«Узники смерти»

Узники смерти (fb2) - Узники смерти 1122K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Мокшин

Юрий Мокшин Узники смерти

ОТ АВТОРА

Те мои друзья, что уже успели прочитать сие произведение, неизменно задавали один и тот же вопрос: ’"Что это — жестокая правда или буйство твоей фантазии?"

Не стану ни опровергать, ни подтверждать ваши предположения, дорогие читатели. Пускай каждый решает сам, опираясь на свою осведомленность.

О многом, что творилось в кабинетах "тайной полиции", в сверхсекретных лабораториях и кулуарах партийно-государственной элиты, мы не знаем и, может быть, не узнаем никогда. Не исключено, что действительность окажется намного суровее, чем она изображена в моем романе. Кто знает, может быть, участь Андропова в моем романе разделит в скором времени и наш сегодняшний президент… или следующий… или все мы?

Хочу выразить благодарность обозревателе, спецкорам и авторам газеты "Совершенно секретно", а также писателе. В. Соловьеву, Е. Клепиковой, Д. Корецкому и многим другим, чьи произведения помогли мне в работе над романом.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗАГОВОР З0МБИ

Началась эта история, как это часто бывает, весьма обыденно, в сутолоке большого города и потому незаметно для окружающих.

Стоял солнечный сентябрьский день. Обычно мрачный, серый и почти всегда мокрый Ленинград неожиданно преобразился, радуя глаз своей величественной холодной красотой. Я шел вдоль Гостиного двора останавливаясь у книжных лотков в поисках чего-нибудь новенького. В городе, особенно в районе Невского проспекта невозможно ходить медленно и на тех, кто еле тащится, невольно обращаешь внимание. Проносясь мимо торговцев, я чуть не налетел на мужчину, слегка задев его плечом. Он неторопливо переставлял ноги, не замечая ничего вокруг и не обращая внимания на толчки прохожих. По инерции я прошел мимо, но что-то очень знакомое мелькнуло в облике этого человека и заставило меня притормозить. Я обогнул одну из колонн, поддерживающих балкон Гостиного двора, и вышел навстречу незнакомцу.

— Товарищ майор! Дмитрий Николаевич! — выпалил я, радостно улыбаясь неожиданной встрече.

Он остановился, неторопливо осмотрел меня с головы до ног и как-то очень устало скривился в улыбке. В этом сгорбленном, больном на вид человеке трудно было узнать некогда стального майора Зотова. И тем не менее это был он.

— Сержант Машков, если не ошибаюсь?

— Так точно, товарищ майор. А может, уже полковник?

Зотов покачал головой:

— Нет, сержант, подохну майором.

— А что так мрачно?

Дмитрий Николаевич промолчал, отведя взгляд в сторону. Мгновенная гримаса исказила его лицо. Я успел заметить недобрый огонек, вспыхнувший в глазах.

— Надолго к нам? — поспешил я переменить тему.

— Вечером уезжаю, — сухо ответил майор.

Разговор явно не клеился. Я решил, что пора вежливо расставаться, но неожиданно для себя спросил:

— А какими судьбами в Ленинграде?

Дмитрий Николаевич некоторое время смотрел на меня, видимо решая — говорить или нет, и наконец произнес:

— Семь лет назад умерла моя жена — Елена Николаевна Бортник. Она просила похоронить ее рядом с матерью, в Ленинграде. Поэтому каждый год я на один день приезжаю в этот город.

— Простите, я не знал. Как это случилось, ведь насколько я помню, она была молодой, красивой и здоровой женщиной?

В глазах майора вдруг отразилась такая сильная боль и тоска, что я пожалел о своей назойливости.

— Ее все-таки убили, — выдавил он из себя. — Медленно, но верно.

— Не понял…

Я был крайне удивлен и почувствовал необычайное волнение, какое испытывал всегда находясь на пороге неизвестного.

— И не надо, — ответил Дмитрий Николаевич. — Это мрачная история.

И опять наступила пауза. Я уже начал подыскивать нужные слова, чтобы раскрутить майора на исповедь, но он сам сделал первый шаг.

— А знаешь, давай выпьем. Я последнее время делаю это в одиночестве, но сегодня мне кто-то нужен. Ты ведь знал Лену. Давай помянем. Я тут уже раздавил одну на кладбище.

— Я заметил, — сказал я.

Честно говоря, мне не хотелось на этой почве поддерживать компанию, ибо я человек непьющий и пропускаю рюмочку лишь на Новый год и в дни рождения близких и друзей. Но отказываться было неприлично, тем более, что я сам невольно напросился. К тому же мне чрезвычайно интересно было услышать рассказ о смерти Елены Николаевны.

Я видел, как майор тяжело переживает смерть жены, несмотря на то, что прошло уже столько лет. Мне показалось, что Зотов хочет выговориться, но профессиональная привычка держать язык за зубами мешает ему. Дмитрию Николаевичу необходимо было излить все, что накипело в душе.

— Мы обязательно помянем, — заверил я, сочувственно кивая головой. — Елена Николаевна была прекрасной женщиной. Кстати, напротив нас неплохой бар.

Майор согласился, предупредив, что все расходы берет на себя.

Перейдя на другую сторону Садовой, мы вошли в бар. Устроившись в свободном углу, Дмитрий Николаевич заказал коньяк и кое-какую закуску.

Первую рюмку пропустили молча. Зотов подпер голову руками и, казалось, отключился от внешнего мира.

За стойкой работал телевизор. Диктор в который раз поносил августовских путчистов и восхвалял героических защитников Белого дома.

Неожиданно майор гаркнул бармену:

— Эй, шеф, погаси ящик, слушать противно!

Бармен несколько опешил, а затем нагловато-вежливым тоном спросил:

— А вы что — товарищ?

— Козел тебе товарищ! — выругался Дмитрий Николаевич и уже тише произнес. — Радуетесь, идиоты, и не понимаете, что вас всех вокруг пальца обвели.

Он залпом осушил еще одну рюмку и снова поник головой.

— Что вы имеете в виду и почему думаете, что нас обманули? — не очень решительно осведомился я, наблюдая, как на нас с нескрываемым интересом посматривают посетители.

— Было время подумать. Долго рассказывать.

— Но нам пока некуда спешить. А когда у вас поезд?

Майор взглянул на часы.

— Через шесть с половиной часов.

— И все-таки? — не унимался я.

Дмитрий Николаевич уставился на меня и, чеканя каждое слово ответил:

— Юра, чем меньше знаешь — тем легче жить, и не я это придумал. То, что ты хочешь узнать, является государственной тайной. Узнав ее, ты становишься потенциальным врагом для сильных мира сего, а значит, и потенциальным покойником. Я не хочу обрекать тебя на это и брать на себя такую ответственность.

— Увы, Дмитрий Николаевич, во вы уже заинтриговали меня.

— Ничего, разинтригуешься. Расскажи лучше о себе.

— А что рассказывать? Женат, двое детей — мальчик и девочка…

Тут я сообразил, что сделал промашку, сказав майору о детях. Это обстоятельство могло завязать ему язык.

— Работаю как умею, — быстро продолжал я. — В общем, кое-как перебиваемся.

Зотов налил еще по рюмке и знаком предложил присоединиться к нему.

— За тебя, Юра, за твою семью. Хотя скоро будет еще хуже.

Я терпеливо ждал, кода майору надоест говорить одними загадками, постепенно подводя его к нужной мне теме.

— Дмитрий Николаевич, — спросил я, — а куда вы потом исчезли? Я вернулся из отпуска, а вас уже и след простыл, и никто толком ничего не знает. Или молчали?

— Нет, не знали.

Я понял, что попытка Зотова сохранить тайну — всего лишь последняя вялая схватка перед капитуляцией. Он сам об этом знает и сам этого хочет. Майор опять уставился на меня и долго изучающе смотрел. Спиртное постепенно стало развязывать ему язык и момент откровения настал. Вздохнув, он произнес:

— Если ты так настаиваешь, я расскажу тебе все с самого начала. Дело тут не в смерти Елены Николаевны, хотя для меня это самое главное. Все вертелось вокруг совершенно другого светила. Мы оказались втянутыми в игры высшего порядка и, естественно, не могли не поплатиться за это.

Он тяжело вздохнул и как-то по-театральному, трагично махнул рукою.

"Ну, майор, понесло тебя, — с тревогой подумал я, глядя в его осоловевшие глаза. — Сейчас либо меня запугает, либо сам испугается и замолчит."

Возникла опасность так ничего и не узнать, и я решил срочно форсировать события.

— Вы все говорите вокруг да около. — обиженно произнес я. — Может быть раскроете простому наивному обывателю свои карты.

Майор натянуто улыбнулся:

— Надеюсь, ты помнишь, что восемьдесят третий год был годом Андропова?

Я кивнул головой: "Еще бы я не помнил!"

— Его приход к власти, — продолжал Зотов, — очень многим пришелся не по душе, и это вполне соответствовало планам нового генсека. Конечно, Андропов знал, на что идет, но переоценил свои силы и недооценил силы противника. Грандиозный план, который Юрий Владимирович начал претворять в жизнь, ударил прежде всего по нему самому. Но автор готов был пожертвовать собою ради победы своих идеалов. Даже свою собственную смерть Андропов предусмотрел в том чудовищном замысле, что стал затем продолжать его ученик, а ныне Великий президент и реформатор. Причем преемник и понятия не имел, что является обычной, хотя и центральной куклой спектакля.

— Кого вы имеете в виду: Горбачева или Ельцина? — перебил я.

— Они оба стоят друг друга и оба тщательно готовились на свои роли. Миша подбирался на роль "хитрого", а Борис на роль "прямолинейного".

Пока мне были неясны эти определения, но я не. стал задавать вопросов, надеясь найти им объяснения по ходу рассказа.

— Корни этой истории уходят глубоко в прошлое, но ветки ее дотягиваются до сегодняшних дней и будут тянуться далее, пока до конца не выполнят заветов Андропова. Он был великим человеком и страшным человеком!

Майор замолчал, наблюдая как содержимое рюмки переливается в свете цветных лампочек бара. Затем, как бы продолжая ход своих витиеватых мыслей, спросил:

— Ты думаешь, "новые" будут лучше "старых"?

Я уж и не знал, что ответить. Зотов скорчил кислую мину:

— А ты уверен, что через энное время гэкачепистов не возведут в лоно святых мучеников? Ты уверен, что они не окажутся августовскими декабристами 20 века? А-а, то-то!..

Майора снова понесло на философию, а время шло. Я еще раз попытался вернуть его к исходной точке.

— И все-таки, мне пока не ясно, что заставляет вас так думать. Вы боитесь разглашать?

— Мне уже нечего терять, кроме своей, никому не нужной головы, — возразил майор. — А ты можешь здорово пожалеть. Хотя…

— Любопытство сильнее страха. У нас же гласность, — хмыкнул я.

— Не будь наивным, — майор не уловил моей интонации. — Гласность только тогда, когда это выгодно. Запомни это.

— Я слушаю…

Дмитрий Николаевич несколько минут сидел молча, собираясь с мыслями и пролистывая страницы своей жизни. Затем вдруг усмехнулся:

— Скажи, сержант, ты до сих пор считаешь, что охранял секретную радиоточку?

— А разве это не так?

— Нет, не так. Я расскажу тебе, но только то, что видел собственными глазами и с того момента, когда начал принимать активное участие в развивающихся событиях. Выводы делай сам.

И я их сделал…

1

Доктор Елена Николаевна Бортник находилась в расцвете женской красоты. Институтские мужчины, независимо от семейного положения, сходили от нее с ума.

Стройная и длинноногая, с пышными каштановыми волосами, с высокой грудью и обезоруживающими доверчивыми глазами, она с явным удовольствием и кокетством частенько говорила про себя, что если бы не ушла в медицину, то обязательно стала бы супермоделью.

Энергичная Бортник одинаково хорошо умела как подчиняться сама, так и подчинять других. Она умела быть сильной и слабой, мудрой и по-детски наивной.

В любви Елена Николаевна придерживалась свободных взглядов, однако никто из местных представителей сильного пола так и не завоевал сердце женщины. В институте решили, что у Бортник любовник на стороне. Замужем она не была, за исключением одной неудачной попытки еще в студенческие годы.

Потом все как-то не получалось: хорошие мужики были заняты, а плохие и даром не нужны. Но она была женщиной и хотела обыкновенного бабьего счастья, уютного теплого дома, любимого и любящего мужа, послушных веселых и симпатичных детей.

Господь Бог дал ей все: красоту, положение в обществе, здравый ум и материальные блага, но лишил самого главного — семьи. Все хорошо не бывает, но Елена Николаевна, будучи натурой сильной и волевой, твердо верила, что рано или поздно и на ее улице будет-праздник.

В лаборатории стояла полная тишина, и лишь изредка брякали колбы и пробирки в руках лаборанток.

Затрещал телефон. Ассистентка сняла трубку.

— Елена Николаевна, вас…

Выслушав говорившего, доктор направилась к двери.

— Девочки, закончите без меня. Вызывают наверх — и она ткнула пальцем вниз.

Секретарь директора, нацепив вежливую улыбку, открыла дверь:

— Проходите пожалуйста, вас ждут.

Елена Николаевна вошла в кабинет. Директор был не один: за столом напротив восседал человек среднего телосложения, темноволосый, с приятными чертами самодовольного лица. Невооруженным глазом было видно, что он любит покрасоваться перед всеми и прежде всего перед самим собой, что он любимец женщин и начальства.

Неизвестный был в штатском, но по тому, как он держался, по незначительным штрихам присущим только офицерам, Елена Николаевна поняла, с кем в действительности имеет дело. Что-то в облике этого человека показалось ей очень знакомым, но — Бортник не смогла вспомнить, где видела его раньше.

Между тем директор, поспешно подошел к ней и поцеловал руку:

— Разрешите представить: краса и гордость нашего института — Елена Николаевна Бортник. А это товарищ из Комитета государственной безопасности.

Товарищ встал и вежливо поклонился:

— Петр Александрович Саблин.

— Очень приятно, — она кивнула в ответ. — Чем обязана такому вниманию к моей скромной персоне?

Петр Александрович улыбнулся:

— Скромные нас не интересуют…

Он красноречиво посмотрел на директора и тот, якобы вспомнив о неотложном деле, вышел из кабинета. Елена и Саблин сели за стол.

— Вы знаете, — начал Петр Александрович, — я, честно говоря, представлял вас несколько иначе и приятно удивлен, увидев такую обаятельную и красивую женщину. К сожалению, ум и красота очень редко уживаются в одном лице, но вы — очаровательное исключение.

— Разве в моем личном деле нет фотографии?

— Ну-у, — Петр Александрович развел руками, — разве маленькая фотокарточка может дать истинное представление о женщине?

Бортник улыбнулась:

— У вас там, в КГБ, все такие галантные кавалеры?

— В присутствии такой женщины любой им станет, — комитетчик еще раз вежливо поклонился.

— Простите, Петр Александрович, — неожиданно спросила Бортник. — Не сочтите это за бестактность, но мы раньше нигде не встречались? Ваше лицо мне знакомо.

— Увы! — Саблин развел руками. — Эту минуту я бы запомнил на всю жизнь.

Он, конечно, соврал. Ознакомившись с личным делом доктора, Саблин очень долго вспоминал, где раньше он мог видеть эту женщину. Но память не спешила открывать свои кладовые. Информационный центр также не дал ответа и вопрос остался непроясненным.

— Ну что, начнем? — спросил офицер.

— Смотря что… — ответила женщина, лукаво блеснув глазами. Но, несмотря на приятное начало разговора, Бортник чувствовала настороженность.

"Ах ты кокетка! Жалко упускать тебя из Москвы", — подумал Петр Александрович, а вслух произнес:

— Пока начнем лишь беседу, уважаемая Елена Николаевна. И прежде всего хочу вас предупредить, что независимо от принятого решения, эта беседа должна остаться между нами.

— Не волнуйтесь, мне об этом говорят с тех пор, как я связалась с вами.

Комитетчик принял деловой вид.

— Мы вас хорошо знаем, — продолжал он. — Знаем все разработки и высоко ценим ваш вклад в советскую науку. Вы единственная у нас в стране и за рубежом так далеко ушли в исследованиях данной области… Мы хотим предложить вам работу особого рода: сроки не ограничены, разработки на ваше усмотрение, материалы любые и в любом количестве, по любому вашему запросу тут же будет даваться информация, как союзная, так и зарубежная. Лаборатория оснащена по последнему слову техники. Кроме того: двойная зарплата, а точнее, два оклада старшего лейтенанта Советской армии. Плюс полное гособеспечение. Проживать будете в академгородке в однокомнатной квартире со всеми удобствами. Правда, объект закрытый и находится под Горьким, но московская прописка, квартира и машина у вас остаются.

Бортник усмехнулась:

— Позвольте, во-первых, почему у меня будет офицерская зарплата, а во-вторых, после института я и так уже семь лет работаю на вас.

— На нашу Родину, — поправил Саблин. — В этом НИИ вы работаете не так продуктивно, как нам хотелось бы, но это не ваша вина. К тому же вы сами доложили руководству, что вам необходимы новые масштабы. Что же касается офицерского оклада, то вам, дорогая Елена Николаевна, придется на некоторое время надеть лейтенантскую форму. Это связано с местными особенностями.

— Ого, вы меня кажется заинтриговали.

Оба рассмеялись.

— Такая у меня работа. Я, конечно, не требую немедленного ответа. Подумайте хорошенько, взвесьте все за и против, свои возможности, а завтра мы снова встретимся. Договорились?

— Договорились.

Выйдя от директора, Бортник прошла в оранжерею, углубилась в самый дальний и укромный уголок и, сев на скамеечку, задумалась.

Она жила одна. Отец умер от рака, когда ей было всего два года. Мать пережила отца на пять лет. Из Ленинграда маленькую Лену забрала к себе в Вологду ее бабка, у которой она и прожила вплоть до окончания школы.

Затем московский мединститут, работа на кафедре. Вскоре товарищи из Комитета госбезопасности предложили Елене Николаевне новую тему, и с тех пор судьба женщины нераздельно была связана с этой всемогущей организацией…

"Эти ребята не привыкли получать отказ и, судя по тому, как они меня торопят — дело серьезное. А впрочем почему бы и не согласиться, что я теряю? Все равно не отстанут. Раз уж назвалась в свое время груздем — полезай в кузов. Интересно, что за новые темы они хотят всучить? Меня от старых-то тошнит".

Неожиданно для себя Елена Николаевна вспомнила, как несколько лет назад, завербованная КГБ, впервые пришла в лабораторию профессора Озерова. Она была готова к предстоящей работе чисто теоретически, но на практике все оказалось намного ужаснее.

Она вспомнила разговор, когда они остались вдвоем в лаборатории и Озеров, видя подавленное состояние новой сотрудницы, стал объяснять ей всю необходимость их работы. Он был добрым человеком и все понимал, боясь за Елену Николаевну чисто по-отечески, оберегая ее от возможных необдуманных поступков и глупостей.

— Я, конечно, понимаю твои переживания, — сказал профессор. — Но поверь — это скоро пройдет. То, что мы здесь делаем, необходимо нашей стране. Пока все спокойно, всегда найдутся моралисты, кричащие во все горло о правах человека. Но случись страшное, понадобятся наши знания, и если мы не сможем их дать — люди спросят именно с нас, потративших на исследования народные деньги. Им будет наплевать на мораль, следуя которой мы не убивали единиц, чтобы потом погибли миллионы. И те же самые моралисты с пеной у рта будут опять в первых рядах возмущенной толпы.

Бортник не могла согласиться с доводами профессора, считая их демагогией. Гитлер тоже оправдывал свои деяния великими целями уничтожая евреев, цыган и других "второсортных" во имя спасения "великой расы", но это ни в коей мере не оправдывало его поступков.

— К нам присылают потенциальных мертвецов, осужденных за страшные преступления к смертной казни, — продолжал Озеров, — так что для них все едино: что пуля в затылок, что нож профессора.

Елена Николаевна покачала головой: "Интересно, к какой казни приговорят нас за наши преступления, якобы во имя людей и науки? Не думаю, что бактериологическая ампула или мучительная смерть от лучевой болезни лучше пули".

— Не волнуйся, — произнес профессор, как бы читая мысли женщины. — Во-первых им не дают долго мучиться, а во-вторых, их муки ничто по сравнению с теми преступлениями, какие они совершили на свободе.

— Человек есть человек, — возразила Елена Николаевна. — И суд над ним может вершить лишь Господь Бог.

— На небе — может быть, но мы на грешной земле, и судят здесь люди.

Хотя профессор и приводил множество доводов в защиту исследований, но сам эти доводы принимал только умом. Сердце же восставало против варварства и жестокости, так как по натуре своей Озеров был против любого насилия, и если прибегал к нему, то лишь в исключительных случаях, когда ничего другого просто не оставалось. В душе он был полностью на стороне Бортник, но что он мог сделать? Озеров молчал, как молчали многие в этой стране, прекрасно понимая, что их голоса никто не услышит, кроме, пожалуй, всемогущего КГБ.

— Успокойся, дочка, — улыбнулся профессор. — Ты мне все твердишь, что опыты над людьми запрещены и бесчеловечны, но у нас везде в той или иной степени они проводятся. Мы замечаем лишь единичные и лежащие на поверхности случаи, а как быть с менее заметными, когда задействованы десятки тысяч, миллионы людей? Почему их никто не замечает, не потому ли, что они массовые? Учителя испытывают свою методику обучения на миллионах детей, калеча их души и будущее. Врачи испытывают и проверяют новые препараты на больных, лишь приблизительно догадываясь о последствиях. Ученые подкидывают идейки, от которых потом вымирают целыми городами и районами. Политики ввергают огромные страны и народы в такие ужасные испытания, по сравнению с которыми наша лаборатория просто детская игрушка…

— Константин Васильевич, не надо собственные грехи прикрывать чужими. Если все люди на Земле начнут творить зло, ссылаясь на то, что кто-то делает еще хуже, все погибнем, человечество погрязнет в жестокости, лжи, насилии, в собственной крови…

— Я с тобой совершенно согласен, но ты меня неправильно поняла. Я битый час пытаюсь объяснить тебе, что мы-то и являемся спасением человечества, ибо создаем противоядие от всей той заразы, что обрушилась на людей за последние сто лет.

— Да как вы не понимаете, — не унималась Бортник, — что заботиться о человечестве надо созидая, а не уничтожая.

Профессор вскочил с кресла и заходил из угла в угол в сильном волнении.

— Это ты не можешь понять, что мы всего навсего приводим справедливый приговор суда в исполнение, и что у нас не простые люди, а страшные убийцы и насильники, которым и в аду места нет. Пускай хоть напоследок принесут пользу человечеству, раз уж принесли столько горя.

— Я вообще-то шла работать в институт, а не в камеру смертников.

— Человек рождается в муках, — продолжал Озеров, не обратив внимания на реплику женщины. — Он всю жизнь несет этот крест, да и жизнь наша, как мне кажется, изначально запланирована на одни лишь испытания. Все мы — мученики и мучители — обречены вечно терзать друг друга физически или морально, и неизвестно еще, что лучше. Ты думаешь, такая лаборатория только у нас, а за бугром их нет? Да и у нас она не единственная. Есть еще несколько колоссальных по масштабу.

— Что вы имеете в виду?

Профессор не ответил. Лишь несколько лет спустя, находясь в командировках в Челябинске, на Новой Земле, в Семипалатинске, Елена Николаевна поняла, о чем именно хотел сказать Озеров. Она поняла, что это за "колоссальные по масштабу лаборатории", в тысячу раз большие по площади и количеству людей, вовлеченных в эти страшные опыты и виновных лишь в том, что испокон веков живут на своей земле, выбранной высокими дядями под ядерные полигоны.

Постепенно Бортник осознала, что является лишь песчинкой в этом бескрайнем океане насилия и жестокости, именуемым человеческой жизнью. Она смирилась с тем, что лаборатория нужна и своевременна. Ну а то, что в качестве подопытного материала использовались люди, так это не вина ученых.

Елена Николаевна была продуктом советского воспитания, верила в незыблемость принципов коммунизма, в счастливое будущее, хотя и видела окружающую действительность. Но иногда она срывалась чисто по-женски, воспринимая все не умом, а сердцем, давая полную волю эмоциям. Тогда никакие уговоры, приказы, ласки не могли изменить ее решения. Часто она от этого страдала, но оправившись, благодаря своему обаянию и сильному характеру, снова брала верх над ситуацией.

И все-таки система приручила ее, как приручила подавляющее большинство населявшее великую империю. Бортник твердо уяснила одну истину: плевать против ветра — себе дороже. Да и что она могла противопоставить холодному и беспощадному слову "НАДО" — любовь к ближнему, гуманизм и милосердие? Но почему-то об этих понятиях забывают, когда речь заходит о государственных интересах.

И лишь единственное, что хоть как-то успокаивало совесть Елены Николаевны — ее собственная тема, имеющая важное значение для практической медицины. Она знала, что материалы ее опытов помогают сохранить сотни человеческих жизней.

— Ну как, договорились? — спросил директор, войдя в кабинет.

— Не вижу причин для отказа.

Саблин встал и повернулся к выходу.

— Все ясно, — вздохнул профессор разведя руками. — Жаль, конечно, расставаться с таким ученым, как Бортник, но государственные интересы превыше всего!

— Вы абсолютно правильно все поняли, — комитетчик улыбнулся протягивая для прощания руку. — До завтра.

После сдачи дел в лаборатории, Елену Николаевну направили в пункт переподготовки. Там с ней проводили беседы об особенностях ее будущей работы, проверяли на различных тестах психику, приверженность принципам коммунизма и общее состояние здоровья.

Кроме того доктору пришлось усиленно изучать Устав строевой службы ВС. Ей выдали форму лейтенанта связи, и когда подшив ее по фигуре и донельзя укоротив юбку, Бортник выходила на плац, — офицеры штабелями падали к ее ногам. Мужественные сердца таяли под напором женского очарования, и они долго еще вспоминали прелестные ножки и высокую грудь бравого лейтенанта.

2

Майор КГБ Дмитрий Николаевич Зотов вышел из столовой и неторопливо направился к штабу.

Было начало июня. Уже утром чувствовалось дыхание жаркого душного дня. Проклятые комары обнаглели вконец и ничего не боялись. Химическая война против них оказалась безуспешной, и спасала лишь обыкновенная марля. Все ходили потные, вялые, одуревшие от жары.

Работать не хотелось. Мысли майора были далеки от месячного отчета в Москву и витали где-то на тихом пляже, в компании с симпатичной девушкой. Но вспомнив, какая гора макулатуры скопилась на его рабочем столе, Зотов тихо чертыхнулся.

По натуре майор был человеком подвижным. Он ненавидел всю эту канцелярию и, откладывая ее на потом, огромным усилием воли заставлял себя сесть за стол. Но Дмитрий Николаевич не сетовал на судьбу и считал, что ему не так уж и не повезло в этой жизни. Бывает и хуже.

Родившись в январе сорок пятого, он через месяц потерял отца, а через два года и мать, случайно подорвавшуюся на мине. Как многие его сверстники, вырос в детдоме. После десятилетки — политехнический институт. Затем по комсомольскому набору — Высшая школа КГБ.

Будучи курсантом, Зотов мечтал стать разведчиком, грезил о погонях, схватках с невидимым противником, но судьба, а точнее начальство, распорядились по-другому. После окончания школы его направили на стажировку, а затем на работу в "почтовый ящик". Через пять лет безупречной службы, Дмитрия Николаевича перебросили под Арзамас на радиоточку правительственной связи. Синие погоны пришлось сменить на черные, и для всех майор Зотов стал связистом. И лишь самые посвященные знали, что и радиоточка, и жилой городок, и расположившийся неподалеку небольшой заводик по производству химической продукции для народного хозяйства, и лагерь особого режима — все это камуфляж для подземного объекта, сверхсекретной лаборатории Госбезопасности проходящей под номером в/ч 42127 С.

Сначала Дмитрию Николаевичу назначение понравилось: тихо, спокойно, двойной оклад, подчиненных не так много по сравнению с предыдущей работой. Но постепенно, вникая в особенности научной деятельности некоторых лабораторий, Дмитрия Николаевича неприятно удивили те опыты, что проводились под его неусыпным оком. Он не был наивным или слишком добрым, и тем не менее не мог относиться ко многому, что видели его глаза, без отвращения. Но служба есть служба, ее не выбирают, во всяком случае, простые смертные, и так как у Зотова не было покровительства сверху, он смиренно тащил свою лямку.

В скором времени служба вошла в привычку и надоела до чертиков. Практической работы почти не было, новых людей присылали крайне редко, периодические проверки бдительности личного состава проводились два раза в месяц и, постепенно набив оскомину, стали формальными. Большую часть времени он проводил либо в спортзале, либо в библиотеке, либо на стрельбище. Рыбалку Зотов терпеть не мог, так как не видел смысла в бесцельном созерцании поплавка и считал это преступлением по отношению ко времени.

Семьи у Дмитрия Николаевича не было. С женщинами ему не везло и не то, чтобы майор был стеснительным или неумелым, но почему-то постоянно попадались не те — не "настоящие". Ему всю жизнь нравились высокие и длинноногие, но проклятый собственный маленький рост портил все дело. Нет, Зотов не порвал с женским полом. У него были женщины и в командировках, и во время отпусков и, естественно, на вверенном объекте. Но все они для создания семьи не подходили.

"Внешние" враги Зотова не беспокоили, во всяком случае за время службы не было выявлено ни одного случая проникновения на объект иностранных агентов или хотя бы попытки к этому. Так что жизнь у майора была спокойная и обеспеченная.

Полгода назад его непосредственный начальник погиб в автомобильной катастрофе. Через три месяца пришел рапорт о повышении Зотова в должности, и он стал начальником Особого отдела сверхсекретного объекта.

То ли из-за наличия концлагеря, то ли вследствие изолированности окружающей местности, среди рабочих и служащих утвердилось краткое и неопределенное название объекта — "ЗОНА". Естественно, оно нигде в документах не значилось, но закрепилось основательно.

Не успел Дмитрий Николаевич подойти к штабу, как ему навстречу выбежал посыльный.

— Товарищ майор, Докладывает старший лейтенант Михеев. У нас ЧП — найден труп офицера охраны. Труп изуродован до неузнаваемости, но, судя по уцелевшей нагрудной нашивке и данным компьютера — это лейтенант Макарин. Старший дежурный ждет вас в "Центральной".

Через несколько минут, захватив чемоданчик криминалиста, Зотов уже спускался в штабной подвал, где находился центральный вход в секретные лаборатории.

Ответив на приветствие охраны, Зотов подошел к массивным стальным дверям. Набрав на небольшом пульте личный код, он подождал, пока двери медленно откроются и вошел внутрь.

Центральный пост, в котором он оказался, представлял собой большой зал со встроенными в обшивочную панель телевизорами по одной из стен. Под видеоконтролем был центральный вход в лабораторию, имевшую четыре автономных блока, расположенных на четырех подземных уровнях. Телекамеры были также установлены над кодированными входами в блоки, грузовым и аварийным выходами, находящимися один на мнимом химзаводе, другой на не менее мнимой радиоточке. Креме того камеры стояли в хозяйственных отсеках каждого блока.

Посреди центрального поста возвышался пульт управления системы жизнеобеспечения, контроля и сигнализации. Пульт входил в единую компьютерную систему лаборатории и находился под контролем главного компьютера. Днем в ''Центральной" несли службу офицер охраны и два диспетчера. После рабочего дня оставался только офицер, имеющий прямую связь со старшим дежурным, чей пост был расположен в штабе, начальником Зоны, начальником Особого отдела и директором лаборатории.

Когда Зотов вошел, лейтенант, понимая всю серьезность ситуации, вытянулся в струнку. Майор поздоровался с дежурным персоналом.

— Расскажите, как был обнаружен труп, — приказал он, пролистывая журнал приема и сдачи дежурств.

— Я, как всегда, заступил на смену в восемь ноль-ноль, — начал лейтенант. — Макарина на посту не было, и я решил, что он вышел по нужде. Через пять минут, проверив ванную комнату и туалет, я забеспокоился. Сообщив старшему дежурному об исчезновении, и получив разрешение на осмотр лаборатории, я обнаружил Макарина в четырнадцатом секторе. Заблокировав дверь, я тут же сообщил об этом.

— Ты заметил там что-нибудь необычное?

— Только то, что уже сказал — труп лейтенанта и в двух метрах от него мертвый "экземпляр".

— Сейчас без четверти девять. Почему сразу не сообщили мне?

— Старший дежурный приказал сначала найти лейтенанта.

— Начальнику Зоны сообщили?

— Никак нет. Товарищ полковник на рыбалке, и. машина за ним только что ушла.

Зотов на мгновение задумался, а затем решительно направился к лифту.

— Кстати, — сказал он уже в дверях. — Насколько я понимаю, о случившемся знаем только мы, поэтому не стоит расширять этот круг без моего ведома. И еще, проверьте магнитофонную запись ночных разговоров Макарина, и, пожалуй, всего объекта.

— Есть!

Спустившись на второй этаж, Зотов и старший дежурный подошли к третьему отсеку четырнадцатого сектора.

Когда отпечатки пальцев с кнопок кодового замка были сняты, майор набрал шифр. Дверь бесшумно открылась и, пропустив офицеров, тут же захлопнулась за спиной. Автоматически загорелся свет. Зотов и капитан стояли в начале длинного коридора, по одну сторону которого располагались одиночные камеры, похожие на тюремные, но с одной лишь разницей: стена с дверью, выходившая в коридор, была сделана из прозрачного пуленепробиваемого пластика, причем прозрачного только со стороны коридора.

В камерах находились люди, с первого взгляда ничем не отличавшиеся от обычных, и лишь неподвижные, мертвые глаза говорили о их неполноценности. Все жизнеобеспечение заключенных, включая подачу еды было автоматическим, что полностью изолировало их от какого-либо общения с людьми. Это и были зомби, которых здесь именовали просто "экземплярами".

В коридоре стояла зловещая тишина, так как стены были абсолютно звуконепроницаемы. Труп лейтенанта офицеры увидели сразу. Растерзанное тело лежало напротив шестой камеры и напоминало кровавое месиво. Голова находилась чуть в стороне, соединяясь с телом лишь обрывком шейных мышц, словно ее выкручивали из плеч, как лампочку из патрона. Грудная клетка и живот были разодраны, из обрывков одежды торчали обломки ребер, куски мяса и внутренностей. Кишки, скрученные в клубок, валялись рядом, как будто убийца специально вытягивал их, наматывая на руку, а затем просто бросил возле тела.

Зотов не привык к зрелищам подобного рода, и тошнота непроизвольно подступила к горлу. Он сглотнул и продолжил осмотр.

Убийца тоже лежал в камере, выставив вперед руки со скрюченными окровавленными пальцами и застывшим в предсмертной судороге звериным оскалом."

Звонок прозвучал так неожиданно и громко, что. майор невольно вздрогнул.

"Нервы, Дмитрий Николаевич, нервы. Что-то последнее время совсем плохим стал", — решил он, открывая дверь и впуская двух врачей.

— Мне нужен подробный отчет о причинах смерти обоих и их отпечатки пальцев, — обратился Зотов к доктору Можейко.

Когда место происшествия было сфотографировано, а трупы упакованы и вынесены из отсека, Дмитрий Николаевич, оставшись один, снова открыл свой чемоданчик. Достав необходимые инструменты, он снял отпечатки пальцев с кнопок кодового замка в камеру.

Минут через десять вернулся капитан.

— Геннадий Семенович, — обратился к нему Зотов. — Позаботьтесь о секретности. Представьте все как несчастный случай, без лишних подробностей. А я еще тут поработаю.

Капитан козырнул и исчез за дверью. Дмитрий Николаевич вернулся в пустую камеру и продолжил осмотр, ползая на четвереньках и осматривая каждый сантиметр пола.

Наконец он выпрямил затекшую спину и сел на табурет. За время службы Зотов досконально изучил все особенности и всю подноготную вверенного ему объекта. Поэтому его не так-то просто было обвести вокруг пальца. Он чувствовал, что происшедшее не является несчастным случаем, и для начала решил четко уяснить на чем именно основываются его подозрения.

Зотов знал, что хотя заключенный в шестой камере и относился к экземплярам второй категории, но он не был просто бросовым материалом для серийных опытов, а принадлежал к числу программируемых магов-убийц для спецзаданий. Они создавались в двух основных вариантах.

У первого варианта была индивидуальная программа на уничтожение определенного человека или объекта. Второй вариант был более сложный. Экземпляр носил общую программу на уничтожение, причем интегрированного характера. По сложившейся ситуации, примерный перечень которых он получал, робот сам должен был выбрать жертву, но убрать ее мог только после получения определенного сигнала. Кроме того, в подобные экземпляры закладывался вариант "атака". Это была система специальных кодов и сигналов, по которым зомби должен был убить любого человека, находящегося в поле его зрения.

Для каждого экземпляра разрабатывался индивидуальный сигнал, если конечно роботов не объединяли, например, в штурмовую группу. Приказ на уничтожение мог быть цифровым, музыкальным, речевым, передаваться на разных частотах в разных диапазонах. Закодированный сигнал записывался на специальную ленту в двух экземплярах. Рабочий отправлялся в Москву, дубликат оставался в лаборатории, в секретном архиве. Доступ к архиву имели начальник Особого отдела и начальник Зоны. Так как робот, убивший лейтенанта, был еще не полностью подготовлен, и весь рабочий материал находился только на Зоне — утечка информации из Москвы исключалась. Но даже если кто-то и завладел бы лентой, то без специальной аппаратуры, не зная кода, он вряд ли смог бы ею воспользоваться.

Кроме ведущего профессора Сергея Ивановича Мизина, в подготовке экземпляров принимали участие доктор наук Вера Александровна Куданова и в подготовке "особых" роботов — профессор Андрей Митрофанович Черков.

"Ну что ж, — вздохнул Зотов, — если я докажу, что убийство не является несчастным случаем, мне останется лишь выяснить, кто из этой троицы или их ассистентов мог отдать приказ зомби. на уничтожение лейтенанта. Вот если бы еще узнать мотивы…"

Майор вытащил из кармана блокнот и открыв на чистой странице написал: "Несчастный случай".

Подумав немного, он зачеркнул надпись, решив записывать все по порядку.

"План расследования":

1. Почему лейтенант покинул пост:

а) увидел что-то необычное, угрожающее;

б) заметил нарушение инструкции;

в) имеет свой интерес;

г) любопытство;

д) действовал по чьему-то приказу.

2. Почему не сообщил старшему дежурному:

а) не успел;

б) не смог: нарушение связи и т. д.;

в) если действовал по собственной инициативе или по приказу, то хотел остаться незамеченным.

3. Как смог проникнуть в отсек."

Зотов оторвался от блокнота. "Элементарно. Третий отсек не относится к числу научных отсеков и отсеков первой категории секретности, поэтому личный код лейтенанта, заложенный в память компьютера, давал право открыть дверь и второго блока и третьего отсека и, соответственно, шестой камеры."

Майор зачеркнул третий пункт и продолжил.

"4. Почему лейтенант открыл именно шестую камеру:

а) личный интерес;

б) приказ;

в) камера была открыта;

г) в ней происходило что-то необычное.

5. Почему зомби напал на Макарина:

а) получил сигнал;

б) повреждение в программе, до конца не подготовлен;

в) самозащита;

г) конфликт.

6. Кто мог отдать сигнал на уничтожение:

а) профессор Мизин;

б) профессор Черков;

в) доктор Куданова;

г) ассистенты и техник: всего четыре человека

д) начальник Зоны полковник Набелив;

е) директор лаборатории профессор Седой;

ж) я сам;

з) случайные лица."

Правда себя майор вычеркнул сразу, а над "случайными лицами" поставил, знак вопроса. Дело в том, что научно-технический персонал и служащие могли входить только в свои блоки. Любая попытка проникновения в соседний блок без разрешения старшего ответственного лица, или без соответствующего запроса и допуска, тут же пресекалась блокирующим устройством. Сигнал шел на центральный пост, не говоря уже о звуковой и видеосигнализации, и нарушителя мгновенно засекали.

На памяти Зотова подобное нарушение было только один раз полтора года назад. Как выяснила комиссия, это оказалось случайностью.

Что же касалось офицеров охраны, то они могли пройти в любой из четырех блоков лаборатории, но и на них распространялись некоторые табу. Офицеры имели право входить только в отсеки камеры и служебные помещения второй категории, для чего им необходимо было сделать специальный запрос.

В каждом блоке были свои отсеки первой категории. Туда имели право входить лишь научный и технический персонал данного блока, а также администрация Зоны, то есть начальник объекта, директор лаборатории, начальник Особого отдела и, соответственно, три их заместителя. В аварийных ситуациях раскладка была в зависимости от происшествие, примерный перечень которых был заложен в компьютер.

Зотов оторвался от блокнота, покусывая кончик ручки.

'"Составлю до конца список и отдам в вычислительный центр. Хотя я не очень люблю этих металлических монстров, но они иногда выдают удивительно правильные ответы"

Покончив с перечнем вопросов, Зотов набросал примерный план действий:

1. Доложить в Москву.

2. Осмотреть квартиру Макарина.

3. Получить заключение экспертизы.

4. Проверить алиби у подозреваемых.

5. Проверить сигнализацию и систему безопасности.

6. Проверить главный компьютер.

"Ладно, пока все'", — Зотов сунул блокнот в карман, встал и последний раз окинув взглядом камеру, вышел из отсека.

3

Покинув лабораторию, Зотов послал шифровку в Москву своему прямому и непосредственному начальнику — генерал-майору Орлову, в которой сообщил о ЧП и принимаемых уже мерах безопасности и расследования. После этого майор пошел на квартиру Макарина.

Лейтенант был холостяком, как и многие на Зоне, но в его комнате было на удивление чисто и аккуратно. Порывшись в вещах, Зотов достал альбом с фотографиями. Детство, юность, родители, любимые девушки — вся человеческая жизнь лежала перед Дмитрием Николаевичем. Он с грустью подумал, что это, пожалуй, и все, что осталось от лейтенанта.

Неожиданно одна фотография привлекла внимание. На Зотова смотрела хитрая физиономия какого-то парня, и что-то очень знакомое показалось в его нагло-вато-смеющемся взгляде.

"Надо пре верить, — подумал майор, закрывая альбом и кладя его в свой дипломат. — Ох, лейтенант, ну и подбросил ты нам всем пельмешку. И какого черта поперся в отсек?"

Вызвав двух офицеров для переписи имущества и опечатывания квартиры, Дмитрий Николаевич вышел от Макарина и направился к экспертам за медзаключением, и заодно сравнить только что найденную фотографию с возможным оригиналом.

К двенадцати часам дня соизволил появиться начальник Зоны. Его кабинет находился на втором (последнем) этаже штабной коробки, построенной местными зодчими в стиле хрущевского модернизма.

Хозяин кабинета — полковник связи Игорь Михайлович Набелин (действительное звание — генерал-майор КГБ) был чрезвычайно труслив. Узнав о случившемся он уже мучительно соображал, как бы получше перевести удар на Зотова или Седого, а хорошо бы на обоих сразу. Но он понимал, что главный удар придется все-таки по его голове, и это обстоятельство приводило полковника в бешенство. Зотова он встретил хмурым взглядом и шквалом обвинений в халатности, неумении наладить четкую работу и всех других смертных грехах. В конце своей речи Набелин все же сбавил обороты и сообщил, что обо всем вышесказанном он написал в рапорте начальству.

"Логично, — подумал Зотов, равнодушно наблюдая за полковником. — Как был козлом, так и остался. На него лучше не рассчитывать — этот засранец скорее все испортит, нежели поможет."

— Все это очень печально, — продолжал Набелин. — Но нам с вами надо подумать, как выпутаться с наименьшими потерями. Мне-то уже все равно, я почти пенсионер, а вот вы перспективный офицер. Губить свою карьеру из-за какого-то молокососа — это несерьезно. Вы меня понимаете?

— Так точно!

— Бросьте формальности, я с вами говорю сейчас как старший товарищ. Хотя я не знаю всех подробностей, но мне кажется не стоит раздувать из всего этого мыльный пузырь, который разорвавшись, накроет прежде всего вас как начальника Особого отдела.

Зотов молчал, видя. как его собственное спокойствие бесит Набелина. Полковник усматривал в этом что-то подозрительное и прямую угрозу для себя.

— В общем так, — произнес Игорь Михайлович. — К восемнадцати ноль-ноль я жду вас с подробным отчетом. А сейчас в двух словах расскажите мне все, что вам удалось выяснить. Да и сядьте, Дмитрий Николаевич, сядьте. Не на приеме у министра.

Зотов послушно сел. Он рассказал полковнику о случившемся, о результатах экспертизы, о допросах подозреваемых и свидетелей. Заместитель майора и заместитель начальника Зоны находились в отпусках, поэтому Дмитрию Николаевичу пришлось практически в одиночку проделать титаническую работу. Он успел проверить алиби у всех возможных соучастников в убийстве. Разложил по минутам всю их деятельность, начиная с обеда и кончая завтраком следующего дня. Он сопоставил записи в вахтенных журналах и записи компьютера, так как все входы и выходы дублировались офицерами охраны и ЭВМ.,

В конце концов майор выяснил, что только у одного человека не было алиби, и этот человек Сергей Иванович Мизин. Профессор покинул лабораторию в девятнадцать пятьдесят, то есть перед самым ужином. После столовой он пошел прямо домой, лег спать и занимался этим приятным делом ровно до семи часов утра. Хотя этому и не было свидетелей, но презумпции невиновности не позволяла впрямую обвинить профессора.

— Вообще-то, основных подозреваемых у меня было трое: Мизин, Черков и Куданова, — продолжал Зотов, переведя дыхание.

— Почему?

— Они единственные, кто имеет доступ к аппаратуре "Сигнал". Кроме того, только они знали код программируемого экземпляра. А его шифр знал только Мизин.

— А вы, а профессор Седой?

— Конечно, нет. Робот был еще не готов, и его программа находилась в рабочем конвейере. Мы же с ней знакомимся только тогда, когда экземпляр полностью готов, проходит проверку и его данные сдаются в архив.

— Да-да, все правильно, — полковник закивал головою, вконец запутавшись во всех этих тонкостях. Он был всего лишь администратор, не более.

— У профессора Черкова и доктора Кудановой алиби хоть и не железное, но, как говорится, обоюдное. В момент убийства они были на квартире у профессора.

Набелин удивленно поднял брови:

— Они разве любовники?

— Нет-нет. Профессору частенько по ночам приходят разного рода умные мысли и он каждый раз приглашает к себе Веру Александровну. Это уже проверено.

— А как на это смотрит сама Куданова?

— Она не замужем и не возражает.

Полковник хихикнул, поняв это по-своему.

— И что же нового наш профессор придумал в этот раз?

— Я пока еще не вникал, но что-то насчет амфибии.

— А-а, — разочарованно протянул Набелин, — за старое взялся. Не дает ему покоя наш "ихтиандр".

Полковник вынул из кармана платок и вытер потное лицо.

— Значит, ты уверен, что смерть лейтенанта не является несчастным случаем?

— Я склонен так думать.

— Да ты с ума сошел, голубчик! Жара что ли действует? Иди-ка на речку и отдохни, и не забудь, что я жду в шесть часов с рапортом.

Во втором своем докладе в Москву основной акцент Дмитрий Николаевич сделал на том, что уже успел выяснить за прошедшие полдня.

Ответ пришел через пятнадцать минут. Генерал сообщал, что руководство высылает для расследования дела заместителя куратора Зоны — полковника Саблина. До его прибытия Зотов должен был действовать согласно инструкции.

"Черт возьми, — рассуждал Дмитрий Николаевич. — Сюда бы спеца прислать, а не эту штабную крысу. Да и я ищейка еще та. А может, наверху и не хотят, чтобы здесь что-то искали, а точнее, что-то нашли? Скорее всего, начальство все замнет, но вот будет ли мне от этого польза?"

Майор решил не торопиться с выводами. Посмотрев на часы, он прикинул, что пора бы наведаться к Семену.

Один из друзей Зотова был специалистом по программному обеспечению. Несмотря на то, что ему едва перевалило за тридцать, сослуживцы называли его уважительно дядей Сеней. У этого парня было много замечательных качеств, одно из которых — умение молчать.

Когда Зотов вошел в машинный зал, дядя Сеня наблюдал за распечаткой отлаживаемой программы.

— Привет, старина, дело есть.

— Минуточку, — Сеня поднял вверх указательный палец.

Наконец он оторвался от печатающего устройства и повернул голову к майору.

— Я к твоим услугам.

— Пойдем покурим.

Они вышли из зала и скрылись от любопытных глаз в курительной комнате. Весть о гибели лейтенанта уже облетела всю Зону.

— Мне нужна твоя консультация, — произнес Зотов, предлагая свою пачку сигарет. — Ты ведь у нас самый лучший специалист по ЭВМ.

Сеня закряхтел, поводил бровями и, все-таки не сдержавшись, снисходительно и самодовольно улыбнулся.

— Что ты скажешь на то, если я предположу, что в программу охраны объекта влез вражеский агент? — спросил Дмитрий Николаевич.

Сеня рассмеялся, но, спохватившись, принял серьезный вид.

— Товарищ майор, это очередная проверка на вшивость?

— Ты же знаешь, что я не люблю, когда на вопрос отвечают вопросом.

— Извини, старик, но этого практически не может быть.

— Значит, все-таки, возможно?

— При желании и соответствующем уме все можно сделать.

Зотов внимательно посмотрел на программиста.

— Хорошо, Сеня. Я задам тебе несколько вопросов, на которые ты должен будешь ответить, если не сразу, то в самое ближайшее время. И запомни — этот разговор должен остаться между нами.

Сеня утвердительно кивнул и выжидающе уставился на Дмитрия Николаевича.

— Во-первых, — начал Зотов. — Можно ли нелегально изменить программу охраны объекта? Во-вторых, кто может это сделать в принципе и твои подозрения в частности? В-третьих можно ли с минимальными затратами предотвратить возможное изменение в программе и не допустить подобного в будущем? Пока все.

Сеня усмехнулся:

— Пока — это слишком мягко сказано. Ты мне вот что скажи: твои вопросы основываются на определенных подозрениях, или это обычная перестраховка в свете последних событий? Если первое, то я должен знать обо всем в мельчайших подробностях. Иначе мне не удастся ответить на твой главный вопрос.

— Я тебя понял и надеюсь на твое молчание.

— Ну-у… — Сеня развел руками, показывая, что последние слова майор мог бы и не говорить.

— Ты уже в курсе, что сегодня утром во втором блоке был найден труп офицера. По данным экспертизы его убил экземпляр из шестой камеры, и произошло это между часом и двумя часами ночи.

— Отсек с камерой второй категории?

— Да, — уточнил Дмитрий Николаевич. — Экспертиза также установила, что после совершения убийства экземпляр произвел самоликвидацию — кровоизлияние в мозг. Никаких следов присутствия третьего лица не обнаружено.

— Ага, значит, один на один. А какого черта лейтенант поперся в отсек?

— Экземпляр оказался его школьным приятелем. Запрос в Москву на его личное дело я уже послал.

— Лейтенант сопротивлялся?

— Нет, даже кобуру с пистолетом открыть не успел. Следов борьбы не обнаружено. Нападение произошло внезапно.

— Гм-м, — Сеня покачал головой, задумчиво почесывая подбородок. — Ну, а от меня-то ты что хочешь?

— Я считаю, что лейтенант застукал кого-то в лаборатории, когда спустился в блок.

— Теперь понятно к чему ты клонишь, — Сеня пожал плечами. — А почему ты думаешь, что Макарин увидел кого-то или что-то именно сегодня ночью, а допустим, не вчера вечером или днем?

— Вряд ли. Есть много других, более верных способов убрать лейтенанта. Я склонен к тому, что убийство произошло спонтанно и не готовилось заранее. У убийцы, я имею в виду того, кто послал сигнал роботу, не было времени для. рассуждений.

— У тебя есть факты?

— Посуди сам. Экземпляр действовал строго по программе: выбор жертвы, убийство, самоликвидация. Правда, Мизин говорит, что робот был еще не готов к работе, и могли произойти различные сбои в программе, но тогда он бы и вел себя как-то иначе. К тому же вариант "атака" был уже вложен в зомби.

— Ты видел эту программу?

— Она общая для всех. Экземпляр не относился к числу особых, и его программа составлялась на Зоне. Я не думаю, что ее подменили или закодировали именно на Макарина. Лейтенант' у нас всего месяц и прибыл после того, как программа была отлажена. Если ты это хочешь спросить.

— Об этом мы уже никогда не узнаем наверняка, — усмехнулся Сеня.

— Ну и последнее. Я говорил с нашими техниками. По моей просьбе они просмотрели графики и вычислили, что сегодня ночью потребление электроэнергии в лаборатории было выше нормы. Кратковременный всплеск нагрузки пришелся как раз на час тридцать ночи. Ребята дали мне примерный перечень агрегатов и аппаратуры, способной выдавать такие параметры, и в этот список вошла система "Сигнал".

Сеня вздохнул. Мысленно он уже представил себе, какой непомерно большой объем работы ему предстояло сделать практически в одиночку. Зотов вряд ли разрешит привлечь кого-то в помощь. Хорошо хоть ему — Сене он доверяет.

— Я не верю в случайности, — продолжал Дмитрий Николаевич. — Спинным мозгом чувствую, что за этим что-то скрывается.

— Спинной мозг — это серьезно» — согласился Сеня. — С ним лучше не спорить.

Он достал свои сигареты и закурил.

— Значит, одна из твоих версий заключается в том, что кто-то тайно проник в операционную систему компьютера и сделал нелегальную вставку в программу охраны объекта.

— Да, иначе неизвестный не смог бы проникнуть незамеченным в лабораторию.

— А как же дежурные офицеры, спали, что ли?

— А как насчет шахты для спецотходов?

Сеня щелкнул языком. Он понял, что хотел сказать Зотов.

— Ты мне доверяешь? — спросил программист.

Дмитрий Николаевич удивленно посмотрел на друга.

— Естественно, иначе не завел бы с тобой этот разговор.

— Я это к тому, что последнюю охранную программу составлял я сам.

— Знаю.

Зотов улыбнулся. Этот парень нравился Дмитрию Николаевичу. С первого дня знакомства они прониклись друг к другу взаимным уважением и доверием и постоянно чувствовали потребность в общении.

— Понимаешь, старик, — произнес Сеня после некоторых раздумий. — В нашей системе все строго регламентировано. Например: программы второй и третьей степени секретности не могут обращаться к информации первой категории. Любая попытка дополнения, изменения или стирания блокируется операционной системой. При этом срабатывает сигнализация, идет соответствующая запись в память компьютера, которая подвергается периодическим проверкам.

— Это я знаю.

— Ты также должен знать, что программы охраны и жизнеобеспечения объекта обособлены. Практически в них невозможно влезть из нашей компьютерной сети — сработает блокировка. Защита этих программ многоступенчатая и я сейчас, честно говоря, не могу представить, каким образом это можно сделать. Но даже если и была сделана вставка, то скорее всего компьютер стер ее, не оставив и следа. Хотя, — Сеня заметно воодушевился, — мы знаем примерное "место удара" и точное время одной из вставок. Если сравнить оригиналы записей с рабочей копией, то можно найти несоответствие, ведь все важнейшие массивы данных и программ дублируются.

— Вот это ты сейчас и сделаешь. Разрешение на вход в архив я тебе выдам. Кроме того, необходимо провести проверку системы программного обеспечения, системы обеспечения безопасности, сделать ревизию допуска к информационной базе…

— Постой-постой, — Сеня умоляюще посмотрел на Дмитрия Николаевича. — Может быть, ты это поручишь ребятам из отдела безопасности? Мне и так придется перевернуть всю операционную систему. К тому же, мне кажется, я догадался, какую комбинацию сделал неизвестный.

— Ну!

— Потом скажу, когда проверю. Но если я прав, то это старый трюк. Вот только как он смог его осуществить?

— Хорошо, а для начала, не в службу, а в дружбу, запусти это в свой компьютер.

Майор передал Сене листок бумаги. Тот быстро пробежал его глазами и улыбнулся:

— Забеги в конце дня. Мне это тоже интересно.

Они хлопнули по рукам и разошлись.

В пять вечера Зотов снова появился в вычислительном центре. По уже имеющимся у него данным и пока еще открытым вопросам Сеня составил программу с несколькими вариантами ответов.

Решения не пришлось долго ждать. На дисплее появилось всего два слова: "УБИЙСТВО. МИЗИН".

За спиной Дмитрия Николаевича послышались легкие шаги. Он резко повернул голову и увидел проходящую мимо доктора Куданову. Майор не понял, посмотрела Вера Александровна на дисплей или нет.

— Она давно тут? — спросил он у Сени, кивнул на удаляющуюся женщину.

— Появилась сразу после твоего ухода с запросом на новую программу, видимо, сейчас пришла за распечаткой первого варианта. Но ведь у нее, кажется, алиби.

— Просто я не хочу, чтобы по Зоне ходили разные слухи.

Сеня улыбнулся:

— Вера Александровна создает впечатление весьма положительное: умна, скромна, не болтлива…

— Тем не менее…

После ужина Дмитрий Николаевич пошел на озеро, решив, что совет Набелина не так уж и плох. Сидеть в душной квартире было хуже пытки.

Для особиста Зотов был достаточно умен, а в некоторых вопросах даже слишком. В основном он четко знал и чувствовал, когда необходимо отступить, а когда лезть напролом; когда надо улыбаться, а когда и брови сдвинуть; когда можно послать все к черту а когда и пупок понадрывать. Майор всегда верил в лучшее, но будучи практичным человеком, каждый раз готовился к худшему, чтобы потом, если что, не очень расстраиваться, а бросить все силы в дело.

Подойдя к озеру, Зотов сел на скамеечку, стоящую возле самой воды. Красота окружающей его природы создавала решительный контраст с мрачными мыслями, засевшими острым клином в голове. От этого несоответствия становилось неуютно.

— Итак, — прошептал Дмитрий Николаевич, — мнение компьютера совпадает с моим. Значит, надо обратить внимание на Мизина.

Профессору Сергею Ивановичу Мизину было тридцать восемь лет. Он был стройным высоким брюнетом, с красивым лицом и выразительными глазами. Сергей Иванович больше напоминал киноартиста, нежели профессора. Именно Мизин начинял экземпляры программами, используя для этого лично им разработанную технологию, по экспертным оценкам — самую совершенную в мире.

У профессора было два канала поступлений рабочего материала. Для диверсионных и террористических акций к нему присылали специально подготовленных, прошедших тщательный отбор офицеров из бригад спецназа. На языке Зоны они назывались экземплярами первой категории. Это были безжалостные машины для убийства, но для большей надежности их пропускали через аппаратуру Мизина.

Второй канал поступлений шел из лагерей особого режима, в частности, из соседнего с объектом концлагеря, а также из психушек. Экземпляры второй категории были бросовым материалом для экспериментов и серийных опытов. Иногда создавались специальные команды для особых заданий и из уголовников.

Но не все программы составлялись непосредственно на Зоне. Большинство из них присылали из Москвы и группе Мизина нужно было лишь вмонтировать программы в сознание людей. Затем зомби направлялись в Крым на спецполигон КГБ, где проходили окончательную проверку перед засылкой на задание.

Зотов понимал, что ему предстояло вести игру с опытным и коварным противником. Он верил в свою победу, но также отчетливо осознавал, что Мизин — лишь первый раунд схватки. За профессором должны стоять куда более могущественные силы, но вот какие — это был вопрос из вопросов.

А может, я действительно от жары совсем свихнулся и выдумываю бог знает что?" — рассуждал Зотов, прикрыв уставшие глаза.

Майор знал, что простых убийств не бывает. Есть лишь недобросовестные или тупые следователи, делающие их простыми для скорейшего отчета перед начальством и закрытия дела.

Зотов не мог себе четко объяснить, что же в первую минуту его так насторожило. Собственная интуиция, еще ни разу не подводившая, на чем-то основывалась, на каком-то незаметном факте, еще не осознанном умом, и в сотый раз вспоминая в мельчайших подробностях все им увиденное, майор мучительно думал, что же это могло быть.

Неожиданно Дмитрий Николаевич вспомнил свои собственные слова, сказанные Сене: "..Есть много других, более верных способов убрать лейтенанта…"

"Действительно, — подумал Зотов, покусывая сорванную травинку. — Почему бы убийце просто не оглушить Макарина, сунуть ему в рот ампулу с наркотиком, а затем с помощью гипноза немножечко притупить память? Никто бы не понял, а если уж убийца не был уверен в надежности своего гипноза, то мог бы через день или два, достаточно подготовившись и все продумав, спокойненько убрать опасного свидетеля. Почему убийца не пошел по простому пути, а выбрал вариант привлекающий внимание и потому опасный? Хотя еще неизвестно что проще: убить с помощью экземпляра или ломать потом голову, как подстроить несчастный случай?"

Зотов пришел к выводу, что преступник видимо не смог оглушить Макарина. А не смог по двум причинам: во-первых, он слаб физически и не решился нападать; во-вторых, Макарин все-таки был начеку и держался от убийцы на достаточном расстоянии. Если взять основного подозреваемого Мизина, то эти варианты не подходили, так как профессор достаточно крепок, владеет восточными единоборствами, постоянно принимает участие в соревнованиях и даже один раз победил самого Зотова, вырубив минут на пять. Тут больше бы подошли доктор Куданова или хлипкий Черков.

"Итак, — продолжал рассуждать Зотов, — спустившись в лабораторию, но еще не войдя в отсек с экземплярами, лейтенант кого-то увидел. Он был крайне удивлен и испуган. Удивлен оттого, что в пустой лаборатории наткнулся на сотрудника; испуган же оттого, что обнаружилось его собственное серьезное нарушение инструкции. Тут, мне кажется, сыграла психология пре-винившегося новобранца, и преступник воспользовался этим. Он убедил лейтенанта, что либо Макарин, либо компьютер ошиблись, понимая в тоже время всю шаткость своих позиций. Ведь стоило лейтенанту подняться в "центральную", и все стало бы ясно. Убийце ни в коем случае нельзя было отпускать Макарина и видя, что тот напуган не меньше его самого, убийца решил пойти ва-банк. Может быть у него был и другой вариант ликвидации, но узнав у лейтенанта причину появления в блоке, убийца тут же придумал новый и, в данной ситуации, более верный способ. Он пообещал Макарину сохранить тайну и даже больше: позволить встретиться с другом. В тот момент, когда лейтенант открыл камеру, неизвестный прошел в аппаратную и включил сигнал на уничтожение. Так как у данного экземпляра сигнал "атака" был речевой, то достаточно было включить внутреннюю связь с камерами и произнести кодовые слова. Голос в динамике на пару секунд отвлек внимание лейтенанта, а зомби, получив команду, спокойненько разделал его.

Но тогда зачем нужна была аппаратура "Сигнал"? Или Мизин забыл шифр и решил вспомнить? Или это был не Мизин? '"

Зотов оказался в тупике, в который сам же себя и завел своими рассуждениями. Зомби на данном этапе подготовки находился в подчинении только Мизина и только профессор знал его код. Поэтому Сергею Ивановичу незачем было включать аппаратуру "сигнал", чтобы выяснить ключевую фразу. Конечно, при условии, что профессор специально не включил аппаратуру, для того, чтобы направить следствие по ложному следу. Но это так же было маловероятно, так как убийца тем самым выдавал сам себя и заранее был уверен в разоблачении. Включение аппаратуры было пока одним из основных вещественных доказательств.

И тут опять возникло "но". Время появления Макарина в тринадцатом секторе было на одиннадцать минут тридцать восемь секунд раньше кратковременного всплеска нагрузки, то есть включения аппаратуры. Если Мизин не пользовался "Сигналом", тогда что он мог включать на такой короткий срок и для каких целей? А если это все-таки был не Мизин, тогда кто?

Зотов пожалел, что у него нет под рукой надежного экстрасенса, так как все имеющиеся на Зоне "волшебники и маги" работали во втором блоке и ими были все те же Мизин, Куданова и частично Черков. Обращаться к ним за помощью все равно, что запустить козла в огород с капустой.

4

Камуфляж Зоны был сработан на славу. Никому и в голову не приходило, что под жилгородком, начиная от штаба до радиоточки в одну сторону, и до химзавода в другую, глубоко под землей скрывается суперлаборатория КГБ.

Вряд ли кто мог догадаться, что заходящие каждое утро в штаб симпатичные прапорщицы, степенные капитаны и майоры — никто иные, как профессора, доктора наук и ассистенты. Спустившись под землю и сменив мундир на белый халат или спецодежду, они приступали к опытам, порою приводившим в трепет не только знавших об этом по долгу службы, но и их самих.

Создатели лаборатории преследовали множество целей. Основные из них заключались в разработке химических, бактериологических и биофизических методов и препаратов, пригодных к тайному использованию для контроля над поведением человека. В идеале кое-кто мечтал создать универсального человека-робота, супермозг, способный решать задачи, недоступные ни людям, ни компьютерам. Проводились исследования по биологии, физиологии и психологии человека, исследования по массовому воздействию на толпу. Один из психотерапевтов, ставший в будущем знаменитым по своим телесериалам массового гипноза, принимал участие в этих исследованиях. Несколько лет спустя после описываемых событий, он сумел все-таки проверить свою теорию на миллионной зрительской аудитории. И хотя этот телегерой понятия не имел о существовании лаборатории, свои установки он получал именно из Зоны.

Но человек — существо живое, а потому не столь надежное, как машина. Поэтому кроме экстрасенсов, проводились испытания психотронных генераторов, способных воздействовать как на одного человека в отдельности, так и на большое скопление людей. Разрабатывались программы по использованию генераторов в парламентах, конгрессах, военных коллегиях потенциального противника. О народе тоже не забывали. Создавались различные программы для подавления толпы, для нагнетания напряженности, взрыва необузданной энергии и необдуманных действий. Но кто из создателей генераторов мог предполагать тогда, что не пройдет и десятка лет, как их усовершенствованные электронные монстры будут использоваться на улицах и площадях Москвы?

Конечно, такой объем работ был не под силу одной лаборатории. Зона изначально планировалась как центр, к которому должна стекаться информация со всех концов страны, научные разработки и идеи. Здесь их изучали, если нужно, дорабатывали или просто проверяли в действии, прежде чем запустить в серию. Но и своими собственными идеями Зона могла бы прославиться на весь мир, если бы, конечно, не ее страшная засекреченность.

Нельзя сказать, что сама идея тайного контроля над мозгом человека была продуктом именно двадцатого века. Поиск в этом направлении осуществлялся в разные времена и в разных странах. У нас он начался еще в Царской России и курировался контрразведкой Генерального штаба. Этому серьезному департаменту необходимы были новые надежные методы допросов пойманных вражеских агентов, физические пытки зачастую давали сбой — арестованные, не выдержав, уносили с собой в могилу ценные сведения, так и не успев поделиться знаниями с господами из следственного отдела. Исследования основывались, в основном, на восточных наркотических веществах. Да и сама идея прилетела оттуда, принесенная на крыльях японских и китайских агентов.

Октябрьская революция прервала этот полет, правда, ненадолго. К двадцать второму году умные головы начали понимать, что теория о всесильности воспитания и перевоспитания человека, мягко говоря, не срабатывает. Необходимы иные, более надежные способы в создании нового человека, служащего идеальным винтиком в машине тоталитарного государства.

Начался новый виток исследований. Как многие царские архивы, архив спецслужбы достался в наследство ЧК в целости и сохранности. Но сама лаборатория к тому времени была полностью разрушена и разграблена. Пришлось все создавать заново.

Поначалу работа шла медленно и не приносила ощутимых результатов. Сказывались ограничения законодательного плана, не хватало образованных и в то же время достаточно идейных для такой работы кадров. Почти не было подопытного материала.

