«Морена»

Морена (fb2) - Морена (Морена - 1) 1518K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Афанасьев (Александр В. Маркьянов)

Александр Афанасьев Морена

Ты живешь в своих поступках, а не в теле

Ты — это твои действия и нет другого тебя…

Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»

Не судите, да не судимы будете,

Ибо каким судом судите, таким и будете судимы;

и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.

Евангелие от Матфея

Вниманию читателей: все персонажи и события в этой книге являются вымышленными. Возможные совпадения с действительностью случайны.

Пролог. Одесса. 11 мая 2009 года

Где-то далеко… ведут бой в чужих городах. Наши мечты… Погибает любовь и наш страх… Чичерина

Она так и не поняла, почему тогда остановила свой выбор на нем.

Между тридцатью и сорока, хотя скорее к сорока… может, даже сорок с чем-то, рост выше среднего, правильное, без особых примет лицо — лишь проседь в волосах выделяла его… хотя это могла быть такая окраска… цвета «соль с перцем». Одет прилично, но без вычурности, часы — она так и не смогла определить… — какие-то необычные. А вот значок на лацкане, неизвестно что обозначающий — дорогой, из золота. Равно как и ботинки. Дорогие, британские…

Клиент…

Она тусовалась в Итаке — отеле, дискотеке и пляжно-курортном комплексе на побережье, одном из лучших в Одессе — и самом лучшем месте, чтобы снять девочку. Это все знали. И все сюда шли за этим. Народу было много — иностранцы с Европы иногда и США, турки — эти ездили на Украину как в свой бордель, приднестровские бароны, молдавские и румынские авторитеты. Наконец, русские — они были лучше других, потому что реже били, издевались и вообще больше других походили на нормальных людей. Если повезет — можно даже зацепиться, уехать в Москву или Петербург или Ростов или Екатеринбург, выйти замуж и начать новую жизнь, без всей этой грязи.

Но ей это не грозит. Ее не отпустят.

Сёма — сидел в нескольких метрах от нее, в черной кожаной куртке и ждал. Ждал, пока она снимет папика и поведет на квартиру, где Сёма и сидящий в десятке недалеко от входа Цыган — его освободят от наличности. И заодно сфотографируют — на случай если мужику придет идея побежать в полицию. Это Сёма придумал — он работал в полиции, пока его не вышибли оттуда. Были и еще… она же была наживкой, ее единственную пускали в Итаку, остальные для этого места были недостаточно «товарного» вида.

Она не знала, что делать… что-то было в этом мужике непонятное… а она за свою короткую жизнь усвоила: от непонятного надо бежать…

Бежать…

Сёма посмотрел на нее — с недоумением — мол, чего сидишь. Потом — будет уже угроза, а если она никого не снимет — то Сёма будет ее бить.

И она решилась. Соскользнула со стула, танцующей походкой подошла к столику, где сидел один этот мужик. Остановилась. Она знала, что посмотреть есть на что — огромные, миндалевидные глаза, ноги ровные и очень красивые, подтянутая грудь. Она оделась так, чтобы подчеркнуть все это, и чтобы ни один мужик даже не думал отказаться…

— Привет… — сказала она по-английски, на настоящем, не школьном английском — угостишь меня?

Он несколько секунд смотрел на нее, решая, затем посмотрел на часы. Она увидела ближе его часы — черные с золотым ободком. Может, очень дорогие…

— Садись… — он показал на место напротив себя.

Она присела, нарочно прогнувшись в спине, чтобы подчеркнуть и так красивую, упругую грудь. В ее сумочке — ждал своего часа клофелин и на всякий случай, если у клиента сил хватит — презервативы.

— Можешь говорить по-русски, — на чистом русском вдруг сказал он, — я знаю русский язык.

Она удивленно махнула ресницами.

— Откуда вы?

— Из Франции. И кстати — можно на “ты”. Георгий.

— Анжелика…

Он кивнул.

— Давай, на брудершафт? Анжелика…

* * *

— Держись… держись не падай…

Все шло как по нотам. Она всыпала порошок, который дал ей Сёма, в коктейль и ловко поменяла бокалы… он выпил. Потом она вывела его из клуба и посадила в такси… понятное дело что это была машина Цыгана и он сам за рулем. Квартира принадлежала каким-то наркоманам, ей сейчас располагал Сёма — подогнали какие-то кореша из милиции. Там делались самые разные вещи… снималось порно, объезжали новых девчонок — то есть жестоко насиловали и избивали, грабили таких вот незадачливых иностранных туристов. Квартира без дела не стояла…

Цыган грязно подмигнул ей — клиент был уже готов, хотя телепался еще. Она знала, что должна оставить дверь не запертой, только прикрытой… а что дальше — ее не касается. Однажды они клиента убили и спрятали в пещерах, которые есть подо всей Одессой.

Подъезд был исписан и зассан, она завела его в лифт, в котором пахло так, как будто кто-то здесь сдох. Действие препарата началось раньше, чем она думала, и было сильным… но она все же довела его до квартиры, открыла дверь, завела. Все было знакомо — старая советская распашонка, нужная комната — направо, там — широкая кровать.

Клиент еле держался, но ей удалось довести его до кровати и свалить. Он раскинул руки и засопел.

— Спи, моя радость, усни… — пробормотала она.

На какой-то момент ей даже стало его жалко… она чувствовала, что он нормальный… добрый… так интересно про Париж рассказывал. Только кто пожалеет ее? Сёма — точно не пожалеет, если что.

Она сняла туфли на платформе, на цыпочках прошла в прихожую и отжала механизм замка. Сёма и Цыган появятся минут через десять. Так же, на цыпочках она вернулась в большую комнату, стала расстегивать платье перед большим зеркалом на стене… надо было устроить представление, а не просто грабить.

— Давно ты научилась людей клофелином травить?

Она дернулась как от удара током, медленно повернулась. Он сидел на кровати, хотя должен был лежать, и глаза у него были… спокойные у него были глаза. Спокойные и какие-то неподвижные… как у змеи.

Он не пил. Она не заметила как… но он не пил.

— Я…

И тут она поняла, что надо говорить чистую правду — и только так можно спастись.

— Они… украли меня… помогите… пожалуйста… я не хотела вас…

Она не знала, что говорить. И потому говорила правду — как умела. Ее и в самом деле украли. Продали как рабыню. Пользовались, когда им это взбредало в голову. Она не смирилась. Пыталась убежать — пять раз. Ее ловили. Били — после каждого раза. Крайний раз — Сёма пинал ее ногами в живот, а она лежала, скорчившись на полу. Бить по лицу было нельзя — потеряет товарный вид, и потому Сёма бил в живот, синяки — пройдут. Это глупость — думать, что большой город — это место где можно исчезнуть и тебя никто не найдут. Найдут. Три раза из пяти ее находили менты, которые тоже пользовали ее и таких как она — как половые тряпки. Все были повязаны — менты, бандиты, и помощи было ждать неоткуда. С тех пор как ее забрали за долги у вечно пьющих, запутавшихся в долгах родаков — она могла надеяться только на себя саму.

Он кивнул — как будто этих слов и ждал.

— Сколько их?

— Двое… — слова лились легко — Сёма и Цыган. Они меня…

— Оружие у них есть?

— У Сёмы травмат. Цыган кастет носит…

Выражение его глаз не изменилось.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать… — назвала она свой возраст… — исполнилось.

— Как тебя зовут? Только по-настоящему.

— Алиса. Это мое настоящее имя.

— Алиса… — повторил он, словно пробуя имя на вкус — давай, Алиса, попробуем помочь друг другу. Ты поможешь мне?

И она кивнула, понимая, что назад — дороги уже не будет.

— Сделаем вот как…

* * *

А через два часа — всхлипывающий, непривычно маленький Сёма — в безжалостном свете фар копал неподатливую землю саперной лопаткой, которая нашлась в его машине, и что-то все время бормотал… униженно бормотал… быстро бормотал. Он бормотал: «…ты чего мужик… не убивай… давай договоримся… нужна она тебе, так забирай… забирай все, мужик… тачку забирай, лавэ забирай… только не убивай… только не убивай, мужик… не убивай…».

А тот, кого она сняла в баре Итаки — стоял у капота машины, прикрывшись светом фар и отслеживал каждое движение Сёмы стволом пистолета с коротким цилиндром на стволе… а рядом с углубляющейся ямой, которую копал Сёма — лежал Цыган. Мужик убил его так легко и буднично, как прихлопывают газетой муху… один удар — и вот, Цыган, который тогда избил Лерку до того, что она харкала кровью всю ночь — лежит у ямы, мертвый, а пока еще живой Сёма копает эту яму и знает что мужик его не пощадит, что яма эта — как раз на двоих… но он отчаянно цепляется за жизнь и просит, просит, просит.

Но она, своим женским чутьем, которое у женщин всегда отлично развито — понимала, что просит он зря. Этот мужик и его убьет. Потому что он убийца. Волк в овечьем человеческом стаде. Для него убивать так же естественно, как для волка зарезать барана. И походя перервать глотку двум беспородным шелудивым псам, которые попались у него на пути — ничуть не сложнее.

Возможно, он убьет и ее.

— Алиса… — позвал он.

Она вышла из машины. Сделала неуверенный шаг.

— Подойди, подойди…

Она подошла.

— Возьми пистолет…

Она взяла. Как-то раз эти твари напились и решили развлечься. Привязали к столбу одну из них, Маринку, за то, что та недостаточно хорошо старалась в их обслуживании — а остальных заставляли стрелять в нее из травматов. Так что она знала, как обращаться с пистолетом.

Пистолет был небольшим, но тяжелым. Его марку она узнает потом — ЧеЗет восемьдесят три, «Коса».

— Убей его.

Пистолет был очень тяжелым.

— Стреляй. Он тебя обижал? Стреляй.

Она начала поднимать пистолет. Сёма, увидев это, завопил:

— Не стреляй! Шавка беспородная, шлюха, не стреляй!!!

— Убей его… — проговорил мужик, — убей.

Пистолет дернулся в ее руке, Сёма опрокинулся на дно выкопанной им ямы и страшно захрипел.

Мужик осторожно высвободил пистолет из ее онемевших пальцев. Подошел к яме и разрядил в еще хрипящего Сёму всё, что оставалось в магазине. Затем — обтер и бросил пистолет следом, на дно ямы, ударом ноги свалил туда и Цыгана, лопаткой начал закапывать яму. Она осела на землю у колеса машины, сжавшись как зверек.

Мужик закончил с ямой, потом обтер лопатку и зашвырнул ее куда-то в темноту. Вернулся к машине, поднял ее на ноги. Она вдруг поняла, насколько он на самом деле сильный…

— Убить плохого человека — это хорошо. Ты поняла?

Она кивнула:

— Повтори.

— Убить плохого человека — это хорошо, — послушно повторила она.

— Правильно. Теперь можешь идти. У нас с тобой теперь есть нечто общее, верно?

Она посмотрела на него и вдруг спросила:

— А можно я… с вами?

Из-за фар — глаза его казались черными провалами на лице.

— Откуда ты так хорошо знаешь английский?

— Бабушка… бабушка была учительницей в школе… английского.

— А еще какие языки знаешь?

— Русский, украинский… — она помялась, — молдавский… немного.

Неизвестный думал несколько секунд. Потом кивнул:

— Хорошо…

Часть 1. Морена

Несколько лет спустя. Бейрут. 18 марта 201… года

Самолет уже приземлился. Громадный Аэробус-330 компании Эр Франс еще рулил по дорожкам, а она уже встала. Собрала свои вещи… их было немного, всего один чемодан. Она летит в первом классе, их выпустят первыми…

Сидевший в соседнем ряду бизнесмен-араб с восхищением смотрел на нее весь рейс… как только дыру глазами не прожег. Он знал, кто она… точнее, думал что знал. Христианская куколка с холмов Джунии, из хорошей, влиятельной христианской семьи, судя по всему — в ней течет и кровь бывших колонизаторов — французская. Скорее всего, и учится она во Франции, прилетела домой на выходные. По-настоящему совершенный экземпляр… любой нефтяной шейх, не торгуясь, отвалил бы калыма миллионов десять как минимум, а то и двадцать. Да только ливанские христиане скорее убьют дочь, чем отдадут ее за грязного араба, пусть и нефтяного шейха. Точно так же — не роднятся с арабами черкесы, которые во множестве бежали на Восток из Российской Империи во время завоевания Кавказа два века назад, и иранцы — которые считают себя потомками ариев, а арабов — потомками скотопасов.

Так что лучше закатать губу обратно и довольствоваться теми доступными русскими, чешками, польками, украинками и молдаванками, которых в Бейруте полно, в любом ночном клубе — а особенно в христианских кварталах. С тех пор, как на Украине какой-то киш-миш, а из Сирии — полно беженцев, цены на свободную любовь совсем упали…

— Месье…

Араб отстегнул ремень. Чмокнул губами похотливо и сунул француженке-стюардессе свою визитку… на безрыбье и рак — рыба. Гурия, которая не оставляла его весь полет, уже исчезла в кишке трапа, ведущей в аэропорт.

И все-таки, хороша. Ох, хороша…

* * *

Она первый раз была в аэропорту имени Рафика Харири, убитого террористами много лет назад ливанского премьер-министра; но все аэропорты одинаковы, и она давно научилась жить в западных городах. Поэтому она уверенно направилась к зеленому коридору, небрежно бросила пограничнику бордовый паспорт с коронным гербом Бурбонов.

Пограничник посмотрел на паспорт, потом на нее — поверх очков.

— Ваше имя? — строго спросил он по-английски.

— Графиня Мерседес де Сантьяго… — отчеканила она на том же языке.

Пожилой пограничник снова посмотрел на паспорт, потом на нее. Та еще штучка… очки на поллица, в паспорте — полно виз, включая русскую и американскую. Испанка, но на английском говорит превосходно.

— Прошу вас снять очки.

Она сняла. У нее были глаза какого-то странного цвета, нечто среднее между серым и зеленым. Скорее зеленые. Очень красивая. И, несмотря на молодость очень уверенно держится. Надо бы записать в книгу, в Ливане всех приезжих женщин переписывают в специальную книгу, выясняют, где они будут жить — потому что проституции и так навалом. Но тут… не русская или украинка — а испанская графиня…

Он сунул паспорт под проектор. Подлинный. Нет, все-таки надо внести в журнал, а то мало ли…

— Цель вашего визита в Ливан?

— Туризм…

…

— Хочу съездить в долину Бекаа.

— В долине Бекаа может быть опасно.

Она пожала плечами, типично женским жестом.

— Я знаю.

— Где планируете жить?

— Отель Мовенпик, — она назвала дорогой, пятизвездочный отель, один из лучших на побережье.

Что-то было не так, но оснований не пускать не было.

Он штампанул паспорт.

— Добро пожаловать в Ливан, графиня.

— Спасибо. Где можно арендовать машину?

— Вон там…

— Удачного дня, — она улыбнулась…

* * *

У стойки Герца она арендовала белый, почти новый AudiQ7, — большой внедорожник, в котором можно даже ночевать если приспичит, и в котором можно с комфортом добраться до единственного на Ближнем Востоке не искусственного горнолыжного курорта. Но внедорожник ей был нужен не для этого.

Расплатилась наличными — евро, конечно же. Ее международные водительские права были выданы в Испании и действительны на всей территории Европейского союза. Ей даже сделали скидку за страховку.

Но машина ей нужна была не для того, чтобы ехать на курорт. И в отель она заселяться пока не стала.

Машину она остановила в районе Хамра — одном из самых оживленных в Бейруте. Прямо в машине переоделась — графиня исчезла, теперь, если бы кто-то на нее посмотрел, то сказал бы, что перед ней типичная танцовщица из друзского казино — очки, но уже другие, джинсы, кофточка. Стоянка платная, она остановила такси, назвала адрес. Такси было — привычный для Ближнего Востока старый Мерседес. Когда он приехал по месту, она похлопала водителя по плечу. Тот обернулся. На его глазах она медленно разорвала купюру в пятьсот евро. У водителя глаза на лоб полезли — как и любой таксист, он всякого навидался, каких только пассажиров нет. Но чтобы такое…

Она протянула половину купюры ему.

— Хочешь получить вторую?

Водитель кивнул:

— Вон в том доме на третьем этаже — живет оружейный дилер. Наверное, ты и без меня это знаешь. Иди и купи у него пистолет. Принеси мне. Пистолет нужен новый, в коробке. Лучше Глок. И коробка патронов…

— Мэм… это может быть дорого.

Она отсчитала еще две тысячи евро.

— Я знаю цены. Попробуешь скрыться, и мои друзья тебя найдут. Понял?

— Да, мэм.

— Тогда иди.

Водитель вышел из машины, пошел по тротуару. Нерешительно оглянулся. На его глазах она сфотографировала номер его машины на телефон и махнула рукой — иди.

О, Аллах…

Утром водителя такси оштрафовала полиция… на том месте, где стоял его старый друг, стоял теперь какой-то осел незнакомый. Но он думал, что его неприятности кончились на сегодня. Ан, нет…

* * *

Когда он вернулся, этой дряни не было в машине.

Пакет с пистолетом жег руку. О, Аллах и куда теперь его девать? Продавец обратно не возьмет — дурак он что ли? Пистолет… только если домой принести, может и пригодится когда.

Таксист сплюнул и сел в машину. Тронул… и на углу улицы заметил ее.

— Ты купил?

Таксист кивнул.

— Глоков не было. Но был Вальтер. Дилер сказал — это то же самое.

— Возможно…

Она вскрыла пластиковую коробку, набила магазин и профессионально отточенным движением загнала его в рукоять. Дослала патрон в патронник.

Таксисту показалось, что он сейчас получит пулю в спину.

— Мадам, мне не нужны неприятности. Я отвезу вас, куда скажете, и все…

Она улыбнулась.

— Скажи, тебе часто доводится возить людей за тысячу евро в час?

— Нет, мадам.

Она перебросила на сидение две купюры — половинку и еще одну целую. Заговорила на иракском варианте арабского, отчего водитель такси снова вздрогнул, от неожиданности и страха.

— Иногда Аллах милостив к рабам своим, и посылает им даже не заработанное. Возможно, это не последний раз, когда тебе за час платят тысячу евро. Но если ты будешь болтать, такого уже никогда не случится. Ты меня понял?

— Да, мадам.

Когда на светофоре загорелся красный, она выскользнула из машины и исчезла.

* * *

На соседней улице она купила карту и пару сотовых с рук — регистрацией тут мало заботились. Ауди стояла на том месте, где она и оставила ее. Она забралась в нее, переоделась — и снова стала графиней де Сантьяго. Проиграла в уме предстоящий план действий. Надо заселиться в Мовенпик. А машину надо отогнать в Казино дю Либан и оставить там на стоянке, вряд ли заметят. Пистолет спрятать… там обыскивают — но обыскивают шлюх, а не графинь. Обратно вернуться на такси…

Все это она продумала с хладнокровием опытного оперативника — хотя ей было всего двадцать шесть.

Решив, что она будет делать дальше, графиня завела мотор и тронула Ауди с места…

* * *

Ливан во многом похож на Истамбул начала нулевых. Массовая застройка, дорогая недвижимость и магазины, много запрещенных на Востоке азартных игр, секса и спиртного. Поставляя сюда водку, можно за год стать миллионером — шейхи, дорвавшись до спиртного, уничтожают его как кролики — салат. Поставляя сюда девочек можно стать миллионером еще быстрее — весь Ближний Восток ездит сюда отрываться. Казино здесь строят друзы — странная секта, и не мусульмане и не христиане, у которой азартные игры не запрещены. Проституция в стране стала национальной проблемой, «модельный опыт в Ливане» — значит, девушка торгует собой. Есть организованная проституция, есть индивидуалки на все вкусы, в том числе и очень дорогие. Цены на нефть не такие высокие, как раньше — но Аллах своих рабов в беде не оставит. Зимой сюда ездят кататься на лыжах — больше лыжных курортов поблизости нет.

Если вы хотите поиграть в лучшем казино Ближнего Востока — вам в Маамельтейн, это двадцать два километра от Бейрута по побережью. Розовый дворец — казино открылось в 1956 году и пережило страшную гражданскую войну, шедшую в стране пятнадцать лет. Туда ходят специальные автобусы — для шлюх. Все разговоры только на русском — восточноевропейки в основном тоже понимают. Интернационал…

Она решила играть девушку в более высокой лиге. Легенда была готова — учусь в Европе, денег на все не хватает, услышала от подруги про возможности, приехала подзаработать. Ничего противозаконного.

Потому — выйдя из отеля с большой сумкой, как будто бы за покупками, она прошла несколько кварталов, потом махнула рукой, став на край дороги.

— Такси!

Таксист нашелся сразу, у него была Тойота — универсал. Очень популярная машина на Востоке.

— Казино дю Либан, — назвала адрес она.

Водитель понимающе ухмыльнулся — кого он туда только не возил.

— Двести тысяч лир[1]. Ты одна? Одной не дорого будет?

Она показала водителю купюры — только что поменяла у уличного торговца, который совмещал торговлю тканями с содержанием пункта хавалы. У него был хороший курс, поскольку зарабатывал он на другом.

— Поехали…

— Как скажешь…

— И назад не смотри…

— Как скажешь… — снова пожал плечами водитель.

Конечно же, водитель подсматривал — не мог не подсматривать. Пассажирка — переоделась из пакета, джинсы оставила те же, а вот верх сменила. Накрасила губы. Надо сказать, что водитель возил всяких… обычно они набивались в машину втроем — вчетвером, чтобы разделить расходы на такси. Но эта пташка явно более высокого полета. Наверное, взяла такси, потому что обратно планирует возвращаться на Феррари или Бентли кого-то из местных богатеев. И Аллах свидетель, у нее это получится. Давно он не видел такой красавицы….

— Слушай… — проговорил он, косясь одним глазом на дорогу, а другой на зеркало заднего вида, — ты спешишь? Может, остановимся на полчасика? Тогда можешь совсем не платить.

Девушка усмехнулась и надела дизайнерские черные очки.

— Езжай. Я стою дороже, чем твоя таратайка…

Ну, нет так нет…

— Как скажете…

Про себя она подумала — двести тысяч ливанских лир, это больше ста долларов, где-то сто тридцать. Когда то она пошла бы и за меньшую сумму. Но те времена — остались давно позади, растаяли как дымка за кормой трансатлантического корабля….

Прошлое…

Аргентина. Сан-Карлос де Барилоче

Прошлого для нее не было — от проданной в рабство шестнадцатилетней девчонки из Поскота — поселка Котовского, страшного одесского пригорода — больше не осталось ничего. Или почти ничего. Теперь она была графиней Мерседес де Сантьяго, и теперь это было ее настоящее имя. Прошлого больше не было.

Он — ее новый отец, друг, любовник, теперь и муж — заново создал ее. Там, на другом краю земли, в Андах, в Сан-Карлос де Барилоче он шаг за шагом создавал ее вновь. На земле, где ее никто не знал, не знал, что она была бандитской наводчицей и подстилкой — можно было родиться заново. И она родилась…

К счастью она не успела подхватить СПИД, гепатит или что-то в этом роде… от остального она вылечилась в германской клинике в Буэнос-Айресе, где лечили хорошо, даже очень хорошо — а молодой организм и горный воздух Анд доделал остальное. Он научил ее бегать по утрам — сначала километр, потом два, потом три, научил делать зарядку и плавать в горных озерах с почти ледяной водой.

Он научил ее, как постоять за себя. Научил драться — голыми руками, ножом, палкой, стрелять из пистолета, автомата, снайперской винтовки. Научил водить автомобиль, мотоцикл и катер. Научил не просто стрелять, а понимать, как работает оружие, просчитывать полет пули. Он был великолепным горным охотником и проводником — и она часто ходила с ним в горы.

Ему было тридцать семь лет, когда он ее встретил. И он был русским… она еще тогда что-то заподозрила, русский язык, на котором он говорил с ней, был слишком чистым для того, чтобы быть выученным по учебнику. Чистым и каким-то… странным. Он был русским, потомком эмигрантов, а его дед был советником генерала Леополдо Галтиери, диктатора Аргентины, и гражданином Франции, вынужденным покинуть эту страну после падения де Голля и прихода к власти социалистов. Но по матери он был гражданином Чили, еще одной, практически неизвестной на одной шестой части суши страны. Он не любил говорить об этом, но, как она поняла, он служил в чилийском флоте, а потом в службе внутренней безопасности Чили. Там он многому научился…

На имя де Сантьяго он и сделал ей документы — ее фиктивно удочерил его дальний родственник в Европе, после чего она стала графиней Мерседес де Сантьяго, подданной Испании. Три года назад, они тайно поженились. Как он объяснил, у него не было детей и ему некому было оставить то, что у него было — совсем некому. А было немало — отель в Сан-Карлос де Барилоче, винодельческое поместье в Чили, большое и с известными марками вина, недвижимость в Панаме и Монтевидео.

Странно… но юридический брак стал почти что концом их брака фактического. Тогда, в Аргентине, — он научил ее любить, а не быть жертвой подонков или продажной подстилкой, любить и получать удовольствие от любви, чего она никогда не делала и не знала, как это. Но постепенно их отношения стали больше дружескими, чем супружескими — по его инициативе, не по ее. Он сказал, что не хочет, чтобы она жертвовала собой ради него — и она не могла пока найти слов, чтобы изменить это.

Так же — он научил ее убивать…

* * *

В тот день они пошли на озеро Морено, одно из четырех озер, окружавших курорт Сан Карлос де Барилоче. Четыре озера — Науэль-Уапи, Маскарди, Гутьеррес и Морено. Вчера они гуляли по горной тропе на Сьерра-Катедраль, а потом вернулись в гостиницу (он жил в гостиничном номере, но вся гостиница принадлежала ему) и до изнеможения занимались любовью. Ей только что исполнилось девятнадцать лет. Она боялась, что он считает ее грязной… она и была грязной, если на то пошло — но он никогда, ни словом, ни взглядом, ни жестом — не дал этого понять. Ни до этого, ни тогда, ни потом…

Она жила в отеле, в его номере, и все воспринимали это как должное, а он то пропадал то появлялся… порой пропадал на месяц. Все было, как всегда… но вчера она обнаружила шрам на спине. Новый шрам… И хотела поговорить об этом… но не знала, как решиться и начать…

Они взяли машину и пару аквалангов и поехали к озеру… он терпеливо учил ее плавать с аквалангом, рассказывал о разных смесях для акваланга, о правилах поведения под водой. Она же — с восторгом ребенка открывала для себя чужую, совершенно незнакомую страну. Буэнос-Айрес с его старинной застройкой центра, шумными улицами и веселой, беззаботной жизнью, сельскохозяйственные провинции, и, конечно же — Сан Карлос де Барилоче. Сухой, прохладный воздух, зеркальная гладь озер, седые шапки гор и поросшие лесом их склоны, белые каменные и бурые, деревянные дома, мощеные улицы и дороги. Приветливые люди, от которых не стоит ждать никакой беды — ужас Одессы остался далеко позади, и казалось, что все это было не с ней, с кем-то другим.

Он первым соскользнул с пирса, профессионально, совсем без всплеска, тут же вынырнул, удерживаясь на месте одними ластами — и протянул ей руку. Она взяла его за руку, и смело соскользнула вниз… тело под гидрокостюмом ожгло холодом — но она справилась, и страх ушел, а вместе с ним и ощущение холода. Он показал — глубоко не погружайся — и они медленно поплыли в паре метров от поверхности, наслаждаясь одиночеством. Одиночеством вдвоем…

Чувство к нему было таким, что она забыла все, что было до него… лживого алкоголика-отца, истеричную, издерганную мать, жестоких ублюдков, которые или били ее или пользовались ей или и то и другое. Она знала, что он намного старше, что, скорее всего у них так и не будет детей (хотя она пыталась), что, скорее всего будущего нет — но настоящее ее вполне устраивало, и она даже не хотела думать о том, что будет в будущем.

Если бы не шрам, который она обнаружила прошлой ночью. Шрам, который напомнил ей то, что она не хотела помнить — кто он на самом деле. Она боялась за то, что его однажды убьют или арестуют.

И сказка кончится…

Он показал, что в баллонах кончается кислород — и они медленно поплыли обратно к пирсу.

* * *

— Знаешь, мне так хорошо с тобой… — сказала она по-русски.

Он ничего не ответил, делая что-то со своим аквалангом. Она обняла его, прижалась… и пальцы сами нащупали шрам.

— Откуда это? — спросила она.

Он не ответил.

— Мне плевать кто ты. Я не хочу знать, куда ты уезжаешь. Я просто боюсь, что однажды ты не вернешься. И я останусь одна.

— Так и будет… — сказал он, — рано или поздно так и будет.

…

— Ты знаешь, кто я. Ты одна из немногих, кто это знает.

— Ты хороший человек. Ты меня спас. Хотя мог бы пройти мимо. Или…

— Убить… — жестко усмехнулся он, — я убийца. Это так и ничего с этим не поделать. Я убивал людей. И продолжаю убивать.

— Почему же ты не убил меня?

…

— Почему ты меня тогда спас? Мог бы убить.

Она отпустила его, отступила на пару шагов. Трехмиллиметровый гидрокостюм анатомически обрисовывал ее фигуру. Она знала, что это его заводит — как завело бы любого мужчину. Но он только усмехнулся, а в глазах его была грусть и какая-то горечь.

— Глаза у тебя зеленые. Ведьмины. Ты меня околдовала.

— Я хочу быть такой же, как и ты, — решительно сказала она.

— Зачем тебе это?

— Многие убивают. На моих глазах убили человека… просто от скуки. Просто потому, что нечего было делать, просто потому, что хотелось посмеяться… посмотреть, как умирает человек… я видела все это. Они и нас заставили стрелять.

…

— А ты не такой. Ты если и убиваешь, то ради добра.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю и всё.

Он отвернулся, и какое-то время смотрел на воду, потом — сел на причал, спустив в воду ноги. Она не решилась подойти ближе.

— Много лет назад… давно… далеко… была страна. Страна, в которой жили не то чтобы плохо… но не так хорошо, как хотелось бы. Не так. Многим это не нравилось. Они начали взрывать и убивать.

…

— Потом началась война, которую эта страна проиграла. Потом еще одна — на сей раз гражданская.

…

— Мои предки вынуждены были бежать — как и многие другие. Бежали в Югославию, Францию, Германию, Испанию. Бежали в чужие страны, потеряв родных, часто они были озлоблены на весь мир… можешь представить, сколько ненависти скопилось в этих людях. Они искали способы выплеснуть ее…

…

— Мой дед сотрудничал с французской разведкой. Он рассказывал мне, как они пытали и убивали коммунистов в Алжире и в Кохинхине. Во времена де Голля они тоже самое делали во Франции… тогда были плохие времена… совсем плохие. Потом они бежали сюда и делали это уже здесь. Пытали, убивали. Их дикий поход против коммунизма продолжался всю жизнь. И меня — тоже научили убивать. Правда, я убивал в другом месте — и в интересах другой страны. А теперь я продолжаю этот поход.

Она присела рядом. Солнце уже садилось и блики на воде из серебристых становились кроваво-красными.

— Но ты же в душе не убийца.

…

— Говори что хочешь, но я это чувствую. У тебя душа добрая.

Он смотрел на нее — ребенка, которого он не смог бросить тогда и не мог бросить сейчас. Никто больше не верил в него так, как верила она.

— Я дам тебе почитать книгу… точнее дневник. Дневник моей прабабушки. Прочитаешь, а потом решай. И что бы ты ни решила…

Он поднялся сам, и поднял ее.

— Пошли. Солнце уже садится…

* * *

По дороге домой она задала вопрос, который не задала там, на пирсе.

— Георгий… а страна… как называлась та страна.

— Это была Россия…

Она почти ничего не знала о стране под названием Россия, кроме того что она лежит рядом с Украиной. После того, как Украина отделилась, все упоминания о совместной истории из украинских школьных учебников были тщательно вымараны.

Да и не было у нее времени читать учебники…

* * *

На то, чтобы прочесть дневник, никогда и нигде не издававшиеся воспоминания, у нее ушло несколько дней. Это была история, в чем-то похожая на историю ее самой — история молодой женщины, совсем почти ребенка, унесенного вихрем жестокой войны, выброшенной на совершенно незнакомую ей чужбину и вынужденную выживать там — каждый день и каждый час. Месяцы и годы войны со всем окружающим миром.

Прочтя, она подошла к нему и сказала, что все решила. И решение ее — не сможет изменить никто и ничто…

Еще через год, уже многому научившись — она выбрала себе псевдоним. Оперативный псевдоним, он должен был быть у каждого в организации. Псевдоним был Морена — по названию одного из четырех озер в окрестностях Сан-Карлос де Барилоче. Так же в древнеславянской мифологии — звали богиню зимы и смерти…

20 марта 201… года. Маамельтейн, Ливан

Друзские казино в Ливане — по меркам таких признанных центров игорной индустрии как Лас-Вегас или Макао, который превосходит Лас-Вегас по обороту ровно в шесть раз — так, скромные середнячки, довольно убогие как по набору предлагаемых развлечений так и по количеству вложенных в них денег. Но это единственное место на Ближнем Востоке, где можно играть — и потому Ливан — перекресток миров. Здесь встречаются и заключают сделки, здесь за одним столом можно встретить израильтянина и командира Хезбаллы которые будут всеми силами скрывать свое инкогнито, наконец — количество проституток на один квадратный метр тут едва ли не максимальное в мире. Как иранские шииты едут отрываться в Армению и Туркменистан, а афганцы и китайские мусульмане-уйгуры в Кыргызстан — так весь суннитский Ближний Восток едет сюда. И каждый находит то, за чем он приехал.

Но помимо такого рода азартных развлечений, Бейрут является еще крупным учебным центром, его Американский университет — одно из самых уважаемых учебных заведений в регионе. Именно в нем учился молодой шейх Халифа бин Алсани, плейбой двадцати девяти лет от роду, родственник супруги катарского эмира и племянник министра обороны Катара. Правда учился… это не совсем то, чем занимался шейх в Бейруте… От сессии до сессии живут студенты весело. У него была квартира на Конкорд площадью 270 квадратов, три автомобиля престижных марок и карточка, на которой не переводились деньги. А еще двое охранников, которые впрочем, расслабились и службу практически не несли…

В последнее время, шейх сильно пристрастился к азартной игре. В казино у него был открыт кредит, и потому он играл и играл, не задумываясь о том, как отдавать. Если у тебя отец — министр обороны страны с самым большим ВВП на душу населения во всем мире — с отдачей долгов как то не будет проблем.

Вот и сегодня — шейх Халифа подъехал к розовому дворцу, от которого в небо светили прожектора, вышел из машины, небрежно бросил ключи слуге. К нему уже спешил управляющий — молодой шейх был одним из самых желанных гостей, деньги у него никогда не переводились…

* * *

Снять шейха было намного проще, чем кто-нибудь мог бы подумать. Никаких розовых слюней в стиле Диснея…

Всего лишь немного элегантности… той самой, которая отличает леди, которая хочет сегодня выглядеть как шлюха от шлюхи, которая хочет прикинуться леди. И тысяча евро в карман боссу зала — больше чем ему кто-либо другой мог бы предложить.

Пряча купюры, босс вопросительно посмотрел на нее.

— Ты новенькая? Никогда раньше тебя не видел.

— Только приехала — ответила она на французском, который в бывшей французской колонии помнили многие — и мне нужна крупная рыба. Не хочу размениваться по пустякам.

Босс понимающе кивнул. Телка из Европы, которая умнее других и не продается в розницу кому попало. Такую купишь минимум за квартиру в Париже или на Лазурном берегу и Порше у забора…

— Выберешь, дай знать.

— Нет проблем…

Проблем действительно не было. Во Франции — она без проблем закончила курсы Рене Симона по специальности «Арт драматик» — актриса театра и кино. Ей даже удалось сняться в нескольких эпизодических ролях, подтверждая образ богатой папиной дочки, стремящейся прорваться в парижскую богему. Для нее, профессиональной актрисы — не было проблем сыграть что угодно.

Когда появился молодой шейх — она взялась за телефон, посмотрела фотографию… да, он, никаких в том сомнений.

Танцующей походкой она подошла к питбоссу.

— Тот, что только что зашел… — сказала она, смотря в небо, где прожектора рисовали мимолетные световые узоры.

— Сын шейха, денег немеренно. И не гомик — так же смотря куда-то в сторону, отозвался питбосс — сделаем…

* * *

Игра не шла. Шейх попробовал свои силы на красном-черном, проиграл четыре раза подряд. Он был суеверным — а неудача четыре раза подряд предвещала неприятности…

— Ставь на красное…

Молодой шейх обернулся.

— Пятый раз должно повезти. По закону математической вероятности.

Шейх плохо знал, что такое математическая вероятность. Но он не мог отступить перед лицом женщины. Тем более — такой женщины.

И потому — он решительно подвинул фишки. Все что было.

Выпало красное…

* * *

Как известно — там где дерьмо, там и мухи. И потому с тех пор, как Ливан стал местом, где крутятся арабы с большими деньгами и делаются большие дела — там стало можно все чаще услышать русскую речь. Чаще всего с украинским акцентом — почему то в Бейруте было немало украинцев, в то время как русские и кавказцы предпочитали Дубаи и Абу-Даби…

Встреча — одна из встреч, которая сейчас проходила в Казино дю Либан — проходила между двумя неофициальными делегациями, одна из которых представляли Украину, а другие — государство Кувейт. Точнее, эмират Кувейт.

Речь, конечно же, шла о продаже родины. Точнее, не самой Родины — ее уже продали — а того, что не было нужно ни одной украинской власти. Людей.

Украинцы — представляли организованную преступную группу, состоящую из бывших и действующих украинских и молдавских ментов, занимающихся торговлей живым товаром на Ближний Восток. Все развивалось по очереди — сначала они просто вербовали девушек в ближневосточные бордели. Потом начали похищать. Потом открыли своего рода брачное агентство для шейхов — похищения на заказ, показывают фото девушек, шейх выбирает — и ее доставляют, максимум через пару недель. А теперь на них вышли кувейтяне и предложили нечто за совсем другие деньги…

Среди кувейтян говорил невысокий, молодой человек, похожий на еврея. Но с бородкой, короткой, почти чеховской.

— Понимаете, мы, кувейтяне — небольшая нация. И для его величества каждый дорог. Если кто-то болен — Его Величество страдает, так же как и больной и его семья, понимаете?

Главный из украинцев отхлебнул шампанского.

— И?

— Иногда нашим людям требуются пересадки органов. И нет времени ждать донора, понимаете?

— Понимаем.

— Мы бы хотели обратиться к вам за содействием.

— Каким?

— Мы готовы неофициально профинансировать… скажем создание базы данных… украинцев. Хотя бы вашего региона, для начала. И если нам что-то потребуется…

Один из украинцев резко встал, кивнул своему старшему.

— На пару слов.

Они отошли в сторону. Играл оркестр, крутилась рулетка.

— Ты понимаешь, какое западло они нам предлагают? — резко спросил первый.

— Брат, успокойся.

— Мент мне не брат.

— Базар обо всем был.

— За такое не было. Баб сюда возить одно, хотя тоже по понятиям — стремота. Но это — не просто стремота. Это п…ц.

— Хватит на зоновские понятия все мерить. Ты не на зоне.

— Да? То-то и оно вижу — беспредел катит, ни один вор на зоне такого не допустит. Без меня тогда. Расход.

— Хвост тебя не одобрит.

— Моя проблема…

— Как знаешь…

Уголовник покинул казино. Второй — вернулся за стол.

— Какие-то проблемы? — осведомился кувейтянин.

— Нет, никаких. Все в порядке. У нашего друга… неприятности дома. Он нас покидает…

* * *

— Я тебя раньше не видел здесь.

Она пожала плечами.

— Потому что я тут не играла раньше.

Молодой шейх заинтересованно посмотрел на нее.

— А где ты раньше играла?

Она передернула плечами.

— Монако… Лазурный берег… потом перебралась в Макао…

Она действительно бывала во всех этих местах. И если бы зашел вопрос — могла бы достоверно описать их, особенно Монако.

— Так ты играешь…

— Да… только казино это не нравится… скажем так.

— Почему же. Такая красивая женщина — цветок, украшающий любой дом.

Она рассмеялась.

— Да, но я обычно выигрываю. А казино это не нравится.

— Научишь?

— Тут нет ничего сложного. Самое простое: играешь черное-красное, при проигрыше ставишь на то же самое, но удваиваешь ставку. Тут главное считать, когда надо снять куш и отойти от стола, понимаешь…

Служащие казино принесли выигрыш — уже переведенный в деньги.

— Половина твоя…

— О, перестань.

— Я настаиваю… — молодой шейх посмотрел на служащего казино, — и шампанского. Принесите нам шампанского.

Он подмигнул — и служащий, понимающе наклонив голову, тут же исчез. Молодой шейх, несмотря на то, что профессионально играть он не умел — профессионально умел делать кое-что другое. Служащий принесет шампанское — но необычное, а слегка разбавленное чистым спиртом. После пары бокалов — даже праведница потеряет контроль.

* * *

Один из украинцев, направлявшийся в туалет — как будто споткнулся, проходя мимо. Но — пошел туда, куда шел. Поглощенная шейхом, его вниманием к себе — она ничего не заметила.

* * *

— … он не только шейх, но и министр. Министр обороны…

— Круто…

— Да… само собой. Пойдем… у меня квартирка в центре. А хочешь, поехали завтра в Иорданию.

Она глупо захихикала.

— Хочу. Только мне нужно пи-пи… Я сейчас…

Шейх выпучил глаза.

— Только быстрее.

Нетрезвой походкой, она пошла в сторону ряда машин. Шейх щелкнул пальцами, подзывая служащего.

— Пригони машину. Быстро!

…

— Белый Бентли. Живее!

— Сию минуту, эфенди…

* * *

Белый Ауди был на своем месте. Сделав вид, что мочится — она достала и спрятала в сумочку автоматический Вальтер.

* * *

Двое украинцев, при виде которых любой понимающий, что к чему человек схватился бы за пистолет — вышли из казино, быстро прошли на стоянку.

— Несколько лет назад было… — украинец говорил быстро, почти взахлеб — у нас там. Сёма и Цыган ушли эту шалаву в Итаке пасти и оба пропали. С концами! А теперь эта подстилка тут працюет. Я за Сёму кого угодно порву, он мне как брат был.

Второй украинец схватил первого за руку.

— Ты чего? Хочешь, чтобы и мы пропали?!

Первый вырвал руку.

— Сиди здесь, если ссышь. А я разберусь.

— Да не… поехали. Ты уверен, что это она?

— Сто пудов. Вон она!

— Ни фика себе. Это ж Бентли.

— Садись в машину… Бентли.

— Стремно че-то. А если этот… выступать будет?

— Пристукнем и тачку заберем. Одна тачила штук двести стоит… хороший навар.

Первый подмигнул.

— Не ссы, Капустин. Вы… и отпустим…

…

— Двигаем за ними.

* * *

Молодой шейх — рассекал по Бейруту на Бентли Мульзан, на бампере и боку которого уже были видны следы не лучшей починки после удара по касательной. Все дело было в том, что молодой шейх любил превышать скорость и ездить пьяным.

Вот и сейчас — включив фары, он надавил на газ. Бентли — с пробуксовкой рванулся вперед со стоянки…

— Ой! Не так быстро!

Шейх счастливо засмеялся. У него уже был гарем из нескольких славянских рабынь… его люди просто похищали тех, кто ему нравился. Не то что у отца — больше сотни рабынь — но какие его годы.

Не исключено что сегодня на одну рабыню станет больше.

— Это тюнинговая версия, триста тридцать делает. Еще у меня тут Феррари в гараже стоит. Потом покажу…

Шаловливые женские пальчики проникли под рубашку.

— А может остановимся… на полчасика. Вон там — съезд с дороги…

Шейх рванул руль, машина с трудом вписалась в поворот, поднимая тучу щебня…

* * *

— Где она?

— Свернула, не видишь? Давай, туда же…

* * *

— Любишь связанным…

— Как это?

— Ну… тебя привязывают к кровати и…

— Но у нас нет кровати — удивился шейх…

— Есть эта машина…

Внезапно — шейх сам не понял, как это произошло — он оказался прикованным наручниками к рулевому колесу. Хмель, сладкое предвкушение — начали проходить…

— Эй, мне это не нравится. Совсем не нравится, слышишь.

Вспышка ослепила его…

— Вот так… сейчас мы это пошлем твоему отцу. Он знает твой телефон? Как быстро он тебе позвонит?

— Ты что делаешь?!

Девушка выдернула ключ из замка зажигания и заглушила мотор.

— А ты как думаешь?

Шейх начал понимать.

— Тебе деньги нужны?

— Нет… деньги мне не нужны. От твоего отца мне и моим товарищам нужно кое-что другое.

Шейх рванулся.

— Шлюха!

Сильный удар по лицу — рассек кожу на скуле. Пошла кровь.

— Следующий раз будет хуже — предупредила она — намного хуже.

* * *

— Чо она там делает…

Сидевший за рулем прокатного БМВ украинец — всматривался во тьму.

— Чо, чо. Трахаются они там. Пошли.

— Подожди.

— Чо — ждать.

— Мне это не нравится.

— Да тебе все не нравится, ты известный бздун. Сиди, сам разберусь.

— Слушай, Веня. Если мы тут встрянем на ровном месте — Королю это сильно не понравится. Сильно не понравится. Он нас не за этим послал.

— А за чем? Мы тему отработали, встретили — перетерли. Какие вопросы.

— А если менты.

— Да какие тут менты, глушь…

— Мне это все равно не нравится. Король узнает — так наедет…

— Ну и сиди тут, обтекай.

Пассажир взялся за ручку двери.

— Подожди, я с тобой…

Первый, который жил здесь на резидентской визе — снял с предохранителя Макаров. В Ливане — можно купить любое оружие, хоть зенитную установку, были бы деньги — но он выбрал Макаров. Привычнее по руке — сколько в ментовке оттарабанил. Привычки менять — уже поздно…

Пригибаясь — они перебежали к Бентли. Темнота — настоящая, сельская темнота, лишь на горизонте — зарево огней никогда не спящего Бейрута. Привычно, по-ментовски они одновременно рванули двери машины.

— Из машины, с…а! Полиция.

…

— Помогите! — крикнул шейх. Будучи на нервах, украинец не понял, что шейх просит помощи у него, а не от него. Для него ситуация была проста и понятна, оставалось только выкрутить ее так, чтобы получить от нее максимально возможный профит.

— Из машины! Руки на крышу! Ноги расставил! Ноги расставил, с…а!

— Помогите!

— Заткнись! — он больно ткнул стволом пистолета в область почек — заглохни.

Карманы — там бумажник и телефон. Обязательно снять часы — он довольно долго прожил в Бейруте и знал, что есть часы, которые стоят по миллиону долларов. А там посмотрим.

— Стой, не шевелись! Борюсик, чо там!

— Телка брыкается.

— Успокой ее, я ща подойду.

По ментовской же привычке — он всегда носил с собой наручники. Сейчас они пригодятся.

— Руки давай! Давай руку, с…а!

* * *

Женщина — всегда уязвима. Всегда. Но еще более уязвима женщина, занимающаяся мужской работой — подобной той, которую выполняла она. Конечно, есть исключения подобные Синтии Ротрок, но обычно мужчины бывают сильнее и намного, и там, где все решает грубая сила — это важно.

Но у женщин есть огромное преимущество. И она умела это использовать. Даже слабость женщины — это ее сила…

Тот, кто держал ее — вдруг почувствовал, что она больше не сопротивляется.

— Послушай… — сказала она — ты понимаешь по-русски. Понимаешь, да?

— И чо?

— У этого лоха папаша — нефтяной шейх. Если его украдут, он за сына лимонов двадцать отвалит, не считая. Понимаешь? Мы можем подняться…

Подняться — типичная тема для жителей СНГ, практически универсальная отмычка человеческих душ. Подняться — означает разбогатеть быстро, и чаще всего неправедно, сорвать куш, получить легкие деньги — во всех смыслах. Это уже давно национальная идея, что в России, что в Украине, что в любой другой постсоветской стране — подняться. Обесценены честь, верность, ничего не стоит честный труд, тот, кто годами честно трудится — тот лох. Этим постсоветское пространство кардинально отличается от Европы, от США, сохранивших протестантский менталитет, определяющий спасение через честность и труд.

У нас же — все хотят разом и много. Ради того чтобы подняться — лгут, предают, воруют, становятся раком и на колени. Подняться не стыдно, тот, кто поднялся — становится кумиром, предметом для изучения и подражания. Предложи человеку подняться — и он твой.

И этот купился.

— Веня! Слышь! Сюда иди!

— Чо?

— Иди, говорю, сюда. Тут тема.

Больше он не сказать, ни сделать ничего не успел.

Она ударила его носком туфли по подъему стопы — из всех сил, как только могла. И, пользуясь замешательством и болью — выскользнула из захвата. Георгий учил ее — не пытайся драться, все равно ничего не получится. Ошеломи или испугай противника — а потом либо беги, либо убивай.

А он даже не понял что произошло. Вот она — в его руках, вот — вспышка боли, неожиданная и страшная. А вот — ее нет. Просто нет — руки держат пустоту.

— А… с…а!

— Где она?!

— Не знаю,… уй, б…

Второй украинец с пистолетом начал осматриваться — но у него не было с собой фонарика — критическая ошибка.

А ей надо было к передней двери машины — пистолет у нее был под сидением. В этот момент — зазвонил телефон, лежащий в машине.

— Че там…

— Это в машине!

— Фары включи! Дорогу надо осветить!

Второй украинец сунулся за руль. Свет — высветил дорогу, свет был яркий и они от перепада света ослепли. На мгновение — но этого ей хватило. Она знала, где пистолет. Уронила его под ноги в последний момент, рассчитав, что не заметят — и правильно рассчитала. При внезапном нападении с двух сторон — она вряд ли бы успела.

— Вот она!

Поздно! Темноту разорвали вспышки выстрелов — и тот, кто ее держал, повалился у багажника как подрубленный.

Она перевернулась, перенося огонь на второго. Резко гавкнул Макаров — и тут же загрохотал Вальтер…

* * *

Больно не было. Это было первое ее ранение, если не считать избиений много лет назад — и она не знала, как это бывает. Если ранение не тяжелое, то его обычно не чувствуешь, особенно если только что вышел победителем из схватки.

Она поднялась с земли… он учил ее — никогда не оставляй противника за спиной, если не уверена что он мертв. Надо проверить. Телефон в одной руке, а в другой — пистолет. Яркий, фотографический свет высветил лежащего на дороге у багажника мужика… в ярком свете кровь казалась почти черной… вся левая часть лица в крови. Готов?

Она прицелилась и выстрелила. Брызнула кровь, моментально поглощаемая сухой как порох землей. Теперь — точно готов.

Второй — у этого не было залито кровью лицо — она выстрелила дважды, пошатнувшись от резкой отдачи, но не выпустила из руки пистолет. Тоже готов. И она поняла, даже не проверяя документов — что это они. Менты, с которыми она была знакома лучше чем ей бы того хотелось. Особая порода людей… злобные как крысы, трусливые с сильными и наглые со слабыми…

Совсем не такие, как люди там… те, кто мог пригласить незнакомую и почти не владеющую испанским синьориту разделить с ними домашний обед… совсем не такие как Георгий — надежный, добрый и сильный. Эти — ничего не заслуживали кроме пули в лицо.

Убить плохого человека — это хорошо.

Прошлое, казалось надежно похороненное — возвращалось. На могильном холме без креста, проклятом и забытом — шевелилась земля, ее трясло то ли от холода, то ли от ненависти.

Оружие, средства выживания, документы, деньги, ключи, пища, вода….

Она обшарила карманы убитых, забрала все что могла — но когда попыталась разогнуться, поняла, что не может. Блузка была порвана, кровь медленно капала на землю, сбиваясь в сухие шарики.

Только сейчас — она вспомнила, что еще есть и молодой шейх… он явно не рассчитывал на такую ночь. Выпрямившись — свободной рукой, пришлось опереться о дверь машины — она обошла машину. Шейх — мог сто раз сбежать, у нее не было бы сил искать его в темноте — но он был здесь. Она высветила его мобильным телефоном и он то ли заскулил то ли заплакал. Его трясло от ужаса.

— Пожалуйста…

— Где у тебя аптечка…

Молодой шейх не ответил, его била крупная дрожь.

* * *

Аптечку она не нашла. Как смогла, остановила кровь, сделав тампон из жгута, пришлось пользоваться подручными средствами. Когда она вернулась — шейх как раз набрался храбрости для попытки побега, несильным ударом по лицу она привела его к повиновению.

— Некуда бежать. Поможешь мне и останешься цел.

— Ты что, из МОССАДа?

МОССАД — внушал арабам суеверный ужас.

— Много болтаешь. Видишь, этих двоих? Ты сильный. Сбрось их с дороги. Нельзя их тут оставлять…

— Я…

Она навела на него пистолет. Светало, над морем — уже занималась заря.

— Быстро! Побежишь, выстрелю в ногу.

Шейх выполнил то, что она велела.

— Иди сюда — она сделала движение пистолетом.

Шейх подошел. От ужаса — он уже ничего не соображал.

— Лезь назад, в машину. Ложись на сидение. Накройся пледом, и молчи …

* * *

Запасной вариант — вилла в пригородах. Она добралась до нее, как только над заливом Святого Георгия — окончательно взошло солнце.

Она нажала на клаксон: три — один — три. Ответа нет.

— Ну, давай же… — процедила она.

Три-один-три. Три-один-три.

Ворота распахнулись.

Внутри — вилла, типично арабский двор. Джип, еще один джип, неуместная здесь машина такси. Несколько мужчин — черные очки, бороды. У двоих автоматы. Похожи то ли на бойцов Хезбаллы, то ли на отряд боевиков наркомафии…

Она выбралась из-за руля Бентли. Мужчины смотрели на нее. Солнце — несмотря на то, что только что взошло — било наотмашь с типично ближневосточной яростью.

— Я от Ангела… — проговорила она, чувствуя, как путается сознание.

— Ты привезла?

— Да…

Голова закружилась, она пошатнулась, схватилась за дверцу. Мужчины бросились к ней.

— Эй, эй! Что с тобой?

— У нее кровь.

Голоса доносились как будто издалека…

— Несите ее в дом… Лена ее осмотрит.

Наступило благословенное забытье — кто-то выключил свет.

* * *

— Я сделала все что могла. Обработала рану и вколола тебе кровезаменитель и антибиотик. Это должно помочь. Хорошо, что пуля прошла вскользь, но шутить с этим все равно нельзя. Песок, пот… недалеко и до заражения.

В отряде Кидон — ликвидаторов Моссада — был собственный медик, девушка. Худенькая, высокая, одного с ней возраста, с пышной гривой каштановых волос. Они говорили между собой на русском.

— Тебе надо отлежаться. Два — три дня. С огнестрельной раной нельзя передвигаться.

— Я должна покинуть страну. Меня будут искать.

Девушка нахмурилась, но кивнула.

— Хорошо. Вот еще антибиотик. Через шесть часов надо сделать еще один укол. Ты сможешь сделать укол сама?

— Да.

— Я дам тебе свою блузку. Она маловата, но должна налезть. И она темная, если проступит кровь, сильно видно не будет.

С трудом — она переоделась, встала с койки. Боль осталась, но была какой-то тянущей… как после вырванного зуба.

— Порядок? — типично израильское «беседер».

— Да.

Израильтянка шагнула вперед и обняла ее. Обняла как сестра, которой у нее никогда не было и не будет.

— Будь осторожна.

— И ты тоже.

— Йонни отвезет тебя в аэропорт, но внутрь не пойдет. Не попадись. Если будут спрашивать что с тобой, скажи что отравилась. Удачи.

— И тебе.

Израильтянка отступила на шаг, внимательно оглядела ее.

— Откуда у тебя такой акцент? Ты говоришь по-русски, так же как и я. Мои родители совершили алию из Одессы. Ты не из Одессы?

Одесса….

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Я издалека…

* * *

Ночь на 21 марта 201… года. Воздушное пространство над Персидским заливом

— Забудьте про Израиль.

Сидевший на роскошном диване напротив человек с длинной седой бородой — отрицательно покачал головой.

— Арабский народ не сможет забыть то, что произошло и через тысячу лет.

Самолет летел сложным маршрутом из Европы на Ближний Восток — и после нескольких часов полета приближался к своей цели. В нем было больше двадцати человек, и никто не поверил бы, что эти люди, смертельно ненавидящие друг друга и часто ведущие друг против друга кровавые войны — мирно летели в одном самолете и мирно разговаривали о будущем Ближнего Востока и возможно, всего Евразийского континента. Здесь были представители турецких и иорданских спецслужб. Здесь был бывший офицер турецкой армии, который на родине разыскивался как враг государства. Здесь были представители как спонсоров ближневосточного терроризма, так и исполнителей — террористических групп «Джебхат ан-Нусра», «Фронт Шама» и, конечно же Исламского государства. Наконец, здесь были американцы, которые и были главными спонсорами неофициального круглого стола на катарской территории — саммита, о котором не напишут в газетах и который не покажут в новостях. Хотя бы, потому что в Катаре нет и никогда не было независимых журналистов.

— Отвлекаясь на Израиль, вы отвлекаетесь на второстепенную цель! Главная цель ислама в двадцать первом веке — восстановить шариат Аллаха на территории, которую сейчас занимает Россия!

Шейх снова отрицательно покачал головой.

— Это ваш интерес. Я не вижу здесь нашего.

Американец понизил тон, заговорил доверительно и убедительно:

— Шейх, я все понимаю. Я родился в Иордании в семье дипломатов, я играл с палестинскими детьми в их лагерях. Я приносил им еду из американского посольства, когда моим друзьям нечего было есть из-за блокады лагерей силами безопасности. Я знаю, как люди вашего народа не сажали финики, потому что те финики, которые вы вынуждены были оставить в Палестине — вкуснее. Но давайте мыслить стратегически. Главная цель Ислама — установить шариат Аллаха на всей земле, и уж конечно — там, где он когда-то был установлен. Такой джихад считается оборонительным джихадом, и только такой джихад, который нацелен на установление Шариата Аллаха там, где его никогда не было — считается джихадом наступательным, я прав?

Шейх, помедлив, кивнул.

— Вот видите. Практически вся территория России — это территория, где когда-то был ислам — но он был уничтожен русскими. Русские — главные враги ислама, никто не сделал для унижения и сокрушения религии Аллаха больше, чем русские. Они всегда враждовали с Аллахом. Они отбирали у вас вилайет за вилайетом, они сокрушили Золотую орду, потом они отобрали Кавказ и сокрушили Османскую империю, несмотря на все попытки Запада ее защитить. Они приносили в ваши страны безбожие, они поддерживали коммунистов-безбожников, они убивали братьев в Чечне и Афганистане. Даже Израиль в том виде, в каком он есть сейчас — порожден эмигрантами из России, именно благодаря им — Израиль сегодня сильнее, чем мы его планировали, мы хотели не более чем сельскохозяйственную страну, в которой можно разместить наши базы[2]. Мы готовы выдать вам Израиль, мы бы уже сделали это, если бы не понимали, что Израиль просто так не сдастся, и как только мы лишим его поддержки, он обратится к русским и китайцам и получит поддержку оттуда. Посмотрите, что стало с Турцией…

Конечно, такие слова и речи не отражали текущую позицию США — но они были намерением и планом значительной части американской космополитической элиты. Для них Россия была главным, экзистенциальным врагом, врагом просто по факту своего существования, потому что своим примером опровергала два постулата, базовых для этих людей. Первый — как только какая-то часть населения страны осознает себя отдельным народом и оказывается готовой к самостоятельности — эту самостоятельность надо немедленно предоставить. Чем больше самостоятельных государств тем лучше, а таких конструкций как Россия — «дом народов», быть не должно. Второе — нормой для современного общества в двадцать первом веке является толерантность во всех ее проявлениях. Важным фактором толерантности, своего рода лакмусовой бумажкой уровня толерантности общества — является толерантность к гомосексуализму[3].

Эта часть американской элиты — представляла собой постаревших хиппи, и у них был свой план и свое видение нового мира. Точно так же, как после поражения американских войск во Вьетнаме, часть американцев подозрительно увлеклась буддизмом, точно так же сейчас, когда стало понятно, что Америка потерпела тяжелое поражение на поле битвы с агрессивным исламом — точно так нашлись люди, которые еще в детстве проносили под одеждой хлеб в лагеря палестинских беженцев. Их главным постулатом борьбы было — с врагом не надо бороться. Вообще. Сильного врага — надо сделать другом и натравить на других своих врагов…

— … Арабский народ задыхается в переполненных городах, он не может себя прокормить с пустынной земли, на которую он был загнан. В тоже время — сто пятьдесят миллионов владеют большей частью плодородных земель континента. Земель, которые когда-то принадлежали мусульманам, над которыми звучал азан, прославляющий Аллаха. В этом направлении — находится возможность для всего арабского народа вырваться из исторической ловушки…

В салоне появился стюард.

— Прошу всех занять свои места и пристегнуть ремни.

Ближайший к стюарду генерал приподнялся с места.

— Что происходит? — негромко спросил он.

— Сэр, у нас проблемы…

И в этот момент — Боинг сильно тряхнуло. Свет погас и загорелось аварийное освещение. А потом кто-то закричал — падаем!

И они на самом деле падали…

22 марта 201… года. Тбилиси, Грузия. Объединенная станция ЦРУ США «Кавказ»

В 2014–2015 годах Центральное разведывательное управление США подверглось значительной территориальной реорганизации, связанной с некоторыми нюансами государственной службы и новой стратегией этой организации. До этого момента — территориальная структура ЦРУ ША не претерпела больших изменений со времен Холодной войны — к большим станциям с Западной Европе добавились станции в бывших союзных республиках и странах — сателлитах СССР, а во времена Глобальной войны с террором были созданы две большие станции в Кабуле и Багдаде. Однако, люди, знакомые с системой изнутри знали, что система не оптимальна и поддерживается в таком состоянии искусственно. Станции в Западной Европе это синекура, позволяющая получать приличные деньги за работу зарубежом, но в цивилизованных странах, а станции в Кабуле и в Багдаде — это еще более крутые синекуры, позволяющие получать как минимум тройное жалование и еще красивую запись в досье, открывающую путь на самый верх.

После 2015 года — все стало иначе. Штат станций в таких городах как Лондон и Берлин сократили в разы, а вместо расширения станций в опасных районах — начали создавать небольшие передовые станции — и связанные с ними большие базовые в странах, которые поддерживают США. Одна из таких станций была создана в Грузии, ей на тот момент руководил опытный разведчик Коннор Рейли, бывший начальник кабульской станции. Но еще более опасный человек был у него в подчинении — легендарный Брендан Вебб, бывший начальник «одиннадцатого дома» в Мосуле, а потом — начальник станции в Анкаре. После того, как в Турции произошла попытка госпереворота — Вебб счел за нужное быстро покинуть страну — по отношению к нему могли быть приняты совсем уж крутые меры. Но уехал он недалеко…

Сейчас — Вебб стоял около приоткрытого окна и смотрел на горы. Он улыбался — но знающие его люди могли определить, что Вебб был в бешенстве.

— Так… еще раз… — сказал Коннор — когда стало известно про самолет.

— Сэр, мы можем это повторять раз за разом и ничего не изменится.

— И тем не менее.

— Окей. Вопрос был решен три дня назад.

— Лично с аль-мумином?

Аль-Мумин — верующий — было псевдонимом одного из летевших в том самолете. Он был одним из основателей Исламского государства.

— Да.

— Откуда он взял самолет?

— Из Катара.

— Из Катара?

— Да, армейский самолет. Боинг Бизнес Джет. Для перевозки особо важных людей, ВИПов. Банальный рейс, ничего нового.

По документам — самолет должен был возвращаться с техобслуживания. Он совершил две посадки — в Турции на военном аэродроме и на бывшей базе истребительной авиации в Ираке. Над Персидским заливом он бесследно исчез.

— Кто знал?

— Из наших — практически никто… твою же мать…

Во Франции — в самолет сели двое сотрудников ЦРУ и один — из частного фонда, занимающегося развитием демократии. Бывшая подруга Вебба, к которой он сохранил самые нежные чувства.

— А с той стороны?

— Там все решалось в последний момент. Никто не знал, кто полетит этим рейсом.

— Так может, и били наугад?

— Да, и уничтожили несколько лет работы. В Турции все придется начать сначала. У меня ничего не осталось.

— Обломки не нашли?

— Еще нет.

— Какие версии?

Вебб пожал плечами.

— Пока никаких. Глупо строить версии, не имея никаких фактов, никаких зацепок. Единственно, что я исключаю — бомбу на борту.

— Почему?

— Да потому, что самолет был в Германии, на обслуживании, его в последний момент поставили на этот рейс. Списка пассажиров не было, он просто возвращался домой, по пути подбирая пассажиров. Списка пассажиров не было нигде. Успеть разместить в самолете бомбу… нет, это невозможно.

— И что думаешь делать?

— Единственный человек, который знал о рейсе все — это министр обороны Катара. Надо лететь туда и поговорить с ним. Разобраться на месте.

— Думаешь, он скажет правду?

— Нет. Но я посмотрю ему в глаза.

23 марта 201… года. Персидский залив. Нейтральные воды. Эсминец ВМФ США USS Sterret

Эскадренный миноносец типа Эрли Берк 2, рабочая лошадка американского флота, стоял на якоре в нескольких километрах от берега. Вдали, на горизонте виднелись танкеры, они грузились у вынесенных далеко в море причалов, так как были столь огромны, что не могли причалить ни к одному берегу. На боевом корабле шла работа, один из двух вертолетов висел в воздухе, то опуская, то поднимая что-то вроде огромного батута из брезента. Выделенные в наряд моряки на скоростных лодках подбирали баграми обломки самолета и бросали их в «батут». Как только там накопится достаточно — вертолет доставит все на миноносец и сам сядет, а на смену ему — взлетит другой.

Брендон Вебб наблюдал за происходящим с борта роскошной дизельной яхты министра обороны Катара, бросившей якорь неподалеку. Сам министр обороны стоял рядом, его охраняли — на каждой палубы виднелись бойцы охраны со своими короткими винтовками G36К. Катар был вероятно единственной страной мира, где численность телохранителей превышала численность армии.

— Я совершил ошибку, связавшись с вами — сказал шейх, глядя на воду, в которой плавали разноцветные, радужные пятна — и я и моя страна совершили большую ошибку.

— Большую ошибку вы совершили, когда рассказали кому-то про самолет, эфенди — мягко сказал Вебб — только мы двое были в курсе дела. И если я никому ничего не говорил, значит…

Шейх не ответил. Солнце — бликовало на черных очках телохранителей.

— Что они вам пообещали?

…

— Только не деньги. Денег у вас достаточно.

— У меня пропал сын. В Бейруте.

Вебб почувствовал, как невидимая рука — нехорошо сжимает сердце. Почему то сразу стало тошнить от запаха Персидского залива — воды, нефти и гнилых водорослей.

— Почему вы мне не позвонили?

— Потому что это ничего не дало бы — спокойно и с какой-то обреченностью ответил шейх — вы ничего не смогли бы сделать. Вы потеряли уважение, мой друг, и что самое главное — вас больше не боятся.

— Где он пропал? Когда?

— В Бейруте. Мне прислали его фотографию. Потом позвонили и задали пару вопросов.

— Каких вопросов?

— Какая теперь разница.

Вебб представлял — каких.

— Как он пропал?

— Очень просто. Он поехал в казино. Снял девушку, кяфиру[4]. Уехал с ней и пропал.

— Какую девушку? Вы знаете?

— Просто девушку. Я говорил ему браться за ум, но он не слушал.

Шейх говорил как автомат — без эмоций.

— Это МОССАД.

Вебб лихорадочно соображал — все достоверно. МОССАД… они могли. Израиль давно отбился от рук, и он идет дальше, чем любая другая разведка мира в своих действиях. Но остается вопрос — как тогда сбили самолет?

МОССАД…

— Кто-то видел что происходило, эфенди?

— Телохранители…

— Где они? Мне надо с ними увидеться.

— Они мертвы — сказал министр обороны — шакалы.

— Как мертвы? Их убили?

— Я их казнил.

— Что?! — не сдержавшись, заорал Вебб — вы с ума сошли?! Они же свидетели!

Министр повернулся к нему.

— Мы здесь живем по своим законам, господин Вебб. У нас есть свои правила и свои интересы. Сейчас спустят лодку, она отвезет вас на ваш корабль. Пусть Аллах развеет ваши заблуждения и направит по пути истины…

* * *

— Что это?

Кондиционер — нагнетал в отсеки боевого корабля холодный, чистый воздух, отчего дышалось легко. На столе, освобожденном от всего лишнего — лежали детали обшивки, на них были видны странные отверстия. Пилот одного из вертолетов — держал в пальцах маленький стальной прямоугольник.

— Полагаю, это готовые осколки ракеты, сэр.

— Ракеты? — не понял Вебб.

— Да, сэр. Фокс — три[5].

— То есть вы хотите сказать, что этот самолет был сбит ракетой, пущенной с другого самолета?

— Это возможно, сэр.

Вебб подумал — как Израиль так быстро перебросил авиацию?

— Скорее всего, АА 10 Аламо, сэр. Русская ракета.

Вебб недоуменно посмотрел на пилота.

— Почему русская?!

— Потому что русские ракеты закупает Иран. Мы зафиксировали первые Фланкеры[6] у них с полгода назад и сейчас они все активнее летают над морем. А может это и не только иранцы. Иногда мы перехватываем обмен на русском.

…

— Думаю, они ждали этот самолет, быстро подняли истребитель и влепили ракету в двигатель. Иранцы тут очень активны.

Русские….

24 марта 201… года. Бейрут

Посольство США в Бейруте находилось в районе Авкар, недалеко от побережья в довольно некрасивом и тесном здании, которое оно занимало после теракта 1983 года, когда взорвали старое здание. Рядом строили новое здание — его должен был отделять от улицы большой бассейн, почти пруд.

В условиях Бейрута — нелишняя предосторожность.

— Это нереально… — пожала плечами Эмилия Краули, начальник бейрутской станции ЦРУ. Начальство как всегда отличилось, назначив начальником станции женщину, в мусульманскую страну. Идиоты.

— Что — нереально?

— Если ваш… человек похищен — то быстро его найти нереально. Вы хоть понимаете, что здесь происходит?

— Нет, но надеюсь, что вы объясните.

На самом деле — Вебб отлично понимал происходящее, но предпочитал этого не показывать.

Краули нахмурилась, подошла к спутниковой карте Ливана, висящей на стене.

— Вот тут — показала она — граница с Сирией. Это настоящий ад. С тех пор, как в Сирии началось — здесь никто не знает покоя. С этой стороны полно беженцев, исламисты оборудуют тыловые базы поддержки, выдавленная из Сирии оппозиция пытается напоминать о себе. Вы знаете, с чего началась та война?

Та война — это гражданская война в Ливане. Она продолжалась пятнадцать лет и была одним из прологов сегодняшней катастрофы. Мира удалось достичь только после ввода в страну большого контингента сирийских войск.

— … Она началась с массового притока в страну палестинских беженцев, что резко нарушило этноконфессиональное равновесие в стране. Работы не было, беженцы сбивались в банды и претендовали на свой кусок пирога, который им никто не собирался давать. Начались похищения и разборки, потом начались заказные убийства. Потом началась гражданская война, потому что здесь никто и никого не прощает. Сейчас тоже самое — мы в середине второй фазы.

— Похищения и убийства.

— Точно. Вот этот город… называется Триполи[7]. Это порт, часть города контролируют христиане, часть Хезбалла, часть джихадисты, симпатизирующие Нусре и Исламскому государству. В порт идет оружие и краденые в Европе машины, а из порта — тонны наркотиков. Порт делят Исламское государство и Хезбалла — смертельные враги, свои части порта они охраняют снайперами. На улицах перестрелки каждый день. На домах следы от пуль, стреляют просто потому что скучно. Правительственная армия туда не суется. Кого поддерживал ваш шейх? Тогда я смогу сказать, кто мог его похитить.

— А если я скажу, что его похитили израильтяне?

— То я ничуть не удивлюсь. Израильтяне тоже готовится. Здесь удивительная страна — все спят со всеми. Например, недавно я узнала, что один из полевых командиров Хезбаллы — встречался с высокопоставленным израильским дипломатом на территории посольства России и обсуждали ситуацию в регионе за рюмкой водки. Здорово, правда?

— Здорово — сказал Вебб — я хочу съездить в казино Маамельтейн. Познакомьте меня с кем-то из полицейских…

* * *

Полицейского звали Арут, он был армянином-христианином из христианской части Бейрута. До войны — здесь была крупнейшая армянская колония на Ближнем Востоке, армяне занимались в основном ювелирным делом. После того как началась война — многие армяне ушли воевать, создали собственную террористическую организацию — АСАЛА (армянская секретная армия освобождения). Арут был коренастым, невысоким, голову брил наголо. Судя по тому, что он ездил на почти новом джипе БМВ — деньги у него водились, и их было больше, чем у обычного полицейского. Хотя о чем речь если он как то связан с американским посольством…

— В принципе, можно попробовать поискать через эскорт-агентства — сказал он, когда они сидели в его машине на стоянке около полицейского комиссариата — если девушка высокого полета, то… ей все равно нужна здесь крыша, так?

— Это потом — сказал Вебб — а как они вообще здесь работают?

— Как… ну, по-разному. Все зависит от того, во сколько девушка оценивает себя. Дешевки типа беженок или девиц из России самого низшего пошиба — работают в основном под крышей этнических преступных группировок. Они же их сюда и доставляют. Насколько я знаю, в основном из Одессы.

— Одесса это не Россия — сказал Вебб.

— Да? — удивился армянин, — странно, а я думал что Россия. У нас тут есть люди оттуда, и они доставляют нам проблемы. Если кто получше — они обычно устраиваются танцовщицами, ну и параллельно подрабатывают… размещают информацию в интернете или уходят с клиентами. Этих крышуют сами владельцы клубов, они же их и нанимают. Им выгодно, чтобы в их заведении были люди, и они знают, что людям надо.

— А еще выше?

— Выше… ну, эти могут снять номер в отеле или квартиру… эти в основном ищут клиентов в казино или на курортах, но туда они ходят как посетительницы.

— А кто их крышует?

Полицейский пожал плечами.

— Да по-разному. Иногда и никто. Иногда даже и я.

Вебб кивнул.

— Поехали в казино. Надо отсмотреть записи.

* * *

— То есть, ты ее до этого никогда не видел?

— Нет, эфенди…

Пит-босс старался скрыть страх, — но получалось у него это плохо. Он то и дело косился на стоящего у стены комиссара полиции. Причина страха была понятна, — у него была только рабочая виза, и закрыть ее можно было очень быстро. После чего, — добро пожаловать в Египет, где на одну вакансию в Александрии — по пятьдесят человек.

— И как она выглядела?

— Ну… как русская.

— Русская?!

— Ну, да. Наташа. Тут полно таких. Сто, двести за ночь. Иногда — дешевле. Но эта была…

— Что?

— Ну… классом повыше что ли. Знаете… есть девочки, готовые за отель собой расплачиваться. Эта не такая.

— А какая?

— Ну, минимум Порше ей подавай. Квартиру купи. Она тебя любить будет.

Вебб про себя выругался.

— На каком языке вы говорили?

— Французский, эфенди.

— Хороший язык был?

— Эфенди?

— Ну… знала она его хорошо?

— Как настоящая француженка.

— И что? О чем вы с ней говорили. Только не врать, на камере видно.

— Ну… она спросила, кто играет.

— И ты ей показал…

— Нет, она спросила, что за парень. Ну, я сказал как есть. Мол, Бентли, пентхаус и денег немеренно.

— О ком-то еще спрашивала?

— Нет, эфенди.

— Сколько она тебе дала?

— Пятьсот, эфенди.

Вебб протянул руку.

— У меня нет этих денег, эфенди.

— А где они?

— Я отправил их семье, эфенди. Этим же утром.

Вебб встал.

— Поехали. Покажешь где.

* * *

Квартира хаваладара — менялы из системы хавала, тайной системы денежных переводов, идущих со Средних веков — была замаскирована под пункт обмена валюты. Купюры они там не нашли. Хаваладар — успел ее поменять. И тоже изворачивался и врал…

Записей с камер тоже не было. По непонятным причинам — их просто не нашли, и даже Арут ничего не смог сделать.

У них был только ее фоторобот. Причем плохой — Вебб подозревал, что пит-босс мухлюет, и дал описание «от балды».

* * *

Из казино они тронулись обратно в город — по дороге, которая менее известна чем дорога по побережью Франции от Ниццы до Монако — но Феррари тут можно встретить едва ли не чаще. Спорткары всех видов — обходили их как стоячих.

— И как теперь нам ее искать?

Комиссар полиции пожал плечами — жест, который Вебба уже начал раздражать. Восток.

— Здесь таких русских Наташ десятки тысяч. Никто не знает, сколько. Спрашивать их бесполезно, они врать научились раньше, чем говорить.

— Может, все-таки попробовать?

— Если только у вас есть несколько лет на это. Они приезжают… уезжают… мы только записывать успеваем…

Вебб вскинулся.

— Записывать?

— Ну, да. В аэропорту. Всех молодых женщин записывают.

— А как получить эти записи?

— Если только поедете в аэропорт и посмотрите. Они не в компьютере.

Вебб заметил какое-то движение справа… скорая, полиция. Поток ощутимо замедлился…

— Что там.

Полицейский пожал плечами.

— Не знаю, эфенди.

— А выяснить можно?

* * *

Трупы увезти еще не успели…

В Ливане человеческая жизнь всегда не слишком ценилась, а сейчас, после того, как весь регион из-за Сирии и Ирака превратился в одну огромную, закипающую на огне скороварку — и подавно. Убили двоих… ну и хрен с ними, туда им и дорога. Полицейские лениво, особо не стараясь, проводили какие-то действия, похожие на следственные, рядом стоял французский броневик Шерпа — значит, и спецназ здесь…

Арут подошел к карете скорой, знаком показал, чтобы раскрыли лицо. Присвистнул…

— Ни хрена себе.

— Знаешь его? — спросил державшийся рядом Вебб.

— Ага. Как раз один из тех, о ком мы говорили.

— То есть?

— Он был из Одессы. Как раз поставлял Наташ.

Вебб насторожился.

— Ты уверен?

— Да. Его звали, как это… Вен’я, да. Он тут постоянно жил, квартиру снимал, по клубам ходил, да.

— Поговори с врачом, узнай, как он умер. И кто второй.

Сам Вебб пошел на место происшествия. Полицейский из спецотряда с автоматом преградил ему путь, но после окрика Арута отступил. Вебб прошел на место, которое он определил как место происшествия, прошелся, потом присел, чтобы взглянуть на картину.

Мертвый сутенер, поставляющий девиц. Совпадение? Вряд ли.

Он повернулся назад. Дорога в город, от казино. Тут съезд. Скорее всего, девица заманила сына министра обороны Катара сюда, после чего…

Что тут могло произойти? Почему девицы нет, а эти двое — мертвы?

Произошел конфликт? Или за ними следил МОССАД и, решив, что настал удачный момент, вмешался? Тогда получается, он преследовал их от казино.

А где девица? Тоже убили и увезли? Это маловероятно, вопреки всему что говорят, МОССАД отнюдь не коллекционирует убийства.

Больше было похоже на криминальный конфликт, но непонятно, по какому поводу.

Он поднял гильзу. Девять миллиметров. Самый распространенный пистолетный калибр в мире.

Он прошел к машине. Она просто стояла и ей никто не интересовался. Следов от пуль нет, обе двери впереди открыты. Он полез внутрь…

Ничего.

Появился Арут.

— Три пули в одном и пять в другом, умерли они плохо, — сообщил он, — второго я не знаю и никогда не видел. Документов нет ни у первого, ни у второго. Нашли там, внизу — их застрелили, а потом сбросили с дороги. Им повезло, что мы свернули, иначе их бы и похоронили как неопознанных…

— Пошли, посмотрим…

По указанию Вебба, мешок для перевозки трупов расстегнули полностью. Мужчина средних лет, кавказский тип внешности[8]. Вебб взял руку, присвистнул.

— Пакет для улик есть?

Дали пакет. Американец осторожно снял с трупа часы.

— Реймонд Вейл, Женева, — сказал он, — тысячи три долларов как минимум. Теперь посмотри на это.

Ногти были черны от грязи.

— Человек носит часы за три тысячи долларов, но не ухаживает за ногтями…

— Русская мафия, — догадался Арут.

— Возвращаемся в казино, — американец сделал фотографии лица убитого на сотовый телефон, — надо еще кое-что выяснить…

* * *

— Короче говоря, этот… Вен‘я… он копом был, — сказал Арут, когда они ехали обратно в казино.

— Копом. Ты уверен?

— Он так говорил. Не думаю, что врал. И он был… — Арут пощелкал пальцами, подбирая слово, — плохим копом, очень плохим.

— Понятно, что он тут не честным трудом жил.

— Нет, дело не в этом.

— А в чем тогда?

— Понимаешь… — Арут замолчал, подбирая слова, — вот я армянин, да. Сын своего народа. В нашем народе тоже женщины красивые, но если бы одна из них пошла на панель, я бы сказал ей: что ты делаешь, сестра? И побил бы.

— Понимаю…

— Понимаешь, да? А эти люди… они торговали своими женщинами… как это так может быть? Они не один народ? Им наплевать что будет? Им наплевать, как будет продолжаться их народ, кто будет рожать им детей? Им плевать, да?

Вебб вздохнул.

— Наверное, плевать.

— Нет, а как так может быть? Почему другие мужчины смотрят, почему они их не убили, этих отщепенцев? А ведь они не только торговали. Они и на наркотики подсаживали, говорят, что и убивали. У нас тут порт, если труп — вывези в море и рыбы съедят. А они так делали. Не все возвращались… не все.

…

— Как так может быть, не понимаю…

* * *

В казино они мало что выяснили. Да, было какое-то сборище — любое казино постоянно ведет запись всего происходящего в зале, чтобы предупредить мошенничество — и пленки им дали. Шесть человек. Но о чем они говорили — понять по пленке было невозможно.

Зато порядок ухода этих людей из казино — они запомнили. Равно как и то, что двое из них вышли сразу за девицей и ее спутником. Сыном министра обороны Катара — впрочем, это же они видели и первый раз, когда отсматривали пленки. Просто не обратили внимание на этих двоих.

— Ты не заметил ничего подозрительного в поведении этой девицы? — спросил Вебб.

Арут привычно пожал плечами.

— Да нет.

— Она никогда не смотрит вверх. Ни разу не посмотрела. Только перед собой или вниз. Нормальную ее фотографию в таком случае сделать невозможно…

…

— Давай-ка, еще раз переговорим с питбоссом.

* * *

— Сюда смотри! Сюда!

Пит-босс трясся от страха, на скуле наливался черным синяк. Арут без предисловий дал ему по морде — для лучшего понимания.

— Почему ты нам не сказал ничего? Почему?

— Эфенди, но вы не спрашивали!

— Теперь спрашиваю… ты этих двоих знаешь?

— Кажется…

— Сейчас ты у меня в камеру поедешь!

— Знаю! Знаю!

— Когда они тут были?

— В тот день! В тот день были!

— Что они делали, — вступил в разговор Вебб.

— Ничего.

— Что значит, ничего?! — Арут опять замахнулся, — ты опять пытаешься нам врать, да?

— Нет! Нет, эфенди, нет! Просто они ничего не делали! Посидели здесь, поговорили.

— С кем поговорили?

— Я не знаю!

— Ах, ты!

— Подожди, — Вебб придержал руку полицейского, — ты не знаешь, потому что никогда их раньше не видел?

— Да, эфенди, да. Их четверо было и тех — двое. Они поговорили, а потом уехали. Играть не пошли, девочек тоже не взяли. Все очень тихо было…

Арут взял пит-босса за шиворот.

— С нами поедешь…

* * *

Через несколько часов, отсмотрев записи в аэропорту Рафика Харири — пит-босс указал на несколько возможных вариантов — девиц, которые могли дать ему деньги. Среди них была и некая графиня де Сантьяго.

* * *

— Эту я сразу запомнил…

Лысоватый пожилой таможенник отчаянно потел — не помогал даже кондиционер. Нечист на руку.

— Почему? — спросил Вебб. Допрос велся в комнате службы безопасности аэропорта имени Рафика Харири.

— Ну… молодая, красивая такая… и графиня.

— Графиня?!

— Так я и говорю же. Все в журнале записано. Вот… графиня Мерседес де Сантьяго.

Вебб смотрел на записи, не веря своим глазам.

— Какой у нее был паспорт?

— Испанский.

— Ты проверял его на подлинность? — спросил Арут.

— А как же — оскорблено ответил таможенник — новый, с чипом. Все в порядке было.

— Она была одна?

— Да. Прилетела — Эр Франс.

— Она могла быть Наташей? — спросил Вебб. Таможенник в ответ засмеялся.

— Да вы что. Нет, конечно.

— Почему?

— Наташ сразу видно. Нет, это не такая…

— Она могла притворяться.

— Нет… этого быть не может. Я тридцать лет здесь, еще с войны… разбираться научился в людях. Проституткой она быть не могла…

— Где она остановилась? — спросил Арут.

— А вот тут… отель Мовенпик.

Это был один из самых дорогих отелей города.

* * *

В отеле их ждала серьезная неудача.

— Простите, а у вас есть ордер или что-то в этом роде?

Управляющий был англичанином — уже это говорило что отель высокого класса. Такого не запугаешь и не повозишь мордой по столу.

— Мы можем его получить.

— Политика нашего отеля заключается в том, что клиент, который заплатил за номер такие деньги — вправе рассчитывать на некую… приватность. Потому мы не даем никаких сведений о наших гостях без официального запроса государственных структур, согласованного с местными правоохранительными органами.

— У вас могут быть неприятности — сказал Вебб — это дело связано с терроризмом.

Управляющий посмотрел на него как на пустое место. Чертовы американцы — читалось в его глазах.

— Мы можем поговорить с персоналом отеля?

— Извините, нет.

* * *

— Нет, этого быть не может — сказал Арут, когда вез его обратно к посольству — ложный след…

— Она прилетела за два дня до того как все это случилось, и улетела в этот же день. Единственная из всех.

— Ну и что? Люди прилетают… и улетают…

— Скажи, а мы можем найти тут… израильскую разведку? Кого-то, с кем можно поговорить?

Арут расхохотался.

— Ну, ты даешь, американец. Ищи, если жизнь недорога…

* * *

— … Мерседес де Сантьяго, девяносто второго года рождения, родилась в Буэнос-Айресе, Аргентина, имя при рождении — Мерседес Вилльяреаль. Родители погибли, воспитывалась в детском доме. Закончила Епископский католический университет Аргентины, по специальности деловые и общественные науки, степень бакалавра. Переехала в Испанию в две тысячи тринадцатом, в две тысячи четырнадцатом ее удочерил испанский граф Альберто де Сантьяго. Получила подданство Испании по ускоренной программе, как возвращенка, проживает в Париже. Адреса нет. Данных об уплате налогов нет, собственности — нет…

Информацию на практически любого жителя цивилизованной страны — ЦРУ теперь могло достать в течение часа — двух. Это упрощало жизнь.

— Здесь не написано, где она работает?

— Нет.

— Как так может быть? Она живет в Париже, не имея источников доходов…

Эмилия Краули, начальник бейрутской станции ЦРУ, уроженка Бруклина, штат Нью-Йорк цинично усмехнулась.

— А ты не догадываешься?

…

— Работает в постели у богатых мужиков. Ей не нужна собственность, потому что ее содержат те, с кем она спит. Похоже, что она все-таки шлюха, хотя и чертовски дорогая.

— Родители погибли, воспитывалась в детском доме… задумчиво сказал Вебб.

— И что?

— По-настоящему она может быть кем угодно. В том числе и оперативником Моссад высокого класса. В Аргентине большая еврейская община.

Краули фыркнула.

— Она есть та кто есть. Не умножай сущности без необходимости. Дорогая шлюха. Она не та кто тебе нужен.

Вебб достал телефон, начал набирать номер.

— Куда звонишь?

— В Испанию. Надо кое-что проверить…

* * *

Через два часа — второго из убитых в горах удалось опознать по базе данных Интерпола — там были его отпечатки пальцев.

— Борис Анатольевич Быстрицкий, уроженец и житель города Одесса. Семьдесят седьмого рода рождения, русский. В две тысячи шестом году задерживался в Ницце по подозрению в организации проституции, отпущен за недоказанностью. В две тысячи восьмом полиция Лондона проверяла Быстрицкого по подозрению в незаконных махинациях с недвижимостью, отмывании денег. Обвинения предъявлены не были, но Быстрицкий был поставлен в стоп-лист — лица, пребывание которых на территории Соединенного Королевства признано нежелательным. Согласно информации украинской стороны — член организованного преступного сообщества Короля, находящегося в Одессе. Интересы преступного сообщества — наркоторговля, работорговля, организация проституции. Король — он же Гермиан Михал, криминальный авторитет, вор в законе, уроженец г. Бельцы, Молдова, находится в розыске за организацию наркоторговли, отмывание денег.

— Криминальный авторитет — сказал Вебб — второй мент, связанный с криминалом. С чем они столкнулись там, в горах. Или с кем?

Краули фыркнула — эта ее циничная усмешка была ее фирменным знаком.

— С такими же бандитами. Разборка.

— Мне показалось, их застали врасплох.

— Может, и так. Да и… какая разница?

— Тут много русских бандитов?

— Полно. Как и русских шлюх. Те, кто десять лет назад тусовался в Стамбуле — перебрались сюда.

Краули пригладила волосы.

— Здесь секс-оффшор. И бизнес-оффшор. Полно дерьма. А русские бандиты всегда слетаются на дерьмо — как мухи на мед.

25 марта 201… года. Кадис, Испания

Самолет, приписанный к европейской группировке НАТО, и совершающий регулярные полеты по «Кольцу» — заранее проложенному маршруту, по которому самолеты летают регулярно и в интересах всех стран — участниц НАТО — быстро снижался, заходя на посадку по крутой, почти «афганской» глиссаде. Было солнечно, под крылом мелькали поля, все краски были чистыми, избыточными. Середина весны — лучшее время для Испании, когда уже все покрыто зеленью, но еще не так жарко, и не достает ветер — суховей из Африки. Они совершали посадку на военном терминале в Херес де ла Фронтера, ближайшем аэропорту к «станции Рота» — крупнейшему пункту базирования Шестого флота США в Испании.

Вебб — спустился на бетонку — и тут же заметил коренастого здоровяка, похожего на Стивена Сигала в его лучшие годы. Правда, стрижен он был коротко, а одет в белое, и в руках он держал совершенно идиотскую соломенную шляпу. Но это был он, Мануэль Вальенс, некогда лучший оперативный офицер разведки (J2) морской пехоты США, приписанного к месту, которое журналисты окрестили «Железным треугольником». Он немного погрузнел, стал больше похож на босса мафии на отдыхе — но это был он. Вальенс.

— Черт, Мано!

— Вебб, сукин ты сын…

Они обнялись — крепко, до хруста костей.

— Где твой шмот?

…

— Это что — всё?

— Ты же знаешь, что я путешествую налегке…

* * *

До базы Рота — было двадцать пять минут быстрой езды на автомобиле. Вместо Хаммера — у Мано был Ниссан Террано — в армии это называется «коммерческий транспорт». Вел машину Мано быстро и аккуратно, в окне мелькали ресторанчики, деревушки, апельсиновые рощи. Они были в Андалусии — одном из самых благословенных мест в Испании.

— Черт, я не поверил, когда мне сказали, что едет Вебб. Ты все там же?

— Да.

— Только не говори, что приехал проверять безопасность базы.

— Да я уверен, база на замке.

— Оно так… — уверено ответил Вальенс.

— Ты знаешь такого графа де Сантьяго? — спросил Вебб.

— Адмирала графа де Сантьяго? Ты его имеешь в виду?

— Возможно. Альберто де Сантьяго.

— Он самый. Так ты к нему прилетел? Сукины дети, вечно ваши шпионские штучки.

— А он сейчас здесь?

— Конечно — ответил Мано — а то ты не знаешь. Он вчера приезжал на базу. Скорее всего, он у себя, у него родовое поместье близ Кадиса.

— Стой, так ты его на самом деле знаешь? — не поверил Вебб. Он и не думал, что все будет так просто.

— Конечно. Он постоянно бывает на базе. Он пишет книги, я рассказал ему пару историй из Ирака. Говорят, что его исторические книги про франкистский период сам Перес-Риверте похвалил. Ты когда последний раз ел?

— Ну… часов семь — восемь назад.

Мано посмотрел на часы — Вебб заметил, что часы были не военные… какие-то плоские, дорогие, желтого металла. Подарок, наверное.

— В таком случае, у адмирала и перекусим. Старик гостеприимен, как и все испанцы. История с тебя. Только не сильно ври, окей, шпион…

— Не буду… — Вебб улыбнулся… он еще отходил от перелета в негерметизированной кабине Геркулеса — как служится то?

— Ну… жарко, но никто не стреляет, по крайней мере, пока. Много моря, много вина и синьориты на пляже, что еще надо для счастья. Базу расширяют — из-за того что происходит в Африке нам нужен надежный передовой плацдарм.

— А как Карен?

— Не спрашивай.

— Понятно.

* * *

Поместье адмирала — находилось в Эль пуэрто де Санта-Мария, порту Санта-Мария, благословенном местечке на самом берегу океана, не в самом городе, а чуть на отшибе, но порт из него — был виден отлично. Сам дом как бы нависал над берегом, спрятанный в роще платанов и японских акаций. Дом был неожиданно большим, беленым, с типично испанскими особенностями архитектуры — внутренний дворик, крытые террасы.

Очевидно, что Мано тут знали — он перебросился парой стрекочущих фраз на испанском со здоровяком в черных очках, сидящим в кресле в тени террасы — и тот повел их вглубь дома. Внутри дом был тоже типично испанским — ничем не отделанные стены, какие-то безделушки, плитка на полу, много зелени. Вебб заметил еще одного такого же здоровяка в белой рубашке с короткими рукавами. И автоматически определил, что оба вооружены.

Да… интересный, похоже, человек, адмирал, граф де Сантьяго.

* * *

Контр-адмирал принял их в рабочем кабинете, на втором этаже. Кабинет не был похож на такие, которые строят в домах в США — нет библиотеки, зато шкаф с оружием, старинным и современным, какие-то карты на стене. Массивный стол, на нем закрытый и ни к чему не подключенный ноутбук. А вот стулья необычно легкие, почти пляжные. Ставни открыты настежь, легкий ветерок — дует с моря, принося запах соли и свежести…

Вебб впился взглядом в стол — обычно люди держат на столе фотографии родных и близких, по ним можно многое чего сказать. Но у адмирала на столе не было ничего лишнего, даже письменного прибора и часов не было, а фотография была — одна.

Фотография короля.

Адмирал повернулся к ним, когда они вошли — до этого он смотрел на океан. Худой, роста выше среднего старик с продубленной ветром и солнцем кожей, цвета как у старой, кожаной бейсбольной перчатки — он выглядел, так как и должен был выглядеть адмирал и граф — благородно и уверенно.

— Синьоры…

Рукопожатие адмирала было сильным. Вебб заметил, что у него нет одного пальца полностью и одного — наполовину. Где же он мог воевать? Или это результат несчастного случая?

Мано и адмирал обменялись несколькими быстрыми, мимолетными фразами на испанском — настолько быстрыми, что Вебб не успел уловить их смысл. Это заставило его занервничать, хотя он и не показал виду. О чем они говорили?

— Мануэль сказал, у вас ко мне дело… — сказал адмирал на хорошем английском — и из-за этого вы прилетели издалека. Если это займет не более получаса, предлагаю покончить с делами сейчас, а потом накроют стол.

Вебб кивнул, достал из кармана пиджака конверт, а из него фотографию. Точнее, результат обработки изображения в аэропорту Бейрута специальной программой ЦРУ, способной составить достоверных фотопортрет по самым обрывочным и некачественным изображениям.

— Полагаю, сэр, это недоразумение отнимет у нас куда меньше времени. Вам знакома эта женщина?

Контр-адмирал взял фотографию, смотрел на нее несколько секунд, затем положил обратно на стол. Вебб заметил, что он не использует ни очки, ни линзы.

— Да, это моя дочь, сеньор… — невозмутимо сказал он — что вам угодно?

Вебб не ожидал такого ответа. Он думал, что адмиралом воспользовались для легализации.

— Прошу прощения… ваша родная дочь? — уточнил Вебб.

— Приемная.

Вальенс чувствительно наступил ему на ногу — но Вебб этого не заметил.

— Сеньор адмирал… мы бы хотели увидеться с вашей дочерью. Это возможно?

— Ее здесь нет, сеньоры.

— Не могли бы мы узнать, где она? Как с ней можно связаться?

— Я повторяю, ее здесь нет. Что касается того, как с ней связаться, я бы хотел узнать цель ваших вопросов.

Вальенс снова наступил ему на ногу — но Вебб отпихнул его ногу.

— Сеньор адмирал, мы бы хотели прояснить недоразумения, связанные с пребыванием вашей дочери в Бейруте. Там было снято это фото, и мы…

— Оставьте ваши координаты, и моя дочь с вами свяжется.

Вебб понял, что адмирал что-то скрывает.

— Сеньор адмирал, со всем уважением… — начал Вальенс.

— Боюсь, что это невозможно. Мы должны увидеться с ней как можно скорее, дело не терпит отлагательств…

— Полагаю, не вам в этой стране решать, что возможно, а что нет, сеньор… Вебер, если я правильно расслышал фамилию — надменно ответил адмирал.

— Как вы с ней познакомились, сеньор адмирал? Когда? — спросил Вебб — она сама к вам подошла? Это может быть очень опасно для вас.

Это было глупостью. Пытаясь вызвать адмирала на эмоции и откровенность, Вебб понял, что проиграл — лицо старика стало еще более надменным, в глазах появилось презрение. Он перевел взгляд на Вальенса.

— Я обязан отвечать?

— Нет, сеньор адмирал — быстро ответил Вальенс.

— В таком случае, сеньоры, я прошу вас немедленно покинуть этот дом. Это мой дом, и я не потерплю в нем грязных намеков ни насчет меня, ни насчет моей дочери. Честь имею, сеньоры, мой адъютант вас проводит.

Здоровяк в белой рубашке с короткими рукавами уже стоял в дверях… черные очки были зацеплены за дужку в нагрудном кармане и сам он был похож на вставшего в стойку добермана.

* * *

— Какого хрена ты меня не поддержал — резко спросил Вебб, когда они сели в машину.

— Это я хочу спросить, какого хрена?! — взорвался Вальенс — ты что, совсем охренел!? Если бы я знал, что ты собираешься с ним об этом разговаривать, я бы тебя на порог сюда не пустил!

— Да ты хоть знаешь, кто она?!

— Представь себе, знаю! Протеже, воспитанница, приемная дочь — короче говоря, прикрытие чтобы появляться в высшем свете с телкой, которая тебя в три раза моложе и соблюдать при этом приличия. И все это прекрасно понимают, но только у тебя хватило ума начать задавать подобные вопросы…

— Возможно, эта девица причастна к теракту. Погибли мои друзья!

— Возможно?! Ты говоришь, возможно?! Ты говоришь, возможно, а я скажу тебе, что ты сейчас сделал. Ты только что разрушил весь базис доверительных отношений, которые мы тут создаем последние три года. Ты в десять минут слил в сортир плоды трехлетней работы и это уже не «возможно». Это так и есть!

* * *

В придорожном ресторане они заказали паэлью — самое испанское блюдо из всех существующих. Вальенс не успокаивался.

— П…ц какой. Ты даже не понимаешь, что ты натворил.

— Задал пару вопросов, не более.

— Пару вопросов?! Адмирал, вы спите с вашей дочерью?! П…ц!

— Вопрос был не таким. И ты сам только что сказал, что он это делает. Так в чем проблема, я не понимаю.

— Проблема?! Тут монархия, если ты не заметил, а не старшинский кубрик на корабле. Здесь нельзя прямо задавать вопросы. Иначе с лестницы спустят, а то и что похуже. Это высший свет, здесь надо соблюдать приличия.

— В чем проблема то, я не понял?

— Да в том, что из-за происходящего в Африке нам нужны их аэродромы и военные базы. У них даже есть анклавы на том берегу. Ты еще не понял, что происходит? Не осознал? Ливия уже потеряна, там черти что творится. Алжир на грани, там вот — вот может начаться повторная гражданская война. Если это произойдет — то на очереди будет Марокко, а потом все посыплется как чертов карточный домик. Мы будем иметь второй Ближний Восток, а в перспективе — может взорваться весь африканский континент. Тут скоро будет жить миллиард жителей и девяноста процентам из них — нечего терять, потому что у них ничего нет. Нам нужны базы, чтобы хоть как то с этим справляться. И нам нужны базы, чтобы контролировать тот кокаиновый наркопоток, что девятым валом захлестывает Европу — транзитом через Африку. Для этого нам нужны военные базы. А у Испании есть не только военные базы — у нее есть и анклавы на африканском континенте. И многое в этом вопросе зависит от адмирала. Ты хоть представляешь, кто он на самом деле такой?

…

— Испания — опасная, разорванная изнутри страна, собранная из кусков. Баски уже давно жаждут независимости и не они одни. Адмирал решает эти проблемы — неважно, как и какими методами. Это возрожденная «Первая линия[9]», которая только ждет своего часа. Ультрапатриоты. И адмирал такой не один. Бункер никуда не делся, он по-прежнему здесь, в этой стране. Сыновья наследуют отцам, внуки — дедам.

— Что такое Бункер?

— Верхушка франкистов. Нацистов, если тебе так понятнее. После восстановления демократии они ушли в глубокое подполье, но они никуда не делись. Сейчас, когда по всей Европе усиливаются правые — Бункер выходит из тени.

Вебб стиснул ладонями виски. То ли от жары, то ли от еще чего — он чувствовал себя дурно.

— Послушай. Просто послушай.

…

— Эта телка была в Бейруте совсем недавно. Я считаю, что она причастна к похищению сына министра обороны Катара — этим похищением его вынудили передать данные о секретном рейсе, самолета министерства обороны Катара, которым летели американцы… в том числе и близкие мне люди. В случившемся может быть заинтересована Россия, и эта телка — тоже может быть из России. Понимаешь. Если адмирал крайне правый — он может быть одним из тех европейских правых, кто работает на Путина, на русских.

Вальенс рассмеялся.

— Это чушь. Я скорее поверю в то, что адмирал работает на марсиан.

— В предательство Эймса тоже долго не верили.

— Бред. Этот совершенно разные вещи.

— И чем же?

— Чем? Да тем, что прежде чем являться в незнакомую страну со своими идиотскими теориями, можно было задать пару вопросов. Адмирал, как я уже сказал, правый — и не просто правый, он настолько правый, что наши сенаторы — южане, поговорив с ним, долго бы краснели. Во время гражданской войны вся его семья была на стороне Франко, его прадеда расстреляли восставшие матросы. Многие тогда погибли. Его отец был приближенным адмирала Луиса Карреро Бланко, преемника Франко, которого тоже убили красные. Адмирал все это помнит — как и то, как местным красным помогали русские. Красный для него — как для нас крыса или таракан. Хорошо, что ты не успел его спросить насчет работы на русских. Нас бы просто вышвырнули оттуда. Спустили с лестницы. Адмирал работает на русских… даже не смешно.

Новая мысль пришла в голову Веббу.

— Если на русских нет… на Израиль он может работать? На Израиль.

Вальенс задумался.

— В принципе может — сказал задумчиво он — только зачем ему? Он потомственный аристократ, дворянин, военный моряк Бог знает в каком поколении. Убежденный в своей жизненной правоте человек. У него этот дом, еще несколько в разных местах, яхта и отличная рыбалка, одна из лучших морских рыбалок в этой части мира. На которую я не получу приглашения еще месяца три, благодаря тебе.

Вебб не понимал ничего — и это было еще мягко сказано.

— Ты когда-нибудь видел его дочь? Хотя бы мельком?

— Дай, гляну…

Вальенс взглянул в почищенную с помощью специальной программы фотографию из Бейрута, присвистнул.

— Ничего себе. Нет, я ее никогда не видел. Видимо, эль-Бланко где-то прячет ее. И я его понимаю. Попадись мне такое сокровище, я бы тоже прятал. Но мне такая не светит. Зато у меня есть жена, которая к сорока годам вдруг поняла, что она буддистка и подала на развод, потому что не может жить с убийцей. Теперь она живет с каким-то длинноволосым гуру, не ест мяса и занимается духовными практиками и волонтерством. А живут они на деньги, которые она отсудила у меня во время развода. Как тебе это, а?

— Да п…ц — отозвался Вебб — эль Бланко… ты сказал.

— Да, это прозвище адмирала, Белый. Никто не знает, почему. Просто — Белый.

25 марта 201… года. Марсель, Франция

Как известно, в состав континентальной Франции входят восемьдесят девять департаментов, но региональные центры контрразведки есть только в шести городах. Это Лилль, Рен, Мец, Бордо, Марсель и Лион. Контрразведкой во Франции занимается Главное управление внутренней безопасности МВД, крайняя реорганизация которого завершилась в 2014 году. А всего два года спустя — Францию потрясли чудовищные теракты в Париже и в Ницце. В Париже — группы террористов дважды за год совершали нападения в общественных местах, используя автоматическое оружие. В Ницце — молодой араб сел за руль грузовика, выехал на Набережную и ехал, пока его не остановили.

По людям.

В ответ на беспрецедентный рост террористической угрозы, проникновение в страну сотен тысяч беженцев — мусульман, часто агрессивно настроенных — правительство пошло на меры, которые Франция не видела со времен де Голля. Была создана засекреченная сеть, среди своих известная как «Дворец» — своего рода внутренняя разведка, которая работала в своей стране как в чужой и не была ограничена никакими законодательными нормами. Ее не касалось разделение на разведку и контрразведку, она имела право похищать, пытать и убивать как на территории Франции так и за ее пределами. Ее люди веди двойную жизнь — они занимали должности в армии, флоте и аппарате полиции и безопасности Франции, но при этом одновременно являлись «придворными» — то есть частью «Дворца». Для острых акций — внутри страны нанимали уголовников и мафиози, нередко освобождая их от наказания за совершенные преступления, а вне страны — использовали наемников, «свободных художников», частные охранные структуры. Все выплаты производились наличными, само существование «дворца» являлось государственной тайной. Возглавлял дворец человек, назначаемый лично президентом Франции, он тоже занимал другую должность и то чем он на самом деле занимается, являлось государственной тайной.

К описываемому периоду должность «короля» — так неофициально называлась эта должность — занимал отставной контр-адмирал французского флота Фабрис Санторо. Он даже не был государственным чиновником — зато входил в советы директоров всех крупных французских оборонным компаний и занимался тем, что продвигал на международном рынке их продукцию — на самом высоком, межправительственном уровне. Он путешествовал по всему миру и его воспринимали как посланца президента Франции — но даже не подозревали о его истинном объеме полномочий.

В тот день — адмирал Санторо, который передвигался на личном Дассо-Фалькон — инспектировал верфи… намечался беспрецедентный тендер на поставку двух новых атомных авианосцев Индии, и Франция решительно намеревалась получить этот заказ, обойдя США. Из Тулона, где находились верфи, способные построить авианосец — адмирал вернулся в Марсель на яхте и сделал знак своим телохранителям. По этому знаку, телохранители отстали, и с ним остался только один, который был с адмиралом двадцать четыре года…

Адмирал — прошел вглубь яхтенной стоянки, остановился возле океанской экспедиционной яхты — синей с белой надстройкой. Ее хозяин — сидел на корме, отхлебывая из бокала, и смотря на горы, окружающие Марсель.

— Отличная яхта — сказал Санторо — позволите осмотреть?

Хозяин яхты встал, поставив бокал.

— Прошу вас…

* * *

— Дело сделано… — сказал адмирал, как только они оказались внутри, в закрытом с трех сторон салоне — сын шейха у израильтян, мы вместе обратимся к Катару и мы найдем, на что его обменять. Его папаша — один из хранителей казны, которой финансируются подрывные исламистские организации по всему миру. Информации у него много. Да и новые самолеты Катару будут не лишними.

— И?

— Самолет министерства обороны Катара — пропал над Персидским заливом. Его ищут, но не могут найти.

— Какая трагедия… — равнодушно сказал хозяин яхты (он не был хозяином, яхта была в аренде).

Адмирал зло прищурился.

— А американцы — бьют копытом. Кто-то из их людей был на борту. И кто-то из турков тоже — из первого эшелона.

— И что?

— Кто была та израильтяночка, которая передавала объект в Бейруте? Это не из-за нее ты пропадал тогда почти на год? Решил спутаться с МОССАДом на старости лет? Или просто стал сентиментальным?

Хозяин яхты снял очки.

— Какая тебе разница, с кем я работаю, Фабрис? Тебе не все ли равно?

— Э, нет, мой добрый друг, не всё. Далеко не всё. Пока ты свободный художник, нас все устраивает. Но МОССАД — это красная карточка. Они психи… по-хорошему не понимают, да и по-плохому — тоже.

— Это не МОССАД.

— Как знаешь. Но ты услышал меня, да?

— Несомненно.

Адмирал достал из кармана бумажник, из него — несколько платиновых карточек. Передал их хозяину яхты.

— На каждой по пятьдесят тысяч. Разом и в одном месте не снимай. Американцы отслеживают транзакции.

— Я знаю.

— И не пропадай.

— Ты тоже.

Адмирал блудливо подмигнул.

— Тебе везет, а? Тебе израильтяночка, а мне сегодня достанется арабская шлюха в Лё Базар. Жизнь несправедлива, а?

— Меньше шляйся по дискотекам. Тогда возможно, и станешь хорошим человеком.

Адмирал искренне расхохотался.

— Нам с тобой это точно не грозит, верно?

* * *

Однако, когда адмирал сошел на мостки яхтенной марины — веселье его разом закончилось. Он и до этого подозревал, что его друг — с двойным дном, и то, что произошло с самолетом — это доказывало.

Американцы на ушах стоят, он не соврал.

— Проследить за ним? — негромко спросил его телохранитель, адъютант и конфидент. Он сидел бы в тюрьме за убийство, если бы не адмирал.

— Если жизнь не дорога — бросил адмирал — попробуем проследить, кто и где снимет деньги с карточек…

* * *

Старый друг — а Ангел знал французского офицера еще когда тот не был адмиралом и не занимался вопросами госбезопасности — сам того не зная, ткнул в больное, очень больное место. Прямо в рану.

Остановив машину на выезде из города — Ангел вышел. Пошел к обрыву, поднимая ботинками пыль.

Море бессильно билось о скалы, не в силах слизнуть человека с обрыва. Но жизнь все же достала его.

В который раз.

Он молчал, смотря на море, на паруса яхт вдали — какая-то регата проходила. Дело было в ней. Он знал про нее то, что не знала она сама…

Прошлое. Аргентина, Буэнос-Айрес

Буэнос-Айрес. Германская клиника, лучшая в стране.

Профессор Гутьеррес, который не раз штопал и его самого — прятал глаза. И это само по себе — говорило о беде…

— Сеньор Анхель…

Гутьеррес боялся. Боялся всего… ответственности за то, что он, будучи еще молодым, делал во времена режима Видала-Галтьери… боялся, потому что знал, кто стоит перед ним… кто называет себя Анхелем — Ангелом. Они все привыкли жить в страхе… во времена режима офицерские группы открыли террор против собственного народа… небольшие группы офицеров, не получая приказов и никому ничего не докладывая — похищали студенческих и рабочих вожаков, неугодных режиму журналистов и просто тех, кто возбуждал подозрения. Похищенные пропадали без следа… их перевозили на базы в Патагонии, а потом сбрасывали с вертолета или самолета в ледяное море близ Огненной земли. Сбрасывали живыми.

Точное число пропавших — неизвестно до сих пор.

Он был врачом в службе безопасности. Контролировал допросы, оказывал помощь потерявшим сознание заключенным — чтобы можно было снова пытать. Дед сеньора Анхеля был одним из французских и испанских военных советников, кто вместе с аргентинскими офицерами создавал систему распределенного террора.

У офицеров… полковников, генералов — был такой обычай… иногда они забирали детей похищенных, девочек и растили в своем доме. Когда девочке исполнялось восемнадцать, она выходила замуж за своего покровителя… это было очень популярным — вырастить себе жену. Вот и Анхель… доктор не знал точно, чем он занимается, но вряд ли чем-то хорошим — привез себе откуда-то жену, почти ребенка. Она даже по-испански совсем не говорит…

— Можете говорить, как есть. СПИД?

— О, нет… нет ни СПИДа, ни гепатита, ничего подобного.

— Тогда что?

Профессор Гутьеррес снял очки и положил на стол.

— Ее били, сеньор Анхель. Неоднократно. Кто-то очень жестокий бил ее в живот. Потому детей у нее… никогда не будет.

…

— Извините…

Сеньор Анхель какое-то время молча смотрел в глаза профессора. Профессор первый отвел взгляд.

— С этим можно что-то сделать? Деньги значения не имеют.

Профессор беспомощно улыбнулся.

— Боюсь, что нет.

— Она знает?

— Нет. Конечно, мы ничего не сказали.

Сеньор Анхель снова долго молчал.

— Человек, который с ней это сделал — мертв — наконец сказал он.

— Я рад это слышать — сказал профессор — я нашел и другие следы побоев. Никто не должен так обращаться ни с одним живым существом. Если бы я мог, я бы сам убил его.

Сеньор Анхель улыбнулся — впервые за все время разговора.

— Не стоит, доктор. Убивать — мое дело. Ваше дело — лечить. И не говорите ей ничего.

Он бросил на стол профессору несколько стодолларовых купюр и вышел. Из окна своего кабинета — профессор видел, как Анхель осторожно усаживает девушку в машину. Господи… неужели и в них есть что-то человеческое.

25 марта 201… года. Гар-де-Лион, Париж

Она не попалась…

В Ливане, прямо в аэропорту — она взяла билет на ближайший прямой рейс в Европу — до Тираны, Албания. Ждать было всего ничего, посадку объявили почти тотчас. Она присмотрелась — какого-либо усиления режима безопасности не заметила. Стоят красные береты с автоматами — но это тут нормально, эта страна — всего в шаге от новой войны…

В Тиране — она взяла билет на Париж… это была уже Европа, свободное небо, самолеты летали каждый час, а то и чаще. В туалете аэропорта — она сделала себе укол антибиотика, который дала ей израильтянка. На выходе из туалета она столкнулась с сотрудником службы безопасности аэропорта, тот подозрительно посмотрел на нее — вся в поту, шальные глаза — но ничего не сказал. Ему было плевать…

Старенький аэробус — перебросил ее, и еще полторы сотни пассажиров, в основном арабов — в аэропорт Орли-Париж. Там она села на поезд идущий прямиком в Гар де Лион — Лионский вокзал, Париж…

Оказавшись в поезде — она закрыла глаза. Больше всего — ей хотелось бы оказаться в своей уютной мансарде в Латинском квартале Парижа, которую она снимала последние полгода, или там, далеко, на Сьерра-Катедраль, где зелень лесов — обрамляет седые пики гор, где белые домики — стоят на берегу красивейших озер… где теперь ее настоящий дом, где ее не найдет никто и никогда, если она сама того не захочет и где никого не интересует ее прошлое. Принять горячий душ… сначала горячий, немилосердно горячий, потом ледяной, потом опять горячий. Потом разжечь камин и долго, бездумно смотреть на огонь, представляя, как он пожирает все плохое.

Но она не могла себе этого позволить…

* * *

Гар-де-Лион — совсем не походил на родной одесский вокзал. Он скорее походил на здание британского парламента с Биг-Бэном, где она была на экскурсии месяц назад. Она купила за наличные билет на экспресс до Марселя, отправление было через час. В буфете выпила две чашки черного, крепкого кофе, от которого закружилась голова. Надо пойти в туалет, осмотреть рану…

Снова вспомнилась Аргентина… та горная дорога. Она внезапно прерывалась крутой и узкой тропой, по которой почти невозможно было подняться, тем более с рюкзаком. Георгий был уже вверху, а она карабкалась, выбиваясь из сил, тянулась за его рукой — а он убирал ее все дальше и дальше. Совсем выбившись из сил, она рухнула на тропу, и крикнула ему — подонок! А он перестал улыбаться и сказал — ты должна сделать это сама. Обязательно — сама.

И она сделала…

* * *

Взяв еще стаканчик с кофе, она спросила у продавца, есть ли что покрепче. Это было запрещено, но покрепче нашлось — продавец продал из-под полы бутылку виски. Еще она купила женские прокладки — они хорошо впитывают кровь. С этим — она направилась к туалетам.

Переглянувшись, трое молодых арабов, тусовавшихся тут в поисках жертвы — направились следом…

* * *

Для Абдаллы, подонка с окраин — предстоящее дело было так… даже и не делом вовсе. Обычной прозой жизни, чем-то, о чем не стоит даже и думать. Ограбить, возможно, изнасиловать — это они совершали походя, даже не задумываясь о преступности своих действий. Они искренне считали, что любая белая женщина должна принадлежать им, когда они того захотят — просто потому, что они мусульмане, а эта шлюха — неверная.

А все неверные — принадлежат мусульманам.

Он родился и вырос в квартале, который застраивался во времена, когда пал де Голль и к власти пришли левые. Симпатизировавшие Советскому союзу и старавшиеся брать с него пример — они начали массово застраивать пригороды Парижа дешевым социальным жильем, создавая спальные районы как в городах СССР. Постепенно, эти районы стали рассадником самой оголтелой гопоты и криминала. Полиции в этих районах было все меньше и меньше — Франция вообще содержала явно недостаточный аппарат полиции и спецслужб. В итоге — в этом районе подрастало уже четвертое поколение совершенно антисоциальных личностей. Они искренне верили, что государство обязано обеспечивать их всем необходимым, а они никому и ничего не должны.

Сначала — в эти районах жили «свои» подонки — но их вытеснили мусульмане. Дело в том, что согласно французскому законодательству, пособие для женщин, родивших четырех и более детей столь высоко, что можно не работать вовсе. Для французской семьи четыре ребенка это много, для арабской — мало. Понимаете, да?

Абдалла, родившийся в такой семье, почти не ходил в школу, зато исправно посещал «мусульманский культурный центр», где его обучали шариату. Понимание шариата было крайне примитивным — мы правоверные, а они неверные, они нас угнетали, а теперь возьмем все с лихвой. Сочувствовал Абдалла и Исламскому государству. Однажды, к нему после пятничной проповеди подкатил какой-то тип, предлагал бесплатно съездить в Пакистан — но Абдалла отказался. Он уже плотно присел на криминал — грабил, приторговывал наркотиками и вообще творил, что его душе угодно. Например, не раз и не два он поджигал машины в городе — просто так, потому что скучно и потому что это машина неверных.

Сейчас они тусили на вокзале, ждали человека с Марселя — но приметив привлекательную белую шлюшку устоять не могли. Абдалла заметил, что она какая-то не такая… круги под глазами — наркоманка может быть. Оно и к лучшему…

Они спустились вниз, к туалетам, встали в коридоре в ожидании жертвы. Те, кто их видел — поспешили уйти. Никто даже не думал вызывать полицию — потому что парижане были толерантными, что значило — что они смирились с криминальной оккупацией их города.

И вот появилась она. Темная блузка, брюки, круги под глазами. Абдалла причмокнул — при свете энергосберегающих ламп она показалась еще красивее.

— Привет, белая шлюшка — сказал он — поиграем?

В ответ в него полетела сумочка.

— Лови!

Он машинально схватил — а у девицы в руке вдруг оказалась бутылка, и сама она — оказалась рядом. Бутылка с глухим костяным стуком врезалась в лоб Ахмеду, он упал на колени, как оглушенный перед забоем бык, бутылка разбилась — и девица с силой ткнула осколками Мухаммеду в глаза. Тот взвыл от боли и схватился за лицо — а она добавила ногой в пах, Мухаммед тоже упал. Абдалла бросил сумочку — но сделать ничего не успел — он оказался прижат к стене, а окровавленная бутылка — уставилась ему в лицо.

— Я тебе не шлюха, понял…

Абдалла посмотрел в глаза белой шлюхе, которую он с сородичами хотел ограбить, а по возможности и употребить — и увидел там такое, отчего ему сразу стало очень холодно, несмотря на духоту. С длинного осколка стекла капнула кровь, мышцы расслабились — и горячая струя потекла в штаны. Трусы он не носил, потому что ансары пророка Мухаммеда трусов тоже не носили. Потенциальный воин Аллаха — обмочился от ужаса.

— Да, мадам… — сказал он, вспоминая обращение, которое он забыл еще со школы, — как скажете, мадам…

Осколок бутылки прочертил тонкую красную линию под глазом, потекла кровь.

— Это тебе… на память…

Девица подняла сумочку и исчезла. Абдалла осел у грязной стены… рядом стонал, держась за лицо, Мухаммед. Ахмед так и лежал неподвижно.

* * *

Выходя из экспресса в Марселе, она едва не упала. Вовремя схватилась за перила… только бы не попасться на глаза полиции…

— Вам плохо, мадемуазель? — какой-то мужчина остановился.

— Нет, нет… — она сквозь силу улыбнулась — это все… жара.

Мужчина пожал плечами и продолжил свой путь. Про себя подумал — наркоманка, наверное. Хотя и выглядит недурно… шмотки дорогие…

* * *

Таксист — отвез ее на побережье, где была явка и оставил. Район дорогих частных вилл, на многих нет ни номера ни названия. Здешние жители не любят публичности.

Она беспомощно оглянулась. Ну и что дальше?

— Алиса…

Она обернулась. Незнакомая женщина, стройная и подтянутая, в костюме для пробежек, без возраста, хотя и явно пожилая — смотрела на нее. На противоположной стороне улицы — притормозил белый БМВ-7 последней модели, до этого ползший со скоростью пешехода.

Никто во Франции не знал ее настоящего имени. Никто.

— Алиса, это ведь ты… — спросила женщина по-русски.

Пекло солнце.

— Да… — беспомощно произнесла она.

Женщина подошла к ней.

— Слава Богу. Жорж мне уже несколько раз звонил.

— Жорж — непонимающе переспросила она.

— Да, Жорж. Твой друг. А меня зовут Эвелин. Жорж попросил меня позаботиться о тебе, если ты здесь появишься.

— Что с ним?

— Ничего, он скоро приедет. Что с тобой милая?

Алиса пошатнулась, но женщина успела ее подхватить.

— Ну-ка. Пошли… Пошли, пошли…

Из БМВ — выскочил водитель.

* * *

Марсель — всегда был городом бандитским, и, наверное, таковым и останется до скончания веков. Порт, причем южный порт, недалеко Ближний Восток и Африка, потоки наркотиков и бандитов в одну сторону, угнанных машин в другую.

А раз есть бандиты, то есть и стрельба. А раз есть стрельба, то есть и врачи, которые лечат, не задавая лишних вопросов. Мэтр Бонне был одним из таких — его падение началось с того, что в его работе обнаружили плагиат, потом он плохо провел одну операцию… и в итоге он оказался здесь, на самом марсельском дне.

Тем не менее, он был неплохим врачом, и к нему обращались по серьезным поводам. Как сейчас…

И отказать он — понятное дело не мог.

Пациентка была ему незнакома… более того — он привык воспринимать любого пациента всего лишь как… ну, скажем объект. Но сейчас… первое что он отметил — насколько красива эта девушка, которую привезла баронесса Боде. Человек, которому лучше не задавать лишних вопросов…

Мэтр, не задавая лишних вопросов, вместе с помощником уложил девушку на кушетку, начал осторожно разрезать блузку. Под ней была серая лента и запекшаяся кровь.

Не очень хорошо…

— Фабрис… — сказал мэтр — готовь капельницу с антибиотиком. И дай мне зонд и… средний скальпель.

Девушка застонала и попыталась встать.

— Лежите, мадемуазель, лежите спокойно… — врач уложил ее на кушетку — что же вы с собой делаете…

* * *

— Ну, что?

Баронесса молча ждала ответа… сухая, прямая как палка несмотря на свои девяносто лет, в спортивном костюме, который выглядел на ней отнюдь не как на пугале. Врач, который унаследовал ее как клиентку от своего умершего гомосексуального партнера, который тоже был врачом и держал здесь кабинет — знал, что вопросы этой legranddame — задавать противопоказано.

— Переломов нет. Царапины, ссадины… и пулевое ранение.

— Серьезное?

— Нет, по касательной.

…

— Кто научил ее лепить водопроводный пластырь на рану? Она что — из спецвойск?

— Это вас не касается, мэтр.

Врач пожал плечами.

— Я почистил рану и перевязал. Все будет хорошо. Несколько дней и все будет в норме.

Врач сел за стол, достал листок рецепта и стал быстро писать.

— Я выпишу рецепт. Пару дней нужно делать капельницы. Чтобы не было заражения. Мне к вам приехать?

— Нет, я справлюсь сама.

Врач поднял голову.

— В какую передрягу она попала? Мне не нужны неприятности с полицией.

Баронесса посмотрела на него так, что врачу стало не по себе.

— Да, да. Я понимаю…

Баронесса достала из спортивной сумочки, в которой бегуны обычно носят бутылку воды бумажник.

— Сколько я вам должна?

Она всегда расплачивалась наличными. В издревле бандитском Марселе — еще один повод не задавать лишних вопросов…

* * *

Белый БМВ снова увез их на виллу на берегу, баронесса — помогла ей подняться по ступеням, проводила в комнату. Комната была большой, на первом этаже. Было видно, что здесь когда-то жила женщина или девушка… но уже давно.

— Эта комната моей внучки… — баронесса сдернула с кровати чехол, и Алиса с облегчением опустилась на белые простыни — но она уже давно упорхнула из гнезда. Я пришлю прислугу сменить здесь все белье.

— Не надо…

— Что не надо?

…

— Кто тебя научил лепить на рану водопроводный пластырь. Жорж?

Алиса кивнула… больно не было… голова была ясной и пустой после лекарств, которые ей вколол французский врач… только устала она смертельно.

— Идиот. Совсем с ума сошел. А ты, значит, и есть Мерседес…

Она снова кивнула. Баронесса посмотрела на часы…

— Поспи. До ужина. Тебе надо отдохнуть. За ужином познакомимся…

— Где Георгий… — Алиса уже не могла противиться наваливающемуся на нее сну — он здесь?

— Приедет, когда нужно будет… — баронесса заботливо укрыла ее, Алиса проваливалась в черную дыру беспамятства — он мужчина. А мужчины не отчитываются…

* * *

Алиса пришла в себя через два дня… баронесса ухаживала за ней, а современные, очень сильные антибиотики, применяемые в армии — подавили воспалительный процесс. Да и организм был молодой и сопротивлялся болезни изо всех сил…

Георгия не было, и когда он приедет — она не знала. Было видно, что старуха скучает одна, и она взяла шефство над Алисой, обучая ее всему, что должна знать леди из высшего света. Если до этого Алиса нахваталась по верхам — то теперь старуха обучала ее основательно. Как вести себя на обеде или ужине, как обращаться с приборами, как вести светскую беседу. И даже как иметь дело с прессой — иметь хорошую прессу, как она выразилась. Это помогало скоротать время для них для обеих.

На восьмой день, она впервые смогла выйти на пробежку… хотя и пробежала совсем немного. Джоггинг, как выразилась старуха — одно из того немного хорошего, что американцы дали этому миру…

Все это время, две женщины, молодая и пожилая, которых разделяли как минимум два поколения — исподволь приглядывались друг к другу. И Алиса во второй раз — первый было с Георгием, когда он привез ее в Аргентину — поняла, что она попала в совсем другой мир. Мир, где все другое, где по-другому живут… и куда просто так не попасть.

Живым артефактом этого мира была сама баронесса Эвелина Боде… Алиса так и не смогла понять, сколько ей лет. Не меньше семидесяти, скорее даже к восьмидесяти, это точно — но при этом баронесса каждый день отправлялась на пробежку, и бежала не менее двух километров… в то время как ее шофер — следовал за ней на БМВ-7. К тому же — баронесса еще и занималась в спортзале, который был устроен в одной из комнат огромного дома. Поверить, что человек в таком возрасте способен…

Впрочем, современные технологии и качество жизни в Европе продлевают активную жизнь человека до самой глубокой старости.

Баронесса много путешествовала, рассказывала о разных странах… Гонконг, Марокко, Тунис, Южная Африка. Но при этом — в рассказах было что-то… в какой-то момент баронесса резко останавливалась и переводила разговор на другую тему. Что-то было такое, о чем говорить было нельзя.

Баронесса имела странички во всех социальных сетях и активно переписывалась с «поклонниками», как она их называла. Учила венгерский язык — как она сама говорила, чтобы мозги не заржавели. Алису она усадила учить немецкий — как сказала баронесса, хорошо воспитанная девушка должна владеть всеми основными европейскими языками. Алиса не считала себя хорошо воспитанной девушкой — но промолчала.

У баронессы был и любовник, ему было за семьдесят. Какой-то французский бизнесмен, владелец сети отелей. Как она сказала Алисе с циничной усмешкой — ловить там почти нечего, все отели на семейном трасте, но на подарки его еще можно раскрутить.

Еще баронесса любила и умела готовить… каждый день они шли на кухню, она выгоняла прислугу и учила готовить ее новое блюдо… в основном арабской кухни. Шакшука — что-то вроде яичницы с мясом и овощами, но очень необычная, кус-кус, хусус. Как сказала баронесса — Жоржу точно понравится… и опять усмехнулась. Вот эта вот усмешка, или улыбка, иногда гуляющая по ее губам — и разрушала напрочь образ светской львицы. Делая ее хитрой торговкой с Привоза… как то так, наверное…

Постепенно — начала открывать свою душу и Алиса…

Привоз. Одесса…

Почему то здесь, в теплом и ярком Марселе — Алиса начала вспоминать родную Одессу. Почему… да наверное, потому что Марсель для Франции — эта та же Одесса… южный, многоязыкий, насквозь криминальный город со своим лицом, говором, повадками. Арабы вместо цыган… хотя нет, арабы это нечто особенное, их не сравнить ни с чем. Мафия…

Но здесь жили и люди высшего света, такие как баронесса Боде — их виллы располагались по всему Лазурному берегу…

Если баронесса и была на кого-то похожа, то на бабушку Алисы… учительствовавшую в школе больше пятидесяти лет, преподававшую английский язык и знавшая ее в совершенстве. В ней была строгость… и было то непоколебимое чувство внутреннего достоинства, которое сейчас редко у кого встретишь. Чувство, позволявшее оставаться человеком в самых сложных жизненных ситуациях…

У матери — этого чувства уже не было.

После того, как умер отец — Алиса была совсем маленькой — мама начала искать, и в конце концов нашла. Дядя Леша — никчемный, как она сейчас понимала, совсем не мужчина… нечто такое… в штанах. Мама и бабушка постоянно ругались насчет него. Алиса пару раз послушала их ругань… ничему хорошему услышанное ее не научило…

Дядя Леша не был преступником, но срок отсидел… по глупости. Зарабатывать деньги он не умел, да и не хотел… в сорок с лишним лет он то подрабатывал на каких-то работах, не задерживаясь ни на одной дольше, чем на месяц. А когда работы не было — он месяцами сидел у компьютера или лежал на диване. И выпивал.

Мама сначала ругалась и била его… они дрались на кухне. Потом начала выпивать сама — чтобы меньше ему досталось.

Потом дядя Леша нашел себе работу. Работа не бей лежачего — наемный директор. Директор только для вида — он сдавал в аренду паспорт и сам подписывал документы, не зная, что он подписывает… да и наплевать ему было…

Потом умерла бабушка… первым делом ее родители продали доставшуюся им на халяву (Алиса с трудом вспомнила это слово) квартиру в Одессе. Деньги пошли на выпивку и драп — наркотики.

Потом дядя Леша вляпался…

Он подписал какие-то документы, какие не стоило подписывать, и что называется — «попал». Делом занялась полиция. Дядю Лешу ночью забрали из дома и, когда тащили в милицейский «луноход», сильно избили. Алиса запомнила, как кричала криком, цепляясь на ментов, мать, и как один из ментов оттолкнул ее, и она упала. Потом она долго рыдала на кухне…

А потом — менты забрали и ее…

Алису.

* * *

Последнюю часть своей истории — не всю, конечно — Алиса рассказала баронессе, когда они ездили к врачу, а потом — заехали в рыбацкое селение Каталаны — то самое, которое упомянул Дюма в своем «графе Монте-Кристо». В этом селении по-прежнему была только одна улица, правда, недвижимость на ней стоила миллионы, у обочины стояли кабриолеты и мотороллеры, немногочисленные посетители кафе прятались от солнца за зонтиками — а остальные отдыхающие ушли на пляж. Баронесса затащила ее в какое-то заведение, где ее знали, они заняли отдельный кабинет и заказали шампанское на льду. Как выразилась баронесса — отметить ее полное выздоровление.

— Не рано для шампанского?

— Не будь ханжой милая — отмахнулась баронесса — оставим это для домохозяек. Леди может пить шампанское в любое время дня и ночи и ничего в этом нет.

— Но я не леди… — вырвалось у Алисы.

Официант — разлил шампанское и бесшумно удалился.

— Как ты познакомилась с Жоржем? — прищурилась баронесса — чувствую, тут кроется очередная занимательная история…

— В Итаке… это бар такой. Ну…

— Для девушек, которые хотят познакомиться — подсказала баронесса — и ты познакомилась. Он к тебе подошел или ты к нему?

Алиса грустно усмехнулась.

— Я к нему.

— Ну и правильно — сказала баронесса — современные мужики ни к чему не годны, даже подкатить к женщине красиво не могут, приходится все делать самой. Видела ту парочку, в углу?

— Да.

— Позволь тебе представить — местный префект и его мальчик.

— Мальчик?!

— Ну, да. Наш местный префект, как бы это сказать… не проявляет интереса к женскому полу. Да? Все мужчины нынче … по парам.

Алиса не могла не рассмеяться.

— Господи…

— Вот, а нам уже — что остается. Но Жорж, как я понимаю, поддержал твою смелую инициативу.

— Я подсыпала ему клофелина… — ляпнула Алиса.

— Ого. Вот это решительный поступок… уважаю. Брать мужчину в плен, несмотря на ни на что. Ты даже решительнее меня в молодости.

Алиса вдруг поняла, что только что она сказала.

— Я…

Баронесса цинично усмехнулась и подняла бокал с шампанским.

— Так мы с тобой коллеги, милая. За это не грех и выпить.

И пригубила, внимательно наблюдая за реакцией Алисы.

Та была в полном смятении.

— Как. Но вы же…

— Как? Как и ты, милая. Из-за мужчин.

Глаза старухи внезапно стали очень нехорошими, а в голосе стал похрустывать ледок.

— В сороковом году мне еще не исполнилось шестнадцати. Началась война. Наши мужчины — не отстояли страну. Хотя кричали, что они чуть ли не потомки римских завоевателей, благородные галлы. За пятьдесят шесть дней все было кончено. Боши ворвались в Париж. Правительство разбежалось. Армия была разгромлена, бежали кто куда — кто в Англию, кто в колонии, оставляя нас на произвол судьбы. Адольф Гитлер не поленился приехать, чтобы лично принять от нас капитуляцию. Герой Великой войны Петен стал коллаборационистом. Страна была отдана гитлеровцам на произвол судьбы. Немногие вступили в сопротивление, большинство предпочло попытаться выжить, сотрудничая с врагом. А были и такие, кто решил подзаработать на оккупации…

Старуха отпила из бокала и продолжила.

— Мы жили в Париже. У моего отца было несколько отелей, земли, он жил широко, покровительствовал художникам, собрал очень неплохую коллекцию произведений искусства. Он решил, что раз он не еврей, то и бежать ему незачем. Увы… в Париже в те времена решали кто еврей, а кто нет очень нехорошие люди.

…

— Нас притащили в гестапо, на улицу Лористон — голос старухи становился все суше — во времена оккупации в Париже было несколько гестапо, и только одно немецкое — немцы предоставили нам право убивать друг друга. Это гестапо было организовано на пару полицейскими и уголовниками — ублюдки быстро сговорились и начали работать вместе. Они хотели, чтобы отец показал им, где было спрятано золото… он им и так готов был все отдать — а они не верили, что это все что у нас есть… а может, им было плевать. Чтобы добиться от отца искренности — они пустили меня по кругу на его глазах…

Алиса вздрогнула, хотя баронесса была неподвижна как камень. И так же холодна.

— Потом я оказалась на улице, мне только что исполнилось шестнадцать лет. Один из подонков, бывший флик — взял надо мной шефство. Я спала с немецкими офицерами, выуживала у них деньги. И отдавала их ему. Такова была цена, чтобы продолжать жить в оккупированном Париже и не оказаться в печи в одном из подвалов домов. Где они сожгли моего отца, когда он стал им не нужен…

Алиса с ужасом слушала, казалось, что речь шла про нее, про ее жизнь в Одессе, которая так страшно напомнила о себе. Менты и уголовники, открытое сотрудничество, жестокая эксплуатация и торговля людьми. Только вот Украина не была никогда оккупирована.

Или… была?

— Потом — пришло освобождение… нас освободили американцы и британцы. Конечно, все сразу стали партизанами. В последний день просто быть партизаном. Знаешь, что такое горизонтальный коллаборационизм, милая? Это когда мужчины — заставляют женщин отвечать за все. Они были слабы, и знали что слабы — а всю злобу и негодование за то, что были так слабы — вымещали на нас, женщинах. Они наказывали нас за то, что мы спали с оккупантами, которых они пустили в страну.

…

— Несколько ублюдков из местных набросились на меня, потащили меня по улице, избивая и осыпая ругательствами. Нас было несколько — таких вот бедняг, которых притащили на площадь в нашем райончике и стали решать, что с нами делать. Попутно избивая нас. Кто-то предлагал сжечь в печи. Кто-то переехать автомобилем. Это были простые люди… пекари… парикмахеры… механики. Люди жестоки, милая. Слабость — делает их еще более жестокими.

…

— Мой будущий супруг был офицером Сопротивления, он был заброшен в Париж как агент Сопротивления вместе с дедом твоего Анхеля. Они увидели, что происходит и разогнали эту толпу…

Глаза старухи потеплели…

— Мой Вадим… у него был автомат… немецкий автомат. Одна очередь — и все эти мерзавцы разбежались. А я лежала у фонтана, который давно не работал, и думала… боже, такой Аполлон, а я как выгляжу…

Баронесса вздохнула.

— А всего лишь через год мой Вадим подвел меня к одному французскому генералу, и сказал ему: мой генерал позвольте представить вам мою жену. Генерал учтиво склонил голову и поцеловал мне руку, а я тряслась, как осиновый лист… не дай Бог меня кто-то узнает, что тогда будет. Догадываешься, что это был за генерал?

…

— Де Голль, милая. Генерал Шарль де Голль, президент Франции, «leconnetable». Вадим никогда не предавал его, оставался с генералом до конца. Даже во время мятежа парашютистов в Алжире он без колебаний встал на его сторону… хотя он был в Алжире и это грозило ему смертью. Такие уж они, русские гвардейские офицеры.

— Русские… офицеры? — потрясению Алисы не было предела.

Баронесса внимательно посмотрела на нее… очень внимательно.

— Ага… Жорж тебе не сказал… вот же скрытный мерзавец.

…

— А ты думала, откуда он так хорошо знает русский язык?

— Георгий говорил, что его прадед был из России, но…

— Вы женаты?

— Да… уже три года.

— Тогда поздравляю. Ты теперь княгиня Лобанова-Ростоцкая, самая настоящая. Конечно, сейчас титулы мало что значат, но…

Баронесса долила и свой бокал, и бокал Алисы:

— Чин-чин?

03 апреля 201… года. Марсель, Франция

Из века в век, Как камни в жернова Летят живые судьбы тех, В ком радость, в ком любовь Его жива. Но круг бежит. И лишь песок струится между жерновов, И мир лежит во мгле, И не кончается любовь… Оргия праведников

— Ты подонок — убежденно сказала баронесса Боде, едва только Анхель переступил порог ее дома.

— Где она?

— Потом ее увидишь. Пойдем-ка…

Она вытащила его на террасу. Где-то там, у обрыва — бессильно билось в скалы море.

— Что же ты творишь? Что же ты творишь, мальчик — заговорила по-русски баронесса — она еще совсем ребенок. И влюблена в тебя как кошка. А ты научил ее убивать. Что же ты сделал. Она должна детей тебе рожать.

— У нее не может быть детей. И это не исправить.

Баронесса закурила…

— Так ты из-за этого? Браво. Твой дед сделал с тобой то, что ему не удалось сделать с твоим отцом. Он искалечил тебя и превратил в законченного негодяя. Который может воспользоваться женщиной. Как пользовался он в своей жизни. Поздравляю. Браво.

— Прекрати.

— Нет, не прекращу. Правду ты тоже должен слышать. Хотя бы несколько раз в своей жизни. Хотя бы от кого-то.

— Как будто ты не убивала.

— Убивала — подтвердила баронесса — но это совсем другое.

— Тоже самое.

— Другое. Я защищалась. И не спорь со мной.

Анхель посмотрел баронессе в глаза.

— Ты знаешь ее судьбу?

— Она мне кое-что рассказала — подтвердила баронесса.

— Но не все, спорим. Когда я нашел ее в Одессе, она была в рабстве у банды подонков. Среди которых были бывшие и действующие офицеры полиции. Они заставляли ее снимать мужчин в барах, приводить на квартиру и там грабить. Ее продали в рабство родители, у которых не было иных радостей кроме как алкоголь и наркотики — продали, потому что наделали долгов и не могли отдать. Она не смирилась. Пыталась бежать. Несколько раз. Ее ловили — офицеры полиции. И били. Ногами в живот. От того у нее не может быть детей.

…

— Я заставил ее убить одного из них. Она это сделала. Это выглядит жестоко, но… иначе она потом не смогла бы жить с этим. Мстить надо своей рукой.

Баронесса раздавила недокуренную сигарету о мрамор.

— Господи, что же сделали с Россией — сказала она — что с ней сделали. Откуда все это. Я не русская — но и я едва могу терпеть подобное. Даже не могу представить, что чувствуете вы.

— Ты русская — сказал Анхель — русский это не состояние крови. Русский это состояние души. Русским можно стать.

— Слова твоего деда.

— Я знаю.

— Что теперь?

Анхель смотрел в сторону моря.

— Они опознали ее в Ливане, приходится предполагать, что они точно знают, кто она такая. Придется зачистить…

На лице баронессы отразилось презрение и гнев.

— Зачистить всю эту банду торговцев живым товаром. Зачистить концы. Надо было сделать это еще тогда, но у меня не хватило времени. Да и кто тогда что знал.

Баронесса нехорошо улыбнулась.

— А вот это правильно. Такие подонки жить не должны. Поезжай, а мы будем ждать тебя здесь, я и твоя девочка.

Анхель улыбнулся.

— Только плохому ее не учи, бабушка.

— Всему плохому меня научил лучший друг твоего деда, внучек… Да и дед твой… принял в этом посильное участие…

Анхель вытаращил глаза. Баронесса расхохоталась.

— Как приятно, что я еще могу шокировать подрастающее поколение. Шучу. Конечно, я не изменяла Вадиму с твоим дедом, не переживай. Поезжай, я найду, что сказать Совету.

— Спасибо.

Глаза баронессы снова заледенели.

— Убей их. Они поганят землю, на которой живут. Нашу землю. И жить они не должны. Убей их… Всех…

Анхель повернулся и пошел в дом. Баронесса смотрела ему в спину, а когда он скрылся за тюлем, в последний раз прошептала.

— Убей…

* * *

— Георгий!

Он едва успел раскинуть руки — она повисла на нем.

— Ты приехал…

* * *

Запах духов, вкус помады… Тонкая рука на твоем плече, гладкая словно шелк кожа. Легкое дыхание, ощущение тепла. Глаза, смотрящие прямо тебе в душу. Ты приехал — на испанском, она в быту уже разговаривала на испанском, не на русском.

И чудовищное чувство страха и вины, гнетущее, давящее, пригибающее к земле. Страха за то, что однажды он не сможет ее защитить. И вины — за то, что он с ней сделал.

Ты приехал….

Это не ее шрам. Это твой шрам. Твой страх и твой позор — шепчет кто-то в ухо — ты отправил ее туда, потому что сам не пошел.

Ты приехал….

В первый раз он познал женщину, когда дед со своими товарищами — взяли его в офицерский бордель. Ему было четырнадцать. Дело было в Чили, были последние годы и месяцы диктатуры, Они многие туда перебрались, в Аргентине было уже откровенно плохо, а в Чили — еще ничего. Бригадира Мишеля Краснова, самого опасного человека в Чили, командира эскадронов смерти, который работал только по верхушке коммунистической и социалистической партий, по врагам государства — назначили руководить санаторием для высшего командного состава чилийской армии. Там было весело, там принимали самых разных гостей… в те дни там отдыхал южноафриканский полковник из БОСС[10] и люди генерала Стресснера[11]. Было весело, чилийские вина в мире тогда никто почти не знал, но они были так же хороши… и над всеми на этим, над надрывным весельем — висела черная тень конца. Все понимали, что времена изменились, и их мирок — это ненадолго. Самые умные — уже продумывали варианты ухода в тень, на дно. Дед тоже продумывал — он всегда был умным. Но он всегда люто, искренне верил что — что бы не происходило в ближайшие десять лет, двадцать лет, тридцать лет — однажды их снова призовут, однажды они снова станут нужны. Маятник истории — устремится в противоположном направлении — и снова провернется кровавое колесо…

Тогда они много пили, а потом поехали в бордель, в город — они все, парагвайцы, тот полковник из БОСС. Бордель был проверенным, коммунисток там точно не было — проверять надо было, потому что в страну проникали подрывные элементы и было настолько опасно, что члены хунты не передвигались на машинах, у каждого был свой вертолет и каждый день — эти вертолеты совершали посадку на крышу здания одного из первых в Сантьяго небоскребов, ранее принадлежавшего американской телефонной и телеграфной компании. Там, на последних этажах — находился уже много лет центр власти страны.

Вот, они приехали в бордель, и стали выбирать девиц, а потом подвыпивший южноафриканский полковник хотел взять сразу двух, но с двумя он явно бы не справился, он бы и с одной, честно говоря, не справился, потому что напился изрядно… но было уже заплачено. И кто-то крикнул — Ангелито, вот твой шанс. Давай, стань мужчиной…

И он стал.

Он помнил ее глаза. Он не хотел, но она сказала — давай, а то меня побьют…

Его дед очень уважал страх. Любил страх. Его всегда окружал страх. В отличие от многих других — он прятался за высокими заборами, часто они жили на обычной гасиенде, в дорогом районе под Буэнос-Айресом, типично местной, испанской, с дверями на уровне земли. Можно было войти… в доме было оружие, много оружия — но все равно можно было войти.

Никто не вошел. Дед усмехался — боятся…

Боятся…

Вот это — отсутствие страха — было самым важным. Не бояться — совсем не бояться — научил его дед. Этому же — не бояться — он научил и ее. Как умел.

Когда у тебя с детства изломана судьба, когда ты не более чем половая тряпка, о которую вытирают ноги — очень легко сломаться. Она не сломалась… он сразу это понял. Не сломалась, несмотря ни на что, в ней все еще горел тот огонек, что делает человека свободным и сильным. Он всего лишь раздул этот огонь — в смертельное для других пламя…

Он вдруг понял, что она не спит. Смотрит на него.

— Морена… — тихо проговорил он, назвав ее не по имени, как обычно, а по оперативному псевдониму, который она выбрала себе сама, отказавшись от себя прошлой и став другой. Морена. Богиня зимы. Ангел смерти…

Его рука нащупала едва заживший шрам.

— Больно?

Она покачала головой.

— Я справилась. Слышишь?

— Знаю.

— Я справилась…

Она свернулась клубочком.

— Я справилась. Ты не представляешь, насколько для меня это важно.

— Знаю.

Она покачала головой, едва видимая в темноте.

— Нет. Не знаешь…

…

— В Париже на вокзале ко мне пристали трое ублюдков. Муслики. Один из них сказал — ну что, белая шлюшка, поиграем.

— И что ты сделала?

— У меня была бутылка. Одного я ударила по голове… бутылка разбилась. Второму разрезала лицо. Третьему чуть не вырезала глаза осколком стекла.

— Кто-то видел?

— Нет. А если и видел, вряд ли полиция заинтересуется этим. Город оккупирован мусульманами, они такое творят…

— Отпечатки?

— Нет.

Он вздохнул.

— Я жалею, что научил тебя…

— Нет!

…

— Нет, ты был прав. До этого… каждый мог… понимаешь, у меня не было ничего, я ничего не могла сделать с тем чтобы…

— Не думай об этом… — приказал он — просто забудь. Ничего этого не было. Забудь.

— Но это было! Понимаешь, было!

…

— Чтобы со мной было сейчас? Меня бы, наверное, уже убили, или я заразилась бы всем, чем только можно. Меня использовали. Я не могла ничего сделать с теми, кто творил со мной такое. Но теперь я могу. Я могу дать отпор.

— Спи.

— Я люблю тебя. И сделаю все, что ты скажешь.

— Спи. Обо всем — завтра.

— Хорошо…

Он вслушивался в ее дыхание… оно стало спокойнее. Надо бы и ему поспать… но он вряд ли заснет.

Страшен мир….

Мир всегда был страшен — и он не питал насчет этого ни малейших иллюзий. Мир был страшен, кровав, жесток… что говорить, если его мать расстреляли сразу после его рождения и сделали это — по приказу его деда. Он ведь узнал об этом только после смерти старика…

Его самого учили отвечать на зло — злом. Учил дед. Учили инструкторы в школе спецназа в Коронадо. Учили в Школе Америк. Он делал то, чему его учили, но никогда не задумывался — а где конечная точка? Где финал всего этого.

А теперь он думал.

Она ведь была права. Что бы с ней сделали, если бы она не выбрала именно его? Что бы с ней было сейчас?

А что с ней сделал он? В кого он ее превратил? В убийцу, которая мстит так жестоко поступившему с ней миру?

А что делать? Что делать с теми тремя уродами на вокзале? Или уродами в полицейской форме которые ее били и насиловали?

Только одно — убивать.

Вот он и научил ее — отвечать на зло — злом.

Однажды к Конфуцию пришли ученики и спросили: учитель, чем нужно отвечать на зло? Может быть, на зло следует отвечать добром, как и полагается порядочному человеку?

И Конфуций ответил: нет! Нельзя отвечать добром на зло! Если вы ответите добром на зло — то чем же вы ответите на добро?

Нет… не заснуть. Не заснуть хотя бы потому, что он знает, ему уже сказали — кто-то ее ищет, кто-то взял след и ищет. И почти наверняка это ЦРУ. А они умеют искать. Он это знал, потому что и сам на них работал.

Так как они ищут — они ничего не найдут. След — ведет в заоблачные выси, где нечем дышать. Есть люди, которые имеют право убивать безнаказанно, и никакой закон, ни явный, ни тайный не может их остановить. Он — один из них. Теперь и она.

Но в Одессе все равно — кроется опасность. Там есть ее прошлое. Единственная ниточка, потянув которую, можно размотать весь клубок. А значит, ее надо оборвать.

Во что бы то ни стало.

Запутать концы. Утопить их в крови…

* * *

— Сколько их было?

— Двое.

— Когда они появились?

— Там, в горах. Мы свернули… ну чтобы… Я уже практически закончила с шейхом, когда они набросились на нас. Я не заметила, как они подошли к машине. Проявила неосторожность.

— Было темно.

— Но я убила их. Это точно.

— Кто они были?

— Менты… полиция. Они говорили… как говорят в Одессе.

— Где они тебя опознали? Вспоминай.

Она села на диван… прокручивая в голове ленту событий. В отеле? Нет. Тогда где?

Казино… стоп.

— Казино.

— Они были в казино? Сколько их было?

— Я… не помню. Я отвлеклась… на объект.

— Вспоминай…

— Я не…

— Иди сюда. Сядь.

Она послушно села. Георгий — снял с шеи цепочку с крестиком, вытянул руку вперед, чтобы крестик свисал с пальцев на длинной цепочке.

Крестик начал раскачиваться, описывая круги…

— Смотри на крестик. Слушай мой голос. Только мой голос…

* * *

— Просыпайся!

Она открыла глаза, не понимая, что с ней произошло. Легкая растерянность… непонимание где ты…

Он никогда не делал с ней такого… она даже не знала, что он владеет искусством гипноза.

— Их было четверо. И еще двое, похожих на арабов. Они сидели за столиком в казино — сказал он — потом ты заметила их краем глаза на стоянке. Но значения не придала.

— Но они видели не меня. Они видели танцовщицу в поисках клиента.

— Арабы да. А эти… из Одессы? Они точно знали, кто ты, судя по всему.

…

— Я… ошиблась, да?

Он улыбнулся… она знала, когда он улыбается искренне, а когда нет — улыбка была искренней.

— Помнишь, что я тогда тебе сказал? Там, в Одессе?

— Убить плохого человека это хорошо?

— Именно. Это я ошибся. Не зачистил концы.

…

— Придется исправлять.

Далекое прошлое. 1990 год. Аргентина

На самом деле — Ангел не был профессиональным убийцей. Хотя и убивал.

Его прадед, князь Александр Лобанов-Ростоцкий — сумел эвакуироваться из Крыма и вывез семью, в том числе и маленького сына, Михаила, который был вывезен из России еще ребенком и почти ничего не помнил. Во Франции — их никто не ждал. Князь Александр — служил в Иностранном легионе Франции и как полагается — после пяти лет службы получил гражданство республики и новое имя — Алан Пратини. Это имя ничего не значило — кроме того, что оно было не русским, и теперь он меньше привлекал внимание ОГПУ, которое все двадцатые и тридцатые годы вело войну против русских подрывных эмигрантских организаций, основное гнездо которых — было в Париже….

Потом князь Александр бесследно исчез — многие увидели в этом руку ОГПУ, хотя ничего определенного утверждать было нельзя.

Сын князя Александра, Михаил Лобанов-Ростоцкий, он же Мишель Пратини — закончил Сен-Сир и служил во французской армии, уже на офицерской должности — как полноправный гражданин республики. Выжив во время катастрофы 1939–1940 года — он сумел эвакуироваться в Англию, и там — примкнул к Свободной Франции Шарля де Голля. Там же — он получил первый в своей жизни урок разведподготовки — от британской разведки, которая готовила нелегалов для заброски на континент. Он даже работал с шестым эскадроном САС, который состоял в основном из бельгийцев и после войны стал первым парашютно-десантным эскадроном новосозданной бельгийской армии.

С де Голлем — он вернулся в Париж, и с де Голлем он был, когда тот разогнал нерешительное и продажное правительство Четвертой республики и основал пятую республику — с собой во главе. Фактически это была диктатура.

Мишель Лобанов-Ростоцкий нашел себя в СДКЕ — Службы внешней документации и контрразведки. Он быстро продвигался вверх по служебной лестнице, выполняя различные поручения в Африке — подрывая и убивая. Его начальниками и друзьями были генерал Константин Мельник, русский руководитель спецслужб при де Голле, граф Александр де Маранш[12], в будущем генеральный директор СДКЕ и человек, который внес огромный вклад в поражение СССР в Афганистане и в уничтожение СССР как такового, и Жак Фоккар[13], «месье Африка» один из ближайших соратников де Голля, создатель Службы гражданского действия — организованных государством ультраправых банд для расправы с неугодными. Эти ультраправые получили удостоверения, похожие на полицейские и полиция ничего с ними не могла сделать.

В 1974 году президентом Франции стал Валери Жискар де Эстен. Он был представителем умеренных голлистов, что, по мнению голлистов неумеренных — означало, что он был почти что коммунистом. Несмотря на то, что де Маранш оказывал г-ну президенту очень важные для него услуги (супруга президента спала с Аленом Делоном, а сам г-н президент — с годящейся ему в дочери моделью Сильвией Кристель, исполнительницей роли Эммануэль в одноименном фильме, де Маранш помогал все это скрывать) — голлисты почувствовали опасность. За каждым из них — было слишком много крови, как во Франции, так и за ее пределами. 1968 год напугал многих… и левые и правые почувствовали опасную слабость государства и свободного мира в целом.

Мишель Пратини отправился в Аргентину главой группы французских советников. Там же — нашли свой приют самые разные люди, от белогвардейских офицеров до бежавших из Европы нацистов. Сама Аргентина была нестабильна, вот — вот мог произойти левый переворот, как в других странах Латинской Америки. Там — Пратини и его люди — вошли в контакт с белогвардейским подпольем, которое имелось в Аргентине и с нацистским подпольем — избежавшими возмездия высокопоставленными эсэсовцами, многие из которых жили в Парагвае под покровительством диктатора, генерала Стресснера, и в Аргентине, в Сан-Карлос де Барилоче. Состоялось совещание, в ходе которого эти люди поставили задачу не допустить коммунизации Латинской Америки. Считается, что задачи ставило ЦРУ — но на самом деле, тогда ЦРУ было полностью поглощено происходившим во Вьетнаме, а сами Соединенные штаты Америки — не имели никаких моральных сил для нового крестового похода против коммунизма.

Тайная организация начала действовать почти сразу, войдя в контакт с высокопоставленными офицерами. В 1973 году — в Чили произошел переворот, он стал известен по фразе «в Сантьяго идет дождь» — кодовая фраза к началу восстания в армии, и по героической и безнадежной борьбе местных коммунистов и их президента Сальвадора Альенде, погибшего в президентском дворце, защищая его от идущих на штурм армейских частей. История Альенде потрясла весь мир — но никто ничего не смог сделать. Несколько сотен активистов погибли в боях, столько же расстреляли на стадионе, часто после чудовищных пыток. Пришедшая к власти группа военных во главе с командующими родами войск — армии (генерал Аугусто Пиночет), флота (адмирал Хосе Мерино), ВВС (генерал Густаво Ли) и карабинеров (генерал Сезар Мендоса) — ввела в стране осадное положение. Офицеры и солдаты, отказавшиеся поддержать мятеж — были арестованы, многие были расстреляны[14].

В 1976 году военные выступили против законного президента Аргентины Исабель Перрон — ее отстранили от власти, вместо нее к власти пришла хунта в составе генерала Хорхе Рафаэля Виделы, адмирала Эмилио Эдуардо Массеры и бригадного генерала Орландо Рамона Агости[15]. До этого — правительство Исабель Перрон продемонстрировало явную неспособность обеспечить порядок в стране. Красные наступали, в провинции уже появились партизанские отряды леваков — марксистов и маоистов, лагеря подготовки, революции можно было ждать с минуты на минуту. Пришедшая к власти хунта — погрузила Аргентину во власть страха, страха настолько всеобъемлющего, что он чувствуется в стране и поныне. Собственно говоря, самой крови было пролито немного — Аргентина не идет ни в какое сравнение с массовыми репрессиями, какие имели место в СССР. Но удар по обществу, настроенному явно левацки, марксистски, маоистски и даже троцкистски — был нанесен столь сильный, что последствия его видны и поныне.

Суть метода была в следующем: внутри армии и полиции создавались тайные ячейки правых и ультраправых, которые имели одну цель — спасти страну от коммунизма. Это были небольшие ячейки, которые открыли охоту на людей — точнее, на тех, кто словом или делом поддерживал левые идеи. Причем это не обязательно были повстанцы, это могли быть журналисты, профсоюзники, даже депутаты. Эти тайные группы, выбирали цель, следили за ней, потом похищали и убивали. Демонстративных расправ почти не было — люди просто пропадали, один за другим и никто не мог сказать, где они. Не было никаких судов, не было публичных выступлений, просто каждый знал, что участие в митинге, неосторожное высказывание, перечисленные не туда деньги — могут стать последними. Те кто это делал — не получали приказов и не отчитывались в их выполнении — они просто делали то, что считали нужным. Прикрывая и поддерживая друг друга по службе — они быстро продвигались по служебной лестнице и в короткое время достигли немалых высот. Численность и личный состав тайных эскадронов смерти — неизвестен и поныне.

Никто не знает, во что бы все вылилось в конечном итоге — марксизм удалось подавить в очень короткие сроки и больше к нему не возвращаться. Военных правителей Аргентины погубила наглость — они решили вернуть Мальвинские острова, которые были известны всему миру как Фолкленды. Если бы это решение было принято несколько лет назад — шансы на успех были бы сильно выше пятидесяти процентов — потеряла же Британия Британский Гондурас, и ничего. Но в Лондоне сидела Мэгги Тэтчер. Война за Фолкленды обернулась национальным позором — хотя мало кто знает, настолько близка к поражению была Великобритания, и какие усилия были предприняты британскими и другими спецслужбами, чтобы Аргентина не смогла закупить новую партию ракет Экзосет и попробовать на следующий год еще раз. Но факт тот, что продемонстрированная военными Аргентины неспособность отстоять страну и ее национальные интересы — лишила их уважения в народе, а потом и власти. Пратини кстати предлагал открыть террор уже против Великобритании, поддержать ИРА — его не послушали. Новые попытки взять власть — три попытки мятежа «карапинтадас[16]» уже ничего не дали.

Тем временем, ситуация снова начала меняться.

Джимми Картера, президента США, провозгласившего своим кредо политическую благопристойность — сменил на своем посту Рональд Рейган, объявивший крестовый поход против Империи зла — Советского Союза. Одним из его тайных советников стал вынужденный уехать из Франции граф Александр де Маранш. Началась вторая волна войны против коммунизма — резкое обострение в Афганистане, грязные войны в Сальвадоре, в Никарагуа, вторжения на Гренаду, потом и в Панаму. В Сальвадоре — посол США Джон Негропонте практически в открытую превратил посольство в штаб-квартиру эскадронов смерти. Казалось, все идет как надо, но тут появилась третья сила и новая опасность, которую все проглядели.

Наркотики.

Первые факты криминального производства героина — были зафиксированы как раз в Чили в середине семидесятых, но с проблемами наркопроизводства в Чили разобрались совсем просто. Времена тогда были патриархальные, невинные можно сказать — членам хунты и в голову не пришло зарабатывать деньги травя своих и чужих сограждан белой смертью — как через десять лет решил Антонио Норьега в Панаме. Лаборатории разгромили, задержанных наркоторговцев привезли на карьер, экскаватор вырыл траншею, солдаты дали залп — и так было покончено с наркопроизводством в Чили. Но один из тех, кого расстреляли — чудом выжил и сумел бежать из страны в Колумбию, где и стакнулся с местными контрабандистами, самым удачливым из которых был Пабло Эмилио Эскобар Гавириа. Так начиналась история массовой наркотизации Америки — история кокаина, без которого нельзя понять историю Латинской Америки последних тридцати лет. Наркотики изменили даже историю Кубы[17]. Впервые — континент обрел настоящий экспортный товар, за который люди готовы были платить деньги по всему миру. Впервые — деньги хлынули в некогда нищие страны потоком, разом меняя и обесценивая все, что было до этого. Глупо убивать крестьян, которые понадобятся тебе для выращивания коки. Глупо крестьянам идти в партизаны — ведь урожай коки дает возможность весьма сносно жить, а враги — это не богатеи, а вон тот американский самолет с пестицидами. Глупо свергать правительство, когда его можно просто купить, и неважно какое оно будет — правое или левое. Левое даже лучше — обойдется дешевле.

Так изменилось все — буквально в несколько лет. Теперь — бывший партизан мог сражаться рука об руку с бывшим карателем эскадронов смерти против местной полиции и американской DEA. Командир партизанского отряда становился богатым человеком, сдавая часть территории, которую контролировал его отряд под посадки коки. Полицейский становился богатым человеком, если просто смотрел в сторону, когда надо. Идеи разом потеряли смысл — причем все идеи, как правые, так и левые. Смысл стали иметь только деньги…

Ангел поступил на флот… он не был замаран действиями хунты — и продвинулся по службе достаточно быстро. Он сдал экзамены и стал членом группы тактических водолазов — спецназа ВМФ Чили. По межгосударственному соглашению — его направили на курсы подготовки спецназа ВМФ США в Коронадо…

08 апреля 201… года. Словакия, Братислава. Банска быстрица

Про Россию Анхель когда-то знал очень мало…

Он родился и вырос в Латинской Америке — и Россия была для него всего лишь далекими воспоминаниями деда, его товарищей по Суворовскому союзу, фотографиями, сложным и странно звучащим языком, которому его учил дед помимо испанского с самого детства — да лютой, звериной ненавистью к коммунистам, которую испытывали все, кто его окружал. Для деда коммунисты были как крысы и тараканы, коммунистов он беспощадно истреблял всю свою жизнь. То, что при этом он истребил и немало других людей, дед считал неизбежными, досадными, но допустимыми потерями. Часто разговоры деда и его сослуживцев сводились к тому, что вот когда-то давно дали волю интеллигентам, марксистам и прочей швали и потеряли страну — и потому надо убивать не колеблясь, отрубать голову змее раньше, чем она тебя ужалит.

В центре подготовки боевых пловцов в Коронадо, и позднее, в школе Америк, выпускающих специалистов по борьбе с партизанским движением и терроризмом — такой ненависти не культивировалось. Тем не менее — они убивали красных. Они пели песни про то, как убивают красных. И все понимали — их готовят для того, чтобы убивать красных. То есть, русских.

Дед дожил до девяносто шестого года двадцатого века и в последние годы своей жизни, отсиживаясь в Испании, где он скрывался от ордеров на арест за массовые убийства в период диктатуры — он здорово разочаровался в том, что он делал всю жизнь. Когда Анхель последний раз говорил с дедом — это было в девяносто третьем, тот размахивал руками и говорил, что американцы должны помочь России, если не хотят возрождения красной угрозы. И много матерился… а пьяные слезы текли у него из глаз. Дед говорил, что свободный мир предал их и сильно об этом пожалеет.

Много лет спустя, искалеченный духовно после трех лет иракской бойни, бессмысленной и страшной тайной войны, когда они все захлебнулись в чужой и своей крови, он вернулся к себе и начал готовиться к смерти — потому что жить после того, что он увидел, а главное — сделал — он не мог. В таком состоянии — его нашла баронесса Эвелин Боде, которая входила в некую структуру с центром в Европе, о которой никто и ничего толком не знал, но которая брала свое начало в тайных организациях Белой Гвардии, созданных в двадцатых и тридцатых годах для противостояния с ОГПУ, а позднее — с НКВД.

Баронесса настояла, чтобы он совершил поездку по России, и сам принял решение — стоит ли отдать остаток жизни для тайной службы этой стране, которой в двадцатом веке досталось ничуть не меньше, чем Германии — а может и больше.

Россия потрясла его.

Он увидел величие и низость, богатство и нищету, доброту и неисчерпаемую злобу. Во многом запутавшаяся, безжалостно преследуемая западным миром, но все еще зло огрызающаяся страна, в которой жил его народ. Люди, говорящие с ним на одном языке — просто те, деды и прадеды которых остались здесь, в то время как прадед Анхеля уехал. Страна, разорванная на куски — он видел, сколько русских осталось на чужбине, отрезанные кое-как проведенными границами. Он увидел Украину… великий русский город Киев, некогда цитадель русского консерватизма, где жил основатель Азбуки[18], депутат Пуришкевич — и во что это все превратилось теперь.

И он решил, что воевать за Россию — стоит.

Одно из первых заданий — и божье провидение — привело Ангела в Одессу. Одно из первых — но далеко не последнее. Ангел принял решение — и неукоснительно следовал ему. Теперь его друзья стали врагами, а враги — друзьями.

Тайная структура — долго искала контактов внутри страны, контактов на самом верху — и наконец, нашла. Конечно… мало радости в том, чтобы иметь дело с наследниками дела Дзержинского, Ягоды и Ежова — палачей своей страны. Но… времена не выбирают, в них живут и умирают. Со своей стороны — люди, на которых они вышли, сильно удивились самому факту существования тайной структуры, чьи корни были в белой эмиграции, а чьи ветви — уходили в заоблачные выси политического олимпа Запада, куда они сумели проникнуть во время совместной борьбы с коммунизмом. Однако, Кремль заинтересовался предоставленными возможностями — и оказался прав. Во многом — именно этими тайными связями и тайным сотрудничеством объяснялся неожиданный внешнеполитический взлет России, многочисленные провалы антироссийских акций, подчас весьма болезненные. Это было обусловлено тем, что тайная организация проникла туда, куда ходу не было никогда и никому — в коридоры ведущих западных университетов, в тайные связи британских и американских фондов и структур, в закрытые клубы, в корпорации. Все эти системы, созданные Западом для господства над миром имели один существенный изъян — они были прекрасно защищены от атаки извне, но никак не защищены от атак изнутри. Среди своих — царило абсолютное и не подвергаемое сомнению доверие — иначе было просто нельзя работать издержки были высоки. Но теперь — были люди, кто были внутри системы — и методично подрывали ее изнутри.

Тем не менее, и до сих пор контакты Кремля и его зарубежных контрагентов были ограниченными и происходили в обстановке абсолютной секретности. Все — и Кремль, и те кто сидел по другую сторону стола — понимали, что в России найдется немало людей, которые с радостью обменяют горячую информацию на виллу в Майами… да и не просто на виллу — а на возможность жить на Западе. И чтобы это изменить — потребуется кропотливый труд многих поколений, по выращиванию хозяев своей страны — настоящих, а не таких, которые считают хозяйствованием оголтелое воровство всего и вся.

Почему все так печально? Почему казалось бы правильные ребята, с правильным пролетарским происхождением, ходившие в правильные школы и слушавшие от родителей правильные советы — дорвавшись до власти почти становятся наглыми, лживыми, потерявшими берега клептоманами? Да потому что — все так. Из ничего — никогда не получится нечто.

Чтобы страна жила — нужен не только народ, но и элита. И не пролетарского происхождения — эти будут, кто яростно утверждаться самодурством, а кто жадно жрать, компенсируя недоеденное в детстве. Люди с чувством собственного достоинства, которым не позволит продать интересы страны в обмен на счет в оффшорке осознание того, что это их страна. И им — а так же их детям и внукам — ей править.

Элита — есть во всех успешных странах. И элита эта — использует механизм демократических выборов только как инструмент для конкуренции различных групп и проектов. Ни в одной нормальной стране — к власти на выборах не придет случайный человек. Тем более диссидент, борец с властью. Такое случается — но только в тех странах, которые обречены на историческое отставание. Диссиденты — должны ими и оставаться, они полезны для системы — но именно как оппозиционеры….

Элиту нужно долго выращивать. Культивировать. Элита начинается тогда, когда материальные потребности давно удовлетворены, когда человек думает о более глобальных вещах, чем куда спрятать наворованное. Элита начинается тогда, когда возникают многомиллионные, миллиардные состояния, которые надо передать по наследству детям. И чтобы их не разграбили и не обесценили. Вот тогда возникает настоящий запрос на стабильность. И мышление — на уровне глобального противостояния, которое никогда не прекращалось и никогда не прекратится. Почему одни страны успешны, а другие — нет. Почему деревянный дом, такой же как в русской деревне — в Швейцарских Альпах стоит миллион долларов? Почему UBER стоит дороже Газпрома на бирже?.

Правильные вопросы. Ответы на них найти непросто — но они есть, эти ответы. И как только ты их находишь, сразу понимаешь, как жить и что делать. На десятилетия вперед.

На изломе двадцатого века — Россия с дикой яростью раскрошила свои элиты. Первый раз — в семнадцатом, второй — в девяносто первом. К власти в 1917 году пришли люди, которые вначале просто хотели нажраться от пуза, им было не до стоимости дома — главное чтобы он был. Потом — страну пришлось восстанавливать после войны. Потом Горбачев — до ужаса глупый, наивный человек, который во время поездки на Гавернор-Айленд смотрел на дома близ Нью-Йорка как ребенок в детском мире смотрит на игрушки — опрокинул страну. Но нарождающуюся элиту удалось сохранить.

Это были чекисты.

Не самый худший вариант для будущей элиты страны. Определенно лучше, чем военные, из которых строилась элита во многих латиноамериканских странах. Корпоративная спаянность. Высокий уровень образованности. Психология постоянной борьбы. Готовность пойти намного дальше, чем другие.

Нужно было немного. Вывести уровень тайной борьбы — с российского уровня, где делят давно поделенное и переделенное (и больше этого не становится) — на международный. Где ставки намного выше. Где целые бесхозные страны — с нефтяными скважинами, с газовыми месторождениями, с десятками миллионов покупателей — брошены на произвол судьбы, стоят как будто на витрине супермаркета. Подходи, бери — если сможешь. Где схватка идет не за область или регион — а за глобальные потоки денег, энергоносителей, товаров. Как пройдет Новый Шелковый Путь — по России или в обход? Под какую нефть будут строиться новые заводы? Удастся ли обойти Украину в вопросе транзита нефти и газа?.

Они, те кто был изгнан со своей Родины, и были вынуждены устраиваться на чужбине, любя и ненавидя, тоскуя, теряя людей под ударами ОГПУ-НКВД и нанося ответные удары — были учителями. Потому что знали систему изнутри. За десятилетия борьбы со злом большевизма — они встроились в систему, проникли внутрь, стали ее частью. А чекисты были учениками.

Но хорошими учениками….

* * *

Для человека из Москвы — это был уже не первый визит в Словакию — он был тут и раньше. Небольшая, уютная, развитая по меркам Восточной Европы страна, граничащая с Украиной. Смотреть особо нечего — но у нее удобный шенген и удобно начинать путешествие именно отсюда. Он и намеревался продолжить — в администрации президента он оформил две недели отпуска и намеревался проследовать во Францию после обязательной задержки в Словакии, которая и дала ему Шенген. Но в Словакии он должен был встретиться с человеком, ради которого он и брал отпуск. И благодаря которому — он сейчас имел выход на такие верха…

А все началось с одного разговора в Лондоне, где он учился — в Лондонской школе экономики…

Встреча была назначена на типичной для Европе рыночной площади. В России — таких почти нет, в России площадь — место для парадов. А вот в Европе таких полно — несколько сходящихся на ней улиц, типичная застройка купеческих домов — не более трех окон в одном здании, правила магистрата.

И конечно — торг.

Человек из Москвы — дошел до рыночной площади пешком, на входе остановился около киоска, купил сосиски под острым соусом — там были и другие блюда, но он решил взять самые знакомые, чтобы не было несварения. Он знал, что ничего делать не надо — его контактер сам к нему подойдет, если сочтет нужным.

Играла музыка. Гуляли люди…

Просто люди. Просто гуляли — пришли в выходной на рыночную площадь и гуляли. Просто пришли с семьями… им не надо было тайно встречаться с кем-то, кого-то из себя изображать, готовиться к аресту…

Как то раз он задал вопрос своему деду, генералу КГБ — а почему так? Почему мы, русские — не можем жить так же, как живут чехи, словаки. Просто жить, просто работать. Ну, разделить страну на несколько частей чтобы не пугать Запад своими размерами. Ведь никто же не умрет. Наоборот — жить лучше станем.

Дед тогда ответил — собака живет на цепи и ее все устраивает, и цепь, и конура, и кормежка — просто лай. Волк живет в лесу и пищу добывает сам — а охотники добывают его самого. Но зато он свободен. Вот это и есть выбор — быть свободным или жить на цепи.

И еще сказал дед — мир живет хорошо, только когда в нем есть равновесие. Второй полюс этого равновесия вот уже лет триста — Россия. И только потому, что этот второй полюс есть — есть и маленькие, но богатые страны, в которых так приятно жить. А вот не будет России, не дай Бог, некому будет останавливать Америку — так все эти мелкие страны только чвякнут под сапогом. В один миг их разберут!

— Доброго дня… — раздалось за спиной.

Это был нужный ему человек. В руке у него была газета.

— Добрый день — поздоровался и контактер.

— Вы читаете газеты?

— Нет, потому что в них нет нужных мне новостей.

— То, что известно всем — не стоит знать…

Собеседник — сложил газету, которую он читал и передал контактеру. Это была ливанская газета, в ней сообщалось о пропаже самолета ВВС Катара над Персидским заливом. Даже если бы их сейчас арестовали — никто не смог бы доказать злого умысла в том, что один человек передал другому газету.

— Дело сделано. МОССАД доведет его до конца.

— Мы благодарны вам.

…

— Ваши заявки будут удовлетворены в приоритетном порядке и по самой выгодной для вас цене. Кроме того, мы готовы поставить и дополнительные партии.

Неизвестная структура — брала за свои услуги не деньгами — а информацией и выгодными коммерческими сделками. Россия была эльдорадо для инвесторов, российские облигации всегда переподписывались, порой в три — четыре раза. В этих условиях — тот, кто имел привилегированные условия — мог иметь миллионы, если не миллиарды.

— И кроме того, мы считаем, что ФРС США больше не поднимет ставку, по крайней мере до конца года.

— Это хорошо…

Наступило молчание, прерываемое лишь гулом гуляющей рыночной площади.

— Люди, которым вы адресовали свои… соображения… прочли их. У них возник вопрос. Почему не хотите работать нас?

Анхель усмехнулся.

— Речь не идет о работе в СВР, если вы опасаетесь предательства. Вы будете работать непосредственно на Кремль. Там нет и не может быть предателей.

Ангел посмотрел чиновнику в глаза.

— Вы уверены?

Чиновник не отвел взгляда — в конце концов, он был одним из личных помощников президента, а слабых на такие места не брали.

— Уверен.

Ангел улыбнулся.

— Блажен, кто верует, тепло ему на свете. Но дело не в возможности предательства, хотя и его приходится принимать в расчет. Дело в другом…

…

— Вам надо определиться, какую страну вы строите — это для начала. Хотите вы идти вперед или двигаться назад. Вы слушаете советский гимн под двуглавым орлом. Это шизофрения, мой дорогой друг. Расщепление сознания. По вашим улицам маршируют люди с портретами Сталина в каких то красных сорочках… Распугивая всех, кто мог бы присоединиться к вам и подтверждая то что с Россией иметь дело не стоит — о чем всех пытается убедить Лондон и Вашингтон. Вам надо определиться по главным, ключевым вопросам — а потом уже определимся и мы — с вами мы или…

Чиновник окрысился.

— Мы не можем просто взять и выкинуть из истории семьдесят лет жизни страны.

— А большевики сумели это сделать — заметил Ангел — просто взяли и выкинули из жизни России всю предыдущую ее историю. И нас — выкинули, и это нам еще повезло — других они всех расстреляли. И поверьте, случись им решать — они не будут милосердны. Они помнят, как они проиграли — и теперь будут еще более жестокими. Сталин вместо Ленина — выбор для них совсем не случайный…

Чиновник понял, что разговор идет куда-то не туда.

— Я доложу. Что еще?

— Еще мне нужна помощь. Кое-какая информация. Оперативная.

— Какая информация?

— Информация по торговле людьми в Одессе и вообще по югу… на всякий случай. Торговля живым товаром на Ближний Восток, в Турцию. Торговля живым товаром на месте, в Одессе. И еще, вот…

Он передал карту памяти.

— Этих людей надо попытаться опознать. Срисовано по памяти.

Чиновник удивился.

— Это-то вам зачем?

— Я вам таких вопросов не задаю.

— Да все понятно, но… чем вам сутенеры то помешали? Мы решаем стратегические вещи, при чем тут это?

Анхель улыбнулся.

— Полагаю, пройдет много времени, прежде чем вы начнете понимать. Если вы содержите дворец или салон — то совершенно неприемлемо наличие там тараканов. Один таракан обесценит все ваши усилия… интерьер… музыка, состав приглашенных. Нужно избавляться от тараканов — иначе к вам не будет визитов. Когда нет тараканов — никто про них и не думает, но когда они появляются — выведение их становится вашей главной задачей.

— Да, но Одесса это не Россия. Мы не отвечаем за нее!

— Правда?

Чиновнику стало стыдно. Настолько ему вообще могло быть стыдно.

— Извините. Я не то хотел сказать.

Анхель встал.

— Неважно, что вы хотели сказать, главное вы сказали. Изменения — начинаются здесь, в голове. И здесь же начинается разруха, как сказал один великий русский писатель. Когда вы проложите границы империи в голове и поймете, что в деле империи нет ничего маловажного — тогда начнется ее возрождение. Настоящее. Пока что мы идем по этому пути совершенно одни.

…

— Канал связи прежний. Жду информацию. И не уходите с площади рано, скоро начнется представление скоморохов. Они здесь замечательные.

28 марта 201… года. Париж. Франция

Большие города, Пустые поезда, Ни берега, ни дна – Всё начинать сначала. Холодная война И время, как вода, Он не сошёл с ума, Ты ничего не знала. Би-2

— Ты уверен, что мы делаем то что должны? — сказал инспектор Лоррен, рассматривая дверь.

— Не сомневайся в этом — заверил Вебб — давай, вскрывай.

После того, как в Испании узнать ничего не удалось — Вебб переместился в Францию, где официально жила некая графиня Мерседес де Сантьяго, вечная студентка и прожигательница жизни. То ли искательница счастья в постелях богатых мужиков, то ли хладнокровная исполнительница убийств, то ли моссадовская фанатичка из Израиля — то ли все вместе. Вебб должен был узнать это — во что бы то ни стало.

Париж — привел его в состояние шока. Он не был тут пять лет — и поверить не мог тому, как все здесь изменилось за это время.

Беженцы. Казалось, весь город превратился то ли в цыганский табор, то ли в лагерь палестинских беженцев на Западном берегу. Даже там, где не стояли их палатки — все равно были беженцы, они выделялись в толпе как крупозная сыпь на коже. Черноглазые, курчавые, голосистые, нарочито ярко одетые, явно праздные, смотрящие нагло, с вызовом. И дети. Их дети. Очень много детей — они приставали к людям, просили денег, могли плюнуть. Те, кто постарше — с интересом присматривался к припаркованным машинам.

Французы как то пытались справиться с нашествием, то тут то там можно было видеть палатки, биотуалеты — но получалось плохо. В самых разных местах города — отвратительно пахло мочой.

В такси — Рено Сценик — которое он взял от аэропорта — между водителем и пассажиром была глухая перегородка. Как в нью-йоркских такси семидесятых и восьмидесятых годов — так было пока за дело не взялся Рудольф Джулиани, бывший прокурор и мэр города. Теперь перегородок в нью-йорских такси не было.

А тут теперь были.

Центр города патрулировали парашютисты. Не жандармерия и не КРС[19] — а настоящие парашютисты, элита французской армии. Высокие как на подбор парни, кепи и закатанные до локтей рукава, за плечом — новейшие автоматы НК416, только что принятые на вооружение французской армии. Они активно переглядывались и даже флиртовали с симпатичными туристками. Хоть в этом Франция оставалась Францией.

Была и полиция, и КРС. На площадях и в людных местах — стояли большие полицейские фургоны. Около них дежурили полицейские в бронежилетах с автоматами и русскими штурмовыми ружьями Молот[20].

Полицейское прикрытие города соответствовало уровню, как при массовых беспорядках. Туристов тоже было меньше чем пять лет назад — никто не хотел ехать в город, где пахло мочой. На первых и вторых этажах домов — теперь были решетки.

Это была совсем не та Франция, в которую хотелось бы приехать на уик-энд. Покормить голубей, полюбоваться на старинную архитектуру, пофлиртовать с симпатичными студентками, вдохнуть запах кофе и свежих круассанов утром. Ничего этого — больше не было.

По правилам — он должен был отметиться в посольстве и представиться начальнику станции — но он не стал этого делать. Вместо этого он отправился на набережную Орфевр 36, где у него были должники.

* * *

После нескольких чудовищных терактов подряд — полномочия полиции Франции расширили, но как обычно делают французы — не довели дело до конца. Теперь они могли заниматься слежкой без решения судьи — но собранные материалы по-прежнему доказательством в суде не являлись. А французские судьи, среди которых было немало социалистов и коммунистов — готовы были отпустить Бен Ладена, если он расскажет им историю о его тяжелом детстве.

Все это — Веббу рассказал инспектор Поль Лоррен, когда они сидели в кафе неподалеку. Кафе было чистым — слишком близко от полицейского управления, потому и отморозки и беженцы — сюда не совались. Большинство посетителей были полицейские — много кофе, казарменные шуточки и сигаретный дым без ограничений.

— Итак…

— Не знаю, что ты вообразил друг, но на террористку она точно не похожа…

Лоррен глотнул кофе, показав белые как фарфор зубы. Они и были фарфоровыми — и Вебб знал, при каких обстоятельствах они сменили настоящие.

— Начнем с начала. Как она попала в Париж? Когда?

Лоррен пожал плечами.

— Два — три года назад. До этого — вообще ничего. Снимает квартиру в Латинском квартале. Закончила курсы актрисы драматического театра. На нее ничего нет совсем, даже штрафов за неправильную парковку.

— Чем она живет? Как оплачивает счета?

Лоррен снова пожал плечами.

— Как то оплачивает.

— У нее есть счет в банке?

— Есть, в Креди Агриколь, но там слезы.

— Страницы в соцсетях?

— Есть. Обновляла полгода назад.

— Ты понимаешь, что это значит?

???

— Она профессионально подготовлена. Она знает признаки опасности и делает то, что должна делать, чтобы не попасть на экраны радаров. Она знает, что такое подозрительная модель поведения. Но у нее есть другая жизнь. О которой мы ничего не знаем.

Лоррен скептически покачал головой.

— И что ты хочешь?

— Чтобы вы установили за ней наблюдение. Возможно, превентивно задержали.

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что ее имя не Мохаммед. Мой шеф считает, что если у человека имя не Ахмед или Мохаммед, на него не стоит тратить время.

— Чушь.

— Ты считаешь, что она исламистка?

— Черт, а ты думаешь, что только исламисты могут совершать теракты? Как насчет русских? Крайне правых?

Лоррен снова скептически покачал головой.

— Не убедил.

Вебб внимательно посмотрел на француза.

— Вообще то ты мне должен.

— Да. Но не мой шеф.

…

— У нас не хватает людей. Все как с цепи сорвались.

Вебб понял — надо менять тактику.

— Хорошо. Давай, пойдем и осмотрим ее квартиру.

— Без ордера?

— А это для тебя проблема?

— Да в принципе, нет…

* * *

Графиня де Сантьяго снимала квартиру в самом центре Парижа — шестой округ, Латинский квартал, совсем рядом с Сорбонной. Раньше этот квартал считался довольно дешевым, из-за того, что на многих домах чердаки перестроили в мансарды — дешевое жилье, которое по силам было и студиозусам, и небогатым и иностранцам. Обилие недорогих кафе на первых этажах — создало неповторимый образ богемного Парижа с ароматом свежего круассана по утрам и красивыми девушками, которых здесь было так много, что хоть каталог снимай. Но после того, как цены на недвижимость поползли вверх — район этот, почти в центре Парижа — превратился в район богатый, в котором снять квартиру стоило очень и очень недешево. Но графиня де Сантьяго могла позволить себе здесь жилье, причем не в мансарде…

Район был практически пешеходный, из транспорта — тут было полно мотороллеров, типичного для Парижа транспорта. Квартира находилась на улочке, которая вела прямо к куполу Сорбонны — старые дома, тенты над окнами первых этажей, кафе, молодые парочки. Атмосфера счастья, расслабленности и веселья.

— Здесь…

Они зашли в дом. Лифта не было, они поднялись по старинной лестнице на третий этаж. Инспектор с сомнением посмотрел на дверь, осторожно постучал.

— Ты уверен, что ее нет дома?

— Скорее всего, нет.

— Скорее всего, или нет, черт…

— Ты здесь полицейский, или я? Просто делай работу.

Лоррен тяжело вздохнул.

— Смотри за лестницей…

* * *

Когда Вебб и Лоррен входили в здание — они не заметили, как в паре десятков метров от них остановился мотороллер службы доставки. Человек в форме и фирменном шлеме — проследил за тем, как они зашли в подъезд, затем достал телефон. Телефон был необычным — специальная прошивка исключала возможность перехвата, такие стоят в десять раз дороже обычного.

— Девятый — Гнезду. Подтверждается, двое зашли в подъезд. Один из них — Лоррен.

— Сделай снимки. Жди указаний от Птицы.

— Принял…

Сзади — вместо пассажирского сидения — на мотороллере был запираемый бокс, но там вместо бумаг или пиццы лежал B&T Universal Service Weapon — пистолет с прикладом и режимом автоматического огня, который только начали получать европейские спецслужбы….

* * *

Лоррен взламывал двери не в первый раз — но с этой пришлось повозиться — замок был какой-то хитрый, с секретом. Справился он минут через пятнадцать, после чего они шагнули внутрь, включив фонари.

— Ничего не трогай… — прошептал Вебб.

По квартире — можно многое сказать о ее владельце. Собраны вещи — или наоборот разбросаны. Полон ли холодильник, пуст или его вообще нет. Много мебели или мало. Давно ли делалась уборка. Осматривать помещения — их учили в Квантико, на специальных совместных курсах инструкторы ФБР…

Луч света скользил по стенам… по мебели…

Гардероб в холле. Он осторожно открыл… гардероб был полон. Так… он конечно не был специалистом по женской одежде — но было и так понятно, что это не на блошином рынке куплено, и даже не массмаркет типа Зара — это как минимум «аппер миддл», выше среднего — одежда близкая к «лакшери». Что еще он заметил — разница стилей. Владелица этой коллекции могла одеться как студентка, а могла как бизнес-леди. Еще одна монета в копилку подозрений…

Обуви тоже немало. Кроссовки для бега, высокий каблук. По всей видимости, тоже недешевая…

Он пошел дальше.

Большая комната. Мебели мало, телевизора нет вообще. Диван… в углу стоит подставка под холст, но самого холста нет. Шкаф в углу… он открыл — почти пусто.

Книги… их совсем немного, буквально несколько штук. На испанском и на английском. Он взял одну из них, лежащую сверху, с закладкой. Книга была большой, в твердом переплете, на испанском.

Мигель Краснов. Внутренний враг.

Самое подходящее чтиво для молодой актрисы, пытающейся пробиться в Париже. Самое подходящее — дальше некуда. Похоже, адмирал де Сантьяго не только трахает свою воспитанницу, но и занимается ее идейно-политическим воспитанием. Или, может она и в самом деле его дочь? Незаконная, скажем, которую старик решил признать на старости лет?

Он не знал испанский, поэтому сфотографировал несколько страниц на телефон. Пролистал до последней.

Нет выходных данных! Ни названия типографии, ни года издания, ни тиража. Ни даже обязательного для любой книги ISBN. Не было ничего…

Еще круче.

Компьютера нет. Телефона нет. Вообще не похоже, что владелица как то связывалась с кем-то из этого дома и вообще что-то смотрела. Музыкального центра тоже нет — хотя с улицы доносится музыка. Это слушала?

Он обвел фонарем стены. Картина… еще одна. Сама нарисовала?

А если нет — то, похоже, что это подлинники. Купленные на улицах — не исключено, что через пятьдесят лет они будут стоить миллионы.

Он пошел дальше.

Ванная комната. Душа нет, скорее всего, в таких старых домах его и нельзя устанавливать. Ванна — старая, чугунная, такие сейчас очень дорого стоят. Он посмотрел на шкафчик… косметика… ого, часы! Лонжин, серебро и черная кожа.

Пять тысяч долларов США.

— Иди сюда! — позвал Лоррен.

Вебб оставил ванную, зашел в спальню. Огромная кровать на двоих, тумбочки и больше ничего.

— Смотри.

Вебб уставился на фотографию на прикроватной тумбочке. Снято неизвестно где и неизвестно, когда. На фото очень красивая темноволосая девушка в простом, белом платье, какое испанцы покупают дочерям для первого причастия, ей лет двадцать, не больше. Девушка смотрит в объектив серьезно, но вид у нее такой, как будто она вот — вот улыбнется. Рядом с ней, полуобняв ее за плечи, стоит мужчина в черном костюме — двойке. Он выше ее на голову, по возрасту — лет сорок — сорок пять. Фото сделано на фоне выбеленной стены, но стены чего — непонятно. Как непонятно и то, по какому случаю сделано это фото.

Это было фото с их свадьбы. Оно было сделано на фоне стены старой иглесии[21] в горах, где священник согласился обвенчать их. Ангел учил ее — никогда не попадай в объектив камеры, ни случайно, ни намеренно — это путь к провалу. Но она уговорила его — это была их единственная фотография со свадьбы и единственная фотография вообще. Она уговорила его — и сельский фотограф, который был и свидетелем на их свадьбе — сделал это фото. Уже в Париже — она сделала фото кабинетного формата и хранила у кровати. Это была ошибка и ошибка очень грубая. Но она была женщина.

И она любила.

— Ты знаешь, кто это?

— Понятия не имею. Ее отец, наверное.

— Нет, не отец. Отец у нее уже есть…

Вебб достал айфон, сделал несколько снимков. Осторожно посмотрел на обратную сторону — ни надписей, ни штампа фотоателье. По фону так же невозможно понять, где это снято.

— Нашел еще что-то?

— Нет. Мадемуазель очень осторожна.

— То-то и оно.

— Но это не преступление, верно?

— Пойдем отсюда…

* * *

Мимо консьержки они прошли так же, как и заходили — старуха пялилась в телевизор, и до происходящего в подъезде ей было как до… лампочки. На улице уже совсем стемнело, молодежь активно перемещалась из кафе в ночные клубы. Жизнь била ключом.

— Что дальше?

— Я задержусь на день — два — сказал Вебб — а ты попробуй установить ее текущее местонахождение. Надо с ней потолковать.

— Где ты остановишься?

— Отель Мажестик.

— Неплохо живет ЦРУ.

Вебб подмигнул.

— Присоединяйся.

* * *

Камера запечатлела их лица. А новейший направленный микрофон — записал каждое сказанное слово.

* * *

Вебб не знал, что его активность во Франции — уже привлекла внимание специальных служб в этой стране. Первая же попытка что-то узнать о Мерседес де Сантьяго по полицейской и специальной базе данных — вызвало срабатывание сразу двух систем безопасности. ФР-Эшелон — французской системы глобального мониторинга, частично интегрированной с материнским Эшелоном[22] — и еще более засекреченной системы «Капкан», доступа в которую не было ни у НАТО, ни у Великобритании, ни у США. Системы были настроены так, что при любом запросе на это имя — данные о том, кто делает запрос, немедленно передавались заинтересованным лицам во французской контрразведке. В данном случае, заинтересованным лицом был один из советников президента Франции…

* * *

В отеле Мажестик — американцам по старой памяти были рады. Портье — проводил его до номера, предупредил, что ночью в городе опасно даже в центральных районах, и потому ночью выходить в город совсем не стоит, а все более — менее ценное стоит сдать на хранение в сейф отеля. Получив положенные чаевые — портье отвалил восвояси…

Вода в душе была едва теплой. И это Париж…

Уже лежа на кровати — Вебб напряженно размышлял, с чем он столкнулся. Эта девица… если она и в самом деле причастна — то она работает на кого-то из самых верхов. Красавица… настоящий ангел смерти. Такие есть у Израиля… может и у России есть. И там и там достаточно тех, кто будет убивать за Родину, только прикажи.

Кто ее учил? Где? Когда? МОССАД или ФСБ? Почему испанская легенда? Как она подобралась к испанскому адмиралу?

Или это просто совпадение? Смешно — но может быть и так. Например, это может быть подчиненная адмирала из каких-то испанских тайных структур, которая решила пробиться наверх самым простым и очевидным способом — через постель шефа. Адмирал мог просто послать ее в Бейрут с заданием. Каким? А сами как думаете — учитывая, сколько через казино Бейрута проходит неучтенной налички, и сколько там банков, с пониманием относящихся к нетрадиционным клиентам и их финансовым операциям. И совпадение ли то, что и Бейрут и испанское побережье — являются признанными центрами наркотранзита? Только Бейрут обслуживает турецкие наркопотоки (в последнее время и африканские) — а Испания получает свою долю с Атлантики. Крупные грузовые суда, сброшенные в море около побережья пакеты с маяками. Европа буквально завалена наркотиками, тем более что в некоторых странах легкие наркотики разрешены. А там где легкие — там и…

Может, адмирал потому и взбесился, что не хочет, чтобы кто-то знал про его маленький грязный бизнес — и к самолету он не имеет никакого отношения?

А может, и имеет.

Проблема в том, что сейчас все ринулись искать нового хозяина. США были бесспорным гегемоном только до того момента, как проиграли войны в Афганистане и в Ираке — и в принципе проиграли Ближний Восток. На этом фоне выгодно выделялся Путин — в отличие от американцев русские готовы были на любую жестокость, им плевать было на журналистов, на общественное мнение. И самое главное — русские не верили в демократию и права человека. И правильно делали. Вебб, почти всю сознательную жизнь имевший дело с Востоком, твердо знал, что русские в этом правы. Нет на Востоке никакой демократии. Нет и не будет еще лет пятьдесят как минимум. А то и сто. Как сказал один шейх — причем из союзной США Саудовской Аравии, вполне легальный такой шейх — Аллаха не выбирают, Аллаху подчиняются. Одно из девяноста девяти имен Аллаха в переводе на английский звучит как thedespot — нужны еще комментарии?

И права человека на Ближнем Востоке никому не нужны. Тупо потому, что у них нет такого опыта как у нас. Это мы, пройдя через нацизм и две истребительные мировые войны — решили сделать все, чтобы не было третьей — и потому придумали демократию и права человека. А на Ближнем Востоке такого опыта нет. Может, когда получат…

Нацизм…

Нацизм….

Мано сказал тогда — адмирал каким-то образом связан с крайне правыми. Может, в этом и есть разгадка? Может, неонацисты, ища способ прийти к власти, связались с Путиным и с Израилем и давно оказывают друг другу услуги? А чего? В Израиле — политический строй сильно похож на нацизм, только легальный. В России…

Чувство опасности — не покидало Брендана Вебба. Но он все же сумел уснуть…

* * *

Утром — Вебб проснулся с раскалывающейся головой… то ли кумулятивный недосып давал о себе знать, то ли смена часовых поясов. Спустившись вниз, он заказал континентальный завтрак — тосты, джем, масло, кофе. Никакой яичницы, которую американцы так любят по утрам. Кстати, в армии есть специальный стандарт, как делать яичницу с беконом. Смешно, правда…

Пока готовили завтрак — Вебб позвонил Лоррену. Его телефон не отвечал…

Наверное, утренняя оперативка. Он начал набивать сообщение — ничего необычного, просто просьба перезвонить.

— Ваш завтрак, месье.

Официант — поставил поднос на стол — и сел напротив…

— Можешь не звонить — сообщил он — Лоррен тебе не ответит. Он дает показания в прокуратуре…

Вебб не поверил своим глазам — перед ним сидел Ален де Буасье, специалист по африканским делам, один из тех, с кем судьба его столкнула на кривых ливийских дорожках. Он входил в состав штаба «Африка» — полуофициальной группы советников и специалистов, существовавшей при каждом президенте Франции, и занимавшейся делами «Франс-африки» — оставшегося до сих пор колониального влияния Франции на многие африканские страны и процессы, происходящие в них. Последнее, что о нем слышал Вебб — это то, что он был назначен спецпредставителем Франции в Демократической республике Конго.

Де Буасье загорел — настолько, что сейчас в кафе, его кожа казалась сероватой. Он был одет в легкие брюки и рубашку с коротким рукавом, на правой руке — татуировка змеи. Все правильно, это Ален.

Он больше ничего не говорил. Просто молча смотрел на Вебба — и тот понимал, что что-то произошло.

— Какой прокуратуре? Какие показания?

— По факту незаконного проникновения в жилище. Вчера.

Вот так — так…

— Не ожидал тебя здесь увидеть… — сказал Вебб, лихорадочно выстраивая варианты разговора.

— Вообще-то я тоже. Не ожидал тебя здесь увидеть…

…

— Что ты тут делаешь?

Вопрос был некорректным — по меркам их сообщества. Более того, тон которым он был задан — исключал двойные толкования.

— Допустим, провожу отпуск.

— В таком случае — сказал Буасье — ты выбрал не лучшее время для проведения отпуска. Еще хуже ты выбрал людей, которым ты задаешь вопросы…

— О чем ты?

— О ком. Графиня де Сантьяго. Твое незаконное проникновение в ее жилище и вовлечение в это сотрудника французской полиции.

Вебб откинулся на спинку стула, пытаясь получить немного психологического преимущества за счет доминирующей позы — и только потому увидел. В помещение зашли двое, оба по виду арабы. Причем вида такого, что в ином случае их бы в такое место и не пустили. У каждого из них была сумка — размера достаточного, чтобы положить в нее короткий автомат и с десяток магазинов к нему…

— А в чем проблема? Я не могу задать пару вопросов?

— В нашей стране — нет.

Вебб улыбнулся.

— Послушай, Ален. Ты точно уверен, что твои действия сейчас кем-то санкционированы? Или тебя просто попросили вмешаться телефонным звонком? А потом — от твоих действий откажутся, и ты окажешься крайним.

Но удар не прошел.

— Все очень серьезно. Настолько, что если ты позвонишь в Форт-Мид[23], то узнаешь, что этим утром Франция приостановила обмен критически важной информацией по вопросам терроризма и разведки. И я не уверен, что он когда-либо возобновится в полном объеме.

Это было на самом деле серьезно.

— Почему, Ален?

— Почему? — иронически поднял брови француз — ты спрашиваешь меня почему? Ты приезжаешь в мою страну, вламываешься в дома и задаешь вопросы… ты действительно считаешь, что у тебя есть такое право?

— Вообще-то мы союзники. И я веду расследование крайне важного дела, как для вашей страны, так и для моей.

— Мы давно не союзники. И никогда ими не были. Вы — те, кто получил лавры победителей в войнах, которые вы, по сути, и не вели. Мы — потомки тех, кто своими глупыми и безответственными действиями уничтожили трехсотлетнее глобальное лидерство Европы во всем мире. Но время отступления закончилось…

Вебб смотрел на Буасье так, как будто видел его впервые. Они не были так уж хорошо знакомы — но знакомы были достаточно, чтобы считаться друзьями, соратниками в долгой и страшной войне с терроризмом. Времена после 1991 года — это времена международных операций, когда для применения силы сколачивается коалиция из множества стран и солдаты разных наций действуют плечом к плечу. И Вебб до этого не задавался вопросом… для него они все были «свои», представителями Запада со схожей системой ценностей и идеалов, с общей историей. А сейчас — перед ним сидел чужой человек. Скорее всего, враг.

— И ты сейчас ведешь это наступление?

— Скорее, оборону. Но с чего-то надо начинать.

— А эти арабы, которые выглядят как террористы — это теперь твои новые друзья?

Буасье подмигнул.

— Между нами — они и есть террористы. Но наши террористы. И если ты не поторопишься собрать вещи, то здесь может произойти еще один расстрел, ты понимаешь?

— О, вполне.

Буасье наклонился вперед, в глазах его не было ничего кроме злобы.

— Нет, ты не понимаешь. Я сказал — собери вещи. Сейчас. И убирайся из моей страны. Прямо сейчас…

…

— И да, еще. Если ты собираешься сделать какую-то глупость, имей в виду — на улице GIGN[24]. У них приказ стрелять.

Вебб встал.

— Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что ты сейчас делаешь…

— Надеюсь, ты усвоишь урок с первого раза — в тон ответил ему Буасье — знаешь, как ответил шеф одного из подразделений гестапо вашим и британским разведчикам в ответ на вопрос, почему он проявлял такую жестокость? Он ответил — чтобы вы поняли, что на континенте вам совсем не рады. Потом его расстреляли…

Буасье подмигнул.

— Между нами, это был мой прадед. А теперь — иди, собирай вещи. Эти господа тебя проводят. И подождут у двери…

30 марта 201… года Лондон, Великобритания Посольство США

Брендан Вебб был задержан на британской базе на Кипре, когда ждал самолет до Баку, чтобы уже из Баку — попробовать добраться до Тбилиси. До Кипра — он долетел на французском самолете, куда его посадили в максимально быстром темпе, насколько позволяли приличия якобы союзничества.

Задержание прошло буднично, просто к нему подошли двое парней в штатском, сверили его имя и попросили проследовать за ним. Военная полиция, спецподразделение. Их ждал самолет — без опознавательных знаков — Лирджет, скорее всего изъятый у какого-нибудь наркоторговца и используемый в обеспечении программы чрезвычайной выдачи.

На взлет их пропустили без очереди.

Через три часа полета над Европой — самолет начал снижаться, под крылом — была дорога. Исколесивший всю Европу Вебб понял, где они — Великобритания.

Какого хрена…

Они приземлились не в Гэтвике или Хитроу — а на каком-то военном, полузаброшенном аэродроме типично военного вида — три взлетных полосы треугольником, как на истребительных базах второй мировой. Возможно, это и была истребительная база второй мировой. На стыках старых бетонных плит — росла трава, трапа не было. У трапа — их ждал РейнджРовер с молчаливым водителем за рулем и дипломатическими номерами. Машина американского посольства.

— Сэр, прошу вас.

— Долго еще? — закинул удочку он.

— Нет, сэр.

Его что, высылают? Запросто — могут отвезти до Хитроу, посадить на рейс до Нью-Йорка. И там, в Штатах — уже продолжение банкета, в зависимости от того, на чем он залетел. Но варианты в любом случае были самые скверные и грозили концом карьеры. А хуже того — мог пойти слух, что он больше не заслуживает доверия. Тогда место преподавателя по общественной безопасности в каком-нибудь заштатном университете — максимум, что ему светит…

* * *

Посольство США в Лондоне на Гроссвенор Сквер 24 было самым большим зданием в этом районе Лондона — и скорее всего самым уродливым тоже. Оно без проблем украсило бы улицу какого-нибудь советского города — длинная, серая пятиэтажка невзрачного дизайна семидесятых. Обращал на себя внимание только огромный орел, раскинувший крылья над входом.

Долгое время — посольство США в Лондоне было этакой тихой гаванью. Должность посла США в Лондоне продавалась почти официально — ее чаще других покупали техасские нефтяные магнаты, которые желали обменять несколько миллионов долларов пожертвований на предвыборную кампанию на визит в Букингемский дворец и четыре года светских мероприятий высшего света Лондона — чтобы самому почувствовать себя немного сэром. Чаще всего, в Лондоне они продолжали сорить деньгами, давая в долг разорившимся британским аристократам и тем самым поддерживая «особые отношения» которые были хороши как для США, так и для Великобритании. Больше от посла США при Виндзорском дворе ничего и не требовалось…

Однако, в последнее время американцы чувствовали себя в Лондоне все более и более неуютно. Великобритания — благодаря Маргарет Тэтчер полностью оправилась от травм, вызванных потерей Империи, ее ВВП входил в пятерку крупнейших ВВП мира. Численность населения крошечных островов — дошла до шестидесяти миллионов человек. Лондон — отнимал инвестиции у Нью-Йорка. Великобритания снова приобрела вкус к геополитическим интригам, и что самое плохое — как раз на том поле, где и США. Британцы манипулировали Польшей, в которую США вложили огромные деньги — а как не манипулировать, если в Британии живут два миллиона поляков, и стоит депортировать хотя бы половину — чтобы в Польше произошел социальный взрыв. То же самое и с Прибалтикой, то же самое с Украиной.

И что хуже — Британия начала вести собственную политику в Китае и с Израилем. А Китай — для США был красной карточкой…

Так что — лондонские улицы перестали быть для американских разведчиков почти родным домом, а британские джентльмены из «зиккурата[25]» — почти коллегами. Теперь и в Лондоне можно было ждать почти всего.

Они поднялись на последний этаж. Прошли мимо двоих из группы Дипломатической безопасности, охранявших дверь — морским пехотинцам это уже не доверяли. За отдельной дверью — уже были владения ЦРУ — станция в Лондоне.

Большая комната — зал для дебрифингов. Стол, за которым сидят несколько озабоченного вида мужчин возраста среднего и выше среднего.

Это п…ц.

— Проходите, мистер Вебб.

Присесть ему не предложили — потому что некуда было присесть.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Брендан Димитри Вебб.

— Ваш стаж работы на ЦРУ.

— Семнадцать лет.

— Ваша должность?

— Начальник оперативного отдела, станция в Тбилиси. Что происходит?

Мужчины возраста среднего и выше среднего смотрели на него так, как будто бы он плюнул на американский флаг.

— Мистер Вебб — сказал незнакомый ему человек — я начальник станции в Лондоне. Кроме того, здесь присутствуют представители Госдепа и Пентагона, а так же юрисконсульт посольства. Мы хотели бы выслушать ваш дебрифинг относительно вашей деятельности за последнюю неделю.

— Сэр, дебрифинг должен готовиться.

— А вы попробуйте экспромт.

— Хорошо, сэр…

Вебб рассказывал о происходившем минут десять, после чего представитель Госдепа прервал его, что по меркам ЦРУ было как минимум невежливо — штабные не должны прерывать ведущего дебрифинг полевого агента.

— Господин Вебб… прошу прощения. Из сказанного вами я так и не понял, какие у вас были основания подозревать гражданку Испании Мерседес де Сантьяго в причастности к террористическому акту?

— Сэр, даты ее прилета и отлета наводят на мысли, что она прибыла в Бейрут специально для совершения террористической акции, и сразу после нее покинула страну. Кроме того, работник казино, видевший ее в лицо, опознал ее на пленках из Рафика Харири.

— Но вы же только что сказали, что этот человек, по вашему мнению, не заслуживает доверия.

— Да, сэр, но он единственный кто видел ее в лицо, разговаривал с ней.

— Мистер Холмбридж, расскажите нам, каковы критерии признания разведывательной информации достоверной?

— Минимум два независимых источника, проверенных и заслуживающих доверия — сказал начальник станции — либо три любых независимых источника.

— В данном случае мы имеем только один сомнительный источник — и на основании этих данных вы решили лететь сначала в Испанию, затем во Францию. Что вами вообще двигало, господин Вебб?

— Интуиция, сэр. И судя по тому уровню сопротивления, которое мне было оказано, я наткнулся на правильный след.

— Вот как?

Представитель Госдепартамента снял очки и положил на стол.

— Господин Вебб… мне кажется, вы не отдаете себе отчет в последствиях ваших действий в Европе.

…

— У нас есть базы в Испании, и до того, как вы там появились — все шло тихо и мирно. И мы были на пути к договоренности о расширении нашего присутствия в Испании. Но это было до того, как там появились вы.

…

— Позавчера, группа американских моряков напилась и поскандалила в испанском баре близ базы Рота. Обычно — такие вопросы улаживались в рабочем порядке, но не теперь. Прибыло спецподразделение полиции, моряков увезли в полицию и там избили. Сильно избили. В газетах появились публикации о безобразном поведении американских моряков на испанской земле, а испанское правительство дало понять, что переговоры о расширении американского военного присутствия несвоевременны.

…

— Во Франции вы позволили себе вломиться в чужой дом, не согласовав свои действия с посольством и станцией ЦРУ в Париже.

— Это кто сказал?

Начальник станции ЦРУ показал — заткнись.

— Это следует из рапорта французского полицейского, который был при вас. И пытался вас остановить. Но вы не остановились. Сразу же после ваших действий — французы приостановили в нами обмен жизненно важной информацией в рамках сотрудничества по борьбе с терроризмом, а делегация Франции в Совете ЕС — сегодня заблокировала важную для нас антироссийскую резолюцию и дала понять о неприятии американского плана изоляции России — что на дипломатическом языке означает его крах.

— Сэр, я не вламывался в чужой дом.

Заместитель госсекретаря закрыл папку.

— Было это или нет, мистер Вебб, это не имеет никакого значения. Куда важнее другое — вы, будучи назначенным в Тбилиси и не имея официальных полномочий на расследование, перемещаетесь между странами, не докладываете о вашем прибытии и ваших намерениях послам, встречаетесь с людьми, с которыми считаете нужным и своими действиями наносите вред жизненно важным интересам США в Европе. Вот что вы делаете.

— Сэр, это моя работа задавать неудобные вопросы и получать на них ответы.

— Боюсь, господин Вебб, это моя работа — задавать неудобные вопросы и получать ответы в таких случаях как ваш. Я должен проинформировать вас, что против вас могут быть выдвинуты обвинения. Здесь находится юрисконсульт посольства, он имеет право прекратить наш брифинг, и с этого момента вы сможете пригласить адвоката.

…

— Что вы расследуете, мистер Вебб?

— Катастрофу военно-транспортного самолета министра обороны Катара…

— Катара?

Вебб заподозрил неладное.

— Да, сэр.

— Почему бы Катару самому не решить этот вопрос?

— На его борту были граждане США.

Замгоссекретаря посмотрел на Вебба в упор.

— Правда?

Вебб почувствовал, как будто под ним проваливается пол.

— Вы уверены, что там были граждане США?

— Сэр, Майкл…

— Представитель Госдепартамента США, о котором вы говорите — перебил его замгоссекретаря — погиб в дорожно-транспортном происшествии. Неприятный инцидент, что и говорить.

Вебб начал подниматься.

— Сэр, мы все знаем, кто был на борту.

— Сядь, Брендан! — резко сказал начальник станции ЦРУ.

— Сэр, мы же знаем, кто был на борту. Мы знаем, что эти люди были гражданами США и были жестоко и подло убиты…

— Мистер Вебб — продолжил заместитель Госсекретаря США — в отношении вас будет возбуждено служебное расследование о несанкционированных действиях, совершенных в ущерб интересам США. То, чем оно закончится — зависит исключительно от вас. А пока — от имени Госдепартамента США — я приказываю вам прекратить любые дальнейшие ваши действия в этом направлении. Никаких встреч, никаких вопросов, никаких поисков графини де Сантьяго и лиц с ней связанных. Это понятно?

— Да, сэр… — ответил Вебб.

— Я здесь начинал… — сказал начальник станции ЦРУ. Бронированный РейнджРовер вес их в аэропорт, пробиваясь сквозь пробки. Лондон — тонул в дожде. Закутанный пеленой дождя он весь с его старинными витринами, зданиями, красными двухэтажными автобусами — казался каким-то нереальным. Городом из снов…

— Вот как, сэр?

— Да. Господи… сколько лет то прошло. Я пробыл здесь два года перед тем, как меня назначили главой станции в Ташкент. Черт… какие времена были. Меня здесь встретили местные… знаешь…

Зам директора засмеялся.

— Сэр… вам незамедлительно нужно сменить ваши ботинки… и мы могли бы порекомендовать вам хорошего портного, у которого обшиваемся сами. Черт… через два года я жарился в Ташкенте…

— Сэр, что это было?

— Ты о чем?

Вебб потер виски.

— Сначала я думал, что это МОССАД. Но сейчас я думаю, что все серьезнее.

— Что — серьезнее?

— Мы столкнулись с айсбергом. Девять десятых его — под водой. Это структуры Глубокого государства.

— Глубокого государства?

— Да, верно. Вероятно, это люди, которых объединяет ультраправая позиция, ненависть к глобализации и все такое. Европа — это место, где диктатура является нормой. В девяностые — эти люди потеряли политические позиции — но остались и более того, воспитали себе достойную смену. Сейчас, когда мир в кризисе, когда Евросоюз в кризисе — они готовятся к реваншу. Скорее всего, вместе с Путиным.

— Ну-ну…

— Сэр, это серьезно. Это очень серьезно.

— Да.

— И мы должны что-то делать.

— Что именно?

— Продолжать расследование.

— Ты уже нарасследовал.

— Да, но их реакция говорит о том, что…

— Эти люди уже внутри.

— То есть? — не понял Вебб.

— Мы опоздали. Они контролируют Западную Европу и возможно, уже и США. Кризис беженцев, терроризм, отсутствие экономического роста. Люди хотят, чтобы с этим что-то сделали — и голосуют за все более и более правых. А за их спинами стоят те, для кого демократия и глобализация — смертельные враги.

…

— Человек, который только что тебя отчитывал — до того как стать заместителем Госсекретаря США работал в университете. Два года он читал лекции в Москве по обмену. В 2014 году он опубликовал статью, в которой призывал разделить Украину.

— И… что мы будем делать?

— Делать? Ничего.

— Но…

— Ты не понимаешь.

— Что я не понимаю, сэр?

Начальник лондонской станции смотрел в заливаемое дождем окно. Машина уже прошла двадцать пятую кольцевую.

— Мы получили угрозы. По неофициальным каналам. Серьезные угрозы. Очень серьезные. Некие лица пригрозили обнародовать всю правду о том рейсе — кто был на его борту. Они нам дали половину списка, и предупредили, что у них есть и вторая половина. Все имена совпали. Следы ведут в Израиль, но за Израилем стоят Россия и скорее всего, Франция. Если вскроется, что на борту катарского самолета летели вместе представитель Госдепа США и представитель Исламского государства, если все это покажут на RussiaToday в прайм-тайм, и это в то время, когда мы ведем войну с Исламским государством — американский народ воспримет произошедшее как акт предательства. Многие пойдут под суд. У нас не осталось другого выхода кроме как отрицать все. Этого рейса не было и погибших тоже не было. Точка.

…

— Это не шутка, Брендан. Я знаю, на борту того самолета был близкий тебе человек, но решение принято на самом верху. Ставки высоки как никогда и мы не можем себе позволить проиграть. За погибших мы жестоко отомстим, но… в другой раз. А пока — забудь.

— Забыть?

— Да. Забудь. И я — серьезно.

15 апреля 201… года. Марсель, Франция

Опять холода, зима — на года, И ангелы к югу летят Нам завтра в полет Тебе — на восход А мне, по всему На закат… Андрей Макаревич

Георгий уехал…

Он уехал как всегда — не прощаясь, просто пропал. Он никогда не прощался.

И снова потекли дни — один за другим, на роскошной вилле на Лазурном побережье Франции. Когда-то давно — она, как и почти любая одесская девчонка отдала бы все, чтобы жить здесь, в этом раю на земле. Жить в огромном доме с забором и белыми стенами, ходить в кафе, торговаться с рыбаками за свежевыловленный улов… просто жить, не бороться за жизнь ежеминутно и ежесекундно — а жить. Но сейчас… уже на следующий день после того, как пропал Георгий — она готова была зубами перегрызть себе вены на руке. Потому что она догадалась, куда он поехал. И что там будет.

В тот день — они купили рыбу у рыбаков и решили приготовить ее сами, на огне. Баронесса откуда-то достала старый-престарый гриль, и они начали жарить рыбу, смеясь и обжигаясь. К рыбе — было вино, которое во Франции всегда было превосходно…

— Скажи, о чем ты думаешь? — спросила баронесса, когда с вином и рыбой было покончено.

— О Георгии — призналась Алиса.

Баронесса вздохнула.

— Я тоже думаю о нем. Он похож на тех офицеров, которых я знала еще в молодости. Русских офицеров. Сейчас таких уже нет… сейчас грязь одна.

— Он спас меня… в Одессе. Вылечил меня… он сделал для меня столько что я никогда…

Баронесса смотрела на закат.

— Это не он спас тебя. Это ты спасла его.

…

— Я говорила с ним пару лет назад. Он признался — до того, как он встретил тебя, он хотел свести счеты с жизнью, думал об этом. У него доброе сердце, от матери. Хотя и он стал убийцей, как его дед. Перед тем, как встретить тебя, он три года провел на войне. После этого на него страшно было смотреть. Это не он вылечил тебя, это ты — вылечила его.

— Но… — Алиса ничего не понимала — Аргентина же не воюет. И Чили тоже.

— Это тебе так кажется, милая. На самом деле война не прекращается никогда — и, наверное, уже не прекратится.

Алиса набралась смелости.

— Вы расскажете мне про семью Георгия? Про его прошлое.

— А он тебе не рассказывал?

— Нет. Почти нет.

— И про мать?

…

Баронесса вздохнула.

— Жорж меня убьет. Но может, оно и к лучшему, я давно пережила свое время. Поехали… прогуляемся… вечерние прогулки полезны для сна. Потом я тебе все расскажу.

* * *

Баронесса решилась только на следующий день. Они только что вернулись с пробежки… баронесса вдруг взяла Алису за руку и повела в помещение, в котором она никогда до этого не была. Это был кабинет… типично мужской, с библиотекой, массивным столом с люстрой, фотографиями. На фотографиях — были мужчины, улыбающиеся и серьезные, группами и по одному. Многие были в форме. У многих в руках было оружие. На вещах — лежал толстый, многолетний слой пыли.

Баронесса открыла бар, достала коньяк и стаканы, с толстым дном, которые испанцы называют «кабальито». Не спрашивая, разлила коньяк, подвинула один стакан Алисе. На столе — остался след в пыли.

— Выпей…

Алиса осторожно пригубила. Баронесса взяла фотографию со стола, начала протирать ее от пыли.

— Мой Вадим. Знаешь, где это?

Алиса покачала головой.

— Касба. Старый город. Страшное место… там можно было пропасть даже днем. Вглубь Касбы не заходили даже парашютисты…

Баронесса допила свой бокал, налила еще.

— О прошлом Георгия лучше не знать ничего. Вообще ничего. Ибо то, что там есть — трудно представить себе нормальному человеку. Но тебе я расскажу, потому что тебе с ним жить. Ты знаешь, чем он занимается?

Алиса кивнула.

— Все ли знаешь?

— Он убил, чтобы спасти меня.

…

— Но я не верю, что он убийца. Он добрый…

— Как мило… — хрипло сказала баронесса и снова отпила из бокала — милая маленькая девочка… Ты ведь на самом деле веришь в это…

— Но это ведь так…

— Да, так…

…

— Чтобы понимать, почему Георгий стал тем, кем он стал — надо было знать его деда. Ты, кстати, знаешь, почему его зовут Ангелом?

Алиса покачала головой.

— Его воспитывал дед — в окружении других офицеров хунты, ультраправых. У всех были руки по локоть в крови. Они называли его — наш маленький ангелочек, нуэстро пекеньо анхелито. Они растили его как продолжателя их кровавого дела. Их кровавого безумного похода. Кличка у него осталась с тех времен — Анхель, или Ангел.

…

— Родители… Сергей или Серхио, как его звали в Аргентине — или Серж — родился во Франции, его мать была полька, бежавшая из коммунистической Польши. Потом они отправились в Аргентину… но Серхио родился и вырос во Франции, он был не таким как его дед — хотя Мишель пытался сделать его таким как он. Серхио был мягким, он сочувствовал бедным, оскорбленным и униженным, был против войны и все такое. Он ходил во французскую школу, проникся идеалами республики… короче говоря, отношения с Мишелем у него были плохие. Даже очень.

Баронесса глотнула коньяка и продолжила.

— Надо было понимать… какое это было время… Париж… баррикады… шестьдесят восьмой… хиппи, свободная любовь и все такое. Многие тогда испугались… многие стали ненавидеть. Мишель — предлагал LeGrandCharles покончить со студенческим движением силой, теми же методами, которые применялись в Алжире. Тайные тюрьмы, пытки, электрошок, похищения и все такое. Только теперь не в Константене, а в Париже. LeGrandCharles на это не пошел… не знаю, почему и что было бы если бы он на это пошел… LeGrandCharles все-таки был демократом в душе, хотя его и упрекали в диктаторских замашках. Тогда некоторые из его соратников, почувствовав неладное засобирались. Мы с Вадимом выехали в Испанию, где тогда был Франко, а Мишель уехал с семьей в Аргентину.

…

— В Аргентине — Серхио опять начал помогать левым и у него случился бурный роман с Мануэлой, молодой чилийской коммунисткой. Это стало последней каплей, Мишель разругался с сыном и выгнал его из дома. Серхио переехал в Чили — где, в конце концов, и случился тот переворот. В Сантьяго — идет дождь.

Баронесса внимательно посмотрела на Алису.

— Хочешь узнать дальше? Предупреждаю, ничего хорошего в этой истории нет.

Алиса поколебалась, но кивнула.

— Хочу.

— Тогда допей свой бокал, милая… — баронесса показала на бокал — потому что слушать это очень нелегко…

…

— Мишель… он был страшным человеком. На самом деле страшным. Они с Вадимом прошли бок о бок всю войну, но после шестьдесят восьмого разругались настолько, что перестали поздравлять друг друга с днем взятия Парижа. Когда Мишель умер — Вадим не только не поехал на похороны, он и венка не послал. Сказал — мне нечего делать среди палачей.

…

— Ты что-то знаешь про переворот семьдесят третьего года?

Алиса покачала головой.

— Переворот семьдесят третьего года в Чили — сверг президента Альенде после того, как против него взбунтовалась вся армия и весь флот. Сам президент — погиб в президентском дворце, когда армия пошла на штурм. Потом — военные начали собирать левых, и тех, которых они считали левыми — в лагерях, самый большой из них был на футбольном поле. Певцу Виктору Харе сломали обе руки, а потом дали гитару и сказали: пой!

…

— Серхио, который больше не мог жить в Аргентине — переехал в Чили, к своей жене Мануэле. Она была из хорошей семьи, но как часто это и бывает — стала коммунисткой. Ей было стыдно за свое благосостояние, за то, что она с детства ни в чем не нуждалась — а у людей часто не было денег даже на еду. Ее отец был крупным землевладельцем и скотовладельцем, когда все началось — он перегнал скот в Аргентину, чтобы не конфисковали и технику тоже. Мануэла прокляла его и даже пыталась вернуть скот. Я была там, незадолго до переворота, пыталась отговорить ее… тогда уже все понятно было, к чему все идет… но она не слушала… господи, они ничего не хотели слушать, ни Серхио ни Мануэла. Как они верили… как же они верили в людей. Американские корабли уже подошли к берегам Чили… а они верили…

…

— После того, как произошел переворот — Серхио и Мануэла пытались спастись, но не смогли — их схватили люди Краснова, который тогда был еще старшим лейтенантом и привезли в дом на Лондрес 38 — это бывшая штаб-квартира Социалистической партии Чили. Краснов организовал там центр пыток, известный как «Объект Юкатан».

…

— Узнав, что его сын схвачен, в Чили прибыл Мишель — его там приняли как героя, как учителя. Мануэла была беременна. Он поставил Серхио условие — отрекаешься от коммунизма и Мануэла останется жива. Серхио принял условие, но Мишель его конечно обманул. Сразу после того, как Мануэла родила — ее расстреляли. Даже не дав увидеть ребенка.

Алиса почувствовала, как кружится голова и леденеет в груди.

— Родившегося ребенка — Мишель забрал с собой, отдал кормилице — какой-то аргентинской женщине, потерявшей своего ребенка. Это и был твой Георгий. Серхио он убить не смог, оставил в живых — но и Серхио с этим жить не смог. Он много пил и умер через три года.

Баронесса невесело улыбнулась.

— Это сейчас кажется страшным и почти немыслимым, правда — что кто-то мог делать подобное. А там и тогда это была просто жизнь. Все думали, что делают правое дело и им не придется ни за что отвечать. Ни перед людьми, ни перед Богом…

…

— Мишель стал растить Жоржа — твоего Георгия — по своему образу и подобию. Он соврал ему, что его родителей убили левые террористы. Он дал ему хорошее военное образование — Георгий закончил курсы офицера ВМФ Чили, потом в Америке прошел подготовку как офицер спецназа и закончил Школу Америк по специальности «противоповстанческая деятельность». И только когда он связался с американцами — он узнал, как на самом деле погибли его родители и кто их убил.

…

— Что-то делать было уже поздно, Мишель умер, так и не покаявшись ни в своей лжи, ни в своих преступлениях. Он избежал людского суда — но вряд ли избежит суда Божьего. Что касается Георгия — он честно служил своей стране, пока к нему не присосалось ЦРУ.

— ЦРУ?!

— Всего не знаю даже я. Жорж провел в Ираке три года, с две тысячи пятого по две тысячи восьмой. ЦРУ организовало там эскадроны смерти на латиноамериканский манер. Они сеяли смерть по тайному приказу Соединенных штатов Америки. Когда Жорж выбрался из Ирака, он был в ужасном состоянии. Он признался, что не может даже вспомнить, скольких людей они там убили. Но их тысячи…

…

— Я с трудом нашла его после всего этого… он был совершенно не в себе. Он не мог спать по ночам… он боялся всего — хлопнувшей двери, машины, проезжающей мимо. Он не знал зачем жить и как жить после того что там произошло?

— Но… почему он согласился?

Баронесса покачала головой.

— ЦРУ никого не оставляет в покое, если один раз присосалось. Он учился в Школе Америк… туда просто так не попадают, а попав — из системы не выходят. Американцы используют школу Америк для того, чтобы растить палачей. К тому же — ты думаешь, они ему сказали правду? Они наверное и сами не знали, чем все кончится в Ираке. Просто… каждый несет свой крест. Будешь?

Алиса покачала головой. Теперь это был абсент, бутылку которого баронесса достала вместо коньяка. Зеленая фея — семьдесят градусов. Просто убойная вещь…

— … Он есть тот, кто он есть, милая. Я помогла ему примириться с собой, и дала ему цель — восстановить справедливость, попранную более чем сто лет назад. Но это все слова… справедливость. Ты дала ему еще большее — ты дала ему любовь. Думаю, он видит в тебе его мать, Мануэлу. Он защищает тебя, как защищал бы ее. Если бы смог.

— Но я не нуждаюсь в защите!

Баронесса тепло улыбнулась.

— Глупенькая. Нуждаешься. Все мы нуждаемся. Все — таки мы женщины и никогда не должны забывать об этом. Мужчина — хороший, правильный мужчина — может решить любую проблему. Женщина — не может решить ни одной. Но она может найти мужчину, который решит все ее проблемы. Ты нашла правильного мужчину… думаю, ты уже это поняла. Просто позволь ему решить твои проблемы…

* * *

Всю ночь после этого рассказа — Алиса не спала. Металась по кровати, пытаясь спастись от кошмара — и понимала, что от него не спастись. Этот кошмар — теперь всегда будет с ней.

Всегда…

Она знала, что в Аргентине когда-то была диктатура. В конце концов, она некоторое время жила в Буэнос-Айресе, большом, кипящем жизнью городе. Тогда она еще плохо владела испанским и потому не читала ни книг, ни газет на этом языке — но как то раз ей попалось на глаза выражение «Белые платки» и она спросила Георгия, кто это. Он ответил — это женщины, которые не могут найти своих родственников, пропавших в период диктатуры. По тону ответа, Алиса поняла, что вопрос ему неприятен и больше об этом не спрашивала.

А в Сан-Карлос де Барилоче — вообще практически не было ни книг, ни газет. Потому что — зачем нужны книги и газеты в раю?

Но иногда — она все же чувствовала, что что-то не так. Она встречала людей, которые явно боялись — и в Буэнос-Айресе и в Сан-Карлос де Барилоче. В Сан-Карлос де Барилоче были люди, которые практически никуда не ходили, были дома, двери в которые были всегда закрыты. Были и места, где собирались те, кто говорил по-немецки — что в этой глуши было странно. Но что может скрываться за всем за этим — она не понимала.

А теперь она попыталась представить себе, что чувствовала женщина, которая только что родила, и которой не принесут ребенка — которую после родов должны расстрелять, и она знает об этом. И каким чудовищем был тот, кто отдал такой приказ.

Даже не чудовищем. Для таких не было подходящих слов.

Она почувствовала дикий страх и тоску. Попыталась представить себе, как выглядела мать Георгия — и не смогла.

Она вспомнила ту ночь в Одессе… ночь, которая все изменила. Его молчаливую и жестокую расправу с Сёмой и Цыганом… пистолет в своей руке. Она вдруг поняла, почему он дал ей пистолет. Он сам бы — отомстил, застрелил бы своего деда, если бы смог — но он не мог. Но ей — он дал возможность отомстить за все, что с ней делали. Своей рукой. Перевернуть страницу и жить дальше…

Она вспомнила и еще кое-что. Они лежали в постели… это было давно… в самом начале их сладко-горьких, безумных отношений. Спать не хотелось… через панорамное окно видны были звезды. И тогда он вдруг сказал: пообещай мне одну вещь, Лисенок… Пообещай… обещаешь? Какую… — сонно спросила она. Он помолчал, а потом сказал то, от чего она сжалась в ужасе — он сказал: однажды ты можешь найти меня… лежащим в крови. Пообещай, что повернешься… и уйдешь… и не просто уйдешь… а убежишь. И никогда… не пожалеешь об этом…

А теперь он за нее…

Он за нее…

Надо бежать.

* * *

Рассказ баронессы произвел обратный эффект — Алиса твердо решила бежать из дома и направляться в Одессу. Она должна была. Просто знала, что должна — и все.

Эту мысль — она методично начала претворять в жизнь, день за днем.

У нее не было с собой карманных денег — они ей и не были нужны, пока она жила в доме баронессы — но деньги ей должны были понадобиться. Для того чтобы их получить — ей надо было знать две вещи. Первая — где находится ближайшее отделение Вестерн Юнион. Вторая — ей нужен был компьютер с интернетом.

Как и у любого человека, который занимался тем, чем она занималась — у нее была возможность быстро получить деньги в любой стране мира. Для этого у нее был открыт специальный счет в банке Сантандер, международном испанском банке с отделениями по всему миру — и она могла запросить перевод денег со счета куда угодно. У баронессы был компьютер с интернетом — но она благоразумно решила его не использовать. Такие операции оставляют следы, и наверняка вся активность на компьютере баронессы отслеживается. Нужен был совершенно чистый комп.

Задачу эту она решила легко — сын владельца кафе, в которое они с баронессой ходили смотрел на нее с таким восторгом, что никаких слов и не требовалось. На него достаточно было несколько раз посмотреть, как она научилась смотреть еще в Одессе — и он пустил ее в свою комнату, где стоял какой-то навороченный донельзя компьютер. Две минуты и один телефонный звонок — и вот у нее уже заказаны деньги, еще один взгляд — и вот она обеспечена транспортом до Марселя…

* * *

В то утро — она проснулась раньше обычного, проснулась, как он научил ее просыпаться в Аргентине — мгновенно переходя в состояние бодрствования. Прислушалась… все тихо, только с моря через открытое окно — подувает соленый, чуть прохладный ветерок.

Она оделась — то же что и на пробежку, легкий и удобный спортивный костюм. В сумочку — положила все, что могло понадобиться и все что у нее было — включая и свой паспорт. Записку она подготовила еще вчера — сейчас она просто оставила ее на столике.

Четыре тридцать.

Выскользнув из окна второго этажа, она спрыгнула на лужайку, с грацией гимнастки преодолела забор. Фабрис! Где Фабрис!? Только бы он приехал — не хватало ловить машину. Ночью, с сумкой и в такой одежде — ее точно примут за проститутку. А еще одной бутылки — у нее под рукой нет.

Просверкнуло фарами — и на дороге появился мощный скутер, остановился рядом с ней.

— Садись, быстрее. Отец что-то заподозрил, я еле дверь открыл.

— Фабрис, ты просто чудо спасибо.

Она поцеловала парня в щеку и уселась у него за спиной.

— Шлем надень… — нарочито грубо сказал он.

* * *

— Девятнадцать… двадцать… все верно?

— Да, благодарю.

Двадцать бумажек по двести евро. Четыре тысячи. Больше пяти снимать нельзя — подозрительная операция.

Первым делом — добраться до дома. Там, у ее дома в подвале есть кладовки, на каждую квартиру. Соседняя не используется — там — деньги, документы и часть ее арсенала в Париже. Потом надо будет думать, как попасть на Украину и как найти в Одессе Георгия.

На площади перед вокзалом — было много полиции, потолкавшись она узнала причину — очередной теракт. Не во Франции — но теперь приводились в состояние боеготовности силы полиции по всей Европе. Пройти внутрь без проблем и обыска — стоило ей еще двух улыбок.

У касс народа было мало…

— Один до Парижа. Экспресс…

— Далеко собралась?

Алиса обернулась… — баронесса стояла у нее за спиной.

* * *

— Опасайся современных технологий — сказала баронесса, когда они ползли в марсельской пробке, направляясь домой (баронесса на этот раз сама была за рулем) — они могут изрядно подпортить жизнь. Ты заказала деньги по Интернету. Извещение пришло на телефон, а он был у меня. И я это узнала. Так нельзя делать. Учись — пока тебя учат. Или ты не выживешь.

— Я должна поехать — сказала Алиса с упрямством в голосе, упрямством, которое ей позволило выжить, не сломаться — должна.

— Кому должна? Ему? Он мужчина, дорогая, настоящий. Сейчас таких уже не делают. Тебе повезло с ним и не делай глупостей. Ты должна просто дождаться его. Там ты будешь ему просто мешать.

— Он погибнет в Одессе. Я знаю.

Баронесса посмотрела на нее. Сзади засигналили.

— Что ты говоришь, что за глупости. Он не погибнет.

— Погибнет — сказала Алиса — он не знает Одессу. Он не знает, что там происходит.

— Интересно — баронесса двинула БМВ с места — и что же там происходит?

— Это… город — капкан, город — ловушка… — Алисе было трудно выразить то, что она думала, но она пыталась, пыталась убедить старую и много повидавшую женщину в правдивости своих слов — там все заодно и все — не то чем кажется. Там милиция работает вместе с бандитами, там…

Баронесса рассмеялась.

— Напугала… Посмотри вокруг, думаешь, тут нет продажных фликов?

— Вы не понимаете. Они не продаются, они и есть мафия. Те, кто должен защищать людей… они творят страшные вещи, во многих нет ничего человеческого. Люди боятся даже обратиться в милицию.

Баронесса вздохнула.

— Тебе надо было бы побывать в Конго, милая. Тогда бы ты увидела что значит, нет ничего человеческого. Глупости все это. Жорж видел немало страшных вещей в жизни и справился со всеми. Он очень осторожен. И очень хорошо подготовлен. Напомню, что он в молодости закончил курс американских морских котиков? С ним никто не справится. Не переживай. Мы просто будем его ждать…

* * *

Как известно, те, кто занимается теневыми делами, делятся на три категории — непрофессионалы, полупрофессионалы и профессионалы. Непрофессионалы боятся всего, полупрофессионалы не боятся ничего, потому что они считают себя профессионалами. Но профессионалы — тоже боятся, потому что не боятся лишь дураки. Просто природа этого страха разная. Непрофессионалы боятся неизвестного, а профессионалы — боятся известного, того что они видели сами или пережили. У каждого за плечами — кладбище друзей, многие из которых были бы живы до сих пор, не прояви они на мгновение неосторожность или самонадеянность. Или просто — так карта выпала. В этом нет ничего сакрального, это-то и страшно. Кому-то выпадает жить, а кому-то умереть. Просто потому, что пошел не по той дороге или встретил не того человека. Сэ ля ви. Такова жизнь…

Успокоив Алису, как могла — баронесса сама отнюдь не успокоилась. Она видела многое, многое пережила… и это научило и ее саму быть осторожной и реагировать на малейшие признаки опасности. Как та старая еврейка, пережившая концлагерь — она всегда верила, когда кто-то говорил, что хочет убить…

Баронесса Эвелина Боде, несмотря на то, что в жилах своих не имела ни капли русской крови, долгие годы живя с русским и вращаясь в русской эмигрантской среде — выучила русский в совершенстве. Что значило, что она не только могла говорить по-русски без акцента, но и улавливать тончайшие смысловые оттенки и интонации, доступные лишь тем, кто вырос в русской языковой среде, понимать, где ирония, а где правда и тому подобные вещи. Потому она решила сама разобраться в ситуации и немедленно. Когда солнце село, и город на горизонте — вспыхнул негасимым заревом огней (Марсель никогда не спал, это вам не буржуазные городишки) — баронесса села за компьютер, вошла в русскую поисковую систему и набрала Одесса. Ей надо было своими глазами увидеть. И попытаться понять.

Почти сразу ей предложили ссылку «Одесса, 2 мая». Баронесса прошла по ссылке… и содрогнулась от увиденного.

Ей, видевший европейский фашизм, все безумие истребления, охватившее тогда Европу — не пришлось гадать, она сразу опознала, что происходит. Нацисты. Еще молодые, как те мальчики де ля Рока[26]. Но уже — учащиеся рвать по живому…

Как же это…

Она мало помнила, что происходило во Франции до войны… в памяти был только кофе… теплый запах свежих круассанов, отец читающий утреннюю газету… но она точно помнила, что отец боялся коммунистов, французских коммунистов. Он постоянно ругался, когда читал статью о том, что в очередной раз вытворили левые… типа дела Ставиского[27]. Правым же он сочувствовал. Он и понятия не имел, что его жизнь закончится в гестапо на улице Лористон, и его убьют те самые правые, которые радостно приветствовали каждую победу бошей во время короткой и бесславной войны.

А теперь эти же…

Те же самые зловещие связи. Мальчики на улицах — им можно дать в руки любой флаг, любой лозунг. И насквозь коррумпированная, разложившаяся полиция, уже сейчас приобретающая вкус к кровавым игрищам.

Инспектор Бонни допрашивал ее отца… он же его и убил… но дело было даже не в этом, а в том, что он создал. Инспектор создал то, что не имело никаких аналогов в писанной истории — криминально-оккупационную группировку, в которую на равных входили и мафиози, которых немало было в Париже, и уличное ворье, и потерявшие честь, забывшие присягу Республике полицейские, которые раньше защищали народ, а теперь начали его грабить и убивать и даже боши. Еще один подонок, полковник Груассар[28], начальник личной канцелярии маршала Д’Эспере, который всегда ненавидел русских, продвигал идею самостоятельности Украины еще в 1918 году (наравне с бошами, которые тогда сидели в Киеве) несет немалую личную долю вины за поражение Белого движения на юге России — он сделал все, чтобы расстроить его, вопреки усилиям англичан и других, честных французских офицеров. Во время второй войны — полковник Груассар (предательство маршала Д’Эспере не было доказано) так же стал изменником Родине, он создал несколько фиктивных нелегальных организаций сопротивления, которые якобы сражались за освобождение Франции, а на деле контролировались абвером и гестапо. Не счесть патриотов, которые погибли в лагерях, застенках, были забиты насмерть на допросах только потому, что поверили подонкам и провокаторам. Вадим рассказывал, что и сам один раз чудом уцелел, не поверив связному.

Бонни…

Груассар…

Д’Эспере…

Прямые виновники трагедии Франции. Прямые виновники ее личной трагедии. Она должна была жить жизнью светской барышни, выйти замуж, нарожать выводок детей, ездить в Нант на побережье.

А вместо этого…

Все — изменила война…

— Теперь вы видите?

Алиса подошла неслышно — она не услышала. Раньше бы услышала.

— Сядь сюда, милая… — показала на место рядом с собой баронесса.

Алиса послушно села.

— Расскажи мне. Кто они — полицейские из Одессы?

— Они… Знаете, Георгий говорил мне — нельзя их ненавидеть, ты просто сожжешь себя изнутри. Но я их ненавидела. Долго ненавидела. Они…

— Почему они это делают?

Алиса покачала головой.

— Я не знаю…

…

— Может, им не хватает денег. Может, они уже просто не могут жить иначе. Но они… они нелюди, понимаете? Они перешли грань добра и зла, они творят зло сами и дают творить другим. Они не полицейские, они — сплоченная банда.

…

— Вся преступность в городе договаривается с ними. Они кого захотят — посадят, кого захотят — отпустят. Им неважно — виновен человек или нет. Для них главное — можно ли что-то с него взять. Они крышуют бордели, игорные дома, порт… все. С ними надо договариваться, если хочешь работать в Одессе. С ними договариваются все бандиты, самые страшные… иначе нельзя.

…

— Меня хотели продать на Восток, но что-то не срослось с документами. И меня оставили в Одессе. Они отобрали у меня документы… ничего не платили… били. Пользовались, потому что проституткам надо было платить, а мне…

…

— Я бежала несколько раз. Но куда бежать без документов. Потом — меня подарили Сёме… это такой мент был. Его… уволили, но он все время тусовался… с ментами. Он заметил, что я красивая, меня пускают в дорогие клубы. И сказал, что я должна приводить мужчин… на квартиру. Там они их грабили. Один раз убили… на моих глазах. Я такая была не одна. Если бы меня не пускали в клубы… меня бы убили за побеги. А так я приносила им деньги… меня не убивали… просто били каждый раз.

— Господи…

Они обнялись — две женщины, двух поколений, и сидели так долго-долго. А где то там, внизу — ворочалось, бессильно билось о скалы море.

— Жорж знает?

— Да. Я все рассказала…

— Господи… он же…

Баронесса вдруг решительно встала, протянула руку Алисе.

— Пойдем. Пойдем… утро вечера мудренее, так кажется, говорят русские. Пора спать… видишь как поздно. А утром мы что-то придумаем.

…

— Обязательно придумаем…

Далекое прошлое. Декабрь 1979 года. Чили. Объект Юкатан

Солдат! Не стреляй в меня, брат мой, Солдат! Я знаю — дрожат твои руки, Когда ты меня убиваешь, Солдат. Ответь: чьи медали ты носишь, За сколько отнятых жизней Дают такие награды? Кто платит тебе, солдату, И кто нажился на крови, И чем твой выстрел оправдан… За что убиваешь ты брата? Виктор Хара «Солдат»

— В общем, вы не питайте лишних иллюзий… — предупредил ведущий допрос офицер — заговорите вы или нет, значения не имеет. Мы вас все равно расстреляем…

Это происходило в Сантьяго-де-Чили, столице маленькой, но гордой страны, на самом краю земли, оказавшейся под пятой кровавой военной диктатуры. Был декабрь 1979 года, год и месяц, которые изменят очень многое в истории — но тогда об этом еще никто не знал. Джимми Картер — находился на излете своего слабого и позорного президентства, но имени Рональда Рейгана тогда еще никто не знал. Месяцем ранее — группа агрессивно настроенных молодых людей — ворвалась на территорию американского посольства в Тегеране и захватила в заложники всех американских дипломатов, кроме шести, которым удалось бежать из посольства и которые впоследствии были тайно вывезены из Ирана при содействии Канады. Среди этих молодых людей был и Махмуд Ахмадинеджад, будущий президент Ирана. Кризис с американскими заложниками — стал кульминацией долгой и кровавой истории иранской революции, в которой американцы приняли неправильное решение — что с аятоллой Хомейни в принципе можно иметь дело — и жестоко поплатились за это. Эта история — включала в себя долгие и страшные побоища на улицах крупных городов страны, десятки тысяч убитых и сотни тысяч раненых, триумфальное возвращение в страну пожилого религиозного лидера аятоллы Хомейни и кружка его приближенных — и борьба уже между клерикалами Хомейни и только формирующимся демократическим правительством Базаргана. Никто не знал, что впереди — почти гражданская война с террористическими группами, не поддерживающими религиозный путь Ирана, и долгая и страшная восьмилетняя война с соседним Ираком, в которой погиб каждый сороковой житель страны, в которой будет применено химическое оружие, а иракские бомбардировщики начнут бомбить Тегеран. Все это было еще впереди, а тогда казалось что вот они — американские дьяволы — в твоих руках.

Никто из тех, кто захватывал посольство, не догадывался, что главные дьяволы — те, что внутри тебя.

В мае 1979 года — премьер-министром Великобритании стала первая в истории страны женщина — Маргарет Тэтчер. Ее правительство виделось как временное — но ему было суждено проработать одиннадцать лет, а самой Маргарет Тэтчер — суждено было избавить Англию от последствий развала империи, научить ее снова побеждать и заложить основы экономического бума, принципы которого впоследствии были использованы во многих странах мира. Фактически, базовая экономическая модель Запада девяностых годов — это модель Маргарет Тэтчер. Сама же Маргарет по признанию многих, стала вторым великим премьером после Уинстона Черчилля.

В июне в Никарагуа было создано социалистическое правительство на обломках режима правого проамериканского диктатора Сомосы. Как считается, это была последняя удачная социалистическая революция в двадцатом веке, но тогда об этом никто не знал. Американцы предприняли все, чтобы свергнуть революционное правительство, начав финансировать отряды повстанцев — контрас. Впоследствии конгресс США запретит финансировать Контрас, тогда финансирование продолжится из внебюджетных источников, что станет фабулой знаменитого дела Иран-Контрас.

В июле в Ираке появился новый президент — им стал Саддам Хусейн. Две войны — ирано-иракская, война 1991 года с США — были еще впереди.

09 ноября 1979 года — мир едва не погиб в ядерном апокалипсисе. Как потом вспоминал советник президента США по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский — в два часа ночи ему позвонил оперативный дежурный Пентагона и сообщил, что НОРАД зафиксировал двести двадцать советских ракет, взлетевших с баз в Сибири и направляющихся в сторону США. Президент готовится принять решение об ответном ударе. Еще через минуту — оперативный дежурный перезвонил и сообщил, что ракет уже две тысячи двести. Бжезинский не стал будить жену, чтобы не пугать ее и дать ей возможность умереть во сне. Еще через пять минут — наверное, самых долгих минут в жизни многих политиков того времени в Вашингтоне — дежурный перезвонил и сообщил, что тревога ложная. Как потом выяснилось, отказал чип стоимостью сорок американских центов.

Продолжалась гражданская война в Ливане — война, которая стала предвестником будущего всего Ближнего Востока. В конце 1979 года — боестолкновения сошли практически на нет, после так называемой «стодневной войны» с артиллерийскими и ракетными обстрелами Бейрута уже год царило относительное затишье — относительное, потому что ни одна из сторон не одержала победу, не распустила свои вооруженные формирования и не намеревалась отступать. Фактором, прекратившим первую фазу гражданской войны — стало вмешательство мощного по местным меркам соседа — Сирии. Это затишье будет продолжаться до 1982 года — до первого вторжения израильской армии. Хотя столкновения, вызвавшие это вторжение — начнутся уже в 1981 году.

25 декабря 1979 года — советский спецназ возьмет штурмом дворец Тадж-Бек в Кабуле, положив тем самым начало долгой и страшной, почти десятилетней войне Советского союза в Афганистане, которая продолжится и после ухода советских войск. Эта война — принесет столько боли и горя, сколько Советский союз не видел со времен Великой Отечественный, в русский язык прочно войдут выражения «груз 200», «груз 300», «черный тюльпан». Эта война — станет одной из причин развала сверхдержавы — но и это не устранит причин, ее породивших, и уже в новом тысячелетии — в афганских горах по-прежнему будут умирать и убивать…

Но все это не имело никакого значения, в застенках чилийской службы безопасности, куда она попала…

Было чилийское лето — в южном полушарии зима и лето меняются местами по сравнению с северным, но все равно было холодно — из-за ветра с Антарктики. Окно было открыто, а она была полностью голой — с нее сорвали всю одежду, когда поместили сюда. Молодой офицер, который допрашивал ее — приступать к допросу не спешил. Листал какие-то бумаги, пока она сидела перед ним на стуле, прикованная наручниками.

Офицеру было лет тридцать, он почти что годился ей в сыновья. И скорее всего — он не чилиец и не латиноамериканец вообще. Слишком высокий. Скорее всего, один из советников. И испанский у него не такой как здесь. А такой как в Испании.

Офицер закрыл папку и посмотрел на нее.

— … Но и умереть можно по-разному. Если скажете, от кого и для каких целей везли десять килограммов взрывчатки — умрете быстро и безболезненно. Если будете молчать — умирать будете долго…

Попалась она просто — но так просто обычно и бывает. Ей, с французским паспортом и титулом баронессы — было проще, чем кому-либо еще ввезти в Чили десять килограммов взрывчатки. Она это сделала по просьбе своего друга из МОССАДа — для охоты на нацистских преступников. Она не была агентом МОССАД и работала на них только тогда, когда дело касалось нацистов. А многие нацисты осели здесь, в Латинской Америке. Поговаривали, что и Гитлер тоже. Во всем мире — только израильская разведка продолжала вести на них охоту. Остальным было плевать.

Однако, связной, которому она должна была передать послание.

Офицер встал. Отошел к окну.

— Давай начнем с начала. У тебя французский паспорт, настоящий. Ты коммунистка? Социалистка?

…

— Может, ты жидовка?

Слово обожгло ее.

— Я баронесса Эвелина Боде… — презрительно сказала она — и знаешь, что это значит? Меня нельзя просто так похитить и пытать. За это придется отвечать.

— Мы здесь ни перед кем не отвечаем кроме Бога. А он прощает наши грехи, если дело касается коммунистов. Убивать коммунистов — вот что хочет Господь…

Офицер вдруг одним прыжком оказался рядом. От него пахло мятной карамелью.

— Кому! Ты! Везла! Взрывчатку!? С…а!

— Ты воняешь… — ответила она.

Пощечина обожгла ее. Потом еще и еще…

— Здесь тебе не Европа, тварь! У нас тут с коммунистами разговор короткий, поняла?

Внезапно, офицер отступил, тяжело дыша.

— Как хочешь. Хочешь помучаться — твое дело.

Он снял трубку старомодного телефона, бросил пару лающих фраз.

— У меня время обеда — сказал он — спорим, тогда, когда я приду с обеда, ты все расскажешь. Ты хоть и старовата, но так… ничего себе. А у меня тут парни по месяцу без женского общества, понимаешь, да?

За ее спиной открылась дверь.

— Отец? — спросил по-русски офицер — что ты тут делаешь?

* * *

— Эвелин…

Она смотрела на того, кто пришел за ней — без тени стеснения, стесняться давно было нечего — она была той, кем была и ничего уже не изменить. Тот, кто пришел за ней — был на голову ниже молодого офицера, он был одет в штатское — дорогой костюм, пальто. Тем не менее — выправка выдавала в нем военного.

— Я вас не знаю.

— Зато я вас знаю. Ключи — протянул он руку.

— Отец, она арестована с десятью килограммами взрывчатки. Это коммунистка.

— Иди обедать. С синьором Хосе[29] я сам все решу. Ключи.

Молодой офицер достал из кармана ключи.

— Как хочешь, отец, но я с тобой не согласен.

— Иди…

Когда офицер вышел за дверь, штатский — отомкнул наручники, снял с себя пальто и протянул ей.

— Я капитан Гонсало де Сантьяго. Внизу ждет машина. Идти сможете?

Она кивнула.

* * *

— Что происходит? — спросила она, когда старомодный Линкольн мчался по полупустым чилийским улицам.

— Прежде всего, я хочу принести вам извинения за своего сына. Молодость не всегда преимущество, а он к тому же горяч. Испанской крови в нем уже намного больше, чем русской.

— Вы русский? — спросила баронесса?

— Наполовину. Моя мать русская. Отец — испанский офицер. Альберто русский уже на четверть. Все меняется.

— Вы испанец? Тогда что вы здесь делаете?

— Вы про меня или про моего сына?

…

— Альберто здесь… скажем так, познает всю мудрость жизни. Я же — приехал, чтобы всю мудрость жизни не познали вы. Хорошо, что подполковник Краснов сумел мне дозвониться. Здесь край света…

— Познает всю мудрость жизни? — спросила баронесса — так вы называете участие в пытках?

— Позвольте вопрос — вы коммунистка?

— Нет.

— Но вы ненавидите нацизм, так?

…

— Можете быть со мной откровенны. Вашу историю я знаю.

Баронесса посмотрела на него. Машина уже уходила в горы…

— Кто вы?

— Граф де Сантьяго. Патриот Испании и, по мнению многих — фашист. Поживете у меня, пока я не улажу ваши недоразумения с правительством этой страны. Потом вы сможете покинуть эту страну — если конечно, не захотите здесь остаться…

* * *

Гасиенда[30] де Сантьяго — была в горах, на полпути между Сантьяго и Вальпараисо, главной базой чилийского ВМФ. Двухэтажный дом посреди каменной пустоши. Около дома — несколько машин…

Ей отвели комнату на втором этаже и дали одежду, чтобы переодеться. Бежать отсюда было некуда…

Граф де Сантьяго появился на следующий день, предложил прогуляться. Баронесса усмехнулась, видя, как граф вооружается винтовкой ФАЛ.

— Уладили вопросы с правительством Чили?

— Уладил. Не бойтесь, я вас не застрелю. Это для самообороны…

Вместо туфель — она надела армейские ботинки — и они пошли по каменной осыпи в горы. Баронесса прекрасно понимала, что с этой прогулки может и не вернуться…

— Итак? — спросил он, когда дом был едва виден в темноте.

— Итак? — отозвалась она.

— Странная у нас компания, не находите? Я — испанский фашист. Вы — французская, и похоже, что и израильская шпионка. Я — потомок русских офицеров. Вы — супруга потока русских офицеров…

— Тесен мир.

— Да, и причудлива жизнь. А уж смерть — тем более…

— Кстати, про смерть — намеренно обострила она — вам не кажется, что мы отошли достаточно далеко от дома.

— Перестаньте. Я же сказал, что не застрелю вас.

— Тогда зачем мы здесь?

— А зачем вы привезли в Чили десять килограммов взрывчатки?

…

— Я могу вам назвать имя человека, которого вы хотели убить. Но думаю, делать это не стоит. Я задам вам другой вопрос — а это стоит того?

— Что — это?

— Продолжать охоту. Этот человек стар и скоро и так умрет. Он уже болен настолько, что не встает.

— Если он умрет своей смертью, это будет плевком на могилы десятков миллионов которых нет по его вине. Десятков миллионов.

— Вы говорите как коммунистка.

— Ну а вы — как фашист.

— Так я и есть фашист. А вот вы — коммунисткой никогда не были. Вы — маленькая девочка, которую случайно зацепили зубчатые колеса режима, верно?

…

— Кому вы мстите?

— Вам! — выкрикнула она — вам, ублюдкам! Ублюдок нацистский!

Она бросилась на него и попыталась схватить винтовку, рассчитывая на то, что он ее застрелит. Но он был намного сильнее, и потому просто отстранил ее.

— Ублюдок, собака, подонок! Вы ворвались в мою жизнь! Ты хоть представляешь, что такое, когда тебя насилуют?!

— Представляю. Я не раз наблюдал за тем, как коммунисты насилуют страну за страной. Моего отца — едва не убили троцкисты. Они пришли за ним… он сумел бежать… по крышам. Если бы они схватили его — то пристрелили бы как Сотело[31]. Или как Суховича[32].

…

— Но я хотел поговорить с вами о другом. Вы никогда не задумывались вот над каким вопросом, сударыня… Вы помните шестьдесят восьмой год?

…

— Помните, тогдашнюю молодежь? Все эти хиппи, панки, студенты на парижских баррикадах. Их вожаки и интеллектуальные лидеры — наркоманы, лидеры всех этих рок-групп, профессора в университетах, сочувствующие левым идеям, сами почти марксисты. Сейчас их не видно, не слышно — но так ли они далеко? Вы никогда не задумывались, а что будет, когда им будет сорок лет? Пятьдесят? Шестьдесят? Когда они придут к власти? Это ведь наши будущие правительства — другой молодежи у нас нет, кроме этой. Этой, которая в своих студенческих кампусах инфицирована большевизмом, троцкизмом, и черт знает, чем еще. Ну, победите вы нас, вколотите последний гвоздь в гроб нацизма. Мало нас осталось, признаю. Но кто тогда вас защитит от этих милых мальчиков и девочек с их вседозволенностью и левацкими настроениями, когда они станут властью? Боюсь никто…

— И что предлагаете? — с презрением спросила баронесса — открыть концлагеря? Пытать, убивать — как вы здесь это делаете?

— Для начала понять, что у нас общий враг.

— И какой же?

— Соединенные штаты Америки…

— Простите? — не поняла баронесса.

— Вы слышали. Не СССР. А США.

…

— Удивлены?

— Более чем.

— Сигарету?

Баронесса взяла сигарету. Прикурила от зажигалки графа.

— Вы знаете, кто убил сеньора[33] Бланко?

— Известно, кто — ответила баронесса — баски.

— Нет. Его убили по приказу из США. Я точно это знаю. Американцы убили его, чтобы уничтожить нашу страну. Дело в том, что среди них — уже достаточно коммунистов на самом верху, и они действуют.

— Бред — с презрением произнесла баронесса.

— Читайте Троцкого, сударыня. И Антонио Грамши[34], это более полезное чтение, чем Ленин. Сначала эти подонки устраивают фестивали — наркотики, секс, рок-н-ролл. Потом они заявят о себе как о политической силе. Потом они захватят власть. В США они уже близки к этому. Страна на пороге краха. Стойте.

Граф поднял винтовку и выстрелил два раза. Баронесса вздрогнула. В темноте показались фонари, затем — к ним подошли люди. У них был осел…

Граф переговорил со старшим из них, отдал какие-то деньги.

— Это проводники. Идите с ними, они переведут вас через границу. В Аргентине — к вам никаких претензий нет. Больше сюда не возвращайтесь…

— Но я… не одета.

— Значит, придется немного померзнуть. Охладите голову…

Мадрид, Испания. 27 июня 2011 год

Права человека — это права геев.

Хиллари Клинтон

Много лет спустя — баронесса Эвелина Боде и допрашивавший ее тогда в Чили неонацист, адмирал граф де Сантьяго — встретились вновь.

Это произошло в отеле Веллингтон на Пасео де ла Кастельяна. Было лето, типичное испанское знойное лето, от которого хочется спрятаться в воде или в кондиционированном помещении. Небо было — по-испански широкое, почти без облаков, дождя не ожидалось…

Около отеля — собиралась толпа, нервные полицейские перекрывали движение, наготове был отряд по борьбе с массовыми беспорядками. Двадцать седьмое июня — международный день гордости геев и лесбиянок, и испанские геи — в этот день собрались пройти по столице страны гей-парадом. В католической стране — это была не самая удачная идея…

Пожилая — но все еще сохраняющая фигуру, подтянутая женщина — смотрела на творящееся на улице безобразие с третьего этажа, с балкона своего номера, губы ее сжались в тонкую как порез бритвы полоску, лицо ничего не выражало.

— Коктейль, сударыня.

Мужчина в военной форме, со знаками различия адмирала испанского флота — вышел на балкон, в каждой его руке было по бокалу. Баронесса засмеялась.

— Охлажденный мятный[35]…

— Он самый…

Говорили они по-русски — несмотря на то, что она была французской баронессой, а он — испанским графом.

— Как тебе это? — баронесса кивнула на улицу, где в этот момент появились первые участники процессии. Разряженные, вызывающе одетые содомиты — кривлялись и вертели задницами, как будто это был их город. Впереди был плакат, на нем было написано: содом в каждый дом…

— Это Европа… — пожал плечами адмирал — уж какая есть.

— Это зараза — сухо сказала баронесса — моральное разложение. Зараза, занесенная к нам американцами. Твой отец был прав тогда — они наши главные враги. Они взяли нас без единого выстрела, но еще не все потеряно.

В содомитов кто-то начал кидать яйцами. Полицейские тащили первых задержанных к машинам.

— Я только что из Лондона.

— Ты встречалась?

— Да.

Речь шла ни много ни мало — о принце Дома Виндзоров.

— И?

— Он согласен. Наша единственная надежда Россия. Только там — процесс деградации и разложения еще не зашел слишком далеко. Опираясь на Россию, мы должны предложить миру правую альтернативу.

— В России свои проблемы. Полагаю, большинство населения там все-таки левое.

— Мы это исправим. Со временем все исправится — убежденно сказала баронесса.

Адмирал не был в этом так уверен — но он промолчал.

— Что делаем дальше?

— Надо раскачать ситуацию здесь. По принципу — чем хуже, тем лучше. Одновременно — необходимо помочь России нарастить силы настолько, чтобы они могли противостоять США. Относительно Лондона — я получила уверения в том, что в нужный момент Британия выйдет как из ЕС, так и из особых отношений с США и начнет проводить самостоятельную политику. Они уже давно тяготятся отношениями с США, им нужен Израиль и Китай.

— Это не рискованно? Как говорят русские: пилим сук, на котором сидим?

— Ты предпочитаешь сидеть? И ждать, пока все рухнет от гнили? Пока вас снова захватят мавры, а у нас будет мечеть Парижской Богоматери?

— Я не уверен, что Россия та страна, на которую надо делать ставку. И ее лидер тот человек, с которым можно сотрудничать. Он в душе коммунист. Слишком мало времени прошло.

Баронесса прищурилась.

— А больше времени у нас и нет. Что касается того, что сегодняшний лидер России коммунист… ты читал его воспоминания?

— Нет.

— А я читала. У каждого из нас в жизни… есть точка. Поворотный пункт, после которого они становятся другими. У меня это был тот проклятый день в гестапо, когда ублюдки насиловали меня, а другие ублюдки заставляли моего отца смотреть. У твоего отца — это стал день, когда убили адмирала Бланко… если бы в тот день твой отец сел к нему в машину, то и он был бы мертв. Что касается его — то у него это был тот день, когда он оказался один, в представительстве своей службы в Дрездене, когда в двери ломилась разъяренная толпа. Тогда он вышел к ней — один против двух с лишним тысяч. И толпа не посмела. С тех пор — он перестал быть коммунистом, даже если когда-то им и был. Думаю, что не был.

— Не был?

— Он сотрудник спецслужб. Как ты. Как я. Как все мы. Много ли мы верим?

…

— Америка должна проиграть. Она должна проигрывать раз за разом, чтобы потерять веру в себя. Их мессианская вера — вот что надо подорвать и сломать. Рухнуть она не должна, ошибки девяносто первого года нельзя повторять. Но она должна раз и навсегда понять — что здесь ей не место…

Гей-парад уже прошел. Мусорщики — убирали грязь с улицы.

— Ты с нами?

— Да — ответил адмирал — с вами.

— У меня к тебе есть личная просьба. Одной девушке надо дать приют. Снабдить документами. Вот она.

Баронесса передала плотный конверт из крафт-бумаги. Адмирал раскрыл конверт, перебрал документы и фотографии. Хмыкнул.

— Неплохо. Полагаю, есть отличная возможность. Я ее удочерю. Это будет самое надежное.

Баронесса покачала головой.

— Старый повадник, ты не меняешься. Это невеста моего внука и протеже, Жоржа. Помни об этом, когда потянешь к ней свои загребущие руки.

Адмирал поднял руки, его лицо изображало притворный ужас.

— Эвелин, поверь старому моряку — и в мыслях не было. А насчет удочерения — я серьезно. Это даст ей легальный паспорт, подданство и более того — полноценный и законный дворянский титул. Ты не хуже меня знаешь, что это значит[36]…

— Да… — сказала баронесса — знаю…

16 апреля 201… года Марсель, Франция

— Зачем ты хочешь поехать? — спросила баронесса, когда они совершали утреннюю пробежку на следующий день — что ты можешь такого, чего не может он? Ты лучше стреляешь, чем он?

Алиса бежала, чувствуя, как стучит сердце, каждый его удар…

— Нет.

— Ты хитрее и опытнее его?

— Нет.

— Тогда почему?

— Это сложно объяснить.

— А ты попробуй.

— Понимаете… чтобы выжить в Одессе недостаточно быть хитрым и опытным. Надо мыслить совершенно по-другому. Надо точно знать, что полиция, если к ней обратиться — не поможет тебе, а сделает только хуже, чаще всего полицейские сами и совершают преступления. Меня держали в рабстве полицейские. Надо знать, что любой с кем ты о чем-то договорился — может тебя предать в любую секунду, как только это ему покажется удобным или выгодным…

— Но тебя могут узнать.

— Да, но и я могу кое-кого знать, и это мне поможет. Я знаю, как изменить внешность, я же профессиональная актриса. И меня никто не будет подозревать, мало кто догадается, чем я на самом деле занимаюсь.

Баронесса остановилась, тяжело дыша, перешла на быстрый шаг. Обычно они бегали по утрам дольше.

— Пошли, где-нибудь, присядем.

* * *

Они присели в тени, которую давали деревья… их высадил владелец ближайшего кафе и он же сделал беседку, чтобы людям было удобно. Это было то, что всегда удивляло Алису — она ведь выросла в стране, где человек может потратить на забор кирпича больше, чем на сам дом, просто чтобы доказать что может, но при этом к дому будет вести раздолбанная дорога и все будет нормально…

— Расскажи мне про Украину — попросила баронесса — это ведь Россия, ее бывшая часть. Как получилось, что там происходит такое?

Алиса пожала плечами.

— Не знаю… я была слишком маленькой, чтобы это понимать. Просто в какой-то момент что-то пошло не так. Остановились заводы, не стало работы, людей выкинули на улицу. Каждый стал выживать, как мог.

— Но полицейские. Их же не выкинули на улицу.

Алиса улыбнулась, невесело.

— Но их зарплаты в самый раз чтобы пару раз сходить в ресторан, не более того. Зато у них есть оружие, и есть круговая порука. Каждый из них понимает, что если он предаст другого, то так же завтра коллеги предадут его самого. Они решили, что чем ловить преступников, лучше самим стать преступниками. Тогда их никто не сможет поймать — ведь как можно поймать самого себя, правда?

Баронесса покачала головой.

— Это ужасно. В некоторых странах Африки полицейские иногда подрабатывали на жизнь грабежами, но это…

— Грабеж это плохо, это влияет на статистку. А вот если у тебя есть десяток таких как я — шестнадцатилетних, красивых, без документов — то ты будешь ездить на Мерседесе. И на статистику это не влияет, никого вообще не интересует правда. Знаете… я много раз пыталась сбежать. Меня всегда ловили — полицейские. И каждый раз — передавали меня моим хозяевам. Никто из них не попытался что-то для меня сделать. До того, как я встретила Георгия — никто вообще ничего для меня не делал.

Баронесса внимательно посмотрела на Алису.

— Ты знаешь, почему Георгий делает то, что он делает?

— Да… знаю. Он рассказал в общих чертах. Я присоединилась к Организации. Меня зовут Морена.

— Да. Ради чего ты едешь в Одессу?

Алиса задумалась, перед тем как ответить.

— Ради того, чтобы Георгий остался жив. Я все сделаю для этого.

— В том числе и убьешь?

— Да. Убью.

Баронесса вздохнула.

— Убивать — не женское дело, потом не отмолишь. Поверь моему горькому опыту.

— А какое оно? Мужское?

— Ну… мужчины всегда этим занимались… детки сабельками машут, мамки раны лижут. Ты хочешь отомстить, не так ли?

Алиса покачала головой.

— Нет?

— Нет. Какой смысл мстить, они сделали мне столько зла, сколько смогли. Четверо уже поплатились. Но если я и Георгий сможем порвать эту паутину, сделать так чтобы уже никто не попался в нее — что плохого в этом.

— Да нет… ничего.

Баронесса, решив что-то для себя, встала.

— Пошли домой. Есть много вопросов, которые надо решить. А когда вернешься, я подыщу тебе другое занятие. Ты красавица, умница. Тебе совершенно не обязательно убивать. Не женское это дело, Морена… Не женское…

11 апреля 201… года. Будапешт, Венгрия

Рейн и Дунай Велика Волга Их Линия долга… Святослав Вакарчук

В Будапешт — князь Лобанов-Ростоцкий прибыл на катере прямо из Братиславы. Дунай… великий Дунай, нить, что связывает воедино десять государств Европы, единственная крупная река Европы, которая течет не с севера на юг или с юга на север — а с Запада на Восток, нанизывая на себя города, народы, страны. И единственная возможность путешествовать достаточно быстро, с комфортом и не оставляя никаких следов — что немаловажно в наши нелегкие и жестокие времена…

Он пришвартовал катер в одной из частных марин, сойдя на берег, взял такси, расплатился не кредитками, а наличными, принимаемыми почти во всех странах Европы анонимными евро. Он был никем — мужчина средних лет, который не приезжал и не уезжал из города, не бронировал отель и не использовал сотовую связь в местном роуминге. Но полпути он остановил такси, зашел в местный магазин и на хорошем немецком попросил разрешения позвонить. В качестве ответной любезности — он купил местный туристический сувенир — кубик рубика, который изобрели именно здесь, в Венгрии.

Такси доставило его прямо в центр города, на набережную. Одно из самых романтических мест города, где был виден и Цепной мост (мост Сечени) и впечатляющее здание венгерского Парламента вдалеке. Будапешт волшебен дважды в день — утром, перед самым восходом солнца, когда уже светло, но солнце все еще за горизонтом, и перед тем, как черная пелерина ночи накроет небо и тьма вступит в свои права. Город окутывает такая синеватая дымка с Дуная, все становится как бы нереальным: дома, мосты, пришвартованные у берега туристические теплоходы. Жаль, что это время так мимолетно — всего на несколько минут…

— Жорж!

Он обернулся. Черный Мерседес-600 последней модели стоял у тротуара, из распахнутых дверей сочился свет, а навстречу ему бежала женщина.

— Жорж…

— Даниэла…

Женщина с ходу залепила ему пощечину, от второй он успел уклониться.

— Какой же ты… мерзавец.

* * *

Фамилия нашей семьи происходит от утренней и вечерней звезды (Ишт, Истар, Астарта)… Это имя — синоним мечты, венгерской мечты о несказанно богатом вельможе, запускающем в свой кошель сразу обе руки; о хозяине, который, будто зерно на току, лопатит банкноты и корзинами мерит злато-серебро; словом, о персонаже сказочном. Имя это означало когда-то просто «богатый венгр»… В фантазиях венгров оно отождествлялось со всем, что способно земную жизнь сделать раем. С удельным князем — но не из тех, анекдотических, чьи владения простираются до околицы, а с властелином, следующим по рангу сразу после старого короля. С бескрайними землями, которые за ночь не пересечь даже диким гусям, — что уж там говорить о простом мечтателе, до коего долетает лишь призывное гоготание ночной стаи! Имя это отождествлялось с множеством замков, с флагами и бунчуками на башнях, грустно смотрящихся в озерную гладь, ибо хозяину все недосуг навестить их. А также с дворцами во всю длину улицы, где, кроме привратника, отращивающего бороду на своем посту, нет ни души и где в затемненных залах сердечно общаются портреты тех, кто любил друг друга, а портреты людей враждовавших повернулись друг к другу спиной; вся прислуга тем временем веселится в трактире «Ивкофф», что на улице Иожефа, куда праздная барская челядь регулярно наведывается бог знает с каких времен…

— П. Эстерхази «Небесная гармония».

* * *

— Итак, ты приехал и тебе что-то нужно… — женщина не спрашивала, а утверждала. Они гуляли по набережной, мост Сечени светился и сиял над Дунаем, Мерседес едва полз по улице и молодой, плечистый человек в строгом костюме — двойке смотрел за парой откровенно злым взглядом.

— Увы. Я человек занятой.

— Знаю….

— И ты как ты знаю, тоже.

Женщину звали Даниэла Эстерхази, она происходила из древнейшего княжеского рода Эстерхази, богатейшей семьи старой Австро-Венгрии. Именно поэтому супруг Даниэлы, крупный итальянский банкир и предприниматель — взял фамилию жены: сам он происходил из семьи работников завода ФИАТ в Турине. Сейчас он находился под стражей по обвинению в политической коррупции и мафиозной деятельности.

— И не говори. Я выходила замуж не для того, чтобы заниматься бизнесом…

— Все мы вынуждены зарабатывать как то на жизнь. Даже Эстерхази.

Женщина просунула ему руку под локоть, заглянула в глаза.

— Как живешь? Все там же в Аргентине?

— Да.

— Мог бы и навестить.

— Извини, дела…

Женщина вздохнула.

— Лжец. Невозмутимый и очаровательный лжец. Настоящий джентльмен.

…

— Адриана каталась на лыжах в Барилоче и видела вас.

— Твоя бразильская подруга с несдержанным языком. Ты смотрю, тоже не скучаешь.

Даниэла с очаровательной непосредственностью оглянулась. Парень у Мерседеса — делал какие-то умоляющие знаки.

— Этот? Перестань, это просто вибратор на ножках и не более того.

Даниэла вздохнула.

— Ладно, к делу. Я же знаю, что ты меня не развлекать приехал. Что тебе нужно?

— У тебя все еще есть тот медийный холдинг?

— Конечно. Только не у меня, а у мужа. От журналистов меня тошнит.

— Мне надо опубликовать кое-какую информацию.

— Опасную?

— Очень.

Женщина снова заглянула ему в глаза — она была невысокого роста, но компенсировала это подтянутой фигурой и очаровательной непосредственностью.

— Совет знает?

— Нет, это моя личная игра.

— Личная игра… как ее зовут?

— Прости.

— Твою девочку. Как ее зовут. Мне ничего не надо, просто скажи.

— Элис…

— Элис… — женщина повторила это имя еще раз — Элис. Что же, желаю вам счастья. Я для тебя всегда была слишком ненормальной. А ты крепко стоял на земле.

…

— Давай, что там у тебя.

Георгий взял женщину за руку, поднес руку к губам. Маленький квадратик пластика незаметно оказался приклеенным к руке.

— Там информации на пять — семь статей.

— Темы?

— Украинская мафия. Торговля живым товаром, организованная преступность в Одессе, наркомафиозная деятельность.

Женщина покачала головой.

— Украина…

— А что?

— Украина не лучшая тема для расследования. Получить ярлык путинского агента сейчас в Европе проще простого. Все как с ума посходили после выборов, ищут агентов Путина под собственной кроватью.

…

— Может, и ты, дорогой, агент Путина?

— А это что-то меняет?

— Между нами — ничего.

— Вот видишь…

Женщина какое-то время шла молча.

— Материал правдивый?

— Собирал не я, но… да. Скорее всего. Никто ведь не мешает проверить тебе?

— Что там конкретно?

— Сильные факты. Документы. Коррупция, номера счетов, схемы отмывания денег. Доказательства против высшего руководства одесской полиции. Их давние и тесные связи с преступным миром, совершение тяжких преступлений ими самими.

…

— Я просмотрел и разделил материал на пять блоков. В последнем, пятом — доказательства того, что коррупция в Одессе связана с коррупцией в высших эшелонах украинской власти. Это надо опубликовать последним — но информацию о том, что такой материал у тебя есть — надо дать в первом же номере. Периодичность публикаций — раз в неделю. Пять недель. Начать нужно… скажем, дай мне дней десять.

— Если на меня подадут в суд?

— Не подадут.

— А если полиция спросит, откуда все это?

— Скажешь, что позвонили, передали пакет через камеру хранения на вокзале. Это все равно увидит свет, так или иначе. Как только я не увижу очередной публикации — сливаю все, что у меня есть в Интернет.

— Угрожаешь?

— Просто говорю, что ты должна сказать полиции.

Окончательно стемнело. На противоположном берегу своими готическими шпилями подпирал темное небо Парламент — самое впечатляющее здание старого Будапешта.

— Тебе есть, где ночевать?

— Да.

Женщина вздохнула.

— Она счастливая. По-настоящему счастливая…

— Даниэла…

— Зачем тебе это? Я имею в виду Украина. Ты понимаешь, что добром это не кончится?

— Понимаю.

— И?

— Мы знаем, что мы от Бога и что мир лежит во зле — князь процитировал на память Библию — двадцатый век искалечил и разрушил все, что создавалось упорным трудом поколений. Моя страна разрушена, ее рвут на куски шакалы, подобные тем, что сейчас сидят в Одессе. Но никто не сказал, что сегодняшнее положение дел — неизменно. Перемены начнутся с того, что кто-то накажет вот этих конкретных выродков, освободит людей от их преступной власти — и я это сделаю, пока Бог дает сил. Только так — можно что-то изменить. Рано или поздно — все вернется, и мы восстановим страну, которую мы потеряли. Возможно, Даниэла, потом мы восстановим и твою страну…

13 апреля 201… года. Белград, Сербия

И опять Все готово для того чтобы рвать Как легко наполняются яростью наши сердца И плевать Что никто не хотел умирать Нам не жалко себя А тем более слов и свинца… Чичерина

И снова — Дунай, великий Дунай, соединяющий города и страны, по которому он поднимался наверх на мощном катере. Теперь его целью был Белград — истерзанный прошлым город некогда большой страны, теперь ставший призраком, пародией на самое себя. Столица Сербии, переживающая такую же фрустацию, как сто лет назад переживала ее Вена. Некогда столица блистательной империи с населением более пятидесяти миллионов человек, город, где вершились судьбы Европы — стал столицей жалкого огрызка, оставшегося от Империи по воле президента Вильсона[37]. Так же и Белград… столица созданного гением маршала Тито югославянского государства, всего на десять лет пережившего самого маршала — теперь она медленно приходила в себя, ища свое место в этом новом, очень неоднозначном мире.

Судьба — была несправедлива к Белграду, причем много раз. Героизм сербов никогда не был вознагражден, хотя во многом они — стали на пути мусульманской экспансии в Европу. Последний раз — Белград бомбили в девяносто девятом, когда самолеты НАТО карали сербов за то, что они не хотели отдавать Косово албанцам. Удивительно — но пятнадцать лет спустя эти же люди, это же НАТО и эти же американцы — вовсю помогали Украине, которая бомбила и обстреливала Донбасс. Сербы, кстати говоря, до обстрела городов тактическими ракетами — не додумались.

Логика? А логика на другом корабле плывет. Современный мир жил по правилам: ты виноват уж тем что хочется мне кушать…

Белград был одним из самых бедных городов Европы… Сербия даже не была членом ЕС, только кандидатом на членство. Это был один из самых неустроенных городов Европы, но в то же время — было в нем и какое-то очарование. Очарование жемчужины Балкан, сумасшедших Балкан, большое количество молодежи и студентов, привлеченных дешевизной, дискотеки на стоящих у берега теплоходах…

Все находят время,

чтобы уйти,

Но никто не уйдет навсегда…

Парламентеры

Один за другим

И каждый знает горечь плода[38]…

Горечь плода…

В одном из заведений в районе Скадарлие — Ангел заказал обед… типично сербский, из супа заправленного обжаренной в масле мукой, почти турецкой кюфты, запил все это кофе. Он не спешил. Солнце клонилось к закату, на белградские улицы наползал туман, загорались фонари. Люди постепенно набивались в заведение и чего-то ждали…

Чего именно — стало понятно, когда на сцене появилась девушка. Совсем молодая, с огромными черными глазами серны и пышной гривой черных волос, она была одета как типичная исполнительница турбофолка[39] — народного сербского рэпа, если это можно так назвать.

Но пела она отнюдь не турбофолк. Музыка турбофолка всегда легкая, под нее танцуют — а тут из колонок полилась медленная, тягучая и грустная мелодия, больше похожая на плач, чем на попсу. Певица какое-то время стояла на сцене неподвижно, закрыв глаза, а потом запела…

U nebo gledam

Prolaze vekovi

Secanja davnih

Jedini ne lekovi

Vidovdan!

Vidovdan!

Kud god da krenem tebi se vracam ponovo

Ko da mi otme iz moje duse Kosovo

Vidovdan!

Vidovdan!

Ko vecni plamen

U nasim srcima

Kosovskog boja

Ostaje istina

Vidovdan!

Vidovdan!

Oprosti boze sve

Nase grehove

Junastvomdaruj

Nase sinove[40].

Vidovdan!

Vidovdan!

Люди слушали, затаив дыхание…

Вместе с ними слушал и тот, кого называли Ангелом. Заведение он покинул одним из первых, еще до того, как программа закончилась.

* * *

Темная улица, стук каблучков — она не сменила концертную обувь, решив переобуться в машине. Вот и ее машина — старенькая Шкода. Выступлениями в кафанах много не заработаешь, а на студию пробиться пока не удалось. Там все схвачено, и можно только через постель, чего она не хотела делать…

— Здравствуй, Злата…

Девушка, та самая певица, уже открывавшая дверь машины, резко обернулась. Сунула руку в сумочку.

— Не бойся — сказал незнакомец по-сербски — я тебе друг.

В белградских сумерках, девушка рассматривала незнакомца … сорок с чем то лет, дорого и строго одет — совсем не так, как одеваются местные. Пришелец из другого мира. И она знала, из какого именно — мира.

— Кто вы? Я вас не знаю.

— Друг.

— У меня нет друзей.

— Но у твоего отца есть. Меня зовут Ангел.

Девушка захлопнула дверь машины и повернулась к незнакомцу, в ее руке была короткоствольная Застава.

— Я не знаю, где мой отец.

— Просто скажи ему, что Ангел приехал. И всё.

— Я не знаю, где мой отец — зло повторила девушка — я не хочу иметь с ним ничего общего. С ним и такими как он.

— Когда тебе было шесть лет, ты впервые запела — сказал незнакомец — твой отец был тогда далеко. Но он очень гордился тобой.

Девушка вскинула пистолет. Точка лазерного прицела — плясала на лбу того кто назвался Ангелом.

— Убирайся — прошипела она.

— Хорошо. Просто передай отцу, что Ангел здесь. Я не хотел тебя напугать или обидеть. Ты очень красиво поешь. И сама очень красивая…

Незнакомец повернулся и пошел. Злата держала его на прицеле какое-то время, потом опустила пистолет. Быстро села в машину, хотела переключить передачу — рука на что-то наткнулась. Она включила салонное освещение… на пассажирском сидении лежал роскошный букет роз…

Злата закрыла лицо руками и разрыдалась…

* * *

— Я видел, как выступает твоя дочь. Люди забывают обо всем, слушая ее. Ей нужно петь на большой сцене…

Бошняк — черная рубашка, джинсы, полумесяц на золотой цепи — кивнул.

— Я знаю.

— Почему ты это не организуешь?

— Она не примет помощь от меня.

— Сделай так, чтобы не узнала.

— Она узнает. Обязательно узнает.

Бошняка звали Ибрагим, он был не последним в структуре пост-югославской организованной преступности, которая в последнее время опять шла в рост. Он был из того, искалеченного жесточайшей гражданской войной поколения, которое так и не смогло найти себя в мирной жизни. Правда, помимо трагедии своего народа, искалеченного войной — он пережил и личную трагедию. Его любимая женщина была сербка, его жизнь — навсегда разорвала война. Война, развязанная потому, что кому-то очень сильно хотелось оторвать от большой, сложной и красивой картины кусочек только для того, чтобы он был твоим. И только твоим…

Была страна. Может, не самая успешная, и не самая процветающая — но страна. Впервые за несколько сотен лет сербы, хорваты, бошняки, македонцы, словенцы — жили в своей стране, а не в чужих. Впервые — каждый мог влиять на то, какой будет его жизнь в будущем. У каждого было право голоса…

Югославия, это страна, жители которой имели длинные и кровавые счеты друг к другу. На ее территории — претендовали и другие страны, в частности Болгария и Греция. Сложные отношения были с соседней Албанией, страной со схожей судьбой, которая могла бы быть часть Югославской федерации, если бы не амбиции Энвера Ходжи и Мехмета Шеха. Но как бы то ни было — пребывание в единой, многонациональной стране давало хотя бы худой, но мир, позволяло как то существовать не убивая друг друга.

Петр Столыпин как то сказал — дайте мне двадцать лет спокойной жизни — и вы не узнаете Россию. Двадцать лет это мало — но направление мыслей было верным. Только мирное существование, поколение за поколением, при развивающейся экономике и улучшающейся жизни людей — может дать прекращение усобицы и установление прочного и надежного мира. Увы… у Югославии такого исторического времени было мало. Не дала ей судьба.

С начала восьмидесятых разразился общеэкономический кризис… он был связан с мировыми процессами и затронул не только Югославию. Но в Югославии все сразу вспомнили исторические обиды и руки сами потянулись к оружию.

Ибрагим был из Боснии и был бошняком, то есть боснийским мусульманином, сербом, принявшим ислам. В Османской Империи — жители делились не по национальностям, а по религиям, и принять ислам — означало послабление и в налогах, и в общественной жизни. Многие так и делали. В конце девятнадцатого века Босния и Герцеговина на короткое время стала независимой — но лишь для того, чтобы снова попасть под власть империи — то есть Австро-Венгрии. Под властью Вены — Сараево было недостаточно, чтобы воспринять то полезное, что могла дать эта империя — просвещенный бюрократизм, навыки существования в цивилизованном государстве, красоту и уют просвещенной городской жизни с ее кафе и ресторанами — но достаточно, чтобы радикализоваться и возненавидеть. Именно с выстрелов в Сараево и началась Первая мировая война — кстати, жители Сараево после покушений сами схватили террористов и передали их властям.

Тем не менее, бошняки были очень нетипичными мусульманами. Здесь всегда была веротерпимость, в отличие от соседней Македонии по горам не шарахались банды[41]. Именно в Сараево — что показательно — был установлен первый в мире памятник Льву Толстому.

Но при этом — Босния и Герцеговина, ее народ — в большинстве своем были против того, чтобы жить в одном государстве с сербами. Они хотели или независимости или какой-то мягкой конфедерации. Тем не менее, избежать им этого не удалось — была создана Югославия…

Маршал Иосип Броз Тито, наполовину словенец, наполовину хорват — прекрасно понимал, какая сложная страна ему досталось. У многих народов в ней живущих — была мечта о собственной великой стране — Великой Сербии, Великой Хорватии, Великой Македонии. Дальше всего на пути к этому продвинулись сербы — по сути, Первая мировая война началась из-за стремления сербов любой ценой объединить под собой те земли, которые принадлежали им шестьсот лет тому назад. Маршал Тито принял несколько решений, которые казались правильными, но таковыми не были. Первое — он все-таки не смог отказаться от национального деления своей федерации, не смог в семидесятые, когда экономическая ситуация была хорошей для страны — заменить национальные элиты на единое гражданское общество, когда ты сначала гражданин, а потом уже серб или хорват или бошняк. И второе — маршал Тито начал притеснять сербов, которые его возненавидели, и поднимать южные окраины своей лоскутной державы, прежде всего Косово, Македонию и Боснию. Строились заводы, целые кварталы бетонных домов — коробок, дороги. Босния так и вовсе — получила право принимать зимнюю Олимпиаду. Маршал Тито считал, что если он будет что-то делать для южных народов — они забудут про счеты и про кровь. На самом деле — они его еще больше возненавидели…

Что касается Ибрагима Дадича — то он родился и вырос в Сараево, в типичной мусульманской семье — но ислам здесь был изначально не строгим. Ходил в школу, как и все, участвовал в подростковой группировке, как и все. Быстро выбился в лидеры. Но потом он совершил такое, отчего на него стали посматривать косо, а мать даже закатывала скандалы, рвала на себе волосы и голосила так, что было, слышно на улице.

Он полюбил сербку.

Войну начинали не они — вообще не они. В восемьдесят девятом — праздновали шестисотлетие битвы на Косовом поле, этот день один в один совпадал с днем падения Берлинской стены. За два года до того — на Косово поле, отпраздновать пятьсот девяносто восьмую годовщину битвы приехал Слободан Милошевич, высокопоставленный функционер Компартии Югославии. Встав на холме, чтобы его было видно и протянув руку в сторону Албании, он произнес несколько слов, положивших начало войне. Он сказал «Они никогда больше с вами такого не сделают. Никто больше не победит вас.».

И толпа отозвалась восторженным ревом.

Так было положено начало легенды о Слобо. И так было положено начало войне.

Сепаратистские процессы начались не на юге страны. Они начались в Словении, самой можно сказать цивилизованной и самой развитой югославской республике. Это была маленькая, очень развитая территория, с одной стороны у нее была Италия, а с другой стороны — Австрия, обе капстраны, так что жили там всегда очень хорошо. Словенцем был Стане Доланц, серый кардинал последних лет титовского режима. Сам опытный контрразведчик, он сделал так, что в югославских спецслужбах большинство важных постов занимали словенцы. Понятно, что про своих они не забывали, контрабанда цвела пышным цветом…

И стоит ли удивляться тому, что когда Словения захотела «на выход» — причины были в основном экономическими, осознание того что в одиночку они проживут гораздо лучше, богаче, плюс негласная поддержка некоторых соседних стран. Руководство Югославии попыталось решить проблему сначала политически — словенская делегация ушла с пленума ЦК КПЮ, а затем танками — эта затея позорно провалилась и надо ли говорить почему? А дальше на выход была огромная по югославским меркам Хорватия с ее криминальным режимом генерала-диссидента Франьо Туджмана.

Что же касается Боснии — в произошедшем там сербы виноваты не меньше, чем боснийцы, кроме того — сыграли свою роль и провокации, устроенные неизвестно кем (возможно, теми же самыми хорватами, которые стремились ослабить давление на собственное новосозданное государство, открыв для сербов второй фронт). Была расстреляна сербская свадьба, что было явной провокацией. Но надо сказать, что именно сербы — первыми перешли от парламентских методов борьбы к массовому вооруженному насилию[42], и именно сербы первыми начали применять на территории Боснии незаконные националистические вооруженные формирования. Бошнякам — оставалось только отвечать.

Что же касается Ибрагима — то войну он встретил в кооперативе, главой которого был его дядя. В семидесятые — они неплохо зарабатывали на том, что поставляли продовольствие странам Ближнего Востока. Потом они начали еще лучше зарабатывать — за счет того, что посадили на землях кооператива опиумный мак. Ибрагим в кооперативе отвечал за безопасность, у него был собственный БМВ, подержанный, правда, и автомат Застава. Он уже построил для своей семьи, приличный особняк в окрестностях Сараево.

Когда все это началось — он рванул на машине в Сараево, чтобы вывезти семью в горы. Он думал, что там будет безопаснее. На дорогах уже стояли блокпосты, увидев красный БМВ — бородатые сербские четники открыли огонь. Отстреливаясь, Ибрагим сумел уйти, хотя и был легко ранен. Когда же он сумел навести справки — оказалось, что семья забрала Драганку с совсем еще маленькой дочерью из его дома и вывезла в Белград — дед девочки жил там, был депутатом Скупщины. Ибрагиму и его людям ничего не оставалось, как брать в руки оружие и воевать за своих. Сербская армия вместе с националистами — установила на окружающих столицу олимпийских игр 1984 года холмах артиллерийские орудия и открыла по городу огонь. Среди тех, кто обстреливал город, был и брат Драганки, сербский офицер. Позднее — он погиб.

Война в Боснии прекратилась согласно Дейтонским мирным соглашениям 1995 года, но мира не наступило. Босния оказалась фактически разделена на две части, причем ее государственное устройство было устроено так, что какое-то решение можно было принять только по общему согласию. Американцы думали, что это сподвигнет стороны конфликта искать согласие — но это сподвигло стороны конфликта не принимать никакие решения. Ибрагим потерял свою семью — потеряв брата, Драганка, подстрекаемая семьей, возненавидела его и дочь воспитала в ненависти к родному отцу и его народу. Ибрагиму ничего не оставалось, как вернуться к тому, чем он занимался и до войны — выращивать опиумный мак и продавать его. Постепенно к этому добавилась торговля угнанными машинами и оружием. Потом он научился получать крупные партии боеприпасов с патронного завода Ингман, расположенного в Боснии и продавать их заинтересованным лицам — а это была уже политика. Постепенно он начал заходить и в легальный бизнес — открыл несколько крупных магазинов, автомастерские.

Продавая оптовые партии боеприпасов — он познакомился с ЦРУ США.

Потом было 9/11, войны в Ираке и Афганистане. Американцы поставляли на Ближний и Средний Восток своим клиентам огромные партии оружия, а к ним нужны были боеприпасы. Потом — кому то в ЦРУ пришла в голову гениальная идея использовать в Ираке и Афганистане наемников из мусульманских стран — вроде как это должно было снизить градус конфликтности и лишить Аль-Каиду одного из аргументов для продолжения борьбы — нашу землю топчут неверные. Если нашу землю будут топтать «верные» это будет намного лучше. Самым удобным местом для вербовки мусульман — наемников оказались Балканы, где у ЦРУ со времен войны остались обширные связи. В Боснии было полно людей, у кого руки привыкли к оружию, и нет никакой работы. Так — Ибрагим оказался в Ираке со своими людьми и своими интересами.

Потом — Ибрагим вернулся из Ирака… и вот тут то начались процессы, которые ему стали сильно не нравиться. Очень сильно…

Произошла Арабская весна — он имел к ней косвенное отношение, поставляя оружие и боеприпасы в Ливию[43] — но при этом он видел, что там происходило, кто и с кем рука об руку воевал — и ему это сильно не нравилось. Теперь знакомые ему сотрудники ЦРУ и знакомые ему еще по Ираку исламские экстремисты — воевали рука об руку. А потом — проповедники «чистого ислама» появились в родной Боснии и стали объяснять молодежи, что местный ислам — неправильный, что надо принять правильный ислам и устроить джихад. Многих из этих проповедников и амиров Исламского государства, которые сейчас по телевизору говорили о джихаде, и о пути к Аллаху Ибрагим хорошо знал — по Ираку. Они являлись на багдадские, мосульские, тикритские явки ЦРУ США, чтобы встретиться со своими кураторами из американской разведки. Ибрагим и его люди — стали бороться с проникновением агрессивного ислама на Балканы. Правительство Боснии тоже боролось, арестовывало и сажало людей в тюрьмы — но от этого было только хуже — попав в тюрьмы, проповедники Исламского государства получали готовый, восприимчивый к пропаганде контингент, часто озлобленный, изверившийся, ничем не занятый. Начали создаваться тюремные джамааты, радикальный ислам стали принимать боснийские сербы и хорваты, потому что был выбор — или национализм или это. Так же через бывшую Югославию в Европу потоком хлынули беженцы, якобы из Сирии. Ибрагим разговаривал кое с кем из них — они рассказали, что они не из Сирии, а из Ирака, и до транзитного лагеря в Турции им помогли добраться какие-то христианские миссионеры. В лагере — другие миссионеры, между собой говорящие на английском языке — выдали им документы, из которых следовало что они граждане Сирии, и деньги на дорогу в Европу. В этом лагере — обязательным было посещение каких-то курсов, где другие миссионеры рассказывали им про демократию и обучали, как этой демократии добиваться — то есть учили организации массовых беспорядков.

В две тысячи пятнадцатом — в тюрьмах маленького государства произошло несколько массовых драк с убийствами — так мафия и тюремные джамааты воевали за власть над зонами. В большинстве зон победила традиционная организованная преступность — но все понимали, что это ненадолго. Молодых людей, которые вдруг осознавали, что ислам у них какой-то неправильный и надо принять правильный — становилось все больше и больше. Как и поводов для повторной гражданской войны, которую многие очень хотели. Сербские и хорватские националисты тоже были готовы, они открыто называли Боснию и Герцеговину «геополитическим недоразумением» и считали, что ее надо разделить. А Ибрагима — в две тысячи пятнадцатом первый раз попытались взорвать.

Первый — но не последний.

— Злата… — с болью в голосе произнес бошняк — Злата, доченька… Девочка моя милая…

— Держись — с сочувствием в голосе произнес тот, кого называли Ангел — у тебя красавица дочь, она жива, здорова, выступает. Это не так плохо. Думаю, она просто еще маленькая. Повзрослеет, поймет. Держись.

— Как держаться, как?! Моя дочь мне враг! — в глазах бошняка стояли слезы — она носит пистолет, чтобы застрелить меня. Понимаешь — меня, родного отца. А сербы не считают ее своей, для них она полукровка…

…

— Что же мы натворили со своей жизнью и своей страной. Что же мы наделали. Аллах, что же мы наделали…

Двое мужчин — долго сидели рядом и просто молчали. Рядом — Сава катила свои воды, чтобы слиться с Дунаем. На горизонте — заревом горел Белград…

— Зачем ты приехал? — спросил Ибрагим.

— Мне нужна пара твоих людей. Умеющих обращаться с оружием. Умеющих молчать. И не боящихся трудностей…

— Я думал, ты отошел от дел.

— Я тоже так думал.

Ангел достал фотографию, посветил фонариком.

— Красивая — сказал бошняк — очень красивая. Кто это?

— Неважно. Ее держали в рабстве в Одессе. Я хочу уничтожить этих людей. Закопать их в землю. Всех.

Когда Ангел закончил свой рассказ, в глазах бошняка горела ярость.

— Какая мразь… — сказал он — у нас тоже такие были. Но они делали это с чужими женщинами, а эти — делают со своими. Конец их пути — огонь. Пусть Аллах обрадует их тяжким наказанием, и в том мире и в этом.

— Я предпочитаю не дожидаться божественного правосудия. А вершить свое.

— Какая мразь — повторил бошняк — люди ли они? У них нет чести, совести, чувства к родному народу. Как они живут…

— Недолго. Ты мне поможешь?

— Да. Я сам пойду.

Ангел удивился.

— Зачем тебе? Ты авторитетный и влиятельный человек.

Бошняк горько усмехнулся.

— Уже нет. Как только я стал выступать против исламизации Боснии радикальными мусульманами, мои счета заблокировали, а против меня возбудили дело о неуплате налогов в особо крупном. Думаю, они хотят отнять всё.

— Значит, ты должен остаться здесь и бороться.

Бошняк покачал головой.

— Нет, не должен. Это дело адвокатов. Но не мое. Наш народ никогда не ждал милости от правосудия, и я тоже не буду.

— Это моя война. Мне всего нужна пара человек.

— Это наша война — сказал бошняк — я тебе должен и помню это. Рано или поздно меня убьют — я пережил свое время, сейчас пришло время для совсем других людей… таких, что когда им удастся сделать то, что они хотят, живые позавидуют мертвым. На меня уже есть заказ, я знаю. Но где и как умереть, я хочу выбрать сам.

— Тогда я тем более не могу взять тебя. Смертники мне не нужны.

— А я не смертник — сказал бошняк — просто я понял, что большую часть жизни делал зло. Аллах уже наказал меня, лишив семьи. Когда в день страшного суда я пойду по мосту над огненной бездной, толщиной с лезвие меча — меня будет шатать из стороны в сторону под грузом тяжких прегрешений. Я просто хочу сделать что-то хорошее перед тем, как моя жизнь оборвется, понимаешь?

— Да… — сказал Ангел — я понимаю. Мы все не без греха…

19 апреля 201… года. Никосия, Кипр

Если баронесса Боде за что-то бралась — то все это выполнялось быстро и без каких-либо изъянов.

В порту Марселя — их ждала мощная лодка типа Сигаретт[44] с молчаливым рулевым в черных очках. Алиса и баронесса взошли на борт — и лодка рванулась в открытое море…

Через несколько часов — они были на Кипре — месте, где родилась Афродита. С давних времен Кипр — был пристанищем для шпионов, а с тех пор, как пал железный занавес — он стал прибежищем и для многочисленных русских, облюбовавших этот островок из-за лояльно относящихся к русским киприотов. В греческой части Кипра — правила коммунистическая партия, и потому остров использовался для нелегальных финансовых операций еще при Советском союзе…

В порту Никосии — их ждал Пежо 508 с молчаливым водителем и телохранителем. Последний был вынужден помочь дамам закрыть двери — машина была бронированной.

— Эвелин, я… — начала Алиса.

— Молчи и улыбайся — отрезала баронесса — я все сделаю сама. Тебе надо просто произвести впечатление на этого старого негодяя.

— Старого негодяя?

— Увидишь…

* * *

Автомобиль — остановился на поворотном круге перед роскошным, в средиземноморском стиле доме. Два этажа, увитые плющом стены, фонтан… и люди в черных очках — второй этаж, первый… оружия у них видно не было — но это не значит, что его у них не было вовсе.

Телохранитель — провел их в типично средиземноморский дворик, выложенный плиткой с причудливым узором, где их ожидал карикатурно толстый джентльмен, лет семидесяти, в очках и с типично украинскими усами.

— Эвелин…

Баронесса дала толстяку поцеловать руку, что он и выполнил. Затем его глаза подслеповато уставились на Алису.

— Боже, что я вижу… взошло солнце…

…

— Сударыня.

Алиса не знала как себя вести с этим комичным стариком, она протянула ему руку и старик шумно поцеловал и ее.

— Оставь ее старый развратник — отреагировала баронесса — с тебя достаточно приключений.

— Эвелин, мои приключения только начинаются.

— Да, да. Милая, не слушай этого пройдоху. У него жена и четверо детей.

— Эвелин, что ты говоришь. Мы уже развелись.

— Даже так? Надеюсь, Сара тебя оставила без гроша в кармане.

— За что ты такая злая…

— Есть за что. Веди нас в дом.

— Прошу, дамы, прошу…

* * *

Ужин в доме — был типично еврейским — чолнт, форшмак, паштида. Все внимание за столом — толстяк уделил баронессе, и та не осталась в долгу: они моментально переходили с одного языка на другой, с французского на арабский, с иврита на русский, обменивались какими-то колкостями, от вещах, которые были известны и понятны только им двоим — а Алиса чувствовала себя как бы чужой на этом празднике жизни и юмора. Тем более что и ела она совсем немного — еврейская кухня очень сытная, а она вела бесконечную борьбу с лишним весом…

И вот…

— Мне нужна поддержка в Одессе…

Голос баронессы стал суше. Толстяк тоже неуловимо изменился, он промокнул губы салфеткой и аккуратно положил ее на стол.

— Тебе?

— Ей.

— Кто она?

— Тебе не все ли равно.

Толстяк пристально уставился на Алису.

— Сдается что не все. Как чувствуете себя?

Алиса кивнула. Она поняла, что толстяк знает про Бейрут.

— Хорошо, спасибо.

— То чем вы занимаетесь, не доведет до добра.

— Мы к тебе не нотации пришли слушать.

— Да… да.

— У тебя есть кто-то в Одессе?

— Есть… там даже наше консульство есть.

— Никто не должен знать.

Толстяк вздохнул.

— Эвелин, как будто ты меня не знаешь.

— Никто — это даже твоя служба.

— Бывшая служба.

— Бывших не бывает. Ни в твоей службе, ни в моей.

Толстяк подслеповато уставился на Алису.

— Ну… с паспортом проблем не будет, кое-какие контакты я вам дам, в беде одна не останетесь. Судя по Бейруту, выживать вы умеете. Только — зачем вам это, милое дитя? Оно вам надо…

— Ты помнишь Эйхмана? А Мицхат Эвлоим[45]? Зачем вы это делали? Я скажу вам зачем. Чтобы сохранить свое достоинство. Чтобы оставаться самими собой.

…

— То, что собирается сделать эта девушка — нужно для того, чтобы восстановить ее достоинство. И остаться самой собой.

Толстяк покачал головой, продолжая смотреть на Алису.

— Ой-вей… какие времена… какие времена. Я помогу тебе, чем смогу. Но хочу, чтобы ты запомнила выражение одного очень мудрого человека. Он сказал: Выбрав из двух зол меньшее, не забывай, что ты выбрал зло…

— Хватит философствовать… — недовольно сказала баронесса — просто помоги нам и…

— Спасибо… — вступила в разговор Алиса — я буду помнить ваши слова…

* * *

Они остались на ночь в гостеприимном доме еврея — киприота, а наутро — пришла женщина, она больше двух часов занималась с Алисой, уча ее как минимальными средствами изменять внешность, а потом усадила ее на стул и сделала несколько снимков. Это для паспорта — пояснила она.

Паспорта появились на следующий день — целых пять. Израильский, два украинских — внутренний и международный, с пропиской в Киеве и два российских — тоже внутренний и загран с пропиской в Москве. Все — с фотографией Алисы, но с разными вариантами ее внешности и разными именами. Все — подлинные, то есть внесенные в базы данных, не на украденных бланках. Чистая работа. Перебирая паспорта, Алиса грустно усмехнулась. Было время, когда паспорт, простой украинский паспорт — казался ей недостижимым, роскошью, позволявшей просто быть человеком. В том жутком мире, в котором она жила сейчас — люди имели по несколько паспортов, меняли их вместе со своими личинами, как перчатки. Но такая жизнь была еще сложнее…

* * *

Промежуточный акт этой драмы — состоялся в аэропорту, куда Алису и баронессу — доставил шофер израильского резидента на бронированном Пежо. Там ее ждал чартер — он перебросит ее в Венгрию, а из Венгрии — она проникнет на Украину. Она знала, что из венгерского приграничья в украинское Закарпатье — ходит рабочий поезд, который почти не проверяют пограничники. С ее украинским паспортом — ей не составит никакого труда проникнуть в страну, которая когда то была ее родной страной.

— Наверное, я должна тебя сейчас попытаться отговорить — сказала баронесса, когда они стояли у трапа — в последний раз, да. Хотя… если с тобой что-то случится, пыталась я тебя отговорить или нет, не будет иметь никакого значения.

— Я очень благодарна вам за все… — сказала Алиса.

— Брось, пустое. С тобой я хоть немного почувствовала себя молодой…

— Все будет в порядке. Обязательно. Я выживу.

— Надеюсь…

— Ты не передумаешь?

— Нет.

Баронесса троекратно поцеловала Алису по русскому обычаю.

— Тогда я тебе кое-что скажу. В исламе — есть понятие «васвас», точного аналога которого нет ни в христианстве, ни в основных европейских языках. Оно означает «приверженность злу» — когда человек не просто ошибается, или грешит и понимает, что он грешит — а сознательно несет в этот мир зло. Васвас — это дело самого шайтана, который наделяет человека необычной силой и способностью влиять на других людей и на события в ответ на то, что человек впускает в себя васвас. Мусульмане считают, что человек, который впустил в себя васвас в обмен на данную шайтаном силу — тяжело болен. Те полицейские, которые издевались над тобой — они впустили в себя «васвас».

…

— Мусульмане считают, что васвас — у человека рядом с сердцем.

Алиса и баронесса посмотрели в глаза друг друга.

— Я поняла… — сказала Алиса.

* * *

А уже через сутки — она стояла на платформе станции Захонь и ждала вместе со всеми электрички до Чопа.

Вместе с ней стояли ее бывшие соотечественники. С сумками, с рюкзаками, какие-то понурые — кто-то ездил на работу, кто-то — чтобы купить продуктов, которые в Венгрии почему-то выходили дешевле. Алиса прислушивалась к разговорам, часть из которых велась на русском, часть — на неизвестной ей «закарпатской гваре». Разговоры были об одном и том же — дороговизна, кидки на деньги, кто и как устроился в Европе, устроил детей.

Слушать это было… не то, что глупо — просто как-то странно. То чем жили эти люди — не имело ничего общего с тем, чем жила она. То чем жила эта страна — не имела ничего общего с тем, чем жила ее родная теперь Аргентина, чем жили Испания и Франция…

Появилась мысль — зачем она здесь — но она отогнала ее.

Появилась какая-то женщина, она собирала деньги. Подошла к Алисе, уставилась на нее. Алиса же недоуменно смотрела на нее, не понимая, что она хочет.

— Давай… — не выдержала женщина.

— Что?

— Ты чего, новенькая что ли?

Алиса неопределенно пожала плечами.

— Таможенникам, триста гривен. Хочешь, чтобы тебя эти обшмонали? Личный досмотр устроили?

Алиса достала бумажник — там была относительно небольшая сумма, в том числе и форинтов, которые она успела наменять.

Гривен у нее не было.

— Форинтами можно?

— Давай — разрешила женщина — тогда двести.

Алиса отсчитала двести форинтов, выругав себя — так нельзя. Только граница, а на нее смотрят как на чужую. Еще хуже, что у нее в вещах пистолет — чартер пограничники не досматривают, а регулярными рейсами она не летала…

Тем временем, подошла электричка — старый маневровый тепловоз и несколько вагонов. Ее бывшие соотечественники — принялись штурмом брать вагоны, запихивать сумки. Зашла в вагон и она…

Глок, который она везла с собой — был спрятан в тайнике, в разобранном виде, да еще и обернут специальной бумагой, на случай рентген-контроля. Но ничего из этого не понадобилось — в Чопе, первой крупной станции на территории Украины — пограничники без досмотра выпустили их в город.

Из Чопа в Одессу — ходил прямой поезд, Хаджибей — но она и не подумала брать на него билет. Вместо этого — она втиснулась вместе со всеми в старенький частный автобус до Львова — там она наверняка найдет автобус до Одессы. Частный, где никто не потребует паспорт, и никто тебя не запомнит.

Было неудобно, тесно и душно, автобус был перегружен, надрывался двигатель. Она прикрыла глаза, но не уснула. Начала вслушиваться в говор пассажиров, заново запоминая слова и выражения. Надо понимать, чем живут эти люди и чем живет эта страна.

Чужая страна.

* * *

В середине следующего дня — автобус выбросил ее, смертельно уставшую — на окраине Одессы. Дальше водитель не поехал — скорее всего, потому что бизнес его был незаконным и попадаться на глаза полиции или конкурентам — он не хотел.

* * *

В одном из отелей — адрес дала ей баронесса — ее поселили без регистрации, как служащую центрального французского офиса, приехавшую в город для оценки инвестиционных возможностей. Об этом позаботился любовник баронессы, которому принадлежал этот отель, как и многие другие по всему миру. Хоть что-то от него — было полезное.

Оказавшись в номере — она заперла дверь на ключ, первым делом собрала и зарядила Глок. Сунула его под подушку. Только потом она приняла душ и уснула…

* * *

Проснулась она следующим утром. Французское, до пола окно было приоткрыто, шевелилась занавеска, в номере было холодно — но не для нее, привыкшей плавать в холодных озерах у подножья андских гор. Она соскользнула с кровати и подошла к окну.

Город был перед ней. Одесса.

Она не любила этот город, как любили его многие другие — поэты, певцы, авантюристы и романтики. Не любила, потому что помнила его грязную изнанку. Но теперь она была кем угодно — графиней Мерседес де Сантьяго, Верой Кочергиной, прописанной в Москве, Алиной Грищенко, прописанной в Киеве, Рахиль Фридман с пропиской в Тель-Авиве — но только не той, кем она была на самом деле.

Прошлого больше не было. А было настоящее. В котором у нее в руке был Глок из которого она попадала в бегущего человека с пятидесяти метров — в десяти случаях из десяти.

В дверь постучали. Она автоматически спрятала пистолет за спину.

— Уборка номеров…

— Я сейчас оденусь.

Про себя, она подумала, что надо найти место, где хранить пистолет. Не дай Бог, найдет горничная. Оценка инвестиционных возможностей и пистолет Глок — мало совместимы…

15 апреля 201… года. Хорватия, Пула

Следующий раз — Ангел встретился с Ибрагимом в Пуле …

Пула — уникальный город, долгое время бывший итальянским и отошедший к Югославии по итогам Второй мировой войны — а теперь принадлежащий Хорватии, долгое время он был частью Истрии — старой римской провинции. В этом городе родилась Лаура Антонелли — самая известная актриса итальянского эротического кино двадцатого века. Это бывший главный порт Австро-Венгерской империи, именно здесь — впервые в военной истории в 1918 году итальянскими боевыми пловцами был подорван австрийский линкор. Но теперь — город жил мирной жизнью, мирной и… преступной. И Ангел — знал задворки Пула как мало кто за пределами Хорватии.

Потому что именно здесь, в Пуле — в течение многих лет была размещена секретная станция ЦРУ, занимавшаяся подрывными операциями во всем Средиземноморье. По странному стечению обстоятельств — именно через Пулу, не через южнее расположенные, более удобные города — шел наркопоток из Ливии по открывшемуся после падения Каддафи каналу. Совпадения, заставляющие обратить на это внимание…

Оставив катер в Белграде — Ангел взял машину, и на следующий день уже был в Пуле. Гнал всю ночь, рискуя жизнью — но Бог сохранил его на узких, балканских дорогах. И уже утром — он въезжал в Пулу, город, в котором сохранились еще следы некогда могущественных, а теперь канувших в лету империй.

Ангел обожал империи.

Империя — это лучшее из придуманного человечеством, высшая форма государственного устройства, являющаяся формой мирного сосуществования и сотворчества нескольких народов в одном государстве. Империя — всегда имеет цель, некую путеводную звезду, к которой и идет несмотря ни на что? А какую цель имеют сегодня маленькие, часто нищие национальные государства? Просто выжить?

Преимущество империй — доказывается хотя бы тем, что их сейчас нет. Нет — и что в итоге? Австро-Венгерская Империя, потрясающей сложное и красивое государственное образование — было разорвано на куски по Версальскому договору на десяток маленьких, ни к чему не способных государств. Все эти государства — одни за другим выбрали себе тиранию, а потом покорно легли под Гитлера. И одному Богу известно, сколько крови и слез было пролито во время безумного, бессмысленного раздела единой страны. Ведь люди привыкли жить в едином пространстве, границы часто проводились там плохо, что народы оказывались во враждебном окружении. Вот, ты жил в одной, общей стране — и вот тебя от твоих соплеменников отделяет граница, потому что кто-то так решил. Как это принять?

Эта земля, разорванная на куски Югославия. Кому это было нужно? Кто ответит за трагедию того же Ибрагима, дочь которого вырастили в ненависти к родному отцу? И сколько здесь таких трагедий? А ведь каждая — как мина в земле, ждущая своего часа…

Ирак. Он был в Ираке. Воевал в Ираке. Провел там три страшных года, когда шла гражданская война, когда каждое утро начиналось со сбора трупов на улице — похищенных и убитых людей обязательно выбрасывали на улицу рядом с тем местом где они жили — как устрашение и предупреждение еще живым. Семь — десять трупов за ночь — было нормой даже не для Багдада — а для одного его района.

Они тоже и воевали, и убивали. Но Ангел еще и пытался понять — а почему так? Откуда берутся бездны ненависти и звериной, нечеловеческой злобы, заставляющей бывших торговцев, жестянщиков и крестьян делать то, что они делали. Как могло прийти в голову нормальному человеку взять дрель и наматывать на нее кишки другого человека — а потом оставить умирать. Как могло прийти в голову группе боевиков остановить автобус и расстрелять всех, у кого было имя Али — просто за то, что у них было такое имя? А ведь это не самое страшное из того что он видел.

И один старик, настолько старый, что он помнил, как начиналось, сказал ему: когда была Османская Империя — мы все жили в мире…

Безумная, бессмысленная вражда. Национализм малых наций, более опасный, чем большой — ввиду слабости. И наконец — бессмысленность. Бессмысленность существования — что может сделать малое государство? Может ли оно проложить дороги, которыми будут пользоваться и через тысячи лет как Рим? Нет. Может ли оно дать всему миру римские законы, календарь, имена, образ жизни? Нет. А что вообще может малое, национальное государство — такое как Хорватия? Принимать корабли с туристами и из последних сил поддерживать собственную самобытность какими-то дурацкими, из пальца высосанными фестивалями?

Не мало?

Ровно в нужный момент — он оказался у дороги, ведущей в порт — и тут же рядом затормозил старый грузовик. Ибрагим приветственно махнул рукой с пассажирского.

— Залезай…

Он покатили в порт. Дорога была разбитой — коррупция, как и везде на Балканах процветала, помноженная на разгильдяйство.

— Кто продает?

— Его зовут, так же как и тебя, Ангел. Только это болгарин и это его имя. Точнее — он македонец.

— С македонцами связался?

— Они мне должны.

— А порт сейчас кто держит?

— Лука.

— Лука?!

— Он самый. Он сильно поднялся после Ливии. Говорят, что он сумел прикарманить часть золота Каддафи…

Ангел покачал головой.

— Бывает же.

— Да, у каждого своя война. Как говорят — война как родная мать?

— Кому война, а кому мать родна.

* * *

В порту — они припарковались около черного джипа Фольксваген. Около него — стояли несколько человек, выделялся полноватый, как колобок джентльмен с типично турецкими усами и в феске. Он был не совсем болгарином — он был помаком, то есть болгарином, принявшим ислам. После Ливии — Боян решил стать солидным человеком на свой манер, связался с гюленистами и бог знает с кем еще, начал проповедовать возвращение Османской империи на Балканы. Что ж, у каждого — империя своя…

— Боян…

— Ибрагим… хвала Аллаху. А это кто с тобой…

— Не помнишь? — спросил неизвестный…

Торговец прищурился… заходящее солнце светило прямо в лицо. Потом — он вдруг начал стремительно бледнеть…

— Мир тебе — сказал неизвестный на иракском диалекте арабского — моя религия предписывает мне прощать врагов своих. И я прощаю тебя, хоть ты этого и не заслуживаешь.

— Но думаю, мы вправе рассчитывать на скидку — добавил Ибрагим.

* * *

Поздно ночью — с одного из пакгаузов в большую лодку — грузили мешки и ящики. Пулеметы, автоматы, снайперские винтовки, бронежилеты, гранатометы. Из необычного — только снайперская винтовка калибра 12,7, Черная стрела, которая использовалась еще в балканских войнах — при применении правильного боеприпаса она способна подбить бронетранспортер. Ночь была тихой, фонари порта — отражались в мутной, в нефтяных разводах воде. Где-то на берегу играла музыка, веселились люди — а тут в лодку грузили оружие в количестве достаточном, чтобы вооружить усиленное отделение.

Боян — считал товар, чтобы получить за него цену. Достойную цену. Он не первый раз продавал оружие наемникам из ЦРУ, и знал, что они всегда достойно платят…

Лодка — глубоко сидела в воде под тяжестью смертоносной стали, которую на нее погрузили…

— Достаточно — наконец объявил тот, второй — сколько с нас?

— Если в долларах, то вы набрали на… сто пять тысяч.

— Сто — для ровного счета?

Боян принужденно улыбнулся — опытный торговец, он знал, что так будет. Выбранное оружие тянуло на восемьдесят.

— Договорились…

Тот, второй — достал пару карточек.

— Что это?

— На каждой по пятьдесят тысяч. Коды на обратной стороне. Снимай осторожно.

Боян повертел в руках карточки. Конечно, стремно… наличка лучше. С другой стороны — люди известные, да и он человек известный. Информация о кидалове — расходится мгновенно, и больше такому человеку с подмоченной репутацией никто и ничего не продаст. Да и двадцать навара…

— Пулемет не нужен?

— Какой?

— ДШК. Сирийцы не забрали.

…

— Румынский, на треноге. Совсем не дорого отдам. Там толкнете за три цены…

Двое переглянулись. Ибрагим покачал головой.

— Не нуждаемся…

Боян сделал вывод — значит, не в Ливию или Сирию. Взятый ими набор — не для войны, он — для диверсий в городах. Может, президента какого-то грохнуть собираются. Асада, например.

— Тогда… Аллах с вами.

Ибрагим вдруг шагнул вплотную к болгарину, охрана насторожилась.

— Боян… перестань поминать Аллаха своим грязным ртом. Он ведь слышит…

* * *

Современные яхты бывают двух основных типов (это если не считать деление на парусные и дизельные) — прогулочные и экспедиционные.

Яхты первого типа — обычно покупают жители больших городов, разбогатевшие брокеры, дилеры и дистрибьюторы, дорогостоящие врачи, конечно же кинозвезды. Типичные представители этого класса яхт — Сансикер, Азимут, в США — Бостон Вейлер, бостонский китобой. У этих яхт роскошный дизайн и салон, корпус из легкого сплава или полимеров, огромные деньги вложены в отделку. Однако, этот тип яхт — пригоден в основном для каботажного плавания, от марины до марины, ну и наверное — чтобы выйти порыбачить на Кейп-Код. Некоторые яхтовладельцы — выходят в море только для того чтобы полюбоваться видом своего города с воды.

Экспедиционные яхты — это яхты принципиального иного класса. Почти обязателен для них прочный стальной корпус. Дизайн намного примитивнее, иногда их вообще переделывают из траулеров или грузовых судов. Если прогулочная яхта может давать до сорока узлов — то экспедиционная — узлов пятнадцать, крейсерская скорость у нее — обычно всего десять. На этих яхтах — стоит менее мощный, но экономичный дизель, позволяющий без дозаправки покрывать огромные расстояния, большой бак с водой. На самых крупных из таких яхт — делают вертолетную площадку.

Яхта, которую арендовал Ангел (арендовал он ее у себя, у «слепого» траста на Каймановых островах) — относилась к классу средних экспедиционных и называлась Де Альм Дельфин 72. В основе рыболовный траулер, двадцать два с половиной метра длины, восемь миллиметров стали по бортам и двенадцать на киле, незатопляемые отсеки как на боевом корабле, два изолированных машинных отделения, автоматическая система пожаротушения. Управляющие рули и некоторые другие жизненно важные системы с четырехкратным (!) дублированием, две независимые спутниковые системы связи — Иридиум и Инмарсат, коротковолновая полярная антенна на выдвижной штанге. В киле — восемь тонн гранулированного свинца, которые превращают корабль в ваньку-встаньку на любой волне. Девять узлов крейсерского хода, автономность по топливу четыре тысячи миль. В комплекте — скоростной Зодиак, но не гражданский — а военный, купленный отдельно, причем для спецвойск, с вторым, бесшумным электромотором и креплениями для пулемета.

На такой лодке — можно было без страха идти куда угодно.

Оружие и взрывчатка — заняли свое место в несколько облегченном киле и других тайниках, после чего Ибрагим позвал человека, ждавшего их на яхте.

— Лукаш, подойди.

Молодой, худощавый парень сделал шаг вперед.

— Лукаш. Мой внучатый племянник.

— Внучатый…

— А ты как думал? У нас все делается быстро. А это Георгий, я тебе о нем говорил…

Часть 2. Дикая охота

18 апреля 201… года. Киев, Украина

… На снегу Кувыркаются волки! Превратившись В живую мишень! В. Высоцкий

А в Киеве была весна.

Пугливая и ранняя в самом начале марта, она к апрелю уже окрепла и вошла в полную силу. Уже давно — очистился ото льда Днепр, робкая зелень — превратилась в яркий, зеленый ковер газонов. Все так же очарователен был Крещатик, и все так же — холодком веяло из узких, горбатых улиц и проулков близ Майдана. Четвертый год революции.

Четвертый год — где-то там, далеко, на Востоке шла война, то затихая, то разгораясь вновь дурным, угарным пожаром. Четвертый год — для этой страны нормой стали калеки и люди в форме на улице, сводки о потерях, на которые никто не обращал внимания, страх матерей за своих детей. Безумная война, бесстыдная война, в которой торговля с врагом была нормой, а ветераны АТО, отвоевав свой срок, ехали в столицу «государства-агрессора» работать на стройке или в такси — должна была бы закончиться уже давно, просто признанием сложившегося порядка вещей, что Донбасс не есть Украина — но она все не заканчивалась. И не только потому, что некие люди, любящие свою страну и свой народ любовью садиста — подбрасывали в костерок все новые и новые жизни — но и потому, что война была кому-то выгодна на Печерских холмах. И не кому-то, а очень — очень многим. Потому война — обречена была продолжаться до неизвестного исхода… который, как многие чувствовали, был все ближе и ближе…

Но помимо этой, явной войне — в истерзанной стране шли и многие другие, тайные. Не менее грязные и не менее беспощадные…

Старый джип Тойота — припарковался на набережной Днепра, прямо за черным Мерседесом последней модели. Из Тойоты выбрался мужик лет сорока с чем-то, в камуфляже, с открытым, типично русским лицом. На камуфляже — были прицеплены награды: орден «за Мужнисть» третьей степени и медаль «Захистнику витчизны».

Из Мерседеса — навстречу ветерану и герою АТО вышел пожилой, грузный человек, лет шестидесяти, с жесткими, короткими, совсем не казачьими усами щеткой, и недобрыми, прилипчивыми глазами. Он был в гражданском, форму не носил практически никогда — угрозыск форму не носит. Знающие — называли его серым кардиналом министерства, по тайной власти не уступавшему генералу Фере[46].

Удивительно, но даже в отставке этот человек продолжал влиять на ход дел в «министерстве внутрешних справ» — отставка означала лишь то, что теперь этот человек ни за что не отвечал. Он по-прежнему держал в своих руках идущие из регионов нити и вожжи, решал, кого карать, а кого миловать и через него проходили огромные, по-настоящему огромные деньги. Занимал он типичную для такого склада людей должность главы «Фонда ветеранов правоохранительных органов», и был тесно связан с администрацией президента Украины и стоящими за президентом бизнес-структурами. Причиной того, что его нашли, признали и приветили — было то, что согласно договоренности, МВД после перевыборов Рады было отдано «политическим партнерам» президента из «Народного фронта» — но упустить идущие через министерство громадные деньги ни Президент ни его бизнес-партнеры не хотели. Вот они и начали выстраивать параллельную структуру подчиненности и власти внутри министерства, чтобы все на местах знали — новые назначения зависят не от министра и его своры — а от других людей. И заносить, следовательно — надо тоже им…

И заносили…

Серый кардинал министерства (его так и звали среди своих — Кардинал) подошел вплотную к заборчику набережной, мужик в камуфляже последовал за ним. Набережная сыпалась… здесь был какой-то затончик — и потому воды не было видно из-за бутылок, каких-то гнилых досок, презервативов и прочего…

— Срач какой…

…

— Закурить есть?

Мужик в камуфляже протянул пачку. Кардинал взял сигарету, но подкуривать не стал. Просто держал в пальцах.

— По тебе все подписано… извини, переиграли…

…

— Ты идешь на Одессу.

— Кем?

— Зам начем областного УВД. Почти сразу станешь начальником, это уже решено.

Мужик в камуфляже покачал головой.

— У меня нет таких денег.

До этого была договоренность о назначении его начальником одного из районных УВД Киева. Должность стоила полмиллиона долларов. Деньги такие были… до того, как его отозвали в распоряжение министра МВД, полковник Леонид Резницкий был прикомандирован от МВД к оперативному штабу по борьбе с контрабандой в зоне АТО. Так что полмиллиона долларов за должность начальника столичного РОВД — у него были.

— Дадут в долг, не переживай, покроешь.

— Тарас Игоревич… я не привык жить в долг.

Кардинал — недобрым взглядом окинул фигуру своего подчиненного.

— А подозреваемым по делу об убийстве журналиста — проходить привык?

…

— Деньги даю тебе в долг я. Не кто-то — а я. Понял?

— Понял.

— Ты мой человек. И ты мне там нужен, на Одессе.

Кардинал сплюнул в и так грязную воду Днепра.

— Город сам понимаешь, какой. Расценки там столичные, должность зама — полтора миллиона. Миллион я тебе дам. Мне там свой человек сейчас нужен — во!

Резницкий заподозрил неладное.

— Что-то произошло?

— А ты газет не читаешь?

— Извините… не до газет.

— Напрасно. Сейчас на Богомольца такой киш-миш. Венский «дер Курьер» бухнул статью про мафию в украинском МВД. Полный расклад… взятки… работорговля… порт… отмывание денег… наркоторговля. С именами, с номерами счетов, с уголовными делами, которые они за взятки закрыли… с преследованием ватной публики… п…ц в общем. Армян на ушах, в больничку слег. Остальные все как тараканы от тапка — в разные стороны.

— Жирный? — осторожно поинтересовался Резницкий.

— Да хрен его знает. Может и он — выборы на носу, все когти рвут. Но скорее всего, нет — если такую инфу в прессу сливать, да еще в иностранную — всем п…ц придет.

— А кто тогда?

— Это не твои проблемы. Мне надо на область чтобы встал мой человек — понял? Этот человек — ты. Я Одессу два года пас, ждал пока эта с. а Семидрев ошибется.

Резницкий закурил.

— Тарас Игоревич… а вы понимаете, что Семидрев область не отдаст? Сколько он там — два года? Три?

— Три почти. Это много.

— Волк травленый. Деньги у него есть. Область он под себя сто раз уже как нагнул. На Думскую вхож.

— А я тебя зря в АТО назначал?

…

— АТО — это карт-бланш. По крайней мере, на первое время. Люди у тебя есть. Начинай перетасовывать кадры, бери ветеранов — из тех, кого знаешь лично, и кому можешь доверять. Здесь мы тебя поддержим.

…

— Одесса это золотая жила. Порт, курорт, земля в городе и области, Приднестровье, молдавские потоки, Рени. Ее надо минимум за три продавать, а лучше — за пять.

— Дороже Киева, Тарас Игоревич… — усомнился Резницкий.

— Дороже! Дороже. Там реальные, живые деньги, а тут — тьфу! Пиар-асы одни! Мы не сеем, не пашем, не строим…

Кардинал сплюнул.

— Короче, если хочешь в Киев — не вопрос. Сделаешь дело — назначим. Но Одессу мне подготовь к продаже. Сделаем три — твоя половинка. Сделаем пять — твоя единичка. Ты знаешь, я не кидаю.

Резницкий кивнул.

— Сделаю.

— Во… так бы раньше.

— Когда выезжать Тарас Игоревич?

— Вчера, Леня. Вчера.

— Мне надо людей собрать.

…

— Ну, моих. С АТО.

— Доверяешь им?

— Да.

Резницкий действительно мог доверять своим людям. Только что они совершили заказное убийство в Харькове — журналист узнал слишком много. И оно было не единственным.

— Тогда давай. И еще: обделаешься — закопаю.

Кардинал посмотрел на подчиненного так, что ему стало не по себе — ему, кто был под обстрелом. Но больше — Кардинал ничего не говорил, и Резницкий понял, что аудиенция закончена.

22-23 апреля 201… года. Одесса, Украина

Тем временем — генерал-лейтенант (генерал полиции второго ранга) украинской полиции Богдан Семидрев — проводил в Одессе совещание.

Правда, проводил он его не в своем кабинете, а в кабинете директора одной подкрышной фирмы, занимающейся поставками продуктов питания, а по факту — контрабандой через порт. Сам директор — счел за лучшее исчезнуть…

Кабинет был маленьким, но обставленным с претензией на роскошь — торговую, безвкусную. До пояса отделка мореным деревом, выше — кожа. Тяжелые, советские еще занавески на окнах, из которых виден — порт.

Напротив Семидрева — сидели по старшинству его подчиненные. Помимо прямых — были и те, кто юридически ему не подчинялся — например, начальник наркоконтроля области и зам прокурора — но это были его люди. Имена лучше не называть… да и какой смысл. Суть была не в именах, суть была в том, что любой человек, самый честный — пречестный, попав на определенный уровень ОБЯЗАН был брать — иначе система его моментально съедала. Да и попробовал бы честный попасть… должности то продавались. Сейчас все в системе — было построено на деньгах. Везде были деньги.

Семидрев — обвел взглядом подчиненных. Заговорил не вставая.

— Что произошло — все знают. Когда я эту с. у найду — зарою вместе с семьей, в море перетоплю, как кутят. Но пока — надо тихо делать. Сема, сколько дури у нас?

— Примерно тонна с четвертью героина — это турецкая партия, плюс по мелочи разного — килограмм пятьсот еще. Это я изъятое не считаю.

— Держать их сейчас опасно. Сдашь румынам по оптовой цене.

— Всё?

— Все, б…! На нас сейчас камни с неба полетят, а вы за кишени свои переживаете!

Подчиненные потупили взоры.

— В порту еще что-то есть?

— По мелочи, Богдан Иванович.

— Все убрать. Быстро. Доведите до сведения — если что, мы не в ответе…

…

— Так, теперь с бабами, с игрой и со всем остальным. Что сейчас реально взять — возьмите. Но с завтрашнего дня — не жрать!

…

— Никому не жрать, слышите?! Пока все не прояснится, и я не дам отмашку. Если кто с завтрашнего дня влетит — спросим как с гада. Всем понятно?

Подчиненные, один за другим, подтвердили, что все понятно.

— Тогда — работать! Токарев, задержись.

* * *

Владимир Токарев вот уже полтора года был начальником одесского УГРО. Потомственный опер, прошедший все ступени карьерной лестницы, от простого патрульного мента и до начальника УГРО. Семидрев его нашел, поднял и не ошибся — за город отвечал именно Токарев, не допуская ситуаций, когда резонансное преступление заставляет принимать кадровые решения вне зависимости от того, сколько до этого было занесено и сколько вместе выпито. Токарев — вырос на одесских улицах, знал город как свои пять пальцев, и никакого резонанса не допускал. В городе его боялись…

Когда Семидрев и Токарев остались одни — генерал тяжело посмотрел на своего подчиненного поверх очков.

— Нашел?

— Нет…

…

— Кабинеты мы почистили, пригласили спеца со стороны.

— СБУ?

— Нет, совсем со стороны, с России привезли. Нет ничего. Голяк. По мотивам… тоже странно. Он бьет по площадям. Вываливает дерьмо не конкретно на вас, или на меня, а на всех. Хотя цель явно — Одесса.

— Кто, Вова? Кто? Найди мне эту с. у, я его… ух… голыми руками задавлю.

— Найду.

— Найди…

Семидрев закурил.

— Мне зама назначают. Отбиться я не смог, сам понимаешь?

— Кто?

— Резницкий. Леонид. Знаешь его?

— Слышал мельком.

— И что слышал?

— Кардинала человек. Верный пес.

— Он самый. Он только что с АТО. Надо его за яйца именно по этой теме брать. Не может быть, чтобы ничего не было. У тебя надежный человек есть, со связями? Пусть скатается, узнает, чем там полкан Резницкий дышит.

— На тех, кто в АТО работал, грязи — навалом.

— То-то и оно. А ты найди.

— Есть.

Семидрев раздавил недокуренную сигарету в чужой пепельнице.

— Сам то что думаешь? — доверительно спросил он — кто нас? Кардинал?

Токарев покачал головой.

— Там документы, которым — год, два. Если Кардинал тогда уже знал, он бы давно в ход их пустил. Давно он зубы на Одессу точит.

— Вот и я о том же. Может, к выборам?

— А смысл? Тут, скорее, в минус — вы бы дали к выборам, если бы Киев попросил?

— Дал бы.

— Ну, вот. А сейчас перед выборами устраивать пертурбации в таком вкусном месте, как Одесса, рискуя, что остановится поток денег? Перед выборами?

— Может, на это и рассчитано? Поднасрать?

— А потом кто убирать будет? Насранное? Как?

— Ну а ты то, как думаешь?

Токарев тоже закурил, разогнал руками дым.

— Русские.

— Русские?

— Да, русские. У них тоже выборы на носу, не чета нашим. Возможно, по Украине приняли решение и нас начинают поджигать. По краям.

— Почему Одесса?

— А почему нет? Такой кус жирный. Рядом — Приднестровье. Что в Молдавии делается — вы знаете. А откуда у них инфа — надо объяснять?

— Но кто будет вместо нас?

— А кто в Крыму стал? Я на днях с однокашником разговаривал с Крыма, он знаете, что мне сказал. Вот — ты рысачишь, и я рысачу. Ты полкан и я полкан. А знаешь, какая у меня пенсия теперь будет?

…

— Сколько тут ватанов — сами знаете. Здесь никогда украинского ничего не было, это как курорт, на который приезжают отдыхать. С тем же успехом можно назвать украинской Хургаду — потому что там украинцы пузо зимой греют. Многие в кармане колорадскую ленточку на всякий случай держат.

Семидрев остро взглянул на подчиненного.

— И ты?

— Я — нет, Богдан Иванович. Сказать, почему?

…

— А в какой стране еще так жрать можно?

Семидрев расхохотался.

— Это да. Но по ватной теме ты все-таки поработай.

— Уже.

— И пробей все необычное, что было за последнее время. Особенно то, что связано с иностранцами. Кому мы могли на хвост наступить. Всплыло же г. но. Почему сейчас?

— Сделаю, Богдан Иванович — заявил, поднимаясь, Токарев.

— Во-во. Сделай. А я сейчас к Хвосту. Может, он что знает.

То, что Семидрев сказал Токареву о своих планах — было не случайностью. От Хвоста — можно было и не вернуться.

* * *

Когда Семидрев усмирял Одессу — это было летом 2015 года, после властвования совершенно невменяемых, распустивших город личностей — он поставил себе правило — хозяин в городе должен быть один. Точнее, один официальный — он сам, и один теневой. Желательно, из старой гвардии. А все эти темы с добробатами, АТОшниками, накатывающими на город грузинскими и азербайджанскими ворами, греческой и армянской мафией — надо заканчивать, так или иначе.

Сказано — сделано: сходняк поставил на Одессу Хвоста — старого, авторитетного лагерника, который свою корону не купил, а добывал по тюрьмам и ссылкам. Он с трудом перевоспитывался, и поначалу любое сотрудничество с мусорами воспринимал, как дело гадское и б…ское — даже если оно идет в пользу всем. Но постепенно — Хвост перевоспитался и теперь уже не зыркал исподлобья всякий раз, когда встречался с генералом. Он даже занялся собой — вставил фарфор вместо золота в рот, стал нормально лечиться…

Генерал встретился с Хвостом в одном из подкрышных клубов с бассейном — там играла музыка, бычье и воровская пристяжь развлекалась с женским полом, а Хвост сидел отдельно, и расслабленно смотрел на бассейн, но сам не купался, и бабы около него не было. На столике — дымилась сигарета, источая сладкий запах дури, да стоял почти полный кофейник.

Генерал — подвинул стул, присел. Ему принесли чашку, он налил себе, не спрашиваясь, кофе, отпил, скривился.

— Ну и… гадство. Что ты за кофей пьешь…

— Турецкий…

Бычье с бабами, улучив момент, спешно покидали бассейн.

— Гадство… пей лучше швейцарский…

— Тебе виднее, начальник.

Генерал поставил чашку на стол.

— Проблемы у меня, Хвост.

— Я знаю…

— Может, знаешь — кто?

— Мы такие дела не делаем, в газеты не сливаем, тем более иностранные. Это же все одно как стук… дело гадское.

— То-то и оно, гадское… Но я тебя не это спросил.

— Не, начальник, не знаю кто.

— А знал бы, сказал?

Хвост ничего не ответил.

— Проблемы у меня, Хвост. Помощь нужна.

…

— Чтобы от этого наката отбиться, надо заслать. Много заслать. Мне нужен лимон. Зеленый лимон, понял?

— Столько у меня нет.

— А в общаке?

Хвост впервые вышел из своего обычно-расслабленного состояния.

— Общаке? Ты генерал, смотрю, совсем берега потерял. И не один ты. Это же надо, чтобы законный вор из общака доставал лимон, чтобы мусорского генерала откупить. Сказать кому — не поверят.

— Послушай, Хвост. Мы оба знаем, как делались дела в этом городе… и как они делаются теперь. Когда я на Одессу зашел, тут черный беспредел был… левые всякие, гайдамаки со стволами, бакланы наблатыканные. Цыгане сами по себе, румыны сами по себе, грызуны сами по себе, чечены сами по себе. Кто хотел, тот платил, кто не хотел, тот не платил. А теперь посмотри. Мир и порядок. Каждый место знает и долю платит.

— Все так, генерал — Хвост закурил, не обращая внимания на запрещающий знак. Только я не пойму, начальник, ты хочешь сказать, это ты что ли порядок навел? Или я всех анархистов к ногтю прижал?

— Да если бы не я, ты бы сейчас в море кверху брюхом плавал!!!

Генерал сбавил тон.

— Короче, я сказал, ты услышал. Ни мне, ни тебе — не интересно, если я уйду из Одессы. Ты не можешь принять решение — старших спроси. Выкручусь — отдам.

Хвост внешне никак не отреагировал.

— Ответ мне нужен в два дня.

— Токаря укороти.

— Чего?

— Токаря укороти с его буденновцами. По городу носится, жалом водит…

Генерал зло усмехнулся.

— А чо же ты ему не скажешь? А, смотрящий?

— Тебя он быстрее послушает. А мне мусора только мочить.

— Ну, попробуй.

…

— Времена сейчас не те, Хвост. Нельзя друг друга кусать. Чревато. Нужно сделать все, чтобы защитить родной город. Придут варяги, они же нас…

— Это так… — сказал Хвост — только вот я все удивляюсь, начальник. Я — вор. Может, ссучился, пока с тобой тут развожу — но мне перед ворами ответ держать, не перед тобой. А вот ты — кто, генерал?

…

— Кабинет в ментовке занимаешь, дурью торгуешь, порт крышуешь. Ментята твои… ты хоть знаешь, что они творят в городе? Они же все беспредельщики галимые, если так, в суть взглянуть. Хуже фашистов. Ты ведь даже не кум ссученый, ты не знаю, кто.

Семидрев наклонился вперед.

— Послушай, вор. Как тебе передо мной не отчитываться, так и мне — перед тобой. Это я — вор в законе. Потому что я здесь и вор, я здесь — и закон.

И, сказав это, генерал пошел на выход, чувствуя как ненавидящий взгляд старого вора — жжет спину.

* * *

На то чтобы закончить все дела в министерстве, получить назначение и оформить все бумаги — у Резницкого ушли сутки… и к середине следующего дня — он уже сходил с трапа самолета. В Одессе.

Одесса…

Город — ловушка, город — мираж. Город — яма, по криминальности сравнимый с российским Ростовом-на-Дону и сицилийским Палермо. Город, где крутятся огромные теневые капиталы, возможно, не меньшие чем в столице. Кардинал был прав — Одесса должна была стоить не меньше пятеры, а он получит ее по сходной цене…

Потом сочтемся…

Конечно же, его никто не встречал. Едя навстречу городу, в котором он должен был стать хозяином максимум за полгода — он думал о том, как богата Одесса и какие приоритеты он должен выставить.

Номер один — порт. Кормилец Одессы. Основных направлений работы в порту два — перевалка контрабандных грузов (в порту Одессы честно никогда не работали) и Одесский припортовый завод — производитель аммиака, карбамида, жидкого азота: все — экспортный товар, на который всегда есть цена. Одесский припортовый связан самым длинным в мире аммиакопроводом с одним из крупнейших химических комплексов в мире — Толльяттиазотом. И тот, кто контролирует Одесский припортовый — автоматически становится не последним человеком в самом Тольятти.

Номер два — другие порты региона. В частности — порт Ильичевск, грузооборот которого растет быстрее, чем через любой другой порт Украины. Одесса — область, через которую проходит основной импорт страны и значительная часть экспортных потоков. В годовом выражении — это миллиарды.

Номер три — левые порты. У берегов — не счесть барж и нелегальных нефтеналивных причалов. На них — разгружаются танкеры, идущие либо из Турции, либо из Новороссийска. Дальше — мазут перекачивается в подъезжающие прямо к берегу бензовозы, те следуют на нелегальные нефтеперегонные заводы — самовары, где из мазута — с помощью простейшей возгонки и добавок — делают «пальне» — нелегальное, безакцизное топливо. Это как чеченские самовары, только еще масштабнее. По данным исследований — каждый четвертый литр продаваемого на Украине топлива — нелегальный, и значительная часть исходного сырья — идет как раз через Одессу. Денег на крышевании этих нелегальных нефтеналивных причалов — можно поднять не меньше, чем на донбасских копанках.

Номер четыре — спирт. Спирт массово идет в Украину через территорию Румынии или Молдовы. Румынский путь — пролегает через город Рени на крайнем юге области, он граничит с Румынией через реку, там разгружаются как танкеры с мазутом, так и идет перегонка спирта. Молдавский путь — есть такое село Джурджулешты, это стык границ Украины, Молдавии и Румынии, единственный молдавский морской порт — Украина передала Молдавии семьсот метров дунайского берега. Одно время — из Джурджулешт ходил даже круизный лайнер до Стамбула, теперь там разгружаются целые танкеры с техническим спиртом, который по подземным трубопроводам, проложенным прямо по огородам — перекачивается на Украину. Из ворот нищих домов — каждый день выезжают целые цистерны со спиртов, погранцы это в упор не видят. Деньги там тоже — аховые.

Номер пять — сиги. В Молдове — возделывается табак, и там еще при Советском союзе была построена одна из крупнейших в стране табачных фабрик. Все это сейчас на полном ходу и работает, табак с предупреждениями Минздрава на украинском языке и без каких-либо акцизок — можно увидеть от Израиля до Южной Африки.

Номер шесть — Приднестровье. Торговля с непризнанным Приднестровьем, как «туда», так и «оттуда» — тема, на которой поднялись десятки, если не сотни бизнеров. Одесса — естественный выход Приднестровья к морю, другого нет. Конечно, с Приднестровьем вовсю торгует сама Молдова, не слишком задумываясь о своей территориальной целостности — но пальму первенства держит все же Одесса. А сколько в Приднестровье всего интересного… Водочный завод (ЛВЗ Квинт), табачная фабрика (как минимум две, одна из них находится на территории бывшей базы спецназа Тирасполь, пер. Гребеницкий д. 1). Производство оружия на заводах Прибор, Электромаш и Металлорукав — и это не говоря о торговле оружием с громадных складов Четырнадцатой армии. Все это деньги и большие деньги.

Номер семь — наркота. Одесса один из крупнейших наркохабов страны, город буквально завален наркотиками. Большое количество цыган, румын, целые поселки, включая знаменитый Поскот, Поселок Котовского — полностью под контролем наркомафии.

Номер восемь — бабы. Одесса — это настоящий бордель, в котором каждый найдет себе, что по вкусу. Из Турции — горячие турецкие парни как в бордель ездят, плюс рядом еще и Румыния, нищая по европейским меркам, но богатая по меркам украинским — оттуда кавалеров целыми паромами подвозят. Процветает торговля живым товаром, приглянувшуюся кому-то туристку могут просто похитить — очнется в ближневосточном или африканском борделе. Украинская элита тоже ездит отдыхать в Одессу — благо ректор Одесской Юридической академии такой цветник у себя устроил…

И это не считая более мелких тем, например, с переправкой угнанных в Европе машин в Грузию и дальше — в Среднюю Азию.

И все это — теперь его…

* * *

Главное управление МВД по Одесской области находилось на Еврейской 12, в старинном трехэтажном здании, больше похожем на дорогой отель постройки позапрошлого века. Как и в Киеве — около здания был памятник — здесь это был памятник Давиду Курлянду, оперуполномоченному послевоенного Одесского уголовного розыска, человеку, с которого авторы сериала Ликвидация делали образ главного героя картины — Давида Гоцмана.

Несмотря на то, что рабочий день был в самом разгаре — стоянка была почти пуста.

Сначала — Резницкого не хотели пускать, но потом все же пустили. Он сдал документы в отдел, занимающийся личным составом, затем зашел к Семидреву. Помощник в приемной вскочил, но он не спрашивая — уже открывал дверь.

— Богдан Иванович — заявил он, подходя к столу и протягивая руку — я полковник Леонид Резницкий, назначен вашим заместителем с вчерашнего дня.

Генерал Семидрев из своего кресла мрачно посмотрел на Резницкого.

— Пшел вон.

Резницкий убрал руку.

— Напрасно вы так, Богдан Иванович. Я думал, сработаемся.

— Я сказал, пшел вон.

— Как знаете.

Резницкий развернулся и покинул кабинет. Следом заскочил порученец.

— Богдановского мне найди… — процедил Семидрев, достал телефон и начал набирать номер Токарева.

* * *

Токарев тем временем… можно сказать, что работал. Хотя работал — это условно сказано… если бы кто увидел его со стороны — никто бы не сказал, что полковник милиции (прошу прощения полиции) Токарев сейчас работает…

Полковник полиции Токарев вместе с бывшим сержантом украинской армии Олегом Дзюбой — лежали на лежаках в одном из элитных гостиничных комплексов Одессы, в небольшом комплексе с бассейном в подвале, о котором никто не знал. Девушки уже ушли… Дзюба был человеком гостеприимным и всегда устраивал для захаживавших к нему на огонек важных ментов или крупных чиновников так называемые «кастинги» — опробование совсем свежих девочек, часто только достигших порога совершеннолетия, а то и вовсе — несовершеннолетних. На одном из таких вот кастингов — только что славно отдохнул полковник полиции Токарев: он выбрал себе несовершеннолетнюю молдаваночку, а хозяин бизнеса — местную, одесситку, и они с пользой провели последние два часа. Теперь девушки ушли — а друзья отдыхали, лежа на лежаках и потягивая холодное пивко. Токарев попросил безалкогольной Балтики — за рулем.

— Ты в курсах что делается?

Дзюба с невеселым видом кивнул.

— Интернет читаю.

— Кто нас так?

— А мне почем знать…

Токарев взял со стола четки и начал вертеть в пальцах.

— Хреново, да?

— Хреново — согласился Токарев — знаешь, как китайцы желают друг другу зла? Они говорят: чтоб тебе жить в эпоху перемен.

— Да уж…

— Семидрев уходит? — в лоб спросил Дзюба.

— Пока не известно.

…

— Я тебя вот что хотел спросить. Ничего необычного не было? Я имею в виду, за последнее время.

— Да как сказать… все тихо вроде.

— Думай, Дзюба. Что угодно. Хоть что. Что-то что выбивается за рамки… чего нельзя объяснить. С чего то же на нас начался этот накат.

Дзюба задумался. Потом неуверенно сказал.

— Были тут непонятки…

— Какие? — насторожился Токарев.

— Ты помнишь такого Моряка? Он из ваших был.

— Боцманка что ли? Из Приморского?

— Да, он. Его еще давно поперли…

— Ну, и?

— И — он счел за нужное в Ливан вообще уехать… тут у него мутки какие-то были он вроде как с куликовскими контачил — короче, покинул Одессу от греха.

— Ну, ну…

— У него темы были — на Кипре и в Ливане, сам он в Ливане осел, даже вроде квартиру купил или дом…

— Олег. Не делай мне нервничать.

— Занимался он тем же чем и здесь — бабами. Малолетками в основном — товар дорогой, но стремный, того и гляди по педофильной статье пойдешь, а ему то что — мент. Он типа все делал — и в казино баб через него мы переправляли, и малолеток за кордон отправляли, и порнуху через него местного разлива продать можно было.

— И чо?

— Мочканули его на днях. Там, в Ливане.

Токарев откинулся на лежаке.

— Ну, ты даешь, Олеж. Мочканули — дальше то что?

— Да то, что тема какая-то левая. Тут люди, которые в этой теме — посылали в Бейрут людей, все новые темы обкашлять, туда — сюда. Моряк сам на нас вышел, говорил, какой-то верняк у него на примете, выхлоп — немерянный. Я тоже своего человечка послал. Они там в казино посидели, все обкашляли, обмыли сделку, потом Моряк застремался, заторопился куда-то. С ним один из наших поехал, Жорик кликуха.

— Жорик?

— Да, он от Короля был. А потом — их в горах обоих нашли, у каждого — по маслине в башке. Вот тебе и выхлоп — немерянный. Наши утром узнали, дрыснули оттуда, первым же рейсом, пока местные полицаи не затримали. Прикинь, только договорились — и на тебе!

Токарев пожал плечами.

— Изюма не вижу.

— Да и нет там изюма. Просто к слову вспомнилось, как ты спрашиваешь.

Зазвонил телефон, Токарев ответил. Резко вскочил с лежака, запрыгал на одной ноге, стараясь надеть брюки.

— Мать… твою же мать…

— Что? — спросил обалдело Дзюба.

— Семидрев убит.

* * *

Не получив от Хвоста нужного, генерал Семидрев решил тайно встретиться с генералом Богдановским, начальником местного СБУ. И получить либо деньги, либо наметки, откуда начался этот стремный накат.

Георгий Степанович Богдановский — был начальником управления СБУ по Одессе и Одесской области в звании генерал-майора СБУ.

Осторожный и хитрый, он был человеком Хорошевского, и несмотря на то, что Хорошевского считали сейчас чуть ли не прямым агентом Путина, зрадником Украины — генерал Богдановский не только оставался в своем кресле, но и был в своей службе на хорошем счету. Он умело лавировал между интересами хозяев области, тайных и явных, устанавливал правила игры, по которым играли все игроки одесского шпионского сообщества — российские ГРУ и СВР, приднестровское МГБ, у которого был мощная одесская резидентура, молдовская СИБ (служба информационной безопасности), ДНРовское ГРУ, ЛНРовское КГБ, румынская Секуритата, турецкие спецслужбы… короче говоря, Одесса была тем еще змеиным клубком, но Богдановский как то ставил дело так что все не выходило за рамки приличий. Одновременно с этим, он давил ватные и сепаратистские проявления на Одесчине, которая всегда была настроена пророссийски — но делал это так, что Одесса не попадала в телеканалы, как тогда, в мае 2014 года.

На повышение он упорно не шел — понимал, что в Киеве его, скорее всего, сожрут, и таких денег там — он не заработает.

Генералы СБУ и МВД встретились за городом, на дороге в Рени, на одном из первых ее километров, которую власти Одессы давно обещали превратить в автобан — но так все обещаниями и осталось. Обнялись — хотя теплоты в объятьях не было. Генерал СБУ помогал своему коллеге исключительно потому, что сегодня ты, а завтра…

— Ну?

— Темное дело, Богдан…

Семидрев сплюнул.

— Было бы не темное, не просил бы.

— Короче я встречался.

— И?

— Говорят, что не они.

Речь шла о встрече с резидентом ГРУ.

— Ты им веришь?

— А зачем им тебя топить?

Семидрев раздосадовано покачал головой.

— Да я сам думаю.

— Твои это кто-то. Может, Токарь под тебя копает?

— Нет.

— Уверен?

— Он и половины не знал того дерьма что выплеснули.

…

Семидрев прищурился.

— А не ты ли? Понимаю, приказ есть приказ, с Киева спустили — под козырек.

Богдановский внимательно посмотрел на Семидрева.

— Не я, Богдан. Не я. Серьезно, не я. Если бы приказ спустили — я бы тебе сказал. И знаешь, почему?

???

— Потому что я — местный, Богдан. И я не хуже тебя понимаю, что Киеву мы нужны как дойная корова, не более того. Нас и стригут и доят, кровь уже вместо молока брызжет — а все равно доят. Все вопросы от Киева к нам — сколько вы можете дать. И всё. Сам Киев ничего никогда не давал — система ниппель, твою мать. А дай им ход, пусти козлов в огород — они тут все как саранча сожрут, ничего не останется. Они же все, с. а, временщики, им тут не жить, собрали, переназначились — и дальше пошли. А что с городом будет — пох…, хоть потоп. А мы с тобой местные, одесситы. Пустим сюда этих махновцев — буденовцев, они тут все под ноль вытопчут. Я это понимаю. Надеюсь, что и ты тоже.

Семидрев невесело усмехнулся.

— Принимается…

— То-то…

— Слушай… а к этим журналистам как то можно… ну подкатить? Есть люди — в Вене там?

Богдановский зло усмехнулся.

— Какая Вена, Богдан, ты о чем? Ты нас с российским ГРУ не путай. Труба пониже и дым… пожиже.

…

— Мой тебе совет — найми детективов. Местных. Со связями в полиции. Сам не суйся туда, не думай. Если твоих в Вене примут, и они что-то сделают с журналистом — это п…ц. Причем сразу. Надо понимать.

Семидрев сплюнул.

— Спасибо за совет. Тогда в Киев передай, если есть кому — я не боюсь никого и ничего. Кто сунется в Одессу — в море похороню. Все ясно?

* * *

Сказать, что Семидрев поверил Богдановскому… он никому не верил. Но он был опытным оперативником и знал людей. И его чутье, помогавшее ему выжить и стать тем, кем он был — подсказало ему, что Богдановский тут ни при чем. Он сам боится. Запах страха — вот что он почувствовал. Страха перед тем, что в следующей части статьи — вопрос будет уже о его делишках. Которые — не менее обширны и грязны.

Сев в машину, Семидрев рванул в город. На полпути — зазвонил телефон. Левый.

— Але.

— Не спишь?

— Твоими молитвами.

Раздались гудки.

Это был звонок от Хвоста.

* * *

Хвост был около своего банно-прачечного развлекательного комплекса, вместе со своей пристяжью. Веселились…

— Лавэ где?

Хвост сделал знак, открыли багажник старой десятки. Там были две сумки.

— Забирай.

Генерал перекинул сумки в багажник своего джипа, собирался уехать. Потом передумал, вплотную подошел к Хвосту.

— Из общака бабло?

…

— Так вот, поздравляю. Ты теперь такая же с. а, как и я.

Хвост замычал как будто от боли.

— Бывай…

Генерал тронул джип с места. Хвост — в бессильной ярости принялся пинать колесо стоящей рядом машины — но изменить систему, к созданию которой и они, воры, приложили руку — он был не в силах.

* * *

А генерал подумал, что надо завернуть домой — не дело с деньгами в багажнике на Еврейскую ехать. Дернут еще…

* * *

Говорят что бабочка, махнув крылышком в одной части нашей планеты, может вызвать ураган в другой его части… возможно и так, хотя верится — с трудом. Но дело не в этом. Этот мир — живет по законам, которые придумывают люди, но есть и законы, которые существуют с незапамятных времен, и которые придумал, наверное, сам Господь. Один из них — поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. В современном, понятном любому братку или менту изложении это звучит так: если ты живешь по законам беспредела и поступаешь с другими людьми по законам беспредела — не удивляйся, если и сам ты в один прекрасный день станешь жертвой беспредела.

Генерал полиции Семидрев действительно контролировал город, но все его меры предосторожности могли остановить приближающуюся к нему смерть не эффективнее, чем паучья сеть может остановить брошенное копье.

Анхель не любил убивать — хотя и никогда не останавливался перед убийством… скорее он считал убийство необходимым злом. Его дед внушил ему, доказал на примерах: вовремя совершенное убийство может избавить целые народы и страны от множества неприятностей. С дедом — были согласны и инструкторы из Школы Америк, которые учили молодых офицеров из латиноамериканских стран выслеживать и убивать коммунистических вожаков и командиров партизанских отрядов. Взгляды Анхеля с тех пор несколько изменились, его дед был мертв, он умер, успев увидеть свободную Россию, но, не успев увидеть, как Запад, говоривший, что все зло в коммунизме — подло предал тех из борцов, кто боролся за новую, свободную и сильную Россию, освободившуюся от коммунистической доктрины. Теперь Анхель вел другую войну — но его убеждения были по-прежнему тверды и он готов был убивать, не колеблясь. Первым — он решил убрать начальника областной полиции — это должно было дестабилизировать обстановку и вызвать жестокую междоусобную войну в мафиозной среде.

Остановить его было практически невозможно, равно как и раскрыть убийство, которое он собирался совершить. Он был никем, тенью. Он никогда не жил в Одессе долго и не имел здесь никакой недвижимости. Он никогда не имел конфликта с генералом, который должен был стать его целью и вообще до этого никогда его не видел. Он не приезжал в Одессу на поезде, не приплывал на корабле и не прилетал на самолете, и не покупал билетов на обратный рейс. Он не собирался селиться в гостиницу или снимать квартиру. У него не было сотового телефона, ни местного, ни иностранного, он не оплачивал роуминг, и его нельзя было проследить по трекингу. У него не было машины, ни с местными номерами, ни с другими, и он не намеревался ее арендовать. Оружие, которое он намеревался использовать — не использовалось до этого, и он не планировал использовать его после. Его отпечатков пальцев не было ни в одной полицейской базе мира. Короче говоря, ни один след — никуда не вел. Поэтому — он был собран и спокоен.

Ночью — они спустили с дрейфующей в Черном море яхты скоростной катер RHIB — резиновый, с жестким днищем. На этой лодке — Анхель попал на берег и так же он собирался уходить.

В парке — он переоделся. Было раннее утро, и его никто не видел. И не должен был видеть. Он был одет так, как одето большинство жителей любого крупного города мира — неброско и дешево. За спиной — небольшой рюкзак.

И никто не знал, что в нем…

Одесса…

Он был в этом городе не первый раз… приходилось бывать — и он запомнил и полюбил этот город, даже при том, что ни разу не задерживался здесь больше нескольких дней. Что первое бросалось в голову — собаки, в Одессе было столько же собак, сколько и в Сантьяго, это были города собак. Но в остальном Одесса отличалась от Сантьяго. Сантьяго даже сейчас был мрачноватым, жестким, ощетинившимся пиками небоскребов городом, где время от времени происходили жестокие стычки студентов с полицией. В Сантьяго мало веселья, настоящего, народного веселья, в нем не услышишь песен. Одесса — веселый, живой, шумный город, не искалеченный двумя десятилетиями террористической диктатуры, где проживали веселые, жизнерадостные, не озлобленные люди.

Но сейчас — Одесса как-то изменилась с тех пор, как он был здесь крайний раз… неуловимо, но изменилась. Больше грязи на улице, больше какой-то неустроенности. Появились зачем-то расписанные в цвет национального флага стены… Ангел по опыту знал, что там, где такое есть — там беда, есть или вот — вот будет.

На углу стояла какая-то палатка, люди в камуфляже собирали на АТО. То есть, на войну.

Ангел не понимал смысла этой войны. Вообще. Он, прошедший Ирак и своими глазами видевший трагедию целого народа, оккупированного, а потом принявшегося в оккупации убивать не оккупантов, а друг друга, он видевший и знавший все безумие латиноамериканских войн и диктатур — просто не мог поверить, что эти люди, беззаботные веселые люди, русские с юга — впустили себе в дом войну. Что Москва пошла войной на Киев, а Киев на Москву, что здесь, ради непонятно каких интересов — умирают люди. Воистину… эти люди жили слишком легко и беззаботно, чтобы не ценить и не беречь то, что им так легко досталось — мир и гражданское спокойствие. Надо пожить там, где этого нет, чтобы понять — какая эта ценность. Пожить там, где над головой — парят дроны, где даже в богатых домах — отапливаются буржуйкой, где сосед — готов тебя убить, тебя и твою семью только потому, что ты по-иному молишься Аллаху. Вот тогда…

Впрочем, это его не касалось — пока. У него была своя цель — и он шел к ней с неотвратимостью самонаводящейся торпеды…

* * *

Где живет генерал — он знал, узнать это не составляло никакой проблемы. А вчера — он долго рассматривал это место посредством камеры, установленной на журналистском дроне — квадрокоптере и подобрал себе подходящую лежку. Благо Одесса город холмистый и найти подходящую точку — не такая большая проблема…

Одесса — город старый и одновременно с этим — город ветхий. Здесь нет никакой проблемы найти «заброшку» — даже в центральных районах. Старые, сознательно не ремонтируемые (под снос) дома соседствуют с новенькими, уродливыми многоэтажками. К тому же город очень холмистый, что предоставляет дополнительные возможности.

Первый раз он прошел мимо — надо убедиться, что дальше по улице нет камер видеонаблюдения — сейчас с этим целая проблема, в западных городах просматривается вообще все и двадцать четыре часа в сутки. Он специально прошелся по улице дальше, мимо нужного ему дома, осматриваясь по сторонам. Вата за щеками, линзы, меняющие цвет глаз и парик — делали его почти не узнаваемым. А огромный оперативный опыт и три года выживания на багдадских улицах — доводили вероятность успеха почти до ста процентов. Он осматривался, ища любые признаки засады… слишком мало людей на улице, закрытые в рабочий день магазины и другие заведения, блеск оптического прицела или прибора наблюдения в окне, человек на крыше, автомобиль или того хуже фургон с лишними антеннами, мотоциклисты. Но ничего этого не было. И камер не было.

Он повернулся и пошел назад. Напротив нужного дома смущенно оглянулся — будто прижало и шагнул в темноту подворотни…

* * *

Единственный риск был — встретить наркоманов, которые обожали такие места — но наркоманов не было. Были шприцы, пахло мочой — но наркоманов не было. На стенах — надписи АСАВ и Слава Украине.

Героям слава…

У него был пистолет — на всякий случай — но он и не подумал его доставать… только дурак достает пистолет, если не видит непосредственной опасности. Этаж за этажом он начал подниматься наверх, удивляясь тому, что такое роскошное старинное здание стоит в таком состоянии. Разбитая лепнина, едва держащиеся лестницы. В Вене дом бы отреставрировали и квартиры в нем ушли бы по миллиону евро.

Но это была не Вена…

В нужной ему комнате — со стен косматыми лохмами свисали старые обои. На полу валялось какое-то тряпье…

На потолке — он нашел крюк, видимо предназначавшийся, чтобы на него вешать люстру, подергал — держится. Достал моток толстой веревки, в несколько движений сделал что-то вроде двойной петли. Одну часть зацепил за крюк… отлично. Совсем как в снайперском вертолетном патруле, которые проводились в Ираке.

Из кармана он достал небольшой прибор, совмещавший в себе бинокль и лазерный дальномер, промерил расстояние. Запомнил. Кестраля у не было, вместо него он пользовался специальными часами Суунто Альфа. Часы, с виду обычные спортивные — имели тот же набор функций, что и применяемая снайперами карманная метеостанция Кестраль и даже больше — в них была функция определения направления стрельбы по звуку, что Анхелю сейчас было не нужно. Стрелять собирался он сам.

Анхель снял со спины и раскрыл рюкзак. Начал доставать из него детали снайперской винтовки…

Снайперская винтовка — концепцией походила на Ультима Ратио, винтовку французских парашютистов — хотя изготавливалась в США небольшими партиями, в основном для частей спецназа. Затворный и ударно спусковой механизм от Ремингтон-700, самой распространенной болтовой винтовки мира, но тщательно подогнанный. Короткий и толстый ствол с долами, длиной всего двенадцать дюймов — вкручивался в ствольную коробку и имел на конце резьбу под глушитель. Ложе было нестандартное, со складным прикладом, от Croate. Закрепленный на низких кольцах прицел USOptics 1-10 — позволял уверенно работать до пятисот — шестисот метров, глушитель от AWC — скрадывал звук. Боеприпасы были специальными, дозвуковыми, швейцарского производства — у них часть пространства гильзы залита инертным материалом, это надо для более равномерного сгорания уменьшенного порохового заряда. Из такой винтовки — Анхель попадал метров на пятьсот.

Привычно собрав винтовку, Ангел дослал патрон в патронник, подвесил ее за цевье на широкую петлю и застыл. Так он мог сидеть целый день…

Как в прошлом…

Бывали времена, когда для того, чтобы делать то, что он делал, достаточно было приказа… но те времена остались в прошлом, и теперь он не нажимал на курок, если твердо не знал — за что. Это могло показаться фарсом, но это было правило, которому он следовал… впрочем, в том мире, в котором он жил, невиновных не было и вовсе. Генерал полиции Семидрев — был виновен во многом: он имел на счетах более пяти миллионов американских долларов, дом в Черногории, квартиры в Киеве и дом в Закарпатье, а оба его сына — имели дома в Подмосковье и занимались там бизнесом, тоже не совсем легальным. Генерал сам лично давно не совершал никаких преступлений, если не считать его долей в наркотраффике, контрабанде, левом топливе, сигаретах и спирте, строительстве — и во многом другом, что имело место быть в Одессе. А вот в молодости генерал покуролесил изрядно… его напарник, например, застрелился, чистя пистолет. Еще в девяностые — генерал был известен в криминальном мире как «свой мент».

Возможно, генерал Семидрев и не был лично виновен в изломанной жизни Алисы, как и многих тысяч других парней и девчонок, которых криминальная система сломала, переехала, обесчестила, посадила на иглу, бросила в тюрьму, уложила под землю. Но он, несомненно, был одним из лидеров криминального спрута, опутавшего город. Будучи руководителем городской полиции — он не только не наводил в городе порядок и не поддерживал закон — но ради собственной наживы он систематически толкал своих подчиненных на все новые и новые преступления. И в этом качестве — он был ответственным за все то зло, что совершили в городе его люди и потому — заслуживал смерти.

В конце концов — смерть Семидрева должна была послужить началу большого дела…

Он намеревался ждать долго… до вечера, возможно, даже до ночи — но джип генерала появился едва ли не сразу же после того, как он занял позицию. Убедившись, что это тот самый джип — Анхель приготовился.

Генерал появился с водительского места, он спешил. Перекрестье прицела сопроводило его до задней двери машины, там он вытащил две сумки, одну повесил на плечо, вторую взял в руку. Как только он повернулся спиной и захлопнул заднюю дверь машины — Анхель плавно дожал спуск…

* * *

Резницкий — узнал о произошедшем только от Кардинала — тот позвонил из Киева. Кардинал узнал о произошедшем от дежурного по министерству и был испуган и даже взбешен. Резницкому он поручил ехать и разбираться…

Когда Резницкий прибыл — все были уже в сборе — прокуратура, машины полиции, СБУ. Стояла скорая, без сирены, но с мигалкой, сполохи — высвечивали стены домов. Дверцы скорой были открыты, горел свет.

— Вы куда?

Резницкий показал удостоверение. Сержант козырнул.

— Извините.

— Главный тут кто?

— Вон, полковник Токарев.

Токарев стоял на отшибе, в глубине двора, окруженный своими людьми.

— А машинки они где оставили?

— Вон они.

Неплохо. Тойота, еще Тойота, Мицубиши. Бабушка подарила?

Резницкий направился к Токареву, поймал его взгляд, кивнул — отойдем. Отошли.

— Семидрев меня представить не успел. Полковник Резницкий, зам начальника областной полиции. Только что назначен.

— Токарев, УГРО. Тоже полковник.

Резницкий знал такой тип ментов — резкие, наглые, считающие, что город их собственность. Это как бандиты, только с противоположным знаком. В принципе, они годны к делу, только надо чтобы они признавали хозяина. А с этим — всегда сложности.

— Прошла информация, что Семидрев убит. Подтвердилось?

— Подтвердилось — Токарев сплюнул и выругался.

— Как?

— Экспертиза покажет, но предположительно — снайпер.

— Снайпер? Откуда?

— Не нашли.

— То есть, не из-за забора. И не с соседней крыши.

— То и есть, полковник.

Полковник решил на первый раз проглотить наглый тон. Как человек, бывавший в АТО и знавший, что к чему он знал, что человек, который умеет точно бить даже на сто пятьдесят — двести метров — редкость. В криминальных же разборках — профессионалы встречаются еще реже. Снайпер — это обычно человек, стреляющий с крыши соседнего дома.

— Версии есть?

— Пока никаких, какие версии сейчас. Утро вечера мудренее, поработаем с источниками, понюхаем что к чему — и выдадим тебе версии.

— Полковник — холодно сказал Резницкий — вы, кажется, не поняли, что произошло. Убит начальник областного УВД. Это плевок в лицо всем нам, всей полиции, наглый вызов бандитского мира. А вы тут… стоите как ни в чем ни бывало… потом свернетесь и отдыхать поедете на своих Паджеро и Крузаках — так?!

В следующий момент — Токарев схватил полковника за куртку, рванул на себя.

— Ты мне, с. а, за тачки, мою и пацанов, не рассказывай. Мы твою не видели, понял?

Резницкий схватил Токарева за плечо, но больше ничего сделать не мог. К шефу — почуяв неладное, как волки стянулись УГРОшники.

— Хочешь сказать, на честно заработанные Крузак свой купил?

— И про бабки не надо, не делай людям нервы, полковник. Не надо, если не хочешь разговора за твои. А они у тебя есть, полковник. Точнее — были, пока за должность новую не отдал, так?

…

— Да, мы зарабатываем. Но наши бабки пахнут в худшем случае дерьмом. А твои — кровью, полковник. Вы же упыри, выродки, кровопийцы. Вы бабло делаете, на крови, собственную страну гробите. Пока там пацаны за краину вмирают, вы бабло заробляете, так, нет? Так, полковник, так. Так что не надо нас лечить. Мы честнее, понял?!

Токарев внезапно отпустил куртку полковника.

— Не сработаемся мы с вами… Владимир Петрович…

— Хочешь уволить? — глумливым голосом сказал Токарев — увольняй. Только за мной все пацаны уйдут, ну не все, но половина уйдет, это я тебе отвечаю. Знаешь, что дальше будет? Мы и так минус получили — от того, что так борзо и на людях завалили нашего Папу. Это ты правильно сказал — пощечина всей полиции. А если я уйду, то город кровью захлебнется, трупы на улицах не успеете собирать. И полетишь ты полкан обратно в Киев, как не справившийся с криминогенной ситуацией в городе. И бабло твое — тебе никогда не отобьется. Вот так вот.

Токарев оглянулся, взглядом победителя.

— Поехали, пацаны…

* * *

Вечером, полковник Резницкий позвонил по скайпу Кардиналу. Тот был не в себе от произошедшего…

— … Значит, сработал снайпер, с дальнего расстояния, не из-за забора и не и с соседней крыши. Ни лежка, ни оружие пока не найдены. Один выстрел, точно в голову.

— Б…

— Тарас Игоревич… так может, оно и хорошо…

…

— В любом случае, с Семидревом был бы конфликт. А тут… само собой решилось.

— Да ни хрена вот не хорошо! — заорал Кардинал.

— А…

— Семидрев собирал бабки! Чтобы переназначиться! Все было оговорено. И бабло, по его словам — у него было. А теперь Семидрева нет! И бабок нет! А на эти бабки многие здесь рассчитывали, очень многие! Так что ни фика это не хорошо, Леня!

Полковник помрачнел.

— Найди эту с. у, которая Семидрева грохнула. Любой ценой — но найди. И быстро.

Резницкий моментально просчитал — выборы! Так вот почему Кардиналу отдали Одессу! Из расчета того, что раз выборы — нужны бабки, а раз нужны бабки — значит надо перетряхнуть кадры. За каждое назначение, за каждое переназначение — платятся деньги, в случае с должностями главы областного УВД, да еще в таком огромном и жирном регионе как Одесса — это миллионы. Скорее всего, публикация в венском Дер Курьер — это активка СБУ, провернутая с санкции и по приказу Администрации президента Украины. Рассчитанная на то, чтобы снять с Одессы, а конкретно с Семидрева — бабки за переназначение.

Но остается вопрос — а кто тогда его замочил то? И почему?

— Сколько бабок то там было, Тарас Игоревич…

Замминистра зло посмотрел на подчиненного.

— А с какой целью интересуешься?

— Чтобы знать, что искать.

— Три лимона там было, Леня. Три лимона зеленью. Готивкой. Найди Леня. Найдешь — не обижу. Не найдешь — с тебя это бабло спрошу. Понял?

— Понял, Тарас Игоревич. Думаете, из-за денег его?

— Я ничего не думаю, Леня! Я руковожу! Думать в этом деле — будешь ты!

* * *

Вечер — Ангел встретил на яхте, в нескольких километрах от берега. Яхта мягко покачивалась на волнах, в бокале играло чилийское игристое вино Касильеро дель Дьябло (погреб дьявола), которым он обычно поминал тех людей, которых убивал. Тех, кто заслуживал того, чтобы их помянули. Семидрев заслуживал. В конце концов — он лично ему не сделал ничего плохого, и Алисе он тоже ничего плохого не сделал — он просто превратил Одессу в мафиозную воронку, засасывающую все новые и новые жизни. Но его смерть была нужна и Семидрев был мертв. Ангел планировал провокациями развязать криминальную войну в городе — как они делали это в Ираке по приказу американского правительства, стравливали шиитов с суннитами. В кровавой бойне погибнут большинство из тех, кто должен был умереть — а он прицельными выстрелами доберет остальных. Не останется никого, кто бы помнил.

Никого.

Из колонок аудиосистемы — текла прозрачная, как слеза, тягучая мелодия, разносясь далеко над еще холодной водой…

Bésame, bésamemucho

Comosifueraestanochela últimavez

Bésame, bésamemucho

Quetengomiedoperderte, perdertedespués

Bésame, bésame mucho

Como si fuera esta noche la última vez

Bésame, bésamemucho

Que tengo miedo perderte, perderte después…

Quiero tenerte muy cerca

Mírarme en tus ojos

Verte junto a mí

Piensa que tal vez mañana

Yo ya estaré lejos

Muy lejos de ti…

Целуй меня, целуй меня крепче,

Как если бы ночь эта нашей последней была.

Целуй меня, целуй меня крепче

Боюсь потерять, потерять я тебя навсегда.

Целуй меня, целуй меня крепче,

Как если бы ночь эта нашей последней была.

Целуй меня, целуй меня крепче

Боюсь потерять, потерять я тебя навсегда.

Хочется видеть тебя мне,

С тобою быть рядом, в очи глядеться твои.

Только подумай, что может быть завтра

Мы будем уже очень,

Очень далеки…

Одна из самых романтичных песен в истории музыки, такой же подарок испанской культуры мировой, как Дон Кихот, фламенко и танго — была написана девятнадцатилетней мексиканкой Консуэлой Веласкес. Продюсер Мариано Ривера, первым услышавший эту песню — потом предложил девушке руку и сердце. Кто ее только с тех пор не исполнял…

В данном случае, песню исполнял Андреа Бокелли…

Это выглядело как некое извращенное наслаждение смертью, убийством — но на самом деле причина была в другом. Ангела научила этому баронесса Боде, а саму баронессу — научили этому кто-то из французского Сопротивления времен второй мировой. Ритуал нужен — точно так же, как нужен ритуал военных похорон, бессмысленно пышный и торжественный, призванный за своей торжественностью скрыть тот неприглядный факт, что еще один молодой парень, который мог бы жить да жить — сейчас лежит в земле. Так и тут… приходится убивать самых разных людей, в том числе и тех, кто лично тебе ничего не сделал, но которые тем не менее являются врагами и должны умереть. И этот символический ритуал прощания, поминовения усопшего — нужен для того, чтобы не сойти с ума, захлебнувшись в пролитой тобой крови.

И сохранить способность убивать дальше.

На корме — появился Ибрагим. Закурил, глядя вдаль, где заревом костра — теплились огни одесского порта.

— Красивый город… — сказал он.

Ангел не ответил.

— Как дальше будем?

— Как и договорились. Встретимся в порту.

— А с деньгами что?

— Спрячь на яхте, потом поделим.

— Понял…

Ангел налил полный бокал, отпил половину — а половину вдруг плеснул в море. Морскому дьяволу…

— Заводи. Надо уходить…

— Хорошо…

24 апреля 201… года. Украина, Одесса

После гибели Семидрева — Токарев понял, что главный тут — он. Но он должен кое-что сделать, чтобы подтвердить свой статус вожака стаи. А именно — найти убийцу Семидрева — по-настоящему найти, а не просто закрыть какого-то бедолагу в камеру, запрессовать его и повесить на него мокрое.

И найти быстро.

Утром — прибыл спецрейс из Киева, с замминистра МВД. Он провел оперативку и представил исполняющего обязанности начальника областного УВД — полковника Резницкого. Оперативка прошла как обычно — много слов и все не по делу. Все клялись, давали обещания — а в глазах был только один вопрос — что дальше. Все понимали, что Резницкий приведет свою команду на область — ее у него не могло не быть, если назначили. Кормиться тут будут они. А куда деваться им, одесским? Если бы Семидрев переназначился — все понятно, они бы ушли за ним. А когда Семидрев мертв — что делать?

Они остались ронинами. Самураями без хозяина.

Мимолетные взгляды, переглядывания… чаще всего они останавливались на Токареве. Только он, полковник полиции Токарев мог всех спасти, создав свою команду.

Сам же Токарев — был мрачен и весел одновременно.

После оперативки — Резницкий вызвал Токарева в кабинет. Тщательно контролируя слова и подбирая тон, сказал.

— Вчера мы оба погорячились, Владимир Петрович… Я могут понять, Тарас Игоревич как отец вам был, ваш крестный в органах. Потерять отца… никому не пожелаешь такого. Я человек новый, Одессу не знаю. Вы здесь выросли. Предлагаю забыть все сказанное и начать с чистого листа.

Резницкий протянул руку — и Токарев пожал ее. Но ни один из них — в искренности другого не обманывался…

* * *

Группа Токарева собралась в Космосе — достаточно приличном, центровом заведении, но без лишнего эпатажа и наценки. Пиво, водка, девочки — все здесь было своим, знакомым…

— Значит, так, пацаны — Токарев был конкретен и решителен — Резницкий сегодня руку дружбы протянул. Я пожал. Но обманываться не надо — рано или поздно, он нас всех уберет и поставит своих. Для того должность и покупается, так?

Все молчали. На сцене — очаровательно хрипловатым, сладким голоском напевала певичка — здесь был живой звук.

— Наша неприкосновенность на какое-то время — подчеркиваю — на какое-то время — в том, что мы должны найти убийцу Семидрева. Причем реального. Это даст нам полгода. За это время — мы должны нарыть на эту с. у Резницкого что-то реальное. Чтобы он либо свалил, либо хвост поджал и не рыпался. Думаю, за АТО надо поинтересоваться, там чистых нет.

— Я не понимаю, шеф — сказал один из оперов — белесый и круглолицый — а зачем нам реального киллера искать? Вон у меня на районе — нарик на нарике, можно пошукать, какого-нибудь ветерана с аты психичного найти. В камере посидит — чем тебе не убийца.

— Отвечаю — благожелательно сказал Токарев — по двум причинам. Первая — на нас идет накат. За Одессу сливают инфу в прессу, поднимается скандал, мы на виду. Теперь Папу замочили. Разобраться, понять, кто против нас играет на самом деле, спросить с этой с. и — вопрос выживания для каждого из нас.

…

— И второе. Когда тебя, Дима, на пороге собственного дома замочат — мы тоже наркомана запрессуем в камере и на него тебя повесим, так?

Под тяжелыми взглядами коллег — Дима стушевался.

— Да я так сказал. Конечно… надо найти.

— Еще есть, кому шо так сказать?

…

— Тогда говорю я, а вы пишете задания на день. Еще раз — носом землю рыть, это личное. Так, поехали…

* * *

Токарев — копал и сам, и под конец дня, сбив все ноги и сожгя полбака бензина — накопал такое, отчего ему стало откровенно неуютно. Под вечер, он позвонил Семену Дубницкому, тоже полковнику, начальнику одесского наркоконтроля и назначил встречу в Космосе. Сема Дубницкий был бывшим опером в УГРО, выходцем из их команды. Он одновременно и боролся с наркоторговлей в городе и занимался ею. Те, кто были под Семой — работали без проблем, а те, кто ронял цены или работал дикарем — получали срок или пулю. Сема так же принимал героин из порта и обеспечивал его транспортировку до Молдовы до границы под прикрытием полицейских машин. В отличие от Токарева — он расплылся и на улице почти не работал. Но он был умным, хитрым и осторожным.

— Володя…

Они обнялись, сели за столик.

— Горе то какое…

Токарев фыркнул.

— Кому горе, а кому и… Вот, наш полкан — не успел в город вступить, а уже генеральская должность…

— Слышал… чего тебя не назначили?

— Политика большая…

Токарев наклонился вперед.

— Что делать будем, Сема? Ты понимаешь, что тебя в покое не оставят. Как и нас?

— Да понимаю.

— А раз понимаешь… Давай-ка, я тебе кое-что интересное покажу, Сема.

Токарев достал мобильный телефон.

— Я пробил все поездки Папы по его мобиле за последний день. Прикинул, по каким улицам он ездил. Вот тут… есть контора банковская… ну там типа гроши до зарплаты под два процента в день. У них есть камера, она прямо на дорогу смотрит. Я у них побывал, данные с камеры за тот день забрал. Вот, смотри.

…

— Тринадцать тридцать семь — Крузак проходит, запомнил машину?

Начальник УГРО быстро перемотал.

— А теперь обратно — четырнадцать одиннадцать. Видишь?

— Вижу.

— А теперь номера Крузака. Думаешь — чьи?

…

— Богдановского!

У начальника наркоконтроля глаза на лоб полезли.

— Это точно?!

— Как в аптеке. Знаешь, что из этого следует?

…

— Давай, врубайся, Шерлок. Машина Папы тут тоже есть, тринадцать сорок три и четырнадцать ноль пять. На той же трассе. В то же время. Они встречались. И мне кажется, Богдановский Папу и приговорил.

— Твою мать…

— Подумай сам. Кто всех пишет? У кого может быть такой объем компры? Как не у начальника СБУ?

…

— Папа, скорее всего, догадался… или точно узнал — уж чего — чего, а голова то у него зашибись, работала. Он забил Богдановскому стрелу на дороге. Тот его и приговорил…

— Но там же снайпер работал. У дома.

— Снайпер. А думаешь, у Богдановского снайпера знакомого нет? Он, скорее всего тоже просек, что ему Папа предъявлять будет. И подготовился. Своих подпряг или левых привлек. Стволов на руках сейчас сам знаешь.

— Б…

— Вот именно.

Дубницкий покачал головой.

— Не. Не сходится.

— Что?

— Скажи, если компру слил Богдановский и Папа это узнал, о чем они могли тереть? Ну ты бы сам о чем тер? Давай, там, бабло, или объекты твои, и вообще, стой, с. а, ровно — так?

— Допустим.

— А если так, то нафика Папу валить то? Он же теперь ручной делается. Его теперь наоборот холить и лелеять надо. Не находишь?

— Может, не срослось у них что-то.

— И сразу мочить?

Помолчали. Действительно, не сходилось.

— Ну а ты что думаешь?

Начальник одесского наркоконтроля закурил.

— А я вот что думаю. Папу сработал профи, так?

— Ну.

— Но мы то с тобой знаем, что профессиональные убийцы — снайперы бывают только в кино. В жизни типичный киллер — это бычок, отрабатывающий свой косяк. Максимум на что его хватит — взять Калаш, и…

— Не тяни быка за рога.

— А дальше думай сам, Володя. Где в нашей Нэзалежной — снайперы водятся. Причем профессиональные снайперы.

Токарев задумался. Потом покачал головой.

— Да не…

— Что — нет?

— Быть такого не может. Ну, ладно мы все не ангелы, но чтобы так…

— Как — так? Ты хоть представляешь, какой Одесса лакомый кусок, сколько волков на не зубы точат?

— Не, но это…

— Начальник твой новый — только что из АТО. И снайперу, кроме как из АТО — больше взяться неоткуда.

— Да, но он только в город приехал!

— А ты откуда знаешь? Может, он тут давно уже пасется. А может подельники его. Сейчас те, кто прошел АТО — в ментовке, в армии вместе держатся. Ты хоть представляешь, какая это сила? У них же мороз в голове, планка упала. Им человека убить, что поссать…

— Не… не…

— Да что ты замекал!

— Это человек Кардинала. Кардинал хоть и серьезный дядя — но он наш. Замочить генерала… нет.

— Как знаешь. Мое дело сказать.

— Дай…

Токарев тоже подкурился.

— Это п…ц — задумчиво сказал он — это всему п…ц. Если мы друг друга мочить начнем…

— Уже мочим! Ты что не в курсах, что в АТО делается, что с той стороны, что с этой? Я на несколько дней скатался — мне хватило. Там же краев никаких нет. За бабло друг другу глотку перервут. С той стороны — такие же менты, как и мы. Вчера за одним столом водку пили, сегодня Градами шмаляем…

— Б…

…

— Если так, то придется разбираться тебе. Извини… но я тогда не уверен ни в ком из своих. Любой — сначала к нему пойти может.

— А что — уже до этого?

— Да не. Просто ты знаешь — время сучье сейчас. Любой продаст за копейку… родной матери уже не веришь. Я то понимаю, что эта с. а как пришла сюда, так и уйдет. А для пацанов он — начальник старше меня. Кто знает…

— Ладно… займусь…

— Займись…

Дубницкий выбрался из-за стола.

— Не пропадай.

Подлетел официант… Токарева знали.

— Еще водки…

— Сию минуту…

В душе было темно и пусто. Токарев — поймал взгляд певички на сцене, показал глазами на выход. Девушка едва заметно кивнула.

Если бы все было так просто…

Днем ранее. 23 апреля 201… года. Украина, Одесса

Отряд боевиков — прибыл в Одессу разными путями, частично поездом, частично на автобусах. Машин у них не было — машины нужно было купить здесь, потому что рассекать по Одессе с номерами другого региона, тем более с киевскими номерами — не годится.

Они собрались на снятом для их дел коттедже на отшибе. Оружие — привезли еще до них и складировали в подвале. Обычный набор — АК, ПК, СВД, РПГ-7. Все — из числа изъятого в зоне АТО, не проследить…

Полковник Резницкий — подъехал ближе к вечеру. По пути пару раз проверился — хвоста не обнаружил.

— Слава Украине, бойцы! — привычно поприветствовал он их.

— Героям слава!

Про себя полковник Резницкий подумал, что все стало намного проще, чем несколько лет назад. Тогда надо было решать дела с уголовниками, отмазывать их чтобы получить ответную услугу… да и вообще с уголовниками стремно. Никогда не знаешь, что у них на уме — но всегда надо помнить, что они ненавидят ментов и стоит только повернуться спиной…

А тут все просто. Слава Украине — Героям слава! Пароль — отзыв.

— Как добрались?

— Хорошо.

— Тогда — внимание сюда…

Резницкий — выложил на стол первую фотографию.

— Генерал полиции Богдан Семидрев, начальник местного ОВД. Должен был стать вашим первым объектом, но вместо этого стал целью для снайпера.

Все молчали.

— И кто его? — спросил Бурун, самый умный из всех.

Резницкий пожал плечами.

— История умалчивает. Но теперь приходится предполагать, что одновременно с нами в городе есть и другие игроки со своими интересами. Я говорю вам это для того, чтобы вы сохраняли бдительность.

…

— Игрок номер два. Владимир Токарев, начальник местного УГРО. Человек с земли, один из немногих оставшихся профессионалов. Сильный, хитрый, жесткий, личный состав ориентируется на него. Возможно, придется убрать, но не сейчас.

Новая фотография.

— Номер три. Семен Дубницкий, руководит одновременно местным наркоконтролем и местной наркомафией. Убирает с улиц диких дилеров, а вместо них ставит своих людей. Контролирует наркотранзит в Европу. Его убирать не надо, у него прямые выходы на грузин и турок. Но приручить его — будет нужно.

Новая фотография.

— Георгий Богдановский, начальник СБУ. Ватник[47], но свои взгляды умело скрывает. Пытается работать на всех сразу, но от реальных дел фактически оттерт. Он не контролирует и десятой части денег, что проходят через регион. С ним можно будет договориться, оставить ему его долю и пусть живет.

— Ватником?

Резницкий мрачно посмотрел на коллектив, ничего не ответил.

— Вот здесь, на флешке — личные дела сотрудников полиции, прежде всего людей Токарева[48]. Изучить, запомнить — проверю. Начинайте выходить в город. Каждый покупает машину… дешевую, дорогую не надо — и снимает хату. В разных частях города, месяца на два. Все понятно?

— Ясно, товарищ полковник.

— Оружие не брать. В конфликты с местными не вступать. Пока — сидеть тихо как мыши.

— Так точно.

24 апреля 201… года. Украина, Одесса

Никто не видел их отныне, Навек исчезнувших в пучине. Рыдайте, матери, отцы, – Не возвратятся мертвецы. Крысолов из Гамельна

Капитан полиции Дмитрий Палий — был слабым человеком. Хотя ему удавалось это успешно скрывать — самого себя все равно не переделаешь.

Он был обычным пацаном, отучился в школе, отслужил в армии. Потом пошел в полицию — которая тогда еще называлась милицией. Дядя — устроил, он работал в ДАI и ему многие были обязаны правами.

Это было еще до событий 02 мая 2014 года, которые изменили в городе очень и очень многое…

После событий февраля 2014 года на Майдане и марта 2014 года в Крыму — вся страна жила в каком-то нехорошем, напряженном ожидании. Все понимали, что никакой победы Майдана нет — Янукович сбежал и его присные — тоже. Почти сразу после этого Россия захватила Крым. Первым законом, который приняла Рада после бегства Януковича был закон о языках — из страны убежал президент, почти в полном составе убежало правительство, депутаты Рады, верхушка силовиков, разбежалась милиция, в казне нет денег — но первое, что надо было принять это закон о государственном языке. И.о. президента Турчинов закон не подписал — но было поздно. В Харькове, Одессе, Луганске, Донецке, Запорожье — начались сепаратистские митинги. Все понимали, что Майдан победил не на всей территории страны, что на Востоке нет Украины, а есть что-то чужое — и это чужое раз за разом обеспечивает приход к власти в стране таких как Виктор Янукович. С обеих сторон — были люди готовые рвать, немного — но они были. Запад ждал от Востока подтверждений того что Восток это Украина — и получал строго противоположное. Восток ждал от Запада передела собственности силой и начинал играть в сепаратистские игры. Никто не знал — и наверное уже не узнает — сколько в играх той холодной весны 2014 года было позы, а сколько реального намерения — но в ситуации краха власти, когда нервы у всех были напряжены до предела — никто не хотел разбираться в том, где поза, а где…

В Харькове — сепаратистский мятеж удалось придавить в зародыше, в Донецке и Луганске — нет. Но была еще Одесса — город, за который намечалась нешуточная схватка. Уж слишком жирный кусок это был — начиная от земли и заканчивая портово-контрабандными возможностями…

И вот, первого мая две тысячи четырнадцатого — в город начали прибывать футбольные фанаты и участники Майдана — со щитами, касками и палками. На второе мая был назначен матч Черноморец — Металлист (Харьков). Харьковский клуб был известен наличием одной из самых организованных и агрессивных фанатских тусовок — что и неудивительно для второго города Украины…

Милиция допустила ошибку, стянув все силы к стадиону. Массовая драка началась на улицах города, ближе к центру. Милиционеры, которые были одеты в форменные рубашки и не имели вообще никакой защитной экипировки — вынуждены были только смотреть, как начинается кровавое побоище…

Сторонников Куликова поля — так называлось место, где собирались пророссийские одесситы — смяли быстро, за счет численного превосходства. Затем ринулись на само Куликово поле — где оставалась часть участников митинга — в основном женщины и старики. Здесь интересную роль сыграл зам начальника одесской милиции Фучеджи — его действия до того дают основания предполагать, что он был дирижером или одним из дирижеров кровавой провокации — но в тот момент, он попытался увести бешеную толпу за собой по другой улице — и не смог. Когда разъяренная толпа ворвалась на площадь — участники Куликова поля попытались спастись в здании Дома Профсоюзов. По странной иронии судьбы — так же называлось здание в Киеве рядом с Майданом, где спасались его участники, и которое было подожжено при штурме в ночь с 18 на 19 февраля. 2014 года. Сейчас — участники майдана осадили Дом Профсоюзов в Одессе. Они начали бросать коктейли Молотова — от них начался пожар. Выбрасывавшихся из окон людей добивали на земле осатаневшие от крови бандеровцы. Впрочем, были и такие, кто прикрывал собой раненых от расправы своих же побратимов. Геройство и преступление — шли рука об руку…

После событий 02 мая в Одессе — явных пророссийских выступлений в городе уже не было. Но ситуация в Донбассе, до этого медленно, но верно шедшая к худому миру — стремительно качнулась в сторону войны. До иловайского котла, где за сутки погибло более тысячи человек — оставалось три месяца…

Что же касается Одесской области — то ее в качестве суперприза отдали команде Игоря Коломойского, олигарха № 2 Украины. Вместе с политическими деятелями — в Одессу попал и тогда мало кому в городе известный начальник одного из райотделов Днепропетровска, тогда еще полковник полиции Богдан Семидрев…

Семидрев поступил необычным образом. Назначение на город или область человека со стороны — это норма, так часто поступают. Предполагается, что это снизит уровень коррупции и предотвратит «обрастание связями», на деле же получалось так, что каждый такой начальник со стороны приводил свою команду, и они как разбойники начинали грабить регион, чтобы собрать деньги на новое переназначение, да еще чтобы и себе осталось. Что будет после них — таким вот командам было плевать, все отжималось как в последний раз. Семидрев же — не привел с собой из Днепропетровска никого, всю команду он подобрал на месте, взяв за основу начальника одного из районных розысков Токарева — да еще и сказал всем, что он из Одессы, родился здесь, а потом родители переехали в Днепр. Так это было или нет — но Семидрев стал своим, и возможно, поэтому смог удержаться так долго.

Палию повезло, потому что он работал в том же районном розыске, что и Токарев, и уходя наверх — Токарев потащил своих людей за собой, потому что иначе было просто глупо.

На новом месте — у каждого был свой участок работы, помимо официального — он должен был его курировать, чтобы от него не было никаких проблем и сдавать определенную сумму в общак. У полиции теперь тоже был общак как у воров. Кто-то курировал контрабанду, кто-то наркоторговлю, кто-то этнические преступные группировки — цыган, молдаван. Диме, как самому слабому из всех — а Токарев умел оценивать людей — досталась проституция.

Дело, в общем-то, плевое, надо только следить, чтобы беспредела не было. Девушки делятся на любительниц и профессионалок, но все кто работает более — менее регулярно — должны платить. Оплате подлежит номер телефона, который девушка размещает в Интернете и на объявлениях — полиция просматривает специализированные сайты — и если номер не проплачен устраивает рейд. Последствия рейда — обезьянник, субботник (изнасилование сотрудниками полиции, часто групповое), могут закатать на принудительное лечение в вендиспансер — вне зависимости, больна девушка чем-нибудь или нет. Так что лучше платить.

Отдельно платили хозяева заведений — туда ходили без телефонов. Ну и… были места, где к сожалению ментам было делать нечего. Например, у пляжа был коттеджик такой, принадлежащий одному высшему учебному заведению, там профессорско-преподавательский состав развлекался со студентками, но не только. Приезжали депутаты, судьи, министры даже были. Понятное дело, велась там и съемка — но там в той схеме такие мэны были задействованы, что только поинтересоваться насчет того коттеджика — было чревато. Но Дима и не интересовался. Ему и того что было вполне хватало.

Одесса — очень интересно расположена. Самый стык — Румыния (член ЕС, между прочим), Молдова, непризнанное Приднестровье — а через море Турция и Грузия. Ну и конечно Россия, которой Одесса чужой никогда не была и не будет. После того, как до Киева и Львова стали летать лоукосты — они стали новыми мекками европейского секс-туризма. Но Одесса — выкрутилась, переключив на себя турецкий, грузинский, а главное — внутренний поток. Ведь после того, как ушел в Россию Крым — Одесская область стала всеукраинской здравницей. Так что спроса хватало, он стабильно рос. Ну и предложение — редкий город может похвастаться такими красивыми барышнями как Одесса. Юг, смешение кровей. А рядом еще и нищая как церковная крыса Молдова….

Но нельзя сказать, что крышевание ментами секс-траффика давало только отрицательный результат — было в нем и нечто положительное. Дима и его люди убирали с улиц совсем уж опустившихся, спидозных, следили чтобы не было беспредела и все было пристойно. А то в последнее время цыгане совсем оборзели, повадились — сажают девчонку на иглу, часто насильно, а потом — на панель, она им работает за дозу. Но Дима об этом сказал Токарю (тогда Папа еще жив был) и они быстро все это пресекли. Провели рейд, одного отморозка молодого показательно расстреляли на глазах у отца — цыгане все поняли.

Так что все было пристойно и даже с огоньком — как и должно быть в Одессе.

Но сейчас Дима нервничал.

Он шиканул — взял кредит на новый БМВ — и вот тебе на, Папу грохнули. Того и гляди — начнется проверка и — о! Вот он, взяточник! На новой бэхе катается! Бери его!

А отказаться тоже уже никак. Да еще матери на операцию денег надо… Токарь психует, но это понятно — его в случае чего первого.

Короче, засада.

Сейчас — Дима сидел в рабочем своем заведении — баре Южная Пальмира и обедал. Обедал он поздно, но до этого просто времени не было поесть даже, по городу мотался. Токарь сказал — землю носом ройте — а как рыть то? Агентуры нет нормальной, навыки оперативной работы практически утрачены. Они ведь не работали — тупо брали первого попавшего и шили дело, не разбирая — он не он.

И когда пришла пора поработать на совесть — а как?

С…а.

Его в последнее время посещала мысль — взять все и дернуть. В Россию. Россия большая, устроиться, что-то нехитрое открыть и жить нормально. Гражданство дадут рано или поздно…

Но он понимал, что это мечты, а реальность — вот она. Во всем ее неприглядном величии.

Подошел официант, Дима, едва посмотрев, отпихнул тарелку.

— Ты что мне принес!?

Официант побледнел.

— Заказывали…

— А это что… ты сюда харкнул что ли? Козел!

— Сейчас заменю…

Мысли невеселые. Кто на самом деле Папу грохнул? Ведь это подумать — генерала полиции у собственного дома снайпер вмочил. Беспредел! А ну как завтра их так чпокать начнут одного за другим, идешь в форме — бах! С АТО столько всяких сорванных вернулось, с поехавшей крышей, многие вернулись со стволами, с гранатами…

Напротив кто-то сел… аромат духов тягучий, такой осенний. Дима поднял голову… оп-па…

Вот это да…

Черные очки, блондинка… парик или настоящие… так сразу не скажешь.

Дима осмотрел подсевшую к нему барышню с головы до ног. Непроизвольно сглотнул слюну…

— Вам чего? — нарочито грубо спросил он.

— Поговорить бы…

Девица устроилась поудобнее. Дима никак не мог правильно оценить ее. С одной стороны — шлюха шлюхой и одета как шлюха. С другой — что-то было в ней такое… что выделяло ее… на шлюху она была так же похожа, как Мерс на Жигули. Вроде одно и то же — четыре колеса, кузов, руль.

Ан, нет…

— Я слышала, разрешение работать, надо спрашивать у тебя…

Понятно.

Дима цинично усмехнулся.

— Сразу и у меня. Работай, кто тебе запрещает. На районах старшие есть, найдешь. Сколько башлять скажут…

— Ты не понял…

На стол легла визитка — дорого оформленная, золото и черный бархат. На визитке было «салон Морена» и телефон.

— Я сама не работаю. Я организую работу… договариваюсь…

Дима посмотрел на девицу с интересом.

— Сколько тебе лет?

— А сколько дашь…

Дима вдруг разозлился… став полицейским, он понял, что приступы гнева скрывать вовсе не обязательно.

— Сумку на стол.

— Что?

Вместо ответа, он вырвал у нее сумку, высыпал содержимое на стол.

— Хам!

Не обращая внимания — Дима пошерудил горку вещей. Мобильник — Айфон 7 и похоже что не фуфло, записная книжка, половина страниц вырвана, другая половина — пустая. Визитки, большая упаковка презервативов, газовый баллончик, фонарик какой-то. Ручка, дорогая на вид, с гравировкой. Дима не понял, что эта ручка — из титана, и ему и в голову бы никогда не пришло, что сидящая перед ним женщина — может убить его этой ручкой.

Документов нет. Никаких. Он толкнул вещи их владелице.

— Забирай.

— У вас тут все так работают?

— А ты по-другому привыкла?

— Да…

Диме показалось, что она снова перехватывает нить разговора.

— Хочешь работать работай. Такса — пятьсот за номер, в сезон полторы[49]. Чего хитрого?

— Вперед возьмешь?

Дима посмотрел с заинтересованностью.

— Ну, давай…

Конверт перекочевал под столом из одних рук в другие, Дима приоткрыл, мельком посмотрел. Купюры новые, как из банка.

Пруха начинается что-ли….

— Богатая такая? — сказал он — а если добавки попрошу?

— Можно обсудить.

Дима упрятал конверт в карман.

— Ладно — сказал он — давай с начала. Ты кто и чего хочешь?

— Ну… определенные люди послали меня освоить новый рынок. Организовать… наладить дело.

— Определенные люди это кто?

— Определенные люди.

Дима мрачно посмотрел на сидящую перед ним «организаторшу».

— Ты мне не крути.

— У нас… несколько необычная специализация. Понимаете… в Одессе, как и везде, есть богатые мужчины. Они испытывают стресс и часто просто свидание их не устраивает. Им хочется чего-то экстремального. Кто-то хочет полной власти над женщиной. Кто-то хочет, чтобы женщина имела власть над ним.

Дима иронически поднял брови.

— А… так ты это… садо-мазо…

— Не пробовал? — улыбнулась она.

Дима покачал головой.

— Не, я без извратов люблю.

— Напрасно. Я раньше тоже любила, потом ваниль[50] приелась. Квадрат[51] я уже сняла. Девочек наберу сама.

— От меня что нужно?

— Ну… иногда бывают… непредвиденные неприятности скажем так. Их надо будет уладить. Чтобы можно было воспользоваться услугами больницы, без лишних вопросов и с полным сохранением тайны, понимаешь?

Дима начал понимать.

— Это будет других денег стоить. И в стоимость не входит.

— О… конечно. Иногда наши гости… не могут вовремя остановиться, скажем, так. Но после этого они бывают щедры как никогда…

— Надеюсь, в море топить ничего не надо будет?

— О… нет, конечно. У нас такого не бывает.

Девушка взяла ручку, на обратной стороне визитки написала еще один номер.

— Это мой личный. Меня зовут Морена. Сегодня и завтра я в городе, вот подумала — может, ты мне поможешь. Ну, с мебелью…

Она облизала губы.

— Знаешь, иногда я не имею ничего против ванили…

* * *

Когда она вышла — Дима бросился следом. Успел увидеть, как она садится за руль Мерседеса МЛ. Интересно, сколько же денег ей приносит… ее бизнес. И под кем она ходит, кто эти «определенные люди»…

Он и сам себе не хотел признаваться, что телка ему так понравилась, что аж внутри все закрутило.

Как в далекой юности, когда он водил понравившуюся девушку в кино и на дискотеку, а не удовлетворял свои потребности в подкрышных ему борделях…

* * *

Ближе к вечеру — они снова собрались. Результата ни хрена ни у кого не было и Токарь — понятное дело, психанул, конкретно на них оторвался. Обозвал уродами безмозглыми.

Визитная карточка — жгла карман.

На обратном пути — подкатил Сивый, он порт курировал. Хлопнул по плечу.

— Нас е…т, а мы мужаем!» Говорят, к Ленке новеньких привезли с Молдавии. Идем, снимем пробу.

— Вали… вали, б…

— Ты чего такой сорванный. Из-за Токаря что ли психуешь?

…

— Он начальник, это работа его — по мозгам нам давать.

Сивый посерьезнел.

— Как думаешь, Папу — кто?

— Иди, знай.

— Я думаю, эта с…а. Резницкий. Сегодня коллегия была областная, он там речугу, с. а, толкал, мол засрали город…

— Отвали…

— Да ладно, чо ты…

Дима сел в БМВ. Рванул с места. Быстрая езда его немного успокоила.

Но та тёла с ее садо-мазо и обращениями в больницу — не выходила из головы. Он чувствовал, что там не все ладно — простым борделем на Мерс не насобираешь. Наверняка там или трупешники, или клиентов пишут… стрём в общем.

И сама она… Как её… Морена…

Слово «мор» обозначает поголовную и внезапную смерть целых народов и государств, «морить» — убивать. В этих словах сохраняется память о жестокой, неумолимой богине, которой неугодны никакие жертвы, кроме увядших цветов, сгнивших плодов, опавших листьев и угасших человеческих жизней…

В противоположность Живе и Яриле, Морена воплощает собой торжество Мари — «Мертвой Воды» (Воли к Смерти), то есть Силы, противоположной Животворящей Солнечной Яри.

Диме достаточно было зайти в сеть, почитать, что такое Морена — но он был слишком примитивен для этого. Анжелика, Натали… вот — Морена. Почти как Марина только круче.

Решив про себя — он припарковал свой БМВ (с нарушением правил) достал телефон, включил салонное освещение, чтобы разобрать цифры на карточке.

* * *

Машину он оставил за квартал — дальше на БМВ было просто не проехать, дорога раздолбана в хлам, а у него низкая подвеска. Специально брал спортивную, для души.

Застройка как застройка — типично одесская, пригородная. Коттеджи по два, по три этажа — вперемешку с низкими, гнилыми хатами. Место тут не особо козырное — здесь активно застраивались лет десять — пятнадцать назад бондики. Некоторые дома до сих пор стоят недостроенные — их владельцы погибли, и достраивать некому.

Хотя место хорошее. И спуск к воде есть, дальше — пляж, дикий правда. Может, самому что-то купить? Хотя не… стремно. Понятно ведь, откуда деньги — такие деньги просто так не вложишь, в свое удовольствие жить не будешь. В другой стране их вкладывать надо, здесь — нельзя.

Темнеет. Почти совсем стемнело…

Нужный номер — он нашел сразу. Коттедж — старого фасона, красного кирпича, типично бандитский, сейчас такое уже не строят.

Он снова набрал номер.

— Морена…

— Я открыла дверь, заходи…

Он зашел. Осмотрелся. Все дорого — но на всем печать какой-то неустроенности и заброшенности. Во дворе — стоит знакомый, темно-синий Мерседес МЛ на польских номерах[52].

Он обошел машину… да… прилично. Приличный заработок нужен чтобы ездить на такой.

Дверь открылась. Она стояла на пороге и ждала его, не выходя наружу, но и не заходя в дом. Льющийся из дома свет — вычерчивал ее фигуру под легким платьем. И он пошел — как ребенок на дудочку Гамельнского крысолова.

* * *

Дверь закрылась. От нее пахло какими — то новыми духами… хотя ему было плевать, какими. Он прижал ее к двери… начал целовать… руки шарили по платью, ища застежку…

— Подожди… подожди… — задыхалась она в его объятьях… платье… порвешь… оно дорогое.

— Куплю новое…

Он нащупал ее трусики — но она каким-то образом выскользнула из его медвежьих объятий. Но далеко не ушла, стояла рядом и улыбалась.

Стерва…

— Ты один…

Он удивился.

— А что, тебе с двумя надо?

Вместо ответа — она сняла с шеи шарфик, накинула на него, притянула…

— Не здесь… пошли…

И он снова пошел — по винтовой лестнице, на второй этаж как ребенок на дудочку Гамельнского крысолова…

* * *

На втором этаже — было прохладно, на стенах не было отделки, было видно, что этот этаж в отличие от первого — нежилой. Но двери стояли.

— Закрой глаза… — попросила она.

— Зачем?

— Закрой…

Он закрыл глаза… она набросила шарфик и завязала. Потом взяла за руку.

— Пошли…

Идти было недолго — всего несколько шагов. Скрипнула, открываясь дверь.

— Заходи…

Он зашел, платок упал с его глаз.

Комната. Отделки нет, метраж — шестьдесят, а то и семьдесят метров, громадная. Горит свет от светильника, стоящего в углу.

Только в комнате не было главного — кровати. Зато пол на половине комнаты был застелен толстым полиэтиленом.

— Э, это чо… — возмутился Дима — я же сказал, без этих твоих извратов, я по-нормальному люблю…

— Это для тебя…

Сухо треснул разрядник…

* * *

Капитан полиции Дмитрий Палий пришел в себя от боли в вывернутых руках. Он висел на руках, закованных в наручники, цепочка наручников была подвешена к крюку электроталя, а электроталь — зацеплен за торчащее из потолочной плиты ушко арматуры. Он был голый — совсем голый, его одежда была снята и находилась рядом, на полиэтилене.

Дима задергался, пытаясь освободиться — но это привело только к тому, что боль в руках стала совсем невыносимой.

Попал…

Дима не знал, кто это его и за что…

Но точно знал, что попал.

Мысли в голове неслись как бешеные… цыгане? Может и цыгане — он же тогда того рома исполнил, причем на глазах у отца, а у ромов долгая память. Но тогда почему сразу не убили? Беспредельщики какие-то? Но кто? И зачем? Он же не старший, он всего лишь…

Появилась она. На ней был какой-то рабочий комбинезон.

— Отпусти меня, с. а! — заорал Дима — ты сдурела?

Вместо ответа она нажала на кнопку на каком-то пульте, похожем на пульт от телевизора — зажужжал моторчик, и лебедка поползла вверх.

— А!!! С…а! А!!!

Не обращая внимания на крики — она установила камеру, и только потом — опустила Веню вниз, подставив стул. От боли в вывернутых руках — Дима почти ничего не соображал, только ругался матом и стонал!

— Заткнись! — она дала ему оплеуху — тихо!

— С…!

— Молчи…

Дима дышал как выброшенная на берег рыба.

— Ты … что… я же… тебя…

— Хочешь еще повисеть?

— С…а! Отпусти.

— Я вижу, хочешь… — она взялась за пульт.

— Чо надо! — заорал он — чо тебе надо?!

— Сейчас узнаешь…

Выпученными глазами — капитан одесской полиции наблюдал, как перед ним устанавливается полупрофессиональная камера на штативе. Огонек пока не горел.

— Сейчас ты мне расскажешь за то, как в Одессе делаются дела. Кто вас крышует и кого крышуете вы. Какие ставки…

— Да пошла ты!

Вместо ответа зажужжал моторчик, натягивая трос.

— Опусти! С. а! Опусти!

Девица опустила его. Палий тяжело дышал… он начал бояться боли, и это было главное. Он уже сломался.

— Зачем…

…

— Зачем тебе это… ты… понимаешь… дела так… не делаются…

— Вот, посмотри…

Перед глазами Димы появились два паспорта — российский, и израильский (даркон). Фотографии и в одном и в другом — были одинаковыми. Он не запомнил имена — было слишком больно.

— Все понял? — сказала она.

— Чо… понимать.

— А то, что в Одессу заходят большие деньги. Московские деньги. И конкуренты — нам не нужны…

…

— Понял?

— Понял… — проговорил Палей — так это вы… Папу.

— Много вопросов задаешь.

В голове у Димы был полный бедлам.

— Меня то… за что. Я не при делах.

— Все при делах. Но дело не в этом. Мы ищем в городе друзей. Тех, кто сейчас не решает вопросы — но хотел бы решать. А ты — хотел бы?

Дима закашлялся.

— Ты чего. Какой… старший. Да меня… грохнут. Свои же.

— Не грохнут. Мы поможем. Но ты — должен нам все рассказать. Все — без утайки. Без брехни. Понял?

— Ладно… ладно!

— Вот и умница…

* * *

Дима говорил часа полтора, когда он замолчал — девушка начала задавать вопросы, причем вопросы она задавала странно — набивала текст на планшете, показывала его Диме и Дима отвечал — на пленке был только его голос, не ее. А когда вопросы были исчерпаны, девушка, которая называла себя Мореной — выключила камеру, отошла куда-то за спину Димы — и сразу вернулась. В одной ее руке был пистолет, Димин ПМ, а в другой — подушка.

— Закрой глаза — попросила Морена.

— Ты чего?! — в ужасе заорал Дима — ты чего, с…а!? Мы же… договорились! Договорились!

Подушка накрыла лицо.

— Извини…

24 апреля 201… года. Тбилиси, Грузия

Тбилиси…

Город в горах на берегу реки. Город, где встречаются сразу несколько культур — грузинская, русская, персидская, турецкая…

Деятельность станции ЦРУ в Тбилиси не была особенно сложной — но и простой она тоже не была. Отсутствовала непосредственная опасность — сотрудники американского посольства могли передвигаться по городу без охраны, сидеть в ресторанах, выезжать в горы. Местная контрразведка не беспокоила — она фактически была филиалом ЦРУ, там постоянно сидели советники, а молодые грузины — массово проходили спецподготовку в США. Немалую долю обязанностей местной станции занимали обучение и вербовка персонала для американских посольств и станций ЦРУ в других странах — на простую работу разрешалось принимать неграждан, а грузины готовы были отдать все за гарантированное гражданство через пять лет службы в США. Легко здесь было вербовать и боевиков — наемников, а стоили они недорого. Куда сложнее было с тем, что Грузия постоянно была в фокусе интересов российской разведки, а русские пробыли здесь больше двухсот лет. Присутствие русских постоянно ощущалось — как сквозняк в спину.

— Не понимаю — сказал Вебб, когда они с Коннором Рейли сидели за столом в грузинском ресторане и ждали заказ. Заказали они мясо — название его было каким-то странным, но мясо обещало быть хорошим, как и вся еда в этой стране.

— Что ты не понимаешь?

— То как они ее защищали — какой в этом смысл? Ты понимаешь, что мы все пешки в этой игре?

— Ну… — Рейли пожал плечами — более — менее.

— Это так и есть. Если завтра — в газете появится твое фото, тебя никто не будет защищать. Тебя отзовут в Лэнгли и либо посадят за стол, перебирать бумажки, либо отправят на пенсию. Никто ради тебя и пальцем не пошевелит. А кто она такая, что из-за нее — испортились отношения с двумя странами. Странами, Коннор!

…

— Что в ней такого, что ради нее приведены в действие такие механизмы?

Принесли мясо. Рейли снял с шампура первый кусок и обмакнул в соус.

— Есть более просто объяснение, ты не находишь?

— Какое именно?

— Все то, что тебе сказали, про Испанию, про Францию — ты знаешь только со слов, верно? Ты уверен, что это было на самом деле?

— Не понял?

— Плохо, что не понял. Есть еще одно объяснение — она работает на нас. Тогда все получает очень простое и правдоподобное объяснение.

Вебб ушам своим не поверил.

— То есть ты хочешь сказать, что она одна из наших и участвовала в совместной операции с МОССАДом против нашего союзника?! Что она сбила самолет?!

— Не американский, заметь. И Катар — больше не является нашим союзником. Катар теперь государство, спонсирующее терроризм.

— Но там были наши граждане.

— С неофициальной миссией, опять-таки. Ты давно был в Вашингтоне?

…

— То-то и оно. Сейчас там черти что творится. Даже в Лэнгли есть фракции. Для республиканцев — Израиль союзник, для демократов — как минимум обуза. Катар для республиканцев — враг, а вот русские — друзья. Если она работает на республиканцев — то все сходится. Они просто тебя запугали, чтобы ты не лез. Вся эта встреча в Катаре — была в принципе твоей инициативой, ты ее долго готовил. И главным лейтмотивом этой встречи — была совместная атака на Россию, как с Востока, так и с Запада. Это попалось на глаза кому-то из людей президента, который как ты знаешь, готов понять Россию. Его российская политика — заблокирована на уровне Конгресса и министерств, он ничего с этим не может поделать — но это не значит, что он не может заблокировать антироссийскую политику.

— П…ц.

— Он самый.

— Ты понимаешь, что так невозможно работать?

— А кто тебе сказал, что мы работаем?

…

— Мы пережидаем трудные времена. Ешь мясо…

* * *

По пути на работу — Вебб думал о сказанном за столом, и получалось совсем мрачно. Если политическое противостояние выплеснулось в министерства, если и там появились политические фракции, если одни готовы срывать работу других — то чем США отличается от стран третьего мира?

В офисе к нему подошел Гоги — местный программист, выдающийся математик. Он отрабатывал в посольстве за будущий паспорт и возможность уехать работать в Силиконовую долину.

— Сэр…

У Вебба болела голова после разговора.

— Не сейчас.

— Но вы сами сказали, это приоритетная задача. Тот тип с фотокарточки из Парижа, которого не было в базах. Я его нашел.

О как!

— И где же ты его нашел?

— В базе личного состава НАТО, сэр.

Даже такой много повидавший человек как Брендан Вебб не смог сдержать удивления.

— Прости… где?

— В базе данных НАТО. Он там значится, как прикомандированный офицер. Только вот что странно, сэр.

…

— Никакой информации о нем нет. То есть, личное дело есть, причем неполное, есть данные для его идентификации. Но при этом не указано, ни к какой части он был прикомандирован, ни где он служил, ни какие миссии исполнял. Вообще ничего. То есть, он значится в базе как офицер НАТО, но что он сделал для НАТО — непонятно.

— Засекречено?

— Нет, сэр. Если бы это было засекречено, там было бы ограничение доступа, я бы это увидел. А тут вообще ничего. Ноль. Записи просто не велись.

Вебб напряженно размышлял.

— Запроси данные в Чили. Можешь?

— Да, но…

…

— Это долго… бюрократия, сами понимаете. А у них довольно старая и плохо защищенная база. Думаю, я смогу…

Вебб похлопал молодого хакера по плечу.

— Сделай это.

* * *

Информация из Чили пришла только через три дня. Ее было недостаточно — но больше, чем у них было до того…

— Итак, что у нас есть.

На экране установленного в брифинг-рум телевизора появилось фото человека в форме офицера ВМФ неизвестного государства.

— Клаус Мария Кабрал, офицер ВМФ Чили. Родился в 1973 году в Сантьяго де Чили, сирота. Родители умерли в тюрьме, куда были заключены за коммунистические взгляды. В восемнадцать лет поступил в чилийские ВМФ. В двадцать один год прошел отбор в так называемую группу тактических водолазов, спецназ ВМФ Чили. Направлен для подготовки в амфибийный центр ВМФ США в Коронадо, прошел полный курс подготовки спецназа ВМФ США с присвоением квалификации «боевой пловец». В чилийском флоте дослужился до звания капитана линейного корабля[53]…

Вебб барабанил пальцами по столу.

— Чушь собачья.

…

— Кто и как проверял эти данные? Родители коммунисты, а сынок, твою мать, учится в нашей школе Америк! Великолепно, мать твою!

…

— И где сейчас этот… Кабрал.

…

— Сэр, капитан Кабрал погиб в катастрофе вертолета.

— Что?! Замечательно. Что по этому поводу говорят чилийцы?

— Сэр, катастрофа произошла на территории США…

Даже так…

— Узнай детали… информация о ней должна быть в базе данных Пентагона. Мне надо знать всё…

* * *

Ни Гоги, ни Вебб не знали, что запрос на Клауса Кабрала, офицера ВМФ Чили — так же вызывал срабатывание настороженного капкана, установленного на этой тропе заинтересованными лицами. На сей раз — информация ушла в Пентагон, точнее в ОКНШ — Объединенный комитет начальников штабов…

25 апреля 201… года. Оман, авиабаза Масира. Оперативный центр Объединенного командования специальных операций

Масира.

Бывшая база британских ВВС в оманской пустыне — ныне снова использовалась как передовая база командования специальных операций США для операций как против Йемена, так и для против Ирана. Из взлетной полосы да пары ангаров в пустыне — она превратилась в небольшой, благоустроенный городок для почти трех тысяч военнослужащих ВВС и КСО США. И сейчас — Брендан Вебб летел именно сюда.

Он уже ничему не удивлялся. Более того — произошедшее утром подтвердило, что Коннор похоже, прав. После того как они запросили материалы на Кабрала — за ним в Тбилиси прислали самолет. И парочку военных полицейских, на случай если он захочет лететь.

Но он захотел. Хотя бы для того, чтобы снова оказаться на Востоке. Увидеть пустыню, почувствовать ее жар, вдохнуть ее воздух…

Как в старые добрые времена…

— Как в старые добрые времена, да Вебб? — раздалось у него за спиной.

Он обернулся. Это был полковник Марк Мюллер… он даже не услышал, как тот подкатил, и неудивительно — ведь он был на электрическом мотоцикле, который сейчас проходил опробование в специальных силах. Он был в форме — пустынке, однотонной и без знаков различия, за погон — заткнут черный берет.

— Дабл М… А ты то что тут делаешь…

Марк Мюллер или Дабл М — начинал в Дельте, в Багдаде. Не раз и не два им приходилось работать вместе.

— Работаю.

— Вот как. И что же является объектом твоей работы?

— Ты.

…

— Представь себе, я пролетел больше пяти тысяч миль только для того, чтобы поговорить с тобой. Точнее — предупредить.

— Предупредить?

— Да. Знаешь, саперы ставят табличку — мины. Так вот — впереди мины.

— Мины — где?

— Прямо перед тобой.

— Давай с самого начала.

— Окей. Тебя предупреждали — не лезть не в свое дело. И предупреждали люди, к которым ты должен был прислушаться. Но ты не прислушался. Ты ведешь себя как та восьмисотфунтовая горилла — плюхаешься куда хочешь…

— Кабрал — ваш человек?

Мюллер поморщился.

— Не надо имен.

— А почему? Не надо имен… не надо дат… не надо вопросов — а может, все-таки надо?

— Это дело Пентагона. И ты в него лезешь.

— О как… — сказал Вебб — так значит, за мной специально погнали самолет в Тбилиси, привезли сюда чтобы сказать мне, что я лезу не в свое дело? Это попахивает перерасходом средств… могли бы просто по телефону позвонить.

— По телефону позвонили мне. По закрытому телефону. Из Брюсселя.

— Ого. А в чем проблема?

Полковник криво улыбнулся.

— Видишь ли… мы как та змея — гремучка. Перед тем, как ужалить, мы предупреждаем — уйди с дороги.

— Откровенно говоря, Марк… какого черта происходит?

— Никакого. За исключением того, что мне позвонил трехзвездный генерал. И приказал решить вопрос.

— Даже так.

— Да.

Вебб решил сменить тактику.

— Послушай. Возможно, я лезу не в свое дело, но… Я ведь там был, как и ты. У меня нет желания насрать в чей-то суп, тем более в твой. Просто скажи мне, в чем там проблема и я перестану копать.

Полковник помолчал. Неподалеку — техники занимались вертолетом Ми-17, с гор — дул горячий, пустынный ветер.

— Я лично знал этого капитана — другим, более доброжелательным тоном сказал он — но имей в виду, это все неофициально. Я ничего не говорил тебе, и если меня вызовут в какой-то сраный комитет Конгресса я просто буду все отрицать, и ты не докажешь обратного. Вся информация уничтожена. Ее просто нет.

— Не вопрос, брат.

— В две тысячи четвертом — мы вошли в Ирак, и уже через несколько месяцев там началась гражданская война. Мы оказались в положении кота, брошенного в амбар с дерущимися там крысами. Никто не знал что делать. Они просто убивали друг друга, и нас заодно. Количество потерь катастрофически росло, контрразведка просто не поспевала за происходящими событиями, да и… мало что понимала в происходящем.

…

— Когда стало понятно, что ситуация выходит из-под контроля, кому-то в Пентагоне пришла в голову идея порыться по сусекам и посмотреть, нет ли там чего интересного. Вспомнили про школы Америк и ее выпуски. Мы готовили латиноамериканских специалистов по программам контрреволюционной войны многие годы. Это были подготовленные специалисты, многие из которых прошли через гражданские или партизанские войны в своих странах. И в жестокости им не было равных.

…

— Мы присмотрелись к трем странам — Чили, Колумбии и Сальвадору. Чили представляла серьезный интерес, потому что у них был спецназ ВМФ, полностью подготовленный по стандартам наших морских котиков, они тренировались на наших базах, проходили совместные тренировки. Плюс — в чилийских армии и флоте обязательно свободное владение английским, таким образом, мы имели отряд из отлично подготовленных морских котиков, имеющий навыки борьбы с партизанской и подрывной деятельностью, оставшиеся со времен диктатуры Пиночета, полностью двуязычный, и не принадлежащий к Соединенным штатам Америки. Все их действия мы могли правдоподобно отрицать.

…

— Мы обратились к Чили с неофициальной просьбой помочь, и они прислали в Ирак отряд. Мы создали под них частную охранную компанию, хотя работали они на нас. Заместителем командира, а потом и командиром объединенного отряда — был как раз капитан Кабрал. Он был лучшим из всех — курс морских котиков в Коронадо, совместные учения, затем Школа Америк и курс контрреволюционной войны. Такими же были и его люди. И к две тысячи восьмому году восстание удалось победить или, по крайней мере, временно приостановить. Методами, на применение которых мы никак не могли официально пойти. И применение которых — все будут отрицать.

Вебб не мог поверить своим ушам.

— То есть, ты хочешь сказать, что Кабрал… был нашим… палачом в Ираке?!

— Он не был палачом, ты неправильно понял. Они не занимались выбиванием информации в камерах пыток. Он и его люди участвовали в грязной войне на улицах иракских городов… вместе с сальвадорцами, колумбийцами, поляками и бог знает кем еще. Они выполняли приказы американского командования в Ираке — те, которые не мог выполнить никто другой. Похищали, убивали, подрывали, исполняли. И если бы не они, мы бы потеряли в Ираке не пять тысяч наших солдат, а пятьдесят тысяч. В две тысячи восьмом году, после того как война была фактически выиграна — капитан Кабрал и его люди покинули Ирак. Под гарантии генерального атторнея США, что к ним никогда не будет никаких претензий по поводу того что они делали.

— Да… но он сейчас занимается антиамериканской деятельностью!

— У тебя есть железные доказательства этого?

…

— Вот видишь. Те, кто в Ираке был майорами и подполковниками — сейчас генералы. Некоторые из них знают Кабрала и его людей. Некоторые из них обязаны ему положением, а то и жизнью, многие помнят, что он делал для США там. А некоторые — замазаны в том, что происходило в Ираке по уши и готовы на все, чтобы грязное прошлое не выплыло наружу. Чтобы этого не допустить — они готовы рубить концы. И рубить они будут с той стороны, с которой их проще отрубить. То есть, с твоей. Кабрала нелегко найти и еще сложнее — убрать. А тебя… вот он — ты.

…

— Так что на твоем месте — я бы немедленно свернул всю деятельность в отношении капитана Кабрала и никогда больше о нем не вспоминал. Иначе… ты даже не поймешь, с какой стороны по тебе нанесут удар.

25 апреля 201… года. Украина, Одесса

Утром Токарев прибыл в областное УВД злой как черт. Причин было много. Первая — с Альбиной, той певичкой из Космоса у него вчера не получилось. Осечка… может, нервы, может еще что — но не получилось. Надо бы к сексопатологу сходить… может, лекарства какие-то пропить… да до сексопатолога ли… такие дела творятся, скоро самого раком поставят. Второе — расследование по Папе ни хрена не продвигается. И Токарев хорошо понимал, почему. Молодежь. Раньше в отделах была старая гвардия, которая передавала опыт молодежи… сейчас никого ни хрена не осталось, а молодежь — только липовать и показатели накручивать умеет. А когда по-настоящему работать надо — облом. Элементарных навыков ОРД нет. Агентуры нет. Ничего нет.

Ну, вот и что, б… делать?

В коридоре он нарвался на Резницкого. Тот многозначительно осмотрел его с головы до ног.

— Владимир Петрович… зайдите.

В кабинете, который теперь принадлежал Резницкому — уже произошли кое-какие изменения. Вместо картины одесского порта, которую купил и повесил Семидрев — висел потрет Кобзаря. С…а гладкая…

— Владимир Петрович… вы проигнорировали оперативное совещание с участием всех начальников служб и отделов…

Токарев ничего не ответил.

— Я прекрасно понимаю вас… Богдан Иванович был … настоящим полицейским, у которого можно было учиться…

— Он не был полицейским — сказал Токарев.

— То есть?

— Он всегда говорил — я мент.

Резницкий выдохнул.

— Хорошо. Подвижки по делу есть?

— Нет.

Резницкий стоял как-то странно… он покачивался с пятки на носок… как будто делал гимнастику.

— Дело об убийстве Семидрева… раскрыть надо, это дело нашей чести. Но и бросать все силы уголовного розыска на это дело мы не имеем права. Ответственность за город с нас никто не снимал, верно?

…

— Сколько времени вам надо, чтобы получить результат по делу?

— Неделя.

Токарев сказал с запасом. Но Резницкий кивнул.

— Неделя. Через неделю вы мне докладываете, и мы принимаем решение по делу.

* * *

На выходе из здания — к Токареву подошел один из его людей по фамилии Московец. У него были хорошие связи и Токарев ему кое-что поручил.

— Ну?

Московец покачал головой.

— Не получится.

— Что значит, не получится? Ты разговаривал?

— Разговаривал. Контроль за действующим генералом СБУ полностью исключен. Узнают — всем п…ц.

— А ты ему напомнил, что если бы не Папа, он бы сейчас зону топтал?

— Напомнил.

— Б… ищите подходы! Через сотовую компанию… делайте что-то!

— Есть.

…

— Еще… — Московец вытер лоб — у нас Палий пропал.

— То есть, как пропал? — не понял Токарев.

— Так. На трубе его нет. Я послал наряд к нему домой — домой он вчера не приходил.

— Е…ть! — выкрикнул со злости Токарев.

* * *

— Ты его последний раз вчера видел?

Сивый пожал плечами.

— Вечером говорили.

— О чем?

— Ну, что к Ленке телок новых привезли…

— Еще о чем?

— Да так… ни о чем.

— Долбо…ы!!! — психанул Токарев — у нас в городе ЧП, а все мысли только о бабах!

— Случилось чего? — заволновался Сивый.

— Пропал Палий!

— Дима? Ё… может, он к бабе пошел? Или забухал.

— И трубу вырубил?

— Разрядилась, может…

Все трое посмотрели на часы — двенадцать почти.

— Чо он вчера?

— Ну… нервничал он чо-то. Я ему предложил к Ленке пойти, он меня на… послал. Сел в тачку и свалил…

— А чо нервничал?

Сивый пожал плечами, отчего Токареву захотелось двинуть своему подчиненному в рожу.

— Не знаю. Вроде мама у него болеет…

— За мной…

* * *

Расследование любого дела сейчас велось гораздо проще, и заключалось, прежде всего, в отработке данных по мобильной связи. Как только совершается какое-то преступление — первым делом запрашиваются данные с ближайшей вышки. Если появляется подозреваемый — первым делом так же запрашивают распечатки мобильного. Мобильный стал неотъемлемой принадлежностью жизни почти каждого человека и мало кто задумывается о том, что постоянно носит с собой маяк, а все разговоры — остаются в памяти и их не сотрешь.

Понятно дело, Дима носил телефон левый, но они его знали, Заказав распечатку — они пошли по следам, и следы привели их в пригород Одессы. Там, где старые, покосившиеся заборы — соседствовали с новыми, кирпичными.

Димы не было. Машины его тоже не было. Токарев мрачно осматривался по сторонам… ж…а.

— Значит, так. Подомовой обход — решил он — ты на этой стороне, ты на этой. Пошли.

* * *

Подомовой обход ничего не дал — часть домов вообще стояла пустая, так как не сезон. В остальных — никто ничего не видел, а если может и видел — предпочитал помалкивать, так как связываться с ментами — никто не хотел.

Токарев тоже ничего не нашел. Ни БМВ, ни трупа, ни вообще — ничего.

— Значит, так — приказал он, когда выяснилось, что на месте полный ноль — берете распечатку, отрабатываете последний день Палия. Всё! Где был, что делал. Досконально.

— А если он забухал где. Я думаю…

Токарев не сдержался — все-таки двинул.

— Думать я буду!!!

* * *

Через два часа, в баре Южная Пальмира — официант вспомнил, что Палий тут был, и к нему подсаживалась какая-то телка. Вроде как шалава. Двое «правоохранителей» внимания на это не обратили — Палий таких и курировал, рабочий вопрос…

* * *

От трупа — Алиса избавилась, утопив его в море, с заранее заготовленным грузом — благо берег совсем рядом и выход к нему не просматривается. Машину отогнала за несколько кварталов и бросила — незакрытую. Отпечатков она не оставила, камер видеонаблюдения в тех местах не было, про систему Поток[54] одесская полиция могла только мечтать. Телефона у нее не было вообще, и «офизичить» ее было невозможно. И машина и коттедж — их она сняла, заплатив по интернету, переводом с карты, следы которой вели в никуда.

Шансов вычислить ее у одесской полиции было не больше, чем достать Луну с неба.

Зато теперь у нее в руках была полная или почти полная картина криминальных раскладов в Одессе, рассказанная человеком, которому незачем было врать.

24-27 марта 201… года. Румыния-Молдова — Украина

Любая работа — или практически любая — требует настойчивости, последовательности и аккуратности в своем выполнении. И не терпит суеты. Работа ликвидатора — в этом ничуть не отличается от любой другой работы — и Ангел умел ее выполнять как никто другой. Ошибок — он не допускал.

Яхта де Альм 72 под французским флагом — вошла в дельту Дуная, прошла Сулинским гирлом и бросила якорь в порту Галац — пограничном городе на Дунае, где на противоположном берегу — граница с Молдовой и порт Джурджулешт. Порт был достаточно крупным и оживленным, чтобы на яхту никто не обращал внимания, а контрабандистов здесь было столько, что с переправкой на тот берег — проблем не было никаких.

Оружия на яхте больше не было — за исключением дробовиков и нескольких винтовок, хранимых легально. Все оружие было перевезено на берег ночными рейсами Зодиака и спрятано в трех местах с надлежащими мерами по консервации. Координаты тайников были взяты по GPS. Даже если оружие не потребуется сейчас — оно может потребоваться в будущем любым пророссийским силам в Одессе.

Ангел собрался. Оружия при нем не было, за исключением ручки в титановом корпусе — еще никто не додумался запрещать ручки, но даже при отсутствии в ней лезвия, ей можно было за несколько секунд убить человека. Документы у него были на имя гражданина Сербии Александра Йовановича — чистые и настоящие.

Ибрагима и Лукаша — ждала своя дорога. Там, на берегу, на одной из румынских стоянок — их ждал камион Вольво с легальным грузом — на нем они поедут в Одессу через две границы. В крайнем случае — груз в Одессе можно будет продать, а в камионе — можно даже жить, он предназначен для дальних рейсов.

Перед тем, как расходиться — они обнялись.

Переправившись через Дунай — к вечеру Ангел был уже в Кишиневе, столице Молдовы, где решил заночевать перед тем, как двигаться дальше.

Кишинев — ему не понравился. Некогда красивый южный город, теперь он пребывал в унынии, разрухе и запустении. Было видно, что не хватает денег, маленькие кафе — стояли без клиентов, музыка никому не была нужна. Было грязно, неприютно и некрасиво…

В который раз — Ангел убеждался в том, какой великой силой — являлась Россия в этой части света. Народы, вовлеченные в ее орбиту — сразу выходили на совершенно иную цивилизационную траекторию: строились заводы, мосты, города, сразу становились нужны плоды этой земли, а лучшие ее дети — ехали в Москву, в Петербург, где могли стать кем угодно. Неужели это не лучше, чем жить вот так, в грязи и запустении. Что хорошего в маленьких и никому не нужных государствах, которые не нужны, прежде всего, своему населению: значительная часть объявления касалась того, как уехать отсюда, получить европейский или российский паспорт.

Столкнувшись с тем кошмаром, который США творили в Ираке, который он творил от имени США, а затем начав изучать историю России — Ангел задался вопросом: а почему все именно так? Почему Россия — европейская страна по сути своей, в чем-то даже радикально европейская — но при этом в любой своей ипостаси: царская, коммунистическая, республиканская как сейчас — она неугодна ни Европе, ни США. Почему против России вот уже много сотен лет ведется тайная и явная война, почему ее столько раз пытались захватить? Почему — Никсон вполне себе нормально открыл коммунистический (коммунистический!) Китай, в котором только что закончились зверства времен Культурной революции — но при этом предложение Трампа, неплохого бизнесмена и прозорливого политика наладить по той же модели отношения с Россией — привели к политическому и культурному бунту в Вашингтоне, почему против этого моментально возникла бипартийная (!) коалиция. Почему для США — нормально иметь отношения с Китаем, где правит коммунистическая партия, и с Саудовской Аравией, где рубят головы на площади и обвиняют людей в колдовстве — но при этом США никогда не должны идти навстречу России? Ведь то что произошло в Вашингтоне по российскому вопросу — это не случайность, за этим кроется что-то глобальное.

Ответ на этот вопрос дала ему баронесса, дала давно…

Ницца, Франция. Английский бульвар. 2009 год

Пойдем кататься на льдинах Пойдем кататься на льдинах с утра За березовым соком По весне спешит детвора Пойдем за грибами Разведем костер до небес Запоем, затанцуем Чтобы камень с души исчез Крепче держи рукоятку меча Зоркое сердце свое береги Звезды сияют — они не молчат Только об этом не знают враги Химера

— Давай, посидим… мои ноги уже не молоды, гулять всю ночь напролет…

— Бросьте, сударыня, вы всех нас еще переживете.

— О, какая чушь… но приятно.

Английский бульвар в Ницце — одно из мест в мире, которое само по себе является легендой. В свое время — его замостили деревянными щитами… своеобразие, которое он сохранил и поныне. Английский бульвар — место для променада сильных мира сего, кинозвезд и оперных див, увядающего дворянства и нуворишей. Тогда, в те годы — все было еще по старому… не было охраны, не было бетонных столбиков, чтобы остановить грузовик…

Тогда были другие времена.

Другие — и одновременно те же самые.

Баронесса — легкомысленно сбросила туфли, растянулась на лежаке. Никого не было, с пляжа все уже давно ушли и только любопытная Луна — выглядывала из-за облаков…

— Боже… как давно я тут не была — сказала баронесса — последний раз я тут была с … Верой Чеховой[55]. И мадам Рифеншталь[56] тоже тогда была. Да… именно так. Сколько лет прошло…

Сопровождавший ее спутник — молчал, смотря в небо.

— Звезд нет.

— Да — откликнулся он — нет.

— Ты задал мне вопрос, утром.

— Да…

— А зачем тебе знать ответ?

— Нельзя воевать за то, чего не понимаешь?

— Даже если это твоя страна?

— Да.

Баронесса достала сигарету, но прикуривать не стала. Помедлив, смяла в пальцах.

— Проклятая привычка…

…

— … Война, в которой ты можешь стать солдатом — длится не одну сотню лет. Она началась не вчера, и не в семнадцатом году. И закончится не завтра. До тех пор пока будет Россия — будет идти эта война. Последствия ее ты видел своими глазами.

— Да.

— Как она?

…

— Я все знаю.

— И?

— Ты правильно поступил.

Баронесса посмотрела на него… ему показалось, что глаза ее светятся в темноте. Но это была всего лишь косметика. И луна…

— Она лечится в больнице. Я оставил ее там…

— Что-то серьезное?

— Не думаю. Похоже, что нет.

— А потом?

Он пожал плечами.

— У нее никого нет. Совсем никого. У меня тоже.

Баронесса рассмеялась.

— Чудно… как в сорок четвертом.

— Хуже. Ее родители продали ее как вещь.

— Да… такого тогда не было.

И снова — молчание. И луна.

— Насчет того что ты хочешь знать… мы сами не знаем всего. Но вынуждены подозревать… и узнавать. Нас обманули в девяносто первом… обманули и в девяносто втором. Обманули страшно и жестоко. Мы воевали на фронтах тайной войны против советской власти. И нам говорили, что мы воюем против зла коммунизма, и как только Россия избавится от этой чумы, она будет на равных принята в семью народов. Но как видишь, этого нет и в помине…

…

— Мы знаем, что существует проект. Проект мироустройства, разработанный в британских и американских университетах, тесно связанных между собой и осуществляющих тайную власть над всем Западом. Проект, наследующий британскому проекту и предусматривающий, что больших государств в будущем вовсе не останется. Будут маленькие государства… и будут США за океаном как дом народов. Как единственное крупное государство мира, господство которого будет обеспечено навсегда. Россия — стоит на пути этого проекта, как стояла когда-то царская Россия на пути британских и германских геополитиков. Пока они не разрушат ее — они не успокоятся…

…

— А если копать еще глубже — то мы возвращаемся в Средние века, о которых нам до сих пор ох как мало известно. Например, мы думаем, что протестантство возникло позднее чем католичество, но очень может быть что и наоборот[57]. И католики и протестанты вели между собой десятки войн, но Россия либо оставалась в стороне, либо ее пытались покорить огнем, мечом и верой. Все эти попытки провалились — стоит ли удивляться тому, что Россию так ненавидят? Это ведь один из немногих случаев мира, когда колонизируемые раз за разом побеждали колонизаторов. На России — проект колонизации потерпел поражение. Думаешь, это забыли?

— Нет.

— Не забыли. Никто ничего не забывает. Война идет через века. И если России не станет — весь мир потерпит страшное поражение. Вот мы и ведем войну — за то чтобы этого никогда не случилось…

От автора

Здесь, на мой взгляд, будет вполне уместна документальная вставка, чтобы не впадать совсем уж в конспирологию.

Первое — ни британские ни американские элиты не ожидали распада СССР, тем более такого скорого. Не ожидали и ухода СССР из Восточной Европы — Миттеран на встрече с Горбачевым сказал, что он против объединения Германии, но сказать об этом не может. Джордж Буш старший поехал в Киев и произнес там речь, которая возможно стоила ему выборов в 1992 году — речь «Чикен Киев», которая считается худшей речью, произнесенной президентом США, но в которой Буш прозорливо предостерегал украинцев от поспешного провозглашения независимости и замены господства Москвы на собственных мелких тиранов. Предупреждала Украину и Маргарет Тэтчер. Запад — вполне устраивал Горбачев и его команда, замены его на Ельцина никто не ждал и не хотел. События конца 1991 года — это скорее контрреволюционное восстание республиканских первых секретарей против политики Горбачева — и завершилось оно для них успешно, большинство сохранили свои посты. Запад к этому руку не прилагал.

Второе. Почему в критически важные 1991–1995 годы не была оказана массированная помощь, почему не появился постсоветский план Маршалла? Конечно, кто-то был против этого по принципиальным соображениям — но на мой взгляд, причина тут в другом. Первое — в начале 90-х начались сразу два грандиозных американских проекта — компьютеризация и интернетизация всего мира, и массовое потребление дешевых китайских товаров, мощности для производства которых уже были готовы. СССР нормальных потребительских товаров не производил, а в Китае всё было уже готово. Вот почему громадные денежные потоки в 90-х прошли мимо нас и развернулись в нашу сторону только в нулевые, во время сырьевого бума.

Третье — нам не повезло с избранием Б. Клинтона. В отличие от бывшего директора ЦРУ и вице-президента при Рейгане Д. Буша — у Клинтона вообще не было никакой внешнеполитической стратегии. Он реагировал по факту, и старался вообще ни во что не вмешиваться. Россия не доставляет проблем — и хорошо. В отличие от Буша он Россию не знал и знать не хотел.

Так, в начале 90-х Запад упустил грандиозный исторический шанс сделать Россию другом и глобальное противостояние спустя 20 лет вышло на новый виток, уже реально угрожающий всему миру.

Но при этом — нельзя сказать и то что разногласия России и скажем США — ситуативны и сегодняшняя ситуация объясняется просто несколькими неверными решениями и упущенными шансами. Разногласия принципиальны и неустранимы, сама суть США и России как геополитических проектов — в корне различны. США — это государство строившееся снизу, от общин, религиозных прежде всего. Россия — это государство строившееся сверху как насущная потребность в обороне и освоении земель, и какой бы строй не был в России — общество всегда занимало подчиненное положение. Проблема в том, что в России как бы она не называлась — государство всегда было большим европейцем, чем общество и всегда занималось оцивилизовыванием и русского народа и всех остальных, приведением их к европейскому образу жизни и европейским стандартам. И поражение этого государства — всегда означало цивилизационный откат (мы своими глазами на Украине видим как можно за двадцать лет опуститься из первого мира в третий), а если бы этого государства не было вообще — то на огромной части Евразии — жили бы как в Африке или на Ближнем Востоке. Вот этого — США с их мессианским проектом дать свободу всем народам мира (девиз зеленых беретов США Deopressoliber, освободи угнетенных) и выразить эту свободу в государственности — хотят как лучше, но не причиняют ничего кроме вреда и зла. Россия гораздо лучше понимает, как можно вывести на свет народы, например, Ближнего Востока, строя и там государства, которые будут «единственными европейцами». В сути этого трагического и ненужного противостояния России и США — и заключается главный нерв сегодняшней геополитики. И кто бы не выиграл в этом противостоянии — весь мир проиграет…

WEREWOLF.

24-27 марта 201… года. Румыния-Молдова — Украина. Продолжение

В Кишиневе его попытались ограбить, во время вечерней прогулки. Трое, на машине, старой, советской. Убивать он никого из них не стал — зачем привлекать к себе внимание. Хотя медицинская помощь будет нужна — всем троим. Это было не более чем досадное недоразумение.

В базе объявлений 999md — он отобрал несколько объявлений о продаже подержанных автомобилей и встретился с их владельцами. В Молдове не был запрещен ввоз подержанных автомобилей из Европы, и потому он быстро отобрал то, что ему нужно. Основным, например, он выбрал серебристый Мерседес S500 с полным приводом, заплатив за него всего двенадцать тысяч евро.

Там же — он нашел людей, которые решали вопросы с временным ввозом и перегоном автомобилей на Украину. Им он сказал, что на одной машине он поездит, а остальные продаст. Половина Одессы делала так же — дикие таможенные пошлины на Украине компенсировались хитростью и изворотливостью украинцев. При том, что Одесса находилась буквально на самой границе с ЕС и оформить машину под режимом временного ввоза, время от времени пересекая таможенную границу, чтобы не нарушать этот режим — проблем вообще нет.

На рынке же ему предложили купить оружие — вполне приличные Макаровы с подготовкой под глушитель, ТТ, Наганы, Калашниковы различных модификаций[58] — но он благоразумно отказался. Это могло быть и провокацией.

Сельская Молдова — а ему удалось ее посмотреть, пока он ехал к границе — поражала своей безлюдностью и заброшенностью — в некоторых местах создавалось впечатление, что сюда сбросили нейтронную бомбу. На ржавых автобусных остановках, на которые уже никогда не придет автобус и не посадит пассажиров — висели лохмотья объявлений, большая их часть касалась возможности оформить документы и выехать в Европу. Ангел где-то читал, что молдавский язык похож на итальянский, и потому все молдаване — массово переселяются в Италию. Своя страна этим людям была не нужна.

На Украину — про то, что сама такая постановка вопроса может вызвать проблемы (надо говорить «в Украину») — Ангел заходил через Бесарабку (Басарабеска, по местному). Понимая что идет война — он не рискнул использовать в этой поездке российский паспорт и предъявил паспорт гражданина Франции. Выяснилось, что у него нет украинской страховки на машину — но пограничник тут же показал, где на границе ее продают. Разумеется, втридорога.

Еще к нему придрались из-за каких-то вещей — английский пограничника он так и не понял, и его заставили заплатить сто пятьдесят долларов США. Разумеется, без какой-либо квитанции.

Вот и все. Добро пожаловать на Украину…

На Украине — людей было больше, а дороги — еще хуже, если такое вообще возможно — не справлялась даже подвеска Мерседеса. Около дорог чем-то торговали, люди ждали на остановках небольших желтых автобусов или голосовали. Машины — от юрких малолитражек до огромных грузовиков — выписывали на дорогах странный танец, пыталась не оставить подвеску на одной из колдобин, хотя и объехать их все было практически невозможно…

В Одессу он въехал вечером… он не первый раз был в Одессе, но и селиться так, как в прошлый раз — он не хотел, не стоило этого делать. Вместо этого — он остановил машину, и долго смотрел на закат…

В первом же придорожном магазинчике ему подсказали куда обратиться, если он хотел найти приют на ночь и недорого.

* * *

Первую половину следующего дня — Ангел решал насущные вопросы, связанные с его пребыванием здесь — а потом пошел пройтись по центральной части города. Ноги сами привели его туда, в то самое место.

Здание — было отгорожено от остальной Одессы забором. Люди — старались проходить мимо, не задерживаясь.

Обычное здание. Как обычным бывает и само зло.

Ангел, как и все русские эмигранты не потерявшие связь с Родиной — интересовался тем, что происходит не только в самой России, но и в ближайших странах, собственно, он не считал Украину чем — то отдельным от России, вне зависимости, есть у нее суверенитет или нет. Он знал русский язык, потому ему не составило труда прорвать блокаду молчания которая была объявлена вокруг этого событии западными СМИ и узнать о том, что происходило в Одессе второго мая две тысячи четырнадцатого года.

Разъяренная толпа националистов — просто загнала тех, кто им не нравится в здание. Закрыла двери. А потом подожгла…

Но самое страшное произошло не второго — самое страшное произошло третьего марта.

Ангел никогда не испытывал никаких иллюзий насчет того, кем он является. Он знал, что он есть зло, он идет дорогой зла, и он несет в этот мир зло. Он убил столько людей, что никогда никакими молитвами это не отмолить. Случившееся здесь — не открывало ему каких-то новых граней зла, оно подрывало веру в то, что добро сильнее. На следующий день — когда стали понятны все масштабы трагедии — люди Украины не остановились, не ужаснулись содеянному, не стали искать каких-то путей к примирению. Наоборот — они возрадовались: кто-то писал в соцсетях, кто-то даже делал селфи на фоне горящего здания. Появились фотографии трупов с глумливыми комментариями. Их было столько, что это нельзя было отнести на деятельность отдельных негодяев и отщепенцев. Это была позиция большинства.

Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его.

И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу,

И говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам.

Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины.

Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек!

Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины.

Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим.

Пилат, услышав это слово, больше убоялся.

И опять вошел в преторию и сказал Иисусу: откуда Ты? Но Иисус не дал ему ответа.

Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?

Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе.

С этого времени Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю.

Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа.

Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш!

Но они закричали: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: Царя ли вашего распну?

Первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря.

Тогда, наконец, он предал Его им на распятие. И взяли Иисуса и повели.

И неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа;

Там распяли Его и с Ним двух других, по ту и по другую сторону, а посреди Иисуса[59].

История повторилась вновь — крики «распни!» оглушили и отняли рассудок. Началась война, гражданская война, которая не принесла этой земле ничего кроме боли, страданий и неисчислимых бедствий — но никто не был виновен в этой войне так, как те, кто радовались третьего мая.

— Ты че тут стоишь?

Ангел повернулся. Двое. Один в камуфляже, другой в гражданском. Жиденькая щетина и какая — то странная прическа, похожая на хайеры неформалов — с боков все выбрито, а по центру головы оставлена полоса.

Меньше двух метров. Они подошли слишком близко — чтобы убежать.

— Чо не отвечаешь?

…

— Слава Украине!

…

— Я сказал — слава Украине!

Ангел отрепетировал удары и их последовательность — в уме, конечно. Из оружия у него была ручка в титановом корпусе за ремешком часов, но она ему не понадобится. Справится голыми руками. Обычно — такие вот задиры не ожидают, что их сейчас, в самом деле, начнут убивать…

— Я не понимаю, что вы от меня хотите — сказал он на испанском.

Второй — потянул первого за рукав.

— Пошли. Пошли Мыкола, не видишь, это турист.

— Нет. Это ватник. Я по глазам вижу.

Но, тем не менее, он позволил другу увлечь его за собой, тем самым сохранив себе здоровье, а может быть и жизнь.

* * *

Вечером — он встречал Ибрагима и Лукаша на фуре. Ибрагим — шипел как разъяренный кот и ругался на всех балканских языках сразу, проклиная украинских пограничников и таможенников, и вспоминая, сколько они взяли…

Одесса, Украина. 27 апреля 201… года

Путь же беззаконных-как тьма; они не знают, обо что споткнутся.

Притчи 4-19

Издревле и издавна — Одесса была интернациональным городом, городом, который принадлежал стране, которая его контролировала лишь постольку — поскольку. Это было место, где жили русские, украинцы, молдаване, румыны, болгары, евреи, цыгане, греки, где были общины самых разных европейских народов, а самым успешным одесским градоначальником был вообще француз Ришелье, которого одесситы считали своим, и который потом возглавил правительство Франции. Увы, после того как Одесса попала под власть Украины — интернациональность Одессы превратилась в ее доступность для самых разных мафиозных кланов. В девяностые годы — один из одесских градоначальников положил Одессу под чеченцев, а спустя пятнадцать лет — Одессу отдали на кормление грузинам и грузинской группировке. К счастью — грузинский градоначальник, который надевал штаны задом наперед и вообще был не совсем адекватным человеком — долго не продержался…

Много в Одессе было молдаван. В Молдавии из-за слабости государства сложилась сильная группировка воров в законе, а так как в Европе особо не поработаешь — они бандитствовали в основном в Одессе. Одесса была контрабандным портом, на чем молдаване зарабатывали всегда и везде. Через Одессу шли мощные наркопотоки. Наконец, Одесса за последнее время стала настоящим секс-оффшором и молдаване тоже приложили к этому руку.

Корнел Тудор был пока еще не вором — он был стремящимся, хотя вором в Молдове можно было стать даже проще, чем в Грузии. Ему было тридцать семь лет, он родился в глухом селе и был не совсем грамотным — потому что нормальное образование в Молдове было роскошью.

Семья — собирала деньги для того, чтобы послать его учиться на врача. Послали — в Одессу. В Одессе — он понял, что профессия врача позволяет зарабатывать на незаконном обороте наркотических препаратов. Его быстро поймали, он отсидел год — после чего окончательно порвал с честной жизнью и стал жить жизнью бандитской.

Он был одним из тех, кто за счет своего неполного медицинского образования связался с неким кувейтским фондом и предварительно договорился о том, чтобы отправлять из Украины на Ближний Восток людей на органы. Эта договоренность — должна была стоить ему жизни, хотя он об этом не подозревал. Даже то, что из той поездки в Бейрут двое не вернулись — не насторожило его. А напрасно…

А пока что Корнел Тудор, которого братва гнала «лепилой» — с трудом выбрался из своего Икс-пятого на стоянке. Мутило… кажется, съел что-то не то, или водка бадяжной оказалась… надо активированный уголь выпить… дома есть.

Пулю, прилетевшую из темноты — он даже не почувствовал. Просто в глазах сверкнуло — и он провалился во мрак.

* * *

Тудора — нашли только под утро, на стоянке — один из водителей, который шел за машиной, обнаружил лежащее в проходе тело. Сначала подумал, что пьяный — но лужа крови говорила об обратном.

Токарев — приехал через час, когда районный розыск уже оттанцевал. Место происшествия уже описали, труп погрузили в труповозку. Сейчас, эксперт что-то там ковырялся на ложе трупа.

Токарев залез в машину, отодвинул простыню. Выругался.

На улице к нему подошел Гриневич, начальник районного розыска. Протянул пачку, Токарев скривился.

— Не. И так во рту как насрали.

Районный розыскник закурил.

— Короче, профи работал. Одна пуля, мы никак не можем понять, откуда — ни гильзы, ни ствола, ни следов, собака тоже без толку. Точно в затылок.

— Какая пуля?

— Пистолет, скорее всего. Никто ничего не слышал, наверное, глушитель.

— А камеры?

— Какие тут камеры…

Да уж…

— Чо творится то? — районный разыскник смотрел с надеждой.

— А что?

— Тараса Игоревича убили. Дима Палий с концами пропал. Теперь это.

— Это ты к чему? Какая связь?

— Да никакой на первый взгляд. Где Тарас Игоревич и где этот … жирдяй молдавский. Только … что-то больно чисто во всех трех случаях сработано.

— Во всех трех — почерк разный.

— Это да… Владимир Петрович…

…

— Этот Резницкий… он надолго у нас?

— Ты меня спрашиваешь?

— Да так оно. Только… я с пацанами поговорил — все за вас. Вы же наш, одесский с нами на земле начинали. А этот… ему здесь не жить, детей не растить. Ему пофиг что с городом будет, ему лишь бы бабла насшибать.

Токарев, ничего не ответив, пошел к машине.

* * *

Мерседес Хвоста — стоял на соседней улице.

Токарев оставил свою машину на противоположной стороне улицы, пересел. Играл Владимирский централ.

— Выключи…

Хвост похлопал водителя по плечу, тот приглушил звук и вышел.

— Что там?

— Лепила там. Дохлый как рыба на Привозе.

Хвост выругался.

— Что там?

— Он с Королем в близких.

— С Королем?

— Да. Кто его?

— Непонятно. По почерку — профи. Одна пуля, точно в затылок. Как казнь…

Хвост опустил окно, закурил…

— И что думаешь?

— А что тут думать. Видится мне, кто-то в городе воду сильно мутит. И вариантов два — либо Богдановский, либо Резницкий.

Вор покивал.

— А ты что думаешь? У тебя там ничего не слыхать?

— Ничего. Но мы и не рыли так, до сегодняшнего дня. Семидрев — ваша проблема.

— Это наша проблема — зло сказал Токарев — наша. Как думаешь, если на место Семидрева поставят варяга — того же Резницкого — на кого он ставку будет делать? На тебя или своих приведет? А?

— Ты стрелки не переводи. Кому за городом смотреть — сходняк решает.

— Да перестань, Хвост. Твою проблему решить — вообще не вопрос, закрыть тебя или завалить при задержании. Ни я ни покойный Тарас Игоревич делать этого не стали бы, потому что в городе порядок должен быть, а не война и немцы. Но вот варягу — проблемы города вообще до одного места, ему бы бабла насшибать. Чтобы и на переназначение хватило, и на старость осталось…

Вор цокнул языком.

— Когда такое было… — задумчиво сказал он.

— Ты чем философию разводить, лучше жалом поводи, кто Лепилу кончил. Иначе… сам понимаешь, что будет.

— За Лепилу мы спросим… тебе ничего странным не кажется?

— Что?

— Лепила занимался бабами. И Палий тоже — так?

— И что?

— Может, там маза. Может, кто-то рынок перехватить хочет.

Токарев покачал головой.

— Какая маза? Какой рынок? Какой рынок на бабах, что это за рынок? А Семидрева — тоже из-за бабы? А статьи в газете? Не, фуфло все это…

— Как знаешь… скажи своим, чтобы вечером сильно жалом не водили.

— А что?

— Король приезжает. Перетереть с ним надо. По всем непоняткам.

— Скажу. Но с моей стороны тоже будет просьба — своих придержи. Мы и так за все показатели вывалились за квартал с этими убийствами. В Киеве Одессу на все лады склоняют…

Хвост кивнул — гордость не позволяла ему ответить, но он понимал — он зависит от ментов так же, как и менты от него. Теперь — особенно.

* * *

Подслушивающее устройство в автомобиль Хвоста — Ангел вмонтировал только вчера, система безопасности в коттедже, где жил вор оставляла желать лучшего, а автомобиль — вор даже не запирал, считая, что его авторитет — его охраняет. Первоначально — Ангел собирался исполнить и Хвоста, но теперь передумал. В конце концов — тогда его в городе не было да и судя по тому, что и как он говорил — законный вор был порядочнее многих чиновников и полицейских офицеров. Пусть живет тогда…

Поняв, что ничего интересного он больше не услышит, Ангел снял наушники и выбрался из автомобиля. Рядом — стоял старый фургон Ивеко-Дейли с большим кузовом, которых еще немало бегает по Украине, и мотоцикл — подержанная, но проворная и быстрая Хонда.

— Отдых четыре часа, затем работа — сказал он — ближе к вечеру…

Прием, который собирался применить Ангел — был ему известен со времен Ирака и городской охоты на багдадских улицах. Столкнувшись с подавляющим как техническим, так и профессиональным превосходством американских снайперов, иракские партизаны начала разрабатывать свои приемы снайперской охоты на городских улицах, основанные на скрытности и внезапности применения оружия. Типичная снайперская группа иракского сопротивления — состояла из одного, двух, трех наводчиков с сотовыми телефонами, оператора с кинокамерой — все действия обязательно фиксировались на камеру, и самого снайпера вместе с водителем машины. Для снайпера — готовили машину, обычно вваривали двойное дно в кузове или приваривали короб под днищем машины — скрывавшийся там снайпер мог перемещаться по городу многие часы в поисках целей и практически без риска. Как только наводчики на мотоциклах замечали возможную цель — потерявших бдительность солдат, патруль, наемников, иракских полицейских — они звонили по телефону и вызывали снайпера. Водитель приезжал, ставил машину, снайпер стрелял — один два выстрела, не более. Чаще всего использовался автомат с глушителем. Солдат падал, оператор все это снимал — причем солдат мог быть даже не ранен, если пуля попадала в бронежилет — но и снайперу и наводчику было плевать, деньги за видео они получат в любом случае. Сразу после выстрела — грузовик с тайником трогался с места, уезжал и наводчик — в девяти случаях из десяти не удавалось даже установить, откуда стреляли. За каждое видео — в мечетях давали от двухсот до пятисот долларов США, что вполне оправдывало усилия. Иногда modusoperandi менялся — грузовик стоял на месте, там где должен был пройти патруль, а наводчица — симпатичная девушка, или наоборот — пожилая леди или благообразный старец — во время патруля подходили к солдатам, говорили что они видели что-то подозрительное, или просили в чем-то помочь — и зная где находится снайпер вели их точно под выстрел.

В данном случае, проще всего, оказалось, раздобыть грузовик. Ни у кого не возникло подозрений, когда в одну из мастерских обратились люди с купленным подержанным грузовиком и попросили их вварить коробку внизу. Понятно, что это для контрабанды, для рейдов через границу с водкой, сигаретами или чем похуже. Тайников вварили даже с запасом — можно и спрятать оружие и самому спрятаться.

В качестве оружия — Ангел использовал обычный югославский автомат Застава с глушителем — то же самое, что и иракские партизаны. Лечи должен был быть за рулем грузовика, а Ибрагим — в качестве наводчика на мотоцикле — отследить прибытие цели и сообщить.

Ровно через четыре часа — мотоцикл, а за ним и фургон — тронулись с места…

* * *

Стрелка — если таким словом можно было назвать столь благообразно обставленное мероприятие было назначено в подкрышном Хвосту заведении в Одессе — тот самом, в которое приезжал генерал Семидрев чтобы забрать деньги. Там было привычно, там можно было и стол накрыть — и в то же время не было лишних глаз и ушей, могущих помешать порешать ворам текущие дела и разрешить все блудняки и непонятки.

Ровно в нужное время — к заведению подъехал Мерседес последней модели, в сопровождении Крузака. На крыльце уже встречали — не хлебом-солью, но встречали. У приехавших было оружие, но оружие законно, так как в Молдове можно на законных основаниях купить пистолет. А у встречавших оружие было потому что они были сотрудниками ЧОП и осуществляли охрану физических лиц и объектов. Девяностые, когда никто не заморачивался ксивами и тупо носил ТТ вместе с заявой на сдачу найденного оружия в РОВД — остались далеко в прошлом…

Из Мерса вышел Гермиан — невысокий, чернявый, верткий. Легко взбежал по ступенькам. Перед ним открыли дверь, но с небольшой заминкой, много говорящей понимающему человеку. Он прошел внутрь.

* * *

Хвост — встретил Гермиана на своем обычном месте, за столиком. На сей раз одет он был прилично, в костюм, который надевал нечасто. В карман он положил пистолет — вору вообще западло держать в руках огнестрельное оружие, но времена нынче не способствуют…

Два человека — рассматривали друг друга, внешне бесстрастно, но со злобой и ненавистью в душе. Оба были законниками — то есть ворами в законе, высшей мастью в уголовном мире. Но законниками они были разными. Хвост был авторитетным законником, лагерником, корону выстрадавшим по крыткам и пересылкам. Михал Гермиан, он же Король — тоже был законником. Но купленным. Апельсином — так это называлось. Корону он не выстрадал — купил за большие деньги. Кроме того, он был цыганом. А в воровском мире — эту национальность никогда не уважали.

Но оба они вынуждены были соблюдать определенный политес.

— Вечер в хату.

— Жизнь ворам.

— Мир этому дому — сказал Гермиан — и всей масти жиганской.

— И тебе часик в радость, фарта воровского и удачи вольной — ответил Хвост — садись за стол, не побрезгуй. Чифир варится, табачок цвета темно-беж и все прочее имеется.

— Благодарю…

Шлюх не было. Пацаны толкись в предбаннике, потому что разговор был… напряженным, мягко говоря. Потому что имелись темы…

— Не думал я в Одессу ехать — начал Гермиан, обмакивая луковицу в соль — да нужда заставила. Беспредел тут у вас.

Хвост кивнул.

— Так беспредел он нынче везде беспредел. Это раньше каждый свое место знал: люди к людям, красные к красным, гады к гадам, гребни к гребням. А ныне каждый фраер на чужняк смотрит…

Намек был более чем прозрачным.

— Я за конкретный беспредел — сказал Гермиан — выносить на общее пока не хочу, хочу между нами разобраться. Ты Лепилу знаешь? Авторитетный был пацан?

— Лепилу я знал — согласился Вор — а за авторитетность, это ты правильно заметил, пацан он. И вором ему быть не светит.

Причина была проста и оба это понимали — Лепила был сутенером. То, что он один из самых авторитетных сутенеров Одессы ничего не меняло — воры его за равного не примут и за стол свой не посадят. Потому что у каждого на воле мать, жена, дочь. И то, что сейчас с сутенером даже депутаты не брезгуют ручкаться — так тем хуже для депутатов. Хвост был прав и не один сход не признал бы его неправым.

Понимал это и Гермиан.

— Базар не за это — сказал он — все мы знаем Закон. Как знаем и то, что лавэ есть лавэ, Лепила пацан правильный, беспредела он в своих делах не допускал, и на общее отдавал исправно и не крысил. Я нигде не ошибся?

Хвост промолчал.

— По договоренности, все бардаки и всех б… в Одессе крышую я, и ты сам с этим согласился. Было?

— Было — согласился Хвост.

— Было. А теперь Лепила кони двинул, дела не идут, лавэ в общак не поступает. А ты — в городе старший.

Хвост пригладил волосы.

— Я чего-то не пойму, ко мне то какие вопросы. Ты его крышевал или я? Пропал — ищи.

— Базар не за это. В Одессе беспредела много стало. Главмента — завалили. Лепилу — кончили. А днями ранее и мент, который Лепилу и всех шалав города курировал — тоже пропал.

Хвост посмотрел презрительно.

— И чо? Мент пропал, а ты мне поискать его предлагаешь? Вот уж, ни на один х… такого не натянешь.

— За главмента чего скажешь?

— Тоже не мой кусок. Грызня у них там, за кресла. Главмента нового с Киева прислали, как раз в тот день, когда нашего прижмурили. Менты сейчас пошли — хуже любого гада, нелюди, друг другу глотки рвут. А нам — от всего гадского надо дальше держаться, не наши это темы.

Гермиан встал со своего места.

— Гладко стелешь, Хвост — сказал он — только отвечать по-любасу придется. В городе мутки какие-то, ментов снайперы снимают, пацанов правильных мочат, люди вглухую пропадают, беспредел катит, лавэ на благо общее перестает поступать — а ты от этого в стороне. Не получится. Или ты город держишь — или…

— Что?!

Гермиан — не ответил, пошел на выход…

* * *

Несмотря на короткий, и в общем то с элементами наезда разговор — Михал Гермиан в душе боялся. И сильно боялся.

Несмотря на то, что в Одессу он приехал якобы спросить — ответ на вопрос, что происходит у него был, точнее — он думал, что был. Его подсказал Михалу его дед, человек опытный и много повидавший, почти столетнего возраста. Молодость — он провел по крыткам и сталинским лагерям — и многое рассказывал Михалу за те времена, за кровавую «сучью войну» в лагерях. После войны — в лагеря стало приходить все больше и больше бывших фронтовиков — воровской закон они не признавали, все проблемы привыкли решать силой. На их сторону переметнулись так называемые автоматчики — те из воровской масти, кто ушел на войну в штрафбаты и взял в руки оружие, те самым совершив сразу два поступка, вора недостойные — взял в руки огнестрельное оружие и начал служить властям. В противостоянии — они увидели шанс вернуться в высшую касту в лагерях. Так началась поддерживаемая НКВД «сучья война» которая длилась несколько лет и привела к почти полному истреблению всего воровского. До семидесятых годов — движения почти не было, да и сейчас — воры из маленькой Грузии имеют непропорционально большой вес, потому что в той войне не участвовали и себя как смогли сохранили.

Дед предупреждал его — и сейчас будет то же самое. Беспредел катит. Война который год идет, те кто с нее вернутся — государство на них забило, будут сами пробиваться, как умеют. С автоматом. А в зону зарулят — там тоже своих будут выискивать, и порядки свои устанавливать. Порядки кровавые, беспредельные…

Вот, похоже, что на воле — уже началось. Главмента снайпер шлепнул. Лепилу — а он родственник дальний — завалили. Мент еще один пропал — то что пропадают, явный почерк беспределов, какие в Донбассе отметились, кто там себя совсем не по-людски вел.

А то что Хвост от всего отбазарился — это одно из двух. Либо он тупо зассал с беспределами связываться. Либо он сам с ними в доле…

Вот с такими мрачными мыслями — Гермиан и вышел на невысокое бетонное крыльцо, где его тут же окружили бойцы из пристяжи.

— Уезжаем… — сказал он.

И, на глазах у людей Хвоста — цикнул себе под ноги, чтобы показать отношение.

Люди Хвоста ничего не сделали — хотя увидели, и понятное дело, что доложат…

И хрен с ними…

Шаг. Еще шаг…

Первым споткнулся и упал Лёва — местный, представитель Михала в Одессе по текущим делам. Потом, через секунду начал падать телохранитель — все происходило в полной тишине — а еще через секунду пуля попала в голову Гермиана…

* * *

В свою очередь — оставшись один, Хвост тоже напряженно думал.

Еще лет пятнадцать назад — он послал бы этого молдавана куда подальше и был бы прав. Есть людское. И есть ментовское. Люди дела делают. Менты их закрывают — если могут. А что сейчас?

Сейчас менты — хуже любого быка беспредельного из девяностых. Берега совсем потеряли. Ствол у них на законных основаниях, кого надо — закрыли, кого надо — замочили. Преступления они совсем перестали раскрывать, им до лампочки. Берут первого попавшегося — и грузят и за себя и за того парня. Это уже не беспредел даже, это — край.

Раньше тоже всякое бывало. Но не так. Скажем, взяли тебя опера на скоке, или на гоп-стопе, притащили в отделение. Вот и начинается торг с начальником местной уголовки. На котором еще десяток таких скоков и гоп-стопов висит. Скажем, берешь ты их все на себя — тебе то какая разница, один скок взять или десять — срок сильно не отличается, там сложение наказаний идет. А тебе, за то что ты загрузился — какое-то послабление. Или от какой другой статьи отмажут, или позаботится, чтобы тебя с жилплощади не выписывали, или просто послабление братве местной сделает. А главменту тоже в плюс — раскрываемость.

Но так как сейчас — когда менты хватают заведомо невиновных, улики им подкидывают совсем левые и прессуют, пока не признаются, бывает что и насмерть в отделении забивают — вот такого беспредела еще не бывало. А сейчас — он есть. Кругом.

А раз менты живут такой жизнью — не ментовской, не блатной — а не пойми какой — то от этого голова болит и у него, смотрящего. И их мутки — это по-любому его мутки, и все это понимают. И на сходе — если у Гермиана хватит наглости его собрать — за снижение поступлений из Одессы с него спросят. Это не говоря о том, что он взял лимон из общака и отдал этому борзому генералу — а генерала замочили и лавэ ушли. Раньше за такое на нож без разговоров бы, сейчас времена не те — но лимон с него снимут. С процентами. И за другие поступления спросят.

Хлопнула дверь, ввалился Левик — один из пристяжи, стремящийся. В руке пистолет, глаза не то, что круглые — квадратные. Белый как мел.

— Цыгана с пристяжью постреляли! Вглухую! Прямо на крыльце!

Хвост вскочил…

* * *

На крыльце — толпа. Открытая дверь машины — Крузер остался на месте, а вот Мерс, как только началось — рванул и с концами, там водила был за рулем, а жить всем хочется.

Черная кровь и черные костюмы — в свете фонарей.

— Твою мать! — не сдержался Хвост.

Зрелище было страшным — Король и его пристяжь лежали на земле, они лежали так кучно, один на другом — что казалось, их скосили одной очередью.

Где-то уже выли сирены.

— Кто? — Хвост схватил первого попавшегося из пристяжи — кто, б…

— Не мы! Зуб даю не мы!

— А кто?!

— Не волоку! Они вышли … и тут … падать стали, один за другим.

— Козлы, б…

Хвост схватился за сотовый… кому звонить… некому.

— Может, оно и к лучшему — осторожно сказал Конура, один из особо приближенных — беспределили, хвост поднимали, предъявы кривые кидали, вот и нарвались. Нам же проблем меньше.

— Завали!

Хвост со злости зарядил Конуре в рыло, тот чуть не упал.

— Дебилы! Теперь за него мне на сходняке отвечать! Их у меня в доме постреляли!

Сирены были уже совсем рядом.

— По машинам, — опомнился Хвост, — уходим…

28 апреля 201… года. Украина, Одесса

Ночью — в Одессе была серьезная стрельба. Налетели на одно из подкрышных заведений Хвоста, все постреляли, убили троих. В заведении была публика и это была конкретная красная карточка. Подобные акции — а ежу понятно, что ее предприняли молдаване и привычно перешедшие на их сторону цыгане — были красной карточкой потому что отпугивали от города туристов и входили в сводки, которые подавались в Киев. Перестрелка в городе с человеческими жертвами — смотрится в сводке особенно эффектно, и может служить основанием для огрвыводов.

Резницкий — на утренней оперативке вышел из себя и стучал кулаком по столу, как будто это стучание могло решить хоть одну проблему из тех, которые были в городе. Токарев ничего не говорил: все силы уголовного розыска были брошены в этот день против цыган. Расчет был правильный — цыгане в городе были союзниками молдаван, и если ударить по цыганам — молдаване в город хоть какое-то время лезть не будут, поопасаются. Выйдя из здания МВД — Токарев позвонил Хвосту и они обо всем «домолвились» менее чем за пять минут. Боевики Хвоста которых не касались ни реорганизации, ни революции Гидности — приняли участие в открывшейся в городе охоте на цыган. Токарев попросил, чтобы без мокрух — и было без мокрух. В этот день можно было не раз видеть удивительную картину — к отделению подкатывает джип с боевиками, после чего двое — трое бычков тащат в отделение и предъявляют изумленному дежурному очередное избитое лицо цыганской национальности, которое тут же выражает искреннее желание написать явку с повинной в торговле наркотиками — только чтобы оказаться подальше от боевиков Хвоста. Таким образом, уже к вечеру в Одессе резко снизилась уличная преступность, а обезьянники, как и СИЗО оказались переполненными, и очередную партию цыган пришлось везти автозаками в соседний Ильичевск — там еще были места в камерах.

Сам Токарев — весь день мотался по городу, высунув язык и в конце дня — чувствовал себя так, как будто его пропустили через стиральную машину.

Собрались вечером опять в Космосе — подводить итоги стахановского труда. Вымотались все, вдобавок проголодались, за день у многих маковой росинки во рту не было. На сцене — соблазнительно пела певичка, но никто не слушал музыку, первые пятнадцать минут все только и делали, что сосредоточенно работали челюстями.

— Фу… — первым оторвался от тарелки Остап, у которого в уголовке была кличка «старшой» или «старший сын» — так то мы и со всей преступностью в городе сдюжим.

— Не говори «гоп» — осадил Токарев — взяли только цыган, а уже свободной хаты в городе нет. К тому же — гребем мы по мелочам, крупняк понятно, или осел или слинял. И кто Гермиана с его шоблой пострелял — мы не знаем.

— А может, оно и к лучшему — сказал Старшой.

— Что — к лучшему? — не понял Токарев.

— Молдавана и его пристяжь завалили. Цыган приняли. Воры грызутся друг с другом. Может, так оно и надо…

Наступило тяжелое молчание.

— Умный? — спросил Токарев.

…

— А тебе не приходило в голову, умный, что эти мокроделы, о которых мы так ничего и не знаем, могут и за нами прийти? Пулю в башку хочешь получить? Как Папа, как Гермиан?

…

— Орудующие в городе мокроделы, о которых мы ничего не знаем — опаснее всех цыган, которых мы сегодня приняли. Взять их — наша первоочередная задача. А раскрыть убийство генерала Семидрева — еще и дело нашей чести. Всё поняли?

Одесса, Украина. 28 апреля 201… года

— Палий с концами пропал. И Лепилу вальнули.

— Слышал…

— Ничего не знаешь?

— Нет.

Два человека стояли у обрыва, недалеко от Одессы. Под ногами у них — колыхалось Черное море…

— А что вообще думаешь?

Дзюба в упор посмотрел на Токарева.

— Думаю, что ноги делать надо, вот что. Пока и нам на шею — петлю не надели…

— И кому город оставить? А?

— На том свете — жрать не будешь.

— А если очканешь — то и на этом не будешь! — психанул Токарев — поставят раком и так оттараканят! Отберут всё, последнюю шкуру снимут!

Два одноклассника — стояли на обрыве и смотрели вдаль… да только нет больше Алых парусов. Нету.

— Ленку видел… — вдруг сказал Дзюба.

Ленкой — звали девчонку, которая лишила невинности их обоих.

— И чо она?

— В Москве. За чиновником каким-то.

— Поднялась, значит…

— Поднялась…

Говорилось легко… они выросли в одном дворе, дрались за один район, ходили на танцы с теми же телками. Они могли друг другу доверять — а это такая редкость в наши времена…

— Короче, помощь мне нужна, Олеж… — сказал Токарев — больше как тебе не к кому. Никому больше верить нельзя.

— Помощь?

— Ты армию не забыл?

Дзюба пожал плечами. Токарев — подвел его к багажнику своей машины и открыл — там лежала СВД с глушителем и термооптическим прицелом — правда, не заводским, самодельным. Такие во Львове делали волонтеры на основе более дешевых термооптических приборов наблюдения.

— Я стрелку забил. Богдановскому.

Дзюба присвистнул.

— По-взрослому.

— Ага. По-взрослому. Зуб даю, Богдановский как то замешан в том, что творится — если и не прямо, то все равно замешан. Или сам делает, или знает, кто. Подходы в этой истории… конкретно СБУшные.

…

— Рассказываю как есть — Богдановский на меня болт клал, я ему не Семидрев — но у меня на него от Папы компра осталась — убойная. Такая, что…

— И ты сейчас хочешь ему предъявить?

Токарев пожал плечами.

— А что мне остается?

— Генералу СБУ?

— Олеж, ну и чо — генералу СБУ? Ты когда-нибудь думал — а чо их так боятся то?

…

— А я вот думал. Чо это СБУ вообще может, и чо оно могло — хоть когда? А?

…

— Два Майдана. Крым просрали, Донбасс просрали. Президента в кабинете собственном подслушивали[60]. Хоть одно резонансное убийство раскрыто — нет! Так чего бояться?

— Ну, они на себя работают.

— Ага, и где это — на себя? А? Посмотри на соседей. Вот они на себя работают, вот это я понимаю. Газпромы, Роснефти, Ростехнологии. А у нас что? Кусовничают, с бизнеров по сотне гривен сшибают? Заработали…

— Ладно, че ты меня агитируешь?

— Да задолбало все.

…

— Поможешь?

— Ну а как…

Мужики обнялись.

— Спасибо, брат. Не забуду.

— Ну а как. Мы же один двор, так?

Токарев сглотнул.

— Да, брат. Один двор…

* * *

Стрелка была забита в районе Куяльника — интересного места, где были грязи, по своим лечебным свойствам не уступающие грязям Мертвого моря. Однако если израильтяне наладили на грязях Мертвого моря многомиллионный бизнес — на Украине тот санаторий, который был построен здесь в советские времена — стоял заброшенным, разбитым и никому не нужным. В комплексе заброшенных зданий — можно было найти несколько десятков укрытий для снайпера.

Стоя у своего джипа — Токарев наблюдал, как по дороге неторопливо переваливается с ухаба на ухаб новенький ЛандКруизер. Надо сказать, что со ста гривнами с торговцев — он немного борщанул. СБУшники не бедствовали.

А как иначе? Порт, непризнанные государства, граница со странами НАТО и одновременно — в Одессе начинается один из тайных путей в Крым — работающий в оба конца. Кстати, такой интересный нюанс — когда Крым «захопили» русские — та недвижимость, которая была за сотрудниками СБУ — так за ними и осталась, никто ее не тронул. Факт, сам по себе говорящий о многом.

СБУ — мразь, но умная мразь, они сильны единством. Если в ментовке постоянно грызня идет, то в СБУ этого нет. Более того, люстрация в СБУ тоже не производилась, как и реформа — попытка сделать из милиции полицию и выгнавшая немногих последних профессионалов. СБУшники — по-прежнему считают себя частью единого братства под названием КГБ СССР. И считают не просто так. Многим вообще плевать, на какую страну работать — хорошо бы платили. Вопросы тоже решаются — СБУшники умеют решать вопросы в Москве как никто — но расплачиваются за это решением вопросов в Киеве. Их никто и никогда толком не проверял, в отличие от ментов. Они практически безнаказанны.

А безнаказанность — порождает монстров.

* * *

ЛандКруизер остановился в двух десятках метров от него, развернувшись бортом. Один телохранитель занял позицию за машиной — грамотно, кстати занял. Второй — направился к нему, Токарев осветил его фонарем.

— Стоять! Дальше ни шагу!

— Я должен вас проверить.

— Обойдешься! Назад!

В Крузере открылась дверь, появился генерал Богдановский.

— Что тебе надо, Токарев?

— Поговорить.

Генерал подошел ближе. Отправил телохранителя назад.

— Поговорить? А кто ты такой, мусор, чтобы я с тобой говорил? А?

Токарев нехорошо усмехнулся.

— Да. Я мусор. Грязный, вонючий мусор. Который каждый день имеет дело с дерьмом в то время как ты ж… отсиживаешь в кабинете. Но… ты то кто генерал?

…

— Ты же душегуб, с…а. Понял? Душегуб. Тебя ни один ад не примет за то, что у тебя на душе. На тебе крови…

— Угрожаешь? — нехорошо ощерился Богдановский.

— Зачем, просто напоминаю. Мы тогда с Папой вдвоем были, помнишь. И да, кстати, в отличие от тебя — я в зону АТО туристом не катался за ксивой. Так что я честнее тебя, и чище. Понял, урод?

— А право имеешь так говорить? Ты сейчас вообще от кого?

— Право? Право я имею…

Токарев заметил, как задвигалась рука генерала.

— Не надо. Не надо, Богдан. Стой спокойно, не зли снайпера.

Рука генерала остановилась.

— Ты кто, Токарев, ты даже не И.О.

— А зачем мне и.о.? Мне что, делать больше нечего? Отвечать за криминогенную ситуацию в городе. Резницкий скоро всё…

…

— Ты Папу убил?!

— Ты чего, Токарев — опешил генерал.

— Я вопрос задал.

— Нет! На хрена?!

— А хотя бы чтобы свидетелей не было.

— Нет! Не убивал я его!

— В тот день зачем с ним встречался?! Только не ври, я машину отследил.

Генерал достал платок, Токарев пистолет.

— Не надо, я… платок. Ты чего, реально подумал, что я — Семидрева…

— Я ответа на вопрос не услышал.

Генерал вытер лицо, он обильно потел.

— Мы с ним тогда пересеклись, да. Речь шла… за город.

— Подробнее!

— А что подробнее? В венском Курьере на нас грязь льют, уже третья статья вышла. Со счетами, с именами… с…и. Мне уже из Киева по три раза на день звонят, пересрались все. Говорят в Вену уже звонили, остановить публикации, их там послали. Ты что, вообще не в курсах, что в городе делается?

Токарев сплюнул.

— Мне ваша борьба нанайских мальчиков…

— Семидрев спросил тогда, не я ли сливаю. Я сказал — нет, не я. И объяснил почему. Это наш город, да?

Токарев зло усмехнулся.

— Наш, пока варягов не заслали.

— То-то и оно. Папа меня просил компру найти на вашего… Резницкого.

— И что? Нашел?

Генерал покачал головой.

— Как Тараса грохнули…

— Теперь этот компромат нужен мне. Как можно быстрее.

…

— И кстати — кто Папу грохнул? Знаете?

— Нет.

— Точно?

— Я говорю, нет — зло сказал генерал — там левое совсем что-то. Следов никаких. Оружие раньше нигде не светилось. Но сейчас всем не до этого все из-за Вены срутся. В Киеве уже головы летят, я сам не знаю, сколько еще продержусь.

— Хорошо бы подольше.

— Хорошо бы…

* * *

Дзюба — тем временем обозревал окрестности.

Самопальный термооптический прицел — хоть и не идеально, но работал, позволяя осматривать окрестности до пятисот — шестисот метров — а дальше и не было нужно, дальше из СВД можно было попасть только по счастливой случайности. Токарева пока прикрывать было не нужно — на нем бронежилет, в машине автомат, несколько секунд он и сам продержится. Дзюба решил посмотреть окрестности, чтобы иметь представление о тактической обстановке и в случае если начнется стрельба — иметь готовый план действий.

И вот, в прицеле, на самой границе его досягаемости — он увидел какой-то фургон и светлое пятно на нем.

Похожее на человека.

* * *

Винтовка, которой пользовался Ангел — была оснащена не в пример более лучшим прицелом — EOTech L-3 AN/PVS-24 M2124LR, стандартным прицелом американских специальных подразделений. В отличие от украинской самоделки — он давал чистое и четкое изображение на полторы тысячи ярдов — предельная дальность огня американской снайперской винтовки М24. Как винтовка, так и прицел — были запрещены к вывозу из США, попытка их нелегального вывоза считалась уголовным преступлением. Но в Ираке и Афганистане это был расходный материал, такие вещи как термооптические прицелы за десять тысяч долларов США и снайперские винтовки за пять — просто списывались, как утраченные в бою или передавались иракской армии, после чего часть их тут же оказывалась на черном рынке. Так что — из Ирака ехали не с пустыми руками, особенно если веща, размером с два апельсина — стоит десять тысяч долларов только официально, а на черном рынке — и на тридцать — сорок тысяч потянет.

Прицелбылустановленнатой же самой, складной и разборной винтовке на базе механизма Ремингтон-700 — но на этот раз на ней стоял длинный и тяжелый ствол длиной двадцать шесть дюймов. С этой винтовкой с отобранными патронами, и с американским термооптическим прицелом — Ангел имел, по крайней мере, полуторное преимущество перед снайпером, засевшим на верхних этажах санатория Куяльник. Но стрелять он не торопился, даже, несмотря на то что снайпер, кажется, целился по нему.

Вместо этого он наблюдал за ситуацией и выжидал.

* * *

— Хорошо…

…

— Хорошо… допустим, будет тебе компромат на Резницкого, свалишь ты его. Что дальше?

— А что тебя интересует?

— Как город делить будем, мент?

Токарев усмехнулся.

— Известно, как. Как с Семидревом делили, так и с тобой будем.

Богдановский покачал головой.

— Э… нет. Так не выйдет.

— Почему нет?

— Ты даже не генерал.

— И что? Думаешь, я звание не куплю себе?

— Думаю, ты зарвался, вконец, полковник. Чтобы мент, да какой мент — из уголовки, с самого дна — был старшим на Одессе…

Токарев сплюнул перед собой — рядом с ботинком генерала.

— Нет, это вы зарвались, гниды — тихо и зло сказал он — вконец уже о…ли. На город беспредел галимый катит, детей средь бела дня воруют, в центре города из шмайсеров друг друга шмаляют, блатные совсем охамели, на руках стволов как… собак нерезаных… А вы, с…, сидите как ни в чем не бывало в своих кабинетах, власть делите падлы. А завтра, когда вас придут за яйца на фонарях вешать, за все хорошее, что вы стране этой «зробыли» — вы же с… пересретесь со страха. Руководители, б… Я для тебя грязен слишком? А кто, с. а порт будет держать? Кто с ворами будет договариваться, которые на твое гэбье давно сверху положили, потому что страха нет больше? Кто, с. а? Кто с. а, будет хотя бы минимальный порядок в городе поддерживать, пока вы падлы указивки свои строчите, а? Ты что ли? Или твои уроды, которые только вопросы решать умеют, а другому в жизни не учились. Да им реального урку покажи — они же зассут со страха свои Бриони. Уроды моральные…

…

— Город этот — мой. Все, точка.

* * *

Когда рубиновые стоп-сигналы Тойоты генерала растаяли во тьме, и над соленым озером Куяльника снова распахнула объятья ночь — из окна первого этажа давно заброшенного санатория — появилась тень. Держа в руках что-то длинное — она перебежала к машине…

Токарев докурил, раздавил сигарету. Пошел к машине.

— Дзюба ты что ли?

— Я.

— Что прячешься.

— Стой.

— Что?

— Снайпер. Дальше, на дороге.

— СБУ?

— Может быть. Как думаешь, снайпер СБУ приехал бы на фургоне? Не на бусике, а именно на фургоне? Стой так…

…

— Нет, уезжают уже. Можно.

Токарев сплюнул.

— Генерал с прикрытием Альфы уже ездит?

— Может, да. А может, и нет.

— Ты о чем?

— Да движуха какая-то мутная. Позавчера показалось — пасли меня. Проверился — вроде нет. А все равно — неспокойно.

— Ты нервы береги.

— Да беречь то берегу. А все равно неспокойно.

Токарев постучал по капоту машины, звук — нарушил ночную тишину.

— Ты сейчас домой?

— Ну, если не надо еще одного генерала выпасти…

— Нет, не надо. Винтай пока забери, пусть у тебя полежит.

— Добро. Береги себя.

— И ты тоже.

И ты тоже….

28 апреля 201… года. Украина, Одесса

Генерал СБУ Георгий Степанович Богдановский считал себя крепким профессионалом. Конечно не дотягивающим до таких спецов как, например легендарный Александр Калюта, одессит, специалист по научно-технической разведке, до 1992 года заместитель начальника Одесского УКГБ — но все же профессионалом. Хотя тут был нюанс. Если Калюта был профессионалом в добывании разведывательной информации, то Богдановский был профессионалом в подковерных играх и интригах. Он всегда жил двойной и даже тройной жизнью, и никогда не считал приоритетом обеспечение безопасности государства Украина. Приоритетом для него всегда были личная безопасность и личный карман, продвижение по службе и собственная безнаказанность за все то что он творил.

Потому — после нехорошего разговора с Токаревым — генерал тотчас же позвонил по другому телефону и назначил встречу.

Встреча состоялась в порту — удобное место, с одной стороны охрана и постоянное движение, с другой стороны — среди контейнеров и на вертикалях можно целый полк снайперов спрятать. Генерал приехал туда первым, раздраженно огляделся — несмотря на поздний вечер, почти ночь (ночер, так сейчас это называли) — порт работал еще более активно чем днем. Понятное дело, контрабанда.

На дороге, ведущей к складам — появился джип, почти такой же как у генерала, только поновее и модель Прадо, а не трехсотая модель как у генерала Богдановского. Резницкий — только прибыл в город, но определенный уровень благосостояния он себе обеспечил. Это кстати считалось нормально, это во времена Федорчука могли уволить из органов за старенький Москвич — обрастание имуществом это называлось. Сейчас на ментовских стоянках и Мерседес шестисотый увидеть не редкость. Как сказал один судья, член аттестационной коллегии — поверьте, на свой Бентли я заработал честно.

И верили.

Резницкий был за рулем, выйдя из машины он пошел навстречу, протягивая руку. Семидрев ни за что бы этого не сделал — а этот показывает дружелюбие или хитрый слишком.

— Здравствуйте, Георгий Степанович.

— Здравствуйте…

— Что-то срочное? Почему именно здесь?

— Срочное, срочное… — генерал достал из кармана диктофон, перемотал на нужное место — слушайте…

* * *

— Наш, пока варягов не заслали.

— То-то и оно. Папа меня просил компру найти на вашего… Резницкого.

— И что? Нашел?

— Как Тараса грохнули…

— Теперь этот компромат нужен мне. Как можно быстрее.

* * *

Резницкий покачал головой.

— Не удивили. У нас все друг на друга грязь ищут.

— Не удивил — иронически сказал Богдановский — тогда послушайте вот это.

Генерал сунулся в бардачок на переднем пассажирском, достал папку с бумагами и начал выразительно читать.

В ноябре 2013 года. в связи с принятием высшим руководством государства решения о приостановления процесса подготовки к заключению Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС, в городе Киеве и ряде других городов Украины начались акции протеста граждан. Такие акции приобрели особо массовый характер.

С учётом этого в декабре 2013 года у жителя города Днепропетровска, относительно которого расследуется отдельное производство, далее по тексту — лица 1, учредителя и руководителя общественной организации «Монолит», а также одноименного спортивного бойцовского клуба, возник умысел, направленный на насильственное противодействие массовым акциям протеста Евромайдана в Украине путём совершения преступлений против жизни и здоровья участников таких акций, причинения последним телесных повреждений разной степени тяжести, запугивания, пыток и иных противоправных действий.

Реализуя свой преступный умысел и координируя действия с другими неустановленными лицами, которые имели аналогичные цели, лицо 1 в период декабря 2013 — февраля 2014 года как лично, так и через своих знакомых и доверенных лиц, привлекал к совершению указанных уголовных правонарушений жителей города Днепропетровска, прежде всего лиц из своего окружения, бойцов созданного им спортивного клуба «Монолит», в том числе участников боёв без правил, которые проходили под эгидой указанного клуба, иностранных студентов из государств Закавказья, которые учились в высших учебных заведения Днепропетровска, и других граждан, периодически организовывая выезды таких граждан с целью совершения преступлений в г. Киев.

Так, 20.01.2014 г. у, около 23 час. 50 мин., лицо 1, по согласованию с неустановленными лицами организовал поездку из г. Днепропетровска в г. Киев группы лиц численностью до 100 человек, которые выехали тремя автобусами, в том числе: SCANIA, государственный номер НОМЕР_1, Volkswagen государственный номер НОМЕР_2 и VOLVO государственный номер НОМЕР_3.

При этом сам лицо 1, для координации действий участников группы на месте, выехал из г. Днепропетровска в г. Киев автомобилем БМВ 21.01.2014 года, около 10 час. 30 мин., и прибыл в г. Киев в тот же день, около 18 часов, где встретился с неустановленным следствием сотрудником милиции в районе Контрактовой площади для получения указаний о порядке дальнейших действий, а так же условных опознавательных знаков «свой-чужой» с целью недопущения задержания бойцов клуба «Монолит» работниками милиции и обеспечения беспрепятственного их перемещения по г. Киев.

Непосредственно перед выездом автобусов, 20.01.2014 года, в период между 22 час. и 23 час. 40 мин., лицо 1, находясь в помещении бойцовского клуба «Монолит» по адресу г. Днепропетровск, ул. Лиховского, 2, определил старших групп в поездке из числа своих знакомых, которые ранее были участниками различных мероприятий «Монолит», в частности, лицо, в отношении которого судом материалы выделены в отдельное производство, далее по тексту лицо 2, а также особ 4 и 5, и провёл с ними инструктаж, во время которого сообщил о возможности применения в отношении активистов „Евромайдана“ физической силы, задержания последних и передачи их сотрудникам милиции, а также поставил задачи относительно дежурства на въездах в г. Киев для выявления транспортных средств с вероятными протестующими и «содействия» сотрудникам органов внутренних дел в противоправном недопущении их в столицу.

В дальнейшем, создавая условия для совершения таких действий, лицо 1, с участием своего доверенного лица, далее по тексту особа 6, обеспечил часть участников поездки предметами, заранее заготовленными для нанесения телесных повреждений, а именно палками (битами), средствами сокрытия внешности — балаклавами белого цвета для сокрытия лица, а также пластиковыми хомутами, которые планировалось применить к активистам «Евромайдана» в качестве наручников в случае оказания ими сопротивления.

При этом, действуя совместно и согласованно со всеми участниками группы, отдельные из которых были обеспечены предметами, заранее заготовленными для нанесения телесных повреждений (палками, битами), осознавая цель поездки, а также содержание и направленность умысла относительно совершения преступлений против участников акций протеста в г. Киеве, Особа 2 и Особа 3 имели при себе ножи.

21.01.2014 года, около 9 час. 25 мин., гр. гр. ОСОБА_6, ОСОБА_7, лица 2, 3, 4, 5, и другие, прибыв в город Киев, в течение дня перемещались ранее указанными автобусами по территории города.

При этом, для исполнения указания лица 1 относительно дежурства на въездах в Киев для обнаружения транспортных средств с вероятными участниками акций протеста и содействия сотрудникам органов внутренних дел в противоправном недопущении их в столицу, гр. гр. ОСОБА_6, ОСОБА_7, лица 2 и 3, совместно с иными лицами, на автобусе Volkswagen, государственный номер НОМЕР_2, под управлением водителя ОСОБА_11, не позднее 13 час. 30 мин. прибыли в район поста ДПС на въезде в Киев по трассе Киев-Одесса и находились там, по меньшей мере, до 18 час. 55 мин.

ОСОБА_12, постоянно согласовывая и координируя свои действия по мобильному телефону с лицом 1, а также с особами 6 и 4, дал команду водителю автобуса Volkswagen LT, государственный номер НОМЕР_2 ОСОБА_11 выехать в район станции метро «Петровка» и ул. Вербовой, 17 в г. Киеве, куда ОСIБА_6, ОСIБА_7, лица 2 и 3, совместно с иными, лицами, которые находились в указанном автобусе, прибыли около 21 часа.

В этом месте, по меньшей мере, с 19 час. 18 мин. уже стоял автобус SCANIA, государственный номер НОМЕР_1 под управлением ОСIБА_13, и не позднее 21 часа 28 минут прибыл автобус VOLVO, государственный номер НОМЕР_3 под управлением ОСIБА_14, в которых находились другие участники организованной лицом 1 поездки в Киев, в том числе с бойцовского клуба «МОНОЛИТ».

21.01.2014, около 22 часов, в районе станции метро «Петровка» и ул. Вербовой, 17 в г. Киеве между указанными лицами и представителями «Автомайдана», которые незадолго до этого прибыли к станции метро «Петровка» на собственных автомобилях, возник конфликт на почве блокирования последними выезда автобусов со станции метро «Петровка». В это время неустановленное лицо из числа тех, которые приехали автобусом SCANIA, государственный номер НОМЕР_1, действуя по указанию лица 1 и неустановленного сотрудника милиции, относительно применения физического насилия к протестующим, предварительно одев на лицо белую балаклаву, чтоб сделать невозможной идентификацию, дало команду осуществить нападение на представителей «Автомайдана» и других лиц, которые находились в районе станции метро «Петровка». Исполняя данную команду, из указанного автобуса выбежала группа лиц в белых балаклавах, которые имели при себе предметы, заранее заготовленные для нанесения телесных повреждений, а именно палки (биты) и другие неустановленные предметы, и, грубо нарушая общественный порядок по мотивам явного неуважения к обществу, что сопровождалось особой дерзостью, используя указанные предметы для нанесения телесных повреждений, вступили в драку с представителями «Автомайдана» и другими лицами, находившимися рядом.

В это время ОСIБА_6, ОСIБА_7, лица 2 и 3, находясь в указанном месте, около автобуса Volkswagen, государственный номер НОМЕР_2, выполняя ранее полученные лицом 2 от лица 1 инструкции, и согласно приказа неустановленного лица об осуществлении коллективного нападения на представителей «Автомайдана» и других граждан, реализуя свой преступный умысел, действуя в составе группы с неустановленными лицами общей численностью около 10 человек, в том числе с белыми балаклавами, имевшими при себе предметы, заранее заготовленные для нанесения телесных повреждений, а именно палки (биты) и иные неустановленные предметы, совместно и согласованно с ними, увидев в районе вестибюля станции метро «Петровка» гр. ОСIБА_2, ІНФОРМАЦІЯ_8 и ошибочно приняв его за участника протестных акций «Евромайдана», грубо нарушая общественный порядок по мотивам явного неуважения к обществу, что сопровождалось особой дерзостью, стали наносить ОСОБА_2 удары руками, ногами и указанными предметами в разные части тела, в том числе по голове, продолжая свои преступные действия и после того, как потерпевший от ударов упал на землю.

ОСОБА_12 ОСОБА_2 удалось спрятаться под автобусом нападавших, но последние, действуя в составе группы лиц, продолжали наносить ему удары ногами по ногам.

Согласно заключения судебно-медицинского эксперта № 58 от 12.03.2015, у ОСОБА_2 диагностированы и клинически подтверждены закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, ушибленная рана головы, ссадины мягких тканей головы, ушиб мягких тканей лица, которые относятся к категории легких телесных повреждений с кратковременным расстройством здоровья. Вышеуказанный симптомокомплекс у гр. ОСОБА_2 возник не менее чем от четырёх травматических действий (ударов) тупых предметов с достаточной силой нанесения (причинения), характерной для данных повреждений.

Кроме того, при указанных выше обстоятельствах, после окончания хулиганских действий относительно гр. ОСОБА_2, когда потерпевший смог выбраться из под автобуса, гр. гр. ОСОБА_6, ОСОБА_7, лица 2 и 3, действуя в составе группы с неустановленными лицами, совместно и согласованно с ними, открыто похитили принадлежащее потерпевшему имущество — мобильный телефон модели «Айфон 4», IMEI НОМЕР_6, стоимостью 2124,25 грн., выкрутив с этой целью ему руки и отобрав телефон, который находился у него в правой руке, то есть, применив насилие, не являющееся опасным для жизни или здоровья потерпевшего, а также вытащив у него из внутреннего кармана куртки денежные средства в размере 1500 грн., в целом причинив ему имущественный ущерб на сумму 3624,25 грн..

Кроме того, 21.01.2014, около 22 часов, гр. гр. ОСОБА_6, лица 2 и 3, после окончания преступлений против ОСОБА_2, находясь в вышеуказанном месте, то есть в районе станции метро «Петровка» и ул. Вербовой, 17 в г. Киеве, действуя в составе группы с лицами 4 и 5 и неустановленными лицами с белыми балаклавами, которые имели при себе предметы, заранее заготовленные для нанесения телесных повреждений, а именно палки (биты) и иные неустановленные предметы, совместно и согласованно, по предварительному сговору с ними, увидев в районе вестибюля станции метро «Петровка» по Оболонскому проспекту гр. ОСОБА_1, ІНФОРМАЦІЯ_9 и ошибочно приняв его за участника акций протеста «Евромайдана», похитили его, осуществив с этой целью в составе группы нападение на потерпевшего с применением физической силы в виде нанесения последнему ударов в разные части тела, в том числе предметами, заранее заготовленными для нанесения телесных повреждений и причинив, таким образом, ОСОБА_1 физические страдания, а далее переместив против его воли в салон автобуса SCANIA, г.н.з. НОМЕР_1. При этом лицо 2 выполнял непосредственные команды и указания лица 1, которые он, в период с 21 часа 54 минут до 22 часов 08 минут, получал по мобильному телефону, с номера лица 1 НОМЕР_4, связываясь с последним с собственного номера НОМЕР_5, и передавая их другим участникам похищения ОСОБА_1, в частности, ОСОБА_6, лицам 3 и 5, которые противоправно, с использованием принуждения, завели ОСОБА_15 в автобус, с целью незаконного лишения его свободы.

После похищения гр. ОСОБА_1, гр. гр. ОСОБА_6, лица 2 и 3, выполняя соответствующие указания лица 1, которое оно получало по мобильному телефону от неустановленного работника милиции, продолжая реализацию своего преступного умысла, направленного на дальнейшее незаконное лишение свободы потерпевшего путем его насильственного удержания в салоне автобуса и перемещения в район палаточного лагеря около станции метро «Бориспольская», остались в указанном автобусе SCANIA, находясь в течении переезда рядом с ОСОБА_1 и удерживая его на сиденьях в задней части салона.

При этом ОСОБА_6 и перечисленные лица, а также лицо 4 и иные неустановленные участники похищения ОСОБА_1, действуя совместно и согласованно, по предварительному сговору группой лиц, 21.01.2014 года, в период приблизительно с 22 часов до 23 часов 50 минут, то есть в процессе противоправного удерживания потерпевшего в автобусе, периодически наносили ему удары в разные части тела, и, таким образом, причиняли физические страдания, задавая вопросы относительно якобы его участия в Революции Достоинства и пытаясь получить от него по данному поводу признание.

Кроме того, с этой же целью ОСОБА_6 и лицо 2 высказывали в адрес ОСОБА_1 угрозы убийством, реальность которых лицо 2 подкреплял демонстрацией имевшегося у него ножа, который прислонял к телу и одежде потерпевшего.

…

— Рассказать вам, кто такие «лицо один» и сотрудник милиции, следствием не установленный…

…

— Лицо один — это Демихов, Виктор Иванович, он же Дёма, криминальный авторитет из Днепропетровска. По данным ГПУ — он от Днепропетровска координировал действия отрядов титушек и был ответственен за план Вихрь — план разгона майдана при помощи вооруженных титушек. На данный момент Демихов является советником губернатора Днепропетровской области, отвечает за связь губернатора с криминалитетом области и силовое прикрытие. А сотрудник милиции, не установленный следствием — это вы. Полковник милиции тогда еще Резницкий. Тогда еще подполковник, верно? Ваша группа вела оперативную разработку по ОПГ Дёмы, вы же — за взятки отпускали его и его людей, не передавая информацию для возбуждения уголовных дел. Но не только за взятки верно? По согласованию с руководством областного УВД — вы завербовали Дёму для исполнения рейдерских захватов и силового разгона митингов оппозиции. Все правильно? Я ни в чем не ошибаюсь?

…

— Полагаю, вы сейчас подумали, что ничем это не закончится, потому что в сливе дела о расстреле Майдана заинтересованы все, слишком много там людей засветилось. Да и Дёма сейчас… можно сказать что неприкасаем — советник губернатора области. Но если, скажем, слить информацию Одессе-антимайдан, и они начнут жечь шины на Еврейской — как думаете, сколько вы продержитесь?

— А вы сколько? — зло спросил Резницкий — думаете, на вас ничего нет?

— Речь сейчас не обо мне. И да, вопрос ведь не исчерпывается Киевом. До недавнего времени — вы были прикомандированы к временной, военно-гражданской администрации Луганской области. И по странному стечению обстоятельств — именно на вашем участке ответственности происходили инциденты, которые не имеют удовлетворительного объяснения. Например, попала в засаду и погибла в полном составе группа бойцов разведбатальона ЗСУ, которая незадолго до этого обратилась к командованию и предоставила видеодоказательства незаконного перемещения товаров, и участия в этом сотрудников полиции Украины. Или — в Харькове был убит журналист, который расследовал, каким образом в Украину попадает продукция луганского завода Луга-Нова, который за время оккупации увеличил производство вино-водочных изделий вчетверо, и все это куда-то уходит…

…

— Я вам не враг. Если бы я был врагом, я бы отдал всю эту информацию Токареву, а он — поверьте, сумел бы ею воспользоваться. Он опер крученый, дельный…

— Что вам надо? — спросил Резницкий.

— Убрать Токарева. И как можно быстрее.

— Просто так его не убрать. Конечно, я имею право его отстранить…

— Речь не об отстранении. Вы должны его ликвидировать.

Даже такой опытный человек как Резницкий — не смог сдержать удивления.

— Ликвидировать?!

— Да. Только не делайте такого лица, полковник, вам это не впервой. Вам и вашим людям, которых вы привезли в город. И которые, судя по всему, уже имеют опыт исполнения заказных убийств…

* * *

Подъезжая к своему дому, Олег Дзюба с раздражением заметил, что не горят фонари уличного освещения. Опять…

Нервное напряжение снайперской засады ушло, оставив горькое послевкусие и вопросы — а зачем ему все это дерьмо? Вот зачем ему эти движения, если он уважаемый человек, контролирует чуть ли не четверть точек в городе, где предоставляются «сексуальные послуги»?

Но нет. Это как колесо. Попал — пищи, но беги.

С Токаревым он был знаком с детства, вместе дрались за один двор, вместе ломали армейскую службу — тогда еще призыв был. А вот после армии пути их разошлись. Токарь — пошел в уголовку. Дзюба — вступил в УНА-УНСО и выехал в Чечню воевать за Дудаева.

Там, он совсем пацаном попал, вместе с восемьюдесятью такими же украинским хлопчиками в мясорубку штурма Грозного. Того самого, первого штурма — в новогоднюю ночь тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто третьего года…

В ту ночь он застрелил первого русского солдата. Поскольку он в украинской армии учился на снайпера — ему дали снайперскую винтовку. Через несколько дней счет убитым он потерял. Стреляли во все что движется. Он выжил в двух снайперских дуэлях со снайперами федеральных сил, хотя это могли быть и не русские. Вместе с русскими — в город входили боевики антидудаевской оппозиции, люди Лабазанова. Среди них тоже было немало снайперов.

В двадцатых числах он был тяжело ранен при ракетном обстреле позиций абхазского батальона Шамиля Басаева, и был эвакуирован из города до того, как все кончилось.

В дальнейшем — он так и воевал вместе с отрядом полковника Басаева и вместе с ним — поехал стрелять в Москву. Да доехали они только до Буденновска.

Из осажденной спецназом буденовской больницы — ему удалось выскочить. Нормального оцепления не было, был полный бардак. Он попался милиционерам — но у него был хороший паспорт с пропиской в Ростове, он был типичным русаком и совершенно не походил на чеченца — потому его даже не задержали. Уже в Ростове он узнал, что правительство России пошло на уступки и Басаев выиграл для Чечни эту войну.

Тем не менее, на родине его ничего хорошего не ждало. Пророссийское правительство Леонида Кучмы назвало бойцов УНА-УНСО, сражавшихся с российским империализмом на кавказской земле бандой грабителей и убийц. Если бы украинским правоохранительным органам удалось бы установить, что гражданин Украины Олег Дзюба участвовал в террористической атаке на Буденновск — стало бы совсем кисло.

Дзюба открылся Токареву, и тот, уже милиционер — сказал, что прикроет его. И прикрыл. Но за все надо платить.

За все в этой жизни надо платить.

Постепенно Дзюба поднялся, он купил ночной клуб, потом еще один, потом обнаружил, что ночные клубы не такое прибыльное дело как это кажется со стороны — и со временем прибыльность падает. А вот связанная с клубами проституция — дело совсем другое. Тем более у него были такие подвязки в УГРО.

Но теперь…

Теперь надо было думать. Токарев мало того что вот-вот может слететь — он явно не в адеквате. На генерала СБУ…

Привычно повернув руль, он вдруг вынужден был изо всех сил давануть на тормоз. Прямо на подъездной дорожке, задом к нему стоял фургон, перекрывая весь подъезд к дому. Он чуть не влепился в него.

Вот же…

Он нажал на клаксон. Еще раз.

Ответа нет.

Да что за…

Внезапно фургон мигнул задними стопами. Ага, так там кто-то есть.

Дзюба еще раз нажал на клаксон. Еще раз.

Ответа нет.

— Ну ты, с…

Он выудил с пола между рядами сидений короткую бейсбольную биту и двинулся разбираться с водителем фургона. Добравшись до кабины, он с силой стукнул в стекло.

— Алё!

Ответа нет. Но в машине кто-то точно был.

— Алё, э!

Внезапно — дверь фургона раскрылась с такой силой, что ударила его по рукам. Яркий луч фонаря высветил его лицо.

— Руки!

И вот тут — Дзюба сделал самую большую глупость в своей жизни. Он видел, что у водителя что-то, похожее на пистолет, но привычно подумал — травмат. За рулем был Ибрагим и он сам бы так никогда не подумал, потому что на Балканах нет травматов и только последний дурак — попрет с битой на пистолет. Но тут травматы были.

— Ах ты…

Пистолет негромко хлопнул, руку пронзила боль — такая, что он выронил биту. Но ярость сделала свое дело — Дзюба выругался и левой рукой достал из кармана Макаров. Но прежде чем он прицелился — Глок хлопнул еще дважды.

От Линкольна появился второй стрелок, высветил лежащего бандита, короля одесских сутенеров. Тот еще хрипел, но было понятно — всё.

— Зачем? — зло спросил Ангел.

— У него пистолет был.

Ангел зло выругался на арабском — перед тем, как умереть, этот подонок должен был ответить на пару вопросов. Нужна была информация. Но — что сделано, то сделано.

— Ладно. Грузим.

Прокатилась по направляющим боковая дверь — внутри все было застелено толстым полиэтиленом…

* * *

Уже вернувшись в город, Токарев решил снова позвонить Дзюбе. Но ни один из телефонов не отвечал.

Обеспокоившись, Токарев решил ехать по адресу Дзюбы — у него была небольшая квартира, оформленная на каких-то алкоголиков, и если он где-то и мог залечь — то только там.

Было уже два часа ночи, когда он подъехал в адрес. Дзюба ездил на приметном автомобиле — Линкольн Навигатор, удлиненная версия, настоящий слон. Его он и нашел на подъездной дорожке к дому, стоящим там, где он никак не должен был бы стоять. Теперь уже Токарев — чуть не въехал в зад джипа.

В отличие от Дзюбы, Токарев, опер с многолетним стажем, моментально просек ситуевину, переключил передачу и резко сдал назад, прикрываясь домом. Выдернул из кобуры табельный Форт-17. Из-под сидения достал аккумуляторный фонарь.

Готов.

Перебежал к машине. Впереди никого не было, он посветил фонарем. Дверь со стороны водителя — открыта, ключ — в замке зажигания, он потрогал капот — еще теплый. Здесь что-то произошло, и произошло не более получаса назад.

Включив фонарь, Токарев двинулся дальше. Пары минут ему хватило, чтобы найти все, что он искал — бита, валяющаяся на земле, следы падения чего-то большого. Он начал искать на дороге, подсвечивая фонарем — что-то блеснуло. Он поднял — пистолетная гильза. Девять миллиметров, не от травмата — боевой.

Прихватило сердце… какая-то нудная боль в руке. Токарев — как во сне добрел до своей машины, сел, опираясь локтями на руль, обхватил голову. Больше не проходила.

Дзюба пропал. Скорее всего, так же как пропал и Палий. За ними идет охота…

— С…а! — вдруг заорал Токарев, выплескивая из себя накопившуюся боль и ярость — С…а! С. а! С. а!

* * *

Сколько он так сидел… боль постепенно прошла, осталась какая-то пустота на том месте, где должно было быть сердце. Надо было звонить… вызывать бригаду… но Токарев просто сидел в машине.

Телефон зазвонил сам. Токарев машинально принял звонок. Через несколько секунд — в трубке раздался знакомый голос…

— Я вам не враг. Если бы я был врагом, я бы отдал всю эту информацию Токареву, а он — поверьте, сумел бы ею воспользоваться. Он опер крученый, дельный…

— Что вам надо?

— Убрать Токарева. И как можно быстрее.

— Просто так его не убрать. Конечно, я имею право его отстранить…

— Речь не об отстранении. Вы должны его ликвидировать.

— Ликвидировать?!

— Да. Только не делайте такого лица, полковник, вам это не впервой. Вам и вашим людям, которых вы привезли в город…

Запись оборвалась. В трубке раздались гудки. Токарев нажал повторный набор номера — телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

С…а.

Токарев, опытный опер — моментально опознал обоих говоривших — Резницкий и Богдановский. Как сразу понял и другое — запись разговора сделал кто-то один из них, и теперь — сливает другого. Сливает ему.

Кто?

Он набрал еще один номер, который помнил по памяти.

Ответили после десятого гудка.

— Кто это?

— Как дела, студент…

— Б… три часа ночи.

— Еще нет. Я тебе дам номер телефона. Пробей его. Прямо сейчас.

— До утра не ждет?

— Нет.

* * *

Спец — он был компьютерным гением, торговал базами данных, приворовывал с карточек и был обязан Токареву свободой — перезвонил через пятнадцать минут. Номер левый, записан на какую-то пенсионерку. Другой вопрос, когда и где он был куплен — в Одессе, четыре месяца назад. Значит, Богдановский. Резницкого тогда в Одессе не было.

Токарев вцепился руками в руль — так что еще немного и хрустнет — чувствуя, как внутри закручивается опасная, тугая пружина…

* * *

Еще через полчаса — он звонил в неприметную с виду квартиру в дорогом жилом комплексе Одессы. Никто не отвечал — но он упорно набирал и набирал номер внутреннего телефона.

— Кто? — наконец ответили.

— Токарь…

— Ты охренел? Три ночи…

— Поговорить надо.

…

— Ладно, поднимайся.

Токарев — поднялся на лифте на площадку, на которой было всего две квартирные двери, из одной из них — выглядывал мужик в халате. Лет пятьдесят, типичное руководящее рыло…

— Ты чего…

Токарев — ухватил его за халат, рывком вытащил на площадку, сунул под нос пистолет.

— Тихо!

Захлопнул ногой дверь.

— Ты… чего… охренел?

— Слушай сюда, Миша… на место Богдановского хочешь?

— Ты охренел что ли? Пистолет убери.

— На вопрос отвечай.

— Какое место Богдановского… ты что, пьяный?

— Слушай сюда, Миша…

Хозяин квартиры был трус — и Токарев об этом знал. Но он ему был нужен только на один раз…

— То, что ты дуешь молдаванам, это замнем для верности. То что молдаване тебя купили за то что разрешают из Приднестровья товары гонять — тоже замнем. Но вот, то, что ты еще и русским дуешь — это уже не смешно. Зрадник ты, Миша.

— Ты… пьяный.

— Я завтра трезвый буду, Миша. А ты как был зрадником, так и останешься.

— Чего тебе… надо.

— Во. Уже соображать начал. Завтра — ты позовешь Богдановского в свой кабинет. И скажешь, что есть информация по порту — что сказать, ты лучше меня знаешь. Разговор ты запишешь на диктофон и отдашь мне. После чего — будешь торговать Родиной и дальше.

— Ты… дурак.

— Чего…

— Дурак ты, Токарев. У нас система антипрослушки знаешь какая. Ничего нельзя записать, телефоны не работают. После пленок Онищенко знаешь, как все пересрались[61]. Нам американцы систему устанавливали.

Токарев чуть отпустил хватку…

— Что, попал?

— Не в этом дело. У тебя окна на Екатерининскую выходят?

— Да. А что?

— А то. У нас лазерная система прослушки есть. Пишет по стеклу. И ничем ее не заглушить, понял?

— Писать генерала СБУ — это пипец. Ты понимаешь, на что сам идешь, и на что меня подписываешь.

— Все я понимаю, Миша. Все. Богдановский нашего Папу убил.

У зама полезли глаза из орбит.

— Семидрева?! Ты чего? Зачем ему?

— Город не поделили. А сейчас он меня заказал. И у меня выхода, в общем-то, нет — или я или он. Сбросим его — начальником СБУ будешь ты. Да… стекла у тебя бронированные?

— Нет. Подожди… а тебе какая разница?

— Какая-какая. Сам подумай — как можно писать с бронированного стекла, оно же мертво стоит. Ну-ка…

Токарев быстро поменял диспозицию, встал рядом, достал телефон — для селфи.

— Ну-ка, сделай чи-и-из…

…

— Это на случай, если ты меня Богдану заложить соберешься. Имей в виду, я не только про молдаван и русских знаю. И молчать не буду. Бывай.

Миша посмотрел на Токарева глазами, в которых была вся скорбь еврейского народа.

— С…а ты, Токарев.

— Знаю. Но я с…а умная.

29 апреля 201… года. Украина, Одесса. ул. Еврейская 43 Здание СБУ по Одессе и Одесской области

Этим утром — на Екатерининской снова появилась девушка — она бывала тут по утрам уже третий день. Простенько одетая, красивая, в джинсовой куртке — обычная одесситка. Одесситки ведь красивые, в городе настоящий культ красивых женщин, настоящая одесситка накрасит губы даже если надо вынести мусор. Она устроилась на Екатерининской, положила перед собой футляр от гитары, и запела, аккомпанируя на гитаре себе сама. Без фанеры, без магнитофона, без всего. Пела она на русском, на английском, и еще на каком-то языке, в котором немногие знающие, могли опознать испанский — без труда переходя с одного языка на другой. Несмотря на то, что сейчас был не совсем сезон, и туристов было мало — кое-что девушка все же заработала — небольшая горка монет и несколько мелких купюр лежали в футляре, когда на улице появился Ланд Крузер начальника областного СБУ…

Никто из прохожих, в том числе и те кто, возможно, контролировал улицу пешими патрулями, не мог предположить, что уличная певица, которая каждый раз располагалась в другом месте — на самом деле просчитывает сектора обстрела зданий СБУ и МВД, ищет снайперские позиции, прикидывает насколько помешают деревья и засекает, сколько секунд нужно человеку, чтобы пройти от машины до дверей здания. Никто просто в это бы не поверил.

Провалилась она случайно — дело в том, что в Одессе управления МВД и СБУ находятся совсем недалеко друг от друга. Чтобы держать ситуацию под контролем минимальными силами — Ангел и Ибрагим поставили в нескольких местах небольшие малозаметные веб-камеры, а в одном месте — оставили машину с двумя видеорегистраторами, постоянно включенными на запись и подключенными к интернету. Все записи с камер — уходили в сеть, на облачное хранилище данных и по мере возможности и необходимости — просматривались.

Сейчас — записи просматривал как раз Ангел, большинство тех, кто оставались еще в живых были сотрудниками полиции, в том числе один — центрального аппарата, и ему надо было понимать, во сколько он уходит с работы и во сколько приходит. Джип начальника СБУ привлек его внимание — и тут он заметил уличную певицу… ее было плохо видно из-за дерева, но она повернулась, провожая взглядом джип. Не веря своим глазам, он сделал стоп-кадр, перегнал на программу обработки изображения. Программа проскочила секунд за двадцать…

— Карамба! — в голос выругался он и ударил по двери кулаком.

Проснулся Ибрагим — он, как и любой опытный солдат спал всякий раз, как только это было возможно.

— Что… что-то случилось?

— Подмени меня. Я возьму машину.

* * *

Hoy en mi ventana brilla el sol

Y el corazon

Se pone triste contemplando la ciudad

Porque te vas?

Como cada noche desperte

Pensando en ti

Y en mi reloj todas las horas vi pasar

Porque te vas?

Todas las promesas de mi amor

Se iran contigo

Me olvidaras, me olvidaras

Junto a la estacion llorare igual que un nino

Porque te vas? Porquetevas[62]?

Ей нравился испанский язык — по-настоящему нравился. Простой и легкий в освоении, никаких премудростей с временными формами и неправильными глаголами как в английском, певучий как мова до того как ее искалечили галицизмами — он исключительно легко усваивался и как бы лился сам, свободной рекой. Она начала осваивать испанский еще в германской клинике — и уже через пару месяцев могла бойко болтать на нем на улице, приводя в изумление даже много повидавшего Ангела. Как потом оказалось — у нее были великолепные способности к освоению языков и цепкая память. Таблицу поправок для триста восьмого калибра до тысячи метров — она запомнила после пары прочтений.

Но здесь триста восьмой не понадобится. Обычный автомат Калашникова, который она найдет, как и где купить. Даже оптический прицел не нужен. Хватит открытого. Дистанция огня практически кинжальная — максимум сто — сто пятьдесят метров. До двери он идет семь — восемь секунд — за это время она успеет сделать, как минимум пять точных выстрелов. Вопрос — стоит ли стрелять, как только он будет у двери здания, или сразу, как он выйдет из машины. Если сразу — как только он упадет, его прикроет собой машина, а первый выстрел может оказаться не смертельным. Если отпустить его и выстрелить в последний момент — охрана может успеть втолкнуть его в здание, и если первая пуля опять-таки окажется не смертельной…

— Красиво поете, синьорита…

— Спасибо… — машинально ответила она на том же языке.

* * *

На нем был легкая куртка — флиска, такие используют профессиональные стрелки, потому что она позволяет максимально быстро выхватить оружие. Индивидуальный пошив — похожая на обычную куртку, никаких moralepatchesна рукавах и груди. Левую руку он держал в кармане куртки — но это ничего не значило. Он никогда бы в нее не выстрелил, и она это знала.

— Мерседес справа от тебя, дальше по улице. Садись в машину…

Она отрицательно покачала головой.

— Садись в машину — не повышая голоса, приказал он.

* * *

В нем боролись самые разные чувства… злость… любовь… и то в чем он сам себе никогда бы не признался — гордость. Она была его творением. Он научил ее тому, чего она знала, сделал ее тем, кем она была. Но она не была послушной глиной в руках опытного мастера — в ней был гордый и неукротимый характер. Наверное, потому он так и любил ее. Настолько сильно, что сам не отдавал себе в этом отчета.

Место она, конечно, нашла… то еще. Приморский район, Еврейская, Екатерининская — все контролируется. Скорее всего — в числе прохожих будут скрытые патрули (на самом деле это было не так, контрразведывательный режим и режим безопасности в Одессе, как и по всей Украине, зиял дырами). Могут заметить, заснять номер… а машину менять — тоже проблема.

Перед тем, как выйти из машины, он проверил все свое оружие. Два основных пистолета — Глок-17 слева и справа. Два запасных — NAA32, один в рукаве, другой в районе воротника, там, где оказываются пальцы, когда выполняешь команду «руки вверх». На щиколотке он кобуру никогда не носил потому быстро выхватить оружие невозможно.

Если кто попытается его остановить — ему же хуже…

— Садись в машину…

— Я здесь работаю, не видишь? — сказала она — иди в машину, я сейчас подойду…

Если кто это и видел со стороны — то мог подумать о певице и очарованном поклоннике, или о папике и его своенравной красавице — но никак не о том, что было на самом деле…

И неизвестно, как бы все повернулось — но тут произошло то, что не ожидал никто. Какой-то хлопок… чуть тише, чем лопнувшая шина, удар, звон стекла.

Это явно был винтовочный выстрел. С глушителем… сколько раз он это слышал.

Карамба!

— Быстрее! — он схватил ее за руку.

— Футляр!

Она схватила футляр с деньгами, гитару и побежала за ним. Он был уже у машины.

— Давай назад.

Дверь захлопнулась. Мерседес рванул с места… он выругал себя последними словами — машина засвечена, больше ей пользоваться нельзя. Приходится предполагать, что она попали под объективы камер и их поведение выглядит как поведение наводчиков. Так это или нет — значения никакого не имеет.

Он свернул на Троицкую. Потом на Осипова.

Карамба!

Мы в ответе за тех, кого приручили….

Он посмотрел в зеркало заднего вида. Она старательно пересчитывала деньги.

— Сколько? — спросил он.

— Сто тридцать гривен — ответила она — с копейками.

— Сколько это в долларах?

— Чуть больше четырех.

— Неплохо.

— Раньше больше получалось — ответила она — но да, неплохо…

* * *

Машину они бросили — там, где ее не сразу найдут, и там, где ее можно будет забрать при крайней необходимости. Он переговорил по телефону, после чего выбросил и телефон и сим-карту — по отдельности. Проехав на трамвае, они оказались в другом районе города, где их подобрал Ибрагим.

С Ибрагимом — они выехали на самую окраину города, там на охраняемой стоянке стоял их билет на выход — огромная фура с тайниками, в которых может и человек поместиться. Место было грязное, засранное, стоянка дальнобоев рядом. Самое то место для выяснения отношений, ссор и бытовых убийств…

Он подобрал несколько камушков с дороги, выбрал примерно равные по весу — и вдруг начал ловко жонглировать ими. Камни — летели все быстрее и быстрее, она, не сдержавшись, улыбнулась. Он всегда находил способ заставить ее улыбнуться, подчас самый неожиданный.

— Давно здесь? — спросил он, не переставая подбрасывать камешки.

— Несколько дней.

— А баронесса?

— Я убежала.

— Врешь. Лови! — вдруг сказал он.

Она сумела поймать два камня из трех. Обеими руками, что для нетренированного человека — почти невозможно.

— Молодец — сказал он — но врешь ты плохо. От баронессы никто и никогда не убежал бы. Она бы посадила тебя в подвал, но не отпустила бы. С ней я еще поговорю. Сейчас поедем в аэропорт, отправлю тебя отсюда. В Минске тебя встретят.

Она прищурилась.

— А ты заставь.

— Не играй с огнем — спокойно ответил он.

— А я не играю — зло сказала она — я живу. Это моя жизнь и моя война, понял?

— Это не твоя жизнь. Твоя жизнь в Париже. В Испании. В Аргентине. Ты графиня Мерседес де Сантьяго, гражданка Испании, приемная дочь графа де Сантьяго.

Она покачала головой.

— Это не так. И знаешь почему? Потому что здесь все еще есть те, кто издевался надо мной и сейчас издеваются над другими. Пока они живы — я не де Сантьяго. Я — Алиса. Маленькая девочка из Одессы.

— Я решу эту проблему.

— Или они решат твою. Я приехала, чтобы помочь тебе.

— Спасибо, помогла. Лучше бы сидела в Марселе.

Она кинула в него камешком, который держала в руке, он уклонился.

— Я не шучу.

— Я тоже… — она направилась в дороге.

— Куда ты?

— У меня номер в отеле — она назвала отель — поймаю машину на трассе. Хочешь, приходи.

— Подожди.

Он бросился за ней. Догнал…

— Алиса… — только и смог сказать он — господи, Алиса…

— Георгий…

Она потянулась к нему рукой, привычно запустила руку в его волосы. Совсем другим голосом сказала.

— Ты же совсем поседел…

Он грустно усмехнулся.

— Придется подкрашивать. Иначе как я буду выглядеть рядом с такой красавицей…

Сколько так они стояли… кто знает. Да и — важно ли это?

— Кого ты там собиралась убрать на Екатерининской?

— Богдановского. Начальника СБУ.

— Зачем? Ты мне про него не говорила. Он что — тоже?

— Он — хуже…

Одесса. Много лет назад

Кемет снова во мгле

На Синайских высотах бушует гроза

Он уже на земле!

О, мой Бог!

Он уже открывает глаза!

Оргия праведников

Как мы живем…

Как то так получилось, что мы постепенно свыклись с тем, что нас окружает, с той системой ценностей, которая господствует в нашем обществе, системой не людской, циничной и жуткой. Но иногда, когда становится совсем невмоготу смотреть на все на это — на язык просится вопрос: откуда все это?! Откуда?!

Ответ на этот вопрос прост и циничен.

От грязи…

Когда случилось то, что случилось, содержательница салона — понятное дело, не позвонила в милицию. Она позвонила своей крыше в милиции. Первым приехал Токарев, зам нач райотдела, оценив, какой трындец случился — отзвонил начальству, эзоповым языком доложил о ситуации. Приехал сам Красовский, начальник угрозыска Одессы.

Сейчас — ситуацию в общем то уже взяли под контроль. Девиц загнали по комнатам и заперли, двое дюжих санитаров в грязных халатах — спускали вниз, в труповозку труп на носилках. Лишние экипажи тоже отсюда отправили.

Сейчас — подполковник полиции Красовский стоял у стены и испытующе смотрел на грузного, некрасивого мужика, сидящего на краю траходрома и смотрящего на свои руки.

— Я не хотел… понимаете, я не хотел… — бормотал он.

— Да вы не переживайте так, Георгий Степанович… — сказал Красовский.

Мужик поднял голову и посмотрел на него.

— Вопрос вас… сложно — но решаемый. У вас часто такое бывает?

Мужик вздрогнул.

— Э… нет. Я сам не знаю, как так получилось.

— Ну… получилось так получилось. Дело мы возбуждать не будем. Может, придется заплатить родителям, чтобы молчали. Тысяч пятьдесят у вас есть, Георгий Степанович?

— А… да, конечно. Конечно…

— Вот и хорошо. Да вы одевайтесь… чего вы так сидите. Полковник СБУ так сидеть не должен, верно, Георгий Степанович …

* * *

Красовский через полчаса вышел. Токарев нервно курил на крыльце старинного дома, часть которого занимал массажный салон — тире бордель со специальными услугами. Подполковник махнул рукой…

— Поехали…

* * *

Уже по дороге — Токарев спросил подполковника — ему до сих пор было не по себе от того что он увидел.

— Что этот?

— Согласился… — Красовский опустил стекло машины и смачно сплюнул… ветер унес плевок. Это кстати не случайность — он псих законченный. Сдерживаться уже не может долго. Надо будет ему организовать, я думаю…

— Что?

— Он переступил черту. Крови попробовал. Так он не остановится. Лучше если мы ему будем подгонять… баб для снятия стресса. Только перед этим смотреть чтобы родственников не было… ну все такое. Иначе он засыплется. А теперь нам это не надо. Мы теперь его беречь должны…

Токарев рванул руль, вдарил по тормозам, врубил аварийку. Пролетевшая мимо машина возмущенно засигналила.

— Э… ты чего?

— То есть, мы ему телок будем поставлять, а он их будет мочить? Так?

Начальник областного УГРО прищурился.

— А если и так? Возражения имеешь?!

— Да это же… это же пидзец неизлечимый!

— Чего?

Красовский — на людях держал имидж милиционера, служаки, честнаря — но сейчас все это слезало с него как человеческая кожа — с оборотня. И явственно проступало нелюдское — шерсть и клыки.

— Ты че, с…а. Честным решил стать, а?

…

— Так надо было раньше. Когда ты еще Грача не завалил. И Француза. Помнишь таких? Или забыл уже?

— Но явный же беспредел.

— Это не тебе решать. Беспредел не беспредел… сейчас кругом беспредел.

Оба замолчали.

— Чтобы я больше не слышал — жестко сказал Красовский — со своими ё-рефлексиями разбирайся в мое отсутствие.

— Понял — сказал после запинки Токарев — извините.

— Этот СБУшник — еще не раз нас из дерьма вытащит. Поехали…

29 апреля 201… года. Украина, пригород Одессы

— Так значит, Богдановский — маньяк? Ты уверена?

Алиса кивнула.

— Как ты это узнала?

Она горько усмехнулась.

— Наш маленький мирок.

— Что?

— Наш маленький мирок. Где все и всё знают. Знаешь, в этом мирке — ничего скрыть невозможно. Мы наги не только телом, но и душой. Все про всё знают, говорят. Если ты идешь в бордель, будь уверен — там про тебя узнают всё.

…

— Я подслушала разговор. Они поставляли ему девочек, зная, что первый раз — всегда будет последним. Токарев… тогда еще начальник районного розыска… сейчас он начальник городского. Он ругался и говорил, что это беспредел. Что нельзя выкармливать маньяка на нашей земле — он так сказал.

— Но ничего не сделал?

— Попробовал бы он… Все повязаны. Все. Если Богдановский маньяк и милиция об этом знает — это не повод арестовать Богдановского. Это повод договориться с Богдановским.

— Но…

— Как ты думаешь, почему я приехала? Я могла бы просто сидеть на Лазурном берегу и ждать тебя. Бегать по утрам. Учить немецкий. Но я поехала сюда, потому что знала — ты столкнешься здесь с тем, чего никогда в жизни не видел. И погибнешь — если рядом не будет меня. Меня, которая знает…

Ангел смотрел в лобовое стекло, которое отделяло чистый и уютный салон их машины — от ночной тьмы. Он многое видел в жизни и еще больше совершил — но такого уровня распущенности и зла — он действительно не видел. В Ираке — район шел войной на район, могли расстрелять человека только за то, что у него имя Али, или сжечь парикмахерскую, чтобы не брили бороды, каждое утро на улицах находили трупы, часто со следами чудовищных пыток. А иракские полицейские, нанятые американцами — чаще всего вместо того, чтобы нести службу, вытаскивали на крыши полицейских участков матрацы и лежали целый день под солнышком вместо того чтобы нести службу. Но почему то он и в Ираке представить себе не мог, чтобы полиция не только покрывала высокопоставленного маньяка, но и поставлять ему жертв. Это просто не укладывалось в голове — полиция вместо того, чтобы арестовать маньяка, поставляет ему все новых и новых жертв.

Как вообще такое возможно?

Но ведь как-то возможно.

— Сиди в машине.

Ангел выбрался — наружу, во тьму. Бошняк стоял у багажника и нервно курил.

— Слышал?

…

— Что думаешь?

— На нашей войне… были торбари. Это такие люди… которые шли за боевыми отрядами… они добивали раненых… мародерствовали… зубы золотые отвертками изо рта доставали. Я думал, что видел самое плохое. Оказалось… нет.

…

— Как же так можно, Рус. Как же так можно.

— Можно… — Георгий смотрел в окно — все можно. Знаешь, это очень легко. Можно. Ты просто говоришь себе — Бога нет. И сразу все становится очень — очень легко…

— Но как так можно — жить без Бога?

— Можно. Можно, дружище. Коммунисты отменили Бога. Здесь живут без Бога уже добрую сотню лет…

* * *

Интернет подтвердил — начальник СБУ по Одесской области, генерал Богдановский — убит неизвестным снайпером. Убит прямо в кабинете СБУ, найдено орудие убийства — но снайпер скрылся.

Кто убрал Богдановского — было непонятно. Сомнений не было в том, что это не был он и это не была Алиса. Его план — спровоцировать в Одессе криминальную войну и под шумок убрать тех, кого нужно — работал так, как он и не предполагал. Похоже, что он разворошил осиное гнездо — и осы, вылетев из гнезда и не найдя объекта для своей ярости — начали жалить друг друга.

В Одессе стало слишком опасно — они переместились в Черноморск, до 2016 года бывший Ильичевском. Тоже порт и достаточно оживленный курорт, причем в чем-то даже лучше одесского — он имел единственный в Украине экологический сертификат на пляж — Голубой флаг. У Алисы — были чистые документы. Что касается остальных — им надо было отсидеться.

Решение придумал Ангел — простое и действенное. Если дороги в Одессу могут быть перекрыты — надо просто арендовать лодку или катер, и перемещаться по морю. Большинство полицейских и военных — сухопутчики, и перекрывая дороги блок-постами — они забывают про водные пути. Но Ангел был морским офицером…

— Итак, что у нас есть. Семидрев мертв. Богдановский мертв. Мы убрали Дзюбу — хотя и не так как хотелось бы. Убрали Гермиана и его людей. Остались — Палий и по твоим словам еще двое.

Алиса покачала головой.

— Палия больше нет.

…

— Я его зачистила.

— Как?

— Он на дне моря. Никто его не найдет.

Мужчины, за каждым из которых было свое кладбище — сидели и смотрели на нее. А она — смотрела на них.

— Ты не засветилась?

— Нет.

— Уверена?

Она ничего не ответила.

— Хорошо — подвел итог Ангел — остаются двое, оба рядовые бойцы криминального мира. Убрать их можно за день, после чего — нужно будет уходить. Варианты отхода: основной — морем, запасной — фурой, на Молдову. Пограничники за деньги готовы мать родную продать, эта машина им знакома. Ты возвращаешься в отель и ждешь нас.

Алиса покачала головой.

— Не получится. Я с вами.

Чувствуя, что другу нужна помощь, подключился Ибрагим.

— Девочка, тебе лучше не лезть в это дело…

И — весь опыт не помог Ибрагиму, еще мгновение — и он лишился бы глаза. Титановая ручка с заостренным пером — уперлась ему в глазное яблоко, выступили слезы.

— Я тебе не девочка, понял?! Девочек ищи в Булонском лесу[63], придурок…

— Ладно… — сказал Ангел — убери это. Возьмешь винтовку, прикроешь нас. Стрелять из винтовки еще не разучилась?

Она отрицательно покачала головой.

* * *

— Зачем ты научил ее этому? — спросил Ибрагим, когда они остались одни — она же ребенок совсем. Ровесница Златы. Зачем? Неужели мало зла, которое мы творим?

— Знаешь… — Ангел задумался — когда я был уже взрослым, я с удивлением обнаружил, что не все знаю о своей жизни. Например, я не знаю о том, что мой дед — приказал расстрелять мою мать сразу после того, как я родился. А потом скрывал это от меня и не признался даже перед смертью в том, что сотворил. А мой отец ничего не смог сделать… он просто пил до тех пор, пока не умер. И мама тоже защитить себя не смогла.

Ибрагим пробормотал что-то про Аллаха всемогущего.

— И ты, и я знаем, за то, что мы делаем, в ответе наши близкие. Твоя дочь носит пистолет не просто так. Поэтому же я научил и ее — чтобы ее не смогли расстрелять, как расстреляли мою мать. Никогда не смогли.

Ибрагим не нашелся что ответить.

— И да. Мы не творим зло. Мы творим правосудие, которого для этих людей давно не существует. Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле…

29 апреля 201… года. Украина. Одесса

В отличие от Ангела — у Резницкого было больше людей под рукой и больше возможностей для организации слежки. Понимая, что основной его враг и главная для него опасность в городе — это его зам, начальник одесского уголовного розыска Токарев — он поставил своих пацанов следить за ним. Конечно, их нельзя было считать профессионалами в слежке — но у них были чистые документы, военный опыт и пара беспилотников, которые они оставили у себя после участия в АТО. Беспилотники, в том числе один квадрик и один самолетного типа[64] — сильно помогали, потому что слежки с беспилотников — в городе никто не ожидал.

Утром — позвонил Лещ, сказал, что есть что-то срочное и надо приехать. Резницкий сказал, что приедет позже — нет времени. Потому что в это время — он бежал к находящемуся совсем рядом зданию СБУ — вместе с несколькими своими подчиненными.

Оцепление еще не поставили. На входе парнишка — вскинул автомат, нацелил на них.

— Стоять! Стой, где стоишь!

Резницкий показал руки.

— Спокойно… спокойно, полиция…

— Стоять! Стоять, сказал!

— Хлопчик, автомат-то опусти…

Резницкий повернулся — за его спиной стоял Токарев.

— Ты тут откуда?

Токарев пожал плечами.

— Стреляли…

* * *

Внутрь их так и не пустили. Приехала прокуратура, оперативное сопровождение — будет, понятное дело, осуществлять само СБУ. Всё здание перекрыли — но за периметр их не оттеснили. Резницкий и Токарев — остались стоять около здания СБУ…

Курить.

Мимо — проехал Мерседес, номера блатные. Остановился у дверей. Токарев кивнул.

— Прокурор Одессы. Сема Фишман.

— Что про него знаешь?

— Про Сёму? В Морской партии, это здесь билет наверх. Метр в прыжке, поэтому ощущает себя ущемленным во всех смыслах. Если машина — то Мерс. Если квартира то в Майами. Взятки берет, в том числе девочками. Даже предпочитает девочками — потому что деньги ему приносят подчиненные…

Резницкий иронически поднял брови.

— Борзыми щенками тоже?

— Щенков видимо не предлагали.

— И как же такой Казанова до сих пор на посту прокурора?

— Ну, во-первых, прокурор наблюдает за тем, чтобы все соблюдали закон, так? А кто будет наблюдать за самим прокурором? Это первое. А второе — кто же снимет прокурора Одессы? К нему даже генеральная не подступится. Слышал про Одесскую юридическую академию?

— Слышал что-то.

— А я тебе не что-то, я тебе всю тему расскажу. Там у нас такие девочки, и мисс Украина и мисс мира учатся. Понятное дело, что зачеты им не за красивые глаза и воздушные поцелуи ставят, приходится отрабатывать. Потом — их распределяют… и вот прикинь, судья или прокурор. Дома напряги, нервы ни к черту, лишний вес. А тут такая красавица — умница, на все согласная, потому что в академии ее вся профессура не по разу по кругу пропустила, и терять ей нечего. Снял судья или прокурор стресс — раз, потом еще раз и еще раз — к хорошему привыкаешь быстро. Только красавица эта помнит, кому она дипломом и местом обязана. И вот — в Одессе рано или поздно появляется пленочка с постельными утехами очередного чина. Которому при случае эту пленочку и покажут…

Резницкий покачал головой.

— П…ц.

— Еще бы. Вся Одесса судачит, с кем на сей раз ректор отдыхать едет…

— А архив? Где он?

— А никто не знает. Я сам пробовал подступиться. Хрен.

— А Богдановский. Как думаешь, кто его?

Токарев пожал плечами.

— А хрен его знает. Все крутил — мутил. По ночам со всякими встречался. Вот и завалили…

Токарев и Резницкий переглянулись — и Резницкий понял — знает. Хрен знает, откуда — но знает…

С…а.

* * *

Обычно — заказные убийства на Украине не раскрываются, только если как в случае с Вороненковым — киллера не удается пристрелить на месте. Но в данном случае — полковник Резницкий мог гордиться собой — убийство Богдановского он раскрыл менее чем за сутки.

Себе на беду…

До конца дня — он вел переговоры с Киевом и очень непростые переговоры. В городе резко пошла вверх кривая преступности, ЧП за ЧП. С министром его не соединили, зам министра на него наорал. Сказал, что если так и будет — то его назначение под вопросом. Это было привычно и ожидаемо — до тошноты. Киеву, в общем-то, срать на состояние дел с преступностью в Одессе — как и в любом другом городе, так и в стране в целом. Преступность везде идет вверх, расширяясь и качественно трансформируясь — вон, новую моду взяли, похищения людей… ребенка могут украсть ради тысячи — двух долларов. Киев интересует только количество денег, которые наверх засылают регионы. Но при этом — Киев будет кривляться и делать вид, что его интересует преступность — а он должен виниться, каяться и говорить, что все исправит. Таков сценарий, таковы условия игры. При этом каждый понимает, что это не более чем игра, что жизнь — это круговорот бабла в карманах — но продолжает в нее играть. Противно, но привычно.

Перед тем, как заходить в адрес — он проверился. Хвоста за ним не было. Точнее — он думал, что не было. Потому что неизвестные — установили ночью маячок под бампер его машины, а полковник — давно уже разучился ходить пешком, и подъехал к нужному дому прямо на машине. Это было серьезной ошибкой.

Пацаны были на месте — отдыхающая и бодрствующая смена. Дежурная — продолжала отслеживать действия Токарева.

— Слава Украине.

— Героям слава.

— Чего звонили с утра?

— А вот, посмотрите сами…

…

— Вот это вот мы вчера сняли. На берегу.

Резницкий начал перебирать фотографии в ноутбуке.

— Ё… в … — растерянно сказал он.

На фотографии — было двое мужчин и две машины. Один из них — Токарев и его джип. Второй неизвестный. На одном из снимков — четко была видна винтовка с глушителем и оптическим прицелом — которую Токарев передавал этому мужику.

Это была СВД с глушителем — Резницкий видел такие не раз в АТО. По своим каналам — он знал, что из такого же ствола исполнили и Богдановского.

Получается, что начальник уголовного розыска области — завалил начальника СБУ области.

В нормальной стране и при нормальных обстоятельствах — полицейский, обнаруживший это, обратился бы к начальству, в прокуратуру, дело было бы раскрыто, журналисты написали бы сенсационные статьи, сам полицейский получил бы медаль и возможно, старт своей политической карьеры. Но это была Украина.

Украина не была нормальной страной.

Обстоятельства не были нормальными.

Резницкий не был полицейским в том смысле, какой заложен в законе и который ожидают от него в обществе.

И потому сообщить о том, что он обнаружил, Резницкий даже не подумал.

Он понял, что всю стратегию взятия под контроль города и области надо пересматривать. Потому что одно дело — когда тебе противостоит оборзевший начальник УГРО вместе с не менее оборзевшей сворой оперов. И совсем другое — когда тебе противостоит человек, способный легко и непринужденно убить генерала СБУ. Такое поведение возможно только в одном случае — когда за тобой стоят силы, посерьезнее, чем СБУ.

А в Одессе с ее источниками доходов — такое вполне возможно.

Резницкий понял, что если он продолжит наезды на Токарева — то с ним может произойти то же самое и даже Кардинал его не прикроет.

Резницкий поднял глаза от экрана. Его хлопцы — смотрели на него.

— Копию записи на флешку сделали?

— Так точно.

— Давайте сюда…

* * *

Получив копию записи и стерев запись на ноутбуке, Резницкий поехал домой. В это время ему позвонил Кардинал. Он был явно недоволен, Резницкий понял это по голосу.

— Что у вас там происходит? — с порога начал он — в министерстве утром коллегия была, Одессу на всю лады склоняли. Имей в виду, если ты там порядок не наведешь, я тебя ни за какие деньги не смогу протолкнуть.

— Бандитский передел идет, Тарас Игоревич. После гибели Семидрева группировки вышли из-под контроля.

— А ты там на что? Просто присутствуешь? Ты вообще, чем там занимаешься?

— Работаем, Тарас Игоревич. Я решил не вмешиваться, пусть крысы грызут друг друга.

— Это твое «грызут» может дойти до оргвыводов. Министр сегодня на крик сорвался, его самого на Банковой е… Еще эти статейки подметные… опять статья вышла, слышал, да?

— Мне не до статей, Тарас Игоревич.

— Не до статей ему. Попробуй поработать по Богдановскому. Лучше его связать с каким-нибудь криминалом не местным. И зачистить — под шумок.

Резницкий мрачно усмехнулся. Флешка жгла карман.

— Сделаем, Тарас Игоревич.

— А по Токареву у тебя что? Ты его еще не уволил?

Вот же старый пень. Как чувствует.

— Нет, Тарас Игоревич.

— А чего ждешь?

— Тарас Игоревич, Токарев нам может быть и полезен.

— Чем интересно?

— Я к нему присмотрелся, Тарас Игоревич. Он реально контролирует многие вещи в городе, реально знает людей, у него есть реальная команда — люди, которые его слушают, и которых он держит в узде. Кому бы потом не продали город — Токарев будет ему нужен для контроля над городом.

— Глупости говоришь — отрезал Кардинал — причем две сразу. Первая — город для того и покупают чтобы поставить везде своих людей. Не делиться же с этим… Токаревым. Второе… чем больше ты про него говоришь, тем больше я убеждаюсь, что это неуправляемый и опасный человек. Он опасен и для нас и будет опасен для покупателей. Убери его.

— Тарас Игоревич, а что если мы оставим Одессу… себе?

…

— Тарас Игоревич, тут же золотая жила. Все в одном месте — порт, бабы, товарные потоки, водяра, сиги — всё. Плюс — недвижка, считай тут все побережье — золотое, на одной земле можно озолотиться. Сколько бы не заплатили за Одессу — все равно будет мало. Тут надо обустраиваться, с расчетом годами работать, как Семидрев.

— И где сейчас Семидрев?

…

— То-то. Ты я смотрю, совсем не соображаешь. Суть момента не чувствуешь. Какими, на… годами, завтра страны может не быть!

…

— Мы же все одним днем живем — потому что завтра у нас может и не быть. Это у вас там еще ничего, а у нас тут, в Киеве… Завтра — могут быть путинские танки на Крещатике! Завтра — бандеровцы нас всех по фонарям могут перевешать! Ты хоть представляешь себе, как нас все ненавидят!?

…

— А ты… годами. Тут бы день простоять, да ночь продержаться. Три ляма получил — хорошо. Пять — еще лучше. Через год — два, если удержишься — новый конкурс устроишь, снова должность продашь. А ты — годами работать. Дурак!

— Извините, Тарас Игоревич.

— То-то и оно. Работай и отсебятину не пори. Завтра жду от тебя доклад, как ты собираешься решать проблему Токарева и что у тебя с резонансными. Найди кого-нибудь из русского актива и на них всё повесь — что мне тебя, учить что ли? Как маленький…

— Понял, Тарас Игоревич.

30 апреля 201… года. Украина. Черноморск

Несмотря на то, что пляж в Черноморске и в самом деле был чистым — с другими атрибутами досуга — были проблемы. Например, не было цивилизованной марины — стоянки для яхт и невозможно было арендовать ни яхту ни прогулочный катер — все только в Одессе. На пристани — ему назвали человека, который сможет помочь… контрабандиста, наверное — но его на месте не было и он был должен появиться ближе к вечеру. Он остановился у ларька, чтобы купить местное мороженое. Кто-то подошел и встал со спины — тоже за мороженым.

— Георгий Александрович.

Ангел оглянулся…

Неприметный мужик, среднего роста, одного с ним возраста или чуть старше. Только внимательный и цепкий взгляд — выдавал его.

И имя, которое он назвал — украинцы знать не могли. Это было его имя. Его русское имя. По паспорту, который ему выдали российские спецслужбы — как признание заслуг перед Россией.

Сколько их?

Он посмотрел дальше… сразу заметил еще одного. Он держался в нескольких метрах, куртка расстегнута — готов стрелять. Наверняка есть и другие. Возможно, есть и снайпер — вон на тех домах…

— Я вас не знаю.

— Зато я вас знаю. Вам привет.

— От кого?

— От Музыканта.

Музыкант — был одним из самых высокопоставленных российских чиновников «питерской команды». На Украине этого тоже знать никак не могли…

— Ваше имя?

— Шульгин. Полковник Шульгин. Вы голодны?

— А если и так?

— Вон в том заведении отличная жареная рыба. Присядем?

Ангел отрицательно покачал головой.

— Заведение предпочитаю выбирать я сам.

Шульгин улыбнулся.

— Да как вам будет угодно…

* * *

Они взяли столик в одном из заведений, где подавали пельмени. Ангел заказал традиционные, с мясом, полковник Шульгин остановил свой выбор на варенниках с сыром, сладких. Пятьдесят гривен за двойную порцию…

— Признаться… — сказал Шульгин, берясь за вареники — нам пришлось вас поискать. Такой прыти — мы от вас не ожидали. Ликвидировать всех силовиков области…

— Что вам нужно? — спросил Ангел.

— Видите ли… я говорю сейчас не от своего имени. Я говорю с вами от имени Музыканта. Музыкант помнит, что вы сделали для России. Это никогда не будет забыто. И когда вы попросили у нас материалы по Одессе — мы предоставили их вам, даже не задавая вопросов. Такой уровень доверия… не оказывается почти никому, и вы должны это понимать.

Ангел кивнул.

— Но мы никак не думали, что вы начнете публиковать материалы в газете. И тем более мы не ожидали, что вы ликвидируете одесских силовиков. Никак не ожидали.

Шульгин прервался, чтобы занятья варениками.

— Вкусно… — сказал он — на Украине всегда вкусно готовили.

— Вы украинец?

— Да как сказать. Мать украинка, родился в Ростове. Казак я, наверное — по отцу…

— Можно вопрос? Как вы считаете, это — Россия?

Шульгин — продолжал есть вареники.

— Вам не жаль эту землю?

— Вкусно… — Шульгин отодвинул тарелку… — что ж, если вы на сентиментальность решили давить, то послушайте. Жалко. Так жалко, что сейчас расплачусь. Но мы с вами — прекрасно знаем, чем мы занимаемся, и сантиментов для нашей профессии не существует. Мы сильно ошиблись в две тысячи четырнадцатом и сейчас начинаем это понимать. Наша политика корректируется. Мы не можем ни устраивать сами, ни поддерживать террористические акции, ни в Одессе, ни в любом другом городе Украины. Здесь нет явного, четко структурированного и готового действовать пророссийского большинства. И не было его нигде в Украине, кроме Крыма. В Крыму — сработало. Здесь — нет.

…

— Мы долго думали над тем, почему в Крыму получилось, а, к примеру, в Харькове или Одессе — нет. Заказывали исследования. И знаете, к чему пришли… да вы ешьте пельмени. Они вкусные. Ешьте, а я буду рассказывать.

…

— Причина того, что Крым — принадлежит России, а Одесса и Харьков — нет, в специфической ситуации, которая сложилась в Крыму. В повышенном уровне насилия, поддерживавшемся там на протяжении как минимум двадцати лет. Как вы, может быть, знаете, в Крыму в 1944 году сталинским режимом была проведена массовая депортация крымских татар по обвинению в сотрудничестве с фашистами — обвинения, кстати, имели под собой основание. На освободившиеся места заселяли русских из центральных областей России. Затем Хрущев передал Крым Украине. А в конце восьмидесятых годов, в связи с ослаблением режима, крымские татары получили возможность возвращаться на свои родные земли — и многие воспользовались этой возможностью. Крым — маленький остров, свободной земли там нет, равно как и свободных домов. Иногда русские выходили на улицу на стук в дверь — а там стоял крымский татарин и говорил: это мой дом. Украинская власть — никакого удовлетворительного решения этой проблемы не нашла. Начались нелегальные захваты земель. Драки. Крымские татары объединились в Меджлис. После того, что произошло в Косово — русские поняли, что если они не объединятся и не подготовятся к действиям — то и их может ждать изгнание, а то и резня. Крымские татары, не получая удовлетворения своих требований — все больше и больше радикализовывались, некоторые выезжали в горячие точки за опытом, некоторые покупали оружие. Русские Крыма знали, что в случае нападения крымских татар на русских — украинские власти скорее станут на сторону татар. В результате — когда в две тысячи четырнадцатом русские почувствовали угрозу — они моментально объединились и начали действовать. Украинская власть на полуострове рухнула буквально в два дня. Еще через два — Крым был отрезан от материковой Украины блокпостами. Мы заходили уже на российскую землю, и нам оставалось защищать, а не завоевывать.

…

— В то же время — в таких городах как Одесса, Харьков, Донецк, Луганск, Мариуполь, Запорожье — у русских не было потребности в политической самоорганизации, потому что они не видели для себя явной, зримой угрозы. Да, плохо живется. Да, чужая власть в Киеве принимает идиотские языковые и прочие законы, которые явочным порядком никто не исполняет. Но делая выбор между сопротивлением и избеганием — люди выбирали избегание. Не все. Но большинство. Это стало причиной того, что Русская весна не была поддержана большинством нигде кроме Крыма. Даже события Донбасса — это борьба двух меньшинств — проукраинского и пророссийского. Большинство же просто пыталось выжить.

…

— Вы понимаете, какой из этого следует вывод?

Ангел кивнул.

— Стратегия поддержания напряженности.

— Именно! — просиял собеседник — именно! Мы должны не бороться с украинским национализмом, а поощрять его, причем в самых жестоких и неприемлемых формах. С одной стороны — это навсегда закроет дорогу Украине в Европу. С другой стороны — это сделает проект «единой соборной Украины» нереализуемым в принципе. Действия, предпринимаемые националистами, грубое и часто насильственное вторжение в личную жизнь простых людей — оттолкнет от них не только русских Украины, но и многих умеренных украинцев. Общество будет расколото, а русские будут вынуждены самоорганизовываться и готовиться действовать. В результате, когда на Украине наступит очередной стратегический кризис — по нашим подсчетам это будет через пять — семь лет — отколется уже не Крым, а добрая половина Украины. И это будет осознанным выбором…

— Хотите, я расскажу вам про Ирак? Про то, что мы делали в Ираке?

Шульгин кивнул.

— Интересно.

— Мы прибыли туда в две тысячи пятом. Ситуация там была… примерно такой же — воинствующие общины шиитов и суннитов, плюс фактически отколовшийся Курдистан, который не объявлял независимость лишь постольку — поскольку…

…

— Начали убивать американцев. Экономическая ситуация стремительно ухудшалась — приватизированные предприятия стояли, цена на бензин выросла в несколько десятков тысяч раз. При Хусейне бензин сознательно продавался по себестоимости, здесь же цены подняли до мировых[65]. Американцы решили поддерживать демократию, а больше всего в стране было шиитов. Проблема в том, что до этого в стране правили сунниты и с властью расставаться они не хотели. Суннитами были и большинство офицеров, которых американцы уволили.

…

— Сначала американцы приказали нам найти и убить Муктаду ас-Садра, шиитского проповедника, который призывал убивать американских солдат — что нам, кстати, так и не удалось сделать. Потом — зверски убили американских контрактников — и американцы приказали нам найти и убрать тех суннитских подонков, которые это сделали. Потом американцы приказали нам бороться с шиитами, а потом снова — с суннитами. Потом началась война всех против всех, где американцы были далеко не главными действующими персонажами. Они просто убивали — так как и все остальные — чтобы не убили их. И мы убивали, мы делали то, на что американцы не могли пойти. Застрелить человека с мотоцикла. Расстрелять машину в центре города из автоматов. Похитить человека и пытать. А потом выбросить у плотины … была такая поговорка — наши мертвые в раю, а ваши в Сааде. Саада — это была плотина, из водохранилища которой питался водой весь Багдад. Каждое утро — там вылавливали трупы, иногда по несколько десятков. Иногда мы сбрасывали свои трупы и видели, как другие сбрасывают свои. Мы никогда в таком случае не стреляли друг в друга. На плотине всегда был мир.

— Зачем вы мне это рассказали?

— Из-за одной маленькой детали. Американцы делали все это в чужой стране, с чужим народом. А вы собираетесь делать это со своим.

— Хватит!

— Простите?

— Хватит ваших интеллигентских рассуждений! Терпеть не могу! Свой народ… Думаете, вы в Ираке всё видели! Поехали бы в Луганск летом четырнадцатого. И посмотрели. Были в Луганске?!

Ангел покачал головой.

— А я был! И все своими глазами видел! И старух, которые от голода умерли, в то время как их дети кто в Москву, кто в Киев с…л! И снаряды, которыми по городу крыли. И машину видел, которую из крупнокалиберного пулемета на дороге расстреляли вместе с пассажирами. И грудного ребенка в другой машине, который так на руках у матери и сгорел. Так что не надо! Зайчиков невинных — здесь нет. Это вы там у себя, в белогвардейской эмиграции — слюни пускаете от любви к русскому народу. А народ — вот он, богоносец! В Азове — полно с Харькова людей, в Айдаре — с Днепропетровска, с Мариуполя, с Киева! Русские! Рассказать, что они с людьми тут творили?! Как расстреливали целыми семьями, как живьем закапывали, как за трос к машине привязали? Русские — русских! Нет невиновных! Ни здесь ни там — нигде! И все — по делу выгребают! И выгребут еще!

— Скажите, вы не родственник Василия Шульгина? — спросил Ангел.

— Это кто?

— Монархист из Киева. Основатель одной из первых в мире разведывательных организаций — Азбука. У него, кстати, штаб-квартира была в Одессе.

Шульгин покачал головой.

— Нет. Точно нет. Дед в НКВД служил, с такой биографией туда точно бы не взяли.

— Заметно.

— Что вам заметно?! — зло сказал Шульгин — Музыкант велел передать: он не будет иметь к вам вопросов, если в Одессе хотя бы на одной службе из двух будет стоять преданный нам человек. Стопроцентно преданный. Кто — решите сами, Музыкант полагается на ваш выбор и ваш опыт. Он просил передать, что надеется на ваш патриотизм, осознание долга и вашу любовь к России. Я остаюсь здесь со своими людьми, чтобы оказать вам помощь. Всю, которая только потребуется. У меня здесь семь человек, если этого будет мало, наготове две группы спецназа — одна в Крыму, другая в Тирасполе. Обе в моем оперативном подчинении.

Ангел покачал головой.

— Ваша помощь мне не нужна.

— Тогда встретимся в Одессе. Если что-то потребуется, или если будет результат — позвоните. Запоминайте телефон…

— Хотя нет…

— Что — нет?

— Достаньте лодку. Или катер. На несколько человек, вместительный, быстроходный, не бросающийся в глаза. Чтобы можно было дойти отсюда до Одессы и обратно. Справитесь?

01 мая 201… года. Украина Одесса

Вечером — Токарев снова собрал своих людей, вымотанных и затурканных. Результата не было. У самого Токарева — уже сложилось конкретное впечатление, что кто-то ведет кровавую игру, а они постоянно опаздывают на несколько шагов, лишь реагируют на то, что происходит. Но кто именно ведет игру — этого установить не удалось. И не удастся — если не понять, кто ведет игру. А Токареву это понять — пока никак не удавалось.

Время истекло.

* * *

— Владимир Петрович…

Токарев ждал этих слов. Посмотрел на своего начальника — весело и с вызовом. Он только что вошел в здание, направлялся к своему кабинету. Думал, пацаны передадут ему вызов к начальству — ан, нет. Видать, припекло что-то шефа, что лично в коридоре подкарауливает.

А это как не крути — слабость. Неуверенность.

— Да?

— Зайдите ко мне.

— У меня оперативка. Подождать не может?

— Нет.

Нет так нет…

Токарев — пошел в кабинет Резницкого. По пути встретился один из своих, Токарев сделал рожу, подчиненный — понятливо улыбнулся. Все было понятно без слов.

А вот в кабинете — было уже интереснее. Там сидел, дожидаясь их Копань. Тварь та еще — он до того, как вся эта бадяга с майданами и АТО началась, работал в прокуратуре, в отделе по надору. Гнида та еще. Сожрали. А вот теперь — вынырнул, гад, получается.

— Присаживайтесь.

— Да я постою.

Резницкий пожал плечами.

— Как скажете.

Токарев покосился на Копаня.

— Да… Владимир Дмитриевич из Антикоррупционного бюро.

О даже как. Вот где вынырнул. Ну, чо, правильно — он при Яныке вынужденно не работал, получается чистый. Жертва режима, б… Или жертва аборта.

— Поговорим о состоянии с раскрываемостью по особо тяжким и резонансным последнего времени. Что можете сказать?

— При нём? — саркастически спросил Токарев.

— При нем, при нем.

— При нем — ничего.

— Да вы и без него сказать ничего не можете. В городе бойня, каждый день убивают. Убили начальника областного УВД, убили начальника СБУ, скоро нас тут… пересчитают, а вы сказать ничего не можете, так?

Выеживаешься, гнида. А так по сути — хоть одно резонансное за последние годы на Украине раскрыто? Да ни хрена? Кто пацанов на Майдане шмалял? Кто журналиста того убил… белорусского… Шеремет, кажется. Хоть что-то раскрыто? Раскрыто только по Вороненкову и то потому, что охранник кончил убийцу на месте. И то — где заказчики, где мотив? Нету.

А ты что раскрыл за последнее время, козлина? Или только указивки раздавать научился? Гад ползучий.

— Значит, никаких оперативно значимых результатов по делу Семидрева — нет.

…

— По пропаже вашего сотрудника Палия?

…

— Нет.

— По бойне у бассейна?

…

— Нет.

…

— Почему так, Токарев?

— Работаем, товарищ полковник.

— Генерал третьего ранга.

— Даже так… поздравляю.

— Пока не с чем, еще не объявили.

…

— Так что же вам мешает раскрывать преступления, Токарев?

— Ну, как тому танцору…

— Может, вам мешает ваша коммерческая деятельность, полковник? — вступил в разговор Копань.

— Ну-ка, ну-ка. Подробнее.

— Подробнее? Можно и подробнее.

… В конце мая 2016 года полковник полиции Токарев В.П. вызвал меня в свой служебный кабинет и, имея умысел на получение взятки в особо крупном размере, потребовал приостановить под предлогом неуплаты налогов работу курортно-гостиничного комплекса Приморский, при этом сообщил мне ложные сведения о том, что в комплексе Приморский торгуют наркотиками. 15 июня 2016 года Токарев связался со мной и сообщил, что «решит вопрос» за взятку в пятьдесят тысяч долларов США, из которых десять тысяч будут переданы мне.

05 июля 2016 года, в 17–40 час. я подъехал к ресторану «Барин» на ул. Екатериниской, в городе Одесса, где Токарев В.П., в присутствии владельца комплекса Приморский Шанибова получил от Шанибова взятку в сумме 50 тыс. долларов США из которых впоследствии 15 тыс. долларов США передал мне и потребовал уничтожить акт налоговой проверки…

— Что за бред… — презрительно сказал Токарев.

— Это не бред — с трудом скрывая торжество, сказал Копань — это показания.

— Чьи?

Но Токарев уже вспомнил. Веселовский, сотрудник налоговой. В общем-то, все было так… и в то же время не так. Взятка действительно была, и он действительно встречался в том ресторане с Шанибовым, и действительно получил от него пятьдесят, передал Веселовскому пятнадцать, а себе забрал тридцать пять — хотя мог бы и все забрать, и, наверное — надо было. Дело было так — Веселовский и его непосредственный начальник, будучи новичками и не имея силовой крыши — решили наехать на Шанибова, не зная, что того крышуют чеченцы. Составили левый акт налоговой проверки и потребовали пятьдесят тысяч. Шанибов обратился к крыше, чеченцы вышли на Веселовского и его начальника и пообещали голову отрезать. Начальник бзданул и сказал Веселовскому, что его не знает, предоставив ему выпутываться самому. Веселовский, которого чеченцы не били, а только хорошо попугали — прибежал в полицию как в ж… клюнутый и начал кричать спасите. Тут как раз случился он, Токарев — он отвел незадачливого налоговика в сторону, все выяснил и обещал помочь. И помог — и даже пятнадцать штук ему отдал — хотя мог бы не отдавать. Веселовский чуть ли не на коленях валялся, благодарил. А теперь вот… показания дал. Не делай добра…

— Это показания Данила Веселовского, из Управления по налогам и сборам Киева и Киевской области…

М… сволочи. Понятное дело, никто из одесских показания против него не даст — им еще жить в этом городе. Нашли того кто перебрался в Киев. Как нашли? Или сам трепанул лишнего, или в разработке он давно или взяли за что-то другое, и он предложил следаку рассказать интересное. И рассказал. Понятно, ему подсказали, как вывернуть ситуацию так чтобы он тут невинным агнцем предстал, а Токарев — исчадьем ада. И никто проверять не будет — показания пойдут в дело именно в таком виде.

Как же мерзко… как же мерзко все. Мерзко. Кто-то сказал — бывали времена и хуже, но не было подлей. Вот — как раз про сегодняшний день. Ты челу помог из-под чеченов выбраться, а он тебя сдает — как это?

Мерзость… мерзость… мерзость…

— Что делать будем, Владимир Петрович?

…

— Показания действительности соответствуют?

Токарев молчал.

— Вы временно отстранены от работы, на время служебной проверки. Сдайте оружие и удостоверение.

Токарев усмехнулся, смотря в глаза Резницкому.

— Да пошел ты.

Пошел к двери. Открыл. Там — двое, из спецназа. Смотрят в пол.

— Оружие — сказал Резницкий.

Токарев вернулся к столу, положил оружие. И удостоверение.

— Всё?

…

Токарев снова пошел к двери. Спецназовцы расступились. Повернулся в дверях.

— Тебе — жить.

* * *

Из кабинета начальника — он заглянул к себе. Пацаны были там — ждали.

— На пару слов.

Они вышли в туалет, там не слушали…

— Значит, так. Шеф наш у меня ксиву забрал.

— Вот, с. а!

— Падаль киевская… состряпали дело о взятке. Левое, но его сто пудов попытаются довести до суда.

Токарев осмотрел пацанов.

— Он вас вербовать сейчас будет. Кому-то предложит мое место.

— Да нет, Владимир Петрович, мы…

— Соглашайтесь.

…

— Кому бы не предложил — соглашайтесь. Разбираться потом будет. Главное — чтобы со стороны наседку не подсадили.

Пацаны молчали.

— А если подсадят — сказал, наконец, Божа.

— Вы знаете, что делать. Пусть по…тся, один. Посмотрим, как он с преступностью на Поскоте справится…

— А вы куда?

— Разберемся, пацаны. Думаю, эта козлина мутная тут ненадолго… это Одесса, рога он тут обломает.

— Мы ему обломаем.

— Ша!

…

— Я сказал — ша, пока тихо будьте. Помните — мы, как и воры, сильны единством. У них свое — у нас свое. Будете вместе — никакие варяги вас не возьмут. Ссучитесь, начнете стучать друг на друга — вас поодиночке передавят.

…

— Все, расход, пацаны. Я погнал.

Обнявшись с каждым, Токарев направился на выход, насвистывая незатейливую одесскую мелодию.

* * *

Нельзя сказать, что Токарев не был обеспокоен предъявленными ему обвинениями — корпупция дело такое, разбираться не будут. Попал — остальные затопчут, ответишь и за себя и за того парня. А твои темы — разберут другие, именно потому и действует правило: упавшего — затопчи.

Именно потому — Токарев и забил стрелку Фишману, прокурору Одессы. Он был в курсе всего…

Встретились они в заведении за пределами Одессы… чужих туда не пускали, входной билет — двадцать тысяч долларов в год, девочки каждые три дня осматриваются у врача, так что шансов что-то подцепить — нет. Внешне все пристойно — фитнесс-клуб, красивые девочки — инструкторши. Еще есть танц-клуб. Если заинтересован — просто повесь свое полотенце рядом с ее, все полотенца подписанные — и поднимайся на второй этаж, в номера. Она придет чуть позже.

Токарев членского взноса не платил — но его пустили, потому что информация о том, как ему по ушам дали еще не разошлась. Он спросил, тут ли Фишман, ему сказали, что тут, наверху. Токарев представил себе как жирный Фишман фитнессом занимается и едва не заржал в голос. Сказал, что внизу подождет…

Фишман появился через полчаса — жирый, распаренный. Розовый как поросенок. Довольный…

Плюхнулся за стол.

— Привет, Сема…

— Привет…

Появился официант.

— Зеленого чая с медом — приказал Сема.

Официант уставился на Токарева.

— Черного и без меда.

Официант исчез.

— Ты знаешь такого Веселовского из налоговой? Он в Киев переехал.

— Кто такой? — одышливо сказал Сема.

— А что, не знаешь? Плохо, Сеня. Какой ты нафик прокурор, если город не контролируешь.

— Я что, всю шоблу должен знать? Он кто такой?

— Начальник отдела в Приморской. Перевелся в Киев, в Киеве написал заяву. На меня.

Фишман присвистнул.

— Ну, дела…

— Как сажа бела. Ты меня знаешь, Сема, в долгу не останусь. Мне нужен материал на Приморскую налоговую, я там дальше сам найду концы. Харэ?

Сема кивнул. Он понимал главную суть — сегодня ты, а завтра — я.

— Без вопросов.

— Ну и ладненько. Завтра заберу…

— Токарев…

Фишман подслеповато смотрел на него.

— Что?

— А что в городе творится? У нас мокруха за мокрухой, мы возбуждаться не успеваем. Что с показателями по кварталу будет я не знаю… нас же всех поганой метлой. Да еще статейки эти… подметные.

Токарев подмигнул.

— А это ты Резника нашего спроси.

— Кого?

— Резницкого. Он у нас сегодня — с преступностью в городе и области борется.

* * *

Из заведения — Токарев поехал к чеченцам…

Чеченцы — имели в Одессе большее влияние, чем в любом другом городе Украины еще с девяностых. Тогдашний мэр Одессы Эдуард Гурвиц начинал с того, что организовывал работу чеченских шабашников на всем юге Украины и в Молдове, и потому — знал всех чеченских лидеров нового времени, поименно и за руку. Во время первой чеченской войны — Одесса стала тылом чеченских боевиков, там в больницах лечились раненые, оттуда же потоком шло в Чечню оружие. Когда задавался вопрос, отчего чеченские боевики вооружены были лучше чем русская армия, ответ был — потому что есть Эдик Гурвиц и есть украинские генералы, типа начальника Главного управления разведки, генерала Скипальского, которые сотнями и тысячами тонн отправляют в Чечню военные грузы, оружие стремительно сокращаемой украинской армии и выведенных на территорию Украины частей из Европы — оружие часто просто бросали на полигонах даже без учета. В девяносто седьмом — Гурвиц и националист Вячеслав Черновол — поехали в Грозный на инаугурацию Аслана Масхадова. Потом — чеченцы проиграли вторую войну, а Гурвиц проиграл выборы и ушел в тень — но деловые связи сохранились. Потому что всем надо и кушать хорошо и отдыхать хорошо. Ничего личного, просто деньги…

Папа чеченцев, Аслан Худоев — жил в самом богатом районе Одессы, в трехэтажном особняке. Как то раз — он в лицо оскорбил Сакарелидзе, губера — и тот умылся.

Худоев — когда Токарев приехал — как раз жарил шащлык, сам. Обалденные запахи разносились по двору, улыбались автоматчики — мяса много, достанется и им. У Худоева папа держал придорожную закусочную, пошел вверх, когда дядю назначили главой районной администрации…

— А запах…

— Гость в дом Аллах в дом. Садись, сейчас будет.

В отличие от прежних чеченцев — люди Кадырова были показательно набожными. Показательно в том же смысле, что и русские — они выстаивали намаз, а потом отправлялись пить водку…

— Что надо, Токарев? — спросил Худоев, обмахивая мясо опахалом — слышал, у тебя проблемы?

— Не дождетесь — отреагировал Токарев — комплекс Приморская. Шанибов.

— А?

— Помнишь то дело?

— Какое дело?

Токарев покачал головой.

— Не надо, Аслан. Когда вы налоговика припугнули. Я тебе еще пятнадцать штук отдал за беспокойство…

— Возможно. И?

— Веселовский, тот налоговик — в Киеве. Показания дал.

— Какие?

— Какая разница, какие?! Они и тебя и меня утопят.

— Меня не утопят.

Токарев заподозрил неладное.

— Почему?

Вместо ответа — Худоев взял с центра три палки с мясом, положил перед Токаревым.

— Ешь.

— Почему ты так уверен, что тебя не утопят?

…

— Тут был Резницкий, да?

…

— Что он тебе пообещал?

…

— Что у тебя проблем не будет?

Худоев пожал плечами.

— Аслан, мы с тобой не первый год знакомы, да?

Аслан покачал головой.

— Не так, Токарев. Совсем не так. Я человек восточный. С тобой я знаком, да. Но с начальником полиции я знаком дольше. И с начальником налоговой — дольше. И с начальником уголовки — дольше. И заметь — с начальником уголовки я знаком дольше, чем с тобой лично, понимаешь, Токарев?

Токарев отодвинул стул и встал.

— Пожалеешь.

— Да ты ешь мясо. Барашек еще час назад бегал.

— Спасибо, сыт. Знаешь, Аслан, есть такая поговорка — в говне брода нет. И ты только что в это говно вступил…

* * *

От чеченцев — Токарев поехал домой…

Он жил в довольно приличном и новом комплексе «Радуга» — достаточно приличном, чтобы жить со всеми удобствами, и достаточно дешевом, чтобы к нему не возникало вопросов связанных с источниками происхождения денег на покупку жилья. Фары — привычно осветили дом, шлагбаум… он почему то не открывался, и Токарев вышел чтобы открыть его вручную. Рядом стоял большой фургон, около него — парень ссорился с девушкой, он кричал на нее на каком-то непонятном языке — а она отвечала на русском, но при этом они как-то понимали друг друга. Пьяными они не были — ни тот ни другой, разговор шел за какие-то деньги. Когда Токарев подошел к шлагбауму — парень ударил девушку, та пошатнулась — и Токарев решил, что пора вмешаться.

— Стоять! — крикнул он, и сделал шаг навстречу. Потом еще один и еще.

В фургоне с грохотом прокатилась по рельсам дверца — и на груди Токарева появилась красная метка лазерного прицела.

— Садись в машину… — сказали по-русски.

Прежде чем он успел что-то предпринять — тот парень у машины ударил его в пах и освободил от кобуры с пистолетом…

* * *

Токарев — работал в милиции (потом в полиции) почти уже пятнадцать лет, начинал на земле, что было сейчас редкостью — и потому мало чего боялся. Он знал уголовников, знал их натуру, их нрав, знал, что от них можно ждать. Знал он и собственных коллег, которые в последнее время от уголовников отличались несильно, знал собственное начальство и чего от него можно ожидать (только плохого) — короче говоря, Токарев был прохаванным ментом, которого ничем в жизни не удивишь.

Но вот сейчас он испугался. И сильно. Потому что он понял, что те, кто его захватил — не братва, не уголовники. Это — террористы. Люди принципиально иной породы, иной мотивации. С которыми не договориться — никак.

Бусик, в который его затащили — двигался. И куда его везли — он не знал. Его приковали его же наручниками к потолку машины, и он так и стоял. При каждом рывке машины — руки болели.

С ним — в фургоне было двое. Оба в масках. Только тот факт, что они были в масках — хоть как-то сдерживал его страх. Если в масках — скорее всего не убьют. Если бы собирались убить — засветили бы, скорее всего, рожи.

Но все равно было страшно.

У того, что был перед ним — был автомат. Калашников, с глушителем, лазерным и коллиматорным прицелами — такие изредка промелькивали в репортажах из зоны АТО. Он был одет в черные карго-штаны и черную куртку — флиску с капюшоном. Если сказать, что вид был устрашающий — это значит, не сказать ничего.

Второй — постоянно находился у него за спиной.

Первый — при свете фонарика — разобрал на столике, который был в фургоне (видимо, когда то он принадлежал службе доставки) документы из его карманов. Посветил на права.

— Полковник Токарев Владимир Петрович… — сказал он, не спрашивая, а констатируя факт.

Токарев вздрогнул. Несмотря на маску, он сразу понял, кто это. Спрашивали по-русски — но не на украинском русском, и не на одесском русском — а на настоящем русском, даже не крымском. Русском, на котором говорят русские, академически правильном и чистом.

Русские!

К русским — у Токарева было странное отношение, и оно совпадало с настроением многих в Одессе. С одной стороны, если бы Токарева спросили, кто он — русский или украинец — он бы сам определил себя как русского — если дело, конечно, было бы не на собеседовании с очередной аттестационной комиссией. Украинцем он себя в душе не считал, как не считал и Одессу украинским городом — украинского, откровенно говоря, тут мало было, почти совсем ничего. Почти три десятка лет, прожитых в украинской державе — наполнили Токарева весьма мрачными мыслями о ее возможном будущем… точнее, его отсутствии. Токарев, как и все более — менее умные люди в Нэзалежной понимали, что бесконечно эта вакханалия продолжаться не может. Если воровать, воровать, воровать, воровать, и ничего не вкладывать, не производить — то может, рано, может, поздно — но ресурс кончится. И начнется развал государства — всамделишный, а не тот опереточный, которым все время пугали. Развал, когда будут бить не по паспорту, а по морде, когда те кто вынужден здесь оставаться — возьмут оружие и придут поговорить по душами с теми, кто не успел на последний самолет, поговорить за жизнь и за страну — и никого уже не будет колыхать, честно ты бабки заработал или наворовал. Убивать будут не за что-то конкретно, а вообще — за то, что у тебя есть дом, джип, за то, что ты откосил от АТО потому, что у тебя были деньги, да и просто так — за то, что ты живешь лучше, чем живут они. Развал этот — по уму можно было предотвратить только одним способом — присоединиться к России, как Крым. Потому что сами они уже ничего не сделают, потому что в дерьме — брода нет.

Но одновременно с этим — Токарев был против того, чтобы присоединяться к России. Частично потому, что боялся будущего в составе России — придут новые люди, заберут все их темы, места им не останется. А его будущее — в лучшем случае у московских в шестерках, в худшем — зона, и возможно, пожизненное, потому что все им содеянное за время службы в полиции — тянет на высшую меру. Кроме того — Токарев сам никогда бы в этом не признался — но он был напуган теми, кто устроил кровавую бойню в Одессе второго мая 2014 года. Их наглостью и нарванностью, нерассуждающей готовностью громить, жечь, избивать, убивать. Их было относительно немного — но они были сплочены, мотивированы, люто ненавидели, их нельзя было купить за деньги, и они были уперты — если что-то решали, то шли до конца. И стволы у них были. Токарев не знал, как иметь дело с такими, но знал, что если эти уроды устроят шабаш с подожженными шинами на Еврейской, и потребуют снять его, Токарева — то власть его снимет. И власть не будет за него заступаться, она его снимет — потому что власть тоже не знает, что делать с этими нарванными и люто ненавидящими. И тоже ссыт. А если ссыт власть — то, что такого в том, что и он ссыт?

Машина шла вперед, раскачиваясь как лодка в шторм на разбитой дороге. Из кабины водителя — перекрикивая шум мотора, доносилась задорная мелодия…

… Вставай, Донбасс,

Прогоним хунту вместе!

Вставай, Донбасс,

Ты станешь новым Брестом!

Вставай, Донбасс,

Вставай, мой край родной!

Вставай, Донбасс,

Россия-мать с тобой!

Мама, жизнь продолжалась от Донецка до Одессы,

И зеленели города, возили уголь поезда,

Дымили трубы, как всегда

Мама,

как в сорок первом, с запада пришли к нам бесы,

Стоят уже у всех дверей,

Стреляют в жён и матерей,

Сжигают заживо людей…

Треснул разряд — и полковник заорал от боли и неожиданности — кто-то ткнул его разрядником прямо в почку. Боль была страшной…

— Когда я спрашиваю, я ожидаю услышать ответ — сказал тот, что сидел за столиком — Полковник Токарев Владимир Петрович?

— Да… б…

— Ваше место работы?

— Полиция… Одессы… уголовный розыск.

— Должность?

— Начальник розыска.

— Звание?

— Полковник полиции.

Неизвестный с автоматом встал. Токарев мельком заметил, какие у него перчатки на руках — кевлар с резиновым напылением, такие используют в некоторых отраслях промышленности, в том числе стекольной — и такие же удобнее любых других для работы с оружием. Похоже, реально спецы…

— Вопрос первый, Владимир Петрович… Вы хотите стать керивником[66] одесской полиции? Если да — то мы можем вам помочь. А если нет — то мы можем помочь и полковнику Резницкому, убрав его самого опасного конкурента. То есть — вас.

— Так… помощь не предлагают.

— А как предлагают? Прийти к вам в кабинет, где все прослушивается?

…

— Вы находитесь в этом фургоне, полковник, исключительно для лучшего понимания вами наших возможностей. И чтобы вы понимали до конца — убрать мы вас можем за день — два. Даже не стреляя. Достаточно публикации в прессе.

Токарев отметил — последних новостей русские не знают. Может, оно и к лучшему…

— Вам вообще… что нужно?

— Нам нужен свой человек в кресле руководителя полиции Одессы. Резницкий на эту роль не подходит, потому что он человек Киева, и потому что он излишне самостоятелен сам по себе. Стал таким с АТО. А вот вы… Владимир Петрович… вы, можно сказать, как чистый лист. У вас нет прикрытия, после убийства Семидрева, так? Если вас решат арестовать — то арестуют, никто вам не поможет. Но в то же время — у вас есть сильная и спаянная группа сотрудников, которые работают на вас и знают криминальный мир города. Это большой плюс, только Резницкому на это наплевать. Он закроет вас, и расставит по местам своих людей.

— Кто убил… Семидрева. Вы?

— Господь с вами… Семидрева убил полковник Резницкий, для этого у него есть группа еще с АТО. Боевики, которые подчиняются лично ему, участники АТО, члены крайне правых организаций, интегрированных в полицию. Они и сейчас здесь, в городе, снимают дом, адрес мы вам назовем.

Токарев никак не мог определить, кто с ним разговаривает. Русский, это, несомненно — но кто он? У ментов свой сленг, у бандитов — свой, причем настолько отличный от обычного языка, что фактически это самостоятельный язык. Но этот человек, хоть и вставлял отдельные слова из жаргона — сразу было видно, что делает это заученно, как лох. Говорить на жаргоне ему непривычно. Но назвать его лохом — не позволял висящий у него на груди автомат…

И еще это «Господь с вами…». Кто так выражается…

— Вопрос стоит так, полковник — или вы уберете Резницкого, или он уберет вас. Мы предпочли бы, чтобы убрали Резницкого вы. Но перед этим — нужно убрать его людей и скомпрометировать его самого. Это сделаете вы. Но для начала ответьте на вопрос — вы с нами или…

Выбора у полковника Токарева, в общем-то, и не было.

— С вами. Где эти люди Резницкого?

— Не так быстро…

Из-за спины — передали видеокамеру, рука передавшего тоже была в перчатке.

— Чтобы работать с вами и работать долго — мы должны быть уверены в том, что знаем о вас все. Понимаете?

…

— Я жду ответа.

— Да.

— Мы не будем требовать от вас рассказов о ваших преступлениях, так как уверены что вы солжете. Вместо этого — мы будем напоминать вам о них, а вы дополнять наш рассказ деталями. Все понятно?

Неизвестный — постучал в стенку кузова. Машина остановилась, заступила тишина.

— Да.

— Тогда начнем с рассказа о том, как вы двадцать восьмого марта две тысячи одиннадцатого года застрелили криминального авторитета Сёму. И сделали вы это по заданию уголовного авторитета по кличке Хвост, который заплатил вам двадцать тысяч долларов США, чтобы вы застрелили Сёму при задержании. Верно, Владимир Петрович?

…

— Или расскажите нам, зачем вы застрелили начальника СБУ области, генерала Богдановского…

02 мая 201… года. Украина. Одесса

В сети связок В горле комом теснится крик, Но настала пора, И тут уж кричи, не кричи. Лишь потом Кто-то долго не сможет забыть, Как, шатаясь, бойцы Об траву вытирали мечи. И как хлопало крыльями Черное племя ворон, Как смеялось небо, А потом прикусило язык. И дрожала рука У того, кто остался жив, И внезапно в вечность Вдруг превратился миг… Виктор Цой

Еще потемну в тот день — Токарев обзвонил и собрал всех своих, кого только смог. Всех, способных держать оружие.

Собрались они в порту, как обычно. Как и обычно — порт не спал, работали краны, лязгали контейнеры, которые погрузчики ставили штабелями один на другой. Порт — кормилец Одессы. Не было бы порта — не было бы уже и Одессы.

Токарев был бледен и предельно конкретен — настолько конкретен, что после первых же слов, собравшиеся почувствовали себя не в своей тарелке.

— Значит, так — Резницкий Папу завалил. Он же завалил Богдановского. Из-за него же пропал Палий. Его же люди завалили Гермиана, чтобы спровоцировать в городе бойню. Его же люди сегодня пытались убрать меня. Завтра — он всех нас по одному…

На кабинетный стол легла пачка фотографий.

— Вот, гляньте.

Фотографии — Токареву передал Ангел, это были результаты наблюдения с квадрокоптера за коттеджем, который Токарев снял для своих боевиков. Про коттедж Ангел узнал, когда подцепил маячок на бампер машины Резницкого и отследил его передвижения. Токарев выбрал те фотографии, где были видны люди с оружием. Удалось так же заснять и опознать двоих боевиков — оба участники АТО, из Правого сектора.

Ангел же подсказал Токареву, в чем обвинить Резницкого. Он же — подсказал, что за Токаревым следят и назвал номера машин — именно потому собрались ночью, ночью нельзя было следить с беспилотника или квадрокоптера. Впрочем, Токарев догадался бы и без подсказки: он понимал, что вопрос стоит так: ты или тебя.

— В город он привез банду, все — бывшие участники АТО, правосеки, бандеровцы, участники самообороны Майдана — отморозки, короче галимые, повернутые на войне, которым ни наш закон, ни блатной — не указ. Все они со стволами, Резницкий сливает им информацию и прикрывает их. Это они в Одессе бойню устроили, все крайние трупы — на них. Для них — он арендовал коттедж на Александровке, с…а.

Всем, кому он это говорил, было предельно ясно — если это так, то Резницкий перестает быть своим. У ментов — тоже есть понятия. И привезя в город банду, спустив банду на город — Резницкий своим быть перестал.

— В коттедже пятнадцать человек, как минимум пятеро — постоянно в городе. За тех, что работали в городе сегодня — можете не беспокоиться, проблема решена. Осталось десять. Если работать силами спецназа или СБУ — они уйдут, Резницкий узнает и успеет предупредить. Разбираться придется нам самим, больше некому…

…

— Вопрос так стоит — это наш город или не наш город. Мы тут хозяева или к нам каждая шпана может приехать и порядки тут устанавливать?

…

— Разберемся с этими — Резницкого будем на … вертеть, хрен он нам чего сделает. Нет — они нас по одному перебьют и передавят, кого посадят, кого на дно. Отнимут все, детям ларька не останется…

Странно… но полковник милиции Токарев почти один в один повторял слова, прозвучавшие на донецком съезде предпринимателей четверть века тому назад. Правда, он сам об этом не знал…

* * *

На одной из площадок — стоял контейнер. По документам он числился как находящийся на хранении в порту, он был опечатан печатями таможни и опломбирован. Что было внутри — никто не знал, по документам — металлолом.

Токарев — сорвал пломбы и печати, шагнул внутрь, посмотрел, посветил фонариком. Около одной стены — стояли ящики, один на одном, в них были цинки с патронами. Оружие — частично было в таких же заводских ящиках, частично — просто лежало на подставках на полиэтилене. Это оружие было изъято и по документам — уничтожено.

Начальник угрозыска города — взял из изъятого АКМ, отобрал в большом картонном коробе пару запасных магазинов, в ящике — из вскрытого цинка набрал пачек с патронами и вышел.

Зашел следующий…

* * *

Бандеровцы — несмотря на предоставленность самим себе — все-таки сохраняли остатки воинской дисциплины и по ночам — несли караульную службу. Они организовали место для часового, который время от времени обходил территорию, а потом сидел на веранде, согреваясь чаем от ночного холода. У него был автомат и фонарь, который он впрочем, никогда не включал.

Сегодня дежурил Крут. Он был не из Львова, как кто-то мог бы подумать — он был из Донецка. Фанат местного Шахтаря, он выполняя решение фанатского совета — пошел в АТО воевать на стороне Украины. В армию его не взяли, потому что была судимость — зато взяли в карательный батальон Азов. Потом — Азов вошел в состав украинской полиции на правах отдельной группы. Руководство МВД довольно быстро стакнулось с командованием карательного батальона и поняло, как можно использовать его в своих бизнес-интересах. С другой стороны — азовцы быстро поняли, как можно стать очень богатыми людьми, торгуя безнаказанным насилием как товаром…

Тем не менее, богатство, как и везде — распределялось неравномерно. Командование батальона уже осваивало машины с трехлучевой эмблемой и обживалось в новых квартирах в центре Киева. Рядовые исполнители получали зарплату мента, на которую не прожить и плюс выплаты за разовые акции. Например, когда они журналиста того сделали, им Барыга выплатил по две тысячи долларов. Но эти деньги уже ушли — жизнь дорогая. В Харькове мать, две сестренки, которые еще не зарабатывают…

* * *

В четырехстах пятидесяти метрах от дома в Александровском неизвестный — выставил на крышу машины на сошки винтовку Застава калибра 12,7 с белорусским оптическим прицелом 12-кратного увеличения. Вместо пламегасителя на винтовке был установлен массивный глушитель.

Прицельная метка поползла вправо и немного выше…

Пристреляться тут не получится — но на такой дистанции пристрелка и не нужна. Баллистическую таблицу патрона 12,7×108 с балансированной пулей производства завода ДД Ингман — он помнил наизусть…

На рации — он нажал кнопку быстрого вызова.

— Ястреб у гнезда — доложил он.

* * *

Барыгой — они меж собой звали Резницкого. Потому что он барыга и был. Жадный — это первое, а второе — он хоть и носил погоны, но нутро у него было не ментовское. От мента кобурой пахнет — а от этого пахло водярой, спиртом, сигами. Сколько они с ним имели дело они вообще не видели, чтобы он когда-то выполнял ментовскую работу — ну, руки там кому-то крутил или допрашивал кого-то. Зато он постоянно кому-то звонил, стрелки ставил, тер, получал какие-то левые бабки, кому-то это бабло передавал. Короче, крутился, как мог.

К этому они привыкли и ничего изменить не пытались. Зачем менять? Большинство их них было не из Киева, не из Львова — из полумертвых городишек бывшего индустриального сердца Союза. Правила жизни они впитывали с молоком матери — есть Папа и его надо слушаться. Тогда все будет норм. Если Папа лажает — надо искать другого Папу. Во многом — даже их выбор стороны на войне был случайностью — при других обстоятельствах они могли бы оборонять Донбасс от бандаеровцев.

Но выбор они сделали. И за этот выбор, как и за любой другой — надо было отвечать…

* * *

— Вижу колонну машин. Две… три машины.

Морена — лежала на крыше недостроенного коттеджа. Лежала за поставленной на сошки югославской снайперской винтовкой М91 — винтовка была ей мало знакома, но дистанция была небольшой, а таблицу — она помнила. Ангел — лежал рядом, его автомат лежал рядом с ним, он смотрел на цель через оптический прибор пятидесятикратного увеличения.

— Есть — шепотом сказал он — Ястреб, три машины, право от тебя, двести.

— Ястреб, принял.

— Ястреб, что видишь.

— Один человек. Вижу через окно. Оружия не вижу… пока.

— Люди выходят из машин — доложила Морена — достают оружие. Вижу людей с оружием.

— Сколько?

— Семь… восемь… десять…

— Ястреб, десять человек с оружием, право от тебя, двести.

— Принял.

— Идут к дому.

— Ястреб, идут к дому. Работай своего, как увидишь движение.

— Ястреб, принял.

— Ты готова? — спросил ее Ангел.

— Да.

Она вспомнила… горы… седые горные шапки… Съерра Катедраль — лучший горнолыжный спуск в Южной Америке. Она катится по склону, визжа от восторга, ледяной ветер бьет в лицо…

Как же это все далеко…

Какая из ее жизней подлинная? Аргентинская, где она Мерседес Вилльяреаль, в которой можно просто жить в отеле, кататься на лыжах, гулять по улочкам Барилоче и ни о чем совсем не думать?

Парижская — с запахом круассанов по утрам, злыми взглядами конкуренток на кастингах — мало того, что сам мэтр Симон написал рекомендацию, так еще она не просто красивая мордашка с улицы, а испанская дворянка, подданная последних Бурбонов — в некоторых кругах это ох как много значит.

Или эта жизнь? Боль от ранения, страх попасться, пачка паспортов и денег в кармане, гладкое твердое дерево винтовочного приклада в руке?

Какая ее жизнь — настоящая? Какая теперь она — настоящая?

Мысли — прервал грохот автоматной очереди…

* * *

Когда боевик с автоматом вышел во двор — Ибрагим дожал спуск. Боевика просто снесло — удар пули был таков, что его сломало пополам и отбросило к стене. Шансов выжить у него было не больше, чем при попадании под идущий на полном ходу железнодорожный состав.

— Минус один у Ястреба — доложил он.

* * *

У людей Токарева — не было большого опыта штурма помещений — но действовали они довольно грамотно. Двоих — Токарев послал в обход, остальные — двое полезли через забор, чтобы открыть ворота остальным.

— Вижу двоих… — сказала Морена — идут в нашу сторону. Автоматы в руках, в нашу сторону не смотрят.

— Не стреляй, пока не прицелятся в тебя.

— Поняла.

Впереди — началась перестрелка.

* * *

Боевики — услышали шум от падения их часового. Среагировали быстро, но того времени, которое потребовалось им чтобы похватать оружие и разбежаться по позициям — людям Токарева хватило чтобы преодолеть забор и открыть ворота.

Боевики — открыли огонь, используя оконные проемы как огневые позиции, а стены — как прикрытие. Автомат их не брал — но не винтовка калибра 12,7.

Люди Токарева — под огнем кто ткнулся в землю, кто — попытался уйти влево или вправо. Дальше — или гранаты или прорыв на двор — и сил и оружия у засевших в доме АТОшников было предостаточно. Но тут — пуля калибра 12,7 проломила стену и пробила насквозь скрывающегося за ней стрелка — и преимущество вновь перешло к людям Токарева.

* * *

Первой — на задний двор выбросили гранату, вторым — выскочил боевик, он, кажется, был даже без штанов — но с автоматом, и разгрузкой, он бил длинными очередями на подавление. Отстреляв магазин, он ушел вправо, давая работать другому.

Двое из людей Токарева, посланных перекрыть пути отхода — ничего сделать не могли, нечего было и думать, чтобы пытаться преодолеть забор под кинжальным огнем.

Когда вышел третий и в дверном проеме, уже не стреляя, появился четвертый с большим рюкзаком — Морена начала стрелять.

Она отстрелялась так, что любой опытный снайпер, знакомый с непростым характером магазинных винтовок под пятьдесят четвертый патрон — пожал бы ей руку. Первым она свалила того что был в дверях — один выстрел, по центру грудной фигуры, так что он упал и перегородил путь отступления в дом остальным. Второго она свалила сразу двумя пулями, пущенными почти одна в другую. Третий понял, что работает снайпер — она свалила его, когда он рванул на угол гигантскими прыжками. Четвертого — застрелила в спину, когда он все-таки попытался прорваться в дом. Напоследок — она хладнокровно всадила в каждое из лежащих тел еще по одной пуле. Наощупь — сняла магазин, поставила новый…

— Минус четыре… — сказала она. И руки ее — совсем не дрожали…

Он положил свою руку на ее — она высвободила свою, переплела его пальцы своими, сжала — как в любовном экстазе…

— Готова? — спросил он.

— Да.

— Прикрой…

Он скатился с крыши — и пропал в темноте.

* * *

Резницкий — узнал о происходившем, когда все было уже кончено.

По негласным правилам — при проведении такой масштабной операции, ему, как и.о. начальника областного УВД — должен был позвонить дежурный и сообщить. Но так как Резницкий был варягом, а Токарев был местным, да к тому же авторитетным, правильным ментом — ему не сообщили. О происходящем в Александровском — Резницкий узнал из сводки по городу. Когда прочитал адрес — сначала не поверил. Потом — дошло — рванул в штабную комнату, к дежурному.

— Это что? — с порога крикнул он — почему не сообщили?!

— Только что поступило… — пожал плечами дежурный.

— Где Токарев?!

— Его еще не было…

— Ый…

Резницкий хлопнул дверью, побежал к машине.

* * *

Когда он прибыл на место — все уже было кончено. Стояла такая гулкая тишина — какая и бывает после крупной перестрелки.

По дороге было не проехать — все было заставлено каретами «швыдкой» и машинами полиции. На обочине стояли два Краза защитного цвета, вместо левой половины стекла — у них были бронежалюзи. Машины Нацгвардии. Тут же стояла и пара Кугуаров — а это уже спецназ СБУ.

Люди Токарева и сам Токарев были у своих машин. Автоматы лежали на багажниках, они перешучивались, курили. Кого-то бинтовали в стоящей рядом скорой…

— Ты… с…а!

Токарев даже не пытался сопротивляться… он просто смотрел и нагло улыбался в лицо.

Отпустив его, Резницкий побежал внутрь.

Внутри — была бойня.

Все стены — в следах от пуль, убитых — собрали у стены, следователь — нудно диктовал описание повреждений на одном из трупов. Под одним из окон — был пролом, как будто попадание гранатометного выстрела.

Из дома — тяжело отдыхиваясь, вышел Михаил Ключник, и.о. начальника СБУ после убийства Богдановского. За ним вышел прокурорский следак, ведший дело Богдановского. Третьим — был Фишман.

— Леонид Степанович… — позвал его Ключник, на лице его светилось злое торжество.

…

— Ну, что. Можно нас всех поздравить, убийства Богдановского и Семидрева можно считать раскрытыми.

— Как раскрытыми?!

— А так — в разговор вступил Фишман — при обыске найдены две снайперские винтовки. Одна — СВД, из которой убили Богдановского. Другая — американского производства, из которой убили генерала Семидрева. Еще найден автомат, из которого, похоже, убили криминального авторитета Гермиана. Все сходится. Впрочем… экспертиза покажет.

Две винтовки. Две…

Одна — Богдановского. Другая — Семидрева.

— Леонид Степанович…

Резницкий круто повернулся и пошел вон.

* * *

Токарев стоял у машин, вместе со своими людьми. Они смеялись, шутили… на своего начальника он не обращал ни малейшего внимания.

— Надо поговорить… — сказал Резницкий тоном, не терпящим возражений.

— Здесь? — иронически посмотрел на него Токарев.

Резницкий понял, что перегибает… здесь действительно не стоит.

— Выбирай место. Но сегодня.

— Южная Пальмира. Вечером.

— Добро.

Резницкий пошел к своей машине. Впервые более чем за двадцать лет он был напуган. Напуган так, что внутри все вибрировало, билось, дрожало…

Телефон!

То, что он принял за нервный тик — это был телефон, поставленный на виброзвонок.

Он посмотрел на экран. Ткнул — принять.

— Вы где?!

Это был Боксер. Старший той группы, которая работала в городе по Токареву.

Как они его пропустили, с…а.

Но на место злости — пришло осознание того, что он в городе не один. Осталось пять человек, с оружием. Это мало чтобы контролировать город — но если их натравить на Токарева, они его за побратимов зубами порвут.

Не всё еще проиграно.

— Ты где?

— Мы из города ушли, там, в адресе менты, мы не сунулись. В пригороде залегли.

— Диктуй адрес. Я сейчас приеду…

* * *

— Я все правильно сказал?

Воин АТО, боец Правого сектора с позывным Боксер — с ужасом смотрел на стоявших перед ним полукругом людей — они стояли, в то время как он сам был прикован наручниками к трубе. Все это было в каком-то подвале… бывало время, когда они сами сажали на подвал сепаров, а теперь вот — на подвал угодил он сам…

Тех, кто его схватил — было четверо. Двое русских… мужик… и девица, кажется, она в маске была, но по голосу точно телка — и двое чеченов. Эти чечены по-русски совсем не говорили, мужик — общался с ними на чеченском[67], а телка с ними совсем не говорила, она только с мужиком этим говорила по-русски. На русском русском, не украинском. Мужик этот был старшим. У троих были автоматы с глушителями, а у этой телки — снайперская винтовка, кажется. Снайперша.

Спецназ ГРУ, к гадалке не ходи. На нуле[68] — спецназовцы ГРУ были легендами, их никто не видел вживую — а оказывается, вот они какие.

— Правильно — сказал мужик по-русски — ты все правильно сказал.

— А вы меня не убьете? — спросил Боксер.

— Нет. Не убьем. Нам Резницкий нужен.

— Резницкий? — Боксер говорил быстро, пытаясь предательством откупить себе жизнь — Барыга… он… с. а… знаете что на нуле творил? На нем крови столько, что… Он нас заставлял…

Мужик кивнул. Девица достала телефон…

— Расскажи, что он вас заставлял делать…

* * *

Вечером — полковник Резницкий не пришел в Южную Пальмиру. Утром следующего дня — он не явился на работу, был объявлен розыск. К вечеру — в районе автостанции — нашли его машину, закрытую. Следов крови, борьбы — в ней обнаружено не было….

03 мая 201… года. Украино-молдавская граница

В 1990 году — великая европейская река Дунай протекала по территории семи европейских стран. В тысяча девятьсот девяносто первом году их стало девять, а чуть позднее — десять.

Десятой стала Молдова.

С портом Джурджулешты, единственным портом Молдовы, и одним из немногих портов мира, расположенных не в городе, а в селе — вообще произошла довольно занятная история. В начале девяностых годов, когда распался СССР и границы между новосозданными республиками не были демаркированы — Молдова заявила свои права на полтора километра дунайской береговой черты, в районе села Джурджулешты, которая во времена СССР относилась к Украинской ССР. В обмен — Молдова предложила спрямить границу в том районе, где автодорога Одесса-Рени проходит по молдавской территории.

В 1998 году было подписано соглашение, согласно которому Украина уступила 435 метров береговой полосы Дуная в обмен на спрямление границы в районе автодороги на протяжении 7700 метров. Украина свое обязательство выполнила и береговую черту Дуная отдала — а Молдова свои обязательства не выполнила, и выполнять, по всей видимости, уже не собиралась.

Джурджулешты — не стало крупным торговым портом, как мечтала Молдова — однако место, где сходились не две, а три границы — Украины, Молдовы и Румынии — стало местом, где куются состояния. Коррупция на пограничных постах — была тотальной, брали все, честных просто не было по определению. Масштабы контрабанды просто не умещались в голове — например, однажды был выявлен проходящий по огородам спиртопровод, по которому каждый день перекачивалось до пятидесяти тонн левого молдавского спирта. Спирт этот — закачивался в цистерным, которые погранцы в упор не видели. Большинство жителей близлежащих деревень годами нигде не работали, промышляя контрабандой или относительно честными способами зарабатывания денег, например, подсадками[69].

Но в этот день — с утра контрабандное движение на пункте пропуска Джурджулешт было прервано, а пограничники — от греха подальше и вовсе старались не выходить из своих помещений. Все машины пропускали быстро и без досмотра.

Первыми появились молдаване, их караван насчитывал без малого четыре десятка машин. Две трети их них составляли разные джипы, в основном Порш Каенн разных годов и ЛандКруизеры. Но это машины бычья — а авторитеты ехали на мерсах и БМВ. Выделялись две — Роллс Ройс Фантом стоимостью более полумиллиона долларов, и Бентли Континенталь, стоимостью тысяч двести — но все равно считающейся лакшери. Общая стоимость машин каравана — превышала годовой бюджет Джурджулешт. Часть машин проехала к самому посту, часть начала разворачиваться, часто газуя и форся друг перед другом. Из джипов — высаживались боевики, пистолеты самых разных моделей были у всех, автоматы и помповые ружья — у большинства. В Молдове — разрешено ношение короткоствола, так что с оружием у молдавских бандитов всегда было все окей. Выделялись боевики с кургузыми, явно самодельными пистолетами — пулеметами: их изготавливали в ПМР, после чего они расходились по рукам.

Роллс-Ройс остановился у самого контрольно-пропускного пункта, из него выбрался грузный седой мужчина с окладистой бородой. К нему подтягивались остальные, было видно, что лидер — он.

— Мика, скажи своим, чтобы не гарцевали — сказал он, недовольно оглядывались — не на свадьбу приехали…

Один из воров — достал телефон и начал нервно звонить.

— Что думаешь, Гарик? — спросил второй.

Лидера звали Гарик, он был азербайджанцем, но вынужден был бежать с родины после того, как к власти пришел клан Алиевых. Иначе бы убили — ни Алиевы, ни Пашаевы не терпели конкурентов. В Молдове он жил двадцать лет, и она ему стала вторым домом…

— А что тут думать — задумчиво сказал он — мы сюда слушать, а не думать приехали… Послушаем, что Хвост скажет.

— А что если он сейчас нас всех…

Гарик захохотал.

— Всех? Это как он жить потом собирается?

— Как жить? Так!

Собеседник понизил голос.

— Я с Доктором вчера разговаривал, за Одессу, он в Израиль улетел. Говорит — в городе беспредел лютый, в девяностые такого не было. Менты власть делят. Семидрева, начальника областного УВД — завалили. Богдановского, начальника СБУ — завалили. Еще несколько человек пропало, а две ночи тому в городе бойня была — человек двадцать покрошили. Если такие расклады — они и нас могут.

— Ты Доктора больше слушай! Он в Израиль улетел, пусть за Израиль и говорит!

— Так то оно так. А только если менты беспределом друг на друга пошли, по-любому стремно. Может, и Михала менты кончили.

— Это нам Хвост расскажет. А мы послушаем…

— Едут!

* * *

Украинцев было меньше — машин двадцать пять. Но среди них — выделялся пикап, на котором был установлен крупнокалиберный пулемет, а среди боевиков — были люди с реактивными гранатометами. Так что начнись бойня — еще неизвестно, чем она закончится.

Украинцы остановились далеко от пограничного поста. Впрочем, далеко — это не для пулемета ДШК, который изначально создавался для борьбы с легкими танками. От колонны украинских машин пошли двое. Один Хвост, другой….

— Идут.

— Кто это с ним?

Один из молдавских воров, который был помоложе и поглазастее — присмотрелся. Ахнул от удивления.

— Токарев!

— Это кто?

— Начальник одесской уголовки!

Кто-то выругался матом.

— Тихо всем! — пристрожил Гарик — мой базар.

Подойдя за несколько метров до стоящих в ряд молдавских воров, Хвост и Токарев остановились.

— Вечер в хату — поздоровался Хвост — часик в радость, чифир в сладость.

— Жизнь ворам — откликнулся Гарик — ходу воровскому, смерти мусорскому.

Токарев никак не отреагировал.

— Здравствуй, Гарик.

— И тебе не болеть Хвост. Зачем звал.

— Тема есть. Обкашлять надо.

…

— Непонятки между нами…

— А мент что здесь делает… — спросил один из представителей молдавской стороны — я не пойму, у нас тут люди базарят или цветные.

— Пасть закрой, урод… — посоветовал Токарев — пока можешь.

— Ты кого уродом назвал, э!

Старший среди молдаван что-то резко сказал на цыганском. Спикер замолчал.

— Говори за непонятки, Хвост — сказал Гарик.

— Вот он скажет… — сказал Хвост, показав на Токарева.

Наступило тяжелое молчание. Все понимали, что Хвост своим поступком — фактически ссучился. И то, что он так нагло себя ведет — могло означать, что правила игры сильно поменялись. А они не в теме…

— Ну, что, Хвост — сказал старший — если тебе сказать нечего, пусть цветной говорит. Говори, люди слушают.

— Меня зовут Токарев Владимир Петрович — сказал Токарев, хотя его и так все знали — начальник одесского УГРО. И как начальник УГРО — я отвечаю за весь беспредел, который вы творите в городе.

…

— Чтобы все понимали, о чем речь — несколько дней назад в Одессе был убит Михал Гермиан, законный вор из Молдовы. Убит подло, когда его пригласили в Одессу как гостя. Это спровоцировало войну между вами и одесскими, полилась кровь. Уже немало людей погибло, и еще немало погибнет, если вы будете убивать друг друга, а не головой думать.

…

— За несколько дней, до того как убили Гермиана, в Одессу назначили нового начальника полиции, полковника Резницкого. Полковник этот — гнида конченая, еще в Днепре его нехорошо знают, он и в Киев титушек возил, и потом на войне контрабанду и прочие дела прикрывал. Нутро его — сучье, его свои же Барыгой гнали, ради денег он мать родную продал бы. В Одессу его назначили для того чтобы он поляну зачистил и город под киевских положил. Для этого он привез с собой в город банду, пятнадцать рыл, все с АТО, ломом подпоясанные, дубачат как черти, отца родного замочат, и начал беспредел творить. Убил Тараса Игоревича Семидрева, начальника своего — чтобы самому стать начальником. Убил Богдановского, начальника СБУ. Гермиана убил тоже он, точнее — его гайдамаки, чтобы подумали на одесскую братву, на Хвоста, чтобы кровь людская полилась. Пытался и меня убить. Все так и было, за слова отвечаю.

Воры молчали. С одной стороны — никогда не было такого, чтобы цветной имел голос на воровских сходках. С другой стороны — как то не приходилось сомневаться в словах цветного — он ведь государством поставлен, чтобы преступления раскрывать.

— Чем докажешь? — спросил старший.

— Тем, что банду эту — я той ночью лично на ноль перемножил, в земле они все. И Резницкого я тоже на ноль помножил, в яму закопал и креста не поставил. На хазе их — много стволов нашли… и того, с которого Тараса Игоревича посчитали, и Богдановского, и вашего Гермиана. Запись, как одна из этих с… перед смертью колется — я вам могу скинуть, если желаете. Можете, ментов своих подзапрячь. Пусть запрос напишут, в конце концов, Гермиан был гражданином Молдовы…

— У нас ментов своих нет — сказал Гарик.

Намек был более чем понятен.

— Что ты скажешь? — Гарик посмотрел на Хвоста.

— Что всё так и было, отвечаю.

— И на сходняке ответишь? — нехорошо прищурился Гарик.

— Отвечу. Собирай.

Гарик прищурился еще сильнее, глаза стали похожи на узкие полоски.

— Что-то я не пойму — сказал он — как вы живете, Хвост? Начальник областного УВД — с кодлой гайдамаков заходит в город, валит начальника своего, комитетчика, воров заодно. Начальник уголовки — за тебя с людьми базарит. Че это за беспредел такой? Ни на одной зоне, самой красной — таких раскладов нет…

— Это жизнь — вступил в разговор Токарев — и от нас зависит, как мы ее проживем. Беспредел не только в Одессе, он во всей Украине беспредел, и то ли еще будет. Все берега потеряли, все как последний день живут. Но остались еще люди идейные, как вы, как я, как Хвост. Те люди, которые не одним днем живут, которые на своей земле стоят и чужой им не надо. Если мы будем закона держаться, и друг другу ход давать, а таких гадов конченых как эта с. а Резницкий чморить и ходу им нигде не давать — тогда и будет жизнь людская.

Молдавские воры молчали, переваривая наглость.

— Про людское ты хорошо говоришь, Токарев — начал Гарик.

…

— Только вот что-то я не пойму. За себя я могу сказать, что я по-людскому живу, и за это на любом сходняке отвечу. И каждый из нас за себя сказать можешь. А вот ты — по какому закону живешь, а?

…

— Кто ты есть по жизни, Токарев? К какой масти ты себя причисляешь? Вор не вор. Мент не мент. Говоришь, что ты начальника своего в яму закопал и всех его отморозков вместе с ним. За них разговор отдельный, но речь не о них сейчас. А о тебе. Такого даже по людскому закону не позволяется — и ты это наверняка знаешь. Положено человека на сход пригласить, вопросы задать, дать на них ответить — и потом уже люди решают. А ты получается, сам решаешь. Так кто ты такой, Токарев? Бог?

Повисло молчание.

— Кто я такой… — ответил Токарев, когда молчание стало совсем угрожающим — не твое дело, Гарик. Я с тобой говорю первый и последний раз. Разборкам в городе — ша. Стрельбе — ша. Все тихо и мирно. Что за кем было — то за тем и остается. У нас кусок ментовской. У вас — воровской. Со своей стороны — гайдамаков, беспредел всякий я давил и буду давить.

…

— Если вас устраивает жить, как жили — живите. Ваш кусок будет вашим, его у вас никто не отнимет. Если нет — задавлю. Безо всякого закона. За слова отвечаю.

С этими словами — Токарев повернулся и пошел к машинам, оставив Хвоста с молдавскими ворами — одного.

Гарик долго молчал, рассматривая Хвоста. Угрожающе молчали автоматы…

— Тебе — жить — наконец, сказал он.

Повернулся, взмахнул рукой.

— Уходим.

* * *

— Как жить будем? — спросил Хвост, когда они в одной машине возвращались в Одессу.

— Как жили, так и будем жить. Ты старший над братвой. Я старший над красными — ответил Токарев.

— А если тебя снимут? Вон, буза уже идет.

— А ты сделай так чтобы не сняли.

…

— Я тебе помог, Хвост, отмазал перед молдаванами — теперь ты мне помоги. Отправь своих гайдамаков по адресам всех этих майданутых, пусть профилактику проведут. Разъяснят, что пасть широко открывать не надо, не те времена сейчас.

…

— Так и будем жить, Хвост. Ты — мне. Я — тебе.

— Резницкий точняк кони двинул? — спросил Хвост после пары минут молчания.

— Я же тебе фотку показывал, — прижмурился он.

— Фотка это да… круто солишь, Токарев. Ох, круто.

— Мне — хлебать.

04 мая 201… года. Украина, Одесса. Суворовский район (бывший пос. Котовского)

— Значит, здесь ты и выросла…

— Да. Вон в том доме…

Она сама не знала, зачем пошла сюда. Что она тут хотела увидеть? Зачем бередить и так напоминающую о себе рану? Но она — пошла. Как бы больно и противно это не было. Она должна была здесь побывать.

— Какой этаж?

— Пятый. Справа.

Он достал из кармана монокуляр, начал рассматривать дом. А она уже все рассмотрела, что хотела.

Что тут изменилось? Да ничего, собственно. Появилась новая застройка, вон там — вместо продуктового поставили супермаркет. И — всё.

Остальное — все то же самое. Те же разбитые машины у подъездов. Те же люди… она хорошо знала их натуру. Злобные, жестокие, распущенные — но их злобность проистекала не из их силы, а из их слабости. Это люди, которые из-за необходимости постоянно выживать — забыли такие важные для любого человека вещи, как честь, достоинство, доброта. Она это знала, как никто. Когда она бежала — совсем юная, напуганная, но не сломленная, без документов — никто не помог ей. Никто не защитил ее. Никто не открыл перед ней дверь.

Ее просто сдавали хозяевам — раз за разом. Как будто, так и должно было быть.

Только Георгий… он совсем не знал ее тогда. Но он не бросил, не принял это как есть. Он восстановил справедливость.

Пулями.

— Ты мне хочешь что-то сказать? — сказал он, не отрываясь от монокуляра.

— Мы рискуем жизнью ради вот этих людей. Ты никогда не думал, а стоит ли оно того? Нас могут убить, и никто не положит цветка на наши могилы. Оценят ли они то, что мы делаем для них.

…

— Может, нам просто… жить?

Он покачал головой.

— Но почему?

— То, что я делаю, я делаю не для этих людей.

— А для кого?

— Для их детей. Для тех, кому только предстоит вырасти. Я не хочу, чтобы они росли в искалеченном мире. В том, в каком рос я. Я не хочу, чтобы они росли на чужбине. Я хочу, чтобы у них была страна. Могучая и великая. Название, которой произносилось бы с гордостью, как когда-то. В этой стране — нашлось бы место и нам.

И нашим детям? — хотела спросить она. Но не спросила.

— В этой тайной войне — победы еще нет. Но будет. Обязательно будет. А что касается нас — то завтра мы уплывем.

— Уплывем?

— Да. Ибрагим уже уехал за яхтой. Она тут недалеко стоит, день пути. Ибрагим пригонит яхту и мы уплывем далеко — далеко отсюда.

— В Аргентину?

— Может, и в Аргентину. Может, в Испанию. Может, в Марокко. Может, посетим Корсику или Сицилию — у меня там друзья.

— И мы будем любить друг друга?

— Да. Только высадим Ибрагима — чтобы его не смущать. Он мусульманин и его такое зрелище шокирует…

Она засмеялась.

— И у нас будет ребенок? — вдруг с замиранием сердца спросила она.

Он улыбнулся.

— Если Бог даст, милая. Если Бог даст…

* * *

В эту ночь пропал еще один подонок, занимавшийся торговлей живым товаром. И в предыдущую ночь — тоже.

* * *

Как говорится, на всякого мудреца довольно простоты. Это слова… но любой, кто занимается специальными операциями знает — большинство из них сорвалось не из-за того, что что-то не предусмотрели или враг оказался сильнее — а просто из-за случайности. Кто-то не туда пошел, или что-то не то увидел, или нажал не ту кнопку — и всё. В семьдесят девятом — операция по освобождению американских заложников в Тегеране сорвалась просто из-за того, что два пилота приняли неверные решения. И — всё.

Брендан Вебб был опытным и решительным человеком. И на службе не просто отбывал номер — а на самом деле вел войну. Но после того разговора на базе Масира — вкупе с тем, что произошло во Франции — он на самом деле прекратил все поиски Кабрала и его подозрительной спутницы. Потому что Ирак научил его чувствовать опасность и после Масиры он понял — если он будет копать дальше, его на самом деле убьют. И сделает это — кто-то из своих.

Так что он на самом деле прекратил поиски, и решил больше к этому не возвращаться.

Его готовность к сотрудничеству заметили и оценили — почти сразу он получил самостоятельное назначение — руководитель передового разведпункта — станции ЦРУ в Батуми. Станция была важной, едва ли не важнее, чем тбилисская — она обеспечивала наблюдение за российской активностью в Абхазии, Новороссийске и в Крыму. Отчеты этой станции — регулярно включались в объединенные разведсводки и в «пташку[70]» — соответственно, начальник этой станции был всегда на слуху и на виду. Это так же значило, что его провал в Турции забыт.

Как начальник Батумской станции — Вебб развернул недюжинную активность, и активность эта привела его как раз в Одессу, где он, вместе с представителями киевской станции ЦРУ и центральной штаб-квартиры СБУ — готовил так называемый Ялтинский форум. До 2014 он проводился в Ялте, затем его четыре года проводили в Киеве — но в Киеве невозможна была полноценная культурная и курортная программа — и в этом году он должен был впервые состояться в Одессе. На берегу Черного моря.

От киевской станции была очаровательная Мария Поплавская, этническая полька из Нью-Джерси, из нового поколения сотрудников ЦРУ, бывший банковский финансовый аналитик и Джереми Гоббс, заместитель начальника станции, старый лис, бывший начальник станции в Иране. От СБУ был Роман Юхевич, закончивший Джорджтаунский университет по факультету «безопасность», а потом и «ферму» — курсы подготовки агентов ЦРУ в Виргинии. Юхевич был одним из немногих в СБУ, которым американцы доверяли. В отличие от тех, кто закончил Минскую или Московскую высшие школы КГБ — а таких в руководстве СБУ было до сих пор достаточно — Юхевича не надо было ничему переучивать, что намного сложнее, чем учить заново. Не надо было его и вербовать. Он не просто ставил интересы США на Украине выше интересов самой Украины — он не различал интересы Украины и интересы США. Для него интересы США — это и были интересы Украины…

И таких, к счастью — в руководстве Украины было все больше и больше…

— Вы не должны сдаваться… — сказал Вебб.

Юхевич понимающе закивал.

— Дорога по которой вы идете — сложна, часто скользка — но конец есть. Ваша главная задача сейчас — сформировать новую элиту. Качественно новую.

— Некоррумпированную — поддакнул Юхевич.

Вебб улыбнулся — как дедушка, услышав глупость от внука.

— Коррумпированную… некоррумпированную… тут разница небольшая. Вопрос ведь — не в коррупции, отнюдь нет. Жизнеспособность страны зависит от того, насколько элита считает страну своей, понимаете?

Юхевич кивнул. Хотя было видно, что он не понимает.

— Возьмем львиный прайд. У него есть охотничьи угодья. Но он никогда не убьет антилоп больше, чем нужно, чтобы насытиться, понимаете?

…

— У вас же убивают всех антилоп до единой. Потому что знают, что завтра это могут быть уже чужие угодья….

…

— Партий может быть много. Но элита должна быть одна. Единая. Ее можно переконфигурировать, обновлять, но базовые принципы должны быть едиными. Равно как должно существовать негласное понимание, сколько антилоп может убить лев.

Каждый раз, когда Вебб встречался с молодыми революционерами, или молодыми представителями новых властей, пришедших к власти в результате очередного майдана — он вполне честно говорил им одно и тоже… разницы нет, потому что человеческая природа едина, а значит — едины и механизмы отправления власти. Но они не понимали. Практически никогда — не понимали. Он смотрел им в глаза и видел, что они поддакивают — но не понимают.

Именно потому, что они не понимали то что им говорят — существовали страны первого и третьего мира. И США — была страной первого.

В США — бывшая университетская левачка, которая работала пионервожатой в лагере Артек — стала заместителем Госсекретаря США, и одним из наиболее последовательных врагов России. В Германии — бывший левый террорист стал министром иностранных дел, и тоже последовательным врагом России. Осама бен Ладен напал на США — а теперь террористы ИГИЛ, по сути действуют в интересах США, воюя против России и Ирана. Мощь страны — не в том чтобы победить врага, а в том чтобы натравить его на других врагов. Мощь элиты страны — не в том чтобы победить внутренних врагов, а в том, чтобы перековать их, чтобы и они — работали на интересы страны. А здесь… банду геть, банду геть.

Смешные…

Впрочем, от них многого и не требуется. Чтобы выполнять приказы — не обязательно быть слишком умным, достаточно просто понимать язык, на котором они отдаются. В Грузии — уже созданы учебные заведения для элиты, где молодые грузины получают образование на английском языке. То же самое будет и здесь.

В горле пересохло.

Он поднял бокал, посмотрел вдаль, на высотку гостиницы в порту, потом его взгляд скользнул по набережной, лестнице…

И тут Вебба как будто ударило током. Не веря своим глазам, он смотрел перед собой, и казалось — не видел ничего.

Кабрал!

Он был тут. В паре десятков метров от него!

Вебб даже не подумал выхватить пистолет, который у него был. Он представлял себе, кто такой Клаус Мария Кабрал — и понимал, что даже если он начнет первым, шансов выжить у него немного. У него может быть прикрытие… а если и нет — попытка задержать его легко превратится в кровавую бойню в общественном месте. Если это действительно Кабрал — он не может не быть вооружен — и откроет огонь, не задумываясь.

Вместо этого он достал телефон.

— Мария… — преувеличенно бодрым голосом сказал он — давай, сделаем селфи, а то, как будто и в Одессе не были.

Мария — тонкие скулы, чаячьи брови вразлет — недоуменно посмотрела на него.

Он глазами как смог передал ей — делай, что я говорю.

— Хорошо… — недоуменно сказала она.

Они встали из-за стола, Вебб увлек ее к ограждению.

— За тобой, пятьдесят футов, у ограды — негромко сказал он — мужчина. Лет сорок пять, черная бейсболка. Сделай снимки.

Мария насторожилась.

— Кто они?

— Потом объясню. Только не засветись.

— Хорошо…

Они изобразили влюбленную парочку. Мария поставила зум на телефон, выверила положение объектива…

— Есть… он уходит.

— Пошли.

— Что происходит?!

Гоббс и Юхевич с удивлением смотрели на них.

— Оставайтесь здесь.

— Брендан, какого черта….

Вебб уже не слушал.

* * *

К счастью, человек, которого он опознал как Клауса Марию Кабрала, бывшего чилийского спецназовца и исполнителя ЦРУ — пошел пешком. Если бы он взял машину, слежка закончилась бы, не успев начаться.

— Я немного отстану, — прошептал Вебб в ухо Поплавской, обнимая ее, — смотри, не упусти его. Ты идешь за ним, я за тобой. Потом поменяемся.

— Я тоже хотела бы каких-то объяснений.

— Потом. Имей в виду, это профессионал.

Вебб отпустил Марию, свернул к ларьку. Он купит цветы. Засветится с цветами, потом выбросит. Обычно люди помнят самое яркое. Запомнят цветы…

* * *

— Слава Украине!.

— Героям Слава!.

— Слава нации!.

— Смерть ворогам!.

— Украина!.

— Понад усе!.

— Бандера! Шухевич! Герои народу! Они! Воевали! За нашу! Свободу!.

— Москалей! На ножи!.

— Коммуняку! На гиляку!.

Нехитрый набор лозунгов — бил по нервам…

Он плохо понимал сакральный смысл этих слов — но он хорошо понимал и собравшихся, и то какое будущее их ждет. И перед каким страшным выбором — поставлена эта страна, которая зачем-то отделилась от России, ради призрачного самостоятельного будущего. Речь — о выборе между плохим и плохим. Вот эти юные мальчики и девочки — эти цветы с колючками и шипами — это будущее нации. По-настоящему, без дураков. Проблема в том, что они — левые, левые инстинктивно[71]. В двадцать лет — тот кто не левый, у того нет сердца, в пятьдесят тот кто не правый, тот идиот. Столкновение отцов и детей, не раз гениально показанное русскими писателями на страницах своих книг — оно обусловлено именно этим. Но самое страшное начинается, когда столкновения перерастают уровень отдельных демонстраций и эпизодов и выходят на уровень межпоколенческой войне.

Он видел, что произошло в Чили. Там, изначально левый президент Альенде пытался объединить страну, но не мог, потому что нельзя впрячь в одну повозку лебедя, рака и щуку. Он был левым, но все время своего президентства смещался вправо и добился того, что левые перестали ему доверять, а правые — никогда бы ему не доверились. Еще за два года до военного переворота Пиночета — в стране началась гражданская война, и начали ее длинноволосые леваки, начитавшиеся Мао, Ленина и Троцкого. Они расстреливали богатеев — самым громким было убийство Суховича, но были и другие, устраивали акты саботажа на предприятиях… было то же самое, что было в России в самом начале века — волна террора с намерением подточить режим. В террор шли, в том числе девочки и мальчики из лучших семей страны… потому что верили в социальную справедливость и хотели осчастливить всех.

Но дальше произошло то, что не произошло в свое время в России — армия совершила переворот. Немалую роль в решении совершить переворот — сыграло знание того, что произошло в России — военные решили действовать. Это горящее идеалами поколение — было просто забито сапогами, запытано, расстреляно, изнасиловано. Он знал — от непосредственных участников переворота, которые учили и его жизни — что солдатам был отдан приказ действовать с максимальной жестокостью, чтобы запугать и сломать даже тех, кого потом выпустили. На дискотеке Венда Сексо — устроили пыточный центр, что было весьма показательно.

И вот, полвека спустя — Чили страна с самым большим ВВП на душу населения в Латинской Америке… только будущего у нее — по сути, и нет. Это мало кто понимает, но… нет. Общество — до сих пор разрушено и сломлено. Глухое противостояние продолжается до сих пор — только те кто живет в Чили — видят, с каким остервенением студенты атакуют полицию во время демонстраций, и с какой жестокостью полиция разгоняет незаконные митинги. Это при том, что режим — давно другой, а во главе страны — дочь бывшего узника хунты. Но примирения — нет. И смирения — нет. А тем более — прощения нет.

А еще страшнее ситуация в Аргентине. Мало кто связывает ее экономическую неуспешность с террором семидесятых — восьмидесятых годов. Но связь есть. Это как труп, лежащий в доме. И он, видевший карательную систему изнутри — это понимал.

И здесь — все идет к одному из двух. С одной стороны — система в виде полиции, всю суть которой Ангел уже хорошо себе уяснил, власти, которую она защищает, коррупционеров. С другой стороны — вот этот передовой отряд молодежи, которые твердо знают, что они против, но мало кто может сказать, против чего. И либо система сломает молодежь — либо молодежь сломает систему. И в том и в другом случае — будущего у страны нет.

Запалили покрышки… черный, солярный дым разнесся по улице, раздались радостные крики. Маленькие победы в большой, проигранной еще до начала войны…

Он пошел дальше, чтобы не дышать этим солярным дымом и не слышать этих радостных криков тех, кому еще предстояло познать всю горечь плода. Шульгин — стоял дальше, на противоположной стороне Екатерининской. Увидев Ангела, он переложил в другую руку барсетку — знак того, что он не видит опасности и готов к контакту.

* * *

— Принесли?

Ангел кивнул.

— Отлично. Кто?

— Токарев?

Карта памяти от телефона перекочевала из рук в руки.

— Отлично. Что тут?

— Признание. В убийстве Богдановского.

Шульгин присвистнул.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны.

— Что простите?

— Ничего. Поговорка такая. Означает, что чем дальше, тем интереснее становится жить. Он сказал, зачем он это сделал?

— Месть. Он думает, что Богдановский приказал похитить и убить Дзюбу. Его друга и главного городского сутенера.

— Он думает… а это не так?

— Нет.

— А кто убрал Дзюбу?

— Я.

Шульгин покачал головой, но ничего не сказал.

— Он может отказаться от своих слов.

— Не откажется. Он признался в четырех убийствах, три из них убийства криминальных авторитетов. Криминальный мир такого не простит. В крышевании наркоторговли, работорговли, контрабанды. Он ваш.

— Однако…

— Кроме того, у меня есть его письменное признание в убийстве Богдановского.

— Где?

— У меня. Передам вам, когда выберусь из страны.

Шульгин уважительно покивал головой.

— Помощь нужна?

— Нет.

— Мы можем вывезти вас в Крым. Можете пожить в санатории Минобороны, в лучших условиях. Сколько пожелаете.

— Я сказал — нет.

Мимо — пробежала стайка молодых людей, каждый — катил перед собой старую покрышку. Ангел и Шульгин посторонились.

— Митинг там — сказал Ангел — требуют покарать ментов, которые убили их побратимов. Жгут шины. Я сюда шел, видел.

Шульгин цинично и скептично усмехнулся.

— Ну-ну…

— У нас всё?

— Ну, если вам не нужна помощь, то, наверное, всё. Если судьба еще столкнет — можете на меня рассчитывать. Позвольте так-скэзэть пожать вашу руку.

Ангел проигнорировал протянутую руку, повернулся и пошел прочь. Шульгин зло выматерился и сплюнул вслед.

— Белой акации цветы эмиграции… С…а белогвардейская.

* * *

Вебб успел — как раз для того, чтобы увидеть, в какой автомобиль садится Кабрал. Черный Мерс — Гелендваген. Вебб и не подумал его преследовать — шансы спугнуть дичь при неподготовленной слежке девять к одному. Да и не на чем было — Одесса не Нью-Йорк, такси сразу не поймаешь. Но запомнил номер.

И встречу — сфотографировать он тоже успел.

* * *

— Какого хрена вы там изображали? — спросил Гоббс, когда Вебб вернулся в здание — что происходит?

Они находились в информационно-аналитическом центре «Окно в США», которое занималось поддержкой некоммерческих гуманитарных проектов украинского общества в Одессе на деньги Госдепартамента. Одновременно — под этой крышей работал филиал киевской станции ЦРУ США.

— Джим, мы можем доверять Юхевичу? Он наш человек? — вопросом на вопрос ответил Вебб.

— Скорее всего, да.

— Скорее всего, или да? Это важно.

— Черт, он из новой команды. Учился у нас. Только что прибыл в Одессу. Думаю, он представляет лучшее…

— Позвони ему. Скажи, надо срочно встретиться еще раз. Где-то неподалеку.

— Где именно?

— Где угодно. Где можно будет поговорить.

* * *

Данные по человеку, с которым встречался Кабрал — пришли довольно быстро. Досье было солидным, больше тридцати страниц в распечатке.

Вебб читал вслух.

— Шульгин Игорь Георгиевич, сорок шесть лет, уроженец города Ростов-на-Дону. Полковник ГРУ, специалист по подрывным действиям, закончил Новосибирское высшее военно-командное училище и школу особого назначения под Новгородом. Специализировался на европейских странах, в совершенстве знает английский и немецкий язык. Имеет опыт участия в боевых действиях на Кавказе. В две тысячи четырнадцатом засветился в Крыму, далее — в Луганске на посту старшего военного советника. Так же отслеживался в Молдове, Румынии, Венгрии, Словакии. Предположительно имеет отношение к террористическим акциям в Харькове и Мариуполе. Обычно представляется бизнесменом, имеет коммерческий опыт в торговле продуктами питания, используя его как прикрытие. Особо опасен…

Вебб отложил досье, хлопнул в ладоши.

— У нас есть установленный российский разведчик в Одессе. Это повод встретиться с местными?

Гоббс и Поплавская переглянулись.

* * *

Они встретились в одном из заведений на Екатерининской. Заведение было недалеко от полицейской линии оцепления, здесь было немало молодых людей, пропахших дымом — они подзаряжали свои телефоны, перешучивались, жадно, наскоро ели. Гнетущей атмосферы, как там дальше по улице — не было, скорее тут чувствовалось будущее.

— Прежде чем придет наш украинский друг — сказал Гоббс — скажи мне то, что собираешься сказать ему. За страну отвечаю я, и проблемы мне тут не нужны.

Вебб достал телефон, нашел нужные снимки.

— Этот человек террорист.

Гоббс с подозрением посмотрел на него.

— У него нет бороды. И он не похож на аскета.

— И, тем не менее, это террорист. На его совести — сбитый самолет.

— Какой самолет? — спросил Гоббс.

— Я не могу сказать об этом рейсе ничего, кроме того, что на борту были граждане США.

Гоббс скептически хмыкнул.

— И что ты предлагаешь? Ты вообще знаком с процедурами?

— Это международный террорист — настаивал на своем Вебб — если мы будем делать все согласно процедуре — он уйдет.

— Что-то мне это не нравится — сказал Гоббс — ты предлагаешь мне санкционировать его захват, или что-то другое? Он вообще в JPEL[72] есть — или это твои фантазии?

…

— В списке его нет, так?

— Подожди… он встречался с российским разведчиком, установленным российским разведчиком. Этого тебе мало?

— Этого недостаточно для активных действий. Если мы будем убивать каждого, кто встречался с российскими разведчиками, на кладбищах не хватит места. Я не буду ничего предпринимать без санкции из Лэнгли.

— Я не прошу его убивать. Я прошу его задержать.

— Этого мы тоже не можем сделать. Какого черта, Брендан, ты что — решил поиграть в одинокого ковбоя?

— Да пошел ты!

Вебб встал и пошел на выход.

* * *

Ему повезло — на выходе он встретил Юхевича. Тот как раз собирался зайти.

— Мы можем поговорить в другом месте? — спросил в лоб Вебб.

— Можно в основном здании — сказал Юхевич — там нам не помешают… наверное…

* * *

Кабинет Юхевича в здании СБУ — был на втором этаже, он был бедным и плохо обставленным, компьютеру было лет десять как минимум.

Юхевич — насыпал в кружки кофе, начал ждать пока вскипит чайник. С улицы — доносились митинговые крики, лозунги…

— Мне нужна помощь — в лоб сказал Вебб — и вам тоже. Предупреждаю сразу — Гоббс мне отказал.

Юхевич пожал плечами.

— Неудивительно. Мне кажется, он вообще боится предпринять что бы то ни было, что выходило бы за рамки «продвинутого культурного обмена» скажем так. Ему немного до пенсии, верно?

— Два года.

— Как и нашим генералам.

Вебб почувствовал родственную душу.

— А вы? Что думаете вы?

— О чем?

— О том, что происходит за окном.

— Об этом… я в Одессе недавно, мне еще нечего думать. Я знаю, что у генерала Богдановского, которого только что убили — при обыске были найдены золотые слитки, и коллекция часов, общей стоимостью свыше миллиона долларов. Я знаю, что тут полно ватников[73], в том числе и в этом здании. Я думаю, что процентов девяносто из тех, кто сейчас находится в этом здании, находятся здесь для того, чтобы заработать.

— А вы?

— Меня чуть не убили при попытке захвата Харьковского СБУ в две тысячи четырнадцатого, а у налетчиков была моя фотография. У нас сожгли дом на селе, а семью я был вынужден вывезти в Киев, потому что в Харькове им жизни не было.

— Почему?

— Почему я продолжаю борьбу? Потому что верю, что у Украины может быть другой путь и другое будущее.

Вебб выложил на стол телефон, начал показывать фотографии.

— Вот этот человек — наемник, международный террорист очень высокого класса. Он засветился во многих странах и везде где он появлялся — везде лилась кровь. А вот это — похоже, что его наниматель. Полковник ГРУ Шульгин. Снято в Одессе сегодня.

Юхевич присвистнул.

— Ничего себе. Вы уверены?

— Гоббс сказал, что это его не касается. А вас?

Юхевич думал недолго.

— Это моя страна. Меня здесь касается всё.

— Отлично! Тогда давайте подумаем, что вы можете сделать?

— Я могу направить запрос по своей линии — и от своего имени. Запрос на имя мистера Радзакиса.

Джордж Радзакис, наполовину грек, наполовину литовец — был старшим советником от ЦРУ в Службе безопасности Украины. Фактичеки он был советником председателя СБУ и теневым кардиналом Службы.

— Что вы напишете?

— Что в городе беспорядки, ситуация может выйти из-под контроля в любой момент. Что обнаружены и опознаны российские агенты высокого класса…

— И что вы не можете произвести их захват своими силами, потому что опасаетесь инфильтрации российской разведки в структуры Одесского СБУ и просите оказать помощь с неофициальным участием находящихся в непосредственной близости от Одессы сил передового развертывания НАТО…

— Отлично.

— Отлично. Так и напишите. И надо найти, где у него лежка в городе. Подключайте всех… он был на набережной. Я его потерял здесь, на Екатерининской. Номер автомобиля…

05 мая 201… года. Одесса, Украина

Одесса…

Город, который сделал его счастливым — и несчастным одновременно.

Жемчужина у моря…

Он стоял в темноте и смотрел на нее… она лежала на кровати, как всегда сбросив одеяло. Очертания тела — угадывались в темноте.

Он научил ее убивать. Она убила четверых там, в доме — и даже не вспомнила об этом. Он впервые понял, какой она стала.

Ей понравилось убивать.

Чем стала их встреча для нее? Благословением — или проклятьем? И чем теперь он отличается от своего деда? Он искалечил ее, как дед искалечил его самого.

Наверное, он просто начитался идиотских русских романов… ужасных русских романов. Романов где герои страдают и так и живут в страдании. В Латинской Америке все намного проще — плохого человека надо убить, и тот, кто убьет, тот хороший человек. Увы… он так и не смог стать латиноамериканским мачо. Ее он смог сделать латиноамериканкой. А себя — нет.

Что дальше? Бросить ее? Это подло и жестоко — он сам ее сделал такой.

Иливсепроще? Яхта, Средиземноеморе — и do it like they do at Discovery Anymal?

Наверное, ему не стоило так стараться стать русским. Он перестарался. Стал слишком русским, более чем сам того хотел…

Он начал тихо одеваться…

* * *

Ночной портье — ничего не сказал ему: здесь вообще не задавали лишних вопросов. Он вышел на улицу, огляделся… город еще спал, улицы были пусты… только тянуло зловонным солярным дымком… остатки былой роскоши.

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь — начнешь опять сначала

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь[74].

Он направился вниз, к порту…

* * *

В одной из машин, припаркованных дальше по улице — произошло некое оживление. Сидевший за рулем человек — сделал несколько снимков на телефон вышедшего из отеля мужчины, начал их куда-то отправлять. Второй — дождавшись, пока он скроется из виду, вышел из машины и пошел следом, говоря по телефону.

Слежку — Ангел обнаружил уже на набережной… все-таки раннее утро, даже солнце — лишь угадывается за горизонтом. По определенным признакам он понял — это его коллеги. Коллеги из США, военные моряки из спецназа ВМФ. Значит, решили брать — просто так они бы тут не появились.

Решили брать…

Яхта была на месте, Ибрагим был на палубе. Ангел, стоя у ограждения набережной, сделал запрещающий знак — нет, нельзя. Ибрагим все понял.

Солнце — показалось на горизонте, его мягкие лучи — ласково коснулись его лица, осветили мягким светлм набережную, краны, корабли. Что ж, если этот день в его жизни последний — он не так и плох.

Главное — чтобы они не нашли отель.

Он опустил молнию до самого низа — но не расстегнул окончательно. Под курткой — флиской — два Глока и шесть запасных магазинов к ним.

Этого хватит. Если и не на всех, то очень на многих…

На многих…

В гостиницу идти нельзя. Ни в коем случае.

Вместо этого — он быстрым шагом пошел в другую сторону, уводя беду за собой…

* * *

Она тоже почувствовала беду. Что-то подбросило ее на кровати, что-то заставило проснуться… через секунду она уже сидела на кровати, как будто оглушенная, не понимающая, что происходит. Но она понимала, что что-то произошло.

— Георгий… — позвала она.

Тишина. Только тикают часы.

Он ушел.

Тревога не проходила… все тело кричало ей — беги. Одевайся и беги.

Она встала, начала надевать джинсы… и в этот момент дверь слетела с петель…

— Лежать! Вниз, вниз!

В номер ворвались автоматчики… они были в гражданской одежде, но какой-то странной, и с автоматами. Ее моментально сбили с ног и прижали к полу, один из них остался контролировать ее — в то время как остальные парами, страхуя друг друга, зачищали номер.

— Ванная чисто!

— Балкон чист.

— Номер чист!

Один из спецназовцев — почему то у них у всех были бороды — сделал знак, ее рывком подняли с пола.

— Speak English?

Она покачала головой.

— Fuck… Пол, иди сюда. Ты русский не забыл? Надо спросить…

Подошел еще один спецназовец. У них у всех были короткие автоматы, с изогнутыми, вставляемыми в рукоять магазинами и черные ленты на шее — гарнитура рации, позволяющая вести радиообмен без рук.

— Как твое имя?

— Анжелика… — она назвала давно забытое имя, которое не хотела ни за что вспоминать.

— Ты живешь в этом номере?

Она пожала плечами, что могло означать все что угодно.

— Сэр, похоже, это просто шлюха.

— Спроси ее, когда он ушел.

— Когда он ушел?

— Полчаса назад.

— Сэр, полчаса назад.

— Спроси, куда?

— Ты знаешь, куда он ушел?

Она отрицательно покачала головой.

— Сэр, она не знает.

Спецназовцев перебросили из Болгарии в Одессу только этой ночью, и они ничего не знали. Им даже брифинг нормальный провести не успели. Все что они знали — им надо было захватить особо опасного террориста российского происхождения, дали его приметы. Взаимодействия с местными правоохранителями не было никакого, они вообще не имели права тут находиться.

Командир группы достал телефон с закрытым каналом связи.

— Сэр, я Красный один. Номер взят, у нас зеро, повторяю — зеро. Он ушел полчаса назад, тут только шлюха какая-то местная…

…

— Сэр, прошу инструкций.

— Оставайтесь на месте. Ждите, пока приедет группа, мы обыщем номер.

— Принято. Сэр, а со шлюхой что делать?

— Черт, выпроводи ее. Припугни, чтобы рот не открывала.

— Принято.

Командир группы достал из кармана пачку денег, перебрал ее. Иракские динары, иорданские динары, кувейтские динары… ага, вот. Пятидесятка. Доллары. Ничего, пойдет. Говорят, что из Украины можно жену по интернету выписать.

Он вручил банкноту Полу.

— Дай ей это и пусть убирается. Скажи, чтобы не открывала рот.

— Окей, сэр…

Спецназовцы с интересом наблюдали, как она суетливо одевалась, один даже присвистнул. Когда за ней закрылась дверь, один из спецназовцев хлопнул в ладоши.

— Черт, парни, а я не против тут на недельку задержаться, после этой курдской задницы — самое то. Интересно, сколько такая стоит?

— Тебе не по карману. Тебе только левая рука — по карману, малыш.

— Да пошел ты…

— Боб, ты уже вырос из возраста, когда мочатся в постель?

— Он в учебке вечно ссался в койку.

— Да, а ты при этом занимал нижнюю.

— Засранцы…

Из коридора появился боец.

— Сэр, на минуту…

Они вышли в коридор.

— Сэр, я подумал, что в номере может быть тайник и присмотрелся. И вот что нашел…

Они вышли в ванную комнату. Там — была снята часть потолочной отделки, рядом с джакузи лежали вскрытые пакеты. Пистолет — Глок с глушителем. Несколько небольших пачек денег в разных валютах, карточки. И паспорта.

Паспорта…

Командир группы наугад раскрыл один из них — и почувствовал, как сердце проваливается куда-то вниз.

— Твою же мать!

Он выбежал в большую комнату.

— Все вниз! Быстро! Черт, блокируем отель!

— Что произошло, сэр? — спросил один из бойцов, когда они уже бежали вниз по лестнице пожарного выхода.

— Проститутка! Это ее номер! Она с ним! Ее надо найти!

* * *

Конечно же, они ее не нашли. Ни в отеле, ни позднее, когда к розыскам подключился город. Она просто исчезла.

Эпилог 1. 20 мая 201… года. Париж, Франция. Латинский квартал

Взгляд, сотни звезд в тиши горят, И никто не виноват, что дороги нет назад… БИ-2 «Алиса»

— Сдачи не надо, спасибо…

Водитель такси недоуменно уставился на купюру… здесь было больше чем две стоимости проезда. Пожал плечами.

— Большое спасибо, мадам…

Такси укатило…

Это был берег Сены… серой, ленивой реки… совсем не символа Франции — символом Франции была конечно же Луара. Но на ней стоял Париж. Бывшая римская Лютеция, поднявшаяся ввысь, в божественные вершины.

А на набережной Сены — кипела жизнь… стояли баржи… играла музыка… в летних кафе ворковали влюбленные парочки. Жизнь, которой у нее никогда не будет. Жизнь, которая ей недоступна. Раньше — ей просто пользовались, как вещью. Теперь — она не сможет жить, каждую секунду не ожидая грохота выломанной двери — это будет означать, что за ней пришли. Хорошо если будет под рукой пистолет — встретить пришельцев пулей в лицо.

Она никогда не будет ни Алисой, ни графиней Мерседес де Сантьяго. Она теперь навсегда — Морена. Богиня зимы. Ангел смерти…

Знай…

Здесь Алиса не живёт…

Ты ошибся — дом не тот,

Здесь тебя никто не ждёт.

Знай…

Ты стучишь в чужую дверь,

Изменилось всё,

Поверь

Этот дом не твой теперь…

Знай,

Слышишь, знай!

Здесь

Средь бетона и стекла

Жизнь иная — без тепла,

Ни добра к тебе, ни зла.

Взгляд.

Сотни звезд в тиши горят

И никто не виноват,

Что дороги нет назад.

Знай…

Слышишь, знай[75]!

Здесь Алиса не живет…

— Мадмуазель. Просите, мадемуазель…

Она обернулась. Какой-то парень, по виду типичный студент — с обожанием смотрел на нее.

— Простите… это ведь вы играли в… Ангелах Будапешта?

Она покачала головой.

— Извините, месье. Вы обознались.

* * *

Здесь Алиса не живет….

Замок был вскрыт, в доме были следы обыска — не бардак, как оставляют полицейские — но любой профессионал заметил бы, что в доме побывали посторонние. Но ей не было до этого никакого дела. Пройдя на кухню, она устало рухнула на табурет у стола.

Что делать?

Ехать в Марсель? В Аргентину? Садиться на первый попавшийся самолет и пытаться затеряться?

А ради чего? Зачем?

Какой смысл?

Она вдруг возненавидела его. Лучше бы он убил ее тогда, в Одессе, чем оставлять вот так вот, мучаться.

Показываться на глаза баронессе тоже не хотелось…

— Мадемуазель?

Человек в черном — среднего роста, с проседью в курчавых волосах, чем-то похожий на Николя Саркози — стоял в коридорчике, ведущем в кухню.

Она не заперла дверь, когда входила в квартиру.

Пистолета у нее не было. Она только что добралась до Парижа и не успела…

— Кто вы? — спросила она — что вам нужно?

Человек с неподражаемым галльским изяществом сделал жест, что-то вроде отдания чести.

— Зовите меня Поль. Или Роже. Или месье адмирал. Как вам будет угодно.

— Что вам нужно? Если моя сумочка, то берите ее и убирайтесь. Там все равно — немного.

— Верю. Как говорят русские режиссеры — верю. Браво. Вообще-то я друг Георгия. Или Жоржа, как его здесь называли. Или Ангела, как его называли в других местах.

— Я не знаю никакого Ангела.

— Ангел погиб в Одессе.

— Повторяю — я не знаю никакого Ангела.

Мужчина встал, подошел почти вплотную. От него приятно пахло — сандалом и огурцом.

— А вас я так понимаю, зовут Морена. Хотя люди знаю вас как графиню Мерседес де Сантьяго. Приемную дочь графа Альберто де Сантьяго. Конфидента Его Величества, Короля Испании Хуана Карлоса и контр-адмирала испанского флота. Актрису и богатую прожигательницу жизни в богемном Париже.

— Что вам угодно?

— Пока просто познакомиться. Не более того.

— У меня нет настроения знакомиться с кем бы то ни было.

Мужчина сделал еще шаг вперед.

— Ангел мертв, как это не прискорбно. Американцы ищут вас. Могут найти. Вам нужен покровитель. Патрон. Друг.

На самом деле — американцы уже не искали ее.

Пытаясь связать концы в этом деле, они обратились с запросом в Израиль, подозревая, что неизвестная, так ловко ушедшая от них в Одессе — может быть оперативницей МОССАД. Запрос — пришел по полуофициальным каналам и с ним поручили разобраться тому самому высокопоставленному израильскому разведчику, советнику премьер-министра Израиля по вопросам борьбы с терроризмом, который встречался с баронессой Боде и с Алисой на Кипре. Шломо — так по-настоящему звали израильского разведчика — уже знал, что баронесса умерла. И что он так и не успел отдать ей долг сполна. Вспомнив про Алису — он просто пожалел ее, решив не отдавать американцам. И ответил — что женщина, известная как Мерседес де Сантьяго действительно агент МОССАДа и находится под защитой государства Израиль. Американцы отступили — они понимали, что Израиль не Франция, договариваться там не с кем и своего человека они не отдадут ни при каких обстоятельствах.

Но Алиса этого не знала.

— И вы готовы выступить в этом качестве? — с презрением и высокомерием в голове сказала она. Баронесса была бы довольна, услышав это.

— Не совсем я. Скорее французские спецслужбы и Франция в целом. А так же… структуры более высокого порядка.

— Вы не переоцениваете себя?

— Ничуть. Георгий был моим другом, не просто исполнителем или агентом. Мы много говорили об этом. Начался процесс восстановления суверенитета Франции, который неизбежно перерастет в восстановление суверенитета всей Европы. НАТО — больше не может быть гарантией нашей безопасности, мы не контролируем НАТО, так как там доминируют США и те восточноевропейские страны, которые кормятся нашими подачками, но в своей политике целиком и полностью ориентируются на США. Сейчас они пытаются взять под контроль Украину и тем самым расколоть континент надвое, вбив клин из проамериканских государств между странами старой, настоящей Европы и Россией. Это никому не нужно ни здесь, ни там. Так что потребуется сделать много работы, чтобы не допустить этого.

— Я слишком устала, месье, чтобы говорить о политике.

— О, да, конечно, отдыхайте. Я просто решил представиться и посмотреть на вас… Георгий много про вас рассказывал. Как я уже говорил, американцы ищут вас, но здесь, в Париже вы в полной безопасности. Просто пока не покидайте город. Мы уже дали понять янки, что их присутствие здесь крайне нежелательно, а если они проигнорируют нас — от слов мы перейдем к действиям. За вами будут приглядывать. Пока живите, как жили. Георгий назначил вас наследницей, у него был счет в банке, на который перечислялись деньги за оказанные им услуги. Там более трех миллионов евро, и я прослежу, чтобы вы их получили.

— Уйдите! Ради Бога, уйдите.

— О! Я иногда бывают слишком назойлив. Проклятое прошлое. Удаляюсь. Моя визитка на столике можете звонить в любое время.

Француз обернулся на пороге.

— И да… баронесса Боде, ваша наставница…

…

— Она умерла несколько дней назад, во сне. Тромб. Увы… никто не вечен. Если вы пожелаете, я отведу вас на ее могилу. Она похоронена здесь, в Париже, на кладбище ветеранов. Она была кавалером Ордена Почетного Легиона.

С этими словами — француз аккуратно прикрыл дверь. Алиса осталась. Слез не было. Совсем. Она была как бы выжжена изнутри…

Двигаясь как робот, она прошла в ванную. Пистолет был там, где и должен был быть, за ванной, прикрепленный клейкой лентой. Привычный руке пятнадцатизарядный Глок.

Она направила ствол себе в лицо и посмотрела в вечность…

Просто нажать. И все. Все будет кончено. Не будет ни боли, ни страдания, ни выжженной изнутри души. Не надо будет оставаться одной, бояться настоящего и бороться за будущее. Все кончится, стоит только нажать.

Только нажать.

Не стреляй! Шавка беспородная, шлюха, не стреляй!!!.

Воспоминание обожгло, окатило, к горлу подступила тошнота. Отбросив пистолет, она ринулась в уборную, упала на колени — и там ее вывернуло. Она стояла на коленях, а ее рвало и рвало…

Потом — она сидела около унитаза, с разбитыми как в детстве коленками — и смотрела на противоположную стену, на бессмысленный узор плитки. Слезы текли у нее из глаз, хотя она не плакала. Просто слезы текли.

— Прости… — прошептала она по-русски.

Потом она машинально положила руку на свой живот — и почувствовала, как что-то толкнулось у нее внутри…

Эпилог 2. 21 мая 201… года. Киев, Украина. Ул. Ак. Богомольца 10 Здание центрального аппарата МВД Украины

По плодам их узнаете их.

Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?

Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые.

Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.

Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь…

От Матфея 16–20

— Полковник Токарев?

Токарев встал, ощущая на себе взгляды остальных, ждущих аудиенции офицеров.

— Так точно.

— Министр готов вас принять. У вас десять минут.

Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул.

Готов.

* * *

Кроме министра — в кабинете был еще один человек, в штатском. Токарев хорошо знал его — сам факт того, что он в штатском идет на прием к министру, имея звание генерала полиции второго ранга — говорит о многом.

— Господин министр, полковник Токарев Владимир Петрович, начальник Управления уголовного розыска Одессы по вашему приказанию прибыл.

— Присядьте.

…

— Мы оценили… вашу работу в Одессе за последнее время. То, как вам удалось не допустить массовых беспорядков в городе говорит о вашем профессионализме и хорошем знании оперативной обстановки в городе. А то, как вам удалось разоблачить Резницкого — говорит о том, что вы разбираетесь в людях. Конечно, плохо, что Резницкому удалось скрыться — но это уже не ваша вина…

Беспорядки удалось остановить просто — люди Хвоста по согласованию с Токаревым навестили смутьянов, и конкретно разъяснили, кому и что светит, если в городе будет продолжаться беспредел. Город затих — на время.

…

— Хотя… это не самое очевидное решение… и тем не менее. Есть мнение назначить вас на должность главы одесской полиции. Как вы сами считаете, Владимир Петрович — по силам вам эта должность? Созрели вы для нее?

Токарев выдохнул:

— Признаюсь, я не дотягиваю до уровня Тараса Игоревича…

— Генерал Семидрев погиб — перебил его второй присутствовавший в кабинете, нарушив негласное бюрократическое правило и вступив в разговор старшего — безусловно, Тарас Игоревич был опытным руководителем, одним из лучших в полиции — но он мертв и это не изменить. А область — без руководителя полиции существовать не может. За короткое время — спокойный регион превратился в… Палермо! Стрельба на улицах, снайперы, пришлось Нацгвардию вводить. Область на втором месте по Украине по насильственной преступности! Бардак!

— Ну… Владимир Петрович в этом бардаке не виноват, как мы понимаем… — сказал министр — но порядок наводить надо. Причем желательно без эксцессов — все-таки туристический город, а не Донбасс. Действовать надо тоньше, вот для чего нам нужен человек знающий город. Справитесь, полковник?

Токарев выдохнул:

— Да.

— Уверены? — брюзгливо спросил второй присутствующий.

— Уверен.

— Хорошо — подвел итог министр — и.о. вы будете назначены сегодня, через три месяца рассмотрим вопрос и о вашем постоянном месте работы. Тогда же встанет вопрос и о генеральском звании. А то как то нехорошо — начальник полиции области и полковник. Нехорошо.

Токарев встал со своего места, вытянулся.

— Служу народу Украины! Слава Украине!

— Героям слава — поморщился министр — идите с Сергеем Петровичем, он вас все подробно разъяснит.

* * *

— А ты молодец, полковник… Не ожидал, не ожидал…

Кабинет одного из руководителей департаментов МВД находился не на министерском этаже, ниже. Но обставлен он был с той же роскошью, что и кабинет министра, показывая истинный аппаратный вес его обладателя. Ходили слухи — и не безосновательные — что обладатель этого кабинета является смотрящим за МВД от администрации Президента Украины, и все бумаги — наградные, на переводы, на повышение в звании — короче все бумаги, что зависят от Банковой, а не от министра — надо заносить в этот кабинет. Не этажом выше…

На стене висел портрет Кобзаря.

Хозяин кабинета нажал кнопку селектора.

— Ниночка, кофе. Тебе?

— Тоже кофе, Сергей Петрович.

— Два кофе.

Хозяин кабинета сел на свое место, жестом предложил сесть и Токареву.

— Не ожидал, не ожидал полковник. Самого Резника нашего завалить, это я тебе скажу… поступок.

Токарев пожал плечами.

— Одесса… А совершенные за последнее время убийства равно как и беспорядки — дело рук криминальных группировок российского происхождения, пытающихся установить контроль над городом. Их интересы в городе отстаивал Резницкий, он же пытался завести в город и мафию, сформировавшуюся в зоне АТО на мародерстве и крышевании контрабандных поставок. Теперь, когда Резницкий бежал, покрывать их стало некому, и мы зачистим. Сергей Петрович, наведем порядок. К туристическому сезону будет полный порядок, любо — дорого будет на город взглянуть.

— Приеду, взгляну.

— Приезжайте, Сергей Петрович. Гостям всегда рады.

Сергей Петрович достал телефон, вызвал на нем калькулятор, набрал сумму 2000000 и толкнул телефон по столу к Токареву. Токарев посмотрел, показал на пальцах — семь. Сделал умоляющее лицо.

— Ну, хорошо — сказал хозяин кабинета — главное вам, сезон провести без эксцессов, но чтобы к концу года с преступностью справились, понятно?

— Понятно, Сергей Петрович.

Ниночка принесла кофе, прижалась грудью к плечу Токарева, когда разливала. Ментовский шик — кабинет как у директора овощебазы советских времен, соска — секретутка. Мало людям для счастья надо. Ах, да, еще два миллиона долларов в качестве платы за назначение. И семь месяцев собрать сумму…

— А Резницкого, ты искать наоборот, не торопись, возможно, его у нас прокуратура заберет или СБУ. Сейчас начали его делишки в АТО копать, там такое вскрылось. Прикрытие контрабанды, заказные убийства, убийство членов антиконтрабандной группы, какие-то дела с имуществом на той стороне. Матерый предатель. Он ведь в Донецке одно время работал, ты знал?

Токарев покачал головой.

— Ну, вот, а СБУ узнало. Два года, в составе сводной группы из Киева. Он биографию как-то подчистил. Теперь они предполагают, что Резницкий — был российским агентом, работавшим по плану Шатун. Наверное, уже в Москве сейчас…

Хозяин кабинета — достал из стола фляжку с коньяком, капнул себе, вопросительно посмотрел на Токарева. Тот кивнул.

— Работай спокойно, никто тебя не тронет — сказал хозяин кабинета — по крайней мере, этот сезон. Если отработаешь его как надо, без эксцессов — останешься и на следующий. Одесса — сам понимаешь, город сложный, чужих там не любят, и мы это понимаем. Но порядок там — быть должен. А то смотри — визитная карточка Украины, можно сказать — и такой бардак развели, стрельба, наркота, шины горят. Нельзя такого допускать.

— Не допустим, Сергей Петрович.

— Кардинала тоже не бойся, не его это игра. Кто он сейчас по сути, если так разобрать? Пенсионер, не более того — а крестного отца из себя строит. Резницкий был его последним козырем, больше у него серьезных людей в министерстве нет. Другие пришли времена, Токарев. Наши — времена.

— Понятно, Сергей Петрович.

— Ты в Киеве надолго?

— Ну… думал еще на денек задержаться.

— Во-во. Задержись. Дело хорошее. По Крещатику погуляй, бабу хорошую сними. Ты в теннис играешь?

— Немного, Сергей Петрович.

— Я тебе позвоню. Есть тут у нас клуб небольшой — по интересам — встречаемся, играем, кости старые разминаем, шашлычок, пивко. Правда, есть одна загвоздка — ниже генерала в клуб не допускаются…

Сергей Петрович подмигнул.

— Но твоя должность — генеральская, так что для тебя сделаем исключение. Познакомишься с людьми, люди с тобой познакомятся. Сам понимаешь, если работаешь на области, да еще на такой ключевой как Одесса — должен знать людей, мало ли о какой помощи придется попросить. И лучше делать это напрямую, через министерство.

— Понятно Сергей Петрович.

— Хорошо, что ты такой понятливый. Пойдем, провожу.

* * *

В дверях — хозяин кабинета посмотрел так, что Токареву, оперу с пятнадцатилетним стажем стало не по себе.

— Предашь — порву — негромко, но внушительно сказал он.

* * *

Всё!

Токарев это отчетливо понимал — всё. Теперь он в обойме.

Он — один из тех, кого называют мафией. Мафией в погонах. Он уже не просто мент, обреченный до конца жизни носиться по городу с вытянутым языком, а потом на пенсии сбухаться и помереть. Теперь он один из тех, кому положена дача, Мерседес, недвижимость за границей, часы за сто тысяч долларов, килограммы золота в тайниках. Он теперь не один из тех, кто служит системе — а один из тех, кому система служит сама. В целях личного обогащения и полной безнаказанности. И равные ему — тот самый клуб, в который его пригласили в теннис поиграть — теперь уже не выкинут его как нашкодившего щенка, в случае какого-то резонансного преступления. Теперь они будут рвать за него — а он должен будет рвать за любого из них, защищая право абсолютной безнаказанности. Теперь он может брать доллары мешками и чемоданами, не появляться на работе, стрелять по людям из табельного пистолета, сбить кого-то насмерть в пьяном виде — и система все равно будет защищать его.

Они — это новые феодалы. А система — новый феодализм. Сначала — были опера, и была земля, за состояние дел с преступностью на которой они отвечали — они так и говорили — «наша земля». Потом государство перестало им платить — и они перешли на самопрокорм, не только защищая свою землю, но и собирая с нее дань. А потом до них дошло, что кроме них — у государства на земле больше нет никого, кто бы мог обеспечивать его интересы с оружием в руках. И тот же губер или городской голова — без людей с оружием не более чем жирный боров, строчащий какие-то указивки, которыми только в сортире подтереться. А они — и есть новые князья. Есть князь — начальник областного УВД. Есть ГУВД, РОВД — княжеские дружины. С уставом, с оружием, с готовностью его применять. У которых абсолютная власть над крипаками[76] — кого надо схватили, кинули в КПЗ, подкинули пару патронов или мешочек с героином.

И теперь для них уже президент страны — значил не больше чем средневековый король. Который делал вид, что правит, а феодалы делали вид что подчинялись.

А если феодалам не нравился король — то короля запросто мог хватить удар. Или свинцовое отравление.

Он вышел на крыльцо министерства. Вдохнул полной грудью почти летний киевский воздух. Тепло… хорошо…

Машину он припарковал чуть дальше. Ничего… придет время — и он будет парковать машину у самого этого здания…

Он вышел на узкий тротуар…

— Токарев!

Он обернулся. Увидев камуфляж и ствол направленного на него пистолета. Свой выхватить не успел… просто не о том полковник думал в эту последнюю для него минуту жизни. В следующий момент он понял, что лежит на земле. Последнее что он слышал — крики и грохот автоматной очереди…

Потом он перестал слышать.

* * *

Убийце полковника Токарева уйти не удалось — его застрелили тут же, у министерства. Им оказался бывший участник АТО, награжденный за «запеклые» бои на Светлодарской дуге. Уволенный в запас по ранению — он уже полгода не мог найти работу…

Конец

WEREWOLF2017.

Сноски

1

Ливанскую валюту называют фунтами, но сами ливанцы используют название лира. Курс 1500 лир за доллар, печатаются лиры, кстати, в России, на Гознаке.

(обратно)

2

Соответствует действительности. Еще Билл Клинтон сказал: «Мы не можем больше поддерживать Израиль, потому что там слишком много русских». Те, кто приезжал в Израиль в конце 80-х, помнят его как необычную, но арабскую страну. Несколько волн эмиграции из бывшего СССР изменили это — теперь Израиль скорее европейская страна на Востоке.

(обратно)

3

«Права человека — это права геев». © Хиллари Клинтон. При этих словах, сотни борцов, которые действительно боролись за права человека в XX веке и ранее, в том числе Андрей Сахаров и Нельсон Мандела — перевернулись бы в гробах.

(обратно)

4

То есть не мусульманку.

(обратно)

5

Кодовое обозначение ракеты воздух-воздух принятое в ВВС США. Фокс один — ракета с наведением по лучу с самолета, Фокс два — ракета с инфракрасным наведением, Фокс три — ракета с собственной активной радарной головкой.

(обратно)

6

Су-27.

(обратно)

7

Не путать с ливийским Триполи.

(обратно)

8

То есть белый.

(обратно)

9

Примера линеа — одна из секретных подрывных организаций 80-х годов в Испании, использовалась для охоты на сепаратистов ЭТА и людей, в принципе неугодных власти.

(обратно)

10

БОСС — южноафриканская разведка времен апартеида.

(обратно)

11

Альфредо Стресснер — генерал, выходец из семьи немецких эмигрантов, диктатор Парагвая на протяжении 35 лет. Свергнут своим родственником, генералом Андресом Родригесом Педотти в 1989 году.

(обратно)

12

Граф Александр де Маранш — руководитель СДКЕ с 1970 по 1981 год, один из основателей Антикоммунистического фронта. С 1981 года — тайный советник Рональда Рейгана, координатор подрывной войны против СССР в Афганистане, автор концепции «Москит» (непрекращающейся террористической войны против СССР и его сателлитов в третьих странах), разложения ОКСВ в ДРА через массовую наркотизацию региона, вероятно так же один из тайных отцов организации Аль-Каида. Никто не сделал для поражения СССР в Холодной войне больше чем граф де Маранш. Умер в 1995 году.

(обратно)

13

Жак Фоккар — один из соратников де Голля, организатор боевого крыла «службы гражданского действия» — отряда уголовников и ультраправых, созданных с целью осуществления систематического насилия в отношении противников де Голля, в частности коммунистов, социалистов, неугодных журналистов и представителей богемы. Он же — автор концепции сохранения влияния Франции в Африке (Франсафрика), организатор десятков подрывных операций в Африке и по всему третьему миру. Награжден орденом Почетного легиона. Умер в 1997 году в Париже.

(обратно)

14

О том, что в событиях в Чили принимали участие белогвардейцы — автор не выдумывает. Одним из наиболее активных участников террора в Чили был бригадир (бригадный генерал) Михаил Семенович Краснов, он же Мигель Краснов, закончивший службу в должности директора по операциям чилийской разведки. Награжден высшим военным орденом Чили, который до этого не вручался сто лет. Как было установлено следствием — возглавлял отряд ликвидации, занимавшийся политическими убийствами в интересах хунты, в частности убил Энрике Эспинозу, генерального секретаря Левого революционного движения Чили. В настоящее время жив, находится в заключении по обвинению в нескольких десятках убийств, вины не признал ни по одному из эпизодов, заявил, что считает себя русскими и казаком и боролся с коммунизмом, как только мог. На суде заявил: «Мы все — участники революции 1973 года — затравлены, оскорблены, унижены и подвергаемся репрессиям только из-за того, что избавили страну от марксистской чумы. Ложью, хитростью и интригами сегодняшние марксисты извратили исторические факты, представив революцию «военным мятежом». Несмотря на обвинения, я сохраняю бодрое настроение и непоколебимую веру в Бога. Никогда гнусные личности, которые насиловали Чили, не покорят меня! Я солдат и казак, и во мне живы традиции казачества и предков-мучеников! Пусть все знают, что я казак и горжусь тем, что сделал в жизни, нося мундир офицера чилийских сухопутных сил!».

(обратно)

15

Белогвардейцы отметились и в Аргентине — советником генерала Хуана Доминго Перона по вопросам борьбы с коммунизмом и противоповстанческой деятельности был генерал-майор вермахта Борис Алексеевич Смысловский (он же Артур Хольмстон). В Аргентине он организовал Суворовский союз — легальную организацию белой гвардии. Затем работал советником при генштабе ФРГ, умер в Лихтенштейне в 90 лет, его никогда, никто и ни за что не судил. Своим учителем генерал Перон считал еще одного русского — генерала царской армии А.В. фон Шварца.

Из выступления генерала Смысловского: «Мы… не можем допустить, чтобы из Москвы в Стольный город Киев русские люди ездили с заграничным паспортом по разрешению сидящего в Киеве какого-нибудь галицийского «доктора». Чтобы в Крыму сидел губернатором «секим-башка»; чтобы горные ископаемые богатства Кавказа эксплуатировались иностранным капиталом под охраной турецких штыков. Чтобы в Смоленске за неимением «своего» языка, перестали говорить языком Пушкина и Лермонтова, а начали бы говорить языком Мицкевича и Словацкого».

(обратно)

16

Карапинтадас — буквально «люди с раскрашенными лицами». Это бывшие и действующие офицеры-националисты, в основном из частей особого назначения. В 1987-88 годах они предприняли три попытки госпереворота, а в 1989 году готовили кровавую «Варфоломеевскую ночь» — массовую расправу над левыми в канун президентских выборов — ее удалось предотвратить.

(обратно)

17

Малоизвестное и темное дело Очоа — де ла Гуардиа и до сих пор вызывает больше вопросов чем ответов. В 1989 году — на Кубе были осуждены и расстреляны бывший командующий кубинским контингентом в Африке генерал Аранальдо Очоа и полковник спецотдела МВД Кубы (внешняя разведка), один из наиболее активных кубинских агентов в странах Латинской Америки Антонио де ла Гуардиа. Их обвинили в измене Родине, хотя было известно, что они тоннами переправляли в США колумибийский кокаин, используя Кубу как безопасную транзитную зону. Истинные причины их ареста и расстрела неизвестны до сих пор — по одним данным Фидель не хотел скандала с наркотрафиком, по другим Очоа готовил военный мятеж, по третьим — их убрали как засветившихся, а истинным организатором наркотранзита был Рауль Кастро.

(обратно)

18

Азбука — одна из первых тайных шпионско-подрывных организаций крайне правых, созданная депутатом В.М. Пуришкевичем. Считается что ее разгромило ОГПУ в начале двадцатых. Наследниками Азбуки стали как раз тайные офицерские организации Италии, Испании, Аргентины.

(обратно)

19

КРС – аналог нашего ОМОН.

(обратно)

20

Вепрь-12 – приняты на вооружение и во Франции и в Германии. Во Франции после событий в Ницце это основное оружие полицейского патруля.

(обратно)

21

Церкви (католической).

(обратно)

22

Эшелон – созданная еще в семидесятые США и Великобританией система глобального перехвата и анализа данных, первая в своем роде. Сейчас ее возможности выросли настолько, что по некоторым сведениям она анализирует ВЕСЬ интернет-траффик мира.

(обратно)

23

Форт-Мид – штаб квартира Агентства национальной безопасности США.

(обратно)

24

Интервентная группа жандармерии.

(обратно)

25

Зиккурат – сленговое название штаб-квартиры МИ6.

(обратно)

26

Полковник Франсуа де ля Рок – основатель Огненных крестов, межвоенной французской нацистской партии.

(обратно)

27

Серж Александр Ставиский, франко-еврейский мошенник российского происхождения, создавший одну из первых в мире финансовых пирамид. Основой аферы стали ценные бумаги Байоннского ломбарда, столицы французской Басконии, куда бежали тысячи испанских аристократов от разразившейся в их стране социалистической революции. Дело приобрело общенациональный размах, а крах пирамиды – превратился в обшенациональный политический кризис, отставку левого правительства и попытку фашистского путча в 1934 году. Ставиский «покончил с собой», огромное количество денег пропало. Дело Ставиского вел полицейский инспектор Бонни, который считался героем нации. Когда же пришли немцы – герой нации Бонни стал предателем, вместе с уголовниками организовал то самое гестапо на улице Лористон и зверствовал в Париже весь период оккупации. Его зверства имели в своей основе не ненависть к евреям или французам – он просто грабил город и старался награбить как можно больше, а ограбленных – убивал. Награбленным он делился с высшими офицерами СД и СС, те в ответ закрывали глаза на преступления Бонни и его банд. Как потом удалось выяснить, сам инспектор и убил Ставиского, а потом расследовал преступление, которое сам же совершил.

(обратно)

28

Всё соответствует действительности. Полковник Груассар – начальник штаба маршала д’Эспере, предатель, провокатор и коллаборационист, генеральный инспектор сыскной полиции Сюрте при вишистском правительстве Петена. Командовал обороной Парижа во время проигранной войны 1940 года, сдал столицу страны врагу, скорее всего, он уже тогда был немецким агентом. Маршал д’Эспере умер в 1942 году в возрасте 86 лет, избежав неизбежного в ином случае обвинения в государственной измене. Все его протеже оказались предателями, симпатизантами и пособниками фашистов, прямыми немецкими агентами.

Учитывая подозрительную схожесть позиций по независимой Украине маршала д’Эспере и германского Генерального штаба, предательскую антироссийскую деятельность маршала в Одессе в 1918-1919 годах – нельзя исключать того, что маршал (на тот момент генерал) д’Эспере стал предателем еще во время Первой мировой войны и созданное им нацистское гнездо в верхушке французской армии послужило одной из причин катастрофического и молниеносного поражения французской армии в 1940 году.

О масштабах предательства французской военной верхушки в 1940 году – хорошо знала, например графиня Елена фон Зеембах (Третьякова), которая в 1940 году сопровождала адмирала Канариса в Париже и лично участвовала в его встречах с французскими офицерами, желающими служить Рейху.

(обратно)

29

Видимо адмирал Хосе Торибио Мерино, участник хунты и возможно, настоящий автор переворота 1973 года. Потомственный моряк, отец тоже адмирал, возглавлял чилийскую делегацию в Лиге наций. В хунте отвечал за экономическую политику, инициировал либеральные реформы в экономике. Инициированные им реформы – привели к тому, что Чили находится на 44 месте в мире по индексу человеческого развития (очень высоко, первое место в Латинской Америке), первое место по конкурентоспособности экономики в Латинской Америке, ВВП на душу населения больше чем в России до 2014 года – более 16000 долларов.

(обратно)

30

Гасиенда – особый тип дома, придуманный испанцами. В отличие от обычного коттеджа – он обязательно представляет из себя квадрат или прямоугольник, с большими воротами, внутри дворик, обязательно с фонтаном. И первый и второй этажи гасиенды – открытые террасы, с которых заходишь в комнаты. Нетрудно догадаться, что это дом – крепость с источником воды, двором, куда можно спрятать лошадей, окнами – бойницами на все четыре стороны и возможностью вести огонь с террас, если враги ворвутся во двор.

(обратно)

31

Хуан Кальво Сотело – адвокат, крайне правый, министр финансов в правительстве Да Риверы. Один из лидеров Монархического союза, вызывавшего дикую ненависть у испанских левых. 13 июля 1936 года он был арестован полицейскими – республиканцами и по пути в тюрьму расстрелян прямо в автомобиле. Убийство Сотело стало спусковым крючком мятежа и гражданской войны в Испании.

(обратно)

32

9 июня 1971 года в Чили был убит бывший министр внутренних дел, бизнесмен и политик Эдмундо Перес Сухович. Боевики – леваки подошли к его машине на перекрестке и открыли огонь из автоматов. Сухович был одним из наиболее авторитетных правых политиков в Чили, его убийство, по мнению многих, стало прологом к вооруженному восстанию с целью навести порядок в стране. Кстати, вопреки общему мнению, путчисты не считали Альенде своей целью, не собирались изначально его убивать и предложили покинуть президентский дворец и выехать из Чили. Но он предпочел безнадежное сопротивление и погиб, покончив с собой (как показало вскрытие).

(обратно)

33

Адмирал Луис Карреро Бланко, второй человек в иерархии франкистского режима погиб 20 декабря 1973 года в результате теракта: боевики прорыли под улицей, где ездил Бланко подкоп и поместили там мощное взрывное устройство. Считается, что убийство совершили баскские сепаратисты и местные коммунисты, хотя есть версия и о причастности США вместе с некоторыми группами в испанском высшем свете, заинтересованными в проамериканском курсе и отказе от диктатуры. По основной версии – возглавлял террористов Хосе Мигель Беньяран, который сам был убит членами эскадрона смерти, возглавлял который капитан линейного корабля Педро Мартинес. Этой же группой, а также крайне правыми: французским ОАСовцем Ж-П Шеридом, аргентинским антикоммунистом Х-М Боккардо и итальянским неонацистом М. Ричи (все перечисленные были профессиональными убийцами) были убиты и все другие участники покушения.

(обратно)

34

Антонио Грамши – итальянский социолог и идеолог левого движения, один из ведущих социологов 20 века, разработавший теорию гегемонии, вышедшую за пределы марксизма. Считается, что теория Грамши была использована для подрыва Советского союза – хотя в СССР его работы не признавались и не изучались.

(обратно)

35

Намек на испанский триллер 1979 года, в котором сыграла Джеральдина Чаплин.

(обратно)

36

Один пример. Когда немцы в 1942 году установили, что к убийству рейхспротектора Гейдриха причастен князь фон Шварценберг – они его наказали… домашней ссылкой в собственный замок (на момент написания книги князь все еще жив). При этом – они казнили за это преступление более 500 человек. Уж на что были отмороженные люди фашисты – но и они прекрасно понимали, кого – можно, кого – нельзя, а о ком даже подумать страшно.

(обратно)

37

Разрушение Австро-Венгерской империи – было одним из ключевых пунктов американского плана мирного урегулирования в Европе после 1МВ, известной как «14 пунктов Вильсона». Пострадала Австрия, но еще больше пострадала Венгрия, обкорнанная настолько, что это послужило причиной вспышки самого дикого реваншизма и фашизации страны. Парадоксально – но одновременно с разрушением многонациональной Австро-Венгрии было создано многонациональное королевство сербов, хорватов и словенцев, которые отнюдь не горели желанием жить вместе. Если бы не план Вильсона – Австро-Венгрия в том или ином виде могла бы остаться на карте и возможно, не началась бы Вторая мировая война.

(обратно)

38

Виктор Цой.

(обратно)

39

Турбофолк – что-то типа попсы, но с этническими мотивами. Сама музыка легкая, танцевальная. Певицы турбофолка были очень популярны в 90-е, во время гражданской войны, их почти обожествляли. Самая известная – Цеца, вышедшая замуж за Жельо Ражнатовича, командира красных беретов и одного из лидеров сербской организованной преступности незадолго до того как его убили.

(обратно)

40

Время небес… Идет сквозь века Память о былом Не лечит дурман. День Видовдан! День Видовдан! Куда бы ты не пошел Ты вернешься сюда. Косово навек В наших сердцах. День Видовдан! День Видовдан! Вечный огонь. Пылает в сердцах. Битвы отцов. Будем помнить всегда. День Видовдан! День Видовдан! Боже прости. Наши грехи. Мужества дай. Нашим сынам. День Видовдан! День Видовдан! Перевод автора (очень примерный).

Видовдан – святой день для любого серба, в этот день полки князя Лазаря проиграли битву на Косовом поле, после чего Сербия на 500 лет прекратила свое существование как независимое государство.

(обратно)

41

Историю Македонии конца 19 – начала 20 века надо изучать чтобы увидеть день сегодняшний. Желая освободиться от османского гнета, македонцы создали ВМРО – временную македонскую революционную организацию. Это была террористическая организация, опередившая свое время лет на сто – они совершали теракты, подкладывая бомбы в общественных местах, покупали оружие на деньги, вырученные от продажи наркотиков (опия), совершали заказные убийства по всей Европе.

(обратно)

42

Для полной картины надо сказать и то, что решение о независимости Боснии и Герцеговины от СФРЮ – Алия Изитбегович продавил явно незаконным способом, тайно собрав местную Скупщину (парламент) ночью (!!!) и не пригласив никого из сербских депутатов. Кворум был – но принимать судьбоносное решение таким способом – это очень неправильно…

(обратно)

43

Один малоизвестный факт об Арабской весне – ее начало странным образом совпадает с началом вывода американских войск из Ирака, резкого сокращения контингента в Афганистане, и ухода в Пакистане прозападного правительства Мушаррафа, причем при активном согласии на это США. И одновременно с этим Обама провозгласил отказ от методов Буша и началась «разгрузка Гуантанамо». Во всех трех перечисленных выше странах, особенно в Ираке – было немало заключенных, задержанных за экстремизм и терроризм. По-хорошему их всех надо было расстрелять – но американцы не могли на этой пойти и держали их в заключении. Когда ситуация начала меняться – большинство из них тупо выпустили на свободу. Понятное дело, что ни один из них в заключении не «перевоспитался», большинство из них тут же возобновили террористическую деятельность. В Ираке – заключенных передавали местному правительству, но иностранцев выпускали и большинство из выпущенных – были гражданами Сирии. Не в этом ли заключается причина арабской весны – одномоментное попадание на арабские улицы многих тысяч экстремистов.

(обратно)

44

Тип скоростной лодки, часто с двигателем Кадиллак V8, использовалась для контрабанды сигарет в Мексиканском заливе, отсюда и название.

(обратно)

45

Адольф Эйхман – врач-убийца из концлагеря, был похищен израильской разведкой в Аргентине, вывезен в Израиль, судим и казнен. Это был единственный смертный приговор в истории Израиля. Мицхат Эвлоим (Божий гнев) – в 1972 году группа палестинцев на Олимпиаде-72 в Мюнхене захватили в заложники израильскую команду по борьбе. Непрофессиональные действия германской полиции в аэропорту привели к тому, что все заложники были убиты при попытке штурма. В ответ – Израиль сформировал отряд профессиональных убийц Мицхат Эвлоим, поставив перед ними задачу ликвидировать всех причастных к этому теракту. Было совершено более десятка убийств, но после того как в Лиллехаммере по ошибке застрелили невиновного – отряд был распущен, а операция – прекращена.

(обратно)

46

Генерал Эдуард Фере, в 90-е начальник штаба МВД Украины, затем перешел на работу в Управление делами президента. В 2003 году подозрительно впал в кому, одновременно с начальником УДП, бывшим начальником УГАИ МВД Украины генералом Дагаевым, умер в 2009 году. Возможно, организатор убийства журналиста Г. Гонгадзе.

(обратно)

47

То есть пророссийский настроенный человек. В Украине синоним «врага народа».

(обратно)

48

Разглашение таких данных – преступление.

(обратно)

49

Проститутки в Украине оплачивают номер телефона, который публикуют для клиентов. Если номер не оплачен и это видят менты – у девушки будут неприятности.

(обратно)

50

Любители садо-мазо так называют традиционный секс.

(обратно)

51

На слэнге – любое помещение.

(обратно)

52

Немало украинцев покупают машины в Польше и оставляют польскую регистрацию с временным ввозом – чтобы не платить заградительные пошлины. Владельцев таких машин называют «бляхари».

(обратно)

53

Более менее точный перевод испанского звания, соответствующего нашему «капитан первого ранга».

(обратно)

54

Система, отслеживающая трафик в реальном режиме времени и распознающая номера и марки машин. Используется в крупных городах РФ.

(обратно)

55

Вера Чехова – актриса и режиссер, воспитана бабушкой (мать рано погибла), Ольгой Чеховой, уроженкой Александрополя (Гюмри), государственной актрисой Третьего Рейха, любимицей Гитлера. Почему то к ней никогда не было вопросов ни у Гитлера, ни у Сталина – ее арестовали в сорок пятом, но через два месяца отпустили. В 1955 году основала косметическую фирму, выпустила воспоминания. Умерла в 1980 году.

(обратно)

56

Лени Рифеншталь – актриса и режиссер. Самый известный режиссер Третьего Рейха. Сняла фильм «Триумф воли». После войны увлеклась подводными съемками и жизнью племен Африки. Умерла в 2003 году в возрасте 101 год. Начинала она, кстати, как классическая балерина, преподаватель Евгения Эдуардова.

(обратно)

57

История католичества и протестантизма слишком велика, чтобы касаться ее вскользь. Отмечу лишь, что протестантизм намного ближе к религиозным обрядам того времени, когда проповедовали Христос и его апостолы, не строившие громадных храмов и не заказывавших крестов из золота. Странно, что протестантизм считают молодой религией.

(обратно)

58

Приднестровские, переделки из охолощенных и макетов, восстановленные.

(обратно)

59

Евангелие от Иоанна.

(обратно)

60

Речь о знаменитых «пленках Мельниченко» – сотрудник президентской охраны, майор Н. Мельниченко по его собственным словам в течение нескольких лет записывал все разговоры в кабинете президента Украины на диктофон «Тошиба». В числе прочего – было записано пожелание президента что-то сделать с наглым журналистом Г. Гонгадзе. 16.09.2000 года Г. Гонгадзе пропал и впоследствии был найден мертвым в лесу без головы. Дело это так до конца и не раскрыто.

(обратно)

61

Скандал 2016 года – депутат Верховной Рады Онищенко записывал на диктофон в часах преступные распоряжения президента Украины Порошенко. А когда его прижали – он бежал из страны и начал сливать компромат.

(обратно)

62

Сейчас в мое окно светит солнце,

А сердце грустно наблюдает за городом:

Зачем ты уходишь?

Каждой ночью я просыпаюсь,

думая о тебе.

А на моих часах я вижу, как проходит время.

Зачем ты уходишь?

Все мои надежды на любовь

Уйдут вместе с тобой.

Ты меня забудешь, ты меня забудешь,

Прямо на вокзале я заплачу, как ребенок,

Зачем ты уходишь? Зачем ты уходишь?

Это Porque te vas, вторая по популярности в мире песня на испанском языке после Бесаме мучо. Впервые она была исполнена в 1974 году в фильме «Выкорми ворона», повествующего о последних месяцах фашистской диктатуры в Испании. Исполнительница – англо-испанская певица Жанет.

(обратно)

63

Довольно известное место в Париже, неофициальное название – Диснейленд порока.

(обратно)

64

Квадрокоптер – операторский дрон, он продается в Интернете, можно купить даже за тысячу долларов США.

(обратно)

65

Авторами экономической реформы для постсаддамовского Ирака были Лешек Бальцерович, отец польской шоковой терапии и Егор Гайдар. Их реформа всего за несколько месяцев спровоцировала в стране войну.

(обратно)

66

Начальником.

(обратно)

67

Вообще-то это был арабский, но украинец разницу между чеченским и арабским не поймет.

(обратно)

68

Линия разграничения в зоне АТО.

(обратно)

69

При пересечении границы существует норма беспошлинного провоза. Если ты в машину подсадил четырех человек – соответственно норма вырастает впятеро.

(обратно)

70

Ранняя пташка – специальный утренний ежедневный отчет для высших должностных лиц США, готовится ЦРУ США.

(обратно)

71

Здесь Ангел сильно ошибается. Украина отличается тем, что ее молодежь не левая, а правая. Точнее – лево-правая, левые требования социальной справедливости соседствуют с правонационалистической риторикой, что вообще то оксюморон, но сами молодые украинцы так не считают. Описание причин этого – может стать темой отдельной книги.

(обратно)

72

Joint Prioritized Effects List – список чрезвычайной опасности, пополняется каждый четверг на заседаниях незаконного координирующего органа под председательством президента или вице-президента США. Лицо, попавшее в этот список – считается неофициально приговоренным к смерти и должно быть уничтожено по обнаружении без каких-либо дополнительных запросов.

(обратно)

73

Вата, ватники – презрительное название пророссийских активистов.

(обратно)

74

А. Блок.

(обратно)

75

Би-2. «Алиса».

(обратно)

76

Крепостными крестьянами (укр.).

(обратно)

Оглавление

Пролог. Одесса. 11 мая 2009 года

Часть 1. Морена

  Несколько лет спустя. Бейрут. 18 марта 201… года

  Аргентина. Сан-Карлос де Барилоче

  20 марта 201… года. Маамельтейн, Ливан

  Ночь на 21 марта 201… года. Воздушное пространство над Персидским заливом

  22 марта 201… года. Тбилиси, Грузия. Объединенная станция ЦРУ США «Кавказ»

  23 марта 201… года. Персидский залив. Нейтральные воды. Эсминец ВМФ США USS Sterret

  24 марта 201… года. Бейрут

  25 марта 201… года. Кадис, Испания

  25 марта 201… года. Марсель, Франция

  Прошлое. Аргентина, Буэнос-Айрес

  25 марта 201… года. Гар-де-Лион, Париж

  03 апреля 201… года. Марсель, Франция

  Далекое прошлое. 1990 год. Аргентина

  08 апреля 201… года. Словакия, Братислава. Банска быстрица

  28 марта 201… года. Париж. Франция

  30 марта 201… года Лондон, Великобритания Посольство США

  15 апреля 201… года. Марсель, Франция

  Далекое прошлое. Декабрь 1979 года. Чили. Объект Юкатан

  Мадрид, Испания. 27 июня 2011 год

  16 апреля 201… года Марсель, Франция

  11 апреля 201… года. Будапешт, Венгрия

  13 апреля 201… года. Белград, Сербия

  19 апреля 201… года. Никосия, Кипр

  15 апреля 201… года. Хорватия, Пула

Часть 2. Дикая охота

  18 апреля 201… года. Киев, Украина

  22-23 апреля 201… года. Одесса, Украина

  24 апреля 201… года. Украина, Одесса

  Днем ранее. 23 апреля 201… года. Украина, Одесса

  24 апреля 201… года. Украина, Одесса

  24 апреля 201… года. Тбилиси, Грузия

  25 апреля 201… года. Оман, авиабаза Масира. Оперативный центр Объединенного командования специальных операций

  25 апреля 201… года. Украина, Одесса

  24-27 марта 201… года. Румыния-Молдова — Украина

  Ницца, Франция. Английский бульвар. 2009 год

  От автора

  24-27 марта 201… года. Румыния-Молдова — Украина. Продолжение

  Одесса, Украина. 27 апреля 201… года

  28 апреля 201… года. Украина, Одесса

  Одесса, Украина. 28 апреля 201… года

  28 апреля 201… года. Украина, Одесса

  29 апреля 201… года. Украина, Одесса. ул. Еврейская 43 Здание СБУ по Одессе и Одесской области

  Одесса. Много лет назад

  29 апреля 201… года. Украина, пригород Одессы

  29 апреля 201… года. Украина. Одесса

  30 апреля 201… года. Украина. Черноморск

  01 мая 201… года. Украина Одесса

  02 мая 201… года. Украина. Одесса

  03 мая 201… года. Украино-молдавская граница

  04 мая 201… года. Украина, Одесса. Суворовский район (бывший пос. Котовского)

  05 мая 201… года. Одесса, Украина

  Эпилог 1. 20 мая 201… года. Париж, Франция. Латинский квартал

  Эпилог 2. 21 мая 201… года. Киев, Украина. Ул. Ак. Богомольца 10 Здание центрального аппарата МВД Украины Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg