«Офицер особого назначения»

Офицер особого назначения (fb2) - Офицер особого назначения (Войска НКВД - 2) 2029K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Николаевич Стариков

Николай Стариков Офицер особого назначения

…А на том берегу незабудки цветут.

I

Армейские объединения, соединения родов войск Донского фронта около месяца отдыхали после окончания боев за Сталинград, приводили себя в порядок. Они свои задачи выполнили. В начале 1943 года в Сухопутных войсках были введены погоны. Теперь уже офицеры, сержанты, солдаты Красной Армии, а не бойцы и командиры, примеряли новое обмундирование, привыкали к знакам различия.

Но не до сна и отдыха было войскам НКВД по охране тыла, их разведывательным отделениям. Подразделения и части, как и в период ликвидации группировки противника в Сталинграде, продолжали нести боевую службу по линии бывшего внешнего кольца окружения. Однако многокилометровая линия войскового заграждения прикрывалась всего лишь несколькими пограничными заставами. Свои контрольно-пропускные пункты они выставляли на важных дорогах, въездах в населенные пункты. Тем не менее оперативная обстановка в прилегающих к Сталинграду районах оставалась крайне сложной. Боевые действия закончились полным крахом немецких, итальянских, румынских войск. Но далеко не все офицеры, да и рядовые союзников и вермахта смирились с поражением. Не владея в полной мере обстановкой, отчаявшиеся люди шли через заснеженные степи на запад в надежде выйти «к своим».

Немецкие офицеры, солдаты, их союзники теперь мало походили на тех бравых воинов, которые победным машем шли к берегам Волги. Это были уже обыкновенные бандитские группы по три-четыре человека в отобранной у местных жителей одежде, вооруженные советскими винтовками или обрезами. Если до капитуляции союзников в Сталинградском котле такие группы сколачивались офицерами по десять-двенадцать человек, сопровождались проводниками из числа местных жителей, то после крушения всей вражеской группировки численность их сократилась, не стало проводников. Им теперь самим приходилось сбиваться в такие же бандитские шайки и идти на запад, надеясь на авось. Верили в нереальное: немцы еще вернутся.

Бандиты, безусловно, знали, где располагаются КПП, легко ночами обходили их стороной. Разведывательные отделения войск НКВД по охране тыла формировали свою агентурную сеть, создавали бригады содействия, с их помощью осуществляли наблюдение в интервалах между контрольно-пропускными пунктами. Но и совместных усилий было недостаточно.

В один из зимних дней в адрес разведывательного отделения 64-й армии поступила информация, что в хуторе Суходол по чьей-то наводке бандгруппой расстрелян как агент НКВД местный житель. Фамилия не указывалась.

Глухая безлунная зимняя ночь, что бывает в конце февраля. Зябко. Подморозило после дневной оттепели. Темно — глаз коли! От безмолвья в ушах звенит.

Лесная полоса, или, как ее называют местные жители, урочище, едва заметно выделяется на фоне серых облаков.

Сергей Бодров с отделением автоматчиков из семи человек вышли к небольшой лощине, молча всматриваются в дворовые постройки Сыча. Командира оперативной группы терзает мысль: какое решение принять? Начальником разведывательного отделения задача поставлена предельно просто: «Сыча взять живым». Сама по себе операция особой сложности не представляет: подъехали, арестовали, увезли. Так бы оно и случилось, будь он простым мужиком.

Сыч числился агентом разведывательного отделения, находился на связи с Сергеем. Встречались они по субботам на Красноармейском железнодорожном вокзале в полдень. Донесения агента неизменно представляли оперативный интерес. Его информация, если и подвергалась оперативной проверке, как правило, подтверждалась. Однако сведения Сыча касались уголовников, пацанов, промышляющих карманными кражами или воровством на барахолке, фактов наличия у населения автоматов, винтовок, гранат.

Хозяйство Сыча — Сергей называл его ПэПэ, то есть Петр Петрович — располагалось на отшибе Суходола, на опушке урочища. Подворье — дом-пятистенок, два сарая; другие постройки размещались на вершине слабо выраженного хребта. Равнинное поле с обеих сторон лесной полосы позволяло хозяину просматривать окружающую местность на многие километры. Столь выгодное положение подворья ПэПэ и послужило в свое время поводом для вербовки его в качестве конфиденциального сотрудника разведывательного отделения войск НКВД по охране тыла. Немаловажную роль в привлечении его к конспиративной работе сыграла прошлая судимость за растрату колхозных денег. Отсидев полтора года в колонии общего режима, Сыч вышел на свободу по инвалидности. Не попал по этой причине в армию в начале войны. В период оккупации открытых контактов с немцами не имел.

По оперативным данным, осью движения бандформирований по ночам являлась полоса, на середину которой приходился хутор Суходол и хозяйство Сыча. Однако от него не поступало ни единого сообщения по этому поводу.

Более того, в самом хуторе на связи с разведывательным отделением находился еще один человек — сторож колхозных амбаров Бородач, от которого поступило устное сообщение о наличии важной информации. Однако на встречу в оговоренное время Бородач не прибыл, не объявился он и позже. Никто из соседей и колхозников не мог ответить на вопрос, куда он подевался. Единственным человеком, кто знал в Суходоле о связях Бородача со штабом войск НКВД по охране тыла, был Сыч. Однажды случайно оба агента оказались на встрече с оперативниками в одном месте, в одно и то же время. Сергей и его коллега по оперативной работе, не сговариваясь, выдали друг другу своих агентов. Но тогда особого значения этому факту не придали. Забыли притчу: «Если беду накликали, она обязательно придет».

Теперь Сергей решал, как, под каким предлогом появиться среди ночи в гостях у своего агента, чего нельзя было делать ни при каких обстоятельствах. Можно ворваться неожиданно в дом, но где гарантия, что не напорешься на ответный огонь? И не известно, есть ли там еще люди и сколько их?

Добротный дом Сыча срублен из бревен, оштукатурен и побелен. Крыша покрыта соломой. Рублеными оказались и другие хозяйственные постройки. Крепость! Темно, но светлые стены дома четко просматриваются на фоне урочища. Приблизились к подворью цепью. Глухая ночь, но в закрытых ставнях слева от входа через щели пробивается неяркий свет.

Сергей посмотрел на часы. Ровно два. Он приказал командиру отделения одним нарядом перекрыть выход со стороны темных окон в направлении урочища, вторым контролировать левую часть дома, группу прикрытия расположить у входной двери в готовности оказать ему помощь при обострении обстановки. Решил войти в комнату без сопровождения. Подумалось: «Так безопаснее».

Командир оперативной группы снял с пуговицы электрический фонарь, освещая дорожку, ведущую к калитке, пошел к высокому крыльцу. Калитка удерживалась на столбике металлическим кольцом, открылась с тихим скрипом ржавых петель. Вроде бы негромким показался этот звук, а спина покрылась испариной. Да и не он один услышал скрип. Внутри дома что-то глухо стукнуло или хлопнула дверь. Незаметно подойти к крыльцу не удалось. С фонарем в руках на это трудно было рассчитывать. Сергей прикрыл калитку. Не стараясь двигаться беззвучно, прошел по расчищенной от снега дорожке, поднялся по ступенькам. Успокоил учащенное дыхание, переложил револьвер из кобуры в карман шинели так, чтобы рукоятка оказалась снаружи. Щеколда на двери отсутствовала. Не громко и не тихо постучал в дверь.

Некоторое время внутри дома — ни звука. Затем скрипнула дверь в глубине чулана.

— Кого это черт принес в такое время? — Низкий, грубый, с заметными тревожными нотками голос Сыча Сергей узнал сразу.

— ПэПэ, это я. Извини, разбудил и пришел некстати. Нужна твоя помощь.

Внутри коридора негромко стукнула деревянная задвижка. Приоткрылась массивная дверь. В темном створе коридора не было видно лица Сыча, но учащенное дыхание хозяина выдавало его волнение.

— Товарищ капитан! — как показалось Сергею, нарочито громко воскликнул Петр Петрович. — Мне и в голову не могло прийти, что вы можете пожаловать в гости.

— Не в гости я, ПэПэ, дело есть. — Сергей подался в сторону хозяина, заполнившего весь проем приоткрытой двери.

— Что стряслось-то? — отступил тот на шаг.

— Можно пройти в комнату? Здесь холодно, а я промерз насквозь.

Сыч пропустил вперед себя незваного гостя, оставив незадвинутым засов.

Большая комната освещалась семилинейной керосиновой лампой, на окнах тяжелые темные шторы. Слева у входа — деревянная кровать, в переднем углу больших размеров икона Божьей Матери, справа русская печь, у передней стены длинная деревянная лавка. Возле нее на маленьком стульчике, каким обычно пользуются домашние чеботари, сидел небольшого роста, но широкоплечий мужичок с всклокоченными рыжеватыми волосами. Возле окна слева приставлен к стене стол, покрытый белой клеенчатой скатертью.

На вопросительный взгляд гостя Сыч ответил насмешливым кивком головы в сторону мужичка, напряженно смотревшего в лицо Сергея.

— Родственник. Немой с детства. Не обращайте на него внимания.

Воцарилось неловкое молчание. Капитан прошел к столу, сел на стул. Прямо перед ним дверь в соседнюю комнату чуть приоткрыта.

Несмотря на поздний час, Петр Петрович и широкоплечий мужичок были в кирзовых сапогах, ватных брюках и телогрейках. «Немой» прямо-таки сверлил вошедшего взглядом узко посаженных глаз, храня молчание. Обычно энергичное, волевое лицо Сыча, мужчины среднего роста, его ладно скроенная фигура теперь стали другими: щеки казались рыхлыми, постоянно двигались на скулах желваки, плечи опущены, словно у провинившегося школьника, взгляд настороженный.

— Как это вы смогли найти меня? Ночью, товарищ капитан!

— Вы же мне сами рассказывали, где ваша крепость располагается.

— Ну да, да, — удрученно ответил ПэПэ.

— Сожалеете?

— Что вы, нет, конечно. Я даже рад, что пожаловали. А что все-таки произошло, как вы оказались в наших краях?

— Машина у нас застряла, помощь нужна. Согреюсь немного, вместе пойдем.

Помолчали.

— Вы помните сторожа колхозных амбаров? — Гость посмотрел в глаза хозяину подворья, покосил взглядом на «немого». Тот по-прежнему, не мигая, тяжело глядел на него исподлобья. — Так вот, он исчез. Нет его. Прибыл разобраться.

— Как «нет его»? Я его видел недавно.

— Когда это было?

— Да несколько дней назад, — пробормотал вполголоса Сыч.

— Несколько дней назад он и пропал. — Сергей пристально следил за поведением ПэПэ. — Мы думаем, здесь убийство.

— Кому нужен был этот сморчок! В колхозных амбарах давно ничего нет.

— В том-то и дело, что никому кроме тех, кто знал о его связях с нами. А знал об этом лишь один человек.

Лицо Сыча побледнело. Осипшим голосом он выдавил из себя:

— Товарищ капитан… Вы что ж это, меня подозреваете? Зачем мне это? Вы же меня знаете… — Он топтался перед Сергеем, то закрывая, то вновь открывая своим телом «немого».

Мелькнула мысль: «Зря начал разговор, ненужный в этой ситуации».

Сергей сначала почувствовал телом грозящую опасность и лишь потом боковым зрением увидел в руке «немого» маузер с направленным на него черным кружочком ствола, медленно приоткрывающуюся дверь в соседнюю комнату. В следующее мгновенье Сыч подался несколько влево, маузер пропал из поля зрения. И тут же Сергеи /дважды наугад выстрелил в промежуток между расставленными ногами ПэПэ в направлении «немого». Петр Петрович резко повернулся к мужичку, в мгновенье капитан оказался у него за спиной. В этот момент из распахнутой двери соседней комнаты прозвучали два выстрела. ПэПэ качнулся, попятился и придавил капитана к столу. Сергей из-под безвольно опущенной руки Сыча трижды выстрелил в дверной проем соседней комнаты. Неожиданно оттуда выбежала немолодая женщина с распущенными волосами, в нижней сорочке. С трезубыми вилами наперевес она бросилась на капитана. Сергей выстрелил. Женщина с визгом упала на колени, потом уткнулась лицом в пол и затихла. Сергей выстрелил последним патроном в открытый проем двери, сбросил с колен тело Сыча.

Услышав выстрелы, из коридора ворвались бойцы группы прикрытия.

Во второй комнате автоматчики людей не обнаружили. Лишь открытые окна свидетельствовали о том, что они там были. Группой прикрытия на выходе с подворья в направлении урочища были задержаны двое мужчин без оружия. Они оказались одетыми так же, как Сыч и «немой». При первичном опросе они отрицали свое пребывание в доме Сыча, его самого якобы не узнали, оказались в Суходоле и во дворе случайно. Обычные отговорки задержанных бандитов. На этом все бы и закончилось, если бы не одно «но».

Когда по возвращении оперативной группы следователи осматривали тела убитых, на груди Сыча обнаружились две татуировки, изображающие Ленина и Сталина. Одна пуля, поразившая Сыча в сердце, угодила в изображение Сталина. Никто из оперативного состава и следователей какого-либо значения этому факту не придал. Но необычная весть дошла до особого отдела. Тут же прибыли два особиста с задачей разобраться: кто стрелял в изображение товарища Сталина и, главное, зачем?

Пули, извлеченные из тел «немого» и Сыча, оказались при осмотре револьверными.

Особисты рассуждали логически: быть не может, что изображение Сталина было поражено случайно. А коли не доказать, что кроме Бодрова из револьвера мог стрелять еще кто-то, значит, он и убил своего агента. К тому же капитан был обязан знать об особых отметинах на теле подчиненного, тем более если это касается изображения товарища Сталина. Остается вопрос: зачем он это сделал? В составленном протоколе по факту выстрела в изображение Сталина на груди гражданина СССР это «зачем» сопровождалось тремя большими вопросительными знаками.

Особисты — капитан Довженко и старшина Козюк — ежедневно по два-три раза «беседовали» с Сергеем. На первый взгляд, капитан как бы не знал, о чем спрашивать, какие задавать вопросы, больше сидел в задумчивости. Зато старшина выкладывался! Юркий в движениях, узкоплечий, с выпуклыми по-лягушачьи глазами, он тупо вглядывался в Сергея. Который уже раз задавал одни и те же вопросы, пытаясь найти противоречия в ответах. Он пыжился, суетился, то и дело поглядывал на капитана, надеясь увидеть в его глазах поддержку.

— Как можно объяснить, что пули в теле «немого» и Сыча оказались от одного нагана?

— Пули разные, — объяснял Бодров, — они просто-напросто похожи. Проведите экспертизу, дело несложное, сразу станет ясно.

— Пусть так. Но зачем же в изображение товарища Сталина, а? — прикрыв наполовину глаза и делая печальную мину, смотрел он на Сергея.

— В изображение вождя стрелял бандит, его и спросите, зачем он это сделал, случайно или нет.

— Если стрелял кто-то, то почему в Сыча, а не в вас?

— Я был прикрыт телом своего агента.

— Если Сыч был связан с задержанными, зачем потребовалось убивать его?

Старшина нервно барабанил тонкими белыми пальцами по столу, морщил узкий лоб, мучительно выискивая в памяти нужные вопросы. Не найдясь что добавить, прикрикнул:

— Отвечайте!

— По-моему, чтобы избавиться от свидетеля. Возможно, стреляли в меня, что вероятнее всего, но я оказался за спиной Сыча.

— Не сходится! — желчно ответил старшина. — Если не вы стреляли в мужа, с какой стати жене бросаться с вилами на вас, а не на тех, кто это сделал?

— Не разобралась, похоже, в обстановке, не видела, кто и что сделал.

— Не сходится! — Вновь у него что-то не сошлось. — Вы застрелили женщину как свидетеля, а эпизод с вилами придумали, чтобы сбить с толку следствие. Мы ездили туда, смотрели. Вилы были в сарае. Окно вы разбили, никаких следов под ним не было.

— Снег же шел потом весь день. А вилы я поставил возле печи, они мешали передвигаться автоматчикам по комнате.

— Постой, постой, — оживился вдруг скучавший во время разговора капитан. Это был ладно сложенный, крупный мужчина лет сорока, с проседью в волосах, со спокойным и внимательным взглядом. Чувствовалась в нем уверенность в себе, — ты же эти вилы сам относил в сарай.

— Ммм… То были другие вилы, — не нашелся, как лучшим образом увернуться от явного провала, старшина.

— Не сходится! — повторил Сергей реплику и интонацию особиста.

Лицо старшины покрылось густым румянцем, редкая белесая челка прилипла ко лбу.

— Зачем мне надо было убивать людей, разбивать, по вашей версии, окна, приписывать эти вилы, о которые спотыкались автоматчики? — продолжил Сергей. — Стоило дать команду, перестреляли бы всех до единого, в том числе и оставшихся в живых свидетелей, которые не признаются сейчас и не сделают этого потом.

— Разберемся! — с веселой ноткой в голосе сказал капитан. — Главное для нас выяснить: кто стрелял в изображение товарища Сталина и зачем? Есть ли в деле злой умысел?

— По-моему, — оживился Сергей, — все это вышло случайно. Вряд ли стрелявший знал, есть ли на груди Сыча наколка или нет.

— А вы-то украшения эти видели?

— Нет, конечно. Голым телом Сыча я не интересовался.

— Возможно, вы заметили кого-либо в проеме двери в соседнюю комнату, когда стреляли оттуда?

— Нет. Всматриваться не было времени. Со всех сторон опасность угрожала в одинаковой мере.

Ближе к вечеру возле штабной землянки разговор Сергея с капитаном возобновился. Офицеры сидели на скамье из свежевыструганных досок с еще не выветрившимся запахом сосны. Солнце клонилось к закату. Появившиеся за день лужицы затягивались радужной пленкой тонкого льда. Воздух был чист, свеж, располагал к откровению. Хорошая погода благотворно действовала на особиста. Он улыбался, воплощал собой сгусток энергии. От его молчаливой пассивности на предыдущих встречах не осталось и следа: оживленно говорил, жестикулировал.

— Я интересовался вашим личным делом, — сказал он. — Вы храбрый офицер. Не думаю, что вы могли пойти на все эти убийства ради того, чтобы поразить изображение товарища Сталина. Но факт есть факт. А это уже 58-я статья Уголовного кодекса, расстрельная чаще всего. Так что вы всерьез отнеситесь к происшествию. Не надо артачиться. Глупостью дела не решаются. Всякое дело можно повернуть так и эдак в зависимости от того, как на него посмотреть. Честно скажу: такого не могло и во сне присниться.

— А задержанные неизвестные не меняют показаний? — спросил Сергей.

— Уже не изменят. Застрелили их при попытке к бегству. Так что теперь вы единственный, кто сможет что-либо сказать по существу дела.

— Старшина, похоже, способен накрутить чего угодно?

— Ему обещали офицерские погоны, старается.

— Товарищ капитан, скажите как офицер офицеру, вы мне верите?

Особист разжал кулаки, сложенные на коленях, опять собрал пальцы воедино, посмотрел на пурпурный закат, редкие розовые облака.

— В своей работе я уже привык к тому, что мне постоянно врут. Но я верю глазам — они выдают душу человека, а душа врать не может. Верю лицу. Когда человек врет, лицо напрягается, мускулы подрагивают, кожа меняет цвет. Когда вы «мило» беседовали со старшиной, да и со мною, я постоянно следил за вашими глазами, лицом. Они у вас не врали. Наверное, люди когда-нибудь придумают такой прибор, который по глазам и лицу будет определять, врет человек или нет. Если бы вам не верил, передал бы дело следователям.

— Разобрались бы все-таки.

— Смотря кому поручат. Явного ничего нет, одна глупость. Разбираться могут долго.

— Вот и закроют дело.

— Кто? Кто осмелится сразу закрыть дело, когда пахнет 58-й статьей? Этому человеку тут же ее припишут, да еще с отягчающими вину обстоятельствами. Мой вам совет. Нам со старшиной придется на два-три дня отлучиться, есть срочное дело. А вы за это время уезжайте куда-нибудь подальше, в командировку, например. Войска фронта в ближайшие дни приступят к передислокации. Я постараюсь вас не найти, помаленьку и дело заглохнет, коли выеденного яйца не стоит.

— Осталось дело за малым, — невесело пошутил Сергей, — как это осуществить. Война. Не поедешь, куда захочешь.

Солнце скрылось за горизонтом. Крепчал мороз. Две вороны затеяли драку возле мусорного ящика за штабной землянкой.

— Вот бы так всем решать свои проблемы, — сказал капитан, наблюдая за птицами. — Никаких тебе кодексов.

Он встал, с хрустом расправил широкие плечи, поправил на шинели сбившуюся набок портупею.

— Все-таки правильно сделали, что ввели погоны и офицерские звания. На военных стали похожи. — Капитан посмотрел на Сергея, улыбнулся. — Вот ведь ты, одно загляденье. Что пожелать… Утро вечера мудренее.

Довженко приложил руку к головному убору, как дисциплинированный солдат, повернулся через левое плечо и, не сказав ни слова, ушел в свою землянку.

В голове Бодрова роем клубились мысли: как выйти из глупого положения?

II

Сергей стоял возле окна вагона, смотрел сквозь мутные, давно не мытые стекла на проплывавшие степные просторы с черными плешинами, торчащую из-под снега побитую, исковерканную боевую технику. Ее начали подтаскивать к железной дороге с прилегающих полей. Лом предназначался для переплавки на возрождающихся заводах Сталинграда. В большей части техника иностранная: немецкие танки T-III, T-II, бронетранспортеры, бортовые и легковые автомашины разных марок и конструкций, тягачи, почему-то перевернутые вверх колесами артиллерийские системы, многие с разорванными в виде «ромашки» концами стволов — все терпеливо ожидало своей участи. И такое — на многие километры. Не отрывая глаз от соседних окон, в полном молчании стояли офицеры, взирая на немое свидетельство недавно закончившихся тяжелых сражений. Объем только обозримых потерь техники с той и другой стороны давил на сознание, не укладывался в рамки здравого смысла. А все это до недавнего времени двигалось по родным степям, громыхало, стреляло!

С попутчиками Сергей не был знаком. Хотелось помолчать. Напряжение последних дней не спадало, а события минувшей ночи и утра не уходили из памяти.

Началось все с рассказа Сергея заместителю начальника разведывательного отдела штаба войск НКВД по охране тыла Донского фронта майору Потных о неудачной операции по задержанию своего агента, встречах и беседах с представителями особого отдела. Теперь он с улыбкой вспоминал, как по мере его рассказа брови майора то и дело удивленно поднимались. Руки, во время разговора обычно занятые поглаживанием выбритой головы, теперь непрерывно двигались по столу, покрытому старыми газетами, сворачивали их в трубочку, вновь выпрямляли.

— Почему так получилось? — спрашивал Потных и сам отвечал на поставленный вопрос: — Надо было сразу сказать мне о дурацких наколках у Сыча. Видел я этого старшину. Ты обратил внимание, у него высота лба не более трех сантиметров. А у человека именно в этом месте черепа размещается часть мозга, ответственная за способность мыслить логически. Чего уж тут ожидать от такого дознавателя!

После некоторого раздумья майор пошуршал бумагами в своем портфеле, вынул одну из них, посмотрел внимательно на собеседника.

— Порядочные люди острее чувствуют чужую беду. Капитан Довженко прав. Тебе необходимо исчезнуть. Собирайся. Завтра со станции Воропоново уезжает в Купянск штаб шестьдесят второй армии. Войска объединения будут возводить там оборонительные сооружения по левому берегу рек Оскол и Северский Донец. Мы сформировали оперативную группу для организации в полосе Юго-Западного фронта разведывательной службы и службы войскового заграждения. Будешь старшим группы. Не хотел я тебя отпускать. Работы тут непочатый край. К сожалению, не всегда получается так, как планируешь. Займись созданием агентурного аппарата, свяжись с особыми отделами соседних войсковых частей и соединений, местными органами НКВД и милицией, они помогут, особенно на первых порах. Места эти тебе знакомы. Оттуда мы начинали великий драп к берегам Волги. Но теперь другие времена. Дважды одно и то же, как известно, не повторяется. Теперь у нас одна дорога — на запад.

Утром, ни свет ни заря, у землянки заурчал двигатель американского «студебекера».

По-быстрому умывшись, ухватив приготовленный с вечера чемодан, Сергей выбежал из землянки. Сухой морозный воздух перехватил дыхание. На востоке алел рассвет.

— Ефрейтор Бодров, — представился высокий шофер в ватнике, ватных брюках и валенках.

— Па?!

— Господи, сынок!

— Па!

— Вот уж чего не думал, так не думал. — Николай Дмитриевич широко раскинул руки в стороны.

Отец и сын обнялись, расцеловались. Сергей схватил отца в охапку, приподнял и закружился с ним. Вокруг стали собираться отъезжавшие офицеры, подошли солдаты, оказавшиеся поблизости. Нечасто такое случается на фронте!

— Вот мать-то будет рада! — Отец прослезился. — Я обещал ей увидеть тебя, да разве в этой кутерьме отыщешь.

Десятки километров до Воропоново они сидели вместе, говорили и не могли наговориться, смотрели друг на друга, с трудом поверив, что могли встретиться.

Отец рассказывал, рота автоматчиков Шведова сейчас в резерве штаба войск НКВД по охране тыла, а он шофером на его автомашине.

— Нам бы в МТС пяток таких «студебекеров», мы всем колхозам вывезли бы урожайное зерно на элеватор. А то ведь до сих пор везут на быках.

Николай Дмитриевич прислушался к ровному шуму работающего двигателя.

— Слышишь, как урчит? Музыка!

Продолжая прерванную мысль, сказал:

— Анатолий относится ко мне хорошо, по-сыновьему. Служить можно.

Попрощались у вагона. Отец опять прослезился. Вытер глаза тыльной стороной ладони, прокашлялся. Дрогнул и у Сергея голос, когда сказал:

— Прощай, папа. Когда еще свидимся? — Потом уже повеселевшим голосом: — А ведь увидимся! Шведов со своей ротой вскоре прибудет туда, куда направляюсь я.

— Дай-то бог!

Стоя в раздумьях у окна вагона, Сергей до мельчайших подробностей вспоминал разговор с отцом. Николай Дмитриевич рассказывал о Зине. О том, как они добирались по разбитой, сплошь покрытой колдобинами дороге из Красноармейска до Средней Ахтубы. Нет, она не сказала, кто отец будущего ребенка. Была рада, что именно отец Сергея сопровождал ее. Как-то загадочно при этом улыбалась. «Надеется еще увидеться», — сказал отец.

Сергей представил, с какими трудностями добиралась Зина на попутках до Камышина и далее до Михайловки. Нотки сочувствия и сострадания вспыхнули в сердце. Вспомнились ему и слова отца. Заметив, что сын явно расстроен отношениями с Зиной, он сказал:

— Не горюй об ней. Возможно, я не о том мыслю, но все они такие. Жены, так те еще блюдутся. А другие… — он махнул пренебрежительно рукой.

До конца поездки отец о Зине уже не говорил. Сергею хотелось еще услышать о том, как она выглядит, во что была одета. Но он так и не осмелился еще раз начать разговор.

За окном разбитой техники уже не было. Смотреть не на что. В коридоре вагона накурено, хоть топор вешай. На нижней полке сидеть не хотелось, по полу тянуло холодом, потолочный вентиляционный люк покрылся инеем. Старенький плацкартный вагон давно отслужил положенный срок. Но теперь «ветеран» вновь в строю, в составе воинского эшелона, где кроме него еще восемь таких вагонов да столько же обычных двухосных теплушек, в которых веселые «буржуйки» создавали тепло и уют. В пассажирском вагоне печка работает, дневальный шурует курной уголь, но он горит плохо, тепла от него мало, а вони и дыма хоть отбавляй.

Группа офицеров капитана Бодрова прикомандирована к чужому штабу, а это значит, можно не рассчитывать на скорое получение обещанных старшиной-каптенармусом одеял и горячей пищи. Такой неписаный закон армейской солидарности. Прикомандированные получат положенное и в полном объеме, но в последнюю очередь. Это тебе не гости долгожданные, а необходимость нежеланная.

Сергей положил под голову шапку-ушанку, не раздеваясь прилег на свою полку лицом к стене, забылся в тяжелом сне. Добрым для него выдался прошедший день, а во сне увидел узкоплечего старшину, который вместо одеяла сунул ему в лицо вещевой мешок, громко захохотал и больно толкнул в раненое плечо. Сергей силился двинуть усмехающегося старшину по зубам, но никак не мог справиться с навалившейся на тело тяжестью. А узколобый опять толкнул его и захохотал громко, по-лошадиному. Проснулся он от удара плечом о стенку вагона. «Ветеран» пару раз дернулся и остановился. Попутчики хохотали. Только старший лейтенант на противоположной средней полке, явно рассказчик, сидел с серьезным видом, не разделяя общего веселья.

Сергей вышел. Неприятный сон растеребил душу.

— Нелюдимый у нас командир, — прокомментировал лейтенант с верхней полки вслед выходящему Бодрову.

— Переживает. С отцом ведь встретился неожиданно, — подхватил разговор старший лейтенант с нижней полки. Немолодой, с проседью на висках, он казался старше других.

— Евтеев, — представился он, — а то сколько времени едем вместе, а друг друга не знаем.

— Лейтенант Попов, — послышался со второй полки голос русоволосого крепыша.

— А я Блошкин Иван, — представился старший лейтенант со средней полки. Его улыбчивое лицо выражало готовность к шутке, веселому разговору.

— А вы можете разговаривать не улыбаясь? — съязвили с третьей полки.

Не отвечая на реплику, Иван продолжил прерванную мысль:

— Кто-нибудь читал Лескова, как знаменитый косой Левша аглицкую блоху подковал? Так вот, это был мой прапрапрапрадед. С тех пор стали нас называть «блошкиными детьми», а затем фамилию дали — Блошкины. Не верите? Смотрите. У меня на щеке есть родимое пятно, точь-в-точь как у того Левши.

Темно-оранжевая неширокая полоска родимого пятна от мочки уха до подбородка действительно украшала лицо старшего лейтенанта.

— А что, родимое пятно действительно имеется и почти на том же месте, — поглядев на «знаменитого родственника», сказал Евтеев, — жаль, нельзя сверить с подлинником. Придется поверить на слово.

— Грамотного человека сразу видно, — согласился Блошкин.

— Ну а ты, потомок искусных ковалей, — продолжил Евтеев, — лошадь, например, подковать сможешь?

— Нет. В наследство от прапрапрапрадедов мне досталось мастерство ружейного дела. Подчиненным постоянно твержу: винтовки чистить кирпичом никак нельзя, стрелять не будут. То же самое говорил мой далекий дедушка.

— Тут явное сходство с Левшой. А у меня не было знаменитых родственников, — вздохнул Евтеев.

— Сочувствую.

— Но позвольте, — вмешался в диалог попутчик с третьей полки. — Лейтенант Вихров, — представился он, — а зовут Константином. Левша был холостяком. Какой же он вам прапрапра…

— Ты, Вихров, того не знаешь, у косого Левши был родной брат, тоже работал левой рукой, имел родимое пятно возле уха. И доподлинно не известно, кто конкретно делал для подковки гвозди, а кто ковал — мой далекий прадедушка или его брат.

— Одним словом, Блошкин из семейства Блошкиных, — подытожил разговор Евтеев. — С вами все ясно. Теперь вам слово, товарищ Вихров. Кстати, почему такой непричесанный? Офицер все-таки.

Приглаживая светлый непокорный ежик волос, Константин ответил:

— У нас, Вихровых, волосы всегда стоят торчком, как их ни причесывай. Потому и фамилия такая «вихрастая».

— А солидолом смазывать не пробовал? — заметил Блошкин.

— Из-под смолы — и то пробиваются.

— Капитану нашему такая прическа не понравится. Он видишь, какой опрятный, подтянутый. Не то, что другие, — заметил Попов.

— Придется причесаться «под нулевку».

— Слышал я, будто наш капитан одним ударом может убить человека, — продолжил разговор Попов. Среднего роста, хорошо сложенный, с тугой шеей и крепкими кулаками, смотрел он со средней полки на попутчиков серыми добродушными глазами.

— На громилу не похож, — ответил Вихров.

— Я тоже слышал, боксер он хороший. С ринга от него все убегают до начала матча, — показал свою осведомленность Блошкин. — Стоит ему посмотреть в глаза сопернику, у того руки сразу опускаются.

— Матчи бывают в футболе, а в боксе — бои, — поправил говорившего Вихров. — Одним словом, лучше ему не перечить от греха подальше.

— А зачем перечить? У нас задача одна, — уже серьезно сказал Попов.

— Задач-то, напротив, у нас много, — включился в разговор Евтеев, смотревший на снующих по перрону военных, — организовать на отведенном участке местности службу так, чтобы комар носа не мог подсунуть. А сделать это будет по сравнению с прошлым годом, с одной стороны, проще, с другой — сложнее.

— Это как? — удивился Вихров.

— Проще потому, что теперь в тылу фронта нет большого наплыва людей, в страхе бегущих от противника, зачастую не имевших документов, нет и бредущих с оружием в руках военных. В то же время теперь беженцев меньше, все имеют документы, а какие они — настоящие или поддельные — это вопрос. Сразу, значит, не разберешься — где свой, а где враг. Люди теперь более настороженно приближаются к контрольно-пропускным пунктам, используют накопленный опыт. Если есть какие-либо сомнения в надежности документов или содержании поклажи, их владельцы стремятся прошмыгнуть в промежутки между заставами. Если год назад через КПП шли люди, в большинстве не желавшие оставаться с оккупантами, а с ними зэки из распущенных или разбежавшихся лагерей и тюрем, теперь таких нет. Но есть более подготовленные диверсанты, шпионы, изворотливые дезертиры, мародеры, уклонисты от службы в армии. Сложность нашей службы — в разоблачении враждебного и преступного элемента. Вот какие дела нам предстоят.

— Кто и чем будет заниматься в новых условиях? — осведомился Попов.

— Если нашей группе не изменят общей задачи, мне поручается налаживать работу фильтрационных пунктов, поддерживать связь с особыми отделами частей и соединений Красной Армии, — ответил Евтеев. — Вам предстоит работать с задержанными, выявлять среди них враждебный и преступный элемент до отправления на фильтрационный пункт, взаимодействовать с местными органами НКВД и милиции.

— А какая роль отводится Вихрову? Лейтенант как-никак, они всегда на передовых рубежах, — поинтересовался с верхней полки обладатель торчащей во все стороны светлой шевелюры.

— Выявление личности задержанных, их опрос, составление протоколов задержания. Живая работа с людьми, одним словом.

— Аргументум вацилинум применять можно?

— По-русски сие что означает? — вопросом на вопрос ответил Евтеев.

— Палочный аргумент. Так он переводится с латинского.

— С капитаном разок-другой поговоришь на эту тему, аргумент латинский забудешь.

— Аргумент убедительный, зря отказываемся.

— А как по латыни аргумент кулака? Попову бы он понравился.

— Ну это вы зря на меня так, — обиделся лейтенант.

— А что будет делать Блошкин? — напомнил о себе потомок прославленных мастеров.

— Вам — связь с местными жителями. Шутки с ними будешь шутить, а заодно создавать бригады содействия, подбирать осведомителей.

— За налаживание тесных связей с местными девушками тоже мне отвечать?

— Сделаем стрижку Вихрову, ему и поручим столь ответственное дело. Это посложнее латинских аргументов.

— А что, я — за. Обещаю справиться. Это мне по душе. Настоящая живая работа! Никто другой лучше не справится.

Вагон резко дернуло. Вихров едва удержался на своей верхотуре, со столика свалилась алюминиевая кружка.

— Не дрова все-таки везешь, офицеров, — обратился Блошкин к невидимому машинисту, — поаккуратнее надо!

Сергей бесцельно глядел на перрон, погрузившись в свои мысли. Машинально посмотрел на здание вокзала, медленно уходящее вправо, прочитал название станции. «Арчеда». «Какая-то «Арчеда». С таким названием есть станция, если ехать поездом из Сталинграда в Москву. А по какой дороге вдет наш эшелон? Так мы же по ней и едем! — пришла радостная мысль. — Это же родные края! Вон по тому фейдеру ехал чуть более года назад на попутке в краткосрочный отпуск!». И новая мысль взбудоражила сердце: «Скоро Михайловка, станция Себряково, а там Зина. Окажемся совсем рядом с моим сыном! — Сергей искренне верил: родится сын. Иначе не могло и быть. У него будет сын! Надо же. — А если не мой? — Настроение всякий раз резко падало при этой мысли. — Ладно, — решил он, — родится, посмотрю. Своего сразу узнаю… А что дальше? — Дальше мысль упиралась, как в стену. — Может, все-таки…»

В сознании сразу громко и отчетливо возникло: «Нет, нет, нет!»

Вот и мост через реку Медведицу. Это уже Михайловка! Отсюда рукой подать до дома.

«Надо посмотреть, возможно, кого знакомых увижу».

Эшелон шел по Михайловке в свете ярких лучей весеннего солнца. Дома вдоль железнодорожного полотна поблескивали стеклами окон, казались нарядными, праздничными. Люди шли по дороге в ту и другую стороны, приветливо улыбались друг другу. Скоро придет настоящая весна! Она всем в радость, хотя и несет с собою массу трудностей и хлопот. Но весна есть весна! Вон две собачки носятся друг за дружкой: то одна другую догонит, потом первая за нею гонится. Прошел высокого роста мужчина — шапка в руках, усы казачьи во все лицо. Глазастая девчонка двенадцати-тринадцати лет остановилась в десятке метров от полотна железной дороги, во все глаза, улыбаясь, смотрит на идущий мимо эшелон, машет приветливо рукой. На девочке телогрейка, серая, из шинельного сукна, юбка, из валенок торчат худенькие колени, пуховый платок на голове. Ничего в ней нет такого особого, а загляденье! Из всех окон смотрят на нее. Воплощение жизни! Тают загрубевшие души людей, только что вышедших из смертельного боя.

И вдруг — стоп! Две женщины не спеша идут по дорожке, о чем-то оживленно разговаривают, жестикулируют, изредка посматривают на проходящие мимо вагоны. Потом одна из них остановилась, внимательно смотрит на окна пассажирского «ветерана», подняла руку для приветствия. Сергей напряженно всматривается в лица через серые с подтеками стекла: видно и не видно. «Зина!» Взгляд притягивается к остановившейся молодой женщине. «Зина!» Восторженно забилось сердце. Но эшелон не замедляет хода, затухает надежда. Вот уже женщины удаляются, лица становятся неразличимы, но они продолжают стоять и смотреть вслед уходящему поезду. Сергей верил и не верил, что встреча взглядами могла произойти. Сердце, однако, настойчиво подсказывало: они увиделись!

Сергей все еще смотрел в окно, пытаясь разглядеть тех женщин, но их силуэты медленно растаяли вдали.

— Товарищ капитан, ужин принесли.

Евтеев стоял рядом и заметил расстроенный вид начальника.

— Что-нибудь случилось?

— Вроде бы знакомых увидел…

— Вы здешний?

— Да. Отсюда у меня начинается малая родина. И станция моя скоро. Видишь небо? Это небо моей юности. Это мои милые сердцу земля, речки, лесные полосы, поля и степи. Жаль, Батурино будем проезжать ночью. Увидели бы, какая это красота!

Капитан постоял в задумчивости.

— Извините мою мимолетную слабость. Расстроился, — спохватился Сергей.

— Дома есть кто-нибудь?

— Мать, брат, сестра.

— Счастливый вы человек. Вся семья у вас жива и здорова. А у меня одна мать, да и то не знаю, где теперь. Жива ли? Война. Жена погибла в Ростове во время бомбежки. Можно сказать, одинок.

— Батурино тоже бомбили, но мои родные не пострадали. А брат демобилизовался без ступни.

— Считайте, повезло ему!

Вихров оказался расторопным малым. Это он разыскал старшину-каптенармуса, принес всей группе одеяла, потом ужин и, к великой радости попутчиков, бутылку водки. Из соседних купе приходили офицеры к нему за опытом достижения столь поразительных успехов.

— Талант не каждому дается! На все воля божья! Хотелось бы мне посмотреть на того, кто возразит, — с лукавой белозубой улыбкой снисходительно отвечал он ходокам.

Над внутренней дверью вагона дневальный зажег керосиновый фонарь. В проходах между купе просветлело, но не намного. Закопченные стекла светильника надежно удерживали и без того скупые неяркие лучи.

Сергей не стал отказываться от фронтовых ста грамм, быстро справился с гречневой кашей, заправленной свиной тушенкой, запил чуть сладким чаем и опять к окну: не проглядеть бы свое Батурино.

Мысли перескакивали с одного на другое: отец, Зина, быстроглазая девочка у железнодорожного полотна в Михайловке, мать, Лида. Понимал, увидеть кого-либо не удастся. А вдруг!

Нет, «вдруг» не получилось. Эшелон, как по заказу нечистой силы, на большой скорости пронесся по прямому второму пути. Увидел огоньки фонарей на знакомых с детства железнодорожных стрелках, несколько привокзальных домов со светящимися окнами, дежурного по вокзалу с фонарем в руках. Потом усмотрел важное: из клуба, что недалеко от железной дороги, выходили люди. Их немного, но клуб работает! Разом нахлынули воспоминания. Всколыхнулся неприятный осадок от последней встречи с ним: танцы под духовой оркестр военных. Совсем рядом садик, где Зина обещала ждать. Теперь он холодной темной массой проплыл мимо. «Вот и свиделись! Жаль, родных не увидел, а ведь были совсем рядом!»

И снова непроницаемая тьма вокруг.

Когда Сергей возвратился в купе, офицеры сочувственно притихли. Понимали, любые слова сейчас ни к чему.

А потом эшелон несколько часов стоял на разъезде всего в нескольких километрах от дома. Надо же!

Наутро все-таки повезло! На станции Ярыженская Сергей увидел деда Михаила Михайловича. Тот шел от вокзала по тропинке к своему дому, прихрамывая на правую ногу. Не сгибалась она после Гражданской войны. Крикнуть бы, позвать родного человека, да поезд идет не сбавляя хода и далековато. Но все же повезло: с дедушкой родимым повидался. Вспомнилось Сергею: когда с Вадимом приезжали к деду в гости, он называл их «ореликами». Обернулся тот на мгновенье, посмотрел на поезд, но пристанционный кирпичный склад закрыл деда. Вот и все! Пролетел «орелик» мимо, не остановился. Теперь впереди служба!

III

Женщины, остановившиеся вблизи железной дороги, по которой проходил воинский эшелон в Михайловке, действительно были Зина с матерью. Они шли из военкомата, куда обращались неоднократно. К сожалению, напрасно! Офицер, которому поручалось разобраться в их деле, встречал и провожал женщин обещаниями: «Хорошенько во всем следует разобраться». Но проходили дни и недели, а каких-либо сдвигов в решении вопроса не наблюдалось. Настроение у просительниц с каждым посещением ухудшалось.

Мать и дочь безразличным взглядом провожали проходящие мимо вагоны, думая о своем.

Внезапно Зина почувствовала взгляд из окна приближающегося вагона. Она остановилась. Мать последовала ее примеру.

— Что-нибудь случилось, дочка?

— Мне кажется, Сережа на меня смотрит.

— Откуда ему взяться? В таких вагонах ездят большие начальники, но никак не капитаны.

— Я чувствую, он только что был здесь. Войска НКВД — это тебе не просто войска. Видела я их… Они где угодно могут оказаться, причем неожиданно. Да и Сергея ты не знаешь.

— Да уж знаю… А твое чувство, будто он только что был здесь, можно объяснить по-разному. Если это действительно так, значит, на близком расстоянии между вами существует телепатическая связь. Жаль, ослабевает она или совсем пропадает на больших расстояниях…

— Мама!

— Ладно, ладно, — улыбнулась Клавдия Сергеевна. Она тоже не делала попыток уйти с этого места. Стояла и смотрела вслед уходящему эшелону.

Начали сгущаться сумерки. Обсуждая события минувшего дня, женщины не спеша направились домой.

Жилище состояло из небольшого коридора, одной комнаты с высоким потолком и двумя большими окнами. В жилом помещении две кровати, небольшой стол, три скрипучие табуретки, платяной шкаф с зеркалом и печка с металлической, на две конфорки, плитой. По-женски обухоженное, чистое, опрятное жилище, где третьему человеку не нашлось бы места. Вкупе с еплой печкой все излучало уют и спокойствие. Висевший на стене портрет Петра Михайловича в черной траурной рамке дополнял интерьер.

Оставаясь вместе, мать и дочь большую часть времени проводили молча, изредка перебрасываясь словами о житейских делах. Общих тем для обсуждений не находилось, каждая в мыслях о своем. Исключением стало обсуждение причин потери документов, без которых на учет в военкомат не станешь, разговоры о материнстве.

Клавдия Сергеевна уже не упрекала дочь за содеянное. Рада была, возвратилась она живой и здоровой. Беседы сводились в большей части к трудностям, которые станут спутниками матери-одиночки; говорили, как избежать разных болезней в предродовой период, о других сугубо женских делах, о пеленках. Но Зину тяготили эти разговоры. А у матери дел на работе было невпроворот, развлекать дочь обсуждением посторонних тем не было времени.

Сегодня, напротив, диалог, возникший вблизи проходившего воинского эшелона, настраивал на откровения. Зине хотелось поговорить о Сергее, матери не терпелось порассуждать о телепатическом сеансе, похоже, он в действительности имел место.

Если обычно разговор начинала Клавдия Сергеевна, то сегодня Зина стала рассказывать, как отец Сергея, Николай Дмитриевич, на «студебекере» вез ее до Средней Ахтубы по Заволжью из Красноармейска. Вспомнила его рассказ о том, как однажды они вместе с матерью едва не погубили сына из-за невнимательности. Везли на автомашине ГАЗ сено. Отец с матерью сидели в кабине, сын наверху. Не заметили родители телефонный провод, протянутый между столбами через дорогу. Вернее, заметили, когда металлический провод прошелся по их сыну. Но Сергею повезло! Спасли вилы, воткнутые в сено черенком в его сторону. По ним-то и скользнул провод, лишь слегка ободрав кожу на шее мальчишки. Остановил отец автомашину, бросился наверх, забралась туда и мать. Плакали втроем, кто от боли, кто от радости, что большой беды не случилось. Шрам сохранился у Сергея до сих пор.

— Николай Дмитриевич оказался интересным человеком. Он много знает и увлеченно рассказывает о приметах. Например, на этот год. С его слов выходит, если февраль дождливый или снежный — весна и лето будут с обильными осадками, холодный и сухой — август ожидается солнечным и жарким, много инея — будет хороший урожай на мед.

Клавдия Сергеевна вновь возвратилась к прерванному разговору о телепатических эффектах.

— Врачом ты еще можешь стать, — говорила она дочери, — бог даст, войну переживем.

— Надо бы.

— Трудновато придется. Но, как говорится, что посеешь, то и пожнешь.

— Опять ты за свое?

— Нет. Просто к слову пришлось. В институте о телепатических явлениях разных мнений еще наслушаешься. Не знаю, как теперь будут говорить об этом. Нам в свое время толковали, будто телепатия — антинаучный вымысел о сверхъестественной способности человека воспринимать и передавать мысли на расстоянии. А преподаватель по физике говорил другое. По его мнению, мысль — определенной длины электромагнитные волны, которые мозг способен излучать и принимать наподобие радиопередатчика и радиоприемника. Когда один человек начинает напряженно думать о другом, хорошо ему знакомом, определенная волна воспринимается мозгом второго человека. Не все, безусловно, так просто, но в условиях предрасположенности друг к другу и при определенном настрое может возникнуть телепатическая связь. Явление, безусловно, интересное.

— А что! Возможно, в действительно все так и произошло. Я шла и глядела на эшелон. Подумала: вдруг Сережа здесь, рядом, едет в этом вагоне? Появись сейчас Сережа, он бы вмиг разрешил сомнения, существует ли телепатия.

— Идеализируешь ты Бодрова, — с улыбкой покачала головой Клавдия Сергеевна.

— Ты его не знаешь в деле, мама!

— Да уж представляю.

— Мама!

— Да не обижайся ты! Чего уж там… За слишком большую самостоятельность девушки всегда расплачиваются одними и теми же страданиями. Не ты первая.

— Мама!

— Ладно. Молчу. Все равно ничего не исправишь, — примирительно сказала Клавдия Сергеевна. — Но как же все-таки получше организовать поиск твоих документов? Ты расскажи еще раз, да поподробнее, как все случилось, авось мысли появятся. Мелочи чаще всего раскрывают истинный диагноз болезни.

— Ты только не подначивай. — Красивые глаза Зины наполнились слезами.

— Молчу, как рыба об лед, — скромно потупилась мать.

— Опять ты шутишь, а мне впору волком выть.

— Время сглаживает шероховатости судьбы. Однажды проснешься и будешь удивляться: какими незначительными, оказывается, были сегодняшние невзгоды.

Зина нарочито высоко подняла голову, откинула со лба прядь темных волос.

— Все началось с того, что Толя подарил мне на всякий случай револьвер. Маленький такой, пятизарядный, «бульдог» называется.

— О господи! Это еще что за Толя?

— Толя — это Анатолий Шведов, друг Сергея. Они вместе пешком прошли от Северского Донца по Украине до Сталинграда. Оба были командирами отдельных заградотрядов от войск НКВД летом прошлого года. Боевой офицер!

— Ну ладно, ладно… Дальше-то что?

— «Бульдог» — только название эдакое, неприятное — в действительности это маленький револьверчик с патронами наподобие тех, которые применяются в малокалиберных винтовках. У него даже спусковой крючок прижимается к барабану. Главное достоинство — умещается под мышкой. Мешает, конечно, но привыкнуть можно. Кобура у него простенькая. Я ее к лифчику научилась пристегивать. Ладонь за пазуху — и в руке револьвер.

— Зря ты его взяла.

— Как сказать! Была бы сейчас с тобою или нет, не знаю. Связанные с ним события оказались нешуточными.

Мать внимательно посмотрела в лицо дочери. Ее глаза выражали неподдельную тревогу.

— Ты считаешь, была реальная опасность для тебя?

— Не знаю, не знаю. Во всяком случае, я тогда так и подумала. Мелькнула мысль, не удастся мне вырваться оттуда.

— Ну и ну!

— Прямая дорога из Сталинграда в Михайловку была перекрыта войной, — рассказывала Зина, — пришлось добираться кружным путем, через Среднюю Ахтубу, Камышин, Даниловку.

Клавдия Сергеевна поправила в печке едва тлевшие сырые дрова, прочистила кочережкой поддувало, вновь уселась на прежнее место. Зина неторопливо продолжила рассказ:

— В Средней Ахтубе Николай Дмитриевич оставил меня в военкомате. До Николаевки автомашины должны были пойти лишь на следующий день. Отец Сергея не посоветовал мне добираться на попутных, с незнакомыми людьми.

Оставили меня в одной из комнат военкомата, но с условием, что печку я буду топить сама, не мешая дежурному. Не обманули военные. Утром за мною заехала полуторка, и мы вдвоем с шофером покатили по грейдеру вдоль левого берега Волги. Дорога, на удивление, оказалась свободной от автомашин и подвод. Не было даже пешеходов. Дорога накатана, кругом поля, смотреть не на что. В кабине тепло, к тому же полночи топила печку, поэтому чуть ли не все время продремала в углу кабины…

Зина рассказала, что воентехник, к которому они прибыли, разрешил шоферу отвезти ее на паромную переправу до Камышина. К вечеру она уже ходила по кабинетам Камышинского райвоенкомата в надежде найти место для ночлега. Однако ничего подходящего не находилось. Разрешил военком посидеть до утра у дежурного на стуле. Утром должна была прибыть неведомо откуда попутная автомашина до Котово. От такой перспективы хотелось плакать. Она стояла во дворе военкомата, не зная, что предпринять. В это время подошел невысокий горбоносый мужчина в длинном засаленном пиджаке с заячьим воротником. Он выглядел широкоплечим, эдаким могучим дядей. Глубоко посаженные глаза бегали из стороны в сторону, но ровным счетом ничего не выражали.

— Что случилось? — улыбаясь, спросил незнакомец неестественно мягким, вкрадчивым голосом.

Она поведала о своих невзгодах, не придав значения его словам и поведению.

Он сказал, что едет на лошадях до хутора, находившегося недалеко от Котово. Может подбросить до Котовского военкомата. Ехать придется несколько часов, но это лучше, чем сидеть и ждать у моря погоды. «Завтра, — думала Зина, — будет ли попутка, еще неизвестно».

Так она оказалась в чужой телеге с высокими бортами, наполненной свежим, пахнущим летним зноем сеном. К вечеру подул вдоль Волги ветер. Похолодало.

Мужчина представился Митрофаном. Он привозил в Камышин к родственникам жену. В телеге лежали ее теплые вещи. Хозяин дал ей валенки, фуфайку. Сапоги в валенки втиснуть не удалось. Митрофан помог переобуться, сам надел на нее валенки. Фуфайку она натянула поверх шинели, опустила клапаны шапки-ушанки и превратилась в обыкновенную бабу. Кучер сел рядом. Зинины солдатская книжка и справка о демобилизации оказались у него, чтобы он якобы смог быстрее показать их в случае встречи с военным патрулем или сотрудниками милиции.

— Глупость-то какая! — воскликнула мать. — Отдать чужому человеку документы!

— Что толку сейчас сожалеть о случившемся! Когда нельзя ничего изменить, сожаление пользы не принесет.

— Сама отдала! Я думала, все случилось как-то иначе.

— Хорошая мысля, как известно, приходит опосля. Это я усвоила хорошо, — сказала Зина со вздохом.

— А что произошло дальше?

— Ма… мне бы не хотелось рассказывать. Ты можешь истолковать неправильно.

— Ну нет, ты уж пересиль себя, — настаивала мать. — Так или иначе, обо всем случившемся рассказывать когда-нибудь придется. Документы выручать надо. Без них на военный учет не поставят, не выдадут паспорта.

— Рассказывать кому-то о происшествии я не могу, если ты не хочешь, чтобы меня упрятали в тюрьму.

— Час от часу не легче!

— Ну, тогда слушай. Ехали хорошо, дорога ровная, без ухабов, кони бежали резво. В сене и теплой одежде холод не чувствовался. «Скоро буду у мамы» — не покидала мысль. Ты, мама, не знаешь, какими чувствами наполняется душа, когда более чем через полтора года непрерывных мытарств возвращаешься к самому близкому и родному человеку, который всем сердцем любит и ждет тебя! Я ехала и чувствовала себя счастливой, даже про револьвер свой забыла. Была рада-радешенька: еду домой!..

Стало быстро темнеть. Она лежала в теплом пахучем сене, смотрела на звезды. В чужих краях они какие-то другие. А теперь опять свои, родные, яркие звездочки небесные. Зине не приходилось петь казачьи песни, да и не знала она их. Но вспомнились две строчки и немудреный мотив. Их однажды ей Сережа напевал:

Звездочки небесные, Полно вам сиять…

Сколько были в пути, Зина не помнила. Темно и темно вокруг. Дремала под скрип колес и мерный стук копыт. Попутчик сидел тихо, курил одну цигарку за другой, изредка подергивал вожжи да покрикивал: «Но, пошли!..»

— От этого Митрофана тоже шло тепло? — неожиданно спросила мать.

— Да! — не поняла Зина каверзности вопроса.

— Пригрела дурака!

— Мама!

— Можешь больше не рассказывать, слушать противно.

— Ну уж нет, — в тон матери ответила Зина. — Слушай до конца.

Она зло взглянула на Клавдию Сергеевну, поправила на лбу прядь волос, сняла руки с колен, оперлась локтями о стол.

…Внезапно Митрофан повернулся к ней всем телом, навалился, дохнул в лицо никотином, стал обещать, что повезет до самой Михайловки, начал целовать. Все произошло так неожиданно, что Зина даже растерялась, к тому же руки ее оказались прижатыми к груди. Она стала говорить ему о своем положении, пыталась оттолкнуть нахала. Но сил не хватало высвободиться. А он переместил свои руки вниз. Это позволило ей сунуть свою ладонь за пазуху. Не вынимая револьвера, Зина отвела ствол в сторону и нажала на спусковой крючок…

— О господи! Ты же могла выстрелить в себя! — испуганно воскликнула мать.

— Конечно, могла бы! Но получилось для меня удачно. Револьверчик маленький, но в тишине грохнуло так, что кони с испугу понесли. Митрофана выстрелом отбросило к передку подводы. Он упал навзничь и не шевелился. Я схватила свой вещевой мешок, сапоги и выпрыгнула из телеги…

Перекувыркнувшись пару раз, она оказалась на свободе. Лошади умчались в ночь, а Зина осталась посреди дороги. Неподалеку светились огоньки. Сначала подумала, волки. Приготовила оружие. Но огоньки не двигались, послышался отдаленный собачий лай.

Шла она к огонькам долго, но они не приближались, а уходили куда-то в сторону. Стала уставать. Было холодно, но Зина боялась останавливаться, чтобы не замерзнуть. Подмораживало довольно ощутимо.

Вскоре уже и огней не стало видно, и собак не слышно. Револьвер вновь спрятала на прежнее место, за пазуху, чтобы он не застыл на холоде. Ей постоянно мерещились волки. Вдруг Зину осветили фары автомобиля. Военный ЗИС-5 с металлическими бочками в кузове остановился рядом. Вот тут-то ее словно жаром охватило. Вспомнила, что у нее нет документов. К тому же револьвер за пазухой. Настоящая шпионка, только что ранившая или убившая человека! Но в валенках и фуфайке она, видимо, смахивала на пожилую женщину из местных жителей. Документов у нее не спросили.

— Куда путь держим, бабуля? — крикнул шофер из кабины, не опуская стекла.

— В Котово.

— Так Котово позади осталось, — уже настороженно откликнулся тот же голос.

— Из Котово, из Котово, — поправилась она с усмешкой, стараясь с шуткой выйти из затруднительного положения, недоумевая при этом, как это она сумела проскочить Котово, дорога-то идет через поселок.

— Куда теперь?

— В Даниловку, — вспомнила Зина название станицы.

— Чего же так поздно? — сочувственно спросил шофер.

— Мать прихворнула. Нади идти, а попутного транспорта никакого, вот и бреду. К утру дойду, — ответила она, стараясь придать голосу печальную нотку.

— Полезай в кузов. В кабине нет места, а ты в валенках, да еще телогрейка поверх пальто. Не замерзнешь.

Шинель Зины в потемках была принята за пальто. Приглашать еще раз ее не пришлось, и она буквально взлетела в кузов вместе с вещевым мешком. Место возле кабины — ящик из-под снарядов — нащупала в темноте, когда ЗИС-5 резво катил по грейдеру. Тяжелые бочки рядом непрерывно дергались. Катались по сухому дну кузова, от них несло бензином. Спокойно сидеть не пришлось ни секунды: того и глади задавят. Но потом дорога пошла ровнее, Зина задумалась и не слышала, как автомашина миновала мост через Медведицу. Очнулась от того, что потянуло дымком кизяков из труб домов, стоявших вдоль дороги. Постучала ладонью по крыше кабины и спрыгнула, едва машина остановилась. Одернула задравшиеся юбку и шинель, сказала неведомо кому «спасибо» и сразу свернула в боковую улочку, не имея представления, куда идти. ЗИС-5 обиженно фыркнул и скрылся за поворотом. Зина облегченно вздохнула, стараясь не расплакаться. В военкомат идти нельзя, в милицию тоже, оставаться на одном месте бессмысленно да и опасно, сразу вызовешь подозрение. А тут еще собаки. Сначала одна, потом другая, и вот уже стая. Явной агрессивности не проявляют, а сидят поодаль и выжидают, авось чем-либо поделится. Извлекла она на всякий случай револьвер, откинула спусковую скобу. Почуяли собаки опасность, начали не спеша расходиться.

Едва заметно занималась заря.

Робко постучалась в ближнюю хату. К жилью вела расчищенная дорожка, ограда из жердей, калитки нет, крыльцо всего в две ступеньки. Прислонилась к входной двери, собираясь с мыслями, что сказать.

Не открывали долго, но она чувствовала: за дверью кто-то стоит. Рассматривали в щелку, наверное, гадали, кто это. В такую рань гости не приходят, а недоброго человека кому охота впускать в свой дом!

Наконец громыхнула деревянная задвижка, дверь приоткрылась, в проеме показался сутулый дед с кочергой наперевес в огромных ручищах, в полушубке, застегнутом на нижнюю пуговицу, сапогах, лохматой шапке. Походил он на первобытного пращура из школьного учебника, стоило лишь заменить кочергу на дубину.

— Здравствуй, дедушка, — сказала Зина как можно приветливее и улыбнулась ему.

Дед хмурил заспанные глаза.

— Ты откель взялась в такую рань? — вместо приветствия спросил он.

— Из Камышина добираюсь до Михайловки, — ответила она, придавая голосу ласковые интонации, — но дальше машина не идет. Замерзла я. Обогреться бы, если можно.

— А почему же нельзя?! Заходи, гостем будешь. Нас поразвеселишь своими рассказами. Ты чья будешь-то? В Михайловке я очень многих знаю, и родственники там есть.

Она назвала фамилию матери, сказала, что она у нее врач, живет там с недавних пор, до того работала в Батурине.

— Не, такую не знаю. Болею редко, — сказал дед, — потому к врачам не хожу. Баба моя тоже к ним не обращается, обходимся своими домашними средствами.

Вошли в комнату. Дохнуло теплом, молоком и навозом. Возле входной двери на соломенной подстилке лежал совсем крохотный теленок. Он попытался подняться, но ходившие ходуном кривые ноги расползлись и новорожденный плюхнулся набок, засопел и успокоился.

Второй день только ему, — сказала хозяйка.

Когда Зина сняла фуфайку, дубленое лицо деда приобрело приветливое выражение.

— Ты, никак, солдат? — в недоумении уставился он на нее.

— Демобилизовалась. Добираюсь домой.

— И документ у тебя есть? — поинтересовался дед, подозрительно поглядывая на валенки, явно не отвечающие военным образцам.

— Дали добрые люди в подарок, чтобы не замерзла, — постаралась Зина уйти от разговора о документах. Стала медленно осматривать комнату. Стол, лавки, икона, шкаф для посуды; вместо русской печи — пригрубок с объемной духовкой; фотографии на стене в большой рамке, у входа деревянная кровать.

— А документы-то покажи, — настойчиво и без улыбки попросил дед. Он даже руку протянул, чтобы взять документ.

Ни под бомбежкой, ни на пожаре, ни в другие опасные для жизни минуты у нее не колотилось так бешено сердце, как перед этим добрым старым человеком. Зина прижала руку к груди, стараясь унять громкий, слышимый стук, нащупала рукоятку револьвера. Стала успокаиваться.

— Нет у меня документов, дедушка. Не знаю, куда они подевались. В Камышине были, военкомат может подтвердить, а пока сюда добиралась, где-то обронила.

— Нехорошо, нехорошо, — запричитал дед.

— Чего привязался к девушке со своими документами, — пришла на помощь хозяйка дома, подвижная, невысокого роста и, как показалось гостье, несколько моложе мужа, — «документ, документ»! Обогрей, накорми, а потом уж о деле толкуй.

Она отвела ее в другую комнату переодеться.

Когда Зина вновь появилась перед приютившими ее хозяевами, глаза их расширились от изумления. Перед ними стояла молодая симпатичная женщина с немного раздавшейся талией, в ладно сидящей форменной одежде бойца Красной Армии.

— Тимофей Ильич, — представился в смущении хозяин. — А это моя жена. Я первый раз вижу военного человека так близко. Даже растерялся.

Дед был в старой навыпуск рубахе, видавших виды казачьих брюках, заправленных в тяжелые яловые сапоги.

В комнате был он похож не на первобытного человека, а на дореволюционного купца.

В молчании сели позавтракать. Хозяйка заварила душистый чай из сушеных листьев вишни, мяты и смородины. Зина стала доставать из вещевого мешка свои припасы, но Тимофей Ильич остановил ее.

— Повезешь маме гостинец.

Не притронулись хозяева и к кусочкам сахара, которые она выложила на стол. Тимофей Ильич достал с верхней полки шкафа припасенную «на случай» полную махотку меда. О таком деликатесе Зина и мечтать не мечтала…

— Ну и как же ты потом добиралась до Михайловки? — прервала рассказ дочери Клавдия Сергеевна. Она нетерпеливо поглядывала на стенные ходики: скоро ночная смена.

— Дальше интересного мало. Пошли с Тимофеем Ильичом в военкомат, там у него родственник работает в дежурной части. Военком приказал мне ждать у дедов попутной машины до Михайловки, которую он пришлет при случае. Что и было сделано.

IV

Заместитель народного комиссара внутренних дел генерал-полковник Аполлонов бегал в своем кабинете по мягкому ковру вокруг длинного стола. Сверлила одна и та же мысль, словно жучок-короед, потихонечку, непрерывно — чирк-чирк, чирк-чирк: что сказать начальникам войск НКВД по охране тыла действующей армии, приглашенным на совещание по подведению итогов службы за 1942 год и рассмотрению задач на следующий, 1943-й. Предстояло обсудить сложившуюся на фронтах войны обстановку, определить свое место в планах Верховного Главнокомандования в ближайшей и отдаленной перспективе.

На совещании должен был присутствовать сам народный комиссар внутренних дел товарищ Берия Лаврентий Павлович, но в последний момент не лично, а через адъютанта сообщил: прийти не сможет. Сам факт обрадовал и одновременно огорчил Аполлонова. Импонировало то, что нарком еще не был в его новом кабинете, не знает истинных его размеров, интерьера. Они не уступали наркомовским. Кто знает, какова будет реакция Лаврентия Павловича на эту роскошь. Огорчало другое. Начальникам войск придется давать разъяснения по поводу сложившейся на фронтах обстановки, затрагивать вопросы комплектования и снабжения частей и соединений всем необходимым для нормального осуществления служебно-боевой деятельности. Надо бы самому наркому ответить на эти вопросы. А то ведь опять скажешь что-либо не так, оправдывайся потом. Генерал-полковник помнил такое же совещание в начале 1942 года, радостно звучащие заверения, в том числе и его, о скорой победе после зимних успехов под Москвой и на других участках фронта. Все рвались тогда вперед. Чем закончилось дело, не хотелось вспоминать.

Необходимость заниматься спортом в виде пробежек трусцой по своему кабинету по нескольку раз за день предписана лечащим врачом. Наметилось ожирение, появились темные мешки под глазами, а это может не понравиться наркому. Тогда для приобретения нужной формы неизбежны «прелести» фронтового жития-бытия. Сейчас охрана у входа в кабинет зорко следит, дабы никто не проник в «спортивные» пятнадцать минут в апартаменты заместителя наркома, не увидели его неуклюжих движений. Он бегал. Ковер поглощал звуки тяжелых полушажков-полупрыжков. На пятнадцатом круге генералу захотелось прекратить занятия. Пот застилал глаза, громко стучало сердце. Однако остановиться он не мог, не позволяла въевшаяся в душу и сознание неукоснительная исполнительность приказов начальника. Сказано — надо, значит, так должно и быть. «Умру, но пятьдесят положенных кругов одолею. Завтра их будет на пять больше, — размышлял Аполлонов почти вслух. — Черт бы побрал этого «хвершала», — как он именовал врача, подражая своему адъютанту-украинцу. — Вдруг Сам пожелает взглянуть, как исполняется предписание врача «осилить сто кругов за месяц».

Опасался заместитель наркома открыто излагать причины неудачно развивающихся событий на фронтах в последние дни. А значит, о задачах войск можно говорить лишь в общих чертах.

Тяжелые поражения противника в донских степях, в Сталинграде, на Кавказе, разгром группы армий «Б» под Воронежем, отход немцев к Северскому Донцу, ослабление группы армий «Центр» на центральном участке советско-германского фронта позволили советскому командованию сделать ряд принципиально важных выводов. В Г енеральном штабе, Ставке Верховного Г лавнокомандования, командующие ряда фронтов полагали, что наступательные возможности противника иссякли. Из этого следовало: если создать сильную подвижную армейскую группу и стремительно прорваться в район Мариуполя, можно отсечь пути отхода противника из Донбасса и района Ростова, окружить и уничтожить его войска, не допустив ухода на западном направлении.

Удайся такая операция, и немцы получили бы «котел» куда обширнее, нежели под Сталинградом. Перспектива радовала всех — от рядового солдата до Верховного Главнокомандующего. Выводы опирались, кроме того, на резко возросший наступательный порыв Советских Вооруженных Сил.

Однако подвижная армейская группа в составе четырех танковых корпусов и трех стрелковых дивизий поставленную задачу выполнить не сумела. Танковые корпуса вязли в глубоком снегу, шли по разобщенным маршрутам. В воздухе господствовала вражеская авиация. На важных направлениях движения стрелковых соединений оборона противника оказалась более подготовленной, чем ожидалось. К тому же, отступая под ударами советских войск, противник приближался к своим базам снабжения, наступающие, напротив, удалялись от собственных.

На реке Миус, других направлениях советские войска были остановлены. Противник на какое-то время вновь овладел инициативой, перешел в контрнаступление на ряде направлений. В ходе кровопролитных сражений он вновь захватил Харьков и Белгород.

«Даже не верится, — думал генерал, продолжая пробежки, — так хорошо началась операция и так позорно завершилась. Как бы смягчить разъяснение случившегося начальникам войск?»

Заместитель наркома так увлекся мыслью о ситуации на фронтах, что сбился со счета проделанных кругов вокруг стола. Появилось «второе дыхание», стало легче сердцу.

«Все, хорош! — решил он. — Пятьдесят кругов на сегодня, будем считать, отработал, а завтра обстановка покажет».

Генерал-полковник попытался еще раз связаться с наркомом по поводу проведения совещания. И вновь адъютант передал слова Берии без ретуши: «Мне не хотелось бы решать его проблемы».

— Вот теперь ясно, — сказал вслух Аполлонов, — надо выкручиваться самому, хотя не все проблемы мои.

Настроение несколько улучшилось, когда за столом кабинета собрались одиннадцать генералов, — по количеству фронтов. Налицо дисциплина. А это залог успеха! Сверкая золотом погон только что введенной новой формы, начальники войск НКВД по охране тыла действующей армии смотрелись браво и торжественно.

Заместитель наркома не стал приукрашивать неудачное развитие событий на фронтах. Охарактеризовал обстановку как нестабильную, чреватую всякими неожиданностями. Тем не менее отметил, что в результате успешных наступательных операций в конце 1942 — начале 1943 годов освобождено от оккупантов четыреста восемьдесят тысяч квадратных километров родной земли, а на некоторых направлениях войска продвинулись на шестьсот — семьсот километров.

— Вы только вдумайтесь в эти цифры, — подчеркнул он, — многим из вас придется выполнять задачи по охране тыла именно на этих территориях, местностях, максимально засоренных враждебным и преступным элементом, работать в условиях значительного количества гражданского населения, возвратившегося из плена и эвакуации. Мы для них станем первыми представителями советской власти. Нам необходимо работать с этими людьми, вместе налаживать работу местных органов НКВД и милиции, проводить совместные оперативно-розыскные, оперативно-боевые операции по розыску и задержанию шпионов, диверсантов, изменников Родины, тайных и явных пособников врага, дезертиров, мародеров, других преступников, распространителей ложных и провокационных слухов. Если в оперативном тылу правого крыла советско-германского фронта эта работа более или менее налажена, о чем соответствующие начальники войск нам еще доложат, войскам по охране тыла Юго-Западного, Воронежского, Брянского фронтов работу предстоит налаживать заново, а управления войск Донского, Закавказского фронтов должны будут в ближайшее время передислоцироваться на новые места, всю службу начинать с нуля.

Предыдущую тираду Аполлонов произнес на едином дыхании. Когда остановился, чтобы перевести дух, подчиненные заполнили паузу по-своему.

— Нам тоже предстоит перестраиваться, — подал голос генерал-лейтенант, представитель Ленинградского фронта.

— Готов это делать до самого Берлина, — сказал генерал-майор Панкин, начальник войск НКВД Брянского фронта.

— Возражений тоже нет, но только в результате движения фронта вперед, — поддержал коллег генерал-майор Рогатин, прибывший с Юго-Западного фронта. — Как мы выполняли задачи в прошлом году от Северского Донца до Волги — не согласен!

— Нас в докладе не упомянули, но тоже готовы к наступательной перестройке до Румынии и дальше, — высказал мнение генерал-майор Соколов, представлявший Южный фронт. — До сих пор стыдно вспомнить, как в прошлом году, по-заячьи петляя, перескакивая с места на место, «перестраивались» в бесконечных придонских степях, громовых от артиллерийской канонады. Избази бог от такой напасти.

В разговор вмешался заместитель наркома:

— Вижу наличие хорошего настроения! Некоторые уже мечтают о Берлине и Румынии. Как знать? Вдруг и вправду там закончим перестройки? Иначе и быть не может! А сейчас давайте приступим к нашим сегодняшним делам. Их у нас много.

В своем выступлении Аполлонов тоже вспомнил лето 1942 года, когда служба войскового заграждения на южном крыле советско-германского фронта во многом оказалась такой же, как и в начале войны: отступление, поиски новых рубежей заграждения, громадные массы неорганизованно отходящих вместе с войсками граждан, колонны заключенных и военнопленных. Одним словом, не хотелось бы пережить повторения этих событий. В оперативном тылу фронтов, занимающих стабильное положение, основной задачей войск по охране тыла по-прежнему являлась борьба с диверсионными группами противника, бандформированиями, десантами, заброшенными в наш тыл.

Заместитель наркома особо отметил положительную роль в решении служебно-боевых задач разведывательных отделений, созданных в 1942 году в частях и соединениях. Этим подразделениям предоставлено особое право формировать собственную агентурную сеть, причем как на своей территории, так и в ближайшем тылу войск противника. По оперативным наработкам разведывательных отделений с момента начала их формирования уже выявлено более двух тысяч лиц, причастных к враждебному и преступному элементу. В их числе: агентура противника, диверсанты, ставленники и пособники врага. Усилиями собственных агентурных сетей получена оперативная информация, используя которую удалось предотвратить ряд крупных диверсий на важных военных объектах, террористических актов против видных военачальников, партийных и государственных деятелей. Лучших результатов в этом новом для нас деле добились разведывательные подразделения Волховского и Юго-Западного фронтов.

Аполлонов говорил торопливо. Создавалось впечатление, будто времени у него слишком мало, чтобы выговориться. Располневшая грудь вздымалась и опускалась в такт произносимым предложениям, отчего окончания последних слов как бы затухали, потому аудитория вынуждена была вслушиваться в речь, в полном смысле затаив дыхание.

— Больших достижений, — продолжал генерал-полковник, — разведывательные подразделения добились в создании бригад содействия. Члены добровольных формирований направляли свою деятельность в первую очередь на оказание помощи в работе фильтрационных пунктов по разоблачению преступного элемента, пособников врага. Опыт подтвердил целесообразность создания бригад содействия. Они продолжают работу с местными органами НКВД и милицией после передислокации подразделений войск по охране тыла. Оценка их деятельности положительная. В ряде случаев члены бригад содействия имеют лучшие результаты, чем оплачиваемые агенты…

В этот момент входная дверь широко распахнулась. С прямой спиной и приподнятым подбородком, поблескивая стеклами пенсне и золотом оправы, в сопровождении группы генералов в кабинет быстрым шагом вошел нарком Берия. Присутствующие на совещании генералы разом вскочили. У кого-то на пол свалился блокнот для записей, у других опрокинулся стул. Большинство начальников войск НКВД по охране тыла впервые видели Лаврентия Павловича. Невысокий, плотный, но без признаков ожирения, он не смотрелся грозным колоссом, державшим в страхе миллионы заключенных, не арестованных еще граждан и военнослужащих. Вблизи он казался другим.

Нарком остановился посредине кабинета, внимательно осмотрел стены, потолок, мебель.

— Да-а!.. — промолвил он многозначительно.

Затем подошел к своему заместителю, поздоровался за руку и только тогда оглядел застывших по команде «смирно» присутствующих. Не сказав ни слова, почти не сгибая ног в коленях, как на строевой подготовке при движении строевым шагом, Лаврентий Павлович вышел из кабинета. Прибывшие с ним четыре генерала растерянно переступали с ноги на ногу там, где их остановил жестом нарком. Затем генерал-лейтенант, старший по званию в группе, сказал Аполлонову, что распоряжением Берии вновь назначенные на должность заместителей командующих фронтами по тылу генералы должны присутствовать на совещании для знакомства со службой охраны тыла действующей армии.

После нескольких минут растерянности, подняв стулья и блокноты, генералы расселись по своим местам. Гости разместились на указанных заместителем наркома креслах вдоль стены. Совещание продолжилось.

— Нарком любит немые сцены, — сказал он, пытаясь разрядить обстановку, возникшую в связи с внезапным появлением Берии.

Оправив под широким генеральским ремнем складки гимнастерки, Аполлонов продолжил прерванный доклад.

Из его выступления следовало: основными задачами войск по охране тыла в современных условиях становятся борьба с агентурой противника и установление жесткого режима передвижения граждан и военнослужащих в прифронтовой полосе. Так вопрос ставился в связи с резким обострением оперативной обстановки в этих районах. Немецкая разведывательная служба в свое время прошляпила скопление советских войск для мощного контрнаступления под Сталинградом, подготовку широкомасштабных операций на других фронтах. Теперь, пытаясь установить контроль за передвижением в тылу Красной Армии войск и боевой техники, да так, чтобы не повторить промахов прошлого года, противник многократно увеличил количество агентов в прифронтовых районах.

— Отсюда следует, — сказал генерал-полковник, — в этом году переловить шпионов и диверсантов в несколько раз больше, чем в минувшем. И не просто схватить за руку, когда попадутся, а поймать каждого до того, когда он еще не успел совершить своего гнусного дела. Задача весьма сложная. Для ее решения требуется более высокая квалификация офицеров разведывательных и других подразделений оперативного назначения. Поэтому начальникам войск необходимо провести кадровые перестановки в соответствии с задачами, организовать курсы по повышению уровня подготовки разведчиков, командиров разведывательно-поисковых групп, рядовых по тактике проведения специальных операций. Особое внимание уделить офицерам-оперативникам. От них требуется проведение оперативно-розыскных мероприятий для получения, в первую очередь, упреждающей информации.

Важный вопрос, — продолжил заместитель наркома, — ужесточение режима нахождения и передвижения людей в прифронтовых районах. Задачи те же, которые решаем, но в более жесткой форме. В тех пунктах, где запрещалось передвижение граждан, необходимо предъявлять требование «пресекать попытки передвижения», вместо запрещения без ведома военных властей выезда и въезда, относящихся к отдельным деревням, хуторам, следует ставить нарядам задачи «пресекать попытки въезда и выезда»; на тех участках местности, которые запрещалось посещать местным жителям, теперь ужесточите требование: «пресекать попытки граждан проникать на запрещенные участки местности».

Все эти строгости вызваны не только борьбой со шпионами и диверсантами, но и заметным ростом преступности. В начале 1943 года по сравнению с прошлым годом она выросла значительно. В работу по вылавливанию преступников включайтесь немедленно, нацельте на это оперативный состав, бригады содействия.

— Милиция на нас не обидится, если начнем подменять и брать ее функции на себя? — задал вопрос генерал Рогатин.

— Задача вами не понята, — ответил Аполлонов. — Не подменять, а взаимодействовать с территориальными органами НКВД и милицией по уничтожению недобитых, хорошо вооруженных остаточных групп противника, занимающихся грабежами и разбоями; выявлению и задержанию дезертиров, мародеров, расхитителей личной и государственной собственности; разоблачению распространителей ложных и провокационных слухов, дезорганизаторов работы советских государственных органов власти, предприятий промышленности и сельского хозяйства. По этим и другим вопросам должны, кроме того, поддерживаться тесные контакты с особыми отделами войсковых частей и соединений, или, как их теперь называют, контрразведывательными органами СМЕРШ.

— Товарищи генералы, — обратился заместитель народного комиссара к тыловикам, — к вашим коллегам есть претензии. По приказам заместителей командующих фронтами по тылу на войска НКВД по охране тыла нередко возлагаются задачи, совершенно не относящиеся к их функциональным обязанностям. Убедительная просьба к присутствующим — освободите подразделения войск НКВД от работ, мешающих выполнять их оперативные и оперативно-боевые задачи.

В заключении выступления Аполлонов сказал, что в мае планируется образование Главного управления войск НКВД по охране тыла действующей армии.

Не по-тыловому подтянутый, высокий, стройный, пышущий здоровьем, в отутюженной форменной одежде, взял слово генерал-лейтенант как представитель тыловиков. Он заверил заместителя наркома, присутствующих, что вопрос о нецелевом использовании подразделений войск НКВД по охране тыла будет решен положительно. Как бы оправдывая подобного рода факты, генерал отметил: на территории оперативного тыла размещаются базы и склады с запасами материальных средств, части и подразделения автомобильных, железнодорожных, ремонтных, медицинских, ПВО, инженерных, химических, связи, по охране тыла и других войск. В этом многообразии войск и служб на относительно ограниченной территории оперативному дежурному фронтового объединения нелегко разобраться, кто есть кто. Потому могут спускаться ошибочные телефонограммы.

— Но дело поправимое, — шутливо закончил выступление генерал-лейтенант. — Начальникам войск по охране тыла надо поддерживать более тесные контакты с нами, тогда и накладок не будет. Однако окончательно все нестыковки мы, видимо, устраним только в Берлине. Соберемся вот так, за торжественным столом, а тыловики на него не поскупятся, и скажем: все! Имевшимся недостаткам и противоречиям в нашей службе конец! Точка! Хана!

Не сказав больше ни слова, генерал улыбнулся своей шутке, продемонстрировав образцовую строевую выправку, с разрешения заместителя наркома покинул заседание. Вслед за ним удалились другие генералы, прибывшие с Берией.

С опытом оперативно-розыскной работы перед собравшимися выступил начальник оперативного управления войск НКВД по охране тыла. Лысоватый, прыщеватый, круглотелый, в больших роговых очках полковник, похожий на добросовестного бухгалтера, которого если что и интересует, так это баланс дебета с кредитом. Сейчас он знакомил с вещами совершенно иного характера.

Интенсивность ведения разведки, говорил полковник, количество диверсий и террористических акций в нашем тылу всякий раз резко возрастает с переходом противника к обороне.

Наибольшее количество агентуры забрасывается в начальный период. При этом немцы до сего времени придерживаются принципа максимального наводнения ею нашей территории в ущерб качеству агентов. Расчет прост: чем больше заброшено шпионов, диверсантов, террористов, тем выше вероятность получения положительного результата. Поэтому немецкая разведка при подборе «кадров» не особенно разборчива в людях. Подходит любой желающий — от бродяги до отпетого преступника. Но основной контингент агентуры подбирается из военнопленных, преимущественно выходцев из западных областей Украины, Белоруссии, Прибалтийских республик.

Отметил полковник укоренившийся у немцев шаблон в способах заброски шпионов и диверсантов как в прифронтовые районы, так и глубокий тыл.

— Тактика переброски противником собственной агентуры через нашу линию фронта не претерпела особых изменений с начала войны. Осуществляется она, как правило, по упрощенному варианту: агент получает задание, в сопровождении офицера-разведчика переправляется через линию фронта, скрывается какое-то время в мелких хуторах, удаленных от больших дорог, под видом военнослужащих, «разыскивающих свою воинскую часть». Затем они переходят от одного населенного пункта к другому, углубляясь постепенно в тыловые районы. Эти агенты предназначаются в первую очередь для ведения разведки путей перемещения наших войск в прифронтовой полосе и прилегающих к ней районах, сбора информации о расположении частей и соединений, производства ими оборонительных работ, обнаружения пунктов выгрузки, путей подвоза грузов военного назначения, совершения диверсий.

Для разведки глубокого тыла агенты забрасываются самолетами для определения координат предприятий, заводов, выпускающих военную продукцию, мест нахождения эвакуированных производств, имеющих оборонное значение, совершения диверсий с целью нарушения работы коммуникаций особо важных объектов, железнодорожного транспорта.

Важная роль в получении разведывательной информации отводится агентам, оставленным противником при отступлении. Это местные жители — предатели Родины, более глубоко законспирированные, трудно разоблачаемые.

В последнее время, — продолжил он, — немецкая разведка начала уделять серьезное внимание вопросу о так называемых «моральных диверсиях»: распространение пораженческих настроений, внушение гражданам мысли о «гуманности» немецкой армии, неспособности большевиков управлять громадной страной, ее хозяйством…

Покопавшись в своих бумагах, разбросанных по столу, начальник оперативного управления приглушенным голосом, будто в этом кабинете кто-либо мог подслушать разговор, продолжил выступление:

— В связи с резким увеличением объема и интенсивности подрывной работы в нашем тылу объединенными усилиями агентуры противника, прибывшей из-за линии фронта, и доморощенных пособников врага становится необходимым немедленное развертывание контрразведывательной работы силами разведывательных подразделений наших войск. Выделенные для этой цели офицеры должны сосредоточиться на розыске тайной агентуры, диверсионных групп, выявлении устойчивых законспирированных враждебных резидентур, их количественного состава, руководителей и руководящих органов, мест укрытия складов продовольствия, вооружения, боеприпасов. При этом основным направлением оперативного поиска следует считать вскрытие связей вражеской агентуры с местными жителями, военнослужащими, вынужденными переселенцами, оказавшимися на охраняемой нами территории. Для этой работы важно подобрать наиболее профессионально подготовленных офицеров-разведчиков, способных привлекать патриотически настроенных граждан к сотрудничеству и внедряться во враждебные структуры.

Безусловно, с отобранными офицерами надо организовать краткосрочные курсы по профессиональной и психологической подготовке к выполнению задач в иной для них сфере деятельности. Для этого необходимо привлечь специалистов из контрразведывательных органов СМЕРШ, частей и соединений Красной Армии.

Итак, — закончил выступление полковник, — впереди нас ждет сложная, досель неведомая нам работа. К трудностям нам не привыкать, справимся и с этой!

V

Сергей лежал на нижней полке. Смотреть в окно не хотелось. Родные края остались позади. Сон не шел. Стоило остаться со своими мыслями наедине, начинала тревожить ближайшая перспектива новой службы.

Из соседнего купе периодически раздаются восторженные крики, смех. Из любопытства Бодров решил посмотреть, что за народ так активно использует внезапно свалившийся на него «отдых», о котором еще недавно каждый мечтал, как о манне небесной.

Заводилой оказался молодой парень с искоркой в карих глазах, стриженный ежиком. Явно подкрашенные тонкие усики придавали задорному лицу легкомысленное выражение. В майке, плотно облегавшей торс с остатками прошлогоднего загара, он сидел на нижней полке, облокотившись о столик, сплошь заставленный консервными банками и пустыми бутылками, рассказывал анекдот. Посмотрел на вошедшего капитана, улыбнулся ему всеми тридцатью двумя зубами и под хохот попутчиков закончил очередной рассказ, смысл которого Сергей понять не успел.

Потом кареглазый весельчак, сразу видно, душа компании, взял стоявшую за подушкой гитару и, как театральный конферансье, объявил:

— Старший лейтенант Коля Морозов исполнит русскую народную песню «Гоп со смыком» в собственном сопровождении.

Ободренный общим вниманием, он сначала проиграл мелодию, затем запел:

Гоп со смыком, петь мне интересно Сто сорок семь куплетов, всем известных. Расскажу я вам, ребята, как работал дипломатом И какие были там дела.

— Надо ли продолжать? — поинтересовался старший лейтенант, скромно потупившись.

— Что ты, что ты! Продолжай, — в один голос заговорили сразу со всех полок.

— Ну коли так, не обессудьте:

Раз пришел японский генерал — Землю до Урала «ви одай», А не то святой микадо Землю всю до Ленинграда, Всю аж до Урала отберет. Я ему ответил: вот так вот…

— Товарищ капитан, — обратился исполнитель песни к Сергею, — вы не будете возражать, если начну петь «скоромную» песню?

— Я здесь всего-навсего гость, даже незваный.

«Странно все-таки, — рассуждал мысленно Бодров, вслушиваясь в текст впервые услышанной похабно-патриотической песни, — содержание более подходящее для блатной разухабистой компании, но и вполне серьезные люди тоже слушают с превеликим удовольствием».

В конце каждого куплета благодарные слушатели навеселе стали хором подпевать залихватское «ха-ха!». Особенно старался узкоплечий младший лейтенант с верхней полки. С большой залысиной, торчащими под прямым углом розовыми ушами, он громче других выкрикивал подпевку.

Не ушел Сергей. Под стук колес и хохот веселых соседей выслушал он все сто сорок семь куплетов. Даже настроение поднялось.

«Верно говорят, хорошая песня душу лечит. Надо же столько сочинить, да так, чтобы пелось и слушалось. Какой нужен талант!» — думалось Бодрову.

В своем купе между офицерами разгорелся нешуточный спор. Силы распределились поровну. Попов с Блошкиным утверждали: бой, операция, которые ведутся на земле, море, в воздушном пространстве, единых законов не имеют. Условия во всех случаях совершенно различные. Евтеев и Вихров, напротив, говорили, что только бандитская да пиратская тактика ведения боевых действий не придерживается существующих юридических и логических норм.

— На то они и бандиты, морские или сухопутные, — горячился Вихров, — а регулярная армия, флот, авиация действуют по общепринятым правилам, не по-бандитски.

— Товарищ капитан, — обратился к Сергею Попов, — по количеству звездочек на погонах у нас равенство. Поэтому переспорить друг друга не сможем. За вами слово.

— Вопрос довольно сложный, — в смущении ответил Бодров, понимая, что командир обязан разрешить спор, иначе его авторитет лопнет, как мыльный пузырь. Не соберешь потом, не склеишь. — Я ведь тоже «академиев не проходил», как говорил Василий Иванович Чапаев в известном кино. На курсах в Ростове говорили о военном искусстве, о законах речи не было. Давайте вместе порассуждаем, смотришь, что-либо придумаем.

— У нас один Вихров закончил нормальное военное училище, ему и карты в руки, — заметил Евтеев.

— В военном училище курсантов с законами вооруженной борьбы тоже не знакомили. Принципы военного искусства — это было, — теперь в смущении оказался взъерошенный Вихров. — Войной все повышибало. Но постараюсь вспомнить, если какие-нибудь попадутся на память, а потом об этом вам поведаю.

Евтеев развел руками, сказал в задумчивости:

— В нашей специфической деятельности, связанной со службой войскового заграждения, проведением режимных мероприятий, ведением боевых действий по ликвидации бандитских, диверсионно-разведывательных формирований, остаточных групп противника, безусловно, есть общие закономерности в подобного рода действиях регулярных войск.

Общие законы вооруженной борьбы, безусловно, существуют, — взял инициативу в разговоре Бодров. — В данном вопросе правы Евтеев и Вихров. Теперь давайте сформулируем хотя бы некоторые из них, но применительно к нашей специальной тактике, в соответствии с которой выполняем служебно-боевые и оперативно-боевые задачи. Например, всегда ли мы применяем одни и те же приемы и способы действий по отношению к вооруженному преступнику, бандитской группе, диверсионно-разведывательному формированию, остаточным группам противника?

— Нет, конечно, — включился в дебаты Блошкин, — зависят они в первую очередь от того, какую угрозу представляют эти формирования или преступники для безопасности граждан, военных объектов, самих нарядов, выполняющих боевую задачу.

— Безусловно, — согласился Попов, — если бандиты или диверсанты оказывают вооруженное сопротивление, не выражают намерений сдаться — это одно, а в случае, когда они склоняются к переговорам, прекратили огонь — совсем другое дело.

— Значит, меры воздействия по отношению к вооруженным преступникам, бандитам и прочей сволочи зависят от опасности, какую они представляют для страны, окружающих граждан, конкретно для наряда, подразделения, которые вошли с ними в огневое соприкосновение, — сбиваясь с мысли и последовательности изложения, подвел итог Евтеев.

— Ну вот. Один закон вооруженной борьбы нами почти сформулирован, — отметил капитан, — осталось лишь добавить, что конкретные меры воздействия по отношению к вооруженным лицам должны соответствовать данному моменту. Если противник или преступники оказывают вооруженное сопротивление, они подлежат уничтожению всеми имеющимися средствами. Стоит им прекратить огонь и начать сдаваться, — это всего-навсего лишь задержанные, которые будут отвечать за свои дела перед законом. Бандиты ведут себя иначе. Они уничтожают чаще всего пленных и свидетелей, оказавшихся в их власти. Не лучше ведет себя любой вооруженный преступник.

Теперь о другом. От чего, например, зависит тактика нарядов, подразделений, выполняющих оперативно-боевые и боевые задачи в конкретных условиях?

— В первую очередь от наличия вооружения у противоборствующих сторон, — первым в обсуждение вступил Попов.

— Не только от количества и мощности боевых средств, но и от морального состояния людей, владеющих этим оружием, — дополнил Блошкин.

— Все перечисленное старшим лейтенантом составляет боевую мощь, — заметил молчавший до сих пор Вихров. — Это я помню.

— Если подытожить высказанные мысли, — вновь вмешался в разговор Бодров, довольный возникшей полемикой, — способы действий при выполнении боевых задач определяются техническими возможностями сторон, а конечный результат во многом зависит от боевой мощи.

— Законов вооруженной борьбы, видимо, много, — в задумчивости отметил Евтеев. — Нам все их раскрыть не под силу. А вот сколько человек необходимо планировать на выполнение той или иной задачи, должно обосновываться какими-то положениями?

— Чем больше людей, тем лучше, — поспешил с предложением Попов. — Навалились скопом, и на тебе результат. Лишних людей не бывает.

— Александр Васильевич Суворов говорил, воевать надобно не числом, а умением, — не согласился Вихров.

— Безусловно, каким-то разумным количеством исполнителей должна обосновываться их потребность для каждой боевой задачи, — резонно заметил Блошкин.

— На мой взгляд, плохо если задачу выполняет слишком много людей, — поддержал Евтеев, — толкотни, неразберихи много, организовать взаимодействие становится сложно, управлять подчиненными труднее, увеличиваются потери. Однако если на выполнение задачи выделить недостаточное количество людей, она может стать физически невыполнимой.

Итог подвел Бодров.

— Количественный состав нарядов, подразделений должен соответствовать выполняемой задаче. Отделению в заслоне, например, отводится позиция по фронту до пятисот метров, взводу — до полутора километров. Есть нормативы для групп поиска, блокирования при проведении крупных операций. Существует порядок расчета сил и средств для небольших по объему оперативно-боевых задач.

— Могу просветить, — не удержался от обсуждения Вихров.

— Для задержания вооруженных преступников, бандитов количество солдат, непосредственно задействованных в акте захвата, должно быть в два-три раза больше числа задерживаемых. Для задержания трех бандитов назначаются шесть — девять человек. Так что прав товарищ капитан, когда говорит, что количество людей в операциях должно планироваться.

— Спасибо за поддержку, — улыбнулся Бодров.

— Вихров! — обратился к лейтенанту Блошкин. — Ты нам обещал рассказать о принципах военного искусства, если вспомнишь что-нибудь?

— Вспомнил некоторые, — ответил Константин. — Этих принципов тоже немало. В училище на экзаменах по военному искусству вынужден был заглядывать в шпаргалку.

— Давай выкладывай, что осталось в голове без шпаргалок, — поторопил Евтеев.

Вихров не спеша спустился с верхней полки, шагнул взад-вперед по узкому проходу купе, поднял вверх указательный палец.

— Перво-наперво, существует принцип неравномерного распределения сил и средств. Это означает, что там, где решается основная задача, в операции должно быть задействовано больше и лучше подготовленных войск. Под Сталинградом, например, на направлениях прорыва обороны немцев наши войска имели превосходство в людях и боевой технике почти в полтора раза. Считается, что для успешного прорыва должна создаваться группировка с тройным превосходством над противником. Если меньше, предпринимаемые действия считаются рискованными. Концентрация войск в нужном месте производится за счет уменьшения сил на других участках.

Второй принцип — принцип непрерывного взаимодействия. Это положение военного искусства лежит в основе успешного проведения каждой операции, при выполнении любой боевой задачи.

— Не надо углубляться, без того ясно, — прервал выступление военспеца Попов. — Давай о других, если есть таковые.

— Дополнительно к глубоко раскрытым могу доложить еще о принципах обеспечения внезапности, непрерывного маневрирования, отсутствия шаблонов в тактике действий. Знания о других принципах уже выветрились.

— Не пользовался бы шпаргалками, смог бы сейчас просветить нас. Атак останемся недоучками, — с видимым сожалением отметил Евтеев. — Не водись за тобою греховного дела подглядывать, был бы уже капитаном или даже майором.

— А я уже был капитаном, — возразил Вихров.

«Как это, как это?» «Ну и ну!» — раздалось одновременно несколько голосов. Дремавший Блошкин спустил ноги, спрыгнул на пол, Попов уселся на нижней полке, приготовился слушать захватывающий рассказ. Законы и принципы им уже изрядно поднадоели. Капитан остался лежать на своей полке, с интересом наблюдая за Вихровым.

— Интересного мало.

— Будь добр, поясни! — улыбнулся Евтеев. — Нам очень важно знать друг о друге все. Собираемся заниматься разведкой, а туда, как известно, не с каждым пойдешь.

— Был у меня на связи агент под псевдонимом Шарик, — начал невеселый рассказ Константин. Он уже не рад был начатому разговору, — невысокий, шустрый такой, с желтоватым морщинистым лицом заядлого курильщика, черными маленькими глазами и такого же цвета густыми бровями. Сумел войти ко мне в доверие. С помощью Шарика удалось разоблачить несколько дезертиров, мародеров, одного сигнальщика, который во время налетов вражеской авиации указывал на цель осветительными ракетами. Вышли мы с ним на след одного немецкого агента, долгое время скрывавшегося под личиной инвалида войны. Но, когда пришли его арестовать, он оказался мертвым, застрелился. Однако до сих пор сомневаюсь в истинности этой версии. Но тогда другой попросту не было. Застрелился, ну и черт с ним — примерно так рассуждало начальство.

Рассказчик погладил рукой свой непокорный ежик на круглой лобастой голове, со вздохом продолжил:

— Вскоре оперативным путем без моей помощи было установлено, что в нашем тылу появилась диверсионно-разведывательная группа в составе пяти человек. Мне поручался оперативный поиск «пришельцев», как они именовались по делам оперативного учета.

— Однажды Шарик сообщил, будто ему известно, что сегодня в полночь для координации деятельности диверсантов прибудет специалист по подрывным работам. Указал ориентиры, где немцы обеспечивают ему проход, причем на участке местности, на котором мы проводили розыскные мероприятия. Я договорился с армейским командованием дать «коридор» для беспрепятственного проникновения «специалиста» в наш тыл. Расположили засаду в удобном для захвата месте, заняли с Шариком посты для наблюдения и прослушивания момента появления «гостя». Я с одной стороны лощины, он в ста метрах с другой. Ночь выдалась темной — конец осени. Ощутимо потягивает промозглым ветром, кустарник над головой отзывается посвистом и шуршанием трущихся друг о друга ветвей. Просидел всю ночь напролет, но никто не появился. Утром Шарика отыскать не удалось. Потом выяснилось, что по созданному «коридору» желтомордый прохвост сам ушел за линию фронта, да еще увел с собою диверсионно-разведывательную группу, когда она была уже на грани разоблачения. Материалов о ее делах имелось достаточно для ареста.

— О бурных переживаниях и страданиях начальства рассказывать не обязательно, — выразил сочувствие Евтеев. — Я их с большой вероятностью истины могу воспроизвести, если будут желающие послушать.

— Интересно не о начальстве, а как Шарик вел себя накануне, прямо скажем, драматических событий, — вновь оживился Блошкин.

— Позже я подробно анализировал события того злосчастного дня и глупой ночи. Мой агент помнится взвинченным, он прятал глаза, курил больше обычного, напряженно вслушивался в наш разговор с армейским командиром по поводу места организации засады, низко опускал при этом свои густые брови. Но я полагал, что все это результат понимания ответственности момента. Так оно по существу и было, только другие мысли будоражили его голову.

— По оперативной подготовке тоже шпаргалками пользовался? — съехидничал Блошкин.

— Не попугайничай, — оборвал его Евтеев. — Дважды повторенная шутка, как известно, уже глупость. Еще-то у нас никто капитаном не был? Поведайте о печальном.

Как прилежный ученик на уроке, руку поднял Блошкин.

«Дальше в лес, больше дров», — подумалось Сергею.

— Расскажи, коллега, — оживился Вихров.

— У меня все гораздо проще, — начал рассказ Иван с улыбкой.

— Приказ о присвоении мне звания «капитан» был подписан утром. Весть об этом своевременно поступила из штаба. На радостях обмыли событие, как положено, звездочку в стакан с водкой опускал. По торжественному случаю рассказал пару новых анекдотов. Да, видно, по неосторожности вылетели не те слова, а они, как воробей, — не поймаешь потом. К вечеру приказ был отменен. Одним словом, капитанский стаж у меня короткий — с утра до вечера одного дня, зарплату не успели дать.

— Поведай те анекдотики, а? — без особой настойчивости попросил Попов.

— Лишний годик старшим лейтенантом я уже тогда переходил. Неизвестно, когда теперь начальство вспомнит обо мне. Повторяться не хочется, — полушутя ответил Блошкин. — Так уж повелось на жизненных просторах: хорошее быстро проходит, зато плохое липнет, как репей к волосам, не избавишься, пока не выстрижешь клок.

— А теперь вам слово, товарищ Попов, — обратился Евтеев к лейтенанту, — вас, кстати, как зовут?

— Роман.

— Поведай, Роман, о себе.

— Я работник милиции. Взяли в армию по призыву. Как мобилизовался лейтенантом, так с двумя звездочками и не расстаюсь. Не дают «старшего», где-то недотягиваю. В партию предлагали вступить, но я считаю себя слабо подготовленным для столь ответственного шага. Возможно, с этим связано. Да и не очень уживчив я. Всякие конфликты пытаюсь разрешить кулаками, без раздумий, а это многим не нравится.

— Мне тоже такой подход к делу не по душе, — признался Вихров, — посмотрите на его кулаки, интеллигентными их не назовешь. Я стреляю хорошо, это мне больше подходит.

— Ну это мы еще посмотрим, кто лучше стреляет, — оживился Блошкин, — двадцать восемь из тридцати гарантирую каждый раз.

— Мне тоже о себе говорить почти нечего, — сказал Евтеев. — Работал в органах НКВД в оперативном составе. В армии год, все время в разведывательном отделении дивизии. Старшего лейтенанта получил уже здесь.

— Зовут как?

— Виктор.

— Как меня зовут, вы знаете, — напомнил о себе Блошкин.

— Меня зовут Сергей, — вставил слово Бодров.

VI

Как сквозь густой туман, увидела Зина склонившихся над нею людей в военной форме. Медленно начал проявляться облик Анатолия Шведова. Закрыла глаза. «Бред какой-то», — мелькнула мысль. С усилием разомкнула веки, видение не пропало: более четко обозначился улыбающийся Анатолий. Чтобы дорогой образ вновь не растаял, Зина в ответ слабо улыбнулась и стала неотрывно смотреть на стоявшего военного. Потом перевела взгляд на другого улыбающегося человека, им оказался Николай Дмитриевич.

— Зина, ты нас узнаешь? — услышала она голос Анатолия.

Лежавшая навзничь женщина утвердительно кивнула, но сказать что-либо не смогла из-за спазм в горле и обильных слез.

— Зина, Зина! — вновь услышала она голос Шведова. — Перестань. Все в полном порядке. Давай руку, помогу подняться.

Пошатываясь, она нетвердо встала на ноги, одернула задравшуюся теплую кофту, застегнула пуговицы пальто. Придерживаясь за руку Анатолия, медленно пошла. Остановилась перед лежавшим лицом вниз человеком, отшатнулась.

— Это Митрофан, гад настоящий, — показала она рукой на лежавшего.

И тут Зина спохватилась. Прижала левую руку к груди — оружие отсутствовало.

— Твой револьвер у него, — сказала она Анатолию, — отобрал!

Тут же Николай Дмитриевич кожухом автомата ППШ придавил мужчину, пытавшегося повернуться набок. Шведов вывернул из-под тела того правую руку, наступил на нее ногой, разжал пальцы, взял с ладони знакомый револьвер.

— Действительно гад! — с силой ткнул чумазого сапогом в бок.

— У него мои документы, — сказала Зина. — За ними я приехала сюда.

— Анатолий перевернул человека на спину. В густо заляпанном коровьим навозом лице трудно было определить, кто это. В подобном «убранстве» оказалась его одежда. Зина нервно прыснула. Улыбнулись курьезному виду мужика военные.

— Документы! — грозно крикнул Шведов, протянув руку к лежавшему.

— В нагрудном кармане, — прохрипел мужчина.

— Расстегните свою одежду.

Мужчина покорно выполнил команду. Анатолий осторожно извлек из нагрудного кармана замызганной гимнастерки перевязанную суровой ниткой пачку бумаг, удостоверений, отыскал красноармейскую книжку и справку о демобилизации Зины, остальные передал в перепачканные руки Митрофана.

— Теперь все! Николай Дмитриевич, за тобой дело. Жми на всю железку. Едем в Михайловку.

Втроем уселись в кабину «студебекера», заскочили на минутку к фельдшерице, и машина помчалась в обратном направлении по разведанной дороге.

— Чудеса, да и только! — воскликнула восторженно Зина. — Как вы оказались в сарае в нужное время?

Она заметно оправилась от шока, пропажа скованность, щеки разрумянились.

— Чудеса случаются в сказках, — ответил озабоченно Шведов. — У нас все в реалиях. Если к вечеру не возвратимся в Михайловку, голову снимут за задержку колонны, несмотря на спасенную душу. Одним словом, держись, Зиночка, за мою руку и скобу на переднем щитке, будем ехать быстро. Рассказывай, как очутилась в этом вонючем сарае.

— Тут целая история, — повеселевшим голосом начала повествование Зина.

Она расстегнула пальто. Бросился в глаза заметно округлившийся живот молодой женщины. Заметив взгляд Анатолия, Зина в смущении прикрылась полой. Попутчица рассказала, как добиралась из Средней Ахтубы до Михайловки, как планировала разыскать и возвратить документы без помощи милиции. Помогла мама. У нее в Котово живет знакомая фельдшерица, та пригласила ее приехать погостить недельку. Надеялась за это время разузнать, кто из жителей окружающих хуторов был ранен или убит в то время, когда она путешествовала по этим местам.

— Я ведь не знала, — говорила Зина, — что стало с тем идиотом, в которого вынуждена была стрелять. На удивление, сведения эти я получила в первый же день от словоохотливой хозяйки. Она рассказала о колхознике из соседнего хутора, который возвращался поздно ночью из Камышина и был обстрелян бандитами. Одна пуля попала ему в левое плечо. Рана оказалась нетяжелой, он даже в больницу не обращался. Сообщил ли он о случившемся в милицию, она не знает.

Промерзший ровный грунт фейдера, мягкое сиденье «студебекера» скрадывали и без того небольшую вибрацию мчавшегося автомобиля. Монотонное гудение двигателя, тепло кабины размагничивали, расслабляли тело и душу. Как-то незаметно Зина замолкла, безвольно наклонилась к плечу Анатолия. Вскоре она заснула. Он чувствовал тепло ее тела, слышал ровное дыхание, видел рядом красивое лицо, и волна нежных чувств постепенно заволакивала сознание. Хотелось поцеловать эти влажные припухшие губы, нежные розовые щеки. Но вовремя спохватился: рядом Николай Дмитриевич.

Продержавшись в бодром состоянии некоторое время, Анатолий склонился головой к соседке и вскоре задремал, крепко держась за скобу одной рукой, другой прижимая к себе Зину.

Поглядывая на спокойно посапывающих молодых людей, Николай Дмитриевич старался аккуратнее вести машину, резко не тормозить. Он тоже не прочь был вот так же расслабиться, прикрыть отяжелевшие веки, ведь ночью вновь предстоит марш. Ему идти в голове колонны. Но… такая вот доля шоферская.

События последних дней развивались стремительно. Только накануне рота автоматчиков Шведова возвратилась в свои обжитые теплые землянки после успешно проведенной операции по прочесыванию зарослей камыша в районе Сарпинских озер. Мокрые замерзшие солдаты валились с ног. Едва поужинали, поступила команда: «Во второй половине ночи быть в готовности к совершению марша». Указывался маршрут к новому месту службы: Сталинград-Михайловка, Серафимович и далее вдоль правого берега Дона, в район Кантемировки.

Вновь покинуты милые сердцу солдата землянки. Позади остался Сталинград, впереди неизвестность!

Уже в ходе марша у командира роты возникла мысль в Михайловке разыскать Зину. Нельзя проехать рядом и не повидаться! Однако дома ее не оказалось. Клавдия Сергеевна поведала о случившейся беде, и Шведов принял решение: роте отдыхать до вечера, готовиться к форсированному маршу. Сам же с Николаем Дмитриевичем рванул в Котово по кратчайшим дорогам. Благо, снежный покров невелик, земля подмерзла. А расстояние в сотню километров для «студебекера» — это не расстояние, так себе, маршрут для прогулки. Не составило труда узнать у фельдшерицы, где проживает тот раненый колхозник, где он работает. Был морозный пасмурный день, когда автомашина прибыла в Котово.

Теперь гонка в обратном направлении, но с чувством исполненного долга. Дело сделано!

Пообедали американской тушенкой, не останавливая движения. Николай Дмитриевич опасался, как бы не выглянуло солнце, не развезло дороги.

Красивым трофейным ножом Анатолий нарезал ломтики хлеба, выложил на них горкой тушенку — угощал Зину, подавал водителю. Если шоферу срочно требовалась правая рука, левой держал рулевое колесо, передавал свой бутерброд попутчице. Она держала его на весу, пока вновь не востребовался владельцем.

«Господи! Вот так бы ехать да ехать рядом со своими людьми», — думалось Зине.

Уже во второй половине дня она продолжила рассказ.

Гостья без особого труда выведала у хозяйки место проживания раненого, чем он занимается и как его зовут. Оказывается, он работает скотником в соседнем колхозе. Никак не могла придумать предлога пообщаться с ним. Как встретит ее этот Митрофан? Что она ему скажет? Не отведет ли ее в милицию? Вопросы один за другим возникали сами собою, но ни на один из них вразумительного ответа не находила.

Этим утром Зина проснулась с дурными предчувствиями, по-прежнему не зная, что предпринять. Время шло. Пора бы уже подумывать, когда возвращаться домой.

Не отличаясь решительностью в своих поступках, она вдруг пришла к мысли: угрожая револьвером, забрать у перепуганного скотника документы. «А что будет, если он не испугается?.. Нет, он должен испугаться!» — точила мысль.

Словоохотливая хозяйка непрерывно рассказывала деревенские новости, перемежая их информацией Совинформбюро о последних событиях на фронте, мешала сосредоточиться.

Надоевшие разговоры и желание немедленно что-то, предпринять вытолкнули Зину на улицу. Было утро. Свежий ветер приятно холодил лицо. Все небо в облаках. Не холодно, можно прогуляться. Она по-прежнему не знала, что делать, и машинально шла в сторону хутора, где проживал Митрофан. Не доходя сотни метров до его дома, остановилась возле магазинчика с закрытой громадным висячим замком дверью. Так просто постояла возле крылечка, как бы в ожидании, когда магазин откроется. Неожиданно увидела скотника. Он вышел из своей калитки и не спеша направился вдоль улицы. Зина последовала за ним. Митрофан шел медленно, как человек, которому торопиться некуда. Преследовательница периодически останавливалась,] стараясь приноровиться к темпу его движения, выдержать дистанцию, не выдать себя скрипом шагов на снегу. Повезло, мужчина не оборачивался, иначе странное поведение женщины насторожило бы его. Чтобы затянуть время движения, Зина решила удлинить путь, обойдя следующий j двор не по дороге вслед за Митрофаном, а мимо сарая вдоль небольшого пруда. Когда она выглянула из-за угла плетневого сооружения, скотника в поле зрения не было. Быстро пробежав с десяток метров, Зина оказалась у раскрытых настежь ворот конюшни. Постройка возводилась в свое время для пригодных к армейской службе лошадей. В начале войны их мобилизовали в Красную Армию на формирование казачьей дивизии.

Теперь конюшня пустовала. И только въевшийся во все поры постройки сверху до основания характерный конский I запах напоминал о недавних ее обитателях. Подумалось: «Вот где засаду он может мне устроить». И тут в противоположном полутемном конце сооружения Зина увидела фигуру скотника, быстро скрывшуюся в проеме двери. Пробудился прямо-таки инстинкт охотника, когда он видит дичь, которая то появляется, то исчезает. Зина пробежала довольно длинную конюшню по мягкому настилу. Платок сбился, мешали полы пальто. Запыхавшись от быстрого бега, преследовательница укрылась за дверью с выбитой посредине доской. Митрофан, сгорбившись, приближался к скотному двору. Не спеша открыл дверь и вошел в сторожку, неказистый саманный домик в десятке метров от хлева для скота. Зина бросилась к его раскрытым воротам, попыталась спрятаться за широкой дверной коробкой. И внезапно услышала за спиной недобрый грубый голос:

— Это опять ты, красивая сучка?

Страх мгновенно сковал тело. С раскрытыми от ужаса глазами, безвольно опущенными руками она затравленно смотрела на скотника. Мелькнула тормозящая волю мысль: «Это конец!» И тут же вспомнила где-то прочитанное изречение: «Появись у страха запах, он был бы отвратительным». И добавила от себя: «Как в этом хлеву». Шутка несколько сняла скованность, но сердце продолжало бешено колотиться.

— Зачем следила за мною? — Колючим взглядом Митрофан уперся в мое лицо, — рассказывала Зина. — Не поборов до конца страх, я молча смотрела на него. В этот момент вспомнила про револьвер, прижала руку к левой стороне груди. Оружие оказалось на месте, стало спокойнее. Но движение руки заметил скотник. Зажатым в кулаке камнем он ударил меня по голове, сбил с ног. А потом перетащил на охапку соломы.

Дальше вы сами все видели, — закончила рассказ Зина.

— Сейчас-то как себя чувствуешь? — спросил Николай Дмитриевич.

— Нормально, лишь голова побаливает. Я упала там, в сарае, скорее с испугу, отключилась от страха и каким образом Митрофан завладел моим револьвером, не помню.

— Дитю все это не повредит?

— Не должно бы.

— Возьми свой револьвер, возможно, еще пригодится.

— Нет, Толя. Спасибо! Мне это смертоносное устройство уже не понадобится. Передай его Сергею как мой подарок, если встретишь. В его постоянно опасной жизни револьверчик еще может оказать добрую услугу.

Дальше ехали молча. Анатолий восторженно смотрел на Зину. Она чувствовала взгляд, слегка смущалась, но были приятными его внимание, близость сильного мужского тела. Очень хотелось повернуться к нему лицом, улыбнуться влюбляющей в себя улыбкой, посмотреть в его глаза неотразимым взглядом. Она знала, как действуют на мужчин ее чары. Но рядом был отец Сергея!

На полной скорости «студебекер» влетел в Михайловку. Разбрызгивая в стороны лужицы, распугивая кур и дремавших на выглянувшем солнце собак, автомашина проскочила по центральной улице к дому Зины.

Расставание было недолгим. Со слезами на глазах Зина поцеловала Николая Дмитриевича в щеку. Расстроенный шофер стал рыться в ящике с продуктами. Анатолия Зина поцеловала в губы. Он тоже не остался в долгу и, крепко обняв, троекратно расцеловал. Платок с головы Зины свалился на плечи, рассыпались пряди темных волос. Николай Дмитриевич заметил довольно нежное расставание молодых людей, но расценил это как дань благодарности за помощь. Он передал недавней попутчице пару больших банок американской тушенки, палку копченой колбасы, высыпал в карман три горсти сахара. Анатолий пообещал написать. На том и расстались.

Солнце клонилось к западу, подмораживало, когда командир роты прибыл в свое подразделение. Заместитель доложил, что подчиненные хорошо отдохнули, техника подготовлена к форсированному маршу.

После короткого ужина Николаю Дмитриевичу был отпущен один час для отдыха, затем Шведов приступил к вытягиванию ротной колонны на грейдер направлением на Серафимович.

Зина стояла возле окна, смотрела на опустевшую улицу, и непрошеные слезы туманили глаза. Только что здесь были милые сердцу люди, которым, возможно, она обязана жизнью, дышала с ними одним воздухом. Теперь опять одна. Всплыл в памяти образ Анатолия, его полный восторга взгляд, теплые губы, и нежные чувства заполнили ее женское существо. Но сразу же внутренний голос строго спросил: «Зачем?»

И тут неожиданно ощутимо шевельнулось что-то в животе. Зина замерла, прислушалась. Еще раз, но послабее, толчки повторились. Это одновременно испугало и обрадовало. Сразу забылись пришедшие не к месту чувства к Анатолию. Осталось лишь одно, впервые возникшее особое, материнское беспокойство за жизнь того, кого носила в себе. Уже ничего не значили недавние переживания и страхи. «Слава богу, удачно закончилась глупая авантюра с выслеживанием Митрофана». Она с содроганием вспомнила подробности происшествия в вонючем хлеву.

«Ведь обе жизни можно было погубить. Сколько глупостей делает человек на жизненном пути!» — мелькнула запоздавшая мысль.

Пришла с работы Клавдия Сергеевна. Обрадовалась благополучному возвращению дочери. Зина рассказала о событиях минувшего дня.

— Странные, непродуманные поступки, — так оценила мать поведение дочери во время поисков документов.

После рассказа о полученном ударе камнем по голове Клавдия Сергеевна расплакалась.

— Надо немедленно заявить в милицию!

— Что ты, мама, я же в него стреляла. Возможно, тогда мой поступок был оправдан, но объясняться придется долго.

— Не страшилась идти крадучись за скотником?

— Мне сначала интересно было проследить, куда он пойдет. Страха не испытывала. Револьвер находился в полной боевой готовности. Плохо сделала, что не взяла его в руку. Все было бы иначе.

— Как же он сумел оказаться раньше тебя в сарае?

— Ума не приложу.

— Это твоя невнимательность, упрощенный взгляд на жизнь.

— В следующий раз буду бдительнее, — пошутила Зина.

— Дай-то бог, чтобы ты за ум взялась.

— Мама!

— Хорошо, если события не скажутся худшим образом. Стрессы не всегда проходят бесследно для беременных. Давай я посмотрю твою голову.

— Постой, мама, я тебе еще не все сказала.

— Ну-ну? — озабоченно поинтересовалась Клавдия Сергеевна. — О плохом или хорошем?

— У меня сегодня впервые в животе шевельнулся Сережа!

— Ты хочешь сказать, дал признаки жизни ребенок? — Да!

— И ты уже успела дать ему имя?

— Об этом я много раз думала. Но сегодня как-то само собою получилось, в мыслях так его назвала.

— Какие ощущения? Когда? В сарае?

— Нет. Только что, дома.

— Придется тебя всю с ног до головы осматривать. Больше ничего не было? Поясница не болит?

— Лишь голова побаливает.

И вновь все невзгоды и тревоги отошли куда-то за стены дома. Женская, материнская тема вытеснила их без остатка. Новая жизнь требовала к себе внимания и заботы.

Ровно, без рывков двигалась воинская колонна по накатанному грейдеру. Справа вдоль реки Медведицы серой стеной стоял лес, слева простиралась белая равнина с перелесками, большими и малыми казачьими хуторами. Донские просторы!

Анатолий перестал смотреть на окружающий ландшафт, углубился в свои мысли. Перед глазами был образ Зины. Из памяти не уходили ее прощальные слезы, тихие проникновенные слова. Она стояла на нижней ступеньке высокого крыльца, совсем беззащитная в своем длинном пальто, далеко не новых сапогах, сером пуховом платке на плечах. Только лицо, ненаглядное лицо оставалось ярким и красивым на темном фоне одежды. Вспомнились по-особенному мило приподнятые плечи, усталая улыбка, брошенный снизу вверх прощальный короткий взгляд, и неведомые ранее чувства охватили сердце.

«Сергей, Сергей! Друг ты мой любезный! Хотел мне рассказать о красивых женщинах, способных успокаивать душу. Похоже, мне придется делиться с тобою опытом, как они «успокаивают».

— Николай Дмитриевич, — обратился Шведов к шоферу, — что это вы сегодня такой молчаливый?

— Устал я, — откашлявшись, ответил отец Сергея.

— Проедем Серафимович, в хуторе Большом остановимся. Будем там, пока не выспишься. Не заболел ли — кашляешь?

— Нет. Это от долгого молчания.

VII

Оперативная группа Бодрова до Купянска не доехала. Эшелон выгрузился на безымянном разъезде глубокой ночью. Вновь прифронтовые районы, полная светомаскировка. Вокруг непроницаемая тьма. Видимость лишь на светлом фоне снега да от маячивших то тут, то там лучиков электрических фонарей. Но и они вскоре погасли. Никто группу не встретил, как и тех, кто следовал с ними в одном эшелоне.

До утра оставалось два-три часа. Пуржило мокрым снегом, «липучкой». Дежурный по «будке», как окрестил Вихров неказистое сооружение, служившее пристанищем для регулировщиков движения поездов, сказал, будто в километре от железной дороги есть небольшой хутор, там можно переждать ночь. Ничего не оставалось, как двинуться в указанную сторону гуськом. На всю группу имелся один автомат — у Вихрова. Он шел впереди, в двух десятках метров, иначе его можно было потерять, протаптывал колею, этим обеспечивал, по его выражению, безопасность колонны оперативников.

Прошло более часа безостановочного движения по чавкающему снегу, а признаков хутора не было. Наконец дозорный в темноте наскочил на длинное сооружение из плетня. Отыскали с противоположной стороны плохо прикрывавшуюся дверь.

Плетневые стены сарая не внушали доверия. Но внутри в луче фонарика просматривался большой ворох соломы. На путников дохнуло прелью и мышами. Но бесконечно уставшие люди мечтали только о тепле и отдыхе. Однако спокойного отдыха не получилось. Послышался приближающийся шум, голоса и топот ног большого количества людей. В сарай стали входить недавние попутчики по эшелону. Офицеры штаба 62-й армии и различных служб тоже искали хутор по наводке дежурного по разъезду, но нашли лишь это сооружение. Группе Бодрова пришлось отступать дальше вовнутрь сарая, пока не уткнулись в противоположный от входа торец пристанища, в щели которого непрерывным потоком струился холодный воздух. Тут и прикорнули, прижавшись друг к другу. Сарай между тем непрерывно наполнялся людьми. Всем нашлось место, хотя и в тесноте.

Серый рассвет с трудом пробивался сквозь щели плетня. В сарае еще было темно, а отдыхающий народ уже зашевелился, откашливая соломенную пыль, с неохотой начал покидать ночлег.

За ночь северо-западный ветер подморозил наст. Снег, как отполированный, сверкал глянцем в лучах взошедшего солнца. Повеяло свежим и чистым воздухом, особо ощутимым после пыльного сарая. Вокруг расстилалась безмолвная степь. Та степь, по которой война прогромыхала от Днепра до Волги, а теперь громовыми раскатами катилась обратно. Отсюда десять месяцев назад Сергей со своей ротой совершил марш в пешем порядке вплоть до Сталинграда.

Вдали едва виднелся хутор, не обнаруженный ночью. Оттуда, отбрасывая в стороны комья подмерзшего снега, быстро двигалась крытая автомашина. Она лихо остановилась у входа в сарай, дверь подвижной авторемонтной мастерской открылась, перед стоявшими офицерами и рядовыми появился майор с красным, словно опаленным летним солнцем лицом. Осмотрел мутноватыми глазами собравшихся, начал выкрикивать названия команд и групп, отмечая в своем журнале прибывших, указывая, кому и куда следовать. Группа Бодрова в журнале не значилась. На вопрос Сергея, куда его «войску» податься, майор пожал плечами, но посоветовал обратиться к военному коменданту хутора Мочайка, того самого, который во тьме ночи не был обнаружен.

Комендатура располагалась в сельсоветовской конторе. В переднем углу комнаты — непокрытый стол, замызганный чернилами, у единственного окна табуретка и небольшая скамейка, на стене автомат ППШ, возле печки солдат раздувает огонь. Когда оперативная группа вошла в помещение, сразу стало тесно.

— По одному, по одному, — запричитал комендант, — у нас дефицит воздуха!

Комендант — молодой лейтенант с обветренными губами и красным примороженным кончиком носа, ничего не мог сказать о войсках НКВД. Долго размышлял, заглядывая в разбросанные по столу бумаги.

— Надо идти в Севск. Там районное отделение НКВД, дежурный наверняка знает, куда вам следовать. Телефонную линию обещают протянуть к нам, да что-то не получается, — виновато закончил он.

До районного отделения НКВД своим ходом оперативная группа добралась только к вечеру. Повезло! К этому времени туда прибыл оперативный уполномоченный особого отдела 57-й армии.

Не глядя на прибывших, важничая, старший лейтенант молча тщательно проверил документы офицеров, осмотрел с обеих сторон предписание. Поднял по-девичьи симпатичные глаза на Бодрова, улыбнулся.

— Без работы не останетесь. У нас ее невпроворот.

— Работа не волк, — не к месту пошутил Блошкин.

— Шутовство — дело хорошее. Известно, веселый народ живет дольше. — Представитель особого отдела с добрым, открытым лицом улыбнулся одними губами. — Войдете в курс дела, вцепитесь в шерстку того волка, который в лес норовит, возможно, тогда появится время для шуток. Я люблю шутников. Послушаю охотно, если пригласите на дружеский ужин.

Старший лейтенант сказал также, что завтра он поможет группе добраться до разведывательного отдела войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта.

На ночлег вновь прибывшие были определены к немолодой одинокой женщине. Высокая, широкая в плечах, с натруженными руками, из тех русских женщин, которая «коня на скаку остановит», со спокойной материнской улыбкой встретила постояльцев. Вместе поужинали яичницей из американского яичного порошка. Хозяйка пробовала заморскую диковину осторожненько, по чуть-чуть, удивляясь:

— Пятьдесят лет имела курей, пока немцы не съели всех до единой. Но чтобы порошок делать из яиц, такое в голову не могло прийти. Даже не слышала об этом чуде. Американский! А где эта самая Америка?

Ответил начитанный Вихров, глубокомысленно ткнув указательным пальцем в пол.

— Если отсюда просверлить сквозную дырку через земной шар, на его противоположной стороне она появится в этой самой Америке.

— А как далеко она окажется от нас? — не унималась любопытная женщина.

— Дальше на земле ничего не может быть. Вправо поедешь вокруг света или влево — расстояние одно и то же.

— Это сколько же километров?

— Почти двадцать тысяч! Если идти туда пешком, отмеряя ежедневно по двадцать километров, потребуется более двух с половиной лет.

— Америка, значит, за нас? — полюбопытствовала женщина.

В разговор вмешался Евтеев:

Можно сказать, вместе с нами. Обещали американцы общими усилиями с англичанами открыть второй фронт еще в прошлом году, а до сего времени ни слуху, ни духу. Яичный порошок, мясную тушенку, военную технику присылают. Как говорится, и на этом спасибо.

— Лучше бы войска прислали, — сказала хозяйка. — Пользы было бы больше.

— Оккупанты, похоже, политзанятия с вами не проводили? — не удержался от шутки Блошкин.

Хозяйка неодобрительно посмотрела на Ивана, поджала губы, отошла к ведру с водой. Попила.

— Нет. Не проводили, — сухо ответила она. — Любители они были до кур да молодух. А так больше молчали. Если лопотали — по-своему: не поймешь, не разберешь.

Женщина разговорилась.

— Чего это вы все такие терёзвые? Не дают, наверное? Если возникнет нужда, помогу раздобыть!

— Нет, спасибо. Служба у нас такая, — ответил Сергей.

— Нет так нет. Жил у меня на постое немецкий фельдфебель почти всю зиму. Каждый божий день был пьяным. Ни единого русского слова не выучил. А ихний говор мне не по душе. Уж больно грубый. Спал он на моей кровати. Бывало, жутко храпит ночью, будто трактор работает в хате. Потом начинает выкрикивать украинские слова, отрывисто, резко, как бы подает команды.

— Какие же слова произносил спящий фельдфебель? — озабоченно поинтересовался Сергей.

— «Нэ трэба», «шукайте» и другие.

— Не знаете, чем занимался в Севске немецкий фельдфебель, выкрикивающий украинские слова?

— В комендатуре работал. Соседка говорила, видела его там за столом с бумагами. Вызывали ее туда по какому-то делу. Вскоре она пропала. Куда подевалась, никто не знает.

— Каков он из себя? — спросил Евтеев.

— Чуть повыше меня. Плотный. Ладони широкие, толстые, но вялые, а лицо и губы узкие, рот большой. Что бросается в глаза, так это крупные, как у лошади, желтые зубы. Гансом его зовут. Когда наши войска подошли, он собрал свой чемодан, сказал «вэрнусь». Как бы не так — вернется.

— Вас-то как зовут? — запоздало поинтересовался Попов.

— Таисия Ивановна Бирюкова.

Вышли перед сном проветриться.

— По-моему, этот фельдфебель такой же немец, как я — турок, — сказал Евтеев Сергею.

— Похоже, немец с секретом. Зачем, спрашивается, такая маскировка? Простому служаке не нужно скрывать своего «я». А во сне не соврешь! Важно и то, что работал он в комендатуре. Теперь ищи ветра в поле.

Взяли по охапке соломы, расположились на полу.

Таисия Ивановна предложила капитану свою кровать. «Сама на печку заберусь». Но Бодров отказался.

— Фельдфебелем будет пахнуть, — пошутил он.

Как хорошо все-таки спать в хате на полу, когда под боком солома! Просторно! Воздух чистый, стены защищают кругом. Не дует, не поддувает. Потолок над головой светлый. Сухо, и никто друг другу не мешает. В землянке тепло, но всегда пахнет землей, шумно, темно. Землянка — дом родной солдату, но нет простора, мало свежего воздуха. Зато внутри никогда не бывает жарко, какое бы пекло ни стояло снаружи.

Особист сдержал слово. Едва успели позавтракать, подошла полуторка. Распрощались со словоохотливой хозяйкой. К обеду оперативная группа Бодрова прибыла в разведывательный отдел штаба войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта.

Заместитель начальника разведывательного отдела капитан Кавригин, быстрый в движениях, с суровым неулыбчивым лицом вводил Бодрова в обстановку. Развернув топографическую карту, показал занимаемую войсками полосу обороны, разграничительные линии, районы ведения оборонительных работ, места выгрузки эшелонов с продовольствием и боевой техникой.

— Нам предстоит охранять все это от посягательств. Мы планировали быть к этому времени далеко отсюда. Не получилось. В январе наш фронт частью сил принял участие в Острогожско-Россошинской операции совместно с войсками Южного фронта, вел наступление на Донбасском направлении. Наступающие соединения тогда форсировали с ходу Северский Донец и продвинулись вперед на отдельных направлениях до двухсот восьмидесяти километров. Однако в результате мощного контрнаступления немцев к началу марта потрепанные в боях войска вынуждены были возвратиться в исходное положение и приступить к оборонительным работам.

Отступая под ударами советских войск, немцы оставили на освобожденной нами территории заранее организованные и функционирующие с прошлого года враждебные организации со своим агентурным аппаратом и налаженными связями. Когда нам вновь пришлось отступать из-за Северского Донца, вместе с потоками войск, беженцами переправились десятки вражеских диверсионно-разведывательных групп, агентура. Теперь эта недобрая сила в тылу нашего фронта, во всяком случае, значительная ее часть. В последнее время поступил ряд сообщений о высадке в районах Севска, Уразово, Чижи небольших авиадесантов. Часть из них уничтожена, но не все. Существует хорошо работающий, не выявленный нами «коридор» через линию фронта.

Одним словом, — продолжил Кавригин, — плотность вражеской агентуры в тылу Юго-Западного фронта дальше некуда. Каков отсюда вывод?

— Противник по-прежнему считает южное крыло советско-германского фронта важнейшим в планах на сорок третий год, — ответил Сергей.

Кавригин улыбнулся. Он не ожидал ответа Бодрова, вопрос ставился для самого себя.

— Вы сформулировали вывод в общем плане верно. Если перевести его на профессиональный язык, на нашем направлении в тылу фронта немцы намерены организовать тщательное наблюдение за передвижениями войск, ведением инженерных работ, развернуть активную диверсионную деятельность.

После непродолжительного раздумья капитан внимательно посмотрел на Бодрова:

— Наша задача формулируется очень просто: совместно с другими силами очистить оперативный тыл фронта от вражеской агентуры, а заодно и преступного элемента.

— Дело масштабное. Какова моя роль в этой грандиозной работе? — спросил Сергей.

Капитан опустил низко брови, остановился вплотную перед Бодровым, в соответствии с важностью момента официальным тоном сказал:

— Вам, товарищ Бодров, и вашей группе во изменение ранее поставленной задачи приказано: организовать контрразведывательную работу в полосе пятьдесят седьмой и соседних с ней армий.

После короткой паузы капитан добавил:

— Особые отделы в Вооруженных Силах преобразуются. Сейчас создается Главное управление контрразведки Народного комиссариата обороны СССР СМЕРШ, что значит «смерть шпионам». Нам предстоит работать в тесном контакте с этими ребятами.

— Решать одинаковые задачи?

— Нам необходимо вести активный поиск немецкой агентуры, ее пособников. Перед вашей группой поставлена особенно ответственная задача: проникнуть в существующие враждебные организации с целью получения оперативной информации о засылке в наш тыл разведчиков, диверсантов, их связях, планах.

— СМЕРШ и мы, где разграничительная линия?

— Наша компетенция — добывание и первичный анализ оперативно-розыскной информации, выявление лиц и фактов, представляющих оперативный интерес. Полученные материалы анализируются в разведывательном отделе, затем передаются по мере надобности органам СМЕРШ для более глубокой разработки или в органы следствия и военную прокуратуру.

Вам предстоит выполнять задачи в отрыве от штаба войск НКВД по охране тыла и органов СМЕРШ, поэтому в случаях, не терпящих отлагательств, командиру оперативной группы предоставляется право проводить аресты лиц, подозреваемых в шпионаже, причастных к подготовке или совершению диверсий, террористических актов, дезертиров, других преступников с последующей передачей их в СМЕРШ, местные органы НКВД и милиции. Для решения этих и других задач легального характера на случай крайней необходимости вам придается взвод автоматчиков в качестве оперативно-боевой группы.

Вся основная работа ведется конспиративными методами.

Капитан встал, демонстрируя окончание своей миссии, после чего пригласил Сергея следовать за ним в соседнюю комнату к начальнику отдела.

Невысокий, среднего телосложения подполковник молча просматривал лежавшие перед ним бумаги. Не отрывая от них глаз, кивком головы указал Бодрову на стул справа от себя. Спустя минуту-другую начальник отдела посмотрел из-под нависших бровей на прибывшего офицера, поводил туда-сюда подстриженными усами и без вступления, как бы продолжая начатый Кавригиным разговор, сказал:

— Вам и вашей группе придается статус офицеров особого назначения военного времени. А это значит, ваши подчиненные должны отличаться от других разведчиков более высокими моральными и волевыми качествами, надежностью, разведывательными способностями. Вашу группу подбирали с учетом наличия этих качеств. Брались во внимание другие особенности личности, такие, как способность самостоятельно принимать решения, запоминать лица и образы, мобилизовать свою волю в критических ситуациях. В выводах по каждому имелось в виду наличие таланта перевоплощаться, быть, если надо, артистом, умеющим сыграть роль человека совершенно иного по образу жизни и наклонностям. Разница лишь в том, что, если актер ошибается, режиссер поправит его, заставит сделать дубль. Оперативник-нелегал за промахи расплачивается жизнью. Ему будет сопутствовать успех, если сумеет подчинить свои эмоции воле разума.

Подполковник пошелестел бумагами, нашел нужную, продолжил:

— Вам дается право осуществлять оперативное внедрение своих офицеров или подобранных вами помощников во враждебные организации, диверсионные группы, связанную с ними политическую и социально аномальную среду. По первому вашему требованию любой орган контрразведки СМЕРШ, местного органа НКВД, милиции окажет содействие и помощь. Но эти отношения взаимные. Вам дается особое право вести беседы с лицами, представляющими оперативный интерес, на любые темы с целью имитации враждебных намерений, наличия аполитичных взглядов, не будучи впоследствии скомпрометированными этим и подвергнутыми уголовному преследованию. Относится это и к согласию на вербовку для работы в качестве агента вражеской разведки.

Как бы давая возможность слушателю осознать смысл только что сказанного, подполковник молча прошелся по кабинету, не спеша уселся на свое место, закурил, положил ногу на ногу.

После короткого раздумья, часто моргая и разглаживая усы, продолжил прерванную мысль:

— В случае оперативного внедрения офицеру особого назначения разрешается, как видите, многое. Но не все. Ему запрещается активное участие в преступных и враждебных действиях, актах насилия над гражданским населением и военнослужащими, проявлять инициативу в планировании враждебных акций, их осуществлении, за исключением заведомо провальных, а также самим создавать условия для совершения преступлений.

Начальник разведывательного отдела строгим начальственным взглядом посмотрел на Сергея:

— В беседах с офицерами Вашей группы отмечался ли хотя бы единичный случай неискренности в словах и поступках с их стороны?

— Нет. Такого я не заметил, — смущенный неожиданным вопросом, ответил командир оперативной группы.

— Добрые, искренние люди предателями не бывают. Предательство — самое большое зло в наших рядах. Нам нужны люди надежные. Если заметите с чьей-либо стороны эту самую неискренность, пугливость, недисциплинированность, немедленно отстраняйте от выполнения задач, направляйте к нам. Разберемся.

Главное, что от вас требуется в начальный период работы, — это разведывательная активность. Район вашей деятельности обширный: Уразово, Севск, Белые Журавли, Чижи. Для всех вы колхозники из-под Константиновки, ждете не дождетесь, когда родные места Красная Армия освободит от захватчиков. Живете чем бог послал, торгуете, переторговываете. Основное место работы — рынок в Белых Журавлях. Для маскировки отпустите бороды, усы, экипируйтесь соответствующим образом, чтобы комар носа не смог подточить. Необходимые документы получите в спецчасти. Оперативно-боевую группу пусть возглавит Вихров. Его взвод будет располагаться рядом с вами под видом подразделения автоматчиков. Вашей группе предстоит еще встретиться с оперативниками из контрразведки СМЕРШ. Они проинструктируют по вопросам конспирации, связисты организуют с вами связь по радио. Задания будете получать лично через капитана Кавригина, ему же вы подотчетны. Ваш позывной по радио и в документах — «567».

Срок готовности к выполнению задачи — две недели.

VIII

Так в Белых Журавлях появилась группа «колхозников» из-под Константинов™, приехавших несколько преждевременно. Освобождение Красной Армией родной земли от оккупантов явно затягивалось, им ничего не оставалось, как ждать. Выше головы не прыгнешь.

Белые Журавли — большое село. Здесь железнодорожная станция, элеватор — хранилище урожая зерновых окружающих колхозов. Ничем особенно не приметный населенный пункт в период харьковских наступательных и оборонительных операций 1943 года превратился в крупную перевалочную станцию тылов и войск Юго-Западного фронта.

Военная комендатура разместила «колхозников» на окраине поселка в просторном доме, чудом уцелевшем во время немецкой бомбежки. Пятисоткилограммовая бомба попала тогда в штабель дров. Пиленые поленья и колотые чурки разлетелись от удара на сотню метров, разрушили сарай, плетневую ограду. Но бомба не взорвалась. Саперы долго опасались подступиться к монстру, шевельнуть его. Намеревались произвести подрыв на месте, однако пожалели стариков, хозяев подворья. В хозяйстве — никакой живности, немцы все съели, кроме куцего кота. Они его таким и сделали. Один вояка держал орущее животное за хвост, другой весельчак выстрелил из пистолета. Усатый жив и здоров, исправно ловит мышей, за что жильцы ему благодарны.

Хозяин, Илья Прокопьевич, немолодой, лет под семьдесят, спокойный. Вид у деда неказистый, ничем он не перечит жене, Оксане Григорьевне. Небольшого роста, костлявый, узкоплечий, он несмело улыбается шуткам жены, отпускающимся в его адрес по поводу и без такового. Настороженно вглядывается дед в лица постояльцев, стараясь определить: кто они такие на самом деле и чего от них следует ожидать. В сложное и опасное время ни от чего нельзя зарекаться, постоянно можно ожидать подвоха. А тут на постой прибыло сразу четверо мужиков один другого крепче. Настораживал Илью Прокопьевича внешний вид квартирантов: усы у некоторых едва пробиваются, никто не бреется. Только у одного усы и борода более-менее заметные, черные. Виктором его зовут. Особенно пристально присматривается хозяин к старшему группы. Высокий, стройный, дюжий парень очень старается отпустить усы, но они у него растут медленно, да и редкие. Чтобы стали заметными, он их черным карандашом подкрашивает. Издали усы настоящие, а посмотришь вблизи — так себе. Сергеем Николаевичем величают его постояльцы, а он больше тянет просто на Сергея. Нравился деду веселый, с неизменной улыбкой Иван. Не может он посидеть минутку в спокойном состоянии, ерзает по лавке, будто его блохи одолевают, то и дело рассказывает веселые были и небылицы, эдакие задорные, не надоедливые.

Оксана Григорьевна на пару лет моложе мужа. Дородная крупная женщина с круглым лицом, темными волосами является владычицей хозяйства. Она в непрерывном движении, единолично решает, кому какую работу выполнять по дому. Быстро прибрала к рукам всю четверку квартирантов. То и дело покрикивает на безропотного мужа. Однако стоило ей переступить какую-то невидимую, известную только им грань, особенно в присутствии гостей, можно было услышать сразу окрепший голос мужа, эдакое грозное «но-но!». И Оксана Григорьевна моментально меняет тон разговора. Ее помощником по хозяйству стал Роман. Рубить дрова, носить воду из колодца, подметать двор и дорожки стало любимым его занятием. Оксана Григорьевна дарила ему улыбок больше, чем всем остальным.

Ребята, как называли квартирантов хозяева, людьми были мирными, не пьянствовали, по ночам не шлялись, целыми днями пропадали где-то на заработках. На ужин всегда приносили что-нибудь, угощали стариков. Все были довольны друг другом.

Одно смущало Илью Прокопьевича. Ребята молодые, на колхозников не похожи и не в армии. Ждут, видите ли, когда советские войска освободят их Константиновку. «Шли бы да помогли армии прогнать оккупантов. Ан нет, ждут». Мысль эта все чаще и чаще приходила ему в голову по ночам, когда «колхозники» спали богатырским сном на полу в горнице.

«Надо сообщить в НКВД», — уверовался дед в своих подозрениях. Жене сказать остерегался. «Возьмет и ляпнет об этом соседям. Ребята вроде бы неплохие, мало ли что».

Однажды Илья Прокопьевич не выдержал. Когда постояльцы отсутствовали, по его приглашению в дом пришли военные патрули. Светловолосый лейтенант с торчащими во все стороны коротко стриженными волосами расспросил о жильцах, как те относятся к хозяевам, не обижают ли. Дед поведал о своих соображениях. Но начальник патруля сказал о постояльцах хорошие слова и то, что органам НКВД они известны; заверил, что все четверо будут вести себя примерно, а если что не так, Илья Прокопьевич должен сообщить об этом немедленно. Меры будут приняты. Лейтенант рассказал, как его отыскать в любое время суток в случае обнаружения подозрительного в его доме и вокруг него.

Квартира для «колхозников» выбиралась с учетом многих факторов. Двор, сад и хозяйственные постройки располагались вблизи неглубокого, с крутыми обрывистыми стенами сухого оврага, заросшего невысоким кустарником. По оврагу к дому можно было передвигаться скрытно, не вызывая подозрений соседей, как днем, так и ночью. Ближе к оврагу находился тот штабель, в который угодила громадная бомба. Ребята помогали хозяевам собрать разбросанные дрова, складывали их так, чтобы штабель мог использоваться для скрытного передвижения между оврагом и домом. Работы велись ночью. Ближайшие соседние дворы в сотне метров, люди в гости друг к другу так далеко не ходят, соседи даже не подозревают о существовании «ребят».

Илья Прокопьевич не перестает удивляться поведению жильцов. Сидят в своей комнате, не вылезая целыми днями, шелестят какими-то бумагами. Приходят к ним неведомо откуда люди с сосредоточенными лицами, подолгу говорят приглушенными голосами.

Посетил хозяев еще раз военный патруль. Светловолосый лейтенант ни о чем не расспрашивал, просил лишь Илью Прокопьевича и Оксану Григорьевну никому о квартирантах не говорить.

— Постояльцы у вас хорошие, — заверил лейтенант. — Скажу по секрету: это советские и партийные служащие* Вся работа у них впереди, после освобождения родных мест от оккупантов. Живут себе мирно, не дебоширят, ну и пусть живут.

— Ни бельмеса не смыслю, — говорила мужу Оксана Григорьевна, понизив голос до шепота, — если это партийные и советские служащие, зачем им скрытно ходить по оврагу, когда хороших дорог много, да еще принимать тайно каких-то людей.

— Большого ума не требуется, — отвечал Илья Прокопьевич, — война! А шныряют по оврагу днем и ночью для маскировки, чтобы людям глаза не мозолить, чтобы не приставали к ним с расспросами. У военных-то об этом не спросишь. А ты — молчок! Никому ни гугу.

— А я чего, я ничего. Я никому ни слова!

Хозяйка широко раскрытыми глазами смотрела на Илью Прокопьевича, удивляясь твердости голоса смирного мужа. С приходом постояльцев он заметно изменился. Появился в доме хозяин!

Кроме квартирантов по оврагу «шныряли» нужные люди. Это были представители контрразведывательных органов СМЕРШ фронта: кадровые оперативники, специалисты различных служб.

Группа Бодрова, условно названная «группой Ланцова», готовилась к контрразведывательной работе. Учебный курс назывался «Основы оперативно-розыскной деятельности».

Опытный чекист майор Крючков, как он представился Сергею, вряд ли носил действительно эту фамилию. Внешностью он походил на известного в предвоенные годы артиста Николая Крючкова, подражал знаменитому однофамильцу походкой, манерой держать папиросу во рту, улыбаться, имел голос с хрипотцой.

Майор говорил, что жизненный путь контрразведчика — канат, на котором устоять трудно, а сорваться можно с первым неосторожным шагом. Причем опасен он особенно для тех, кто думает, будто пройти сможет по канату без специальной подготовки. Приняв решение стать разведчиком, оперативник должен быть уверенным, что не оступится! И не сомневаться в справедливости слов А. П. Чехова: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

— Сейчас важно сопоставить все «за» и «против» и каждому принять окончательное решение: быть или не быть контрразведчиком. Никто слова худого не скажет, если кому-либо придет мысль отказаться от предстоящей работы. Других дел хватает! — подчеркнул Крючков.

Контрразведка, говорил майор, существует для обеспечения безопасности государства и его Вооруженных Сил от ударов в спину. Это борьба с разведывательными органами противника путем добывания информации о шпионах, диверсантах, террористах, изменниках и предателях Родины, подпольных организациях и формированиях. К методам работы относятся наблюдение, прослушивание переговоров, опрос местного населения и задержанных, изучение обнаруженных документов и предметов. Наиболее сложным способом получения оперативной информации как организационно, так и по исполнению является агентурная разработка лица, оперативное внедрение офицера-разведчика в структуры противника как в нашем тылу, так и за линией фронта. В настоящее время из-за линии фронта информация о противнике поступает от партизан. Стратегически важные сведения получаются от глубоко законспирированной агентуры.

— А вот в тылу нашего славного Юго-Западного фронта, — сказал Крючков, — оперативная работа налажена слабо, сил органов СМЕРШ не хватает. Потому вас привлекают к контрразведывательным операциям.

Выявление достоверных улик, фактов, по словам майора, — главное в работе. От ее результатов зависят тысячи человеческих жизней, успех операций фронта. Для их получения задействуются большие силы и средства, а на переднем крае работы находится оперативник, который нередко проходит многие километры поисковых дорог, прежде чем отыщет рациональное зерно. Нередко работа идет впустую, когда не видят того, что лежит на поверхности, рядом. Результат поиска зависит в первую очередь от бдительности и наблюдательности оперативника. Существенное влияние на своевременность, достоверность и ценность сведений оказывает выбор направления его работы. Это места массового скопления граждан, военные и государственные объекты. Оперативный поиск по направлениям и местам преследует цель получить первичную информацию о конкретных фактах, лицах или организациях, представляющих интерес в качестве объектов для осуществления последующего оперативно-розыскного процесса или оперативнорозыскных операций. Всякие сведения о проведении оперативно-розыскных мероприятий составляют государственную тайну.

Объектами разведки являются гражданские лица и военнослужащие, находящиеся на легальном и нелегальном положении, попавшие под подозрение в результате получен ия первичной настораживающей информации о фактах, требующих уточнения, подтверждения. В этом случае задача контрразведки — выявить место и роль данного лица во враждебной организации, его возможности получения сведений, представляющих военную или государственную тайну.

Цель этой стадии расследования заключается в получении оснований для предварительной и последующей оперативной проверки. Но оперативная проверка — это уже компетенция контрразведки СМЕРШ.

В заключение бесед Крючков дал офицерам рад практических советов: не задавать подозреваемому лицу много вопросов, даже не связанных с деятельностью, к которой он может оказаться причастным; в процессе наблюдения за объектом нельзя следовать за ним или находиться от него в пределах слышимости шагов, визуального наблюдения; если объект обнаружил слежку или наблюдение, работу прекращать немедленно, перепоручив ее другому разведчику. Поэтому на выполнение такого рода задания требуется не менее двух человек. В особо ответственных случаях слежку должны осуществлять не менее четырех разведчиков. Любые, даже незначительные по масштабам и содержанию действия тщательно продумываются, без этого идти на неведомое — самый надежный способ провалить операцию.

— Особый вопрос — доверие к людям, с которыми предстоит работать, — отметил после перекура Крючков. — Нет пока методических или научных разработок, с помощью которых можно было бы в полной мере определить вероятные поступки человека, находящегося рядом с тобою. Доверие основывается на знании его характера, особенностей поведения в различных ситуациях. Степень доверия надо чувствовать. Нельзя переборщить с осторожностью, тем более с добротой, передоверием. В спину часто стреляет тот, от кого этого не ожидают. Но опасность обычно ощущается. Отчего так, никто не знает, однако факт неопровержимый. Если такое предчувствие появилось внезапно, значит, опасность где-то рядом. Необходимо немедленно принимать меры к изменению ситуации, хотя, казалось бы, для этого нет оснований. Лучше перестраховаться.

В беседах Крючков подробно раскрывал тактику подбора агентуры, осведомителей, поддержания с ними связи, говорил, как заботиться об их безопасности, соблюдать конспирацию.

— Служба наша, — говорил майор хрипловатым голосом, — постоянно связана с тайнами. Ни мы, ни разведчики противника заранее не знаем намерений друг друга. Выполняем задачи в условиях неведения о возможностях и ответных действиях противника, в обстановке постоянного риска провала. Ходим до поры до времени как бы наощупь. Успех — в сборе максимального количества информации о другой стороне, в том числе и такой, которая на первый взгляд может показаться пустяковой. Однако нередко именно в ней кроются данные, необходимые для принятия обоснованного решения. Тот, кто смог собрать максимум объективной информации о противнике, его намерениях, получает право диктовать условия, навязывать ему свою волю.

Пришла запоздалая весна. Еще накануне стояла холодная промозглая погода. Потом в считаные часы ветер изменил направление, подул с юга. Выглянуло солнце — яркое, теплое. И злющая многоснежная зима в двухдневный срок ушла в небытие. Сначала появились небольшие проталины, которые на глазах стали расширяться, превращаться в полянки. И вот уже в округе сплошь черная влажная, прогретая солнцем земля парит. Слышны неповторимые запахи весны! Струится отовсюду теплый воздух: от домов, деревьев, прошлогодней травы. Недавно еще сухой овраг возле дома превратился в бурную реку.

Сергей смотрел на буйство воды, вспоминал родную Панику, на которой в половодье можно наблюдать такую же картину: мчащиеся куски льда, перевернутые корнями вверх смытые кусты, сломанные плетни, хлам всякий.

Скрытый путь подхода к тайному жилищу оперативной группы Ланцова оказался отрезанным. Занятия по оперативной подготовке прекратились. Однако офицеры не сидели сложа руки. Они изучали крупномасштабную карту окружающей местности, определяли вероятные пути движения, места укрытия диверсионных групп, десантов противника, знакомились с расположением частей и соединений фронта, складов продовольствия и боеприпасов, пунктов выгрузки воинских эшелонов, совершенствовали собственную экипировку.

Одежду приобретали на рынке, одевались кто во что горазд. Каждый имел гражданский теплый пиджак, ватные брюки, хлопчатобумажные брюки-бриджи, кирзовые солдатские сапоги, шапку-ушанку военного образца. Под пиджак надевалась гимнастерка с откидным воротником. Все это далеко не первой свежести, неведомо с кого снято. Одни продавали, другие вынуждены были покупать. Хлопчатобумажные брюки и гимнастерки выстирали. На деревьях в саду с невидимой от соседей стороны просушили обмундирование. Самое время порассуждать, поговорить на разные отвлеченные темы. Оперативная подготовка и топография поднадоели, вопрос изучения «родного» края, Константиновки, окрестных сел, дорог, рельефа на случай встречи с «земляками» отложили «на потом».

Еще во время беседы с начальником разведывательного отдела подполковник предупредил, чтобы с этого момента офицеры обращались друг к другу исключительно по именам или фамилиям. Причем фамилии офицеров менялись. Чтобы лучше запомнить, фамилии определялись созвучно с именами. Так, Иван Блошкин стал Иваном Ивановым, Роман — Романом Романовым. Одно исключение предложил Виктор Викторов, он же Евтеев, чтобы у капитана Ланцова остались прежними имя и отчество: Сергей Николаевич.

— Душа сопротивляется, язык не поворачивается называть командира только по имени. Этикет нарушается, да и не принято так обращаться к старшему по званию.

Подполковник с доводами согласился.

После ужина офицеры сидели в своей комнате возле стола. Заканчивался день. По случаю окончания теоретической части обучения выпили по двойной порции фронтовых. Угостили хозяев. Те уже с первых ста граммов завеселели, ушли, оставив молодежь продолжать вечер.

Тон в разговоре задал Иван. В последнее время он заметно проявлял симпатии к Виктору. Видел в нем настоящего оперативника, знающего людей, жизнь. Вот и теперь он обратился именно к бывшему сотруднику органов НКВД.

— Как по-твоему, какая судьба нас ожидает в ближайшее время?

— Если ты мне скажешь на доступном языке, что такое «судьба» и как ее в буквальном смысле слова понимать, тогда можно поговорить.

— Никто не сможет сформулировать, из чего складывается это понятие, — вмешался в разговор Роман. — Как вы полагаете, Сергей Николаевич, судьба у человека есть?

— Если судьбу рассматривать как пройденный жизненный путь, тогда есть. В этом случае верно говорят: так сложилась судьба. Если считать, что она предписана Всевышним, тогда должна просматриваться вся до конца. В это не верю. Будущее человека предсказать нельзя. Все зависит от обстоятельств, которые не подвластны ему.

— Наша судьба сейчас, — сказал Виктор, — зависит от конкретных дел в сложившейся ситуации. Кто и как справится с ними, такова его судьба. Одним словом, судьба каждого в его собственных руках.

— Есть пословица: судьба играет человеком, — возразил Иван.

— А пословицы, как известно, имеют глубокий смысл, обобщают многовековой опыт людей.

— Тут больше мистики, чем опыта. Когда человек не знает, что предпринять, удобно свою беспомощность, лень, житейские неудачи свалить на судьбу и руки опустить — будь что будет, на то и судьба.

Чаще в судьбу верят девушки. Пытаются предугадать на картах, бобах, кофейной гуще, каким будет муж. Вообще женщины более склонны верить в нее, мужчины чаще подшучивают над этим. Могут с иронией сказать, если что-то не получается, — не судьба!

— А как судьба связана со счастьем? — не унимался Иван. — И что это такое?

— Счастье — это чувство удовлетворенности жизнью. Но испытывал его человек или нет, об этом ему не всегда известно. Был ли он счастливым, ясно становится позже. «Вот тогда-то я был действительно счастливым», — вспоминает он. Выходит, чувство это в повседневной жизни незаметное. Поистине, большое, важное лучше видится издалека.

Возразил молчавший Роман:

— Счастье — когда нет несчастья, есть радость на душе, жизнь идет как надо и проблемы отсутствуют.

— Такого не бывает, — подкольнул Иван.

— Бывает! Когда появляется чувство выполненного долга, сбылись заветные желания, совершилось то, о чем мечтал, на что надеялся. Но состояние это кратковременное. Пришло и вскоре рассеялось, как дым.

— Верно. Долго не задерживается, — поддержал мысль Виктор. — Встретились несколько часов назад Сергей Николаевич с отцом. Были оба счастливыми, но недолго. Пришлось вновь расставаться. Длительное время счастливыми люди не могут быть. Стоит счастью прийти, тут же оно превращается в хорошее настроение, которое легко испортить.

Не удержался от обсуждения вопроса Костя:

— Согласен. Сохранить счастье длительное время никому не удается. Но совсем оно не исчезает, остается в душе. Тут прав Виктор, рано или поздно счастливое время вспомнится добрым словом. Пройдут годы, будем вспоминать нынешние дни, и они, возможно, покажутся нам счастливыми: мы живы и здоровы, полны сил и надежд.

— Да уж счастливы! — буркнул Роман.

— Как знать, что с нами будет даже в недалеком будущем. Несчастий на войне в тысячи раз больше, чем счастливых минут.

— Как говорится, счастливых мгновений не наблюдается, — не успокаивался Иван.

— Проходят слишком быстро, потому не наблюдаются. Толковать о них не принято. Люди чаще говорят о несчастьях. Они глубже переживаются и лучше запоминаются.

— Кончится война, — сказал в задумчивости Роман, — оставшиеся в живых будут счастливы. Мечта!

— Если они будут к тому времени знать, что это такое.

— Я буду счастливым, если влюблюсь, — пошутил Иван с кислой улыбкой, — и если доживу.

— Я тоже, — согласился Роман, — но только по-настоящему.

Рассудительный Виктор и тут не удержался от комментариев:

— Говорят, настоящая, единственная любовь — это болезнь, причем неизлечимая. Нежно, приятно впивается она мертвой хваткой в душу и высасывает ее, словно паук пойманную муху, пока в той есть еще жизненные соки.

— Не! Здравый смысл не позволит нам с Иваном таким образом влюбляться, — с серьезным видом ответил Роман. — Надо, чтобы сердцу радость была, а болезнь нам ни к чему. За военные годы мук и болезней мы повидали немало, до победы еще далеко, дай бог, чтобы их на нашем пути оказалось поменьше. Так зачем нам еще и после войны испытывать душевные болезни?

Высказался и Сергей по затронутой теме:

— Любовь — чувство, которое, к сожалению, не подвластно планам и желаниям. Приходит внезапно в радостном возбуждении. Весь мир приобретает яркие краски, будущее видится в радужных тонах, кажется, до счастья рукой подать. Это потом от нее может остаться одна боль.

— Значит, совместно принимают боль и радость он и она?

— Чтобы по-настоящему любили друг друга, такое бывает, но чрезвычайно редко. Очень бы хотелось посмотреть на такую, по-настоящему счастливую пару. Чаще в жизни кто-нибудь один мается этим чувством.

— Оттого все семейные горести, — ответил за командира Виктор. — Семейная жизнь сразу выявляет искренность чувств. На мой взгляд, сердце мужчины в большей мере подвержено душевному чувству, оттого он переживает конфликты чрезвычайно болезненно.

— А как быть с первой любовью? С любовью «с первого взгляда»? Вроде бы поражает она наподобие молнии, — задал вопрос Иванов, что был Блошкиным. — Выходит, ее надо опасаться? Слышал я, чувство это выразить словами нельзя. Значит, болезнь, которая не поддается лечению? Кто-нибудь объяснить сможет?

После минутного молчания высказался Роман (по-новому Романов). Чаще всего помалкивающий в разговорах на служебные темы, о делах сердечных он смело высказывал свое мнение:

— Я думаю так. Если с первого взгляда и на всю жизнь — это и есть единственная и настоящая. О такой любви делают кино, пишут книги. Там посмотрели друг на друга — ах! И навсегда. Все-таки с первого взгляда девушка может просто понравиться, даже очень. Но глубокие чувства, о которых здесь говорили, возможно, появятся не сразу, а первая и настоящая не обязательно должна вспыхнуть внезапно. Такое тоже бывает.

— Совершенно верно, — согласился Ланцов. — Первая любовь, если остается в душе навсегда, и есть настоящая. А прийти она может с первой или любой другой по счету встречи. До этого и после человек может испытывать чувство влюбленности. Это любовь-однодневка или любовь-коротышка. Такое встречается чаще всего. На это человек может растратить истинные чувства, так и не испытав настоящей любви.

— Как можно отличить настоящую от ненастоящей?

— О настоящей не говорят, потому что чувства эти выразить словами нельзя, так мне говорил один хороший знакомый. Настоящая любовь — это чувство душевное, а ненастоящая связана с эмоциями.

— Ну хорошо, — не унимался Иван, — если любовь — это чувство душевное, тогда любовник и любовница занимаются душевными делами?

— Нет там любви. Есть игры самки и самца в поддавки, не более того. Душевных чувств нет и близко.

— А в семейных делах как же?

— Семьянин у нас один, Виктор, он лучше в этом понимает.

— Семейные отношения — совсем иное дело. Там сложная совокупность чувств и связей: душевных, биологических, повседневно-житейских, родственных, опять же обязанность, ответственность. Если они развиваются во взаимном согласии и не в тягость супругам, это и есть семейное счастье, к которому многие стремятся, но которое не всегда бывает. Г лавное в семье — сама семья с полной гармонией отношений. А любовь в ней играет фундаментальную роль. Если какие-то составляющие семейного благополучия начинают резко усиливаться, а другие, напротив, ослабевать, нарушается гармония, начинается разлад в семье.

— Выходит, любовь не самое главное в семейных отношениях?

— Она всего лишь основа, на которой строится все остальное.

— Чтобы получилась эта самая «гармония» в семье, какой же должна быть жена?

— Хорошей!

IX

В жизни человека одежда играет заметную роль. Она определяет внешний вид, походку, настроение, взаимоотношения с окружающими людьми. По одежде судят о положении человека в обществе. Недаром говорят: «По одежке встречают…» По тому, во что и как одет человек, можно определить его наклонности, профессию, возраст. В различной одежде один и тот же индивидуум ведет себя по-разному.

Оперативная группа Ланцова в разношерстной одежде под видом местных граждан впервые вышла, как выразился капитан Кавригин, на «свободную охоту» в пределах местного рынка-толкучки. Никто не имел персонального задания. Предстояло походить, потолкаться в людской массе, приглядеться, приноровиться, адаптироваться к новой обстановке. В полувоенной одежде офицеры мало чем отличались от завсегдатаев рынка, разве что оставался более напряженный, настороженный взгляд, скованность в движениях. Но это состояние длилось недолго. Завсегдатаи толкучки! Так теперь они выглядели. Так к ним теперь должны были относиться окружающие.

В помощь оперативной группе Ланцова СМЕРШ передал для работы на территории рынка своего агента в качестве связного между разведчиками и оперативно-боевой группой Вихрова. Полнотелому агенту — за шестьдесят. До войны он торговал в мясной лавке. На этом деле или по какой другой причине торговец сумел нажить кирпичного цвета лицо, шею, руки. Кривая презрительная улыбка краснолицего провожала каждого, кто проходил мимо, не покупая «самый лучший товар» на рынке. Напротив, одобрительно-дружески улыбался каждому, кто покупал что-либо, пусть это была мелочевка. Теперь времена были другими и дела у него иные.

Торговал агент всякой всячиной: старые и новые замки, ведра, выпрямленные гвозди, молотки со свежевыструганными ручками. Тут были старые слесарные и плотницкие инструменты, куски досок и фанеры, обрывки цепей, веревок, в большом ассортименте метизы, снятые с разбитой военной техники. Его прилавок с навесом и небольшой кирпичной будкой с окнами-бойницами находился в центре рынка. Кто бы куда ни шел, непременно пройдет мимо Кирпича. Такое к нему пристало прозвище, рынком-толчком признанное, в глаза и за глаза сказанное. Отчество продавца — Карпович, имени односельчане не помнили, так звал его стар и млад. Но однажды родной внучек не выговорил «Карпыч», а сказал «Кирпич». С тех пор имя прилипло как банный лист. Карпыч не обижался. Главное, дано было прозвище не по злобе и не в обиду. Внука любил, частенько давал в подарок гвоздик, винтик, приучал к торговому делу.

Во время торговли с Кирпичом при покупке какой-либо вещицы оперативник сообщал о наличии информации для 567-го. Сообщение тут же передавалось патрулям от оперативно-боевой группы, которые постоянно несли службу поблизости. Чтобы наряд знал, есть ли адресная информация, Кирпич вывешивал на гвоздике с внешней стороны опоры для навеса небольшую веревку со свободно висящими концами. Стоило сигналу появиться, старший патруля сообщал об этом Вихрову через посыльного. Командир оперативно-боевой группы под видом проверки документов встречался с Сергеем, сообщал о наличии сигнала вызова, получал от него распоряжения. Если появлялась срочная информация для 567-го, веревочка завязывалась узелком, тогда патруль и все члены оперативной группы включались в поиски командира. Ланцов получал информацию лично от оперативника под прикрытием Кирпича. Веревка была сигналом для сбора всей группы.

Народ на рынке разный по возрасту и роду занятий, в подавляющем большинстве женщины. Кроме местных жителей, людей из соседних сел здесь толпились те, кто был отселен из своих жилищ, находившихся непосредственно в зоне ведения оборонительных работ войсками Юго-Западного фронта, граждане с временно оккупированных территорий, нетерпеливо ожидавшие освобождения от захватчиков родных сел и деревень. В громадной людской массе с беспорядочным движением нетрудно затеряться вражескому агенту, преступнику. Если и заметишь лицо, вызывающее подозрение, потерять человека из виду ничего не стоит. Но толпа является хорошим прикрытием и для работы сотрудников оперативных аппаратов органов и войск НКВД, милиции, СМЕРШ.

Гул на рынке то нарастает, то вновь затухает. Возникает он там, где бушуют торговые или иные страсти, затем волнами расходится по рынку. Чтобы успешно внедриться в рыночную среду, от оперативника требовалось в первую очередь научиться определять место очага возмущения спокойствия и своевременно оказываться поблизости. Таково уж поведение толпы: двигаться туда, где что-то случилось. Там создаются благоприятные условия для наблюдения, завязывания знакомства, можно получить самые последние новости.

Командир оперативной группы Ланцов распределил обязанности офицеров на ближайшее время.

Иванову Ивану надлежало заручиться доверием граждан, отселенных из мест ведения оборонительных работ войсками фронта. Люди беззаботные, праздно шатающиеся, легко идут на контакт. Понимают: скоро начнется наступление Красной Армии, они вблизи своего дома, положение отселенцев временное, хотя тяжелое, но не безвыходное. Веселому и жизнерадостному Ивану с ними легче общаться, заводить знакомства.

Роману Романову следовало ближе познакомиться и завязать дружбу с теми, кто жил в Белых Журавлях в ожидании возвращения на родину после изгнания оккупантов. Необщительный по характеру, не умевший точить лясы по поводу и без повода, он ближе подходил по духу людям, склонным порассуждать о войне, планах на будущее. Ждать и догонять, как известно, дело скучное и требует от человека спокойной реакции на обстоятельства. Возвращенцы — люди вдумчивые, способные анализировать события, замечать скрытое от глаз. С их помощью можно было выявлять появившихся в поселке и на рынке вновь прибывших истинных возвращенцев и тех, кто под них маскируется.

Виктору Викторову поручалось наиболее ответственное дело — во взаимодействии с местными органами НКВД подобрать из числа местных жителей агентов в помощь оперативной группе. Полагалось, они способны быстрее, чем отсел енцы и возвращенцы, обнаружить чужих людей, им легче вести за ними наблюдение, выявлять места проживания в поселке.

Косте Вихрову ставилась задача, помимо несения патрульно-постовой службы на рынке и вблизи конспиративной квартиры, осуществлять связь между сотрудниками оперативной группы и разведывательным отделом, вест;А наблюдение за лицами, торгующими военным обмундированием и продуктами с военных складов. О выявленных лицах немедленно сообщать Ланцову.

В задачу Сергея входила координация действий оперативной группы с разведывательным отделом штаба войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта, местными органами НКВД и милицией в районе.

В первую очередь оперативники познакомились с Кирпичом. Подходили к торговцу, спорили по поводу отсыревшего стержня для зажигалки, лопнувшей линзы у электрического фонаря, разной резьбы у болта и гайки. После того передавали привет 567-му и растворялись в толпе, стараясь не привлекать к себе внимания.

Первые дни офицеры ходили с потоками людей, присматривались, знакомились с расположением рыночных объектов, устанавливали места концентрации продажи тех или других товаров. Только одно место обходили стороной — прилавки, где шла торговля продуктами питания. Полагали: вражеские агенты, матерые преступники, просто жулье непременно будут дефилировать вблизи прилавков с продовольственными товарами. Есть-то хочется! Эти люди, безусловно наблюдательные, вновь появившегося человека заприметят сразу, а этого допускать непозволительно. Требовалось сначала примелькаться в тех местах, где сосредотачивались граждане, в среду которых оперативникам предстояло проникнуть по заданию.

Продовольственное крыло рынка в Белых Журавлях особым разнообразием товаров не отличалось. Здесь наиболее ценными продуктами по праву считались американская мясная тушенка, невесть какими путями попадавшая к продавцам, яичный порошок, не очень доброкачественный картофель, не отобранный оккупантами, не первой свежести зерно: пшеница, семена кукурузы, подсолнечника. Свежих мясных продуктов не было. Всю живность съели носители «нового порядка».

Планировалось постепенно сблизиться с продовольственными рядами, а потом включиться в продажу мясной тушенки, других товаров, взятых с воинских складов, и таким образом получать информацию о лицах, чаще всего покупающих эти продукты. Но план не получил поддержки в продовольственной службе тыла. По этому поводу Кавригин лишь развел руками.

В первые три дня оперативная группа Ланцова не сумела получить информацию, заслуживающую внимания. Офицеры постоянно находились в людской массе, но были сами по себе, для всех чужие. Не удалось сблизиться с кем-либо из тех групп граждан, которые намечались. Появились лишь отдельные разрозненные и весьма поверхностные сведения о людях, ожидавших освобождения своих территорий от оккупантов, о жителях, отселенных из родных мест на неопределенное время. В обеих группах граждан основную массу составляли женщины, народ нервный, придавленный невзгодами, нуждой. Подступиться к ним, завязать нужные знакомства — ничего не получалось. Настороженность людей, недоверие, откровенное нежелание вступать в личные контакты обескураживали разведчиков.

— Чего же вы хотите, — успокаивал Сергей Ивана и Романа,

— чтобы в нашей работе с первого выхода все получилось? Так и в обыденной жизни не бывает, а тут война! Женщины видят в нас просто мужчин, шляющихся по рынку. Это о таких говорят: «Им всем одного и того же надо».

— Мужчины в основном инвалиды да старики, — вздыхая, с сожалением говорил Иван, — тоже не ахти как идут на контакт. Шутки и прибаутки их не трогают. Женщины, те еще могут улыбнуться, а эти все как один сумеречные. Придется научиться курить или иметь в кармане папиросы. Какой-никакой, а предлог для первого контакта. Надо просить начальство, чтобы нам курева прислали, будем торговать папиросами поштучно, махоркой на закрутку. Товар ходовой, авторитетный у мужиков и пацанов. Никто не откажется от угощения. Сам собою начнется разговор о том, о другом.

— Для женщин духов или одеколона надо раздобыть, — улыбнулся Роман. — Спрашивают часто, чем торгую, нет ли духов, пудры, румян. Говорят, женщины, прежде чем бежать на пожар, начинают приводить себя в порядок: пудриться; духариться.

— Тут ты приврал, — не согласился Иван, — приписываешь лишку женщинам. А вот то, что стремление приукрасить себя у них сильнее страха, это факт.

Не реагируя на возражение Ивана, Роман продолжил высказанную мысль:

— Особенно молодые ждут этих самых духов. Если скажешь, скоро будут, глаза у них становятся жизнерадостными.

Иван торговался с бойкой темноглазой симпатичной женщиной. Просил продать подешевле пачку папирос «Беломорканал». Ни в какую! Женщина уступать не желала, но чувствовалось, потерять потенциального покупателя тоже не хотела. Не стоят папиросы тридцати рублей, — убеждал он улыбающуюся продавщицу. — Дам любую половину, а друг мой, заядлый курильщик, подарит тебе еще хорошую улыбку.

— А ты не умеешь улыбаться?

— Улыбка у меня несимпатичная. Еще цену набавишь, а мне купить надо обязательно.

— По виду ты некурящий. Зачем тебе срочно понадобились папиросы?

— Подарю несколько штук своему другу, остальными начну торговать поштучно. По рублику за папироску.

— Если купишь за двадцать, тогда у тебя будет навар целых пять рублей, — показала женщина растопыренную пятерню.

Сошлись на восемнадцати рублях и обещанной улыбке друга.

Иван улыбнулся, представив Романа в этой роли.

— А говоришь, улыбка у тебя несимпатичная, — заметила женщина, — напротив, даже приятная.

Иван не успел ответить. Ему вдруг бросились в глаза желтые крупные, прямо-таки лошадиные зубы полнотелого мужчины. Тот шел не спеша вдоль прилавка с продовольственными товарами. Нет-нет, да и улыбнется, тогда его желтые зубы высвечивались на темном, как от загара, узком лице. Вихрем пронеслись мысли: «Где видел человека, когда слышал о желтозубом?»

Сергей в это время приценивался к немецким солдатским сапогам с металлическими подковами и такими же шипами на толстой подошве.

— Сносу им не будет, — убежденно говорила хозяйка сапог, щупленькая, невзрачная женщина, деловито постукивая сгибом указательного пальца по массивному каблуку. — Долго будешь вспоминать хорошими словами!

Передвигаясь в различных направлениях, Сергей изредка посматривал в сторону хозяйства Кирпича, не надеясь увидеть там сигнала об изменении обстановки.

Глянул на заветный столбик и не поверил своим глазам. Еще раз взглянул: завязанная узелком веревка красовалась на условленном месте. Сомнения отпали: что-то произошло.

Возле хозяйства Кирпича стоял Иван, с сосредоточенным видом перебирая, раскручивая и закручивая болты с гайками различного калибра. Подождав, пока от прилавка отойдет сгорбившаяся бабуля, с интересом наблюдавшая за манипуляциями молодого мужика, Иван рассказал командиру о желтозубом гражданине.

— Не тот ли фельдфебель прогуливается в Белых Журавлях, о котором поведала Таисия Ивановна Бирюкова, когда мы ночевали у нее в Севске? По описанию похож!

— Тот по-русски не говорил ни слова, а этот переговаривался с продавцами, — отозвался Иван.

— Но во сне тот выкрикивал украинские слова. У настоящего немца такого случиться не могло. Ты вот что, — обратился Ланцов к Ивану, — возьми в помощь Романа, издали понаблюдайте за Желтозубым (будем его так называть). Надо выяснить, когда он появляется на рынке, что покупает, куда ходит, с кем встречается.

— Не лучше ли обратиться в СМЕРШ? Возможно, там имеют информацию об этом человеке.

— А что я им скажу? Видели желтозубого человека? Ну и что? Осмеют, да и только. К тому же перепрыгивать через голову капитана Кавригина тоже нельзя. Это его компетенция — непосредственно поддерживать связь со СМЕРШ. Пока мы не получим о нем первичную информацию как о потенциальном противнике, никаких докладов или просьб о помощи от нас не примут. Во всем нам придется разбираться самим.

Вечерний доклад руководителю группы о результатах наблюдения разочаровал. Оба оперативника Желтозубого в течение дня обнаружить не смогли. Пока разыскался Роман, договаривались, как лучше выполнять задачу, тот словно сквозь землю провалился. Расспросить бы у кого, да нет таких знакомых. У чужих нельзя, сразу насторожатся. Оставалось одно — уповать на бога и терпеливо ожидать нового появления Желтозубого на рынке, возле продовольственных рядов.

На следующее утро Иван курсировал со своим товаром невдалеке от того места, где накануне увидел Желтозубого. Начинался ясный солнечный день, видимость хорошая, настроение тоже. Здесь он вновь встретил продавщицу «Беломорканала». С грустным видом ходила та, держа в руке нераспечатанную пачку. Уже как знакомые поделились успехами торговли: у одного не куплено ни единой папиросы, к другой тоже еще никто не подходил поторговаться. С общего согласия решили ходить по рынку вместе, одновременно предлагая папиросы поштучно и пачкой.

— Тебя как зовут-то? — спросил Иван у коллеги по торговле.

— Женя, — ответила женщина. Ее лицо, не потерявшее привлекательности, было озабоченным и не выражало каких-либо эмоций по поводу знакомства.

— Ты, Женя, местная или прибыла откуда?

— Отселили нас от линии фронта. Документы и то, что могла унести, — это все, что у меня осталось. Подворье всего в двух десятках километров отсюда, а не добраться, не посмотреть. Не разрешается. Даже не знаю, цело ли?

Миловидное лицо женщины покрылось тенью грусти.

— На месте! Куда оно денется! — убежденно сказал Иван. — При возведении оборонительных сооружений хозяйственные постройки не трогаются, а приспосабливаются под склады, посты наблюдения.

— Говорят, немцы скоро вновь начнут наступление на Сталинград. Сил они для этого накопили достаточно.

Озабоченное лицо Жени выражало неподдельную тревогу. Ее черные тонкие брови сошлись возле переносицы.

— Вспомнить страшно, что здесь творилось при немцах. Виселицы стояли.

— Кто тебе говорил о наступлении? Положение на фронте теперь совершенно иное, чем в прошлом году. Сталинград немцам икнется еще не раз. Им о Берлине пора подумать.

— Одна знакомая говорила мне о скором возвращении немцев, Лизкой ее зовут. Отступать не собирается. Говорит, тут проживает не хуже.

— Она тоже папиросами торгует?

— Нет. Она в продовольственном ряду. У нее свиная тушенка. А папиросы она мне дает по одной пачке в день. Обязательно должна перед нею отчитаться вечером.

— Где же она все это берет?

— Об этом спрашивать не принято. Но однажды Лизка мне похвалилась, будто есть у нее знакомый старшина. Иногда наведывается.

«Стоп! — мысленно остановил себя Иван. — Майор Крючков не советовал задавать много вопросов во время знакомства».

— Да ладно! Черт с ними, — сказал он, — дает Лизка папирос понемногу, на том спасибо. Мне тоже, выходит, польза. Много будет давать, еще больше потребует отчетов.

Женщине трудно остановиться на полуслове, на недомолвке. Пока не выговорится, не уточнит все подробности разговора, не утвердит своего мнения по затронутому вопросу, не уймется.

Теперь Жене непременно захотелось высказаться. Лизка все-таки донимала ее своими возможностями.

— Она чувствует себя хорошо, — говорила женщина с завистью о своей подруге, — готовое принесут и отчета за продажу и недоимку не потребуют. А сама отнимает у меня всю выручку, до копейки. Считает что-то, подсчитывает, потом возвращает мне, по ее мнению, заработанное.

Лизка продает тушенку не каждому, а лишь тому, кто больше заплатит. Это всегда какие-то приезжие. Платят столько, сколько нашим местным покупателям не по карману. Лизка выносит на продажу только две банки, это чтобы милиция не привязалась с вопросом, откуда. Покупатели бывают разные, но чаще приходит один и берет обе банки. Продавщица после этого покрутится, покрутится, затем уходит домой и ждет своего старшину. Перерывы у нее в торговле два-три дня, а то и больше. Мне же приходится мытариться по рынку ежедневно.

— Теперь будем вдвоем нести вахту, — прервал Иван монолог собеседницы, — удвох дюже гарно робыть.

— Ты, оказывается, украинец?

— Нет. Просто так сказал, в шутку. А кто тот покупатель, который приходит один и берет обе банки?

— Это Лизкин знакомый. Она продает ему как бы по блату. Покупатель подходит к прилавку, когда возле нет никого, но невдалеке с ним кто-то есть. Вот он украинец, хотя говорит только по-русски.

Сегодня она отдыхает, — продолжила разговор Женя, — а мне наказала проследить, кто еще будет торговать тушенкой, откуда ее привезли и по какой цене покупают. Я уже просмотрела все продуктовые ряды. Никто деликатес не продает. Как это называется, когда торговать может лишь один человек?

— Монополия.

— Во, во — монополия. Слово какое-то ненашенское, капиталистическое. Если товар имеется лишь у одного продавца, а спрос большой, он может заломить за него баснословную цену?

— На то и капитализм. Там какой существует принцип? — задал компаньон вопрос и сам на него ответил: — Главный капиталистический принцип — человек человеку волк. Это у нас, при социализме, все люди друг другу товарищи и братья.

— Тоже не каждый «брат». Лизка никакая мне не сестра и даже не подруга. Если перестану выполнять ее распоряжения, не даст папирос. За хорошую службу, когда настроение хорошее после приезда старшины, отпускает иногда немного тушенки, яичного порошка, армейских сухарей, пару кусочков сахару. Расщедрилась однажды, бутылку водки дала. До сих пор не знаю, что с нею делать.

— В этом тебе помогу, — улыбнулся Иван.

Не поддержав шутку, Женя продолжила горестное повествование:

— На оставшиеся от Лизкиных щедрот деньги покупаю потом картошку, крупу, тем и живу.

Женя посмотрела в глаза собеседнику, вздохнула обреченно, сказала вполголоса:

— Вчера объявила мне выговор за то, что уступила тебе папиросы за восемнадцать, а не за двадцать. Мне ничего не заплатила, даже два рубля остались в задолженности. Не разрешает себе и мне продешевиться.

— Не горюй, — успокоил собеседницу компаньон. — Сегодня должны наторговать сколько надо. Видишь, какая хорошая погода, такая всегда способствует успешной торговле. Компенсирую тебе вчерашние убытки, коль невыплата заработанного произошла по моей вине. А выговор я с тебя снимаю, если еще раз твоя Лизка позволит такое, будет иметь дело со мною!

Иван гордо выпятил грудь и ударил в нее кулаком. Женя улыбнулась неожиданно объявившемуся защитнику.

Торговцам папирос и впрямь повезло. Уже к обеду они продали поштучные папиросы. Нераспечатанная пачка по-прежнему красовалась в руке продавщицы. Иван купил ее за двадцать пять рублей, но Жене сказал, чтобы она возвратила хозяйке только двадцать.

До вечера были распроданы еще полпачки. На эти деньги купили яичного порошка и поделили поровну. Но Иван отдал свою долю коллеге по торговому делу. Сказал: «Обойдусь, у меня есть в запасе целый килограмм».

Весь день торговец вглядывался в лица людей, но обнаружить Желтозубого не удалось. И тут пришла мысль, на первый взгляд нелепая: «Лизка и Желтозубый не в один ли день появляются?»

С таким же результатом закончился день у Романа. Однако его успехом стало знакомство с инвалидом без ног, продавцом подсолнечных семечек. Это для него Роман закупил у продавцов дюжину папирос и щедро угощал Тимофея, как того звали.

Инвалид сидел на низкой деревянной коробке с шариковыми подшипниками вместо колес. Перед ним стояла табуретка, на которой размещались кружка, стакан, бумажные кульки с продукцией. Не прочь был он поговорить о делах насущных и глобальных. Если такой собеседник появлялся, он снимал со своего «прилавка» инвентарь и покупатель мог посидеть, полузгивая вкусные семечки. Роман удостаивался такой чести каждый раз, когда подходил к Тимофею с папироской. Непременно ему доставалась горстка семечек.

Инвалид оказался не из местных. Так же, как и Роман, ожидал скорого освобождения родной деревни. Торговал чужими семечками, жил у одинокой женщины, сумевшей сберечь это добро от грызунов и оккупантов.

Тимофей, старший сержант, служил в полковой разведке. Он и теперь был энергичен, рассудителен.

— Проявил лишь однажды неосторожность, — рассказывал он, — и остался без ног. Саперам и разведчикам расслабляться не положено.

О своих бедах разведчик распространяться не желал. «Ничего нет интересного, загляделся не туда, куда надобно, за это поплатился».

Как определил Роман, качеств разведчика Тимофей не растерял. Он постоянно вел наблюдение за окружающей обстановкой, проходящими мимо гражданами, анализировал, определял, кто из них кто.

— Знаешь, — говорил он, обращаясь к Роману, — народ тут всякий. Интересно наблюдать за людьми. Одни свои желания тщательно скрывают, у других все на морде написано. С первыми охота поговорить, обменяться мнениями, проверить результаты собственных наблюдений, со вторыми терять время не хочется.

Покуривая подаренную папиросу, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, Тимофей неожиданно сказал:

— Сдается мне, на нашем базаре — как бы это получше выразиться — что-то такое происходит.

На недоуменный взгляд Романа инвалид ответил:

— Периодически появляются неведомо откуда отдельные личности. Что-то приносят в больших чемоданах, походят, походят, затем вновь незаметно исчезают. Были только что здесь, и вот их уже нет. Грешу я, наверное, но, похоже, недобрые это люди. Имеют они здесь своих пособников. Неоднократно наблюдал, как за час-полтора до появления молодых здоровых мужиков с четырех сторон нашего базара выставляются, будто часовые на постах, пары женщин-попрошаек. Нестарые, шустрые, смотрят больше по сторонам, чем на тех, кто им преподносит подачки. После исчезновения молодцов эти особы сначала идут в общую массу людей, потом незаметно покидают рынок. Как по-твоему, что все это может означать?

— Всякое можно подумать. Вы — боевой разведчик, неоднократно видели их, а определенного вывода не делаете. Увижу, выскажу свое мнение.

— Вчера моя Марфа Ивановна, — спохватился инвалид смущенно, — ну, это женщина, у которой я живу, рассказала новость. Будто немцы в скором времени опять возвратятся. Но теперь старосту граждане станут выбирать голосованием, а полиция будет формироваться из теперешних милиционеров. Колхозы сохранятся. Ничего меняться не должно. Индивидуальное ведение хозяйства остается под запретом. Гитлер вроде бы издал приказ о гуманном обращении с жителями оккупированных сел и городов, а за любое сотрудничество с немецкой армией предполагается получение больших денег.

Тимофей пристально посмотрел на собеседника, заметил, что тот внимательно вслушивается в его слова.

— Что можешь сказать по этому поводу?

— Рядовая вражеская пропаганда, рассчитанная на простачков, очень доверчивых людей.

— Все так. Но появилось кое-что новое в гитлеровской пропаганде — о гуманности заговорили.

— Еще один «Сталинград» немцам устроить, так целоваться полезут, в вечной дружбе начнут клясться.

— Поумнели они, поумнели. А ведь еще год назад их слова содержали одни угрозы: за то — расстрел, за другое — расстрел.

Инвалид отсыпал пару стаканов подошедшей молодухе, рассчитался с нею.

— Жаль от души молодых женщин. Сколько бы они нарожали детей, не будь этой проклятой войны, — сказал он, глядя вслед уходящей покупательнице.

Тимофей горестно покачал головой. Потом неожиданно сказал:

— Думается, ты не поверил в существование баб-часо-вых, молодцов-удальцов. Завтра никого не будет. А на следующий день подойди, покажу тех и других.

— Мне-то они зачем?

— Как знать, — не глядя в лицо, усмехнулся инвалид, — вдруг какая идея появится.

Сдвинулись с мертвой точки дела у Виктора. По рекомендации местных органов НКВД он установил оперативные контакты с тетей Машей. Так величали молодую женщину, уборщицу территории рынка. Каково ее настоящее имя, Виктор не знал. Тетя Маша — и все. Без дела разговоров не ведет. Получила задание обнаружить Желтозубого, ведет наблюдение за прилавком Лизки. Контакты как бы случайные возле ведра. Если в нем веник — не подходи, ни о чем не расспрашивай. Только посматривает из-под черных ресниц на Виктора, изредка улыбнется ему. Сведений о Желтозубом нет. Говорить не о чем.

Вечером Ланцов заслушал информацию разведчиков о результатах работы Ивана с Романом по установлению контактов с гражданами. Сошлись на мнении: знакомства полезные, полученные сведения заслуживают внимания. Ивану надлежало вместе с Женей переместиться для торговли папиросами поближе к торговым рядам с продовольственными товарами, понаблюдать за Лизкой и ее покупателями: когда прибывают на рынок, кто сопровождает, с кем имеют контакты. Роману следовало подтвердить факт выставления «часовых» по периметру рынка в связи с появлением «молодцов», продолжать дружеские беседы с Тимофеем о последних новостях на рынке и в Белых Журавлях. Виктору поручалось помочь тете Маше провести тщательную уборку у продовольственных прилавков и совместными усилиями обнаружить Желтозубого, проследить за его перемещениями по рынку, понаблюдать за лицами, с которыми прибывает. Ему также рекомендовалось выяснить истинное имя подопечной.

X

Командир оперативной группы Сергей Ланцов не спеша прохаживался по рынку в Белых Журавлях, наблюдая за снующими туда-сюда покупателями и продавцами. В новых немецких сапогах с широкими раструбами, купленных накануне, серого цвета пиджаке, с подкрашенными усами и едва видимой бородкой, он заметно утратил облик офицера, командира роты штрафного батальона. Обычный штатский, но со строевой выправкой. Весеннее солнце начинало припекать, появилась забота об экипировке разведчиков в изменившихся условиях. Смотрел, выбирал, приценивался. Разведывательный отдел в средствах не ограничивал, но финансист напомнил: деньги счет любят. За каждый израсходованный рубль следовало отчитаться.

Решая задачу со множеством неизвестных, Сергей пытался соединить в единую логическую цепь разрозненные сведения о Желтозубом, Лизке, женщинах-попрошайках, молодых мужчинах, внезапно появляющихся и исчезающих незаметно. Эта связь вроде бы просматривалась, но тут же обрывалась при попытке свести концы с концами. Появлялась мысль: стоит ли заниматься второстепенными вопросами? Заинтересованность Желтозубым в задачу вписывалась, работа в этом направлении сомнений не вызывала. Другие направления размышлений, напротив, казались второстепенными, тем более, что прогноз инвалида о непременном появлении через день-другой мужчин, попавших под подозрение, не оправдался.

Тимофей по этому поводу развел руками.

— Не появились сегодня, прибудут завтра, а вероятнее всего, послезавтра, — уверенно заявил он. — Приходи, погляди — девки тебе понравятся: глазастые, шустрые, живые, кровь с молоком, — убеждал инвалид Романа.

— Не появились, ну и не надо, — с безразличным видом ответил Роман.

Командир оперативной группы полностью соглашался с мнением Тимофея. «Не спеши», — успокаивала мысль.

Ланцов шел по рынку, придерживаясь границ толпы, всматривался в примыкающие к нему строения, насаждения.

Рынок окружали крупные деревья, посаженные еще в дореволюционное время. Живую границу люди берегли — не строили поблизости крупные объекты. Подворья жителей начинались метрах в ста от рыночных сооружений. По существу, он занимал отдельную от жилых строений поселка большую площадь. Внутрирыночные сооружения включали несколько рядов деревянных прилавков с навесами и без таковых, два общественных туалета, о подобии которых у Сергея сохранились недобрые воспоминания при проведении облавы на рынке железнодорожной станции Кропино. На всякий случай он проверил, нет ли в них поворачивающихся на гвоздике досок, позволяющих преступникам скрытно уходить из богоугодного заведения. На этот раз таковых не оказалось ни в одном, ни в другом.

Невдалеке на одной линии с туалетами виднелись большие свалки хлама: куски досок, проволоки, сухие ветки, тряпье. Но самое важное отметил он поблизости от свалки — внушительных размеров нагромождение свезенной со всей округи битой немецкой и отечественной техники: автомашины, бронетранспортеры, трофейные танки, самолет с поднятым вверх крылом. Теперь в бывшем военном имуществе копошились пацаны, мужики и даже женщины: что-то откручивали, отпиливали, отламывали. «Здесь похоже, Кирпич добывает свои неисчерпаемые запасы». Сразу за горой металла с многочисленными лабиринтами начинались сады, хозяйственные постройки, жилые дома поселка.

Довольный результатами рекогносцировки границ рынка, командир оперативной группы условным знаком на столбике у Кирпича вызвал Вихрова, дал задание организовать постоянное патрулирование вокруг свалки металлолома на время работы рынка, а также подыскать или оборудовать место для засады на случай возникновения угрозы прорыва в поселок со стороны рынка выявленных диверсантов, бандитов, дезертиров, других преступников. Кроме того, с обострением обстановки на рынке в этом месте следовало выставлять пост наблюдения из двух автоматчиков.

— На мой взгляд, — сказал он Вихрову, — нагромождение металлолома — наиболее удобный путь отступления для каждого, кому есть что скрывать. Здесь легко затеряться на случай преследования и организовать вооруженное сопротивление.

Размышляя об экипировке и уловках, применяемых агентурой противника, Сергей не без основания полагал, что, маскируясь под местных жителей, диверсанты и бандиты вряд ли станут ходить по загаженной мусором территории рынка в развалившейся или рваной обуви. Народ этот весьма уважает свое здоровье, рисковать им вряд ли найдутся охотники. Можно ожидать, рынок в Белых Журавлях не станет исключением, обувь у них будет добротной, как, впрочем, и одежда.

Наблюдая за передвигающимися по рынку гражданами, он не забывал поглядеть на их ноги. Если они были женскими, неосознанно взгляд скользил по всей фигуре. Мужской инстинкт! Вот пара стройных ножек с прижатой ветром к коленям темной юбкой, в хромовых сапожках с галошами. Смотреть бы да смотреть. Картинка! Сергей глянул в лицо, и учащенно забилось сердце; не верил глазам своим — перед ним стояла Зина! Нет, конечно, не та девочка, которая провожала в армию, другая. Но те же невинные большие карие глаза, черные брови, толстые, в руку, косы, приятно смуглое лицо. Оно было так знакомо и прекрасно, что оторвать от него взгляд не хватало сил.

Почувствовала взгляд и девушка. Снизу вверх она спокойно и доверчиво взглянула на стоявшего рядом парня. Уголки красивых губ едва шевельнулись, лицо озарилось белозубой улыбкой. Зинкиной улыбкой!

Сергей не любил фамильярничать. Но тут как-то само собою получилось.

— Милая девушка, — обратился он к прелестному созданию, — будь ласка, — перешел на украинский, — как тебя кличут?

— Галя. Я не украинка, — мягким грудным, опять-таки Зинкиным, голосом ответила она.

Растерялся командир оперативной группы разведчиков. Это не то, что в бою, там все ясно. Тут же не знаешь, что делать, о чем спросить, а отойти нет сил. Так и стоял, глядел широко раскрытыми глазами на милое сердцу лицо, опасаясь, что «виденье» может исчезнуть.

Склонив головку набок, девушка с улыбкой ждала, о чем еще спросит оробевший парень. Уходить ей тоже не хотелось. Не часто случается, чтобы понравившийся парень вот так неожиданно остановился и заговорил с тобою.

Возраст и здоровье мужчины женщина чувствует интуитивно, в какую бы он одежду ни рядился.

— Возможно, тебе какая-нибудь помощь требуется? — наконец вымолвил Сергей первые пришедшие на ум слова, понимая их неуместность.

— А у вас усы настоящие? — блеснули лукаво искорки в темных глазах.

— Конечно! — Чтобы убедилась, он подергал за волоски под своим носом.

— Уже поверила, — прыснула незнакомка. — Зовут меня Галей.

— А в таком виде я тебе не нравлюсь?

— Вы меня не так поняли, — ответила смущенно девушка.

— Как только закончится война, а возможно, и раньше обязательно сбрею.

— Ой! Когда эта война закончится?! Конца и края не видно.

— Если что-то началось, оно обязательно когда-нибудь закончится. Галечка, а ты на рынке чем занимаешься?

— А как вас зовут? — спросила девушка.

— Сергей Ланцов. Можно попроще — Сережа. Я не обижусь.

— На рынке я ничего не делаю. Просто хожу и смотрю на все интересное.

— Возьми меня с собою. Вдвоем смотреть веселее.

Она согласно кивнула головой.

Двоякое чувство испытывал Сергей рядом с Галей. Понимал абсурдность ситуации, но руку «Зины» отпускать не хотелось. «Наваждение какое-то», — упрекал он себя. Вновь воскресли приглушенные временем воспоминания о Батурино, расставание в клубном садике. Теперь вроде бы все опять перед глазами. Реальная Зина из памяти не выходила. Подтверждалось известное: если женщина вселилась в душу, ее оттуда никакие силы не вытянут. Но Галя была лишь похожа на Зину.

Ночью Сергей не мог заснуть долго, чего с ним давно не случалось. В окно смотрела луна, освещая спящих на полу разведчиков. Гальчичек, как он в мыслях назвал Галину, была рядом. Виделось ее лицо, когда он рассказывал ей о войне и мирном времени, косы на плечах, сдвинутая на затылок розовая вязаная шапочка. Вспомнился недавний разговор с товарищами о судьбе и счастье, и он с приятной улыбкой пришел к выводу: сегодня судьба подарила ему счастливые мгновенья встречи с образом любимого человека. Подумалось: «На самом деле счастливые минут не наблюдают. Казалось, только что встретились, а уже вечер, надо расставаться».

Утро для Сергея началось, как говорят казаки, с места в карьер. Он пришел на рынок спустя полчаса после появления там подчиненных. Как всегда, в первую очередь командир оперативной группы посмотрел на заветный столбик над прилавком Кирпича. На гвоздике уже висела веревка с узелком. Краснолицый хозяин объекта сообщил для 567-го информацию Ивана: «Объект появился». Имелась в виду Лизка.

Пробираясь в людском потоке ближе к продовольственным рядам, Сергей неожиданно нос к носу столкнулся с Галей.

— Ты чего в такую рань пришла? Спала бы себе на здоровье.

— Хотела вам помочь купить легкий пиджак для весны. Вы вчера говорили, будто собираетесь заняться сегодня этим делом.

Глаза юной девушки доверчиво смотрели на парня, отражая искренние намерения оказать ему помощь.

Приятной теплотой накатились на душу слова Гальчички. Вспомнилось где-то прочитанное: ничего так не размягчает мужское сердце, как женская забота, ласковые слова.

Выбора не было. Надо брать с собою подружку и вместе следовать к Лизкиному прилавку, чтобы понаблюдать за женщиной и ее окружением.

Вдоль продовольственных рядов толпились покупатели. В этой толчее увидеть нужное лицо затруднительно. Под предлогом побеседовать с милой девушкой наедине Сергей отошел несколько в сторону, но так, чтобы стало удобнее наблюдать за передвижением людей вдоль прилавка, особенно в сторону общественных туалетов и свалки металлолома.

Галя щебетала своим нежным голоском, рассказывала, как вдвоем с матерью живут в дедушкином доме, как ютились на чердаке, когда в комнатах жили немецкие солдаты.

Сергей слушал молодую собеседницу рассеянно, стараясь не обойти вниманием человека, более или менее похожего по рассказам на Желтозубого. Пока взгляд ничего определенного не фиксировал.

Растирая по щекам слезы, Галя рассказывала, как еще в 41-м году получили похоронку на папу, как потом с горя умер дедушка.

На Сергея угнетающе действовали женские мокрые глаза. Он терялся, не знал, о чем в этих случаях говорить. Вот и теперь командир оперативной группы неловко топтался возле расстроенной девушки, пытался неумело успокоить, поглаживая по спине.

— Ну, не надо, Гальчичек, успокойся ради бога, — говорил он, стараясь придать голосу сочувствующие нотки. — Война принесла столько горя людям, что его хватит еще на сто лет.

Девичьи слезы — майская роса: выглянуло солнце, и нет ее. Вот и Галя мило улыбнулась. Просветлело на душе парня.

И тут Сергей заметил, прямо-таки почувствовал Желтозубого, хотя видеть до этого не приходилось. Несомненно, мужчина был тем человеком, которого он высматривал. Выше среднего роста, сильный телом, с упитанной шеей и узким лицом. В низко надвинутой на глаза шапке-ушанке военного образца, какие носит на рынке большинство мужчин, он не торопясь прошел в нескольких шагах, глянул на молодых людей, задержал взгляд на миловидном лице девушки. В руках узколицый держал холщовую сумку, в которой угадывались тяжелые предметы, выпиравшие острыми гранями.

— Ты не знаешь, что это за гусь? — спросил Сергей у спутницы.

— Нет. Такого никогда не видела.

Провожая взглядом незнакомца, Ланцов заметил, когда тот, поравнявшись с кучей мусора, выбросил туда свою поклажу.

Увлекая за собою подружку, Сергей двинулся вслед за незнакомцем, но, подойдя к свалке, отметил, что мужчина растворился в лабиринтах нагромождения металлолома. Для интереса заглянул в кучу мусора — бросилась в глаза холщовая сумка, из которой вывалился белый блестящий закрытый цилиндр, похожий на банку свиной тушенки без этикетки.

Сергей решил еще погулять с Гальчиком возле трех пирамидальных тополей, сросшихся в единую живую стену. Сейчас она стала надежным укрытием для наблюдателей.

Ждать пришлось недолго. Вскоре из туалета вышла женщина с плетеной корзиной в руке, быстро подошла к кучам мусора, переложила в свою тару какие-то предметы, затем направилась в сторону рынка. Повторный осмотр свалки показал, что холщовая сумка оказалась пустой.

Утром Иван вновь прохаживался со своими опостылевшими папиросками, удерживая в каждой руке по паре штук.

— Рупь, всего один рупь, — говорил эн встречным мужчинам, хотя мог безошибочно определ гь, кто осчастливит его покупкой.

Ближе к продуктовым рядам он заметил Женю. Та протискивалась к прилавкам. Подошла к олодой женщине с ярко накрашенными губами, высоко взбитой, черной как смоль, растрепанной копной волос. Поговорив с черноволосой минуту-другую, Женя отошла и вскоре стала предлагать потенциальным покупателям пачку папирос.

— Рупь, один рупь…

Иван медленно приближался к прилавку. Издали увидел на деревянной подставке пару двухкилограммовых банок свиной тушенки. Обычно тара, чтобы не ржавела, обмазывается солидолом или другой смазкой, эти же стояли протертыми, белой глянцевой поверхностью резко выделяясь на фоне грязных досок прилавка.

Подходили покупатели, но долго не задерживались возле красивых банок. И только один мужик приближался к ним неоднократно. Когда возле продавщицы никого не оказалось, быстро подошел, не торгуясь достал из-за пазухи холщовую сумку с длинными плетеными ручками, положил в нее банки, после чего не спеша двинулся в обход торговых рядов и удалился в противоположную от рынка сторону. Вскоре в том же направлении ушла и торговка.

Иван с Женей встретились возле прилавка, который только что покинула его хозяйка. Оба обрадовались встрече. Женщина ходила с нераспечатанной пачкой папирос, раздосадованная отсутствием покупателей, их несговорчивостью.

— А я хожу и думаю о вас, — улыбнулась она.

— Хорошо или плохо?

Женщина одарила его приветливым взглядом.

Вместе быстро распродали штучные папиросы. Она рассказала, что Лизка сегодня в отличном настроении. Ночью приезжал старшина, подарил любовнице немецкие часы-штамповку, обещал еще приехать следующей ночью. На радостях даже вырученные деньги не взяла, дала новую пачку папирос, но поручила внимательно присматриваться к людям, которые чаще всего крутятся возле ее прилавка, но ничего не покупают. Боится, воры заметят, куда она прячет вырученные от продажи деньги, а потом отберут. Обещала за это хорошо платить.

— Ваня, — обратилась она к парню, впервые назвав по имени, — помоги мне понаблюдать. Возможно, вдвоем не так будет заметно, да и в четыре глаза легче обнаружить воров. Мне хочется услужить Лизке. Она, безусловно, дура. Но я живу в полной зависимости от нее и ее подачек.

— Согласен понаблюдать. Авось и правда обнаружим, а потом изловим вора на радость твоей благодетельнице.

— Хочешь, я тебя познакомлю с Лизкой? — неожиданно предложила Женя.

— Зачем мне такое знакомство? Без надобности.

— Возможно, снизойдет, поручит тебе торговать чем-нибудь. Мужиков она любит, доверяет им.

— Тебе хочется, чтобы и я попал в кабальную зависимость от этой бабы? Сама потом пожалеешь. Подавляющему большинству людей больше нравится самостийность.

— Сейчас гордость ни к чему. Главное — выжить. На поклон пойдешь хоть к черту.

— А как ты меня представишь?

Женя на мгновение задумалась. Легкий румянец прошелся по ее щекам, порозовели уши.

— Как своего хорошего знакомого, помогающего в торговле.

— Я уже хороший?

Женя улыбнулась. Лукаво посмотрела в глаза спутнику, осторожно взяла его за руку…

Вечером во время подведения итогов прошедшего дня Виктор сообщил, что Мария, как ее на самом деле зовут, проводила уборку территории продовольственных прилавков в то время, когда попавшая под оперативное наблюдение продавщица мясной тушенки Елизавета сторговалась с неизвестным гражданином. Мария знает в поселке многих, но этого покупателя она видела впервые. Он мог бы понравиться, рассказывала женщина, если бы не его желтозубая улыбка, делающая лицо злым. Она заметила, что при расчете с покупателем Лизка вместо сдачи передала ему какую-то бумажку размером со спичечную коробку. После сделки мужчина с покупкой быстро ушел. Вскоре снялась со своего места и Елизавета.

В этот день сведений, интересующих оперативную группу, не было лишь у Романа. Большую часть дня прокурил он с инвалидом, а попавшие под подозрение лица на рынке не появились. Окончательно сложилось мнение, что появление Желтозубого, женщин-попрошаек, молодых мужчин, вызывающих подозрение у Тимофея, вероятнее всего, не связано между собою. Тем не менее Роману поручалось продолжить контакты с бывшим разведчиком, до конца разобраться, кто те лица, которые то появляются, то исчезают.

— Семечки чужие поменьше лузгай, — посоветовал Иван, — иначе отлучит хозяин тебя от своего прилавка. Слушай, давай поменяемся, — предложил он, — ты походишь с папиросами, а я посижу на стульчике, покурю, поговорю с Тимофеем.

— Не выйдет! Семечки, как и ты папиросы, я покупаю за казенные деньги. Могу шелухой и мундштуками от выкуренных папирос отчитаться. К тому же Тимофей очень не любит балабольства, ему желательно порассуждать, поанализировать. А ты этого не умеешь. Да и Женю жаль, скучать будет без тебя. Остается одно, трудиться каждому на своем месте, — не поддержал шутку Роман.

Утро следующего дня началось с появления на столбике у Кирпича завязанной в узелок веревочки.

Сергей не сразу узнал в поджидавшем мужчине капитана Кавригина. С опущенными и завязанными внизу клапанами шапки-ушанки, похожий на больного, боявшегося простуды, тот ковырялся в ящике с болтами, подыскивая что-то. Командир группы разведчиков доложил обстановку, результаты оперативной работы на рынке Белых Журавлей. Кавригин одобрил принятые решения, предупредил об опасности, которую следует ожидать при вхождении в непосредственные контакты с людьми, попавшими в поле зрения оперативной группы. Он вручил Ланцову пять флаконов одеколона «ТЭЖЭ», посоветовал продавать очень дорого. «Нам нужна не выручка, а сам процесс торговли, позволяющий логически оправданно находиться в любой точке рынка. Да и достать сейчас одеколон — проблема проблем». Капитан, кроме того, проинформировал, что в районе Уразово на автомашину ЗИС-5 интендантского управления, доставляющую сапоги для прибывшего пополнения, совершено бандитское нападение. Охрана, три человека, в том числе офицер, погибла. Машина с сапогами исчезла. Прокуратура занимается этим вопросом, но результатов пока нет.

— Присмотритесь. Не исключено, что кирзовая обувь появится у вас. Вихрова следует подключить к этому делу.

О разбое, пропавших сапогах тут же были оповещены оперативники. Роман рассказал об этом Тимофею, тот сокрушенно покачал головой: «Вот гады!»

Задачу вести наблюдение за торгующими промышленными товарами получила Мария. Вихрову следовало усиленным до пяти человек нарядом организовать патрульную службу по периметру рынка, вести наблюдение за выходами с его территории, находиться в полной боевой готовности на случай задержания обнаруженных преступников.

События этого дня развивались стремительно.

Едва Роман подошел к Тимофею со словами привета, тот, не отвечая, выпалил:

— Девки на своих местах, но парни еще не прибыли. Вон, смотри, стоят, — указал он на переминавшихся с ноги на ногу молодых женщин.

Две нестарые миловидные особы в полуобороте друг от друга стояли с протянутой рукой в паре десятков метров от поста наблюдения продавца семечек.

— Иди познакомься.

— На черта они мне сдались? Тратить напрасно время.

— Не черти! — воскликнул инвалид. — В твоих делах могут пригодиться контакты, которые на первый взгляд кажутся ненужными. — В подтверждение правоты Тимофей поднял вверх указательный палец.

Роман, торгующий одеколоном, подошел к попрошайкам. Вблизи женщины оказались не такими уж молодыми и привлекательными. Одетые во все черное, они походили на монашек без головных уборов. Волосы вокруг головы стянуты одинаковыми голубыми лентами, растрепаны ветром, свисают в разные стороны косицами.

Парень подал попрошайкам по паре десятикопеечных монет. Те, не выражая никаких эмоций, молча приняли подаяние.

Продавец так, на всякий случай предложил молодухам купить флакончик одеколона. Светловолосая с загоревшимися от радости глазами взяла треугольную бутылочку, бережно прижала к груди, понюхала маленьким вздернутым носиком, но соседка грубо выдернула из ее рук флакон, передала владельцу.

— Катись отсель с кандибобером, — грубым, как у заядлого курильщика, голосом прохрипела она.

— Что ты, милая, я же хотел подарить радость для души по случаю наступления весны, вон вы какие…

— Катись, я сказала, — уже зло выкрикнула та, оборвав на полуслове Романа.

— Почему шумим? — раздалось у него за спиной.

Роман не заметил, откуда и когда появились двое улыбающихся, крепкого телосложения высоких молодых мужчин.

— Да вот одна красивая хотела купить у меня одеколон, а другая не разрешает.

Стоявший рядом парень вынул из потайного кармана сторублевую купюру, протянул ее продавцу.

— Этого мало, — сказал Роман, поворачивая перед глазами парня флакон то одной, то другой стороной. — Смотри, какой товар! Другого такого на всем рынке не сыщешь.

— Добавлю! — Покупатель достал еще одну сторублевку.

— Ладно. Черт с вами, берите. Для хороших людей не жалко.

Парень взял флакон, без улыбки передал светловолосой и сунул под ее носик увесистый кулак. Как сорванная травинка, которая только что была полна жизненной силы, женщина сразу сникла. Между тем парни подхватили стоявшие рядом увесистые чемоданы и углубились в толпу.

Светловолосая виновато улыбнулась, курносый носик начал подергиваться, и она расплакалась.

— Вам, пожалуй, надо взять деньги обратно, — с сочувствием сказал Роман, — иначе придется отрабатывать их. — Даю вам двести за флакон одеколона.

Светловолосая молча кивнула в знак согласия, схватила деньги и быстро положила их за пазуху.

Когда обмен состоялся, «злюка», как мысленно назвал Роман соседку светловолосой, вновь бесцеремонно вмешалась в разговор:

— Катись отсюда. Сколько раз можно говорить одно и то же?

Она угрожающе надвинулась на продавца одеколона. Ее мощные груди уперлись парню в живот.

Роман не стал дожидаться еще одного «катись» — привлекать к себе внимание скандалами не хотелось. К тому же надлежало побыстрее оказаться у ведомства Кирпича, покопаться в его шплинтиках и шайбочках.

Повидался с Тимофеем, тот сообщил, что «его» парни уже проделали три рейса с чемоданами.

— От тех двух пароконных повозок, — указал он кивком головы в сторону стоящих поодаль подвод.

Когда Роман подошел к прилавку, в ящичках Кирпича ковырялась вся оперативная группа. Усердно отыскивал нужный болт Вихров.

По информации Виктора и Марии, на рынке появились в большом количестве кирзовые сапоги, которые продаются в нескольких точках, причем довольно бойко. Запрашивают торговцы недорого, поэтому выстраиваются даже очереди.

Роман шел сквозь толпу. В десятке метров вслед за ним двигался наряд патрулей. Ему следовало обнаружить парней, купивших у него флакон одеколона, дать знать об этом патрулям.

Один из недавних покупателей оказался у фонарного столба в центре рынка с раскрытым на земле чемоданом, внутри которого лежали кирзовые сапоги. Вокруг толпились покупатели, но парень оживленно разговаривал с симпатичной девушкой, не обращая внимания на нетерпеливые вопросы людей о цене товара.

Роман прошел мимо, как старого знакомого, поприветствовал продавца сапог поднятой полусогнутой рукой: сигнал об обнаружении разыскиваемого. Парень неохотно кивнул в ответ. Однако встреча его совершенно не обрадовала. Он оставил без внимания девушку и начал торопливо закрывать чемодан. Увидев приближающийся патруль, парень вдруг, пригнувшись, прыжком бросился в толпу. Петляя среди людей, словно заяц, в хвост которого пристроилась зубастая лисица, он устремился к выходу с рынка.

Солдаты бросились вслед. Но, не имея возможности наблюдать направление движения беглеца, вынуждены были останавливаться, расспрашивать, в каком направлении скрылся человек.

Тот выбежал из толпы к женщинам-попрошайкам, возле которых с проверкой документов находилась вторая патрульная группа. Не останавливаясь, парень метнулся к стоявшим поблизости пароконным подводам. С одной из них по патрулям неожиданно стеганула автоматная очередь. Солдаты попадали, начали изготавливаться для ведения огня. В этот момент оказавшаяся позади наряда «злюка» задрала юбку и выхватила из кобуры, прикрепленной к голени правой ноги, немецкий вальтер. Но выстрелить не успела. Светловолосая напарница носком сапога снизу вверх ударила ее по руке с оружием. Описав дугу, пистолет шлепнулся в грязь возле ног старшего патрульной группы. «Злюка» взвыла от боли, разъяренным зверем бросилась на обидчицу. Но та вновь носком сапога ударила нападавшую в пах. «Злюка» ткнулась носом в замусоренную землю и на высокой ноте, словно побитая собачонка, жалобно заскулила.

С пароконной повозки стреляла женщина. Прихватив беглеца, нахлестывая лошадей, она помчалась к ближайшим жилым постройкам. Вслед за первой устремилась вторая пароконка с сержантом, старшим патруля. Стоя в повозке, он поверх скакавших галопом лошадей короткими очередями вел огонь по беглецам из автомата. Вскоре одна лошадь преследуемой повозки упала, увлекая за собою вторую. Дышло уперлось в землю, повозка по инерции взлетела вверх и остановилась, вытряхнув мужчину и женщину к барахтающимся лошадям. Сержант сумел отвернуть своих лошадей в сторону, но сделал это круто. Его повозка опрокинулась, и он отлетел к убитой лошади, но автомат удержал.

Автоматная очередь по патрулям на рынке унесла жизнь одного солдата и двух женщин из толпы. Один патрульный и еще две женщины получили ранения.

Руки задержанных Вихров связал одной веревкой и под конвоем автоматчиков доставил в местное отделение милиции. Второй носильщик чемоданов с сапогами успел скрыться в толпе. Поиски результатов не дали. Не удалось задержать женщин-попрошаек, находившихся на постах в других точках рынка. Едва послышалась стрельба, они скрылись в толпе. Светловолосая в последующих разбирательствах происшествия на рынке проходила в качестве свидетеля.

XI

Условный сигнал вновь вызывал Сергея к Кирпичу. На этот раз ошеломил новостью Иван. Лизке вздумалось пригласить его и Женю сегодня вечером в гости. Приедет ее старшина, возможно, придет еще кто-то. Идти туда Жене, по словам Ивана, совершенно не хотелось, но не пойти — значит рассориться с Елизаветой. Потом от нее ни папирос, ни чего другого не получишь.

— Ей хотелось провести вечер со мной, — рассказывал Иван.

— Это ты уже сам придумал, — съязвил Роман.

— Что значит «прибудет еще кто-то»? — спросил Сергей.

— Женя не знает.

— Что ж, придется нам сегодняшнюю ночку пободрствовать!

Перед выходом на задание Роман брюзжал:

— Иван с Женей в тепле, в гостях за столом, возможно, и вино там. Виктору с Марией тоже будет хорошо. Только я один, как неприкаянный. Кстати, сколько лет этой «тете Маше»? — хихикнул он. — Как ты с нею будешь прогуливаться? В обнимку?

— Двадцать три годика Маше. Обниматься я умею.

— Надо мне такую «тетю» заиметь тоже. Витя, — обратился Роман к Виктору, — Иван не желает уступить мне Женю. Поменяй ты Машу на Тимофея. Семечки у него отменные. Тоже нет желания? А зря. Придет время, сами станете просить об этом, да будет поздно.

— Знакомство с женщиной — дело деликатное. Не каждому это дается просто, способность требуется. Особенно если девушка молодая да еще симпатичная. Так что, друг Роман, если судьба свела тебя с Тимофеем, будь с ним.

— Посмотрим, посмотрим. Еще завидовать будете! Отыщу себе такую, ахнете от зависти.

— Начало смеркаться, когда Иван с Женей встретились в условленном месте. Они шли не спеша по длинной улице вдоль палисадников с распускающейся сиренью, мимо окон, закрытых наглухо ставнями, рассматривая уцелевшие и покалеченные войной подворья. Оба в этой части Белых Журавлей не бывали. Поодаль в том же направлении следовала влюбленная парочка. Молодые люди часто останавливались, обнимались, целовались. Впереди маячила одинокая фигура высокого мужчины, которому, судя по его виду, спешить в этот тихий весенний вечер совершенно не хотелось. Навстречу прошла патрульная группа во главе с лейтенантом, но она тут же свернула в переулок и вышла на параллельную улицу.

К дому Елизаветы подошли, когда уже стемнело. Ни единого огонька не вырывалось из-за плотно прикрытых ставней на окнах. Значительных размеров пятистенок под железной крышей располагался в глубине небольшого сада. От металлической калитки к высокому крыльцу вела узкая дорожка, посыпанная битым кирпичом. Дощатый забор — выше человеческого роста. С улицы двор не просматривается. Шевельнулась мысль: «Застенок».

На стук щеколды на крыльце появилась хозяйка.

— Открыто! Заходите! — крикнула она, чеканя отрывисто каждое слово.

Не ожидая, когда подойдут гости, Елизавета молча повернулась и ушла в глубь коридора, оставив входную дверь открытой.

— Тебе не хочется вернуться на улицу? Уйти отсюда? — спросил Иван.

— Даже очень! Но нельзя. Одна я боюсь заходить в этот дом, — полушепотом ответила Женя.

Дверь в комнату находилась в конце длинного коридора. Каждый шаг отзывался скрипом половиц, громко звучащим в замкнутом пространстве дощатого тоннеля.

— Можно? — робко постучала Женя во входную дверь.

— Можно, можно, — раздался из глубины комнаты грубый мужской голос.

Женя с Иваном переглянулись — старшина должен приехать позже.

Вошли. Посреди комнаты, освещенной десятилинейной висячей керосиновой лампой, напротив двери стоял мужчина крепкого телосложения. Руки в карманах. Раскачиваясь из стороны в сторону, он внимательно рассматривал вошедших. После длительной паузы, во время которой Иван успел заметить рядом с хозяйкой еще одну женщину, мужчина резко высвободил правую руку и протянул ее Ивану, улыбнулся редкими желтыми зубами.

Подумалось: «Вот уж кого не предполагал встретить».

— Жорж, — представился мужчина. — Так меня называет Катерина, — кивком головы указал он на женщину, сидевшую рядом с Елизаветой, — а на самом деле Егор.

— Иван, — отозвался Блошкин-Иванов, пожимая вялую толстую ладонь нового знакомого.

— Русский Иван, — как-то не по-русски прокомментировал услышанное имя Жорж-Егор.

— А вы, оказывается, немец? Они обычно так говорят, — не сдержался гость, внимательно поглядев тому в глаза.

— Какой там немец! Я ихний собачий язык терпеть не могу. Ни единого слова не выучил, — мягким извиняющимся голосом ответил Егор.

Чувствовалось, что в сложившейся ситуации Жорж занимал лидирующее положение. Екатерина и словоохотливая Лизка смирно во все глаза глядели на Егора. Стоило хозяйке попытаться вставить в мужской разговор хотя бы слово, он недовольным движением бровей останавливал ее намерения.

Разговор не клеился. Иван не делал попыток развеселить общество. Многое вертелось на языке в адрес самозваного хозяина, но всякий раз он успевал сдержать себя. Елизавета с Катериной о чем-то шептались, Женя сидела рядом на табуретке, глядя в пол. Возникшая неловкость явно затягивалась. В это время в напряженной тишине послышалось тарахтение приближающейся автомашины. Против дома она остановилась, заглох двигатель, тут же послышался стук щеколды. Лизка бросилась из комнаты, шумно пробежала по коридору, посыпанной кирпичом дорожке, настежь распахнула калитку. Вскоре улыбающаяся, с блестящими радостными глазами, она представляла вошедшего с нею мужчину.

— Вася! — бархатным голосом голубки, наконец-то дождавшейся самца, проворковала Елизавета.

— Василий, — представился он, подходя к каждому и протягивая руку для знакомства. Хозяйку он чмокнул в щеку.

— Среднего роста, упитанный, подвижный, с розовыми, как у младенца, щеками и лоснящейся широкой лысиной на круглой голове, в форменной одежде старшины интендантской службы, Василий являлся олицетворением преуспевающего приспособленца, которому война — не война. Его оптимизм буквально завораживал. Вскоре столбик уровня настроения собравшихся быстро пополз вверх. Скованность как рукой сняло.

Женщины забегали, засуетились, на плите зашкворчало, забулькало. Вскоре стол, покрытый белой скатертью с длинными золотистого цвета кистями на концах, был заставлен аппетитной снедью. Здесь красовались жаренный на настоящем масле картофель, яичница, соленые огурцы и помидоры, колбаса, нарезанная аккуратными тоненькими кружочками, добротный солдатский хлеб. Над всеми этими деликатесами гордо возвышались две бутылки водки с пробками, залитыми сургучом, пара бутылок вина с броскими зелеными этикетками — редкое явление в военное время для простецкого стола.

— Угощайтесь! — широким жестом хозяина пригласил гостей старшина.

Потерявшие дар речи от изобилия закусок и спиртного приглашенные робко уселись сначала на далеко отодвинутых от стола табуретках, потом потихоньку начали передвигать их поближе к угощению.

Василий налил мужчинам во вместительные рюмки водки, женщинам красного вина.

Выпили в темпе, словно времени у всех оказалось в обрез. По существу, так оно и было. Чувствовалась взаимная настороженность, взаимная неприязнь гостей и хозяев, желание побыстрее разойтись.

Тосты провозглашал старшина. Первый — «чтобы война быстрее закончилась», второй «за здоровье присутствующих», третий — «за исполнение того, чего себе каждый желает». Жорж, улыбнувшись своей желтозубой улыбкой, предложил выпить за то, чтобы пожелания сбылись.

С появлением Василия Егор присмирел, потерял инициативу в разговоре. Заметно пытался поймать взгляд старшины, но тот отводил глаза, отвлекал разговорами о весне, трудностях минувшей зимы, сказал притихшей компании, что летом ожидается крупное наступление Красной Армии на всех направлениях, в том числе войск Юго-Западного фронта. После изрядно выпитого и съеденного Жорж, похоже, добился своего. Как заметил Иван, после очередного пристального полупьяного взгляда Жоржа Василий быстро развел большие пальцы лежавших на столе ладоней в разные стороны и вновь возвратил их на прежнее место — «ничего» значит. Женя в это время что-то говорила Ивану, а он, поддакивая партнерше, краем уха услышал сказанное старшиной: «Завтра здесь, в это же время».

Лизка сначала робко посматривала в сторону Жениного кавалера, но когда Василий разговаривал с Егором, подошла нетвердой походкой к Ивану и без вступительного слова предложила ему с завтрашнего дня начать торговлю сахаром-рафинадом.

— Сахар привез Васенька. Штучные папироски, штучные кусочки сахара, — говорила она игривым голосом, — будут раскупаться быстро, и прибыль тебе большая повалит. Половину выручки сможешь забирать себе. Скажу по секрету: понравился ты Егору. В скором времени он планирует предложить тебе что-то. У него денег — уйма, — понизив голос, сообщила она. — За него и Вася держится.

— Маловато, уважаемая свет-Елизаветушка, платишь Жене. Вон как старается тебе угодить, — ответил Иван. Входя в роль заправского торговца, спросил: — Много привез Василий? Сахар действительно товар ходовой, хотелось бы подзаработать.

— Сколько привез Василий, тебе не обязательно знать, — сухо ответила Лизка. — А Женьке я прибавлю.

Веселья не получилось. Несмотря на шутки и прибаутки, которыми направо и налево сыпал старшина, атмосфера напряженности не развеялась. Елизавета начала откровенно поглядывать на стенные ходики. Вскоре Василий засобирался ехать. Хозяйка возражала против быстрого ухода друга любезного, но он пообещал завтра остаться на ночь. Встал из-за стола Егор, тут же рядом с ним возникла Екатерина: «Нам тоже пора». Иван с Женей сделали такую же попытку, но желтозубый Лизкин гость не терпящим возражений тоном остановил их:

— До начала комендантского часа есть еще время. Посидите в тепле.

— На улице похолодало? — проявил наивность Иван.

Егор посмотрел неодобрительно на говорившего, обращаясь только к нему, ответил:

— Погода не изменилась. Выйдешь после нас с Василием. Так безопаснее для тебя.

— С вечера ветер усилился, появились темные рваные облака. Светила по-весеннему ярко луна. Ее бледные лучи добела высвечивали обращенные к ней кроны деревьев, заборы, дома, делая непроницаемо-черными противоположные их стороны. Будто в погоне друг за другом облака на короткое время наскакивали на ночное светило, и тогда округа погружалась в непроглядную тьму.

Влюбленная парочка в обнимку поравнялась с домом Лизки, когда выглянула луна. Прижавшись к спутнику, Мария успела заметить над забором две мужские головы, которые тут же исчезли. Виктор смог прочитать на дверке автомашины ее номер. И вновь пропали из виду окружающие предметы. От большого тополя шагнул навстречу человек, выслушал результаты наблюдений.

— Вы тоже засветились, вас разглядывали люди за забором. Идите на параллельную улицу, передайте Вихрову: никого не задерживать. Роман проследит за людьми с Лизки ного двора. Я отсюда понаблюдаю, Ивана прикрою в случае необходимости.

Иван с Женей покинули Лизку сразу же, как только отъехала от дома автомашина Василия. Егор с Екатериной убыли раньше. Небольшое облако закрыло луну, дорога едва просматривалась. Они шли не спеша, молча, как прогуливающаяся парочка. Мужчина размышлял над словами Елизаветы. Уже у калитки перед уходом она посоветовала еще раз подумать над предложением работать вместе и держаться Егора. Женя улыбалась своим женским мечтам. Бабье безрадостное осточертевшее одиночество тяжелее мужского. У него нет ярко выраженного чувства незащищенности. Когда с женщиной рядом мужчина, она становится совершенно другой видом, духом, мыслями.

Разведчик вдруг интуитивно почувствовал взгляд чужих недобрых глаз. Возникло ощущение опасности. Он нащупал рукоять тринадцатизарядного английского браунинга, снял затвор с предохранителя, посмотрел не поднимая головы на облако. Как только оно освободило лунный диск, резко нагнулся к лицу Жени, глянул через ее плечо назад, успел заметить человеческую фигуру, скользнувшую в тень ближайшего дерева.

Подошли к дому, в котором жила Женя, когда уже начинался комендантский час. Ивану не удалось еще раз увидеть преследователя, но его присутствие ощущалось постоянно. Возникли тревожные мысли, идти на базовую квартиру — значит привести к дому у оврага «хвост». Она перестанет быть таковой для всей группы. К тому же нервы и браунинг могут не выдержать, если преследование не прекратится. В обоих случаях результат нежелательный. Лучший выход в сложившейся ситуации — остаться у Жени на ночь. Такому решению она откровенно обрадовалась. С хозяйкой, у которой жила, Женя договорилась заранее, чтобы та не возражала, если ненароком у нее останется ночевать мужчина. Женщина женщину поймет всегда!

Сергей тоже заметил слежку за Иваном. Скрываясь за деревьями, он неотступно шел за неизвестным. Заметил колебания товарища возле дома подруги и в мыслях одобрил его поступок, когда парочка скрылась за дверью Жениной квартиры. Теперь Сергей вновь переключил свое внимание на неизвестного. Тот выждал двадцать-тридцать минут, затем быстро пошел в обратном направлении. Командир оперативной группы последовал за ним уже знакомыми задворками. Неизвестный, петляя по улицам и дворам, подошел к большому дому в глубине сада, поколдовал с задвижкой, сам открыл входную дверь. Неожиданно Сергей заметил еще одного человека, наблюдавшего за домом. Держась затемненной стороны сарая, Ланцов осторожно двинулся тому навстречу и нос к носу столкнулся с Романом. Оказывается, его «привели» сюда трое неизвестных мужчин и одна женщина, покинувшие дом Лизки раньше Ивана.

Положение Ивана в сложившейся ситуации Роман прокомментировал со вздохом:

— Жаль, не поменял со мною Женю на Тимофея. Теперь сидел бы здесь, караулил, кто в тереме живет? Интересно все-таки.

— А ты верно сообразил: придется посторожить теремок. Собравшиеся там люди чувствуют себя, похоже, в полной безопасности. Не видно даже наружной охраны. Придется восполнить упущение.

— Надо сказать, иногда в одиночку безопаснее, чем в большой группе, — заметил Роман.

Утром узелок на столбике около Кирпича вновь вызвал Сергея для решения неотложных задач.

Иван подробно отчитался о совместно с Желтозубым проведенном вечере, замеченной за собою слежке, своих впечатлениях о старшине Василии, его возможностях.

— Друг мой Иван, ты обо всех ночных делах рассказал подробно? — невозмутимо поинтересовался Роман.

— Так ведь… оно, конечно… если вообще… — запутался в словах виновник всеобщего интереса.

Ближе к обеду вновь вызов. Опять Иван. Он сообщил, что Лизка вновь приглашает его с Женей на вечерние посиделки.

— Надо полагать, — говорил Сергей, — это приглашение связано с необходимостью поближе познакомиться с тобою, коли поступило приглашение к сотрудничеству, или в расчете на легальную либо конфиденциальную помощь. Вероятнее всего, будет организована более тщательная слежка. А это значит, тебе надо пока пожить у Жени во избежание неприятностей, а точнее, раскрытия нашей базовой квартиры.

— Рад стараться послужить родному Отечеству! — с серьезным видом отчеканил каждое слово Иван. — О тягостях и лишениях исполнения долга расскажу потом Роману по секрету.

Не реагируя на шутливое настроение в группе, Сергей вынужден был прервать его, поставить задачи подчиненным. Время не терпело.

Роману предстояло охранять дом Жени до того момента, пока от Ивана поступит сообщение о результатах «посиделок» у Елизаветы или когда он сообщит об отсутствии срочной информации. Если за домом будет установлено наблюдение людьми Желтозубого, охрану следует осуществлять, пока те не снимутся.

— На подворье, где проживает Женя, — сказал Сергей, — имеется наружная уборная, стеной примыкающая к плетневому сараю. Там много щелей, позволяющих вести круговое наблюдение, переговоры через плетень без непосредственного контакта. Место службы — сарай.

— А если этот сарай понравится наблюдателю от Желтозубого? Как мне поступить?

— Застрелить! — безаппеляционно ответил Сергей.

Марии с Виктором ставилась другая задача:

— Подобрать удобное место с расчетом вести круглосуточное визуальное наблюдение за логовом Желтозубого.

Отдыхать поочередно. Срочная связь с посыльным, старший — Виктор.

Гости Елизаветы, как и в прошлый раз, начали собираться с наступлением темноты. Луна еще не взошла. Небо сплошь заволокло тучами. Начал моросить дождик. Теперь Лизка встретила прибывших у калитки. Вся она — сплошная любезность. Задержала Женю, что-то нашептала на ухо. Иван прошел вперед по коридору, не дожидаясь женщин. Без стука открыл дверь в комнату, вошел. И тут же увидел направленный в грудь черный кружочек ствола пистолета. Желтозубый нехорошо улыбнулся лошадиными зубами.

— Ну, здравствуй, — сказал он. — Вчера ты вынюхивал здесь обстановку, а с чем пришел сегодня?

Иван, левой рукой ухватив запястье противника, отвел ствол в сторону, а правой вдавил в живот неприветливому собеседнику свой тринадцатизарядный.

— Не рыпаться! Шевельнешься, всажу всю обойму в твое вонючее брюхо. Сам напросился!

Узкое лицо Желтозубого побагровело. Глаза сузились, как у зверя, готового к прыжку, но освободить свою мягкую, слабосильную руку не попытался. Постепенно лицо его смягчилось, краснота пропала, и Егор вновь показал свою отвратительную улыбку.

— Ладно, — сказал он примирительно, — вижу, ты, парень, не такой уж простачок, каким кажешься на первый взгляд. Хотел проверить тебя на трусость.

— Еще разок попробуешь, можешь конца проверки не увидеть. Убери пистолет. Мне, видимо, здесь делать нечего, если так встречают.

— Не кипятись, — сказал Егор. — Дело надо одно обмозговать, весьма важное и деликатное.

— Дела важные так не начинают.

— Ты кто? — Глаза Желтозубого вновь сузились, посуровело лицо, губы скривились в презрительной улыбке.

— По правилам хорошего тона сначала представляются, а только затем задают подобные вопросы.

— Я Егор! — ответил он зло.

— А я Иван!

— Я по специальности механик сельскохозяйственных машин.

— А я агроном.

— Я живу у Катерины, а ты где?

— У Жени.

— Ладно, агроном Иван, давай сначала поужинаем, потом потолкуем о наших делах.

— Механик Егор, у меня нет возражений начинать хорошие дела с доброго ужина.

— Колюч, колюч! Бесстрашен и ловок, сила есть. За словами в карман не лезешь. Похвально!

— С волками жить — по-волчьи выть. Мне не нравится, когда пытаются за хвост подергать.

Когда в комнату вошли женщины, мужчины мирно беседовали о погоде, видах на урожай. Женя, однако, заметила напряженный взгляд друга. Тот попытался улыбнуться, но на лице получилась гримаса.

Выпили по паре рюмок разведенного спирта без тостов и пожеланий, молча, деловито. Поужинали. Послушали Лизкины базарные новости, сплетни, получили сведения о стоимости различных товаров и продуктов. Пробелы восполняла Женя. Доброе сиюминутное отношение Елизаветы воодушевило женщину.

— Сколько бесполезной информации носят в себе бабы! — сказал Егор, когда вестники рыночных новостей удалились в другую комнату.

— Полезная — это какая? — с любопытством посмотрел Иван на ценителя нужных сведений.

— Другая!

Желтозубый походил по комнате, опустив руки в карманы брюк. Остановился против собеседника, опять в задумчивости продолжил движение. Затем резко повернулся к наблюдавшему за ним Ивану.

— Хочешь хорошо заработать?

— А кто такого не желает? — ответил вопросом на вопрос собеседник.

— Есть необходимость съездить в Севск на рынок. Купить пару банок свиной тушенки и привезти мне на пробу.

— Ее и тут можно купить. Зачем ездить так далеко? — Иван удивленно посмотрел на Егора.

— Я намерен проверить, такого ли качества там продают товар? Достопочтенная хозяйка этого дома торгует, кажется мне, залежалым продуктом, а цены берет, как за доброкачественный.

— Желтозубый неожиданно спросил: — Сколько бы ты хотел за такой рейс заработать?

— Денег много не бывает. Их постоянно не хватает.

— Ну, а все-таки?

— Дареному коню в зубы не смотрят.

— Ладно! Даю двести пятьдесят. Дешевле купишь, тебе больше останется. Торгует в Севске этим продуктом симпатичная молодая женщина. Передашь поклон от Егора, она уступит в цене.

— Договорились! А проверять меня пистолетом «симпатичная» не будет? Чего мне ожидать от нее?

— Документы у тебя в порядке? — не отвечая на вопрос новоиспеченного посыльного, в свою очередь спросил Егор.

— По-моему, да. Но только вне комендантского часа.

Смежная с сараем стена туалета понадобилась для связи этой же ночью. Роман получил уведомление о предстоящей поездке в Севск, о том, что встреча Желтозубого с Лизкиным старшиной не состоялась. Василий по неизвестным причинам в гости не приехал, чем весьма расстроил Егора и особенно хозяйку квартиры. Она даже расплакалась.

Едва занялся рассвет, Иван стоял уже у дороги на Севск, поджидая попутную автомашину. Несколько прошло мимо, не остановившись. Когда начало подниматься солнце, он достал из вещевого мешка поллитровую бутылку разбавленного спирта и выставил ее в вытянутой руке напоказ. Сработало сразу. Шофер высунулся из кабины, пропел:

За бутылку белую Чего хочешь сделаю.

В кузов запрыгнул попутчик, возникший возле полуторки, словно из-под земли, пока Иван договаривался с водителем.

Ивану не стоило большого труда по описанию Егора отыскать на рынке Севска его знакомую и быстро с нею сторговаться.

— Как себя чувствует Гансик? — задала женщина вопрос.

— О ком вы? — искренне удивился покупатель.

— Я из любопытства спросила, — смутилась женщина, — в детстве Егора так звали.

— По-моему, живет ваш знакомый неплохо. Захотелось ему вашей продукции отведать. Приехал по его поручению.

Две полукилограммовые банки тушенки с этикетками покупатель положил в вещевой мешок. Теперь в обратный путь!

Можно сказать, повезло. Попутной автомашиной оказалась знакомая полуторка, с той лишь разницей, что в кабине сидела молодая женщина с ребенком. Пришлось забраться в кузов, зато вторая поллитровка оказалась сэкономленной. Укрывшись брезентом, в кузове сидел утренний попутчик, как заметил Иван, в таких же сапогах, какие красовались на ногах Желтозубого. Посыльный с покупкой разместился на ящике из-под снарядов, однако пронизывающий холодный ветер вскоре вынудил его забраться под брезент. Не сказав соседу ни слова, Иван в сумерках появился в Белых Журавлях с болью в животе от непрерывной дорожной тряски автомашины на колдобинах.

Возле Жениного дома он спрыгнул с полуторки, радуясь, что наконец-то избавился от тесного соседства с неизвестным.

Рассматривая вечером привезенную покупку, разведчик обнаружил на одной из банок неприклеенную, свободно вращающуюся этикетку. Осторожно расклеил концы влажным горячим полотенцем, на обратной стороне бумажной полосы обнаружил написанную простым карандашом длинную строку цифр: «8103132728211425261530172115389».

Этой же ночью шифровка была передана Роману через щелку в плетне, а к утру доставлена нарочным от Вихрова капитану Кавригину.

Виктор с Машенькой, как он ее называл, вели круглосуточное наблюдение за подворьем Екатерины. Оказалось, там нашли прибежище Желтозубый со товарищи. Пост наблюдения располагался на чердаке полуразрушенного дома напротив, через улицу. Эвакуированные перед оккупацией хозяева как нельзя кстати оставили в комнатах пару перин, одеяла, которые были обнаружены под развалинами, а теперь надежно защищали наблюдателей от свистящего ветра и ночного мороза. Оперативники на службу не роптали. С ее тяготами и лишениями справлялись стойко, службу несли бдительно. Уже в первую ночь они зафиксировали выход из дома Катерины «до ветра» пятерых мужчин. Повторилось это и на вторую ночь, но теперь на рассвете один из обитателей объекта наблюдения ушел дворами и явился лишь с наступлением вечерних сумерек.

Высвободившись из-под теплого одеяла, Мария отправлялась домой, готовила еду, приносила заждавшемуся напарнику. Служба!

XII

Ганс Вебер, он же Гриц Ткач, он же Егор Ткачев, сидел в глубокой задумчивости. По его убеждению, в хорошо налаженной конспиративной работе в тылу советских войск появились срывы. Иначе как можно объяснить внезапное исчезновение Василия, обещавшего дать копии продовольственных аттестатов по 7-й гвардейской и 57-й армиям. Каково количество людей в их соединениях и частях, никто не может знать точнее, чем продовольственная служба. Жаль, если придется потерять такой ценный источник информации, непосредственно связанный с регулированием продовольственных ресурсов фронта. «Но, возможно, еще все обойдется?» Старшина периодически пропадал из поля зрения Лизки, но появлялся вновь, заражая жизнерадостным оптимизмом окружающих людей. Тогда его подруга не особенно реагировала на отсутствие возлюбленного, а теперь ее словно подменили: ходит сама не своя, сумеречная, того и гляди слезы брызнут. Предчувствие какое, что ли? «Обыкновенные бабьи страдания по своему ненаглядному», — решил он.

Особых причин для тревоги вроде бы нет. «Несмышленыш», как он в мыслях называл Ивана, привез хорошие новости из Севска о том, что на левом фланге 57-й армии появились первые подразделения свежей танковой дивизии. Как нужен был сейчас Василий, чтобы досконально знать, какое количество людей в 7-й гвардейской. Тогда весь Юго-Западный фронт был бы как на ладони. Но и за информацию по 57-й с ним должны рассчитаться по-божески. Однако невесть откуда появившаяся смутная тревога не покидала.

Вдруг словно иголочкой кольнула сердце мысль: не связано ли отсутствие старшины в назначенное время и в последующие дни с появлением Ивана в доме Лизки? Но Желтозубый тут же отказался от нее. Все-таки дважды проверялся он по пути следования к месту жительства Жени, контролировалась его поездка в Севск — ни малейшего намека на побочные связи, какие-либо действия, вызывающие подозрение. Еще раз проверить? Но уж больно резок в движениях. До сих пор побаливает ребро, под которое этот увалень сунул свой тринадцатизарядный пистолет. Надо же, не заметил за собою слежки, когда уходил из дома Лизки. Ни единого раза не обернулся, чтобы посмотреть, нет ли за ним хвоста. Даже не прореагировал на то, что этот идиот Зитцер ничего глупее не придумал, как туда-сюда прокатиться в Севск в одной машине с ним. Все это означает одно: нечего опасаться Ивана, душа у него чиста. Заслуживает он полного доверия. Еще подобрать бы пару-тройку таких ребят, можно было бы улучшить работу организации. Надо поглубже втянуть его в работу.

«Работа» началась уже через пару дней. Накануне Лизка вновь пригласила Женю с Иваном в гости. Во время этой встречи уже не было торжественного ужина, выпивки. Егор чуть ли не с порога заявил, что надо еще раз смотаться в Севск к Ганке, как он назвал тамошнюю общую знакомую.

— Погода хорошая. Я и сам бы съездил с удовольствием, но повседневные дела… А консервы у нее уж больно хороши! Раскрыл банку, а там свежая, душистая свинина. Объеденье! Для нее отвезешь Лизкиных, пусть отведает, чем она нас потчует.

— Возражений нет, если, конечно… — Иван недвусмысленно потер указательным пальцем о большой.

— Нет вопросов. Но ты все-таки экономь деньги. У меня их тоже в обрез.

— Ко мне есть претензии?

— Пока нет.

— Я еще не избавился от насморка, полученного под брезентом в прошлой поездке. Опасаюсь, как бы не разболеться.

— Учтем, безусловно, издержки, — обнажил Егор в улыбке желтые зубы.

И вновь дорога в Севск с бутылкой «белой» в качестве билета. Погода действительно чудесная, радоваться бы окружающему миру, но в руках консервная банка от Желтозубого со скользящей по окружности этикеткой, на которой с внутренней стороны солидная строка цифр, пугающих неизвестным содержанием.

Ганки на прежнем месте не оказалось. Пришлось походить по рынку, заглядывая в укромные уголки, протискиваясь в группы столпившихся людей. Нет человека! Хотя, по данным Егора, она должна быть на месте. Уходить нельзя и делать вроде бы нечего. Осталось сесть и понаблюдать, авось повезет. Иван пристроился на краешек пустующего прилавка и вскоре увидел Ганку. Женщина казалась испуганной. Она долго не могла успокоиться, оглядывалась по сторонам, робко посматривала на курьера.

На вопрос, что все это значит, Ганка сообщила, будто за нею кто-то наблюдает, неотступно преследует, куда бы она ни шла.

Некогда симпатичное лицо, стройная фигура Ганки теперь потеряли былую привлекательность. Серые мясистые щеки, солидный загривок, круглый торс, ноги, похожие на перевернутые горловиной вниз бутылки. Но белозубая улыбка преображала лицо, делала его привлекательным, помолодевшим. Оживляли лицо черные глаза, в которых сейчас отражался страх.

— Ты кого-нибудь видела? — перешел Иван сразу на «ты», хотя встретился со знакомой Желтозубого только второй раз. — Можешь мне его показать?

— Плохо рассмотрела, боялась. Но образ в целом запомнила. Одет он во все серое, а лицо приятное, симпатичное.

— Ты отыскивай в толпе симпатичное мужское лицо, а я мужика во всем сером. Как только приметы совпадут, это и есть тот, кого ищем, — в обычной шутливой манере предложил Иван.

Битый час ходили по рынку, но Ганкин преследователь на глаза не попадался. Решили пойти на хитрость. Заговорщики быстро зашли за угол хлебного ларька, развернулись и пошли в обратном направлении. Едва сделали десяток шагов, столкнулись нос к носу с Виктором, не ожидавшим от преследуемых такой прыти.

— Это он, — тихо сказала женщина.

— Отойди в сторонку, подожди. Я с ним поговорю. Возможно, у него нет недобрых намерений, — сказал Иван, когда с попутчицей прошел мимо оторопевшего оперативника.

Оставив Ганку, он подошел к другу, подал руку как бы для знакомства на случай, если женщина вздумает за ними наблюдать.

— Она тебя заметила, — предупредил Иван, — причем сильно напугана. Чего бы ей бояться?

— Это я понял. Хотел как-то объясниться, но она, словно конь ретивый, носится по рынку с раннего утра, а я за нею. А все-таки баба наблюдательная, замечает хвост. Ты скажи…

— Г анкой ее зовут.

— Скажи Ганке, будто понравилась она мне, желаю с нею познакомиться. Надо выяснить, откуда к ней поступает тушенка. Сама-то она вряд ли на разбой или воровство способна. Командиру передай, задержусь на некоторое время. Как что-либо выясню, сразу прибуду.

— Везет тебе на красоток, Дон Жуан несчастный.

— Не каркай. Женю отобью.

— Не выйдет! Она не любит тех, которых, как щепку, бросает из стороны в сторону. Для нее нужен человек посерьезнее, наподобие меня!

— Ладно, «серьезный», пойдем к Ганке знакомиться.

Не ожидавшая столь стремительного развития событий женщина зарделась, заулыбалась, заискрились черные глаза.

— Ну, я пошел, голуби мои. Поворкуйте без меня, шуры-муры заведите, — с серьезным видом посоветовал Иван, обращаясь к Ганке.

Он подбросил в руке полупустой рюкзак.

— Что передать Егору?

Спохватившись, она вынула из зимбиля пару банок тушенки, взяла в обмен привезенные курьером.

— Передай Гансику, теперь каждая банка на десять рублей дороже. В следующий приезд пусть пришлет деньги и за сегодняшний товар, — сказала Ганка, смущенно улыбнувшись новому знакомому.

Виктор не был робким в отношениях с женщинами, но после ухода Ивана не знал, с чего начать разговор.

— Гансик — это псевдоним чей-то? — наконец нашелся он.

— Г ансик — кличка мальчика, которого зовут сейчас Егором, — скороговоркой ответила Ганка, будто боялась, что до конца ее не дослушают.

Не сводя восторженных глаз с лица Виктора, по-прежнему быстро она продолжила:

— Отец у него был немец по имени Г анс, а мама — украинка. Егорку мальчишки прозвали Гансиком, то есть маленьким Гансом. Ребята с ним не водились, а девчонки, напротив, поддерживали дружбу. Сладкоежка постоянно носил в карманах конфеты, угощал подружек, в том числе и меня.

— Как сложилась судьба у этого Гансика? У него семья в Белых Журавлях?

— Семьи у него нет, живет бобылем. Какое-то время с родителями проживал в Германии. Перед войной возвратился с матерью на Украину. Мать вскорости арестовали как шпионку. Никто не знает, так ли было на самом деле или по-другому. Егор уже был взрослым человеком, его вроде бы тоже намеревались арестовать, но он сумел скрыться. Где жил, я не знаю, а когда пришли оккупанты, Ткач, такая у него фамилия, был уже в форме немецкого фельдфебеля. Мы с ним встретились случайно, когда немцев прогнали. Он был рад встрече, рассказал, будто дезертировал из немецкой армии, куда попал по недомыслию. Теперь занимается торговлей. Я тут, в Севске, ему помогаю. Платит неплохо, тем и живу. Без него не знаю чем занималась бы.

Иван с посылкой прибыл в Белые Журавли поздно вечером. Но к началу следующего дня цифровая информация, снятая с этикеток консервных банок, пропутешествовавших в его сумке в Севск и обратно, оказалась в разведывательном отделе штаба войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта.

Утром Егор встретил курьера у прилавка Лизки. Заметно припекало солнце. Он снял шапку, расстегнул пиджак. Его бесцветные с проседью волосы, слипшиеся от пота, клочьями сбились на голове, торчали в разные стороны.

— Она что, рехнулась? — с наигранным неудовольствием брюзжал он, услышав сообщение о повышении цены на тушенку.

— У меня же нет счета в Госбанке.

Внимательно выслушал Егор информацию о появлении у Ганки нового вздыхателя, скептически улыбнулся.

— А чего тут особенного, — заметил Иван, наблюдая за гримасой собеседника, — женщина она еще не старая, мужики сейчас в дефиците, и вдруг — молодой, здоровый. Далеко не каждая устоит от соблазна помиловаться. Уж не ревнуете ли вы?

— Нет, что ты. Ганка всегда была вертихвосткой. Как магнит всякие железки притягивает, так и она любовников своей белозубой улыбкой. Но такие нужны ненадолго, в лучшем случае на один день, потому всю жизнь одна, без мужа.

Желтозубый надолго задумался, не обращая внимания на непорядок в своем туалете. Настало время решиться на очень важное и ответственное дело, а его «остолопы», как он величал своих помощников, не годились для этого: все как один — лихие исполнители, а думать не способны. Им бы взрывать, убивать, поджигать, а как только появляется нужда что-то сообразить — стена непроницаемая, глушь. Самому приходится думать за всех. А нужен человек энергичный, способный самостоятельно анализировать оперативную информацию и принимать соответствующие решения.

Егор посмотрел на Ивана. «Нет. Этот подойдет для связи с Ганкой. Если она сможет втянуть в свои амурные сети нового знакомого, его можно использовать для укрепления севской группы. Там тоже нужен новый человек».

— Ты не знаешь того крепкого парня, который увивается за симпатичной девушкой розового возраста? — обратился он неожиданно к Ивану.

Тот с изумлением поднял брови:

— О ком речь?

Не обращая внимания на удивление собеседника, Егор продолжил мысль:

— Тебе надо с ним познакомиться, а потом меня представишь. Полсотни рублей получишь за труды. Язык у тебя подвешен на веселой нитке, чешет помелом, работа не обременит.

— За пятьдесят познакомлюсь, если покажешь, с кем. А на симпатичных я не заглядываюсь, робость берет.

Иван с трудом удержался, чтобы не выразить изумления, когда Желтозубый указал в толпе на Сергея с Галиной.

— Зачем тебе эта красивая пара? Уж не собираешься ли отбить красотульку? Ты смотри, парень он здоровый, с ним вряд ли сцравишься.

— Требуется перевозчик, а возможно, и продавец сахара. Дело прибыльное, можно хорошо подзаработать.

— А если он не пожелает знакомиться? Сейчас на такое люди идут неохотно, опасаются.

— Захочет! Иначе мы его симпатичную умыкнем.

— «Мы» — это кто?

— Не задавай глупых вопросов, когда речь заходит о деньгах, особенно больших.

Поразмыслив минуту-другую, Егор заявил, что впредь они будут говорить о делах коммерческих через его помощника.

— Ты помнишь того парня, — сказал он, — с которым ездил в Севск за консервами?

— Шофером, что ли?

— Нет, другого. Который туда и обратно трясся в кузове и с тех пор насморк не может вылечить.

— Не смотрел на него. Надобности не было. А зачем он туда ездил, если не секрет?

— Подружись. У него денег — куры не клюют, — не отвечая на вопрос, посоветовал Егор.

— Мне без разницы, кто будет платить.

— Это хорошо! Он тебе обязательно понравится.

Желтозубый приподнял руку над головой, и к нему тут же подошел человек, с которым Иван имел «удовольствие» ехать под брезентом в кузове автомашины.

— Зитцер, — прогундосил подошедший.

Невысокого роста, широкоплечий, голова на короткой шее, отчего верхняя часть туловища смотрелась обрубком. Глаза чурбана открыто неприязненно смотрели на Ивана. Во встречном взгляде оперативника, напротив, светилась искренняя радость встречи.

— Завтра в это же самое время доложишь через помощника, как идут дела со знакомством с той парой, — с жесткими нотками в голосе сказал Егор.

— Я уже должен докладывать?

— Если старший оговорился, ему не обязательно об этом напоминать. И вообще, советую не придираться к словам. В русском лексиконе около двадцати пяти тысяч слов, не сразу подберешь подходящее в данный момент, — ответил Желтозубый, высокомерно подняв голову.

— Завтра же здесь, — прогундосил его помощник и тоже растворился в людской массе.

Условия конспирации не предусматривают необходимости открытой встречи оперативников в толпе. Исключениями могли стать лишь чрезвычайные обстоятельства, крайне, не терпящие отлагательств случаи.

Сергей в последнее время общался с Иваном через Романа. Видел его издали пару раз после «прописки» на жительство у Жени. Назрела необходимость встретиться, поговорить. Но даже свидание в ведомстве Кирпича по соображениям конфиденциальности было нежелательными. Не без основания полагалось, Иван находится под наблюдением, рисковать выявлением его связей было нельзя.

Командир оперативной группы медленно шел вдоль торгового ряда, где продавались различных сортов одежда и обувь, домашние поделки. Рассматривая товар, разложенный на земле, повешенный на руках, шее, плечах, он внимательно вглядывался в ассортимент торговой продукции, самих продавцов.

Несколько дней назад задержана группа расхитителей военного имущества по наводке Романа и его общественного помощника Тимофея. Задержанные оказались частью банды Свирепого, промышлявшей в округе. Преступная группа состояла из местных женщин и пришлых мужчин-дезертиров. По оперативным данным органов милиции, бандиты занимались грабежом военного транспорта на дорогах, при этом убивали всех свидетелей. Они поименно знали сотрудников местной милиции и органов НКВД. Поэтому, стоило тем покинуть свое заведение и направиться на рынок, об этом уже знали. Стражи порядка видели за прилавками лишь добропорядочных торговцев. По их сведениям, награбленного имущества в Белых Журавлях не продавали, а несколько бандитов, которых задержали на рынке с таким товаром, объявились случайно, военные их сразу и обнаружили.

Однако реальная обстановка была иной.

— Я видел того парня с сапогами, — сказал Тимофей Роману на последней встрече, — который смог уйти от патруля на прошлой неделе. Опять торгует. Появились и другие лица.

— А я тут при чем?

— Если хорошенько смотреть по сторонам, а на тебя не обращают внимания, можно увидеть многое, — продолжил прерванную мысль собеседник, будто пропустив мимо ушей вопрос Романа. — Некоторые появляются накоротке и опять исчезают на несколько дней.

— Сергей заметил Ивана издали, хотел обойти товарища стороной, но тот настойчиво двигался навстречу, несмотря на предостерегающие жесты командира оперативной группы.

— Желтозубый намерен познакомиться с вами, — без обиняков торопливо заговорил Иван. — Хочет за деньги дать какое-то важное поручение. Если оно не будет выполнено, угрожает захватить Галечку. Давайте походим, побеседуем — я вроде бы вас агитирую на знакомство. Возможно, за нами наблюдают.

— При первой возможности передай через Кирпича, пусть Вихров скрыто обеспечит охрану Г але, усилит наблюдение вокруг рынка, а Роману необходимо присмотреться к знакомым Тимофея. Мне на встречу с ними идти уже нельзя. Надо, похоже, подыскивать себе квартиру. Наша обитель для меня закрыта.

Утро следующего дня выдалось пасмурным. Порывы ветра секли по лицам прохожих изморосью. Рынок наполовину опустел, поредевшая масса людей получила возможность ускорить движение. Прикрывая лица, люди наскакивали друг на друга, незлобиво ругаясь. «Столкнулись» внезапно и Сергей с Иваном.

— Привет, знакомый, — нарочито громко воскликнул порученец Егора. — Куда мчимся?

— От дождя хочу укрыться. Не похоже, чтобы он скоро закончился, а плащ не взял.

— И мы с другом, — Иван кивнул головой в сторону Зитцера, — тоже ищем сухого места. Идем с нами за компанию.

Под навесом к ним присоединился Желтозубый. После взаимных приветствий и представлений Зитцер засуетился, извинился:

— Нам с Иваном нужно немедля переговорить наедине. Возникло срочное дело.

Они тут же отошли на десяток метров в сторону.

— Есть возможность подзаработать, — без вступления заговорил Егор, — каково ваше мнение?

— Я — за, — не замедлил с ответом Сергей.

— Способы и методы бывают различными, — глубокомысленно изрек работодатель.

— Что делать, как и где — особого значения не имеет. Но одно условие: работа не должна иметь криминального оттенка.

— Как с документами? — не ответил Егор на выдвинутые условия.

— Вопрос решен в лучшем виде.

— В наше время это самое главное. Без хорошей бумажки ты букашка, — вновь блеснул остроумием собеседник и не замедлил показать новому знакомому в кривой улыбке свои несравненные зубы.

— Что за работа?

— Надо съездить в Чижи, это километров двадцать отсюда, разыскать друга и вручить ему записку. Если у него будет ответ или посылка какая, привезете. Слушай, — доверительно наклонился он к Сергею, — давай на «ты». Страсть не люблю это «вы». С чужими людьми — куда ни шло, а со своими терпеть не могу.

— Против «ты» не возражаю. А как я найду твоего друга?

— Это старшина, зовут его Василий Зюкан. Служба его связана с продовольственными складами. Должок есть за ним, а в последнее время не дает о себе знать. Возможно, что случилось, не исключено — отлынивает. А мне деньги позарез нужны.

— Сведений для розыска маловато.

— Зато заплачу многовато, — в рифму ответил Егор.

— Сколько?

— Пятьсот. Но надо ехать немедля, пока дороги совсем не раскисли от дождя. С автомашиной я договорился. Шофер передаст тебе рюкзак со всем необходимым на неделю. Через семь дней он приедет за тобой. Если выполнишь задание раньше, добирайся попутным транспортом самостоятельно. В расходах не стесняйся. Свои пятьсот получишь сейчас, что израсходуешь, возмещу. Тебя кто-нибудь должен провожать или сопровождать?

— Нет.

— Тогда вперед! Вон там стоит ЗИС-5. Шоферу я заплатил. — Желтозубый указал на деревья в стороне от рынка. — Условие одно, — продолжил он, — чтобы все было шитокрыто, без свидетелей. Я шуток и безответственности не люблю.

— У нас мнения по этому поводу совпадают.

— Ни о ком и ни о чем не беспокойся. Во время твоего отсутствия ничего не изменится и нигде не убавится, — заверил работодатель.

— Хорошие слова всегда приятно слышать. Они, как хорошая музыка, бальзамом капают на душу.

— Ты философ или поэт?

— Нет. Райисполкомовский служащий. Планы месячные, квартальные, годовые, пятилетние — моя стихия.

— Почему не в армии?

— Этот же вопрос и тебе адресую.

— Ну, лады. У нас будет еще время побеседовать по душам. У меня много вопросов имеется.

— Я на них тоже не поскуплюсь.

Чижи — небольшой населенный пункт, но в нем размещалось армейское управление полевыми базами снабжения, полевые армейские склады, ряд подразделений управления тыла Юго-Западного фронта. Много автомашин, гужевого транспорта, передвигающихся туда-сюда военных. Все торопятся. Гражданское лицо — редкость, люди занимаются наведением порядка в своем хозяйстве. Общественной работы нет.

Перво-наперво Сергей отыскал место для проживания. Сговорился с женщиной преклонных лет, что поживет у нее в маленькой клетушке, имеющей отдельный выход во двор. На вопрос хозяйки, почему бы ему не пожить в большой комнате, ответил, будто имеет привычку подниматься ночью в туалет и ему не хочется этим беспокоить Клавдию Петровну. Так она ему представилась. Ответ оказался убедительным, через пару часов комнатушка была приведена в порядок и постоялец с удовольствием растянулся на железной односпальной кровати, у которой вместо пружинной сетки лежали потемневшие от времени доски.

— Клопов нету, — сказала хозяйка, — я их, паразитов, кипятком потчую, отбила охоту водиться в моем доме.

Капитан Кавригин был крайне удивлен появлению в его кабинете командира оперативной группы из Белых Журавлей. Прибыть сюда, в разведывательный отдел, без разрешения и крайней необходимости являлось грубейшим нарушением условий конспиративной работы. Однако он быстро сменил гнев на милость после доклада Сергея о сути происходящих событий и показа зашифрованной записки для Васи-старшины. Кавригин тут же положил перед собою русский алфавит, подготовленный так, чтобы под каждой буквой можно было написать цифру, и вскоре смог прочитать цифровую запись послания. Текст гласил: «Нужны аттестаты».

Кавригин рассказал, что после получения трех шифрованных записок от Ланцова дешифровщикам управления контрразведки СМЕРШ фронта удалось получить систему условных обозначений цифр и с ее помощью прочитать переписку Желтозубого и его неизвестного корреспондента.

— Тебе этот код нужно знать и самому расшифровывать послания, так как не исключается необходимость немедленного вмешательства в развитие событий, связанных с действиями лиц, в отношении которых ведется оперативное наблюдение.

— Что же представляет код? — неторопливо спросил Сергей.

— Любая задача становится простой, если знаешь, как ее решить.

И Кавригин стал объяснять, что зашифрованное письмо на первый взгляд — нагромождение цифр. Выяснилось: первые две цифры — дезинформаторы, следующие две указывают на порядковый номер пары, обозначающей шифр первой буквы русского алфавита. В ряде цифр, например, 280313, «13» обозначает «а», «14» — «б», «15» — «в» и так далее. Последние три цифры письма — тоже дезинформаторы.

Уже через полчаса Сергей знал: Вася-старшина сидит пятнадцать суток на гауптвахте за самовольную отлучку к своей возлюбленной в Белые Журавли на служебной автомашине. Освободится через пять дней.

— Негоже руководителю оперативной группы быть на побегушках у вызывающих подозрение лиц, — говорил недовольным голосом Кавригин, — хотя смысл в этом имеется. Переключитесь всей группой на разработку Желтозубого. Старшиной мы займемся, не тратьте на него время. Если появится в Белых Журавлях, понаблюдайте.

Зазвонил телефон, капитан слушал, не произнося ни слова. Посмотрел на посетителя.

— Некоторые военные недовольны, но согласились освободить старшину на денек раньше. Пришлите Вихрова, он получит для вашей группы радиостанцию и две таблицы — переговорную и радиосигналов. Немедленно передавайте полученные сведения по радио или с посыльными, а по мере необходимости принимайте сами меры оперативного и боевого характера. Если возникнет надобность еще раз приехать сюда по поручению Желтозубого, у нас не показывайтесь. Возможна проверка. Кстати, сегодня вы не заметили за собою слежки?

— Я принял меры. Вроде бы тихо.

— Нужные старшине аттестаты мы подготовим. Пусть пользуется нашей добротой, — улыбнулся Кавригин.

Оставшиеся дни до освобождения Зюкана Сергей изучал маршрут его движения от гауптвахты до расположения части.

Когда Василий вышел на улицу и неторопливо направился в сторону родного управления, светило солнце, теплый весенний воздух после сырого полуподвального гауптвахты приятно наполнял легкие, веселил душу. Поглядывая на зеленые деревья, жизнерадостные лица встречных женщин, он напевал про себя шутливую песенку из какого-то кинофильма: «Бывали дни веселые, По восемь дён не ел. Не то чтоб было нечего, А просто не хотел».

Посланник Желтозубого нагнал его, молча вложил в ладонь записку и поджал пальцы в кулак растерявшемуся старшине, не говоря ни слова, повернулся и зашагал в противоположную сторону.

XIII

Разгар весны. Интенсивно меняется природа. Ни один поэт не обойдет вниманием лирический период в жизни людей. Готовят для ее изображения нужные краски художники, подбирают вдохновенные слова писатели. И все-таки ни тем ни другим не удается в полной мере передать истинного смысла весны. Весну, как и любовь, нельзя обозначить словом, символом, нотой, она чувствуется и видится каждому по-своему. Но есть и общее понимание всяк живущим: весна есть весна! Это пробуждение природы. Это новая жизнь.

Прилетели скворцы. Они деловито, по-хозяйски расхаживают по уцелевшим дворам, развалинам в поисках места для гнезда, равнодушные к человеческим страданиям и страстям.

Войска Юго-Западного фронта готовили оборону на освобожденных от оккупантов территориях, помаленьку налаживалась жизнь местных жителей. Где-то что-то доставалось, обменивалось, добывалось, переторговывал ось. Худо-бедно, но люди жили, радовались тому что есть, лишь бы опять не вернулись фашисты. По рассказам беженцев из-за Северского Донца, вновь возвратившиеся немцы и румыны свирепствовали еще больше.

Длительное стабильное положение фронта создавало предпосылки для налаживания контактов граждан, проживающих по разные его стороны. Тайными тропами переправлялись контрабандные грузы, ими же пользовались шпионы и диверсанты в своих целях. На рынках в городах, крупных и даже мелких населенных пунктах вблизи линии фронта появились в продаже дефицитный пенициллин, дешевые и в большом количестве сигареты, часы, зажигалки, электрические фонари и батарейки к ним, иглы к швейным машинкам, обычные швейные и патефонные иголки, губные гармошки, женская бижутерия. Изобилие этих товаров в условиях полного их отсутствия в отечественном производстве, на первый взгляд, создавало иллюзию богатства и достатка в жизни граждан Германии, но являлось, по существу, моральной диверсией в отношении советских людей. Контрабанда стала предметом заботы германской пропагандистской машины.

В начале 1943 года был утвержден Полевой устав Красной Армии. В ходе оборонительных работ фронтовыми и армейскими объединениями, соединениями, частями и подразделениями апробировались его основные положения по возведению инженерных сооружений, в частности, по созданию опорных пунктов. Это были выгодные в тактическом отношении участки местности с подготовленными инженерными сооружениями и системой огня для круговой обороны. Система опорных пунктов создавала оборонительную позицию. Они возводились в полосе обеспечения, батальонных и ротных районах обороны. Устав предусматривал организацию надежного перекрытия промежутков между опорными пунктами огнем стрелкового оружия и артиллерии, минно-взрывными заграждениями. Однако, пока создавалась единая система огня и инженерных сооружений, промежутки между опорными пунктами стали торными путями передвижения враждебного и преступного элемента сквозь боевые порядки готовящихся к обороне войск.

В конце марта Военным советом Юго-Западного фронта было принято решение об организации контрольно-по граничной службы на переднем крае обороняющихся частей и соединений силами войск НКВД по охране тыла действующей армии.

Рота Анатолия Шведова маршем из Сталинграда прибыла в район южнее Белгорода в распоряжение штаба полка по охране тыла в качестве резерва. После решения Военного совета об организации в полосе обороны 25-го гвардейского стрелкового корпуса контрольно-пограничной службы рота была привлечена к выполнению этой задачи.

Как организовать контрольно-пограничную службу, да еще на переднем крае при непосредственном контакте с подразделениями Красной Армии на максимально насыщенной огневыми средствами территории, никто не знает. Одними приказами и распоряжениями в этих условиях задачу не решить.

Создать службу с первой попытки не удалось. Возникло слишком много организащюнных вопросов, для решения которых требовалось вмешательство военачальников высокого ранга, а времени на раскачку никто не отводил. Анатолий лично вел переговоры с командирами трех батальонов, на территории районов обороны которых намечалось выставить наряды перекрытия. Никто не проявил желания иметь на отведенной для обороны территории не подчиненные по службе вооруженные формирования.

— Вы знакомы с постановлением Военного совета фронта об организации контрольно-пограничной службы на переднем крае? — спросил Шведов командира батальона при очередной встрече.

— В курсе.

Пожилой майор с густой проседью в волосах сидел в своем блиндаже на невесть откуда взявшемся венском стуле. Роскошный для обстановки переднего края, он контрастировал со столом, сколоченным из неоструганных досок, лежаком, сооруженным из рядом стоявших фанерных ящиков, с положенным поверх матрацем. Командир батальона ткнул пальцем в крупномасштабную карту.

— Смотри сюда, — не глядя на Анатолия, сказал он. — Где я твоих людей размещу? Тут же всё пространство занято военными или простреливается.

— Я сразу ответить не смогу.

— А я и потом не смогу, — вздохнул майор. — Свалились вы на мою голову, как ком снега с высокого дерева. Рад бы помочь, да не знаю как. Днем — пожалуйста, между опорными пунктами, в разрывах между ротами.

— В это время там тишь, гладь да божья благодать. А ночью наверняка всё выглядит по-иному, — возразил Шведов.

— Стоит вам где-то хотя бы незначительно нарушить тишину, немедленно откроется огонь по тому месту.

— Я договорюсь с командирами рот и даже взводов, чтобы нам не стрелять друг в друга.

— Вот стрелять вашим людям точно уж нельзя. Даже случайный выстрел может привести к непредсказуемым последствиям. По-моему, глупость придумали наверху. Как-то иначе надо было бы.

— Наше дело — выполнять.

— Стоп! — вдруг хлопнул себя по лбу майор. — А если часть ваших нарядов мы включим в состав боевого охранения?

— У меня возражений нет. Но мой командир взвода будет выставлять подчиненных по своему усмотрению, согласовывая места с вашими командирами подразделений. Размещать наряды перекрытия станем на направлениях наиболее вероятного продвижения незваных «гостей».

Командир батальона надолго задумался, посмотрел внимательно на свою карту, на Анатолия.

— А если это «свое усмотрение» начнет пересекаться с моим мнением или планами командиров подразделений?

— Будем договариваться. Без этого каких-либо действий предпринимать не будем. В боевом охранении мои наряды станут выполнять задачи самостоятельно, но опятьтаки во взаимодействии с вашими.

— А может, вообще свои взводы передадите мне в оперативное подчинение?

«Вообще» прозвучало у майора как «вапче».

— Такие вопросы решать не нам. Но, по-моему, смешение личного состава различных войск — это что-то вроде пересортицы, когда один сорт товаров смешивают с другим и в результате теряются качества и того и другого.

Высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению: промежутки между опорными пунктами в ночное время закреплялись за подразделениями войск НКВД, в их ведение передавались стыки в боевом охранении.

— Договориться мы с вами договорились, — сказал командир батальона, — но берите на себя взаимодействие с местными командирами подразделений. С восходом солнца своих людей убирайте. Это значит, ваше время нахождения в боевых порядках батальона — от захода до восхода солнца.

— Одним словом, — подытожил разговор Шведов, — гость ты хороший, но свое место знай.

— Видимо, по-иному не получится, — причмокнул майор полными губами в знак окончания разговора.

После этого, как говорится, оставалось лишь раскланяться. Однако Анатолий попросил показать топографическую карту с нанесенной обстановкой. Беглый осмотр показал, что батальон занимает оборону на правом фланге стрелкового полка. Еще правее оборонялись подразделения другой дивизии, соседние опорные пункты располагались не менее чем в трехстах метрах друг от друга.

— Местность открытая, с мелким кустарником, простреливается с обеих сторон огнем стрелкового оружия и танков, — сказал командир батальона, заметив сосредоточенное внимание капитана к этому участку обороны.

«Простреливается — это хорошо, — размышлял командир роты, — но ночью тут проползти можно без всякого».

— Стык заминирован? — спросил он.

— Вапче нет, но вскорости мины поставят. Не хватает их пока, — удрученно ответил майор. — Нам приходится каждую ночь выставлять на фланг дополнительное охранение. Возьми на себя этот стык, а? — с надеждой в голосе и заглядывая в глаза, сказал хозяин блиндажа. — Век буду помнить, — улыбнулся он.

Приблизительно такой же оказалась обстановка на флангах других подразделений, где подчиненным Шведова предстояло выполнять задачи контрольно-пограничной службы.

Каждый батальон в позиционной обороне растянут на фронте до двух километров и на столько же в глубину. Вклинившаяся в боевые порядки стрелковых подразделений рота войск НКВД являла собою инородное тело, которое, как известно, всякий живой организм стремится отторгнуть. Не стало исключением «войско» Анатолия. Солдаты и офицеры обороняющихся подразделений не скрывали раздражения присутствием «чужих». Однако результаты уже первых дней несения контрольно-пограничной службы подразделениями войск НКВД изменили к ним отношение.

Стык соседних полков. Днем с двух сторон ведется непрерывное наблюдение. Мышь не проскочит незамеченной. Опорные пункты фланговых взводов расположены на небольших высотах. Местность между ними открытая, видно даже дно небольшой лощинки посредине, она сырая, с лужицами талой воды. Ни в пешем порядке, ни по-пластунски по ней не продвинешься: грязь сплошная, смотреть не хочется на нее даже днем. Ночью же видимость здесь отсутствует.

Возле лощины с телефоном до ближайшего взводного опорного пункта выставлен секрет от роты Шведова в составе трех человек во главе с командиром отделения. Ночь выдалась темной, безветренной, не морозной. Наряд расположился за пнем дерева, сломанного взрывной волной. Его ствол лежал рядом. Пень своими расщепленными краями тянулся кверху, будто простирал руки к всевышнему с мольбой сохранить жизнь корням.

Вокруг тишина. Время года, когда еще птицы не поют, лягушки не пробудились от зимней спячки. Вдали за Северским Донцом немцы с интервалами в одну-две минуты выстреливают в безоблачное небо осветительные ракеты. Выстрелов не слышно, свет от них не достигает изуродованного дерева, пень остается неизменно мрачным, лощина смотрится темной полосой.

Неожиданно из лощины до наряда стали доноситься приглушенные неторопливые хлюпающие звуки. Они медленно приближались, но их сила оставалась почти неизменной. Бойцы из-за пня напряженно всматриваются во тьму, стараясь определить: что бы это могло означать? Старший наряда пристально вглядывался в темную лощину и, к удивлению, рядом, на расстоянии вытянутой руки, увидел будто бы движущуюся натянутую нить. Он потрогал ее и окончательно убедился: в глубь обороны перемещается телефонный кабель. По телефону командир отделения доложил о непонятных звуках в лощине, появлении необычного провода, которого при заступлении на службу не было.

Вскоре наряд обнаружил: по лощине, по самой грязи медленно ползут небольшие сани с полозьями из загнутых с обеих сторон лыж. На санях груз, укрытый брезентом. Движется в тыл обороны неизвестно что! Опять сообщение по телефону об обнаружении движущегося объекта. От командира взвода последовало распоряжение: «Продолжать выполнять службу секрета».

Получив сообщение о чрезвычайном происшествии на переднем крае обороны, Шведов со своим резервом — отделением снайперов — с командного пункта командира батальона начал вести поиск лиц, передвигающих неизвестный груз по лощине. Бойцы шли молча, настороженно, внимательно вглядываясь во встречные кусты, неровности земной поверхности. Не просохшая на весеннем солнце земля глушила шум шагов. Но скрытно подойти к неизвестным не удалось. Когда поисковая группа буквально наткнулась на низкие козлы с закрепленной на них вертушкой, обмотанной телефонным проводом, и стоявшие рядом санки на лыжах, людей вблизи не оказалось. Поиски в округе успехом не увенчались.

Поисковая группа с трофеями собралась уходить, но внезапно провод, прикрепленный к тыльной стороне саней, натянулся и они медленно двинулись в сторону переднего края обороны.

«Это значит, — рассуждал Шведов, — мы рядом с проторенной тропой от противника в глубь нашей обороны».

Он шел радом с движущимися санями, размышляя, как ему поступить. Можно разорвать движущийся провод и остановить сани, прервать таким образом тайную связь немцев с вражеской агентурой на нашей территории.

— Пусть себе идут, — сказал он смотревшим на него подчиненным, — возможно, неизвестные контрабандисты, а еще хуже, вражеские диверсанты пришлют нам еще что-нибудь. Мы подождем.

«Правильно ли я поступил? — билась мысль. — А если обратным рейсом должна быть отправлена какая-то посылка? В этом случае тоже будет прервана связь с противником».

Шло время. Растаяли во тьме сани. Анатолий посмотрел на трофей, медленно вращающуюся катушку, сматывающую блестевший от влаги телефонный провод.

«А вдруг действительно сани ушли за новой поклажей?»

У каждого человека бывают в жизни периоды, когда часы, дни недели проходят ничем не примечательными.

Это время потом не помнится, его как бы не было. Но случаются такие мгновения, которые остаются в памяти надолго, если не на всю жизнь.

Козлы с вертушкой были прикреплены к стволу осины. Дерево стояло у невысокого обрыва, внизу которого поблескивало поросшее прошлогодней осокой озерцо диаметром в несколько метров. В ожидании распоряжений командира роты бойцы расположились на краю обрыва, свесив к воде ноги, покуривая в кулак для маскировки. И вдруг прямо из-под ног отдыхавших из воды поднялись две человеческие фигуры. Немая сцена длилась не менее минуты. Люди на берегу и в воде молча внимательно рассматривали друг друга. Шок!

Известно, что темной ночью истинные размеры видимых предметов как бы размываются, отчего они кажутся неправдоподобно крупными, могучими. Внезапно возникшие на гладкой поверхности озера и погруженные по пояс в ил, обвешанные сгнившими остатками осоки нелепые фигуры в бликах струившейся по их одежде воды воистину были похожи на нечистую силу.

— Ты кто, водяной? — с испугом спросил боец у торчавшего перед носом мокрого видения, взяв на всякий случай автомат на изготовку.

— Ыы…

— Немой, что ли?

В ответ — лишь клацанье зубов.

— Замерзли бедолаги, — сделал вывод подошедший командир роты. — Выходи! — подал он команду.

Бойцы за шиворот вытащили неизвестных из водной купели. В обвисших почти до земли шинелях, без шапок, облепленные с головы до ног грязью и водорослями, в лучах электрических фонарей они жались друг к другу, не выпуская из рук алюминиевых трубочек, с помощью которых дышали под водой.

— Пусть разденутся, отожмут одежду. Смех и грех смотреть на них, — разрешил Шведов. — Они нам нужны живыми и здоровыми. Вопросов к ним будет много.

В суматохе с «водяными» Анатолий не заметил, когда остановилась вертушка, упал в грязь телефонный провод. Его будто и не было. Идеальная маскировка!

— Сегодня будет еще груз? — спросил он у задержанного, дрожавшего всем телом от озноба.

Тот утвердительно кивнул головой.

Импровизированные сани с новой поклажей прибыли во второй половине ночи. После разгрузки они вновь уползли по лощине в сторону переднего края.

Перед тем как возвратиться на фильтрационный пункт, куда с рассветом будут доставлены задержанные лица всеми нарядами перекрытия, Анатолий спросил у одного из «водяных»:

— Вы должны были что-то в обмен переслать отправителям грузов?

— Бутылку с бумагой.

— Где бутылка?

— Запрятана… — Он посмотрел на подельника. Но тот, как бы не расслышав вопроса, отвернулся.

— Договаривай, — повысил голос Шведов.

— В ил затоплена.

— Найти!

Когда перепачканную грязью бутылку открыли, Анатолий обнаружил внутри свернутый в трубочку лист бумаги, испещренный с одной стороны рядами цифр, на другой просматривались контуры какой-то схемы.

Перед рассветом колонна с задержанными тронулась в путь. Трофейное имущество погрузили на «водяных». Старший по возрасту из задержанных спросил, куда идти.

— Куда следовало нести поклажу, туда и направляйтесь, а мы за вами, — ответил командир роты.

— Мы одно знаем — надо двигаться по этой дорожке. — Задержанный указал на тропинку, идущую вдоль лощины: — Где-то здесь нас должны были встретить.

Однако колонну никто не встретил. При подходе к зарослям кустарника головной дозор услышал лишь удаляющийся топот лошади.

Фильтрационный пункт разместился в оборудованном под Ленинскую комнату блиндаже оборонявшейся здесь стрелковой роты. Другой, пустующий, предназначался для резерва Шведова. С утра в нем должны были содержаться задержанные нарядами перекрытия граждане и военнослужащие, оказавшиеся ночью в промежутках между опорными пунктами на переднем крае обороны.

Взошло ласковое весеннее солнце, заблестели непросохшие после обильной росы голые ветви деревьев, кустов. Воздух чист, лицо приятно освежает едва заметный ветерок, слышен густой запах прелой прошлогодней травы, земли, только что отрытой траншеи. Можно было бы отдохнуть после проведенной без сна ночи, но возле фильтрационного пункта толпятся люди, на земле сидят четверо задержанных. Теперь их станет шестеро. С каждым надо разобраться, составить протоколы задержания.

Войдя в блиндаж, Анатолий прежде всего еще раз развернул вынутый из бутылки лист бумаги, на котором при хорошей видимости кроме цифр высветилась вычерченная схема минных полей перед передним краем 25-го гвардейского стрелкового корпуса. Именно в этом направлении будет потом вести наступление оперативная группа «Кемпф» немецко-фашистских войск в июле 1943 года.

От «водяных» много сведений получить не удалось. Для кого предназначался груз, что он собою представляет, толком не знают. Они — бойцы одного из саперных батальонов, возводивших поблизости инженерные сооружения. Команду на переправку грузов по лощине получили накануне от младшего лейтенанта органов СМЕРШ. Кто делал переправочные средства, им тоже неизвестно. Родом бойцы из села близ Миргорода. Младший лейтенант пообещал, что, когда Красная Армия освободит их родные места от оккупантов, он будет ходатайствовать перед командованием о предоставлении им отпуска домой на несколько дней. Младшего лейтенанта они видели всего два раза.

— Каков он из себя? — спросил Шведов. — Можете его узнать, если встретите еще раз?

— Глаза у него выпуклые, как у лягушки, и большие черные усы, как у маршала Буденного.

— Вид у него злой, — добавил младший из задержанных.

— А кто вам непосредственно ставил задачу, что конкретно и как надо делать?

— Старший сержант. Он сказал, будто находится на службе в штабе батальона, которому временно подчинена наша рота. До этого момента я его никогда не видел.

— У нас тут много людей из инженерных войск. Всех сержантов разве запомнишь, — дополнил второй задержанный, — у него тоже большие черные усы.

— Если увидите, сможете опознать его?

— По усам? Конечно! По глазам еще. Других примет у старшего сержанта я не заметил, — ответил задержанный с сожалением.

— Зачем же прятались в болоте, холодно ведь, — передернул плечами Анатолий, мысленно представив себя в стылой воде с водорослями.

— Так было велено старшим сержантом. Он сказал, груз очень ценный, бандитов кругом много. Если захватят с грузом, нам несдобровать. Не от вас, а от бандитов спрятались, когда услышали шум приближающихся шагов.

Шведов тут же доложил по телефону в разведывательный отдел о результатах ночной службы и получил распоряжение: усилить охрану задержанных «водяных», изъятого из бутылки документа, захваченного груза. Никому больше не докладывать о результатах опроса саперов, трофейное имущество не распаковывать до приезда капитана Кавригина.

Выявление личностей и разбирательство с другими задержанными много времени не заняло. Трое — дезертиры, ползли «до дому». Он у них всего в нескольких километрах от линии фронта. Один говорит в оправдание — «нэма тэрпэжу», другой — «жинка хворие», третий просто махнул рукой — «всё едино — погибель». Дезертиров передали в корпусную прокуратуру. Четвертый задержанный — мародер.

Жители сел, хуторов, оказавшихся на территории главной полосы обороны, были отселены. Но люди тайными тропами приходили посмотреть на родное жилище, забрать с собою то, что нужно для жизни в чужих краях. Их задерживали патрули и выдворяли восвояси с предупреждением, чтобы не возвращались, предупреждали об опасности и ответственности за посещение закрытой для гражданского населения местности. Но прекратить движение к дорогим сердцу местам не удавалось. Среди этих людей были и мародеры. Возле небольшого хутора одного из них задержал наряд перекрытия. Нес тот большой узел чужого добра. Маленький щупленький дедок взвалил его на плечо. Несоразмерность поклажи и носильщика бросилась в глаза наряду.

— Что за хутор? — указал кивком головы на недалекие хаты старший наряда.

— Не знаю, — после долгого молчания ответил дед.

— Чего несешь?

— Всякое тут.

— Документы есть?

— Дед достал из внутреннего кармана завязанный в тряпицу неплохо сохранившийся паспорт.

— Мы знаем порядок, — сказал он.

— Ты что ж это, дед, вор, оказывается! Знаешь, что за это полагается по законам военного времени?

— Знаю, — обреченно вздохнул дед.

Такой же вопрос задал на фильтрационном пункте Анатолий, когда ввели в блиндаж мародера.

— Всё равно добро пропадет, а так, возможно, какая польза выйдет, — ответил задержанный.

— Покажи, что там у тебя наворовано.

В завязанном крест-накрест большом клетчатом платке оказалась всякая рухлядь: старая фуфайка и рваные ватные брюки, рубашка без одного рукава, разорванное байковое одеяло, замызганная детская подушка.

— Дед, вот за эту дрянь тебя как мародера расстрелять могут.

— Что поделаешь, судьба у меня, значит, такая. Война проклятая всю жисть перевернула. У меня сколько грамот за хорошую работу! На сельскохозяйственную выставку до войны ездил от района.

— Вот видишь, до чего докатился, свою дурь на судьбу начал сваливать. Выбрось всё в костер, и чтобы духу твоего тут не было через минуту.

— Прибыл Кавригин. Распаковали посылку, присланную неизвестными в тыл оборонявшихся войск. В каждом мешке оказалось по двадцать двухсотграммовых тротиловых шашек с таким же количеством взрывателей, упакованных в промасленную бумагу с надписью карандашом крупными буквами: «кун», по пять метров бикфордова шнура. В одной посылке находился ящичек с иголками для швейных машинок, в другой — такой же, с обычными швейными. На крышах обоих значилось слово «швид». Кроме того, в мешках оказались запаянные металлические коробки чуть больше спичечных с четырьмя золотистого цвета стеклянными ампулами, опоясанными черной поперечной полоской с выделявшейся красной буквой «ц». На крышке имелась надпись «швид»; брезентовый небольших размеров мешочек с искрящимися мелкими пластинками сахарина, на его бирке красовалось слово «зен». В каждой посылке, кроме того, лежало по одному непромокаемому комбинезону, в кармане одного из которых был обнаружен конверт с надписью «сат». В нем находилось цифровое письмо с уже известным Кавригину кодом.

Капитан быстро составил русский алфавит и тут же написал на клочке бумаги: «Рез акт де гр на пр фл».

Посидел молча, вглядываясь в полученные обрывки слов, еще раз сверился с алфавитом, посмотрел на Шведова, ожидавшего результат умственного труда начальника, неуверенного сказал:

— Вроде бы так: «Резиденту активизировать деятельность групп на правом фланге».

Тут же Кавригин на своей автомашине отослал ампулы с пометкой «ц» во фронтовое управление контрразведки СМЕРШ для экспертизы содержимого. Через пару часов машина возвратилась с заключением эксперта: в ампулах цианистый калий.

— Если бы мы смогли расшифровать значение букв «сат» и надписи на бирках, — говорил Кавригин, всматриваясь в текст письма, — мы знали бы истинное его содержание. Пока лишь можем гадать да строить предположения.

— «Рез», вероятнее всего, означает «резидент», на бирках названия групп, которым адресовано содержание посылок, — высказал свое мнение Анатолий.

— Похоже на то. Надо искать, кто такой «сат», а также обозначенных на бирках людей и группы.

— Товарищ капитан, — обратился Шведов к представителю разведывательного отдела, — не могу найти своего друга, Сергея Бодрова. Вы не поможете?

— Жив и здоров ваш друг, искать его не следует. Когда можно будет, он вас сам найдет.

— Отец его у меня шоферит, беспокоится.

— И отцу скажи: у сына всё в норме.

Анатолий встал, прошелся по блиндажу, пытаясь разогнать навалившуюся дремоту, посмотрел на Кавригина, внимательно изучавшего письмо с непонятными символами и схему, спросил:

— Найти усатого младшего лейтенанта и усатого старшего сержанта не удалось?

Капитан покрутил ручку полевого телефона, назвал в трубку приглушенным голосом пароль, подождал минуту-другую, ответил:

— В СМЕРШ таких сведений нет, саперы ищут, но вряд ли найдут. Возможно, врут ваши «водяные»?

— Не похоже, — заверил Шведов. — Обычно задержанные первое время говорят то, что есть на самом деле. Только потом они начинают придумывать всякую всячину, пытаясь выгородить себя. А эти говорят без напряжения одно и то же. Такое под силу матерым преступникам, а не напуганным бойцам.

— Мне тоже так кажется.

— Судя по содержанию захваченного трофея, как мне кажется, — сказал Анатолий, — в нашем тылу существует устойчивая диверсионно-бандитская организация, где есть разведчики, террористы, бандиты, контрабандисты, диверсанты.

— Похоже на то.

— Да! Работа предстоит большая, головы нужны хорошие, чтобы выявить всю эту нечисть.

— Выявим, — заверил Кавригин.

XIV

Сергей в последнее время начал задумываться над своими взаимоотношениями с Галей. Нежная волна чувств, всколыхнувшая при первой встрече его загрубевшую душу, со временем не отхлынула. По сути, душа его принадлежала другой. Он глядел на Галю, говорил с нею, шутил, улыбался, однако за всем этим стоял образ Зины. Оставаясь наедине, порой не мог разобраться, о ком думает в данный момент.

«У нормальных людей такого не бывает», — рассуждал Ланцов.

Девушке, похоже, тоже не были безразличными отношения с Сергеем. У нее радостно загорались глаза при встрече, белозубая улыбка не сходила с лица, вдохновенно, по-детски рассказывала об увиденном и услышанном.

Между тем возникли новые обстоятельства. После знакомства с Желтозубым Сергей не мог уже возвратиться к месту своего проживания. Велик был риск раскрыть базовую квартиру. Предстоял разговор с матерью Г али о необходимости временного проживания у них под видом зятя или еще кого угодно. Этим бы сразу был снят вопрос Егора о месте постоянного жительства. Говорить неправду добрым людям не хотелось, в то же время конспирация требовала сохранения в тайне истинных целей нахождения в Белых Журавлях. Как начать трудный разговор, Сергей не знал. Какие бы варианты ни придумывал, ничего не получалось. Враньё сплошное, которое мать Гали без труда поймет. Были мысли найти другое место проживания, но Желтозубый сразу сообразит, зачем потребовалась такая спешка. Проверить все это не представляло особой сложности.

Случай упростил задачу. В то время, когда Сергей по его поручению ходил по Чижам, в Белых Журавлях произошли события, не заметные для местных жителей, но существенным образом повлиявшие на деятельность оперативной группы Ланцова и Желтозубого с его подельниками.

«Тетя Маша» в одиночестве вела наблюдение за домом Екатерины. Моросил дождик, свежий ветер пробирался под одежду, холодил лицо, руки, вынуждал потеплее укрыться. Мария взбила свалявшуюся перину, подвернула одеяло с подветренной стороны. Беспокоили мысли о Викторе, который не подавал о себе вестей уже несколько дней. Хотелось спать — предыдущую ночь пришлось бодрствовать, неспокойно вели себя Егоровы соратники: по одному и парами уходили, затем возвращались, переносили какие-то грузы. Работа велась в темноте молча. Приходилось напрягать слух и зрение. Можно бы и вздремнуть. И тут увидела: во двор вошла хозяйка дома, а с нею Галя.

«Такого не может быть!» — чуть не воскликнула Мария.

С удивлением провожала она взглядом прибывшую пару, пока за ними не захлопнулась дверь. Никого больше вблизи дома не оказалось. Не смея шевельнуться и не зная, что предпринять, Мария лежала в своем укрытии, ожидая дальнейшего развития событий.

События эти не заставили себя долго ждать. Вскоре Екатерина вышла одна, закрыла дверь, накинула навес из нескольких звеньев металлической цепи, вставила в дужку висевший на веревочке большой гвоздь, осмотрелась по сторонам и быстро покинула двор.

В нарушение всяких правил конспирации Мария осторожно приблизилась к закрытой двери, прислушалась. Внутри дома не было слышно ни звука. Подкашивались от страха ноги, в ушах толчками ощущался пульс, но она пересилила себя, сбросила цепочку, робко открыла наружную дверь, вошла. В коридоре со множеством щелей между досками тоже не слышно ни звука. Не спрашивая разрешения, отважная женщина заглянула в первую комнату. Недалеко от входа стоял стул, на нем сидела Галя с заплаканными глазами и мокрым носом. Пальто и платок девушки лежали на кровати, и сама она в одном платье, расшнурованных, но не снятых ботинках была привязана толстой веревкой к спинке. Расширенными от ужаса глазами смотрела Галя на незнакомую женщину, не зная, чего от нее можно ожидать.

Негнущимися пальцами Мария попыталась развязать веревку, но крепко завязанный узел совершенно не поддавался. Бросилась во вторую комнату, на столе увидела большой нож с деревянной ручкой. С трудом перепилила веревку, помогла обессилевшей девушке завязать шнурки на ботинках. Через минуту две женские фигурки метнулись через загаженный отбросами и нечистотами двор в сторону разрушенных соседних построек. Вспотевшие от бега и волнений, долго не могли отдышаться возле Г алиного дома.

— Ты кто? — спросила раскрасневшаяся девушка, торопливо поправляя на голове платок.

— Никто. Сиди дома, запрись, не выходи на улицу, ни с кем не ищи встречи, Сергей появится через несколько дней. Меня ты ни при каких обстоятельствах не должна узнать, никогда не видела. Я тебя не освобождала, сама вырвалась.

— Ой! Кто мне поверит?

— Дура набитая. Ты совершенно не представляешь, какой опасности подвергалась. Никому ни звука!

С этими словами Мария поспешила к оставленному в спешке посту наблюдения. В недоумении стала смотреть на дом Екатерины. Когда они с Галей убегали, не было времени закрывать дверь в коридор. Теперь она была вновь заперта на металлическую цепочку. Сколько Мария ни вслушивалась, вокруг дома — звенящая тишина. Никто на подворье не появился ни этим днем, ни на следующие сутки. Ничего не оставалось, как покинуть удобное для наблюдения место. Она аккуратно сложила в уголок спасавшие ее от холода вещи, прикрыла их кусками досок — вдруг еще пригодятся.

Ланцов возвратился в Белые Журавли днем раньше намеченного Желтозубым срока. Хотелось узнать без помех, есть ли новости у оперативников, какие шаги предпринимал Егор, что дали наблюдения Романа за торговцами военным имуществом.

Марию он встретил возле хозяйства Кирпича. Оказавшись не у дел после освобождения Галины и опустевшего объекта наблюдения, она вновь возвратилась к обязанностям уборщицы рынка, пытаясь найти Екатерину, а через нее обнаружить новое место жительства Желтозубого и его команды. Однако намерения выполнить эту задачу не увенчались успехом. Более того, за несколько часов до встречи с командиром оперативной группы Мария проверила распространившийся по рынку слух, будто в куче мусора на свалке было случайно обнаружено тело женщины с перерезанным горлом. Она сразу же узнала в погибшей Екатерину. В широко открытых глазах покойной отразились изумление и страх. Приехавшая вскорости милиция быстро разогнала любопытствующий народ и на пароконной бричке увезла застывший труп женщины, набросив на голову пустой мешок.

— Надо полагать, — размышлял вслух Сергей, — Катерина сделала что-то не так. Исчезновение Гали раскрыло место проживания Желтозубого. Глубоких размышлений ему не потребовалось, чтобы сообразить: необходимо немедленно менять квартиру и уничтожить слишком много знавшую прежнюю хозяйку.

— Каковы же теперь мои обязанности? — спросила Мария.

— Прежде всего, следует найти логово Егора, вести за ним наблюдение. Посматривай за Лизкой, он обязательно появится возле ее прилавка. Но будь поосторожнее, Желтозубый один не бывает, рядом с ним всегда есть помощники.

Из доклада Вихрова выяснилось, что охрана Гали была организована. Девушка находилась на рынке, чего-то искала, приценивалась, примеряла. В это время к ней подошла Екатерина, видимо, что-то пообещала показать или продать. Вскоре они вместе заспешили к ее дому. Когда Катерина вышла одна, озираясь по сторонам, наблюдатель заспешил на рынок за подмогой. Но прибывшая к месту А.точения девушки группа поиска во главе с Вихровым обнаружила лишь перерезанную веревку на стуле и широко раскрытые двери в коридор и комнату. Галина оказалась дома. Куски порезанной веревки как вещественное доказательство освобождения пленницы с посторонней помощью были изъяты и упрятаны под прилавком Кирпича.

— За домом Гали установил наблюдение, — доложил Вихров.

— За прошедшее время никто из людей Желтозубо-го вблизи не появлялся. Девушка одна из дома не выходила.

— Сними. Не такой уж он профан, чтобы сунуться туда. Вряд ли поверит, будто Галя смогла сама себя освободить. А ведь обещал, идиот, все будет в порядке и на своих местах. Вот и верь ему. Теперь надеется, что я ему расскажу, как произошло освобождение девушки.

— «Друзья» все-таки, — пошутил Константин.

— Водой не разольешь. Обрезки веревок взяли — это хорошо, способ совершения побега станет надолго головной болью Егора. А как он узнал, что побег совершился? — спросил Ланцов.

— Не знаю. Было какое-то время после того, как я ушел из дома Екатерины и когда там вновь появилась Мария. Кто-то им воспользовался. Этот «кто-то» знал о похищении и забил тревогу, когда увидел, что в доме никого нет.

Повидался Сергей и с Галей. Они с матерью были на рынке. Прошло два дня, а девушка все еще не могла успокоиться. Прижалась лицом к плечу Сергея, расплакалась. На мокром месте оказались и глаза матери.

— Это моя мама, — представила Галя стоявшую рядом женщину, — Нина Дмитриевна. А это — Сережа, мой знакомый. Я тебе говорила о нем, — потупилась девушка.

Невысокая, довольно стройная, Нина Дмитриевна, с зачесанными назад темными без седины волосами, открывающими высокий лоб, без улыбки подала руку Сергею, внимательно посмотрела ему в глаза.

«О таких говорят, — подумалось парню, — в сорок пять — баба ягодка опять».

Неловко помолчали.

— Как ты оказалась в том доме? — спросил Сергей, поглаживая Галю по спине, не зная, как вести себя в присутствии матери.

— Скоро станет сухо, а мне нечего обуть. Хотелось найти недорогие туфли. Долго ходила по рынку, но ничего подходящего не попадалось. Ко мне подошла женщина, сказала, будто дома у нее есть то, что мне надо. Пришли. Приготовилась примерить, а она охватила меня веревкой сзади и прикрутила к спинке стула, прежде чем я успела что-то предпринять. Я просила освободить меня, но баба л ишь усмехнулась в ответ и быстро ушла.

— Кто тебя освободил?

— Не припомню, чтобы эту женщину я когда-нибудь видела. Она велела говорить, будто я сама себя освободила. Назвала меня дурой, если не понимаю того, что случилось.

— Так и я назвала Галину, — поддержала разговор мать.

— Кто бы тебя ни спросил о случившемся, отвечай одно и то же: освободилась сама. Веревки оказались затянутыми слабо. А лучше вообще не вспоминай и не говори об этом впредь никому.

— Почему, Сережа?

— Так надо. Стоит где-то сказать, что произошло с тобою, слух сразу распространится в округе. А похитители живы и здоровы, и что у них на уме — неизвестно.

— Прислушайся, что тебе говорят, — согласилась мать.

— Нина Дмитриевна! — обратился Сергей к женщине, — будет лучше, если я смогу пожить у вас какое-то время. Вам с Галей безопаснее и мне так нужно. Я вас не стесню, заплачу столько, сколько запросите, торговаться не стану. Работа у меня с раннего утра до позднего вечера. Если случится мне уехать на несколько дней, вас станут охранять. Так будет, пока обстановка разрядится вокруг Галины.

— Не пойму до сих пор, кому могла прийти мысль похитить дочку и зачем?

— Сейчас, Нина Дмитриевна, важно избавиться от грозящей дочери опасности, а позже все прояснится.

— Мама, соглашайся, — зарделась девушка. — Нам веселее, да и Сереже легче переждать время, пока освободятся от немцев его родные места.

— Хорошо. Поживите, коли дочка за вас ходатайствует, — улыбнулась Нина Дмитриевна. — Оно и впрямь втроем поспокойнее будет. Мы с Галей разместимся в первой комнате, вам отведем вторую.

Так неожиданно разрешился квартирный вопрос, к которому Сергей не знал, как подступиться.

Важная информация появилась у Романа. При очередном покуривании и лузгании семечек на стульчике у Тимофея тот рассказал, что все посты с женщинами-попрошайками, которые выставлялись до того, как вместе с торговцами они оказались задержанными военными патрулями, теперь вновь функционируют вокруг рынка. Торгуют другие люди, но теми же ворованными армейскими сапогами, обмундированием. Разница в том, что покупателю показывается лишь один экземпляр из-под полы, остальные вещи припрятаны невдалеке.

— Гидра какая-то, — сказал инвалид. — Пока до головы не доберетесь, она, скотина, так и будет возрождаться.

— Голов-то у гидры, как известно, много и все недобрые.

— Это верно, но должна существовать и главная. Ее надо найти в первую очередь и оторвать, иначе гад будет жить вечно.

— Вы-то главную случаем не обнаружили? — поинтересовался Роман.

— Голова думающая. Чтобы ее обнаружить, надо хорошенько понаблюдать. Свирепым того человека зовут.

— Интересно было бы на эту «думающую» посмотреть, какая она?

— Дело уже стоящее, если сначала можно увидеть лишь хвост нечистой, — отшутился Тимофей.

— Каким образом? — не удержался от вопроса Роман.

— Помоги ушлым ребятам поторговать, проворным бабенкам понаблюдать, смотришь, и повезет. С мужскими кадрами у них туговато, больше женщины в их команде орудуют. А как говорит наш вождь товарищ Сталин, кадры решают всё.

— Каким образом можно вклиниться в их стройные ряды? У вас есть рецепт на этот счет?

— Если начнешь ломиться в открытую дверь, могут понять неверно, послать куда подальше. Надо подобрать слова, чтобы сами пригласили да еще сказали: «Проходи, пожалуйста».

— Зря ты затеял разговор, ни к чему мне всё это, — с досадой отмахнулся Роман.

— Забавно было бы посмотреть, как будете торговать ворованным имуществом. Это не то, что со спокойной душой одеколоном по пузыречку, собирая жалкие гроши. Там постоянный страх, зато масштабы другие, деньги ворочаются лопатой. Житуха! — не обращая внимания на реакцию собеседника, продолжил разговор инвалид.

— А что если вправду попробовать, вдруг на самом деле денег у них много. И мы поживем!

— Попробуй, попробуй, — посоветовал Тимофей.

— У Горького есть романтическая поэма «Песня о Соколе». Там мудрый уж советует раненой птице подвинуться на край ущелья и броситься вниз в надежде, что крылья еще поднимут в родное небо. Погиб сокол.

— Похоже! С той лишь разницей, что сокол в нашем случае не ранен, а полон сил.

О разговоре с добровольным помощником Роман рассказал командиру оперативной группы.

— Стоит прислушаться к совету Тимофея. Займись этим делом. Надо выяснить, откуда идет снабжение рынка военным обмундированием. Кто руководит этой «гидрой», как выразился продавец семечек, что собою представляет Свирепый, на самом ли деле он такой свирепый и как к нему подобраться.

Ближе к вечеру Сергей встретился с Желтозубым. После взаимных приветствий улыбку с лица Егора как ветром сдуло. Голос приобрел повелительные нотки, посуровел, глаза с яркими белками, отчего казались засвеченными, прямо-таки сатанински-настороженно всматривались в лицо собеседника.

— Докладывай, как отработал деньги!

— Какая тебя муха укусила? Поспокойнее можно?

— Давай, давай! — смягчился тот.

— Друг ваш, — неторопливо начал рассказ Сергей, — сидел на гауптвахте целых пятнадцать суток за удовольствие посетить Лизку. Вчера вышел на свободу живым и здоровым. Вашу записку я передал, благодарить меня за это он не стал, торопился на службу. Так что задание выполнено от идо.

— Ух ты! — расцвел желтозубой улыбкой Егор. — А я подумал, ты возвратился с нулями без палочки. С таким результатом прибыл десять дней назад мой посланец.

— Я деньги отрабатываю честно. В долгу не остаюсь, — с серьезным видом ответил Ланцов.

— Вот Лизка обрадуется! Пойдем к ней вместе, пусть раскошелится за такую весть.

Неожиданно Желтозубый вновь посуровел, нахмурил брови, замкнулся.

— Что-нибудь случилось? — с участием спросил Сергей.

— Случилось! Неприятности — одна за другой.

— Бог любит троицу.

Пропустив мимо ушей реплику, Егор, как бы сокрушаясь, полушёпотом сказал:

— Катьку убили мерзавцы. Хороший груз должен был мне поступить, захватили пограничники, а их в тех местах никогда не было. Навел ли их кто или случайно получилось, не поймешь. Кое-кто наверху выражает недовольство моими делами. — Егор будто спохватился: — Торговый оборот у нас малый.

Неожиданно изменив тему разговора, спросил:

— Как у тебя с девчонкой обстоят дела?

— Ты обещал, будет все в порядке, а девушку намеревались похитить неизвестные.

— Кто мог это сделать? — нарочито громко возмутился Егор.

— Незнакомая женщина. Она заманила к себе в дом доверчивую девушку, привязала к стулу и ушла.

— Надо же! А кто же ее освободил?

— Сама выбралась из затруднительной ситуации.

— Молодец! — воскликнул он. — Каким же образом?

— Веревка оказалась слабо затянутой.

— Куда же она дела эту веревку? — опрометчиво поинтересовался Егор, нервным движением рук выдавая свое волнение. Сглаживая оплошность, начал внимательно смотреть на проходившую вблизи женщину.

— Девушка, — Сергей упорно не хотел называть имя Г алины, — с этой веревкой выскочила из дома, со страха ринулась напрямик через огороды и дворы, где-то обронила.

— Адом тот она запомнила? — с тревогой спросил Желтозубый.

— Вряд ли. Я не спрашивал об этом, да и зачем его запоминать?

— В милицию обращалась? — напряг внимание Егор.

— Нет. Да и кто девчонке поверит! Кому вздумается похищать ее? Ерунда какая-то.

По рассказу Ивана и личному наружному наблюдению Сергей имел общее представление о доме Лизки, но когда они с Егором пришли в гости по его приглашению, вынужден был признать, что притон Желтозубого не так уж прост. В коридоре оказалось две двери, ведущие в разные комнаты, еще одна находилась в противоположном от входа конце коридора, закрытая изнутри металлическим крючком в палец толщиной. Подумалось: «Для выхода в сад и уборную, скрытого ухода от незваных гостей». Вдоль стены стояли пять-шесть мешков, заполненных под завязку.

— С песком, — сказал Егор, заметив взгляд Сергея. — Вдруг — пожар, а тут всё деревянное.

— По-умному. Воистину, век живи и век учись! К тому же за считанные секунды можно возвести укрытие от пуль.

— Если бандиты нападут, непременно воспользуюсь умным советом, — посмотрел Егор внимательно на гостя.

Когда мужчины вошли в комнату, стол был почти накрыт. Раскрасневшаяся, пышущая здоровьем Елизавета сновала от печки к столу, в другую комнату, коридор. Одетая в светлую кофту с кружевами на рукавах и по низу, черную юбку, приглаженная, подкрашенная, она выглядела празднично.

«Откуда она могла знать, что придем? — появилась первая мысль. — Связь здесь работает, похоже, неплохо».

Егор тут же включился в подготовку ужина: открыл банку сардин, нарезал зубчиками сало, хлеб тонкими ломтиками. Его неуклюжие манипуляции с ножом и открывалкой то и дело поощрялись одобрительным взглядом хозяйки. Подготовленную закуску она расставляла по своему усмотрению.

Предоставленный самому себе, Сергей рассматривал убранство Лизкиной квартиры. В первой комнате у двери — промятый в нескольких местах кожаный диван, над ним во всю стену ковер ручной работы, на котором крупным планом изображен в коричневых красках лев с печальными глазами и мордой, похожей на человеческое лицо. Львиным был лишь хвост. На втором плане виднелись антилопы, напоминающие коз, чуть далее — озеро с белыми лебедями. Высокая кровать застелена светлым покрывалом с розовыми кистями, свисающими до пола. Три подушки разных размеров с наволочками в зеленый горошек, положенные друг на друга, горкой возвышались над металлической спинкой с завитушками и желтого цвета шарами на концах.

Другая комната с дивана просматривалась частично через дверной проем у кровати. По существу, она наполовину была видна лишь через зеркало, висевшее там на боковой стене. Сергей без особого внимания наблюдал, что оно отражало. Но неожиданно в зеркале обозначилось какое-то движение, потом появился человек с немецким автоматом. Видение так же внезапно исчезло, как и появилось. Теперь зеркало вновь отражало, в чем он окончательно убедился, дверь, соединяющую комнату с коридором.

Сергей постоянно носил в рукаве маленький безотказный браунинг, подаренный разжалованным майором, бойцом штрафного батальона. Пистолет находился над запястьем правой руки, удерживался полоской резины от велосипедной камеры и пуговицами обшлага гимнастерки. Стоило расстегнуть обе пуговицы и опустить руку, оружие оказывалось на ладони. На всякий случай Сергей расстегнул верхнюю пуговицу. С одной нижней справиться не стоило трудов.

Вскоре приготовления к ужину закончились и хозяйка с Егором рядышком уселись с противоположной стороны стола. Гость остался сидеть на продавленном диване.

Первый тост подняли за удачное завершение командировки Ланцова в Чижи, второй за освобождение Василия из-под ареста. Егор откровенно радовался этому событию, Елизавета, напротив, с прохладцей встретила новость. Никаких вопросов у нее не возникло по поводу старшины. Внимание женщины было приковано к сидящему рядом улыбающемуся ей Егору.

«Похоже, Василию здесь делать больше нечего, кроме как поставлять копии продовольственных аттестатов», — мелькнула мысль.

Однако Желтозубый высказал на этот счет иное мнение. Погладывая помутневшими глазами на разомлевшую хозяйку, он неуверенно сказал:

— Мы с Лизонькой очень хотели бы видеть Василия здесь, и как можно чаще, в полном здравии.

Егор хихикнул, нежно притянул к себе соседку. Та отстранилась, коротко повела плечом, слегка кивнула головой в сторону, не поймешь, то ли да, то ли нет.

— Вряд ли в скором времени ему удастся посетить Белые Журавли, надо теперь вновь заслужить расположение начальства. Пятнадцать суток ареста — наказание серьезное, — ответил Сергей.

— Мы умеем ждать, правда ведь, Лиза?

Но Елизавета «правду» не подтвердила, не глядя на гостей, молча уплетала за обе щеки приготовленную закуску.

«А Васька слушает да ест», — вспомнилась Сергею басня Крылова.

Помолчали. Еще раз выпили, но теперь уже за здоровье хлебосольной хозяйки. Под столь важный тост Егор налил всклень три граненых стакана водки. Сергей пригубил.

Желтозубый отпил с полстакана, зато виновница тоста «порадовала» гостей. Приложив левую ладонь к глубокому кружевному вырезу кофточки, из которого мощно выпирали наружу округлые груди, грубо, по-мужски большими глотками Елизавета осушила свой стакан и поставила его вверх дном.

— Всё! — вымолвила она осоловело. — С меня хватит.

Не обращая внимания на мужчин, Лизка сбросила с себя кофту, верхнюю юбку и полезла на неразобранную кровать, демонстрируя гостям качество нательного белья и оголенные части тела.

Егор прикрыл Лизкины ноги покрывалом с розовыми кистями, подложил под голову подушку и, как говорится, ни к селу ни к городу спросил:

— Ты в бога веришь?

— Верю, когда очень трудно, в опасных ситуациях вспоминаю, но по принципу — на бога надейся, а сам не плошай. С чего это тебе вдруг взбрело в голову?

— А сейчас у тебя есть ощущение опасности?

— В безопасности будем жить после войны, а пока надо быть в постоянной боевой готовности.

— Поездка в Чижи — опасное дело?

— Безусловно. Там для меня все люди чужие. Неизвестно, кого следует опасаться.

— Зачем же взялся за работу? — Прищурив левый глаз, Желтозубый внимательно вглядывался в лицо собеседника.

— Деньги очень нужны.

— Можешь еще раз, понадеявшись на бога, съездить в Чижи?

— Смотря по какой надобности. Условие мое помнишь: чтобы без криминала.

— Необходимо отвезти туда письма, — вновь не прореагировал Егор на условие «без криминала».

— Сколько их?

— Два.

— Оба Василию?

— Нет. Ему одно, а второе — другому человеку.

— Какова оплата? За два письма — двойная?

— Полуторная. Зачем тебе столько денег?

— Как только советские войска освободят мою малую родину, деньги сразу станут нужны позарез.

— Жди! Немцы скоро начнут наступление на нашем направлении. Сейчас лучше копить немецкие марки, чем советские рубли.

— Знать бы, где упасть, соломки бы туда подложил. А у тебя есть в наличии немецкие марки?

— Конечно! Сто не оккупационных марок дам за вояж в Чижи. Как по-твоему, — неожиданно спросил Егор, — окажись здесь немцы, люди жили бы так же, как сейчас?

Желая получше расслышать ответ задумавшегося собутыльника, Желтозубый грубо толкнул Лизку, начавшую громко храпеть. Та повернулась со спины на бок, что-то пробормотала, но мешать спокойному разговору мужчин перестала.

— Безусловно, лучше, — ответил Ланцов после длительного раздумья. — Немцы — народ дисциплинированный. У них везде порядок — не то, что у нас.

— Зачем же ты борешься против них?

Егор даже шею вытянул в ожидании ответа Сергея, стараясь не пропустить ни слова.

— Кто тебе сказал такое? Я — человек нейтральный. Для меня важно, чтобы были порядок и организованность во всем. Бардак мне не по душе. — Сергей пьяно посмотрел на собеседника.

От такого откровения Ланцова Егор даже рот приоткрыл. Засуетился. Наполнил стаканы водкой до краев, качнулся взад-вперед, предложил:

— Выпьем по полному стопарику за то, чтобы немцы возвратились побыстрее.

— Нас же первых расстреляют.

— Со мною не расстреляют.

— Ты им родственник, что ли? — сдурковал Ланцов по-пьяному.

— Свояк, — осклабился Желтозубый.

— Ну, тогда выпьем за твоих родственников.

Сергей вновь пригубил, стукнул донышком о стол. И тут вдруг в проеме дверей во вторую комнату появился человек в длинном сюртуке, милицейской фуражке и с немецким автоматом в руках.

— Кто тут фашистов ждет? — рявкнул он, беря автомат на изготовку.

В то же мгновение в руке гостя блеснул металлом браунинг и дважды сверкнул выстрелом в сторону «милиционера». Удивленно вытаращив глаза, тот молча рухнул на пол. Одновременно в проеме той же двери показался еще один человек в военной форме без погон. С визгом «Ах ты гад!» он бросился на Сергея. Однако апперкот слева кулаком с зажатым в нем пистолетом круто изменил направление движения нападавшего. По инерции пролетев мимо, он ударился белобрысой головой о входную дверь и вывалился в коридор.

— Не шевелись! — услышал Сергей громкий оклик и боковым зрением увидел Желтозубого с направленным на него пистолетом.

— Что-то не так? — задал он наивный вопрос.

— Ты чего натворил? — расширенными бельмами уставился Егор на Ланцова. — Это же мои люди!

— Так милиционер же!

— Какой к черту «милиционер»! Проверить тебя хотели, а ты, как кобель с цепи, сорвался.

— Извини, не понял шутки. Думал, действительно милиция нагрянула, а вышло вон как! Голова все-таки хмельная, шутку не уловила.

— Этот уже не сможет извинить, — поглядел Егор на лежавшего в проеме двери человека. — Был подручным Скрипучего, того самого, который оказался в коридоре. Ты его-то не убил? Надо посмотреть.

Человек за дверью тихо стонал.

Не ожидавший такого развития событий, Ланцов был искренне расстроен. Помог вынести убитого в коридор, перенес пострадавшего на диван, обмыл ему лицо.

— Не переживай, — сказал Желтозубый, — тот, — кивнул он головой в сторону двери в коридор, — из дезертиров, без документов, ничей, можно сказать. Никто не вспомнит и разыскивать не будет. А Скрипучему наука, да и мне тоже. Впредь поаккуратнее с моими подчиненными. Народ хлипкий.

— Надо подбирать людей покрепче.

— Где научился такому мастерству? — с улыбкой задал вопрос Егор. — Слишком по-шустрому всё получилось.

— Хочешь жить, умей вертеться.

— Кто же тебя так обидел? — Желтозубый уперся тяжелым взглядом в лицо собеседника.

— Пятьдесят восьмая статья Уголовного кодекса. Слышал о таковой? — дерзко ответил Ланцов.

— Егор пропустил мимо ушей вопрос собутыльника. Ему самому хотелось спрашивать. От результатов этой беседы зависело много, а кто перед ним, было далеко не ясно.

— Что в твоей жизни стряслось-то?

— В моем райисполкомовском кабинете висел портрет товарища Сталина без рамки. Месяца за два до этого порывом ветра через открытое окно раму со стены сбросило, стекло разбилось. Мухи, заразы, облюбовали портрет. Никто к изображению вождя не присматривался: висит и висит. Перед Первомаем взялись за уборку помещения; я глянул на портрет, а лицо Сталина загажено паразитами до неузнаваемости. Сказал уборщице, чтобы помыла, а от воды краски частично смылись, вместо вождя появился мужик безусый. Посмеялись, я сказал уборщице, чтобы портрет выбросила, пообещал купить новый, под стеклом.

— Ну и что?

— С бухты — расстрел, с барахты — до двадцати пяти лет без права переписки. Такова у нас судебная практика. Кто-то донес, приехал «воронок», и пошел я по этапам.

— Как же выжил? Сибирь все-таки — это тебе не Крым.

— Апперкот охраннику в тайге, и ты свободен. А дальше, как в известной песне:

…Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой.

Случайно встретил в вагоне мужика, очень похожего на меня, правда, немного постарше. Теперь я Ланцов, и паспорт не поддельный. Уйдут немцы, устроюсь работать шахтером в Донбассе, закрепятся они — придумаем чего-нибудь полегче.

— Да не уйдут никуда немцы. Скоро появятся здесь, и навсегда, откроем торговый дом в Белгороде или Харькове.

— Где бы ни работать, важно, чтобы платили хорошо.

— Ты поработай со мною, будешь получать больше любого шахтера, даже самого главного.

— Врешь небось?

— Что ты! Будешь получать… без вычетов, — покосился Егор на Скрипучего, сидевшего с опущенной головой на диване, — выполнил задание, получай за труды без расписки, — улыбнулся он своей шутке.

— Это относится и к настоящему времени?

— Безусловно. Что будет потом, посмотрим, нам важно наладить работу сейчас.

— Условия справедливые. Я согласен.

Желтозубый потер ладонью о ладонь, как бы подтверждая удачную сделку, покосился на Лизку. Та и ухом не повела на выстрелы и выкрики людей. Беспечная призывная улыбка скользила по ее сонному лицу.

— На сегодня хватит! — сказал он. — Потом поговорим. А сейчас надо побыстрее съездить в Чижи.

В тот же вечер в разведывательный отдел ушло сообщение о готовящемся наступлении немцев, о том, что в числе подручных Желтозубого есть подельник по кличке Скрипучий.

Однако съездить в Чижи по-быстрому не удалось.

XV

Всё еще не появился Виктор. Больше недели от него ни слуху ни духу. Командир оперативной группы не знал, что и подумать. А время шло. Подливала масла в огонь Мария. У нее все валилось из рук, не могла сосредоточиться на выполнении задачи по розыску места проживания Желтозубого. Днем видела его, сопровождала до Лизкиного дома, а дальше ничего не получалось. Утром продавщица мясной тушенки выходила из своего жилища одна.

Ланцов подумывал послать на поиски оперативника Романа, но у того стали намечаться контакты с продавцами, вернее, с продавщицами краденого военного имущества, нужен он был и для связи с Иваном и Вихровым. «Помог» Егор. В Севск поехал Иван за тушенкой. Вместе с товаром он привез отчет Виктора о проделанной работе, передал его рассказ, как развивались события.

Г анка оказалась не такой уж простушкой, как представлялась на первый взгляд. Пришлось походить вокруг, подружиться поближе, помочь в торговле тушенкой. Продает она еще конфеты поштучно, бывает у нее и яичный порошок.

На третий день знакомства пожаловалась, что у нее заканчиваются консервы, новых не приносят, опасаются его, Виктора. Когда он спросил, кто такие ее пугливые знакомые, Г анка ничего не ответила. Но спустя какое-то время сказала: «Не такие они уж пугливые». Тем не менее хозяйка прилавка попросила Виктора исчезнуть на время, пока она свяжется со своими поставщиками.

Оперативник «исчез», но так, чтобы можно было понаблюдать за продавщицей и «пугливыми», если они появятся с продукцией. После обеда к Ганке подошел невысокий квадратный мужичок. Озираясь по сторонам, сказал, что ее желает видеть друг по поводу поставки консервов. Продавщица сразу же направилась с вестовым на встречу с «другом». Им оказался знакомый шофер из 57-й армии, снабжавший ее тушенкой, а иногда и конфетами. Ганка выразила недоумение, чего это он сам не подошел, а подсылает незнакомого человека, тот ответил, что не желает встречаться с ее хахалем. Женщина заверила, что ее новый знакомый — человек добрый, порядочный, помогает в торговле. «Для тебя, возможно, и хороший, для меня нет, неизвестно еще, кто таков», — ответил шофер. Он передал Ганке для торговли восемь полуторакилограммовых банок тушенки, небольшой пакет с конфетами.

Виктор проследил за «другом». Вскоре тот вышел из рыночной толпы, подошел к стоявшему невдалеке ЗИС-5 и не спеша покинул Севск. Запомнив номер автомашины, Виктор возвратился к прилавку, но Ганка торговала лишь конфетами. На вопрос, почему она не продает консервы, ответила: в другой раз. Однако «другого раза» не было и в последующие два дня. Женщина хмурилась, была неразговорчивой, часто уходила к соседним торговцам, оставляя Виктора одного за прилавком. Но потом выяснилось — кто-то приедет из Белых Журавлей, возьмет часть банок для ее друга, остальные сразу же продаст.

Этим «кем-то» оказался Иван, по поручению Зитцера прибывший за подарком для Желтозубого. Когда Ганка отошла на минутку разменять сторублевую купюру, Виктор успел сообщить другу имевшиеся у него сведения. Иван в свою очередь передал распоряжение командира оперативной группы о том, чтобы засидевшийся в Севске оперативник уговорил бывшую квартирную хозяйку поехать с ним в Белые Журавли и посмотреть издалека на Желтозубого, определить: тот ли это фельдфебель Ганс, который спал на ее кровати во время оккупации.

Виктор с трудом убедил Таисию Ивановну съездить в Белые Журавли, а после того как она согласилась, просил не проявлять изумления, растерянности, восторга, кого бы она ни встретила в людской массе.

Опасно это для вас, — заверил он Таисию Ивановну, — даже очень.

— Чего опасаться-то? Кому я нужна?

— Таисия Ивановна, хозяюшка дорогая…

— Ладно уж!

— Я буду поблизости, в случае необходимости помощь окажу. Не ввязывайтесь ни в какие перебранки…

Не удержалась наивная женщина, стоило в рыночной толпе нос к носу столкнуться с Желтозубьш.

— Ой, Ганс! — всплеснула она руками. — Вот уж кого никак не ожидала встретить.

— Вы ошиблись, уважаемая, — без тени смущения и растерянности спокойно ответил мужчина, — меня зовут по-другому. Спутали вы меня с кем-то.

— Гля! По-русски заговорил, — изумилась Таисия Ивановна.

— А ведь уверял, будто не знает нашего языка.

В это время к встретившимся знакомым подошли два подвыпивших мужика в старых потертых ватниках военного образца, оттеснили женщину в сторону.

— Чего продаешь, бабуля?

— Ничего, милые.

— Тогда чего пристаешь к человеку? Старая уже. Денег много завелось, наверное?

— Встретила знакомого, — удрученно ответила женщина, — а он не пожелал признать меня.

— Значит, обозналась, вон сколько тут ходит народа всякого, немудрено ошибиться.

— Как же так, «обозналась»!

Один из подвыпивших вдруг начал валиться в сторону Таисии Ивановны, другой бросился его поддерживать, да так энергично, что растерявшуюся женщину сбили с ног.

— Что случилось? — раздался грозный окрик молодухи в милицейской фуражке, армейском ватнике и кирзовых сапогах.

— Да вот пристает к молодым мужчинам, да еще дерется, — ответил лежавший на земле «пьяный».

— Что вы, милые, говорите такое, как не стыдно наговаривать на старого человека? — перехватила инициативу в разговоре Таисия Ивановна. — Напьются, алкоголы несчастные, совсем перестают соображать, — в гневе расширила она глаза на мужичков.

— Пройдемте в отделение, там разберемся, кто прав, а кто виновен, — сказала женщина в милицейской фуражке.

«Отделением» оказалась будка без колес для строительных рабочих, стоявшая здесь с довоенного времени. «Пьяные» сразу были отпущены без разбирательства, а Таисия Ивановна подверглась допросу: «Кто такая, откуда и зачем приехала, какие есть документы?»

Ничего не скрывала задержанная, лишь на вопрос «Зачем приехала в Белые Журавли?» ответила:

— Купить кое-что из одежды.

— Кто послал? — допытывалась «милиционерша».

— Кто меня может послать, если я живу одна. Вздумалось, и отправилась в путь.

— Кто, по вашему мнению, тот мужчина, которого опознали?

— Показалось, наверное, — слукавила Таисия Ивановна.

Виктор издали наблюдал за развитием событий вокруг Таисии Ивановны, не имея возможности открыто помочь женщине. Когда он обнаружил место заточения гостьи из Севска и определил, кем она задержана, стало очевидным: оттуда живой она не выйдет. Необходимо было предпринимать срочные меры. Он поспешил к Кирпичу. Удалось быстро связаться с Сергеем. Без взаимных приветствий, будто они не расставались, Виктор на едином дыхании изложил суть дела, предложил:

— Дайте команду Косте, пусть под видом проверки документов в строительной будке освободит Таисию Ивановну.

— Желтозубый сразу сообразит, что к чему. Вихрову надо походить возле будки, понаблюдать, чтобы без нашего ведома гостью не увели в другое место, а я поговорю с Егором, — ответил Ланцов.

Сергей обнаружил Желтозубого возле Лизкиного прилавка. Тот казался явно расстроенным, поникшим, затравленно озирался по сторонам, поминутно вздыхал, чертыхался.

— Что-нибудь случилось? — с сочувствием поинтересовался Ланцов.

— Случилось, случилось. Лучше бы не случалось. Вот уж чего не ожидал, так не ожидал.

Егор молча походил туда-сюда вдоль прилавка, посмотрел сначала на Лизку, потом на нового знакомого.

— Знаешь что, — неожиданно сказал он, остановившись так близко от Ланцова, что тот даже вынужден был отступить на шаг (Желтозубый, похоже, последнее время не просыхал, перегаром разило на расстоянии), — надо расстрелять одну бабу. У тебя это здорово получается. Заодно и проверим тебя, как ты предан нашему делу.

— Ты что, белены объелся? Я на верность «нашему» делу не присягал, — попытался отшутиться Ланцов.

— Есть важное дело, нужен надежный человек.

— У тебя их вон сколько, выбирай любого и делай свои дела. Тем более, говорил мне, какие они у тебя специалисты убивать да грабить.

— Расстреляй женщину, хорошо заплачу. Здесь всё надо сделать тонко, по-умному, а моим подавай ломовую работу.

— Лизку, что ли? Этого я сделать не могу. Убийством по заказу я деньги не зарабатываю. Грех такой на душу не возьму.

— Женщина другая, и грех на себя возьмешь, — жестко ответил Егор, — иначе нашей дружбе конец и тебе тоже.

— Дружбы у нас, по-моему, не было, — отступил еще на шаг Сергей, — а стрелять мы умеем не хуже.

Не обращая внимания на ответ, Желтозубый показал на стоявшую поодаль одноконную бричку, сидевшего вместо возницы с забинтованным подбородком Скрипучего.

— Женщину посадят на телегу, ты ее повезешь как бы в Севск, а когда выедешь за Белые Журавли, в ближайшей балке кокнешь. Вот и всё. Деньги получишь сразу, не обижу.

— Почему именно я это должен сделать? И сколько можно меня проверять? А то ведь могу и дверью хлопнуть.

— Стреляешь здорово, а проверка — последняя.

— Я никогда не стрелял в невинных людей.

— Потренируйся. Авось пригодится. А женщина не безобидная. От нее исходит для меня и для тебя сейчас угроза больше, чем от кого бы то ни было. Смелее, — подтолкнул Желтозубый искренне оробевшего Ланцова в сторону ожидавшей подводы.

— Без свидетелей я еще смогу, — со страхом в голосе сказал Сергей.

— Понаблюдаем издали. Повезешь женщину, играя роль милиционера. Оружие возьмешь?

— Обойдемся!

Женщину как арестованную посадили спиной к вознице, так распорядился Ланцов. Таисию Ивановну предупредили, чтобы не пыталась разговаривать с конвоиром и встречными гражданами, а при проверке документов патрулями говорила, что везут ее домой в Севск. До окраины Белых Журавлей ее сопровождали Скрипучий с напарником, за околицей они приотстали, шли, как бы не имея отношения к подводе.

Накануне прошел короткий весенний дождик. Пробивающаяся из влажной земли ярко-зеленая травка сочно поблескивала вдоль дороги, где-то в небесах слышалась трель невидимого жаворонка, мягкий грунт грейдера глушил стук копыт лошади, шорох колес. Невдалеке мышковала лисица, не обращая внимания на людей. Она пристально вглядывалась в пучки жухлой прошлогодней травы, свежие и покинутые мышиные норки. Война отодвинулась, и зверь возвратился в родные, обжитые места. Лиса смотрелась красиво. Ярко-рыжая, будто огненная, с распущенным по ветру хвостом, она словно вышла из сказки и теперь увлеченно занималась своими охотничьими делами, а что творилось вокруг, ее не касалось.

Залюбовавшись игрой крупного красивого зверя, Таисия Ивановна совершенно забыла, что смотреть по сторонам было запрещено. Она давно уже не была в степи весной, теперь окружающая природа радовала душу, поднимала настроение. Портили его идущие в сотне метров позади сопровождавшие мужчины. Хотелось поделиться впечатлениями о лисице с конвоиром, но тот, нагнув голову, за всю дорогу не проронил ни слова. Вспомнила Виктора: «Обещал помочь, если что, а сам будто в воду канул, как только увидел Ганса».

Дорога пошла вдоль балки с поблескивающими внизу лужами, пахнуло сыростью. Не оборачиваясь к женщине, Сергей негромко спросил:

— Таисия Ивановна, вы знаете, куда вас везут?

— Мне сказали — в Севск, в милицию. Там должны разобраться, может быть, я какая шпионка или диверсантка, а возможно, и нет. Там меня знают многие. Я думаю, всё из-за Ганса. Он, конечно, жил у меня, но я его не приглашала, так староста распорядился, вины моей тут нет. А он, проклятый, ходит себе по рынку и в ус не дует. Надо же, не признал меня!

Женщина совершенно не удивилась тому, что конвоир назвал ее по имени и отчеству и сам начал разговор, хотя это было запрещено. Люди же они, хотя и конвоиры.

— Вы сможете усидеть на своем месте спокойно, что бы я вам ни сказал?

— Попробую.

— Нет. Пробовать нельзя! — жестко сказал Сергей. — От этого, возможно, зависит наша с вами жизнь.

Хорошо. Усижу и не дернусь даже.

— Я должен вас расстрелять.

— Матерь Божья! За что же это? — Глаза женщины в ужасе полезли на лоб.

— За то, что узнали желтозубого Г анса. Вас же предупреждал Виктор, чтобы вы не подали вида, если кого-то узнаете в толпе. А вы как повели себя? Вот и накликали беду на свою голову.

— Так я же не растерялась, а обрадовалась. Об этом он меня не предупреждал, а раздумывать не было времени.

— А теперь слушайте и делайте в точности всё так, как скажу. Иначе вас действительно расстреляют.

— Матерь Божья! Что ж это на свете делается! Расстрелять за то, что увидела знакомого человека!

Скрипучий с крупнотелым подельником застыли на месте, увидев, что подвода остановилась. Они внимательно наблюдали: вот конвоир взял женщину за руку, начал спускаться с нею в балку. Неожиданно та вырвалась и бросилась бежать вниз по откосу. Конвоир устремился за нею, догнал, повернул к себе и ударил в лицо, затем выстрелил в упавшую женщину, зашел со стороны головы и еще раз выстрелил, постоял над телом какое-то время, взял за руки и оттащил в ближайшие кусты.

— Зверь, не человек, — сказал Скрипучий, кивнув головой в сторону балки. — Ему изуродовать и убить — раз плюнуть.

— Мы тоже не ангелы, — возразил подельник.

— Не то… не то. Ты смог бы расправиться так со старой женщиной? Я знаю его удар в лицо, — потрогал он еще не зажившую челюсть. — Просто застрелить — дело не сложное.

Неторопливым шагом Ланцов подошел к подводе, развернул лошадь и поехал к поджидавшим его мужчинам.

— Надо бы посмотреть, — сказал подельник.

— Пойди посмотри, — свирепо сверкнув глазами, с раздражением ответил Ланцов, — только я ожидать никого не буду. Добирайтесь потом до Белых Журавлей пешком. К тому же в это время патрули здесь проходят, побеседуйте с ними.

— Там надежно! — низким хриплым голосом Скрипучий подвел итог возникшим дебатам. Покосился на недавнего конвоира, еще раз потрогал подбородок: «Зверь… воистину зверь».

События этого дня не закончились «расстрелом» невиновной женщины. К вечеру Сергей уже знал содержание зашифрованного неизвестным автором послания Желтозубому, привезенного Иваном из Севска. В нем говорилось, что полевой армейский склад горючесмазочных материалов ощутимо пополнился дизельным топливом и различными маслами.

Стемнело, когда к Ланцову подошла незнакомая женщина и передала распоряжение Желтозубого срочно прибыть к Лизке. На вопрос: «Что случилось?» — посыльная ответить не смогла.

— Мое дело передать слова, остальное меня не касается, — ответила она.

Хозяйки дома не оказалось. За уже знакомым столом сидели Егор и еще один чернявый, на цыгана похожий человек. Темными глазами тот буравил гостя, периодически вставал, прохаживался по комнате, опять садился, молчал. Бросалась в глаза неестественность, какая-то неуклюжесть в движениях рук, ног, головы. Когда тот вышел на минутку в коридор, его представил Егор: венгр по кличке Визглявый. Голос у него высокий, сильный, чуть что, срывается на визг.

Желтозубый вынес Ланцову благодарность за успешную акцию по ликвидации, как он выразился, «опасного свидетеля в нашем деле» и тут же, перескочив на другую мысль, сказал:

— Хотим еще разок проверить тебя.

— Ты же обещал, та проверка будет последней.

— Не помню.

— Обещанного забывать нельзя, — как бы в назидание ответил Ланцов, — говорят, будто уже нет ума, если потерял память.

— Не умничай! Всё помнить — это какую надо голову иметь?!

— О деньгах тоже забыл?

— Не… Об этом что-то припоминаю. Пойдешь с Визглявым, поработаешь с ним, денег еще подброшу, в обиде не будешь.

— Нет уж! Плати сразу, как договорились. Потом будем смотреть, стоит ли браться за новое дело.

— Больно жадный ты до денег.

— С кем поведешься, от того и наберешься.

Вышли втроем в темную ночь. Луна только что скрылась за горизонтом. Ланцову выдали немецкий автомат с двумя снаряженными магазинами к нему, пару гранат Ф-1. Нагретая за день нежарким весенним солнцем влажная земля быстро остыла, выпала густая роса. Впереди, размахивая невпопад руками, шел Визглявый, шествие замыкал его подельник, примкнувший к ним во дворе. Ни лица его не видно, ни имени или клички не объявлено. Невысокий, нагруженный двумя наполовину заполненными вещевыми мешками, он от натуги сопел при каждом шаге, часто шмыгал носом.

«Как под конвоем», — мелькнула мысль.

Сергей не смог кого-либо предупредить о срочном вызове Желтозубого, успел шепнуть Гальчику, что будет у Лизки. А дело повернулось вон как. Теперь иди и помалкивай. Перед выходом неизвестно куда Визглявый, подтверждая свое прозвище, высоким нервным голосом с акцентом выкрикнул:

— Идить молча! Виполняйт мой команди!

Шли долго по росе, без дорог и тропинок. Сапоги быстро промокли, надо бы перемотать портянки, но старший группы идет не останавливаясь.

Наконец впереди послышался шум автомобильных двигателей идущей по грейдеру колонны. Расположились в неглубокой лощинке невдалеке от перекинутого через нее моста. Подельник тут же пополз вперед, разматывая катушку телефонного кабеля. Через полчаса он возвратился без вещевого мешка. Визглявый вынул из второго мешка взрывную машинку, приготовил ее для работы, подсоединил к телефонному проводу.

— Тебе надо взривать мост, — просипел он на ухо Ланцову, — кода на нем будет автомашина. Не дергайсь, — сказал он, заметив протестующий жест Сергея.

— А кто за это будет платить? — попытался Ланцов выиграть время, чтобы сообразить, как поступить в сложившейся ситуации. Ничего не стоит перестрелять диверсантов, но… Это «но» не находило какого-либо логического завершения. Абсурд, как известно, не отличается мудростью решения. Тяп-ляп без рассуждений, и дело сделано.

— Начальник заплатить, не бойсь. Давай! — настаивал венгр.

Сергей видел на фоне небосвода темные силуэты двигающихся автомашин. «А что в них? Там же люди могут быть». Расстегнул пуговицы на рукаве, но двое соучастников, как бы почувствовав опасность, тесно прижались к нему с двух сторон, напряженно выжидали. Затягивать время становилось опасным.

Наконец появилась автомашина с прицепом. Пушка! Когда темный удлиненный силуэт въехал на мост, Ланцов нажал кнопку. Под прицепом полыхнуло пламя, в его свете он увидел перевернутую вверх колесами полевую кухню. «Сколько матюков заработал на свою голову!» — подумал он.

Возле подорванного моста взлетели сразу несколько ракет. Диверсионная группа замерла на месте, но тут же Визглявый пополз назад, подальше от взрыва. Когда он оказался в десятке метров, его подельник, быстро вращая катушку, наматывая телефонный провод, приблизился к Сергею и зашептал на ухо:

— Вы меня не помните? Я — Ефим Патокин.

Оказывается, шепот может быть оглушительным. Голова отозвалась болью на торопливые приглушенные слова.

— Вы очень похожи на одного моего знакомого из Батурине. Медицинскую комиссию проходили вместе. Не помните?

Екнуло сердце, выступила испарина на лбу. Но непроницаемая липкая темнота после погасших ракет скрыла растерянность. «Надо же, встретил земляка!»

— А где этот город находится? — спросил Сергей, несколько справившись с охватившим волнением.

— Батурино — районный центр. Жители в шутку называют его Батурград. Это железнодорожная станция такая в Сталинградской области. Мой хутор Красновка всего в нескольких километрах от него.

— В Сталинграде я был однажды, а в других местах области не приходилось.

— Я скоро поеду домой, — разоткровенничался Ефим, глядя на вновь взлетевшие ракеты возле моста, — как по-вашему, меня там встретят родственники?

— Родственники всегда встречают хорошо.

— Мне бы только повидаться и опять можно назад. Обещали дать отпуск, как только совершу три диверсионных взрыва на важных объектах. Сегодня был третий. Правда, объект — так себе, временный настил на сваях через небольшую промоину, но в отчете напишем «взорван важный мост». Мы должны были уничтожить железнодорожный мост, но восемь килограммов нашего тротила перехватили пограничники, а имевшийся остаток выпал на вашу долю. Немцы обещают еще прислать.

— Немцы — народ дисциплинированный, если обещали, обязательно пришлют.

— В начале июля они начнут наступление. Сил, говорят, накопили огромное количество. До их прихода мне предстоит большая работа в Батурино и вокруг. Для этого меня отпускают на неопределенное время. Помощников там подберу. Хотите, вас выпрошу?

— Вдвоем труднее добираться. В нашем деле скрытность да осторожность — основа успеха.

Над головами диверсантов дважды с шипением пронеслись длинные пулеметные очереди, затем стрельба стихла. На грейдере вновь восстановилось движение.

XVI

Юлька встретила Вадима с радостью. Не показывая ее открыто перед матерью, не скрывала своих чувств, когда приходила к Бодровым. Каждое ее посещение превращалось для парня в праздник. Однако так продолжалось недолго. Вадима стали одолевать сомнения: правильно ли он поступает по отношению к совсем юной девушке, которой едва исполнилось семнадцать. На заре возникновения их сердечных взаимоотношений, а это было в начале войны, он не задумывался, к чему они могут привести. Нравилась ему девчонка, хотелось с нею побыть, поболтать, проводить домой и вновь встретиться. Зародившиеся тогда душевные чувства в армии обострились, а когда возвратился по ранению домой и увидел это божье создание, вспыхнули с новой силой.

— Я рад, — говорил он Юльке, — нашей встрече. Спасибо тебе за короткое, но ёмкое слово «жду». В русском языке нет более значимого для меня слова.

Девушка ответила ему улыбкой и блеском чистых невинных глаз.

Как-то по весне выдался теплый солнечный день, просохли выступившие накануне полянки, косогоры. От земли шел пар, пахло свежестью. Ближе к вечеру мальчишки и девчонки затеяли игру в лапту. Слышались голоса, выкрики, девичий визг. Юля была у Бодровых. Неожиданно она ухватила Вадима за руку: «Пойдем поиграем!» Но тут же спохватилась, смущенно улыбнулась и в какой-то безысходности вновь опустилась на табуретку возле кровати, на которой он лежал. Из неловкого положения молодых людей вывела сестра Лида. Она взяла Юльку за руку:

— Идем поиграем с ребятами, а то за зиму совсем обессилели без движения.

— Я посижу с Вадимом, побренчу на гитаре, ему нравится, когда я играю, — ответила Юля.

— Сходи, сходи, а я выйду на крыльцо, посмотрю, кто у вас там будет шустрее всех, — вмешался в девичий разговор Вадим.

Девчонки умчались, а парень остался лежать наедине со своими невесёлыми мыслями.

«Всегда, — рассуждал он, — молодость, жизнь берут верх над болезнью и немощью. Юльке нужны движение, воздух, общение с молодежью. А что я могу дать взамен? Скучную жизнь с инвалидом? Счастлив тот, с кем рядом здоровый человек. Если же один из близких людей болен, не может другой чувствовать себя счастливым, ему тоже плохо. Стоит ли портить жизнь Юльке, этому небесному созданью, быть ей вечной обузой? Я, конечно, не виноват, что остался калекой, но и она тоже. Надо как-то объясниться с девушкой, освободить ее сознание от столь радостного, бесконечно дорогого слова «жду».

Начало смеркаться, когда раскрасневшиеся, веселые, переполненные жизнью и здоровьем девочки возвратились. Вадим сидел на крыльце. Свои костыли он положил рядом на видном месте. Подружки уселись на нижней ступеньке у его ног, продолжая оживленно обсуждать только что закончившиеся баталии на просохшей поляне. Вадим не мешал, не вступал в разговор. На душе было муторно, теплый приятный вечер не радовал. На крыльцо вышла Анна Михайловна. Она налила всем троим по полной кружке молока, дала по краюшке черного хлеба. Молодежь быстро управилась с едой, но от добавки дружно отказалась.

Вадим никак не мог решиться на серьезный разговор с Юлей. Когда они встречались, обменивались обычными, ничего не значащими словами, шутками, не хотелось портить жизнерадостную атмосферу, возникавшую в доме с ее приходом. Иногда казалось, их отношения все еще носят поверхностный характер и могут безболезненно со временем прекратиться. Но когда он представлял, как изменится жизнь, если Юлька больше не придет, не будет слышно ее веселого смеха, жизнерадостного голоса, сердце заходилось. Обсуждение вопроса откладывалось со дня на день, чему сам был бесконечно рад.

Не решался Вадим поговорить на эту тему с Лидой. Знал заранее реакцию сестры. Она оказалась бы между двух огней.

Неожиданно для самого себя он поговорил на волнующую тему с матерью. Анна Михайловна надолго задумалась, прежде чем что-то ответить сыну.

— Знаешь, сынок, — сказала она, — в таких вопросах любые советчики могут попасть впросак. Юля еще девочка. Спешить с каким-либо предложением нельзя, обрывать хорошие отношения — грех большой. Живи, как жил, относись к Юльке так, будто мрачные мысли тебя не посещали. Жизнь, время сами всё расставят по своим местам. А ты душу не терзай сомненьями. Набирайся сил, радуйся, что остался живым и здоровым и у тебя есть хорошая девушка. Миллионы ребят, которые сейчас на фронте, позавидовали бы тебе. А ты вздумал хандрить.

— Спасибо, мама, за совет.

— Твоя судьба более или менее определена. А вот Сережа последнее время перестал писать. Не знаю, что и думать. Отец сообщает, будто у него всё в порядке, денежные аттестаты, как видишь, приходят регулярно, а на сердце неспокойно.

— По письмам отца можно судить, что Сергей просто не может сейчас писать нам. Служба у него, похоже, так сложилась.

— Девочки пусть себе веселятся. У них сейчас возраст беззаботный. Придет время, всё изменится.

Не думали-не гадали Бодровы, что беззаботная жизнь неожиданно закончится.

Юля училась в десятом, Лида в седьмом классе. На переменах детвора высыпала на улицу, на притоптанный пятачок просохшей земли поиграть, порезвиться. После занятий — работа по уборке территории школы и школьного сада, а там вновь готовить уроки.

Юлька начала уже забывать прошлогодний вызов в местное отделение НКВД по рекомендации райкома комсомола. Никто за прошедшее время с нею не говорил о бригадах содействия, заданий не давал. Война отодвинулась, какие могут быть поручения!

Сегодня работа в школе затянулась, надо было спешить домой помочь матери на огороде. Навстречу шел милиционер Городин. По каким-то причинам на фронт он не попал. Высокий, стройный, он заметно выделялся бесцветными глазами, беспрекословным послушанием начальству и неграмотностью. Юля помнила рассказ о нем. Однажды, дело было еще до войны, начальник райотдела милиции сказал Городину: «Передай своему брату, пусть зайдет ко мне, когда будет свободен». Надо было решить какой-то технический вопрос. В порыве служебного рвения Г ородин тут же пошел домой к старшему брату — тот обедал, не говоря ни слова, схватил его за шиворот, приставил к спине наган и так вел через весь поселок. Старший брат тогда влепил пощечину младшему, но родственников не выбирают, какого бог послал, таков и есть.

Когда Городин окликнул девушку, она замерла на месте, не смея пошевелиться.

— Вам надо прибыть в отделение государственной безопасности к старшему лейтенанту Кадену, — сказал милиционер, уставившись в лицо Юле бесцветными глазами.

— Когда? — едва шевеля губами, прошептала она.

— Сычас.

После этого Городин зашагал на своих длинных ногах к райотделу, не глядя на семенившую за ним девушку.

Кадену пришлось долго успокаивать расплакавшуюся Юльку, прежде чем смог начать разговор о деле.

— Вы помните подписанное обязательство о сотрудничестве с нами в качестве члена бригады содействия?

Юля молча кивнула головой в знак согласия.

— Есть дело государственной важности. Держали вас в резерве, зная о вашей смелости и находчивости, — польстил он молчавшему члену бригады содействия. — От вас сейчас зависит, сможем ли мы справиться с поставленной задачей. Поможете?

— Знаете, я не чувствую себя смелой, да и находчивой тоже.

— У вас в Красновке есть родственники?

— Мамина сестра там живет.

Юля впервые посмотрела на говорившего начальника. В меру полное, чисто выбритое, ухоженное лицо, на котором красиво смотрелись очки в золотистой оправе, было спокойным и деловитым. Хорошо отглаженная гимнастерка с выступающей тонкой белой каймой подворотничка, парчовые погоны вызывали симпатию. Девушка быстро успокоилась, поудобнее уселась на стуле в готовности слушать о деле «государственной важности».

Этим вечером Юля к Бодровым не пришла. Вадим первую половину ночи не спал, вторую провел в полузабытьи. Не появилась она и утром. В школе девушки тоже не оказалось. После окончания уроков Лида поспешила к старшей подруге домой, но на двери увидела лишь увесистый замок. Соседи толком ничего сказать не смогли. «Были тут, а куда подевались, кто их знает». Неутешительные результаты поиска были переданы Вадиму.

А Юля с матерью накануне вечером пешком отправились в Красновку. Неожиданный визит сестры с племянницей обрадовал родственницу. Она засуетилась, собрала на стол что бог послал, не могла наглядеться на повзрослевшую девушку, заметно постаревшую сестру. Виделись нечасто. У каждой забот хоть отбавляй: мужья на фронте, хозяйство на одних женских плечах.

С радостью согласилась тетушка, чтобы племянница пожила у нее, помогла по хозяйству. Весенних забот много.

Поручение Кадена взволновало и испугало девушку. В ее размеренную, спокойную жизнь школьницы ворвался вихрь неведомого грозного военного лихолетья. Те страшные шпионы и диверсанты, о которых постоянно напоминали плакаты в школе, магазинах, на вокзале и рынке, теперь начали приобретать реальные очертания. Юлька помнила каждое слово, сказанное старшим лейтенантом.

— Вы должны помочь задержать одного особо опасного диверсанта, — весомо говорил Каден.

— А я справлюсь с ним? — неуверенно спросила девушка.

Старший лейтенант улыбнулся, посмотрел на слабые, безвольно опущенные на колени Юлькины руки.

— Нет, конечно. Справляться с ним будут другие люди. Это лишь в кино из боевой схватки с матерыми бандитами девушки выходят победителями. В жизни такого не бывает. Подвиг в другом.

Каден вдруг посуровел. Насупились тонкие темные брови, опустились уголки губ.

— Поступило сообщение из Сталинграда: в ближайшие дни в Красновку прибудет диверсант с намерениями совершить в Батурино и других местах ряд диверсий. Зовут его Ефим Патокин.

Был призван в армию нашим военкоматом в сороковом году. С первых дней войны оказался в плену, теперь возвращается на родину в качестве врага. Его семья живет через дорогу от дома вашей тетки.

Старший лейтенант замолк, сосредоточенно поморгал ресницами и, будто отдавая боевой приказ, закончил:

— Ваша задача, милая девушка, помогая по хозяйству родственнице, вести наблюдение за двором Патокина, обнаружить Ефима, признаки необычного поведения родственников или появление в хуторе чужих людей. Об этом сообщить мне лично немедленно.

Юлька слушала и не верила, что всё это имеет отношение к ней. Она вдруг реально представила, какую опасность представляет этот Ефим, если придется встретиться с ним.

— Ясна задача? — спросил Каден, следя за реакцией девушки. Однако особого волнения не заметил.

Девушка молча пожала плечами:

— Вроде бы понятно, но я не знаю, что и как делать. Во-первых, как я узнаю, чужие это люди или свои, хуторские? Я там никого не знаю.

— Свои ходят открыто, громко разговаривают. Чужой человек ведет себя иначе, потому его видно. Предпринимать самостоятельные действия запрещается. Только наблюдать, причем незаметно. Соседи не должны ничего заподозрить. Никому ни слова, ни родным, ни близким. Это очень опасно для всех, кто будет знать о задании.

На теткином подворье, огороженном плетнем, стояли дом и несколько плетневых же сараев, обращенных глухими стенами в сторону хозяйства соседей. Плетни со множеством щелей не препятствовали наблюдению. Соседний двор с такими же постройками с улицы был обнесен невысоким забором из почерневших от времени досок, с въездными воротами и калиткой.

Словно умытое, весеннее солнце щедро посылало из небесной синевы теплые лучи на землю. Пробуждались на деревьях почки. Галки парами ходили по прошлогодним грядкам на огороде, выискивая проснувшихся червяков и букашек, совершенно не реагировали на появившуюся вблизи девушку. Ноль внимания! Г остья даже обиделась на такое безразличие к человеку, запустила в одну из нахалок сухим комом земли, но та лишь подпрыгнула и вновь занялась своим делом.

Юля активно помогала тетушке наводить порядок во дворе. После затяжной зимы там работы — непочатый край. Она старалась не смотреть на двор соседей, но когда периодически заходила в сарай, где зимой хранились кизяки, через щели внимательно всматривалась в подворье. Юля видела там размеренную жизнь двух женщин и маленькой девочки. Малышка с утра до вечера играла на улице в песочке возле крыльца, рядом постоянно вертелась коричневая собачонка. Молодая женщина часто выходила в коридор через постоянно открытую дверь и подолгу смотрела на игравшую девчушку.

Таковы были результаты первых двух дней наблюдения за домом Патокиных.

К концу второго дня, а это была пятница, неожиданно пришла Лида.

— Вадим изнервничался, — сказала она в ответ на недоуменный вопрос подруги.

— Так получилось. Надо было помочь тетушке, одна не справляется, — покраснела Юля.

— Сказать неправду во сто крат сложнее, чем правду. В отношениях с людьми Юле не приходилось кривить душой. А тут даже уши порозовели. Лида заметила смущение подруги, но расспрашивать ни о чем не стала. Она рассказала о Вадиме, о школьных новостях, батуринских сплетнях. Но Юлька слушала рассеянно, отвлекалась, не смотрела в глаза.

Поужинали молча.

Уже перед сном Юля виновато сказала подруге:

— Ты меня прости, ради бога, не могу я тебе сказать всего, меня предупредили, чтобы этого не делала.

— Не можешь, не говори. Не переживай. Я завтра утром уйду, сегодня уже поздно, да и боюсь ходить ночью. Мне надо было на тебя посмотреть.

— Нет, нет. Ты побудь со мною. Мне одной страшно.

— А чего я буду делать?

— Ничего. Просто поживем немного вместе.

— Мне кажется, ты чем-то напугана, вид у тебя настороженный, — посмотрела Лида на подругу.

Не сдержала Юлька слова, данного старшему лейтенанту госбезопасности, рассказала подружке о задании, возникших переживаниях. Не в природе девичьей знать что-то важное и не поделиться с другими. Душа изноется, голова разболится. А вдвоем думается легче.

Лида поняла с полуслова. В порыве воодушевления захотелось немедленно что-то сделать.

— Пойдем посидим в сарае, — предложила она, — посмотрим. Авось чего-нибудь увидим.

— Ночь ведь.

— А луна какая! Можно увидеть не хуже, чем днем, если кто-то появится.

Девушки тихонько оделись потеплее, взяли по большому платку, вышли, не разбудив похрапывающую хозяйку.

Луна царила в окружающем мире. В ее белом сиянии высвечивался матовым светом соседний двор. Закутанные с ног до головы платками, прижавшись друг к другу, как две немые и неподвижные куклы, подружки молча наблюдали за жизнью вокруг. Вот по дороге мимо пробежала собачка, неожиданно она остановилась, посмотрела на соседний двор, пару раз тявкнула, порычала сердито и не спеша проследовала по своим собачьим делам.

Ишь ты. С чего бы так странно повела себя собака? — спросила шепотом Лида.

— Да мало ли чего взбредет ей в голову.

— Сердито они рычат лишь на чужих людей. Посмотри, — насторожилась Лида, указывая на соседний двор.

Там двигались люди, то появляясь в свете луны, то пропадая на затененных участках. Вскоре хождения прекратились. Было тихо. Вновь пробежала мимо собака, но теперь она не остановилась. Дальнейшее наблюдение до захода луны результатов не дало.

Утром, едва взошло солнце, Лида прямо-таки вскинулась:

— Идем быстрее в сарай, иначе можем проглядеть важные события.

— В такую рань! Все еще спят.

— Темные дела творятся ночью или спозаранку. Жулье и всякие бандиты днем отсыпаются.

Какое-то время соседний двор был пуст. Наблюдатели позавтракали молоком с хлебом. Хотелось спать. Юлька то и дело клевала носом, Лида, напротив, напряженно, внимательно смотрела в щелку. Вскоре молодая женщина, затем пожилая чуть ли не бегом прошмыгнули в летнюю кухню и обратно в дом. И так несколько раз. Густой дым из печной трубы валил, когда девчонки только занимали пост наблюдения. Вскоре молодая женщина раз за разом трижды появлялась на крыльце и выплескивала из ведра воду. А потом, как показалось наблюдателям, женщина вроде бы почувствовала взгляд или что-то заметила, но вышла из калитки и пошла прямо через дорогу к плетню, за которым сидели подружки. Ни живые ни мертвые, не дыша, они в страхе наблюдали за приближением соседки. В этот момент Юлина тетка вышла на крыльцо, потянулась и не спеша направилась к крытому погребу. Соседка остановилась, круто развернулась и, как бы прогуливаясь вальяжно, направилась к своему дому.

В первой половине дня какого-либо движения в соседнем дворе не было заметно. Однако Юлька выявила ряд фактов, явно не соответствующих тем, которые наблюдались накануне: девочка на улицу играть не вышла, обычно раздвинутые на окнах занавески теперь оказались наглухо задернутыми, печь в доме топилась чуть ли не до обеда, чего до этого не замечалось.

После обеда Юля начала поспешно собираться домой, несмотря на уговоры тетки погостить еще немного. Племянница пообещала летом прийти и пожить у нее с недельку.

— Мне поручалось заметить в поведении теткиных соседей что-то необычное, — объяснила она Лиде свое решение. — По-моему, многое можно назвать необычным.

— Мы не увидели самого главного, — возразила Лида.

— Если понаблюдаем еще немного, чего доброго, нас могут поймать. Ты помнишь, как соседка уверенно шла к нашему плетню! Будто чувствовала, где мы сидим. А если это на самом деле так? Мне кажется, в следующий раз она нас обязательно найдет.

Каден с недоумением встретил девчат. Запыхавшиеся, раскрасневшиеся, они буквально ввалились в его кабинет.

— Лида разыскивала меня, вот и пришла в Красновку, — оправдывалась Юля.

— Так она знает о задании? Я же предупреждал!

— Я не могла врать подруге, — простодушно посмотрела Юля на старшего лейтенанта.

— Вдвоем-то вы молчать сможете? Никому, даже Вадиму — ни слова!

— Вдвоем справимся, а одной невмоготу.

Той же ночью Ефим Патокин был задержан. На первом допросе сказал, что в Белых Журавлях под Белгородом существует диверсионная группа из двух человек: старший по кличке Визглявый и его подельник Сергей Ланцов по кличке Зверь. Этот «зверь» очень похож на одного парня из Батурино.

XVII

В суматохе предыдущих дней Ланцов запамятовал о поручении Жултозубого съездить в Чижи с двумя письмами. Но Егор сам напомнил ему об этом утром после проверки на способность совершать диверсии. Поспать не удалось, пощипывало уставшие глаза, одолевала дремота.

— Выспишься потом, — сказал Егор. — Совершил ты большое дело, возможно, поворотное в твоей судьбе. Молодец! Другого слова не подберу. А сейчас надо ехать, дело важное.

— А деньги на проезд?

— Никуда твои «на проезд» не денутся. Приедешь, за все расплачусь сполна, потом гуляй себе на здоровье.

— Василия я знаю, а как найду другого адресата?

— Он сам тебя найдет.

— А как я определю, что это он, а не какой-нибудь подосланный милиционер или еще хуже — оперативник из СМЕРШ?

— Поблизости от рынка в Чижах есть небольшая, когда-то выкрашенная зеленой краской, а теперь облезлая будка, называемая местными жителями мастерской. В ней ремонтируют обувь. Ближе к обеду потолкайся возле мастерской, захвати с собою какую-нибудь рухлядь как бы для ремонта или продажи. Подойдет невысокий мужик и скажет: «Такое старьё уже не починишь». Ты ему ответишь: «У нас в Белых Журавлях такую обувь чинят». Это и будет пароль и отзыв. Не говоря больше ни слова, передашь человеку письмо, ответа не ожидай. А вот с Василием, напротив, договорись, когда он сможет передать ответное послание. Дождись, а затем возвращайся, буду ждать с нетерпением.

Разговор состоялся вблизи Лизкиного прилавка. Был будний день, толпа на рынке негустая. Сергей издали заметил Виктора, торгующегося с бабкой из-за белых шерстяных перчаток. Не уступала, похоже, бабуля, покупатель топтался возле нее, изредка посматривая в сторону командира оперативной группы. С другой стороны от прилавка Ланцов обнаружил Визглявого, чуть подальше Скрипучий вел оживленный разговор с продавцом летних брюк. Близко прошла патрульная группа во главе с лейтенантом, вслед за нею не спеша проследовали Иван с Зитцером. Не видел Сергей лишь Романа, но знал, он тоже где-то рядом.

Отсутствие командира предыдущим днем и ночью встревожило группу. Заместитель командира не был назначен. Разрядить обстановку каждый член группы предлагал по-своему. По мнению Вихрова, следовало немедленно арестовать Желтозубого и выявленных подельников, но Роман рассказал про многоголовую гидру, у которой головы способны отрастать, если отрубить одну или другую. Не согласился с такой постановкой вопроса и Виктор. Решено было подождать, пока дело прояснится.

Теперь же товарищи видели: командир их жив и здоров, хотя вид у него крайне уставшего человека.

Подошли Иван с гундосым Зитцером.

— Как дела коммерческие? — обратился Иван к Ланцову, как к старому знакомому.

— Да вот приходится иногда поработать ночью для благого дела, а днем отоспаться.

— Работа ночью оплачивается в большем размере, — поддержал разговор Зитцер.

Спутник Ивана увидел невдалеке женщину, продававшую красивую серебристого цвета зажигалку, отошел посмотреть на вещицу.

— Передай Виктору, он остается за меня, — заторопился Сергей. — Я уезжаю срочно в Чижи. Надо об этом сообщить Кавригину.

Иван отошел и присоединился к Зитцеру. Тот торговался с неуступчивой женщиной, тяжело поворачивая свое квадратное тело вслед за непрерывно с места на место перемещающейся продавщицей. Она явно не желала иметь дело с приставшим к ней квадратным человеком.

— Да не торгуйся ты, как крохобор несчастный, — прошептал Иван на ухо покупателю недовольным голосом. — Если не хватает денег, дам взаймы, потом отдашь.

— Не встревай, — ответил тот гундосо.

— Ты доторгуешься, возьму и куплю эту красавицу зажигалочку, видишь, женщине нужны деньги, а ты жмешься.

— Я тебе куплю! — угрожающе прошептал Зитцер.

Желтозубый долго вертел в руках два письма, сложенных фронтовыми треугольниками. Потом протянул их Ланцову.

— Прочитай!

— Зачем это мне?

— Чтобы не было соблазна заглядывать вовнутрь.

— Ты замечал у меня такую склонность?

— Читай, читай. Они не запечатаны. Должен же ты знать, о чем мы пишем друг другу.

Письмо Василию состояло всего из одной фразы: «Ждем от тебя хороших вестей». Послание неизвестному оказалось еще короче: «Ждем обещанного. Егор».

— Много чего можно предположить из малозначащих слов, — заметил Ланцов, прочитав послания.

— Обещан нам хороший товар, а его нет и нет, — как бы раскрывая содержание послания к неизвестному, сказал Желтозубый, глядя нахально в глаза.

— Платишь хорошо. Иначе из-за такой ерунды время не стал бы тратить.

— Не говори того, чего не понимаешь. За взрыв моста на шоссе ты получил хорошие деньги. А за железнодорожный мост можно иметь в десять раз больше. Усёк? А всего-то-навсего надо нажать маленькую кнопочку.

«Оказывается, мы взорвали мост на шоссейной дороге?» А вслух сказал:

— Твой Визглявый хотел надуть за взрыв крупного моста на важном шоссе. Деньги не хотел отдавать. Катись с кандибобером — сказал. Пришлось придушить, подельник его вовремя ввязался.

— Мне об этом известно. Ты все-таки поосторожнее, больно люто обходишься с моими подчиненными, говорю тебе уже второй раз об этом.

— Мы договаривались, чтобы всё по-честному было.

— Знаешь, как они тебя называют? «Зверь»!

— Уважили! Ничего не скажешь. Твое сердце не охватывают сомнения относительно меня?

— Симулировать ты не умеешь, не в пример моим подчиненным. Здравый смысл подсказывает: с тобою можно сделать больше, чем с ними. Есть у тебя, как говорят немцы, «комплекс СССР». А бог этому комплексу всегда помогает.

— Поясни, больно мудрено выразился.

— Это означает: смелость, сила, смекалка, решительность. Не уходи от меня. Озолочу!

— Откуда у тебя столько денег?

— Есть, будут и знаю, где взять, — отшутился Егор.

— Мне бы такие возможности!

— Мы уже достаточно наговорились, — оборвал Желтозубый затянувшийся диалог. — Ехать надо сейчас же. Вон ждет уже автомашина, — указал он на стоявший неподалеку знакомый по первой поездке ЗИС-5.

Чижи мало изменились с тех пор, как Ланцов видел их последний раз. Но теперь в поселке стало намного ботьтпе гражданских лиц, на деревьях появилась первая робкая зелень, оттого улицы выглядели нарядными. Повсюду трудились воробьи: чистили оперенье, отбирали в зеленой траве сухие побеги, обновляли прошлогодние жилища.

Клавдия Петровна встретила Сергея с радостью:

— Мне очень скучно одной. Поживи, порадуй старого человека.

— Не такая уж вы старая, — улыбнулся квартирант. — Лицо у вас живое, здоровое, глаза совсем молодые.

— Спасибо за хорошие слова. Но больше не подхваливай, а то и взаправду поверю.

Дважды — утром и вечером — приходил Сергей к управлению армейской базы снабжения для свидания со старшиной Зюканом, но увидеть того не удавалось. Расспрашивать кого-либо о нем не хотелось — время военное.

Увидев расстроенное лицо жильца, Клавдия Петровна поинтересовалась:

— Что случилось, молодой человек?

— Друга своего хочу отыскать, но как это сделать, не знаю. Пока не получается.

— Где он работает?

Сергей рассказал о месте нахождения управления армейской базы, каков его друг из себя, как зовут.

— Так там же работает Дуська уборщицей! — обрадован-но воскликнула Клавдия Петровна. — Это моя соседка. Не откладывая в долгий ящик, сейчас же ее позову.

Дуськой оказалась дородная моложавая женщина без талии, с крупным без морщин лицом, розовыми щеками и такого же цвета крупными руками.

— Евдокия Филимоновна, — представилась она, с любопытством разглядывая соседского квартиранта, — чем могу помочь, чем порадовать такого симпатичного молодца? — хихикнула она.

Сергей изложил просьбу.

— Зюкана я знаю. Он у нас в управлении самый веселый человек. Правда, последнее время как-то скис. Возможно, приболел, а не дай бог по весне влюбился, — вновь хихикнула она.

Встреча состоялась уже на следующее утро. Василий, не здороваясь, взял письмо, прочитал.

— Через пару дней Евдокия передаст вам ответ.

— Мне необходимо ее труд оплатить?

— Это я сам сделаю, — упавшим голосом ответил старшина.

Не прощаясь, не сказав больше ни слова, Василий повернулся и торопливо исчез за обитой железом дверью, которую сторожили два автоматчика.

«Похоже на гауптвахту», — пришла непрошеная мысль.

Предстояла теперь встреча со вторым получателем послания от Желтозубого. Сергей нашел в сарае у Клавдии Петровны старые-престарые сапоги давно умершего мужа, завернул в тряпицу, но так, чтобы на виду оказались головка и подошва, наиболее красноречиво показывающие их древность.

Люди заходили в мастерскую, сдавали в ремонт обувь, получали починенную, покидали ее, а Сергей битых два часа протоптался возле, но так ни с чем и возвратился на квартиру. «Ничего, — успокаивал он себя. — Не всё получается с первого раза, если вообще получится. Уж больно неопределенные условия встречи».

На следующий день он вновь прохаживался возле мастерской со своими опостылевшими сапогами. С усмешкой глядели люди на здорового мужика с дрянной обувью в руках. Подошла молодая, с ярко накрашенными губами женщина, посмотрела на сверток:

— Такое старьё уже не починишь, — сказала она, глядя внимательно Сергею в глаза.

Не зная, каким образом ответить на пароль, услышанный не от того, от кого ожидался, Ланцов промолчал.

— Могу еще раз повторить, — настойчиво сказала женщина, насупив черные в ниточку брови.

— Дважды сказанная шутка, как известно, — уже глупость.

— Я не шучу.

— Я тоже.

— Давай письмо! — Женщина даже протянула руку.

— О чем вы? Я вам не писал, — отшутился Сергей. — На «ты» мы не переходили, а если хотите познакомиться, я не возражаю.

Женщина еще раз посмотрела на сапоги, даже потрогала шершавую поверхность подошвы.

— Вы лишаете меня возможности заработать, — перешла она на «вы», — и знакомиться с вами я не буду. Неинтересный вы для меня человек.

— Вольному воля. Миссию свою с сапогами вы выполнили, причитающуюся мзду за это получить должны, будьте здоровы.

Женщина отошла, и тут же рядом остановился невысокого роста стройный мужчина с большими черными усами на моложавом, с розовыми щеками лице.

— Это я послал женщину побеседовать с вами, — сказал он неестественно низким голосом, склонив голову к плечу и заглядывая по-женски в лицо.

— Ну и что? Вы сапоги желаете купить? Если сдать их в музей, могут заплатить большие деньги, можно отремонтировать, они еще послужат не один год, — улыбнулся Сергей.

— Такое старье уже не починишь.

— У нас в Белых Журавлях такую обувь чинят.

Посланец Желтозубого тут же вручил письмо усатому молодцу. Тот прочитал.

— Передайте на словах Свирепому и другим: посылка скоро прибудет.

Сверкнув глазами из-под низко надвинутой на лоб военной без звездочки фуражки, незнакомец круто повернулся и не спеша удалился.

«Свирепый, Свирепый, — рассуждал Ланцов. — Кто бы мог скрываться под этим псевдонимом? Его послал Желтозубый, ему передано на словах обещание о скорой доставке какой-то посылки. Выходит, Егор и есть Свирепый. Правда, он больше похож на нечистую силу, особенно когда таращит свои жуткие белки глаз и скалит желтые зубы».

На следующий день ближе к обеду появилась Евдокия Филимоновна. Она передала Сергею послание, опечатанное сургучной управленческой печатью, но не уходила.

— Вам Василий заплатил?

— Нет, — после некоторой заминки ответила женщина.

Сергей протянул Дуське двадцать пять рублей, она покраснела, но взяла.

— Спасибочки, спасибочки, — заторопилась она и удалилась восвояси, не сказав на прощание ни слова.

Постоялец готов был распрощаться с гостеприимной хозяйкой, но неожиданно на дворе Клавдии Петровны появилась патрульная группа во главе со старшим лейтенантом.

— Такого никогда не было, — запричитала хозяйка.

Начальник патруля проверил паспорт растерявшейся хозяйки, долго листал домовую книгу.

— Кто это? — кивком головы указал он на квартиранта.

— Живет временно, — робко ответила Клавдия Петровна.

Старший лейтенант взял паспорт постояльца, долго сверял фотографию с оригиналом, затем выпроводил из комнаты Клавдию Петровну и своих подчиненных.

— Товарищ пятьсот шестьдесят седьмой! — обратился он к Сергею с улыбкой, — меня послал к вам капитан Кавригин. Какая информация есть для него?

Ланцов рассказал о встрече с Зюканом, его испуганном виде, полученном от него письме, опечатанном сургучными печатями, поделился впечатлениями о знакомстве с молодцем — обладателем больших черных усов, манерой держать голову набок при разговоре и задницей, не похожей на мужскую, сообщил о появлении сведений о каком-то Свирепом, связанном с Желтозубым, а также передал начальнику финансовой части как возврат за перерасходованные деньги в начале деятельности оперативной группы теперь заработанную «честным трудом» тысячу рублей.

Уходя, старший лейтенант уже в присутствии хозяйки и патрульных, обращаясь к квартиранту, сказал:

— Если еще раз прибудете хотя бы на один день и не отметитесь в комендатуре, я вынужден буду вас задержать за нарушение режима передвижения в прифронтовой полосе.

— Да что уж там, виноват. Думал управиться одним днем, а вышло по-другому. Учту.

— То-то! — Начальник патруля как бы в назидание погрозил пальцем в заключение нелицеприятного разговора и с суровым лицом вышел из комнаты.

— Я уже забеспокоилась за вас, — с сочувствием сказала Клавдия Петровна. — Откуда они взялись?

— Не сокрушайтесь, с документами у меня все в норме. Война. Такие проверки необходимы. Люда всякого недоброго много. Старший лейтенант рассказал, что на днях задержали диверсанта в Чижах.

— Да вы что?! — искренне удивилась женщина.

Выдал Сергей двадцать пять рублей и хозяйке квартиры.

— Зачем столько? Мне и пяти хватит. Расходов у меня не так уж и много.

— Остальные — в задаток. Вдруг в следующий раз у меня и пяти не будет, чтобы рассчитаться.

— Поживешь и так. Буду рада хотя бы этим помочь в вашем нетерпеливом ожидании возвращения домой.

Покидая Чижи раньше оговоренного с Егором срока, Ланцов вынужден был ловить попутку. Когда в одиночестве у дороги поджидал машину в сторону Белых Журавлей, шагая взад-вперед и любуясь пробуждавшейся природой, заметил невдалеке фигуру мужчины, пытавшегося поджечь на ветру трут с помощью кресала. Чирк-чирк, чирк-чирк — слышались удары металла о кремень. Сергей отметил про себя: «Где-то видел этого человека!» И сразу в памяти проявилось: тот так же безуспешно кресалил возле мастерской по ремонту обуви и у телеграфного столба вблизи управления армейской базы снабжения. «Ясно. Слежка! Но кому это нужно?» И тут же ответил самому себе: «Похоже, усатый парень контролирует мои контакты». Начал анализировать каждый свой шаг в Чижах, ничего провального, неверно сделанного шага вспомнить не смог. Наблюдения и размышления прервала остановившаяся рядом автомашина.

Ланцов приехал в Белые Журавли после захода солнца. Идти к постоянному месту проживания не решился — вдруг опять слежка?

Галечка встретила квартиранта со слезами, расстроенной оказалась и Нина Дмитриевна.

— Куда запропастился? Мы ведь не знаем, у кого можно спросить, что случилось, — сокрушалась Нина Дмитриевна, — хотя бы весточку какую оставил для нас.

— Перед отъездом не смог сообщить. Вы уж простите меня, так получилось, — ответил Сергей как можно более бодрым и шутливым тоном, стараясь успокоить женщин. «Виктор должен был сообразить, не догадался».

— Сережа! Ты шутишь, а мы не знали как поступить. Вдруг что случилось, — прослезилась Галя.

— Гальчик! Война отучила меня шутить, я уже забыл, что это такое. А то, что больше такого не повторится, обещаю на полном серьезе. Вам должны были сказать.

Переход Сергея на временное жительство в семью Галины сразу отразился на взаимоотношениях молодых людей. Целыми вечерами они теперь были вместе, могли говорить друг с другом сколько душе угодно. Но совместное проживание молоденькой дочери хозяйки и вполне взрослого парня вскоре выявило разность натур, взглядов на жизнь. Уже нельзя было сказать, будто возникшее вначале восторженное отношение друг к другу и теперь захватывало их целиком. Размышляя над этим, Сергей пришел к выводу, что сближает его с Г алей не что иное, как образ Зины. Начал замечать и различия между ними. Если Зина по-прежнему не уходила из сердца, Галя жила лишь в образе. Он глядел на обнаженные ноги Галины, когда она ходила босиком, отмечал: они не такие, как у Зины. Красивые, стройные, но другие. В домашней обстановке Сергей в полной мере рассмотрел девичью фигурку Гали: высокая, с тонкой талией, не то что у Зины, но ее косы были заметно тоньше и короче. Внешних различий оказалось много, непохожими были характеры.

Парень укорял себя за глупые сравнения, пытался избавиться от навязчивых мыслей, но они невольно возникали вновь и вновь, стоило ему расслабиться, отвлечься от своих повседневных опасных дел, остаться наедине с самим собой.

Но, как бы то ни было, Галя постоянно рядом, радостно улыбается при встречах, скорбно опускает глаза и плечи, когда приходится отлучаться на какое-то время. Живое милое существо, с одной стороны, и не утихающая душевная боль, с другой, раздваивали чувства. Однако с некоторого времени в это состояние постепенно стало вкрадываться и расти осознание ответственности за жизнь еще не родившегося человечка. Родная кровь! Ничего еще нет, и будет ли? Всякое может случиться, время тяжелое, но в сознании уже ощутимо возникла тревога. Что это? Включился мозговой передатчик эмбриона, нашедшего в бесконечной вселенной родную отцовскую волну? Или это от бога? Возможно иначе, но в душе отца появилось местечко для маленького сына! А это уже существенный перевес в одну сторону.

Бытует мнение, что отец вроде бы не очень переживает в ожидании ребенка. Так это или нет, опровергнуть невозможно, как и подтвердить. Одно несомненно, отец беспокоится вдвойне: за мать, ее состояние и здоровье, жизнь ребенка, благополучный исход родов.

Женщина от природы наделена способностью реагировать на малейшие колебания в настроении и чувствах мужчин. Как им это удается, они сами того не знают. Но удается! Стоит мужчине посмотреть на женщину или только подумать о ней, она тут же улавливает его реакцию, в ее сердце немедленно возникает ответная благосклонность или отчуждение. Никакой середины! Мужчины тоже не пропускают женские взгляды, но реагируют на них спокойнее.

Галя не знала, чем занимается Сергей в действительности. Его дела, как речные волны, шли мимо стоявшей на берегу девушки. Торгует? Ну и пусть себе торгует, неважно чем. Задерживается допоздна, а иногда не появляется дома по ночам — работа такая. Претензий у матери к нему нет: платит хорошо, помогает по хозяйству, добр по отношению к ним. Но то, что в душе его появилась двойственность, она почувствовала сразу. Галя не знала истинной причины, но сознание подсказывало: виной всему — другая женщина. Она невольно стала замечать, что борода у него растет совершенно несимпатичная, усы так и остались редкими. Он ничего не рассказывает о своих родных, друзьях, будто вся его жизнь сосредоточена только на рынке в Белых Журавлях.

— Ты бы всё-таки сбрил усы и бороду. Так они тебе не идут! — советовала она с заметным раздражением.

— Гальчичек! Я уже говорил, кончится война, а возможно, и раньше, обязательно воспользуюсь твоим советом. Мне тоже не нравятся люди с заросшими лицами. Вид у них неряшливый, пещерный. Но мирюсь. Пока так надо.

XVIII

Едва Сергей появился следующим утром на рынке, к нему тут же подошел Визглявый. Не здороваясь, будто не расставались после «диверсионной» ночи, он торопливо выпалил, не глядя в глаза:

— Идем бистро, тебя ждут.

— Ты чем-то расстроен? К чему такая спешка? — попытался Сергей смягчить натянутость в отношениях с Визглявым.

— Идем, идем!

Венгр даже попытался взять Ланцова за руку, но тут же резко отдернул свою, будто схватился за раскаленное железо. Он хмуро поднял глаза на Сергея, хотел что-то сказать, но вместо этого отмахнулся и пошел по направлению продуктовых рядов.

Притаптывая загустевшую грязь, невдалеке от Лизкино-го прилавка стоял Желтозубый в окружении гундосного Зитцера, Скрипучего и нескольких незнакомых с холодными недобрыми лицами мужиков в добротной полувоенной одежде.

«Суд или смотрины?» — пришла настороженная мысль.

Егор — сама любезность! Заулыбался, пожал руку, чего раньше не бывало, похлопал по плечу, заглянул в глаза. Остальные внимательно и молча взирали на долгожданную встречу. Желтозубый (надо же!) справился о здоровье, поинтересовался жизнью смелой и бесстрашной девушки. Потом неожиданно, как было уже не раз, нахмурился, опустив вниз уголки губ, дернул подбородком в сторону Сергея:

— Давай письмо.

Ланцов не спеша расстегнул пиджак, потом гимнастерку, проследил за напряженными взглядами собравшихся вокруг людей, извлек нагретый телом конверт. Егор долго смотрел на сургучную печать, попробовал крепость приклеенного оттиска и быстро сунул послание старшины в карман своей куртки.

— Что можешь сказать о втором письме?

Ланцов покосился на собравшихся, посмотрел на Желтозубого, как бы вопрошая, можно ли говорить открыто.

— При них можно, — мотнул Егор головой в сторону стоявших в полном молчании подельников.

— Усатый велел передать, чтобы в скором времени ожидали посылку.

Сергей тут же отметил, как оживились неприветливые лица друзей Желтозубого. Его физиономия тоже подобрела. Но спросил, внимательно вглядываясь в лицо:

— Откуда знаешь, что у того человека кличка Усатый?

— О его кличке слышу впервые. А назвал так потому, что он мне не представился и усы большие.

— Промашка вышла, но рано или поздно всё равно узнал бы. А теперь расскажи честному народу поподробнее, — сменив дружеский тон на неприветливый, продолжил Егор, — как доехал, где жил, с кем виделся, кто помогал, а кто мешал выполнять задачу, как добирался обратно.

Ланцов подробно доложил о результатах «командировки» в Чижи, но воздержался от комментариев произошедших событий. Однако Желтозубый напомнил об этом:

— Свое мнение имеешь?

— Мне такого поручения не давалось. К тому же умеющих думать подчиненных начальники не жалуют.

— Ну-ну! Не прикидывайся простачком, тебе это не к лицу. Отнесись посерьезнее к вопросам. Их могут задавать все остальные присутствующие граждане.

— В следующий раз для наблюдения за моими действиями в командировке или здесь подбирайте людей поумнее и понаходчивее.

— Ха! — осклабился Желтозубый. — Это в твой адрес, Зитцер. Разберись с неумехой. Отдай его Свирепому.

— Понял, — прогундосил тот.

— Ты и тут замечаешь слежку? — вновь обратился Егор к Ланцову.

— Безусловно.

— Ладно, учтем. Всё ли выложил? — вновь посуровел Желтозубый, с пристальным вниманием вглядываясь в лицо Сергея.

— Нет, не всё. Когда собирался отчалить обратно в Белые Журавли, подвергся внезапной проверке документов патрульной группой. Но обошлось, как видите.

— О чем вы говорили наедине со старшим лейтенантом? — с фальшивой любезностью спросил Егор.

— Впредь, когда прибываешь в командировку или в гости на срок более суток, необходимо делать отметку в военной комендатуре. Ты меня о таких новшествах не предупредил. Пришлось откупаться сотней, иначе не знаю, когда вернулся бы в ваши объятия.

— А почему патруль пришел проверять именно тебя?

— Проверили документы у хозяйки тоже. Военные наверняка наблюдать умеют. Им ничего не стоило заметить меня. Я ведь не скрывался. Появлялся возле управления армейской базы снабжения, не таясь уходил оттуда. Не прятался возле мастерской по ремонту обуви. Возможно, соседи сообщили. Мне было не до выяснения причин заинтересованности моей персоной. Отделался, ну и слава богу.

— Что, по-твоему, представляет собою Евдокия Филимоновна, можно ли идти с нею на контакты?

— Любит деньги, при первой же возможности способна обмануть. Мне кажется, за хорошую оплату может выполнить любое поручение.

От «честного народа» вопросов не последовало. Судя по выражению глаз, поведению Желтозубого и его окружения, Ланцов пришел к выводу: его ответы и результаты поездки в Чижи восприняты положительно, а сам Зверь им понравился.

«Опять всплыл Свирепый, — рассуждал Сергей, — к нему теперь уже Егор адресует провинившегося подельника Зитцера. По логике вещей, Желтозубый должен быть Свирепым, выходит, не он. Но кто же тогда?» — глядел Ланцов вслед расходящимся подельникам Егора.

Сергей тоже вознамерился идти к своим товарищам, которых заметил в толчее среди граждан. Возможно, накопилась нужная информация, а он торчит здесь. Однако Егор не отпустил Ланцова.

— Отойдем в сторонку, прочитаем письмо.

— Мне-то зачем знать, что в нем написано?

— Авось и для тебя там найдется хорошее слово.

Из конверта Егор извлек несколько желтоватых листков небольшого формата. Не разглядывая, он положил их в боковой карман куртки, оставил один, вырванный из ученической тетради. Написанное карандашом послание Желтозубый читал долго, отрывал глаза от текста, смотрел то на Ланцова, то на Лизку, стоявшую в напряженном ожидании. Она искренне верила, что тушенку и сахар в ее распоряжение присылает бывший возлюбленный. Наконец Егор поднял глаза, сказал Сергею:

— К Василию тебе ездить уже нельзя. Пишет, будто за ним установлено наблюдение. Боится. Будем поддерживать связь с ним через Евдокию Филимоновну. На следующей неделе надо съездить к ней в гости. Усатый гоже будет с нами на связи, одним словом, поездить в Чижи придется.

Он долго смотрел на низкие кучевые облака, которые как стадо овец в клубах пыли, медленно шли мимо.

— Вот жизнь! — кивнул Егор головой вверх, — плыви себе не спеша, куда ветром понесет. Сейчас здесь, а к вечеру будут у немцев. А тут… — он удрученно махнул рукой.

— А что не нравится тут?

— Нет простора мыслям, воздуха не хватает. Ты это понять и оценить сможешь?

— Да куда нам такие тонкости, чего-нибудь попроще, тогда еще смогём.

— Всё прибедняешься! Ты-то как раз и понял, о чем я говорю, а переспрашиваешь. Не делай этого больше. Мне хочется, чтобы рядом был человек соображающий. Дураков на свете во сто крат больше.

После непродолжительного раздумья Желтозубый вдруг спросил:

— Ты хочешь заработать много денег?

— Мне такой вопрос ты задавал уже несколько раз и ответ мой знаешь заранее. Давай выкладывай.

— Тогда я говорил «заработать», а теперь «заработать много денег».

— Много денег — лучше, чем мало, особенно когда их не было совсем.

— Помоги мне и ты перестанешь думать, где бы их еще раздобыть.

— Убивать невинных старушек я не намерен. Ты смотрел в глаза беспомощному человеку, перед тем как убить его?

— Пройденный этап в жизни. Забудь. Тебе необходимо возглавить группу подрывников. С ее помощью будем иметь сколько угодно товара для продажи.

— А мост на шоссе тогда зачем взорвали? Продавать его обломки?

— То была тренировка и проверка твоей способности выполнить ответственное задание. Справился неплохо, теперь нужны другие масштабы.

— Подрывным делом я никогда не занимался. Какой из меня руководитель, если я не разбираюсь в этом деле?

— У тебя получается как надо, к тому же и опыт есть, — показал Егор свою улыбку.

— Визглявый — специалист настоящий. Он и без меня справится с любым заданием, хотя и трусоват.

— Он хороший специалист-подрывник, но слаб головой. Исполнитель безупречный, не подведет. Будет твоим помощником. Если что-то не так, подскажет, посоветует.

— А если не соглашусь?

— Уважь! Не забуду.

— К слову, сколько руководитель диверсионной группы будет получать наличными?

Пятьсот за должность, плюс премиальные за каждую успешно проведенную акцию в трех-, четырехзначных числах.

— Такие деньги на дороге не валяются, надо подумать. Жаль, посоветоваться не с кем.

— Подумай, подумай, но не больше двух дней. Усатый должен в скором времени прислать обещанные подарки.

— Визглявый обидится за столь бесцеремонное отношение к нему, будет козни строить.

— Он тебя боится как огня. Уверяю, не пикнет. Да и не принято у нас обсуждать решения старших. Коли сказано так, значит, по-другому не может быть. Тебе нужен еще помощник. Подбери сам, — разрешил Егор.

— Нет у меня знакомых, способных на такие дела. Мужчины на фронте, а женщины — народ неподходящий.

— Давай уговорим Ивана. Это тот, который нас знакомил.

— Я его совершенно не знаю, а случайного человека на ответственное дело брать опасно.

— Деньги любит, как и ты, значит, сговоримся. Он не трус, в этом я убедился на собственном опыте.

— Побеседуй с ним сам. Мне, безденежному, он попросту не поверит.

В течение дня поговорить с кем-либо из своих Сергею не удалось. Чувствовал за собою непрерывное наблюдение. Егор опять-таки, похоже, проверял, как будет вести себя вновь испеченный старший диверсионной группы после нескольких дней отсутствия в Белых Журавлях. Ночные наблюдения за домом подружки Сергея не дали каких-либо результатов. Зря мерзли наблюдатели, зато на душе спокойно. «Больно хорошо получается у этого Ланцова, — думалось Желтозубому. — Если на самом деле всё обстоит именно так, войдет в состав группы и вся организация приобретет новое качество».

Следующий день тоже начался со свидания с Егором. Он встретил Ланцова еще на подходе к рынку.

— Как у тебя дела с девочкой? — без предисловия ощерился Желтозубый, взяв под локоть собеседника.

— Егор! К нашим с тобою делам Галя отношения не имеет. Мне не хочется, чтобы ты касался этого вопроса, — резко ответил Сергей, высвобождая руку.

— Ну-ну.

Сузившиеся глаза Ланцова, его напрягшееся лицо, сжатые кулаки не располагали к дальнейшим дебатам на затронутую тему. Егор предпочел помолчать.

Вдвоем походили по рынку в поисках Ивана, обмениваясь лишь незначительными репликами. Сергей временами замечал поодаль лица товарищей, но покинуть Желтозубого не мог, хотя тот порядком ему поднадоел.

Иван появился в рыночной толпе вместе с Женей. Она держала в каждой руке по пачке папирос «Труд», он на небольшом лотке — разложенные парами кусочки сахара-рафинада. Егор взял торговца за руку:

— Дело есть.

Отошли в сторону от движущегося людского потока.

Сергей держал переданный на его попечение лоток, не зная, о чем говорить с Женей. Она тоже не имела намерений заговорить с незнакомцем. Женщина знала — ничего хорошего от Жоржа ожидать не следовало, напряженным взглядом следила за мужчинами. Говорил Егор, Иван изредка кивал головой в знак согласия. Вот они вместе поглядели на Ланцова и опять углубились в переговорный процесс. К продавцу сахаром подошла бабуля со сморщенным личиком, в длинном мужском пальто до пят. Покрытая серым пуховым платком, обшитым суровой ниткой по краям, она долго смотрела на кусочки сахара слезящимися глазами, покопалась в кармане, беспомощно взглянула на лоток и со вздохом отошла. Сергей догнал бабулю и сунул в ее карман горсть сахара. Та снизу вверх глянула на парня, взяла его руку, прижала к груди и расплакалась.

Вскоре Желтозубый поманил Сергея пальцем, и тот не спеша подошел с лотком. Егор для видимости оглядел сахар, потрогал один-второй кусочек. Затем, обращаясь к Ивану, сказал:

— Это твой командир с данной минуты, невыполнение его приказов недопустимо. Советую подружиться для пользы дела.

Иван равнодушно посмотрел на командира двухстороннего подчинения и неожиданно сказал немецкое «яволь». Сергея рассмешило комедийное действо Ивана, Егору, напротив, понравился молодцеватый ответ, означавший утверждение достигнутой договоренности. Все трое заулыбались под недоуменным взглядом Жени. Не понимая, что могло развеселить мужчин, она на всякий случай тоже улыбнулась, но тут же пожаловалась Ивану:

— Этот, — она указала пачкой папирос на Ланцова, — целую горсть сахара отдал какой-то бабке задарма.

— А кто платить будет? — сразу посуровевшим голосом обратился продавец к растратчику. — Вы хотя и командир мой с этой минуты, как выразился достопочтенный Егор Батькович, а товар чужой.

Сергей достал из нагрудного кармана гимнастерки несколько денежных купюр, вручил двадцать рублей Ивану. Тот передал деньги заулыбавшейся женщине.

— Ну вот и хорошо, а то Елизавета с нас семь шкур спустит за недостачу.

Довольные сделкой, Иван с Женей в полуобнимку углубились в людской водоворот.

— А ты иногда бываешь добрым, — заметил Егор, — бабуля даже расплакалась от умиления.

— Ты меня впредь пальчиком не подзывай, — не отвечая на реплику Желтозубого, сказал Ланцов, — я тебе не какая-нибудь разменная монетка, а полноправный командир диверсионной группы.

— Ну-ну! Значит, согласился! Я рад! — улыбнулся Егор одними губами. — Свирепый скоро подбросит тротилу, будет работа, появится много денег, можно будет покупать не такие подарки…

Кроме Ивана Сергею не удалось этим днем увидеть еще кого-то из своей группы. А надобность такая назрела. Пришло время послать донесение Кавригину об информации, почерпнутой из бесед с Желтозубым, назначении на должность старшего диверсанта, дать распоряжения подчиненным по оперативным делам. Он не сомневался, наблюдение Желтозубый будет за ним вести еще какое-то время. А значит, нельзя с кем-либо встречаться открыто. Оставалось одно — усыпить бдительность наблюдателя и побывать на базовой квартире возле просохшего оврага.

В жизни случается, когда в безвыходных, казалось, ситуациях неожиданно все разрешается само собою. Тогда благодарят всевышнего и вспоминают пословицу «на ловца и зверь бежит». Размышления квартиранта о том, что предпринять, прервала Нина Дмитриевна. Мать Галины готовилась навестить родственницу, назрели неотложные дела. Пожелав молодым людям, чтобы не скучали, она ушла.

Командир оперативной группы не ошибся. Наружный наблюдатель за местом его проживания «клюнул на приманку», пошел за женщиной, чтобы доложить потом Егору, к кому она ходила, сколько времени там пробыла и когда возвратилась. Обычные для наблюдателя задачи.

Нина Дмитриевна не спеша шла по улице, углубившись в невесёлые мысли: нет мужа, война, дочь взрослеет, нужно ее обуть, одеть… Неожиданно послышались шаги за спиной и она невольно обернулась. Вроде бы поодаль мелькнула тень между деревьями. Остановилась, внимательно посмотрела по сторонам, но в темноте ничего не увидела. «Почудилось!»

Сергей выждал какое-то время. Вышел в непроглядную темень, напрямую через огороды, соседские сады направился к дому Оксаны Григорьевны и Данилы Карповича. Дважды возвращался по только что пройденному пути, выжидал за плетнем или деревом преследователя, но вокруг тишина — хвоста не было.

На базовой квартире находились Виктор и Роман. Наконец-то появилась возможность свободно, без оглядки обсудить дела, просто побеседовать, не опасаясь посторонних глаз и ушей.

Важная информация имелась у Романа.

Он рассказал, что теперь тоже не «холостяк». В его орбите появилась женщина, причем не абы какая, а симпатичная, из «службы наблюдения» за подходами к рынку, то есть из попрошаек. Познакомиться с ними посоветовал Тимофей. Они неразлучно стояли парами. Издали понаблюдав за всеми четырьмя, Роман заметил, что женщины подачками интересовались мало. Одна с безразличным видом стоит с протянутой рукой, не глядя на идущих мимо людей, другая внимательно всматривается в лица из-за спины первой. Стоило появиться в поле зрения милиционеру или патрулю, одна из наблюдательниц немедленно исчезала на короткое время, затем вновь возвращалась. Наблюдательницы были примерно одинакового возраста: двадцать пять — двадцать восемь лет. Одна из них заметно выделялась чистым, без косметики лицом, стройной фигуркой и грациозными движениями.

Так уж заведено, продолжал Роман, что у двух подружек всегда одна ведущая, другая ведомая. Причем это заметно даже невооруженным взглядом. Понравившаяся ему женщина была явно ведомой. Другая прямо-таки курицей-наседкой опекала свою подопечную, не позволяя даже рта открыть без разрешения, не говоря о самостоятельных действиях. Такие пары обычно долго не сосуществуют, чаще всего не выдерживает ведомая. Она терпит положение униженной до поры до времени. Стоит измениться обстоятельствам, и ведомая вырывается из-под влияния ведущей. Нередки случаи, когда роли при этом меняются.

Выждав время, когда его симпатия осталась одна, Роман подошел к ней и без особых церемоний сразу протянул руку:

— Хочу познакомиться с симпатичной женщиной.

— С какой стати? — ответила она, вскинув густые черные брови, и плавным движением приподняла одно плечо.

Глаза женщины насмешливо смотрели на Романа, но протянутую им руку приняла в узкую ладошку и не отпускала.

— Понравилась!

— Ой ли?

— Ты вон какая симпатичная, пройти мимо не смог. Смотрю, стоишь в одиночестве и грустишь, а мне одному тоже скучновато.

Как показалось Роману, она сразу восприняла обращение на «ты» с одобрением. Ее без единой морщинки лицо оживилось, и женщина улыбнулась.

— Да и ты вроде бы ничего из себя, — ответила она, продолжая удерживать его руку.

— Много денег дают?

— Не знаю. Я всё отдаю Бурой. Это моя напарница, а она выручку куда-то тоже отдает. Работа у нас такая неприглядная.

— Тебя как зовут?

— Танькой.

— А почему не Таней? Это красивое имя тебе больше к лицу. Таньками зовут девочек маленьких, а ты уже Татьяна.

— Бурая меня так называет.

— А ты не разрешай. Красивые женщины обладают большей силой воли. Пошли ее пару раз куда подальше, она сразу переменит тон в разговоре.

Татьяна как-то быстро прониклась доверием к Роману, держалась без напряжения, спокойно. Сказала, что стоят они с напарницей за подаянием ради видимости, а в действительности у них задача совершенно иная.

— А ты не шпион? — спросила она неожиданно и даже отступила на шаг.

— По каким признакам ты так обо мне судишь? — обиделся Роман.

— Да мало ли что. Мне тогда головы не сносить. На плохого человека вроде бы не похож. — Она вновь улыбнулась.

— Со мною тебе опасаться нечего. Вдвоем отобьемся от любой напасти, будь она большой или малой.

— Ой! Это здорово! А я боюсь всех наших ребят и подруг, хотя они меня уважают.

Ее женская душа, похоже, отвыкла от ласкового слова. Татьяна прямо-таки с восторгом смотрела на Романа, поблескивая глазами, слушала его с улыбкой, не сходящей с полных ненакрашенных губ.

— Может, тебе бросить это дело? Пропади оно пропадом. Целый день стоять с протянутой рукой — люди смотрят, осуждают такую молодую попрошайку.

— Мне Бурая платит по пять рублей в день, а иногда больше, если заметим то, что надо, и предупредим кого следует. Может совсем ничего не дать, если не в настроении. А у меня дома мать больная. Где я еще столько заработаю!

Татьянины дела были более или менее понятны. Однако Роман видел — говорит она не все о себе, но уточнять не стал. Всему свое время. К тому же женщина ему нравилась, захотелось наладить с ней более прочные дружеские отношения, не вызывая подозрений.

— Можно с тобою постоять рядом, подежурить? — спросил он, не надеясь на положительный ответ. Человек как-никак на работе, отрывать нельзя.

— Конечно! Мне очень не хочется, чтобы ты ушел, — откровенно призналась Таня. — Знаешь, как одной плохо. Утро, день, вечер и длинная ночь наедине со своими мыслями.

В это время подошла Бурая. Женщина выглядела элегантно: добротное серое пальто, на ногах хромовые сапожки, голову украшал берет голубого цвета. Однако вблизи она оказалась малопривлекательной. Брови от переносицы тянулись тонкой ниткой несколько выше надбровных дуг, опущенные уголки толстых губ и выпуклые скулы делали лицо грубым, недобрым. Не здороваясь, не глядя на постороннего как на предмет, заслуживающий внимания, она резким голосом спросила у Татьяны:

— А это что за хмырь?

— От хмыря в юбке слышу, — ответил ей в тон Роман.

Бурая тяжелым взглядом удивленно уставилась на него, даже рот открыла от изумления. Она явно не ожидала столь резкого отпора со стороны незнакомого мужчины, молча вздохнула, намереваясь сказать еще что-то, но Роман опередил ее.

— Какого… раззявила свое хайло? Если хочешь схватить оплеуху, за мною дело не станет. — Для убедительности он поводил кулаком перед ее носом.

Женщина на какое-то время потеряла способность говорить, только молча моргала. Несколько справившись с волнением, значительно спокойнее спросила, опять-таки обращаясь к напарнице:

— Кто он такой и что тут делает? Тебе известно, что рядом не должен находиться посторонний человек?

— Это моя женщина! — опередил он ответ Татьяны. — Где нам вместе находиться — наше дело, а не всяких тут…

— С каких это пор бабе подвалило такое счастье? — совершенно спокойно поинтересовалась Бурая.

— С этой минуты! Впредь без моего ведома каких-либо поручений Татьяне не давать, тона в разговоре с нею не повышать, иначе со мною будешь иметь дело, — тихо произнес Роман.

— Ни хрена себе! — негромко ругнулась Бурая. — Нажила себе помощницу. Я ее кормлю, пою, а она вон что вытворяет, — затараторила она, не сводя с Романа злобных глаз. Затем посмотрела на Татьяну, та лишь кротко кивнула головой и широко развела руками, как бы подтверждая его слова.

И сразу же, как говорится, беря быка за рога, сказала расстроенной напарнице:

— Ты теперь постой тут, а мы пройдемся, дело есть важное. Если что — сама знаешь, как поступить.

С этими словами Татьяна взяла парня под руку, и они отошли от беспомощно смотревшей по сторонам женщины. Еще бы! Она только что оказалась сброшенной с пьедестала верховенства маленького женского коллектива, который давал какие-никакие, но преимущества в рыночных делах.

— А ты смелый! — с восхищением сказала Таня, когда Бурая уже не могла услышать и увидеть их. — Ты знаешь, ее многие побаиваются за несдержанный язык и нахальство. Она глазом не моргнет, чтобы сказать грубость или обозвать гадким словом.

Татьяна откровенно ликовала, осознав реальную психологическую победу над своей властной напарницей. Лицо ее раскраснелось, глядела весело, прижималась щекой к плечу Романа, говорила не умолкая.

— Ты тоже молодцом держалась. Без твоей поддержки я бы так смело не смог говорить с нею.

— Наших девушек тут много — торгуют, дежурят. Давай пройдемся мимо, пусть посмотрят, какого кавалера я заимела, позавидуют и впредь не задирают нос.

По рассказу Романа, они прошли мимо всех «постов». Пары попрошаек, одетых далеко не по-нищенски, любопытными взглядами сопровождали их. Авторитет Тани рос на глазах. Такая тихоня и на тебе, отхватила какого парня! Прошлись и мимо Тимофея. Он улыбнулся Роману и вновь занялся своими семечками.

— Завтра Таня обещала познакомить меня со своими «ребятами», — закончил он рассказ. — Так она назвала людей, которых «попрошайки» охраняют.

Тут же Ланцов составил срочное донесение Кавригину. В нем сообщалось о включении Ивана Иванова в состав диверсионной группы, которую он возглавил, о том, что Усатый — это кличка человека, с которым Желтозубый поддерживает постоянную связь. В послании также указывалось, что прошедший по информации Свирепый — это не Егор, а кто-то другой. На это имя должна прийти посылка от Усатого, а что в ней, кроме тротила, неизвестно. В заключение Сергей сделал вывод: Свирепый является, видимо, поставщиком диверсионных средств, краденого военного имущества для рынка. В донесении выражалась, кроме того, просьба прислать холостые взрыватели различного вида и какое-либо пособие по подрывному делу. Командиру диверсионной группы не к лицу быть неучем.

Возвратился Ланцов к гостеприимным хозяевам под утро. По предыдущим наблюдениям он уже знал: к этому времени снимается наружное наблюдение за домом Нины Дмитриевны. Ночи всё еще свежие, а мерзнуть с вечера до утра в ожидании неизвестно чего не всякому под силу. Каждый день отчеты одни и те же. Желтозубый уже перестал их принимать.

XIX

Утром Роман прибыл на «пост» к Татьяне, но ее на месте не оказалось. Бурая стояла в одиночестве, грустно посматривая на бесконечное мелькание серых лиц завсегдатаев рынка. Она молча посмотрела на подошедшего парня и отвернулась.

— Чего нос воротишь? Сама виновата, не надо было нарыкаться, — сказал Роман, стараясь придать голосу примирительные нотки, — хотел познакомиться, а ты как меня встретила? Женщины симпатичнее смотрятся, когда улыбаются.

«Попрошайка» казалась невыспавшейся, с вялым лицом, потухшим взглядом. Рыжая чёлка мочалкой торчала из-под берета.

— Где Таня?

— А я почем знаю, — деревянным голосом ответила она, — сказала, пойдет по делам. Что у нее за дела, не в курсе. Должна бы уже возвратиться, но задерживается.

— Как спалось? — поинтересовался Роман, не зная, о чем спросить неприветливую женщину.

— Спится хорошо, если на душе кошки не скребут. — Ее грустные глаза с неприязнью посмотрели на парня. — Надергал мне нервы, а теперь еще спрашиваешь, как спала.

— Ну, смягчись немножко. Посмотри на меня добрым глазом, я же хороший. Смотришь, и твоей душе полегче станет.

— Хамло!

— Опять ерепенишься? Что за натура! Я же предлагаю мировую, хочу поговорить спокойно.

— Не о чем мне с тобою лясы точить. Смотреть надо.

— Зря ты так. Нам, возможно, придется работать вместе. Выходит, так и будем друг другу нервы портить?

С досадой Бурая резко повернулась к парню, глаза ее превратились в щелку, покраснело лицо.

— Отстань от меня, постылый! Позову ребят, они тебе быстро накостыляют.

Подошла Татьяна.

— О! Я вижу, вы уже сладились. Вон как любезно разговариваете, глаза бы не смотрели.

— Забери ты своего… — Бурая не смогла подобрать подходящего оскорбительного слова, — этого…

— Ты тут постой, — по-хозяйски распорядилась Татьяна, — а мы пройдемся. Дело наметилось.

Когда отошли от Бурой, недовольно бурчащей себе под нос непристойности в адрес пары, Татьяна огляделась по сторонам, деловито взяла попутчика под руку и сказала, с ним желают поговорить ребята. От ее вчерашней кошачьей ласковости не осталось и следа. С ним была другая женщина, полная энергии и деловитости. Куда девались застенчивость, робость, покорность!

«Ребята» не заставили себя долго ждать. Вскоре к молодым людям присоединился сначала один мужчина, затем второй.

Высокий блондин с приятным лицом и крючковатым, эдаким орлиным носом и рыжеватый крепыш с мощным раздвоенным подбородком и круглыми плечами молча разглядывали Романа. Он тоже воздержался от инициативы начать знакомство. Говорила одна Татьяна: о погоде, ценах на различные товары, трудностях в приобретении подходящих материалов для торговли. Вскоре ничего не значащие темы разговора иссякли и она замолчала, неодобрительно поглядывая на необщительных мужчин.

— Таня — наш партнер, — нарушил молчание высокий.

Он был почти на голову выше Романа, смотрел на него сверху вниз, выгнув шею. Сказал вялым, без эмоций голосом, как бы не желая продолжать разговор.

— Ты уж ее не обижай, — подал голос рыжий, — вон она у нас какая симпатичная.

— Нет… Он хороший, — за парня ответила Татьяна.

Ее лино вновь приобрело приветливое выражение. Она ласково посмотрела на Романа, осторожно погладила ладонью рукав его пиджака, перевела взгляд на ребят.

— Хороший — это хорошо, — глубокомысленно откликнулся блондин, — нам плохие не нужны.

— Вам — это кому? — поинтересовался Роман, разглядывая поочередно собеседников.

— Это нам. — Высокий ладонью сделал широкий жест, охватывая Татьяну, спутника и еще кого-то неведомого. — Таня сказала, будто ты не против поработать с нами, верно?

— Чтобы торговать, талант нужен. Если с бесталанным поговорить не возражаете, я готов, — совсем некстати пошутил Роман.

Шутку никто не поддержал. Даже Таня с серьезным видом пропустила ее мимо ушей.

— Давай без иронии. Разговор вполне серьезный, у нас нет времени на рассусоливание, — угрюмо ответил рыжий, в упор глядя на Романа, — зубоскалов мы не держим.

— Шутка украшает жизнь, — не согласился кандидат в торговцы, — она в работе помогает.

— У нас она укорачивает сроки существования на земле, да и в делах лишь помеха, — на полном серьезе заметил тот.

— Какая работа тебе больше по душе? — спросил блондин, с интересом прислушиваясь к разговору.

— Я не знаю, какая у вас есть.

— Всякая, на любой вкус. Есть тяни-толкай или бери больше — неси быстрее. Командирские должности уже заняты, остались для рядового состава.

— Мне погрузочно-разгрузочные дела больше подходят по способностям, где думать не надо.

— Весьма похвально, что ты критически относишься к своим умственным способностям, — улыбнулся блондин, — другой начинает рассказывать, будто способен делать то да сё, а на самом деле ничего не умеет.

— Меня зовут Романом, а как вас прикажете величать?

— Как нас видишь, так и называй. Смотри, я блондин, так Блондином и кличь, а напарника зови Крепышом. Видишь, какие у него мощные шея и руки, под стать твоим.

— Я вижу, Блондин тут за старшего. Кто и как будет оплачивать работу? Для меня это самое важное в нашем договоре. Денег нужно много. Похоже, вскорости расходы мои возрастут, — посмотрел Роман на засмущавшуюся женщину.

— У нас не обижают тех, у кого потребности в разумных пределах, а заработанные не пропивают, — ответил Крепыш, не улыбнувшись ни разу за время разговора.

— С чего начнем?

— У тебя есть семья?

— Нет. Гол как сокол. Нынче здесь, завтра там.

— Нам не известно, где ты проживаешь сейчас в одиночестве. Но теперь тебе придется побыть квартирантом у Татьяны. Пусть поухаживает за тобою, а там видно будет. Она у нас лицо доверенное. С сегодняшнего дня — старшая поста наблюдения, ответственная за тебя. Задания будешь получать от Крепыша, у него же и заработанные деньги. Сегодня вы с Татьяной выходные, а завтра — за работу! Мы трудимся без промахов и проволочек.

Остаток дня Роман с Татьяной провели в беготне, готовясь к его переходу на новое место жительства. Приобрели постельное белье, другие необходимые вещи. Татьяна распоряжалась на правах хозяйки: что купить, чего не надо. Роману отвели для жительства первую проходную комнату, ей — соседнюю, горницу, мать переместили в малую комнатку с окном во двор. Татьяна приготовила постель для Романа, прилегла попробовать, удобно ли будет. Когда молодая хозяйка проходила потом мимо, непременно что-то подправляла, спрашивала, нет ли претензий у квартиранта. Таковых не было.

Осматривая двор, Роман отметил — сарай с покосившейся стеной размещался вблизи крыльца, тыльная его сторона позволяла через расшатанный плетень уйти в сад к соседям. Другие надворные постройки тоже не отличались добротностью. Везде требовались мужские руки: подтянуть, заколотить, навесить, привязать, подправить. Ближе к вечеру молодые люди вновь побывали на рынке. Роман приобрел на полсотни рублей разнокалиберных гвоздей, шурупов, гаек. Когда Татьяна отошла на минутку к знакомой продавщице, он передал Кирпичу записку для 567-го. «Живу у Татьяны под наблюдением», — говорилось в ней.

Вечером женщина нагрела на плите воду, налила в большое корыто, заставила слабо сопротивляющегося жильца помыться с ног до головы, дала чистое белье, положила на кровать свежие простыню, наволочку. Домашний уют! Он даже не снился Роману за годы войны и теперь воспринимался как что-то сверхъестественное, к нему не имеющее отношения.

Даже сильные духом мужчины не всегда способны противиться требованиям женщины, если она делает сугубо женские дела. Преодолевая неловкость от чрезмерного бабьего внимания, внезапно свалившегося на Романа, словно снежная лавина на одинокого путника, он покорно следовал за хозяйкой, выполняя ее указания, испытывая при этом истинную душевную радость.

Затем состоялся ужин, который Татьяна готовила долго и тщательно. Тут была жаренная на настоящем масле картошка, вкус которой Роман уже забыл, соленые огурцы и помидоры, на столе появилась бутылка довоенной водки, оставленная матерью на самый непредвиденный и важный случай. Поддержанная квартирантом, к столу пришла старшая хозяйка дома.

Разморенная теплом и алкоголем, Татьяна источала радость встречи, без умолку тараторила молчаливому слушателю о своих удачах и невзгодах в жизни. В потоке слов Роман уловил, что она была замужем, но в разводе еще с довоенного времени, и теперь они живут вдвоем с матерью, которая из-за болезни плохой помощник. Мать жаловалась на болезнь суставов, сокрушалась, что всё хозяйство на плечах дочери.

Татьяна посетовала на порядки в рыночной торговле, взаимоотношения в группе, к которой она себя причисляла. До недавнего времени она тоже была за прилавком, но по какой-то причине, о чем умолчала, ее перевели к Бурой на исправление. На немой вопрос квартиранта она коротко ответила: «Да ну их!»

Из рассказов женщины Роман понял, что на рынке существует большая организованная группа людей со своеобразной иерархией. Во главе стоит кто-то, кого никто из продавцов не знает, но чьи приказы и распоряжения исполняются беспрекословно. Следит за этим уже известный ему Блондин, который для продавцов и наблюдателей бог, царь и воинский начальник. Его требования тоже исполняются неукоснительно. Крепыш является поставщиком товаров, от него зависит, кому и что дать для продажи, а значит, кто сколько получит заработанных денег.

В группе называть друг друга по именам не разрешается, да их никто и не знает. У каждого есть кличка, за исключением отдельных лиц, в том числе и у нее. За что такая привилегия, Таня не знает.

Торгует группа только товарами армейского происхождения: обмундирование новое и бывшее в употреблении, портянки, верхняя одежда, белье.

— Откуда же поступает такая уйма товаров? — искренне удивился Роман. — Существуют склады, что ли?

— Этого я не знаю. Привозит шофер на ЗИСе, а где берет — никто из наших ответить не сможет. Тут уже в свои права вступает Крепыш. Он потом собирает выручку и отдает Блондину. Автомашина останавливается где-нибудь недалеко от рынка, груз затем перевозится на лошадях или разносится на руках, кому и сколько будет отпущено. Получают товар продавцы с автомашины лично.

— Ты действительно не знаешь имен Крепыша и Блондина? Как я понял, они относятся к тебе неплохо.

— Не знаю. И ты не интересуйся, иначе сразу прогонят или, еще хуже, изобьют. Такое уже было. Даже неизвестно, куда потом эти люди деваются.

— Татьяна рассказала, что не так давно в их группе арестовали нескольких продавцов и наблюдателей. Что с ними стало, до сих пор неизвестно. Тогда подруга Бурой стреляла по военным. Ее будто бы уже расстреляли по приговору военного трибунала.

— Я тоже едва не угодила под арест, но в это время отлучилась по надобности, за что попала под подозрение в связях с милицией.

— Ты-то тут при чем?

— Откуда я знаю? Бурая сказала, будто меня хотели арестовать.

Поужинали. Мать потихоньку ушла к себе. Не сговариваясь, одновременно поднялись из-за стола. Роман посмотрел женщине в глаза, та взгляда не отвела, начала молча убирать посуду. Без кокетства, как само собою разумеющееся, погасила лампу, разделась, легла с краю кровати, отодвинув мужчину к стене.

В центре рынка стоит высокий фонарный столб. До войны его планировали использовать под мощный электрический светильник, однако сделать благое дело не успели. Теперь он служил ориентиром в беспорядочно перемещающейся массе людей, местом встреч и ожиданий. Сюда утром Татьяна привела квартиранта. Оставив одного, она ушла выполнять обязанности старшей «поста наблюдения».

Тут же появился Крепыш. Словно не расставались после вчерашнего разговора, он, не говоря ни слова, подал рукой знак следовать за ним и пошел не оглядываясь. В начавшей собираться толпе рыночных завсегдатаев Роман едва поспевал за поводырем, ловко лавирующим в людской массе, избегая столкновений. У ведомого так не получалось. Подумалось: «Если все такие шустрые, на рынке задержать никого не удастся. Вихрову надо тренироваться».

Подошли к ЗИС-5. Крепыш поприветствовал молодого шофера, сидевшего на крыле автомашины, поднятием полусогнутой руки, кивнул головой в сторону Романа:

— Этот теперь будет грузчиком. Татьяна за него поручилась.

Крепыш критически осмотрел фигуру нового сотрудника, ухмыльнулся, молча повернулся кругом и с чувством исполненного долга не спеша удалился.

Шофер оказался улыбчивым парнем. В разговоре уголки его симпатичного рта то и дело поднимались кверху. Но приятные, располагающие к себе черты лица портила неестественная бледность кожи.

— После контузии, — ответил шофер на немой вопрос грузчика, поймав его взгляд на своем лице.

Он улыбнулся, будто сказал что-то очень приятное, открыл дверцу кабины для Романа, похвалил машину — не подводит! Приглашая вовнутрь, похлопал ладонью по мягкому сиденью:

— Садись! Твоя основная задача — грузить и разгружать без разговоров, следить за чистотой в кузове.

— А что грузить?

— Зря задаешь такие вопросы. Зачем тебе заранее знать об этом? Что прикажут, то и грузи.

— А когда нет погрузочно-разгрузочных работ, тогда разговаривать тоже нельзя?

— Тогда можно.

— Как тебя зовут, шофер?

— Шофером и называй. Тебе Танька должна была сказать, у нас зовут по кличкам, как собак. Мы между собою знакомы давно, а, по существу, друг друга не знаем.

— А меня как будут звать? — поинтересовался Роман.

— Грузчик.

— Страсти-мордасти какие-то.

— Не скажи. Когда поймают, так легче выкрутиться. Я же не знаю, кто ты, а грузчиком может стать любой. Ищи — не найдешь этого самого Грузчика.

— Кто тебя станет ловить? Ты же не заяц какой-нибудь, а водитель вон какой мощной машины.

— Ловить будет милиция, как только разузнает, чем мы занимаемся.

— А может, и не поймает?

— Если долго ходить по льду, рано или поздно обязательно подскользнешься.

— Выходит, ты занимаешься преступными делами? А я, значит, с тобою заодно?

— Я привожу, отвожу, а что и кому — меня не касается. Тебя тоже. Одним словом, мы с тобою в стороне, рассуждать — не наше дело. А сейчас двинулись без зазрения совести!

— Ехали недолго. Миновали небольшой участок леса, спустились в пологую балку. В небесной вышине ярко светило солнце. На деревьях обозначились неокрепшие листочки, солнечная сторона баяки уже стала зеленой, противоположный склон тянулся сырой серой каймой. Земля подсохла, но едва заметная полевая дорога еще слегка пружинила под тяжестью автомашины, приглушая шум движения, слышалось урчание хорошо отрегулированного двигателя, обстановка располагала к размышлению.

Неожиданно перед машиной на дороге возникла женская фигура. Не было никого — и вдруг человек. Шоферу, похоже, это было не впервой, он спокойно остановил ЗИС-5 буквально в нескольких сантиметрах от женщины.

— Приехали, — сказал водитель, высунувшись из кабины, — привез нового симпатичного грузчика. Смотри, весна — время коварное для приятных знакомств.

Она не откликнулась на шутку шофера, головы не повернула в его сторону, молча указала стебельком прошлогодней полыни, зажатым в ладони, на Романа, дала ему знак следовать за нею.

— Кладовщик, — представил водитель женщину. — Вижу не первый раз, а как зовут и кто она такая, не имею представления. Все дела здесь делаются молча.

Женщина оказалась одетой по-зимнему, хотя стояла теплая погода. Воротник пальто поднят, на ногах валенки с галошами, серый байковый платок закрывает голову и нижнюю часть лица так, что виднеются лишь настороженные глаза.

Прошли всего с десяток метров, за кустом обозначился узкий ход в блиндаж. Когда спустились по скользким ступенькам вниз, грузчик оценил экипировку женщины: внутри царил мрак, зима здесь не сдала еще своих позиций. Лишь смачно чавкающая грязь под ногами подтверждала, что скупое весеннее тепло пробивается и сюда.

Внутри блиндажа справа и слева на возвышении с подложенными лагами стояли различных размеров ящики и чемоданы, лежали под завязку наполненные мешки. Хозяйка склада, словно немая, а возможно, так оно и было, начала указывать поочередно на большие чемоданы и движением руки подавать команды на вынос.

Несмотря на размеры, они оказались нетяжелыми. Роман попытался взять одновременно пару, но женщина не разрешила. Ящики были значительно тяжелее, а мешок грузчик с трудом взвалил на плечи, определил: сахар. Всего он вынес из блиндажа шесть чемоданов, четыре больших ящика и один мешок. В кузове автомашины оказалось такое же количество пустой тары. Ее Роман перенес в подземелье. Затем отошел за кузов как бы по нужде. Посмотрел на лесной массив — его опушка вдоль дороги, по которой прибыли сюда, уходила к небольшому хутору, окраина которого проектировалась на тригонометрическую вышку, видневшуюся вдалеке.

«Всё! Засечка склада по ориентирам есть! Молодец! — похвалил Роман самого себя. — Найти на карте место нахождения склада и определить его координаты уже не проблема».

Не сказав ни слова кладовщице и от нее ничего не услышав, экипаж с грузом покатил назад по той же дороге. Однако вместо поворота на Белые Журавли шофер повел машину в другую сторону.

— В Севск, — сказал он с улыбкой, — засиделся ты в Белых Журавлях, проветришься до районного центра. Бывал там?

— Не пришлось. Всё недосуг. Думал, поднаберу деньжат, прокачусь, возможно, там с работой будет полегче. Да и центр все-таки, не то что Журавли, хотя и Белые.

— Работа теперь у тебя будет. Татьяна поддержит, заживешь припеваючи, авось в гости пригласишь.

— Ты местный? — спросил Роман у водителя.

— Всю жизнь прожил тут. Отсюда уходил в армию, сюда же и возвратился из госпиталя. У нас всегда было тихо и мирно, а сейчас какое-то столпотворение, знакомые лица встречаются редко. Понаехало много ожидающих освобождения своих мест от оккупации, отселенных от линии фронта.

— Я тоже один из них.

— Мне так и показалось. Хотя, честно говоря, ты на тех людей мало похож. Что-то в тебе есть другое.

— Мне неудобно называть тебя шофером. Какое в действительности у водителя имя? Меня зовут Роман.

— Игорь. Но это лишь во время разговора в кабине, за ее пределами ошибаться нельзя.

— Скажи, Игорь, откуда взялся этот склад? Там ведь добра всякого навалом. Кто его охраняет?

— Об этом не имею представления. Слышал краем уха о каком-то Свирепом, который поставляет товар, а откуда он его берет, вряд ли кто скажет. В охране одни женщины из хутора, приходят затемно и уходят с рассветом. Днем в блиндаже молчаливая баба, за дверью у нее три автомата с полным боекомплектом. Одним словом, рыпаться туда не советую — Татьяну жалко.

— Зря ты так подумал обо мне.

— Рад, если ошибся.

Игорь отвлекся от разговора. Впереди на дороге одна за другой виделись десятки колдобин, залитых водой. С сосредоточенным видом он осторожно объезжал каждую, чертыхался, вздыхал.

— Раньше тут было болото, царство лягушек. Перед войной дорогу насыпали военные, никто потом ею не занимался, настил просел, в любой воронке можно завязнуть надолго, зато путь прямой и короткий. О нем мало кто знает, вряд ли эта дорога есть на военных картах. Рвануть бы, да машину жалко. Директор МТС дает ее иногда торговцам. За это ему и мне платят неплохо.

Водитель замолк. В очередной яме машину сильно тряхнуло, в кузове с шумом подпрыгнули чемоданы с ящиками.

— Черт! — ругнулся Игорь. — Порвется мешок, жизнью потом не рассчитаешься.

В Севск добрались во второй половине дня. Поставили автомашину возле перебитого снарядом тополя с одной живой веткой. Шофер тут же удалился и вскоре с улыбкой до ушей привел моложавую женщину с прикрытым лицом, как у той, которая осталась сторожить блиндаж-склад. Она взяла из ящика четыре банки тушенки, не сказав ни слова, с любопытством посмотрела на нового грузчика, ушла. Рослый парень унес сразу два чемодана, и тоже молча.

Прошло минут десять, прежде чем появилась вторая женщина в сопровождении… Виктора.

— Задерживаемся? — без улыбки обратился Шофер к женщине, поглядывая при этом на сопровождавшего мужчину. — Нам еще ехать да ехать, а вы прохлаждаетесь.

— Напарнику приспичило не вовремя, а мне одной не справиться, — ответила женщина.

Этой паре Игорь отпустил восемь банок тушенки, из другого ящика отсыпал несколько пригоршней конфет в обертках.

— Отпускается без веса и накладных? — удивился Роман. — А как же отчитываться за товар?

— В этой организации обманов не бывает, опасно для жизни. А ты сопровождающего мужика не знаешь? — спросил Шофер.

— Нет, конечно. Я тут впервые. Чего вдруг возник вопрос?

— Мне показалось, он поглядывал периодически на тебя, вроде хотел что-то спросить.

— Не иначе как заметил во мне что-то смешное.

— Да нет, нормальный у тебя вид.

Виктору не «приспичило», как сказала Ганка. Он заметил парня, уносившего с автомашины чемоданы, проследил за ним до места торговли, затем поспешил к заждавшейся напарнице.

— Далеко сюда товар возить, да ещё по такой дороге, — с участием в голосе сказал Роман.

— Мы в Севск приезжаем редко. Сюда товар поставляется другим транспортом, откуда — я не знаю.

В Белые Журавли Игорь гнал машину, не обращая внимания на колдобины, не объезжая лужи.

— Мне сегодня придется ехать в Севск еще раз, — объяснил он.

— И мне с тобою? — удивился Роман. — Уговора такого с Крепышом не было.

— Нет. Повезу туда группу Скрипучего. Какая-то у нее намечается ночная работа. Ты не знаешь такого?

— Не знаю. Что он может делать ночью в Севске? Ночью воровать сподручнее, — рассуждал вслух Роман.

— Значит, действительно не знаешь. Ну и хорошо.

В Белые Журавли возвратились, когда рынок уже опустел. Однако Крепыш оказался на месте. Не поинтересовавшись причинами задержки, он с бранью набросился на Шофера.

— Дать тебе по зубам, соображать будешь получше и скорость прибавится, — со злобой прошипел он глухим голосом и с угрожающим видом приблизился к парню.

— Дорога такая, — несмело оправдывался Игорь.

— Я тебе дам дорога!

— Ну ты, полегче, — встал на пути разъяренного мужика Роман. — Чего разошелся? Сказано тебе, дорога плохая, значит, так оно и есть. Появилось желание — поезжай проверь.

— А ты кто такой? Лезешь, куда тебя не просят, — переключился Крепыш на Романа.

— Остепенись, говорят тебе, если не хочешь схлопотать оплеуху, — придвинувшись вплотную к говорившему, полушепотом ответил Грузчик.

Не прореагировав на угрозу, Крепыш более спокойным голосом распорядился: товар разгрузить под прилавок, Грузчику охранять его до утра. За это время хорошо обдумать свое поведение.

— Кто и сколько заплатит за ночное дежурство? Я охранять товар не нанимался.

— У нас в долгу не остаются. Получишь всё сполна в короткие сроки, — двусмысленно пообещал Крепыш.

Он постоял минуту-другую, посмотрел по сторонам и, не сказав ни слова, ушел.

— Из-за меня нарвался на неприятности. Он злопамятный, — кивнул Игорь головой в сторону уходящего Крепыша.

— Мы тоже ничего не забываем. Не мог же я оставить тебя на растерзание этому бугаю, — в оправдание ответил Роман.

— Возвращусь из Севска, приду. Вместе посидим до утра. Поужинать чего-нибудь соображу. А он трухнул! — улыбнулся Игорь.

Однако вместо «чего-нибудь» он прислал Татьяну. Обеспокоенная женщина принесла узелок с едой и дедов старый полушубок с огромным воротником. Он хотя и припахивал плесенью, но при виде его у Романа сразу потеплело на душе.

Стемнело. Начал накрапывать мелкий холодный дождик. Усилился ветер. Убежище под прилавком оказалось слабой защитой. Большие щели между досок сверху не задерживали влагу, сбоку повсюду дул сквозняк. Капнуло за воротник гимнастерки, подумалось: «До утра далеко!» Татьяна предложила переместиться вместе с товаром под другой прилавок, где доски были пригнаны друг к другу поплотнее. Такой уголок оказался невдалеке.

Перебрались. Положили чемоданы на сухую землю, ящики поставили с боков. Образовалось удобное сиденье, можно было даже полежать. Долго думали, куда положить мешок с сахаром. Поставили сбоку, со стороны открытого пространства, чтобы не намок. Сели в обнимку, положили ноги на чемоданы, с головой укрылись полушубком, стало тепло. В темноте целовались. Службу нести можно! На всякий непредвиденный случай Роман сунул за пазуху свой пистолет ТТ.

К началу комендантского часа Татьяна ушла. Дождь прекратился, но сырой воздух пробирался даже под дедов полушубок. Сказывалась усталость, хотелось спать. Тишина убаюкивала. Вдруг почудились осторожные шаги. Не покидая укрытия, Роман стал наблюдать в небольшую щель. Возле крайнего прилавка в первом ряду, где он располагался с вечера, на фоне прояснившегося небосвода обозначились две человеческие фигуры. Теперь сторож находился в середине второго ряда, наблюдая за поведением тех людей. Вот они двинулись вдоль первого ряда. Прошли мимо Романа в нескольких шагах. Послышался знакомый раздраженный голос:

— Надо было пристрелить его еще днем. Теперь ищи ветра в поле.

«Крепыш», — догадался Роман.

Когда разыскивающая его пара пошла вдоль второго ряда, Роман подпустил ее метров на двадцать и крикнул:

— Стоять на месте! Стрелять буду, если сделаете шаг в мою сторону!

Люди остановились в проходе между рядами, с их стороны на голос тут же прозвучало несколько пистолетных выстрелов. Одна из пуль противно чмокнула по мокрой доске прилавка над головой Романа, другая глухо ударила в мешок с сахаром. «Спасибо Татьяне, надоумила, куда поставить сахар». Еще одна брызнула в лицо грязью, угодив в лужицу у самых ног. Охранник снизу из-за мешка произвел в сторону стрелявших два выстрела из ТТ. Один из них качнулся, ухватился за опорный столб прилавка. Второй подхватил раненого, перевалил его через прилавок, перемахнул туда сам, и в обнимку пара быстро растаяла во тьме.

Вскоре появилась патрульная группа. Она прошлась вдоль первого ряда и тут же удалилась.

Стало рассветать. Земля парила сырым холодным туманом. Зябко. Не спадало нервное напряжение. Пришел Игорь. Он помог перетащить товар на прежнее место, под прилавок в первом ряду. Рассказал, что в Севске группа Скрипучего совершила нападение на райвоенкомат, убила дежурного и его помощника, забрала списки и личные дела на призывников.

— Ты тоже участвовал в нападении?

— Нет. Я проследил за ними. Кроме того, слышал разговор Скрипучего с подельниками. Если бы они знали о наблюдении, меня бы застрелили. У них это запросто, — улыбнулся Игорь грустно.

— Зачем же ты рисковал? Зачем тебе это наблюдение?

— Не нравится мне моя шоферская миссия при продавцах, а теперь еще и террористах. Мороз по коже, как подумаю, чем может закончиться. А закончится все, по-моему, довольно скоро.

— Ты же ничего не знаешь. Просто шоферил, и только.

— Теперь знаю. Делал вид, будто не догадывался, что к чему. Ума большого не требуется.

— Зачем ты мне открылся? Дело-то чрезвычайно серьезное. Ты же не знаешь, кто я.

— Мне кажется, ты не тот, за кого себя выдаешь. Если это так, мне хотелось бы поделиться с тобою кое-какими соображениями, — скорбно улыбнулся бледными губами Игорь.

— Кроме меня, ты сможешь воздержаться от разговоров с кем бы то ни было на эту тему? — резко спросил Роман.

— Конечно, если надо.

— Надо, надо. Даже очень. Продолжай свою «миссию», будто ничего не изменилось, изображай на лице улыбку. Если твои знания и сомнения станут известными кому-то, тебе несдобровать.

— Это я понимаю, — опустил безвольно голову Игорь.

О своих ночных делах Роман не стал рассказывать Шоферу. Устал тот, да и лишний свидетель ни к чему.

Когда рынок наполнился людьми, к сторожу чемоданов и ящиков подошел Блондин. Поприветствовал парня, чего от него никак нельзя было ожидать.

— Сказали, ты удрал с товарами, — недоуменно пожал он плечами.

— Типун тебе на язык за плохие слова. Мы с Татьяной так старались! И на тебе. Несправедливо!

— Ничего не понимаю. Крепыш сказал мне об этом.

— Если не умеешь пить водку, говорил мой дед, надо забавляться молочком. Полезнее, — нравоучительно изрек Роман.

— Не пьяный он. Ранен. Подстрелил его кто-то ночью. Шел, никого не трогая.

Блондин осмотрел чемоданы, ящики. Обнаружил в мешке с сахаром отверстие, из которого высовывался уголок рафинада. Посмотрел на сторожа.

— В меня тоже стреляли, мешок защитил.

После непродолжительного раздумья Блондин сказал:

— Тебе придется временно заменить Крепыша. Кто знает, сколько времени он проваляется. А дела не ждут.

— Есть же торгаши хорошие, у них лучше получится.

— Кроме как обманывать, обвешивать они ни бельмеса не смыслят.

Блондин тут же поставил задачу Грузчику. Впредь ему предстоит получать товар и распределять между торговыми точками, контролировать их работу, собирать выручку и передавать в его руки. При этом он будет оставлять десятую часть денег у себя для оплаты труда продавцов, наблюдателей, непредвиденных расходов.

— По какому принципу распределяются товары? Торговые точки у вас не равнозначные.

— Продавцам «А» и «Б» положено по два чемодана, для «В» — ящик с консервами, «Г» получает конфеты и сахар. Как только наладишь работу, сам будешь смотреть, кому что добавить, а у кого изъять. Для меня важно собрать побольше денег, остальное — твоя забота.

Завтра проконтролируешь, как идет торговля, к вечеру соберешь выручку, я тебя сам найду. Возьми в помощницы Татьяну, она знает, как определяется зарплата каждому, а Бурая пусть подберет себе напарницу по своему усмотрению.

Продавцами «А» и «Б» оказались парни, знакомые по предыдущим наблюдениям с Тимофеем, «В» — Лизка, «Г» — Женя с Иваном.

Роман зашел купить у Кирпича шурупов для навесов дверей, оставил для 567-го устное донесение по поводу своего назначения на ответственный пост в торговой среде, наличии сведений о месте нахождения важного объекта, зафиксированного засечкой по ориентирам.

XX

По цепочке Лизка — Женя — Иван Желтозубый вызвал Ланцова на «совещание». Такого еще не случалось, встреча намечалась вблизи хозяйства Кирпича. Пока пробирался через людскую сутолоку, мысли роились вокруг вопроса: что это — случайное совпадение, провокация, разоблачение? Руку с браунингом сунул в карман.

— Чего навострился? — встретил Егор вопросом Ланцова, покосившись на руку.

— Да ведь кто знает… — неопределенно ответил Сергей. — Что-то произошло или так просто?

— Произошло, произошло! Худшее. Скрипучего арестовали. Ума не приложу за что.

Ланцов знал об аресте. По его приказу Вихров провел акцию во время очередной проверки документов.

— Натворил чего-нибудь? Человек, похоже, несдержанный, грубый.

— Что-то в документах оказалось не так, как следует. Но истину нам надо установить.

— У тебя есть такие возможности? — искренне удивился Ланцов. — Дело сложное, в милиции народ серьезный.

— В Белых Журавлях нет… В других местах найдутся, — с гордостью ответил Егор и, как показалось Сергею, при этом даже выпятил широкую грудь.

— Если заартачился при проверке, разберутся, отпустят. Там тоже лишних людей держать не станут.

— Если милиция что-то заподозрит или узнает о наших делах, то выпустят на определенных условиях. Его арест может поставить под удар всю организацию.

Желтозубый искоса посмотрел на Ланцова, спохватившись, что упомянул «организацию», попытался выйти из затруднительного положения и, заглядывая Сергею в глаза, поправился:

— Я имею в виду налаженную торговлю.

— Меня по какому поводу позвал? — помог Ланцов вопросом уйти от неприятной Егору темы.

— В группе Скрипучего бесхозными остались два боевика. Возьми их в свою диверсионную группу. Дисциплину они знают.

— Ты меня хочешь окончательно превратить в диверсанта? Мне это не нравится.

— Зато тебе нравится получать большие деньги. Ничем столько не заработаешь, как тротилом.

— Хозяин может еще вернуться, потом этих людей вновь отдавать?

— Он уже не хозяин.

Через два дня Скрипучий вышел на свободу из местного отделения милиции. Документы у него оказались в порядке, вопросов никаких не задавали. Подержали и выпустили, как и было задумано Ланцовым по согласованию с Кавригиным. Арестант простыл в мрачном подземелье камеры временного содержания задержанных, кашлял с надрывом. Но, когда вышел на солнечную улицу, почувствовал весеннее тепло — посветлел лицом, задышал полной грудью. Не заходя на квартиру, сразу же направился на рынок: пусть порадуются соратники вместе с ним. Вот и Лизкин прилавок, а лицо ее сумеречное. Не здороваясь, она указала ему ладонью, чтобы посторонился, не мешал покупателям.

Через некоторое время появился Желтозубый.

— Привет! — бодро крикнул Скрипучий, радужно улыбаясь навстречу подошедшему. — Рад видеть в полном здравии.

Егор с расширенными глазами, напряженными мускулами низко опущенных бескровных губ ответил свирепым оскалом желтых редких зубов. Ноги Скрипучего моментально ослабли, вспотела спина, он попытался попридержаться за стоявшего рядом своего подчиненного по группе, но тот отстранил протянутую руку, отступил на шаг. Фальшиво улыбаясь, Скрипучий недоумевал, чем вызван гнев. Посмотрел по сторонам, пытаясь найти сочувствие и поддержку друзей и соратников, но никто проявить сочуствие не пожелал.

— За что такая немилость? — спросил он упавшим голосом. — У меня с документами все в порядке. Меня даже не допрашивали, подержали два дня в одиночке и выпустили с извинениями.

— Отдыхай. Потом позову, — с прежним выражением лица процедил сквозь зубы Егор и в сопровождении двух охранников, грозный и неприступный, растворился в людском водовороте.

Скрипучий, ошалело озираясь по сторонам и сгорбившись, словно побитая собака, побрел в сторону своей квартиры. Заныло сердце: «Что сделал не так?»

Сергей издали наблюдал за встречей подельников. Полагал, Желтозубый на этом не остановится. И действительно, вскоре Иван передал его распоряжение о немедленной встрече.

Приказав своим людям отойти, Егор сразу перешел к делу. Рассказал об освобождении Скрипучего из-под ареста. На самом деле, уточнил Желтозубый, он поляк Зенкокский. Егора насторожило, что сразу после освобождения тот прибыл к Лизкиному прилавку, но повел себя необычно для установившихся между ними взаимоотношений — чересчур развязно, панибратски.

— Каково твое мнение по этому поводу? — поинтересовался он. — Мне не хотелось бы принимать решения без тебя.

— В последнее время он проводил какие-либо акции, которые могли вывести на его след? — спросил Ланцов.

— Не особенно крупные, так, для отчета, но СМЕРШ, безусловно, не остался глухим. Признаков, что контрразведка у нас на «хвосте», нет, но всё может быть.

— Если СМЕРШ имеет подозрения или факты, сомнительно, чтобы вот так запросто Скрипучего отпустили. Другое дело, если чекисты смогли его завербовать.

— Находился он в милиции, — засомневался Егор.

— Зачем контрразведке афишировать себя? Ты дал понять, будто у тебя есть какие-то связи. Надо бы разведать, возможно, напрасно опасаемся. Дело не терпит отлагательств.

Егор надолго задумался. Ковырял носком сапога подсохшие комья грязи. Хмурил редкие брови, вздыхал.

— Чтобы не поставить под удар всю организацию, поляка надо ликвидировать немедленно. Малыми потерями можем предотвратить большие. На него будем потом валить всё и вся. Доверить больше некому, тебе поручается акция.

— Скажи на милость, — изумился Ланцов, — сколько можно проверять одного и того же человека?

— Да не о тебе речь. В твоей команде пять человек. Любой из них провернет это дело с удовольствием. Зенкокского не любили, акция никакой сложности не представляет, — не терпящим возражений голосом сказал Желтозубый. Он так и выразился: «не любили», будто Скрипучего уже не существовало.

— Те двое, которые постоянно находятся с тобою, — Ланцов кивнул головой в сторону охранников, стоявших неподалеку, — мои подчиненные. Им я поручу устранение поляка.

— Гм! — Егор с удивлением посмотрел на нового командира объединенной группы боевиков. — Этим я лично буду ставить задачи, они моя охрана.

— Ставь, я не возражаю. Мне тоже можно иметь личную охрану? Например, Ивана.

— Ты командир, делай, как знаешь.

— Мне с объединением группы зарплата прибавится? — с искренней заинтересованностью полюбопытствовал Ланцов.

— Прибавлю, прибавлю. И жду от нового руководителя группы предложений на развертывание активной деятельности. Жалко Скрипучего, — с сочувствием сказал Егор, — столько он провел удачных акций! А на ерунде провалился. Тебе бы помог.

— Известно, мелочей в любом деле много, они всегда хуже продумываются, а потому чаще являются причинами неудач. Хорошо тебе, никогда не ошибаешься, заранее знаешь, что всё получится.

— Наговорил тоже! Если бы я мог видеть эти мелочи, был бы не в этой дыре, а где-нибудь… А ты знаешь о последней операции Скрипучего? — неожиданно спросил Егор, подозрительно покосившись на Ланцова.

— Понятия не имею. Ты же мне не говорил об этом.

— Ну, да ладно. А поляка всё-таки жаль.

— Давай оставим в живых, возможно, он принесет еще пользу для организации.

Ланцов впервые применил термин «организация», не зная его смысла.

— Нет. Если переметнулся, представляешь последствия такого отступления от принятого решения? Не простят нам с тобою ни начальники, ни подчиненные.

— Теперь о моих подчиненных. Как мне их различать, если у них нет имен? — спросил новоиспеченный командир группы боевиков. — Запутаться можно.

— Ты в группе — Зверь, № 1 — твой посыльной и охранник; те, что сейчас со мною, — № 2 и 3 — из группы Скрипучего; Визглявого ты знаешь, а его помощник — № 4. Вот и всё «войско». Маловато, Надо думать, как пополнить ряды.

— За «Зверя» еще раз благодарствую, — склонил голову в поклоне Сергей, — даже приятно на душе.

— Не я придумал. Больно ты лют с подчиненными и соратниками. Они тебя побаиваются, а это хорошо.

— Каков приход, таков и поп, — переиначил Ланцов известную поговорку. — Придется поддерживать марку.

— У меня тоже нелицеприятный псевдоним. Выходит, мы с тобою два сапога пара, — без улыбки согласился Егор.

Не дожидаясь конкретных предложений по активизации деятельности диверсионной группы Зверя, Желтозубый уже следующим утром поставил задачу: взорвать железнодорожный мост через реку Большой Бурлук и тем самым на какое-то время остановить движение эшелонов, в которых наверняка будут товары, необходимые для торговли.

— Одним словом, поживимся, — потирая руки, говорил Желтозубый, будто дело было уже сделано, осталось за малым.

— А «поживиться» — это тоже мне? — с недовольством поинтересовался Ланцов. — Многовато одному.

— То дело Свирепого, — спокойно ответил Егор, — он у нас ответственный за снабжение товарами.

Желтозубый посетовал на то, что обещанной Усатым посылки все еще нет. Она должна была прийти из-за линии фронта, но груз вновь оказался перехваченным пограничниками.

— Командир роты очень активен, нам, похоже, надо будет им заняться в ближайшее время. Так предписано сверху! — указал он пальцем в бездонную синеву неба.

Егор говорил, что в настоящее время тротиловых шашек у него нет, предпринимаются еще попытки переправить посылку через передний край, но как получится — можно лишь гадать. Поэтому пока надо тщательно разведать пути подхода к мосту, потренироваться, чтобы не допустить провала операции особой значимости.

— Продумать до мельчайших подробностей, — подчеркнул Желтозубый. — Переиначивая твои слова, можно сделать вывод: неудачи кроются в мелочах. Значит, их надо увидеть.

На запряженной карим мерином телеге Зверь с Визглявым и боевиком № 4 еще затемно выехали на разведку железнодорожного моста. Путь лежал по полевым дорогам вдоль лесных полос, небольших зарослей кустарника. Решено было передвигаться по возможности скрытно, не привлекая посторонних взглядов. Если же повстречается патруль, следовало говорить, будто едут на хутор Бузулук, что расположен на берегу реки Большой Бурлук.

Дорога большей частью шла по лощине между двумя хребтами, вытянутыми на несколько километров, постепенно понижаясь к реке. Слева лесная полоса — сплошь березы. Еще голые, но с заметно позеленевшими, шевелящимися на ветру тонкими ветвями, спускающимися до земли. Мерин шел не спеша, помахивая в такт шагам длинным хвостом. Поскрипывала всеми своими частями видавшая виды телега. Управлял животиной боевик № 4. Он снял шапку, подставив солнцу и ветру слипшиеся от пота пепельные волосы, улыбался своим думам. Постепенно хребты отошли в стороны и телега оказалась на ровном широком лугу. Теперь лишь вдали виднелись небольшие рощицы, вдоль дороги проснулись первые весенние желтые цветочки. Маленькие, слабенькие, они оживили луг, подтвердили: весна окончательно вступила в свои права. С невидимого от дороги болота испуганно поднялись утка с селезнем и низко над землей понеслись к выступающему из белой полосы тумана высокому берегу реки. Солнце начинало припекать. Снял шапку-ушанку Визглявый, запрокинул голову, подставил лицо с закрытыми глазами теплым лучам.

От долгого сидения на жесткой, ходуном ходящей телеге Сергей чувствовал себя уставшим. Давила на сознание цель самой поездки. При активном участии мастеров совершения диверсий следовало провести разведку таким образом, чтобы потом провалить операцию.

Ехали молча, каждый углубился в собственные мысли.

— Слушай, Визглявый, — обратился Зверь к попутчику, — наслышан я, специалист ты хороший по подрывному делу, просвети малость, боевику № 4 тоже не помешают знания…

— Не называй меня так. Я — венгр. Зовут меня Кошут, — на высокой ноте ответил тот с заметным акцентом, жестикулируя хаотично. — Егор придумывает всем клички в отместку за свою.

Удобный момент спросить венгра о настоящем подпольном имени Желтозубого, но Сергей воздержался. Не к лицу командиру группы не знать этого.

— Кошут так Кошут. Расскажи, Кошут, о тонкостях взрывного дела. Надо же мне знать, что к чему. В деле может пригодиться всякая мелочь, а я и основ не знаю.

Визглявый заулыбался столь высокой оценке своих знаний со стороны начальника. Уселся поудобнее.

Коверкая русскую речь, венгр, как школьник на уроке иностранного языка, четко, фраза за фразой начал излагать свои знания по взрывному делу. Чувствовалось, он владеет предметом действительно неплохо.

Подогретая солнцем земля слегка парила, вокруг пробуждалась жизнь: сновали в траве мелкие жучки, букашки, суслик столбиком пригрелся на солнце, желтоклювые грачи расхаживали по бывшему овсяному полю, на которое с начала войны не ступала нога хлебороба. Невдалеке показался купол небольшой церквушки — там находилась ранее не видимая за хребтом деревня. Смотреть бы вокруг да радоваться весеннему дню и теплу. Но нет, надо слушать корявую русскую речь Кошута.

Монотонный скрип повозки, тихая погода, невыразительный голос венгра убаюкивали, погружали в блаженное состояние, морил сон. Сквозь проблески реального ощущения жизни Сергей успевал фиксировать в сознании: «…появились мины, управляемые по радио… используют наружные заряды… масса заряда определяется специальными расчетами… применяются взрывчатые вещества повышенной мощности… взрывные устройства состоят из датчика цели взрывателя и собственно взрывателя… взрыватели бывают ударные, пиротехнические, механические, электрические, магнитные…»

Возница натянул вожжи, лошадь остановилась на опушке разросшейся вширь лесной полосы. Впереди открылся пейзаж пересеченной местности с кустарником, оврагами, перелесками, вдали виднелись металлические конструкции железнодорожного моста. Всё! Дальше открыто на телеге ехать нельзя, хотя вокруг не видно и не слышно людей, движущихся по дорогам автомашин, военной техники.

Диверсант № 4 распряг лошадь, стреножил ее, пустил на выпас, Зверь с Визглявым начали сближение с мостом по извилистому, постепенно углубляющемуся неширокому оврагу. Откос с южной стороны и дно оврага еще не просохли, ноги непрерывно вязли в жирной глине. Овраг тянулся вдоль железнодорожного полотна, в отдельных местах отрогами приближаясь на десятки, в других отдаляясь на сотню метров. На одном из поворотов Сергей обнаружил виадук, от которого отходила неширокая промоина, соединяющаяся с оврагом. Заметил это и Визглявый.

— Тють взриват, — сразу же загорелся венгр. Он с удовлетворением заулыбался, сел на сухую землю с северной стороны, откуда цель хорошо просматривалась.

Командир диверсионной группы понимал, Визглявый совершенно прав. Проще простого именно здесь совершить диверсию, причем в любое время суток и максимально безопасно. Отошли за выступ оврага, где он соединяется с промоиной. Скрытно понаблюдали за отрезком железнодорожного пути с видом на виадук. Тишина и покой царили в округе. Никакого движения на земле. Лишь тихим шорохом по сухой прошлогодней траве напоминал о себе тянувший по оврагу сквозняк. В сторону моста прогромыхал порожняк с открытыми дверями вагонов и двумя прицепленными позади цистернами, издающими глухой металлический звук. Вскоре в обратном направлении прошел тяжело нагруженный состав с зачехленными танками и артиллерийскими системами большого калибра. Из единственного в эшелоне четырехосного вагона посредине состава до наблюдателей долетела песня:

…И беспрерывно гром греме-еел, И ветры в дебрях бушевали…

Вскоре голоса людей потерялись в грохоте движущегося на полной скорости поезда.

— У нас задача — железнодорожный мост, — сказал Зверь не терпящим возражений тоном.

Наблюдая за реакцией Визглявого на близко прошедший воинский эшелон с боевой техникой, он определил: венгр окончательно уверился в своей правоте. «Чего доброго, Желтозубый утвердит вариант подрыва виадука как наиболее надежный и безопасный. Надо бы отвлечь диверсанта от этих мыслей».

Идем, идем! Перед нами поставлена задача взорвать железнодорожный мост, а не мелочь всякую.

Визглявый неохотно оторвался от размышлений, еще раз посмотрел внимательно на виадук.

— Зря, — сказал он, — здесь взорвать полотно можно даже завтра. У меня есть мало тротила, но для этого объекта вполне достаточно. Мы и так уже заждались обещанных посылок.

— Могут появиться более важные цели, например, эшелон с продуктами или обмундированием, а у нас совершенно не будет тротила. Штурмом взять его у нас нет сил.

— Решение будет принимать командир, — не согласился венгр. — Один цэл хорошо, другой еще лучше, — глубокомысленно подвел он итог разговору.

Времени на разведку моста с близкого расстояния не оставалось. Зверь принял решение первый раз за мостом понаблюдать издали, с хребта. Тот возвышался на десяток метров над местностью, позволял выполнить эту задачу. Отсюда были видны сам мост, проложенные по нему рельсы, стоявшие с обеих сторон часовые. Металлические конструкции моста возвышались на несколько метров над водой. Самое важное — опоры, их количество с хребта не просматривалось. Поменяли три точки наблюдения, однако результат оказался таким же. С хребта не были видны скрытые подходы к мосту. Сергей тем не менее заметил узкую лощину, идущую наискосок от высокой предмостной насыпи к седловине.

— На безрыбье и рак рыба. Возможно, есть и лучшие подходы, но это мы выясним в следующий раз, — сказал Сергей, а сам подумал: «Если он будет когда-нибудь».

Визглявый согласился, что необходим повторный осмотр местности, но вблизи моста, без чего нельзя определить, куда закладывать заряд, сколько его необходимо и, главное, как незаметно подойти к опорам. Другие варианты подрыва объекта на начальном этапе подготовки не рассматривались.

Солнце садилось, пора было ехать в Белые Журавли.

— Сложная задача — подорвать железнодорожный мост, — рассуждал вслух венгр, — наверняка он хорошо охраняется.

— Зато хорошо заплатят, — мечтательно сказал Зверь.

— Визглявый с недоумением посмотрел на непосредственного начальника, молча уселся на телегу.

— Надо уговорить Сатану взорвать виадук, — вновь возобновил он прерванный разговор.

— Пусть решает. Наше дело — выполнять, — согласился Зверь, пытаясь побыстрее закончить разговор.

В голове напряженно работала мысль: «Сатана, Сатана… Выходит, Желтозубого так величают. Ну и ну! Не напрасно он недоволен своим псевдонимом, потому быстро согласился, что Зверь и Сатана — два сапога пара. А похож, похож. Сатана — да и только. Желтозубый Сатана, скажи ему такое, оскорбится до глубины души».

После длительных размышлений Желтозубый принял решение сначала взорвать виадук, а затем железнодорожный мост.

— Пока у нас нет тротила для моста, будем довольствоваться малым. К непосредственной подготовке диверсии приступить немедленно.

Чувствовалось, Сатана испытывает удовольствие, отдавая приказы. Даже грудь при этом по обычаю выпячивалась вперед.

Сергей попытался отговорить от затеи с виадуком, но Егор настаивал на своем:

— Нам надо показать тем, которые наверху, что мы тут сила!

— Если сейчас удастся взорвать виадук, нам потом к мосту не подобраться. Его охрану усилят многократно. Виадук же восстановят за несколько часов.

— Если нам удастся остановить движение воинских эшелонов, за это мы будем поощрены.

Егор помедлил, понял, что проговорился. Попытался сгладить опрометчивость, сказал:

— Я имел в виду, скоро нечем будет платить всем, кто работает с нами, в том числе и тебе. Запасы у Свирепого быстро уменьшаются, их надо пополнять. Нужные нам товары возят в вагонах.

Желтозубый достал из портфеля, с которым не расставался, крупномасштабную топографическую карту, положил на пустующий прилавок, углубился в изучение района предполагаемой диверсии.

— Покажи, где этот чертов виадук?

Сергей посмотрел на карту. Надписи и подписи на немецком языке, документ выполнен на хорошей бумаге, краски масштабных условных знаков яркие, цифровые обозначения и километровая сетка выполнены великолепно.

— Где такой красавицей разжился? Работать с такой картой — одно удовольствие.

— Знаем дело, не проболтаемся, — отшутился Егор. — Сможешь найти свой виадук?

Сергей без труда отыскал на карте железнодорожный мост, скользнул взглядом вдоль железнодорожного полотна, поискал лесную полосу с рощицей в конце. Вот и овраг, но вместо промоины обозначена лишь лощинка. Мелькнула мысль: «Отвести внимание Желтозубого от объекта, но Визглявый наверняка не ошибется». На глаз определил сокращенные координаты виадука, пять-шесть раз мысленно повторил цифры, чтобы надежнее запомнилось, после этого показал пальцем в ничем не выделявшуюся точку на карте:

— Здесь!

Теперь Егор сосредоточился на указанном месте: то приближался лицом к листу бумаги, то поднимал голову. Видно было, работа эта дается ему с трудом. Он сопел, тупо смотрел в одну точку, брался ладонью за бороду.

— Промоины не вижу, — наконец сказал он, не отрываясь от карты. — Тут везде ровная местность.

— Успела образоваться после последних съемок и обновлений топографической карты. Отстают немцы!

— Ничего, догонят. Дайте только срок, — самоуверенно воскликнул Желтозубый-Сатана.

Долгое изучение карты, похоже, не давало нужных результатов, он начал изучать номенклатуру, масштаб, но, не найдя ответа и там, беспомощно сказал:

— Надо бы посмотреть на месте, но времени нет. Ты уж там побывал, поступай по своему усмотрению. Командир принимает окончательное решение, это его компетенция.

По «своему усмотрению» Ланцов в первую очередь направил посыльного от Вихрова к Кавригину со срочным донесением о намерениях Желтозубого в ближайшие дни взорвать виадук, указал его координаты и направление подхода диверсионной группы, а также о расстреле Скрипучего как пособника СМЕРШ. В документе говорилось также о существовании подпольной организации с окончательно не выявленными функциями и составом под руководством Желтозубого (Сатаны), о наличии еще не выявленных у него связей с органами НКВД или милицией; включении Романа под кличкой Грузчик в группу торговцев краденым военным имуществом; стремлении Сатаны активизировать работу организации, особенно после получения из-за линии фронта тротила, об обнаружении тайного склада товаров и определении его координат.

Под утро Ланцов получил ответ разведывательного отдела войск НКВД. На листе бумаги рукой Кавригина было написано: «Выявить составляющие вражеской организации под кодовым названием «Гидра» и ее главную голову, продолжать скрытую ликвидацию активных участников, предотвращать диверсии и террористические акты». В заключение заместитель разведывательного отдела написал, что диверсионная группа по взрыву виадука будет ожидаться, ее активность сдерживать не следует, напротив, способствовать быстрейшему совершению акции.

«Итак, неуважаемый желтозубый Сатана, известна часть диверсионно-разведывательной резидентуры под названием «Гидра», ты — руководитель. Тебе противостоит оперативная группа Ланцова с задачей прекратить ее существование, предварительно выявив структуру, состав и головной орган».

С помощью Кирпича Сергей оповестил подчиненных об уточнении задач работы в составе вражеской организации.

Размышляя над имевшимися сведениями и собственными наблюдениями, Ланцов пришел к выводу: если Егор занимается лишь торговлей награбленным да совершает единичные небольшого масштаба диверсионные и террористические акции, он как вражеский агент явно недорабатывает. Не могут немцы довольствоваться этим. Тут есть что-то другое. Например, не ясно, куда идут вырученные от торговли деньги и те немецкие марки, которые неведомо откуда появляются у Сатаны. А их немало! Получаемые от Василия и из 57-й армии сведения, безусловно, для противника ценные, но они передаются от случаю к случаю. Есть какое-то главное назначение «Гидры». Это и следует выявить в первую очередь.

Пришло тепло. Стояли солнечные дни, пробуждалась активно природа. Фронт, словно ветер перед бурей, притих. Шла напряженная работа разведывательных и контрразведывательных органов в прифронтовой полосе. На плечи небольшой оперативной группы Бодрова была возложена тяжелая ноша оперативной разработки вражеской организации с гадким названием «Гидра».

Перед совершением диверсии на виадуке Сергей еще раз попытался отговорить Сатану от акции.

— У меня такое чувство, — горячился он, — что недостаточно продуманная акция может выйти нам боком. Наблюдали объект издали, а что там вблизи — неизвестно. Надо бы еще раз побывать там с разведывательными целями.

— Всё будет нормально, — заверил Егор, — нам за это малое дело скажут спасибо, тебе же оплата будет вдвойне. Нужен результат!

Диверсионная группа в составе четырех человек выехала к виадуку засветло. Кроме тех людей, которые ранее участвовали в разведке, в ее состав был включен боевик № 2. Он управлял лошадью.

Сумерки наступили быстро. Сгустившиеся к вечеру тяжелые облака закрывали небесный свет. Ехали молча в кромешной темноте. Пахло росой. Только карий мерин да помощник Визглявого умудрялись не сбиться с пути. Усилился ветер. Начали разрываться облака. В образовавшихся проемах показались яркие, крупные звезды, стали видны силуэты сидящих на подводе людей.

Пространство между двумя хребтами ночью казалось суженным, мрачным. Справа и слева ни проблеска, сплошь темнота. В ночной тишине, нарушаемой лишь шорохом сухой прошлогодней травы на ветру, начал ощущаться болотный запах, которого днем не было слышно. На дороге появились небольшие, поблескивающие звездами лужицы, лошадь преодолевала их со смачным хлюпаньем. Тихо переговаривались венгр со своим помощником, обсуждая детали предстоящей акции.

Сергей в задумчивости отвлекся от реалий. Как в боевой обстановке, его мозг обостренно анализировал возникшие обстоятельства. Тревожила мысль: как поступить, учитывая предупреждение Кавригина?

Ситуация же складывалась со многими неизвестными. Состоится ли обещанная встреча диверсантов у виадука?

Если да — одно, а нет — совершенно иное дело. Закладывать тротиловый заряд пойдут двое, третий остается со взрывной машинкой. Как поведет себя оставшийся диверсант, когда не будет той пары и в случае провала акции? Как поступить, если закладка подрывного устройства на объекте будет осуществлена успешно и Визглявый с напарником возвратятся? Диверсия-то не должна состояться в любом случае. Стоит в чем-то ошибиться — и поминай, как звали. Он не сомневался, венгр и его сообщники соответствующий инструктаж получили. Был уверен и в другом: несмотря на запрет экипажу иметь оружие, на случай встречи с патрулем каждый диверсант держал в кармане пистолет или фанату. Командир диверсионной группы тоже проигнорировал распоряжение Сатаны, спрятал на груди свой надежный браунинг.

Неожиданно мерин остановился, даже подался на полшага назад. Все застыли с вытянутыми шеями, вглядываясь в темноту. Впереди метрах в тридцати-сорока парами перемещались светящиеся точки. Что-то манящее, притягивающее было в этих огоньках. Слышался нетерпеливый скулёж, возня. Волки! Целая стая! Волосы на головах диверсантов зашевелились: фронт остановился, волки, как и другое зверье, начали возвращаться в обжитые места. Подгоняемые голодом, они нападали на все живое. Несдобровать было и человеку, особенно безоружному.

Сергей усмехнулся про себя, увидев, как его попутчики дружно опустили руки в карманы, внимательно наблюдая за зловещими светлячками. «Ну, очень дисциплинированные подручные у Сатаны!» Он знал из рассказов отца, что волки редко нападают на группу людей, боятся, когда человек издает какие-либо резкие звуки или просто кричит: «Аря…аря…аря…» Вскоре четыре здоровые глотки мощным аккордом «аря» огласили округу. Огоньки впереди, не удаляясь, начали не спеша растекаться по обе стороны от дороги, затем вновь сомкнулись, но уже позади подводы.

— Они нас окружают, что ли? — испуганно спросил неизвестно кого боевик № 2.

— Это у них запросто, — ответил помощник Визглявого. Для удобства отражения нападения зверья он пересел на задок подводы. — Моего соседа съели волки. Решил он однажды покататься на лыжах вдоль лесной полосы…

Подбодренная громкими возгласами, уверенно пошла вперед лошадь. Светящиеся в темноте волчьи глаза еще долго держали в напряжении людей.

Сергею вспомнился жуткий рассказ матери о нападении стаи волков на родственников. Ее дедушка Михаил Данилович с женой и дочкой возвращались с крестин из станицы Ярыженской. Была лунная морозная ночь. Снег ровным пушистым покрывалом укутал землю. Розвальни бросало из стороны в сторону на плохо наезженной зимней дороге с намерзшими наледями, что вынуждало путников крепко держаться за внутреннюю обвязку саней. Но потом дорога выпрямилась. Пара добрых лошадей мерно трусила по скрипучему настилу, пофыркивая на холодном воздухе. Мария Максимовна сидела спиной к мужу, рядом, закутанная в теплое одеяло, тихо посапывала дочка Поля. Дремала и она сама.

Очнулась бабушка от ощущения неясной тревоги. Позади саней в паре десятков метров увидела множество темных силуэтов со сверкающими глазами. Волки! «Бог ты мой, сколько их! И все голодные». Обернулся Михаил Данилович. В следующее мгновенье понесли кони, почуяв лютого зверя. Дедушка держал вожжи, направляя лошадей на проезжую часть разбитой дороги. Розвальни бросало из стороны в сторону, холодный воздух вьюжил за санями, в клубах снежной пыли то и дело показывались клыкастые морды. Когда это случилось, баба Маня вспомнить не могла, но вдруг волки разом отстали. И тут она обнаружила, что завернутого в одеяло ребенка рядом не было. Не помня себя, бросилась с саней спасать дочь, перекувыркнулась несколько раз в снегу и осталась сидеть на дороге.

Обнаружив пропажу жены и дочери, Михаил Данилович осадил лошадей, развернулся и погнал их в обратную сторону с той же резвостью. Подобрал жену, вскоре на дороге показался сверток. Кони остановились. Дочка с открытым личиком спокойно лежала в колее. Алчная братия невдалеке поблескивала глазами, но в погоню вновь не бросилась.