К тридцатому году, вследствие государственной политики, положение начало меняться. Перестали стесняться законов, широким потоком хлынул дешевый материал в лице врагов народа. Многие научные направления были объявлены лженауками и вычеркнуты из нашей общедоступной истории, но продолжали развиваться и крепнуть в секретных лабораториях и институтах, создаваемых на базе концентрационных лагерей.

Положение в корне изменилось к тридцать девятому году, когда благодаря постоянным заботам Берии — крестного отца институтов-зон — в лабораторию Мозга, расположенную к тому времени в лагере особого режима, поступили кадры из числа репрессированных. Они готовы были изобрести хоть вечный двигатель, лишь бы не попасть не лесоповал.

Во время войны лаборатория была особенно перегружена. Количество исследуемых тем увеличилось в несколько раз. Кроме того, с победой Красной армии, появилась надежда почерпнуть что-то новое из документов немецких и японских лабораторий смерти. Но оказалось, что мы не только не отстаем от поверженного противника, но по некоторым вопросам даже ушли вперед.

После смерти Сталина и Берии исследования, естественно, не закончились. Ученые продолжали усиленно работать над созданием все более новых и совершенных технологий. Старая лаборатория уже не отвечала современным требованиям. Многие разработки пришлось перенести в другие закрытые институты. Научно-технический прогресс развивался в геометрической прогрессии, а значит, и для исследований требовались все большие людские ресурсы. В определенных инстанциях было решено использовать в качестве подопытного материала не только зеков, но и контингент из психушек и специальных; лечебных заведений. Реже из больниц и поликлиник с их огромным количеством инвалидов и пенсионеров.

В семидесятые годы встал вопрос о создании новой единой лаборатории, как губка, впитывающей в себя разработки отдельных институтов и служащей для них "опытным производством".

Новейшие технологии требовали соответствующего и постоянного обеспечения оборудованием, материалами и сырьем. Подобный объект должен был располагаться в непосредственной близости от источников, питающих монстра.

После долгих дебатов в верхних-эшелонах власти в шестьдесят восьмом году рядом с одним из бесчисленных закрытых номерных городков "арзамасского куста" началось строительство единого центру по созданию человека-робота.

В пользу выбранного места говорили несколько доводов: во-первых, вся арзамасская зона была закрыта и контролируема; во-вторых, под боком находилась сырьевая база — Дзержинский химический гигант и Арзамасский ядерный комплекс. Ну и наконец, в-третьих, зеки, работающие на вредных производствах и являющихся вдобавок дешевыми подопытными свинками для лабораторий. Зона лаконично вписалась в данную местность, не привлекая особого внимания.

Через пять лет после начала строительства объект уже работал на полную мощность и выпустил своего "первенца" — человека-робота.

Надо отметить, что подобные работы осуществлялись и в ряде других стран. В США, например, с пятьдесят третьего по семьдесят третий год проводилась операция ЦРУ по разработке химических и биологических препаратов, именуемая "МК-ультра". Операция была рассекречена и наделала много шума на Западе. Особенно отличился Национальный институт душевного здоровья на базе научно-исследовательского центра по изучению наркотиков в Кенсингтоне, штат Кентукки… Там широко были использованы препараты вызывающие галлюцинации, наркотик ЛСД и т. д. В тоже время серьезные наблюдатели отмечали, что на поверхность всплыла лишь вершина айсберга.

Советскому Союзу в смысле рассекречивания повезло больше и не потому, что наши программы были менее мощными и менее масштабными. Сказались преимущества полностью закрытого общества и государственного контроля над информацией.

В общем, как бы там ни было, а наши ученые могли работать пока спокойно, доверившись неустанной заботе службы безопасности.

5

Вертолет мягко опустился на бетонную площадку. Немного одуревшие от постоянной вибрации и гула, — пассажиры один за другим неуверенно слезли по трапу. Прибывших было трое: полковник Саблин, доктор Бортник и ассистент Еремеева. Их встречали начальник Зоны и начальник Особого отдела.

Пока солдаты возились с багажом, вся компания разместилась в рафике. За руль сел Зотов. Успев с каждым познакомиться еще на посадочной площадке, он сразу приступил к делу.

— Прежде чем вы вольетесь в наш дружный коллектив, — произнес Дмитрий Николаевич, — я обязан провести с вами небольшой инструктаж, хотя вас уже должны были ввести в курс дела на пункте переподготовки. Тем не менее, мы должны соблюдать все формальности.

— Это касается только вас, милые дамы, — вставил Набелин.

Женщин разместили в однокомнатных квартирах, и Зотов повез Саблина в гостиницу. Набелин, сославшись на дела, вышел из рафика.

Когда прибыли в гостиницу, Саблин, задвинув чемодан под кровать, подошел к столу, налил стакан воды из графина, предварительно осведомившись о ее свежести, и залпом осушил его.

— Наконец снова живу, — выдохнул Саблин, растянувшись в кресле. — Не могу летать, а тут сразу с самолета на вертолет. Я после этих полетов, как с похмелья, — бочку воды могу выпить.

Он неожиданно улыбнулся:

— Ну, так как у вас дела?

Зотов одарил его ответной улыбкой, прекрасно зная, что полковник не так прост, как это может показаться с первого взгляда.

За время своей службы, Дмитрий Николаевич встречался с Саблиным два раза и успел составить об этом человеке собственное мнение.

Петр Александрович был штабным работником. Умный, хитрый, он даже если и взрывался, то делал это тихо, но бил насмерть. На первый взгляд Саблин был ревностным работником. На поверку же это оказывалось умением подлизываться к начальству. Его служебная карьера напоминала лестницу, весьма круто уходящую вверх. У женщин и начальства он имел успех, так как всегда знал, что им надо, и умел это преподнести в нужной для себя форме.

Еще в Москве, прочитав копию доклада майора Зотова, полковник ничуть не удивился убийству, зная, что с этими учеными надо всегда быть начеку. Он не хотел лететь в Зону, так как пришлось отложить очень важные дела, но должность заместителя куратора Зоны обязывала.

На следующий день Саблин вылетел из Москвы, получив письменный приказ расследовать убийство максимум за три дня, и устное распоряжение — не поднимать вокруг этого много шума.

— Отдыхайте, Петр Александрович. Я зайду за вами без четверти восемь, — вместо ответа произнес Зотов, пытаясь перенести дела на потом.

— Нет-нет, — Саблин замахал руками. — Я уже пришел в себя. Мне нужно всего пятнадцать минут, чтобы побриться и принять душ. После этого мы поговорим, если, конечно, у вас есть время. А пока посмотрите вот это…

Он открыл дипломат и, вытащив отпечатанный лист бумаги, протянул его Зотову.

Это была копия личного дела экземпляра из шестой камеры. В копии говорилось, что заключенный, убивший лейтенанта, являлся его школьным другом. После окончания десятилетки их дорожки разошлись: Макарин поступил в школу КГБ, а Кудряшов, совершив ряд изощренных по своей жестокости убийств, был приговорен к высшей мере наказания.

Зотов вздохнул и сел на диван. Из ванной комнаты доносились блаженное кряхтение и фырканье полковника.

— Итак, Дмитрий Николаевич, — произнес Саблин выйдя из ванны и кивая головой на привезенный им документ, — что вы на это скажете?

Майор пожал плечами:

— Это объясняет только то, зачем лейтенант поплелся в этот отсек и открыл дверь именно этой камеры.

— А по-моему это объясняет и все остальное. Твой лейтенант оказался слишком любопытным и недисциплинированным, а может, просто плохо проинструктированным, ведь он новичок на Зоне.

— Я и не собираюсь снимать с себя ответственность и понесу наказание, как положено…

— Ну-ну, не дуйся, — перебил полковник. — Я приехал вовсе не для того, чтобы ругать тебя или топить перед начальством. В управлении тебя все ценят и уважают и не хотят терять прекрасного работника. Меня прислали выявить ошибки, если таковые имеются, и разобраться, является ли происшествие несчастным случаем, или за этим что-то скрывается. Хотя руководство считает это чистой случайностью.

Зотов понял намек и на "прекрасного работника", и на "выявление ошибок" и на "случайность", но покачал головой:

— Убийство не случайно.

Произнеся это, майор вряд ли полностью отдавал себе отчет, чем это может для него обернуться. Если бы он предполагал, как круто изменится его размеренная спокойная жизнь из-за этих трех слов… Но на сей раз интуиция самосохранения подвела. А может быть, это была судьба, злой рок, с которым даже герои предпочитают не связываться.

— Гм-м, интересно. Я слушаю тебя. — полковник уселся в кресло и уставился на Дмитрия Николаевича, как на законченного дурака.

— Попробуем разложить все по порядку. Макарин увидел своего школьного друга, скорее всего, во время пересылки последнего из лагеря в лабораторию. Спустившись в отсек, он открыл камеру и… О чем они говорили, что между ними произошло, почему Кудряшов зверски разделал своего друга — остается лишь догадываться.

— А по-моему, все очень просто, — возразил Саблин. — Во-первых. экземпляр был не подготовлен, поэтому невозможно предугадать те комбинации, что могли возникнуть в его сознании. Во-вторых, в него закладывалась общая программа уничтожения. В-третьих, у Кудряшова и без нашей подготовки была психология убийцы-садиста. А если учесть, что он некоторое время сидел в камере смертников и вдруг увидел перед собой охранника, то нет ничего удивительного в том, что заключенный убил его. Если Кудряшов узнал своего друга, то у него могло возникнуть и чувство обиды, зависти, злости…

— Именно на подобные рассуждения и рассчитывал преступник, — перебил Зотов.

— Объяснись.

Дмитрий Николаевич передал полковнику папку с делом.

Изучив ее, Саблин явно загрустил. Он понял, что хотя улики и косвенные, дело приобретает серьезный оборот.

— И потом, — продолжал майор, — моя интуиция…

— Ну, старик, это уже мистика. Ты бы еще тут черной магией решил заняться от безделья.

— Да нет, Петр Александрович, ты же знаешь, что у нас могут происходить любые чудеса.

— Хорошо-хорошо, — произнес полковник и было видно, что его интересуют лишь вполне ощутимые факты. — А ты понимаешь, под чем сейчас подписываешься? Получается, что кто-то проникает в лабораторию, наплевав на всю нашу хваленую сигнализацию, и пока она молчит, как будто специально для того и сделана, этот мерзавец занимается там бог знает чем. А ты — начальник Особого отдела — ни хрена не знаешь.

Саблин принял грозный вид. Он закурил и отвернулся к окну, соображая, как теперь будет выкручиваться перед начальством.

— Кого ты подозреваешь? — спросил он после некоторого молчания.

— Их трое — Мизин, Чернов и Куданова.

— Черт возьми, и все уважаемые ученые, цвет нашей науки! Сволочи.

Зотов сделал вид, что не заметил последней реплики. Он улыбнулся:

— Офицеры охраны, сами понимаете, исключаются, так как не могут знать закодированного сигнала для управления зомби. У директора и начальника Зоны алиби. Седой до утра дулся в карты в теплой компании, а Набелин был на рыбалке и подъехал лишь к обеду. Оба наших зама в отпуске.

— Давай про интеллигенцию.

— Профессор Черков и доктор Куданова до трех часов ночи сидели на квартире у профессора…

— Чем они занимались, любовью?

Дмитрий Николаевич хмыкнул, вспомнив недавний разговор с Набелиным.

— Нет, в данном случае наукой.

— Хорошо, остался один Мизин.

— Судя по докладу на центральный пост, профессор покинул лабораторию в девятнадцать пятьдесят, то есть примерно за пять часов до смерти лейтенанта. Задержка Мизина на работе не вызывает подозрения, та: к как год назад Седой ввел свободный график для научных работников. Он считает, что профессора, как поэта или музыканта, муза, то есть идея, может посетить в любое время дня и ночи. За графиком их работы никто не следит и судят лишь по конечным результатам.

— Это я знаю, как и то, что Седой большой демократ. Распустил дармоедов.

Зотов пожал плечами:

— График проверить легко, что я периодически и делаю. Достаточно просмотреть записи в "центральной", так как о каждом входе и выходе из бункера дежурный офицер сообщает старшему дежурному. Креме того, данные автоматически заносятся в компьютер. Уничтожить или стереть их практически нельзя. В этом случае придется стирать не только машинную память, что при желании можно сделать, но и записи в сменном журнале. А они заносятся от руки лично старшим дежурным и в конце смены передаются под роспись следующему дежурному.

— А что Мизин делал ночью, тоже неизвестно?

— Спал, как и все нормальные люди. Свидетелей этому нет.

— Значит, если верить всем показаниям, на момент убийства в блоке никого не было.

— Я уверен, что был. Лейтенант случайно стал свидетелем этого и поплатился жизнью. Вот тебе и мотивы убийства. Нам остается точно установить для каких целей неизвестный проник в лабораторию, и тогда мы сможем вычислить его. Мне кажется, все эти заморочки вертятся вокруг экземпляров. Последняя партия относится к особым. Ее программа составлялась в Москве, поэтому никто из наших не знает кода. Из всех вариантов я отобрал два. Первый: неизвестный или неизвестные пытаются расшифровать московскую программу. Для чего — это вопрос другой. Может быть, убийце уже удалось найти ключ. Второй вариант: неизвестному не нужна московская программа. Под видом ее он хочет запустить свою, тем более, что контрольную проверку делают не у нас, а там, откуда присылают программу. Что с тобой?"

Полковник блеснул глазами и закашлялся.

— Поперхнулся, — произнес он, переведя дыхание. — От твоих идей.

— Надо сделать запрос заказчику, может быть, разрешит нам самим провести проверку.

— Вряд ли. Они скорее прикажут уничтожить всю команду. Хотя попробуем.

— При положительном ответе можно будет провести эксперимент на зондирование.

— Не понял?

— Потом объясню. Надо еще кос-что проверить.

Почему-то Зотов чувствовал, что не надо раскрывать полковнику все карты. Саблин же как-то странно посмотрел на майора, но промолчал.

— Давай-ка выпьем по одной, — неожиданно предложил он, доставая из чемодана бутылку коньяка.

— С удовольствием.

Пропустив по стопке, чекисты с наслаждением закурили, уставившись в потолок.

— Послушай, — спросил Саблин. — Но ведь увеличение нагрузки было кратковременным и почти незаметным. Может быть что-то где-то коротнуло или компьютер взбесился? Если б кто-нибудь нелегально работал в блоке, то нагрузка была бы значительно больше и по силе и по времени.

— Я думал об этом. Мне кажется, убийца не успел сделать то, зачем пришел. Доводить работу до конца после смерти лейтенанта он не рискнул — не такой уж дурак. Он понимал, что в обычной ситуации никто из техников не обратил бы внимание на увеличение нагрузки так ночные опыты проводятся довольно часто. Но не сейчас. Завтра я дам команду. чтобы проверили все свободные от опытов ночные смены за последние полгода. Может, где-нибудь да всплывет слишком большое потребление электроэнергии. Хотя на месте убийцы я бы работал только тогда, когда в соседних блоках проводят опыты. Тогда вообще ничего нельзя определить. Стоп…

Зотов поднял is: небу указательный палец.

— А ведь в ночь убийств, в четвертом блоке должны были проходить опыты, но их перенесли за два дня до этого. Значит, работа неизвестного была запрограммирована еще раньше и изменить дату он был уже не в состоянии.

"Прав Сеня, — подумал майор. — Надо перевернуть всю операционную систему компьютера. "

— Ты, пожалуй, прав, — не очень весело одобрил полковник.

— Чем больше я об этом думаю, — продолжал Зотов, — тем сильнее уверен, что убийцей может быть только одиночка. В этом случае остается один Мизин. Днем он, естественно, не мог проделывать свои штучки, так как об этом сразу доложили бы мне Черков или Куданова. На Зоне каждый следит друг за другом и о малейшем подозрении или, не дай Бог, нарушении, же доносят в Особый отдел. Поэтому профессор вынужден был выбрать ночь, но не учел двух случайностей — лейтенанта, который поперся к своему другу, что не входит ни в какие рамки и Черкова со своими бредовыми идеями обеспечившими алиби не только ему, но и Кудановой.

— И третье, — вставил полковник. — Отмену ночных опытов.

— Точно. А теперь я скажу тебе еще одну любопытную вещь. Как ты знаешь, лаборатория днем и ночью охраняется как в "центральной", так и на заводе и радиоточке. Чтобы проникнуть в бункер и воспользоваться личным кодом, необходимо сначала пройти охрану. Офицеры же в один голос утверждают, что в ту ночь никто не входил.

— А может, они у тебя спали?

— Не думаю, но даже если и так, двери-то открываются изнутри. Чтобы попасть в вестибюль, необходимо разбудить дежурных. Дверь же не вскрывалась — я проверил. Я сейчас прорабатываю вариант с выходом в шахту для спецотходов. Мизин либо нашел способ блокировать сигнализацию шахты, либо влез в операционную систему и изменил время открытия и закрытия дверей. Если ты помнишь, работа шахты строго регламентирована по времени.

— Когда ты проводил спецмероприятия по профилактике системы?

— По инструкции, в начале квартала. Кроме того, мои техники сейчас носятся по всей лаборатории — просматривают и прослушивают каждый сантиметр кабельных линий, электронной защиты и вообще все сети.

— Смотри, Зотов, документация у тебя должна быть в полном порядке, чтобы комар носа не подточил.

Майор тяжело вздохнул.

— Кстати, — спохватился полковник. — Мизина потрошили? Я имею в виду обыск.

— Конечно. Пока на работе — у него дома, а ночью в лаборатории. Безрезультатно.

— А может взять его? Одна ампула — и он мать родную заложит. Хотя без разрешения Москвы мы не можем этого сделать, а чтобы получить разрешение — нужны веские доводы. Замкнутый круг. Ты веришь в привидения?

— Так же как и ты.

— Тогда нам надо придумать что-то очень хитрое, чтобы этот мерзавец как-то себя выдал.

— А тут и выдумывать не надо. Все удачно складывается.

Полковник открыл было рот, чтобы выразить свое удивление, но телефонный звонок перебил его.

— Зотов слушает… Сейчас иду. Извини, Петр Александрович, служба. — произнес майор положив трубку. — Поговорим после. Перед ужином я к тебе зайду.

Полковник кивнул и налил себе еще стопку коньяка.

Когда Зотов появился на пункте связи, телеграмма из Москвы была уже расшифрована. Дмитрий Николаевич взял листок.

"Совершенно секретно. Начальнику Особого отдела в/ч 42127 С майору Зотову Д. Н.

ПРИКАЗЫВАЮ

Провести тщательное расследование убийства лейтенанта Макарина параллельно полковнику Саблину. О всех результатах докладывать мне лично. Посвящать в ход расследования полковника Саблина — на ваше усмотрение.

Генерал-майор Орлов В. С."

Дмитрий Николаевич еще раз пробежал глазами телеграмму и отдал для передачи в архив.

"Ничего не скажешь — вовремя! — думал он, возвращаясь к полковнику. — Еще немного и я бы раскрыл ему свой план. Дело закручивается не на шутку. Не попасть бы между двух огней. А то они там, сволочи, глотки друг другу грызут, а я окажусь крайним. Не нравятся мне все эти игры, ох, не нравятся!"

6

На Зоне старались жить дружно, одной семьей, как и на всех малочисленных закрытых объектах. Хотя, в некоторое смысле это было чисто внешнее благополучие, и обстановка выглядела очень хорошо лишь для стороннего глаза — то есть проверяющих.

Видно, так устроена жизнь, что как только появляются люди в количестве более двух — тут же начинается мышиная возня. В основном это касалось элиты. Простым же смертным нечего было делить, и жилось весьма неплохо. В тайны Мадридского двора посвящены были немногие. Но и те либо боялись открывать рот, зная, что сами, чего доброго, могут оказаться на месте подопытных, либо, до предела ожесточив сердце, не обращали ни на что внимание, удобно спрятавшись под маски беспристрастных ученых, считающих, что науки грязи не существует. Кое-кто действительно верил, что это необходимо для обороны нашей страны, нужно советским людям, но таких было меньшинство. К жесткости и смерти тоже можно привыкнуть, особенно если они преподносятся как необходимое для достижения благих целей, да к тому же подслащиваются материально.

Непосвященные же вообще не подозревали о существовании подземного объекта и считали, что своей секретностью Зона обязана радиоточке и, якобы, расположенной на территории химзавода небольшой закрытой лаборатории, где разрабатывают какие-то вещества для оборонной промышленности. Служба безопасности не препятствовала подобным слухам, ей же и распускаемыми, ибо и это входило в систему камуфляжа. Естественно, что слухи подкреплялись и делами: заводская лаборатория действительно выпускала химические вещества на оборонку, о которых ЦРУ знало уже давно и не очень беспокоилось.

Администрация Зоны старалась до минимума свести бытовые заботы, дабы вся людская энергия уходила на труд и научный поиск. Поэтому жизнь на объекте после рабочего дня была, как в лучшем пансионате. Функционировал огромный оздоровительный комплекс, имелось много спортивных секций, кружков самодеятельности, вязания, шитья, художественных, музыкальных. Была своя школа, правда, только до четвертого класса.

Каждое воскресенье отмечали чей-нибудь день рождения, бурно праздновали государственные праздники, ну и конечно, принятия вновь прибывших в "робинзоны“ этого островка науки. Новички были явлением крайне редким, поэтому к встрече всегда очень торжественно готовились и устраивали шикарный праздник. Не обходилось и без художественной самодеятельности. Выступали доморощенные комики, жонглеры, фокусники и даже один дрессировщик с собственным петухом, специально отобранным в местном подсобном хозяйстве и ставшим общим любимцем.

Но в этот раз из-за траура праздник пришлось отменить. Решили собраться все вместе, просто по-домашнему.

В дверь позвонили.

— Одну минуточку, — крикнула Бортник, сделав последний штрих помадой и поправив волосы.

Перед Еленой Николаевной стояла симпатичная светловолосая девушка с очень выразительными глазами и бархатными длинными ресницами. Она мило улыбалась и как-то сразу к себе располагала.

— Здравствуйте, меня зовут Света, а вас Елена Николаевна. Я уже знаю, — выпалила девушка на одном дыхании.

Женщины обменялись рукопожатием, с нескрываемым интересом разглядывая друг друга. По-видимому обе остались довольны.

— Я вообще-то пришла за вами. Буду вашим гидом, если не возражаете.

— Я очень рада. Нам пора идти?

— Да, все уже собираются.

Бортник мельком посмотрела в зеркало, и женщины направились в общепит, являющийся в Зоне и рестораном, и столовой, и кафе с баром одновременно. Жители городка по праву называли его рестораном, ибо отделан он был по первому классу. Немало труда к этому приложили и сами "робинзоны": одни вырезали по дереву, другие рисовали, третьи занимались лепкой, икебаной и другими видами народного творчества. В итоге дизайну мог позавидовать любой столичный ресторан. Так было и в остальной зоне отдыха и жилого массива.

Дорога от дома заняла буквально пару минут, но за это время Света успела рассказать о Зоне все, что знала сама, а была она здесь не новичок.

"Так ты еще и говорунья", — подумала Бортник, с интересом слушая девушку.

— Давайте подсядем к моему шефу, — предложила новая подружка, когда женщины вошли в зал. — Вон он сидит с женой за столиком у окна.

Подполковник (академик, биохимик), увидев вошедших женщин, уже и сам замахал руками, приглашая разделить компанию. Когда они подошли, он быстро встал и поклонившись представился:

— Цветиков Николай Николаевич. Моя жена и зам по науке — Галина Петровна. Мы читали ваши статьи — очень интересно. Вы уже в курсе, что у нас не со всеми можно открыто говорить о работе, но на нас этот запрет не распространяется. Мы будем работать в одной преисподней и хотя в разных лабораториях, но научный контакт непосредственный.

Назвав свою лабораторию преисподней, подполковник не оговорился. В ней доводили до ума химическое оружие, новейшие виды которого проходили затем испытания в Афганистане. Но горный ветер капризен и. как это часто бывало. от газовых атак страдали не только душманы, но и воины-интернационалисты. Десятки и сотни случайно оставшихся в живых наших ребят заживо гнили в закрытых отделениях советских госпиталей.

Однако на Зоне испытывали не только новые виды оружия, но и новые способы защиты. Так и работали: на одном подземном этаже создавали оружие, на другом — защиту от него. Но оружейники работали быстрее.

Бортник улыбнулась:

— Я очень рада.

— Так что же мы стоим? — спохватился Николай Николаевич. — Садитесь. пожалуйста.

Он быстро обслужил обеих дам и наконец сел сам. Тут же появилась официантка.

— Добрый вечер. С приездом вас, — произнесла она, мило кивнув Бортник. — Приятного аппетита и хорошего вечера.

Постепенно зал заполнился. Все приветливо улыбались, кивали головами. украдкой и в открытую посматривая на новеньких.

— Хотите я пока расскажу вам кто есть кто? — спросила Света.

— Конечно.

Женщины придвинулись поближе друг к другу. Пока Света перемывала всем косточки, появился Набелин и начал приветственную речь. Но девушка на это не отреагировала и шепотом продолжала:

— …Затем идут физики: профессора Павлов и Прохоров. Эти милые старички. но с одним недостатком — любят выпить. Рядом с ними профессор Мизин. Черков и доктор Куданова.

Бортник посмотрела на Мизина и вздрогнула. По-видимому, профессор уже давно смотрел на нее. Он приветливо улыбнулся.

Света продолжала:

— По центру — майор Зотов с проверяющим из Москвы."

"А майор ничего, хотя и не Аполлон", — подумала Елена Николаевна, более внимательно осматривая Зотова. — Интересно, каков он в постели?"

Она даже закашлялась от такой мысли. Неожиданная мысль ее ничуть не удивила, но рассмешила. "Да, Елена Николаевна, давно же тебя не ласкали мужские руки!"

У Зотова был спокойный твердый взгляд и во всем его облике чувствовались сила и уверенность. Елене Николаевне он сразу понравился. И хотя майор отнюдь не отличался атлетической фигурой и красивым лицом, как, например, Мизин или Саблин, но она всегда отдавала предпочтение сильным духом, нежели телом.

Света болтала не переставая, даже не заметив, что собеседница ее не слушает:

— "…Дальше ядерщики: доктор наук Карнашов и наш директор — профессор Седой. Говорят, Седой принимал участие в создании водородной бомбы и одно время работал с Сахаровым. Директор прекрасно о нем отзывается, и хотя Сахаров оказался изменником Родины, не боится называть профессора своим другом и учителем.

Елена пожала плечами. Света, заметив ее движение и правильно истолковав его, тут же выпалила:

— В нашей самой свободной и демократической стране просто так уже никого не обвиняют.

Елена Николаевна внимательно посмотрела на Свету, но не поняла: шутит она или нет.

Наконец Наболин закончил свою речь и заиграла музыка. Многие пошли танцевать. Мизин оказался весьма проворным: он первым пригласил Елену Николаевну на вальс.

— Мне кажется, ты понравилась профессору, — прошептала Света, когда Елена Николаевна опустилась в кресло. — Он у нас видный мужчина и не женат.

Бортник махнула рукой:

— Все они одинаковые.

Женщины рассмеялись. Бортник взяла Свету за руку, но в это время опять подошел Мизин и пригласил новенькую на танец.

— Профессор, — засмеялась Света, — дайте Елене Николаевне отдохнуть, а то вы ее в первый же день замучаете.

— Ничего, — отшутился тот. — Зато после такой проверки уважаемого доктора можно будет смело зачислять в робинзоны.

Вечер был в самом разгаре. Зотов неоднократно пытался пригласить Елену Николаевну, но его всякий раз опережал профессор. Наконец майору повезло.

Зотов нежно обнял женщину и вдруг почувствовал, что ей это тоже приятно. Она мягко и грациозно прижалась.

"Ну, майор, дерзай!" — неожиданно подумал Дмитрий Николаевич.

И хотя Зотов не строил никаких иллюзий, этот первый танец окрылил его.

Рядом с ним танцевали Саблин и Куданова. Они о чем-то оживленно болтали, смеялись и весьма красноречиво посматривали друг на друга.

"Интересно, — думал Зотов. — Он делает это из чисто служебных соображений, или имеет на нее виды? А они здорово похожи друг на друга!"

Вечер обещал быть приятным для многих.

7

Когда на следующее утро Зотов вошел в зал ресторана, Саблин уже сидел за столиком и заказывал завтрак.

— Доброе утро, Дмитрий Николаевич, — приветствовал его полковник. — Что-то вы сегодня плохо выглядите. Не спали?

— Спал, как мертвый.

— Не похоже. А может, вас кошмары мучали или прекрасные Сирены? — подмигнул Петр Александрович; посмотрев в сторону Елены Николаевны

— Может быть… — загадочно улыбнулся майор.

Саблин понимающе развел руками:

— Повезло, а вот у меня облом по всем статьям. Первый раз в жизни мне отказали. Ваша Куданова — лесбиянка?

Зотов удивленно посмотрел на Саблина. Зная натуру Кудановой, в подобную неудачу полковника не верилось.

— Нет, — наконец вымолвил Дмитрий Николаевич. — Просто предпочитает своих подопытных. Мы как-то засняли ее видеокамерой с двумя экземплярами: они трахали ее по очереди прямо на операционном столе.

— Она знает об этом компромате?

— Нет, зачем же? Пленка лежит в моем сейфе. Что же касается ее связей — это сугубо личное дело, тем более, что в какой-то степени даже помогает работе.

Полковник повел бровями и усмехнулся:

— Поэтому я выспался сегодня на славу и, вы знаете, когда проснулся, то отчетливо осознал, что убийство — чистая случайность, а все твои подозрения писаны вилами по воде. Не обижайся, Дмитрий Николаевич, но я, пожалуй, закрою дело.

Зотов внимательно смотрел на куратора. Полковник выглядел бодрым, уверенным, полным энергии и решимости.

"Что ж, этого следовало ожидать, — подумал Зотов. — Конечно же, он получил установку из Москвы замять расследование. Это может мне помешать."

— О чем задумался, майор?

Саблин аппетитно уминал пудинг с вишневым вареньем, запивая молоком и, по-видимому, был вполне счастлив.

"Да-а, — печально подумал Зотов. — Сытый голодного не разумеет." Вслух же ответил:

— Вчера на торжественном вечере, если ты помнишь, мы решили еще раз осмотреть место происшествия и весь второй блок. Не раздумал?

— Можно. Хотя я и так знаю его, как свои пять пальцев. Не первый раз у вас в гостях. Кстати, мой личный код уже внесли в главный компьютер?

— Конечно. С сегодняшнего дня вы имеете право входить в любое помещение лаборатории независимо от категории.

Покончив с завтраком, офицеры направились в бункер.

Бродя по отсекам второго блока, Зотов не мог отделаться от мысли, что за ними кто-то наблюдает, но не телекамеры, а что-то другое, чей-то живой глаз.

"Нервы, Дмитрий Николаевич, нервы", — говорил себе майор, но чувство тревоги не исчезало.

— А что ты скажешь о Мизине как о человеке? — неожиданно спросил Саблин.

Зотов некоторое время молчал, а затем медленно произнес:

— Я его, мягко говоря, недолюбливаю, но нелюбовь эта чисто субъективная и к делу относиться не может. Он мне не нравится, бывают же антиподы. Вроде бы внешне все хорошо: разговариваем, улыбаемся, работаем вместе, а внутри сплошная неприязнь, причем, обоюдная. Нет, я против него ничего не имею. Он отличный работник и на Зоне его все любят и уважают, но лично я отношусь к нему с недоверием. Есть в нем что-то неестественное, фальшивое. Хотя женщины от него прямо-так без ума, так и липнут, как мухи.

"Ты ему просто завидуешь", — подумал полковник. Вслух же сказал:

— Я по службе нередко сталкивался с различного рода жуликами, пройдохами, откровенными мерзавцами и убийцами, и все они на вид были прекрасными людьми, пользовавшимися огромной популярностью у женщин. Я все время спрашивал себя, где же их хваленое женское чутье, а однажды даже усомнился: может, это именно зло притягивает женщин, как магнит. Сатана поначалу частенько одевается в костюм Ангела.

Зотов вздохнул. Полковник же продолжал:

— Хорошо, когда этот антипод не твой непосредственный начальник.

Офицеры рассмеялись.

— А что скажешь о Черкове?

Зотов пожал плечами:

— Я к нему тоже особой любви не испытываю, но на убийство, мне кажется, он неспособен. Да и пьянь приличная, хотя как специалист претензий не вызывает, скорее наоборот. Мне иногда кажется, что умные мысли посещают его голову именно в пьяном угаре.

— Каждому свое. У тебя тут многие пьют?

— Достаточно. Но на работе это не сказывается.

— Ты такой же демократ, как и Седой.

Зотов усмехнулся:

— Иначе нельзя. Во-первых, условия работы — сам понимаешь; а во-вторых, все эти люди науки — народ очень нежный, капризный, требующий особого внимания и понимания. Они порой как дети малые".

— Ничего себе дети, — перебил Саблин, — так распоторошить офицера КГБ!

— Ну-у, — майор развел руками. — В семье не без урода.

Офицеры свернули в следующий коридор.

— Гадюшник на месте, — удовлетворенно констатировал Саблин, указывая на дверь с нарисованной головой кобры. — Зайдем?

Зотов набрал личный код. Дверь бесшумно открылась, и офицеры прешли внутрь небольшой комнаты.

Вдоль всех четырех стен стояли большие стеклянные секции, в которых лежали, ползали, а когда автоматически включился свет, зашипели мерзкие и опасные обитатели. Посреди комнаты находился рабочий стол со всеми необходимыми инструментами и приспособлениями для взятия яда и ухаживанию за змеями.

Дмитрий Николаевич непроизвольно содрогнулся и посмотрел на полковника. Саблин спокойно и даже с каким-то наслаждением созерцал террариум. Вдруг зрачки глаз у него расширились, и Зотов мгновенно обернулся.

Огромная гюрза, сделав бросок, попыталась вцепиться майору в ногу, но ловкость не подвела Дмитрия Николаевича и в этот раз. Не успев выпустить яд, змея была отброшена к стене, и Саблин двумя выстрелами из пистолета размозжил ей голову.

— Ну и реакция у тебя, майор, — проговорил он, вытирая со лба пот. — Откуда только вылезла эта тварь?

Зотов показал приоткрытую крышку одной из секций.

— Терпеть не могу змей, — выдавил он из себя. — А реакция моя тут не при чем, просто повезло.

— В смысле?

— Гюрза очень опасна. Скорость ее броска даже фотоаппарат заснять не может — смазанно получается. Но у нее есть один недостаток: длина броска змеи равна одной трети ее собственного тела. Эта бестия престо не смогла достать до моей ноги, и я успел ее отбросить.

— Понятно, — протянул Саблин. — На будущее учтем.

— Надо выяснить, кто здесь был в последний раз.

Полковник согласно кивнул. Он поднял змею и брезгливо бросил в контейнер для отходов.

Выйдя из террариума, офицеры увидели идущего к ним Мизина.

— Змеюшками решили полюбоваться?

— Решили. А вы куда направляетесь, если не секрет? — осведомился Саблин, красноречиво посмотрев на Зотова.

— Сюда же. Мне надо взять порцию яда, — безмятежно ответил Сергей Иванович.

— Когда вы тут были в последний раз? — вступил в разговор майор.

— Вчера вечером, перед уходом домой.

"Да он артист, — пронеслось в голове у Зотова. — Подтверждает теорию, что преступник всегда возвращается на место преступления".

— И после вас никто не заходил?

— Не знаю. Вряд ли.

— Дело в том, — произнес медленно Дмитрий Николаевич, — что одна из крышек секции была открыта. Лишь случайность спасла мне жизнь.

— Не может быть! — Мизин широко открыл глаза и испуганно смотрел то на майора, то на полковника.

— Чего не может быть? — уточнил Зотов.

— Я вчера брал только одну гюрзу и точно помню, что плотно закрыл крышку.

Офицеры переглянулись.

— В следующий раз будьте внимательны, — попросил Дмитрий Николаевич.

— Но этого не может быть! Я всегда очень внимателен!

Мизин беспомощно развел руками.

— Ты думаешь, это неслучайно? — спросил Саблин, когда они вышли из отсека.

— Не знаю. Слишком много случайностей всегда подозрительно.

8

Так как с начальником Зоны и Особого отдела доктор Бортник познакомилась еще вчера, а с одним из них даже слишком близко, и уже расписалась за соблюдение, ненарушение, неразглашение и так далее, то свой первый рабочий день она начала с посещения директора лаборатории.

Профессору Седому было пятьдесят два года. Он был небольшого роста, но с большой лысиной, сухонький и крепкий. Его добродушное лицо с печальными глазами полностью отражало натуру. За глаза профессора называли ласково и уважительно "дедом", и только четыре человека на Зоне знали, какие страшные опыты проводит в своей лаборатории этот добряк.

У профессора Елена Николаевна получила кучу комплиментов, напутствий, пожеланий удачи и ко всему прочему — новую тему. Правда, профессор тут же предупредил, что тема не горит и взяться за нее Бортник может после того, как полностью освоится в лаборатории и когда выйдет из отпуска ассистентка. Доктор в свою очередь заверила, что она полностью готова к работе и рвется в бой. На этом они и расстались, весьма довольные друг другом.

В четвертом блоке Бортник получила от дежурного офицера личный код, заложенный в память компьютера и позволяющий открывать все двери данного блока. Офицер попросил побыстрее запомнить порядок цифр и букв и не ошибаться, нажимая: на кнопки замка, дабы не поднимать лишний раз тревоги.

Только после обеда Елена Николаевна попала на свое рабочее место. Она поразилась его техническому оснащению и обеспечению, хотя и работала в Москве в ведущем институте. Остаток дня ушел на знакомство с лабораторией.

Во время ужина за столик к Елене Николаевне и Светлане подсел Зотов.

— Девчата, не возражаете, если я вас провожу?

— А не много ли на одного? — весело спросила Света.

Зотов притворно надулся, театрально выпятив губы:

— Неужели я так плохо выгляжу? Придется записаться на твою аэробику.

— Напросился, — проговорила Света, скривив недовольную гримасу.

После ужина сначала проводили Свету.

— Она такая болтушка, — понизив голос, произнесла Елена Николаевна, кивнув вслед удаляющейся девушке и, улыбнувшись, спросила, — Не боишься. за свою секретность?

— Не принимай Свету такой, какой видишь. Она мой лучший осведомитель и болтливость — удачная маска.

— Так ты мне ее специально подсунул? — разочарованно произнесла Бортник.

— Конечно нет, иначе не стал бы о ней рассказывать.

Не торопясь они подошли к дому Елены Николаевны.

— Может, еще погуляем, — предложила она. — Такой прекрасный вечер!

Зотов обнял ее.

— Дорогая, я о сих пор не могу отойти от сегодняшней ночи. Если они и дальше будут такими, я стану самым счастливым человеком на свете!

— Это во многом зависит от тебя, — улыбнулась она.

Через несколько минут они уже были у Елены. Она тут же притянула майора к себе.

— Мне так хорошо с тобой, — прошептала она, проведя пальцем по его бровям.

— Мне тоже. Я счастлив, что мы встретились.

— А с другими тебе так же было хорошо?

— Что ты! С тобой я на вершине блаженства! — пылко произнес майор, подумав пре себя, что все женщины почему-то рано или поздно задают этот дурацкий вопрос.

Он поцеловал ее, обняв за гибкую талию. Вот уже второй день Зотова мучил вопрос: имеет ли он право подвергать опасности Елену Николаевну? Ведь она первая может пострадать, если он приведет свой план в действие.

Майору понравилась Бортник с первого дня, с первого взгляда, да в нее и невозможно было не влюбиться. Он был благодарен ей вдвойне: за то, что наконец-то испытал это волнующее чувство и за то, что оно оказалось взаимным. И теперь майор должен был рисковать этой женщиной, но ради чего? Ради справедливости или ради собственных амбиций: мол, вот от какой, единственный, кто разгадал коварный замысел и сумевший доказать это. А если бы Елена не была его любимой, если бы она была обычной сотрудницей, переживал бы он такие же душевные муки, какие испытывает теперь? Конечно, нет! Для него это была бы очередная подсадная утка — не больше, не меньше, и ответственность за нее он нес бы такую же, как и за всех остальных, может быть, чуть больше. Но в данной ситуации этой уткой должна стать Елена, и теперь майору приходилось решать извечный гамлетовский вопрос. И он решился…

— Лена, хочу тебе кое что сказать.

— Я вся внимание..

Закрыв глаза Елена Николаевна приготовилась слушать, и по ее лицу было видно, что она ждет слов любви.

— Завтра Седой сообщит Мизину и его группе, что ты нашла способ зондирования мозга наших экземпляров и расшифровки программ.

— Ты с ума сошел! Я хоть и знаю это теоретически, но на практике никогда не занималась проблемой зондирования.

— А тебе это и не придется. Понимаешь, того молоденького лейтенанта, что погиб перед вашим приездом, в действительности убили. Чтобы вычислить преступника, необходимо запустить утку.

— Это я что ли утка?

— Нет, — улыбнулся Зотов. — Утка — это то, что скажет Седой, а тебе надо будет лишь подтвердить им сказанное… Если, конечно, кто-нибудь спросит. В этом случае ты должна немедленно обо всем рассказать мне.

— Конечно, спросят. Мизин первый же прибежит.

— Будь осторожна со всеми. О твоей предыдущей работе, точнее, последней теме, никто из здешних не знает. Пусть все считают, что ты работала именно над зондированием.

Елена, Николаевна задумалась.

— Слушай, майор, — наконец произнесла Бортник. — Ты лег со мной в постель как с женщиной, или как с выгодным агентом?

Зотов рассмеялся:

— Так вот что тебя больше волнует, а я думал, ты будешь интересоваться своей безопасностью.

Елена сдвинула брови.

— Извини, но этот план я придумал еще до твоего приезда, — продолжал Зотов. — Когда же увидел тебя, то понял, какую женщину мне подарил Господь Бог! Я ждал тебя всю жизнь!

— А еще говорят, что женщины коварны, — она стукнула Дмитрия Николаевича в грудь и положила свою голову ему на плечо. — Я сделаю ради тебя все, о чем ты просишь.

9

Ровно в девять утра Зотов и Саблин вошли в свой рабочий кабинет. Майор выглядел хмурым, уставшим и каким-то рассеянным. Голова раскалывалась на мелкие кусочки, и несмотря на то, что Зотов пытался соединить их воедино, не слушалась его воли. Всю ночь ему снились кошмары и еще что-то ужасное, но что — он не запомнил.

— Ну как, майор, закрываем дело, или как?..

— Или как… — мрачно ответил Дмитрий Николаевич. — Сегодня я получу данные об осмотре кабельных линий, а завтра проведем зондирование экземпляров. И тогда будет ясно, что нам делать.

— Постой, — Саблин вытаращил глаза. — Ты хочешь сказать, что у тебя есть способ зондирования?

— Не у меня, а у доктора Бортник. Ты думаешь, она просто так сюда прилетела?

— Нет, этого я как раз не думаю. Почему же тогда я ничего не знал, когда готовил ее к Зоне?

Зотов пожал плечами:

— А разве ты должен был знать?.

Саблина это взбесило. Но больше всего полковника раздражало то, с каким видом с ним разговаривал этот наглый майоришка. Он вдруг ясно осознал, что вопреки его желанию, ход расследования идет мимо него. Полковника, как пешку, ставят перед свершившимся фактом, и такое положение вещей не устраивало Саблина.

— Дмитрий Николаевич, — произнес он спокойно, но твердо. — Я как ответственное лицо и старший по званию прошу вас докладывать обо всем в мельчайших подробностях и, прежде чем Что-либо предпринимать, советоваться со мной.

— Простите, Петр Александрович, но мне кажется, я так и делаю.

— Это я на будущее.

Неловкую паузу прервал телефонный звонок.

— Зотов слушает… Да-да, профессор, я просил вас позвонить. Сообщите, пожалуйста, Мизину и его группе, что Москва дала разрешение на зондирование экземпляров из последней партии. Эксперимент будет проводить доктор Бортник. Начинаем завтра. Пусть проверят аппаратуру.

"Ну все, — подумал майор, положив трубку. — Теперь убийце остается либо вывести из строя оборудование, либо убрать Лену, либо уничтожить экземпляры, если, конечно, моя версия верна."

Саблин напряженно наблюдал за Зотовым.

— Если ты прав, убийца должен что-то предпринять, — произнес он, закуривая.

— Я тоже так думаю. Мои люди уже наблюдают за Мизиным, Бортник, лабораторией и экземплярами…

— А Куданова и Черков?

— У меня не хватает людей, чтобы вести за ними круглосуточное наблюдение, а скрытые камеры в лаборатории еще только устанавливают.

— Может быть, тогда не будем торопиться с зондированием?

— Тянуть тоже нельзя. Надо действовать по горячим следам, раз уже предоставилась такая возможность с Еленой Николаевной.

— Не возражаю, — вздохнул полковник. — Раз Москва согласна.

10

— Зачем ты меня вызвал, что-нибудь случилось?

— Случилось. Я только что узнал, что завтра утрем Бортник будет зондировать экземпляры.

— Ты спятил? Это еще никому не удавалось.

— Она нашла какой-то новый способ. Ты представляешь, что будет, если они наткнутся на нашу программу?!

— Проклятье, они вычислят нас всех. Это будет полный крах. А ты уверен, что это не крючок, на который Зотов хочет нас поймать?

— Не думаю, ведь о том, что Бортник будет работать на Зоне по какой-то своей программе, я узнал еще месяц назад.

— О, Господи, как это все некстати! Из-за этого молокососа лейтенанта мы все накроемся.

— Не паникуй и успокойся. Надо все продумать. Я проверил: Зотов установил наблюдение только за Мизиным, Бортник и лабораторией. Так что у нас пока развязаны руки. Надо действовать…

— Но как, черт возьми?!

— Не ори. Если ты не возьмешь себя в руки, ты выдашь нас еще раньше. Тебе много осталось возиться с нашей партией?

— Пару сеансов. В ту ночь, когда меня застукал Макарин, так и не удалось ничего сделать. Сейчас тем более опасно — за всеми следят. Я не знаю, как и когда смогу закончить. Мне никогда не было страшно, но сейчас я боюсь. Я чувствую, что этот проклятый майор достанет меня. Может, ему еще одну змею подбросить?

— Успокойся, все будет о`кей. Завершим работу и смотаемся отсюда. Сегодня же надо будет стереть нашу программу. Конечно, это будет провалом операции, но пусть лучше провалится она, чем мы.

— Но как я ее сотру, если ты сам говоришь, что за лабораторией следят?

— То, что тебе известно о профессоре, — это стопроцентно?

— Да, он маньяк. Эта информация специально не передавалась Зотову, чтобы ее можно было использовать при шантаже, вербовке или…

— Вот "или" мы как раз и сделаем. Я тут кое-что придумал.

11

После обеда Зотов получил отчет о работе технической группы. Проверив не один десяток километров разного рода кабелей и проводов, комиссия пришла к выводу, что никаких нарушений не было.

"Ну что ж, — решил майор, — отрицательный результат — тоже результат. Во всяком случае, теперь ясно, в каком направлении искать дальше".

Вечером Саблин и Зотов засели на квартире майора в ожидании сообщений от постов наблюдения.

Не успели офицеры перевести дух, как затрещал телефон.

— Зотов слушает… Понял… Действуйте по плану.

Он бросил трубку и повернулся к полковнику.

— Мизин только что пришел к Бортник. Вперед! — выдохнул майор и, схватив переносную рацию, выбежал из квартиры.

Через минуту офицеры, ступая как можно тише, поднимались по лестнице. Квартира- Бортник находи- лась на последнем, третьем этаже. Подойдя к двери, мужчины прислушались. Все было тихо. За квартирой велось наблюдение из дома напротив, и там же была установлена аппаратура прослушивания.

Зотов вытащил запасные ключи и вставил в замочную скважину, аккуратно, не отворяя двери, открыл замок.

— Ну все, путь свободен.

Прошло несколько минут. По-прежнему все было тихо и спокойно. Как и в любом напряженном ожидании, время тянулось ужасно медленно.

Несмотря на то, что офицеры каждую минуту ждали сообщения, оно пришло неожиданно, ворвавшись в тишину подъезда треском рации и взволнованным голосом капитана:

— Дмитрий Николаевич, опасность!..

Зотов резко распахнул дверь и влетел в комнату.

То, что он увидел, его несколько озадачило. Мизин лежал без сознания в углу комнаты, а Елена Николаевна спокойно стояла напротив, скрестив руки на груди. Она удивленно посмотрела на непрошеных гостей.

— Как вы тут оказались и что — вам надо?

— Извините, Елена Николаевна, — произнес полковник. — Но сначала мы попросим ответить на наши вопросы.

Женщина пожала плечами и уселась в кресло. Она прекрасно играла роль, придуманную Зотовым.

— Это вы его уложили? — спросил Петр Александрович, нагибаясь над Мизиным.

— Да.

— Почему?

— Я могу не отвечать на этот вопрос. Это мое интимное дело.

— Уважаемая Елена Николаевна, когда дело касается государственных интересов, то ни о каком интиме не может быть и речи. Может быть, с Дмитрием Николаевичем вы будете более разговорчивы? — спросил он, заметив взгляд женщины, брошенный в сторону майора.

— Может быть…

Полковник повел бровями. Подоспевшие офицеры охраны, взяв уже пришедшего в себя профессора под локти, вывели его из квартиры. Саблин последовал за ними, оставив Елену Николаевну и майора наедине.

"Странно, все очень странно", — думал он, чувствуя, что за его спиной опять что-то замышляется.

Вспомнив, что комната Бортник прослушивается, Петр Александрович бросился к дому напротив.

— Ну, рассказывай, — выдохнул Зотов, когда за полковником захлопнулась дверь. — И принеси, пожалуйста, что-нибудь попить.

Разговор об интиме, затеянный Бортник, его удивил ничуть не меньше полковника, ибо такой оборот не входил в роль доктора.

Пока она ходила за водой, Дмитрий Николаевич вытащил прикрепленный к телефону жучок. Он не хотел, чтобы их разговор прослушивался в соседнем доме.

— Да в общем ничего особенного не случилось, — донесся из кухни голос женщины. — Мизин пришел подвыпивши. Стал интересоваться завтрашним зондированием, не верил, что я смогла найти ключ к дешифровке. Затем сокрушался, что его хваленая система раскрыта, ну, а потом начал объясняться в любви. Говорил, что любит, будет любить и всегда любил только меня.

— Постой, что значит "любил"?

Елена Николаевна вздохнула:

— Мы знаем друг друга с института: учились на параллельных курсах. Перед получением дипломов даже в ЗАГС решили пойти, но я вовремя одумалась.

Зотов обалдело посмотрел на женщину. Такого обо.: рота он не ожидал.

— Почему ты мне раньше ничего не сказала?

— Ну, во-первых, ты не спрашивал, а во-вторых, следователю совсем не обязательно знать, что подозреваемый был когда-то в близкой связи с его нынешней любовницей. Да и ты разве не мог сказать, что подозреваешь его?

— Не мог, — твердо ответил Зотов. — Я не мог тебе давать наводку на определенного человека. Ты должна была чувствовать себя спокойно, чтобы случайно не выдать себя. Убийца очень умен и коварен.

— Но это не Мизин.

— Почему?

— Если бы он решил меня убить, я бы это почувствовала. У него были глаза, хоть и пьяные, но влюбленного, а не убийцы.

— Ты уверена?

— Я же женщина.

Зотов пожал плечами, но промолчал, подумав, что она права: пьяный на дело не пойдет.

— Что было дальше?

— А дальше он полез целоваться. Тогда я применила свой любимый прием: нажала пальцами под ушные раковины и слегка толкнула его. Мизин потерял сознание и свалился в угол.

Зотов вздохнул:

— Неужели я изначально ошибся? Либо я полный осел, либо Мизин действительно очень умен, либо…

— Не огорчайся. Ты обязательно поймаешь истинного убийцу.

— Идиот, — хмыкнул Зотов. — Захотел быстро и легко взять его. А он раз — и проплыл мимо сетей. Ничего, эта рыбка от меня не уйдет! Гадом буду…

12

Выйдя от Бортник, майор побежал к штабу. Смутная тревога и подозрения влекли его в лабораторию. В дежурке Зотова уже ждали полковник Саблин и капитан Михеев.

— Как дела? — спросил Петр Александрович.

— Потом, все потом. Сейчас надо выяснить, где Черков и Куданова.

Дежурный центрального поста сообщил, что профессор и доктор лаборатории не покидали. Отдав распоряжение никого не впускать и не выпускать, офицеры спустились под землю.

Черкова нашли в своем отсеке. Он склонялся над электронным микроскопом, потом вычислял что-то на компьютере.

— Простите, профессор, вы не знаете, где сейчас находится доктор Куданова? — спросил Зотов, впившись глазами в Андрея Митрофановича.

— Я ее послал час назад в аппаратную готовить программу.

Офицеры направились в четвертый отсек. Там было пусто.

— Опечатайте аппаратную, — приказал Зотов капитану. — А мы с Петром Александровичем осмотрим блок.

Один за другим пройдя все научные и жилые отсеки, офицеры подошли к хозблоку, выходящему в шахту для спецотходов.

— Давайте-ка заглянем в кислотную камеру, — предложил Зотов.

Надев защитные маски, офицеры открыли дверь. Посреди камеры стоял резервуар с кислотой из которого поднимались к вытяжке ядовитые испарения. Подойдя к резервуару, мужчины сразу увидели растворяющиеся на глазах остатки костей. К краю кислотной ванны прилипли два тоненьких волоска. По-видимому, они принадлежали Кудановой, так как она одна на Зоне красила волосы в такой неестественный краснофиолетовый цвет.

Выйдя из камеры, офицеры сняли маски и вдохнули чистый воздух.

— Черт возьми, приди мы хотя бы на десять минут пораньше — успели бы вытащить хоть одну косточку Кудановой, — чертыхался Саблин, вытирая со лба капельки пота.

— А почему ты думаешь, что это она? — в упор спросил Зотов.

Петр Александрович крякнул и нервно пожал плечами:

— А кто тогда?

— Да-а, неплохо задумано. В лучшем случае Веру Александровну хватились бы только утром. У нее сегодня по графику ночные опыты.

— Так значит — Черков?

— Не знаю, — выдохнул Дмитрий Николаевич. — Судя по времени растворения человеческого тела в кислоте данной концентрации, в момент, когда Куданову бросили в резервуар, Мизина отвели уже домой под наблюдение капитана Смакина. Надо проверить, кто в это время, кроме Черкова, мог находиться в лаборатории. Если никого, то улики налицо, хотя и косвенные. Я не думаю, что Вера Александровна сама решила искупаться в кислотной ванне.

— Не переживай, майор, каждый может ошибиться. Я вообще не верил во всю эту катавасию и только теперь понял, как ты был близок к истине. Между прочим, прежде, чем брать Черкова, необходимо получить добро Москвы. У меня есть указание никого не трогать без личного разрешения генерала.

— Сделаем запрос, когда будут готовы все результаты экспертизы, и мы найдем хотя бы одну крепкую улику.

— Это естественно.

Следующие два часа ушли на вылизывание кислотной камеры и проверку аппаратной. Кроме уже найденных двух волосков, оказавшихся свежими, в отсеке больше не было обнаружено ничего, свидетельствующего о преступлении.

Оборудование было исправно. Главный компьютер показал, что им пользовались два часа назад по утвержденной программе.

"Странно, — думал Зотов, мучительно сопоставляя полученные факты. — Убийца убрал все следы, а два волоска оставил на самом виду. Опять случайность или?.. "

Зотов никак не мог понять поведение Черкова, ведь, убив Куданову, он тем самым по уши выдавал себя. Узнать же правду теперь не составляло труда: достаточно вколоть профессору одну ампулу, которых на Зоне было предостаточно, чтобы Андрей Митрофанович добровольно признался во всех смертных грехах, начиная с материнской утробы. Шестое чувство подсказывало Зотову, что Черков не убивал Куданову и вообще не причастен ко всем этим заморочкам. Тщедушный профессор способен был отправить на тот свет лишь своих подопытных, и то лишь потому, что не нес за это никакого наказания. Но совершить преступление, нарушая закон, трястись от страха за собственную шкуру — это было выше его сил. Отъявленный трус быстрее бы отравился сам, чем позволил втянуть себя в опасные игры. Только страх расплаты, а не совесть, заставляли его подчиняться закону.

"Черков не убийца, — твердо решил майор. — Необходимо установить за профессором постоянное наблюдение, ибо теперь нет никакой гарантии, что на него не сбросят кирпич".

Рассуждения майора были весьма логичны. Убийца понял, что замять дело не удастся: Зотов был слишком упрям, чтобы сдаться без боя. Поэтому убийце оставалось одно — свалить все на невинного человека. Новая жертва из ассистентов была маловероятна: одна была в отпуске и только что вернулась, вторую по настоянию Зотова отправили в отпуск, третья находилась на больничном, ну а новенькая, прибывшая с Бортник, была не в счет. Оставались только два человека, способные стать козлами отпущения — Мизин и Черков. Но опять-таки, Мизин уже выпадал из этого списка, так как во время убийства Кудановой у него было железное алиби. Значит, Черков. Или есть четвертый?

"Но почему же все-таки убрали Куданову? Или я подошел так близко к убийце, что Вера Александровна стала опасной свидетельницей? Или невинную женщину подставили, чтобы свалить все на Черкова?"

— Слушай, майор, — предложил Петр Александрович, выводя Зотова из задумчивости. — Если мы хотим успеть до утра — нам надо разделиться. Я произвожу обыск в лаборатории, а ты на квартире у Кудановой.

— Хорошо. Возьми себе в помощь капитана.

13

В пять утра офицеры ввалились на квартиру Дмитрия Николаевича.

— Что с обыском у Кудановой? — сразу спросил Саблин, с ожесточением сдергивая с ног сапоги: в управлении он ходил исключительно в импортных туфлях.

Зотов вздохнул, что-то хотел сказать, но промолчал.

— Ничего интересного, — после паузы вымолвил он.

— Но мне кажется ты чем-то обеспокоен?

Зотов ответил не сразу и говорил медленно, как бы думал вслух:

— Понимаешь, мне кажется у любого нормального человека, а тем более одинокого, должны быть какие-то личные, сугубо интимные вещи: старые семейные альбомы — а судя по анкете Куданова была замужем, да и родители умерли совсем недавно — или ее собственные фотографии детства, юности или, в конце концов, письма, да много всякого. Но я не нашел у нее абсолютно ничего, что бы могло рассказать о ее жизни. Она пробыла в Зоне три года, а такое впечатление, что приехала в кратковременную командировку и взяла с собой лишь самое необходимое. И потом.

— Что?

— Да так, — Зотов махнул рукой. — Все это лишь смутные подозрения, как ты говоришь — субъективные. Мы здесь скоро совсем свихнемся и будем подозревать даже покойников в собственной смерти.

— Где-то я уже это слышал или читал. Может, ты все-таки посвятишь в загадочный ход твоих мыслей, а то у меня с дедукцией последнее время, дело обстоит неважно.

Зотов рассмеялся:

— Не обижайся, полковник, но я больше никого не буду обвинять, не проверив сто раз.

— Послушай, ты хочешь сказать, что на квартире Кудановой кто-то побывал до тебя?

— Не исключено, хотя отпечатки пальцев только ее и не было того бардака, когда что-то ищут. Вообще судя по теперешней раскладке дела, получается, что Куданова и Черков были сообщниками, а в это трудно поверить.

Майор вспомнил, с какой подленькой улыбочкой Черков закладывал своего коллегу по работе. Ведь именно от него Зотов узнал, что Куданова трахается с экземплярами, да и не только это. Почти все сотрудники лаборатории были информаторами Особого отдела и Черков с Кудановой не исключение.

"Нет, — думал Зотов, — на сообщников они не похожи, хотя это тоже может быть очередной уловкой. Но если нет, то как объяснить их стопроцентное алиби в убийстве лейтенанта? Значит, есть четвертый, но кто он, черт возьми, и как проник в лабораторию, ведь никаких свидетельств, что убийца опять воспользовался шахтой, не обнаружено.

— Поэтому ты решил, что они не работали вместе? — спросил полковник, устало зевнув.

— Чутье.

— Извини, но у тебя и с Мизиным было чутье.

На это трудно было что-нибудь возразить, и Зотов промолчал.

Он устало потянулся и встал с кресла. После бессонной ночи в глаза словно песок насыпали.

— Пойду холодный душ приму, — сказал он прикорнувшему напротив Саблину.

— Давай, я после тебя.

В половине девятого офицеры уже сидели в столовой. За завтраком они незаметно, но очень внимательно наблюдали за Черковым. Профессор, как ни в чем ни бывало, уминал свою любимую манную кашу, запивая какао.

— Да он великий артист, — прошептал Саблин.

Продолжение разговора было в кабинете Зотова.

— Значит так, — рассуждал полковник, развалившись на кожаном диване. — Запрос в Москву мы уже послали. Если генерал не отходит от очередного выезда в баню, то сейчас ему должны принести телеграмму. Пока он ее переварит, посоветуется с товарищами… Короче, часиков в одиннадцать получим ответ.

Саблин не знал, что, кроме телеграммы куратору Зоны генералу Быкову, Дмитрий Петрович послал еще одну — своему непосредственному шефу генералу Орлову.

Зазвонил телефон.

— Зотов слушает… Иду.

— Из Москвы? — встрепенулся Саблин.

— Нет, надо почту принять. Подожди здесь, я скоро.

Майор вышел из кабинета. Он не соврал, хотя и не досказал правду: пришла телеграмма от Орлова. В ней говорилось, что Дмитрий Николаевич может действовать по своему усмотрению.

"Ну, генерал, — усмехнулся Зотов. — Прикрыл свою задницу. А впрочем, чего я ожидал — точных указаний?"

Через час пришел ответ от Быкова с точно таким же текстом. Оба генерала, не сговариваясь, давали полную свободу действий своим подчиненным.

В двенадцать часов у начальника Зоны состоялось совещание, на котором присутствовали: профессор Седой, полковник Саблин, майор Зотов и оба заместителя, отозванные из отпуска.

После часовых дебатов уважаемое собрание постановило: установить за профессорами Черковым и Мизиным постоянное наблюдение. С этой целью во втором блоке уже были установлены скрытые камеры. Пункт наблюдения разместили в подсобном помещении соседнего третьего блока. Дома у профессоров включили подслушивающие устройства. Было дано указание всем постам и информаторам сообщать обо всех перемещениях Черкова и Мизина.

Дежурство на пункте наблюдения со сменами в четыре часа распределили между Зотовым, Саблиным и двумя старшими офицерами охраны.

На первую смену вызвался полковник Саблин.

14

Черков появился в лаборатории к двум часам дня, так как до обеда он отдыхал после ночных опытов, часть которых пришлось отложить из-за исчезновения Куда-новой. Майор решил посетить профессора и поговорить по душам.

Спустившись во второй блок, Зотов вступил во владения Черкова. Самого профессора майор нашел в пятом отсеке — точной копии того, где было совершено убийство Макарина.

Каждый раз. когда Дмитрий Николаевич заходил к профессору, он ощущал смешанное чувство омерзения и жалости к его подопечным. Лишь служебная необходимость заставляла осматривать камеры.

В пятом отсеке находились заключенные, подвергнутые разным степеням лучевой, химической, бактериологической и других видов обработки. Соответственно и вели они себя по-разному — одни ходили из угла в угол, лихорадочно расчесывая до крови огромные язвы; другие сидели на полу, счищая струпья; третьи, не в силах двигаться, лежали на кроватях, тая на глазах, как весенний лед. Были и такие, что дергались в страшных конвульсиях, раздирая скрюченными пальцами свое изможденное тело, неспособные более терпеть жестокие муки, на которые их обрекал профессор.

В коридоре не было слышно жутких предсмертных воплей, но эта тишина действовала на нервы майора более угнетающе, нежели стоны.

В конце коридора находилась лаборатория. Открыв дверь, Зотов сразу увидел профессора. Тот стоял рядом с прозрачным колпаком, под которым лежал погруженный в жидкость обнаженный человек и делал пометки в журнале.

Сорокалетний профессор был небольшого роста. Из-за внешнего сходства с Лениным, он носил кличку "Ильич". Его постоянно бегающие маленькие глазки казались неспособны были остановиться на чем-то более секунды. При всем своем уме, Черков обладал ужасным характером. С более сильными людьми, Андрей Митрофанович был невыносимым подхалимом, но если чувствовал превосходство — мгновенно превращался в жестокого хищника. На своих жертвах он отыгрывался за собственное ничтожество.

Услышав шум открывающейся двери, профессор обернулся:

— А-а, Дмитрий Николаевич, здравствуйте еще раз. — Черков расплылся- в льстивой улыбке. — Опять надо отчет в Москву писать?

— И это тоже, — Зотова всегда передергивало от его улыбки.

— Между прочим, раз уж вы здесь, не хотите ли осмотреть мой новый экземпляр для ВМФ? Правда, чтобы перевести его на океаническую воду, мне понадобится время и наша база на Дальнем Востоке, но в принципе, на бумаге, все расчеты готовы, дело лишь за практическим внедрением. Есть, конечно, проблема с давлением на больших глубинах и еще кое-какие вопросы, но я с ними справлюсь. А знаете, что натолкнуло меня на научный поиск и решение столь трудной задачи?

Зотов пожал плечами, так и не решив, как смотреть на профессора — как на ученого или на сумасшедшего, хотя в некотором смысле это одно и тоже.

— Я так и знал, — продолжал Черков. — Вы когда-нибудь слышали об африканской двоякодышащей рыбе-протоптере из озера Чад?.. И не удивительно — это не ваш профиль. Конечно же, рыба не является прообразом моего детища, а послужила лишь основным звеном, которое соединило мои доселе безуспешные попытки. Ученые давно работают с протоптером, вырабатывая из его мозга некий экстракт, применяемый в качестве снотворного лишенного каких-либо побочных вредных действий. Я тоже занимался в свое время этой проблемой, естественно, для своих целей, пока вдруг не обнаружил весьма интересные вещи…

Профессор светился радостью, гордостью и собственным величием. Он говорил взахлеб, почти без перерывов и остановок, яростно жестикулируя руками и на удивление широко раскрыв свои крысиные глазки. Он окончательно подавил майора научными словечками, формулами, расчетами, в которых Зотов понимал столько же, сколько профессор в ловле шпионов.

— Конечно все это пока в сыром виде, — наконец-то начал закругляться Чернов. — Требует тщательной доработки, и неизвестно еще какие трудности ожидают меня впереди, но сама проблема, я считаю, решена. О перспективах мне и говорить страшно…

"Да он точно сумасшедший, — подумал Зотов. — Все-таки правильно я говорил: в таких лабораториях должны работать либо фанатики, либо отъявленные негодяи. Интересно, к какой категории я отношу себя?"

Профессор в это время перевел дыхание и с торжественным видом уставился на Зотова. Он не мешал майору переваривать полученную информацию. С интересом наблюдая за его реакцией, Черков был несколько разочарован, увидев абсолютно бесстрастное лицо майора, без признаков каких-либо мыслей. Профессор тяжело вздохнул, подумав, что солдафон есть солдафон, и распинаться перед ним, все равно что метать бисер перед свиньями.

Но Чернов ошибался. Зотов по достоинству оценил его открытие и был поражен, как этот маленький, тщедушный человек мог перевернуть незыблемые законы природы, посягнув на роль Господа Бога.

— Ну так с чем вы ко мне пожаловали? А то я перебил вас своей болтовней, — прервал затянувшееся молчание профессор.

— Что вы, было так интересно!

— Да? — Чернов с сомнением посмотрел на майора.

— А пришел я к вам вот по какому поводу. Расскажите-ка мне еще раз, что вы делали в ту ночь, когда убили Макарина?

— Вы меня в чем-то подозреваете?

Профессор был искренне удивлен и, как все трусливые люди, чрезвычайно напуган. Его глазки опять сузились и забегали по сторонам.

— Ничего нового, Дмитрий Николаевич, я вам сказать не могу. После ужина я. пошел домой и собирался ложиться спать, как вдруг мне в голову пришла одна идея. В ней было несколько скользких моментов, и я пригласил для их разрешения доктора Куданову, так как она в этом больше разбирается. Я это делал неоднократно, и Вера Александровна всегда соглашалась поработать у меня дома. Так было и в этот раз. Она пришла около половины одиннадцатого, а ушла в половине четвертого утра. А кстати, как ее здоровье?

— Уже лучше, — не моргнув глазом ответил Зотов.

Никто на Зоне, кроме убийцы и ответственных лиц, не знали о кончине Кудановой. Было сообщено, что Вера Александровна плохо себя чувствует и лежит в данное время в санчасти.

— Все это время она была с вами и никуда не выходила? — спросил майор.

— Нет. никуда.

— Вы работали почти пять часов, а много успели сделать?

Черков пожал плечами:

— В этот раз немного. У Веры Александровны что-то не получалось с расчетами, и она долго сидела над распечаткой.

— Значит, она подключалась к компьютерной сети?

— Конечно.

— И вы все это время были рядом?

— Да.

— Вы чем-то занимались в это время?

— Ну-у. конечно, я думал!

Профессор обиженно выпятил губу, а потом вдруг усмехнулся:

— А вы знаете, я даже вздремнул на какое-то время.

— Что?! — тень пробежала по лицу Зотова. — Так что ж вы мне в прошлый раз об этом не сказали?

— А я и сейчас случайно вспомнил. Разве это так важно?

Майор скрипнул зубами.

— И долго вы спали?

— Минут тридцать.

— Почему вы так решили?

— Я помню, что моя электроника пропищала ровно в полночь, а когда я проснулся, было тридцать пять минут первого.

Зотов ругал себя на чем свет стоит: "Идиот, заморыш гамбургский, тебе бы побольше детективов читать, а не сыском заниматься! Ведь так все элементарно и старо!"

— Скажите, профессор, в ту ночь шторы у вас были задернуты или открыты?

— Закрыты, но, когда я пошел на кухню, меня удивило, что на улице очень светло. Я еще Вере Александровне сказал об этом.

"Конечно, если учесть, что вместо трех было уже пять часов утра." — Зотов вздохнул, почесывая подбородок.

— А как на это отреагировала Куданова?.

— Да никак. Сказала, что сегодня будет хорошая погода.

— Перед тем, как задремать, вы что-нибудь пили? Чай, кофе или какие-нибудь таблетки?

— Кофе.

— Кто его готовил?.

— Вера Александровна, как всегда.

— Вы постоянно пьете кофе во время ночных работ или только в этот раз?

— Всегда.

— И вас не удивило, что после кофе вы заснули?

Профессор улыбнулся:

— Оно на меня практически не действует.

Майор тяжело вздохнул. Ему следовало еще при

первом допросе уточнить все эти моменты, но тогда подобные вопросы и в голову не пришли. Было бы странным, если бы Черков пригласил Веру Александровну посреди ночи для работы, а сам заснул наглым образом в ее присутствии. Но… бывает и такое.

— Во сколько вы встали в то утро? Или вообще не ложились?

— Я лег спать сразу после ухода доктора. Проснулся в семь ноль-ноль, по будильнику и чувствовал себя превосходно, как будто и не работал всю ночь.

— Ну что ж, я выяснил все, что мне нужно. Больше вас беспокоить не буду.

Черков натужно улыбнулся:

— Скажите, Дмитрий Николаевич, я что-нибудь сделал не так?

— Нет-нет, профессор, все хорошо, работайте спокойно. Только один маленький совет: не говорите больше никому, что вы задремали.

Черков удивленно посмотрел на майора и покачал головой.

Зотов шел по бесконечным лабиринтам подземного объекта, прокручивая в уме разговор с профессором.

Видимо Черков говорил правду. Но в свете последних событий майор лишний раз убедился, что верить нельзя никому. Не исключено, что это не Куданова напоила профессора кофе со снотворным, а наоборот. Может быть, это Черков пригласил доктора домой, чтобы обеспечить себе алиби. Может быть, он знает, что Вера Александровна мертва, так как сам бросил ее в кислоту и теперь выдумывает басни про дремоту. Но скорее всего, что и Куданову, и Черкова подставили во всей этой комедии, разыгранной четвертым. Майор понял, что тень четвертого давно уже витает над ним и чем дальше, тем отчетливее она становится.

15

После ужина майор сразу завалился спать, так как из-за предыдущей бессонной ночи неважно себя чувствовал.

Прошло полчаса. Сон почему-то не шел, хотя веки были тяжелыми и голова словно окутана туманом. Майор ворочался с боку на бок, проклиная все на свете.

Неожиданно он ощутил, как огромные невидимые тиски сжали его голову. Зотов инстинктивно открыл глаза и посмотрел по сторонам и вверх. Вокруг было пусто, хотя давление чувствовалось ясно и усиливалось медленно и неуклонно.

"Черт возьми, бред какой-то!" — выругался он про себя, но легче от этого не стало.

Майор вдруг почувствовал, как кто-то пытается влезть- в его мозг своими щупальцами, обволакивает, проникает в каждую клетку его разума, стараясь вытянуть что-то нужное для себя и впихнуть свое, чужеродное.

Зотов сдавил руками виски и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Одно мгновение ему показалось, что в голове образовался чудовищный вакуум. Чувство безотчетного животного страха овладело им.

"Боже, неужели так сходят с ума?" — пронеслась последняя мысль, и Дмитрий Николаевич понял, что теряет сознание…

Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Ощущения исчезли, осталась лишь головная боль и подавленнос состояние, граничащее с апатией.

"Проклятье, что это было?" — Зотов сидел не шевелясь, выпрямив спину и напряженно прислушиваясь, как будто мог услышать ответ на свой вопрос в этой мертвой тишине. Но ответа не было.

Зотов знал то, что не должны были знать другие, а точнее, делали вид, что не знают. Одна из папок в его сейфе постоянно увеличивалась в объеме. В ней аккуратно были подшиты объяснительные записки личного состава, заключения специальных негласных проверок, докладные сотрудников. Из всего этого обширного материала было ясно, что и лаборатория, и весь объект постепенно превращаются в аномальную область. Чем больше и мощнее проводились опыты, тем сильнее Зона действовала на человека. За последние два года вчетверо возросло потребление сотрудниками снотворного и других успокоительных веществ. Увеличилось количество жалоб на плохое самочувствие, нервное напряжение, усталость, головную боль. Были случаи, когда профессора или ассистенты в панике выбегали из отсеков с искаженными от ужаса лицами. Получив дозу успокоительного и более-менее придя в себя, они так и не могли объяснить причину своего странного поведения. Казалось, сама Природа противилась всему тому беспределу, что творился в стенах лаборатории.

Вот уже вторую ночь Зотов чувствовал, что на его разум посягают неведомые ему силы. Психическое состояние майора находилось на грани срыва. Организм работал на пределе и от постоянной внутренней борьбы с внешними воздействиями был измотан и почти доведен до психического расстройства.

Зотов с трудом встал и подошел к телефону.

— Дежурный, говорит Зотов. Как дела?

— Все спокойно, товарищ майор. Ночных опытов нет, лаборатория пуста, кроме наблюдающего в третьем блоке.

— Срочно проверить отсутствие на объекте людей по варианту 02. По исполнении доложить.

Через полчаса дежурный подтвердил, что лаборатория пуста.

"Опять никого нет, — чертыхнулся майор. — А генераторы находятся только в лаборатории. А находятся ли?.."

Майор сел в кресло, сжав голову руками. После недолгих раздумий он пришел к выводу, что генераторы из лаборатории не выносились и не включались. Они были достаточно мощные, чтобы сделать свое черное дело за один сеанс, причем продолжительностью в три раза меньше, нежели продолжалось воздействие на него. Кроме того, лаборатория была сделана из специальных перекрытий, задерживающих прохождение электромагнитных волн, и использовать генераторы с такой глубины, да еще направленным лучом на одного только Зотова было делом слишком сложным. Значит, воздействовали где-то — рядом. Значит, есть переносной мини генератор, пускай слабенький, маломощный, но свое дело делающий. Значит, есть и тот самый четвертый, который его включает. Генератор мог находиться вне жилгородка в любой из пяти энергетических точек, а сигнал мог ретранслироваться через направленный отражатель, который можно было установить в доме напротив.

"Поднять караул и прочесать окрестности? — соображал Зотов, уставившись в потолок. — Но скорое всего мы уже ничего не найдем. Да и шум поднимется такой, что потом сто раз пожалеешь.

В данную минуту состояние майора было таково, что не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой. Мысли тоже ворочались с трудом, и Дмитрий Николаевич с большим усилием удерживал нить собственных рассуждений. В подобном состоянии Зотов не мог возглавить группу поиска и произвести обыски. Доверить операцию офицерам охраны майор также не решился: они хоть ребята и хорошие, но как говорил Сухов: "Восток — дело тонкое". Тут необходим был математический расчет, и Зотов впервые в жизни пожалел, что никогда не играл и не любил шахматы.

"У преступника сейчас два основных врага: я и Лена, — продолжал рассуждать майор. — Если они пытаются одурачить меня, значит, то же самое происходит и с ней. Хотя на месте убийцы я бы этого не делал. Лена профессионал и сразу поймет, что к чему. Ее разумнее выводить из игры сразу, либо не выводить вообще. Я же всего лишь администратор и по идее не обязан разбираться в подобных вопросах. То, что я досконально изучил всю научную подноготную, все нюансы и особенности Зоны — это мой плюс, но все это нужно пока держать при себе, ибо вряд ли понравится начальству. Кроме того, профессора считают, что только они самые умные, а мы тупорылые служаки. Пусть думают. Пусть так же думает и преступник. Он надеется на материалы той толстой папки, что лежит у меня в сейфе, напичканная свидетельствами об аномальном воздействии Зоны на здоровье научно-технического персонала. Почему бы вдруг Зоне не начать действовать и в жилых домах, и не с кого-либо, а прямо с начальника Особого отдела? Логично? Все спишут на Зону и на нервную работу начальника. Что же касается Лены, то это мы сейчас проверим…"

Майор дотянулся до телефона и набрал номер Елены Николаевны. В трубке послышался сонный голос женщины:

— Алло…

— Лена, это я. Разбудил?

— В общем, да, а который час?

— Извини, уже час ночи. Скажи мне только одно — ты хорошо спала?

— Ты что — пьян?

— Я вполне серьезно.

— Хо-ро-шо. Хотя с тобой было бы намного лучше.

— Прости, сегодня никак не могу. А вчера ты тоже хорошо спала?

— Дурачок! Я без тебя всегда плохо сплю!

Майор попробовал рассмеяться, но получилось ненатурально.

— Видит Бог, я в этом не виноват. Была б моя воля — я бы вообще не вылезал из твоей постели. А спрашиваю я тебя действительно серьезно — ты хорошо спишь на Зоне?

— Ну, как обычно, — не очень уверенно и удивленно ответила женщина. — Что-нибудь случилось?

— Пока нет, но если ты увидишь какие-нибудь кошмары или почувствуешь давление на психику — немедленно сообщи мне. Договорились?

— Ты хочешь сказать, что твой убийца может применить на мне психотронное оружие?

— В данном случае "оружие" — это слишком громко сказано, — успокоил Зотов. — Но что-то подобное может произойти. Так что внутренне будь готова.

— Всегда готова! — ухмыльнулась Бортник. — Я и так скоро с ума сойду от этой работы и без вашего оружия.

— Не волнуйся, малыш, и спи спокойно. Не забудь, что я твой верный страж.

— Хоть за это спасибо. Спокойной ночи?

— Спокойной ночи.

Елена Николаевна вздохнула:

— Ну все, майор, пока. И не тревожь по пустякам бедную женщину, — она повесила трубку.

Дмитрию Николаевичу стало неловко, и он последними словами обругал проклятого убийцу.

Кряхтя и ругаясь, майор оделся и вышел на улицу. Он решил на всякий случай переночевать у Сени, а то кто его знает, вдруг этой ночью за него решили взяться всерьез. Дмитрий Николаевич чувствовал, что второго такого сеанса он не выдержит.

16

Перед тем, как спуститься в лабораторию, Елена решила искупаться. Быстренько надев купальник и одну из своих мини-юбочек, она легкой походкой манекенщицы направилась на озеро.

Встречавшиеся на пути офицеры и солдаты срочной службы провожали ее пылающими взорами, устремленными на стройные загорелые ножки и покачивающиеся, манящие бедра. Елена знала, что везде, где бы она не появлялась, она вызывала восхищение мужчин и зависть женщин. Она любила играть. С приездом Бортник на Зону местные жены не на шутку встревожились за своих мужей, и более-менее успокоились лишь тогда, когда окончательно убедились, что Елена Николаевна в близких отношениях с Зотовым и это вроде бы надолго.

К десяти часам доктор пришла в свою лабораторию.

В четвертом блоке занимались испытанием психотропных веществ и изучением их влияния на человеческий организм. В качестве подопытных использовались не только заключенные, но и больные из психоневрологических лечебных заведений. Кроме того в этом блоке испытывались новые виды ядов, химических, биологических и других веществ, поражающих человека. Одна из задач Елены Николаевны как специалиста по иммунной системе заключалась в определении механизмов биозащиты организма, на основании чего легко определялись требования к разработчикам.

Лаборатория, отданная доктору, была довольно внушительных размеров. Напичканная электроникой, новейшим медицинским оборудованием, опытными стендами, снабженная роботами-манипуляторами — она походила на что-то фантастическое, нереальное. Такое количество первоклассной аппаратуры, собранной в одном месте, Бортник еще не видела. Хотя доктор была прекрасно подготовлена к работе и в общем-то не являлась новичком — поначалу у Елены Николаевны просто разбегались глаза.

Бортник надела спецодежду и подошла к одному из опытных стендов. Под прозрачным колпаком лежал обнаженный человек. Это был почти мертвец, душа его еле теплилась в теле, обработанном новым биохимическим препаратом. Ноги, руки, туловище, голова были покрыты паутиной проводов и датчиками. Компьютер каждую секунду выдавал и записывал последние минуты уходящей жизни.

Елена Николаевна села за пульт управления. Послушная ее воле стальная клешня робота-манипулятора схватила запястье подопытного и впрыснула очередную дозу транквилизатора. Автоматически включился отсчет времени. Оставалось ждать.

Бортник откинулась на спинку кресла и задумалась. Почему-то вспомнилось детство, бабушка, которая души не чаяла в своей внучке, окружая сироту теплом и лаской. И тем не менее Бортник была одинока. Со сверстницами не дружила, так как терпеть не могла девичьи сплетни и считала женщин ненадежными друзьями. Она предпочитала водиться с мальчишками, у которых всегда все было ясно и открыто и которые всегда были ее верными кавалерами. Но с ребятами невозможно было делиться самыми сокровенными мыслями, так как в таком возрасте парни далеки от чего-либо подобного и просто не поняли бы свою подругу. Однажды Лена попробовала поделиться тайными переживаниями с одной, как ей показалось, надежной и неболтливой девочкой. Через неделю об этом знала вся школа, и с тех пор Елена навсегда отвернулась от сверстниц. Если у нее и были подруги, то лишь умудренные жизнью женщины, годившиеся ей в матери.

Неожиданно загорелся сигнал "критическая точка", и доктор быстро подошла к стенду, не отрывая взгляда от экземпляра. Цифровое табло показывало уже семь секунд клинической смерти. Восемь, девять, десять…

И тут Елена Николаевна увидела, как у человека стали дергаться конечности. Колебания постепенно усиливались, и вскоре все тело начало беспорядочно извиваться в каком-то дьявольском танце.

Доктор почувствовала, как смертельный, безотчетный страх незаметно подкрадывается к ней, окутывает со всех сторон и душит своими лапами. Она не понимала, откуда могло появиться это чувство, но ясно ощущала его каждой клеткой.

Тем временем танец продолжался. Все провода и датчики были порваны и отброшены в сторону. Экземпляр давно бы вскочил с помоста, но твердый прозрачный колпак удерживал его. Это не устраивало подопытного. Он согнулся, как бы готовясь к прыжку и оскалившись, открыв вдруг глаза, бросился на доктора. Женщина в ужасе отпрянула назад. Колпак оказался крепче и лишь треснул. Уткнувшись в него лицом, экземпляр сполз на помост и замер, скорчившись в жалкой позе.

Елена Николаевна перевела дыхание. Глаза подопытного были открыты и мертвы, впрочем так же, как и в момент прыжка. Бортник включила систему обработки данных.

"Что же это было?" — думала женщина, просматривая распечатку… — "Агонией это трудно назвать. Выход энергии начался на сто пятьдесят третьей секунде после полной остановки всех функций организма, и достиг высшей своей точки на седьмой минуте. Если судить по треснувшему стеклу — энергия была колоссальной силы. Может быть, таким образом душа покидает бренное измученное тело? Надо идти к Мизину за консультацией."

Елена Николаевна подошла к селектору и сделала запрос на свободный вход во второй блок. Получив разрешение, она направилась к лифту.

В документах значилось, что ее подопытный был обработан новым психотропным препаратом "ПВУ-81 Бета". Его разработка началась два года назад и вошла в программу по созданию "таблеток против страха". Тогда же КГБ стало известно, что в лаборатории Главного разведывательного управления полным ходом идет работа по созданию собственных "таблеток". Председатель госбезопасности отдал приказ срочно форсировать программу. Было объявлено социалистическое соревнование — кто первый. Исследования закончились почти одновременно. Руководство "Аквариума" — центра ГРУ, решило испробовать свое психотропное вещество в Афганистане на спецназовцах, КГБ, соответственно, на комитетских батальонах особого назначения. Основная задача была достигнута — люди превращались в послушных баранов. Но оказалось, что у обоих препаратов есть смертельные побочные явления, о которых в спешке за призовое место просто забыли. Физически крепкие, подготовленные военные могли выдержать одну, от силы две дозы препарата. После этого начиналось быстрое полное разрушение нервной системы человека.

Доктору Бортник было поручено найти нейтрализатор. Кроме того, необходимо было выяснить, откуда же в мертвом теле возникал мощный сгусток энергии и как его можно использовать.

Ребятам из лаборатории ГРУ также пришлось забрать свое детище на доработку, ибо и оно оказалось далеким от совершенства.

Елена Николаевна поднялась на второй этаж и подошла к лаборатории Мизина.

Профессор с двумя ассистентами ковырялся в мозгах экземпляра. Черепная коробка подопытного была срезана, и его обнаженные извилины ритмично пульсировали, выдавая на компьютер поток информации.

Мизин периодически вставлял в определенные точки мозга специальные электроды в виде тонких иголок, соединенных с аппаратурой проводками, изменяя таким образом необходимые параметры и постоянно сверяясь с показаниями компьютера.

Увидев вошедшую женщину, Мизин кивнул головой.

— Интересно? — спросил он, не отрываясь от работы.

— Ужасно. Он уже мертв?

— В общем, не жилец, — Сергей Иванович улыбнулся. — Ты по делу или так? Хотя глупый вопрос — без дела сюда не пускают.

— Что ты можешь сказать о выходе энергии у моих экземпляров?

Профессор пожал плечами:

— Если честно, то ничего определенного. Я так и не успел со всем этим разобраться. Москва торопила и мы отдали препарат буквально после первых же опытов. Теперь, как я понимаю, разработку отдали тебе. А почему вчера отменили зондирование?

— Не знаю. Это не я решаю.

— Понятно. Ну, а насчет твоего вопроса обратись к Черкову. Он доводил тогда последнюю партию.

— Спасибо, пойду к нему.

17

У Саблина шла уже четвертая смена. За прошедшие сутки не произошло никаких изменений: и Черков, и Мизин спокойно работали в своих лабораториях.

Затрещал селектор, и в динамике послышался голос Зотова:.

— Как дела, Петр Александрович?

— Все спокойно.

— А у меня что-то тревожно на душе. Будьте там, пожалуйста, повнимательнее.

— Не волнуйтесь и отдыхайте. Через десять часов ваша смена.

Селектор затих, и Саблин опять уставился в телевизор. На экране светилась лаборатория Мизина. Профессор делал очередные опыты и Петр Александрович с интересом наблюдал за ним. Затем полковник посмотрел на часы.

— Пора. — прошептал он и переключил камеру на лабораторию Черкова.

Он увидел то. что хотел увидеть и что было заранее подготовлено.

Саблин быстро снял телефонную трубку и набрал номер лаборатории доктора Бортник. Телефон молчал. Полковник выругался и промычал в адрес женщины что-то нечленораздельное. Запросив "центральную" он узнал, что Бортник получила разрешение на свободный вход во второй блок к профессору Мизину. Петр Александрович улыбнулся и потер руки:

— Пташка сама летит в клетку…

18

Выйдя в коридор, Бортник вспомнила гримасу прыгнувшего на нее подопытного, и ее передернуло. К вей вернулись ночные кошмары. Вот уже второй день она видела во сне как кто-то подходит сзади и берет за горло холодными руками. Бортник не видела ни сами руки, ни их хозяина, но ясно чувствовала, что это жестокое чудовище. Оно появлялось в каждом сне. но как только женщину охватывало пронизывающее ледяное прикосновение смерти, исчезало так же внезапно, как и приходило. Самое удивительное было то, что Елена Николаевна не просыпалась и продолжала дальше смотреть сны. вспоминая о ночном кошмаре только утрем. Она чувствовала, что кто-то свыше предупреждает ее об опасности, как делал это давно, еще в студенческие годы. Тогда точно так же в течение нескольких ночей к ней во сне приходил мерзкий тип в ватнике и шапке-ушанке.

И вот как-то раз зимой. когда в пять вечера уже начинало смеркаться. Елена Николаевна возвращалась домой из института. Она стояла на троллейбусной остановке и вдруг увидела, как к ней подходит незнакомец в ватнике. Мужчина поздоровался. У него был грубый голос и неприятное лицо. Бортник не ответила и тут- же с ужасом сообразила, что это тот самый тип из ночного кошмара. Забыв о троллейбусе, не оглядываясь, она бросилась бежать и неслась без передышки до самого общежития. Очнулась только в своей комнате и обессилевшая повалилась на кровать. Больше она этого человека не видела ни во сне, ни наяву.

И вот опять эти видения на Зоне предупреждали о чем-то ужасном, но о чем?"

"Надо рассказать об этом Зотову, — решила Елена Николаевна. — Не зря он звонил мне сегодня ночью. Я не хотела его тревожить. Может быть, это именно то, о чем он спрашивал?"

Но это было не то. Майор оказался прав: преступник не решился воздействовать на Бортник, так как из-за слабости своего генератора результат воздействия не мог быть мгновенным. Кроме того, если уж убирать, то самого Зотова. Все, что видела Елена Николаевна во сне, был лишь ее внутренний голос.

Человек вынырнул из-а поворота так быстро, что Елена Николаевна непроизвольно вскрикнула. Саблин Добродушно развел руками, показывая, что у него и в мыслях не было напугать женщину.

— Ничего-ничего, Петр Александрович, это я сама виновата — задумалась, — улыбнулась и миролюбиво кивнула головой Бортник.

— Я прошу прощения, но я все равно шел за вами. Черков просил меня срочно найти вас.

— Отлично, он мне тоже очень нужен.

— Вот и хорошо, — в глазах полковника промелькнуло странное выражение. — Профессор просил его не беспокоить, так что входите без звонка.

— Я так и сделаю.

Бортник махнула рукой и скрылась за поворотом коридора.

Личные коды сотрудников, получавших допуски в соседние блоки, автоматически передавались в систему охраны этих блоков и допущенный мог уже беспрепятственно входить в любое помещение. Но на Зоне был свой этикет, который предписывал нажимать кнопку звонка, прежде чем входить в лабораторию.

Профессора не было видно, но за стендами с аппаратурой слышалась непонятная возня. Елена Николаевна подошла к источнику шума и остолбенела. Картина, открывшаяся перед ней, настолько поразила ее, что она не смогла ни вскрикнуть, ни пошевелиться.

Между шкафами с химикатами лежало истерзанное женское тело. Изрезанное скальпелем, оно представляло из себя одну кровавую рану. С живота кожа была содрана полностью, руки и ноги неестественно выломаны. Но самое ужасное было то, что над этим еще трепещущим телом хищно склонялся профессор Черков.

Елена Николаевна отпрянула назад, пытаясь поскорее покинуть ужасное место. Задетая ее рукой стойка с пробирками звякнула, привлекая внимание профессора. Черков вздрогнул и устремил на коллегу иступленный взгляд. Заревев, он одним прыжком оказался рядом с Еленой и ударом кулака оглушил женщину.

Она очнулась от поразительного аромата борща, приятно возбуждавшего аппетит. Доктор почувствовала смертельный ужас и открыла глаза.

Она лежала на больничной кровати в квадратной комнате с белыми матовыми стенами и полом. Окон не было. Свет исходил с потолка. На приютившемся рядом с кроватью сервировочном столике стояла кастрюлька до краев наполненная борщом, тарелка с сосисками, стакан компота, сметана и лежали столовые приборы.

— Подумайте, — какой сервис! — усмехнулась женщина и зачерпнув поварешкой, налила себе полную тарелку борща.

Странное ощущение не покидало ее. Она не знала, как тут оказалась и что будет дальше, но почему-то не хотела задавать себе этот вопрос. Бортник чувствовала, что с ней произошло какое-то чрезвычайное событие, но не могла вспомнить, что именно. Она была младенцем, имеющим только будущее.

Несмотря на это голод брал свое.

"Ух, как я сейчас наемся! Интересно, что это за симпатичные сосисочки?"

Она поддела одну из них ложкой и тут же в ужасе отпрянула назад. На ложке лежал человеческий палец и, по-видимому, этот ароматный борщ тоже был сварен из человеческого мяса.

Неожиданно дверь открылась. и в комнату вошли три человека в белых халатах и масках. Почему-то женщину удивило не наличие масок, а белизна халатов. Один из неизвестных нажал кнопку на дистанционном пульте. Левая от кровати стена повернулась вокруг своей оси, и в комнате оказались шкафы с хирургическими инструментами и кресло, похожее на гинекологическое, но с некоторыми дополнениями: подставками для рук и с небольшими тисками у изголовья.

"Господи, да это же гестапо!" — пронеслось в голове несчастной женщины.

Двое подошли к ней, схватили за локти и с силой усадили в кресло, привязывая руки, ноги и зажимая в тиски голову.

Третий в это время гремел инструментами, проверяя их работоспособность и надежность. Неизвестные молча делали свое дело, не обращая внимания на ее крики.

И вдруг появилось странное чувство раздвоенности, будто вся эта нелепость происходит не с ней, а кем-то другим, а она лишь наблюдает за ужасным спектаклем со стороны, из зрительного зала.

Рядом с ней на столике аккуратно раскладывались иглы, крючки, кусачки и другой соответствующий инструмент, блестевший мертвым металлическим светом. Люди в масках подошли к Бортник и стали зачем-то измерять ее линейкой, ощупывать руки, ноги и все тело. При каждом прикосновении холодных пальцев к ее коже, Елену Николаевну била дрожь, и замирало сердце.

Четвертый мучитель появился незаметно и откуда-то сзади. Он отдал указание и исполнители послушно удалились в коридор за своим начальником, оставив привязанную женщину одну.

Елена неподвижно лежала в кромешной тьме, боясь пошевелить даже пальцем. Через некоторое время со всех сторон послышались шорохи, шипение и другие таинственные звуки. Они подкрадывались прямо к ней, наводя панический ужас, залезая прямо в душу, сжимая и будоража и без того оголенные нервы. Шорохи то появлялись, то исчезали, и всякий раз, когда Елена Николаевна слышала над ухом жуткое шипение, она вздрагивала всем телом, боясь крикнуть.

Постепенно шорохи сменились странными звуками и подсознательно, откуда-то изнутри, стали будоражить женщину, вселяя в нее еще больший животный страх. Чем больше проходило времени, тем сильнее они давили на психику. Бортник уже не могла их слышать. Ей казалось, что звуки воспринимаются не только ушами, но и всем телом. От них невозможно было скрыться, они проникали в каждую клетку ее организма, вызывая мучительную боль.

Доведенная до исступления, доктор закричала, но не услышала своего голоса: воздух казался густым и плотным. Давление усиливалось, но тело его не ощущало.

Елена Николаевна сделала последнее колоссальное усилие, постаравшись освободить свою душу от бремени тела и унестись в небытие, но и это оказалось ей не под силу…

19

Чувство тревоги не покидало Зотова. Он снял телефонную трубку и набрал номер Елены Николаевны. Послышались длинные протяжные гудки. На том конце провода не отвечали. Майор запросил "центральную". Дежурный офицер доложил, что Бортник сделала запрос и получила разрешение на вход во второй блок к профессору Мизину.

"Какого черта?" — пронеслось в голове Дмитрия Николаевича, и он набрал номер профессора.

На этот раз трубку сняли почти сразу. К телефону подошла ассистентка и позвала Мизина.

— Сергей Иванович, это Зотов. Елена Николаевна у вас?

— Только что ушла.

— К себе?

— Да, но по пути хотела зайти к Черкову.

— Раз уж вас отвлек от дел, что вы выяснили насчет экземпляров?

— Для вас ничего интересного. Программа в норме. Окончательный ответ может дать либо зондирование, либо проверка на полигоне.

— А как насчет нелегальных программ или вставок?

— На сто процентов об этом может сказать зондирование Бортник. Мне же ничего не удалось обнаружить.

Зотов усмехнулся.

"Раз зондирование Бортник — чистый блеф, значит придется пока довольствоваться заключением Мизина. "

— Когда вы делали проверку?

— Вчера днем, получив ваше распоряжение и узнав, что эксперимент Елены Николаевны откладывается.

"А Куданову растворили позавчера вечером", — почему-то подумал Зотов, но так и не понял, почему пришла эта мысль.

— Спасибо, профессор, не буду больше вас отвлекать.

Майор нажал на рычаг телефона и набрал номер лаборатории Черкова. Абонент не отвечал. Дмитрий Николаевич перезвонил Бортник, но там тоже молчали. Зотов посмотрел на часы.

"Наверное, ушли обедать. И мне пора", — заключил он, направившись к выходу.

20

Елена Николаевна не знала, сколько прошло времени. Очнувшись, она поняла, что лежит на кровати. От постоянного внутреннего напряжения болела спина. Женщина попыталась сесть, чтобы сделать гимнастику, как вдруг толстая мохнатая рука стала захватывать ее тело. Бортник сдавленно крикнула, дернулась вперед, но эта рука крепко прижимала ее к кровати. Женщину не собирались душить, оставив возможность судорожно хватать воздух. Темнота растворилась. На смену ей появился сумрачный свет, в неясном и расплывчатом свечении которого доктор увидела спускающуюся откуда-то сверху голову змеи и ее блестящее извивающееся туловище.

Женщина перестала сопротивляться и, оцепенев от ужаса, смотрела на страшного гада. Кобра спустилась на грудь Бортник и, свернувшись кольцом, сделала стойку, раскачиваясь из стороны в сторону. Но это продолжалось недолго. Змея уползла с кровати, а с потолка посыпались огромные пауки и какие-то вонючие мерзкие слизняки, присасывающиеся к телу, как пиявки. Бортник только сейчас заметила, что лежит совершенно голая. Мохнатая рука тоже исчезла и, освободившись от ее хватки, Елена Николаевна спрыгнула на пол. Но и это был не выход из положения. Оказалось, что она по щиколотку стоит в скользкой кишащей массе червей, опарышей и отвратительных гигантских одноклеточных. Все это копошилось и старалось влезть на нее. Женщина, крича от ужаса, бросилась к стулу, но поскользнулась и упала на пол, давя всю эту гадость.

Жирные червяки и опарыши лопались под ней, обливая тело вонючей зеленоватой слизью. Самые ловкие уже карабкались на спину, путались в волосах, заползали в уши, рот, нос. Елена Николаевна, давясь и захлебываясь от собственного крика, встала на четвереньки и, не обращая уже внимания на смердящую жижу, поползла к дверям. Руки и ноги скользили, разъезжались в разные стороны, но наконец она добралась до выхода.

Вдруг дверь открылась. Подняв голову, обезумевшая женщина увидела страшного монстра. Оскалив окровавленные клыки и извергая отвратительную слюну, чудовище медленно вошло в комнату. Бортник шарахнулась в сторону, попятилась к кровати, но снова поскользнувшись упала на пол. Монстр прыгнул на Елену Николаевну. Зажав ее тело между своих ног, он воткнул когти в собственный живот и разорвал его. Его внутренности вывалились ей на грудь и стали извергать на тело женщины вонючую желчь, непереваренную пищу и слизь. В этом кошмаре Бортник уже не слышала ни собственного крика, ни рычание чудовища…

…Когда Елена Николаевна пришла в себя, монстра уже не было. Пол был чист и, если б не грязное собственное тело, все, что она пережила, можно было бы принять за жуткий сон.

Женщина встала с пола и, увидев в одной из стен комнаты маленькую дверь, осторожно открыла ее. Перед Бортник находились ванна, душ и все, что нужно для того, чтобы привести себя в порядок. Женщина подошла к ванне и погрузилась в сверкающую ароматную пену. Вытянув ноги, Елена Николаевна почувствовала, как уперлась во что-то мягкое и волосатое. Пошарив рукой, она нащупала мочалку, но, вытащив ее из пены, с ужасом увидела, что держит за волосы отрубленную голову.

Бортник дико закричала. Отшвырнув голову и выскочив из ванны она заметила, что под пеной скрывалась не вода, а кровь. Медленно опустившись на колени, обессилевшая женщина свернулась калачиком, обхватив ноги руками, и заплакала. Ее тело судорожно вздрагивало. Подавленная, беззащитная, она долго лежала на полу, мечтая лишь об одном — умереть.

И снова на женщину обрушились таинственные звуки и мигающий свет. Снова она почувствовала мучительное давление, доводящее до сумасшествия. Но Бортник была уже не в силах с этим бороться…

21

Ни Черков, ни Бортник в ресторане не было, что опять вызвало у майора волну беспокойства. За обедом к Дмитрию Николаевичу подсел Сеня. По его радостной физиономии Зотов понял, что программист явился не с пустыми руками.

— Я понял механизм действия преступника, — выпалил Сеня, плюхаясь в кресло. — Я был прав: все оказалось старо, как мир, я имею в виду мир машин.

Сеня залпом осушил стакан лимонада и, сощурив свои бесовские глазки, улыбнулся:

— Короче, я пришел к выводу, что, во-первых, мои люди ни при чем, так как не видят информации, входящей в банк данных. Сам знаешь, что печатающие устройства стоят не в машинном зале, а в соседнем закрытом помещении. У нас же только пара устройств для отладки программ. Во-вторых, нельзя сослаться и на низкий уровень оперативного руководства. Многоступенчатый документальный контроль и официальные процедуры, регламентирующие порядок внесения изменений в систему программ и массивы данных, а также постоянный контроль за работой всех звеньев системы…

— Слушай, старик, — перебил Зотов. — Не надо шпарить инструкции, я их без тебя знаю. Давай по существу.

— Понял, иду дальше. Залезть непосредственно в охранную программу преступник не мог да и не пытался это сделать. Ему не нужен был хвост, он решил взять сразу голову. Он влез в операционную систему.

— Как ему это удалось, минуя защиту?

— Ну ты же знаешь, что в систему постоянно вносятся изменения, корректировки, дополнения, она все время в работе. Неизвестному достаточно было заменить одну-две перфокарты, чтобы обеспечить себе маленькую лазеечку.

— Что значит "заменить"?! Ты же сам только что пел о четком контроле. Кроме твоих ребят, этого никто не мог сделать.

— Не спеши, майор, все по порядку. Итак, я перерыл все имеющиеся у меня справочники и материалы, наши и зарубежные, по компьютерным преступлениям. Мой труд увенчался успехом: я нашел одно место в нашей операционной системе, заполненное случайными числами. Конечно, мою задачу облегчило то, что я знал точное время. Сами по себе эти числа ничего не значат, и их трудно заметить, если не знать, что искать.

— На кой черт тогда они нужны?

— А-а, в этом-то все и дело! Они образуют пустое место для вставки. Если преступнику не нужно влезать в систему, то она этого "пустого" места не замечает, так как цифры-то случайные. Но как только появляется какая-то определенная программа-сигнал, сразу вносит соответствующие изменения. Затем эта вставка самоликвидируется, и все шито-крыто.

— Значит, нужно искать программу-оригинал.

— Бесполезно: это может быть все, что угодно. Программа наверняка является плановой и в тоже время ключом. А теперь представь, сколько у нас этих программ! Ведь сигнал может задаваться не обязательно в день преступления.

Зотов покачал головой, постукивая вилкой по тарелке.

— Ну хорошо, — произнес он наконец. — Теоретически мы все знаем, а как с практикой?

— Улики только косвенные.

— На безрыбье и рак рыба. Давай что есть.

— Я в дружеской теплой обстановке провел беседу со всеми своими девчатами и выяснил, что в мае месяце, когда мы проводили профилактику всей системы, надо полагать, и были заменены несколько перфокарт. Ты же помнишь, какой у нас тогда был аврал перед московской проверкой: вкалывали днями и ночами. Бедные девочки потом неделю отсыпались. Так вот, есть у меня некая Румянцева — подружка Кудановой…

Зотов крякнул. В глубине души он уже понял, чем все это закончится.

— В конце рабочего дня, — продолжал Сеня, — Куданова пришла в вычислительный центр за своей распечаткой. Естественно, это никого не удивило, так как доктор входит в список 01. Взяв распечатку, она предложила Румянцевой покурить. Та согласилась и подружки ушли в курилку. Не успела Куданова сделать первую затяжку, как вспомнила, что забыла на столе Румянцевой секретную папку. Оставив подружку, Вера Александровна снова пошла в машинный зал, и вот тогда-то и заменила перфокарты на столе Румянцевой, зная, что та занимается операционной системой.

Зотов пожал плечами:

— Чтобы проделать подобный трюк, Куданова должна была заранее ознакомиться с распечатками. Когда она умудрилась это сделать?

— Она сама прекрасный программист. К тому же основа системы не изменяется, вносятся лишь дополнения, поправки…

Сеня явно чего-то недоговаривал, стараясь увильнуть от прямого ответа.

— Да, старик, — Зотов хлопнул друга по плечу. —

Мнешься, как девка на сеновале. И не надо никого выгораживать — это слишком серьезно.

Программист вздохнул, сообразив, дальнейшие препирания бесполезны.

— Ты, наверное, в курсе, что во время запарки мои девочки иногда уносят работу на дом. Это строго запрещено инструкцией, но у нас тут все свои… раньше были, — дополнил Сеня, печально покачав головой.

— Не дави на чувства и давай ближе к делу.

— В общем, Румянцева не была исключением. В тот месяц она круто зашивалась с работой, а я не мог ей помочь, так как готовился к проверке. Чтобы успеть к сроку, Наташка попросила о помощи Кудапову как лучшую подругу. Так что у Веры Александровны было время, чтобы ознакомиться с программой и внести свои корректировки.

Румянцева была Сениной невестой, и программисту иногда приходилось закрывать глаза на некоторые вещи. Зотов погрозил пальцем:

— Предупреждаю как друга: когда все это кончится, получишь выговор по высшему разряду за низкий уровень руководства. И моли Бога, чтобы это было лучшее, что я смогу для тебя сделать.

— А Наташа?

— Постараюсь, чтобы ее фамилия не фигурировала в протоколе.

— Спасибо! — Сеня благодарно и преданно посмотрел на майора.

— Трави дальше.

— Итак, допустим, в день “икс" Куданова садите. я за свой дисплей и набирает очередную плановую программу, являющуюся одновременно сигналом для компьютера открывать свое пустое место. Она спокойно вносит нелегальную программу, зная, что это не вызовет никакой защитной реакции компьютера. Мало того, сам же компьютер уничтожит и все следы вставки.

— В чем она заключается?

— Я думаю, она внесла дополнительное время открытия и закрытия дверей шахты для спецотходов. Это единственная дверь наружу, находящаяся под защитой только одного компьютера.

— Но тогда оригиналы записей должны отличаться от рабочих копий. Ты их сравнивал?

— А как же! Все сходится, точнее, расходится и именно в тот день, когда был убит Макарин.

— А в другие дни?

— Есть и другие. Я составил график. Но это еще не все. Вчера я посматривал распечатки последних двух дней и наткнулся на еще одну вставку.

— Что-о?! — Зотов удивленно и скорее испуганно поднял брови. — Ты можешь назвать точное время?

— Вплоть до минуты. Вставка была сделана четырнадцатого июня в пять часов, десять минут.

Майор стал размышлять.,

"Проклятье! Это же в ту ночь, когда растворили Куданову! Но ведь в это время лаборатория была пуста! Саблин с ребятами завершили осмотр в половине пятого, Черков тоже закончил ночные опыты и был уже дома. После их ухода дежурные провели тщательную проверку помещений. За шахтой был установлен постоянный контроль. Как и откуда в лаборатории снова мог появиться неизвестный? А может быть, он никуда и не уходил, и вставка была сделана отнюдь не на открытие дверей шахты?"

— Кроме этого я не исключаю и такую возможность, — продолжал Сеня, перебивая мысли майора, — что обратись мы сейчас с проверкой к системе, мы вдруг не уничтожим весь информационный массив. Кто знает, какой вирус Куданова занесла в компьютер.

— Значит, надо менять систему, — неопределенно ответил Зотов, явно думая о своем.

— Если ты дашь добро, мы попробуем провести проверку.

— Это есть в инструкциях. Но неужели не осталось никаких следов?

— Так я говорю, что начни мы искать следы — можем уничтожить весь массив. Кроме того у тебя есть "пустое место".

Зотов зло сплюнул:

— В задницу мне его что ли засунуть!

Сеня неопределенно пожал плечами.

— Черт возьми, — продолжал негодовать майор, — мы создали всю эту технику, чтобы обеспечить более надежную защиту, а оказалось наоборот.

— В некотором смысле парочка охранников с овчарками надежнее.

Зотов злорадно хмыкнул, пожимая Сене руку:

— А ведь ты, старик, дал мне неплохую наводку!

Идея, промелькнувшая в голове майора минуту назад, теперь окончательно сформировалась в логическую цепочку, которую он и решил проверить незамедлительно.

22

Включился свет. Елена Николаевна из последних сил старалась сохранить здравый рассудок, боясь открыть глаза, боясь увидеть новый кошмар, уготованный ей чьей-то дьявольской рукой. Она слышала, как открылась дверь и кто-то направился в ее сторону.

Бортник открыла глаза. Белая комната исчезла: доктор лежала на операционном столе в лаборатории Черкова. Ее голова была опутана проводами, к полуобнаженному телу и "третьему глазу" были прикреплены проводники в виде тонких пластинок.

Чуть слышные шаги опять привлекли внимание женщины, и через мгновение она увидела Черкова. Профессор медленно протянул к Елене Николаевне руки, чтобы поправить металлические пластины, но Бортник показалось, что он хочет задушить ее и его руки вот-вот сомкнутся в смертельной хватке. Она изо всей силы ударила его. Затем, сгруппировавшись, сильным толчком ногами Бортник отбросила его к стене. Профессор упал.

Сорвав с себя провода, Елена Николаевна встала со стола и тут же, застонав, опустила голову на подушку. От сильного головокружения в глазах потемнело, перехватило дыхание, тело стало ватным и непослушным. Пошатываясь, она с трудом встала на ноги и увидела, как Черков, придя в себя, идет на нее, держа в руке длинный скальпель.

Это уже не было кошмарным сном, вызванным черковской аппаратурой. Глаза профессора выражали одновременно и панический страх, и страшную угрозу для Бортник. Сопротивление женщины вызвало в его больном мозгу волну бешенства и отчаяния. Если в начале он еще мог контролировать себя и, естественно, не собирался убивать Елену Николаевну, то теперь в его сознании жила одна единственная мысль — уничтожить, убрать с дороги новое препятствие любым путем, вплоть до убийства.,

Превозмогая страшную головную боль и слабость, Елена попятилась к стене. Все, что было дальше, она видела, как в замедленном кино. Черков взмахнул скальпелем. Защищаясь, Бортник успела подставить руку и перерезанная кисть бессильно повисла в воздухе. Елена Николаевна не почувствовала боли и с удивлением посмотрела на-брызнувшую из руки кровь. Убийца выругался. Подойдя вплотную к женщине, он снова занес над ней свое оружие. Собрав последние силы, Елена Николаевна увернулась от удара, и нож вошел в щель между обшивочными панелями. Черков попробовал его вытащить, но безрезультатно. Тогда он схватил Елену за горло. Бортник захрипела, несколько раз дернулась, умоляюще смотря на убийцу, но сопротивляться и звать на помощь сил уже не было, да и бесполезно — через бетонные перекрытия невозможно докричаться даже до стоящих в коридоре.

Профессор дико усмехнулся, но Елена Николаевна уже ничего не слышала, медленно оседая к ногам маньяка.

23

Выйдя из ресторана, Зотов быстро пошел к штабу. Захватив с собой старшего дежурного и двух его помощников, он спустился во второй блок. Нервы были напряжены до предела, ладони покрылись холодным потом. Майор уже не сомневался, что вот-вот должно произойти непоправимое, и боялся опоздать.

Офицеры, следовавшие за Зотовым, ничего пока не понимали, но и им передалось чувство тревоги, особенно когда майор приказал им расстегнуть кобуры и снять пистолеты с предохранителей.

Лаборатория Кудановой находилась в правом крыле второго этажа. Зотов уже протянул руку, чтобы набрать личный код, как вдруг сзади послышался топот бегущего человека. Офицеры оглянулись: к ним приближался посыльный.

— Товарищ майор, — тревога, вас вызывает полковник Саблин. Он в лаборатории Черкова.

Зотов матюгнулся и, резко повернувшись к старшему дежурному, отдал приказание:

— Капитан, проверьте лабораторию Кудановой и прежде всего жилой отсек. Внимательно сверить личности экземпляров по компьютеру.

— Так точно!

Еще раз выругавшись, Зотов божился к противоположному крылу второго блока, петляя по коридорам и проклиная вырастающие на пути автоматические закодированные двери.

"Господи, неужели Лена?!" — сидела в голове одна мысль.

Через пару минут он уже вбегал в лабораторию Черкова. На месте происшествия находились полковник Саблин и два врача.

У дальней стенки лежали Елена Николаевна и профессор Черков с пулевым ранением в области затылка. Он еще сжимал скрюченными пальцами горло женщины. В противоположном углу, между шкафами, виднелось бесформенное, обезображенное тело подопытной.

Зотов божился к Лене, но врачи остановили его.

— Как это произошло? — прохрипел Дмитрий Николаевич, метнув на полковника яростный взгляд. В эту минуту он ненавидел Саблина, пожалуй, больше, нежели убийцу. — Как могло случиться, что вы проворонили его?!

Полковник открыл было рот, но неожиданный вой сирены ударил по ушным перепонкам, заставив всех содрогнуться. Офицеры переглянулись и бросились в "центральную".

Там гремел дежурный, отдавая приказания перекрыть все входы и выходы из Зоны.

Произошло то, что Зотов пытался предотвратить в последнюю минуту, но не успел. Когда оставленные им офицеры вошли в жилой отсек, они увидели шесть человек в лабораторных комбинезонах и полумасках. На приказ: "Лицом к стене, руки за голову!" неизвестные набросились на охранников и в одно мгновение уложили всех троих на месте. Правда, одному офицеру все-таки удалось выстрелом в упор размозжить череп нападавшего, но сам он тут же рухнул рядом, с перебитым позвоночником. Оставив четыре трупа, пятеро в масках направились к шахте для спецотходов, где их и засекла видеокамера. Блокировка выхода не сработала и неизвестные вышли наружу, бросившись к седьмому посту.

В ту минуту, когда в "центральной" появились Зотов и Саблин, поступило сообщение, что неизвестные, перебив охрану и захватив оружие, скрылись в направлении города Горького.

— Я возглавлю поисковую команду, — произнес Саблин.

— Машина ждет у штаба. Я пока свяжусь с управлением и осмотрю лабораторию.

Когда полковник покинул центральный пост, вошел доктор Можейко. Он отозвал майора в сторону.

— Дмитрий Николаевич, хочу сообщить вам радостную весть. Елена Николаевна жива.

— Что?! — майор вцепился в плечо врача. — Где она?

— В операционной. Ей зашивают руку.

— Я хочу ее видеть.

— Я за вами и пришел.

Можейко жестом предложил майору следовать за ним.

— Вы знаете, — произнес доктор, когда они спустились в операционную. — Елене Николаевне повезло, что ей дали дозу "Ягуара". Практически этот новый наркотик и спас женщину.

— Поясните.

— Это сложно и пока еще не совсем ясно. Могу сказать только то, что знаю сам. Получив порцию наркотика в сочетании с психотронным воздействием на мозг, организм Елены Николаевны стал вырабатывать неизвестный нам фермент, оказывающий на всю структуру поразительное воздействие. Абсолютно все клетки женщины оказались на некоторое время чрезвычайно приспособленными к внешним воздействиям и очень живучими. В противном случае Бортник давно бы умерла от удушья. Когда действие препарата закончится, ее организм окажется в критическом состоянии, но пока мы имеем возможность привести Елену Николаевну в чувство. Думаю, этот маньяк давно уже знал о подобной реакции организма и применял "Ягуар" на своих жертвах, не давая несчастным женщинам умереть в первые же минуты от болевого шока.

Зотов был взбешен таким нелепым стечением обстоятельств. Черков — маньяк! У майора все было продумано, просчитано и вдруг в эту стройную цепочку влез грубый, идущий вразрез дальнейшему ходу расследования, и главное, бестолковый оборот событий.

— А как насчет рассудка Елены Николаевны? Что за программу пытался вложить в нее Черков?

— Это уже вопрос к Мизину. Что же касается ее чисто физического состояния, то мы сделаем все возможное. Правда, играть на пианино она вряд ли сможет, но держать ложку будет без труда.

— Надеюсь, — пробурчал майор.

Когда Зотов и Можейко подошли к операционному столу, Елена Николаевна уже пришла в себя. Она устало посмотрела на майора и попыталась улыбнуться. Дмитрий Николаевич облегченно вздохнул: она узнала его, а это значит, что черковская аппаратура не лишила ее рассудка. Зотов взял здоровую руку женщины в свою и поцеловал.

— Прости меня, Лена, если сможешь.

— Ты ни в чем не виноват, — еле слышно произнесла Бортник. — Ты арестовал его?

— Черкова? Он мертв.

— Нет, Черков просто свихнулся. Я имею в виду Саблина.

Майор удивленно поднял брови:

— Что ты хочешь сказать?

Елена Николаевна перевела дыхание. Ей трудно было говорить, язык не слушался и болело горло. Майор склонился над женщиной.

— Это Саблин подстроил так, чтобы я оказалась в руках Черкова. Я не знаю почему, но полковник хотел убрать меня, используя для этого профессора.

Саблин?! Майор не относился к нему всерьез. Он знал, что полковник, имея указание замять дело, ему не товарищ. Поэтому Зотов старался держать его подальше от хода расследования, но чтоб такое!" Саблин изначально не вписывался в систему, и Дмитрий Николаевич не обращал на коллегу должного внимания. А стоило бы!

Женщина опустила веки и замерла. Аппаратура тревожно замигала контрольными лампочками.

— Все, действие "Ягуара" закончилось, — взволнованно произнес Можейко. — Дмитрий Николаевич, я прошу вас покинуть операционную. Вы ей уже ничем не поможете. Жизнь Елены Николаевны в ее руках и немножко в наших.

— Да-да, понимаю… И еще… О том, что Бортник жива, никому не слова. Никого к ней не пускать, только нас троих и профессора Мизина.

— Слушаюсь!

Мозг Зотова работал четко, не поддаваясь эмоциям. Выходя из операционной, он уже последовательно продумал все, что должен делать. Так как полковник Наболин как начальник Зоны все руководство внешними операциями взял на себя, майору оставалось разбираться с внутренними делами. Первое, что Зотов сделал — послал шифровку в Москву. Ответ пришел через двадцать минут.

"Совершенно секретно.

Начальнику Особого отдела в/ч 42127 С майору Зотову Д.Н.

Приказываю.

Сведения. полученные от доктора Бортник сохранить в строжайшей тайне, включая комиссию. Полковника Саблина не трогать до особого распоряжения. О выздоровлении доктора Бортник никому не сообщать. Расследование проводить единолично, соблюдая секретность. О результатах докладывать мне лично особым шифром.

Генерал-майор Орлов В.С."

Телеграмма не противоречила желаниям Зотова. Он тут же спустился в лабораторию Кудановой.

Как майор и предполагал, в жилом отсеке семь камер оказались пустыми, причем две из них — женские.

— Ах ты сука! — в сердцах выругался Дмитрий Николаевич. — Под экземпляр закосила! И еще табличку с радиационной опасностью повесила, чтоб никто нос не совал.

Зотов аж вспотел от негодования и бессильной злобы. Появись сейчас Куданова, он бы ее собственными руками задушил.

Майор подошел к дисплею и набрал код банка данных, а затем последовательно запросил файлы каждого из семи исчезнувших экземпляров. На экране семь раз появилась надпись "Данных нет".

— Что ж, — вздохнул майор, — этого и следовало ожидать.

В соседнем отсеке, разбираясь с кудановским наследием, работал Мизин. Майор подошел к профессору.

"А он оказался невиновен, — подумал Зотов, криво усмехнувшись. — Вот Черков меня подвел. Впрочем, эта проклятая работа кого хочешь сделает маньяком".

Мизин догадывался о чем пойдет разговор и потому начал первым:

— Извините меня, Дмитрий Николаевич, но, несмотря на секретность, слухи уже витают в лаборатории, и я сразу понял в чем дело. Обещаю молчать.

Майор утвердительно кивнул.

— Вас, конечно же, интересуют исчезнувшие экземпляры, — продолжал профессор. — Дело в том, что они оказались испорченными. Теперь я понимаю, кто это сделал, вложив программу-паразит. Куданова хотела, чтобы я забраковал партию и как бросовый материал отдал ей для опытов. Она тут же с помощью собственного ключа вывела из них вирус и вложила свою программу. Что она из себя представляет — остается лишь догадываться.

Зотов почти согласился с выводами профессора, кроме одного: Куданова испортила партию не для того, чтобы зомби отдали ей, а потому что эта партия должна была пройти зондирование у Бортник. И программу свою Куданова вложила в экземпляры еще тогда, когда они находились у Мизина. А иначе игра не стоила свеч. Но свои выводы он оставил при себе.

— Это случайно не та группа экземпляров, которых мы готовили за несколько дней до смерти Макарина? — спросил он профессора.

— Именно та. Она создавалась из специально отобранных и подготовленных заключенных-головорезов.

— Черт возьми, этих ребят трудно будет взять.

Мизин самодовольно улыбнулся,

— Если Куданова действовала по моей методике, то это практически невозможно.

— Исчезновение экземпляров обнаружилось бы при первой же проверке. Что Куданова предпринимала против этого?

Мизин хмыкнул, покачав головой:

— Я так же, как и вы, первым делом запросил компьютер, и когда он выдал мне, что данных нет, я просмотрел приходный и расходный ордер. Оказалось, что за день до своей болезни Куданова отправила в могильник семь ПОДОПЫТНЫХ — пять мужчин и двух женщин. Пакеты с покойниками никто, естественно, не проверял, ну а когда их распылили, то и подавно что-либо искать бесполезно. Из семи покойников, в действительности, отправилась на тот свет только одна женщина, которую Куданова бросила в кислоту вместо себя. Конечно, Вера Александровна рисковала, ведь могильщики могли проверить пакеты, или вы после ее смерти решили бы вдруг провести инвентаризацию. Но на данном этапе операции ей повезло, и если б не случайная встреча в коридоре с офицерами охраны — все было бы шито-крыто.

— Вы думаете, встреча была случайной?

Мизин улыбнулся:

— В таком случае это делает вам честь.

— Еще один вопрос. Вы просмотрели какую программу вложил Черков в Елену Николаевну?

— Конечно, полчаса назад, как вы приказали. Это было детище профессора. Он решил не стирать у Лены память, ибо как такового "стирания" не существует, а проверить свою новую разработку. К тому же частичная потеря памяти вызвала бы большее подозрение нежели полное "одурачивание". Вы как никто другой в курсе, что на Зоне подобные вещи иногда происходят с научным персоналом. Пока они носили временный характер, но где гарантия, что в один прекрасных день мы тут все не сойдем с ума окончательно?.. Программа же Черкова состояла из двух частей продолжительностью по пять минут каждая. Но эти минуты должны были показаться Бортник вечностью. Лена успела принять только первую часть, поэтому и осталась в здравом уме. Кроме того, профессор допустил ошибку. Чтобы Лена не умерла во время сеанса, он ввел в нее дозу "Ягуара". Благодаря наркотику не только тело, но и мозг оказались более стойкими. Я думаю, мы сможем вытащить Елену Николаевну из этого состояния. Хотя еще неизвестно, чем все это для нее обернется.

—> Вы меня пугаете.

— Нет, предупреждаю, чтобы вы были готовы ко всему. — Мизин печально вздохнул и помедлив добавил. — Ведь вы ее любите.

— Лену можно вылечить с помощью нашей аппаратуры?

— Только на нашей и можно. Мы постараемся стереть из ее сознания программу Черкова.

"Стереть память, — задумался Зотов. — Но тогда может ликвидироваться и последний эпизод — попытка убийства. А это значит, Лена перестанет быть свидетельницей. Черт с ним, с этим Саблиным. Главное вылечить Лену. Эх, жаль, что не успел записать ее показания на магнитофон и составить протокол."

— Вы думаете это поможет? — подозрительно спросил майор.

— Надеюсь. Чем меньше знаешь — тем легче жить. Но вас она помнить будет. — Мизин истолковал подозрительность Зотова по своему.

— И тем не менее, я прошу вас стереть только программу Черкова.

— Я понял, но гарантировать четкий предел не могу.

— А можно отложить операцию до того момента, когда Елена Николаевна придет в себя?

— Очень рискованно для ее психики. Может не выдержать.

Майор задумчиво покачал головой.

— Хорошо, профессор, делайте как считаете нужным.

24

"Итак, прокрутим все с самого начала, — рассуждал Зотов, усевшись за стол в своем кабинете. — Куда-нова, засланная на Зону с помощью Саблина, готовила зомби для собственных целей, точнее, для своих хозяев. В день убийства Макарина, она должна была работать с мизинскими экземплярами, но Черков затащил женщину к себе домой. Эта сучка усыпила профессора, пробралась в лабораторию через шахту, и тут-то ее застукал лейтенант. Действовать нужно было как можно быстрее и на месте, не дав возможности Макарину покинуть отсек и подняться в "центральную". Поэтому доктор решилась на убийство. Но как? Оглушить крепкого офицера КГБ — сил не хватит, да и Макарин, скорее всего, держался настороженно. План созрел сам собою, когда Куданова узнала причину появления лейтенанта. Как все это случилось, я уже знаю. В ту ночь работа сорвалась, но, видимо, в работы уже было вложено достаточно материала, если Вера Александровна и Саблин так испугались зондирования Бортник.

Итак, Куданова вернулась к Черкову, разбудила его, предварительно дав установку забыть о своем сне, и, как ни в чем ни бывало, стала и дальше пудрить ему мозги. Поэтому при первом допросе профессор даже не упомянул о своей дремоте. Второй допрос был внезапным и очень встревожил Черкова. Его неподготовленный для разговора мозг напрягся и наконец-то вспомнил все в мельчайших подробностях. Но все это было уже потом и несколько поздновато. Куданова же с самого начала поняла, а Саблин затем подтвердил, я не поверил в "несчастный случай". Слава Богу, что я не откровенничал с этим фраерем.

Они решили подстроить несчастный случай со змеей, но тут уже чистая случайность спасла мне жизнь. Затем Куданова или Саблин из своего номера попытались воздействовать на мой мозг, но благодаря слабости излучения эти усилия оказались почти безрезультатными.

В общем-то, все было бы для них хорошо, не появись Бортник. Тогда эти мерзавцы пошли ва-банк. Им это удалось, и даже Черков невольно оказал услугу. Но опять вышла промашка: Лена осталась жива, а я, хоть и с опозданием, но все-таки разгадал их планы. Пока Куданова была "покойницей", она наверное успела доделать свою работу, иначе не смоталась бы так быстро. Но и она, и Саблин засвечены, и им некуда деться. Правда, они еще этого не знают. Руководство оставит их на время в покое, в качестве живцов на более крупную дичь, но это уже не мое дело. Мне остается готовиться, ибо теперь начнется грандиозная чистка по всей Зоне, я уж не говорю про Москву."

Дмитрий Николаевич оказался неправ только в одном — для него дело Кудановой-Саблина только начиналось.

Обыск в лаборатории Веры Александровны и на квартире Саблина не дал ничего нового. Покончив с этим муторным делом, Зотов спустился в операционную, узнать о состоянии Лены. Бортник находилась без сознания и врачи колдовали над ее бесчувственным телом.

Через пять минут майор уже был в "центральной". Только что поступило сообщение, что группа захвата под командованием Саблина идет по пятам экземпляров, пытающихся прорваться к Горькому.

"Что-то полковник проявляет удивительное рвение, — подумал Зотов, нервно постукивая пальцами по столу. — Скорое всего, группа Кудановой разделилась на основную и прикрывающую. Саблин знает об этом и, естественно, идет за второй. Раз они прорываются к Горькому, значит, сама Куданова с сообщниками направилась в противоположную сторону. Скорее всего ее цель — Москва. Черт возьми, прямо классический вариант получается! Надо сообщить о нем поисковым подразделениям."

Еще через полчаса Зотову позвонил Сеня, принеся очеродную неприятную весть. Пытаясь влезть в систему с проверкой, он уничтожил более половины информационного массива. Вирус Кудановой дал о себе знать, и хотя меры предосторожности были приняты, урон оказался значительным.

— Как ты думаешь, зачем она это сделала? — спросил Зотов. — Месть или окончательная ликвидация всех следов?

— Все может быть. Хотя не исключено, что ликвидация информационной базы является своеобразным контрольным сигналом, показывающим убийце насколько близко мы продвинулись в расследовании.

— Если так, то это еще ничего. Будет хуже, если мы поймем Куданову неправильно.

25

К восьми вечера группа экземпляров была полностью блокирована в районе ядерных катакомб. Беглецы засели в брошенном полуразвалившемся бункере, заняв круговую оборону.

Из-за тяжелых грозовых туч стемнело рано. Это явно осложнило бы захват, но теперь зомби оказались в плотном кольце подразделений МВД, КГБ и армейских частей — темнота была на руку преследователям.

Над бункером зависла пара вертолетов, ослепляя находящихся внутри развалин светом мощных прожекторов. Тотчас со всех сторон к катакомбам поползли невидимые тени, прячась за камнями и обломками строений.

Устроившись на краю песчаного карьера, Набелин не отрываясь смотрел в прибор ночного видения.

— Давайте, ребята, потихонечку… не спеша, со всех сторон… — шептал полковник себе под нос, — вот… молодцы…

Саблин лежал рядом, приготовив ракетницу. Его не интересовало, что творится внизу: он знал, чем все это должно закончиться. Полковник думал о своем. Операция, которую он придумал и рассчитал вплоть до минут, почти ворвалась. И снова помешал Зотов. Для Саблина теперь было главное не засветиться самому, и он еще раз прокручивал в уме последние эпизоды на Зоне…

…Распрощавшись в коридоре с Бортник, полковник незаметно последовал за ней. Он убедился, что женщина оказалась в руках Черкова и операция проходит по заранее намеченному плану. После этого Саблин проверил готовность Кудановой и затем вернулся в лабораторию Черкова контролировать действия профессора. И вовремя. Спрятавшись за стендами с аппаратурой, Саблин видел, как Черков душит женщину и терпеливо ждал, когда у той остекленеет взгляд. В тот момент, когда Бортник начала медленно сползать к ногам маньяка, полковник выстрелил профессору в затылок.

В это время Куданова с пятью экземплярами должна была тайно покинуть лабораторию и Зону. Она заблокировала сигнализацию шахты и видеоконтроль, но камеры почему-то сработали и засекли беглецов. Ни Саблин, ни Куданова не знали, что Зотов поставил дублирующие устройства. После тревоги пришлось действовать по запасному варианту.

"Итак, — подытожил полковник, — официально Куданова мертва и у Зотова нет никаких доказательств, что она входит в группу экземпляров. Подготовку этих ребят и убийство Кудановой мы спишем на Черкова. Кроме того, я ловко убрал Бортник, и теперь эта шлюха никогда не вспомнит, где мы встречались с ней раньше. Сам я, вроде бы, нигде не наследил, а потому бояться нечего."

Несмотря на это Саблин тяжело вздохнул и посмотрел по сторонам. Несколько армейских офицеров расположились чуть поодаль и отдавали распоряжения по рации.

— Вы сделали запрос в Зону? — не отрываясь от окуляров спросил Набелин у Петра Александровича.

— Да, но Мизин не смог сказать ничего определенного, так как партия была забракована.

— Ни хера себе брак! — усмехнулся Набелин. — Побольше бы таких в Советскую армию.

— Если судить по старой программе, то экземпляры могут выдержать слезоточивый газ и дымовые шашки в течении пятнадцати-двадцати минут. Насчет паралитического я не знаю, все зависит от состава.

— Ничего, в нашей могучей стране хватит химии на весь мир, не то что на этих заморышей! Надеюсь, противогазов у них нет?

— Не должно быть. Они захватили боекомплект только седьмого поста, а это два автомата и по одному запасному рожку.

Полковник вздохнул:

— Этого достаточно, чтобы уложить целую роту.

Оторвавшись от рации, один из офицеров доложил:

— Товарищ полковник, химики сообщают, что мониторы дезактивации подготовлены.

— Пусть ждут своей очереди.

Неожиданно, в одном из многочисленных проломов бункера раздались короткие автоматные очереди. Прожектора погасли, и вертолеты нервно дернулись в сторону.

— Сволочи! — выругался Набелин. — Зенитчики подъехали?

— Никак нет, — доложил офицер связи. — На подходе.

— На подходе, — передразнил полковник. — Пока они подходят, эти козлы еще что-нибудь выкинут. Есть у нас запасные прожектора?

Не успел он закончить фразу, как от одного из вертолетов снова ушел к бункеру мощный луч света.

— А-а! — загремел Набелин. — Молодцы винтокрылые! Стреляй, полковник, больше ждать не будем.

Саблин поднял вверх ракетницу и нажал на курок. Яркая красная точка с шипением прорезала воздух, и тут же в реве пропеллеров и шуме машин раздались взрывы шашек, слезоточивых гранат и паралитического газа.

Через пятнадцать минут беспрерывного грохота и шипения все стихло, и только вертолеты продолжали кружить над местом недавнего побоища.

Ворвавшись в бункер, группа увидала двух мужчин, неподвижно лежащих среди развалин. Они были мертвы.

— Почему здесь только двое?! — выкрикнул Набелин, когда трупы вынесли из зоны поражения. — А где?

— Может быть, они разделились еще раньше? — неуверенно предположил Саблин.

— Ну а ты куда смотрел?! Эх, Зотова надо было послать. И эти гады самоликвидировались…

Набелин был в бешенстве. Он планировал быстро ликвидировать беглецов, таким образом частично отмыв себя перед начальством. Если бы операция по захвату удалась, то оставшуюся половину вины полковник свалил бы на Зотова и Саблина. Мол, начальник Особого отдела и замкуратора — простофили, упускают подопытных, а он, Набелин — молодец какой! — ловит беглецов. Но судьба опять сыграла с полковником алую шутку и теперь он был в дерьме со всех сторон. Ну почему полковник всю жизнь страдает от халатности подчинение?

Поиски второй группы результатов пока не дали, хотя следы обнаружились под Дзержинском. Были подняты все окружные спецподразделения МВД и Госбезопасности, но Куданова как в воду канула.

За все время боевых действий было убито пять и ранено два военнослужащих, включая офицеров охраны. По оценкам экспертов потери составили десять процентов от предполагаемых, что вызвало некоторое разочарование у тех, кто готовил экземпляры.

26

После оздоровительного сеанса профессора Мизина доктор Бортник перестала быть основной и единственной свидетельницей против полковника Саблина. Все происшедшее опять укладывалось в рамки случайного стечения обстоятельств, но теперь майор знал наверняка, кто за всем этим стоит.

Все было подготовлено заранее. Куданова и Саблин знали, что Черков маньяк, и в определенное время, когда Зотов должен был отдыхать после смены, они вызвали у профессора новый приступ бешенства, воздействуя на больное сознание психотропными препаратами или излучением.

И снова Зотову пришлось ломать голову: где и каким образом достать новые неопровержимые улики против Саблина? Первым делом майор решил точно установить, кто в действительности орудовал скальпелем и душил Елену Николаевну. Быстренько состряпав программу, Дмитрий Николаевич подключился к системе и через минуту на дисплее появился графический макет кисти профессора Черкова, держащей скальпель так, как это соответствовало отпечаткам пальцев. Судя по изображению и соответствующим расчетам, профессор держал оружие правильно. Настоящий убийца, если таковой и был, вкладывая нож в руку Черкова, учел даже большой палец, — положив его на рукоятку так, чтобы кисть руки при ударе не соскочила на лезвие.

Затем Зотов углубился в расчеты силы удара, задав компьютеру соответствующие параметры сопротивления материала, траекторию, глубину проникновения и т. д. В итоге помучилась довольно внушительная цифра, явно не соответствующая физическим способностям Черкова.

— Да-а, но это в обычной ситуации, — возразил сам себе майор. — Но ведь заключенную он разделал собственными руками. Да и Лена мне сказала, что Саблин лишь подставил ее профессору, а не убивал. Тут надо. искать другое: каким образом подставили самого Черкова и действительно ли он маньяк.

Пришлось идти за консультацией к Можейко. Майор нашел доктора в кабинете.

— Чем вы меня обрадуете, профессор?

— Налицо все признаки сексуальной мании, причем в очень тяжелой форме садизма. По всей видимости болезнь зародилась давно, а Зона лишь усугубила ее. У Черкова это происходило в виде припадков и могло возникать спонтанно и почти не контролироваться.

— Мог ли Черков быть зомби?

— Вы хотите сказать, могла ли программа симулировать у профессора болезнь?

— Не исключено, что его подставили.

Можейко пожал плечами:

— Все может быть, но анализируя поведение профессора я склонен думать, что он действительно был маньяком. Если его подставили, то очень умело играя на болезни и в определенное время подсыпав, допустим, в кофе возбуждающее средство.

— Поясните.

— Это элементарно. Если бы Черкова запрограммировали на симуляцию поведения маньяка и дали бы приказ убить Бортник, то профессор сделал бы это сразу, как только увидел женщину. Физические характеристики у него были бы стабильными вплоть до завершения программы, то есть пока Елена Николаевна не отправилась бы на тот свет. Он же не хотел убивать ее, а значит, он не зомби. Да и графики показывают, что у Черкова было два всплеска агрессивности.

Можейко понимал, что майору было бы выгоднее, если б Черкова запрограммировали. Иначе получалось, что особист держал столько лет у себя под боком маньяка. Но против фактов не попрешь.

— Да, действительно, элементарно, — покачал головой Зотов и пожав руку доктору, вышел из кабинета.

У себя он в в третий раз пробежал глазами рапорт Саблина. В нем полковник сообщал, что 15 июня 1983 года в 16 часов 20 минут по московскому времени, находясь на посту в третьем блоке. он переключил телекамеру на лабораторию Черкова. Он увидел. как профессор пытается задушить доктора Бортник, и тут же бросился на помощь. Когда полковник вбежал в лабораторию. женщина уже находилась на краю гибели. Была дорога каждая секунда, поэтому Саблин решился на крайние меры: выстрелом в затылок он сразил Черкова наповал.

Дальше шел отчет о действиях поисковой группы, возглавляемой полковником.

— Ну что ж, — криво усмехнулся Зотов. — О твоих подвигах судить не мне, а твоему начальству. Может, еще орден получишь.

Зотов снял телефонную трубку и набрал номер больничного отделения.

— Как дела, профессор?

— Все хорошо, Дмитрий Николаевич. Елена Николаевна в сознании и чувствует себя нормально.

— К ней можно?

— Вам даже нужно.

— Спасибо, иду.

Елена Николаевна полулежала в кровати, подложив под спину пару подушек. Она была бледная, похудевшая, но старалась держаться молодцом. Увидев майора, она улыбнулась, и в ее глазах засветилась радость.

— Как себя чувствуешь? — спросил майор, присаживаясь рядом с женщиной.

— Лучше не спрашивай, — она устало посмотрела на него. — Во мне что-то произошло, что-то очень плохое, от чего я не смогу избавиться до конца своих дней.

— Ты только не волнуйся, малыш, тебе сейчас нельзя. Врачи говорят, что у тебя все отлично, скоро поправишься…

— Я не о физическом состоянии говорю, а о душевном. — перебила Бортник. — Я боюсь.

— Чего?

— Всего! Страх стал моим естественным состоянием. Я даже заснуть боюсь. Мне все время снятся какие-то чудовища, жуткие лаборатории, полные мертвецов. Они гонятся за мной, протягивают свои ужасные окровавленные руки, но не могут схватить, а я не могу от них убежать. И эта бесконечная гонка длится всю ночь. Во мне живут две "я". Одна прежняя: спокойная, рассудительная. а вторая — всего боящаяся, никому не верящая. Я устала, Дима. Господи, за что мне все это?!

Она зарыдала, уткнувшись лицом в плечо майора. Зотов нежно обнял женщину.

— У тебя все плечо мокрое, — виновато улыбнулась Елена Николаевна, вытирая платком покрасневшие от слез глаза.

— Мужские плечи созданы и для этого тоже. Воды хочешь?

— Нет, спасибо.

Майор поцеловал ее.

— Я люблю тебя. Знаешь, когда я увидел тебя мертвой, во мне все оборвалось. Я понял, что потерял самого близкого человека, и сразу стало пусто и темно. Хотя нет, во мне появились ненависть и чувство мести, которые росли и заполняли пространство, где раньше была любовь. Именно тогда я окончательно понял, насколько ты мне была дорога и что значила в этой жизни. Я проклял себя, что не смог сберечь данное мне Богом, что позволил рисковать тобою ради пусть и благих, но все-таки второстепенных целей, ибо все они ничто по сравнению с любовью. Я не умею говорить, но знай, что ты нигде не найдешь более преданного друга, чем я. Прости меня.

Бортник ласково провела рукою по волосам майора и положила его голову себе на плечо.

— Хороший мой, я тебя тоже очень люблю.

Они не знали, сколько времени просидели обнявшись. В ту минуту времени не существовало для них. Их души слились воедино, как две половинки одного целого, долго и мучительно искавшие друг друга и наконец-то встретившиеся после долгой разлуки. Они были счастливы.

— Дима, я ведь так и не знаю, что со мной произошло, — спросила Елена Николаевна, улыбнувшись. — Последнее, что я помню, — это мощный выброс энергии у моего подопытного. Я помню, как он прыгнул на меня, как треснуло стекло, и все.

Зотов вздохнул:

— Не вспоминай об этом больше. Колпак все-таки не выдержал. Осколки повредили тебе руку, и ты потеряла сознание. Офицеры охраны, появившиеся по тревоге, обезвредили подопытного.

— Почему же тогда ты говорил, что рисковал мною? Ведь это обычный несчастный случай. Он мог бы произойти с любым из нас в любое время.

Дмитрий Николаевич еле сдерживался, чтобы не отвести глаза в сторону.

— Ну, я же вовлек тебя в свои интриги…

— Но они не имеют отношения к несчастному случаю. Кроме того, ты бы не допустил, чтобы со мной что-нибудь случилось. Так ведь?

— Ну, конечно же.

Зотов густо покраснел. Он снова уткнулся в плечо женщины, и она не заметила его смущения. Он чувствовал себя вдвойне виноватым: в том, что произошло и что ему приходилось сейчас обманывать.

— Ничего, малыш, все будет хорошо, — произнес Зотов, обняв женщину. — Я связался с управлением: тебе дают путевку в санаторий на Карельском перешейке — это где-то под Ленинградом. Ты должна знать, ведь коронная, питерская.

— Я только родилась там и прожила несколько лет, пока не умерла мама. Потом я была в Ленинграде еще два раза: на экскурсии и с Сан Санычем.

— А это еще кто?

Елена Николаевна улыбнулась:

— Потом как-нибудь расскажу.

— Ну нет, — Зотов притворно погрозил пальцем и скорчил физиономию ревнивца. — Давай, выкладывай.

— Ну ладно, Бог с тобой. Я познакомилась с этим типом совершенно случайно, и он сразу покорил мое сердце. Жил Сан Саныч чрезвычайно роскошно, деньгами сорил направо и налево, прислуга чуть ли не на коленях ползала перед ним, ублажая хозяина. Я, жившая по советским меркам. довольно хорошо, была поражена размаху этого человека и, честно говоря, потеряла рассудок. Сан Саныч со своей стороны окружил меня такой заботой и вниманием, моментально исполняя любую просьбу, что я действительно почувствовала себя королевой… Через две недели после знакомства Сан

Саныч сообщил, что должен немедленно вылететь в Ленинград по очень важным делам и с удовольствием возьмет меня с собой. Я, конечно же, согласилась. Поселились мы в Астории, и каждое утро, вставая с постели, я смотрела на величественный Исаакиевский собор. Сан Саныч снял номер интерлюкса и по его просьбе я говорила исключительно по-английски. Меня это несколько удивило, но не составило большого труда, так как я владею языком в совершенстве. Потом я поняла, что у него была своя игра, и он выдавал меня за иностранку. Несколько раз мы были на великосветских приемах, на роскошных дачах, в особняках. Но райская жизнь продолжалась недолго. Через несколько дней после приезда Сан Саныч исчез. Он испарился буквально на одном из приемов. Я помню, что к нему подошел какой-то мужчина и…

Тут Елена Николаевна замялась. Глаза ее испуганно заблестели. Зотов удивленно посмотрел на женщину. Наконец она пришла в себя.

— Извини, я отвлеклась.

— Ничего-ничего, продолжай.

Елена Николаевна еще несколько мгновений помолчала и, видимо, собравшись с мыслями, продолжила:

— В общем, после разговора с неизвестным мужчиной Сан Саныч исчез, и я, кажется, знаю, кто был этим неизвестным.

Зотов вопросительно посмотрел на Бортник. Он вдруг почувствовал, что стоит на пороге новой тайны.

— Этим мужчиной был Саблин, — наконец выговорила она.

Дмитрий Николаевич закашлялся. "Черт возьми! — подумал он. — Не много ли для одного полковника?"

— Да, это был он, — уверенно сказала Елена Николаевна. — Еще при первой встрече в Москве мы поняли, что знаем друг друга, но не могли вспомнить, где именно встречались. Теперь я вспомнила.

— А ты уверена, что он не вспомнил об этом первым?

Елена Николаевна пожала плечами и взволнованно посмотрела на майора.

— Все может быть. На торжественном вечере в день нашего приезда он как-то странно смотрел на меня. Я тогда не поняла его взгляда, но теперь мне все ясно. На вечере здесь и на приеме в Ленинграде я была в одном и том же платье. Он вспомнил меня, я в этом уверена.

Майор задумчиво покачал головой:

"Так вот почему полковник подставил Лену, хотя она со своим зондированием к тому времени уже не представляла опасности. Он боялся, что она вспомнит его."

— Что было дальше?

— Я прожила в гостинице до тех пор, пока не закончился срок оплаты. Сан Саныч так и не появился, а денег для дальнейшего проживания в апартаментах у меня, естественно, не было. Я улетела в Москву. Через два дня по возвращении домой ко мне пришел милиционер. Он расспрашивал о Сан Саныче, о его знакомых, но я ровным счетом ничего не знала. Я ему так и сказала.

— А он?

— Он вошел в мое положение и обещал не заносить мою фамилию в протокол. Со своей стороны милиционер просил так же помалкивать обо всем случившемся, и вообще, забыть о существовании Сан Саныча в моих же интересах. Я была рада, что так легко отделалась.

Зотов задумался. Не нравились ему все эти случайности и добрые милиционеры. Он твердо верил, что в этой жизни все закономерно, все подчинено чьей-то невидимой твердой воле.

— А ты уверена, что к тебе приходили из милиции? — спросил Зотов после некоторого молчания.

— Он был в форме и показал удостоверение.

— Ты запомнила фамилию?

— Бог с тобой! Конечно, нет, я так перепугалась!

Дмитрий Николаевич улыбнулся, как улыбаются наивным несмышленым детям:

— Я думаю, ты ошиблась. Ни один сотрудник не возьмет на себя ответственность умалчивать твою фамилию, зная, что ты работаешь в "системе". Если, конечно, он не имеет собственного интереса. Скорее всего, это был один из банды, может быть, даже из управления МВД. Он решил выяснить, знаешь ли ты что-нибудь. Прости, но твое святое неведение оказалось решающим, и они оставили тебе жизнь. Хотя подобная доброта не в — правилах этих ребят. В твою пользу сыграло и то обстоятельство, что лишний труп, да еще человека из системы КГБ — это лишняя головная боль для банды. Ты действительно легко отделалась!

27

Новые сведения, полученные от Бортник, несколько поколебали уверенность Зотова в связях Кудановой и Саблина. Получалось, что у полковника были и свои причины убрать Елену Николаевну.

"Нет, — думал майор, напрягая всю свою интуицию, — я слишком хорошо знаю Саблина. Без связи с Кудановой он ни за что не возглавил бы группу захвата. Чтобы подставлять свою голову под пули, должна быть очень веская причина, и таковой является их совместная деятельность. Саблин понимает, что если накроется Вера Александровна, то автоматически и ему придет конец. Что же касается Лены и Черкова — то это действительно стало для полковника удачным стечением обстоятельств."

Из санчасти Зотов прошел к Мизину. Профессор полулежал в кресле о чем-то задумавшись.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Меня очень волнует состояние Бортник.

Профессор покачал головой и вздохнул:

— Меня тоже. Я попытался частично блокировать ее память, но, видимо, на каком-то уровне сознания, вернее, подсознания что-то осталось, какие-то следы программы или ее интерпретация, образовавшаяся в больном мозге.

— И что же, ничего нельзя сделать? Неужели эти сны так и будут преследовать ее всю жизнь?

Мизин пожал плечами:

— Думаю, что нет. Я сейчас изучаю разработку Черкова и выяснил, что профессор использовал своеобразный гибрид, состоящий из "фильмов ужасов" и нашей методики "одурачивания". В итоге получилась очень компактная и быстродействующая программа, в отличие от предыдущей, рассчитанной на несколько дней. Я думаю. мне удастся найти противоядие, несмотря на то, что Черков использовал особый метод проникновения в клетки мозга.

— Значит, Лена видела все, как в кино?

— Нет, конечно, нет, — Мизин покачал головой. — Это намного сложнее, так как "ужасы" воспринимались не зрением, слухом или осязанием, а зарождались в самом мозгу. Попросту говоря, определенные сигналы воздействовали на соответствующие отделы мозга и вызывали у нее больное воображение. В том и заключается вся хитрость, что зараза сидит в самом человеке. Как таковой информации, что именно должен видеть пациент, сигналы в себе не несут. Они лишь возбуждают мозг, и тот начинает усиленно действовать. Даже обычного человека иногда посещают кошмары, а если этот человек еще и видит все это в жизни, то можете себе представить, какие ужасы возникали в голове Елены Николаевны, учитывая специфику ее работы.

— Это повлияет на ее психику в будущем?

— Кто знает. Если бы ей удалось выйти из "системы" или хотя бы сменить разработки.

Майор криво усмехнулся. Бортник могли оставить в покое только в том случае, если все медицинские светила дали бы однозначное и категорическое заключение: "к работе непригодна". Но никто такого заключения не даст, ведь Елена Николаевна практически здорова.

— Я попробую полечить Лену нетрадиционными методами, — продолжал Мизин. — Я же колдун.

— А хуже не станет?

— Нет, конечно. Это я вам обещаю, — заверил профессор и, слегка замявшись, добавил. — Если вы переговорите с руководством, чтобы мою командировку в "Колумбию" перенесли на пару недель.

— Ах ты, черт! — в сердцах произнес майор. — Совсем забыл, что вы послезавтра улетаете.

"Колумбией" на языке Зоны назывался спецполигон, расположенный в Средней Азии. Там проходили обучение бригады и группы террористов, тщательно отобранные на роли убийц. После подготовки их засылали в различные интересующие КГБ страны, где они выполняли задания, начиная от обычных покушений на лидеров и кончая созданием беспорядков и кризисов, вызывая тем самым справедливое негодование пролетариата и поднятие у него революционного духа.

В последние годы в программу обучения входило и тайное кодирование курсантов, скрытое под различные медосмотры, тестирования и т. д. Сами бойцы об этом не догадывались.

Именно с целью кодирования и выезжал периодически в свои командировки профессор Мизин.

— Насчет вашего отъезда я попробую договориться, — после минутного раздумья произнес Зотов. — Сейчас главное — это вылечить Лену.

28

Не следующий день прикатила долгожданная комиссия из Москвы, возглавляемая генералом Быковым.

Набелин, Зотов и оба их заместителя вызванные из отпуска, носились по Зоне, сдирая шкуры с подчиненных, зная, что их собственным шкурам грозит опасность.

Комиссия работала почти неделю, и все это время Зону будоражило. Но, как это обычно бывает, ураган прошелся по верхам. Быков и его люди улетели, прихватив с собой полковника Набелина и Саблина.

Все убийства свалили на Черкова. То, что в минуты припадка профессор зверски измывался над своими подопытными, особо никого не волновало, но покушения на офицера КГБ и двух докторов наук — это было уже слишком. Кроме того, необходимо было выяснить для каких целей и для кого готовил профессор "левых" зомби. Благодаря Саблину следствие пошло по ложному пути, пытаясь раскрутить возможные связи Черкова. Зотов не мешал этому, по возможности оставаясь сторонним наблюдателем. Он знал, что рано или поздно Быков найдет козла отпущения, а точнее, создаст его сам. Но это уже было головной болью генерала Орлова.

Все это время Елену Николаевну тщательно скрывали от постороннего глаза. Она лежала в изоляторе под постоянным наблюдением врачей и Мизина. Зотов с огромной радостью и облегчением видел, что состояние любимой с каждым днем улучшается. Он бы сутками сидел у. ее постели, но служба позволяла это делать только утром и вечером.

Не успел закончиться ужин, как майор уже был в медчасти.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — произнес он, присаживаясь на кровать. — Еще пару дней, и прощай больничная палата.

Бортник улыбнулась:

— Я уже устала бездельничать.

— Ну, до работы тебе еще далеко. Сначала санаторий.

Женщина вздохнула и хотела что-то сказать, но передумала. Зотов заметил это и вопросительно уставился на нее. Бортник отвернулась. Она встала с кровати и заходила по комнате, делая на ходу гимнастические упражнения. Майор хотел уже что-нибудь спросить, скрашивая затянувшуюся паузу, но Елена Николаевна опередила его.

— Ты знаешь, Дима, мне кажется, да нет, я уверена, что не смогу больше работать на Зоне и вообще в Системе.

— Почему? — спросил он, подумав про себя: "Наконец-то". В глубине души он уже давно знал, что этим и должно все закончиться, и тяжело вздохнул.

— Тебе будет трудно понять.

— Ну ты попробуй, а там решим, — настаивал майор.

Зотов знал, что все, кто попадал в Систему, независимо от своего положения, становились ее узниками, узниками смерти. Все это рано или поздно понимали, смирившись со своей участью пожизненных заключенных.

— Понимаешь, — продолжала Бортник, — я и раньше часто задумывалась о своей работе. То, что мы делаем, ужасно, это противоречит Божьим законам, законам жизни. Меня поддерживало лишь одно — вера, что мои знания помогают тысячам людей. Но жить благодаря страданиям и мучениям других, пусть даже преступников — это грех. Я так больше не могу. Я уверена, что происшедшее со мной — это Божья кара за грехи, что я сотворяла в дьявольском омуте, из которого у меня не было сил выбраться. Но теперь я выберусь, я дала клятву, что отныне не нарушу ни одной заповеди гуманизма.

Майор пожал плечами,

— Гуманизм гуманизму рознь. Он тоже бывает разный.

— В устах словоблудов может быть. Истинный же всегда один.

— Не всегда, вернее, он бывает и ложным. Взять хотя бы практику спасать жизнь новорожденным, заранее зная, что они будут дебилами, инвалидами без рук, ног или вообще безобразными калеками. Врачам лишь бы уменьшить процент смертности, но хоть раз они задумывались над тем, каково потом жить их пациентам и родителям. Доктора ссылается на то, что жизнь — самое прекрасное, данное нам Богом, но без их вмешательства Господь давно бы забрал этих детей к себе. Кроме того, жизнь калеки не может быть счастливой. Новорожденный обречен всю жизнь страдать от своего уродства, своей неполноценности, видеть другую жизнь и не иметь возможности жить этой жизнью, постоянно мучиться от вопроса: почему я не такой, как все, за что я лишен обыкновенного счастья быть здоровым? Хоть один из врачей, кричащих о гуманизме, ставил себя на место спасенного им ребенка? В конце концов калека проклянет тех, кто из ложного гуманизма оставил ему жизнь, и будет абсолютно прав. Эти дети одиноки и, хотя у нас говорят о прекрасных условиях их содержания, — это все ерунда, эти разговоры лишь скрывают проблему. А родители? До конца дней своих ухаживать за больным, не имея возможности жить-нормальной человеческой жизнью и рожать нормальных детей. Но родители не вечны, и тогда калека останется один на один против нашей ублюдочной жизни, беспомощный, несчастный, никому не нужный. Зачем все это, скажи мне? Зачем нужен такой гуманизм и кому он нужен? Детям, родителям, врачам, а может, нашим политиканам или этим фанатикам-пацифистам, мать их за ногу!

Зотов зло сплюнул. Он не на шутку разошелся, подсознательно пытаясь отойти от основного вопроса: как быть с Леной?

Бортник с беспокойством наблюдала за ним.

— Не волнуйся, Дима. Чтобы решить этот вопрос, надо спросить мнение у самих инвалидов.

— Я спрашивал и знаю их ответ. На предыдущей работе в почтовом ящике у меня был цех, где работали дебилы из дома инвалидов. На них больно было смотреть и больно не только от вида их душевных и физических страданий, но и от сознания того, что сами-то они не виноваты в своем уродстве, не виноваты в своей жизни, полученной благодаря нашим врачам.

— А как же насчет подопытных в лабораториях Зоны?

— Это другое дело. Не путай заслуженную кару с человеческой тупостью. У нас в тяжелых муках дохнут маньяки, убийцы, отъявленные негодяи. Может, где-то в душе чисто по-человечески, мне их и жаль, хотя, честно говоря, нет, я не испытываю к ним никаких чувств. Они получили то, что заслужили. Но я-то тебе начал говорить о невинных душах — о детях. Чем они провинились перед человечеством? Почему люди обрекают их на бесчеловечные муки продолжительностью в жизнь? Почему врачи берут на себя ответственность решать их судьбы и у гуманистов нигде не екает?

— В отношении этого я с тобой согласна, но не нам решать подобные проблемы.

— А почему, черт возьми?! Или мы с другой планеты? До чего у нас любят кивать друг на друга.

— Дима… — Бортник обняла майора, нежно поглаживая по голове, как обиженного ребенка. — Я с тобой полностью согласна.

Он вздохнул и улыбнулся:

— Ты права. Не нам решать такие проблемы. — Зотов моментально успокоился и взял руки женщины в свои. — Так что же мне с тобой делать?

Он не отрываясь смотрел на женщину, любуясь ее глазами, глубокими, как два родниковых озера. Он любил смотреть в эти глаза.

— Не знаю. Я согласна на все, лишь бы не видеть больше этого ада.

— Надеюсь, ты понимаешь, что из Системы просто так не выходят? Тебе придется исчезнуть самой, если не хочешь, чтобы тебе помогли товарищи из управления.

— Не понимаю…

— Если ты откажешься работать, то в скором времени можешь погибнуть в автомобильной катастрофе или еще как-нибудь. Ты слишком много знаешь. чтобы рисковать. У тебя два варианта: уйти за бугор или скрыться в Союзе. Я думаю, что пока лучше последнее. Тебе нужно будет сменить имя и фамилию, место жительства. устроиться на работу в какую-нибудь маленькую конторку. а лучше всего дворником.

— Почему дворником?

— Да потому, что в ином месте ты можешь нечаянно проявить свой интеллект, вызвав нежелательное любопытство сотрудников. Будучи же дворником, ты будешь общаться лишь с ведрами да тряпками, а они более надежны в смысле молчания.

Елена Николаевна рассмеялась, но в ее смехе было мало веселого. Над всем, что сказал Зотов, она уже думала, но надеялась, что майор развеет ее опасения. Этого не случилось, но Бортник уже твердо приняла решение и сворачивать не собиралась.

— Значит, мне придется исчезнуть, — произнесла она, и Дмитрий Николаевич понял, что это действительно серьезно.

— Почему ты согласилась работать в Системе?

Бортник усмехнулась:

— Ты думаешь, я сознательно оказалась в этом аду? Нет. Я была молодой наивной дурочкой. Мне импонировало, что я прямо со студенческой скамьи буду работать в лучшем институте с выдающимися профессорами. Я гордилась, что своей работой приношу огромную пользу своему народу и стране. Да и с материальной стороны это было выгодно. Почти сразу я получила все: квартиру, машину, положение в обществе. Система затягивала меня в свои коварные сети постепенно, незаметно, до тех пор, пока обратного пути уже не было. Разве у нас есть выбор? Кто не с нами — тот против нас. Это извечный принцип нашего существования. Но ты поможешь мне?

— Да. Я сделаю для тебя все.

— Поцелуй меня…

Майор понимал, что решение Бортник порвать с Системой — не просто очередной женский каприз. Такими вещами не шутят и, прежде чем решиться, все хорошо обдумывают. Обычно людей толкает на это несколько причин: глубокий душевный кризис, чрезвычайное событие, выбившее из под ног почву и перевернувшее идеалы в которые некогда верил, и т д. Бортник с самого начала приняла Систему в штыки, но та приручила ее, хотя и не подавила. Неприятие не исчезало, оно лишь накапливалось внутри женской души, чтобы в один прекрасный день прерваться наружу. Огромное нервное потрясение послужило толчком к этому и, хотя Бортник практически ничего не помнила, подсознательно все уже было решено, и обратный путь отрезан навсегда.

29

— Разрешите войти?

— Входи.

— Сержант Машков по вашему…

Зотов жестом прервал рапорт сержанта и предложил ему сесть.

— Как дела? — спросил майор, протягивая Машкову сигареты, но, вспомнив, что тот не курит, снова убирая их в стол.

— Нормально, товарищ майор. Как говорится: "Служу Советскому Союзу!"

— Молодец, сержант. Завтра на батальонном разводе зачитают приказ о твоем награждении: отпуск на родину. Так что готовься.

Сержант засиял, как начищенная бляха на его ремне.

— Спасибо, товарищ майор!

— Да мне-то за что? Ты давно заслужил. Вернешься из отпуска — "старшего" получишь. Но это между нами.

— Могила, — протянул сержант, вспотев от удовольствия.

— И еще. К твоему отпуску и прибавлю три дня командировочных. Ты же питерский?

— Так точно!

— Во-от. По этому адресу, — майор протянул Машкову лист бумаги, — отвезешь моему другу посылочку.

Зотов достал из сейфа две литровые банки с вареньем. Оно было густое, темное, и сержанту даже в голову не пришло, что в банках, кроме того, что он видел, был еще и небольшое письмо-инструкция зотовскому приятелю.

— Насколько я знаю, — продолжал майор, — Павловск находится рядом с Ленинградом.

— Да. Полчаса на электричке.

— Сначала отвезешь варенье, иначе можешь опоздать — мой друг вот-вот должен уехать. И не дай Бог с банками что-то случится! Понял?

— Так точно! Все будет в лучшем виде!

Машков готов был не то что две банки — цистерну толкать впереди себя до самого Ленинграда, лишь бы оказаться дома.

— Ты был в группе захвата вместе с полковником Саблиным. Как он вел себя? — без всяких предисловий спросил Зотов, в упор смотря на сержанта.

— Да нормально вел, — медленно ответил Машков. — Пер, как танк, я даже удивился.

— Чему?

— Ну, штабист все-таки, московский, — как бы оправдываясь, произнес сержант. — Рыскать по лесу навыков мало.

— Значит, он хорошо рыскал?

— Честно говоря, в данном случае и дурак бы не заблудился. Следы были очень четкие, и собаки шли уверенно.

Зотов задумался, снова вытаскивая сигареты.

— Так значит, Саблин шел уверенно, — как бы спрашивая и одновременно утверждая, произнес майор. — Ну что ж, и москвичи что-то умеют. Да?

Машков еле сдержал себя, чтобы не улыбнуться, когда Зотов то ли специально, то ли непроизвольно сравнил Саблина с собаками.

— Так точно, — ничего не понимая, но решив благоразумно согласиться, выпалил сержант. Сам же подумал: "Видать, вдуют полковнику по самые уши. Не зря Зотов землю роет."

— Теперь, вроде, все, — подвел черту майор. — О нашем разговоре помалкивай. Если вопросов больше нет — свободен.

— Когда выезжаю?

— Завтра вечером.

— Разрешите идти?

Зотов кивнул.

Прошло три дня. После завтрака Зотов спустился в медчасть к Елене Николаевне.

— Запомни сегодняшнее число. С седьмого июля у тебя начинается новая жизнь, — произнес он и поцеловал женщину. — Вечером, если мне удасться переправить тебя в Ленинград, я отправлю генералу шифровку. что после внезапного осложнения ты скончалась, как говорится, в одночасье.

— А как же врачи? Не заложат?

— Не думаю. Они знают, что если откроют рты, то придется тоже самое сделать и мне, сообщив об их нелегальной торговле человеческими органами.

— Да у тебя тут бардак, товарищ майор.

— Нужно везде иметь своих людей.

— А как Мизин? Но он не выдаст, я с ним поговорю.

— Да уж, пожалуйста. Хотя на крайний случай и на него у меня найдется компромат.

— Ты опасный человек.

— Работа такая… В Ленинграде тебя встретит мой человек и предоставит жилье. Он же поможет с документами, работой, деньгами. А теперь пошли, времени мало. -

Они спустились в отсек для контейнеров. Елена Николаевна удивленно окинула взглядом холодное неуютное помещение, свинцовые и стальные ящики и черное отверстие шахты для спецотходов.

— Ты что, решил меня пустить в расход, как использованный материал? — попробовала отшутиться доктор, но получилось мрачновато.

— Наоборот…

Майор подвел женщину к одному из контейнеров и открыл крышку. Внутренние стенки были выложены поролоном и из него же сделано что-то наподобие кресла.

— Тебе придется провести в этом ящике около четырех часов. Отверстия для воздуха есть — сам проделывал. Под креслом термос с кофе. Отдыхай, набирайся сил, я думаю, тебе будет удобно. И постарайся не чихать и не кашлять.

Доктор пожала плечами и неуверенно залезла в контейнер. Зотов, улыбнувшись ей на прощание, быстро закрыл крышку, поставил пломбу, осмотрел еще раз со всех сторон стальной ящик и вышел из отсека.

Поднявшись наверх, он сообщил дежурному, что контейнеры готовы к отправке.

Через четыре часа в аэропорту, когда контейнеры уже были перевезены от вертолета к грузовому самолету ВВС и ждали погрузки, Зотов, отпустив солдат в местный буфет, подошел к одному из стальных ящиков и тихо постучал по крышке.

— Как ты там, жива еще?

— Долго мне сидеть в этом гробу? — послышался в ответ приглушенный голос женщины.

— Все, приехали.

Он быстро сорвал пломбу и вскрыл контейнер.

— Иди в аэровокзал и жди меня у касс, — произнес Зотов, помогая Елене Николаевне вылезти.

Он проводил ее взглядом до дверей здания и посмотрел на часы.

— Опять опаздывает, — покачал он головой, но не успел закончить фразу, как на поле выскочил грузовик и на полной скорости помчался к Зотову.

Громыхая и скрипя тормозами, машина остановилась рядом с контейнерами, и из кабины вышел улыбающийся шофер-кавказец.

— Здорово, начальник. Ну спасибо, мне как раз такой ящичек и нужен, — он радостно обнял майора, хлопая его по спине огромными ручищами. — Рафик и раньше был твоим должником, а теперь слуга навек.

— Забирай быстрее и сваливай!

— Понял! Ребята, за дело!

Из крытого кузова выскочили три человека и поднатужившись, закинули контейнер в машину.

— Ну, бывай, начальник!

Машина исчезла так же быстро, как и появилась. Дмитрий Николаевич, проследив за погрузкой в самолет оставшихся контейнеров и передав сопровождающие документы подъехавшему лейтенанту, наконец-то свободно вздохнул и направился в здание аэровокзала.

А еще через час Елена Николаевна подлетала к Ленинграду.

"В Питере, как всегда, дождь, — констатировала она, тоскливо смотря в иллюминатор. — И темнота. Я почему-то всегда приезжаю на родину вечером."

Мысли женщины были невеселые. Неизвестность пугала ее, но прошлое было еще страшнее. Единственное, что успокаивало — это Зотов. И хотя его не было рядом, каждую минуту она чувствовала незримое присутствие этого человека. Его сила, уверенность, выдержка передавались и ей, так нуждавшейся в этом в данную минуту.

Встреча с "другом" прешла как по сценарию. Отличительные знаки, обмен паролями, и вот они уже мчатся в машине по Московскому проспекту к центру города.

— Куда вы меня привезли? — спросила Бортник, вылезая из машины.

Они находились в темном колодце старого высокого дома. Мрачные, заплесневелые, мокрые стены, грязные окошки, мусор под ногами окружали со всех сторон.

— Это, конечно, не интеротель, но внутри, я думаю, будет получше, — произнес друг, предлагая женщине войти в один из подъездов.

— Надеюсь.

Елена Николаевна брезгливо съежилась, боком вошла в двери и, стараясь не прикоснуться к обшарпанным исписанным стенам, стала подниматься по крутым ступенькам.

— Это что, черный ход?

— Был до революции.

Поднявшись на третий этаж, друг подошел к массивной кованной железом двери и, достав связку ключей, стал по очереди открывать многочисленные замки.

Квартира оказалась небольшой, но очень милой, со вкусом обставленной в восточном стиле.

— Тут что, какой-нибудь шах скрывается? — спросила Бортник, с интересом осматривая весьма дорогое убранство.

— В данном случае — шахиня.

— Я здесь надолго?

— Пока не знаю. Могу с уверенностью сказать лишь одно: вам не следует пока выходить за пределы этой квартиры. Все необходимое для жизни в шкафах и в холодильнике.

— Так значит, я пленница?

Друг улыбнулся:

— Скорее, разведчица, ушедшая на дно.

— Про дно вы правильно сказали, но мне от этого не легче, — вздохнула она, подумав: "А что я, собственно говоря, ною? В моем положении надо помалкивать и радоваться, что так все удачно складывается. Тьфу, тьфу, тьфу… "

Она постучала по столу и уставилась на друга. Тот улыбнулся, видимо, уловив мысли женщины.

— Что со мной будет дальше?

— Простите, но это не входит в мою компетенцию. Пока не входит. Я жду дальнейших указаний от Дмитрия Николаевича.

30

Вот уже несколько дней у Зотова было чемоданное настроение: он знал, что на Зоне ему осталось жить недолго.

Несмотря на свою непоседливость, майор был консерватором и не любил крутых перемен. Он уважал стабильность. уверенность в завтрашнем дне. С самого начала зная, что служба чекиста — перекати-поле, он все же не мог свыкнуться с этим и очень негативно относился к подобным переменам.

Он знал, что в глубине души будет тосковать по Зоне, как тосковал по всему, во что вкладывал душу.

Он сидел в кресле у себя дома. Он открыл глаза и обвел взглядом квартиру. Всю противоположную стенку занимали застекленные полки, в которых стояли модели самолетов и вертолетов, Модели, в основном, были из Чехословакии, Польши, Германии, Англии. Майор их сам: склеивал, наносил боевую окраску, опознавательные знаки и бережно ставил на полочку. Мальчишки постоянно ходили к Дмитрию Николаевичу и часами смотрели на мини-музей боевой авиатехники, пока хозяин подробно рассказывал им о каждом самолете.

Почти все мужчины на Зоне имели свое хобби. Тот. кто не занимался рукоделием, как Зотов, просто что-нибудь коллекционировал: марки, значки, этикетки от спичечных коробков, а один даже этикетки от советских и импортных спиртных напитков, хотя сам был трезвенником. Он обклеивал ими комнату, и жена первое время ругалась, настаивая, чтобы супруг купил себе альбом, как делают это все его добропорядочные друзья, и вклеивал этикетки туда. Но разве женщина может что-нибудь понимать в этом?

Майор печально посмотрел на свою коллекцию: что будет с ней? Черт возьми, что будет с ним самим?!

Через три дня, когда товарищи по работе попрощались с невинно убиенной Еленой Николаевной Бортник, майор повез капсулу с ее прахом в последний путь — в город Ленинград, чтобы похоронить рядом с могилой матери.

Ленинградские товарищи из Большого дома на Литейном были предупреждены, поэтому похороны прошли быстро и по-деловому.

Зотову очень хотелось приехать к Лене на новую квартиру, но еще на кладбище он заметил за собой "хвост". Кроме того, на Зоне он получил приказ срочно прибыть на Лубянку. Учитывая эти два обстоятельства, майор сразу же после похорон поехал в аэропорт. Встреча с любимой откладывалась на неопределенный срок.

В аэропорту, обманув своего соглядатая, Зотов улучил момент, чтобы бросить в почтовый ящик заранее приготовленное письмо с дальнейшими инструкциями своему другу.

Вот, наконец, и самолет. Зотов занял место. Соглядатай был тут как тут.

Майор полулежал в кресле, уставившись на табличку "Не курить". Он знал, что начальство вряд ли помилует его — слишком много было допущено ошибок. Конечно, половину из них майор собирался списать на Саблина, но вторая-то половина оставалась. В лучшем случае Зотова ждала "тьмутаракань", в худшем — несчастный случай. Начальник Зоны вылетел две недели назад и до сих пор о нем ничего не известно. Теперь настала очередь майора.

"А может, плюнуть на все и исчезнуть вместе с Леной? — думал Зотов, понимая, однако, всю безнадежность ситуации. — Хотя уже поздно. Вот он, мой "хвост". Сидит, гад, глазки прикрыл, а так и зыркает, чтобы я случайно из самолета не выпрыгнул. Может, они вообще меня около трапа возьмут. Под белые рученьки и на персональной машине прямо к шефу."

Внизу замелькали посадочные огни. Толчок, шорох колес о бетонную полосу и наконец остановка. Наступил момент полного затишья, когда уставший самолет встал, как вкопанный, в последний раз взревев турбинами, и все облегченно вздохнули: "Прилетели".

Майор тоже вздохнул, но тяжело и по другому поводу. Подойдя к выходу, Дмитрий Николаевич увидел черную ’Волгу". Группа товарищей стояла по обе стороны трапа с рожами, как у Мюллера.

Зотов усмехнулся:

— Это конец, — подумал Штирлиц, — произнес майор.

Услышав его слова, стюардесса улыбнулась и с интересом посмотрела на Дмитрия Николаевича, но он уже спускался по трапу.

Не говоря ни слова и без особого приглашения Зотов сел в машину. Товарищи мысленно поблагодарили его за понимание ситуации. Заполучив долгожданного пассажира, "Волга" взревела, резко дернулась с места, визжа колесами, и помчалась к шоссе.

Сотрудник, прикрывавший в самолете глаза, ничуть не удивился подобному исчезновению своего клиента. Но каково же было его удивление, когда в здании аэропорта к нему подошли другие товарищи в штатском и показали пароль для продолжения слежки.

— Так его же увезли, — выдохнул сотрудник, вступая в открытый разговор и нарушая инструкцию конспирации.

Товарищи переглянулись:

— Как это "увезли", когда вам было приказано принять его у тебя и вести до Управления?

— Да вот так! Подкатила ваша машина к трапу и адью.

Ничего не понимая, но предвидя большие неприятности, чекисты бегом направились к своему авто.

А в машине, где ехал майор, он уже через минуту понял, что его не повезут в Управление: машина повернула в противоположную сторону. На арест это тоже мало походило, так как обыск не был произведен и пистолет по-прежнему висел у майора подмышкой.

— Куда едем? — спросил Зотов у молчаливых попутчиков.

— Прямо.

Дмитрий Николаевич усмехнулся. С этими ребятами все было ясно, во всяком случае, желание задавать вопросы у майора отпало. Он смиренно сложил руки на коленях и лишь посматривал в стороны. В голове возник вопрос: "А не люди ли это Кудановой-Саблина?", и он тут же начал прокручивать возможные варианты "заднего хода".

Примерно через полчаса машина остановилась у особняка. Ворота открылись сразу: видно, висевшие по бокам телекамеры были отнюдь не архитектурным украшением.

Двор оказался довольно большим: аккуратные газоны, клумбочки, серебристые ели. Здание было сталинской эпохи — величественное и холодное, с орнаментом из серпов, молотов, звезд по фронтону.

Навстречу машине вышел моложавый подтянутый офицер в штатском. Зотов облегченно вздохнул — он узнал в офицере адъютанта своего шефа. Капитан предложил Дмитрию Николаевичу следовать за ним.

Внутреннее убранство особняка было роскошным и казенным одновременно. Почему-то в смысле дизайна все генералы поразительно схожи во вкусах, точнее, в безвкусице.

Перед массивной дубовой дверью сопровождающий сделал знак Зотову остановиться. Сам он прошел внутрь. Через пару секунд адъютант снова появился и, забрав у майора пистолет, предложил войти.

Комната, в которую попал Дмитрий Николаевич, была рабочим кабинетом. В глубине стоял мощный, старой закалки письменный стол, за которым чуть сгорбившись, сидел генерал Орлов. В свои пятьдесят восемь лет он выглядел на десять лет моложе. Сильное волевое лицо, мощные скулы и достаточно широкий лоб. Несмотря на легкую сутулость, у него была фигура борца, и даже в штатском костюме в нем без труда угадывался генерал.

Зотов подтянулся и, сделав чеканный шаг вперед, отрапортовал:

— Товарищ генерал-майор госбезопасности, майор Зотов по вашему приказанию прибыл.

— Ну, во-первых, не сам прибыл, а доставили, — генерал оторвался от бумаг и посмотрел на Дмитрия Николаевича. От этого взгляда у майора прошел легкий холодок между лопаток. — А во-вторых, садись.

Зотов послушно сел, уставившись на шефа. Главное было выдержать его взгляд, быть спокойным и уверенным.

— Рассказывай, — глаза генерала слегка потеплели. Или майору это только показалось. — С самого начала и поподробнее.

Зотов набрал полные легкие воздуху и начал свое повествование…

Генерал сделал вид, что задумался, хотя давно уже знал, о чем спрашивать майора и его дальнейшую судьбу.

— Скажи, Зотов, — наконец вымолвил он. — По твоим прикидкам, сколько еще экземпляров могла подготовить Куданова нелегально и сколько из них гуляет сейчас на свободе?

Это был каверзный вопрос, но отступления не было. Майор пожал плечами:

— Трудно вычислить. По документам через руки только одной Веры Александровны прошло двадцать три экземпляра. Все они были заказом Управления и ушли дальше по этапу. Что же касается "бросового материала" для серийных опытов, то за три года Куданова отправила в могильник более четырехсот подопытных.

— А проверить, сколько человек в могильнике?

— Это невозможно. Даже если его вскрыть, ни одна экспертиза не определит, сколько там человек и есть ли они вообще. Их распыляют особым способом прямо в лаборатории, а затем в контейнерах вместе с другими отходами переправляют в могильник через шахту для спецотходов.

— Значит, контроль смертности только на бумаге?

— В общем, да. Идет обычный производственный процесс, конвейер.

— Скажи, майор, тебя не шокирует то, что ты сейчас говоришь?

— Я уже привык.

— Но, надеюсь, ты понимаешь, под чем подписываешься? Это значит, что на свободе может гулять целая группа неучтенных зомби. Да если ты окажешься в следственном изоляторе, наши громилы из тебя все жилы повытаскивают.

Майор понял, что сейчас застенки КГБ его миновали. Иначе зачем бы тогда генерал заводил этот разговор? Подобная же неконтролируемость зомби тщательно скрывалась от руководства вообще и партийного тем более. В противном случае переполох в благородном семействе мог принять непредсказуемый оборот.

— Что ж, майор, ошибок ты, конечно, сделал предостаточно. Но, я думаю, мы спишем их на пословицу: "Не ошибается тот, кто ничего не делает". То, что ты, несмотря на чувство самосохранения, несмотря на нажим Саблина, все-таки не закрыл дело и довел его до конца — это тебе плюс. Это, пожалуй, единственное, что перевесило чашу весов при решении твоей дальнейшей судьбы.

Майор не сдержал улыбку.

— Улыбайся, Зотов, пока улыбается. А теперь слушай меня внимательно, — генерал сделал паузу, впившись глазами в Дмитрия Николаевича. — С сегодняшнего дня официально ты в отпуске, а затем будешь якобы переведен на Дальний Восток. В действительности пойдешь в группу майора Корнеева. Знаешь такого?

— Вальку, что ли? Простите, Валентина Семеновича? Мы с ним друзья.

— Да, его. Жить будешь по этому адресу… — генерал протянул листок бумаги. — Квартиросъемщики на два года завербовались в Алжир, так что хозяйничай. В Управление ни шагу. Остерегайся людей Быкова. Сейчас тебя отвезут на ближайшую станцию метро, а там дуй прямо на квартиру. Смотри, чтобы "хвоста" не было. Утром к тебе подъедет Корнеев, подробно проинструктирует и введет в курс дела.

Пока генерал говорил, Зотов думал: говорить ему о Сан Саныче или обождать. Теперь он решил сначала посоветоваться с Валентином, а там видно будет.

Генерал встал и протянул Зотову руку.

— Счастья тебе, майор. Оно тебе теперь очень понадобится. Задание будет непростое, но ты парень бравый, я тебе верю. С Богом!

Мужчины крепко пожали руки. Зотов на прощание вытянулся в струнку и круто повернувшись, направился к двери. У самого выхода генерал остановил его.

— Запомни, Дмитрий Николаевич, майор Корнеев поручился за тебя своей головой. То, что ты жив, — и его заслуга тоже.

— Я запомню это.

В коридоре ждал адъютант. Он вернул табельное оружие и, как всегда, вежливо и холодно предложил Зотову следовать за ним.

"Ну, майор, — покачал головой Дмитрий Николаевич, — кажется, мечты твоей далекой юности начинают сбываться. Но вот рад ли ты этому теперь? А впрочем, служба есть служба. Хорошо, что буду работать в одной упряжке с другом. Главное, что поверили, но вот какое задание меня ожидает?"

Когда Зотова выкинули у метро, на улице окончательно стемнело. Людской поток подхватил майора и стремительно понес вперед, кружа в водоворотах, выплескивая на берег и снова поглощая своей живой массой. Майор всегда любил толпу, но понял это только на Зоне. Приезжая в командировки, он с удовольствием погружался в бешеный ритм столичных улиц, чувствуя себя, как рыба в воде, получая не то разрядку, не то наоборот — заряд бодрости. Он смотрел на людей, всех таких разных, непохожих друг на друга, веселых и грустных, озабоченных и бесшабашных. Он отдыхал душой, видя, что есть на земле и простая, обыденная жизнь, без всех этих Зон, лабораторий, экземпляров, всего этого ужаса, присасывающегося, как пиявка, к живому телу Земли и сосущего кровь нашей и без того нелегкой жизни.

Но несмотря ни на что Зотов верил, что когда-нибудь люди забудут о животном страхе, отравляющем все вокруг, и смогут вздохнуть легко и свободно, не опасаясь за будущее свое и своих детей.

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОВАЯ. ВЕРШИТЕЛИ СУДЕБ

1

Лето 1983-го года выдалось жарким во всех отношениях. По стране твердым уверенным шагом маршировал новый порядок. Перестали удивлять дневные облавы в кинотеатрах по выявлению тунеядцев. и сачков. Вошли в привычку засады у пивных ларьков и в винных магазинах. Трясли трущобы и малины, притоны и рынки, магазины и базы, заводы и фабрики, мелкие конторы и крупные организации, райкомы и горкомы. Короче, трясли всех от мала до велика, наводя порядок после брежневского бардака.

В большинстве своем простой народ это приветствовал:. Он еще не знал, что такое свобода, но и то, что творилось при Брежневе, — уже не устраивало. Народ устал: жить в застое, устал чего-то ждать в необозримом будущем. А тут перемены были налицо. В первые же месяцы правления Андропова из-под прилавков магазинов стали появляться "дефициты", и за них не нужно было переплачивать или иметь блат. Ударили по пьянству, наркомании, тунеядству. Укрепилась дисциплина на всех уровнях социальной лестницы.

А что надо простому советскому обывателю? Спокойствие на день сегодняшний, вера в день завтрашний и полные прилавки в магазинах с твердыми ценами.

Многие еще помнили сталинское время, а те, кто не мог его помнить, знали по рассказам старших о “прекрасном времени чистоты и порядка" и успели уже соскучиться по твердой хозяйской руке.

Правда, со свободой получалась некоторая неувязка. Вольнолюбцы совсем опустили головы и погрузились в уныние, из которого их выведет лишь через два года ученик и друг железного генсека. Но это будет через два года. Что же касалось вольнодумцев, то на Руси их никогда особо не жаловали, разве что за небольшим исключением, да и то пока те были "на коне", как тот же Пугачев, Разин, или дедушка Ленин.

Федор Михайлович Акулов не торопясь вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. Он терпеть не мог здание Центрального Комитета и всякий раз, когда ему приходилось ехать на Старую площадь, испытывал глубокое чувство неприязни. Он не мог себе точно определить, что не него так давило: само здание, или атмосфера лжи, бюрократии и карьеризма. Сколько лет он уже купался в дерьме, но никак не мог к этому привыкнуть.

Несмотря на то, что Акулов вплотную подошел к своему пятидесятилетнему рубежу, ему давали не больше сорока. Его привлекательная внешность до сих пор сводила с ума женщин, а в галантности вообще не было равных. Федор Михайлович обладал острым аналитическим умом разведчика, коим, впрочем, он и являлся. Агент влияния Акулов-Харингтон был тонким психологом человеческих душ, способным незаметно управлять как отдельными личностями, так и группами людей в целом.

Выходя из лифта, он чуть не столкнулся с Михаилом Сергеевичем Прямочевым. Мужчины слегка кивнули друг другу и разошлись каждый в свою сторону.

"Опять у моего шефа консультировался", — решил Акулов, подходя к кабинету Николая Александровича Мякишева.

Партийная дружба этих двух партократов была на руку Акулову, так как фамилия Михаила Сергеевича оказалась единственной на дисплее компьютера и в его отчете аналитического отдела, когда в ЦРУ разрабатывалась программа "Преемник". И вот теперь агенту влияния Акулову-Харингтону предстояло обрабатывать "преемника" через своего московского шефа. ЦРУ постаралось окружить Прямочева несколькими агентами действующими независимо друг от друга и связанными только с "центром". Акулову пока повезло больше всех.

По мнению ЦРУ, Михаил Сергеевич обладал многими качествами, позволяющими успешно сыграть роль реформатора по американскому сценарию. Законченный партийный бюрократ, умеренный, гибкий до беспринципности, Прямочев был хамелеоном, легко принимающим окраску сталинского, хрущевского, брежневского или Андроповского времени. Он был услужливым исполнителем, прекрасно овладевшим наукой угождать начальству на современный манер. Этот баловень судьбы всегда находился под крылышком сильного покровителя и окажись вдруг Михаил Сергеевич на вершине власти, он неминуемо испытал бы крайние затруднения, оставшись один на один с Империей, и вынужденный единолично принимать важные стратегические решения. Вот тут-то и должны были всплыть агенты влияния.

Естественно, напрямую никто из агентов действовать, не мог, да это было и не нужно. В отличие от романов в жизни все выглядит более прозаично. Влияние же ЦРУ в Союзе было настолько мало по сравнению с влиянием КГБ хотя бы в той же Америке, что подобные операции были вообще практически невозможны. Как и во многих других делах, ЦРУ предпочитало действовать через третьи руки, беря пример с коллег из КГБ.

Прежде всего третьими руками должна была стать коррумпированная партократия, давно уже мечтающая о "реформах", благодаря которым она могла бы легально воспользоваться несметными богатствами, наворованными у своего народа. Понятно, что в брежневское время, не говоря уже об Андроповском, это было немыслимо. Кроме того, если Брежнев не некоторые вещи закрывал глаза, то Андропов наоборот — раскрыл их слишком широко, угрожая настоящим террором в верхних эшелонах власти. Это не устраивало очень многих в окружении Юрия Дмитриевича, но зато устраивало ЦРУ, так как операция "Преемник" должна была начаться с устранения Андропова.

Почему-то очень многие, и не только в России, считали нового генсека вторым Сталиным. Но Акулов хорошо знал, что это не так. Тем более Андропов был очень опасен. Он мог вывести страну из того кризиса, в котором она оказалась за годы правления Брежнева. Он мог сделать ее сверхдержавой, не только в военном отношении, но и в экономическом, политическом, а это было хуже всего для Соединенных Штатов. Перспектива правления Андропова была ужасающей и уже то, как он начал, говорило само за себя. США устаивал попрошайка Брежнев, здорово устроил бы шестерка Прямочев, но Андропов — никогда!

То, что Юрий Владимирович расправлялся с мафией внутри страны, обрубая тем самым ее щупальца идущие на Запад, усмирял амбиции МВД — этого государства в государстве, которое в последние годы правления Брежнева также вышло на мировую арену, пока мало беспокоило США. Но кроме этого, в ближайшее время, Андропов намеревался нанести сокрушительные удары еще минимум по трем направлениям: внешнеполитическому, внешнеэкономическому и Афганистану, вбирающему в себя и то, и другое. Для Соединенных Штатов, и в том числе очень многих крупных американских чиновников, это было крайне нежелательно, а в некоторых случаях и катастрофично.

Как такового задания на устранение Андропова Акулов не получал. Но в силу своих возможностей, занимаемого поста и доли случая, он оказался втянутым в водоворот событий и растущего недовольства андроповским правлением среди чиновников всех рангов. Против Юрия Владимировича был развернут, несмотря на полицейский террор, крупномасштабный заговор, и Федору Михайловичу было поручено курировать одно из направлений.

Большинство актеров сами нашли себе роли, и Акулову нужно было лишь держать пальцы на пульсе операции, тасуя при необходимости людей и события, как колоду карт, раскладывая только одному ему известный пасьянс.

Как уже было сказано выше, ЦРУ использовало в своей операции исключительно советский потенциал, то есть растущую оппозицию партократии, чиновников КГБ и МВД, научных работников и частично высших офицеров Генерального штаба. Вооруженные силы в целом не рассматривались, так как с 1925-го года не являлись политической силой внутри страны. Именно тогда перепуганный Сталин отдал приказ убрать Михаила Фрунзе, который сумел выцвести армию из-под контроля Кремля. С тех пор военных всегда держали на пушечный выстрел от центра власти.

Подготавливая операцию, Акулов понимал, что могут пострадать не только номенклатурные соратники по партии, коррумпированные чиновники и мафиозные структуры, на которых и держался весь план, но и простые люди. Однако, как говорят, лес рубят — щепки летят. Хотя бы тот же майор Зотов, очень некстати появившийся на подмостках и способный, сам, того не ведая, спутать все карты.

ЦРУ резонно опасалось, что, погнавшись за двумя зайцами, Акулов не поймает ни одного, но на то он и был Акулов, чтобы пожирать все подряд. В общем, пока операция проходила успешно на всех уровнях и, несмотря на некоторые проколы, карты из колоды Федора Михайловича исправно выполняли свои добровольные роли. Сам же игрок всегда оставался в тени, и при любом раскладе дела никто из участников спектакля не смог бы назвать ни истинного автора, ни режиссера. Акулов умел работать и любил свою работу.

В Союз его внедрили лет двадцать назад. Тогда Федор Михайлович был молодым, крепким и довольно привлекательным мужчиной. Карьера у него поднималась, как на дрожжах, естественно, не без помощи агентов поддержки. Ни в каких операциях он не участвовал, но собственную агентурную сеть подготовил отменную. Его главной задачей было дойти до верхних эшелонов власти, что он блестяще и выполнил.

За эти годы он успел полюбить свою вторую родину, полюбить ее народ и искренне желал счастья простым людям, находящимся под гнетом ненавистной ему коммунистической диктатуры. Акулов с огромной радостью видел, как уничтожает осиное гнездо Андропов, и в этом отношении был полностью на стороне Генсека. Но он понимал также, что это всего лишь борьба за власть и перераспределение господских благ, что коренным образом изменить положение в-стране можно только полным уничтожением "призрака коммунизма". Руководствуясь этим, Андропов подготавливал почву и тот катализатор, который сдвинет с места "красного колосса". Он знал, что взорвавшись Россия за год наворотит такого, что не сможет сделать за пятьдесят лет ни одно государство в мире. Федор Михайлович не мог упустить такого удобного случая, чтобы его вторая родина в таком виде, в каком она была сейчас, не покатилась бы ко всем чертям. Он верил в правильность своих действий и в то, что в итоге это выведет Россию из тупика. Он верил, что сможет сделать "тройную вилку" и коррумпированной партократии, успешно уничтожаемой Андроповым, и самому Андропову как потенциальному врагу Соединенных Штатов и, в конечном счете, всему коммунизму в целом.

Федор Михайлович вошел в кабинет шефа. Мякишев, увидев своего друга и подчиненного, встал из-за стола и протянул руку. Их отношения давно уже вышли за рамки партийного этикета и чем дальше тем больше носили характер дружеских. Ко всему прочему Акулов был советником Николая Александровича по важным стратегическим вопросам. Их отношения были обоюдно выгодными. Мякишев получал от Акулова необходимую в его политической карьере информацию и ценные советы, а сам передавал Федору Михайловичу информацию свыше, которую тот, в свою очередь, обрабатывал в нужную ля себя форму и тем самым мог выполнять свою основную функцию — влиять.

На Мякишева Акулов получил наводку десять лет назад, когда Николай Александрович был Чрезвычайным и Полномочным послом в Канаде. Само же ЦРУ заинтересовалось Мякишевым еще раньше, и будучи студентом Колумбийского университета, молодой партиец был под постоянным контролем и нежной опекой американских спецслужб. Центр возлагал на Акулова большие надежды, резонно полагая, что через Мякишева агент "Медведь" выйдет в ближайшее время на Прямочева.

Акулов вспомнил недавний разговор с шефом. В теплой обстановке, как бы между прочим, он спросил Мякишева, почему тот выбрал сторону Прямочева, а не его друга Григория Романова. Шеф улыбнулся и ответил: "Нам не нужен второй Сталин. Нам нужен реформатор, ну а Великим мы его сделаем."

Это было весьма опасное заявление, так как само по себе уже сбрасывало со счетов еще вполне здравствующего и сильного Андропова. Акулов понял, что ненароком открыл потайную дверь Николая Александровича и видя, как тот смутился от собственного неосторожного ответа, не стал далее развивать эту тему. Пока не стал. Он понял, что Мякишев знает или догадывается намного больше, чем это кажется. Он понял также, кто стоял под словом "мы" и был рад, что планы ЦРУ изящно вписались в планы советских вершителей.

Тем временем Мякишев сел в кресло, приглашая Акулова расположиться напротив.

— Как дела? — задал он дежурный вопрос.

— Как обычно, — дежурно ответил советник.

На этом вступительная часть закончилась. Николай Александрович внимательно посмотрел на Акулова и произнес:

— Есть вопросы на которые в самое ближайшее время я должен получить подробные и точные ответы…

Акулов улыбнулся. Он знал, что сделает из Мякишева "главного советника" при "главном вершителе", и тот станет претворять в жизнь новые идеи партии, то есть то, что будет нашептывать ему через своего шефа он — Акулов-Харингтон. Именно он будет и Вершителем и Советником. Ведь главный не тот, кто стоит на трибуне, а тот, кто за кулисами держит тоненькие невидимые и крепкие ниточки. И ниточки эти будут в руках Акулова. Они уже появляются…

2

Выйдя из управления, Саблин сел в ожидавшую его машину. Черная "Волга", как ошпаренная, вылетела на проспект и понеслась к Олимпийскому комплексу.

Бассейн был почти пуст, не считая двух одиноко плавающих мужчин. Проплыв пару километров, полковник понежился в сауне, помылся в душе и напоследок решил заглянуть в туалет. Оглядевшись, он закрылся в кабинке, встал на унитаз и, дотянувшись до сливного бачка, запустил туда руку. Саблин знал, что искать, так как почти сразу нащупал подвешенную на спусковой крючок капсулу. Положив ее в плавки, Петр Александрович, как ни в чем не бывало, направился в раздевалку.

Прошло две недели, как он вернулся из Зоны. Первое время он заметно нервничал, хотя и вывернул происшедшее на объекте в свою пользу, уничтожив Зотова в глазах начальства морально, а может, чем черт не шутит, уже и физически. Для полковника вся эта история закончилась благополучно, и он приступил к своим обязанностям, которые пришлось отложить из-за командировки.

В два часа дня Саблин решил пообедать в одном из уютных ресторанчиков на окраине Москвы.

Войдя в полутемный зал, он сразу же увидел нужного ему человека. Это был рослый узбек с хищным взглядом, сверкающим из-под густых нависших бровей.

— Здравствуй, Ахмет, — произнес полковник, присаживаясь за столик.

— Здравствуй, дорогой Петр Александрович. Присоединяйся, пожалуйста, к моей скромной трапезе. Ахмет всегда рад хорошему гостю.

Они улыбнулись, сверля друг друга глазами.

— Как дела у уважаемого Исламбека? — спросил полковник без всяких предисловий.

— Жизнь, как тельняшка, а в этом году особенно. Но сначала выпей, закуси, а разговор никуда не убежит.

— Некогда, Ахмет, дела.

— У всех дела, но я же сижу, как видишь.

Узбек разлил по рюмкам коньяк и жестом предложил Петру Александровичу составить компанию.

— Пей, дорогой. Я тебе уже заказал свой любимый плов.

Он оскалился и опрокинул в рот рюмку. Затем, проглотив целую луковицу, Ахмет перегнулся через стол к Петру Александровичу и, дыхнув отрыжкой, произнес:

— Исламбек Теймуразович шлет тебе большой привет. Он желает тебе здоровья и надеется, что твои пожелания будут такими же искренними. Он ознакомился с твоей просьбой.

— Что он хочет взамен?

— Совсем пустяк — дружбу.

О чем они говорили дальше, пока остается тайной…

В конце рабочего дня Саблин и его подчиненный капитан Рогозин вышли из Управления.

— Ты на машине? — спросил капитан, скидывая пиджак и ослабляя галстук.

— Сломалась. Так что придется париться в метро.

Капитан был здоровым детиной под два метра ростом. Лошадиная лицо и выпуклые, как у жабы, глаза делали его похожим на дебила, но под этой наружностью скрывалась умная и хитрая натура. Рогозин был темной лошадкой. Саблин его терпеть не мог и в душе желал ему всяческих напастей. Впрочем это желание было обоюдным, и товарищей по службе соединяли лишь общие делишки. Они часто выручали друг друга "совершенно бескорыстно", что не мешало собирать друг на друга компромат. Саблин знал, что капитан является глазами и ушами генерала Быкова.

— Хозяин велел передать, что с завтрашнего дня ты поступаешь в распоряжение Исламбека, — безо всякого выражения произнес Саблин, но в его глазах промелькнула усмешка.

— Значит, он согласился с нашим предложением?

— Формально да. Но этот узкоглазый способен выкинуть все что угодно. Будь с ним осторожен, хотя не мне тебя учить.

Рогозин оскалил лошадиные зубы. Ему не впервой было выступать в роли наблюдателя, посредника, советника, но больше всего он преуспел в роли профессионального убийцы.

— Исламбек долго пробудет в Москве?

Саблин пожал плечами:

— Это его дело. Спроси сам.

Мужчины пошли в метро и затерялись в людском потоке.

Исламбек в это время пил чай в своем загородном поместье и думал над предложением Саблина. В ном мире он занимал далеко не последнее место. Теймуразович был истинным сыном своего народа и почитал Коран, однако страсть к наживе была сильнее.

Он знал, что после крупных провалов быковская группировка испытывала острые финансовые затруднения. Выкачивать деньги из совдеповских мафиозных структур было делом почти безнадежным. так как половина из них была разгромлена. часть находилась в ведении андроповцев. а оставшиеся слишком сильно наложили в штаны и легли так глубоко на дно. что лучше и не рыбачить. Западные филиалы также перешли к Андропову или находились под его контролем. Те, что еще уцелели. давали слишком мало прибыли и не могли покрыть всех расходов. связанных с заговором. Оппозиции не оставалось ничего другого. как искать новые каналы за рубежом. причем под драконовские проценты.

У Исламбека были свои связи с "Золотым полумесяцем". Теперь ему предстояло решить, на чьей стороне он будет. Естественно, что политика Андропова его не устраивала. и по большому счету мафиози сам сидел на бочке с порохом и уже подумывал о перемене места жительства и гражданства. Если же к власти придет демократическая оппозиция, как они сами себя называют, то для Исламбека откроются невиданные перспективы. Причем в отличие о предыдущих, эти перспективы будут закреплены законом. Он станет флагманом в отношениях с Востоком при новом начальстве, он будет держать в своих руках все связующие звенья золотой цепи. Над этим стоило подумать и ради этого стоило рискнуть.

Естественно, что Исламбек не собирался с бухты барахты окунаться в рутинное дерьмо. Для начала он решил по обычаю предков надавать кучу обещаний, слегка подкрепить их кредитами, а затем выждать и посмотреть, чем все это кончится. Если в ближайшее время Андропов исчезнет со сцены и на его место сядет демократ. то Исламбек, пожалуй, начнет открывать свои тайные коридоры.

Была и еще одна веская причина согласиться на сотрудничество. Через верные каналы до Исламбека дошли слухи, что Запад ищет на Востоке выход к быковской оппозиции и готов оказать ей крупную финансовую помощь. Теймуразович понимал, что если не он, то найдется другой, ибо свято место пусто не бывает.

3

Корнеев приехал на квартиру к Зотову в восемь утра. Оба майора были рады встрече и крепко обнялись, тиская друг друга и шлепая по плечам.

— Ты неплохо устроился, — произнес Валентин Семенович, пройдя в комнату хозяйским шагом и даже не осмотрев ее. Из этого Зотов понял, что его друг здесь не в первый раз.

— Что будем пить?

— Кофейный ликерчик вон из того барчика. Я тут два дня у тебя ошивался, — пояснил Корнеев. — Устанавливал аппаратуру обнаружения, оперативной связи, глушилки и прочее.

— Я так и понял. За встречу!

— Вздрогнули!"

Друзья давно не виделись и теперь с интересом рассматривали друг друга. В школе КГБ их называли "Дон Кихот и Санчо Панса". В отличие от коротышки Зотова, Валентин Семенович был под два метра ростом, худощавый и чуть сутулый. Но, несмотря на внешний вид, он обладал отменным здоровьем, выносливостью и силой. Корнеев как нельзя лучше подходил под определение чекиста, данное Дзержинским: "…холодный ум, горячее сердце и чистые руки", что, однако, не мешало майору выполнять свои служебные обязанности на Лубянке. Все хорошо в меру.

— С утра. тоже неплохо идет, — крякнул Зотов, разливая еще по одной. — Ну, обо мне ты, наверное, все знаешь, так что тебе и ответ держать.

Корнеев улыбнулся:

— Это я сделаю вечером, когда ты придешь к нам на пироги. А сейчас поговорим о делах насущных.

Зотов кивнул головой. Офицеры допили ликер и удобно уселись в кресла.

— Ты уже в курсе, что будешь работать в моей группе. Креме нас, в нее входят еще три человека. Точно сказать не могу, но я уверен, что каждый из них является независимым информатором Орлова, ведь недаром он набирал людей из разных подразделений. И ты, может быть, тоже."

— Пока мне генерал таких установок не давал.

— Я тебе верю, но ты мне можешь ничего не говорить. Не в детском саду работаем.

— Он настолько недоверчив?

— Старик, ты явно расслабился на своей Зоне. Это всегда было стилем нашей работы. Кроме того, в ходе расследования все мы неизбежно столкнемся с высшим партийно-государственным и военным руководством. Эти ребята весьма серьезны и размениваться на мелочи не будут. У них достаточно сил, чтобы подкупить, запугать, убрать и прочее. Поэтому неудивительно, что каждый член группы обязан держать под контролем остальных товарищей своей группы. Подкупят одного, запугают второго, уберут третьего, но всегда найдется четвертый, который своевременно донесет кому следует.

Зотов усмехнулся:

— Вообще-то цифра "четыре" очень коварна и опасна, хотя бы потому, что стоит сразу за цифрой "три". Все мы привыкли считать до трех, не обращая внимания на четверку, но именно она наносит предательский удар в спину, когда мы поворачиваемся лицом к единице, чтобы начать отсчет сначала.

— Ты всегда был философом, — Корнеев хлопнул друга по плечу. — Но мы отвлеклись от главного. Так вот, наша группа входит в спецподразделение, подчиняющиеся только Орлову и Андропову. Нашей задачей является раскрытие каналов связи советской партийно-государственной верхушки с правящими кругами и спецслужбами потенциального противника. Наш с тобой канал — афганский. Андропов решил перетрясти всех этих зажиревших на государственной службе баранов из ЦК, МИДа, МВД, МО и ВПКа, и даже нашего родного КГБ!

— Давно пора! Стой! — вдруг спохватился Зотов. — Надо включить аппаратуру.

— Не волнуйся, она работает в постоянном режиме. Чуть позже я покажу тебе, где стоит оборудование. Кстати, я принес небольшой подарочек.

Корнеев вытащил из дипломата прибор в виде маленького транзисторного приемника.

— С помощью него можешь определить, в каком месте находится подслушивающая аппаратура. Тебе надо только нажать вот на эту кнопку, вытащить вот эту антенну и смотреть на вот этот индикатор, показывающий расстояние в метрах. Кроме того, по мере приближения к жучкам, прибор увеличивает силу звукового сигнала. Берет до ста метров.

Зотов взял прибор и начал рассматривать.

— Немецкая вещичка?

— Ага. Наши тоже делают, но раз в пять больше по размерам и по весу. Да и зачем нам корячиться, когда удобнее купить у проклятых капиталистов.

— Тоже верно. Ну так что там насчет Афгана?

— Это один из каналов. Он возник вскоре после начала войны, когда через действующую армию, а также советские учреждения и организации в Афганистане развернулась весьма активная торговля с душманами, а затем с Пакистаном и Ираном советским оружием, техникой, боеприпасами, продовольствием, медикаментами и другим — кто чем мог. Рассчитывались с нами валютой, бытовой электроникой. В дальнейшем с нашей стороны по этому "южному коридору" стали уходить из страны драгоценные металлы: золото, платина, а также драгоценные и полудрагоценные камни. С той стороны к нам хлынул опий, гашиш и прочие слабые наркотики, в основном, в сигаретах.

Ты же знаешь, что наркота в нашей Средней Азии производилась всегда, но с 80-го года она пошла из стран "Золотого полумесяца" через Афган в таких количествах и по такой низкой цене, что сбыт ее резко расширился, а доходы наркомафии фантастически возросли. Потребление наркотиков в Союзе увеличилось как по причинам общего ухудшения социальной ситуации, так, в частности, и потому, что значительная часть воинов-афганцев за время службы стали активными потребителями нарковеществ[1]. Понимаешь, старик, в этой взаимовыгодной торговле с душманами и Пакистаном участвуют многие генералы и старшие офицеры из командования 40-й армии и Туркестанского военного округа, руководство компартий Узбекистана, Таджикистана и отчасти Туркмении, многие советские учреждения в Афгане, Госкомитет по экономическим связям, а также частично КГБ и МИДа.

— Так какого же черта мы ждем, если все знаем? — проворчал Зотов. В своей глуши он мало занимался политикой и теперь был взбешен, а в какой-то степени и подавлен.

— С удовольствием, но сейчас 83-й, а не 37-й. Нужны веские доказательства, а большинство из них пока только косвенные. И вот нашей-то группе и предстоит собрать прямые улики и соединить их в единую цепочку, чтобы, наконец, взяться за них всерьез. Истина, что война выгодна лишь генералам, справедлива не только у проклятых капиталистов. В результате темных игр в Афганистане фактически возник договор между враждующими сторонами ’"не убивать друг друга насмерть", поскольку бесконечное затягивание войны означает колоссальные доходы как для нашей верхушки, так и для пакистанских генералов и душманских лидеров. Мне кажется, что подтверждением наличия такого соглашения является действительно очень малый и сугубо локальных характер боевых действий наших войск, относительно небольшая численность действующей армии, сосредоточенной главным образом на обороне крупных населенных пунктов и коммуникаций, отказ от массированных противопартизанских действий, ограниченное использование авиации и полное отсутствие стратегических бомбардировщиков и ракетной артиллерии. Смотри что получается: за всю войну не было ни одного случая проведения крупной операции против баз противника на пакистанской или иранской территории. Мы не оказали никакой помощи внутренней оппозиции в этих странах, в том числе пуштунским племенам, начавшим в 81-м году свою войну против пакистанского правительства и особенно душманских лагерей на территории северо-западной пограничной провинции Пакистана. Абсолютно никакой помощи не оказали повстанцам Белуджистана в 80-81-м году. Наконец, сейчас, когда идут массовые выступления Движения за восстановление демократии в Пакистане и режим Зия-уль-Хака еле держится, малейшая помощь с нашей стороны могла бы переломить ситуацию. В Афганистане же фактически установлено перемирие, которое безусловно поможет властям Пакистана решить свои внутренние проблемы.

Корнеев налил еще рюмку ликера и смочив пересохшее горло продолжил:

— Не было оказано никакой помощи Индии, хотя крупные военные поставки последней могли бы привести в 81-м году к войне с Пакистаном, что означало бы скорый разгром оппозиции в Афганистане. Наконец, во многом благодаря позиции советского командования произошло разложение афганской армии и сорвалась ее военная реформа. Если бы этого не произошло, то радикально настроенная часть афганского офицерства и примыкающие к нему круги в НДПА смогли бы выиграть войну собственными силами, невзирая на позицию нашей стороны.

Зотов не пропускал мимо ушей ни одного слова друга. То, что говорил Валентин Семенович, в корне отличалось от того, что ему доводилось слышать прежде на политзанятиях, не говоря уже о средствах массовой информации. Этот контраст его не удивлял, ибо майор давно отучился удивляться.

— Одно из направлений политики Андропова, — продолжал Корнеев, — это курс на решительное подавление советской наркомафии, а также вскрытие коррупции в наших учреждениях в Афганистане, быстрое завершение войны путем нанесения ряда мощных ударов по душманам с последующим выводом войск и предоставление чести добить оппозицию самой афганской армии. Именно с расследованием "афганского канала" связан был визит Андропова в Ташкент в конце прошлого года, и последовавшая за ним скоропостижная смерть Первого секретаря ЦККП Узбекистана Рашидова, а также отправка этой весной в Узбекистан следственной группы Гдляна-Иванова. Сам понимаешь, что подобное развитие событий не может устроить ни нашу партократию, ни пакистанскую верхушку, ни, наконец, внешнеполитические ведомства США, покольку такое решение афганского вопроса лишило бы американцев множества политических не говоря уже о чисто карьерных выгод от продолжения войны. Поэтому нам в нашей работе предстоит быть чрезвычайно осторожными. Не делать скоропалительных выводов, сотни раз все взвешивать, прежде чем докладывать начальству, ибо при неправильной раскладке сил, наш удар может рикошетом вернуться к нам, не повредив противника. Понимаешь, что я имею в виду?

Зотов утвердительно кивнул.

— Как я уже сказал, — продолжал Валентин Семенович, — наше подразделение состоит из нескольких групп, ведущих параллельное расследование по нескольким направлениям, но как мне кажется, да и не только мне, наши пути в скором времени пересекутся между собой, сходясь на одних и тех же людях в верхних эшелонах власти. Ими могут оказаться кто угодно, даже те, кому ты раньше доверял на сто процентов. Из этого, конечно, не следует, что мы должны подозревать всех и вся, но осторожность и еще раз осторожность должна стать нормой. Извини, что я тебе тут все размусоливаю как ребенку, но это приказ Орлова.

— Ничего-ничего, — улыбнулся Зотов, — это полезно.

Он разлил по рюмкам ликер и протянул одну Корнееву.

— Как Кагаша?

— Нормально. Она у меня отличная бабенка. Я иногда спрашиваю себя: за какие такие заслуги Господь сделал мне удивительный подарок?

— И что отвечаешь?

— Что я, наверное, сам хороший.

Мужчины рассмеялись. Зотов произнес тост за жену друга и они опрокинули по последней.

— И вот еще что, — Корнеев полез в дипломат. — Это удостоверение на твою фамилию, подписанное лично Андроповым и дающее тебе чрезвычайные права и широкие полномочия. Практически оно дает тебе право распоряжаться всеми, кроме твоих непосредственных начальников. Но пользоваться ты им должен в крайнем случае. Если станешь тыкать на каждом углу, то моментально засветишься и выйдешь из игры. Не исключено, что уже мертвым.

— Все ясно.

— Ну, тогда вперед!..

4

В небольшом холле тихо играла музыка. На столе стояла выпивка и обильная закуска. Две обнаженные девицы сидели на тахте, о чем-то переговаривались и посмеивались, глядя на дверь в сауну. Когда она с шумом раскрылась, девицы как по команде вспорхнули с тахты, уступив место вывалившемуся в холл потному, довольному, в меру упитанному и в меру лысоватому мулине.

Несмотря на свои сорок девять лет, Александр Федорович Подвольный был крепким мужиком во всех отношениях. Матерый коммунист, он прошел трудную дорогу от рядового аппаратчика райкома партии до ЦК. Еще в молодости он выбрал единственно правильный для себя путь идти к светлому будущему вперед и без остановок, но не по прямой, а исключительно по наклонной и только вверх. "Светлый путь" не подвел. Покоряя одну вершину, Александр Федорович уже метил на следующую, лелея надежду в скором времени добраться и до "Пика коммунизма". Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

Как только хозяин распластался на тахте, девицы приступили к своим обязанностям. Подвольный меньше двух не заказывал. Он уже начал входить в "кайф", как вдруг входная дверь открылась и вошел прислужник.

— Александр Федорович, к вам женщина. Она отказалась назваться.

— Надеюсь, мою жену ты знаешь? — усмехнулся Подвольный.

— Так точно. Это не она.

Хозяин недовольно поморщился и приказал девицам исчезнуть в сауне. Когда же входная дверь без приглашения открылась, впустив незваную гостью, лицо его побледнело, и в глазах отразился испуг.

— Как ты здесь оказалась? — растерянно спросил он, накидывая на себя простыню. — "Хвоста" нет?

— Нервным ты стал последнее время. У выхода мои люди.

— Те, что ушли вместе с тобой?

Женщина кивнула. Подвольный натянуто улыбнулся, предложив ей разделить скромную трапезу. Затем, продолжая тему, произнес:

— Их необходимо уничтожить и передать следственной группе Быкова. Это слишком серьезное ЧП, чтобы его можно было замять.

— Я это поняла, как только нас засекли. Надеюсь, вы найдете, кого подставить вместо меня?

— Грешно разбрасываться верными людьми, но это проблема генерала. Я всегда был и буду на твоей стороне.

Неожиданно дверь в сауну открылась, и одуревшие от жары девицы вывалились в холл. Подвольный, только сейчас вспомнив о них, махнул им рукой, и они уползли, оставив хозяина наедине с незнакомкой.

— А ты неплохо выглядишь, — пробубнил Александр Федорович, разливая по рюмкам коньяк. — Из красно-фиолетовой мымры ты превратилась в соблазнительную блондинку.

Куданова, а это была именно она, заискивающе улыбнулась:

— Ты тоже без меня неплохо развлекаешься.

Подвольный пожал плечами:

— Разве эти мокрощелки могут тебя заменить? Это так — чтобы кровь не застаивалась.

Куданова притянула его к себе.

— Ну, а со мною ты поразвлекаешься?

— Только об этом и мечтаю…

Когда они закончили, Вера Александровна встала с тахты и оеушила рюмку коньяка.

— Рассказывай, что в столице нового, — устало проговорила она снова ложась к Подвольному.

— Если все рассказывать — ночи не хватит.

— Не отмазывайся, Шурик. Как дела у брата?

— Нормально. Во всяком случае, после твоих фокусов осложнений нет. Вы удачно все списали на этого… профессора.

— Черкова.

— Ага.

Куданова криво усмехнулась:

— А как дела у моего друга Зотова?

— С Зоны убрали. Сейчас он в отпуске, а там, судя по слухам, отправится, к чукчам в местное управление.

Вера Александровна расхохоталась, истерично мотая головой. Подвольный с тенью неприязни посмотрел на женщину и, встав с тахты, начал уплетать шпроты. Он боялся эту женщину и всеми силами пытался скрыть свой страх.

— Что мне делать дальше? — спросила Куданова, успокоившись.

— В Москве тебе оставаться нельзя. Поедешь в Крым. Ты доделаешь то, что не успела на Зоне. Нам нужны люди в самое ближайшее время. Крымская лаборатория открылась на нашей секретной базе всего месяц назад, так что работы тебе будет хоть отбавляй. Но до сентября надо успеть наладить конвейер. Этих двух оставишь Быкову и не забудь оставить их коды.

— Оставлю, — улыбнулась Вера Александровна и вздохнув добавила. — Когда все это кончится?

— Скоро, очень скоро, но для этого нужно еще поработать.

Они доели все, что было на столике, и посмотрели друг на друга.

— Я бы продолжила, — произнесла Куданова кивнув на тахту.

— Не возражаю, если ты мне поможешь…

Вера Александровна в крайнем удивлении посмотрела на мужчину:

— Что с тобой стало, Шурик?

5

Давно Зотов не ел таких вкусных домашних пирогов. Катя умела их печь просто великолепно, как, пожалуй, и все, за что брались ее хозяйские руки, вкладывая в свое творчество женское очарование, заботу и ласку. Майор разомлел, находясь в атмосфере любви и взаимопонимания этой дружной семьи, и даже позавидовал своему другу. Он подумал о Лене: где она сейчас, чем занимается, грустит ли, одиноко смотря в окошко, или что-то придумала, чтобы хоть как-то скоротать время. Скоро ли он увидит свою любимую и увидит ли вообще?

После ужина мужчины прошли в кабинет хозяина.

Корнеев коллекционировал старинное холодное оружие и не мог удержаться, чтобы не похвастаться перед другом своим новым пополнением. По большому счету коллекция Корнеева была Зотову безразлична, так как сам майор увлекался совсем другим. Но он никогда не позволил бы показать это своему другу, так как понимал и уважал его, как понимает любой коллекционер своего собрата. После того, как Зотов с видом знатока по достоинству оценил два кинжала, саблю и меч, которые он еще не видел прежде, его внимание привлекла лежащая на столе папка. Валентин Семенович перехватил взгляд друга и, поясняя, произнес:

— Соседа моего стукнули. Следователь знакомым оказался и принес почитать заключение перед закрытием дела.

— Нашли убийцу?

— Да его и не искали. Прочти, если хочешь.

Зотов взял папку и уселся в кресло. Дело, действительно, оказалось простым. Каширин — сосед Корнеева, как обычно, ехал утром на работу в своем "москвиче" и был сбит МАЗом, выполнявшим перевозки из Ессентуков в Москву минеральной воды. Заключение ГАИ было однозначным: отказ тормозов, машину вынесло на перекресток, раздавив многотонным рефрижератором "москвич" Каширина. Шофер МАЗа, некий Сабиров, также скончался на месте происшествия, но от сердечного приступа — не выдержали нервы.

— Действительно, банально, — согласился Зотов, кладя папку на место. — И печально, лишний раз показывая, что от случайностей никто не застрахован.

— Ты веришь в случайность?

Дмитрий Николаевич крякнул, внимательно посмотрев на друга. В мозгу пронеслись воспоминания о недавней "головной боли", и он понял, что Корнеев неспроста начал этот разговор.

— Я тебя слушаю, — ответил Зотов.

Валентин Семенович некоторое время молчал, видимо еще раз прокручивая цепочку подозрительных вопросов и возможных ответов и затем начал медленно излагать свое заключение:

— Шорин — это следователь РУВД по делу моего соседа — сказал мне по дружбе, что начальство довольно прямо намекнуло ему побыстрее закончить дело и не раздувать его.

— Я был в похожей ситуации, — усмехнулся Зотов.

— Тем более. Ну, а меня подобные вещи вообще всегда настораживают. И я решил кое-что выяснить по своим каналам. Оказывается, Сабиров год назад вышел из мест заключения. Само по себе это ничего не значит, если б не одно обстоятельство. Сабиров сидел пять лет в колонии строгого режима, но последний год пробыл в некоем отряде 545-С. Все мои попытки узнать, что это за отряд, закончились неудачей. Я натолкнулся на сверхсекретность, доступ к которой имеет крайне ограниченный круг людей из старших офицеров.

— А что говорит Орлов?

— Чтобы я не лез не в свое дело.

Зотов снисходительно ухмыльнулся, понимающе покачав головой:

— Пожалуй, я кое-чем смогу тебе помочь, но услышанное сейчас не должно быть повторено никогда.

— Обижаешь, — Корнеев встал и тщательно закрыл дверь в комнату. — Подслушивающих устройств здесь тоже нет.

Зотов улыбнулся:

— Короче, в 545-ю команду входят специально отобранные и подготовленные головорезы, прошедшие психотронную обработку и запрограммированные на "особые" задания. Твой Сабиров оказался одним из них, что, кстати, и объясняет его "сердечный приступ". Он самоликвидировался, добросовестно выполнив свое задание.

Корнеев задумчиво кивал головою, уставившись в одну точку. Потом спросил:

— Как ты думаешь, он был один?

Зотов пожал плечами:

— Обычно это одиночки, но не исключено, что его подстраховывали или наводили по времени. Ведь в деле сказано, что рефрижератор не петлял по городу и не шел за "москвичом", а это значит, что за Кашириным ехал наводчик, связанный по рации с МАЗом. Неплохо бы снова допросить свидетелей.

Валентин Семенович щелкнул языком:

— Слушай, старик, а ты еще ничего, соображаешь. Я думаю, мы сработаемся.

Они хлопнули друг друга по плечам.

— Но я еще не закончил, — Корнеев поднял к небу указательный палец. — Меня насторожили не только торопливость следствия и странная лагерная команда, но и еще одна вещь. Ты только не смейся и постарайся меня понять.

Майор сделал паузу, а Зотов успокаивающе кивнул.

— Дело в том, — продолжал Корнеев, — что за месяц до убийства Каширин заглянул ко мне и рассказал про странные вещи, которым я тогда не придал особого значения. У него была собака — натасканная овчарка, просто умница. Жену Наташку пес любил не меньше, чем хозяина, вплоть до июня месяца. В мае же Наташа съездила под Ялту в санаторий. Так вот, после ее возвращения собака словно взбесилась. Она стала рычать на женщину, не подпускать ее близко к Каширину, в общем, сам понимаешь… семейная жизнь пошла наперекосяк. Славка даже версию выдвинул, что жена изменила ему на Юге, а собаки очень хорошо чувствуют измену, и теперь верный пес мстит за хозяина. По его просьбе я навел справки в санатории, но Наташа оказалась верной женой, несмотря на ухлестывания местных кавалеров. Усыпить овчарку у Каширина рука не поднималась, но в начале июня пес исчез. Жена ни при чем — я проверял. Ну, а через две недели. — этот "несчастный случай". Теперь с долей уверенности можно сказать, что его убили, я имею в виду хозяина. Но вот зачем? Он простой инженер, никакой секретной информацией не располагает. Может быть, случайно о чем-то узнал? Есть тут у меня кое-какие мысли, но пока слишком все туманно.

— Поделись. Две такие головы, как наши, что-нибудь придумают, — Зотов вспомнил свои сомнения и терзания месяц назад и понял, как необходимы сейчас его другу помощь и моральная поддержка.

Корнеев улыбнулся:

— Не сомневаюсь. В общем, ничего определенного сказать не могу, но чувствую всем своим нутром, что дело тут не в Славке, а в его жене. И смотри, что получается: Наташка — неплохая баба, и я всегда к ней очень хорошо относился. Разумом я понимаю, что она не способна на плохое, но вот что-то подсказывает, что здесь нечисто, что ее втянули в какие-то игры и она сама об этом не догадывается. А тут еще покушение на Андропова…

Зотов удивленно уставился на друга, не понимая, какая тут может быть связь и о каком покушении тот говорит. Корнеев пояснил:

— На последнем совещании Орлов дал понять, что до Комитета дошли слухи о готовящемся заговоре против Андропова. Может быть, это лишний повод для репрессий, но с другой стороны, у Генсека действительно очень много врагов из числа сильных мира сего. Наташа же работает в Кремле на телефонной станции. Соображаешь?

— Ты мне сейчас напоминаешь меня самого месяц назад, — улыбнулся майор. — Она отдыхала в комитетовском санатории или в санатории ЦК?

— Ни то, ни другое — в санатории Министерства Обороны. Она особо ничем не страдала и путевка была общеоздоровительной.

— Понятно. Могу подкинуть версию. В санатории Каширину запрограммировали. Подтверждением, хотя и косвенным, является овчарка. Мы в свое время проводили опыты и выяснили, что некоторые виды животных, в том числе и собаки, в 80-ти процентах очень хорошо чувствуют Зомби, относясь к ним либо враждебно, либо настороженно и с опаской. Вполне естественно, что после Юга за Кашириной было установлено наблюдение, ну, а когда твои люди начали рыться в санатории, то опасной стала не только собака, почуявшая неладное, но и ее хозяин. Проверяя верность жены, Каширин подписал себе смертный приговор, и ты, как ни печально, приложил к этому руку. Но в этом нет твоей вины.

Корнеев молчал, переваривая информацию. Подобная версия ему и не снилась, и теперь его мозг, как бешеный, пульсировал в голове, сопоставляя факты и принимая решение. Сейчас уже было достаточно материала, чтобы заинтересовать Орлова и получить допуск к секретной информации.

Наконец он произнес:

— Ты должен был ехать в Среднюю Азию, но теперь полетишь в Ялту. Азия никуда не денется.

— Ты хочешь, чтобы я перевернул весь санаторий

Минобороны в поисках спецаппаратуры для кодирования зомби?

— Попал в самую точку.

— Но ты учти, что для некоторых видов кодирования аппаратура вообще не нужна: достаточно наркотика и гипнотизера.

— А это мы узнаем у Наташи, если, конечно, из ее памяти не стерли сам процесс.

— Это невозможно. По данным современной психологии из человеческой памяти вообще ничего не стирается. То, что человек забывает, просто уходит в подсознание и хранится до самой смерти. "Стереть" можно только хирургической операцией типа лоботомии, но тогда радикально меняется психика. Кроме того, Наташа может и не знать сам процесс кодирования, а вот программу из нее извлечь можно. Что же касается используемой аппаратуры, то достаточно просмотреть медицинскую карту профилактического лечения Кашириной. Тогда будет примерно ясно, где и как нужно искать. Если, конечно, медкарту не подменили.

— Да-а, — протянул Корнеев. — Ты во всем этом разбираешься лучше меня.

— Прешел хорошую школу на Зоне.

— Завтра же напишу рапорт генералу. Думаю, он разрешит нам инкогнито продолжить дело Каширина после его официального закрытия и провести тайное зондирование Наташи. Есть у меня один знакомый психотерапевт, или, как сейчас модно, — экстрасенс.

— Твой экстрасенс нам поможет только в том случае, если Каширину кодировали обычным способом. Если же применили метод профессора Мизина, то без Зоны не обойтись.

— Крутой профессор?

— В общем, да. Между прочим, перед моим отъездом он дал мне адрес одного московского медиума — некий Аристарх Иванович Суздальский. Слышал о таком?

Корнеев покачал головой:

— Имя и фамилия запоминающиеся, но я их слышу в таком сочетании впервые. Адрес в центре?

— Да, но Мизин предупредил, что Суздальский чрезвычайно скрытен и принимает исключительно по

— рекомендациям.

— Не удивительно. Надеюсь, у тебя есть рекомендательное письмо?

— Устный пароль, — улыбнулся Зотов.

— И что ты хочешь узнать у него?

— Где Куданова.

— А-а, — протянул Корнеев. — Я читал твой рапорт. В общем, то, что она жива, — вопрос спорный, но я верю в твою интуицию.

— А как насчет Саблина?

— Пасут мои люди.

— Не переусердствуют?

Корнеев пожал плечами:

— Все мы ошибаемся.

— Слушай, — спросил вдруг Зотов. — Я так понимаю, что в Ялту я полечу с частным визитом в качестве отдыхающего?

— Конечно, ты же в отпуске. Считай, что путевка в санаторий у тебя в кармане.

— Это лучше Средней Азии.

— Как знать, как знать…

6

Собаки нервно рычали, тяжело дыша и высунув пересохшие языки.

Егеря еле их сдерживали, ожидая сообщений от загонщиков. Чуть поодаль от своры стояли генерал Быков и секретарь ЦК Летянин. Они негромко переговаривались, держа наготове великолепной ручной работы ружья.

Генерал был среднего роста, эдакий розовощекий добродушный крепыш. Некоторые смельчаки из соседних управлений называли его "мартышкиной жопой".

В отличие от своего собеседника, Летянин был худ, бледен, с нездоровыми мешками под глазами и вечно скривленным (только при подчиненных) недовольным ртом.

— Эх, помню год назад в это же время! — ностальгически протянул Быков, обведя окрестности пронзительным взглядом, явно не соответствующим его простодушной на вид физиономии. — Мельчает Россия. Размах уж не тот…

— Размах-то как раз тот, только не в ту сторону, — перебил Летянин. — Новый Генсек предпочитает охоту на людей. Соратники по партии для него самый изысканный деликатес.

— Ничего, скоре этот гурман подавится, и мы ему в этом поможем.

— Да, но пока что давимся мы, — Летянин холодно посмотрел на генерала. — Грубо работаете, хуже дилетантов. Не успели оправиться от Белоруссии, как ты нам еще подарочек подготовил. Потеря "Ковчега-2" и "Ковчега-4" и так чуть не стоила нам всем головы, а тут вдобавок провал лаборатории.

— Белоруссия меня не касается. Я еще год назад предупреждал Папу, что Киселев не справится. Это моя заслуга, что он вовремя решил отправится к праотцам, и ваша вина, что мы потеряли в этом регионе почти всех своих людей.

— Не хами. Папа знает, что ты был прав, но ему вряд ли понравится, если ты будешь напоминать об этом. Креме того, Белоруссия касается нас всех, и если Андропов решит дальше раскручивать ниточки, то полетят все.

Генерал пожал плечами:

— Пока не решит, потому что полетят действительно очень многие. Он же не идиот. Для начала надо разделаться с оппозицией, а затем уже начинать чистку среди своих. Но не раньше, чем твердо закрепить свои позиции и полностью овладеть ситуацией.

— К сожалению он делает это слишком быстро. С такими успехами мы все очень скоро окажемся на Колыме.

Генерал усмехнулся и как-то странно посмотрел на Летянина.

— А вы думаете, мы тут в игрушки играем? — спросил он, сверля взглядом единомышленника. — Эта партия стоит свеч.

— Вот именно, — Летянин не выдержал взгляда и повернулся боком. — Поэтому в деле с лабораторией надо обрубить все концы. Вы и так зашли слишком далеко: в ЦК уже появились слухи, что по Москве гуляют неучтенные зомби. В следственном отделе твоего департамента создана спецгруппа.

— Я знаю, и это моя головная боль.

— Как бы она не стала общей.

— Сейчас тем более нельзя никого трогать, чтобы не вызывать лишних вопросов.

— Тем не менее, Папа требует, чтобы ты нейтрализовал своего зама. Он ведь метит на твое место…

Генерал понял намек.

— Даже если это не так — он будет на него метить. Если этого хочет Папа.

— Вот это уже мужской разговор, — скривился в улыбке Летянин. — Смотри не опоздай.

— Разве в Таджикистане или Белоруссии я опаздывал?

— Поэтому тебя и ценят.

7

Получив разрешение на доследование каширинского дела, Корнеев и Зотов допрашивали свидетелей дорожно-транспортного происшествия, разъезжая по домам очевидцев. Двое из них показали, что сразу после столкновения какой-то парень залез в кабину "МАЗа", но увидев, что шофер мертвый, испугался, выскочил обратно и исчез на своих "жигулях". Это никого не удивило. Номер машины и внешность парня никто не вспомнил, кроме того, что он был одет в джинсовый костюм.

Офицеры решили, что этим парнем является наводчик, который должен был убедиться в самоликвидации Сабирова и забрать рацию.

Во второй половине дня Корнеев получил добре на зондирование Кашириной. Он решил не пользоваться комитетскими экстрасенсами во избежание утечки информации, а прибегнуть к помощи знакомого психотерапевта со стороны.

Сеанс гипноза назначили на вечер следующего дня. Предварительно были приняты меры по безопасности и секретности данного мероприятия. Корнеев оказался прав: Наташа находилась под наблюдением. Поэтому действовать нужно было крайне осторожно.

Хотя Корнеев и рисковал, но он все-таки переговорил с женщиной, которая действительно ни о чем не подозревала. Они договорились, что Наташа пойдет домой через проходную парадную, но на противоположную сторону дома уже выйдет не Каширина, а ее двойник. Сама же Наташа должна была сесть через некоторое время в ожидавшую во дворе машину и спокойно проехать на квартиру экстрасенса.

Все прошло удачно: "хвост" не заметил подмены и довел объект наблюдения до дома. Каширина же в это время уже подъезжала к месту встречи.

Кроме Наташи и экстрасенса, на сеансе гипноза присутствовали Корнеев и Зотов. Встреча записывалась на видео. Сеанс длился около двух часов, но результаты оказались плачевными, хотя и подтверждали наличие программы. Вконец измученный психотерапевт сказал, что одному ему не справиться: нужен помощник. Программа слишком хитро запрятана, постоянно ускользает, переходя с одного уровня на другой, и, чтобы ее вытащить не имея ключа, нужна жесткая блокировка.

Сеанс решили перенести на следующий вечер.

Как и в предыдущий день перед тем, как Каширина поехала на зондирование, была проделана та же операция с "подставной куклой".

На этот раз экстрасенс был с помощником, и после часовой напряженной работы Наташа наконец-то заговорила.

— Вы все вспомнили?

— Да, — медленно, но четко и уверенно отвечала Каширина.

— Какой условный сигнал вы должны получить, где и когда?

— Когда не знаю. Мне должны позвонить на станцию и спросить: "Как дела на любовном фронте?" Ответ: "Спасибо, как всегда". Затем должны сказать: "А мне не повезло — в Ялте пасмурная погода. Пришлось уехать 25 августа." На это я должна соединить абонента с тем, с кем он захочет поговорить.

— Значит, это не ее знакомый, а кто-то из аппарата Кремля, — шепнул Зотов на ухо Корнееву.

Тот молча кивнул.

— Что вы должны делать после получения сигнала? — задал вопрос экстрасенс.

— Я должна сделать аварийную ситуацию на линии Андропова и вызвать механика.

— Кого именно?

— Не знаю. Того, кто будет на смене.

— Какой сигнал вы должны получить, чтобы "забыть" программу?

— Мне должны позвонить и сообщить, что свидание отменяется, так как милый друг занят на работе.

— Ну, прямо по Мопассану, — прошептал Зотов.

— У вас есть любовник? — осведомился экстрасенс.

— Нет.

— Должны ли вы сказать определенный сигнал механику?

— Да.

— Какой?

— Я должна передать ему, что звонил Алексей Васильевич и просил передать, что будет ждать его вечером на старом месте.

— Вы знаете, кто такой Алексей Васильевич?

— Нет.

Экстрасенс повернулся к офицерам, спрашивая, какие еще у них будут вопросы.

Корнеев пожал плечами:

— Будите ее, — а затем, обращаясь к Зотову, сказал: — Надо срочно получить разрешение на просмотр записей телефонных звонков. Ближе к 25-му августа придется каждый день там наводить шмон.

— Можно спугнуть.

Валентин Семенович развел руками. Тем временем экстрасенс наклонился к Кашириной.

— Слушайте меня внимательно. Эта программа у вас остается, и вы ее выполните. Но, вызвав механика, вы тут же сообщите об этом генералу Орлову, майору Корнееву или Зотову соответствующим паролем.

— Вот и отпали лишние проблемы, — шепнул Зотов. — Теперь не надо будет лишний раз светиться на телефонной станции.

Экстрасенс назвал пароль.

— Вы меня хорошо поняли?

— Да, — ответила женщина.

— Тогда на счет "три" вы проснетесь.

Она слегка дернулась, и ее взгляд стал осмысленным.

— Ну как? — тихо спросила Наташа. — Вы узнали, что хотели?

— Все хорошо, — успокоил ее Корнеев, ласково тронув за плечо. — Ты нам здорово помогла. Сейчас мы отвезем тебя на квартиру Зотова.

Утром Кашириной предстояло снова поменяться с двойником и вернуться к прежней жизни.

В двенадцать часов дня, после того, как операция с подменой прошла успешно, офицеры решили посидеть в небольшом кафе.

— Вчера прямо от тебя поехал к генералу, — доложил Корнеев присаживаясь за столик. — Старик доволен. Так что родина тебя не забудет.

— Родина — может быть, но за всех остальных не уверен.

— Ты пессимист. Лучше скажи, что ты обо всем этом думаешь?

Зотов пожал плечами:

— Почти всю ночь не спал.

— Не ты единственный. И что?

— Да ничего. Во всяком случае до двадцать пятого августа у нас еще есть время, — Дмитрий Николаевич положил в кофе два кусочка сахара и осмотрел пустой кафетерий. Рабочий класс в это время уже готовился к обеду, а интеллигенция еще только просыпалась. — Ты прав — мне надо ехать в Ялту.

— Но ты не только это хотел мне сказать, — Корнеев достаточно хорошо знал своего друга.

— Конечно. Тебе надо ознакомиться с папкой с грифом "Совершенно секретно. Допуск 001 " за 1983 год под номером 4832-В. У Орлова должен быть допуск к информации. Я думаю, теперь он не откажет, сославшись на то, что ты лезешь не в свои дела.

— Надеюсь. Что в папке?

— Материалы об опытах с новым химическим элементом "Фантом", как его между собой называли создатели и как он затем вошел в официальные бумаги. Опыты прошли успешно, и элемент был предложен для использования в телефонных аппаратах, переговорных устройствах и спецаппаратуре как весьма эффективное и главное невидимое оружие для подавления живой силы противника, не оставляющее после себя никаких следов.

— Расскажи вкратце.

— Из чисто технических вопросов я мало что знаю. Полтора года назад в первом блоке проходил испытание химический состав, который предполагалось распылять на пластину телефонного динамика особым способом. Обнаружить этот состав можно было только с помощью сложного химического анализа, и то если знать механизм его действия. При телефонном разговоре и соответственно возбуждении электрическим током пластины, химический состав начинал действовать, медленно но верно убивая человека. Чем больше телефонных звонков — тем быстрее отдашь концы.

— Железная логика! — усмехнулся Корнеев.

— Снимая трубку и слушая гудки или речь абонента, человек одновременно впитывает своим мозгом специально подобранные частоты, не воспринимаемые человеческим ухом, но зато разрушительно действующие на нервную систему. А через неделю попробуй определи, почему вдруг здорового парня разбил паралич или еще какая зараза.

— Вот теперь я понял, зачем им нужно испортить телефонную линию и вызвать монтера. Скорее всего, монтер тоже запрограммирован, но мы его вычислим. Я думаю подобную операцию с "Фантомом" они постараются провернуть не только в Кремле.

— Если уже не провернули. Неплохо бы проверить, кто и какие подарки дарил Юрию Владимировичу за последний год, ведь даже на "Звезду Героя" можно нанести особый "мертвый" слой, специально подобранный в соответствии с особенностями организма. Кто знает, может быть, на Андропова уже давно направлены невидимые лучи генераторов смерти? Может быть, уже давно во все его телефоны вставлены микрофоны-фантомы? В наше время совсем не обязательно стрелять из-за угла или втыкать нож в спину. Человек умрет сам в нужное время и в нужном месте. Надо лишь заранее побеспокоиться об этом и тогда концов вообще не найдешь. Хотя нет — ниточка всегда найдется, нужно лишь умело ее выдернуть.

— Вот это нам и предстоит сделать. Несмотря на то, что у Генсека целый штат специалистов по "аномальным воздействиям", я думаю, твои слова очень близки к истине. Орлов приказал нам временно оставить Афганистан и заняться расследованием заговора. Сейчас это важнее.

— Андропов знает?

— Надеюсь, что Орлов уже доложил.

— В этом деле меня смущает один момент, — задумчиво произнес Зотов, допивая уже остывший кофе. — Ведь люди, занимающиеся технической стороной заговора, должны быть крупными специалистами, и Куданова тому подтверждение. Но несмотря на это, с той же Кашириной была допущена грубейшая ошибка, которую я — не специалист — и то обнаружил.

— Ты имеешь в виду собаку?

— И ее тоже. Смотри, что получается: из всех работников телефонного узла выбирают Наташу, у которой прекрасно обученная овчарка да к тому же муж, являющийся соседом и приятелем майора КГБ Корнеева, занимающегося спецзаданиями Андропова.

— То, чем я занимаюсь, они могли и не знать до того момента, пока я не стал рыться в санатории. А Каширину выбрали благодаря ее чисто психологическим способностям. Может быть, она слишком восприимчива к гипнозу?

— Соображаешь, — резонно заметил Зотов.

— Но если ты прав, получается, что Каширину и тебя как нелегального специалиста в психиатрии мне подставили. Но с какой целью? Подкинуть новое направление для расследования или наоборот — отвлечь от основного?

— А может, скомпрометировать тебя, а пока разбираются, в чем суть, провернуть свои штучки. Видно, ты наступаешь им на пятки.

Корнеев повел бровями и задумчиво произнес:

— И все-таки мне кажется, что они допустили промах, а затем попытались его исправить, убив овчарку и Каширина, хотя… такими методами ошибки не исправляют. Кто-то упорно пытается навести нас на след. -

— Во всех случаях в Ялту лететь надо.

— Это однозначно.

Так же, как и его друг, майор Корнеев не верил в случайности. Опыт оперативной работы неоднократно доказывал, что случайность есть проявление закономерности.

Корнеев знал своего друга. Несмотря на все свои положительные качества, Зотов не отличался быстротой мышления, абстрактным видением ситуации и возможностью предсказывать действия противника на несколько ходов вперед. Дмитрий Николаевич был отличным работником, но это редкое качество являлось обязательным, но недостаточна условием для того, чтобы с кабинетной работы в почтовом ящике перейти на оперативную, да еще в спецподразделение. В связи с этим Корнеев мог предположить, что размышления его друга о своем участии в расследовании не лишены здравого смысла. Но тогда какую роль ему отводят? Кто за этим стоит: Орлов или ему это навязали сверху, и генерал вынужден был кинуть Зотова в группу Валентина Семеновича?

Нет, конечно же, Корнеев был оказаться с Зотовым в одной упряжке. Он верил майору и знал, что в критической ситуации тот не подведет, а надежные тылы никогда не помешают.

Другое дело, если Зотова пытаются использовать в качестве "слепого агента".

Корнеев пока не стал делиться с Дмитрием Николаевичем своими размышлениями, решив, что если они подтвердятся, то Зотов сам об этом догадается и первым начнет разговор. Пока же не следует расстраивать своего друга, а вот наблюдать за ним и, если нужно, оберегать его — вот это первостепенная задача Валентина Семеновича.

Выйдя из кафе, офицеры отправились на Садовое кольцо, где жил Аристарх Иванович Суздальский.

Поднявшись на третий этаж, они подошли к мощным деревянным дверям и позвонили. Открыли не сразу. Дверь, оказавшаяся, как потом выяснилось, внутри стальной, слегка приоткрылась, обнажив металлическую цепочку. В проеме показалась женщина преклонного возраста. Она спросила:

— Вам кого, молодые люди?

— Мы к Аристарху Ивановичу, — мягко улыбаясь, ответил Зотов.

— А его нет дома. Он уехал на симпозиум.

— Куда, если не секрет?

— А вы, собственно говоря, кто будете?

Майор слегка замялся, решая, доставать удостоверение или нет, а затем произнес:

— Мы от Сергея Ивановича Мизина. Мне срочно надо-встретиться с вашим мужем.

— Ах, вы от Сереженьки. Сразу бы так и сказали, — лицо женщины прояснилось и растянулось в улыбке, как у всех старушек, вспоминающих дни былой молодости. Еще и сейчас она выглядела весьма привлекательно. Тем не менее дверь не открыла. — Как у него дела?

— Все хорошо, большой ученый.

— Да-да, Сереженька всегда был самым способным учеником Аристарха Ивановича.

"И вашим, кажется, тоже", — подумал Зотов.

— А профессор сейчас в Женеве. Но вы не расстраивайтесь, он должен вернуться в середине августа.

— Ну что ж, тогда если вы не возражаете, мы к вам еще заглянем.

— Сережины друзья — наши друзья, — улыбнулась женщина и закрыла дверь.

— Что-то не везет мне на свидания последнее время, — проворчал Зотов, взглянув на друга. — Но мне кажется, что Куданова от меня никуда не денется.

— У меня тоже такое предчувствие.

8

Для простого советского человека Черноморское побережье всегда ассоциировалось с теплом, весельем, беззаботным времяпрепровождением. И хотя Зотов ехал в Крым отнюдь не на прогулку, его тут же охватила радостная легкость, когда скоростной троллейбус вывернул к морю.

Пересев на "Икарус", Дмитрий Николаевич через полчаса уже подъезжал к санаторию Министерства обороны.

На оперативной работе офицеры КГБ всегда имеют прикрытие в виде дополнительных удостоверений МВД или армейских. Поэтому направляясь на юг, Зотов снова стал майором связи и опять сменил синие погоны на черные. Армейские офицеры не жаловали "полицию" и побаивались ее. А в планы Зотова не входило оставаться в одиночестве.

Главврач оказался человеком веселым и общительным. Он с удовольствием рассказал Зотову, где можно неплохо провести время в приятной компании и, когда майор пожаловался ему на частые головные боли, обещал устроить специальные процедуры, используя для этого новейшую методику и аппаратуру.

"Случайно не ту, что я должен найти?" — подумал Дмитрий Николаевич, мило улыбаясь доктору.

Процедуры решили начать с завтрашнего дня. Зотов не стал терять времени даром и, приняв морские ванны, пошел знакомиться с товарищами по палате.

После ужина к праздничному столу по случаю вновь прибывшего пригласили женщин из числа отдыхающих, и к вечеру майор знал все местные сплетни о каждом враче и медсестре санатория.

"Интересно, — думал Зотов, слушая болтовню собутыльников, — армейские офицеры и на службе такие разговорчивые, как на отдыхе, или это своеобразная реакция на долгое молчание от отпуска до отпуска? В таком состоянии они, пожалуй, и военные тайны начнут разбалтывать. Не зря наши агенты работают в местах отдыха."

На следующий день в десять часов Зотов уже принимал в процедурном кабинете первую порцию оздоровительного гипнотического сна. Майору нужно было ознакомиться с аппаратурой, а потому пожертвовать собой, хотя риск в данном случае был невелик: в первый же день на Зотова вряд ли стали бы воздействовать. Обычно подобные сеансы проводят через несколько дней, достаточно ознакомившись с психикой пациента и его индивидуальными особенностями.

До и после сеанса Зотов успел рассмотреть своим профессиональным оком окружающую аппаратуру, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил: вокруг стояли различного рода стимуляторы, массажеры и другое медицинское оборудование. Серийный "гипнотизер", уложивший Зотова спать, внешне также ничего опасного не представлял.

"Но ведь кодирующую аппаратуру можно запихать куда угодно, — рассуждал майор, по дороге на пляж. — Психотронный генератор, например, достаточно просто можно встроить в телевизор и вместе с потоком информации голубого экрана получать вдобавок и порцию установок.

В палате табачный дым смешался с устойчивым запахом перегара и пота. На столике стояли пустые и ополовиненные бутылки "Андроповки" и закуска. Зотов и его новый приятель лейтенант спецназа Долгов развалились в креслах и вели неторопливую беседу о смысле жизни. Лейтенанту водка ударила в голову, но языком он ворочал исправно. И хотя мысли его постоянно путались и повторялись, кое-что можно было понять.

Зотов же, как всегда, держал себя в форме: он умел пить не пьянея, а точнее, знал способ. Примерно за час до пьянки майор выпивал 50-100 грамм спиртного, и тогда во время застолья мог прикладываться наравне со всеми и в тоже время оставаться трезвым.

— Надоело, майор, все надоело! — хрипел лейтенант, опрокидывая очередной стакан водки и уже не закусывая. — Ненавижу и "духов" и своих тоже. Всех ненавижу!

— А своих-то почему? — удивился майор.

Лейтенант икнул и уставился на Зотова. Его глаза были пусты и несчастны, да и походил он сейчас чем-то на побитую собаку.

— Ты знаешь, майор, что такое спецназ? — наконец спросил Долгов, опустив голову на руки, которые как плети, безжизненно лежали на столе.

— Знаю.

— А ты знаешь, зачем мы находимся в Афгане?

— Догадываюсь.

— Думаешь, для спецзаданий? Не-ет… — он замотал головой, а затем вдруг поднял на Зотова мокрое от пота лицо. — Спецзадания тоже бывают разные. Например, когда нас ставят цепью за идущими в бой мотострелками с единственным приказом: стрелять в любого. кто вздумает отступить или бежать — это тоже спецзадание. Или увозить в горы оружие, оставлять его там. зная, что его заберут "духи" и будут потом им же убивать нас.

— Постой, — перебил Зотов, — что значит " оставлять оружие"? Ты уверен, что потом его забирают душманы?

— Не был бы уверен — не говорил. Я со своим разведчиком как-то раз проследил за одним таким грузом, а когда сообщил об этом комбату, он меня чуть под расстрел не поставил. И поставил бы, не накрой его этим же вечером прямое попадание ракеты. Кстати, нашей же ракеты. После той переделки из всей роты в живых остался я и пара бойцов. И разведчика моего ротный успел отправить на задание, из которого не возвращаются. Они всех "стариков", собирающихся на дембель, посылают на верную смерть, чтобы убрать свидетелей руками душманов. А то вдруг в Союзе кто-нибудь из парней разговорится. Я тоже случайно тут оказался. Был ранен, а в госпиталь неожиданно московская проверка нагрянула. Ну, меня, как героя, отправили долечивать на родину, а затем путевка сюда. Но я не хочу обратно в этот ад. Если снова направят в Афган, я на первой же мине подорвусь или себе в жопу лимонку засуну и за чеку дерну.

Лейтенант замолчал. Зотов налил себе полный стакан водки и залпом выпил.

— А ты уверен, что вам приходится идти цепью за мотострелками, а не за штрафбатом?

— Не знаю, майор, я ничего не знаю и не хочу знать. — Долгов замотал головой, сжав кулаки. — Наши отцы хоть знали, за что головы кладут, а мы за кого? За этих вонючих черножопых?!

Лейтенант выпил еще стакан водки и упал в беспамятстве в кресло. На душе у Зотова было пакостно и неуютно, хотелось что-то сделать или просто закричать во все горло. То ли исповедь Долгова так подействовала, то ли атмосферное давление. Вообще Дмитрий Николаевич был своеобразной личностью. Просматривая какой-нибудь сентиментальный фильм или читая книгу, он еле сдерживался, чтобы не разрыдаться от переполнявших его чувств. И в тоже время в жизни мог сравнительно спокойно смотреть на разного рода жестокости и зверства.

Майор открыл последнюю бутылку и пил до тех пор, пока туман не скрыл в его воображении рассказ спецназовца.

На утро у обоих головы раскалывались на мелкие кусочки. О вчерашнем разговоре Зотов не упоминал: кто знает, что придет на ум протрезвевшему лейтенанту. Сам же Долгов ходил хмурый, отрешенный, но по его глазам майор понял, что он хочет о чем-то спросить. Наконец лейтенант решился:

— Слушай, Дим, ты не помнишь, о чем я вчера трепался? — как бы между прочим спросил он, стараясь придать своему голосу шутливую нотку. — Да ни о чем. Болтали просто так, пока ты не вырубился в кресле. Бормотал что-то во сне, но я сам был хорош, так что ничего не помню.

— А про Афган ничего не говорил?

— Не-ет, — категорически заявил майор, — ты сказал, что ненавидишь. эту тему, и мы вообще ее не касались.

— А говорил, почему я ее ненавижу? — не унимался лейтенант.

Дмитрий Николаевич покачал головой. Долгов испытующе посмотрел на него, но у майора были настолько честные и простодушные глаза, что он успокоился.

"Ну, слава Богу, — подумал Зотов. — А то еще прирежет по дурости. Надо бы взять его на заметку для Корнеева. Может получиться ценный помощник."

К десяти часам Зотов пошел на процедуры, решив еще раз принять оздоровительный сеанс, чтобы хоть как-то успокоить девятибалльный шторм в своей голове. На первом сеансе он присмотрел несколько мест в кабинете, где можно установить подслушивающие устройства, которые он получил у Корнеева перед отъездом в Ялту. Сегодня майор решил подсунуть "жучки", если конечно, представится удобный случай.

Случай представился. Оставив Зотова одного в кабинете, врач вышел на несколько минут, и в это время проблема была решена. Когда майор уже погружался в сон, через щель неплотно задернутых занавесок он увидел вошедшую в процедурную жгучую блондинку. Что-то очень знакомое показалось в ее облике и, засыпая, майор подумал, что последнее время во всех женщинах ему мерещится Куданова…

9

Корнеев сидел в своем кабинете и, уставившись в потолок, прикидывал дальнейший план действий. На его столе лежало два рапорта. В одном говорилось, что сверив показания свидетелей, рассказ Бортник и сделанного с ее слов фоторобота, предположительно удалось выяснить, что Александр Александрович Садальский, он же Ротенберг, он же Коршунов — одно и то же лицо. Гражданин Коршунов в настоящее время находится на работе в Советском торгпредстве в Афганистане и входит в круг людей, интересующих группу Корнеева.

Второй рапорт сообщал, что, проведя тщательное расследование, удалось установить косвенную родственную связь между гражданином Саблиным и гражданкой Кудановой. С 1949 года у родного отца Саблина была секретарша — некая Шилова. В начале 1951-го года Шилова уволилась с работы и переехала на прежнее место жительства к своей матери. В конце этого же года она родила дочь Веру. По словам оставшихся в живых соседей Шилова жила хоть и одиноко, но в достатке вплоть до 1956-го года. В этом же году умер Саблин-старший. Из этого обстоятельства можно сделать вывод, что он поддерживал бывшую секретаршу и потенциальную дочь материально. Вера Шилова после окончания мединститута вышла замуж за гражданина Куданова, но через год муж погиб в автомобильной катастрофе. Вера Александровна оставила фамилию мужа. Еще через два года она была завербована для работы на секретном объекте 42127С.

О связях Кудановой и Саблина свидетельств не обнаружено, креме того, что именно он вербовал женщину на работу. Окончательно о родстве Саблина и Куда-новой может сказать лишь сравнительный анализ крови, что в настоящее время сделать не представляется возможным ввиду отсутствия Веры Александровны в списках живых.

— Ну и семейка, — пробурчал Корнеев, подшивая рапорт к делу.

Зотов так и не смог предоставить конкретных улик против полковника, кроме заявления Бортник. Но и она не успела сделать это официально из-за частичной ликвидации памяти, а затем и вообще отдала Богу душу. Правда Корнеев знал со слов Зотова, что это фикция и что при необходимости можно снять блокировку сознания, но какие за этим последуют процессы в психике женщины остается лишь предполагать. Корнеев не мог рисковать здоровьем любимой своего друга.

Так же не было объективных свидетельств, что жива Куданова. Как следовало из рапорта Зотова, в камере, где Вера Александровна предположительно провела последние дни на Зоне, были ликвидированы все следы ее пребывания. Теперь на Куданову можно было выйти только через Саблина. Сам полковник уже висел на крючке. Корнеев знал, что Петр Александрович встречался с Ахметом — правой рукой таджикского мафиози. К сожалению, не удалось записать их беседу, и вообще, выяснить, о чем они говорили. В начале встречи Саблин положил на стол электронный прибор, фиксирующий подслушивающую аппаратуру, и официант не рискнул включить магнитофон. Правда, фотографии в ресторане получились отменные, но они могли сыграть свою роль только в совокупности с другими неоспоримыми доказательствами. Таковых же пока не было.

Корнеев развернул схему расследования, состоящую из квадратиков, треугольников, ромбов, соединенных между собой разного цвета стрелками и больше похожую на схему энергоснабжения, и нарисовал еще несколько стрелок.

10

Петр Александрович находился в полулежачем состоянии, распластавшись в кресле, и смотрел по видео — крутую порнуху, присланную утром с "Дикого Запада". Но мысли полковника были далеки от экрана. Отъявленный карьерист, улавливающий любые, даже эфирные волнения в управлении, Саблин чувствовал какое-то давление. Он не обнаружил ни слежки, ни другого копания вокруг себя, но чувство опасности не исчезало, Наоборот, с каждым днем оно все сильнее давало о себе знать.

В комнату вошла жена.

— И не надоело еще на голых баб любоваться, кобель несчастный? Хорошо, хоть дети на даче и не видят этого безобразия.

— Успокойся, дорогая, они там еще не то вытворяют. К тому же ты знаешь, что это входит в мои обязанности как идеолога и политолога.

— Что-то в последнее время слишком много должностей занимаешь. Чуть зенки на сторону — сразу государственные интересы появляются. Хоть бы мне мозги не пудрил. Смотрел бы эту заразу в своем управлении, вместо того, чтобы тащить домой.

— Да ладно тебе, мать, ругаться. Присоединяйся…

— Тьфу!

Женщина безнадежно махнула рукой и снова удалилась на кухню.

"Дура, — подумал Петр Александрович. — Лучше бы смотрела и училась, а то думает, что за ее кухонную стряпню всю жизнь любить буду".

Неожиданно затрещал телефон. Комитетчик поморщился, нажал на кнопку дистанционного управления, остановив кассету, и снял телефонную трубку.

— Саблин слушает.

— Привет, начальник, — послышался на другом конце провода приглушенный голос мужчины. Петр Александрович узнал говорившего.

— Твоя машина в полном порядке. Мотор работает, как часы, диски в пути, а шины ждут на сортировочной твоего личного распоряжения.

— Все понял, — комитетчик улыбнулся. — Считай, что ты его уже получил. Мне больше не звони. Все остальные вопросы через Пучеглазого.

"Что ж, остается ждать", — подумал Петр Александрович и, нажав кнопку, привел экран в движение.

Через полчаса копия телефонного разговора полковника Саблина лежала на столе Корнеева.

— Ну, наконец-то! — выдохнул майор, потирая руки. — Заработало!

На следующий день в кабинет Корнеева вошел капитан Соколов — один из трех, входивших в группу Валентина Семеновича.

— Привет, Валь, — поздоровался капитан. — С Саблиным опять промашка вышла.

Он положил на стол служебную записку, и майор тут же впился в нее глазами. В рапорте Соколов сообщал, что у полковника пять дней назад действительно сломалась машина, которую он отдал в ремонт своему знакомому слесарю. Тот решил сделать "жигулям" полный профилактический осмотр с заменой чуть ли не половины деталей. Поставка запчастей и их маршрут следования до заказчика были лично проверены Соколовым. Все было законно и чисто.

— Черт меня побери! — выругался майор. — Но эта честность меня настораживает. Скажи, капитан, ты свою машину ремонтируешь так же?

Соколов улыбнулся, но промолчал.

— Вот и я говорю, что не может быть, — продолжал Корнеев. — Надо искать, Соколов, какие "диски" и куда направляются, с какой станции, в каком направлении по саблинскому приказу увезли "шины". А иначе не хрен нам тут делать.

— Понял, — согласился капитан. — Будем искать.

Корнеев отложил рапорт Соколова и взял заключение экспертов. Но и оно ясности не внесло. В заключении сообщалось, что проведя идентификацию голосов слесаря Броньки С. А. и говорившего по телефону неизвестного, эксперты пришли к выводу, что это один и тот же голос.

— Надо бы получше присмотреться к этому Броньке, — как бы рассуждая вслух, произнес Корнеев. — Что у нас есть на него в ВЦ?

— Ничего. Чист, как ангел.

— Тоже подозрительно…

— Всю свою сознательную жизнь занимался ремонтом машин. С Саблиным познакомился случайно — гаражи оказались вместе.

— В каком году это было?

— В 1979-м.

— Ага, — майор задумался, покусывая колпачок от ручки. В школе КГБ его отучили от дурацкой привычки оставлять следы своих зубов, но в последнее время майор снова принялся за старое.

Наконец он произнес:

— Два года спустя Саблин предупредил в Ленинграде Сан Саныча о возможном аресте и с того же года резко пошел вверх по служебной лестнице. Ты должен раздобыть мне фотографии этого Броньки 80-го года и теперешнюю.

— Сделаем. А зачем они тебе?

— Хочу показать одной женщине. Не исключено, что Бронька тоже был тогда в Ленинграде и она могла его видеть. А может, и вообще она его не раз видела в компании Сан Саныча в Москве.

— А что за женщина? Твой агент?

Корнеев рассмеялся:

— Нет, к сожалению. Но она оказалась лучше сотни агентов вместе взятых.

Когда майор возвращался домой, одна мысль не покидала его. Он снова вспомнил телефонный разговор Саблина и Броньки и кличку, которую полковник произнес тогда: "Пучеглазый". Кто это — капитан Рогозин, у которого глаза навыкате, или кто-то другой? Да и весь стиль телефонного разговора явно показывал на двойной смысл каждого слова.

Майор решил выяснить, есть ли в окружении Саблина или Броньки товарищи с подобными кличками, и где в данное время находится капитан Рогозин.

11

— Зотов?! — Вера Александровна резко отдернула занавеску и ошалело уставилась на майора. — Что он тут делает?

Она повернулась к врачу, ища у него объяснения. Тот, ничего не понимая, подошел к женщине.

— Простите, не расслышал?

— Я спрашиваю, давно ли здесь лечится майор Зотов?

— Третий день, — он быстро взял медкарту и прочитал. — Зотов Дмитрий Николаевич. Майор. Проходит оздоровительный куре лечения.

Куданова криво усмехнулась:

— Подорвал здоровье, сволочь.

Она вплотную подошла к майору и долго изучающе смотрела на него. "Как, черт возьми, майор вышел на меня? Или это опять роковая случайность?"

Врач стоял рядом с женщиной, напряженно наблюдая за ее лицом. Наконец она спросила:

— Интересно, какого черта офицер КГБ делает в санатории Министерства обороны?

— В медкарте не сказано, что он чекист.

— Естественно. Надо его допросить. Сделаем это завтра же во время сеанса.

— А потом?

— Это будет видно по тому, что он нам расскажет. Но мне кажется, его лучше убрать. Хороший чекист — мертвый чекист.

— С ума сошла?! Тут такая заваруха начнется. Это ведь не простого офицера шлепнуть, тем более, если он при исполнении.

— Это уже моя проблема, — перебила Вера Александровна. — Будем делать то, что я скажу.

— Есть, — вяло ответил врач. — Но я должен сообщить о наших разногласиях руководству.

— Валяй. — бросила Куданова, не отрывая глаз от спящего майора.

У нее возникло жгучее желание придушить его прямо тут же, на кровати, но она решила, что сможет это сделать в более подходящем месте, когда узнает все, что ей нужно.

"Что же, майор, погрейся еще денек на солнышке и помни мою доброту", — она резко повернулась и покинула процедурную.

Выйдя из кабинета и захватив в палате дипломат с аппаратурой, Зотов подошел к трансформаторной подстанции, встроенной в корпус санатория. В ней он решил устроить подслушивающий пункт, благо, что подходы к подстанции заросли кустарником и не привлекали внимания. Дверной замок открывался обычной отмычкой. Войдя внутрь, майор плотно закрыл за собой дверь и, достав аппаратуру, подсоединил ее к низковольтной сборке. Надев наушники и вставив магнитную микрокассету, он приготовился слушать.

Но ничего интересного пока не было. Майор задумался над тем, что пора прекратить принимать оздоровительные сеансы и что-то предпринять для форсирования операции. Так можно было просидеть весь отпуск и ничего не узнать. Сами процедуры майор решил не пропускать, но спящим лишь притворяться. Зотов знал используемую в санатории аппаратуру. Это были уже старые, в его понимании, серийные агрегаты РТП-68 и АН-15. Чтобы не попасть под их влияние, не привлекая вынимания врачей, достаточно было вытащить предохранитель на одном из каналов. Внешне прибор работать будет, но эффекта никакого.

В этот день Зотов ничего интересного так и не услышал.

На следующее утро майор был уже в процедурной. Снимая рубашку, он незаметно вытащил из задней панели аппаратуры предохранитель и сунул его в карман брюк.

Притворившись спящим, он слышал, как открылась входная дверь и в кабинет, судя по шагам и запаху духов, вошла женщина. Через минуту, когда Зотов услышал ее голос, то чуть было не выдал себя.

— Спит? — спросила шепотом женщина, и пальцы майора похолодели: он понял, что говорят о нем, а значит, Куданова уже в курсе его появления, и вчерашнее видение оказалось слишком реальным.

— Да, — подтвердил врач.

Они оба подошли к майору.

— Сейчас проверим наверняка, — уже громче сказала Вера Александровна, склонившись над Зотовым.

"Ну все, представление закончено, — пронеслось в голове майора. — Она в момент определит симуляцию. Эту стерву не проведешь.

Зотов очень пожалел, что спал на предыдущих сеансах, и лишний раз убедился во вреде пьянства. Он не стал ждать, когда Куданова сама откроет ему глаза.

Резко встав, майор отбросил женщину в сторону и тут же без сознания свалился рядом.

— Вот скотина! — выругалась Вера Александровна, вставая с пола и поправляя халат. — Он и не спал вовсе.

— Странно, — протянул врач, потирая ребро ладони, которой он только что вырубил Зотова. — Я же его усыпил.

— Теперь уж точно! Учти, что мы имеем дело не с идиотом из управления, а с профессионалом.

— Профессионал так бы не попался, — с сомнением ответил врач.

— Я имею в виду нашу область. Он же всю подноготную, как свои пять пальцев, знает. Проверь предохранители в каналах.

— Точно, одного нет, — выдохнул коллега, осмотрев заднюю панель. — Так значит, он и вчера нас слышал.

— Не исключено. Придется изменить наши планы. Готовь машину, повезем его на базу.

— Ты все-таки решила его убрать? Может, лучше, закодируем его?

Куданова негодующе дернула плечами:

— Да пойми ты, что это профессионал. Во-первых, он сразу все поймет, а во-вторых, он, как пить дать, договорился со своими, что по возвращении из Ялты, ему проведут зондирование. К тому же его подружка на Зоне умела это делать, а значит, и материалы оставила.

— Она что — умерла?

— Мы помогли. И этого нельзя оставлять в живых. Он очень опасен.

— Я тебя понял, машину сейчас вызову.

Пока врач связывался по телефону с базой, Куданова сделала Дмитрию Николаевичу укол в руку.

— Ну все, теперь ты будешь послушнее плюшевого мишки.

Она разбудила майора и приказала ему сесть. Когда подошла машина, Вера Александровна взяла Зотова за руку и повела на выход. Майор послушно шел рядом с женщиной, придурковато улыбаясь и не замечая ничего вокруг. Он сел в санитарную машину, и она с шумом выехала с территории санатория, взяв курс к подножию горы Ай-Петри.

12

Саблин, по словам Бортник, был знаком с Сан Санычем, Сан Саныч был знаком с Бронькой, а тот в свою очередь с Саблиным. Таким образом круг замкнулся. Поэтому таинственный груз решили искать на советско-афганской границе, являющейся ко всему прочему зоной влияния Исламбека.

Конечно же, в нескончаемом потоке грузов, что шел в Афганистан и обратно в Союз, отыскать нужный да еще не имея точного представления, что именно надо искать, — было делом нереальным даже при условии той небольшой наводки на "шины", "кольца" и "моторы". Но нежданно-негаданно повезло. Ребята Корнеева обнаружили в перевозках Министерства обороны "второстепенный" груз, в сопроводительных документах которого значились запчасти для автобатов, то есть те же кольца, шины, моторы после капремонта и т. д. На одной из сортировочных станций почти у самой границы, удалось провести проверку груза. То, что в контейнерах были не запчасти к машинам, определили на месте. Груз был тщательно переписан и перефотографирован. Кроме того, на станции пришлось произвести небольшую аварию с таким расчетом, чтобы на несколько часов прервать движение поездов в оба направления. За это время успешно подменили вагон, поэтому на машины, которые затем должны были через перевалы довезти груз до адресата, были погружены контейнеры уже с тем, что значилось в сопроводительных документах.

Необходимо было срочно раскручивать Саблина. Корнеев понимал, что у него слишком мало прямых фактов против полковника. Но он также знал, что Петр Александрович, во-первых, трус, а во вторых, не идиот или фанатик, а потому, спасая свою шкуру, будет работать на Корнеева. Жаль только, что Орлов запретил использовать "сыворотку правды".

В пятницу Валентин Семенович пригласил Саблина на рыбалку. Тот удивился подобному предложению, но не рискнул отказаться, понимая, что все это не просто так. Недавние опасения наконец-то дали о себе знать.

На рыбалку приехали поодиночке и то, что встретились — оказалось "чистой случайностью".

Офицеры решили не тратить времени на лишние разговоры и, убедившись, что у собрата нет записывающего устройства, сразу приступили к делу.

— Петр Александрович, вы вляпались в очень неприятную историю, — доверительным тоном говорил Корнеев, насаживая на крючок наживку. — Груз, к которому вы имеет отношение, оказался чрезвычайно интересным.

— Позвольте, о чем вы говорите?

Саблин понял, что на чем-то прокололся, но на чем именно — должен был сказать Корнеев. Да этого же момента полковник обязан был строить из себя невинную овечку. А там видно будет.

— Да я насчет "колец", "шин" и т. д.

— Не понимаю, при чем тут моя машина. Если механик, ремонтирующий ее, достал все это с помощью каких-то махинаций, то я-то тут причем?

— С машиной вы действительно ни при чем. А вот механик Бронька вас подвел, но не с "жигулями", а с теми запчастями, что должны были отправиться в Афганистан.

Щека Саблина чуть дернулась, но он выдержал паузу.

— Кроме того, — продолжал Корнеев, — зам привет от Садальского-Ротенберга-Коршунова. А мы-то три года назад думали-гадали, кто же шепнул на ушко Сан Санычу и не дал нам возможности с ним встретиться.

Корнеев блефовал. Он выдернул удочку и ловко поймал окунька. Поплавок Саблина тоже прыгал, как бешеный, но полковник будто забыл о нем. И было отчего.

"Откуда Корнеев обо всем узнал? — соображал полковник. — Бортник все-таки вспомнила меня и успела поделиться своими подозрениями с Зотовым до того, как отправиться на тот свет? Значит, уже на Зоне я был под колпаком, и потому майор не посвящал меня в ход расследования. Господи, какой же я идиот! И связал ли меня майор с Кудановой? Если бы Корнеев знал только то, что знала Бортник, то он бы передал привет от Ротенберга. Но он назвал еще и Садальского-Коршунова, да еще в совокупности с "грузом", а это значит, что Сан Саныч и в настоящее время раскрыт. Да, полковник, влип ты в историю. А может, Корнеев блефует? Вряд ли. Шурик и Бронька — оба сволочи продажные и, как пить дать, заложили меня со всеми потрохами. Ну ничего, я тоже не лаптем щи хлебаю, сумею вывернуть все наизнанку."

— Как он поживает? — равнодушно осведомился Саблин о своем старом друге.

— У вас клюет. А живет он неплохо и вам того желает. Подружился с нами, а потому сидит сейчас, как у Христа за пазухой.

Намек был ясен. Смотри, полковник, твой друг все хорошо обдумал, согласился с нами сотрудничать и теперь своим чистосердечным раскаянием, ударным трудом на благо нашей Родины, смоет с себя грязное пятно изменника. Но все это были байки для дураков или непосвященных. Саблин не был ни тем, ни другим. Он прекрасно понимал, что и Сан Саныч, и он сам будут живы только до тех пор, пока представляют интерес для Комитета. Система не прощает предателей. Она их использует, а затем тихо убирает. Но ничего, раз уж Саблин "накрылся", то он сможет стать незаменимым, ну а там видно будет.

— Раз Сан Саныч неплохо устроился, то мне и подавно сам Бог велел, — как можно веселее произнес Саблин.

Майор вздохнул:

— Я знал, что вы умный человек.

Корнееву удалось раскрутить Саблина. Конечно, поначалу полковник прикидывался дурачком, но когда майор напомнил ему про Исламбека и Ахмета, Черкова и Куданову, Сан Саныча и Бортник, то дальнейшие препирательства оказались глупыми. Слишком глубоко завяз Петр Александрович и, понимая это, выбрал меньшее из зол. Но рассказывать все он, естественно, не стал, да осторожный Корнеев пока и не настаивал: придет еще время. Но то, что нужно было майору в первую очередь, он выяснил. Полковник раскрыл ему своего связного в Кабуле, явки, пароли и все, что знал в отношении афганских операций. Надо сказать, что знал он немного, так как сам был в афганской игре всего лишь пешкой, хотя и с полковничьими погонами.

В этот же день Корнеев докладывал генералу Орлову о результатах встречи с Саблиным и свой дальнейший план действий. Майор предложил заменить саблинского связного своим человеком — капитаном Маховым, а также внедрить в охрану "груза" оперативника из своей группы. Орлов дал добро и приказал Валентину Семеновичу через три дня приготовить подробный план всей операции. К этому времени в Кабул через перевалы должен был отправиться караван с запчастями для автобатов.

13

Четыре дня Зотов находился в секретной лаборатории. Четыре дня Куданова пыталась вытянуть из мозга майора все, что там находилось. Но мозг поддавался с большим трудом. Сначала Вера Александровна думала, что Зотову зашили под кожу капсулу с "антистэлом". Их изобрели три года назад в одном из научно-исследовательских институтов, и они успешно прошли стендовые испытания на Зоне. Зашитые под кожу в определенных точках тела, эти капсулы предохраняли человека в течение года от влияния основных психотропных веществ, применяемых в настоящее время в мире.

Но, обследовав майора, ничего подобного обнаружено не было. Мозг Зотова сам по себе был слишком сильным и тренированным, способным активно противодействовать нажиму Кудановой. Женщина пичкала майора наркотиками, стараясь подавить волю, применяла так называемое "глубокое введение" в мозг с помощью генераторов, биозондирование и многое другое, чем вооружила ее современная наука. Была разработана спецпрограмма конкретно на Зотова, ориентированная на его биопсихические параметры, но… все оказалось тщетным. Майор был послушной куклой, выполняющей любые приказы, но продолжал молчать, словно у него не было языка. Удалось выяснить лишь очень немногое, и Куданова пришла к выводу, что пора применить к майору обычные и верные средневековые пытки. Время поджимало.

14

Персональная машина мчала генерала Быкова на дачу Летянина. Час назад генералу доложили, что в "Ковчеге-5" работает человек Орлова. Сведения были получены от быковского информатора, внедренного в стан врага. К сожалению, выяснить хоть какие-либо данные об агенте Орлова информатору не удалось. Но одного этого было достаточно, чтобы крепко призадуматься. Сопоставляя два происшествия: появление в Ялте майора Зотова, то, что удалось у него вытянуть, и внезапную активность неизвестного пока агента, и дураку стало бы ясно, что Орлов вышел на "Ковчег-5".

Самый надежный вариант был — уничтожить ялтинскую лабораторию со всеми находящимися там людьми. Орлову хватило бы одного свидетеля, чтобы раскрутить всю цепочку.

Решать судьбу лаборатории единолично Быков не мог по нескольким причинам. Он уже представлял, какой вой поднимет Папа и его ублюдки. Господи, и кто только выбрал этого жалкого маразматика в лидеры?! В душе Быков презирал всех кремлевских партократов, уже успевших наложить в штаны после последних провалов оппозиции. Но без них задуманное невозможно, и замены им пока не имелось.

Но в данном случае генерал опять-таки оставался в тени и переводил основной удар на Подвольного. Это ведь Шурик попросил Папу не трогать Куданову и отправить ее в Ялту. Если бы не эта стерва, провалившая фактически уже два объекта и очень кстати являющаяся подстилкой Подвольного, — все было бы тип-топ. Что ж, Рыкову не в первой обрубать концы, ну а Саблин теперь наверняка подписал себе смертный приговор. Туда и дорога…

Основная же причина относительного спокойствия Быкова заключалась в том, что ялтинская лаборатория принадлежала Главному разведывательному управлению Генерального штаба Советской армии и тут уж с генерала вообще все взятки гладки. Пусть Генштаб и выкручивается, если в Ялте облажаются. По большому счету Быкову подобный вариант был даже выгоден.

В настоящее время Папа опирался на две основные силы: КГБ, то есть управление генерала Быкова, и ГРУ — то есть управление генерала Козырева, если судить по тому, что объект находился в его ведении. Если ГРУ вляпается в дерьмо, то Папа поймет, что единственной реальной и надежной опорой является КГБ в лице Быкова.

Начальник Генштаба Огарков в последнее время слишком близко стал крутиться возле Папы, становясь его фаворитом. Это нехорошо. Он и так фактически является Министром обороны при номинальном Устинове, а если еще и станет первой величиной … Этого Быков допустить не мог и не мог так же упустить подобный момент для нанесения удара по сопернику. Только вот силу нужно рассчитать точно. А то ведь так. можно и Папу задеть, и самому свалиться.

Прикинув все это, генерал решил действовать по двум направлениям: во-первых, помочь Орлову, но не слишком. И во-вторых, предупредить Папу, чтобы тот соответственно поставил в известность Огаркова. Если Орлов и Козырев столкнутся лбами, то драки не миновать, и кто выйдет победителем неважно: оба генерала были противны Быкову. Впрочем, и одного шума будет достаточно, чтобы в ЦК схватились за голову. Конечно, заварушке не дадут разгореться в пожар и классически замнут, но при этом кто-то из двух обязательно полетит из кресла. И главное, что Быков тут абсолютно ни при чем.

После провала на Зоне, Папа слишком криво смотрел на генерала и тот решил срочно поднять свой авторитет. Ведь это он первый предупредит Папу о возможном ялтинском провале. И вообще, КГБ в лице генерала Быкова работает куда эффективнее, нежели эти тупоголовые грушники…

15

Майор открыл глаза. Он лежал на каменном полу какого-то склепа и в неясном свете, исходящем из открытой двери, увидел две склонившиеся над ним незнакомые фигуры. Заметив, что майор пришел в себя, люди ухмыльнулись и один из них, пнув Зотова ногой в бок, пробурчал:

— Вставай, сучара, конечная станция.

Они мерзко заржали, по очереди стукнув майора ногами. Дмитрий Николаевич подумал, что пора бы и в самом деле вставать. Нечего разлеживаться, когда тебя просят такие вежливые и симпатичные ребята. Он медленно встал, чувствуя, что руки за его спиной связаны слишком профессионально, чтобы попытаться их освободить.

— Это бесполезно, — как бы читая мысли майора, бросил ему в лицо один. — И учти, козел, что морскими узлами я хорошо вяжу не только канаты, но и человеческие жилы.

Предупреждение было своевременным, да и внешний вид ребят был слишком серьезен, чтобы брать под сомнение их слова.

Майора вывели в светлый коридор, отделанный белым матовым пластиком. Шли долго: петляя, спускаясь куда-то и снова поднимаясь, опять петляя и снова спускаясь. Иногда слышались душераздирающие стоны, вопли, плач, полный отчаяния и безнадежности

"Что это — ирония судьбы или расплата за прошлые грехи? — думал майор, вздрагивая при каждом вопле. — Может, действительно рано или поздно все мучители оказываются на месте мучеников?"

По большому счету Зотов не относил себя к мучителям. И хотя грешки за ним водились, но в данном случае он скорее был борцом за правду. Но ведь и правда у всех своя.

Майор смутно помнил все, что с ним происходило после рокового сеанса оздоровительного гипноза. И уж тем белее он понятия не имел, сколько времени находится в руках мучителей. В памяти мелькали зеленые халаты врачей, полумаски, напряженные глаза, выражающие лишь нетерпение и злость от молчания пациента. Вихрем проносились нескончаемые вопросы, как было когда-то на учебных допросах в школе КГБ. И эта чудовищная, постоянная усталость и апатия. Одно мгновение Зотову показалось, что он попал на свою родную Зону и понял, что скорее всего находится в секретной лаборатории Главного разведывательного управления. Перед отъездом в Крым он досконально изучил имеющуюся в распоряжении Орлова документацию по секретным объектам, расположенным в окрестностях Ялты.

Дверь выросла внезапно, бесшумно открылась черной пустотой, приглашая переступить через порог. Темные мокрые стены, узкий и низкий полукруглый свод, винтовая лестница — все это разительно отличалось от белого коридора.

На этот раз спускались недолго и вышли в небольшой зал. С первого взгляда Зотов понял, куда попал. Нечто подобное он уже видел в музее Казанского собора в разделе "инквизиция".

В ярком свете подземелья Зотов увидел Куданову, сидящую за огромным дубовым столом рядом с незнакомым мужчиной, двух полуобнаженных и мокрых от пота палачей и три жертвы. Двое из несчастных висели привязанные за руки к крюкам на потолке и, видимо, ждали своей очереди, третий же был распят на небольшом помосте в центре зала.

Дмитрия Николаевича повесили на крюк рядом с помостом, чтобы ему отчетливо было видно каждую операцию палачей.

Сидящий рядом с Кудановой мужчина, обращаясь к Зотову буднично произнес:

— Ну что ж, товарищ майор. Я думаю, нет надобности напоминать вам наши условия. Все как в кино: если вы согласны ответить на вопросы — эти люди останутся живы, если нет — мы будем пытать их на ваших глазах, а затем с вами проделаем тоже самое.

Зотов не ответил, и мужчина дал знак палачам начинать.

Казалось, мучители только этого и ждали. Они тут же приступили к методичному дроблению костей несчастного, и через пятнадцать минут квалифицированной работы человек стал похож на извивающийся кусок мяса. Затем палачи стали вытягивать из него жилы. Жертва ни в какую не хотела терять сознание и с перекошенным лицом, с пеной у рта продолжала издавать нечеловеческие вопли.

Холодный пот покрыл тело майора, конечности заледенели и непроизвольно вздрагивали при каждом крике мученика.

Человек за дубовым столом отдал распоряжение палачам и те, полив раны пытуемого какой-то жидкостью, что у того глаза вылезли из орбит, отвязали его от помоста и уволокли за небольшую железную дверь.

Через минуту они вернулись и, сняв с крюка очередного претендента, уложили его на помост. Зотов не мог смотреть в глаза несчастным и слушать их мольбы, обращенные скорее к нему, нежели к мучителям. Он понимал, что и ему, и этим троим уже не суждено выйти из подземелья, что они обречены, и уже не важно каким образом отправятся на тот свет

Тем временем один из палачей вытащил из камина раскаленную железную маску и надел на лицо жертвы. Вопль захлебнулся в шипении горящей кожи. В нос майору ударил тошнотворный запах паленого мяса. Сняв маску, палач сунул ее обратно в огонь, а на смену ей вытащил чан с расплавленным металлом. Он медленно стал выливать содержимое емкости на живот человеку и лил до тех пор, пока не сжег ему все внутренности. Экзекуция сопровождалась дикими криками, воплями, шипением, бульканьем и приторным запахом. Зотов страстно желал, чтобы несчастный поскорее отдал Богу душу, но и этого в конце концов уволокли в подсобку еще живым. Майор понял, что перед пытками жертвы накачали наркотиками типа "Ягуар". По всей видимости, тоже самое сделали и с Зотовым.

Подошла очередь третьего. На этот раз человека не распяли, а подвесили на крюк над помостом. Один из палачей, взяв длинный нож, стал быстрыми и ловкими движениями полосовать тело несчастного, а второй вслед за ним такими же длинными щипцами сдирать нарезанную кожу. Когда человек был обработан с головы до ног и представлял собою бьющееся в конвульсиях кровавое месиво, палачи обильно полили висящий кусок мяса той же жидкостью, что и первого и уволокли за железную дверь еще тепленьким.

Вернувшись, мучители подошли к майору. Как таковой, смерти Зотов не боялся, давно приучив себя к мысли, что все на Земле бренно, а уж тем более люди его профессии. Но сама мысль о напрасных жестоких телесных мучениях приводила в ужас. Зотов вообще плохо переносил физическую боль и трепетал при мысли о пытках. Он изо всех сил делал гимнастику для дыхания и специальные упражнения, чтобы хоть как-то успокоить предательскую дрожь, но она продолжала пронизывать все тело, сжимая в районе лопаток мышцы спины и давя на сердце. В горле стоял гнусный комок, сглотнуть который не представлялось никакой возможности.

Один из палачей взял уже бывшую в деле раскаленную маску и стал медленно подносить к лицу майора. В тот момент, когда жар дохнул смертельным огнем, Куданова сделала знак, и палач отошел в сторону. По приказу Веры Александровны майора перетащили в другой конец зала и повесили на цепь, прикрепленную к крюку автоматической лебедки. Таким образом Зотов оказался висящим над чаном с расплавленным свинцом. От металла исходил удушливый жар, но это было ничто по сравнению с тем, что ожидало Дмитрия Николаевича во время возможного спуска.

"Спокойно, майор, спокойно, — говорил сам себе Зотов, стараясь сосредоточиться. — Ты должен взять себя в руки и не подавать вида, что боишься."

Куданова, приказав удалиться палачам и неизвестному мужчине, подошла к майору. До этого она не проронила ни слова и лишь наблюдала за Зотовым.

— Ну вот мы и встретились, — произнесла она, улыбаясь. — Ты ведь очень хотел этого.

— Откуда ты знаешь? — ухмыльнулся Зотов и не узнал собственного голоса: глухого, с надрывом.

— Ну-у, майор, — женщина притворилась крайне удивленной. — Столько лет проработать на Зоне и задавать такие дурацкие вопросы?!

— Вы провели допрос под гипнозом.

— Соображаешь.

Куданова блефовала. Она понимала, что Зотов не дурак и прекрасно знает, что все эти психотропные препараты, а тем более, простой гипноз вовсе не всемогущи. Даже неподготовленный человек, обладающий достаточно сильной волей и стабильной психикой, может в бессознательном состоянии сопротивляться воздействию и не рассказать ничего. Если же человек знает о способах психогенного вмешательства, да еще прошел тренировку подсознания, выпытать из него какие-либо вещи воз-можно только в ходе длительного индивидуального подхода, да и то без стопроцентной гарантии.

— Пришлось с тобой повозиться несколько дней, — продолжала Куданова. — Но теперь я знаю все твои сокровенные тайны и про Корнеева, и про брата моего единокровного, которого теперь придется убрать…

"Ай да сестричка!" — промелькнуло в голове майора. Он вдруг почувствовал, насколько же сильно Куданова ненавидела своего брата. В отличие от нее с детства влачившей нищенское существование, перебивавшейся с воды на хлеб, особенно после смерти отца, прошедшей через боль и унижения, чтобы выбиться в люди только благодаря своим способностям, так вот, в отличие от сестры, брат всегда имел, что хотел, без особого труда и вылез наверх опять же благодаря отцу и его связям. Тут было от чего не любить.

— Но я за него в долгу не останусь, — улыбнулась Вера Александровна. — Сначала умрешь ты, а чуть позже и твоя дорогая и ненаглядная Бортник. Ты, правда, так и не сказал, где она скрывается, во это мы сейчас выясним.

У Зотова внутри все вскипело, во он сдержал себя. Куданова рассмеялась, дико блеснув глазами. Она опять блефовала. Из тех бессвязных слов, что ей удалось вырвать у майора, она не смогла с уверенностью сказать — жива Елена Николаевна или нет. Но то, что Саблин находится под колпаком, было ясно, как божий день. Про Корнеева и задачи его группы Куданова вообще ничего не смогла выведать.

— Даже перекрасившись в блондинку ты все равно осталась гнидой фиолетовой, — в сердцах выпалил майор и зло сплюнул.

— Давай-давай, я посмотрю, как ты запоешь, когда твои пятки опустятся в свинец.

— А ты уверена, что они опустятся?

Теперь на лице Кудановой отразилось настоящее удивление:

— Ну ты циркач! — выдохнула она. — Висит на крючке, как червяк, и еще что-то изображает. Но мы не сговоримся — ты слишком верный пес для своих хозяев. Да и на черта ты нам нужен?

— Я так понимаю, что твой хваленый гипноз принес мало пользы, — раз ты устроила мне такой спектакль? — сказал Зотов.

Он теперь решил во что бы то ни стало тянуть время, чувствуя, что в этом его спасение.

— Креме того, с моим исчезновением тут все кругом перероют и в конце концов выйдут на лабораторию и на тебя.

— Сомневаюсь. Вариант твоей героической смерти мы уже продумали. Придется, конечно, пожертвовать лабораторией и санаторским филиалом, но он и создан для прикрытия. Так что не терзайся и умирай спокойно.

Она разразилась дьявольским смехом и схватив пульт управления, нажала кнопку "Пуск".

— Стой! — крикнул майор, и женщина непроизвольно остановила лебедку. — Раз уж мне все равно не жить, может, расскажешь, для чего вы все это делаете?

— Ты настоящий мужик, Зотов. Я тебя уважаю, — серьезно произнесла Куданова, посмотрев на часы. Видимо, она торопилась. — Ты умеешь достойно проигрывать, и твое любопытство сильнее страха.

Она на мгновение остановилась, а затем, не выпуская из рук пульта, продолжила:

— Я создаю зомби для уничтожения Андропова. Этот человек вылез очень некстати, мешая нашим планам.

— Каким планам? Превращения страны в царство зомби?

— Дурак ты, майор. Во-первых, наш советский народ и так по сути своей — зомби. А во-вторых, Андропов хочет превратить нашу родину в большой концлагерь по образу и подобию сталинских. Тот придумал сказку про врагов народа, а этот про всеобщую коррупцию, чтобы прикрываясь ею вырезать непослушных, посадить колеблющихся и замордовать приверженцев. Это мы уже проходили.

— Не вешай мне лапшу на уши! — отрезал майор. — Андропов всегда был против сталинских методов. Что же касается таких, как ты, то их давно пора перевешать, и Юрий Владимирович правильно делает, что взялся за это грязное, но благородное и нужное дело. Брежнев слишком вас распустил. Но мне кажется, тут дело не только в Андропове?

— Мне определенно нравится твоя способность логически мыслить, — усмехнулась Куданова. — Ты прав: Андропов не основная задача, а лишь временная преграда, которую мы в скором времени уберем. Мы программируем зомби на ликвидацию некоторых наших "товарищей" из Министерства обороны, ЦК, КГБ, МВД, ГРУ и всех остальных необходимых учреждений, сажая на освободившиеся места своих людей. В течение полутора-двух лет мы заменим весь государственный аппарат. Но ты не думай, что убить — это значит зарезать, пристрелить или задавить в автомобильной катастрофе, хотя и такие варианты не исключаются. В основном, все смерти будут тихими и спокойными, как говорится, в своей постели. Ты же знаешь, как это делается. Кроме того, и убивать мы будем не всех своих врагов, а лишь тех, кого бесполезно перепрограммировать. В остальных будут вложены и уже вкладываются необходимые нам программы. Как это делается, ты тоже в курсе.

— Да уж, знаю. А потом?

— А потом мы начнем строить новое общество, в котором каждому будет отведена своя определенная роль. Бездельников и лишних не будет. Из них мы сделаем био-роботов для обеспечения жизненными благами высшей касты.

— И кто же будет входить в эту касту?

— Государственные деятели, люди науки и искусства, в общем, все те, кто способен создавать что-то новое и прекрасное, кто может самосовершенствоваться. Мы хотим возродить генетический фонд, практически уничтоженный в нашей стране, начиная с семнадцатого года. Бее остальные будут превращены в послушных рабочих. Могу тебя обрадовать — психотронные генераторы уже прошли успешные испытания в некоторых регионах нашей страны и за рубежом. Кроме того начинается внедрение программы "Спейс-5"…

Некоторые звенья этой сложной системы разрабатывались и проходили стендовые испытания на Зоне. Идея заключалась в следующем: по команде с Земли со спутников передавались частотные сигналы на заранее установленный участок местности. Площадь воздействия могла быть от нескольких метров до сотни километров. Таким образом мог быть осуществлен психологический контроль над целой страной или всей планетой. Параллельно программе "Спейс-5" осуществлялась еще одна программа по тайному воздействию на человека — "Альфа-фидер". В этом варианте передатчиком информации являлась вода, способом передачи — городской водоснабжение и резервуары с заложенными в них транквилизаторами, а объектом воздействия — все тот же человек.

Находясь одной ногой в могиле, у Зотова и в мыслях не было, что через несколько лет судьба снова бросит его в кровавую бойню, устроенную кудановскими последователями на московском водопроводе и очистных сооружениях…

— Каким же образом вы будете отбирать претендентов в "высшую касту"?

— Только по конкретным делам. Конечно, сначала придется провести жесткую селекцию, но потом все придет в равновесие. Тот, кто не оправдает возложенной на него миссии, будет переведен в "касту рабочих". Таким образом будет поддерживаться стимул для творчества.

— Сомневаюсь.

— Твои проблемы, — Куданова махнула рукой.

Она очень ярко и образно излагала свою программу.

Видно, женщина настолько была уверена в скорой смерти Зотова, что в порыве откровенности назвала несколько фамилий из верхних эшелонов власти, которые майор не преминул запомнить. Попутно она проговорилась о "Ковчегах" как о секретных базах оппозиционеров по подготовке кадров. В дальнейшем их предполагалось использовать как штаб-квартиры на первом этапе реформ и жесткой селекции, а затем как координационные центры "нового порядка".

Когда Вера Александровна закончила, майор криво усмехнулся:

— Что же, ваша концепция мне ясна и не нова.

— А мы и не претендуем на новизну. Во все времена умные люди пытались это сделать, но по ряду причин или дурацких случайностей, великие замыслы срывались. Но, мне кажется, пришло наше время.

— А мне кажется, что ваше время никогда не придет. Но в одном ты права — во все времена находились сволочи, пытающиеся поставить человечество на колени, берущие на себя роль вершителей судеб. И несмотря на мою близкую смерть, я даю сто процентов, что и в этот раз у вас ничего не выйдет. Принцип вашего общества сам по себе противоречит законам мироздания, а потому он изначально обречен на провал. И очень жаль, что такой умной и образованной женщине, как ты, мне приходится объяснять элементарные вещи.

— Наша полемика бесполезна, — оборвала Куда-нова. — Ты неплохой специалист, и мне искренне жаль, что ты стоишь по другую сторону баррикад. В нашем обществе ты бы добился больших успехов, но я вынуждена тебя убить ради будущей счастливой жизни. Извини.

Куданова нажала кнопку, и лебедка, слегка дернувшись, медленно стала опускать Зотова в расплавленный свинец.

Два заклятых врага смотрели друг другу в глаза и в последний момент пытались понять, что двигало ими в борьбе, почему каждый из них так яростно отстаивал свои идеалы? И Зотов, и Куданова беззаветно верили в правильность выбранных позиций, но они не подозревали, что оба защищаемых ими принципа обречены на гибель…

16

Припарковав машину рядом с ЦУМом, Петр Александрович направился в универмаг. Через неделю день рождения дочери. Он уже достал через знакомых импортную куртку, но хотелось что-нибудь из косметики. Пигалице стукнет пятнадцать, и уже сейчас невеста хоть куда.

В парфюмерном отделе только что выбросили польские наборы, и народ еще не успел собраться в бурлящую толпу. Саблин встал в хвост очереди и автоматически стал разглядывать соседей. Вообще, он редко ходил по магазинам, так как покупал все в комитетовском торге, но после того, как фактически перешел в стан врага и Корнеев снял за ним наблюдение, Саблина вдруг потянуло в народ.

Неожиданно для самого себя, Петр Александрович вспомнил свое детство, юность, родных и друзей. Ностальгия нахлынула на него, и полковник на некоторое время отключился от внешнего мира.

Он вспомнил странную и нелепую гибель отца — единственного человека в своей жизни, которого он любил и уважал. Вспомнил мать, двоюродного брата отца — полковника НКВД, забравшего их к себе сразу после похорон. Лишь спустя годы Петр Александрович узнал, что оба брата в молодости ухаживали за его матерью, и заподозрил отчима в смерти отца.

С приходом в семью отчима жизнь Саблина круто изменилась, и будущее парня было предначертано. Он с отличием закончил школу, хотя не приложил к этому особого труда и не потому, что был слишком умным. Просто учителя не очень хотели портить отношения с подполковником КГБ и знали об отчиме все, несмотря на его ужасную засекреченность.

Затем "Дзержинка", тепленькое местечко в органах, пока отчим не умер. Саблин тогда был в звании старшего лейтенанта и кое-что уже соображал. После того, как Петр Александрович удачно прогнулся перед Быковым, он получил капитана, затем майора, и пошло, поехало… У Саблина не было дара ловить шпионов или террористов, но у него вдруг открылся великий дар штабного работника, а это, согласитесь, очень удобно…

Неожиданно полковник почувствовал резкую боль в левой руке и, подняв ее, увидел небольшую кровоточащую царапину. Он же вернулся в реальный мир и заметил удаляющуюся девушку. Она неторопливо покачивала бедрами. Через плечо девушки была перекинута сумка с большой красивой брошью. Саблин не не шутку встревожился, так как в его положении подобная "случайность" могла дорого стоить. В том, что эта девушка не человек Корнеева, не было сомнений. Полковник был еще нужен майору. Но ее могли подослать и его бывшие друзья, если, конечно, они что-то пронюхали.

— Девушка! — окликнул Саблин. — Можно вас на минуточку?

Она повернулась и удивленно посмотрела на мужчину.

— Извините, но вы поцарапали мне руку.

— Чем? — удивилась та, как показалось полковнику, довольно искренне, приняв это за попытку познакомиться.

— Вашей очаровательной брошью, — Саблин показал руку, и девушка, увидев кровь, сконфуженно поджала плечами, кстати, тоже весьма натурально.

— Простите меня, пожалуйста, — она быстро достала из сумочки платок и вытерла кровь. — Давайте я промою рану одеколоном, чтобы не было заражения.

— Вы меня уже заразили, — слащаво хмыкнул полковник, окинув девушку с ног до головы весьма красноречивым взглядом. — Как насчет ужина с раненым солдатом?

Девушка слегка замялась.

— У меня ревнивый муж.

— А у меня жена.

Они рассмеялись, понимающе кивнув головами.

— Тогда мы на равных. Ну так как?

— Я согласна.

Очередь подошла, успокоившийся и предвкушающий скорое удовольствие Саблин купил набор косметики и, взяв девушку под руку, направился к выходу.

Подходя к машине, он вдруг почувствовал, как горячая волна поднимается вверх по руке, быстро захватывая все тело. Падая на сидение, полковник понял, что его убили, и последним видением было напряженное лицо девушки-убийцы, ожидающей его смерти.

Рогозин сидел в служебной машине, припаркованной на автостоянке. Сорок минут назад в соседнем квартале он навел лучшую агентку на своего непосредственного начальника полковника Саблина. Теперь уже бывшего начальника. Капитан не сомневался в исходе операции, так как знал, что агент "Туфелька" делает свою работу любовно, с душою, как истинный художник. Да и дело было пустяковое: "Туфелька" еще и не такое проворачивала.

Он нашел ее два года назад в одном из притонов совершенно голую и в одной туфле. У девицы был свой сдвиг по фазе: обладая обворожительной внешностью, она балдела только с уродами. "Туфелька" просто впадала в экстаз, когда какой-нибудь калека ласкал ее своим обрубком или изуродованной конечностью. Садистка по натуре, она готова была искромсать любого мужика, лишь бы он соответствовал ее требованиям.

Рогозин слегка побаивался свою агентку с чисто мужских позиций и не рисковал оставаться с ней наедине дольше необходимого по службе. За два года он сделал из девицы незаменимого агента, ставшего в скором времени его гордостью.

Он увидел ее издалека. Девушка шла своей обычной походкой и улыбалась, как улыбаются, идя на свидание или возвращаясь с него после приятно проведенного времени. "Туфелька" помахала рукой и села в машину. Рогозин не стал задавать лишних вопросов. Он повернулся к ней.

— Номер в "Дагомысе" забронирован, — капитан протянул ей пачку денег. — Но чтобы пятнадцатого августа была как штык. Будет работа.

— Я когда-нибудь подводила? — спросила девица и небрежно бросила на заднее сиденье сумку с отравленной брошью.

Рогозин улыбнулся:

— Ты моя прелесть.

Он включил зажигание и рванул с места.

17

Жар, исходящий от расплавленного металла, стал облизывать майору пятки, и он инстинктивно согнул ноги в коленях. Но стальная цепь продолжала медленно опускаться, неумолимо приближая Зотова к мучительному концу. Когда до свинца оставалось полметра, цепь вдруг остановилась, и мотор натужно загудел. Куданова несколько раз нажала на кнопку, но мотор не вращался, издавая лишь протяжные звуки, похожие на стон раневого хищника.

"Неужели обмотка сгорела или предохранители вышибло?!" — встрепенулся майор, и в его сознании промелькнул луч надежды.

Вера Александровна отбросила пульт управления в сторону и, покосившись на Зотова, произнесла:

— Погрейся чуток, я скоро.

— Только побыстрее, а то я буду скучать, — бросил он вслед женщине.

Когда она поднялась по винтовой лестнице и скрылась в коридоре, боковая дверь, куда втаскивали изувеченных, открылась, и в влетел незнакомый парень в зеленом комбинезоне и полумаске.

— Привет, майор, ты еще жив? — спросил он, беря пульт управления и подмигнув Зотову.

— Там фазы нет, — предупредил Дмитрий Николаевич.

— Уже есть…

Он нажал на вторую кнопку, и цепь стала медленно поднимать майора на металлическую площадку.

— Ты кто? — спросил Зотов, припоминая, что где-то уже видел эти веселые озорные глаза.

— Логичный вопрос. Андрей Масленкин — капитан КГБ. Об остальном потом.

Он отвязал майора от крюка, и они быстро исчезли за дверьми подземелья. Там оказалась еще одна комната, из которой уходило несколько коридоров и лестница. Поднявшись по ней, беглецы вышли в белый коридор, по которому час назад Зотова вели на пытки. Первым бежал Андрей. Майор понятия не имел о расположении лаборатории и поэтому лишь сопел в спину товарища.

Казалось, Дмитрий Николаевич заранее мог предвидеть опасность. Не прошло и полминуты, как ему пришлось доказывать свое предвидение.

До лифта оставался один поворот. Мужчины одновременно почувствовали опасность и остановились. Послышался шорох, и чье-то тяжелое напряженное дыхание. Пистолеты были наготове, и дальше все произошло, как в ковбойских фильмах. Зотов стрелял с лету. Андрей тоже оказался не промах. Бросившись на пол и проезжая на боку по скользкому линолеуму от одной стенки к другой, капитан успел уложить двух охранников. Всего их было пять. В последнего стреляли оба, и бедняга расплылся по дверям лифта с двумя дырками в груди. Путь был свободен.

— Проклятье, мы кажется в ловушке, — прорычал Андрей, вынимая из мешка отрезанную кисть руки и прикладывая ее к индикаторной панели. — Охрана появилась неспроста. Значит, мы засвечены.

Не успел он произнести последние слова, как вспыхнула красная лампочка, и завыла сирена.

— Гады, они уже вывели из компьютера код "полсотни второго". — Масленкин со злостью отбросил обрубок. — Это нам теперь на хер не нужно, так же как и пропуск. Попробуем через аварийный выход.

Беглецы бросились дальше по коридору, но из-за поворота выскочили четыре человека. В этот раз натренированная реакция не спасла. Зотов успел сделать только один выстрел и тут же мощным ударом был отброшен к стене. Чуть в стороне повалился Андрей. Обнадеживало лишь то, что из четырех нападавших остались только трое. Правда, эти трое оказались еще теми мясниками. В легком пока тумане, Зотов почувствовал, как его размазывают по полу, стараясь превратить в бесформенное месиво. Но охранники не учли, что Дмитрия Николаевича заботливо накачали "Ягуаром", увеличив таким образом втрое его жизненные функции. Майор вовремя сумел мобилизовать все свои силы и нанес такие сокрушительные удары, что двое нападавших больше не встали, а третий закрутился волчком схватившись за пах. Зотов поднял пистолеты и подошел к еще живому Андрею. Тот открыл глаза и потряс головой.

— О'кей? — спросил майор, нагибаясь к нему.

— Сейчас узнаем…

Парень стал медленно подниматься. Сирена выла не переставая и Зотов скорее почувствовал, нежели услышал, как открылась дверь лифта. Он прыгнул в сторону и на лету открыл огонь сразу из двух пистолетов. В лифте было два автоматчика. Уже мертвых автоматчика. Они все же выпустили короткие очереди, и если бы Андрей успел подняться с пола, то упал бы обратно, но уже навсегда. Пули прошили стену в сантиметре от его головы.

— Неплохо, — кашлянул Масленкин и бросился к закрывающимся дверям лифта.

Он успел вытащить автоматчика так, чтобы двери не смогли закрыться.

— Очнулся, — удовлетворенно усмехнулся майор.

— Жизнь заставит, — Андрей взял автомат и запасной рожок. — У нас теперь один выход — отправить лифт вместе с пропуском наверх, а самим спуститься этажом ниже.

— Еще ниже?!

— Я уверен, что они будут нас ждать на третьем уровне. Там прямой выход в шахту. Но мы попробуем их обмануть и пробиться в шахту через аварийный выход.

— Тебе лучше знать. Вперод!

Андрей бросил в кабину лифта пропуск "полсотни второго" и отправил вместе с трупами автоматчиков наверх. Сами беглецы бросились к дверям аварийного выхода. Вбежав на лестницу, капитан вытащил из кармана микрокалькулятор и стал набирать цифровой код. Зотов ничего не понимал, но и не задавал вопросов.

Тем временем Масленкин нажал кнопку "плюс", и световое табло микрокалькулятора методично замигало.

— Готово. Главное в нашем деле заранее подготовиться. Я на аварийных каналах установил блокирующие электронные устройства, подавляющие сигнал с центрального поста и принимающие мой. Теперь ребята не смогут открыть ни одну дверь на эту лестницу и во всем третьем секторе.

— А мы? — непроизвольно вылетело у Зотова.

Капитан дернул плечами, как само собой разумеющееся, и бросился вверх по ступенькам.

— Внимание, говорит "центральный"! Объект направляется в грузовом лифте на третий уровень.

— Девятый и седьмой поняли вас.

— На их месте я бы сделал по-другому, — произнес начальник охраны, оторвавшись от микрофона и обращаясь к командиру. — Я бы в лифте отправил только пропуск, а сам постарался бы пробиться через аварийный выход.

Он снова склонился над переговорным устройством и нажал кнопку вызова:

— Говорит центральный. Группам два и три экстренная готовность. Возможно, объект направляется в вашу сторону.

— Поняли вас.

— "Центральный", говорит "девятый". Объекта в лифте нет. Группы пять, шесть и восемь уничтожены.

— Срочно к аварийному выходу! — прокричал начальник охраны, смахивая появившейся на лбу пот.

— "центральный", все двери третьего сектора блокированы. Нам не пройти.

— Что-о-о?! — начальник резко повернулся к оператору. Тот уже шуршал клавишами дисплея, впившись в экран. — Ну, что там?

— Пока не ясно, товарищ майор. Нет обратного сигнала. То ли повреждение в системе, то ли в канале установлено блокирующее устройство.

— В каком еще канале, черт возьми! — закричал майор уже не обращая внимания на струившийся по лицу пот. — Если через минуту все двери не будут открыты, под трибунал пойдешь!

Пальцы оператора забегали no клавишам, как у пианиста, но результата не было.

— Остается только один вариант, — выдохнул оператор. — На несколько секунд отключить электроэнергию третьего сектора и вручную открыть двери.

— Ну, слава Богу. Внимание, говорит "центральный"…

— Теперь главное прорваться к шахте. Стреляй в любого, кого увидишь, — орал на ходу Андрей, стараясь перекричать вой сирены. — По моим расчетам они вот-вот должны отключить электроэнергию.

Лестница наверх была самым опасным отрезком пути. Если бы охрана успела перекрыть ее, то еще неизвестно, как бы все сложилось. Но, видно, судьба была на стороне беглецов. Они выскочили в шахту всего на несколько секунд раньше охраны, и этого времени им хватило, чтобы открыть бешеный огонь по противнику. Часть автоматчиков была убита, остальным пришлось залечь за ящиками.

Из шахты в обе стороны уходил тоннель. К выходу, ведущему наверх, к свободе, преграждали путь охранники, но беглецы и не рассчитывали прорваться в ту сторону. Они бросились в противоположную.

Бежали минут пять, пока вдали не показались груды вывороченной горной породы и тупик. Аварийные лампы излучали тусклый мерцающий свет, но Зотов сумел различить ручную кладку камней, закрывающих выход из тоннеля.

— Не боись, у меня тут давно уже мина заложена, — прокричал Андрей. — Ложись вон за те камни и отсекай автоматчиков. А я быстренько…

Масленкин сдвинул с места небольшой валун и нажал на оказавшуюся там кнопку. Раздался оглушительный взрыв, грохот разваливающейся стены и падающих камней. Пыль еще не рассеялась, а офицеры уже бросились к пролому. За ним шел обычный, не обработанный человеческой рукой, пещерный ход, по размерам вполне подходящий для людей. Андрей вытащил из-за пояса небольшой фонарик.

Неожиданно земля затряслась, и визг пуль и грохот автоматных очередей перекрыл глухой рокот, прокатившийся по подземелью, заставляя присесть. Мужчины удивленно переглянулись. Сзади слышался приближающийся и все нарастающий грохот обвала.

— Бегом, майор, а то и нас задавит! — выкрикнул Андрей, устремившись вперед.

Несколько раз офицеров чуть не пронзили падающие с потолка каменные сталактиты. Один из них упал слишком близко, поранив Зотову плечо, но беглецы продолжали нестись с такой скоростью, с какой, пожалуй, не бегали никогда в жизни.

Постепенно сотрясения пещеры становились менее ощутимыми, грохот затихал и наконец окончательно исчез. И лишь изредка откуда-то снизу слышалось одиночное уханье оседающей породы. Офицеры остановились, вытирая пот со лба и тяжело дыша. Воздуха в пещере явно не хватало. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. В свете фонарика их грязные, размазанные от пота физиономии представляли занятное зрелище. Да и нервное напряжение было слишком велико. Развалившись на камнях, беглецы с наслаждением вытянули уставшие ноги. Андрей вытащил из своего необъятного кармана перевязочный пакет и наложил на плечо майора повязку. Рана была неглубокая, но крови вышло достаточно много. Несмотря на это Зотов чувствовал себя достаточно хорошо.

— Спасибо. Давай знакомиться поближе, — предложи Дмитрий Николаевич. — Хотя меня ты, наверное, и так знаешь.

Андрей кивнул головой:

— По приказу Корнеева я должен был заочно познакомиться с тобой в санатории.

— То-то смотрю, твои глаза я где-то видел. Значит, свой среди чужих.

— Ага.

— Расскажи, что было за эти дни.

— Неделю назад из "центра" пришла шифровка, чтобы я чисто визуально познакомился с неким майором Зотовым. Затем через пару дней пришел еще один приказ — выяснить, не находишься ли ты на данном объекте в качестве пленника. В саму лабораторию у меня пропуска нет, так что выяснить мне это удалось не сразу. Только вчера я узнал об этом от одного местного громилы. Теперь я понимаю, что это была ловушка. Вариант побега у меня был разработан на все случаи, ну а все остальное ты знаешь.

— А что там еще взорвалось?

— Понятия не имею, но что-то очень мощное. Похоже на энергоблок лаборатории.

— Как бы этот взрыв на нас потом не свалили.

— Это их проблемы.

— Как сказать, — медленно протянул Зотов, анализируя возможную связь между взрывом энергоблока и охотой на беглецов. — А почему Куданову не пристрелил?

— Кто такая?

— Та, что подвесила меня на крюк.

— А-а, не успел. Я ведь увидел тебя по телеэкрану, находясь, в аппаратной. Чтобы пробежать по коридору, убить ее, выхватить пульт управления и нажать кнопку "стоп" необходимо время, которого, увы, не было, так как пятки твои уже поджаривались. Электрический силовой ящик находился в ту минуту рядом со мной, и я просто выдернул один из предохранителей. Рубильник отключать не стал, чтобы не поднимать тревогу заранее. Пока я добирался до тебя, эта баба успела выйти через другую дверь.

— Теперь я понял, почему она периодически отвлекалась от нашего разговора и как бы прислушивалась к чему-то. Видимо, в одно ухо ей был вставлен телефон, дающий информацию и команды с центрального поста.

— Скорее всего из соседней комнаты, так как перекрытия лаборатории не пропускают никакие волны.

— Она тут тоже была, Куданова? Хотя ты же не знаешь. А чем они тут вообще занимаются?

Масленкин пожал плечами:

— Как тебе сказать. По-моему, они устроили прообраз нашей будущей жизни, которую хотят уготовить всем нам заправилы этого подземелья.

— Если бы только этого. Бери выше… — усмехнулся майор. — Судя по рассказу Кудановой — гнусная картина.

Картина действительно была гнусная. Большая часть обслуживающего персонала и охраны представляли из себя биороботов, прошедших психотронную обработку. "Живой материал" подбирали исходя из двух основных параметров: реакции организма на психогенное вмешательство и чисто профессиональная пригодность для работы в неординарных условиях. Людей набирали через военкоматы по контракту, якобы для работы за границей. Но в отличие от обычных наемников, у которых в графе "родственники" должно было стоять не меньше двух человек, а иначе путь за границу заказан, так вот, у этих в графе "семейное положение" и "родственники" стояли прочерки. Поэтому завербованных никто не искал, а друзья, если таковые имелись, знали, что счастливчики уходили "за бугор", а значит, и с перепиской могут быть проблемы.

Весь сверхсекретный объект являлся огромным испытательным полигоном. Здесь претворялись в жизнь новые идеи, отдельные разработки и целые направления в области психотронного воздействия. В сущности, это была еще одна Зона, но уже под эгидой ГРУ и с некоторыми специфическими особенностями, в основном, технического свойства.

Но если на Зоне КГБ испытания проводились исключительно на экземплярах, то в недрах горы Ай-Петри экспериментам подвергались также и сотрудники, за исключением ведущих научно-технических специалистов и руководства. Андрей Масленкин оказался одним из немногих офицеров охраны, на кого психологические воздействия не распространялись.

Все зомби были разделены на группы, каждая из которых подвергалась определенным воздействиям в зависимости от требований программы. Стимуляция за хорошую работу и творчество также была у каждой группы своя. У одних сексуальная — за ударный труд мужчинам выдавали женщин и наоборот: женщинам — мужчин. У других — "духовная", и этих после работы пичкали фильмами, видеозаписями балетов и опер, концертов и т. д. У третьих основывалась на естественном желании есть, и они работали за порцию еды.

А вот наказывали всех одинаково и жестоко. За особые провинности приговаривали к мучительной смерти, видеозапись которой затем показывалась всем в качестве нравоучения. Те трое, что подверглись пытке на глазах Зотова, как раз относились к числу приговоренных.

Естественно, никто из зомби объекта не покидал. Они были пожизненно либо до окончания опытов приговорены к заточению и даже не подозревали, что с ними делают и для чего они вообще нужны. Если кто-то становился не нужен, и его, в лучшем случае, отпускали на волю, то он был уверен на все сто, что действительно работал за бугром.

— А Корнеева давно знаешь? — спросил майор.

— Мы с ним друзья.

— Жаль, что он нас раньше не познакомил.

— Валька считает, что человек должен полагаться только на свои силы, тогда и на выручку к нему придется приходить намного реже. К тому же, как он сказал, ты одиночка.

— Пожалуй, он прав, — улыбнулся Зотов. — Мой друг знает меня лучше, чем я сам. Спасибо тебе, я твой должник.

— Какие проблемы, — отмахнулся капитан. — В санатории за тобой тоже наблюдали наши люди. Это ведь они сообщили, что ты внезапно исчез.

Мужчины поднялись и, слегка встряхнувшись, пошли по пещерному коридору.

— А ты в неплохой форме, — произнес Андрей, окидывая майора с головы до ног. — Я так здорово запыхался, пока мы улепетывали с базы, а ты почти не вспотел и, как мне кажется, не устал.

— Тут дело не только во мне, — улыбнулся Зотов. — Просто перед пытками меня накачали наркотиками, чтобы я подольше помучился и не сразу отдал

Богу душу. Я думаю, что, когда действие препарата закончится, мне будет довольно сложно передвигать ноги.

— Странно, — пожал плечами Масленкин. — Какого черта они дали тебе наркотик, если все равно не собирались мучить? Чтобы ты во время побега стал в три раза сильнее? Или они позабыли его действие?

— Мне это тоже не совсем ясно. Похоже у них был в отношении меня какой-то план. И вообще все это не просто так.

— Пожалуй.

Неожиданно коридор раздвоился. Перед офицерами выросли два почти одинаковых хода.

— Спички есть? — спросил майор.

— А как же.

— Тогда давай…

Масленкин зажег одну спичку и подошел к левому входу. Остановившись, он задул пламя и посмотрел на струю дыма.

— Следующий, — произнес Зотов.

Второй оказался тот, что нужен. По мере движения вперед, подземный коридор становился все уже и ниже. Когда вдали замаячил белый свет, офицеры чуть ли не по-пластунски ползли по острым камням, с ужасом думая, что выход из пещеры окажется слишком мал. Обратного пути не было, да и сам коридор настолько плотно сжимал людей и был так извилист, что ползти по нему можно было только вперед. Вход действительно оказался узкой щелью, но офицерам все же удалось протиснуться между камней, раздирая одежду и тело.

— Ну, слава Богу, добрались, — выдохнул Андрей, осматривая себя с головы до ног. — Теперь хоть дышать можно без напряга.

Офицеры оказались в небольшом гроте в нескольких метрах от свободы. Масленкин радостно крякнул и пошел к выходу.

— Осторожнее, там может быть засада, — предупредил майор, поспешив за товарищем.

— Если и есть, то на плато. У входа и дальше сплошные мины, так что придется попотеть.

Он сделал несколько шагов и вдруг остановился как вкопанный.

— Стоять! — прохрипел он.

Он напряженно смотрел вниз, и, когда майор взглянул ему под ноги, холодная волна прошла по спине. Правая нога капитана стояла на мине, предательски спрятавшейся среди камней. Стоило Масленкину убрать ногу, и обоих офицеров разнесло бы в клочья.

— Эх, бляха-муха, на такой херне засыпаться — обидно! — в глазах капитана показались слезы. — Но ведь они должны были стоять у входа. Уходи, Дмитрий Николаевич, да побыстрее, а то у меня нога начинает дрожать.

— Ты только не волнуйся. Давай попробуем прижать пружину камнем, — майор схватил подходящий валун и нагнулся к ноге товарища.

— Не дергайся, я эти мины знаю. У меня шансов практически ноль. Давай мне камень, и я сам попробую, а ты уходи. Мне одному сподручнее подсовывать.

— Ты только осторожно, прошу тебя, не волнуйся, — шептал майор, пятясь к выходу.

Когда он вышел наружу, раздался мощный взрыв, и волна отбросила его на несколько метров, швырнув о камни.

Через несколько минут Зотов очнулся. Все было тихо, и лишь пыль еще оседала, переливаясь на солнце погребальной вуалью. Вход в пещеру был наглухо завален валунами. Майор встал на колени и схватившись руками за голову, застонал, яростно сжимая виски:

— Я отомщу за тебя, Андрей, клянусь тебе, о-том-щу!

18

Быков поджег в пепельнице клочок бумаги и, когда она полностью сгорела, растер в порошок. Было уничтожено еще одно донесение связного о ходе операции. В нем сообщалось, что майор Зотов на последнем этапе сорвал всю операцию, выйдя из заранее просчитанной ситуации собственными силами, то-есть не так, как предполагалось по плану. Генералу необходимо было срочно корректировать дальнейший ход событий. Он уже представлял ядовитую ухмылку Летянина и его предательское нашептывание Папе.

До появления на сцене Зотова в проведении операции не было никаких срывов, и лишь с его приходом всю отлаженную систему Быкова начало лихорадить. Беда заключалась и в том, что майор не подчинялся Быкову, и генералу приходилось считаться с этим "честным чекистом". А ведь как все хорошо начиналось в самом начале, еще летом 82-го. Тогда, на первом этапе операции, одна из основных сложностей заключалась в том, что все данные о здоровье наших любимых вождей находятся за семью печатями. Но благодаря старому и испытанному шантажу и подкупу, удалось все-таки раздобыть необходимые сведения, на основе которых в лабораториях КГБ и частично ГРУ создали два типа психотропных веществ, действующих как поражающий фактор только на самого Андропова. Одно из веществ на основе "Фантома" было решено использовать в телефонной сети; второе под кодовым названием "Немо" — на повседневных вещах первой необходимости путем специального распыления вещества на твердой поверхности или растворения в жидких формах. Для этой цели было выяснено: пользуется ли Андропов кремом для бритья, и соответственно, какой бритвой бреется и бреется ли вообще. Каким пользуется лосьоном, зубной пастой, мылом и т. д. и т. п. Кроме того, готовился большой комплекс "подарков" ко дню рождения пока еще председателя КГБ, а затем и ко дню его триумфа — восхождения на трон Генерального секретаря партии.

Правда, была опасность, что группа контроля после очередной проверки, а проверяют они все, вплоть до туалетной бумаги, наткнется на аномальное поле. Но ведь и в спецгруппе работают разные люди со своими слабостями и недостатками. В итоге могут и не наткнуться, а если и обнаружат, то слишком поздно, когда ядовитые щупальца уже проникнут в организм Генсека и, воздействовав на его больные органы, вызовут необратимые последствия.

Андропов был сильным противником. Но в отличие от предшественника, его сила заключалась не только в безграничной власти, верном окружении единомышленников и собственных достоинствах, но и в преклонении народа, в слепом обожании, на какое способны слуги при сильном, беспощадном, но справедливом в их понимании хозяине.

На момент прихода Андропова к власти раскладка сил в Политбюро и секретариате была не в пользу Генсека. Из членов Политбюро "за" были лишь четыре человека, включая самого Андропова, "против" шесть человек. Громыко старался занимать нейтральную позицию и его постоянно болтало от одного берега к другому.

Постепенно Юрий Владимирович стал убирать Противников и сажать на освободившиеся места своих людей, неуклонно укрепляя позиции хозяина. Из членов Политбюро был исключен Кириленко и введены "солдаты Андропова" — Алиев и Соломенцев. Из кандидатов "умерли" Рашидов и Киселев и введены Воротников и Чебриков. В секретариат опять же вошли ставленники Генсека — Лигачев и Романов.

День за днем противники андроповских реформ теряли свои позиции. Кроме перестановок в высших эшелонах власти, Юрий Владимирович наносил сокрушительные удары и на местах. Только за три последние месяца с апреля по июль оппозиционеры потеряли четыре основных региона нашей страны. Наполовину была разрушена некогда мощная разветвленная сеть, паутиной охватывающая шестую часть суши и начавшая было успешно расползаться по всему миру.

Чувствуя, как почва уходит из-под ног и промедление смерти подобно, руководство оппозиции рошило срочно форсировать операцию по всем направлениям. Вопрос окончательного принял законченную форму:

"ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ".

19

В какие-то моменты Зотову везло, в какие-то, чтобы победить, приходилось прикладывать огромные усилия. Вообще майор не верил ни в случайности, ни в везение. Он считал, что и то и другое — это проявление неведомых нам сил, которые иногда помогают человеку, руководствуясь только им понятными соображениями.

В Бога, как такового, он не верил, но на Зоне вдруг понял, что кроме человека разумного, есть еще более высокая материя и именно здесь, на Земле, а не где-то в далеком космосе.

— Майор считал, что вся наша жизнь, как минное поле. У кого-то "миноискатель" более чувствителен, и он ловко проходит мимо мин-ловушек, щедро расставленных нашей жизнью. А кому-то не везет, и несчастный мыкается по жизни до конца дней своих. От чего это зависит, Зотов не знал. Он частенько замечал, что хорошим людям почему-то везет меньше, нежели плохим, но майор также верил, что судьба отпускает нам всем одинаковое количество и плохого и хорошего. В этом мире все уравновешенно и взаимосвязано.

Майор осмотрелся. Он находился на дне небольшого ущелья среди нагромождения глыб, песка и низкорослого колючего кустарника. Из ущелья наверх вела узкая тропинка, петляющая между торчащих отовсюду острых камней. Это была тропинка на тот свет. Чтобы не напороться на мины, выход был только один — подняться по почти отвесной стене.

Выбрав менее опасный участок подъема, Зотов стал осторожно карабкаться наверх. Теперь мин можно было не опасаться. Нет никакого смысла их ставить там, где шансы свернуть себе шею девяносто девять и девять десятых процента. Пару раз майор чуть не сорвался, и спас его лишь небольшой куст, чудом приютившийся в расщелине скалы. Острые колючки впились в руку, и Зотов зарычал от боли. Но это было лучше, нежели лежать на дне ущелья с переломанными костями.

Солнце палило нещадно. В полном безветрии это было хуже пытки. Примерно через полчаса, обливаясь потом, с исцарапанными об камни и колючки руками и разорванной одеждой, майор наконец-то добрался до края ущелья. Он осторожно высунул голову из-за камней и осмотрелся. Перед ним. лежало небольшое плоскогорье, окаймленное с двух сторон горами. У горизонта Зотов увидел ограждение из колючей проволоки и возвышающуюся по центру сторожевую башню. Была ли она пуста или там нес службу часовой, рассмотреть не удалось: амбразура вышки была затянута тонкой сеткой. Часовой видит все, но его самого заметить нельзя.

Майор не рискнул идти по открытому плоскогорью, где самый большой камень был величиной с картошку. Он прикинул, что с левой стороны скалы идут небольшими грядами, за которыми при желании и доле везения можно добраться до колючей проволоки и спрятаться в кустах.

Прикрываясь краем скалы, Зотов дополз до первой гряды и, как ящерица, скользнул вниз. Конечно же, ночью это было бы безопаснее, но у майора со временем было напряженно. Приходилось рисковать.

Дмитрий Николаевич остался без часов, но судя по тому, как солнце клонилось к западу, — прошло часа три, пока Зотов не добрался наконец до колючей проволоки. Вдоль нее шла дорога, уходящая за выступ скалы. До поворота было метров сто открытой местности, которую майору предстояло преодолеть бегом. Если на вышке есть часовой и он заметит Зотова, то вряд ли успеет открыть прицельный огонь, естественно, при условии, что часовой не заметил майора еще раньше ползущим по скалам и не ждет момента, когда тот выскочит на дорогу. Этот вариант тоже нельзя было сбрасывать со счетов, и Дмитрий Николаевич думал, что же делать, прежде чем решиться на определенный поступок. Выжидать, пожалуй, не было смысла. Если часовой заметил его, то давно уже связался с центральным постом, а скорее всего, сделал это еще раньше, когда услышал взрыв мины. В любом случае жди группу захвата.

— Итак, — прошептал майор, — вперед! Бог не выдаст, свинья не съест.

Но когда он уже осторожно пролез под колючей проволокой и спрятался в кустах, чтобы рвануть к повороту дороги, вдруг послышался шум машины. Сердце екнуло. Из-за скалы вывернул "ЗИЛ" и не торопясь проехал мимо майора к вышке. Зотов перекрестился и затаился в своем убежище. Тем временем машина остановилась, из кабины выпрыгнул офицер, и тут же по его команде из закрытого брезентом кузова посыпались в строгом порядке солдаты. Среди них майор заметил минеров. Они подошли к краю плато и приступили к своим обязанностям. Значит, минирован был не только вход в пещеру и ущелье, значит, Зотову снова повезло, и он родился в рубашке.

— Боже! Для каждой миссии ты готовишь меня и оберегаешь от неминуемой гибели? — прошептал Дмитрий Николаевич, непроизвольно посмотрев на небеса.

Между тем группа захвата уже осторожно входила в зону. Сейчас был самый удобный момент, чтобы исчезнуть: офицер и его солдаты были слишком напряжены, идя за минерами, чтобы глазеть по сторонам, а часовой на вышке, если он есть, слишком увлечен интересным зрелищем и в данную минуту, скорее, наблюдает за группой захвата, нежели за окрестностями.

Зотов опять приготовился к рывку, и опять рев машины остановил его. "ЗИЛ", выгрузив пассажиров, развернулся и не торопясь поплелся в обратном направлении.

"Что ж, может, это и к лучшему — не придется идти пешком, — решил майор. — Главнее, чтобы в кузове никого не оказалось."

Когда машина проползала мимо, Зотов, как кошка, выпрыгнул из-за кустов, в один миг добежал до "ЗИЛа" и, ухватившись за борт руками, перемахнул в кузов. В самом углу среди пищевых термосов сидел щупленький солдатик и обалдело смотрел на майора. Оружия у вояки не было, кроме, пожалуй, большой поварешки, за которую он испуганно ухватился руками.

— Не напрягайся, — пробурчал майор, пролезая ближе к солдату. — Если будешь вести себя хорошо — не трону.

— Хорошо — это как? — осмелел тот, но продолжал сжимать свое оружие.

— Где мы находимся? — спросил Зотов, игнорируя вопрос смельчака.

Солдат удивленно пожал плечами:

— Вы разве не знаете, откуда бежали?

— Вести себя хорошо — это значит не выстебываться и отвечать на поставленные вопросы, — резко произнес майор.

— На базе ВМФ, — быстро выпалил солдатик и добавил, — А вы шпион?

— Похож?

— Не очень. Глаза добрые, хоть и ругаетесь.

"Еще один психолог выискался", — усмехнулся Зотов и с интересом посмотрел на попутчика.

— Куда едем?

— На десятый пост обед везу.

— Далеко?

— Если напрямую, то вот за этой скалой, а по дороге полчаса. Никаких постов до этого не будет, — как бы предвидя следующий вопрос произнес солдат.

— Море далеко?

— По ту сторону горы. Но чтобы добраться до перевала, вам придется пройти через четыре поста.

— Дай-ка мне пожрать и расскажи диспозицию постов.

Перекусив, Зотов открыл впереди брезентовое окно, вылез на кабину и несколько раз стукнул кулаком по крыше. "ЗИЛ" остановился и, когда недовольный шофер открыл дверцу и высунулся наружу, Зотов обрушился на него сверху всей своей массой, мгновенно оглушив. У сержанта-водителя, как и сказал поваренок, оказался один штык-нож. Майору понадобилось меньше минуты, чтобы уложить его. Затем Зотов вытащил из кузова поваренка, приказал обоим снять брючные ремни и связал вояк так, чтобы они не смогли ни сами развязаться, ни развязать друг друга.

Оставив ребят на дороге, майор прыгнул в машину и рванул в сторону моря. Несмотря на объявленную тревогу, первые три поста он проехал без приключений, и сторожевые лишь удивленно таращились вслед, соображая, почему же им не оставили еду. Война войной, а обед по расписанию. Но на последнем посту, охранявшем всю зону, они все-таки доперли, в чем тут дело, и майору пришлось идти на таран, снося шлагбаум и едва не сбив замешкавшегося часового. 131-й "ЗИЛ" — машина мощная, и остановить Зотова теперь могла разве что противотанковая ракета.

Море показалось внезапно, и дорога серпантином пошла вниз. Над машиной завис вертолет морских пограничников. Это могли быть свои, а могли и… Майор почувствовал, что действие наркотика заканчивается и он вот-вот заснет за рулем.

"ЗИЛ" резко вывернул на следующий поворот. "Шиповку" майор увидел лишь на мгновение. Три двойных хлопка, машину повело, и Зотов нажал на тормоза. Бежать или сопротивляться было бесполезно, да и сил уже не оставалось. Несколько человек в штатском подбежали с двух сторон. Дверцу кабины открыл угрюмый тип, но в его глазах Зотов прочитал дружеское участие.

— Майор Зотов? — спросил тип больше для протокола, нежели из любопытства: естественно, он знал, с кем имеет дело.

— Да.

— Ну, наконец-то. Мы вас уже три дня тут дожидаемся. Вы один?

— Масленкин погиб.

— Вам привет от майора Корнеева. Вертолет в вашем распоряжении.

Мужчины обменялись паролем и подошедшие в штатском помогли обессилевшему Зотову вылезти из машины. Оказавшись среди своих, майор окончательно расслабился и последнее, что он произнес, падая в кресло вертолета, было:

— В Москву … — и уснул богатырским сном.

20

— Идиоты! — плевался Акулов, мчась на машине на дачу Мякишева. — Провалить такую операцию, поставить под удар целое направление, и какое направление!

Акулов был в бешенстве от этих тупорылых служак, но других не было. Выбирать не приходилось, и Федор Михайлович лепил изящный кувшин из бракованной глины.

Самое верное до недавних дней направление теперь оказалось самым ненадежным. Правда, при прорвал операции в целом ни Акулову, ни тем, кто за ним стоял, напрямую ничего не грозило. Для ее проведения от начала и до конца был задействовав исключительно советский научно-технический и людской потенциал. Пускай русские грызут друг друга. Никакого международного скандала, кроме скандала в благородном семействе, который тут же замяли бы, — не произошло. При удачном исходе дела все сливки, хоть и инкогнито, сняло бы ЦРУ.

Годами отлаженная агентурная сеть Акулова работала без перебоев. Но с приходом Зотова начались трения, и теперь перед Федором Михайловичем стоял вопрос оставить ли далее нового человека или, пока не поздно, убрать из спектакля. Зотов был обречен, и Акулов при всем своем уважении к нему не смог бы помочь. Майор добровольно шел в ловушку и чем дальше, тем сильнее затягивал петлю на своей шее.

И все-таки что-то подсказывало Акулову не дергаться. Зотов еще может очень даже пригодиться в дальнейшем. Ну, а убрать майора, в крайнем случае, можно всегда. Хотя, как выяснилось, Зотов не промах.

Что касалось операции в целом, то руководство торопило. Андропов уже приступил к кардинальному изменению внешнеполитического курса своей Империи.

Кроме советских людей, ни для кого не было секретом, что СССР строил свои отношения со странами "третьего мира", исходя из идеологических установок, сведенных к примитиву. Любому, самому гнусному и нежизнеспособному режиму было достаточно заявить о своей "социалистической ориентации", и он мог рассчитывать на получение в огромных размерах и на очень выгодных условиях (нередко безвозмездно) экономической, научно-технической и военной помощи, а также полного политического покровительства СССР на международной арене. При этом выгода для Советского Союза была минимальной, как экономически, так и в политическом плане. Как правило, это были самые неразвитые и нищие страны, неспособные прокормить даже самих себя. Если они и располагали богатыми природными ресурсами, как например Ангола, то освоить их надлежащим образом не удавалось в первую очередь благодаря экономическому бардаку, царившему в этих странах, и во-вторых, — общей беспомощности советской экономики, которая скорее сама была сырьевым придатком развитых стран, а не активным переработчиком чужих ресурсов.

Политически же подобная установка приносила еще больше вреда. Большинство из этих режимов были крайне слабы, и не только не имели международного влияния (а именно величиной такого влияния определяется ценность союзника), но не могли справиться зачастую даже со внутренней оппозицией и держались исключительно военной поддержкой нашего государства — то есть не добавляли силы, а сами висели как гири на шее.

К тому же они нередко вели настолько авантюристическую внешнюю политику, что вокруг них постоянно разгорались региональные конфликты, в которые таким образом косвенно втягивался и СССР.

— В начала 80-х годов Советский Союз участвовал в шести конфликтах малой интенсивности (помимо Афганистана) которые, понятно, пользы не приносили. Креме того, эти режимы в большинстве случаев вели антинародную политику, вводя свои страны в хаос и разорение, опираясь, в основном, на репрессии, и имели в глазах мировой общественности отталкивающий облик. Союз с ними резко дискредитировал СССР, подрывая его авторитет. Например, когда после свержения в 79-м году режима Иди Амина в Уганде выяснились факты массового истребления им населения собственной страны, участие самого диктатора и его окружения в людоедстве и прочая экзотика, СССР, который долго числил Иди Амина в друзьях, оказался в весьма жалком положении.

Тогда же, в конце семидесятых, возникла совершенно абсурдная ситуация на Африканском роге, где СССР сначала поддерживал режим Сиада Барре в Сомали, оказывая ему активную помощь (в том числе полностью перевооружил сомалийскую армию) и косвенно поддерживал его территориальные претензии к Эфиопии. Затем, в 1974-м году, в Эфиопии произошел переворот, новый режим провозгласил еще более крутую социалистическую направленность и также обратился к СССР за поддержкой. Помощь была оказана, после чего начался длительный флирт с новой подружкой, а Сомали попало в разряд империалистических государств. Кончилось это тем, что, когда в 77-м году началась эфиопско-сомалийская война, стороны оказались вооружены советским оружием, ну, а в какие суммы все это обошлось вашему бюджету, можно лишь догадываться.

После таких провалов в конце 70-х годов в некоторых советских внешнеполитических ведомствах, в том числе в Первом главном управлении КГБ (внешняя разведка), возникло мнение о необходимости корректирования традиционной стратегии. Имелось в виду заставить страны-сателлиты провести определенную демократизацию режимов, частично привлечь к сотрудничеству оппозицию, с тем, чтобы сделать более широкой социальную базу этих режимов, а самим обеспечить, с одной стороны, большую внутреннюю устойчивость, а с другой — большую предсказуемость их поведения. При этом можно было значительно сократить расходы и сэкономить усилия на их поддержку, подтолкнуть на хозяйственное развитие и наконец-то получать отдачу от вложений в эти страны, а также существенно повысить их международный авторитет, повышая вместе с тем и свой собственный, перехватив у США роль борца за демократию в мире. Там, где местная власть отказывалась бы пойти на реформы, она либо лишалась поддержки, либо просто свергалась с помощью СССР. В первую очередь такого рода "реконструкция" планировалась в Анголе, Мозамбике и Эфиопии, затем в Конго, Южном Йемене и на Мадагаскаре.

Уже само возникновение таких идей вызвало страшную тревогу как в самой догматической части руководства КПСС, так и среди военных, чиновников МИДа, Министерства внешней торговли, госкомитета по экономическим связям и т. д., короче, всей той публики, что кормилась от "гуманитарных подачек", загранкомандировок и взяток от правителей этих стран. Военные опасались потери огромной сферы влияния и возможности быстрых карьер в качестве военных советников. Руководители международных служб ЦК КПСС и, прежде всего, секретари ЦК Зимянин и Пономарев сочли это возвратом к Венгрии 56-го и Чехословакии 68-го. Громыко и его ведомство вообще очень нервно относились к любой корректировке внешнеполитического курса. Здесь интересы наших партократов прямо стыковались с интересами США, для которых подобное изменение политики означало бы потерю мощного пропагандистского козыря, ослабление их влияния в "третьем мире" и осложнило бы поддержку таких диктаторских режимов, как чилийский, парагвайский, либерийский, гондурасский и даже пакистанский. США были готовы пойти на что угодно, лишь бы не допустить этого.

Второе направление, по которому собирался ударить Андропов, было внешнеэкономическое. Начиная с 20-х годов, СССР помещал огромные средства в западные банки, страховые общества, различные фирмы и т. д.

Делалось это с разными целями: получение дополнительных источников валюты, создание организаций для финансирования внешнеполитической, в том числе разведывательной, деятельности, формирование новых каналов для торговли (прежде всего, сырьем), и наконец, разные руководящие товарищи просто откладывали средства "на черный день". Так или иначе, благодаря этим фондам, очень тесно переплетались финансовые интересы западного капитала и отечественной партократии, поскольку те и другие имели от этого огромные и зачастую незаконные доходы.

Руководство Андропова предприняло попытку инвентаризировать советские фонды за рубежом, произвести их общую оценку, регламентировать и ужесточить порядок использования. Тем самым Юрий Владимирович собирался наступить на очень больную мозоль многом чиновникам, чем вызвал скоординированное противодействие, как на Западе, так и у нас: опять же в МИДе, Минвнешторге, международных отделах ЦК, МВД и в своем КГБ, а также у руководителей стран Восточной Европы и республиканских компартий, поскольку последние часто заводили зарубежные активы вообще минуя Москву.

Словом, врагов у Андропова было хоть отбавляй, что явилось основополагающим фактором в разработке и проведении операции "Преемник".

21

Дуглас Марлоу вышел из лифта и свернул по коридору направо. Час назад шеф вытащил его из бассейна за тысячу километров отсюда, приказав срочно явиться в "центр".

Марлоу был кадровым офицером разведки. Несмотря на щуплый внешний вид, Господь наделил его чрезвычайной силой и ловкостью. Жилистый подтянутый, Марлоу, как пружина, выстреливал энергию, способную поразить любого на своем пути. После окончания училища и стажировки в Болгарии он пять лет проработал в русском отделе. Затем два года торчал в Пакистане и за это время успел выучить местные языки и обычаи. Удачно завершив последнюю операцию, Марлоу смылся в месячный отпуск, но не прошло и двух недель, как …

Он знал, что это серьезно: шеф никогда не вызывал по пустякам, а тем более не беспокоил офицеров во время отпуска.

Открыв дверь в приемную, Марлоу, как всегда, вежливо улыбнулся секретарше и прошел в кабинет шефа.

— Разрешите, сэр?

— Входи, сынок. Рад тебя видеть, — наедине с подчиненными шеф называл сынками всех офицеров независимо от ранга и возраста. Самому ему недавно исполнилось 62 года. — Садись и внимательно слушай.

Марлоу послушно сел и не мигая уставился на Моррисона. Тот неторопясь закурил и подвинул пачку к подчиненному. Сделав затяжку, шеф произнес;

— Ты знаешь, что я не стал бы тебя беспокоить, но дело серьезное. Нам стало известно, что русские собираются втюхать Пакистану ядерный комплекс. Первая партия отправляется послезавтра с караваном в Кабул, во по дороге ее должен перехватить пакистанский отряд особого назначения, переодетый в душманов. Со стороны русских охрана будет ничтожная, и по документам в ящиках находятся запчасти для автобатов. Эту. сделку проворачивают не официальные круги русских, а оппозиция, решив воспользоваться Восточным коридором для у: крепления своего финансового положения. Эти коммунисты настолько алчны, что даже под топором не хотят снимать со своих личных счетов ни одного доллара, предпочитая прокручивать сомнительные и рискованные операции. Но это их дело. Деньги им нужны для финансирования их организации и, прежде всего, для ликвидации Андропова. Естественно, мы не станем им мешать, но ты должен получить документальные свидетельства этой сделки. К сожалению, времени на подготовку к операции у тебя практически нет, но я знаю, что тебе не впервой. Вопросы есть?

Марлоу слегка повел бровью и произнес:

— Из ваших слов ясно, что я ни в коем случае не должен спугнуть ни русских, ни пакистанцев. Сделка должна состояться. Моя задача быть только сторонним наблюдателем.

— И очень внимательным наблюдателем, — вставил Моррисон. — Ты должен стать самым точным биографом и собрать как можно больше документальных подтверждений. Они нам очень пригодятся в дальнейшем при разговорах с новым правительством русских. Что же касается контейнеров с ураном, то мы их уничтожим, но после твоей работы.

— Все понял, шеф.

— Вот и молодец. Технические вопросы решишь с Майклом. Он ждет тебя, — Моррисон встал с кресла и подошел к офицеру. — И да поможет тебе Бог! Иди, сынок.

Мужчины крепко пожали друг другу руки, и Марлоу покинул кабинет шефа.

22

Совершенно секретно.

Генеральному секретарю Коммунистической партии Советского Союза, Председателю Совета обороны товарищу Андропову Ю.В.

Отчет Чрезвычайной комиссии при Совете министров СССР.

23-го июля 1983 года в лаборатории Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской армии, расположенной на территории секретной базы Черноморского флота, произошел взрыв, повлекший за собой человеческие жертвы и разрушение 98-ми процентов подземного объекта. Проведя тщательное расследование, привлекая для этого научно-технических специалистов ГРУ и КГБ, комиссия пришла к выводу, что взрыв произошел вследствие аварии реактора. Виновные в халатности погибли во время катастрофы. Комиссией были сделаны соответствующие выводы и доведены до всех уровней и рангов, а также проведена тщательная проверка и профилактика во избежание повторных ошибок.

Председатель комиссии Летянин АН.

Совершенно Секретно. Срочно.

Председателю Комитета Государственной безопасности генералу армии тов. Чебрикову В.М.

Докладываю.

Проведя тщательное расследование инцидента на территории секретной базы Черноморского флота, следственная группа третьего Главного управления КГБ не обнаружила в лаборатории ГРУ тела В. А. Кудановой, а также каких-либо улик, указывающих на ее пребывание. То, что утверждает майор Зотов, могло оказаться галлюцинациями, вызванными применением специфических методов допроса. ГРУ приносит свои извинения за то, что подвергло майора КГБ подобной проверке, явившейся следствием непростительной ошибки группы захвата, взявшей в пансионате МО вместо капитана спецназа Долгова С. В. майора Зотова Д. Н. Руководство ГРУ выражает свое восхищение мужеством и стойкостью майора Зотова и заверяет, что виновные понесут строгое наказание.

Комиссией было установлено, что некая гражданка Самсонова Т. В. действительно работала медсестрой в пансионате МО и имела внешнее сходство с В. А. Кудановой. За два дня до взрыва базы Самсонова взяла расчет и улетела в Узбекистан ухаживать за больной матерью, у которой внезапно произошло обострение.

Других свидетелей происшествия: научно-технический персонал лаборатории, офицеров охраны и служащих допросить не представляется возможным из-за их гибели вследствие взрыва реактора.

Генерал-майор Стасов Н.К.

Зотов сплюнул и бросил копию документов на стол Корнееву.

— Надеюсь, ты-то не считаешь меня идиотом?

Валентин Семенович подбадривающе хлопнул друга по плечу:

— Конечно, нет. И Орлов. не считает. Все эти писульки лишь для отвода глаз.

— Ты проверял эту Самсонову? Может, это и есть Куданова.

— Нет, это обычная подставка, и у нас против нее ничего нет.

Зотов тяжело вздохнул:

— Ладно, хоть меня не сделали козлом отпущения и даже прощения попросили.

Поначалу ГРУ попробовало выдвинуть обвинения КГБ, мол, на каком основании комитетчики взорвали их сверхсекретную лабораторию. Разобрались бы сначала, обратились к руководству, если что не ясно, но взрывать-то зачем, такой шум поднимать, невинных людей калечить, деньги народные на ветер выбрасывать и т. д. На это Комитет. Лаконично отвечал: мы своего человека к вам не посылали — вы его сами зачем-то схватили. Товарищ майор находился на профилактическом лечении, и какого черта ГРУ понадобилось его брать — неплохо бы спросить само ГРУ.

Когда же комиссия пришла к выводу, что КГБ к взрыву непричастно, и всю вину за содеянное свалили на техническую неисправность и ошибку обслуживающего персонала, то все претензии Аквариума отпали сами собой.

Естественно, что официальная версия данного инцидента никоим образом не повлияла на действительный ход расследования и выяснения, кому все это было выгодно и кто за этим стоит.

— А ведь эти сукины дети хотели убить двух зайцев сразу, — сказал вдруг Корнеев, вынимая сигареты из письменного стола. — Они поняли, что мы их засветили, что у них под носом работает наш агент… Кстати, у Орлова завелся стукач. Пока не знаем, кто, но ты имей ввиду.

Дмитрий Николаевич кивнул головой:

— Я это понял в лаборатории.

— Так вот, — продолжил майор. — У них остался только один выход: ликвидировать лабораторию со всеми свидетелями и вещественными доказательствами. Им это удалось. Вторым "зайцем" должен был стать Комитет, и то, что ты остался жив, спасло нас от обвинений разведки. Они мудро решили остаться в дураках, но с головою, чем в умниках, но с петлей на шее. Правда, у них этот номер не пройдет: времена не те, не брежневские.

— А что с Долговым?

— Им занимается ГРУ. Они тут же состряпали обвинение против него и сейчас разбираются в его правомерности. Либо пристрелят, либо оправдают.

— Если последнее, то там стоит обратить на него внимание.

— Да, я читал твой рапорт. Капитан может оказаться очень полезным, и Орлов сейчас ищет пути, чтобы его оправдали.

— А как убрали Саблина?

— Как обычно — внезапная остановка сердца и маленькая царапинка на руке.

— Подвел я тебя, Валька.

— Да ладно тебе! — отмахнулся Корнеев. — Ты у нас вообще герой. Другой бы на твоем месте давно уже все выложил Кудановой и даже то, чего не знал. А насчет Саблина — не волнуйся. Он свое дело сделал, и ему давно пора предстать перед всевышним.

— Да насчет него я как раз меньше всего переживаю.

— Пока тебя не было, у нас тут интересные вещи наклевываются. Нашли мы этот таинственный груз. И знаешь, что там оказалось?

Зотов махнул рукой, мол, не тяни.

— Контейнеры с обогащенным ураном.

— Неплохо, — присвистнул Дмитрий Николаевич. — И для кого?

— Пока еще не знаем. Может, для Пакистана, может, для Ирана или Ирака, или вообще транзит в Африку, Латинскую Америку, да куда угодно. Орлов усилил нашу группу.

— Мое направление остается прежним?

Корнеев кивнул.

— А ты случайно не знаешь, почему оба наших генерала та. к не любят друг друга? — неожиданно спросил Зотов.

Валентин Семенович пожал плечами:

— Это давняя история, и никто из оставшихся в живых не знает ее. Ходят слухи, что то ли Быков трахал в молодости жену Орлова, то ли Орлов быковскую, но мне кажется, это лишь слухи.

— Нет дыма без огня.

— Тоже верно. Они всегда противостояли друг другу. Я думаю, что по разные стороны баррикад наши генералы оказались не из-за политических взглядов или каких-то своих тайных интересов, а благодаря их постоянному патологическому соперничеству. Они просто физически не могли быть вместе.

— Бывает. А это что за кассета? — спросил Зотов, показывая глазами на край стола. — Решил русским языком заняться?

Корнеев усмехнулся:

— Это "подарочек" из твоей ялтинской лаборатории. Все сгорело, а эта ерунда осталась. Между прочим, твой профиль.

Майор непонимающе уставился на друга.

— Поясняю. Эта кассета имеет прямое отношение, к программе "Учитель", которая курируется ГРУ и заключается в следующем. На обычную магнитную ленту с записями занятий по русскому языку специальным способом накладывается еще одна программа, которую невозможно услышать в обычном звуковом диапазоне. Тем не менее она прекрасно улавливается человеческим мозгом во время гипнотического сна. Студент, изучающий русский язык, вместе со знаниями получает и различного рода установки. Некоторые выборочные студенты получают и "прямые" установки на "второе сознание". Оно кодируется в определенные сигналы, получив которые новоиспеченный зомби превращается в другого человека и делает то, что ему прикажет "хозяин". Затем он может снова возвратиться в первоначальное состояние и даже не подозревать о том, что был кем-то другим. Короче, та же шизофрения, но управляемая и полученная лабораторным путем.

— Прогресс не стоит на месте, — усмехнулся Зотов. — А я смотрю, ты поднаторел в этом деле.

— Прогресс не стоит на месте…

Программа "Учитель" была рассчитана не только на иностранных студентов у нас и за рубежом, не только на политиков, служащих и простых рабочих, желающих выучить русский язык, она была рассчитана и на советских людей, изучающих иностранные языки. Это была многоплановая программа, проследовавшая множество целей, но с одним способом их достижения — тайным воздействием на человеческий мозг.

Несмотря на то, что Куданова назвала Зотову несколько фамилий, причастных к заговору против Андропова, — эта информация практически была равна нулю. Во-первых, обладатели этих фамилий были настолько высокопоставленными чиновниками советской партократии, что предъявление им обвинение со слов Веры Александровны, которая уже полтора месяца официально числилась в покойницах, являлось делом заранее обреченным. Во-вторых, не было доказательств и того, что в ялтинской лаборатории действительно была Куданова. Единственной уликой могла стать магнитофонная кассета, которую Зотов оставил включенной на подстанции перед тем, как идти на свой последний сеанс оздоровительного гипноза. Но кассета исчезла как и сама Куданова. При раскопках лаборатории среди мертвых женщины не нашли, что окончательно ставило под сомнение ее существование.

Еще одна сложность заключалась в том, что очень трудно было найти документальные свидетельства против чиновников и партократов. Все тайные сговоры, если и проводились, то с глазу на глаз, если документы и имелись, то о них знал только сам хозяин.

83-й год не был 37-м и, несмотря на обвинения Андропова в сталинизме, законность соблюдалась как никогда строго. В противном случае большая часть ЦК была бы расстреляна на первом же заседании.

Несмотря на все трудности, группа Корнеева усиленно разрабатывала направления, подсказанные Кудановой. Понемногу начали раскручиваться и грузинское направление с отцом республиканской коррупции Шебуладзе, и азербайджанское направление с могущественным хозяином местной мафии Хакимовым. И тот, и другой считались верными соратниками Андропова. И тот. и другой еще до прихода Юрия Владимировича к власти устроили в своих республиках поистине грандиозную бойню коррумпированным элементам и мафиозным структурам. Но в действительности это была лишь смена власти. Вместо одного хозяина преступного мира пришел другой — более жестокий, алчный и изощренный. И Шебуладзе, и Хакимов лишний раз доказали аксиому, что самыми коварными и опасными врагами оказываются самые близкие друзья и соратники. Вся наша советская история — сплошное тому подтверждение. Конечно, это не означает, что они участвовали в заговоре. Но у них были свои проблемы с законом, и порою бездействие оказывается хуже, нежели прямая

Чем дальше Корнеев и Зотов раскручивали заговор, тем больше убеждались в том, что Андропов обречен. И дело было не в слабости и в общем-то плачевном ходе расследования, а в самой атмосфере "верхнего эшелона", просто физически отторгающей андроповские реформы. Юрий Владимирович опоздал на 20 лет, а это немалый срок для формации вершителей. Но Корнеев и Зотов были не только офицерами, принявшими присягу на верность, но и действительно людьми чести, имеющими обостренное чувство долга. А потому они продолжали работать с удвоенной энергией. Было выявлено два телефонных аппарата, где уже успели установить "Фантомы". Были тщательно проверены личные вещи и предметы: первой необходимости Генсека. И опять же из всего этого огромного количества вещей обнаружили несколько предметов с распыленным на них "Немо". По заключению специалистов сила воздействия была слишком мала, чтобы причинить вред в столь короткий промежуток времени. Скорее всего, заговорщики побоялись ставить усиленный слой, руководствуясь принципом — лучше медленно, но верно, чем быстро и рискованно. Тем не менее воздействия начались, подталкивая Юрия Владимировича все ближе к гробовой доске.

Также было проведено поголовное медицинское обследование обслуживающего персонала и охраны, во время которого негласно проверяли на "второе сознание". В итоге выявили еще двух зомби, которые так же, как и Каширина, отдыхали в свое время в ялтинском санатории.

Сложность таких операций заключалась в том, что чисто внешне зомби ничем не отличаются от обычных людей. Ни окружающие, ни сами биороботы не подозревали о том, что они фактически уже не являются людьми, что стоит неизвестному подать сигнал, и они превратятся в послушные, бездумные машины, способные выполнять любой приказ.

Но и "бездумность" их была исключительно целенаправленной. Освобожденные от каких-либо душевных терзаний, совести, долга, чести, обычной человеческой доброты, взаимовыручки, да и просто страха, присущего всем живым, зомби переводил свои знания, опыт и умение на выполнение приказа. Тем самым многократно увеличивался эффект действия зомби. Если же учесть и самоликвидацию программы, или самоликвидацию самого зомби, то цены им в проведении секретных операций: вообще не было.

Партийное руководство страны, давая добро на исследования в данной области, вряд ли полностью отдавало себе отчет в том, что в конечном итоге само может стать жертвой. Может быть, Вершители и понимали, что психотронное оружие является одним из самых неконтролируемых вооружений, но то ли их самоуверенность в собственной неуязвимости, личные амбиции, а скорое всего, постоянный межведомственный контроль, успокоил "великих отцов". КГБ доносил на ГРУ, ГРУ на КГБ, МВД на них обоих и наоборот. Короче, пока холопы дерутся — паны толстеют. Но психотронное оружие оказалось не просто средством массового уничтожения или порабощения. Когда в Политбюро начали это понимать, было уже поздновато. Конечно же, скандал был грандиозный. Волна приказов и распоряжений покатилась сверху вниз, как цунами, поглощая все и всех в свой водоворот. Низы, как всегда отреагировали молниеносно и по-своему. Вверх полетели рапорты о проделанной колоссальной работе, написанные в лучших традициях брежневских приписок и маразма. В итоге, сложив все отчеты вместе, получилось, что половина населения нашей страны уже зомби и подлежит ликвидации.

Но, исходя из все тех же лучших традиций, на гильотине оказались лишь мелкие сошки: исполнители, низшие чиновники или офицеры, одураченные, подкупленные или запуганные шантажом. Акулы, как всегда, продолжали плавать, ходя кругами вокруг своей жертвы.

Несмотря на вселенский переполох, ураган не выходил за стены Кремля и не беспокоил родной народ и мировую общественность. Опять же в лучших традициях все делалось тихо и по возможности без лишнего шума. Вершители были напуганы и разгневаны, но не настолько, чтобы окончательно потерять голову.

Группе Корнеева приходилось действовать крайне осторожно. Даже по меркам КГБ операция была слишком засекречена, а ведь Комитет действовал втайне не только от окружающих, но и от самого себя. Некоторую помощь в расследовании оказал и перехваченный на границе груз с ураном. Раскручивая эту цепочку, группа Корнеева вышла на высокопоставленных чиновников ВПК. Все нити к руководству заговорщиков тянулись через академика Боровикова. Но тот неожиданно заболел и умер под скальпелем хирурга, а группа Корнеева осталась с носом.

23

Внизу, в ущелье, блестела тонкая змейка реки. Над головой свисали неприступные, раскаленные от дневной жары скалы. Дорога петляла вдоль реки, в точности повторяя ее изгибы. Кругом ни деревца, ни кустика, только камни, песок, и может быть, душманы, притаившиеся за любым бугорком, в любой расщелине. Беспощадное солнце стояло в зените, и пыль от грузовиков не могла заслонить его и лишь увеличивала тошнотворное удушье.

Капитан Долгов смотрел на этот проклятый марсианский пейзаж и чувствовал, как тает в нем последнее желание жить. Внутренний голос неумолимо говорил, что это его последняя ходка в Афган.

Из-за нелепого обвинения остатки своего отпуска капитан провел в КПЗ ГРУ. После нудного разбирательства и оправдательного приговора его направили на прежнее место службы, и теперь он трясся в БТРе взвода сопровождения в качестве бесплатного пассажира.

Караван состоял из трех БТРов, одного БМП, двенадцати грузовиков и одного заправщика. Еще на границе Долгов успел выяснить, что ничего секретного или стратегически важного в грузовиках не было. Продовольствие, медикаменты, запчасти для автобатов.

Тренированные глаза капитана привычно скользили по скалам, высматривая случайный блеск ствола автомата на солнце или быструю, как молния, тень душмана. За годы службы это дошло до автоматизма и работало сейчас скорее на подсознательном уровне. Сам же Долгов думал о доме, о стариках-родителях, о дочери и даже о жене, сбежавшей от него год назад к какому-то торгашу. Несмотря на предательство, он любил ее так же сильно, как и ненавидел, и знал, что простит, если она вернется обратно…

Передние БМП и БТР, как всегда, загорелись внезапно, примешав к реву двигателей оглушительные взрывы, а к дорожной пыли — клубы черного дыма и огонь. Тут же сверху раздались автоматные и ружейные выстрелы, поливая караван свинцовым дождем. БМП открыл ответный огонь, но вторая ракета добила его окончательно. Оставшиеся БТРы оказались блокированы беспомощными грузовиками и не могли вести прицельную стрельбу. С гор полетели канаты, и душманы, как мартышки, заскользили вниз на дорогу. Через минуту загорелся второй БТР и наконец последний, замыкающий колонну, в котором находился Долгов.

Капитан выскочил из горящей машины, поливая на ходу из автомата. Он был опытным волком и сразу понял, что на караван напали не простые бандиты из местного населения, а профессионалы. Караван был обречен и люди, охранявшие и ведущие его, тоже. Все это чувствовали, и каждый сражался до последнего вздоха с остервенением еще живого, но уже покойника.

Долгов увидел направленный на него автомат, но было уже поздно. Время остановилось и, казалось, капитан увидел даже пули, вылетающие из ствола. Очередь прошила ему плечо и оторвала левое ухо.

"Ну все, наконец-то…" — пронеслось в голове Долгова и он потерял сознание…

…Капитан очнулся внезапно, резко дернувшись и заскрежетав от боли зубами. Слегка приоткрыв глаза, он увидел, как душманы грузят ящики с запчастями для автобатов на лошадей. Некоторые из бандитов добивали раненых или делали контрольные выстрелы в голову убитым, на всякий случай. Смерть в который раз приблизилась к капитану, и в эту минуту он вдруг ощутил страстное желание жить. Оглядевшись, Долгов увидел перевернутый МАЗ и вывалившиеся на дорогу мешки с песком или с крупой. Превозмогая жгучую боль в плече, он незаметно дополз до машины и перевалился через кучу мешков. В небольшую щель капитан видел, как душманы прешли мимо него и добили бьющегося в конвульсиях молодого паренька, совсем еще пацана, видимо, только призванного и делавшего свою первую и последнюю ходку в эту проклятую страну. Боже, как он ненавидел ее!

Вернувшись в Москву, Зотов связался с Еленой Николаевной. Женщина умоляла его разрешить ей приехать к любимому, говорила, что умрет от тоски. Майор, который тоже смертельно тосковал по Бортник, не выдержал и дал согласие на ее возвращение в столицу. Если женщина чего-то захочет, она обязательно этого добьется.

Пятнадцатого августа, помня угрозу Кудановой и соблюдая все меры предосторожности, Елена Николаевна переехала в Москву на квартиру Зотова. К этому времени она слегка изменила свою внешность, насколько это было возможно в домашних ленинградских условиях. Но ее красота все равно была слишком приметна, что беспокоило и Зотова, и Корнеева. Поэтому женщине приходилось, в основном, сидеть дома, а если и выезжать, то исключительно на машине.

Но уж когда Зотов возвращался домой — влюбленные давали себе волю. Чего они только не вытворяли в эти несколько дней счастья, отпущенные им Господом Богом!

Елена Николаевна встала с постели, включила магнитофон и подошла к зеркалу. Обнаженная, она очень любила смотреть на свое отражение. Изгибаясь, как пантера, она всегда с удовольствием констатировала, что еще очень даже ничего, что еще многие восемнадцатилетние могут позавидовать ей — тридцатипятилетней женщине.

Зотов прервал ее занятие.

— Я, пожалуй, пойду. У нас с Валькой сегодня встреча с медиумом.

— Насчет Кудановой?

Зотов кивнул:

— То, что при раскопках не нашли ее тела, меня не удивляет. ГРУ в любом случае попыталось бы скрыть Куданову, жива она или нет. Но я всеми свобод фибрами чувствую, что эта чертова баба жива и здорова, и мало того, где-то рядом. Так что я очень тебя прошу — будь осторожна.

— Постараюсь.

Майор слегка щелкнул женщину по носику и поцеловал в щечку.

— Сегодня приду пораньше. Готовься…

Елена Николаевна улыбнулась и расправила плечи.

24

Аристарх Иванович Суздальский мало походил по внешнему виду на великого экстрасенса, во всяком случае, как его представлял Зотов: самое лучшее, тянул на низкопробного шарлатана. Но в его щупленьком невзрачном теле скрывалась колоссальная энергия.

Как и обещала его жена, Суздальский появился в Москве в двадцатых числах августа. Зотов связался с ним по телефону и договорился о встрече.

Дверь открыла жена. Корнеев вручил ей букет цветов, и старушка, расплывшись в добродушной улыбке, побежала на кухню готовить чай для милых детей.

Появился хозяин. Офицеры показали свои удостоверения, и Аристарх Иванович щелкнул языком:

— Из вашего департамента ко мне еще никто не приходил. Из милиции бывали, да и не раз. Проходите, пожалуйста.

Он провел гостей в простенькую, но очень уютную гостиную. Ничего лишнего, чистенько, аккуратно и со вкусом.

— Сейчас моя половина принесет чаю, а потом мы с вами поговорим о деле в моем кабинете.

За чаем болтали о том о сем. Суздальский оказался интересным собеседником, весьма эрудированным и очень тактичным, ни в коей мере не показывающим свое превосходство над "ограниченными" чекистами. Когда самовар опустел, мужчины поблагодарили хозяйку за угощение и прошли в кабинет.

Он оказался таким же простым, как и гостиная, и лишь огромное количество книг указывало на интеллект хозяина.

— Так что вас привело ко мне? — спросил Суздальский, приглашая офицеров сесть в кресла.

— Нам необходимо выяснить, жива ли одна особа и, по возможности, где она находится в данное время, — Зотов вытащил фотографию Кудановой и передал экстрасенсу.

— Что ж, знакомая работа и уже почти привычная. А разве в вашем заведении нет подобных специалистов?

— Есть, но это дело слишком деликатное, чтобы посвящать в него своих.

— Понятно.

Суздальский внимательно посмотрел на снимок, положил перед собой и, не прикасаясь к бумаге, закрыл его руками. Затем он опустил веки и некоторое время сидел не шевелясь. В полной тишине слышалось лишь тиканье настенных часов и, как показалось Зотову, стук его собственного сердца.

Наконец Аристарх Иванович оторвал руки от снимка и посмотрел на офицеров.

— Она жива — это однозначно. Видимо, это очень сильная натура, у нее мощное поле, но это все, что я вам могу сказать. Эта женщина — специалист высокого класса в нашей области и сумела создать вокруг себя прекрасную защиту. Ее фантомы находятся повсюду, и какой из них принадлежит самой женщине — сказать невозможно.

— Ну что ж, главное мы выяснили, — Зотов встал с кресла. — А найти ее — это уже наша работа. Большое вам спасибо за помощь.

— Всегда рад помочь.

Хозяин проводил гостей до дверей. Когда офицеры вышли на улицу, Корнеев спросил:

— Что думаешь?

— Ничего. Лишний раз убедился в своей интуиции и, если я опять прав, то Куданова находится в Москве.

— Если тебя выгонят из Комитета — иди в экстрасенсы. Я буду твоим первым и постоянным клиентом.

— Спасибо. Какие планы на сегодня?

— Хочу прогуляться за город.

— Ни для этой ли прогулки ты вчера выбил пропуск в "заповедную зону"?

— Соображаешь. Ты не забыл, что Каширина указала нам на 25-е августа?

Зотов кивнул.

— Так вот, у Быкова в этот день юбилей, и отмечать он его собирается на своей даче. Это очень удобный случай собрать совет перед "генеральным наступлением". На приеме будут и наши люди, но это вряд ли что даст, так как основное представление будет разыгрываться после официальной части, когда все лишние гости разъедутся. Я думаю, неплохо было бы пробраться нам самим на генеральский банкет и посмотреть, что там будет за кулисами.

Дмитрий Николаевич крякнул:

— И как ты собираешься пробраться?

— Есть идея, но для этого мне необходимо визуально осмотреть дачу.

— Моя помощь нужна?

— Пока нет. Езжай в управление и получи у экспертов данные об осмотре андроповских вещей. Встретимся в пять вечера на нашем месте.

— О`кей.

Зотов вышел из метро ровно в пять вечера. На противоположной стороне дороги стояла машина Корнеева и, пару раз оглядевшись, майор быстро направился к ней.

— Ну, рассказывай, — нетерпеливо выпалил он, плюхаясь на переднее сиденье.

— В общем, дело рискованное, и ты можешь отказаться…

Зотов скривил физиономию, как при зубной боли.

— Не плюй мне за шиворот, — уверенно произнес он, посмотрев другу в глаза. — Я буду играть до конца, чего бы мне это не стоило. Так что ты придумал?

— Я долго соображал, как бы нам пролезть на дачу. Через забор — немыслимо. Рыть подкоп — еще глупее. Охрана тоже вся своя и знает всех в лицо, так что под дурачка не прокосишь. Осталось одно — по воздуху.

— С парашютом, что ли? — вырвалось у Зотова.

— Почти. Дело в том, что обычное радио на дачу идет не подземным кабелем, как все остальное, а по воздушной линии. Ближайшая к территории опора стоит в кустах, и к ней можно подойти незаметно. Провода стальные и выдержат не то, что двоих, а человек десять. Линия достаточно высокая и не находится под видеоконтролем. Нам нужно залезть на опору и проползти по проводам два пролета до крыши дома. Гусак на крыше закреплен основательно — проверил в бинокль. Главное, чтобы выдержали крюки и изоляторы. Ну как?

— Авантюрист. А на слуховом окне нет решетки?

— Нет. И окно закрывается на обычную щеколду. Скрыть — пара пустяков.

— Да, если только она не под сигнализацией. А собаки?

— Во время приема их не будет: вдруг на гостей бросятся. Только личная охрана.

— Свет?

— Прожектора освещают лишь территорию вокруг дачи и не направлены вверх. Когда мы будем проползать над самой территорией нас, конечно, могли заметить, но воздушная линия проходит через хозблок, поэтому шансы, что на вас обратят внимание, примерно пятьдесят на пятьдесят.

— Значит, можно рискнуть, — неопределенно, не спрашивая и не утверждая произнес Зотов. Потом решительно ответил, — Я согласен. 50 процентов — это достаточно высокий процент. Я бы рискнул и при меньшем.

Мужчины хлопнули по рукам.

На следующий день Корнеев взял на прокат у одного своего друга-электрика монтерcкие когти и пояс, и офицеры уехали за город. Полдня они тренировались, лазая вверх-вниз по опорам и проводам какого-то радиофидера. Измазанные покрывавшим опоры креозотом, уставшие, но довольные результата. ми, офицеры лишь вечером вернулись в Москву. До 25-го августа оставался один день.

25

Андропов сидел в рабочем кабинете загородного особняка. Последнее время он чувствовал себя неважно. Но было ли это временным явлением, связанным с проклятым диабетом, или его враги оказались проворнее, чем он рассчитывал? Раньше Андропов редко задумывался о смерти: борьба за власть отнимала все силы и время. Теперь он почти достиг, чего хотел и к чему стремился всю жизнь: он был на вершине, и мысль, что он может не успеть до конца воспользоваться полнотой власти, не успеть претворить в жизнь свои идеи — угнетала его и приводила в бешенство. Он был вожаком волчьей стаи, зная, что стоит ему оступиться, и стая разорвет его на куски.

Он знал, что день ото дня его позиции крепнут, и тем не менее, враги были еще очень сильны. Правда, и оппозиция была далеко не однородна. В борьбе против Андропова объединились некогда непримиримые противники — брежневские партократы и "реформаторы нового типа". Эти временные союзники ненавидели друг друга, но еще больше они ненавидели политику Генсека. По некоторым причинам Андропов не хотел повторять в точности сталинский режим, понимая в то же время, что это единственный способ разделаться с врагами быстро и навсегда. Исходя из своего плана, он должен был продолжать политику "мягкого переворота" и не уничтожать заговорщиков полностью, так как именно оппозиция являлась катализатором первого этапа разработанной им операции.

Только что ушел генерал Орлов. Положение оказалось намного серьезнее, и, хотя улики были косвенные, это лишь доказывало мобильность и отчаянность заговорщиков. Хватит ли сил и времени довести начатое дело до конца? Кого оставить после себя, если опасения Орлова окажутся не плодом его воображения или служебного рвения? Из приближенных Андропова, имеющих реальную возможность занять трон после его смерти, не было никого, кто мог бы мыслить в государственных масштабах, у кого была бы стальная хватка и железная воля.

По плану реальным преемником должен был стать Прямочев. Однако Андропов понимал, что и на троне он останется лишь мальчиком на побегушках. И хотя преемник вполне соответствовал будущей стратегии, во все равно ужасно, когда лучших приходится выбирать из худших и альтернативы нет.

Мысли были невеселые, но железного генсека не могли выбить из колеи дворцовые интриги, к которым у него выработался иммунитет. Воин по природе, он мог быть только со щитом… или на щите.

Мощная и в тоже время изящная дверь орехового дерева открылась, и в кабинет вошел Сергей Михайлович Федоров. Небольшого роста, крепкий и слегка полноватый, с умными и на удивление живыми глазами. Большая, в пол головы лысина открывала широкий, массивный лоб.

Андропов пошел навстречу посетителю протягивая руку, и на середине комнаты они встретились.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович.

— Здравствуйте, Сергей Михайлович. — Андропов показал рукой на столик в дальней части кабинета. — Чай.

— Спасибо.

Федоров был сыт, но не посмел отказаться. Мужчины сели за столик, на котором уже пыхтел самовар и лежали любимые сушки генсека.

— Я ознакомился с вашим отчетом, — первым начал Андропов. — Пока все идет по плану, хотя уже сейчас появляются некоторые негативные моменты. Но мы с вами никогда не были догматиками.

Он вдруг по-доброму улыбнулся, и в его взгляде на секунду промелькнуло что-то очень живое и человечное. Но это было лишь мимолетным мгновением.

— Мы не должны сейчас уничтожать оппозицию, — произнес он после минутной паузы. — Иначе операция "Тайфун" закончится, еще не начавшись. Прижать — да! Но уничтожать только исполнителей, срывая таким образом планы. Саму структуру трогать — упаси бог! Нам нужен противовес, но исключительно подконтрольный и программируемый, дабы можно было придать ему любую необходимую вам окраску.

Федоров понимающе кивнул головой. Он поражался и восхищался этим человеком, его глубиной, его просто фанатичной вере в будущее.

— Что у нас с Харингтоном? — спросил неожиданно Андропов, но этот вопрос был логическим продолжением беседы.

— Он уверен, что является режиссером и не подозревает, что все карты его колоды крапленые.

Юрий Владимирович улыбнулся:

— Они быстро воспользовались подсунутой нами концепцией агентов влияния. Американцы дураки. Им никогда нас не переиграть. Им никогда не понять нас, русских, и именно в этом наша сила. Запомните мои слова: через двадцать, минимум тридцать лет они захлебнутся от своего капитализма, который сейчас так яростно защищают. Вам и вашей группе придется продолжить начатое нами дело. Я верю в вас.

— Спасибо, Юрий Владимирович. Мы не подведем.

И вдруг Федоров понял, как страдает этот человек.

Это была мука умирающего отца, который знает, что вот-вот должен родиться его сын, но он никогда не увидит его, не возьмет на руки и не скажет: "Это мой ребенок!"

26

Сразу за верстовым столбом машина свернула на проселочную дорогу. Чтобы не привлекать внимание, через КП решили не ехать, поэтому пришлось сделать приличный круг по провинции. На проселочной же как такового поста не было: стоял лишь шлагбаум, закрытый на обычный висячий замок, открываемый простым гвоздем. Проехав шлагбаум с табличкой "Стой! Запретная зона", примерно полчаса петляли по дороге, вьющейся среди соснового леса, пока не выехали на бетонку.

— Теперь главное на патруль не нарваться, — пробурчал Корнеев, поддав своим "жигулям" газку.

Пропуск в зону у офицеров был, но они не хотели, чтобы об их появлении стало известно на даче Быкова. Еще минут десять мчались по шоссе, пока снова не свернули на поселочную дорогу. Через пару километров

Корнеев резко свернул вправо и остановился в зарослях.

— Удобное место для машины, еще в прошлый раз приметил, — произнес он, облегченно вздохнув. — Первый этап прошел удачно.

— Не сглазь, — Зотов сплюнул и постучал по тоненькой осине.

Мужчины вытащили из багажника необходимые инструменты для выполнения своих планов и, наломав в соседнем кустарнике веток, замаскировали ими въезд в убежище, милостиво предоставленное матушкой-природой.

Пешком предстояло пройти примерно километр. Путь проходил вдоль радиофидера. Чистка трассы производилась несколько лет назад, и кусты, вымахавшие в это время с человеческий рост, скрывали офицеров.

Наконец вдалеке послышалась музыка, и из-за поворота показались сначала антенны, а потом и крыши дачного комплекса.

Мужчины замедлили ход и до предела усилили внимание. Начинало смеркаться. На исходную позицию вышли очень осторожно, так что даже птиц не спугнули, если они вообще поблизости водились. До полной темноты оставалось минут двадцать, и Корнеев дал Зотову бинокль ночного видения, чтобы тот ознакомился с территорией дачи и окружающей местности.

Дмитрий Николаевич надел монтерские когти и забрался на опору так, чтобы голова находилась на уровне веток кустарника. Сама опора воздушной линии была расположена на небольшом холме, благодаря чему и дача, и окружающее пространство оказалось как на ладони.

Веселье было в полном разгаре. В светящихся окнах маячили мужские и женские силуэты. В огромном зале на первом этаже был накрыт большой стол, периодически опустошаемый гостями и пополняемый прислугой. Кто ел, кто танцевал, кто уже уединился в комнатах второго этажа с девочками. Охрана попарно прогуливалась вдоль высокого бетонного забора. Зотов прикинул, что в промежутках между обходами можно успеть пролезть по самому опасному участку и спрятаться на крыше. Слуховое окно было открыто.

"Это хороший признак", — подумал майор и слез на землю.

Стемнело. Погода была пасмурная и ни звезд, ни Луны не было видно. Это тоже оказалось на руку.

— Ну что, с Богом! — прошептал Корнеев.

Он заметно нервничал, но заметно лишь для Зотова, ибо Дмитрий Николаевич тоже чувствовал волнение. Внешне же офицеры выглядели спокойно и уверенно.

— Я полез первым.

Корнеев надел когти и забрался на опору. Пристегнув карабин страховочного пояса к проводу, Валентин Семенович привязал один конец каната, висящего у него на плече, к крюку изолятора, а ко второму концу прицепил связанные когти и осторожно опустил их на землю. Затем он взялся за провод руками, обхватил ногами и пополз в сторону дачи. Благодаря пасмурному небу, Корнеев был почти не виден с земли. Силуэт его тела лишь угадывался в странном темном пятне, бесшумно скользившем в вышине.

"Вот так и появляются сказки про привидения и НЛО", — подумал Зотов, наблюдая за другом в бинокль.

Добравшись до последнего пролета, идущего через территорию дачи, Корнеев остановился, подождал, пока охрана скроется за углом здания, и быстро пополз к крыше. Он, как кошка, проскользнул в слуховое окно и скрылся из поля зрения. Удостоверившись, что все спокойно, Корнеев снова высунулся наружу и подал знак Зотову.

Все прошло как по сценарию. Зотов решил копями не пользоваться, прикинув, что по канату получится быстрее да и. привычней. Он быстро забрался наверх, прополз два пролета по воздушной линии и бесшумно опустился на крышу.

Оказавшись на чердаке, мужчины облегченно вздохнули и улыбнулись. В темноте они не видели лиц друг друга, но знали, что у обоих рот до ушей.

— Если еще и дверь на чердак будет открыта — нам вообще повезет, — прошептал Корнеев.

— А если удастся уйти отсюда подобру-поздорову, то повезет окончательно.

— Шутник могильный, — просто ответил Валентин Семенович и, стараясь не скрипеть половицами, стал искать выход вниз. Луч фонарика скользил по чердаку, пока не обнаружил дверь.

— Нам определенно везет, — прошептал Корнеев. — Она открыта, и кажется, без замка.

Он прислушался и осторожно открыл дверь. Винтовая лестница выходила в коридор второго этапа. Путь был свободен.

— Я думаю, нам там пока делать нечего, — Валентин Семенович закрыл дверь. — Придется ждать, когда разъедутся все лишние и останутся только свои.

— Судя по всему, ближайшие три-четыре часа можно отдохнуть.

Друзья расположились рядом с небольшим окошком, выходящим в сад. На залитой светом территории было днем. Часть гостей вышла из дачи и устроилась вокруг фонтана. Зотов рассматривал пьяные физиономии государственных мужей и, хотя прекрасно понимал, что они такие же люди, как и все, со своими достоинствами и недостатками, скрытыми пороками и явными, но несмотря на все это, майору было неприятно. Воспитанное с детства преклонение перед мастью достаточно глубоко сидело в генах. Неожиданно он почувствовал жгучую ненависть к этим людям. Он вдруг понял, какие чувства испытывали рабы, свергающие своих хозяев, и ужаснулся низменности этих чувств. Он никогда не задумывался над этим, машинально воспринимая советские источники нашей истории, заучивая однообразные фразы о равенстве и братстве, о благородных целях свержения ига капитализма. Он понял, что в 17-м году это сознавала в лучшем случае лишь небольшая кучка людей, сумевшая очень точно сыграть на чувствах толпы.

— Знакомые все лица, — перебил Корнеев мысли друга.

— У-у, жабы бильярдные, — промычал Дмитрий Николаевич.

Он вдруг встрепенулся, сорвал плотные кожаные перчатки, специально одетые, чтобы не поранить руки о стальную проволоку радиофидера, и, вытащив из кармана куртки портативный фотоаппарат, начал снимать.

— Что-то интересное? — Корнеев вглядывался в гостей, но не видел ничего, что заслуживало бы такого внимания.

— Куданова, — только и смог выдохнуть Дмитрий Николаевич. — Вон с подносом в руке подходит к Подвольному. Прислугой заделалась, сучка.

— А это удобное место чтобы временно лечь на дно.

— Не на тех рыболовов нарвалась, — Зотов начал снимать всех, к кому подходила Вера Александровна. — Даже если мы не узнаем сегодня ничего другого — этих снимков будет достаточно, чтобы задать генералу несколько вопросов. А Куданова любит все контрастное. То фиолетовая, то блондинка, а теперь жгучая брюнетка.

— Женщина, — философски заметил Корнеев.

Шел уже третий час, как офицеры находились на чердаке. Большая часть гостей разъехалась, остальные попарно растеклись по многочисленным комнатам второго этажа.

— Не пора ли нам вылезать отсюда? — спросил Корнеев. — Насколько я видел, Быков ушел в дом под ручку с Подвольным. Я не думаю, что они педики, а потому неплохо бы посмотреть где они и что делают.

Офицеры осторожно подошли к двери, прислушались и открыли ее. Коридор был пуст. Откуда-то снизу слышалась тихая музыка. Незваные гости крадучись прошли в конец коридора, продолжением которого являлся большой балкон и лестница в холл. Посреди холла стоял стол, за которым сидели Быков и Подвольный. Лица у обоих были напряженные, но о чем говорили было не слышно — магнитофон, стоящий почти под самым носом у офицеров, заглушал слова. Дмитрий Николаевич сделал несколько снимков.

— Что будем делать? — одними глазами спросил Корнеев, и по его лицу было видно, как он страдает от своей беспомощности в этой ситуации.

Зотов непроизвольно посмотрел на камин, расположенный напротив стола. Расстояние от камина до заговорщиков было ничтожно, и в голове майора созрел план.

— Слушай, мне кажется, твоя капроновая леска может пригодиться, — быстро прошептал он, как бы боясь забыть существенную идею, и радостно улыбнулся. — Мы привяжем к вей магнитофон и опустим через трубу вон в тот камин. К счастью, сегодня ночь душная, так что огня можно не бояться.

— Гениально! Радары наш магнитофон тоже не засекут, так как у них под носом стоит такой же. Но вот если наш зацепится за решетку или выступ?

— Попытка — не пытка.

— Не всегда. Но ты прав — наш единственный шанс все узнать. Ты оставайся здесь, а я полез на крышу.

— Отмотай заранее леску, чтобы знать, на каком примерно уровне будет висеть микрофон. От камина до трубы метров десять.

— Да, пожалуй, — согласился Корнеев, на глаз прикинув расстояние.

Он быстро исчез за спиной Зотова, а майор остался вести наблюдение.

Выбравшись на крышу, Валентин Семенович нашел нужную трубу, отмотал леску, привязал к одному концу портативный магнитофон и стал осторожно опускать его вниз. Через несколько минут леска ослабла. До контрольного узелка оставалось полметра. Это означало, что магнитофон благополучно лег либо на решетку, либо на выступ камина.

"Только бы пленки хватило", — подумал Корнеев, привязывая второй конец лески к металлическому пруту козырька. Кассета была рассчитана на 90 минут записи и ее не нужно было переставлять, так как магнитофон имел обратный ход. Майор засек время.

Тем временем Зотов во все глаза смотрел на заговорщиков. Они все время о чем-то говорили, постоянно обращаясь к какой-то червой папке. Совещание закончилось примерно через час. Мужчины как по команде резко встали со своих мест, и Зотову пришлось срочно покинуть импровизированный наблюдательный пост. На чердаке тоже не было смысла задерживаться, и майор вылез на крышу дома.

Корнеев увидел друга, вытащил магнитофон и, выдернув кассету, передал ее Зотову, заменив пустой.

— Слушай, — произнес Зотов. — У Быкова есть черная папка, и гадом буду, если это не их "программа".

— Нам надо ее раздобыть. Если начнется заваруха,

Быков может успеть ее ликвидировать или так запрятать, что сам черт не найдет.

— Я спущусь в кабинет и попрошу ее.

— Пилюли не забыл?

— Не-ет. Он у меня все выложит, а затем проспит до второго пришествия.

— Вернее, пока за ним не придут.

Офицеры улыбнулись.

— Ну, бывай, — Зотов поднял руку.

— Ни пуха…

Майор полез на чердак, открыл дверь в коридор и осторожно спустился. Все было тихо. Майор подошел к кабинету генерала и заглянул в замочную скважину. Быков сидел один за своим рабочим столом и что-то писал.

Дмитрий Николаевич спокойно вошел в кабинет и скомандовал:

— Руки за голову, ноги на стол!

Тучный генерал закряхтел, но просьбу выполнил: пистолет в умелых руках достаточно веский аргумент.

— Что дальше? — спросил Быков сохраняя внешнее спокойствие.

— А дальше мне бы хотелось получить ту черненькую папочку, что лежала на вашем столе в холле, когда вы мило беседовали с Подвольным.

Генерал, не моргнув глазом, пожал плечами.

— Может, вы мне разрешите хотя бы руки опустить. Все-таки не так молод как вы.

— Разрешу, если сговоримся. И думайте побыстрее, у меня мало времени.

Зотов не слышал, как сзади у него открылась дверь. Шесть раз подряд раздалось чмоканье, как при поцелуях влюбленных, и майор повалился на пол с шестью дырками в спине. В комнату вошла Куданова. Генерал облегченно вздохнул и убрал ноги со стола.

— Ты вовремя.

Вера Александровна улыбнулась, откинула безжизненную руку Зотова и взяла его пистолет.

— Я всегда вовремя. Извини, генерал, но ты уже засвечен, — она вскинула зотовский "вальтер" и… генерал с дыркой во лбу размяк в кресле.

На пистолете Зотова также был глушитель, поэтому выстрел не привлек внимания охраны. Вера Александровна вложила "вальтер" в руку хозяина, предварительно стерев отпечатки пальчиков и направилась к выходу.

— Стоять! Лицом ко мне, руки за голову!

Женщина вздрогнула и обернулась. Собственная пушка была уже пуста и бесполезна. Куданова отбросила пистолет и подняла руки. Майор с перекошенным от боли лицом сидел на полу и наводил на нее "вальтер", который она только что ему же и сунула. Но ведь она убила его! Или это дьявол?

— В подобных случаях надо стрелять всегда в голову, как ты это ловко проделала с Быковым.

Майор встал, и по его лицу было видно с каким трудом ему это удалось. Несмотря на то, что на нем был надет импортный бронежилет защищающий не только грудь, но и спину, Куданова стреляла почти в упор и первые несколько минут Зотов лежал в отключке от болевого шока. Когда Куданова вкладывала ему в руку пистолет, майор пришел в себя и успел сориентироваться в обстановке. Спина же болела так, как будто Зотова шесть раз огрели дубиной по хребту.

— В последнюю нашу встречу мы так и не договорили, — произнес он, показывая жестом, чтобы Вера Александровна отошла от двери.

— Что ты собираешься делать? Тебе не удастся отсюда уйти.

— Ты в этом была уверена и в ялтинской лаборатории.

Куданова нервно улыбнулась, но промолчала. Зотов же оказался в некотором замешательстве. Куданова так неожиданно свалилась ему на голову, да еще в таком неподходящем месте, что он не знал, что делать. То ли пристрелить ее, как собаку, то ли на некоторое время обезвредить. Да и папку, за которой он собственно говоря и пришел, майор так и не смог раздобыть. На столе же ее не было, а Куданова вряд ли знала шифр быковского сейфа.

— Ты убьешь меня? — спросила женщина вызывающе. В ее глазах стояла лишь ненависть и ни грамма мольбы. — Учти, что я пока единственная, кто удерживает быковских головорезов. Они бы еще вчера увезли твою ненаглядную в неизвестном направлении.

— Ты блефуешь.

— Отнюдь. Позавчера агенты Быкова вышли на твою квартиру. А вчера решалась ваша судьба, и если бы не мой план". Сам понимаешь.

— Ой ли? — майор скептически улыбнулся, но внутри у него все содрогнулось. Он слишком хорошо знал Куданову. — А где гарантии, что после сегодняшней нашей встречи твои планы в отношении нас не изменятся?

— Гарантировать в нашем деле может лишь Господь Бог.

— И какой же у меня адрес?

Куданова откровенно рассмеялась последней попытке Зотова и назвала. Дмитрий Николаевич мрачно посмотрел на женщину.

— Квартира под наблюдением?

— Скорее всего.

— Кто еще из руководства знает об этом?

— Есть люди, — как можно правдивее ответила Куданова, хотя не была в это уверена. Генерал вряд ли сказал об этом кретину Подвольному или Папиному холую Летянину. Но даже если и так, свяжут ли они убийство Быкова с майором Зотовым? Теперь ее жизнь зависела от того, поверит ли ей Зотов и насколько серьезной покажется ему эта информация.

— Какой план ту придумала в отношении Бортник?

Женщина усмехнулась, и тут в коридоре послышались чьи-то шаги и в дверь постучали. Зотов быстро спрятался за портьерой, пригрозив Кудановой пистолетом. Стучавшим оказался телохранитель. Он принес вечернюю генеральскую почту. На повторный стук опять никто не ответил и охранник, заподозрив неладное, осторожно приоткрыл дверь. Увидев Куданову и развалившегося в кресле генерала с дыркой во лбу, телохранитель мгновенно выхватил пистолет и приказал ей то же, что она минуту назад слышала от майора. Вера Александровна снова заложила руки за голову, а охранник внимательно окинул взглядом комнату. Но Зотова он не заметил. Куданову телохранитель поставил лицом к стене, и она не могла показать глазами на портьеру.

Женщина узнала его — это был зомби из первой нелегальной партии, что Вёра Александровна подготовила-год назад. Он тоже узнал женщину.

— Что здесь произошло? — спросил он, все еще держа ее под прицелом.

— Несчастный случай, — медленно ответила Куда-нова.

Телохранитель стоял не шевелясь, соображая, что делать дальше. Куданова же ждала, что Зотов вот-вот выстрелит из своего убежища, но майор не подавал признаков жизни.

“Струсил он, что ли, гад?" — ругалась Куданова, теряя терпение.

Ситуация становилась все белее напряженной. Охранник разрешил женщине опустить руки и повернуться лицом к нему. В тот момент, когда она развернулась, зомби увидел на полу кудановский пистолет. В соответствии с заложенной в него программой, телохранитель должен был убить любого, кто рискнет покушаться на жизнь хозяина. Куданова поняла, что еще мгновение и зомби приведет в исполнение этот пункт должностной инструкции. Напряжение последних месяцев дало о себе знать, и нервы женщины не выдержали. Она быстро глотнула воздух и выпалила ключевую фразу для самоликвидации "экземпляра".

Охранник дернулся, удивленно посмотрел на женщину, но пистолет не опустил, продолжая целиться ей в лоб. Его глаза из подозрительных и тревожных постепенно становились пустыми — он готовился к смерти. Но человек не хотел этого. На его лице стала отображаться мучительная и жестокая борьба, происходящая в его сознании. Разум боролся с тупой покорностью, которую насильственно засадили в мозг.

Куданова еще раз повторила фразу. Зомби издал протяжный обреченный стон, но вдруг взгляд его вспыхнул и, прилагая титанические усилия, телохранитель нажал на курок пистолета. Оба тела одновременно упали на пол. Как это часто бывает — создатель пал жертвой собственного изобретения. Верно говорят, что Бог не убивает, а наказывает.

Как только прозвучал выстрел, Зотов, скрывавшийся за портьерой и все время державший охранника на мушке, выскочил на середину комнаты, сунул в руку Кудановой свой пистолет, благо не табельный, схватил кудановский и вылетел в коридор. Внизу уже слышались шаги охраны. Майор бросился к чердачной лестнице и вовремя: в тот момент, когда он захлопывал за собой дверь, в коридоре появились телохранители.

Корнеев ждал на крыше. Он не стал задавать лишних вопросов и быстро прицепил карабин своего пояса к проводу. Внизу послышалось ворчание собак.

— Давно собак выпустили? — спросил Зотов.

— Как только ты ушел. Нам теперь лучше лезть одновременно по разным проводам. Так быстрее получится. Собаки-то нас все равно засекут, но успеет ли рюхнуть охрана. Я так понимаю, им сейчас не до нас.

— Да. Я им устроил загадку с двумя известными.

Зотов пристегнул свой карабин, и мужчины, с силой выдохнув, поползли по проводам со скоростью, на какую только были способны. Не успели они пройти первый пролет, как внизу запрыгали собаки, дико лая и задрав зубастые морды. Тут же выскочила охрана и ничего еще не понимая стала глазеть в темноту. Но свет прожекторов мешал им что-либо рассмотреть. До опоры, стоящей в кустах, офицерам оставалось доползти пару метров. Корнеев первым дотянулся до изоляторов и, отстегнув карабин, соскочил вниз по канату. Зотов из-за мучительной боли в спине несколько замешкался и в тот момент, когда он уже скользил по канату, мощный луч прожектора на доли секунды высветил его фигуру. Корнеев заметил отверстия в куртке товарища и все понял.

— Что делать с канатом? — спросил Дмитрий Николаевич, переведя дыхание.

— Да Бог с ним, они его уже заметили. Надо линять.

Валентин Семенович вытащил из кармана пузырек с жидкостью и быстро окропил ею землю вокруг опоры.

— Ты ничего не заметил? — спросил охранник своего напарника. — Мне кажется, кто-то свалился с опоры.

— Не свалился, а слез. Смотри, справа веревка болтается. Бери собак и вперед, а я посвечу.

Через минуту пять парней с овчарками выбегали из дачи и стали продираться сквозь кусты. Собаки оказались бесполезны, и поиски других следов пришлось отложить до рассвета.

В даче в это время творился переполох. Оставшиеся на ночь гости пытались исчезнуть, так как большинство из них были с любовницами и не хотели, чтобы их фамилии заносили в протоколы. Охране силой приходилось затаскивать их обратно в комнаты, не обращая внимания на удостоверения, угрозы и мольбы. Эти ребята свое дело знали. Две машины уже вышли на трассу. Начальник охраны связывался с центральным постом зоны, объявляя тревогу.

Подвольный благоразумно оккупировал телефон, сообщая кому надо о случившемся из первых уст и представляя все в нужном для себя свете. В таких случаях главное быть первым,

27

— По моим подсчетам ремни должны уже треснуть, — процедил сквозь зубы Амар Аббас, глядя вниз.

Не успел он произнести последние слова, как идущая позади лошадь покачнулась, испуганно дернулась вперед и, увлекаемая тяжелым ящиком, с громким ржанием сорвалась в пропасть.

Отряд остановился. Офицер заорал на солдата, который вел упавшую кобылу и приказал спуститься вниз. Содержимое ящика, в каком бы виде оно не оказалось, должно быть поднято обратно. Караван прошел чуть дальше, а на месте падения начали организовывать спасательные работы.

За полчаса до этого, на последнем привале, Амар незаметно перетер ремни, закрепляющие ящики с оборудованием. Диверсия удалась, и теперь агент ЦРУ должен был сфотографировать "запчасти".

Амара завербовал Марлоу полгода назад, поймав на сбыте наркотиков. Капралу грозила смертная казнь, и он благоразумно выбрал работу на ЦРУ и неплохие деньги, нежели пулю в лоб.

Амар понятия не имел, что находится в ящиках, но за ерундой вряд ли бы послали спецгруппу. За эту операцию Марлоу обещал кругленькую сумму. а за деньги капрал готов был сделать что угодно.

Минут через сорок все было поднято. Амар, принимавший самое активное участие в работах, с удивлением смотрел на груду металла. Все эти железки скорее напоминали запчасти для грузовиков, нежели что-то сверхсекретное. Хотя черт его знает, до чего могли додуматься русские ученые и дизайнеры. Он незаметно сделал несколько снимков и отошел в сторону. Теперь Марлоу будет доволен Амаром.

Капрал тайно снимал всю операцию с самого начала. Пакистанский спецотряд сил особого назначения, жестокий бой на полное уничтожение. покореженную технику и изувеченных людей, погрузку ящиков и их номера, а в заключение и сам таинственный груз. Вряд ли Пакистан — испытывал трудности в запчастях для автомобилей, да еще советских, чтобы посылать для этого спецподразделение. Тем не менее Амар был в некотором замешательстве. Но поразмыслив, он решил не волноваться. Свою задачу он выполнил, а с остальным пусть разбирается Марлоу и ЦРУ.

Через два дня Марлоу уже просматривал фотографии и слушал рассказ Амара. Со слов капрала следовало, что пакистанскому начальнику, принимавшему груз, также не понравилось содержимое ящиков. так как он сильно ругался и обозвал всю спецгруппу ишаками.

"Странно, — рассуждал Марлоу. — Может быть, русские, прослывшие великими лгунами при заключении сделок, и на этот раз обманули своих покупателей? Но какой смысл? Что-то заподозрили и в последний момент отменили сделку? Или направили ЦРУ по ложному следу? А может, это происки КГБ?"

Оказалось слишком много вопросов на которые Марлоу пока не мог дать ответ.

28

Офицеры благополучно добрались до машины и через пару минут выехали на шоссе. Впереди из-за поворота показался милицейский "газик". Машина резко затормозила, и из нее вышло трое автоматчиков: двое взяли под прицел Корнеева и Зотова, третий подошел к "жигулям".

— Ваши документы и пропуск, — прохрипел старлей, протягивая руку.

Корнеев вытащил удостоверение личности и андроповское спецудостоверение. Старлей очень внимательно осмотрел документы и майора.

— А с вами кто? — спросил он, несколько сбитый с толку.

— Вам это знать не обязательно. У нас мало времени.

— Да-да, конечно…

— Я приказываю развернуть машину и сопровождать нас до КПП.

— Есть, — старлей отдал честь и бросился к "газику".

В сопровождении и под охраной патрульной машины беглецы благополучно добрались до КПП. По дороге мимо них пронеслись две "Волги" с быковскими телохранителями, но они не рискнули тормознуть офицеров.

— Теперь главное оторваться от них до фургона, — выпалил Валентин Семенович и до отказа нажал педаль.

Корнеевские "жигули" были с форсированным двигателем и пока "Волги" разворачивались для преследования, офицеры успели исчезнуть из их поля зрения.

Через два километра от КПП беглецов ждал рефрижератор. Корнеев вытащил рацию.

— "Второй!" я "первый"! Срочно встречайте!

— Ждем с нетерпением.

— Через пару секунд будем у вас.

"Жигули" вылетели из-за поворота и, чуть сбавив скорость, заехали по настилу в рефрижератор. Двое корнеевских ребят быстро задвинули доски, закрыли двери и уже на ходу запрыгнули в кабину к шоферу. И вовремя: еще секунда и показались "Волги". Пломбы на двери решили поставить перед въездом в столицу.

— Ну, кажется все, — выдохнул Валентин Семенович. — Не обнаружив нас на шоссе, они решат, что мы свернули на проселочную дорогу. В Москве надо будет затеряться и разбежаться в разные стороны. За свою жизнь я теперь и ломаного гроша не дам. Тебя же пока не вычислили…

— Подожди, подожди, — Зотов скривился и тяжело выдохнул. — Ты еще не знаешь, что мы с Леной засвечены. Люди Быкова знают наш адрес.

— Час от часу не легче. Это тебе Куданова сказала?

— Она, родная.

— Тогда я выкину тебя недалеко от дома, а сам попробую добраться до Орлова. Бери Лену и дуйте на мою конспиративную квартиру. Я думаю, успеете.

— Да, если эти головорезы уже не сидят в моей квартире.

Машина замедлила ход и остановилась. Судя по времени, они подъехали к посту ГАИ при въезде в город. Офицеры прислушивались к голосам снаружи, но так и не смогли ничего разобрать. Проверка документов заняла минут десять, и рефрижератор наконец-то въехал в столицу.

За это время Зотов переписал магнитофонную кассету на "дубле" и отдал оригинал Корнееву, на тот случай, если у него самого действительно на квартире засада.

"Три трупа и практически никаких результатов, — думал он, прикрыв уставшие глаза. — И папку я не взял. Теперь вся надежда на кассеты".

Майор настолько свыкся с мыслью, что Вера Александровна из любой ситуации выходила живой и невредимой, что даже собственным глазам верилось с трудом. Тем не менее отверстие в ее голове определенно указывало на то, что в этот раз Куданова все-таки накрылась. Удивительно, но майор не почувствовал ни злорадства, ни радости при виде поверженного противника. Последние месяцы он жил с одной единственной целью — найти и уничтожить Куданову. Он достиг этой цели и ощутил какую-то внутреннюю пустоту. Бестолковая смерть Веры Александровны вызвала в нем скорее чувство жалости и разочарования. И все-таки это была победа. Одним врагом, и каким, стало меньше!

29

В холле стояла зловещая тишина, и приглушенный шепот иногда нарушающий ее, лишь подчеркивал дыхание смерти. За столом в той же позе, что и четыре часа назад, сидел Подвольный. Но на этот раз его собеседником был не хозяин дачи, уже остывший в своем кабинете, а товарищ в штатском.

— Корнеев — человек Орлова, — медленно выдавливал из себя товарищ. — Мои снайперы могут убрать майора, но пока не знаем, кто второй. Не исключено, что именно у него и находятся все документы.

— Офицер патрульной машины дал его описание?

— Нет. Неизвестный отвернулся от него. Нашим людям также не удалось его сфотографировать, так. как он надел капюшон. По дороге же в Москву эти идиоты вообще упустили машину, а когда нашли, то обоих уже и след простыл.

Подвольный чертыхнулся.

— И что будем делать? — спросил он, не мигая уставившись на товарища.

— Может быть, временно лечь на дно? — неуверенно ответил человек в штатском.

— Вот ты там и останешься.

В кабинет вошел телохранитель.

— Товарища Боровикова к телефону, — доложил он и бесшумно удалился.

Человек в штатском взял радиотелефон:

— Слушаю. Понял… Ждите указаний.

Подвольный весь превратился в слух. Он проклинал идиота Быкова с его дурацким юбилеем, сволочь Куданову, от которой Александра Федоровича уже тошнило и бежало в дрожь, слава Богу в последний раз. Он самыми последними словами поливал Папу — этого пенька замшелого, который несмотря на свою трухлявость может сдавить глотку железными тисками кому угодно, а уж Подвольному и подавно. Ну ничего, Александр Федорович тоже не дурак и кое-что раздобыл, чтобы обезвредить себя в будущем.

Его собеседник отложил телефон и обратился к Подвольному:

— Поступили сведения, к сожалению, еще не проверенные, что вторым был майор Зотов. Он ушел из дома вчера в три часа дня и до сих пор не появлялся. Мои люди следят за его квартирой.

— Опять Зотов! — выпалил Подвольный. — Сначала мне говорят, что он в отпуске, а он переворачивает вверх дном всю нашу лабораторию в Крыму. Потом мне говорят, что он на Чукотке, а выясняется, что майор живет в Москве, да еще портит нам обедню. Срочно блокируйте его квартиру. И вообще, не стоит опускать руки. Вся документация у нас, а беседу они могли и не слышать. Так что без паники и делать свое дело.

На этом и порешили. Когда собеседник в штатском покинул холл, открылась потайная дверь и вошел Летянин.

— Смотри, Сашенька, не ошибись второй раз, — произнес он ласково. — Твоя судьба сейчас находится в руках случая, но ты имей в виду: если будешь хорошим мальчиком — я помогу тебе.

"Умереть", — мрачно подумал Подвольный, но расплылся в обаятельной улыбке.

30

Зотов осторожно пробрался через кусты вдоль дома и выглянул за угол. Напротив его подъезда стоял фургон газовой аварийной службы. Это могли быть действительно газовщики, но майор решил не рисковать. Он посмотрел на свои новые "командирские" часы: стрелки показывали половину седьмого утра.

Зотов вышел на противоположную сторону дома и остановился напротив окон соседа с первого этажа. Сам сосед вот уже неделю находился в командировке. Майор подтянулся на подоконнике и толкнул оконную раму. Задвижки были открыты, петли заботливо смазаны, и через мгновение Дмитрий Николаевич уже запрыгивал в кухню.

Этот запасной вариант Зотов придумал сразу же после получения квартиры. Все остальное было делом техники, так что его сосед даже и не подозревал, какую роль играет его жилище. Правда, его и дома-то почти никогда не было.

Майор прошел в прихожую и осторожно открыл входную дверь. На лестнице все было тихо. Зотов выждал некоторое время, затем прикрыл за собой дверь и, как кошка, заскользил на шестой этаж. Естественно, что лифтом он пользоваться не стал.

Подойдя к своей квартире, он прислушался и, не услышав ничего подозрительно, слегка пошуршал ключами в замочной скважине. Минут через десять, убедившись, что в квартире нет никакого шевеления, он осторожно открыл дверь.

В прихожей было темно и не пахло посторонними людьми. Это радовало. Зотов бесшумно вошел в гостиную и сквозь щелку в портьерах посмотрел на улицу. Фургон продолжал стоять на своем месте. Майор вытащил корнеевский подарок и направил его на машину. Прибор мелодично загудел и на табло появились цифры: 75. Это означало, что подслушивающая аппаратура находилась на расстоянии 75-ти метров, то есть, в фургоне.

"Значит Куданова не обманула. Чтоб ее черти трахнули", — подумал Зотов и проверил "глушилки".

Первым желанием майора было воспользоваться спецаппаратурой и вызвать подмогу. Но он не стал этого делать. Быковские ребята наверняка засекли бы передачу и если б не расшифровали ее, то уж наверняка догадались, о чем сообщает Зотов. В этом случае группа захвата могла взять квартиру штурмом до прибытия людей Орлова. Если б майор был один, он бы рискнул, но рядом была любимая женщина, пережившая слишком много, чтобы подвергать ее новым неприятностям. Поэтому Зотов решил не дразнить быка.

Он тихо прошел в спальню. Елена Николаевна сладко посапывала, свернувшись калачиком. Нежное и трепетное чувство охватило майора, и он улыбнулся. Она казалась ему такой доверчивой, беззащитной, маленькой девочкой, доверившей ему свой покой и счастье.

Зотов вздохнул и слегка дотронулся до ее плеча. Елена Николаевна вздрогнула и открыла глаза.

— Как дела? — спросила она зевая.

— Пока не ясно, но могло быть и хуже, — он улыбнулся и чмокнул любимую в носик.

— А я всю ночь не спала, так волновалась. Задремала лишь под утро.

— Это заметно.

— Я некрасивая, да?

— Ты прекрасна!

Она повисла на его шее, и майор скривился от боли.

— Что с тобой? — испуганно спросила женщина.

— Да ерунда, бандитская пуля.

Бортник посмотрела на спину мужа и вскрикнула:

— Да у тебя их целых шесть! Надо срочно вызвать врача.

— А ты на что?

Зотов разделся, лег на кровать животом вниз, и Елена Николаевна стала осторожно делать примочки. Пули не прошли сквозь синтетическое волокно бронежилета, но от тупых ударов на теле майора появились здоровенные красно-фиолетовые синяки.

— Внутреннее кровоизлияние опасно, — произнесла Бортник. — Лучше бы тебя слегка продырявили. Господи, что я такое говорю?!

Зотов рассмеялся.

— Лежи, не дергайся, вояка ты мой, — ласково прошептала Елена Николаевна, поцеловав любимого в спину. — У собачки боли, у киски боли, а у Димочки моего заживи.

Она по очереди начала целовать синяки Зотова, нежно гладя и приговаривая. Последнее время Бортник не узнавала сама себя. В ней проснулись дремавшие доселе — любовь, доброта, нежность и ласка, забота и сострадание. Угрюмый и неразговорчивый майор умудрился разбудить в Елене Николаевне женщину, и теперь женщина была самым верным и преданным другом, способным пойти на любые жертвы ради любимого человека. Если раньше Бортник не позволяла мужчине руководить ею, то теперь ей было приятно подчиняться Зотову, чувствовать его силу, уверенность, раствориться в его мужском начале. Она не думала о проблемах, зная, что любимый всегда найдет выход из ситуации и примет правильное решение. Раньше Бортник была рьяной приверженницей эмансипации и теперь с иронией думала о себе как о дурочке. Ведь это так приятно — быть женой при муже.

Она поняла истинную причину своего отказа от работы в "Системе". Человек, познавший любовь, не может быть жестоким. Бортник была благодарна майору. Не ведая того, он помог ей найти саму себя, найти истинный смысл жизни.

Зотов уже не шевелился. Через некоторое время он жалостно простонал:

— Очень кушать хочется. Умира-ю.

— О, Господи, я сейчас, — встрепенулась Елена Николаевна и побежала на кухню.

Майор улыбнулся и кряхтя встал с кровати. Пока Елена возилась с завтраком, Зотов размножил фотопленку и сделал два дубликата аудиокассеты, включив при записи суперскорость.

Через пятнадцать минут, когда Елена принесла яичницу с колбасой, бутерброды и кофе, у Зотова уже все было переписано и переснято.

За завтраком они частично прослушали кассету. Она оказалась бомбой замедленного действия, могла мгновенно уничтожить всю верхушку заговорщиков, не говоря уже об остальных членах организации. На тайном совещании обсуждались насущные проблемы, окончательно утверждались планы и назначались конкретные сроки ликвидации Андропова. Обсуждалась политика нового Генсека и его действия в первые дни и месяцы власти. Обсуждались кандидатуры на ключевые посты, расстановка сил и т. д. и т. п. Многие тезисы майор уже слышал в застенках Кудановой, но в отличие от того заговора, этот был подтвержден документально. Теперь оставалось последнее — доставить документы адресату и при этом, желательно, остаться живым.

Стрелки часов показывали половину девятого. За это время Зотов не заметил каких-либо передвижений на улице, указывающих на агрессивность соглядатаев. Тем не менее пора было и честь знать.

— Я думаю, самое время сматывать, — произнес майор, обняв женщину.

— Хорошо, только дай мне одну копию пленок.

— И куда ты их денешь?

— Да уж найду куда.

— Что ты имеешь в виду? — улыбнулся Зотов.

— Твой дружок в Ленинграде достал мне импортные тампоны. А теперь смотри, что мы сделаем.

Бортник аккуратно раздвинула заколкой от волос волокно тампона и засунула внутрь микрокассету.

— Теперь все это надо смочить кровью. Только палец ты будешь резать.

— Какой?

Женщина стукнула майора по лбу:

— Какой не жалко.

— Ладно, но это будет отвлекающий вариант. Основной мы сделаем по-другому.

— Я думаю, эти сыщики еще не привыкли к импортным затычкам.

— Ошибаешься. Но будем надеяться, что они вообще их не увидят, во всяком случае у тебя.

Дмитрий Николаевич достал из дипломата пластмассовые шарики и положил в них две оставшиеся микрокассеты.

— Тебе придется их проглотить.

— Хорошо.

Бортник с тампонами ушла в ванную комнату, а Зотов положил кассеты с оригиналом записей под подкладку своей куртки.

— Кому-то из вас должно повезти, — сказал Зотов, когда Елена Николаевна вышла из ванной. — Если до вечера я не появлюсь у Корнеева или там будет засада — у тебя есть место где схорониться на время?

— Подумаем.

— Думать надо сейчас. Кроме того, Ленинград уже засвечен.

— Я буду у подружки и позвоню тебе или Валентину.

Беглецы осторожно вышли на лестничную площадку и спустились на первый этаж. Фургон продолжал стоять на своем месте. Дмитрий Николаевич вынул из кармана своей необъятной куртки отмычку и открыл дверь. Бортник собралась было удивиться, во потом благоразумно решила, что мужчина знает, что делает. Беглецы вошли в квартиру.

— Дима, может быть у вас не будет больше времени, и я хочу тебе кое-что сказать, — она обхватила шею майора руками и прижала его голову к себе. — Мне кажется, у нас будет ребенок. У меня уже две недели задержка, чего никогда не было, а позавчера начало подташнивать.

Нет надобности описывать лицо майора в эту минуту и его чувства. Каждый мужчина-отец их знает, а не отец все одно не поймет. Зотов обнял женщину и крепко поцеловал в губы.

— Мы еще будем вместе втроем, — прошептал он и открыл окно.

Поддерживая женщину, Зотов помог ей опуститься на землю и прыгнул следом. Они рванули через кусты к соседнему дому. Когда заворачивали за угол, Зотов увидел, как с двух сторон вынырнули черные "Волги" и группа захвата исчезла в кустах, из которых беглецы только что выбегали.

31

Внутреннее убранство фургона напоминало рубку космического корабля из фантастического боевика. Светились экраны мониторов, светомузыкой переливались сигнальные и контрольные лампочки и индикаторы на приборных панелях. Во вращающихся креслах сидели два оператора. На шее каждого болтались наушники, из которых доносились скрежет и гул, как будто какой-то идиот крутил ручку настройки радиоприемника. Кроме этого шума ничего не беспокоило профессиональный слух операторов. Да и слушать практически было нечего: у абонента в постоянном режиме работали "глушилки". Иногда прорывались посторонние звуки просыпающегося дома: вот кто-то в соседней квартире спустил воду в унитазе; вот почти одновременно заработали электробритвы в разных концах дома и к помехам "глушилок" добавились еще одни. Ох уж эти бритвы — просто беда для разведчика. А вот засвистел чайник и кто-то со страшной силой кашлянул и смачно выругался… Народ собирался на трудовую вахту.

Бригада "эфирного контроля" несла службу у дома с девяти вечера. Сейчас было почти восемь утра. Время прошло на редкость бестолково, и ко всему прочему в двенадцать ночи в тепловизоре сломался сканирующий блок. После этого не только слушать, но и смотреть стало невозможно. На экране компьютера все изображение тут же расплылось в неясные очертания всех цветов радуги.

До полуночи сканер выдавал на дисплей голограмму принимаемого сигнала практически, как в кино. Операторы осмотрели всю квартиру абонента и обнаружили только хозяйку. Они с удовольствием наблюдали, как Бортник полчаса занималась йогой, затем приняла душ и легла спать. Хозяин так и не появился, и, судя по поведению женщины, и не должен был, во всяком случае, до утра. В полночь полетел сканер, и операторы совсем загрустили. Заменить или отремонтировать блок можно было только в стационарных условиях, но начальство запретило покидать пост, приказав выкручиваться самим. Операторы вздохнули.

— Самим это как? Лечь к ней в постель? — спросил светловолосый парень, видимо, прибалт.

— С такой бабенкой я бы не прочь, — ответил второй, розовощекий здоровый детина.

Делать было нечего, и операторы достали из подсобного ящичка домино. Были еще карты, и шахматы, и нарды, и… Короче, к утру у ребят в голове стоял бардак. Еще ночью они выключили бесполезную аппаратуру, чтобы зря не угрелась, а точнее, не мешала играть своими скрипами. Запасы кофе и всего остального кончились, играть надоело до чертиков, а тут еще начальство проснулось и позвонило узнать обстановку.

— Без изменений, — четко отрапортовал здоровяк и включил остывшую аппаратуру.

Экран засветился, и тут операторы поняли свою ошибку. В квартире явно было двое.

— Козел, не мог раньше позвонить, — обругал прибалт начальника и, обращаясь к напарнику, сказал:

— А наружный осмотр еще спит?

— Сейчас узнаем.

Добрыня связался по рации с группой наружного наблюдения, но те клялись и божились, что в дом никто не входил.

— Странно, — протянул прибалт. — Откуда же он тогда взялся? Врут, сволочи.

— Мне кажется, они хотят смотаться. — Здоровяк показал на экран и переключил радар телевизора на автоматическое управление.

Компьютер уже зафиксировал параметры нового объекта и теперь сам должен был управлять радаром, отыскивая среди жильцов дома необходимого человека. Окна лестничной площадки выходили на противоположную сторону дома. Поэтому между беглецами и фургоном находилась шахта с лифтом и на каждом этаже — кухня, ванная комната и туалет. Спускающийся по лестнице объект перекрывали тепловые изображения жильцов дома. А роли еще учесть поломку сканера, то можно себе представить, что творилось на экране дисплея. Во всей этой цветовой какофонии мог разобраться только компьютер… или опытный глаз оператора.

— Кажется, они остановились на первом этаже. Там нет окна или какой другой лазейки? — спросил прибалт, связываясь с группой захвата.

— Нет, я проверил. По-моему, они вошли в квартиру… точное. Подходят к окну… Гады!

32

Забежав за угол, беглецы проскочили под аркой дома и скрылись в соседнем дворе.

— Нам теперь лучше разбежаться, — пыхтел Зотов на ходу. — Они охотятся за мной и за пленками. Я уведу их, а ты пробивайся на корнеевскую конспиративную квартиру.

Елена Николаевна лишь кивала в ответ. Они на мгновение остановились. Майор быстро поцеловал женщину. Она сделала несколько шагов, повернулась в его сторону и, махнув рукой исчезла за следующим домом. У Зотова защемило сердце, и он вдруг почувствовал, что, может быть, видит ее в последний раз.

Дмитрий Николаевич замотал головой, стряхивая дурные мысли, несколько секунд постоял и быстрым шагом направился к проспекту.

Когда он вышел к светофору, горел зеленый свет для пешеходов. Зотов круто сверну к переходу и боковым зрением увидел, как у "зебры" в метре от него затормозила комитетская "Волга". В машине сидело трое, один из которых сопровождал майора из Ленинграда в Москву. Мысли проносились с космической скоростью, и решение не заставило себя долго ждать.

— Гестапо обложило все выходы, но Штирлиц вышел через вход, — бубнил себе под нос Зотов, бросаясь к интуристовскому "Икарусу" и вынимая на ходу удостоверение. Водитель открыл дверь. Прыгнув в "Икарус", Зотов еще раз сунул удостоверение экскурсоводу и переводчице, и приказал ехать в гостиницу. Через затемненные окна он видел, как товарищи подбежали к автобусу, но загорелся зеленый свет, и "Интурист", выпустив клубы черного дыма, тронулся с места. Комитетчикам ничего не оставалось, как сесть обратно в машину и поехать следом. Брать Зотова среди иностранцев они не решились и теперь связывались с начальством для получения новых инструкций.

Тем временем Зотов объяснил переводчице, что государственные интересы требуют, чтобы он, майор КГБ, срочно переоделся в одежду какого-нибудь иностранца и под их же прикрытием вышел из автобуса по прибытии на место. Испуганная женщина смотрела то на майора, то на оба его удостоверения, то на ничего не понимающих подопечных. Наконец она перевела им просьбу майора и те, радостно загалдели, предлагая Дмитрию Николаевичу свою одежду. Идея с переодеванием явно пришлась по душе, во всяком случае, теперь было что рассказать на редине.

Когда Зотов переоделся, переводчица воскликнула, что он похож на истинного француза, а когда тот еще и ляпнул что-то по-английски, то вызвал в "Интуристе" настоящий экстаз.

Подвалив к гостинице, французы как настоящие конспираторы закрыли своими телами Дмитрия Николаевича и бурно жестикулируя и галдя, единой толпой направились к выходу. В это время из гостиницы выходила группа не то англичан, не то американцев. Зотов сделал знак своим товарищам и спасителям и незаметно перешел в другой ряд. Французы, как один, пропели что-то похожее на "Прощай мой друг, прощай!" на мотив "Марсельезы" и исчезли за стеклянными дверьми под неусыпным оком товарищей из Комитета. Несколько гашников уже обшаривали автобус и трясли шофера.

Новые друзья Дмитрия Николаевича, равно как и переводчица не заметили неожиданного пополнения и огромный двухэтажный красавец неторопясь тронулся с места, взяв курс на пристань. Англичанам предстояла увлекательная экскурсия по Москва-роке.

Когда "Интурист" подкатил к причалу, Зотов незаметно отстал от группы и тормознул проезжающее мимо такси.

— "Метрополь", — произнес он ва ломаном русском.

Французы, спасшие майора от братьев-чекистов, проживали в "Национале". Комитетчики там сейчас землю рыли, поэтому Зотов благоразумно решил выйти из машины на некотором удалении, но в людном месте, недалеко от метро, и в тоже время не вызывая подозрения у водителя такси.

Таксист же расплылся в улыбке, предвкушая большой куш в валюте. Но какого было его разочарование, когда майор отстегнул ему по счетчику и "деревянными". Он подозрительно посмотрел на "вонючего капиталиста" и отъехал на стоянку.

Естественно, что в гостиницу Зотов не пошел. Скорее всего, гаишники уже имели со слов шофера и переводчицы описание его одежды. Поэтому он заскочил в соседний двор, в каком-то грязном парадном переоделся в свою одежду, предварительно вывернув наизнанку двойные штаны и куртку, и приклеил маленькие усики. Затем он надел темные очки, подаренные французом, но подумав, сиял их. В очках и с усами в нем за километр чувствовался суперагент. Импортное шматье он засунул в пакет, из которого только что вытащил советское, и похоронил его в бачке для пищевых отходов. Еще раз внимательно осмотров себя, майор постарался придать своей физиономии беспечный вид и вышел на улицу. Теперь оставалось пробиться на конспиративную квартиру Корнеева.

Эту хату Валентин Семенович, используя свои личные связи, получил пару лет назад и, кроме него и его личного агента, о существовании квартиры никто не знал. Теперь о ней знали Зотов и Бортник, и это было их последним и, как им казалось, надежным убежищем.

Петляя по городу, Зотов убедился, что "хвоста" нет и решился, наконец, пойти на квартиру.

Она была выбрана удачно, находилась на первом — этаже и была угловой. Кроме того на этаже других соседей не было: за стенкой всю оставшуюся часть первого этажа занимал универмаг. Поэтому никто из жильцов дома не знал, кто и когда приходит в таинственную квартиру и вообще, кто у нее хозяин.

Корнеев был дома. Он радостно улыбнулся другу, и они молча обнялись.

33

После того, Зотов и Бортник исчезли, оперативники взломали квартиру и устроили обыск. Через полчаса старший группы докладывал шефу, что, судя по множительной технике, майор сделал несколько копий магнито- и фотопленки. Получив нагоняй, он, как ошпаренный, вылетел из квартиры, присоединив свою группу к поисковым подразделениям.

В то время, когда оперативники рылись в квартире, а Зотов прохлаждался в "Икарусе", Елена Николаевна петляла по дворам, пробиваясь к автобусной остановке. Она не испытывала ни чувства страха, ни волнения за свое будущее. Об этих вещах просто не было времени думать. Напряжение, в котором она находилась, сознание ответственности за порученное дело и жизнь любимого человека перечеркивали остальные эмоции. Она была спокойна и уверена и сама этому удивлялась.

Дожидаясь автобуса, Бортник заметила двух типов, старательно смотрящих в противоположную от нее сторону в то время, как все остальные мужчины на остановке украдкой и открыто любовались ее красотой. Она знала, что все сыщики поразительно похожи друг на друга, и их трудно не заметить. Соединив эти два факта, Елена Николаевна поняла, что накрылась, и тут-то, мягко говоря, струхнула.

Не дожидаясь автобуса, она бросилась ловить такси, но, увидев черную "Волгу", дернулась обратно. Затем, передумав, побежала к троллейбусу. Оперативники неизменно следовали за ней.

В троллейбусе Елена Николаевна усиленно соображала, что делать дальше. От спокойствия и уверенности не осталось и следа, и Бортник проклинала себя за слабость. Руки похолодели и слегка дрожали. Подобная перемена в самой себе удивила ее ничуть не меньше. Она всегда считала себя сильной и была ею, и вдруг такой конфуз! Может быть это из-за беременности?

Тем не менее, надо было что-то делать, чтобы сбросить хвост и прошмыгнуть на конспиративную квартиру.

Оперативники же поняли, что засветились, и теперь женщина вряд ли добровольно выведет Их на "малину". Как только Бортник вышла из троллейбуса и побежала к подземному переходу в метро, оперативники нагнали ее, вежливо и уверенно взяли под локти и предложили сесть в машину.

34

— Где я? — капитан Махов с трудом открыл глаза и обвел взглядом белый потолок и стены. — В больнице?

Он узнал эти стены, этот потолок, эти лампочки. Кроме него, в палате лежало еще девять человек. Он узнал этих ребят. Единственное, что он не мог вспомнить, — как оказался тут и сколько времени находится.

А лежал он в окружном госпитале уже две недели и поначалу помнил все, что с ним произошло…

Он вылетел в Кабул в конце июля и должен был заменить связного Саблина. Подмена прошла успешно, и некий Коршунов принял капитана КГБ за своего. Махов устроился замом товароведа на складе.

Через три недели он и Коршунов готовились принять груз. Капитан не знал, что это, но по тому, как нервничал Сан Саныч, он понял, что груз имеет большое значение для мафиози.

Ящики прибыли под обычным воинским конвоем.

Когда разгрузка закончилась и на складе остался лишь штатный наряд охраны, неожиданно на территорию ворвались несколько БТРов спецназа. После непродолжительного боя караульные, грузчики, технические работники и — Сан Саныч были убиты. Связь не работала. Махову гранатой оторвало обе ноги, и взрывной волной отбросило в строну, завалив пустыми коробками.

Когда капитан очнулся и, истекающий кровью, вылез из-под коробок, то увидел, как спецназовцы выгружают из подъехавших фургонов убитых душманов и разбрасывают их по территории базы. Видно, к инсценировке готовились заранее и серьезно. Глаза солдат были пустые и красные, как у наркоманов. Их явно накачали какой-то гадостью.

От сильного кровоизлияния Махов снова потерял сознание, и подъехавшие санитары уже положили его в кучу с покойниками. Но капитан вдруг застонал, офицеры спецназа переглянулись, а встрепенувшиеся санитары перетащили еще живого Махова в "скорую помощь".

Очнулся он через несколько дней. Изнуряющая слабость, постоянные головные боли стали его верными спутниками. Махов то бредил, то возвращался к действительности и просил связать его с агентом КГБ, то снов. а молол непонятную чушь. К нему, как впрочем и ко всем остальным раненым, кроме врачей, никого не впускали. Постепенно воспоминания все реже мучили капитана. Он безразлично смотрел на окружающих, также как и окружающие на него. Его ничто не волновало. Рядом лежал такой же равнодушный капитан Долгов с пулевым ранением в плечо и оторванным ухом. Он тоже ничего не помнил и не хотел вспоминать. Это была палата беспамятных и равнодушных.

Впрочем, не только эта палата, но и все закрытое отделение госпиталя. Пациентов свозили со всех концов Афганистана. Несмотря на разные ранения, объединяло ребят одно: каждый из них узнал что-то такое, чего не должен был знать, или увидел то, чего не должен был видеть. И при всем этом еще остался жив. Жизнь, к сожалению, уже нельзя было отнять, а вот с памятью работали, и весьма успешно.

Афганистан являлся удачным полигоном не только для испытания новых типов стрелкового оружия, но и психотропного. На советских солдатах опробовали новые виды психотропных веществ, на душманах — новые виды генераторов, в госпиталях — "современные методы лечения".

Все это делалось якобы во имя больного, но самого человека, как всегда, забывали спросить: а хочет ли он этого блага?

Несмотря на жаркую погоду в камине ярко пылал огонь. Исламбек бросил на угли последнюю папку с бумагами.

Он проиграл этот забег. Он поставил не на ту лошадку и теперь оставалось одно — за. лечь как можно глубже. Но самое ужасное было то, что Исламбек потерял доверие в деловых кругах. Преследований КГБ он мало боялся, так как против него не было прямых улик. Исламбек заранее побеспокоился о возможных свидетелях, благоразумно отправив их к Аллаху, но вот кто вернет ему уважение партнеров? Мафиози подставили. Эти сволочи на чем-то засыпались, а виноватым оказался он, так как именно он вел переговоры о сделке.

А вчера позвонил Рогозин и предложил встретиться. Но Исламбек был старой лисой, чтобы самому лезть в капкан.

Он растер пепел кочергой и позвонил в колокольчик. Тут же появился слуга.

— Выпей со мной, Саид. Мне скучно одному.

Саид поклонился и взял из рук хозяина бокал с вином.

— За меня, Саид. Мне сейчас очень нужно хоть чуточку везения.

— Аллах не оставит вас, господин.

— Аминь.

Мужчины выпили. Исламбек поставил на столик свой бекал и внимательно посмотрел на слугу.

— Ты был верным, Саид. Мне искренне жаль с тобой расставаться, но ты обязан до конца выполнить долг и спасти своего хозяина. Прощай, друг, и да возьмет Аллах твою душу!

Саид, с удивлением слушал своего повелителя, потом внезапно дернулся и замертво рухнул на пол. Исламбек вылил на него канистру с бензином и поджег.

Ахмет ждал его в машине. Исламбек в последний раз оглянулся на уже начавший гореть особняк, и "Волга" рванула с места.

Саид к этому времени превратился в обгорелый труп, но медэкспертиза должна была узнать в нем Исламбека. Хозяин долго выбирал себе слугу, руководствуясь сходством в телосложении. Кроме того, кандидат в рабы должен был в свое время переболеть туберкулезом костей. Вдобавок ему вырвали два передних зуба и отрубили мизинец на левой ноге: сам Исламбек отморозил его в горах, когда скрывался от органов.

Двойник оказался удачным, и оригинал был почти уверен в исходе своей аферы. Исламбек потерял слугу, потерял половину своих людей, потерял влияние в деловых кругах, но он приобрел миллионы долларов, которые успел выкачать из Пакистана до того, как те обнаружили подмену. Свое исчезновение мафиози готовил очень тщательно. Бывшим подельщикам из КГБ он представил все так, как будто с ним рассчитались пакистанские боевики. А тем в свою очередь так, как будто его убрало КГБ. И хотя и те, и другие были отнюдь не дураками, но у Исламбека уже был достаточный опыт в подобных делах.

Генерал Орлов вошел в свой кабинет и повалился на диван. Полчаса назад состоялся конфиденциальный разговор с Летяниным. Тот довольно прямо дал ему понять, что генерал по уши залез в дерьмо, что он фантастически провалил операцию по раскрытию заговора против Андропова, что его сыщики, вместо того, чтобы влиять на события и предсказывать на ход вперед, тащились следом, как побитые собаки. Руководство, узнай оно об истинных масштабах заговора, будет крайне недовольно действиями Орлова, и в лучшем случае — отправит его в отставку. Поэтому, если генерал умный человек, то он, пока не поздно, замнет следствие, сделав таким образом доброе дело и себе, и другим. Ну, а другие его не забудут и отплатят добром за добро… или злом, если генерал окажется тупоголовым.

Генерал не хотел им быть. Все, что сказал ему

Летянин, он давно уже понял и теперь искал выход из создавшейся ситуации.

В этом проклятом мире все были повязаны — и НАШИ и НЕ НАШИ. Орлов вспомнил недавнее дело с Первым секретарем обкома Галимовым. Чтобы рассчитаться со своими врагами, этот партийный мафиози вызвал из Москвы следственную группу, дав им необходимую информацию. Но группа оказалась слишком дотошной и в итоге вышла на самого заказчика. Тот был настолько удивлен подобным рвением, что не нашел ничего лучше, как скоропостижно скончаться от долгой и продолжительной болезни.

Орлов не хотел оказаться на месте Каримова или быть слишком дотошным и случайно выйти на своих шефов. Он понимал, что в этом случае полетит первым и сам Андропов затянет петлю на его шее.

Летянин довольно точно привел слова польского поэта Януша Шпотаньского: "Преследуя коррупцию он впал в такой благородный пыл, что опомнился только тогда, когда сам себя схватил за руку".

Кроме того основную задачу Орлов выполнил — уничтожил своего заклятого врага генерала Быкова. Все остальное для Орлова было делом второстепенным. Он не хотел хватать себя за руку и намеревался не только спасти себе жизнь и положение, но и подмять под себя бывшую епархию Быкова. А это означало огромную власть и большие перспективы на будущее.

Летянин однозначно дал понять, что не стоит уничтожать всю отлаженную систему. Она очень даже может пригодиться в будущем и руководить ею будет, при положительном ответе, генерал Орлов. Над этим стоило подумать и, оставшись один, генерал просчитывал единственно правильное для себя решение. И он выбрал…

35

В это утро Корнеев так и не смог выйти на Орлова. Адъютант сообщил ему, что генерал отбыл из Москвы по распоряжению Чебрикова проводить инспекцию районного управления. Это был удар ниже пояса. Орлов знал 1 о ночной операции на даче Быкова и смотался из Москвы в самый ответственный момент. Или его убрали? Сам же Чебриков находился на даче Андропова. Посылать запрос на въезд в зону было делом слишком долгим, а теперь и подавно нереальным. Местным бюрократам уже были даны соответствующие установки, а против советского круговорота бумажек даже андроповское удостоверение не поможет. Валентину Семеновичу ничего не оставалось, как отдать кассеты адъютанту, а самому оторваться от слежки и залечь в "малине".

Свою конспиративную квартиру Корнеев скрывал ото всех, в том числе и от Орлова. На ней не было аппаратуры для оперативной связи, и поэтому майор вынужден был воспользоваться запасным вариантом. У Корнеева не было оснований не доверять адъютанту, и тем не менее майор решил подстраховаться. После прихода Зотова он на минутку выскочил на улицу и позвонил из телефона-автомата некоему дяде Мише. Дядя Миша передал кодированное сообщение генералу, а Корнеев все следующие дни должен был приходить в заранее оговоренное почтовое отделение связи и спрашивать телеграмму до востребования с ответом Орлова.

Естественно, что Корнеев решил не ходить на почту самолично. Для этого он вызвал личного агента, посвященного в тайну конспиративной квартиры. Оставалось ждать.

Холодильник ломился" от еды и водки, так что осаду можно было держать пару недель, как минимум. За эти два дня Елена Николаевна так и не появилась и не дала о себе знать. Друзья заметно волновались. Дмитрий Николаевич ругал себя за то, что пошел на поводу женских капризов и своей эгоистичной любви, разрешив Бортник приехать в Москву.

Корнеев также не находил себе места. Вынужденное бездействие, когда дел было невпроворот, угнетало и толкало на безрассудные поступки. Было уже 27-е августа, а майор понятия не имел, что происходит в Кремле, в Управлении, как дела у Кашириной, и вообще, как дела у него самого. Из Кабула тоже не было ничего утешительного. В последнем сообщении от местного агента говорилось, что Сан Саныч погиб при нападении душманов, а капитан Махов умер в госпитале от тяжелых ран. Майор оказался почти полностью отрезан от мира, и лишь связь с Орловым оставалась единственной ниточкой и надеждой на скорое возвращение к делам.

Когда мужикам нечего делать, они ударяются в дружбу с зеленым змием. Благо водки было хоть утопись, так что на следующий день после встречи, лица у обоих майоров оплыли. Корнеев не на шутку разговорился о смысле жизни и вообще… Зотов же, у которого после первого стакана язык завязывался морским узлом, сидел молча, подперев голову руками и смотрел в одну точку.

— Все почему-то считают, что КГБ — это монстр, — философски изрекал Корнеев, размахивая для пущей важности рукой. — Но КГБ — всего лишь цепной пос у монстра КПСС. Тс-с… — майор поднес палец к губам. — Тс-с… Это страшная тайна, но тебе, друг, я ее открою…

Язык у Валентина Семеновича заплетался, и он еле выговаривал слова. Зотов что-то промычал в ответ и снова углубился в изучение странной полоски на обоях.

— И вообще, в КГБ служат отличные ребята, — продолжал Корнеев. — Есть, правда, сволочи поганые, пеньки обоссанные, но… — он поднял к небу указательный палец, — мы выжигаем эти язвы на здоровом теле организма.

Крякнув, он произнес:

— И вообще, русские — это, брат, у-у-у!..

Зотов эхом проурчал ему в ответ, так и не уловив смысл странных переходов с одной темы на другую.

— Нас сравнивают с медведем, но с каким? — спросил Корнеев, ткнув Зотову пальцем в лоб.

Это подействовало.

— С бурым, — очнулся Дмитрий Николаевич.

Корнеев покачал головой.

— С белым, — снова попытался угадать майор.

Корнеев выпятил губы:,

— Что мы, чукчи какие?

— С гималайским.

— Дурак ты африканский! Со сказочным!

Зотов махнул рукой и опять уставился на странную полоску.

— Мы сами сравниваем себя со сказочным медведем, — констатировал Корнеев. — Этаким добродушным увальнем, здоровым, сильным, но добрым. Мы сами придумали этот образ и пытаемся насадить его всем. Но в действительности мы, русские, и близко не похожи на это сказочное чучело. Мы похожи на бурого, лесного медведя. А ты знаешь, что значит бурый? Это наглый, свирепый, жестокий хищник. Он лезет напролом и ему наплевать на все морали вместе взятые. Тс-с… это сек-рот.

Корнеев продолжал трепаться, не обращая внимания на то, что друг его давно уже не слушает. Подобная беседа, записывайся она на магнитофон, могла бы стоить жизни обоим. Но перед попойкой Корнеев еще раз все досконально проверил.

В общем, так продолжалось два дня, пока не пришел агент с инструкциями от Оролова. Офицеры тут же брослись под холодный душ и через полчаса были готовы к делу.

Корнеев расшифровал послание. Генерал приказывал перенести пленки в тайник номер 4 и ждать дальнейших распоряжений.

— Значит из "консервации" он нас выводить не собирается, — мрачно констатировал Корнеев, сжигая приказ. — Ну-ну…

Наверху явно что-то задумывалось. Но офицеры были исполнителями, а потому обязаны были выполнять приказ.

Решили дождаться темноты, а за это время сделали еще два дубликата кассет. Если вдруг убьют одного, то, может быть, повезет второму. Оригинал решили оставить на квартиро. Корнеев подробно рассказал Дмитрию Николаевичу, где и как найти тайник и что нужно сделать, чтобы тайник открылся, не повредив майора.

Неподалеку от конспиративной квартиры находился один из многочисленных московских "эвакуаторов". Это была целая система подземных ходов сообщения, благодаря которым разведчик мог спуститься под землю в одной части города, а выйти на поверхность совсем в другой. Входы в "эвакуаторы" камуфлировались под трансформаторные подстанции, газовые будки, гаражи, водомерные узлы и прочие техобъекты. Двери были снабжены скрытыми от посторонних глаз специальными электронными замками. Внутри находился обычно один комплект спецодежды для перехода под землей.

Так как быковцы знали об этих эвакуаторах ничуть не хуже орловцев, то Корнеев пришел к выводу, что лучше воспользоваться обычным и сравнительно надежным муниципальным транспортом.

Стемнело. Мужчины надели свои бронежилеты, вывернули наизнанку верхнюю одежду, став совсем черными, проверили оружие и, стукнув друг друга в плечо, вышли из квартиры.

Первым дверь подъезда открыл Корнеев. Он сделал один шаг и вдруг в полной тишине, как-то неестественно дернувшись, повалился на землю. Зотов инстинктивно пригнулся и бросился к другу. Чуть выше переносицы зияло отверстие, обычно оставляемое пулей снайперской винтовки. Майор быстро оттащил Корнеева в парадную и положив на пол. Смерть друга наступила мгновенно. Зотов вытащил корнеевские кассеты и переложив в свой карман.

Пуля разбив стекло, пронеслась рядом с головой и, сбив кепку, ударилась о стену дома. Дмитрий Николаевич распахнул дверь и, заслоняя голову крышкой от помойного бака, бросился в кусты.

"Пока бегу не подстрелят. Если только ноги перебьют", — промелькнула мысль, но все обошлось.

Около часа он бродил по городу. Во время выполнения задания не было времени думать о случившемся. Но теперь смертельная тоска и полное одиночество железными тисками сжимали сердце. Пока рядом был друг, надежный верный друг, он был уверен и спокоен, зная, что Корнеев всегда придет ему на помощь. Но друг лежал с пулей во лбу, любимая бесследно исчезла, а вокруг были одни лишь враги, жаждущие его смерти и способные скрываться под любой личиной, даже прикинувшись многодетной беременной мамашей.

"Беременной мамашей!" — его любимая тоже ждала малыша и вот уж никогда не думал майор, что ему придется рыскать по городу в поисках жены и ребенка.

"Но как быковцы вышли на квартиру? — думал Зотов кусая от негодования губы. — Валька не заметил слежки, я привел или заложил мент? А может, это люди Орлова и стреляли, а совсем не быковцы? Черт его знает, что там сейчас наверху делается…"

Голова майора противно гудела, но он поклялся разгадать этот ребус.

36

Поиски Елены Николаевны майор начал с прочесывания микрорайона, в котором они жили последние дни перед побегом. Проходя один за другим соседние дворы, Дмитрий Николаевич спрашивал у всевидящих и всезнающих бабушек-старушек, показывая им фотографию Бортник. В одном из дворов ему повезло: две женщины очень хорошо запомнили Елену Николаевну, так как она вызвала у бдительных пенсионерок некоторые подозрения, и опознали ее по фотографии. Дело в том, что когда они спросили у преходящей мимо женщины который час, та как-то странно вздрогнула и, невнятно сказав время, быстро удалилась. В заключении своего рассказа старушки заверили, что если ему нужны свидетели — он всегда может рассчитывать на их помощь. Пенсионерки оказались старой закалки. По словам женщин Елена Николаевна направлялась к автобусной остановке. У подземного перехода стоял цветочный киоск. Продавщица также хорошо запомнила Бортник, обратив внимание на красоту Елены Николаевны. Дальше следы ее терялись, и это оказалось единственным, что удалось выяснить Зотову. Красота иногда играет плохую службу.

"Надо было загримировать ее под старуху", — обругал себя майор, но что упало, то пропало.

— Жена, говоришь, — генерал тяжело вздохнул. — А ты разве женат?

— Мы не успели оформить официально.

— Понятно, — без особого вдохновения сказал генерал. Мало ему что ли хлопот, та: к теперь еще жену майора искать. — А мне ты не мог сказать? Корнеев о своих заранее побеспокоился и теперь они в безопасности, живы и здоровы.

— Они уже знают?

Генерал опять вздохнул и устало посмотрел на Зотова.

— Вчера послал к ним своего зама. Сам не смог…

Офицеры замолчали. Зотов до сих пор не мог поверить в смерть друга, хотя холодный беспощадный разум говорил ему, что Валентин мертв. Ему все время казалось, что Корнеев где-то рядом, вот-вот позвонит или появится, как всегда неожиданно и неизвестно откуда.

— Оставь мне ее данные, — произнес Орлов. — Разошлю через наши каналы.

— Это Елена Николаевна Бортник.

Генерал не мигая уставился на майора. Наконец он выдавил:

— А какого же хера ты мне рапортовал о ее кончине на Зоне? Да еще похороны закатил?!

— Извините, товарищ генерал, но на это были оперативные причины. Саблин был жив, и сестричка без контроля… После их смерти я хотел вам все рассказать и даже Елену Николаевну вызвал, — тут майор слукавил. Если б не подобное стечение обетоятельств, Орлов бы так и не узнал правду. — Но вы уехали из Москвы, а потом начались все эти заморочки.

— Гм-м, — Орлов не поверил объяснениям майора. Но тот достаточно прямо намекнул ему о его вине. Ведь генерал покинул столицу в самый ответственный момент, оставив своих людей на произвол судьбы. — С тобой я еще разберусь. И с Бортник тоже, дай Бог, чтобы она осталась жива. Ух! — генерал погрезил пальцем, но в его жесте не было угрозы. Или майору только показалось… — Ты понимаешь, что она очень выгодная заложница в руках быковских головорезов? И хотя самого генерала пристрелила эта маньячка Куданова, но это еще не означает, что всей организации конец.

Официальной версией убийства Быкова была месть. Якобы Кудановой стало известно, что к трагической гибели ее мужа был причастен Быков. Для этого же объяснялось и ее незаконное производство зомби и исчезновение с Зоны и помощь в этом деле ее брата Саблина, который вдобавок еще и метил в кресло шефа, а значит, имел свой шкурный интерес.

Но это была официальная версия, как обычно не имеющая ничего общего с действительностью. На самом деле это Вера Александровна подставила несколько лет назад своего мужа генералу Быкову. Куданов был человеком чрезвычайно честным и принципиальным. Каким-то образом он узнал о темных делишках своей жены и стал опасен. Не всегда муж и жена — одна сатана. Бывают и трагические исключения.

Таким образом смерть генерала Быкова никоим образом не связывалась с заговором. Пострадал один только Подвольный. Его застукали с проституткой и за моральное разложение и дискредитацию честного звания коммуниста, перевели за Байкал Первым секретарем местного райкома партии. Забегая вперед скажу, что через несколько лет Подвольный опять всплывет в Москве как пострадавшая за честность жертва бюрократического произвола, и столкнется с Зотовым уже в новом качестве ярого демократа и борца за свободу. Но это потоми.

Зотов вышел из кабинета, а генерал уставился на место, где майор только что сидел. Летянин прижал Орлова к стене, откопав в его прошлом то, что знал только сам Орлов и чему свидетелей уже не осталось. Значит, генерал не всех тогда ликвидировал. Теперь пришлось отдать и еще двух офицеров. Но быковцы убрали только Корнеева и не тронули Зотова, хотя могли уложить его рядом с другом. Или чуть позже. Почему они оставили ему жизнь? Какую роль отводили заговорщики этому чекисту? Или майор их агент, и Орлов просто идиот, что до сих пор его не раскусил? Ведь надо или в рубашке родиться, чтобы выходить сухим из воды во всех этих передрягах, или быть заодно. А может быть, Зотова пытаются представить как агента? Так что — "рубашка" или "заодно"? Или майор пока не выполнил до конца свою роль подставной куклы и ему еще предстояло ее сыграть?

То, что быковцы убрали Корнеева, генералу так же было на руку. Корнеев сам того не ведая, стал потихоньку подбираться к самому Орлову и мог в любое время выйти на своего шефа. Валентин Семенович был умен и имел достаточный опыт в оперативной работе. Но и профессионалы иногда ошибаются. Корнееву же эти ошибки. стоили головы.

Что же касается Зотова, то проходя спецтестирование и отвечая более чем на сто вопросов, он набрал чуть больше 60-ти баллов. Компьютер аналитического отдела, учитывая 80 параметров майора, включая рост, вес, боевые и спортивные навыки, жизненный опыт, идеологическую и. психологическую платформу, участие в экстремальных ситуациях и так далее, оценил Зотова в 560 баллов. Это означало, что майор был обычным средним человеком, не имеющим острого аналитического ума. Но зато Дмитрий Николаевич обладал хорошим здоровьем, устойчивой психикой, бвд идеологически подкован и чрезвычайно честен, что вполне подходило на роль подставной куклы, или на специальном жаргоне — "слепого агента". Корнеев же при этом был очень некстати.

Теперь Орлову предстояло решить, для кого понадобилась эта "кукла" и какие у нее задачи.

В роли хозяина могли выступать три организации. Первая — это группировка Быкова. Не исключено, что смерть предводителя нанесла менее ощутимый удар, нежели рассчитывал Орлов. За группировкой стоят определенные силы в ЦК — это ясно. Однако если "святые отцы партии" поймут, что их верные солдаты разбиты, то они руками и ногами будут отпихиваться от них и отпихнутся. Но для этого Орлову нужно еще очень постараться.

Вторым претендентом могло быть ГРУ. Их шеф чуть было не слетел с кресла, найдя крайнего в лице генерала Козырева. Кто его теперь знает, что задумал шеф разведки, чтобы отомстить за себя и за уволенного генерала?

Третьим хозяином вполне могло оказаться ЦРУ. Орлов уже давно заметил, и агенты настойчиво об этом докладывали, что американцы слишком живо интересуются деятельностью генерала и его людей. Впрочем, это не удивительно. Но некоторые сведения агентов привлекали особое внимание Орлова и наводили на определенные мысли…

По совету "товарищей", генерал пока попридержал дальнейший ход расследования, похоронив в своем сейфе все документы, добытые группой Корнеева. Практически были обезврежены все члены группы, посвященные в той иной степени в это дело. Теперь необходимо было, не убивая Зотова, нейтрализовать его хотя бы до смерти Андропова.

37

Сведения о Елене Николаевне стали поступать уже через день. Один из агентов Орлова сообщил, что видел женщину с приметами Бортник в одном из особняков генерала Быкова, перешедших теперь к его преемнику.

Получив санкцию на обыск, Орлов окружил дачу спецподразделением. Когда все было готово, Зотов на личной машине генерала и с его личным шофером подкатил к воротам особняка. Вопрос с быковцами должен был решиться мирным путем. Во-первых, за покойного Быкова умирать никто не собирался, а преемник еще всего боялся, чтобы тягаться с Орловым. Во-вторых, и сам Орлов вместе с Зотовым не хотели поднимать много шума, так как Елена Николаевна находилась на нелегальном положении. Но…

Капитан Рогозин вошел в явочную квартиру, быстро приблизился к окну и плотно задернул шторы. Это был сигнал, что операция подготовлена и должна начаться в установленное время. Он знал, что в ближайший час этот сигнал обязательно увидят и передадут дальше и выше.

Рогозин понятия не имел, кто его шеф и ни в коем случае не должен был этого знать. Все указания от резидента он получал через систему тайной связи и таким же образом передавал добытые сведения. Сегодняшние действия были самыми пятыми.

Вот уже больше месяца капитан проклинал весь белый свет. Операция с продажей урана, а точнее, передача этих сведений ЦРУ, для Рогозина должна была стать последней. Резидент обещал сразу же после ее завершения переправить капитана за бугор. Но все сорвалось из-за полковника Саблина. И хотя "пучеглазый" уже имел достаточно большой счет в американском банке, но это для победителей. За туфту не награждают, а потому пришлось остаться в Союзе и реабилитировать себя.

Предстояла еще одна, последняя операция и Рогозин прилагал максимум усилий, чтобы теперь уж ничего не сорвалось и не помешало бы ему со спокойной совестью умотать из страны Советов.

Вот уже неделю Елена Николаевна жила в особняке какого-то крупного военного начальника. Ей не говорили, чьей пленницей она являлась и к какому ведомству относится "тюрьма". Обращались с ней исключительно вежливо и обходительно, стараясь выполнить любой каприз.

После того, как Бортник арестовали у входа в метре, ее с должным вниманием осмотрел врач и естественно нашел спрятанные в тампон микрокассеты. Из-за халатности группы электронного наблюдения тюремщики не знали, что женщина просто напичкана секретной информацией. Они не стали производить спецосмотр и после обычного и, в общем, формального допроса, увели Бортник в ее комнату. Вечером того же дня пластмассовые шарики вышли из желудка женщины, и она спрятала их в надежное место на территории своей тюрьмы во время прогулки. К счастью, этого никто не заметил.

Теперь оставалось только ждать весточки от Зотова или попытаться самой ускользнуть от надзирателей. Она безгранично верила в Дмитрия Николаевича и знала, что он придет ей на помощь.

Елена Николаевна отдыхала в своей комнате после обеда, к которому почти не прикинулась из-за постоянной тошноты. Она уже наверняка знала, что беременна, и это ее пугало и радовало одновременно. Она понятия не имела, что ожидает ее в будущем, какие испытания придется пережить, и внезапная беременность могла помешать, а испытания плохо повлиять на будущего ребенка. И все-таки она была счастлива, чувствуя, как в ней зарождается новая жизнь. До этого она только убивала, пускай не по своей вине, не желая этого, но убивала. И вот теперь, когда она полностью отреклась от прошлого, Господь простил ее и подарил любовь и ребенка, которого она так давно хотела.

В дверь постучали.

— Войдите.

Появился офицер охраны. Елена Николаевна с самого начала почувствовала симпатию и участие с его стороны и уже прикидывал а как использовать лейтенанта в своих планах. И хотя она не считала себя миледи, но почему бы не воспользоваться богатым историческим наследием, раз уж пошла такая игра.

— Простите, Елена Николаевна, что помешал вам, но мне поручено срочно отвезти вас в другое место.

Радость отразилась в глазах женщины. Значит, ее все-таки ищут. Значит, Зотов жив и спасает ее и своего ребенка. Она улыбнулась, но офицер не понял истинного смысла улыбки.

— Надеюсь, на новом месте я буду чувствовать себя Так же хорошо, как и здесь.

— Я уверен.

— И вы также будете моим верным кавалером? — вкрадчиво спросила женщина, вкладывая в интонации своего голоса весьма определенный смысл.

— Я надеюсь, — его взгляд вспыхнул, и лейтенант поклонился. Как мало надо, чтобы попасть в сети.

— Я готова.

Они спустились к машине. Черная "Волга" подъехала к воротам особняка и остановилась в ожидании, когда ее выпустят.

Ворота открылись, и "Волга" на полной скорости выскочила на дорогу.

Зотов увидел на заднем сидении Елену Николаевну. Она тоже заметила майора и протянула к нему руки, но сильный рывок машины бросил женщину на сиденье. Их встреча длилась секунду, но как много успели прочитать они в глазах друг друга.

Ребята из группы захвата собрались уже открыть бешеный огонь крупным калибром по колесам, чтобы те отлетели, и пассажиров успели взять до того, как они придут в себя после полета и падения. Но в последний момент командир группы отменил приказ. Машина Зотова уже разворачивалась для погони. По рации было сообщено, чтобы перекрыли все близлежащие дороги.

Машина с Еленой Николаевной успела оторваться на приличное расстояние. Дорога петляла по редколесью, затем сворачивала к кооперативным гаражам и за ними выходила на трассу. "Волга" то исчезала за поворотом, то снова появлялась перед глазами. Зотов знал, что далеко им не уйти. Бортник была жива и теперь главное, чтобы с ней ничего не случилось во время преследования.

"Но почему спецназ не открыл огонь? — сидела в голове майора одна и та же мысль. — Замешкались? Вряд ли."

Тем временем машина с Еленой Николаевной заехала за гаражи и скрылась из вида. Снова показалась она лишь на шоссе.

Гонки стали приобретать опасный оборот. Приходилось постоянно петлять между встречных и обгоняемых машин. Над трассой закружил вертолет.

— Непонятно, чего они добиваются? — пробурчал шофер. — Все равно же им не уйти. Впереди полно постов, и некуда свернуть.

Зотову это тоже было непонятно. Может быть на поведение преследуемых повлияла "психология беглецов"? Да и куда они собрались везти Бортник? Ведь их встреча в какой-то мере оказалась случайной, если, конечно, особняк не предупредили заранее. Но в этом случае вся комедия запланирована.

Машины продолжали мчаться по шоссе. До ближайшего поста ГАИ оставалось пара километров. Пост находился сразу за поворотом и стоял на краю обрыва. В момент, когда машина с преследуемыми выскочила на поворот, мощный взрыв подбросил ее вверх, пронес по воздуху над стальным ограждением и бросил с обрыва в пропасть. Вертолет, как будто сделав свое дело, улетел, но Зотов не обратил внимания на его исчезновение.

"Волга" еще не успела затормозить, а майор уже выпрыгнул на дорогу и кубарем покатился с обрыва, царапая лицо и тело об острые камни и коряги.

Груда бесформенных обломков валялась в самом низу, охваченная огнем. Прикрывая лицо от нестерпимого жара, Зотов подбежал к машине. Обезображенные обуглившиеся трупы двух мужчин и женщины виднелись среди горящего металла. Все было кончено. Зотов окаменел, исступленно смотря на догорающие останки любимой.

38

В комнате пахло французскими духами и американскими сигаретами. "Туфелька" только что вышла из ванной и сушила волосы под феном. Вот уже две недели, как она вернулась в Москву и ждала дальнейших распоряжений Рогозина. Впрочем слово "ждать" к ней мало подходило. "Туфелька" всегда вела разгульный образ жизни, но это не мешало капитану найти ее в нужное время в нужном месте. Вчера он позвонил агентке прямо в ресторан и назначил встречу на одиннадцать часов утра.

Звонок в дверь раздался ровно в одиннадцать. Капитан был до омерзения пунктуален, отрывая женщину от своего занятия. Она смачно чертыхнулась и, отбросив фен, пошла в прихожую.

— Ты как всегда очаровательна, — выпятив губы, проговорил Рогозин.

Ее стройная фигура была обернута в чуть влажное полотенце, и капитан почувствовал некоторую тяжесть внизу живота. Но когда он вспомнил, чем ему это грозит и живо представил себе картину изуродованного тела, это сладостное и томительное ощущение испарилось. Он спокойно вошел в комнату.

— Как отдохнула? — спросил капитан.

— Прекрасно. А ты не хочешь расслабиться? — она давно хотела затащить Рогозина в постель и просто балдела от его лошадиной морды, но капитан все время ускользал от нее.

— Не сейчас, — скривился комитетчик. — У меня мало времени.

— Какого черта ты вытащил меня на две недели раньше?

— Мы предполагаем, а Бог располагает. Планы несколько изменились.

— Надеюсь, не настолько, что их нельзя выполнить?

— В какой-то мере твоя задача даже облегчилась.

— Это радует, но и настораживает.

— Ты умница.

Рогозин вытащил из дипломата папку и передал женщине. Она открыла ее.

"Совершенно секретно. Для служебного пользования. Категория 01. Личное дело 355891. Бортник Елена Николаевна".

"Туфелька" углубилась в чтение. Рогозин внимательно следил за выражением ее лица, но так до конца и не понял реакции женщины. Наконец она оторвалась от папки.

— Здесь две даты ее смерти. Одна зачеркнута, а вторая обведена красным карандашом. Не означает ли это, что вторая дата не окончательна?

— Мне нравится ход твоих мыслей.

— Я должна ее найти?

— Нет. Я знаю, где находится эта женщина. Работа будет скорее психологического характера. Хватит заниматься мокрыми делами, пора переходить на более высокий профессиональный уровень.

— Я вся внимание…

До дома Зотова подбросила генеральская машина. Войдя в квартиру, Дмитрий Николаевич тут же подсел к бару и одну за другой пропустил несколько стопок водки. Не полегчало. Скорее наоборот — черное стало еще чернее, а белое так и не появилось. Да и от: куда ему было взяться-то — белому? В который раз майор задавал себе один и тот же вопрос: а на кой черт ему все было нужно? Что ему не сиделось спокойно на этой Зоне? Ну, убила Куданова лейтенанта — сам виноват, не хрен было соваться, куда не следует. Ну, готовила она левых зомби — да и дьявол с ними, мало что ли их гуляет по свету? Ну, уберут Андропова сегодня или завтра — так его все равно уберут рано или поздно, не кудановцы, тал другие, желающих много. Главное, что ведь ему, Зотову, в принципе от этого ни горячо, ни холодно, его все это мало касается. Он бы и дальше тянул свою лямку на Зоне да еще вместе с такой женщиной как Бортник. Дурак! И нужно же было выпендриваться, доказывать, заваривать талую кашу, от которой теперь самого же тошнит. Поменять спокойную отлаженную жизнь, будущее счастье с любимой женщиной — и какой женщиной! — на черт знает что. А теперь ни спокойствия, ни уверенности в завтрашнем дне, ни любимой, ни друга, ничего, кроме пустоты. Даже страх исчез. Да и бояться стало не за кого. За себя? Но. собственная жизнь теперь хуже каторги. За Бортник и Корнеева? Но где они теперь… Осталась лишь пустота. И все это только потому, что в свое время слишком широко открыл глаза, а затем и рот, вместо того, чтобы быстренько притвориться китайцем: "ничего не визу, ничего не слысу и знать ничего не знаю". Вот уж воистину права мудрость народная, что когда Господь хочет наказать — он отнимает разум.

Не закусывая майор опрокинул еще пару рюмок. Хмель приходил с трудом, да и не хмель совсем, а какая-то мерзость. Зотов медленно обвел взглядом квартиру и понял, что здесь оставаться он больше не может — слишком многое напоминало о Лене, о последних днях проведенных вместе.

Вот в этом кресле они занимались любовью… и вот на этом диване тоже… и на этой тахте… А за этим столом они обедали и строили счастливые планы на будущее. Бортник оказалась прекрасной кулинаркой, и вообще, майор открывал в ней чуть ли не каждый день новые и новые черты, которые всегда мечтал видеть в своей будущей супруге.

А вот и книжные полки, у которых она проводила часы, читая любимых поэтов. Сам Зотов к поэзии относился равнодушно, но и не вычеркивал ее из списков великого искусства. А вот у этого окна он с Леной тоже занимался любовью, стоя, и они видели как бабка из дома напротив с нескрываемым любопытством пялит на них свои вдруг прозревшие глаза. А вот и ванна. Ох уж эта ванна! В ней одному-то не повернуться, а ведь умудрялись же!..

Нет, не мог майор оставаться в этой квартире, не мог. Он допил бутылку и неторопясь пошел на корнеевскую конспиративную квартиру.

Зотов нервно дернулся, проснулся и резко встал с постели. Было три часа дня: он проспал ровно восемь часов.

На корнеевскую квартиру майор ввалился под утро, шатаясь всю ночь по кабакам и притонам, и тут же рухнул на кровать. Крепкий сон и холодный душ восстановил его силы, и теперь, попивая кофе, Дмитрий Николаевич прокручивал сложившуюся ситуацию и то, как он в ней оказался.

В общих чертах картина была ясна. Благодаря случаю, а точнее нерадивости лейтенанта, Зотов оказался на арене "цирка". Не то чтобы в центре, и уж тем более главным клоуном, но в данном случае, чтобы покончить счеты с жизнью, достаточно и одного участия.

Зотов давно уже понял, что Андропов обречен и все старания бессмысленны. Все смерти близких людей — БЕССМЫСЛЕННЫ! Дмитрий Николаевич зарычал, сжимая кулаки. Впору было опять напиться до чертиков.

Кроме гибели Корнеева, еще одна смерть не вписывалась в логическую цепочку — смерть Бортник. Зачем и кому это было нужно? Взрыв машины был либо запланирован, либо являлся крайним вариантом в безвыходной ситуации по принципу: нам не досталось, но и вы не получите. Но это было глупо, и майор отсек этот вариант. Единственное, что было наверняка, — то, что сидящие в машине не догадывались о близком конце.

Зотов чувствовал, что за этими двумя смертями его друга и любимой что-то скрывается, чего майор пока не мог понять. То, что он остался жив, — не случайно. Значит, кому-то и зачем-то это нужно. Зотов один, без Корнеева и Бортник, злой, ожесточенный, потерявший все, что можно потерять, а потому без эмоций, холодный, как машина, послушная машина в руках… в руках Орлова?.. Над этим стоило задуматься. Правда, после того, как майор узнал, что Бортник находится в руках Быкова, — он понял, кто провалил конспиративную квартиру. Но он не винил за это женщину, да и не имел права на это. Зотов прекрасно знал о современных методах допроса, и не по наслышке, а на собственной шкуре. Вряд ли Елена Николаевна отдавала отчет своим словам под действием наркотиков.

Зотов не выдержал и открыл еще одну бутылку водки. Душевная пустота, образовавшаяся после смерти близких ему людей, все-таки брала за горло. Раньше майор знал, зачем живет, у него были свои идеалы, свои ценности. Но теперь он ни во что и ни в кого не верил.

Все было нелепо, противно, ничтожно, да и сам он превратился в ничтожество, в пешку, которую еще не съели, но уже сбросили со счетов.

Как говорил незабвенный Райкин: лучше быть в серединочке, золотой серединочке. Ураган редко валит все дерево сразу. Обычно он ломает либо верхушку, либо, что чаще всего, отдельные веточки, слишком нагло и глупо вылезшие из общей кроны. Зотов не хотел больше быть наглым или глупым. Он решил, а точнее, вынужден был решить, сделаться как все, как золотая серединочка.

И он прикинулся ею, но лишь для того, чтобы в свой звездный час снова выйти на арену ненавистного цирка и мечом гладиатора уничтожить и тигров, и их дрессировщиков.

На следующий день майор оказался в больнице с диагнозом — острая сердечная недостаточность. Напряжение последних месяцев, смерть близких, кудановские наркотики и пытки взяли свое. И хотя после Ялты майор две недели находился в реабилитационном центре — этого оказалось явно недостаточно.

И снова две недели вынужденного заточения в больничной палате. После выписки Орлов с удовольствием отправил Зотова в санаторий КГБ и был ужасно рад, что не пришлось ломать голову, как удалить майора подальше от Москвы мирным путем и временно отстранить от дела.

В столицу Зотов вернулся лишь в начале ноября. Врачи постарались на славу и похудевший, осунувшийся, с провалившимися глазами майор, снова превратился в розовощекого крепыша.

Группу Корнеева пополнили новыми людьми и передали под начало Дмитрия Николаевича. Орлов сообщил ему, что дело о покушении на Андропова забрали в более высокие инстанции, так как затрагивались слишком важные чины. Группе Зотова поручили продолжать раскручивать афганское направление.

Пришлось все начинать сначала. Сан Саныч был убит, капитан Махов скончался, Бронько был шестеркой и ничего путного не знал. Исламбека сожгли, хотя Зотов и не очень верил этому. Да и не только Зотов. В общем, все было не так и шло наперекос. Тем не менее, Орлов был настроен весьма оптимистично, зачитал благодарственный приказ Андропова и сообщил, что подал ходатайство о присвоении Зотову очередного воинского звания. Но самым большим подарком для майора оказалось назначение Рогозина его заместителем. На удивление Зотова генерал ответил, что капитан верный человек и был в стане Быкова агентом Орлова. Дмитрий Николаевич, и так подозревавший своего шефа в нечистой игре, окончательно уверился в своих опасениях.

Неразговорчивый Зотов совсем замкнулся, находя отдушину лишь в постоянной напряженной работе. Он начинал по крупицам собирать недостающие частички недавней мозаики втайне от всех. Он не доверял никому и прежде всего своему заму.

Еще до санатория Зотов успел поговорить с командиром спецназа, сидевшим в тот злополучный день в засаде вокруг дачи Министерства обороны. На вопрос почему не открыли огонь по колесам, командир ответил, что машина Зотова закрыла сдобою беглецов, а потом было поздно, да и Зотов уже развернулся для погони. Все было бы логично, но один из бойцов проговорился, что они смогли бы остановить машину, не отмени командир своего приказа.

Это указывало на то, что акция была запланирована. В пользу подобного вывода говорило и радиоуправляемое взрывное устройство, вмонтированное в машину. Но вот почему Бортник решили убрать с таким шумом? Если враг начинает играть, отступая от своих же собственных правил, значит, это необходимо, и весь этот спектакль был рассчитан исключительно на Зотова. Зачем? Логика подсказывала майору обратиться к патологоанатому, делавшему экспертизу Елены Николаевны. Но за неделю до возвращения Зотова, врач ушел на заслуженный отдых и жил где-то под Москвой.

После гибели Бортник прочло почти полтора месяца. За время майор успел привести в порядок свои мысли и нервы. Он снова приобрел возможность здраво рассуждать и по новому посмотреть на недавние события. Дмитрий Николаевич поклялся размотать этот дьявольский клубок. Но он и не подозревал, что его злоключениям далеко не конец и большая их часть впереди…

Эпилог

Я сидел не шевелясь. Голова была тяжелая и противно гудела, то ли от спиртного, то ли от того, что я только что услышал. Рассказ майора поразил меня. В это трудно было поверить, во у меня не было оснований не доверять этому человеку: слишком долго носил он в себе страшную ношу.

Вообще, было странно, что Зотов открылся мне — практически чужому человеку: подобные тайны уносят с собой в могилу. Может быть, майор чувствовал, что скоро ему предстоит встреча с Господом и решил исповедаться? Пускай не другу и даже не хорошему знакомому, а простому сержанту, служившему когда-то под его началом. Но именно я оказался в эту минуту тем связующим звеном с прошлым, с которым он не мог расстаться из-за ставшей проклятой для него памяти.

Майор молчал. Он понимал мои чувства и не мешал им. Воспоминания отрезвили его, и непонятно, кто из нас был — больше пьян: я или он.

— Дмитрий Николаевич, — спросил я. — В самом начале вы сказали что Елена Николаевна погибла семь лет назад. Но это значит 84-й год?

— Я не ошибся. Елена Николаевна действительно погибла в 84-м.

— Да, но…

— Имей терпение, сержант, — Дмитрий Николаевич вздохнул и положил руку мне на плечо. — Об этом я расскажу тебе в нашу следующую встречу. Мне пора на поезд.

Я машинально провел рукой по карманам, но вспомнив, что не на работе, спросил:

— У вас есть ручка? Запишите мой домашний телефон и адрес. Как только будете в Ленинграде, обязательно позвоните.

Он достал записную книжку.

— Обещаю, если доживу.

— Ну-ну, товарищ майор, это не мужской разговор.

Он усмехнулся:

— Все мы ходим под Богом… и под господином.

Я внимательно посмотрел на Зотова. Он отвернулся и махнул рукой официанту. Расплатившись, мы вышли на улицу.

— Я провожу вас?

— Недолго.

Мы направились к Невскому проспекту. Зотов закурил и мрачно произнес:

— То, что сейчас происходит, было запрограммировано Андроповым еще в 83-м году.

Я удивленно посмотрел на майора.

— Простите, но вы же сами только что пели ему дифирамбы. Исходя из ваших слов, не уйди Андропов преждевременно из жизни, афганская война закончилась бы на шесть лет раньше, и согласитесь, что для войны это немалый срок. Насколько меньше было бы калек от ранений, от наркотиков, человеческих смертей, не говоря уже об экономическом положении. Продержись Андропов у власти хотя бы лет пять — не было бы сейчас "второго Афганистана", разгула коррупции, открытого бандитизма и испохабленной демократии.

Майор криво усмехнулся:

— Не все так просто, и не делай поспешных выводов. Не забудь, что у человека две руки и в то время, когда одна дает, другая может забрать.

Майор явно испытывал меня на сообразительность, но в ту я не оправдал его надежды. Меня понесло

и, широко размахивая руками, я почти кричал на всю улицу:

— Горбачев с легкой руки Запада объявил "перестройку" с последующей гласностью и демократией. Но без твердой руки, я не имею в виду сталинскую руку, а подразумеваю четкий закон для всех, его беспрекословное выполнение и жесткий контроль, так вот, без этой "твердой руки" демократия превращается в порнографию.

— На это и было рассчитано.

Я опять не понял майора и продолжил свою мысль:

— Не исключено, что проживи Юрий Владимирович еще лет пять — наша страна стала бы действительно самой могучей державой не только на бумаге с ее брежневскими приписками и открытым горбачевским враньем, но и на деле.

— Это ошибочное мнение, и очень многие в него верят. Да, Андропов был исключительной личностью, и именно поэтому он понимал, что доставшаяся ему в наследство система обречена, что при всем своем уме и мощи, он не сможет вытянуть ее за уши из пропасти. Именно поэтому он начал претворять в жизнь свой план "Тайфун", который затем продолжили его соратники.

— Вы упомянули об этом плане, но я так и не понял до конца…

— Нет времени. В следующий раз.

Тон, с каким он говорил со мною, когда мы вышли из кабака, поразил меня. Он как будто бы выливал ушат с холодной водой на мою разгоряченную душу. Я не понимал его, пока не понимал, а он не торопился с объяснениями. Я не стал больше с ним спорить, да и в голове моей стояла полная неразбериха.

Майор остановился.

— Ну все, Юра. Не провожай меня больше.

Мы крепко пожали друг другу руки. Дмитрий Николаевич резко повернулся и неторопливо зашагал к Московскому вокзалу. Этот человек знал многое и о многом молчал — о чем я, может быть, так никогда и не узнаю. Я смотрел ему вслед, пока толпа окончательно не скрыла Зотова из вида. В эту минуту я почувствовал, что больше никогда не увижу его, и не узнаю продолжения его истории. Но я ошибался…

Возвращаясь домой я спрашивал себя: может быть действительно сидят на ключевых постах нашего государства люди-роботы, без любви, совести и чести, посаженные и запрограммированные в свое время Кудановой и ее коллегами и продолжателями. Может, это они по чьей-то — но чьей? — указке раздирают нашу родину на кусочки, разваливая, продавая и втаптывая в грязь некогда мощное и великое государство. Может быть, живут среди нас зомби, ждущие лишь сигнала, чтобы приступить к созданию новой эры — эры мерзавцев, берущих на себя роль вершителей человеческих судеб, не спрашивая согласия самих людей? Я спрашивал и ответ напрашивался сам собою. Но я понимал, что окончательно расставит все точки над "и" только время. Историю не обманешь.

Жизнь прекрасна, и нет надобности доказывать это. Я верю, что все вместе мы переживем эту болезнь. Бывало и не такое…

1993 г.

Примечания

1

Впоследствии, с 85-го года, на рост потребления наркотиков повлияла и борьба за трезвость, подсказанная Горбачеву определенными структурами, удачно воспользовавшимися письмом ученых из Новосибирска. — Прим. автора

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗАГОВОР З0МБИ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

ЧАСТЬ ВТОВАЯ. ВЕРШИТЕЛИ СУДЕБ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg