старый конь борозды не испортит!
— Да я буду только рад, но, простите, что повторяюсь, вам же по должности не положено! — удивился Буренков и показал пальцем наверх. — Вас не отпустят!
— А куда они денутся! — развеселился майор. — У меня есть рисковый, но осуществимый план по захвату «языка». И для реализации этой задумки необходим человек, бегло говорящий по-немецки! Извините, товарищ лейтенант, но в нашем разведывательном батальоне есть только один такой индивидуум. Это некто Артем Тимофеевич Кочергин, прошу любить и жаловать!
Майор отвесил шутливый поклон, но сразу посерьезнел и прислушался к донесшемуся снаружи и постепенно усиливающемуся гулу.
— Самолет летит, — произнес Буренков задумчиво, — судя по звуку двигателей, высоко и не быстро.
— Это тактический разведчик «Фокке-Вульф-189», «Рама», — посмотрев на часы, сказал Кочергин и зевнул, — третий день подряд в одно и то же время прилетает, рахит! Покружит недолго, сбросит листовки и убирается восвояси. У фрицев же все по распорядку! Сейчас как раз немецкие артиллеристы завтракают, а, значит, примерно через полчаса начнется обстрел. Так что давай, пока тихо, иди к своим. А я завтра перед ужином загляну к вам, обсудим план будущей операции.
— Слушаюсь, товарищ майор! — Буренков встал со стула, отдал честь и, развернувшись через левое плечо, направился к двери.
— Стой, Сереж! Совсем забыл! — Кочергин быстрым шагом подошел к остановившемуся на пороге лейтенанту. — Нам понадобится пять комплектов немецкой военной формы. Скажи старшине, чтобы подобрал!
— Так Иваныч же в госпитале!
— Был в госпитале! Драпанул вчера оттуда, только его и видели! Уже небось с твоими ребятами лясы точит, страшные истории про злых врачей рассказывает!
— Вот дает, старый! — Буренков весь аж засиял от восторга и нетерпеливо начал переминаться с ноги на ногу. — Так я побежал, товарищ майор!
— Беги! И передай этому нарушителю больничного режима, чтобы мне нашел офицерский китель и штанишки соответствующие!
— Есть, Артем Тимофеевич! Все сделаем! — крикнул лейтенант, выбегая из комнаты.
С улицы донеслись его торопливые удаляющиеся шаги.
Кочергин, улыбаясь, подошел к карте, висевшей на стене. По мере ее изучения выражение лица майора изменилось, и оно приняло серьезный и озабоченный вид.
Дело предстояло чрезвычайно опасное, а его результат во многом зависел от удачи и везения разведчиков.
От партизан поступила информация, что на железнодорожную станцию, находившуюся в тылу у немцев на удалении пятнадцати километров от линии фронта, в воскресенье прибудет специальный эшелон, на котором из Берлина приедет какой-то высокопоставленный армейский чин, чуть ли не начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер. И в понедельник утром в штабном вагоне он проведет совещание с командирами дислоцированных в данном районе гитлеровских частей и подразделений.
По замыслу майора разведгруппа, пользуясь ночной темнотой, должна скрытно пробраться в окрестности транспортного узла и устроить засаду. Нет, не на Гальдера, конечно! Кочергин всегда берег людей, являлся реалистом и не собирался безрассудно рисковать бойцами ради призрачного шанса захватить в плен генерал-полковника, охраняемого в этой поездке не хуже самого Гитлера. План у майора был иным и заключался в следующем.
К станции, где остановится эшелон с большой германской «шишкой», вела только одна более-менее приличная дорога, по которой могли проехать легковые автомобили. Начиная от мест дислокации немецких войск, она шла через небольшие перелески, а на конечном участке протяженностью около двух километров тянулась почти параллельно железнодорожному полотну, отделенная от путей густой порослью молодых деревьев и неглубоким, но длинным, больше похожим на болото, чем на озеро или пруд, водоемом. Слева от дороги простиралось поле, в некотором отдалении плавно переходившее в смешанный лес. За полкилометра до привокзальной площади дорога делала зигзагообразный поворот, оставляя по правой стороне два приземистых кирпичных строения, в которых до войны располагались железнодорожные склады. К этим зданиям, согласно данным аэрофотосъемки, в свою очередь почти вплотную примыкали сильно разросшиеся кусты и деревья, и увидеть со стороны, что происходит за бесхозными постройками, было практически невозможно.
Именно в этом месте разведчики и нанесут свой внезапный удар! Целью акции станет кто-нибудь из офицеров вермахта, вызванных Гальдером на «симпозиум», — так своеобразно назвал организуемое фашистами мероприятие Кочергин.
Как заманить фрицев в приготовленную для них возле заброшенных складов ловушку, майор тоже уже придумал. Здесь он решил сыграть на приверженности немцев к строгой армейской дисциплине и порядку…
А вот дальше начинались в основном одни «но» и «если».
Во-первых, брать «языка» надо было практически бесшумно, то есть без единого выстрела. Если начнется стрельба, то гитлеровцы в считаные минуты оцепят этот район и операция закончится провалом.
Во-вторых, у майора к самому себе возникало много вопросов, связанных с возвращением разведгруппы в расположение наших войск. Кочергин был опытным командиром и прекрасно знал, что путь домой является порой наиболее опасной частью всей операции. Он долго ломал голову, просчитывая различные варианты, но при любом раскладе перспективы намечались далеко не радужные. В итоге майор решил, что сразу же после захвата пленного группа быстро пересечет поле и скроется в лесу, а дальше как кривая вывезет. Это выглядело чересчур авантюрно, но действовать по-другому в сложившихся условиях не представлялось возможным.
К тому же на уровне подсознания Кочергин чувствовал, что все пройдет, как надо. А чутье майора за последние месяцы еще ни разу не подводило…
— Ничего, прорвемся! — вслух сказал Кочергин, хотя в комнате, кроме него, никого не было, и в очередной раз асинхронно постучал пальцами теперь уже по стене.
Это являлось следствием контузии, полученной майором полгода назад. События того кровавого дня и сейчас стояли у Артема перед глазами…
Глава 2
…В конце ноября 1941 года на южных подступах к Москве шли ожесточенные бои. Советские дивизии, неся большие потери, уже несколько суток с невероятным трудом сдерживали натиск численно превосходящих сил противника. Людей катастрофически не хватало. Все, кто мог держать в руках оружие, включая штабных писарей и поваров, находились на передовой.
В один из напряженных моментов сражения на самом уязвимом участке нашей обороны гитлеровцы после артиллерийской подготовки и последовавшего за ней авианалета кинули в атаку со стороны деревни Михайловка более восьмидесяти легких и средних танков. Бронированные машины, стреляя на ходу, наступали развернутым фронтом, — тремя волнами, приблизительно по двадцать семь танков в каждой. Следом густыми цепями шли автоматчики.
Несокрушимой, как казалось немцам, мощи вермахта противостояли около семи сотен красноармейцев (все, что осталось от полка!), да переброшенные прошлой ночью им на помощь сто двадцать человек из состава отдельного разведывательного батальона и комендантский взвод. Наши бойцы кроме пистолетов, винтовок, ППШ и ручных пулеметов также имели в своем арсенале одиннадцать противотанковых ружей (ПТР) системы Дегтярева, гранаты и бутылки с зажигательной смесью. И все! Больше защищать рубеж было нечем. Два последних 45-миллиметровых орудия разбомбили накануне немецкие пикировщики…
…Танки со свастикой на броне неумолимо приближались. Но пока до них оставалось еще более километра. Капитан Артем Кочергин опустил бинокль, присел на пустой ящик из-под патронов, валявшийся на дне траншеи, достал из пачки последнюю папиросу и закурил под аккомпанемент взрывающихся вокруг снарядов.
— Как дела? — разглядывая приготовленную связку трофейных немецких гранат «М-24», обратился Артем к годившемуся ему в сыновья незнакомому младшему лейтенанту, расположившемуся неподалеку.
— Нормально! — бодро ответил тот с присущим молодости оптимизмом. — Жить можно!
— Только не долго! — саркастически произнес Кочергин, но его слова потонули в грохоте близкого разрыва.
Обоих обдало проникшей в траншею, но уже ослабленной взрывной волной, а по спинам застучали комья земли вперемешку со снегом.
— Чтоб тебя, все за шиворот попало, попробуй теперь вытряси! — беззлобно выругался младший лейтенант и почему-то виновато улыбнулся. — Еще и уши заложило, зараза!
Кочергин ободряюще и немного снисходительно улыбнулся в ответ — он успел вовремя пригнуться, так что даже папироса в его руке не потухла!
— Товарищ капитан! — рядом с Артемом внезапно, словно из ниоткуда, выросла приземистая фигура красноармейца с перепачканным грязью лицом. — Майор Седов ранен! Вас срочно к себе вызывает! Его в соседний блиндаж отнесли!
— Иду! — откликнулся Кочергин, встал с ящика, положил на его крышку связку гранат и кивнул младшему лейтенанту: — Пусть полежат здесь до моего возвращения.
Тот неопределенно качнул головой в ответ.
Повесив на плечо ППШ, Артем сделал быструю затяжку и уже собрался выкинуть недокуренную папиросу, но молодой голос остановил характерное движение его руки.
— Разрешите, я добью, товарищ капитан! — младший лейтенант стоял рядом, выпрямившись в полный рост, и смущенно улыбался.
— Держи! — протянул папиросу Кочергин. — И пригнись, а то башку отстрелят!
— Спасибо! — младший лейтенант быстро присел на корточки и глубоко затянулся.
Было непонятно, за что он благодарил Артема, — за курево или за предупреждение.
— На здоровье! — на ходу буркнул Кочергин и скрылся вслед за бойцом за выступом траншеи.
Через пару минут Артем достиг блиндажа, где развернули походный лазарет, и по вырубленным в земле ступенькам спустился вниз. Все внутреннее пространство импровизированного госпиталя было забито ранеными. Некоторые громко стонали, другие лежали молча и лишь тяжело дышали. Один сержант с перебинтованными ногами громко матерился, требуя дать ему винтовку и отнести наверх, в траншею. В воздухе стоял устойчивый запах медикаментов, перевязочного материала и человеческой крови.
— Как там дела, товарищ капитан? — увидев Кочергина, взволнованным голосом спросил внезапно переставший ругаться сержант и указал глазами на выход из блиндажа.
Остальные раненые, находившиеся в сознании, разом повернули головы в сторону Артема и замерли в тревожном ожидании.
— Все как обычно, ребята! Стреляют! — громко ответил Кочергин и широко улыбнулся. — Сейчас мы фрицам парочку пилюль пропишем, и они успокоятся!
Кто-то из раненых засмеялся, другие подхватили, напряжение, охватившее людей, исчезло.
Только сейчас Артем заметил в дальнем углу блиндажа сутулую фигуру в белом халате и очень осторожно, чтобы никого случайно не задеть, стал продвигаться в этом направлении.
Человек в белом обернулся, прищурился, видимо разглядывая командирские знаки различия Кочергина, и поманил того рукой:
— Идите сюда, товарищ капитан!
При ближайшем рассмотрении сутулый доктор оказался худощавым молодым человеком с грустным взглядом. На земляном полу рядом с врачом стояли носилки, на которых с закрытыми глазами лежал мужчина средних лет крепкого телосложения с невыразительным лицом. Его грудь была плотно обмотана бинтами. Под правой ключицей на белом фоне отчетливо выделялось проступившее через повязку красное пятно.
— Военврач 3-го ранга Лариков! — представился медик. — А вы, как я понимаю, капитан Кочергин?
— Так точно! — ответил Артем.
— Товарищ майор, — наклонился к лежащему на носилках раненому Лариков, — капитан Кочергин здесь.
Раненый открыл глаза и с трудом сфокусировал взгляд на Артеме.
— Принимай командование, капитан, — прошептал Седов, — и запомни: танки пройти не должны! Их надо остановить любой ценой!
— Остановим, Андрей Глебович! — заверил майора Кочергин. — Все будет хорошо!
Он впервые увидел Седова только минувшей ночью, когда докладывал тому о прибытии отряда разведчиков, но имя и отчество майора почему-то запомнил сразу.
— Вот и славненько, — совсем не к месту тихо произнес майор и протянул Артему небольшой по размеру плоский металлический предмет округлой формы. — Возьми, будет тебе как талисман. Только не показывай никому!
— Что это, товарищ майор? — Кочергин покрутил двумя пальцами потускневший от времени кружок, на разных сторонах которого были выбиты цифры 1927 и 10.
— Немецкая монета, десять пфеннигов называется, еще до Гитлера выпущена. Я ее из Германии привез! — тут Седов осекся и глухо прокашлялся. — Доктор говорит, что мне такая же жизнь спасла.
— Это правда, — подтвердил Лариков и показал Артему похожий кружочек, только с глубокой вмятиной посередине. — Обе эти монеты лежали у товарища майора в левом нагрудном кармане прямо напротив сердца, и одна задержала осколок.
— Иначе бы мне крышка! — попытался усмехнуться Седов, но тут же поморщился от боли и прикрыл глаза.
— Все, закончили! — решительным тоном сказал военврач и подтолкнул Артема к выходу. — Раненому нужен покой!
Артем хотел попрощаться с Седовым, но тот, вконец обессилев, лежал без движения и только хрипло дышал. Кочергин убрал подаренную майором монету в карман и направился к выходу.
После царившего в блиндаже полумрака яркий солнечный свет резал глаза. Даже на искрящийся снег было больно, но как же приятно смотреть!
«Мороз и солнце, день чудесный…» — вспомнил Артем строку из стихотворения великого поэта и на мгновение забыл о войне, но грохот нескольких разорвавшихся неподалеку снарядов тут же вернул его к суровой действительности.
Возле блиндажа появились несколько младших командиров. Видимо, узнав о ранении Седова, они решили получить от него соответствующие указания по поводу дальнейших действий.
Кочергин жестом остановил их и, сообщив о состоянии здоровья майора, перешел к делу, быстро поставив перед каждым четкую и конкретную боевую задачу. Все «совещание» заняло чуть больше минуты. Командиры направились по своим подразделениям, Артем же, подозвав двух красноармейцев, отправил их по траншее в разные стороны передать по цепочке приказ: «Всем держаться, ни шагу назад! Кто побежит — расстрел на месте!»
А сам быстрым шагом двинулся туда, где оставил свои гранаты, по дороге успокаивая и подбадривая солдат.
Между тем первая волна немецких танков уже приблизилась на расстояние трехсот метров от наших позиций и попала в зону наиболее действительного огня расчетов противотанковых ружей. Артем с удовлетворением отметил, что майор Седов грамотно расположил бойцов-бронебойщиков таким образом, что танки, маневрируя, с целью уйти из сектора обстрела одного расчета, обязательно попадали под огонь другого. Причем самыми уязвимыми местами — бортами или кормой.
Остановившись на полпути, Кочергин приподнялся над бруствером, приложил бинокль к глазам и осмотрел поле битвы. То тут, то там со стороны наших позиций над землей поднимались небольшие облака снежной пыли, неизменно сопровождавшие каждый выстрел из противотанкового ружья.
Рядом с Артемом из вынесенной вперед ячейки вел огонь по противнику расчет бронебойщиков. И довольно успешно! Два подбитых танка со свастикой замерли на заснеженном поле. Третий пытался уйти с линии поражения и как раз подставил под выстрел свой слабо защищенный борт. Но бойцы медлили и почему-то огонь не открывали. Ефрейтор-наводчик, словно каменная статуя, недвижимо застыл, прижавшись щекой к специальному упору на прикладе противотанкового ружья. Лишь его согнутый указательный палец, лежащий на спусковом крючке, слегка дрожал. Второй красноармеец с тревогой смотрел на товарища, видимо, порываясь что-то сказать, но молчал. Томительные мгновения ожидания, казалось, превратились в вечность. Тем временем танк, объехав воронку от снаряда, уже начал разворачиваться в сторону траншеи.
— Стреляй, пехота, не спи! — крикнул Артем, в сердцах стукнув биноклем себе по бедру.
И, словно отвечая Кочергину, вокруг дульного тормоза ПТР выросло белое невесомое облачко. Краем глаза Артем заметил, что одновременно по танку выстрелили еще и откуда-то справа. Прошло несколько тягостных секунд, и немецкий танк вдруг остановился. Из его кормовой части вырвались оранжевые языки пламени.
— Есть! — торжествующе заорал ефрейтор-наводчик, поворачиваясь к Артему. — Горит, собака! Сейчас мы гадам…
Мощный взрыв потряс траншею. В эту кратчайшую долю секунды Кочергину показалось, будто гигантский кулак с чудовищной силой ударил его в грудь. Артема резко швырнуло назад, он врезался спиной в земляную стенку траншеи, издав при этом глухой утробный звук, и провалился в темноту…
Сколько времени он находился в беспамятстве, Кочергин не знал. Возвращение из небытия было постепенным. Когда первые признаки сознания проникли в его мозг, Артем, открыв глаза, но еще не вспомнив, что произошло, с каким-то «мутным» и замедленным испугом обнаружил себя лежащим на спине в глубокой, как ему показалось, канаве. Жуткая звенящая боль распирала голову. К горлу подступали тошнота и рвота.
Почти не чувствуя рук и ног, Кочергин попытался подняться, но это удалось ему не сразу. Лишь с трудом перевернув на живот свое казавшееся свинцовым тело, Артем медленно встал на четвереньки, а потом на колени. Простейшие на первый взгляд движения отозвались в мозгу капитана яростными прострелами, будто некто там внутри его черепа безумно застучал несколькими молотками одновременно, стремясь вырваться наружу. Кочергин открыл рот и сдавил голову руками, пытаясь унять эту адскую свистопляску. Вроде слегка полегчало…
Кто-то сильно тряхнул Артема за плечо. Он повернул голову и увидел молодого бойца, чумазое лицо которого показалось Кочергину знакомым. Красноармеец, судя по безостановочным движениям губ и активной жестикуляции, что-то настойчиво говорил ему, Артему.
Сначала до капитана доносились только приглушенные неясные звуки. А он в ответ лишь хлопал глазами и мотал головой. Но вскоре Артем разобрал несколько слов и даже короткое, хотя и не совсем правильное с точки зрения нормального русского языка, предложение, произнесенное красноармейцем в самом конце его монолога особенно эмоционально.
— Я уже думал вам андец, товарищ капитан! — хрипло сказал боец и почему-то засмеялся.
«Хороший знак! — обрадовался Кочергин. — У меня контузия, факт, но я слышу и понимаю этого чумазого весельчака! И боль немного утихла. Авось обойдется!»
— Дай закурить, пехота, — слегка заторможенным голосом, но более-менее разборчиво произнес Артем и, опершись на протянутую красноармейцем руку, встал.
— Не курю я! — ответил боец, передавая Артему бинокль. — Это ваш, товарищ капитан! Возле сапога лежал!
— Какого сапога? — не понял Кочергин и взглянул на свои ноги, мысленно отметив, что речь, похоже, тоже постепенно восстанавливается.
— Да вон же валяется! — ткнул рукой себе за спину красноармеец.
Только сейчас, увидев в нескольких метрах от себя на дне траншеи кроваво-грязный солдатский сапог, Артем вспомнил, что произошло. Он подошел к тому месту, где располагались бронебойщики, и в полузасыпанной ячейке обнаружил изувеченные взрывом человеческие останки. Это было все, что осталось от двух еще совсем недавно живых и здоровых людей! На бруствере своеобразным памятником погибшим, задрав ствол в небо, одиноко застыло противотанковое ружье.
Но скорбеть капитану было некогда — фашисты, потеряв половину машин из первой линии атаки и перегруппировавшись, теперь сосредоточили свой удар на правом фланге советской обороны. А освободившийся участок фронта постепенно заполняли танки, двигавшиеся следом во второй и третьей волнах. Короткое затишье сменилось звуками вновь разгорающегося сражения. Что касается вражеской пехоты, то, остановленная плотным заградительным огнем красноармейцев, она так и осталась позади гитлеровских танковых порядков и активных действий пока не предпринимала, видимо, чего-то выжидая.
— Иди сюда! — позвал бойца Кочергин, бегло осмотрев противотанковое ружье и убедившись в его исправности. — Помоги перенести ПТР и патроны не забудь! Кстати, тебя как зовут?
— Петр Каминский, — отозвался солдат, поднял с земли брезентовую сумку и, заглянув внутрь, пересчитал ее содержимое. — Двадцать патронов, товарищ капитан!
— Отлично, Петя! — сказал капитан, показывая бойцу жестом в сторону ружейного приклада. — Раз, два, взяли!
Вдвоем они достаточно быстро, насколько это вообще возможно при перемещении в полусогнутом положении по скользко-грязному и неровному дну траншеи, переступая через убитых и огибая раненых, да еще и под огнем противника, перетащили двухметровое семнадцатикилограммовое ружье на правый край наших позиций. И вовремя! Танки со свастикой завершали обходной маневр и были уже совсем близко, метров сто — не больше!
Установив ПТР на сошки между торчащими из снега кустами, Кочергин, взявшись за рукоятку, отвел затвор назад до отказа, глубоко вздохнул и, повернув голову, негромко произнес:
— Хорошая у нас позиция, Петя, заряжай!
Тот не заставил себя ждать и быстро вложил 14,5-миллиметровый патрон в патронник.
Закрыв затвор, Артем навел ружье на ближайший танк, целясь в крест на его борту, и выстрелил. Мимо! Поглядев в чем дело, Кочергин понял, что от взрыва или при переноске сбился целик.
— Патрон! — скомандовал Артем, корректируя прицел.
— Уже! — лаконично откликнулся Каминский.
Невдалеке разорвалось несколько снарядов. Впрочем, пронесшиеся над траншеей осколки не нанесли никому какого-либо урона.
Кочергин снова нажал на спусковой крючок, с удовлетворением отметив, что на этот раз он попал! Но танк как ни в чем не бывало продолжал двигаться вперед, стреляя из пулемета по укрывшимся в траншее красноармейцам. И словно нарочно подставлял под огонь новоиспеченного расчета противотанкового ружья борт и корму.
— Живучий, твою мать! — процедил сквозь зубы Артем, целясь в моторный отсек. — Получай!
Звука выстрела за грохотом боя он не расслышал, но черный дым, поваливший из двигателя, говорил сам за себя. Танк проехал еще с десяток метров и, будто уткнувшись в невидимую стену, замер.
Распахнулись люки, и немецкий экипаж стал выбираться наружу. Каминский дал по ним длинную очередь из ППШ. Двое танкистов упали. Остальные бросились ничком на снег и поползли к своим, плохо различимые за густыми клубами стелющегося над землей дыма. Вторая автоматная очередь, выпущенная Петром вдогонку, не причинила им вреда.
— Хорош палить, заряжай! — толкнул его в бок Артем. — Видишь, еще один ганс едет в гости!
Из-за подбитого танка на половину корпуса выдвинулся силуэт другой машины с выведенными на башне яркой белой краской цифрами 738. Кочергин, с шумом выдохнув воздух из легких, потянул спусковой крючок и, почувствовав, что бронебойно-зажигательная пуля ушла в цель, сразу дернул рукоятку затвора на себя. Петр тут же сноровисто вставил новый патрон. Следующий выстрел снова попал в цель. Танк остановился.
— Отъездился, фашист! — повернувшись к Каминскому, весело сказал Артем и хлопнул его ладонью по спине.
— Не совсем, — прошептал боец, показывая рукой вперед.
Кочергин взглядом проследил за его жестом и остолбенел. Башня «уничтоженного» танка неторопливо повернулась влево на девяносто градусов и замерла. Неширокое, диаметром всего лишь со спичечный коробок, дуло 50-миллиметровой пушки медленно опустилось вниз и уставилось своим черным, похожим на пустой глаз смерти, срезом прямо в лицо Артема. По крайней мере, именно такие ассоциации промелькнули в мозгу Кочергина в этот критический момент.
— Уходим, товарищ капитан! — крикнул Петр, разряжая остатки магазина ППШ в броню «семьсот тридцать восьмого».
— Поздно, ложись! — Кочергин резко толкнул бойца на землю, а сам повалился на него сверху.
Раздавшийся в ту же секунду выстрел из танковой пушки из-за ничтожно малого расстояния слился с грохотом разрыва, поднявшего вверх бесчисленные комья земли в нескольких метрах позади тыльного бруствера траншеи. Немец промазал практически в упор!
— Вставай, пехота! — потормошил Артем своего заряжающего, а когда тот поднял голову, спросил: — Патроны где?
— Вот, — поднимаясь на ноги, произнес Каминский и показал Артему брезентовую сумку, прижатую к животу.
— Тогда заряжай! Только голову не высовывай, чтобы немец не увидел!
— Есть!
Каминский осторожно зарядил ПТР и отодвинулся, освобождая место для Кочергина. Тот быстро прицелился в башню танка, приблизительно туда, где должен располагаться наводчик, и нажал на курок. Прошла секунда, другая, и еще… Артем, не отрываясь, будто находясь под воздействием гипноза, смотрел на танк. И капитану казалось, что танк тоже «смотрит» на него! Глаза в глаза!
— Чушь собачья, — прошептал Артем, приложив ладони к резко налившимся болью вискам. — Так не бывает…
— Чего не бывает, товарищ капитан? — недоумевающе спросил Каминский, приподнявшись над бруствером.
Артем не ответил. Он не мог оторвать взгляда от проклятого танка, а его голова вся теперь словно пылала изнутри. Сквозь эту рвущуюся наружу боль в мозг проник сильный тревожный гул, а перед глазами мутными видениями промелькнули объятые пламенем скрюченные человеческие фигуры.
Еще мгновение, и из распахнувшихся под сильнейшим внутренним давлением люков злополучного танка в атмосферу с воем вырвались мощные языки пламени и клубы дыма. А вместе с ними ушли головная боль и странное оцепенение, так внезапно сковавшее все естество капитана Кочергина.
Тряхнув головой, он повернулся к стоящему рядом с удивленным лицом Каминскому и бодрым голосом сказал:
— А теперь, Петя, хватаем ружьишко и быстренько меняем дислокацию!
Выбравшись на бруствер, капитан с бойцом подняли ПТР, согнувшись, короткими перебежками пересекли пространство между траншеей и подбитыми ими двумя немецкими танками, и укрылись в небольшой ложбинке, находившейся как раз рядом с застывшими бронированными машинами. Отсюда и без бинокля открывался хороший обзор на всю текущую картину боя. И пока Каминский, матерясь вполголоса, на неровной скользкой поверхности устанавливал ружье, Артем напряженным взглядом следил за происходящими вокруг событиями.
Гитлеровские танки, несмотря на приличные потери, уже по всему фронту почти вплотную подошли к нашим позициям. И теперь в последней отчаянной попытке их остановить навстречу врагу и своей почти неминуемой гибели выдвинулись вооруженные гранатами и бутылками с горючей смесью истребители танков. Несколько десятков бойцов, вжимаясь в снег, ползли по полю, стараясь оказаться в мертвой зоне для стрелков вражеских экипажей. Но танков было много, двигались они достаточно плотно, и курсовые пулеметы «MG-34» держали под перекрестным огнем практически каждый квадратный метр земной поверхности.
— Их всех убьют, — прошептал Артем, вытирая ладонью внезапно покрывшийся холодной испариной лоб, — они уже мертвые.
Действительно, большинство красноармейцев просто не успевали подобраться к немецким танкам на расстояние броска гранаты. Их тела, прошитые пулями, в нелепых позах застыли на потемневшем от копоти и крови снегу. Но некоторым смельчакам это все же удалось. И еще около десятка фашистских танков навсегда завершили свой крестовый поход на Восток. Выстрелы, крики, разрывы снарядов, лязг гусениц и рокот моторов — все смешалось в адском представлении…
— Пора за дело, товарищ капитан! — хриплый голос Петра оторвал Кочергина от пассивно-тягостного созерцания этого акта кровавой драмы. — Агрегат к бою готов!
Перевернувшись на живот, Артем протер плечевой упор приклада и приготовился к стрельбе. Совсем рядом, буквально в какой-то сотне метров, на самый край нашего правого фланга обороны надвигались пять еще остававшихся на ходу танков. Все остальные на данном конкретном участке местности были уже подбиты или уничтожены.
— Смотри, Петр! — назидательным тоном произнес капитан. — Перед нами цель групповая, смешанная. Три средних танка «T-III» и два легких «T-II». Идут кучно. Стреляй, не хочу!
Он нажал на курок и после выстрела начал перезаряжать ружье. Каминский молниеносно засунул очередной патрон. Опять раздался выстрел. Затем еще два…
— Попали, товарищ капитан! — радостно закричал Петр. — Горит, поганец!
— Тише, Петя! Я чуть не оглох! — улыбнулся Кочергин. — Сколько патронов осталось?
— Десять!
— Тогда продолжим наш танец с саблями!
За следующие полторы минуты, действуя четко и слаженно, они подожгли еще два танка.
«Удача на нашей стороне! — промелькнула в мозгу Артема предательская мысль. — Три-четыре выстрела — и танков больше нет!»
Он автоматически потянул за спусковой крючок, но ни выстрела, ни отдачи не случилось.
— Петр, где ты ходишь? Заряжай! — оторвавшись от прицела, сказал Артем.
— Нечем! — развел руками боец, показывая перевернутую вверх дном пустую брезентовую сумку. — Финита ля комедия!
— Плохо, Петя! Пистолетом и автоматом мы вряд ли остановим вон тех фрицев! — Артем взглядом указал Каминскому на два легких танка, с ревом развернувшихся в их сторону.
— Да, товарищ капитан, два, это многовато, — что-то высчитывая, задумчиво ответил боец.
Танки приближались. Один чуть спереди, другой сзади и левее.
Внезапно из траншеи выскочил боец, фигура которого показалась Кочергину знакомой, и, не скрываясь, в полный рост, бросился наперерез второму танку. Быстро преодолев отделявшее их расстояние, он на ходу забрался на крышу моторного отделения и попытался с помощью саперной лопатки вскрыть двустворчатый люк доступа к двигателю. Когда это ему удалось, храбрец зачем-то почесал голову за правым ухом, достал из-за пазухи связку гранат и в буквальном смысле запихнул ее в открытый люк. Затем, проведя руками там внутри какие-то манипуляции, он резво спрыгнул на землю и отбежал в сторону, укрывшись за невысоким бугорком.
— Это же младший лейтенант, ну, тот, что папиросу у меня стрельнул! Вот дает парень! — восхищенно крикнул Артем, толкая Каминского в плечо. — Смотри, сейчас рванет!
Тотчас мощный взрыв потряс корпус гитлеровского танка, и он остановился, объятый клубами черного дыма.
— Теперь и мне пора, — прошептал Каминский, резко выдернул тело из ложбинки и сноровисто пополз навстречу «своему» танку.
— Стой! Назад! — Артем попытался схватить Петра за ногу, но вместо этого упал лицом в снег и зашелся в приступе кашля, поперхнувшись холодным воздухом.
Тем временем Каминский, укрываясь за холмиками и редко растущими деревьями, отполз метров на двадцать от капитана и, достав противотанковую гранату, спрятался за сломанной взрывом березой. Он ждал, когда немец окажется достаточно близко для точного броска.
Танк, не сбавляя скорости и разбрасывая гусеницами комья земли и снега, бодро сокращал дистанцию. Неожиданно на полном ходу открылся башенный люк, из него практически по пояс высунулся одетый в черную форменную куртку гитлеровский офицер и, по закону подлости, сразу же встретился взглядом с Петром. Тот протянул руку в поисках ППШ, но тщетно — автомат остался на прежней позиции.
Между тем фашист прокричал несколько слов по-немецки, очевидно, обращаясь к кому-то внутри танка, и, нахмурив белесые брови, погрозил Каминскому кулаком. А через мгновение гитлеровец уже навел на Петра пистолет-пулемет «МР-40», неизвестно как оказавшийся в его руках. Танк, замедлив ход, остановился. До него оставалось еще метров двадцать.
— Далековато, — прошептал Каминский, сжимая вспотевшей ладонью рукоятку гранаты.
— Сдавайся, большевик! — с противным акцентом на ломаном русском произнес фашист и повел автоматным стволом немного в сторону и вверх. — Поднимай руки, красный боров!
— Сам ты боров! — огрызнулся Петр в ответ, с трудом напрягая внезапно ставшие ватными ноги. — А я злой дикий бабуин!
Все-таки не очень приятно почти безоружному человеку находиться под прицелом и осознавать, что твоя жизнь висит на тоненьком волоске! Понимая, что шансов почти нет, Петр, неся околесицу и заговаривая немцу зубы, решил, однако, рискнуть и коротким рывком преодолеть несколько метров по открытому полю, а затем уже бросить гранату наверняка в гусеницу или в корму танка. И звезды были сегодня на его стороне!
— Что есть ба-бу-ин? — удивился фашист, произнося по слогам непонятное слово.
И тут же с воплем и грохотом исчез во внутренностях танка, спасаясь от града пуль, выпущенных Артемом из автомата Каминского.
— Давай! — самому себе крикнул Петр и ринулся вперед.
Слабость в ногах исчезла, наоборот, Каминский почувствовал себя многожильным кентавром. Он в два прыжка покрыл «лишние» метры и расчетливо метнул гранату, целясь в моторный отсек.
Упав на землю, Петр закрыл голову руками и вовремя! Мощный взрыв противотанковой гранаты разметал в разные стороны куски брони и металла. Танк вспыхнул как пионерский костер! Экипажу выбраться из горящей машины не удалось…
— А ты говоришь, красный боров, — поднимаясь на ноги, произнес Каминский, отряхнулся и быстрым шагом направился в сторону, где на фоне относительно белого снега темным пятном выделялась монументальная фигура капитана Кочергина.
Петр ожидал похвалы или еще чего-то подобного, но вместо поздравлений Кочергин обрушился на него с гневной тирадой.
— Ты куда полез, сынок? И почему без приказа?! — с каждым новым словом капитан распалялся все больше. — С одной гранатой на танк! Жить надоело? А если осечка, или немец бы попался не такой тормознутый, что тогда? Валялся бы ты сейчас под березкой дырявый, как решето!
— Товарищ капитан, — возразил Петр с безупречной, как ему казалось, логикой, — но кто-то же должен был остановить этот танк! А кроме нас с вами, никого не было. Вы — командир, должны руководить, да и граната имелась только у меня.
— Он прав, товарищ капитан! Другого варианта не было! Кстати, спасибо за гранаты! — неожиданно раздавшийся за спиной Артема голос заставил его вздрогнуть и резко обернуться.
Рядом стоял улыбающийся младший лейтенант — это ему Артем оставил «на хранение» связку трофейных гранат.
— А ты не улыбайся, лейтенант, младший еще! — то ли пошутил, то ли всерьез сказал Кочергин. — И не защищай этого чумазого бабуина!
После таких слов все трое весело рассмеялись. И громче всех хохотал суровый капитан Кочергин…
Когда короткое веселье закончилось, троица направилась назад в траншею. Петр с младшим лейтенантом несли теперь уже бесполезное ввиду отсутствия боекомплекта противотанковое ружье. Позади с ППШ в руках прикрывал отход ребят Артем. Но в спину им пока никто не стрелял. Похоже, опять наступило временное затишье.
Танки вермахта, оставив на поле боя около пятидесяти машин, так и не смогли прорвать нашу оборону и вместе с пехотой откатились на полкилометра назад. Фашисты ощутимо получили по зубам, но Кочергин понимал, что еще одной атаки красноармейцам не отбить. Воспользовавшись передышкой, он приказал оказать помощь раненым и сосчитать убитых. Только безвозвратные потери пехотинцев составили почти триста человек, плюс погибли двенадцать разведчиков. Что касается комендантского взвода, то из всего личного состава этого подразделения в живых не осталось никого…
Боеприпасы тоже оказались на исходе. Гранат у бойцов почти уже не было, а заряжать противотанковые ружья стало просто нечем — закончились патроны.
«Что делать? — размышлял Кочергин, наблюдая за фашистскими танками, маневрирующими поодаль. — ПТР против них теперь также бесполезны, как березовые дубины или саперные лопатки. Можно, конечно, броситься в штыковую атаку и всем геройски погибнуть, но это глупо и бессмысленно. Да и кто дал мне право понапрасну жертвовать людьми! Видно, крепко меня контузило, раз ничего путного в голову не лезет! Надо перекурить, хотя и это не поможет».
Артем стал рыться в поисках папирос, но в карманах было пусто.
— И здесь непруха! — в сердцах произнес Кочергин и наткнулся взглядом на радостные лица даже внешне очень между собой похожих красноармейца Каминского и младшего лейтенанта, имени которого Артем до сих пор не знал. — Не понял, юноши, я разве что-то смешное сказал?
— Танки, товарищ капитан! — вместо ответа восторженно крикнул Петр, показывая рукой в направлении березовой рощи, раскинувшейся в двух километрах позади советских позиций. — Наши танки!
Не веря своим ушам, Кочергин быстро приложил бинокль к глазам, и словно тяжеленный камень упал с его души — из леса на оперативный простор, сминая редкий кустарник и молодые деревца, вырвались около сотни новеньких, только сошедших с конвейера, «тридцатьчетверок». Развернувшись широким фронтом, стальная краснозвездная лавина стремительно неслась подобно океанскому цунами, которое никто и ничто уже не в силах остановить. Гитлеровцы, явно не ожидавшие такого поворота, начали беспорядочное отступление, больше похожее на паническое бегство.
— Ну вот, кажется, и все, — прошептал Артем и грустно улыбнулся молодым ребятам одними уголками губ, — мы выстояли, парни, но какой ценой!
— Это война, товарищ капитан, — негромко сказал младший лейтенант и по-мальчишески шмыгнул носом, — а войны без потерь не бывает. Просто сегодня нам повезло больше, чем другим. Хотя еще не вечер…
— А ты, я гляжу, философ! — слегка удивленным голосом произнес Кочергин. — Твоя фамилия часом не Спиноза?
— Никак нет, товарищ капитан! Моя фамилия Буренков, младший лейтенант Сергей Буренков!
— Вот и славненько! — сказал Артем, вспомнив мимоходом, что именно эти слова и также совсем не в тему часом ранее произнес в разговоре с ним майор Седов. — А заберу-ка я вас, ребята, к себе, в разведку! Согласны?
— Конечно! — залихватски ответил за обоих Буренков.
— Но с одним условием, товарищ капитан, — добавил Каминский и ухмыльнулся, — вы не будете называть меня чумазым бабуином!..
Глава 3
…Громкий собачий лай вывел Артема из ступора, прервав череду не очень веселых воспоминаний. В комнату, радостно виляя закрученным кверху хвостом, вбежала средних размеров черно-серая дворняга с большими наполовину висячими ушами.
Еще щенком ее зимой в лютый мороз подобрал в одной из освобожденных деревень старшина Павел Ермишин, он же Иваныч, и, недолго думая, подарил ему, майору Кочергину. Как выразился старшина — «на новый год», хотя на дворе тогда уже стояла середина января. Артем, обратив внимание на пол животного, назвал щенка звучным именем Гертруда, а сокращенно Герта, и с тех пор собака стала любимицей всего батальона, внося своим внезапным появлением в самых неожиданных местах некоторое разнообразие в суровую фронтовую жизнь разведчиков. Но хозяином она признавала только одного Артема и каждую ночь ложилась спать на кровати у него в ногах.
— Иди сюда, моя умница! — воскликнул Кочергин, жестом подзывая Герту к себе.
Та, стуча когтями по деревянному полу, подбежала к майору, преданно глядя ему в глаза. Погладив собаку, Артем подошел к столу и выдвинул правый верхний ящик. В нем лежали пачка папирос, коробка с пистолетными патронами, алюминиевая кружка, ложка и два куска сахара. Герта, вплотную следовавшая за Артемом, встала на задние лапы и тоже заглянула внутрь ящика, с деловым видом обнюхивая его содержимое.
— Гертруда, ты, наверное, сладенького хочешь? — наклонившись к животному, вкрадчивым голосом произнес Кочергин.
Собака повернула свою вытянутую мордашку и лизнула Артема теплым гладким языком прямо в нос, словно говоря, — хватит болтать, давай сахар!
Майор положил белый кубик на ладонь и протянул собаке, которая тут же наклонила голову и быстрым движением схватила лакомство зубами.
— Только на койке не ешь! — предупредил Артем, снимая висящий на стене ППШ и направляясь к выходу.
Он всегда, даже перемещаясь вдали от передовой, брал автомат с собой, понимая, что тыл — это понятие относительное и на войне случается всякое.
Подойдя к двери, Артем услышал негромкий звук мягкого прыжка и оглянулся. Герта, не выпуская сахар изо рта, удобно расположилась на застеленной одеялом кровати и, очевидно, приготовилась к приему пищи.
— Гертруда Артемовна! Ты — малолетняя проказница! — улыбаясь, сказал Кочергин и, откашлявшись, добавил: — Остаешься на хозяйстве, а я на пару часиков отлучусь!
Выйдя на крыльцо, Артем кивнул прохаживающемуся взад-вперед с винтовкой за плечами часовому-красноармейцу и, сбежав по ступенькам, направился к своему командирскому автомобилю марки «Бантам». Забравшись внутрь и положив ППШ на соседнее сиденье, Кочергин завел двигатель и, тронув машину с места, поехал, как он сам недавно выразился в разговоре с Сергеем Буренковым, «чайку попить»…
* * *
…Дни отдыха, предоставленные майором Кочергиным бойцам лейтенанта Буренкова, пролетели быстро, и неотвратимо наступил тот самый воскресный вечер, когда разведывательной группе надлежало отправиться в немецкий тыл за «языком».
Около двадцати одного часа в опускающихся на землю сумерках пятерка разведчиков, переодетых в форму военнослужащих вермахта, по извилистым ходам сообщения достигла передовой линии советских траншей.
— Перекур, ребята, будем ждать возвращения саперов и полной темноты! — объявил Кочергин, кратко переговорив со встретившим их капитаном-пехотинцем, и критическим взглядом окинул своих подчиненных, в который уже раз пытаясь найти какие-нибудь несоответствия.
Внешне все выглядело очень даже неплохо. Взятые бойцами на задание пистолеты-пулеметы «МР-40», винтовка системы Маузера «Каr. 98 к» со снайперским прицелом и гранаты с длинной ручкой, — все это совпадало с вооружением гитлеровских солдат. Старшина в целом также не подвел, раздобыв в своих закромах немецкое обмундирование практически нужных размеров.
Артема немного смущали только две вещи — густые пышные усы Павла Ивановича Ермишина, вкупе с хитрой крестьянской физиономией моментально выдававшие неарийское происхождение их обладателя, и чрезвычайно узкий полевой китель майора вермахта, в который облачился сам Кочергин. Причем, если лицо старшины еще можно было отчасти скрыть, надвинув пилотку на глаза, то застегнутый на все пуговицы офицерский китель так и норовил разойтись по швам при малейшем резком движении. Поэтому для нормального «функционирования» Артему пришлось расстегнуть сверху половину пуговиц, что придало ему совершенно неуставной облик распоясавшегося гуляки. Впрочем, по мнению Кочергина, данная несуразность не должна была серьезно помешать осуществлению разработанного им плана.
Количественный и качественный составы группы он также считал оптимальными. Боевые навыки и жизненный опыт, коими в избытке обладали сорокалетние майор Кочергин и старшина Ермишин, в сочетании с энергией и задором молодых разведчиков прекрасно дополняли друг друга. Кроме того, тот же Петр Каминский был одним из лучших радистов во всей дивизии и отменным водителем. А вчерашний студент-первокурсник Альберт Бодарев, только в апреле зачисленный в разведывательный батальон, не знал себе равных в стрельбе из снайперской винтовки. Что касается лейтенанта Буренкова, прекрасно владевшего приемами самбо и метавшего ножи точно в цель даже с завязанными глазами, то ему Кочергин доверял, как самому себе…
Прошло около получаса, когда со стороны ничейной полосы, наконец, появились саперы. Они должны были незаметно для противника расчистить проход в минных заграждениях.
— Готово, товарищ майор, путь свободен! — скатившись в траншею, произнес старший саперной группы, возбужденно блестя глазами и тяжело дыша. — Местность здесь открытая, поэтому отсюда строго на животе ползком доберетесь до оврага, а там по дну можно уже и пешочком. Мы все проверили — мин на маршруте нет! Кстати, дальше этот овраг переходит в заросший кустами и окруженный со всех сторон болотами неглубокий извилистый ручей. Вот, а по его руслу можно незаметно прямо к фрицам в гости попасть! Только торопиться не надо, чтобы себя не обнаружить. Ну да не мне вас учить!
— Спасибо, Петрович, я именно так и собирался поступить! — пожал ему руку Кочергин. — Кто из твоих нас до оврага проведет?
— Василий, — кивнул головой Петрович в сторону присевшего неподалеку молодого красноармейца, — он все сделает в лучшем виде!
— Ну что же, тогда выдвигаемся! — обращаясь уже к разведчикам, подвел итог Кочергин. — Порядок следующий: Василий первый, затем лейтенант Буренков, потом Каминский, дальше я с Аликом, старшина замыкающий. Курить и разговаривать запрещено! Если вопросов нет, то все, поехали!
— Веди нас, Сусанин, народный герой! — раздался позади негромкий голос Ермишина, вызвавший короткие смешки среди разведчиков.
Василий, не отвечая на двусмысленную шутку, молча выбрался на бруствер и, извиваясь ужом, пополз вперед. Следом потянулся Буренков, а за ним и остальные.
Тем временем ночь уже полностью вступила в законные права, окутав землю мраком. Находившиеся в траншее красноармейцы разбрелись кто куда, лишь Петрович еще долго вглядывался в темноту, поглотившую разведчиков, но, кроме негромкого и вскоре замершего вдали шуршания скользящих по траве человеческих тел, его чуткий слух ничего уловить так и не смог…
Глава 4
Утро понедельника выдалось солнечным и теплым. Унтер-офицер разведывательного батальона Артур Нотбек закинул винтовку за спину, поправил рукой пилотку и направился к своему мотоциклу с коляской «ВМW R75».
На фронте наступило временное затишье, и разведчиков-мотоциклистов, чей батальон входил в состав танковой дивизии вермахта, стали использовать совсем не по назначению. То пошлют в штаб моторизованного корпуса за почтой, то направят патрулировать дороги в тридцати километрах от передовой. Вот и сегодня в задачу Нотбека и его подчиненных входило обеспечить охрану и сопроводить к девяти часам утра в район железнодорожной станции командира дивизии оберста Хенрика Мейснера, вызванного на совещание высших и штаб-офицерских армейских чинов, проводимое каким-то генералом, накануне прибывшим из Берлина.
Впрочем, унтер-офицера Артура Нотбека подобная рутина ничуть не расстроила, а скорее даже обрадовала. Железнодорожная станция, куда надлежало в целости и сохранности доставить Мейснера, находилась в пятнадцати километрах от линии фронта, то есть в относительно глубоком тылу. А значит, еще один день на Восточном фронте должен был пройти для Нотбека достаточно спокойно…
* * *
Артур Нотбек родился в небольшом городе Бамберге. Его мать занималась домашним хозяйством, а отец владел скромной парикмахерской и, будучи мастером своего дела, старался передать тонкости и секреты профессии сыну. И к девятнадцати годам Артур вполне сносно владел ножницами и расческой, а ручной машинкой «Золинген» стриг клиентов не хуже своего родителя. Но до этого момента в стране, да и в Бамберге, произошло много важных событий.
В районе, где проживали Нотбеки, была еще одна парикмахерская, много лет принадлежавшая Самуилу Кацу. Так и конкурировали между собой два цирюльника до апреля 1933 года, когда пришедший двумя месяцами ранее к власти в Германии Адольф Гитлер призвал к бойкоту еврейских магазинов. Кац был человеком умным и дальновидным. Недолго думая, он продал свое заведение, собрал многочисленное семейство и уехал из города в неизвестном направлении. На месте бывшей парикмахерской вскоре открылась сапожная мастерская. А еще через месяц Нотбек-старший чрезвычайно удивил своих домочадцев, принеся домой в чемоданчике для инструментов выкрашенный темной краской бюст Гитлера.
— Вернер, что это? — понизив голос почти до шепота, удивленно спросила мужа Эльза Нотбек, урожденная Шеллинг (дочь генерала Шеллинга), брезгливо ткнув изящным тонким пальцем в металлическую физиономию рейхсканцлера.
— Ты знаешь, дорогая, что Кац уехал, и во всей округе теперь осталась только одна парикмахерская — наша! — сиплым голосом ответил Вернер, достал из кармана мятый клетчатый носовой платок и натужно высморкался в него. — Я не могу спокойно отлежаться дома и вылечить простуду, потому что уже сейчас от клиентов нет отбоя. А среди них много членов НСДАП, которые все вдруг и одновременно воспылали любовью к Гитлеру. Понимаешь, каждый день я стригу и брею десятки этих людей и вместо дежурных разговоров о погоде теперь выслушиваю нескончаемые дифирамбы в адрес Адольфа. Мне уже доводилось видеть, как при одном лишь упоминании его имени взрослые образованные мужчины фанатично вскидывают руку в партийном, или как оно там у них называется, приветствии. Этот ефрейтор становится для немцев идолом, и что будет дальше с Германией, я боюсь и предположить! Но вернемся в наш маленький мирок. Так вот, если мы хотим сохранить свое семейное предприятие, то должны соответствовать сложившимся реалиям. И эта прекрасная скульптура займет достойное место в нашей парикмахерской!
Последнюю фразу Нотбек-старший произнес нарочито громко и с пафосом. Затем, повернувшись спиной к окну и подмигнув жене, он откашлялся в свой клетчатый платок и самозабвенно принялся натирать им бюст Гитлера.
— Ну что за манеры, господин брадобрей! — покачав головой, делано строгим тоном произнесла Эльза, а затем ласково улыбнулась и нежно поцеловала мужа в щеку. — Вы никогда не станете аристократом!
Супруги весело рассмеялись и обняли друг друга.
Артур, которому несколько дней назад исполнилось одиннадцать лет, сидел за столом и рисовал в альбоме. Несмотря на юный возраст, он был весьма сообразительным ребенком и многое понял из диалога отца и матери. Например, то, что его родители, люди, безусловно, умные и порядочные, не очень любят Гитлера. И это восприятие прочно отложилось в голове Артура, побуждая на протяжении следующих лет осмысливать и анализировать происходящее вокруг…
* * *
…Прошли годы. Заведение Вернера процветало, принося очень солидный доход. Возможно, это отчасти было связано и с пресловутым бюстом фюрера, который красовался на самом видном месте салона «Бавария» — так теперь называлась парикмахерская семьи Нотбек. Но, как известно, жизнь состоит не только из белых полос.
Вторая мировая война, победоносно начавшаяся для Германии на Западе, перешла в новую фазу. Почувствовавший себя всемогущим Гитлер нарушил подписанный с СССР Пакт о ненападении и 22 июня 1941 года двинул танковые армады в глубь советской территории. Несмотря на громкие успехи, вермахт, столкнувшийся с ожесточенным сопротивлением Красной Армии, уже в первые месяцы войны понес большие потери, и осенью в Германии была проведена мобилизация. Призвали в армию и Артура Нотбека. И он ни капли не сомневался, что отправится воевать в Россию.
В последний день на «гражданке» Артур решил с утра пройтись по родному городу, чтобы немного развеяться. Прогулявшись в районе Старой Ратуши и Кафедрального собора, юноша несколько часов бродил по мощеным улочкам и в итоге достиг окрестностей возвышающейся на одном из городских холмов крепости Альтенбург. Глядя на монументальные стены и башни древней цитадели, он внезапно почувствовал, что сильно проголодался, и двинулся в обратный путь.
А возвратившись домой, Артур впервые в жизни увидел отца пьяным. Тот сидел за столом и в одиночку поглощал коньяк, ничем не закусывая. В комнате стоял мощный запах алкоголя, но, несмотря на это, окна были наглухо закрыты и даже плотно зашторены, хотя стрелка часов едва перевалила за полдень. Из рупора стоящего на подоконнике граммофона вырывались бравурные звуки победных военных маршей.
— Запри дверь на замок и садись! — указав на стул рядом с собой, неожиданно трезвым голосом сказал Нотбек-старший и налил до краев очередную рюмку.
Подождав, пока Артур выполнит его указания, отец залпом выпил коньяк и отодвинул бутылку в сторону.
— Хорошенько запомни то, что услышишь сейчас, и никогда об этом не забывай, если хочешь выжить на войне, — негромко произнес Вернер Нотбек, пристально глядя сыну в глаза. — Я немного успел повоевать в Первую мировую, всего девять месяцев, но лично мне этого вполне хватило, чтобы понять главное. Суть в том, что кайзеры, фюреры и иже с ними, радеющие за великую Германию, приходят и уходят. А вместе с ними, но только не в истории, а в пламени войн бесславно и навсегда исчезают сотни тысяч обычных немцев, поверивших этим демагогам. Гитлер кричит, что восточная граница рейха будет проходить за Уралом и у каждого арийца появятся десятки русских рабов. Чушь это собачья! Поляки, шведы, французы с Наполеоном — все мечтали о чем-то подобном. И где они теперь, знаешь? Там, где через несколько лет будем и все мы! Нельзя было нападать на Россию — это преступное безумие! Поверь, вместо мирового господства Германию ждет крах, и немцы еще умоются кровавыми слезами!
Заметив, что Артур хочет ему возразить, Нотбек-старший остановил сына упреждающим жестом. Затем откашлялся и продолжил:
— Впрочем, я не спаситель нации, и в первую очередь меня волнует твоя судьба! Если окажешься на фронте, то постоянно думай, старайся предвидеть опасность, будь настороже, спи одним глазом, полагайся только на себя! Потому что война, — это большое и страшное дерьмо, из которого надо выбраться любой ценой! Понимаешь — любой ценой! И всегда помни, что ты единственный продолжатель нашего рода, а мы с матерью очень надеемся еще понянчить внуков на старости лет! Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать…
Вернер замолчал, опустив голову в раздумьях и играя желваками на щеках. Только сейчас Артур заметил, как постарел его отец, — высокий лоб прорезали глубокие морщины, виски поседели, а всегда живые веселые глаза потускнели. Несмотря на бодрую мелодию, звучащую из граммофона, атмосфера в комнате сгустилась и стала тяжелой.
Минут десять они сидели молча. Неожиданно повернулся ключ в замке, дверь открылась, и в комнату стремительно вошла Эльза. Увидев сына и мужа, она вздохнула, присела на диван и, достав платок, принялась вытирать им глаза, стремительно наполнявшиеся слезами. Вернер посмотрел на жену и перевел строгий внимательный взгляд на Артура. Тот понял, что от него хочет отец, подошел к матери, обнял ее за плечи и, наклонившись к уху, прошептал:
— Я вернусь…
Глава 5
Утро понедельника 18 мая 1942 года, как уже упоминалось ранее, выдалось солнечным и теплым.
Распустившиеся в своей первозданной весенней красоте светло-зеленые листья сирени неслышно колыхались в мягких объятиях ласкового юго-западного ветра. А укрывшиеся в густых разросшихся кустах соловьи, состязаясь друг с другом, по очереди выдавали замысловато-виртуозные трели. Все вокруг дышало покоем и умиротворенностью. Даже выглядевшие откровенно инородными телами среди живой природы угрюмые обшарпанные стены двух кирпичных строений, из-за близости железнодорожных путей насквозь пропитавшиеся за десятки лет запахами угля и креозота, не портили общей картины.
Именно об этом думал Сергей Буренков, расположившийся на крыше одного из этих зданий. С данной точки открывался прекрасный обзор на прилегающие окрестности.
Минувшей ночью разведгруппа скрытно от противника пробралась в фашистский тыл, преодолев полтора десятка километров, что называется, по пересеченной местности. Сначала их вел Василий, покинувший разведчиков, как и было условлено, возле оврага. Дальше путь маленького отряда пролегал по дну оврага и руслу ручья. Возглавляемые уже майором Кочергиным, они шли медленно и осторожно, бесшумно ступая след в след. Оказавшись за линией фронта среди березовых и сосновых перелесков, разведчики сделали короткий привал. А затем до конечной точки маршрута, ориентируясь по компасу и звездам, передвигались без остановок и в основном бегом, чтобы до восхода солнца успеть занять выгодную для засады позицию. Что и было сделано.
И вот теперь лейтенант, пригревшийся в лучах небесного светила, рассматривал в бинокль дорогу, по которой мимо разведчиков на штабное совещание должны были проехать гитлеровские офицеры.
— Сережа, ты не заснул еще? — раздался снизу тихий голос майора Кочергина.
— Нет, товарищ майор, наблюдаю, — ответил Буренков, с трудом подавив вырвавшийся изо рта зевок.
— Ладно, потерпи немного. Уже почти восемь, скоро начнется движение. Ты знаешь, кто нам нужен! А я пока с ребятами в кустиках чуток покемарю!
Лейтенант молча кивнул, хотя с земли разглядеть его жест было нельзя.
* * *
Примерно в то самое время, когда майор Кочергин отправился «маленько подавить на массу», к просторному дому, где расположился командир дивизии вермахта оберст Хенрик Мейснер вместе со штабом, подкатили два мотоцикла «BMW» цвета «фельдграу» с установленными на колясках пулеметами. Стрелки остались сидеть на своих местах, а управлявшие трехколесными «конями» унтер-офицеры спешились. Один принялся разминать затекшую спину, другой же быстрым шагом направился к ступенькам крыльца с явным намерением подняться по ним и зайти внутрь.
— Стой! — выставив ладонь вперед, преградил ему дорогу толстый фельдфебель с надменным лицом, внезапно появившийся в дверях. — Кто такой?
— Унтер-офицер Нотбек, разведывательный батальон! — четким голосом представился мотоциклист. — Приказано явиться в штаб дивизии к восьми часам утра, а затем сопровождать господина оберста на железнодорожный узел и обратно с целью обеспечения его охраны!
— Хорошо, оставайтесь на улице! Я сам доложу о вашем прибытии господину Мейснеру! — фельдфебель произнес эти слова сквозь зубы и таким презрительным тоном, будто лично носил звание оберста, а перед ним был не военнослужащий вермахта, а пустое место.
Развернувшись на коротких ногах, толстяк пошел в дом. Слегка ошарашенный Артур посмотрел ему вслед, затем коротко сплюнул на землю и вернулся к ожидавшим его сослуживцам.
— Ну что? — спросил прибывший вместе с ним унтер-офицер по фамилии Курц.
— Велено находиться здесь, — расстроенно произнес Нотбек, поправляя карабин за спиной.
Он с детства не терпел хамства, но это было там, дома. А в данной ситуации с фельдфебелем Артур, являясь младшим по званию, был вынужден промолчать.
— Да не переживай ты! — воскликнул Курц, заметив его состояние. — Это же толстяк Вилли, личный шофер Мейснера! Сволочь и гад, каких мало! Если его не ухлопают русские, то обязательно пристрелят свои! Поэтому забудь и расслабься, тем более…
— Смирно! — прервал его Артур, увидевший боковым зрением, как открылась входная дверь, и на крыльце появился оберст Мейснер с сигарой в зубах.
Дремавшие в своих колясках пулеметчики, услышав команду, выскочили из них, как ошпаренные. Мейснер, окинув высокомерным взглядом вытянувшихся в струнку четверых мотоциклистов, важно прошествовал к автомобилю «Хорьх-901» с откинутым брезентовым тентом. Следовавший за оберстом Вилли, проходя мимо Нотбека, толкнул того локтем в живот и прошипел, словно змея:
— Что застыли, как истуканы! Быстро по местам, кретины! Один мотоцикл едет впереди, второй сзади!
Артур, побагровев, в гневе сжал кулаки, собираясь жестко ответить грубияну, но предусмотрительный Курц пальцами сдавил ему предплечье, не дав совершить опрометчивый поступок…
Через пять минут маленький кортеж, состоявший из двух мотоциклов и расположившейся между ними штабной машины, урча моторами, выехал с проселка на дорогу и взял курс на запад в направлении железнодорожной станции.
* * *
Стрелки наручных часов показывали десять минут девятого, когда лейтенант Буренков разглядел в бинокль быстро движущуюся в сторону разведчиков одиночную черную легковушку. Судя по очертаниям марки «BMW». Дистанция до нее составляла около полутора километров.
«Неужели вот так сразу и повезло? — восторженно подумал Сергей. — Ни мотоциклов сопровождения, ни бронетранспортеров. Бери хоть голыми руками!»
Правда его смутило, что автомобиль имел цельнометаллический кузов, и с крыши на таком расстоянии нельзя было увидеть, сколько пассажиров находится в салоне. Могло оказаться, что внутри сидит вообще только один шофер. А такой вариант разведчиков не устраивал. Поэтому лейтенант решил тревоги пока не поднимать, а немного подождать, когда машина подъедет поближе. И правильно сделал — легковушка резко сбавила скорость, словно чего-то ожидая, а затем не прошло и минуты, как следом на дороге, выжимая максимальные для них пятьдесят километров в час, показались два тяжелых полугусеничных бронетранспортера «Ганомаг». В передней части боевого отделения каждой из бронемашин был установлен направленный в сторону леса пулемет «MG-34», а кузова заполнены пехотинцами. Буренков насчитал в общей сложности не менее четырнадцати человек.
— Так не пойдет, фашисты! — проворчал лейтенант. — Вас слишком много, а нам нельзя шуметь!
Вскоре «Ганомаги» почти догнали «BMW», и дальше гитлеровцы продолжили путь уже все вместе.
Сергей отполз от края крыши и, перевернувшись на спину, закрыл глаза, вслушиваясь в усиливающийся с каждой секундой шум. Наконец, гул моторов и лязг гусениц достигли своего апогея — вражеские машины проезжали мимо заброшенных зданий. До лейтенанта донеслись обрывки фраз и отдельные слова на немецком языке.
Обогнув склады, «BMW» с бронетранспортерами набрали ход и через непродолжительное время скрылись вдали. Наступила тишина, даже соловьи замолкли.
Буренков снова вернулся на свой наблюдательный пункт и прильнул к окулярам бинокля.
Немного погодя мимо засады в том же направлении проследовала целая вереница крытых армейских грузовиков и пара легких танков. Однако все это было не то, что требовалось разведчикам, и лейтенант, глядя на часы, начал потихоньку нервничать.
Но, как известно, удача любит смелых, а также упорных и терпеливых. Ровно в восемь двадцать пять в поле зрения Буренкова попали силуэты двух мотоциклов и легкового автомобиля с открытым верхом. Очевидно, эти фрицы тоже спешили на совещание.
— Ну, наконец-то, — прошептал Сергей, вытирая со лба капли пота, — шесть человек, включая офицера, и без брони, — это нормально! Давайте в темпе, истинные арийцы, мы вас уже заждались!
Перебравшись на противоположный край крыши, он свесил голову вниз и тихонько свистнул.
Тотчас из кустов появилась седая голова майора Кочергина.
— Клиенты едут? — шутливым тоном спросил Артем, но его светло-зеленые глаза смотрели внимательно и серьезно.
— Так точно, товарищ майор! — улыбаясь, ответил Буренков. — Два мотоцикла с пулеметами и авто с господином офицером. Всего шестеро. В общем, как просили!..
— Ладно, Сережа, к делу! — прервал лейтенанта Кочергин. — Остаешься на крыше и страхуешь ребят, работаешь сразу после старшины! Усек?
— Усек, Артем Тимофеевич! Все понял!
— Хорошо! — произнес Артем, бесшумно исчезая в кустах, и вскоре оттуда раздался его приглушенный ветками и листьями голос: — Напоминаю всем, используем только холодное оружие! Петр, Иваныч, давайте на исходную! Обрызгайте форму спиртом для запаха! Алик, с оптикой за угол, стрелять в самом крайнем случае! По местам, ребята!..
* * *
…Наиболее опасная часть маршрута осталась позади. Все время, пока они передвигались в непосредственной близости от лесных массивов, Артур Нотбек, наслышанный про лихих советских партизан, испытывал громадное внутреннее напряжение. Он каждую секунду ждал пулеметной очереди из кустов или взрыва замаскированного на обочине фугаса. Даже когда лес отступил, а менее чем в километре показалась верхушка водонапорной башни, расположенной в пятидесяти метрах от здания железнодорожного вокзала, буквально кишевшего солдатами вермахта, Артур не мог избавиться от чувства, что вот сейчас прямо из-под дорожного полотна внезапно появятся страшные бородатые фигуры свирепых русских мстителей! Именно такими он их себе представлял.
Лишь свернув направо и проезжая мимо прячущихся в зарослях сирени и выглядящих абсолютно необитаемыми и покинутыми двух кирпичных построек, Нотбек смог немного расслабиться и перевести дух. Но это продолжалось лишь короткое мгновение, потому что уже в следующую секунду ему пришлось резко затормозить и остановить мотоцикл. В нескольких метрах позади с противным скрежетом замер «Хорьх» оберста Мейснера, в который едва не врезался второй мотоцикл под управлением унтер-офицера Курца. На их пути возникло неожиданное препятствие.
Прямо посередине дороги на так называемой «пятой точке» в расстегнутом наполовину кителе сидел немецкий офицер в звании майора и трясущимися руками пытался обмотать мятым бинтом собственную голову. Но это ему не очень удавалось. Перевязочный материал выскальзывал из непослушных плохо гнущихся пальцев, по-видимому, раненого офицера и неряшливыми лохмотьями свисал с его плеч. Майор тряс головой и, судя по движениям губ, нечленораздельно ругался. Казалось, он не замечал происходящего вокруг. Развернутая упаковка перевязочного пакета и мятая офицерская фуражка валялись неподалеку.
Артур с пулеметчиком молча взирали на эту картину, не зная, что им предпринять. При этом ствол закрепленного на мотоциклетной коляске «MG-34» был направлен в грудь незнакомого майора. Так, на всякий случай. Из замешательства их вывел резкий окрик Мейснера:
— Унтер-офицер! Ко мне! Почему встали?
Нотбек слез с мотоцикла и подбежал к штабному «Хорьху».
— На дороге сидит майор вермахта, господин оберст! — доложил он и не подумавшему привстать со своего сиденья, чтобы самому увидеть, в чем дело, Хенрику Мейснеру. — Возможно, раненый!
— Что значит, возможно!? — вскипел Мейснер. — Вы не можете отличить пострадавшего человека от здорового? Какие олухи меня окружают!
— Господин оберст… — попытался возразить Артур, но договорить ему не дали.
— Молчать! — истерично завопил Мейснер. — Не сметь! Вилли, убери с моих глаз этого тупицу!
Впрочем, последнюю фразу он мог и не говорить. Уже при первых воплях оберста толстяк, несмотря на свой выпирающий живот, сноровисто выбрался из-за руля, схватил Нотбека за рукав и потащил за собой.
Громкие крики и возня, похоже, достигли ушей раненого майора и возымели определенный эффект. Он прекратил тщетные попытки забинтовать свою седую голову и, приложив правую ладонь к виску, поднял рассеянный взгляд на приближающихся Нотбека и Вилли. Последний, увидев, кто находится перед ним, умерил свой гонор и подобострастно спросил:
— Что случилось, господин майор?
— Несколько минут назад меня избили двое пьяных солдат, ударили чем-то тяжелым по голове, — слабым голосом, но достаточно внятно произнес офицер и вытянул левую руку перед собой, показывая в сторону заброшенных строений, — они пошли туда. Мерзавцы думали, что я без сознания, и говорили про какие-то склады.
— Ясно, господин майор! Можете быть уверены, мы схватим этих негодяев! — толстяк щелкнул каблуками и побежал к машине своего шефа, очевидно с докладом.
— Давайте я вам помогу, господин майор, — предложил Артур и присел на корточки рядом с раненым, пытаясь собрать воедино хаотично размотанный бинт.
Тот согласно кивнул головой, произнеся несколько слов благодарности. В этот момент хлопнула автомобильная дверца, и на дороге показался оберст Хенрик Мейснер собственной персоной. Весь его облик выражал гнев и негодование, нижняя челюсть тряслась, а глаза метали молнии. Оберст не просто злился, он был в глубокой ярости! Казалось, еще миг, и Мейснер взорвется.
— Вилли, бери стрелков и за мной! — приказал оберст своему шоферу и перевел сумасшедший взгляд на Артура и Курца. — Вы оба остаетесь у мотоциклов!
— Есть, господин оберст! — за двоих ответил Курц.
Но Мейснер и не ждал ответа. Он окончательно завелся и его, как говорится, понесло.
— Напасть на офицера вермахта, пьяными, днем! Да я вас за ребра подвешу, когда найду, уроды безголовые! Навоз жрать заставлю, свиньи! Будете умолять меня о расстреле! — брызгая слюной, орал оберст, и его безумные глаза, казалось, должны были вот-вот выскочить из орбит.
Артур, на секунду отвлекшийся от своего занятия, с неподдельной тревогой исподлобья посмотрел на Мейснера и поэтому не заметил радостной искры, промелькнувшей во взгляде майора, впрочем, сразу исчезнувшей.
А между тем Мейснер определенно не собирался бросать слова на ветер. Выхватив из кобуры «парабеллум», он быстро пересек дорогу и по неширокой тропинке, обрамленной зарослями сирени, ринулся вперед. Толстяк Вилли и мотоциклисты-пулеметчики устремились за ним, и вскоре их фигуры исчезли за густой зеленью раскидистых кустов…
* * *
…Когда удаляющийся топот четырех пар кованых сапог окончательно стих, унтер-офицер Нотбек все еще продолжал разглаживать и сматывать марлевый бинт с прикрепленным на его конце и уже потерявшим всякую стерильность плотным ватным тампоном. И только сейчас до Артура дошло, что он занимается абсолютно бесполезным делом. Ведь и ежу понятно — нельзя накладывать на рану грязный перевязочный материал!
«Как я сразу об этом не подумал, — мысленно чертыхнулся он, — не хватало еще занести майору какую-нибудь инфекцию! Наверное, вопли психопата Мейснера так давили на мозг, что вытеснили из моей головы все простые разумные мысли!»
— Ваш бинт испачкался, господин майор! — сообщил он все еще сидящему с прижатой к виску ладонью офицеру. — Я перевяжу вас своим комплектом!
— Не стоит, унтер-офицер, — остановил его майор, — я чувствую себя лучше. Просто помогите мне встать!
С этими словами раненый протянул свою правую руку и крепко ухватил Артура за левое запястье. Тому ничего не оставалось, как убрать в карман ставший ненужным бинт, напрячь мышцы и потянуть на себя медленно поднимавшегося с земли офицера. Продолжавший сидеть за рулем мотоцикла Курц вначале хотел помочь товарищу, но видя, что тот справляется самостоятельно, передумал, отвлекся и полез в карман за сигаретами. И это, возможно, стоило ему жизни!
Все последующие события произошли в течение нескольких секунд. Нотбек, приложив значительные усилия, все же смог помочь майору. Тот, покачиваясь, встал на полусогнутых ногах, но руки Артура не отпустил, и затем, видимо, пытаясь сохранить равновесие, сделал левой ногой шаг назад, одновременно наклонив туловище вперед.
При этом голова пострадавшего офицера на несколько мгновений оказалась практически на уровне глаз Нотбека, которому хватило одного взгляда, чтобы хорошо рассмотреть покрытый короткими седыми волосами аккуратно подстриженный череп. К своему удивлению унтер-офицер не обнаружил на нем ни крови, ни следов ушибов или травм. Вообще ничего, что бы подтверждало принятый всеми на веру рассказ майора!
Артур нахмурил лоб, пытаясь ухватить стремительную мысль, молнией прострелившую мозг, но не успел. «Раненый», так и не отпустивший его руки, резко дернул Нотбека на себя, а в следующий миг нанес без замаха короткий и мощный удар кулаком в живот, пронзивший невыносимой болью все тело и согнувший Артура пополам. И пока скрючившийся в позе эмбриона унтер-офицер, подобно рыбе, выброшенной на берег, ловил воздух раскрытым ртом, майор выпрямился и сцепленными в замок руками саданул Нотбека в затылок, отправив его в глубокий нокаут. Бесчувственное тело боком повалилось на землю и скатилось в придорожную канаву.
В этот момент Курц, опустив глаза вниз, как раз прикуривал сигарету. Услышав глухие звуки ударов, он посмотрел в сторону, откуда они доносились, и обомлел, отказываясь верить тому, что увидел. Впрочем, охватившее его замешательство было мимолетным. Выплюнув сигарету, унтер-офицер быстрым движением скинул винтовку со спины, но тут же выронил ее из рук — просвистевший в воздухе блестящий клинок пронзил ему шею чуть ниже кадыка, войдя по самую рукоятку и буквально разорвав трахею. Курц захрипел и повалился грудью на руль.
— Привет из Москвы, — подойдя к мотоциклу и выдернув нож из трупа, на чистом русском языке произнес седоволосый майор.
Оттащив мертвого Курца в воронку на обочине и вытерев с лезвия кровь, он сунул клинок за голенище сапога, подхватил с земли фуражку и широкими неслышными шагами торопливо пошел в сторону заброшенных кирпичных складов…
* * *
…В то время, когда майор передавал покойному Курцу «прощальный привет», оберст Мейснер, пробегая мимо закрытой на ржавый висячий замок массивной двери одного из зданий, услышал приглушенные голоса, доносившиеся откуда-то спереди и слева, вероятно из прохода между бесхозными складскими постройками. Оскалившись в зловещей улыбке, он с пистолетом наготове завернул за угол и чуть не воткнулся в самом прямом смысле этого слова в двух сцепившихся между собой солдат, от которых за версту разило алкоголем. И мысль, промелькнувшая в воспаленном мозгу Хенрика Мейснера в эту секунду, была не о том, что он первым геройски настиг потерявших всякий страх и позорящих немецкую армию подонков! Вовсе нет!
«Да эти сволочи в спирте купались!» — вот что подумал оберст, опустив «парабеллум», и сделал два шага назад, зажимая пальцами нос.
Что касается «сволочей», то они никак не среагировали на появление Мейснера. Тот, что постарше, являлся обладателем великолепных пышных усов. Несмотря на высокий рост и богатырское телосложение, он топтался на месте и вяло тряс своего визави за плечи, глядя в пустоту остекленевшими глазами и бормоча какие-то невнятные слова. Второй «борец», совсем молодой парень, был гораздо ниже и в два раза меньше по габаритам. Но, невзирая на это, он обеими руками крепко держал усатого за горло, а также периодически открывал рот и стучал зубами, по-видимому, обозначая намерение укусить оппонента. По всему следовало, что они были почти мертвецки пьяны.
Со стороны шатающаяся пара выглядела достаточно комично. И даже человек с неустойчивой психикой, коим, несомненно, являлся Мейснер, не смог сдержать улыбки. Впрочем, свирепое выражение почти сразу вернулось на его лицо. А раздавшийся позади топот ног дал понять оберсту, что Вилли с мотоциклистами уже близко. И когда запыхавшийся толстяк выскочил из-за угла, его шеф уже снова пребывал, мягко выражаясь, в раздраженном состоянии.
— Что ты застыл, как дохлая черепаха! — накинулся на подчиненного Мейснер. — Быстро арестуй этих паршивцев! Мне еще на совещание ехать!
Обалдевший Вилли вытаращил глаза и бросился выполнять приказ. Подскочив к дерущимся, он завопил фальцетом:
— Немедленно прекратить! Смирно!
С таким же успехом он мог кричать и на кирпичную стену — те двое даже не посмотрели в его сторону. Стоящие позади Мейснера мотоциклисты переглянулись между собой, еле сдерживая смех.
Видя, что слова не возымели действия, Вилли, недолго думая, врезал кулаком в ухо усатому здоровяку и сразу замахнулся вновь, но повторно ударить уже не успел. Стальные ручищи сдавили ему горло и как пушинку оторвали стокилограммовую тушу от земли. Раздался противный хруст ломающихся шейных позвонков, и секундой спустя обмякшее тело водителя шлепнулось на землю.
Все произошло настолько быстро, что никто толком не успел ничего сообразить. Первым немного опомнился Хенрик Мейснер.
— Огонь, кретины! — глядя в холодные глаза усатого гиганта и совершенно забыв про «парабеллум», крикнул он дрожащим голосом, обращаясь к мотоциклистам.
Но вместо грохота выстрелов его слух уловил лишь два негромких вскрика. Повернувшись назад, оберст с ужасом увидел, что охрана мертва — солдаты из отряда унтер-офицера Нотбека лежали в неестественных позах на земле, а над ними застыл незнакомый Мейснеру молодой унтер-фельдфебель с окровавленным ножом в руке. Посмотрев на страшный клинок, оберст Хенрик Мейснер, награжденный за храбрость, проявленную во время польской кампании, орденом железного креста 2-го класса, почувствовал жуткий ледяной озноб, проникший в каждую клетку организма. Он попытался направить пистолет на врага, шагнувшего в его сторону, однако трясущиеся руки отказывались повиноваться, а естество оберста парализовал всепожирающий животный страх. Мейснер открыл рот, чтобы заорать, но в этот миг молодой «борец», тот, что стучал зубами, упал на колени, руками обхватил оберста за лодыжки и резко дернул их на себя. Земная поверхность со скоростью кометы под невероятным углом ринулась Мейснеру навстречу. Он врезался грудью в дерн, издав при этом неповторимый «хекающий» звук. Хотел поднять голову, но удар в затылок погрузил его в густой и бескрайний мрак.
Глава 6
Когда майор Кочергин появился возле зданий складов, там уже все было кончено. Разведчики по рукам и ногам связали захваченного гитлеровского офицера, вместо кляпа засунули ему в рот скомканный кусок материи и обмотали все лицо бинтом, оставив открытыми лишь глаза.
— Посылка готова, товарищ майор! — с довольным видом потирая руки, приветствовал Артема лейтенант Буренков. — А как у вас прошло?
— Нормально, Сережа! — ответил Кочергин, не вдаваясь в подробности. — Документы немца у тебя?
— Так точно, вот! — Буренков протянул майору солдатскую книжку пленного.
— Смотри-ка, — растягивая гласные, произнес Артем, — командир танковой дивизии оберст Хенрик Мейснер! Полковник по-нашему! Поздравляю, Сергей Викторович!
— Спасибо, Артем Тимофеевич! — подыграл майору Буренков. — Но только господина оберста еще надлежит доставить, куда следует! А путь-то неблизкий!
— Согласен, Сережа! Поэтому хватайте фрица и за мной, валим отсюда!
Лейтенанту Буренкову, естественно, дважды повторять было не надо. По его команде разведчики подняли с земли все еще находившегося без сознания немецкого офицера и понесли вслед за Кочергиным. Буренков шел, как он сам любил выражаться, в арьергарде отряда, прикрывая бойцов с тыла. Вскоре они достигли сиротливо маячивших на дороге автомобиля Мейснера и двух мотоциклов. Лейтенант, не дожидаясь команды, сел за руль одного из них. Кочергин сурово взглянул на подчиненного и погрозил ему кулаком, на что Сергей вместо ответа извиняющимся жестом развел руки в стороны, словно говоря: «Виноват, исправлюсь!»
— Ребята, грузите фашиста в машину! — отвернувшись от Буренкова и едва сдерживая улыбку, скомандовал Кочергин. — Петр, ты поведешь!
— Есть! — отозвался Каминский, занимая в «Хорьхе» место водителя.
Тем временем старшина с Бодаревым аккуратно положили Мейснера на заднее сиденье автомобиля и выжидающе посмотрели на Артема.
— Алик, дуй к лейтенанту! Поедете сзади. Если начнется заваруха, прикроете огнем!
— Так точно! — красноармеец бросился выполнять приказ.
Кочергин еще раз внимательно посмотрел по сторонам, словно боялся что-то забыть. Затем подошел к мотоциклу, около которого стоял Ермишин, залез в коляску и, обращаясь к старшине, негромким проникновенным голосом произнес:
— Иваныч, заводи!
Взревели моторы, и маленький кортеж в том же порядке, что и несколько минут назад, начал движение, но только теперь в противоположном направлении — в сторону линии фронта.
— Тимофеевич, — перекрывая шум двигателя, обратился к Артему старшина, — какой у тебя план?
Оставаясь вдвоем, ровесники Ермишин и Кочергин отбрасывали условности и переходили на «ты».
— Да какой там план, Паша! На транспорте попробуем на «дурачка» проскочить через немецкие посты и добраться до передовой. А уж на месте посмотрим, что к чему!
— Рискованно, командир! Если фрицы обнаружат трупы своих, то сразу догадаются, что произошло! А телефонную связь еще никто не отменял!
— Знаю, Иваныч! Предложи что-нибудь получше! Готовя операцию, я планировал уходить лесом, пешком, но это долго и тоже без гарантий! А сейчас у нас есть колеса, грех ими не воспользоваться!
Старшина в ответ лишь согласно кивнул головой. Дальше поехали молча. Навстречу разведчикам пронеслись еще несколько легковушек в сопровождении мотоциклистов и полноприводных двухосных броневиков, но никто из гитлеровцев, по крайней мере, визуально, не обратил внимания на лежащего в «Хорьхе» с перебинтованным лицом оберста Хенрика Мейснера.
Также без проблем удалось миновать и первый встретившийся бойцам пост полевой жандармерии. Кочергин, хмуря брови, довольно резко переговорил с подошедшим к мотоциклу унтер-офицером, после чего шлагбаум, перегораживавший дорогу, был поднят.
А дальше начались неприятности. Через пару километров пронзительный звук автомобильного клаксона заставил Кочергина повернуть голову. Ехавший позади Каминский призывно махал ему рукой, показывая жестами, что требуется остановка. Оказывается у «Хорьха» спустило колесо. Петр быстро осмотрел покрышку и извлек из нее толстый ржавый гвоздь.
— Прокол, товарищ майор! Надо менять колесо! — сообщил он подошедшему Кочергину. — Минут пять займет, может, чуть больше!
— Нет времени, Петя! Да и «Хорьх», наверное, уже ищут! Бросаем машину, а дальше поедем на мотоциклах! Проверьте с Аликом, хорошо ли связан немец, и тащите его к лейтенанту в коляску. В темпе, ребята!
Бойцы поспешили к машине, но тут случилась небольшая заминка. Мейснер пришел в сознание и начал брыкаться ногами, не давая вытянуть себя из автомобиля. Пришлось старшине слезть с мотоцикла и показать оберсту могучий увесистый кулак. Мейснер сразу притих и уже без помех был усажен на место пулеметчика. Чтобы не было видно опутывающих фашиста веревок, коляску сверху накрыли специальным брезентовым чехлом.
Бодарев устроился позади Буренкова, а Каминский, по приказу майора, сел за руль головного мотоцикла вместо старшины.
— Вечно мне достаются самые плохие места! — проворчал Ермишин, с притворным оханьем взгромоздившись на сиденье у Петра за спиной. — Сейчас растрясет старика на кочках и посыплется песок. Ходи потом, собирай!
Разведчики весело засмеялись. Вернувшийся к мотоциклу Кочергин похлопал старшину по плечу и, нарочито кряхтя, разместился в коляске за пулеметом. Это вызвало новые улыбки бойцов.
— Вперед! — бодро скомандовал Артем, а когда мотоциклы тронулись, постучал пальцами по прикладу пулемета и, обращаясь только к самому себе, негромко прошептал: — Чувствую, везение заканчивается…
Майор как в воду глядел. Они проехали совсем немного, когда за поворотом показался очередной немецкий пост. Трое гитлеровцев стояли на дороге перед опущенным шлагбаумом с винтовками наперевес. Еще один находился в небольшой будке, держа возле уха трубку полевого телефона. Немного левее, укрывшись за бугорком, изготовился к стрельбе пулеметный расчет. Кочергин выругался сквозь зубы, снял «MG-34» с предохранителя и взвел затвор.
— Может, проскочим?! — спросил Иваныч, готовя автомат к бою.
— Вряд ли! — ответил Кочергин.
Рискуя вывихнуть шею, он обернулся назад и жестами показал Буренкову, чтобы тот догонял их и пристроился рядом. Лейтенант резко дал по газам, и мотоциклы поравнялись.
— Алик! — закричал Кочергин. — Когда я открою огонь, снимешь пулеметчика! Попадешь на ходу?
— Попробую, товарищ майор!
— Постарайся, сынок! Иначе дальше шлагбаума мы не проедем, и тогда институт ты вряд ли окончишь!
— Считайте, что я уже получил диплом! — парировал Бодарев, снимая винтовку со спины.
— Тогда следи за мною, инженер! — улыбнулся Кочергин, понимая, что красноармейца надо приободрить.
Он хотел еще дать указания Буренкову, но тот, будто читая мысли командира, немного сбросил скорость и теперь вел мотоцикл чуть левее, отставая на пару корпусов.
— Молодец, — прошептал Артем и показал лейтенанту поднятый вверх большой палец.
Сергей с довольной улыбкой кивнул головой в ответ.
Затем майор тронул Каминского за локоть, а когда тот повернул голову, сказал:
— Петя, гони на всех парах и не останавливайся, что бы ни случилось, а перед шлагбаумом затормози! Понял?
— Понял! До шлагбаума не торможу!
— Отлично, и смотри, — старшину не потеряй!
Последняя фраза Кочергина осталась без ответа. Петр наклонился вперед, слившись с мотоциклом воедино, и прибавил ходу. Лейтенант повторил его действия, и теперь два мотоцикла, сохраняя между собой дистанцию и заняв по ширине всю проезжую часть дороги, стремительно неслись вперед. Каминский вел трехколесную машину настолько плавно и ровно, что Артем без труда держал на мушке находившихся возле шлагбаума фашистов, которые явно нервничали, не понимая, что происходит.
Разведчикам до врага оставалось преодолеть около сотни метров, когда из будки выбежал унтер-офицер с винтовкой в руках. Что-то громко крича своим подчиненным, он передернул затвор и прицелился в мотоциклистов. Но готовый к такому повороту Кочергин его опередил, срезав длинной очередью всех четверых, а заодно превратив в решето и деревянную будку! Нашпигованные пулями тела еще не успели упасть на землю, как такая же участь постигла и расположившегося за бугорком пулеметчика. Получив пулю, выпущенную из снайперской винтовки, прямо в лоб, он конвульсивно дернул головой и уткнулся лицом в траву. Второй номер расчета вскочил и принялся улепетывать со всех ног, но Бодарев следующим выстрелом уложил и его.
А через несколько секунд мотоциклы уже затормозили перед опустевшим шлагбаумом. Правда, Каминский при этом заложил настолько крутой вираж, что с заднего сиденья на землю все-таки свалился (как и предупреждал майор!) Павел Иванович Ермишин. Впрочем, отлично понимая, что сейчас не до разборок, старшина ограничился коротким устным внушением с одновременным показом лихому водителю своего гигантского кулака. После чего данный инцидент был полностью исчерпан.
Пока Иваныч проводил «воспитательную беседу с молодежью», Артем Кочергин опрометью метнулся в похожую на хороший дуршлаг будку и проверил, уцелел ли телефон. Убедившись, что аппарат в порядке, он махнул лейтенанту рукой и крикнул:
— Давайте фрица сюда!
В то время как разведчики исполняли приказание, майор, опершись спиной о стенку будки, изучал карту, планируя дальнейший маршрут. Увидев краем глаза, что Мейснер уже рядом, он убрал карту в карман, поднял взгляд и не смог сдержать улыбки: опутанный веревками и поддерживаемый с двух сторон Буренковым и Бодаревым господин оберст с перемотанной бинтом головой, именно находясь в вертикальном положении, вызывал сильнейшую ассоциацию с древнеегипетской мумией, извлеченной из саркофага!
Заметив выражение лица майора, разведчики переглянулись, потом синхронно посмотрели на Мейснера и прыснули со смеха.
— Долго же до вас доходит! — ухмыльнулся Артем, но сразу посерьезнел. — Ладно, хватит ржать! Освободите немцу рот, нам надо поговорить!
Буренков, давясь от смеха и пряча от майора лицо, снял с Мейснера часть повязки и вытащил у него изо рта импровизированный кляп. Теперь оберст стоял с открытой нижней челюстью, демонстрировал разведчикам два ряда прекрасных белых зубов и по-идиотски хлопал глазами.
— Э, ваше благородие, да ты весь затек! — произнес Кочергин. — Без горячительного тут не обойтись! Ребята, у кого остался спирт?
— А мы уже здесь! — дурашливо сказал Буренков, протягивая Артему алюминиевую фляжку. — Судя по запаху, внутри как минимум шнапс!
— Где ты это раздобыл? — спросил Кочергин, откручивая крышку и втягивая носом воздух из сосуда.
— В мотоцикле, в ящике для запчастей! Под ветошью лежала!
— Отлично! Наклоняйте немца! Будем заливать!
Сказано — сделано! И через полминуты содержимое фляжки перекочевало в желудок оберста Мейснера! Тот сразу порозовел лицом и, наполняя атмосферу густым перегаром, принялся ругаться, отпуская в адрес советских разведчиков грубые непечатные выражения. Кочергин со старшиной удивленно глянули друг на друга и, чтобы вразумить не на шутку разошедшегося пьяного оберста, Ермишин в очередной раз был вынужден сунуть ему под нос свой чугунный кулак. И опять, как по мановению волшебной палочки, гитлеровец моментально затих.
— Спасибо, Иваныч! — кивнул старшине Кочергин, и, обращаясь уже непосредственно к Мейснеру, произнес по-немецки: — Слушайте внимательно, оберст, и не перебивайте! У меня приказ: захватить офицера вермахта и доставить его в штаб. Но нигде не сказано, в каком виде доставить — живым или мертвым! Соответственно у вас два пути. Первый, вы отказываетесь нам помогать и прямо сейчас умираете за фюрера! И второй — делаете все, что я скажу, причем беспрекословно, и тогда остаетесь в живых! У вас пять секунд на размышление! Время пошло!
Артем резким движением выхватил из кобуры пистолет и приставил дуло к переносице оберста Мейснера. Но это было уже лишнее.
— Я согласен! — истошно крикнул оберст, отодвигая голову от маленького черного отверстия, таящего внутри себя смерть. — Что вы хотите?!
— Не так уж и много! Просто переговорите с кем-нибудь из штаба своей дивизии или корпуса и сообщите, что вы живы и скоро вернетесь в расположение части вместе с мотоциклистами! Также упомяните, что связь плохая! — Кочергин рукой показал на будку и добавил: — И не забывайте, я все понимаю! Если скажете что-то неправильно, то пристрелю вас, не задумываясь!
Мейснер согласно мотнул головой и, мелко семеня связанными ногами, «прошествовал» следом за Кочергиным к полевому телефону FF-33. Естественно, что и здесь без помощи Буренкова и Бодарева, подпиравших оберста с обеих сторон, также не обошлось.
Пока разведчики вели Мейснера к будке, Артем быстро изучил висящий внутри нее на стене бумажный листок и наладил связь. Затем, услышав на другом конце линии разбавленный помехами голос, он приложил телефонную трубку оберсту к уху и многозначительно погрозил ему пальцем.
Немец прокашлялся и слегка неуверенным голосом спросил, с кем говорит. Наверняка боялся нарваться на командующего корпусом! Но, услышав ответ, тотчас обрел уверенность и практически дословно передал невидимому собеседнику слова майора Кочергина, правда, обозвав при этом некоего обер-фельдфебеля Лауфера тупым рыжим ослом. После чего Артем сразу отобрал у гитлеровца трубку, перерезал ножом тянущийся к аппарату провод и подмигнул стоящему позади фашиста Буренкову.
Лейтенант понял, что от него требуется, и коротким рассчитанным ударом по голове «вырубил» Мейснера. Вместе с Бодаревым они отволокли обмякшее тело оберста к мотоциклу и поместили его в коляску, не забыв засунуть тряпку немцу в рот и снова обмотать его лицо грязными бинтами. В завершение Буренков положил на колени Мейснеру офицерскую фуражку и с помощью Алика заботливо «укутал» оберста брезентом.
Наблюдавший за их действиями Кочергин удовлетворенно хмыкнул и трижды хлопнул в ладоши, обращая внимание разведчиков на себя. Убедившись, что бойцы его слушают, он сказал:
— Ребята, самая опасная часть операции еще впереди! Вы уже поняли, что немцы разыскивают и Мейснера, и нас. Звонок оберста, несомненно, сбил их с толку. Весь вопрос, надолго ли! Я изучил карту и предлагаю рискнуть. Мысль такая: по этой дороге мы едем до второй по счету развилки, там сворачиваем направо и углубляемся в сосновый бор. Выбираем нужную просеку и по ней возвращаемся домой! О том, что по пути мы наверняка столкнемся с фашистами, я думаю, говорить не обязательно, — это и так ясно. Но зато мы объезжаем стороной основные места дислокации немецких частей и подразделений, а с мелкими отрядами уж как-нибудь разберемся!
Кочергин умолк, посмотрел на серьезные лица подчиненных и, чтобы немного снять напряжение, бодрым голосом массовика-затейника произнес:
— Из положительных моментов, товарищи, хочу выделить чистый лесной воздух, красоту первозданной природы, а также путешествие со всеми удобствами…
— И встречи с интересными людьми! — продолжил за майора Буренков, предусмотрительно спрятавшись за широкую спину старшины.
— Об этом, товарищ, я уже говорил! — улыбнувшись, парировал Артем. — Итак, продолжим наш маленький круиз!..
Глава 7
…«Похоже, день начинается неплохо! — подумал капитан Кобелев, опустив бинокль и прищурив уставшие глаза. — Полчаса наблюдаю, а немцы пока не беспокоят, хотя по времени пора бы! Надеюсь, сегодня будет тихо, и бойцы наконец-то смогут передохнуть!»
Капитан еще раз обвел внимательным взглядом местность, но кроме раскачивающихся в некотором отдалении на ветру деревьев, от которых у него рябило в глазах, никакого движения не заметил.
— Скорей бы уже в наступление, — прошептал он с досадой, массируя пальцами лоб. — Торчим здесь на одном месте, как самые натуральные мишени. Еще месяц такой «жизни», и у меня останется в строю меньше половины личного состава…
* * *
…Позиции стрелковой роты, по мнению ее командира Юрия Юрьевича Кобелева, были расположены далеко не самым удачным образом и вызывали у капитана двойственные и в основном негативные ощущения. Слева и справа от советских окопов раскинулись непроходимые болота, защищавшие красноармейцев от внезапных фланговых атак противника, что являлось несомненным плюсом. Но в трехстах метрах перед траншеями начинался обширный сосновый лес, значительная часть которого находилась под контролем немцев, имевших на данном участке фронта превосходство в живой силе и технике и активно этим пользовавшихся. Мобильные группы гитлеровцев под прикрытием деревьев частенько по утрам выдвигались к самой опушке и открывали оттуда огонь из стрелкового оружия и легких 50-миллиметровых минометов. Наши бойцы в ответ, не мешкая, тоже начинали плотно забрасывать фашистов минами. В дело периодически вступала и советская артиллерия. Противник, получив отпор, сразу же рассеивался и отходил, но через пару часов перестрелка возобновлялась. Результатом боестолкновений являлось то, что в условиях вялотекущей позиционной войны рота несла ощутимые потери. И единственное, что мог предпринять в сложившейся ситуации Кобелев, так это посылать в удаленный дозор небольшие отряды, минировавшие лесные дороги и устраивавшие засады на фашистов. Впрочем, у данной, если можно так выразиться, медали была и обратная сторона, заключавшаяся в том, что красноармейцы и сами иногда попадали в расставленные уже гитлеровцами ловушки. Такой вот получался замкнутый круг…
* * *
…Кобелев размял пальцами папиросу и похлопал себя по карманам в поисках спичек.
— Держите, товарищ капитан! — показавшийся из-за поворота траншеи старший лейтенант Мезенцев протянул командиру маленький коробок.
— Спасибо, Арсений! — поблагодарил Кобелев, прикуривая. — Как настроение у бойцов?
— Так себе! Люди напряжены, ждут очередного обстрела!
— Ну, сегодня должно быть все спокойно! — посмотрев на часы, улыбнулся капитан. — Ты же знаешь, если до девяти утра фашисты не объявятся, значит, и весь день пройдет нормально, без стрельбы!..
Раздавшаяся из леса автоматная очередь заставила командиров инстинктивно пригнуться. Следом прозвучали несколько одиночных винтовочных выстрелов, глухо рванула граната.
— Сглазил, в рот малина! — сквозь зубы выругался капитан и во весь голос закричал: — Рота, к бою! Передать по цепочке, без команды огонь не открывать!
Красноармейцы, надевая каски на бегу, спешно рассредоточивались по траншее, занимая свои места. Между тем стрельба в лесу не прекращалась. Невидимый за деревьями, хлестко ударил пулемет, но его «трель» тотчас оборвал еще один взрыв гранаты. Выстрелы с каждой секундой становились все громче, но к обычным звукам боя теперь добавился еще и странный гул, постепенно усиливавшийся.
— Я к минометчикам, товарищ капитан! — сказал Мезенцев, поправляя на голове фуражку. — Сейчас врежем немцам по самые бакенбарды!
— Погоди, Арсений! — подняв руку, остановил его Кобелев. — Прислушайся! На что похоже?
— На мотоцикл! Да не один! Едут в нашу сторону! — старший лейтенант, напрягая слух, удивленно посмотрел на командира роты. — А танков или бронетранспортеров не слышно! Может, фрицы рассудком тронулись или перепились все, если среди бела дня, да налегке в атаку сунулись? А где артподготовка или поддержка с воздуха? Ничего не понимаю!
— А вот мы сейчас и поглядим, что происходит! — приподнявшись над бруствером, ответил капитан. — Смотри левее, вон и гости появились!
Мезенцев повернул голову в указанном командиром направлении и увидел следующее.
По лесной просеке к опушке один за другим на приличной скорости ехали два мотоцикла. На каждом разместились по трое военнослужащих вермахта. Оказавшись в чистом поле, мотоциклы разъехались в разные стороны и следовали теперь к советским траншеям, выписывая по яркой весенней траве разнообразные зигзаги.
— Я же говорил, товарищ капитан, фашисты нарезались в зюзю, их на подвиги и потянуло! Вон, что вытворяют! — Мезенцев радовался, как ребенок, впервые попавший на цирковое представление.
Кобелев молчал, наблюдая за происходящим в бинокль, и напряженно думал. Ему многое было непонятно, а он этого не любил. К тому же фигура и лицо одного из мотоциклистов показались капитану знакомыми.
— Где я мог его видеть? — задумчиво прошептал Кобелев, пытаясь собрать мысли воедино и вспомнить нечто важное.
Тем временем еще три мотоцикла с колясками вырулили из соснового бора и остановились. Сидевшие на них гитлеровцы резво спрыгнули на землю и стали грамотно рассредоточиваться по местности. Все, кроме замешкавшегося фельдфебеля. Он слишком долго выключал двигатель, за что и поплатился. Раздался приглушенный расстоянием выстрел, немец взмахнул руками и медленно сполз на землю. Его товарищи, укрывшись в траве, открыли беглый огонь, но не по позициям красноармейцев, а по движущимся по полю мотоциклистам, один из которых сидел задом наперед, то есть спиной к водителю! Непостижимым образом удерживая равновесие, он на ходу палил из снайперской винтовки, не давая залегшим на кромке леса гитлеровцам точно прицелиться!
«Это не фашисты!» — понял Кобелев.
Он перевел бинокль на другой мотоцикл и, резко повернувшись к старшему лейтенанту, закричал:
— Арсений, на поле наши ребята! Я узнал усатого старшину из разведки! Давай, пулей к минометам! Огонь по опушке! Ты понял?
— Понял, товарищ капитан! По опушке! — Мезенцев стремглав ринулся по траншее, будто за ним гналась сотня разъяренных голодных львов.
Кобелев же быстрым шагом пошел в противоположную сторону, чтобы на левом фланге перехватить разведчиков.
— Не стрелять! — из раза в раз повторял он встречавшимся на пути и застывшим в напряженном ожидании красноармейцам, периодически бросая взгляды на приближающихся мотоциклистов.
Капитан добрался до нужной точки в тот момент, когда разведчикам до советских позиций оставалось преодолеть около сотни метров, а стрельба с опушки все не утихала.
«Почему молчит Мезенцев?» — подумал он раздраженно, и тут в небе раздался характерный свист пролетающих над головой мин.
Первый же залп плотно накрыл фашистов, как выразился чуть ранее старший лейтенант, «по самые бакенбарды», раскурочив все мотоциклы и уложив на месте несколько человек. Оставшиеся в живых гитлеровцы решили не испытывать судьбу и устремились в глубь леса, подгоняемые все новыми и новыми минометными разрывами.
А между тем разведчики на своем транспорте уже достигли оборонительных порядков стрелковой роты.
— Ну, вот, кажется, и все, — прошептал Кобелев, наблюдая за тем, как покрытые толстым слоем дорожной пыли мотоциклисты, миновав по краю первую линию траншей, свернули за поросший молодыми березками холм, надежно закрывший их от возможного огня противника, вероятно, все еще прятавшегося в лесном массиве.
Кобелев ловко выбрался на бруствер и подошел к обернувшимся на звук его шагов разведчикам.
— Командир стрелковой роты капитан Кобелев! — представился он, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Майор Кочергин, дивизионная разведка! — ответил седой мужчина средних лет, облаченный в наполовину расстегнутый китель офицера вермахта. — Спасибо, что прикрыли нас минометным огнем! Очень вовремя!
Они обменялись крепким рукопожатием.
— Не за что, товарищ майор! Мы бы сделали это и раньше, но немецкая форма сбила нас с толку! Только когда ваш снайпер подстрелил фашиста на опушке, до меня дошло, что гитлеровцы вряд ли будут убивать друг друга. А потом я разглядел лицо вашего старшины, и все стало ясно!
— Вы знаете старшину Ермишина? — удивился майор.
— Да кто ж его не знает! — улыбнулся Кобелев. — Одни усы чего стоят!
Стоявшие до сих пор молча разведчики дружно рассмеялись. А Петр Каминский, не задумываясь о последствиях, важно надул щеки, достал из кармана расческу и, пародируя старшину, принялся водить ею над верхней губой, за что и схлопотал от покатывавшегося со смеху Иваныча шутливую оплеуху. Это вызвало новый приступ восторга. Разведчики заметно оживились, давая выход эмоциям, что было просто необходимо, учитывая напряжение последних часов.
Чтобы не мешать их веселью, Кочергин мягко взял капитана за локоть и отвел его в сторону.
— У нас пленный! — майор показал рукой на сидевшего в мотоциклетной коляске с перебинтованным лицом и укрытого по самую шею брезентовой накидкой человека. — Очень ценный немец, которого надо срочно доставить в штаб дивизии! Вы можете выделить несколько бойцов в сопровождение, чтобы по дороге меня и моих людей не приняли за вражеских диверсантов со всеми, как говорится, вытекающими?
— Я сам поеду с вами, не беспокойтесь! Только отдам пару распоряжений, а вы несколько минут передохните!
— Договорились! — улыбнулся Кочергин и полез в карман за папиросой.
Кобелев сделал несколько шагов по направлению к траншее, но вдруг резко остановился и, повернувшись к Артему, тихо спросил:
— А как там, в тылу у фашистов, товарищ майор, очень страшно?
— Не знаю, что и ответить, — задумчиво произнес Кочергин и тяжело вздохнул, — о других не скажу, стараюсь не лезть людям в душу, а, если говорить обо мне, так я уже привык…
Глава 8
— Я, кажется, с вами разговариваю, унтер-офицер! — Голос незнакомого генерал-лейтенанта вибрирующим гулом ворвался в мозг Артура Нотбека, вызвав новый приступ головной боли, к горлу подступила тошнота.
…Час назад батальонный врач, диагностировав сильное сотрясение мозга, прописал ему постельный режим минимум на три дня, строго-настрого запретив вставать с больничной койки, но потом появился этот генерал, и началось…
— Виноват, господин генерал-лейтенант, не расслышал, что вы сказали! — еле сдерживая рвоту и стараясь отвечать четко, произнес Артур.
Разговор происходил в здании, где временно находился полевой лазарет, в маленькой комнатке без окон. Всю ее обстановку составляли два шкафа с медикаментами, колченогий стол и стул, на котором и расположился генерал. Унтер-офицер Нотбек стоял возле двери и, чтобы не упасть, опирался плечом на ее деревянный косяк.
— Повторяю для глухих! Что произошло по дороге на железнодорожную станцию?! — повысив голос практически до крика, рявкнул генерал. — Нотбек, вы единственный, кто выжил после нападения возле заброшенных складов! Кроме похищенного оберста Мейснера, разумеется! Именно ваши мотоциклисты обеспечивали его охрану! И если я тотчас не получу вразумительных объяснений, то отдам вас под трибунал! Отвечайте, немедленно! И говорите все, что знаете и помните!
— Слушаюсь, господин генерал-лейтенант! Вот, как все было. От штаба дивизии мы ехали обычным порядком. Мой мотоцикл впереди, потом автомобиль господина оберста, унтер-офицер Курц замыкающий. Свернув к складам, я увидел сидящего на дороге раненого майора вермахта и был вынужден остановиться…
— Почему вы решили, что он раненый? — перебил Нотбека генерал, пристально глядя ему в глаза.
— У майора голова и лицо были все в крови! Рассеянный взгляд и несвязная речь, что я еще мог подумать! — с вызовом ответил Артур, но это усилие далось нелегко, и он с трудом подавил рвотный спазм.
…Несмотря на отвратительное самочувствие, Нотбек и без генеральских угроз понимал, что именно на него в большей или меньшей степени могут возложить ответственность за похищение оберста Мейснера. Поэтому унтер-офицер, не моргнув глазом, и соврал, описывая внешний вид раненого. Все-таки «залитый кровью майор» звучит чрезвычайно убедительно и не вызывает дополнительных вопросов!..
— Хорошо, — уже мягче произнес генерал, морща лоб, — а что было дальше?
— Майор сообщил, что его избили двое пьяных солдат, которые затем направились к бесхозным кирпичным постройкам. Когда господин оберст услышал об этом преступлении, то приказал мне оказать помощь раненому, а сам сразу же бросился следом за мерзавцами, забрав обоих пулеметчиков и своего шофера. Больше я их не видел!
…Нотбек замолчал и судорожно сглотнул. Он опять солгал, ведь Мейснер никаких распоряжений насчет раненого майора никому не отдавал!..
Генерал нетерпеливым жестом показал, что ждет продолжения.
— Потом я наклонился, чтобы помочь раненому встать, а он внезапно ударил меня в живот и затем по голове. Больше ничего не помню, я потерял сознание и очнулся только в санитарной машине.
— А кроме этого лже-майора вы видели кого-нибудь из нападавших?
— Никак нет, господин генерал-лейтенант, только его!
— Ладно, Нотбек! Можете идти!
— Слушаюсь! — Артур развернулся кругом и вышел из комнаты.
Оказавшись за дверью и пройдя десяток шагов по коридору, он покачнулся и, чтобы не упасть, оперся ладонями и лбом об стену.
«Здорово же приложил меня этот гадский майор, или кто он там на самом деле, — подумал Нотбек, глядя в пол, — давно я не чувствовал себя так паршиво!»
Он закрыл глаза и тут перед его мысленным взором пронеслись лица людей, которые несколько часов назад были еще живы, — унтер-офицера Курца, фельдфебеля по имени Вилли, мотоциклистов-пулеметчиков. Вздрогнув, Артур тряхнул головой, отгоняя неприятные видения и, обращаясь к себе будто со стороны, прошептал:
— А ведь тебе очень повезло, Нотбек, просто сказочно повезло. Несколько однополчан погибло сегодня, а ты отделался всего лишь сотрясением, так что радуйся и не ной. Но главное, никогда не забывай, что удача не бывает вечной…
* * *
…Прошло три дня. Унтер-офицер Нотбек вернулся в расположение разведывательного батальона. Кроме беседы с генералом, больше его никто не беспокоил, и сейчас он чувствовал себя гораздо лучше. Тошнота в горле прошла, голова тоже не болела, а мысли обрели окончательную ясность. И чем крепче становился его организм, чем больше к нему возвращалось сил, тем чаще Артур задумывался над событиями того злополучного понедельника.
Почему он остался в живых, а его товарищ весельчак и умница Курц погиб? Охотились ли русские целенаправленно на оберста Мейснера, или все произошедшее лишь дело слепого случая, роковое стечение обстоятельств?
Но как Артур ни ломал себе голову, на ум приходил только один ответ — это судьба! А отсюда, безусловно, следовало, что от конкретного человека на войне, да и в жизни практически ничего не зависит, на все воля провидения! И советы Нотбека-старшего, которые он давал сыну дома в Бамберге, тоже становились абсолютно бесполезными! Так размышлял Артур.
Однако полному энергии и юношеского задора молодому человеку принять такие выводы было тяжело, и неопределенный червь сомнения продолжал точить его пытливый мозг. В некотором смысле озарение пришло, как всегда, неожиданно, когда унтер-офицер, устроившись на лавочке, чистил винтовку. Он в двадцатый раз мысленно прокручивал эпизоды, произошедшие утром 18 мая, опять не находя альтернативного ответа на заданные самому себе вопросы, и тут его осенило!
«Погоди, — мысленно остановил себя Артур, — а как же операция по захвату оберста Мейснера, так ловко осуществленная советскими диверсантами в самом сердце нашей армейской группировки? Ведь акция, несомненно, была тщательно спланирована, подготовлена и наверняка просчитана по времени хотя бы на начальном этапе, иначе русским, понадейся они только, условно говоря, на расположение звезд на небе или предсказания сибирских колдунов, даже не удалось бы пересечь линию фронта! Вот и выходит, что без серьезнейшего человеческого фактора здесь никак не обошлось! А значит, в моих предыдущих и нынешних умозаключениях возникла явная нестыковка! Так где же истина?»
Тут Нотбек понял, что полез в непроходимые дебри то ли философии, то ли еще непонятно чего, и окончательно запутался. Тогда он провел ладонью по лбу и со свойственной молодости решительностью впредь строго-настрого запретил себе думать на подобные щекотливые темы…
Глава 9
В отличие от унтер-офицера Нотбека подчиненные майора Кочергина по возвращении домой физически чувствовали себя хорошо и морально находились в полном душевном равновесии.
Добравшись в сопровождении Кобелева к месту дислокации родного батальона, разведчики тепло простились с капитаном, а сами разделились. Старшина Ермишин с красноармейцами отправились отдыхать. Кочергин же с Буренковым, быстро переодевшись в советскую форму, на трофейном мотоцикле повезли оберста Мейснера в штаб дивизии. По дороге двигатель начал чихать и вскоре заглох — кончился бензин. Хорошо, что в это время они как раз проезжали мимо дома, где квартировал майор. Позвав на помощь дежурившего возле крыльца часового, они втроем перетащили уже пришедшего в сознание, но все еще не протрезвевшего Мейснера в «Бантам» Кочергина и устроили немца на заднем сиденье автомобиля. После чего Артем, здраво рассудив, что пленный никуда не денется, развязал ему ноги и вытащил изо рта кляп.
Можно было ехать дальше, но тут произошла непредвиденная заминка. Кочергин уже собирался сесть за руль, как вдруг сзади послышался громкий собачий лай. Неизвестно откуда примчавшаяся Герта со скоростью кометы подбежала к майору и принялась на задних лапах в самом прямом смысле танцевать возле хозяина, радостно скуля и носом пытаясь дотянуться до его лица.
— Все, все, Гертруда Артемовна, успокойся! — опустившись на корточки и выставив перед собой руки, засмеялся Кочергин.
Собака, не переставая скулить, положила лапы ему на плечи и теплым мягким языком стала облизывать небритые щеки Артема. Он не сопротивлялся, а только гладил Герту по спине.
— Теперь можете год не умываться, товарищ майор! — присевший рядом улыбающийся Буренков ласково потрепал дворнягу по голове и не удержался, чтобы не подколоть командира. — Гертруда Артемовна очищает кожу лучше любого хозяйственного мыла!
Умная собака оценила похвалу, стремительно развернулась и несколько раз лизнула Сергея в ухо. Буренков, явно не ожидавший такого проявления чувств, с громким криком отпрянул назад, потерял равновесие и повалился на спину. Герта сразу же подскочила к лейтенанту и начала активно обнюхивать его, всем видом показывая, что очень переживает! Сергей, безостановочно смеясь, пытался отодвинуться от влажного собачьего носа, старавшегося проникнуть повсюду, и подняться с земли, но смог это сделать, только когда Кочергин обхватил свою любимицу руками за живот и понес к машине, что-то тихо шепча ей на ухо.
Приблизившись к автомобилю, Кочергин посадил собаку рядом с Мейснером и повернулся к отряхивавшемуся от пыли Буренкову.
— Поторопитесь, граф, нас ждут великие дела!
— Иду, Артем Тимофеевич! — откликнулся лейтенант, на ходу поправляя гимнастерку.
Наконец все расселись по местам, и «Бантам» тронулся в путь. Буренков посмотрел назад, где Герта, важно устроившись на сиденье и сосредоточенно вдыхая носом воздух, внимательно наблюдала за пленным гитлеровским офицером, и, обращаясь к Артему, произнес:
— У вас настоящий сторожевой пес, товарищ майор! Вон, фриц как вжался в спинку, боится, наверное!
— Насчет сторожевого пса не знаю, но, пока мы доберемся до штаба, это уже будет настоящая сильно пьяная собака!
— Не понял? — удивился Буренков.
— Сережа, где твоя знаменитая логика? — усмехнулся Кочергин. — От оберста такой перегарище идет, что целый взвод может опохмелиться! А тут всего лишь одна маленькая дворняга! Как бы она сознание не потеряла, сидя рядом с этим немецким алкашом! Кстати, ведь именно ты и раздобыл для него шнапс, не забыл?
— Так по вашему же приказу! — весело парировал Сергей, мгновенно уловив самоиронию в последних словах Кочергина. — А вот кто заливал в немца весь этот алкоголь? Не помните, товарищ майор?..
Так, подначивая друг друга, они четверть часа спустя без каких-либо происшествий подъехали к массивному белому зданию, где до войны заседало правление колхоза, а сейчас располагался штаб дивизии. Передав Хенрика Мейснера выбежавшим на улицу красноармейцам, Кочергин с Буренковым поставили автомобиль в тенечке и не спеша двинулись следом. Правда, лейтенант к большому начальству идти не хотел, заявив, что лучше подождет командира в машине, но Артем настоял. Что касается Герты, то она осталась в машине, закрыв глаза и блаженно вытянувшись на сиденье во всю свою длину…
* * *
Допрос Мейснера, на котором присутствовали командующий дивизией генерал-майор Доренский, начальник штаба полковник Гутонин и несколько командиров полков и батальонов, продолжался около двух часов. Правда, скорее это можно было назвать монологом, потому что, как только оберсту задали первый вопрос, то его словесный поток стало невозможно остановить! И Кочергин, сейчас исполнявший по совместительству еще и обязанности переводчика, за разговорившимся фашистом едва поспевал.
Вначале пленный сообщил очень ценные сведения. По его словам, в последнюю неделю мая гитлеровцы планировали начать широкомасштабное наступление с привлечением крупных сил.
Мейснер назвал номера частей и подразделений, показал на карте места их дислокации, а также обозначил направления главного и отвлекающих ударов.
Оберст так разошелся в своем красноречии, что скоро охрип и попросил смочить горло. По крайней мере, так по-немецки прозвучала фраза, которую Артем дословно и перевел. Возникла некоторая пауза, ею немедленно воспользовался скучавший в углу лейтенант Буренков. Он о чем-то негромко переговорил с начальником штаба дивизии, потом бочком протиснулся к двери и незаметно даже для Кочергина исчез.
Тем временем появился ординарец комдива с наполненной до половины большой металлической кружкой в руках. По комнате разнесся отчетливый запах спирта. Мейснер, которому естественно еще в начале допроса развязали руки, взял кружку, несколькими глотками опорожнил ее и лишь слегка поморщился!
— Ничего себе, — удивленно прошептал незнакомый Кочергину майор, — грамм двести с ходу заглотил, паршивец, и хоть бы что, даже рукавом не занюхал!
— Он сегодня целый день пьет, привык уже! — произнес Артем, вызвав своими словами понимающие улыбки окружающих.
Между тем Мейснер откашлялся и принялся вещать снова, будто находился на трибуне. Его никто не перебивал, и говорил он долго и нудно. Однако из всей этой новой информации ценным являлось только то, что перед немецким наступлением на данный участок фронта с территории оккупированной Польши будут дополнительно переброшены одна танковая и две пехотные дивизии вермахта, а также несколько эскадрилий люфтваффе. В остальном Мейснер начал повторяться и, как говорится, пошел по второму кругу. Постепенно его речь замедлилась, а дикция ухудшилась. Явно сказывалось воздействие ударной дозы алкоголя. Закончилось все тем, что оберст на середине фразы неожиданно замолк, кулем повалился на пол и захрапел!
Присутствующие, не ожидавшие такого финала, уставились на мертвецки пьяного Мейснера. И только Артем Кочергин, которому надоело переводить за оберстом, с облегчением отвернулся к окну и стал наблюдать за перемещениями одинокой мухи, ползающей по стеклу.
В комнате воцарилось недолгое молчание, которое прервал генерал-майор Доренский.
— Оберста унести, пусть проспится! — приказал он ординарцу. — И кроме воды, больше фрицу ничего не наливать!
А затем, обращаясь уже к остальным, добавил:
— Товарищи командиры, пять минут перекур, потом продолжим! Надо обсудить, как подготовиться к отражению возможного гитлеровского наступления и какие действия для этого нам следует предпринять!
Все, кроме комдива, начштаба и Кочергина, оживленно разговаривая, потянулись к двери. В опустевшей комнате сразу стало просторно и даже немного уютно.
Доренский повернулся к Артему, продолжавшему стоять возле окна, и сказал:
— Вы свободны, товарищ майор! Возвращайтесь в расположение батальона, отдохните и от моего имени передайте своим разведчикам благодарность за блестяще проведенную операцию! Кстати, вас это касается в первую очередь!
— Спасибо, товарищ генерал-майор, обязательно передам! Разрешите высказать некоторые соображения по поводу информации, полученной от оберста Мейснера?
— Конечно, говорите! — заинтересованным тоном произнес Доренский, жестом приглашая Артема подойти. — Сегодня вечером мы ожидаем прибытия начальника оперативного отдела штаба фронта, и ваше мнение с учетом свежих разведданных, безусловно, может быть очень ценным для принятия решения.
— Я уверен, что оберст не врал, — приблизившись к столу с расстеленной на нем картой, сказал Кочергин, — слишком уж он труслив, да и алкоголь хорошо развязал ему язык! Меня беспокоит другое. Думаю, гитлеровцы наверняка осознают, что Мейснер на первом же допросе все расскажет. Поэтому могут кардинально изменить свои планы. И не только по времени!
— Кажется, я начинаю понимать! — встрепенулся до сих пор не проронивший ни слова Гутонин, но строгий взгляд Доренского заставил его замолчать.
— Так вот, — продолжил Артем, — на месте фашистов с учетом сконцентрированных ими сил я бы не стал отменять наступление, но удар бы нанес не по нашим регулярным частям, а по партизанам, которые действуют в немецком тылу! Такая у меня мысль!
— Интересный вариант, — задумчиво произнес Доренский и посмотрел на Гутонина, — а вот теперь я вас внимательно слушаю, товарищ полковник, говорите!
— Я думаю, Виталий Аркадьевич, что майор Кочергин прав, — ответил Гутонин, склонившись над картой, — ход неожиданный, но чрезвычайно эффективный! Поэтому считаю необходимым как можно скорее связаться с руководством партизанского соединения и предупредить их!
— Хорошо, так и сделаем! А вам еще раз спасибо, товарищ майор! — Доренский крепко пожал Артему руку. — Отдыхайте!
— Слушаюсь! — отдал честь Кочергин, развернулся через левое плечо и вышел в коридор.
Пропустив возвращавшихся с перекура командиров, он не спеша направился в противоположную сторону, фальшиво насвистывая только одному ему понятную мелодию…
* * *
…Покинув штаб, майор Кочергин вздохнул полной грудью. После спертого воздуха помещения здесь, на улице, совершенно по-особенному пахло весной. Артем опустился на лавочку и блаженно прищурился, подставив лицо мягкому ласковому свету теплых солнечных лучей.
«Хорошо-то как! — подумал он, медленно погружаясь в легкую обволакивающую дрему. — Будто и нет этой проклятой войны! Сидел бы так час, день, год! Просто бы сидел и все!»
Чтобы не заснуть, Артем размял папироску и закурил, но потом вновь прикрыл веки, словно отгораживаясь от суровой жестокой действительности, и предался воспоминаниям: «А ведь я уже и не помню, когда просто так смотрел на солнце! Наверное, лет двадцать назад в нашем дворе на Арбате! Там еще под окнами верстак деревянный стоял, на котором летом сосед ночевал, если тепло было. А днем он постоянно что-то чинил или дочке игрушки мастерил, если в запой не уходил. Как же его звали, соседа-то? Федор Антипович, кажется, или Антонович. Нет, точно, Антипович, жаль, фамилии не помню! — Кочергин сделал глубокую затяжку и стряхнул пепел на траву. — Хороший был мужик! Всегда куревом угощал, никому не отказывал. Он еще, когда напивался, частенько до дома дойти не мог. Ложился прямо на тротуаре и спал, а жена приходила, вставала рядом и терпеливо ждала, пока он проснется. Потом они всей семьей куда-то уехали, а верстак остался…»
Осторожное прикосновение к его руке заставило Артема вернуться к сегодняшней реальности. Он поднял взгляд и увидел рядом с собой совсем юную девушку-санинструктора с большой медицинской сумкой, перекинутой через плечо.
— Вам плохо, товарищ майор? — В голосе девушки звучали неприкрытая тревога и сочувствие.
— Почему вы так решили? — удивился Кочергин, вставая, и машинально поправил на голове фуражку.
— У вас глаза были закрыты, как у спящего человека, а кисть при этом очень странно дергалась! Я испугалась, решила, что это судороги и требуется помощь!
— Вы, наверное, на фронте недавно? — мягко спросил Кочергин и улыбнулся.
— Уже три недели! — с вызовом ответила девушка. — А какое это имеет значение? Я, между прочим, по образованию медсестра, в больнице работала!
— Ну, ну, не кипятитесь! — примирительным тоном сказал Артем и вновь улыбнулся. — Я никоим образом не хотел вас обидеть! Честное пионерское!
— Староваты вы для пионера! — по-детски хихикнула санинструктор, но тут же осеклась и покраснела, что называется, до самых кончиков ушей. — Извините, товарищ майор, я не хотела…
— Да все в порядке, дочка, не переживай! — совершенно искренне рассмеялся Кочергин, глядя на ее испуганное лицо. — Я действительно не первой молодости, но для старика чувствую себя очень даже хорошо! В общем, спасибо за заботу, но мне пора бежать!
С этими словами Артем изобразил страдальческую гримасу на лице, согнулся практически пополам, прижал ладони к пояснице и, громко охая, поковылял вперед. Услышав позади звонкий девичий смех, он перестал кривляться, махнул на прощание санинструктору рукой и уже нормальной походкой направился к своему автомобилю.
Приблизившись к машине, Кочергин заглянул внутрь и едва удержался, чтобы не захохотать. И было от чего!
На заднем сиденье командирского «Бантама», забыв про все проблемы и печали, чуть ли не в обнимку безмятежно спали лейтенант разведывательного батальона Сергей Викторович Буренков и любимица того же подразделения беспородная дворняга по кличке Герта. Лейтенант устроился на краю, облокотившись о невысокую спинку, и «почивал», вытянув ноги перед собой, насколько это позволяли габариты транспортного средства. Рот молодого человека был слегка приоткрыт, периодически из него вырывался негромкий протяжный свистящий звук. Все остальную часть сиденья занимала лежащая на спине Герта, причем ее голова покоилась на бедре у Буренкова, а вытянутые задние лапы упирались в боковину кузова автомобиля. Покрытый темными родимыми пятнами и почти лишенный шерсти собачий живот равномерно вздымался в такт спокойному дыханию спящей дворняги. Гертруда подергивала лапами и изредка рычала или скулила. Очевидно, она тоже видела сны!
— Пора вставать, ребята! — постучав ладонью по кузову, сказал Артем.
Он сел за руль, завел двигатель и посмотрел на «ребят». Ни человек, ни собака даже не пошевельнулись! Только у Герты слегка приподнялось и вновь закрылось левое веко.
«Что ж, — философски подумал Кочергин, — молодым организмам свойственен крепкий и здоровый сон. Хотя собака, в отличие от Сереги, точно должна была давно проснуться. Наверное, и впрямь опьянела, надышавшись от оберста перегара! Цирк, да и только!»
Словно подтверждая его правоту, сзади послышался громкий храп. Это захрапела Гертруда!
— Ну, это уже слишком! — рассмеялся Артем, резко трогая машину с места и газуя по дорожным ухабам. — Рота, подъем!
Храп тотчас прекратился. Герта, очевидно, наконец, проснувшись и увидев Артема, с радостным визгом перепрыгнула на свободное переднее сиденье и принялась неистово облизывать лежащую на руле кисть майора.
— Что, очухалась, алкоголичка? — ласково пожурил собаку Кочергин. — Отстань и сиди спокойно, а то в дерево врежемся или съедем в кювет!
— В кювет не надо, — раздался позади сонный голос Буренкова, сопровождавшийся глубоким и сочным зевком, — а куда мы едем, товарищ майор? Вы так гоните, словно на поезд опаздываете!
— Сережа, ты до войны в пожарной охране, случайно, не работал? — не ответив лейтенанту, задал встречный вопрос Кочергин.
— Нет, Артем Тимофеевич, вы же знаете, что я шофером был на хлебозаводе! А с какой целью интересуетесь?
— Спишь крепко, любой брандмейстер позавидует! Кстати, что ты там соврал начальнику штаба перед тем, как смылся с допроса оберста Мейснера?
— Почему сразу соврал, — притворно обиженным тоном произнес Сергей, пытаясь скрыть улыбку, предательски расползавшуюся по его лицу.
— Слишком уж легко он тебя отпустил! На полковника Гутонина это не похоже! Короче, давай, колись!
— Я сказал, что у меня ужасно скрутило живот, еще немного и не успею добежать до сортира! — давясь от рвущегося наружу смеха, вымолвил Буренков.
— Ну, ты и артист, Сережа! — весело расхохотался Кочергин. — Жук аглицкий!
Лейтенант простонал что-то нечленораздельное, потому что говорить он уже не мог, — его тело судорожно тряслось в приступе безудержного смеха.
Сидящая рядом с Артемом Герта удивленно взирала на людей, переводя свой умный взгляд поочередно с одного человека на другого. В глазах животного явственно читались тревога, озабоченность и даже некоторое осуждение происходящего.
— Не переживай, Гертруда, все в порядке! — успокоил собаку Кочергин, смахнув ладонью с раскрасневшегося лица непроизвольно выступившие из глаз слезы. — Едем домой!..
Глава 10
В оставшиеся до окончания календарной весны дни никаких особо знаменательных событий в жизни бойцов разведывательного батальона не произошло. Подчиненные майора Кочергина занимались боевой подготовкой, чистили оружие, приводили обмундирование в порядок, писали письма домой.
Обстановка на театре военных действий этому способствовала. На фронте сохранялось относительное затишье, лишь изредка нарушаемое короткими перестрелками, а также непродолжительными минометно-артиллерийскими налетами.
Гитлеровцы, как и предсказывал Кочергин, изменили свои планы. Подкрепление, по словам Мейснера ожидавшееся из Польши, так и не прибыло, а вместо наступления на позиции РККА фашисты попытались окружить и уничтожить действовавшее у них в тылу крупное партизанское соединение. Для этого несколько дивизий вермахта были выведены с передовой и переброшены в район планировавшейся операции.
Впрочем, предупрежденные заранее партизаны сумели незаметно для противника покинуть место своей дислокации и перебазироваться на двадцать километров севернее. И когда гитлеровцы после мощной артиллерийской подготовки, перепахав снарядами добрую половину леса, при поддержке танков и бронетранспортеров, не встречая сопротивления, с четырех направлений вошли на территорию партизанского лагеря, то, естественно, никого там не обнаружили!
Наше командование внимательно отслеживало действия противника, анализировало сложившуюся ситуацию, и в итоге Ставкой Верховного Главнокомандования было принято решение активных наступательных операций на данном конкретном участке фронта в обозримом будущем не предпринимать, а сосредоточить основные силы на правом крыле советской армейской группировки. И главный удар по врагу нанести через пару месяцев именно там, если, конечно, ранее не произойдет чего-то экстраординарного. С этой целью началась определенная ротация некоторых частей и подразделений. И одним из ее результатов стало то, что в первых числах июня батальон майора Кочергина, неожиданно для разведчиков, да и для него самого, был выведен из состава стрелковой дивизии и направлен в подчинение командования только что сформированного танкового корпуса!
Конечно, это вызвало среди бойцов и командиров многочисленные пересуды. Ведь далеко не всем пришлась по душе подобная «реорганизация». Но приказ есть приказ! И уже через два дня, совершив на штатном и приданом транспорте многокилометровый бросок, разведчики прибыли в расположение корпуса и начали обустраиваться на новом месте…
* * *
Расквартировался батальон на приличном удалении от передовой в большом селе, в домах, брошенных жителями во время гитлеровского наступления 1941 года. Здесь же по соседству располагалась и одна из танковых бригад. Танкисты оказались своими в доску парнями, и очень быстро между ними и разведчиками завязались вполне приятельские и даже во многом дружеские отношения.
Однако наблюдательный Петр Каминский заметил, что некоторые из обретенных его сослуживцами новых друзей как-то странно посматривали в сторону двух трофейных мотоциклов «BMW», которые разведчики захватили у немцев во время майской операции и, покидая дивизию Доренского, естественно, забрали с собой. Каминского смущало, что слишком многие знали о том, что мотоциклы официально пока еще нигде не числились и не были за кем-то конкретным закреплены. А, значит, легко могли стать жертвами абсолютно «случайной» пропажи! И хотя Петр сам до конца не понимал, зачем танкистам «уводить» мотоциклы у разведчиков, но интуитивно чувствовал, что подобный вариант исключать тоже нельзя. Поэтому, недолго думая, он поделился своими тревогами с Буренковым.
— Ты абсолютно прав, Петя! — даже не выслушав до конца товарища, воскликнул лейтенант и наморщил лоб, что, видимо, означало напряженную работу его мозга. — Танкисты ребята ушастые! Ночью упрут наших ласточек, и аллес! Потом не разыщем! Надо срочно посоветоваться с Иванычем! Сейчас почти шесть часов вечера, пойдем, я, кажется, знаю, где его найти!
Вместе они устремились на поиски старшины и вскоре обнаружили Ермишина возле полевой кухни. Павел Иванович сидел на массивном березовом пне, неторопливо смолил папироску и внимательно следил за готовившим ужин красноармейцем, изредка отпуская советы и делая некие замечания.
Опустившись на корточки рядом со старшиной, Петр и Буренков, перебивая друг друга, весьма красочно описали возникшую проблему. Теперь уже Иваныч наморщил лоб и, глядя в землю, принялся медленно загибать пальцы, беззвучно шевеля при этом губами. Молодые разведчики тоже молчали, выжидающе глядя на него. Пауза растянулась на несколько минут. Наконец, Ермишин окончил свои только одному ему понятные расчеты, задумчиво посмотрел куда-то вдаль и произнес:
— Ладно, акробаты, пошли! Спрячу ваши колесницы!
Тяжело вздохнув, он поднялся с пня и неспешно вразвалочку направился вперед. Буренков с Каминским двинулись следом. Метров через сто разведчики свернули в проход между двумя изрядно покосившимися домами и подошли к большому деревянному сараю с распашными воротами, закрытыми на амбарный замок устрашающих размеров.
— Вот здесь, ребята, и будет ваш гараж! — старшина достал из кармана связку ключей и прищурился, выбирая нужный.
— А что там внутри, Иваныч? — спросил Буренков, закуривая.
— Порох в мешках и бензин, — не прерывая своего занятия, безразличным голосом ответил Ермишин.
— Твою мать! — отпрыгнув в сторону, как ошпаренный, выругался лейтенант. — Предупреждать надо!
— Да пошутил я, пошутил! — засмеялся Иваныч, вставляя ключ и дважды повернув его в замке. — Ничего там нет! Сам подумай: — кто же бензин рядом с порохом хранит!
— Юморист хренов! — обиделся Буренков. — Чуть заикой меня не сделал!
— Ну, извини, что не сделал! — захохотал старшина.
Его примеру последовал Каминский, секундами позже подхватил и Сергей. Вволю насмеявшись, Ермишин снял замок и могучим движением распахнул довольно тяжелые створки ворот. Изнутри сарай оказался еще более вместительным и обширным, чем при взгляде снаружи.
— Сюда и танк можно загнать! — радостно сказал Петр, довольно потирая руки. — Сеном забросать, никто и не найдет!
— Совершенно верно, товарищ диверсант, — улыбнулся Буренков, — но только не сегодня. Давай пока спрячем тут наши мотоциклы, если их уже твои друзья танкисты не угнали.
— Это вряд ли, светло еще.
— Хорош болтать, — вмешался Иваныч. — Поторопитесь, а то на ужин не успеем.
Разведчики весело рассмеялись и, оживленно разговаривая, быстрым шагом удалились, оставив Ермишина одного.
— Совсем еще дети, — грустно прошептал старшина, глядя им вслед, и стукнул кулаком по стене, — будь проклята эта война!..
* * *
Командир батальона майор Кочергин в эти дни решал более глобальные проблемы. С утра до вечера его «Бантам» с Гертой в качестве пассажира, неизменно располагавшейся на правом переднем сиденье, можно было видеть то в соседнем селе возле штаба танкового корпуса, то в райцентре около армейских складов, да и в разных других местах. Дел было невпроворот, и они отнимали у Артема много сил. Но, несмотря на усталость, он не забывал и про подчиненных. Так, например, возложив на командиров рот и взводов обязанности по размещению личного состава, Кочергин сам проследил за тем, как устроились его бойцы.
Во второй половине того дня, когда Буренков с Каминским прятали свои мотоциклы от завистливых взглядов «танкачей», Артема срочно вызвали к командиру корпуса. Их беседа длилась полтора часа. Вернувшись в расположение батальона только к ужину, Кочергин распорядился сразу после окончания приема пищи провести общее построение. Что и было исполнено.
— Товарищи, — начал свою речь Кочергин, окинув пристальным взглядом ровные шеренги красноармейцев, — довожу до вашего сведения, что приблизительно через месяц наш батальон официально будет включен в состав танкового корпуса под наименованием мотоциклетного. В настоящее время в различных штабах готовятся соответствующие документы, проводятся необходимые согласования и так далее. В общем, вопрос можно считать уже решенным. Хочу сразу всех успокоить — мы были разведчиками, ими и останемся! Правда, специфика здесь будет все же несколько иная. С применением мотоциклов, безусловно, повысится мобильность разведывательных групп, но и прямых боестолкновений с противником, на мой взгляд, тоже станет значительно больше!..
Артем на секунду умолк, прочищая горло, затем продолжил:
— Но это все в обозримом будущем. Теперь о главном, для чего я, собственно, вас всех и собрал. Послезавтра прибывает железнодорожный состав с мотоциклами и бронеавтомобилями для нашего подразделения. Перед батальоном поставлена четкая и конкретная задача — в сжатые сроки освоить новую технику. На все про все у нас будет около пяти недель. Поэтому завтра еще один день отдыха, затем разгружаем эшелон и незамедлительно приступаем к боевой учебе! У меня все. Батальон, вольно! Разойдись!
Монолитный строй распался. Бойцы, оживленно переговариваясь, направились по своим делам. Кочергин закурил и оглянулся в поисках Гертруды, крутившейся неподалеку во время его короткой речи. Дворняга обнаружилась на руках у старшины, беседовавшего в сторонке с лейтенантом Буренковым. Точнее, если судить по активной мимике и жестикуляции, говорил только Сергей. Иваныч же стоял молча, рассеянно гладил по спине Герту и периодически отрицательно качал головой. Артем улыбнулся: пятнадцатикилограммовая и совсем не мелкая собака на фоне богатырской фигуры Ермишина выглядела мягкой детской игрушкой! Заметив, что командир смотрит в их сторону, Буренков прекратил размахивать руками и, сделав лицо «кирпичом», стал рыться в карманах гимнастерки, якобы ища папиросы.
«Точно что-то замышляет, хитрец!» — подумал Кочергин, грозя Сергею пальцем, но лейтенант и бровью не повел, словно ничего не видел.
Ермишин, подыгрывая своему юному другу, задрал голову вверх и блаженно уставился в небо. Что касается собаки, то она, покосившись на Артема, быстренько прикрыла глаза, изображая крепкий сон! Но обмануть майора Герте не удалось. Кочергин, за пять месяцев достаточно хорошо изучивший ее повадки, знал, что такое поведение животного свидетельствует только об одном — собака ждет, когда он уйдет, а потом сразу же начнет выпрашивать у старшины конфету или сахар!
— Поздравляю, товарищ майор, вас окружают сплошные аферисты! — негромко рассмеялся Артем и крикнул: — Не давайте Гертруде сладости, конспираторы! А то заболеет диабетом!
Разведчики синхронно обернулись на его голос и согласно закивали головами. Майор хотел добавить еще пару слов, но передумал и по извилистой тропинке направился к дому, где сейчас квартировал. Лучи скрывающегося за деревьями солнца обволакивали его силуэт легкой золотистой дымкой…
Глава 11
— Иваныч, мы не договорили! — проводив взглядом удаляющегося командира, вернулся к прерванному из-за его вмешательства разговору Буренков. — Я так и не понял: ты дашь взрывчатку или нет?
— Серега, в десятый раз повторяю: вы точно спалитесь с этой рыбалкой! А заодно и меня с Тимофеевичем под монастырь подведете!
— Да когда такое было? — возмутился лейтенант, тряхнув выбившимся из-под сдвинутой на затылок фуражки каштановым чубом.
— Согласен, пока еще не было, но вполне могло произойти, — усмехнулся в густые усы Ермишин. — Если хочешь, расскажу один весьма интересный случай!
Он опустил пригревшуюся на руках собаку в траву и бросил ей кусок сахара, который Герта поймала еще в воздухе.
— Ну, давай, расскажи!
— Хорошо! Когда в конце апреля майор Кочергин вместе с комдивом уехал на несколько дней в Москву — кто уговорил меня дать ему «Бантам» на несколько часов, обещая вернуться до наступления темноты?
— Допустим, я, — ответил, немного смутившись, Буренков, — но машина нам тогда была нужна для очень важного дела!
— Ага, с Петькой, таким же, как ты, обормотом девчонок катать!
— Не девчонок, а санинструкторов! И мы не катались, а совершали регак…, регык… — ну, эту, забыл, как называется…
— Рекогносцировку! — подсказал старшина.
— Точно, ее самую! — обрадовался Буренков.
— Серега, не делай из меня идиота! Во-первых, ты прекрасно знаешь, что рекогносцировку проводят как минимум старшие командиры, но не лейтенанты и уж никак не в двадцати километрах от линии фронта, можно сказать, в нашем глубоком тылу! Во-вторых, милый мой, я склерозом не страдаю и прекрасно помню, как ты сам, когда забирал машину, говорил, что обещал этих санинструкторов в соседнюю дивизию отвезти, а туда ехать совершенно в другую сторону!
— Да мы просто сбились с дороги!
— Естественно, и застряли в каком-то болоте, посадив машину на брюхо!
— Так это Петр был за рулем, а не я! Да и с «Бантамом» ничего не случилось! Я видел, он на следующий день стоял в том самом месте, где Артем Тимофеевич его и оставил, чистенький и красивый!
— А не подскажешь, каким образом практически намертво завязший в грязи автомобиль вернулся на то самое место? — прищурился старшина.
— Если честно, не знаю, — тихо ответил Сергей, — наверное, приехал!
— Приехал, — захохотал Ермишин, — ну, ты даешь! Спасибо, хоть не соврал, что это вы с Петькой машину на собственных хребтах принесли! Полтора месяца прошло, а вы ни разу даже не поинтересовались, кто пригнал назад автомобиль и как!
— Иваныч! На следующий день ты на нас так орал, что мы не то что говорить, заикнуться на эту тему потом боялись! И вообще! — попытался контратаковать Сергей. — Подумаешь, застряли, с кем не бывает! Между прочим, мы с Петром два часа враскачку пытались вытолкнуть этот автомобиль, стоя по колено в грязи, просто сил не хватило…
— Стоп! — прервал Буренкова старшина. — Вы оба толкали автомобиль, а кто же тогда сидел за рулем?
— Кто-то из девчонок, в смысле, из санинструкторов! Я не помню!
— Обалдеть! — всплеснул руками Ермишин. — И как машину-то не угробили, оболтусы!
— Ладно, Иваныч, не злись! — Сергей хитро взглянул на сдвинувшего брови старшину. — Мы давно все осознали и раскаялись! Лучше расскажи, как удалось без палева «Бантам» на место вернуть?
— Вот так бы сразу, а то спорить со мной вздумал, автогонщик! Хорошо, слушай и не перебивай! — моментально успокоившись, ухмыльнулся Ермишин и закурил. — Значит, долго я вас ждал в тот вечер, переживал, нервничал. Потом прилег на минутку, тут меня и сморило. А часа за три до рассвета проснулся от женского смеха, громкого такого, веселого! Дай, думаю, посмотрю, кто это по ночам развлекается. Вышел на свежий воздух, вроде никого. Потом пригляделся и вижу: около нашей полуторки стоят две какие-то смутно знакомые по очертаниям фигуры. Дальше ты немного знаешь, но я повторю, чтобы повествование не ломать. Итак, подошел я поближе, а это, оказывается, вы с Петькой! Грязные, замерзшие и насквозь промокшие, дрожите все! Сгреб я вас в охапку и спать потащил. Вы легли и сразу захрапели, как паровозы, я вас еще шинелями накрыл, чтобы согрелись. А ко мне-то сон не идет, хоть тресни. Все ворочался, ворочался, а так до утра и не заснул…
— Спасибо тебе, Иваныч, за заботу! — абсолютно серьезно произнес Буренков, тоже доставая папиросу.
— Да не за что! — отмахнулся старшина. — Так на чем я остановился?
— Что до утра заснуть не мог, — Сергей чиркнул спичкой, прикурил и сделал глубокую затяжку.
— Точно! Беспокоило меня что-то, тревожило. Короче, решил я прогуляться. Иду, значит, курю, по сторонам гляжу. Солнышко уже взошло, птички поют, хорошо! И тут до меня дошло — вы же на машине уезжали, а вернулись, скорее всего, пешком, потому как легкового автомобиля я рядом нигде не видел! Я бегом к дому, в котором Артем Тимофеевич жил. Смотрю, нет «Бантама», только следы от протекторов на земле, где он обычно стоял! Хорошие следы, четкие. Запомнил я их и бросился назад, а по пути встретил своего земляка Витьку. Он-то мне и рассказал, что был в карауле и видел, как вы ночью вчетвером в расположение возвращались. И даже показал, откуда вы шли. Уговорил я его лишнего не болтать, папиросами угостил и дальше погнал. Короче, прибежал обратно, закинул в кузов полуторки лопаты, трос, Алика Бодарева взял, и поехали мы искать командирский «Бантам»! Благо, что направление было известно. По дороге несколько раз видели отпечатки его колес, а километров через десять глядим — вот и он, стоит родимый! В общем, откопали мы с Аликом машину, подцепили тросом и вытащили. Затем подогнали к речке, от грязи отмыли и скорей домой! Я впереди на «Бантаме», Алик в полуторке следом. Когда в батальон вернулись, я поставил автомобиль на место, будто он и не уезжал никуда. Вот, собственно, и все!
— А чего же вы с Бодаревым столько времени молчали, как партизаны? Уж нам-то с Петькой надо было рассказать, только спокойно! А ты сразу кричать тогда начал…
— Алику говорить на эту тему я запретил! Сам потом хотел выбрать время и провести беседу профилактическую, да закрутился, из головы все и вылетело!
— Иваныч, получается, мы с Петром теперь ваши должники?
— Ты, Серега, это слово забудь! — нахмурился старшина. — И чтобы больше подобного я никогда не слышал! Просто имей в виду, хоть я это тогда уже говорил, но скажу еще раз: вам крупно повезло, что начальство ничего не узнало! Так ведь и под трибунал загреметь недолго! Кстати, немецких диверсантов тоже пока еще никто не отменял! Нарвались бы на них и каюк!
— Все ты правильно говоришь, Иваныч, — согласно кивнул головой Буренков, — в общем…
— В общем, ребята, динамит я вам не дам! — сказал как отрезал Ермишин. — Хотите порыбачить — смастерите удочки! И командира предупредить не забудьте!
Старшина выбросил истлевшую папиросу и посмотрел на лежащую у его ног Гертруду:
— Пойдем, разведсобака! Спать пора, да и Тимофеевич небось тебя уже заждался!
Дворняга радостно гавкнула и, виляя хвостом, побежала по тропинке в сторону домов.
Ермишин с Буренковым последовали за ней…
Зайдя в «свою» избу, они застали Каминского и Бодарева за очень нужным делом — один стриг другого. Алик неподвижно сидел на табуретке посередине комнаты и смотрел прямо перед собой. Грудь и плечи красноармейца были накрыты простыней. Рядом стоял Петр с расческой и ножницами в руках и любовался результатами своего труда. Судя по длине волос на голове у Бодарева, процедура подошла к концу.
— Не знал, что у нас есть цирюльник! — воскликнул Буренков удивленно. — Что же ты раньше молчал, Петруха, талант от друзей скрывал? Нехорошо!
— Я всего лишь тренируюсь, — смутился Каминский, — раньше только машинкой немного стриг, а сейчас вот решил ножницами попробовать.
Он несколько раз провел расческой по голове товарища, элегантным движением сдернул с него простынь и отошел в сторонку, словно предлагая оценить выполненную прическу.
— Отлично получилось! — без тени иронии заметил Ермишин. — Виски аккуратные, кантик сзади ровный, вообще здорово смотрится! Петр, ты прирожденный парикмахер!
— Спасибо, Павел Иванович! — Каминский даже покраснел от удовольствия.
— Между прочим, Павел Иванович категорически отказался выделить нам для рыбалки динамит! — тут же вылил ложку дегтя в бочку меда Сергей. — Так что, товарищи красноармейцы, хватайте лопаты и идите копать червяков!
Бойцы расстроенно посмотрели на старшину. В их глазах явственно читалось глубокое разочарование.
— У нас и снастей-то нет, — после некоторой паузы произнес Альберт задумчиво, — конечно, грузило и поплавок сообразим из чего сделать, вместо лески нить капроновую возьмем, да и крючок из проволоки можно загнуть, но ведь это все равно будет не то, как ни старайся!
— Ребята! — громко воскликнул Каминский, заставив остальных вздрогнуть от неожиданности. — Не нужны нам ни крючки, ни поплавки! На чердаке настоящая сеть висит, просто я забыл вам про нее сказать!
— Так это же совсем другое дело! — потирая руки, обрадовался Буренков. — Значит, червяки и лопаты отменяются! Иваныч, готовь муку!
— Не понял? — удивился Ермишин.
— Рыбу завтра жарить будем! В муке обваляем и вперед!
— Ты ее сначала налови, рыбак, — ухмыльнулся старшина.
— За это, Павел Иванович, можете не беспокоиться! Как известно, дело мастера боится! — засмеялся Сергей и посмотрел на Каминского, все еще державшего ножницы в руке. — Петр, убери свое холодное оружие и достань с чердака сеть, а я пока смотаюсь к товарищу майору, насчет завтрашней рыбалки договорюсь!
* * *
Несмотря на кажущуюся безалаберность, лейтенант Буренков к запланированному на утро мероприятию отнесся весьма ответственно. Получив от майора Кочергина разрешение вместе с бойцами съездить порыбачить, он на обратном пути сделал крюк и заглянул к разведчикам из роты управления танковой бригады, от которых вышел примерно через полчаса с брезентовым свертком под мышкой и небольшим деревянным ящиком в руках и направился к сараю, где стояли трофейные мотоциклы. Открыв тяжеленный амбарный замок, благо ключ был с собой, Сергей проник внутрь и запихнул свою поклажу в коляску одного из мотоциклов, накрыв сверху чехлом. Удовлетворенно хмыкнув, лейтенант вышел на улицу и повесил замок на место, не забыв повернуть в нем ключ на два оборота.
Когда Буренков вернулся, все уже спали. Чтобы никого не разбудить, он включил карманный фонарик и, расстелив на столе подробную карту местности, принялся внимательно ее изучать.
Уснул лейтенант около полуночи, а перед рассветом был уже на ногах. Растолкав друзей, Сергей дал им пятнадцать минут на сборы, а сам, повесив на шею бинокль, сунул под мышку свернутую сеть и отправился в «гараж». Вскоре подтянулись и красноармейцы с топорами и вещмешками в руках.
Выкатив из сарая мотоциклы, разведчики заняли свои места и отправились на рыбалку!
Впереди, сидя в гордом одиночестве и не оглядываясь, ехал лейтенант Буренков. За ним в кильватере двигался мотоцикл, управляемый Петром Каминским. Бодарев расположился за спиной у товарища.
Через три четверти часа разведчики достигли подвесного моста, перекинутого через реку, и остановились. Красноармейцы срубили две тонкие березки, приспособили их по краям сети в качестве вертикальных жердей и растянули снасть под некоторым углом, наискосок перегородив реку ниже по течению. Причем, по указанию Буренкова, выбрали для этого место, где в сторону от основного русла уходила протока шириной не более двух метров. Пока бойцы недоумевали, зачем было «криво» ставить сеть, лейтенант кинул в воду напоминающий консервную банку пробковый поплавок, также найденный Каминским на чердаке, и стал за ним наблюдать, перемещаясь следом по берегу. «Карманный буек», как в шутку назвал его Сергей, быстро достиг невода и уперся в него, поскольку диаметр пробки был значительно больше, чем размеры ячеек. Затем, повинуясь течению и законам физики, поплавок заскользил вдоль сети и попал в боковую протоку, где его и достал из воды улыбающийся Буренков.
— Пошли, сейчас все поймете! — произнес он, проходя мимо с удивлением наблюдавших за ним Бодарева и Каминского, и направился в сторону мотоциклов.
Переглянувшись, красноармейцы двинулись следом. Продолжая улыбаться, Сергей подошел к своему «BMW», отбросил в сторону кусок брезента и достал из недр коляски немецкий легкий 50-миллиметровый миномет!
— Ничего себе, — прошептал Альберт, толкнув Петра локтем в бок. — Ну, лейтенант и дает!
— А вот теперь начинается рыбалка! — возвестил Буренков, поставив миномет на землю, и повернулся к изумленным разведчикам. — Несите боеприпасы, ребята, ящик в коляске! Только осторожнее, не уроните, там очень чувствительные взрыватели!
Пока выполнялось его распоряжение, лейтенант с помощью бинокля внимательно изучил окрестности. Убедившись, что вокруг все тихо, Сергей присел на корточки возле миномета и установил угол вертикальной наводки более восьмидесяти градусов. Затем открыл принесенный бойцами ящик, взял в руки мину и уже не попросил, а приказал командирским голосом:
— Так, парни, быстро отошли на десять метров и залегли! Считаю до трех!
Бодарев с Каминским устремились прочь и на счет «два» уже скрылись за бугром.
— Огонь, — прошептал Буренков, вставив мину в канал ствола, и, разжав пальцы, молниеносно отпрыгнул в сторону.
Раздался громкий хлопок выстрела, а через несколько секунд над рекой поднялся густой фонтан воды. Не теряя времени, Сергей произвел еще два выстрела. Все мины легли точно в цель!
— Разведка, подъем! — закричал лейтенант. — У нас несколько минут на уборку «урожая», иначе спалимся!
Подбежавшие красноармейцы схватили заготовленные мешки и бросились собирать всплывающую оглушенную рыбу, гонимую течением к протоке. Буренков тем временем замотал миномет в брезент и убрал тяжелый сверток вместе с пустым ящиком в коляску, накрыв все это специальным чехлом. А затем присоединился к друзьям. Набив щуками, плотвой и окунями несколько мешков и достав из воды сеть, разведчики погрузились на мотоциклы и направились в обратный путь.
На подъезде к селу Буренков затормозил, подождал, когда мотоцикл Каминского остановится рядом, и сказал:
— Парни, про миномет никому ни слова! Мы ловили рыбу сетью и точка! И взрывов тоже никаких не слышали! Вы сейчас езжайте домой и определитесь с Иванычем, куда деть улов. Нам-то столько не нужно! Я думаю, рыбу следует отдать поварам, но и себе немного оставить. В общем, сами разберетесь!
— А ты куда, Серега? — спросил Петр.
Как и Ермишин с Кочергиным, Буренков с Каминским тоже были ровесниками и в отсутствие посторонних обращались друг к другу на «ты».
— А я пока верну миномет человеку, который мне его дал! Ребят, никто не будет возражать, если я отвезу ему немножко рыбы?
— Обижаешь! — улыбнулся Петр, протягивая лейтенанту полный мешок. — Кстати, а твой человек сам не проболтается?
— Обижаешь! — передразнил Каминского лейтенант. — Вообще-то это мой кореш, до войны в соседних домах жили!
— А чего ты сразу к нему не обратился? Знал же наверняка, что Иваныч взрывчатку не даст!
— Да я прошлым вечером заглянул наудачу к разведчикам из танковой бригады, есть там парочка знакомых, и с ним нос к носу столкнулся! Сам не ожидал такого поворота! Ладно, парни, по коням! — резко свернул разговор Сергей. — Потом трепаться будем!
Он сел за руль, газанул и поехал в сторону села. Спустя минуту и второй мотоцикл проследовал в том же направлении…
Глава 12
На следующее утро прибыл эшелон с техникой. Чтобы не подвергать его опасности в случае возможного налета фашистской авиации, состав по второстепенному пути отогнали на территорию цементного завода, расположенного в нескольких километрах от узловой железнодорожной станции. Разгрузкой занимались подчиненные майора Кочергина, естественно под его личным чутким руководством. Сопровождали эшелон несколько специалистов, откомандированных с предприятий-изготовителей для оказания помощи военнослужащим в освоении новой техники, а это, ни много ни мало, свыше сотни мотоциклов «М-72», в основном укомплектованных колясками, и бронеавтомобили «БА-64».
Теперь у бойцов и командиров каждый день был расписан чуть ли не по минутам. Теоретические занятия, на которых изучались устройство и ремонт броневиков и мотоциклов, чередовались с практическими тренировками. Все разведчики, вне зависимости от уровня и степени предыдущей подготовки, учились управлять техникой на дорогах с твердым покрытием и в условиях бездорожья, двигаться в составе организованной колонны и поодиночке, маневрировать на местности, уходя из-под обстрела противника, осуществлять быструю замену поврежденных колес, а также многому другому. Повышенное внимание уделялось умению вести на различных скоростях прицельный огонь из установленных на колясках мотоциклов пулеметов Дегтярева и их модификации ДТ, которой были вооружены бронеавтомобили.
Время летело стремительно. Но шестого июля на исходе четвертой недели обучения занятия, едва начавшиеся в этот день, пришлось экстренно прервать. Причиной тому были немецкие диверсанты, высадившиеся минувшей ночью на парашютах в семнадцати километрах восточнее места дислокации батальона Кочергина и предпринявшие попытку на одном из железнодорожных перегонов отправить под откос эшелон с танками, следовавший в сторону фронта. Гитлеровцы взорвали рельсы перед паровозом, но, очевидно, поторопились, так как локомотивная бригада успела остановить состав и предотвратить катастрофу. Между охраной поезда и диверсантами в количестве около тридцати человек завязался бой. Фашисты, используя фактор внезапности, попытались захватить эшелон, но были рассеяны огнем счетверенной пулеметной установки, расположенной на одной из платформ. Потеряв десять человек убитыми, парашютисты отступили в лес.
Для полного уничтожения вражеского десанта в обозначенный квадрат спешно перебрасывались части внутренних войск НКВД. Но до их прибытия необходимо было имеющимися силами и средствами оцепить весь район, чтобы не допустить вероятности прорыва гитлеровцев в населенные пункты. Майор Кочергин получил от командира танкового корпуса приказ: выдвинуться к лесному массиву и блокировать его с запада по периметру, взаимодействуя на флангах с мотострелковыми подразделениями, выполнявшими аналогичные задачи на своих участках ответственности. Для этого предписывалось выделить сто пятьдесят человек личного состава с полным боекомплектом. Артем отдал соответствующие распоряжения, и через полчаса колонна из пятнадцати мотоциклов и девяти заполненных красноармейцами грузовиков, возглавляемая капитаном Красильниковым, уже следовала в заданном направлении.
* * *
Задание для разведчиков было в определенной степени необычным.
— Интересно получается, — вслух размышлял Каминский, чей мотоцикл двигался замыкающим, — раньше фрицы гонялись за нами по своим тылам, а теперь мы выступаем в роли охотников! Даже как-то непривычно! Что скажешь, Алик?
— Не знаю, что и ответить, — пожал плечами Бодарев, — на ум приходит только избитая фраза: все когда-то случается впервые!
Красноармеец сидел в коляске, придерживая рукой трясущийся от езды по ухабам пулемет.
— Наверное, ты прав! — произнес Каминский, переключая передачу. — Но у меня есть еще один, гораздо более важный вопрос: зачем немцы, выбросив такой крупный десант, решили пустить под откос обычный воинский эшелон?
— Почему же обычный! — возразил Бодарев. — Товарищ майор сказал, что состав вез на фронт танки!
— Да я не так выразился! — поправился Каминский. — Для подрыва железнодорожного пути достаточно пяти человек с взрывчаткой, а здесь было тридцать диверсантов, если не больше! Это же огромный перебор! Вот, что я имел в виду! К тому же фашисты не идиоты и должны были понимать, что после утренней акции их по-любому обложат со всех сторон и, скорее всего, уничтожат. А они, как специально, нарисовались всей толпой, типа вот нас сколько, и в лес отошли. Точно химичат что-то, не иначе!
— А ты о своих догадках с комбатом говорил?
— Конечно!
— А он что?
— Похвалил и сказал, что обмозгует!
— Ну и не переживай! Артем Тимофеевич мужик головастый, разберется!..
Бодарев не ошибся: — как только вереница мотоциклов и грузовых машин двинулась в путь, майор Кочергин сразу же позвонил командиру корпуса. Но телефон молчал, всегда устойчивая связь внезапно куда-то исчезла. Почувствовав неладное, Артем на время передал командование батальоном капитану Нефедову, схватил ППШ, завел «Бантам» и, оставляя за собой по дороге густые клубы пыли, на предельно возможной скорости помчался в штаб корпуса…
* * *
…В это самое время и в том же направлении, куда несся на своем автомобиле майор Кочергин, но только пешим порядком следовал по проселку и отряд красноармейцев в количестве восемнадцати человек. Бойцы в новеньких гимнастерках, построенные двумя колоннами, двигались размеренным солдатским шагом и четко нога в ногу. Каждый был вооружен автоматом или винтовкой. Немного впереди шел старший лейтенант с висящей на плече полевой сумкой. Изредка он доставал оттуда карту и прямо на ходу делал в ней карандашом некие отметки. Увидев, что вдалеке показались движущиеся навстречу грузовики, старший лейтенант остановился и повернулся к своим бойцам.
— Стоп, привал! — подняв вверх руку, скомандовал он.
Его подчиненные, не мешкая, сошли с дороги и кто сидя, кто лежа на боку расположились на мягкой зеленой траве, положив автоматы рядом с собой. Старший лейтенант тоже последовал их примеру, но остался стоять на ногах, прислонившись спиной к одинокой березе. Зажав ППШ под мышкой, он неторопливо закурил и принялся наблюдать за приближающимися автомобилями. Вскоре две полуторки, коротко посигналив, проехали мимо и через минуту исчезли за поворотом.
— Отряд, становись! За мной шагом марш! — приказал старший лейтенант и, не оглядываясь, направился вперед.
Бойцы, снова выстроившись в колонну по двое, последовали за ним. Со стороны почти все выглядело совершенно обычно и буднично — красноармейцы во главе с командиром совершают переход, очевидно, выполняя поставленную перед ними задачу. Странность заключалась только в одном: приказы своим подчиненным старший лейтенант отдавал на чистом немецком языке!..
* * *
…Цепочка из армейских мотоциклов и автомобилей на подъезде к лесу растянулась метров на триста, что вполне устраивало ехавшего первым капитана Красильникова. Миновав крайний пост мотострелковой бригады, контролировавшей южный периметр, он съехал с дороги и остановил свой «М-72», жестом показывая остальным продолжать движение. Проезжавшие мимо капитана разведчики, можно сказать, на ходу получали от него распоряжения и, следуя этим указаниям, занимали позиции в означенных командиром местах на некотором удалении от лесной опушки.
Действуя таким образом, Красильников за короткое время грамотно расставил на примерно одинаковом расстоянии друг от друга мотоциклы с закрепленными на колясках пулеметами (естественно, вместе с экипажами!) и расположил между ними небольшие группы бойцов, тем самым надежно закрыв все возможные прорехи и бреши, сквозь которые могли бы незаметно просочиться немецкие парашютисты. А затем направился пешком вдоль боевых порядков красноармейцев, дабы при ближайшем рассмотрении еще раз убедиться в надежности созданного им оцепления.
Что касается Бодарева и Каминского, до этого всю дорогу находившихся в арьергарде отряда в качестве замыкающих, то и теперь они оказались на самом краю правого фланга, как метко выразился Петр, на отшибе. Откатив мотоцикл за невысокий холм, разведчики залегли на его противоположном от леса пологом склоне, с которого открывался хороший обзор прилегающей местности.
Время шло медленно. Чтобы как-то себя занять, Петр сорвал травинку и принялся неторопливо ее грызть, не забывая, впрочем, следить за лесной опушкой. Алик, тоже маясь от вынужденного безделья, плавными движениями руки натирал приклад автомата куском мягкой ткани.
— Скоро дырку в нем протрешь! — лениво произнес Каминский и зевнул. — Слушай, а что винтовку с собой не взял? Непривычно видеть тебя с ППШ!
— Так я же сегодня за пулеметчика! С винтовкой в коляске неудобно, она длинная очень, а ППШ более компактный агрегат и в ногах хорошо размещается! Да и магазин на семьдесят один патрон, самое то, что нужно для ближнего боя!
— Думаешь, схлестнемся сегодня с немцами?
— Кто его знает! Они наверняка за нами наблюдают и видят, что мы не прочесываем лес, а значит, чего-то ждем, скорее всего, подкрепления! На мой взгляд, у фрицев только два варианта: рвануть на прорыв прямо сейчас, пока наше кольцо не слишком прочное или дождаться темноты. Но это опять же при условии, что мы не предпримем активных шагов днем! — Бодарев замолчал и посмотрел за спину Каминскому. — Кстати, вон Димка Тугарев идет, от него и узнаем свежие новости!
Петр тоже повернул голову и приветственно махнул рукой приближающемуся быстрым шагом к друзьям коренастому разведчику:
— Привет, Димыч!
— Здорово, здорово! — ответил Тугарев, опускаясь рядом с бойцами на землю и пожимая протянутые руки. — Хорошее местечко себе выбрали! Травка зеленеет, солнышко блестит!..
— Тугарев с приветом в гости к нам летит! — рассмеялся Петр. — Давай, Плещеев, рассказывай, зачем пришел!
— Капитан послал на ваш фланг передать, что два батальона частей НКВД с востока начали шерстить лес! Поэтому не расслабляйтесь и будьте готовы к встрече с диверсантами!
— Слушаемся, товарищ командир! — шутливо козырнул приятелю Каминский.
— Да ну тебя! — беззлобно ответил Тугарев, поднимаясь на ноги. — Ладно, ребята, побегу дальше! Надо еще пехоту справа от вас предупредить, на всякий случай!
Он отошел на несколько шагов, но вдруг остановился и, обернувшись, спросил:
— Петька, а чего ты меня Плещеевым назвал? Кто это?
— Поэт был такой известный, разве не знал? Ты же строчку из его стихов прочел — про солнце и траву!
— Странно, — Димка почесал затылок и недоуменно пожал плечами, — а мне всегда казалось, что я это сам придумал!
Его усыпанное веснушками простоватое и обычно невыразительное лицо выглядело так комично, а последняя фраза была произнесена настолько искренне, что Петр с Аликом, не удержавшись, весело расхохотались!
— Ха-ха-ха! Очень смешно! — передразнил их Тугарев и, что-то ворча себе под нос, направился в сторону молодой осиновой поросли, за которой расположился небольшой отряд автоматчиков из мотострелковой бригады…
* * *
…Проселочная дорога, несмотря на широкую раскатанную колею, изобиловала множеством неровностей и ухабов. И как ни торопился майор Кочергин попасть в штаб танкового корпуса, ему по несколько раз в минуту приходилось жать на педаль тормоза, сбрасывая ход, чтобы не перевернуться или не съехать в кювет, а затем снова газовать. При таком рваном ритме движения ППШ все время сползал с правого переднего сиденья, норовя свалиться на пол. И Артем, устав возвращать оружие на место, вел машину одной рукой, другой придерживая автомат. Герта, расположившись сзади, тоже испытывала определенные неудобства от подобной езды, но терпела, учитывая ее особенную любовь к автомобильным прогулкам. Гораздо больше умную собаку тревожило слишком долгое молчание хозяина, всегда разговаривавшего с ней, куда бы они ни направлялись. Но сейчас Артему было не до болтовни! Его беспокоили предположения, высказанные Каминским насчет «странного поведения» немецких диверсантов.
«Действительно, — размышлял он, — абсолютно бессмысленно высаживать в тылу противника диверсионную группу из тридцати человек, обрекая их фактически на верную гибель, только затем, чтобы пустить под откос железнодорожный состав, пусть даже и груженный танками. Постоянный клиент психиатрической лечебницы и тот вряд ли бы такое придумал! Но, поскольку гитлеровцы совсем не идиоты, значит, есть в этом „мероприятии“ весьма серьезный резон!»
Громкий звук автомобильного клаксона отвлек майора, перебив промелькнувшую в мозгу и еще до конца не оформившуюся, но, по его внутренним ощущениям, очень важную мысль.
— Чтоб тебя! — выругался Кочергин, съехав правыми колесами на траву, чтобы разминуться с двумя полуторками, движущимися ему навстречу.
Герта, услышав, наконец, его голос, моментально подхватилась и, очевидно, выказывая Артему свою преданность, громко облаяла проезжающие мимо грузовики.
— Молодец, Гертруда! — похвалил собаку Кочергин и вернулся к прерванным рассуждениям.
«Итак, что мы имеем? Диверсанты неудачно атаковали поезд, отступили и сейчас надежно блокированы в лесу! Что, все, конец? Но стоп! — Он с такой силой хлопнул ладонью по рулю, что собака от неожиданности прижалась животом к сиденью. — Ведь могла быть еще одна группа парашютистов! А почему бы и нет! Две команды десантировались с разницей в несколько минут. Приземлились на приличном удалении друг от друга и спрятали парашюты в лесу, благо рощ и дубрав вокруг много. И пока первая отвлекает наше внимание атакой на воинский эшелон, вытягивая на себя крупные силы, вторая решает главную задачу! Но какую? Стратегически важные мосты, заводы, фабрики или иные объекты, подходящие для осуществления масштабных диверсий, в данном районе отсутствуют. Не на железнодорожную же станцию они пойдут, ее проще с воздуха разбомбить!
Зато в округе дислоцированы одна мотострелковая и три танковые бригады, а также несколько корпусных частей, включая и наш батальон. Других армейских подразделений в относительной близости нет. Штаб корпуса расположен в соседнем от нас селе. Там же расквартирована и мотострелковая бригада, все боевые части которой в настоящее время находятся в оцеплении вместе с моими разведчиками, не танкистов же, в самом деле, нужно было туда посылать! А штаб, соответственно, остался сейчас практически без защиты и без телефонной связи!
Гитлеровцы, планируя операцию, наверняка располагали необходимыми разведданными и все это заранее просчитали! И теперь немцам только остается, переодевшись в форму красноармейцев, открыто зайти в село, грамотно снять малочисленную охрану и взять в плен или уничтожить командование танкового корпуса! А потом воспользоваться неразберихой, которая обязательно возникнет, и, разбившись на небольшие группы, скрыться в близлежащих лесах!
С одной стороны, это выглядит чересчур авантюрно, а с другой, — ведь мы же захватили оберста Мейснера среди бела дня под носом у сотен фашистских солдат и офицеров! Пусть это было не в таком глубоком тылу, но и действовали мы тогда всего лишь впятером! Так что все возможно!»
Поглощенный своими мыслями, Кочергин не сразу заметил показавшиеся вдали и кажущиеся игрушечными строения. По мере приближения к селу из-за холмистого рельефа местности дорога начала сильно петлять, и постепенно увеличивающиеся силуэты домов то появлялись, то исчезали вновь.
— Скоро приедем! — обернувшись назад, произнес Артем и подмигнул собаке.
Герта в ответ издала какой-то непонятный звук, больше похожий на свист. Объезжая последний на его пути холм, Кочергин весь обратился в слух, но ничего подозрительного не уловил.
«Вроде бы все тихо! — с облегчением подумал майор. — Похоже, я ошибался, и немцев здесь нет! Вот и чудненько!»
В приподнятом настроении он вдавил педаль газа в пол, вырываясь на открытую равнину, и первое, что увидел, был небольшой отряд, двигавшийся в метрах трехстах перед ним в сторону села!
— Неужели сглазил, старый пень?! — в сердцах воскликнул Артем, моментально сбрасывая ход. — Ведь зарекался же не говорить «гоп»!
Отпустив руль на несколько секунд, Кочергин схватил ППШ и приготовил оружие к бою. Полностью останавливать машину Артем не стал: если впереди гитлеровцы, то они сразу обратят на это внимание и насторожатся. Между тем дистанция неумолимо сокращалась, и времени на раздумье у майора было совсем немного. Быстро прокрутив отдельные варианты, Артем решил «ненавязчиво» обогнать подозрительный отряд, первым добраться до села и доложить командованию о своих подозрениях. Предупрежден, значит, вооружен! И в этом случае фактор внезапности вероятными диверсантами будет утрачен, соответственно, выполнить свою миссию они точно не смогут!
Кстати, мысль о том, чтобы повернуть назад, Артему в голову даже не пришла…
Глава 13
— Сколько еще нам тут кантоваться? — вздохнул Каминский, разгрызая очередную травинку и методично выплевывая кусочки тонкого стебля перед собой. — Все бока уже занемели!
— Что тебе, Петр, не нравится? — удивленно посмотрел на друга Бодарев. — Лежим, отдыхаем, на солнышке греемся. Помнится, в тылу у немцев дольше приходилось ждать, причем в гораздо худших условиях, и ничего!
— Там, Алик, была цель, кураж и риск огромный! А здесь состояние какое-то полусонное и абсолютное неведение — выйдут на нас фрицы или нет. Может, их уже внутренние войска давно прищучили, и мы зря торчим здесь!
— Вряд ли! Была бы стрельба, а пока только птички поют!
— И птички меня уже тоже достали! — раздраженно ответил Петр. — Никак не заткнутся, сволочи пернатые!
— Не узнаю вас, товарищ! — прищурился Бодарев, не понимая, что вдруг произошло с обычно спокойным Каминским. — Не иначе, как что-то тревожит!
— Предчувствие у меня нехорошее появилось, Алик! Резко накатило и теперь давит!
— Попей водички или закури, глядишь и отпустит!
— Ты же знаешь, что я не курю!
— Да это я так, просто к слову пришлось! — виновато улыбнулся Алик. — У меня порой бывает…
— Тихо! — оборвал его Петр, устремив напряженный взгляд в сторону леса. — Среди деревьев кто-то есть! Словно на помощь зовет!
Бодарев повернул голову в направлении, куда смотрел Каминский, и, прислушавшись, сквозь щебетание птиц тоже отчетливо различил человеческий голос, больше походивший на стон.
Разведчики переглянулись. Каминский, прочитав в глазах Алика немой вопрос, отрицательно покачал головой:
— Даже не думай туда идти! Это ловушка!
— А пехота-то купилась! И Димка с ними! — воскликнул Бодарев, показывая рукой на группу из пяти бойцов, растянувшихся короткой цепью в сотне метрах правее и медленно продвигавшихся к лесной опушке с автоматами наперевес.
— Надо попытаться их остановить! — сказал Каминский и пронзительно свистнул.
Пехотинцы никак не прореагировали на это. Только Димка повернул голову в сторону залегших на холме разведчиков и успокаивающе махнул рукой.
— Димка, стоять! — приподнявшись на локте, крикнул Петр, добавив к своим словам очень выразительную жестикуляцию.
— Все будет нормально, ребята! — ответил Тугарев и улыбнулся. — Сейчас нашего раненого заберем и вернемся!
— Назад, там засада! — с надрывом закричал Алик, вскочив на ноги, но Петр сильным рывком тут же повалил его на землю.
— Лежать, студент! Пулю хочешь получить? Не высовывайся! — Голос Каминского внезапно стал хриплым и жестким. — Мы их предупредили, остается только ждать! Может, и пронесет!
— По твоему лицу видно, что сам этому не веришь!
Петр ничего не ответил, лишь скрипнул зубами и крепче обхватил руками автомат. Тем временем пятеро красноармейцев достигли опушки и плавно растворились между деревьев, будто поглощенные яркой густой листвой. Наступила тревожная пауза продолжительностью несколько минут. Все чувства у разведчиков обострились до предела, но ничего не происходило! Не было слышно посторонних звуков, не отмечалось никакого движения. Лишь птицы изредка перелетали с ветки на ветку, занимаясь своими бесконечно далекими от войны делами.
Неожиданно чуть в стороне зашуршали кусты, и из леса появились красноармейцы. Быстрыми шагами, почему-то наклонив головы вниз и держа автоматы наготове, они двигались по направлению к полуторке, одиноко стоявшей на обочине дороги.
— Пятеро! — с облегчением вздохнул Бодарев, пересчитав бойцов. — Видимо, мы ошиблись насчет засады!
— А где раненый? — сдвинув брови, недоуменно произнес Каминский. — В лесу же кто-то стонал!
— Может, умер?
— Тело все равно бы забрали с собой! И куда они так торопятся?
— Действительно странно! Гляди, проскочили мимо своих позиций, идут прямиком к машине! И Димки я не вижу!
— Алик, это немцы! — воскликнул Каминский, передергивая затвор. — К бою!
Кубарем скатившись с пригорка, разведчики залегли в траве. Переодетые в красноармейскую форму гитлеровцы, поняв, что их раскусили, сразу же открыли ураганный огонь. Пули, словно пчелиный рой, засвистели вокруг разведчиков, поднимая в воздух фонтанчики земли. Несколько пуль попали в мотоцикл, разбив вдребезги фару и продырявив коляску. Из-за плотности вражеского огня наши бойцы не имели возможности точно прицелиться и отвечали короткими, практически «слепыми» очередями. Пока четверо диверсантов не давали советским разведчикам даже поднять головы, пятый забрался в кабину полуторки и завел двигатель.
Неожиданно к характерному «стрекотанию» ППШ добавились звуки, издаваемые при стрельбе из «МР-40». Это вступили в бой до сих пор скрывавшиеся в лесу парашютисты. Грамотно прикрывая друг друга, они короткими перебежками перемещались в сторону ожидавшего их грузовика.
— Да сколько вас! — крикнул Бодарев, все же сумев откатиться за холм, и выпустил длинную очередь в сторону неприятеля, опустошив половину барабанного магазина своего ППШ.
Трое фашистов, сраженные наповал, бесформенными кулями опустились на землю. Еще один упал на колени, зажав рукой простреленное плечо. Остальные моментально укрылись в траве и, не переставая вести беглый огонь, поползли к дороге.
— Алик, держись! Наши уже близко! — ободрил друга Петр, расслышав среди грохота выстрелов шум приближающихся мотоциклов.
Сам он лежал на открытом пространстве, и то, что его не настигла еще ни одна пуля, было просто чудом!
Бодарев обернулся и увидел два несущихся по грунтовке мотоцикла. Сзади них, прилично отстав, бежали человек пятнадцать красноармейцев. Стрелок первого «М-72» издали открыл огонь из пулемета и отвлек внимание гитлеровских диверсантов. Это позволило Каминскому стремительным рывком преодолеть несколько метров и присоединиться к Алику.
— Думал, мне уже крышка! — возбужденно блестя глазами и радостно улыбаясь, хриплым голосом сказал Петр. — Ты сам как, цел?
— Твоими заботами! — отшутился Бодарев, но сразу посерьезнел. — Кажется, я троих уложил, но фрицев еще человек пятнадцать осталось!
— Ничего, сейчас ребята пулеметами покрошат их в мелкий винегрет! — Петр кивнул на промчавшийся мимо мотоцикл.
Внезапно, когда разведчиков-мотоциклистов от полуторки отделяло уже менее тридцати метров, раздался громкий взрыв, подбросивший трехколесную машину вверх. Находившийся за рулем боец сломанной куклой отлетел в сторону и через секунду уже недвижимый распластался на земле. Мотоцикл опрокинулся набок и сполз в кювет. Стрелок так и остался в коляске, неестественно вывернув голову и сжав скрюченными пальцами шейку пулеметного приклада. Жуткая маска смерти чудовищным оскалом навсегда застыла на его безжизненном лице.
Диверсанты, приободрившись, обрушили на разведчиков новый шквал огня.
— Твою мать! Что это было? — закричал Бодарев, выпустив ответную очередь по фашистам. — Мотоцикл чуть в космос не улетел!
— Не знаю, — прошептал Петр, играя желваками на щеках, — может, выстрел из ружейного гранатомета, хотя навряд ли. Скорее всего, бросили под колеса связку гранат. Да какая теперь разница! Погибшим ребятам уже все равно!
Тем временем гитлеровцы, видя, что пули не причиняют вреда укрывшимся за холмом разведчикам, а второй мотоцикл уже близко, перенесли весь огонь на него. Сержант, им управлявший, резко затормозил, свернул с дороги на поле и повел «М-72» зигзагами к лесу, стараясь выйти из-под обстрела. Это, впрочем, не помешало его стрелку точно прицелиться и срезать очередью двух подбегавших к полуторке немецких парашютистов.
Но тут из кузова грузовика показалось дуло снайперской винтовки. Яркий солнечный луч молниеносным бликом скользнул по линзе оптического прицела и исчез, а следом прозвучал резкий одиночный выстрел. Сержант, получив пулю в голову, взмахнул руками и стал заваливаться с сиденья назад. Неуправляемый мотоцикл вильнул вправо и на полном ходу врезался в густые заросли бузины. Пулеметчик выскочил из коляски, но тут же упал, раненный в бедро. Несмотря на сильнейшую боль, он смог отползти за «М-72» и спрятаться от вражеских пуль.
— Осторожно, у них снайпер! — крикнул Петр спешившим на помощь бойцам.
Красноармейцы быстро рассредоточились и укрылись среди травы и кустов. А фашисты, воспользовавшись этим и продолжая обстреливать наших бойцов, загрузились в полуторку. Машина вырулила на дорогу и поехала в западном направлении, постепенно набирая скорость.
— Алик, давай в коляску! — поднявшись на ноги, сказал Каминский и побежал к мотоциклу.
Бодарев, схватив ППШ, бросился следом. Пока Алик проверял, не поврежден ли пулемет, Каминский старался завести двигатель. Это удалось ему только с четвертой попытки. Для стабилизации подачи топлива Петр увеличил обороты, затем сел за руль и, обернувшись к подошедшим разведчикам, произнес:
— Посмотрите на опушке, там наши ребята на фашистов нарвались! Может, кто в живых остался! И гитлеровцев, валяющихся в поле, тоже не забудьте проверить, чтобы пулю в спину не получить! А мы в погоню!
Каминский включил передачу, прибавил газ, и мотоцикл устремился вперед.
— Что думаешь делать? — стараясь перекричать шум двигателя, спросил друга Бодарев.
— Хочу сократить дистанцию до ста — ста пятидесяти метров и подразнить чуточку немцев, а потом снова отстать! У них же в основном «МР-40», прицельная дальность небольшая. Из движущейся и трясущейся на ухабах машины попасть в нас будет сложно, почти невозможно! Значит, проявится снайпер, а ты его снимешь!
— Зачем усложнять! Я могу элементарно изрешетить кузов и находящихся в нем парашютистов вместе со снайпером!
— Боюсь, не получится! Меня как-то подвозили на этой самой полуторке, номер у нее запоминающийся, и я обратил внимание, что задний и боковые борта не откидные, а изнутри обшиты толстыми листами металла. Не знаю зачем, но это факт.
— Но ведь металл тяжелый, грузоподъемность от этого значительно снижается. Не рассчитаешь массу пару раз, и машину придется ставить на ремонт!
— Не ко мне вопросы, Алик! И вообще, не отвлекайся, ближе к делу!
— Хорошо, план мне понятен, но ты забыл про несколько ППШ, которые диверсанты захватили в лесу! Из них точно достанут, и будет очень обидно погибнуть от советского оружия!
— Сомневаюсь, что в дисках ППШ еще остались патроны! Помнишь, как долго фрицы держали нас под огнем? А боеприпасы от «МР-40» к ППШ не подходят!
— Извини, но диверсанты могли взять и запасные магазины! Нетрудно догадаться!
— Не грузи дядю, студент! — рассмеялся Петр. — Вот же умник попался на мою голову! Все знает, на все есть готовый ответ или возражение!
— Нашелся дядя! Вчера из школы выгнали! — парировал Алик. — Если ты такой взрослый и опытный, скажи, почему капитан послал к нам только два мотоцикла в поддержку?
— Да потому, уважаемый оппонент, что Красильников обязан сохранять оцепление на своем участке ответственности, пока весь лес не прочешут! Ведь никто точно не знает, сколько всего парашютистов! Охрана поезда насчитала человек тридцать, а, может, где-то под елочками еще две сотни сидят!
— Ну, это ты слишком загнул!
— Согласен, перебор! Но чувствую спинным мозгом, что есть еще одна диверсионная группа, кроме «нашей», вопрос только где! — Каминский резко отбросил шутливый тон и весь подобрался. — Кстати, полуторку мы почти догнали, осталось метров сто пятьдесят, не больше! Снайпера я пока не вижу! Ты готов, Алик?
— Как пионер!
— Тогда приступим! Я сейчас поеду некоторым подобием зигзага, а ты дай короткую очередь по грузовику и постарайся в него попасть!
Теперь мотоцикл плавно завилял из стороны в сторону. Бодарев, приноравливаясь к новому ритму движения, выдержал паузу в несколько секунд и нажал на спусковой крючок, целясь в задний борт, за которым виднелись пригнувшиеся фигуры гитлеровцев. Пули выбили щепки из деревянного кузова. Противник в ответ огрызнулся несколькими автоматными очередями, но, как и предсказывал Петр, никакого вреда они не причинили.
— Молодец! Хоть трудно было, а машину плотно зацепил! — похвалил друга Каминский, немного сбрасывая ход. — А сейчас едем чуть помедленнее и ждем! Гляди в оба! Заметишь оптику, — стреляй!
Продолжая вести мотоцикл по своеобразной криволинейной траектории, Петр слегка притормозил, и расстояние до грузовика вновь увеличилось. Почти сразу зоркий глаз Бодарева различил в кузове полуторки некие перемещения. Над задним бортом показался винтовочный ствол, но тут же исчез.
— Похоже, я его засек! — Алик сосредоточенно приник к пулемету. — Когда скажу «хватит», прекращай выписывать кренделя и держи мотоцикл ровно и прямо!
— Хорошо! — Петр впился пронзительным взглядом в движущийся впереди грузовик, словно хотел высверлить дырку в его борту.
В охватившем разведчиков напряжении прошла секунда, вторая, десять. Бодареву, постаравшемуся полностью отрешиться от всего, кроме цели, стало казаться, что окружающее пространство с каждым мгновением становится все плотнее, а ход времени, вопреки непреложным законам природы, все медленнее. Про то, что он сидит в движущейся мотоциклетной коляске, Алик вообще забыл!
Наконец обостренное сознание пулеметчика отметило появившуюся над деревянным бортом голову в каске, затем плечи и в завершение две руки, державшие винтовку с установленным над затвором оптическим прицелом.
«Снайпер! Есть!» — молнией пронеслось в мозгу.
Алик вздрогнул, словно получив электрический разряд. Ход времени восстановился.
— Хватит! — крикнул он и, даже не глядя на дорогу, почти сразу почувствовал, что мотоцикл опять едет исключительно прямо и без рывков.
— Отлично, — выдохнул Бодарев, мягко нажал на курок и первой же пулей из длинной очереди сразил неприятельского стрелка наповал!
Снайперская винтовка упала на землю, ее хозяин, обливаясь хлынувшей из простреленной шеи кровью, замертво опрокинулся навзничь, а рокочущий пулемет все еще продолжал вибрировать в руках у разведчика, посылая разящий свинец во врага до тех пор, пока в диске не закончились патроны!
— Вот это класс! Подобного я еще не видел! — воскликнул Петр, когда пулемет замолк, и хлопнул Алика ладонью по спине. — Бодарев, ты лучший!
— Потом будешь льстить! — с довольным видом улыбнулся красноармеец. — Сейчас держи крепче руль, а то свалимся в канаву и будем в ней развлекаться! Кстати, Петя, у тебя справа под мышкой сквозное отверстие в гимнастерке! Успел-таки выстрелить фашист!
— Ничего, заштопаю одежку! Главное, что шкура целая!
— Это точно, попади фриц на десять сантиметров левее, и дырка была бы в легком или в печени! Тебе, дядя, крупно повезло!
— Значит, такая у меня судьба, — ответил Каминский и перевел разговор: — Скоро тропинка будет слева, мы на нее свернем и срежем приличный кусок, пока немцы по грунтовке станут поле объезжать! Им-то деваться некуда — дорога здесь одна!
— Хочешь опередить их и ударить в лоб?
— Так точно, мой юный друг! Выведем из строя автомобиль и закончим игру в догонялки! А там, глядишь, наши подоспеют. Поэтому быстренько меняй диск и постарайся снять с коляски пулемет! Не думаю, что потом у нас будет много времени для подготовки к встрече гостей!
— Снять-то я его могу, но как на ходу такую бандуру удержать, почти двенадцать килограмм!
— В ноги засунь, а ППШ в руки возьми, он гораздо легче! — ухмыльнулся Петр, затем привстал с сиденья, посмотрел вперед и радостно сообщил: — Вот наша тропа, меняем курс!
Немного притормозив, он повернул руль и съехал с проселка. Гитлеровцы не видели этого маневра, секундами ранее полуторка с диверсантами исчезла в низине. А когда появилась вновь, то мотоцикла с разведчиками уже и след простыл! Обильно росшие именно в этой части поля молодые березки надежно скрыли красноармейцев от вражеских глаз.
Через несколько минут достаточно бодрой езды среди цветущих ромашек и васильков разведчики снова увидели проселочную дорогу. К этому моменту Алик перезарядил оружие, завершил демонтаж пулемета и сидел теперь в коляске, как заправский головорез с торчащими в разные стороны воронеными стволами.
Не доехав полутора десятков метров до грунтовки, Каминский остановил мотоцикл за густыми кустами шиповника, чтобы его не было заметно с дороги, а сам, пригнувшись, побежал к обочине, откуда открывался хороший обзор.
— Кажется, успели! — всматриваясь в даль, крикнул он Бодареву, который, ругаясь и ворча из-за мешавшего ему оружия, только выбрался из коляски. — Немцы еще далеко, так что пара минут для обустройства позиций у нас есть!
— Тогда я расположусь с пулеметом здесь, возле кустов, а ты дуй через дорогу и замаскируйся где-нибудь! Гранаты есть?
— Две оборонительные противопехотные, в карманах завалялись! Достаточно?
— Вполне! Я подпущу гитлеровцев метров на тридцать и ликвидирую тех, кто в кабине, а ты, как услышишь, что работает пулемет, попробуй аккуратно забросить «лимонки» в кузов полуторки!
— Можешь считать, что они уже там!
— Ловлю тебя на слове! Давай вперед! — Алик махнул Каминскому рукой и занялся установкой пулемета Дегтярева, стараясь найти для него среди множества впадин и бугорков более-менее ровный участок поверхности.
В свою очередь Петр, чтобы не быть обнаруженным, опустился на землю и по-пластунски переполз на другую сторону грунтовки. В качестве укрытия он выбрал закопченный остов, если судить по расположению башни, габаритным размерам и трехлопастному гребному винту, советского плавающего танка «Т-38», от которого до дороги было около двадцати метров.
Опершись плечом на обгоревшую корму танкетки, Каминский достал гранаты и положил рядом с собой.
— Теперь немного подождем, — вслух произнес он, ласково поглаживая окрашенный в зеленый цвет ребристый корпус «лимонки», отметив при этом, что кисть руки слегка дрожит.
«Прямо как у майора Кочергина, хотя меня вроде еще не контузило! — промелькнуло в мозгу у разведчика. — Тьфу, тьфу, тьфу три раза!»
Петр огляделся в поисках какого-нибудь деревянного предмета, но, не найдя ничего подходящего, постучал кулаком себя по лбу. Про изготовленный из березы приклад ППШ он благополучно забыл.
Шум приближающегося автомобиля заставил Каминского моментально выбросить из головы все суеверия. Осторожно выглянув из-за останков «Т-38», возможно ставшего могилой для своего экипажа, Петр принялся внимательно наблюдать за движущейся по дороге полуторкой.
В кабине грузовика сидели два человека, одетые в советскую военную форму. Водитель, как ему и положено, крутил баранку, а расположившийся справа «красноармеец» пытливо осматривал прилегающую местность.
— На дурачка проскочить хотите, — недобро улыбнулся Петр уголками губ, — не выйдет, граждане арийцы!
Расстояние до автомобиля сокращалось. Каминский взял гранату, весь напрягся и приготовился к броску.
— Не стреляй, студент! Еще рано! Через пять секунд начнешь, совсем чуть-чуть подожди, — загибая пальцы свободной руки и ведя обратный отсчет, твердил он, как заклинание, словно друг мог его услышать, — два, один, а вот теперь пора!
Дистанция до полуторки стала оптимальной, и именно в этот миг короткая пулеметная очередь гулко вспорола воздух — Бодарев не подкачал! Лицо шофера грузовика окрасилось в алый цвет. Он судорожно дернулся всем телом и завалился вбок. «Пассажир» распахнул дверь, но выскочить из кабины не успел — следующая очередь прошила его грудь наискосок.
Алик тут же перенес огонь на моторный отсек, стараясь повредить двигатель, но это было лишним. Неуправляемая машина проехала несколько метров и заглохла. Сидевшие в кузове гитлеровцы открыли беспорядочную стрельбу по кустам, из-за которых бил пулемет.
Но тут в кровавую игру вступил Каминский. Защищенный кормой «Т-38», он выдернул предохранительную чеку, выпрямился в полный рост и рассчитанным движением метнул гранату, попав точно в кузов полуторки. Раздался отрывистый хлопок, вверх поднялось облачко серого дыма. Послышались громкие крики и стоны раненых. Не мешкая, Петр отправил следом и другую «лимонку». После второго разрыва крики и стрельба из кузова грузовика прекратились.
«Похоже, отъездились суперлюди!» — подумал Каминский, на всякий случай все же держа на изготовку автомат.
И не ошибся, — из полуторки на землю неожиданно спрыгнули трое диверсантов. Вскинув ППШ, разведчик вдавил до упора спусковой крючок и повел стволом слева направо и обратно, уложив двоих на месте. Третий успел пригнуться, откатился в сторону и, выхватив из-за ремня гранату с длинной ручкой, спустя мгновение бросил ее в направлении подорванной танкетки, служившей для Петра искусственным укрытием.
— Едрена корень! — выдохнул Каминский, падая ничком и закрывая голову руками.
Прошло несколько секунд, однако взрыва не последовало. Приподняв голову, Петр глазами поискал гранату и обнаружил ее в четырех метрах перед собой. Всмотревшись, он увидел, что крышка с нижней части деревянной рукоятки не откручена, а значит, граната в настоящий момент никакой опасности не представляет.
«Наверное, вместо камня швырнул, диверсант хренов! — мысленно усмехнулся Каминский, но тут же себя одернул. — Я тоже хорош, должен был сразу догадаться, что за секунду подготовить эту гранату к применению немец бы не успел! Кстати, а где он сам?»
Разведчик вскочил на ноги и увидел, как уцелевший под его пулями гитлеровец, сломя голову, улепетывает по грунтовке. Петр выпустил ему вслед короткую очередь, но промахнулся.
«Уйдет, сволота! И почему Бодарев молчит?» — подумал Каминский, но тут же заметил в некотором отдалении грузовик с красноармейцами, быстро движущийся навстречу вражескому парашютисту.
Очевидно, немца охватил панический страх, потому что он обратил внимание на приближающийся автомобиль только в момент, когда заскрипели тормоза и советские бойцы, вооруженные ППШ и винтовками системы Мосина, взяли его на прицел. Выпучив глаза, фашист отшвырнул автомат и с поднятыми руками грохнулся на колени.
— Гитлер капут! — прокричал он фальцетом, с безумным видом вращая расширенными от ужаса зрачками.
Красноармейцы покинули машину. Двое остались стеречь пленного, другие растянулись цепью, охватывая полукольцом изрешеченную полуторку.
— Сидоров, проверь кузов, только осторожно! — приказал долговязому бойцу командовавший отрядом лейтенант с заковыристой фамилией, которую Петр запомнить никак не мог.
Красноармеец встал на подножку, заглянул через борт и скорчил брезгливую гримасу:
— Здесь девять фрицев, вроде готовые и кровищи полно!
— Неплохо, товарищ Каминский! — похвалил Петр самого себя и направился к Бодареву, с флегматичным видом поджидавшего его возле мотоцикла с пулеметом в руках.
— Слышал, Алик, в кузове девять трупов, — он кивнул головой на «мертвый» грузовик, — моя работа!
— Ты забыл про снайпера — этот мой! Да и какие могут быть счеты у друзей! — улыбнулся Бодарев, протягивая Каминскому пулемет. — Займись лучше делом!
— Я не понял, товарищ студент, — искренне удивился Петр, принимая, однако, в руки оружие, — зачем мне ваш пулемет?
— Не ваш, а наш! Когда ехали сюда, то я на ходу его снимал, держал, шишки об него набивал, короче, намучился изрядно! Поэтому ты, дядя, теперь устанавливай его обратно на коляску, а я пока покурю!
— Сачок малолетний! — притворно обиженным голосом произнес Каминский и шутливо погрозил Алику кулаком. — Старшего товарища припахал, а сам на перекур собрался! Ничего, вернемся домой, все Тимофеевичу расскажу! Он тебе сделает а-та-та!
— Ябеда! — с улыбкой парировал Бодарев, разминая между пальцами папиросу. — Не буду у тебя больше стричься, вот так!
Знай разведчики, какой смертельной опасности подвергается в эти минуты вскользь упомянутый Петькой майор Кочергин, они, забыв про веселье, моментально устремились бы на выручку своему командиру!..
Глава 14
…От шагающих по дороге бойцов Кочергина отделяло совсем уже немного, и он отчетливо различал у них на гимнастерках проступившие между лопаток темные пятна пота. Артем нажал на клаксон в надежде, что ему освободят дорогу. Шедший впереди отряда старший лейтенант повернул голову, взглянул на «Бантам» и с улыбкой двинулся навстречу приближающемуся автомобилю, жестом приказав своим подчиненным остановиться. Те выполнили команду, «сломали» строй и вроде бы случайно перекрыли грунтовку на всю ее ширину.
«Значит, на девяносто девять процентов все-таки немцы, — подумал Артем, — наши бы посторонились! Очевидно, хотят завладеть машиной. Все правильно — в „Бантаме“ я один, снимут по-тихому, и пишите письма мелким почерком! С грузовиками, которые мне встретились недавно, у них бы без стрельбы не обошлось. Там в кабинах автоматчики сидели. А здесь такой подарок сам в руки идет!
Только в мои планы быть убитым пока еще не входит. Соображай быстрее, Кочергин! По полю объехать не получится, оно все в ямах и воронках. Единственный выход: остановиться сейчас, как будто двигатель заглох! Ну, что же, ребята, поиграем, а заодно и посмотрим, кто вы на самом деле такие!»
Артем вдавил педаль тормоза в пол и отпустил, автомобиль сразу поехал медленнее. Затем Кочергин немного газанул и тут же вновь резко затормозил. «Бантам» вначале дернулся вперед, а потом замер. Со стороны все выглядело очень естественно — машина из-за неисправности или вследствие неподготовленности водителя недолго двигалась рывками, а после встала.
Для большей достоверности Артем с простовато-возмущенным лицом выбрался из автомобиля, незаметно переложив при этом автомат на свое сиденье, хлопнул ладонью по капоту и, обратив взгляд на приближающегося старшего лейтенанта, горестно вскричал:
— Да что такое, никак не освою долбаную американскую железяку!
Тот сочувственно покачал головой в ответ и словно невзначай убрал левую руку за спину. Между ним и Артемом было около десяти метров.
«Вероятно, нож прячет! — решил Кочергин. — Ладно, усложним стервецу задачу, учитывая, что он левша!»
Артем, вжившись в роль, с расстроенным лицом повернулся спиной к автомобилю, соответственно правым боком к старшему лейтенанту и облокотился на кузов.
— Теперь придется тебе спереди ко мне подойти, если хочешь в сердце или печень клинок засадить, — прошептал майор, отслеживая периферийным зрением все движения возможного неприятеля, который находился уже почти рядом, — впрочем, вряд ли это получится!
Кочергин плавным движением извлек наружу собственный армейский нож НА-40, прижал его к левому бедру и ощутил, что нога сильно дрожит. Тому было весьма простое объяснение — Артем боялся. Но не врага и не смерти. Артем боялся совершить роковую ошибку и начать убивать своих, хотя опытному разведчику все косвенно указывало на то, что перед ним немецкие диверсанты! Однако абсолютной уверенности у майора не было. Именно поэтому Кочергин до сих пор и не открывал огонь из ППШ, а ждал, несмотря на свербящее мозг неопределенное и крайне размытое, но стойкое ощущение близкой опасности.
Эта способность чувствовать грядущие неприятности присутствовала у Артема, сколько он себя помнил. А, кроме того, после ноябрьской контузии у майора появился некий, пусть и слабенький, дар конкретного предвидения. Теперь Кочергин иногда мог очень точно предугадать, что случится через две-три секунды.
Вот и сейчас, только взглянув на застывшую улыбку наконец-то возникшего перед ним старшего лейтенанта, Артем на уровне подсознания сразу же понял, что должно произойти. Он резко отскочил вправо, скорее мысленно, чем глазами зафиксировав нож, блеснувший в руке теперь уже явного противника, автоматически перенес центр тяжести на слегка выставленную вперед одноименную ногу и, развернув корпус на четверть оборота против часовой стрелки, приготовился в следующую секунду нанести своим НА-40 разящий без замаха удар по направлению снизу вверх, нацеленный в грудь врага. Но сделать этого тотчас не успел. Его опередила Герта.
Подобно снаряду, выпущенному из катапульты, она с заднего сиденья автомобиля совершила молниеносный прыжок и впилась зубами «старшему лейтенанту» в левое запястье, едва не прокусив его насквозь! Фашист выронил на землю нож, резким судорожным движением руки отшвырнул собаку на метр в сторону от себя и, скривившись от боли, взвизгнул, естественно по-немецки:
— Проклятье!
— Еще бы! — замогильным голосом подтвердил Кочергин, вонзив клинок прямо в сердце гитлеровскому диверсанту.
Все произошло достаточно быстро, и другие парашютисты, кстати, весьма неплохо изображавшие обычных советских бойцов, не сразу сообразили, что к чему. Эта нерасторопность стала для половины из них фатальной, потому что сохранивший абсолютную концентрацию Кочергин безо всяких раздумий выпустил длинную очередь из ППШ в самую гущу солдат противника, уложив на месте девять человек! Оставшиеся в живых гитлеровцы, открыв беспорядочный неприцельный огонь, рассыпались по полю. Артем же, не теряя времени, двумя гигантскими прыжками преодолел расстояние, отделявшее его от заранее выбранной в качестве укрытия достаточно глубокой ямы с практически отвесными краями, и спрыгнул вниз, сильно ударившись ногами о твердое глинистое дно. Через мгновение вслед за ним сиганула и Гертруда, видимо, не пожелавшая бросать хозяина одного. К тому же умная дворняга наверняка понимала, что сидеть в яме, кстати, очень похожей на одиночную стрелковую ячейку или индивидуальный окоп, гораздо безопаснее, чем бегать наверху под свистящими пулями!
— Молодец, Гертруда! — похвалил дрожащую собаку Кочергин, потрепав ее за спину. — Ты мне очень помогла! Теперь немного подождем, скоро подоспеют наши, гитлеровцы драпанут куда-нибудь, и тогда мы поедем домой! А там я лично реквизирую у старшины сахар и тушенку исключительно для тебя, красавица!
Уловив знакомые слова, от которых за версту разило вкусными гостинцами, Герта моментально успокоилась и радостно завиляла хвостом, преданно глядя на Кочергина.
Майор улыбнулся ей в ответ, осторожно выглянул из окопа и скорчил недовольную гримасу, потому что помощи, которую он обещал Гертруде, не было пока и в помине. Зато над шевелящейся травой периодически мелькали каски неумолимо подбиравшихся к Артему вражеских парашютистов.
Как и думал несколько ранее Кочергин, немецкие десантники изначально должны были захватить или уничтожить командование советского танкового корпуса, но, благодаря вмешательству Артема, их планы сорвались. Понеся большие потери и утратив фактор неожиданности, диверсанты уже собрались отступить в сторону леса, однако, сообразив, что у русского с минуты на минуту должны закончиться патроны, к тому же он один, парашютисты скорректировали свои действия, решив взять отважного майора в плен. По «Бантаму» они тоже не стреляли, намереваясь использовать в дальнейшем транспортное средство в процессе отхода.
Итак, гитлеровцы подползали все ближе, пули свистели у Артема над головой, и спасительная яма теперь превращалась для него в ловушку. Потому что выскочить из окопа он, конечно же, мог, но далеко бы уйти не сумел.
— Рус, сдавайс! — услышал Кочергин хриплый голос с ужасным акцентом и выпустил экономную очередь, ориентируясь на звук.
В ответ послышался гортанный смех, и до Артема донеслись несколько сказанных на немецком языке слов, которые в приличном обществе не употребляют.
— Похоже, его в детстве вежливости не учили, — прошептал Кочергин, нажимая на курок.
Но ППШ молчал. Артем быстро отсоединил магазин и убедился, что он пуст. Досадливо цокнув языком и положив автомат на землю, майор расстегнул кобуру и извлек оттуда свой последний аргумент — восьми зарядный пистолет «ТТ». В этот момент что-то тяжелое больно стукнуло его по плечу и упало сзади на дно. В узком окопе да еще с собакой за спиной развернуться было весьма непросто. Кочергин смог лишь наклонить голову вправо и сразу же уткнулся взглядом в немецкую гранату «М-24», которую держала в зубах Герта, сжав челюстями длинную деревянную рукоятку!
— Твою мать! — майор обхватил мгновенно вспотевшими пальцами смертоносный металлический корпус гранаты, вырвал ее из собачьих клыков и отшвырнул куда подальше.
Гертруда жалобно заскулила, прижав уши к голове. Очевидно, движение Артема, резко выдернувшего гранату у нее из пасти, причинило животному боль.
— Извини, я не хотел! — ласково погладил собаку Кочергин, только сейчас осознав, что без помощи Герты самостоятельно дотянуться до вражеской гранаты за несколько коротких, предшествующих взрыву секунд ему бы не удалось.
Правда, «М-24» не сработала. То ли отсырело взрывчатое вещество, то ли гранату бросили, даже не подготовив к применению, чтобы элементарно выманить Артема из укрытия, но, как бы там ни было, это ни в коей мере не умаляло заслуг собаки! Впрочем, размышлять майору было некогда.
Следуя интуиции, Кочергин аккуратно выглянул из ямы, держа пистолет обеими руками наготове перед собой, и боковым зрением уловил перемещение возле «Бантама». Довернув туловище в нужную сторону, он произвел два выстрела дуплетом, сразив подбегавшего к автомобилю немца. И вновь исчез в окопе, инстинктивно прячась от внезапно раздавшихся совсем рядом коротких очередей, однозначно выпущенных из пулемета Дегтярева.
«Откуда у фрицев пулеметы, да еще и советского производства? — недоуменно пронеслось у него в голове. — Быть этого не может!»
И тут необъятная волна сумасшедшей радости охватила Артема, потому как в следующую секунду он услышал до боли знакомый и такой родной голос лейтенанта Буренкова!
— Руки вверх, рахиты! — кричал Сергей, находясь где-то очень близко. — Бросай оружие, иначе устрою вам квазимоду, паршивцы!
— Герта, наши здесь, успели-таки парни! — от избытка чувств прижав к себе собаку и выпрямляясь вместе с ней, воскликнул Кочергин. — Беги, встречай Серегу!
Собака резко вырвалась из рук и с громким лаем устремилась к мотоциклу, возле которого, с залихватским видом сдвинув фуражку на затылок, стоял лейтенант Буренков, а над рулем возвышалась монументальная фигура Павла Ивановича Ермишина! Немного поодаль замерла опустевшая полуторка. Приехавшие на ней красноармейцы, рассредоточившись по полю, держали на мушке сдающихся в плен деморализованных вражеских парашютистов.
Вначале Артем этому очень удивился, ведь прибывших ему на помощь бойцов было всего-то человек двенадцать, считая уже упомянутых разведчиков-мотоциклистов. Но затем, повернувшись в сторону села, Кочергин различил движущиеся по грунтовке окутанные клубами пыли силуэты трех бронеавтомобилей «БА-10», вооруженных 45-миллиметровыми пушками и танковыми пулеметами. Расстановка сил с их появлением стала явно не в пользу гитлеровцев. И диверсанты, очевидно, сообразив, что русский плен значительно лучше бессмысленной гибели во имя фюрера, прекратили сопротивление.
Убедившись, что бой окончен, Артем взял в левую руку ППШ и направился к разведчикам, стараясь не выказывать охватившей его радости.
— Ребята, какими судьбами? — спросил он, крепко пожимая руки поспешившим навстречу друзьям. — Признаюсь, не ожидал вас здесь увидеть!
— Это все Серега догадался! — улыбаясь, пробасил старшина. — Ты, Тимофеевич, когда уехал, словно чумовой, мы не поняли, в чем дело. А он почувствовал неладное и к Нефедову побежал. Капитан долго не думал, выделил нам мотоцикл и полуторку с бойцами. Мы погрузились и за тобой вдогонку. Успели, как видишь!
— Спасибо, братцы! — проникновенно сказал Кочергин и, все же не сдержав эмоций, прижал разведчиков к груди…
* * *
Операция по ликвидации вражеского десанта завершилась. Немцы потеряли сорок человек убитыми, так и не выполнив поставленную перед ними задачу. Десять парашютистов были взяты в плен. С нашей стороны погибли семеро, включая троих разведчиков из батальона Кочергина.
Димке Тугареву повезло — клинок гитлеровского диверсанта прошел в сантиметре от сердца, и красноармеец остался в живых. Вместе с другими ранеными его отправили в госпиталь.
На следующий день после описанных выше событий командир танкового корпуса вызвал к себе Артема и дал указание подготовить список наиболее отличившихся бойцов и командиров, чтобы представить их к государственным наградам. Майору потребовалось около пятнадцати минут на выполнение этого распоряжения. Всего в списке, написанном аккуратным убористым почерком на вырванном из тетради листке бумаги, значилось четырнадцать фамилий. Фамилии «Кочергин» среди них не было…
Глава 15
…Август месяц начался с затяжных проливных дождей. С небес на землю низвергались в буквальном смысле реки воды, создавая у впечатлительных людей стойкое ощущение всемирного потопа. Проселочные дороги превратились в темно-серое вязкое месиво, в котором застревали не только мотоциклы и полуторки, но частенько и заднеприводные бронеавтомобили.
И тогда красноармейцы, стоя по колено в грязи и беззлобно матерясь, вручную выталкивали технику из липкой трясины.
Вот в таких не очень «комфортных» погодных условиях, да еще исключительно в темное время суток с жестким соблюдением мер скрытности и маскировки, осуществлялась передислокация частей и подразделений РККА к линии фронта.
Ставка Верховного Главнокомандования уже не одну неделю готовила на западном направлении внезапный удар по позициям немецко-фашистских войск. Главными целями этого наступления являлись нанесение противнику значительного урона в живой силе и технике, освобождение советской территории, а также недопущение переброски соединений группы армий «Центр» и стратегических резервов вермахта в район Сталинграда и на Кавказ, где должны были развернуться основные сражения летне-осенней кампании 1942 года.
Для того чтобы в самом начале операции с первых же минут предстоящей артиллерийской подготовки ошеломить фашистских оккупантов, помимо множества штатных и приданных советским частям в качестве усиления орудий и минометов, к передовой в условиях глубочайшей секретности перебросили тридцать дивизионов установок реактивного залпового огня. По расчетам нашего командования, залпы всех реактивных систем должны были плотно накрыть позиции гитлеровцев и подавить вражеские опорные пункты на общей площади более четырехсот гектаров. И когда утром четвертого августа огненный смерч обрушился на немецкие укрепления, стало понятно, что эти прогнозы полностью оправдались. Бросившиеся в атаку после завершения артиллерийской подготовки советские танки и пехота как нож сквозь масло прошли через оборону противника, не встретив практически никакого сопротивления.
Первоначальному успеху наших войск способствовала и резко изменившаяся погода. Дожди в день начала наступления наконец-то прекратились, грунтовые дороги и земля вследствие высоких летних температур стремительно подсыхали, соответственно боевая техника получила гораздо большую свободу передвижения, чем ранее. А установившаяся низкая облачность сковывала действия пилотов люфтваффе, не давая им возможности подняться в воздух для нанесения бомбовых ударов по атакующим подразделениям Красной Армии. В итоге к исходу следующих суток советские части преодолели вражескую оборону на глубину более двадцати пяти километров, полностью разгромив противостоящую им пехотную дивизию гитлеровцев.
Немецкое командование, однако, недолго пребывало в замешательстве и растерянности. Уже через два дня в район прорыва форсированным маршем были переброшены три полностью укомплектованные танковые дивизии вермахта. В разведывательном батальоне одной из них проходил службу унтер-офицер Артур Нотбек…
* * *
— Нам известно, что советские танки движутся к реке с целью захвата стратегически важного автомобильного моста, являющегося единственно возможной переправой, но где они конкретно, мы не знаем! Авиация тоже не может помочь в сборе данных из-за нелетной погоды! — командир батальона майор Ридмерц расхаживал перед строем, сложив руки за спиной и важно задрав кверху подбородок, отчего крючковатый нос офицера сильно смахивал на клюв, а сам он походил на рассерженного надменного индюка. — Поэтому приказываю взводу обер-лейтенанта Прольтера из мотоциклетной роты осуществить разведку местности на противоположном берегу! Из первой роты в помощь мотоциклистам передаются четыре бронетранспортера «Ганомаг» под командованием лейтенанта Берхоппа. Общее руководство группой возлагаю на обер-лейтенанта Прольтера. Задача разведки — установить численность и точное месторасположение наступающих русских частей и передать по рации их координаты, чтобы наша артиллерия могла нанести массированный удар по неприятелю! Остальные подразделения, возглавляемые лично мной, выдвигаются к мосту, где оборудуют свои позиции. Вскоре подтянутся наши танки, и тогда мы покажем большевикам всю мощь непобедимого вермахта!
— Уже показали зимою под Москвой, чуть все там не остались, — прошептал обер-лейтенант Прольтер, практически не разжимая губ и глядя прямо перед собой.
Прольтер сказал фразу очень тихо, и никто не смог разобрать произнесенных командиром взвода слов, за исключением унтер-офицера Нотбека, стоявшего рядом с ним. Но молодой человек сделал вид, что ничего не слышал. Он уважал обер-лейтенанта за смелость, прямоту и справедливое отношение к подчиненным и не собирался на него «стучать». К тому же Артур в глубине души и сам был полностью согласен с крамольной репликой, вырвавшейся у его непосредственного командира.
Впрочем, Ридмерц, несмотря на свой заносчивый вид, был наблюдательным человеком и самостоятельно обратил внимание на шевелящиеся губы Прольтера, интуитивно почувствовав некий подвох. Резко остановившись, майор повернулся в сторону обер-лейтенанта и внимательно посмотрел ему в глаза:
— Хотите что-то добавить, Прольтер, или вам не ясен приказ?
— Никак нет, господин майор! — вытянулся в струнку обер-лейтенант. — Мне все понятно! Разрешите выполнять?
— Приступайте, — Ридмерц начальственно кивнул шишковатой головой, отчего фуражка переместилась на макушку, обнажая плоский лоб и блестящий лысый череп командира разведывательного батальона. — И еще, Прольтер, чуть не забыл! Обязательно вступите с русскими в бой! Тогда они подумают, что столкнулись с авангардом наших наступающих частей, и за вами следуют основные силы! Возможно, это их немного притормозит!
— Слушаюсь, господин майор! — на лице обер-лейтенанта не дрогнул ни один мускул.
Хотя Прольтер отлично понимал, что в случае открытого боестолкновения с танковыми подразделениями Красной Армии шансы вернуться из рейда живыми у его подчиненных, да и у него тоже, практически сводились к нулю!..
* * *
…В теплом воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка, и свинцовые тучи мрачной густой пеленой застыли над ярко-зеленой равниной. Несмотря на отсутствие солнечных лучей, мириады стрекочущих в высокой траве кузнечиков ни на секунду не умолкали. И колонна советской бронетехники, движущаяся по извилистой грунтовке, рассекающей поле на две части, казалось, абсолютно не мешала своеобразному концерту, устроенному «жизнерадостными» насекомыми! Их многоголосую «трель» полностью не могли заглушить ни лязг танковых гусениц, ни визг мотоциклетных тормозов, ни скрипы деталей подвески колесных бронеавтомобилей. Даже сквозь громкий шум десятков работающих карбюраторных и дизельных моторов, попутно наполнявших атмосферу клубами сизого и черного дыма, ушей красноармейцев, расположившихся на броне и на сидениях мотоциклов, нет-нет да и достигали неповторимые звуки, издаваемые этими маленькими зелеными прыгунами-виртуозами!
Правда, лейтенант Буренков, устроившийся за пулеметом в коляске «М-72», вместе с еще тремя мотоциклами головного дозора, опережавшего остальную колонну метров на двести, размышлял совсем не о чудесах и прелестях окружающей природы. Окидывая цепким взглядом местность, Сергей одновременно думал о том, какая все-таки странная штука жизнь.
Еще недавно он был обычным калужским пареньком, ходил в школу, играл в футбол, гонял на велосипеде, покуривал украдкой, прячась от родителей. Затем выучился на водителя и стал работать шофером на хлебозаводе. Все ему там нравилось — сплоченный коллектив, отзывчивое начальство, приличная зарплата. И навсегда запомнившийся сказочный аромат свежеиспеченного хлеба, который он чувствовал и сейчас! Хорошее было время, а главное, мирное!
А потом началась война, и все моментально изменилось. Повестка, военкомат, трехмесячные лейтенантские курсы и на фронт, в самое пекло. Там кровь, страдания и смерть, постоянно ошивающаяся где-то рядом…
Лоб Сергея прорезала глубокая морщина, к горлу подступил неприятный комок. Перед глазами стремительно пронеслись лица погибших товарищей, изуродованные и обгоревшие до неузнаваемости человеческие останки.
«Э, брат, так не пойдет, — подумал он, — гони депрессию прочь, а то свихнешься, на хрен!»
Лейтенант достал папиросу и закурил, всматриваясь вперед, туда, где бескрайние поля отступали, и начинался прорезаемый извилистыми оврагами и перелесками холмистый пейзаж. Он мысленно представил в голове карту, прикидывая, сколько еще осталось «пилить» до моста через реку, который в целости и сохранности предстояло захватить сводному отряду разведчиков и танкистов. По расчетам, выходило, что километров одиннадцать-двенадцать, не меньше. Значит, можно было курить не торопясь.
— Тоже неплохо, — затягиваясь, вслух пробормотал Сергей и ощутил на себе пристальный взгляд управлявшего мотоциклом Каминского.
— Серега, ты часом не заболел? — в голосе Петра сквозило откровенное удивление.
— Это ты о чем? — не понял Буренков, зачем-то рассматривая тлеющую в руке папиросу, словно ища в ней ответ на заданный другом вопрос.
— Я несколько минут наблюдаю и вижу — странный ты какой-то сегодня! Шепчешь что-то непонятное себе под нос, лицо постоянно меняется, а взгляд вообще иногда становится отсутствующий, будто витаешь где-то в далеких облаках!
— Не бери в голову, со мной все в порядке, просто воспоминания нахлынули разные!
— Ну, тогда ладно! Будешь жить! — ухмыльнулся Каминский и легонько похлопал ладонью по бензобаку: — Хочешь, дам порулить немного, заодно и отвлечешься от своих раздумий?
— Нет, спасибо, я уже в колясочке пригрелся! Тем более что скоро начнутся холмики, овраги и прочие бугорки, значит, мотоцикл будет прилично трясти. А здесь в люльке ножки вытянул, расслабился, и хорошо! Одно удовольствие — тебя везут, а ты сиди, кури и командуй себе на здоровье! Так сказать, осуществляй руководство!
— Нечто похожее я и ожидал услышать, товарищ лейтенант! — рассмеялся Петр. — Хитрован ты калужский, Буренков, понятно?! У меня, между прочим, шея начинает уже неметь, а кое-кто, безусловно, догадывается об этом, но пользуется званием, чтобы уставшему другу не помогать!
— Что поделаешь, уважаемый товарищ красноармеец! — улыбнувшись, ответил Сергей. — У начальства есть свои привилегии!
— То-то я смотрю, как Артем Тимофеевич ими пользуется — полдня маринуется в чреве броневика, благо, что хоть башня сверху открытая, а все равно там жара, наверное, градусов под сорок и духота! — парировал Каминский. — К тому же он, на всякий случай, майор и возраст соответствующий!
— Так я и говорю, тяжела командирская доля, кто бы сомневался! — вывернулся Буренков. — А ты мне — садись за руль! Нехорошо, Петя!
Лейтенант выбросил окурок в придорожную траву и, глубоко зевнув, потянулся всем телом, не забыв, однако, придержать левой рукою пулемет. От долгого нахождения практически в одной позе заломило поясницу. Вдобавок ему неожиданно захотелось спать. Буренков с силой провел ладонью по лицу и несколько раз моргнул глазами, отгоняя сон. Кажется, помогло.
«Ладно, шутки в сторону, — решил он, — Каминский, видимо, действительно уже устал, иначе бы молчал на эту тему, надо его сменить!»
Сергей повернулся к другу и потянул его за рукав гимнастерки:
— Петруха, ты меня уговорил, теперь я поведу аппарат! Давай, вырвись чуток вперед! Видишь вон ту невысокую горку? На ней остановишься, чтобы другие мотоциклы не тормозить, и быстренько махнемся местами!
— Слушаюсь, мой командир! — дурашливо ответил Каминский, увеличивая скорость.
«М-72», выбрасывая из-под колес ошметки подсыхающей дорожной грязи, буквально взлетел по пологому склону на холм, и тут взорам разведчиков предстала вереница движущихся навстречу мотоциклов и полугусеничных бронетранспортеров с белыми крестами, отчетливо выделявшимися на их темных бортах. До противника было около полукилометра.
— Твою мать, немцы! — выдохнул Буренков. — Петька, живей назад!
Каминский резко крутанул руль, разворачивая тяжелую машину, и повернул рукоятку управления дросселями в положение «полный газ». Мотоцикл, едва не встав в какое-то мгновение на дыбы, с сильнейшей пробуксовкой устремился вниз…
* * *
…Извилистая проселочная дорога унылой серой лентой петляла между зеленых холмов, покрытых сочной травой, над которой возвышались силуэты аккуратных пушистых молоденьких сосен и тянущихся к небу стройных берез. Но, несмотря на яркие краски последнего месяца лета, низко висящие тучи, а также постоянно чередующиеся длинные спуски и затяжные подъемы своим нескончаемым однообразием вызывали чувство глубокого безразличия и отрешенности к происходящему вокруг.
Именно в таком состоянии находился унтер-офицер Артур Нотбек, управлявший тяжелым «BMW R75». Место пулеметчика в коляске мотоцикла занимал обер-лейтенант Прольтер. Всегда общительный и веселый, сейчас он не проронил ни слова за более чем три четверти часа, что отряд разведчиков вермахта находился в пути.
«Наверное, тоже пребывает в апатии, — подумал Артур, бросив мимолетный взгляд на застывший чеканный профиль обер-лейтенанта, — вопрос только, с чем это связано? Вряд ли с погодой и рельефом местности, как у меня. На железного человека Прольтера это совсем не похоже. Скорее всего, командир понимает, что приказ Ридмерца в части открытой схватки с наступающими танковыми колоннами русских абсурден до невозможности и обрекает нас всех на верную гибель в случае его беспрекословного выполнения! С другой стороны, ослушаться непосредственного начальника он тоже не может. Очевидно, это собственное бессилие что-либо изменить и гнетет обер-лейтенанта!»
Прольтер, безусловно, не мог читать мысли, вертевшиеся в голове у его подчиненного.
Однако едва Нотбек завершил свои умозаключения, обер-лейтенант повернул к нему маловыразительное лицо и спокойным, лишенным эмоций голосом спросил:
— О чем задумались, унтер-офицер?
— О жизни, господин обер-лейтенант! — уклончиво ответил Нотбек.
— Или о смерти?
— Никак нет! Я еще слишком молод и совсем ее не боюсь! — рассмеялся Артур.
…И здесь Нотбек был абсолютно искренен. Приблизительно через неделю после того памятного майского дня, когда он чудом уцелел во время нападения советских диверсантов на кортеж оберста Мейснера, унтер-офицер попал под сильнейший артиллерийский обстрел, оказавшись в его эпицентре, и с изумлением понял, что совершенно не испытывает страха! Нечто схожее происходило с Артуром потом еще несколько раз, и всегда результат был таким же. Вероятно, пережитый стресс что-то основательно перевернул в его психике и сознании…
— Не обманывайтесь, Нотбек, боятся все! По крайней мере, психически здоровые люди! А вы на душевнобольного не похожи!
— И все-таки это правда, господин обер-лейтенант! — Артур переключил передачу и добавил газу, собираясь «штурмовать» очередной нудный подъем.
— Ладно, Нотбек, вам, безусловно, виднее! — задумчиво сказал Прольтер, недолго помолчал, а затем продолжил, резко сменив тему разговора и слегка понизив голос: — Я хотел попросить вас кое о чем, если сегодня меня убьют…
— Извините, господин обер-лейтенант, что перебиваю, но почему вас должны убить?
— Предчувствие нехорошее! — нахмурил брови обер-лейтенант и похлопал нагрудный карман своего офицерского мундира. — Артур, здесь лежит письмо для моей жены, адрес указан. Если я погибну, то отправьте его, хорошо?
— Хорошо, — не по уставу ответил Нотбек, удивившись про себя, насколько сентиментальным оказался его командир, — но вы же можете попросить об этом лейтенанта Берхоппа или кого-то еще…
— С Берхоппом у меня некоторые разногласия, — обер-лейтенант на секунду замялся, но затем его голос вновь обрел силу, и следующая произнесенная им фраза больше походила на приказ. — Короче, я прошу вас, Нотбек, и хватит об этом!
Прольтер умолк и, играя желваками, невидящим взглядом уставился вдаль, ясно давая понять, что доверительный разговор окончен. Вначале Артур не сообразил, с чем связана такая разительная перемена, произошедшая с командиром. Но потом вспомнил о ходивших по батальону упорных слухах, из которых вытекало, что лейтенант Берхопп, являвшийся активным членом НСДАП, и офицер в третьем поколении Прольтер были между собой, что называется, «на ножах», причем (об этом говорили только шепотом) по неким политическим мотивам! И для Артура все сразу встало на свои места…
…Тем временем «BMW» под его управлением бодро катился вперед. Движущиеся следом мотоциклы и полугусеничные «Ганомаги» не отставали, сохраняя положенную дистанцию…
* * *
…Быстро объяснив возникшую ситуацию остальным разведчикам и дав им указание скрытно наблюдать за приближающимися гитлеровцами, Буренков сильно толкнул Каминского вбок, что, видимо, означало «поехали скорей». По крайней мере, Петр воспринял болезненный для него жест именно так и резко сорвал мотоцикл с места, едва не потеряв при этом лейтенанта, чуть не выпавшего из коляски во время «стартового рывка». «М-72» помчался навстречу замедляющей ход советской бронетанковой колонне.
Проскочив по обочине головные машины, Каминский затормозил перед «тридцатьчетверкой» командира танковой бригады, впритирку за которой ехал, кстати, и броневик майора Кочергина. Лязгнув гусеницами, танк замер, и из открывшегося башенного люка появилась обтянутая шлемофоном голова полковника Сергея Семеновича Думинина.
— Что случилось, тезка? — контрастно блестевшие на испачканном смазкой лице серо-зеленые глаза комбрига смотрели на вылезшего из коляски Буренкова внимательно и тревожно.
— Немецкий моторизованный отряд метрах в семистах впереди по пути нашего следования, товарищ полковник! — Сергей, обозначая направление, ткнул большим пальцем себе за спину, попутно мысленно отметив, что майор Кочергин покинул броневик и спешит к ним. — Мы насчитали четыре бронетранспортера «Ганомаг» с пехотой и семь мотоциклов. Там за холмом широченная впадина с очень ровным дном, словно у подноса из столовой общественного питания. Фрицы сейчас как раз в ней, движутся в нашу сторону!
— А что насчет танков? — спросил подошедший к лейтенанту Кочергин.
— Танков мы не видели! Только «Ганомаги» и мотоциклисты! Судя по всему, разведка!
— Что будем делать, товарищ комбриг? — повернувшись к Думинину и немного задрав голову вверх, спросил Артем.
— Внезапно атаковать! — рот полковника скривился в некоем подобии улыбки. — Несколько легких «Т-60» ударят фрицев в лоб прямо с бугра, а «тридцатьчетверки» объедут холм с двух сторон и возьмут гитлеровцев в клещи! КВ-1 нам пока не понадобятся!
— А мои ребята чем займутся? — пытливо взглянул на полковника Кочергин.
— Твои орлы, Артем Тимофеевич, будут преследовать уцелевших фашистов, если таковые, конечно, останутся! — коротко рассмеялся Думинин, но сразу посуровел. — Все, парни, за дело!..
Кивнув подчиненным, полковник исчез внутри танка. Кочергин с сосредоточенным лицом быстрым шагом направился к своему бронеавтомобилю.
— Товарищ майор! — крикнул ему вслед Буренков, сноровисто усаживаясь в коляску мотоцикла. — А где Гертруда Артемовна?
— С Ермишиным и Бодаревым в арьергарде! — обернувшись, ответил Кочергин и усмехнулся: — Одна на оба трофейных мотоцикла в роли бортового стрелка! У них там, понимаешь, некомплект личного состава!..
* * *
— Не нравится мне это место, Нотбек! — произнес обер-лейтенант Прольтер, напряженно глядя по сторонам. — Гиблое оно какое-то! Наш отряд здесь как на ладони! Ни укрытий, ничего!
Немецкие разведчики в этот момент достигли середины высохшего озера, плоское дно которого лейтенант Буренков сравнил с подносом. По странному капризу природы здесь не росли деревья или кусты, а редкая трава выглядывала лишь одинокими островками из сплошь покрытой трещинами земли.
— Может, увеличить скорость, господин обер-лейтенант? — взглянув на командира, спросил Артур. — Дорога-то ровная! Пара минут…
— Тихо, Нотбек! — оборвал его Прольтер, вытянув шею вперед, будто хотел заглянуть за постепенно увеличивающийся в размерах близлежащий холм. — Слышите гул?
Артур навострил уши, машинально сбросив газ. И, как только двигатель мотоцикла, заработав без нагрузки, изменил свою тональность, унтер-офицер тоже услышал становившийся с каждой последующей секундой все громче уже даже не гул или шум, а скорее рокот и рев. Такой звук могли издавать только моторы!
— Это танки, командир! — воскликнул Нотбек.
— Да уж точно не зерноуборочные комбайны! — без тени иронии ответил Прольтер, подняв в характерном жесте левую руку вверх и сжимая пальцами другой закрепленный на коляске пулемет. — Быстро гони к лейтенанту Берхоппу, его бронетранспортер головной! Нужно сообщить в батальон координаты русских!
— А может, это наши отступают? — спросил Артур, делая разворот и направляя мотоцикл к остановившимся неподалеку «Ганомагам».
Ответом на его вопрос стали раздавшиеся позади гулкие выстрелы танковых орудий. В одно мгновение несколько сюрреалистичный, но все же мирный пейзаж озерной котловины превратился в кромешный огненный ад.
Первые снаряды разнесли на куски три мотоцикла вместе с экипажами и вывели из строя сразу два бронетранспортера. Выпрыгнувшие наружу солдаты попали под разящий перекрестный огонь курсовых пулеметов «тридцатьчетверок», обрушивших свинцовый шквал с левого и правого флангов, и через считаные секунды их окровавленные тела нелепыми бесформенными манекенами уже валялись на земле. Следующим залпом советские танкисты накрыли еще один бронетранспортер, превратив его в груду исковерканных кусков железа, перекрученных вперемешку с человеческими останками, больше похожими на обуглившиеся головешки.
Нотбек, каким-то шестым чувством угадывавший, где разорвется очередной снаряд, ловко маневрировал и сумел-таки доехать до пока еще не поврежденного «Ганомага» лейтенанта Берхоппа. Механик-водитель полугусеничной машины в это время попытался ее развернуть, выводя из-под обстрела, и Артуру пришлось резко вильнуть, чтобы уклониться от могучего корпуса, угрожающе нависшего прямо над мотоциклом.
— Не подъезжай к нему близко! — запоздало крикнул обер-лейтенант и выпустил длинную очередь из пулемета по советским танкам, прекрасно отдавая себе отчет в том, что с таким же успехом он мог швыряться в русских камнями.
Неподалеку раздалось еще несколько взрывов, разметавших в стороны уже мертвые тела, лежавшие на земле, а затем огонь на короткое время утих. В этот момент над бортом появилась голова лейтенанта Берхоппа. Судя по выражению перекошенного лица, член НСДАП был в панике. Но Прольтер не мог себе позволить тратить драгоценное время на осмысливание психико-эмоционального состояния офицера. Обер-лейтенанту было необходимо выполнить приказ и срочно передать информацию в батальон, а сделать это мог сейчас только Берхопп!
Привлекая к себе внимание, Прольтер принялся махать рукой и закричал:
— Берхопп! Немедленно свяжитесь с майором Ридмерцом! Вы меня слышите?
Лейтенант, очевидно, уловив свое имя, медленно повернул голову и устремил на Прольтера и Нотбека полубезумный взгляд вытаращенных глаз.
«Берхопп не понимает, что от него хотят!» — сообразил Артур.
— Связь, лейтенант, связь! — продолжал надрывать голосовые связки Прольтер, выпрямившись над коляской практически в полный рост.
Неожиданно его тело забилось, будто в судорогах, и неестественно выгнулось дугой, а спина густо покрылась темно-красными рваными отметинами с неровными краями. Обер-лейтенант захрипел, изо рта показались кровавые пузыри. Мутным взглядом он посмотрел на Артура, силясь что-то сказать, но вместо слов из его груди вырвалось глухое клокотание. Прольтер резко обмяк, и лишь рука Нотбека, схватившая командира за ремень, удержала сразу ставшее безвольным тело от падения на землю.
В буквальном смысле запихнув окровавленного обер-лейтенанта в коляску, Артур машинально посмотрел на бронетранспортер, следовавший с мотоциклом параллельными курсами, и встретился взглядом с лейтенантом Берхоппом, в глазах которого, еще недавно почти бессмысленных, он прочитал нескрываемые радость и торжество!
Но «недолго музыка играла»! Русские возобновили ураганный обстрел, быстро поразив двумя снарядами набиравший скорость «Ганомаг». Первый взрыв разворотил колесную часть шасси и добрую половину левых опорных катков. Накренившийся бронетранспортер потерял управление и зарылся сплющенным «носом» в грунт. А через мгновение осколочно-фугасный снаряд пробил борт в том самом месте, где находился Берхопп, и лейтенант просто исчез в дыму и пламени всепоглощающего разрыва!
Из экипажа бронетранспортера в этом коллапсе непостижимым образом уцелел лишь пулеметчик, с упорством обреченного продолжавший вести огонь из «MG-34», но лишь до тех пор, пока смертоносный град 20-миллиметровых снарядов, выпущенных одним из советских легких танков «Т-60», не прострочил по диагонали снизу вверх слабо бронированный корпус «Ганомага». Прямым попаданием стрелку оторвало голову, а на ее месте тотчас распустился ярко-красный «цветок», — это из разорванной артерии фонтаном хлынула кровь. Обезглавленный труп, рефлексивно дергаясь, простоял в вертикальном положении еще целую секунду и лишь затем повалился на металлический пол.
Впрочем, этих подробностей Нотбек уже не видел. Лавируя между воронками, дымящимися обломками и изуродованными телами, он несся прочь, пытаясь выскользнуть из устроенной русскими чудовищной мясорубки. Несколько снарядов разорвались в опасной близости, едва не перевернув мотоцикл сильнейшей ударной волной, но Артур, вцепившись в руль, смог удержать на ходу трехколесную машину.
Внезапно обстрел прекратился. Нотбек оглянулся назад и сразу заметил, что за ним вдогонку устремились два советских четырехколесных бронеавтомобиля.
«Хотят взять меня живым, — скрипнув зубами, догадался унтер-офицер, — иначе бы просто расстреляли из пулеметов! Что же, попробуйте, догоните!»
Он прибавил газу, и «BMW» через минуту выскочил из проклятой котловины, в которой так бесславно погиб разведывательный отряд под командованием обер-лейтенанта Прольтера…
* * *
…Преодолев около километра по грунтовой дороге, причудливо извивавшейся среди зеленых холмов, Артур опять обернулся и, не сдержавшись, громко выругался вслух — русские броневики, которые, по его расчетам, должны были уже прилично отстать, наоборот, значительно сократили дистанцию и уверенно настигали мотоцикл унтер-офицера.
Не понимая, как такое возможно, Нотбек попытался резко ускориться, но, несмотря на все усилия, сделать этого не смог. И только сейчас до Артура дошло, что четырехтактный двигатель мотоцикла работает с перебоями и не обладает достаточной приемистостью.
«Только бы не заглох! — промелькнуло в его голове. — Хотя, если я буду и дальше продолжать так ползти, то русские все равно очень быстро меня достанут, и не видать тогда унтер-офицеру Нотбеку спасительного моста, как своих ушей!»
Но, очевидно, провидение в этот день благоволило Артуру, и ему, только что вырвавшемуся без единой царапины из жуткой бойни, опять повезло. Вот что произошло.
Через семь минут погони советские бронемашины почти уже догнали «BMW» и были от него, как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Нотбек отчетливо слышал гул 50-сильных моторов. Ему даже стало казаться, что он спиной ощущает жар, исходящий от их раскаленных цилиндров!
В этот момент проселочная дорога, окруженная на данном участке с обеих сторон вплотную подступившими к ней холмами, пошла в тягучий подъем, вначале которого до той поры более-менее ровное грунтовое полотно было основательно повреждено, — посередине проложенной различной бронетехникой достаточно заметной колеи зияла глубокая воронка диаметром около метра. Эта яма не могла послужить препятствием для широких «Ганомагов», пропускавших ее под днищем между своих гусениц и колес. Что касается приземистых мотоциклов с колясками, то они, как правило, медленно объезжали воронку по наклонному склону одного из холмов.
Именно так и поступил сейчас унтер-офицер Нотбек, успешно ее миновавший, что называется, «пешком». Маневр немецкого мотоциклиста решил повторить и механик-водитель советского «БА-64», двигавшегося следом за ним. Но он допустил две ошибки — слишком поздно затормозил и не учел, что центр тяжести его бронеавтомобиля расположен сравнительно высоко, а межколесное расстояние на каждой из осей недостаточно велико.
И когда теряющий мощность мотоцикл Нотбека с грехом пополам все же заехал на холм, то унтер-офицер вместо шума двигателя услышал раздавшийся за спиной глухой удар, от которого содрогнулась земля. Немного скатившись вниз, Артур остановил мотоцикл, обернулся назад и не смог сдержать улыбки, потому что едва не протаранивший его «BMW» грозный русский броневик теперь неуклюже лежал на боку, опрокинувшись на правый борт и полностью закрывая дорогу для второй машины, замершей неподалеку!
Рядом с еще крутящимся по инерции в горизонтальной плоскости задним левым колесом «БА-64» ошеломленно застыл совсем юный красноармеец, наверное, механик-водитель. Его круглое веснушчатое лицо выглядело испуганным и растерянным. А из башни, кряхтя и отчаянно матерясь, выбирался суровый взрослый мужик, судя по виду офицер, с коротко стриженной седой головой, показавшийся Нотбеку смутно знакомым.
Почувствовав на себе взгляд, мужик повернул голову, недобро посмотрел на все еще улыбающегося с вершины холма немецкого унтер-офицера и свирепо погрозил ему кулаком.
И Артур неожиданно вспомнил, где видел седого русского, — это был тот самый «раненый майор», жестко вырубивший Нотбека возле заброшенных складов 18 мая текущего 1942 года!
«Судьба!» — подумал Нотбек, машинальным движением поправляя винтовку за спиной, и тронул мотоцикл с места.
Трехколесная машина, набирая ход, резво покатилась под уклон. Артур обернулся еще раз, скорее для порядка, чтобы убедиться, что погони за ним нет, но позади все было чисто. Русские преследователи остались на другой стороне холма.
Тогда Нотбек, наклонившись к коляске, правой рукой достал из нагрудного кармана мундира погибшего обер-лейтенанта Прольтера письмо, засунул его себе за пазуху и с чувством выполненного долга поехал к своим…
Глава 16
— Ну, что, Артем Тимофеевич, наигрался в казаков-разбойников? — в голосе полковника Думинина звучала неприкрытая ирония.
— Пока еще нет, Сергей Семенович! — улыбнувшись, ответил Кочергин.
Разговор происходил около трех часов дня в березовой роще, под аккомпанемент разрывающихся вдалеке артиллерийских снарядов. Это гитлеровцы усердно «перепахивали» окрестности высохшего озера в тщетной надежде уничтожить бронетанковую колонну советских войск, которой там уже, естественно, не было.
— То есть ты считаешь нормальным, когда взрослый дядька в звании майора, занимающий должность командира батальона, лично гоняется за немецкими мотоциклистами?
— Просто мой бронеавтомобиль и еще одна машина находились ближе всех к месту боя. Вот я и решил собственной персоной, так сказать, взять за жабры этого фашиста!
— Молодец! — саркастически усмехнулся комбриг. — Немца не догнал, новый броневик едва не угробил, сам чуть башку не свернул! У меня слов нет, чтобы продолжать!
— Насчет броневика согласен, товарищ полковник, неувязочка вышла! А то, что фриц удрал, на мой взгляд, даже хорошо!
— Как тебя понимать, майор? — нахмурился Думинин.
— Да очень просто! — вновь улыбнулся Кочергин. — По моему разумению, чудом спасшийся немец вернулся к своим, рассказал начальству про засаду и показал на карте место, где это произошло. Его командиры сообщили координаты артиллеристам, которые уже на протяжении двух часов самозабвенно утюжат пустой квадрат, напрасно расходуя в огромном количестве драгоценные боеприпасы! А, значит, на нашу долю этих «гостинцев» останется намного меньше! Снабжение ведь у фашистов тоже не резиновое и снаряды как листья на деревьях у них не растут!
— Твоя правда, — комбриг провел ладонью по щеке, ощупывая колючую щетину, — а что, группа лейтенанта Гилькевича, посланная на разведку к мосту, вернулась?
— Так точно, пятнадцать минут назад!
— И какие новости принесли твои ребята?
— Не самые обнадеживающие, товарищ полковник! Как мы и предполагали, мост хорошо защищен, а дорога, ведущая к нему, отлично простреливается. На нашем берегу немцы вырубили все кусты в окрестностях моста и вырыли танковые окопы, в которых разместили средние «T-III» и «T-IV». Парни насчитали шесть подобных огневых точек, укрытых маскировочными сетями. Также два танка «T-IV» стоят на мосту, перекрывая его практически на всю ширину. На противоположном берегу реки слева и справа от моста оборудованы позиции зенитчиков. При необходимости они могут вести огонь из орудий по наземным целям прямой наводкой. Еще несколько легких танков и бронетранспортеров «Ганомаг» спрятаны неподалеку в березняке. Это не считая дюжины пулеметных расчетов, расположенных в окрестностях моста с восточной стороны, как сказал Гилькевич, в шахматном порядке. Наверняка у гитлеровцев имеются в наличии и минометы. В общем…
— В общем, скрытно подобраться и наскоком захватить этот мост нам не удастся! — перебил майора Думинин, с досадой хлопнув ладонью себя по бедру. — У тебя есть какие-нибудь мысли, Артем Тимофеевич?
— Обижаете, товарищ полковник! — хитро прищурился Кочергин.
— Так не томи, майор, выкладывай!
— Вот что я думаю, — Артем развернул карту и ткнул в нее пальцем, — в полутора километрах от моста выше по течению реки и, что самое главное, на нашем берегу находится оборудованный немцами причал, возле которого стоит несколько небольших судов и грузовой теплоход. Информация достоверная, поскольку ребята на обратном пути не поленились сделать крюк и подобрались поближе к этой «лодочной станции». Так вот, Гилькевич в бинокль заметил легкий дымок из теплоходной трубы и парочку фашистов на палубе, таскавших какие-то ящики. Еще он засек двух полусонных часовых, скучающих на вышках, и больше фрицев не видел, что косвенно говорит о малочисленности охраны. Также парни наблюдали швартовку речного буксира, из чего, в свою очередь, следует, что как минимум данное судно на ходу, вероятно, и другие тоже в порядке. Но это можно узнать только на месте, запустив дизеля и…
— Слишком витиевато выражаешься, Артем Тимофеевич, давай попроще и ближе к делу, — недовольно поморщился комбриг, — время не ждет!
— Тут я поспорю, времени у нас вагон, ведь операцию начнем лишь с наступлением темноты! Если, конечно, вы ее одобрите! Впрочем, буду лаконичен. Ночью мои хлопцы тихо ликвидируют караульных возле причала, потом остальных фрицев и уведут одно из судов. Затем скрытно подойдут на нем к мосту, быстренько перебьют охрану, захватят объект и будут его удерживать до подхода основных сил, то есть вашей танковой бригады! Такой вкратце у меня план, Сергей Семенович.
— А почему нельзя просто связать плоты и на них сплавиться к мосту? Зачем все так усложнять?
— Объясняю! Рядом с берегом в тех местах, где можно спустить на воду плавсредство, деревьев практически нет. Плюс сильно болотистая почва, по которой и налегке-то передвигаться тяжело, не то что с бревнами на плечах. Если ребята издалека попрут стволы на себе, то выдохнутся, еще не приступив к выполнению задания. А технику использовать нельзя — сразу внимание гитлеровцев привлечем, да и опять же почва не позволяет, вязкая слишком. Поэтому остается только причал! — развел руками Артем и, видя, что комбриг колеблется, тут же бодрым голосом добавил: — Даже не сомневайтесь, Сергей Семенович, все сделаем красиво!
— Красиво было на бумаге, да забыли про овраги! — покачал головой Думинин. — Хорошо ты излагаешь, майор, а только многого не учел!
— Поясните, товарищ полковник!
— Пожалуйста, раз ты уверен, что цейтнота у нас нет, то попробуем, не торопясь, разложить все по полочкам. Насчет плотов, не спорю, — плохая идея, забыли про них и рассматриваем исключительно твой вариант. Итак, допустим, вы проникли на причал и бесшумно нейтрализовали фашистскую охрану. Сразу возникает два вопроса. Во-первых, скажи мне, кто поведет твое пресловутое судно? Тут нужен профессионал с соответствующей квалификацией!
— За это не беспокойтесь, Сергей Семенович, есть у меня в батальоне парочка ребят с опытом работы на речном флоте! Они не подкачают, ручаюсь!
— А один из них, случайно, не лейтенант ли Буренков?
— Почему вы так решили? — абсолютно искренне удивился Кочергин.
— Так он же у тебя в батальоне главный специалист по мотоциклам и автомобилям, по сухопутному транспорту, так сказать. Я и подумал, может, он и в речном транспорте дока!
— Буренков прекрасный водитель и механик, спору нет, но в этой операции к штурвалу встанет совершенно другой человек!
— Отчего же? — изумился Думинин.
— Судно, — Артем замялся, подбирая нужные слова, — не автомобиль, а река не шоссе, — это совсем иная стихия, понимаете? Тут надо чувствовать и ощущать все по-другому. Мне сложно объяснить…
— Ладно, я тебя понял, — полковник махнул рукой, — можешь не продолжать! Поехали дальше. Вопрос номер два: каким образом удастся незаметно подплыть к мосту?
— Подойти, товарищ полковник, — улыбнувшись в очередной раз, поправил комбрига Артем. — Суда ходят, а плавают фекалии в проруби, извините за каламбур!
— Подплыть, подойти, какая разница! Ты не увиливай и к словам не придирайся, а отвечай на заданный вопрос!
— Слушаюсь! — посерьезнел Кочергин. — Итак, насчет скрытности. В августе под утро, да и по ночам тоже, над рекой часто стелются настолько густые туманы, что на расстоянии двух-трех метров уже ничего не видно. Как только мы отойдем от причала, то сразу заглушим машину и, управляя рулем, как корабль-призрак тихонечко спустимся вниз по течению прямо к мосту, а дальше уже дело техники. Ну, и без удачи и везения здесь, конечно, тоже не обойтись. Сами понимаете, заранее всего предусмотреть нельзя!
— А если тумана не будет?
— Тогда пойдем совершенно открыто и нагло, с включенными навигационными огнями и под развевающимся на мачте гитлеровским флагом! Часть моих разведчиков, по-любому, облачится в немецкую форму, не важно, опустится туман или нет, поэтому со стороны все будет выглядеть естественно и натурально! Правда, в этом случае без стрельбы вряд ли обойдется, но мост мы захватим, ручаюсь! Вы же знаете, товарищ полковник, я свое слово всегда держу!
— Ну, что же, Артем Тимофеевич, убедил! — кивнул головой Думинин. — Да и иных вариантов, честно говоря, я все равно не вижу. Помощь какая-нибудь нужна?
— Так точно, Сергей Семенович! Дайте мне человек пять толковых механиков-водителей и наводчиков, знакомых с устройством вражеских танков. Попробуем долбануть по фрицам из их же «панцеров», что стоят на мосту!
— Не вопрос, выделю людей, сколько требуется! Скажу начальнику штаба, он лучших ребят подберет! Когда они тебе нужны?
— В двадцать два ноль-ноль, не раньше! Пускай спокойно поужинают и немного отдохнут!
— Заметано! — улыбнулся полковник, протягивая Кочергину руку, которую тот крепко пожал. — В десять вечера танкисты будут у тебя. Я тоже подойду, договоримся по поводу условных сигналов и другие подробности обсудим заодно!
Думинин неторопливо пошел к наскоро разбитой в полусотне метрах штабной палатке, но, сделав несколько шагов, остановился, видимо, вспомнив нечто существенное, и окликнул удаляющегося Кочергина:
— Артем Тимофеевич, минутку погоди, еще один вопрос!
— Слушаю, товарищ полковник! — обернулся Кочергин.
— А кто возглавит твою диверсионную группу?
— Вы разве до сих пор не догадались? — в светло-зеленых глазах Артема замельтешили лукавые смешинки. — Ваш покорный слуга!
— Почему-то я так и думал, — негромко сказал полковник, вздохнув, — не можешь ты, Кочергин, по-человечески руководить. Все норовишь в самое пекло влезть! Я запретить тебе, к сожалению, не могу, это прерогатива командира корпуса, а с ним сейчас даже связи нет. Но объясни мне, бестолковому, почему нельзя отправить вместо себя капитана Нефедова или того же Красильникова? Они умные грамотные ребята, все исполнят в лучшем виде, или я не прав?
— Конечно, правы, товарищ комбриг! — легко согласился Кочергин и непроизвольно постучал ладонью по березе, возле которой стоял. — Но помните, я говорил про двух парней из батальона, ходивших на судах?
— Пока еще склерозом не страдаю, продолжай! — ответил Думинин, не совсем понимая, куда клонит Артем.
— Один из них красноармеец Петр Каминский, он техникум речной окончил, имеет диплом и навигацию за плечами, будет на трофейной посудине капитаном и одновременно рулевым.
— Отлично, а кто второй?
— А это я, — расплылся в улыбке Артем и, прочитав глубокое сомнение в недоуменном взгляде полковника, пояснил: — В молодости трудился на флоте в качестве матроса, диплома нет, однако с дизелями всегда был на «ты», так что за механика вполне сойду и Каминского в рубке заменить смогу в случае чего! Нам к треклятому мосту надо очень аккуратно подойти и сделать это с первой же попытки, тут без навыков и опыта никак не обойтись, а Нефедов и Красильников штурвал-то видели, наверное, только в кино. Поэтому извините, Сергей Семенович, но альтернативы моей кандидатуре нет!
— Ладно, майор, ты меня окончательно запутал! Дуй к своим пиратам, вечером договорим!
Сдвинув брови к переносице, Думинин потряс головой, будто отгоняя рой назойливых мух и, беззвучно шевеля губами, направился к штабной палатке.
Кочергин торжествующе посмотрел ему вслед, но веселое выражение быстро исчезло с его лица, уступив место сосредоточенности и задумчивости. Майор закурил и, выпуская изо рта невесомые колечки сизого дыма, пошел в противоположную сторону, где под сенью деревьев расположился на отдых его батальон…
* * *
…Когда Нотбек остановил мотоцикл возле моста, его встретили так, будто он вернулся с того света. Офицеры и солдаты, многих из которых Артур едва знал, окружили покрытого копотью и пылью разведчика и молча смотрели на него, как на воскресшего покойника.
Все слышали мощную орудийную канонаду, внезапно начавшуюся полчаса назад в той стороне, куда ранее отправился на разведку отряд под командованием обер-лейтенанта Прольтера, и быстро прекратившуюся. Наступившая затем тишина весьма красноречиво говорила о том, что схватка была ожесточенной и скоротечной. А отсутствие связи с отрядом подтверждало самые худшие опасения. И внезапное появление Нотбека, у которого в коляске «BMW» покоилось обмякшее и изрешеченное пулями тело обер-лейтенанта Прольтера с безжизненно склоненной на грудь головой, некоторые сослуживцы Артура восприняли достаточно суеверно.
Впрочем, судя по лицу майора Ридмерца, лично он не верил в оживших мертвецов. Растолкав столпившихся возле мотоцикла подчиненных, командир батальона подошел к Нотбеку вплотную и уставился на него пронзительным немигающим взглядом своих бесцветных глаз.
— Доложите, что произошло, унтер-офицер! — хриплый голос Ридмерца звучал неприязненно и осуждающе, словно Нотбек был виноват в том, что чудом остался в живых, а не погиб вместе с остальными.
— Отряд попал в засаду, господин майор, — негромко ответил Артур, — это случилось в десяти километрах отсюда. Место там открытое, и мы стали легкой мишенью для русских танкистов. Они расстреливали нас, как в тире — спокойно и методично.
— Сколько было вражеских танков?
— Я успел разглядеть пятнадцать «тридцатьчетверок» и несколько легких машин, а также два бронеавтомобиля, но, думаю, что их значительно больше!
— Меня не интересуют ваши догадки, Нотбек! — закричал Ридмерц, побагровев. — Вы должны были раздобыть точные сведения о русских!
Артур молчал, понимая, что возражений от него не ждут. Он принял некое подобие строевой стойки, вытянув руки по швам и глядя поверх головы майора, который уже начал его раздражать.
— И объясните, каким образом у обер-лейтенанта оказалась продырявлена спина, а не грудь! — продолжал вопить Ридмерц. — Вы, наверное, удирали, спасая свои шкуры!
— Никак нет, господин майор! — не выносивший хамства и оскорблений, Нотбек сжал кулаки и едва не послал командира куда подальше, но вовремя сдержался. — Мы попали под перекрестный огонь, стараясь добраться до бронетранспортера лейтенанта Берхоппа, чтобы сообщить в батальон координаты противника! Обер-лейтенант вел себя мужественно и погиб, как настоящий офицер вермахта! Когда я вывел мотоцикл из устроенной русскими ловушки, он был уже мертв!
— А почему Берхопп сам не передал донесение? — взяв себя в руки, уже более спокойным тоном спросил Ридмерц.
Как известно, майор слыл наблюдательным человеком. Поэтому, увидев, что Нотбек может «взорваться», он решил палку не перегибать и до конфликта, в котором мог пострадать его командирский авторитет, не доводить.
— Он не успел этого сделать, господин майор! Я видел, как лейтенанта разорвало снарядом на куски, а затем через некоторое время был уничтожен и его «Ганомаг»!
Нотбек не стал говорить, что Берхопп в самый ответственный момент элементарно утратил контроль над собой и, возможно, стал, пусть и косвенным, виновником гибели обер-лейтенанта Прольтера. Унтер-офицер понимал, что мертвых уже не вернуть, и не хотел вдаваться в детали.
— А кроме вас еще кто-нибудь уцелел?
— Боюсь, что нет! Мы угодили в настоящую бойню, и я до сих пор не понимаю, как спасся!
— Ладно, Нотбек, покажите мне место, где это произошло, и можете идти отдыхать! До завтра вы свободны!
Ридмерц открыл полевую сумку, извлек оттуда сложенную вчетверо карту и, придерживая за края, расстелил ее на сиденье мотоцикла. Майора нисколько не смущало, что рядом в коляске все еще находился труп обер-лейтенанта Прольтера…
Глава 17
— Вы были правы, товарищ майор, ничего не видно, глядишь, как в молоко! — Сергей Буренков опустил бинокль и протер ладонями глаза, словно это могло помочь разогнать окутавший реку и ее берега плотный густой туман.
— Что и требовалось доказать, — с удовлетворением прошептал Кочергин, выбивая пальцами на примятой траве одному ему понятную дробь.
Разведчики лежали на пологой вершине холма, который плавно переходил в открытую равнину, простиравшуюся до самой реки. Как и предсказывал днем Артем, видимость была практически нулевая, поэтому ни освещенного причала, ни стоящих возле него судов разглядеть не представлялось никакой возможности. Но советским диверсантам этого и не требовалось, поскольку предусмотрительный Кочергин еще засветло отправил в данный район группу наблюдателей во главе со старшим лейтенантом Емельяном Булаковым, скрупулезно изучивших подходы к причалу, расположение судов и постов немецкой охраны и вплоть до мельчайших подробностей передавших всю собранную информацию присоединившимся к ним около двух часов ночи боевым товарищам.
— Вы что-то сказали, товарищ майор? — удобно устроившийся на плащ-палатке слева от Артема старший лейтенант повернул к командиру свое умное худощавое лицо.
— Это я сам с собой беседую, с ума схожу потихоньку, не обращай внимания! — отшутился Кочергин и посмотрел на часы. — Однако бежит время. Ты вот что, Емельян, заканчивай подкожный жир наращивать, хватай своих ребят, и чешите домой! Километрах в трех отсюда стоит расщепленный дуб, он крестиком обозначен на карте. Идете прямо к нему, понял? Там неподалеку укрылся старшина Ермишин с двумя бойцами и семью мотоциклами. На них все вместе и поедете. Когда вернетесь в расположение, сразу разыщи командира бригады полковника Думинина и доложи ему, что и как. В общем, разберешься!
— А может, все-таки подстраховать вас, Артем Тимофеевич? Вдруг замысел сорвется и придется отходить под вражеским огнем? Мы бы с горочки прикрыли.
— Ни в коем случае! — покачал головой Кочергин. — В таком сплошном тумане фашисты вряд ли в нас попадут, если дойдет до стрельбы. Но и вы будете палить в белый свет, как в копейку! Согласись, обидно шальную пулю от своих получить!
— Как скажете, товарищ майор, — судя по изменившейся интонации голоса, Булаков немного обиделся, — желаю удачи!
— Не дуйся, Емельян! — слегка потрепал его по плечу Кочергин. — Войны хватит на всех!
Старший лейтенант вместо ответа что-то тихо пробурчал себе под нос, резко встал на ноги и, инстинктивно пригнувшись, направился к ожидавшим его неподалеку красноармейцам, неразличимым за похожей на вату белой дымкой. Через несколько секунд с каждым шагом теряющая свои очертания фигура Булакова окончательно исчезла в густой пелене.
— Все стали такими обидчивыми, куда деваться, — обращаясь к слышавшему весь разговор и терпеливо молчавшему Буренкову, «пожаловался» Артем, — распустил я вас, Серега, как пить дать!
— Есть маленько, товарищ майор, добрый вы слишком! — незаметно для командира ухмыльнулся Буренков. — А насчет Емели не переживайте! Он парень отходчивый, поворчит чуток и забудет!
— Ну, спасибо, родимый, утешил! — беззвучно рассмеялся Кочергин. — Ничего, вот наступит затишье, и сразу начнем заниматься строевой подготовкой, будем подтягивать, так сказать, дисциплину! Между прочим, нас командир бригады Думинин, правда, по другому поводу и, очевидно, в шутку, но уже пиратами называет, понятно? Надо положить этому конец!
— Батальон майора Флинта, — отвернувшись, прошептал Сергей и прыснул в кулак, — а что, неплохо звучит!
— Я не расслышал, лейтенант, повтори! — сощурил глаза Кочергин.
— Я говорю, что полностью вас поддерживаю, Артем Тимофеевич, но мне строевая подготовка категорически противопоказана!
— А это еще почему, сачок? Только не втирай, что у тебя ревматизм и суставы болят!
— Никак нет, товарищ майор, здесь как раз все в полном порядке!
— За чем же дело стало, мой друг?
— Артем Тимофеевич, вы помните, что я по специальности профессиональный водитель!
— Рад бы забыть, да ты не даешь!
— Вот, — расплылся в улыбке Сергей, — а где вы, товарищ майор, видели марширующего шофера! Это же нонсенс!
— Пожалуй, ты прав, строем ходить не будешь, — задумчиво произнес Кочергин, уловил торжествующую искру, промелькнувшую в глазах Буренкова, и неожиданно для того продолжил скороговоркой: — вместо этого мы с Петькой Каминским тебя пострижем и укоротим знаменитый чуб!
— Никогда! — лейтенант обхватил голову руками, словно уже чувствовал, как прикасаются ко лбу страшные ножницы, коварно блестящие в руках его лучшего друга. — Согласен маршировать строем и в одиночку, Артем Тимофеевич, хоть каждый день, даже картошку чистить готов, но чуб не отдам!
— Ловлю на слове, Серега! — улыбнулся майор и снова взглянул на часы. — Четверть третьего ночи. Ладно, похохмили и будет. Давай за ребятами, кавалер, пора заняться делом!..
* * *
…По мере приближения рассвета окутавший землю туман становился все гуще и причудливее. Несмотря на кажущуюся однородность, он состоял из бесчисленного множества постоянно меняющих объем и форму образований, связанных между собой непреложными законами физики и природы. И движущиеся ползком среди этих невесомых облаков разведчики больше напоминали обезличенных сказочных персонажей или даже привидений, чем живых, состоящих из плоти и крови, людей.
Первым, осторожно сминая высокую сырую траву и синхронно подтягивая к телу разноименные руки и ноги, медленно, почти беззвучно перемещался красноармеец Николай Семенюкин. Предваряя очередное движение своих конечностей, он под углом втыкал в почву тонкий стальной щуп, проверяя наличие мин на маршруте следования группы. За ним по проложенной «тропе», не отклоняясь ни на четверть дюйма в сторону, ползли остальные. Всего отряд советских диверсантов насчитывал шестнадцать человек, включая командира и пятерых танкистов из бригады полковника Думинина.
Преодолев по-пластунски несколько сотен метров, группа достигла проволочных заграждений, опоясывающих по периметру территорию, прилегающую к причалу. Оглянувшись назад, Семенюкин приглашающе мотнул головой и сноровисто откатился влево, освобождая место для сержанта Верхогонова, своими габаритами очень напоминавшего Павла Ермишина, но только без усов. По-хозяйски расположившись возле колючей проволоки, Верхогонов извлек из вещевого мешка специальные саперные ножницы, в его могучих руках казавшиеся маникюрными. Перевернувшись на спину, сержант перекусил две стальные нитки, тянувшиеся снизу, и аккуратно зацепил торчащие острые концы за третий ряд «колючки».
В образовавшийся проход, извиваясь ужом, сразу проскользнул Алик Бодарев, за ним лейтенант Буренков и еще пятеро бойцов, все переодетые в немецкую военную форму. В их задачу входило бесшумно уничтожить охраняющих причал фашистов и подать условный сигнал майору Кочергину, который вместе с Каминским, Семенюкиным, Верхогоновым и танкистами остался снаружи охраняемой зоны…
Оказавшись на территории причала, Буренков в очередной раз быстро прокрутил в голове информацию, полученную от наблюдателей старшего лейтенанта Булакова. Из нее следовало, что охрану этого объекта осуществляли восемь солдат, возглавляемые фельдфебелем. Вражеские дозорные располагались на двух деревянных вышках, установленных в противоположных углах огороженного колючей проволокой периметра на равновеликом удалении от реки, — по одному человеку на вышке. Остальные гитлеровцы в свободное от несения службы время, как правило, отдыхали в единственном более-менее приспособленном для этого здании бывшей конторы, переоборудованном в некоторое подобие казармы и караульного помещения одновременно.
Все прочие строения представляли собой дряхлые конструкции с частично или полностью обвалившейся крышей и пустовали. Часовые дежурили по три часа. И, по расчетам Буренкова, до смены караула оставалось еще около пятидесяти минут.
— Ну, что же, приступим к нашим играм, — чуть слышно прошептал Сергей и коснулся рукой лежащего рядом Бодарева, показав ему два растопыренных пальца.
Поскольку «роли» были распределены заранее, то Алик и без слов понял, что означает жест лейтенанта. Он легонько кивнул головой и вместе с красноармейцем Терентием Шагуниным пополз вперед. Исчезнув в тумане, бойцы разделились. Каждый направился к «своей» вышке, чтобы нейтрализовать дежуривших на них немцев, естественно абсолютно не подозревавших о приближении скорой и неминуемой смерти.
Тем временем Буренков с другими разведчиками, перемещаясь короткими перебежками, достигли темной оштукатуренной стены импровизированной караулки, в правой части которой яркими желтыми пятнами выделялись три светящихся окна. Приподнявшись на цыпочки, Сергей осторожно заглянул в одно из них. Его взгляду предстала следующая картина.
В заставленной разномастными шкафами комнате за письменным столом сидел пухлый, внешне смахивающий на хомяка, фельдфебель и в задумчивости грыз карандаш, рассеянно глядя на разлинованный журнал, лежащий перед ним. Немного в стороне, прислонив винтовки к шифоньеру, на обитых дерматином стульях развалились двое солдат. Их лица выражали полнейшее равнодушие.
«Трое, это многовато даже для меня!» — подумал Буренков и подал знак одному из бойцов, подзывая его к себе.
— Слушаю, товарищ лейтенант, — тихо произнес красноармеец, прижимаясь спиной к холодной стене рядом с Сергеем.
— Андрюха, там внутри трое, — наклонившись к уху разведчика, произнес Буренков. — Нужно выманить кого-то из фрицев на улицу, остальных я возьму на себя. Можешь помяукать, чтобы на нервы давило?
— Это запросто, — еле слышно ответил боец и осторожно прочистил горло, прикрыв рот ладонью. — Приступать?
— Потерпи чуток, котяра, — краешками губ улыбнулся Буренков, — подождем Терентия и Алика.
— Я здесь, — из тумана стремительной тенью вынырнул Шагунин и, предвосхищая логично напрашивающийся вопрос, шепотом добавил: — Часового снял, его солдатская книжка у меня.
— Молодец, — вполголоса похвалил разведчика Сергей, напряженно всматриваясь в клубящуюся густую пелену. — Но где же Бодарев?
Чтобы не быть случайно обнаруженными неприятелем, разведчики отбежали на десяток метров от здания и затаились. В тревожном неведении прошла минута, затем другая. Буренков уже начал потихоньку нервничать, что случалось с ним крайне редко, но внезапно туман «расступился», и наконец появился Алик с измазанным кровью лицом.
— Крепкий попался, немчура, — хрипло произнес он, опускаясь на корточки, — едва совладал!
— Ты не ранен? — Сергей пристально взглянул на юношу. — Физиономия вся в крови!
— Это фрица, — отмахнулся тот, вытирая щеки рукавом. — Я в порядке, отдышусь малость, и все!
— Ладно, тогда с Шагуниным останетесь здесь, а остальные за мной!
Пятеро диверсантов, подобно призракам, скользнули вперед и заняли позицию около входной двери, расположенной посередине продолговатого строения. Сергей жестами объяснил бойцам, что и в какой последовательности они должны будут сделать, и кивнул головой Андрюхе:
— Начинай свои брачные игры, Казанова!
Тот усмехнулся в ответ, пригнувшись к земле, переместился под одно из освещенных окон и через мгновение издал оттуда такой натуральный душераздирающий кошачий вой, что Буренков, готовившийся к чему-то подобному, все равно чуть не получил инфаркт!
— Ма-ау-уу! Ма-у-у! Ма-уу-уу! — не жалея голосовых связок, самозабвенно надрывался боец, прерываясь лишь на секунды, чтобы перевести дух. — Ма-уа-уу-уу!
Неудивительно, что бодрствовавшие в караульном помещении фашисты терпели эту «симфонию» очень недолго! Буквально через минуту с начала «концерта» открылась входная дверь, и на низеньком крыльце появился долговязый гитлеровец с винтовкой в руках.
— Поганая русская кошка! — раздраженно воскликнул он, прищуренными глазами вглядываясь в окутанную мутной пеленой темноту. — Иди сюда! Я вышибу тебе мозги!
— В следующей жизни, — выдохнул хорошо понимавший немецкую речь Сергей, неожиданно появившись у фашиста за спиной.
Молниеносным движением лейтенант вонзил в грудь солдату нож, одновременно зажав ему рот свободной рукой. Острый, как бритва, клинок вошел по самую рукоятку точно между пятым и шестым ребрами. Гитлеровец дернулся, вытянувшись струной, и засучил ногами, но вскоре затих.
Вытащив из трупа нож и отпустив обмякшее тело, Буренков шагнул через порог, оказавшись в небольшом предбаннике, слабо освещенном лампочкой, тускло мерцавшей на потолке. Отсюда внутрь помещения вели две расположенные друг напротив друга двери. Сергей красноречиво показал рукой на одну из них подоспевшим следом разведчикам, а сам, достав из голенища сапога второй нож, распахнул ту, которая вела в комнату, где находились «хомяк» — фельдфебель и другой вражеский солдат.
— Ну, что, Курт, прогнал сумасшедшего кота? — спросил «хомяк», не поднимая глаз от стола.
Это были последние слова, произнесенные им, потому что в следующий миг блестящий клинок, со свистом разрезав пропитанный человеческим потом и табаком спертый воздух душной комнаты, пробил фельдфебелю печень! Взмахнув руками, гитлеровец вместе со стулом, на котором сидел, опрокинулся навзничь, глухо ударившись массивным затылком об пол.
Буренков, не медля, тремя гигантскими прыжками покрыл расстояние, отделявшее его от уже вскочившего на ноги второго немца, и нанес чудовищный по силе удар справа сверху и вниз, очевидно, намереваясь пригвоздить своего противника к стене. Но в самый последний момент тот сумел увернуться, и страшный нож лейтенанта, промелькнув в сантиметре от шеи фашиста, продолжил движение по искривленной траектории и воткнулся в боковую стенку деревянного шкафа, намертво в ней застряв. А Сергей, потеряв равновесие, врезался плечом, словно тараном, в возвышавшийся рядом громоздкий сейф. И, пусть непроизвольно, но оказался спиной к врагу, чего категорически допускать было нельзя. Немец не растерялся и воспользовался оплошностью Буренкова, схватив левой рукой лейтенанта за горло и прижав его к себе.
«Сейчас фриц вынет свой ножичек и продырявит мне почку!» — абсолютно спокойно подумал Сергей, будто речь шла не о нем, а о совершенно постороннем и незнакомом человеке.
Четко осознавая, что промедление смерти подобно, разведчик не стал тратить драгоценное время на то, чтобы попытаться разжать пальцы, крепко сжимавшие его шею. Вместо этого он согнул правую руку и нанес три резких коротких удара локтем, метя фашисту в живот. Как минимум один из них достиг цели, потому что хватка противника внезапно ослабла. Буренков стремительно обернулся и взял на излом кисть врага, заставив того выронить зажатый в ней нож.
Немец болезненно вскрикнул, но тотчас же мощно двинул разведчику кулаком в ухо. Не обращая внимания на «заигравший» в голове оркестр народных инструментов и развивая успех, Сергей вцепился руками гитлеровцу в мундир, завалился вместе с ним на спину, одновременно упершись ему ногой в живот, и, сгруппировавшись, рывком перебросил солдата через себя. Пока фриц в коротком полете совершал нелепый переворот, Буренков ловко кувыркнулся назад и вновь оказался на ногах в момент, когда противник с грохотом растянулся плашмя на полу.
Не давая ему опомниться, лейтенант подпрыгнул и всей своей массой рухнул врагу на грудь, сломав коленями несколько ребер, а для верности рубанул еще ребром ладони в выпирающий острый кадык, раздробив щитовидный хрящ. Солдат захрипел, выпучив застывшие в бесконечной муке глаза. Сергей хотел повторить свой удар, но удержался, по быстро стекленеющему взгляду определив, что фашист уже почти мертв.
— Товарищ лейтенант, — раздавшийся позади голос заставил Буренкова стремительно обернуться к двери, — у вас все нормально?
Возле порожка с автоматом на изготовку застыл Андрюха.
— Бывало и лучше, — ответил Сергей, растирая ноющую шею. — Вы закончили?
— Так точно! Немцы готовы, все четверо! У нас потерь нет!
— Хорошо! Беги на улицу и подай сигнал, а то Артем Тимофеевич уже нервничает, поди!
— Есть! — боец исчез так же внезапно, как и вошел.
Лейтенант подошел к телу фельдфебеля, выдернул нож и обтер лезвие о штанину покойника, только сейчас заметив, что ноги предательски дрожат. Видимо, сказывалось напряжение скоротечной, но жестокой рукопашной схватки.
«Эка тебя пробрало, Серега, — подумал он, засовывая нож в сапог. — Днем в голову кошмары лезли, сейчас конечности трясутся, раньше такого не было! Соберись, разведка!»
Буренков несколько раз сильно ущипнул себя за бедро и почувствовал, что неприятные ощущения прошли. Не теряя времени, он торопливо обыскал мертвецов, забрав у них документы. Потом, машинально проверив, на месте ли пистолет, попытался извлечь застрявший в стенке шкафа второй нож, но, как ни старался, ничего не выходило. Изготовленная из натурального дуба мебель не хотела отдавать свою добычу.
Между тем снаружи донесся характерный звук, очень похожий на уханье филина в ночи.
«Условный сигнал! — понял Сергей, прекратив свои бесплодные попытки, и быстрым шагом направился к двери. — Значит, пора встречать режиссера! Спектакль продолжается!»…
Глава 18
…Лейтенант Кланке, устало облокотившись на изъеденные ржавчиной перила моста, тоскливым взглядом смотрел прямо перед собой. Он заступил в караул всего час назад, но офицеру казалось, будто прошли целые сутки. Возможно, тому виной был туман, по внутренним ощущениям Кланке поглощавший пространство и время.
«Быстрей бы уже наступило утро, может, появится солнце и разгонит пелену! — подумал он, длинно сплевывая вниз. — Хотя в этой непредсказуемой стране и погода соответствующая, ничего нельзя предугадать заранее. Утром ясно, а с обеда ливни на три дня да тучи комаров, так и норовящих высосать из тебя всю кровь. А какая жуть творится зимой! Снега по пояс, ни проехать, ни пройти. Мороз пробирает до самых костей, ледяной ветер обжигает лицо. Одно слово — ужас! И что я тут забыл?!»
Досадливо передернув плечами, лейтенант отлепился от ограждения, вышел на середину моста и покрутил головой в поисках часовых, чьи посты находились неподалеку. Но, несмотря на яркий электрический свет мощных прожекторов, никого разглядеть не смог.
— В такой завесе я скоро не увижу собственных сапог, — проворчал Кланке и полез в карман за сигаретой, прекрасно зная, что курить на посту даже ему, начальнику караульной смены, строжайше запрещено.
Неожиданно с западной оконечности моста послышался звук шагов, по мере приближения становившийся все отчетливее.
«Вот же не спится кретинам, покурить спокойно не дадут, лунатики ущербные! — выругался про себя Кланке, раздраженно запихнув сигарету обратно в пачку и на всякий случай расстегнув кобуру. — Кто может шляться в такой час? Рановато вроде…»
Закончить мысль он не успел, потому что из начинающей слегка розоветь дымки «выплыл», по-другому и не скажешь, тот, кого лейтенант меньше всего хотел сейчас увидеть, — майор Ридмерц собственной персоной!
— Принесло тебя на мою голову, — прошептал Кланке, вытягиваясь в струну.
— Вольно, лейтенант, — судя по голосу, Ридмерц был явно не в духе, однако прочесть что-либо на его лице не представлялось возможным. — Доложите обстановку!
— Все тихо, господин майор, ничего подозрительного!
— Когда вы обходили посты?
— Пятнадцать минут назад! Там мышь не проскочит!
— Хорошо, после моего ухода проверьте часовых еще раз, — задумчиво протянул Ридмерц, размышляя, видимо, совсем о другом. — И будьте настороже, иначе можете повторить судьбу обер-лейтенанта Прольтера и его отряда! Понятно?
— Так точно, господин майор! — глядя на искривленную переносицу командира батальона, четко ответил Кланке.
Ридмерц молча постоял еще с минуту, потом развернулся и направился восвояси.
«Зачем он приходил? — лейтенант стряхнул с кителя несуществующую пылинку и запоздало оправил мундир. — Наверное, переживает за Прольтера и других погибших минувшим днем. Вот и не находит себе места. Хотя на майора это совсем не похоже!..»
Кланке был прав, но только в одном — Ридмерц действительно переживал, и очень сильно. Но не за обер-лейтенанта Прольтера, мирно упокоившегося в одинокой могиле на речном берегу, и не за полсотни человек, навсегда оставшихся лежать в котловине высохшего озера! Покойники его абсолютно не интересовали! Командир разведывательного батальона волновался исключительно за самого себя, имея на то чрезвычайно веские причины.
Суть заключалась в том, что в отправленном вечером в штаб дивизии донесении Ридмерц лишь вскользь упомянул о потерях среди личного состава вверенного ему подразделения.
Основной же упор был сделан на якобы уничтоженных отрядом Прольтера восьми советских танках и четырех бронемашинах! Таким образом, в глазах вышестоящего руководства Ридмерц представал не преступником или как минимум бездарным командиром и глупцом, отправившим на смерть кучу народа, а вполне грамотным военачальником, хотя и не героем.
Но существовал человек, который мог опровергнуть ложные сведения, переданные майором начальству. Это был унтер-офицер Артур Нотбек, как известно, единственный уцелевший в недавнем страшном бою. Именно данный факт и тревожил Ридмерца, не давая ему заснуть!..
* * *
…Ласковый плеск воды, чуть заметно раскачивавшей в своих нежных объятиях дремлющие возле причальной стенки суда, приятно успокаивал и расслаблял. Ничто не нарушало безмятежную умиротворенность шедшей на убыль августовской ночи: спали птицы, не лаяли бродячие собаки, молчали неистовствовавшие прошедшим днем кузнечики. Даже полевые сверчки, эти менестрели темноты, уже окончили свои вокальные упражнения, затаившись в ожидании приближающегося рассвета. И вооруженные люди в количестве шестнадцати человек, собравшиеся плотным кружком на тесной палубе одного из речных катеров, тихой беседой совершенно не мешали окружающей их гармонии.
В этой группе сразу бросался в глаза мужчина средних лет крепкого телосложения с коротко стриженными седыми волосами, выделявшийся из общей массы тем, что именно он в основном и говорил, сопровождая негромко произнесенные слова весьма красноречивыми и понятными для других жестами. Остальные, как правило, лишь односложно ему отвечали или согласно кивали головой. Разговор велся исключительно на русском языке, хотя больше половины из присутствующих были облачены в форму военнослужащих вермахта! Кстати, сам «оратор», явно возглавлявший небольшой отряд, носил на плечах очень скромные погоны обычного немецкого солдата. Что, впрочем, его нисколько не смущало, ведь в Красной Армии он имел звание майора, командовал батальоном, а попутно еще и являлся обладателем достаточно распространенной в Советском Союзе фамилии. Как нетрудно догадаться, этим человеком был Артем Тимофеевич Кочергин, проводивший инструктаж своих подчиненных в преддверии самой опасной части задуманной им операции.
— Итак, повторю вкратце еще раз алгоритм наших действий, — Кочергин надел на голову пилотку, которую до сих пор зачем-то держал в руках. — Когда мы подойдем к мосту, Каминский рулем будет удерживать катер возле одной из его промежуточных опор, пока группа не покинет судно, перебравшись с борта на спускающуюся от верхнего ограждения к воде металлическую лестницу. Первыми идут лейтенант Буренков и переодетые фашистами ребята, за ними танкисты, потом все остальные. Ваша задача: без выстрелов захватить середину и восточный участок моста. Мы с Петром в это время пристанем к берегу и выйдем на мост с запада. По сведениям Гилькевича, там стоят всего двое или трое часовых, так что сложностей, я думаю, не возникнет. Вам, парни, будут противостоять около десяти человек караульных плюс офицер и экипажи танков, поэтому действуйте быстро и решительно, но без лишней суеты. Помните, что на нашей стороне туман!..
— Разрешите, товарищ майор! — весьма бесцеремонно перебил командира Буренков.
— Говори! — повернулся к лейтенанту Артем.
— Меня очень беспокоит, что у нас нет конкретной информации по количеству часовых. Как бы не попасть впросак. Гилькевич-то осуществлял наблюдение днем, а к ночи фашисты наверняка усилили охрану!
— Возможно, но совсем не обязательно! — Кочергин внимательно посмотрел Сергею в глаза и неожиданно жестко спросил: — А даже если и так, то разве это что-то меняет, товарищ лейтенант?
— Конечно, — не обращая внимания на металлические нотки, отчетливо прозвучавшие в голосе командира, хитро прищурился Буренков. — Вы с Петькой на том берегу только вдвоем будете, товарищ майор. Надо бы еще ребят с собой прихватить, вдруг не справитесь!
— Тьфу ты! — с облегчением воскликнул Кочергин, показывая лейтенанту увесистый кулак. — Я уж грешным делом подумал, что ты робеешь, Сережа!
— Никогда! — дурашливо наклонил голову Буренков. — Не дождетесь!
— Фуражку не потеряй, герр офицер! — усмехнулся Артем, намекая на гитлеровскую форму со знаками различия лейтенанта-артиллериста, в которую был одет Сергей, и добавил, обращаясь к улыбающимся бойцам: — У кого-нибудь еще будут замечания, предложения?
Все отрицательно покачали головами, лишь неугомонный Буренков, как старательный школьник на уроке у любимого учителя, приоткрыв от усердия рот, вытянул руку вверх.
— Что еще у тебя, заноза? — Кочергин кинул взгляд на часы. — Говори быстро, через три минуты отходим! И давай, без шуточек своих привычных!
— Я и не собирался хохмить, — ответил Сергей, принимая озабоченный вид. — Тут другое, товарищ майор. Видимость почти нулевая. Как бы нам по ошибке не перестрелять друг друга на мосту. Нужен условный сигнал или пароль!
— А про это я и забыл, каюсь, виноват! — Артем хлопнул себя ладонью по лбу. — Какие будут мысли, ребята?
— Нарукавные повязки отпадают, — произнес Семенюкин, шмыгнув носом, — и кричать, словно птица, не каждый умеет. А слова запомнить нетрудно!
— Согласен, — поддержал товарища Бодарев. — Пароль — «Калуга», отзыв — «Череповец»! По-моему, неплохо!
— Хорошо, принято! — утвердительно кивнул Кочергин. — А теперь, хлопцы, все, кроме Каминского, по местам! «Немцы» в носовую часть, остальные укройтесь за ходовой рубкой и машинным отделением! Курить и громко разговаривать запрещено!
На палубе возникла небольшая толкотня, впрочем, быстро прекратившаяся. Когда все заняли свои места, Артем выбил пальцами дробь по поручню закрепленного болтами на задней стенке рубки трапа и взглянул на Петра:
— Что скажешь, морской волк? Обойдемся без дизелей?
— Думаю, да, — Каминский потер мочку уха, непроизвольно скривив рот. — Судно удачно расположено по отношению к береговой линии, поэтому, когда скинем чалки, я немножко поиграю рулем, и нашу ласточку понесет течением в сторону моста. Кстати, Артем Тимофеевич, на данном типе катеров устанавливается только один двигатель!
— Ладно, не придирайся к словам, шкипер! Лучше скажи, ты проверял рулевой привод, а то отчалим, и понесет нашу неуправляемую бригантину в какой-нибудь Индийский океан!
— Еще нет, но даже если порвутся или уже вышли из строя штуртросы, то я просто вставлю румпель и буду управлять катером вручную!
— Тогда последний вопрос: почему ты выбрал именно катер, а не теплоход, который, по словам Гилькевича, дымил прошедшим днем? Из-за габаритных размеров, наверное?
— Совершенно верно, Артем Тимофеевич! Управлять грузовой бандурой значительно сложнее, а с выключенной силовой установкой точно подойти к опоре моста, развернуться бортом перпендикулярно к течению реки и стоять так некоторое время, чтобы ребята перебрались на лестницу, да еще не бросая якоря, практически невозможно. Якорь же использовать по-любому нельзя, фашисты тотчас услышат грохот цепи! Для примера, у нашего катера длина девятнадцать метров с копейками, и то будет сложно удерживать его на месте, а в теплоходе метров тридцать пять, не меньше! Как говорится, почувствуйте разницу!
— Жаль, что вечером ушел буксир, — почесав затылок, вздохнул Кочергин. — Он бы для наших целей подошел лучше всего! И по размерам, и по водоизмещению!
— Это точно, но придется использовать то, что имеем! — Каминский легонько постучал рукой по капу машинного отделения. — Жду ваших указаний, товарищ майор!
— Нет, ты же у нас капитан, вот всеми и руководи!
— И вами тоже?
— И мной! На судне должен быть только один начальник!
— А вы не обидитесь?
— С какой стати? — удивился Кочергин.
— Тогда отдать концы! — улыбнулся Каминский и добавил извиняющимся голосом: — Товарищ майор, скажите, пожалуйста, кому-нибудь из ребят, чтобы выполнили данную процедуру! А я за штурвал! Надо почувствовать, как слушается руль!
— Действуй, корсар! — усмехнулся Кочергин и пошел в сторону носового швартового кнехта. — Я сам все сделаю!
Завидев приближающегося командира, расположившиеся у лееров разведчики повернулись к нему, видимо, ожидая распоряжений.
— Отдыхайте пока, — Артем наклонился и принялся отвязывать толстый канат, ощущая на себе недоуменные взгляды бойцов.
Выполнив работу, он бросил свободный конец на причал, выпрямился и неожиданно почувствовал страшную давящую боль в голове, казалось, разрывающую на части его мозг. На доли секунды Кочергин потерял ориентацию в пространстве, а затем спазм прошел, причем так же стремительно, как и возник. В голове у майора словно образовалась большая зияющая пустота, а ноги стали тяжелыми. Испытывая смутное волнение и резко нахлынувшее осознание некой незавершенности, он столбом застыл на палубе, отстраненно наблюдая за катером, который, повинуясь течению, начал плавно разворачиваться против часовой стрелки. К счастью, в таком оцепенении Кочергин находился совсем короткое время.
«Я что-то забыл сделать!» — с тревогой понял Артем, постепенно приходя в себя и стараясь собрать все мысли воедино.
Он поднял глаза и, несмотря на туман, разглядел в ходовой рубке энергично размахивающего руками Каминского, который жестами показывал майору куда-то в сторону кормы.
«Твою мать, конечно, ведь надо скинуть второй швартов! — промелькнуло у Артема в мозгу. — А у меня ноги не идут!»
Майор облокотился на ограждение, поправил автомат и жестом подозвал к себе Бодарева.
— Алик, — обратился он к бойцу, — пулей беги на корму, там от кнехта отвяжи канат и выброси его на причал!
— Есть! — красноармеец опрометью бросился выполнять приказание.
— Проклятая контузия, — проворчал Кочергин, медленно направляясь следом за ним. — Не отпускает, зараза! И как же некстати!
Подойдя к двери рубки, он оперся на нее плечом и простоял в таком положении с минуту, пока не вернулся Бодарев, появившийся, будто привидение, из окутывавшей судно пелены.
— Все сделал, товарищ майор! — доложил Алик и посмотрел на свои ладони. — Веревка была замотана странным узлом, я раньше такого не встречал! Пришлось слегка попотеть!
— Это флот, парень, хоть и речной! — усмехнувшись, назидательно произнес Артем. — Здесь все надежно и основательно!
Кивнув бойцу, он открыл металлическую дверь, вошел в рубку и сообщил Каминскому:
— Мы отшвартовались, месье капитан!
— Я чувствую, — прошептал тот, плавно, словно баюкая грудного ребенка, вращая штурвал. — Выхожу на фарватер!
Лицо Петра было напряжено, взгляд сосредоточен. По гладко выбритой левой щеке пробежала капелька пота, оставляя за собой тоненький влажный след.
«Не буду его отвлекать! — решил Артем, присаживаясь на краешек рундука. — Лучше прикину, сколько по времени идти с выключенным дизелем от причала до моста при замеренной мной скорости течения один метр в секунду!»
Массируя пальцами лоб, Кочергин углубился в нехитрые расчеты и вскоре пришел к выводу, что путь займет менее получаса.
— Ух, — протяжный вздох, который испустил Каминский, заставил Артема поднять глаза, — кажется, вырвались на оперативный простор, товарищ майор!
— Хорошо, молодец! — вставая с рундука, похвалил разведчика Кочергин и посмотрел на стрелки своего наручного хронометра. — Три пятьдесят семь, пока из графика не выбиваемся!
— К восходу солнца будем возле моста! — убежденно произнес Каминский. — Здесь пятьдесят минут ходу!
— Откуда такая уверенность?
— Я, когда на причал вышел, сразу палочку в воду бросил и время засек, за сколько она один метр проплывет. Получилось за две секунды. Отсюда, соответственно, высчитал скорость течения реки. Потом общее расстояние от причала до моста, то есть приблизительно полторы тысячи метров, поделил на эту скорость и все!
— А как же ты на воде определил, что это именно метр, а, не скажем, два?
— У меня отменный глазомер, товарищ майор, и шестое чувство! Я не ошибаюсь!
— Хвастун, — улыбнулся Кочергин, — Серега номер два!
— Звали, Артем Тимофеевич? — в незаметно приоткрывшуюся дверь резко втиснулась голова лейтенанта Буренкова.
— Фу ты, напугал, едрена корень! — вздрогнул от неожиданности Кочергин. — Упоминал, и то вскользь, а ты, будто колдун, уже здесь!
— Могу и уйти, — Сергей сделал вид, что обиделся.
— Да нет уж, заходи, раз пришел! И объясни мне, старому маразматику, почему я кидал в реку незажженную спичку и насчитал одну скорость течения, а твой друг Петька совсем другую?
— Потому, что вы ошиблись, товарищ майор, — безапелляционно заявил Сергей, переступая через комингс.
— А он, значит, нет? — сбитый с толку подобной аргументацией, удивился Кочергин.
— Петр всегда прав, когда дело касается математических расчетов! Это многократно доказано на практике и сомнению не подлежит!
— Два сапога пара! И оба сели мне на шею! — беззлобно проворчал Артем. — Скоро небось и Бодарева научите пререкаться с командиром!
— Мы не пререкаемся, товарищ майор, — улыбнулся Петр, корректируя штурвалом курс, — а только ведем дискуссию! Так сказать, в поисках истины!
— А Бодарева мы учим только хорошему! — перемигнувшись с Каминским, подхватил Сергей. — И делаем особый упор на почтительном отношении к нашему уважаемому и любимому командиру, то есть к вам!
— Подхалим калужский, — рассмеялся Кочергин и потрепал лейтенанта за плечо, — врешь и не краснеешь! И язык у тебя без костей!
— Таким уж уродился, — с напускным смирением произнес Буренков, — меняться поздновато!
— Ладно, орлы, пойду к ребятам, свежим воздухом подышу! А вы вдвоем позубоскальте, душу отведите! Только смотрите, чтобы катер к берегу не снесло! — Артем вышел из рубки и направился в сторону кормы.
— Не беспокойтесь, товарищ майор, я контролирую ситуацию, — произнес Каминский, но растворившийся в тумане Кочергин расслышать его слов уже не мог…
* * *
…В этот весьма поздний или, скорее, очень ранний час бодрствовали не только диверсанты майора Кочергина, ожидающие от них сигнала полковник Думинин с подчиненными, а также часовые лейтенанта Кланке и страдающий бессонницей майор Ридмерц. Нервно расхаживавший по дощатому полу в одной из добротных крестьянских изб командир танковой дивизии вермахта генерал-майор Дильсман тоже не спал.
Причиной тому было донесение, полученное накануне вечером от вышеупомянутого майора Ридмерца. В своем докладе командир разведывательного батальона красочно и развернуто живописал потери русских, понесенные ими в бою с отрядом обер-лейтенанта Прольтера, не сообщив при этом самого главного, — конкретных сведений о составе и численности наступающих советских частей. И Дильсман, пребывая в неведении, ломал себе голову, не зная, что следует в данной ситуации предпринять.
«Если в стычке участвовало малочисленное вражеское подразделение, — размышлял он, — то, получив по зубам, дальше они не пойдут, а будут ждать подхода основных сил. Тогда становится понятным, почему русские не стали с ходу атаковать мост и, соответственно, время у нас еще есть. Но если разведчики Прольтера столкнулись с танковым полком или бригадой противника, то нападение может быть совершено в любой момент! В таком случае, нужно срочно отправлять подкрепление в район моста. А это значит: или задействовать резерв, или перебрасывать моторизованные части с северного участка. Сложная дилемма, но я бы не терял времени, а так и поступил. Однако в штабе корпуса об этом слышать не хотят и требуют четких разведданных. Вообще, на мой взгляд, самым правильным решением было бы просто взорвать проклятый мост под носом у русских, избавившись от геморроя. Но у штабных голов свое мнение. Им, видишь ли, нужно сохранить переправу в целости во что бы то ни стало. Наверное, задумали провести контрудар на данном направлении, тогда, конечно, все логично. Вот только мне от этого не легче! Что же делать?»
Генерал-майор подошел к столу, на котором была расстелена карта, и, кусая губы, невидящим взглядом уставился в нее, будто пытаясь в скоплении нанесенных на бумаге обозначений, символов и значков найти ответ на мучивший его вопрос! За этим занятием и обнаружил Дильсмана начальник разведывательного отдела танковой дивизии оберст-лейтенант фон Ройгс, заглянувший в просторную комнату после короткого стука в дверь.
— Разрешите войти, господин генерал-майор? — несмотря на «неурочное» время, голос фон Ройгса звучал бодро, впрочем, как и всегда.
— Это вы, Отто? — услышав знакомый тембр, не оборачиваясь, доброжелательно спросил Дильсман, прекрасно зная, каким будет ответ.
— Так точно! — фон Ройгс, справедливо посчитав, что разрешение получено, уверенно перешагнул через порог и замер возле двери. — Адъютант мне сказал, что вы еще не ложились, и я позволил себе зайти!
— И правильно сделали, — произнес Дильсман, жестом подзывая оберст-лейтенанта к себе.
Когда фон Ройгс подошел к столу, командир дивизии протянул ему небольшую по размерам бумажку, исписанную размашистым почерком.
— Отто, это рапорт майора Ридмерца! Ознакомьтесь с ним, я хочу услышать ваше мнение!
Оберст-лейтенант взял листок и быстро пробежал по нему глазами.
— Сведения, переданные командиром разведывательного батальона, весьма расплывчатые, господин генерал-майор! — сказал он, пожимая плечами, что обозначало у фон Ройгса сильную степень задумчивости. — В тексте сплошь и рядом расписаны победные реляции, которые у меня вызывают большие сомнения, а про русских четких данных нет! Где они, сколько у них танков, людей, неясно!
— Об этом я догадался и сам! — слегка раздраженно произнес Дильсман, забирая бумагу. — Какие у вас мысли по поводу данной, будем называть вещи своими именами, белиберды?
— Нужна основательная проверка, господин генерал-майор! — Фон Ройгс подобрался и замер в строевой стойке. — С вашего разрешения я лично отправлюсь в расположение разведывательного батальона и разберусь в возникшей ситуации!
— Хорошо, Отто, займитесь этим вопросом! Когда думаете ехать?
— Через тридцать минут, не позже, — взглянув на часы, ответил фон Ройгс.
— Прекрасно! Кого возьмете с собой?
— Лейтенанта Шригерта и пятнадцать человек вместе с ним на двух бронетранспортерах «Ганомаг»! Одна из машин оборудована дополнительной радиостанцией, и я сразу же свяжусь с вами, как только получу необходимую информацию!
— Действуйте, Отто, желаю удачи!
Сообразив, что разговор окончен, фон Ройгс отдал честь и, развернувшись через левое плечо, направился к выходу. Когда дверь за оберст-лейтенантом закрылась, Дильсман бросил на стол докладную Ридмерца, которую все еще держал в руке, затем пересек комнату и с глубоким вздохом опустился на стоявшую возле стены кровать, жалобно скрипнувшую под тяжестью его грузного тела.
— Пожалуй, все-таки надо часок вздремнуть, — прошептал генерал-майор, расстегивая мундир. — Скоро рассвет, а там уже не поспишь!
Командир дивизии скинул сапоги и блаженно вытянулся на узкой койке, застеленной грубым солдатским одеялом. Убеленная сединами крупная голова Дильсмана едва коснулась подушки, как он тотчас же провалился в сон, настолько крепкий, что даже прогрохотавшие через двадцать минут практически под окнами избы бронетранспортеры не смогли его разбудить…
Глава 19
…По мере приближения к мосту напряжение, казалось, повисшее в густой светлеющей пелене, ощущалось все сильнее. Лица бойцов, расположившихся на палубе катера, беззвучно скользящего по фарватеру реки, выглядели сосредоточенно и сурово. В глубине души многие волновались и абсолютно все осознавали, что эти минуты тишины могут стать для каждого из них последними в жизни.
Майор Кочергин отлично понимал состояние людей. Перемещаясь с кормы судна на нос и обратно, он говорил ободряющие слова подчиненным, некоторых, улыбаясь, похлопывал по плечу, стараясь личным примером воодушевить бойцов.
Заметив сидящего в одиночестве под иллюминатором рубки сержанта Верхогонова, Артем подошел к нему и опустился рядом на корточки.
— Ты что уединился, Григорий? — проникновенным шепотом спросил Кочергин.
— Тягостно мне, товарищ майор, — хмуро взглянув на Артема, тихо ответил сержант. — Все вроде нормально было, а тут вспомнил родных, дом, семью, и как-то резко накатило. Расстроился я, в общем, вот и сижу здесь, чтобы своей кислой рожей парней не смущать.
— Так не пойдет, разведчик, — улыбнулся Кочергин, легонько сжимая пальцами мощный бицепс на правой руке Верхогонова. — Ты же, Гриша, смотри, какой здоровяк, похлеще Ермишина будешь, а переживаешь точно малец. Гони тоску проклятую прочь и к ребятам пойдем. Скоро к мосту причалим, там разомнешься на фрицах, развеешь грусть вселенскую. Давай, вставай, атлант!
— А кто это? — поднявшись на ноги вслед за Артемом, спросил сержант.
— Ты про атланта, что ли? — удивился Кочергин, поправляя сползающую с головы пилотку. — Это же титан, могучий, выносливый и терпеливый, который в древнегреческих мифах держал свод небесный на своих плечах. Короче, полная твоя копия, только по-русски не говорил.
— Скажете тоже, товарищ майор, — смутился Верхогонов, польщенный таким сравнением. — Самое тяжелое, что я в жизни поднимал, так это ваш «Бантам» за передок и то с Иванычем на пару. Один бы не осилил.
— Погоди, Григорий, а зачем вы с Ермишиным машинку мою тягали?
— Так спор у нас возник, Артем Тимофеевич, кто сильнее: мы со старшиной или лейтенант Буренков с Каминским, Бодаревым и Шагуниным.
— То есть двое против четверых?
— Получается, так.
— И придумал это замечательное развлекательное мероприятие лейтенант Буренков, — скорее утвердительным, нежели вопросительным тоном произнес Кочергин.
— Ну, да, — согласно кивнул Верхогонов, — Серега, кто же еще.
— Массовик-затейник, блин, — прошептал Артем. — Все-таки надо обстричь ему чуб.
— Извините, я не расслышал, товарищ командир!
— Не бери в голову, Гриша, — усмехнулся левой половинкой рта Кочергин, — это я так, просто мысли вслух.
Повернувшись в сторону носовой части судна, Артем посмотрел вдаль, где за сплошным туманом начало вырисовываться огромное размытое желтоватое пятно, образованное ярким светом установленных на мосту прожекторов. Затем взглянул на часы, машинально постучал пальцами себя по бедру и, обращаясь к Верхогонову, сказал:
— Вот и мост, будь он неладен! Ты в порядке, сержант?
— Так точно, — совершенно иным, чем минутою ранее, тоном ответил Григорий, разминая широченные плечи. — Разрешите, я первым пойду, товарищ майор?
— Нет, дорогой мой, это место забито неким лейтенантом по фамилии Буренков, — произнес Кочергин и, прочитав на лице сержанта откровенное разочарование, тут же официальным тоном добавил: — А вы, товарищ Верхогонов, полезете на мост вторым. Идите, готовьтесь и не забывайте, что на вас советская военная форма, поэтому старайтесь там наверху не рваться вперед, демаскируя отряд!
— Есть вторым! — обрадовался Григорий, торжествующе сверкнув глазами и пропустив мимо ушей последнее предложение, сказанное командиром. — Держись, фашисты, будет вам сегодня утренняя гимнастика!
Он быстро пересек палубу и присоединился к бойцам, расположившимся в районе носового швартового кнехта. Вскоре к ним подтянулись Сергей Буренков вместе с другими разведчиками и танкистами. Таким образом, диверсионная группа за исключением Каминского, находившегося за штурвалом в рубке, собралась в полном составе.
Тем временем окутанный туманом мост неумолимо приближался. Прошло несколько минут, и из плотной невесомой дымки возникли очертания пролетных строений и промежуточных опор, к одной из которых вплотную должен был подойти катер. Наступал решающий момент, и очень многое сейчас зависело от мастерства рулевого.
И Петр не подвел! Как он смог так филигранно приблизить судно с выключенным дизелем к стальной лестнице, опускавшейся сверху до самой поверхности воды, осталось загадкой, наверное, даже и для него. Но против фактов, как известно, не попрешь. А они свидетельствуют о том, что движущийся со скоростью течения по речному фарватеру катер сначала немного вильнул в сторону, затем, разворачиваясь по часовой стрелке, описал плавную дугу и, потеряв ход, в конечном итоге буквально приклеился своим левым бортом к изготовленным из толстых уголков и покрытым облупившейся краской металлическим ступеням!
Первым, не медля ни секунды, ловко, будто обезьяна, с зажатым в зубах ножом начал карабкаться вверх Буренков. За ним с грацией медведя, которую, впрочем, компенсировала недюжинная физическая сила, устремился сержант Верхогонов, следом полезли Шагунин, Бодарев и остальные. Кочергину, следившему за действиями бойцов, показалось, что высадка продолжалась четверть часа, если не больше. На самом же деле на то, чтобы покинуть судно, у четырнадцати советских диверсантов ушло всего лишь три с половиной минуты!..
Окинув внимательным взглядом опустевшую палубу, Артем подошел к иллюминатору в передней части рубки и заранее условленным жестом дал понять Каминскому, что пора отходить.
Петр, кивнув в ответ, с облегчением вытер попавшимся под руку куском ветоши покрытый крупными каплями пота лоб и немного довернул влево штурвал. Повинуясь течению и рулю, катер своим невысоким бортом медленно «облизал» опору моста, а затем, оторвавшись от нее, неторопливо заскользил по воде. Тогда Каминский переложил руль, и судно, как раз пройдя под мостом, двинулось по незамысловатой траектории к заросшему камышами правому берегу реки…
* * *
…Перепрыгнув через ржавые перила, лейтенант Буренков крепко обхватил пальцами выкрашенную в черный цвет деревянную рукоятку ножа и настороженно огляделся вокруг. Убедившись, что все спокойно, он призывно махнул рукой Верхогонову, чья богатырская фигура показалась над ограждением моста. А сам отбежал на несколько шагов и замер, внимательно наблюдая, как вслед за сержантом и другие бойцы один за другим почти бесшумно преодолевают металлический парапет.
Дождавшись, когда отряд окажется в сборе, Сергей красноречивыми телодвижениями «разъяснил» подчиненным, что и кому надлежит делать. Получив указания, бойцы разбились на несколько мелких групп, рассыпавшись по всей ширине моста, и потихоньку двинулись вперед в направлении его восточной оконечности. Пятеро танкистов, как и было условлено ранее, шли редкой цепочкой немного позади разведчиков.
Буренков с двумя красноармейцами мягкими неслышными шагами перемещался по левой стороне моста. Внезапно чуткое обоняние лейтенанта уловило в свежем утреннем воздухе специфический аромат тлеющей сигареты.
«Кто-то из немцев закурил на посту, — понял Сергей, — и вероятнее всего, что офицер!»
Условным знаком предупредив товарищей о близости противника и поудобнее зажав в ладони нож, Буренков, крадучись, пошел, как принято говорить, «на запах», подсознательно отметив, что пробивавшийся сквозь туман свет прожекторов померк, уступив место характерным тонам набирающего силу рассвета. Где-то высоко в неразличимых пока небесах послышался нарастающий гул авиационных моторов.
«Значит, погода разгулялась, и скоро появится солнце, — с тревогой подумал лейтенант, разминая вращательными движениями кисти рук, — его лучи за минуты разгонят пелену, и мы окажемся как на ладони! Это не очень хорошо!»
Раздавшийся метрах в десяти правее негромкий звук глухого удара прервал размышления Буренкова. Сообразив, что Верхогонов с ребятами наткнулись на гитлеровских дозорных, он моментально напрягся, хищно раздувая ноздри и всеми органами чувств зондируя окружающее пространство. А между тем резкий запах табачного дыма становился все сильнее, и советскому диверсанту казалось, что он ощущает его терпкий привкус даже во рту.
Сергей, пригнувшись, отвел руку с ножом слегка назад и вовремя, потому что в следующую секунду перед ним, словно из-под земли, вырос силуэт лейтенанта вермахта с сигаретой в зубах! Фашист, сбитый с толку немецкой формой разведчика, вопросительно посмотрел на него, очевидно собираясь о чем-то спросить. Но Буренков не оставил ему на это времени, точным рассчитанным движением вонзив армейский клинок в горло вражеского офицера! Гитлеровец издал булькающий звук, закатил глаза и стал падать назад, однако Сергей успел подхватить уже мертвое тело и аккуратно, чтобы не было шума, опустил его вниз.
— Первый раунд за нами, господин лейтенант Кланке, — не разжимая губ, прошептал Буренков, бегло пролистав солдатскую книжку убитого и, кивнув ожидавшим его команды разведчикам, двинулся дальше…
* * *
…Успешно рассправившись с часовым, оказавшимся у них на пути, Верхогонов, Бодарев и Шагунин изменили тактику. Как и Буренков, они отчетливо слышали доносившийся сверху шум пролетающих самолетов и догадались, что облака расступились, а восходящее солнце скоро рассеет туман. Поэтому решили прибегнуть к следующей хитрости.
Верхогонов отдал Терентию свой автомат и с низко опущенной головой и поднятыми вверх руками пошел впереди, изображая пленного. А чуточку сзади и по бокам от него с каменными лицами, взяв «MP-40» на изготовку, шествовали переодетые немцами красноармейцы.
Благополучно миновав два пролета, разведчики в условиях быстро улучшающейся видимости подошли к крайней части моста, где фашисты накануне поставили танки и оборудовали огневую точку, выложив полукругом мешки, плотно набитые песком. За этим укрытием и расположился пулеметный расчет, состоявший из унтер-офицера и рядового, привалившихся спинами к импровизированному брустверу. Помимо установленного на сошки возле бойницы «MG-34» с заправленной лентой, рядом с каждым лежал пистолет-пулемет «МР-40». Чуть поодаль, опершись на перила ограждения и по очереди зевая, стояли трое вооруженных винтовками солдат.
Услышав приближающиеся шаги, караульные синхронно повернули головы и вскинули оружие, но, хорошенько рассмотрев, кто идет следом за русским, успокоились. Гитлеровская форма разведчиков ввела часовых в заблуждение.
— Гриша, берешь троих, пулеметчики наши, — прошептал Бодарев, скорчив свирепую физиономию, и подтолкнул стволом автомата между лопаток бредущего с поникшими плечами сержанта.
— Хорошо, — пробурчал тот, спотыкаясь и делая вид, что едва держится на ногах.
Неловкость русского вызвала довольные смешки у фашистов. Один из солдат, расслабленно закинув на плечо винтовку, отделился от своих товарищей и, естественно ничего не подозревая, сделал несколько шагов навстречу советским разведчикам.
— Где вы заарканили этого кабана? — весело спросил он.
— Я! — разобрав, и то не полностью, лишь последнее из всей фразы слово, улыбнулся Алик в ответ и резко толкнул Верхогонова в сторону рассмеявшихся и окончательно утративших бдительность врагов. — Действуй, Григорий!
— Кого ты свиньей назвал, урод! — пробежав по инерции несколько шагов и пружинисто оттолкнувшись ногами от земли, прорычал сквозь зубы сержант и, будто китобойный гарпун, врезался могучим плечом в грудь продолжавшего улыбаться фашиста.
Получив сильнейший толчок, сопоставимый, наверное, с лобовым ударом мчащегося на всех парах локомотива, солдат, размахивая руками и нелепо перевернувшись в воздухе, отлетел в сторону, с утробным звуком врезавшись в продолжавших стоять истуканами возле перил сослуживцев. Пока немцы, ругаясь и бестолково вытаращив глаза, пытались разобраться в возникшей сутолоке, Верхогонов преодолел разделявшую их дистанцию. В руке сержанта блеснул устрашающих размеров нож, и Григорий двумя размашистыми движениями отправил на тот свет соответствующее количество фашистов. Что касается третьего солдата, который абсолютно не соображал после столкновения с русским «кабаном» и своего короткого полета «в нижних слоях атмосферы», то разведчик, оставивший смертоносный клинок в одном из трупов, просто обхватил его поперек туловища руками и сбросил с моста вниз!
Бодарев и Шагунин тоже времени зря не теряли, сноровисто уложив на месте разящими ударами остро заточенных саперных лопаток опешивших пулеметчиков. Покончив с караульными, диверсанты забрались на броню гитлеровских танков и увидели, что все люки закрыты. Видимо, вражеские танкисты решили отоспаться и заперлись внутри своих «коробок». Тогда красноармейцы, чтобы выкурить немцев, стали готовить к применению самодельные дымовые шашки, изготовленные собственноручно Павлом Ивановичем Ермишиным. Верхогонов же с «машиненгевер» в руках устроился за мешками, прикрывая разведчиков с тыла. Водя пулеметным стволом из стороны в сторону, он, сузив свирепые, как у разъяренной пантеры, зрачки, прислушивался к каждому подозрительному шороху, но появление лейтенанта Буренкова, возникшего точно из ниоткуда, парадоксальным образом прошляпил!
— Калуга, — свистящий шепот, раздавшийся над самым ухом сержанта, заставил его вздрогнуть.
Нервы Григория, подобно натянутым стальным канатам, были напряжены до предела, и он лишь чудом сдержался, чтобы рефлексивно не нажать на курок, в самое последнее мгновение вспомнив про кодовые слова пароля!
— Череповец, — убирая полусогнутый указательный палец со спускового крючка пулемета, хрипло произнес Верхогонов и недовольно покачал головой, глядя на лейтенанта снизу вверх. — Серега, больше так не делай. Я чуть очередь с перепугу не дал.
— Извини, Гриша, не хотел, — усмехнулся Буренков и кивнул в сторону копошащихся возле танковых башен красноармейцев. — Мы уже закончили, а у вас, я гляжу, процесс еще идет.
— Немцы отдыхают, а парни собираются их будить, отсюда и заминка, — отшутился сержант.
— Может, оно и к лучшему, сейчас ребята подойдут, и продолжим наш спектакль, — Сергей жестом показал на подтягивающихся разведчиков, за которыми следовали пятеро танкистов и, прищурившись, добавил: — Кстати, там и Тимофеевич уже вдалеке показался, так что клади свою балалайку и залезай на какой-нибудь танк, будешь фрицев «ласково» встречать, когда хлопцы запустят дымовуху.
— Не вопрос, — согласился Верхогонов, устанавливая на сошки пулемет, — только не забудь, полководец, что «панцеров» двое, в каждом по несколько люков. И немцы от дыма полезут наружу, как тараканы, изо всех щелей. Один я за ними точно не угонюсь. Нужны еще люди.
— А мы, Гриша, по-твоему, рассядемся, будто в зале летнего кинотеатра, на первом ряду с сигаретами и пивком, — чуть не взорвался Буренков. — Ты меня совсем за дебила не принимай, товарищ сержант!
Круто развернувшись, Сергей, играя желваками на щеках, метнулся к ближайшему танку, с которого Шагунин уже добрых полминуты привлекал к себе внимание такой агрессивной мимикой, что едва не вывихнул челюсть и шею.
— Чего это с ним, Андрюха? — сдвинув брови, удивленно спросил Верхогонов подошедшего красноармейца. — Я вроде ничего такого обидного не сказал.
— Может, нервничает? — предположил боец, слышавший из разговора между разведчиками лишь последнюю фразу, сказанную Буренковым. — Хотя на лейтенанта это не похоже.
— Ладно, потом разберемся, — сержант потер кончик носа и ткнул пальцем в трофейный пулемет. — Посторожи машинку немного, а я к Бодареву погнал.
С удивительной для его комплекции скоростью Верхогонов подбежал к другому танку, ловко залез на корму и присел рядом с укрывшимся за башней Аликом, который держал в руке цилиндр серого цвета, размерами напоминавший гильзу от 45-миллиметрового снаряда. Взглянув на Григория, юный разведчик, подставив худощавое лицо ярким желто-багряным лучам восходящего солнца, перемигнулся с Шагуниным и рукояткой саперной лопатки четырежды с примерно одинаковыми интервалами между ударами стукнул по командирской башенке танка. Терентий сделал то же самое, а рассредоточившиеся вокруг бронированных машин бойцы застыли каменными изваяниями в волнительном ожидании.
Поскольку со стороны немцев быстрой ответной реакции не последовало, то Бодарев, выдержав некоторую паузу, повторил свой «сигнал», но уже четче и громче. Очевидно, на этот раз он, наконец, растормошил спящих гитлеровцев, потому что едва затихло эхо последнего удара, как из внутренностей танка послышался лязгающий звук открывающейся защелки. Спустя пять или десять секунд створки башенного люка распахнулись, и взорам разведчиков предстало опухшее измятое лицо сонного унтер-фельдфебеля с торчащими во все части света из-под одетых на голову наушников всклокоченными засаленными волосами.
— В чем дело, идиоты? — недовольно проворчал «бравый» танкист вермахта, уставившись мутным взглядом в пустоту и распространяя вокруг себя стойкий запах перегара.
…Гриша Верхогонов отнюдь не являлся лингвистом и полиглотом, но нецензурные и малопечатные выражения, произнесенные на языке Шиллера и Гете, очень даже неплохо понимал. Ярким подтверждением тому служила недавняя бурная реакция сержанта на довольно безобидное высказывание немецкого часового, назвавшего Григория кабаном! Поэтому неудивительно, что, услышав до боли знакомое слово «идиот», имеющее в некоторых языках очень похожее звучание и абсолютно одинаковое значение, хоть и употребленное не проспавшимся гитлеровским танкистом во множественном числе, вспыльчивый разведчик моментально понял его смысл, при этом восприняв оскорбление исключительно на свой счет…
— Ах ты, паскуда! — страшным голосом прохрипел сержант, выкатив налившиеся кровью глаза и неимоверным усилием воли сдерживаясь, чтобы не заорать во всю глотку. — Охренел, волчара! Порву, как майку!
Сопровождая слова делом, Верхогонов поднялся во весь свой богатырский рост, схватил немца за воротник черной форменной куртки и выдернул наружу, словно пластмассовую куклу. Ошеломленный фашист несуразно взбрыкнул ногами, обозначив намерение ударить разведчика, но взбешенный Григорий, не обращая внимания на вялое сопротивление противника, протащил его по броне и швырнул, как мягкую игрушку, на пулеметное гнездо.
Разметав обстоятельно сложенные мешки с песком, за которыми вместе с пятью советскими танкистами и Андрюхой уже успел пристроиться вездесущий Артем Кочергин, унтер-фельдфебель продолжил свой полет до того момента, пока его голова не вошла в соприкосновение с твердым покрытием моста, с противным треском расколовшись пополам!
Завороженный этим драматическим зрелищем, Бодарев на короткое время даже забыл, что держит в руках готовую к использованию дымовую шашку, и только пронзительный свист Шагунина вкупе с агрессивной жестикуляцией вскочившего на ноги майора Кочергина вернул Алика к действительности. Он дернул за проволочное кольцо и бросил окутавшийся густым коричневым дымом цилиндр в зияющий темный проем, откуда почти сразу донеслись пронзительные вопли и гортанный немецкий мат.
Как и предсказывал Верхогонов, задраенные люки распахнулись, и гитлеровцы в панике бросились покидать танк, став легкой добычей для наших разведчиков, пустивших в ход ножи. Схватка, больше похожая на резню, длилась недолго, и через полминуты все уже было кончено.
А вот у Терентия все пошло не по плану. Несмотря на активное постукивание лопаткой по башне, «его» фрицы люки открывать не торопились. Видимо, насыщенный кислородом утренний августовский воздух их не прельщал! Тогда Шагунин, активировав шашку, принялся водить ее вокруг командирской башенки танка в надежде, что кто-нибудь из экипажа боевой машины через защитный триплексный стеклоблок смотровых щелей обратит внимание на поднимающийся отовсюду подозрительный дым.
Эта уловка, наконец, сработала, но не так, как рассчитывал красноармеец, потому что вместо башенных створок откинулась крышка люка механика-водителя и не с привычным скрежетом, а почти беззвучно. И выглянувший из образовавшегося отверстия танкист, на появление которого в первые несколько секунд, как это ни парадоксально, не среагировал ни один из наших бойцов, щурясь от яркого солнечного света, тем не менее хорошо рассмотрел красную пятиконечную звезду на пилотке красноармейца Семенюкина, притаившегося возле правой гусеницы!
Но вместо того, чтобы воспользоваться оплошностью советских диверсантов и запереться в танке, фашист, будто заправский гимнаст, стремительно выпрыгнул на броню с пистолетом-пулеметом в руках. Чем он руководствовался, поступив так опрометчиво, навсегда осталось неизвестным. Возможно, не чувствуя опасности, решил поиграть в «героя», кто знает? Ясно лишь одно — эта ошибка стала для него фатальной, потому что кошкой перемахнувший через башню и опередивший замешкавшихся товарищей Шагунин вонзил танкисту нож между лопаток в тот момент, когда гитлеровец направил свой «MP-40» в голову Семенюкина, чей ППШ висел за спиной!
Немец упал сначала на колени, а потом свалился вниз, рефлексивно нажав на спусковой крючок. Короткая сухая очередь вспорола утреннюю тишину, и кинувшийся на помощь Семенюкину почти одновременно с Терентием лейтенант Буренков, чтобы не получить шальную пулю, совершил немыслимый и неповторимый кульбит, едва не вывихнув при приземлении лодыжку и ощутимо ударившись бедром об ограждение моста.
«Спалились, окончен маскарад! — с надрывом прокричал кто-то у него в мозгу. — Прятаться теперь бесполезно, счет пошел на секунды, и выход только один!»
Сергей выхватил из кармана противопехотную гранату, разогнул проволочные усики, выдернул предохранительную чеку и, подбежав к распахнутому люку, закинул в него «лимонку», после чего бросился ничком на землю, распластавшись рядом с Семенюкиным и Шагуниным, уже, естественно, избавившимся от ставшей бесполезной дымовой шашки. Когда раздался приглушенный бронированным корпусом негромкий хлопок взрыва, лейтенант, помедлив еще секунду, поднялся на ноги и с пистолетом в руке полез внутрь вражеского танка!
— Серега, назад! — закричал выскочивший откуда-то слева Кочергин, потрясая кулаком. — Убьют кретина! Еще гранату брось!
Но Буренков уже исчез в проеме люка. Семенюкин и Шагунин сунулись было следом за ним, однако, услышав властный окрик майора, остановились.
— Куда собрались? — жестко одернул бойцов Артем и посмотрел на подошедшего к нему Верхогонова. — Гриша, хватай всех ребят, и дуйте к Петьке на ту сторону! Он там сейчас один, засел в бронеавтомобиле «Хорьх», а скоро немцы попрут! Займите оборону и держитесь до подхода наших основных сил!
— Есть, товарищ майор, — козырнул Верхогонов и вместе с красноармейцами побежал на другой конец моста, забрав с собой по дороге остальных разведчиков.
Тем временем двое танкистов полковника Думинина уже забрались в первый «T-IV» и стали готовиться к стрельбе, а трое подошли к Артему, ожидая распоряжений и тревожно вглядываясь в направлении восточного берега, где активно зашевелились привлеченные автоматными выстрелами гитлеровцы.
— Минуточку, парни, — ощущая исходящее от танкистов волнение, которое передалось и ему, произнес Кочергин.
Он склонился над люком и, затаив дыхание, негромко позвал:
— Буренков, ты живой?
— А что со мной сделается, — весело ответил Сергей, неожиданно выползая из-под танкового днища за спиной у майора.
— Не можешь ты без фокусов, акробат! — стремительно обернувшись, раздраженно и даже с негодованием воскликнул Кочергин, внутренне радуясь, что лейтенант цел, но тотчас подавил нахлынувшие эмоции и перешел к делу: — Много гитлеровцев было внутри?
— Только стрелок-радист, — отряхиваясь, сказал Буренков, — я его труп через нижний люк вытащил, чтобы ребятам не мешал! Кстати, со снарядами там тоже не густо!
— Вперед, орлы! — скомандовал нетерпеливо переминавшимся с ноги на ногу танкистам Артем. — Пришел ваш черед, огонь по готовности!
Наблюдая, как облаченные в черные комбинезоны фигуры одна за другой скрываются внутри захваченного вражеского танка, майор достал ракетницу и нажал на курок.
— А мне чем заняться? — провожая взглядом устремившуюся ввысь ракету, спросил Сергей.
— Кури, пока есть возможность, или отдохни на мешочках немного, — перезаряжая ракетницу, кивнул на разрушенное пулеметное гнездо Кочергин. — Скоро здесь будет жарко!
— Я больше зиму люблю, — не к месту пошутил Буренков. — В снежки поиграть можно или на санках покататься с горы!
— Да уймись ты, балагур! — поморщился Артем, чувствуя, как в голове скоростной вертящейся каруселью собирается тугой давящий комок. — И так уже башка начинает болеть! Еще слово и…
Внезапно запнувшись и переменившись в лице, Кочергин покачнулся и наверняка упал бы, не поддержи его вовремя лейтенант.
— Тихо, тихо, Артем Тимофеевич, — приобняв командира за талию и отводя его в сторону, взволнованно произнес Сергей. — Так не пойдет!
— Контузия, падла, — опираясь на плечо лейтенанта, обескровленными губами прошептал Кочергин, — долбит в мозг, что твой отбойный молоток. Второй раз за несколько часов.
— Вам в госпиталь надо, товарищ майор! Отлежаться недельку!
— Попозже, Сережа, еще не время. К тому же мне уже полегчало. Оклемаюсь через пару минут. Правда, в ногах свинцовая тяжесть, но, надеюсь, что тоже пройдет.
— Тогда посидите возле ограждений! Сейчас танкачи палить начнут, не будем им мешать!
Буренков мельком глянул на короткие стволы 75-миллиметровых танковых орудий, наведенные в цель, и вновь повернулся к Кочергину:
— И не забудьте широко открыть рот, товарищ командир!
— Хочешь проверить состояние моих зубов? — улыбнулся Артем, действительно ощущая себя уже гораздо бодрее. — Не знал, что ты учился на стоматолога!
— Какие наши годы, еще успею, — поддержал шутку Сергей, но глаза его смотрели цепко и напряженно, — если старшина Ермишин не открутит мою драгоценную голову несколько раньше!
— С какого перепуга? — окрепшим голосом спросил Кочергин, намереваясь встать, однако лейтенант мягко, но настойчиво не позволил ему этого сделать.
— С такого, Артем Тимофеевич, что у нас могут лопнуть барабанные перепонки, когда танки начнут стрелять. Но с учетом перенесенной контузии и повторяющихся приступов боли, лично вам это может грозить прогрессирующей глухотой, поэтому откройте, пожалуйста, рот и сидите так, пока как минимум голова не пройдет!
— Не понял, а при чем здесь Пашка Ермишин?
— Я обещал ему, по возможности, приглядывать, чтобы вы в самое пекло не лезли, товарищ майор, — смутился Буренков, пожимая плечами. — Ну, и вообще, поберечь вас…
Закончить фразу Сергей не успел, потому что неподвижно стоящие в каких-нибудь десяти метрах от разведчиков танки в этот момент дали залп, от которого содрогнулся весь мост. По крайней мере, так показалось инстинктивно пригнувшемуся Буренкову.
— Понеслась! — улыбнулся Кочергин, после первых же орудийных выстрелов испытавший невероятное облегчение и почувствовавший, что боль опять, как и тогда на палубе катера, странным образом прошла.
— Вот что я надумал, Авиценна, — обратился он к лейтенанту, — беги-ка ты к Каминскому и покомандуй бойцами. У них за старшего Гришка Верхогонов. Психованный он какой-то сегодня, взрывается почем зря. Еще в атаку ребят сдуру поведет. Короче, сменишь его. И запомни: с моста ни ногой!
— А вы что же, товарищ майор, один останетесь? Вдруг снова приступ случится? — в голосе Сергея звучала нескрываемая забота, тронувшая далеко не сентиментального Кочергина.
— Нормально все будет, не переживай! Только посижу здесь немного, чтобы ноги окрепли. А ты гораздо нужнее на той стороне! — прокашлявшись, ответил Артем.
И чтобы скрыть охватившее его смущение, более жестко добавил:
— Выполняйте, товарищ лейтенант!
— Слушаюсь, — недовольно проворчал Буренков и быстрыми шагами направился прочь, на ходу продолжая разговаривать с самим собой. — Отсылает меня, Гришка ему, видите ли, не нравится. Да я и сам с утра не лучше, такой же дерганый, как сержант! А вообще, командир — золотой человек, наверное, я зря обижаюсь на него!..
— И еще, Сережа, — прерывая философские рассуждения лейтенанта, крикнул ему вслед Кочергин, — про мою больную голову не рассказывай никому, даже Петру, хорошо?
— Обижаете, Артем Тимофеевич! — сопровождая ответ характерным жестом, совершенно другим тоном воскликнул отходчивый Буренков, безошибочно распознавший просительные нотки в голосе майора, но вновь раздавшиеся выстрелы танковых пушек заглушили его слова…
Глава 20
…Мощенная средневековой брусчаткой улочка извилистой лентой тянулась между обступивших ее с обеих сторон аккуратных ухоженных домов, на широких подоконниках которых прямо снаружи в цветочных горшках росли ярко-красные благоухающие розы. Певчие птицы, греясь в ласковых солнечных лучах, деловито перелетали с крыши на крышу, вероятно занятые какими-то важными делами. Из открытых настежь окон лилась тихая музыка, и доносился радостный детский смех. Опрятные лавочки и магазины, расположившиеся на первых этажах жилых зданий, гостеприимно распахнули свои двери в ожидании посетителей. Все вокруг дышало спокойствием и уютом.
Двадцатилетний унтер-офицер, остановившийся возле парикмахерского салона с гордым названием «Бавария», не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих, прижался лбом к толстому стеклу и задумчиво смотрел через широкую прозрачную витрину на мужчину и женщину средних лет, разговаривающих внутри помещения. Время неумолимо шло, а увлеченные беседой люди совершенно не замечали молодого человека.
— Эй, — прошептал он, обтирая ладонью выступивший на висках и шее холодный пот, — отвлекитесь, посмотрите на меня.
Но никакой реакции не последовало. Тогда молодой человек, стараясь привлечь к себе внимание, принялся настойчиво барабанить пальцами по стеклу и во весь голос закричал:
— Отец, мама, это же я, Артур! Вы что, ослепли и оглохли?
Он хотел сдвинуться с места, но тренированное, всегда такое послушное тело отказывалось повиноваться, а ноги словно налились свинцом и приросли к мостовой. В довершение с ярко-голубого безоблачного неба внезапно грянул гром.
— Так не бывает! — закрыв голову руками, воскликнул унтер-офицер и… проснулся.
…Несколько секунд ушло на то, чтобы прийти в себя. Лишь когда блуждающий взор уперся в мотоциклетный руль, а в уши ворвался грохот разрывающихся снарядов, Артур Нотбек окончательно вырвался из цепких объятий тяжелого сна и осознал, что находится не в милом его сердцу родном Бамберге, а в коляске армейского «BMW», сиротливо приткнувшегося к стволу одной из берез, в избытке произрастающих на бескрайних просторах России, и где-то совсем рядом идет война.
Выбор такого места для отдыха был на первый взгляд несколько странным, ведь унтер-офицер мог ночевать в палатке вместе с однополчанами. К тому же в этой самой коляске совсем недавно покоилось бездыханное тело обер-лейтенанта Прольтера! Но Артур Нотбек был чужд суевериям и вместе с тем после кровопролитного сражения, произошедшего минувшим днем, испытывал сильнейшую потребность в уединении, не желая никого видеть. Именно этим все и объяснялось…
Итак, проснувшись под звуки танковой канонады, к которой вскоре добавился треск автоматных и пулеметных очередей, Артур, как известно, утративший чувство страха, не бросился сломя голову в поисках укрытия или начальства, а неторопливо и основательно потянулся, разминая затекшие члены. Чем, кстати, немало удивил пробегавшие мимо него экипажи танков и бронетранспортеров, спешившие к своим укрытым за деревьями машинам. Затем, откинув брезентовую накидку, унтер-офицер перебрался на водительское сиденье, завел мотоцикл, отметив, что двигатель, как и вчера, работает с перебоями, и выехал из березняка.
Перемещаясь по еле различимой среди густой травы ухабистой тропинке, Нотбек услышал постепенно усиливающийся гул моторов. Повернув голову, он увидел, что со стороны палаточного лагеря к реке форсированным маршем выдвигаются «Ганомаги» с десантом и «Хорьх», почему-то без сопровождения мотоциклистов, а справа от них из березовой рощи появились еще несколько танков и бронетранспортеров, готовящихся присоединиться к небольшой колонне.
В открытой башне катящегося первым по грунтовке «Хорьха» зоркий глаз Артура сразу приметил майора Ридмерца. Несмотря на защитные очки, прикрывавшие добрую половину его лица, командира разведывательного батальона «с потрохами» выдавал легко узнаваемый крючковатый нос.
«Если майор засечет, откуда я еду, то будет орать до посинения, поэтому сбавим обороты!» — подумал Артур, нагибаясь к рулю и притормаживая.
Мотоцикл покатился чуть медленнее. Дождавшись, когда бронеавтомобиль Ридмерца скроется в низине, унтер-офицер прибавил газу и с пробуксовкой выскочил на грунтовку метрах в семидесяти впереди небольшой колонны.
— Теперь я первый, — по-детски высунув язык, сказал Нотбек и рассмеялся, весьма довольный своей ребяческой выходкой.
Быстро покрыв расстояние до холма, за которым начинался пологий спуск к реке, Нотбек оказался на его вершине, сплошь покрытой цветущими васильками, и здесь всегда надежный «BMW R75», «чихнув» пару раз, неожиданно заглох!
— Вот же невезуха! — вскричал Артур, с досадой хлопнув ладонью по бедру.
Он попытался «реанимировать» мотоцикл, раз за разом нажимая левой ногой на кик-стартер, но все старания оказались напрасными. Тогда, чтобы не загораживать дорогу, унтер-офицер решил вручную откатить «стального коня». Однако, учитывая вес мотоцикла с коляской и достаточно мягкую почву, это было сделать не так-то легко. Обливаясь потом, упираясь скользящими ногами в грунт и вцепившись белыми от напряжения пальцами в руль, Нотбек с грехом пополам все же сумел сдвинуть тяжелую машину с места и освободить проезд.
Загнав «BMW» в гущу ярких голубых цветов, Артур в изнеможении опустился рядом с ним на землю, наблюдая, как под аккомпанемент рвущихся на том берегу возле моста снарядов на горку заползает четырехколесный «Хорьх» командира батальона.
— Что случилось, Нотбек, почему расселись, будто на пикнике? Под суд захотели? — неприязненно крикнул высунувшийся по пояс из башни Ридмерц, проезжая мимо.
— Мотоцикл сломался, господин майор, а бросить его я не могу! — ответил Артур, и не думая подниматься. — Что прикажете делать?
Ридмерц с неприкрытой злостью посмотрел на строптивого подчиненного и, набрав в легкие воздуха, уже открыл было рот, собираясь разразиться гневной тирадой, но тут неподалеку просвистела шальная пулеметная очередь, и майор тотчас исчез в чреве бронемашины! «Хорьх» окутался облаком сизого дыма и на приличной скорости покатился вниз по направлению к реке, забирая немного правее от моста.
Глядя вслед удаляющемуся бронеавтомобилю, за которым двигались три легких танка «T-II» и полугусеничные «Ганомаги» с солдатами, Артур втянул носом витающие в атмосфере пары бензина, и тут до него дошло, что в баке мотоцикла, скорее всего, просто закончилось горючее.
— Запасной канистры у меня нет, конкретных указаний от начальства я не получил, — задумчиво пробормотал Нотбек, скорчив уголком рта выразительную гримасу, — значит, посижу пока здесь.
Конечно, унтер-офицер должен был схватить винтовку, мирно лежавшую в коляске, и ринуться вслед за командиром, не только выполняя свой долг перед фюрером и рейхом, но и следуя элементарной логике. Ведь его бездействие в условиях разворачивающегося сражения могли истолковать как трусость, за что по законам военного времени можно было легко угодить под расстрел. А подобный вариант молодого человека, безусловно, не устраивал.
С другой стороны, он отвечал за сохранность вверенного ему имущества, то есть мотоцикла, а на этот счет никто из офицеров, включая командира батальона, каких-либо распоряжений не отдавал. К тому же что-то подсказывало Нотбеку выдержать некоторую паузу, прежде чем бросаться в пекло. На уровне подсознания он чувствовал, что битва за мост лично для него является лишь прелюдией, а основные события, которые повлияют на его судьбу, скорее всего, еще впереди.
Поэтому, немного отдохнув, Артур все же встал на ноги и, делая вид, что чинит мотоцикл, принялся внимательно наблюдать за разгоравшейся схваткой.
На противоположном берегу, подожженные метким огнем, жирно чадили пять танков с яркими белыми крестами на бортах. Два из них так и не успели покинуть отрытые в земле укрытия, а три другие машины, судя по следам от гусениц, разбросанным вокруг комьям земли и полностью не сброшенным маскировочным сетям, очевидно, пытались задним ходом спешно выехать из своих окопов. Однако были поражены бронебойными или кумулятивными снарядами в самое уязвимое для них место — в корму. Что касается пулеметных расчетов, чьи огневые точки располагались в непосредственной близости от позиций танкистов, то о них напоминали только свежие воронки снарядных разрывов и присыпанные землей человеческие останки.
Сначала Артур не сообразил, где находится неприятель, и лишь присмотревшись к последнему из шести машин все еще остававшемуся на ходу «T-III», который, маневрируя, вел беглый огонь по танкам на мосту, догадался, что произошло.
«Русские диверсанты скрытно захватили восточную часть переправы и внезапно ударили с тыла по нашим парням! — констатировал Нотбек, откручивая крышку бензобака, дабы окончательно удостовериться, что он пуст. — Интересно, как им удалось это сделать и что в данной ситуации предпримет „гениальный“ командир Ридмерц?»
Завинтив пробку на место, он перевел взгляд на ближнюю оконечность моста. Там тоже уже начался ожесточенный бой. Расположившиеся полукругом на речном берегу танки и бронетранспортеры вместе с залегшими в траве солдатами вели плотный огонь по вооруженным людям, в большинстве своем одетым в немецкую военную форму, которые укрывались за мешками с песком, сложенными в несколько рядов почти по всей ширине моста, и наугад постреливали в ответ. Позади них возле смятых перил бесполезной грудой железа застыл усеянный пробоинами легкий бронеавтомобиль «Хорьх». Из башенки броневика вился легкий дымок.
— Получается, что весь мост в руках у противника, это какое-то колдовство! — удивленно воскликнул Артур. — Но русских человек десять, не больше, и вооружены они только стрелковым оружием. Наши танки легко сбросят их в реку.
Будто услышав его слова, а на самом деле получив по радиосвязи команду от майора Ридмерца, «T-II» с бортовым номером 921, лязгнув гусеницами, двинулся вперед. Автоматическая 20-миллиметровая пушка танка, опустошая магазин за магазином, сериями по десять снарядов осыпала врага огнем, не позволяя советским диверсантам поднять головы. Казалось, еще немного, и бронированная машина просто раздавит практически беззащитных русских, перемешав их обезображенные тела с песком!
Но внезапно танк словно наткнулся на невидимое препятствие, окутался дымом и закрутился волчком. Ведущее колесо неуправляемой машины продолжало вращаться, разматывая по земле перебитую взрывом стальную гусеницу, а уже открылись люки, и экипаж полез наружу. Но тут еще один снаряд поразил поврежденный танк, проделав в левом борту башни рваную дыру и разорвавшись внутри, не оставив командиру и заряжающему никаких шансов. Спастись удалось лишь механику-водителю, выбравшемуся через люк, расположенный в верхнем лобовом листе корпуса бронированной машины и спрятавшемуся в отрытой неподалеку дренажной канаве.
А по мосту, стреляя на ходу, параллельными курсами ехали два танка. Над башней одного из них гордо развевался красный флаг. Это советские танкисты на трофейных машинах, разделавшись с единственным противостоявшим им вражеским «T-III», спешили на помощь товарищам.
Расстановка сил оборачивалась явно не в пользу гитлеровцев, ведь малокалиберные пушки легких танков и пулеметы «Ганомагов» во встречном бою не могли нанести существенного вреда «T-IV», хорошо защищенным двухдюймовой лобовой броней. Очевидно, до сих пор не участвовавшие в сражении зенитчики тоже это поняли, потому что принялись спешно опускать нацеленные в небо стволы 88-миллиметровых FlaK-36. Картина на поле битвы менялась с калейдоскопической быстротой, и теперь уже русские неминуемо должны были попасть под перекрестный огонь мощных орудий.
Однако красноармейцы быстро нашли выход, расположив танки друг за другом и на равном удалении от противоположных сторон моста, проще говоря, строго посередине его проезжей части. А поскольку позиции артиллеристов находились возле переправы и значительно ниже по отношению к уровню горизонта, чем поверхность моста, то при стрельбе под углом вверх в сектор поражения зениток танки не попадали! По этой же причине и немцы оставались недосягаемыми для ответного огня противника. Выражаясь шахматным языком, возникла патовая ситуация, в которой многое зависело от крепости нервов, ошибки одной из сторон или привнесенных извне обстоятельств…
…Артур Нотбек был настолько поглощен созерцанием разворачивающихся событий, что даже не заметил, как метрах в двенадцати позади него затормозил полугусеничный бронетранспортер с установленной над десантным отделением рамочной антенной. Выглянувший наружу офицер лет пятидесяти несколько мгновений внимательно смотрел на замершего соляным столбом молодого человека, но вскоре данное занятие ему, видимо, наскучило.
— Эй, мотоциклист! — крикнул он, перекрывая немного стихшие в настоящий момент звуки боя. — Вы там не уснули?
— Виноват, господин оберст-лейтенант! — обернувшись на голос и разглядев звание офицера, ответил Нотбек.
Он подбежал к остановившемуся «Ганомагу» и замер, вытянув руки по швам.
— Я слышу выстрелы на берегу, что происходит? — спросил оберст-лейтенант.
— Советские диверсанты уничтожили охрану вместе с приданной бронетехникой и полностью захватили мост, а наши пытаются выбить их оттуда!
— Ничего себе, — присвистнул офицер, нахмурившись, — и много там русских?
— Человек пятнадцать-двадцать, не больше, — сказал Артур.
— Всего-то, ну, это не страшно. С ними Ридмерц должен справиться легко.
Нотбек хотел еще сообщить про танки, попавшие в руки неприятеля, и открыл уже рот, но оберст-лейтенант взмахом руки дал ему понять, что тема закрыта.
— Вы из батальона разведки? — спросил он, меняя направление разговора.
— Так точно! — ответил Артур.
— Мне кажется, что я вас раньше уже где-то видел. И это было не на войне, — пристально вглядываясь в лицо молодого человека, произнес оберст-лейтенант.
Сморщив лоб и прищурив глаза, будто пытаясь вспомнить нечто важное, он несколько секунд простоял молча, а потом даже не приказал, а скорее попросил Артура:
— Представьтесь!
— Унтер-офицер Артур Нотбек! — отчеканил тот.
— Нотбек, ну, конечно же, — прошептал оберст-лейтенант, расплываясь в улыбке.
Растолкав сгрудившихся вокруг солдат, он спрыгнул на землю и бодрым пружинистым шагом, так не вязавшимся с его возрастом, подошел к унтер-офицеру. Артур молча наблюдал за ним, не понимая, чем вызвана такая странная реакция.
— Я фон Ройгс, — продолжая улыбаться, негромко сказал офицер. — Ты меня не узнаешь, Артур?
— Извините, нет, господин оберст-лейтенант, вы меня, наверное, с кем-то спутали, — ответил Нотбек, недоумевая, откуда фон Ройгсу известно его имя.
— Это вряд ли! Фамилия Нотбек не очень распространенная, к тому же ты как две капли воды похож на своего отца в молодости. Вернер, его ведь так зовут?
— Да, а маму Эльза, — тихо произнес Артур, внезапно и необъяснимо проникаясь доверием к фон Ройгсу. — Но откуда…
— Я приезжал к вам в Бамберг в тридцать втором. Это было в июле, тогда еще с утра лил сильный дождь, перешедший затем в град. Одна из ледышек стукнула тебя по голове, когда ты высунулся из окна. Ну же, вспомнил?
— Точно, — расплылся в радостной улыбке Артур, неожиданно озаренный поднявшимися из глубин памяти детскими воспоминаниями, — у отца был день рождения, и вы подарили ему новенькую машинку для стрижки волос. Он радовался, как ребенок. Она здесь со мной, я покажу!
Нотбек полез за пазуху, но его остановил предупреждающий жест фон Ройгса.
— Позже, Артур! К сожалению, пока мы разговаривали, возникла другая и гораздо более серьезная, чем два десятка русских диверсантов, проблема. Взгляни на тот берег. Видишь, на нас движется целая вражеская танковая армада. Что скажешь?
Нотбек посмотрел в указанном направлении и, несмотря на значительное расстояние, отчетливо различил характерные силуэты «тридцатьчетверок», словно грибы после дождя вырастающие на проложенной между холмов и тянущейся к реке дороге. Унтер-офицер насчитал не менее тридцати краснозвездных машин.
— Русских действительно много, — обернувшись к фон Ройгсу, хладнокровно произнес он, — если неприятель пересечет реку, то нам придется туго.
«Парень держится молодцом, хотя понимает, что ситуация выходит из-под контроля, — подумал оберст-лейтенант, флегматично кивнув в ответ и внутренне удивляясь абсолютно бесстрастному выражению лица Нотбека-младшего. — И он прав, нельзя позволить танкам противника захватить плацдарм на нашем берегу! Но как остановить продвижение русских, а главное, чем?!»
В этот момент ленивый треск пулеметных и автоматных очередей, являвшихся неотъемлемой частью вяло текущего позиционного боя, вспороли гулкие выстрелы зенитных орудий, а через несколько секунд восточный берег реки покрылся всполохами разрывов. Первый залп был пристрелочным, снаряды легли с большим недолетом и не причинили советским танкам никакого вреда. Однако решительные действия артиллеристов, скрытых от взора фон Ройгса вершиной холма, послужили ему ответом на заданный самому себе вопрос.
«Надо выкатить зенитки к переправе и прямой наводкой постараться уничтожить несколько головных вражеских машин, когда они окажутся на мосту, тем самым перегородив дорогу остальным. Тогда им не удастся реализовать свой количественный перевес! — осенило его. — Попробовать устроить русским некое подобие битвы при Фермопилах, почему бы и нет?»
Чтобы иметь лучший обзор местности, оберст-лейтенант в сопровождении Нотбека быстро пошел вперед. Поравнявшись с мотоциклом разведчика, фон Ройгс посмотрел вниз и заметил, что по одному орудию каждой из зенитных батарей нацелено в сторону ближней оконечности моста. Проследив за направлениями их стволов, он наткнулся взглядом на два танка с красным флагом и залегших перед ними вооруженных людей. И охватившая его эйфория мгновенно прошла.
— Танки, вот это сюрприз, — прошептал оберст-лейтенант, понимая, что задуманный им план действий трещит по швам. — С пехотой, конечно, разберемся, а вот насчет «T-IV» нужно хорошенько подумать, ведь они в щепки разнесут наши орудия, едва мы подвезем их к мосту. Какой же выход? Снизу зенитками танки не достанешь, а 20-миллиметровыми снарядами не возьмешь. Выманить на берег тоже вряд ли удастся. Единственный вариант — кинуть в атаку все имеющиеся силы и средства и с близкой дистанции попытаться забросать противника гранатами. Но стоит ли жертвовать сотней людей без всяких гарантий на успех, и кто ответит, если эта затея провалится? Кстати, почему не стреляют притаившиеся внутри бронированных машин русские? Они явно выдерживают паузу и делают это неспроста, наверняка здесь есть какой-то подвох…
Тут он вспомнил, что не один, и покосился на стоявшего рядом унтер-офицера, но последний очень натурально изобразил, что не слышал монолога фон Ройгса…
…Если бы охваченный сомнениями начальник разведывательного отдела дивизии вермахта знал, что пассивность советских танкистов объяснялась не военной хитростью, а лишь тем, что они почти целиком израсходовали имевшийся в наличии боекомплект и приберегли последние снаряды на самый крайний случай, то он, скорее всего, отдал бы приказ без промедления атаковать позиции неприятеля. И дальнейшие события, наверное, стали бы развиваться уже по иному сценарию. Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения…
Фон Ройгс был человеком смелым, но в то же время предусмотрительным и осторожным. Поэтому, не обладая информацией о реальной огневой мощи укрепившихся на мосту русских и не желая брать всю ответственность на себя, оберст-лейтенант решил подстраховаться.
— Бергер! — крикнул он, повернувшись к бронетранспортеру с рамочной антенной, выполнявшему роль машины связи.
— Я, господин оберст-лейтенант! — из-за солдатских спин показалась вытянутая, похожая на лисью мордашку, физиономия пожилого фельдфебеля.
— Передайте радисту, чтобы связался с майором Ридмерцом! Пусть от моего имени выяснит, где он и что собирается предпринять!
— Есть! — ответил фельдфебель, скрываясь из виду.
— Пока я жду информации от твоего командира, скажи мне, что с мотоциклом? — спросил фон Ройгс, тронув Артура за плечо.
Его голос звучал ровно, но уже без прежней мягкости и радушия, наоборот, в нем отчетливо проявились холодные властные нотки, которых Артур во время происходившего между ними минутами ранее разговора не замечал.
— Закончился бензин, господин оберст-лейтенант! — четко ответил Нотбек, сделав вывод, что «вечер воспоминаний» подошел к концу.
— Это поправимо! Шригерт, пусть кто-нибудь принесет емкость с горючим! Немедленно!
— Слушаюсь! — расслабленно наблюдавший за ними из второго бронетранспортера рыжий лейтенант стремительно исчез внутри.
Раздалось несколько отрывистых команд, и вскоре появился запыхавшийся солдат с канистрой в руках. Передав свою ношу Артуру, он быстро побежал назад.
— Заправьте мотоцикл, унтер-офицер, и ждите меня здесь на холме! Это приказ! — громко, чтобы слышали окружающие, сказал фон Ройгс.
И, увидев, что Нотбек озадачен подобным распоряжением, полученным от офицера такого уровня, ведь неподалеку продолжался бой, неожиданно заговорщицки подмигнул молодому человеку и еле слышно добавил:
— Я потом тебе все объясню, до встречи.
Под удивленным взглядом слегка ошарашенного унтер-офицера фон Ройгс забрался в «Ганомаг». Артур успел еще услышать несколько произнесенных в недрах бронетранспортера фраз, из которых следовало, что наладить контакт с Ридмерцом не удалось и теперь пытаются связаться с командиром танковой дивизии. Затем взревел двигатель, «Ганомаг» сорвался с места и, сопровождаемый второй машиной, направился в сторону захваченной русскими диверсантами злополучной переправы…
Глава 21
…— Глянь, Серега, новые фрицы появились! — воскликнул Каминский, стараясь перекричать гулко «ухающие» неподалеку зенитки.
Боец, опершись на локоть и не обращая внимания на изредка посвистывающие вокруг пули, приподнялся над мешками с песком, за которыми укрывались залегшие на мосту разведчики, и блестящими от возбуждения глазами разглядывал приближающиеся со стороны живописных холмов полугусеничные бронетранспортеры. Лейтенант Буренков, к которому обращался красноармеец, лежал на спине и курил, выпуская в яркое голубое небо аккуратные колечки сизого табачного дыма. Судя по блаженному выражению лица, это «высокоинтеллектуальное» занятие доставляло Сергею истинное удовольствие.
— Много этих засранцев? — лениво спросил он, прикрывая веки и протяжно зевая.
— Два броневика с десантом! — с непонятным для окружающих восторгом ответил Петр.
— И чего так орать, Петя, — недовольно пробурчал Сергей, отщелкнув пальцами окурок в сторону. — Парой больше, парой меньше, какая нам разница.
— Да никакой, — весело согласился Каминский, еще раз посмотрев в сторону немцев, которые, потеряв легкий танк, больше не предпринимали каких-либо действий, чтобы вернуть мост под свой контроль.
Он опустился рядом с другом, прокашлялся и, к великому удивлению Буренкова, запел, очень громко и жутко гнусавя:
— В моем окошке ветер воет, наверно, супостат идет! Всажу ему я пулю в брюхо…
— Замолчи, Петруччо! — взмолился Сергей, пальцами затыкая уши. — Или я сам тебя пришью!
— Тебя что, слова песни нервируют? — удивился Петр. — Я лично ее сочинил, по-моему, неплохо.
— Слова хорошие, можно сказать, душевные! — ухмыльнулся лейтенант.
— А в чем тогда дело?
— Исполнитель ты хреновый, Петя, вот что! Своим дивным вокалом ребят чуть до смерти не напугал!
— А мне кажется, всем понравилось, — окинув взглядом пытающихся скрыть улыбки разведчиков, добродушно сказал Каминский и рассмеялся.
Покачав головой, Сергей внимательно посмотрел на молодого красноармейца:
— Братец, ты случайно не заболел, уж слишком активный и веселишься без причины.
— Я совершенно здоров, а повод для радости есть, причем достаточно весомый!
— Ты о том, что успел покинуть «Хорьх» за считаные секунды до того, как гитлеровцы изрешетили его малокалиберными снарядами, превратив в дуршлаг?
— Нет, Серега, это хоть и позитивный эпизод моей славной героической биографии, но он уже остался в прошлом. Я имел в виду спешащих к нам на помощь танкистов полковника Думинина, которые не позднее чем через четверть часа уже будут здесь!
— Откуда такая уверенность, дружище? — встрепенувшись, недоверчиво спросил Буренков. — С места, где мы лежим, ничего не видно. Обзор перекрывают дырявый броневик и захваченные у гитлеровцев танки. Ты что, колдун?
— Все гораздо проще, дорогой товарищ, — покровительственно хлопнул лейтенанта по плечу Каминский. — Включи свою знаменитую логику. Как думаешь, кого обстреливают фашистские зенитки на восточном берегу? Вряд ли там гастролирует цирк шапито!
— Ну, конечно, — с досадой произнес Сергей, — какой же я кретин, должен был сразу догадаться!
— И еще один чрезвычайно важный, а точнее главный нюанс, — назидательным тоном продолжил Петр, — в промежутках между разрывами снарядов мой чуткий музыкальный слух (он сделал ударение на слове «музыкальный») уловил нарастающий шум дизельных танковых моторов, коими оснащаются наши «тридцатьчетверки» и «КВ». Как известно, у немцев танки работают на бензине. Из всего вышесказанного следует, что наши уже близко. Это к разговору о моих вокальных данных, вызывающих у некоторых граждан определенные сомнения.
— Сдаюсь, уложил меня на обе лопатки, — тряхнув знаменитым чубом, поднял руки Буренков.
И, увидев торжествующую улыбку на лице Каминского, ехидным голосом добавил:
— Но певец ты все равно хреновый, как ни крути!..
* * *
…Спустившись с холма, бронетранспортеры достигли позиций, занимаемых подчиненными майора Ридмерца, и по приказу фон Ройгса остановились. Оберст-лейтенант, находившийся рядом с пулеметчиком, поднес к глазам бинокль, обозревая поле боя.
С того момента, как они расстались с унтер-офицером Нотбеком, мало что изменилось. Танки под красным флагом по-прежнему неподвижно стояли на мосту, не отвечая на редкий беспокоящий огонь немцев. И одновременно надежным бастионом прикрывали с тыла расположившихся перед ними пехотинцев, которые, если судить по вьющимся над мешками с песком облачкам табачного дыма, чувствовали себя вполне комфортно и срываться с «насиженных» мест явно не собирались.
«Все правильно, время играет за русских, ведь главные силы противника уже близко, — подумал фон Ройгс, направив бинокль на дальний берег реки, где на удалении около полутора километров бесконечной вереницей двигались „тридцатьчетверки“, тяжелые „КВ“ и нагнавшие их мотоциклисты. — А мне необходимо принять решение прямо сейчас — начинать атаку или отходить. Через пять минут будет поздно. И, как назло, отсутствует связь с командиром дивизии!»
В окуляры бинокля оберст-лейтенант видел, что продвижение советских танков несколько затруднял плотный огонь бьющих прямой наводкой зениток, сумевших поразить четыре неприятельские машины, но остальные, маневрируя среди разрывов, неумолимо приближались к мосту.
Беззвучно выругавшись, фон Ройгс наклонился к радисту и раздраженно, что случалось с ним крайне редко, сказал:
— Генрих, соедините же меня с кем-нибудь!
Ссутулившийся возле радиостанции худощавый унтер-офицер, казалось, не слышал слов оберст-лейтенанта, совершая на приборной панели лишь одному ему понятные манипуляции. И когда потерявший терпение фон Ройгс почувствовал, что вот-вот взорвется, радист поднял на него воспаленные глаза и хрипло произнес:
— Командир дивизии на связи, господин оберст-лейтенант!
— Наконец! — воскликнул фон Ройгс.
Он сорвал с радиста наушники и быстро надел себе на голову.
— Господин генерал-майор, говорит фон Ройгс, нахожусь в окрестностях моста, как меня слышите?
— Не кричите, Отто, я вас прекрасно слышу, — раздался в наушниках практически лишенный эмоций голос Дильсмана. — Доложите обстановку, хотя по вашему взвинченному тону я уже догадался, что новости будут не очень хорошими.
— Так точно, господин генерал-майор, и это еще мягко сказано. Итак, докладываю. Очевидно, несколько часов назад передовой отряд русских перебил охрану, захватил два средних танка в исправном состоянии, попутно уничтожив еще несколько машин, и овладел мостом, закрепившись на нашей стороне. А сейчас более тридцати вражеских танков движутся к переправе по восточному берегу реки.
— Почему я узнаю о том, что мост в руках противника, только сейчас и не от майора Ридмерца, а от вас, Отто? — спросил Дильсман.
Он продолжал говорить спокойно, однако тон, которым был задан этот вопрос, не предвещал в будущем ничего хорошего командиру разведывательного батальона.
— Не могу знать! — ответил фон Ройгс.
— Ридмерц сейчас рядом с вами?
— Никак нет, где находится майор, я не знаю, связи с ним нет! Жду ваших указаний!
— Принимайте командование на себя, Отто, и остановите наступление русских любой ценой! Какими средствами вы располагаете?
— В моем распоряжении находится пара легких «T-II», бронетранспортеры «Ганомаг» и две батареи зенитных орудий.
— Этого хватит, чтобы погибнуть, но не победить, — произнес Дильсман. — Я сейчас же отправлю к вам танковую роту из своего резерва. То есть все, что у меня есть на данный момент.
Моторизованные части и основные танковые силы, о чем вам известно, переброшены на северный участок фронта, где идут тяжелые позиционные бои, так что не обессудьте, оберст-лейтенант, как говорят русские, чем богаты…
— Спасибо, господин генерал-майор, — абсолютно искренне поблагодарил командира дивизии фон Ройгс, — но боюсь, что ваша помощь опоздает. Здесь нужна массированная поддержка с воздуха, чтобы нанести один хороший бомбовый удар, пока русские еще на восточном берегу. И чем быстрее, тем лучше!
— Извини, Отто, — Дильсман, сам того не заметив, перешел на «ты», — но авиации вероятнее всего не будет. Сегодня утром советские пикировщики разбомбили обе взлетно-посадочные полосы на ближайшем к нам аэродроме. Информация поступила только десять минут назад. Поэтому держись…
В наушниках раздался треск, появились посторонние шумы, и связь прервалась.
— Погибнуть, но не победить, — прошептал фон Ройгс, повторяя только что произнесенные генерал-майором слова. — Кажется, так и будет.
Оберст-лейтенант снял наушники, пригладил ладонью жесткий ежик непокорных волос и, к удивлению радиста, облегченно вздохнул. Ведь теперь он имел полученный от своего вышестоящего руководства четкий и ясный приказ, который надо было неукоснительно выполнять, не задумываясь о последствиях…
* * *
…Заученным движением вставив в пистолет новую обойму, лейтенант Буренков положил его рядом с собой и указательным пальцем стал яростно тереть внезапно зачесавшийся нос, стараясь не задеть ладонью зажатую в зубах папиросу. При этом Сергей, от недавнего полусонного состояния которого теперь не осталось и следа, внимательно следил за находившимися на позициях возле моста гитлеровцами и отметил, что прибытие двух новых бронетранспортеров вызвало среди них заметный переполох.
«Наверное, большой начальник пожаловал, — подумал он, щурясь от заползающего в глаза едкого табачного дыма, — значит, веселье скоро продолжится!»
Подтверждая его догадку, из опоясанного похожей на толстый поручень рамочной антенной «Ганомага» на землю спрыгнул офицер, судя по выправке и возрасту, явно не лейтенант. Коротко переговорив с подбежавшим к нему танкистом, он быстрым шагом направился к одиноко маячившему у подножия холма двухосному «Хорьху». Гитлеровские солдаты, прибывшие вместе с офицером, тоже покинули бронемашины и рассредоточились на местности.
Сергея так и подмывало крикнуть Бодареву, чтобы тот попытался снять этого немца, чья удаляющаяся подтянутая фигура, поначалу вроде бы скрывшаяся за расставленной полукругом на берегу техникой, периодически на несколько секунд все же оказывалась в поле зрения лейтенанта. Но тут разом взревели моторы танков и бронетранспортеров, и вражеские машины начали движение.
— Ребята, заканчиваем перекур! Фрицы, похоже, в атаку намылились! — воскликнул Буренков.
Услышав слова лейтенанта, расположившиеся по обеим сторонам от него бойцы, негромко переговариваясь и беззлобно матерясь, принялись деловито готовиться к бою. Слева и справа от моста, посылая через реку снаряд за снарядом, продолжали грохотать вражеские зенитки, но разведчики уже успели к этому привыкнуть и не обращали особого внимания на подобное «звуковое сопровождение».
Сергей цепким взглядом окинул людей и удовлетворенно покачал головой, убеждаясь, что каждый боец на своем месте и знает, что ему делать. Теперь оставалось лишь ждать. Буренков устроился поудобнее, сделал глубокую затяжку и характерным движением, словно запуская бумажный самолетик, отправил почти истлевший папиросный окурок в короткий полет.
— Ох, Сергей Викторович, и не культурный же ты человек, — укоризненно произнес все это время наблюдавший за ним Каминский. — Загрязняешь окружающую природу, окурки разбрасываешь на каждом шагу.
— Прикажешь мне пепельницу с собой носить? — усмехнулся Буренков.
— Ты куришь такими ударными темпами, что и ведром не обойтись!
— Чья бы корова мычала, — скорчил гримасу Сергей. — Сам не лучше!
— В каком смысле? — удивился Каминский. — Я-то пока еще не курю…
— Зато врешь и не краснеешь! Звук дизельных двигателей он, видите ли, от карбюраторных отличил. И это на дистанции полутора, если не больше, километров! Акустик доморощенный!
— А что же ты тогда кричал, что сдаешься, в знак согласия руки поднимал? — фактически признавая своим вопросом правоту друга, спросил Петр.
— Не знаю, ты так убедительно вешал мне лапшу, что я почти поверил.
— Это называется, побил гениального и неподражаемого Буренкова его же оружием!
— Не совсем побил, дружище, не совсем! — рассмеялся Сергей. — Я хоть и не сразу, но прозрел!
— Любишь ты оставлять последнее слово за собой!
— Есть такое дело, — согласился Буренков и достал из кармана гранату. — Ну что, Петя, покажем истинным арийцам кузькину мать?
— Обязательно, — улыбнулся Каминский, раскладывая приклад «MP-40» и фиксируя его защелкой, — прямо сейчас и начнем.
Он перевернулся на другой бок, затем присел на правое колено и направил оружие в сторону берега, оперев «MP-40» выступающим под стволом приливом о поверхность мешка с песком.
Меж тем гитлеровцы перегруппировались, выстроив технику в одну колонну, и бросились в атаку. Замысел противника был очевиден: изначально подставить под выстрелы танковых орудий лишь головную машину и как можно дольше попытаться сохранить все остальные, чтобы решительным ударом бронированного кулака сбросить горстку храбрецов с моста. При этом вражеские пехотинцы, сосредоточившись по бокам наступающей техники, короткими перебежками также устремились вперед. Очевидно, они должны были уничтожить оборонявшие переправу танки гранатами.
— Ребята, отсекайте пехоту, огонь! — крикнул Буренков, и его голос сразу потонул в многоголосом «хоре» вступивших в дело ППШ и «MP-40» разведчиков, обрушивших настоящий свинцовый ливень на фашистов.
Это послужило сигналом для советских танкистов, до сей поры хранивших молчание. Короткоствольная пушка переднего «T-IV» с интервалом между выстрелами не более десяти секунд выпустила два снаряда в набравший приличную скорость и движущийся первым «Ганомаг». Легко пробив лобовую бронеплиту, снаряды разорвались в силовом отделении бронетранспортера, поразив двигатель и 160-литровый топливный бак, под завязку наполненный бензином, который тотчас же вспыхнул. Объятый пламенем «Ганомаг», окутавшись густыми клубами дыма, по инерции проехал еще несколько метров и остановился.
— Есть, горит вражина! — закричал кто-то из бойцов, и над позициями разведчиков грянуло дружное «ура».
Но гитлеровцы были готовы к такому развитию событий. Легкий танк, доселе следовавший вторым в колонне, сбавил ход и объехал горящий бронетранспортер, возглавив боевой порядок неприятеля. Этот маневр был достаточно скоротечным, но подготовленному, пусть и неполному, экипажу вполне хватило бы времени на то, чтобы с короткой дистанции поразить как минимум одним снарядом слабо бронированный левый борт. Однако 75-миллиметровая пушка «T-IV» молчала, а стоявший позади него другой танк тоже не мог открыть огонь, поскольку первая машина своим широким корпусом перекрывала сектор обстрела.
— Что же ты ждешь, пали! — в сердцах воскликнул лейтенант, оборачиваясь назад и прекрасно осознавая, что танкисты при всем желании не могут его услышать.
Но тут двустворчатый люк командирской башенки распахнулся, и наружу высунулся сержант-танкист со сбившимся на затылок шлемофоном.
— Закончились снаряды! — хрипло крикнул он, вытирая широкой ладонью покрытое каплями пота скуластое лицо.
— Тогда прикройте нас пулеметным огнем!
— Там тоже почти пусто, — сказал танкист и энергично махнул рукой перед собой, прочертив в воздухе дугу, — давайте, ребята, освободите дорогу!
— Зачем? — с ходу не сообразил Сергей.
Его вопрос остался без ответа, потому что сержант уже исчез внутри. А через несколько секунд «T-IV», взревев мотором, тронулся с места.
— Берегись, парни, сзади танк! — крикнул Буренков, увлекая за собой Петра.
Прекратив огонь, разведчики, кто пригнувшись и бегом, а кто ползком и на карачках сыпанули в разные стороны.
И вовремя, 22-тонная махина быстро достигла импровизированной баррикады, подмяла гусеницами мешки и устремилась вперед.
— Что он задумал? — обращаясь не то к Каминскому, не то к себе, воскликнул Сергей.
— А ты не понял, — кусая губы, прошептал Петр, — он идет на таран.
Действительно, «T-IV», набирая скорость, шел прямо в лоб фашистскому танку. Очевидно, немецкий экипаж разгадал намерения советских танкистов, так как «T-II», в два с половиной раза уступавший в «весе» своему противнику, принялся забирать вправо на обочину, стараясь избежать столкновения. Но было уже поздно. Танк, над которым продолжал реять красный флаг, словно притягиваемый невидимым гигантским магнитом, неумолимо приближался к своей цели.
И на глазах у застывших разведчиков врезался в неприятельскую машину, вырвав с «мясом» несколько опорных катков и в самом прямом смысле вытолкнув ее под откос.
Удар был такой силы, что гитлеровский танк не просто съехал по наклонному склону насыпи, а завалился сначала набок и потом с гулким звуком перевернулся днищем вверх!
Однако таран не прошел бесследно и для наших танкистов. Видимо, экипаж получил серьезные травмы или потерял сознание, потому что, сбросив противника вниз, «T-IV» резко замедлился и остановился на краю косогора, что было вроде бы вполне логично, вот только назад танк уже не сдал! Он так и остался стоять монументальной громадой, превратившись в учебную мишень для немецких зенитчиков, хладнокровно и неторопливо расстрелявших недвижимую машину тремя выстрелами в упор.
Но еще до того, как это произошло, другой танк тоже ринулся в бой. Утюжа все у себя на пути, бронированный монстр рассек надвое плотную группу вражеских пехотинцев, превратив вращающимися стальными гусеницами, словно чудовищными ножами гигантской мясорубки, полтора десятка гитлеровцев в настоящий фарш! Затем, продолжая сеять панику в рядах фашистов, танк снес с дороги бронетранспортер, разворотив ему передние колеса, и точным огнем подбил последний вражеский T-II. Казалось, еще немного и противник обратится в бегство!
Вдруг за неуклюжими силуэтами «Ганомагов», которые пытались избежать фатальной встречи с несущим разрушение и смерть танком, показался юркий четырехколесный «Хорьх». Маневрируя среди хаотично движущихся полугусеничных машин, легкий бронеавтомобиль целенаправленно поехал наперерез «T-IV». Из открытой сверху семигранной башенки чуть ли не по пояс высунулся офицер и, надрывая голосовые связки, истошными пронзительными возгласами привлек внимание солдат.
— Стоять, трусы! — вопил он, брызгая слюной. — Всех расстреляю, сотру в порошок! Что, танка раньше не видели? Забросайте его гранатами, или я лично головы вам оторву!..
…Это был майор Ридмерц. Несколькими минутами ранее майор имел нелицеприятный разговор с оберст-лейтенантом фон Ройгсом и теперь фактически пересказал его содержимое подчиненным, правда, в несколько более грубой и произвольной форме…
Услышав своего командира, начавшие отходить гитлеровцы повернули назад. В «T-IV» полетели гранаты. Несколько штук упали на корму, взорвавшись в районе моторного отделения, и охваченный пламенем танк замер на месте.
Открылся башенный люк, из которого появился советский танкист с ППШ в руках. Не обращая внимания на горящий комбинезон, он открыл шквальный огонь по врагу. Четверо фашистов, оказавшихся ближе всего, мертвыми свалились на землю. А танкист, стиснув зубы, продолжал стрелять, уложив наповал еще несколько врагов, пока его самого не сразила пулеметная очередь, выпущенная майором Ридмерцом…
Увидев, что оба танка уничтожены, немцы воспрянули духом и снова пошли в атаку. Разведчики встретили врага градом свинца, проделав зияющие бреши в рядах неприятеля. Но вскоре плотность огня наших бойцов резко ослабла, и почти оглохший от непрерывного грохота Буренков, оглянувшись по сторонам, неожиданно осознал, что, кроме него и Семенюкина, больше никто не стреляет! Судя по выражениям лиц и жестикуляции матерящихся красноармейцев, у них элементарно закончились патроны. А число гитлеровцев не уменьшалось, подбирались они все ближе, и лейтенанту стало понятно, что дело идет к рукопашной.
— Готовьте ножи, ребята! — крикнул Сергей, выпустив последнюю пулю и отбросив на землю бесполезный теперь пистолет.
В комплект вооружения каждого разведчика обязательно входил нож, и теперь бойцам предстояло использовать этот последний аргумент, чтобы в отчаянной попытке постараться остановить многократно превосходящие силы фашистов.
— А можно я поработаю огородным инвентарем, начальник? — пробасил Верхогонов, по блатному цыкнув зубом.
Перед лицом смертельной опасности он казался абсолютно спокойным и даже улыбался, разглядывая заточенную, как бритва, саперную лопатку, смотревшуюся в его богатырских ручищах игрушечным детским совком.
— Тебе, Гриша, сегодня можно все, даже курить! — подыгрывая сержанту и тем самым хоть капельку поднимая настроение другим разведчикам, задорно ответил Буренков.
— Тогда приступаю к прополке сорняков! — хитро прищурился Верхогонов.
Крепко сжав пальцами черенок, он несколько раз взмахнул рукой, проверяя, удобный ли хват, и, неожиданно для Сергея, ринулся навстречу гитлеровцам. Преодолев молниеносным броском отделявшие его от фашистов полтора десятка шагов, сержант врубился в гущу наступающих врагов, которые настолько были ошеломлены его безрассудным поступком, что даже не успели открыть огонь. Над тусклыми касками солдат взметнулась блеснувшая в солнечных лучах саперная лопатка и исчезла в гуще людских тел. А когда появилась вновь, то ее штык уже окрасился в яркий цвет человеческой крови!
— Вперед, парни! — воскликнул Сергей, рывком выбрасывая свое тренированное тело из-за мешков. — На выручку, ура!
— Ура-а-а! — подхватили разведчики, в едином порыве устремляясь следом за ним.
Глаза бойцов не просто горели, они пылали огнем. Красноармейцы готовы были погибнуть, но не пустить многократно превосходящего их врага на мост.
Завязалась рукопашная схватка, отчаянная и беспощадная. Противники дрались молча, лишь изредка над полем брани раздавался болезненный вскрик или протяжный, наполненный страданием стон. В образовавшейся свалке в ход пошли не только холодное оружие, винтовки и кулаки, а все, что оказывалось под рукой.
Николай Семенюкин, чей нож остался в теле кого-то из врагов, схватил валявшийся на земле метровый отрезок трехдюймовой трубы и, несмотря на худощавое телосложение, орудовал им, как палицей, словно былинный герой, раздавая направо и налево страшные разящие удары.
Алик Бодарев не отставал от товарища, круша гитлеровцев саперной лопаткой. В пылу жестокой борьбы он, видимо, не замечал, что из рассеченной брови обильно течет кровь, уже залившая юному разведчику половину лица.
На Буренкова навалились трое фашистов. Одного Сергей уложил почти сразу, всадив клинок опрометчиво бросившемуся на него с голыми руками высоченному фельдфебелю точно в сердце, но двое других, используя винтовки в качестве дубин, обрушили на лейтенанта град ударов. Несколько раз он сумел увернуться от мелькающих в воздухе прикладов, но внезапно левая ступня поехала вперед, и потерявший равновесие Сергей упал.
Не теряя самообладания, он перекатился по земле, круговым махом ноги подсекая оказавшегося рядом гитлеровца. Солдат грохнулся на спину, издав при этом булькающий горловой звук. А Буренков, не давая противнику подняться, ловко перекувыркнулся и локтем расчетливо врезал немцу в солнечное сплетение, надолго выводя того из «игры».
«Неплохо!» — мысленно похвалил себя он.
По-кошачьи отпрыгнув в сторону, Сергей вновь оказался на ногах, занимая оборонительную стойку. Совершив обманное движение, он вынудил третьего солдата повестись на ложный финт и нанести стволом винтовки колющий удар, который пришелся в пустоту. Затем стремительно подскочил к потерявшему на секунду координацию фашисту и вонзил ему нож по самую рукоятку в грудь чуть пониже селезенки. Коротко вскрикнув, солдат начал медленно оседать на землю.
Охваченный эйфорией Буренков сделал шаг назад, и тут жуткая парализующая боль пронзила весь его организм! Лейтенант, как подкошенный, рухнул на колени, судорожно глотая воздух широко открытым ртом. А врезавший ему прикладом в печень невесть откуда появившийся кряжистый унтер-офицер вермахта занес винтовку над своей непокрытой головой, намереваясь добить беспомощного разведчика.
— Конец, — прохрипел Сергей, закрывая глаза.
В следующее мгновение раздался глухой удар, сопровождаемый неприятным хрустом и звуком падающего тела, и теплые капли брызнули лейтенанту в лицо, давая понять, что он все еще жив. Подняв недоумевающий взгляд, Буренков увидел, что унтер-офицер с проломленным черепом лежит на земле, а над его трупом с покрытым бурыми пятнами камнем в руке возвышается Петр Каминский!
— Подставляешься, дядя, — отрывисто сказал Петр.
Он быстро нагнулся, схватил обмякшего лейтенанта под мышки и, пятясь, поволок друга назад к остаткам баррикады.
— Отпусти, — слабым голосом прошептал Сергей, — я должен помочь ребятам.
— Сиди уже, помощник, — тяжело дыша, ответил Каминский. — Фрицы, кажется, драпают.
И действительно, рукопашный бой оказался настолько же скоротечным, насколько и жестоким. Физические силы иссякли у обеих сторон, но в подобных схватках часто решающими становятся твердость духа и готовность к самопожертвованию, поэтому неудивительно, что первыми дрогнули немцы. Оставив на месте кровопролитного побоища дюжину убитых, гитлеровцы отступили.
Несмотря на одержанную в смертельном поединке безоговорочную, хотя и локальную победу, нашим парням тоже очень крепко досталось. И измотанные разведчики приняли единственное верное в данной ситуации решение — они спешно начали отходить. Те, кто еще мог самостоятельно передвигаться и держаться на ногах, тащили на себе раненых товарищей.
Сразу же вслед за Петром и Буренковым в полуразрушенное укрытие из мешков добрались Алик Бодарев с Николаем Семенюкиным. Они принесли на плечах двоих раненых красноармейцев. За ними, собрав в охапку брошенные противником винтовки, сгибаясь от тяжелой ноши и припадая на левую ногу, из которой торчала рукоятка ножа, приковылял Терентий Шагунин. Последним вернулся за спасительный бруствер с головы до ног залитый кровью сержант Верхогонов. Григорий, на котором не было живого места, за шиворот вытащил с поля боя бесчувственного Андрюху и еще одного бойца, Котова, получившего сильнейший удар прикладом по ребрам и также потерявшего сознание. Уложив рядышком обоих, Верхогонов облегченно вздохнул. Размашистым движением он вытер пилоткой лицо, затем опустился на корточки и хотел что-то сказать, обращаясь к Бодареву. Но внезапно глаза богатыря закатились, и могучее тело сержанта грузно повалилось на бок. Бодарев вместе с подбежавшим Семенюкиным, натужно кряхтя, перевернули товарища на спину.
— Вроде дышит, — произнес Алик, разрывая зубами индивидуальный пакет с бинтом.
— Тогда перевяжи его, а я посмотрю остальных, — Николай кивнул на четверых раненых бойцов.
— Хорошо! — ответил Бодарев.
Тут он заметил, что Шагунин, занятый проверкой трофейного оружия, продолжает сидеть с торчащим из бедра ножом.
— Терентий, — позвал Алик увлеченно щелкающего винтовочным затвором красноармейца, — тебе ничего не мешает в ноге?
— Если ты о ноже, то я про него почти и забыл, — спокойно ответил боец.
— Ладно, тогда немного еще потерпи. Я закончу с Григорием, а потом сразу извлеку этот «сувенир» от третьего рейха.
— Хорошо сказал, — улыбнулся Шагунин, — тем более что мой клинок остался в горле бывшего хозяина данного ножа, тоже на долгую память, так сказать!
— Скорее уж на вечную, — рассмеялся Бодарев. — Я не видел, чтобы кто-то из фрицев разгуливал с кинжалом в шее!
— К сожалению, у них и здоровых пока хватает, — сказал подошедший к Терентию Каминский, ткнув пальцем в сторону берега, — кажется, снова к нам в гости собираются, поганцы!
Петр взял две винтовки и, оставив вновь занявшихся каждый своим делом бойцов, вернулся к слегка оклемавшемуся Буренкову.
— Держи подарок, командир! — сказал он, протягивая Сергею одну.
— Спасибо, но лучше бы ты пулемет с парочкой полных лент раздобыл! — ответил Буренков.
— Пулемет есть, патронов к нему нет, — пожал плечами Каминский.
— В общем, все, как обычно, — ухмыльнулся Сергей, — патронов нет, майора Кочергина нет, обещанных танков нет, а, значит, простому калужскому парню Буренкову снова придется взять командование на себя и проявлять чудеса отваги и героизма, спасая своих друзей!
— Ты, дядя, от скромности не умрешь!
— Тоже мне, племянничек нашелся! Дай лучше спиртику, а то грудь болит, спасу нет!
— Это можно! — заблестев глазками, оживился Каминский.
Он развязал вещмешок, достал оттуда фляжку, отвинтил пробку и сделал большой глоток.
Затем, шумно выдохнув, передал емкость лейтенанту и назидательно произнес:
— Много не пей, тебе еще обороной руководить, Наполеон!
— Куркуль, для друга зажал! — беззлобно сказал Буренков, залихватским жестом отправляя содержимое фляжки себе в рот.
— Стой, стой! — испуганно воскликнул Петр, забирая у лейтенанта сосуд с горячительной жидкостью, слабо булькающей на дне, — Алику оставь, он тоже хотел!
— У меня свой запас пока есть! — улыбнулся Бодарев, оборачиваясь к разведчикам.
Юноша, как известно, оказывал Верхогонову помощь неподалеку и слышал разговор друзей.
— Тогда прими мой дружеский совет, — ворчливо произнес Каминский, пряча фляжку обратно в мешок, — убери заначку подальше от любопытных глаз и загребущих рук некоторых присутствующих здесь людей!
— Кстати, насчет присутствующих, — нахмурился Буренков, — Артема Тимофеевича давно нет, не случилось бы чего!
— Ты же вроде последним видел его и лучше нас должен знать, что могло с командиром произойти, — удивился Петр.
— Не совсем так, — ответил Сергей, помня об обещании, данном майору, и уже пожалевший, что затеял довольно скользкий разговор, — после меня танкисты еще оставались, но у них уже не спросишь…
— Так давайте я сбегаю, — предложил Бодарев. — Сержанта я уже перевязал, сейчас Терентию помощь окажу и смотаюсь на ту сторону, Тимофеевича поищу!
— Поздно, — играя желваками, произнес Буренков, — гитлеровцы подвезли на берег две зенитки. И если мы им не помешаем, то они вскоре разнесут прямой наводкой наше логово, а потом раздолбают «тридцатьчетверки» и «КВ», которые, судя по шуму двигателей, уже где-то возле моста. Поэтому ты, Петр, быстренько прооперируй Терентия, а ты, Алик, займи удобную позицию и постарайся уложить столько немецких артиллеристов, на сколько хватит патронов. А я в меру своих способностей тебе в этом помогу. К бою, разведчики!..
Глава 22
— Объясните мне, что происходит, Ридмерц! Горсточка русских обратила в бегство ваших бравых разведчиков, словно беззубых слепых котят! Как это понимать?..
Оберст-лейтенант фон Ройгс, наблюдавший вместе с командиром разведывательного батальона из двухместной башенки бронеавтомобиля «Хорьх» за ходом сражения, повернул голову и пронзительным требовательным взором уставился в блестящее от пота застывшее лицо майора, на котором ясно читалось откровенное и неприкрытое бессилие.
— Н-не з-знаю, — заикаясь, ответил Ридмерц, понимая, что его карьера висит на волоске, — это не поддается осмыслению.
Майор невидяще смотрел прямо перед собой, боясь даже краешком глаза встретиться с негодующим испепеляющим взглядом фон Ройгса.
— Вот даже как! — распаляясь все больше, воскликнул фон Ройгс. — А мне думается, что вечерний рапорт является плодом вашего, мягко говоря, нездорового воображения! Не может быть, чтобы люди, уничтожившие накануне восемь советских танков и несколько бронемашин, сегодня отступали перед натиском десятка вооруженных ножами бойцов!
— Вчерашний отряд под командованием обер-лейтенанта Прольтера погиб практически целиком, и это были мои лучшие солдаты, — робко возразил Ридмерц. — Сейчас я располагаю…
— Хватит, Ридмерц! — резко оборвал его фон Ройгс. — Приберегите свои жалкие оправдания для генерал-майора Дильсмана!
Оберст-лейтенант хотел добавить еще парочку «ласковых» слов, но тут его внимание привлекли два бронетранспортера «Ганомаг» с прицепленными позади транспортировочными тележками, на которых располагались зенитки. Урча двигателями, машины подъехали совсем близко к переправе, синхронно развернулись в сторону реки и остановились с таким расчетом, чтобы перед ними не было раскуроченных и сгоревших танков и броневиков.
На землю спрыгнули артиллерийские расчеты. Часть людей стала быстро, но без суеты опускать на землю боковые упоры крестообразных подставок орудий для ведения огня из походного положения. Другие, отсоединив механизмы буксировки, затягивали и блокировали тормоза на колясках. Действиями солдат руководил незнакомый фон Ройгсу офицер-артиллерист с погонами обер-лейтенанта, а помогал ему рыжеволосый лейтенант Шригерт.
— Наконец-то, — громко сказал фон Ройгс.
Удовлетворенно хмыкнув, он проследил взглядом за немного сдавшими в стороны и назад бронетранспортерами, совершившими нехитрый маневр для того, чтобы зенитчикам было удобнее разгружать ящики с боекомплектом, а затем поднес к глазам бинокль, направив его на дальний берег реки.
Оберст-лейтенант был внутренне готов к тому, что увидит въезжающие на мост русские танки.
Но в поле его зрения попали только башня и лоб корпуса головной «тридцатьчетверки», недвижимо застывшей перед мостом в самом узком месте обрамленной с обеих сторон достаточно крутой насыпью дороги, где разминуться двум машинам было нельзя. На броне с зажатым в руке шлемофоном стоял пожилой советский танкист. Судя по активной мимике, непрекращающемуся движению губ и яростной жестикуляции, он требовал от своих невидимых для глаз фон Ройгса собеседников взять машину на буксир и оттащить назад.
«Сломался, Иван! — скривив в торжествующей улыбке обветренные губы, злорадно подумал оберст-лейтенант. — Теперь кричи, не кричи, а понадобится время, чтобы сдвинуть эту груду железа. А мы пока приготовим вам гостинец в виде парочки орудий на западном берегу!»
Опустив бинокль, фон Ройгс снова принялся наблюдать за артиллеристами, уже приступившими к выравниванию и стабилизации пушек с помощью стальных свай, забиваемых в землю сквозь отверстия в упорах. Они работали четко и слаженно, и в мозгу оберст-лейтенанта завертелась навязчивая мысль о том, что мост, вероятно, удастся отстоять. Окрыленный надеждой, он на секунды забыл о готовящихся к решающему броску на противоположном берегу «тридцатьчетверках» и даже начал подумывать об ожидающей его в случае успеха почетной боевой награде…
Однако честолюбивым мечтам Отто фон Ройгса, по-видимому, не суждено было сбыться. Потому что в следующий миг командовавший зенитчиками обер-лейтенант, опрометчиво забравшийся на транспортировочную тележку, нелепо взмахнул руками и грохнулся вниз с пулевым отверстием во лбу. А пока его подчиненные соображали, в чем дело, невидимый стрелок уложил наповал еще двух артиллеристов, направлявшихся к «Ганомагу» за снарядными ящиками, сложенными в десантном отделении бронемашины.
— Все в укрытие, — закричал лейтенант Шригерт, чуть ли не пинками разгоняя ошеломленных солдат, — у русских снайпер!
Зенитчики кинулись врассыпную, прячась за щитками орудий и корпусами бронетранспортеров. Сам Шригерт запрыгнул в ближайший к нему «Ганомаг» и, оттолкнув в сторону замешкавшегося пулеметчика, короткими очередями открыл огонь из «MG-34» по залегшим на мосту советским диверсантам.
— Ридмерц, у вас есть шанс реабилитироваться! — повернувшись к майору, воскликнул фон Ройгс, моментально оценивший ситуацию и ее вероятные последствия. — Возьмите всех своих людей и уничтожьте противника! Иначе они перещелкают артиллеристов, словно куропаток, еще до того, как те выгрузят боеприпасы! У вас три минуты, не больше, потом русские танки уже будут здесь, и мы не сможем ничего сделать!
— Слушаюсь, господин оберст-лейтенант, — побледнев, дрожащим голосом ответил майор.
…Ридмерц прекрасно осознавал, что фон Ройгс отправляет его почти на верную смерть. Ведь похожий приказ он лично отдал не далее, как вчера ныне покойному обер-лейтенанту Прольтеру. Теперь же сам Ридмерц оказался в его шкуре. И майор, в угоду своим интересам, без колебаний и последующих угрызений совести приносивший в жертву других, сейчас почувствовал всепоглощающий животный страх, обуявший его существо от пяток и до кончиков волос! Жуткий озноб пробивал насквозь все его тело. Руки тряслись так, будто сквозь них пропустили сильнейший электрический ток, а ноги, наоборот, онемели и отказывались повиноваться…
Но, несмотря на все это, ослушаться оберст-лейтенанта Ридмерц не мог, ведь за подобное грозил трибунал. Поэтому, собрав остатки воли в кулак, майор кое-как вылез из «Хорьха» и под пристальным взглядом фон Ройгса на полусогнутых ногах засеменил в направлении реки, увлекая за собой всех оказавшихся на его пути солдат. Всего набралось около сорока человек.
С этим отрядом Ридмерц устремился к переправе, оказавшись между зенитчиками и русскими, которые были вынуждены перенести огонь на бегущих в их сторону гитлеровцев. Тем самым дав возможность артиллеристам заняться, наконец, выгрузкой боеприпасов.
Но было поздно, потому что на мост, объехав заглохший танк, уже вырвались советские разведчики-мотоциклисты! Два с лишним десятка трехколесных «М-72» с закрепленными на колясках пулеметами мчались вперед, и фон Ройгс понял, что имеющимися в его распоряжении силами и средствами их не остановить.
— Мы проиграли сражение, — прошептал он, снимая фуражку и белоснежным платком вытирая покрывшийся испариной лоб. — И тебе, Отто, надо выбирать между позорным, но спасительным бегством и теперь уже безнадежной попыткой сдержать продвижение русских. Других вариантов, кажется, нет. Конечно, самым благоразумным было бы прямо сейчас дать деру и сохранить свою шкуру. Но как я потом объясню Дильсману, почему, имея приказ любой ценой защитить мост, бросил на произвол судьбы солдат и первым покинул поле боя?..
Нахмурившись и задумчиво сощурив глаза, оберст-лейтенант провел пальцами по щеке, будто проверяя, насколько отросла за минувшие сутки щетина, хотя это его совершенно не интересовало. Просто он машинально часто так делал, принимая важное решение. Но сейчас был особый случай, и фон Ройгс повторил этот жест еще раз, прежде чем глубокие морщины, прорезавшие его лоб, разгладились, а взгляд опять стал решительным и твердым.
Годами отточенным движением он водрузил фуражку на голову, выровняв ее ребром ладони. Затем скомкал платок, выбросил его в траву и, наклонившись в проем башенки, скомандовал механику-водителю броневика:
— Вперед, фельдфебель, держите курс на мост! Надо поддержать солдат Ридмерца огнем!..
* * *
…Когда из-за дымящихся остовов танков и бронемашин показались рванувшиеся в атаку фашисты, Алик Бодарев, уже уложивший троих артиллеристов и терпеливо старавшийся поймать на мушку кого-нибудь еще, громко выругался и повернулся к друзьям.
— Ребята, — крикнул он, — бегущие фрицы перекрыли обзор, теперь я по зенитчикам не попаду!
— На то и расчет, ведь немцы не дураки, знают, что делать! — скорчив выразительную гримасу, ответил Буренков. — Но ты, Алик, не раскисай! Раз невозможно помешать пушкарям, то попробуй снять офицера, я видел его в толпе, мерзкий такой с кривым носом! Это слегка поумерит их пыл!
— Ладно, постараюсь, — кивнул Бодарев.
Быстро отрегулировав расположенный поверх ствола винтовки целик на соответствующую дальность стрельбы, Алик приподнялся над мешками, высматривая свою новую мишень. Вдруг Шагунин, чья позиция находилась левее, крепко схватил рукой юношу за предплечье и настойчиво потянул его вниз.
— Что случилось? — спросил Бодарев, с недоумением вглядываясь в радостное лицо разведчика.
— Посиди, отдохни, — улыбнулся Терентий.
Он положил винтовку рядом с собой и с наслаждением вытянул раненую ногу.
— Ты о чем говоришь, обалдел совсем, что ли? Гитлеровцы в двух шагах! — возмутился Альберт.
— Назад посмотри, крикун, прежде чем горло драть, — спокойно ответил Терентий, доставая папиросу, — фрицам теперь уже не до нас.
Бодарев, мельком взглянув на действительно резко снизивших свою прыть и явно чем-то обескураженных фашистов, оглянулся и увидел движущиеся по мосту на большой скорости мотоциклы «М-72». И тотчас же ему в уши ворвался разноголосый треск четырехтактных двухцилиндровых моторов. Буренков, Каминский и закончивший оказывать помощь раненым бойцам Коля Семенюкин обернулись следом за ним.
— Это же Иваныч! — восторженно закричал Каминский, тыча пальцем в мотоцикл, возглавляющий вереницу трехколесных машин, над рулем которого величественной глыбой возвышалась могучая фигура старшины Павла Ермишина.
— Естественно, кто же еще, — ровным голосом произнес Сергей, сдерживая рвущиеся наружу эмоции, но внутренне испытавший не меньшую радость, чем его друг, — а в коляске за пулеметом майор Кочергин. Седую голову Тимофеевича тяжело не узнать…
Буренков опустил винтовку и, слегка пригибаясь, побежал навстречу приближающемуся мотоциклу, очень скоро вильнувшему в сторону и остановившемуся перед ним. Другие «М-72», не сбавляя хода, проносились мимо, оставляя за собой щекочущий ноздри запах бензина.
— Рад снова вас видеть, Артем Тимофеевич, и Павла Ивановича, конечно же, тоже! — воскликнул Сергей, расплывшись в счастливой улыбке.
— Взаимно, Серега, — приветственно подняв вверх руку, улыбнулся Ермишин, по привычке заглушая у мотоцикла движок.
— Как там ребята, все живы? — кивнув лейтенанту, с тревогой спросил Кочергин.
— Танкистов убили, отважные были парни, множество фрицев положили, — вмиг посерьезнев, сказал Буренков. — Остальные наши живые, но пятеро ранены, Верхогонов тяжело…
— Жаль погибших ребят, — прошептал Артем.
— Что поделаешь, товарищ майор, война…
— Ты, Сережа, мне это уже говорил в прошлом году под Москвой!
— Я помню, — качнул головой Буренков.
Он внимательно глянул на командира и, понизив голос, спросил:
— Вы сами-то как, Артем Тимофеевич? А то мы с хлопцами не знали, что и подумать, вас все нет и нет…
— А что со мной сделается, — пожав плечами, ответил Кочергин, — ногу свело, шагу ступить не мог. Пришлось на мосту посидеть, Павла Ивановича ждать, чтобы подвез, вот я и приперся к шапочному разбору, уж извини…
Он заговорщицки подмигнул лейтенанту, протягивая руку, которую тот крепко пожал.
— Снова приступ случился? — наклонившись к самому уху майора, шепотом спросил Буренков.
— Снова, будь он неладен, — скрипнул зубами Артем, — но ты об этом, смотри, никому!
— Вы же знаете, я нем, как могила…
— Больше двух говорят вслух, товарищи командиры, — недовольно проворчал Ермишин, забыв про субординацию и устав. — По крайней мере, так поступают воспитанные люди, если, конечно, это не секретная информация, о которой мне не положено знать!
— Извини, Паша, не хотели тебя обидеть, — искренне произнес Кочергин, поворачиваясь к старшине. — Да и секрета особого нет, просто Сергей интересовался моим здоровьем, а я ответил, что все хорошо. В общем, не злись, а заводи аппарат и погнали вперед Нефедова догонять! Видишь, гитлеровцы отступают, значит, наши мотоциклисты за ними рванут и мне отставать негоже! И так уйму времени на заднице просидел!..
…Пока Ермишин, матерясь вполголоса, раз за разом жал ногой на кик-стартер, майор, вытянув шею, напряженно смотрел в сторону западного берега, где снова шел бой.
Разведчики-мотоциклисты, преодолев мост, разделились на три примерно равные группы. Первый отряд атаковал гитлеровцев в лоб. Мотоциклисты, выписывая среди пары вражеских зениток и покореженной техники замысловатые комбинации и виражи, прицельным огнем своих пулеметов вынудили пехоту и артиллеристов противника начать отход, попутно забросав противотанковыми гранатами два последних немецких полугусеничных бронетранспортера. Другие группы бойцов устремились к зенитным батареям, расположенным внизу возле моста, где завязалась ожесточенная перестрелка. И вскоре орудия, до сих пор продолжавшие изредка посылать снаряды через реку, замолчали, потому что обслуживающие их расчеты, не выдержав натиска советских мотоциклистов и понеся серьезные потери, также решили отступить…
— Я готов, командир, можем ехать! — густой бас Иваныча, за которым почти не было слышно заработавшего на холостом ходу двигателя мотоцикла, оторвал Артема от пассивного, но очень внимательного созерцания происходящих на поле битвы событий.
— Тогда поскакали! — скомандовал он. — Паша, гони во весь дух!
— Тимофеевич, а родственницу и дальше с собой повезем? — хитро прищурился старшина, разглаживая пышные усы.
— Едрена мама, я про нее и забыл! — вскинулся Кочергин.
Он отбросил в сторону брезентовую накидку, и взору Буренкова предстала появившаяся из мотоциклетной коляски продолговатая собачья морда, причем череп животного был туго обмотан белым бинтом! Очевидно, из-за причиняющей явные неудобства повязки собака, невероятным образом уместившаяся между ногами у Артема, выглядела весьма недовольной.
— Это же Герта! — воскликнул Сергей, переводя изумленный взгляд с животного сначала на майора, а затем и на старшину.
— Да уж не английская королева! — ухмыльнулся Ермишин.
— А почему башка забинтована, она ранена, что ли?
— Нет, просто я еще на том берегу ее специально перемотал, чтобы в уши не дуло и в них грязь не летела при быстрой езде! — хохотнул старшина, очевидно, сильно довольный собой.
— Короче, Серега, оставляем Гертруду на твое попечение, а нам пора, — решительно сказал Кочергин, жестом останавливая попытавшегося возразить Буренкова. — Это приказ, милый мой, и обсуждению не подлежит! Потому хватай собаку и терпеливо жди, когда по мосту пройдут наши танки. Следом поедут санитарные машины, загрузишь в них раненых ребят и отправишь в госпиталь! Выполнять!
— Есть, — откликнулся Буренков, принимая из рук майора Герту, чей строгий пронзительный взгляд вкупе с недобрым оскалом острых, как у акулы, зубов выражал откровенное возмущение производимыми над ней манипуляциями.
Кочергин посмотрел на Сергея, с перебинтованной собакой на руках выглядевшего чрезвычайно комично, и едва удержался от смеха. Волевым усилием согнав с лица наползающую улыбку, он повернулся к Ермишину и произнес:
— Ходу, Иваныч!
— Подождите, граждане-господа, — воскликнул Сергей, перегораживая дорогу, — а где компенсация несчастному животному за понесенный ущерб?
— В каком это смысле? — сдвинув домиком брови, нетерпеливо заерзал в коляске майор.
— В самом прямом, за то, что Гертруду Артемовну замотали, как Бабу-ягу! Поэтому с вас причитается!
— А-а, ну, тогда ладно, сейчас выдадим ей леденец!
Артем, не глядя, достал из кармана небольшой газетный кулек и протянул Буренкову.
— А зачем собаке табак? — втянув носом воздух, удивился Сергей. — Насколько я помню, день назад она еще не курила.
— Перепутал, с кем не бывает, — пробурчал Кочергин, забирая назад мешочек с самосадом.
Из другого кармана он извлек чуть более объемистый пакет, вложил его в раскрытую ладонь лейтенанта и, сверкнув глазами, сказал:
— Это уж точно сахар, товарищ Буренков, а теперь в сторону, живо!
При последних словах майора Ермишин резко прибавил газ, и Сергей с Гертрудою на руках едва успел отскочить перед рванувшимся вперед мотоциклом.
— Ты где учился водить, дядя Паша? — яростно закричал он, ища взглядом, чем бы запустить в обернувшегося с ехидной улыбкой старшину.
Не найдя ничего подходящего, Сергей погрозил вслед удаляющемуся мотоциклу кулаком, ласково погладил Гертруду и размеренным шагом направился к своим друзьям-разведчикам…
* * *
…Выполняя приказ, полученный от начальника разведывательного отдела дивизии, Артур Нотбек залил полный бак бензина, прицепил канистру с остатками топлива к мотоциклу, а затем уселся на землю и стал терпеливо ждать возвращения фон Ройгса, естественно, продолжая наблюдать за происходившим на берегу кровопролитным сражением.
Перед его глазами сменяющими друг друга картинками некоего фантасмагорического калейдоскопа проносились сцены боя. Массированная атака солдат вермахта, которую ценой своих жизней остановили русские танкисты, еще один натиск его сослуживцев, разбившийся об отчаянный контрудар советских диверсантов, наконец, последняя попытка сбросить красноармейцев в реку, неосуществленная из-за появления свежего отряда мотоциклистов противника, — все это отсюда, с вершины холма казалось унтер-офицеру чем-то далеким и нереальным. Уменьшенные расстоянием фигурки людей, похожие на игрушечные орудия и бронетехника создавали у Нотбека ощущение, будто он находится в кинотеатре и смотрит увлекательный фильм про войну, не имеющую к нему никакого отношения.
«Наверное, именно такие чувства испытывают штабные стратеги, разрабатывающие войсковые операции, хладнокровно посылающие тысячи людей на смерть, а потом аккуратным каллиграфическим почерком заносящие их фамилии в списки безвозвратных потерь личного состава!» — подумал Артур, стараясь отыскать взглядом оберст-лейтенанта фон Ройгса.
Но в не прекращающейся внизу адской круговерти увидеть кого-то конкретного было сложно.
Пока унтер-офицеру попался на глаза лишь движущийся навстречу ворвавшимся на позиции зенитчиков русским мотоциклистам «Хорьх» майора Ридмерца, который он распознал только потому, что двухосный броневик был единственной машиной подобного класса на поле брани. Его подбитый «собрат» на мосту в данном случае в счет не шел.
— Вот же мерзавец, — с ненавистью прошептал Нотбек, глядя в спину офицера, устроившегося в башенке «Хорьха» за пулеметом и считая, что это Ридмерц. — Столько людей погибло вчера из-за приказа этого урода, а он все коптит!
Рука унтер-офицера непроизвольно потянулась к винтовке, лежащей рядом с ним на земле. На молодого человека, что называется, накатило и кто знает, чем бы закончился его в общем-то справедливый порыв, но в тот момент, когда пальцы Артура сомкнулись на ружейном прикладе, бронеавтомобиль резко повернул влево, объезжая дымящийся «Ганомаг», и Нотбек, несмотря на приличную дальность, узнал в офицере оберст-лейтенанта фон Ройгса!
— Уф, — выдохнул он, отбрасывая в сторону винтовку, — я чуть не пальнул в человека, благодаря которому не участвую в переделке возле моста и все еще цел. Надо плюнуть на Ридмерца, взять себя в руки и успокоиться.
Артур провел вспотевшей ладонью по лицу, словно прогоняя навязчивую мысль, и принялся внимательно следить за фон Ройгсом, не понимая, что тот задумал.
А броневик под командованием оберст-лейтенанта неумолимо двигался навстречу советским мотоциклистам, уже во всю хозяйничающим возле захваченных орудий. Приникший к установленному в башенке «Хорьха» «MG-34» фон Ройгс короткими очередями стрелял по неприятелю, отвлекая внимание на себя и давая возможность бойцам разведывательного батальона и зенитчикам отступить с минимальными потерями в сторону холмов, что они с успехом и делали, улепетывая во весь опор!
К удивлению Нотбека, красноармейцы не стали вступать в бой с одиноким «Хорьхом», а, маневрируя на мотоциклах, очень быстро и грамотно рассредоточились на близлежащей территории. И броневик фон Ройгса оказался в некоем подобии вакуума, когда вокруг него оказались лишь обгоревшие останки танков и бронемашин.
Сначала Артур не понял смысла данного приема, посчитав, что русские мотоциклисты попросту испугались, хотя в подобное ему верилось с трудом. Но прогремевший рядом с «Хорьхом» мощный взрыв, заставивший оберст-лейтенанта инстинктивно пригнуться, расставил все по своим местам. Нотбек, увлеченно наблюдавший за действиями фон Ройгса и на время забывший про других участников «спектакля», поднял голову и сразу же наткнулся взглядом на советский танк «КВ», который бодро выкатился с моста на берег и открыл огонь. За ним следом нескончаемой, по крайней мере, так показалось унтер-офицеру, вереницей двигались «тридцатьчетверки» и легкие «Т-60» с пехотинцами на броне.
— Переправа захвачена русскими, теперь ее уже не отбить, немедленно уезжайте, иначе вам крышка! — воскликнул Артур, гипнотизируя взглядом фигуру фон Ройгса и отчетливо понимая, что на таком расстоянии тот не может его услышать.
Но, видимо, оберст-лейтенант рассуждал приблизительно так же, потому что он наклонился в проем башенки, явно отдавая механику-водителю приказ, после чего машина, сделав вираж и увеличив скорость, устремилась прочь от реки. Ровный участок местности «Хорьх» миновал достаточно быстро, но потом дорога пошла в гору, и броневик сбавил ход. Тем не менее в голове у Нотбека промелькнула мысль, что фон Ройгсу удастся спастись.
Однако экипаж «КВ» не собирался просто так отпускать свою добычу! Тяжелый русский танк, обогнув скопление покореженной техники, выехал на открытое пространство и остановился. Массивная башня неторопливо повернулась в сторону преодолевающего затяжной подъем бронеавтомобиля. Одновременно с ее вращательным движением 76-миллиметровая танковая пушка заскользила вверх.
Раздались два выстрела, произведенные с незначительным интервалом. Первый снаряд лег с недолетом, затем наводчик скорректировал прицел, еще немного приподняв орудийный ствол, и второй разорвался метрах в тридцати уже спереди от «Хорьха». После чего образовалась пауза в стрельбе. И в этот момент у Артура возникла несколько странная ассоциация русского танка с приникшим к земле умным и хитрым котом, терпеливо ожидающим, когда резвящаяся напротив трясогузка окажется на оптимальном от него удалении, чтобы усатый хищник мог совершить свой точный разящий прыжок.
Обладая развитым глазомером, Нотбек прочертил взглядом от застывшего в одном положении орудия танка и от приближающегося к вершине холма броневика воображаемые прямые, мысленно отметив, что эти линии неминуемо скоро пересекутся в конкретной точке.
«Следующим выстрелом русские обязательно попадут, тогда фон Ройгсу конец!» — понял он.
Артур вскочил на ноги и, размахивая руками, закричал так громко, как только мог:
— Покиньте «Хорьх», господин оберст-лейтенант, скорее!..
Автоматная очередь, выпущенная из «MP-40» откуда-то снизу и просвистевшая над ним, заставила унтер-офицера броситься ничком на землю. Перекатившись в сторону, он осторожно приподнял голову над васильками, пытаясь рассмотреть стрелявшего. Но кроме «Хорьха» с фон Ройгсом и взбирающихся чуть ли не на карачках по склону холма семерых тяжело дышащих солдат вермахта с винтовками в руках, не увидел больше никого.
«Это не могли быть русские, ведь между неизвестным автоматчиком и мной находились еще несколько человек, и в них попасть было значительно проще! Следовательно, враг — немец, и целился он именно в меня! — сделал вывод Артур, закипая от гнева. — Но какая же сволочь стреляла, а главное — зачем?»
Охваченный яростью и негодованием, он на короткие мгновения забыл про фон Ройгса и советские танки, занимающие плацдарм на берегу. В эти секунды Нотбеку ужасно хотелось узнать лишь одно — кто желает ему смерти! Со свойственной молодости горячностью он собрался броситься на поиски злоумышленника, но в этот момент грохот мощного разрыва вернул его к окружающей реальности.
Стремительно обернувшись, Артур увидел опрокинувшийся на борт объятый пламенем «Хорьх» и краешком глаза успел заметить в буквальном смысле летящую по воздуху нелепо размахивающую руками человеческую фигуру, в следующий миг исчезнувшую в траве. Лица он рассмотреть, естественно, не успел, но почему-то сразу решил, что это фон Ройгс.
Не мешкая, Нотбек подбежал к лежащему вниз лицом человеку. Перевернув его на спину, он убедился, что перед ним действительно фон Ройгс, который, если судить по сомкнутым векам и изредка шевелящимся белым губам, потерял сознание, но был еще жив. Артур попытался оторвать от земли и взвалить на плечи безвольное тело, однако оберст-лейтенант оказался настолько тяжел, что все усилия молодого унтер-офицера ни к чему не привели.
Понапрасну растратив силы, Нотбек устало опустился на землю рядом с фон Ройгсом, решив минутку передохнуть, а затем попробовать волоком оттащить вверх по склону не приходящего в себя офицера, оставлять которого русским он не хотел. Однако прозвучавший у него за спиной резкий неприятный голос Ридмерца тотчас же изменил его планы.
— Как я не появлюсь, вы все время сидите, Нотбек! — проскрежетал майор, возникнув, словно из пустоты. — Почему вы не участвовали в бою?
Ридмерц обошел унтер-офицера и, встав напротив, устремил на него неприязненный пронзительный взгляд.
— Потому что у меня был приказ оставаться на вершине холма, — поднявшись на ноги, с вызовом ответил Артур, — и я его выполнял!
— И кто же вам отдал такой идиотский приказ? — с издевкой спросил Ридмерц.
— Оберст-лейтенант фон Ройгс! Если не верите, сами поинтересуйтесь, когда он очнется!
— Вот даже как, это меняет дело, унтер-офицер.
Последнюю фразу Ридмерц произнес гораздо мягче, чем две предыдущие, и моментально убавив тон. Теперь от его гонора не осталось и следа!
«Испугался фон Ройгса, трусливый хамелеон!» — сверкнув глазами, злорадно подумал Артур.
Внезапно ему стало весело и противно одновременно, и он едва удержался, чтобы презрительно не расхохотаться майору прямо в лицо. Настолько откровенным и неприкрытым выглядело двуличие командира разведывательного батальона. Но Ридмерца это не волновало.
— Не будем тратить зря время, Нотбек, — сказал майор, напустив на себя озабоченный вид и присев на корточки около фон Ройгса. — Берите оберст-лейтенанта за ноги, я возьму под мышки. Доставим его к мотоциклу, пока русские копошатся на берегу.
Вдвоем они подняли фон Ройгса с земли, отнесли наверх и кое-как засунули в коляску «BMW».
Заведя двигатель, Артур сел за руль, Ридмерц устроился сзади, и мотоцикл, обгоняя бегущих солдат, устремился по грунтовке в сторону палаточного лагеря разведывательного батальона.
Когда они проезжали мимо перелеска, майор тронул Нотбека за плечо и прокричал на ухо:
— Видите колею, пересекающую дорогу метрах в двадцати от нас? Сверните по ней налево в березовую рощу! Там неподалеку от опушки стоят наши мотоциклы! Я пересяду, и вы с одним пассажиром сможете передвигаться быстрей!
— Слушаюсь! — кивнул головой Артур.
Унтер-офицер совершенно не обратил внимания на очевидную странность данного приказа, заключавшуюся в том, что впереди между палаток также виднелись силуэты двух или трех мотоциклов, любым из которых Ридмерц мог воспользоваться, не изменив маршрут. Причиной такой рассеянности являлся сильнейший дискомфорт, испытываемый Артуром от присутствия за его спиной майора, как известно, вызывавшего у молодого человека чувство глубокого отвращения. И сейчас Нотбек мечтал лишь о том, чтобы высадить своего командира. Поэтому он, не задумываясь, выполнил распоряжение Ридмерца и, оказавшись под кронами деревьев, вскоре достиг поляны, на которой действительно по четыре машины в ряд в ожидании своих экипажей, по большей части оставшихся лежать мертвыми возле моста, застыли двенадцать «BMW» и «Zundapp» с колясками.
Остановив мотоцикл, Артур не стал его глушить, потому что рассчитывал продолжить путь сразу, как только Ридмерц освободит заднее сиденье. Но у майора был иной план.
— Заведите мне какой-нибудь мотоцикл, Нотбек, — произнес он, слезая на землю, — а я пока осмотрю господина фон Ройгса.
— Хорошо, — индифферентно пожав плечами, ответил Артур.
«Спешившись» вслед за майором, он направился к ближайшему мотоциклу. Проверив наличие топлива в бензобаке, Нотбек взялся за руль, произвел нехитрые манипуляции, затем резко нажал ногой на кик-стартер и с первой попытки запустил двигатель.
— Готово, — сказал он, обращаясь к Ридмерцу.
— Отлично! — воскликнул майор.
Склонившись над мотоциклетной коляской, Ридмерц приподнял левое веко оберст-лейтенанта и убедился, что тот все еще без сознания. Потом, незаметно для унтер-офицера, занявшегося выравниванием оборотов холостого хода, расстегнул кобуру и достал из нее пистолет. Воровато оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что поблизости никого нет, майор сделал несколько шагов в сторону Артура, встал метрах в трех позади, покачиваясь с пятки на носок, и вкрадчивым голосом спросил:
— Нотбек, вы говорили с фон Ройгсом о вчерашнем бое, в котором был уничтожен наш отряд, попавший в устроенную русскими ловушку?
— Нет, — односложно ответил Артур, не поворачивая головы.
— Замечательно, — прошептал Ридмерц, сняв «вальтер» с предохранителя и направив ствол Нотбеку в спину. — Когда встретите обер-лейтенанта Прольтера, не забудьте передать ему от меня привет!
Скривив рот в жестокой ухмылке, майор нажал на курок. Раздавшийся среди молодых берез одиночный выстрел прозвучал отрывисто и громко.
С такого расстояния не промахнулся бы даже слепой. И пуля калибра девять миллиметров, выпущенная практически в упор, неминуемо должна была пробить сердце Артура. Но за миг до того, как смертоносный кусочек металла под воздействием пороховых газов покинул ствол, внезапный болевой спазм молнией пронзил левое колено унтер-офицера. Он непроизвольно дернулся вниз, и пуля, не задев жизненно важных органов, вошла в спину над лопаткой, разорвав одну из пятнадцати фиксирующих ее в человеческом теле мышц и застряв в другой.
Коротко вскрикнув, Нотбек упал грудью на руль, потом медленно завалился спиной на сиденье и, потеряв сознание, сполз на землю, оставив на заднем крыле мотоцикла смазанный кровавый след.
«Жаль, что в автомате закончились патроны, дал бы очередь и сразу избавился от геморроя, — подумал Ридмерц, с ненавистью глядя на обездвиженного унтер-офицера, — а так придется тратить еще одну пулю из своего „вальтера“, чтобы уж наверняка отправить этого молокососа на рандеву с Прольтером!»
Он согнул указательный палец, собираясь вновь нажать на курок, но тут его слух уловил лязгающий звук взводимого затвора. Вздрогнув, майор стремительно развернулся и уперся взглядом в перекошенное от ярости бледное лицо Отто фон Ройгса. Кистью правой руки оберст-лейтенант сжимал рукоятку установленного на коляске мотоцикла «MG-34». Черное дуло пулемета, моментально вызвавшее у Ридмерца ассоциацию с бесконечным туннелем, за которым уже ничего нет, было нацелено командиру разведывательного батальона точно в живот.
«Он обо всем догадался!» — понял майор, прочитав в сузившихся зрачках оберст-лейтенанта свой смертный приговор.
К горлу Ридмерца подкатил давящий комок, вызвавший рвотный рефлекс, и его чуть не стошнило. Парализованный страхом, он застыл на месте, беззвучно шевеля губами и продолжая держать в безвольно повисшей руке пистолет.
— Не думал, что вы такая гнида, майор, — глухо произнес фон Ройгс, и от его слов отчетливо повеяло могилой. — Знал, что кретин, трус и ничтожество, но чтобы стрелять в своего…
— Я-я, э-э-э, у-у…, — заикаясь и бессмысленно хлопая глазами, промычал Ридмерц.
— Почему вы это сделали? Отвечать! — рявкнул оберст-лейтенант.
И тотчас скривился от жуткой боли, пронзившей левую часть груди. Ощущение было таким, словно у него в теле находится острый прут, который неведомая сила стремится вытащить наружу. Но, несмотря на это, глаза фон Ройгса полыхали огнем. Казалось, он хочет взглядом прожечь майора и проникнуть в самые потаенные уголки его подлой гнилой души.
— Нотбек единственный, кто уцелел во вчерашней мясорубке. Он мог рассказать правду о гибели отряда обер-лейтенанта Прольтера и потерях русских, — пролепетал Ридмерц, немного придя в себя.
— Объясните, что имеете в виду!
— В своем рапорте я написал про уничтоженные танки и броневики противника… — майор замялся.
— Продолжайте! — властно потребовал фон Ройгс.
— Я солгал, у русских потерь не было…
— И поэтому вы решили избавиться от нежелательного свидетеля?
— Да, — прошептал Ридмерц и, к удивлению оберст-лейтенанта, внезапно задрал голову вверх.
«Что это с ним?» — недоумевающе подумал фон Ройгс.
Он тоже посмотрел на небо и услышал доносящийся с востока постепенно усиливающийся гул авиационных двигателей. Судя по их тональности, это были штурмовики «ИЛ-2», летевшие достаточно низко над землей.
«Теперь помощь от Дильсмана точно не подойдет. Русские вдребезги разнесут наши танки еще на марше!» — пронеслось в голове фон Ройгса.
Отвлеченный нарастающим шумом моторов приближающихся самолетов и мыслями, посетившими его мозг, он на короткое время потерял концентрацию и не заметил, как совершенно подавленный еще несколько секунд назад Ридмерц в результате произошедшей с ним невероятной метаморфозы неожиданно встрепенулся и, лихорадочно блестя полубезумными глазами, поднял свой пистолет. И теперь уже жизнь фон Ройгса повисла на волоске. От вечного небытия его отделяло лишь одно малозаметное движение указательного пальца майора!
Но тот медлил, ожидая, когда оберст-лейтенант опустит взгляд, чтобы насладиться ужасом, который, по мнению Ридмерца, неминуемо должен был отразиться в глазах начальника разведывательного отдела танковой дивизии. И допустил ошибку, ставшую для него роковой, потому что фон Ройгс периферическим зрением все же увидел направленный в его сторону ствол и, повинуясь инстинкту самосохранения, вдавил до упора спусковой крючок «MG-34».
Пулеметная очередь вмиг превратила грудь майора в кровавое месиво из ошметков мундира, кусков человеческой плоти и раздробленных пулями обломков костей. Ридмерц рухнул в траву и застыл без движения, нелепо вывернув шею и неестественно подогнув левую руку под себя. Широко открытые глаза майора невидяще уставились в пустоту.
— Туда тебе и дорога, мразь, — стиснув зубы, процедил фон Ройгс.
Бросив презрительный взгляд на труп Ридмерца, он сплюнул на землю и выбрался из коляски. Стараясь не обращать внимания на болезненные чувства, сопровождающие каждый вдох, оберст-лейтенант нетвердыми шагами подошел к Нотбеку, который без признаков жизни лежал на земле. Опустившись на колени и тревожно вглядываясь в обескровленное, похожее на восковую маску, лицо Артура, фон Ройгс приложил пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Приблизительно через десять показавшихся бесконечными секунд он, наконец, ощутил около кадыка слабую, но равномерную пульсацию сонной артерии.
— Живой! — слабо улыбнувшись, произнес оберст-лейтенант.
Достав перевязочный пакет, он вскрыл упаковку, намереваясь перебинтовать Артура. Но внезапно сердце пронзила невыносимая боль, глаза окутались густой пеленой, и фон Ройгс, лишившись сознания, провалился в темноту…
Глава 23
…Взяв под контроль мост и прилегающую к нему территорию, подчиненные полковника Думинина выполнили поставленную задачу и по его команде остановили продвижение вперед. Бой закончился, выстрелы стихли, и бойцы под прикрытием направленных на близлежащие холмы танковых орудий принялись осматривать захваченные у противника зенитки и поврежденную вражескую бронетехнику. Разведчики, напротив, не отходили от своих мотоциклов, ожидая распоряжений от майора Кочергина, который вместе с командиром бригады наблюдал за тем, как несколько красноармейцев осторожно извлекают тела советских танкистов из обгоревших остовов двух «T-IV» и бережно укладывают их на землю.
Лицо Думинина было суровым и мрачным, слишком уж высокую цену пришлось заплатить за победу. По предварительным данным, только потери танковых экипажей, включая пятерых погибших из сводного отряда Кочергина, составили около сорока человек убитыми, и это не считая раненых и обожженных. Огнем немецких зениток на восточных подступах к мосту были подбиты десять «Т-34», три «КВ-1» и четыре «Т-60», то есть тридцать семь процентов всех танков, имевшихся в бригаде. Причем большинство машин восстановлению не подлежали.
Не добавлял оптимизма полковнику и тот факт, что командир корпуса, получив информацию о захвате переправы, не отдал ему каких-либо конкретных указаний, предложив действовать по обстоятельствам, при этом, правда, пообещав, что поддержка с воздуха будет обеспечена и первая группа самолетов уже в пути.
И сейчас Думинин встал перед дилеммой: рискнуть и, оставив необходимое количество танков и людей для охраны моста на случай внезапного контрудара гитлеровцев, весьма небольшими силами немедленно продолжить наступление, развивая достигнутый успех или закрепиться на нынешних позициях, спокойно дожидаясь подхода свежих частей Красной Армии. Сам полковник склонялся к первому варианту, но медлил с принятием решения, стараясь просчитать возможные последствия.
Конец его сомнениям положил Кочергин. Тронув Думинина за локоть, майор внимательно посмотрел ему в глаза и доверительным голосом произнес:
— Командуй в поход, Семенович, а то мои орлы уже заждались!
— Читаешь мысли, Тимофеевич, — кивнул Думинин, изобразив некое подобие грустной улыбки на лице. — Есть у меня громадный соблазн попробовать внезапно накрыть штаб немецкой дивизии, а для этого мне понадобятся твои головорезы. Сам понимаешь, без разведки танки наобум в прорыв я не пошлю!
— Так я и говорю, мы готовы, — хитро прищурился Кочергин.
Он посмотрел в сторону моста и добавил:
— Вон как раз Нефедов с ребятами на моем «Бантаме» едут. На «американце» и покачу, а то душновато в броневике, да и покурить толком нельзя.
— Снова рвешься в самое пекло, Артем, — укоризненно покачал головой комбриг, глядя на приближающийся автомобиль, в котором помимо капитана Нефедова разместились Бодарев, Каминский и Буренков с собакой на руках, и обреченно вздохнул: — управы на тебя нет, и отговаривать я тоже устал. Ты уже взрослый дядя, поэтому делай, что хочешь. Главное, разведку мне обеспечь!
— Это, безусловно, товарищ полковник! — ответил Кочергин и собрался молодцевато козырнуть, но вовремя сдержался, вспомнив, что по-прежнему одет в форму гитлеровского солдата.
Беззвучно выругавшись, он направился к остановившемуся неподалеку «Бантаму», возле которого уже стояли покинувшие машину разведчики. Лишь Буренков, вольготно раскинувшись на заднем сиденье, блаженно вытянул ноги и, прикрыв веки, ласково гладил устроившуюся рядом с ним Гертруду.
«Где-то я уже лицезрел похожую картину!» — мысленно усмехнувшись, подумал Артем.
Он подошел к автомобилю и за руку поздоровался с капитаном Нефедовым, которого не видел со вчерашнего дня. Немного южнее в ясном голубом небе показалась эскадрилья идущих на бреющем полете штурмовиков «ИЛ-2». Пролетев над искрящейся в ярких солнечных лучах рекой, самолеты в знак приветствия покачали крыльями находившимся на земле людям и исчезли за вершинами прибрежных холмов.
— Разрешите доложить, товарищ майор! — произнес Нефедов, проводив взглядом штурмовики. — Все раненые на санитарной машине в сопровождении красноармейца Семенюкина отправлены лейтенантом Буренковым в госпиталь. Правда, Коля ехать в тыл категорически отказывался, но я вмешался и его уговорил…
— Ага, пригрозив военным трибуналом за невыполнение приказа! — не открывая глаз и не меняя своей расслабленной позы, ехидно сказал Буренков.
— Парень вымотался, я и решил, пусть немного отдохнет, развеется, с медсестрами поговорит, — смутился Нефедов.
— Все ты правильно сделал, не переживай, — ободряюще хлопнул капитана по плечу Артем.
— Тем более, товарищ майор, — почувствовав поддержку со стороны командира, уже гораздо увереннее продолжил Нефедов, — что никого другого я послать не мог. Потому, как Серега…
Раздавшаяся вдалеке пулеметная очередь заставила капитана умолкнуть и вместе с остальными повернуть голову на звук.
— Немецкий «MG-34», — сказал Артем, яростным движением ладони растирая неожиданно зачесавшийся нос, — значит, не все гансы пока еще драпанули к себе в фатерлянд!
— Какие наши действия, Артем Тимофеевич? — спросил Нефедов.
Он весь подобрался, став похожим на ищейку, почуявшую след.
— Через три минуты выдвигаемся! — произнес Кочергин, махнув рукой в направлении покрытых цветущими васильками холмов. — Разберемся, кто там стрелял, а затем поедем в гости к фашистам, штаб танковой дивизии будем искать! Нам понадобятся…
— Впятером поедем, товарищ майор? — вклинившись в разговор командиров, с невинным видом поинтересовался Буренков.
— Конечно нет, — в тон лейтенанту ответил Артем, — Гертруду прихватим с собой, чтобы в дороге не скучать!
— Не понял, — удивленно протянул Сергей, — вы же сказали…
— Я помню, что говорил, а вот ты, Сережа, хоть и русский герой, но старайся в дальнейшем не перебивать старших по званию, хорошо?
— Слушаюсь, — потупился Буренков, уловив в словах командира неприкрытый упрек.
— Ну, и славненько, — улыбнулся Кочергин.
Он повернулся к Нефедову и тихим голосом, словно их и не прерывали, продолжил:
— Значит, так, капитан. Берешь тридцать человек на десяти мотоциклах, сам садишься в оборудованный радиосвязью бронеавтомобиль и держите курс на палаточный лагерь фашистов. Если заметите что-то подозрительное, на рожон не лезьте, дождитесь меня. Я только отдам парочку распоряжений Красильникову и потом вас догоню! Вопросы есть?
— Никак нет! — ответил Нефедов.
Развернувшись через левое плечо, капитан быстрым шагом направился к разведчикам, перекуривавшим около мотоциклов. Увидев приближающегося Нефедова, бойцы оживились, притушили свои папироски и собрались в тесную группу, ожидая его распоряжений. Капитан лаконично изложил красноармейцам поставленную перед ними задачу, и менее чем через две минуты почти дюжина «М-72», взревев двигателями и выстроившись в колонну, отправилась по обозначенному Кочергиным маршруту. Замыкал вереницу трехколесных «коней» броневик «БА-64». Над амбразурой установленного в башне пулемета возвышалась голова капитана Нефедова. Его лицо выглядело сосредоточенным и напряженным.
В этот момент возле «Бантама» затормозил мотоцикл, управляемый Павлом Ермишиным. Из коляски ловко выпрыгнул капитан Красильников и подошел к Артему. Коротко переговорив с майором, Красильников отдал честь и отправился выполнять полученные от комбата указания.
— Ну, вот, теперь и нам пора, — обращаясь к Ермишину, облегченно вздохнул Артем. — Ты как, Иваныч, поедешь со мной в машине?
— С удовольствием, Тимофеевич, только пристрою свой «М-72»! Не оставлять же его бесхозным!
— Серега за ним приглядит! — покосившись на лейтенанта, сказал Кочергин.
— В каком это смысле? Я разве не с вами? — тряхнув чубом, возмутился Буренков.
— Вы сегодня с ребятами достаточно повоевали, надо и меру знать! Останетесь здесь на берегу! Ни к чему испытывать судьбу!
— Товарищ майор, — в один голос воскликнули Петр и Алик, — пожалуйста, возьмите нас с собой!
— Это что еще такое, — нахмурился Кочергин, выбив пальцами дробь на капоте автомобиля, — вы не в детском саду, а в армии, едрена мать, и обязаны делать то, что сказал командир!
— Мы же не в тыл просимся, а гитлеровцев бить! — поддержал друзей Буренков.
— Тимофеевич, — наклонился к уху Артема старшина, — давай захватим ребят. Посмотри, какие у них глаза! Это саблезубые тигры, а не бойцы!
— Да вижу я, — буркнул майор.
На его мужественном открытом лице отчетливо читались внутренние колебания и сомнения. Где-то на западе, приглушенные расстоянием, загрохотали разрывы авиационных реактивных снарядов и бомб. Они-то и положили конец раздумьям Кочергина. Хлопнув ладонью себя по бедру, Артем обвел взглядом замерших в ожидании его решения молодых разведчиков и строгим голосом произнес:
— Ладно, герои, уговорили! Раз проситесь в драку, так тому и быть! Садитесь на мотоцикл Иваныча и следуйте за нами! Но чтобы без самодеятельности, усекли?
— Так точно! — за всех ответил Сергей.
Он пулей выскочил из «Бантама» и забрался в коляску мотоцикла. Следом, весело перемигиваясь и отвешивая друг другу шутливые затрещины и пинки, заняли свои места Каминский с Бодаревым.
— Шпана малолетняя! — проворчал Кочергин, устраиваясь за рулем.
— Мы были такими же лет двадцать назад, — опустившись на соседнее сиденье, жалобно скрипнувшее под его весом, сказал Ермишин, — ты не забыл?
— Все я помню, Паша, — вздохнул Артем. — Годы летят, словно птицы, и, к сожалению, их уже не вернуть…
* * *
…Ушедшую вперед колонну они догнали на подъезде к березняку. Взяв левее, Кочергин вдавил педаль акселератора практически в пол, и машина, изредка подпрыгивая на кочках и ухабах, устремилась на обгон. Мотоцикл с разведчиками, управляемый Каминским, двигался, как привязанный, позади «Бантама» и не отставал.
Проскочив мимо головного «М-72», Артем, не сбавляя скорости, помчался дальше. Мягко шуршащая раскачивающимися на ветру листьями роща, почему-то напоминавшая ему бригантину, скользящую под зелеными парусами по морским волнам, проплывала в стороне. В некотором отдалении прямо по курсу виднелся безлюдный, очевидно, покинутый в спешке немцами палаточный лагерь.
Миновав уходящую в перелесок накатанную колею, Кочергин внезапно поморщился, будто надкусив спелый лимон, затем предупреждающе поднял вверх руку, после чего резко нажал на тормоз и остановил машину. Его маневр повторили разведчики-мотоциклисты, а последним, как и положено замыкающему, скрипнув подвеской, прекратил свое движение бронеавтомобиль капитана Нефедова.
Не покидая «Бантама», Артем жестом подозвал к себе Буренкова и, когда лейтенант приблизился, сказал:
— Ставлю задачу, кавалер! Необходимо аккуратно, но быстро прочесать этот небольшой лесочек на предмет наличия в нем фрицев. Сколько бойцов тебе нужно?
— Десятерых хватит, — почесав затылок, ответил Сергей, — естественно, включая Петьку с Аликом!
— Кто бы сомневался, — улыбнувшись, произнес Кочергин. — Ладно, действуй, но только осторожно, чтобы вернулись без потерь! Кстати, не забывай, что вы трое в немецкой форме, на этот счет проинструктируй остальных ребят. И под ноги себе смотрите, там могут быть мины на каждом шагу!
— Обижаете, Артем Тимофеевич! — ухмыльнулся Буренков, мысленно отметив, что употребление данного выражения, похоже, входит у него в привычку.
Приглашающе махнув рукой Каминскому и Бодареву, которые только и ждали этого сигнала, чтобы через несколько секунд очутиться рядом с ним, Сергей прошел вдоль вереницы стоящих на дороге мотоциклов и отобрал еще восьмерых красноармейцев, хотя желающих отправиться «на лесную прогулку», как он сам окрестил предстоящее мероприятие, было значительно больше. Объяснив подчиненным, что они должны делать, Буренков построил свой отряд редкой цепью и с пистолетом в руке направился в сторону березовой рощи. Вооруженные автоматами и винтовками бойцы шли следом, настороженно глядя перед собой.
Преодолев открытое пространство, разведчики оказались среди деревьев и постепенно выпали из поля зрения внимательно наблюдавших за их перемещениями однополчан, к коим, безусловно, относились находившиеся в «Бантаме» старшина Ермишин и майор Кочергин. И когда последний человеческий силуэт растворился между тянущихся к солнцу стройных молодых берез, Иваныч посмотрел на показавшееся ему слишком уж спокойным и даже в некоторой степени умиротворенным лицо Артема и тихим голосом сказал:
— Тимофеевич, можешь ответить мне на один вопрос?
— Хоть на три! — добродушно произнес Кочергин.
— Никак я в толк не возьму, почему сначала ты парней с нами в разведку брать не хотел, даже ругался, а сейчас взял и отправил Буренкова в лес, а он, естественно, Петьку с Аликом прихватил? Ведь можно было вместо Сереги капитана Нефедова послать или меня, на худой конец, а эту троицу поберечь! Сам говорил — навоевались они сегодня уже!..
— Переживаешь за ребят, старый? — прищурился Артем.
— Да и не скрываю этого, а вот тебя не пойму!
— Не заводись, Иваныч, — миролюбиво сказал Кочергин, — их не убьют, все вернутся назад!
— Откуда известно?
— Предчувствие, старшина! Словами объяснить не могу, просто знаю и все…
— Надеюсь, ты окажешься прав, — произнес Ермишин.
— А я в этом просто убежден, мой друг!
Артем достал папиросу и закурил, выпустив изо рта облачко едкого сизого дыма. Пару минут разведчики молчали, и было слышно, как на заднем сиденье, забывшись в беспокойном сне, тихонько поскуливает Гертруда.
Первым вернулся к прерванному разговору Кочергин. Выбросив в траву окурок, он провел пальцами по карману, нащупывая что-то у себя на груди, а затем, обращаясь к Ермишину, сказал:
— Можешь не верить, Иваныч, но после контузии я стал иногда будто бы видеть, что вскоре случится со мной или другими людьми. Такое происходит достаточно редко, но уж если видения меня посещают, то и сбываются они всегда. Плюс на уровне подсознания в подобные моменты я ощущаю приближение беды. Догадываешься, к чему я клоню?
— Не совсем, командир!
— Да к тому, что перед тем, как мы остановились возле этого перелеска, я мысленно увидел или почувствовал, не суть важно, присутствие за деревьями группы людей, но опасность от них не исходила, поскольку все они ранены или убиты. Поэтому я с легким сердцем и направил туда для проверки ребят во главе с Буренковым!
— Сам понял, что сказал, ясновидец? — пробурчал Ермишин. — Из твоих слов, пусть и косвенно, вытекает, что окажись в березняке готовые к сопротивлению фашисты, то вместо своего ненаглядного Сереги ты бы бросил под пули Нефедова!
— Ошибаешься, Паша, — покачал головой Кочергин, — в этом случае командование группой я бы взял на себя…
— А если твои предчувствия все же не верны, — не унимался Иваныч, — и отряд Буренкова попадет в устроенную гитлеровцами засаду, тогда что?
— Тогда никто не скажет, что я берегу своих, как многие их называют, «любимчиков»! — жестко ответил Артем.
Он хотел еще что-то добавить, но вместо этого лишь тяжело вздохнул и невидящим взглядом уставился вдаль, где в голубоватой дымке линия горизонта сливалась с землей.
Возникла непродолжительная пауза, затем Ермишин вновь, но уже с откровенным сочувствием посмотрел на командира и негромко спросил:
— Наверное, трудно жить, обладая таким даром, Тимофеевич?
— Очень, — прошептал Кочергин, — и ты даже не можешь себе представить как…
* * *
…Артем с Иванычем еще не закончили своей беседы, когда группа Буренкова, углубившаяся в перелесок на полторы-две сотни шагов, достигла поляны, где взорам разведчиков предстали тринадцать отбрасывающих причудливые солнечные блики мотоциклов немецкого производства и трое гитлеровцев, не подающих явных признаков жизни. Помня о том, что раз в год даже палка стреляет и, не желая схлопотать пулю в спину, Сергей на всякий случай решил осмотреть недвижимые тела врагов. Приказав остальным бойцам продолжать прочесывание рощи, лейтенант подозвал к себе Каминского и Бодарева и вместе с ними приблизился к фашистам, двое из которых, судя по форме и знакам различия, имели достаточно высокие воинские звания.
— Ребята, проверьте молодого и носатого, — произнес он, — а я гляну самого возрастного фрица!
Склонившись над офицером, лежащим на спине с безвольно разбросанными в стороны руками, Буренков деловито обыскал гитлеровца, забрав документы и пистолет. Раскрыв солдатскую книжку, Сергей, беззвучно шевеля губами и напряженно сопя, принялся ее изучать, что, учитывая его отнюдь не блестящее знание немецкого языка, являлось делом весьма непростым. Однако главное он, очевидно, все же сумел понять, так как вскоре торжествующе посмотрел на друзей и воскликнул:
— Смотрите, кто у нас здесь, хлопцы! Оберст-лейтенант, едрена мать! К тому же перед фамилией еще написано «фон»! Наверное, благородных кровей, герцог какой-нибудь или князь!
— Скорее, барон, — ответил Каминский, сидя на корточках возле распростертого на земле тела второго офицера, чья грудь напоминала хорошее решето.
— Все-то ты знаешь, Петруччо! — улыбнулся Буренков. — Колись, ты часом не граф?
— Нет, но мой папа был дворянин, — просто ответил Каминский, поднимаясь на ноги.
— Да ладно! — изумленно протянул Сергей. — Небось брешешь, я же ведь шутки ради спросил!
— А зачем мне врать? Какой смысл?
— Никакого, согласен!
Лейтенант почесал за ухом и сосредоточенно сдвинул брови, видимо, собираясь задать еще один вопрос, но его опередил Бодарев.
— Слушай, Петр, — спросил он, — а кто-нибудь еще знает про твоего отца?
— В особом отделе знают, у них все данные есть, и Тимофеевич, наверное, тоже! Ну, и вы теперь!
— А он жив, батя твой? — слегка замявшись, спросил Буренков.
— Нет, — покачал головой Каминский, — умер.
— Чего так? Ведь не старый наверняка еще был…
— Не старый, — с легкой грустью в голосе сказал Петр. — Его арестовали по ложному доносу в тридцатом году. Дали шесть лет лагерей, потом добавили еще десять.
— Ничего себе, — прошептал Бодарев.
— Отправили строить Беломорско-Балтийский канал, — продолжил Каминский, — затем перевели на канал Москва-Волга. Через несколько лет полностью реабилитировали, но он к тому времени уже серьезно болел. Вернувшись в Москву, долго лечился, но выздороветь так и не смог. В марте сорокового года отец скончался. Мы похоронили его на Введенском кладбище, которое часто называют еще Немецким…
— А почему именно там? — спросил Алик.
— Потому, что он был по национальности швед и на этом кладбище его родственники лежат, — ответил Петр.
— Подожди, но твоя-то фамилия Каминский, а не Андерссон! — тряхнув чубом, удивленно произнес Буренков.
— Это фамилия моей мамы, а у отца была другая, шведская, — сказал Петр. — Кстати, звали его французским именем Жан.
— Вот так ни хрена себе, — развел руками Сергей, как-то по-особенному взглянув на друга, — это получается, что ты у нас не просто Петька или Петруччо, а его сиятельство Петр Жанович и практически король Швеции!
— Ну, что-то типа этого! — улыбнулся Каминский.
— Может, у тебя и родственники есть где-нибудь в Стокгольме?
— Не знаю, отец про них ничего не говорил. Да и родился он в России и, между прочим, в Первую мировую против немцев и австрияков воевал в пехоте и был дважды награжден за храбрость, проявленную в боях!
— Ну, у тебя-то наград тоже хватает, — сказал Буренков и резко обернулся, потому что оберст-лейтенант, которого он считал мертвым, издал слабый протяжный стон.
— Братцы, немчура-то живой! — обращаясь к друзьям, воскликнул Сергей. — Не хочет подыхать, стервец! Придется к Думинину его везти! Кожей чувствую, много знает этот фашист! Кстати, что с остальными?
— Носатый готов, — сказал Петр. — В его документах дырища от пули, и занимаемой им при жизни должности я разобрать не смог.
— А молодой еще хрипит, — произнес Алик, — с ним-то что делать? Может, пристрелить, чтобы не мучился?
— А вдруг он тоже ценный «язык»? — возразил Буренков.
— Вряд ли, это же обычный унтер-офицер!
— Всякое бывает, — пожал плечами Сергей. — Поэтому, Алик, ты его быстренько перевяжи, чтобы совсем кровью не истек!
— Не хочу я на гитлеровца свой бинт переводить! — заартачился Бодарев.
— А я этого и не говорил, — видя, что боец «завелся», мягко произнес Буренков, — используем трофейный материал.
Наклонившись к оберст-лейтенанту, он разжал его побелевшие пальцы, взял из ладони уже вскрытый перевязочный пакет и отдал юному разведчику. Пока Алик, недовольно ворча себе под нос, оказывал помощь не приходящему в сознание унтер-офицеру, Сергей с Каминским перенесли оберст-лейтенанта в коляску мотоцикла, двигатель которого, судя по нагреву, уже долго работал на холостом ходу, насыщая атмосферу едкими выхлопными газами.
Тем временем на поляну вернулись остальные красноармейцы, осмотревшие перелесок и не обнаружившие ничего подозрительного. По команде Буренкова они помогли закончившему перевязку Алику «погрузить» немецкого унтер-офицера в «Zundapp», и вскоре два мотоцикла в сопровождении группы идущих пешком разведчиков бодро покатили в сторону опушки…
Глава 24
…Сидя за массивным, сколоченным из прочных дубовых досок столом, генерал-майор Дильсман пристально смотрел, как над стоящим перед ним стаканом с крепким ароматным чаем поднимается к потолку теплый невесомый пар. Внешне спокойный, он испытывал сильное внутреннее волнение, и тому было достаточно причин.
Во-первых, прошло уже три часа с момента, как он разговаривал с фон Ройгсом. Больше от оберст-лейтенанта известий не поступало, и Дильсман предполагал самое худшее.
Во-вторых, отправленная на помощь защитникам моста танковая рота была атакована на марше русскими штурмовиками. Ее командир успел передать, что потери очень большие. Затем связь прервалась, и что произошло дальше, являлось для Дильсмана неразрешимой загадкой. Хотя здравый смысл ему подсказывал, что к месту назначения, то есть к переправе, танки, скорее всего, не добрались.
Все это, как упоминалось выше, очень тревожило генерал-майора. Как и минувшей ночью, он пребывал в неведении и напряженно размышлял, что еще в данной ситуации можно сделать. Однако на ум ничего путного не шло, и Дильсман вызвал своего адъютанта.
— Бруно, — крикнул он, — зайдите ко мне!
Голос Дильсмана еще отдавался эхом среди бревенчатых стен, а межкомнатная дверь уже распахнулась, и на пороге возник лейтенант Закс.
— Слушаю, господин генерал-майор! — щелкнув каблуками, сказал он.
— Есть новости от фон Ройгса?
— Никак нет!
— А майор Ридмерц?
— Тоже молчит, господин генерал-майор!
— Плохо, — пожевав губами, произнес Дильсман. — А что люфтваффе?
— Обещают поднять в воздух самолет-разведчик через сорок семь минут! — посмотрев на часы, висящие на стене, ответил Закс.
— Что ж, будем ждать, похоже, ничего другого нам не остается, — прошептал Дильсман.
Отпустив лейтенанта кивком головы, он вышел из-за стола и приблизился к окну. Настежь распахнув обе створки, генерал-майор полной грудью вдохнул ворвавшийся в комнату свежий августовский воздух и прикрыл глаза, подставляя лицо колышущему занавески мягкому теплому ветерку и уносясь мыслями куда-то очень далеко…
* * *
…Отправив доставленных из березовой рощи гитлеровцев на трофейных мотоциклах к мосту, Артем Кочергин забрался в бронеавтомобиль и связался с полковником Думининым. Выслушав майора, комбриг сообщил, что выделил разведчикам в качестве огневой поддержки восемь «тридцатьчетверок» и пять легких «Т-60». Просьбу Артема добавить к ним еще парочку «КВ-1» Думинин категорически отверг, предложив довольствоваться тем, что дают. Впрочем, несмотря на этот жесткий и решительный отказ, Кочергин был вполне удовлетворен состоявшимся с командиром бригады разговором, поскольку рассчитывал получить в свое распоряжение самое большее пять или семь, но уж никак не тринадцать машин!
Выбравшись из нагревшегося на солнце и насквозь пропитанного бензиновыми парами чрева бронеавтомобиля, Артем перекурил с разведчиками, одновременно проведя с ними короткий инструктаж, а когда на дороге появился силуэт головной «тридцатьчетверки», дал команду подчиненным трогаться вперед.
Урча моторами, колонна взяла курс на запад, но уже в несколько ином порядке, чем ранее. Экипажи трех мотоциклов выдвинулись в дозор. За ними, отставая на четверть километра, ехали Кочергин с Ермишиным на «Бантаме», капитан Нефедов в броневике и остальные мотоциклисты. Лязгающие гусеницами танки следовали позади этой группы, соблюдая некоторую дистанцию.
Преодолев около двадцати километров и не встретив на своем пути не только сопротивления, но даже намеков на присутствие неприятеля, за исключением полутора десятков уничтоженных нашей авиацией в чистом поле вражеских танков, советский отряд углубился в сосновый бор. Сразу за лесом находилась деревня, где, если верить отметкам, проставленным в карте майора Кочергина, располагался штаб танковой дивизии вермахта. Поэтому Артем затормозил колонну, выставил боевое охранение и собрал командиров разведчиков и танкистов, как он любил выражаться, «на производственное совещание». Остальные бойцы тем временем получили возможность немного передохнуть, чем без промедления и воспользовались.
Естественно, не являлись исключением и Алик с Каминским. Опустившись на усыпанную мягкой опавшей хвоей землю, молодые люди завели непринужденную беседу на темы, не касающиеся войны. Поговорив, наверное, в тысячу первый раз о девушках и рыбалке, они стали мечтать о том, чем займутся после разгрома фашистов, когда наступит мир.
— Я окончу институт, буду работать инженером на заводе, — покусывая травинку, сказал Алик. — Там, глядишь, и директором стану.
— Ага, а потом министром! — подколол друга Петр.
— Все может быть, кто знает, — улыбнулся Бодарев. — А ты-то сам, чем займешься?
— Пойду в парикмахеры, — сказал Каминский и смущенно добавил: — Если возьмут, конечно.
— А куда они денутся! Ты же, как и Серега, настоящий русский герой!
— Скорее уж шведский! — рассмеялся Петр.
Алик захохотал было следом, но внезапно осекся, наморщил лоб и полез рукой за пазуху.
— Ты чего? — удивился Каминский.
— Чуть не забыл, — сказал Бодарев, доставая наружу машинку для стрижки волос, — это тебе!
— Ты где ее взял?! — воскликнул Петр.
— У раненого молодого фрица в березняке, когда заматывал его бинтом! Теперь она твоя, владей на здоровье, но, чур, первым оболванишь меня, а то зарос уже, как дикобраз!
— Даже не сомневайся!
Каминский, сияя от восторга, буквально выхватил машинку у друга и принялся вертеть ее в руках, разглядывая со всех сторон.
— Алик, здесь надпись какая-то сделана по-немецки, — сказал он и прищурился, стараясь разобрать выгравированные на внутренней стороне металлической ручки слова.
— Надеюсь, не похабная?
— Нет, если я правильно перевел, то она гласит следующее: «Моему другу Вернеру от Отто фон Ройгса»!
— Странно, я внимательно просмотрел солдатскую книжку этого унтер-офицера и хорошо помню, что его имя Артур!
— Так, может, он стянул машинку у кого-то еще и оставил себе…
— Чтобы обменять потом на самогон! — рассмеялся Бодарев, не дав Петру закончить фразу. — Дружище, какая разница, говорю еще раз, — теперь это твой военный трофей!
— А давай я прямо сейчас тебя и постригу! — блестя глазами, предложил Каминский. — Найдем подходящий пенек, у Иваныча покрывало возьмем, у него наверняка есть нечто подобное в вещмешке, десять минут и готово! Вжик-вжик!
— Боюсь, не выйдет, — покачал головой Алик, — вон Тимофеевич идет и Серега с ним, значит, снова вперед!
— Что ж, отложим наше мероприятие на более поздний срок! Думаю, к вечеру мы точно захватим вражеский штаб, тогда и опробуем инструмент! Договорились?
— Конечно, — согласился Бодарев и совсем тихо, чтобы Петр его не расслышал, добавил: — Если доживем…
* * *
…Вернувшись к столу, генерал-майор Дильсман опустился на стул, подпер голову руками и принялся разглядывать замысловатые узоры на дощатом некрашеном полу.
«Почти четырнадцать месяцев, как длится война с Россией, и ей не видно конца, — размышлял он. — Мы завязли, будто в глубоком топком болоте в стране, где многое для нас чуждо и непривычно. И примеров тому полно! Далеко ходить не надо, взять хотя бы этот злосчастный мост. Из того, что мне известно, он построен с использованием самых последних достижений инженерной и технической мысли, прочный, надежный. По нему могут передвигаться не только автомобили, но даже танки и тяжелые броневики. А дороги, которые ведут к мосту, обычные грунтовые. Разве возможно подобное в нашей стране? Конечно же нет!»
Генерал-майор неторопливо отхлебнул из стакана уже остывший чай и снова углубился в философские раздумья:
«Впрочем, я, кажется, полез куда-то не туда. Мост, дороги, дело не в них! По-другому нужно ставить вопрос: ради чего мы тут сражаемся, заливаем своей и чужой кровью города, деревни, поля? Чтобы создать великую Германию? Бред, в который верят недалекие люди, но среди немцев таких, к сожалению, большинство! Мои соотечественники, ослепленные идеями мирового господства, не понимают, что русских победить не удастся, ведь с нами воюет не одна армия, а весь народ! С каждым днем их сопротивление и ненависть только растут. Они дерутся грамотно и отчаянно. И если мы отсюда не уйдем до зимы, то, боюсь, преподнесут нам еще какой-нибудь неприятный сюрприз, рядом с которым разгром под Москвой покажется незначительным инцидентом!..»
Здесь Дильсман прервал свои умозаключения и прислушался к доносящемуся со стороны соснового леса гулу моторов.
«Наверное, возвращается фон Ройгс, — подумал он. — Правда, странно, почему оберст-лейтенант не выходил на связь, ну, да ладно, через десять минут все узнаю!»
Однако столько ему ждать не пришлось, потому что в следующее мгновение в комнату ворвался, иначе не скажешь, лейтенант Закс.
— Русские, — крикнул он, вытянув руку к окну, — не менее дюжины танков и мотоциклисты!
— Откуда они движутся? — быстро спросил Дильсман.
— Из леса, конечно! — недоуменно вскинув брови, ответил адъютант. — К нам от реки ведет только одна дорога!
— Значит, мы потеряли мост, — прошептал генерал-майор.
На окраине деревни рявкнули орудия, к ним присоединился пулемет. В ответ загрохотали пушки советских танков. С улицы донеслись крики и топот сапог бегущих солдат.
— Вам надо уходить, господин генерал-майор! — перекрывая грохот завязавшегося боя, воскликнул Закс. — Машина с работающим двигателем стоит во дворе!
— Об этом не может быть и речи, Бруно! Какой же я командир, если брошу подчиненных в тяжелый момент!
— Вы лучше меня знаете, шеф, что все наши части на северном участке, а здесь и сейчас мы располагаем лишь несколькими 37-миллиметровыми орудиями и сотней солдат, включая писарей и поваров. Этими силами русских не остановить! Повторяю, нужно уезжать, иначе вас ждет неминуемая гибель или, в лучшем случае, плен! Неужели вы хотите преподнести такой шикарный подарок большевикам?!
Дильсман нахмурился, но не потому, что адъютант назвал его шефом. Просто он отлично понимал, что Закс прав, и другого разумного варианта, кроме предложенного лейтенантом бегства, не существовало. Однако все естество командира дивизии этому противилось. Не в его характере было отступать.
Словно ища поддержки, генерал-майор обвел напряженным взглядом комнату и встретился глазами с суровым взором фюрера, чей портрет висел на стене. Посмотрев в лицо основателя национал-социализма, Дильсман мысленно выругался и неловким движением смахнул на пол пачку сигарет. Кряхтя, он наклонился, чтобы ее поднять, и тем самым, возможно, спас себе жизнь, потому что в этот момент рядом с домом разорвался снаряд.
Мощной взрывной волной выбило стекла, и сорвало с петель распахнутые оконные створки, одна из которых, залетев внутрь и кувыркаясь в воздухе, пронеслась в том самом месте, где секунду назад возвышалась над столом крупная голова генерал-майора. Помещение заволокло едким дымом, раздражающим слизистую оболочку полости рта и гортань, и временно потерявший ориентацию в пространстве невнятно ругающийся Дильсман зашелся в приступе хриплого кашля.
Закс первым пришел в себя. Подбежав по усыпанному осколками полу к матерящемуся вполголоса генерал-майору, он схватил того в охапку и выволок на улицу. Погрузив с помощью водителя плохо соображающего Дильсмана в генеральский «Хорьх», адъютант жестом приказал шоферу устроиться на заднем сиденье, сам прыгнул за руль, и машина, поднимая густые облака пыли, устремилась к выезду из деревни…
* * *
…Опустившаяся на землю августовская ночь была ясной и безветренной. В густой высокой траве стрекотали неугомонные сверчки, за околицей изредка лаяли собаки, убывающая луна плавно и неторопливо взбиралась на небосвод.
Артем Кочергин, сложив руки на груди и запрокинув голову, стоял возле избы, где еще днем располагался штаб гитлеровской танковой дивизии, и смотрел на мерцающие в вышине загадочным холодным светом тысячи далеких и прекрасных звезд. Когда-то очень давно, в счастливом и безоблачном детстве, от которого остались только обрывки воспоминаний, он также выходил на улицу перед сном и безошибочно отыскивал взглядом в темном небе ковш Большой Медведицы, похожее на корявенькую букву «М» созвездие Кассиопеи, пояс Ориона, ярко светящуюся Венеру и оранжевый Марс, прозванный Красной планетой.
С тех пор минуло около тридцати лет. Вполне себе приличный по человеческим меркам срок, считай, полжизни целого поколения. За это время дети выросли и сами стали родителями, а вроде бы еще вчера бодрые и жизнерадостные взрослые как-то незаметно превратились в старых брюзжащих ворчунов. Естественно, изменения коснулись не только людей, этих песчинок мироздания. На всем земном шаре произошли глобальные преобразования. С политической карты мира исчезли страны и империи, а на их месте возникли новые государства, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И только звезды, как и много веков назад, величественные и непоколебимые, по-прежнему блистали в бескрайнем океане вселенной, создавая у Артема ощущение умиротворения и покоя…
Со стороны надворных построек послышались мягкие шаги, и к майору подошел Сергей Буренков. Он переоделся в советскую форму и, несмотря на тяжелейшие испытания, выпавшие в том числе и на его долю прошедшим днем, выглядел бодрым и жизнерадостным. От лейтенанта пахло березовыми вениками и хозяйственным мылом.
— Не помешаю, Артем Тимофеевич? — спросил Сергей, встав сбоку от командира.
— Нисколько, друг мой! Занимай лучшее место в партере! — улыбнувшись, ответил Кочергин.
Он втянул носом воздух и одобрительно покачал головой:
— А ты, как я чувствую, деревенскую баньку уже посетил!
— Само собой, товарищ майор! С хлопцами знатно попарились!
— Молодцы! Ребята что, отдыхают?
— Какой там! Петька машинку трофейную раздобыл, сейчас, высунув язык от удовольствия, Алика стрижет!
— Надо было сначала постричься, а уж потом мыться идти!
— Мы так и хотели, но товарищ Ермишин попросил нас принять водные процедуры, пока вы будете допрашивать пленных, чтобы потом, как он выразился, «никто в парилке не путался у комбата под ногами»! — рассмеялся Буренков. — При этом старшина был весьма убедителен и чрезвычайно красноречив!
— Узнаю Павла Ивановича! — ухмыльнулся Артем.
— Кстати, он несколько лучших веничков приберег и обещал, как появитесь в бане, отхлестать ими вас от души!
— Что же, тогда я, пожалуй, пойду! Негоже заставлять Иваныча ждать!
— Извините, товарищ майор, можно еще вопрос?
— Задавай, кавалер!
— Как ваша голова, ничего?
— Да вроде нормально, как мост захватили, так все и прошло! Может, болела к перемене погоды? Я слышал, у контуженых людей такое бывает. Короче, я здоров, словно дикий бабуин!
Оба командира весело расхохотались, вспомнив комичный эпизод, произошедший в пылу сражения с Петром Каминским восемь с половиной месяцев назад.
— Ну, тогда я спокоен, — отсмеявшись и вытирая непроизвольно выступившие на глазах слезы, сказал Буренков, — легкого пара вам, товарищ генерал!
— Подколол-таки, хитрец! — добродушно произнес Кочергин, хлопнув раскрытой ладонью Сергея по плечу. — Смотри, доиграешься, возьму у Петра инструменты и сбрею твой чуб!
— Нет, Артем Тимофеевич, я давно уже вас раскусил! Вы только грозитесь, но никогда на подобное жуткое и коварное злодеяние не пойдете!
— Почему же? — прищурился Кочергин.
— Потому, что вы Человек, причем с большой буквы! — серьезно взглянув на майора, ответил Сергей. — За это все наши бойцы вас искренне любят и безоговорочно уважают!
— Скажешь тоже, — чувствуя, что краснеет, и немного смутившись, пробурчал Артем.
— Говорю, как есть, и, если понадобится, то где угодно и хоть сто раз повторю! — запальчиво воскликнул Буренков.
— Спасибо, Сережа! — с неподдельной благодарностью сказал Кочергин. — А сейчас иди спать. Утром Думинин прикатит, возможно, снова пошлет нас вперед. Не до отдыха будет уже.
— Слушаюсь, товарищ майор! — лихо козырнул Буренков и, четко по-уставному развернувшись через левое плечо, направился в сторону избы, в которой вместе с друзьями-разведчиками расположился на ночлег.
— Герта! — позвал Артем, глядя вслед удаляющемуся лейтенанту, чей силуэт, постепенно теряя очертания, медленно растворялся в темноте.
Откуда-то слева послышался дробный топот лап, и к Кочергину, виляя хвостом, подбежала его любимица.
— Пойдем, моя умница, к дяде Павлику, он тебя вкусненьким угостит, — погладив собаку, ласково произнес Артем и направился по тропинке во двор.
Гертруда, радостно гавкнув, помчалась вперед…
Завершались еще одни сутки жестокой и страшной войны. До Победы оставалось два года и девять месяцев, но об этом, естественно, никому знать было не суждено…
Глава 25
…Пасмурным майским днем 1972 года по нечетной стороне улицы Арбат прогуливались два человека: мужчина лет пятидесяти и очень похожий на него молодой человек лет двадцати. Увлеченные своей беседой, они не обращали внимания на падавшие с хмурых небес мелкие капли дождя, время от времени проезжающие мимо троллейбусы и торопящихся по делам прохожих. Облик, одежда, манера держаться, а главное, немецкий язык, на котором свободно разговаривали эти двое, — все красноречиво указывало на то, что они не граждане СССР, а подданные другого государства.
Перед аркой одного из домов иностранцы замедлили шаг, пропуская выезжающий со двора автомобиль. Мужчина, воспользовавшись заминкой, достал сигарету и закурил. Сделав глубокую затяжку, он неторопливо выпустил дым изо рта и, повернувшись к своему спутнику, произнес:
— А советские сигареты очень даже ничего!
— Ты говоришь это уже в двенадцатый раз, отец! — улыбнулся молодой человек.
— Что поделаешь, Отто, склероз! Возраст берет свое!
— Однако ты хорошо помнишь события, произошедшие четверть с лишним века назад!
— Подобное не забывается, мой мальчик, тогда ведь была война, и каждый день мог стать последним, в том числе и для меня! Знаешь, я до сих пор не забыл лица многих из тех, с кем свела на фронте судьба!
— Ты имеешь в виду офицеров и солдат вермахта?
— Почему же, не только. Например, в моей памяти навсегда отложился седой русский майор, о котором я тебе рассказывал.
— Это тот, что гнался за тобой на бронеавтомобиле?
— Он самый! Я узнал его звание в плену. Видишь, какой парадокс, — весной сорок второго года майор элементарно мог меня убить, а в августе уже я имел прекрасную возможность застрелить его из винтовки, когда он выбирался из перевернувшегося броневика. Но в итоге ни того, ни другого не произошло. И сейчас я нахожусь в Москве, а что случилось в дальнейшем с ним, естественно, не знаю.
— А господин фон Ройгс, место захоронения которого мы посетили вчера, кто он для нашей семьи? Вы с дедушкой часто вспоминаете о нем.
— На этот вопрос коротко не ответишь. Как тебе известно, в Первую мировую войну твой дед Вернер спас Отто фон Ройгсу жизнь, и они стали друзьями. А в сорок втором мы случайно встретились с оберст-лейтенантом фон Ройгсом утром того дня, когда меня ранили и я угодил в плен, где и провел семь долгих лет, работая на свежем воздухе и изучая в редкие часы досуга великий и могучий русский язык…
— Кстати, ты не рассказывал, как получил пулю в плечо и почему шрам сзади над лопаткой. Выходит, ты убегал от советских солдат…
— Увы, — вздохнул мужчина, стряхивая пепел с кончика сигареты на тротуар, — все гораздо хуже и омерзительнее. Мне выстрелил в спину собственный командир! Он написал лживый рапорт, а потом испугался, что я опровергну его доклад. Выбрал удобный момент и нажал на курок. Когда я упал, этот подлец хотел меня добить, но тут очнулся фон Ройгс и скосил негодяя очередью из пулемета, то есть фактически именно благодаря ему я и остался в живых!
— Не понял, — потряс головой Отто, переступая через лужицу, — а оберст-лейтенант каким образом оказался неподалеку?
— Чуть ранее фон Ройгса взрывом снаряда выбросило из броневика. Он ударился о землю и получил тяжелые травмы внутренних органов, от которых впоследствии и скончался. Так вот, мы его подобрали, повезли к своим и заехали в березняк, где все дальнейшее и произошло. В общем, чтобы тебе все стало понятно в этой истории, мне нужно долго и нудно объяснять. Как говорят русские, тут без бутылки не обойтись! Поэтому, давай я расскажу подробности в более подходящих условиях, например в самолете по дороге домой, а не здесь под дождем.
— Хорошо, — легко согласился Отто и посмотрел на опущенную вниз правую руку отца. — Сигарета истлела, сейчас пальцы тебе обожжет!
— Спасибо! — кивнул мужчина и подошел к установленной возле стены шестиэтажного дома рядом с дверью урне для мусора.
Аккуратно опустив в нее окурок, он мазнул взглядом по стеклянной витрине первого этажа и, очевидно увидев внутри нечто интересное, жестом позвал сына к себе, а когда молодой человек приблизился, с нескрываемой радостью в голосе сказал:
— Смотри, это советский парикмахерский салон! Обстановка и интерьер почти такие же, как у нас, только зал просторнее, более яркий свет и немного другие зеркала!
— Папа, извини, но мне не очень понятен твой восторг, — удивленно произнес Отто. — Я не поверю, что ты думал, будто в России второй половины двадцатого века стригут волосы при свечах в глубине украшенных черепами и костями мрачных пещер!
— Конечно нет! Но, честно говоря, представлял себе все несколько иначе, более серо и примитивно, что ли…
Тут мужчина замолчал, потому что открылась входная дверь и на улицу вышли парикмахер в белом халате и еще один человек, вероятно, его приятель или клиент. Иностранец хотел уже, было, сказать сыну, что пора уходить, но какая-то неведомая внутренняя сила словно пригвоздила его к тротуару, заставив оставаться на месте и слушать произошедший между этими людьми разговор…
— Ну что, Серега, ждем тебя вечером, как договорились! Жена с дочкой пирог испекут, посидим, отдохнем, отметим наш полувековой юбилей! — радостно произнес парикмахер, обращаясь к своему спутнику.
— Заметано, — улыбнулся тот, — в шесть часов вечера буду у вас! Как раз успею смотаться на завод, посмотрю, как мой новенький грузовик поживает. Обещали завтра отдать, но все равно нужно там появиться, что называется, жалом поводить!
— А ты же по телефону мне говорил, что сегодня получишь новую машину!
— Так я от директора звонил, вот и приврал немножко, чтобы он на денек раньше меня в Москву отпустил. Очень хотелось тебя, Петр Жанович, повидать!
— Хитрован ты калужский, Сергей Викторович! А если снабженцы, начальник автоколонны или кто там у вас еще разболтают, что шофер Буренков нарочно задвинул целый рабочий день?
— Все будет в порядке, Петя, не переживай! Скажи мне лучше, как у Алика дела?
— Нормально, я болтал с ним пару недель назад. Он начальник цеха теперь!
— Молодец, студент! Искренне рад за него! Кстати, мне тут Иваныч на Девятое мая поздравительную открытку прислал! Зовет всех летом к себе на Волгу порыбачить!
— Надо будет уважить нашего старшину! Вечерком подумаем, какой подарок ему отвезти.
Парикмахер сунул руку в карман и достал оттуда сначала машинку для стрижки волос, а затем часы с порванным ремешком.
— Ладно, Сережа, пойду, работать пора, — произнес он, взглянув на круглый, помутневший от времени циферблат.
— Давай, труженик, а я к Артему Тимофеевичу на полчасика заскочу и потом на завод!
— Помнишь, где наш генерал живет?
— Обижаете, товарищ шведский король! Отсюда в пяти минутах ходьбы! Ну все, до вечера, пока!
Мужчины крепко пожали друг другу руки и расстались. Сергей быстрым шагом направился в сторону Арбатской площади, а Петр собрался вернуться в парикмахерскую на рабочее место…
В этот момент иностранец, стоявший вместе с сыном неподалеку, подошел к нему и на правильном русском языке, хотя и с заметным акцентом, сказал:
— Извините за беспокойство, вы не могли бы ответить на несколько моих, возможно, немного бестактных вопросов?
— Пожалуйста, спрашивайте, — слегка удивившись, кивнул головой Петр.
— Я случайно увидел машинку для стрижки волос, которую вы сейчас держите в левой руке. Откуда она у вас?
— Мне подарил ее друг очень давно на войне. А взял он ее у раненого немецкого унтер-офицера, когда перевязывал того бинтом, чтобы остановить кровь.
— А есть на ней какая-нибудь надпись?
— Есть, там упоминаются некие Вернер и фон Ройгс. Да вы сами взгляните!
С этими словами Петр протянул иностранцу машинку, которую тот бережно взял в руки и отодвинул подальше от глаз.
— С возрастом развилась дальнозоркость, — пробормотал он, напряженно рассматривая выгравированные на одной из металлических ручек слова.
Петр ничего не ответил, с интересом наблюдая за этим, показавшимся ему весьма странным, человеком.
Примерно через минуту иностранец вернул машинку и произнес:
— Большое спасибо, не думал, что когда-нибудь снова ее увижу и даже буду держать в руках!
И, прочитав в глазах парикмахера немой вопрос, объяснил:
— Я Артур Нотбек, а Вернер мой отец. Это меня перевязывал ваш друг. Передайте ему искреннюю благодарность, если, конечно, он еще жив!
— Обязательно, — сказал Петр, совсем по-иному взглянув на собеседника.
— Тогда еще раз большое спасибо и прощайте! — произнес Нотбек.
Он вернулся к сыну, что-то сказал тому на ухо, и оба немца, не оглядываясь, продолжили свой путь. Петр Каминский, не обращая внимания на резко начавшийся ливень, смотрел им вслед до тех пор, пока уменьшающиеся с каждой минутой фигуры не исчезли за густой пеленой дождя…
Комментарии к книге «Главный бой. Рейд разведчиков-мотоциклистов», Максим Леонидович Бузин
Всего 0 комментариев