Родители постарались забыть о страшном происшествии, но один глазик Полины перестал видеть, напоминал о случившемся. Оставил волк на всю жизнь свою отметину. Верующая бабушка говорила потом, что бог не мог допустить, чтобы сразу после крещения ребенок был растерзан зверьем.

…Из-за опасности нападения волков диверсанты не решились оставить лошадь на опушке лесной полосы, как это было днем. Пользуясь темнотой, подъехали поближе к месту, откуда начиналась промоина, идущая непосредственно к виадуку. Днем она была на виду, ночью едва не прошли мимо. Во время дневной разведки венгр натянул возле нее шпагат поперек оврага. Теперь простое устройство сработало.

Решением командира группы доставка к виадуку взрывчатого вещества, его закладка, установка взрывателя, подключение к телефонному кабелю, а после возвращения — подсоединение провода к подрывной машинке поручались Визглявому. Его помощник отвечал за вытягивание к месту диверсии и безотказную работу телефонного провода, отремонтированного в нескольких местах после порывов. Он же помогал венгру. Визглявый, кроме того, должен был самолично нажать на красную кнопку немецкой взрывной машинки. Возможность полюбоваться зрелищем совершенной диверсии предоставлялась всей группе. Последующие за этим действия в значительной мере связывались со способностями ног карего мерина.

Вначале все шло согласно решению командира группы. Визглявый взвалил на плечи взрывчатку, помощник потянул телефонный кабель, боевик № 2 удерживал катушку с проводом на коленях. Требовалась мягкая амортизация, чтобы не допустить его порыва. Ушла диверсионная пара, не спеша, рывками уползал в темноту кабель. По низине потянуло стужей.

Сергей посматривал на катушку, оставшийся несмотанным провод, мысленно определял место нахождения Визглявого и его напарника. По расчетам венгра, от подводы до виадука провода должно было хватить. Медленно тянулось время, росло напряжение. Видимо, оно передалось даже лошади. Та перестала щипать травку, водила ушами, смотрела на ускоряющееся вращение намоточной рамки. Вскоре ее движение остановилось, телефонный провод кончился, натянулся, грозя оборваться. Боевик № 2 посмотрел на Зверя, тот поднялся с земли, взял в руку кабель и двинулся в сторону виадука, вслед за ним с катушкой в руках пошел боевик в ожидании, когда натяжение ослабнет. Прошедший днем дождь вконец испортил дно промоины: ноги скользили, на подошву сапог налипали комья грязи.

Внезапно впереди послышались приглушенные голоса, затем длинная автоматная очередь, хлопнуло несколько пистолетных выстрелов, опять заработал ППШ, и вновь тишина, давящая на уши и сердце. Остановилось движение провода, выждали две-три секунды, боевик потянул его на себя, крутнул ручку, кабель начал свободно наматываться на рамку.

— Тр-рэ-ба тик-кат-ить, — заикаясь, прошептал диверсант.

Руки его заметно дрожали, даже в темноте было заметно побледневшее лицо, расширенные от ужаса глаза.

— Да не дрожи ты. Смотреть тошно. Мотай быстрее! Второй катушки у нас нет, а эта пригодится еще для других дел. Не привезем назад, Сатана за нее голову снимет тебе и мне, — грубо прикрикнул Зверь на подчиненного, хотя и видел, тот крутит рамку на пределе возможного.

Сергей понимал, произошло то, о чем предупреждал Кавригин. Акция по взрыву виадука закончилась лучшим образом. Теперь следовало успокоить боевика, доставить его для отчета Сатане.

Лошадь во всю прыть неслась по знакомой дороге в Белые Журавли. Серый рассвет пробирался сквозь толщу ночной мглы, свежий ветер холодил лицо. Боевик № 2 плакал, судорожно вытирая кулаком слезы.

XXI

Сатана рвал и метал по поводу провала диверсии на виадуке. Он ходил широкими упругими шагами из комнаты в комнату Лизкиной квартиры. Сегодня намечалось отпраздновать успешное проведение операции на железной дороге. Такой повод давно ожидался. Елизавета расстаралась, стол ломился от угощений. Откуда только что взялось! Вроде бы и войны нет.

— Это надо же, последний тротил израсходовали без толку, погибли лучшие минеры, — сокрушался Егор.

Сатана вправо-влево мотал головой, пытаясь отогнать, как назойливых мух, мысли о случившемся, бессмысленно ударяя кулаком одной руки в ладонь другой, вздыхал.

— Что мы сделали неверно? — воскликнул он. — Дело-то казалось простым. Чего молчишь, Зверь?

— От Сатаны слышу.

Будто натолкнувшись на невидимую преграду, Егор остановился, посмотрел внимательно на Сергея широко раскрытыми глазами.

— Откуда тебе известно о Сатане? — спросил он, понизив голос и пригнув голову, словно пес, готовый ринуться в драку с шипящей кошкой.

— Визглявый просветил, — спокойно ответил Сергей.

— Он что, дурак?

Егор помолчал, походил по комнате.

— Дураком был, дураком и помер, — более спокойно продолжил он. — А вдруг не помер, вдруг его захватили чекисты? Такое может быть? Что тогда?

Вопросы Сатана задавал самому себе и тут же отвечал.

— Тогда будет очень плохо мне и тебе, — ткнул он указательным пальцем Зверя в грудь. — Ты только встал на дорожку, где каждый шаг надо продумывать, а у меня уже есть солидный опыт.

— Ты говорил о каких-то связях со СМЕРШ, — приврал Сергей. — Надо узнать, что случилось с Визглявым, а уж потом будем решать, паниковать или плясать от радости.

— Я тебе говорил о связях? — Егор опять словно споткнулся, остановился на полушаге, повернулся к собеседнику массивной фигурой, недоуменно сдвинул брови, насупился. — Не помню такого.

— Старость — не радость, — откликнулся Сергей.

— Не такой уж я старый, — огрызнулся Егор.

Дальнейший разговор о связях он не продолжил, но вновь задумался. Потом, подняв глаза, сказал утвердительно:

— Узнаю!

О многом предстояло подумать Сатане на трезвую голову. На трезвую не получалось: то радости, то горести, каждый день что-то случалось, а если нет — одолевала скука.

Пришел Зитцер, прогундосил своё «здрассте» и сразу же уселся за обильный стол. Его примеру последовал Егор, широким жестом хозяина пригласил Сергея разделить трапезу, указав на табуретку напротив себя.

Усилился ветер, внезапно одна из ставней с громким стуком раскрылась. Егор и Зитцер тут же оказались с пистолетами в руках, Сергей крутнул фитиль лампы, и свет в комнате погас. Втроем внимательно понаблюдали за едва видимой улицей. Лизка спряталась за печкой. Ланцов в тишине вышел из комнаты, закрыл ставню, возвратился, чиркнул спичкой, зажег лампу. Всё ещё с пистолетом в руке, Сатана грузно повернулся к хозяйке дома.

— Смотреть надо! — прикрикнул он на Елизавету.

Лизка за стол не уселась, осталась возле плиты, растерянно поглядывая на грозного гостя.

— Дел у меня много, — промолвила в оправданье.

Егор налил всклянь по граненому стакану водки, приподнял свой, посмотрел на свет — слезинка! Провозгласил тост:

— За упокой душ Скрипучего, Визглявого и его помощника Крепыша, умер этот от случайного ранения на рынке. Господи, когда же эти бандиты переведутся? — взмолился он.

— От нас тоже кое-что зависит, — ответил Зверь.

— Не будем чокаться. За упокой…

— Если выпью ещё и за здоровье столько же, окажусь под столом, — глядя на стакан, сказал Сергей, — а из названных лиц мне не все известны.

— Пей, сколько душа требует, — разрешил Егор, — насиловать себя, как и других, — грех великий.

Второй тост провозгласил Зитцер за активную работу родной организации и «шоб бис потэр».

За «родную» пришлось допить оставшуюся в стакане водку.

После обильного ужина мужчины углубились в свои разговоры, Елизавета приступила к уборке. За весь вечер она не промолвила ни слова.

Под парами выпитого характер разговора людей, собравшихся вроде бы порассуждать лишь о заработках, изменился. Валять дурака никому не хотелось, разговор шел напрямую, в открытую. Развалясь на полдивана, Сатана вновь принялся рассуждать о причинах провала операции.

— Я долго готовил людей и себя к диверсии на железной дороге — вы даже не представляете её важности, — обратился он одновременно к обоим собутыльникам, — а она провалилась в одночасье.

— Одной разведки оказалось мало, потому и напоролись на засаду. Надо было понаблюдать не только днем, но и ночью, — ответил Зверь, — мы бы заметили её.

— Можно до конца войны пронаблюдать, — включился в разговор Зитцер.

— Спешка нужна при ловле блох. Не всё было до конца продумано, сам же говорил, — обратился Сергей к Сатане, — надо обращать внимание на мелочи, тогда не будет провалов. В другой раз будем учитывать горький опыт.

— Одно и то же дважды не повторяется, обязательно будет что-то другое, по-иному решать придется, — глубокомысленно прогундосил Зитцер.

— Нам сейчас надо придумать, как о провале операции сообщить руководству, — сказал Егор, — там интересуются лишь успехами, а неудачников не уважают.

После бурных дебатов о том, каким образом доложить о результатах ночной вылазки, было принято предложение Зверя вообще ничего не сообщать до лучших времен не только наверх, но и Усатому. Возможно, удастся справиться с железнодорожным мостом, тогда вспоминать о виадуке никто не захочет.

Удрученно подперев кулаком голову, поглядывая на Зитцера, Сатана неожиданно сказал:

— Только твоя группа по сбору информации с периферии работает сейчас нормально, на старых запасах живет Свирепый, он своевременно подпитывает торговлю, благодаря которой появилась возможность скрытого прохождения оперативной информации внутри организации и за её пределами.

Тут же Егор сообщил свое решение: курьерские обязанности Ивана в Севск передать боевику № 2, одному оставшемуся в живых из группы Скрипучего, других кандидатур не было.

— Не возражаешь? Ты его непосредственный командир, тебе бы надо решать вопрос, — обратился он к Зверю.

— Я людей знаю меньше, какие могут быть возражения? Одно лишь могу сказать: он трусоват. Когда раздались выстрелы у виадука, боевик начал дрожать, как лист осиновый, — ответил Сергей.

— Это мне известно. Можно добавить — большой любитель выпить, особенно за чужой счет, но обладает несомненным положительным качеством — хороший исполнитель. Не задумываясь, выполнит любой приказ.

— Его задача, — включился в разговор Зитцер, — привезти посылку от Ганки. Думать при этом не обязательно. Как только выполнит задание, пусть пьет себе на погибель.

— Не знаю, не знаю, — отговаривался от решения Зверь, — у меня теперь не остается людей для минно-взрывных работ. Сам потребуешь в скором времени новой подготовки диверсии на железной дороге, а с кем мне выполнять эту задачу?

— Номер два никакой не взрывник. Совершенно неграмотный человек, используется только на подхвате.

Зитцер не был осведомлен о том, в какой мере Зверь в курсе деятельности организации «Гидра», начал рассказывать Егору о своих проблемах. Г оворил как бы в задумчивости, опустив голову. Сатана глазами, мимикой пытался помешать ему раскрывать детали работы своей группы, но тот не обращал внимания на начальника.

Показывая нежелание вслушиваться в разговор, не имеющий к нему отношения, Сергей поднялся из-за стола, подошел к Елизавете, возившейся у плиты, попросил разбавленного тернового сока, который она только что убрала, поинтересовался её здоровьем.

— Ничего, слава богу, — ответила хозяйка квартиры.

Зитцер между тем докладывал, что связь с агентурой в населенных пунктах налажена плохо. Осведомители сами вынуждены периодически наведываться в Севск, отыскивать на рынке «квадратного» мужичка, а уж потом через Г анку сообщать нам полученные сведения. Но Квадратный, непосредственно связанный с шофером из штаба 57-й армии, часто отсутствует по своим делам. Информация тем не менее поступает важная, не терпящая проволочек с доставкой по назначению.

Сергей подошел к столу, Сатана покосился на него, попытался что-то сказать, но лишь махнул рукой, как бы разрешая присутствовать при конфиденциальном разговоре.

— Мне нужен человек, — продолжил Зитцер, — который с хорошими документами смог бы ездить по населенным пунктам и собирать у осведомителей накопившуюся информацию, передавать им деньги, он же будет встречаться в Севске с Квадратным, забирать у него имеющиеся сведения.

— А чем ты будешь заниматься, если всю работу по сбору информации будут делать другие, — пьяно спросил Сатана.

— Анализировать полученные материалы и с готовыми выводами передавать тебе, корректировать работу осведомителей. Очень противоречивые поступают сведения, порой не знаешь, чему верить, требуются проверки, перепроверки.

— У тебя есть кандидатура? — оживился Егор.

Зитцер на короткое время задумался, как бы подчеркивая важность момента и значимость сведений.

— У Ганки, что торгует продуктами в Севске, да ты её знаешь, через неё поступают сведения сюда, появился любовник. Зовут его Виктор Викторов. Помогает продавщице в торговле, ублажает её в других делах. Здесь, в Белых Журавлях, у него есть жена, зовут Марией, живет недалеко от рынка. Этот Виктор часто бывает в Севске. Когда здесь, живет с женой, а уезжает в районный центр — ночи проводит у Ганки.

— Шустрый! — заулыбался Сатана. — Переманить его в Белые Журавли будет трудно. Привычка вырабатывается на фоне положительных эмоций. Нужны веские основания перебороть её. Деньги он любит?

— Даже очень! Лишнего не позволяет себе, ни единого раза не был замечен в нетрезвом состоянии, но Марию и Ганку не обижает. На них и расходуется.

— Ты его не знаешь ненароком? — с подозрением посмотрел Егор на Зверя.

— Откуда? — вопросом на вопрос ответил Сергей.

— Среди своих переселенцев поспрашивай о нем, возможно, и Мария такая же жена, как и Ганка.

— Выясним, — заверил Зверь, — заодно понаблюдаем за Марией, возможно, её привлечем к нашему делу.

— Хорошо, даже очень, — отметил старание подопечного Сатана, — кадры проверенные нам позарез нужны. Можно было бы и твою девчонку привлечь для дела, Г аля её, кажется, зовут?

— Молода она ещё для серьезных дел.

— Ну, ну, — ухмыльнулся Егор, — но подумай. Симпатичным легче работается на любом месте.

— Мне нужны мужчины, с них спросить можно, а женщина слезу пустит, вот и весь ответ на провалы в работе.

— Где этих мужчин взять? Посмотри вокруг, одна шобла осталась. Но понаблюдать надо, на рынке народ всякий бродит.

— Мы с Иваном поработаем над этим вопросом, — пообещал Сергей.

— Бери этого Виктора под свою ответственность в помощники, — вновь обратился Сатана к Зитцеру, — и давай определим ему псевдоним — Шустрый.

— Шустрый так Шустрый, — согласился тот.

После ухода Зитцера Егор пригласил Зверя сесть рядом. Доверительным полушепотом, глянув на Лизку, чтобы она не услышала, рассказал:

— Свирепый в Уразово совсем от рук отбился: не является по вызову, не отвечает на запросы, информацию передает через посыльных.

— Он на самом деле такой сильный, злой, безжалостный, коли его Свирепым называют?

— Да нет, — ответил Егор, — сморчок сморчком. Чихни рядом, упадет. Кличку Свирепый дали, чтобы подчиненные боялись, но выражение лица у него свирепое. Безрассудно смел, хитер, кого угодно вокруг пальца обведет. Честно говоря, я его иногда побаиваюсь, не знаю, что у него на уме.

— Хочешь услышать мое мнение?

— Зачем бы я начал разговор? — вопросом ответил Егор. — Мне не с кем больше посоветоваться.

— В любой организации должен быть один начальник. Организация — упорядоченная деятельность группы людей, решающих единую задачу. Анархия — хаотичность, отсутствие системы — имеет свойство погубить любое дело. Не будь анархии в России в 1917 году, не было бы и этой войны, которая поставила громадную страну на грань гибели. А всё началось с малого: неисполнение царских указов, критика в его адрес. В адрес царя! Наместника бога на земле!

— Сатана предложил ещё выпить, но Сергей отказался, сославшись на то, что желудок отказывается принимать спиртное, а состояние опьянения ему не по душе. Не поддержала друга ненаглядного Елизавета. Она откровенно клевала носом, неестественно улыбалась, если к ней обращались с вопросом гости. Всем своим видом показывала: пора кончать вечеринку. Истинный хозяин дома налил себе полстакана водки, молча выпил, похрустел соленым огурцом, осоловело посмотрел на Сергея.

— Хочу заменить Свирепого Зверем. Звучит, а? — хохотнул он.

— Зверя будут бояться больше.

— Я в Уразово не поеду. Мне необходимо быть в Белых Журавлях. Тут дел хватает.

— Понимаю! — осклабился Сатана. — Конечно, молодая, симпатичная… Выходит, положение безвыходное?

— Из любого положения есть не менее одного выхода. Например, ставку Свирепого перенести в Белые Журавли или на его место назначить другого человека. Диверсионная группа — не менее важный участок работы.

— «Ставка», — хмыкнул Егор, — блиндаж в лесной полосе да спрятанная невдалеке полуторка. Но ставка (Сатане явно понравилось это слово) замаскирована так, что вблизи не обнаружишь.

— Какими силами располагает Свирепый?

— Два дезертира — его охрана, они же грузчики и ударная сила, живут постоянно с ним. Шофер, женщины — охранницы склада, сколько их — не знаю, да кладовщица — все из соседнего хутора.

— Чем конкретно занимается Свирепый? Возможно, целесообразнее объединить его группу с моей?

— Грабежи на грунтовых, шоссейных и железных дорогах, нападение на склады, магазины. Добытыми его группой товарами снабжаются торговые точки на рынках. Наша организация на самообеспечении. Чем поживимся, что продадим, тем живем, — разоткровенничался Сатана.

— Только от Свирепого зависит существование организации? Дел у него много, а людей мало.

— В своей манере не отвечать на поставленные вопросы Сатана сначала долго говорил о трудностях с приобретением военного имущества и продовольственных товаров, работы с дезертирами. Из его сбивчивого, часто прерывающегося пьяными паузами рассказа можно было уяснить, что безымянные и бесправные дезертиры — костяк всей организации — управляются лишь страхом да зуботычинами. Свирепый, например, особенно ретивых расстреливает лично. Когда дезертиров накапливается слишком много, Свирепый провоцирует между ними взаимные ссоры, которые разрешаются только дуэлями с обязательным контрольным выстрелом в ухо побежденному. Раненых он не держит, не жалуют их и в других группах, как, впрочем, и больных.

— Один счастливчик продержался у Свирепого три месяца, пока не надоел. Все остальные работают у него совсем мало, живут одну-две акции, не более, — усмехнулся Егор.

— Живодер! — прокомментировал Зверь.

— Заботится о чистоте кадров. Это необходимо, чтобы не допустить утечки информации о группе. Тебе тоже предстоит заниматься додобными делами.

— В других группах такой же принцип подбора кадров?

— По-разному, в зависимости от наплыва дезертиров.

Бесцельно поводив вилкой по скатерти, Егор посмотрел на заснувшую Елизавету, сказал:

— Принимай Свирепого вместе с шайкой под свое начало, приведи его к беспрекословному подчинению.

— Я не специалист по грабежам. И сказал уже, в Уразово не поеду.

— Твой штаб будет здесь, в Журавлях, Свирепого назначишь своим помощником. Он там и будет жить в своем бункере. А ты с ним будь построже. С подачи покойного Визглявого, он стал тебя побаиваться. Венгр рассказывал ему о тебе жуткие истории.

Знакомство со Свирепым произошло значительно раньше, чем предполагалось. Сергей шел по рынку, размышляя о превратностях судьбы: надо же оказаться в роли руководителя разбойников с большой дороги, питавших вражескую подпольную организацию «Гидра».

Возле прилавка Кирпича в ящике с шурупами копался невзрачный щуплый мужичок. Одет был по-весеннему легко, но обут в тяжелые немецкие сапоги с широкими голенищами, в которых тонкие журавлиные ноги казались детскими. Ланцов намеревался пройти мимо, обстановка не располагала к беседе с хозяином прилавка, хотя тот внимательно глядел в сторону командира оперативной группы. Мужичок оторвался от метизов и двинулся вслед. Не прошел Сергей пары десятков метров, как тот нагнал его, взял за рукав.

— Хочу познакомиться со Зверем, — без эмоций прохрипел незнакомец.

— Сергей не сразу сообразил, что обращение адресовано ему. Кроме Сатаны по этой бандитской кличке к нему ещё никто не обращался, однако понял: кто-то из «своих».

— Кто удостоил меня своим вниманием?

— Свирепый! — довольно громко представился тот.

— Ты в лесу, что ли? — насупил брови Зверь. — Наш разговор не для посторонних ушей. Чего это вдруг так громко и открыто? Хотел меня перед кем-то разоблачить?

— Что вы! Просто так вышло. Мне тоже очень не хочется, чтобы меня разоблачили, — сразу сникшим голосом пролепетал мужичок, оглядываясь по сторонам.

Опустив руки по швам, как провинившийся солдат перед строгим командиром, Свирепый виновато улыбнулся:

— Мне бы с вами хотелось поговорить.

— О чем? — сурово посмотрел Зверь на мужичка, которому явно не подходила кличка Свирепый.

— Вы назначены моим командиром, — ответил тот, втягивая голову в плечи, словно ожидая внезапного удара.

«Командир» глянул на подчиненного сверху вниз, появилось едва сдерживаемое желание садануть его между глаз. «А вдруг голова оторвется, шея-то вон какая тонкая», — промелькнула мысль. Сергей даже улыбнулся, настолько дурацкой она ему показалась. Свирепый принял улыбку как знак доброго расположения. Заискивающее выражение его лица несколько сгладилось. Теперь на Сергея смотрели тёмные глаза с узкими, как у дикого зверя, зрачками. Егор рассказывал о гипнотизирующем воздействии на людей этих глаз. Серые с желтизной впалые щеки, небольшой с горбинкой нос, тонкие брови, почти сходящиеся у переносицы, придавали лицу свирепое выражение. Подумалось: «Свирепое лицо, а шея тщедушная».

— Какие-с будут указания? — по-старомодному осведомился Свирепый, причем прозвучало это несколько дурашливо.

Однако общий вид угодничества и пришибленности быстро изменился. Лицо мужчины вскоре приобрело самодовольное и даже нахальное выражение.

— В разговоре со мною дурацкое «с» вставлять не обязательно. Без моего разрешения расстрелов не производить. Это мои подчиненные, а не ваши. Работу активизировать так, чтобы не было перебоев в торговле. Возле бункера мусор не раскидывать, траву не убирать, он должен быть замаскирован так, чтобы в метре не было видно присутствия жилья. Спустя какое-то время проверю. Каждую пятницу приезжать на это самое место без дополнительного вызова. Жилище приведите в порядок, сами вместе с подчиненными больше бывайте на воздухе. В нашем деле люди нужны здоровые, а не с желтыми лицами.

— Слушаюсь!

— Почему стали отлынивать от явки в Белые Журавли по вызову Сатаны, не отвечаете на запросы?

— Да пошел он со своими указаниями куда подальше, — пробормотал Свирепый, глядя в землю. — В гробу я видал его запросы.

— Ну, ну! Давай выкладывай, что у тебя затаилось на душе. Командир будет тогда хорош, если знает о подчиненном всю подноготную. В нашем деле это тем более важно.

— Катька была моей женщиной. Как она мне улыбалась! Вы знаете, что такое рай? — спросил он неожиданно. — Не знаете! И никто не знает. А я жил в раю, пока Сатана не развеял мою любовь, как дым. Меня отослал в бункер, Катю забрал в любовницы, а потом убил. Как я должен после этого относиться к нему?

Свирепый отвернулся, помолчал. Сергею показалось, будто он горестно всхлипнул. Можно было бы посочувствовать, пожалеть несчастного, но… живодер ведь настоящий!

— Не иначе как рассчитаться задумал?

— Не ваше дело, — очень непочтительно, даже грубо ответил Свирепый.

— Если не по зубам орешек, покорись судьбе, выбери другой, который помягче.

— Как бы не так. Катя до сих пор снится живой, просит отомстить. Зарезали ее, как безропотного барана. Он и назначил вас командиром группы, чтобы отгородиться от меня. Побаивается. И правильно делает. Надо ему опасаться. Пусть почувствует, каково мне. Душа выгорела дотла.

Свирепый намеревался уйти, но потом остановился, посмотрел Сергею в глаза, попросил, чтобы он не говорил Сатане о их встрече. Прибыл в Белые Журавли без его ведома, чего не имел права делать. Свое посещение объяснил желанием познакомиться со Зверем до того, как Сатана сделает это принародно, на сборе командиров групп всей организации, как это было принято.

Зверь пообещал сохранить в тайне их встречу, чему Свирепый искренне обрадовался.

— Мы с вами ещё поработаем! — заверил он.

Сергей не придал особого значения встрече со своим свирепым подчиненным, оказавшимся меланхоликом, но готовым отомстить за разрушенную любовь своему всесильному начальнику. Люди такого типа обычно вяло реагируют на житейские неурядицы, ни во что не верят, ждать от них инициативных действий не приходится.

Ближе к полудню он встретился с Сатаной возле Лизкиного прилавка. Чтобы не мешать разговору мужчин, она отошла к продавщице напротив, изредка поглядывая на них. Дул сильный боковой ветер, скрипела крыша над прилавком.

Егор хотел посоветоваться, где и когда организовать встречу Зверя со Свирепым для знакомства и обсуждения вопроса, как увеличить объем торговли. Он стоял в полуметре от собеседника и вдруг с побледневшим лицом повалился в его сторону, ухватился за рукав. Сергею показалось первоначально, Сатану качнуло с похмелья. Он придержал навалившегося на него человека, подтащил его к прилавку и только тут заметил, что его правый рукав в крови. Подбежала Елизавета, истошным криком «Уби-ли-и!..» огласила известием рынок до самых дальних его окраин. Сергей вынужден был прикрыть ей рот пятерней.

— Помолчи, дура, патрули заявятся немедленно, Егора твоего уведут для разбора дела, откуда он вряд ли возвратится.

Лизка притихла, настороженно вглядываясь в окружающих людей, как бы желая увидеть, кто стрелял.

Показалась группа патрулей, но Сергей заслонил собою Сатану. Ничего не обнаружив, наряд прошел мимо.

Сатану не убили. Стреляли из малокалиберной винтовки, пуля попала в шею, не нанеся серьезных повреждений, если не считать шока из-за психологической травмы при виде собственной крови. Обошлись Лизкой и соседской бабулей с её многочисленными, на все случаи жизни травами и советами.

В течение недели Егор ни с кем не встречался, никого не приглашал, потом так же неожиданно появился на рынке, как и пропал после ранения. Будто ничего не произошло, хотя шея под серым шарфом была забинтована, он выпалил Сергею не здороваясь:

— Я знаю, кто стрелял, хотя подозревать можно многих. Тебя исключаю — был радом.

— Кто же этот мазила? Или просто посчастливилось? — поинтересовался Сергей.

— Свирепый! Он специалист стрелять в упор и только в затылок. Так он не мажет. А тогда ветер помог отвести пулю в сторону.

— Кто сказал, что он стрелял в тебя? Возможно, случайность.

— На рынках просто так пули не летают. А гада вычислил сам. Даром ему это не пройдет. Поручаю тебе ликвидировать Свирепого. На моем ранении он не успокоится.

— Опять мне?

— Сразу видно, никогда ты не был ни командиром, ни руководителем. Ты — это вся твоя команда, а в ней шесть активных штыков. Молодцы — один к одному.

— Почему он на тебя ополчился? На командира руку может поднять лишь преступник.

— Он и есть преступник. А счеты у нас с ним давние. Но в последнее время Свирепый прямо-таки оборзел. Вызывай по рации. Меня он проигнорирует.

— Я же не имею радиостанции, — удивился Зверь. — Могу послать за ним посыльного, но дело затянется на какое-то время. По-моему, оно требует спокойного развития событий. Возможно, одумаешься.

— Дело не терпит, и я не изменю решения. Возьми мою рацию. Поручи акцию боевику № 3. Он кавказец, кто по национальности — не знаю, но убить человека ему ровным счетом ничего не стоит. Контролировать не надо.

Боевик № 3 с лицом, заросшим черными волосами до самых бровей, из-за которых жутковато поблескивали белки глаз с маленькими кружочками зрачков, воспринял распоряжение Сатаны спокойно, будто планировалось обыденное дело. Лишь кивнул головой в знак согласия.

Свирепый ожидал вызова, прибыл без промедления и сопровождавших к Лизкиному прилавку. Здесь его поджидал боевик № 3, который сообщил, что Сатана ждет и желает встретиться с ним в лесной полосе за Белыми Журавлями. Разговор предстоит долгий, поэтому не хотелось руководителю организации привлекать внимание посторонних людей.

Свирепый, видимо, заподозрил неладное, когда понял, что Зверь не собирается ехать вместе с ним, внимательно посмотрел в глаза Сергею.

— Я Сатане не говорил о нашей встрече. Кто в него стрелял, он не знает. После ранения упал духом, — ответил Зверь на немой вопрос.

Повеселевший после слов командира группы, прибывший вновь помрачнел, когда рядом с собою на бричке увидел лопату с остро отточенным концом, а впереди за ездового уселся боевик № 2.

Ехали молча. Встречные патрульные группы не обращали на него внимания. Из-за рваных облаков выглянуло солнце, весенний ветер теребил волосы на непокрытой голове Свирепого. Тучный № 3 неотрывно глядел на его новые добротные сапоги, легкую армейскую куртку, которые обычно носят летчики. Свирепый не обращал внимания на пробуждающуюся природу. Одна сверлила мысль — как выкрутиться из создавшегося положения. В свидание с Егором он не верил, разыгранная комедия с предполагаемой встречей наедине для серьезного разговора применялась им самим, когда требовалось кого-то ликвидировать. О чем-либо договориться с черномазым, как он назвал конвоира, не удастся. Вскочить с брички, рвануть в чисто поле тоже не получится, да и куда бежать, всё равно застрелят. Оставалось одно: попытаться усыпить бдительность боевика № 3, а там видно будет.

Свирепый знал о гипнотизирующем воздействии на людей своих глаз. Дар природы он попытался применить и в данной ситуации. До сего времени это срабатывало. Пристальным взглядом Свирепый уперся в лицо сидевшему с ним рядом темноволосому боевику, от которого теперь зависела его жизнь. Кавказец поежился под взглядом, пере дернул плечами и отвернулся. В этот момент Свирепыи выхватил из рукава куртки небольшой пистолет и выстрелил ему в затылок. В упор он не промахивался. Стрелявший крутнулся телом к ездовому, но тот ударил нападавшего кулаком наотмашь в лицо. Свирепый на мгновенье отключился, и этого оказалось достаточно. Боевик № 2 соскочил с брички и лопатой, как штыком, успел с силой ударить в гонкую шею противника. Голова Свирепого дернулась вперед и отскочила под колеса телеги.

Сатана на чем свет стоит проклинал Свирепого:

— Самого исполнительного боевика застрелил, гад. Боевик № 2 один с обязанностями моего охранника не справится, ему ещё надо ездить в Севск. Кто будет в этом случае рядом со мною?

— Тебе кто-то угрожает? Зачем нужна постоянная охрана? — спросил Зверь.

— Если интересно, могу рассказать про Свирепого, его намерениях, — набычился Сатана.

— Когда будет уезжать № 2, придется сидеть дома или к этому делу станем подключать Ивана.

Удовлетворенный таким решением, Егор сразу же переключился на другую тему.

— Кого теперь поставим на место Свирепого? — задал он вопрос Сергею. — Дело не терпит отлагательства.

— Зитцера, больше некого.

— У него самый ответственный участок работы, дай бог, чтобы с нею справился. Народ в группе разбросан по нескольким населенным пунктам, связь поддерживать трудно.

— Остается кандидатура Ивана, — ответил Ланцов, — но мне не хотелось бы отправлять его в схрон. Он уже дважды выезжал на рекогносцировку скрытых подходов к железнодорожному мосту. Если Ивана снять с этой работы, она заглохнет вообще. Боевик № 2 постоянно с тобою да еще мотается в Севск. Поручить разведку объекта, по существу, некому.

— Как бы тяжело нам здесь ни было, Иван пусть едет в ставку. Там от Свирепого остались боевики, шофер да охранницы. С ними надо познакомиться, активизировать работу. Когда он будет нужен здесь, вызовем по рации, — не терпящим возражений тоном сказал Сатана. — Диверсионную работу пока прекратим до лучших времен.

Когда «кадровые» вопросы были решены, Егор неожиданно сказал:

— Побереги себя. Ты для нас персона более важная, чем сам себе представляешь. Мы с тобою сделаем ещё многое. Подбери надежного охранника, способного отдать за тебя жизнь не раздумывая. Плати ему столько, сколько запросит.

В тот же вечер Сергей отправил донесение Кавригину. В нем сообщалось о наличии в организации «Гидра» группы осведомителей, размещенных в прифронтовых населенных пунктах. Конкретные задачи агентуры не выяснены, но, вероятнее всего, — это ведение наблюдений за перемещениями войск и оборонительными работами. Руководит группой Зитцер. Прохождение оперативной информации берется нами под контроль. В разведывательное отделение войск НКВД сообщалось, кроме того, о назначении Ивана старшим бандгруппы по добыванию средств существования для «Гидры» с непосредственным подчинением 567-му, о месте нахождения бункера с боевиками из этой группы, а также населенного пункта с проживающими там женщинами-охранницами склада награбленного имущества. В заключение послания Ланцов сообщал о ликвидации Свирепого, выражалась, кроме того, просьба дать ему надежного охранника из числа «дезертиров» и вагон с каким-либо имуществом для «ограбления» группой Ивана.

Каждое утро оперативная группа Ланцова прибывала на рынок в Белых Журавлях, как на службу. По существу, так оно и было. Сергей в первую очередь посещал Кирпича, получал информацию для 567-го, давал необходимые указания оперативникам устно или записками. К этому времени Роман контролировал работу торговцев краденым военным имуществом; Виктор с Зитцером обсуждали детали сбора информации от осведомителей, передачи им денег и распоряжений руководителя группы; Иван включился в «интенсивную разведку объекта ограбления» — сновал по Белым Журавлям, ездил в Севск, Уразово; Вихров нес патрульнопостовую службу на рынке и по месту проживания оперативного состава группы.

Сегодня, как обычно, Сергей пришел на рынок с утра пораньше. Уже на подходе увидел большую группу женщин, нападавших на единственного среди них мужчину. Тот вяло сопротивлялся, бабьё все больше распалялось. Вскоре женские крики и визги стали слышны на всей рыночной площади. Бабы били парня руками, ногами, он отвечал увесистыми оплеухами. Одна разъяренная молодуха с красным распухшим лицом злобно выкрикивала то вправо, то влево набежавшим посмотреть, что случилось:

— Поймали жулика! Украл у хохлушки шматок сала! И ведь ворованное не отдает, ест на виду у всех да еще ухмыляется! Такого на рынке отродясь не бывало!

Парню, похоже, приходилось туго. Его голова сначала виднелась над толпой, затем исчезла. Сергей начал пробиваться через бурлящую толпу. Да не тут-то было. На него зашикали, стали замахиваться кулаками возбужденные побоищем женщины. Рядом с Сергеем появились Виктор с Зитцером, затем Иван. Вчетвером, прикрывая друг друга с боков и сзади, группа пробилась к уже лежавшему на земле страдальцу. Наиболее активные особы наскочили с бранью на четверку. Сергей получил ощутимый удар в лицо от всклокоченной с красными злыми глазами шестипудовой бабы. Он с полуоборота ударил снизу в челюсть, и активистка, как подкошенная, рухнула рядом с парнем.

Из её ладони вывалилась двухсотграммовая гиря. Толпа разом притихла, отхлынула, люди начали расходиться. Никто не пожелал оказаться в свидетелях.

Появилась патрульная группа во главе с лейтенантом. Женщину посадили на землю, опустили задранный подол, прикрыв толстые ноги. Две товарки начали хлопотать возле неё.

— У неё украли кусок сала, — сказала одна из них.

— Большой кусок-то? — поинтересовался лейтенант.

— Та ни, — ответила другая и показала на ладони длину своих пальцев.

— Зверьё, — оценил случившееся старший патрульной группы. — За кусок сала могли бы убить человека.

Виктор с Зитцером отнесли парня к Лизкиному прилавку. Он смущенно улыбался разбитыми губами, вытирал кровоточащий нос, поглаживал огромный кровоподтек под глазом.

— Спасибо, — сказал парень Зитцеру, хотя помощь того была довольно скромной.

Зитцер пошел с банкой из-под тушенки за водой, Сергей остался с пострадавшим вдвоем.

— Я от капитана Кавригина прибыл в ваше распоряжение, — сказал он тихо, когда тот наклонился к нему, чтобы помочь получше усесться у стойки прилавка. — Думал, обойдется полегче с этим долбаным салом. На ближайшие сто лет наелся.

— Мой позывной знаете?

— Пятьсот шестьдесят седьмой.

— Тот, кто ушел за водой, — враг, — успел сообщить Сергей. Тут же подошел Зитцер.

Появился Виктор. Он сумел раздобыть перевязочный пакет, немедля включился в работу. Избитого напоили, умыли, успокоили, помогли привести в порядок одежду.

— Ты кто? — спросил Зитцер.

— А вы кто будете? — с трудом глядя исподлобья одним неподбитым глазом, вопросом ответил парень.

— Не спрашивай, а отвечай. Для тебя это полезнее будет, — довольно грубо прикрикнул Ланцов.

— Стоит мне сказать, кто я, вы меня сразу же сдадите военным патрулям, — удрученно ответил пострадавший.

— Никуда мы сдавать тебя не собираемся, — успокоил Виктор, накладывая повязку на лицо парня.

— Дезертир я, — пролепетал избитый и опустил забинтованную голову, — мне стыдно об этом говорить, но так уж получилось.

— Обо всём потом расскажешь, сейчас помолчи, — сказал Сергей.

Вскоре подошел Сатана, прослышав от Лизки о спасении избитого толпой парня. Молча разглядывая забинтованное лицо, покачал головой.

— Надо же. Сколько в людях зла накопилось, — посочувствовал он фальшиво.

Определив, что подошедший большой начальник, которому наперебой рассказывали его спасители о случившемся, парень умоляюще посмотрел на него.

— Не выдавайте меня, я вам пригожусь.

Сатана отозвал Ланцова в сторонку, спросил его мнение о спасенном.

— Кто его знает, — ответил Сергей. — Мы ему, можно сказать, спасли жизнь. Деваться, похоже, ему некуда, решился даже на открытое воровство сала. Если будет благодарным за доброе к нему отношение, возможно, и в самом деле пригодится.

— Дезертиры все как один говорят о том, что пригодятся. Далеко не все сдерживают слово. Возьми к себе на квартиру. Подкорми. Понаблюдай. Если увидишь, что можно использовать в наших интересах, оставь себе охранником. Ну, а в случае чего, ликвидируй без согласований и раздумий. Будем называть его Битый.

XXII

Утром следующего дня Сергей получил записку от Кавригина. В ней говорилось, что все материалы на выявленных в Севске лиц, причастных к «Гидре» Квадратного и шофера из штаба 57-й армии, переданы в ведение органов СМЕРШ. Всю работу там, кроме курьерской, следует прекратить. Вагон для «ограбления» группой Ивана в скором времени будет выделен, о чем поступит сообщение дополнительно.

В тот же день Иван встретился с Сатаной. Руководитель «Гидры» задачу поставил предельно четко: убыть в бункер немедленно, находиться там постоянно, обеспечить продовольственными и промышленными товарами рынок без помощи извне. Он не пояснил, что означает «извне», но дал понять: лучше не просить там ничего, иначе могут подумать всякое.

— Например? — наивно спросил Иван.

— О недееспособности с последующими неприятными выводами и решениями для меня и для тебя.

— В бирюльки не надоело играть с «извне»? Что это за люди?

— Те, которые много знают, быстро стареют, а мне нужны здоровые и молодые, — повысил голос Егор. — Помолчал бы для пользы дела.

— Молчу и внемлю. Буду серьезным. Самому же потом станет скучно без меня.

— Хороший ты парень, но болтун. Придерживай свое красноречие при разговоре со мною.

Подчеркивая важность и значение группы Ивана для всей организации, Сатана рассказывал, как соблюдать конспирацию, как строить взаимоотношения с подчиненными боевиками, обеспечивать всем необходимым их существование. Он так и сказал: «существование», а не жизнь и работу.

— Ты с ними там не очень церемонься, чуть что — в расход без санкций и докладов, — напутствовал он.

— А где я замену потом возьму, если буду рьяно придерживаться совета?

— Этого добра полным-полно. Меняй хоть каждый день. Следи строго, чтобы не оказалось среди подчиненных предателей, иначе всем нам крышка.

— Вот этого я не допущу! — самонадеянно воскликнул Иван, гордо подняв голову. — Среди них есть старше и младше рангом.

— Там все младшие.

— Непорядок! В команде даже их двух человек должен быть старший, иначе самая пустяковая задача может оказаться невыполненной.

— За это молодец, сразу выявил недостаток во взаимоотношениях подчиненных!

— Кто мои подопечные и как я их найду?

— Старшего по возрасту называют Упырем, а второго Амбой, шофера так и кличут — Шофер. Амба — латыш без наличия признаков сострадания и пощады к кому бы то ни было и по любому поводу. Упырь — скряга молдаванин, вор и пьяница.

Шофер — парень покладистый, безропотный, не в пример некоторым, — сказал Сатана, посмотрев на собеседника.

— Я всегда говорю о деле или для пользы дела, — обиделся Иван.

— Ты лучше помолчи для пользы дела.

Егор долго рассказывал, по каким приметам отыскать бункер в лесопосадке, в котором обитали Упырь с Амбой. Говорил он путано, было видно, сам там не бывал, а разъяснял ситуацию применительно к топографической карте, да и то с чужих слов.

— Как их различить, если неожиданно кого-то обнаружу на подступах к землянке?

— Я их не видел. На месте разберешься. Главное, найти ставку, как её называет Зверь, а там всё будет зависеть от тебя.

— А как мне их убедить, что являюсь начальником ставки?

— Скажешь, от Сатаны прибыл.

— Но сатана — это ведь нечистая сила. А вдруг они верят в бога, могут морду набить, а ещё хуже, пристрелят для очищения души.

— Скалозуб ты известный! А дело чрезвычайно серьезное. В ответ назовутся Упырем или Амбой — это отзыв на пароль. Если перепутаешь и скажешь что-то не так, пристрелят за милую душу. Зверьё! Имей это в виду. В лесу живут долго.

В Уразово Иван выехал на попутке вместе с Женей. В последнее время она шага не делала без его согласия и одобрения. Не пожелала женщина отпустить возлюбленного одного. В этом поселке её однажды обворовали. Отошла от подводы, на которой приехала на рынок, купила по дешевке кое-какие товары, отошла на минутку — утащили мешок с приобретенным барахлом, а в придачу прихватили еще и теплую одежду, взятую из дому на случай ожидаемого похолодания. С тех пор Уразово осталось у неё в памяти как село, где живут плохие люди, которым нельзя довериться. Иван возражал против совместной поездки, но Женя в слёзы.

— Поезжай, но чтобы потом не хныкала. Трудностей будет достаточно, одни мужики, не очень ласковые, да лесная полоса.

— С милым в шалаше рай! — улыбнулась она.

Женя не скрывала чувств, проявившихся нежданно-негаданно в самое неподходящее для этого время. Но любовь приходит, не считаясь с годами и желанием. Ничего вроде бы не изменилось, лишь возникла нежно-щемящая душевная радость бытия, жизнь приобрела смысл. Иван понимал женщину, но сам ничего подобного не испытывал. К тому же знал, чем всё это кончится: двинется фронт, уйдет и он вместе с ним. Пытался внушить Жене, что их отношения — просто дружеская привязанность в силу стечения обстоятельств. Она отмалчивалась, загадочно улыбалась, ласково глядела на него, ничего не желая менять в их отношениях. В одном соглашались оба: детей не должно быть. Фронт в нескольких километрах, неизвестно, когда и куда он двинется. О будущем не особенно задумаешься.

Женя тоже понимала: обожаемый ею человек долго в Белых Журавлях не задержится, перспектива совместного проживания просматривалась, словно в густом тумане. Поэтому старалась продлить свое бабье счастье как можно дольше, не заглядывая в дальние дали. Когда зашла речь о необходимости временно переместиться в Уразово по служебным делам, для неё вопрос ехать или нет не стоял. Она не сомневалась, что сможет уговорить Ивана, а что за этим последует — время покажет.

Все необходимое Женя сложила в узел из теплого платка с махрами по краям. Иван взвалил его на плечи, и пара тронулась к околице поджидать попутку. Иван был в немецких солдатских сапогах с металлическими шипами на подошвах, заправленных за голенища флотских брюках, армейской фуфайке и без фуражки. Женя принарядилась в резиновые боты, коричневые чулки, серую ниже колен юбку и мужской пиджак на трех пуговицах. Тоже без головного убора. Беженцы, да и только.

Попутчиков набралось на полный кузов военного ЗИС-5. Люди сидели на полуметровом слое соломы. Не проехала автомашина и километра, остановка — проверка документов патрульной группой. Обошлось! У одиннадцати женщин и одного мужчины документы оказались в полном порядке. Лейтенант пожелал путешественникам доброго пути, и машина пошла без остановок.

В Уразово добрались ближе к полудню. Накануне прошел теплый дождик, о таком говорят «умыл землю». Светило солнце. Ветер стих. На большой лужайке сразу за крайними домами десятка полтора мальчишек и девчонок играли в «третьего лишнего». Иван с Женей долго с улыбкой любовались знакомой детской забавой, слушали взрывы смеха, незлобивые споры.

Мирная жизнь посреди войны! Не хотелось отрывать взгляда от ребятни. Никому никакого дела до бандитов, с которыми в скором времени предстоит встретиться. И не только появиться в их логове, но и стать полноправным командиром с безграничными правами в отношении этих людей.

Однако надо было идти. Душа противилась, ноги не шли. На солнечном пригорке путники присели на молодую зеленую травку. Женя достала из узла припасенный нехитрый запас продуктов. Подкрепились, как говорится, чем бог послал. Платок с махрами оказался довольно большим. Улеглись вдвоем в тишине, тепле и близости. Женя что-то шептала на ухо, хотя на сотни метров вокруг — ни души! Обнимала друга сердечного, целовала, он отвечал тем же.

Она не знала истинных целей этой поездки, не думала об опасностях, которым подвергались оба при встрече с незнакомыми людьми. С Иваном было спокойно и надежно. Душа её наполнилась радостью. Так бы всю жизнь! Ему жизнь не казалась радужной. Уже ближайшая перспектива была в непроницаемой мгле неизвестности: как найти бункер, подойти к нему, когда он, безусловно, охраняется, с чего начать знакомство, о чем говорить.

Путешественники шли по заросшей молодой травкой двухколейной дороге вдоль опушки широкой лесной полосы, зеленой, наполненной жизнью. То и дело под ногами оказывались спешащие по своим делам муравьи, разнокалиберные и разноцветные жучки, с ветки на ветку прыгали воробьи, синицы, громко стрекотала сорока, оповещая округу о появлении людей.

Иван вглядывался в местность. Судя по путаным рассказам Сатаны, где-то здесь должны находиться бункер и люди с богопротивными кличками. Напряжение момента усилила Женя. Подобно неугомонной сороке, она непрерывно говорила о всякой всячине, жестикулировала, заглядывала в глаза Ивану, как бы ища его поддержки. Однако тревожное состояние друга вскоре передалось и женщине. Она замолчала, пугливо вслушиваясь в звуки, доносившиеся из загустившейся зелени лесопосадки, остановилась, взяла Ивана ладонями за локоть, близко придвинулась, подозрительно оглядываясь по сторонам.

— Всё будет нормально, чего ты забоялась? Продолжай громко разговаривать, чтобы не заподозрили наши «друзья», будто мы крадемся к ним. Женский голос должен их успокоить.

— Давай вернемся, а? Мне что-то расхотелось идти к ним. Скажем Сатане, будто не нашли блиндаж. Пусть сам едет и разыскивает его. Чует мое сердце недоброе.

Неожиданно они увидели прибитый к дереву небольшой кусок фанеры, который зловеще оповещал всяк приближающегося об опасности. Корявыми печатными буквами было написано: «Заминировано». Женя, до этого идущая вдоль опушки, теперь быстро переметнулась на другую сторону дороги, с опаской поглядывая на фанерный лист.

Через несколько минут движения путники вновь увидели такое же коряво написанное предупреждение об опасности.

Иван остановился. Его насторожило однообразие надписей о минах на строго определенном участке леса, ничем не выделявшемся.

— Похоже, покойный Свирепый, — рассуждал он вслух, — особой сообразительностью не отличался.

— О мертвых не говорят плохо, — неуверенно сказала Женя, — возможно, он был хорошим человеком.

— Я и говорю, хорошо, что обозначил границу поиска схрона и его гарнизона. Иначе нам вовек не отыскать бы его.

— Ну и всё равно непонятно, где их искать, — оглядываясь по сторонам, проговорила Женя.

— Если следовать по логике Свирепого, схрон должен находиться где-то посредине предупредительных щитов. Чего проще: отсчитал столько-то шагов в одном направлении — прибил фанерку, прошел в другую сторону столько же, вновь предостерег о несуществующих минах.

— А вдруг и вправду мины? — насторожилась Женя.

— Не должно. А на самом деле всякое может быть. Я буду искать, а ты стой подальше, мало ли что.

Иван отмерил шаги от одной таблички до другой, разделил пополам. Здесь между двумя акациями одиноко стояла молодая березка. Подозвал женщину.

— Похоже, здесь, — уверенно сказал Иван. — Сатана говорил о какой-то березе, только я не помню, о какой именно. Тут их вон сколько, — повел он рукой.

Оставив Женю на дороге, Иван подошел к березке, погладил лоснящуюся белую кору, осторожно приблизился к акации, и тут, как из-под земли, внезапно возник человек с немецким автоматом в руках.

— Стоять! Не шевелиться! — громко, на высокой ноте выкрикнул он, будто своим голосом хотел предупредить кого-то, а возможно, сам перепугался.

— Ты Сатана? — перепутал Иван пароль.

Не успев исправиться, он получил сильный удар в солнечное сплетение.

Острая боль скрючила тело, перехватило дыхание, заложило уши, помутилось сознание. Все еще пытаясь произнести пароль, он держался обеими руками за больное место.

Не растерялась Женя. Она кошкой бросилась на обидчика, вцепилась ему в длинные волосы, рвала их, кусалась, визжала. Мужчина опешил от столь яростной атаки слабого существа, попятился, пытаясь снять висевший на шее автомат. Чуточку оправившись, Иван выхватил пистолет и, сидя на земле, выстрелил вверх. Борьба сразу же потеряла остроту. Тяжело дыша, мужчина и женщина уставились на него.

— Женя, — тихим голосом попросил Иван, — зайди со спины и сними с него автомат. Если этот идиот попытается что-либо предпринять, я его застрелю.

— Он умышленно не обращался к напавшему на него мужчине, давая возможность подруге оправиться от стресса и самому прийти в себя. Женя как по команде отскочила, схватила того сзади за волосы и, запрокинув ему голову, перебросила на себя ремень автомата.

Когда разоружение было произведено, не вставая и продолжая корчиться от боли, Иван сказал:

— Мы от Сатаны прибыли. Черт бы побрал твою бдительность. Неужели трудно сообразить, коли называют самое главное слово?

— Амба, — представился белобрысый, приводя в порядок волосы, растрепанные напавшей женщиной.

Мускулы лица прибалта напряженно складывались в улыбку, но она у него не получалась. Амба был выбрит, обладал длинным тонким носом, очень маленьким ртом с губами в ниточку, узким небольшим подбородком и редкими, под цвет волос, ресницами.

Глядя на нового знакомого, Женя мысленно представляла, как этот длинноволосый мужик таким маленьким ртом справляется с ложкой, особенно если она деревянная. Иван смотрел на рожу с другими мыслями: «Если садануть кулаком по челюсти, она непременно сломается».

Бункер располагался под корнями трех кленов. Между двумя из них находился лаз, закрытый одернованным люком. С двух-трех метров вход уже не просматривался. Единственное оконце с осколком стекла размещалось с солнечной стороны между двумя рукавами горизонтальных корней. Полуденное солнце могло на короткое время заглядывать в мрачное подземелье — блиндаж с двумя накатами двадцатисантиметровых в диаметре бревен, укрытых полуметровым слоем глины и дерна. Потолок опирался на два столба в середине прохода и стены, забранные бревнами меньшего диаметра. Внутри подземелья — крохотный зал с двумя направленными в противоположные стороны входами в столь же малые «кельи» — помещения для командира группы и рядового состава. Земляные лежаки в спальных помещениях возвышались на метр от пола. В «кабинете» Свирепого имелась одна длинная лежанка шириной в полметра. В течение пары часов в «комнате» бывшего начальника подчиненные подготовили ещё одно спальное место: выскребли нишу в стене, освободив ей от подопревших бревен. Особенно старался Амба. Он чувствовал свою ответственность за случившееся, стремился реабилитировать себя в глазах нового начальника, всё ещё лежавшего на ветерке под акацией.

Познакомились прибывшие с Упырем. Мрачный молдаванин, заросший от бровей до шеи черной жесткой щетиной, толстогубый, услужливо суетился возле начальника и его подруги. Помогая Амбе, успел разжечь небольшой костер, подогреть тушенку, вскипятить воду. С красным лицом, такого же цвета тугим затылком, носом пуговкой и мощной нижней челюстью, он являл собою полную противоположность Амбе. С первых же минут совместного проживания дал понять, что второй житель схрона вовсе ему не товарищ. «Прибалт!» — словно матерным словом отозвался он о соратнике.

— Похоже, Свирепый долго отстреливал свои «кадры», пока не подобрал столь рьяных исполнителей, не похожих внешне и, скорее всего, взглядами на жизнь, — говорил Иван своей подруге.

— Это чтобы не смогли сговориться против него. Такой принцип подбора кадров называется «разделяй и властвуй».

— Оба неприятные типы, — дала женщина оценку охранникам, — грязные, неряшливые, вонючие.

— А нам предстоит пожить с ними какое-то время. Были бы строительные материалы, заставил бы отрыть новую землянку на лето. От безделья могут озвереть.

— Ничего, потерпим. Но надо заставить их помыться, будут выглядеть поприличнее. Этот Упырь на медведя смахивает.

За дневными заботами в ходе знакомства с бандитами, устройством жилья, осмотром окружающей местности незаметно пролетел день. К вечеру погода стала портиться. Подул свежий ветер, по небу поползли многоярусные облака, в лесной полосе стало зябко, запад подернулся мутно-желтой пеленой, предвещая холодную погоду.

Спустились в подземелье, закрыли входной люк и сразу оказались во власти непроницаемого мрака и тяжелого спертого воздуха. Но вскоре Упырь чиркнул зажигалкой, и крохотный язычок пламени оживил убежище бандитов — плохо оструганные, местами подопревшие бревна составляли весь интерьер. Зажгли огарок свечи на полочке у дальнего столба.

— А мышей здесь нет? — робко подала голос Женя. — Я их страсть как боюсь.

— Почему же нет? Есть, особливо осенью и зимой, — ответил Упырь на довольно чистом русском языке. — Сейчас они живут в лесу на воле. Нам без них скучно. Они нам такие концерты устраивают!

— А как вы еду готовите себе? У вас же нет печки. Всё время всухомятку?

— Сейчас на костре, а зимой на буржуйке. Устанавливаем здесь, — Упырь показал пальцем на то место, где сидел Амба. — Как только подсохнет, начнем заготавливать дрова. Они у нас тут и хранятся.

— А чего вы едите? — с женским любопытством не отставала с расспросами гостья. — У вас, наверное, погреб есть?

— Разное. Что есть съедобного, то и едим. Наши предшественники с осени сделали заготовку сушеных грибов, нам хватило почти на всю зиму. Хлеб покупаем в Уразово, тушенку и другие продукты добываем ночными рейдами.

— Но грибы бывают и несъедобные. Как вы их различаете?

— Если съели и не умерли, значит, съедобные, — с заметным прибалтийским акцентом ответил Амба. Он вновь попытался изобразить улыбку, но маленький рот, похоже, не был для этого приспособлен. Получилась безгубая гримаса.

— А куда подевались ваши предшественники, которые заготавливали грибы прошлой осенью?

— Свирепый их куда-то отослал. Говорил, будто возвратятся, но до сих пор о них ничего не слышно. Он обещал и нас туда отправить, если возникнут трудности с едой и жильем. Там вроде бы всё это есть.

Женщины в этом убогом подземелье не бывали. Не предназначалось оно для них. Обитель для отшельников! Появление женщины радовало и волновало жильцов.

— А куды делся Свирепый? — озабоченно спросил Упырь. — Мы ждем-ждем, а его все нет. Вас теперь прислали. Хорошо, что маломощный Амба стоял, вернее, лежал на посту, а то и вас бы не было. Никто из посторонних не должен знать о нашем блиндаже.

С налитыми кровью глазами, побелевшим носом смотрел на Упыря Амба, вынужденный выслушивать его унизительные слова.

— Сатана отправил его к вашим заготовителям грибов. Теперь они там вместе. Помаленьку скапливаются. Настанет время, и вас туда направим. Мест всем хватит, — ответил Иван.

— За что же он попал в немилость? — насторожился Упырь.

— Не наше дело рассуждать, что да как. Скорее всего, не справился с порученным делом, а возможно, напротив, слишком перестарался. Одним словом, начальству виднее.

— Которые не справляются с порученным делом, их отстреливают, — не унимался Упырь. — У Свирепого была волчья хватка и чутьё на добычу.

— Недовольных я держать не буду, — заметил Иван. — В нашем деле нужны преданные люди. Если есть сомневающиеся, могу отправить к Свирепому.

— Вы не так меня поняли. Мне совершенно не хотелось вас обидеть, — в смущении промолвил Упырь. — Извините меня, я хотел сказать, нам не будет его хватать в деле.

— Если Сатана счел необходимым заменить Свирепого, значит, так надо. Правильно говорит новый командир: решения начальника не обсуждают. Всякое начальство от бога, а на всевышнего, дела его роптать грех великий, — отомстил Амба своему подельнику.

— Чем вы живете? — постаралась вывести разговор из неприятного русла Женя. Она чувствовала внимательные мужские взгляды, это одновременно смущало и радовало её женское самолюбие, делало разговорчивой и находчивой.

— Надеждой на лучшее, — ответил прибалт, выпятив едва заметные тонкие губы. — Надежда — двигатель человеческой души, она порождает мечту. Не будь ее, гомо сапиенс превратился бы в элементарную скотину.

— Смотри! — всплеснул руками Упырь. — За все время совместного проживания я от него не слышал столько слов. А тут вон как разговорился, да еще мудрствует.

— Лишь в разговоре с хорошими людьми приходят хорошие мысли, — парировал Амба.

«Странно все-таки, — размышлял Иван, — бандит бандитом, убийца безжалостный, а философствует! В нормальных условиях, возможно, из Амбы неплохой человек мог бы получиться. Упырь — тот безнадежный. Со временем прибалта можно еще превратить в союзника».

В маленькой «комнате» Свирепого стоял мизерный столик из неоструганных досок на неотесанных березовых ножках. На нем горела стеариновая свеча, зажженная услужливым Упырем. Здесь же лежали ворохом бумаги, красные и синие карандаши. В углу на полке стояла радиостанция, от неё вниз к батареям тянулись два зеленых провода. На лежаке — матрас, простыня не первой свежести, пуховая подушка, байковое одеяло. Среди пока ещё не изученных бумаг имелась немецкая топографическая карта, выписки из немецко-русского и русско-немецкого словарей, немецкая листовка с пропуском через линию фронта. В чемоданчике под столом Женя нашла аккуратно сложенную пару белья, флакон одеколона, две гранаты Ф-1. Над лежаком висели два автомата: IIIIITT и немецкий, оба с полностью снаряженными магазинами. Под подушкой покоился парабеллум и две непочатые пачки патронов к нему. Теперь всё принадлежало Ивану.

Выждав указанное время выхода в эфир, Иван без труда включил радиостанцию и на фиксированной волне передал без позывных и ожидания вызова всего два слова: «Мы дома». Вскоре пришел сигнал: «Ждите срочное сообщение. Будьте на связи».

Через несколько минут приемник вновь ожил и в адрес схрона поступила радиограмма: «Сокол два прилетел. Конец связи». Радиостанция замолкла, в наушниках только шорох электрических разрядов.

Иван долго пересматривал в беспорядке лежавшие на столе бумаги, пока не обнаружил плотный картон желтого цвета с обширной таблицей радиосигналов. Под седьмым номером полученный сигнал означал: «Есть пожива, через два часа получите координаты».

Тут же Амба был отправлен за шофером, Иван с Упырем начали готовиться к рейду. Обеспокоенной Жене молдаванин показал, как пользоваться внутренней задвижкой люка, чтобы до их приезда и мышь сюда не проскочила.

Поступлению в бункер радиосигнала о предоставленных возможностях «грабить» какой-то объект для поживы предшествовала лихорадочная работа оперативной группы Ланцова. Утром Сергей получил от Кавригина записку о том, что возле разъезда Быково на возведенном в срочном порядке тупичке стоит двухосный вагон с продовольственными товарами не первой свежести. Объект охраняется пьяным караулом в течение суток, начиная с сегодняшнего утра. В конце послания стояла приписка: «Грабьте на здоровье, не стесняйтесь, всё возвратим».

Этим днем Шустрый впервые отправился для сбора полученной информации осведомителями двух населенных пунктов и знакомства с ними. Виктор уже намеревался покинуть Белые Журавли, но решил заглянуть к Кирпичу. Возле ящика с метизами стоял Сергей, сосредоточенно рассматривая резьбу винта с трехгранной головкой.

— Какая бы информация для Зитцера у тебя ни появилась, — сказал он, — запоминай важное. Но в любом случае передашь Гундосому, будто в разговоре с агентом тот обмолвился, что на разъезде Быково стоит вагон с продовольствием и перепившейся охраной. Обязательно возвратись до наступления вечера и сообщи об этом.

Шустрый изо всех сил старался оправдать присвоенную ему кличку, но известно — часы идут быстрее, когда делается срочная работа. С полученной от осведомителей и добавленной Сергеем информацией Виктор прибыл к Зитцеру только в сумерках. Но времени ещё хватило, чтобы в течение часа Сатана передал Ивану радиограмму с радостным сообщением.

Егор ликовал. По предыдущей схеме сведения об обнаружении вагона поступили бы лишь через двое суток, когда его там могло не оказаться. За своевременную доставку оперативной информации Шустрый получил от Сатаны сто рублей премиальных, Зверь наградил его искренней улыбкой.

По расчетам Упыря, автомашина с Амбой должны была уже прийти, однако задерживалась. Оставив Женю одну в подземелье записать все то, что передадут по радиостанции, и показав, как пользоваться автоматом ППШ на случай нападения бандитов, Иван с подручными пошли навстречу автомашине. Вскоре вдали показались проблески светомаскировочных фар, а затем и сам ГАЗ-АА. Посовещавшись с шофером, лицо которого рассмотреть не удалось, полуторка устремилась к разъезду Быково.

Водитель, похоже, неплохо знал окрестности. Иван едва различал дорогу в узких полосках света, порой она совершенно пропадала из поля зрения, но ведомая уверенной рукой автомашина, не сбавляя скорости, быстро катила к намеченной цели.

Территория вокруг разъезда — чистое поле, куда ни глянь. Лишь с одной стороны вплотную к железнодорожному полотну подходит посаженная несколько лет назад неширокая и невысокая лесная полоса. Днем она просматривается насквозь, ночью укрытие достаточно надежное.

Оставив полуторку в сотне метров от разъезда, Иван с Упырем пошли в разведку. Стояла темная ненастная ночь. Ветер рябил в лужах воду, свистел в тонких ветвях молодых деревьев. Облака громадами тянулись к западу, не предвещая тепла. Вдоль лесной полосы разведчики обнаружили полузаросшую прошлогодней травой полевую дорогу, позволяющую автомашине подойти непосредственно к железнодорожному полотну. Вагон одиноко высвечивался на фоне ночного неба. С грохотом по невидимым рельсам проследовал порожняк со стороны Северского Донца. Перебегая от дерева к дереву, искатели легкой наживы остановились в трех десятках метров от вагона, укрывшись за сдвоенным телеграфным столбом. Возле вагона с подветренной стороны топталась одинокая фигура часового. Упырь схватился за автомат.

— Ты спятил, что ли? Или провалить операцию захотел? — не на шутку встревожился Иван. — Без моего приказу — никаких самостоятельных действий не предпринимать!

— Не удержался. Вон как хорошо виден часовой. Выстрелов при таком ветре не услышишь. Всего-то ничего, одна очередь — и добыча окажется в нашем распоряжении.

— Отставить! Думать надо, а не стрелять. А если рядом с часовым окажется десяток солдат, они из нас решето сделают в два счета.

Неожиданно к часовому приблизилась еще одна фигура поменьше ростом, гибкая и стройная. Женщина!

Пара постояла у вагона минуту-другую, затем двинулась вдоль железной дороги в сторону светящихся вдали огоньков и вскоре скрылась из виду.

— Вот теперь наша очередь. Вперед!

Дверь вагона оказалась опломбированной. Иван сорвал пломбу, отбросил осторожно, без шума крепление двери, отодвинул ее без особых усилий. Иван взобрался вовнутрь вагона, Упырь остался на страже.

Внутри — нагромождение разных размеров закрытых ящиков, мешков, картонных коробок. Богатство!

XXIII

О том, что операция с «ограблением» прошла успешно, Сергей определил по лучезарному виду Сатаны. Он ходил взад-вперёд пружинистой походкой, ожидая приближения Зверя.

— Успех может вскружить голову, а это опасно для людей, какую бы они должность ни занимали, — сказал он, не переставая показывать в улыбке свои редкие желтые зубы.

— О чем речь? Что это тебя так приятно взволновало? — тоном непонимающего поинтересовался Зверь.

— Привезли полную автомашину продуктов из того вагона, о котором сообщил осведомитель. Иван намеревался сделать ещё один рейс, но я запретил. Утро близилось, зачем рисковать? Видишь, какие у нас кадры! Сдерживать приходится. Свирепого, напротив, нужно было подталкивать к активным действиям. Все-таки умею я подбирать людей на ответственные должности. Согласен?

— По накатанному пути, возможно, смог бы Иван еще раз смотаться к вагону. А теперь жди, когда подвернется случай, — не поддержал Сергей восторженного настроения Сатаны.

— Вряд ли, — неуверенно отозвался Егор. — А возможно, и правда смог бы. Надо было предоставить ему инициативу в этом деле, — пришла Егору запоздавшая мысль. — Возможно, не все еще потеряно?

— Дважды в одном и том же месте удача не приходит. А если такое случается, то очень редко. Сейчас посылать Ивана на разъезд опасно, там уже возможна засада. Г лавная наша удача — обошлось без потерь с обеих сторон. Может, не станут искать пропажу, если вообще заметят.

— Как чувствует себя Битый? — вне связи с предыдущим неожиданно спросил Сатана.

— Помаленьку поправляется. По ночам начал выходить на свежий воздух подышать весной.

— А чего он днем-то не выходит?

— Стесняется. Там же есть молодая девушка.

— Не отобьет у тебя девку? — осклабился Егор. — Парень он видный и, скажу тебе, не робкий.

— Не должен бы. А там, кто знает, как дело обернется. Люди они молодые, здоровые.

— Сердечных влечений к мальчикам Галя не испытывала. Много было хороших ребят, но никого из них особенно не выделяла, не соглашалась и на то, чтобы ее провожали домой — «мама увидит». Изредка ходила в кино с подружками.

Пошла она впервые одна на последний предвоенный выпускной вечер десятиклассников, где можно было посмотреть на счастливых обладателей аттестатов зрелости. Наблюдая за вальсирующими парами, обратила внимание на лобастого среднего роста парня со спортивной фигурой. Стоял у окна и смотрел на нее. Галя знала его просто как старшеклассника, которого зовут Юрием, и что приехали они с матерью из-под Ростова, когда уже начались занятия в школе после зимних каникул. Он подошел, предложил потанцевать. Она оробела, но согласилась. Во время танца неожиданно отключили свет, и тут в полной темноте партнер притянул к себе девочку и поцеловал в губы. Новое, неведомое чувство яркой искрой блеснуло в девичьем сердце и оставило в нем глубокий неизгладимый след.

Танцы не возобновились. Люди в темноте начали покидать спортивный зал школы, где проходил выпускной бал. Парень держал подружку за руку, но в сутолоке на выходе пальцы его разжались. Юрия она больше не видела. Началась война. Но те внезапно проснувшиеся сердечные волнения порой теребили душу, будили трепетные воспоминания.

Когда Галя впервые увидела высокого стройного Сергея, теплая волна нежных чувств всколыхнула сердце. Она глядела в его серые глаза и едва справлялась с желанием обвить руками обветренную шею, прикоснуться щекой к небритому лицу. Потом заметила, парень смотрит на нее так же, как Юрий на памятном вечере, и сердце вновь забилось тревожно.

В последующие дни Галя жила под впечатлением их внезапной встречи, не связывая с нею какого-то продолжения отношений. Но появилось желание постоянно смотреть на Сергея, любоваться им. Нравилось все: рост, открытая добрая улыбка, походка, как он смотрит на нее. Девушку напугало непонятное происшествие с попыткой похищения, странным освобождением. Однако уверенное обещание Сергея, что такого не повторится, быстро развеяло опасения. Когда он стал жить в их доме, Гале нравилось даже дышать одним воздухом с квартирантом. Жизнь казалась радостной, даже думы о войне отступили.

Границу во взаимоотношениях молодых людей обозначило незаметное, на первый взгляд, происшествие. Однажды Нина Дмитриевна уехала на похороны двоюродной сестры в Купянск. Обещала возвратиться через пару дней. Так уж сложилось, когда хозяйка отсутствовала, роль старшего выполнял Сергей. Все основные поручения по хозяйству давались ему. Вечером на ужин Галя сварила картошки в мундире, почаевничали. Сидели долго у окна и смотрели на распускающуюся сирень возле штакетника, игру звездных бликов в каплях густой росы.

По-разному ведут себя мужчина и женщина в интимной обстановке. Если отношения строятся на эмоциях и совпадают желания, страсти могут развиваться стремительно, а результат встречи непредсказуем. Если одна из сторон способна сдерживать себя, результат предрешен.

Мужчине не дано знать истинного смысла поведения женщины, каким бы очевидным оно ни казалось. И границу дозволенного не просто уловить. Её обычно определяет она.

Сергей не считал себя опытным в интимных делах, но он был мужчиной, хотя и сдержанным в желаниях.

С виду скромная и наивная, совершенно не искушенная, Галя неожиданно села Сергею на колени. Он теребил ее распущенные волосы, делал попытки заплести косы. Галя обхватила его шею руками, прижала голову к груди, нагнулась и долгим поцелуем приникла к губам.

Вскоре и тому и другому надоело смотреть в окно, они пересели на его кровать. Затем разделись до нижнего белья, забрались под одеяло, тесно прижались друг к другу, молчали, предаваясь ранее не испытанным ощущениям. Галя лежала на спине, вытянувшись, как по команде «смирно». Слышно было ее ровное дыхание, дыхание не потревоженного инстинктами существа. Сергей повернулся к ней, глядел в лицо, бледное в отблесках оконного стекла.

Он поцеловал девушку, положил на ее небольшие упругие груди свою ладонь. Потрогал маленькие соски. Еще раз коротко поцеловал Галю, лег на спину.

— Давай спать, завтра вставать рано, — сказал он охрипшим голосом, не глядя на девушку.

Галя встала молча, поцеловала его в щеку и не спеша, словно ожидая чего-то, ушла на свою кровать.

Сдержал свои чувства Сергей. Не пожелал испортить отношения с Ниной Дмитриевной, поломать будущее своей молодой неопытной подружки, возможно полагавшей, что с мужчиной можно полежать просто так. И думала ли она вообще о чем-то, прижимаясь к парню под одеялом? Во всяком случае, утром Галя встретила Сергея обычной улыбкой и разговорами на домашние темы. «Что это, детская наивность? — рассуждал он. — Не исключено». Но в дальнейшем приятной близости решил избегать. Не все подвластно мужской сдержанности. Как потом смотреть в глаза матери да и Галине тоже?

Девушка восприняла происшедшее без каких-либо эмоций, как само собою разумеющееся, и даже не мыслила, будто все могло окончиться совершенно по-другому. Однако то, что происходит впервые, не исчезает бесследно. Пробудился подсознательно интерес к сильному мужскому телу, не забывалась приятная слабость в теле, когда положил Сергей руку на грудь. К тому же вскоре, особенно в долгие зимние ночи, в ее грезах чаще и чаще стал возрождаться расплывчатый образ Юрия, ощущение того робкого первого поцелуя. Первый потому и не забывается, что не повторяется. Будут потом другие, но первый так и останется первым ярким воспоминанием на грани между детством и юностью.

Когда Сергей привел в дом избитого парня, Галя охотно принялась за ним ухаживать. Как заправская медицинская сестра, делала перевязки, смазывала подсолнечным маслом подсыхающие царапины и ссадины, поила чаем, поправляла подушку, одеяло. Поглядывая из-под бинтов лишь одним глазом, уже к вечеру он назвался Юрием. Всколыхнулось девичье сердце воспоминаниями, вернулись полузабытые чувства к тому Юрию с выпускного вечера. Она села рядом на табуретку, не в силах справиться с нахлынувшими волнениями в груди.

Юрий смотрел на красивый профиль девушки, ее нежное лицо, яркие блестевшие глаза, и ему чудилась фея, сошедшая с небес. Веселые искорки его единственного открытого ока лучились навстречу прелестному созданию.

Дела на поправку шли быстро. Молодое натренированное тело Юрия легко справлялось с последствиями нетяжелых поверхностных травм. Не последнюю роль в этом играла Галя, ее мягкие чудотворные руки и постоянная искренняя забота о нем.

Говорят знающие люди, весной раны заживают и болезни отступают быстрее, — обновленная природа помогает справиться с недугом. В это время даже на войне потерь бывает меньше, но обостряются душевные муки. Они тем острее, чем ярче и богаче жизнь вокруг.

Битый, как назвал его Сатана, через десяток дней полностью оправился от телесных повреждений, психологическое состояние тоже оказалось на высоте. Теперь он взирал на белый свет уже двумя глазами, а огромный кровоподтек под одним из них заметно поубавился, от царапин и ссадин остались лишь едва заметные следы.

Когда Галя сняла с лица квартиранта последний бинт, перед нею предстало лицо старшеклассника с последнего предвоенного выпускного вечера.

Девушке показалось, будто сердце ее вот-вот оторвется, так бешено оно заколотилось. Галя прижала руку к груди, стараясь унять, как ей показалось, оглушительные звуки.

— Вы меня узнаете? — с трепетом в голосе спросила девушка, не спуская с лица парня восторженного взгляда.

— Помню, как вы ухаживали за мною последние дни. Этого я не забуду. Раньше, к сожалению, не видел, — сказал он, внимательно вглядываясь в ее глаза.

— Выпускной вечер в 41-м году. Танец с девочкой. Свет погас…

— То был не я, — улыбнулся Юрий. — Жаль, не мне довелось побывать на том выпускном вечере. Непременно протанцевал бы с той девочкой весь вечер, а затем проводил бы до дома.

Сергей до поры до времени не брал с собою Юрия в качестве охранника. С первых дней знакомства эту задачу тот выполнял дома, оберегая жизнь Гали, хотя никакой угрозы для нее уже не существовало. Отдаваясь целиком заботам о Юрии, она перестала посещать рынок, занималась домашним хозяйством. Нину Дмитриевну Сергей пристроил помощницей Елизаветы, и она с раннего утра по позднего вечера была на работе, а признанной всеми хозяйкой стала Галина. Она определяла, кому и что сделать по дому, и квартиранты с удовольствием выполняли ее распоряжения, Юрий охотно помогал по хозяйству. Отремонтировал все двери в доме и во дворе, выправил ограду, вместе с молодой хозяйкой ходил в лесную полосу собирать сухой хворост и сучья, рубил топором бурьян для топки и таскал его вязанками домой, топил печку, носил воду из колодца, ходил в погреб.

Г аля была шокирована тем, что Юрий не хотел быть прежним Юрием, мысли о котором так долго лелеяла. Она знала и чувствовала, ошибки не могло произойти, сердце не обманешь. Загадочные улыбки парня терзали душу.

После памятного разговора, когда она признала Юрия, парень вроде бы изменил поведение: не проявлял инициативы в общении, не шел на доверительные разговоры, не вспоминал прошлого. Но девушка замечала, как он ласково смотрит в глаза и не сходит с лица улыбка при встречах. Девичья интуиция подсказывала: он неравнодушен к ней. Оттого непонятная видимость отчуждения Юрия больно терзала душу. Хотелось теплых слов, совместных приятных воспоминаний, а вместо этого лишь добрые взгляды, готовность помочь в любом деле.

«А вдруг он шпион, — кольнула внезапная мысль, — если не признается, кем на самом деле является! Значит, нам всем грозит опасность?»

У Гали даже лоб покрылся испариной. Сердце начало учащенно биться. В сознании возникали картинки одна другой мрачнее. Она представила, как к ним придут ненавистные немцы, арестуют всех, повезут в далекую Германию, заставят работать в болотах по пояс в воде. Хотелось плакать, а Юрий будто не замечал ее настроения, улыбался подзажившими губами. Девушку одолевали сомнения, а думать плохое о хорошем парне не хотелось.

Сергей заметил изменившееся к нему отношение Г али, хотя на первый взгляд все осталось по-прежнему. Так же с грустью провожала и радостно встречала. Но…

«Судя по всему, — рассуждал он, — у ребят возникли взаимные нежные чувства».

Сергей искренне радовался, что так складываются обстоятельства, мысленно поздравлял молодых людей и себя, хотя понимал, они немедленно скажутся на собственном душевном состоянии. Ему было знакомо чувство ревности, которое мало-помалу выветрилось. В теперешней ситуации отношения с Галей строились на эмоциях, не затрагивая душевных струн. Но, когда от тебя уходит подруга, настроение не улучшится.

«Ревность, — рассуждал он, — наверняка, как и любовь, — чувство душевное. Они вместе таятся скрытой сердечной болью, однажды возникнув, не исчезают. Другое дело, если ревность густо замешана на эмоциях, когда на первый план выступает инстинкт самца, у которого уводят самку. Но эмоции быстро рассеиваются. Пришли и ушли».

Уже стемнело, когда Сергей подошел к дому. Прозрачный и теплый воздух, умеренно влажная земля, глубокое бездонное небо создавали особый колорит весеннему вечеру. Вокруг тишина, ни единого огонька, хотелось душевного покоя, думы о взаимоотношениях с молоденькой подружкой незаметно сами собою пропали. Появились другие.

За воротами Сергея поджидала Галя. Ее встревоженный вид насторожил командира оперативного группы.

— Что-нибудь с Юрием?

Она потянулась к нему, обвила шею руками, поцеловала в щеку и зашептала на ухо:

— Юрий — шпион.

— С чего ты взяла? — сразу успокоился Сергей. «Какая-то блажь взбрела в голову девке».

— Я знаю его ещё с довоенного времени, а он не признается, что является тем самым Юрием. Я боюсь, нас за это всех арестуют, и, кто знает, чем всё это кончится.

— Милый Гальчик! Мне не известно, кто был тот, а этот Юрий — парень хороший, — улыбнулся Сергей, — никто нас не арестует, выбрось плохие мысли из головы. О своих подозрениях никому ни слова, засмеют. Не всё, что кажется, есть на самом деле. А если так, не обязательно об этом говорить вслух, — сказал он, наблюдая за глазами девушки, которые убедительно свидетельствовали: лучшего ответа она не могла ожидать.

— Я так и сделаю, — заметно успокоившись, ответила она.

— Не хочешь ли ты, чтобы Юрий жил в другом месте? Где-нибудь по соседству, например.

— Нет, нет! Как ты мог подумать? — торопливо сказала Галя повеселевшим голосом. — По-моему, ему хорошо у нас, а у чужих людей — кто знает, как там будет.

— Вот видишь, все недоразумения разрешились быстро. Их попросту не было.

— С тобою, Сережа, надежно.

— За комплимент спасибо.

Думы же у Ланцова были невеселые. Боевик № 2 оказался не таким тупым, как его охарактеризовал Сатана. Из первой поездки в Севск он привез сведения, которые были переданы непосредственно Зитцеру. Оперативная информация с тылов 57-й армии, таким образом, оказалась у противника, минуя контроль разведывательного отдела войск НКВД по охране тыла и органов СМЕРШ. Надо было предпринимать меры, исключающие впредь подобные промахи. И хотя об этом ему начальство ничего не сказало, можно полагать, напомнит при случае.

Сатана нервно ходил взад-вперед по Лизкиной квартире. Последнее время она у него превратилась в подобие штаба. Сюда вызывались подчиненные, здесь отдавались приказы. После подключения к работе «Г идры» новых людей он редко выходил из дома. Дела шли неплохо и без него, можно отдохнуть. Мария, наблюдавшая за перемещениями Егора, сообщала, что объект покидает Лизку не каждую ночь. Уходит под утро без сопровождения в свою новую квартиру, о которой его подчиненные не знают. Там у него радиостанция. Иногда посещает квартиру вечером, но в этом случае обязательно возвращается к Елизавете на ночь.

Нервного состояния Егор не скрывал. Пыхтел, словно паровоз на подъеме. По привычке бил кулаком в ладонь, злобно щерил редкие зубы, выплескивал из себя матерные слова. Зверь молча наблюдал за поведением Сатаны, стараясь определить, что бы всё это могло значить? Спрашивать не хотелось, походит, походит, потом сам расскажет.

— Тебя не интересует мое состояние? — недовольно спросил он. — Я тут нервы трачу, а ему хоть бы что.

— Сам знаешь, это не так. Начну задавать вопросы, еще больше разозлишься, а дело, похоже, не терпит проволочек.

— Твоего подчиненного боевика № 2 все нет и нет, а должен был бы прибыть из Севска еще вчера вечером. Что, по-твоему, могло с ним случиться?

— Давай подождем. Появится — расскажет. А так без толку можно напридумывать всякой всячины. Не хочется тратить время по пустому делу. К тому же моему подчиненному вопреки принципам единоначалия задачу ставил не непосредственный начальник, а ты. Срок прибытия ему указан?

— Дураку понятно, когда следует прибыть в Белые Журавли.

— Дурак тем и отличается от нормального человека, что все, чтобы он ни делал, у него получается по-глупому, учи не учи. Давай не будем препираться, кто из нас виновен, но впредь надо субординацию соблюдать, тогда можно будет определять ответственного.

— Как дела у Битого? — в своей манере перескочил Сатана на другую тему.

При этом его настроение изменилось. Движения замедлились, он сел, грузно опершись обеими локтями о стол, побарабанил пальцами по крышке, вытянул ладони с неряшливо подстриженными ногтями, уставился на собеседника.

— Можно сказать, поправился. Через два-три дня приступит к выполнению обязанностей моего охранника.

— Какие общие выводы можно сделать, наблюдая за Битым? Подходящий ли он для нас человек?

— Парень вроде бы неплохой. Будет постоянно рядом, посмотрим, как покажет себя в деле.

Сатана вновь забарабанил по столу. Встал, шаркая ногами, прошел во вторую комнату, возвратился. Немецкие сапоги с металлическими шипами на подошвах громко стучали, царапали доски пола, создавали эффект мощной поступи хозяина дома, властелина душ и тел подчиненных. Чувствовалось, ему самому нравился этот печатный шаг.

Вскоре на крыльце послышалось какое-то движение, потом оно переместилось в коридор, обозначилось за дверью, и только затем в комнату ввалился боевик № 2. Его трудно было узнать: серое с желтизной отекшее лицо, набрякшие влажные губы, осоловелые глаза, вся одежда в грязи, всклоченные волосы с застрявшими в них куриными перьями дополняли наряд.

— Ты откуда такой красивый взялся? — по-змеиному зашипел Сатана, уставившись на вошедшего выпученными глазами.

— Хиба я знаю? — осипшим с похмелья голосом ответил прибывший, икнул и беспомощно развел руками.

— Егор вскочил, без размаху ударил кулаком в лицо пьяного курьера. Тот отшатнулся, ударился спиной о стену, сел на пол, размазывая по щекам слезы и кровь.

— Давай этикетку с сообщением, если нет банки с тушенкой, — ярился Сатана. — Скотина ты безмозглая, мы тут ждем, а он вон чем занимается.

— Нэма этикетки, — виновато ответил боевик № 2 и вновь развел руками.

— Что-о-о? — взревел Егор. — Что ты сказал, вонючая собака, повтори еще раз!

— Нэма, кажу я.

— Выворачивай карманы, идиот! Возможно, этикетку ты спрятал, когда был еще трезвым.

Курьер начал лихорадочно показывать содержимое наружных и потайных карманов. Ни единой бумажки не было. Не видел он и того, что было написано на пропавшей этикетке. «Я ее не снимал».

— Говори, гад, с кем пьянствовал, возможно, еще найдем бумагу, пока она не попала в СМЕРШ.

Схватив за грудки провинившегося курьера, Сатана с силой начал трясти его, ударяя спиной о стену. Пьяная голова боевика болталась из стороны в сторону.

— Говори! Убью! — рычал Егор.

— Хиба я знаю? — заглядывая в глаза грозному начальнику, ответил боевик. — Вин…

Егор ударил лежавшего кованым сапогом в лицо, не дав ему договорить о ком-то. Тот замычал, уткнулся в пол носом. Плечи его судорожно вздрагивали, голову он прикрыл руками, покорно ожидая повторного удара. Сатана извлек из заднего кармана пистолет.

— Застрелю, как паршивую собаку!

— Ты что, совсем потерял рассудок? — Сергей встал с дивана, надвинулся на Егора. — Проспится, возможно, что и вспомнит. Иначе мы вообще все концы обрубим.

Сатана бешеными глазами посмотрел на Сергея, но пистолет возвратил на прежнее место. Он побесновался еще минуту-другую, пнул табуретку, подвернувшуюся под ноги, залпом выпил стакан воды, очистил нервы отборным матом в адрес пьяниц. Но по движениям рук, выражению глаз чувствовалось: поостыл. Слабо ударил сапогом в бок окровавленного боевика.

Иди в коридор и жди. Да скажи спасибо Зверю за заступничество, был бы уже на том свете.

Подождав, пока курьер выползет за дверь, спросил:

— Что будем делать?

— Возможно, № 2 еще вспомнит какие-либо подробности, потом начнем искать этикетку, пока же никому о чрезвычайном происшествии говорить нельзя. Там, — Сергей поднял указательный палец к потолку, — могут понять превратно. Если же не найдем, а запрос поступит, скомбинируем ответ из имеющихся сообщений от осведомителей.

— Знаешь, что бывает за заведомо ложную информацию? — неодобрительно посмотрел Егор на Зверя.

— Она будет не совсем ложной. Да и кто сможет проверить? К тому же наказание за такой подлог не может быть более строгим, чем за утрату конфиденциального документа.

Вспомнили недавний разговор, когда Сатана характеризовал боевика № 2 как пьяницу, посетовали на трудности с подбором людей. Егор с сожалением признался, что не ожидал от вполне дисциплинированного и исполнительного человека подобного проступка.

— Правду говорят, если у человека есть дурные наклонности, они обязательно проявятся, причем в самый неподходящий момент, — сказал Зверь. — Доверять курьерство алкоголу нельзя. Дело для боевика № 2 оказалось непосильным.

Сатана задумался на короткое время, потом предложил курьерство в Севск возложить на Битого, а боевик пусть возвратится к обязанностям его охранника. Рядом с ним он будет вести себя «как следует». Егор предложил также Зверю и Зитцеру организовать проверку Битому.

По договоренности с Гундосым Виктор должен был передать Ганке одну банку тушенки с написанными на тыльной стороне этикетки цифрами, не имеющими смысла. Юрию предстояло передать полученный товар из рук в руки Зитцеру. Надо было проследить за поведением Битого от момента получения товара до передачи адресату. Наблюдение за действиями курьера в Севске поручалось Виктору, в Белых Журавлях — Роману. Контроль осуществлял Зверь.

Вся процедура с проверкой прошла как по маслу. Юрий с проверочной банкой тушенки возвратился в Белые Журавли поздно вечером. Зитцер уже спал. Курьер постучал в темное окошко. Тот вышел, взял посылку и не терпящим возражений голосом грубо сказал:

— Мог бы и утром принести. Теперь не засну до рассвета. Впредь полученный в Севске товар передавай Елизавете, у неё в помощницах работает твоя квартирная хозяйка.

Сатана не удержался от «удовольствия» лично, без постороннего глаза расспросить с пристрастием боевика № 2 о его похождениях. На холодном полу коридора тот быстро протрезвел, но сказать что-либо о том, с кем и по какому поводу пил, да так, что потерял память, вспомнить не смог. Не мог он сказать, куда подевалась банка тушенки, которую он должен был лично передать Зитцеру. Помнит лишь безрукого инвалида, большую бутылку водки, хату с низким потолком и женщину с красным лицом.

— Если пропавшая банка попала в СМЕРШ, алкаша начнут искать. Рано или поздно найдут. Тебе рассказать, что будет потом? — развивал Сатана в отчаянии мысль перед Сергеем.

— Не надо об этом. Возможно, кто-то позарился на тушенку, а банку выбросят. Если бы в этом деле была замешана контрразведка, проще было бы захватить боевика вместе с банкой да поговорить с ним «по душам», он вряд ли стал бы запираться.

— Когда ты говоришь о чем-то, появляется уверенность, что так оно и будет, — положил Сатана ладонь на колено Зверю. — Все-то ты можешь, все у тебя получается. Давай назовем тебя Удачливым?

— Ну ты уж очень! Могу и возгордиться. С гордым работать трудно, а пользы от него на самом деле мало. Просто выполняю свою миссию без отлынивания. К сожалению, не все у меня получается, как хотелось бы. Не могу я, например, выбросить из сердца накопившуюся там горечь.

— Галя, что ли, застряла? — усмехнулся Сатана.

— Нет. Рана застаревшая.

Сатана, как нередко бывало, бесновался в Лизкином доме, крутил головой, был не походим на себя: красное потное лицо, взъерошенные волосы, вылупленные в гневе глаза, перекошенный от злости рот, хриплый, как после запоя, голос. Сергей внимательно следил за движениями «соратника», от которого можно ожидать любой каверзы. Не дождавшись, пока тот успокоится, спросил:

— Опять что-то не так, как нужно?

— Какое к черту «не так». У меня от боли и возмущения голова идет кругом, в животе появилась ноющая боль. Наш склад! То, что мы лелеяли, берегли как зеницу ока, как бесценное сокровище, разворован! Налетела какая-то банда, повытаскивала все, что попадалось под руку, если оказывалась вещь ненужной — выбрасывали в грязь. Вместе с продуктами и вещами пропали охранницы. Утром кладовщица пришла и ахнула, до сих пор слезами умывается.

— Кто принес столь печальные вести? Возможно, какая-то ошибка вышла? Надо перепроверить.

— Ты даже не возмутился, спрашиваешь спокойным голосом, как о чем-то обыденном. Что это, безразличие к нашим общим делам или ты что-то знаешь, но молчишь? — Егор подозрительно уставился прищуренными глазами на собеседника, отступил на шаг, поморгал часто, как бы сосредотачивая мысль. — Ну?

— Был бы толк в моей нервозности, непременно распустил бы нюни до земли. Нам надо сейчас побольше спокойствия да здравого смысла, чтобы проанализировать факты. Возможно, появятся мысли и решения, что и как делать. Ты так и не ответил, откуда появились сведения?

— Роман сообщил. Поехал с шофером за товаром, а на складе остались рожки да ножки. Не смогли увезти бандиты три ящика тушенки, по одному с сухим молоком и яичным порошком. Тара оказалась подмоченной, потому и оставили. Не осталось ни единого чемодана или ящика с обмундированием и обувью. Как бы в издевку, наброшено множество окурков с махоркой, есть следы от телеги, но на подсохшей земле недалеко от склада они теряются. След тянулся в направлении хутора, откуда приходили на службу охранницы. Вот и все, что нам осталось, — со злостью пошутил руководитель «Гидры».

— Я совершенно не знаю, как была организована охрана склада, — отметил Зверь. — Возможно, там кроется ответ?

Сатана стал рассказывать, что охранницы — три пары молодых девок. До сего дня особых претензий к ним не было, хотя двух вертихвосток пришлось расстрелять: воровать стали то, что охраняли. По информации Зитцера, последнее время к двум подружкам одной из смен стали приходить двое уразовских парней в военной форме. Гундосый должен был проверить с помощью своей агентуры, что за люди, но не успел. Эти девки-то и пропали. Вообще, охранниц подбирает кладовщица, она доверенное лицо Зитцера, через своих людей он проверяет кандидаток на благонадежность. Егор погоревал, что налаженная система охраны рухнула, перестал существовать и сам склад. Он вздыхал, проклиная Гундосого. По его мнению, торговля в организации работала, как хорошо отлаженный механизм. Теперь здесь и в других подразделениях организации что-то нарушилось. Не успеешь увернуться от одной беды, как тут же наваливается другая.

— Мы с тобою сейчас, как на корабле, в борту которого образовалась огромная пробоина, — вздыхал Егор удрученно, — и если не принять срочных мер, в скором времени пойдем ко дну.

— От судьбы не уйдешь, что предписано, то и случается. Если бы разграбление склада было делом рук СМЕРШ, органов НКГБ или милиции, нас бы тоже арестовали. Коли этого нет, не все еще потеряно. Бандиты вряд ли туда еще раз сунутся. Значит, надо восстановить систему торговли и работу склада. Иван — человек активный, следует дать ему побольше самостоятельности, за ним дело не станет, — убежденно сказал Зверь. — А Зитцеру необходимо объявить строгий выговор за халатное отношение к подбору кадров. Все сто процентов вины за разграбления склада лежат на нем. Это надо же, ему было поручено проверить, что за люди шастают к его девкам-охранницам, а он ни гугу.

— Пулю ему надо, а не выговор, — мрачно согласился Сатана с предложением Зверя. — Мы еще разберемся с ним.

— Надо подумать, у кого сейчас наше имущество, возможно, еще возвратим.

— А если все-таки в милиции или еще хуже — в СМЕРШ? Подумать об этом страшно.

— СМЕРШ не занимается жуликами, в милиции есть, наверное, дела поважнее. Будем надеяться, рассуждаем мы верно. Сейчас важно немедленно разыскать Зитцера, поставить перед ним задачу — проследить, где торгуют нашими товарами, кто этим занимается. Пусть сам тоже походит; обобщать поступающую информацию сможет и сам руководитель организации. Если получим какие-либо интересующие нас сведения, отыщем следы пропажи, потом разберемся, куда подевались девицы-охранницы вместе с ящиками и мешками. Возможно, увидим их, побеседуем.

— А ведь кто-то планировал нападение на склад, — углубился в рассуждение Сатана, — другие знали, как оно будет осуществляться, третьи готовили транспортные средства, четвертые думали, где разместить похищенное и как этим имуществом торговать. Уйма людей была в курсе дела. Если бы в достаточно длинной цепочке мыслителей и исполнителей оказался наш человек, хотя бы один, никакого ограбления не произошло бы. Отсюда вывод: Зитцер явно недорабатывает, — с раздражением констатировал Егор. — Похоже, не по его силам оперативная работа.

— Мое мнение требуется? — поинтересовался Зверь.

— Подумай, кем можно заменить Гундосого, да так, чтобы не ошибиться.

XXIV

В шалаше жить с милым — безусловно, рай. Женя была убеждена, поговорку придумали счастливые люди. Она готова жить в бункере вместе с бандитами вечно, был бы Иван рядом, ее надежда и опора, бабья мечта и бесценное сокровище.

С появлением женщины жизнь в подземелье изменилась. Преобразилось командирское отделение. Здесь впервые постель была заправлена простыней, стол застлан клеенчатой скатертью, бумаги сложены стопкой, в стакане с водой появился букетик первых полевых цветов, бревенчатая стена над лежанкой прикрыта большим с махрами платком. Зал украшен веточками акации, мусор выметен, тыльная сторона стены прикрыта куском брезента. Для улучшения вентиляции входной люк оставался открытым с раннего утра до позднего вечера.

Утихомирила Женя Упыря и Амбу, враждовавших между собою по любому поводу, а если такового не было, то и без повода. Часто это случалось ночью, когда от храпа Упыря сыпался песок с потолка. Была достигнута договоренность: не обижаться, когда будят храпевшего. Заставила бандитов навести порядок в их половине схрона, заменить подопревшую солому на лежаках, светлое время суток находиться на поверхности.

Весть о разграблении склада схронники получили по рации. Искреннюю горечь случившегося вымещали грубой бранью в адрес женщин-охранниц, Зитцера, не сумевшего как следует подойти к подбору этих людей. Женя не скрывала слез. Понимала, торговля тушенкой, другими товарами в Белых Журавлях будет парализована. Не поддавался унынию лишь Иван.

— Бог дал, он же и распорядился взять, — философствовал командир группы. — Если будем сидеть в безделье, Сатана отправит всех к Свирепому. От нас теперь зависит, когда возродится торговля и хорошее отношение к группе.

Решение Ивана со следующего утра отправиться на «поиски товара» было встречено гарнизоном с восторгом. Порывались идти в разведку Упырь и Амба. Однако Иван не разрешил: ни у того, ни у другого не было документов, а значит, поиск для обоих закончился бы встречей с первым же патрулем. Женя отдала распоряжение навести порядок и обновить маскировку вокруг блиндажа, отрыть ямы для двух туалетов.

Первый день поиска того, что плохо лежит, с заранее запланированным нулевым результатом велся Иваном совместно с Женей. Они посетили разъезд Быково, Иван показал, где стоял прошлый раз вагон, по какой дороге к нему подъезжали, посмотрели достопримечательности Уразово, Женя предложила сходить на то место, где ее обокрали. Сходили.

Женщина оказалась слабо подготовленной для длительного хождения, особенно без дорог. Пришла «домой», как говорится, без ног. Вновь идти с Иваном в разведку следующим утром наотрез отказалась.

— Уберусь по дому, — сказала она, подняв лицо и заглядывая Ивану в глаза. — Не обижайся, только обузой буду в разведке, а тут я сделаю что-то полезное.

Не хотелось ему оставлять Женю в бункере, но и взять с собою нельзя, ноги ее оказались сильно растертыми. Впервые подумал: «Зря втянул в неведомое дело».

— В Чижах много складов богатых, — подал мысль Амба. — Если хорошенько посмотреть, можно подобрать, который окажется по зубам.

По заданию командира оперативной группы Иван шел в Чижи сегодня для решения двух задач. Во-первых, понаблюдать за армейскими складами и отыскать в их охране уязвимые места, во-вторых, приглядеться к киоску сапожника, его клиентам. Вдруг среди них знакомое лицо появится.

Вновь созданный склад продовольствия на окраине Чижей Иван обнаружил без особых затруднений. Им оказался деревянный сарай со множеством окон. Помещение принадлежало разрушенному войной молокоперерабатывающему заводу. Забор из колючей проволоки в один ряд и два небольших висячих замка на дощатых дверях могли задержать от проникновения лишь граждан с благими намерениями. Вокруг сарая ходил один часовой, наблюдая только за автомашинами, подъезжающими к дверям с торца. Машины разгружались и загружались под присмотром старшины, находившегося у входа. Внешняя ограда оставалась без внимания как часового, так и кладовщика.

— Лафа для бандитов, — рассуждал вслух Иван, — хотя склад и военный.

Он сидел на скамейке в тени возле крайнего дома, глядел на важный объект не прячась, внешне похожий на тех людей, которые изображены на множестве плакатов с надписью «Берегись шпионов». Никто к нему не подошел, не посмотрел в его сторону. Бегали вокруг дети, ходили гражданские и военные, а «шпион» сидел себе и «шпионил». Показалась девушка, глянула на парня, улыбнулась и проследовала дальше.

«Если направить сюда Упыря и Амбу, без особой подготовки они в два счета завладеют складом», — размышлял разведчик.

Низко над землей, словно речные волны, непрерывной чередой шли сизые бугристые облака. Но вот в их массе образовался разрыв, округа осветилась ярким весенним солнцем, Иван невольно обернулся на детские голоса и за кустом густой сирени недалеко от дома обнаружил человека. Тот, пригнувшись, внимательно смотрел в сторону склада. «Конкурент, похоже».

Совершенно неожиданным оказался результат наблюдения за киоском сапожника. Военные и гражданские подходили к нему, делали свои дела и не спеша удалялись. Нет скучнее занятия, чем наблюдать повседневную жизнь! Одно и то же раз за разом, особенно если не слышно никаких разговоров. Как в немом кино. Иван сначала прохаживался невдалеке от киоска, затем, оперевшись спиной о ствол распускавшейся акации, сел на перевернутое проржавевшее ведро. Было тепло, хотелось просто расслабиться, отдохнуть перед дорогой в бункер. Он попытался вспомнить что-либо приятное из довоенной жизни: школу, лица парней и девчонок, родных. Воспоминания оказались яркими, четкими, как на фотографиях. Неожиданно среди дорогих сердцу видений возникло еще одно знакомое лицо. Другие сразу же исчезли. Иван очнулся от забытья, присмотрелся повнимательнее — видением оказался Зитцер. Тот стоял в полутора десятках метров от него с молодым невысоким человеком с большими усами. О чем говорили они, разведчик не слышал. Но по мимике, жестам можно было догадаться: речь шла о делах серьезных. Во всяком случае, они совершенно не обращали внимания на снующих вокруг людей. Говорил в основном Гундосый. Он жестикулировал то правой, то левой, а иногда и обеими руками.

Усатый кивал в знак согласия, трогая усы, вот он поковырялся в кармане, что-то извлек, передал Зитцеру.

Напряженный разговор собеседников позволил Ивану, пятясь от дерева к дереву, незаметно уйти из поля зрения Гундосого и его усатого молодца. Интуиция подсказывала, встреча с каждым из них ничего хорошего для него не предвещала. Пересечение интересов двух оперативников, как правило, ведет к провалу или гибели одного из них. Таков не писанный закон…

Сатана был чрезвычайно доволен — редкое явление для всей организации «Гидра». Два источника одновременно сообщили о плохо организованной охране одного из продовольственных складов в Чижах.

— Спасибо Ивану! — говорил он, удерживая ладонь Зверя, протянутую для рукопожатия. — Он подтвердил сообщение агента. Будем готовиться в ближайшие дни захватить склад.

— Справится Иван столь малыми силами? Какая-никакая, а охрана…

— Шофер тоже вооружен, поможет. Иван не подведет, уверен!

— Надеюсь, сообразит…

— А знаешь, еще какую новость сообщил Иван? — В порыве воодушевления Егор даже прищелкнул пальцами.

— Если скажешь, возможно, и у меня поднимется настроение.

— Поднимется. Непременно поднимется!

— Да не тяни же резину! — заинтересовался Сергей причиной столь резкого всплеска эмоций собеседника. — Тротил, наверное, прислали или что-то более важное?

— Суди сам. Иван в Чижах видел Гундосого! Да не одного его, а беседующим с Усатым!

— В чем же радость? Встретились друзья, поговорили о том о сем. Ну и что из этого?

— Ты иногда становишься уж очень недогадливым, не понимаешь простых вещей, — обиделся Сатана. Даже улыбка сошла с лица, лоб наморщился, и руки опустились.

— Да ведь и правда невдомек.

— В нашей организации кроме тебя никто лично не знает Усатого. С ним поддерживаю связь только я, да и то по радио. Встречались лишь дважды.

— В чем же криминал? — насторожился Зверь.

— А в том, что существует, оказывается, связь Гундосого с Усатым за моей спиной. Зачем, спрашивается? Кем разрешена встреча? Похоже, против меня готовится заговор? Ты бы как к этому отнесся, пропустил бы информацию мимо ушей?

— Я бы не потерпел, — жестко сказал Зверь. — Слушай, а не его ли рук дело с ограблением склада, чтобы подставить тебя? Уж больно удобно все получилось: ты в бороне, он в стороне.

— Я тоже не потерплю. Гундосого застрелю немедленно. Одно лишь есть «но». Если Усатый узнает, за что Зитцера расстреляли, тут же подумает, будто мы за ним следим. Меня сразу отправят вслед за ним без разбора обстоятельств дела.

— Возможно, без шума и объяснений, само собою обстановка разрядится? У нас и так с кадрами туго.

— Ну уж нет! — Сатана громко стукнул по столу кулаком, лежавшая с краю ложка подскочила и громко стукнулась о пол.

Он не спеша, плавными движениями ладони разгладил на столе невидимые складки, поднял упавшую ложку, еще раз, но тихо, как бы в задумчивости повторил:

— Ну уж нет, так ему даром это не пройдет…

— Скажи, Егор, — заинтересовался Зверь, — от каких таких сластей Усатый отрастил себе щеки и круглый зад?

— Нормальный он у него, даже тощий. Да и сам он худосочный, узкоплечий и с обычными щеками.

— Такое ощущение, — недоуменно пожал плечами Сергей, — будто говорим мы о совершенно разных людях. Я его видел одним, ты совершенно другим.

— Усы-то ты видел?

— Усы великолепные! Такие встречаются редко: черные, большие. Удивляюсь, как это они до сих пор не оторвались вместе с губой.

Следующим утром Сатана пришел к Лизкиному прилавку раньше Сергея, чего с ним прежде не случалось. Первым двинулся навстречу, сделал скорбную гримасу, поведал Зверю со злорадной усмешкой об исчезновении Зитцера.

— Вчера еще был, а сегодня как сквозь землю провалился. Искали, искали, так найти и не смогли, — говорил он, не глядя в глаза. — Куда подевался, ума не приложу.

Поведал Егор и о том, что передал Ивану сигнал о проведении более тщательной разведки продовольственного склада и приказ готовить свою команду к его захвату, если ничего существенного не произойдет.

Без паузы в разговоре Сатана сообщил свое решение.

— Тебе, — сказал он Зверю, — поручается руководство группой осведомителей вместо исчезнувшего Гундосого. Шустрый уже приносит собранную информацию, ее необходимо анализировать и с выводами передавать мне. Если возникнут сложности, будем думать вместе, каким образом делать обобщения и что передавать наверх.

— Возможно, Гундосый еще возвратится, я окажусь в неловком положении от такой спешки с назначением. У нас с ним наладились неплохие отношения.

— Не вернется, — отмахнулся Сатана. — У него по отношению к тебе были постоянные подозрения. Это его инициатива назначать тебе и другим проверки на пригодность к работе в нашей организации. Так что «неплохие отношения» были односторонними. Переживать тебе не о чем.

Иван вновь вел разведку продовольственного склада. В задачу оперативника входило теперь определить, как изменилась охрана объекта после выявленных недостатков, и доложить об этом Сатане, а через него Зверю.

На этот раз «соратника» за кустом сирени не было. Наблюдать оказалось нечего. Обстановка не изменилась. Но ближе к обеду возле склада появился второй часовой, два солдата вкатили в двери с торца станковый пулемет и остались вместе с ним внутри помещения. Приехала на автомашине группа саперов с мотками колючей проволоки и заготовленными столбами, они начали возводить второй ряд забора.

«Теперь, — подумалось разведчику, — здесь мне делать больше нечего. Ах, как огорчится Сатана, узнав о результатах сегодняшнего наблюдения за складом, который теперь стал недосягаемым для его бандитов».

Понаблюдал он и за киоском сапожника, но ничего нового или необычного не обнаружил. Можно возвращаться «домой». Завтра вновь надо идти на поиски «объекта для нападения».

Стояла хорошая погода. Весна!

Иван шел легкой походкой человека, успешно выполнившего задание, когда на душе светло и тело здоровое.

Еще на подходе к бункеру за сотню метров он услышал пронзительно-дикие крики Жени, грубый мужской голос. Разведчик рванулся к бункеру, но путь ему преградила длинная автоматная очередь. Она отозвалась металлическим посвистом пуль поблизости. Иван уткнулся носом в землю, пытаясь сообразить, что все это значит. Слегка приподнял голову, чтобы посмотреть, кто стреляет. И вновь прозвучала очередь, несколько пуль гулко ударились о землю рядом.

Еще до войны лесная полоса была опахана, вывороченый плугом дерновый слой земли, поросший травой, несколько возвышался над дорогой сплошным валиком. Он и защитил оперативника от повторной автоматной очереди. Не поднимая головы, Иван покосил глазами вправо-влево вдоль дороги, по лесной полосе, в десятке метров заметил небольшой холмик. В следующее мгновенье он преодолел рывком это расстояние и оказался за низким, всего в пару десятков сантиметров, земляным укрытием. Тут же полоснула автоматная очередь по укрытию и рядом, комья земли забарабанили по спине, ногам. Приподнял над холмиком лежавший радом небольшой сук, тут же пуля выбила его из рук. Иван пытался вспомнить подобную ситуацию из своей насыщенной бурными событиями жизни или рассказов — ничего подобного на память не приходило.

Время шло, а решения как поступить не было. Что можно хорошего придумать, когда нос в земле и головы не поднять. Посмотрел вправо, в шести-восьми шагах увидел вывороченный корень засохшего клена. Вновь рывок. За время, которое понадобилось оперативнику для броска ко второму укрытию, автоматчик не успел произвести выстрела. Теперь Иван, прикрытый корнями с землей, мог наконец осмотреться. В щелях между переплетениями безжизненных ветвей он увидел возле блиндажа Упыря с автоматом в руках. Тот напряженно смотрел в его сторону. Женя с Амбой не подавали признаков жизни. Вокруг стояла гнетущая тишина. Командир группы приподнял голову из-за укрытия, давая понять, кто перед ним, но злой веер пуль, сбивая сухие ветви и поднимая пыль, вновь заставил укрыться за корневищем. Тем не менее, высунувшись, Иван успел заметить почти на одной линии с Упырем в десятке метров впереди вырванную взрывом бомбы или тяжелого снаряда березу с короткими оборванными корнями.

Стоило Упырю отвлечься на долю секунды, и оперативник оказался в неглубокой воронке. Отсюда Иван хорошо видел автоматчика. Не дождавшись выстрелов со стороны укрывшегося, тот, очевидно, пришел к выводу, что начальник оказался безоруженным и теперь он хозяин положения. Не укрываясь, бандит ходил взад-вперед возле бункера, не выпуская из рук оружия, не теряя из виду место укрытия противника.

— Упырь! Ты с ума сошел, что ли? — крикнул Иван из своего убежища. — Поговорить надо!

В ответ короткая очередь.

Разведчик понимал, долго противостояние с «подчиненным» продлиться не может. День заканчивался. «Почему молчат Женя и Амба?» Следовало что-то предпринимать. Стрелять из пистолета на расстоянии метров семьдесят, когда сам под прицельным огнем, — дело рискованное, своей оплошностью можно лишь усугубить положение: противник затаится, предпримет скрытые действия, дождется темного времени.

Обстановку упростил сам Упырь. Он вставил новый магазин в ППШ, взял автомат наперевес и не спеша двинулся в сторону укрывшегося человека.

Иван, из укрытия наблюдая за поведением Упыря, отметил напряженный яростный взгляд, готовность к решительным действиям. Опершись стволом пистолета о торчавший корень, он ожидал приближения противника. Когда тот подошел метров на тридцать, разведчик, целясь в лицо с упора, нажал на спусковой крючок. Упырь ошарашенно остановился, схватился за горло и упал навзничь.

Пуля попала в шею чуть ниже подбородка. Упырь хрипел, когда подошел Иван, хотел что-то сказать, но кровь хлынула изо рта, и бандит затих.

Женя, как на распятии, в бесстыдной женской наготе лежала на голой земле у входа в бункер. Застывшие в ужасе глаза беспомощно уставились в бескрайние дали голубого неба. Тело женщины, всё еще наполненные жизнью груди сплошь покрывали кровоподтеки, ссадины. Здесь же была разбросана женская одежда, обувь, в сторонке лежала окровавленная простыня.

Научись человек читать чужие мысли, не было бы заранее подготовленных преступлений. Люди бы о них знали. Жизнь бы шла вперед семимильными шагами, на земле воцарился бы вечный мир и покой.

Не смог разведчик спрогнозировать поведение двух отпетых бандитов по отношению к женщине, случайно оказавшейся в их обществе, старавшейся смягчить их грубые сердца. С запозданием он начал догадываться об истинном смысле взглядов Упыря и Амбы в сторону Жени, их услужливом до слащавости отношении к ней. Женщине это нравилось, Иван видел все, но ничего не предпринял. И вот результат!

Бездыханное тело Амбы с избитым до неузнаваемости лицом лежало на кровати. Кровавый след показывал, что сюда он сумел из последних сил доползти, но справиться с травмами не смог. Осмотрев тела погибших, оперативник пришел к заключению: бандиты бились не на жизнь, а на смерть за обладание обреченной на позор женщиной. «Как бараны безмозглые».

Иван долго сидел возле прикрытого простыней тела Жени, не смог сдержать слез. Провожала утром радостная и живая. И на тебе, нелепость. Уже стемнело, когда начал копать могилу для нее возле блиндажа. «Пусть будет со мною рядом, пока я здесь». Не зарывая тела, лег рядом на землю, хотелось выть, душили спазмы. Только теперь понял, сколь дорога сердцу была ушедшая в небытие Женя. Винил себя Вспомнились ее живые темные глаза, робкая застенчивая улыбка, теплые губы, и спазмы вновь перехватили дыхание.

До утра просидел Иван с невеселыми мыслями возле последнего пристанища подруги. Не захотелось спускаться в опостылевший сумеречный бункер. Когда стало рассветать, отволок трупы мужчин и закопал неглубоко в расширенной воронке, откуда стрелял в Упыря. В вечном объятии успокоились в ней непримиримые враги.

Уже высоко поднялось солнце, когда начальник погибшего гарнизона сообщил о случившемся Сатане. В таблице радиосигналов имелся шифр «Гарнизон погиб». И тут же получил приказ прибыть в Белые Журавли.

Хмурым, неприветливым взглядом встретил Сатана Сергея.

— Ничего не могу сказать приятного, — выпалил он вместо слов приветствия.

— Встал не с той ноги? Лизка обидела?

— Тебе бы все шутки шутить, а я скоро заикаться начну от постоянных провалов да плохих вестей. Будто мы в лодке в штормовую погоду: только взметнемся на высоту гребня и начнет горизонт просматриваться, как тут же низвергаемся в пучину, не зная, вынырнем ли еще раз.

— Слишком мрачно начинается сегодняшнее утро. Не томи душу, что случилось?

— Получил утром рано сигнал от Ивана «Гарнизон погиб». С чего может подняться настроение? Опять что-то сорвалось, очередной провал. Любая работа из рук валится.

Глаза Сатаны, не мигая, бессмысленно смотрели на собеседника, побелели поджатые губы.

— Возьми себя в руки, — повысил голос Зверь, неодобрительно глядя на расстроившегося руководителя «Гидры». — Коли Иван жив, далеко не все потеряно. Человек он энергичный, инициативный, сформирует новый гарнизон, начнет функционировать склад, заполненный под крышу нужными товарами. Поживем еще. Чего приуныл, подними голову!

Сатана долго молчал, ходил взад-вперед, вздыхал. Но слова собеседника о возрождении склада и гарнизона заметно улучшили ему настроение. Однако совершенно не соответствующие обстановке решения возникли в его голове и теперь.

Надо этого Ивана расстрелять, — сказал он жестким недобрым тоном, посмотрев исподлобья на Зверя.

— С какой стати? — опешил Сергей.

— Он делает хорошие, но провальные дела.

— А кто тебе про Зитцера сказал? Кто полную автомашину нужного товара привез? Кто наладил регулярную связь с Севском? Если подходить наобум к решению важных вопросов, можно и самого себя расстрелять. Еще неизвестна суть происшествия в «ставке», а ты уже суд вершишь. Не дело это, не солидно для руководителя такого уровня!

— Хорошо, приедет, разберемся что к чему и тогда окончательно решим его судьбу.

Сатана поднял голову, как бы свысока посмотрел на подчиненного. Даже второй подбородок обозначился вследствие нахлынувшего чувства собственной значимости. Продолжать разговор он не пожелал, молча ладонью показал Зверю, что можно удалиться. Прислонившись спиной к столбу Лизкиного прилавка, невдалеке стоял телохранитель Сатаны, исполнитель его приговоров — боевик № 2, облизывая разбитые сапогом хозяина губы.

«Надо быть вблизи прилавка, мало ли что взбредет в дурную голову Сатане», — рассуждал Сергей.

Иван прибыл в Белые Журавли лишь во второй половине дня. Уставший, невыспавшийся, он появился на рынке с удрученным видом человека, искренне переживавшего потерю близкого.

Сергей поджидал разведчика возле хозяйства Кирпича. Увидев Ивана, сразу определил — случилась беда. Лицо товарища стало серым, глаза на мокром месте, от постоянно блуждающей на губах улыбки не осталось и следа.

Иван рассказал о случившемся, не смог скрыть расстроенных чувств и искреннего огорчения, сообщил о результатах разведки продовольственного склада и будки сапожника.

Командир оперативной группы передал содержание разговора с Сатаной, предупредил о грозящей опасности. Иван тоже знал, Егор слов на ветер не бросает, особенно если дело касалось расправ.

На всякий случай Сергей передал распоряжение Вихрову увеличить количественный состав патрулей на рынке, Юрию поручил не спускать глаз с боевика № 2.

Предупреждение командира оперативной группы о возникшей угрозе взбодрило Ивана. Он собрался с мыслями, настроился на встречу с Сатаной, приготовил пистолет. «Не овца же я беззащитная».

Руководитель «Гидры» встретил командира погибшего гарнизона настороженно. Не отвечая на приветственные слова, бросил:

— Что скажешь, шутник?

Он стоял, держа руки в карманах, и раскачивался с пятки на носок, выставив приподнятую бороду вперед. Иван начал докладывать о результатах второй разведки продсклада, но Сатана перебил его:

— Об этом сейчас говорить не стоит. Гарнизон как погубил?

Не реагируя на явное недоброжелательное отношение, Иван с первых слов попытался отшутиться:

— Своих бить никому не позволено. Гарнизон оказался жертвой зла.

Сатана внимательно посмотрел на говорившего, переваривая смысл услышанного.

— Не знаю, что у тебя на уме, но я не возьму в толк, о чем ты говоришь? — усмехнулся он.

Егор посмотрел на Зверя, но тот лишь неопределенно пожал плечами, как бы подтверждая, что ему тоже ничего не ясно.

— Плохо выгладишь, — сказал Сатана, не найдясь, как отреагировать на слова Ивана.

Он еще хмурил брови, но чувствовалось, гроза миновала.

Спокойным тоном командир гарнизона подробно изложил суть происшествия в лесной полосе, где и как похоронил Женю, Упыря, Амбу.

— Зачем ты поволок за собой бабу? — грубо, бестактно бросил Егор.

— Я разрешил взять женщину в качестве прикрытия разведывательных действий, — пришел на выручку оперативнику Сергей, видя, что Иван намерен ответить резкостью. — Думали, так будет безопаснее.

— «Думали, думали…» Могу рассказать про индюка, который тоже много думал, — полушутя пробурчал Сатана. — Терпеть не могу, когда много думают.

— Эх! Теперь бы тех щец, в которые угодил индюк, — мечтательно сказал Иван и тут же переменил шутливый тон разговора: — А о Жене вы зря так грубо. Она, можно сказать, спасла мне жизнь, когда неожиданно на меня напал Амба. Она мне была женой, ею и осталась бы, не взбесись Упырь и Амба. В присутствии мужа не принято плохо отзываться о женах. Жена есть жена. Женя была таковой.

— Не обижайся, — примирительно сказал Сатана, — тут поневоле взвинтишься, когда не знаешь, о чем думать. Давайте выпьем по стопарику за упокой невинно загубленной души, иначе она будет над нами витать, как неприкаянная.

Остопарились у Лизки дома. Хозяйка не скрывала расстроенных чувств, узнав о гибели товарки по торговле. Шмыгая носом, вспоминала ее добрыми словами. Оказывается, Женя была для нее чуть ли не самой близкой подругой, чему Иван удивился до крайности.

На «поминках» договорились о необходимости подбора новых кадров для Иванова гарнизона. Предполагалось, что с помощью осведомителей Шустрому удастся наладить связи с местными дезертирами в населенных пунктах и привлечь их к делу. Виктор обязывался также проверить благонадежность подобранных людей и представить кандидатуру на утверждение Зверю. Егор в этот процесс вмешиваться не пожелал.

Когда выпили «по единой» в десятый раз, с багровым лицом и заплетающимся языком Сатана вновь приступил к анализу причин провалов в работе «Гидры».

— Делаем вроде бы все как надо, — излагал он мысль, — а получается шиворот-навыворот. Если посмотреть на наши неудачи, везде напрасная потеря людей. Где корень зла?

Егор пытался наколоть в тарелке мелко нарезанный соленый огурец. Вилка со скрежетом скользила по поверхности, не захватывая закуску. Раздосадованный Сатана бросил ее на стол, попытался двумя пальцами ухватить одновременно пару ломтиков, но они выскользнули на скатерть.

— Наши успехи, — продолжил он, — как этот огурец, не то чтобы весь взять, но даже маленькие дольки не даются в руки. Вот эти, — кивнул он бородой на лежавшие перед ним кусочки огурца, — держал в руке, рот открыл, а они, паршивцы, скатерть испачкали, но не подчинились.

— Если делается все как следует, а результат совсем другой, — изобразил пьяную речь Иван, — значит, рядом затаилась нечистая сила, Поскуда эта подлая, хороших манер не признает, удачливых не терпит.

Неожиданно сказанную нелепость Сатана воспринял всерьез, всей пятерней покопался в тарелке.

— А что! И в самом деле сатанинскими происками можно объяснить многое. Я вчера ночевал, — начал рассказывать Егор, — у… Ну, неважно где. Встал утром рано, смотрю, нет моих сапог. Знаю точно, где оставил их вчера. Туда-сюда, идти надо, а обуви нет. Сел на кровать, задумался. Гляжу, сапоги стоят рядом с табуреткой у моих ног. А на днях вышло похлеще. Вечерело. Шел к Елизавете. Иду, гляжу по сторонам. Вижу, стали попадаться дома незнакомые, будто я не в Белых Журавлях, а черт знает где. Не зная, куда эта дорога меня приведет, повернул назад. Прошел немного, смотрю, стоит Лизка у ворот, меня поджидает. Надо же, какая сила! Способна улицы переворачивать как вздумается.

— Да… Каких только чудес не бывает на свете! Непременно не обходится без нечистой силы, — прокомментировал Сергей с серьезным видом. — Содержимое нашего склада исчезло без следа — непременно её проделки, она и в Упыря вселилась, пока Иван отсутствовал.

— А какая она из себя? — не унимался Егор. — Её кто-нибудь видел или хотя бы слышал?

— Г оворят, зеленая, как тоска.

— А способ есть, как избавиться от напасти? — Сатана с надеждой посмотрел на Ивана.

— Надо съесть сухой корень лопуха, прочитать молитву «Отче наш» перед обедом, а после приема пищи, лежа без сна, в течение двух часов ни единого раза не вспомнить нечистую. Если всё выполнить, окаянная тут же исчезнет. Главное — не вспомнить, она не любит этого, — со знанием дела изложил рекомендации Иван.

— Но ученым предстоит еще выяснить, какие существуют способы избавиться от проклятой, — добавил Сергей.

Егор в задумчивости сцепил руки на столе, положил на них голову. Сергей с Иваном переглянулись, потихоньку встали, намереваясь незаметно уйти, но Сатана жестом руки вновь усадил их на прежнее место, приподнял взлохмаченную голову, исподлобья мутным глазом внимательно посмотрел на Зверя.

— На какие шиши будут жить твои осведомители после потери склада и гибели гарнизона-добывателя? — неожиданно протрезвевшим голосом спросил он.

Сергей так часто получал новые назначения от руководителя «Гидры», что уже запутался, кем он на данный момент является. Последняя «должность», безусловно, являлась важнейшей, давала возможность взять под контроль значительную часть агентуры противника на тылах Юго-Западного фронта. Он в глаза еще не видел ни одного «своего осведомителя», но о каждом, оказывается, следовало уже заботиться.

«Об этих людях, безусловно, надо побеспокоиться, — мелькнула мысль, — дело стоящее».

— Будем размышлять. Несомненно, что-нибудь придумаем, — ответил с искренней озабоченностью новоиспеченный командир группы осведомителей.

О чем «размышлять», Сергей не имел представления. Сколько осведомителей на связи, он не знал. Виктор успел познакомиться лишь с некоторыми из них, а Зитцер сообщений не делал. Это была его закрытая вотчина.

Так, на всякий случай, поинтересовался у Егора:

— Сколько же людей в моем войске? Гундосый дела мне не передавал, покидая должность. Кому и сколько необходимо платить? Где брать деньги для этого?

— Вечно у тебя одни деньги на уме, — пробурчал Сатана.

Он опять положил голову на руки. Иван налил из графина воды для себя и Сергея по половине стакана, Егору столько же водки. Предложил выпить за успешную работу группы Зверя. Руководитель «Гидры» молча выпил свою дозу, не закусывая.

Заметив, что Сатана прислушивается, Сергей нарочито громко обратился к Ивану:

— Надо добывать деньги, люди трудятся добросовестно, постоянно подвергаются опасности. Где возьмем?

— Какая нужна сумма? Мы ведь не знаем, сколько было осведомителей у Зитцера, — ответил командир погибшего гарнизона, — наш уважаемый руководитель молчит, вы не в курсе. Как рассчитать потребности?

— Какое-то время придется перебиться на имеющихся запасах, а дальше видно будет, — ответил Зверь.

— У меня есть небольшие накопления, вы с Виктором подкинете, Егор раскошелится, наберу новую группу боевиков, все будет нормально.

— Нет уж! — неожиданно подал голос Сатана. — Вы ответственные за обеспечение деньгами подчиненных, вы и кумекайте, как это сделать, а меня увольте.

— Хорошо быть начальником, думать не надо! — позавидовал Иван.

— Мне необходимо знать количество людей в группе, а я уже буду думать, как с ними рассчитаться, — с раздражением ответил Зверь. — А то получается втемную. Возможно, мне нет доверия? Не возражаю, передайте группу другому.

Не дождавшись ответа, Сергей с Иваном покинули уснувшего за столом Егора. Сегодня они впервые за многие недели могли не опасаться слежки. Тем не менее с мерами предосторожности пошли на свою базовую квартиру возле оврага. Шли молча. Иван то и дело вздыхал, украдкой смахивал навернувшуюся слезу.

Наутро руководитель «Гидры» передал Сергею бумажку с фамилиями двух осведомителей, кличками и адресами.

— Других имен не знаю, — смущенно пожал он плечами. — Они были у Гундосого на памяти. Теперь Виктору придется отыскивать агентов в населенных пунктах. Идиот! — сделал он вывод неизвестно в чей адрес.

— Начальничек, а? — прокомментировал Иван кадровые познания руководителя «Гидры», когда тот отошел к Лизкиному прилавку. — Если о потере связи с агентурой информация дойдет до его пока не известного нам руководства, Сатане не сносить головы. Нерадивых никто не жалует.

— Нам придется исправлять ошибки Сатаны, — ответил Сергей. — Похоже, он чересчур увлекся торговлей прибылью, а самое главное дело, для чего он, собственно, находится в Белых Журавлях, пустил на самотек. На пьяную голову он не совсем понимает, что этот его промах — всем промахам промах!

XXV

Разгром немецко-фашистских войск в осенне-зимней кампании 1942/43 года под Сталинградом, на Кавказе, в районах Демянска, Вязьмы, Ржева, прорыв блокады Ленинграда подорвали военную мощь, моральный дух армии и населения Германии, ее авторитет в странах-сателлитах. Для улучшения внутриполитического положения рейха и предотвращения распада фашистского блока командование вермахта намеревалось провести ряд крупных наступательных операций на советско-германском фронте с целью овладения стратегической инициативой и поворота хода войны в свою пользу. Этому способствовало выгодное положение войск в районе Курской дуги, позволяющее вести наступление по сходящимся направлениям из районов Орла и Белгорода с последующим выходом в тыл Центрального и Воронежского фронтов.

В подписанной И. В. Сталиным директиве Ставки Верховного Главнокомандования на летнюю кампанию от 21 апреля 1943 года отмечалось: если замысел противника на Курском направлении увенчается успехом, можно ожидать его дальнейшего наступления на юго-восток с выходом в тыл Юго-Западному фронту. В этой связи на указанных направлениях перед советскими войсками ставилась задача подготовить мощную, глубоко эшелонированную оборону с хорошо развитой системой траншей и других инженерных сооружений на глубину до 250–300 километров в зависимости от значимости направления и местных условий.

15 апреля 1943 года Гитлером подписывается оперативный приказ № 6 о подготовке наступательных операций на Курской дуге. Для их обеспечения перед немецкой агентурой ставилась задача: в первоочередном порядке вести разведку хода оборонительных работ и готовности инженерных сооружений, передвижений войск в тылу указанных фронтов.

В то же время перед органами СМЕРШ, разведывательными подразделениями войск НКВД по охране тыла ставилась задача активизировать контрразведывательную работу, обеспечить скрытность ведения оборонительных работ и передислокации войск.

Именно в это время связь с вражеской агентурой, находящейся в ведении «Г идры», была потеряна. В скорейшем восстановлении оказались заинтересованными по обе стороны линии фронта. Редкий случай совпадения интересов разведок воюющих сторон, хотя каждая из них преследовала противоположные цели. Немцы нуждались в получении данных о ходе оборонительных работ и концентрации войск на Курской дуге, в том числе в тылу Юго-Западного фронта. От контрразведывательных органов требовалось взять под контроль работу агентуры и радиостанций противника. В этой грандиозной по масштабам работе оперативная группа Ланцова должна была в первоочередном порядке восстановить утерянные связи с агентурой «Гидры», контролировать поступающую информацию, корректировать ее и передавать противнику в виде дезинформации.

Сатана лично изъявил желание включиться в работу по восстановлению утраченных связей с осведомителями. Но, поразмыслив, отказался от затеи. Он полагал, стоит ему покинуть Белые Журавли, его тут же задержат первые патрули или на КПП. Егор был, безусловно, прав. Резко усилившийся контроль на дорогах за передвижениями граждан и военнослужащих не только в прифронтовой полосе, но и в прилегающих районах давал повод для подобных размышлений. Оставался один вариант — восстановление связей с осведомителями поручить Виктору и Марии, имевшими документы, соответствующие обстановке.

— Кроме Шустрого, — говорил Егор, — эту работу я никому доверить не могу. Об агентах должен быть осведомлен непосредственно лишь сборник информации. Командиру группы и руководителю организации достаточно знать содержание получаемых сведений.

— Ему нужна помощница для прикрытия и вообще… — не нашелся что еще сказать Сергей.

— У него есть Мария, пусть с ним и походит, — разрешил Сатана.

Виктор не верил в поговорку, что ночью все кошки серые. Перенося это на женщин, свою жену он оценивал в мыслях выше всех представительниц слабого пола. Ее прелестное простодушное лицо, кроткий нрав, жизнерадостный характер были непререкаемым авторитетом, эталоном. Стоило ему остановить оценивающий взгляд на женщине, тут же всплывал образ жены, и результат напрашивался сам собою.

«Серой» первоначально показалась и Мария. Но постепенно Виктор начал замечать легкую изящную походку «тети Маши», бархатный голос, полные жизни губы, добрую улыбку, нравились дуги бровей над голубыми глазами.

Первые рабочие встречи начинались и заканчивались без эмоций — дела и только! Однако совместная служба наблюдения за командой Сатаны на чердаке под одним одеялом и на мягкой перине заметно сказалась на их отношениях. Появилось взаимное желание повидать друг друга.

После установления постоянного места проживания Сатаны и его подельников, распорядка их дня Мария оказалась свободной оперативной единицей. Она с радостью восприняла поручение Сергея совместно с Виктором установить контакты с осведомителями «Гидры».

Наконец протрезвел Сатана. При всем желании он не смог вспомнить пароль встречи, фамилии и адреса всех подопечных, но перечислил двенадцать населенных пунктов, в которых они проживали. Спасибо и за это. Двое были известны по наводке Зитцера, пару имен все-таки назвал Сатана, осталось познакомиться с восемью добровольными помощниками вражеской разведывательной службы. Не так уж и много, если не брать во внимание расстояние между населенными пунктами, прифронтовые условия, настороженное отношение в деревнях к чужим людям.

Начали операцию с разработки простой легенды, объясняющей появление в сельской местности мужчины и женщины: муж — инвалид вместе с женой меняют одежду, обувь на продукты питания. В наличии немецкие добротные сапоги, шерстяной костюм с бриджами, шелковая рубашка небесного цвета, одеколон, пудра. Всё это не для бедного люда. Полагали: осведомители имеют достаток в доме, перед соседями не выпячиваются, общий вид жилища если не блестящий, то уж никак не затрапезный.

Первая декада мая. Пора буйного цветения, благостное время для больших и малых начинаний.

Исправлять оплошность Сатаны Виктор с Марией отправились пешком с утра пораньше. Погода стояла тихая и безоблачная. Весна и первозданная зелень размагничивали душу и тело. Где-то куковала кукушка. Хотелось подурачиться, забыть настоящее, просто вдыхать аромат пробудившейся жизни.

Но дела! Они не позволяли расслабиться, сковывали мысли. Разведчики оказались, как в той сказке: иди туда, не зная куда, ищи того… Исключения все же были. Молодые люди знали, кого искать в селе Петривка, первом на их длинном маршруте.

Мария с восхищением смотрела вокруг. Так уж случилось — оккупация, оперативная работа в Белых Журавлях не позволяли в последние годы отлучаться из поселка. Теперь, будто впервые, она жадно рассматривала шелковистую травку, срывала растущие вдоль дороги желтые полевые цветы, складывала их в букет, давала попутчику нюхать.

Не хотелось думать о задании. Но Виктор упорно не замечал восторженного настроения подруги, сосредоточенно и отрешенно глядел под ноги, шел размеренным мужским шагом. Мысли его целиком были поглощены решением проблемы: как искать?

— С двумя осведомителями я встречался, — говорил он Марии, отводя букетик красивых цветов от своего лица. — Две фамилии вспомнил Сатана. Все эти люди — женщины средних лет, те, которых я знаю, живут неплохо.

— Значит, и наши разыскиваемые тоже должны быть женщинами, — сделала вывод Мария.

— Возможно, не все, но большинство. Что ни говори, а с женщиной всегда легче найти и общий язык по любому вопросу.

— А те женщины симпатичные? — не ответила она на шутку Виктора.

— Нет. Представляешь, эдакие серые, бесцветные. Ну совсем серые.

— Представляю с трудом. Каждый человек красив по-своему. Если не телом, то душой обязательно.

— Серые — значит незаметные. Во всяком случае с первого взгляда. Потом впечатление может измениться, — посмотрел он на подругу.

— Чего еще общего ты в них нашел? — отвлеклась Мария от созерцания природы.

— У троих из них мужья числятся без вести пропавшими.

— И что из этого?

— Человек склонен мыслить шаблонно. Если у него удачно получилось что-то однажды, в подобной ситуации он непременно повторит опыт. И так будет многократно, пока есть положительный результат.

— Надо полагать, Зитцер поступил аналогичным образом в подборе осведомителей. Тогда у нас есть ответ на многие вопросы.

— Как ученица, получившая в нужный момент подсказку, Мария с гордым видом посмотрела на Виктора, ожидая с его стороны похвалу.

— Петривка — село небольшое по количеству дворов, но вытянуто дугообразно вдоль узкой степной речушки с бурной водой в половодье и небольшими плёсами в остальное время года. До войны русло реки было непуганым царством домашних гусей и уток. Их гогот и кряканье слышались круглые сутки. Соседи не знали — где чьи, но когда наступали осенние холода, шумоватая птица самостоятельно приходила на родное подворье. Немцы навели порядок в считанные дни. Теперь в Петривке не слышно ни птичьего гомона, ни собачьего лая, ни блеяния овец или мычания коров.

Тишиной встретило село путников. То в одном, то в другом месте появится человек и тут же исчезнет. Кругом запустенье, шрамы войны. Крайний двор с вырубленным садом и штакетником, вдавленным в землю гусеницей танка, начинался сразу за широкой канавой с мутной водой. Проселочная дорога в Петривке шла по косогору параллельно единственной улице. От нее к каждому дому отходила своя двухколейная тропа, у одних полузаросшая, у других наезженная. С косогора дорога пересекала деревню посредине и дальше шла через земляную дамбу к грейдеру.

Путники подошли к крайней избе. У калитки без забора стояла старушка в выцветшей кофте неопределенного цвета, такой же длинной юбке, подпоясанная клетчатым запоном. Большие глазницы, крючковатый нос, вросшая в плечи голова делали ее похожей на сову. Поздоровались. Смотрит внимательно, настороженно.

— Откель идёте, милые? — не отвечая на приветствия, глухим старческим голосом спросила она.

— Мы, бабушка, из Белых Журавлей, — ответила Мария.

— Ой! — всплеснула руками бабуля. — Меня ведь оттель взяли замуж. Зайдите, милые, расскажите, как там теперь живут люди. После революции в Белых не была. Только у меня угостить-то нечем, — горестно пожаловалась она.

Вошли. Бросилась в глаза бедность жилья, слышался стоялый запах слежавшейся одежды. На стене четыре фотографии в рамках.

— Мой дед, сын, сноха, — указывала хозяйка пальцем в изображения. — Мужа немцы убили, сын пропал без вести, сноха пошла куда-то, а потом так и не пришла. Где теперь, не знаю. Всех война забрала. Теперь одна вон на какое хозяйство. Ни поболеть, ни отдохнуть некогда.

Она всхлипнула, обреченно покачала головой, поправила сползавший на глаза ситцевый платок.

— А вы скитаетесь! Оставайтесь жить у меня. Тут раздолье. Места хватит на всех.

— Спасибо, бабушка, за приглашение. У нас дел невпроворот, — ответила Мария.

Посидели, поговорили. Угостили хозяйку парой кусочков рафинада.

— Года два не видала сахар, забыла, каков он на вкус, — полушепотом проговорила бабуля.

Засуетилась по старушечьи. Достала из русской печи черный чугунок, из шкафа, давным-давно покрашенного белой краской, три граненых стакана, налила кипятку, плеснула в каждый стакан вишневого цвета заварки, усадила за стол.

— Часто в деревне чужие люди бывают? — спросил Виктор, прихлебывая чай, заправленный сладким свекольным соком.

— Не. У нас за бугром фейдер. Там движение днем и ночью, а сюда редко кто заезжает. Бывает иногда у Настьки мужик. Невысокий, широкоплечий. Побудет недолго и уходит.

— Как она живет? — поинтересовалась Мария.

— Живет неплохо. Всё у нее есть. А вот одеколон ваш непременно купит. Этого только ей недостает, — усмехнулась бабуля.

— Если проходим по дворам допоздна, переночевать пустите? — зарделась Мария. Не усидел спокойно и Виктор, переложил ногу на ногу.

— Приходите, милые, приходите. Можете поспать на печи, там всю ночь подстилка теплая.

Радушная хозяйка проводила гостей до калитки, показала жилье Анастасии, долго смотрела вслед.

Не заходя на другие подворья, оперативники направились к указанному дому.

Настькино хозяйство включало дом под железной крышей, два сарая, небольшой огород и невырубленный сад. Краснощекая, с грубыми чертами лица женщина смотрела на чужих людей неприветливо. По-бабьи выставив грудь вперед, высоко подняв голову, она внимательно наблюдала за приближавшейся парой из-под низко опущенного на глаза платка, когда молодые люди шли еще по улице. Интуиция подсказывала, эти люди идут к ее дому, и ничего хорошего от них не следует ожидать. Ковыряя лопатой землю в палисаднике, Анастасия заранее настраивала себя на нежелание вести с ними какие-либо разговоры.

Лучезарная улыбка мужчины, приветливые слова помимо ее воли начали медленно растапливать лед неприязни.

— Здравствуйте, уважаемая, — сказал Виктор. — Принимайте гостей.

Спутница симпатичного молодого человека кивнула головой и тоже приветливо улыбнулась. Сохраняя суровость, хозяйка слегка наклонила туловище в поясе, принялась без стеснения разглядывать с ног до головы лишь гостя, опустила при этом засученные рукава кофты, поправила платок, одернула фартук.

Виктор бегло осмотрел подворье. Заметным было трудолюбие хозяйки, но явно просматривалось отсутствие мужских рук: чистый без соринки двор, и дверь уборной, прислоненная к стойкам. Но отметил он и другое. Если посмотреть из-за угла дома или сарая с покосившейся стеной, можно увидеть седловину между двумя небольшими высотами, через которую проходил участок грейдера с движущимися автомашинами. Подумалось: «Никуда ходить не надо. Сиди на пенечке и считай, сколько и какого транспорта идёт в сторону фронта и в тыл. Можно посчитать людей в пеших колоннах».

У Марии торг не шел. Ничего Настьке не нравилось. Предлагаемые товары оказывались неподходящими качеством или размером. Если что-то привлекало внимание, она оговаривала в обмен такое количество продуктов, которое не устраивало другую сторону. Женщины сначала торговались спокойно, но постепенно разговор перешел в словесное препирательство, а вскоре двор огласился их резкими выкриками, слышными ближними и дальними соседями Настасьи.

— Всё, хватит! — Энергичным движением руки сверху вниз Виктор как бы разъединил спорящих.

Женщины, как по команде, разом стихли, часто дыша, неприязненно посматривая друг на друга.

— Зитцер будет недоволен таким торгом, — обратился он к Марии, — вон сколько шума наделали.

Виктор не вкладывал какого-либо смысла в сказанное. Просто вспомнил, в разговоре с уже знакомыми осведомителями это имя непременно упоминалось. Однако озвученное, оно вызвало неожиданную реакцию со стороны Настьки. Она быстро утихомирилась, черты ее лица заметно смягчились, разгладились, она спокойно возвратила Марии рубашку, ставшую причиной размолвки.

— Чего ж вы мне голову морочите, — улыбнулась впервые хозяйка подворья, — сказали бы сразу, что прибыли от него. Я уже намеревалась выпроводить вас со двора, а вы, оказывается, гости дорогие.

— Успех оценивается выше, если он достигается, когда надежд уже не остается, — глубокомысленно изрек Виктор, прижимая одновременно обеих женщин к себе.

Анастасия тут же по-деловому сообщила, что минувшей ночью в сторону Белгорода проследовало много танков. Не меньше часа, говорила она, шла танковая колонна.

Виктор выдал бдительной осведомительнице тридцать рублей одной купюрой, но она не взяла.

— Мне нужны мелкие деньги. Тридцатирублевку здесь никто не разменяет. Зитцер за такие сведения давал пятьдесят рублей, — сказала женщина, явно недовольная результатами сделки.

Деньги у Виктора были, но все купюры одного достоинства, переплачивать не хотелось, впереди еще семь осведомителей. Хозяйка согласилась, чтобы недоимка в двадцать рублей была отработана в натуре. Такой компромисс предложила Мария, но та приняла шутку за чистую монету.

В течение часа оперативник поправлял и приколачивал двери, расшатанные доски ворот, укреплял опоры покосившегося сарая, распилил сухой сук на дрова. Мария в это время наводила порядок в сараях. Анастасия зорко следила, чтобы вся работа велась должным образом да ничего не пропало. К концу трудового часа хозяйка деньги у Виктора взяла. Сладились, значит.

— Сколько Зитцер платил за холостое посещение? — спросил Виктор, обернувшись к хозяйке, когда с Марией вышли за ворота.

— Посматривайте, возможно, через недельку навещу.

— Десятку, — сухо ответила она и, не попрощавшись, ушла в сад.

Солнце клонилось к западу. Идти в другое село не оставалось времени Решили воспользоваться приглашением бабули с крайнего подворья. Она обрадовалась возвращению понравившейся молодой пары, засуетилась. Поужинали яичницей из сухого порошка. Виктор перед этим плеснул по четвертушке стакана спирта, который разбавили водой. Хозяйка не моргнув глазом выпила, раскраснелась, повеселела. Молодые люди долго слушали рассказы старушки — как жили во время оккупации, в довоенное время.

— Все у меня было до войны, — говорила она, — теперь ничего нет. Ради чего все это? — вопрошала хозяйка, глядя на молчаливых постояльцев.

Молодежь вышла во двор проветриться. Там, где проходил грейдер, не видимый со двора, над горизонтом то и дело вспыхивало зарево автомобильных фар. Погода стояла тихая. На ясном небе мерцали мириады звезд, оттуда потоком лился невидимый свет, струилась прохлада. Мария передернула плечами.

— Ночью будет мороз, — пообещала она.

— Что ты такое говоришь?

— У нас в начале мая всегда бывают морозы. Стоит только зацвести черемухе, они тут как тут.

— Лезьте, милые, на печку, — сказала хозяйка, когда молодые люди возвратились в комнату. — Стелить у меня нечего. Там лежит полстёнка, на ней не замерзнете.

В кромешной темноте на печи они молча долго лежали, прижимаясь спинами к теплой шерстяной подстилке, прикрывающей голые кирпичи.

Виктор повернулся к Марии, столкнувшись с ней носом. Он поцеловал её в сочные губы, прижал к себе. Вместе с ощущением тепла женского тела пробудились неосознанные чувства. И тут же возник образ жены. Непроницаемая тьма не помешала Марии почувствовать эту перемену. Отстранилась.

— Не надо! Не хочу забеременеть. Не до этого теперь.

Так и пролежали до утра на теплой печи в обнимку, но врозь. Едва поднялось солнце, Виктор уже хозяйничал на бабкином подворье: подправлял, выправлял, заколачивал, прилаживал. Вместе с Марией подняли неповрежденный штакетник, прикрепили к опорам, порубили на дрова собранный в саду сушняк, снесли в сарай.

— Не знаю, как вас благодарить, милые, — прослезившись, сказала на прощание старушка.

— В следующий приход, — пообещала Мария, — ограду восстановим, еще что-то по хозяйству сделаем.

Опять дорога. Теперь в Слёзное.

Погода не изменилась, тем же остался ландшафт. Но холодок в отношениях, оставленный душевным сбоем Виктора, давал о себе знать, растворялся медленно против желаний одного и другого. Шли большей частью молча. Только где-то посредине пути Мария сказала:

— Если капитан не знает, куда плыть, попутного ветра его корабль не дождется. В какой-то книге читала об этом.

— Много чего на свете бывает. Даже штиль может наступить во время бури ненадолго, — ответил Виктор, — потом опять всё повторяется.

Но весна — это не осень, ненастная и холодная. Своим дыханием она способна смягчить самые зачерствелые сердца, вылечить израненные ненавистью души. Если же между влюбленными пробежала всего-навсего черная кошка, мрачные мысли, как снег на лугу под лучами солнца, исчезнут в считанные минуты.

Когда подходили к деревне, Мария уже вновь собирала цветы, плела из них тонкие веночки, крепила на своей и Виктора головах, отходила несколько вперед, любовалась. Виктора же вновь терзала мысль: как подступиться к выполнению задачи. Кое-какой опыт есть, но его совершенно недостаточно.

Не мудрствуя лукаво, решили действовать по своему шаблону. Осмотрели Слёзное издали. Село лежало в неширокой долине по обе стороны длинного пруда, напоминающего по форме слезу. Две ограничивающие его земляные плотины возвышались перед первым и после крайнего двора. На первый взгляд, поблизости не было объектов, которые могли бы заинтересовать вражескую разведку. Но по значимости в списке населенных пунктов, имевших осведомителей, Слёзное значилось под первым номером.

Крайний двор в селе находился возле оврага, сразу за плотиной. Возле деревянного забора стоял в замасленной телогрейке, стоптанных кирзовых сапогах угрюмый мужчина крепкого телосложения. Из-под низко надвинутой на лоб кепки на путников глядели глаза-буравчики. На приветственные слова подошедших ответил поднятием козырька.

— Чего меняете? — спросил он без какой-либо заинтересованности низким голосом.

Мария перечислила наличествующий для обмена товар. Показала яловые сапоги, повертела их в руках.

— Ворованного нам не надо, — огорошил пришельцев мрачный хозяин подворья.

— Ты чего! Бог с тобой, дядя! — искренне обиделась Мария.

— С жульем общих дел не имеем.

— Что же это, немцы вас снабжают, что ли? — съехидничал мужик.

— Поезжай в Белые Журавли, там на рынке этого добра пруд пруди, — вмешался в разговор Виктор. — Оскорблять нас не надо.

Во время торга Марии он внимательно рассматривал подворье, отметил про себя: по оврагу к дому можно пройти скрытно на дальность броска фанаты. А с торца дощатого сарая, подходящего к обрыву вплотную, имеется возможность незамеченным подойти к углу дома. «Бандитская богадельня», — мелькнула мысль.

На вопрос Виктора, часто ли бывают в селе меняльщики товаров на продукты питания, хозяин ответил кратко: «Откель мне знать?»

Упоминание Виктором имени Зитцера при обращении к Марии какой-либо реакции со стороны хозяина подворья не вызывало.

Обходили один двор за другим, но сведений, позволяющих выйти на слезнинского осведомителя, получить не удалось. К концу дня уставшие, удрученные неудачами поиска попросились заночевать к одинокой старой женщине. Коротко подстриженная, с обветренным лицом и руками, она копалась в огороде, несмотря на сгустившиеся сумерки.

Хозяйка угостила постояльцев сваренной в мундире картошкой, собственного изготовления ароматным ржаным хлебом, в ответ получила забытый на вкус кусок непиленого сахара. Разговора за столом не получилось. Они были расстроены безрезультатным хождением по селу, хозяйка же ушла в свои заботы.

Перед сном вышли во двор. Теплый вечер клонился ко сну. Послушали лягушачий концерт. Зеркальная поверхность пруда парила легким туманом. Молча направились в коридор. И тут через низкий плетень метнулись две тени. В грудь Виктора уперлись стволы двух немецких автоматов. Хриплый басок в темноте приказал:

— Не рыпаться! Стреляем без предупреждения. Между собой не разговаривать! Команды выполнять беспрекословно!

Не опуская автоматов, напавшие посовещались в сторонке, затем один из них направился вовнутрь дома. Через несколько минут он возвратился с поклажей задержанных. Взвалили все на плечи Виктора и по команде «пошли!» процессия двинулась по улице. Впереди и позади пленников шли автоматчики. От волнения и вечерней прохлады Марию била нервная дрожь. Она прижималась плечом к Виктору, пытаясь согреться и успокоиться, но его руки были заняты, и лишь локтем смог он прижать её руку к себе.

— Дайте платок женщине, она же мерзнет, — обратился Виктор к конвоирам.

— Скоро придем, пусть потерпит, — раздался басок позади.

Перекидывая рюкзак с сапогами с одного плеча на другой, Виктор успел переложить револьвер из кармана в холщевую сумку с продуктами, которую нес в левой руке.

— Стой! — вдруг выкрикнул хриповатый. — Обыщи этих субчиков, а то приведем…

Впереди идущий конвоир подошел к Виктору, заставил поднять руки, тщательно прощупал одежду сверху донизу. Остановился возле Марии.

— Не стыдно женщину обыскивать? — Виктор понимал, что задал неуместный в данной ситуации вопрос.

— А ты помолчи! — замахнулся автоматом конвоир.

Он потоптался возле Марии, пару раз хохотнул глуповато: «Гы… гы…», однако ощупывать не стал.

— Оружие есть? — спросил он у нее.

— Я же не бандитка какая-нибудь носить с собою оружие, — ответила она, явно не подумав, с кем имеет дело.

— Но, но! Умница. Могу и по зубам звездануть, — принял он на свой счет реплику.

— Ужасом разоблачения сдавило сердце, когда Виктор, вновь взвалив ношу на плечи, извлек револьвер, чтобы быстро заткнуть за пояс, а рука с оружием в спешке скользнула мимо. Но обыскивающий конвоир уже повернулся к задержанным спиной. Лишь с третьей попытки револьвер оказался в нужном месте. Вспотела спина, трусились руки.

Вскоре процессия подошла к крайнему, уже знакомому подворью. Передний конвоир уверенно свернул к калитке, и задержанные оказались перед крыльцом, от которого ушли днем под неприветливым взглядом хозяина.

— Ждите! — приказал конвоир, поднимаясь по ступенькам.

— А что так? — спросила Мария невпопад, пытаясь унять дрожь.

Сбитый с толку нелепым вопросом, конвоир приостановился, не зная, что ответить.

— Не тревожь лихо, пока оно тихо, — наконец нашелся он, махнул рукой и скрылся за дверью.

Опуская ношу на землю, Виктор заметил из-под согнутого локтя, охранник стоял позади в трех-четырех шагах с автоматом на широкой груди, рука на ствольной коробке. Не разгибаясь, крутнулся, сделал рывок, ударил дулом нагана в лицо не успевшего среагировать на бросок хриповатого охранника. Тот мешком рухнул под ноги, схватившись руками за лицо. Мария пыталась высвободить автомат изпод тела лежавшего на животе человека, но перевернуть его не могла. Тот скулил по-собачьи, прижимая оружие к земле, сопротивлялся. Виктор ударил охранника тяжелой рукояткой нагана по голове, схватил Марию за руку, потянул в сарай, полагая, что сооружение позволит им скрытно добраться до оврага. «А там еще посмотрим, кто кого».

Еще днем, присматриваясь к сараю, Виктор отметил выгодное его расположение. И не ошибся. Касаясь шершавой поверхности досок, разведчики шаг за шагом продвигались вперед, то и дело натыкаясь в темноте на острые углы каких-то предметов.

То, чего опасались, произошло. Во дворе послышались возбужденные голоса, выкрики.

— Ты уверен, что пойдут в овраг? — прозвучал совсем близко голос первого охранника.

— Больше некуда, — ответил басом хозяин подворья.

— А в сарае они не могут прятаться?

— Там столько всякой рухляди, что кроме меня никто шагу не сделает, чтобы не зацепиться за что-нибудь, тогда грохот за версту услышишь.

Сдерживая дыхание, беглецы притаились в той позе, в которой застиг их разговор за стеной. Вскоре голоса удалились в сторону оврага, в том же направлении беглецы все еще крались по сараю. Он казался бесконечным. Прошло какое-то время, Мария первая уловила едва доносившееся покашливание человека. Шепнула на ухо Виктору:

— Похоже, кто-то у оврага.

Продвигаясь мелкими шажками, непрерывно ощупывая руками окружающее пространство, они неожиданно уперлись в препятствие, которое преграждало путь. Торец! Показался между досками просвет. И в нескольких шагах на фоне небосклона Виктор увидел силуэт человека. Тот стоял на краю обрыва, курил. Разведчик просунул ствол нагана в щель, взвел курок, целясь в спину, нажал на спусковой крючок. Осечка! Человек услышал подозрительный щелчок, обернулся, схватился за автомат, но тут же в сарае оглушительно грохнул выстрел. Незнакомец навзничь упал в овраг.

Мария уперлась руками в торцовую стенку сарая, и она неожиданно раздвинулась. Ворота! Укрылись за углом в ожидании второго преследователя. Тот не заставил себя долго ждать.

— Что случилось? — послышался из оврага голос хозяина подворья. — Зачем стрелял?

— Да так, — негромко в рукав гимнастерки ответил Виктор.

— Помоги выбраться, плохо видно, — протянул тот вверх руку с автоматом ППШ.

Виктор взял автомат, передал Марии, потянул за руку. Нащупывая ступеньки, хозяин медленно поднялся на поверхность. От изумления он даже протёр тыльной стороной ладони выпученные глаза, но виденье не исчезло. Перед ним стояли его дневные гости.

— М… — посмотрел он на овраг.

— Там, там, — ответила ему Мария.

Она отвела затвор автомата, поставила его на боевой взвод.

— Не надо! — неожиданно взвился до визга голос хозяина.

— Что с тем, во дворе? — кивнул головой Виктор в сторону дома.

— Не живой вроде бы.

— Кто еще в доме?

— Да…

— Говори!

— Марфа, соседка… Пришла обсудить кое-какие вопросы, а тут такое случилось.

…Человек лежал на спине с раскинутыми руками, автомат покоился на груди. Виктор потрогал запястье — пульс не прощупывался.

Под конвоем ввели хозяина в пустую комнату. В открытом настежь окне вечерний ветер шевелил занавеску. Соседки Марфы и след простыл. Хозяина усадили за стол.

— Говори! Потом расстреляем, — пообещал Виктор.

— Меня зовут Грицком. Я знаю Зитцера, — неожиданно сказал он. — Извините, так получилось.

Теперь Мария с Виктором с изумлением смотрели на Грицка.

— Расстрелять тебя мало, — насупился Виктор. — В наказанье будешь бесплатно поставлять добротную информацию. Если что не так сделаешь, приговор приведу в исполнение. Зачем затеял эту дурацкую комедию?

— Хотел проверить, не чекисты ли вы?

— Кто те люди?

— Дезертиры. Я их подкармливал, они выполняли мои задания.

Агент четко доложил имевшиеся разведывательные данные. Они заслуживали внимания. Это обстоятельство «смягчило» отношение начальника группы осведомителей к подчиненному.

Техника получения сведений конфиденциального характера у Грицка была крайне простой. Мимо дома через плотину идет дорога. По количеству транспортных средств, проходящих по ней в ту и другую сторону днем и ночью, делается вывод: в каком направлении, с какой интенсивностью и какой груз перемещается.

Теперь результаты недельного наблюдения за дорогой были в руках Виктора. Они свидетельствовали, что количество единиц автотранспорта в направлении Белгорода превышало другое направление в пять раз.

Ночевать пошли к женщине, во дворе которой захватили Марию с Виктором.

— Думала, вас расстреляли, — всхлипывала она, — уж больно лют был тот, который вещи забирал. Приказал мне молчать о том, что видела и слышала. Грозился автоматом. Когда вас увели, я следила до самого дома Грицка. Думала поутру сообщить в милицию. Разве это дело, ни с того ни с сего хватать людей, — возмущалась она.

На ночь хозяйка уложила гостей на кровать, сама полезла на печку. Мария все еще не могла успокоиться, молчала. Под одеялом прижалась к Виктору всем телом, губы ее непрерывно вздрагивали. Опасения, высказанные прошлым вечером, сегодня не вспоминались…

XXVI

В середине мая 1943 года Военный совет Юго-Западного фронта отменил свое мартовское решение об организации контрольно-пограничной службы на переднем крае оборонявшихся войск. В этой связи отдельная рота Анатолия Шведова возвратилась в подчинение командования войск НКВД по охране тыла в качестве резерва. Однако долгое время находиться в положении отдыхающего подразделения не доводилось. К этому моменту Ставкой Верховного Главнокомандования в войска была спущена директива по совершенствованию охраны и обороны тыла. Документ содержал требование о проведении специальных операций по очистке всей тыловой полосы фронта от гитлеровской агентуры и других преступных элементов. К операции привлекались подразделения запасных частей и учреждений фронта, войска НКВД по охране тыла. В состав созданной группировки вошла рота Шведова.

В ходе операции выделенным силам и средствам предстояло провести в тылу фронта сплошную проверку документов у всех без исключения гражданских лиц и военнослужащих, находящихся в населенных пунктах вне команд, в лесных массивах, зарослях кустарника, оврагах, на открытых участках местности. Требовалось, кроме того, выявить личность колхозников, не имевших паспортов, путем опознания местными руководителями сельских Советов, другими представителями органов власти.

Капитан Шведов получил задачу на проведение операции в Белых Журавлях и прилегающей местности. В оперативное подчинение ему придавались маршевая стрелковая рота, вооруженная винтовками, и взвод Вихрова. Маршевой роте поручалось блокирование населенного пункта и других участков местности, если такая необходимость возникнет в ходе операции. Подразделения автоматчиков получали задачу вести проверку документов, жилых и нежилых помещений, поиск преступного элемента вокруг Белых Журавлей.

Распоряжением штаба войск НКВД по охране тыла на подготовку личного состава маршевой роты к операции отводились сутки. В течение этого времени Анатолий, его командиры взводов и даже отделений тренировали новобранцев в тактике осуществления блокирования в дневных и ночных условиях. К концу отведенных суток прикомандированный личный состав вполне удовлетворительно справлялся с учебными задачами.

С рассветом следующего дня четыре взвода автоматчиков с разных сторон одновременно вошли в Белые Журавли, постепенно приближаясь к центру рынка.

После короткого ночного дождя воздух был кристально чист. Тишина непробудившегося человеческого жилья встретила поисковые цепи. Но вот неведомо откуда взявшийся после оккупации петух, как в мирное время, голосисто возвестил миру о начале нового дня: ку-ка-ре-ку-у!

И сразу, будто ждали сигнала, послышались скрип и хлопанье дверей, людские голоса. Показалось розовое умытое солнце в венчике золотистых облаков, потянул освежающе-нежный ветерок. Природа располагала к миру и согласию. Однако не во всех элементах оперативной обстановки обстоятельства складывались так благоприятно.

Так уж повелось, что шпионы, диверсанты, преступники, если они чужаки, в сельской местности оседают чаще всего на окраинах населенных пунктов. Сюда легче скрытно прийти, отсюда удобнее и безопаснее уйти. Там у этих людей явочные квартиры, места проживания, склады с оружием, продовольствием. Здесь, вероятнее всего, следует ожидать вооруженного сопротивления. Участники операции об этом знали. Поэтому, не замечая чар окружающего благоухания, солдаты и офицеры в полной боевой готовности вошли в Белые Журавли цепью по огородам и садам.

Вот и первые жилые постройки. По-разному реагировали жители на внезапное появление военных: безразлично, настороженно, с любопытством, заискивающе. По поведению хозяев подворий можно определить многое: врёт или говорит правду, все ли вышли или еще кто-то остался в доме. Порой соседи давали неточные сведения друг о друге. В результате два-три бойца в сопровождении хозяев входили в жилые помещения и вели там поиск людей. Осматривались в обязательном порядке чердаки, нежилые постройки, погреба, другие места, где имелась возможность укрыться человеку.

Проверка документов в первом ряду подворий закончилась успешно, посторонних лиц не оказалось. Через улицу — второй ряд. В первом дворе молодящаяся женщина с перетянутой широким поясом талией вышла на крыльцо, загородила дорогу, сказала низким голосом:

— В этом доме можете не искать. Кроме меня никого нет. А вот у соседки ночью слышала мужской голос, а живут гам одни женщины. — Она хохотнула в кулачок: — Только не ходите туда сразу, не выдавайте меня.

Слова женщины подтвердились. В указанном доме провели тщательный поиск и под хорошо прибитыми половыми досками обнаружили ящик, а в нем человека. Задержанным оказался бежавший из колонии рецидивист, любовник хозяйки. Люк-лаз был сделан из-под крыльца с отодвигающейся верхней широкой доской. Старший наряда при выходе из коридора наступил на эту доску, она подалась, за нею оказался вход.

У соседской старушки в сарае под ворохом сухого бурьяна, служившего топливом, солдаты обнаружили целый арсенал. Здесь покоились до поры до времени три ППШ, два карабина, десяток гранат Ф-1 и две тяжелые противотанковые. Глуховатая бабуля ничего толком сказать не могла.

— Ночевали у меня дней пять-шесть назад два красноармейца, не знаю, возможно, они забыли?

— Ещё они у вас не появлялись днем или ночью? — спросил командир поискового отделения.

— Не видала. А слышу я плохо. Ночью на улицу не выхожу, кто тут чего делает в это время, не знаю.

— Разгороженное подворье с глухой бабулей, — докладывал командир взвода Шведову, — тут не только склад с оружием, диверсионные группы могут формироваться.

В полосе проверки второго взвода в одном из жилых домов не оказалось хозяев. Но во время поиска они были обнаружены в погребе прикрытыми пустыми бочками, ящиками. Две женщины оказались убитыми. Подросток с двумя ножевыми ранениями был жив и мог говорить. Он рассказал, что ночью у ним пришли два вооруженных бандита с заросшими бородатыми лицами, по-русски говорили плохо, начали приставать к матери и сестре, он заступился за них, больше ничего не помнит.

— Они не могли далеко уйти, — говорил мальчик, — были сильно пьяные.

Преступников обнаружили в саду в заросшей травой щели, которую хозяева готовили еще в начале войны как укрытие во время бомбежки. Упирающихся, злобно, по-собачьи рычащих, их приволокли за волосы, усадили на завалинке. В нескольких метрах от них на носилках лежал раненый пацан. Рядом с ним, прислоненные к стене, стояли два ППШ, отнятые у бандитов. Неожиданно парнишка поднялся, схватил автомат и длинной непрерывной очередью начал кромсать пьяные рожи насильников.

Не спеша подошел командир взвода, взял из рук стрелявшего автомат, замолкший после того, как закончились в магазине патроны, посмотрел на потупившихся вблизи солдат.

— Как же вы могли допустить самосуд? — обратился он к своим подчиненным.

— Так ведь… — разведя руки, сказал пожилой солдат и остановился, не зная, что еще можно добавить.

— Оно конечно… — поддержал соседа второй, — но ведь тут вон какое дело…

— Товарищ командир, — встрепенулся раненый мальчик, — дайте мне второй автомат. Вдруг очнутся.

— Не очнутся, если вместо лица одно месиво кровавое осталось, — ответил пожилой, — их теперь даже родная мать не признает, если она у них была.

— После операции, — пообещал командир взвода, — разберусь. Виновные будут наказаны. А мне что докладывать капитану?

— Наказать надо. Это само собой, коли кто виновен, — не удержался от улыбки солдат, — в перестрелке чего только не случается.

Длинная автоматная очередь остановила продвижение цепей роты, ведение поиска и проверку. Теперь по сигналу Шведова операция возобновилась в прежнем темпе.

К обеду стало припекать солнце. Подразделения группы проверки и поиска с четырех сторон подошли к рынку. Разморенные теплом и усталостью солдаты валились с ног. От руководителя операции поступила команда: «Отдыхать в цепи. С мест не сходить. Выходящих граждан пропускать через КПП, которые выставить в каждом взводе».

Отдохнуть не получилось. Как только рынок оказался в окружении, сразу появились граждане, которым требовалось немедленно оказаться дома. Причин — хоть отбавляй. Замерла, словно парализованная, торговля, забеспокоились те, кто не имел документов, начали скапливаться агрессивно настроенные группы. Не дожидаясь начала проверки, одна их таких групп, семь-восемь человек, устремилась в сторону туалетов, затем к нагромождениям ржавевшего металла. Однако здесь находился взвод Кости Вихрова. Группа отошла к мусорным кучам, прикрываясь за ними, сблизилась с расположившимися на передышку красноармейцами. Отдыхавшие видели перебегающих с места на место людей, но не придали этому особого значения — прошли от окраины Белых Журавлей с проверкой и поисками без происшествий, да и служба патрулирования в последнее время притупила бдительность.

Когда из-за куч хлама выскочили вооруженные немецкими автоматами люди и, стреляя на ходу, пошли на прорыв, не все бойцы успели сообразить, что произошло. На острие прорыва оказался Вихров с посыльными. Он делал обход отделений, расположившихся на отдых, уточнял порядок пропуска людей через КПП. Схватились посыльные за автоматы, находившиеся в положении «на ремень». Но поздно. Сраженные длинными автоматными очередями, погибли командир, его посыльные, два красноармейца в цепи. Запоздалый ответный огонь с флангов результата не дал. Банда прорвалась в лабиринты битой техники.

Шведов по радиосвязи приказал заместителю Вихрова, штатному командиру взвода младшему лейтенанту Сытилину продолжать выполнение задачи, на преследование прорвавшихся выслал свой резерв, расположенный поблизости.

Банда по прямой через сады и огороды уходила в сторону небольшого лесного массива, на берегу реки.

Группа преследования вышла к окраине Белых Журавлей, когда бандиты были от нее метрах в двухстах. Редкой цепью, не сбавляя темпа, они уверенно шли к укрытию. На такую дальность стрелять из IIIIITT можно лишь для острастки, еще меньшую дальность действительного огня имели немецкие автоматы. Поэтому размеренный бег уходящих бандитов и преследователей не сопровождался стрельбой. Резерв командира роты в этом не нуждался по другой причине. Бойцы знали: впереди заслоны. От них сейчас требовалось, чтобы беглецы, не останавливаясь посреди поля, продолжили движение. Когда бандиты оказались в сотне метров от леса, командир группы преследования остановил подчиненных в обозначившейся лощинке. И сразу же с опушки леса воздух разорвал дружный ружейный залп заслона.

Командир оперативной группы Ланцов был уведомлен заранее о предстоящей операции в Белых Журавлях. По его распоряжению подчиненные в этот день должны были выполнять свои обязанности в рамках «Гидры», судьба которой оказалась предрешенной. По разведданным Виктора и Марии ликвидировался осведомительский состав в населенных пунктах, по информации Романа с Таней аресту подлежали торговцы краденым военным имуществом и продовольственными товарами.

По решению руководителя разведывательного отдела штаба войск НКВД по охране тыла не подлежали аресту Сатана, Лизка, Ганка в Севске, шофер из-под Уразово. Оброненная однажды Сатаной фраза о имеющихся у него возможностях влиять на судьбу задержанной агентуры противника помогла ему избежать ареста на сей раз. Невыясненными остались его связи с Усатым, личность того. Получался расплывчатый образ человека с усами: то ли мужчина, то ли женщина. Интересовали разведывательное отделение связи Усатого с агентурой противника. Все это в той или иной мере замыкалось на Сатане. Представляли оперативный интерес другие фигуранты, избежавшие ареста.

Когда толпы людей молнией облетела весть, что рынок окружен сплошной цепью красноармейцев войск НКВД.

Сатана лишился дара речи. Сергей не видел его таким испуганным: сникшим, с потухшим лицом, блуждавшим взглядом.

— Да будет вам, — успокаивала Егора Елизавета, — сколько этих проверок пережили, не счесть!

— То были проверки патрулей, выборочные, поверхностные, а теперь сплошная, не проскочишь, — резонно ответил руководитель «Гидры».

Забеспокоилась и Елизавета. Уж если ее ненаглядная «опора» пошатнулась, значит, действительно опасность грозит реальная. Она лихорадочно начала рассовывать не бог весть какую выручку по тайным карманам, в недоступные для чужих мужских рук места, даже укрытые от глаз щели в прилавке не обошла вниманием.

— Что-то надо предпринять? — с дрожью в голосе обратился Сатана к Сергею. — Дело нешуточное.

— Пойдем на КПП, предъявим документы, потом направимся домой.

— Меня сразу же задержат.

— Будешь вот так дрожать, непременно задержат. Человека видно по поведению, кто он такой. Если идти на проверку смело и нахально, никто тебя не задержит. Возьми себя в руки.

— Хорошо так говорить, если паспорт настоящий. Если же подделка, холодок по спине всегда бегает, когда идет проверка.

— Ты говорил о каких-то связях. Давно заменил бы на настоящий. Дело это не сложное.

— Там не меняют, — ответил Сатана.

Подошли Иван с Виктором, затем Роман с Юрием. Спокойный и уверенный вид «подельников» благоприятно сказался на поведении Егора. Он приободрился, подтянулся. В это время раздались автоматные очереди со стороны туалетов.

— Идиоты! — прореагировал Сатана на стрельбу. — Надо обязательно влипнуть по самую макушку.

Переглянулись Роман с Юрием. Едва разнеслась весть о появлении военных вокруг рынка, мужчины-торговцы побросали на попечение женщин непроданные товары и вместе с Блондином группой удалились в сторону груды металлолома.

— У всех документы надежные? — спросил Зверь у подошедших. — Проверка предстоит серьезная.

— Вроде бы, — за всех ответил Виктор.

— Пойдем на проверку вместе, — распорядился за Сатану Сергей. — В общей куче Егор окажется менее заметным. Глядишь, и проскочим.

Проскочить не удалось. На КПП старшина долго вертел в руках паспорт вспотевшего Егора Ткачева, сверяя фотографию с оригиналом, затем передал документ сержанту. Тот положил паспорт в папку, кивнул двум автоматчикам, и те увели Сатану на фильтрационный пункт, который находился в здании школы в сотне метров от КПП. Сергей проследовал за задержанным. Предстоял нежелательный разговор с руководителем операции об освобождении задержанного Сатаны.

Возле школьного крыльца стояли шестеро автоматчиков охраны. Ланцов попросил старшего группы вызвать руководителя операции. Тот ушел, а через несколько минут тот же сержант пригласил Сергея вовнутрь здания и следовать за ним. Прошли по длинному гулкому школьному коридору в классную комнату со сдвинутыми в угол партами. Сопровождающий вышел.

Через минуту-другую дверь широко распахнулась и в проеме показался Шведов. Расцеловались. С радостью глядели друг на друга.

— Я посмотрел в окно на того, кто пожелал меня видеть, — улыбаясь, рассказывал Анатолий. — Смотрю — незнакомец с куцей бородой и редкими усами, в гражданском пиджаке, кепке со смятым козырьком. С трудом, больше по комплекции узнал тебя. Богатым будешь!

— Я знаю, что не имел права с тобою встречаться по соображениям конспирации. Но обстоятельства вынудили. Можно обратиться к Кавригину, но это нежелательно.

Не вдаваясь в подробности, Сергей ввел друга в курс дела с задержанием Сатаны.

— Придется теперь объясняться с ним, каким образом удалось его освободить.

— У тебя есть какая-либо ценная вещь, известная подопечному? — спросил Анатолий.

— Есть позолоченные швейцарские часы, его подарок за успешную ликвидацию особо опасной для него свидетельницы.

— Ты ее на самом деле ликвидировал? — спросил Шведов, укоризненно посмотрев на друга.

— Удачно имитировал расстрел.

— Часы давай. Передам от твоему имени отцу. А Сатане скажешь, отдал за его освобождение. Век помнить будет.

— Как отец? Жив, здоров?

— Идем покажу!

— Нельзя мне этого делать. Я ведь — это не я, а другой, и фамилия у меня иная. А отец не сдержится.

— Мы из окна посмотрим.

Николай Дмитриевич возился в ящике с запасными инструментами и принадлежностями. Его «студебекер» стоял под окном. Сергей смотрел на отца с навернувшимися слезами, не имея права переступать невидимую преграду. Но вот отец словно почувствовал взгляд, обернулся к окну. Сын уловил это движение чуть раньше, отступил на шаг внутрь комнаты, и Николай Дмитриевич увидел в окне лишь своего командира.

— Спасибо! — охрипшим голосом поблагодарил Сергей друга.

— Возможно, тебе не интересно, — посмотрел Анатолий на Сергея, — но я получил пару дней назад письмо от Зины. У нее все в порядке, но одолевают сильные головные боли. Живет в мире и согласии с матерью. Просит дать твой адрес.

— Не знаю, когда у меня будет свой адрес. Пока его нет. Можешь написать, будто видел меня издали.

Сумел-таки Сергей пересилить свое нежелание вести разговор на запретную тему. Но так уж вышло.

— А у меня есть для тебя подарок от Зины, — вспомнил Анатолий и, выдвинув ящик стола, достал револьвер. — Бери, бери! — видя нерешительность друга, сказал Шведов. — «Револьверчик», как назвала его Зина, маленький, но безотказный. Он однажды сослужил добрую службу хозяйке. Возможно, и тебя еще выручит.

Анатолий вкратце рассказал историю Зины, когда она окольным путем из Сталинграда осенью прошлого года добиралась до Михайловки.

— Где пятый патрон? — рассматривая револьвер, спросил Сергей.

— Зина израсходовала. Он, возможно, спас тогда им жизнь, — сделал Анатолий ударение на «им». — Что передать?

— Ничего! Сломанное дерево может еще срастись, но прежним оно уже не станет, — грустно улыбнулся Сергей.

Ланцов недолго ждал Егора возле школьного крыльца. Вскоре тот появился в дверях, показывая в улыбке свои желтые отвратительные зубы.

— Как тебе удалось меня вытащить?

— Твой подарок пришлось отдать. — Сергей показал голое запястье левой руки. — Жаль было расставаться, но что поделаешь.

— Ты мне спас жизнь! Я твой вечный должник! А часы — ерунда. Возьми мои, они тоже швейцарские, со светящимся циферблатом, идут с точностью хронометра.

Сатана не спеша отстегнул золотистого цвета браслет, снял часы, передал Ланцову.

— Носи на здоровье. Это ведь подарок самого Усатого за создание нашей организации. Она последнее время хотя и трещит по швам, но еще держится на плаву. Ты в нее должен вдохнуть вторую жизнь, тебе и часы носить.

Сатана тут же переключился на свою организацию. Горестно вздыхая, он говорил, что такого трудного периода она еще не переживала. Торговля идет отвратительно, денег нет, пока подберем новых людей для нее, разбегутся осведомители, которым платить нечем.

— Будем начинать все сначала. Благо, у нас сохранились руководители основных групп, — сказал Егор, кивнув головой в сторону стоявших группой Виктора, Ивана, Романа и Юрия. — Давай считать, предыдущий состав организации со своей задачей справился, а значит, нечего сожалеть о потере тех людей. Сейчас главное — удержать осведомителей. Тебе еще раз спасибо. Буду ходатайствовать о награждении.

— Но твоего телохранителя-боевика № 2 мне спасти не удалось. Он оказал сопротивление конвоирам, попытался вырваться, но получил прикладом тяжелую травму головы и скончался.

— Ну и черт с ним. Главное, ничего не успел сказать. Исполнителей найти не сложно, а вот то, что мы с тобою оказались живыми и даже здоровыми, это залог успешного восстановления работоспособной организации. Мы еще себя покажем!

Возвратились группой на рынок. Лизка со слезами обвила обеими руками шею Егора.

— Вот его благодари, — кивнул он в сторону Сергея.

Женщина в порыве чувств сняла с себя золотую цепочку и торжественно, на вытянутых руках преподнесла Ланцову. Сергей отнекивался, но Сатана поддержал подругу:

— Возьми, заслужил!

Роман нашел Тимофея на прежнем месте. Присел на табуретку, попробовал семечки.

— Здорово! — улыбнулся инвалид. — Ни единого торговца краденным не осталось. Даже воздух на рынке чище стал.

Роман передал Тимофею четыре тридцатирублевые купюры. На недоуменный вопрос продавца ответил:

— Должок за вкусные семечки. Сколько я их у тебя погрыз — уйма! Место у тебя весьма удобное, можно посидеть, поговорить по душам. — Роман посмотрел вправо, повернул голову влево. — Наблюдай сколько душе угодно.

Подошла Татьяна. Она сказала, что ее задержали, а затем отпустили. Так и не поняла, зачем понапрасну отсидела в школе битых три часа.

— Ничего не спрашивали, — говорила Татьяна, — поглядели внимательно на фотографию, на меня, после этого возвратили паспорт, капитан сказал — свободна. А Бурую не отпустили. Я долго ждала возле школьного крыльца, но она не появилась. Блондин с ребятами убежали в сторону туалетов, когда началась суматоха, — заулыбалась женщина, — там потом была стрельба. Ребят тоже до сих пор не видно.

Вечером оперативная группа Ланцова в полном составе впервые за последнее время собралась на базовой квартире. Почтили память Кости Вихрова, выпили боевые сто граммов за упокой его души, повздыхали, что не смогли даже проститься с другом по конспиративным соображениям.

Сергей кратко подвел итог работы разведчиков в «Гидре», рассказал о планах Сатаны по ее возрождению. Разговор сам по себе вновь возвратился к погибшему другу.

— Не случайно он погиб, — сделал вывод Виктор. — Бандиты так и не смогли подмять под себя рынок, развернуться на полную катушку. Чуть что, его патрули тут же появляются, и порядок восстановлен. Его в первую очередь увидели бандиты при прорыве.

— Так и не восстановил Костя своего «утраченного» капитанского звания, — поддержал разговор Роман.

— Постоянно чувствовалось его присутствие рядом, была уверенность, придет на помощь в любое время. Как теперь будет поддерживаться связь с приданым взводом? — забеспокоился Иван.

— Так же. Ничего в плане взаимодействия не изменится, — ответил командир оперативной группы. — Штатный командир взвода младший лейтенант Сытилин мне подчинен и будет выполнять распоряжения пятьсот шестьдесят седьмого в полной мере. Связь, как и прежде, — через Кирпича.

Далее Сергей сформулировал стоявшую перед оперативной группой задачу. В новой обстановке, говорил он, каждый должен имитировать активную работу по восстановлению «Гидры». Необходимо заводить новые знакомства, собирать информацию о распространителях ложных слухов, появлении на рынке краденых товаров военного образца, личностях, вызывающих подозрение, будь они в штатской или форменной одежде. Особая задача — поддержание на прежнем уровне работы осведомителей. Посмотрим результаты проверочной операции. В тех селах, где агенты будут задержаны, начнем имитировать их работу своими людьми. Не исключено, последние провалы в «Гидре» станут известны руководству Сатаны. Тогда к нам «в гости» начнут прибывать люди, чтобы посмотреть, чем мы тут занимаемся. Крепите «дружбу» с Сатаной и другими лицами, избежавшими арестов, они нам еще пригодятся, и не раз.

— Мои-то связи совсем прервались. Кроме Ганки в Севске никого не осталось, — погоревал Виктор.

— Ганка еще может вновь оказаться связанной с агентурой немцев. Пока ты с нею в резерве, но связь поддерживай.

К концу встречи выпили за то, чтобы в рядах оперативной группы больше не было потерь, и за дальнейшие успехи в делах.

XXVII

Утро следующего дня после проведения специальной операции в Белых Журавлях выдалось ясным и солнечным. Ничто не предвещало беды. Сергей шел на рынок в хорошем настроении. Дела складывались неплохо. Первый тому признак — начальство не беспокоит. Хорошо выспался, отлежался на базовой квартире. Во сне ярко видел мать и Лиду. «Почти со всеми повидался».

Возле Лизкиного прилавка его встретил взбудораженный Егор. Руководитель разгромленной «Гидры» схватил Сергея за рукав, будто хотел удержаться, чтобы не упасть. Грозно глянул на Елизавету, та поспешно отошла к соседнему прилавку.

— Виктора надо расстрелять, — выпалил он скороговоркой.

— Господи боже мой! Ты ошалел совсем, что ли? — оторопел Сергей. — Что за шутки дикие?

— Усатый приказал. Не до шуток нам с тобою.

— Твой Усатый за десятки километров отсюда. Он знать Виктора не знает и вдруг отдает такие распоряжения. Парень только-только наладил контакты со многими осведомителями, и опять надо начинать все сначала. Так работать нельзя.

— Усатый такой же мой, как и твой, — парировал Сатана. — Я получил от него сообщение, будто большинство осведомителей, с которыми Виктор наладил связь, арестованы и дают показания. Его собственного ареста можно ожидать с минуты на минуту. А это неминуемо грозит нам встречей с контрразведкой или другими малоприятными организациями.

— Ну, во-первых, не всех его агентов арестовали. Возможно, еще обойдется.

Часто моргая, Сергей пытался ухватиться за какую-нибудь мысль, чтобы выйти из дурацкого положения. «Можно шлепнуть самого Сатану, но тогда провалится вся операция с «Гидрой».

— Задержанные дружно называют его и Зитцера как организаторов их деятельности. Зитцера-то нет, кивать в его сторону бесполезно, а Виктор за все в ответе, — продолжил Егор.

— Откуда Усатый получил такие сведения? Возможно, там ошибка какая вышла.

— Его контакты мне неизвестны. Но полученная им информация заслуживает доверия. Она не перепроверяется.

— Надо тщательно продумать сложившуюся ситуацию, как из нее выкрутиться, — начал Сергей имитировать глубокую задумчивость. Но Сатана прервал размышления.

— Никаких раздумий! Приказ следует выполнить немедленно, иначе ни тебя, ни меня не помилуют за его игнорирование. У нас приказы не отменяются, даже если кому-то они не нравятся, — жестко сказал Егор. — Осуществление акции поручается тебе.

— Вот те раз! Опять я! Мне из-за этого «Зверя» приклеили, никак отмыться не могу.

— «Зверь» — это твой позывной. У меня он похлеще, но терплю. Служба! Изменится обстановка, нам определят новые. Возможно, станем «ангелами» или еще кем-нибудь понежнее. А тебе доверяется это дело потому, что получается оно у Зверя лучше, чем у других. Свирепый да боевик № 2 были специалистами по части расстрелов. Но мы их не сберегли, пожинаем, так сказать, плоды.

— Давай поручим еще кому-то, пусть привыкают к ответственной работе, заодно и проверим, кто на что способен, — попытался Сергей затянуть время.

— Нет. Это приказ не мой. Да и я кроме тебя никому дело доверить не смог бы. Лошадь с телегой уже подготовлены, ожидают возле туалетов. Найти Виктора и — вперед!

Обреченный на расстрел прохаживался с Марией по рядам в поисках летней обуви для женщины. Предстояло в скором времени вновь путешествовать по селам для сбора информации от осведомителей.

Сергей отозвал Виктора в сторонку. Волновался. Никак не мог сообразить, с чего начать разговор.

— Вы начните с главного, — пришел оперативник на помощь начальнику.

— Приказано тебя расстрелять!

— Только и всего-то? — ответил Виктор, обратив внимание на удрученный вид командира.

— Времени для шуток нет. Распрощайся с Марией, надо еще придумать сценарий. И — поехали!

Подошли к телеге. Сатана сидел впереди с вожжами в руках, поздоровался, не поворачивая головы. Рядом с ним лежала лопата. Егор молча подал головой знак садиться. Помахивая хвостом, лошадь не спеша без понуканий пошла на окраину Белых Журавлей, будто дорога была для нее давно известна. Возница сидел сгорбившись, с опущенными вожжами.

— Куда путь держим? — нарушил молчание Виктор.

— Посмотрим одно подходящее место под новый продовольственный склад, — неохотно ответил Егор. — Мы со Зверем решили, в одном складе держать продовольственные и промышленные товары нельзя. Если один разграбят, другой останется. Восстанавливать легче.

Солнце щедрыми лучами поливало землю на радость всему живущему.

— Полежать бы да отдохнуть на зеленой травке в такую погоду, земля уже теплая, — вздохнул Виктор.

— Належишься еще, — пробурчал Сатана.

Прошло не менее получаса, прежде чем экипаж подъехал к небольшой роще с оврагом на противоположной стороне. По тому, как Егор уверенно ориентировался в обстановке, остановился в наиболее укрытом от постороннего взгляда месте, стало очевидно, что он и лошадь здесь бывали, и не один раз.

Первым с телеги соскочил Виктор. Он деловито взял лопату, обошел вокруг подводы, поправил сбрую, сорвал пучок травы, дал пожевать лошади. Сошел на землю Зверь. Немного подумав, его примеру последовал руководитель «Гидры».

— Мне свидетели не нужны, — сказал Сергей на ухо Егору. — Если не доверяешь, можешь прогуляться к оврагу сам, а я полежу на зеленой травке.

— Посмотрю отсюда. А ты не затягивай дело. Нам еще до наступления ночи необходимо доложить о выполнении приказа Усатому. Он обязательно спросит, кто исполнитель.

Сатана внимательно наблюдал, как двое его подчиненных не спеша направились к оврагу. Подошли, постояли над обрывом. Потом один отступил на два-три шага и выстрелил в спину глядевшему в овраг напарнику. Тот обернулся, последовал еще выстрел, и обреченный, согнувшись в коленях, боком упал с обрыва. Прозвучал еще один выстрел вниз, и сразу же в обрыв спрыгнул стрелявший.

Овраг неглубокий. Видно было, как Зверь энергично работает лопатой. Посмотрит на стоявшего в сотне метров Егора и вновь трудится без передышки.

— Слишком долго копался, — брюзжал Сатана, когда Ланцов возвратился, на ходу вытирая платком вспотевшие лоб и волосы.

— У меня хороших слов нет. Если желаешь услышать другие, за мною дело не станет.

— Молчу! — смиренно ответил Егор.

Сергей уселся на телегу, отрешенным взглядом уставился на облако, неподвижно застывшее в голубых небесах. Словно собранное из разрозненных клочков ваты, оно траурным пологом прикрыло от солнца место, откуда он только что возвратился.

— Не переживай, — принялся философствовать Сатана, — потеря для нас существенная, но необходимая. Человеческая жизнь в горниле войны, как топливо для двигателя. Если оно сгорело, колеса крутятся, коли нет — остановятся.

Вечером от Кавригина поступило распоряжение: Виктору Евтееву убыть в распоряжение штаба войск НКВД Южного фронта. Приказом начальника войск ему присваивалось воинское звание «капитан». Как положено по офицерской традиции, знаменательное событие обмыли. Новоиспеченный капитан положил четвертую звездочку в стакан водки, осушил единым махом, вынул желанную изо рта, положил на кусочек хлеба, которым «занюхивал» потом выпитое зелье до конца торжества. Провозгласили последний тост за возвращение капитана с того света.

Наутро Виктор Викторов, вновь ставший Евтеевым, распрощался со своими боевыми друзьями, еще затемно убыл на попутных, от села к селу, к новому месту службы.

Этим же утром Сатана огорошил Сергея новостью: Усатый вызывает Зверя в Чижи к будке сапожника.

— Что бы это значило? — удивился Ланцов. — По субординации такого не должно быть.

— Ума не приложу, — развел руками Сатана. — Двоих нас — куда еще ни шло, а одного…

— Поезжай ты, возможно, ошибка вышла. Хотел сказать одно, а получилось другое.

— У нас такого не бывает. Это неисполнение приказа.

С рассветом следующего дня командир оперативной группы Ланцов в сопровождении Юрия выехал в Чижи на попутке. В задачу Юрия входила охрана командира, но самое главное — наблюдение за гражданами вокруг сапожной мастерской.

Сергей пароля не получил, резонно полагая, что с ним встретится известный ему Усатый или тот, кто его знает в лицо. Кто и о чем поведет с ним разговор, его мало интересовало, а вот результат мог оказаться непредсказуемым. Потому и взят был Юрий на всякий непредсказуемый случай. Под длинным, чуть ли не до колен, пиджаком он припрятал десятизарядный автоматический маузер с дополнительным приставным магазином на двадцать патронов. Оба были взволнованы неизвестностью, готовились к самому худшему.

Утро выдалось туманным, долго ожидали попутный транспорт. Им оказался ЗИС-5 с пустым кузовом, в котором лежал рулон брезента. На нем путники и расположились. Дорога просматривалась всего на десятки метров, даже неба не было видно. За урчанием двигателя не слышно других звуков. Машина катила медленно, преодолевая выбоины. Округа — сплошная тайна, как и сама поездка. Когда подъехали к Чижам, туман начал рассеиваться, появилось солнце. На окраине поселка паслось небольшое стадо коров.

Сергей залюбовался развернувшейся панорамой. Она напомнила ему детство. Однажды они с дедом целый бесконечно длинный день исполняли обязанности пастухов — пришла их очередь. Так повелось, когда на хуторе не было пастуха. Далеко не каждый брался за работу, хотя платили пастуху хорошо. Дед вскоре ушел, оставив на попечение Сергея четвероногих, давая возможность испытать все прелести пастушьей жизни. Стадо было смешанным: коровы, телята. Те и другие, похоже, чувствовали руку пастуха. В присутствии деда животные добросовестно жевали сочную травку. Но стоило ему уйти, скотина тут же начала разбредаться. Подпасок с длинным кнутом, специально подготовленным для этого случая, носился по непрерывно расширяющемуся периметру стада, но все напрасно. Особенно досаждали телята… Они вообще не понимали ни кнута, ни слова. А слова он произносил разные, даже такие, каких другие пастухи не употребляли. Но и они как горох о стену. К полудню скотина неопытного пастуха по своей воле собралась возле Солонешного пруда на водопой, разлеглась на солнцепеке да так и осталась на своих местах до конца дня. К вечеру стадо вошло в хутор не как обычно, более или менее организованно, а широким разрозненным фронтом, напрямую через сады и огороды. Дед Костюха обозвал тогда подпаска неумехой.

«Где то блаженное время? Интересно, сейчас слушались бы меня коровы и телята? Вряд ли», — пришла нелепая мысль командиру оперативной группы. Из воспоминаний возвратила Сергея остановившаяся автомашина — лучше бы не останавливалась.

Вышли в квартале от сапожной мастерской. Никто не встречал. Определенного времени встречи Усатый не назначил. Сергей и Юрий по разным сторонам улицы, как бы независимо друг от друга, не спеша направились к будке.

На подходе к сапожной мастерской Ланцов невзначай столкнулся с рослой, широкой в плечах бабой неопределенных лет. Он извинился, сделал шаг в сторону, давая возможность ей пройти, но она неожиданно сказала:

— Усатый ждет вон за тем деревом, — коротко взмахнула рукой на стоявшую невдалеке акацию.

Сергей единственный раз видел Усатого. Тогда погода была пасмурной, видимость неважной. Теперь силился вспомнить лицо, но кроме черных усов ничего не приходило на ум. Запали в память и круглые ягодицы, однако тут же он отбросил нелепую мысль. Но именно эта особенность фигуры Усатого была отмечена Сергеем сразу, как только он увидел невысокого человека возле дерева. Черные усы тоже оказались на нужном месте. Но лицо показалось поразительно нежным, еще не тронутым бритвой. Усатый кивнул головой в ответ на приветствие, внимательно посмотрел на Сергея и нарочито низким голосом сказал:

— Организация Сатаны в Белых Журавлях больше не существует. Егор отстраняется от руководства ее остатками. Теперь вам поручается восстановить деятельность организации.

Сергей понимал, о чем говорил Усатый, но смысл услышанного не воспринимался. Это оказалось за пределами его сознания. Возглавить диверсионную бандитскую организацию, работающую на противника, — это было уж слишком!

— Кстати, как мы ее назовем? — спросил Усатый, будто вопрос о назначении руководителя был решен.

Когда он начал говорить о названии, голос его приобрел более высокую тональность. Сергей сделал вид, будто не заметил этого.

— «Гидрой», — ответил он, не задумываясь.

— Почему так? — спросил Усатый, склонив голову набок и заглядывая в глаза собеседнику.

— Только у гидры голова вновь отрастает, если ее отрубят однажды. Ситуация похожа на нашу.

— Но вырастают у нее две взамен отрубленной, — принял шутку Усатый.

— Наша «Гидра» обойдется одной. Будем придерживаться принципа: одна голова хорошо, две еще хуже, — улыбнулся Сергей.

— Решено, «Гидра», — подытожил разговор Усатый. — Вы ее руководитель и ответственный за деятельность всех структур.

Он так и сказал «структур», которых как таковых уже не существовало.

Припекало солнце. Усатый в пиджаке, из-под которого виднелся толстый шерстяной свитер, начинал испытывать неудобства от избытка тепла. Он расстегнул пиджак. Будучи на голову выше, Сергей заметил выпуклости у него на груди, прежде чем тот успел прикрыться полою. От солнечного тепла лицо Усатого порозовело, тонкие прямые брови разгладились, и перед Ланцовым возникло миловидное женское лицо с большими усами.

«Наваждение какое-то, — пришла мысль, — женщины начали мерещиться. Надо взять себя в руки».

— С чего начнем разговор о деле? — опять забасил Усатый. — У вас, наверное, возникли вопросы?

Как показалось Сергею, собеседник будто в смущении поглядывает на него снизу вверх.

— С подбора кадров, для которых у меня нет денег, — ответил он.

— На первое время дам тысячу рублей и тысячу оккупационных марок. Остальные зарабатывайте сами. На то и создана наша самоокупающаяся «Гидра».

Усатый поднял с земли мешок, попробовал его на вес, передал Ланцову.

— Посчитай.

— В нашей организации не обманывают и верят на слово, — отказался пересчитывать деньги Сергей. — А марки-то зачем? Оккупации вроде бы не предвидится.

— Не всегда же фронт будет топтаться на одном месте, — показал мелкие зубки Усатый. — Скоро двинется.

— Зачем же огород городить, тратиться на восстановление «Г идры», если все это в скором времени окажется ненужным?

— Скоро — понятие растяжимое. Нам предстоит сделать еще многое. Нас освободят не в первую очередь. Время у нас еще есть.

— Что теперь будет делать Сатана? Как ему сказать об этом? Несомненно, он не согласится с таким решением.

— У нас приказы не обсуждают. Распоряжение он получил, когда вы выехали из Белых Журавлей. Никаких вопросов не будет. Если начнет мешать, расстреляйте. Одним словом, он в полном вашем подчинении.

Сергей получил, кроме того, новую таблицу радиосигналов, позывные, указания о порядке радиообмена с Усатым. Аккуратно сложенные документы лежали в серой папке, завязанной зеленой тесемкой. На словах он получил распоряжение о месте дальнейшего проживания. Ему предстояло выселить Егора к Лизке и перейти в его жилье, где в стене была вмонтирована радиостанция.

Все вопросы были оговорены. Оставалось распрощаться. Но неожиданно Усатый сказал, что со Зверем желает познакомиться молодая симпатичная особа.

— Сегодня вечером возле школы будут танцы под патефон. Собираются в основном военные. Приходите.

— Как я ее узнаю?

— Она сама подойдет. Только до этого времени с другими девушками не знакомьтесь.

— Откуда этой даме известно о моей особе? В Чижах я никого не знаю кроме вас.

— Пока мы вели переговоры, мимо нас прошло много людей, мужчин и женщин.

— Это верно, — улыбнулся Сергей, наблюдая за прошедшим совсем рядом Юрием с маузером под пиджаком. — Какая польза для дела от этой встречи будет?

— Посмотрим, посмотрим, — ответил Усатый и протянул руку.

Ланцов пожал теплую узкую ладошку. На том и расстались.

Всякая просьба начальника — тоже распоряжение, обязательное для исполнения. Вместо возвращения в Белые Журавли теперь предстояло позаботиться о ночлеге.

Клавдия Петровна обрадовалась, увидев Сергея:

— Думала, совсем забыли старую.

Она нагрела два ведра воды. Не обращая внимания на протесты гостей, доставивших ей лишние хлопоты, заставила их помыться. Поужинали вместе, потолковали о житье-бытье, пообещали поздно вечером прийти на ночлег.

К школе подошли уже в сумерках. Желающих потанцевать набралось десятка полтора. В основном девушки, молодые женщины. Военных, напротив, оказалось немного: младший лейтенант, двое старшин, сержант. Все тыловики. Несколько больше пришло на увеселительное мероприятие гражданских парней, совсем еще молодых ребят, в большинстве своем в подпитии. Танцующие женские пары дурашливо наскакивали друг на друга, призывно громко смеялись.

Возле Сергея остановилась симпатичная девушка, подала тонкую теплую ладонь.

— Я просила вас прийти, — улыбнулась она ровными белыми зубами и представилась: — Ира.

Девушка стояла близко, смотрела на Ланцова снизу вверх, подняв глаза. Прямые темные брови на нежном лице. Все это показалось Сергею уже знакомым.

— То был мой брат, двойняшка, — пояснила она, опережая вопрос парня.

— Похожи, похожи. Особенно лицо, брови, руки. И вообще… А брат, наверное, любит вас, личные просьбы передает.

— Родная кровь, как же иначе.

Поговорили о погоде, весне. Патефонная пластинка сквозь сетку шорохов и потрескивания выводила «Над волнами». Сергей пригласил девушку на вальс. И тут же на них наскочила танцующая пара довольно рослых молодых людей.

— Ребята, поаккуратнее! — сделал замечание Сергей чересчур развеселившимся парням.

Те сразу же остановились, приблизились вплотную к Сергею с Ириной. Развязно ухмыляясь, один из них начал хватать девушку за руку. Сергей ребром ладони ударил парня по запястью. Тот нарочито громко вскрикнул.

— Наших бьют! — закричал другой.

Еще трое молодых людей приблизились к группе. Но тут же к ней подошли два крепких мужика, молча взяли за шиворот зачинщиков, отволокли упирающихся за танцевальный круг, дали каждому хорошего пинка. Никто из прибывших на зов «наших бьют!» не тронулся с места.

На диск была поставлена другая пластинка, и танцы возобновились.

…Татьяна, помнишь дни золотые… …Мне не забыть прошедших дней…

— пел Лещенко.

— Ваши, что ли? — спросил Сергей у партнерши, кивнув головой в сторону мужиков, только что успокоивших парней — Брат приставил. А вы смелы! Я знаю пацанов. Местные бузотеры. О таких говорят — без царя в голове.

— Зачем меня позвали? Уж не для того ли, чтобы убедиться в моей смелости?

— В этом я не сомневалась. Хлюпикам руководить «Гидрой» вряд ли доверили бы. К тому же хотелось поговорить со Зверем в спокойной обстановке.

— Спокойной, как видите, не получилось.

Сергей намеренно не стал развивать разговор по поводу не к месту упомянутых его позывного и названия организации. Для девушки это могло обернуться большими неприятностями, да и для ее брата тоже.

— Я хотела сказать, не ребята, а звери какие-то, влезли, куда их не просили, испортили настроение — попыталась Ирина выйти из неловкого положения.

— Погода сегодня хорошая, прямо-таки для знакомства! — отвлек Сергей внимание девушки от ненужного разговора.

Она поняла намек, тут же переключилась на прелести майской ночи. Сергею тоже понравился вечер, тихий и спокойный, с народившейся луной и медленно движущимися небольшими рваными облаками. Однако настроение не возвращалось, разговор не клеился, танцы стали в тягость.

— Я вас провожу?

— Давай на «ты». Мне не хочется говорить «вы», — сказала Ира, — да и музыка настраивает…

— Мне тоже не нравится обращаться так к знакомым девушкам. Не способствует это более близким отношениям.

— А у тебя этих самых девушек было много? Особенно тех, с которыми имелись «более близкие отношения»?

— Нет. Просто так сказал, к слову пришлось. Откуда их много может набраться? Война!

Они вышли из танцевального круга, ниш не спеша, вслушиваясь в доносившуюся тревожащую душу лирическую «Студенточку».

…Стех пор прошли годы, Много помню поцелуев я, Но не был я счастлив с другой Под серебряной луной…

— Брат просил проводить тебя, посмотреть, где останавливаешься на ночлег, когда приезжаешь.

— На всем белом свете принято, чтобы парни провожали девушек, а у нас получается не так, как у всех.

— Сам говоришь — война. Она все перепутала. Мужчины сейчас в дефиците, женщины должны их оберегать.

— Потом обратной дорогой я тебя буду провожать?

— У меня провожатые есть, — сказала она четко и отрывисто голосом брата. — Я под охраной.

— Да и я не одинок, — глянул Сергей на Юрия, стоявшего поблизости с миловидной девушкой.

Тот внимательно посмотрел на командира, но он слабым движением ладони сверху вниз дал понять: нормально!

Когда молча подошли в сопровождении трех здоровых мужчин к дому Клавдии Петровны, Ира неожиданно взяла Сергея за обе ладони, сжала пальцы, приподнялась на цыпочках и поцеловала в бороду, тихо засмеялась.

— Женщины любят ушами, — сказала она. — Мужчины должны много чего рассказывать интересного, расхваливать ее достоинства.

— Мужчине нужно вдохновение, тогда он лучше любого голубя заворкует, — ответил Сергей.

— Значит, не вдохновила? — сделала вывод Ирина.

— Настроение испортили нам не вовремя.

— Брат просил передать, чтобы ты остался в Чижах еще на один день. Завтра давай встретимся с утра возле нашей акации. Я приду одна, без охраны, — сказала Ирина.

— Хорошо, я тоже приду на свидание один. О чем пойдет разговор?

— Ты же знаешь, что бывает с теми, кто много знает, — улыбнулась она на прощание и не спеша направилась к своим охранникам.

Полночи крутился с боку на бок командир оперативной группы войск НКВД, он же руководитель вражеской организации «Гидра», размышляя над вопросом: что еще может сказать сестра Усатого? Но сколько-нибудь внятных предположений не появилось. Непонятной осталась вспышка нежных чувств при расставании, когда она нагнула его голову и поцеловала в губы, можно сказать, на виду у сопровождавших людей.

Наутро, оставив Юрия помогать по хозяйству Клавдии Петровне, Сергей отправился к месту встречи. Он не испытывал особого желания вновь увидеть Иру, но коли на то была воля Усатого, какие еще могут быть мнения!

Во все времена и у всех народов женщины опаздывают на свидания, испытывая мужское терпение. Приходят, когда их перестают ждать.

Не стала исключением Ирина, хотя сама пригласила на встречу. Уже разгорался день. Красивые швейцарские часы, подарок Сатаны, передвинули свои стрелки к полудню, а ее не было. Дважды подходил патруль проверять паспорт. «Кого ждем?» — спрашивали патрульные. «Девушку», — отвечал он. Те улыбались, уходили. Притоптал до глянца дорожку вокруг акации.

«Всё! — решил он. — Досчитаю до ста, не появится, значит, не судьба. Шутка с ее стороны или что-то случилось?»

Досчитал до восьмидесяти — появилась. Раскраснелась, улыбается, обняла, прижалась.

— Извини. Действительно раньше не смогла. Не обижайся, — заглядывая в глаза, затараторила Ирина, не давая возможности парню произнести хотя бы слово. Взяла под руку, пошли по притоптанному кругу. Через каждые двадцать-тридцать шагов женщина осматривалась по сторонам.

— Видишь, какую дорожку притоптал ожидаючи? Собирался уходить, не успел досчитать до ста.

— Так вышло. Я буду на эту дорожку приходить, вспоминать о твоем терпении.

«Это мы уже проходили», — подумал он, а вслух произнес:

— Так только говорят и тут же забывают.

— Зря не веришь. Я человек слова.

— Таких женщин не бывает, — сказал Сергей и посмотрел на солнце, которое было в зените, на часы, да так, чтобы их видела Ирина.

Однако ожидаемого эффекта от показа часов, подаренных Усатым Сатане, не последовало.

— Ты такой техники у брата не видела? — указывая на часы, спросил Сергей. — Красота-то какая!

— У него таких не было, — уверенно ответила она и тут же переключилась на свое: — Я опоздала на встречу с тобой потому, что пришлось объясняться по поводу вчерашнего свидания и особенно расставания.

На глазах женщины навернулись слезы.

— С мужем?

— Нет у меня мужа.

— С кем же тогда? — искренне удивился Сергей.

— Есть в Чижах один тип, я его Ядовитым называю, хотя у него псевдоним совершенно другой.

— О чем же этот «ядовитый» спрашивал тебя? И почему он вообще может тебя задерживать?

— Если у человека душа гадкая, у него мысли и слова не могут быть хорошими.

— Откуда он чего взял?

— Из доклада охранников. Они, оказываются, имели такое задание. Сережа, — она впервые назвала его по имени, — Ядовитый очень опасен. Для тебя тоже.

— Так брат же…

— Да…

— Я вроде бы ни перед кем не провинился. Откуда мне может грозить опасность?

— Это он назначил тебя руководителем «Гидры». Теперь ты полностью в его власти. Не дай тебе бог в чем-то ошибиться.

— На самом деле Усатый всесильный или только видимость одна? Он мне показался покладистым парнем.

— Ой, Сережа, Сережа! Не могу я тебе еще что-либо сказать по этому поводу, — шмыгнула носом Ирина.

— Если тебе не нравится эта тема, давай поговорим о более приятных вещах.

— Сережа, милый! Мне очень хотелось бы с тобою побыть вместе, поговорить о чем-то приятном, но у нас нет времени. Уже сегодня вечером с тобою будут связываться по радио. К этому моменту тебе необходимо быть в Белых Журавлях и лично ответить на позывной. Ожидаются какие-то важные сообщения и распоряжения. И твою распрекрасную «Гидру» надо восстановить как можно быстрее. От этого будет зависеть моя и твоя жизнь.

— Ну дела! Похоже, мы с тобою влипли дальше некуда. Только не пойму, при чем здесь ты? Дела «Гидры» к тебе совершенно не относятся.

— Усатый недоволен чередой провалов организации Сатаны. Начинает подозревать всех, в том числе тебя и Егора, других лиц, оставшихся неарестованными. Будет организована слежка, в том числе и с моей помощью. По команде Усатого ты и твои помощники могут вызываться в Чижи с разъяснениями предпринимаемых шагов по совершенствованию работы «Гидры». Я приставлена к тебе. Этим объясняется необходимость нашего свидания и соответствующего поведения. Буду докладывать о содержании наших бесед.

— Он, похоже, ревнует тебя?

— В этом-то и опасность. За нами тоже будут следить, причем особенно бдительно. Я тебя должна буду провоцировать на выдачу контрразведке сведений о «Гидре». Вот это я хотела тебе сказать. Теперь нам пора распрощаться. Наше время кончилось, — сказала Ира голосом Усатого.

Она внимательно посмотрела в глаза Сергею, пригнула его голову и вновь, как накануне вечером, поцеловала в губы.

— Как бы мне не хотелось, чтобы ты оставался с ними…

XXVIII

Сатана ожидал Сергея на своем «пятачке», как он называл место сбора подчиненных. Сейчас он встречал своего начальника, имевшего право решать его судьбу по своему усмотрению. Неограниченные полномочия совсем недавно приятно волновали душу, невольно расправляли плечи, даже дух захватывало от собственной значимости. Теперь это право принадлежало другому, до недавнего времени его подчиненному. Бывший руководитель «Гидры» ссутулился, звероподобный взгляд потух, дерзкое волевое лицо осунулось, постарело, плечи обвисли. Только желтые редкие зубы не изменились.

— Что с тобою, Егор, не прихворнул ли? — посочувствовал Ланцов. — Ты всегда бодрый, подтянутый. А тут, на тебе, скис.

— Сатана неприязненно смотрел в глаза новому руководи телю «Гидры». С пристальным вниманием рассматривала Сергея из-за прилавка Елизавета, будто видела его впервые. Она нервно теребила конец цветастого платка, подобострастно склонив голову в знак приветствия.

— Вы что это, друзья, так насторожились? — постарался смягчить обстановку Сергей.

«Друзьями» они пока еще не стали, но с искренней радостью оба приняли обращение за чистую монету.

— У нас обычно расстреливают провинившихся или отстраненных от власти. Ты об этом осведомлен, — произнес Егор глухим надтреснутым голосом. — Как со мною поступите, Сергей Николаевич? Сами это сделаете или к Усатому отправите?

«Сергей Николаевич» из уст Сатаны тоже прозвучало уважительно и впервые.

— Мы с тобою разные цели преследовали, делая общее дело, — ответил Ланцов, положив Сатане на плечо руку. — Как бы это получше выразиться, я тебе помогал в силу своих возможностей.

Теперь тебе необходимо сделать то же самое. Если согласен, конечно.

— Я тебе жизнь не спасал, — проникновенно, с едва заметной дрожью в голосе сказал Егор, потупив взгляд. — Ты же мою и теперь намерен сберечь. Значит, я уже дважды твой должник. Выполню все, что скажешь, будь то малое или большое дело.

— Обещания имеют свойство быстро забываться. Будем надеяться, сдержишь слово. В нашем деле будешь моим заместителем и руководить наиболее сложным участком — торговлей.

— Вот спасибочки, — ответила за «спасенного» Елизавета. Она тоже «присягнула» на верность Зверю.

— Лиза, — обратился Сергей елейным голосом к хозяйке прилавка, — ты не будешь против, если мы и впредь будем встречаться с нужными нам людьми здесь под твоим присмотром?

— Что вы, Сергей Николаевич, как можно сомневаться! Мы завсегда рады. Если надо, то и помогу моими слабыми женскими силами, — зачастила она, сбиваясь с мысли, глядя то на одного, то на другого властелина чужих судеб, в том числе и ее. «Может, желтозубого надо заменить?» — посмотрела она внимательно на Сергея.

Руководитель и его заместитель отошли в сторонку. Зверь подробно рассказал о встрече с Усатым и его сестрой-близнецом, которая сказала, будто хозяин недоволен их работой, требует сделать все, что под силу, дабы быстрее восстановить организацию, отныне именуемую «Гидра». Особый упор Усатый делает на восстановление агентурной сети. Рассказал, сколько получил денег для этого.

— Мало! Очень мало, — прокомментировал Егор. — Этих денег хватит на содержание трех-четырех осведомителей. Оккупационные марки охотно возьмут продавцы. Ими в первую очередь и будем расплачиваться. Остальным нужны нормальные деньги.

— Марки продавцы не берут.

— Не спеши! Через месяц-полтора немцы возвратятся, — уверенно заявил Егор. — За это время нам предстоит передать максимум сведений о передвижениях советских войск, объеме проводимых ими оборонительных работ. А придут, с нами рассчитаются сполна! Немцы в долгу не останутся, у них таков порядок.

Сатана даже руки потер в предвкушении щедрых подарков от оккупантов.

Сергей рассказал о реакции сестры Усатого на часы, которыми он наградил Егора.

— Если она действительно сестра, то не могла их не заметить, — усомнился Сатана. — На руке Усатого они прямо-таки светились. Он потому мне их подарил, что уж больно мне понравились.

— Если сожалеешь, возьми обратно, — протянул руку Сергей.

— За все, что ты сделал для меня, я могу рассчитаться только жизнью. Всё остальное — мелочь.

Ланцов не стал распространяться об интимных подробностях встречи с Ириной, умолчал о ее, как ему показалось, невольном пожелании при расставании: «…чтобы ты оставался с ними». Он попросту не понимал смысла фразы на фоне явного недоброжелательства по отношению к Усатому, ревнующему брату.

Егор с недоумением воспринял рассказ о внешнем виде Усатого.

— Ничего не понимаю, — говорил он, недоуменно разводя руками. — Лицо у него довольно грубое, жилистая шея, фигура худосочная, без каких-либо намеков на женское начало. Я об этом уже говорил тебе и могу еще раз повторить.

Сергей вновь описал результаты своих наблюдений за Усатым, не забыв про ровные белые зубы.

— Я видел эти зубы довольно редкими и крупными.

— Надо проверить, — сказал Сергей, озабоченный непреклонностью Сатаны, — не водят ли нас за нос? Возможно, и мое назначение — липа? А то станем посмешищем.

— Распоряжение о твоем назначении я получил лично от Усатого, тут ошибки не может быть. А вот другое не мешает уточнить. Знаешь, чем грозит это нам, если мы тут самовольничаем? Или поддались на провокацию?

— Я помню Зитцера. Он тоже без разрешения свиделся с Усатым.

— У тебя такое разрешение было и передано мною. Тут тайны нет. Зитцера пришлось расстрелять за самовольство, хотя клялся ничего подобного не повторить.

— О чем же он докладывал Усатому?

— Ничего не сказал. Говорил, вроде бы просто случайно встретился с начальником, побеседовали о делах насущных.

— Похоже, после его навета возникло недоброжелательное к нам отношение Усатого, оно стало причиной твоего отстранения от руководства «Гидрой», — поддержал Сергей мнение о покойном Зитцере. — Интересно было бы узнать, с каким Усатым говорил Зитцер, с моим или тем, который подарил тебе часы? Жаль, не сможем уточнить.

— Проверить надо. Почему Усатый появляется в двух лицах? Не является ли один из них провокатором? — предложил Егор.

С большим нежеланием Сатана согласился инкогнито поехать в Чижи, когда Зверь будет вызван туда для отчета, посмотреть на беседующих, чтобы потом принимать какие-то решения.

Этой же ночью в Белые Журавли на базовую квартиру прибыл Кавригин. Надо было передать ему копии таблицы радиосигналов, познакомиться с изменениями, происшедшими за последнее время в «Гидре», обсудить вопрос «воссоздания» ее структур. Было решено обратиться к местным органам НКГБ с просьбой в срочном порядке подыскать для «Гидры» в населенных пунктах «осведомителей» из состава имевшегося вроде бы у Зитцера резерва лиц, избежавших ареста при проведении последней массовой проверки документов. Таким же образом должны были подобраться для Ивана бандиты-погромщики из «дезертиров», а для Юрия диверсанты из категории «отпетых преступников».

В новых условиях Роману поручался сбор информации от осведомителей, Сатана контролировал работу рынка, Марии поручалось наиболее ответственное дело — собственная безопасность группы. Угроза Усатого организацией слежки за сотрудниками «Гидры» была реальной. Возникла необходимость своевременно выявлять засланных для этой цели людей в Белые Журавли, ужесточить меры конспирации оперативной группы и других членов организации. В помощь Марии привлекался инвалид Тимофей. По согласованию с местными органами НКГБ он включался в оперативную группу Ланцова на правах члена бригады содействия. Такой же статус получил Игорь — шофер из МТС. Оба они находились на связи с Романом.

Вновь членам оперативной группы запрещалось открыто, без вызова посещать базовую квартиру у оврага. Кроме Ланцова, который размещался в бывших «апартаментах» Сатаны (одна комната в доме глухой женщины недалеко от свалки металлолома), другим оперативникам надлежало поселиться в качестве квартирантов у прежних хозяев: Юрию — у Нины Дмитриевны и Галины, Ивану — у бывшей домовладелицы покойной Жени, Роману — у Татьяны, Сатане — у Елизаветы.

После получения соответствующих распоряжений Сергей не заметил, чтобы кто-либо из подчиненных выразил несогласие или усомнился в целесообразности столь важного решения.

Перед расставанием Кавригин сказал:

— В донесениях Усатому делайте упор на то, что в полосе Юго-Западного фронта наблюдается интенсивная концентрация советских войск. Надо попытаться выявить, есть ли у него собственная агентура в «наших» населенных пунктах. Без этого переданная нами информация может вызвать подозрение, последуют проверки, перепроверки. С Ирой связь поддерживай. Надо выяснить, с кем, по ее мнению, ты не должен оставаться.

Ровно через неделю после возвращения из Чижей Сергей получил по радио от Усатого сигнал всего одной цифрой: «200», по таблице радиосигналов это означало «прибыть для отчета».

Меньше всего это обстоятельство обрадовало Сатану. На явный риск при появлении в Чижах он не был настроен, хотя уверял, кроме Усатого его никто там не знает.

Сергей не признавался себе, но ему хотелось увидеть Иру. Ее поведение подсказывало, девушка чего-то не договаривает. Он помнил, что она выглядела расстроенной, озабоченной. Сергей понимал, первые впечатления нередко бывают обманчивыми. Возможно, такое ее настроение было вызвано ревностью Усатого. Не верил он в искренность Ирины, считая ее эмоции быстро проходящими. Но…

Выехали в Чижи вчетвером обычным транспортом — на попутной автомашине. Юрию поручалась охрана Сатаны, без этого он наотрез отказался даже садиться в кузов.

— Не хотите охранять, как хотите. Но без охраны я не поеду в эти чёртовы Чижи, — твердил он.

Зверь мог бы прикрикнуть на заупрямившегося Егора, но здравый смысл подсказывал, от запуганного подельника вряд ли можно ожидать продуманного поведения в смертельно опасной обстановке. Не каждому такое по плечу в нормальных условиях. Сатана же должен был проявить хитрость и смекалку, не дрогнуть душой и телом в любой ситуации. От него зависело разоблачение Усатого, а возможно, и судьба каждого прибывшего в Чижи из оперативной группы Ланцова.

В кузов полуторки набилось до полутора десятков человек, сидели прямо на полу. Перед посадкой неожиданно напросилась поехать Мария.

— Побуду поблизости, посмотрю вокруг, авось что-нибудь примечательное обнаружу, да и пистолет у меня есть, Виктор подарил.

К месту встречи в Чижах шли порознь, на большом удалении друг от друга, разговаривая с попутчиками о трудностях поездки.

Усатый стоял возле акации на еще не заросшей дорожке, притоптанной Сергеем неделю назад. Он улыбнулся подошедшему уже знакомыми зубками, протянул ладошку, а Ланцов посмотрел на свои часы, развел руками, показывая тем самым, что времени много.

— Попутка — дело непредсказуемое, задержался поэтому.

Усатый же, как говорится, даже ухом не повел на объяснение задержки и вновь как бы случайно показанные часы.

— Докладывай, — сказал он без вступительного слова нарочитым басом. Даже откашлялся потом.

Сергей рассказал, что за истекшую неделю удалось подобрать осведомителей в десяти населенных пунктах, двух дезертиров для подрывного дела, столько же для налетов с целью добычи промышленных и продовольственных товаров; три инвалида и четыре женщины согласились помогать в торговле. Но нужен какой-то срок, чтобы люди освоились. Тем не менее в ближайшее время «Гидра» начнет функционировать.

— Какие трудности? — спросил Усатый, явно довольный сообщением.

— Нужны советские деньги. Немецкие марки никто не берет. Требуется тротил для тренировки в диверсионной работе. На пальцах не научишь опасному ремеслу. Потеряна связь с шофером, который работал со Свирепым и Иваном, восстановить ее пока не удалось.

Усатый медленно прошелся по натоптанной дорожке. Его изящные хромовые сапожки поблескивали изгибами на солнце, нахмуренные брови выдавали напряжение мысли.

«Стройный, подтянутый, как на картинке», — размышлял Сергей.

— Когда начальник в движении, подчиненный обязан следовать за ним в одном шаге справа и позади, — сказал он вроде бы в шутку стоявшему на месте Ланцову.

— Это в случаях, если подчиненный сопровождает начальника перед строем или по расположению подразделения, — ответил Сергей.

— Эх! — воскликнул Усатый. — Похвальные знания для гражданского человека.

В это время Сергей увидел близко от себя Сатану, который, проходя мимо, внимательно смотрел на Усатого. По предварительной договоренности тот не мог приблизиться к беседующим начальникам ближе чем на полсотню шагов. А тут оказался рядом! Он также заметил, Юрий за соседним стволом акации потянулся к маузеру. Усатый глянул на прошедшего мимо мужчину, но никак не прореагировал на него.

— О ваших успехах доложу. Просьбу частично выполним. Через часок к вам сюда придет Ира, передаст деньги. Тротил добывайте сами. Если нам его перебросят оттуда, — Усатый указал взглядом в сторону запада, — сообщим немедленно.

Не прощаясь, Усатый заспешил к сапожной мастерской. Подошел к будке, остановился, посмотрел на акацию, возле которой стоял Зверь.

Сергей подошел к Юрию.

— Сатана белены объелся? Я же его едва не застрелил, стоило ему притормозить возле вас, — возмущался он. — Договаривались одно делать дело, а получилось другое.

Подошел Егор. Не обращая внимания на разгневанного Юрия, лишь слегка улыбнувшись ему, он удрученно сказал:

— С тобою говорил не Усатый, хотя усы такие же. А издали похож, но что-то вызывало сомнение, потому и рискнул пройти мимо, хотя понимал, если я ошибся, меня немедленно расстреляют. Если бы он меня остановил, Юрий обязан был бы меня застрелить. Так и так рисковал, но дело стоило того. Теперь я точно знаю, усами замаскировался кто-то другой. Похоже, это СМЕРШ у нас на хвосте.

Егор затравленно поглядел по сторонам, помотал головой, словно хотел освободиться от страшных мыслей, нахлынувших вдруг. Лицо его побледнело.

— Будь это СМЕРШ, нас бы сюда не пригласили, — резонно ответил Юрий, — куда проще арестовать во время проверочной операции в Белых Журавлях или по месту проживания, как чекисты чаще всего делают.

— Тут что-то другое* — согласился Сергей. — Через час встретимся с Ирой, посмотрим, что к чему. Возможно, обстановка прояснится. Но будьте готовы ко всяким неожиданностям.

— У меня нет оружия, — развел руками Егор.

— Твое дело наблюдать и своевременно предупреждать меня и Юрия о грозящей опасности, — ответил Зверь.

Ира появилась одна. В хромовых черных сапогах, юбке до колен, светлой вязаной кофточке. Ее симпатичное лицо светилось радостной улыбкой. Она бросила солдатский вещевой мешок к ногам Сергея, взяла его широкие ладони в свои, приподнялась на цыпочки, но, увидев за соседним деревом двух мужчин, которые быстро отвернулись, с неохотой отказалась от своих намерений.

— Зачем ты их привез с собою? — капризно спросила она. — Я же пришла без сопровождающих.

— Вы дома, а мы в гостях. Мало ли что может случиться. Вдруг тротил появится или еще какой груз.

— Ты действительно желаешь тротил получить? — огорошила она вопросом.

— Так ведь… диверсионная же группа… Зачем она тогда нужна? — не очень внятно ответил Ланцов.

— Причина, конечно, серьезная. Если действительно нужна диверсионная группа, походите по лесным полосам, балкам, там тротила можно насобирать сколько душе угодно.

Стараясь сгладить неловкость, Сергей перевел разговор на деньги. Ирина сказала, что принесла столько же, сколько и в прошлый раз. Там есть еще инструкция по взрывному делу, но на немецком языке. Переводчиков, сказала она, найдете, не проблема. Если возникнут трудности, она поможет. Ира толкнула носком начищенного сапога вещевой мешок в сторону Сергея. И тут Ланцова осенила мысль: «У брата и сестры одни и те же сапоги. У правого каблука царапина, такая же была на обуви Усатого». Теперь он обратил внимание на прическу — короткая стрижка. У брата волосы забраны под фуражку, у сестры они распущены. «Но ведь двойняшки же!»

Ира перехватила взгляд.

— Не бери в голову. Пусть будет всё так, как есть.

— Ты меня с толку сбиваешь непонятными фразами. О тебе можно подумать что угодно.

— К твоему лицу не подходят борода, усы, и зовут тебя не Ланцов и тем более не Зверь, а вот Сергей — имя подходящее, — склонив голову набок, как бы поглядывая со стороны, сказала Ира.

— М…да! — только и смог ответить Сергей. — Похоже, кого-то из нас расстреляют за такие разговоры. Твой братец, например, очень бы хотел услышать, о чем мы говорим.

— Лучше будет, если расстреляют других…

Ира рассказала, что брат очень доволен результатами действий нового руководителя «Гидры», пообещал в скором времени несколько килограммов тротила, но потребовал усилить наблюдение за передвижениями советских войск, сказал, чтобы деньги добывали сами торговлей, а товары для этого, как он выразился, «получше искать в округе».

— Впредь все распоряжения будут передаваться через меня, — сказала Ирина, — переданная вами информация тоже идет через меня. Нужно в ней что-то менять? — неожиданно спросила она.

— Нет. Ни в коем случае. Всю информацию следует оставлять такой, какой она поступает, и передавать по назначению.

— В Слёзное Усатый имеет контрольного агента. Он только с ним на связи. Глубоко законспирирован, потому не попал под арест во время операции по проверке документов. Они у него настоящие. Его информация тоже поступает ко мне.

— Вот ее надо согласовывать с нашей, иначе могут возникнуть разногласия, а это нежелательно. Неизвестно, чьи данные точнее.

— Усатый планирует съездить в Слёзное повидаться со своим агентом, уточнить порядок связи.

— Где твои усы? — неожиданно спросил Сергей.

— В сапожной мастерской, — не сумев сразу вникнуть в суть вопроса, ответила Ирина.

Она замолчала, внимательно посмотрела на собеседника, будто смирившись, что слово вылетело, как воробей.

— Там есть комнатушка, в ней переодеваюсь, — совсем тихим голосом закончила она.

С надеждой посмотрела на Сергея, будто попросила: «Не выдавай».

— Кто такой Ядовитый? — осмелел Ланцов.

— Это и есть Усатый. Я его так называю за въедливый характер и ревность.

— А кто такой Усатый? — совсем расхрабрился Сергей.

— Этого тебе знать не обязательно, — ласково улыбнулась Ира. Поднялась на цыпочки, поцеловала, не обращая внимания на свидетелей. — Скоро приеду в Белые Журавли проверить, как ты работаешь, как живешь. Где встретимся?

— Возле туалетов.

— Фу!

— Надежнее ориентира нет, да и не так заметно со стороны.

— У вас может кто-то за мной следить?

— Только с целью безопасности.

Ланцов долго потом смотрел вслед уходившей женщи не, пытаясь обобщить разрозненные сведения, полученные в разговоре с Ириной, но ничего определенного придумать не удалось.

Сергей подошел к нетерпеливо ожидавшим подчиненным.

Нарушая субординацию, Егор с жадностью схватил начальника за руку, приблизил лицо, выпалил:

— Кто они такие?

— Двойник и доверенное лицо Усатого.

— Ну и слава богу! — Сатана осенил себя крестным знамением, повторил: — Ну и слава богу.

— С этого момента вы забыли всё, что видели и слышали, а также то, что я только что сказал. Так надо для безопасности каждого из вас, — грозно посмотрел Зверь на Сатану.

— Я, например, — нашелся сметливый Егор, — на самом деле ничего не видел и не слышал, да и в Чижах не был. В Белых Журавлях дел хватает, не до разъездов.

— Присоединяюсь, — улыбнулся Юрий.

Подошла Мария. Ничего существенного ей обнаружить не удалось.

Слово свое Ирина сдержала. Уже следующей ночью руководитель «Гидры» получил радиосигнал «210», что означало: «Жди гостей».

С завидной оперативностью ближе к обеду следующего дня «гости» появились вблизи туалета. Ими оказались Ирина в сопровождении невысокого мужика с узким лицом и заметно выделяющимися скулами, тонкими бесцветными бровями.

Женщина не скрывала радости встречи. Глаза ее блестели, щеки пылали, как после длительного пребывания на морозном воздухе, трепетные губы вопрошали о ласке. Но рядом туалет, вокруг люди, глядящий исподлобья сопровождавший ее мужик. Сергей взял женщину за руки так, как она делала это в Чижах, улыбнулся.

— Рад приветствовать вас в Белых Журавлях, — сказал он, глядя попеременно на Ирину и ее спутника.

Отошли к пустующим прилавкам. Ирина взяла Сергея под руку, будто давнего знакомого. Так и стояли они вместе, не отрываясь друг от друга, переговариваясь с Юрием и Сатаной. Подошла и стала радом с Юрием Галя. Женским взглядом она высоко оценила внешние достоинства Ирины. Одарила ее юной наивной улыбкой.

— Милое дитя, — сказала Ирина девушке, — отниму твоего друга на минуту-другую для дела.

Не дожидаясь ответной реакции, женщина энергичным движением подхватила Юрия под руку, отвела смутившегося парня в сторону, позвала сопровождавшего мужика.

— Знакомьтесь, — представила она того, — Скуластый. Он инструктор по взрывному делу. Сегодня и завтра он проведет с вашей группой практические занятия. Надо ускорить подготовку диверсионной группы. Работы ожидается много.

Оторопевшему от столь стремительного напора представительницы Усатова, Юрию ничего не оставалось, как молча кивать головой в знак согласия, которого и не требовалось.

В столь же быстром темпе велся разговор с Егором. Ирина не стала отзывать его в сторону, а в присутствии Лизки потребовала улучшить организацию торговли в «Гидре».

— Мы постараемся, — ответила Елизавета. — Для нас главное — доверие, всё остальное сделаем.

Представительница Усатого посмотрела на вступившую без разрешения в разговор женщину, затем на Сатану.

— Старайтесь, старайтесь! Смотришь, и доверие может возвратиться, — сказала она оробевшему Егору. — Главное, чтобы Сергей Николаевич был вами доволен.

— Яволь! — вдруг по-немецки молодцевато выкрикнул Сатана.

Елизавета внимательно посмотрела на друга любезного.

— Не поняла, чего ты сказал, — обратилась она к Егору.

— Рад стараться, так переводится это на русский язык, — ответила за того Ирина.

Желая сделать что-то значимое, соответствующее моменту, Елизавета пригласила Ирину с Сергеем отужинать у них с Егором. Она нежно погладила руку возлюбленного, как бы демонстрируя их единодушие в данном вопросе, с подобострастием посматривая на Ирину. Своим шестым чувством она распознала в этой молодой симпатичной женщине вершительницу судьбы не только Егора, но и ее лично.

Ирина посмотрела на Ланцова, но тот лишь пожал плечами.

— Такого роскошного ужина, каким нас изредка потчует Лиза, я в своей холостяцкой обители предложить не могу, — ответил он.

— У нас нет выбора, — обернулась гостья к Елизавете. — Как только управимся с делами, придем. Посмотрим, как живут преуспевающие люди в Белых Журавлях.

Недолгой оказалась беседа с Иваном. Ирина бесцеремонно оглядела с ног до головы командира бандитов-погромщиков, поинтересовалась, как могло случиться, что хорошо скрытый гарнизон погиб. Иван в своей шутливой манере начал рассказ с теории вопроса о том, что существует такое понятие, как «инстинкт», хотя видел, заданный им тон и тема разговора женщине не по душе.

— У животных инстинкт связан с неосознанным наследственным реагированием на биологические потребности организма. В психике человека он может возникать в различных формах, в том числе как необдуманное поведение, проявление «животного начала». Инстинкт виновен в гибели вверенного мне гарнизона, — сделал он заключение.

Ирина неодобрительно посмотрела в глаза Ивану.

— В жизни людей инстинктивных побуждений гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, и избавиться от них нам не дано. Но человек способен контролировать свое поведение. Только дуракам это не под силу. Спокон веков пытаются от них избавиться, а они возрождаются вновь и вновь. Вот уж гидра так гидра, настоящая, многоголовая, — сказала она, с недовольным видом повернувшись лицом к Сергею. — Дуростью заразиться может даже хороший человек.

Знакомство с Романом Ланцов решил отложить, объяснив, будто тот в отлучке, собирает информацию, полученную осведомителями. Видел, представитель Усатого не настроен на длительный разговор.

Женщины в чувствах — народ непредсказуемый, особенно властные, решительные натуры. Порой для достижения эгоистических целей они способны на нескрываемые от постороннего взгляда поступки. В отдельных ситуациях, если эмоции связаны с сильными физическими влечениями к противоположному полу, зов природы способен перехлестнуть разумные пределы.

Не окончив начатого, не досмотрев до конца организованную Сатаной торговлю, Ирина потянула Сергея осмотреть его «келью», условия работы радиостанции. Ее устремления были совершенно «непонятными» для окружающих подчиненных Ланцова. Только красные уши командира оперативной группы могли натолкнуть на мысли, неподходящие для данной обстановки. Кроме того, по серьезному выражению лица Ивана также легко было определить: его суждения об инстинктах оказались совершенно неуместными.

Повелительным движением руки Ирина отпустила собравшихся на встречу людей. Откинула со лба локон, как это могут делать лишь женщины, посмотрела на молчавшего Сергея.

— Наконец мы одни! Целые сутки вправе делать всё, что заблагорассудится, — вздохнула она с облегчением.

— Нам потом придется расплачиваться за предоставленную свободу? Ты говорила, будут следить за нами.

— Я не заметила, чтобы ты был из трусливых.

— За тебя беспокоюсь. Я среди своих, тут моя вотчина. До меня не так-то просто добраться, а ты окажешься беззащитной, как только покинешь Белые Журавли.

— Волков бояться — в лес ходить не стоит. Жизнь — дар Божий, она в его руках. И всё, что делает человек, тоже во власти Всевышнего, ему дано право поощрять или наказывать.

— Богу больше нравятся осторожные.

— Охрана у меня надежная, не подведет.

— Но она тебя и выдала Ядовитому.

— Того, кто разговорился, уже нет с нами. Усатый не поверил поклепу. Он любит меня, но его нежные чувства мне в тягость, — вздохнула Ирина. — Опостылел! Ты моя отрада!

— Наберись смелости, уйди от него. Женщина ты решительная, силы воли тебе не занимать.

— От моего терпения зависит жизнь отца с матерью, сестры. Так что подумаешь, прежде чем что-то сделать.

— Поподробнее нельзя?

— Нет, — отрезала Ирина

XXIX

Елизавета расстаралась. Такого изобилия на столе Сергей не видел даже в мирное время, а уж в военное представить не мог подобного: трех сортов вино, бутылка коньяка, икра черная, крабы консервированные, свежие фрукты. В праздничном настроении пребывал Егор. На нем красовались немецкий пиджак серого цвета с накладными карманами, отглаженные брюки, голубая рубашка без галстука. Он рассыпался в любезностях перед гостями. Подобострастно глядела на гостей Лизка.

После бурно проведенного времени в «келье» у Сергея Ирина расслабилась телом и душой. Она спокойно и деловито осмотрела комнаты хозяйки, не останавливая взгляда на дешевых украшениях. На столе ее больше всего заинтересовали розоватые крабы, выложенные на белую фарфоровую тарелку.

— В жизни не видела такого чуда, — по-детски всплеснула она руками.

Лизка тут же пообещала подарить пару банок для нее и для Сергея Николаевича.

— Спасибо, дорогая. Такой деликатес только королевским особам подают, да и то по праздникам великим. Оставь их до следующей встречи, — отказалась Ирина.

Хозяйка была на седьмом небе от удовольствия видеть, что гостье понравилось угощение, а еще больше от того, что часть крабов все-таки останется дома. Егор говорил, будто они в скором времени могут понадобиться, правда, не сказал для чего.

Первый тост за успешную работу «Гидры» в новом качестве провозгласила Ирина.

Тост единодушно поддержали все присутствующие. Егор на правах хозяина наливал женщинам в фужеры вино, Сергею и себе — коньяк. Женщины не сдерживали себя. Вскоре, раскрасневшись, разомлев, они на равных с мужчинами обсуждали результаты военных действий, говорили о делах житейских. Ирина тараторила о чем угодно, но о себе не проронила ни единого слова. Ее обманчиво вальяжные манеры передавались простодушной Елизавете. Та выкладывала все, что знала о своем сожителе, расписывала его достоинства и преданность делу «Гидры». Не забывала сказать и о себе, своих заслугах перед организацией.

Сатана, напротив, в этот раз пил меньше обычного, но не скупился подливать Сергею. Говорил мало, больше слушал свою говорливую подругу, гостей, поощрительно улыбался, нарочито пьяным глазом водил по лицам собутыльников.

Елизавета предложила спеть. Сошлись на украинской:

Дывлюсь я на нэбо Та й думку гадаю: Чому я нэ сокил, Чому нэ литаю…

Егор отказался поддержать песню, мол, слов не знаю.

Ира пела грудным голосом, Елизавета тоже правильно вела мелодию, переходя в конце каждого куплета на более высокую ноту. Сергей поддержал женщин. Ему впервые пришлось пробовать свой голос в тесной компании. «Вроде бы неплохо получается», — подумалось.

Над Лизкиной кроватью висела семиструнная гитара с красным бантом: Сергею не приходилось видеть, чтобы ее кто-то снимал. Висит себе и висит незаметно. Неожиданно Егор встал, снял инструмент, со знанием дела проверил настрой струн, подтянул первую, голосом подстроился под гитарный тон:

Здесь под небом чужим Я, как гость нежеланный, —

повел он печальную мелодию приятным с хрипотцой баритоном, —

Слышу крик журавлей, Улетающих вдаль.

Тревожная мелодия и слова волновали, настораживали:

Сердцу больно в груди. Так мне хочется плакать…

Казалось, Егор действительно прослезится, но неожиданно он оборвал песню. Повесил гитару на гвоздь, вышел в другую комнату, вслед за ним направилась Елизавета.

— Сатана сам не свой, обычно ведет себя по-иному. Что-то не так, надо быть повнимательнее, — шепнул Сергей Ирине.

Вскоре Егор возвратился без признаков расстройства. Уселся на свое место, предложил выпить за удачу в делах. Не дожидаясь одобрения компании, осушил свою рюмку, не глядя на гостей и Лизкины разносолы, шумно дышал носом, раздувая от возбуждения ноздри.

Забеспокоилась Ирина. Она поближе придвинула свой стул к Сергею, молча разглядывала орнамент на фарфоровой сахарнице.

Чтобы сгладить возникшую неловкость, Елизавета принялась рассказывать последние новости о своих, а теперь и Егоровых торговых делах. Посетовала: в последнее время товары не поступают, приходится расходовать не ахти какие резервы, перепродавать всякую мелочь, купленную у деревенских жителей.

— Егор обещает, будто в скором времени товар должен появиться, но что-то дело пока не движется. Если так будет продолжаться еще какое-то время, торговля вообще замрет.

Ирина посмотрела на Сергея.

— Егор прав, — сказал он, — в ближайшее время намечается акция, связанная с приобретением товара.

— Ты меня не так понял, — сказала Ирина, — я посмотрела на тебя по другому поводу.

— Да! Ты, пожалуй, права. Пора по домам. Хорошие гости не дожидаются, когда хозяева начнут убирать посуду.

Не глядя гостям в глаза, Егор буркнул у порога «до встречи» и возвратился в комнату. Елизавета проводила до калитки, виновато улыбнулась бледными в лунном свете губами, как бы спохватившись, торопливо сказала «прощайте» и закрыла за собою дверь.

Юрий и двое оперативников, подобранных местными органами НКГБ из числа «дезертиров», в качестве диверсантов под руководством Скуластого полный световой день добросовестно изучали взрывное дело. Помощники Юрия уже имели опыт диверсионной работы в партизанских отрядах, всего месяц назад вышли из-за линии фронта. Ученики усваивали материал успешно. В середине следующего дня решили, имитируя боевую обстановку, взорвать ветхий деревоземляной мост на заброшенной проселочной дороге. На этом учебный день закончился.

Юрий на правах старшего группы пригласил Скуластого поужинать. Нина Дмитриевна быстро приготовила ужин, но вместе с Г алиной отказалась в нем участвовать — у мужчин дела мужские.

Скуластый оказался эстонцем. Говорил по-русски чисто, но с заметным акцентом прибалта.

В подобном тандеме не принято много говорить о себе, семье. Каждая из сторон стремится выведать побольше сведений о собеседнике и не проговориться. Поэтому разговор шел о взрывах, взрывателях, взрывной волне, взрывных устройствах. Юрий с нескрываемым интересом слушал, Скуластый с не меньшим желанием делился своими знаниями, которых, судя по всему, у него накопилось в достатке. Дальше этих тем диалог не шел, хотя собеседники не отказали себе в удовольствии принять перед ужином по полстакана спирта.

Когда тема иссякла окончательно, решено было выйти во двор покурить. Скуластый использовал для этого любую свободную минуту. Вот и теперь вместе с чистым весенним воздухом он с жадностью вдыхал папиросный дым. Юрий смотрел на тусклое небо, Млечный Путь, едва видимый в лунном свете, заливающем округу.

— Ты несешь ответственность за безопасность Ирины? — спросил Юрий, вспомнив, что разговор об этом велся как бы невзначай.

— Жизнью придется расплатиться, если… — Скуластый подыскивал подходящее русское слово.

— Что «если», — спросил Юрий. — «Если» могут быть всякие, не за каждое, наверное, придется расплачиваться животом своим.

— Усатый предупредил: если с Ириной случится несчастье, меня расстреляют немедленно и без объяснений.

Помолчали.

— Гляжу в холодную бездну, на мертвый лик луны, — подал голос Юрий, — тревожные чувства они вызывают. Пойдем, друг любезный, посмотрим, все ли в порядке внутри и вблизи Лизкиного дома. От подлости нет защиты.

Тревожное состояние Юрия передалось Скуластому. Не сговариваясь, «друзья» напрямую через сады и огороды то быстрым шагом, то бегом устремились к цели.

Вскоре они увидели странную картину. Идет по улице пара — мужчина и женщина. Вокруг ни встречных, ни попутчиков — тишина и покой. Но вот мужчина торопливо увлекает за ближайшее дерево спутницу, они, частично укрывшись в тени от постороннего взгляда, обнимаются. Но укрытие, похоже, им не нравится, пара быстро переходит за соседнее дерево.

Не меньшее удивление вызвала другая картина. Позади ночных путников рывками от дерева к дереву передвигается крупная мужская фигура. Через мгновенье она оказывается совсем близко. В руках преследователя блестит в лунном свете вороненая сталь немецкого автомата.

«Друзья» находились за плетнем вблизи дороги, наблюдая за развитием событий. Мужчина и женщина вышли из последнего укрытия, а дальше открылась широкая поляна между соседними подворьями. И тут Юрий узнал пару: его командир и Ирина. В этот миг Сергей схватил за руку женщину, резко свернул в тень деревьев. Но преследователь, прислонившись плечом к стволу, уже вскинул автомат. Одновременно в ночной тишине прозвучала короткая очередь маузера и резкий револьверный выстрел. Человек у дерева резко повернул автомат в сторону стрелявших, но выронил оружие и упал лицом вниз. К нему бежали Сергей с Ириной и Юрий со Скуластым. Молча перевернули лежавшего мужчину.

— Сатана! — не сговариваясь прошептали сгрудившиеся над телом люди. Тот уже не подавал признаков жизни, широко открытыми невидящими глазами глядел на недавних своих соратников.

— Откуда вы взялись? — удивленно воскликнул Сергей, глядя на «друзей», не ожидавших столь стремительно развернувшейся на их глазах драмы.

— Почувствовал неладное, — ответил Юрий, — Скуластый поддержал, оказались вовремя на нужном месте.

— Когда мы вышли за Лизкину калитку, подумал: зря не взяли охрану, уж больно идеальные условия для нападения — хорошая видимость, на улице — ни души.

— Я в комнате что-то заметила, но не придала особого значения поведению Сатаны, — запоздало спохватилась Ирина.

Она держалась за карман пиджака Сергея подергивающейся рукой, тупо смотрела в бледное лицо Егора, прислушиваясь к звучавшим в голове словам и музыке исполненной им несколько минут назад песни:

…Здесь под небом чужим Я, как гость нежеланный…

— Надо побыстрее уходить, — сказал Сергей. — Сейчас сюда прибудет патрульная группа, а вон, похоже, бежит на выстрел Лизка. Нам сейчас любые встречи нежелательны.

Четверка тут же попарно разошлась в разные стороны, маскируясь тенью деревьев.

Скуластому захотелось посмотреть, как себя поведет Елизавета, но Юрий остановил его:

— Желаешь поговорить с патрулями?

Инструктора по взрывному делу на такой контакт не потянуло. Вскоре «друзья» были на том же дворе, откуда совершили столь удачный рейд. Вышла во двор Галя.

— Что-то вы уж больно долго прохлаждаетесь. За день не наговорились! Спать пора.

— Погода хорошая. Побудь с нами, подыши чистым воздухом.

Сергей с Ириной садами быстро добрались до «кельи». Едва закрылась входная дверь, женщина, как и днем, тут же бросилась на шею парню, покрыла его лицо поцелуями. Но если днем она задыхалась от нахлынувших чувств, теперь ее душили слезы.

Ирина продолжала плакать, когда легли в постель. Сергей притянул ее к себе, холодную, стараясь согреть, унять дрожь. Она просунула руку под его шею, обняла. Стараясь успокоить, он целовал ее мокрые от слез глаза, щеки, губы. Не оставалась и она в долгу.

— Ведь нас могли убить, — всхлипывая, шептала Ирина.

— Вряд ли, — ответил Сергей. — Я заметил преследователя, но он об этом не догадывался. Мы были уже в тени за деревом. Стоило Сатане появиться на освещенной луной поляне, результат был бы тем же.

— Ты знал, что это Сатана?

— Догадывался. Вел он себя необычно весь вечер.

— А Лизка знала?

По-моему, да. После того, как они отлучались в другую комнату к концу вечеринки, Лизка боялась встретиться с нами взглядом, а когда мы уходили, сказала «прощайте» вместо обычного «до свиданья».

— Спасибо, Сережа, за все. За то, что уберег от пули, дал мне пожить еще на этом свете, что с тобою впервые почувствовала себя женщиной, а в сердце растаяло ожесточение по отношению к мужчинам. За один сегодняшний день я нацеловалась больше, чем за всю свою короткую жизнь!

— Ты во мне тоже пробудила дремлющие желания, чувства к женщине. Вспоминать буду.

— Станешь приезжать с отчетами, в Чижах будем встречаться.

— Долго это не продлится. Фронт притих на короткое время, а к тому же неизвестно, будет ли меня вызывать Усатый. Сатана к нему не ездил.

— Он считает ошибкой, что слишком надеялся на Егора, не вмешивался в его дела. Одним словом, у нас еще есть в запасе несколько свиданий.

— А потом мы уже не будем встречаться? — спросил Сергей.

— Я не знаю, кто ты, а Зверю ничего не известно обо мне. Одни иксы да игреки, как в математике.

— Ты заместитель Усатого, его доверенное лицо, я руководитель «Гидры», так сказать, в одной упряжке оказались.

— И ни то, и не другое, — опять непонятно выразилась Ирина.

— Можно расшифровать?

— Нет.

Ирина надолго задумалась. Лежала рядом, но была далеко в своих мыслях. Сергею казалось, женщина спит. Не хотел прерывать ее тихое спокойное дыхание, вновь будоражить нервы расспросами. Впечатлений от минувшего дня — по самую маковку. Хотелось молча обдумать увиденное и услышанное.

Однако неожиданно она заговорила негромко, почти шепотом, придвинувшись губами к уху.

— За каждое мое слово расплата — наша с тобой жизнь, если хотя бы одно из них станет кому-либо известно. Ты не знаешь возможностей Усатого, они большие. Я не удивлюсь, если он до мелочи перескажет потом весь наш разговор, потому шепчу. Давай оставим все так, как есть, не углубляясь в дела друг друга. Не дай бог, если он в них вмешается.

— Ты меня познакомь с настоящим Усатым, а там посмотрим, чего нам можно, а чего следует опасаться.

— Нет никакого Усатого. Вернее, он есть, но его как бы не существует.

— Послушай, у меня голова начинает раздваиваться от твоих загадок. Рано или поздно мне придется с ним встретиться.

— Не пытайся назначить ему свидание. Он тебя найдет в любую минуту, если потребуешься.

— И вот здесь сейчас может оказаться? — Да.

— Уж не ты ли это?

— Нет. Я действительно всего лишь передатчик его указаний и сборщик информации, полученной от контрольного осведомителя и «Гидры».

— Ну хотя бы спрятаться от него можно, если такая надобность возникнет?

— Нет, и не думай.

— Есть вопросы, которые можно разрешить лишь при личном контакте, — воскликнул Сергей.

— Недопустимо. Все без исключения дела только через меня. Если тебе хочется увидеть копию усатого, могу приклеить усы и переодеться. Только за то, о чем я только что сказала, меня расстреляют в течение часа, как только ему об этом станет известно. Нам надо дела делать вместе, не афишируя свои истинные отношения.

— Наговорила ты мне много, но я опять не понял толком, есть ли все-таки Усатый?

— Нет.

— Чьи указания ты мне передаешь?

— Усатого, Лучше будет, если ты перестанешь углубляться в эту тему. И еще, это очень и очень важно, важнее всего остального, не вздумай установить за мною слежку. Тут же нас с тобою и всех, кто связан с нами, перестреляют. Не пощадят даже родственников.

— Ну это ты уж слишком!

— Сережа, милый, пойми! Все так и есть на самом деле. Я совершенно ничего не придумываю.

— Он знает, что ты сейчас здесь?

— Нет. Иначе он был бы в этой комнате, а нас бы уже не было на свете.

— Выходит, мне нужно иметь постоянную охрану?

— Бесполезно! — воскликнула Ира.

— Какой же выход можно придумать?

— Все оставить так, как есть. А там видно будет.

— Как будешь докладывать о Сатане? — спросил Сергей.

— Скуластый скажет, будто Егор хотел из автомата всех нас четверых перестрелять, но Юрий опередил.

— А кто я, по-твоему?

— Сам знаешь.

— А Усатый тоже знает?

— Нет. Это я догадываюсь. Сережа, милый, давай побудем вдвоем. Завтра нам вновь предстоит стать совершенно другими.

Она положила голову на его плечо, приблизила нос к носу:

— Хочу побачиты твои дывни очи.

Наутро вновь сбор состоялся возле Лизкиного прилавка. Опухшая от слез, в черном платке, Елизавета ушла в себя. Отрешенно смотрела на окружающих. Толком объяснить, что случилось, не могла.

— Вышел вскоре после вашего ухода до ветра, — объясняла она Ирине, как случилось несчастье, — а нашла его посреди дороги убитым.

Однако, внимательно наблюдая, Ирина отметила, что Елизавета, как и накануне вечером, избегает прямого взгляда, отводит глаза. Не дожидаясь, когда подойдет приглашенный на совещание руководитель «Гидры», представительница Усатого взяла под руку убитую горем женщину и чуть ли не силой повела в сторону туалетов, потом свернула с ней к кучам мусора. Когда вокруг не оказалось людей, Ирина молча уперла ствол маленького хромированного браунинга в живот Елизаветы. Ее ласковый голос тут же приобрел жесткие нотки:

— Сука! Зачем Сатана хотел нас застрелить?

— Я… я… — начала заикаться Лизка.

— Если нет желания своими вонючими кишками испортить чистый весенний воздух, говори!

— Он мечтал вновь стать руководителем организации. Егор хотел сказать кому-то, вроде убил в наказание за вашу измену. За это его могли бы простить.

— Почему не предупредила?

— Все это он сказал уже после того, как вы с Сергеем Николаевичем ушли.

— Мы ушли вчетвером, а не вдвоем, — поправила собеседницу Ирина, — нас ожидала охрана. Она и вела за Сатаной наблюдение до тех пор, пока он не схватился за автомат.

— Бедный Егорушка, знал бы про охрану, не пошел бы на такое дело, — шмыгнула носом Лизка.

— Ты забудь вчерашний вечер. Никто к тебе в гости не приходил, ты ничего не видела и не слышала. Егор пошел прогуляться, да нарвался на патрулей. Любое слово, не так сказанное, приведет тебя сюда, к мусорным кучам или в туалетные нечистоты.

— Яволь! — вдруг ответила Елизавета.

— После вчерашнего «яволь» твой друг любезный пошел на преступление, за что рассчитался жизнью.

— Нет, нет. Это просто так. Как-то само собою получилось. Я ничего не имела в виду, — залепетала Лизка.

— Работай, как работала. Приноси пользу, да не суйся в чужие дела. Это для тебя опасно.

— Хорошо… — совсем растерялась она.

Ирина не пожелала еще раз встретиться с Иваном. «Вчера наговорилась про инстинкты, сегодня настроение другое», — сказала она Сергею. Напротив, от беседы с Романом осталось благоприятное впечатление. Он рассказал, с какими трудностями пришлось столкнуться при подборе осведомителей, раскритиковал методику вовлечения новых агентов в работу «Гидры» Зитцером и Сатаной.

— Не дело это, — говорил он, — когда осведомителями были люди, известные в деревне своим достатком, не пользующиеся у соседей авторитетом. Потому они сразу попали под подозрение при проведении проверочной операции. Односельчане на них указывали как на возможных пособников врага.

— Ну, коли знаешь, как следует подбирать кадры, значит, выполнишь эту работу лучшим образом, — поощрила Ирина оперативника своей белозубой улыбкой. Глаза представительницы Усатого выражали неподдельный интерес к теме беседы и собеседнику. Она одобрительно кивнула Роману, дотронулась до его плеча ладошкой.

— Ну, ну! — после паузы сказала она. — Продолжайте. Интересная у вас все-таки работа.

— Представьте, — рассказывал он, — как это с незнакомым человеком, нормальным гражданином своей страны, начать разговор о сотрудничестве с германской разведкой, предлагать за это оплату. Вот и смотришь, кто менее заметен и жаден до денег. При этом надо говорить много, но так, чтобы ничего определенного не сказать. Иначе кандидат в предатели, извиняюсь, в сотрудники, может отвести в милицию. Тот же, кто понимает, о чем идет речь, и продолжает разговор, дает понять, что он в принципе не возражает оказать небольшую услугу за хорошую плату, и с ним можно продолжить беседу о конфиденциальной работе осведомителя. Далеко не каждый идет на такой разговор. Германия, говорят, далеко, а СМЕРШ совсем рядом.

— Про СМЕРШ вы сказали очень хорошо, — согласилась Ирина, — на то и щука, чтобы карась не дремал.

— Запретный плод всегда привлекает. Отдельным гражданам такая работа даже нравится. Но без оплаты пока никто за нее не берется. Вот у меня…

— Не надо продолжать, — остановила она Романа, — мне не полагается знать, кто этот человек, о котором вы хотели бы сообщить. А Сергею Николаевичу вы потом расскажете.

Сергей с Ириной отошли в сторонку. Женщина продолжала улыбаться своим мыслям.

— Молодец! — дала она оценку Роману. — По-умному излагает суть дела, заслушаешься! Ты полностью доверяешь своим помощникам, они тебя не подведут?

— Которым не доверяли, их нет. В нашей работе иначе нельзя. Преданность своему делу — основа взаимоотношений в нынешней «Гидре».

— В деревне Слезное на связи с Усатым — женщина под псевдонимом Дура. Вроде бы ее так называют по-деревенски.

Поступающие от нее сообщения идут за такой подписью. Если ее так называют односельчане, значит, на самом деле дура. Прикрытие! Во всяком случае при проведении проверочной операции она под подозрение не попала. Дура дает неплохую информацию, значит, не дура.

Вечером в своей «келье» в ожидании сигнала «01», что означало «У меня все в порядке», Сергей вспоминал последние два дня и бурную ночь. И хотя Ирина не затронула душевных чувств, память сохранила ее образ, созвучный с майским солнечным утром, со свежим воздухом, запахами трав, нежным, мягким светом. И все это неразрывно связывалось в подсознании с его жилищем, укрытым от постороннего глаза и опасностей. Он оглядел «келью»: деревянная кровать, которой не меньше века, скамья вдоль стены, колченогий стол, две табуретки — ровесницы кровати, небольшое окно без форточки, короткая лавка под большой чугун с водой, средних размеров шкаф для посуды закреплен на стене. После того как Ирина прошлась по всем предметам женской рукой, жилье получило статус комнаты. Сергею сейчас «келья» показалась прекрасной. «Вот тут Ира сидела, вот тут раздевалась, здесь лежала с призывно вздрагивающими губами и раскрытыми для объятий нежными руками».

Ланцов бродил по комнате, заново вглядываясь в обстановку, воскрешая в памяти подробности их кратких интимных отношений, приятных и возбуждающих. Но вновь отметил, что возникшие воспоминания поверхностные, в душу глубоко не проникают.

Он жил в этой комнате уже несколько дней, но осмотреть жилище повнимательнее не хватало времени — в отъездах да в отлучках, задержки допоздна. А жил здесь до него Сатана! Эта мысль кольнула сердце. Сергей стал внимательно приглядываться к вещам. Задержал взгляд на нише под радиостанцию, выдвинул ее на подставку и с удивлением обнаружил: от задней стенки вниз за дощатую перегородку тянутся два тонких красных проводка. Перегородка смонтирована из оструганных, покрытых лаком узких брусков, вставленных в пазы деревянных столбиков. Бруски выходили из пазов легко, и вскоре перед Сергеем открылось углубление в стене дома, заполненное двухсотграммовыми тротиловыми подрывными шашками. Бледно-красного цвета, сложенные аккуратно, словно кирпичи, они смотрелись красиво. Проводки от радиостанции шли к нижнему слою шашек и терялись в глубине.

Поразмыслив, Сергей пришел к мысли: если взрыва не произошло, когда менялись привезенные Ириной батареи БАС-80, значит, взрывное устройство в обесточенном состоянии не срабатывает. Отключив питание радиостанции, Сергей слой за слоем снял два десятка тротиловых шашек. Остался один слой, под который уходили провода. Осторожно, одну за другой отодвинул шашки от той, которая придавливала красные нити. Резонно предположил, что провода внутри радиостанции присоединены к взрывному устройству и трогать его опасно. Осталось одно — обрезать поочередно провода. Если взорвется шашка и взрыватель, то всего одна. Обошлось! Лишь ладони вспотели.

Едва включил радиостанцию, тут же услышал переданный голосом Ирины сигнал «01», затем «02». Последний означал «Ожидай через час новый сигнал».

Сергей вновь сложил тротиловые шашки в прежнем порядке, обрезанные концы проводков заправил в середину теперь уже не опасной груды взрывчатого вещества — еще может пригодиться, пусть полежит.

Известно, в сложных и опасных условиях у человека обостряется зрительная память. Он может вспомнить детали обстановки, на которые в свое время не обратил внимания.

Сидя на расшатанной табуретке и глядя на только что смонтированную перегородку, за которой было упрятано смертоносное взрывчатое вещество, Сергей вдруг четко увидел едва заметную щель на полу у входной двери. Осторожно, будто кто-то мог услышать его шаги, на цыпочках подошел к двери, присел на корточки. Щель шла из-под толстого войлочного половика, лежавшего у дверей, и упиралась в плинтус. Под половиком обнаружилась поперечная щель и небольшое кольцо, запрятанное в углубленье. Сергей подергал за кольцо — обозначился люк, края которого маскировались под естественные щели между половыми досками. У самого порога заметно, если приглядеться внимательно, виднелись дверные петли. Итак, если крышку опустить, с порога можно угодить в люк размером два на один метр. Ловушка! Для кого ее готовил Сатана? Повторная попытка открыть люк опять ни к чему не привела.

В раздумье Сергей присел к столу. «Должна же эта чертова крышка как-то открываться!» Поглядел под ноги и заметил в вырезе ближайшей к нему ножке стола штырь с кольцом на конце. Нижняя его часть уходила в отверстие между досками. Он отодвинул табуретку, потянул за кольцо — никакого эффекта. Надавил ногой на штырь, тот опустился. Под полом громко заскрежетало, и тут же войлочный половик, взмахнув концами, исчез в образовавшемся проеме. Крышка люка там мягко стукнулась и вертикально повисла на петлях. Сергей посмотрел в провал — внизу обозначилась темная яма, напоминающая только что подготовленную могилу.

«Не мне ли готовил Сатана подарок в награду за продленную жизнь? — подумал командир оперативной группы. — Не сказал ведь о «сюрпризе». Возможно, ожидал в гости, чтобы потом нажать на штырь».

Подошло время. Сергей включил радиостанцию. После нескольких минут ожидания без позывных Ирина назвала всего одну цифру «210» и коротко, а возможно, так показалось, причмокнула губами. Поцеловала вроде бы.

XXX

Этой же ночью без уведомления прибыл Кавригин. Ланцов доложил результаты проверки «Гидры», полученные сведения о начале и направлениях наступательных операций немцев в районе Курской дуги, выявлении псевдонима контрольного осведомителя в Слезном и, главное, о добытой информации об истинном и всеведающем Усатом, против которого бессильна любая охрана, а его самого вроде бы нет.

— Тут есть над чем подумать. Верил бы в чертовщину всякую, могла прийти мысль о привидениях, — сказал капитан.

— Но сведения, похоже, на самом деле серьезные. Я верю Ирине, выполняющей роль двойника и передаточного механизма. Она на пустые разговоры не пойдет. Беседа шла в весьма доверительной обстановке.

— Не слишком ли тесные контакты наладились у вас? Аморалку тебе потом не припишут? — улыбнулся Кавригин.

— Я холостяк. А для пользы службы разрешается действовать по обстановке. Одна просьба: наблюдение за ней не устанавливайте. Я это сделаю сам с помощью Марии. Она неплохо справляется с такими делами. Кто знает, каковы возможности Усатого. Вдруг он на самом деле вездесущ? Кто может быть таким человеком?

— Не слишком ли глубоко зарываемся? Возможно, все ответы на поверхности.

— По поведению Ирины я бы не сказал этого. К словам женщины надо прислушаться. С ее помощью мы можем выйти на источник большого зла.

Представитель разведывательного отдела сообщил, что прибыл он по особо важному делу. Оперативным путем установлено, в наш тыл заброшен диверсант-одиночка в форме офицера Красной Армии с заданием проверить деятельность организации «Гидра», надежность осведомительского состава, в том числе контрольного. «Гость» имеет персональную радиостанцию для связи с разведывательным центром немецкой группы армий «Юг».

— Надо полагать, — говорил Ковригин, — тебе предстоит иметь с ним непосредственные контакты. Нас одно тревожит — контрольный осведомитель. Прибывший агент разведцентра может с ним связаться лично, и подкорректированная нами информация войдет в противоречие с его собственной. Тогда вся работа «Г идры» пойдет насмарку.

— «Офицер» может не доехать до Слезного. Всякое ведь в пути случается.

— Пришлют другого, если вообще не лишат нас доверия. А невыясненных вопросов у нас еще много.

— Надо сбить с толку визитера, — загорелся Сергей.

— Мысль подходящая, если бы еще придумать, каким образом претворить ее в жизнь.

После долгих рассуждений оперативники пришли к выводу: усыпить бдительность Дуры, с тем чтобы она передала прибывшему «офицеру» такую же информацию, какую он получит от осведомителей «Гидры».

Кавригин выдал и другую важную информацию. В десяти километрах от Уразово фронтовые интенданты создали склад вещевого имущества с трофейным военным обмундированием, награбленной оккупантами гражданской одеждой и обувью.

— Охрана этой ночью «перепьется», будет спать мертвецким сном. Ты в докладе укажешь, будто перестрелял половину караула. Мы такой слушок пустим для подтверждения факта. Пару машин с товаром можешь прихватить для продажи населению. Покажи «офицеру», как бойко у нас идет торговля краденым имуществом.

— Мы потеряли связь с шофером из-под Уразово, — посетовал Сергей.

— Он арестован нами. Высказывает похвалу Ивану, будто он добрее Свирепого. Пусть теперь Игорь обеспечит поездку. Но он не должен знать истинного положения дел. Ивановы «бандиты» тоже пусть не будут в курсе дела. Они у нас служат всего ничего, а дело ответственное. Возглавь акцию сам. Привезенное добро складируй у Лизки в знак доверия к ней, выставь охрану.

Сергей показал капитану «сюрпризы» Сатаны, проверил работу механизма открывания люка, вдвоем смазали трущиеся детали, дабы не подвели в нужную минуту. Тротиловые шашки Кавригин пообещал забрать в следующий приезд — вдруг «офицер» пожелает проверить.

Во второй половине дня «гости» пожаловали. Ирина в сопровождении «старшего лейтенанта» с густыми низкими бровями, отчего казалось, будто он их постоянно хмурит, появилась возле Лизкина прилавка без предупреждения. Хозяйка торговой точки сначала растерялась, внезапно увидев Ирину с незнакомцем, но через две-три минуты оправилась и без стеснения кокетничала с «офицером». Это забавляло Ирину, скрадывало неловкость в разговоре.

Вскоре подошел Сергей. Ирина сухо ответила на приветствие, представила «старшего лейтенанта» как знакомого офицера, прибывшего с фронта в командировку на несколько дней. В чистой, хорошо отглаженной гимнастерке с белым подворотничком, габардиновых брюках синего цвета и хромовых начищенных до блеска сапогах «фронтовик» совершенно не был похож на фронтового офицера. Больше на франта-тыловика.

Отошли в сторону.

— Скоро наступит вечер, — сказала она, — начнем работу завтра. Как ты устроишь гостей на ночь?

— «Офицера» разместим у Елизаветы. Посмотри, как они мило разговаривают, вряд ли будут оба возражать против такого решения. Представительнице Усатого придется переночевать на прежней квартире, если нет претензий к гостеприимному хозяину.

Ирина молча кивнула в знак согласия. Заулыбался и гость, когда ему сообщили о решении Зверя. Елизавета восприняла решение как должное. Тут же начала сворачивать торговлю, уложила в сумку пару банок мясной тушенки, яичный порошок, сахарин. Все это передала в руки «гостю», и новоиспеченная пара покинула рынок. Перед этим Сергей успел шепнуть Елизавете на ухо о том, что у нее в сарае устраивается склад с промышленными товарами и выставляется часовой для охраны имущества и гостя. «Спасибочки за доверие», — ответила она.

— Я рада тебя видеть, — улыбнулась впервые Ирина. — Соскучилась! Хорошо, этот мухортый подвернулся. Для Усатого визит «старшего лейтенанта» оказался неожиданным. Зверя, наверное, он тоже не радует, а я довольна. Как видишь, в каждом деле есть свои плюсы и минусы.

— Меня в первой половине ночи не будет. Есть возможность взять склад вещевого имущества. Торговать-то нечем, а визитеру надо показать, что мы тут развернулись на полную катушку, да и людям платить за работу надо.

Ирина внимательно выслушала, посмотрела на Сергея, поджала губы. Потом как бы неохотно кивнула головой.

— Ты до моего приезда побудь с хозяйкой, побеседуй с ней. Я не исключаю, за тобою, точнее за нами, могут наблюдать. Важно, чтобы тебя увидели вместе с хозяйкой.

— Мы вдвоем сможем побыть в «келье» до вечера?

— Безусловно, — ответил Сергей с улыбкой, — я рад тебя видеть и слышать. Размышляю над твоими словами по ночам, не всегда получаются логические выводы.

— Я видела во сне, — сказала она, сменив тему разговора и глядя в задумчивости на парня, — будто были мы у мамы в гостях.

Они молча шли по улице, где всего несколько дней назад, петляя между деревьями, уходили от преследования Сатаны. Глаза Ирины наполнились слезами. Она прижималась к рукаву спутника лицом, с опаской поглядывая в глубину сада, возле которого был обнаружен еще живым Егор.

— Представляешь ли ты, что сейчас самое опасное для тебя и для меня? — спросила Ира.

— Контрольный агент Усатого в Слезное.

— Нейтрализовать его как-то можно?

— Постараемся!

— Нет, надо наверняка. Без труда могу представить себе все последствия, если обнаружится расхождение в нашей и его информациях.

— Должно получиться. Я тебе тоже не могу всего сказать, да и не следует знать представителю Усатого всех подробностей дела.

— А так уж необходимо брать какой-то склад именно сегодня? — спросила она заметно повеселевшим голосом. — У нас с тобою не так уж много времени побыть вместе.

— Ты же меня первая расхвалишь потом Усатому как смелого и отважного в борьбе за наше дело.

— Я уже не в первый раз слышу о «нашем деле». Какое оно, в чем его суть?

— Не все положено знать эмиссару Усатого.

— Мой телохранитель о тебе будет рассказывать. И моя, пусть даже самая хорошая информация лишь усилит неприязненные отношения к нам. Лучше я промолчу.

— Сколь долго будет продолжаться такое положение вещей? Надо бы как-то объясниться.

— Я и так говорю слишком много, — вздохнула Ирина. — Не знаю, чем все это кончится.

— Чем больше я буду знать о тебе и твоем окружении, Усатом, тем быстрее закончится эта неопределенность, — делая ударение на каждом слове, ответил Сергей. — Ты сама сдерживаешь развитие событий.

— Я боюсь за себя и за тебя. Не дай бог что-то заподозрит Усатый, нам с тобою не найдется места на земле, где бы мы ни спрятались, куда бы ни уехали.

— Он кто, Кощей Бессмертный? Перед пулей все равны.

— Бессмертна его организация. Не спрашивай больше ничего, иначе у меня голова разболится.

В «келье» все повторилось: Ирина порывисто обняла Сергея за шею, начала целовать. Но тут же расплакалась, когда он показал гостье склад тротиловых шашек и подпольную ловушку. Она с ужасом смотрела в провал, опасливо попробовала одной ногой надежность крышки люка, не решаясь наступить и после того, как Сергей вновь поставил ее на прежнее место.

На «ограбление» склада выехали с наступлением темноты. Компанию Ланцову составил Иван со своими помощниками. «Пьяный караул» заперли в караульном помещении, сбили большой ржавый замок с массивных дверей склада, перерезали телефонный провод, подвешенный на тонких столбиках.

Первую машину загрузили кителями и брюками вермахта, вторую барахлом отечественного производства. Все это доставили в Лизкин сарай. Первым на посту остался Иван. Он получил задание дождаться утра и проследить за поведением «офицера».

Сергей возвратился в «келью» глубокой ночью. На подходе к дому из дверей сарая навстречу вышла Мария. Она вела наблюдение за домом Елизаветы. Когда погас свет в окнах, намеревалась покинуть свой пост, но неожиданно увидела выходящую во двор Лизку в сопровождении «офицера». Садами и огородами Мария проследила, как те подошли к дому Сергея, долго наблюдали за окнами, затем «старший лейтенант» переместился к крайнему, пристально всматривался вовнутрь комнаты, в которой Ирина помогала хозяйке навести порядок. После этого Мария сопроводила пару в обратном направлении до момента, пока та не скрылась в коридоре Лизкиного дома.

Ирина этой ночью спала спокойно, совершенно не подозревая о тайном наблюдении за ней. Не стал ничего говорить женщине и руководитель «Гидры». Сообщил об этом лишь утром.

Сергей с Ириной пришли к Лизкиному прилавку с опозданием. «Гость» не скрывал раздражения по этому поводу. Но недовольство быстро развеялось, когда Зверь сообщил о личном участии в успешно проведенной операции по ограблению склада вещевого имущества, разведанного осведомителями Романа. Вместе с контролирующими лицами Сергей прошелся мимо торговых рядов, и «гости» с удовлетворением отметили наличие в продаже из-под полы кителей, брюк, другого имущества как немецкого, так и отечественного производства. На виду у «старшего лейтенанта» к Роману подошла женщина и сказала ему что-то на ухо, затем быстро растворилась в толпе. Тот не замедлил доложить руководителю «Г идры», что с одиннадцати вечера и до пяти утра через Слезное сплошной колонной в южном направлении шли танки Т-34. Зверь тут же передал оперативную информацию Ирине и «офицеру».

Полученные сведения сразу же изменили поведение «гостя». Он вдруг забеспокоился и сообщил, ему необходимо немедленно выехать в Слезное по делам, не терпящим отлагательств. Лицо Ирины посерело, глаза лихорадочно забегали. Но Сергей едва заметным кивком головы и мимикой дал понять: для волнения причин нет.

Зверь предложил посетить Слезное совместно, но «старший лейтенант» сказал, будто у него есть дела сугубо интимные, где посторонний глаз не нужен.

— Со мною может поехать лишь Ирина. Она не будет помехой. С ее помощью легче будет составить отчет о поездке.

— Я имею право там оказаться лишь по личному распоряжению Усатого. Если станете настаивать, — обратилась она к «офицеру», — свяжитесь с ним и получите разрешение. За мною дело не станет.

— Хорошо, — быстро согласился он. — Сейчас связаться с ним сложно, а до времени выхода в эфир еще далеко. Поеду один.

— В организации нет своего автомобильного транспорта, — вмешался в разговор руководитель «Гидры», — но по-быстрому отвезти гостя в Слезное смогу. Возвратиться, однако, необходимо сегодня.

— Мне, собственно, много времени не понадобится. Выясню кое-какие вопросы и возвращусь… к вечеру, — посмотрел «старший лейтенант» на потупившуюся Лизку.

— Водитель не должен видеть, кого вы конкретно посетите или с кем встретитесь, — вмешалась в разговор Ирина.

— Само собою. Шофер человек надежный? — повернулся тот к Сергею.

— Ненадежные и неверные люди в организации перевелись. Для охраны выделю пару автоматчиков. Небольшие банды появились в лесных полосах, лесах, балках — мало ли что. Случись беда, я потом не оправдаюсь, да и последнюю автомашину терять не хочется.

Для сопровождения «гостя» Юрий выделил из своей «диверсионной» группы двух автоматчиков.

Пришла последняя декада мая. Предыдущие дни выдались по-летнему теплыми, погожими. В надежде, что оккупанты не возвратятся, люди высаживали рассаду помидоров, перца, посадили картофель, точнее картофельные очистки с ростками. Хозяева подворий с утра до вечера трудились на огородах. Но нежданно-негаданно с севера подул холодный ветер, по небу поползли мрачные облака, похолодало. Стар и млад вновь вспомнили о теплой одежде, обуви.

Игорь вел машину быстро, не особенно аккуратно объезжая выбоины на дороге. Ланцов приказал возвратиться в Белые Журавли до ночи, а впереди длинный путь, и облака обещают холодный дождь. Охранники в кузове в телогрейках и солдатских плащ-палатках под пронизывающим ветром проклинали «старшего лейтенанта», свалившегося на их голову. Не меньшую неприязнь питал водитель к сидевшему рядом пассажиру — напыщенному, угрюмому. За всю дорогу не сказал ни слова, сидит, как живая мумия. В кабине тепло, а сосед ежится, отодвигается подальше от дверки. Ватник есть, но если «мумия» его наденет, Игорь заранее знает, что придется одежду потом выбросить. Так что обойдется. Мог бы и сам сообразить, путь неблизкий, а ветер северный.

На окраине Слезного остановились. «Старший лейтенант» посиневшими губами сказал, чтобы его ожидали возле крайнего дома, а сам с вещевым мешком за плечами уверенно двинулся вдоль улицы по разбитой танковыми гусеницами дороге. Сейчас в селе тишина. Жители отдыхают после бессонной ночи. Танки под окнами грохотали до самого утра, не было ни минуты покоя.

Неутомимый Игорь пошел попить водички к крайнему подворью. На высокой соломенной крыше дома сидела женщина. У ее ног заканчивалась длинная деревянная лестница. Игорь сразу не заметил хозяйку. Он вошел во двор, озираясь по сторонам.

— С чем пожаловал? — послышался голос сверху.

И только тут гость увидел улыбающуюся женщину.

— Хотел попросить воды попить.

— Можешь мне подать вязанку соломы, что лежит возле лестницы? Забирайся сюда. Тут вода есть. Ремонтирую крышу смоченной соломой, так она лучше укладывается.

Одним махом Игорь, как моряки по трапу, не придерживаясь руками, одолел лестницу, сел рядом с женщиной.

— Какой вид открывается отсюда! — воскликнул он, любуясь окружающей панорамой.

И тут Игорь увидел «старшего лейтенанта». В сотне метров от дома тот вел разговор с женщиной возле плетня. Вскоре его сосед по кабине подошел к деревянной калитке, когда-то окрашенной охрой, вошел во двор и вместе с женщиной пропал из виду в темном проеме коридора.

— Что интересного вы увидели? — спросила женщина, заметив настороженный взгляд гостя. — Даже воду забыли выпить. Попробуйте, она свежая, холодная.

— Красота-то какая! Сиди и любуйся. За воду спасибо!

— На здоровье, — ответила хозяйка. — Жаль, любоваться нет времени. А красиво — это верно.

— Одна живешь, что ли? На крыше работать в одиночку несподручно. Это сколько же раз надо сбегать вниз-вверх, чтобы завершить работу!

— Одинешенька! Отец был, но его арестовали недавно. Где он теперь, не знаю. Жив ли?

— За что же это? — удивился Игорь.

— Шпионством занялся. Зачем взялся за глупое дело на старости лет? Жил бы себе на здоровье. Нет, захотелось разбогатеть.

— Отца зря осуждаешь. Он хотел, наверное, как лучше. Жалко?

Женщина молча кивнула головой.

— Может, еще обойдется. Всякое случается.

— Вряд ли. Война! Будь она трижды проклята, — сказала грустно женщина. — Теперь одной придется справляться с хозяйством. Ничего не поделаешь. Будь что будет!

Игорь успел трижды опуститься и подняться с вязанками соломы, прежде чем увидел «старшего лейтенанта», спешившего по уличным рытвинам в сторону автомашины.

— До свиданья, симпатичная! Еще раз побываю в Слезном, обязательно заеду, помогу, чем смогу.

Он пожал женскую мягкую ладонь, быстро сбежал по лестнице. Солнце клонилось к закату, усилился ветер, срывались капли дождя. Не мешкая двинулись в обратный путь.

— Машина, как лошадь, — повернулся Игорь к соседу, — бежит быстрее, когда возвращаешься домой.

Но тот шутку не принял, молча глядел на дорогу, хотя чувствовалось, «гость» доволен поездкой. На полу кабины между ног у него лежал вещевой мешок, наполовину наполненный выпирающими в разные стороны твердыми предметами. «Кирпичи, что ли?»

Начало темнеть, но дорога еще неплохо просматривалась. Перед неглубокой поперечной промоиной Игорь резко затормозил, отчего сосед чуть было не стукнулся о лобовое стекло, посмотрел на шофера, но промолчал. Одновременно они увидели впереди метрах в семидесяти две человеческие фигуры с винтовками. Игорь остановил машину, включил дальний свет, и люди на дороге прикрыли глаза. К ним из зарослей бурьяна подошли еще двое. Один из присоединившихся снял с плеча автомат и полоснул очередью выше кабины. И сразу громким грубым голосом приказал:

— Старшему автомашины подойти сюда! — Он ткнул пальцем в землю рядом с собою, как это делают, когда подзывают собаку и указывают место, где она должна сесть.

«Старший лейтенант» вынул из нагрудного кармана небольшой пистолет, положил на сиденье, неохотно вышел.

В свете фар видно было: робко, неуверенно подошел человек к вооруженным людям. Ничего, похоже, не успел сказать, когда его ударили кулаком в лицо. Прикрываясь руками, «гость» согнулся в поясе, прикладом винтовки его сбили с ног, начали пинать сапогами. Потом истязатели разом отошли от жертвы, передернули затворы. В этот момент из-под колес автомашины длинными очередями открыли огонь охранники. Забились в смертных судорогах бандиты, не заметившие из-за света фар автоматчиков. С оружием наготове подошли освободители к бездыханно лежавшим телам. Закрыв лицо ладонями, рядом плакал навзрыд «старший лейтенант». От его лоска не осталось и следа. Перепачканный кровью и грязью, он являл собою жалкую картину.

Игорь сидел в кабине. Он взял оставленный «гостем» пистолет. В руках оказалась никелированная игрушка с подкрашенными зеленым цветом целиком и мушкой. Зажал в кулаке ствол, в темноте мушка светилась. На рукоятке пистолета в круге латинскими буквами значилось: «Llama». Шофер потянул затворную раму на себя, из патронника выскочил патрон золотистого цвета, тут же из магазина в канал ствола вошел очередной. Парень вознамерился поднять выброшенный патрон, но вдруг увидел через открытую дверку кабины наставленный на него обрез охотничьего ружья. Удерживаясь одной рукой за стойку, стоя на подножке, человек головой вперед медленно, по-змеиному надвигался на сиденье.

— Шш… — зашипел он.

Игорь выстрелил в упор. Не издав ни звука, неизвестный навзничь вывалился наружу.

Когда подошли охранники с «гостем», они с удивлением обнаружили возле автомашины еще одного убитого.

С погруженными в кузов трупами, подобранными тремя винтовками, немецким автоматом и охотничьим обрезом, с включенными фарами ЗИС-5 двинулся в Белые Журавли.

«Старший лейтенант» молча взял свой пистолет, вынул магазин, вставил подобранный на полу патрон.

— Испанский, — сказал он глухим голосом, — безотказный. Возьми на память, — передал оружие Игорю. — Можно ночью вести прицельный огонь.

К Лизкиному дому подъехали за полночь. Моросил дождь, дул холодный, пронизывающий ветер. На пороге посланников в Слезное поджидали Сергей, Ирина, хозяйка, охранник склада. Увидев побитого, перепачканного «гостя», Лизка бросилась к нему.

— Ваши охранники спасли мне жизнь, — сказал он Зверю. — Они будут награждены. Задачу свою выполнил. Переданные вам сведения и контрольная информация о передвижении большой колонны танковых войск в южном направлении полностью совпадают. Вы тоже будете награждены.

С этими словами, подхватив вещевой мешок, «гость» проследовал за хозяйкой в дом. Лизка начала поспешно разводить огонь в печке, поставила на плиту ведро с водой.

— Нам, похоже, здесь больше делать нечего, — развел руками Ланцов. — Будем отдыхать и мы.

Когда отошли, Ирина, чтобы никто не услышал, сказала:

— Вряд ли сегодня за нами станут наблюдать. Мне весь вечер хотелось дать пощечину Лизке за вчерашнее подглядывание.

— Кто знает, что им в голову взбредет сегодня. Но «гость» напуган до полусмерти.

Накинув плащ-палатку поверх голов, они шли по мокрой дороге. Но им было тепло, настроение поднимала успешная проверка осведомителей «Гидры», отсутствие скрытого наблюдения, возможность быть вместе. Сергей прижимал к себе податливое тело Ирины, чувствовал в темноте ее взгляд. Ему хотелось ответить искренним душевным чувством, но испытывал он лишь радостное возбуждение от присутствия милой, обаятельной женщины. Они остановились на месте, где был убит Сатана. Плащ-палатка и кромешная тьма прятали от окружающего мира их истовые поцелуи. Но до них никому не было дела. Однако мысли о том, что он неискренен с Ирой, сами собой уводили Сергея из-под плащ-палатки, и он задавал себе вопрос: виновен ли он и перед кем? Истинные душевные чувства неведомы для других, глубинные. Они — его сокровенная тайна. У каждого человека есть такая. Только эмоции не скроешь, они видны. Стоит ли их сдерживать? Особенно в условиях, когда жизнь оперативника постоянно висит не то чтобы на волоске — на паутинке тонкой.

Когда утром пришли к Лизкиному дому, там еще не пробудились. Вскоре «гость» вышел умытым, выбритым, наглаженным, в начищенных до блеска сапогах. О вчерашнем происшествии напоминал лишь огромный кровоподтек под глазом. За ночь образовалась еще припухлость губ.

В тонком летнем платье с короткими рукавами, босиком и со счастливой улыбкой позади стояла Елизавета. Она выглядела молодо и призывно.

Обращаясь к Ирине, «старший лейтенант» сказал:

— Я сообщил своему руководству о состоянии дел в «Г идре», результатах контрольной проверки достоверности сообщений осведомителей Зверя. В разведывательном центре результатами довольны, с выводами согласны. Мне ставится другая задача. Как ее решить, нам с руководителем «Г идры» предстоит еще поломать голову. Вам надлежит возвратиться в Чижи одной, так распорядился Усатый.

Сергей не стал выделять автомашину для Ирины. Безопаснее добираться на попутной. Она рассказала, что после последнего посещения Белых Журавлей Усатый забрал ее пистолет и не возвратил. Теперь расстроенная женщина с радостью приняла в подарок от Сергея испанскую «лламу», переданную ему Игорем. Сергей показал, как оружие приводится в боевую готовность.

Пистолет понравился женщине. Она нежно гладила его блестящую поверхность, примеряла в руке.

— Будем надеяться — не пригодится. — Сергей прижал ее пальцы к шершавой поверхности рукоятки. — Придумай, как сделать, чтобы «ллама» оказалась у тебя в руке в одно мгновенье. От этого нередко зависит жизнь твоя и чужая.

— Сережа, милый! За подарок и доверие спасибо. Буду чувствовать себя увереннее в любой обстановке, — дрогнувшим голосом ответила она. — Не хотела говорить, но не могу не ответить добром на твое доверие. Я знаю, чего бы тебе хотелось услышать от меня. Скажу! Но заранее обрекаю себя на погибель. И ты мне не сможешь помочь.

Ирина на короткое время задумалась, потом на одном дыхании сказала:

— Усатый — совсем не усатый. У него нет усов. Он приклеивает их для маскировки лица, как это делала я. Надо же такому случиться, чтобы мы внешне оказались чем-то похожими. И самое главное, — понизила она голос, — он сотрудник СМЕРШ.

— Ты ничего не путаешь? — в замешательстве спросил командир оперативной группы. — Если это так, все твои страхи становятся оправданными.

Он ожидал чего угодно, только не такой новости. На лбу Сергея выступили капельки пота. Непроизвольно потирая ладонь о ладонь, он пытался собраться с мыслями.

— Как мне выйти на него? — не имея какой-либо определенной мысли, спросил он.

— Никак. Я его без усов не видела и не знаю, как он без них выглядит. Встречаемся глубокой ночью у меня дома при закрытых шторах, когда ничего не видно. Приказы передаются через сапожника в зашифрованном виде, как бы любовные записки. Возможно, днем не узнаю, разве что по голосу. Он у него такой хриповатый, противный. Но голос может менять. Иногда в разговоре срывается на высокую ноту.

— Как же ты его узнаешь в темноте, если он молчит или меняет голос?

— Есть, наверное, женское чутье. Изредка Усатый приходит в форменной одежде.

— А что у него на погонах?

— Одна маленькая звездочка.

— О чем вы с ним беседуете?

— Ни о чем. Зайдет на несколько минут в соседнюю комнату, там у него две радиостанции: одна для связи с Сатаной, другая — еще с кем-то, что-то бормочет при закрытых дверях. Скажет иногда, какой сигнал передать Сатане, когда придет еще.

— Как связываешься с сапожником?

— Никак. Прихожу в свою пристройку возле мастерской каждое утро. До половины дня жду. Если нет распоряжений — свободна.

Расставаясь с Ириной, Ланцов предупредил: если неожиданно к ней кто-то подойдет и передаст привет от Сергея Николаевича, — это друг, ему надо помочь, о чем бы тот ни попросил. Он, Сергей, тоже выполнит любую просьбу, если человек передаст привет от нее.

Ирина сидела в кузове ЗИС-5 на запасном колесе рядом с миловидной молодой женщиной. Ехали молча, изредка подшучивая над другими попутчиками, проклинавшими недобрым словом шофера, гнавшего машину по кочкам и выбоинам. К концу пути они познакомились. Мария, так звали соседку, ехала к прихворнувшей родственнице.

Женщины были примерно одного возраста и быстро сошлись во взглядах на войну, жизнь, прелести весны. Ира пригласила новую знакомую в гости, если у той выкроится свободное время после обеда.

— Непременно побываю, — пообещала Мария. — Все зависит от здоровья родственницы.

— Можем сходить на танцы. Вон какие стоят прекрасные вечера, — предложила Ирина.

— Я отвыкла ходить в темное время одна, боязно. К тому же в Белых Журавлях танцев не бывает.

— У меня есть охранники. Они проводят, если возникнет такая надобность. Ты симпатичная, — выдала Ирина комплимент, — такие в одиночку не ходят после танцев.

— Ты тоже недурна собою.

— Мне нельзя, — вздохнула Ирина, — куда ни пойду, за мной охранники, как хвост собачий.

— Кто же тебя охраняет и от кого?

— Привязался один сморчок, шагу без его ведома не могу ступить. Страсть ревнивый.

Этой ночью в Белых Журавлях вновь побывал Каври гин. От Ланцова требовался личный доклад представителю разведывательного отдела о полученной информации от «офицера» и Ирины. Предстояло также в срочном порядке принять решение по поводу новых задач «гостя». После отъезда Ирины он сказал, что в течение ближайших дней ему поручено проверить работоспособность диверсионной группы «Гидры». Если она окажется подготовленной на достаточно высоком уровне, организация Зверя получит особо важное задание: взорвать объект стратегического назначения. Для тренировки «старший лейтенант» привез из Слезного восемь килограммов тротила.

Информация Сергея о неизвестном младшем лейтенанте из СМЕРШ, связанном с вражеской разведкой и «Гидрой», шокировала капитана.

— Это неправда! — воскликнул он, сделав жест руксй, как бы отстраняясь от собеседника. — Этого не может быть!

Он долго смотрел на Ланцова отсутствующим взглядом, хмурил брови, трогал подбородок.

— Вот так-то! Это похуже любого привидения. Скажи контрразведчикам такое, замордуют. СМЕРШ над нами, мы ему подотчетны. Послушай, — с надеждой в голосе спросил он, — твоя подружка ничего не напутала?

— Точно такой же вопрос задавал и я. Мне тоже хотелось, чтобы произошла ошибка.

— Если он вражеский агент, как мог он допустить ликвидацию организации Сатаны и создание новой «Гидры» руками вашей оперативной группы? Явная нестыковка получается.

— Надо полагать, у него нет достаточно надежных связей с вашим разведывательным отделом. Иначе наша работа уже в самом зародыше была бы пресечена. Сатане не представляло особой сложности перестрелять нас.

— Если все это так, не исключено, что СМЕРШ попросту игнорирует возможности разведывательного отдела войск НКВД. Значительно чаще мы к ним обращаемся с различными просьбами и предложениями. Но должен отметить, связи у нас налажены неплохо. Знаешь, что нам грозит, если информация окажется ложной? — спросил Кавригин.

— Представляю! Тем не менее я послал Марию в Чижи, пусть подружится с Ириной. Надо понаблюдать за сапожником, если удастся, хорошо бы посмотреть на безусого Усатого. Пока мы знаем лишь, какого он роста.

— За сапожником присмотрим. Нам ближе. В СМЕРШ пока соваться не будем. Стоит заикнуться, придется называть источник. А он у нас пока слабенький. Кроме радиостанции, которая вроде бы существует, других фактов у нас нет, вменить в вину ее использование во враждебных целях кроме Ирины пока некому. Борясь за «честь мундира», нас обвинят в дискредитации СМЕРШ. Нам сейчас нужны доказательства. Дело чрезвычайно ответственное. Кроме меня, никому ни слова, даже своим оперативникам. В первую очередь следует установить время связи Усатого с разведывательным центром за линией фронта и кто ведет передачу. Иринины сеансы радиосвязи с тобою мы прослушиваем, а как туда передается откорректированная Романом и Ириной информация, мы не знаем, работу рации засечь не удается. Подумай над этой проблемой.

Второй вопрос — проверка готовности группы подрывников совершить крупную диверсию — разрешился быстро. Уже следующим утром Кавригин прислал письменное разрешение на проведение операции, подписанное начальником отдела. От себя капитан приписал: «Рвите на здоровье, но лишь после ухода охраны».

«Гость» сразу же ухватился за мысль — в качестве тренировки подорвать железнодорожное полотно вместе со стоявшими в ожидании выгрузки вагонами. О вероятном объекте диверсии сведения поступили от осведомителя Романа, Он лично вел наблюдение за объектом, в записке сообщил: «Задачу выполнить можно, если снять всего одного часового».

Когда закончились подготовительные работы, «старший лейтенант» передал распоряжение Усатого, чтобы операцию возглавил лично руководитель «Гидры», имеющий опыт подобной диверсии.

— У меня есть специалист своего дела — руководитель группы подрывников, нехорошо отстранять его в ответственный момент.

— Вся работа будет вестись Юрием. Ваше присутствие вдохновит исполнителей. Идет на операцию группа впервые, — настаивал «гость».

Вновь Игорь был за рулем, рядом молчаливый «гость», впереди дорога, поблескивающая лужами после дождя. Ветер гнал клочья облаков навстречу скользившей из стороны в сторону автомашине. Четверка «диверсантов» под брезентом в кузове дремала под звуки тяжело работающего двигателя. Поездка опасности не представляла, организационные вопросы были разрешены. Однако напряжение не спадало. Как-никак, диверсия с большим количеством тротила. Никто не отваживался нарушить тишину.

К железнодорожному полотну подъехали к полуночи. Взошла луна. Автомашину оставили в небольшой роще под охраной Игоря, вооруженного автоматом. «Гость» идти с группой подрывников не пожелал — отсюда, мол, посмотрю.

Особенно не утруждая себя маскировкой, «диверсанты» прошли лесной полосой вдоль железной дороги к тому месту, где в слабом свете луны начал просматриваться двухосный вагон. Двинулись к нему гуськом. Остановились в трех десятках метров. По густой прошлогодней траве Юрий, пригнувшись, пошел к объекту. Вскоре он дал сигнал зажженной спичкой: путь свободен. Навыки, полученные на практических занятиях со Скуластым, не пропали даром: «диверсанты» быстро сделали подкоп под средней шпалой между колесами вагона, вставили взрыватель с бикфордовым шнуром. Юрий остался один на насыпи, остальные двинулись к автомашине. Уже в лесной полосе командир подрывников присоединился к ним. В этот момент все вокруг осветилось яркой вспышкой, ночную тишину разорвал взрыв восьми килограммов тротила. Тут же появился «гость».

— Хочу сам проверить результаты диверсии. Мне потом отчитываться за совершенную акцию.

— Времени вам всего одна минута. После этого ждать не будем. Можете оставаться до прибытия караула. Нам же надо побыстрее уносить ноги, иначе солдаты охраны могут оказаться здесь. Бегом! — подал Зверь команду «гостю».

— Вагоны лежат вверх колесами и горят, — доложил «старший лейтенант» через минуту, догнав группу возле автомашины. — Молодцы! Мастерски сработано! Вскорости вам доставят килограммов пятьдесят взрывчатки, устроим фейерверк похлеще нынешнего.

— Сколько перевернутых и горящих вагонов вы увидели? И сколько будет фигурировать в отчете?

— Три четырехосных.

— По моим данным, подорвано такое же количество. Расхождений у нас не будет.

— Единство взглядов — залог успеха в любом деле, — поддержал мысль представитель разведцентра.

XXXI

Мария третий день жила у Клавдии Петровны. Та согласилась говорить соседям и знакомым, что приехала родственница погостить. «Племянница» помогала по хозяйству в доме, во дворе, носила воду из колодца, копалась в огороде. Много времени она проводила на рынке, придирчиво выбирая покупки для хозяйки. Нужно было увидеть «случайно» Ирину, но не получалось. Пару раз наблюдала за сапожной мастерской, однако и там увидеть попутчицу не удалось.

Потеряв надежду, Мария во второй половине дня присела на деревянную колоду возле первого попавшегося дома. Устала. Хотелось просто посидеть в тени, расслабиться; она вытянула ноги, смотрела перед собою в землю, перебирала в памяти варианты, как разыскать Ирину. Кто-то остановился рядом. Подняла голову — Ирина! Искренне обрадовалась, вскочила, начала обнимать оторопевшую женщину.

— Ты каким образом здесь оказалась? — воскликнула та. — Вот уж не думала еще раз встретиться.

— Находилась по Чижам так, что обрадовалась этой колоде в тенечке. Сижу отдыхаю. Рада видеть тебя, — ответила Мария.

— Ну, чудеса! А я сожалела, что второпях не успела показать свой дом, потом пыталась тебя найти. Все время одна, словом перекинуться не с кем. Так получилось, нет у меня подруги. Идем в хату, там прохладнее, отдохнешь, поговорим, угощу чаем с настоящим сахаром. Я здесь живу одна, — показала Ирина на дом за спиной Марии.

Женщины пили чай и не умолкая говорили. Рассказывали друг другу обо всем на свете. Если бы кто-то поинтересовался, о чем шла речь несколько часов кряду, никто из них не смог бы ответить на вопрос. В лучшем случае ответили бы «о многом». Когда Ирина выходила в коридор, Мария внимательно осматривала комнату. Два раскрывающихся окна выходили в сад с подступавшими к завалинке деревьями, два других смотрели на заросшую бурьяном площадь, на противоположной стороне которой находились двухэтажный кирпичный дом и сапожная мастерская. В хате у входа слева русская печь, напротив полати, стол, на окнах тяжелые черные шторы. Дверь в соседнюю комнату плотно прикрыта.

Заметив, что гостья смотрит на шторы, хозяйка рассказала: когда к ней приходит он, шторы сразу же закрываются наглухо.

— Ты называешь его просто «он», у него нет имени? — в недоумении спросила Мария.

— Как его зовут, я не знаю. Честно говоря, и знать не желаю. Тип пренеприятный.

— Кто этот «он», если нужны такие меры предосторожности? Возможно, бандит с большой дороги?

— Он служит в СМЕРШ. Не хочет, чтобы я его видела или заметили другие.

— А вдруг он все врет? В темноте в глаза не посмотришь, не увидишь, правду ли он говорит.

— Он говорит редко и мало. Не о чем толковать.

За окном сгустились тучи, начал накрапывать дождь. Быстро потемнело, ветер гнул деревья в саду, их ветви словно многолапый зверь царапали наружную стену, тревожили женщин. Мария собралась возвратиться к родственнице, по хозяйка упросила остаться переночевать — вдвоем не гак боязно в ненастную ночь.

— Он мне не разрешает заводить с кем-либо дружбу, — сказала Ирина, с опаской покосившись на входную дверь. — Сегодня прийти не обещал, хотя свои обещания никогда не выполняет. Если вдруг постучится, ты немедля полезай на полати и притихни там, иначе мы можем нажить большие неприятности. СМЕРШ — организация серьезная.

Женщины спрятали одежду и обувь Марии. Решили ложиться вместе, сидели полураздетые на кровати и вновь обсуждали житейские дела.

И произошло все, как в сказке. Ровно в полночь, когда появляется нечистая сила, раздался негромкий, но настойчивый стук в наружную дверь. Мария метнулась на полати, притаилась. Отметила все же достаточное количество щелей для наблюдения.

Открылась дверь, и, громко топая, в комнату вошел мужчина, при этом споткнулся в темноте. Он чиркнул зажигалкой — маленький язычок пламени на миг осветил невысокого роста узкоплечего военного с опущенным на глаза козырьком фуражки.

— Шторы! — резким высоким голосом, как команду, выкрикнул гость. — Сколько раз можно говорить одно и то же?

В кромешной тьме и тишине Мария слышала шуршание одежды, скрип деревянной кровати. Потом сапоги протопали ко второй комнате, открылась и закрылась со стуком дверь. Почти сразу оттуда послышалось приглушенное бормотание. Вновь дверь дважды стукнулась о притолоку и сразу Мария услышала нарочито басом произнесенную фразу: «Передай своему Зверю сигнал «двести десять». И после короткой паузы: «Даже в темноте вижу — обрадовалась, щеки запылали. Смотри, доберусь!»

Когда шторы после его ухода были вновь раздвинуты и в комнате стало светлее от выползавшей из-за горизонта луны, Мария спустилась вниз.

— Твой друг способен видеть в темноте?

— Он мне недруг, — ответила Ирина. — Видит он ночью не хуже любого кота. Света никогда не зажигает. Все дела у него, похоже, черные. Я лишь однажды, да и то мельком, видела его глаза, они желто-зеленые, рысьи.

— Зеленые глаза, говорят, могут завораживать.

— По его словам, я привязала его к сердцу, а меня, как крючком захватил, покрепче любого каната, — горестно вздохнула Ирина.

Мария сообщила, родственница ее поправляется, через день-другой она уедет в Белые Журавли, но не исключено, в скором времени еще раз приедет.

Ирина в свою очередь тоже пообещала наведаться в Белые Журавли, причем в недалеком будущем.

— Возможно, повидаемся. Будешь в Чижах, заходи в любое время во второй половине дня. Встречу с радостью.

— Опять на полати? — улыбнулась Мария.

— Не обращай внимания. Если что, я его застрелю, как паршивую собаку, но гостью в обиду не дам.

— Приходи и ты в гости, когда будешь в наших краях. У нас поспокойнее.

— Я могу останавливаться лишь там, где разрешит он. Черт бы его побрал с его делами.

Опять сигнал «210»! Не успел один «гость» исчезнуть, надо ожидать другого. Вроде бы все проверено, подтверждена жизнеспособность «Гидры». Сигнал Зверь получил ночью, а уже утром «старший лейтенант» предупредил: в течение суток прибудет парашютно-десантная группа в количестве десяти человек для совершения диверсий на железных дорогах, уничтожения других важных объектов. От «Гидры» требовалось на первое время надежно укрыть диверсионную группу, оказать помощь в организации разведки объектов, представляющих оперативный интерес и намеченных для совершения диверсии.

Для размещения десантников руководитель «Гидры» определил пустующий дом Екатерины, погибшей от рук Сатаны. Двор хорошо просматривался с чердака соседнего дома, который в свое время удачно использовали Мария с Виктором. Теперь ей одной предстояло коротать там время.

Принимать диверсионную группу разведцентром поручалось «старшему лейтенанту». Он имел возможность по своей радиостанции связываться с самолетом, только ему были известны координаты места выброски десанта. По его расчетному времени ЗИС-5, ведомый Игорем, выехал из Белых Журавлей. Солнце клонилось к западу, неистовавший несколько предыдущих дней ветер стих, под колесами похрустывали комья засохшей грязи. Машину остановили за пригорком. Впереди расстилалось поросшее мелким прошлогодним бурьяном поле. До войны здесь ежегодно большими клиньями колосились рожь, пшеница. Теперь царило запустенье. Но именно сюда должны были опуститься цз поднебесья незваные гости. Время, однако, шло, а вокруг тишина, ни звука.

«Старший лейтенант» наблюдал за редкими облаками, нетерпеливо ожидая появления самолета, и совершенно не обращал внимания на лесную полосу, идущую слева до небольшого озера. Глядел по сторонам Игорь. Неожиданно он заметил какое-то движение между деревьями, а присмотревшись, обнаружил людей. Парень не выдал результатов своих наблюдений — не его это дело крутить головой по сторонам и соваться в чужие дела.

Уже садилось солнце, когда появился двухмоторный самолет без опознавательных знаков, и сразу от него стали отделяться небольшие комочки, над которыми тут же появлялись желтоватого цвета парашюты. Завороженные красивым зрелищем опускающихся парашютистов, ни молчаливый гость, ни Игорь не видели, что творилось на земле. Военные косари, заготавливающие сено в лесной полосе, тоже заметили парашютистов, но не залюбовались ими, а спешно изготовились к бою.

Когда из лесопосадки раздались первые винтовочные выстрелы, «старший лейтенант» схватился за радиостанцию, но она уже не могла исправить положение. Десант был обречен. Самолет улетел, а медленно спускающиеся парашютисты оказались всего-навсего движущимися мишенями. Опустился на землю последний диверсант, но только один из них с поднятыми вверх руками встал на ноги. Расширенными от ужаса глазами глядел не мигая «старший лейтенант», как гибнут диверсанты, красноармейцы бросают их тела на телегу, собирают оружие, разбросанное по полю имущество. Он плакал, не скрывая слез.

— Откуда взялись солдаты? — всхлипывая, спрашивал Игоря.

— Я смотрел все время вверх.

Едва успокоившись, потерявший бдительность приемщик десанта настроил радиостанцию и, не скрываясь от Игоря, передал в эфир несколько фраз на немецком языке. Но, кроме знакомого «шлехт», то есть «плохо», парень смысла сказанного не уловил.

Наутро как ни в чем не бывало «старший лейтенант» вновь повел разговор о транспортных средствах.

— Неудачно получилось, — сокрушался он, — десант нарвался на засаду. Никого в живых не осталось. Правда, один десантник сдался, но его все равно расстреляют. Я сообщил, будто все погибли.

— Я такого же мнения, — заверил Зверь.

— В другой раз будем умнее, — ответил «гость», — на ошибках учатся.

«Другой раз» наступил следующим днем. Опять Игорь, которому уже осточертел молчаливый «гость», был с ним в кабине ЗИС-5. Теперь тот не выпускал из рук карту.

Этой же ночью в «келье» вновь побывал Кавригин.

— Благодарность тебе от начальника разведывательного отдела, — сказал он, когда они с Сергеем уселись за стол, — за успешный поиск радиостанции Усатого. — Оказывается, у него их две: одна для связи с тобой, вторая, ультракоротковолновая, с кем-то еще. На первой работает Ирина, с другой сигналы передаются мужским голосом. Таблицы радиосигналов различные. Наши дешифровщики бьются над разгадкой шифра второй рации, но пока безрезультатно.

— Возможно, там цифровой код, применяемый в переписке между агентами Сатаны. Просто и надежно!

— Он подходит, но лишь до названия номера сигнала, а что они означают, сплошные потемки.

— Ирина вряд ли знает тот и другой код. Мне она без него передает лишь цифру радиосигнала.

— Не выгораживай, — улыбнулся Кавригин. — В коде она действительно не нуждается. Марии передай благодарность, да и Ирине тоже. По простоте душевной она передала твоему агенту информацию, которую мы не могли раздобыть через своих оперативников длительное время. Важными являются сведения о безусом Усатом. Пытаемся обнаружить в рядах СМЕРШ личность, похожую на этого молодца.

— Своими силами?

— Пока да, а там посмотрим. Теперь о самом главном, зачем я прибыл в твои апартаменты. Привез два совершенно секретных устройства. Это взрыватели, срабатывающие по радиосигналу, и радиотехническое взрывное устройство к ним. Новинки немецкой техники. У них самих таких штучек кот наплакал.

Кавригин подробно рассказал о порядке приведения в боевое положение взрывателей, способе их хранения.

— В твоей радиостанции красные провода, вероятнее всего, для подсоединения к подрывному устройству. Специалисты советуют ради интереса к их концам подключить полуторавольтовую электрическую лампочку: в момент ее загорания ты должен был бы взорваться вместе с радиостанцией.

Капитан уже на выходе спохватился:

— Едва не забыл. Работу взрывного устройства не проверяй. Нажмешь черную кнопку, взамен появится красная, утопишь ее, сработает взрыватель, где бы он ни находился в данный момент. Черная кнопка на предохранителе, как у гранаты. Каждая упаковка — взрывное устройство и взрыватель. До нужного момента не распечатывай их. И последнее. Прибудет диверсионная группа, будь с нею полюбезнее, помогай по возможности. Железный крест у немцев ты должен заслужить, дашь мне потом поносить, — улыбнулся Кавригин.

Командир диверсионной группы Вилли проявлял нервозность. Перед самым вылетом он узнал, что предыдущая диверсионная группа Брандта полностью перебита засадой при посадке. Командование тем не менее приняло решение десантировать его группу в то же место, но путем высадки на грунт. Руководивший операцией оберет исходил из того, что десант дважды в одном и том же месте русские ждать не будут. Поданным «старшего лейтенанта», площадка для десантирования идеальная, а на отыскание новой уйдет неизвестно сколько времени. К тому же отработан вопрос доставки диверсионной группы в надежное, безопасное место.

«Все это так, — рассуждал сам с собою Вилли, — но лезть к черту на рога без надежного наземного прикрытия, которое должна была осуществлять группа Брандта, сверхрискованно». Рисковать же совершенно не хотелось. Реальная опасность холодком отдавалась в сердце. Неспокойное состояние командира немедленно передалось подчиненным. Перед посадкой в самолет у всех в группе было подавленное настроение.

Как все хорошо начиналось! Две диверсионные группы показали на проверочных занятиях одинаковые результаты готовности к совершению особо важной акции в тылу Юго-Западного фронта. Одна из них предназначалась для предварительного десантирования с целью огневой поддержки и отвлечения внимания противника, другая выполняла основную задачу. Причем эта основная поручалась той, которая оказалась бы лучше подготовленной в профессиональном, физическом и психологическом отношении. Все было поровну. Бросили жребий. Удача улыбнулась Вильгельму. Теперь друга уже нет. «Повернись фортуна спиной ко мне, поменялись бы мы с Брандтом местами. Не с кем стало поговорить по душам, просто подурачиться.

Подчиненные годятся лишь на безропотное выполнение простых действий, совершенно не способны мыслить логически. За них обязан думать только я, лейтенант Вильгельм фон Остерман, потомок древних рыцарей-крестоносцев!»

Равномерное гудение самолета, угрюмые лица подчиненных раздражали, давили на сознание. Вилли стал смотреть в окно. Внизу земля в первозданной зелени. Четко обозначалась линия фронта, но ее миновали относительно спокойно: несколько разрывов зенитных снарядов оказались выше летящего самолета. Небольшой транспортник особого внимания у русских не заслуживал. Это не бомбардировщик. Узкой лентой блеснула в лучах заходящего солнца река, вот нитка железной дороги, по которой медленно движется длинный состав, окутанный черным паровозным дымом. «Не на этой ли дороге нам предстоит остановить движение?»

Почти одновременно с появлением железной дороги из кабины пилотов показался сопровождавший гауптман. Едва слышно из-за гула работающих двигателей прозвучала команда: «Приготовиться! Идем на посадку!» Десантники зашевелились, взяли в руки автоматы, закрепленные за каждым вещи. Двое налегке стали возле двери в готовности выпрыгнуть из самолета первыми, едва остановится машина, и обеспечить огнем высадку основного состава или остаться наедине с противником, если Вилли примет решение вновь взлететь из-за угрозы гибели десанта. По условию высадка должна осуществляться без остановки работы двигателей, на выход диверсантов из машины отводилось не более десяти секунд. По истечении времени самолет взлетал независимо от того, успел или нет десант его покинуть.

Поле в свое время пахалось. Заросшие бурьяном борозды сверху не видны. Но стоило колесам коснуться земли, они тут же дали о себе знать. Самолет забило крупной дрожью, да так, что приготовленные для немедленной выброски вещи оказались разбросанными по всему салону, не в лучшем положении очутились десантники с ушибленными руками и ногами, шишками, кровоподтеками. Когда самолет замер, гауптман ползком добрался до двери, открыл. Выпрыгнули первые двое в готовности к открытию огня, но вокруг ни души. За считанные секунды едва опомнившиеся восемь десантников вывалились друг на друга вместе с имуществом из машины. Они тут же ухватились за крылья самолета, развернули его вдоль едва заметной борозды, попридержали, пока двигатели не набрали нужных оборотов, затем по сигналу летчика освободили их. Машина с короткого разбега оторвалась от земли и вскоре растаяла в небесной синеве.

Степная тишина, наполовину зашедший за горизонт диск красного солнца, стрекотание кузнечиков, весенняя трель невидимого жаворонка быстро рассеяли страхи. Вскоре послышалось урчание двигателя автомашины. Из-за небольшой высотки выкатил ЗИС-5, остановился. Залегли парашютисты, изготовившись к бою. Из кабины вышел человек с поднятыми вверх руками, затем сцепил их. Это был условный сигнал. Десантники бросились к автомашине, быстро взобрались в кузов и укрылись соломой. Никого вокруг не было видно. Лишь двое остались стоять впереди ЗИСа: «старший лейтенант» и Вилли.

Командир диверсионной группы был взбудоражен: лицо красное, глаза расширены, движения решительные — гневно раздувая ноздри, он готов был ринуться в драку.

— Ты погубил, сволочь, группу Брандта! С нею связывались большие надежды, теперь ее нет, — зашипел он.

— Засада! О засадах заранее не бывает известно. Когда велась разведка местности, вездесущие сороки, и те не нарушали тишины.

— Засада выставляется, если точно известно место появления объекта нападения или об этом есть достаточно обоснованные предположения. Значит, кто-то имел сведения о появлении в том месте наших людей.

— Возможно, засады не было. Кроме меня о десанте никто не знал, тем более о его месте выброски. Просто случайность! В это время какая-то воинская команда оказалась в том месте. Причем, когда мы с шофером туда прибыли, в лесной полосе никого не было. Он это может подтвердить, — оправдывался «старший лейтенант».

— Не хватало еще, чтобы я с шофером уточнял детали вашего промаха. Вы обязаны были заметить людей вовремя и сообщить об этом на самолет. Каких погубил людей! Возвращусь назад, буду настаивать на предании тебя военному трибуналу.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Сначала сделай то, за чем тебя сюда прислали, а потом будешь строить планы. Еще неизвестно, какой мне придется писать рапорт.

— У вас, литовцев, много глупых пословиц да поговорок, слушать противно.

— Ну ты, немец паршивый, много ты понимаешь, а пословица эта русская.

Проклиная все, на чем свет держится, Вилли забрался к своим подчиненным, но и там еще долго не мог успокоиться.

По военным меркам диверсионную группу Вилли разместили во вполне комфортабельном месте. У командира группы оказалась даже отдельная комната с узкой односпальной кроватью, этажеркой, заполненной книгами русских писателей и поэтов. Подчиненные располагались на полу в двух других комнатах по четыре человека.

Утром в диверсионный гарнизон прибыл Зверь. Вид гостей встревожил и одновременно рассмешил руководителя «Гидры». Все как один в старой красноармейской форме: гимнастерки с откидными воротниками и петлицами зеленого цвета, у командира черные с двумя кубиками.

— Вы спятили? — напустился он на струхнувшего Вилли. — Такой формы в Красной Армии нет. Еще в марте прежние гимнастерки заменены. Вас же любой патруль сцапает, и никто на помощь не сможет прийти. Кто мог такое придумать?

— Г осподин Зверь, — виновато оправдывался «лейтенант», — мы же не знали о таких новшествах.

— Без моего разрешения из гарнизона ни единого шага. Днем выходить из помещения запрещается.

— Но… — попытался протестовать Вилли.

— Никаких «но». Всякий, кто нарушит мой приказ, будет расстрелян немедленно.

— Г осподин Зверь, у меня не было распоряжений входить в ваше подчинение.

— Мне не требуется ваше подчинение. Решайте свои задачи сами. Но здесь вы на моей территории. За вашу безопасность я отвечаю. Как ее обеспечивать — это мое дело, а от вас требуется соблюдение правил безопасности. Вы имеете радиостанцию?

— Безусловно.

— Вам и карты в руки. Свяжитесь со своим командованием, пусть группу переоденут в соответствующую форменную одежду. Пока этого не произойдет, сидеть на одном месте! Отдыхайте, набирайтесь сил, они вам в скором времени пригодятся.

— Бездействующее в течение нескольких дней воинское подразделение превращается в неуправляемую банду. Мне бы не хотелось этого допустить, — заметил «лейтенант».

— Бандитов мы расстреливаем перед строем, чтобы другим неповадно было, — жестко ответил Зверь.

— Зверь! Настоящий зверь! — бормотал Вилли.

«Лейтенант» удалился в свою комнату, долго настраивал радиостанцию, вышел в эфир с закодированной радиограммой, через тридцать-сорок минут получил ответ.

— Руководство передало вам распоряжение, — обратился Вилли к руководителю «Гидры», заглядывая в раскрытую радиограмму, — обеспечить прибывшую группу обмундированием, исходя из возможностей.

— Сидеть и не рыпаться! — приказал Зверь. — Обмундирование будем искать, коли сами не могли сообразить.

Этой же ночью Ланцов сообщил Ирине, что высылает для связи известного ей Юрия с запиской. В послании сообщалось, что прибыла диверсионная группа в устаревшем обмундировании, и высказывалась просьба к Усатому найти девять комплектов красноармейской и одного — лейтенантской формы.

Ирина знала Юрия по предыдущим встречам, поэтому не удивилась, когда встретила его на подходе к сапожной мастерской. Он приветствовал женщину коротким кивком, та ответила. Остановились.

— Привет вам от Сергея Николаевича, — сказал посланец и в протянутую для пожатия руку вложил записку. — За результатами приду завтра в это время сюда же.

Ирина, улыбнувшись парню, молча удалилась.

Одновременно с посланием Ирине нарочным Кавригину сообщалось о предполагаемом контакте и выражалась просьба зафиксировать на пленку момент передачи записки. Встреча была сфотографирована прикуривающими друг у друга мужчинами, остановившимися в нескольких метрах от молодых людей. За домом Ирины, кроме того, Кавригин организовал круглосуточное наблюдение.

Усатый сработал оперативно. Уже на следующий день Юрий получил от Ирины краткое сообщение: «Заказ выполнен». В это же время Ланцову поступило от Кавригина сообщение о том, что глубокой ночью зафиксирован небольшого роста человек в военной форме с мешком на плечах, посетивший Ирину. Мужчина нес мешок без заметного напряжения.

Получить заказ Зверь послал «старшего лейтенанта», который после встречи десантников заметно загрустил. Руководитель «Гидры» так и сказал ему:

— За поднятием авторитета поезжайте. Сами потом раздайте обмундирование, проследите, чтобы люди привели себя в порядок, затем представьте мне группу для строевого смотра.

Который уже раз Игорь ехал вместе со «старшим лейтенантом» в ЗИСе. После беседы со Зверем настроение у того поднялось. Он даже насвистывал что-то.

Встречу Ирины со «старшим лейтенантом» тоже зафиксировали на фотопленку, сфотографирован был и момент погрузки мешка с обмундированием на автомашину охранником хозяйки.

Обрадованный результатами поездки в Чижи «старшего лейтенанта», Вилли тут же сообщил своему руководству об активной помощи руководителя «Гидры» в переобмундировании десантников. В ответной радиограмме Зверю объявлялась благодарность.

Однако командир диверсионной группы наотрез отказался представить для смотра свою группу Зверю.

— Сам способен проверить, — брюзжал он.

— Так не знаешь же толком дела. Напортачите. Патрулям бросаются в глаза мелочи, — убеждал Зверь.

Перед обедом Вилли сообщил, его подчиненные переодеты и готовы к смотру.

Диверсионная группа построилась в одну шеренгу. Зверь с первого взгляда дал отрицательную оценку по форме одежды — все с иголочки: на новеньких гимнастерках сверкали начищенные до блеска пуговицы, ярко высвечивались белые подворотнички, отглаженные брюки заправлены в нагуталиненные сапоги.

— Такое впечатление, — сказал он командиру десантников, — будто собрались в увольнение на танцы. Вас же за версту будет видно. Любой патруль непременно поинтересуется, откуда взялись такие молодцы. Мой приказ, — повысил голос Зверь, — обмундирование снять, постирать, в течение двух дней выдержать на солнце, пуговицы перешить со старых гимнастерок. Потом еще раз посмотрим.

— Что скажет на это мое командование? — взмолился Вилли.

— Сколько мы уже бездействуем!

— Что скажет, то и делайте. Если разрешит выпустить вас на дело в таком виде, я снимаю с себя ответственность за вашу безопасность.

Полученная вечером радиограмма подтвердила отданные руководителем «Гидры» распоряжения.

Сергей не знал задания диверсионной группы и делал вид, будто его это не касается.

— Изучите хорошенько топографическую карту. Обратите внимание на балки, в некоторых из них образовались промоины. С таким явлением мы не так давно встретились. В ночное время промоина может дезориентировать, — посоветовал Зверь.

— Вам не интересно, какую задачу нам предстоит выполнять? — полюбопытствовал командир диверсионной группы.

— Я отвечаю за вашу безопасность в Белых Журавлях. Вас охраняют днем и ночью. Все остальные заботы вы со «старшим лейтенантом» берите на себя, — ответил Зверь.

— Мне бы хотелось, чтобы руководитель вашей диверсионной группы оказал нам содействие и помощь в прове дении операции. Он лучше знает местность.

— Для Юрия будет весьма полезным делом получиться у таких асов диверсионного дела, каким являетесь вы.

— Яволь! — воскликнул Вилли, поощренный столь высокой оценкой руководителя «Гидры».

Уже следующим утром Юрий сообщил, что вместе с Вилли по немецкой топографической карте масштаба 1:25000 они тщательно изучали местность вблизи железнодорожных мостов в районах Купянска и Великий Бурлук, определяли скрытые пути подходов к железнодорожному узлу Купянск.

Через пару дней лоск с нового обмундирования как ветром сдуло. Теперь и Вилли согласился: так безопаснее.

Утренняя заря в конце мая — ранняя. Еще не пробудились подворья и в низинах клубится туман, но уже с ветки на ветку скачут воробьи, воркуют голуби, кричат дрозды, заметив возле гнезда кошку. Еще бы поспать, да служба!

Вилли в сопровождении командира диверсантов «Гидры» и старших подрывников двух диверсионных подгрупп на телеге, управляемой помощником Юрия, выехали за околицу Белых Журавлей. Утренняя прохлада пробирается под гимнастерки, плащ-палатка лишь у «гидровцев» — ею попытались прикрыться для согрева. Но всех прикрыть не удалось, и Вилли один воспользовался добротой гостеприимных хозяев, укрылся с головой и сидит неподвижно, словно сыч в ожидании мыши. Остальные греются пробежкой рядом с телегой. Но солнце пригревает, оживает окружающаяся природа.

На топографической карте заранее определены подходы к железнодорожному мосту возле Великого Бурлака. Теперь очередь за проведением их рекогносцировки, обозначение ориентирами и вехами пути ночного сближения.

Слабо выраженную лощину, которую определили по карте для подхода к мосту, на местности отыскали быстро. Она начиналась от седловины, через которую шла проселочная дорога на Великий Бурлук. Пустили стреноженную лошадь пастись, вчетвером пошли по лощине. Солнце уже изрядно припекало спины. Когда приблизились к узкой полоске багульника, тянувшегося до степной речушки с железнодорожным мостом через нее, группа остановилась.

— Дальше, — сказал Вилли, — пойдем вдвоем. Задача по подрыву возлагается на его подгруппу, — кивнул он в сторону молчавшего всю дорогу угрюмого детину со светлым ежиком на голове.

Подражая диверсанту, оставленному вместе с ним, Юрий имитировал нетерпеливое ожидание результатов рекогносцировки, вновь и вновь вглядывался в карту, ориентировал ее на местности, всматривался в кустарник.

Прошло не менее часа, прежде чем в багульнике показались возвратившиеся диверсанты. Вид у них был явно довольный, Вилли даже улыбнулся встречавшим.

— До речки недалеко. Течения нет, берег с невысоким обрывом, вдоль которого можно подойти вплотную к мосту, — рассказывал командир диверсионной группы. — Возле самой воды мы расчистили небольшую площадку, где в вещевой мешок с тротилом следует вставить взрыватель. Дальше под водой заряд понесет старший подгруппы, он уложит взрывчатку под настил и возвратится на площадку. К этому времени надо приготовиться к быстрому уходу от места диверсии. Взрыв произведем по радиосигналу, когда окажемся в седловине.

Возвращались в Белые Журавли в сгустившихся сумерках. В хорошем настроении Вилли строил радужные планы диверсионной работы. Предложил выпить за успех первой операции. Достал фляжку спирта, налил каждому в глубокую пробку. Без закуски выпил первым. Юрий отказывался, но командир диверсионной группы настоял.

— Если не обмыть успех заранее, можно накликать беду на свою голову. Первая удача окрыляет! А нам она нужна позарез.

XXXII

Наутро вновь возникли разногласия между «старшим лейтенантом» и Вилли. Первый предлагал провести сначала операцию по уничтожению железнодорожного моста под Великим Бурлуком, затем организовать следующую. Руководитель десанта, окрыленный успешным проведением рекогносцировки, настаивал на подготовке и второй операции под Купянском, с тем чтобы совершить две диверсии за одну ночь.

— Психологический эффект окажется значительнее, соответственно возрастут награды. Вам так и так их не видать, — язвил Вилли.

Сергей не вмешивался в спор. Воздерживался от советов Юрий.

После доклада руководству о возникших разногласиях из разведывательного центра поступила радиограмма, утверждающая план «старшего лейтенанта», он же назначался руководителем операции. Возмущению командира диверсионной группы не было предела. Свое командование Вилли обвинял в близорукости, попустительстве, бездарности. «Идиот», наиболее ласковое слово в его лексиконе, слышалось постоянно. И лишь после того как «старший лейтенант» пообещал доложить содержание его брани руководству разведцентра, разбушевавшийся потомок крестоносцев замолчал на полуслове.

Сославшись на недомогание, Вилли отказался участвовать в операции по подрыву моста под Великим Бурлуком.

— Нелепость к добру не приводит, — говорил он Зверю, понизив голос и вздыхая.

«Старший лейтенант» торопил события. Воодушевленный высоким доверием, новоиспеченный руководитель диверсионной подгруппы готов был следовать к мосту даже пешим порядком. Благо взрывчатку — полсотни тротиловых шашек — не ему нести. Но руководитель «Г идры» вновь пришел на выручку, дал лошадь с возницей, принимавшим участие в предыдущей поездке. В самый последний момент перед выездом «старший лейтенант» пожелал, чтобы в акции по уничтожению моста принял участие командир диверсионной группы «Гидра».

— У него красиво получился подрыв железнодорожного состава, — говорил он громко, адресуя слова Вилли.

Ланцов долго беседовал с Юрием и его помощником перед выездом. Задача заключалась в необходимости предотвратить диверсию.

Экипаж выехал на задание, когда солнце клонилось к закату. Погода вновь испортилась. По небу быстро двигались темно-серые облака, ветер клонил верхушки деревьев. В тревожном ожидании ненастья пребывала природа.

— Самая подходящая погода, — потирал руки «старший лейтенант».

Когда проезжали березовую рощу, Юрий посоветовал диверсантам оправиться, другого подходящего времени не будет.

— Время начнет двигаться скачками, — говорил он, — кроме драпа ни о чем думать не будете.

Едва оставшись один, Юрий быстро развязал вещевой мешок с тротиловыми шашками, вставил в углубление первой попавшейся из них взрыватель с усиками, торчавшими в разные стороны, прикрыл сверху другими, вновь завязал, спрыгнул с телеги.

К знакомой лощине подъехали в полной темноте. Не мешкая, четверка диверсантов двинулась к полоске багульника.

Прошли первые полчаса. «Старший лейтенант» заметно проявлял нетерпение. Нервно ходил вокруг телеги, поправлял сбрую на лошади. Достал из нагрудного кармана коробочку, показал Юрию — взрывное устройство. Открыл ее. В этот момент впереди полыхнул столб пламени, через мгновенье раздался грохот взрыва, ударной волной сорвало фуражку с головы Юрия, в руках «старшего лейтенанта» взрывного устройства не оказалось. Он начал в темноте искать его вокруг себя, стал ощупывать траву Юрий, но возница поторопил.

— Надо уносить ноги, — сказал он.

— Г олова нам тоже еще пригодится, — поддержал Юрий.

Вскоре пегий мерин неспешным галопом увозил неудавшихся диверсантов в Белые Журавли. Болтавшаяся из стороны в сторону голова «старшего лейтенанта» опустилась едва ли не до колен.

Наутро Вилли радовался от души. Еще бы! Назначить руководить операцией неуча! Не надо большого ума, чтобы заранее вычислить результат. Пусть теперь там, наверху, расхлебывают…

— Где взрывное устройство? — допытывался он у отупевшего от переживаний «старшего лейтенанта».

— Взрывной волной вырвало из рук, — оправдывался тот, переходя на разговорную речь с сильным прибалтийским акцентом.

— Зачем раньше времени привел взрывное устройство в боевое положение? Это надо было сделать по возвращении подрывников.

— Я рассматривал коробку, когда прогремел взрыв. Само взрывное устройство находилось внутри, я его не извлекал. Спросите у Юрия. Он видел, как все было.

— Врешь, гад! Просто так взрыв произойти не мог. Тебе этого не простят, никакие заслуги не помогут.

— Я могу лишь удивляться случившемуся и вашему недоверию. Мои действия соответствовали инструкции.

Командир диверсионной группы тут же пошел в свою комнату, настроил радиоприемник и вскоре вышел с широкой улыбкой на лице и радиограммой в руке. Тут же во всеуслышание прочитал своим сподвижникам приказ: «Зверю. Лично расстрелять старшего лейтенанта за предательство». Вилли с нескрываемым удовольствием поднес к глазам обреченного текст радиограммы.

— Так я же… — залепетал тот.

Лицо его побледнело, руки вибрировали мелкой дрожью, по щекам текли слезы.

Предвидя бурное развитие событий, с утра пораньше во двор бывшего дома Екатерины прибыл руководитель «Гидры» с командиром своей диверсионной группы. Юрий подтвердил факт: «старший лейтенант» вынимал из кармана какую-то коробку, говорил, что это взрывное устройство. В этот момент раздался взрыв, поэтому он не видел, раскрывал ли руководитель операции упаковку.

Вилли передал радиограмму Зверю.

— Надо бы доложить руководству, дело со взрывным устройством не вполне выяснено. Возможно, поступит какое-то другое распоряжение.

— У нас не принято обсуждать и отменять приказы!

— Значит, судьба! — обернулся он к приговоренному. — Бежать не попытаетесь? Может, лучше вас связать?

— Нет, — ответил «старший лейтенант». — Я офицер! Это свойство преступников спасать свою шкуру бегством.

— На «нет» и суда нет, — ответил Зверь.

— Я пошлю с вами своего представителя, — сказал Вилли. — Возможно, потребуется его помощь.

— После моих акций свидетелей не остается. Ваших рядов и так убыло. Если же есть лишние, сажай рядом на телегу.

Руководитель «Гидры» сдвинул брови к переносице, приказал:

— Вам, Вилли, вместе с Юрием подготовить следующую операцию с большей тщательностью. Цель выбирайте сами, но разведку и рекогносцировку проведите не менее чем по два раза. Выброшу вас в район операции на трое суток. За это время отработайте до мелочей все ваши действия и только потом проводите акцию. Выезд завтра с утра.

Если с чем-то не согласны или считаете нужным сообщить руководству о моих указаниях, действуйте потом так, как прикажут.

На этот раз Сергей не стал имитировать расстрел. Некому было показывать спектакль. Привез полуживого «старшего лейтенанта» в «келью».

— Будем считать, вы уже расстреляны. «Старший лейтенант» как таковой не существует.

Зверь усадил «расстрелянного» на табуретку возле порога. Он с сожалением вспомнил, что в спешке не удосужился провести обыск задержанного. Отодвинул стол, положил ногу на скобу у люка — мало ли что может предпринять человек, приговоренный к расстрелу.

— Итак, «старшего лейтенанта» нет, — продолжил Сергей, — с кем имею честь вести беседу?

— Вы меня не расстреляете? — с мольбой спросил обреченный.

— Приговор приведу в исполнение, если начнете врать, — жестко ответил Зверь.

— Какой мне смысл врать, если меня как бы уже нет.

— Ну?

— Моя информация станет известна немцам?

— Нет. С какой стати теперь бояться немцев? Они вас приговорили к высшей мере, а вы еще на них оглядываетесь.

— Мои родители в их руках.

— Кто кроме «Г идры» работает на немецкую разведку?

— Я точно не знаю, кто именно, но кто-то в штабе тыла Юго-Западного фронта.

— Как выйти на контакт с этим незнакомцем?

— Этого я не знаю. Мне распоряжения передавались непосредственно из разведцентра немецкой группы армии «Юг» по радиостанции. Но моя рация быстро вышла из строя, дальнейшие распоряжения поступали через какого-то Усатого, а потом через этого идиота Вилли.

— Как в разведцентре относятся к нашей «Гидре»?

— Мне сказали, она одна из лучших организаций в тылу южного крыла советско-германского фронта. Лично господин Зверь пользуется там авторитетом.

— Вы согласны с этим? Все-таки вместе с нами прожили какое-то время, многое видели и слышали.

— Не кривя душой, с этой оценкой я согласен.

Сергей встал. Тут же вскочил задержанный. Его несколько успокоили содержание и спокойный тон разговора. Однако глаза продолжали внимательно следить за каждым движением Зверя, от которого теперь в полной мере зависела его жизнь.

— Почему все-таки произошел взрыв там, у железнодорожного моста, когда его никто не ожидал? — спросил руководитель «Гидры».

— Не знаю. Я действительно не причастен к этому. По-моему, взрыв произвел Юрий, хотя никаких доказательств у меня нет.

— Чем вызваны ваши подозрения?

— Он заметно демонстрировал чрезмерную заинтересованность в успешном окончании операции, суетился, но совершенно не обращал внимания на вещевой мешок с тротиловыми шашками. Но когда мы отлучились по нужде по его совету, он мешок брал. Лежал тот не так, как я его оставил. Тогда я не придал значения этому факту. А теперь пришел к выводу, что, вероятнее всего, Юрий положил в мешок взрывное устройство, которое потом сработало.

— Почему мне и Вилли об этом не сказали? В вашей судьбе не произошло бы столь резкого поворота.

— Если и его группа диверсантов взорвется, я окажусь невиновным.

— Вам-то какая от этого польза? Ничего изменить нельзя. Как говорится, поезд уже ушел.

— Не говорите! Мои родители не попадут в руки гестапо, как и прежде, будут получать от немцев денежное пособие.

— Почему мне рассказали о подозрениях в осуществлении взрыва?

— Сдается мне, вы не тот, за кого себя выдаете.

— По каким таким признакам вы пришли к подобному заключению? Я что-то делаю не так?

— Вы не соответствуете псевдониму Зверь. Слишком добрая у вас душа. Все-то у вас по форме так, а по содержанию выходит иначе. Сразу этого не заметишь. Но если пожить вместе и посмотреть со стороны, можно увидеть многое. Вам не следует часто встречаться с диверсантами и другими лицами, прибывающими с той стороны линии фронта.

— Вилли тоже может прийти к такому выводу?

— Нет. Он не способен аналитически мыслить. Все его предки работали мечом или шашкой, голова оставалась в покое. Да и охраняете его надежно.

— Если бы мы вас освободили и у вас появилась возможность вновь войти в доверие к немцам, что бы вы предприняли?

— Не расстреляете за чистосердечный ответ?

— Мы же беседуем откровенно.

— Я бы расстрелял вас и всю вашу организацию без суда и следствия.

— За откровение спасибо. Сейчас свяжу вам руки и посажу в подполье. Через пару часов вас отвезут для длительных бесед в другое место. Советую, будьте и там так же откровенны. Возможно, это спасет вашу жизнь.

К вечеру ЗИС-5 подъехал к «келье». Два автоматчика из взвода Сытилина вытащили из подполья задержанного, помятого и сгорбленного.

— Ожидал чего угодно, но только не этого, — сказал он Сергею. — Выходит, ваша организация не «Гидра», а СМЕРШ?

— Моя страна ведет войну с фашистской Германией. Я — офицер, выполняю свой долг перед Родиной, Не забывайте моего совета, — ответил на прощанье Зверь. — Как зовут-то «старшего лейтенанта», которого нет?

— Венуолис. Литва.

Излишняя самоуверенность — это, в первую очередь, недоброе отношение к себе, продукт переоценки собственных возможностей. Заныло сердце, как только Сергей увидел возле прилавка Кирпича растерянные серые лица Игоря и Сытилина. Дополняя друг друга, подчиненные рассказали неприятную историю, способную привести к полному провалу деятельности «Гидры». Случилось невероятное. Когда автомашина с задержанным и конвоирами во главе с сержантом отъехала от Белых Журавлей с десяток километров, дорога оказалась перекрытой стволом дерева. Начальник конвоя и двое автоматчиков покинули автомашину, чтобы расчистить путь. В это время по ним был открыт огонь из винтовок с недалекой высотки. Сержант был сразу убит. Автоматчики открыли ответный огонь, но вскоре один из них тоже погиб, второй из-за колес автомашины застрелил двух нападавших, пытающихся приблизиться к ЗИСу. Только после этого было обнаружено, что Венуолис исчез, вооружившись автоматом погибшего сержанта. Игорь с оставшимся в живых автоматчиком в сгущавшихся сумерках прочесал вокруг местность, но беглец как сквозь землю провалился. Погрузив трупы в кузов, подобрав оружие, они возвратились в Белые Журавли.

По распоряжению Ланцова взвод Сытилина был поднят по тревоге, ему в помощь выделялись два отделения сотрудников милиции. После получения по радио сообщения о чрезвычайном происшествии на поиски беглеца Кавригин направил роту Шведова.

Сергея терзало чувство ответственности за свои неверные шаги — как за организацию конвоирования агента немецкой разведки, так и за факт саморазоблачения перед Венуолисом, которого уже посчитал вычеркнутым из списка активных врагов. Он полагал, если «старший лейтенант» направится к группе, выехавшей на разведку и проведение операции по взрыву железнодорожного моста, то это будет смертельной угрозой для Юрия и его помощника, а затем и для всей «Гидры». Таким же будет результат, если он свяжется с Усатым или перейдет линию фронта. Не дожидаясь прибытия Кавригина, Ланцов направил второго помощника Юрия верхом на лошади вслед за убывшей группой Вилли с приказом: диверсионную группу уничтожить немедленно. На только что приобретенном мотоцикле BMW Роман отправился по населенным пунктам, чтобы организовать наблюдение за прибывающими посторонними гражданами и выявить среди них беглеца. В случае обнаружения Венуолиса от осведомителей требовалось задержать его с помощью сотрудников милиции или членов бригад содействия; при малейшей попытке оказать сопротивление или вновь уйти — уничтожить.

Прибыл Кавригин. Он выслушал подробности случившегося.

— Зря так сильно переживаешь, — отметил он. — Хуже было бы, если бы мы не знали о догадке литовца. Когда ваша группа медленно внедрялась в старую «Гидру», оперативников не было заметно. Вся работа велась под крылышком Сатаны. Когда же появился Зверь, а потом он возглавил организацию, вы сразу проявились, а стремительное развитие успехов не могло не насторожить разведку немцев. Стали вас проверять опытные разведчики. Сначала вроде бы и их провели за нос, но рано или поздно изъяны в нашей работе обнаружились бы.

— Где-то я засветился?

— Верно говорит Ирина, если дела черные, значит, и душа у человека такая же. Ты по своей сути под такое определение не подходишь, от опытного взгляда Венуолиса это не ускользнуло. Его мы явно недооценили.

— Умный разведчик не стал бы убегать. На что он может рассчитывать? Вряд ли ему удастся уйти, этим он лишь усугубил свою вину.

— Не использовать появившуюся возможность было бы ему не к лицу. Шанс вырваться на свободу он использовал. Ни я, ни ты не упустили бы случая, возникни такая ситуация.

— Дело-то мы еще до конца не довели, бросать не хочется, — с сожалением сказал Сергей.

— Это верно. Но не все потеряно. Сдается мне, литовца мы поймаем и еще поговорим с ним откровенно. Тебе он сказал далеко не все, что знает. Безусловно, мы уже знаем многое. Осталось чуть-чуть, и тогда ваша «Гидра» уйдет в историю контрразведки войск НКВД по охране тыла.

— В какой мере Ирина виновна во враждебной деятельности в тылу фронта?

— Она просто передатчик. Толком сама ничего не знает. Нам уже помогла и, возможно, поможет еще разобраться во многих вопросах. Мы потом скажем твоей подружке «спасибо», — улыбнулся Кавригин. — Пока же ее и нас опасности подстерегают немалые.

— Можно меня ввести в курс дела?

— Чуть попозже, — ответил капитан. — Сейчас давай думать, куда направить поиск беглеца. У литовца триста шестьдесят направлений движения; если отвести на каждое по одному градусу, мы можем идти по одному-двум из них. По каким? Ошибиться нам нельзя, упустим время, уйдет вражеский агент.

— Опять ненастило. Серая предрассветная мгла медленно таяла в лучах поднимающегося солнца. От того места, где исчез задержанный, начиналась операция по прочесыванию местности. Рота Шведова шла курсом на Чижи, взвод Сытилина с приданными милиционерами — в сторону Купянска, в районе которого диверсионная группа Вилли намеревалась взорвать железнодорожный мост.

Утренняя прохлада поторапливала участников операции. Цепи шли быстро. Обильная роса заставляла непрерывно смотреть под ноги, обходить кусты прошлогоднего бурьяна.

Солнце поднялось уже высоко, когда рота Шведова была остановлена огнем из винтовки. Стрельба велась из зарослей вереска. Командир роты посадил отделение автоматчиков на «студебекер» и по ровному полю послал машину в объезд опасного участка местности.

Николай Дмитриевич вел машину быстро, но аккуратно, стремился на выбоинах смягчить удары, обеспечить автоматчикам возможность уверенно вести огонь. Высокий бурьян царапал по крыльям и днищу, но для мощной автомашины это не помеха. Вскоре обнаружили уходящую из вереска в пешем порядке группу вооруженных людей. Длинными очередями поверх кабины автоматчики положили беглецов в траву, но те продолжали отстреливаться. Одиночными выстрелами вели огонь автоматчики по невидимой цели. Водитель остановил машину, создались слишком неравные условия в перестрелке. Командир отделения оставил двух автоматчиков над кабиной для прикрытия, остальные группами по четыре человека с двух сторон начали охватывать залегших бандитов. Вскоре один из беглецов встал с поднятыми руками, двое других бросились бежать, но сразу же были настигнуты автоматным огнем.

В грохоте стрельбы Николай Дмитриевич не заметил, как одна из пуль пробила правую дверку и крышу кабины снизу вверх. Смерть прошла прямо над головой водителя. Ранения получили оба автоматчика наверху.

Побросав в кузов трупы, перевязав раненых, экипаж остался стоять на месте, поджидая идущие поисковые цепи. Когда подразделения приблизились, автоматчики ушли в состав резерва командира роты, Николай Дмитриевич с трупами в кузове ожидал подхода других автомашин роты.

Рассматривая пулевые пробоины в кабине, он размышлял, как их заделать, чтобы в холодное время через них не уходило тепло, а в дождь вода не проникала. В это время боковым зрением заметил какое-то движение слева от себя. Посмотрел внимательно и увидел человека, идущего пригнувшись в противоположную от направления поиска сторону.

— Стой! — крикнул водитель, вынимая снайперскую винтовку из-за спинки сиденья. Человек еще больше пригнулся и побежал в сторону поросшей кустарником балки. Николай Дмитриевич бросился вслед, произвел выстрел вверх, но беглец не прореагировал на предупреждение. Ефрейтор присел на колено. Прицел прыгал перед глазами, учащенное дыхание мешало сосредоточиться, а тот удалялся к зарослям. Наконец, затаив накоротке дыхание, Николай Дмитриевич выстрелил. Беглец упал как подкошенный. В готовности вновь открыть огонь стрелок подошел к раненому, тот лежал на боку, перетянув ремнем от брюк ногу. Рядом валялся IIIIITT с пустым магазином.

Подбежали автоматчики резерва командира роты. Раненого посадили в кузов, и «студебекер» двинулся за ушедшей вперед группой прочесывания.

Когда Николай Дмитриевич подъехал к начавшей сворачиваться роте, Шведов спросил:

— Знаете, кого вы только что задержали?

— Представления не имею. Вижу, человек оказался в тылу группы прочесывания, на окрик остановиться не прореагировал. Догнать вряд ли смог бы, пришлось применить винтовку.

— Вами задержан тот, кого ищет рота, да и не только она. Низкий поклон вам от всех солдат и офицеров роты. — Шведов отозвал шофера в сторону, понизил голос: — Знаете, от кого этот литовец убежал?

— Товарищ капитан, вы мне такие вопросы задаете, на которые я наверняка не смогу ответить.

— Ушел он от Сергея. А вы его поймали. Справедливо! Дела, так сказать, семейные.

— Вот-те на! Сергей-то как?

— У него все нормально. В побеге этого идиота он не виновен.

— Увидеть сына я смогу?

— Его здесь нет.

— Венуолис издали заметил приближающиеся цепи прочесывания. Почти напротив своего места укрытия обнаружил интервал между взводными цепями, выполз на середину, прикрылся в небольшой выемке двумя прошлогодними кустами перекати-поле, перестал дышать, когда приблизились автоматчики, и остался ими не замеченным. Когда цепи прошли, попытался уйти из района операции, второпях не заметив стоявшей невдалеке автомашины.

Услышав по радио доклад Шведова о выполнении поставленной задачи, Кавригин выехал навстречу возвращавшейся в Чижи колонне. Он лично поблагодарил шофера, задержавшего особо опасного вражеского агента, поставившего своим побегом под угрозу жизнь многих сотрудников разведывательных органов войск НКВД по охране тыла.

— Служу Советскому Союзу! — ответил Николай Дмитриевич.

Вскоре он получил медаль «За боевые заслуги» и звание старшего сержанта.

Вилли тоже анализировал последние события. Он отчетливо помнил слова и выражение глаз «старшего лейтенанта», когда тот сказал: «Я взрывное устройство не извлекал». Он укорял себя за поспешный доклад руководству о причинах гибели лучшего своего диверсионного звена. На размышления его натолкнуло теперешнее наблюдение за Юрием и его помощником, участниками того печального события. Подозрительным показалось ему поведение командира группы диверсантов «Гидры».

Шестьдесят тротиловых шашек покоились в вещевом мешке. Тот первоначально размещался в середине телеги. Но в какой-то момент он все же отметил, что мешок находится у передка телеги, где сидел красный от напряжения Юрий со своим помощником. Потом Вилли обратил внимание: рука командира диверсионной группы «Гидры» спокойно лежит на затянутой шнурком горловине мешка.

«Если мои предположения верны, — размышлял Вилли, — Юрий при удобном случае подложит в мешок еще одну тротиловую шашку со взрывателем. Значит, у него, — он осмотрел внимательно фигуру попавшего под подозрение парня, — взрывное устройство под гимнастеркой у пояса, чуть выше ремня. Где-то поблизости под соломой должна лежать эта самая шашка со взрывателем».

Настораживал Вилли упрощенный подход командира «Г идры» к операции. Он рассуждал по тому же шаблону, который привел к гибели первой подгруппы под Великим Бурлуком, возражал против своего представителя в выдвижении к мосту на случай необходимости огневого прикрытия диверсантов, которые будут закладывать взрывчатку под мостом. Не нравился ему Юрий: суетлив, не общителен, сам себе на уме.

Когда группа прибыла на место, откуда можно вести разведку моста, распрягли лошадь, десантники неожиданно напали на Юрия и его помощника. Вилли со злорадством совал под нос растерявшемуся юноше найденное у него взрывное устройство.

— Это что, по-твоему, гад? — зло выкрикнул он.

Сгрудились вокруг Юрия остальные диверсанты, глядели исподлобья в ожидании, чем закончится перебранка.

— Взрывное устройство. Видишь же, зачем без толку задаешь вопросы? Смотри, твои подчиненные чуть ли слюной не брызгают от злости.

— Для чего тебе понадобилось оно?

— На случай, если ваше не сработает или какая неисправность выявится при подготовке к взрыву.

— У нас таких случаев не бывает.

— А у нас случаются, — ответил Юрий. — Хотел преподнести сюрприз в трудную минуту.

— Ты прикидываешься или на самом деле дурак? Всякое радиовзрывное устройство работает лишь со своим взрывателем. Чтобы оно сработало с другим, его надо перестраивать.

— Этого я не знал. Приезжал ваш специалист, проводил с нами занятия, но ничего подобного не говорил. Я же хотел напроситься лично произвести подрыв заряда своим радиоустройством.

— По ошибке или преднамеренно взорвал группу Брандта под Великим Бурлуком?

— К чему этот допрос, — сделал удивленный вид командир группы подрывников «Гидры», — да еще в таком тоне? Если считаете, будто сделано что-то не так, доложите Зверю, он разбирается быстро…

Не успел Юрий закончить мысль, как получил сильный удар кулаком в лицо от стоявшего рядом диверсанта.

— Отвечайт! — исковеркал тот русское слово на немецкий лад.

— Ну!

Едва устояв на ногах, Юрий ударил обидчика ногой в пах. Диверсант хрюкнул утробно, согнулся пополам и медленно опустился на колени, уткнувшись головой в землю.

Сбоку Юрия ударил Вилли, сбил с ног. В избиение включились стоявшие рядом подручные командира диверсантов. Били ногами. Потом по команде Вилли окровавленного парня подтащили к телеге, прислонили спиной к колесу.

— Где взрыватель? — злился командир диверсантов. — Он нам может еще пригодиться.

— Нет у меня взрывателя. Есть лишь одно взрывное устройство, которое я еще не раскрывал.

— Почему не сказал о наличии у тебя прибора?

— С какой стати я буду тебе докладывать о своих возможностях! У вас свои задачи, у нас свои. Если бы спросил, ответил. Я же не спрашиваю, что у вас есть, а чего нет.

— Где взял взрывное устройство? По моим сведениям, они у нас в ограниченном количестве и под строгим контролем.

— «Старший лейтенант» тогда перед взрывом вынул его из кармана, не раскрывая крышки, дал мне посмотреть. В этот момент раздался взрыв, к которому мы с ним отношения не имеем. Он не имел права передавать устройство мне, поэтому сказал, будто взрывной волной его вырвало из рук.

— Без взрывателя он не стал бы передавать тебе устройства.

— Он мне дал его просто посмотреть.

— Врешь ты все. Я еще раз спрашиваю, где взрыватель? — перешел на крик Вилли.

— Не было его у меня.

— Сейчас проверим. Я нажму красную кнопку, взрыватель сработает, где бы он ни находился, у тебя за пазухой, в кармане или на телеге. Но потом пощады не будет.

Вилли приказал подручным взять с телеги вещевой мешок с тротиловыми шашками и отойти на несколько шагов от Юрия. Подошел к группе диверсантов, вынул из коробки взрывное устройство, отобранное у Юрия, снял с предо хранителя. Красная кнопка бесшумно выступила над поверхностью.

— Взрыватель легко найдется, — сказал Вилли со злорадной усмешкой.

Помощник Юрия, высланный руководителем «Гидры» для уничтожения диверсантов Вилли, понукал лошадь. Сидя верхом в самодельном седле из ватника, он испытывал нестерпимую боль при каждом ее шаге, боялся и думать, чтобы лошадь перешла на рысь, тем более на галоп. До этого передвигаться подобным образом ему не приходилось. Сначала даже понравилась верховая езда, но вскоре он понял, это не для него. Пришла мысль бросить лошадь и пешком добираться до диверсионной группы, но он тут же отказался от задумки. Автомат с двумя магазинами, вещевой мешок с продовольствием и четырьмя гранатами — далеко не убежишь. Когда отыщет диверсантов — чуть раньше или чуть позже — особой роли не играет — на тот свет успеют.

Мощный взрыв он услышал за километр-полтора. Спрыгнул с лошади и, взяв ее за повод, побежал. С пригорка балки перед ним открылась панорама, от которой мурашки побежали по коже: на десятки метров взрывом разбросало фрагменты человеческих тел.

Найти Юрия и товарища по диверсионной работе в «Г идре» не удалось. Полагая, что взрыв слышал не только он, оперативник собрал разбросанное по балке оружие и спешно покинул место трагедии.

XXXIII

Пришло лето 1943 года. На освобожденных от войны территориях сама природа медленно, но уверенно залечивала раны, нанесенные бомбами, снарядами, лопатой и военной техникой. Обрубленные пулями и осколками ветви на деревьях и кустах пустили молодые побеги, дождь, ветер, талая вода округляли заостренные края воронок, траншей, окопов, затягивали их разжиженной землей. Природа ликовала буйством цветения, первозданной зеленью трав и лесов. Радовались наступившим теплым дням люди. Но все это омрачалось тревожным ожиданием судьбоносных масштабных событий с неизвестными результатами. Притихший с весны фронт грозился ожить вновь и в любой момент двинуться в одном или другом направлении. На этом фоне требования к разведкам обеих сторон непрерывно росли, каждый случай провала агентуры, неудачи диверсионных групп воспринимался крайне болезненно.

После получения от Усатого сообщения о повторном подрыве диверсионной группы на собственном тротиле разведывательный центр немецкой группы армий «Юг», а вслед за ним соседний разведцентр запретили использование радиовзрывных устройств в тылу Юго-Западного и Центрального фронтов.

Разведывательный центр потребовал от Усатого тщательным образом разобраться непосредственно на месте, где произошла трагедия, отыскать утерянное «старшим лейтенантом» подрывное устройство, а по возможности и то, которое было в руках Вилли, как технические средства, не подлежащие рассекречиванию перед противником. От него требовалось также доставить оба комплекта взрывных устройств за линию фронта. Однако из-за боязни быть задержанным на месте происшествия с последующим разоблачением Усатый поручил проделать эту работу руководителю «Гидры».

Сергей подключил к выполнению задачи весь оперативный состав группы, Игоря. Взрывное устройство, вырванное взрывом из рук «старшего лейтенанта», отыскалось относительно быстро. Шофер заметил его застрявшим в корневище засохшего куста. Поисковая группа побывала и там, где погибла первая диверсионная группа. Однако кроме фуражки одного из диверсантов ничего обнаружить не удалось. Было видно, там поработали, и неоднократно, следственные группы военной прокуратуры.

Совершенно иная картина предстала перед оперативниками на месте второй трагедии. Здесь тоже побывала следственная группа, но, похоже, она осмотрела лишь место происшествия. Фрагменты человеческих тел, облепленные мухами, находились уже в стадии разложения. Их принадлежность установить не удалось. Только в полсотне шагов от эпицентра взрыва была обнаружена оторванная ладонь Вилли с зажатым в ней исправным взрывным устройством с утопленной красной кнопкой. Невдалеке под клочком окровавленной гимнастерки Роман обнаружил предохранительную коробку, а в ней взрывное устройство, принадлежавшее Вилли. Коробку он так и не открыл.

В своем донесении Зверь подробно описал места трагедий, количество погибших, где обнаружены взрывные устройства, их состояние. На основе личных наблюдений и показаний «расстрелянного» им «старшего лейтенанта» он сделал вывод: взрывы произошли в момент извлечения взрывного устройства из предохранительных коробок. Это подтверждается тем, что в обоих случаях предохранительная чека находилась на своем месте, ее усики не разгибались. В докладной записке также отмечалось, что зарядные устройства находятся у Зверя и будут переправлены в разведывательный центр при первой возможности.

Не мудрствуя лукаво Усатый переслал донесение Зверя в разведцентр без собственных комментариев, но с предложением поощрить Зверя за активную работу в деле расследования чрезвычайных происшествий. Незамедлительно последовал ответ разведцентра: «Усатый отстраняется от руководства вверенной ему агентурной сетью. Все дела, радиостанцию, шифры передать Зверю. Поступить в его распоряжение».

Прореагировал разведцентр и на выводы Зверя. Гестапо организовало проверку работ конструкторских бюро, предприятий, изготавливающих различные компоненты взрывного устройства, сборные цеха, склады хранения, способы доставки готовых изделий на фронт. Проверки сопровождались строгими приказами, выводами, расследованиями, арестами. Перед конструкторами была поставлена задача: сконструировать более надежное взрывное устройство. Не оправдавшая себя партия взрывных устройств подлежала изъятию и уничтожению.

«Радостную» весть о возведении Зверя в ранг резидента диверсионно-разведывательных организаций в тылу Юго-Западного фронта привезла Ирина. Она не стала сообщать об этом по радио и, не поставив в известность о своем приезде заранее, появилась в Белых Журавлях тайно и сразу же пошла в «келью».

Зверь занимался этим днем вопросами торговли. Трофейное и отечественное имущество из «ограбленного» склада пользовалось у населения большим спросом, раскупалось быстро. На повестку дня вновь встал вопрос о поставке товаров для «Гидры». По договоренности с Кавригиным предстоящей ночью на проселочной дороге в десятке километров от Белых Журавлей будет находиться крытый неисправный «студебекер», битком набитый трофейным имуществом. Его следовало забрать и под видом награбленного распродать из-под полы. Проблема заключалась в том, что директор местного МТС заупрямился выделять ЗИС-5.

— Слишком часто я выделяю вам автомашину. Уже начинаю думать, чья она на самом деле. Хорошо еще, шофер не ропщет, безотказный ночью и днем.

Ланцову пришлось пообещать оплату каждого рейса, а с Юрием рассчитываться отдельно. На том и порешили.

Сергей возвращался в «келью» уже в сумерках и чрезвычайно удивился, увидев свет в своем окне. Осторожно приблизился, чтобы посмотреть, кто там может быть. Но окно полностью оказалось зашторенным простыней. Он начал вспоминать свое холостяцкое хозяйство — простыни такой расцветки у него не было. Хозяйка его не баловала разнообразием белья, заранее предупреждала, когда будет смена. И тут его осенило: Ирина!

Способен ли мужчина побороть возникшие интимные желания? Каждый согласится, все зависит от конкретных обстоятельств. Если нет препятствий, он не может сдержать себя.

Когда условия неблагоприятные, ему остается лишь любоваться женскими чарами. Но чаще внешнее любование быстро рассеивает возникшие чувства. Они как бы сверкнули и пропали. То же случайные контакты с женщиной. Были — и нет их. Другое дело, неоднократные встречи с понравившимся человеком. Близость, радость общения создают особую ауру в отношениях между мужчиной и женщиной, в которой третий всегда лишний.

Сергей не был склонным к опрометчивым решениям. Продуманность отличала его поступки, безрассудная прихоть не будоражила сознание. В условиях войны, нелегального положения он не искал в Ирине духовного родства, понимал, долго такие отношения просуществовать не могут. Но физическая близость не была ему в тягость, уводила в мир иллюзий, райского блаженства. Ирина отвечала ему тем же. Однако чувства женщины были глубже, искреннее. Сергей не мог не видеть этого и даже жалел ее. Но что поделаешь? Да и никому не хотелось что-либо менять, кривить душой, давать неисполнимые обещания.

«Надо все оставить так, как есть», — вспомнились слова Иры. Ему часто хотелось, чтобы она вдруг приехала. Не один раз появлялось желание увидеть ее в «келье» по возвращении домой. Но когда обнаружил свет в своем окне, сердце забилось тревожно.

Ирина от радости по-детски запрыгала вокруг Сергея. Целовала его руки, губы, нос. Однако, обнимая женщину, он не забывал внимательно наблюдать за входной дверью, которую на радостях не закрыл. Опасность встречи с ревнивым Усатым после появления Ирины была реальной. Причем не сама встреча нос к носу, а внезапное нападение в закрытом пространстве «кельи».

Не давая парню времени прийти в себя от неожиданной встречи, она скороговоркой сообщила, что он, Сергей, теперь резидент, а Усатый отстранен и будет в его подчинении. По этому поводу Ирина прямо-таки ликовала. Радостная улыбка не сходила с ее лица, глаза искрились, руки вновь и вновь тянулись обнять парня.

— Постой, постой! Дай мне возможность сообразить, что к чему. Откуда у тебя такие сведения?

Она достала из сумочки небольшой листок бумаги голубоватого цвета, торжественно, как что-то особенно важное и бесконечно ценное, на двух руках преподнесла радиограмму Сергею. Ланцов медленно прочитал короткое сообщение с подписью «Центр».

— У меня совершенно нет желания радоваться этой нелепости. Возможно, вкралась ошибка, радисты могли что-либо перепутать. Содержание радиограммы не может иметь ко мне отношения. Тебе-то что за дело до всего этого?

— Твое назначение резидентом полностью освобождает меня от ненавистного Усатого.

— Не спеши восторгаться. Он ведь из СМЕРШ, там пока и находится. Радиостанция у тебя дома. Ее фиксированная волна настроена на связь с вражеской разведкой.

— Откуда тебе известно о радиостанции? — удивилась Ирина.

— Я об этом не говорила.

— Ты мне только что сообщила, будто я уже резидент. А ему должно быть известно, где у него находится пункт связи с разведцентром и своими подчиненными.

— Ты резидент с той минуты, когда я тебе об этом сообщила. Выходит, за мною велось наблюдение? Мы с тобою договаривались, чтобы слежка не велась. Ее могли обнаружить.

— Наблюдение велось профессионально, твоя жизнь не подвергалась опасности. Оно оказалось необходимым, чтобы снять с тебя обвинение в шпионаже. Представляешь ли ты себе, если бы в твоей квартире обнаружили шпионское оборудование и принадлежности? Так что освободили — тебя наблюдением от обвинения в преступном пособничестве врагу в качестве радистки.

— Но это же не мое, а его хозяйство! — воскликнула Ирина.

— Як нему отношения не имела. Он меня заставлял лишь передавать сигналы тебе, а что они означают, мне неизвестно.

— Чье «его»? Ты этого «его» знать не знаешь и не узнаешь, стоит ему освободиться от усов. Чтобы отыскать того, кого ты не знаешь, да еще доказать его вину, потребуется уйма времени, а тебя обвинить — пара пустяков, стоит войти во вторую комнату. Если бы удалось выйти на Усатого, он все свалил бы на тебя как человека, пытавшегося дискредитировать сотрудника СМЕРШ.

— Господи, господи! — взмолилась Ирина. — Что же теперь будет? Разве ничего не изменится? Я от тебя не уйду, Усатый меня сразу же отыщет, чтобы передать в СМЕРШ как разоблаченного им агента немецкой разведки.

— Успокойся! Нам с тобой предстоит сделать немало. И ты еще принесешь неоценимую пользу.

Как расстроившегося по пустяку ребенка, Сергей погладил Ирину по голове, поцеловал в дрожащие губы.

— Я совсем не поняла смысла сказанного. Разволновалась, в голове сумбур какой-то.

— Коли я резидент, радиостанция в твоем доме для связи с Белыми Журавлями и разведцентром теперь принадлежит мне. Ты назначаешься радисткой. Радиостанция будет перенесена сюда, в «келью», отсюда начнем налаживать с ним связь. Как видишь, это в корне меняет твое положение.

— А что я должна делать, если со мной пожелают говорить сотрудники СМЕРШ? Что я им скажу?

— Об этом не думай. Ты не так давно говорила, что все дела и информация Усатому будет идти через тебя. С этой минуты только через меня. Теперь никто не даст тебе каких-либо указаний без моего ведома, выполнять распоряжения будешь лишь мои. Для всех остальных ты лицо неприкасаемое, к тому же вооруженное.

— И все-таки мне страшно.

— Он разрешил тебе ехать сюда?

— Я не спрашивалась. Мне может разрешать или запрещать только резидент, а не его подчиненные, — улыбнулась Ирина. — Прежде чем остаться здесь, мне надо побывать дома. Взять кое-какие вещи. Женщине их всегда требуется значительно больше, чем мужчинам. А мне хочется еще нравиться резиденту, — осмелела она.

— Завтра вместе поедем в Чижи. Все, что нужно, возьмем, что не нужно — оставим. Усатого определим для проживания в твоем доме. Пусть сидит и ждет от меня радиосигналы и охраняет квартиру.

— У меня душа поет!

— Ты радиостанцию, которой пользуется Усатый, видела?

— Безусловно. Я же убирала в комнате.

— Она отличается от той, которая у меня?

— Она другая. Но, по-моему, не сложная в работе.

Бурная вспышка Ирининой страсти прервала диалог о ближайшей перспективе служебных и личных взаимоотношений. Где-то там, за стеной «кельи», осталось все. Тут воцарилась атмосфера взаимных пылких чувств. Так повелось.

Стоило им отвлечься от деловых разговоров, сразу наплывало властное необузданное взаимное влечение, будто наперекор хаосу, страданиям, смертям, которые принесла людям страшная война.

Наступило утро, а вместе с ним нахлынули новые раздумья. Сергей полагал, Усатый, безусловно, имеет на связи личную агентуру, которая немедленно донесет шефу о прибытии в Чижи Зверя с Ириной. Какие он предпримет по этому случаю шаги, одному богу известно. Не исключалась вероятность попыток физического устранения внезапно появившегося конкурента, который совсем недавно был в полной его власти. Однако данная перспектива Сергея не особенно волновала. Он имеет надежную охрану. Реальной казалась другая опасность — арест его и Ирины как вражеских агентов сотрудниками органов СМЕРШ. Может возникнуть забытое дело с Сычом.

«Разберутся со временем, — размышлял он, — но пока это будет длиться, вреда принесут немало: налаженная работа «Гидры» пойдет насмарку».

Немедленная поездка в Чижи исключалась. Настала необходимость срочной встречи с Кавригиным для совместного анализа сложившейся ситуации в связи с назначением резидентом и принятия мер против попыток Усатого дискредитировать руководителей «Гидры».

Кавригин прибыл незамедлительно. Прежде чем приступить к переговорам, Ирину отослали в комнату глухой хозяйки для наблюдения за подходами к дому.

Капитан поздравил Ланцова с очередным повышением по «службе» у немцев, но отнесся к свершившемуся факту со всей серьезностью.

— С начала организации разведывательного отдела у нас не было столь широких возможностей успешно вести борьбу с вражеской агентурой в тылу фронта. У тебя появился шанс наладить непосредственный контакт с разведывательным центром немецкой группы армий «Юг», с «соратниками-резидентами» в нашем тылу, — потирая руки, сказал он. — Сейчас в первую очередь нам надо разоблачить твоего подчиненного Усатого, или как там его… Соперник все-таки, как ни крути.

— Товарищ капитан?! Соперничество возникает, когда есть взаимные притязания по поводу обладания предметом любви. У меня таких притязаний нет. Тут другое — односторонняя ревность. Но ревность вкупе с властью — это уже серьезно. Не обращать на это внимания опасно.

— С соперничеством я пошутил. А охрану собственную усиль. Иван, Роман и Мария должны постоянно быть рядом с тобой и в полной боевой готовности. Что касается «власти», ты преувеличиваешь ее «возможности». Мы предприняли кое-какие меры. На высоком уровне в СМЕРШ о твоих делах знают. Известно и о наших подозрениях относительно их сотрудника. Но опозориться мы не должны.

— В разоблачении Усатого Ирина может оказать неоценимую помощь. Я еще не придумал повода для встречи с ним как с подчиненным, но повидаться придется. А кроме нее агента никто не знает в лицо и не сможет определить по голосу.

— Женщину надо бы привлечь к постоянному сотрудничеству с нами. Как планируешь использовать ее? Извини за двусмысленность сказанного, но придать Ирине какой-то статус надо.

— У меня теперь будет три радиостанции. Радиоузел, можно сказать! Время работы раций различное, нужна радистка. Эти обязанности придется мне возложить на Ирину, — ответил Сергей.

— Где намерен разместить свой радиоузел? Подбери более удобное место. Твоя «келья» на отшибе.

— К моему теперешнему жилищу скрытно приблизиться нельзя, разве что ночью, да и то по-пластунски. Здесь легче организовать охрану, подготовить оборону. К тому же есть удобный для встречи незваных гостей люк.

— Запеленгуют немцы работу нескольких радиостанций из одной точки, быстро разберутся, что к чему.

— С вами связь будут поддерживать нарочными. Радиостанция будет включаться лишь в экстренных случаях. Аналогичным образом наладим обмен информацией с Усатым. Посмотрим, как он себя поведет, от этого будут зависеть интенсивность и сроки поддержания с ним контактов. Но мне представляется, мы Усатого разоблачим быстро.

— Не говори гоп… СМЕРШ тюх-матюх не держит. Народ там подобран подготовленный, тяп-ляп не получится. Будет обмениваться любой полученной информацией. Сейчас Усатый, как раненый зверь, который на какое-то время может притихнуть, но остается не менее опасным. Кто ночью в охране «кельи»?

— Два оперативника из группы Ивана, а при появлении реальной угрозы — круглосуточный пост от взвода Сытилина. В поездках в Чижи сопровождать меня будут Иван или Роман.

— В Чижах мы охрану обеспечим. Лишний раз оперативникам там показываться не следует.

— Любопытства ради хочу спросить, откуда взялась танковая колонна в Слезном при проверке контрольного агента, которую не надо было скрывать?

— Танковый батальон кружил всю ночь по поселку. С одной стороны заходил, с другой выходил, за бугром вновь возвращался к первой плотине. Заправку дизельного топлива сожгли танкисты. По этому поводу пришлось писать объяснительную записку.

Кавригин сообщил, кроме того, что наблюдения за Усатым особых результатов не дали. Были зафиксированы два его посещения Ирины в полночь, но оба на несколько минут. Не исключено, оба связаны с получением последней радиограммы и передачей сведений Романа об «интенсивном передвижении войск и ускоренной подготовке оборонительных сооружений в полосе 57-й армии». Возможно, прошла и какая-то другая информация. Расшифровать переданные Усатым радиограммы пока не удалось. Цифровые радиосигналы не поддаются осмысливанию. Причем, что удивительно, одни и те же сочетания цифр в сообщениях не повторяются.

— Шифр нужен, друг любезный, — положил руку на плечо Сергею капитан. — Извини за фамильярность, но от тебя сейчас зависит чрезвычайно многое, будь я женщиной, расцеловал бы.

— За высокую оценку спасибо! — ответил Сергей.

Ланцов выехал в Чижи во второй половине следующего дня. Ирина на попутной машине с охраной убыла еще утром. Она должна была через сапожника передать Усатому записку с распоряжением Зверя о встрече в ее доме в полночь. От него, кроме того, требовалось прибыть с шифрами, таблицами радиосигналов и без охраны.

Составляя послание, Сергей вспомнил совет Кавригина: «Будь с Усатым покруче. Ты все-таки «Зверь».

В заключение письма он приписал: «Нам не нужны лишние жертвы. Зверь».

В таком же плане Ланцов инструктировал Ирину:

— Разговор с сапожником веди официальным тоном, не терпящим возражений. Он теперь мой подчиненный, а ты передаешь не просьбы, а приказ, обязательный для исполнения. Наберись храбрости.

— Ладно, — неуверенно ответила женщина.

Клавдия Петровна встретила Сергея, как желанного гостя. Накормила, напоила, про житье-бытье расспросила, о своем рассказала. Договорились, она станет пускать на ночлег или короткий постой каждого, кто скажет: «Привет от Сергея Николаевича». В то же время она не должна говорить о нем и его товарищах, если человек такого пароля не знает.

— Что-то уж очень сурьезно, — сказала она. — Иль с плохой компанией связался?

— Клавдия Петровна, как, по-вашему, могу я с нехорошими людьми иметь дело?

— Я бы это почувствовала. Плохие люди, преступники не могут иметь добрые глаза. Таких я бы на порог не пустила, не говоря уж о том, чтобы дружбу с ними водить.

— Если будут приходить от меня мужчина или женщина, знайте, им можно доверять. Мария у вас жила. Есть к ней какие-нибудь претензии?

— Очень приятное, милое создание.

— Начало смеркаться, когда ЗИС-5 поставили в пустующий двор в сотне метров от дома Ирины. Спереди для маскировки автомашину прикрыли плетнем. Оставив с Игорем для охраны одного оперативника, с другим Сергей дворами скрытно подошел к пункту связи Усатого. Первому оперативнику поручалось, кроме того, вести с одиннадцати вечера наружное наблюдение за домом, с тем чтобы своевременно обнаружить прибытие Усатого и наличие у него охраны. Сергей с помощником тщательно осмотрели двор Ирины, пристройки, погреб, сад на предмет засады. Тихо.

Выждали, пока на улице не стало прохожих, условным сигналом постучали в окошко. Ирина с облегчением вздохнула.

— Начала волноваться, вдруг что-то сорвется и я останусь одна с Усатым. Послание ему передано, — доложила она. — Я даже пошла дальше твоего распоряжения, потребовала, чтобы сапожник получил и передал мне согласие бывшего резидента на встречу. Оно получено.

— Во как! Молодчина, да и только. За инициативу спасибо. Могли бы прождать без толку.

В томительном ожидании сидели молча. Женщина прижималась плечом к Сергею, вздрагивала при каждом шорохе, стуке, говоре людей с улицы.

Наконец условный стук во входную дверь известил хозяйку о прибытии Усатого. Оперативник остался в коридоре, Зверь расположился на лавке возле стола. Гость уверенно прошел в комнату. По привычке тут же отдал распоряжение задвинуть шторы.

— Не надо зашторивать, — сказал молчавший до сих пор Зверь. — Здесь достаточно темно, да и посмотреть на вас хочется. Вы меня для бесед не вызывали, а познакомиться нам следует. Предстоит совместная работа.

Повелительный тон Зверя сразу же внес ясность в обстановку. Вопрос, кто хозяин в комнате, отпал сам собою. Ирина в нерешительности остановилась, не дойдя до окна, затем пересилила себя, села на кровать, настороженно поглядывая на вошедшего. Мужчина переступил с ноги на ногу, нерешительно попросил разрешения сесть.

В темной комнате, освещенной лишь слабым лунным светом, пробивающимся сквозь легкие облака, на Сергея смотрел узкоплечий, невысокого роста человек в военной форме. Из-под низко надвинутой на глаза фуражки виднелись большие усы. Только и видно на лице — козырек, усы да выступающий вперед небольшой тщательно выбритый подбородок.

— Я Зверь, — представился Сергей, внимательно наблюдая за поведением сидящего напротив человека.

— Мой псевдоним — Усатый, — ответил тот нарочитым басом, но сразу же закашлялся. — Извините, — сказал он уже другим голосом.

— Не басите, — посоветовал Зверь, — разговор у нас долгий, на низких нотах вы продержаться до конца не сможете.

— Учту.

— Шифр принесли? — спросил Сергей, не особенно уверенный, что Усатый выполнит это распоряжение.

Однако тот оказался человеком дисциплинированным. Приказ есть приказ, желания не учитываются, нравится он или нет, Усатый молча расстегнул пуговицы гимнастерки, вынул из-за пазухи тоненькую папку с завязанными тесемками, положил на стол перед Зверем.

— Тут шифр и таблица радиосигналов для связи с вами, — вновь начал он басом, но, спохватившись, закончил на более высокой ноте: — Мне уже ничего не потребуется из этого?

Сергей не спеша развязал тесемки. Не отвечая на вопрос Усатого, взял из папки верхний лист, оказавшийся таблицей радиосигналов, передал ему в руки.

— Таблицу радиосигналов возьмите. С ее помощью будем с вами общаться тем же порядком, что и было, с той лишь разницей, что теперь распоряжения будут поступать от меня.

— Но мне тоже шифр может понадобиться, — воскликнул бывший резидент. — Мало ли какие возникнут обстоятельства.

— За окном по дороге прошла автомашина с включенными фарами ближнего света. В их лучах Сергей увидел торчащие под прямым углом розовые уши, которые он, как ему показалось, уже где-то видел. И тут его осенило: перед ним младший лейтенант из офицерского вагона, громче других подпевавший «ха-ха», когда в соседнем купе исполнялись под гитару «Топ со смыком». Тогда Сергей обратил внимание на торчавшие розовые уши невзрачного худосочного младшего лейтенанта с несоответствующим общему веселому настроению глазами-буравчиками, глядевшими настороженно.

Зверь резко встал, возвысившись над собеседником. Вскочил и Усатый, хватаясь за кобуру. Не обращая внимания на судорожные движения гостя, Сергей сказал:

— Шифр вам не понадобится. Все радиограммы станут передаваться только через меня. Мною не было предпринято ни единой попытки связаться с центром через голову своего начальника. Того и вам желаю. И еще. Впредь на мои вызовы прибывать без оружия. Им вы воспользоваться не сможете, а соблазна не будет. Резких движений при разговоре со мною не делайте, могу не сдержаться.

— Прошу извинения, — сникшим голосом пролепетал Усатый. — Никак не могу свыкнуться с новой ролью.

— Радиостанцию Сатаны я привез сюда. Она останется с вами в этой квартире для связи со мной. Обязательные сеансы по четным числам в одиннадцать вечера. Ваши рации для связи с разведывательным центром и со мною забираю в Белые Журавли.

— Господин Зверь! Можно нам с вами остаться вдвоем? Есть вопросы сугубо конфиденциального характера, и мне бы не хотелось… — покосился Усатый на хозяйку квартиры.

Не дожидаясь ответа Сергея, Ирина выскользнула за дверь, будто только и ждала этой команды.

— Вы же длительное время работали вместе, — удивился Сергей, — а теперь хотите держать от нее что-то в тайне?

Однако возражать против отсутствия хозяйки квартиры не стал. Втайне даже доволен был, что женщина вышла.

— Она видела лишь цифры закодированных радиограмм да радиосигналов в Белые Журавли. Не более того. О ее существовании в разведывательном центре не знали, на связь с ним выходил я лично.

— Не будет она и теперь знать содержание радиограмм и радиосигналов, — ответил Зверь, — кроме известных «ноль один», «ноль два», «двести десять».

— То ли напряженная атмосфера переговоров, то ли теплая июньская ночь была тому вина, но в комнате становилось жарко. Усатый снял фуражку, обнажив глубокую залысину и прямой короткий нос, не видимый ранее из-под козырька. Мелькнула мысль: «Садануть в челюсть, и тщедушного человечка поминай как звали». Но тут же пришла другая: «Начальник не имеет права проявлять неприязненных чувств по отношению к подчиненному. Хотя какой он подчиненный? Враг, настоящий враг! Собственно, у него взято все, что требовалось. Можно и на тот свет отправить не мешкая. Однако стоп! Усатый не только вражеский агент. Он в форме советского офицера!»

Младший лейтенант кашлянул, выводя Зверя из задумчивости, и продолжал стоять в нерешительности.

— Вы садитесь, — сказал Зверь, кивком головы указывая на стул, стоявший посредине комнаты.

— Мне стоя удобнее, — ответил Усатый. — Не приучен сидеть в присутствии начальника. Мысли начинают путаться, когда на тебя смотрят сверху вниз.

— Какое определено время для связи с разведцентром и какие позывные применяются?

— Время радиосвязи — полночь по четным числам, если не будет дополнительных распоряжений, — ответил младший лейтенант.

— Как проходит оперативная информация?

— Оперативная идет по распоряжению, переданному на предыдущем сеансе связи. Но существует еще внесрочная — в полдень каждые сутки. У меня таких не было, в первую очередь, по соображениям безопасности. Позывные разведцентра — «Центр», ваше и мое — псевдонимы. Если в эфире прозвучит повторный запрос позывного на случай проверки подлинности конфидента, необходимо к собственному псевдониму добавить цифру «два». Может поступить и третий контрольный запрос, тогда следует добавить цифру «три».

— Время для нашей с вами внесрочной информации будет то же, — распорядился Зверь. — В случае особой конфиденциальности сообщения к вам в эту комнату будет приезжать мое доверенное лицо с паролем «Привет от Зверя» и отзывом: «Привет от Усатого», ему передадите нужную информацию. Посещение Белых Журавлей разрешается лишь по вызову. Есть возражения против этого?

— Нет.

— Какая информация может потребовать особых мер предосторожности, личной встречи со мною?

— Можно мне не отвечать? — вопросом на вопрос ответил Усатый.

— Нельзя!

— Сведения о причинах провала немецкой агентуры, полученные от источника в СМЕРШ.

— Есть у вас возможности освободить того или иного агента, арестованного СМЕРШ или органами НКГБ, милицией?

— Нет.

— Какова надежность источника информации в СМЕРШ?

— Официально источника информации в СМЕРШ нет. Есть друг детства, с которым мы регулярно встречаемся и ведем беседы на различные темы. Я с ним делюсь своими служебными новостями, он своими.

— Вы можете его назвать? — спросил Сергей.

— Нет! Вы меня можете расстрелять хоть сейчас. Но мое молчание в ваших же интересах. У нас существует уговор с «источником» о неразглашении. Если его имя станет вам известно, я ему обязан назвать ваше. Таково условие дружеских откровений. А это немедленно приведет к выходу СМЕРШ на «Гидру» с предсказуемыми последствиями.

— Каковы причины гибели группы Визглявого при попытке подорвать виадук на железной дороге? Я находился в сотне метров от нее с подрывной машинкой.

— Диверсантов перестреляла засада. Визглявый раненым попал в плен, но на допросах никого не выдал. Я предупредить о засаде не мог. Не знал, не в курсе дела был СМЕРШ. Засаду организовала охрана железнодорожного моста, которая вроде бы при патрулировании вдоль железнодорожного полотна услышала приближающиеся людские голоса. Лично я в это не верю, но вынужден был сообщить в разведывательный центр такую информацию. Другой не было.

— Куда подевался старшина Зюкан из продовольственной службы армейской базы снабжения?

— Старшину пришлось застрелить. Он попал под подозрение СМЕРШ в связях с вашей организацией «Гидра». Его должны были арестовать, а накануне Зюкан пропал, — скрипуче хохотнул Усатый.

Далее он рассказал, что сведений о «Г идре» в СМЕРШ нет, но подозрения о существовании какой-то организации имеются. Василий на предварительных беседах с оперативниками проговорился, будто в Белых Журавлях, куда он мотается к Лизке с продуктами, а заодно привозил информацию из Севска, о чем он не ведал, его хороший знакомый торговец занимается делами подозрительными. Однако дать какую-либо конкретную информацию о Сатане и других лицах не успел.

В июне ночи короткие. Беседа с Усатым явно затягивалась. Он начал часто прижимать ладонь к усам. Бросалось в глаза, что они были лишними на его узком лице. Верхняя губа вытянулась, мешала говорить, клей не выдержал пота, левая часть усов начала отклеиваться.

— Уберите вы с лица свое украшение, — спокойным голосом посоветовал Зверь. — От меня скрываться не стоит, смысла нет. А другим подсматривать не рекомендуется.

Усатый с облегчением отклеил усы, спрятал их за пазуху, посмотрел виновато на Зверя. В предрассветной мгле обозначилась его припухшая губа. Однако он тут же спохватился, опять извлек из-за пазухи свою декорацию, протер носовым платком внутреннюю поверхность усов и вновь водрузил их на прежнее место.

— Мне пора уходить, — как бы извиняясь за необходимость прерывать разговор, сказал Усатый.

— Вы и на службе в этой бутафории? — указал Сергей кивком головы на усы.

— Нет, это лишь для маскировки при контактах с агентурой или во время встреч с представителями разведывательного центра.

— Сколько у вас на связи личных агентов?

— Три.

— Чем они занимаются?

— Один, а точнее одна осуществляет контроль за качеством донесений осведомителями. Она недавно была проверена с вашей помощью «старшим лейтенантом». Мною передана радиограмма в разведывательный центр о его успешной работе по проверке «Гидры». Человек был предан делу, а вы его расстреляли.

— Я действовал на основании приказа разведцентра. Могли бы походатайствовать перед руководством не торопиться с решениями. Выяснилось же, он не виновен в преждевременном взрыве. Передовая немецкая техника сработала не так, как надо. А сколько из-за нее людей погибло!

— Они там свихнулись, что ли? Приказывают расстреливать направо и налево, — сказал со злостью Усатый.

— Вы недовольны решениями начальника? Напишите обстоятельный рапорт. Разберутся. Если не желаете заниматься писаниной, я могу сообщить по команде.

— Я тоже кое-что могу, — вскинул голову Усатый.

— Как прикажете понимать ваше восклицание, как угрозу непосредственному начальнику?

— Что вы, что вы! Мы ведь с вами просто беседуем о наших общих делах, не касаясь личностей, — переменил тон младший лейтенант.

— Беседуют равные по должности и званию или просто знакомые люди. В данном случае идет разговор старшего и младшего. В нашем деле вольное толкование некоторых понятий может стоить головы.

— Виноват, заговорился.

— Откуда вы родом? — неожиданно поинтересовался резидент.

— С Украины, — неопределенно ответил Усатый.

— Чем занимаются два других ваших агента?

— Моя и… Иринина охрана, они же резерв, могут привлекаться для решения любых внезапно возникших задач оперативного и иного характера. По совместительству сапожничают.

— Пусть они по-прежнему остаются в вашем распоряжении, — разрешил Зверь. — Если же понадобится помощь, буду действовать через вас. Вы — отдельная оперативно-боевая группа здесь, в Чижах.

— Яволь!

— За мною и Ириной наблюдение запрещаю.

— Яволь!

— Последний вопрос. Того «старшего лейтенанта», которого поздно охарактеризовали как преданного делу человека, вы хорошо знали? Я с ним долго беседовал на разные темы, впечатление о нем осталось хорошее. Настоящий разведчик!

— Учились одновременно в разведшколе, даже дружили. Г анка была у нас на двоих.

Солнце показалось из-за горизонта, когда ЗИС-5 покинул Чижи. Настроение было приподнятым — все прошло так, как планировалось. Спало нервное напряжение. В удрученном состоянии пребывала лишь Ирина. Пережитые ночью чувства неизвестности и страха, ненависти к Усатому не покидали ее. Женщина прижимала руку Сергея к мокрой от слез щеке, молча смотрела ему в лицо. Он казался Ирине воплощением храбрости, мужества и мудрости.

«Надо же, — размышляла она, — смог усмирить самого Усатого, которого свирепые его подельники боялись как огня!» — а вслух неожиданно сказала:

— Могла его застрелить, если бы он тебе вздумал угрожать.

Сергей молча гладил женщину по спине, успокаивал, не расставаясь со своими мыслями. Предстояло встретиться с Ниной Дмитриевной и Галиной, а что и как сказать им о гибели Юрия, попросту не знал. Оттягивал этот момент, но посетить их дом с печальным известием надо было. Поручить это дело кому-то нельзя. Знал заранее реакцию женщин, искренность их чувств к парню не вызывала сомнений. Прошло немало времени по военным меркам после знакомства Юрия и Галины, а отношения молодых людей остались чистыми и доброжелательными. Чувство взаимной любви искрилось в их глазах. Какие слова теперь сказать Галичке? Ее лучистый жизнерадостный взгляд потухнет, стоит ему произнести первое слово о постигшем горе. Можно вообще ничего не говорить, женщины поймут без слов.

«Где-то мы недорабатываем, коли нас могут разоблачить среднего уровня вражеские агенты, — удрученно вздохнул Сергей. — Будь чуточку попрозорливее…»

Подъезжая к Белым Журавлям, он так и не придумал слов, которыми мог бы утешить мать и дочь. Не откладывая дела в долгий ящик, этим же днем Сергей посетил Галю и Нину Дмитриевну.

Женское сердце чувствует беду на расстоянии. Не успел он сказать и нескольких слов, мать и дочь расплакались. Сергей обнял их. Так и стояли втроем, не стыдясь слез, не произнося ни единого слова.

— Сережа! Ты можешь что-нибудь рассказать? — сквозь слезы спросила Галя.

— Гальчичек, милый! Пока не могу. Придет время — узнаете обо всем подробно. Сейчас лишь скажу, он выполнил свой долг до конца, упрекнуть его не в чем.

— У него есть могилка? Крестик бы поставить.

— Нету. И не будет.

— Что нам делать с его вещами? Может быть, отослать их родителям? — спросила Нина Дмитриевна.

— Оставьте себе на память. Кроме вас у него никого не было.

Вечером Кавригин вновь посетил «келью». На этот раз он даже не делал тайны из своего визита. Некому стало следить за ним и Ланцовым в Белых Журавлях. А события развивались столь стремительно, что ему приходилось бывать в «келье» довольно часто. Если бы кто-то пытался вести за ним наблюдение, это не представляло бы особой сложности. Не стало смысла делать визиты тайными. Тем не менее каждая встреча с Сергеем носила сугубо конфиденциальный характер, имела важное значение.

Не был исключением сегодняшний приезд. В их руках оказался шифр обмена радиограммами между резидентом и разведывательным центром вражеской группировки «Юг». Ланцов сделал то, над чем длительное время безуспешно трудились специалисты по дешифрированию. Наиболее важным было признание Усатым факта знакомства со «старшим лейтенантом» как коллегой по совместному обучению в разведывательной школе немцев. Это давало возможность на очной ставке окончательно разоблачить вражеского агента, позволяло выявить болтливого земляка и однокашника Усатого в органах контрразведки СМЕРШ.

В приподнятом настроении оперативники рассматривали содержимое привезенной Сергеем папки, изучали шифр, готовили текст первой радиограммы Зверя об отстранении Усатого от резидентства, планировали, когда и каким образом его задержать, да так, чтобы об этом не знали в СМЕРШ.

Ревность, как известно, может довести до безумия. Тому в истории масса примеров. Угроза ухода или сам уход, казалось бы, близкого человека, отягощенный неприязнью к истинному или мнимому обидчику, выбивает из жизненной колеи, озлобляет, толкает на необдуманные поступки, которые в спокойной обстановке показались бы нелепыми. В большей мере это неприятное чувство развито у мужчин, природой оно в них заложено. Спокойно справиться с ревностью еще никому не удавалось.

Усатый, безусловно, был волевым человеком. Он создал первую «Гидру», имел свою агентуру, налаженные связи с разведывательным центром вражеской группы армий Юг» и в то же время оказался не способным справиться с эмоциями.

После того как Зверь увез Ирину, радиостанцию, шифр — все, чем он жил последнее время, — оставил его охранять чужой дом без конкретного задания, Усатый впал в прострацию. Как выброшенная на берег рыба, не имеющая возможности что-либо изменить в своем положении, с застывшим взглядом, безвольно раскинутыми руками и ногами лежал он на кровати, бесцельно уставясь в потолок; обрывки мыслей туманили голову. У него была любимая женщина, безграничная власть над людьми. Теперь он должен всего лишь ожидать радиосигналы. Это для его-то деятельной натуры! Ну уж нет! Ему вспомнилась Ирина — нежное создание с колючими глазами. «Мог бы ведь обращаться с нею по-иному. Сколько она могла принести душевной радости! Теперь ничего нет».

И уже вслух добавил:

— А можно ведь еще все вернуть! Всего-то…

Неожиданно в «келью» влетела Ирина, наблюдавшая за подходами к дому.

— Усатый! — только и вымолвила она.

Тут же в комнату вошел Усатый без усов, раскрасневшийся от быстрой ходьбы. Туго перетянутый в поясе широким офицерским ремнем, со злобным выражением лица, он походил на осу, готовую ужалить. Не ожидая увидеть в этом доме Кавригина, которого он знал как офицера разведывательного отделения войск НКВД, Усатый опешил. Часто моргая, он молча уставился на сидевших за столом оперативников, переводя взгляд с одного на другого. Немного времени потребовалось на размышление бывшему резиденту, чтобы в полной мере осознать, кто перед ним.

— У вас есть какие-то вопросы? — нарушил молчание Кавригин, разглядывая застывшего у порога вражеского агента. Тот вознамерился вроде бы уйти, но, спохватившись, повернулся лицом к офицерам, выкрикнул:

— А, гады!

Усатый начал судорожно хвататься за кобуру и сумел выхватить наган.

Но в это время сбоку, со стороны радиостанции раздался негромкий выстрел. Усатый вздрогнул, покачнулся, стал медленно поворачиваться к стрелявшему. Ирина с испугу выронила пистолет, закрыла лицо руками в готовности к неизбежному.

Сергей нажал на головку штыря возле ножки стола, и Усатый вместе с половиком исчез в подземелье, а его револьвер отскочил к стене. Все произошло, казалось, в одно мгновение.

XXXIV

Не ожидавшие столь бурного развития событий обитатели «кельи» в изумлении уставились на раскрытый люк. Только что здесь стоял разгневанный Усатый, и вдруг его не стало. Зияющее темное отверстие тоже молчало.

Первой, как ни странно, нашлась Ирина. Она подняла свой пистолет и мелкими шажками на цыпочках приблизилась к провалу; вытянув шею, осторожно заглянула вниз. Усатый лежал на боку, поджав к подбородку ноги. На левом предплечье сквозь гимнастерку проступило обширное пятно крови. «Убила?! — мелькнуло в сознании. Но тут же вспомнила, как тот поворачивался с револьвером, направленным в ее сторону. — Притворяется, — сделала она окончательный вывод. — За все издевательства можно было бы и еще разок выстрелить в подлеца».

Ирина посмотрела на Сергея, но тот выражением глаз подал знак — «нельзя».

Прошло немало времени, прежде чем Усатый пошевелился, потом сел, недоуменно посматривая вверх, обвел взглядом склонившиеся над люком лица.

— Знаете, как я с вами поступлю, — прохрипел он, — с кем придется иметь дело?

— Весьма любопытно было бы узнать, — ответил Кавригин, — просветите, будьте добры.

— Да я… Да я… — Не зная чем пригрозить, раненый умолк, уставившись в земляную стену ямы.

— Вы его знаете? — обратился Сергей к Кавригину.

— Нет, вижу впервые.

Неожиданно Усатый вскочил, подпрыгнул, ухватившись обеими руками за край люка, попытался подтянуться. Но, скривившись от боли и чертыхаясь, вновь упал на землю.

— Помочь? — протянул Ланцов руку.

— Товарищ капитан, — обратился Усатый к Кавригину, — этот, — ткнул он пальцем в сторону Сергея, — немецкий резидент по кличке Зверь. Его надо немедленно арестовать. На его счету целая серия преступлений.

— Вас, младший лейтенант, я вижу впервые, — ответил капитан, — и товарищем не считаю. Вы до недавнего времени являлись резидентом вражеской разведки в тылу Юго-Западного фронта. Можете не утруждать себя попытками выкрутиться. Сейчас перед вами не Зверь, а оперативный сотрудник нашего ведомства!

— Вы спятили! — воскликнул Усатый. — Доказать, будто я немецкий агент, вам не удастся. А в СМЕРШ с вами разберутся. Быстро разберутся! Это они умеют.

— Сначала мы с вами выясним кое-какие детали биографии и деятельности в роли резидента, затем материалы передадим в СМЕРШ, куда вы рветесь. Доказательств у нас через край, — ответил Кавригин. — С этой минуты объявляю вас арестованным. Передайте сюда, наверх, оружие, ремень, снимите погоны. Если сами не сделаете этого, мы вынуждены будем применить силу.

— Оружия у меня нет. Пусть Ирина сама наложит мне повязку на рану.

— Я туда не полезу, — отшатнулась женщина. — Сам может справиться.

Сергей с индивидуальным перевязочным пакетом спрыгнул в люк, снял с пострадавшего гимнастерку. Дельтовидная мышца левого плеча оказалась разрезанной пулей по касательной, кровоточила. Он наложил ватно-марлевую повязку, закрепил булавкой у плечика майки.

— До свадьбы заживет, — пошутил он.

В ответ Усатый зашипел по-змеиному:

— Если выберусь отсюда живым, тебя, гад, сгною в этой яме.

— Сначала я вас расстреляю за невыполнение приказа, запрещавшего без вызова являться в Белые Журавли, — шепнул Зверь на ухо подчиненному.

Ах! Как хотелось садануть этому дегенерату по зубам! Сергей даже приостановился на мгновенье, как бы размышляя. Из задумчивости его вывел Кавригин.

— Выбирайся наверх. Пусть Усатый посидит там в одиночестве, попривыкнет малость к изменившейся судьбе.

— Спасибо за заботу, — снизу вверх посмотрел арестованный.

— Сложные проблемы, — улыбнулся капитан, — разрешаются иногда благодаря глупости. Сколько времени и сил понадобилось бы для бесшумного задержания Усатого. А тут, как в том анекдоте. Сидит румынский солдат возле пруда, ест лягушку. Подходит к нему мужик, спрашивает: «Что делаешь, оккупант?»

— «Риб ем». — «Где ты ее взял?» — «Сам припригал».

— Как наши действия воспримут отдельные представители СМЕРШ? Наживем там недругов, — с тревогой проговорил Сергей.

— Подготовим обоснованные выводы с неопровержимыми фактами, сами потом пусть разбираются. Меня сейчас интересует другой вопрос — как поведет себя Усатый при встрече со «старшим лейтенантом»? Автомашину за ним я уже послал, скоро прибудет. Фамилия его Бергер, он немец, — ответил Кавригин. — Возможно, и Усатый вовсе не украинец, как он тебе сказал, а черт знает кто.

— Надо строго-настрого предупредить того и другого, чтобы на очной ставке говорили только по-русски, — посоветовал Сергей.

— Предупредим. Но немецкий я знаю. Если начнут перебрасываться отдельными словами, переведу. Бергер стал совершенно «преданным» нам человеком. Вряд ли нарушит требование.

Вскоре возвратилась автомашина, посланная Кавригиным за арестованным Бергером. Тот не спеша вошел в «келью», поклонился Зверю, совершенно не удивившись его присутствию вместе с Кавригиным, сказал ему неизвестно за что спасибо.

В комнату пригласили Игоря и Марию в качестве понятых, рядом с ними встала Ирина.

Сергей спрыгнул в подполье, помог Усатому выбраться на поверхность.

— О майн гот! — не смог сдержаться он. — Герман? Тебя же не должно быть на этом свете. По моим сведениям, тебя расстрелял Зверь. А выходит, ты жив и, похоже, здоров. Чудеса!

— Фриц! — не менее радостно воскликнул Бергер, — Откуда ты взялся? Тебя тоже давно похоронили. На поминках я даже лишнего хватил. Вот уж кого не ожидал встретить! Ганка бы обрадовалась, увидев нас живыми и невредимыми. Правда, тебя немного царапнуло? А я жив и здоров благодаря Зверю.

— А я по его милости оказался в этой противной яме.

— Какова ваша настоящая фамилия? — обратился Кавригин к Усатому.

Тот промолчал, злобно поглядывая на Зверя.

— Блаттлаус, — ответил за Усатого Бергер. — В переводе на русский язык — тля.

Когда понятые покинули «келью» и конвой увел прихрамывающего Бергера, Кавригин обратился к арестованному:

— Что теперь скажете, господин Тля?

— Блаттлаус, — поправил тот оперативника. — Дайте мне пистолет с одним патроном. Как офицер офицеру. Застрелюсь.

— Кто вы по воинскому званию? — спросил Зверь.

— Фельдфебель, — необдуманно ответил Блаттлаус. — Какое отношение к просьбе имеет мое звание?

— Как «офицер офицеру» — не сходится. Вы не являетесь офицером, — ответил Сергей.

— Откуда вам известна присказка «не сходится»? — прищурился Фриц.

— Один мой знакомый из СМЕРШ выражался так в разговоре со мною, — сказал Сергей.

Блаттлаус умолк, но тут же неожиданно выкрикнул:

— Вызываю вас на дуэль всего с одним патроном мне и любым количеством к вашему пистолету.

— Не выйдет! По вашим немецким канонам стреляться с не офицером я не имею права. В разведцентре мне этого не простят.

— Резидент — должность офицерская.

— Вы уже не резидент, рядовой агент.

Кавригин встал, давая понять: разговор окончен. Он пошел к двери, Блаттлаус засеменил вслед, придерживая раненую руку, опасливо поглядывая на Зверя, стоявшего рядом с ямой.

Постепенно улеглись эмоции, связанные с разоблачением вражеского агента, имевшего контакты с представителем контрразведывательной организации СМЕРШ, что явило собою венец напряженной и опасной работы большого количества оперативного состава разведывательного отдела войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта. А перед «Гидрой» уже поставили новые задачи. Думать Сергею было над чем. Уезжая, Кавригин предупредил: работу «Гидры» следовало расширить, углубить, укрепить, тем самым оправдать доверие к новому резиденту разведцентра немецкой группы армий «Юг».

События последних дней непосредственным образом отразились на жизни Ирины. Она ожила: глаза сияли, красивая улыбка не сходила с лица, щеки украшал непроходящий румянец, фигура подобралась, не покидало радужное настроение. От недавней подавленности не осталось следа. Ее радость омрачал лишь Сергей. Он не разрешал окончательно переселиться в его «келью». Женщина понимала, «келья» — штаб резидента, руководителя «Гидры». Там постоянно кто-то бывает, ведутся конфиденциальные переговоры, потому свои рвущиеся наружу чувства она сдерживала. Но и то, что Ира могла видеть его в любое время дня и ночи, быть под его защитой, казалось выше ее недавних мечтаний. Быстро адаптировалась она и к новым условиям проживания, и к деятельности в качестве радистки.

Первоначально Сергею казалось, устранение Сатаны и Усатого не особенно отразятся на работе его оперативной группы. Однако события срочно потребовали организационной перестройки «Гидры». Прежде он передавал добытую и отредактированную информацию сначала Сатане, затем Усатому, не интересуясь дальнейшим ее продвижением. Теперь от него требовалась личная окончательная обработка сведений, поступающих от осведомителей и контрольного агента, во взаимной связи с оперативной обстановкой в тылу Юго-Западного фронта, замыслами Верховного Главнокомандования в районе Курской дуги, передача в разведцентр такой информации, которая не вызывала бы там сомнений и не требовала проверки. Для помощи в работе радиоузла по кодированию отсылаемых радиограмм и раскодированию поступающих в распоряжение Ланцова из разведывательного отдела прибыла опытная радистка Люда. Сергей разместил ее вместе с Ириной.

Кроме того, у него в непосредственном подчинении оказались «сапожник» и его помощник, Дура в Слезном. С ними предстояло еще встретиться, определить, включить их в работу «Г идры» или оставить в качестве резерва вне ее структуры. Не исключался и третий вариант: арестовать и передать военной прокуратуре. Но против этого возражал Кавригин.

Не давало покоя состояние торговли в «Гидре». По существу, она себя изжила. Однако и «сапожники» в Чижах, и Дура в Слезном, и Лизка в Белых Журавлях, и Ганка в Севске, а также торговцы на рынке были все же резервом. После гибели Сатаны торговля пошла на убыль, возникла нужда ее возродить, а для этого требовался руководитель. Можно было бы назначить ответственным за торговлю Ивана, но разведцентр требовал активизировать диверсионную работу, причем исполнителей акций подбирать из местных жителей. Кроме Ивана на «диверсионное» дело тоже некого было назначить.

Получалось, если активизировать торговлю, следовало ослабить «диверсионную» работу, и наоборот. К тому же складов и вагонов для «грабежа» Кавригин не выделял. И это все при том, что разведывательную деятельность «Гидры» следовало расширять, а для этого требовались «осведомители», которым надо платить. Везде нужны были деньги, и немалые.

Все свои проблемы Сергей изложил в короткой радиограмме разведцентру: «Накопилось много вопросов. Нужен представитель. Безопасность гарантирую. Зверь». Этой же ночью Ирина приняла ответную радиограмму: «Ждите гостя. Пароль знает радистка, но с вашим псевдонимом. Ответ — Татарин. Центр».

Ирина никакого пароля не знала.

— Приходили «гости» ко мне домой, — рассказывала она. — По указанию Усатого сопровождала их до места назначения. Никакого пароля мне не говорили.

— Когда появлялись в твоем доме, с чего «гости» начинали разговор? — допытывался Сергей.

— Говорили одно и то же: «Нам позарез нужен Усатый».

— Молодец! Запомнила! Это и есть пароль.

Ночью поступила еще одна радиограмма: «Встречайте гостя возле Лизки. Центр».

«Гость» объявился во второй половине дня. С вещевым мешком у ног возле крайней стойки стоял неулыбчивый татарин. Невысокий, смуглолицый, с характерным разрезом глаз, отчего казалось, он их прищуривает, как бы подозрительно всматривается в собеседника.

— Татарин, — представился он, не подавая руки для приветствия.

Никаких эмоций на лице, никакой реакции на сообщение Зверя. Молча выслушал просьбы и сомнения руководителя «Г идры» и резидента.

— Доложу, — прозвучало в ответ только одно слово.

Татарин отказался от ночлега, хотя Елизавета использовала весь арсенал своих чар: улыбалась, складывала бантиком губы, произносила хвалебные слова в его адрес, обещала обильный ужин. Отказался он от охраны и сопровождения. Не спеша отошел от Лизкина прилавка и растворился в рыночной толпе.

Однако Татарин «растворился» не окончательно.

Выставленные Сытилиным посты наблюдения по периметру рынка зафиксировали его появление вблизи нагромождений металлолома. Старший наряда обратил внимание на необычное поведение неизвестного гражданина: оглядывался по сторонам, неожиданно останавливался, возвращался назад, затем вновь продолжал движение в прежнем направлении. Проследовал за ним.

Не сказав Зверю о своих намерениях, Татарин осторожно приблизился к дому глухой женщины. Мария заметила движение неизвестного в направлении «кельи», когда тот вышел из лабиринтов свалки металлолома, позвала Ирину и Людмилу. Подойдя к ограде, Татарин обнаружил наблюдавших за ним женщин, резко изменил направление движения, прошел мимо дома к дороге, где его поджидала полуторка, уселся в кабину, и автомашина запылила к окраине Белых Журавлей. Все это произошло в считанные минуты, но Мария успела запомнить бортовой номер «ГАЗ-АА».

Этой же ночью Сергей направил радиограмму разведцентру об успешном завершении переговоров с Татарином, а в конце сделал приписку: «Несанкционированный визуальный осмотр Татарином радиоузла «Гидры» мог стоить ему головы. Зверь».

Ответ поступил незамедлительно: «Осмотр разрешен нами. Центр».

Зверь составил радиограмму о необходимости ускорить решение вопроса о переориентировании основных усилий «Г идры» на разведывательную работу, высылке денег для расчета с персоналом организации. Людмила зашифровала послание, ушла отдыхать.

До установленного времени передачи оставалось более часа. Сергей с Ириной вышли на улицу. Непрерывное сидение возле трех радиостанций в ожидании вызова настроения не поднимало. Четыре часа назад Ирина сменила Л юдмилу, теперь с нетерпением ожидала окончания времени «вероятного вызова». Потом лишь Сергей мог принимать внесрочный сигнал или радиограмму.

Молодые люди отлучились от радиостанции, но так, чтобы через окно можно было наблюдать за индикаторной лампой, которая в случае вызова начинала светиться зеленоватым светом.

Стояла тихая безветренная погода. Вечерняя прохлада еще не остудила нагретую за день землю, стену дома, воздух. Было приятно. Бесчисленные созвездия приветливо мерцали в глубине космоса. Ощутимо шло нескончаемое, никому и ничему не подвластное, ни от кого не зависимое время. Что такое время?

Было ли у него начало и будет ли конец? Или это одно из понятий бесконечности, объем и границы которой не подвластны осознанию? Возможно, не стоит над этим задумываться, но в самой бесконечности есть мизерная частичка под названием «Земля», а на ней бесконечно малой величины живые существа, ведущие между собою нескончаемые войны. Из глубины вселенной их в микроскоп не разгладишь, а бьются насмерть.

Глубокомысленные раздумья Сергея прервала неоновая индикаторная лампа на панели радиостанции.

Ирина метнулась первой. Включила радиостанцию. Тут же от Кавригина поступили радиосигналы: «100, 101, 150», что означало: «Бежал из-под ареста Усатый. Примите меры к задержанию».

Радистка не имела доступа к таблице радиосигналов, спокойно передала записанные в журнал цифры. Когда же Сергей сказал, какой смысл они имеют, Ирина побледнела, молча опустилась на стул, не мигая уставилась на руководителя «Гидры».

Сергей тоже не прочь был посмотреть в чьи-то глаза, чтобы получить ответы на множество внезапно возникших вопросов.

Мария была направлена к Роману с распоряжением немедленно выехать в Слезное для организации засады в доме Дуры на случай появления там Усатого, Ивану следовало прибыть для усиления охраны радиоузла. Сергей с Ириной наглухо зашторили окна, приготовили оружие. Входную дверь Ланцов решил на засов не закрывать. Сам факт мог ослабить настороженность Усатого. Вероятность его появления и отражения нападения не исключалась.

Рассуждая логически, Сергей полагал, что вырвавшийся из-под стражи Блаттлаус не обойдет стороной его «келью», и причиной тому Ирина, а не только он сам. Ревнивая душа могла требовать мщения и за измену, и за яму, в которую он угодил. В то же время Сергей понимал, случись это в ближайшее время, он окажется в затруднительном положении. С одной стороны, нельзя покинуть включенные на прием радиостанции, приближалось время активной связи, требовалась непрерывная pi надежная их охрана, с другой — в «келье», как в клетке, зажат со всех сторон стенами, никакой активности не проявишь. Оставалось ожидать прибытия Ивана с Марией да жалеть о том, что не выставил на ночь пост охраны. Мысль, что в скором времени прибудет помощь, успокаивала.

Сергей подошел к монотонно потрескивающим эфирными разрядами радиостанциям, пододвинул к Ирине журнал радиограмм, ободряюще улыбнулся. Она подняла к нему голову, но неожиданно ее лицо побледнело, глаза расширились, неподвижно уставились на входную дверь. Он обернулся. В проеме стоял Блаттлаус с пистолетом ТТ в руке. На нем была солдатская гимнастерка без погон, помятая и грязная, такие же брюки, заправленные в кирзовые сапоги, пилотка без звездочки. Сергей не мог потом объяснить, почему именно в этот момент ему вспомнились слова преподавателя специальной тактики на курсах младших лейтенантов в Ростове. Он тогда привел слова Сталина по вопросам военного искусства: «Искусство победить — в способности обмануть противника». Так или что-то в этом роде говорил тогда преподаватель, объясняя нехитрые приемы выхода из затруднительного положения.

Фриц стоял с направленным на него пистолетом, бегло осматривая комнату. Не найдя для себя опасности, прохрипел неестественно низким простуженным голосом:

— Ну, голуби мои, воркуем?

— Работаем, — ответил Зверь, — видишь, радиостанция включена, наступило время приема. Убери пистолет, радиостанцию испортишь. В разведцентре за такое не милуют.

— С чего это ты вдруг о немецкой технике забеспокоился?

— Эта радиостанция не немецкая, а наша с тобой, — максимально спокойным голосом ответил Зверь.

— Я обещал тебя сгноить в этой яме, — Блаттлаус опасливо покосился на закрытый люк. — Чтобы не было скучно, посажу туда же эту шлюху, — кивнул он головой в сторону Ирины, продолжавшей неотрывно глядеть на шкалу рации, медленно поворачивая взад-вперед ручку настройки.

— Согласен, если на то будет разрешение разведцентра, — ответил Зверь, пытаясь отвлечь внимание от направленного на него пистолета.

— Я без его согласия способен сделать это без лишних проволочек, но если тебе так хочется, могу сделать запрос, — более спокойно ответил Фриц.

— Шифры и позывные изменились. У вас ничего не выйдет. Надо приглашать сюда шифровальщика. Позвать?

Сбитый с толку деловой обстановкой и спокойным голосом Зверя, незваный «гость», наморщив лоб и часто моргая, водил глазами по радиостанциям, Ирине, Зверю. Ясно было, что сомнения начали одолевать Усатого. Удерживая пистолет наготове, он размышлял. Хранил молчание Сергей. Сдерживая дыхание, с низко опущенной над радиостанцией головой, беззвучно вытирала слезы Ирина.

— Как все это понимать? — наконец прервал молчание Фриц.

— Что именно?

— Зверь, Кавригин, арест, продолжение работы радиостанции для связи с разведцентром?

— Вам дали возможность уйти из-под ареста? Скажите спасибо, что не передали дело в СМЕРШ. Остальное не берите в голову.

— Я ушел без разрешения! — с гордостью воскликнул Блаттлаус.

— Не считайте себя умнее других, легче станет понять происходящее. Поведайте, как вам это удалось? Проанализируйте, все станет на свои места без объяснений.

— А вы знали о моем побеге? — Фриц перешел в обращении на «вы».

— Несомненно. Мне Кавригин сообщил. Можете проверить записи в журнале. Если бы возникла необходимость вас задержать, а проще застрелить, сделать это не представляло бы сложности. Полагал, сюда пожалуете. Хотелось поговорить, дать задание. Дел много.

Блаттлаус взял журнал вытянутой вперед рукой, продолжая удерживать пистолет в другой. Прочитал шифрованные сигналы, усмотрел цифру 101, означающую его позывной, подобрел, не стал смотреть на расшифрованную запись, отошел к стене. Не дожидаясь повторной просьбы, рассказал о своих приключениях.

Привезли его в Чижи ночью. Вокруг ни души, лишь охрана да Кавригин. Посадили одного в комнату с зарешеченными окнами. Накормили, перевязали рану. Она оказалась пустяковой. Хорошо, что не научил Ирину стрелять, — убила бы, зараза. Два дня к нему никто не приходил, не допрашивал. Потом выдали обмундирование, которое сейчас на нем. Перед вечером его посетил Кавригин, сказал, дело передано в контрразведку для проведения расследования.

— Такая перспектива меня не обрадовала.

Немец успокоился. Пистолет держал в опущенной руке, на лице промелькнуло подобие улыбки.

— Вечером, — продолжил рассказчик, — меня вывели из комнаты, возле крыльца стояла одноконная бричка и два охранника с автоматами. Но вскоре одного из них забрали на какое-то другое дело. Оставшийся здоровяк лично связал мне руки, но не за спиной, а впереди, похлопал ручищей по плечу, и мы тронулись в путь.

Сергей украдкой посмотрел на часы: «Пора бы Ивану уже прибыть».

Блаттлаус между тем продолжил повествование. Он сидел позади на бричке, свесив с грядушки ноги. Пошевелил руками, они оказались связанными не туго. Помаленьку ослабил узел, освободил руки. Нападать на конвоира не имело смысла, ему ничего не стоило придушить арестованного. Лихорадочно соображал, как безопаснее совершить побег. Ничего путного в голову не приходило. Было темно. Конвоир мало обращал на него внимания, поглядел на арестованного пару раз и углубился в свои размышления.

По рассказу Фрица, неожиданно из-под ворот одного подворья выскочила собака, с громким лаем бросилась под ноги лошади. Конвоир выхватил из-под сиденья палку. Воспользовавшись суматохой, арестованный спрыгнул с брички, перемахнул через невысокий дощатый забор, под лай собаки пересек двор, углубился в сад и начал пробираться к окраине Чижей.

— Ну и как, по-вашему, ничего странного в поведении конвоира вы не заметили? — нарушил Сергей затянувшийся диалог Тли.

Блаттлаус свел брови у переносицы. Тяжелая работа мыслей отражалась в его напряженном взгляде.

— Запросите разведывательный центр по поводу меня. Какие будут распоряжения? — не ответил он на вопрос.

— Задания вам поступают через меня. Там не поймут запроса, а в радиограмме появится большой вопросительный знак.

— У меня особое положение. — Фриц положил пистолет на стол, взял лист бумаги, написал: «Какое задание дать Усатому?»

— Зашифруйте, пожалуйста.

«Дурак дураком. Пистолет-то уже не успеешь схватить».

Зверь передал бумагу Ирине, не сводя глаз с немца, велел зашифровать.

— Пистолет не брать, — приказал Зверь, увидев попытку Блаттлауса исправить свою оплошность.

— Да, но…

Фриц умолк, увидев в руке Зверя маленький револьверчик. Часто перемаргивая, он растерянно молчал.

— Отойдите к стене. Пистолет вам пока не понадобится. Ирина свяжется с разведцентром, получит ответ, тогда видно будет, как дальше с Усатым поступить. А пока расскажите, откуда взялся у вас ТТ?

После минутного колебания Блаттлаус не без гордости рассказал.

Когда он пересекал какую-то улицу, нос к носу столкнулся со старшим лейтенантом, работником одного из отделов штаба. Тот был удивлен встрече, сказал, что его разыскивают. Потом, разглядев форму, испугался. Пришлось применить палку. Хотел воспользоваться его форменной одеждой, но послышались шаги патрулей. Пришлось немедленно ретироваться.

Прозвучал зуммер. Разведцентр ответил радиограммой на запрос резидента.

— Позвольте мне самому расшифровать? — тоном просителя с испугом прошептал Фриц.

Сергей усадил Блаттлауса за стол, передал ему кодовую таблицу, журнал радиограмм.

Декодируя группы цифр на листе бумаги, буква за буквой прочитал: «Усатый под арестом, как предатель подлежит немедленному уничтожению. Центр».

Сергей смотрел через плечо дешифровщика, пока текст не приобрел окончательного смысла. Немец вскочил как ужаленный, лицо его побледнело. Зло выговорил:

— Гад, успел сообщить!

После этого сник, затравленно глядя на Зверя.

— Кто этот гад? — быстро спросил Сергей. — Вот кого надо уничтожить в первую очередь. Видишь, как с его подачи расценили ваш арест в разведцентре. Там, видимо, подумали, будто Усатый перешел на сторону СМЕРШ!

— Пустоголовые!

— Кого вы назвали гадом? — повторил вопрос Зверь.

— Мне бы не хотелось о нем говорить. Еще есть возможность разобраться.

— У вас нет на это времени. Прочитать еще раз расшифрованную радиограмму?

— Не надо. Ее содержание я запомнил хорошо и вряд ли когда-нибудь забуду.

— Ну, так что? Исполнять предписание разведцентра? Или мы еще продолжим беседу?

— Что вы, что вы! Гадом я назвал лейтенанта Гаффера, он же Зевакин. У него своя агентурная сеть, но гораздо меньшая, чем у Зверя.

— Где работает?

— В хозяйственном управлении Юго-Западного фронта. Мы с ним поддерживаем личные контакты. Кроме него никто не мог сообщить о моем аресте разведцентру.

— Пароль есть?

— Нет, только личные контакты.

Зверь тут же сочинил легенду, будто одному из его подчиненных грозит арест и того срочно необходимо переправить через линию фронта; он, резидент, не имеет возможности сделать этого. Сатана говорил, есть где-то «коридор», по которому прибывают эмиссары, диверсионные группы из-за линии фронта, но толком ничего сказать не мог.

— Не знал о нем Сатана, — ответил Фриц.

Он несколько оживился, глаза перестали бегать. Начал увлеченно рассказывать, что ему известно о «коридоре». Указал ориентировочно место нахождения заброшенного участка шоссейной дороги, пересекавшей перпендикулярно линию фронта. Участок зарос травой, замаскирован лучшим образом. Немцы сделали тележку на шариковых подшипниках вместо колес, наподобие тех, которые применяют безногие инвалиды. Человек ложится на тележку, отталкивается руками, быстро и незаметно минует линию фронта. В обратную сторону едет другой или тележку оттягивают назад телефонным кабелем. Этот метод использовали для доставки грузов от разведцентра, но вмешались пограничники. Руководит сухопутной операцией капитан инженерных войск по кличке Жук.

— Настоящая его фамилия мне неизвестна, не видел я его ни единого раза, но звание настоящее. Все последние эмиссары приходили и уходили за линию фронта по его «дороге». Вопросы прибытия и убытия со мною не согласовывались. Не будут и вас ставить в известность, — на грустной ноте закончил монолог Усатый.

— Вы не сказали во время прошлой нашей беседы о своем месте службы, должности, — напомнил Зверь.

— Офицер отдела кадров штаба тыла Юго-Западного фронта.

— Как вы туда попали?

— Богдан помог. Козюк Богдан, младший лейтенант из СМЕРШ, друг детства, я вам о нем говорил.

— Прошлый раз вы мне не хотели называть его. Что изменилось теперь? СМЕРШ на прежнем месте.

— Тогда еще была надежда, Богдан поможет. Теперь ее нет. Гоффера он тоже знает, возможно, и сообщил ему о моем аресте.

— Случайно, от вашего осведомителя в СМЕРШ не приходилось слышать о капитане Довженко?

— Как же, в паре с Козюком работали. А зачем он вам?

— Хочу привлечь к нашей работе, наметились подходы. Говорят, грамотный офицер.

— Грамотей этот в Сталинграде остался. Он меня там едва не разоблачил. Спасибо, Богдан выручил, да так удачно, что сам Довженко оказался под следствием.

— Причина? — резко спросил Зверь, с ненавистью глядя на Усатого. — Что по этому поводу говорил Козюк?

— Точно не знаю, но какое-то дело тот идиот прикрыл, еще что-то приклеил ему Богдан.

— Живой?

— Насколько мне известно, до последнего времени был жив. Оправдывается перед следственными органами. Для нашего дела он, по-моему, совершенно не пригоден. Так вот и живем за счет других.

— Блаттлаус! Тля ты настоящая! Паразитируешь на судьбе хорошего человека, — не сдержался Зверь.

Немец внимательно посмотрел в лицо Сергея, прищурил глаза, опустил низко брови.

— Я вас узнал! — воскликнул он. — Вы капитан Бодров, старший оперативной группы. Мы ехали вместе из Сталинграда в соседних купе. Вот теперь до меня начинает доходить, в чем причина всех провалов. В разведцентре ломают головы: где корень зла? А он сидит передо мною и втихомолку улыбается своим успехам. Вы меня узнали?

— Безусловно. Активнее других подпевали «Гоп со смыком» да смотрели настороженным взглядом.

Неожиданным прыжком Усатый оказался у стола, схватил пистолет, резко повернулся, но Сергей опередил на мгновенье. Хук снизу отбросил нападавшего. Грянул выстрел, но пуля ушла в деревянный потолок. Тут же в комнату ворвались Иван и Мария.

Сергей подошел к лежавшему навзничь немцу, разжал закинутую за голову ладонь, освободил зажатый пистолет. Иван ногой перевернул Блаттлауса на живот, связал руки брючным ремнем.

Прошло несколько минут, прежде чем нокаутированный зашевелился, начал невнятно бормотать по-немецки, но постепенно взор его прояснился, Мария помогла сесть.

— Сколько же ты наделал бед для Германии! — после длительного молчания сказал он, глядя в пол. — Ведь догадывался — ты враг. Сожалею, что не застрелил, а мысль такая была. За неспособность вовремя сообразить порой людям приходится расплачиваться жизнью.

— Вы собирались сгноить меня в подполье. Как видите, не получилось. Придется вам вновь там подождать, пока не приедет Кавригин, — ответил Зверь.

XXXV

На фронте случается всякое. Но такого события, чтобы в громадном водовороте человеческих судеб отец с сыном оказались вместе откомандированными на решение одной и той же задачи, не должно было произойти даже по теории вероятности.

Сергей с отцом получили распоряжение ехать в Сталинград в командировку. Вернее, такую задачу получил Сергей, а Шведов обязывался обеспечить его автотранспортом.

Толчком к последующим событиям послужила докладная записка капитана Бодрова разведывательному отделу о событиях, связанных с задержанием собственного агента под псевдонимом Сыч в Суходоле под Сталинградом, о проведенном дознании оперуполномоченным особого отдела старшиной Козюком причин его гибели.

Сергей неоднократно намеревался снять с себя груз несуществующей вины за попадание чужой пули в изображение Сталина на груди Сыча, но опасался вовлечь в очередное рассмотрение вопроса капитана Довженко. Теперь же, когда узнал из уст Блаттлауса о судьбе оперативника, пришел к выводу, что тот находится под следствием из-за него. С этим и обратился к своему руководству.

С Бодровым долго беседовал начальник разведывательного отдела по существу докладной записки.

— Надо бы давно разрешить вопрос, — говорил Кавригин, привлеченный к участию в ее рассмотрении, — снять душевную тяжесть. Без этого нагрузок хватает.

Разведывательный отдел войск НКВД по охране тыла высказал просьбу СМЕРШ совместными усилиями расследовать факт связи младшего лейтенанта Козюка с вражеским резидентом в тылу Юго-Западного фронта, необоснованного ведения «дутого» дознания в отношении собственного сотрудника.

Результатом разбирательства явилось признание факта притупления бдительности со стороны сотрудника СМЕРШ Козюка, приведшего к срыву разоблачения группы вражеских агентов в районе Сталинграда, в оговоре им оперативного сотрудника СМЕРШ капитана Довженко. Козюк был отстранен от должности, материалы дознания направлены в военную прокуратуру.

Кроме того, группа дознавателей в ходе рассмотрения докладной записки Бодрова пришла к выводу об абсурдности обвинений со стороны особого отдела.

За умелые и грамотные действия по внедрению в диверсионно-разведывательную организацию «Гидра», последующую ее ликвидацию и разоблачение вражеского резидента в штабе тыла Юго-Западного фронта капитану Бодрову присваивалось звание «майор» с вручением ордена Красной Звезды. Начальник контрразведки СМЕРШ фронта наградил майора Бодрова именным короткоствольным итальянским двенадцатизарядным пистолетом «беретта».

— Более подходящего оружия для офицера особого назначения не придумаешь, — сказал он с улыбкой. — Оружие надежное, безотказное, но пусть оно тебе никогда не пригодится, а станет подарком на память. Если что, переходи к нам на службу. Пистолет — твой пропуск в наши ряды.

Были повышены в звании все офицеры оперативной группы Бодрова. Звание младшего лейтенанта получила Мария Коробова, Ирина — звание сержанта в должности радистки.

В период разбирательства по делу Козюка Зверю пришла радиограмма из разведцентра, в которой говорилось о необходимости немедленно прекратить функционирование «Гидры», уйти в глубокое подполье, ждать распоряжения о возобновлении ее работы по сигналу «Гидра, вперед!». Связывалось это с необходимостью передислокации разведывательного центра. Давался новый график работы радиостанции. Первый перерыв в работе определялся десятью днями. В радиограмме, кроме того, руководителю «Гидры» предлагалось принять меры к поиску причин ареста Усатого, к ограничению контактов сотрудников организации с неизвестными лицами. Он также уведомлялся в том, что в ближайшее время эмиссары разведцентра прибывать не будут. Если же таковые объявятся, они подлежат уничтожению как провокаторы и агенты СМЕРШ.

Руководство разведывательного отдела войск НКВД решило использовать образовавшееся «окно» в деятельности «Г идры» для командирования майора Бодрова в Сталинград с двоякой задачей. Во-первых, забрать из Сталинградского областного управления государственной безопасности находившегося там капитана Довженко и доставить его в контрразведывательную организацию СМЕРШ Юго-Западного фронта, а во-вторых, привезти оставшееся во время передислокации имущество разведывательного отдела. Сергею на период командировки разрешалось переодеться в военную форму, сбрить бороду, которая упрямо не желала расти так, чтобы замаскировать лицо. Усы оставлялись для солидности, майор все-таки!

Как поется в известной песне, «были сборы недолги…» На всю подготовку к поездке в Сталинград, а это сотни километров по разбитым войной дорогам, отводилась одна ночь. Вечером в «келье» Иван с Романом, Мария, Ирина и Людмила откровенно любовались своим командиром. Новенькие офицерские гимнастерка с брюками, хромовые сапоги, парчовые майорские погоны, боевые награды на груди на фоне «мужицкой» одежды подчиненных смотрелись! Не каждому военная форма к лицу. Для этого нужно иметь еще соответствующее тело. Командир оперативной группы был воплощением такого удачного сочетания.

Назначенный временно старшим оперативной группы капитан Блошкин, он же Иванов, обещал «замордовать» службой старшего лейтенанта Попова (он же Романов), младшего лейтенанта Коробову Марию, особенно сержанта Денисенко Ирину, не говоря уж о Людмиле Широковой. Однако майор распорядился «мордовать» только отдыхом, а службу нести лишь наблюдением за обстановкой.

Николай Дмитриевич до последнего момента не знал, с кем ему предстоит поездка в Сталинград. Хорошему шоферу на подготовку автомашины к длительному рейсу много времени не требуется. Она у него всегда в полной готовности. А то, что старшим является майор, так майоров много.

Не сразу старший сержант Бодров узнал сына в предрассветной мгле. Обратил внимание в первую очередь на усы майора. Представился. Ноги подкосились, когда тот сказал: «Па, ты меня не признал?»

Шведов сказал Сергею только перед отъездом, что ему предстоит совершить поездку с родным отцом. На радостях хотел расцеловать друга, но Анатолий отстранился — майорам не к лицу целоваться с капитанами.

— Доведись мне такое, расплакался бы от счастья, — сказал Шведов, — а у тебя лишь слезы навернулись. — И он обнял Сергея.

— Мужчины плачут от бессилия. А капитанам положено опускать руки по швам, когда их целуют старшие.

— Ну, так и быть, — согласился Анатолий.

В путевом листе на «студебекер» Шведов определил маршрут движения: Купянск, Миллерово, Сталинград; обратно — Сталинград, Михайловка, Купянск. Михайловку он вписал умышленно, давая возможность Николаю Дмитриевичу проследовать знакомым маршрутом, а Сергею встретиться с Зиной. В штабе на эту приписку не обратили внимания, подпись начальника разведывательного отдела скрепили печатью. Маршрут, таким образом, стал узаконенным.

С высоты птичьего полета можно было бы наблюдать непонятную картину. Выехала автомашина из Чижей, через пару километров остановилась; открылись дверцы кабины, вышли двое, у радиатора начали обниматься, целоваться и стояли в обнимку битых полчаса. Эмоции их перехлестнули через край, когда оказались вдвоем, без постороннего взгляда.

Скоро «студебекер» вновь запылил по прифронтовым грунтовым дорогам. Путники наперебой рассказывали друг другу о событиях последних месяцев в их судьбах, вспоминали Батурино, родных и близких. Отец рассказывал, о чем они писали в письмах.

Маршрут движения автомашины во многом повторял путь, пройденный ротой Сергея пешим порядком год назад. Те же разбитые дороги, помятые и сгоревшие лесные полосы, заросшие бурьяном поля, незатянувшиеся окопы. Но теперь не было немецких самолетов, бесконечных потоков людей в военной и гражданской одежде, гуртов скота, медленно бредущих в облаках пыли, степных пожаров, горящих населенных пунктов. Стояла тишина, встречалось множество автомашин, идущих в ту и другую сторону.

— Где была вся эта техника в июле прошлого года? — говорил Сергей. — Сколько было бы спасено человеческих жизней, будь она тогда у отступающих войск.

— Шведов мне рассказывал, как он побывал на том свете в воронке от авиационной бомбы.

Сергей смотрел на окружающий ландшафт. Вокруг — зеленое буйство июньского лета. Степь еще не выгорела, не видно нанесенных войной ран. Но это издали. Вот лесная полоса вдоль недалекой отсюда реки Оскол. Здесь рота несла службу войскового заграждения, в этом месте была собрана первая большая группа красноармейцев, с которыми не знали что делать.

Сын рассказал отцу, как пришлось решать проблему, которая сопутствовала им на всем протяжении отступления до Сталинграда.

— Будь автомашин достаточно, — говорил Сергей, — вон их сколько теперь, не было бы массового бегства по этой земле. Немцы на технике, а мы пешком. Намечает командование, на каком рубеже занять жесткую оборону, а когда подразделения приходят туда, их уже поджидают немцы. И так до самого Дона, где оборону держали уже другие войска. Те, что отступали, переформировывались.

— Сколько же километров наматывали вы за день по прокаленной и знойной степи?

— Семьдесят дней двигались мы от Северского Донца до Волги, причем только пешком. Выходит, в среднем рота ежедневно делала по одиннадцать с лишним километров. Но бывало, мы сутки, а то и больше стояли на одном месте, выполняя задачи войскового заграждения, а потом делали марш-броски на десятки километров.

— Где было труднее всего? — спросил отец.

— Везде было трудно. Каждый божий день — через силу, но под конец втянулись в такую жизнь, трудностей уже не испытывали. Недалеко от реки Айдар есть, вернее был, молодой лес, где немецкая авиация заживо похоронила Шведова. Там могла погибнуть вся рота. От леса того одни вывороченные корни остались.

— Как же вы тогда уцелели?

— В боевой обстановке жизнь подчиненных и его самого зависит от решения командира. Сообразил он вовремя, что делать и как, цель будет достигнута. Если этого не произойдет, значит, провал гарантирован, потери неизбежны. Я тогда подумал за немцев: «Что бы я сделал на их месте после понесенных потерь при попытке нападения на нашу роту?» Лес — цель очень удобная. Потому и подал команду немедленно покинуть его. Сообрази чуть пораньше, не было бы таких потерь тогда. До сих пор казню себя за это.

— От солдата тоже многое зависит, — не согласился отец. — Он самый главный в бою, да и в любой обстановке. Солдат делает основное дело. Что сделал, то и есть, куда дойдет — там рубеж и граница, оттуда начинаются другие задачи.

— Солдат — рука. Она действительно делает основное дело в войне. Но руки, как известно, исполнители того, что сообразит голова. Офицер в армейском организме и есть голова.

— Сынок! — Так обращался Николай Дмитриевич к Сергею дома, теперь слово само по себе непроизвольно возникло. — Анатолий Алексеевич рассказывал, и по его воспоминаниям я достаточно полно представляю вашу службу прошлого года. Но я не имею представления, чем ты занимаешься теперь. Вроде бы ты сейчас не командир подразделения, не на фронте, да и там затишье, а орден тебе дали, да еще в звании повысили. Мне это непонятно.

— Па! Не бери в голову. Тебя тоже наградили и в звании повысили, а тоже не на фронте. Иногда в тылу бывают дела не менее важные, чем на фронте. Я еще не закончил выполнять задачу, которая мне поручена. Она не подлежит разглашению. Не обижайся, останемся в живых, придет время — расскажем друг другу, что с кем было и как. Одно лишь скажу, но без пояснений и тем более разглашений. Должность у меня — офицер особого назначения. Как только закончится наша с тобой прямо-таки счастливая командировка, с той же минуты мы не имеем права даже виду подавать, будто знакомы, тем более что родные. Причем в любой ситуации.

— Опасно?

— Я на переднем крае. А там не бывает неопасно. Но пока, как видишь, жив. Буду надеяться и впредь оставаться таким же. Так что внуку ты еще расскажешь о наших делах.

— Внуки! Будут ли? Этой чертовой войне конца и края не видать, не до свадеб теперь.

— Почему ты так, па? Внук-то у тебя должен быть, время ему уже появиться на свет божий. Анатолий Алексеевич тебе ничего не рассказывал?

— Нет. Поясни. Что-то ты уж больно загадочно начал говорить, — с удивлением спросил отец.

— Зина должна родить мне сына.

— Вот те раз!

Николай Дмитриевич резко затормозил. Автомашина остановилась посредине дороги. Шофер сосредоточенно уставился в невидимую точку, часто моргал, посматривал на сына. Мысли веером кружились в голове, на языке вертелось множество вопросов.

— Когда ты последний раз с нею виделся?

— Где-то в конце августа прошлого года.

Отец пошевелил губами, делая какие-то вычисления, хмурил брови, опускал, затем поднимал голову.

— Ты с нею переписывался?

— Нет. Мое теперешнее положение не позволяет этого. Кое-какие сведения мне сообщил Анатолий.

— Шведов получил от Зины два письма. Что-то с головою у нее не так. Остальное вроде бы нормально. Но последнее пришло давно, месяца полтора назад. Каково сейчас ее состояние, неизвестно. У женщин в период беременности болячки могут обостряться.

— Будем надеяться на лучшее.

— Давай посидим на травке, побеседуем, — предложил отец, — я тебе расскажу, как Зина добиралась из Сталинграда до Михайловки и с какими приключениями. Похоже, нынешние ее головные боли с ними связаны. Ты знаешь о них?

— Анатолий рассказывал. За каждый неверный шаг рано или поздно приходится расплачиваться. Дернуло ее глядя на ночь отправляться в путь с незнакомым человеком.

— Домой к матери спешила, — как бы в оправдание ответил Николай Дмитриевич.

Стали обедать. Отец на ломтики хлеба накладывал по паре зубчиков сала, наливал из термоса горячего чая, угощал сына.

Разговор во время обеда не шел. Оборвался, когда следовало бы продолжить речь о главном. Однако ни отец, ни сын не знали, как к нему подступиться.

— Что теперь? — после длительного молчания спросил Николай Дмитриевич.

— Не знаю, — со вздохом ответил Сергей.

— Дите-то наше! Нам и думать надо.

— Па! У тебя есть какие-то мысли, как в данной ситуации поступить? Что вообще в подобных случаях надо делать?

— По-моему, надо на обратном пути из Сталинграда заехать в Михайловку. Посмотрим на внука или внучку, на Зину, ее мать послушаем, что скажут, а там видно будет, как нам себя вести. Дело-то серьезное. Сын или дочь, они твои, а ты их на всю жизнь!

— Как будет выглядеть наш визит со стороны? Кто мы и как будем представляться Клавдии Сергеевне, Зине?

— Так и представимся, ты отцом, я дедом. На слух эти слова не воспринимаются с первого раза, вот как сейчас, но потом привыкнем к этим званиям.

— Ладно! Пусть будет по-твоему. У меня своего плана нет. Но не с пустыми же руками приехать к дитю?

— В Сталинграде на рынке купим подарки, оставим денег для покупки необходимых вещей малышу, — ответил Николай Дмитриевич. — Станет наша с тобою поездка не просто командировкой, а путешествием с большими последствиями.

— Говорил мой начальник перед отъездом, командировка в Сталинград — дело пустяковое и нужна она лично мне как мероприятие психотерапевтического характера. Вроде бы расслабиться должен я во время поездки. Расслабиться, похоже, не получится. Чует мое сердце, события нас ожидают чрезвычайные.

Помолчали, глядя на проплывавший мимо ландшафт. Сергей не узнавал знакомых мест. Из окна кабины они смотрелись по-другому, да и зелень маскировала прошлогоднюю, выжженную солнцем степь.

— Я не знаю, что между вами произошло, — прервал молчание отец, — но чувствую, с Зиной у тебя что-то не так. Мне и не положено было знать это до сегодняшнего дня. Но когда речь пошла о родном, очень родном человеке, даже если он совсем еще крошечный, но уже с фамилией Бодров или Бодрова, теперь ваши отношения не только лично ваши, они и мои тоже. Дитю нужны отец и мать, иначе будет безотцовщиной. Для сына это очень плохо, для дочери еще хуже. Отношения к таким детям иное.

— Это мне известно.

— Какие чувства сохранились у тебя к Зине. Что осталось от того, что было?

— Все на прежнем месте, только в перегоревшем виде. Не знаю, как на них начнут накладываться отношения к ребенку. Когда появляются особые чувства к своему ребенку? — спросил Сергей. — И есть ли они, эти особые, как их уловить?

— «Ловить» их не придется. Как только увидишь крохотное существо, сразу же возникают чувства, причем не какое-то одно, а множество, и тут же оседают в душе. Ты сейчас знаешь, есть ребенок, твой, но он пока лишь в твоих мыслях. Когда же увидишь, возьмешь на руки живое существо, которому дал жизнь, его образ переселится в тебя. Точно так же обосновываются в душе внуки. Пока не знаю, но говорят, внуки там высвечиваются даже ярче, чем дети. Поживем, увидим!

Подъехали к Дону, когда солнце висело над горизонтом. С высокого берега реки во всю ширь просматривался поселок Калач-на-Дону. Чуть больше полгода назад вокруг гремели ожесточенные бои. Вот мост, который советские танкисты сумели захватить у находившихся там немцев целым и невредимым, тем самым обеспечили беспрепятственное продвижение наступающих подразделений. Сейчас это просто мост через Дон, нисколько не похожий на объект стратегического назначения.

Калач — большой казачий хутор. Огороды подступают к реке. Видны копошащиеся в земле женщины. На небольшом песчаном пляже подростки и детвора помельче приноравливаются к воде, бродят кто по колено, кто по щиколотку. Слышен девичий визг, крики пацанов. Какой-то смельчак поплыл вдоль берега. Вполне мирная жизнь, если бы не сгоревшие то тут, то там дома.

Вот так близко и осязаемо Николай Дмитриевич видел Дон впервые. Наблюдал однажды из окна вагона ночью водную гладь, мост. Теперь перед ним во всю ширь река катила небольшие волны, ветер доносил пропитанный речными запахами воздух — дыши и любуйся. Придется ли еще раз свидеться?

— Я тоже не думал больше побывать на берегах Дона после учебы в Ростове, — отвечая на немой вопрос отца, ответил Сергей, — а вот уже который раз переправляюсь через него и не могу наглядеться.

Путники заночевали в Калаче. Заехали в пустующий двор, остановились под разлапистой яблоней с большим количеством завязей. Сергей попробовал на вкус: пресные.

Вскоре возле автомашины появились пять-шесть пацанов, уселись плечом к плечу на поваленном стволе груши, смотрят на военных молча, перешептываются. Появился милиционер в гимнастерке с левым пустым рукавом, проверил документы. Рассказал, что хозяева подворья расстреляны немцами, а соседи присматривают за домом и садом. Сын на фронте, после войны возвратится — будет где возродить новую жизнь.

— Вы тоже здесь ничего не берите, не ломайте, — обратился страж порядка к военным. — Те мальчишки — в охране.

Сергей оставил отца в кабине, чтобы смог хорошенько выспаться на широком сиденье, сам забрался в кузов, приготовил именной «беретта» к стрельбе, переоделся в отцовы ватные брюки, телогрейку, подложил под голову вещевой мешок, набросил на ноги кусок брезента.

Ночь выдалась тихой, звездной, прохладной. С Дона слышался приглушенный шорох волн, всплески, тихие мужские и женские голоса. Он лежал с открытыми глазами, глядел на звезды. В летнем вечернем воздухе они сияли ярким светом. Вспомнились прошлогодние отступления. Тогда небо и звезды были серыми, чужими, смотреть на них не хотелось.

Подумалось: «Говорят, на огонь и воду смотреть не надоедает, а по-моему, на звезды тоже. Мерцающая красота!»

Только что смотрел на звездное небо, а отец уже тормошит: «Подъем!» Розовый восток окрасил алым цветом серые пушистые облака, верхушки деревьев, туманную даль над Доном.

Когда взошло солнце, путники по грейдеру мчались к Сталинграду. Панорама теперь — на сколько глаз хватает — иная, чем в Задонье. Повсюду видны следы недавних боев: побитая и сожженная боевая техника, изрытая воронками и окопами земля, безлюдье. У Мариновки свернули на Красноармейск. В городе в первую очередь отыскали рынок. Купили для малыша на пеленки три пары теплых байковых портянок, столько же хлопчатобумажных, одна бабуля уступила недорогое детское одеяльце: синее атласное сверху и ситцевое с внутренней стороны, две распашонки совершенно новые. Николай Дмитриевич для Зины приобрел без согласования с сыном красный вязаный шарф. Довольные покупками, направились в пригород. Бывшие штабные землянки различных управлений 64-й армии отыскали быстро. Здесь пока ничего не изменилось. Сооружения охранялись в ожидании, когда будет окончательно вывезено военное имущество. Нетронутым оно оказалось в землянках разведывательного отдела. Погрузка четырех столов, восьми стульев, двух сейфов много времени не заняла. Уставшие от безделья охранники в считанные минуты справились с работой, дополнительно набросали в кузов десяток лопат, ломов, кирок, пил.

— В хозяйстве пригодится это богатство, а здесь покрывается ржавчиной, — сказал седоусый старшина, — приезжайте еще.

Солнце было в зените, когда нагруженная доверху автомашина прибыла в Бекетовку.

В районе Сталгрэс в бывшей гостинице размещалось Сталинградское областное управление НКГБ. Майору Бодрову пришлось затратить немало времени, чтобы отыскать капитана Довженко. Оперативный дежурный лично ходил с Сергеем по кабинетам, но никто не мог сказать, где его найти. Посетили временный изолятор — длинный кирпичный барак с проходом посредине и камерами для содержания арестованных по обеим сторонам. Но и там капитана не было. Помощник дежурного подсказал, что в одной из землянок вблизи изолятора живет какой-то капитан. Сергей бросился бегом к указанной землянке, распахнул дверь — на боковой лежанке, выстеленной стругаными досками, в одиночестве сидел капитан Довженко. Он не узнал Бодрова, возникшего в ярко освещенном створе двери, вскочил, расправил под ремнем гимнастерку, представился.

Сергей обнял Довженко, дрогнувшим голосом сказал:

— Рад видеть вас, товарищ капитан, живым и, надеюсь, здоровым. Начал терять надежду отыскать оперативника СМЕРШ Юго-Западного фронта в этом… — Бодров покосился на стоявшего рядом дежурного, — богоугодном заведении.

— Рад за вас, товарищ майор. Думал, до конца войны не выберусь, как вы выразились, из «богоугодного заведения», — ответил Довженко. — Самая трудная работа приятнее безделья.

После вручения предписания капитану Довженко убыть в распоряжение управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта «студебекер» покатил к центру Сталинграда.

— Василий Иванович, — обратился Сергей к капитану, — как развивались события, связанные с попаданием пули в изображение Сталина на теле Сыча?

— Никак.

Довженко рассказывал, что на очередном докладе начальнику армейской контрразведки по делу капитана Бодрова полковник распорядился, чтобы закрыли его и не позорились перед разведывательным отделом войск НКВД по охране тыла, а в дальнейшем об этой глупости не вспоминали.

— Так было прекращено ваше дело, по которому не велось каких-либо записей. Началось на словах, ими же и закончилось. Я потом пытался вас найти, но не смог.

— Вы-то как оказались под следствием? Я все время думал, из-за меня пострадали.

— Следствия не было. Велось дознание по поводу… Вам вряд ли будет интересно слушать о наших внутренних контрразведывательных неурядицах. Они в любом ведомстве имеются. На меня бывший подчиненный настрочил всякой всячины, причем совершенно неожиданно, приводил трудно проверяемые факты. А тут передислокация, я остался в Сталинграде, так как дело касалось города. Я тогда не успел закончить оперативную разработку шпионско-диверсионной группы, материалы передал своему помощнику Козюку, но у него дело заглохло. Теперь мне придется начинать сначала. Тут меня вызывали один раз в неделю на собеседование, поговорит оперативник со мною о том о сем, да так интересно, что сам зевает. Жду-пожду, когда закончится зевотное дело, не разоблаченная мною вражеская группа действует, а я отдыхаю. Наконец вас дождался, теперь опять — за работу!

— Козюк отстранен от должности. Ведется следствие по поводу его связей с той диверсионно-разведывательной группой, которую вы не успели разоблачить. Он-то и помог Усатому, чтобы тот не оказался в военном трибунале.

— Откуда вам известно об Усатом и Козюке? — недоуменно посмотрел Довженко на Сергея. — Вас перевели на службу в СМЕРШ?

— По приказу НКВД СССР разведывательным органам войск НКВД по охране тыла действующей армии поручено ведение контрразведывательной работы на подведомственных территориях. Усатый попал в ее сети.

Николай Дмитриевич знал о Довженко из рассказа Сергея, внимательно вслушивался, о чем говорят офицеры. Не выдержал.

— Товарищ капитан, — обратился он к Василию Ивановичу, — превеликое вам спасибо за сына.

— О чем вы? — удивился Довженко.

— Майор Бодров — мой сын.

Капитан посмотрел на шофера, затем на Сергея с недоверием.

— Это правда? — улыбнулся он майору.

— Самый настоящий, родной!

— Чудес на свете великое множество, но такого в жизни не бывает, чтобы отец с сыном на фронте вместе по командировкам ездили. Начни кому-нибудь рассказывать, не поверят. И я бы не поверил.

— В этом путешествии вам предстоит встретиться еще с одним чудом. У меня родился сын! — воскликнул Сергей. — Мы вместе заедем к нему знакомиться.

— Возможно, и внучка, — заметил Николай Дмитриевич. — Наговоришь о сыне, а окажется дочка.

— Па! Я чувствую, я знаю, родился сын! Мне одна добрая пожилая женщина говорила, если очень и очень хотеть, чтобы родился сын, обязательно так и будет. То же самое и с дочкой. У меня же в мыслях только сын.

— Ну, дай бог! А внучка — тоже неплохо.

— Хорошо, что поведали об этом. Надо заехать на толчок, куплю подарок — в этих случаях гость всегда приходит с подарками для новорожденного и его матери. Счастливый вы человек, Сергей Николаевич. Кругом война, а вы новую жизнь народили.

— Да уж… — неопределенно ответил Сергей.

Сталинградская Дар-гора встретила путников тишиной.

На сгоревших подворьях изредка было видно людей, копошащихся на крохотных огородах. Но скособоченные жилые постройки уже обозначали будущие улицы. Ближе к Волге и вдоль реки сплошные развалины некогда больших зданий.

На удивление довоенный Вознесенский рынок работал! Времени до вечера оставалось не так уж много, а путь до Михайлов™ неблизкий, но Довженко не хотел ехать туда без подарков. Едва остановились вблизи рынка, он уже исчез в людской сутолоке и все так же стремительно появился в кабине. За короткое время успел купить детскую вязаную шапочку с длинными розовыми завязками и немецкие часы-штамповку.

— Для вашей жены часы, — сказал он, — ребенка надо кормить и гулять с ним строго по времени.

Центральная часть города заметно отличалась от Дар-горы. На развалинах крупных зданий, как муравьи на муравейнике, суетились люди. В ускоренном темпе ходили пары с носилками, складывались в квадратные кладки целые, очищенные от цементного раствора кирпичи: отдельно — красные, отдельно — белые, в большую кучу сносился металлолом. Возле универмага гремела музыка военного оркестра. Сам универмаг скалой уцелевших стен возвышался над окружавшими разрушенными зданиями. Возле руин вокзала вокруг бездействующего фонтана израненные пулями и осколками бетонные пионеры водили нескончаемый хоровод.

Все. Сталинград — позади. Теперь путь в Михайловку по подремонтированному грейдеру.

Погода стояла тихая, безветренная, дорога оказалась загруженной мало: изредка попадались автомашина или пароконная подвода. Навстречу бежали степи, лесные полосы, овраги, глубокие балки. Всюду преобладал зеленый цвет, но с серым оттенком. В родных краях бурьян, как и по Задонью, Украине, медленно, но настойчиво захватывал довоенные хлебные поля, сенокосные угодья. Повсюду нужны были руки хлебороба, земледельца. Путники с грустью смотрели на запустенье, не в силах ничем помочь.

Заметили они и другое отличие от тех мест, по каким проезжали вчера и сегодня: неразрушенные войной хутора, большой населенный пункт и железнодорожная станция Фролово. Вид у людей бодрее, жизнерадостнее, на улицах много детворы, хорошо одетых женщин. Все это поднимало настроение, разговор сам собою возникал по поводу увиденного.

Однако по мере приближения к Михайловке мысли Сергея чаще и чаще перескакивали на ожидаемую встречу с Зиной.

Каждое дело, будь оно большим или малым, преследует конечную цель. Если ее нет, получится в итоге бессмыслица. Какова она была у него, Сергей не знал. Пытался сформулировать какую-то мысль, продумать свое поведение при встрече, но ничего путного не получалось. Он лишь чувствовал навалившуюся усталость. Давило сердце, слабели колени. Десятки раз повторял слова, которые он скажет Клавдии Сергеевне, Зине, сыну или дочке, но тут же забывал их или они казались ему глупостью. Не мог сформулировать ответ на вопрос, если он возникнет: «Зачем приехал?»

«Надо ли было мне ехать сюда вообще? — рассуждал он сам с собою, когда отец с капитаном обсуждали обстановку. И тут же отвечал себе: — К сыну еду! Обязан его повидать, подержать на руках, поцеловать. Если что-то не получится, побуду немного с ним, и на том спасибо. Главное, после встречи я буду действительно отцом! Значит, не напрасно жил на этом свете. Это может подтвердить мой сын!»

Отец рассказывал капитану о красоте здешних мест, реке Медведице и лесах в ее пойме, Довженко вспоминал Днестр. Но их разговора Сергей не слышал. Он невидящим взором смотрел через лобовое стекло автомашины, убеждал себя в необходимости поездки к Зине, как бы мысленно оттягивал время встречи. Но известно, когда не спешишь, дорога становится короче. Только что была Арчеда, а под колесами «студебекера» уже прогрохотал деревянный настил моста через Медведицу. Потянулись большие и малые дубы, тополя, осины, кустарник. Не спеша через дорогу перескочил заяц, сел у большой осины, смотрит раскосыми глазами на громадного железного зверя с любопытством, без страха. Немного отвлек косой от навалившихся мыслей.

Николай Дмитриевич уверенно вел машину по кривым переулкам, потом выехал на широкую прямую улицу. Остановился возле большого дома под железной крышей с высоким крыльцом.

— Все! Приехали, — сказал он, поглядев на закрытую входную дверь.

Пассажиры молчали, разглядывая незнакомое крыльцо, зашторенное окно, не решаясь что-либо сказать и не трогаясь с места.

Неожиданно дверь открылась, на порожке появилась Клавдия Сергеевна. Сергей спрыгнул с подножки автомашины, шагнул навстречу. Женщина всплеснула руками:

— Сережа! Ты ли это?

Она заплакала и прислонила голову к его плечу. Не зная, как себя вести, Сергей начал машинально гладить женщину по спине.

— Клавдия Сергеевна, — с тревогой спросил он, — почему вы плачете. Что-нибудь случилось?

— Случилось, Сережа, случилось. И хорошее, и плохое. Сначала поздравляю тебя с сыном. Ему уже неделя.

Подошел Николай Дмитриевич, поздоровался. Со слезами на глазах Клавдия Сергеевна рассказала, что Зина последнее время мучается головными болями, а перед родами почувствовала себя несколько получше. Родила богатыря: вес три семьсот, рост пятьдесят пять сантиметров. Хороший здоровый мальчик, а у матери нет молока. Не знаем, что делать. Отпуск не дают, война, будь она трижды проклята! Зина едва с болезнью справляется. Няню не найти, да и в чужие руки малое дитя отдавать не хочется.

— Постойте здесь, — попросила Клавдия Сергеевна, — пойду Зину подготовлю к встрече, да и внука тоже.

— Что будем делать? — крайне озабоченно спросил новоявленный отец у столь же новоявленного деда.

— Обстоятельства складываются так, что внука надо везти в Батурино. Матери и Лиде легче будет с ним справиться. Вадим поможет. Молоко всегда есть. А тут чужие люди вокруг больной матери. Дитя загубить можно.

— Сколько забот родным прибавится!

— Что поделаешь, если судьбе угодно так распорядиться. Сыну твоему на роду написано жить в нашей семье.

— Неудобно все-таки получается: ни с того ни с сего — на тебе, мать, большую заботу!

— Сынок! Кто тебе еще и поможет, кроме своей семьи? Забота эта немалая, но приятная. Своя кровь, родная!

— Я здесь лицо постороннее, — вмешался в разговор подошедший к озабоченным попутчикам Довженко, — но по логике вещей Николай Дмитриевич прав. Не можем же мы сейчас взять и уехать, оставить малое дитя в безвыходном положении. Возьмите и жену вместе с ребенком.

— Она не поедет, — ответил Николай Дмитриевич. — Тут мать — врач.

— Зина может воспротивиться, — начал сомневаться в реальности плана Сергей.

— Уговори! Это твоя забота. Ты отец, имеешь полное право принимать решения в судьбе сына, особенно если мать больная. Зина тоже должна понять, взять нам с собою ребенка — лучший вариант на данный момент. Не прошла для нее даром травма головы в Котово. Если бы знал, что Зина носит моего внука, застрелил бы того гада в вонючем сарае.

— Угодил бы в штрафную роту.

— Дальше фронта не послали бы.

— Кто бы сейчас приехал за внуком? — улыбнулся Сергей.

На крыльцо вышла Клавдия Сергеевна, позвала мужчин войти.

— Ты сначала иди один, — сказал отец. — Повидайся с Зиной, познакомься с сыном, я войду попозже.

Клавдия Сергеевна тоже осталась на крыльце.

— Нам надо с Николаем Дмитриевичем потолковать, — сказала она. — Дела у нас с ним сразу возникли серьезные. Как-никак сватами оказались.

Женщина несколько успокоилась, на лице мелькнуло подобие улыбки.

— А ты уже майор! — обратилась она к Сергею. — Поздравляю! Зина рассказывала, какой ты боевой да бравый. А я помню тебя мальчиком-призывником. Повстречайся где-нибудь, не узнала бы. Вас, Николай Дмитриевич, — повернулась она в его сторону, — поздравляю с внуком! Радоваться бы, а тут слезы наворачиваются.

— Все наладится постепенно. Надо лишь нам сообща делать дела.

Николай Дмитриевич поделился планами выхода из сложившейся ситуации, рассказал, как живет его семья.

Сергей постучал сгибом указательного пальца в дверь, услышал знакомый Зинин голос: «Входи!» Приятной теплотой отозвался он в сердце, хотелось рвануться на звук, но сдержался.

Вошел. Зина лежала на кровати с подложенными под спину подушками. Между нею и стеной размещалась еще одна большая подушка, на которой копошилось крохотное существо с розовым личиком и растянутыми в блуждающей улыбке маленькими губками.

Сергей наклонился, поцеловал Зину в губы. Она заплакала. Он потянулся к розовому личику, поцеловал ребенка в щеку. Похоже, усы отца пощекотали нежную кожицу, сын изобразил широкую улыбку, открыл глаза, не мигая посмотрел на склонившегося над ним человека, еще раз губки ребенка дрогнули, и он тихо засопел. Сергей поднял подушку вместе с сыном, положил на один уровень с головой матери. Он смотрел на закутанное в одеяльце божье создание, пытаясь найти сходство с отцом и матерью. Но что можно увидеть в этой крохе! Лишь лобастая голова была похожа на бодровские. Такая она у деда, отца. Мой сын!

Зина не сводила глаз с лица Сергея, желая уловить в них ход мыслей. Вот он улыбнулся, глядя на ребенка, и радостная волна удовлетворения заполнила ее душу и тело, разом отхлынули навязчивые неприятные мысли, притихла головная боль. Она смотрела, как Сергей, склонив голову, рассматривает ребенка, заметила его удовлетворенный взгляд, улыбнулась впервые после родов.

Сергей поставил табуретку возле кровати, сел, посмотрел на Зину. Ее бледное осунувшееся лицо стало другим, не таким, каким ему помнилось. Невозвратная утрата девичьей прелести не коснулась лишь глаз, общего милого облика родного лица. Но лежавшие на поверхности одеяла руки были женскими. Сергей не смог бы сказать, что конкретно изменилось, только они были уже не девичьи.

— Ну, здравствуй, мать моего сына, — сказал он с едва заметной улыбкой, — рад тебя видеть. Слышал о твоей болезни, но представлял ее пустяковой. А она, видишь, оказалась серьезнее.

Зина протянула ему руку, попыталась улыбнуться, но слезы вновь наполнили глаза.

— Сережа, милый, — справившись со спазмой в горле и глядя ему в глаза, слабым голосом сказала Зина. — Прости ты меня ради бога за все, за все, за все…

Она вытерла платком слезы, но, вопреки желанию, они вновь наполнили красивые глаза.

— Я знаю, сколько причинила тебе душевной боли… Но в сердце зла не имела. Ты был в нем постоянно. Оно было всегда с тобою.

И гут майор Бодров четко и ясно сформулировал конечную цель своего приезда в эту комнатку, к лежавшим перед ним двум существам. Он приехал облегчить постоянно давящую душевную тяжесть, за этими со слезами принесенными извинениями, едва заметной улыбкой маленького человечка. Все остальное осталось за порогом. Еще час назад хотелось высказать Зине много нелицеприятных слов. Сейчас они растаяли, как июньский туман в лучах появившегося солнца.

Сергей взял Зину за руку. Она была холодной, влажной, безвольной.

— Сильно болит? — указал он кивком на ее голову.

— Свет белый не мил. Ни днем ни ночью нет покоя. Стоит Димке запищать, она начинает разламываться до тошноты.

— Ты его уже назвала?

— В честь твоего любимого дедушки. Ты мне однажды говорил о нем. Мне хотелось сделать тебе приятное. Документы мама уже оформила. Так что Димка уже гражданин СССР.

— А фамилия у Дмитрия какая?

— Бодров.

Сергей откашлялся, спазмы в горле перехватили дыханье, на глазах навернулись слезы.

— За это спасибо, — сказал он.

Запищал Дмитрий Бодров. Сергей вместе с подушкой перенес его на другую кровать, распеленал, положил на сухую байковую пеленку, неумело завернул и улыбнулся довольный. Улыбнулась и Зина, наблюдавшая за молодым отцом.

Вошел Николай Дмитриевич. Сергей приподнял подушку с сыном, представил:

— Бодров Дмитрий Сергеевич!

Непрошеные слезы навернулись на глаза новоявленного деда. Он взял подушку, поднял к лицу и поцеловал ребенка в широкий лоб. Посмотрел внимательно в личико.

— Наш! — сказал Николай Дмитриевич.

Глянул на Зину, покачал головой.

— Ты не очень изменилась, но лицо бледное. Вон ведь как обернулось дело. Но будем надеяться на лучшее. Мать обещает поставить тебя на ноги.

Зина слабо улыбнулась. Клавдия Сергеевна поправила подушку в головах дочери, приподняв ее повыше.

— Дочка! — сказала Клавдия Сергеевна. — Мы посоветовались с Сережей и его отцом, у нас есть единое мнение: Димке надо ехать в Батурино к бабушке Анне Михайловне. Поживет у них, а что дальше — жизнь подскажет.

Зина заплакала. Посмотрела сквозь слезы на Сергея.

— Так будет лучше для тебя, для него и для всех нас, — ответил он на ее немой вопрос.

— Уж больно он маленький…

— Пару часов потерпит, — ответил дед, — за это время мы будем в Батурино. К тому же мужчина он все-таки. А с бабушкой, тетей Лидой, дядей Вадимом Димка найдет общий язык быстро.

— Дай мне Диму, — обратилась Зина к Сергею.

Он положил спящего ребенка рядом с матерью поверх одеяла. Зина повернулась к Димке, поцеловала, уткнулась мокрым лицом в щеку сына, прижала к себе его головку. Навернулись слезы у стоявших возле кровати людей.

Начались сборы в путь-дорогу. Дитя малое, а имущества его набралось большой узел. Пока дедушка с бабушкой готовились к отъезду, Зина сказала Сергею:

— Посиди со мною немного. Встретимся ли еще?

Она взяла его руку, прижала к щеке. Помолчала.

— Встретимся, — заверил Сергей. — Завтра на обратном пути заедем на минутку. Расскажу, как встретили Димку дома, как вел себя в дороге. Пеленок нам хватит на дорогу, а там пусть бабушка заботится.

— Что обо мне подумает Анна Михайловна?!

— Мама у меня хорошая, — ответил Сергей, — ничего дурного о тебе она не скажет.

— Я знаю. Потому сразу согласилась, чтобы Димка к ней поехал. Хотя хлопот им всем прибавится.

— Мне пора! Путь неблизкий.

Сергей поцеловал Зину, отошел к двери, обернулся.

— Ты правда завтра заедешь? — спросила она.

— Я свои обещания выполняю.

Коротко кивнул головой, круто повернулся и вышел.

Возле автомашины Клавдия Сергеевна поцеловала внука, на вытянутых руках как бы преподнесла, передала ребенка отцу.

Сергей тоже на вытянутых руках принял сына, прижал к груди. Посмотрел Клавдии Сергеевне в глаза.

— Так уж на самом деле худо?

— Будем надеяться. Душа у нее больная в первую очередь. После твоего визита должно наступить улучшение. Хочу этому верить. Сообщать о себе будешь?

— Нет. Служба у меня такая.

— Скажи об этом Зине.

За Михайловку на грейдер выехали, когда солнце клонилось к закату. Потянулись родные просторы, только любоваться бы. Но теперь все внимание к мальчику. Аккуратно вел машину дед, но все выбоины не объедешь, шум двигателя встревожил ребенка. Начал плакать, выворачиваться из пеленок. Сергей держал сына на коленях, потом откинулся на заднее сиденье, положил детскую головку на предплечье лицом к лобовому стеклу. Замолк сын. Широко раскрытыми глазами уставился в движущиеся навстречу объекты.

— Похоже, понимает, а? — удивился Довженко.

Он был на подхвате в обязанностях няньки и тоже являлся крайне заинтересованным лицом в спокойном поведении малыша.

Вскоре глаза ребенка начали закрываться, и он заснул на руках сиявшего от радости отца. Въехали в Батурино после захода солнца. Семья сидела на крыльце, наслаждаясь вечерней прохладой. Когда «студебекер» остановился рядом и с обеих сторон кабины вышли военные с ребенком на руках, немая сцена длилась еще долго.

— Ой, папа! Ой, Сережа! — первой нашлась Лида. — Ой, а это кто?

…Проговорили, проплакали до полуночи, а с рассветом — к дедам в Г оршовку. По сведениям Анны Михайловны, у бабы Фени была «трава от головы». На бабушку пришлось брызгать водой, чтобы очнулась от обморока. Растрогался до слез дед Дмитрий Карпович, когда узнал, что правнука назвали в его честь Дмитрием. Выпили у дедов по кружке парного молока и снова в путь!

В Михайловку прибыли, когда солнце поднялось уже высоко. Туман в балках рассеялся, наступил теплый летний день.

Зина сидела на кровати. Ждала. Не скрывая радости, потянулась навстречу вошедшему Сергею. Клавдия Сергеевна была на работе.

Он пожал ее руки, поцеловал, сел напротив. Рассказал о поведении Дмитрия в дороге, о встрече с родными, дедами, передал наставления бабушки, как делать отвар из привезенной травы, как прикладывать примочки к голове и когда. Посмотрел внимательно в глаза Зины.

— Мне пора ехать. Служба!

— Можно писать тебе письма?

— Пиши на… отца. Мне писать нельзя. Если изменится служба, сообщу.

— Знаешь, — сказала Зина, улыбнувшись, — я вроде бы выплакалась. У меня легче стало на душе, голова заметно прояснилась. У меня даже беспокойство за Димку пропало, такое ощущение, будто он никуда не уехал, а где-то рядом со мною.

— За сына и впредь не беспокойся. Лида вокруг него — вьюном, никого не подпускает пеленать и кормить.

— Спасибо тебе, Сережа, за все, за все. Когда я ставлю себя в мыслях радом с тобою, мне кажется, прожила я короткую жизнь без толку. Мне бы тебе помочь, да ничего я не могу.

— Зря ты так. Ты родила новую жизнь, нашего сына! Ты мать!

— Еще раз, Сережа, спасибо тебе за хорошие, очень важные и нужные для меня слова. Они пробуждают во мне искорку жизни, надежду.

— Мне не хочется уезжать от тебя.

— А мне не хочется, чтобы ты уехал навсегда.

Оглавление

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

XXXIII

XXXIV

XXXV Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg