«Джихад одинокого туриста»

Джихад одинокого туриста (fb2) - Джихад одинокого туриста 1231K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Борисович Туренко

Алексей Туренко Джихад одинокого туриста

© Туренко А., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Пролог

На работу в понедельник я ехал в мерзком настроении.

Почему?

Достало менять жизнь на бабло. Бесцельный и бессмысленный обмен времени на деньги – время тратилось на никчемную работу, деньги – на покупку того, что мне не причиталось. Уважения. И даже здесь я лопухнулся, принимая за оное зависть. «О боже! Эта скотина может тратить больше, чем я!»

Говоря мягко, я был недоволен жизнью и собой.

Порог офиса пересекся в девять ноль семь. Шеф демонстративно посмотрел на часы.

– Опаздываем!

– Забей, – буркнул я, проходя мимо.

Идиот, как античный хулитель, последовал за мной. Понедельничный похмельный синдром начальства наложился на мой настрой – я и так не ангел. А уж сегодня…

На четвертой минуте воплей руководства, не сдержавшись, я высказал все. И не ограничившись словами, в присутствии половины офиса, зарядил шефу в «табло». В глазах пары коллег мелькнула зависть, большинство решило – ведущий «продажник» спятил. Объяснять свои мотивы я не собирался.

Расчет был быстрым. Памятуя мордобой, обсчитывать не рискнули, выдав наличность и ворох бумаг.

– Отваливай! – напутствовал побитый кретин, захлопывая дверь вонючего рая.

Совет был хорош, чего не скажешь о советчике. Сунув пачку в карман, я перешел площадь, вломившись в турагентство.

– Море, девки, солнце. Немедленно, – я перечислил менеджеру нехитрые потребности.

– Три звезды, две недели, вылет сегодня, – моментально врубился прожженный агент. Люблю таких.

– Идет, – припечатал я, начиная бег от себя.

Вечером, взгромоздившись в самолет и залив в себя грамм триста, я отключился, не заморачиваясь названием страны и отеля.

Курортный сервис не подвел – мою тушку перегрузили в «челнок» и через пару часов вместе с сумкой выставили на теплый асфальт: цикады, духота, нечитаемые, приторно-любезные восточные морды. Сверив название на путевке и буквы на вывеске, сопровождающий довел до портье и вручил ключи. Дав смуглому парню зеленую десятку, я добрел до номера и растянулся на широкой кровати. Все, прибыл.

Глава 1

Понедельник, ночь.

Проспав пару часов и пробудившись по причинам естественного порядка, я на ощупь разыскал санузел и в темноте осквернил. Разобравшись с включением света и обретя оный, огляделся – просторный номер, широкая койка, кресло, стол, холодильник. За прозрачной занавеской – полуоткрытая балконная дверь. Взгляд в окно подсказал – поздно. Часы на руке конкретизировали – полдвенадцатого. Жара ушла, стояла просто теплая ночь. С улицы доносилась музыка, стало быть, местность не спала. Пора осваиваться. Влекомый жаждой к перемене мест, я покинул номер.

Ближайшее место «водопоя» обнаружилось в лобби. При нем – люди: кучка картежников-немцев и пара русских компаний. Симпатичных девок не обнаружилось. Средиземноморские курорты не меняются.

Игнорируя гламурных юнцов с рощицей соломинок в «Мохито», я прихватил в баре кофе с бутылкой и, нагруженный булькающим скарбом, направился к людям посолидней, надеясь встретить цельных личностей, не терпящих полутонов. И соответственно – разбавленных напитков.

Разглядев, к кому иду, я поднял бровь – с солидными погорячился, но насчет цельных угадал. Байкеры. Ладно, отступать поздно. Не люблю.

– Привет, славяне, – поставив обе емкости на их стол, я поинтересовался: – Не помешаю?

– Падай, земляк, разберемся, – обнадежил басом пузатый детина. Двое остальных кивнули, и я сел, припав к кофе. Опорожнив чашку и закурив, я почувствовал себя более-менее прилично. Общество вполголоса трепалось, не обращая внимания на мое похмельное чудо.

Компанию составляли трое. Первый – пузан, с исчерченными татуировками ручищами. Рожа была под стать – красная, шалая и бородатая. Он хорошо бы смотрелся на пиратской палубе с парой тесаков. Голос соответствовал – мощный, клокочущий бас, сочетающий первобытную мощь и свирепость. Наверно, таким орал загонщик мамонтов. Вторым был поклонник мото, относящийся к другому типу – сухой, крепкий, с холодными насмешливыми глазами крупного бизнесмена или бизнес-наемника. Хотя в нем не чувствовалось отстраненности первых и холодного равнодушия вторых. Принадлежность к мотобратству выдавала спортивная куртка со встроенной защитой, брошенная на соседний стул. Третий участник собрания блистал облупленным носом, простодушными синими глазами и копной русых волос. По виду – типичный селянин с Орловщины. Интересная компания.

Сочтя, что пауза затянулась, а приличия соблюдены, пузан повернулся ко мне.

– Бизнесмен? – раздалось над ухом приглушенное извержение вулкана, заставившее дернуться гламурных деток по соседству.

– Уже нет, – ответил я, сворачивая головку «Столичной». Кивнув официантке, я жестом попросил четыре стопки.

Пока я разбирался с «горючим», гора в косухе, отвернувшись, продолжила беседу, прерванную моим появлением. Разливая, я слушал краем уха.

– Брат, пойми. Дело не в коже. И не в колесах. Ты представь – дорога, ветер в рожу. В лапах – руль, за спиной – девка. И братья рядом. Вы стая. Мир – твой.

«Селянин» – кандидат в неофиты, понял я. Глазенки поблескивали. Похоже, процесс вербовки подходил к концу.

– А работа?

– Насри!

«Оригинальная манера работы с возражениями», – отметил я про себя, мысленно представив байкера в своем бывшем отделе: заслать на переговоры в «Ашан», а после закупщиц можно будет брать голыми руками.

– Да, брат?! – взревела гора, обращаясь уже ко мне.

– А на что он девку кормить будет? – поинтересовался я. – Тачку шаманить?

– Братья помогут!

– На содержание возьмут?

Гора нахмурилась.

– Не понял, чел. На братьев тянешь?

– Ты его на содержание поставишь, если он с работы спрыгнет? И «убитые колеса» возьмет? – Закончив с разливом, я повернулся к нему. – А, романтик?.. Ответа не слышу!

Здоровяк исчерпал вербальные аргументы. Толстые пальцы потянулись ко мне.

– Уймись, – на плечо опустилась рука «наемника», и руки пузана замерли. Одна опустилась, вторая похлопала меня по плечу.

– Прости, брат. Перебрал малехо. Без обид?

Переведя взгляд на «миротворца», я поднял стопку и приглашающе кивнул на другую. Тот отрицательно кивнул. Я без эмоций опрокинул свою.

– Не услышал ответа. Убрал собеседника – отвечай сам.

Холодные глаза потеряли насмешливую составляющую.

– Пьянота в Армани. Ты же кроме своего бабла ни хрена не видишь. На хрена тебе ответ? Звуки услышишь. Не смысл.

Грубовато. Но меня трудно задеть, пока сам того не желаю. Сейчас – не желал, и чужие эмоции просквозили мимо. Я желал выпить. В обществе и сейчас. Придется раскрутить интеллектуала-практика на дискуссию. Благо провокация сработала – парень повелся.

– Высокомерие – прикольный грех. Уж прости, не сыграть – грешно… Романтика асфальта – для молодых, хромированные железяки – для лохов старше… – Я помолчал, усиливая впечатление паузой. – Казаться, а не быть… Быть кем? Поставил планку знающего – оправдай…

Глаза собеседника потеряли лед. Усмешка, пожалуй, даже добрая, сломала жесткую линию рта. Внутренне я устыдился.

– Уел, коммерс… – Его взгляд на секунду «ушел в себя». – …Только одинаковые слова мы действительно понимаем разно… Вот – дружба. Для тебя – выпить, по душам поговорить. И по домам. Личное – отдельно. Прочее – тоже. Так?

– Примерно, – неопределенно произнес я, стараясь не сбить «певца» с нот.

Холодноглазый кивнул:

– Для нас – иное. Личное – главное. Люди. Друзья. Прочее – кал. Бабло, бизнес… – вынужденная необходимость копейку заработать. Главное – с пути не свернуть.

Прям политрук – сплошные лозунги. До сути доберемся?

– Дорога при чем? Колеса, хром, кожа? Домами бы дружили…

– Ты ж не младенец – идиотские вопросы задавать. У каждой движухи своя легенда. Ритуал, антураж. Молодняк сперва на внешнее ведется. Маркетинг, чую, не понаслышке знаешь. А дорога… Людей испытывать надо. И суку в себе – давить постоянно. Так, мало-помалу характер куется.

Ну, слава богу, вырулил.

В разговор вступил заскучавший от теории здоровяк.

– Вы о птичках или конкретика просматривается?

– Дима, не гони, – обрезал собеседник. – Похоже, парень к перекрестку подъехал. Путеводитель каменный читает – направо, налево… Коня там или жизнь…

Как психолог – парень неплох. По крайней мере, что я на жизненной развилке – разобрался. Прикольно – я надпись «разбираю», они – меня. Что за мэн, что за конь?

– Костя правильно сказал, – пробасил здоровяк. – Но слова – ветер. Дела только дорога кажет.

Холодноглазый, которого, оказывается, звали Костей, хлопнул меня по плечу.

– Не грузись, брат. Давай «на посошок», и мы погнали – дорога ждет.

Жаль, но увы – капитальной пьянки с разговором сегодня не случится. Мы дружно звякнули «стеклом». Байкеры встали. Костя протянул визитку.

– Надумаешь – звякни.

Похоже, заценил. Надеюсь, не Армани. Поддельный, кстати.

Парни вышли. Во дворе сочно рявкнули моторы, пустив дрожь по стеклу.

Да, наверно, что-то в этом есть – мчаться, как кентавр, в ночи. Только куда? От чего?

Не мое. Сам бегу. Зачем попутчики, когда нет цели?

Понедельник кончился, а с ним – старая жизнь. Хотя тогда я так не думал. Ошибся…

Глава 2

Вторник. Утро, 05.31.

Проснуться в бешенстве?

Легко. Женский визг в шестом часу утра обеспечит нужное состояние. Особенно с похмелья.

В гудящую голову будто ткнули ржавым гвоздем. Поковыряли. И протолкнули глубже. Через две секунды я возненавидел отель и всех ужратых, гламурных сук. Через четыре вслепую обулся. И через шесть в трусах и кроссовках в бешенстве распахнул дверь в коридор, воздвигшись Командором на пороге.

Типичная картина курортного отдыха: пьяное мужское тело на полу, визжащее женское – у стены. И местный мачо, стоящий нос к носу с вопящей девкой. Ко мне, естественно – задом. Что вы не поделили, суки?! Кто будет сверху?!

Ухажер отвесил даме оплеуху. Я – пендель в мужской копчик. Мачо, поджав пострадавшую конечность, подал голос. Теперь орали дуэтом. Стерео?..

А что ты думал, тварь? Не хрен дубасить девок ранним утром, забив болт на весь отель.

Отвизжавшись, любитель славянских шалав начал разворот. Зря – мой запал не иссяк. В удар правой я вложил немалый вес и жесткое похмелье. Челюсть «Ромео» щелкнула. Шум падающего тела. Благословенная тишина, разбавленная тихими всхлипами у стенки. Багровая пелена потихоньку спадала с моих глаз.

Нет, я не буйный. Завожусь быстро…

Порядок восстановлен? Можно в люлю? Я показал девке профилактический кулак, кинув прощальный взгляд на «потерпевших». Еще один, более тщательный. Может, все же «белка»?

Увы – не она. Из-под тела аборигена торчал приклад. Кажется, я свернул челюсть местному менту!

Позвоночник превратился в унылую субстанцию. Ментов нельзя бить просто так. И за непросто. Не любят, суки…

Не откупиться. Да и нечем… Пары тысяч наличности тут явно не хватит. В голове пронеслась вереница образов – драп в аэропорт, визг местного МВД и МИДа вдогонку. И долгие, отеческие беседы в родной ментовке. Про только начавшийся отдых даже и вспоминать…

Мда, удачно съездил…

Я перевел взгляд на всхлипывающую дуру и открыл пасть. Вопрос я задать не успел – со стороны лобби дважды огнестрельнуло. Меж лопаток похолодало. Уютная гОстеница быстро превращалась в не пойми что.

Я обратился в большое ухо, утеряв интерес к битой даме. Вроде тихо. Похмелье, однако, прошло. Прокравшись коридором до поворота, одним глазом я глянул в лобби. Вид на стойку и портье. Замер – прям суслик на кучке. Вид бледноватый, что-то тихонько завывает. Что и кому?..

Вспышка в лобби, грохот по ушам. Портье, мотнув руками, исчез. Застрелили? Круто местные гуляют.

Не став досматривать, я максимально бесшумно вернулся на исходную. Обойдя троицу в коридоре, я тихо прикрыл дверь и принялся за сборы. Мент, стрельба, убийство портье… Мужики при оружии лапают отдыхающих девок… Валить! Срочно!

Паспорт, бабло и севший мобильник полетели на измятую кровать. По-быстрому натянув майку и джинсы, подумав, я добавил легкую куртку. Заново обувшись, я рассовал по карманам тонкую пачку «зеленых», телефон и документы. Подхватил со стола сигареты с зажигалкой. Готов.

Пора выметаться, выписываться не будем.

Новая стрельба. Похоже – с улицы. Что за хрень? Заваруха приобретала масштаб. Во что я вляпался? Я замер посреди комнаты, не зная, что делать, – лезть в окно или… Куда мне, бедному, податься?

Поражаясь сохранившейся способности соображать, но чувствуя – это ненадолго, я подошел к занавеске и, не трогая тюль, глянул в окно. Стометровый пустырь, поросший выжженной травой и редкими деревьями, разделял меня и кремовое здание соседнего отеля. Вдоль отеля шел густой кустарник, упиравшийся в пляж. Левее просматривался серый кусочек моря. Все выглядело пусто и хмуро. Кто стрелял?

В других условиях я, пожалуй, затаился бы в номере, но мент со свернутой челюстью у дверей подталкивал к действиям.

Собравшись с духом, я взялся потной ладошкой за ручку балконной двери. В этот момент пейзаж зашевелился – на веранду соседней гОстеницы, снося пластиковые столы, выбежало семеро. Трое, не останавливаясь, рванули вдоль пляжа. Оставшиеся, в том числе две девки, замешкались. Судя по жестикуляции – спорили. Из тех же дверей выскочили еще двое. Четверка прекратила спор, развернувшись к «пришельцам». Ближний из последней пары прямо на ходу вскинул руки. Очередь была отлично слышна. А еще – видны четверо упавших.

Подкатила тошнота.

Один из лежащих приподнялся. Кажется – девчонка. Два быстрых, почти слившихся выстрела. Девка упала. Один из стрелявших вышел на открытое пространство и выпустил остаток магазина в сторону пляжа. Постояв, он закинул автомат на плечо и вернулся в отель. Второй, закурив, пошел следом. Как хозяин – не торопясь, не скрываясь. Даже – не смотря по сторонам.

Отойдя от окна, я тотчас блеванул, а отдышавшись – вытащил сигареты. Руки тряслись. Помучившись, я наконец прикурил, первой затяжкой всосав треть сигареты и лихорадочно соображая – «что делать»?

ЧТО ДЕЛАТЬ, … ТЬ?!

Как ни крути, вариантов всего два – сидеть на заднице и молиться или лезть в окно… и тоже молиться.

Я порылся в заботливо упакованном гОстеничном холодильнике и вытащил первую попавшуюся емкость. Припал. Пойло обожгло, однако сто грамм чуток согрели душу, родив третий выход.

Уронив на ковер пустой пузырек, я прислушался. Тихо. На грани слышимости со стороны коридора слышались голоса. Сделав над собой сверхусилие, я открыл дверь. Девка и пьяный мужик исчезли. Остался только мент, лежащий в той же позе. Мент ли?

После увиденного я засомневался. Ладно, семь бед – один ответ! Убедившись, что посторонних нет, я за шкирку втащил беспамятного «Ромео» в номер.

Прикрыв дверь ногой, я вытащил тело в центр комнаты и перевернул. Лет тридцать, смуглая кожа, обильная небритость. Ну и естественно – опухшая челюсть.

Не обращая внимания на красоту морды красавчика, я оглядел его с ног до головы, пытаясь понять – мент или?..

Смахивало на «или». Формы нет, одет в не слишком чистую «гражданку». Единственные признаки принадлежности к «органам» – оружие и жилетка. Кажется, военные называют такие разгрузочными – зеленая хреновина на молнии, с кучей карманов на пузе и боках. Из расстегнутых карманов торчали горловины набитых магазинов. Автомат, висевший на шее, – «Калашников». Не уверен, но, кажется, местные вооружены чем-то другим. Или нет?

Логика окончательно отказала. Положившись на собственное воображение, я вперился в лежащего, пытаясь вообразить хотя бы теоретически – этот заросший юный дядя может быть арабским ментом?

На мента эта морда походила, как вошь на удава. Хоть убейте – не бывает ментов с такими грязными лапами. По крайней мере – по моему разумению. У покойной мамы было выражение – «можно сеять морковку под ногтями», как крайняя степень недовольства чистотой рук. У этого типа можно было высевать огород.

– Будем считать тебя «духом», – объявил я телу, пинком по голове укрепляя его беспамятство и торопливо принимаясь за грабеж – время поджимало. Напялив жилетку с содержимым и взяв оружие, я оттянул затвор, с умным видом посмотрев на показавшуюся зеленую задницу патрона – заряжено.

Отомкнув магазин и убедившись, что в нем хватает «зеленых задниц», я понял, что исчерпал причины оставаться «дома».

Оружие в руках вселило уверенность другого рода – «со стволом я – мишень». Для любого – мента, бандита, военного. Поколебавшись, я отогнал мысль оставить ствол в номере. Фамилий тут не спрашивали, моча всех подряд – безоружных и прочих. Готов ли мочить я?

Не знаю… мне бы в аэропорт, ребята…

С этой нехитрой мечтой, не оглядываясь на беспамятного аборигена, я в третий раз за утро подошел к двери и, прислушавшись, потянул ее на себя…

Вторник. 05.40.

…Пристальный взгляд соседки напротив был первым, что я увидел. Той самой, что верещала пять насыщенных минут назад. Кивнув «знакомой», я, не спеша выходить, высунул голову в коридор. Взгляд вправо-влево обнаружил еще пяток туристических голов, настороженно озирающих окрестности. Стрельба перебудила всех, но дураков «качать права» пока не нашлось.

Соседка подняла тонкие бровки. Не обращая внимания на вопросительный взгляд красотки, я поцокал языком, разглядывая ее заплывший глаз. Девка фыркнула и распахнула дверь. Я тупо смотрел, как она, таща за собой чемодан и нетрезвого дружка, понеслась в сторону выхода.

– Куда, кобыла? – едва не вырвалось у меня.

Добежав до угла и почти свернув, парочка остановилась и попятилась. Оглушительно близкие выстрелы, усиленные коридором. Обоих отбросило к стене, сложив неопрятной кучкой. Торчащие головы «зрителей» сдуло. Единственной головой в коридоре, наверно – чугунной, осталась моя. «Планка» упала второй раз за утро, до багрового тумана в глазах. Ярость вышибла все. Упершись в косяк и вдавив приклад в плечо, я замер, нацелив ствол вдоль коридора. Мир сузился до освещенной полоски.

Две тени вошли в прицел и палец сам нажал спуск. Раскатисто бахнуло, и полмагазина унеслось в коридор. Странно знакомый, острый запах. В ушах звенело и бухало. Окончательно зверея, я разглядел новую неопрятную кучку из других людей.

«Отрыв» от дверного косяка, шаг вперед. Двери вдоль коридора тронулись навстречу. Подплыл, усеянный пулевыми отметинами, коридорный «перекресток». И четыре тела, припорошенные штукатурной пылью. Не останавливаясь, я прошагал мимо лежащих и, сжав автомат, ворвался в пустой гОстеничный «предбанник». Никого?

Тяжело дыша, я сглотнул. В организме будто дернули рубильник, обрезавший звон в ушах. С автоматом наготове, не двигаясь, я оглядывал помещение. Слева за стойкой – привалившийся к стене, лежащий в светлом. Портье. Голова наклонена вперед. На лбу, выше глаза, темнело пятно.

Перед стойкой пусто. Дальше шли низкие диваны, за ними, напротив ресепшен – бар, в котором я пил вчера. Протянувшаяся вдоль стены стойка со сверкающим частоколом бутылок и посуды. Пуста.

Хотя?.. Еще один труп? Из-за дивана торчали ноги в шлепках и пестрых шортах. Мужик средних лет смахивал на отдыхающего. Качал права?

Не считая этих двоих, холл был пуст. Еще раз обшарив его глазами, я наконец расслабился. И снова напрягся, подняв взгляд повыше – за стеклянной стеной, отделяющей холл от улицы, почти уткнувшись в нее капотом, стоял пустой белый пикап специфического вида. Смотря новости по ящику, я неоднократно видел такие в репортажах из Ливии, Афгана и Ирака. Там, в телевизоре, эти машинки катались по улицам, набитые бородачами в симпатичных зеленых повязках. Обычно – со здоровым пулеметом в кузове. Как тот, на который сейчас таращусь. Рифленый ствол с внушительным «зрачком» торчал на полметра выше пустой кабины. Теперь эти автотуристы приехали сюда. С Кораном или идеей Курдистана – не суть.

Глядя на него, я однозначно понял – влип по полной. Хуже не бывает. Забудь о местных «перегибах», о загулявших местных. И, увы! – даже о ментах. Такие тачки не катаются по цивильным дорогам. Если этот пикап проехал по трассе – полиции там нет.

Остро захотелось курить. Присев на ближайший диван, я откинулся на спинку и засмолил. Струя дыма вторглась в неподвижный воздух, трансформируясь в сизое облако.

Как быстро все переменилось. Еще вчера утром я был офисной крысой, днем – беспечным безработным, вечером – бухим туристом. А сегодня – почти труп, мечтающий о кутузке за избиение полицейского.

Накатило осознание реальности… черт! – безнадежности, заставив внутренне съежиться. Опершись скулой на кулак, я уставился в никуда.

Может?.. Я скосил глаза на автомат. Нет, не может… Я не воин. И даже не военный. Могу качественно дать в морду. Как оказалось – пальнуть. Даже попасть. Убить. Но не более. Два трупа и один полутруп – не показатель. Повезло.

Единственная хорошая новость – об этих троих меня спросят не скоро. Если вообще это будет кому-нибудь интересно. За исключением соратников убиенных. Эти спросят…

Я потер лицо ладонями. Ешкин кот…

Иллюзии кончились – на побережье началась большая заваруха. А я и остальные собратья-туристы – будущие заложники и расходный материал. Начинается игра «кто не спрятался – я не виноват».

И что делать?

Про аэропорт и мечтать не стоит – под сотню кэмэ, по незнакомой, враждебной местности? Только направление и знаю. И то – не факт. Уйти в горы, отрыть нору? Выживалец хренов. Сколько я там высижу, с пачкой сигарет, зажигалкой и колбасой из буфета? Ни теплых вещей, ни инвентаря. Через неделю такой жизни сам приползу сдаваться. Позаимствовать гидроцикл или моторку? Я покосился на пулеметное дуло. Коли такая дура окажется свидетелем моего отплытия – я стопроцентный покойник. Да и где искать эти моторки? Бродить по пляжу? Сейчас?

На хрен. Отложим…

Еще с пару сигарет я примирялся с мыслью, что мое выживание под большим вопросом. Кое-как уложив ее в голове, я принялся обдумывать планы на ближайший час. Планировать на большее означало терять время. Закончив с планами и позаимствовав в баре сигареты, шоколад и плоскую коньячную «фляжку», я пристроил добычу по карманам и потопал обратно, в коридор.

Вторник. 05.50.

На «перекрестке» ничего не менялось. Парень с девчонкой лежали у стены, опрокинувшийся чемодан – рядом. На стене десятки белых выщербин и хаотичный узор темных брызг. Оба «духа», почти соприкасаясь головами, лежали тут же, уткнувшись носами в вытертый ковролин. Спина одного, изогнутая под прямым углом, бугрилась разорванной, окровавленной тканью, из которой торчал кусок позвоночника.

Я отвел глаза и, стараясь не смотреть на месиво, носком ботинка зацепил автомат, придавленный телом. Железяка поддавалась неохотно. Я поднажал. Под телом что-то треснуло, и автомат подался. А я – едва не блеванул, увидев, как шевельнулась торчащая из тела кость.

Подобрав оба автомата, я прислонил их к стене, решив не трогать измазанные кровью разгрузки – желающие разжиться запасными магазинам могут мараться сами.

Пора переходить к следующей части.

– Братья-славяне! – громко произнес я, не сомневаясь, что минимум человек сорок, прильнув к дверям, ловят любой шорох из коридора.

– Нужна пара мужиков. Желающих жить. И лучше – не нервных.

Скрип открывающейся двери. Истерический всхлип.

– А почему только двое? – Женский голос срывался. – Что вообще происходит?

Так. Вместо мужиков сейчас здесь окажется толпа баб. В истерике. Полдня на слезы, валерьянку и прописные истины.

Я сменил пластинку.

– Все заткнулись! В коридоре четыре трупа! В холле – еще два! Первая дура, вылезшая в коридор, получит прикладом!

Новый способ подачи информации оказался действенным – в коридоре стало тихо.

– Нужны два добровольца, умеющих обращаться с оружием! – проорал я. – Желающие есть?

Сзади щелкнула «собачка» – нашелся первый идиот. Я обернулся – вчерашний «селянин»! Ё-мое!

– Здорово.

«Селянин» кивнул и вылупился на мертвых.

Еще одна дверь приоткрылась и захлопнулась. Ругань вполголоса. Отчетливо донеслось: «Заткнулась!» Словечко набирало популярность. Дверь опять открылась, и в коридор вышел второй – костистый мужик лет сорока. Тоже уставившийся на убитых.

– Мужики, – нарушил я тишину. – Понимаю – эмоции. Но времени в обрез – давайте к делу. А они такие – по поселку бегают местные и палят в кого попало. То ли у них бунт, то ли – революция, хрен разберешь. Эти двое, – я кивнул на трупы, – из этих самых Фиделей.

– Оружие я раздобыл, патроны – вот лежат, – я кивнул на разгрузки покойников. – Берите стволы и заступайте на охрану.

Объяснение не фонтан, но к этому брифингу я не готовился.

– Ты, – кивнул я «селянину», – обоснуйся со стороны пляжа. А мы – к главному входу.

Добровольцы разобрали оружие. Костистый с немым вопросом посмотрел на свой единственный магазин и на несколько моих, выглядывающих из разгрузки. Я приглашающе указал на покойников – пора пачкать руки. Одеревенев лицом, тот нагнулся, принимаясь шарить по карманам. Глядя на него, «селянин» присел и, дернув кадыком, тоже запустил руку под труп. Его едва не вывернуло, однако парень сдержался.

Намокшие в крови, рваные разгрузки снимать никто не стал. Тихий мат, сопение. Понимаю мужиков – занятие, мягко говоря, непривычное. Опять-таки – все в крови.

– Готово, – проговорил костистый, разгибаясь и держа в руке стопку из четырех магазинов.

Второй, сидя на корточках, по-быстрому обтирал куском ткани изгвазданные кровью рожки и распихивал их по карманам. Закончив, он встал.

– Тебя как зовут? – спросил я.

– Андрей.

– Лады, Андрей. Расклад – не фонтан, но деваться некуда. Паси вход со стороны моря и старайся не маячить. Будет кто ломиться с оружием – стреляй. Остальное сам сообразишь.

«Селянин» кивнул и с оружием под мышкой двинул на пляж. Мы с оставшимся – к главному входу. Пройдя через фойе, я остановился перед тонированными, стеклянными дверьми.

– Ты тут с кем? – спросил я, не оборачиваясь.

– С подружкой.

– А… – глубокомысленно протянул я. И, захлопнув пасть, внимательно осмотрел площадку перед отелем. Пикап, пара прокатных машин… Можно сказать, что на тридцатиметровом асфальтовом круге было почти пусто. Никто не разгуливал и за кустами, растущими по периметру площадки.

Напарник молча пялился на бандитскую тачанку.

– Вещь! – наконец сказал он.

Взаимосвязь тачки и отсутствия полиции он явно не уловил. Ну и ладно.

– Пошли, – скомандовал я.

Стеклянные двери с шорохом разошлись, и мы, прислушиваясь, вышли на воздух. Снаружи было свежо и сумрачно. Тучи тянулись с моря, наседая на голые верхушки близких гор. Яркая зелень деревьев на сером фоне туч смотрелась тревожно. Ощущение – сродни затишью перед чем-то нехорошим.

Хлопок со стороны поселка. Потом захлопало часто.

– Выстрелы, – наконец вслух сообразил я. Напарник завертел головой. Стрельба смолкла.

Я не мог отделаться от впечатления, что в любую минуту на нас из кустов вывалится вооруженная толпа. Однако, как ни прислушивался, вокруг было тихо. Сделав над собой усилие, я отвел глаза от кустов и подошел к пикапу. В местных номерах я не разбирался, но они были. Полуторная кабина. Я заглянул поверх приспущенного окна – на заднем сиденье лежала куча-мала из шмотья и картонных коробок, в замке торчали ключи. Неплохо. Если что – транспорт есть. Обойдя капот и задрав голову, я посмотрел на стальную тушу пулемета, нависшую над кабиной. Сбоку торчал короб с лентой, тянувшейся к затвору. В звеньях виднелись зеленые патронные жопки. Кажется, заряжено.

Напарник подошел и встал рядом, рассматривая местную тачанку.

– Тю… – протянул он.

– Управиться сможешь? – поинтересовался я, имея в виду пулемет.

– С такой дурой?.. Не знаю, не пробовал, – мрачновато закончил он.

– Кинь клич. Может, найдутся умельцы…

Мы переглянулись. Именно в этот момент опять раздались частые хлопки. Со стороны поселка сухо и раскатисто треснуло. Это явно уже не автомат. С дороги послышался шум приближающейся машины. Мы оба напряглись. Машина, не сбавляя скорости, пронеслась по дороге, скрытой за деревьями и кустарником. Удаляющаяся стрельба, чей-то близкий, захлебнувшийся вопль. Машина тормознула, скрипнув шинами. Кратко и четко простучал автомат. Машина тронулась, удаляясь.

Костистый побледнел. Я, наверно, тоже.

– Убивают?.. – севшим голосом выговорил он.

– Похоже – охотятся. Прямо с машины. – Я обернулся к нему. – Сооруди в холле что-нибудь типа баррикады и засядь там. Обзор оттуда вполне приличный. А на улице нехрен отсвечивать. И возьми в помощь кого-нибудь из мужиков. А я пойду пошарю по окрестностям.

Глава 3

Вторник. Утро, 06.10.

Пожелав мне удачи, мужик шмыгнул в «родные стены», оставив меня наедине с чужой, во всех смыслах, действительностью. Чувствуя, как опять холодеет спина, я подошел к зеленой изгороди и, стараясь не отдаляться от нее, опасливо зашагал к дороге.

Поднятый шлагбаум при въезде, пустая стеклянная будка. Дорожка с единственным, «левым» тротуаром шла дальше. Я пересек ее и вломился в густой кустарник. Поимев пару царапин, но одолев кусты, я двинулся вдоль них к трассе. Дойдя, я присел и осторожно выдвинул голову из-за веток, осматривая дорогу. Широкая, обрамленная деревьями улица была пуста. Вдалеке, на противоположной стороне, виднелась пара одноэтажных строений утопающих в зелени. И три припаркованные и, похоже, пустые легковушки. Ни транспорта, ни пешеходов. Если не считать за такового труп на проезжей части. Бедолага, что орал минуту назад? Возможно. Машину, из которой стреляли, уже было не видно.

Судя по всему, дорога и была главной улицей поселка. Слева, насколько я помнил карту, мельком виденную вчера в фойе, дорога круто изгибалась в глубь побережья, соединяясь с приморским шоссе, шедшим выше. Справа начинался собственно поселок, тянувшийся пару-тройку километров между трассой и морем. Еще один выезд на трассу, кажется, был в самом конце.

Первым отелем, считая от ближайшего съезда, был соседний. Именно на его веранде убили четверых. Наш отель был вторым. Дальше, вдоль моря, с минимальными промежутками шли еще три десятка тур-борделей, в стороне которых теперь раздавалась стрельба.

– Ладно, что дальше?

Разгуливать в открытую по улице – не лучшая в мире идея. Я убрал голову и продолжил путешествие с «изнанки» – вдоль густых и колючих кустов. Первым открытием стала небольшая автостоянка за деревьями, с пятью блестящими туристическими микроавтобусами. Точь-в-точь как тот, что привез меня. Ровный ряд «мерсов» поблескивал тонированным стеклом. Не углядев на стоянке людей, я пересек ее, наугад подергав пару дверей. Заперто.

Снова колючие кусты. За ними началось подобие газона – выжженная, жесткая трава, редкие деревья. Метрах в тридцати замаячила новая стена кустов. За ней, в просветах деревьев голубел стеклянный фасад отеля.

– Вперед, Чингачгук, – скомандовал я себе и, стараясь не высовываться, на полусогнутых домчался к новым кустам и нырнул в них. Отдышавшись и прислушавшись, я присел на колено и медленно отвел в сторону пару веток, заглянув в открывшийся просвет. Вход в отель, просторная площадка перед ним. Правее начинался проезд, выводивший на главную дорогу. От края моих кустов до асфальта было около метра.

У отеля, кормой ко мне, стоял «Логан»-такси с распахнутыми дверями. На левой передней торчали чьи-то здоровенные ноги, задранные к небу. Хозяин ног, развалившись на пассажирском сиденье, курил. Судя по специфическому запаху – явно не табак. Воображение моментально нарисовало небритого, укуренного Конана.

Конан, Бэтмен… Какая, на хрен, разница! Обкуренный дядя обгадил мой план – тихонько просочиться дальше. Тут хрен пройдешь.

Убедившись, что страж беспорядка прочно засел в машине, я принялся за осмотр гОстеницы. В фойе просматривался еще один мужик, разгуливающий по холлу. Я пробежал глазами по фасаду. Несколько окон было открыто. Сквозняк колыхал занавески. Из одного, кажется – на третьем, послышались треск дерева и женский крик. Гортанная команда, женщина заткнулась. Похоже, к кому-то вломились гости. На этом события кончились.

Не знаю, как и почему, может – перегруз, но вместо продолжения наблюдения я погрузился в бесплодные, сожалеющие раздумья о рембате, где прошла срочка. Позитивный итог службы: два раза по полрожка и познание устройства гаубицы Д-30. Не, автомат я разобрать могу. Даже собрать. А толку?

Единственным светлым пятном моей «военной биографии» стал прошлогодний случай, когда наш, ошалевший от бабла учредитель вывез сотрудников и клиентов на пострелялки, решив разнообразить корпоративную жизнь. Отстояв длинную очередь на стрельбище, я получил дробовик, беруши и десяток патронов и был допущен на поле, где летали тарелки. Охренев от самого себя, я, впервые в жизни стреляя из двустволки, сшиб подряд десять тарелок. Охреневший не меньше моего инструктор отсыпал мне новую пригоршню пластмассовых цилиндров. И по какой-то особо извращенной траектории выпустил еще десяток. Первую я просто-напросто не увидел. Меня тронули за плечо и показали удалявшуюся красную точку. Я кивнул. И меланхолично подшиб девять оставшихся. Меланхолично – поскольку на тот момент пребывал в состоянии глубокого похмелья…

Вторник, 06.10.

Сеанс воспоминаний прервал шорох по соседству. Сердце забухало, и я замер, едва не оросив штаны. Осторожно скосив глаза, я увидел метрах в десяти крадущуюся вдоль кустов, почти голую фигуру. Мужик был в одних трусах. Дополнительно наличествовали исцарапанное пузо и грязные коленки. Сгорбившись и не сводя глаз со входа в отель, дядька тихо маячил у кустов, время от времени тихо шипя, наступая на сучок или колючку.

Я с облегчением выдохнул – собрат-турист.

– Эй… – тихо окликнул я «диверсанта».

«Следопыт» дернулся всем телом. Испуганные, затравленные глаза. При виде оружия в них появилась обреченность.

– Турист? – по-прежнему тихо поинтересовался я.

Глаза обрели жизнь.

– Да, – громко прошептал он. – Из этого отеля. Я с Кирова, – зачем-то добавил он.

– Тише! – Я оглянулся на вход и «Логан». Не обнаружив явного криминала, я жестом поманил его ближе.

Через две минуты тихого, срывающегося шепота у в общем-то матерого мужика от волнения так застучали зубы, что он умолк. Даже представить не мог, что они стучат так громко.

Основное, мужик, которого звали Мишей, выложить успел. Стараясь вести здоровый образ жизни, дядя Миша ежедневно совершал раннеутренний заплыв километра на два. Сегодня, подплывая к берегу, он едва не хлебнул воды, став свидетелем утреннего расстрела. Троих сбежавших, с его слов, какие-то проворные местные хлопцы «положили» в конце пляжа. Там, насколько он смог разглядеть, стояло что-то типа заградотряда.

Чуть очухавшись, Миша доплыл до пляжа и, хоронясь за лежаками, на пузе дополз до деревьев. Не рискуя соваться в отель в чем был, он уже минут двадцать бродил по кустам, пытаясь разглядеть, что творится в отеле.

– Ты сколько там народу видел?

– В конце пляжа стоит джип, – продолжая лязгать зубами, выговорил он. – Ч-человек пять-шесть. И из от-теля выходили на веранду д-двое. И в фойе од-дин.

– А этот? – я мотнул головой в сторону стоящего «Логана».

Миша, посмотрев в указанную сторону, помотал головой.

– Он же п-пустой!

– Ноги… – прошипел я.

– Ч-что н-ноги? – Миша глянул на себя. Я чуточку развернул его, кивком головы показав на машину. Узрев ноги Бэтмена, он тихо ойкнул. Впечатлительный дядька.

– Те, на пляже, они далеко?

Не отрывая взгляда от открытой дверцы, Миша пролязгал:

– М-мет-тров пп-ятьсот. Т-там еще с-сухое русло к-к морю в-выходит.

– А в-вы к-кто? – наконец решившись, спросил он.

– Прохожий.

– А я д-думал – в-вы из эт-тих…

– Нет… – отрезал я, пытаясь сложить информационный пазл. Исходя из того, что на улице нет постов – поселок заблокирован снаружи. Скорее всего посты на трассе. И с обоих концов пляжа. А по поселку гуляют «зондеркоманды», сгребая в кучу заложников. И просто развлекаются. Девок – до хрена, бухла – тоже.

По улице опять проехала машина. Постовой не пошевелился. Укурился в зюзю? Скорее всего знает – свои. Значит, «до кучи» имеем разъездной патруль.

Отчетливо дошло – из поселка не выбраться. Остаток жизни исчисляется часами. Мысль была не первой за утро, «нагнув» слабее. Привыкаю, наверно. С другой стороны, если нет возможности жить вечно, то на ближайший час открывается масса вариантов. К примеру – нажраться. Или застрелить того здоровяка в маленькой машинке… И не только его. Вон за стеклом еще одна рожа маячит. Максимум, что я теряю, – несколько часов в дополнение к бездарно потраченным сотням тысяч. Может, и в самом деле партизанщиной заняться? Автомат есть.

Пару секунд я обдумывал эту мысль, разглядывая «Конана» и второго араба, маячившего за стеклом фойе. Миша жалобно вздохнул. Еще один смертничек. Может, на «живца»? Все равно – не жилец. Я оценивающе осмотрел Мишу. Вид жалобный и безобидный. Чем не живец?

– Дружище. Отползи метров на десять. А потом, держа руки над головой, медленно и печально вылезай из кустов, завывая, что турист и хочешь сдаться.

– З-зачем? – лязгая зубами, спросил Миша.

– Пора кончать этот бардак, – ответил я фразой из любимого анекдота.

Говоря по правде, я собирался затеять маленькую авантюру. Выманить на открытое место побольше народу и «положить» сколько получится. Я, вообще, еще тот забавник. За что и огребал неоднократно. А тут – дальше фронта не пошлют. По идее, местные моджахеды вряд ли напрягутся при виде голого Миши. Правда, для нас с «живцом» это могло выйти боком. С другой стороны – а что нам терять?

Вторник, 06.20.

– Начинайте, Михаил.

Жалобно глядя на меня, Миша отступил метров на восемь. Я ободряюще похлопал по цевью и указал глазами на отель. Сгорбившись, «живец» проломился сквозь кусты и срываясь на фальцет, прокричал:

– Я т-турист! С-сдаться х-хочу!

Тачка качнулась – гигантские ступни опустились на асфальт. «Бэтмен» выбрался из машины. Потянулся. Здоровый – хрен промажешь. Встав рядом с машиной, он неприветливо посмотрел на почти голого «руссо туристо».

О черт! А магазин я не сменил! Интересно, сколько в нем осталось?

От Бэтмена меня отделяло всего метров двадцать – бренчать железом не тянуло.

Поглядывая на него, я вытянул полный магазин из разгрузки и осторожно положил перед собой, приведя в соответствие желания и возможности. Авось полсекунды это потом сэкономит.

Пока я терзался «менять – не менять», из дверей вышел второй. И, на что я не рассчитывал, третий. У этого вместо автомата была бутылка, к которой он с удовольствием прикладывался. Дикие люди. Еще семи утра нет – а уже пьют.

Хмурый Бэтмен зашагал к трясущемуся, как лист, Мише.

Понеслась! Автомат поднялся.

Два выстрела согнули Бэтмена, остаток магазина ушел в пару у дверей. Витрина с грохотом рухнула, открывая внутренности холла. Тип с автоматом упал. Любитель выпить – ломанулся в отель.

Отсоединив магазин и подхватив новый, я сиганул сквозь кусты, стараясь не терять из виду спину бегущего и одновременно воткнуть магазин. Под ногами захрустело стекло – холл. Долбаный магазин не сдавался. Беглец с разбега бухнулся грудью о барную стойку, протягивая руки к своему оружию. Роняя магазин, я выставил автомат вперед, набегая на него, как в штыковой. Ствол ткнулся в поясницу, и араб взвыл. Глухой звук удара приклада по кумполу. Скручиваясь, «дух» упал. Следом со стойки, с лязгом, загремело оружие.

Уф! Запаленно дыша и матерясь, я отступил назад и подобрал с пола магазин. Щелк, клац. Ура, я опять вооружен!

Топот из коридора, приближающиеся голоса. Плюхнувшись на кожаный подлокотник дивана и поджав под себя ногу, я примостил ствол на спинке. Выход из коридора был как на ладони. Не успев порадоваться удачной позиции, я услышал звук приближающейся машины. Кажется – патруль. Больше просто некому. Машина сбавила скорость, сворачивая… Мать, мать, мать!

Именно в эту секунду из коридора на мушку вывалились двое, и я нажал спуск. Частые выстрелы, вонь подпаленного дивана, сухой щелчок. Я сполз на пол, меняя магазин. Со двора длинно загрохотал автомат. Как зародыш, я скорчился на полу. Автомат заткнулся. Скрежет. Тишина.

Интересно – куда стреляли? Кажется – не сюда.

Обмирая и стараясь не шуметь, на четвереньках, я шустро прополз к соседнему дивану. Приподнял голову над подлокотником. Вид на два ряда диванов, пасмурное небо в выбитом окне. Тишина. Воображение нарисовало небритые, носатые рожи с оружием, засевшие напротив выхода. И пару таких же в коридоре.

Добегался, партизан. И Мишу добегал. На четырех костях, посреди диванного лабиринта выхода не видать. Ни из отеля, ни из ситуации. Только из жизни. Час истек досрочно. Надеюсь, пуля – не особо больно.

Глава 4

Вторник. Утро, 06.27.

Почему никто не орет, не щелкает оружием, не предлагает сдаться?

Подгоняемый тревожным любопытством, я приподнялся над спинкой дивана и поспешно согнулся, осмысливая «захваченную» картинку.

– Не понял… – перекрутив «видеозапись», я понял, что вообще ничего не понял. Во дворе, кроме «Логана», появилась еще одна белая малолитражка с мутно-белыми стеклами.

Откуда она взялась – примерно понятно. Но почему стекло – белое? И где люди?

В отеле стояла гробовая тишина. На пару с уличными непонятками это капитально давило на нервы. В очередной раз представив носатую засаду, я истерически хихикнул. Потом еще раз. Предел настал – пошла истерика.

С улицы донеслось:

– Парень, ты живой?

– Миша? – разом обрезало смех.

– Ага… Че ржешь?

– Крыша едет… Кто приехал?

– Не знаю… – Голос звучал растерянно. – Тут автомат лежал…

– И что?

– Я взял… пострелял…

До меня доперло – истыканный пулевыми дырками триплекс имеет белый цвет. Голый Миша спас мою задницу. Истерика вернулась громогласным хохотом, прерываемым всхлипываниями. Меня согнуло на полу, до слез и рези в желудке.

– Парень?! – смог расслышать я, когда приступ отступил. Вытирая глаза тыльной стороной ладони и все еще всхлипывая, я более-менее успокоился.

– Все-все, друже!.. А кто приехал?

– Сам сходи посмотри, – пробурчал Миша. – Тут битого стекла до хрена, а я – босый… И мертвяков боюсь.

Вторник, 06.30.

Я наконец привстал и, озираясь, покрутил головой. Любитель выпивки лежал ничком у стойки. Дальний конец холла был пуст. Никто не маячил в проеме. Вид на пол загораживали диваны. Держа автомат наготове, я взгромоздился на сиденье и разглядел два лежащих тела. Кажись – мертвые. Спустившись и подобрав пустой магазин, я сунул его в разгрузку и, держась ближе к стенам, по большой дуге обошел холл, по дороге подхватив автомат лежащего.

Не доходя метров пяти до проема, я наконец полностью увидел «мою» пару. Отпустило окончательно – живые так не лежат. Подобрав чужое оружие и свалив его на диван, я крикнул: – Выхожу.

Мишу я застал за мародерством. Пыхтя, он стаскивал с ног Бэтмена пыльные бутсы сорок пятого размера.

Утыканная дырками машина не побуждала к любопытству – заляпанные кровью стекла, какие-то бурые, обмякшие фигуры на передних сиденьях. Бр-р.

Не ограничившись обувью, Миша принялся вытряхивать мертвого бугая из разгрузочной жилетки. Бог в помощь.

Кстати, это мысль! На заднем сиденье «Логана» искомого я не обнаружил. Пришлось лезть в багажник. Ага, вот оно – початый цинк «зеленых задниц». Взяв одну и разогнувшись, я выщелкнул патрон из своего магазина. Сравнив оба и убедившись в идентичности, я набил найденными патронами карманы и, не поленившись, разыскал брошенный магазин. Набивание магазина напоминало поедание семечек. Щелк, следующий, щелк, следующий…

Держа магазин, я обернулся к соратнику. Патрон вырвался из рук, улетев… Прикольно – разгрузка, автомат, ботинки больше нужных размера на четыре, трусы и сбитые коленки. Боевой хомяк… Хотя побегаешь босиком и тапкам рад будешь. Хохот я сумел сдержать.

Сверху, со второго этажа, послышалось осторожное:

– Мужики… все кончилось?

– Началось, – пробурчал я.

– Выходить можно?

Из окон высовывались новые головы.

– Что происходит? – с нервными нотками, требовательно. Голос – женский.

– Чечня местная происходит, – пояснил я, стараясь быть кратким. И не обращая внимания на нарастающий галдеж, повернулся к упакованному Мише.

– Собери оружие с трупов. И запасные магазины. Раздай стволы.

– Кому?

– Откуда я знаю? Людям.

– Ты кто, парень? – кажется, это уже было.

– Турист. С соседнего отеля. – Я мотнул головой в сторону своей гОстеницы.

– А вообще?

– Просто торгаш. Манагер.

– Вояка бывший? – В его глазах еще светилась надежда. Я вылил на нее ведро воды.

– Полрожка перед присягой. Срочка – в рембате. Вот такой я вояка.

– Твою мать! – в сердцах высказался дядька. – Что делать-то?!

Из холла раздался женский визг – любопытные наткнулись на убитых.

– Для начала – собрать стволы, пока им не «приделали ноги».

Вторник, 06.35.

В итоге собирать стволы мы пошли вдвоем. Успели вовремя – отдыхающие начали просачивание. Шмон покойников сопровождался взглядами зевак и причитанием впечатлительных. Возбужденные туристы гомонили на нескольких языках. Краем глаза я косил на них – пара идиотов снимала холл на мобильники, вокруг убитых толпились кучки любознательных. В первых рядах впитывали новые впечатления женщины с расширенными, но любопытными глазами. Тянули шеи не попавшие в первые ряды. В глубине коридора кто-то рыдал. Начинался обыденный содом.

– Давай быстрей.

Под дикими взглядами мы обобрали трупы, свалив оружие на облюбованный диван.

– Из персонала кто есть? – поинтересовался я у собравшихся. – Мужики, подходите ближе!

Подходить никто не спешил. На нас поглядывали с опаской. Как на сумасшедших.

– Твою мать! Ты, – обратился я к ближайшему, – жить хочешь?

Мужик молча отодвинулся, увлекая за собой бабу и голенастую девочку-подростка.

Телок.

– А если девку твою сейчас трахнут? С дочкой?

Что-то я не то несу. Народ тупил глазки, избегая встречаться взглядами. Того и гляди – разбегутся. Отодвинув мудака и раздвинув женщин, просочилось четверо.

– Не кипешуй, браток. Не пугай козлика и девок.

Коллектив спаянный и спитый. Цепкие глаза с красноватым отливом белков, кирпичный загар на мятых рожах. Остальные особи мужского пола не спешили сокращать дистанцию. Пусть их. Я махнул четверке рукой:

– Сюда.

Мы разместились между баром и заваленным оружием диваном. Дяди выжидательно рассматривали то диван, ставший оружейным складом, то меня с Мишей.

– Минуту.

Обойдя их, я подтащил поближе беспамятного араба. Все воззрились на лежащее тело, а я, пользуясь паузой, постарался собраться с мыслями.

– Этот парень и еще четверо… ммм… скажем так – лежащих в холле, вломились в отель и застрелили семерых. Отдыхающих, – уточнил я. – У нас в отеле – примерно аналогично. Там убили четверых. Судя по всему, такая хрень – по всему поселку.

Прочие присутствующие, старавшиеся держаться в отдалении, услышав сводку информбюро в моем исполнении, стали подтягиваться ближе. Всеобщий шум стих сам собой.

– На пляже стоит заградотряд из таких же моджахедов. Нескольких шустрых, попытавшихся сделать ноги, уже завалили.

Тишина стала полной.

– В общем, господа отдыхающие, мы вляпались в местную заваруху. Властей не видно и не слышно. Есть стволы и пленный, – я кивнул на лежащего. – Вот этот чел. Оружием предлагаю вооружиться, дядю – допросить. Короче, мужики, если жить хотим – давайте организовываться.

Выслушав спич, народ пару секунд молча переваривал услышанное. Самую быструю реакцию продемонстрировали женщины – пока мужики ворочали мозгами, сразу две тетки закатили истерику. Иностранцы загалдели, требуя перевода и хрен знает чего еще. Прочие заговорили в полный голос, выплескивая эмоции. К сваленному оружию потянулись «левые» руки. Ситуация шла вразнос.

Выстрел в потолок. Всеобщий столбняк.

– Вы четверо – взяли автоматы, – скомандовал я «похмельной команде». Команда молча разобрала оружие.

– Местных привели?!

Из толпы вытолкнули маленькую темноглазую женщину.

– По-русски говоришь?

– Да.

– Сюда. Будешь переводить.

Я вылил на голову пленного первую попавшуюся бутылку. Запахло сивухой.

Лежащий зашевелился и попытался приоткрыть глаза. Сразу же плотно зажмурившись, он зашипел и вялыми руками принялся тереть глаза. Я толкнул зажмуренного ногой.

– Кто ты?

– Переводи! – прошипел я местной.

Та злобно-вопросительно вякнула не по-русски. Пленный односложно пробормотал ответ. Хрен поймешь.

– Его имя Сирхаб, – перевела темноглазая.

– Пусть расскажет, что они делают в поселке.

Тетка протарахтела короткой фразой.

Пленный приподнялся на локте, устраиваясь поудобнее.

– Отдай оружие, – пробормотал он почти без акцента, не открывая глаз.

Солидный дядя, приметный увесистой цепью и здоровой «гайкой» на пальце, громко засопел. Судя по выхлопу, его вчерашний вечер удался. Подкачало утро.

– Сука! У меня тут дочка с женой! – взорвался он. Физиономия быстро принимала бордовый оттенок. Неожиданно проворно для своего возраста и комплекции он пнул лежащего ногой. Град ударов ногами, нечленораздельный мат. Пленный сжался на полу, закрываясь от ударов.

– Стой! – потянул я мужика.

– Тварь, пальцы топырит!!! Убью козла!!!

Судя по сноровке, опыт в разборках у мужика имелся.

– Кто-то едет! – истошный крик с улицы.

– Берите стволы! – заорал я, разворачиваясь.

Подбегая к разбитой витрине, я увидел нежно-салатовый мини-вэн, выворачивающий на площадку. Стрелять я начал прямо на бегу. Вэн клюнул, завизжав тормозами. Меня поддержал другой автомат, и я поспешно грохнулся на пузо, захрустев битым стеклом, – в такой кутерьме несложно получить пулю с любой стороны. Лобовик пошел белыми пятнами, двери машины распахнулись, и из них посыпались люди. Треск очередей, бледные вспышки ответных выстрелов. Машина затряслась от попаданий. Звон стекла, мат, женский визг.

Яростная и бестолковая перестрелка кончилась внезапно. Шипение пробитых шин, удаляющиеся крики с дороги. Пустая машина с открытыми дверцами оседала на ободья. На асфальте, под днищем расплывалась маслянистая лужа, быстро подбираясь к осколкам стекла и сбитым листьям. Уже ученый, я сменил магазин, прежде чем подняться над бортиком.

Глава 5

Вторник. Утро, 06.45.

Как ни странно – трупов не было. Ни у них, ни у нас. Захрустело стекло – Миша. И мужик с «гайкой». Уже с автоматом.

– Саныч, – обойдя фигуру в труселях, он протянул лапу.

– Дима.

– Пойдем договорим, – он кивнул головой на бар. Точно – тертый дядька.

– Эй, Махмуд, – крикнул Саныч, подходя к избитому арабу.

– Он Сирхаб, – напомнил Миша.

– Насрать, – мотнул головой Саныч. – Урод, тебя еще разок отоварить? Или просто ляжку прострелить?

Посеревший араб раскололся до попы. Сбивчивый трехминутный рассказ свелся к двум фразам: ночью захвачены около пятнадцати поселков на побережье. И самое главное – в Санталии шли уличные бои.

Вторник. 06.50.

Заперев гостя в подсобке, мы вернулись в бар. Остаток ракии, которой поливали Сирхаба, прикончили за один «проход».

– И куда нам бечь? – прервал затянувшуюся паузу Михаил.

Саныч вытащил мобильник и, посмотрев на экран, убрал назад:

– Связи нет.

– Интересно, что будет, когда «шуганутые» добегут до начальства? – «зашел» с другого ракурса Миша.

– Ничего хорошего.

– Валим к нам в отель, – гостеприимно отозвался я. – Там, кстати, и пулемет был… полчаса назад.

Саныч оживился:

– Какой?

– Большой, – максимально честно ответил я.

– Охрененно. Короче, давайте сваливать…

Договорить не дали. По зданию прошла вибрация, отозвавшаяся испуганными возгласами. Со стороны фасада на улицу посыпались обломки кирпичей. Вибрация перешла в прерывистый гул. Кирпичи, вперемешку со стеклом, лавиной хлынули на асфальт, подняв серое облако. Пыль шустро вползла в холл, погрузив его в едкий, кашляющий туман. Суматошные тени, крики, отрывистый вой пожарной сигнализации.

Не понимая, что происходит, на ощупь схватив автомат, я побежал в глубь гОстеницы. Ушибив плечо о приоткрытую дверь и едва не протаранив головой стену, я влетел в пустую комнату. Несколько секунд ушло на опознание типового интерьера туалета.

Вибрация прекратилась, возобновившись после короткой паузы. Подскочив к окну, я опустил ручку, открывая вид на собственный отель. На балконах торчали зеваки, пялившиеся на верхние этажи нашего здания. Покрытый известковой пылью, матерясь и кашляя, я перелез через подоконник и спрыгнул в кусты. Опять! Мат, новые царапины. Несколько раскрошенных кирпичей просвистели рядом. Поспешно выдравшись из колючих объятий и отбежав от стены, я задрал голову. Балкон четвертого этажа выстрелил дублем дымных фонтанов, обернувшихся дырами в стене и падающими обломками облицовки. Бум-бум, – глухо донеслось сверху. Новым фонтаном вылетело окно. Кусок стены.

Дошло – обстрел. Арабы добежали до своих.

Продолжая смотреть, я попятился. Дыры продолжали пятнать верхние этажи. Окна сочились пылью и дымом, газон пестрел пятнами битой штукатурки. Прекращение обстрела застало меня посреди газона. Из отеля валили люди, с верхних этажей – дым. Пожар занимался медленно, но верно. Вычленив взглядом из хаотично расползающейся толпы фигуру с грязными коленками, я замахал руками.

– Веди всех в наш отель.

– А ты?

Готового ответа у меня не было. Только смутные мысли, основанные на опыте прошлой жизни.

– К дороге схожу.

Огибая дымящееся здание, я кинул последний взгляд на маленький апокалипсис. Демонстрация мощи достигла своего – несколько сот перепуганных людей разбрелись по пустырю, не понимая, что делать и куда идти.

Вторник. 07.20.

Свернув, я остановился, не веря глазам – часа хватило, чтобы сделать неузнаваемым уютный уголок. Утерявшая холеный вид живая ограда, площадка, заваленная битым кирпичом, поседевший от пыли асфальт, выбитые оконные проемы. Сверху тянулся жидкий дымок с верхних этажей. Бриз относил дымную пелену в сторону суши, постепенно раскочегаривая маленькие язычки огня. Выражение «Мамай прошел» налилось пониманием и смыслом.

Как в кошмарном сне пройдя площадку, я направился к дороге, оставив сюр за спиной.

С обочины дорога просматривалась метров на пятьсот. Я добросовестно просмотрел – никого и ничего. Пора делать паузу. Вытащив сигареты, я присел на высокий бордюр и засмолил, поглядывая на окрестности и размышляя. Просидел я так минут пять.

Похоже, наше дурацкое сопротивление дало первые плоды – за несколько минут перекура – ни одной машины. Желание кататься мы отшибли. Человек двадцать гражданских, за те же пять минут вразнобой прошмыгнувших через дорогу, говорили, что туристы, в меру сил, разбегались.

Добивая чинарик, я переключился от частного к общему. Если Сирхаб не соврал, у его соратников хватает дел. На кону две ладьи – город-миллионник и туристический край. Кадровый резерв, как у всех, не безразмерный. И наверняка – жесткая нехватка квалифицированных кадров, при изобилии неопытных долбо…ов. Именно вторую категорию, по идее, должны были кинуть на туристов – зашел, пальнул в потолок. Тут даже идиот справится. Опять-таки – заложников наверняка выше головы. Возиться с отдельно взятым строптивым отелем сейчас просто недосуг. Волки придут, когда освободятся от важных дел.

Власти, думается, сейчас займутся самым ценным имуществом – городом. У них тоже кадровый голод. Кто победит – хрен знает, но день-два относительно спокойной жизни, наверно, есть, если я не ошибся в раскладе.

А потом?.. Конкретные ребята в зеленых повязках?.. Или – в зеленых касках. Еще вопрос – что хуже, учитывая квалификацию местных военных… Мысль о горном схроне посетила вторично. Додумать не успел – машина. Точнее – две.

Вот и шанс проверить теорию практикой. Я начал привыкать к высокому ценнику проверок. Выкинув бычок, без спешки и мандража я улегся за ближайшим деревом, рассматривая светлый пикап, шедший первым.

Машины не торопились. Подумав, я перевел рычаг на одиночные, усадив мушку на лобовое стекло. Первый выстрел. Пикап вильнул, открыв обзору вторую машину. В нее пошел следующий. Визг тормозов, грохот – пикап подпрыгнул, в развороте наехав на высокий бордюр. Легковушка визгнула тормозами, врубая заднюю. Вихляя, она шустро сдавала назад, к повороту. Я успел сделать еще выстрел, прежде чем машина укрылась за деревьями. Пикап обогнал ее по обочине, исчезнув там же. Спустя две секунды и три выстрела дорога была девственно пуста.

Похоже, в машинах сидят такие же лохи, как и я.

Оглянувшись в сторону поселка и не увидев ничего интересного, я на всякий случай отошел метров на десять и снова присел, закурив еще одну. Тучки на небе потихоньку рассасывались, намекая на грядущую жару. Неподалеку подали голос горлинки.

На чем я остановился? Пересидеть в горах? Десять дней голода и холода. Наверно – можно, при наличии одеял и колбасы. Минусов имелось два. Первый – если верх возьмут боевики? Второй минус мог показаться и менее и более весомым. Как смотреть. Свалить – бросить всех. Конечно, я никому и ничего не должен. Но эта логика однажды уже завела в тупик – мне так и не удалось наплевать на окружающих. А иметь совесть по нынешним временам – запредельная роскошь. Пропуск в рай, точнее – срочный вызов.

На трезвую голову такое не решить.

Я откупорил стеклянную фляжку, но глотнуть не успел – идиллию нарушил грохот скорострелки. Трассеры прошли над кронами, вонзившись в многострадальный отель. Похоже, все, что ниже, им просто не видно. Поставив коньяк на бетон, я привстал, пытаясь понять, где расположилась скорострельная дура. Примерно поняв – где, я припал к коньяку, продолжая пикник на обочине.

Горячие арабские парни с перерывами долбили отель минуты две. За это время я успел допить. И принять решение – не стоит плевать против ветра. В прошлой жизни из меня ни хрена не вышло. Рискну начать новую. Осталось понять – с чего?

Глава 6

Вторник. Утро, 08.00.

Отель переменился. Под козырьком подъезда возникла составная, «трехдиванная» баррикада, включающая в себя помимо мебели две малолитражки. Пикап, развернув, притулили сбоку. За пулеметом был незнакомый мужик, расположившийся с максимальным комфортом – на затащенном в кузов белом пластиковом стуле.

Передовой дозор в составе двадцати с лишним рыл стоял за баррикадой, вооружившись автоматами и пивом. Встревоженные рожи, местами – откровенно мрачные. Баррикада тихо гудела голосами и пыхала сигаретным дымом. При виде меня тихий говор смолк.

– Свои, – на всякий случай опознался я.

Четверть «похмельной команды», затесавшейся в эти ряды, подтвердила:

– Наш.

Как источник свежих новостей я оказался в центре хмурого, настороженного внимания.

– Что там?

– По поселку заложники бегают. Видел человек двадцать.

– А эти?..

– Арабы? Видел разок.

– И?..

– Две машины шли со стороны трассы. Скажем так – особого желания воевать у них не заметно.

– А власти?

– Вот власть, – я похлопал по автомату. – В кузове – еще одна торчит. Других нет.

Жестом прервав желающего оспорить, я добавил:

– Минут через десять договорим, подойду, – и, не дожидаясь ответа, пошел в отель.

Внутри хорошо ощущаемая тревожность уступала место подавленности и страху – диваны, кресла, стулья, местами – пол, везде сидели беженцы с потухшими глазами. Самый настоящий, до смерти перепуганный табор. В проходах бродили обеспокоенные «хозяева». У бара тихо бухали – приход коммунизма отмечали немногие. Как показалось – просто заливали страх.

Несмотря на количество собравшихся, было тихо. На шум разъехавшихся дверей обернулись почти все. Такого количества отчаявшихся глаз я не видел ни разу в жизни. Скрестившись на мне, коллективный взгляд надавил, породив неодолимое желание развернуться и убежать. Упрямство свело скулы, не давая сделать шаг назад. Сжав зубы до скрипа, я ощутил прилив злости и бешенства. Только оно помогло мне пройти страшный в своем отчаянии, молчаливый людской коридор.

Поворот наконец укрыл от взглядов. Напряженный затылок дико заныл. Выдох сквозь стиснутые зубы. Напряг слегка отпустил. Чуть-чуть.

Знакомый перекресток. Накрытые тела оттащили к стене, соединив убийц и жертв.

На Михаила я наткнулся за поворотом. Сказать, что обрадовался, – не сказать ничего. Похоже – взаимно.

– Здорово! Чего в коридоре ошиваешься?

– В лобби застрелиться тянет. Бабы, дети… Глаза… Штанами не богат? – неожиданно «свернул» он.

– Пошли.

Слабый запах блевотины встретил на пороге. Пленный исчез, оставив сквозняк и шевелящиеся занавески. Заглянув в сортир и убедившись, что гость и в самом деле смылся, я выкинул его из головы. Проветрил – и на том спасибо.

Порывшись в сумке, я извлек последние джинсы и пару футболок.

– Держи.

Санузел мы поделили по-братски – мне достался умывальник, Мише – душ. Вода пока была. По-быстрому ополоснувшись, мы вернулись в комнату. Исцарапанное пузо Миши прикрыла черная футболка «Джек Дэниелс», длинные штанины джинсов укоротили ножом. Поменяв безразмерные говнодавы на мои щегольские мокасины, кировчанин преобразился, смахивая в новом облике на пирата-неформала.

– Красавец, – пробурчал он, кинув взгляд в зеркало. – Что за стрельба была? – вернулся он к занимавшей теме.

Я кратко пересказал свои мысли о приоритетах воинственных арабов. Компаньеро задумался.

– Пошли пожрем, – предложил я.

Спустившись на цокольный этаж и отыскав столовую, мы уже почти привычно приступили к мародерству. С анархией свыклись не все – припасов пока хватало. Хотя, скорее всего, такое начало дня отшибло аппетит у большинства.

Холодное мясо, хлеб и сыр сделали нас более оптимистичными. Отяжелев на полкило на брата, мы не торопясь вышли на улицу, погрузившись в атмосферу раннего летнего утра. Тихий, прозрачный воздух. Поднявшееся солнце прижало тучи к горам, не успев прокалить местность.

Вторник. 08.20.

Обойдя отель, мы подошли к главному входу. Из личного состава заставы в наличии осталось двое – пулеметчик, дремавший в кресле, и разгуливавший под козырьком костистый мужик, предложивший подружке заткнуться. Остальные, судя по всему, переместились внутрь, привлеченные начинавшейся сварой в холле – там одолели апатию, начав оживленный обмен мнениями. Судя по обильно жестикулирующим силуэтам, участвовали все – дамы, ополченцы, погорельцы, иностранцы. И алканавты, покинувшие бар.

Неосторожное приближение к фотоэлементу – дверь Пандоры открылась, и меня шатнула звуковая волна – галдеж, ругань, призывы сплотиться и требовать. … ть!

Желания присоединиться к митингу не возникло. Отойдя от дверей и восстановив тишину, я вопросительно посмотрел на Мишу.

– Толку не будет, – дипломатично выразился он.

– Надеюсь. Хрен знает, до чего они могут договориться. Саныча найдешь?

– А надо?

– Да.

Пока Миша отсутствовал, я не утерпел.

– Пулеметчик!

– Чего? – отозвался голос из кузова.

– Ты в этом железе шаришь?

– Немного, – подмигнул он, опять погружаясь в дрему. Я сел «на измену» – немного? Это как? Видел передачу по «ящику»? Хотя… других – нет.

– Поговорим? – подал голос «костистый».

Пулеметчик приоткрыл глаз. Уяснив, с кем говорит его напарник, он с любопытством поглядел на меня, удержавшись от вопросов.

– Сам напросился. Ночью захватили больше десяти поселков. В Санталии разборки арабов и властей, на предмет – кто из них власть.

Оба помрачнели. Вот и поговорили.

– Сейчас еще двое подойдут – продолжим, – «обнадежил» я. И, усевшись на «баррикадный» диван, закурил, наслаждаясь тишиной.

Вторник. 08.30.

Двери раскрылись, впустив на улицу отголоски мерзко-настырного голоса. Вместе с воплями наружу проникли трое – Миша, Саныч и мужик с «похмельного отряда». Двери закрылись, и голос умолк.

– Привет, горячий столичный парень.

– Здорово… – с продолжением я затруднился. – Мужики, познакомимся, что ли?

Красномордый любитель золотых цацок оказался скуп на информацию.

– Я Саныч, он – Игорян. Мы с Ярославля.

Игорян кивнул, подтверждая слова шефа. То, что главный у них – увешанный золотом Саныч, было видно невооруженным глазом. «Быковатые» с «претензией» – никогда не любил таких, но выбор небогат.

– Сергей, – отозвался «костистый». – По жизни – автомеханик. Со Ржева.

– Саша, – представился «пулеметчик» из кузова. – Самарский ВОХР.

Слава богу – хоть один полувоенный.

– Михаил, – отрекомендовался пират-неформал, – главбух.

– А я – Дима.

– Дима-партизан, – пошутил Игорян. Мне захотелось сунуть ему в грызло.

– Ладно, с чего начнем? Окна закладывать или пароход искать? – Саныч мыслил предметно.

– Пароход, – это был я. Отсидеться в отеле – нереально. Кажется, это понимали и остальные.

– На чем плывем? – подвел я итог прений.

– Когда? – это Саша.

– И кто поведет? – дополнил автомеханик.

Пауза. Вопрос требовал осмысления – бесхозных пароходов с крыльца не просматривалось. А даже раздобыв оный – как с ним управляться? В отеле из всех корабельных специалистов найдутся только кочегары.

Тишина затягивалась, грозя перейти в ступор. В самом деле – не на матрасах же выгребать к нейтралке?

Забрезжила идея.

– А морские прогулки или дискотеки тут практиковались?

– Ага. И что?

– Славно. Значит, пароход и рулевой где-то тут имеются. При желании – найти можно.

– И что с того? – пробурчал Игорян.

– А то. Найдешь хозяина, сообщишь – есть желающие в вояж… пятьсот рыл, готовые скинуться по пять сотен. Итого – четверть ляма зеленью. Что-то мне подсказывает, что не откажется ни капитан, ни пассажиры.

Все переглянулись, светлея. «Четверть ляма», – звучало весомо и внушительно.

– Убедим… – улыбаясь, заверил Саныч.

– А где капитана искать?

Дай дерьма, дай ложку. Достал, удод.

– Спросите местную обслугу.

Первым уловил несообразность в словах Михаил.

– А ты?

– А мы, – поправил я. – В соответствии с тем, что ляпнул Игорек, займемся партизанщиной.

Игорек проглотил. Не смолчал начальник.

– На хрена?

– Один нападает – второй защищается. Если начнут они – сколько протянет отель? Минут пятнадцать? А нам круиза дождаться надо… Значит, мы и начнем…

– Второй вопрос – какие из нас партизаны? Но если жути не нагоним – до вечера не доживем…

Глава 7

Вторник. Утро, 09.00.

С детства я уяснил две истины, которые и поныне считаю основными. Первая – любая задуманная гадость начинается с изучения ситуации. Вторая житейская истина заключалась в том, что гораздо эффективнее делать, не спрашивая санкции. Принцип «одна голова хорошо, а две – лучше» применим тогда, когда задача голов – прикрытие собственных задниц.

Исходя из житейских постулатов, требовались: возвышенность и окуляры. Решив поберечь покой сограждан, а также не светить собственные планы, в качестве наблюдательной вышки я избрал горящий отель.

Не особый знаток пожаров, но, на мой взгляд, полыхало на троечку – половина пятого этажа и местами – четвертый.

Проведав пленного и услышав из-за двери мат Сирхаба, я с легкой душой пошел на поиски бинокля. Он нашелся в третьем по счету взломанном номере. Двадцатикратный «Бушнелл» меня устроил.

Проведав забытого в холле главбуха, я застал его выбитым из колеи. Новость о добровольно-принудительном зачислении в партизаны дошла до него только сейчас. И теперь он задумчиво разглядывал запыленные бутылки. Сужу по себе – на трезвую голову такое принимается трудно.

Теперь Миша стоял перед дилеммой – остаться верным принципам или привести психику в порядок, забив на здоровый образ жизни. Образ, психика, да и сама жизнь сейчас были под вопросом.

Оставив буха терзаться, я снял со стены карту поселка и, стырив со стойки грязный фломастер, потопал наверх.

Минут через десять, полюбовавшись на окрестности поверх деревьев, испачкав карту и заляпав линзы, я более-менее уяснил ситуацию, поставив на карте два крестика и знак вопроса. А также убедился в правильности выражения безвестного стратега, сгинувшего в веках, – «информации никогда не бывает достаточно». Или это был безвестный бизнес-тренер? Возможно. Не помню. Короче, информации теперь было до фига, и это вызвало новые вопросы.

Первый крестик обозначал серый «Прадо» на берегу. По прямой до него было с полкилометра. Запылен, задний борт откинут, двери нараспашку. В машине и вне ее просматривались четверо живых и вооруженных. В некотором отдалении – семь тел беглецов. Окопов на пляже я не приметил. На откинутой створке борта просматривалась накрытая скатерть-самобранка. Из плюсов, помимо пляжного настроя заградотряда, наличествовал повышающийся в сторону суши берег. Хреновые дела арабов усугубляло сухое русло, в котором они расположились, – природное углубление на ровном пляже позволяло им не слишком светиться, оставляя нам возможность подобраться к ним поверху.

Вторым крестиком был пост на съезде. Удаление – метров восемьсот-километр. Народу и тачек там было поболе – я насчитал пять машин и около сорока человек на обочинах современной бетонки. В кузове зелененького «Унимога» имелось нечто скорострельно-крупнокалиберное о двух стволах и парень, ловко и быстро крутивший зенитное чудо. Наверно, тот самый вспыльчивый зенитчик, раздолбавший Мишин отель. На ближайшем холме, за деревьями, просматривалось пулеметное гнездо, обложенное мешками. Я полюбовался на ствол с перфорированным кожухом и две головы в зеленых банданах. Мешки запали в голову – неплохой эрзац рытью окопов. Идею надо стырить!

Вопросительным знаком шел подозрительно тихий микроавтобус, торчавший на ближайших задах поселка – в приспущенное окошко кто-то подозрительно много курил.

В очередной раз, но под новым ракурсом задумавшись о вреде курения, я сделал над собой легкое усилие, заставив мозги переключиться на насущное.

С чего начать на новом поприще?

Самой легкой целью рисовался пляжный пост – прихватить Мишу, влезть на горку и в два смычка расстрелять беспечных отдыхающих. Дальше все выглядело более печально и неочевидно – стрельба поднимет остальных, и нам на голову свалится арабская подмога… Откуда и в каком количестве – знает только Аллах и местный полевой командир.

Варианты?

Тихо уложить ножом четырех здоровых парней? Не умею, не обучен. Да и вообще это из области фантастики. Придется «закладываться» на прибытие подмоги и основную засаду ставить на нее.

В итоге все может выглядеть так. Пляж – два-три криворуких в нападении и четверо аналогичных по уровню подготовки остолопов – в защите. После начала стрельбы и воплей уцелевших на помощь летит арабская конница. И натыкается на полноценную засаду. Если все удается – арабы перестают ездить на «срочные вызовы» и главное – соваться в наш угол. По крайней мере сегодня. Или – до прибытия старших и опытных товарищей.

Был вариант и попроще – принести на алтарь победы прокуренный мини-вэн. Онищенко, наверно, одобрит. Как курильщик с приличным стажем, с одной стороны – не горю желанием своими руками сокращать поголовье собратьев по вредным привычкам. А с другой – если там успокаивают нервы сбежавшие туристы? Пожалуй, главврач перетопчется.

Решено – начнем с пляжа. Да и «крузак» – неплох. Хоть по пляжу покатаюсь. Если доживу.

Определившись с целью, теперь следовало озаботиться людьми и инструментом. Думается, пулемет отдадут только после грандиозного визга. Хотя и стрельбу исключать не стоит. Что в Ярославле, что в Самаре – народ весьма упертый.

Спустившись по провонявшей дымом лестнице, я окликнул бухого компаньеро. Тот, пригорюнившись, сидел перед полным стаканом.

– Ты так сопьешься, друг.

Кислая рожа главбуха пожевала губами, воздержавшись от комментариев. Я коротко изложил план. Миша еще раз пожевал губами. Чувствуется, было бы пенсне – протер.

– Дима, что ты от меня хочешь? Я что – бандит с большой дороги?

– А я, по-твоему, кто?

– Исходя из твоей профессии – он и есть.

Сука, счетовод прав.

– Ладно. Бери бутылку и пошли. Нам понадобятся добровольцы. А им – положительный пример – грозный русский партизанен. Немало народу мечтало в детстве пускать под откос поезда. Дадим шанс осуществить мечту.

Вторник. 09.50.

Засада вышла, скажем прямо, – не фонтан. Как говорится, из подручных средств. Как умели. Желающих положить жизнь за сограждан набралось немного, а те, что нашлись… Скажем так, их стимулы немного отличались от тех, что описывают в газетах. Пришлось пустить в ход свои профессиональные навыки – склонять людей к тому, что им категорически не надо. Вот уж никогда не думал, что придется заниматься продажами на войне. Дурдом.

Надеюсь, результат будет лучше начала.

Засада как таковая состояла из двух частей. Группа пляжных нападающих, в лице двух членов похмельного отряда. Поправить голову они успели, собственно благодаря чему – пошли. Глядя, как нетвердой походкой они карабкаются по прибрежным булыжникам, закрадывались сомнения – не распугает ли пара пьяных русских медведей свою дичь до выхода на прицельный выстрел? Их задача была проста – добраться до гребня и постараться попасть хотя бы в машину. После чего сменить позицию и разрядить в арабов еще по магазину. А услышав первые выстрелы с нашей стороны – со всех ног бежать «домой». Что означало «со всех ног» в исполнении пьяных на пересеченной местности я старался не думать.

Вторая часть нашего отряда состояла из четверых строевых и трех разнорабочих. Главная ударная сила – Саша-вохровец при пулемете и ржевский автомеханик как пособник и по совокупности – водила. Вспомогательная – я и Миша, при двух автоматах и десяти рожках. Разнорабочие, в лице трех гламурных юношей без оружия, трудившихся на подсобных работах – набитие песка в наволочки, обдирание растительности и расчистка секторов стрельбы. В случае удачного исхода юношам были обещаны стреляющие трофеи для «поднятия» веса в глазах их собственных баб. На это их и купили. Покупали мы их вдвоем, естественно, на виду девок, но вне зоны слышимости. Я упирал на оружие, главбух – на благодарность беспомощных и чистых юниц, с благоговением смотрящих на защитников. Поддатый главбух оказался на диво красноречив. Девки – явно ляди, но у юности свой взгляд на жизнь, на девок – тоже.

Я, конечно, скотина – развод чистой воды. Но куда деваться? Битые жизнью сограждане не горели желанием покидать отель. Мужики посерьезнее, отговорившись наличием семей, уклонились, оставшись охранять «гнездо». Вообще, с желающими воевать был капитальный напряг. Кроме похмельных и отмороженных. Я начал догадываться, почему государство старается призывать молодых. Думаю, здоровье тут – не главный фактор.

Почему согласился идти пулеметчик – осталось загадкой. В голове вохры обитали тараканы, понятные только посвященным. Надеюсь – он умеет стрелять.

Я все сильнее жалел, что ввязался в этот дурдом. Оставалось надеяться, что у врагов с личным составом – дела хуже наших… Если это вообще возможно.

Мы расположились на обочине, за кустами, почти в центре пологого изгиба дороги, замаскировав пикап кипарисовыми ветками. Позиция давала хороший обзор в обе стороны. На всякий случай я демонстративно вытащил ключ зажигания и уложил в карман – пусть думают что хотят, но пулемет – главная ударная сила. И она не должна смыться с позиции, просто потому, что у кого-то не выдержали нервы.

Гламурный молодняк засел в приличном отдалении, сохраняя возможность «сделать ноги», если дело старших товарищей накроется звонким тазом.

В дикорастущем кустарнике стих топот пьяных питекантропов. Мат доносился еще секунд двадцать. Весь расчет строился на шуме ветра и прибоя, которые, по идее, должны были заглушить выдвижение вооруженной гопоты.

Наставшая тишина. Скачок напряжения. Лежа перед самодельным бруствером и глядя на пустую дорогу, я беззвучно материл себя за расточительность, ностальгируя по коньяку – допинг сейчас бы не помешал.

Пари́ло. Тишина давила на уши и нервы. Автомеханик шумно почесался. Кто-то рыгнул, осквернив морской воздух чесноком и перегаром. Дрожащий мужской голос вполголоса выругался. Интересно, как это выглядело у Ковпака?

Ну где шляется эта пьянь? Не заблудились, часом?

От резких хлопков в стороне моря все вздрогнули.

– Приготовились! – хрипанул я. – Сучок все видят?

Сучком это называлось номинально – обрубок ветки кипариса был воткнут метрах в сорока. Напротив места, где арабские мстители, по идее, должны были свернуть к пляжу.

Кому они должны? – всплыла дурацкая мысль.

– Стреляем по команде! – на всякий случай предупредил всех я.

Бухгалтер, начиная лязгать зубами, тихо пробурчал:

– Дима, з-заткнись. И так всего т-трясет.

Я заткнулся – нижняя челюсть тоже начала лезгинку. Не комильфо затевать перебранку, стуча зубами друг на друга.

Постукивая зубками, вчетвером мы вслушивались в хлопки с пляжа. Алканавты палили бодро. На трассе не подавали признаков жизни – сиеста или очередной намаз? Перестрелка теряла оживленность – выстрелы звучали реже. Меня потихоньку начала разбирать злость на восточную беспечность – грандиозные стратегические планы шли в задницу.

Отдаленный шум мотора вызвал некоторое облегчение. Слава богу, скоро этот кошмар кончится – едут!

Первым из-за поворота показался уже знакомый пикап. Следом – микроавтобус. Колонну замыкала смутно знакомая малолитражка, идущая с отставанием метров в сто.

– В-вашу мать, – дрожащий голос. – С-стреляем?

– Сучок! – злым шепотом напомнил я. – Ждите, суки!..

Суки выждали. Но не дождались. Вохровец не выдержал первым – всех вжал в траву грохот крупнокалиберного пулемета. Арабы не доехали до поворота метров тридцать. Наверно, Саша был прав – в этот момент машины шли прямо на нас, и очередь проткнула две первые насквозь. До сего момента я даже не представлял, как выглядит лобовой удар очереди такого калибра! Передок пикапа разлетелся в клочья, раскидав по асфальту куски двигателя и подвески. В зад ему ткнулся микроавтобус. Пулемет продолжил превращение в фарш двух слипшихся куч железа. Боже! Тачки, люди и асфальт разлетались лохмотьями. Сопровождающий это оглушающий грохот выстрелов деморализовал всех. Даже нас – стрелять никто и не пытался. На дороге и без того творился ад.

Исчерпав аргументы в ленте, пулемет смолк. Пыль стояла столбом вдоль всей директрисы стрельбы. Сквозь нее просвечивало серо-белое облако на месте машин.

Арабы не стреляли.

Засада ошеломленно молчала. Ни я, ни Миша не сделали ни единого выстрела – пулемета хватило за глаза. Господи – вот это мощь! Даже находясь по эту сторону мушки, я чувствовал себя подавленным. Даже думать не хотелось, что пришлось на долю арабов. На их месте я, наложив полные штаны, несся бы отсюда без оглядки. Теперь я начал понимать – как выглядит и ощущается настоящий животный ужас.

Приподнявшись на локте, я вгляделся в рассеивающуюся завесу. Пыль постепенно оседала.

Ёё!!! Это мы наворотили?! Груда железа на дороге даже отдаленно не напоминала автомобили.

В окрестностях царила мертвая тишина, ощущаемая через звеневшие уши. Сглатывание помогло частично. Звон стал тише, обволакиваясь ватными пробками. В кузове завозились, бренча железом. Звон перекатывающихся гильз. Злой мат.

Обернувшись к пулеметчикам, я показал большой палец и, пересиливая нежелание, встал. Парни сделали свою работу, теперь отдуваться нам.

– Пошли, Михаил!

Кинув Сергею ключи от машины, я перешел через дорогу и, держась обочины, зашагал вперед. Миша, с секундной задержкой пошел по противоположной стороне. Жара не ощущалась – было зябко.

Бренчание железа сзади стихло. Из кузова коротко и резко лязгнуло. Пулемет перезаряжен. Это успокаивало и нервировало одновременно. Метров через сорок новые впечатления начисто выбросили из головы эти мысли.

Куча железного хлама стала ближе. Хруст под ногами, шипение разбитых автомобильных потрохов… И металлический щелчок с обочины. Мой автомат рыкнул на звук, а я – упал на колени. Ответ прошел поверху, сбив на макушку несколько листков. Отчетливая мысль – он или я. Три выстрела решили дело – он. Чужая голова ткнулась в землю.

Как деревянный, я поднялся. Глаза бегали по окрестностям, не останавливаясь, ожидая вспышек выстрелов или шевелящихся кустов. Мысленным пинком мобилизовав себя, я добежал до головной машины и присел, обшаривая взглядом дорогу. Месиво – кровь, машинное масло, рваное железо, плоть…

Добитый мной араб лежал поодаль. У него была только одна рука. Точнее – одна целая кисть. Вторая походила на маленький, окровавленный веник. Я поглядел в сторону трассы – легковушка бесследно исчезла. Ладно.

Еще раз оглядев обочины и не обнаружив криминала, я замахал своим.

Через три минуты, сгибаясь под тяжестью трофеев, Миша, трое мальчишек и я рысили к пикапу. Я снова ощущал жару. Перед тем как нырнуть в кусты, оглянувшись, я увидел далеко на дороге несколько неподвижных силуэтов. Арабы смотрели молча. Стрелять никто не стал. В следующую секунду нас разделили деревья.

Глава 8

Вторник. Утро, 10.20.

Когда мы добрались до входа, опередивший нас пикап уже окружили люди. На взгляд, от четверти до трети отеля – нашумели мы изрядно. Саша с Сергеем отсиживались в кузове. Разговор поддерживали три юных оболтуса, демонстрирующих свежие трофеи. Бух поморщился, я улыбнулся – положительный пиар не помешает. Уныние туристов наконец-то сменилось радостным возбуждением.

Молодежь, увидев нас с Мишей, примолкла. Толпа оборотилась к нам. На автомате я изобразил «чи-из» и, пользуясь случаем, толкнул речь.

– Господа! Надеюсь до конца дня нас не побеспокоят. Просьба – не выходить из отеля и не подниматься выше второго этажа – возможно повторение обстрела, как у соседей.

Все были на позитиве – возражений не было. Пора к негативу.

– Теперь об эвакуации…

Внимание стало абсолютным – съехать досрочно хотели все.

– Мы постараемся раздобыть транспорт… и он будет стоить денег.

Я развернулся в сторону буха:

– Кассой заведует Михаил. Валюту сдавайте ему. Пятьсот баксов с носа. Не сдавшие до вечера рискуют задержаться.

Миша недовольно посмотрел на меня. С похожим, но несколько более злым выражением на меня уставилось около сотни глаз. У остальных оно варьировалось от растерянного до недоуменного. Большинство смотрело зло – у них хотели забрать деньги. Мысль, что помощь бывает платной, в голове подавляющего большинства укладываться не желала.

– За бабло?! Защитнички гребаные!

– Уважаемый, подойдите. – Я был подчеркнуто корректен.

Вперед протолкался взъерошенный, красный от злости мужик.

– Террористов отогнали, гОстеница цела, транспорт будет ночью. Что не устраивает?

– Билет дороговат! – Ответ был произнесен с вызовом и поддержан остальными – господа раздухарились.

– Если дорого – ищи таксистов, – намекнул я.

– И найду – автомат дайте!

– Стволы с трупов сняты. Которые с утра наколбасили… Ты что успел с утра, добрый человек? Посрать и похмелиться? Ну так вали в сортир и разгреби ту кучу. Может, там найдешь.

Из толпы заржали. Злой, но не переубежденный диссидент играл желваками, топчась на месте.

– Ну хватит! – Из рядов собравшихся вышел еще один активист. – Вот тысяча, за меня и жену. Фамилия – Понтровский Игорь. Жена – Галя.

Такая активность радовала больше. Мужик протянул бухгалтеру серо-зеленую стопочку. Следом вышел розовощекий дядька. Его бумажки были розовыми.

– Гут. Евро. Хайнц унд Хелен Шиповски. Битте.

Буха обступила толпа – дело пошло. Теперь главное – не попадаться на глаза злому, как черт, кировскому счетоводу.

11.00.

«Штаб бригады по борьбе с терроризмом» расположился в лобби, при баре, под бдительным взглядом «наркоконтроля» – туристы предпочитали гуртоваться тут же. Секретность планов становилась относительной, зато крепло доверие вкладчиков – бух принимал деньги за соседним столом, в перерывах между клиентами кидая на меня красноречивые, косые взгляды. Перед ним лежала раскрытая тетрадка с подходящей к случаю надписью на розовой обложке – «Romantic Dream» – в нее записывались имена и суммы. Рядом лежала пухлая пачка мятой наличности, а перед столом стояла говорливая очередь желающих уехать. Все – с баблом.

За главным столом расположились экстренно повышенный в статусе и по-прежнему сонный Терминатор-пулеметчик, хмурый Саныч и я. Попивая кофе и поглядывая на прираставшую наличность, я размышлял о том, какие неплохие бабки гребли отельеры. Четверть миллиона с двух заездов! Сколько же они зарабатывали за сезон?!

Окинув взглядом змеящуюся очередь, я прикинул время на окончание церемонии. Где-то с час. Время есть, пожалуй, стоит обсудить предварительные планы на отплытие.

– Что скажешь, золотой?

– Еще неизвестно, кто тут золотой, – проворчал Саныч, косясь на кучу черного нала. По цвету пресловутый нал был розово-зеленого окраса.

– Что по пароходу?

– Пока ничего, – вынужденно сознался «золотой». Наверно, выражение моего лица было слишком выразительным – Саныч опустил голову, избегая встречаться взглядом.

– Местных нашли? – уточнил я, начиная кое о чем догадываться.

– Нет.

– А искали?

Ответа мы не услышали. Похоже, я поставил не на ту лошадь. От немедленного мордобоя и изъятия казенного оружия остановило народное – «за битого – двух небитых» и завет управленца – «трендюли раздаются за закрытой дверью». Ну и третье – других исполнителей нет. Я всерьез задумался, но, открыв рот, ограничился только:

– Отойдем.

Прикрыв за собой дверь в комнате администратора, я схватил красномордого за ворот и качественно приложил спиной к стене. Показателем качества выступил диплом в алюминиевой рамке, свалившийся со стены. Саныч даже не барахтался.

Выпустив отвороты, я отошел и присел на стол, не сводя с него глаз.

– Завязывай с бухлом и собирай мозги в кучу. Через полчаса дашь полный расклад по всем вариантам. Если нет – соберу народ и сообщу, благодаря кому придется задержаться…

Посмотрев на настенные часы, я вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

11.30.

Следующие полчаса я развлекался, наливаясь кофеем в обществе спящего Терминатора и контролируя сбор средств, старательно уклоняясь при этом от взглядов собирателя, корпящего над гроссбухом вместо заслуженной сиесты. И поднимающего голову только для нового, укоризненного взгляда.

Стрелял глазками не он один. Конкуренцию буху в этом занятии составили отельные дамы. Получив утренний удар по психике и оклемавшись, слабый пол получил второй нокаут – на расстоянии вытянутой руки были спасители, деньги и оружие. Сочетание действовало возбуждающе и побуждающе. Поглощенный делом бух и впавший в анабиоз Терминатор с их точки зрения были безнадежны. И взгляды «отельных василисков» скрестились на мне.

Охотниц ненадолго отвлекла брутально-оружейная фотосессия, затеянная в противоположном конце холла гламурными отроками. Юность проиграла и выиграла одновременно – опытный взгляд бывалых дам оценил качественный перевес гламурных фиф и хлипкость кавалеров. Гламурные девицы остались при своих, а кавалеры – без новых обязательств. После краткой паузы дамские взгляды вернулись ко мне. Присутствие «бывших» смутило считаные единицы – женщина отличается от девушки не физиологией, а психологией – есть цель, есть средство. Нет сантиментов. Я чувствовал себя средством.

Нацепив маску сосредоточенного дебила и стараясь не обнадежить кого ненароком, я сосредоточенно глотал кофе, кляня про себя предприимчивых баб. Минуты текли чересчур неторопливо.

Краем глаза поглядывая на женский зверинец, выглядящий благопристойно на поверхностный взгляд, я погрузился в размышления о женском цинизме, к которому приходит каждая вторая привлекательная женщина к тридцати годам. Под ним я понимал безжалостное вычеркивание всего, выходящего за рамки сакрального «ты – мне, я – тебе». Предпочтительнее – «ты».

Вошедший с улицы распаренный ржевский механик прервал полет философской мысли. И слава богу! Я уже склонялся к точке зрения, что в женоненавистничестве что-то есть.

У Сергея был вид человека, вернувшегося с пляжа – красная морда, майка, темневшая мокрыми пятнами на спине и под мышками. С образом диссонировало наличие автомата и отсутствие пляжного полотенца.

Распространяя запах свежего пота, он упал на стул.

– Не нашел, – устало выдохнул он. Искал он алкашей-героев, не вернувшихся в отель после «пляжной войны».

Терминатор вышел из летаргического сна и, поерзав задницей, выжидательно посмотрел на пришельца, ожидая подробностей, напомнив мне воспитанную овчарку, ожидающую «мясного подношения».

– Сейчас.

Сходив за стойку и нацедив газировки, механик разом выхлебал пол-литра и вернулся за стол.

– На улице – пекло, – сообщил он очевидное и наконец перешел к сути.

Пулеметчик переспрашивал, уточняя. Я молчал, не влезая в разговор, – меж собой эти двое ладили лучше. Миша, не прекращая мусолить деньги, «грел уши». Очередь – тоже.

Поплутав по зарослям, механик выбрался к месту, откуда стреляли наши, опознанному по гильзам и мятой траве. Поостерегшись приближаться к краю и нарваться на пулю, он покружил по площадке, так и не увидев криминала – крови или тел. Пляж он осматривал с безопасной дистанции. Издалека. С его слов, осевший «крузак» стоял там же. Вокруг, меняя колесо, суетились трое. Не обнаружив никого в окрестностях обоих гОстениц – нашей и соседней – и окончательно спекшись, Сергей вернулся в отель.

– Может, в другую сторону побежали. Или… – он подвел жестом черту под горлом и рассказом.

Очередь притихла. Миша уткнулся в гроссбух. Сергей – припал к газировке. Бульканье воды стало единственным звуком, нарушавшим тишину.

Мы с Терминатором переглянулись. Лес рубят – щепки летят?

Я лихорадочно перебирал варианты – начать вторую серию партизанской войны? Вытащить Сирхаба из зиндана и предложить арабам обмен? Пожалуй, мысль хреновая – в их закромах тысячи заложников… Оставить, как есть?

Парни молча ждали. Я встал, прихватив «Бушнелл».

– Пошли посмотрим пляж.

К морю мы вышли через задний выход, пройдя отель насквозь. И сразу попали в пекло. Ослепительно-белое солнце прокалило окрестности, делая жару невыносимой. Косясь на бассейн, манивший прозрачной, как слеза, водой, мы пересекли задний двор. Я завертел головой – где байкер с Орловщины?

– Меня ищете?

Я вздрогнул – голос шел с земли. Присмотревшись, я разглядел вырытый окоп полного профиля, накрытый пляжным зонтиком и ветками, набросанными сверху. Такими темпами к концу недели селянин соорудит укрепрайон.

– Круто. Долго рыл?

– Я привычный.

Ладно. Каждый развлекается как умеет. По крайней мере – там не печет.

Пожав плечами, я выбрал кочку повыше и, подняв бинокль, принялся высматривать «крузак». На старом месте его не оказалось. Я повел стеклами вдоль берега и обнаружил его выписывающим загадочные эволюции на пляже – закладывая виражи и описывая зигзаги, он попеременно поднимал в воздух гальку и брызги, разъезжая на границе земли и моря. Манера езды натолкнула на мысль – это не арабы. А если они – то окончательно слетевшие с колеи.

Маневры джипа увидел не только я. Реакция колебалась в диапазоне от хохота до щелканья затвора.

– Сто процентов – наши алкаши.

Бинокль приблизил «крузак» – в спущенном окне торчали их счастливые рожи. Не я один мечтал погонять джип по пляжу.

– Наши, – объявил я. И, оставив народ наблюдать за носящейся по песку машиной, с облегчением убрался в отель, подальше от уличного пекла.

В холле все оставалось по-прежнему – укоротившаяся очередь, рассевшиеся на диванах кучки туристов. Кое-кто уже дремал. Молодежь угомонилась, тихо переговариваясь в своем углу. При их виде в голову нагрянула новая мысль – и я, свернув с курса, пошел к ним.

– Поразвлечься хотите?

– В смысле?

Я отозвал в сторону троих, что ходили с нами, и тихо изложил идею. Парни заулыбались, и через полминуты вся тусовка, включая девок, смылась из холла. Ухмыляясь, я вернулся к штабному столу.

Завидев меня, счетовод объявил перерыв. Встав и с наслаждением потянувшись, он, забрав кассу и гроссбух, направился ко мне.

– Как успехи?

– Сейчас. – Миша налил кофе, щедро плеснул коньяк и, закатив глаза, отхлебнул получившуюся смесь.

– Ты даже не представляешь, как это славно – завязать со здоровым образом жизни!

Я не представлял, в последние годы специализируясь на нездоровом.

– Ты куда молодняк заслал? – вкрадчиво поинтересовался счетовод.

– Да так, в окрестностях погадить.

Миша поднял бровь.

– В этом ты и сам мастак, – намекнул он на подставы, сыпавшиеся на него с раннего утра.

Я ухмыльнулся:

– Потом вместе посмотрим. Ты мне лучше скажи – что с деньгами?

Бухгалтер помахал толстенной пачкой:

– Чуть меньше двухсот тысяч. Точнее не скажу, тащат все – баксы, евро, рубли.

Я прикинул:

– То есть осталось человек сто?

– Поменьше. У некоторых столько наличности не оказалось. Сколько было, столько и сдавали. Кто по сотне, кто по две-три.

– Не страшно, – отмахнулся я. К торгу с местными мы пока не приступали. А там что двести, что двести пятьдесят – особой роли не играет. Главное – много. Но на всякий случай я уточнил:

– Этих небогатых – много?

– Человек сорок.

– Переживем.

– Отказники появились, – сообщил бух и сделал паузу на глоток ядерно-кофейной мешанины. – Принципиальные. Дескать, помощь за деньги – западло. Обязаны, и точка.

– Может, у них с деньгами туго?

– У большинства – есть. Принципиально не хотят… Я в дискуссию не лез. Это ты у нас – полемист…

Всегда недолюбливал нынешних принципиальных. У них почему-то все принципы направлены на себя любимых.

– За главного у них – тот, что требовал автомат для торгов с таксистом, – с умыслом добавил кировчанин.

Воспоминание о горластом дураке не добавило добрых чувств – принципиальный халявщик еще не понял, что правила игры изменились.

Миша, наблюдая за моим изменившимся лицом, подкинул идею.

– Трупы бы похоронить. Жара. Да и вообще – чисто по-человечески…

Похоже, бух пытается мной манипулировать, автоматически отметил я. И вместо ответа глянул на часы. Без трех двенадцать.

– С отказниками попозже разберусь. Сейчас Саныч должен подойти насчет пароходов. Заканчивай с оставшимися и убери деньги в сейф.

– В какой?

– Пошарь за стойкой, у портье.

– Ладно, – Миша допил бодрящий напиток и подал голос. – Перерыв окончен. Господа, готовьте ваши денежки…

Глава 9

Вторник. День, 12.10.

Саныч задерживался. После краткого размышления я встал из-за стола, решив наведаться в угол оппозиции.

– Привет.

Молчание, убегающие взгляды. Впрямую смотрели двое – давешний оппонент и дама средних лет, ликом напоминающая озабоченную из медицинской рекламы. Оппонент склонился к уху дамы и шевельнул губами, шепча. Ее взгляд выразил недоумение, изгиб тонких губ – брезгливость.

– Я за деньгами, – рубанул я правду-матку.

– Брать деньги за спасение – бесчестно! – выпалила «медичка», перехватывая инициативу.

– А спасаться за счет других?

– Вы драматизируете ситуацию, – возмутилась мадам.

– Драматизирую? – изумился я.

– Можно договориться с повстанцами о пропуске туристов в безопасную зону.

– Договоритесь.

– Я не специалист.

– Тогда заткнитесь и давайте деньги, – вышел я из себя.

Лицо дамы пошло красными пятнами, рот сжался в линию.

– Оружие не дает вам права решать за всех, – отчеканила она.

– Практика покажет…

Мысленно извинившись перед спящими, я поднял предмет спора и обратил в аргумент, послав пулю в стену. Холл переполошился. Я не сводил глаз с железной леди, ошеломленно пялившейся на дымящийся ствол.

– Ну?

Стальная леди оказалась резиновой женщиной, прогнувшей под обстоятельства взгляды и хребет.

– Берите, – протянутый ворох зеленых бумаг. Ее приоритеты менялись радикально быстро.

– Спасибо.

Глядя на мокрое пятно на джинсах медички и испытывая чувство неловкости, я взял деньги. Терзался я не из-за денег – становится не по себе, когда прямо на глазах принципы сбрасывают, как старую кожу. Отсчитав пять сотен, я всунул в ее ледяную руку избыток наличности.

– Остальные к Михаилу, – скомандовал я. И, дождавшись, пока все поднялись, добавил: – В качестве штрафа работаете похоронной командой. Уберете трупы из гОстеницы и похороните наших. До заката. Ответственные – вы двое, – показав стволом на принципиального козла и мокрую гуттаперчевую женщину.

Бунтовщики двинули к кассе, а я – к Санычу, наконец-то показавшемуся в дверях.

12.30.

На сей раз «золотой» не подвел – информации оказалось изрядно. В поселке жили аж четыре лицензированных судоводителя. Имелся и пункт базирования в виде причала, оборудованного необходимым для заправки. Чего и сколько там стояло – выяснить не удалось. По словам обслуги, обычно там всегда торчали прогулочные суда, уходившие в порт только для длительной стоянки.

Мелькнула идея пригласить командира группы недовольных, показать ему маршрут, вручить автомат и предложить сбегать в порт. Мысль пришлось оставить – требовался результат, а не подстрекательство к самоубийству. Хотя что греха таить – хотелось.

Вопрос с судном мы отложили на потом – сперва следовало раздобыть и уломать капитана. Убедительности в виде оружия, денег и горячего желания покинуть берег имелось в избытке. Теперь осталось найти, кому изложить аргументы.

В поселок пошли втроем – я, Саныч и местный, которого он кликал Махмудом. Памятуя Сирхаба, я уточнил:

– Махмуд?

Смуглый парень ослепительно улыбнулся, демонстрируя прямо-таки акулий оскал. Так и не понял – это значит «да»? По крайней мере, на Махмуда он среагировал. Возможно, причина энтузиазма и согласия отзываться хоть на «Шарика» – деньги. Перед выходом ему сознательно продемонстрировали кучу наличности – на будущих переговорах заинтересованный свидетель не помешает. Не тащить же деньги с собой? Наше слово у местных не котировалось. По крайней мере, теперь он мог искренне заверить капитана, что обещанное бабло существует. Ну и для повышения энтузиазма – пообещали процент.

Пополнив перед выходом запас патронов, сигарет и коньяка, я захватил бинокль и карту, держа в уме мысль изучить окрестности. Соломенный стетсон и темные очки завершили экипировку. Полюбовавшись на отображение в тонированной витрине, я хмыкнул – «дон Педро идет на войну».

Саныч покрылся потом, едва ступив за порог отеля. Махмуд как местный – вообще не прореагировал на тридцатиградусный температурный перепад. Что до меня – хоть и не люблю жару, но переношу ее довольно спокойно, проведя полдетства в Средней Азии, куда меня, еще в советские времена, отсылали к родне, на каникулы. Детство кончилось, страна распалась, родня перебралась в Россию. Мне осталась привычка к жаре и зеленому чаю.

Выйдя на тихую, выжженную солнцем дорогу, я оставил ностальгию. Беглый огляд окрестностей – к утреннему трупу на дороге добавился еще один, поодаль. Над обоими беззвучно роились черные точки. Кроме мух, иных признаков жизни в той стороне было не заметно. Слева картина была практически зеркальной – полотно дороги, мухи. Вместо трупов – железный лом, накрошенный Терминатором. На кустах вдоль дороги висели десятка два белых листков. Я дошел до ближайшего и изучил плоды творчества молодняка. Слово «Welcome!» чуть ниже «by», силуэт танка, дважды подчеркнутое «only!» и лаконичная подпись – «Russian». Немного вычурно, но посыл понятен.

Я содрал пару листков и, засунув их в карман, кивнул проводнику – идем? Парень сделал рукой извилистое движение, предлагая перейти проезжую часть. Перейдя, мы взяли правее, вдоль непроницаемо-колючей зеленой стены. Метров через пятнадцать обнаружилась прогалина – начало узкой тропки. Дальше – забор из сетки-рабицы. За ним начались ухоженные персиковые заросли. Проводник приподнял надрезанный кусок, показывая проход. По очереди пробравшись в дыру, мы оказались в ароматном раю. Пахло одуряюще. На ходу сорвав упругий, толстый персик, я куснул золотистый бок и промычал:

– Пошли, камрады.

Мне начала нравиться война.

Неторопливая прогулка по саду заняла минут десять, закончившись на задах капитального сарая. Перебравшись через забор, из-за угла мощной развалюхи мы оглядели окрестности. С изнанки туристический рай выглядел непрезентабельно – мощенная бетонными плитами улица, переходившая у обочин в помесь слежавшегося гравия и сухой земли. Кустики зеленой и сухой травы вперемешку с булыжниками усеивали импровизированные тротуары. Заборы из ржавой сетки, с эпизодической «колючкой» поверх рабицы. За заборами начинался вал густой зелени, где уже было невозможно различить, где заканчиваются кусты и начинаются деревья. Сквозь буйную растительность местами просматривалась черепица крыш. Из достопримечательностей наличествовали открытый мусорный контейнер и массивные железные ворота с кирпичными столбами, увитые вьюном. После ворот и бака улица плавно забирала влево, ограничивая видимость полусотней метров.

Швырнув лохматую персиковую косточку на землю, я вытер пальцы о джинсы.

– Куда дальше?

Проводник вытянул руку куда-то в сторону мусорного бака. Саныч хмыкнул.

Постаравшись придать себе уверенный вид, мы вышли в проулок. У меня опять исчезло ощущение жары. Страх – универсальный кондиционер. Красную рожу Саныча тоже покинули краски, проявив на бледном, ноздреватом носу лиловые прожилки.

– Пошли, – скомандовал я, маскируя мандраж краткостью.

Не знаю, как остальным, а мне короткая прогулка по нейтральной полосе, которой и были пустые зады поселка, стоила лет пяти. Уши ловили любой шорох, глаза реагировали на скачущего воробья. Скрип камешка под ногой звучал громовым раскатом. Раз пять я был готов вскинуть автомат. Прошмыгнувшая кошка едва не стала причиной трагедии – очередь чудом осталась в стволе. Бледный Саныч, не скрываясь, водил автоматом на любой звук. Проводник просто молча потел.

Бесконечное путешествие испуганных параноиков закончилось, когда проводник сказал «здесь» и принялся ожесточенно скрестись в зеленую калитку. Ввалившись во дворик и услышав звук задвигающегося засова, мы шумно выдохнули…

Местные негромко приветствовали друг друга. Мы с Санычем обменялись облегченными взглядами – дошли, нашли. Поглядев в глаза компаньона, я увидел расширенные, как у наркомана, зрачки. Посмотрев на хозяина, я увидел еще одну пару расширенных глаз – парень тоже трусил. Как ни крути – это к нему ввалились вооруженные гости. Слава богу, темные очки делали меня бесстрастным мерзавцем. Хорошо – челюсть не трясется. Уже. Или почти. Неважно. Сейчас я невозмутимый белый мачо со стволом. Что ж, выжмем максимум из имиджа.

– Капитан? – уточнил я.

– Да, – осторожный ответ человека, не понимающего цели вопроса.

– Принеси диплом.

Оный был продемонстрирован спустя полминуты. Я с интересом повертел солидную бумагу – трехцветная печать, каллиграфия. Сурово. Из содержания понятна только дата. С тем же успехом это могло быть свидетельство курсов поваров. Нахмурясь, я передал аусвайс Санычу.

– Пойдет?

Глядя на нашу пантомиму, Себастьян Перейра занервничал еще сильнее.

– Нормально, – не моргая, подтвердил ярославский жох.

Кэп выдохнул.

– Махмуд, объясни.

Проводник затараторил с умопомрачительной скоростью. Я закурил, присматриваясь к нашему Негоро. Переходная стадия между продвинутым пляжным мальчиком и непроницаемо важным восточным мужчиной с солидным животом. Наш приобрел пузико, но не успел снять бандану. Мореплаватель прервал тарахтенье проводника, повернувшись к нам.

– Я достаточно хорошо говорю по-вашему. Что вы хотите?

– Нанять тебя и твой корабль.

– Когда?

– Сегодня ночью.

Капитан вежливо улыбнулся:

– Неудачное время.

– Для хороших денег нет плохих времен, – намекнул я.

Капитан вопросительно приподнял бровь.

– Твой корабль здесь?

Кивок. Мысленно я выдохнул – вожделенная посудина рядом.

Договориться удалось не сразу. Уточнив местонахождение, вместимость судна и степень готовности, мы приступили к жесткому торгу. Кэп, поняв, что мы хотим, уперся мертво, беспокоясь за семью, лоханку и задницу. Деньги и ствол решали не все вопросы. Похоже – тупик.

Ситуацию спасло предложение – воссоединить все, столь дорогие сердцу кэпа части жизни на судне. Это повернуло дискуссию в конструктивное русло – воображение капитана захватила мысль пересидеть заваруху в эмиграции, с солидными деньгами. А не с голой задницей, как другие.

Мы сошлись на ста семидесяти, сэкономив обществу почти восемьдесят штук. Дальше был чай в тенистой беседке, восточные сладости и прочая лабуда ни о чем. Уложившись в двадцать минут и ударив по рукам, мы, вручив небольшой задаток, откланялись, уговорившись о встрече на закате.

Глава 10

Вторник. День, 14.00.

Налитый чаем Махмуд-Пятница с энтузиазмом трусил к садовой ограде, радуясь окончанию похода и заработанным деньгам. Его повысившееся настроение искало выход. И таки нашло – проводник развязал язык. Хлынул поток местечковых сплетен, похвальбы, жалоб на судьбу и начальство. Саныч, изможденный страхом и жарой, пустил болтовню аборигена мимо ушей – его больше заботило возможное появление арабских супостатов. Я отбоялся свое час назад и потому внимал. Метров через двадцать поток словесных помоев принес единственный улов – корыто кэпа оказалось служебным, а не личным. В принципе – без разницы, но восточные люди готовы задрать ценник даже после завершения торгов. Может, и сгодится.

Дойдя до заветного сарая и свернув к дыре, мы притормозили. Ощущая запах персиков, я жестом попросил проводника заткнуться и хлопнул по плечу расслабившегося было ярославского барыгу. Плечо дернулось.

– Что?!

– Дальше топайте сами.

– А… А ты?

– Схожу осмотреться. Турист я или нет?

Возражать «грохнутому» Саныч не стал. Душеспасительные беседы с самоубийцами – не его амплуа. Пожав плечами, он подтолкнул к дыре проводника и нырнул следом.

14.10.

Проводив взглядом их спины, исчезающие за деревьями, я присел на пыльный ящик и вытащил карту. Если верить мятому листку, поселок походил на вытянувшуюся вдоль берега чуток беременную гусеницу. Месяце на пятом. Спинку будущей мамаши составляли море и отели, пузико – жилой поселок. Главная улица шла вдоль спины, делая несколько побегов-проездов в жилые квартальчики. На окраине одного из них сейчас куковал я. Жирная линия шоссе петлей огибала поселок поверху, соединяясь с центральной улицей в двух местах. На карте у ближней «смычки» чернела отметка поста с зениткой. Под ним – вторая, бывший пляжный пост. С удовольствием зачеркнув второй кружок, я перевел глаза на маленький прямоугольник портовой зоны у второго съезда. От вожделенной стоянки нашу гОстеницу отделяли поселок и два километра отелей, забитых арабами и заложниками. Мда…

Подняв взгляд от схемы к реальности, я поискал глазами точку с хорошим обзором. Вблизи таковой не нашлось. Придется прогуляться. Войдя в сад и повернувшись спиной к морю, я зашагал наверх, к шоссе.

Подходящее местечко сыскалось минут через пятнадцать – каменная осыпь с выпирающим поверху куском скалы.

Едва не поломав ноги на разнокалиберных булыжниках, я вскарабкался к каменному зубу и угнездился на одном из выступов, усевшись на шершавый, нагретый солнцем камень. Задница вспотела моментально.

Неподвижный воздух, духота, отдаленное цвириканье местной разновидности кузнечиков. Серый язык осыпи внизу тянулся метров на двести, глубоко вдаваясь в сплошную завесу зеленых крон. По зеленому морю, граничившему с голубым, в причудливом беспорядке рассыпались темно-красные пятнышки крыш. На границе твердого и жидкого шел ряд отелей – стеклянных и бетонных коробок причудливых форм и расцветок. Узкая лента пляжа и бескрайняя, темно-голубая вода. Гладкое и абсолютно чистое море не пятнали морщинки волн, белые следы катеров и цветастые пятна парапланов. Да. На такое можно любоваться часами.

Мне пришлось ограничиться парой минут.

Вздохнув, я вытащил бинокль и, поерзав окулярами по местности, мысленно разбил местность на квадраты, принимаясь за тщательный осмотр. Прогляд главной улицы ничего не дал – деревья закрывали ее почти целиком, лишь иногда показывая черный асфальт в нечастых прогалах. С портовой зоной дело обстояло получше – безумный садовник до нее не добрался. Или нашелся безумный дровосек, очистивший портовый клочок от растительности. Местечко, громко именовавшееся портом, представляло комбинацию длинного причала и большого ангара. У берега и причала стояли катера, на берегу – десяток аквабайков. От уреза воды шли рельсы, упиравшиеся в ворота ангара. Конец причала выходил на узкую, асфальтированную площадку, тянувшуюся вдоль боковой стены ангара. С остальных сторон ее ограничивал забор с «прорезью» опущенного сейчас шлагбаума.

Ладно, по хрен дым – где мой пароход?

Взглянув на то, что стояло у причала, я выругался. Путешествие будет вояжем «ливийских туристов» на Лампедузу. У причала стояли две пузатые деревянные шхуны длиной метров сорок-пятьдесят. Да, они блестели стеклом надстроек и полированными медяшками, а светлые брезентовые навесы над палубами придавали им некую респектабельность. На мачтах даже имелись свернутые паруса! Картинка, мать ее… А движки там есть? И сколько народу там сможет поместиться?

Мысленно упаковав пятьсот человек в корпус одной из посудин, я представил результат и выругался вторично. Корыта напоминали вожделенный пароход не сильнее, чем хомяк – павиана. Знай я заранее, какую посудину нам сосватает шкипер…

Какой вой поднимут в отеле, когда узнают, как я вложил их драгоценное бабло!

Ладно, хватит визжать. Утрамбуем. Как селедку.

Выкурив сигарету и восстановив душевное равновесие, я принялся за изучение подъездов. Прямой короткий проулок, перегороженный бело-красным, полосчатым шлагбаумом, выходил к главной улице. Следов охраны обнаружить не удалось. Разве что напрягал очередной белый «Логан» у въезда. Эта модель встречалась сегодня слишком часто.

Посверлив подозрительным взглядом белую малолитражку, уже без особой цели я пробежался взглядом вдоль побережья, разглядывая пляж и отели. Если забыть про ситуацию – красота. Местность как вымерла – ни единого человечка. Хотя… Я не сразу понял, что именно разглядел. А когда понял… Ледяные иголки взбежали с плеч на голову, подняв волосы дыбом, – пляж перед одним из отелей усеивали тела. Еще несколько десятков лежали у берега, в воде. Сотни рассыпанных кукол. Желудок скрутило спазмом, выдавливая желчь в рот. В следующую секунду я выблевывал ее на камни.

Вытошнив завтрак, еще с минуту я беззвучно разевал пасть в накатывающих судорогах. Потом, тупо глядя на лужу блевотины, сидел минут пять.

Отложив бинокль и опершись на скалу, я достал фляжку и, смотря на зловещий пейзаж, выглядевший обманчиво-безмятежным, негнущимися пальцами открутил неподатливую пробку. Алкоголь полился как вода. Покойтесь с миром, люди!

Спрятав остатки успокоительного, я машинально прикинул – сколько успел вылакать за сегодня? Хотя какая разница? Без алкоголя я бы уже слетел «с катушек».

Потрясение понемногу проходило, сменяясь холодно-отстраненной злобой. Сжав бинокль холодными пальцами, я принялся заново рассматривать пляж. Похоже, с места пыталось сняться пол-отеля – на первый взгляд на пляже лежало около двухсот человек. Промежуток между зданием и морем был просто усеян телами. Отведя окуляры, я повел ими вдоль моря, замечая то здесь, то там не замеченных ранее лежащих. По одному, по двое-трое.

Передернувшись и постаравшись, если не выбросить увиденное из головы, то хотя бы не думать о нем сейчас, я встал с места и, обойдя вонючую лужицу, обогнул скалу. Осталось последнее незаконченное дело – арабская застава.

14.25.

Пройдя вдоль подножия скалы и укрывшись за камнями, я принялся за новый осмотр. Пост располагался почти в километре, прямо на перекрестке шоссе и съезда. Разделительная полоса из бетонных блоков делила дорогу надвое, чем воспользовались арабы, устроив себе выгородку. Передвинув часть блоков и загородив ими одну полосу, они поимели прямоугольное бетонное укрепление, в котором разместились автомобили – две светлые легковушки и микроавтобус. Там же, растопырившись на выдвижных опорах, задницей к морю стоял «Унимог» со скорострелкой в кузове. Чуть поодаль на асфальте лежали три длинных зеленых ящика военной наружности. Увидев знакомый с детства силуэт РПГ, прислоненный к одному из них, я застонал от вожделения и разочарования – обладание этой вещью было способно моментально решить наши проблемы. Еще раз – увы! Напомнив себе об отсутствии в домашнем арсенале таких, безусловно полезных вещиц, как самолет, танк и гаубица, я продолжил осмотр.

Подходы к посту прикрывал пулемет, расположившийся на склоне ближайшего к перекрестку холма. Верхушка холма походила на курчавую папаху чабана густой порослью из кустов и низких деревьев. Разглядеть что-либо на ней было нереально. Но даже ежу было бы понятно – там просто обязан сидеть наблюдатель. Пока я обнаружил единственного человека – пулеметчика, расположившегося в обложенном мешками «гнезде» под деревьями. Остальные обитатели как вымерли. Похоже, убийственное солнце разогнало всех. Хотя, если подумать, – все объясняется проще – бессонная ночь, беспокойное утро. Скорее всего – басурмане отсыпались.

Убрав бинокль, я потер следы от наглазников вокруг натруженных глаз. Зенитку надо гробить. Только как?

Остается только сожалеть о своем одиночестве и ярко выраженном индивидуализме. Снять единственного часового и расстрелять покинутую наводчиком зенитку – задача, к сожалению, непосильная для одного. Если, конечно, речь не о штатном спецназере. Эти – да. Был у меня такой знакомец. Грушник-капитан по имени Василий, частенько мотавшийся в Чечню и отличавшийся полной безбашенностью, громким голосом и мозолистыми ручищами, которые пускал в ход не колеблясь. Думается, для Васи этот пост был бы на один зуб. Но я – не Вася. Увы, мне, косорукому…

Покончив с лирическим отступлением и похоронив мысль о диверсии, я принялся за тщательное изучение противника, готовясь возместить недостаток опыта тщательной подготовкой. Как там говорится? Медленно спустимся с горы и… Будем надеяться.

Резонный вопрос – чего я «вцепился» в пост? Одного взгляда хватало для понимания – с этой позиции двуствольный агрегат утопит любое корыто у берега. Днем и, думается, ночью. Возможно, у них нет ПНВ, но я не готов ставить на кон «возможно» против жизни пятисот человек. Даже одна очередь в переполненный корабль превратит его в ладью Харона.

14.40.

Пожалуй, насмотрелся. Пора двигать домой. Кинув последний взгляд на пост, я заскакал по камням козлом средних лет – с достоинством, не торопясь. По правде говоря, опасаясь навернуться. Разложиться и вправду было парой пустяков. Всецело поглощенный задачей, я не сразу расслышал далекие хлопки. До жирафа наконец «дошло», и я, остановившись, прислушался. Глядеть было бесполезно – впереди простиралось зеленое море. Кажется, звуки шли со стороны поселка.

Продолжив путь по валунам, теперь я делал частые остановки, вслушиваясь в перемещавшиеся очереди.

Остановившись в очередной раз и покрутив ушами, я более-менее определил район и выдохнул – стреляли где-то в центре поселка. В промежутке деревьев мелькнул силуэт спешащей машины. Приняв позу настороженного суслика, я принялся активно сканировать глазами деревья. Труды не пропали даром – секунд через пять мелькнул второй. Судя по направлению, обе машины двигались в мой сектор. Отбросив достоинство, я сайгаком заскакал по камням – желание встречаться с кем попало отсутствовало.

Жареным запахло обыденно и быстро. Добежав до края осыпи, я краем глаза словил мелькнувшее сквозь зелень светлое пятно – бежевая тачка в крутом повороте миновала открытый участок. Это было совсем близко – метров триста-четыреста. Проследив возможный путь машины, я основательно напрягся – проезд, по которому неслось авто, заканчивался тупичком. Точнее – запертыми воротами в мои персики. Дальше шли сто пятьдесят метров прямой, как стрела, поросшей зеленью аллейки… упиравшейся в камни, на которых заседал я.

На повороте показалась вторая машина. Какой-то мужик, высунувшись из окна, с азартом палил вперед, по ходу движения. Приоткрыв рот, я смотрел, как две выраставшие на глазах проблемы летели ко мне по узкому, извилистому проселку. Больше тут лететь некуда.

Глухой удар – кажется, один из гонщиков не вписался, цепанув забор. Автоматное туканье превратилось в грохот близкой очереди. Истошно завизжали шины. Первая машина, раскидывая щебень покрышками, преодолела поворот, выскакивая на площадку перед воротами. Все, поздняк метаться.

Не сводя глаз с машины, я перехватил автомат, присаживаясь за камнями. На это у меня уже ума хватило.

Выскочив на площадку, автомобиль попытался увернуться от ворот, прочесав забор крылом и подняв облако пыли. Дальнейшее было отлично видно поверх персиков – из остановившейся машины выскочили двое и кинулись в дыру в порванной сетке. Второй пыльный шлейф, рев мотора, сменяющийся визгом тормозов. Автоматный грохот. Один из бежавших, только выдравшийся из растрепанной проволоки, упал. Второй рванул в персики. Из второй машины выскочили трое – один остался, двое дернули за беглецом, подбадривая его и себя короткими очередями.

Просто чудесно – безвестный удод вел преследователей прямо на меня. Кинув взгляд на ближайшие деревья, до которых было метров двадцать, я остался на пятой точке – до посадок уже не успеть. Похоже, придется принимать участие в этом балагане. Самое забавное, если это окажутся разборки между своими. Хотя… Нет. Бежала девка. Белая. И наверно – симпатичная, судя по силуэту.

Мелькание бегущих сквозь деревья. Приближались они быстро. Беглянка выбежала на полянку у осыпи, сопя как астматик. Молоденькая и до смерти перепуганная. На полусогнутых, она галопом понеслась мимо меня. Преследователи, не особо напрягаясь, трусили за ней метрах в сорока. Выглядели они посвежей и, похоже, не намеревались ее убивать. По крайней мере – немедленно. Разглядывая бегущую, я понимал – почему. Длинные развевающиеся волосы, точеная фигурка. Даже тяжелая поступь изможденной грации не делала ее некрасивой. Я был бы не прочь.

«О вечном думай!» – одернул я себя, наводя мушку на ближайшего. Выстрел. Не успев убрать предвкушающую улыбку, тот ткнулся в землю счастливой рожей. Второй, не размышляя, упал, исчезнув из поля зрения. Через секунду мой булыжник содрогнулся, плеснув ливнем каменных осколков. По кумполу пробарабанило что-то неприятно твердое.

Твою мать! Этот парень не походил на утренних пентюхов!

Схватив ближайший булыжник, я по параболе закинул его стрелявшему. И с полусекундным промежутком встал. Времени молиться не было. Только угадал – не угадал. Если да – есть секунда-полторы.

Угадал! Увидев и ведя глазами катящееся в траве тело, я вскинул автомат. Тело рывком остановилось, вскидывая свой. Совмещая мушку с мишенью, я увидел запорхавший огонек, но нажал спуск, только совместив цель и средство. Бахнул выстрел. Араб обмяк, успев обжечь мое плечо пулей.

Матерясь, я как горный козел сиганул через камень и, выпустив для острастки пол-магазина в сторону ворот, рявкнул:

– Иди сюда!

Никто не отозвался. Смотря в сторону ворот и начиная паниковать, я вторично позвал клятую бабу. Ответом был запаленный всхлип вперемежку с рыданием. Оглядываясь в сторону ворот, я подрысил к задыхающейся от бега, слюней и соплей девке и, схватив за шкирку, скомандовал:

– Бежим!

Пропетляв метров триста, задыхаясь, мы упали на землю. В легких горело, в глотке хрипело. Курево, алкоголь и нездоровый образ жизни аукались по полной. Впрочем, мадам – тоже. Хрипя и перхая, мы приходили в себя минут пять. Отдышавшись, я дрожащими руками вытащил из разгрузки магазин и сменил пустой рожок. Девка молча смотрела на мои трясущиеся руки.

– Ты кто? – прохрипела она.

– Неважно.

Буря в легких успокаивалась, сменяясь сушняком и тягучей слюной. Эйфория окончательно вытеснила испуг и тревогу. Я жив! Настроение скачком повысилось. Я привстал и, дотянувшись до ветки, сорвал пару персиков.

– Будешь?

Пока она смотрела на золотистый кругляш, я жадно вгрызся в свой – дико хотелось пить. Пришлось есть. Сок тек по подбородку. Тишину нарушил далекий шум, я задрал голову, углядев в небе черточку инверсионного следа. Наверху шла обычная жизнь. Кто-то летел на отдых. Или на войну.

Жадно доев персик и уронив косточку, я принялся разглядывать продырявленный и запачканный кровью рукав джинсовки. Стащив куртку и вывернув руку, я скосил глаза на левое плечо. На светлой коже наливался синяк, в центре краснела глубокая красная царапина.

Девка повела глазами.

– Перекись, стрептоцид, марля, пластырь, – похоже, привычно перечислила она.

– Доктор?

– Медсестра.

– Пошли, сестра.

– Куда.

– Искать аптечку.

Спасенная дико посмотрела на меня и, проглотив невысказанные вопросы, встала. Кажется, и она увидела много нового за сегодня.

14.45.

Запах жареного встретил метров за сорок. Жареного, в смысле – мяса. Шашлык?

Почти. У подъезда, вытащив из отеля передвижной газовый гриль, ополчение жарило реквизированные кебабы. Смех, подколки, пиво.

Внезапная картинка исчезнувшей мирной жизни подкосила незнакомку. Увидев хоть и вооруженных, но таких привычных, буднично жарящих мясо туристов, девчонка всхлипнула.

– Наши, – вырвалось у нее. Сев на бордюр, она разревелась.

Недоуменные взгляды ярославских, собравшихся у мангала, бегали с ревевшей девчонки на мою ободранную физиономию. Ушел один, вернулся с рыдающей бабой.

– Что вылупились? – Я устал, но опять начал заводиться.

Взгляды из удивленных стали укоризненными. Вздохнув, я выразительно щелкнул себя по горлу и кивнул на плачущую.

Игорь сообразил первым. Секунд через двадцать в медсестру, почти насильно, вливали стакан чего-то крепкого. Та, роняя слезы и стуча зубами, пила содержимое мелкими глотками.

На шум вышел Саныч. За ним – Терминатор и бух. Ну вот, почти вся команда в сборе.

Мне поднесли чуток обгорелый кебаб и банку пива. И даже проявили выдержку, дав полминуты на дожевать котлету.

– Рассказывай, – наконец не выдержал Саныч.

– Погоди, – облизывая лоснившиеся губы и вытерев руки об штаны, я обернулся к медсестре и взглядом оценил ее состояние. Ей было далеко до нормы – всхлипывая и держа в руках кебаб и стакан, она мяла первое и роняла сопли во второе.

– Саныч, как успокоится – отведи ее внутрь.

Я шагнул к дверям. Не тут-то было. Девчонка подскочила, увидев, что единственный знакомый уходит.

– Т-ты куда?!

– В гОстеницу.

– Я с-с т-тобой.

– Пошли.

В холле, усадив даму на свободный диван, я прогулялся к стойке. И найдя аптечку, вернулся, положив добычу рядом с ней.

– Займись делом. Если не забыл – стрептоцид, перекись и бинт. Найди и приготовь.

Так, даму озадачил. Теперь можно заняться докладом соратникам.

Рассказ не был длинным. Не люблю длинные изложения – избыток слов размывает суть. А суть была одна – зенитка. Впрочем, мужики понимали это не хуже. А поняв – не спешили высказываться, выжидательно поглядывая на единственного полувоенного, что с мрачной рожей разглядывал исчерканную карту.

– Короче говоря, у нас две проблемы, – наконец открыл рот Терминатор. – Добраться до порта и погрузиться на судно. Всей толпой с бабами и детьми в порт не просочиться. Придется подгонять судно и грузиться с пляжа… А с зениткой нам не уплыть…

Повисла тяжелая пауза. Невысказанная мысль была проста – предстояло близкое знакомство с нервным зенитчиком.

15.10.

Оставив компаньерос напрягаться, я встал, решив заняться царапиной. Медсестра уже спала, свернувшись на диване и сложив рядом с собой упаковку бинта и три пузырька. Подойдя, я забрал медикаменты и, усевшись за свободный стол, снял куртку, принимаясь за изучение этикеток. Терминатор, покинув начавшуюся говорильню, подсел ко мне и отобрал склянки, принимаясь колдовать над плечом. Омыв, засыпав и заклеив, он сложил в кучку остатки упаковки и пузырьки.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Вохровец молча кивнул, вопросительно глядя на меня.

Это что, такая метода допроса? Минуты две мы молча играли в гляделки. Первым надоело ему.

– У тебя мысли есть?

– О чем?

– О том самом, на холме…

– Это ты у нас профи.

– С этой точки зрения – задача нерешаемая. По уставу, атака полевого укрепления с тяжелым вооружением проводится с привлечением поддержки. Артиллерии или авиации.

В его взгляде читалась безнадега, чуть приоткрывшаяся сейчас. Оказывается, у Терминатора тоже были нервы. Или?..

– У тебя в отеле родня есть?

Он кивнул. Понятно.

Я слишком вымотался сейчас, чтобы родить чудо. В чем честно сознался.

– Саш, замудохался я. Часок посплю – голова в порядок придет. Тогда и покумекаю. Тут во сколько темнеет?

– В начале десятого.

Часы показывали начало четвертого. Время есть.

– Тогда пойду прилягу. Проснусь – договорим.

– Лады. Ты к себе?

– Ага.

Махнув ребятам, я поднялся. И, пройдя мимо спящей сестры, побрел в номер. Воткнув мобильник на подзарядку и выставив будильник, я, не раздеваясь, рухнул в койку.

Глава 11

Вторник. День, 17.20.

Пиликанье побудки. Вслепую дотянувшись до назойливого гаджета, я восстановил тишину. Черт – нет. Рядом посапывали.

Кто здесь?

Назойливая медсестра. Для красивой бабы такая настойчивость подозрительна. Хотя… Я все еще мыслил мирными категориями. Точнее – не до конца проснулся. Просто девчонка уже перешла на древний, как мир, алгоритм – держаться доминантного самца до окончания форс-мажора. Любой ценой. Сунувшись в кровать, мне просто демонстрировали предельный ценник.

Вероятно.

Может, уже заплатили?

Я вопросительно осмотрел открывшую глаза и улыбнувшуюся мне даму. Одета. Я провел рукой по своим джинсам, потрогав застегнутый зиппер.

Фу, не оплачено. И слава богу – мне достаточно текущих обязательств.

Девчонка еще раз поощрительно улыбнулась, заставив меня почти в испуге вскочить с кровати. Встав, я ощутил, что мокр, как мышь. Кондей вырубили!

Выкинув сестру в кровати из головы и на пробу щелкнув выключателем, я убедился – света нет. Меня посетило смутное дежавю, усилившееся в темной ванной. Собственное журчание освежило память – все повторяется.

Открученный на ощупь кран выдал слабую струйку. Я крикнул в комнату, пытаясь казаться гостеприимным.

– Вода пока есть. Хочешь умыться?

– Иду!

Подсветив даме зажигалкой и чудом увернувшись от плотного контакта на пороге, я вышел. Помывка оказалась рекордно короткой – сестра чертыхнулась приятным контральто и открыла дверь.

– Вода кончилась, – кротко сообщила она.

Кажется, во дворе был бассейн. Я тоже не прочь ополоснуться. Сунувшись в темную ванну и взяв полотенца, я любезно спросил.

– Пойдешь в бассейн?

Пошла. На бортике я разглядел разоблачившееся до трусиков, безупречно сложенное сокровище, норовившее упасть на мою шею. О черт! Она была прекрасна! Яйца свело.

Девка победно улыбнулась, сразу превратившись из сжавшейся, испуганной мышки в ослепительно красивую и абсолютно уверенную в себе принцессу.

Я – дурак. И похоже, был капитально не прав – следовало брать, пока предлагали. Краем глаза заметив вылупившегося на красотку селянина, высунувшегося по такому поводу из окопа, я, скрывая вздыбленное естество, под насмешливым взглядом сестры упал в теплую воду.

Выкупавшись и от греха подальше спровадив с глаз долой освежившуюся даму, я еще разок выматерил себя, после чего наконец приступил к выполнению обещания, данного Терминатору. Поразмыслить насчет поста.

И как нам быть? Лобовая атака туристическим батальоном в каппелевском стиле?

Сойдет. Как полноценная замена эвакуации – в этом случае она просто не понадобится.

Поиграть в диверсантов, подкравшись к посту и обстреляв зушку из пары-тройки автоматов? Я вспомнил кондовый затвор родимой гаубицы Д-30 – литой металлический параллелепипед размером в пару кирпичей. Зенитка, конечно, не гаубица, но парой пуль ее не проймешь. Разве – из пулемета Терминатора. И желательно в упор.

А это мысль! Его дура с легкостью рвала автомобильные движки пополам и вполне в состоянии изувечить зенитку. И как организовать пресловутый упор? Подъехать на пикапе?

Он – не танк, которому, что носорогу, по хрену, кто его слышит или видит. Так что? Снимать пулемет и тихо тащить через кустарник?

Следопытов нет – подсказал ехидный голос в голове.

Отвлечь бы супостатов…

Обтерев влажную руку о штаны, я задумчиво выудил сигарету из пачки. Прикурил. В легких перемешивался табачный дым и чистейший морской воздух. Химическая реакция дошла до булькающего от натуги котелка и выдала первый результат – переговоры. С арабами. Имелся посланец. И мотив в виде общественной свиньи-копилки.

Не остановившись на первом варианте, подсознание выдало второй – ложная атака. Каппеля оставим – у арабов есть свой Петька в арафатке при дырчатом стволе.

Взорвать бы что…

Я мысленно перебрал все взрывающееся. В распоряжении имелись бензин и газовый баллон для гриля. Интересно, а газ там еще есть? Надо бы проверить.

Прикопав бычок на газоне, я отправился к центральному входу.

Баллон, как и сам гриль, по-прежнему торчали там, где их бросили туристы, падкие до жареной халявы. Повернув вентиль, я щелкнул зажигалкой. По горелке пробежали синие кудряшки. Через полминуты она продолжала выдавать ровное пламя.

Мои манипуляции с мутантом гриля и газовой плиты не прошли незамеченными. На пороге возник бух, за ним – механик-водитель пикапа. Прикрывая вентиль, я хмуро покосился на обоих и принялся расхаживать вдоль фасада, додумывая мысль.

Газ есть. Хорошо, а где нам взорвать эту прелесть? Желательно, чтобы весь пост минуту-другую дружно пялился на шоу. Добавить к баллону канистру с бензином?

Думается, это займет арабских лоботрясов на полминуты. Не пойдет.

Я заглянул в кузов пикапа и обнаружил целые две канистры. С полминуты я разглядывал пулемет, прикидывая – сколько человек смогут упереть эту дуру? Выходило не меньше пятерых. Если брать станину и патроны.

Оставив пикап в покое, я продолжил прогулку и раздумья.

Зрелище расхаживающего перед входом озабоченного меня вытянуло на улицу остальную банду. Демонстративно не обращая внимания на любопытные рожи, я еще раз дошел до угла здания и пошел назад. Остановившись перед толпой, состоящей из четырех братьев-алкоголиков, Терминатора, Саныча, буха и механика, я осведомился:

– Имеется идейка… Добровольцы есть?

18.20.

Подозреваю, процессия смахивала на банду Махно на пути в Малиновку – по дороге катили пять тачек под космато-белыми флагами из драных простынь. Отморозок, то бишь я, восседал за рулем головной, изображая главаря. Моим единственным пассажиром был помятый, безучастный Сирхаб. В оставшихся разместилась массовка, изображающая эскорт. По большей части она состояла из мирных отцов семейств и юных граждан, достигших призывного возраста. Мобилизованные сидели без особой охоты, но… Спорить с вооруженными соплеменниками?

Подъехав к груде железа, накрошенного с утра, кавалькада остановилась. Я нажал на клаксон и, высунув ствол в окно, выдал короткую, приветственную очередь. В салон со звоном посыпались гильзы. Я заматерился, сгребая с яиц горячие цилиндры. И пропустил момент выхода на дорогу вооруженных людей со стороны поста. Для меня это выглядело, будто эти трое выросли прямо из асфальта. Я дернулся и матернулся вторично. Нервы шалили.

Безучастный сосед, утеряв безучастность, покосился на меня. Зло зыркнув в ответ, я сверкнул дальним светом его соплеменникам и высунул в окно ножку стула, с привязанной тряпкой. Помахал. Одна из фигур подняла едва различимый на таком расстоянии автомат. Донесся хлопок. Будем считать, что это означает «да». Гуднув, моя машина тронулась, оставляя эскорт позади.

Миновав пахучий железный лом, мы неторопливо продолжили путь, катясь со скоростью утомленного жарой ишака. Дорога плавно забирала вправо, упираясь в медленно вползающую в поле зрения заставу. Показалась полоска бетонного заграждения, затем зушка, разглядывающая нас парой черных зрачков. Метров через тридцать темным прыщом нарисовалось пулеметное гнездо.

Придерживая тонкий обод руля и держась левой обочины, я смотрел на темные точки голов, прибавлявшиеся над светлым бетоном. Покосившись на пассажира, я незаметно распустил узел, затянутый на ручке моей двери. Шорох опустившегося на землю тяжелого предмета был почти неразличим в шуршании шин и тихом урчании двигателя. Сирхаб не среагировал. Уф!

Не доехав до арабов метров триста, мы остановились. Дверь пассажира открылась, выпуская на дорогу хмурого Сирхаба. Держа над головой белую тряпку, он, прихрамывая, зашагал к своим. Я принялся медленно сдавать назад. Машина, сопровождаемая тяжелым взглядом зенитного автомата, откатилась метров на сто, остановившись ровно посередине между арабами и нашими. Я открыл дверь. Теперь – ждать.

Глава 12

Вторник. Вечер, 18.30.

Сидя за рулем, я проводил взглядом удаляющуюся фигуру. Мандраж почти прошел – серый сверток уже лежал на обочине, Сирхаб еще шел. Теперь осталось дождаться реакции начальства на кучу наличности, которую дали подержать пленному. Думаю, на разговор они пойдут. Тогда и придут проблемы.

Дать подержаться было идеей, позаимствованной в «прошлой жизни» – задействовать максимальное количество каналов восприятия. Сказали, показали… И на целых десять секунд сунули в руки. Увесистая пачка денег окончательно вышибла Сирхабу мозги. Чувствую, он будет чертовски убедителен…

Я покосился на обмотанную тряпьем комбинацию газового баллона и канистры, невинно лежащую на обочине. И в очередной раз подумал, какой изощренной сукой стал. Кроме бомбы, в округе не наблюдалось ничего интересного. На всякий случай я повертел головой – серая дуга асфальта от капота до холма с пулеметным гнездом. Кювет, ряд деревьев. Я смерил глазами ближайшее – оно смахивало на двадцатиметровую зеленую свечку. Справа тянулся поросший клочковатой травкой пустырь. Голый, как коленка младенца. Вдалеке тянулись какие-то посадки.

Незаметно вечерело. Солнце еще ощутимо палило, зависнув над неровной пилой гор, а подкрадывающийся вечер ощущался только нежно-розоватым отливом лучей, сменивших слепящую белизну полудня. Поерзав на сиденье и спрятав под приборную доску прожаренную солнцем коленку, я без особого интереса покосился в зеркало заднего вида. Ничего нового – куча лома, крохотные машинки, десяток фигур. С гораздо большим вниманием я изучил кювет – на него возлагалась надежда пережить ближайшие десять минут. Продолговатая пыльная яма глубиной сантиметров тридцать-сорок особых надежд не внушала. Если я правильно помнил свои размеры, расстояние от задницы до поверхности будет сантиметров двадцать. Предпочел бы более солидные цифры. Внимательно смерив яму взглядом и прикинув путь, я откинулся на продавленном сиденье, нетерпеливо барабаня пальцами по горячему рулю.

Сирхаб добрался до своих. Не разобрал – его били или приветствовали? По крайней мере – облепили, как мухи.

По подмышкам потекли холодные струйки. Скоро. Это будет скоро.

Я молча смотрел на арабскую тусовку, время от времени переводя глаза то на зенитку, то на лежащий на обочине тряпичный сверток. По загривку бегали крупные мурашки. Не знаю, от чего продирало больше.

Через несколько минут мельтешение в арабском лагере закончилось – бандоповстанцы угомонились. Вскоре из дыры в ограде выкатился микроавтобус. Ну вот и ты, мой полярный волчище… Я вышел из машины, оставив дверцу открытой.

Вэн остановился метрах в сорока. На асфальт выбрался крепкий мужчина лет тридцати. Благодаря лени этого типа, не пожелавшего бить ноги, «кулек» лежал ближе к нему, повышая мои шансы.

Глава или просто уполномоченный зашагал ко мне. В принципе не важно – шел покойник. Сделав вид, что замешкался, я отыграл еще метров пять. Уполномоченный притормозил, разглядывая непонятно откуда взявшийся тряпичный ворох. Первая пуля дистанционного запала прошла мимо, сгинув сердитым шмелем. Запалом работал счетовод с «АК» – другого способа взорвать бомбу мы не придумали. Я присел за дверцей, едва не наложив в штаны, мой визави одеревенел, возможно, осквернив свои. Не осуждаю.

Второй выстрел был удачней – глухо звездануло. Черное облако встало над деревьями. Разлетающиеся огненные пятна, дробь осколков по машине. Лобовое стекло оросили капли горящего бензина. Сквозь страшноватые потеки виднелся горящий парламентер, бьющийся на асфальте, и пылающее дерево над ним.

Краткий полет в придорожную канаву, удар о дно. Дыхание перехватило. Плевать. Ерзая, я старался вжаться в землю.

Треск первой очереди… Арабы осознали.

Быстрое и далекое – бум-бум-бум. Еее! В следующую секунду я оглох – в пяти шагах зенитка драла легковушку. Воздух насытился железом, на спину сыпался увесистый мусор. Ужас сжал внутренности, уничтожая мысли. Беззвучный мат, струйка в штаны.

Обломки продолжали сыпаться, заваливая мой куцый отнорок – ад продолжался. Оглушительно бухало, воняло. Над головой что-то летало. Запах гари усилился – рядом, едва не накрыв, рухнуло горящее дерево. Жар от него быстро стал нестерпимым, вынудив шевелиться. Помня о металле, носившемся в считаных сантиметрах, боясь хоть на ладонь оторвать пузо от земли, я, отталкиваясь носками ног и извиваясь, пополз по канаве. Ноги жарило, тело бил озноб.

По ушам ударила тишина – замолчала зенитка. Я остановился. Сквозь вату слышались пулевой свист и звонкие удары. Очумело сообразив – пулемет и автоматы, я повернул голову, надеясь расслышать голос «ДШК». «ДШК» молчал. Хрен мне.

Закрыв глаза, я ждал…

Сейчас они перезарядят зенитку. Она вспашет округу. А я – стану грязным, кровавым обрубком…

Свист стал реже.

?!!

Далекий глухой рев заставил сердце подпрыгнуть – ЕСТЬ! Наши лупили по арабам!

Свист пуль стих. Я понимал арабов, по которым сейчас в упор лупил «ДШК», как никто.

Усыпанный мусором, я встал на колени. Со спины сыпался сор. Распрямившись и моргая, пару секунд я просто стоял. Жив. В голове щелкнуло: «Быстрей!» Выскочив из несостоявшейся могилы, я вломился в кустарник… Теперь быстренько…

Бег, хлесткие удары веток, глухой стук пуль… Дорога выпала из памяти. Я опомнился, выпадая из кустов к колесам передней машины. С ног до головы покрытый грязью и царапинами. Но живой.

Сперва пришел отходняк. Трясло – это не то слово. Дрожало все – руки, ноги, тело. Подперев кулаком стучавшую челюсть, вибрирующей рукой я воткнул сигарету в трясущиеся губы, прикусив горчащий фильтр.

Трясучка наконец стихла. Накатило радостное возбуждение… Ушедшее без следа при попытке поправить «хозяйство» – рука нащупала влажную ткань. Воровато оглянувшись, я скосил глаза вниз. Так и есть – на джинсах темнело пятно, почти неразличимое на заляпанной ткани. Но оно было. На секунду я растерялся. Кровь прилила к лицу. Боясь поднять глаза, я замер, уговаривая себя. Это незаметно! И вообще – естественно! Физиология, мать ее… Стыд не проходил. Трижды насрать! С детства знал – потеря самообладания равна потере лица.

Никто не знает? А что это меняет?!!

Стараясь не смотреть по сторонам и опустив голову, я стоял, мечтая провалиться или исчезнуть, мысленно опять оказавшись в окопе, вспоминая молитвы под пулями и горячее, страстное желание выжить.

Стыд жег.

Не знаю, сколько я простоял. Вечность? Однако она истекла. И приподняв голову, я уставился на догоравшее дерево. Со стороны арабов донеслись выстрелы, переменившие ход мыслей. Арабы. Стреляли они! Ярость вспыхнула, растворив стыд, – ОНИ СТРЕЛЯЛИ В МЕНЯ!

Втянув воздух со звуком, походившим на всхлип, я ощутил подступающее неправедное бешенство – безумно хотелось отыграться за пережитый страх. Ярость подняла поникшую голову, давая силы смотреть на людей. Но те – избегали смотреть на меня. Наверно – недаром. Сперва от меня перло гарью и страхом. Теперь – бешенством. Опасное животное. Это про меня.

Несколько минут на обочине сделали бешенство холодным. Когда подъехал пикап, я уже держал себя в руках.

Роскошная паутина с парой дырок украшала лобовое стекло. Закопченный раструб пулемета источал пороховую гарь. Клацанье дверей, перезвон гильз. На лице Терминатора читался азарт охотника, завалившего кабана. Увидев меня, он расплылся.

– Живой?!

– По хрен. Как зенитка?

– В хлам.

– Отлично, – вырвалось у меня. Все было не зря. – Продолжим?

Терминатор хитро оглянулся на напарника. Механик был не прочь. Возможно – из-за дырок в лобовухе, которую он уже почитал своей.

– Давай, – пулеметчик оскалился. – В деле трое?

– Семеро, – поправили от машин ярославские.

Миша, не тратя слов, подошел. Восемь.

Я вынул автомат из чьих-то вялых «левых» рук и шагнул к пикапу.

– Из опасного у них остался пулемет, – начал инструктаж Терминатор. – Его и все, что высунется, – гасим на пределе дальности. Потом подъезжаем метров на четыреста, высаживаем пехоту. Я прикрою, вы – зачищаете.

Терминатор прервался и, оглядев всех, с нажимом повторил:

– Для непонятливых – пикап прикрывает – вы зачищаете… А тупые… долго не живут.

– Тупые могут остаться. Остальные – в кузов, – скомандовал я.

Рявкнул дизель. Качнувшись и преодолев кювет, пикап попер полем. Метров через триста Терминатор пнул по кабине.

– Стой!

Глазомер не подвел – далеко впереди заколыхался бурьян, приняв очередь. На склоне вспыхнул и погас бледный огонь. С секундным опозданием донеслось отдаленное пулеметное тарахтение.

Процедив сквозь зубы: «Заткните уши», – Терминатор взялся за потертую рукоять. Отрывистый грохот, метровый язык пламени из раструба, удаляющиеся красные огоньки. На склоне расцвел дымный бутон. Араб замолчал. Еще одна очередь ушла туда же. Металлический щелчок по кабине. Зажужжал и стих рикошет. Одновременно с ним донесся сухой щелчок выстрела. Кажется – снайпер. Еще раз дзинькнуло – это по бамперу.

– Где сидит эта сука? – вполголоса вопросил пулеметчик.

– На верхушке холма, – подсказал я.

Раструб приподнялся и сместился левее, с грохотом принимаясь корчевать холм. Заросшую верхушку заволокло пылью, в которую валились молодые деревца. Проредив зеленку и исчерпав содержимое жестяного сундучка, Саша принялся менять ленту. С холма больше не стреляли.

Дождавшись окончания процесса и выждав пару минут, пикап тронулся. Сергей тормознул, не доехав до поста метров четыреста-пятьсот. Арабы молчали.

– Хватит? – спросил он, высунувшись в окно. Мы молча попрыгали вниз.

– Давайте в цепь, – распорядился я. После небольшой заминки неровная цепочка двинулась через пустырь, к лежащим поперек дороги бетонным блокам. Пикап остался в прошлой жизни.

Топать по полю на молчавший пост было стремно. Да и с высадкой мы поторопились – полкилометра по бурьяну – это много. Половина пути оставила репейник на одежде, а лично меня – излечила от запальчивости. «ДШК» подбодрил, дав короткую очередь вдоль бетона. Белая полоса заграждения потеряла резкость, окутавшись пылью.

Страхи оказались напрасными – до поста мы добрались в тишине. Эпизодический мат – не в счет. До ограды оставалось метров семьдесят, когда арабы наполнили воздух треском выстрелов. Мы ответили ором и ответной стрельбой – на бетоне заплясали пыльные фонтаны. Обе стороны вели себя как дебилы. Они – встав поясными мишенями над оградой, мы – ростовыми. Залечь не сообразил никто.

Пикап присоединился к обмену мнениями, и от левой фигуры что-то отлетело. Рука или голова. Было не до деталей – вшестером мы пытались попасть в оставшуюся. Результат оказался спорным – Игорь взвизгнул и заорал, схватившись за плечо. Араб-победитель, сочтя долг выполненным, сдернул. Метров через пять бегущего как будто снесло невидимым поездом – летящее тело, мельтешение рук и ног. Сзади донеслось раскатистое «ду-дух» – Саша не спал. Пара запоздалых автоматных выстрелов – это по инерции. После пулемета автомат звучал неубедительно.

Пристыженно поменяв рожок, под причитания задетого Игоря я оглядел бледные рожи соратников. Пересчет голов выявил отсутствие павших. Жестом направив пострадавшего в тыл и стараясь не сорваться на фальцет, я рявкнул:

– Бегом!

Топоча, как стадо, русская зондеркоманда преодолела неполную стометровку и занялась зачисткой – пальбой во все лежащее и шевелящееся. Для этого мы были достаточно испуганы и злы. Растратив злость, испуг и патроны, мы угомонились. Перед нами лежали четыре тела, включая «заземленных» Терминатором. Были ли среди них раненые? Не знаю. Наш метод первой помощи отличался радикальностью.

Перезарядившись и помедлив, мы полезли через ограду, разбредаясь по захваченной территории. Остатки самосохранения и чувство долга потащили меня на холм. Метров через пятнадцать показалось разваленное пулеметное гнездо. Два трупа, исковерканный пулемет. Покосившись на лохмотья дырчатого кожуха, я побрел выше. Тело снайпера с вырванным животом нашлось неподалеку. С кустов свисали фрагменты кишечника. Пахло соответствующе.

Долг ушел. Пришла тошнота. Сглотнув подступившую желчь, я повернул назад.

Когда я спустился, пикап уже стоял перед въездом. Саша расхаживал по площадке, трио ярославцев дербанило трофеи. Игорь, держась за раненое плечо, блевал. Бух, не обращая внимания на раненого и подползавшую к ногам вонючую лужу, вглядывался в сторону шоссе. В общем – все при делах.

Участливо спросив Игоря: «Сильно болит?» – и услышав ответное: «Ыыыы», – я хлопнул его по согнутой спине и развернулся к шоссе – меня заинтересовало, что разглядывал бух. Вдалеке по каменной осыпи шустро карабкались несколько фигур. Проследив, как последняя исчезла за валуном, я пробормотал:

– Счастливого пути. – И, пристроив автомат в кузов, пошел к «Унимогу», на ходу рассматривая главный результат.

Очередь «ДШК» пришлась по зенитке в ракурсе три четверти, расколов станину и свернув один из стволов. Трубка коллиматора торчала в зорком глазу наводчика, наполовину войдя в глазницу. На подбородке сидящего застыли темно-пурпурные, рельефные потеки.

Подошел Саша. Без эмоций глянув на мертвеца, он, с куда большим вниманием, осмотрел разбитую зенитку.

– Кирдык, – констатировал он.

Я покосился на него – Терминатор и вправду выглядел роботом. Мне бы так.

Не найдясь с ответом, я молча пошел к мужикам, грузившим трофеи.

Глава 13

Вторник. Вечер, 20.00.

Улов оказался не так велик – РПГ, укупорки с зарядами, рации. Еще – несколько покоцанных «калашей», патронные цинки и консервы. В одной из машин нашелся помповый «Мосберг» с семью патронами. На него наложил лапу я. Учитывая скудный боезапас – отдали без визга.

Обратный путь растянулся. Доехав до дожидающейся нас массовки и собравшись было отправить ее по домам, я передумал. Пустая дорога резала глаз. Непорядок.

Не отходя от кассы, я озвучил свою мысль. Использовав ДШК вместо пилы, мы свалили на дорогу пару деревьев, чуток подпортив пейзаж. Выдав двум мобилизованным машину, автомат и консервы, мы сочли это достаточным. Хотя нет – теперь у нас появилась связь. Пришлось возиться с рацией. Настроив волну и обременив пикет черной коробочкой, мы наконец покатили к дому с чувством исполненного долга.

Добычу перетаскивали на последнем рывке. Свалив ее на пол в комнате администратора, мы выдохлись окончательно.

– Перекур?

Ответом было тяжелое дыхание. Быть посему.

– Газ еще есть?

– Сейчас принесу, – вызвался Миша.

– Встречаемся у гриля, – вдогонку крикнул я.

Вооружившись консервами, мы прикрыли дверь. Сделав крюк в сторону бара и запасшись пивом, общество двинуло на улицу.

Вечерело. Солнце стремительно опускалось за гору. Сумерки сгущались прямо на глазах, обвисая вытянутыми тенями эвкалиптов. Гриль шипел, в банках на решетке сердито скворчало. На улицу выволокли стол и стулья, настругали хлеб. Вывалив на разложенные ломти содержимое банок, мы приступили к трапезе. Халяльные консервы оказались неплохи под пиво. Я молча жевал, зыркая по сторонам, отмечая, как быстро засираются окрестности – мусор на обочинах, запах свежего дерьма из-за кустов. А ведь всего полдня без электричества. Я представил отлученный от коммуналки мегаполис и поежился. Цивилизация требует усилий и энергии. Хаос приходит сам.

– Кофе нет, – посетовал вслух Терминатор, переключив течение мыслей.

– Свари, – откликнулся бух.

– Неохота возиться.

Миша пожал плечами и задрал голову, разглядывая темнеющее небо. Я закурил, чувствуя, как усиливается желание прилечь. Ужин стал последней каплей.

– Нам слишком везет, – не отрывая глаз от небосклона, сообщил бух в пространство. Я склонялся к тому же мнению, но промолчал – лень.

– Война вместо отдыха? – открыл рот Саша. – Ну ты скажешь…

– Я не про то.

– А про что?

– Отбились, вооружились…

– И что?

– У нас – две царапины, у них – двадцать трупов.

– Пройдись по берегу, – не выдержал я.

– Зачем?

– На наши потери посмотришь. Там их до хрена лежит…

– Это к чему?

– Мало мы гоблинов набили. Счет еще равнять и равнять.

– Предлагаешь задержаться? – донеслось от ярославских.

– Для начала – отдохнуть. – Язык едва ворочался. День был слишком длинным и насыщенным. И еще не кончился. – Пойду прилягу. Когда придет лодочник – я в номере.

Встав с лавки, я поплелся в отель.

Не встретив ни души, я дошел и, толкнув дверь, вошел. Внутри было сумрачно и пусто. Сквозняк ворохнул занавеску. Тонкое запястье смахнуло тряпку, явив медсестру в открывшемся проеме. Черт, я и забыл – у меня же гостья.

В серых глазах мелькнуло выражение шлюхи, разглядывающей девственника.

По хрен. Спать.

Кроссовки и автомат остались у двери. Когда я дошел до кровати, на мне оставались только джинсы. Сев на край, я пару секунд размышлял – снимать – нет? В зад!

Рывком подтянувшись, я улегся в полный рост и, отвернувшись к стене, пробормотал:

– Я вздремну. Сходи пожуй с ребятами. Там, у входа.

В следующую секунду, проваливаясь в сон, я почувствовал, как со спины ко мне прижимается гибкое и решительное тело. Меня перевернули и молча впились в губы.

Секундное замешательство. Горячий, требовательный рот. Я повернулся к ней, чувствуя, как срывается пружина. В голову бухнула кровь. Смыв усталость и мысли, она устремилась вниз, завершая мое превращение в животное. Треск сдираемой одежды, лязг расстегнувшейся пряжки, пронзительный кроватный скрип.

Частое дыхание, рычание, всхлипы – исступленный животный секс. Я вбивал ее в койку. Распятая задыхалась, поглощая мою ярость и страсть.

Тело подо мной напряглось.

– Ааах!

Стон перешел во всхлип. Пальцы впились в спину. Пронзающий толчок и оглушающий, концентрированный, как кислота, эмоциональный выплеск.

Страсть ушла, оставив пустоту. Странно – мне полегчало. Ушла усталость, злость.

Сев на кровати и слыша ее успокаивающееся дыхание, я не знал, что сказать. Пожалуй, сейчас это лишнее.

Поцеловав мокрую щеку, я встал и, стараясь не глядеть в сторону темного на светлом, молча оделся. Неловкое молчание затягивалось.

– Прощай, – донеслось с кровати.

Кивнув, я вышел. Оплатив дар комочком слизи. Торгаш.

20.50.

Всякая тварь после соития печальна. Мужская – тоже, но недолго. Выйдя в боковой проход и отлив в кустах, я подошел к подъезду в хорошем настроении. Пусто в яйцах – легко в голове.

Народу убавилось – закончив с ужином, большинство разошлось коротать время в семейном кругу. Терминатор опять взгромоздил в кузов целлофановый стул, засев сверху сонным филином.

Подойдя к пикапу и облокотившись о борт, я задрал голову. Бледный рог луны всплыл над побережьем – в небесах намечалась тихая южная ночь. В кустах заверещала запоздалая пичуга.

– Выспался?

– Ага, – развивать тему не хотелось. – Кэп не появлялся?

– Пока нет.

Из дверей вышел бух с пачкой наличности.

– Что несешь?

– Несколько лет безбедной жизни, – философски отозвался Майкл.

– Предпочел бы просто жизнь. Безбедная плохо влияет на сон и совесть.

– Что есть жизнь?

– Наложение характера на обстоятельства, – донеслось сверху.

Еще один философ.

– Загвоздка в вашем характере, юноша, – продолжил логическую цепочку бух. – Работайте над собой. Кстати, а где наш морской волк?

И этот туда же.

– Еще не подошел. И не спеши с его безбедной жизнью. В этих краях предоплата – дурной тон.

– Понял, – заключил Миша, пряча пачку. – В каком составе двинем?

– В минимальном.

– А как?

– Лодку бы… – вслух помечтал я.

– Может, на пикапе? – вернул на землю Терминатор. – Дождемся темноты и тихо двинем нижней дорогой. Ночи темные, арабы – пуганые.

– Звучит заманчиво…

Захрипела рация.

– В отеле!

Саша нагнулся, беря ее в руки.

– На связи. Что у вас? Прием.

– Местный. Оружия нет, – доложил безликий простуженный голос. И после паузы добавил: – Прием.

– Наверно, капитан. Пропустите.

– Понятно, – рация затихла.

Мы втроем повернулись в сторону дорожки. Знакомая фигура, напряженно озираясь, вышла из густых сумерек. Подняв руку, я шагнул навстречу.

– Привет.

Кэп, узнав меня, выдохнул:

– Здравствуйте.

– А где семья?

– Можно посмотреть деньги?

Предусмотрительный.

– Можно.

Казначей вытянул из кармана сверток.

– Смотри.

Белки кэпа блеснули и пропали – он склонился перед пачкой.

– Можешь пересчитать. Но на руки получишь после погрузки.

Зашелестела бумага.

В темных дверях обозначилась движуха – весть о прибытии морехода пошла в массы. Кэп приподнял голову и мельком оглядел людей. Успокоившись видом детей и женщин, он вернулся к пересчету.

Мы ждали. Закончив, он со вздохом отдал деньги.

– Все в порядке. Я приведу свою семью. Это быстро.

Саша соскочил с кузова.

– Я провожу.

Глава 14

Вторник. Ночь, 22.10.

Мечта сбылась – я катил на «Прадо» по приморской улице. Теплый ветер навстречу, рокот восьмерки под капотом – формальные признаки были налицо. Имелись и нюансы – выбитые стекла «по кругу», вооруженные и встревоженные рожи в салоне, гранатомет у ноги. И навязчивая арабская мелодия, доносящаяся из темноты.

Трофей пришлось взять вместо пикапа – путь планировался в один конец, а пикапы с пулеметами не растут на деревьях. Хотя он был предпочтительней – джип уступал во всем, кроме мощи.

Рассевшись и прикинув секторы стрельбы, будущие участники автопробега, не сговариваясь, вылезли, принявшись за наведение порядка. Битье триплексов оказалось нелегкой задачей. Японское стекло крошилось и гнулось, не желая сдаваться, в конце концов уступив японской же матери и отечественному упорству. Стоп-сигналы сопротивления не оказали.

Без стекол «Прадо» выглядел забавно.

Мы повторно разместились в салоне. Совсем другое дело! Обзор и обстрел достигли абсолюта. Амбразура на месте лобового стекла так и манила пальнуть. Пробное включение зажигания, вызвавшее тихий рокот движка, не глушило тихий разговор у машины и хруст осколков под задницей.

Пара ярославцев, разместившись сзади, стиснула меж собой сопевший предмет особой заботы в арафатке. Еще один уроженец Верхней Волги, наконец снявший золотой обвес, уселся на место переднего пассажира, пристроив между ног автомат и трубу РПГ. В ходе короткого спора с буйными ярославскими хлопцами мне удалось убедить их вынуть из ствола почти взведенную гранату – пальба из салона обещала быть фатальной. В качестве утешительного приза пришлось загрузить в салон пяток оливковых палок с набалдашниками, с корнем выдрав для этого передний подлокотник. Терминатор, сосватавший их нам, утверждал, что это – осколочные. Не зная арабского и матчасти, пришлось верить на слово. К счастью, танки тут пока не водились.

Хлопнув о чью-то подставленную ладонь, я вполголоса произнес: «Двинули», отпуская тормоз. Качнувшись на «лежачем полицейском», «Тойота» выехала из проезда и, потушив габариты, нырнула в страшноватую темноту.

Могучий движок тащил на холостом ходу, почти не издавая звуков. Шуршание толстых покрышек заглушало тихое урчание мотора. Члены экипажа оживленно вертели головами, вглядываясь и вслушиваясь в экзотический пейзаж. Электричество отключили не везде. Кое-где темнота нарушалась проблесками света и, как оказалось, даже кипела жизнью – далекие звуки арабских мелодий, иногда – чьи-то вопли. Придерживая руль, я вглядывался и вслушивался в темноту, стараясь не задерживаться глазами на редких огнях, пробивающих густую зелень.

Завидев за деревьями молчаливую, темную громаду первого отеля, я притормозил. Восемь этажей здесь и сейчас казались небоскребом. Похоже, брошенным – ни огонька, ни звука. Кажется, появился повод для гордости. Отселение беспокойных соседей означало – у нас появилась репутация. Дорога выглядела обманчиво пустой и безобидной. Черный асфальт, звездное небо и мягкие очертания деревьев обрисовывали четыре плоскости темного коридора, уходящего в бесконечность. Три горевших фонаря бросали косые отблески на дорогу, делая ее полосатой.

– Ну что – помолившись, напрямую? Или ищем окольную тропу?

Кэп воспринял призыв к молитве чересчур буквально:

– Сейчас нельзя умирать!

Правильная мысль и правильный товарищ – сперва дело. Развлечения подождут. Мало ли кому придет в голову сдохнуть? Спаси семью, потом займешься глупостями. Ярославская братва одобрила восточный взгляд на обязательства.

– Не ссы, пацан. Димка шутит. – Сидевший слева по имени Иван оглушительно хлопнул лодочника по плечу.

– Тише! Не в кабаке, – одернул соотечественника Саныч. Обернувшись, он вкрадчиво поинтересовался: – Слышь, морячок. Ты же местный. Наверняка все проезды к порту знаешь.

Кэп кивнул.

– Тогда расскажи, как тут огородами просочиться.

Капитан подался вперед, вглядываясь в пейзаж за капотом.

– До самого порта тут не проехать, но можно срезать часть пути. Поворот – метров через двести, где рынок.

– Знаю, – подбодрил Саныч. – Моя там тарилась.

«Крузер» возобновил движение. Показалась небольшая темная площадка рынка. Почти напротив нее, за деревьями, виднелся еще один отель. Этот был не брошен – заунывный арабский музончик шел именно оттуда. Я сбавил и без того невеликую скорость, вглядываясь в пустую площадь и темный поворот к отелю. У поворота кто-то стоял.

– Стоит кто-то, – без выражения проговорил я, продолжая вглядываться в едва видимую фигуру.

– Твою мать, – выругался Саныч.

– Попробуем без стрельбы.

Арабский певец за деревьями взял ноту выше, прикрыв ей шелест покрышек подкатывающего джипа. До привалившегося к дереву часового оставалось метров двадцать. Саныч, наведя ствол, тихонько свистнул. Обернувшегося араба шатнуло – борт «Крузера» был в метре. Из окон в упор смотрели два автоматных ствола и страшные русские рожи. Завопив и уронив автомат, часовой кинулся по дорожке к отелю.

– Не стрелять! – шепотом рявкнул я, сворачивая в противоположную сторону.

От отеля донесся чей-то визгливый голос. Не поддаваясь эмоциям и не трогая газ, я, обливаясь потом, продолжал медленно катить через площадь. Спасением была тишина – чтобы капитально разбудить весь курятник, сейчас было достаточно просто газануть.

Орущий араб? Мало ли какой глюк мог словить укуренный боец, потерявший оружие? Мы успели свернуть в проулок до высыпания на площадку соратников убегшего. Громкие визгливые разборки слышались еще метров сто.

Отдалившись от спорщиков метров на триста, я притормозил.

– …ть, – тихо и энергично выразился Саныч, вытирая лоб. Сзади шумно выдохнули. Я вытер о штаны потные руки. И подождав, пока пульс придет в норму, не оборачиваясь, спросил: – Куда дальше, кэп?

Жилую зону мы проехали без приключений. Поселок старательно притворялся спящим или вымершим. Вооруженных и моторизованных здесь предпочитали не беспокоить. Нас это устраивало.

Оставив за кормой последний дом с косматым садом, мы свернули к главной дороге и остановились, немного не доехав до перекрестка.

– До порта далеко?

– Три минуты пешком, – отозвался проводник.

– Отели рядом есть?

Проводник отрицательно покачал головой:

– Выходим.

Оказавшись на улице, сидевший за мной Иван первым делом отобрал гранатомет у Саныча. И впихнул в ствол гранату. Маньяк.

С сомнением посмотрев на фанатика крупных калибров, я с опаской поинтересовался:

– Ты не буйный, часом?

– После литра, – сдал земляка Саныч.

– Короче, Саныч, остаешься за старшего. Чур, без стрельбы. Я схожу осмотрюсь.

Не дожидаясь ответа, я зашагал к перекрестку. Тип с гранатометом увязался следом. Я развернулся, на полном серьезе намереваясь сунуть ему в грызло, но передумал – маньяка лучше держать под присмотром. Осталось отобрать шайтан-трубу, пока он не начал третью мировую.

– Дай посмотреть, – развод был детским. Сунув под мышку протянутую трубу, я шепотом рявкнул: – Что встал? Топай!

Вместе с надувшимся Иваном мы вышли к перекрестку.

Кэп не соврал – до ворот действительно оставалось метров двести-триста. Не углядев ничего подозрительного, мы оба уставились на светлое пятно на фоне ворот. Автомобиль стоял к нам мордой. Лобовое стекло отблескивало, не позволяя разглядеть – есть ли кто в салоне.

– Пошли посмотрим.

– Жди!

Мы без толку ждали минут пять. Если там кто и был, то скорее всего – спал. Иван недовольно сопел – его терпение убывало по экспоненте. Мое – тоже.

Наконец он не выдержал:

– Послушай… …ть! Может, дать ему трубой? По балде?

За стеклом пыхнул красноватый огонек, на секунду высветивший порозовевшие стекла. Перепалка прервалась, не начавшись – мы оба уставились на машину. Мерцание едва заметного сигаретного огонька, светлое облачко дыма. Вред курения был чертовски нагляден.

– Давай трубу. Щас уделаю, – оживился ярославец.

Ага – первой гранатой в жизни. И скорее всего – последней.

Я осмотрелся. Затихший и погруженный в темноту жилой сектор сейчас меня не беспокоил. Волновал отель за спиной, по стеклам которого периодически пробегали отблески. Нарушать тишину не тянуло. Тем более – с таким стрелком.

– Пошли, – подвел черту я.

Отойдя от перекрестка, я отдал трубу владельцу.

– Теперь-то она на хрена? – поинтересовался тот.

– Увидишь. Садись в машину.

Загнав в салон всю команду и заняв свое место, я обернулся.

– В авариях были? Если нет – напоминаю. До – держаться, после – бить козлов. Козлы – в другой тачке.

– Рекомендую пристегнуться, – добавил я, одной рукой заводя машину, а второй – натягивая ремень – слава богу, их не отрезали.

– Авария? – недоуменно пробормотал капитан.

Пока кэп риторически вопрошал, а остальные пристегивались, машина подъехала к перекрестку. Удерживая стрелку спидометра на цифре десять, я прополз первые сто метров и, рявкнув: «Держись!», втопил «тапок в пол». Грозный рык движка, прыжок с места. Новая стометровка пролетела за две секунды. Перед столкновением я врубил дальний, высветив приближающийся кургузый капот и две белые морды в салоне.

Скрежет! Удар!

Мир погрузился во тьму. Меня швырнуло вперед-назад. По морде хлестнул айрбэг. Громкий столб пара из-под капота, вонь испаряющегося тосола. Оглушенный, я щелкнул ремнем и, толкнув дверь плечом, вывалился из машины. Темнота, синхронное, затухающее шипение пробитого радиатора и опадающих подушек. Из-под капота доносились отголоски автомобильной агонии. Хлопнула еще одна дверца. Приглушенный мат.

Обойдя искалеченный передок, я оказался перед откатившейся чужой машиной. Сидевший на переднем сиденье вылетел через стекло и прервал полет, воткнувшись кумполом в бампер. Теперь он лежал меж машин с размозженной головой. Второй, порхнувший за первым, стонал на усыпанном битым стеклом капоте. Удар прикладом, тупой костяной стук. Тело захрипело, дернулось и затихло. Меня передернуло.

Обернувшись, я увидел четыре тени, выходящие из тосольного тумана. Одна прихрамывала, две матерились. Единственная молчащая тащила охапку палок с набалдашниками. Спрашивать, все ли в порядке, я не стал.

– Веди, капитан! – Времени на разведку не оставалось.

Просочившись в приоткрытую калитку, я тормознул замыкавших шествие Саныча и Ивана.

– Саныч, мы с Ваней тут подежурим. Топайте на лайнер. Проверьте там все и пошарьте насчет катера – народ с берега возить. Заведетесь – шумни.

Ярославец кивнул и ушел в темноту двора.

Ваня сгрузил свою ношу на багажник разбитой машины и, кажется, покосился на меня. Убедившись, что я не собираюсь посягать на его сокровище, он принялся перекладывать свои драгоценные железки – в темноте раздалось тихое бряканье. Я отвел глаза и, разглядев в темноте очертания притулившейся к воротам лавочки, присел на крашеное дерево, покрытое росой. Машинально потянувшись за сигаретами и вспомнив усопшего курильщика, я покачал головой и убрал пачку. Перетопчемся.

Бряканье со стороны машины смолкло. Иван подошел и уселся рядом, поставив РПГ между ног. Поерзав на влажной скамейке, он замер. Теперь мы слушали тишину вдвоем. Она была абсолютной – ни птиц, ни звуков поселка. Даже отзвуки арабских мелодий не доносились в этот медвежий угол. Да, темна арабская ночь. Луна ушла, звезды притушила дымка. В слабом отсвете едва заметно серела лента дороги – остальное погребла тьма.

– Думаешь, придут? – подал голос сосед.

– Надеюсь – нет.

Я и вправду надеялся. Одиночный лязг в темноте еще не повод вылезать в чертовщину злобной ночи. Хотя… у охраны могла быть связь… Могло не вовремя подвернуться начальство… Мало ли что могло?

– Что там наши копаются? – Иван нервничал.

Признаться, об этом я предпочитал не думать. О! Со стороны причала донеслось чихание лодочного мотора.

Спустя минуту слабое жужжание стало отдаляться – похоже, ребята нашли моторку и перегоняли к причалу.

Еще минуту мы просидели в тишине. Верхушка дерева у дороги посветлела. Я насторожился. Далекий отблеск прошелся по деревьям. Я встал. Твою мать! Кто-то куда-то ехал.

Иван тоже поднялся.

Со стороны причала послышалось глухое «бу-бу-бу» – наши пытались завести двигатель. Слушая доносящиеся со спины звуки, я шагнул к багажнику. Между деревьев мелькнул и пропал свет фар.

– Иван, – позвал я. – Твоя мечта имеет шансы.

– Ты о чем? – спросил он, подходя.

– О пострелять из этой штуки, – я похлопал по металлической трубе в его руках.

Вздох.

– Я и не рвусь особо, – сознался он.

Фары приближающейся машины вспороли темноту улицы – еще не слышно, но уже видно. Метров четыреста, прикинул я.

«Бу-бу-бу» на пирсе сменилось стуком дизеля, резко разнесшимся в ночи.

Я снял с плеча автомат и сдвинул предохранитель. Успеем – нет? Рядом щелкнуло – Иван взвел свою «дуру». Опасливо покосившись на соседа, я прикинул, куда пойдет выхлоп, и отодвинулся. Тачка прошла поворот и замедлилась, разворачиваясь. Яркий свет полз по земле, быстро приближаясь. Не сговариваясь, мы шагнули к машине, укрываясь за кузовом. Осветив разбитые машины, фары остановились. Со стороны причала послышался сиплый гудок.

– По разику и ноги, – скороговоркой проговорил я. – На счет раз. Раз!

Мы выскочили с обеих сторон. Он – поднимая гранатомет, я – автомат. Вскинув ствол, я выпустил две короткие очереди практически наугад – целиться в слепящие фары было невозможно. Справа раздались громкий хлопок и удаляющееся шипение. Я повернулся к освещенным воротам. Сзади грохнуло, и освещение исчезло, погрузив вход во мрак, оставив в глазах мерцающие силуэты. Скорее по памяти, нежели что-либо видя, я заскочил в калитку. В глазах плавал зеленый призрак ворот, отпечатавшийся на сетчатке. На дороге послышался грохот очереди.

Пробежав пару метров по темному, как внутренности задницы, двору, я понял, что ничего не вижу. Сзади матерился Иван с той же проблемой.

– Куда, мать ее?!!

– Давай правее!

Мы вразнобой затопали по асфальту. К первому автомату на дороге присоединился второй. По воротам загрохотало. Попасть по ним в такую темень уже было немалым достижением… Мысль оборвалась – я навернулся.

– Ты где? – взвыл Иван.

Где?! Стою на четырех костях и шарю по доскам в поисках упавшего автомата. Доски? Мы на причале!

Разглядев темное на светлом, я подхватил оружие и, поднявшись, подал голос:

– Тут причал, сюда.

Озираясь по сторонам, я увидел темневшие на фоне мутных звезд мачты.

– Саныч! – хором заорали мы.

Ответное, на грани истерики, из темноты:

– Где вы шляетесь, суки!

Спотыкаясь и грохоча досками, мы промчались по причалу к белевшему в темноте бледному лицу.

– Сюда! – Стоя в проеме борта, Саныч махал руками, как вентилятор. Перепрыгнув проем, я еще раз навернулся. Сверху, в обнимку с трубой, рухнул Иван, долбанув ей по кумполу. Вот уж в самом деле: были бы мозги – было бы сотрясение.

Саныч сменил тенор на визг:

– Отваливай! Поехали! Да гони, ты, …ть!!!

Движок басовито забухтел. Кажись, и вправду отваливали. Спихнув с себя Ивана и едва не швырнув РПГ за борт, я поднялся. Ненавижу гранатометы!

Саныч, на пике «измены», метался вдоль борта, тревожно вглядываясь в медленно растворяющийся в темноте причал.

Наконец тот слился с ночью. Звук двигателя стал тише – кэп экономил топливо и нервы. Саныч остановил бег, в изнеможении усевшись на палубу.

– Что там было? – почти нормально спросил он.

– Я – справочная? – вызверился я. – Хрен знает. Приехали, посветили. Огребли. Ваня гранату засветил. Не хрен ездить! Хоть попал? – обернулся я к нашему гренадеру.

– Попал, – неуверенно пробормотал тот.

– Так и будем на палубе стоять? – Я повернулся к Санычу. – Показывай корыто.

Саныч в сердцах сплюнул за борт:

– Тьфу на вас! Как татары – что стрелять, что резать… Пошли в рубку.

Глава 15

Вторник. Ночь, 23.55.

Темный пляж напоминал развороченный муравейник. Ожидание посадки затягивалось – штатная шлюпка и прихваченный катер за раз брали не больше тридцати голов. Измученные ожиданием люди злились и нервничали – спасение находилось на расстоянии вытянутой руки слишком долго, вытягивая последние нервы. Бух и я, рулившие посадкой, успели вымотаться, как шахтеры в забое. Беготня по мелководью – подтянуть лодку, усадить одних, отпихнуть других, оттолкнуть лодку, вылезти на берег, продрогнуть. И опять забраться в воду…

Пассажиры лезли со всех сторон. Ругань, угрозы, плач, мольбы. Наплевав на политкорректность и половую принадлежность, я зарядил в репу паре особо наглых, пытавшихся взять горлом и нахрапом. В том числе – даме. Демарш восстановил тишину и относительный порядок, добавив напряжения.

Быть активистом – хреновая идея. Нам категорически не хватало народу. Саныч, сидя в рубке, держал кэпа «под стволом», препятствуя преждевременному отплытию. Иван, матерясь и периодически пуская в ход трубу гранатомета, разгонял прибывающих с палубы, трамбуя в трюм и каюты. Трое ярославцев и ржевский механик под началом Терминатора прикрывали нашу задницу у главного входа. Молодые из гламурной тусовки, переправив девок, дежурили на пляже, со стороны поселка. Старшим им определили орловского селянина, имевшего суточный опыт организации засад на подходящей местности. Ну а на долю нас с бухом, как уже сказано, остался пляж. И двести ждущих посадки круизников.

В очередной раз выбравшись на берег, ежась от прилипающей к телу мокрой одежды, я оттянул рукав, пытаясь рассмотреть циферблат. Хрен разберешь – стальные стрелки сливались со светлым фоном. Кажись, двенадцать. Рядом, несмотря на закалку, трясся бух – утренние заплывы не помогли.

Вдоль кромки прибоя валялось брошенное барахло – народ, не вняв предупреждению, перся с чемоданами. Теперь большая часть хурды валялась по пляжу, норовя попасть под ноги. Темнота усугубляла.

Мать! Едва не навернулся.

Выматерившись, я пнул виновника – пластиковый параллелепипед с колесиками. Крышка отскочила, открывая тряпочное нутро.

– Хоть на что-то сгодится, – я взял лежащую сверху тряпку и обтер руки. – Может, переоденемся? Барахла – задом жуй.

– На хрена? Сейчас снова в воду лезть, – отозвался Миша. – Пойду очередных строить.

Кинув последнюю фразу, бухгалтер растворился в темноте.

Иди-иди. Сплюнув, я полез за сигаретами и опять заматерился – пачка намокла. К черту! Хоть пять минут побуду в сухом. Я нагнулся над ближайшим тюком.

Для счастья мне хватило сухих джинсов и кроссовок. Сигарету одолжил незнакомец. Хорошо! Блаженно затянувшись, я застыл – свет, мазнувший по краю облачности, отозвался блеском ножа в темноте подворотни. Напрягая глаза, я уставился в сторону побережья. Второй отблеск. По скалам. По трассе кто-то ехал. Первая пара горящих фар выползла на побережье километрах в двух. Вторая, третья… Счет кончился на шестой. Тачки прошли поворот, скрывшись в прибрежном серпантине. Сорвавшись с места, я помчался через толпу.

– Миша!

– Что случилось? – Призрак буха сгустился из тьмы.

– Машины. На трассе. Шесть штук, – выдохнул я.

– Может, мимо?

– Вряд ли – бардак прямо на трассе. Короче, запихивай в лодки по максимуму. Умеющих плавать гони в воду – тут всего метров сто. Я возьму молодняк и ярославцев – попробуем задержать, сколько выйдет.

Хлопнув Мишу по спине, я помчался в темноту, на ходу вспоминая, как зовут орловца. Андрей? Сергей?

– Селянин, блин! Где вы?!

– Здесь, – раздалось из пляжного мрака.

– Все сюда! БЫСТРО!!!

Первым выскочил орловец. За ним шуршал галькой встревоженный молодняк.

– Бросайте пост и за мной. Объясню на месте.

Пробежав сумрачный коридор с тусклыми огоньками подыхающей аварийной подсветки и проскочив темный холл, мы выбежали на улицу. Пикап стоял носом к въезду. Терминатор с ярославцами стояли у машины. На топот обернулись все.

– На трассе шесть машин. Похоже, к нам, – прохрипел я. – Пикап – на улицу, остальные – сливайте бензин.

Рык заводящегося двигателя. На ходу я вытащил из тронувшегося пикапа последнюю канистру и, держа в руке, обернулся к оставшимся.

– Ярославль! Как закончите, тащите «РПГ» ко входу! Время пошло!

С автоматом в одной руке и канистрой – в другой я помчался к улице, по дороге поливая бензином кусты и деревья. Через пару минут ко мне присоединились еще несколько суматошно мечущихся между деревьев фигур. Выбежав на асфальт и вылив остатки на дерево, я побежал назад, к стоящему на дороге темному урчащему пикапу.

Сергей сидел в кабине, Терминатор – возился у пулемета. Я крикнул, перекрикивая работающий двигатель:

– Держитесь в темноте – сейчас включим освещение.

– Откуда?

– Отсюда! – Я приподнял пустую канистру и закинул ее в кусты.

Отблеск фар озарил холм у разгромленного поста – к арабам прибыла подмога.

– Как начнется – не стойте на месте, – напутствовал я ребят. И, нащупывая зажигалку, помчался к деревьям.

– На берегу еще много? – донеслось в спину.

– Человек двести! – крикнул я.

Вломившись в кусты и вдохнув одуряющий запах бензина, я, поднося огонек к мокрым веткам, заорал:

– Поджигайте! – Бензин пыхнул, охватив кустарник.

Огненные змеи шустро разбегались по бензиновым дорожкам. Пожирая сухую древесину и хвою, пламя быстро карабкалось по веткам и стволам, превращая деревья в высоченные, пышущие жаром свечи. Разрозненные очаги пожара сливались, заставляя мрак отступать. Буквально за пару минут между отелем и дорогой протянулось сплошное багровое зарево, сгустившее темноту с обеих сторон. Гигантские тени метались по фасаду гОстеницы, прыгали на земле меж деревьев. В окнах вспыхивали и гасли темно-красные отблески, превращая окрестности в окраину ада.

Добежав до входа, я выдрал из гриля баллон и, открыв вентиль, пинком переправил шипящий цилиндр в холл. Схватив бесхозный гранатомет, тяжело дыша, я побежал в сторону треска горящих деревьев. Успел в самый раз – цепочка фар свернула от холма.

Еще на бегу я увидел, как замедляются фары, высветив лежащее поперек дороги дерево. Пошарив лучами, колонна свернула, объезжая препятствие. Терминатор не упустил момент и ударил с дороги. Пульсация громовых вспышек на три секунды превратила ночь в день, высветив резкие, неподвижные тени деревьев. Перелетая освещенное пространство, трассеры блекли, исчезая бледными огнями в далекой тьме.

Передние фары погасли – взамен засветился тусклый огонек разгорающейся машины. Грохот пулемета сменил рев двигателя меняющего позицию пикапа. Вспышки, отрывистый стук пулеметов, глухой звук пуль, протыкающих деревья, – арабы палили в темноту.

Сознавая призрачность защиты, я шагнул за ствол. И, оторвав кусок коры, свисающий перед лицом, сдвинул автомат на грудь, вскидывая увесистую трубу. В следующую секунду фары на той стороне погасли. Теперь местоположение машин угадывалось только по вспышкам. Прикинув «за» и «против», я решил обождать – в этой драке главным результатом было время. Наши не стреляли, ограничившись единственной результативной очередью.

Вглядываясь в темноту, я пытался уяснить местоположение стрелявших – похоже, большинство рассыпалось вокруг вставшей у завала колонны. Далековато для «РПГ». Арабские стрелки наконец унялись, закончив бессмысленную выдачу свинца в пространство. Воспользовавшись затишьем, придерживая мотылявшуюся трубу, я продрался сквозь кусты, выйдя к границе освещенной зоны. Торчать среди дороги было глупо и неуютно. Оглядевшись, я различил очертания кювета и перебрался в него. Теперь, держа трубу наготове, я всматривался в далекую темноту сквозь освещенное пространство. Ну, ни хрена не разобрать.

Над освещенной пожаром нейтралкой повисла тишина, прерываемая треском горящего дерева. Пришельцев не тянуло выходить на свет. Наша сторона молча ждала решения противника.

Цепочка вспышек из темноты, сопровождаемая громкими хлопками, заставила вздрогнуть – два пулемета принялась прочесывать заросли на нашей стороне. На фоне пулеметного стука послышался рев автомобильного двигателя. Набитый людьми незнакомый пикап выпрыгнул на освещенную дорогу из темноты. За ним – второй. Шли они лихо, за считаные секунды почти перемахнув нейтралку.

Сзади басом заговорил «ДШК», и асфальт перед бампером пикапа вскрыло, поднимая в воздух крошку и обломки. В следующую секунду облако пробила морда головной машины… И остановилась, приняв на себя остаток очереди. Хватило с избытком – ошметки людей и металла, куски кабины, пар… Через полсекунды на дороге стояла дымовая завеса, за которой, как в тумане, виднелись изувеченный пикап и раскиданные обломки. Пулеметы с той стороны продолжали грохотать, протыкая дым розовыми трассами. Наш главный калибр молчал, заткнувшись после единственной очереди. Похоже, Терминатор накрылся.

Из-за дыма показалась вторая машина. Моя очередь. Разглядывая выруливающую машину поверх набалдашника гранаты, я машинально прикинул – метров семьдесят. Перехватив ручки поудобнее, приладился. Труба издала краткий лязг и свист горящей пороховой шашки. Вспышка перед глазами, удаляющееся яркое пятно. Отбросив трубу и почти ослепнув, я упал в кювет. И, приподняв голову, увидел, как огненный хвост пересекает освещенную полосу, превращаясь в ослепительную вспышку. Облако серо-розового дыма заволокло дорогу. Два – ноль.

Не сомневаясь, что будет дальше, я лег на пузо и пополз по канаве. Наверно, меня спас дым – листва и сучья валились так, будто сверху орудовала бригада лесорубов. Где-то сбоку послышался и оборвался грохот «ДШК» – кажется, я поторопился с похоронкой. Тявканье с той стороны переключилось на новый источник, позволив мне вскочить и промчаться метров двадцать. Встав за деревом, я остановился и высунул голову, пытаясь оценить обстановку. Из темноты послышался вой, сопровождаемый вспышками выстрелов. Затем в освещенное пространство выбежало несколько десятков бегущих фигур – арабы цепью шли в атаку.

Лес с нашей стороны взорвался стрельбой. Дальше время понеслось скачками. Свалив двоих на нейтралке, третьего я прикончил за пару метров от меня. Оставшиеся вбежали в темноту и почти сразу у входа в отель вспыхнула яростная перестрелка. Полными рожками, на убой ствола. Сменив магазин и оторвавшись от дерева, я побежал на звуки стрельбы.

Мат, вой, выстрелы, выкрики по-арабски – у входа шла свалка. Выскочив из темноты, я врезался в побоище. Голове в клетчатке досталось прикладом, лысому незнакомцу – пинок в спину. Мне ответили ударом в плечо. Я отозвался выстрелом в живот и, хлестнув остатком магазина в упор по толпе, прорвался к дверям. Пробежав вонявший газом холл, через стойку, рыбкой, я нырнул в распахнутую дверь. Откатившись и захлопнув ее ногой, зажмурившись, я замер. В следующую секунду за стенкой послышался автоматный выстрел, потонувший в оглушительном грохоте взрыва. Дверь вынесло, меня чем-то звездануло по спине. Возможно – ей же. Ярчайшая вспышка, волна огня по потолку. Волосы вспыхнули.

Смахнув с головы микроскопические сухие колечки и ощутив жжение опаленной кожи, я вытащил последний магазин. Взгляд на часы – прошло двадцать шесть минут. Надеюсь, этого достаточно.

Подвывая, я поднялся на ноги и, пройдя охваченный огнем косяк, оказался в горящем холле. Дым, трупы на полу, выбитые окна… Голова кружилась.

За окнами шарахались тени. Выпустив очередь в окно, спотыкаясь, я побрел в затянутый дымом коридор. Натыкаясь на стены, дойдя до задней двери и толкнув, я вывалился в темноту, жадно вдыхая свежий воздух. Перед глазами плясали красные круги. Под ноги что-то подвернулось. Кажется, чемодан. Плеск воды… Темнота…

Глава 16

Среда. Ночь, 03.17.

В себя я пришел в той же темноте. Нос упирался в холодную гальку.

Первая мысль – холодно. Ну очень. Зато – жив. Насчет «здоров» торопиться не будем.

Я чихнул. Точно, не будем.

Покосившись на часы и поднеся к уху, я сперва послушал: тик-так, тик-так. Ходят. Теперь можно ломать глаза. Повертев кисть так и эдак, я наконец различил – три семнадцать. Пора вставать.

На усеянном чемоданами пляже не было ни души. По крайней мере – живой. Светлая полоска пены и абсолютная темнота неба и воды. Ни огонька, ни звука. Очертания отеля едва угадывались.

Слабый ветерок принес запах гари и озноб. Согреться бы. В ближайшем чемодане нашелся свитер. Кажется женский. Но теплый. Сойдет.

Где автомат?

На «галечном полу» оружия не обнаружилось. Голова кружилась, и, не решившись шарить по камням в темноте, я, осторожно обходя ручную кладь, разбросанную по местности, двинулся к единственному видимому ориентиру – белой пене.

На труп я наткнулся у самой кромки и узнал, даже не переворачивая, – один из молодых, пошедших с нами. Большая часть спины была в крови. Присев, я тронул ногу лежащего. На ощупь тело было мягким и холодным. Поискав глазами его оружие и не найдя, я встал, продолжая обход.

Бесцельная прогулка по ночному берегу позволила частично прийти в себя. Похоже, затея удалась – наши уплыли. Это плюс. Я остался. Минус. Но – живой. Опять плюс.

Накатили апатия и слабость. Отойдя от воды, я присел, опершись спиной на ближайшую сумку. Опять стало зябко. Ощупав пухлый саквояж, я вывалил из него тряпье и, свернувшись калачиком, набросал шмотье сверху, погрузившись в полусон-полузабытье.

Второе пробуждение наступило примерно через час. Темнота сменилась хмурыми предрассветными сумерками. Вылезать из теплой норки не хотелось. Хруст гальки разбудил окончательно. Я скосил глаза – вдоль берега кто-то шел. Силуэт идущего не воспринимался под ракурсом в девяносто градусов – я лежал на боку. Дождавшись, пока незнакомец минует, я приподнял голову. Стало видно – шел мужчина. Враг.

Пройдя еще метров десять, он остановился, развернувшись к морю. Я без особой спешки опустил голову, продолжая смотреть. Пару минут вооруженный незнакомец стоял, разглядывая море и пляж. Я – его. Особых эмоций не было. Разве – холодное любопытство.

Новый хруст – со стороны гОстеницы шел второй. Не оборачиваясь, первый подождал, пока тот подойдет, что-то спросил. Выслушав ответ и махнув рукой в мою сторону, он пошел к отелю.

Косясь на подходящего и пересилив апатию, я чуть напряг мышцы, проверяя готовность к движениям. С готовностью было так себе.

Не доходя метров двадцать, мужик нагнулся, выпрямившись с подобранным автоматом. Наверно – моим. Говнюк оттянул затвор и поднес к носу, втянув воздух ноздрями. Неодобрительно покачав головой, он повесил мое оружие на плечо и, сменив направление, пошел к мертвецу. Новое укоризненное покачивание головой. Моя апатия дала трещину. Араб подхватил тело под мышки и поволок к отелю. Живой и мертвый скрылись за перегибом, и шуршание камней смолкло. Спустя пару минут в сыром воздухе разнесся кашляющий звук заводящегося двигателя. Еще один. И еще. Теперь за гОстеницей прогревал движки целый автопарк. Лежа, я слушал звуки уезжающих машин. И еще несколько минут после.

Вторично приподняв голову, я огляделся. Никого. Над водой стоял белесый туман. Скинув с себя тряпки, я встал. Усеянный вещами берег был пуст. Подойдя к воде, я плеснул себе на лицо. Обожженная кожа защипала. Умывшись и утеревшись подолом свитера, я оглядел себя. И, как араб парой минут ранее, покачал головой – гардероб пора менять. Сходив к чемоданам и распотрошив пару ближайших, я разжился свитером, майкой и штанами модного в этом сезоне хаки. Скинув старое тряпье и переодевшись, я забрал свою разгрузку и, натягивая ее на ходу, направился к отелю. Охлопывание жилетки обнаружило бинокль и забытую шоколадку. Дробя зубами «Сникерс» я вошел в темный, провонявший дымом коридор.

Гарью пропах весь отель. Покосившись на распахнутую дверь своего номера и мельком поглядев на бардак внутри, я понял, что первый пленник еще жив. Ладно. Поправимо.

Вонючий коридор вывел в обгорелый холл. Почерневшая, потрескавшаяся кожа диванов, закопченный потолок, битое стекло. Вечеринка удалась. Прохрустев по обгорелому ковролину и отметив отсутствие трупов, я оглядел окрестности через пустой дверной проем – россыпи гильз, раздавленные магазины, сгоревшая машина. Деревья сохранились – огонь сюда не дошел.

Вернувшись, я завернул в администраторскую. Припасы исчезли – арабы вынесли все. Воспоминание удержало, заставив дойти до окна. Пошарив за дальним шкафом, я извлек заначенный накануне дробовик. Нехорошая улыбка растянула губы. Пересчитав патроны и заново перезарядив, уже вооруженный, я перешел к следующему пункту – бару.

С привычным меню была напряженка – шоколад спекся, сигареты обгорели. Пошарив среди обугленных блоков, я выудил пару пачек относительно целого «Мальборо». Дальнейшие раскопки принесли бутылку воды и одну из последних коньячных фляжек. Визит в столовую вооружил здоровенным куском сыра.

Мрачно сожрав кусок и отпив воды, я задумался – что еще? Саднившая от ожогов голова напомнила о себе. Посмотревшись в уцелевшее оконное стекло и еще раз покачав головой, я поднялся в разгромленный номер, принимаясь за розыски пены и бритвы. Искомое нашлось на полу. Устроившись у бассейна, я смочил купол и, морщась, принялся за превращение монаха с тонзурой в бритоголового урода. Закончив с бритьем, смазав голову мазью от солнечных ожогов и перевязав импровизированной банданой, я вытащил сигареты и направился к привычному месту для раздумий – кустам на берегу. Следовало поразмыслить, зачем и куда идти.

Туман над морем разошелся, оставив тощий слой «молока» над водой. Посматривая на него, я вытащил огниво. И остановился, не донеся зажигалку до лица – над туманом показался непонятный предмет, смахивающий на удлиненный ящик. Предмет чуть повернулся, показав профиль острого носа – дрейфующая лодка. В нападение с моря верилось, как в инопланетян, и я, отведя глаза, закурил.

– Дима? – донеслось с моря. Мощный чих вдогон. Я вздрогнул.

Над бортом показалась голова. Кто это? Рядом с головой в рост поднялась человеческая фигура. Нагнувшись, она взяла в руки характерную трубу. Ярославский маньяк?

– Какого хрена? – сорвалось из глубины души.

Второй, держась за борт, тоже встал. Я напряг глаза – бух? Миша извлек весло и, молодецки махнув, едва не проломил третью, показавшуюся над бортом макушку. На лодке вполголоса обменялись мнениями. Закончив тираду, третий встал. Саша?

Передавая единственное весло из рук в руки, троица принялась поочередно загребать с бортов.

Мы сошлись на берегу. Продрогшие морские бродяги, стуча зубами, охлопали меня по плечам. Бух, дрожа синими губами, выговорил:

– Согревающее есть?

Ребята приканчивали фляжку, я потрошил ближайший чемодан. Буху досталась шаль, Ивану – кофта с оборками, Саше – махровое полотенце. Прикончив бутылку и закусив сыром, ребята принялись за поиск другого шмотья – мой вкус парней не устроил.

Отдаленный взрыв заставил прерваться. Терминатор поднял голову:

– Это что?

Ответило облако над портом – похоже, в поселке кончились корабли. Мы переглянулись. Судя по вытянувшимся лицам камрадов, этот выход в голове держали все. С отсутствием плавсредств море становилось иллюзией, подходя для бегства не более воздуха. Пляж стал неуютным.

Примерку, не сговариваясь, перенесли в помещение. Да и пожрать поосновательней не помешает.

По дороге в столовую я выслушал их краткую эпопею – закончив с переправой, счетовод забрал лодку и вместе с сиганувшим с палубы Иваном отправился поджидать уцелевших. Подобрав Сашу и увидев, как рванул отель, парни отчалили – ловить чего-либо с единственной гранатой на троих было глупо. Не найдя ушедший корабль и прикончив топливо, лодка вошла в туман. Весло оказалось одно, направление – неясным. Оставив буха за дежурного, ребята погрузились в беспокойную спячку, прервавшуюся моим появлением.

Второй завтрак прошел в молчании – новации еще не улеглись в голове. Закончив с едой, Миша встал и ушел в поварскую. Звук выдвигающихся ящиков, стук инвентаря. Мы переглянулись. Майкл показался на пороге, сжимая в руке полуметровый разделочный нож.

– Хоть что-то, – извиняюще пояснил он.

Терминатор хмыкнул и задумался – пулемет остался в разбитом пикапе…

– Кстати. – Миша положил тесак на стол и принялся рыться в карманах.

– Вот, – на стол легла растрепанная пачка влажной «зелени». – Сдача.

Ох ты еш… Оказывается, мы при деньгах.

– Сколько тут?

– Тысяч тридцать.

– Ты кассир, тебе и носить, – беззлобно хмыкнул Терминатор. – Там еще что-нибудь осталось? – поинтересовался он, поднимаясь и кивая на соседнее помещение.

– Осталось, – пробурчал Миша, неохотно принимаясь запихивать деньги обратно. – Только нахрена? Кораблей – нет. До аэропорта – сто кэмэ по вражеским тылам. Подмоги не дождешься… Не, без ножа никак. … ть! – взорвался бухгалтер. – Мужики, объясните мне, как мы до дома линять будем?!

Терминатор пожал плечами:

– Без понятия. Спроси Диму. – Скинув ответственность, сукин кот исчез в проеме «оружейной».

Бух развернулся ко мне с немым вопросом в уставших глазах. Я промолчал. Идей в запасе не имелось.

– Дима, мать твою, меня дома семья ждет!

Удар ниже пояса. Я поморщился.

– И меня, – подал глас гренадер.

Ну, вашу мать!

– Это что? Намек, что запретесь на пару недель в продуктовом погребе, пока я поселок не очищу?

– Это к тому, – пояснил бух, – что мы хотим домой. И если ты организовал эвакуацию пятисот человек, то с четырьмя… Корабль там, самолет… Нам по хрен. В меру сил пособим.

Из отеля мы вышли в начале шестого, задержавшись на обыск патио. Поиск карты успехом не увенчался – если она и была, то сгорела. Пришлось идти так. Ситуация напоминала вчерашнее утро, с единственной, но существенной поправкой – я был не один. Арсенал составили два ножа, «РПГ» с единственным зарядом и дробовик с семью.

– Куда идем? – поинтересовался Саша.

– Вооружаться…

– А потом?

Я промолчал. Доживем – увидим.

Глава 17

Среда. Утро, 05.20.

Метров через пятьдесят мы подошли к черно-зеленой границе. Угольную кляксу пожарища протыкали жесткие, прямые линии горелых стволов. Черная земля, серое небо. Обгорелые прутья кустарника рассыпались от легкого прикосновения.

Рука сама потянула бандану с головы. «Стоит ли торопиться домой?» – оформилась тягучая мысль. «Полегшие парни, заваленный трупами пляж… Оставлять такое за спиной? С другой стороны – что и кому докажешь, убив десяток смуглых работяг?»

Не став топтать пожарище, мы обошли его по кромке, свернув на вчерашнюю колею. И пошли по следам – ничего умнее, чем проверить вчерашний пост, в голову не пришло. Да и кстати сказать, намеки тут понимают туго. «Зеленая траншея», пробитая пикапом, кончилась следами широкого разворота в измятом кустарнике.

– Куда?

– Туда, – кивнул Саша, вчера ездивший тут пассажиром в сторону ближней седловины. Туда так туда.

Сверху стало видно – пост оборудовали по новой. Точнее – собрались. На пятачке стояли два микроавтобуса с открытыми дверями. К разгрузке еще не приступали. Персонал, разбившись на кучки, лениво толкал «му-му», собираясь с силами перед трудовым подвигом. Полюбовавшись на мирную картину арабского труда, мы убрали головы за гребень. Шутки кончились, пора определяться.

– Так что? Ввязываемся?

– За парней ответка нужна, – как само собой разумеющееся ответил ярославец.

– Именно от этих?

– Сам решай, Москва.

Похоже, я в очередной раз обзавелся старой кличкой – креативность в российской провинции не приживается. Может, и к лучшему.

Миша приподнял трофейную хлеборезку.

– С этим навоюешь. Может, поищем толпу поменьше, а кусты погуще?

Саша отрицательно покачал головой:

– Надо валить или тихариться. По поселку шариться стремно, а без жратвы и барахла в горах и недели не протянешь. Проще рискнуть взять машину и попробовать проскочить до следующего поселка…

– …а выезд к цивилизации оседлали арабские хлопцы, – докончил я его мысль. – Ладно, давайте глянем.

Выудив бинокль из нагрудного кармана, я приподнялся. Внизу ничего не переменилось – четверо чесали языки, рассевшись на бетонных блоках, двое других трепались у машины, посматривая, как третий вдумчиво ковыряется в большом зеленом ящике. Оружие было у всех, но у всех – по-разному. Ковырятель держал автомат под рукой, имея вид человека, родившегося с пушкой. Двое неподалеку тоже производили впечатление знакомых с военным делом. По крайней мере автоматы у обоих по-модному висели поперек груди.

Прояснив ситуацию с первой кучкой, я обратился ко второй. К бабке не ходи – раздолбаи! Снятые разгрузки высились кучей. Из-под нее торчали три приклада. Перед кучей с автоматным фундаментом стоял «ПК». Тонкие сошки опирались об асфальт, хвостик незаправленной ленты свисал за край жестяной коробки. Для очистки совести я вгляделся в сидящих – судя по повадкам и виду, пресловутые смуглые крестьяне. Или гопники с предместий, еще не «въехавшие», куда и зачем попали. Один из четверых, говоривший больше прочих, повернулся. Смотри-ка?!

– Там Сирхаб, – вполголоса сказал я, не отрываясь от бинокля. Бывший пленник на правах старожила солировал в разговоре. Стращает молодых?

– А остальные?

– У машин трое. Похоже – опытные. У блоков – Сирхаб и три долбо… – резюмировал я, переключаясь на подходы. От седловины заросшая первобытным кустарником местность спускалась к дороге, переходя в каменистую впадину меж склоном и дорожной насыпью. От нас до поста было где-то метров сто – сто двадцать. Я задумался. Выходило не очень – стрелять с гребня – далековато для дробовика. Переться всей толпой в канаву – тоже не айс. Хрустнут, вякнут, пернут. Да и зачем? Дробовик – один. Из «РПГ» лучше засадить отсюда – все на ладони и почти недалеко. Разделяемся?

– Отсюда в ящик попадешь? – толкнул я локтем ярославца.

– Легко, – воодушевился тот.

Ну-ну. У меня оставались сомнения, но с камрадами я решил не делиться. Дело не в меткости Ивана. Слишком много «но». План «висел на соплях», походя на спонтанный гоп-стоп, сляпанный на скорую руку. Поголовье неопытных дуралеев сокращалось с каждым часом. Не стать бы следующими…

Ладно. Будем надеяться на лучшее. И легендарный русский авось…

– Держи бинокль. Как подойдем вплотную – стреляй в ящик. Все, компаньерос, мы пошли, – я хлопнул Сашку по плечу, предлагая подняться.

– А я? – обиделся бух.

– Будешь охранять нашу гаубицу. С ножом. Майкл, серьезно – на хрена всем подставляться?

– Ни пуха, парни. Сирхабку оставьте.

– Как выйдет.

Обойдя возвышенность, мы с Сашей вышли к нижней точке впадины, оказавшись в длинном желобе. Слева нависала дорожная насыпь, справа – облепленный кустарником склон. Пройдя по усеянному мусором, каменистому дну, мы подошли под пост. Шум подъезжающей машины заставил переглянуться.

– Мать! – вскарабкавшись вверх, я прильнул к щели меж отбойником и дорогой. Кого принесло? Судя по всему – патруль. Суки! Ведь еще и дня не прошло, а уже ездят!

Сирхаб, завидев машину, встал, заткнув мельницу. Соучастники безделья сгрудились за говоруном. Ковырятель и его боевые друзья оторвались от своих дел, неприветливо-вопросительно поглядев на прибывших. Водила высунулся в окно, пропев-пролаяв не по-русски. Трое бывалых без особой охоты оторвались от своих дел и пошли к нему – похоже, намечался разговор.

Отползая вниз, я замахал руками своим – отбой! Кажется, меня неправильно поняли – над кустами выросла фигура с трубой. Дикими глазами я глянул на Сашу.

Наверху хлопнуло и пыхнуло дымом. Проклятая ракета, пронзительно шурша, пронеслась над головой. Я примкнул к дорожному ограждению, зажмурясь. Куда палил ярославский баран? В покинутый ящик?

Взрыв, визг. Ярославец отбомбился.

Ставки сделаны, вскрываем прикуп. Во рту пересохло. Выкинув все из головы, я высунулся из-за отбойника. Опа, джокер! Иван «положил» гранату в салон, раскрывшийся дымной розой. Патруль стал небесным. Двое оглушенных или раненых ворочались на бетоне. Хрен разберешь, да и на хрен надо. Третий орал, сжимая руками окровавленное лицо. Сирхабова команда молча пялилась на пострадавших, кажется, думая, что это авария, а они – невинные свидетели. Разочарование будет жестким. Их говорливый лидер, зажмурясь, тянул лапы вверх.

Мое появление прошло незамеченным – у людей хватало дел. Пора объявляться. Дробовик грохнул, отшвырнув орущего к изувеченной машине. Дядя заткнулся. Шестеро живых замерли. Лежачие, встрепенувшись и наклав на болячки, смотрели оценивающе. Стоячие – ошалело. Сирхаб предпочел не смотреть. Вольному – воля.

– Сирхаб, – позвал я, передергивая цевье, – скажи всем не дергаться.

Сирхаб разжмурил один глаз и, узнав, опять зажмурил, начиная словесный понос. Кажется, он был неубедителен – один из лежачих, закончив с оценкой ситуации, дернулся. Палец сжался, и приклад вторично долбанул в плечо. Из асфальта вышибло крошку, из дерганого – розовые брызги. Я приподнял бровь, начиная проникаться теплыми чувствами к двенадцатому калибру – новая пушка не оставляла подранков.

Второй застыл, кося темным глазом, – от небытия его отделял миллиметр свободного хода курка. Убедившись – «не светит», глядящий демонстративно скрестил жилистые руки на затылке. При взгляде на медленное и плавное движение этих рук по затылку пробежал холодок – таким текучим движением почесывается пантера. Зверюга опасна. Но без формального повода рука не поднялась – наверно, я недостаточно озверел за сутки. Не сводя с него глаз и ствола, я перелез через ограду, поинтересовавшись у стоячих:

– Жить хотите?

Сирхаб перешел на русский:

– Нестреляйтенестреляйте…

Троица, догнав по контексту, закивала.

Покосившись в их сторону, я скомандовал:

– Отошли, – и позвал: – Саша!

Терминатор с тесаком появился за отбойником. Лежащий посмотрел на нож, на дробовик. В глазах проявилось понимание, чуть погодя – досада. Он понял. Проводив взглядом Сашу, швырнувшего в кусты нож и направившегося к брошенному оружию, мужик поморщился и, кажется, сплюнул.

Бросив Саше:

– Присмотри тут, – я неторопливо направился к «опасному», косящему из-под локтя бешеным взглядом. Пора заняться неприятным.

Стараясь не подходить к нему вплотную, я кое-как ногами очистил от оружия местность и озадаченно уставился на пленника. Тут не обыскивать – даже приближаться страшно. Разницу между бойцом и вооруженным клерком наглядно демонстрировал холодок в загривке. Этому удоду я не соперник. Порвет.

Для полноты картины – контуженный лежал, навалившись грудью на собственный автомат. Слава богу, направленный не в мою сторону. Волчара нагло и весело скалился, будто говоря: «Обыщи, хлопчик». Папа! Я поймал за хвост медведя! Что дальше?

А времени, кстати, – не вагон. В подтверждение со стороны убиенных донесся перелив тонального вызова.

В принципе ответ я знал – выстрелить в этого…

Еще раз пиликнул вызов. Я жевал сопли, теряя драгоценное время…

Вздохнул, собираясь. Мужик все понял по глазам. Я ж говорю – опытный… Был.

Убивать без горячки – тяжко. Я справился… став на частичку ближе к уродам. Отвернувшись, я поймал единственный взгляд – Сашин. Терминатор смотрел уважительно и грустно. Понимающе. Похоже, у него имелись свои скелеты…

Ладно, хватит лирики. Оружие и транспорт есть. Теперь – инфо. Насколько я понимаю в психологии – самое время для допроса.

– Сирхаб! – позвал я.

Многострадальный нехотя приподнял голову, уставившись в район моих ботинок. Взгляды остальных бегали по земле – встречаться со мной глазами они категорически не желали.

– Сколько новых приехало к вам ночью? – спросил я, присев и начиная копаться в мешанине чужого оружия.

– Шесть машин.

Правильно. О, гранаты! Я пихнул в карман два гладких увесистых кругляша.

– А людей?

– Около сорока… живых, – поспешно уточнил вопрошаемый. – Ночью был бой, нескольких убили.

Выбрав автомат, я убрал дробовик за спину, без особой охоты сменив его на «АК». И сидя на корточках, испытующе глянул на него снизу вверх.

– Сколько всего ваших в поселке?

– Человек сто.

Из вэна донесся еще один тональный сигнал. Достали. Пора смываться.

– Кто главный?

Магазины быстро заполняли пустые карманы разгрузки.

– Был Барах. Ночью приехал Аль Сауд. Абдалла аль Сауд, – поправился он, сдав свое начальство. – Теперь не знаю, кто из них главный. У Бараха людей больше, у Абдаллы – опытнее.

Обожаю арабов. Точнее их принцип – живи одним днем. Хотя на его месте любой бы пел соловьем, зная, что собеседник заживо плит людей и стреляет пленных… Плохая репутация – хорошая вещь. Но в плен лучше не соваться – успешных нигде не любят.

– Где они?

– Барах – в «Санрайз Ресорт». А Аль Сауд со своими людьми занял брошенный отель. Не знаю названия, но он третий… отсюда.

Помню. Чудненько. У нас новые соседи – главный головорез квартирует у рынка.

– Что в Санталии?

– Не знаю.

Значит – власти держатся. Если бы арабы взяли город, молчать бы они не стали.

Из-за дорожного ограждения показались два новых, исцарапанных действующих лица с одним разряженным «РПГ» на двоих. Собеседник дернулся, узнав Мишу.

С чего бы? А, да – бух был с ножичком и рожей серийного убийцы. Прибывшие прямиком направились к трофеям, проигнорировав общество. Поняв, что резать не будут, Сирхаб отмяк – у парня не жизнь, а сплошные качели.

– Эти трое – кто? – Кивок в сторону его компаньонов.

– Феллях. Крестьяне, – перевел он. – Ты меня убьешь?

– Еще не знаю, – честно ответил я. – Где ключи от машин?

– У него, – кивок на лежащих.

Я нагнулся, выпрямившись с парой выкидных ключей. Какой из двух выбрать? Ближайший? Лучше – неразгруженный.

– Кидай хурду в «Фольксваген». – Я бросил Ивану ключи и, таща Сирхаба за собой, подошел к Саше и его подопечным. – Что же с вами делать, уроды?

Бух обошел меня и, подойдя к ближайшему, молча взял его за руку, положив безвольное, смуглое запястье на бетонный блок. Приклад приподнялся и опустился. Парень охнул. И чуть погодя заорал. Я содрогнулся – ни разу не видел, как ломают руки. Но это выход.

– Скажи им не дергаться, – перекрикнул я начавшийся гвалт.

Бледный Сирхаб закричал своим. Пленные, за исключением голосившего страдальца, заткнулись. Эти отделались сломанными пальцами.

– Пусть уходят, – сообщил я толмачу.

– А я?

– Рука или пуля?

– Рука, – без колебаний выбрал он.

– Может, пуля? – подал голос бух. – Знает много, встречается часто…

– Не надо, я уйду навсегда. – Сирхаб, глядя на него, положил запястье на бетонный блок. – Пожалуйста, ударьте меня, сайеди.

Меня кольнула совесть – парень вымаливал вожделенный перелом.

Со стороны поселка послышался далекий шум машины. Миша показал пленным – кыш! и поднял автомат. Терминатор встал с колен.

– Мочим или сматываемся?

Сирхаб побледнел, приняв это на свой счет. Показался внедорожник, за ним – пикап. Опять пикап. …ть! Допрыгались…

Среда. Утро, 06.10.

– Сматываемся!

Иван закидывал барахло в салон, пленные топтались на месте, выпав из реальности. Безумной реальности…

Обе машины остановились, располнев – распахнутые дверцы выпускали юркое содержимое. Дежавю. На лицо буха тоже снизошел дар пророчества.

– Нам хана. – Голос был спокойным, глаза – дикими. – Если уйдем, снимут на серпантине.

Иван, надсаживаясь, орал от вэна:

– Поехали!

Взгляд Майкла, вопль – мозг получил драгоценный пендель. Горячие восточные ребята – насколько вы азартны, хлопцы?

– Загоняй пленных в машину и валите!

– Куда?!!

– Насрать! За первый поворот! Саша, падай!

Встав на четвереньки и порысив к заграждению, я подал пример. Саша упал в обнимку с пулеметом и откатился к ограде, как настоящий военный. В следующую секунду пылью и обломками взорвался бетонный блок – пулеметчик брал прицел. Два хлестких раската пришли с запозданием. Я подполз к заграждению и вжался в него спиной, понимая, что оно не спасет от пули калибра водопроводной трубы. Естество орало «нет!».

На хрен! Скрипя зубами, Миша пинками гнал калек к вэну. Машина визгнула шинами, едва последняя нога покинула асфальт. Звонкое «бам» по кузову. Заднее стекло осыпалось, из открытой дверцы кто-то выпал. Удары крупнокалиберного хлыста перекрыли звук шин. Дальняя сторона дороги обильно брызнула каменными осколками и пылью. Вэн влетел в материализовавшуюся тучу и исчез. Щелканье бича стало непрерывным, но пулеметчик отставал от событий – темп жизни в Ярославле покруче арабской глубинки. Ганмэн сорвал зло на второй машине – пустой кузов закачался и загудел. Пули протыкали корпус и втыкались в склон, дробя камни. Вжик – бум – бах!

Отвернувшись от летящего стекла, я воткнулся взглядом в безумные глаза Саши. Тот моргнул, гася безумные огни, превратившись в сильно озабоченного мужика за сорок, лежащего на пузе за низким бетонным бортиком.

Пулемет смолк, завалив пост мусором и занавесив пылью. Саша облизал губы и почесался. Я чихнул. И, отложив автомат, под взглядом напарника вытащил на божий свет обе гранаты. Поизвивавшись, как дама, стягивающая колготки в тесной примерочной, снял со спины дробовик, выложив свое добро по соседству с автоматом.

Разглядывая мой арсенал, Саша вполголоса спросил:

– У нас есть план? Или… Ты что задумал, камикадзе?

Кивнув головой на ограждение и сглотнув, я кое-как совладал с подрагивающим подбородком.

– Они в азарте. Кинутся скопом догонять – поимеем их на въезде. На скорости тут не проскочишь, – кивок на разбитую патрульную машину возле въезда.

– А должны?

– Сейчас увидим.

Сашка помолчал.

– Дай одну.

– На, – железный кругляш перекочевал на ту сторону проезда.

Мы замолчали. Повлиять на события было уже невозможно. Оставалось ждать и надеяться. Я научился этому сравнительно поздно, восстановившись на дневном после армии. Избыток адреналина, свободного времени и здоровья я решил потратить на курсах трюкачей. Контора специализировалась на падениях с высоты. В основном – на воду.

По большей части мы просто дурачились на пятиметровке. Тренер забил на нас, довольствуясь пятиминутным инструктажем в начале каждой тренировки. День на третий, три двадцатилетних обалдуя (и я в том числе), подначивая друг друга, забрались на десятку. Мы уже знали, что дурачества заканчиваются на семи метрах, но там уже наскучило – кипевший адреналин искал выход. Слетев с самого верха по разу самым простым способом, мы вознамерились исполнить полный оборот назад. Ошибка могла обернуться компрессионным переломом – на десятке не шутят. Толпа одногодок внизу замолкла, поедая нас глазами. Нам было не до них – встать спиной к краю было стремно. Первым ушел вниз крепкий и решительный парень по имени Сергей. Не чисто, но для первого раза – прилично. Я шел вторым. Зафиксировавшись и начиная заваливаться, я осознал – либо я тупо выполняю все, сказанное тренером, либо даю волю рефлексам… и всплываю со сломанным хребтом. Именно в то мгновение я научился включать принцип – «делай что должен, и будь что будет»…

Если обе машины «сломя голову» кинутся вдогон, пулемета и дробовика на них – выше крыши. Если одна из тачек отстанет… Значит, я плохо разбираюсь в людях.

Пытка временем не затянулась – судя по звуку, за забором кто-то ехал. Я поднял с асфальта железное яйцо и отогнул усики. И какое у нас замедление?

Не выдержав, краем глаза глянул за ограду – несутся, красавцы.

– Кидаем вместе. Потом моя первая, твоя – вторая.

– Лады.

Выдрав кольцо и глядя в землю, я вслушивался в приближающийся звук. Пожалуй – пора. Средний палец отогнулся, звякнула отскочившая чека. Произнеся «Раз», я отвел руку назад. На счет «Два» рука пошла вперед, выпуская стальное тельце из мокрой ладони.

– Три.

Пальцы сжали скользкую шейку приклада.

– Четыре.

За оградой дважды грохнуло. Я встал на колени, вознося молитву и «Мосберг». Пикап, разметав сизую дымку взрывов, замедляясь, накатывал на меня. Латунная точка мушки села на лобовое стекло. Спуск. Картечь внесла в салон побелевшее стекло. Пикап дернулся влево, из кузова что-то выпало. Возможно – кто-то. «Мосберг» лязгнул, качнулся и долбанул вторично. Оглушающий грохот очереди справа и мой выстрел совпали. Водительская дверь стала богаче на полтора десятка дырок. На прочее я не отвлекался – убьют так убьют. А у меня имелось незаконченное дело.

Нос пикапа ткнулся в ограждение, сдвинув блок и осыпав капот лохмотьями стекла. Передернув цевье и прыжком взлетев на бетонный куб, я встретился взглядом с человеком, отлипшим от задней стенки кабины. Камуфлированного мужчину с бешеными глазами и меня разделяли борт пикапа и затворная рама пулемета над кабиной. Ствол дробовика уставился между ними и гавкнул. Мужика перегнуло в поясе, вынося из кузова спиной вперед.

Загнав в ствол последний патрон, я бегло оглядел замершую машину – двое в кабине и летун из кузова опасности уже не представляли. Суматошный поиск взглядом выпорхнувшего на повороте. Неподвижная фигура лежала на обочине. Последний бах, последний патрон. Все. Красная пластмассовая гильза с латунным основанием выскочила из патронника и шлепнулась поодаль. Я «завис», как компьютер. Программа завершена. Что дальше?

Единственное осмысленное действие, пришедшее в голову, – слезть с бетонного «постамента». Соскочив на асфальт, я уставился на вторую, сотрясающуюся от попаданий, машину – Саша, скупо отсекая патроны, продолжал расстреливать ее в упор. Вздрагивая от резких звуков выстрелов, я потер лицо пятерней и, отложив «Мосберг», цапнул автомат. Куда стрелять?

Не считая Саши и меня, в ближайшей округе оставались только трупы. Присев на блок, я положил оружие на колени.

– Может, хватит?

Лязгающий механизм заглох.

– Что? – Пулеметчик перевел на меня пустые глаза. Закопченный ствол шевельнулся. Из темной дырки выполз и растаял серый дымок.

– Хватит!

– А… – в пустые глаза входило сознание. Терминатор качнул зрачками на свою цель. Оценив состояние изрешеченной машины и переведя взгляд на пикап, молча сравнил. Плечи расслабились. Поднявшись на ноги, Саша пару секунд подержал ладонь над стволом.

– Горячий, – заключил он и, взявшись за верхнюю рукоятку, поднял потрудившийся агрегат. – Сваливаем?

Вместо ответа я повернулся к единственной, относительно целой машине. По идее, разбитые стекла и погнутый бампер на способность к передвижению не влияют. Если только не ушел передний мост. Я заглянул под кузов – кажется, мост был на месте. Хотя – я не специалист. Приоткрыв водительскую дверь, я придержал вывалившееся тело. И опустив мертвого на землю, заглянул в кабину. В общем, не так плохо – сиденье запачкалось только со стороны двери. Клацнул замок пассажирской двери, и второе тело с шумом исчезло в проеме – Саша не испытывал деликатности к чужим умершим.

– Едем? – поинтересовалась его голова, возникшая в проеме.

– Сейчас, – положив автомат в салон, я вытянул наружу тяжелое, крошащееся полотнище лобового стекла, смахнул осколки с сиденья. Все?

Нет. Эмоции пересилили рассудок, и, спрыгнув с подножки, я вернулся за пустым дробовиком. Патронов может и не быть, но безотказность и убойность… машинка впечатлила. А патроны… Может, и найдутся.

Ухватив пистолет из поясной кобуры водителя, я взгромоздился в «седло» и, закинув дробовик назад, повернул ключ. Движок мягко завелся. Мы переглянулись.

– Поехали.

Глава 18

Среда. Утро, 06.24.

Выехав за пределы поста, я попросил пассажира:

– Высунься в окно и сделай рожу поприветливей.

– За хрен?

– Меня не прикалывает дружеский выстрел из гранатомета.

Оценив масштаб проблем, Саша молча привстал и высунулся.

Свои нашлись за третьим поворотом. Иван с Мишей куковали в салоне, высадив пленных на обочину.

Арабский выводок, закатывая глазки, тихо подвывал. Бледный конвой нервно цыкал зубом.

Я притормозил и высунулся:

– Саша, заканчивай гонять воздух. – И, повернувшись к арабской массовке, любезно попрощался: – Пошли на хрен.

– А?.. – подал голос бух.

– Потом. Тачка на ходу?

– Да.

– Поехали.

Оставив брошенных (или отпущенных?), машины ушли на серпантин. Две из трех стоящих фигур абсолютно одинаковым, бережным жестом придерживали правые руки.

Среда. Утро, 06.40.

Живописные, пустые, при этом – хорошие. Такие дороги не часто встречаются сегодня. Нам повезло. Море было голубым, горы – серыми, асфальт – пустым и гладким. Художник, скрывающийся в каждой очерствевшей душе, мог раскрывать мольберт в любой точке трассы. Но восприятие – не синоним таланта. Свой я не нашел, так и не поднявшись выше ремесленника во всех умениях прошлой жизни.

В общем, единственное, что оставалось, – жать на газ. Дорога позволяла, ситуация настаивала. По такой трассе я бы с удовольствием втопил сотни полторы, но… Ветер, раздув порыв души, выжал обильную слезу. Гася ей то, что распалил. Компромисс меж ветром и скоростью нашелся километрах на семидесяти. В сем неспешном темпе мы отмотали километров восемь. И, обогнув роскошный, поросший зеленью живописнейший отрог, я нажал на тормоз. Вэн вильнул, тормозя. Заняв всю ширь дороги, оба водителя – Иван и я, переглянулись.

– Что стоим? – пробурчал Ванин пассажир, пытаясь продрать глаза руками.

Мой был лапидарнее.

– Что? – спросил он, поднимая голову.

– Заправка. – Я потянулся за биноклем, приоткрывая дверь. Пикап качнуло – восемьдесят пассажирских кэгэ шустро перекочевали в кузов. Встав на подножку, я воззрился на самую обычную заправку, прилепившуюся к склону горы. Четыре колонки под желтым навесом. Магазинчик и кафешка – под синим. Хохлы? Оптика приблизила, но не прояснила. Заведение выглядело брошенным, но целым.

– Странно. Закрыто, но цело. – Фраза доказала – одичать можно и за сутки.

Стеклянная дверь блеснула, отворяясь. На порог вышел дородный мужик и уставился в нашу сторону.

Я обернулся к кузову:

– Что думаешь?

Пулеметчик пожал плечами:

– Засада на заправке? Я бы не рискнул.

– То – ты. У местных мозгов могло хватить.

– Предлагаешь вернуться?

Мысль не грела.

– Собственно, деваться некуда. Поехали. Может, новости узнаем.

– Я пока тут побуду, – сверху многозначительно лязгнуло.

Ладно. Передернув затвор и положив черный агрегат на сидушку, я глянул на ярославца.

– Вано, за нами. Осторожненько. Если пальба – не останавливайтесь.

– Ладно, – втыкая передачу, буркнул «сосед».

Заправка уютно расположилась меж двух отрогов, прижавшись спиной к скальной стене, превосходно просматриваясь с любой точки двухкилометровой дорожной петли.

С отсутствующим стеклом открывать дверь не понадобилось.

– Салям, – глядя на собеседника, поздоровался я, остановив машину. На лице заправщика читались подавленность, мрачность и нескрываемая настороженность. Здоровый бланш вокруг темного глаза говорил лучше слов – с повстанцами он уже знаком. Толстяк молча пялился на тачки, разглядывая пулемет, дыры и выбитые окна.

Привычный вопрос «Говоришь по-русски?» – приподнял правую бровь встречающего. Наклонив голову, отчего упитанная щечка слилась с шеей, он впился в меня взглядом:

– Русские?

– Да. Бензин есть?

– Есть, – сознался он. – Насос не работает. Электричество… – он потерянно махнул рукой.

– Мы заплатим. Миша! – повысил я голос.

Хлопнула дверь.

– Что?

– Дай денег. Сколько? – Это уже было к заправщику.

– Электричество… – затянул песню заправщик, заткнувшись при виде пачки денег.

Выйдя из машины, я вытянул из стопки несколько бумажек.

– Запускай генератор и начинай, – проговорил я, вталкивая три сотни в нагрудный карман грязноватого комбеза. – Мы пока заглянем в магазин. Там есть кто?

– Племянник, – пробурчал прохвост, направляясь к задней стенке пристройки.

Мы пересекли порог магазина под звук чихающего движка. Звук сменился треском, и вентилятор под потолком, медленно убыстряясь, принялся месить воздух грязными лопастями.

Карты торчали прямо у входа. Цапнув сразу пяток, я протиснулся мимо стоек с восточными сладостями. Сластям был нанесен урон – даже старательная выкладка не могла скрыть пробелы в ассортименте. Дальше обнаружился ряд с водой и чипсами, а за стойкой – смуглый пацанчик лет семнадцати. Темные глаза принялись молча сверлить мне спину.

Я огляделся – вокруг, насколько хватало глаз, простирались напитки, сласти и сувениры. И ни единой завалящей колбасы. Или хотя бы «Доширака».

Подхватив пластиковую упаковку воды и водрузив на нее местную разновидность рахат-лукума с пачкой шоколада, я подошел к кассе и огляделся. Сигареты торчали за спиной парня. Темные очки рядами пустых глаз висели на стойке. Алкоголя не видать.

Сняв четыре пары очков, я скомандовал, выкладывая на кассу еще несколько бумажек:

– Блок «Мальборо».

Повеселев, пацан сцапал деньги и подал сигареты.

– Виски? – интонация была вопросительной.

Я показал виват – две. Из-под стойки показался красный «Дениэлс». Неплохо. Выдав парню еще сотку, я позвал:

– Майкл, помоги!

Нагрузившись скарбом, мы вышли из магазина. Заправщик уже заканчивал. Закинув барахло в салон, я поинтересовался у вешавшего пистолет на колонку толстяка:

– Связь есть?

– Телевизор.

Уже лучше.

– Что говорят?

– Военное положение. Всем велено сидеть по домам, пока армия не переловит мятежников.

– А она переловит?

– Говорят, что из Санталии их почти выбили.

Нормально. По крайней мере понятно, где находится линия фронта.

– А там? – Я кивнул по ходу нашего движения.

Мужик замялся.

– Вы туристы? – наконец решился он.

– Да.

– А это? – Красноречивый кивок на автомобили и оружие.

– Отобрали. У мятежников.

Недоверчивый взгляд на меня. На машины. На многочисленные дыры в кабине. Мужик засопел и вытянул из кармана мои деньги.

– Бензин бесплатно. Продай автомат.

Я задумался.

– Бух, у нас лишние есть?

Миша оживился – намечалась прибыль.

– Поищу, если добавит.

Мужик сориентировался мгновенно.

– Абдуло! – взревел он. – Неси деньги гостей!

– Другое дело. – Миша сунулся в салон.

Лицо вышедшего пацана было темнее тучи. Увидев буха, протягивающего автомат родственнику прикладом вперед, парень расцвел. Деньги опять поменяли хозяев, автомат – заботливые руки.

– Отнеси, – велел племяшу дядя, передавая ствол и четыре магазина. – Кстати, я – Догу, – наконец представился он. – Кофе?

Я вопросительно посмотрел на своих – почему нет?

Через несколько минут, потягивая кофе, мы вчетвером сидели под навесом – Догу, Иван, бух и я. Терминатор пил бодрящий напиток прямо на посту, у пулемета, разжившись новым пластиковым стулом.

Вкратце рассказав хозяину о наших приключениях в покинутом поселке, я поинтересовался – знает ли уважаемый Догу о том, что лежит впереди?

Дядька задумался и попросил одну из карт, торчавших из отворота разгрузки.

– Куйнюк. – Толстый палец уперся в протяженное пятно на побережье. – Мы. – Палец переместился на точку, сантиметров на пять отстоящую от следующей прибрежной кляксы под названием Кердеби, оттуда мы выехали утром. – Здесь их много. – Палец опять ткнулся в поселок с неприличным названием. – До него на дороге ничего нет. – Ноготь с темным ободком поерзал по отрезку заправка – Куйнюк.

– Корабли, лодки?

– Здесь. – Заправщик показал на дальний конец неприличного поселка.

Мда. Что есть поездка по городу, в котором тебя активно не любят, – я уже представлял. Каюк, тьфу, Куйнюк был заметно побольше нашего Кердеби. А следовательно, проблем там будет больше.

– Есть другая дорога в Санталию?

Дядька махнул рукой на вэн.

– Не для него. Там пройдет только этот, – кивок на пикап.

– Где она?

– Здесь, – вместо дороги палец показал на реку. – Она сейчас пересохла, – пояснил хозяин. – Свернете здесь и доедете до этого места. – Палец показал на едва видный проселок километрах в пятнадцати от побережья. – Дальше поедете по этой дороге.

Извивающаяся козья тропа упиралась в пригород Санталии.

– А дальше?

– Иншалла. – Мужик развел руками. – Не знаю. Война.

– Спасибо, друг. – Встав, я подумал и сходил к машине, вернувшись с еще одним стволом.

– На. Отдашь племяннику.

Не знаю, куда и в кого будут палить эти двое, но живущим на войне оружие нужнее денег. А мы… просто туристы.

Впервые уезжал с курорта с искренним напутствием аборигенов – «Доброй дороги!».

Среда. Утро, 07.40.

Разбитый мотоцикл встретился километров через двадцать. Спортбайк, раскрыв трубы рамы, распластался у подножья скалы. Труп в красно-серой куртке и расколотом шлеме лежал метрах в пятнадцати. Костя уехал недалеко.

– Знакомый, – пояснил я, притормаживая и ища взглядом чоппер.

Загонщик мамонтов нашелся метров через сто. Тезка успел понять. И даже – встать.

И все… Могучее тело, пяток дырок…

Скулы свело – десяток пуль походя отняли у парней дорогу и жизнь. Вздохнув, я заглушил мотор и открыл дверь. Обыскав тела и забрав документы, я нагнулся к телу тезки.

– Давай вместе.

Я приподнял голову – Иван.

– Давай.

Уложив парней под скалой, мы в восемь рук закрыли тела камнями и вкатили на получившийся холмик разбитый чоппер, подперев булыжниками.

– Кто они?

– Позавче… нет – вчера ночью случайно разговорились. Байкеры. Большой – Дима. Второй – Костя.

Краски не было. Иван обошелся, выведя «отработкой» на светлой скале – «Костя, Дима. Русские. Отомщены». Место подписи занял пустой «Мосберг». Такая подпись имела вес.

Среда. Утро, 08.20.

Найти нужную речку оказалось несложно – приметная арка эстакады пересекла каменистый ручей… и помчалась дальше, с обеих сторон огороженная стальными брусьями отбойников. Незадача – съезда не было. Через километр я начал нервничать. Кстати сказать – до Куйнюка оставалось не больше десяти кэмэ.

Дорога решила поберечь наши нервы – метров через пятьсот в стальных перилах нарисовался проем в сторону моря. Ладно, сойдет.

Включив поворотник, пикап пересек двойную сплошную и, прокатившись по короткой гравийке, вкатился на пляж – мечту нудиста. Гладкий, ровный и абсолютно пустой. С одной стороны сверкала ослепительно-голубая вода, с другой – живописные, покрытые зеленью горы.

Вслед за нами зашуршал гравием вэн. К моему удивлению, вэн доехал не только до речки, а гораздо дальше. Свернув на каменистое дно, покачиваясь на камнях и неровностях, обе машины прокатили по руслу километра полтора.

Миновав рощицу на склоне, я свернул. И загнав машину под деревья, заглушил двигатель. Микроавтобус втиснулся рядом. Моторы заглохли, погрузив нас в первобытную тишину. Хлопанье дверец, зевание, потягивание, сигаретный дым.

– Хорошо!

– Пожрать бы!

– Лучше поспать! – Иван рухнул на травку.

– Поправка принимается. Тихий час на сто двадцать минут. Кто дежурит?

– Я, – вызвался успевший покемарить по дороге бух.

– Разбуди меня через час, – пролепетал я, щелчком откидывая окурок и отрубаясь.

Среда. Утро, 09.30.

Толчок в плечо выпихнул из сна. Раскрывшиеся глаза зажмурило ярко-голубое небо. Я проворчал и заслонился ладонью. Под козырьком из пальцев жизнь смотрелась лучше. Лазурь заслонило лицо кировчанина.

– Вставай, соня.

Приподнявшись на локте, я кивнул и огляделся. Сонное царство.

– Еда на капоте, – укладываясь на травку, заботливо пробормотал бух. И повернувшись набок, сперва затих, а потом – зашумел носом. Я заслушался. Композитор в его носоглотке, уступая «Роллингам» в мелодичности, не уступал в проникновенности. Умаялся, бедняга.

Потянувшись, я сел. Поспалось душевно. Встав и еще раз, уже стоя, потянувшись, я прогулялся к машинам. На капоте ждали бутылка воды, рахат-лукум и вскрытая консерва, накрытая чистым носовым платком. Интересно, где бух взял чистый носовой платок?

Плеснув воды на ладонь, я обтер лицо и, потыкав ножом в банку, извлек кусок холодной говядины. Неторопливо разжевывая мясо, я вспомнил вчерашнюю одышку и, продолжая жевать, принялся разминаться. Путь к здоровью долог и тернист. Но начинать надо.

Шея, плечи, торс …ть! А у меня, оказывается, все еще здоровые плечи. С удивлением поглядев на свой мускулистый, несмотря на последние годы, бицепс и дожевав мясо, я перешел к наклонам. Ярославец приподнял голову и, поглядев на меня сонными глазами, покрутил пальцем у виска. Я согласно кивнул – ага, звезданулся, переходя к приседаниям. Голова гренадера опустилась. Бай-бай.

Закончив с разминкой и почувствовав, что окончательно проснулся, я отпил воды и, закурив, сунулся в салон пикапа. Разыскав и повесив на плечо железяку с изогнутым рожком, я цапнул карту и уселся под деревом на собственную пятку, принимаясь за неторопливое и тщательное разглядывание бумажного листа.

Итак, прошлая жизнь – покинутый Кердеби, в виде штрихованной полоски вдоль берега. Несостоявшееся будущее – клякса побольше. Куйнюк. Почти каюк, но не наш, похоже.

Наш ждал дальше, где-то на короткой голубой полоске, впивающейся в предгорья. Или на бледно-коричневом проселке, пересекающем голубую пиявку километрах в пятнадцати. Но скорее всего – в жирной блямбе миллионника на равнине. Вот там куйнюк так куйнюк – километры запутанных кварталов и изломанных дорог. Дорога до двух длиннющих параллельных полос на противоположной окраине города будет долгой. Что творится в мегаполисе – знают только Христос на пару с Аллахом. Или командование обеих сторон конфликта.

Что до нас, убогих, – единственное, что требовалось знать, показывал серебристый лайнер над головой. Аэропорт работал. Значит – дороге быть.

Среда. День, 14.30.

Пять часов спустя мы уже были не рады так называемой дороге, напоминающей жаркий каменистый ад. Очищенный от шмотья и брошенный микроавтобус не протянул бы и десятой части преодоленного. То, что пикап еще был с нами, можно было считать чудом без натяжек.

Большую часть пути мы занимались перекладкой «мостовой», натаскиваясь в умении складывать каменные пазлы. Мостик, спуск, закладка промоины. Очередной шофер занимал место за рулем, трое дорожных рабочих – «место под солнцем», на капоте. Колымага, фыркая, преодолевала сглаженное нашими руками препятствие и ковыляла по булыжникам очередные сто-двести метров. Остановка. Очередное матерное обсуждение на тему – пройдет/не пройдет. Если побеждала вторая точка зрения, бригада во главе с бригадиром извлекала погонщика пикапа из кабины и, оскверняя хрустальную тишину матерщиной и стуком камней, принималась за работу.

Среда. День, 15.30.

– Не верю!

Уставившись на дряхлый мосток, я всецело разделял мнение бухгалтера, произнесшего знаменательную фразу. Фраза и сие сооружение знаменовали конец тренировки по строительству пирамид. Мы добрались до проселка!

Пикап, ревя, выбрался на берег и остановился на поросшей ковылем колее.

– Шабаш, мужики. Перерыв и перекур. Для желающих – алкоголь в салоне.

На сорокаградусной жаре таковых не нашлось – какой смысл воспроизводить ее в желудке? Выбравшись наружу, все упали в тени машины, на обочине, наслаждаясь тишиной, покоем и запахом разогретого железа. Хорошо-то как!

Пару минут никто не подавал признаков жизни – все наслаждались состоянием всеохватывающего, абсолютного безделья. Тишину нарушило бурчание соседского живота.

– Пожрать бы!

– У нас – диета.

– Какая?

– Консервы и рахат-лукум!

– Я участвую!

– И я!

Но сперва была помывка. Спустившись к речке, мы поплескались в обжигающе-холодном ручейке. Ошметки речки, питавшейся ледником, практически не отличались температурой от первоисточника. Водичка взбодрила, направив пот и пыль к побережью, а голодные организмы – на поиски пропитания. К железной шайтан-арбе.

Кто ищет – найдет… по банке осточертевшей, но желанной говядины и липкоприторных восточных сластей.

Минут через десять с набитым брюхом я отвалился от дастархана. Уф.

Терминатор, дожевывая что-то сладко-тягучее, разжал челюсти, намертво склеенные сладким цементом.

– Дима, надо бы барахло раскидать по кучкам.

Я пошарил языком во рту, проводя ревизию зубов после клейкой халвы. Все пломбы на месте. Удивительно.

– Зачем?

– Если разлучат обстоятельства.

Мысль была понятна – в городе ожидало что угодно, начиная с недружелюбных людей и заканчивая ими же, в компании тяжелого вооружения.

Вздохнув, я неохотно встал. С чего начать? Пожалуй – с главного.

– Майкл, вытаскивай заначку.

Бух улыбнулся, извлекая деньги, уже разделенные на четыре кучки. Вот жох!

– Примерно по восемь тысяч баксов в каждой. Поскольку – в трех валютах.

Три протянувшиеся руки облегчили Мишу на двадцать четыре тысячи. Майкл улыбнулся еще раз и полез в другой карман. Новая пачка. Похоже, деньги любили не только счет, но и счетоводов.

– Откуда дровишки?

– В основном – с утренних жмуриков. Плюс Сирхаб с друзьями добавили.

Оказывается, мы обобрали пленных. И мертвых. Чудесно.

– И на сколько мы поднялись?

– На шестнадцать штук.

Миша шелестел бумагой со скоростью раскрутившегося счетчика купюр.

– Прошу.

Четыре штуки нашли приют в заднем кармане. Сидеть будет неудобно, но приятно.

– Спасибо, Майкл. Теперь о личном – я про оружие.

Каковое имелось у нас в избыточном количестве. Одних автоматов – шесть штук.

– Сколько у нас магазинов?

У меня имелось четыре. У буха – шесть. Самым запасливым хомяком оказался Иван – девять. У Терминатора имелось полторы ленты на два разных калибра… Обе – пулеметные.

– Возьми автомат.

– За хрен? – Обладатель пары пулеметов по-наплевательски относился к личному оружию.

– Война придет – хлебушка попросишь. Иван, как насчет поделиться?

Ваня с постной физией подвинул в мою сторону два.

– Пилюлю надо подсластить, – я сунулся в салон и извлек шесть железных кругляшей.

– Два за два, держи.

Гренадер, получив гранаты, расцвел.

– А это тебе. – Вторая пара пошла буху. Последние, подумав, я оставил себе, протянув Сашке пистолет, вытащенный из-за пояса.

– Хочешь?

Терминатор взвесил на ладони Г-образное и вытащил магазин.

– «Глок», – прочитал он надпись на затворе. – Вещь!

Посмотрев магазин на просвет и пересчитав патроны, он поумерил энтузиазм.

– Тут только десять. Магазины еще есть?

– Только этот.

– Жаль. Этим только застрелиться. Спасибо, нет.

Пожав плечами, он протянул механизм обратно.

– Как хочешь. Иногда и застрелиться не помешает, – ободрив себя этой мыслью, я засунул «Глок» обратно. – А что у нас по твоим калибрам? – Я поднял голову к надкабинному монстру.

– Двенадцать и семь, осталось двадцать семь штук. Предыдущий владелец был расточителен.

– А «ПК»?

– «ПКМ», – возмущенно поправили меня.

– Ой, простите, пожалуйста.

– Полторы ленты.

– Ясно. Отлить, попить?

Желания никто не выразил. Я напялил темные очки.

– Тогда убираем стол и прошу в салон.

Господа, извлекая окуляры, полезли по местам. Саша – в кузов.

– С богом, мужчины. Понеслась.

После речки проселок ощущался трассой – пикап пер, как носорог по прерии. Шли под восемьдесят – больше газа, меньше ям. Подвеска глотала все, главное – чтоб не сдуло пулеметчика.

Шум ветра в ушах, мелькание близких скал и склонов, мрачные тенистые ущелья. Через час езды горы разбежались – на открывшейся равнине колышущимся миражом обрисовалась цель – неровная зубчатка высотных домов, окруженная низкорослыми предместьями. Пикап клюнул носом, тормозя.

Ну вот, до Санталии, считай, добрались. Осталось въехать.

Глава 19

Среда. День, 17.00.

Иван протянул руку к приборке, включив радио. Голоса на арабском, обрывки восточных мелодий. Пара станций давала рок.

– Новостей нет, – оставив волну с местной попсой, констатировал ярославец.

Бух поерзал.

– Большинство так называемых новостей – сплетни. Юноша, выключите эту лабуду.

– Музыка же?! – удивился водитель.

– Во-первых, это – не музыка. Во-вторых – музыка рождает эмоции и убивает мысли, – наставительно изрек Майкл. – А поразмыслить сейчас не помешает.

– О чем? – хмыкнул «диджей».

– О безопасной доставке в аэропорт наших задниц.

– Ладно. – Иван выключил «помеху» и, вытянув из бардачка карту, мстительно сунул ее под нос «мыслителю»: – Думай.

– Спасибо, юноша, – бух был непробиваем. – Итак, что мы имеем?

Мы имели жмущийся к побережью город-миллионник. Длиннющее шоссе вдоль побережья и другое, со стороны материка, образовывая подобие «Т», разрезали сей пирог натрое. Городская речка, имевшая «пьяный вид» по причине общей извилистости, вносила диссонанс в относительно строгую геометрию восточного мегаполиса. Наша «партизанская тропа» примыкала к трассе со стороны материка, воссоединяясь с ней километра через четыре. Сам город, очерченный полукругом окружной, начинался еще через километр после «смычки». Аэропорт, обозначенный силуэтом самолета, торчал на противоположной окраине. Выбор маршрутов ограничивался двумя вариантами – город или огород. О конфигурации линии фронта карта, к сожалению, умалчивала.

– Короче, синьоры, – оторвав взгляд от сгустка разноцветных линий на бумаге, я взял инициативу на себя. – Едем до трассы, там активно осматриваемся. При незапланированных встречах все делают каменные лица. Вано – специально для тебя, – даже не кивать!

Ярославец угукнул.

– Дальше. Пока в машине – команду на стрельбу даю только я. Водила – тапок в пол, остальные обильно стреляют. Куда – неважно. Главное – сразу и до хрена. И только отъехав – задают вопросы.

Я оглядел личный состав. Иван репетировал «каменное лицо», бухгалтер озабоченно мял сложенную карту, присевший в кузове пулеметчик без выражения разглядывал затылок буха.

– Поехали, Иван. Медленно и печально.

Среда. День, 17.20.

Чем ближе мы подъезжали к шоссе, тем обширней становилось поголовье мурашей на загривке. В кабине, пожирая нервные клетки, висела напряженная тишина – все хотели жить. И желательно – до́ма. К сожалению – больше второго, чем первого. Как там говорил азиатский классик? «Избавься от желаний» и обретешь блаженство. Правда, насчет продолжительности вожделенного кайфа мудрый азиат умолчал…

Однако я отвлекся. Дорожка свернула, показав вдали пустую, как головка юной секретарши, трассу. По обочинам пошли домишки. Пока – нечасто. Сгоревшая заправка и пара до недавнего времени вполне цивильных, а ныне – разгромленных коттеджей обозначали начало цивилизации – мы явно приближались к городу. По правой стороне нарисовался явный гипермаркет с большой стоянкой. О боже! Цивилизация с большой буквы!

Наша дорожка выходила прямо на его стоянку. Озираясь, мы медленно проехали через нее. Брошенные тележки, разбросанные по асфальту пустые упаковки, обрывки бумаги. Асфальт перед входом был усеян битым стеклом – похоже, магазин брали штурмом. Перед въездом на парковку раскорячился пикап, как две капли воды похожий на наш. Порыжевшие, обгоревшие ободья, закопченный кузов. Растрепанный выстрелами асфальт немного оплавился под обгоревшей машиной. От машины несло гарью и чем-то сладковато-кислым.

– Тормози.

Иван тормознул неподалеку от входа – развороченного стеклянного куба. Часть стекол осыпалась, двери выбиты. Похоже – бампером.

Мы огляделись.

– Торчим, как прыщ на заднице, – резюмировал Иван.

– Внутрь въедем?

– Попробую.

Пикап подъехал к дверям, сунув «морду» внутрь.

– Саша, верх проходит?

– Проходит. Давай помалу.

В хрусте битого стекла мы вкатились в предбанник. Хлопки дверец, эхо. Акустика – под стать театру.

Бывать в оскверненном храме торговли до сих пор не доводилось. Разгром был основателен – стоящие и опрокинутые там и сям тележки и палеты, вскрытые коробки на «ковре» из раскиданных бумаг, тряпок, платьев и нижнего белья. По сравнению с основным торговым залом это были цветочки. К ягодкам в громадный зал вела «тропа» из раздавленных упаковок сока, бесчисленных разбитых банок и бутылок. Там начинались джунгли из поваленных стеллажей, благоухающие тяжелым амбре продуктового перегноя.

Поглядев в сторону завалов торгового зала, я вопросительно взглянул поверх крыши – Терминатор с отсутствующими глазами нежно поглаживал малокалиберную «САУ» по филейной части.

– Саша?

– А! – Терминатор очнулся. – Чего стоим?

– Пошли найдем лестницу на крышу. Надо осмотреться.

Искомое отыскалась рядом – душный лестничный колодец и вожделенная дверь в конце пути. Дыра с лохматыми краями в филенке обозначала недавнее местопребывание замка. Выйдя из надстройки, смахивающей на бетонный скворечник, мы оказались среди необозримого моря горячего битума. Бортик крыши маячил где-то на горизонте. Сориентировавшись по сторонам света, я направился к нужному краю по черной, разогретой массе, чуть пружинившей под ногами. Подошвы отлипали от крыши с тихим чмоканьем. Чпок-чпок.

Ну вот и край – бетонный бордюр в полметра высотой. За ним, ниже, в десяти метрах – выжженный солнцем газон. Дальше виднелась трасса, упирающаяся в город. Не подходя вплотную к бортику, я остановился – хотелось «прочувствовать атмосферу» перед изучением деталей.

Не считая одинокого столба дыма в отдалении, город казался тихим и безмятежным. Как нашкодивший пацан в ожидании разборок с предками. Утопающие в зелени частные кварталы. Толпы жилых высоток ближе к центру. Чуть сбоку от центра высилось подобие московского Сити – пяток настоящих небоскребов. На сколько хватало глаз, на улицах не просматривалось никакого движения – город вымер. Посреди предгрозового покоя коптила свеча, этажей на двадцать, втыкая косой столб черного дыма в вечереющее небо. Мда.

Отведя глаза от полыхающего здания, я стряхнул минорный настрой. Наверх лез не ради острых впечатлений. Ладно, приступим-с.

Пара шагов к краю – показалась полоса шоссе, разделенная широченным, выгоревшим газоном. Потоков беженцев или оккупантов – не наблюдалось. Брошенные машины редким пунктиром обрамляли трассу, уплотняясь к кольцевой. За ней четкой границей города виднелись частоколы солидных заборов и крыш частных домов, выстроившиеся с идеальным порядком македонской фаланги. Частный сектор для состоятельных граждан тянулся с пару километров вглубь, сменяясь кварталами высотных домов. Я прищурился, рассматривая место въезда – там просматривалось нечто, напоминающее заставу или блокпост.

Вспомнив про бинокль, я извлек оптику, наведя ее на въезд. Дело кисло – несколько машин, брошенных у обочины, сужали проезжую часть до бутылочного горлышка, почти полностью перегороженную поставленным поперек грузовиком. Кузов завален мешками с песком, с уже привычным пулеметным стволом за ними. Просматривались и головы – застава не пустовала. За постом дорога ныряла под эстакаду, замыкавшую обзор. Карта утверждала, что дальше дорога продолжалась проспектом, тянущимся аж до побережья. Ну и ладно.

– Люди, чьи вы? – пробормотал я, вглядываясь в точки голов за мешками. На головах не видно касок. Хотя – не аргумент. По уставу живут только в Кантемировской дивизии.

– Что думаешь, Саш? – Я кивнул на пост.

– Хрен знает. Для нас все едино – в таких местах все сперва стреляют, а потом спрашивают…

– Опа, это что?

На трассе показался небольшой караван – пара туристических автобусов и один пикап неспешно рулили в сторону города. Автобус, шедший вторым, включил поворотник, и оба лайнера, приняв вправо, синхронно съехали на обочину, поднимая золотистый пыльный шлейф. Пикап «в голове» прозевал остановку подопечных. Заметив отставших, он тормознул и, воткнув заднюю, вернулся, остановившись посреди шоссе.

Не став пригибаться, поскольку до машин было довольно далеко, мы молча уставились на остановившуюся колонну. Из первого автобуса показались люди.

– Что они делают? – вполголоса нарушил тишину Саша.

Народ, вышедший из автобуса, кажется, усаживался на корточки.

– Дай!

Я вложил бинокль в его ладонь.

– Гражданские, охрана… Остановка на пописать? Что за хрень? Глянь!

Взяв протянутую оптику, я увидел две группы – женщины, присев на корточки, справляли нужду прямо на обочине, не смущаясь присутствием мужчин. Те, в свою очередь, явно разделялись на людей с оружием и ссущих. В буквальном смысле этого слова. Пять разгуливающих вооруженных арабов разделяли две кучки присевших на корточки гражданских. Я начал «догонять».

– Заложники?

Собратья-туристы, если это и вправду были они, выглядели неважно. Устало и безучастно.

Одну из привставших поманили со стороны пикапа. Женщина подошла к машине. Махавший ей выпрыгнул из кузова и сделал повелительный жест. Женщина исчезла из виду, кажется, встав на колени. Араб оперся спиной на машину, раскинув руки по борту кузова и что-то произнес, похоже, обращаясь к оставшимся в кузове. Те заржали. Один из пленников, сидевших на корточках, приподнялся. Охранник лениво направил на него автомат, и мужик обмяк, опустившись на корточки и опустив лицо.

Я опустил бинокль.

– Похоже, девку трахают.

Издалека картинка выглядела безобидно.

Вибрация в кармане отвлекла. Похлопав по жилетке, я вытащил оживший мобильник, с изумлением уставившись на высветившийся офисный номер.

– Да, – опасливо произнес я.

– Здравствуйте, Дмитрий. Из бухгалтерии беспокоят.

Механически отвечая нашему бывшему бухгалтеру, несшему что-то про неоформленные документы, я молча смотрел на далекую колонну, служившую точкой пересечения непересекающихся миров.

– Дмитрий, вы меня слушаете? – донесся из трубки вопрос. А со стороны дороги – одиночный выстрел. Одна из далеких фигурок упала. – Вам нужно обязательно забрать ваше пенсионное, – проговорил голос из иной вселенной.

– Ага, – пробормотал я, глядя, как оттаскивают от упавшего женщину, выбежавшую из-за пикапа.

– Жаль, что вы так внезапно уволились.

Кажется, голос в трубке шутил. А арабы – загоняли заложников в автобусы.

– Я перезвоню, – нашелся я, провожая глазами тронувшуюся колонну.

– Связь появилась, – пояснил я очевидное, пряча трубку в карман. – В моем офисе переживают за пару печатей…

– Каждому – свое, – кивнул Саша, пристально наблюдая за процессом проезда автобусов через пост.

Вынужден согласиться – лозунг Бухенвальда и Цицерона не потерял актуальности.

Зад последнего автобуса на прощание моргнул стопами, скрываясь под эстакадой. Терминатор повернулся ко мне.

– Так что делать будем?

– Ну, ответ на первый вопрос у нас имеется – на посту не вояки.

– Ага. Кстати – заграждений нет. Я специально смотрел – ехали прямо.

– Так что? Берем внизу местное шмотье, переодеваемся и внаглую въезжаем?…

Саша пожал плечами.

– Нарываемся. Хотя… подъедем, тормознем, снесем пулемет.

– И на полном газу, паля куда попало проедем мимо?

– Если повезет – проскочим до ближайшего поворота. А дальше – нас затрахаются искать по закоулкам.

Я почесал свой лысый череп.

– Семь бед – один ответ. Погнали.

Среда. День, 18.50.

Арафатка и темные очки превратят в араба кого угодно. Нас и подавно. Ваня стал новым воплощением брутального Али-Бабы. Бух – визирем. Терминатор смахивал на палача. К слову – цивилизация губит парней с большими подбородками. Их питает дикость. Питает и возвращает к «корням». В данном случае хватило клетчатого платка и черного шнура поперек лба. Торчащая, как скала, небритая могучая челюсть, драпированная клетчатой тканью, превратила усталого полумента в гордого бедуина. Пустой взгляд непроницаемо темных очков будил смутные ассоциации с Гаити, тонтон-макутами и папашей Дювалье. Голова персонажа исторического фильма повернулась ко мне.

– Как маскарад?

– Жесть.

Я поднял большой палец и полез на штурманское место. Али-Баба улыбнулся, переводя селектор автомата на «драйв».

– Памперсы все надели?

– Они нас не спасут, – пробурчал сзади визирь. – Боже, пронеси нас, грешных.

– Аминь, – добавил я. – Извозчик, трогай.

Иван уверенно сдал из магазина задом, ориентируясь по зеркалам. «Неплохо», – отметил я про себя.

– Что раньше водил?

– Маршрутку, – ответил тот, выруливая с парковки. Это многое объясняло.

Мы успели отъехать метров на двести, когда из-за блокпоста показались сразу три встречных пикапа. Все битком. Что за день сегодня!

– Не останавливайся, – прошипел я. – Езжай, как ехал. Все сделали приветливые морды!

Встречные машины быстро приближались. Над головной парусил черный флаг с белыми иероглифами на арабском. Оскалясь, я приветственно замахал рукой. Со второй машины приветственно пальнули. Вверх.

– Щас обделаюсь, – поделился бух.

– Хоть ссысь, но ручкой подмахивай, – ободрил я.

– Да помахиваю. Помахиваю, – с легкими нотками истерики отозвались с заднего сиденья.

Четыре машины, радостно скалясь, разминулись на полдороге. Ваня приветливо погудел, вызвав еще один салют из окон удаляющейся кавалькады.

– Майкл, ты как?

– Подштанники влажные. Надеюсь, пот…

– А есть разница?.. Так, ладно – подъезжаем. Иван, тормозни метров за тридцать. Саша, готовь гаубицу.

Я положил автомат на колени, сняв с предохранителя. Сзади лязгнул затвор – визирь тоже успокаивал нервы.

Из пулеметного гнезда на нас без особого интереса пялились двое. Третий, разморенный жарой, расслабленно вышел на дорогу встречать подъезжающих. Я оглянулся – встречные машины удалялись, подъезжая к разграбленному гипермаркету.

Наш пикап начал замедляться, а юнец на дороге – меняться в лице. Сказать «Огонь!» я не успел – сверху длинно и непрерывно загрохотало. Не дожидаясь окончания очереди, я ударил водителя по плечу, проорав:

– Гони!

Присев на задние колеса, пикап рванулся в промежуток меж грузовиком и обочиной, отбросив бампером вопящего араба. Меня вжало в сиденье. Содрогающийся пулеметный ствол описал дугу и заткнулся. Теперь палили я и Майкл. Не знаю, как он, а я даже не пытался целиться, просто водя брыкающимся автоматом на уровне груди.

Ответную стрельбу мы услышали метров через четыреста, сворачивая на ближайшем перекрестке. Защелкнув свежий магазин, я поспешно уперся в широкую панель – Иван не удержал пикап на асфальте. Машина, заскочив на тротуар, снесла пару декоративных столбиков и, описав дугу, вернулась на проезжую часть. Клацнули зубы – поребрик был высок. Бух выругался. Водила поднажал.

Визг колес, снос заднего моста – под эти звуки мы вписались в следующий проулок. Короткий разгон на прямике, хруст ручника, рев двигателя. Уже сворачивая, мы увидели разбегающийся строй парней в арафатках – кажется, мы помешали чьему-то разводу. Ошеломление было обоюдным. Веер наших пуль поверх капота добавил эмоций.

Подмяв двух или трех, под вопли оставшихся пикап проложил дорогу сквозь толпу. И рыская, устремился прочь. Ответка прилетела через пару секунд – быстрый стук по кузову, дымный след впритирку к борту. Ограда слева брызнула кирпичом и дымом.

Поворот на подламывающихся шинах был пройден на грани – воткнувшись в бордюр, пикап взлетел, приземлившись на все четыре, и, в клубах пыли, пропахал на газоне пятиметровую борозду. Я хватался руками за воздух.

– Дерево!!!

– Вижу, …ть!

Иван увернулся от тополя и, виляя, съехал на асфальт. Взгляд назад – за углом погонщики коз брали Берлин. Воздух над покинутым перекрестком приобрел консистенцию макаронной пачки. Зачарованно смотря на мелькающие макаронины, я расслышал:

– Куда?

Махнув рукой влево, я отвернулся, автоматически отметив, как бледен бух.

Разорвав контакт и сбавив скорость, мы продолжили петляние по аккуратным, ухоженным переулкам. Очередной поворот, и нам открылись следы настоящей войны – месиво из кирпичей и обломков, полуразрушенные дома…

Иван ударил по тормозам, разворачиваясь ко мне с немым вопросом. Я мотнул головой в сторону ближайшего проема в полуразрушенном заборе, периферийным зрением уловив движение сзади. Бух молча заваливался на сиденье…

Глава 20

Среда. Вечер, 19.10.

…Выскочив из машины, я распахнул заднюю дверь и ощутил слабость в ногах – бух, завалившись, лежал на сиденье. Правая штанина джинсов намокла и потемнела. Резиновый коврик с бортиками, в который упиралась его нога, был почти полон темной жижей.

– Куда? – из кузова в стекло заглядывал Терминатор.

– В ляжку? – неуверенно произнес я. И, пересилив дурноту, сунулся в салон. Бессознательное тело буха было тяжелым и неподатливым. Повернув его на сиденье, я наскоро оглядел Мишу – кровь была только на штанине, начинаясь с середины бедра. С ноги жирно капнуло на пол. В мозгу суматошно металось – «Пулевое! Кровопотеря! Доктор! Где?! …ть!!!». Наружу вырвалось:

– Что делать?!

Холодный голос в голове произнес: «Пережать вену».

Сорвав с головы черный шнур арафатки, я кое-как напялил его на мокрую штанину. «Закрути», – подсказал голос в голове. Чем?!

Я огляделся, выпрямившись. «Глок» выскользнул из-за пояса и шлепнулся в резиновое корытце, забрызгав кровью мои штаны. Наклонившись, я поднял липкий пистолет и, просунув затвор между ногой и перевязью, принялся закручивать узел. Перепачканный ствол норовил выскользнуть из рук, но шнур все глубже впивался в тело – дело шло.

Закончив и придерживая пистолет, я выпрямился.

Парни, затаив дыхание, смотрели на мои манипуляции. С ноги еще пару-тройку раз капнуло, но уже пореже.

– Аптечка есть?

– Щас! – Иван распахнул бардачок, принимаясь с грохотом выгребать содержимое. Саша начал раскопки в кузове. Я молча ждал.

Аптечка нашлась, и я выдохнул, наконец включив мозги. Они же подсказали – мы стоим посреди улицы. Быстрый взгляд на окрестности – трех-четырехэтажные, покоцанные дома, в основном без стекол. Пространство между домами перегораживали высокие глухие заборы. Ближайший двор примыкал к трехэтажке с наполовину обрушенным верхним этажом.

– Загоняй машину во двор.

Ваня завел двигатель и въехал по куче битого кирпича в заасфальтированный дворик, припарковавшись за домом. Терминатор молча выпрыгнул из кузова и, прихватив автомат, скрылся в дверях дома. Через пару минут он появился в проеме.

– Никого.

– Заносим Майкла.

Чертыхаясь, мы с трудом доволокли буха до дверей квартиры. И положив на обеденный стол в полутемной гОстеной, как бараны уставились друг на друга.

– Медики есть?

Три отрицательных покачивания.

– Может, так оставим? – Ваня кивнул на ногу.

– В смысле?

– Кровь не течет. До больницы дотянет.

Мы с Терминатором одновременно покачали головами.

– Час? – неуверенно произнес я.

– Точно не помню, но около того, – поддержал меня он. – Иначе – хана ноге.

– Что делать будем?

Вопрос резонный. До больницы, как до луны.

– Тащите вискарь и аптечку, – решился я и, наклонившись, разодрал пропитанную кровью штанину. При виде темной, опухшей и сочившейся дырки я резко передумал. Паника поднялась к горлу, заставив руки мелко задрожать. Иван громко сглотнул и, отступив, вышел. Простучали ноги, хлопнула дверь.

Вернувшись через полминуты, он поставил на стол автомобильную аптечку и литровую бутыль. Я отодвинул аптечку, потянувшись к виски. Свернув крышку, я сделал три длинных, обжигающих глотка. И через несколько минут обрел возможность рассуждать логически. Кость цела. Кровь течет, поскольку поврежден какой-то сосуд. В ноге их много. Надо найти и перевязать дырявый. И обработать рану антисептиком. И, наверно, – вытащить пулю. Как там говорила медсестра? Стрептоцид?

– Саша, там стрептоцид есть? – Я покосился на аптечку.

– Вата, бинт… – Терминатор копался в серой коробке. – Есть!

– А нож?

– Сейчас. – Ярославец метнулся к кухне и загремел ящиками. – Во! – На стол упали несколько разделочных ножей. Я поднял один, поменьше, попробовав пальцем остроту лезвия. И найдя ее недостаточной, присел, принимаясь доводить о шершавый кафель пола.

Оставалась последняя проблема – найти и перевязать перебитую вену.

Выкупав руки и нож в виски, я испытующе поглядел на меловое лицо Майкла. Без сознания. Это даже хорошо – наркоза все равно нет. Приложив лезвие к ноге, я аккуратно надрезал край ранки. В глазах поплыло. «Представь, что режешь окорок», – произнес внутренний голос.

Убрав нож, я плеснул алкоголь на рану и спросил Сашу:

– У нас фонаря нет?

Очередной грохот переворачиваемых вещей за спиной. Радостный возглас. Тихий щелчок кнопки – дырка в ноге приобрела рельеф и фактуру. Промокнув рану куском бинта, я увидел в глубине латунный бок пули. Надрезав еще, я подцепил ее кончиком ножа. По столу брякнуло и покатилось. Я выдохнул и, потянувшись к бутылке, сделал еще пару глотков.

– Давайте стрептоцид.

Надорвав зубами протянутый пакетик, я высыпал содержимое на рану и, с сомнением оглядев свой палец, втолкнул им горку порошка в глубь сырой дырки. Тело Майкла слабо дернулось.

Сзади послышалось: «Ыых…» Чья-то рука, протянувшись из-за спины, сграбастала бутылку. Под бульканье и шумный выдох я ощупывал влажное, теплое мясо, пытаясь понять, откуда вытекала кровь. По ноге Миши пробежала тихая дрожь.

Есть!

Палец нащупал два маленьких упругих уплотнения, располагавшихся напротив друг друга. Вынув палец из раны, я отобрал у Ивана изрядно опустевшую бутылку и припал к источнику спокойствия и здравого смысла.

– Нужны нитки и иголка, – утерев рот, сообщил я в пространство. Терминатор забрал у меня сосуд мудрости и, отхлебывая, отправился на поиски. Не найдя искомого на первом, Саша потопал на второй. Вернувшись с коробкой принадлежностей для рукоделия, он мимоходом сообщил.

– Видел десяток моджахедов.

– Где? – почти равнодушно поинтересовался я.

– На улице. Мимо шли.

– Давай свети. – Я выбрал самую здоровую иглу и принялся вдевать нитку. Полив получившийся тандем алкоголем и прикинув направление вены, я сжал пальцами Мишино бедро, проткнув иглой получившийся бугор.

С улицы донеслись громкие хлопки.

– Минометы, – проговорил ассистировавший мне Терминатор и отхлебнул обеззараживающее средство. Луч фонаря скакнул с залитого кровью бедра буха на пол.

– Свети, твою мать! – прошипел я, пытаясь удержать иглу скользкими от крови пальцами. Едва видимая в потемках нить соединяла ее и ногу бессознательного пациента. Луч вернулся к ноге, и я сделал еще два стежка, плотно перехватив третьим узлом поврежденный сосуд.

– Ослабь жгут, – попросил я.

С минуту мы стояли молча, смотря – пойдет ли опять кровь? Сочилось, но не капало.

Забинтовав рану и оттащив Мишу к стене, мы накрыли его одеялом и молча пустили по кругу остатки бутылки. Где-то в отдалении рвануло что-то серьезное – пол дрогнул, а в ближайших дворах вразнобой закрякало – автопарк в окрестностях, похоже, был нехилый. Иван и я, не сговариваясь, взглянули на Сашу.

– ?

Тот пожал плечами:

– Без понятия.

Иван подобрался к окну и выглянул. Я присоединился. В конце прилегающей улицы клубилась грязно-серая туча. Поставив пустую бутылку на пол, я вытащил сигареты, но, взглянув на буха, передумал.

– Я на лестницу – покурю.

Среда. Вечер, 19.50.

«Пулевое в ляжку, полтора литра крови…» – расхаживая по лестничной площадке, я начал калькуляцию ущерба. «До гроба, в нынешнем состоянии, Мише далеко. Но оперативной обстановке насрать на медицинский диагноз». Остановившись, я прислушался, сразу же уловив многоголосое автоматное стаккато. Стреляли неблизко и явно с разных сторон. Так и есть – затишье заканчивается. Город просыпался.

Пора расширять кругозор – понял я. Раздавленный бычок поставил точку, превращая мысль в решение, и я двинул к лестнице, засранной кирпичами. На ходу вытащив смятую арафатку, я напялил платочек на голову – не помешает.

Последний пролет упирался в небо – крыша как таковая отсутствовала. Полюбовавшись небесной синевой и отметив – дождя не ожидается, я с опаской высунул голову над остатками стены, уставившись на открывшуюся панораму «поля чудес». С терминами я поторопился. «Панорама» – слишком пафосно. Имеющийся вид состоял из десятков двух-трехэтажных домов на ближайших улицах. В изобилии наличествовали отсутствующие окна, побитые фасады со слетевшей штукатуркой, выкрошенные шлакоблоки и серый кирпич. Расползшаяся пыль недавнего мощного бабаха висела светлой пеленой над дальним концом квартала, косо просвечиваясь крупным, багровым солнцем. Над этим убогим великолепием возвышались, бликуя, стеклянные фасады высоток недалекого центра. Акустическим фоном служила далекая стрельба.

«До темноты – часа полтора», – прикинул я, оценив высоту светила. И куда нас занесло? Покрутив головой в поисках табличек с названиями и не обнаружив таковых, я вопросительно уставился в сторону центра. Помогло не сильно. Где я?!

Наконец осенило – дебил достал мобильник и включил GPS. Ага – бульвар… До аэропорта осталось девять кэмэ.

Всего?

Или целых?

Сесть в машину и без затей смотаться в аэропорт смотрелось опрометчиво. Все же – целых.

Тявканье пулемета. В ответ пару раз приглушенно бахнуло. Возле центра материализовалась дымная кучка.

Взрывы, пальба – это, конечно, охрененно интересно и познавательно. Но ни хрена не проясняет. Где линия фронта?

Или мы имеем слоеный пирог из вояк разной степени регулярности, мать его?!

Возмущение излилось смачным плевком на безвинный кирпич. Кирпич обтекал. А я пытался взглянуть на проблему с другой стороны. Город состоит из районов, соединенных сравнительно небольшим количеством точек. Районы разделяют рельеф, железнодорожные линии и реки. Крупные магистрали, наконец. Для наглядности я припомнил родимую Москву. Поскольку аэропорт контролируют военные, по идее, они должны держать ближайшие границы и узлы. Я вытащил карту и сразу увидел очевидное – местную речку-переплюйку, ближайшую естественную границу аэропорта. И узловые точки – пять мостов через нее.

Поняв «куда», осталось – «как». Понятно – с бухом – только на колесах. Хотя… Имеющийся опыт покатушек не обнадеживал – народ тут нервный, гуртуется не пойми где.

И кстати – жив ли пикап? Надо проверить.

Окрыленный перспективой близкого финиша, я отправился во двор, проведать нашего четырехколесного друга.

Среда. Вечер, 20.20.

Капот и шины были на месте. Стрелка бензобака показывала четверть. Заново взявшись за карту, уже не торопясь, я всмотрелся в участок у реки. Прибрежное шоссе резало город и речку пополам. Соваться на шоссе не тянуло. Следовательно, три моста – один на шоссе и два за ним, отпадали. От двух оставшихся нас отделял шестикилометровый жилмассив с запутанным лабиринтом кривых улиц. Похоже – нам туда. Такое надо обкашлять с камрадами.

В квартире царили потемки. Тени у окна, приветственно кивнув, убрали оружие. Я кивнул в ответ и оглядел буха – в нынешней ипостаси он смахивал на мумию, не отличаясь от оной самочувствием и видом. Слава богу – дышал исправно.

– Есть попить?

– Только – выпить.

Вода нашлась в туалетном бачке. Света не было. Был газ. Обшарив кухню, мы разжились чаем и кофе. И вскоре чаевничали при свете газовой плиты.

Забрав со стола изгвазданный «Глок», я распечатал последнюю бутылку и принялся оттирать ствол вискарем, наполняя кухню парами алкоголя и вполголоса излагая выводы. Для наглядности я тыкал в карту отсоединенным магазином. Мой талант аналитика не оценили – лицо Терминатора наполнил скепсис, безбашенный Иван поднял брови, потом, сведя, опустил.

Удержав эмоции, ганмен кивнул на очевидное:

– Заблудимся.

Я покосился на кварталы перед мостом. Основательно изучить пару районов представлялось посильной задачей, что я незамедлительно озвучил.

– Тут не сессия, – голос Терминатора был предельно сух. – И пересдачи – пулей, – добавил он.

– Саш, ты – городской?

– Уже лет двадцать.

– А я – с рождения. И если для тебя это – лабиринт, то для меня – два часа над картой.

Сашка пожал плечами:

– Ну выучишь. И что это даст?

– Тут сотни небольших пересекающихся проездов. Если поедем быстро, на короткой улице среагировать просто не успеют.

– Услышат, – подал реплику Иван, внимательно слушающий нашу перепалку.

– Наверняка.

– Значит – не пойдет, – заключил он.

– Пойдет!

– Как?!

– Каком кверху! – не выдержал я. – Кто из нас профессиональный водила?!

– И что?!

– Твою мать! Так придумай что-нибудь! Чтоб тачка не грохотала как бульдозер! Вся ночь впереди!

– Другие варианты есть? – влез в нашу перепалку вохровец.

– Есть! Мишу – на носилки и на полусогнутых!!!

– Я серьезно!

– А я?! Рано или поздно на нас наткнутся. Если рано – сдохнем вчетвером. Если поздно – сперва Мишка, потом – мы трое.

Поглядывая друг на друга, мы заткнулись – оставшиеся аргументы излагают не словами. Терминатор отпил чай. Я с удвоенной силой принялся надраивать «Глок», борясь с искушением немедленно собрать и применить его по назначению. Спасительное молчание затягивалось.

Выхлебав остывший чай, Сашка нейтрально поинтересовался:

– А кстати, почему к мосту?

– По идее, там должны быть местные вояки.

– Почему – там?

– Речка, – пояснил я, опять начиная раздражаться. Он военный или где?

Терминатор кинул взгляд на карту, смерив взглядом аэропорт, город. И после паузы «въехал»:

– Ну да. Естественная граница. Там они должны быть.

– Так что? Едем к речке?

Камрады переглянулись – деваться было некуда.

– Угу.

– Ладно, – я собрал пистолет и убрал благоухающий девайс за пояс. – С меня карта, с вас – шумоизоляция.

Среда. Ночь, 23.50.

Ночка выдалась нерядовая – трескотня городских перестрелок шла непрерывным фоном, то усиливаясь, то стихая. Периодически что-то бухало, заставляя меня вздрагивать, а стену напротив – розоветь. Ночная фигня нервировала радикально – одна из вспышек могла родиться прямо за окном. Хрен знает кто, хрен знает зачем в любую минуту мог вломиться в дом, посчитав его укрытием или удобной позицией. Я чувствовал себя крысой на большом столе, по которому сослепу молотят кувалдой. Вопросительный взгляд на бутылку и карту – одно из двух было лишним.

Будь что будет. Суждено сдохнуть за картой – сдохнешь. Не суждено – сдохнешь позже и иначе. Минут пять я уговаривал себя, что мне все равно – убьют или нет. Еще десять сосредотачивался на путанице улиц. Постепенно она заслонила стрельбу и взрывы, минут через двадцать проступив в голове сеткой основных улиц. Закончив с этим, я принялся за нумерацию кварталов и изучение бесчисленных внутренних проездов. Пальба плавно ушла на второй план, то ли отдалившись, то ли утихнув.

Тихое бряканье за окном.

Я подскочил, утеряв фонарь и самообладание – мантра «я не пукну» оказалась непрочной. Подобрав и потушив орудие труда, держа наготове малый ствол, я выглянул во двор. Темень – глаз коли.

Придушенный голос Ивана из-под машины:

– Держи эту хрень!

– …ть!!! – тихо матернувшись, я отвернулся от ночных Кулибиных.

– Учи карту, – наставительно донеслось из темноты.

Прислушавшись к дыханию буха, я включил фонарь, возвращаясь к изучению чертовой Санталии…

Глава 21

Четверг. Ночь, 04.10.

Поспать не удалось никому. В результате на рассвете у пикапа суетились три голодные, замерзшие рожи с красными глазами. Еще одна, небритая и сильно бледная, полулежала на заднем сиденье, обложенная одеялами и подушками. Глаза открыты, зубы лязгают. Сказать, что бух пришел в себя, – было бы преувеличением. Мерзнущего от кровопотери, полубессознательного беднягу трясло, как цуцика. Одеяла не спасали. Все, что мы могли сделать, – максимально утеплить и обезопасить от ухабов, принайтовав трясущийся тюк к ложу ремнями безопасности.

Я обошел пикап, разглядывая плоды ночного экспромта. Укутанный пледом капот перетягивали бельевые веревки и обрывки скотча. Под задним бампером красовался еще один глушитель, задом наперед прикрученный к штатному. Оба цилиндра соединял садовый шланг.

– Не прямоток? – на всякий случай поинтересовался я у ближайшей, суетливой красноглазки, кивая на хромированную железину. Лицо конструктора отразило – «А по морде?» Терминатор прервал Ванину пантомиму.

– Оставьте себе баксов по триста и давайте остальное.

– За хрен?

– Шмонать будут.

– Кто? – в унисон взревели мы с Иваном. Шепотом.

– Если повезет – вояки.

Эти – да. Мы кивнули.

– А почему не все? – уточнил Иван, копаясь в карманах.

– Если немного найдут – уймутся, – устало пояснил Саша. – Чуток оставьте при себе, остальное – ныкаем в тачке.

Оставив себе сотен пять, я протянул прочее, поглядев, как бабло обертывают тряпкой, приматывают скотчем к заднему бамперу и посыпают пылью. Получившая выпуклость слилась с рядом прочих.

– По местам!

Я оглядел небо и, убедившись – рассвело, молча полез на водительское место. Иван уселся рядом. Кузов качнулся под Сашиным весом. Поворот ключа разбудил мотор. Тихонько заурчало.

Давя покрышками обломки, машина выкатилась в пустой переулок, и усталость отступила, сменившись ледяным вниманием. Нога опустилась, ровняя газ с полом, и пикап рванул по переулку. Шорох шин, шуршание ветра – мы неслись тихим голубем мира, желая его окружающим. Станкач с пятью патронами можно было считать данью обстоятельствам… Ой! Короткая коррекция рулем. Я обогнул кучу мусора, выбросив хохмы из головы. Пикап качнуло.

Метров через сорок переулок закончился поперечной улицей. Посреди лежал на боку внедорожник. Похоже – давно. И надолго. Обогнув павшего, мы пересекли улицу под углом и воткнулись во второй проезд. Пыльный ряд припаркованных машин несся слева, в полуметре. Справа тянулся серый наждак ноздреватой стены. Чья-то фигура мелькнула у дома, сгинув за спиной. Поворот. Мусорный бак отпрыгнул в сторону, снесенный бампером. Второй, лежащий, – смяли покрышки.

Почти не притормаживая, я вписался в новый проулок. Зад армейского грузовика, торчащий из ворот, открылся глазам после поворота. Из внутренностей двора звонко хлопнул миномет, из глубин открытого кузова выдвинулся край военного ящика. Траектория машины его не предусматривала. Удар! Мы потеряли левую фару. Из разбитого ящика на обочину серыми кеглями шмякнулись мины, в кузове смуглым пятном мелькнула ошалелая рожа.

Притормаживая, я бросил взгляд в зеркало. Сзади возмущенно махали. В жопу, некогда. Возмущенные вопли остались за углом.

Краткий прямик сменился следующим, метров через сто разошедшимся на два рукава. Я избрал левый – он был пошире. Замелькали лысые газоны, заборы частных домов. Частой двухсторонней гребенкой разбегались съезды и стриженый кустарник.

Новая поперечная улица оказалась широка. Если все правильно – она должна быть серединой маршрута. Я чуть сбавил, вспоминая – за улицей лежал еще один жилой сектор, а сразу за ним – река. Решив брать правее, я перехватил руль. Машина выскочила на проезжую часть, прописывая четкую дугу… и у меня в животе материализовался ледяной ком – на улице оказалось многолюдно. У дальней обочины, у машин суетились вооруженные люди. Человек двадцать ближайших уставились на вынырнувший из переулка пикап. Я снял ногу с газа.

– …ть! – кратко высказался сосед.

«…ц!» – мысленно поправил его я. Пикап, замедляясь, подкатывал к колонне. Положив локоть в окно, второй рукой я поправил автомат на коленях, разглядывая ближайшего бородача и прикидывая директрису первой очереди. Чем ближе мы подъезжали, тем неприветливее становилось заросшее лицо.

Что не так?

Поравнявшись, я подмигнул и выжал газ. Пикап швырнуло вперед, вдоль колонны. Подрезав последний грузовик, под звуки первых выстрелов я сдернул пикап с улицы.

Новый проезд был тесен. Крыло прошлось по стене, разбрызгивая искры.

Нетерпеливо выпасая приближающийся поворот, я поглядывал в зеркало, ожидая внеплановых попутчиков. Поворот опоздал – преследователи объявились раньше. Мы свернули под грохот пока неприцельной стрельбы. Очередной проезд имел три побега влево. Дотерпели до ближайшего.

– Сворачивай! – заорали сразу два голоса.

– Саша, готовься! – рявкнул я, перекладывая тушу пикапа в проезд и сразу осаживая машину. Автомат слетел с колен. Я обернулся, переводя селектор в «реверс».

– Пулемет влево. У тебя две секунды!

«И пять патронов».

Пикап прыгнул назад. Скрип наших тормозов, рев их моторов – несколько машин неслись узким проездом по наши души.

«Две тысячи один», – рука перевела селектор.

«Две тысячи два», – из кузова раскатисто грохнуло.

«Две тысячи три», – педаль газа пригнулась.

Втягивая задницу в проезд, я увидел, как головная машина цепляет стену дома. Переулок рванулся навстречу, отрезав картинку. Через четверть секунды в зеркале возник и ткнулся в угол серый седан. Капот сгорбился, задница содрогнулась – в корму догоняющего тюкнулся следующий. Из нашего кузова треснул автомат, и мятый нос резво сдал назад, оставив расхлебывать самого торопливого. Автомат в кузове продолжил гавкать на пустую улицу.

– Сворачиваем! Держись!

Новый поворот оказался с сюрпризом – середину улицы украшала здоровенная воронка с бруствером из земли и асфальта. Правое колесо влетело в нее, и машину тряхнуло, подкинув все незакрепленное – Терминатор приложился задницей о кабину и, матерясь, отлетел в глубину кузова. Иван ткнулся башкой в панель, издав непечатное междометие.

Не до вас, родные! – начавшееся за воронкой напоминало филиал Сталинграда. Пока без стрельбы. Мы неслись мимо куч кирпичей и разбитых построек без окон и дверей. Разбитый асфальт усеивали обломки и воронки, заставляя машину метаться и подпрыгивать. Крутя руль, я обшаривал глазами окрестности, пытаясь не пропустить поворот. Дорога окончательно исчезла под слоем мусора. Где поворот?

Что-то напоминающее оный обнаружилось за домом с вырванным первым этажом. Второй и третий, склонясь, нависали сверху. Едва не зацепив их кабиной, мы свернули, наконец покинув перепаханный участок.

– Тормози! – Терминатор стукнул по кабине.

Пикап клюнул носом.

– Что?!

– Река рядом. Давай осмотримся.

Саша был прав – «влететь на нейтралку и умереть» в планы не входило.

Четверг. Утро, 04.30.

Куда убраться с улицы? Лучше – во двор. Я выбрал ближайший. Подъехав к запертым воротам вплотную, я упер бампер в стык глухих створок. Газ в полпедали, колеса заскребли землю мощью двухсот лошадей. Стон согнувшегося засова – ворота подались. Движением ноги я обуздал табун и, надавив бампером, заставил створки раскрыться, показав пустой двор.

Въехав и остановившись, я подхватил с пола автомат, толкнул дверь плечом и, оглядываясь, вылез. Саша спрыгнул с кузова, прижимая к себе правую руку. Лицо исказила гримаса боли.

– Ранен?

– Подвернул.

– Хорошо – не голову, – посочувствовал Иван, вылезая с другой стороны.

– С таким водилой скорее – удивительно.

– Жалуйтесь в страховую, – огрызнулся я, чувствуя досаду – одним стволом стало меньше. Оглядев двор и симпатичный двухэтажный домишко, я прикрыл ворота и ненадолго успокоился.

– Тррр! – сказал невдалеке автомат. Сердце пропустило ритм.

– Щелк! – раскатисто и сухо отозвалась винтовка. Ой!

Автоматы залаяли стаей.

Цевье заскользило в увлажнившейся ладони. Эхо каталось по двору, не давая понять, с какой стороны стреляли. Судя по всему – не по нам, хотя явно недалече. Метров сто-двести. Все стихло так же внезапно, как и началось, – дворик опять стал милым и тихим:

– Оглядимся?

Дом во дворе был единственным. Дверь открылась ударом ноги.

– Осторожнее, – прокомментировал раненый сзади. – Можно на закладку нарваться.

А можно и не нарваться. Дуракам везет.

Внутри было пыльно. Стараясь ничего не трогать, мы поднялись на второй этаж, оказавшись в коротком пустом коридоре. Явная дверь в сортир интереса не вызвала – нас влекла хозяйская спальня. Аккуратно заправленная двуспальная кровать и персидский ковер диссонировали с выбитыми окнами и битым стеклом на роскошном полу. Гуляющий сквозняк шевелил кружевной тюль занавесок. Зашли мы удачно – четыре окна выходили на три стороны света.

Хрустя стеклом, мы подобрались к окнам, принимаясь за осмотр местности. Саша занялся «будущим». Я – «прошлым». Покинутый переулок был пуст. Покосившийся дом на углу торчал приземистой Пизанской башней. Двухминутное сканирование окрестностей на предмет движения. Ничто не ездило и не бегало. Вот и ладно.

Поглядим на грядущее? Вид из другого окна открыл продолжение нашего переулка и параллельную улицу, переходящую в один из мостов. До него было метров триста. Я кинул голодный взгляд на близкое сооружение.

– Не обольщайся, – опустил на землю Саша.

– Последний дюйм? – уточнил я, не отрывая глаз от сладостного зрелища.

– Глянь туда.

Во дворах домов с противоположной стороны большой улицы было оживленно. Если это были жильцы, то я – китайский летчик. Самое большое скопление «жильцов» наблюдалось во дворе второго от угла дома. Около десятка, прикинул я.

– …и туда.

Дорога за мостом напоминала позицию белых в начальной стадии. Правда, шашки были прямоугольными. И из бетона. На глаз промежутки годились для проезда машин… на малой скорости. От простенького заграждения с выверенной геометрией веяло строгим порядком, на который местные раздолбаи были просто не способны.

– Вояки?

Синхронное пожимание плечами. Время есть. Обождем.

Притащив стулья, мы, как пожилая супружеская пара, уселись бок о бок за кисеей, посматривая на обе стороны речки. Терминатор баюкал руку, я теребил автоматный ремень.

Местность представляла собой окрестности реки и примыкающий прямоугольник жилого квартала, в центре которого мы и сидели. Застройка состояла из одно-двухэтажных домов с глухими заборами частных двориков, лепившихся друг к другу. В Средней Азии такое называется махалей. В Малой – не знаю. Стены и сады имели покоцанный вид. Отчасти – в силу бедности и во многом – по причине пальбы. Судя по воронкам в соседнем дворе – стороны не ограничивали себя в средствах.

Наш переулок, спускаясь к мосту, делил квартал примерно надвое. Справа за соседним двором пролегала широкая, прямая улица. По ее дальней стороне шли трех-пятиэтажные дома классического городского вида с арабскими «жильцами». Упираясь в речку, она переходила в четырехполосный мост, идущий вровень с верхушками деревьев. Зелень до краев заполняла широкую пойму, скрывая воду и очертания берегов.

На противоположном берегу виднелось несколько малоэтажных домов. За ними, в отдалении – ряды многоэтажек. Заграждения имелись только с той стороны, показывая – кто атакует.

Одиночный выстрел с дальнего берега пробудил сонное царство. Первое шевеление наметилось в ближайшем к мосту дворе. Люди в черном, сидевшие на корточках у ворот, поднялись. Трое храбрых, высовывая за угол автоматы на вытянутых руках, принялись садить длинными очередями в сторону реки. Четвертый, держа на весу ручной пулемет, выжидал. В ответ с реки вразнобой затрещало.

– Классика, – хмыкнул Терминатор. – Вечером потребуют себе ордена. О, смотри!

Скособоченный пикап в соседнем дворе выдал сизый выхлоп. Судя по дыму, ресурс движка окончился тысяч пять километров назад. Но к крену это отношения не имело. Причиной была кустарная броня, навешенная на левый борт уродца. Высунув на улицу бронированную задницу с пулеметом, колесница выдала три громкие очереди, гордо перекрыв малокалиберное тявканье. Прочие участники конфликта взяли паузу на осмысление. Пулеметчик заорал что-то нечленораздельно-победное. Или оскорбительное. Похоже, он перестарался – по щиту звонко бомкнуло. Оратор скомкал спич и забарабанил по кабине, требуя от водилы маневра. Коробка залязгала, ища потерянную передачу. К стуку по кабине добавился визгливый арабский мат. Новое «бом!» по щиту. Машина с очень бледным пулеметчиком резво убралась во двор. Стрельба стихла.

Удержав улыбки, мы переглянулись. И опять уставились на большой мир. В окно.

Расчет ворот первого дома, настрелявшись и сменив магазины, побрел в глубь двора, на ходу делясь впечатлениями. Завидев выходившую из дома процессию, тащившую павшего, они сменили направление. В итоге обе группы сгрудились у крыльца. Суета, вопли, биение пяткой в грудь, очереди в воздух. На шум из дверей выглянул мужик в чалме и рявкнул на собравшихся. Те затихли. Мужик энергично толкнул короткую речь с ярко выраженными назидательными нотками, через слово поминая Аллаха.

– Ротный? – тихо поинтересовался Саша.

Я ухмыльнулся.

Толпа, сориентировавшись по солнцу, опустилась на колени, подняв к небу испачканные зады. Начальник грозно посмотрел на подчиненных и занял аналогичную стойку.

Молитва заняла минут пять. Чалмоносец встал, отряхнул колени и убрался, напоследок еще разок рявкнув. Тело оттащили под навес. Подъезд втянул лишних. Оставшиеся вернулись к воротам и, усевшись на корточки, завели негромкий разговор. За окном воцарился недолгий, хрупкий мир.

Картина была ясна. Четверо на пикапе в нее не вписывались. Трое – возможно.

– Толпой не проломиться, – нарушил я тишину. И, встав со стула, прогулялся до кровати. Простыня нашлась под покрывалом. Я потащил ее с койки.

– Флаг есть. Пошли за пулеметом…

Глава 22

Четверг. Утро, 04.55.

Дискуссии не было, споров тоже. Трое уезжают, один остается. Конец был близок, все устали. И надоело.

Порванную на лоскуты простыню повязали на пикап. Саша зарядил «ПК» и провел для меня трехминутный мастер-класс. Окончив, мы вдвоем затащили учебное пособие в спальню, установив на стол у окна. Изъяв у парней оставшиеся магазины и немного зелени из кассы, я помог освободить пикап от стреляющего и взрывающегося. Что еще?

Ах да, связь. Напоследок мы обменялись номерами телефонов.

Открыв ворота, я помахал ручкой запыленной корме и направился в дом. Автомат остался на крыльце – из чужой спальни лучше удирать налегке. Поднимаясь по лестнице, я чувствовал, что меня слегка потряхивало. Наверно, в предвкушении.

Дверь скрипнула, открываясь. Стул, стол, пулемет. Окно.

Здрасте. Я пришел…

Усевшись за стол, я обнял пулемет и поерзал на стуле, прилаживаясь. Наконец прикладу стало удобно. Взгляд в соседнее окно – наши подъехали к «старту». Пора начинать. Ствол навелся на белую кисею, сквозь которую просвечивали ворота и четверо на корточках. Выбор пал на крайнего слева.

– Не жилец, – утверждение стало приговором. Грохот выстрелов по ушам. Пулемет тряхнуло. В открытые ворота влетела очередь, и сидящих завалило в поднятую пыль. Тюль пошел черными пятнами. Я разжал палец и, сместившись, поймал в прицел неприкрытую задницу самопального броневика. Новая очередь завершила начатое, подпалив занавеску и выдув ее в окно огненным пузырем. На судьбу броневика это не влияло – потеряв резкость очертаний, он трясся и сыпал стеклами. Завалив стол гильзами, я решил – броневику хватит.

Пауза в стрельбе, короткий взгляд в соседнее окно. Пикап с ребятами одолел полмоста, приближаясь к бетонным шашкам. Два белых флага – над кабиной и из окна струились на ветру.

Стрелять больше не тянуло. Пришлось.

Новой жертвой стал угловой дом. Сперва досталось крыльцу, потом ствол пошел зигзагами, полосуя фасад. Бодро полетела штукатурка. Краем глаза я увидел свежую дырку в стене спальни. Вторая родилась прямо на глазах, брызнув серым цементным фонтаном. Еще одна. Воздух сгустился, наполняясь пылью. Не прекращая стрелять, я сполз ниже. Пулемет, почуяв – узда ослабла, заплясал на столе, норовя слететь на пол. Пора кончать гулянку. Отпустив сбесившееся оружие, я на четвереньках поскакал к открытой двери. Сзади щелкало, трескало, пылило.

Влетев на лестницу в той же позе, я кубарем скатился вниз, со всей дури разложившись на нижней площадке. В ушах звенело, в заду свербело. Споткнувшись об автомат, я обматерил все оружие мира и, подхватив, пригибаясь, кинулся к воротам. Над головой жужжали увесистые шмели.

Выбежав в проулок, я на секунду застыл, соображая – влево? Вправо? Начавшийся разнокалиберный треск со стороны реки решил за меня – я кинулся в сторону центра. Пальба набирала обороты. Со всех сторон, отражаясь от домов, несся треск и гулкие хлопки. В довершение заваренной мной каши с небес неприятно свистнуло. Оглушительный грохот. Воздух мягко толкнул в спину, и мир на пару секунд стал беззвучным. Я обернулся – над оградой покинутого двора клубилось серо-косматое. Спина согнулась, ноги ускорились. Новый визг. Я сжался, продолжая бежать, – до «Пизанской полубашни» оставалось метров двадцать. Огненная вспышка снесла забор, погрузив улицу в вонючий, серый туман. Пять из них я пролетел, еще пять прокатился кубарем.

Очумев от полета и приземления, опираясь на руки, я приподнялся. Склонившийся дом возвышался передо мной, как мамонт в тумане. Подвывая и кашляя, грязной, взъерошенной обезьяной я вкатился в первый этаж. Огненные вспышки с грохотом прошлись по улице. Обезумевшая обезьяна сиганула в подвал, забившись в самый дальний и темный угол. Сверху что-то грохнуло и упало, превратив сумерки в потемки. Нащупав столешницу, я поспешно забрался под нее и затих, вздрагивая при каждом содрогании стен…

Четверг. День, 13.20.

Открыв глаза, я увидел темноту. Где я?

Глотнув и почувствовав, как суха глотка, потер лицо. На пальцах осталась пыль. Я чихнул и приподнялся. Голова стукнулась о твердое. Что это?

Память подсказала – стол. Ага, точно. Я в подвале!

Отлегло. Потянувшись и зевнув, я вытащил зажигалку и крутанул колесико. Желтый огонек резанул глаза. Щурясь, я оттянул рукав и глянул на часы. Начало второго. Пора вставать.

Выбравшись из-под стола, я потер онемевшее бедро. Спать на голом полу… Предпочту не повторять.

Подсвечивая зажигалкой, как подслеповатый крот, я, прихрамывая, прошелся по убежищу. Подвал был не мал и не велик. Вдоль стен стояли шкафы и стеллажи. Поодаль виднелась дверь в каморку, смахивающая на сортир. В дальнем углу из потемок выступала лестница, заваленная обломками и кусками арматуры. Баррикада что надо – на глаз оценил я завал.

Сунув нос в коробки на стеллажах, я обнаружил внутри залежи пузырьков, флаконов и таблеток. Кажется, меня занесло в аптечную подсобку.

О?! Витамины? Покрутив пузырек с яркой наклейкой, я отвернул пробку и высыпал в ладонь пригоршню оранжевых шариков. Закинул в рот. Витамин с треском раскололся на зубах, продрав до печенок. Кислятина!

Скривившись, но взбодрившись, я захрустел шариками – жизнь налаживалась. За единственной дверью и в самом деле обнаружился сортир с раковиной и унитазом. Кран? Вода? Хренушки.

Испытующе поглядев под потолок, куда вознесли унитазный бачок, матерясь, я полез вверх. Вода там была. Дизентерия не волновала, брезгливость потерялась в дороге. Только пить и умываться под потолком было неудобно. Пораскинув мозгами, я вернулся к стеллажам и покопался в коробках, вернувшись с пустой пол-литровой банкой. Одна утолила жажду, две последующих – умыли. Использовав унитаз по назначению, я прикрыл дверь и извлек мобильник. Традиционное нокиевское «Трам-пам-пам», рукопожатие. Пять секунд аппарат думал и искал сеть. Что-то нашлось – в кэш свалилось сразу три эсэмэски. И кто мне пишет?

Первым было многословное приветствие при входе в сеть. На хрен.

Второе, от Саши, было заметно лапидарнее: «Добрались». От души отлегло. Порадовавшись за парней, я открыл третье – неизвестный доброжелатель пополнил мой телефонный счет сотней баксов. Любопытно.

Я набрал номер Саши – «Вне зоны доступа».

Иван? Аналогично.

Ладно.

Оставив телефон включенным, я дошел до лестницы и полюбовался на пролет, заваленный обломками, – чтобы выбраться, придется потрудиться.

Оттягивая начало трудового подвига, я бесцельно прошелся по подвалу, время от времени подсвечивая зажигалкой. Грузовой люк обнаружился случайно – пара железных створок, окрашенных в цвет стен, находилась прямо за столом. Потянув засов, я потревожил правую створку и тотчас зажмурился, прослезившись, – клинок света вонзился в пыльный воздух. Я на ощупь прикрыл дверцу, присев у приоткрытой двери. Пару минут я молча наслаждался – после спертого подвального уличный воздух воспринимался немыслимым ароматом.

Кайф проходил медленно, но неотвратимо – проснувшийся мозг начал «загрузку». Для начала всплыло предостережение Терминатора о милых сюрпризах за закрытыми дверьми. Стоит повременить с распахиванием дверей и покиданием темниц.

Кстати о покидании – а где автомат? Я растерянно оглядел подвал.

Твою ж мать! Похоже, сгинул. На улице или первом этаже.

Я потерзал мозг, но испуганный орган наотрез отказался воспроизвести тот кусок жизни.

Ладно.

Привычным жестом достав сигареты, я отошел к столу и, прикурив, принялся выкладывать на столешницу свои богатства. Початая пачка, восемь рожков, телефон, гранаты, карта, пистолет, бинокль, деньги и документы.

Покуривая, я посматривал на разложенное барахло и неспешно размышлял. Воевать толпой явно сподручней. Вояки гуртуются недаром. А оставшись в одиночестве, лучше «косить» под гражданского. Но коли так – на хрена мне магазины? Тем более – в отсутствие ствола?

Докурив и додумав, я стащил с себя разгрузку и подвинул ее к автоматным магазинам. Это остается.

Мелочовка и документы ушли по карманам. Пистолет занял место под полой джинсовки, на бедре. С гранатами я затруднился. Бросить – жалко, таскать – неудобно. Колеблясь, я подергал законтренные колечки. И решившись, сунул одну в куртку, оставив вторую на столе.

Телефон пыхнул светом, готовясь заверещать. Я поспешно схватил трубку, зажав динамик ладонью, и взглянул на высветившийся номер. Саша!

– Привет!

– Дима? – Далекий голос был радостным и одновременно усталым.

– Он самый. Как вы?

– Добрались. Как сам?

– Цел. Как бух?

– Перевязали, лежит с капельницей… – Сашка помолчал. – Слышь – к речке не суйся!

– Почему?

– С вояками общались. Всего не говорят, но как понял – мины, снайперы. И до хрена. Короче – категорически не советуют.

– Ага… – я помолчал. – А куда?

– Говорят, что центр – ихний.

– Весь?

– Кусок, где небоскребы.

– Ясно. Бабло на телефон вы кинули?

– Мы.

Телефон пикнул, предупреждая – батарея кончается.

– Мобильник садится! – выругался я.

– Как выберешься – звони! И спасибо за все!

Нажав отбой, я подержал кнопку подольше, отключая аппарат. Дождавшись потухшего экрана, я бережно убрал связь в карман.

Парни выбрались. Куда идти – понятно. Теперь бы дойти.

Четверг. День, 13.50.

Улица встретила оглушающей жарой. От развалин несло, как из доменных печей. Я оглядел горизонт. И где тут небоскребы?

Потоптавшись у рухнувшей «Пизанской полубашни» и плюнув, я перешел улицу и, зыркая по сторонам, пошел вдоль разрушенных домов, стараясь держаться примерного направления на центр. И по возможности – не отсвечивать.

Линию поведения я выбрал самую простейшую – испуганный прохожий, которому приспичило пройтись. Не люблю врать без нужды.

По первым впечатлениям прокаленный город вымер – слепяще-светлые развалины, ярко-голубое небо и абсолютная тишина. Я глянул вверх – солнце висело в зените, выжимая пот и пригибая к земле. Ряд разбитых домов прервался прогалом – начался поперечный переулок. Углядев деревья, я свернул к ним – хоть какая-то тень. Остановившись под ближайшим, я вытер пот и попытался отлепить от тела влажную майку. Жесть! Некстати вспомнился покинутый, прохладный подвал. Воистину – не ценим, что имеем.

Вообще говоря, жара скорее располагала к сожалениям, чем – к размышлениям. Немногие мысли ползли неспешными, ленивыми тараканами. Первый таракан – как вести себя при неожиданной встрече? Готовых рецептов не имелось. Только слабая надежда – одинокий прохожий тут на хрен никому не нужен. Если все же нужен – есть пистолет. Если нужен многим – есть ноги. Хотя бегать по жаре сейчас было откровенно в лом. Будем надеяться на лучшее – я встречу красивую смуглянку с ведром мороженого на голове. Подбадривая себя бредовыми надеждами, я добрел до следующего деревца и остановился осмотреться. Развалины заканчивались, постепенно меняясь нетронутой застройкой. Те же частные домики и заборы. В этом имелся минус – в переулке, похожем на трубу, канава-арык и чахлые кусты были единственными укрытиями. Ни подворотен, ни дворов. Точнее, дворы имелись – частные и запертые. В торце улицы мелькнула машина. Лень и расслабленность мигом ушли – я живо присел за куст. Машина уехала, но улица обрела тревожную пустоту. Даже цикады стрекотали весьма подозрительно.

Нет, так не пойдет. Хочу нормальный город, с многоэтажными домами, подъездами и многочисленными проходными дворами. Как туда попасть?

Дойти.

Я внимательно осмотрелся. Пикап, с легкостью открывающий ворота, остался в прошлом. Как быть?

Заборы, в сущности, не так уж высоки.

Напорюсь на жильцов?

И что? Ментов вызовут? Ну-ну.

«Доброе слово и пистолет…» – говаривал бессмертный покойник Капоне. Или покойный разбойник? Да какая разница. Пистолет есть. Со словами туговато… Местными.

Ладно, улыбка у меня располагающая. Рискнем.

Я примерился к ближайшей ограде – высоко, однако. Разворотив горку мусора, я добыл из нее три кирпичных обломка и соорудил маленькую пирамидку. Встав на качнувшиеся кирпичи, я дотянулся до края забора, подтянулся и кое-как вполз на гребень, испачкавшись еще сильнее, – забор не пылесосили с момента возведения. Тихо матерясь, я тяжело спрыгнул во двор, констатировав – детские навыки лазания атрофировались напрочь. А ведь когда-то летал. Будем восстанавливать.

Следующие десять минут я преодолел восемь заборов, похерив образ безобидного прохожего. Перепачканный известкой, краснорожий, вспотевший гражданин, штурмующий заборы, скорее напоминал серийного грабителя или тренирующегося альпиниста-самоучку. Учеба шла тяжело. До паркурщика было, как до луны.

В паре дворов я наткнулся на жителей. Ни улыбку, ни пистолет я применить не успел, как, впрочем, и не услышал возражений моему способу знакомства с городом. Испуганное «ой» почтенной пожилой леди и захлопнутое окно. И заискивающий взгляд чернобрового мужика, загоняющего детей в дом. Насколько понял, семейство выходило погадить – на газоне остались две свежие желтые пирамидки.

Кстати, о пахучем – в большинстве дворов встречались кучки засохшего кала. Воняло довольно чувствительно – я без труда отличал по запаху пустые дома от обитаемых. Непременными атрибутами почти каждого двора были навес для машины и кучи хлама вдоль оград. Иногда навесы не пустовали – по пути я встретил пару малолитражек и пыльный «мерс». На машины я особо не заглядывался – пешком безопаснее. Да и завести тачку без ключей… Навык – полезный, но увы – отсутствующий.

Жара и заборы постепенно брали свое – я начал выдыхаться. Окончательно затрахавшись, я прихватил в одном из дворов бесхозную стремянку. В задницу паркур!

За последним забором показалась улица – квартал кончился. Подняв голову, я обозрел горизонт.

Высотки?

Есть!

Уяснив направление, я уже привычным движением оседлал забор. И оглядел улицу, обнаружив на дальнем углу, метрах в ста, кучку старцев. Выглядели они безобидно – кажется, тихонько судачили. Нагнувшись, я вытянул лестницу и, переставив наружу, с достоинством спустился на улицу. Деды прекратили болтать. Приветливо кивнув местным, я подхватил орудие труда и, взвалив лестницу на плечо, пересек улицу, скрывшись в проулке.

Как ни странно, с ней я почувствовал себя уверенней, смотрясь на улице не так чужеродно. Монтер? Сосед? В общем – местный. Лестница «отводила глаза», смещая вопрос с «кто?» на «зачем?».

Пора отдохнуть. Облюбовав новый забор, я уже привычно забрался в чужой двор и потянул носом. Пахло не дерьмом – пыль, пряный запах листьев. Подойдя к дверям дома, на всякий случай я вежливо постучал. Тишина. Вот и ладно. Отступив чуть назад, я примерился и, качнувшись, вынес замок плечом. Звонко хрустнул косяк, приветливо распахнулась дверь.

– Добрый день, – поздоровался я, входя.

– Салям, – откликнулись из дома. Из глубины коридора показался мужик с автоматом. Глаза его весело блестели. Я оцепенел на пороге, забыв про арсенал из улыбки и ствола.

Заходи – мне приглашающе махнули рукой.

Я механически кивнул и, стоя на пороге, вытащил сигареты. Мужик поморщился. Видать, тоже против курения. Вот сука.

Насрав на осуждение, я закурил, молча разглядывая его через прихожую – борода, растущая от глаз, здоровые ручищи. Остальное скрывала светлая хламида. Судя по коже – молод, по глазам – самоуверен. Автомат висел на плече, уставившись стволом в район моих ног, ненавязчиво указывая – кто главный. Я выдыхал сигаретный дым, наливаясь злобой на мир и себя. И на самодовольную морду напротив. Морда нахмурилась и повелительно рявкнула. Типа – к ноге.

Я кивнул и убрал зажигалку в карман, обратным движением вытянув пистолет. Визави не среагировал – движение было слишком обыденным. Неторопливым.

Грохнул выстрел.

Борода медленно поднял руку к животу. Накрыв ладонью черную дырку, он замер, недоуменно смотря на меня. Судорожный всхлип резанул тишину, как скальпель – крысу. Чуть погодя колени подломились – мужик упал. Затягиваясь, я смотрел, как из глаз лежащего сочится жизнь.

Бычок догорел. Жизнь ушла.

Я бросил окурок на пол и вышел из дома. Забрав лестницу, я перенес ее через двор и приставил к противоположной стене. Прислушался. Тихо. Одиночный выстрел в городе, охваченном войной, не заинтересовал никого.

Поднявшись на стену, я переставил стремянку на другую сторону и спустился в соседний двор. Потом – в следующий. Отпустило двора через четыре.

Убил?

Ну, убил. Можно потерзаться.

Стоит ли?

Пожалуй – нет. Победителей судят неучаствовавшие. Идите на хрен, судьи.

Вот только попить не удалось.

Выдохнув и еще раз закурив, я обнаружил себя посреди очередного двора. И возле очередного дома. Еще одна дверь.

– Хозяева! – Я постучал.

И, решив не тревожить грабли вторично, выбил дверь с пистолетом наготове. Внутри оказалось пусто. Вода нашлась. Догадайтесь где. На кухне обнаружилась немолодая лепешка. С солью и водой она пошла на ура. Еда, питье и нашедшееся в комнатах шмотье позволили выйти на улицу относительно приличным и сытым гражданином.

Башни небоскребов были уже недалеко, маня миражом одинокого путника. Я собирался их покорить. С лестницей. Однозначно.

Глава 23

Четверг. День, 15.10.

Забравшись на очередную стену, я обнаружил, что следующий двор – последний. Над противоположным забором торчали пыльные кроны деревьев, а за ними – пестрые фасады высоток. Похоже, квартал многоэтажек и дворик разделял бульвар. Стоя на лестнице, я облокотился на кромку стены, утвердив подбородок на сложенные ладони. И застыл, медитируя. Почти дошел. До вожделенных небоскребов осталось полтора километра многоэтажных домов, проходных дворов и широких улиц.

Протяжный, напевный крик с бульвара вывел из расслабленно-безмятежного созерцания. У местных пятиминутка культа?

Мулла кончил досрочно – напевный голос сменился фырканьем двигателя. Над забором поднялась непонятная металлическая конструкция.

Я сделал шаг вниз.

Металлическая хрень поднялась выше, оказавшись верхним краем кузова. Грохот катящихся булыжников. Опустевший кузов скрылся за забором, и самосвал затих. Напевный голос возобновил речитатив, временами переходя на визг, местами едва не срываясь в истерику – похоже, достопочтенного переполняло негодование.

Может, митинг? Заинтригованный до предела, я перебрался на крышу. И оставляя вдавленные следы пуговиц и локтей на мягком битуме, дополз до толстой мачты телеантенны. Осторожно глянул из-за нее. На ближнем краю бульвара расположилось около сотни человек, поодаль замер утихший самосвал. Меж ними высилась приличная куча булыжников, наваленная последним. И что тут за хрень? Строим новый мир?

На работяг толпа не походила. Десяток бородачей в черном, при оружии. Несколько десятков явных горожан. И оратор – плотный дядя с козлиной бородой, в сопровождении симпатичной девки и пары охранников. Бородач напевно назидал, «черные» блюли порядок, гражданские внимали. Я разглядывал.

Говорящий тыкнул пальцем в девку и продолжительно заверещал. Та виновато потупилась. Плохо дала? Вглядевшись в мадам, я понял, дело серьезнее, чем выглядит. Бледное лицо, дорожки потекшей туши под глазами – подруга босса не ходит с такой мордой. Да и охранники скорее походили на конвой.

Говорящий снова зажурчал, повышая тональность. Голосом он владел неплохо. Теперь он вопрошал. И девку, и толпу. Толпа угрюмо молчала, девка вжимала голову в плечи. Борода повернулся к бабе. Звук оплеухи был слышен даже отсюда. Оратор сплюнул и торжественно провозгласил. Что именно – я, естественно, не понял.

Толпа зашевелилась. Десяток в черной форме взяли оружие на изготовку, и горожане застыли, словно политые жидким азотом. По знаку бородача из грузовика выпрыгнули двое. Вытащив из-под кузова пару лопат, они принялись сноровисто копать яму на газоне. Мелькали руки, летел чернозем. Отрыв поясной окопчик, землекопы тормознули. Конвой столкнул девку в яму, и лопаты замелькали опять. Три минуты спустя девка высилась живым монументом, вкопанная в газон по пояс.

Охрана, убедившись, что подсудимая не смоется, присоединилась к боевикам. Перестроившись, они образовали живой коридор. Исламский пастор воззвал к толпе, в заключение тыкнув сперва в кучу камней, потом – в девку. До жирафа стало доходить. О таком я слышал. Вот только видеть – не довелось.

Горожане не рвались наказывать отступницу. И не имея возможности покинуть улицу, тихо перемещались в задние ряды. Мулла глядел на маневры статистов с легкой усмешкой. Я понимал почему – при наличии ствола чье-то нежелание – дело поправимое.

Так и есть. Святой отец рявкнул. Затворы клацнули. И толпа потянулась разбирать камни. А я – быстро прикидывать, что можно сделать.

Ничего. Пистолет и граната против двенадцати стволов.

Пока я думал, на бульваре началось. Первого отказавшегося просто отхреначили. Второй метнул. Но – не попал. Судья неодобрительно покачал головой и предложил повторить. Ближайший боец за нравственность в черном с нехорошей улыбкой протянул метателю второй камень. Взмах, крик жертвы. Попал. Охранник одобрительно кивнул. И удержав метателя, сделавшего попытку уйти, повелительным жестом предложил остальным присоединяться. Народ замялся. Демонстративное поглаживание автомата, хмурый взгляд. И персональное приглашение пальцем. Овцы смирились – толпу проняло.

И пошло. Первые камни шли как попало – попадал один из трех. Потом народ приноровился. И вошел во вкус. Азартные выкрики бросающих, тошнотворные звуки попадания в цель. И отчаянные, исполненные боли женские вопли.

Я сполз с крыши. Картинка исчезла. Но остался звук. В нерешительности походив по двору, я приставил стремянку к дальнему забору, намереваясь «свалить». Но поднявшись на первую ступеньку, остановился – крики девки перешли в скулящий вой. Сойдя с лестницы, я перебежал двор и сделал единственное, что мог, – швырнул гранату через ограду. На кого бог пошлет. И помчался к стремянке. Рвануло прямо в воздухе.

Я перемахнул в соседний двор, вытянул лестницу и кинул ее у забора, укрывшись за пыльным боком припаркованной машины. На бульваре заполошно орали и стреляли. Судя по перемещавшемуся визгу – народ разбегался. Опустившись на колени, я лег и до половины засунулся под малолитражку. Не поместившееся прикрыл свернутый в бухту садовый шланг, валявшийся неподалеку. И, вытащив пистолет, я принялся ждать.

Кто-то с воплями промчался мимо ворот. Потом еще. И еще. Слушая удаляющийся топот, я ждал. Смолкла стрельба. Рявкнул, заводясь, самосвал. Звук отъезжающей машины затих, погрузив квартал в тишину. Я слушал ее пару минут. Лязг со стороны ворот. Спина похолодела. Скрип калитки, тяжелое дыхание нескольких человек. Взгляд на пистолет в своей руке – что предпочитаешь? Пуля, камни? Шорох заставил сердце подпрыгнуть и зачастить. Задерживая дыхание, я уронил голову на горячий бетон и скосил глаза – в калитке стояли две пары ног. Ой!

Ноги медленно двинулись во двор. Стараясь не тревожить шланг, я направил пистолет в их сторону. Ноги остановились. Всхлип. Мужской голос побубнил, и ноги возобновили движение. Прищурившись от яркого солнца, я разглядывал тени людей, медленно выходивших из-за машины. Кажется, одна пара ног была женской. Наконец идущие показались из-за машины – ковыляющий мужик и поддерживающая его женщина. Одной рукой он опирался на спутницу, прижимая вторую к окровавленному лицу. Рубашка, распертая жирными плечами и обширным животом, пестрела красно-серыми разводами. Растрепанная тетка, придерживая мужика за талию, беззвучно плакала. Обоих не по-детски колотило. Я чуть выдохнул. Местные.

Парочка медленно добрела до дома. Звон упавших ключей, возня на крыльце. Мужик тихо проскулил. Наконец замок щелкнул. Отворив, дама затащила мужчину в дом, захлопнула дверь и дала волю нервам – рыдания и крики пробились сквозь запертую дверь. Совесть ворохнулась. И утихла – на бульваре не было мирных. Только жертва и палачи.

Выждав минут пятнадцать, я выполз из-под машины. В квартале стояла гробовая тишина. В доме – тоже. Отряхиваясь, я машинально оглядел свое укрытие. Пухлый кузов, тонкие колесики. Надпись на багажнике гласила – «Кобальт». Такое слово испортили.

Подхватив лестницу и стараясь не издавать лишних звуков, я отворил калитку и, убедившись, что на улице пусто, направился к бульвару.

Четверг. День, 16.05.

На бульвар я вышел походкой усталого работяги. И стараясь не вертеть головой, пересек его по диагонали, косясь на опустевшее место казни. Не знаю, кого из лежащих следовало отнести на счет гранаты, а кого – на заполошную стрельбу, но вместо одной жертвы Аллах получил шесть. Бывшая подсудимая застыла посреди газона страшным памятником самой себе – вкопанное в землю склоненное тело, упавшая на грудь голова, черные сосульки слипшихся волос. И камни вокруг. Еще одно тело как женское я опознал по голым ногам. Четверо других лежали на асфальте брошенными куклами непонятной половой принадлежности. Челюсть дрогнула. Я стиснул зубы. И отведя глаза, продолжил путь деревянной походкой.

До ближайших высоток я добрался без приключений, если не считать мужика, выглянувшего с четвертого. Выразительно посмотрев на меня, он постучал себя по кумполу. Я развел руками – надо! Осуждающе покачав головой, он скрылся за блеснувшей балконной дверью. Иди с богом.

Сценка слегка встряхнула, ослабив послевкусие от исламского правосудия. И проявленного мной неуважения к суду. Нервяк отошел, и я почувствовал, что устал. Пожалуй, небоскребы подождут. И миновав первый дом, я завертел головой, прикидывая место для постоя.

Арабские высотки здорово отличались от привычных московских. В первую очередь – архитектурой. Открытые лестничные холлы без стен. Лестницы, которые отделяли от улиц только перила. Ну да, тут же девять месяцев в году – жара. В таком климате проблемы отопления строителей не волновали – подрядчики экономили на стенах, стараясь обходиться минимумом. Это плохо. Я с тоской вспомнил отечественные подъезды, изобилующие укромными местечками. Тут все было наоборот – подъезды и лифтовые просматривались насквозь. Что делать?

Обозрев видимую отсюда часть улицы, задерживая взгляд на возможных укрытиях, я притормозил. Высокие узкие дома белых и кремовых оттенков на один-два подъезда. Выложенные светло-серой плиткой тротуары начинались прямо от стен, заканчиваясь у края проезжей части. Первые этажи всех без исключения домов были заняты магазинами. Естественно – запертыми. Ставни опущены, закрывая витрины от любопытных глаз и загребущих рук. Я задумчиво смерил глазами ближайшую. Похоже, рольставни были из металла.

На тротуарах и обочинах хватало припаркованных машин. Вскрыть? Представив прокаленные внутренности железного коня, простоявшего день на солнцепеке, я содрогнулся. Куренок в духовке. Не айс.

Ломать двери квартиры на глазах всего квартала не хотелось. Но, похоже, другого выбора мне не оставалось. Подойдя к ближайшему подъезду, я задрал голову, изучая видимые с улицы двери квартир. Добротно и прочно. Придется потрудиться. И – пошуметь.

Сняв с плеча лестницу, я даже не успел прислонить ее к стене, услышав шум за спиной. Я обернулся – на плитке лежали обломки цветочного горшка. Новый удар – меня осыпало черепками посуды. Я задрал голову – из окон торчало полтора десятка голов, неприветливо размахивающих руками. Одна держала что-то типа пивной кружки, похоже, собираясь швырнуть ее вниз. Моя поднятая голова остановила бросок. Зато жестикуляция усилилась. Пантомима была совершенно беззвучной – похоже, шуметь они опасались. Судя по всему – долбаный хитропопый мидлкласс, готовый на все ради собственного спокойствия.

Помахать стволом?

Явно не тот случай. Я скрестил руки над головой и показал кулак мужику, швырявшемуся посудой. Тот сделал энергичное движение рукой – «уходи». Плюнув на тротуар, под настороженными взглядами жильцов я отошел от дома. И вытащил пачку. Твою мать! Сигарета внутри оказалась последней.

Я выматерился. Пивная кружка грохнулась на асфальт, послужив последней каплей. Башню сорвало…

Четверг. День, 16.25.

…в себя я пришел в каком-то закоулке. Пистолет в руке вонял свежим порохом – я отвел душу, постреляв по бандерлогам в окнах. Увы, сверху никто не упал.

Бросив лестницу, я попетлял по прилегающим дворам, в конце концов устроившись в закутке у бетонной стены. Раскидистый платан прикрыл от солнца, белый фургон – от посторонних взглядов. Усевшись на асфальт, я оперся спиной о теплую стенку, вытянул гудевшие ноги и закурил последнюю сигарету. И задумался – как меня постигла сия хрень? Началом стал отпуск. А причиной?

Наверно – мой христовый срок. Тридцать три, мать их! Недаром говорят про переломный возраст. Я тоже не избежал всеобщего поветрия, решив подумать за жизнь накануне этой даты. Хотя чего там думать. Про себя я знал и так – баловень. По жизни все валилось на меня само, хотя я с нее ничего такого не требовал – не дотянул трех семэ до метр девяносто, не урод, здоров как бык. Пил и бегал, как лошадь (сейчас только пью). Папа с мамой подарили жизнь, здоровье, а напоследок – поднапрягшись, институт и пять лет веселого студенческого разгуляя.

Девки и пьянки были веселы и беззаботны, преподаватели – нетребовательны. Родина деликатно напомнила о задолженности. И вздохнув, я отдался в суровые армейские лапы. Возможно, кто-то воспринял службу как кару божью. Я – как продолжение чудесного и беззаботного загула, перемежаемого веселым дурдомом и вылазками на природу, в компании численностью до дивизии. Народ матерился, топил танки, рыл окопы и делал еще миллион других глупостей. Мне было весело. Но всему хорошему приходит конец – через положенный срок меня выставили за дверь, заверив, что теперь я готов к жизни.

К удивлению, седой полкан оказался прав – восстановившись и закончив учебу, из института я вышел с умением быстро соображать, когда припрет, и способностью найти общий язык с деканом и дворником. И перепить обоих, если потребуется. Прочие науки пролетели мимо.

Сходив на первое собеседование в агентство, я, скорее по привычке, охмурил лапочку-менеджера. Собеседование закончилось в кроватке, а в благодарность за ночь девчонка «сосватала» меня в хорошую контору.

На тот момент я полагал, что заключил отличную сделку, обменяв кусок жизни на хорошую зарплату. И взялся за тщательное повышение той субстанции, которую столичный глянец именует качеством жизни: жилье, отдых, шмотки, прокачка тела, сдержанный гедонизм (говоря проще – бабы и алкоголь). Отдав этому захватывающему занятию несколько лет и большинство заработанного, я уяснил – вершина лестницы тщеславия восходит выше крыши мира. А приобретаемые удовольствия, несмотря на рост их стоимости с каждым годом, приносят меньше удовлетворения. Даже больше того – платя тысячу зеленых за то, что раньше покупал за сотню, я все чаще задавался вопросом – не лох ли я? Оргазм, как и смесь запахов пота с перегаром, были абсолютно идентичны.

Причина, по которой я накануне своего увольнения зашел в кабак и предался нерадостным размышлениям, была банальна – назавтра мне должно было стукнуть тридцать три. Зайдя в ресторанчик, я принялся «подбивать баланс». Вспомнив юношеские годы и проскочив промежуточные, я закончил там, где многие начинают – задумался о собственной сделке с «желтым дьяволом» – ежедневном обмене жизни на нехилое бабло. Ежедневная потеря 11 часов собственной жизни, расходуемой на корпоративные надобности, насколько я помнил, напрягала меня все заметнее. Возможностей тогда я видел две. Одна предполагала смену вектора растрынькивания денег – завести семью. Вторая – просто скирдовать презренные бумажки. В надежде – сгодятся в преклонные года.

Мысль «променять всех женщин мира на одну» меня тогда не вдохновила. Что до радостей отцовства – они непонятны всем, не вступившим в сей «клуб». Убивать молодость, чтобы достойно встретить старость – выглядело еще глупее: инфляция вкупе с сопоставлением средней продолжительности жизни и пенсионного возраста не внушали оптимизма.

Отметя оба варианта, я, помнится, задумался над альтернативой. Мозг запросил допинг. И получил – халдей «метнул» на стол новую порцию пойла. С помощью алкоголя я наконец сформулировал искомый постулат в формате привычной бизнес-лексики – «бессмысленный расход невосполнимого ресурса». Поискав ошибку в логических построениях и не найдя таковой, я обратил взгляд на «юное дитя» за соседним столом. «Дитя», лет девятнадцати от роду, обладало прекрасной, неиспорченной фастфудом фигурой и красивым лицом. В глазах юной богини явственно читался недостаток жизненного опыта. Как, впрочем, и желание обрести таковой.

Решив подкрепить вывод экспериментом, я подсел за столик «богини» и молча выложил на стол около половины содержимого бумажника, вопросительно посмотрев в светлые глаза. Говоря честно, в таком состоянии было бы уместнее вызвать шлюху. Но суть эксперимента и заключалась в том – способны ли деньги вершить чудеса, превращая богинь в потаскух?

Ход событий хорошо разглядела молодая семейная пара по соседству – отвесив звонкую оплеуху, «богиня» ушла. Далее мнения наблюдателей, которые они высказывали довольно громко, разошлись. Супруг настаивал – «все решила сумма». Супруга отстаивала твердость жизненных устоев юницы. Кто из них более прав? Вера в человечество склоняет к второй версии, жизненный опыт – к первой. Пока свидетели спорили, виновник происшествия – то есть я, задумчиво водворив деньги в лопатник, неторопливо удалился.

Думается, условия эксперимента можно было счесть эталонными с большой натяжкой. Но экспериментатор был пьян и, следовательно, – поспешен в выводах. В общем, более идиотскую причину для увольнения надо было еще поискать. А наутро было то, что было – «опаздываем», «забей». Потом – «дурка», «достало». И неуместно ласкательное по отношению к старшему по возрасту обращение «козлик». Политкорректный шеф, уяснив смысл месседжа, изменил себе, позволив чувствам прорваться. Истинный смысл политкорректности дошел до него после смачной оплеухи.

Со времен Плейшнера изменилось немного – свобода, деньги и чистый воздух пьянили по-прежнему. В отличие от профессора, интересовавшегося птичками, меня манило море – наивный идеалист надеялся поразмыслить там над жизнью. Однако набор требований, высказанный в турагентстве, включал в себя, кроме моря – солнце, девок и алкоголь. Мысль, что побережье моря Лаптевых для раздумий подойдет больше, мне тогда не пришла…

И четыре дня спустя я встречаю закат с последним патроном у какой-то средиземноморской помойки… Мда.

Огонек медленно, но верно подползал к фильтру. Пыхнула последняя затяжка. Все.

С улицы послышался приближающийся шум мотора, затем – гортанный арабский возглас и поспешный звук тормозов. Скулеж по-французски. В ответ громыхнул автоматный затвор. Скуление француза приобрело визгливый оттенок. Я поморщился – какая-то сука не хотела сдохнуть стоя.

Поглядев на пояс с торчащей из-за него пистолетной рукоятью, я потащил ствол наружу. Мушка зацепилась за трусы, вытащив резинку и «шмат» боксеров. Мне было не до деталей.

Громкий автоматный дуплет за углом. Похоже – опоздал. Может, воздержаться? Пока я думал, тело сделало – выдох, шаг за угол. Оппонентов оказалось два. Ствол поднялся, описал короткий полукруг и уперся в «клетчатый» затылок ближайшего.

Бах!

«Арафатка» дернулась, владелец упал. Пистоль встал на затворную задержку, сигнализируя, патроны – ёк. Смыться или схватить автомат мертвеца я не успевал – спина второго со стволом в руках маячила в трех метрах. Услышав выстрел, он вылупился на меня с сильнейшим испугом. Я на него.

«Чего он не стреляет?!» – одна мысль на двоих.

Он скосил глаза на мой пистолет, а я поймал его взгляд, уловив зарождающееся понимание. До обоих доперло одновременно.

Араб полностью развернулся, я – шагнул к нему. Что я собирался делать – честно, не знаю. Увидев идущий вверх автомат, я ударил пистолетом по цевью, попав ему по большому пальцу. Смуглую рожу перекосило – выпустив цевье и не закончив разворот, он начал палить с одной руки. Автомат заплясал, сыпя пули куда попало. По моей роже прошелся горячий веник пороховых газов. Заорав от боли, я подбил автомат вверх и, удерживая за «бесхозное» цевье, принялся молотить противника разряженным пистолетом. Араб, визжа и отмахиваясь, продолжал стрелять. Автомат трясло. Нас – тоже. Крича и матерясь, мы танцевали подобие дамской драки. Щелчок – в магазине кончились патроны.

Противник заткнулся и отпустил автомат. И, хрипя сорванным дыханием, отскочил. От неожиданности я пошатнулся. Меня пнули в голень и резво сдернули с поля битвы.

– Сука! – проорал я в спину бегущему, бросая на асфальт бесполезное оружие. Сворачивая за угол, беглец обматерил меня по-арабски.

Нагнувшись и озираясь, я шипя потер саднившую голень. Посторонних не наблюдалось. Два трупа я таковыми не считал. Застреленный француз лежал у открытой дверцы красной «Астры». Араб и второй автомат – у капота. Я цапнул его ствол и, отомкнув рожок, просиял, увидев уходящий вглубь «латунный ряд». Обыскав «клетчатого», я разжился еще одним магазином. Пачка «Житана» нашлась у француза. Теперь я был почти счастлив – два рожка, нормальная волына. Шансы дожить до вечера росли.

Однако пора валить, пока беглец не привел подмогу. Пешком? Я задумчиво глянул на немолодую спортивную трехдверку. Заглянул в салон. Ключ торчал в замке. Брать – нет?

Решившись и усевшись, я повернул ключ. Движок схватил…

…Петлять по городу я не решился, вместо этого просто вернувшись к дому, где меня должны были помнить. Припарковав «Опель» во дворе, я вылез и, поставив его на охрану, на всякий случай рявкнул вверх, адресуясь закрытым и местами битым окнам:

– Тронете тачку – убью!

Не то что я действительно был зол, но… перестраховаться не помешает.

Подхватив автомат, я направился в соседний двор – перед последним рывком следовало осмотреться.

Четверг. День, 17.35.

Автомат давил на плечо, магазин хлопал по бедру, по спине текло, чужие тапки натирали. Курорт, мать его.

Этаже на пятнадцатом вспомнился Данила Багров. В его Чикаго была осень. Повезло парню. «Хочу домой», – тоскливо подумал я, останавливаясь перед очередным пролетом. И потерев плечом щеку, продолжил восхождение. Топ-топ, топ-топ.

На двадцать шестом дорога кончилась. Не став испытывать судьбу, я не полез на крышу, присев на верхнюю ступеньку открытой лестничной площадки. Все, что интересовало, было видно и отсюда. Небоскребы были недалеки – четыре дома до приморского шоссе и пяток домов после. Голубые гиганты торчали сразу за ними. Все так просто?

Я пошарил взглядом по дворам с этой стороны трассы. Пикап. Еще пикап. Пикап и микроавтобус. Людей, правда, – не видать. Но что это доказывает? Единственным признаком правопорядка на той стороне был танк в глубине переулка. Пятнистая, приземистая дура с высоты двадцать шестого этажа выглядела довольно безобидно.

Судя по всему, нейтралкой между оплотом цивилизации и нашим гуляйполем служило пресловутое приморское шоссе, смахивающее на Ленинский, обсаженный пальмами. Соваться на проспект при его кажущейся безлюдности почему-то не тянуло. Я пробежался глазами по видимому отсюда отрезку. Виделось немало – четыре сгоревшие машины, несколько десятков непонятных кулей на проезжей части и около. Подозреваю, что некоторые из этих кулей недавно шустро бегали, возможно – молились. И имели свои планы на жизнь. А так – тишина, лепота – гладкое синее море за сверкающими фасадами небоскребов, шевелящиеся кроны пальм вдоль дороги. Город, освещенный вечерним солнцем, был тих, красив и безмятежен.

Я почесал в затылке, закурил и пригорюнился – проспект манил, как сыр – мышку. Но… – настоящая халява встречается нечасто. Прикинув «за» и «против», я решительно вытянул ноги, располагаясь поудобнее – выжду, пока не начнет смеркаться. Темнота, как известно, – друг молодежи. А я вроде – не старик. Утешаясь самообманом, я откинул голову на ступеньку. Подождем, вашу мать…

Взрыв раздался минут через сорок. Меж высоток заметалось эхо, поодаль всплыл черный клубок. Вздрогнув от неожиданности, я оторвал голову от уютной бетонной подушки. Похоже, не я один – послышался сухой стук одинокого пулемета. Кто-то проявил свое любопытство слишком явно. На Востоке эмоции стоит держать при себе. К первому пулемету присоединился второй, и окно многоэтажки на противоположной стороне вскипело от попаданий. Стволы не унимались. Из окошка повалил дымок. Раскатистое токанье продолжало кататься по району, давая команду «Подъем!».

И оно поднялось.

Бух! – хлестко сказало что-то крупнокалиберное, и у дома на «первой линии» с изнанки вырос пыльный хвост – бетонный домишко прострелили насквозь. Пулеметы притихли, но это было уже неважно – вояки окончательно проснулись. Слышно было много. Видно – кое-что. Мне хватило и того.

Танк напротив очнулся, выдав густой темный выхлоп. Чем они его топят? Углем? Разминаясь, он повел хоботом. Ствол, размером с телеграфный столб, заерзал, примериваясь к зданиям на моей стороне.

– Только не сюда, – прошептал я.

Мольбу услышали – прицел взял левее. Вспыхнуло, грохнуло – гОстенец ушел по соседству. Танк почти целиком скрылся в пыли – в переулке ее оказалось изрядно. Звонкие хлопки, звуки разрывов – пыль в переулке взвихрилась по новой. Теперь фигачили по танку. Чем?

Кажись, этим – в одном из ближних дворов, среди качелей, суетился арабский персонал. К двум темно-зеленым треножникам стояла очередь бородатых хлопцев с минами. Шлеп-хлоп, шлеп-хлоп – на детской площадке трудились шустро.

Танк, не обращая внимания на разрывы, высунулся и пальнул вдоль проспекта. И убрался обратно в пыль. Собственно, пальба шла уже по всему шоссе, на звук напоминая удары многочисленных шайб о борта хоккейной коробки. «Не на стадионе», – одернул я себя – по этой поляне предстояло бегать. Вертеть головой следовало осмысленно. Малость напрягал мой чрезмерно открытый наблюдательный пункт, как, впрочем, – и близость «передовой». По сути, лестница была хорошо проветриваемой бетонной вышкой. Правда, подобных тут имелось до хрена.

Минометный огонь резко пошел на убыль. Почему? Взгляд на патлатых минометчиков. Бородатые джентльмены покидали место, пакуясь на бегу – минометы закатывались в подъезд в «темпе вальса». Закончив и бросив пустую тару на месте гулянки, персонал детской площадки попрыгал в мини-вэн и отчалил. Что за …?

Вскоре заткнулись и танки. Стихло эхо последнего выстрела. Над гуляйполем повисло нехорошее затишье. Похоже, я чего-то не понимал. Может, тоже свалить? Хотя бы с этого насеста? Тихое стрекотание. Вертолет?

Подняв голову, я пошарил глазами по небу. Ага. Силуэт, показавшийся со стороны моря, выглядел непривычно – хилый фюзеляж, два хвоста и диск пропеллера меж ними. Какое-то порно. Беспилотник?

Самолетик пересек проспект и вторгся в воздушное пространство квартала. Свист мин с той стороны, дробный треск. По улицам побежали почти прозрачные дымки разрывов. Разрушений почти не было – волна мелких осколков выбивала пыль из стен, окутывая туманом первые этажи, выносила окна домов и машин. Блеск осыпающихся стекол, вспышки авариек потревоженных автомобилей – вояки били аккуратно и плотно, кладя мины на дворы и улицы. Стрекоза отвернула. И оставляя за собой многоголосый писк сигнализаций, удалилась, волоча невидимое пространство смерти вдоль проспекта.

Перестав задерживать дыхание, я вздохнул – осколочная метла правительства пугала до дрожи в коленках, как бродячая зона смерти.

Хватит. Пора валить. С башни. С района. Из страны.

Глава 24

Четверг. День, 19.10

Я начал спуск, пребывая под впечатлением бегущей вдоль улиц прозрачно-серой вуали разрывов и вздрагивающих машин…

Остановившись на промежуточной площадке, я закурил и чуть отдышался, остро пожалев об отсутствующем алкоголе. И продолжил спускаться, дав себе слово нажраться до синих свиней при первой же возможности.

Через десяток этажей я остановился вторично, косясь вслед улетевшему монстру. Обитателям соседнего квартала можно было посочувствовать – справедливость и порядок теперь несли им – бухало знатно. Озарение пришло с запозданием – улицы пусты! Оставшиеся семь этажей я проскочил за шесть секунд. И, морально готовый играть в лотерею на нейтралке, помчал в соседний двор.

Машинка стояла на месте. Две свежие дырки в багажнике, заднее стекло с белым пятном в сетке трещин – красотке досталось. Я заглянул под кузов – ничего не текло, шины радовали приятной округлостью.

Щелчок центрального замка. Открыв дверь, я залез в африканскую жару салона. Ключ на старт. Завелось. Я облегченно вздохнул и загнал тахометр в красное. Изнасилованный «на сухую» движок заголосил. Выждав пару секунд, я отпустил газ – будем считать, ты прогрелась, дорогая.

Что еще?

Сложив приклад, я сунул автомат под пассажирское сиденье, положив туда же часть купюр. Прикрыл ковриком кончик ствола. Все, трогаю.

Выезд со двора, косо освещенное ущелье улицы. Метров через пятьсот сумрачный каньон заканчивался перекрестком и продолжался переулком. Тем самым – с танком. Усыпанная битым стеклом дорога блестела.

Первая передача. Красная машинка, рыча, начала разгон. Вторая. Третья. Промелькнул угловой дом, над перегибом асфальта показался верх танковой башни. Переключаясь на четвертую, на скорости далеко за сотню я выскочил в центр внимания – на перекресток с шоссе. Туканье пулемета. Край глаза отметил разлетающийся асфальт. Ненавижу публичность!

По кузову звонко бумкнуло …ть! Я дернул руль, уводя машину с прямой. Взгляд в зеркало – асфальт за спиной рвало в клочья.

Перекресток кончился – я влетел в изрытый ямами танковый переулок, незамедлительно измерив глубину первой. Бум! Подвеску с лязгом пробило, руль рвануло из рук. Вторая – удар в днище, грохот. Передок подкинуло, голова достала потолок, во рту возник мерзкий привкус железа.

Стоящий танк быстро приближался. Я отпустил газ. Взгляд на танк – пушка дрогнула. Я опять газанул, направляя машину вплотную к зубастой гусенице. Пронесшись между ней и рябой стеной, поравнявшись с массивной кормой, я ударил по тормозам. Дрожь АБС в пятке, нагоняющая пыль. Довернув, я остановился за рычащей стальной тушей и, задрав лапы кверху, вывалился в пыль. Густой запах солярки и гари – свобода воняла. Вдохнув ее, я обернулся к урчащей жопе танка и заорал:

– Турист! Турист!

Гул сервоприводов – башня избушки начала разворот. Сердце ухнуло. Хруст камешков сзади, удар по спине.

Я упал на асфальт, ободрав руки. Перекат набок, вооруженный силуэт на фоне стены. Военный опускал автомат и заносил ногу. Получив ей по бедру и закрываясь от следующего удара, я заорал:

– Турист! Рашен!

Удары прекратились. Меня рывком поставили на ноги, ткнули в зубы ствол и поволокли к машине. Испытующий взгляд темных карих глаз из-под каски. Василиск, блин. Чего ты хочешь? Я поморщился и, стараясь демонстрировать покладистость, тупо повторил:

– Рашен турист!

Карие глаза стали бешеными. Короткая, звенящая, яростно-вопросительная тирада. Мой недоумевающий взгляд. Он сделал шаг назад и приподнял автомат. Выстрел в воздух. На меня снизошло спокойствие – здесь и сейчас мне только пули не хватает.

– Рашен турист, – медленно и отчетливо проговорил я. – Май докъюментс, – похлопал я себя по нагрудному карману. – Ок?

Глянув на военного и не увидев отторжения, я медленно залез в нагрудный карман, вытянул паспорт и, держа перед собой, застыл. Злость в глазах солдата сменилась раздумьем. Зрачки качнулись на паспорт, вернулись к лицу. Брать бумаги он не спешил. Лязг на башне. Я скосил глаза. Из откинувшегося люка показался шлемофон. Танкист высунулся из своей норы и окликнул моего конвоира. Сердитый ответил, не сводя с меня глаз и ствола – похоже, он не только сердит, но и опытен. Танкист выполз наружу и, гремя по железу, снизошел. Подойдя к нам, он сперва оглядел машину, потом мельком – меня. Приблизившись, через стекло он заглянул в салон и, пожав плечами, вынул паспорт из моих рук. Перелистав и раскрыв на странице с фотографией, он поднял глаза, сравнивая с оригиналом.

– Херр Белофф?

Германофил, твою мать. Под Роммеля косишь? Я кивнул – Белофф. И херр есть.

Конвоир в каске глянул «Роммелю» через плечо, задержавшись взглядом на цветном изображении.

– Рашен?

Слава богу – и до тебя доперло.

– Йес, – опять кивнул я.

– Кар? – кивок в сторону машины.

– Рент кар, – пояснил я.

– Ду ю хев докъюментс он вэ кар?

Сдурел? Еще права спроси.

– Ин хотел, – я показал головой в сторону города.

– Опен! – рука танкиста указала на багажник. «Пехота» и «танки» отступили. Под прицелом одного ствола и четырех недоверчивых глаз я переместился к багажнику. Ствол показал: «Открывай!» Щелкнув замком, я поднял дверь. В багажнике лежал одинокий серый чемодан – наследие покойного француза. Автоматчик привстал на цыпочки, заглядывая внутрь.

– Опен кейс!

Ясен пень. А вдруг у меня там… Фантазия отказала, и я молча щелкнул замками. Под крышкой обнаружилась груда шмотья, пляжные тапки и бритвенная пена, лежащие в художественном беспорядке – багаж паковали в спешке. Я сделал морду поприветливее, попытавшись изобразить растерянно-дружелюбную улыбку. Получилось не фонтан. Танкист брезгливо поворошил бельишко, махнул рукой и, подумав, вернул паспорт.

– Гоу! – жест рукой показал – вали. Второй покосился на первого. Похоже, махра был младше.

Я кивнул танкисту и засунул паспорт в карман, пытаясь сложить в голове вопрос про аэропорт и отель. Не судьба – из-за угла вывалила небольшая куча военного народа. Даже не успел рассмотреть их толком – опять по спине, по морде, потом – носом в капот. Не ограничившись мордобоем, пришельцы стянули запястья пластиковым хомутиком и позволили выпрямиться. Неизвестная рука вытянула из кармана паспорт, охлопала карманы и потаенные места. Найденное разложили тут же, на капоте.

Оживленный обмен мнениями за спиной. Естественно – ни хрена не понятно. Из общего гвалта выделился холодный голос «Роммеля». Помалкивая, я разглядывал свою тачку – в крыше виднелась свежая дырка. Я покосился на салон. Автомат по-прежнему лежал под передним сиденьем. Пустой салон насквозь просматривался с улицы. Едва угадывающаяся выпуклость на пассажирском коврике внимания не привлекала. Что там искать? Хотя… возможно, я погорячился, не выкинув автомат…

Рук коснулось железо. Нож разрезал пластик, оцарапал запястье и вернул свободу. Меня опять развернули, вернули паспорт и одобрительно хлопнули по плечу.

– Ю а лаки! Вэлкам, херр Белофф!

Мой ответный, душевный, тренированный «Чиз». Удерживая его на лице, я собрал барахло с капота. Бабла уже не было. Спрашивать я постеснялся. Как и про отель с аэропортом. Лучше свалить. Пока опять не началось…

Усевшись в машину и повинуясь указующему персту военных, я поехал, куда послали. К морю.

Четверг. Вечер, 19.45.

«Прислушиваясь» к машине, я неторопливо подъезжал к блокпосту. Тачка вроде была жива.

Вот и пост. Я тормознул. Шлагбаум, бетон, неприветливые лица. Стволы. Старший уже общался с кем-то по рации. Я посидел под прицелом, пока он не закончил бухтеть. Полосатая палка поднялась, автомат показал «проезжай». Я тронул машину.

Набережная началась метров через двести. Небоскребы торчали слева, но я поехал прямо. Остановившись у парапета перед пляжем, я заглушил мотор и, открыв дверь, закурил. Начинало темнеть – солнце ушло за дома, подсвечивая красным треть небосвода. За пределами заката небо было темно-синим, переходя в черноту над гладкой водой. Пляж, с раскиданными по нему зонтами, был пуст. Широкую безлюдную набережную прострелила цепочка зажегшихся фонарей. Ближайший ко мне, моргая, загудел. Прогревшись, он налился желтым, обрисовав подле себя посветлевший круг асфальта. Город на глазах обретал внешние признаки жизни. Меня потихоньку начало «отпускать». Отняв сигарету от губ, я мельком увидел свою руку. Грязна. Может, искупаться?

Сказано – сделано. Спустившись к воде и скинув пропотевшее грязное тряпье, я рухнул в море с желанием смыть с себя четыре последних дня.

Не смыв грехов, вода взбодрила. Поплескавшись и проводив закат, я вылез в сумерки новым человеком и, подхватив шмотье, неуклюже поковылял по крупной гальке к набережной. Возле моей машины стояла полицейская. Оба служителя закона были закованы в «броню» и вооружены «до зубов». Один сквозь стекло вглядывался в салон, второй оглядывал набережную. При виде появившейся из-за парапета голой фигуры с мокрыми волосами мент моргнул.

– Добрый вечер, – поздоровался я по-русски.

Первый поднял бровь, второй обернулся.

– Драствуйте, – наконец нашелся он. – Что ви сдес делаете?

– Плавал в море, – пояснил я очевидное.

Менты переглянулись.

– Это ваша машина? – наконец продолжил опрос второй.

– Прокатная.

– Простите?

– Рент кар, – перешел я на английский.

– У вас есть документы?

Кивнув головой и пробормотав сакральное:

– Ван момент, плиз, – я вытряс паспорт из рубашки.

Пока его читали при свете фонаря, я открыл багажник. Один отвлекся, составив мне компанию. Не смущаясь наблюдателя, я распахнул чемодан, принимаясь копаться в шмотках, прикидывая размер и уместность. Джинсы и шлепки подошли, майка оказалась великовата, мешковато повиснув на торсе.

Отдав паспорт, мент поинтересовался:

– Где вы поселились?

– Пока нигде, – и «включил дурака» по полной: – Поблизости есть отель?

Одевшись, я оказался гораздо ближе к образу «цивилизованного белого человека». Возможно, это удержало его от комментариев. Хотя ему хотелось. Но… Богатые белые придурки до этого понедельника приносили деньги его стране. Сегодня был четверг. Но инерция – великая вещь. Белых принято гладить по шерстке.

– Мы вас проводим, – дипломатично ответил он.

Четверг. Вечер, 20.30.

Конвой из двух машин – моей и полицейской – проехал по набережной и свернул к одному из зданий. Миновав пару БТРов, стоящих на въезде, как каменные львы, мы подъехали к подъезду. Я припарковался у микроавтобуса с надписью «Пресса». Пресса тихо урчала двигателем. Водитель с любопытством оглядел наш конвой, задержавшись взглядом на отверстиях, не предусмотренных конструкцией «Астры». Подмигнув любопытному, я задрал голову, оглядывая здание. Однако! Я поднял взгляд выше. Еще выше. И улыбнулся, пошатнувшись, – верхний край дома упирался в космос.

Я дошел!

– Отель? – уточнил я у ментов и, получив подтверждение, вошел в разъехавшиеся двери. Бдительные стражи не торопились отъезжать, следя за мной сквозь стеклянную стену. Пятиэтажное фойе циклопических размеров напоминало убранством дворец падишаха – черный мрамор и золото, кожа и хрусталь. Восточный пафос зашкаливал. С одной из стен падал настоящий водопад, втыкаясь в озеро приличных размеров. На дальнем берегу, под пальмами, расположился уютный ресторанчик. Часть столов не пустовала. Это хорошо. Но позже.

Закончив с осмотром и сглотнув слюну, я пересек фойе размером с городскую площадь, подойдя к стойке администрации. Длинный ряд часов сверху показывал время Москвы, Парижа, Нью-Йорка и чего-то там еще. Набриолиненный служка в черном выпасал меня от входа, отметив конвой у дверей. Да и сказать прямо – гостей «тут и сейчас» было не навалом.

– Гуд ивнинг, сэр.

– Добрый вечер, – поправил я его.

Тот согласно кивнул:

– Чем могу служить?

– Хотел бы снять номер.

– Отель располагается на пятьдесят шестом этаже.

– Чудесно.

Служивый деликатно пояснил:

– Сейчас там небезопасно. Особенно в номерах с видом на город.

– Не хотел бы переплачивать, – больше для себя, чем для него, пробормотал я.

Самообладание клерка дало трещину.

– Мы не можем гарантировать гостям полную безопасность.

– Ничего страшного. Я даже не буду включать свет, – успокоил его я. – Какова цена? – поинтересовался я светски.

– Президентский номер сейчас стоит сто пятьдесят, бизнес – восемьдесят.

– А с окнами на город?

– Я бы не рекомендовал…

– Все же?

– Двадцать.

Жадные, суки – могли бы доплатить. Мыслью делиться я не стал.

– Возьму бизнес, – определился я.

– С видом на город?

– Точно.

– Минуту, сэр.

Получив карту гостя и отдав зарядить телефон, я вернулся на улицу и, показав «прописку», «отпустил» конвой. Забрав чемодан и деньги, но оставив оружие, я прошел к лифту и набрал высоту.

Первое, что бросилось в глаза, когда я вошел, – плотно задернутые шторы. Славно – на местные красоты я уже насмотрелся. Голод подгонял, но сперва – неотложное. Трофейный чемодан, распахнувшись, упал на кровать. Бритва, пена и туалетная вода – это я отложил в сторону сразу. Прочее – проинспектировал наскоро и поверхностно. Покойник оказался неряхой – ни одной чистой шмотки. С известной натяжкой за чистое сошли мокасины. Ладно – будем решать проблемы по мере поступления. Я взял трубку местного телефона. Гудок был. Найдя в памятке номер ресепшен, я попросил вызвать боя.

Стук в дверь не заставил ждать.

– Постирать и погладить! – кивнул я пришедшему на отложенную кучку грязного белья.

– Сто долларов, – с ходу объявил цену бой. Похоже, скидки распространялись только на проживание.

– Можешь найти мне чистую одежду? – осенило меня.

Служащий оценивающе осмотрел меня.

– А что вам нужно?

– Штаны или джинсы. Рубашка.

– Я скоро, – ответил бой, исчезая.

Закрыв за ним, я зашел в ванну. Душ, бритье, осмотр себя на предмет повреждений. Синяк на ноге, синяк на спине, синяк на скуле. След от пули начал подживать, следы ожога сошли с загорелой лысины. Похлопав по выбритым щекам ладонью, смоченной в чужом «Бэрбери», я услышал стук – бой принес барахло. Выбрав из предложенного, я облачился в джинсы и поло. Обошлось в пару сотен. Переживу. Зато все было новым.

Ждать больше не было сил. Жрать! И быстро!

Четверг. Вечер, 21.20.

Ресторан в лобио встретил относительным многолюдьем. Это смотрелось непривычно – отвык. Я оглядел публику – семеро посетителей были в погонах. Большую часть остальных, если не ошибаюсь, составляли журналисты. Кто еще носит с собой в таком количестве профессиональные камеры и кейсы с аппаратурой? Ближе остальных сидели двое патлатых, говорливый пузанок и ухоженная брюнетка. Мой оценивающий взгляд. Ее ответный. По мне – вполне.

Оставив знакомства на потом, я дошел до стойки и, подождав бармена, перечислил:

– Жареное мясо, хлеб, кофе, виски. В любой последовательности.

Бармен кивнул и, включив кофе-автомат одной рукой, второй достал и налил горячительного. Я отпил, улыбнулся и достал сигареты.

– У вас курят?

Ответом была пепельница.

Через двадцать секунд подоспел кофе. Моя улыбка стала шире – мечты начали сбываться.

– Гуд ивнинг, – донеслось из-за спины.

Я обернулся – пузанок.

– Добрый вечер, – ответил я на том же наречии.

Толстяк залез на соседний табурет.

– Вы не возражаете? – и без паузы: – Дэн Симмонс, стрингер. Сейчас пашу на Би-би-эн.

– Ты уже сел, Дэн, – констатировал я. – А что такое стрингер и би-би-эн?

– Стрингер – временный репортер. Би-би-эн – новостное агентство.

– Ты не расскажешь новичку, что здесь творится?

Толстяк поморщился – его вопрос сняли с языка.

– Война, – попробовал он обойтись «малой кровью».

– Кого с кем? – развил я.

– Кто из нас репортер? – шутливо возмутился он.

– А, новичок? – машинально парировал я, пристально наблюдая за подносом в дверях кухни. Проследив мой взгляд, прикипевший к парившей тарелке и заметив прыгнувший кадык, пузан смирился, поняв, что ближайшие пять минут я не смогу разговаривать по техническим причинам. Боже, как он ошибался!

– Ок, слушай, – начал он.

Вооружившись ножом, я подвинул к себе стейк и, подбодрив Дэна кивком, отмахнул первый кусок мяса. Ам.

На первую половину стейка ушло пять секунд. На второй я вспомнил, что диетологи советуют жевать пищу. И на последней четверти заставил себя следовать их советам. А изумленный моим аппетитом Дэн начал говорить. Стейк кончился на первой фразе: «Они называют себя новым Халифатом».

– Ты слишком нетороплив для журналиста, – резюмировал я и, отодвинув тарелку, взял стакан за талию, а быка – за рога: – Кто побеждает?

– Исламисты, – сознался Дэн.

Я отхлебнул.

– Дорога в аэропорт свободна?

– Да.

– Тут есть комендантский час?

– С восьми до шести.

– И чем вы занимаетесь в этой дыре?

– Пьем. И снимаем панорамы с крыши, – повинился он.

– А как же репортажи?

– Правительству нужна «хорошая пресса».

Умоляющие глаза. Меня они не тронули – мало ли что кому надо. Для меня он был бесполезен.

– Извини, дружище. Я отойду.

Захватив стакан, я дошел до стойки портье, забрал телефон и набрал Терминатора.

И, зажав трубку плечом, принялся разгуливать у водопада, поочередно то отпивая, то затягиваясь.

– Привет. Я выбрался. К тем самым небоскребам. Вы где?

– В аэропорту. Когда подъедешь? – На его заднем плане было довольно шумно.

– Тут комендантский час. Самое раннее – к семи утра.

Сашка замялся.

– Во сколько вылет? – угадал я.

– Пять двадцать.

– Утра?

– Ага.

Я подумал.

– А как с билетами?

– За четыре цены – без проблем.

– Сдай мой. Не хочу рисковать.

– Ладно. Твое оставим в аэропорту.

– Привет парням, – я дал отбой и вышел на улицу, остановившись у подъезда. Расклад поменялся – я остался один, без друзей и обязательств.

На скупо освещенной набережной было пусто. Броневики на въезде застыли как неживые. Над темным морем из-под облаков торчал нижний край гигантской темно-желтой луны. Ее отсвет делал мир зловещим. Смотря на грозную путеводную звезду, я поежился и затянулся. От моря тянуло холодом и ночью. Именно в этот момент я отчетливо понял – почему не радуюсь окончанию своей личной войны. Я не хотел возвращаться в пропахший говном мир. Что мне там делать?

А здесь?

Глоток из стакана, как попытка уйти от вопроса. Поймав сам себя, я поставил емкость на ступеньку.

Смотри шире.

Что я хочу от жизни?

Смысла? Или процесса как такового?

«Друг мой, – обратился я сам к себе, – тебе по хрену мир и люди. Ты не будешь счастлив, достигая чужих целей, поскольку тебе насрать на мнение тех, кто их ставит. Но ты не удосужился определить свою. Коли так, – плыви по течению. Блистательно просрав первые тридцать три года, начинай делать то же самое со вторыми. Не факт, что их будет столько же, но… Счетчик пошел».

Я сплюнул и пнул стакан. Жалобный звяк из темноты. Восточные мудрецы оказались не правы – не иметь желаний может быть так же хреново, как иметь.

С почти физическим ощущением утекающего времени я вернулся в здание и поднялся к себе. Спать. Утро вечера мудренее.

Глава 25

Пятница. Утро, 05.15.

Саша не подвел – в пять пятнадцать меня разбудила эсэмэска. Потянувшись, прочтя и запомнив, я удалил послание. И, отдернув плотную штору, впервые в жизни посмотрел на город с высоты пятьдесят шестого этажа. Санталия открылась во всей красе – прямые проспекты, зеленые бульвары и лабиринты старого города. Если не знать, как это выглядит с земли, в город вполне можно было влюбиться.

Разминка, душ, короткие сборы. Оставив грязное содержимое в номере, я взял только сам чемодан. Без него турист в аэропорту выглядит как святой отец в борделе.

Спустившись вниз и открыв машину, я еще раз подумал и вытащил автомат из-под сиденья. Положив оружие на асфальт, я движением ноги переправил его под соседнюю машину. Начав избавляться от хлама, остановиться сложно. Я не собирался стеснять себя в желаниях.

Дорога в аэропорт заняла минут двадцать. Улицы были пусты, проверки – поверхностны. Меня остановили только раз, хотя патрули торчали почти на каждом углу. Ленивый взгляд в салон – проезжайте. Все же арабы – раздолбаи. Увешанные оружием с ног до головы, почти поголовно усатые, похожие на бойцовых петухов солдаты, высокомерные офицеры. Тут все косили под кого-то. Рядовые – под «крутых», командный состав – под касту.

Ближе к аэропорту стали попадаться караваны автобусов с испуганными, безразличными или пьяными белыми людьми. Каждый сопровождал один-два открытых джипа с молодцеватыми военными. Моя красная машинка с дырками на крыше и заднице выделялась, привлекая тревожное внимание охраняемых. Что до охранников – похоже, им было «по барабану» абсолютно все.

Въезд в аэропорт отмечала грандиозная пробка из автобусов, сбившихся в кучу перед игольным ушком шлагбаума блокпоста. Военные благоразумно уклонялись от участия – доведя подопечных до начала пробки, джипы разворачивались и уезжали.

Оценив масштаб столпотворения, я тормознул – тут минимум минут на сорок. В моей жизни не было ненужных сорока минут. Была ненужная машина. Приткнув «Астру» к обочине и забрав чемодан, я пошел вдоль сетчатого забора, бросив тачку на произвол судьбы.

Умников вроде меня оказалось немного – подавляющее большинство продолжало высиживать яйца в автобусах. В сопровождении немногих активных отщепенцев я подошел к КП. Раздолбайство местных продолжилось и там – пеших пропускали фактически без досмотра. Паспорт, чемодан, без бороды – проходи.

Продемонстрировав наличие первых двух и отсутствие третьего, я был беспрепятственно допущен. И облегченно вздохнув, вступил на просторы земли обетованной. Они вправду оказались просторами – территория аэропорта была громадна. По обе стороны черной стрелы шоссе шла самая настоящая степь, поросшая соломенно-желтой, испепеленной солнцем травкой. Через полкилометра степь сменялась столь же необозримой автостоянкой. Шоссе проходило ее насквозь, примерно через километр упираясь в комплекс приземистых, обширно застекленных зданий. Прям космопорт!

Крупная красная надпись «Санталия» на фронтоне отсюда смотрелась почти неразличимым петитом. Топать предстояло – будь здоров.

Случайные пешие попутчики, таща за собой багаж, без раздумий устремились быстрым шагом к своему святому Граалю. Оценив расстояние и высоту солнца, я пожалел, что не могу немедленно выкинуть хоть и пустой, но осточертевший чемодан. Охрана за спиной может не понять.

Ладно. Сжав пластиковую ручку, не торопясь, я пошел вдоль дороги. Отдалившись от охраны метров на двести, воровато оглянувшись, я с безмерным удовлетворением зашвырнул чемодан в поле. И закурив, налегке двинул дальше. Профессиональные пешеходы уже успели дойти до парковки, маяча букашками в асфальтовой степи. Удачи и потной спины. Встретимся у касс.

Догнав и обогнав, прошуршал белоснежный автобус, обдав гарью и тревожными взглядами. Я проводил его глазами. Обогнав букашек, он свернул влево, плавно тормозя у главного входа. На асфальт высыпала кучка людей и багажа. Похватав чемоданы, люди потянулись ко входу. Автобус отъехал, присоединившись к шеренге собратьев. Я оглянулся – от поста выезжал следующий. Похоже, сюда пускали только по одному. Автобусы, по крайней мере.

В принципе, что мне теперь до того? Теперь за безопасность отвечали армия и полиция. Стоит унять паранойю. Плюнув на все и всех, я ускорил шаг, наконец дойдя до начала парковки, – с обеих сторон замаячили ряды белых автобусов, островки легковушек и обширные прогалы пустых пространств.

Пятница. Утро, 06.35.

Слегка сопрев и одурев, я добрел почти до входа в стеклянный тамбур. И в удивлении остановился – возле входа стоял наш пикап. Перепутать столь примечательную тачку, нагло стоящую на газоне, едва ли возможно. Без стекол, с дырявой дверью и чуть свороченным набок, массивным бампером. На всякий случай я нагнулся – сдвоенный глушитель был на месте. Да – он. На фоне чистеньких автобусов брутальный, покрытый шрамами монстр выглядел до предела контрастно. Присвистнув, я обошел его кругом, рассматривая, как внук – дедов танк. Двое в форме у входа покосились на меня, но отвлеклись – ко входу подвалил очередной автобус. Похлопав монстра по крылу, я присоединился к высыпавшим из автобуса туристам. И вместе с ними шагнул в гигантскую, вращающуюся дверь.

Металлодетектор, паспорт, бесстрастное лицо служащей. Напоследок меня ощупали вялыми руками в перчатках и выпустили в кондиционированную прохладу огромного зала. Женский голос под потолком объявил посадку на Мадрид. Мне не туда.

Отойдя в сторонку, я огляделся. Входивших встречали полиция и медики. На хрен они тут? Оглядевшись, я понял – спасенные, переступив порог, давали волю нервам. Двое вошедших просто уселись на пол с отрешенными лицами. Трое других, хихикая, как подростки, извлекли и запустили бутылку по кругу. Женщина лет сорока, зайдя за рамку, начала высказываться на повышенных тонах, быстро и неотвратимо скатываясь к слезам. В воздухе витал запах истерики, нашатыря и алкоголя.

Сторонясь засуетившейся медицины и ее пациентов, я протиснулся сквозь толпу, одновременно ища взглядом нужные вывески. Меня интересовали сортир, камера хранения и кассы. Первым нашелся сортир. Посетив оный и почувствовав себя легче, я еще немного поплутал, в конце концов отыскал камеры хранения и спустя пару минут стал значительно богаче. На сколько именно – пересчитывать не стал. Но пачка была довольно пухлой.

Покупка билета без очереди не представляет особой проблемы для уроженца бывшего Советского Союза. Постоять у касс, посмотреть на лица «возле», выбрать нужное, показать несколько купюр и шепнуть «куда», «когда». В Москву, немедленно.

Через несколько минут я зарегистрировался на рейс, став счастливым обладателем места у сортира по цене первого класса. Вылет ожидался через четыре с половиной часа. Меня это устраивало.

Пятница. Утро, 07.20.

Сверившись с часами и табло и убедившись, что до начала посадки остается почти два часа, я прикинул – чем еще себя занять? Неотложное сделано. Может, пожрать?

Прогулка мимо череды закусочных – те же толпы нервных туристов, сбивающиеся в очереди устрашающих размеров. Пожалуй, продлю диету. Кстати говоря, последние пять дней с беготней и нервотрепкой заставили скинуть около десяти килограммов. У моей знакомой был похожий способ – много пить, много трахаться и мало спать. Я трахался на свой лад, остальное – совпадало.

Вообще говоря, аэропорт нервировал – вокруг все куда-то спешили, мужчины были агрессивны, женщины – взвинченны, дети – капризны. Нервозность, всеобщая тревожность, бессмысленная суета. Атмосфера давила, начиная пропитывать. И я дезертировал, купив в автомате чашку кофе. Неся в ладони горячий пластиковый стаканчик, я с облегчением выбрался на улицу. Снаружи было почти безлюдно – те же двое распаренных военных при касках и автоматах. И присоединившийся к ним, истекающий потом гражданский служивый в синей, аэропортовской фуражке.

За что тебя сюда, мужик? Провинился?

Три измученных взгляда – на набирающей силу жаре гонор вояк размяк.

Тьфу на вас!

Я поискал взглядом – куда приткнуться? Лавок не было.

Был пикап.

Подумав, я открыл дверь и сел на пассажирское сиденье. Поставив кофе на панель, закурил. Что, естественно, вызвало приступ внимания охраны – один, пересилив себя, подошел.

– Это ваша машина?

Ответ «моих друзей» унял бдительность – военный отвял. Я с наслаждением откинулся на сиденье и присполз, наслаждаясь сочетанием кофе и табака. Мягкий аромат дыма дополнял резкий вкус напитка. Затяжка, глоток, еще одна затяжка. Удобное кресло, легкий ветерок и тень лишь усугубляли кайф – внутри было отлично. Я почувствовал, что наконец возвращаюсь к жизни из заморозки, в которой пребывал последние четыре дня. Мысль, что от дома отделяет всего шесть часов, подняла настроение еще сильнее. Сигарету я добивал, улыбаясь, как придурок, – много, щедро и безадресно.

Докурив, я приткнул голову к средней стойке и чуток замечтался ни о чем. Ленивые мысли о Москве, жизни, девках и мелких ближайших делах.

Шум подъехавшего автобуса и шипение отъехавшей двери – прибыла очередная порция улетающих. Охрана пошла встречать. Оживившись, я проводил глазами девушку в юбке, прошедшую первой. Отличный зад. Половинки круглой попки живо перекатывались – девушка спешила. Вероятно – покинуть гостеприимный Ближний Восток.

Охрана с кем-то заспорила, решив проявить бдительность. Похоже, на моих соотечественницах, судя по голосам. Я обернулся, посмотрев через плечо – точно, армейцы докопались до пары симпатичных. Остальные, не став впрягаться за попутчиц, разобрали чемоданы и пошли к дверям. Ну никакой солидарности.

Один все же тормознул, остановившись у пикапа.

Сознательный?

Взяв в ладонь хрупкий стаканчик и отхлебнув, я мельком глянул на заступника.

Какой-то он не фига не заступник – бледный дядя шевелил губами, глядя в небо. Авиафобия в крайней степени?

Я сочувственно посмотрел на мужика – похоже, его тараканы отличались редкостной величиной. Тот никак не отреагировал на мой взгляд. Впрочем, остановленные военными девки, похоже, тоже его не волновали. Воздев очи, он что-то быстро шептал трясущимися губами.

Картинка начала напрягать – для простого волнения это был перебор. Может, прелюдия начинающейся истерики?

Закончив шептать, дядя вытащил что-то из-под полы и, опустив голову, медленно пошел к входу, продолжая держать «это» в руке.

Я обмер – от руки к пиджаку тянулся синий проводок. Отчаянный взгляд на вояк – мимо. Парни продолжали трясти девок.

Решившись, я тихо открыл дверь. Шаг на траву, три прыжка до мужика и максимально жесткая футбольная подсечка. Он упал плашмя. Даже не пытаясь сдержать инерцию, я приземлился коленом на его затылок. Звук тупого удара, боль в суставе, испуганный женский возглас сзади. Вскочив, для верности я пробил пенальти по чужой голове и усилием воли сдержал себя от повтора – в крови бушевал адреналин. Потерев болящую коленку, я перевернул податливое тело ногой.

Нет. Мне не померещилось. От руки к пузу лежащего тянулся провод. На конце болталась коробочка с перекидным тумблером, перетянутая черной изолентой. Приближающийся топот за спиной. Меня грубо схватили за руку и плечо и, ругаясь, поволокли к машине. Я обернулся – второй военный согнулся над потерпевшим. Перепуганные девки смотрели на меня как на исчадие ада.

Волокущий пихнул меня плечом, разворачивая. Краем глаза отметив начинающуюся суматоху в холле, я открыл пасть, желая объясниться… В следующий миг в холле полыхнуло. Хлопок. Стекла вылетели разом. Вояка рухнул на меня, сшибив с ног.

Барахтаясь под тяжелой инертной тушей, я пытался спихнуть ее с себя. Сверху закапало, и меня затрясло. Тяжкие, темно-красные капли срывались с его подбородка, падая на мою грудь. Напрягаясь и пыхтя, как еж, я столкнул его с себя. Озираясь, сел – сочащиеся дымом пустые оконные проемы, битое стекло, два неподвижных тела поодаль. В глубине здания многоголосо орали. Война догнала.

Я перевел глаза на лежащего на моих ногах – посеревшая щека, в шее под каской – окровавленный кусок стекла.

Напарник мертвеца пошевелился.

– Эй! – окликнул я его, вытаскивая ноги из-под неподвижного сослуживца.

Солдат приподнял голову и посмотрел на меня. Потом, ошарашенно – на мертвого товарища. У автобуса в голос зарыдали обе девки.

Кряхтя, я наконец встал. И отряхиваясь, подошел к вырубленному мной дяде с кнопкой и, нагнувшись, распахнул чужой пиджак. Торс лежащего обвивала широкая лента с рядом тонких цилиндров. Концы цилиндров соединяли провода. Военный тоже поднялся и, утвердившись на ногах, подошел. Оставив живого разглядывать бессознательного, я отошел к мертвому. Его пистолет торчал в кобуре. Отстегнув застежку, я вытащил тяжелый ствол.

Кажись, «Глок». Тем лучше – с ним умею.

На ходу передернув затвор, я выстрелил в голову лежащему смертнику. Смерть найдет упертых.

И рукояткой вперед, молча, протянул пистолет вояке.

Удивленный осмысленный взгляд, раздумье в глазах. Отрицательно качнув головой, военный отвел мою руку. И подумав, представился:

– Али.

– Дима, – ответил я, засовывая чужой пистолет за пояс. Договорить нам не дали – гигантская огненная вспышка полыхнула у КП. Вспух дымный холм. Через полсекунды донесся грохот.

Все. Конец. Долетался.

Али с открытым ртом пялился на огромное облако дыма. Я – лихорадочно собирался. Автомат и разгрузка с мертвого полетели в салон. Дальше я принялся за поиски ключей. Нашлись под ковриком. С замочной скважиной удалось совладать с третьего раза – руки тряслись. Наконец заведя двигатель, я глянул на пришедшего в себя Али. Пришедшего в себя – поскольку он уже бубнил в рацию, монотонно повторяя одну и ту же фразу. Не дождавшись ответа, он перещелкнул волну. На уши обрушился поток слов, треск, помехи. Дождавшись паузы, он вклинился, закончив на вопросительной ноте. Опять треск, резкий незнакомый голос. Выслушав, Али отключился.

Мой немой вопрос. Его встревоженный взгляд?

– Будут через десять минут.

– Помощь? – уточнил я.

Кивок.

Я отвел глаза, мельком поглядев по сторонам. У автобуса копошились дамочки – одна блевала, вторая – заботливо придерживала ее за плечи. В выбитых окнах аэропорта торчало множество голов – уцелевшие туристы пялились на нас и взорванный КП. Кстати о КП. Что там?

Встав на подножку, я кинул взгляд поверх крыши пикапа. В конце необозримого поля пачкало небо дымное облако. Внутри угадывались несколько коптящих костров, недавно бывших туристическими автобусами.

Твою мать! Сколько их там сейчас горит? А в них …?

Шевеление за дымом изменило направление мыслей. Заслонившись ладонью от солнца, я вгляделся в серую хмарь. За забором двигались машины. Кажется – три. Выбравшись из дыма, они подкатили к забору. Помощь? Я оглянулся на Али. Судя по нему – вряд ли. А коли так… О…ь! Спина заледенела.

– У нас нет десяти минут, – выдавил я.

Альтернативы?

Кристально ясны – забор задержит их секунд на двадцать. Потом они вломятся в аэропорт. И всех поимеют.

Бежать? Я испытующе посмотрел на тихо урчавший пикап и автомат на заднем сиденье. Путь открыт – я еще мог смыться.

Я еще раз посмотрел на баб у автобуса. Глянул на окна аэропорта. Хм… Нет. Не мог.

Зачем я живу? Возможно – для того чтобы две перепуганные дурехи смогли добраться до дома и когда-нибудь родить детей. Жаль – не моих.

Забор аэродрома рухнул – на полянку вломились посланцы халифата. И поднимая пыль, понеслись к нам по выгоревшей траве. Время вышло.

– Али! Ты едешь?

Белозубый оскал. Военный запрыгнул в машину. Я дал газ – в ушах заорал ветер.

На сложные планы времени не было. Только на простые – спе́шить всех. Без машин говнюки не успеют.

Проехав парковку, я остановил машину на ее краю. Все было на ладони – забор, дым, поле. Вражеская кавалькада, подскакивая на кочках, приближалась.

Метров триста – прикинул я, беря в руки оружие и машинально оглядывая его. С каким механизмом свела меня судьба?

Хрен поймешь. Какой-то автомат.

Палящее солнце, черный асфальт. Нарушив тишину, я перевел предохранитель на одиночные и передернул затвор. И, отыскав взглядом приближающиеся машины, положил глаз и ствол на первую. Мушка заслонила крошечный чужой капот. «Не хочу умирать за бесплодных женщин», – мысль заставила улыбнуться. Продолжая улыбаться, я нажал на спуск. Тишь закончилась.

Через полмагазина и сто метров я добился своего – головная машина встала. Из салона сыпанул вооруженный люд, начиная палить. Убогие! Ведь далеко!

Оставшиеся ускорились, не щадя подвесок. Пока я мыкался с первой, Али занимался второй. Кое-чего он добился – молочно-белый дым за машиной извещал, что тосол пошел в цилиндры. Машина дергалась, сбавляя. Третья взяла резвей и левей, выходя из дыма. Не обращая на нее внимания, я перекинул ствол на дымящую, ловя на мушку прыгающий капот. Бах! Ствол подскочил. Других видимых последствий не было. Оперев ствол о панель, я отрешился от мира. Упреждение. Выстрел! Дым стал гуще.

Не дотянув до нас метров восемьдесят, второй встал, окутанный густой, бело-серой пеленой. Из тумана слышались звуки заполошной пальбы – безлошадный экипаж срывал злость. Нам было по хрен – не сводя глаз с третьей, мы лихорадочно перезаряжались. Пикап, похожий на наш, вырастал на глазах. Секунд не хватило – уроды, пыля и тормозя, встали напротив, метрах в двадцати. Али заорал, дергая затвор. Поздно!

Роняя автомат, я свалился под приборку. Зазвенело, забухало, застучало, затряслось – по нам ударили из всех стволов. Побуревший Али, хрипя и брызгая кровью, упал на соседнее сиденье и, завалившись на дверцу, затих. Я покосился на его автомат, но…

Все решили за меня – удар в плечо, левая онемела. Звуки отдалились, разбавившись комариным звоном.

«Однорукому автомат не нужен, – проваливаясь в туман, сообразил я, бросив попытки дотянуться до чужого оружия. – Мне нужен пистолет. Очень».

Нащупав ребристую рукоять, я вытащил пистолет и прижал его к животу. В голове шумело, мысли разбегались. Бедро обожгло. Мать! Больно-то как!

Однако боль вытащила из омута. И даже вернула мысли. «Жди паузы».

Стрельба стухла – я дождался. Мой черед.

Выпрямившись на сиденье, я едва не заорал – по бедру будто провели двуручной пилой. В глазах стемнело, челюсти свело. Выдохнув, я поднял пистолет. Рука тряслась. Муть в глазах прояснилась, позволив посмотреть на мир. Белый пикап застыл напротив. Из него на меня пялились несколько бородатых уродов. Я опер «Глок» об обод руля.

– Нет, козлы, это не вам.

Ствол опустился чуть ниже белых лиц, уставившись на радиатор их машины.

Выстрел. Столб пара из чуждого капота. «Глок» грохнул вторично. Пар почернел, окутав мир.

Эпилог

Приход из небытия напоминал всплытие – сперва свет, потом – контуры. И наконец – звук. Я выполз из мрака. И заморгал, ощутив два новых дара – память и жажду. Меня зовут Дима Белов. Я неудачно съездил в отпуск. И очень хочу пить.

Повернув голову, я огляделся – белый потолок, белые стены, белая медсестра. И бутылка воды на белом столе. Медсестра посмотрела на меня. Я многозначительно качнул взгляд на бутылку. Устье сосуда поднесли к губам, и влага оросила сухую глотку.

Высосав бутылочку, я икнул, улыбнулся и наконец подал голос:

– Хде я?

– В госпитале.

– К черту детали. В какой стране?

– В России.

– Уф.

Сестра с сомнением и опаской поглядела на меня. И неуверенно пробормотав:

– Я на минуточку, – ушла. Как будто от меня что-то зависело.

Вскоре пришел врач. Меня ощупали, осмотрели и проинформировали. В принципе все оказалось не так плохо – простреленное плечо, перелом ключицы, рваное ранение бедра. Жить буду. Меня ни в чем не подозревали, как, впрочем, не собирались вознаграждать. Рядовая жертва теракта. Возражать я не собирался – жертва так жертва.

Вылечившись и выписавшись, на пару месяцев я затворился на даче. И крепко задумался. А закончив с раздумьями, окончил курсы автомехаников, продал московскую квартиру и купил на выручку автосервис в области.

Теперь я живу под Александровом. И меня больше не грызут мысли о бессмысленности жизни.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg