«Бомба для Аль-Каиды»

Бомба для Аль-Каиды (fb2) - Бомба для Аль-Каиды 999K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Павлович Сапсай - Андрей Юрьевич Анисимов

Андрей Анисимов. Александр Сапсай Бомба для Аль-Каиды

От авторов

В жанре фэнтэзи в качестве героев своих произведений писатели редко выводят реально существующих персонажей, не изменяя их имен и фамилий. В данном случае авторы позволили себе использовать имя Юлии Владимировны Тимошенко и очень надеются, что эта умная и красивая женщина поймет мотивацию художественного приема правильно и не обидится.

Попытаемся в нескольких словах пояснить, что подвигло нас к такому решению. Не случайно в ряде стран Европы и всего мира сегодня народы выбирают своих руководителей из представительниц прекрасного пола. По нашему убеждению, человечество в ближайшие годы ждет не одно суровое испытание. Женщина по своей природе мать, она на уровне подсознания относится к своим подданным как к детям и будет стараться, насколько возможно, уберечь их от беды, Естественно, и у наших дам имеются тщеславие, жажда карьеры, а также желание нравиться окружающим. Но они лишены того азарта, который часто управляет мужчинами – азарта быть первым любой ценой. Также приносим извинения и Георгию Левановичу Хаиндрава, человеку по своей первой профессии творческому, на сегодняшний день занимающему пост государственного министра Грузии.

Представляя книгу на суд читателя, должны извиниться и перед ним. Действие романа происходит в недалеком будущем и рассказывает о событиях, способных кое-кого испугать или возмутить. Очень надеемся, что реальное развитие истории не станет повторять сюжетных коллизий литературного произведения. Но что бы нас не ждало впереди в России, на Украине или в Грузии, наши народы должны жить в мире, уважая интересы друг друга. И если данная книга хоть на долю сантиметра послужит этой цели, авторы свою творческую и гражданскую миссию вправе считать удавшейся.

Днепропетровск. Отель «Парус».

Из записной книжки Игоря Клименко.

11 октября 2010 года.

Итак, я в Днепропетровске. Поселился в «Парусе» на двадцатом этаже. Отель строили почти сорок лет и, наконец, кажется, закончили. Везде пахнет свежей краской, но подо мной Днепр. В ресторане гостиницы цены астрономические. Раскошелился на яичницу и чай. Вернулся в номер. Заказчик выдал мне список людей, у которых я должен взять интервью. Первой в списке значится Зося Голопупенко. Рядом с цифрами телефона стоит фамилия, которую я должен ей назвать. Звоню по первому номеру. Называю себя и эту фамилию. Мне тут же предлагают приехать. Записываю адрес и выезжаю.

Днепропетровск. Улица Шмидта.

11 октября 2010 года.

Интервью с «однокашницей» Зосей

Дверь открыла полная женщина с огромной грудью. Я даже испугался. Столько прелестей и так близко. «Ты кто?» – спросила она, преградив дорогу в свои апартаменты. Я слышал, как в квартире орали дети, а из кухни несло борщом. Я назвался и назвал имя Макара Дыбы. Она сразу заулыбалась и отодвинула могучий торс, давая мне дорогу. Везде висели, лежали и свешивались ковры. На комоде, в окружении хрусталя и дорогой безвкусицы, сверкали золотом и глазурью фарфоровые стаканчики в виде рыбок, а в простенке едва умещался огромный экран японского телевизора – днепропетровский бомонд уважал размах. Меня усадили в кресло, предварительно согнав с него огромного кастрированного кота Тараську, и захлопнули дверь к орущим детям.

– Мне о тебе говорили. Ты москаль? – Я промолчал. – И я не хохлушка. Родители тут с войны осели.

– А я как раз украинец. Отец учился в МГУ, женился и остался в Москве.

– Неважно. Жрать будешь?

– Спасибо, я сыт.

– Напрасно, а то борща насыплю. Гарный борщок Дунька сробила.

Я удержался, хотя назвать свой завтрак плотным никак не мог.

Она сняла фартук и уселась напротив. Огромные груди без фартука выглядели еще монументальнее. Я включил диктофон:

– Мне сказали, что вы вместе учились. Можешь о ней рассказать?

– О премьерше, что ли? Покоя от вас нет. То один борзописец домогается, то другой. Я жинка застенчивая. Мне гутарить дюже трудно. – Она явно наслаждалась своей ролью, но пыталась скрыть это и набить себе цену. Маленькие заплывшие глазки буравили мне внутренности. Мне казалось, что моя слепая кишка скручивается от ее взгляда. – Да чего о ней гутарить? Училась она через пень колоду. Все больше что-нибудь спереть старалась. Оне же с матерью голодранцы. Жили без чоловика, як попрошайки… За гарну отметину с пятнадцати року готова была под учителя лечь. Уж не упомню, кода по рукам пошла. С детства этим местом и робила. И так до самого верху.

Я опешил. Такое о первой леди державы не всякий журналист переварит.

– Больно у тебя все просто. Значит, этим местом, говоришь? Что же, оно у нее золотое или платиновое? Ваши хохлушки у нас на Тверской за двадцать долларов стоят, а премьер-министров из них что-то не получается.

Она на секунду задумалась. Глазки забегали, оставив в покое мою прямую кишку. Но быстро нашлась:

– Надо знать, кому давать, мил человек. Вот в этом она дюже разбиралась.

Я не верил своим ушам! Если так и дальше пойдет, я скоро отработаю аванс. Но что-то меня насторожило. Показалось, что ответами бабы руководила или черная зависть к бывшей однокашнице, или это хорошо поставленный и отрежиссированный кем-то номер. На такой примитив я не рассчитывал, но игра требовала продолжения. И я продолжил:

– Что же люди ее на руках носят? Особенно сейчас? Во время Большой войны не до сантиментов. Я слышал, многие связывают с ней надежду выжить.

Она посмотрела на меня, как на несмышленого ребенка:

– Со страха и с чертом кохаться станешь. Народ эвон как напуган.

Я не сдавался:

– У вас не такой большой город, как же она с репутацией малолетней потаскушки замуж вышла? Уж, наверное, отец жениха справки о будущей невестке навел? Возможности у него были.

На этот раз она раздумывала дольше:

– Эта прошмандовка и под тестя подлегла. А чоловик исть чоловик. Начальник зрвсегда кобель. А она молодэнька была, складнэнька. Вот и попала в семью. А потом долго грехи замаливала, на церковь жертвовала. Денег не жалела, шоб от грязи отмазаться.

– А деньги откуда? При муже на панель не пойдешь.

– Людей дурила. Клубы пооткрывала, кино. Потом их семейство бензин прихватило. Мой-то батька проморгал, а они нет. А уж когда хватился, поздно было. Весь Днепропетровск под ними.

В это время в детской раздались жуткий грохот и отчаянный визг. Несмотря на свои объемы, хозяйка мячиком подскочила с кресла и метнулась на крик. Через минуту вывела за ухо заплаканное чадо.

– Подывитесь на внучка. Не успела отвернуться, пальму раскокошил, сатаненок.

Я выключил диктофон и поднялся:

– Спасибо. Вы мне очень помогли.

Она еще раз предложила «насыпать» мне борща и проводила до парадного. На пороге я решил уточнить:

– Вы с первого класса вместе учились?

– С этой гадюкой!?

Я сформулировал иначе:

– С премьер-министром вашей страны?

– Ни, я с ней вообще не училась. Мы с Запорожья приихали, когда она уже в институт пристроилась. Люди про нее шушукались. Ты же сам гутарил, что у нас город небольшой. Тут правды не схоронишь.

Москва. Проспект мира.

Квартира писателя Игоря Клименко.

11 ноября 2010 года

«Она обыкновенная блядь, и твоя задача, чтоб об этом узнали все.

– Если обыкновенная и все так просто, за что пятьдесят штук баксов? Мне в издательстве платили в пять раз меньше, и я считал, что это совсем неплохо.

– Во-первых, за скорость, а во-вторых, за риск. Если она пронюхает, тебя шлепнут.

– Все так серьезно?

– В наших делах разное бывает. Политика штука тонкая», – вспомнил журналист свой разговор с заказчиком.

Игорь Васильевич Клименко вернулся в Москву утром. Бросив в прихожей старенький чемоданчик с примотанной изолентой ручкой и прихватив кипу корреспонденции, скопившейся в почтовом ящике, прошел в кабинет и, не раздеваясь, уселся в кресло. Он давно не занимался журналистикой, зарабатывая себе на хлеб сочинением фантастических романов. Его уже заметили, и определенный круг читателей с нетерпением ожидал очередной книги. Но началась Большая война, и книги покупать перестали. Клименко попытался вернуться в газету, но как журналиста его успели забыть и предлагать работу не спешили. И даже протекция близкого друга Тимофея Старкова не помогла. А Старков себе уже заработал имя фронтовыми репортажами. Вся страна знала, что его ранили и он по ранению в отпуске. И в газете с его мнением считались. Игорь Клименко мечтал о фронте и готов был отправиться в самую пасть Аль-Каиды. Но свободных средств на содержание второго спецкора редакция не имела, и Клименко вежливо отказали. Жить стало не на что, а тут такое предложение.

Возможно, если бы только деньги, он бы и не согласился. Денег заработать неплохо, но пачкать свое имя, ввязавшись в политические игры пусть даже другого государства, ему претило. Заказчик сомнения сочинителя заметил и, видимо, ход его мыслей уловил верно: «В качестве премии обещаю вам место спецкора в одной из центральных газет. Вы же рветесь на фронт?»

И сочинитель не устоял. Командировка закончилась, и хоть аванс лежал в ящике письменного стола, Игорь понимал, что к этим деньгам не притронется. Оставалось сдать свою квартиру и переехать к отцу.

Сидя в кресле, он пытался понять, почему же сразу не сообразил, с кем имеет дело. А собственно, что он ждал? Ему же при встрече объяснили установку. Она обыкновенная и все такое. А причина была и гораздо серьезнее, чем деньги и обещание работы. Эта женщина поддерживала связи с ультранационалистами. А их Игорь ненавидел с детства. Политика, который не стесняется использовать черносотенные знамена, Клименко считал врагом.

В кабинете пахло застарелым куревом и давно не проветренным жильем. Он встал, распахнул балконную дверь, машинально нащупал в кармане пальто пачку сигарет. Балкон занесло снегом, и на нем осталось множество птичьих следов. Воробьи и голуби, привыкшие, что их тут подкармливают, продолжали прилетать, хотя он уже месяц как отсутствовал. Месяц назад еще и снега не было.

Клименко тогда ответил заказчику: «Не знаю, что получится. Я и газету тогда бросил, потому что надоело заниматься «чернухой». И от политики давно отстал».

Заказчик зло хохотнул: «Политика это деньги. Ею занимаются воры, проститутки, аферисты, иногда фанатики. Публика как раз для беллетриста». Игорь помнил, что его это заявление покоробило, и возразил: «Простите, но я не считаю нашего президента ни вором, ни аферистом, а уж тем более проституткой. Он может мне нравиться или нет, это другое дело, но уважения он заслуживает хотя бы как военный летчик. Он своей жизнью рисковал».

«У вас президент кадровый вояка, а вовсе не политик. Его назначили, он исполняет. Может быть, москалям в случае с ним повезло. Москву пока не бомбят. Но давай ближе к делу».

При первом разговоре Клименко подметил – заказчик тип неглупый, но законченный циник. Это был красивый мужик, моложе полтинника, но значительно старше сорока. Клименко дал бы ему лет сорок семь. Виски у него начинали седеть, но морщин почти не намечалось, и глаза из-под светлых бровей смотрели на мир молодо и нагло. Говорил по-русски он совершенно чисто. И даже буква «г» звучала в его устах по-московски, а вовсе не по-хохляцки. Хохлы «г» произносят по-особенному.

После согласия литератора взяться за работу заказчик вынул конверт, раскрыл его и, показав пачку долларов, протянул ему: «Возьми аванс. Сделаешь работу, тут же полностью рассчитаюсь. И не забудь о сроках – в мае у нас выборы президента».

Материалов Клименко собрал достаточно, но садиться писать не собирался. После встречи в Киеве с Сергеем Павловичем Снегирем у него созрел план совершенно другого репортажа, но заказчику это бы не понравилось.

Застарелого табачный дух смешался с морозным сквозняком улицы. Он выбросил окурок, закрыл балконную дверь и, наконец, снял пальто. Рабочий стол, заваленный бумагами, никто не трогал с его отъезда. Игорь прошелся по квартире. В спальне полный порядок. Только женский халат на спинке кровати. «Галку недавно приводил», – подумал он о друге, которому оставил ключ. Тимофей после ранения получил в газете отпуск и мог наслаждаться встречами со своей возлюбленной. Отношения с женой у него давно перешли из лирических в родственные. Они дружили, но каждый жил своей жизнью. Тимофей встретил Галю.

«Везде убралась, а в кабинет не входила. Знает, что не люблю». На кухне тоже все прибрано, даже посуда, которую он так и не вымыл, теперь сияла чистотой в шкафу.

«Решится на второй брак, получит в хозяйки чистюлю», – усмехнулся Игорь, достал кофе, насыпал в кофейник, залил водой и, поставив на плиту, вернулся в кабинет. Долго смотрел в окно. «Вот у Тимофея с Галей любовь. Им хорошо, а я всегда один». Встретится ему девушка, понравится, он месяц-другой проводит с ней в охотку, а потом начинает скучать. Все молодые женщины через определенное время хотят замуж. Даже если они не высказываются вслух, об этом говорят их глаза, вздохи, рассказы о детях и счастье отцовства. А Клименко терпеть не может детей. Они его утомляют. К тому же он холостяк. Художнику обременять себя семьей опасно. Да и скучно это до чертиков. Вместо любимой женщины через полгода рядом с тобой привычная вещь.

Игорь уселся в кресло и посмотрел на календарь. Он оставался открытым на странице «10 октября 2010 года». Вырвал тридцать страниц, бросил в корзину и взял телефон. Надо было сообщить другу о своем возвращении. А то прилетят голубки, а гнездышко уже с птичкой. Но вместо этого позвонил заказчику.

– Здравствуйте, Иван Иванович, Клименко беспокоит. Извините, но я решил от работы отказаться. Можете забрать аванс. Ваших денег я не тратил. – Положив трубку, открыл ящик и, запустив руку в его дальний конец, достал конверт с долларами. Бросил его на стол и разложил газеты, что скопились в ящике. Из кухни запахло горелым. Он вспомнил о кофейнике и бросился туда. Кофе выкипел и залил плиту. «Вся Галина работа насмарку». Выругался, вернулся в кабинет и уткнулся в газету. За месяц, что его не было, многое изменилось. Армии «Аль-Каиды» уже стояли на границах России. Американцы доигрались. Они подготовили переворот в Узбекистане, назвав его «Розовым туманом». Но толпы на улицах вскоре сожгли розовые флаги и подняли зеленые. Да и цвет толпы тут же изменился. Из пестрой и разноцветной клумбы она превратилась в черный саван. Тут же активисты движения «Новый Восток» начали раздавать автоматы. Из манифестантов вербовались боевые отряды. Диг Хан итак собрал под свои знамена десятимиллионную армию, теперь в нее влились и узбеки.

«Интересно, сколько времени наш президент сможет удерживать нейтралитет?» – подумал Клименко и услышал звонок в дверь.

«Так и не позвонил другу. Сейчас будут неловко топтаться в прихожей. Пришли потрахаться, а тут я»… Он подошел к входной двери и, не спрашивая, распахнул ее. На пороге стоял заказчик, рядом с ним два молодых парня в длинных красных пальто. Яркие мужские наряды вошли в моду с осени 2009 года.

– Так скоро? – Удивился Игорь.

– Да, раз вы отказываетесь, должен незамедлительно вернуть деньги. Я плачу не из своего кармана. Вот и кассиров привел.

– Пожалуйста, проходите.

Гости, не раздеваясь, прошли за ним в кабинет. Клименко взял со стола конверт и протянул заказчику. Тот кивнул на кассира:

– Это ему.

Игорь Васильевич протянул конверт молодому человеку и увидел, как «кассир» извлек из кармана пистолет с длинным дулом.

«Глушитель», – догадался сочинитель, вовсе не удивившись:

– Мы так, кажется, не договаривались… – Успел сообщить он посетителям и получил пулю в лоб. Второй «кассир», не обратив внимания на труп хозяина, спокойно подошел к компьютеру, включил его и пощелкал мышкой:

– По теме ничего.

– Смотри внимательно. Береженого бог бережет. Ищи диктофон и пленки, – распорядился заказчик, открывая по очереди все ящики письменного стола и по ходу знакомясь с их содержимым: – Тут тоже нечего.

Втроем они медленно обошли квартиру, заглянув даже в туалет.

– Похоже, и тут ничего, – констатировал один из «кассиров».

– Я ему советовал записей не делать. Может, и послушался, – ответил Иван Иванович, направляясь к выходу. Но в прихожей задержался, открыл потертый дорожный чемоданчик Клименко, увидел скомканное белье. Прихватив чемоданчик с собой, посмотрел в дверной глазок и выбрался на лестничную площадку. Два «кассира» последовали за ним. Напротив подъезда их ждала большая черная машина. Троица перешла улицу, уселась в нее и быстро уехала.

Вашингтон.

Арлингтонское Мемориальное кладбище.

11 ноября 2010 года.

Фил Далисенсен в ветровке выглядел далеко не столь внушительно, как в синей генеральской накидке. Навещая могилу сына в холодную погоду, он обычно приезжал на Арлингтонский холм, небрежно набросив синюю накидку на плечи, под которой виднелся белый китель. Белая светская форма отца, Гарри очень нравилась. Даже больше, чем вечерняя парадная. У нас сложилось мнение, что американские военные относятся к знакам воинский различий весьма фривольна, да и жесткой дисциплины не признают. Это мнение в корне неверно. В вооруженных силах Соединенных Штатов к ритуалам, и всевозможным формальностям придираются куда больше. Это касается и формы. Даже для генерала явиться на вечернее мероприятие в дневной светской форме нонсенс, а офицерам более низких чинов это грозит серьезными взысканиями. И если у российских военачальников существует форма на каждый день, или парадная, то у американских генералов разновидностей одежды гораздо больше. Светская белая форма сыну Фила нравилась особенно. Может быть, именно из-за нее Далисенсен-младший и мечтал дослужиться до генерала. Но Большая война оборвала мечту сына вместе с его жизнью. В память об этой мечте Фил и навещал могилу в белом кителе. Но сегодня он не желал выделяться. В американской армии и генералы, и сержанты носили одинаковые ветровки. И только полоски на брюках да герб на меховой шапке для внимательного прохожего открывал генеральский чин посетителя мемориального кладбища.

Генерал стянул с руки перчатку, бережно положил на гранитную плиту белую хризантему, постоял немного, привычным жестом пригладил вьющиеся рыжеватые волосы, надел шапку и медленно пошел к выходу. В конце «Аллеи героев» его уже ждал Майкл Славски. Тот в своей конспирации зашел еще дальше. Он явился в штатском. Но темно-серое пальто и мягкая широкополая шляпа не могли скрыть стати боевого генерала. Майк прилетел на две недели в отпуск из Юго-Восточной Азии и успел там загореть до цвета золотистого шоколада. Загар шел к его красивому, мужественному лицу, и Майкл выглядел великолепно. Но Фил прекрасно понимал, что этот загар коллега получил не на пляжах Полинезии, а в пустынях Кувейта, где каждый день рисковал жизнью. Славски служил в армии не для чинов и не для денег. Бригадный генерал был сказочно богат и мог позволить себе целыми днями играть в гольф и флиртовать с женщинами, но вне армии себя не мыслил. Он сам напросился на один из самых опасных фронтов Большой войны. Раньше он служил в Калифорнии, командуя одной из военных баз на границе с Мексикой. Но после того как террорист-смертник подорвал его жену, подал рапорт с просьбой отправить его на передовую.

Генералы молча пожали друг другу руки. Со стороны могло показаться, что встретились не слишком близкие приятели. До недавнего времени так и было. Их сблизило горе и ненависть. У Фила Далисенсена аль-каидовцы убили сына, у Майкла Славски отняли любимую жену.

– Где Эндрю и Рой? Ты с ними не встретился? – Спросил Далисенсен, натягивая перчатку.

– Коновер мне позвонил. Они немного опоздают. Самолет Роя приземлился чуть позже.

– Странно… Полковник всегда отличался пунктуальностью.

– Что-то его в Неваде задержало. Но они уже в пути. Думаю, пока мы дойдем до стоянки, подкатят.

Генералы не спеша двинулись по аллее.

– Я рад, что Эндрю согласился встретить Роя. – Сменил тему Фил Далисенсен: – Они ведь едва знакомы. А по дороге познакомятся поближе. К тому же я попросил Эндрю в общих чертах обрисовать наш замысел. По телефону я многого сказать, как ты понимаешь, не мог.

– Неважно. Рой тоже потерял близких при воздушном налете Аль-Каиды. Нас всех объединяет одно – желание уничтожить этих обезьян. И сделать это как можно скорее.

– Сделаем. Пяток таких ковбоев, как мы, способны надрать задницу обнаглевшим мартышкам.

Майкл тут же вскипел:

– Если бы не слюнтяйство президента и не ханжество Конгресса, мы давно бы с ними покончили. А теперь обезьяны того гляди сделают Бомбу!

– Откуда ты знаешь? – Удивился Фил: – От своего родственничка в ФБР? – Информированность коллеги удивила штабного генерала не случайно. На днях в штабе получили шифровку с грифом секретности номер один. В ней говорилось, что Диг Хан либо уже имеет ядерную бомбу, либо вот-вот получит. Правда, речь шла всего об опытном образце, к тому же не слишком большой мощности, но велика беда начало. А том, что кто-то еще мог знать об этом, Фил не подозревал.

– А ты думаешь, только штабные крысы вроде тебя в курсе секретов Диг Хана? – Усмехнулся Майкл, сверкнув крепкими белоснежными зубами. При его загорелом лице ослепительный оскал прямо-таки просился на рекламный слайд. Внезапно лицо Майкла посерьезнело, и он повернул голову в сторону площади перед мемориалом: – Гляди, кажется, они приехали.

Фил посмотрел на площадку для парковки и увидел темно-синий «Кадиллак», лихо вписавшийся в щель между машинами.

– Да, это синяя птичка Эндрю.

Огромный Эндрю Коновер с трудом разогнулся, выбравшись с водительского кресла. Заместитель начальника генерального штаба вообще приехал в кожаной куртке с меховым воротником и в джинсах. Один Рой Каллари прибыл в летной форме полковника ВВС. Эндрю пожал генералам руки, Фил с Роем обнялись. Они дружили еще со времен летной Академии и давно не виделись.

– Армия Соединенных Штатов в сборе? – Пошутил Майкл: – Куда отправимся? К Вашингтону на Марриот-стрит или куда-нибудь к французам?

– Мне все равно. Можно и на Марриот-стрит, – согласился Коновер.

– Нет, парни, в ресторан мы не пойдем, – отказался Фил Далисенсен: – Нам не нужна прослушка. Лучше прогуляемся к Джону. Я уверен, при нем нам бы не пришлось вести себя, как заговорщикам. – Джоном они называли Джона Кеннеди, прах которого покоился здесь же, на Арлингтонском холме.

Возле вечного огня в честь убиенного президента собралась небольшая толпа. Четверо военных встали поодаль. Фил заговорил первым:

– Итак, друзья, все мы в теме. Полковника Каллари я знаю много лет и полностью ему доверяю. Он настоящий янки, и на него можно положиться.

– Никто из нас в этом не сомневается, – белозубо оскалился Майкл.

Фил кивнул:

– Итак, к делу. На базе Роя имеется русский истребитель-бомбардировщик «Су-34». Он давно не поднимался в воздух, но думаю, привести его в боевую готовность не проблема. – Все посмотрели на полковника. Рой не возражал, и Фил продолжил: – Завтра мы втроем вылетаем на Украину. Это частный визит по приглашению их министра обороны. Я с этим парнем познакомился, когда они с военной делегацией прилетали клянчить «Миними» для своих десантников. Прослышали, что мы подарили некоторое количество этого старья грузинам. Ну и так далее. Мы дали. Я лично поддержал просьбу министра. Сам министр тогда наварил на этом деле около миллиона долларов. Получил бесплатно, а со своего премьера содрал деньги.

– Хороший мальчик. Его бы в Перу главным по борьбе с наркотиками. – Ухмыльнулся Эндрю Коновер.

– Не будем отклоняться от темы. – Поморщился Фил: – Итак, мы летим в Киев. В программе обед в загородной резиденции их президента. Он там пешка, всем заправляет дамочка премьер-министр. С ней надо держать ухо востро. Говорят, хитра.

– Хитра, а твой министр ее облапошил? – Ехидно вставил Майкл Славски.

– Доверяет своей команде. – Раздраженно пояснил Далисенсен: – Но мы к ее команде не относимся. Итак, я уверен, что за пару миллионов долларов этот парень выдаст нам парочку классных украинских летунов.

– Ты думаешь, на такие деньги он клюнет? – Удивился Майкл. Я понимаю, лет пять назад, два миллиона и для министра деньги. А сегодня что на них купишь?

– Вполне приличную недорогую машину. Он же украинец… – Ответил Фил, словно объясняя все нюансы национальностью взяточника.

– Но «СУ-34» аппарат русский. – Напомнил Филу полковник Каллари: – При чем тут украинские летчики?

– Раньше они там все были русские. И все летали на русских машинах. – Усмехнулся Эндрю Коновер.

Фил не желал спорить:

– Хватит, парни. У меня есть данные о двух конкретных офицерах – летчике и штурмане-операторе. Эти двое то, что нам надо. И не перебивай меня больше, Рой. Сначала дослушай.

– Прошу прощения, мой генерал. – Извинился полковник.

– Извинения принято. Если нам удастся в Киеве договориться, украинские летчики прилетят прямо на базу «Пикирующие святоши». Ни в ФБР, ни в ЦРУ об этом знать не должны.

– Как это можно скрыть? – Удивился Рой.

– Мы ничего скрывать не будем, но не станем и афишировать. Официально они прибудут к нам в рамках президентской программы по обмену опытом с представителями дружественных армий. Документ мы в штабе подготовим. Несколько чиновников ЦРУ поддерживают нашу операцию, а дальше уже, Рой, твои проблемы. Выдашь украинцам боевое задание и пообещаешь денежную премию по полмиллиона на душу. Для них это несметное богатство.

– Откуда деньги? Поинтересовался полковник. Управляя военно-воздушной базой, он неплохо разбирался в головоломках военного финансирования. Подобными премиальными средствами фонд его базы не располагал.

Фил кивнул в сторону Славски:

– Майкл выкладывает пятнадцать миллионов из своих личных капиталов. Одних украинцев на задание посылать нельзя. С ними полетит твое звено. Подбери ребят и положи на их счет по пять миллионов каждому.

Майкл решил уточнить:

– Эти деньги я выделяю именно на премию. На саму операцию понадобится гораздо больше. Я к этому готов.

Рой быстро подсчитал в уме:

– А что останется русским?

– Не русским, а украинцам. – Поправил Фил.

– Какая разница… – Отмахнулся полковник: – Ты же сам сказал, раньше все там были русскими.

– Разница огромная. Использовать русских самоубийство. Это скандал на весь мир, а для нас электрический стул. Украинцы другое дело. Молодая страна, дисциплины в армии никакой. Летчики проявили личную инициативу.

– Здесь вопрос тонкий, чисто политический. – Поддержал Фила Эндрю Коновер: – Русские пока умудряются не вступать в войну. Представляешь, как они отреагируют на подобную акцию?!

– Хорошо, генералы. Это я понял. Не понял, как поделить пятнадцать миллионов на пятерых, если троим выплатить по пять? А двое украинцев с чем останутся?

Фил усмехнулся:

– Трое твоих и получат по пять, чтобы этих двоих после задания не стало. Неужели непонятно? За простой боевой вылет таких денег не платят. Одна ракета – и их нет.

Полковник Рой Каллари достал из кармана платок, вытер со лба испарину и задумчиво произнес: – Это, генералы, самый трудный пункт в вашем плане.

– Ты же опытный офицер. Постарайся справиться с задачей. Свидетели нам не нужны. – Белозубо улыбнулся загорелый красавец Майкл: – Чтобы навсегда покончить с проклятыми обезьянами, стоит пожертвовать двумя иностранными парнями. Я же не жалею для этой благородной цели своих миллионов.

– Когда я буду знать о прилете русских? – Спросил Рой.

– Как только мы вернемся из Киева. – Ответил генерал Далисенсен и на сей раз не стал указывать полковнику, что русские и украинцы два разных народа: – А теперь, парни, поклонимся праху Джона, попросим его благословения и разойдемся. Мозолить глаза всей компанией не в наших интересах.

Вернувшись к парковочной площадке, мужчины расселись по машинам и разъехались в разные стороны. Все они, за исключением полковника Роя, имели в столице своих адъютантов и водителей, но на эту встречу каждый рулил сам.

Рой Каллари нанял такси. У него в Вашингтоне жила приятельница Кристина. До вылета в Неваду у командующего военно-воздушной базой «Пикирующие святоши» оставалось пять часов свободного времени, и он намеревался провести их достойно.

Москва. Проспект мира.

Квартира Игоря Клименко.

12 ноября 2010 года.

Возле подъезда она нерешительно остановилась. Тимофей Анатольевич пультом запер свой «Матис», взял Галю под руку и шагнул к парадному. Галя не двинулась.

– Что с тобой, лапа?

– А вдруг он приехал?! Неудобно, Тема, – ответила она и покраснела.

– Галка, ты чего? Игорек же свой парень! Мы с ним с третьего класса не разлей вода. Нашла кого стесняться?! И потом, если бы приехал, позвонил бы. Он же знает, что у меня комплект ключей. И неудобства в этом я не вижу. Мы же отрабатываем, ухаживая за его престарелым батюшкой. Особенно ты. – Она не ответила, но больше не сопротивлялась. Они вошли в подъезд. На шестой этаж поднялись на лифте, и он отпер замок. Впустив Галю, для порядка крикнул в глубину квартиры:

– Игорь, это мы! Игорек, ты здесь? – Ответа не последовало. Тимофей Анатольевич снял с Гали пальто, размотал шарф и поцеловал в губы. Подруга приняла его поцелуй, но не ответила. Ее не оставляло чувство неловкости, и встреча с любимым еще не нашла отклика в ее женском естестве. Одной рукой продолжая обнимать Галю, Тимофей Анатольевич другой повесил ее пальто на вешалку.

– Пойдем скорей в спальню. Я соскучился. – Она не возражала. Но и в спальне, когда он начал ее раздевать, оставалась скованной.

– Подожди, Тема. Дай, я хоть в душ схожу.

– Лапа, ты мне и так нравишься, – возразил нетерпеливый любовник. Но она высвободилась из его объятий и, прихватив с постели халат, который оставался здесь с их прошлого свидания, убежала из комнаты.

Он тут же разделся и, отбросив одеяла, улегся на постель. Его нетерпение проявилось весьма наглядно, но любовника это не смущало. Их роман длился уже второй год и перешел из стадии романтического ухаживания в полусемейную идиллию. Если Галю это и не вполне устраивало, Тимофей Анатольевич своим двусмысленным положением не тяготился. Он прожил с супругой пятнадцать лет, и последние пять они сосуществовали как два приятеля или родственника. Каждый жил своими интересами и своим кругом. Им обоим не хотелось ничего менять в ходе устоявшегося быта. С начала Большой войны они по-человечески сблизились. Но это была уже другая близость, к лирике отношения не имевшая. Его жена Даша, скорее всего, догадывалась о неверности мужа, но ревности не проявляла. Она, кажется, вообще на эту тему не имела мыслей.

Галю же, как всякую нормальную женщину, затянувшийся статус любовницы смущал. Она изредка поднимала щекотливый вопрос о браке, но откровенно настаивать на разводе Тимофея с Дашей не решалась. Особенно после того как он уехал военным корреспондентом на фронт. К тому же лишних денег ни у него, ни у нее не водилось, и о покупке квартиры оба мечтать не могли. Призывать же любимого к разделу семейного жилья ей в голову не приходило. Зная Тимофея, она догадывалась, что он этого делать не будет, и в душе была с ним согласна. Она и любила Тему за широту и отсутствие в коре его мозга меркантильной ячейки. А сама жила в малюсенькой квартирке с астматической мамой и пригласить его к себе и вовсе не могла. Так и тянулся их роман, застыв в переходной стадии. Иногда ездили на выходные к нему на дачу, иногда он выпрашивал ключи у друзей. Тема вернулся из госпиталя, и они снова стали встречаться, где придется. С Клименко им повезло. Тот отсутствовал уже месяц, и любовники, наконец, смогли уже в Москве насладиться обществом друг друга без спешки и нервозности. Но хозяин квартиры два дня назад прислал Теме электронное письмо, сообщив, что его командировка подходит к концу. Игорь Клименко, будучи тактичным человеком, понимал, что, вернувшись без предупреждения, может поставить друга и его приятельницу в неловкое положение.

Утром Тема несколько раз ему звонил и, не застав дома, решил, что сегодня они еще разок смогут воспользоваться гостеприимством хозяина в его отсутствие.

– Господи, хоть бы простыней накрылся, – среагировала Галя на откровенный призыв возлежащего на постели друга. Но, оглядев свежий шрам возле левого плеча, тяжело вздохнула:

– Бедненький ты мой…

– Ладно, иди ко мне. Сколько можно копаться! – Поторопил возлюбленную Тимофей Анатольевич, с трудом дождавшись, пока она присядет на постель. Наконец получив желанное тело, он наслаждался обладанием, не слишком заботясь об ответной женской реакции. Ему было хорошо, а она еще заведется. Гале часто требовалось гораздо больше времени для интимного настроя. Но сегодня ее отстраненная податливость затянулась. Удовлетворив первый накат страсти, он спросил:

– Ты чего сегодня, как неживая? Со мной после ранения что-то не так?

– Так? Не так? – Мы же не в Киеве, на майдане… – Улыбнулась Галя: – Ты доволен, значит все так.

– Чего это ты вдруг Хохляндию вспомнила? – Удивился Тимофей Анатольевич, не поняв странной ассоциации любимой.

– На носу юбилей их Оранжевой революции. У нас передовую о них дали с премьером на обложке. После того как турки совершили военный переворот, черноморский нефтепровод попал «Аль-Каиде» в руки. Понимаешь, что это значит? Снова приходится договариваться с хохлами. Вот и передовицу о них выдали.

– Понимаю, чего тут не понять. Они же все-таки братья славяне. Припрет, договоримся. Да хрен с ними, с нефтепроводами. Лучше поцелуй меня как следует…

Она приподнялась и прислушалась:

– Подожди, ты не слышал шороха в коридоре?

– Нет. Чего ты дергаешься? – Тревожная рассеянность любовницы начинала его раздражать. Тимофею Анатольевичу хотелось ее восхищения, ее нежного томления рядом. А она оставалась зажатой и отстраненной, да еще цитировала передовицы их газеты.

– Не знаю, Тема. Сама не понимаю, что со мной? Мне кажется, мы здесь не одни.

– У тебя глюки. Слишком много работаешь. Давно советовал уйти.

– Что значит уйти? Ты нас двоих не прокормишь. И чего ради я должна сидеть на твоей шее? Кстати, на мне еще мама…

– Найди работу в журнале, в еженедельнике. Когда номер выходит не каждый день, это все же не такой сумасшедший дом, как в ежедневной газете.

– Не надо сейчас об этом. Мне все же кажется, что в квартире кто-то есть.

– Кажется – перекрестись. Если злодей и прячется, то только в кабинете Игоря. – Усмехнулся Тимофей Анатольевич и взял ее за грудь. Она отстранила его руку и поднялась. Он лег на спину и, чтобы не сорваться на грубость, стал смотреть в потолок. Галя набросила халат и вышла из спальни. Отсутствовала она долго. Сначала он продолжал злиться, потом забеспокоился и поднялся сам. Не одеваясь, вышел из спальни. В квартире стояла гробовая тишина. Он открыл дверь в кабинет хозяина и увидел Галю. Она лежала на ковре, халат раскрылся, обнажив ее красивое золотистое тело. Он бросился к ней, и в этот момент заметил хозяина квартиры. Игорь сидел в кресле, за своим письменным столом, откинув голову. Все лицо друга залила кровь. Тимофей шагнул к креслу, дотронулся до его руки и ощутил мертвенный холод. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не закричать. Немного постоял, справляясь с сердцебиением, наклонился, поднял Галю, отнес ее на постель, затем побежал в ванную, смочил водой полотенце, вернулся и растер ей грудь, лоб. Галя открыла глаза:

– Он еще там? – Она спросила едва слышным шепотом.

Он понял и кивнул:

– Одевайся. Я сейчас позвоню. – Она не ответила, но попыталась подняться. Он подал ей руку. Когда она встала на ноги, выбежал в прихожую, достал из кармана плаща мобильный телефон и набрал номер милиции.

Горенка. Конно-прокатная ферма

В окрестностях Киева.

12 ноября 2010 года.

Министр обороны Никола Вениаминович Дыбенко пригласил двоюродного брата на верховую прогулку и теперь топтался возле оседланной лошади, приноравливаясь на нее забраться. Рядом с конюшнями стояли три джипа. Охрана, стеснительно наблюдая за нерешительными действиями босса, оставалась возле машин, и только их начальник, Виктор Заруба, возвышался своим мощным торсом над фигурой хозяина. Брат министра, Петр Макарович Дыбенко, ловко вскочил в седло

– Ты, Никола, вечно выкинешь финт ушами. В такую погоду только верхом кататься… – И хоть лицо его сохраняло маску отвращения, справлялся с лошадью он куда сноровистей сановного брата.

– Не скули, Петро. Верховая прогулка в любую погоду полезна. И в лесу поговорить можно. На деревьях Лазовой прослушки не поставит. Бюджет СБУ ему не позволит.

Виктор Заруба подсадил хозяина и, вложив ему в руки повод, спросил:

– Вас сопровождать? – Начальник охраны обладал зверской силой, но соображал туго. Никола Вениаминович ценил Зарубу за эту силу и преданность. Тот, не раздумывая, мог убить человека одним ударом кулака.

– Можешь нас сопровождать, Витя, но на расстоянии. Вы нас видите, мы вас нет.

Охранник уважительно кивнул и пошел открывать ворота. Он весьма гордился, что министр обороны, его хозяин, беседует с ним на равных. Но Заруба знал свое место и дистанцию соблюдать умел. Проводив удаляющиеся фигуры подозрительным взглядом маленьких бесцветных глаз, он побежал к машинам и уселся в головной джип. Охранники расселись в два других, и три джипа, дождавшись, пока всадники удалятся на приличное расстояние, медленно покатили следом.

Кроме двух братьев, охотников скакать верхом сегодня в Горенке не нашлось. Братья Дыбенко легкой рысцой пересекли пустынное поле, и Петр Макарович пришпорил своего скакуна. Его конь перешел в карьер, выбрасывая из-под копыт комья мокрого снега. На Украине установилась оттепель, и проселок начал подтаивать.

– Эй, нельзя ли потише!? – Крикнул вдогонку брату Никола Вениаминович: – Не на скачки собрались.

– Дай жеребчикам разогреться. Застоялись за ночь горемыки. – Ответил Петр Макарович, но коня осадил и любовно похлопал по холке. К лошадям и собакам, в отличие от людей, он испытывал нежность.

Минут десять всадники трусили молча. Сзади медленно катили джипы с охраной. За полем начинались парки Пущи Водицы. В этом пригороде Киева промышленных объектов не строили. Дубравы, чистый воздух и каскады прудов создавали рядом с мегаполисом зеленый рай. Недаром здесь скупали участки киевские богачи, и правительство Украины давно имело свои летние резиденции.

На дорожке, проложенной по берегу пруда, наездники перевели лошадей на шаг и пустили рядом.

Никола Вениаминович начал беседу с упрека:

– Судя по твоему звонку из Москвы, ты все просрал.

– При чем тут я? Этот кретин уперся.

– Не того выбрал и сорвал хорошее дело. Хоть следов не оставил?

– Ты же меня знаешь. – Ухмыльнулся Петр Макарович и, чтобы не удариться о сучковатую ветку дуба, пригнул голову.

Никола Вениаминович тяжело вздохнул:

– Ты меня оставил без выбора. Теперь одна дорога, придется вступать в «Национальный реванш».

– Ну и в чем проблема? Силовой вариант куда вернее. Чего ты трусишь? Я же вступил, и, видишь, пока жив.

Возле мостика Петр Дыбенко придержал свою лошадь, пропуская брата. Для двух наездников горбатый мостик оказался узковат. Джипам охраны пришлось объезжать стороной, но водители прибавили скорость и опять замаячили сзади.

– Тебе все равно, а я министр обороны. – Ответил Никола Вениаминович, дождавшись, когда попутчик снова окажется рядом.

– Пока, министр. – Многозначительно изрек Петр Макарович.

– Что будет потом, один Господь знает.

– И еще ребята из Национального реванша. – Ехидно уточнил родственник.

– Боязно мне, Петро. Слишком она хитрая. Может опередить.

– Эта сука тебе верит. А если она человеку верит, можешь быть спокоен, проверять не будет.

– Так-то оно так. Но есть один момент. Тут в Киев три американских генерала прилетают. Правда, неофициально, но все равно их визит от нее не скроешь.

– Зачем прилетают? – Живо заинтересовался брат министра.

– Пока сам не знаю. Но в разговоре мне намекнули, премьершу хорошо бы к ним не подпускать. Я договорился с президентом. Он устроит загородный прием и ее не пригласит. Там можно будет спокойно с американцами пошептаться.

– А кто переводчик?

Никола Вениаминович оглянулся на джипы охраны, словно опасался, что его услышат. Но внедорожники выдерживали дистанцию, и министр успокоился:

– Один из них говорит по-русски.

– Ну и считай вопрос решенным.

– Не скажи. Даже частный визит генералов Пентагона ее наверняка заинтересует. Мне придется темнить – вот и повод для подозрения.

– Выкрутишься.

– Как знать. Лазовой мне не очень доверяет.

– Натан большая сволочь. Его первым на плакучей иве повесим.

– Как бы он тебя раньше не шлепнул.

– Меня за что? Я простой украинский бизнесмен. Шпионажем не балуюсь, чинов не ищу.

– Ты в политику полез. В партию «Национальный реванш» вступил… А это уже не простой украинский бизнесмен. Кстати, как тебе партия?

– Партии все одинаковые. Верхушка жрет друг друга и рвет куски пожирнее. Простые члены платят взносы и бегают с лапшой на ушах.

– Не с лапшой, а со знаменами и лозунгами. – Поправил брата министр.

– Какая разница. Они все ждут, когда их флаги вместе с жидами и москалями по всему Киеву развесят. Чернь всегда жаждет кровушки ближнего. Но по библии ближнего нельзя, так хоть иноверца.

– Циник ты, Петро…

– Зато ты у нас, Никола, натура поэтическая. Доллары в рифмы укладываешь.

– Не напоминай, совсем доллар скатился. – Министр обороны смачно сплюнул и потянул повод. Они обогнули пруд и пустили лошадей рысью. Минут десять трусили молча. Когда снова перешли на шаг, Никола Вениаминович спросил у брата:

– Ты сам, Петро, веришь в эту затею?

– Верю, господин главнокомандующий. Сидеть тебе в кресле главы правительства. – Ответил Петр Макарович и пустил своего жеребца в карьер. Министр обороны хотел крикнуть брату, но передумал и поскакал следом. Ему вскоре предстояло испытание, во время которого удержаться в седле будет куда труднее.

Москва. Остоженка.

Квартира Василия Дмитриевича Клименко.

12 ноября 2010 года

Клименко-старший лежал в постели, накрывшись теплым пледом, и перечитывал документ. Сегодня утром он получил его из Германии.

«Сообщаем по вашей просьбе, что генерал-лейтенант Ренц, первый военный комендант Львова, за допущенные беспорядки в городе был расстрелян по личному приказу Адольфа Гитлера». Дальше шли даты и номера приказов. – Выходит, как я и думал, к погрому во Львове в день прихода немцев нацисты отношения имели, а вермахт, скорее всего, нет. Это совместные подвиги эсэсовцев и господина Бандеры…

Василий Дмитриевич Клименко родился в Черновцах. За неделю до начала Второй мировой войны семья переехала во Львов. Отец Дмитрия Васильевича служил офицером, и где ему жить и работать, решали за него.

Наступления армий Третьего Рейха произошли столь стремительно, что военкомат, где служил родитель, едва успел увезти своих сотрудников и часть архива. Эвакуировать семьи военных власти опоздали. Маленький Дмитрий остался с мамой в еще необжитой квартире. День, когда в город вошли части Вермахта, ребенок запомнил на всю жизнь. Это был самый страшный день в его жизни. Ничего страшнее он никогда не видел. Хотя повидать ужасов довелось немало. И дело было совсем не в солдатах вермахта.

Началось с того, что он вместе с соседскими детьми Розочкой и Ефимчиком побежал на улицу смотреть немцев. Те входили в город спокойно. Никакой стрельбы или сопротивления частям неприятеля никто не оказывал. Это были улыбчивые молодые парни в гимнастерках с засученными рукавами. Народ встречал их цветами. Они улыбались и подмигивали девушкам. Немцы маленькому Васе понравились. Понравились они и его друзьям. Розочка даже получила от немецкого офицера шоколадку. Они втроем бежали домой, чтобы поделиться с родителями своими впечатлениями. Мама увидела Васю в окно, выбежала на улицу, схватила сына в охапку и понесла домой. Из квартиры соседей раздавались душераздирающие крики. Перед их дверью стоял здоровенный мужик с обрезом.

«Ты кто? Наша?» – Спросил он у мамы. «Я Наталья Клименко, а это мой сын», – ответила женщина. «Эти тоже твои?» – спросил мужик, указав на Ефимчика и Розу. – «Это дети наших соседей», – ответила ему мама.

Дальше произошло нечто ужасное. Мужик схватил Розу за руку и прикладом обреза проломил ей череп. Девочка погибла мгновенно. Ефимчик бросился бежать, но мужик одним прыжком нагнал ребенка, поднял за ноги и швырнул вниз головой с лестничного пролета. Вася на всю жизнь запомнил жуткий крик своего маленького друга. Потом наступила тишина. Мужик улыбнулся, поднял с пола шоколадку, подаренною Розочке немецким офицером, и протянул Васе. Мама затащила сына в квартиру и заперла дверь. Ее трясло.

Мальчик тогда не понимал, что происходит и почему гражданские дяди с винтовками и пистолетами врываются в квартиры, вытаскивают женщин и стариков, зверски их убивают. Стоны и крики раздавались повсюду. Часть домов горела. Тогда он впервые услышал об «ОУН».

Это событие отложило отпечаток на всю его последующую жизнь. Василий Дмитриевич Клименко, окончив институт и став историком, много лет пытался разобраться, что представляла собой Организация Украинских Националистов и ее проводник (руководитель) Степан Бандера. Погромы в день прихода немцев во Львов многие связывали с его именем. Теперь Клименко старший знал об этом много, но продолжал наводить справки. Даже Большая война не отвлекла его от главной темы жизни. Кажется, какое дело старому человеку до исторических коллизий родины, которую он давно покинул? Да и его оппонент, академик Иван Гаврилович Ухтомцев, давно умер, и как будто теперь и спорить не с кем. Когда-то Ухтомцев ему бросил обидную фразу: «Вас, хохлов, больше пятидесяти миллионов, и вы единственный столь многочисленный народ Европы, никогда не имевший своей государственности. Даже ваш великий Богдан, выиграв крупное сражение, увел вас от поляков к москалям. Так что и политиков крупных вы не породили. Вот спевать вы умеете, и горилка у вас гарная, а вожди у вас мелковаты».

Эта фраза задела московского украинца за живое, и он занялся вековой историей родины. Степан Бандера его интересовал не только потому, что последние годы националисты опять лепили из него героя. Он считал Бандеру жестким бесчеловечным политиком, но отдавал должное его упорной борьбе с немцами и большевиками. Пожалуй, Степан Бандера первый огнем и мечом заложил основы новой украинской государственности. Это он через поколения довел до наших дней целую систему, способную выжить и спустя поколения претендовать на власть в стране. Но государство, возникшее под флагом ОУН – УПА, Клименко не прельщало. Будучи ученым, старик понимал – национализм плохой фундамент. Опыт немецкого народа послужил тому наглядным примером, и очередной документ из Германии лишний раз напоминал об этом.

Василий Дмитриевич отложил текст и прыснул в глотку лекарственный аэрозоль. Он никак не мог поправиться. Эти затяжные простуды мучили его уже несколько лет. Если заболевал в конце зимы, знал – до весеннего тепла с постели не встанет. В этот раз он простудился в ноябре, хорошего это не сулило. И как назло, сын уехал в командировку. Причем не сказал куда. Для порядка поинтересовался у отца, над чем тот сейчас работает. Василий Дмитриевич рассказал о послании из Берлина. От Львова времен оккупации разговор перешел к событиям не столь давним. Они поговорили об Украине периода Кучмы, и Василию Дмитриевичу показалось, что сына его ответы заинтересовали. Но на вопрос, куда едет, тот навел тумана, принес из аптеки пакет с лекарствами и растворился.

«Расти после этого детей!» – с горечью думал одинокий родитель. Правда, эти мысли не были до конца справедливыми. Уезжая, Игорь поручил его заботам друга. Тема с Галей каждые три дня навещали больного, и проблем с продуктами или лекарствами в отсутствие сына он не имел, да и одиночество особого не чувствовал. Давно научился занимать собственную персону без посторонней помощи. С ним были его мысли и его труды. Василий Дмитриевич высморкался в большой обрывок белой простыни и попытался дочитать текст, присланный берлинским коллегой, но понял – сосредоточиться на деталях далекого события сегодня не может. Тревожные мысли о сыне отвлекали. Родителю почему-то не понравилась командировка Игоря. И вчера утром, когда сын, наконец, приехал, разговора у них опять не получилось. Игорь посидел всего несколько минут, поинтересовался здоровьем отца и, попросив родителя принять на хранение конверт, перевязанный голубой тесемкой, пошел к двери. На пороге обернулся и добавил: «Через некоторое время я его заберу. А если не смогу, передай Теме». Отец возмутился и хотел спросить «Что значит – не сможешь?» Но Игорь уже сбегал вниз по лестнице.

Василий Дмитриевич ждал чадо сегодня, надеясь, что тот придет и расскажет, что все-таки у него происходит и, зачем он куда-то ездил. Чтобы скоротать ожидание, он включил телевизор. Передавали очередное экстренное сообщение. Василий Дмитриевич не слышал начала и не сразу осознал, о чем речь.

«Практически в один день перестали существовать все главные мировые центры науки и культуры. Несколько десятков смертников под видом посетителей сделали свое черное дело», – вещал диктор. На экране замелькали кадры репортажа с дымящихся развалин. Оператор снял ужасные картины, где среди изуродованных трупов, горели книги и живописные полотна. Затем опять появился диктор: «Уничтожены все старейшие университеты мира, все самые известные и уникальные музеи Европы и Америки. Оксфорд и Кембридж, Гарвард и Сорбонна, Лувр, Галерея Уфицы, Музей Метрополитен в Нью-Йорке, наш Эрмитаж, национальная галерея в Лондоне, Дрезденская галерея. За один день цивилизованное человечество лишилось основной части своего культурного наследия.

«Господи, неужели это не сон?» – Вопрошал старик. Он не мог поверить, что подобное возможно. Каждый думающий человек на планете, в каком бы месте он не жил, всегда помнил, что в мире есть кладовые человеческого гения, скопившие созданное веками драгоценное наследие. Наследие гениев человечества принадлежит всем. Варвары Аль-Каиды посмели поднять на это свои поганые руки. Клименко почувствовал, как у него холодеет сердце и, когда в дверь позвонили, не сразу пошел открывать. На второй звонок опомнился, подумал: «Вот и сынок! Наверное, уже знает и спешит поделиться ужасными новостями». Ступнями отыскал на ковре тапки, накинул на плечи плед и пошел открывать.

Но в дверях стояли трое незнакомых мужчин. Один в форме капитана милиции, двое в штатском.

– Вы Василий Дмитриевич Клименко? – Спросил капитан.

– Да, а в чем дело? – Поинтересовался хозяин квартиры.

– Разрешите, мы войдем?

– Конечно, заходите. Какой ужас, я не могу опомниться, – ответил старик, пропуская посетителей в прихожую. Они старательно вытерли ноги о коврик и прошествовали в гостиную. Заговорил мужчина в штатском:

– Судя по вашему виду, вы уже все знаете?

– Случайно включил телевизор. Это нечто ужасное. Даже не могу сразу представить себе. Мы отброшены к каменному веку.

– Вы о чем? – Спросил незнакомец.

– О страшном злодеянии. Уничтожены университеты и музеи, погасли очаги света культуры. Мы погружаемся во тьму.

– Да, это ужасно. Наша Третьяковка тоже горит. Кажется, удалось спасти часть коллекции. Но мы пришли не за этим. Я следователь городской прокуратуры, Иван Федосеевич Трутеев. Вынужден сообщить вам скорбную весть. Ваш сын Игорь Клименко погиб.

– Как погиб? Я его вчера утром видел. – Машинально ответил Василий Дмитриевич, еще не осознав смысла услышанного.

– Он погиб в собственной квартире от огнестрельного ранения в голову. По предположению судмедэксперта, это произошло вчера между тринадцатью и пятнадцатью часами. Точнее станет известно после проведения экспертизы.

Старик, наконец, осознал, что речь идет об его сыне. Он побледнел еще больше, выронил плед и опустился в кресло. Капитан милиции успел поддержать старика под руку, ловко поднял плед с пола и укрыл ему колени.

– Понимаю, что вам сейчас трудно, но обязан по долгу службы задать вам несколько вопросов. – Сообщил следователь районной прокуратуры. Клименко не ответил. Тот выдержал паузу и повторил.

– Что вы хотите от меня услышать? – Слабым невыразительным голосом отозвался Василий Дмитриевич.

Следователь уточнил:

– Все, что вы можете сообщить о сыне. О чем он говорил с вами при последней встрече? Не высказывал ли каких-нибудь опасений? Как долго длилась его командировка? Кто ее оплачивал? Нам известно, что последние два года Игорь Васильевич в штате не числился, а писал книги. Нам надо выяснить, куда и зачем он ездил?

– Предполагаю, что он ездил на Украину. К сожалению, больше ничем помочь не смогу. Сын зашел ко мне вчера на пять минут, сообщил о том, что вернулся из поездки. Куда конкретно ездил, не сказал. Зачем тоже.

– А перед отъездом о чем-нибудь намекал?

– Я уже вам ответил. Он говорил со мной об Украине. Интересовался ее историей. Я по профессии историк, и он часто ко мне обращался за советом.

– Называл имена, фамилии?

– Мы обсуждали политических деятелей времен Кучмы. Его интересовали Ющенко, Янукович и Тимошенко. Не думаю, что вам это поможет.

– Тимошенко премьер-министр Украины, а вовсе не деятель времен Кучмы. – Поправил историка молчавший до этого третий посетитель в штатском.

– Сына интересовала Оранжевая революцию в Киеве, а это уже история…

Тот кивнул и снова замолчал, давая возможность следователю прокуратуры закончить со своими вопросами. Трутеев продолжил:

– Может быть, он вам что-либо передавал на хранение? Бумаги, деньги?

– Ничего, – буркнул Василий Дмитриевич. Почему он умолчал о конверте, перевязанном голубой тесемочкой, в этот момент и сам не понимал. Но сын просил передать конверт Теме, а не следователю. И это отец помнил. Следователь Трутеев оставил липкий квадратик розовой бумажки с телефоном, просил звонить, если отец вспомнит что-либо сообщить, и предложил вызвать скорую. Василий Дмитриевич отказался, и посетители удалились.

Он продолжал сидеть в кресле. Странные видения замелькали перед глазами старика. Он видел себя студентом. Вот он выходит на Манежную площадь. В Манеже тогда находился гараж Кремля. Огромный черный лимузин медленно выплывает из его ворот, огибает Манеж и удаляется в сторону Спасских ворот Кремля. Университет напротив символа российской империи. И он, украинский мальчик, каждый день смотрит на звезды башен, на стену, за которой работает первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев. Тоже человек Украины, а правит всеми народами огромной страны. Кремль в сознании старика растворяется, и возникает совсем другой мираж. Он стоит на Арбате, перед парадным знаменитого родильного дома имени Грауэрмана и ждет Сашу. Она родила мальчика, и сейчас они оба появятся из этих дверей. И она выходит. Василий Дмитриевич принимает малыша из ее рук. Этот маленький человек плод их любви. Они втроем всегда будут вместе. Теперь вся жизнь молодого отца подчинена этому новому, чудом явившемуся на свет, существу. Вот он уже мальчик. Они вместе идут первый раз в первый класс. В руках Игорька букетик ноготков. Они желтые, как листья осени, как само солнышко.

«Все кончено. Теперь я совсем один на этом свете», – эта страшная по своей простоте мысль заполнила все его существо, вытеснив из сознания даже ужасную новость об очередном злодеянии аль-каидовцев. Она одна пока ясно и отчетливо сформировалась в его голове. Осознание и боль утраты придут позже. Он и вправду остался на этой земле один-одинешенек.

Киев. Дом правительства. Кабинет премьер-министра.

14 ноября 2010 года. Одиннадцать тридцать ночи.

Тимошенко поднялась с кресла, глаза ее сделались злыми:

– Эти твари должны сидеть в тюрьме. В такое время рвать страну на части могут только подонки. Пусть отвечают за свои поступки… – Она подошла к окну и молча уставилась на опустевшую площадь. Члены правительства продолжали сидеть за столом, пытаясь не смотреть друг на друга. Они уже три часа томились на совещании, каждому досталось по полной программе и, понимая, что их начальница сильно раздражена, надеялись, что она сейчас закруглится. Но надежды министров не оправдались. Юлия Владимировна вернулась в свое кресло:– Как у нас с продовольствием, Михайло Андреевич? Я сегодня видела огромные очереди у гастрономов. И это в столице! А в других городах?

– Что делать, война… – Ответил, не поднимая головы, заместитель премьера.

– Мы пока ни с кем не воюем.

– Пока… – Ухмыльнулся Михайло Андреевич: – Паники еще нет. Армию и внутренние войска кое-как кормим. Северо-восток получает продукты из России. С западом хуже. Поляки каждый день поднимают цены. Наш министр иностранных дел сейчас в Варшаве, но прогресса в переговорах нет. А на такие дотации у государственного банка не хватит валюты.

– Нам же Евросоюз выделил кредиты на закупку продовольствия?

– У них тоже проблемы. Вы же, Юлия Владимировна, знаете, во Франции дороги перекрыли активисты партии «Новый Восток». Транспорт стоит, аэропорты закрыты. В Лондоне объявлена тотальная мобилизация. Но это привело к полному хаосу. Среди новобранцев полно мусульман. Опять саботаж и диверсии уже на самих военных объектах. Немцы пытаются нам помочь, но у них волнения турецких рабочих. Во всей Европе каждый день гремят взрывы. Только за сегодняшний день смертники «Аль-Каиды» подорвали восемь тысяч человек. А недавним членам Евросоюза, вроде чехов и венгров, самим бы с голоду не умереть…

– А что наши фермеры? Урожай же они собрали приличный.

– Фермеры жмутся. На селе не лыком шиты, соображают, что цены на хлеб каждый день растут. Если им предложить в бартер горючее, можно переломить ситуацию.

– С чего начинали, к тому и приехали. Хорошо, я подумаю. Все свободны. Дыбенко попрошу задержаться.

Уговаривать высоких чиновников не пришлось. Министр обороны тоже было поднялся но, услышав свою фамилию, тяжело вздохнул и опустился в кресло. Тимошенко выждала, пока члены правительства покинут кабинет, подошла к нему и посмотрела прямо в глаза:

– Скажите, Никола Вениаминович, почему делегация Пентагона вылетела в Вашингтон, так и не встретившись со мной?

Министр не сразу нашелся:

– Не знаю, Юлия Владимировна. Наверное, они удовлетворились переговорами с президентом.

– Как это прикажете понимать? В Киев приезжают руководящие деятели из Пентагона и не находят времени объяснить премьер-министру цель своего визита?! У нас уже давно не президентская республика.

– Юлия Владимировна, я затрудняюсь ответить на ваш вопрос. – Пытаясь не отводить взгляда, тихо сообщил министр обороны.

– Хорошо, вы были на переговорах, доложите, о чем шла речь?

– Ничего конкретного. Это был скорее визит вежливости… Президент принимал их на даче. Шашлыки, банька. Отдохнули и уехали.

Премьер-министр редко повышала голос, но сейчас не выдержала:

– Вы меня за дурочку держите!? Америка воюет с половиной земного шара, и высокие генералы летят через океан, чтобы пожать руку президенту Украины и полопать шашлыков?

Дыбенко взгляд все же отвел:

– Американские генералы тоже люди. Им хочется расслабиться и отдохнуть от войны.

– И даже не догадываетесь, по какой причине они обошли премьер-министра вниманием?

– Если честно, думаю, потому, что вы отказались посылать наших солдат на Восток…

– А вы не понимаете, почему я это сделала?

– Не очень. Союзники на нас обижены.

– Союзники воюют, и что творится у них дома? Вы же слышали слова моего помощника!

– Но у нас нет такого количества эмигрантов из стран мусульманского мира….

– Допустим. Но как может Украина в данный момент вступить в войну? Вы готовы выставить боеспособную армию, оплатить расходы на ее экспедицию и при этом защитить людей здесь, дома, обеспечив теплом, светом и продовольствием?

– Думаю, сейчас это невозможно….

– Значит, я должна послать наших мальчишек на верную смерть и еще морить их голодом? Что вы молчите?

– Я не нахожу, что вам ответить… – Министр обороны прекрасно знал, зачем прилетали генералы. Они действительно откушали и выпили на даче президента, а потом час катались на лошадях по парку в узкой компании с министром обороны. Но об этом Никола Вениаминович рассказывать не собирался.

– Идите, Дыбенко. Мне кажется, я зря поддержала вашу кандидатуру.

Министр обороны с покрасневшим лицом поспешил удалиться. Тимошенко вернулась в свое кресло и посмотрела на часы. Стрелки показывали начало первого. В кабинет заглянула секретарша:

– Юля, хотите кофе?

– Я, Надя, горилки хочу. Да нельзя. – Зло сообщила премьер-министр, но вдруг улыбнулась и, по-домашнему потянувшись, добавила: – Прости, Надюшка, эти козлы меня сегодня доконали. За каждым надо как за ребенком ходить. Ладно, хватит об этом. Кажется, на сегодня рабочий день можно заканчивать. Вызови машину к подъезду.

– Внизу Сергей Павлович Снегирь дожидается. Он хочет вас сам домой отвезти.

– Давно?

– Что давно? – Не поняла секретарша.

– Дожидается давно, спрашиваю?

– С одиннадцати часов.

– Бедный Сережа. Ладно, сейчас спускаюсь. Охрану отпусти. С ним я никого не боюсь… Господи, как мало верных настоящих друзей рядом.

– Да, Сергей Павлович за вас всегда переживает.

– Небось, сплетники мне его в очередные любовники приписали?

Секретарша смутилась:

– Сама не слышала. Но при мне такое о вас и не скажут…

– Черт с ними. Была бы я уродиной, тогда бы слухов поменьше пускали. Вот тебе и народная мудрость, не родись красивой… – Она собрала сумочку, на минуту задержалась у зеркала, напудрила носик: – Странно, я еще на бабу похожа. Нет, чтобы рожать детей и холить мужа, вместо этого взвалила на себя страну, дура. Но кому-то же надо хоть фундамент заложить… – Сообщила она своему отражению и быстро вышла из кабинета. Секретарша проводила ее до приемной и, сняв трубку, распорядилась отменить охрану.

Сергей Павлович Снегирь распахнул дверцу лимузина. Рядом с его огромной фигурой премьер-министр выглядела подростком. Он посадил ее на заднее сидение, обошел машину и уселся рядом. Дождавшись, когда водитель тронет с места, спросил:

– Устала?

– Есть чуток.

– И глаза грустные…

– Понимаешь, Сережа, чую носом, президент какую-то подлость задумал. В Киев генералы из Пентагона на два дня прилетали. Ко мне не зашли, словно меня здесь и нет. О чем-то с президентом и министром обороны гутарили. Дыбенко пытала – о чем? Молчит. Хотя, уверена, скрывает, сволочь.

– Дыбенко мужик скользкий… А на президента не думаю. Парень он веселый, любит хорошо пожить, вкусно поесть, но на подлость, мне кажется, не способен. А что контрразведка?

– Не успела с Лозовым встретиться. При первой возможности вызову его к себе. Ну, хватит об этом. У тебя ко мне дело или соскучился?

– Хочется соврать… Можно? – Снегирь говорил басом, и хоть его лицо оставалось совершенно серьезным, казалось, что он улыбается.

– Врать не стоит. Сколько мы с тобой уже знакомы?

– Годков тридцать пять. Еще с Днепропетровска…

– Вот видишь, а старым друзьям друг другу врать не гоже… Как Лиля?

– Ничего, свадьбу сына готовит.

– Господи, Стас уже жених!? Как время бежит…

– Чем дальше, тем быстрее. Это как у бегунов на финишной прямой.

– Похоже. Выкладывай, зачем дожидался.

– Помнишь, я тебе говорил, что тут из Москвы журналист объявился?

– Склероза пока нет. Клименко, кажется?

– Он самый.

– Все же вернулся и написал пасквиль о моей безнравственной политической карьере?

– Я же тебе говорил, он все понял и отказался. Убили его в Москве.

– Как?

– Просто, выстрелом в голову.

– Жалко мужика… – Она отвернулась к окну и долго молчала: – Видишь, как получилось. А я так и не нашла времени его принять. Работы много…

– Не переживай, Юлька. Думаю, это бы его не спасло.

– Кто?

– Пока не знаю. У него есть друг, журналист Тимофей Старков. Они когда-то вместе в газете работали. Он со мной свяжется. Может, с его помощью и докопаюсь.

– Расскажи мне о Клименко. Что это был за человек?

– Мы с Игорем всю ночь просидели. Две бутылки перцовки оприходовали. Умный парень и честный. Ему специально дали адреса, где на тебя помои лили. Все было заранее отрепетировано. Причем перед каждым интервью он произносил фамилию типа, который якобы рекомендовал принять журналиста. Фамилию ему дал заказчик. Эту фамилию Игорь называл. Я навел справки – подсадная утка. Такого человека не существует. Скорее всего, она служила чем-то вроде пароля.

Юля усмехнулась:

– Серьезная акция….

– Во всяком случае, тщательно подготовленная. Не исключено, заказчик его и шлепнул.

– За то, что отказался на меня грязь лить?

– Скорее всего.

Водитель остановился возле подъезда. Она спросила:

– Зайдешь чаю выпить?

– Час ночи, Юля! Иди спать. Тебе завтра опять спозаранку?

– Завтрашний день проведу в Харькове. Хочу бизнесменов, что продуктами торгуют, собрать. Народ кормить нужно. А ты по своим каналам все же выясни, почему этого Клименко убили. Вдруг обыкновенная уголовщина?

– Это не уголовщина, Юля, это выборы. Кому-то очень не хочется, чтобы госпожа Тимошенко состоялась в качестве премьер-министра и президента в одном лице.

Снегирь сам проводил ее мимо охранников до квартиры и, чмокнув в щечку, вернулся в машину.

– Куда теперь, Сергей Павлович? – Спросил водитель.

– Гони домой. Жена уже волнуется.

– А вы ей позвоните…

Снегирь вспомнил, что отключил свой мобильный, вынул из кармана трубку, включил телефон, но звонить домой не стал:

– Чего зря беспокоить? Вдруг спит. Мы и так через десять минут дома. Ты поднажми лучше.

Повторять водителю не пришлось. Он вдавил педаль газа в пол, и мощный движок семьсот пятидесятого «БМВ» с визгом рванул с места. И в этот же момент в кармане Снегиря раздался Звонок мобильного.

– Сергей Павлович достал трубку и посмотрел на номер, высветившейся на экранчике:

– Да, Саша, слушаю.

– Как ты и предполагал, интервью давали за бабки. Человека, который с ними расплачивался, они не знают. Но по описанию ко всем обратился один и тот же тип. Будем работать по приметам.

– Спасибо, Саня. Отдыхай. Уже поздно…. Убрав телефон, Снегирь понял, что они уже приехали.

Подмосковье. Перхушково.

15 ноября 2010 года. Десять часов утра.

Тимофей Старков уехал на дачу и пил водку. Мобильный у него разрядился, шнур дачного телефона он вырвал из розетки, и тишину нарушали только синички. Они прыгали по подоконнику и долбили клювами в стекло. Обычно, если на даче кто-нибудь появлялся, им вывешивали на крыльце кусок сала. В этот раз хозяин о пичугах забыл, и синички пытались о себе напомнить.

В комнатах стоял полумрак, и было холодно. По приезде он один раз истопил печь, украшенную веселыми керамическими изразцами, и больше дров не подкладывал. И хоть на дворе стояла оттепель, дом постепенно промерзал. Пока согревала водка, он на холод не реагировал. Утром притопал сторож Витюшка. Хозяин открыл ему, пустил в дом, налил полстакана водки, заставил молча помянуть друга, после чего выгнал. На вторые сутки Тимофей перестал замечать время, смешав в своем пьяном коктейле день с ночью. Спал по несколько часов, просыпался, выпивал и, пососав обмякший соленый огурец, снова заваливался на тахту. Но видно, холод все же дал о себе знать, и если раньше он предавался сну в брюках и свитере, то теперь заваливался на тахту, обмотав горло шарфом и натянув на голову пальто. Время от времени он вслух произносил имя погибшего друга. Они были не только друзья. Они умели молчать вместе. Такое умение возникает лишь между близкими людьми. Кода Старкову становилось тошно, он приходил к Игорю, и если тот работал, усаживался у телевизора и смотрел какую-нибудь чепуху. И обоим становилось тепло от присутствия друг друга. Это чисто мужские дела. К женщине так не придешь. Ей нужно внимание, восхищение ее прелестями, при женщине приходится выступать, как на сцене. И если умные и образованные женщины говорят, что им это не нужно – они мило лгут. Естественно, для умницы необходимо все это проделывать тоньше, не в лоб. Но все равно нужно. А к близкому другу можно просто придти.

Сегодня на даче появилась Даша. Тимофей как раз проснулся и шарил рукой вокруг в поисках водки.

– Муженек, ты на похороны друга собираешься? – Спросила Даша, брезгливо оценив бомжеватый облик супруга. Тот обвел комнату мутным глазом и сфокусировал взгляд на жене.

– Даша? Как ты здесь оказалась? – Вопрос не звучал слишком нелепо. Жена на дачу одна не приезжала. И без машины добираться канительно, и застать мужа с его подружкой ее не прельщало.

– Так и оказалась. Попросила Славика, он меня привез. Сегодня же похороны Игоря.

– Уже сегодня?

– Ты не расслышал?

– Почему раньше не приехала?

– Не хотела мешать голубкам. Откуда мне знать, что ты без своей красавицы. Да и надеялась, сам сообразишь. – Он побил себя по щекам, медленно поднялся. Она наблюдала не без иронии: – Вообще, ты ведешь себя странно. Старик Клименко остался один на один со своим горем, а ты здесь водкой себя накачиваешь. Мельчаешь, милый. Раньше ты к друзьям серьезнее относился…

Он не ответил. Пошатываясь, отправился в кухню, умылся, издавая мычащие звуки, вернулся в комнату:

– Поехали.

Даша имела практический склад ума, и все предусматривала заранее. На заднем сидении машины лежали цветы и черный костюм мужа. Она уселась на переднее. Он, отодвинув цветы, устроился сзади.

– Привет, Славик. Спасибо.

– За что?

– За то, что приехал. – Тимофей был в курсе чувств Славы к его Даше. Он даже им напевал «Слава любит Дашу, а Даша любит кашу». Их история тянулась со школьных лет. Ни ревности, ни неприязни отношения жены с однокашником у него не вызывали. Зная фригидность супруги, Славе он мог только посочувствовать. Тимофей представлял себе, как жена, сморщившись от отвращения, разрешает любовнику себя раздеть. Потом просит, чтобы он не слишком долго предавался блаженству. И если ее требования не ускоряли процесса, безжалостно отпихивала его на полпути в рай.

– Ты чего там размечтался? Домой мы заехать не успеем. Так что переодевайся в машине. – Сурово напомнила Даша мужу.

Слава выжимал из своей «Волги» сотню, и переодеваться, трясясь на заднем сидении, Тимофею оказалось затруднительно. К тому же длительное пьянство повлияло на реакции организма, и он никак не мог попасть ногой в штанину. Но вскоре их остановил первый военизированный пост. На подъезде к столице с начала Большой войны они стояли каждые два километра. Машину тщательно обыскали и проверили документы водителя и пассажиров. Пока стояли, Тимофей с брюками справился. Пришлось объяснять спецназовцам, почему в машине происходит смена туалета. Жена протянула Тимофею расческу:

– Причешись. На похороны понаедут репортеры. Попадешь с такой рожей в газету, меня на работе засмеют.

На кладбище приехали с опозданием. Когда подошли к месту, гроб уже опустили. Тимофей Анатольевич пробился к могиле в тот момент, когда провожающие бросали в яму комья земли. Он поспешил к Василию Дмитриевичу и обнял старика.

– Простите, отец. Меня так это шибануло, что из жизни вырубился. Жена с дачи привезла…

– Ничего, Тема. Мне твоя Галя очень помогла. Не знаю, как бы без нее справился. Она у тебя золото.

Тимофей оглядел толпу. Галя стояла в сторонке, делая вид, что его не замечает. На похоронах присутствовало человек шесть школьных друзей Игоря. Их жизни давно разошлись, и отношения заменяла привычка и магическое слово «друг детства». Среди «друзей детства» Тимофей увидел полного краснолицего мужчину, страдающего одышкой. Было видно, что ему тяжело так долго стоять, и он думает – поскорее бы это все кончилось, и он бы смог опустить свою тушу на стул, или кресло. За ним скорбел длинный моложавый субъект в очках. Тимофей помнил, что очкарика зовут Левой, и он разводит аквариумных рыбок. Слева от аквариумиста утирал слезы маленький неряшливо одетый человечек. Его звали Бобом. Боб был на три года старше Игоря, но учился с ним в одном классе. Боб являл собой классический пример второгодника. Игорь с ним, по доброте душевной, дополнительно занимался математикой, и тот пронес благодарность к интеллекту однокашника до его гибели. За Бобом, прячась за спины других боролась со своим горем Марина Лившиц. Эта невзрачная молодая женщина всю жизнь любила Игоря, хотя он при одном упоминании ее имени бледнел от ужаса. Марина так и не вышла замуж, продолжая страдать и любить. Тимофею иногда казалось, что эта женщина выбрала себе неразделенную любовь, как другие выбирают хобби. Еще дальше, в узком проходе между памятниками, Старков заметил двух странных парней. Они резко отличались от всех, кто пришел проводить Игоря Клименко. Тимофей не сумел даже определить, чем. Парни были прилично одеты и держались скромно, но это были представители иного мира. Сделать вывод из мимолетного наблюдения Тимофею не удалось. Старик положил руку ему на плечо:

– Тема, ты после поминок мне напомни. Игорек для тебя кое-что передал. Милиция спрашивала, но им я не сказал об этом.

– Что передал? – Спросил Тимофей. Но ответа не получил. Нервы несчастного родителя сдали, и он беззвучно плакал.

Когда медленной процессией все возвращались к машинам, один из странных парней Тимофея окликнул.

– Братан, ты Старков?

Он отозвался не слишком любезно:

– Да, я. И что из этого?

– Не залупайся, пацан. Нас прислал Сергей Павлович Снегирь? Слышал о таком?

– Не довелось.

– Это неважно. Они с Клименко познакомились в Киеве и там закорешились. Твой друг о тебе Снегирю рассказал, и о твоей крале тоже.

– Что же он рассказал?

– Все. У тебя с Галей по-серьезному. Но у вас нет бабок на хату. Снегирь вам поможет.

– За что?

– Сергей Павлович просил выяснить, не знаешь ли ты, кто шлепнул журналиста?

– Откуда мне знать? – Искренне удивился Тимофей: – Если знал, сказал бы следователю. Нас с Галей час на квартире допрашивали.

– Ментам можешь не говорить. А Снегирю скажи. Он с этими гадами разберется.

– Что я могу сказать? Думаешь, они мне по почте признание доставят?

– Мало ли как дело пойдет. Ты же ближайший кореш Клименко. Они могут и тебя шлепнуть. – Усмехнулся молодой человек и внимательно огляделся по сторонам.

– За что? Денег у меня нет, и я в бандитские игры не играю.

– Твой друг тоже не играл, а видишь, как получилось. Как говориться, от тюрьмы и сумы… Мы тут заметили одного чмыря. Толик за ним пошел, а я с тобой остался. Доведу тебя до дому, а там уж сам хоронись. И вот тебе номерок Сергея Павловича. Понадобится помощь, звони днем и ночью.

– Спасибо. – Тимофей спрятал визитку в карман и хотел сказать, что вряд ли позвонит. Но парень как сквозь землю провалился.

С кладбища два автобуса и вереница машин с траурными ленточками покатили в центр. Поминали Игоря Клименко в ресторане дома журналистов на Никитском бульваре. Даша и Слава туда не поехали, и Тимофей сел за стол рядом с Галей. Среди собравшихся он насчитал с десяток общих знакомых. Неверного мужа это не тревожило – связь двух любовников давно перестала быть «секретом для маленькой компании».

Люди поднимали бокалы и говорили слова. Это были хорошие слова, и говорились они искренне. Издатель фантастических романов Игоря, полненький лысоватый Пчелкин, даже прервал свою речь. У него пропал голос, и все ждали, когда голос вернется.

Боб тоже пытался сказать тост, но он так и остался по жизни второгодником и выражать мысли не научился. Любитель аквариумных рыбок, наоборот говорил мало, но с чувством и болью. Тимофей даже зауважал очкарика. Дольше и нуднее всех вещала Марина Лившиц. Все понимали, что мертвый Клименко заткнуть фонтан ее душещипательные воспоминания не сможет, и опускали глаза к тарелкам

Близких друзей, кроме Тимофея, у покойного не было, но хороших знакомых он приобрел в избытке. Собравшиеся отдавали себе отчет – из жизни ушел честный, смелый человек. Таких людей в их кругу день ото дня становилось меньше, и осознавать это всем было грустно.

После поминок Тимофей с Галей поехали к Василию Дмитриевичу. Галя опасалась, что старик еще не выздоровел и похороны сына его доконают. Но несчастный отец, наоборот, собрался, и болезнь отступила.

– Хоть вы меня теперь не бросайте, – сказал он Гале и обнял ее, как дочку.

– Не беспокойтесь. Мы с вами. – Обещала Галя. Она не плакала у могилы, да и сейчас ее глаза оставались сухими. Но по расширенным зрачкам Тимофей понял, что его подруга не в силах отойти от ужасной сцены в кабинете убитого. Он сам никак не мог избавиться от страшного видения. Даже водкой стереть жуткую картинку не удавалось. Он мысленно опять притрагивался к руке Игоря и снова ощущал мертвенный холод, исходивший от нее. В прихожей Василий Дмитриевич опять обнял Галю и обратился к Тимофею:

– Женитесь поскорее. Зачем с Дашей тянуть, раз у тебя с ней семейная жизнь не сложилось. Хорошо, что детей не завели.

Галя смутилась и залилась краской:

– Нам жить негде…

– Живите у меня, – неожиданно предложил Василий Дмитриевич: – Квартира большая, я вам в тягость не буду…

– Зато мы вам будем. – Улыбнулся Тимофей.

Прощаясь со стариком, он напомнил Василию Дмитриевичу о его просьбе, прозвучавшей на кладбище. Тот вышел из гостиной, и они с Галей, не сговариваясь, переглянулись. Походка Клименко-старшего изменилась. Он удалился мелкими старческими шажками, хотя накануне передвигался как сильный здоровый мужчина. Вернулся с конвертом в руках:

– Вот, сын просил это передать тебе, Тема. Я туда не заглядывал. Но если это не ваша личная тайна, поделись потом со мной, что там внутри.

– У нас с Игорем от вас тайн не было.

– Выходит, были. Иначе бы выложил, с чем приехал.

– Сын вас волновать не хотел. – Успокоил Тимофей и тут же развязал голубую тесемку. В конверте хранились две газеты на украинском языке и короткая записка: «Тема, это, конечно, смешно, но если мой отказ от работы заставит их со мной разделаться, у меня есть только мобильный телефон и имя заказчика. Хотя я думаю, что он настоящее свое имя от меня скрыл. Свяжись с Сергеем Павловичем Снегирем, который живет в Киеве. Я весь материал оставил у него. Обработай и опубликуй в своей газете. Ты мой единственный настоящий друг, и только к тебе я могу обратиться с подобной просьбой». На другой стороне рукой Игоря был записан номе тамр мобильного телефона и имя «Иван Иванович».

– Читайте, – Тимофей протянул записку Василию Дмитриевичу и убежал в ванную плакать. Он знал, что ушедшего из жизни друга ему никто никогда не заменит. Умывшись холодной водой из крана, он вышел, обнял Василия Дмитриевича: – Я вам обещаю, отец, найти убийцу Игоря.

– А что это теперь изменит? – Грустно спросил старик.

– Для меня изменит. Буду знать, что наказал эту гадину.

Вечером из дома он позвонил Сергею Павловичу Снегирю и сообщил, что первым утренним рейсом вылетает в Киев.

Воздушное пространство Украины. 16 ноября.

Борт самолета премьер-министра.

Они уже пятнадцать минут находились в воздухе. Как только самолет набрал высоту и взял курс на Харьков, стюардесса принесла кофе:

– Юлия Владимировна, может быть, позавтракаете?

– Спасибо, Ирочка, но в восемь утра я есть не могу. Какая у них погода?

– В аэропорту прибытия дождь со снегом. Температура около нуля.

– Гадость… – Поежилась премьер-министр. Тимошенко не любила промозглой сырости.

– Да радости мало. – Виновато согласилась стюардесса, словно плохая погода зависела именно от нее. Отпустив девушку, премьер-министр глотнула кофе и поглядела в иллюминатор. Над ними, в ярком синем небе светило солнце, а под ними белым ковром распластался плотный слой облаков. «Даже не верится, что там такая мразь», – подумала Тимошенко, и еще она подумала, что под крылом самолета, там внизу на мокрой, раскисшей от оттепели земле, живут люди, которые на нее надеются. Еще два года назад они не были столь единодушны. И только когда страна оказалась на грани катастрофы, за нее проголосовало подавляющее большинство. Она стала их последней надеждой. Если бы хоть на год раньше, когда не начался этот хаос, и Большая война шла еще далеко от их дома, сколько бы она успела сделать…

До посадки в Харькове оставалось тридцать три минуты. Опустошив чашку кофе, она разложила на столе стопку газет и углубилась в новости. С первых страниц европейской прессы веяло кошмаром – искореженные здания, изувеченные трупы. К фотографиям подобного рода люди начинали привыкать. Пятьсот, тысяча погибших уже не воспринималось как нечто-то ужасное. На фронтах Ближнего и Среднего Востока гибло больше. Пролистав несколько изданий стран Евросоюза, Тимошенко перешла к прессе украинской. Газеты писали о продовольственных проблемах, о нехватке света и тепла. Но о жертвах среди населения от холода или голода не сообщали. Из всех центральных изданий только газета «Мисто» вскользь упоминала о визите в страну делегации Пентагона. Внимательно прочитав небольшую заметку, Тимошенко решила связаться с начальником СБУ и назначить ему встречу на восемь часов вечера. К этому времени она собиралась вернуться в столицу. Вызвав помощника, попросила его соединить ее с Лозовым. Тот кивнул и вышел.

Пробежав глазами передовицы украинских газет, Тимошенко перешла к прессе русской. Россия теперь прикрывала ее страну от черного вала «Аль-Каиды». Если раньше Юлия Владимировна часто думала о Кремле с обидой и раздражением, теперь желала славянскому соседу не допустить того, что произошло в Европе. Там фанатичные сторонники партии «Нового Востока» взрывали государственный порядок изнутри. Пока Россия держалась, и даже на ее среднеазиатских границах происходили события, внушающие некоторую надежду. Передовица «Известий» сообщала, что военный переворот в Узбекистане получил отпор. Узбекский президент собрал в Ферганской долине значительные силы из верных ему частей и начал контрнаступление на мятежников. Андижан, Фергана и Коканд уже очищены. Верные президенту войска продвигаются к Ташкенту.

Премьер-министр Украины понимала, что без помощи русских это контрнаступление вряд ли бы состоялось. Держался и Казахстан. Там тоже имели место попытки свергнуть законное правительство, но население религиозных фанатиков не поддержало.

«Комсомольская Правда» поместила на первой странице репортаж из Еревана. Российские пограничники совместно с частями регулярных сил Армении отразили несколько попыток вооруженных отрядов иурецких экстремистов перейти границу. Ночью бои прекратились. Но это было временное затишье. Турция уже вступила в войну на стороне «Аль-Каиды», и в Армении готовились к худшему.

В салон вошел помощник:

– Юлия Владимировна, Лазовой на связи. Но он сам хочет сообщить вам что-то серьезное.

Тимошенко взяла трубку:

– Что случилось, Натан?

– Формирования террористов «Аль-Каиды» высадили крупный десант в Батуми. В Грузии паника. По моим сведениям, около десяти тысяч человек на всевозможных плавсредствах направляются к нам. Это первая волна беженцев. Думаю, что за ней последует вторая и третья.

– Почему к нам, а не в Россию? Туда же ближе.

– В Сочи и Краснодарский край движется не меньше.

– А где президент Грузии? Где правительство? Со мной никто из Тбилиси не связался.

– По неутонченным данным, президент Грузии и группа его министров вылетели в Вашингтон для консультаций.

– Я тебя поняла. Куда плывут беженцы?

– В Крым, предположительно в Одессу.

– Спасибо, Натан. Через час тридцать я тебя жду в своем кабинете.

– До встречи, Юля.

Отключив связь, Тимошенко нажала кнопку вызова бортпроводницы. Девушка тут же появилась.

– Ирочка, передай пилоту, чтобы изменил курс. Мы возвращаемся в Киев.

– А в Харьков мы сегодня уже не летим? – Спросила девушка.

– Нет. После обеда мы полетим в Одессу. – Бортпроводница кивнула и поспешила в кабину к летчикам.

Киев. Аэропорт «Борисполь».

16 ноября 2010 года. Девять часов утра.

Тимофей Старков вышел на площадь и сразу признал Сергея Павловича. Снегирь стоял, широко расставив ноги, и говорил по мобильному. Они оба узнали друг друга, хотя внешность по телефону описали не слишком подробно.

«Выйдешь из дверей и увидишь здоровенного мужика. Это я и буду», – сказал Тимофею киевлянин накануне перед вылетом. «А меня вычислишь по морде. Три дня не просыхал, еле душа в теле», – ответил ему Старков.

– Морда у тебя уже вполне… – Разглядывая приезжего, улыбнулся Сергей Павлович, и спрятал трубку в карман: – А что касается восстановления духа, так лучше горилки человечество еще ничего не придумало.

Пока они здоровались, молодой человек ловко выхватил у Старкова маленький чемоданчик и поспешил с ним к стоянке.

– Эй, погоди, ты куда? – Возмутился москвич.

– Не бойся, это мой водитель. Ему твои шмотки без надобности. Уважительность хлопец проявил… – Снегирь взял Тимофея под руку и довольно решительно повел в том же направлении: – Сейчас я тебя покормлю, а потом решим, что делать.

– Я вроде не успел проголодаться, – не очень уверенно возразил московский гость.

– Это твои проблемы. А мои, хозяйские, – прилетел человек, ты его накорми, напои, а потом пытай. Знаешь наши сказки про Бабу-Ягу?

Тимофей Анатольевич понял, что с этим мужиком спорить бесполезно, и послушно уселся в машину.

Они выехали на шоссе и остановились. Дорожный инспектор перекрыл движение. Стояли минут десять. Прямо перед ними пронесся кортеж из пяти лимузинов, и инспектор разрешил вырулить на трассу.

– Кажется, Юля поехала? – Удивился Снегирь. Странно, она же должна быть в Харькове?

– Вы о чем? – Не понял Тимофей.

Сергей Павлович наморщил лоб и не ответил. Минут десять ехали молча. Затем Снегирь медленно произнес:

– У меня была думка махнуть в Москву на похороны Игоря, да решил, его друзья не одобрят. Слишком мало мы знакомы. Хотя, веришь, Тема, с одним человеком долгие годы вместе, а души не сливаются. А с твоим другом мы всего одну ночь погуляли, и я к нему душой прикипел. Что-то нас оброднило. И еще одно меня в нем дюже порадовало – он хоть в Москве с рождения, на мове чешет, пошибче иного киевлянина…

– Да, украинский язык Игорек любил. Загуляв, пел только ваши песни. В душе он всегда себя украинцем считал…

– Жалко мужика. Интересно, как на него эти гады вышли?

Тимофей хотел ответить, что ничего об этом не знает, но перед тем как открыть рот, заглянул через плечо водителя на панель управления. Стрелка спидометра дрожала возле отметки сто семьдесят:

– Не слишком ваш хлопец увлекся, дорога-то скользкая?

– Санько свое дело знает, – усмехнулся Снегирь.

Они переехали мост через Днепр и вырулили на Старо– Обуховское шоссе. Тимофей смотрел в окно, стараясь понять, где они находятся. Но днепровские дали, как и купола киевских соборов, растворял туман из дождя и мокрого снега.

– Куда мы едем? – Поинтересовался москвич.

– Ко мне домой в Конча Заспу. Слышал про такое местечко?

– Слышал. Там дачки всех ваших олигархов. Ты один из них?

– Не задавай лишних вопросов. Сядем за стол, я тебе сам про себя все расскажу. А ты мне пока опиши свои фронтовые подвиги. Игорь рассказывал, что тебя под Баку ранило…

– Чего описывать? Война везде война. – Поморщился Тимофей: – Убивают люди друг друга и еще этим гордятся.

– Убивают не только на войне. – Вздохнул Снегирь: – Что же, ты думаешь, Азербайджан падет?

– Уверен, что нет. Вот вам пример нормальной человеческой логики. До войны Баку и Ереван чуть ли не смертельные враги, а пришла Аль-Каида, встали рядом и дерутся вместе. И религия не помешала, и прежняя вражда.

– Азербайджану еще тогда повезло. Алиев был мудрый мужик, и сынок его тоже. Да и теперь президент с головой. От хозяина многое зависит… Вот и приехали.

Водитель пультом открыл стальные ворота, и они медленно закатили на участок. Дом Снегиря оказался под стать его могучей фигуре – двухэтажный, из красного кирпича с широкой парадной лестницей. Водитель выскочил из машины и раскрыл дверцы.

– Хороший домик, – улыбнулся Тимофей.

– Ничего, не жалуюсь. – Согласился хозяин: – Но здесь есть и покруче.

– Например, у госпожи Тимошенко?

– У Юли? Смеешься? У нее по сравнение с моим – хибарка. Юля никогда понтов не любила. У нее и квартирка, как у большинства киевлян в типовом доме. Не выносит она показухи. Да и расслабляться в апартаментах у нее времени нет. Она трудоголик. Я ее больше тридцати лет знаю, и все эти годы она работает по двадцать часов в сутки. Не пойму, как организм выдерживает. С виду воробушек, а внутри сталь…

Тимофей почувствовал, что, заговорив о Тимошенко, он затронул неведомые струны в сердце Снегиря, и решил от дальнейших вопросов воздержаться.

В холле их встретил молодой человек. По росту и выражению лица Тимофей тут же определил, что видит наследника.

– Знакомьтесь, мой сын Стас. – Представил Снегирь свое чадо. Стас пожал гостю руку и обратился к отцу:

– Батя, слыхал новость? Аль-Каида напала на Грузию. К нам плывут тысячи беженцев.

– Вот в чем дело… – Протянул Сергей Павлович: – Теперь я понимаю, почему Юля ни в Харькове. Ладно, что бы не произошло на свете, а гостя с дороги полагается кормить. – Он помог Тимофею раздеться и, взяв его за локоть, повел в глубины своего дома.

Киев. Шестнадцатое ноября.

Кабинет премьер-министра. Десять тридцать утра.

Тимошенко сидела в кресле, так и не сняв пальто. Она держала в руках обыкновенный калькулятор и кончиком шариковой ручки нажимала кнопки. Машинка делила, складывала и умножала. Цифры со многими нулями прыгали на маленьком экранчике, и их пульсация выглядела со стороны детской игрой. Но за этими цифрами стояли человеческие жизни. Юлия Владимировна имела ученую степень экономиста и даже без калькулятора понимала – беженцы из Грузии лягут непосильным бременем на бюджет республики. Отложив машинку, она сняла трубку прямого телефона президента Украины.

– Здравствуй, господин президент. Ты мне ничего сказать не хочешь?

– Привет, Юля. Я сейчас на охоте, могу сказать, секача завалил. Хороший был выстрел.

– Поздравляю. Но к нам плывут беженцы из Грузии.

– Мне доложили. Но ты же на месте. Я тебе доверяю.

– Не всегда доверяешь. Почему ты меня на встречу с американцами не пригласил?

– Мы немного вместе оттянулись и никаких серьезных вопросов не решали. Я знаю, что ты не любишь праздно проводить время, и не стал тебя отрывать.

– Как мило с твоей стороны. Спасибо за заботу…

– Пожалуйста.

Закончив разговор, она вызвала секретаршу.

– Да, Юля. Я вас слушаю.

– Надя, набери Михайло Андреевичу, пусть соберет совет министров сегодня на шесть вечера, и спикера Рады пригласит. И попробуй соединить меня с кем-нибудь из грузинского правительства. Не все же они улетели в Америку.

Через минуту на столе Тимошенко звякнул телефон. Она сняла трубку.

– С вами говорит премьер-министр Украины. Кто на проводе?

– На проводе Георгий Хаиндрава.

– Здравствуйте, Георгий Леванович. Вы, кажется, ушли в отставку?

– Здравствуйте, Юлия Владимировна. Президент попросил меня в его отсутствие возглавить комитет по эвакуации и исполнять его обязанности, и я вышел на работу.

– А кто кроме вас из членов правительства остался в Тбилиси?

– Из кабинета министров двое, я и министр обороны. Но в Тбилиси его сейчас нет. Он на фронте.

– Что у вас происходит?

– Поти, Батуми и часть западной Грузии уже занята Аль-Каидой. Эти звери взрывают наши храмы и отрезают мирным жителям головы. В республике паника.

– Что делает армия?

– У нас нет возможности остановить агрессора. Их около миллиона, и они прекрасно вооружены. Отдельные участки, давая возможность населению покинуть свои дома. Наши части удерживают. К вам уже плывет большое количество судов с беженцами. Очень прошу, примите их по возможности без бюрократических проволочек. Многие без документов. Люди не успели их взять.

– Не беспокойтесь, сделаю все возможное.

– Спасибо. Надеюсь, что наш президент сумеет уговорить Белый дом направить в Грузию войска.

– Я тоже на это надеюсь. А вы не пытались говорить с Москвой?

– Президент России мне сам позвонил и предложил помощь.

– Так воспользуйтесь его предложением.

– Я связался с нашим президентом. Ответа из Вашингтона пока не получил, а самостоятельно, по статусу, не волен принять такое решение.

– Чем я в силах помочь, кроме приема беженцев? Вы же понимаете, что вступать в войну с Аль-Каидой мы сейчас не готовы.

– Это я понимаю. Если бы вы подняли истребительную авиацию хотя бы для психологической поддержки тех, кто в море, я был бы вам благодарен. Опасаюсь, что штурмовики агрессора попытаются утопить суда беженцев.

– Постараюсь, Георгий Леванович. Вы сами не подвергайте себя опасности.

– Я уйду из Тбилиси последним. Всего хорошего, Юлия Владимировна.

Положив трубку, Тимошенко на минуту задумалась и связалась напрямую с Кремлем. Басовитый говорок русского президента она узнала сразу.

– Здравствуйте, Юлия Владимировна. Вы по поводу Грузии?

– Как вы догадались?

– Не надо отказывать руководителю ста пятидесятимиллионного государства в элементарной сообразительности.

– Извините, господин президент, я не хотела вас обидеть. В Черном море суда с беженцами из Грузии. Хвиндрава опасается бомбежек Аль-Каиды.

– Я говорил с Георгием Хаиндрава и в курсе вопроса. Наша авиация уже в воздухе.

– Спасибо, господин президент. Как хорошо, если бы мы всегда понимали друг друга с полуслова.

– Это зависит от вас. Женщина по этикету протягивает руку первой.

– Считайте, что я уже протянула.

– Буду рад в любое время видеть вас в Кремле. Обстановка в мире требует незамедлительных консультаций.

– Благодарю за приглашение. Уверена, скоро им воспользуюсь. – Положив трубку, Тимошенко поняла, что ей жарко. Она сняла пальто и повесила в шкаф. Не успела вернуться в кресло, вошла секретарша:

– Юля, Натан Маркович в приемной.

– Пригласи и больше никого не пускай. – Секретарша кивнула, но осталась на пороге.

– Что-нибудь еще?

– Юлечка, что же теперь будет?

– Ты о чем, Надюша?

– О грузинских беженцах. Говорят, их десятки тысяч. И всех надо накормить и устроить. А сейчас зима.

– Ну и что?

– Это же огромные средства!

– Я уже посчитала. На первую неделю понадобится около шестидесяти миллионов долларов.

– Где же вы их возьмете?

– Надя, ты забыла, я же богатая женщина…

– Вы дадите свои?

– Пока не знаю. Но не умирать же людям с голоду… Все, зови генерала.

Руководитель СБУ и внешней разведки, генерал Натан Маркович Лазовой скорее напоминал артиста кино, нежели разведчика. Костюм на нем сидел, словно на манекенщике, щеки были идеально выбриты. Он вошел, и вместе с ним в кабинет проник аромат дорого мужского парфюма.

– Присаживайся, генерал. Ты как всегда, словно с обложки журнала.

– Но тебе, Юля, я все равно не нравлюсь. Сколько раз приглашал поужинать, а ты всегда занята…

– Хватит трепаться. Что ты знаешь о Георгии Хаиндрава? По-моему, сегодня это единственный политик Грузии, который не струсил.

– Что ты хочешь о нем узнать?

– Когда я, после победы нашей революции, посетила Грузию, у нас состоялось несколько встреч. Он произвел на меня приятное впечатление. Но, познакомиться поближе, не удалось. Расскажи о нем коротко.

– По образованию кинооператор. При президенте Гамсахурдиа за критику режима сел в тюрьму. Когда Гамсахурдиа бежал, его освободили и вынесли из тюрьмы на руках. С тех пор он в политике. Но, пожалуй, стоит добавить, что его отец Леван Хаиндрава неплохой писатель, репатриант из Шанхая. В семье Георгия с детства говорили по-грузински, по-русски, по-английски и по-французски. Георгий Хаиндрава образованный человек.

– Какой он политической ориентации?

– Семья Хаиндрава боролось за целостность Грузии и не может простить России Сухуми. Если коротко, то все.

Тимошенко улыбнулась:

– Теперь мне кое-что ясно. Что будем делать с беженцами?

– Это сейчас не главная проблема. – Улыбнулся в ответ разведчик: – Есть покруче. – И улыбка с его лица тут же исчезла.

– Можно без загадок?

– Можно. – Натан Ефимович открыл кейс, достал чистый лист бумаги и взял ручку, которую Тимошенко пользовала для калькулятора. Положив лист перед премьер-министром, быстро написал на нем несколько строк ровным каллиграфическим почерком: – Вот читай.

Юлия Владимировна просмотрела текст, затем поднесла листок к глазам и перечитала еще раз. Прерывающимся от волнения голосом спросила:

– Натан, это точные сведения?

Лазовой кивнул, прижал палец к губам и показал на потолок и стены:

– Если хочешь поговорить на эту тему, давай прогуляемся.

– Господи, кроме твоего ведомства, кто тут может установить прослушку?!

Разведчик молча приписал одно слово, подождал пока премьер-министр прочитает, скомкал листок и засунул в карман своего шикарного пиджака:

– Наши союзники тоже любят быть в курсе…

Она моментально справилась с собой:

– Хорошо, я сейчас вылетаю в Одессу, проводи меня в аэропорт. – Поднялась и подошла к шкафу. Лазовой помог ей надеть пальто и распахнул дверь в приемную.

По дороге оба молчали. Мерседес премьер-министра с машинами сопровождения подрулил прямо к трапу.

Выйдя из лимузина, она взяла Лозового под руку, и они совершили вокруг самолета неспешную прогулку. Со стороны могло показаться, что парочка голубков обсуждает предстоящую вечеринку. Но красивая женщина говорила с красивым мужчиной об атомной бомбе.

Москва. Квартира Василия Дмитриевича Клименко на Остоженке.

16 ноября 2010 года.

Галя протерла коридор и нерешительно остановилась на пороге кабинета. Дверь в него оставалась открытой, и она видела, что Василий Дмитриевич, накрывшись пледом, неподвижно сидит за своим письменным столом. Перед ним на столешнице, заваленной папками и текстами, пепельница, а в ней дымящаяся сигарета. Казалось, что ученый напряженно работает, вглядываясь в монитор. Но старик смотрел поверх экрана невидящим взглядом. Он теперь часто пребывал в состоянии прострации, не замечая времени.

Галя кашлянула. Клименко вздрогнул и обернулся:

– Ты что-то сказала, девочка? Прости, задумался.

– Ничего страшного. Я квартиру убрала. Остался только ваш кабинет. Но не хочу вам мешать. Вы же работаете?

– Сам не знаю, что я делаю. Стараюсь отвлечься своими трудами, а мысли только о нем. На старости лет потерять единственного сына! Неужели я заслужил такой конец?

– Не говорите о конце. – Галя подошла к старику и затушила сигарету: – Вам еще долго жить, и надо взять себя в руки. И зачем вы курите? Вы же раньше не курили…

– Не знаю. Нашел сигареты Игоря. Он всегда оставлял у меня заначку.

– С вашей простудой вам курить вредно, – Галя взяла пепельницу и понесла в кухню. Выбросив окурок, сполоснула ее и вернулась в кабинет:

– Не курите больше.

– Хорошо, не буду. А ты посиди со мной. От тебя исходит что-то хорошее. Мне легче, когда ты рядом.

Галя присела на диванчик:

– Расскажите мне, над чем вы сейчас работаете?

– Долго рассказывать…

– А я никуда не спешу. Темы в Москве нет, и мне тоже грустно.

– Знаешь, девочка, многие думают, что я копаюсь в никому не нужном прахе истории. Моя работа посвящена украинскому национализму времен Степана Бандеры, и ему самому. Но как ни странно, эта тема сегодня актуальна как никогда…

– Это тот самый Бандера, что воевал с большевиками? Я что-то слышала. Кажется, он организовал нечто вроде движения «лесных братье» в Прибалтике?

Василий Дмитриевич грустно усмехнулся:

– Ничего удивительного. В России так многие думают. Но движение Бандеры и его соратников куда серьезнее. Это была крепкая военизированная организация. В ней существовал железный порядок. Называлась эта организация ОУН – Организация Украинских Националистов. Потом на ее базе была создана УПА – Украинская Повстанческая Армия. Каждая деревня становилась боеспособной единицей УПА. Бандеровцы воспитывали своих последователей с детства. Дети служили у них в разведке и были связными. Из них росли жестокие, преданные делу фанатики. Они без жалости добивали раненых красноармейцев, а работников НКВД предавали страшной, мучительной смерти.

– Какой ужас! Но это было так давно… Кажется, их всех уничтожили?

– Вот здесь ты ошибаешься. Чекисты разгромили низшее звено – боевые отряды, но до руководства организации они не добрались. Агентам НКВД удалось за границей убить самого Степана Бандеру, но его последователи на родине уцелели. А воспитанники УПА живы до сих пор. Они сыграли огромную роль в новейшей истории Украины и продолжают ее играть.

– После стольких лет НКВД и КГБ? Как это возможно?

– Девочка моя, Украиной после войны правил Хрущев. Я уверен, что он состоял в УПА или являлся ее сторонником. После смерти Сталина в руководящие органы партии и республики стали набирать бывших деятелей из националистов. Сотрудники с Лубянки вышли на их след, но с подачи Хрущева им дали по рукам.

– Никита Сергеевич связан с Бандерой?! Это же из области фантастики!

– Был ли он знаком с самим Степаном, я не знаю. Но сказки о том, что Хрущев по пьяному делу подарил Украине Крым, для обывателей. Он действовал с глубоко продуманных и взвешенных позиций. И это были позиции не вождя России, а убежденного украинского националиста.

– Трудно в это поверить!? – Галя сначала слушала ученого из вежливости, но постепенно заинтересовалась и ловила каждое его слово.

– Поверить трудно. Но я попытаюсь в своей работе это доказать. Были и другие руководители, причастность которых к националистическому движению точно известна. Например, президент Украины с 1991 года Леонид Макарович Кравчук. Он в детстве прошел военизированную школу УПА. Со времени его правления Украина и стала отходить от России. Россию украинские националисты ненавидят.

– Почему? Мы же два братских народа. Я ничего не понимаю?

– Причины для этого, к сожалению есть. Сперва Сталин спровоцировал на Украине голод, от которого погибли миллионы украинцев. А потом, когда Красная Армия вторглась в Галицию, НКВД там такое творило, что жители поняли – к ним пришел лютый враг: поголовная коллективизация, массовые расстрелы без суда и следствия, аресты и выселки в Сибирь, тотальная слежка за каждым. Украинцы начали борьбу. Под флагом националистов их сплотила ненависть к кровавому режиму. А бандеровцы ловко пользовались антирусскими настроениями. К тому же ОУН-УПА с самого начала поддерживала и продолжает поддерживать Униатская церковь.

Галя хотела что-то спросить, но замялась и покраснела. Василий Дмитриевич заметил ее замешательство:

– Не стесняйся, спрашивай.

– Вы же украинец. Значит, вы тоже должны ненавидеть русских?

– Я ученый, к тому же считаю себе интеллигентом. Как интеллигентному человеку, мне любая чисто националистическая идея противна. Ненависть к сталинскому режиму я со своим народом разделяю, но смешивать Россию с большевистским террором не могу. Наша многовековая культура кровно связана с русской. Мы два братских славянских народа, и от этого ни украинцы, ни москали никуда не денутся. Нам жить вместе, а теперь, когда началась Большая война, вместе и выживать.

Галя вдруг осознала, что ее любимый Тема сейчас на Украине. И если все, что говорит старик, правда, ее милому грозит опасность.

– Там у власти снова националисты?

– Я очень рад, что именно теперь наметился поворот к взаимопониманию. Это заслуга Юлии Тимошенко. Она умный, практичный политик и понимает, что взять Украину в сумку и унести подальше от России невозможно. И находит пути к сближению.

– Слава Богу, – облегченно вздохнула Галя: – Пойдем пить чай?

– Пойдем. Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что не бросаешь старика и терпишь его болтовню.

– Ничего подобного. Мне было очень интересно. – Она помогла Василию Дмитриевичу подняться и повела его на кухню.

Москва. Остоженка

Улица возле дома Василия Дмитриевича Клименко.

16 ноября. Двадцать часов тридцать пять минут

Большой черный автомобиль с затемненными стеклами уже два часа стоял у подъезда. Водитель дремал за рулем, а что еще происходило внутри, прохожие не видели.

Два молодых человека сидели в салоне и через новейшую аппаратуру прослушивали разговор Гали с Василием Дмитриевичем. Лица их эмоций не выражали. Молодые люди делали свою работу, и содержание беседы их не занимал. Пусть потом хозяин слушает этот бред, если ему интересно.

– Кажется, ему надоело трепаться. – Сообщил один молодой человек другому и широко зевнул. Через микрофон послышался звон посуды, затем снова наступила тишина.

– Чай пьют. Может, и нам чем-нибудь горло промочить? – Отозвался второй молодой человек.

– Возьми кофе в термосе. Я не хочу. – Они снова замолчали. Из наушников раздался женский голос:

– Тема так и не позвонил. Хоть бы сообщил, как долетел…

Мужской голос ответил:

– Не волнуйся, девочка. Думаю, ему не до отчетов. Я понял, что он отправился к новому другу сына. Наверное, теперь пытаются вместе разобраться, что случилось с Игорем. До сих пор не могу понять, почему Игорек скрыл от меня цель поездки? – Произнося эти слова, Василий Дмитриевич никак не думал, что его голос записывают, и, возможно, именно это признание спасет ему жизнь.

В салоне снова возникли звуки, говорящие о чаепитии в квартире Клименко. Затем подслушивающее устройство выдало шум воды из крана. Это Галя мыла посуду.

Когда шум воды стих, из наушники снова зазвучал женский голос:

– Василий Дмитриевич, я пойду, а то у меня мама целый день одна. У нее вчера был приступ, и она лежит в постели.

Мужской голос ответил:

– Конечно, иди, девочка. Ты и так меня слишком балуешь.

Молодой человек, страдавший зевотой, вынул из кармана мобильный:

– Колян, приготовьтесь. Она, вроде, закругляется.

– Мы давно готовы. Уже охренели от безделья. – Ответили в трубке.

Галя вышла из подъезда и быстрым шагом направилась в сторону метро. Она уже прошла Академию художеств и, пережидая машины, чтобы перейти улицу, остановилась. В этот момент перед ней резко притормозил микроавтобус. Из него выскочили трое парней. Они схватили девушку и запихнули в салон. Галя даже не успела крикнуть.

Пригород Киева. Поселок Конча Заспа.

16 ноября 2010 года.

Тимофей Анатольевич сидел у камина и потягивал виски. На десерт хозяин решил заменить национальный напиток. Горилки они достаточно выпили за обедом.

Тимофей уже прочитал все записи, что Игорь Клименко оставил в Киеве, и прослушал все пленки с его интервью. Одну даже прослушал дважды. В нем старческий фанатичный голос доказывал, что Юлия Тимошенко ведьма. По ночам она вылетает из своей квартиры и ищет маленьких мальчиков и девочек. Что с ними делает этот монстр, дедушка точно объяснить не мог. Но, уверен, что самые ужасные вещи. То ли пьет у них кровь, то ли продает в рабство в дальние страны. Да и свое огромное состояние она сделала на торговле живым товаром. Каждый день в Украине исчезают люди. В основном дети и юные девушки. Это ее рук дело. И народ она привораживает черным зельем – околдовывает и превращает в собственных роботов.

Были и менее экстравагантные «свидетельства» пороков и коварства Юлии. Но каждое интервью убеждало слушателя, что такой страшной женщине не место в доме правительства. Не согласиться с мнением Сергея Павловича о том, что люди, дававшие эти интервью, кем-то ангажированы, было трудно. Сергей Павлович поделился с Тимофеем своими соображениями, кто может стоять за всем этим черным пиаром. Так же из рассказа Снегиря Тимофей узнал, как они с Игорем познакомились.

Сергею Павловичу позвонили друзья из Днепропетровска и сообщили, что в городе находится журналист из Москвы, собирающий компромат на Юлю Тимошенко. Снегиря, как близкого друга Юли, это возмутило, он тут же вылетел на место и прямо с самолета примчался в отель «Парус». Журналиста в номере не оказалось, но Снегирь его дождался.

«Говорят, ты здесь собираешь грязь на нашу Юлю», – заявил он москвичу вместо приветствия.

«Я беру интервью у людей, которые ее, якобы, знали. Пока это действительно сплошные помои. И я уже понял, что ввязался в грязную историю».

«Ты меня спроси. Я Юлю помню с пятнадцати лет. Мой младший брат с ней в школе учился».

«Давай, рассказывай», – согласился Игорь. Так они и познакомились. А через час Снегирь имел полное представление о миссии московского журналиста. Он забрал его из гостиницы и привез к себе домой. Просидев всю ночь за столом и изрядно набравшись, они стали настоящими друзьями. Игорь поклялся, что никаких пасквилей на Тимошенко писать в Москве не будет и в доказательство оставил все свои наработки Сергею Павловичу. Провожая на следующее утро Игоря в аэропорт, Снегирь предупредил, что с заказчиком надо вести себя осторожно. Сергей Павлович желал знать точно, кто этот тип и чьи интересы он представляет. Игорь обещал держать его в курсе. На прощанье они обнялись.

Получив сообщение о гибели журналиста, свое собственное расследование Снегирь уже провел. Его люди крепко «потрясли» любителей интервью и выяснили – за компромат на Тимошенко каждому заплатили по триста долларов. Но отыскать щедрого спонсора пока не удалось.

Тимофей Анатольевич пошевелил в камине паленья и отодвинулся. Дрова принялись с новой силой, и ему стало жарко. Кресло хозяина пустовало. Снегирь попросил прощения и куда-то исчез. Тимофей посмотрел на часы. Стрелки показывали половину первого ночи. Сергей Павлович отсутствовал около часа.

«Интересный мужик», – размышлял Тимофей о хозяине. Этот вывод москвич сделал неслучайно. Свою молодость Снегирь провел бурно и даже чуть не получил срок. В начале перестройки он собрал банду и занялся рэкетом. Однажды его ребята «наехали» на дискотеку, принадлежавшую семье Тимошенко. Но Юля уже имела опыт ведения бизнеса в криминальном городе. Сотрудники ее службы безопасности скрутили рэкетиров, и она лично позвонила Снегирю.

«Твои парни раскололись до кишок. Или я сейчас передам их в милицию, или приезжай, потолкуем». Снегирь решился приехать. Он много лет не видел однокашницу брата и был изумлен встречей с шикарной молодой женщиной. Она ему тогда сказала: «Я училась с твоим Васькой, а своих не закладываю. Неужели тебе нравится быть такой мразью? Пришло время зарабатывать головой, а не кастетом, и зарабатывать гораздо больше». Они проговорили полчаса, и Снегирь получил предложение организовать охрану бензоколонок. Юля тогда только начинала бензиновый бизнес. Он согласился.

Много раз потом, вспоминая этот разговор, Снегирь мог убедиться, что Юля сказала правду. Своих она не продавала никогда. Если уже Тимошенко решила дружить с человеком, он мог надеяться, что эта маленькая женщина, если придется, встанет на его защиту стеной.

Имея возможность наблюдать жизнь и деятельность молодого бизнесмена, Сергей Павлович все больше поражался и восхищался Юлей. Вкалывая с утра до ночи, она умудрялась растить дочь, сдавать зачеты и еще писать диссертацию. Причем ее работа была признана одной из лучших на кафедре. Снегирь знал, что преподавателям Юля не платила, считая это для себя вредным и бессмысленным делом. Она хотела получать знания, а не оценки.

Разобрался он и в семейных отношениях своего босса. Выскочив замуж в юности по любви, она быстро переросла мужа, и тесть, занимавший в городе заметное положение, стал отдавать бразды правления невестке. Ее голова приносила семье деньги и успех. Супругу это не слишком импонировало, и постепенно они отдалялись друг от друга. Но у них рос ребенок, и о разводе речи не шло.

Случилось на его памяти у нее и несколько романов. Но о личной жизни премьер-министра Снегирь распространяться не хотел. Сказал только, что ни разу не заметил в ее симпатиях какого-то меркантильного интереса.

С годами Сергей Павлович завел свой бизнес, но дружба с Юлей оставалась светлым знамением в его судьбе. Анатолий понял – если понадобится, Снегирь, не раздумывая, отдаст за нее жизнь.

– Ты еще не заснул? – Хозяин стоял в дверях с очередной бутылкой виски.

– Нет, я прекрасно себя чувствую. – Улыбнулся Тимофей: – Когда мне еще удастся посидеть в таком доме у камина? У меня на даче только печка. Мы с женой ее строили в совковые времена, когда на душу полагалась по шесть соток.

– Еще не вечер. Будет у тебя дом.

Тимофей хотел возразить, но в его кармане зазвенел мобильный. Он достал трубку.

– Слушаю.

– Это хорошо, что слушаешь, и слушай внимательно. -

Голоса Тимофей Анатольевич не узнал:

– Кто говорит?

– Не важно. Или ты отдашь нам все материалы Клименко, или получишь труп своей коханочки. У тебя три дня. Понял? – Он не успел ответить, как услышал Галю: – Тема, поступай, как сочтешь нужным. Эти подонки меня приволокли куда-то, но я их не боюсь. – После чего связь прервалась.

– Ты чего побледнел как мертвец? – Спросил Снегирь гостя.

– Они Галю похитили.

– Кто – они?

– Не знаю. Требуют материалы Клименко.

– Проявились, голубчики. Теперь им конец.

– Я боюсь за Галю.

– Не бойся. Первый рейс в Москву в восемь утра. Полетим вместе. А сейчас давай спать. Похоже, завтра денек предстоит жаркий. – И Сергей Павлович налил себе и гостю виски, чокнулся с ним и залпом выпил: – За все хорошее.

Москвич мгновенье подумал и выпил тоже. Желание киевлянина лететь в Москву Тимофея немного ободрило. От этого огромного мужика исходила уверенность и спокойствие. «С таким другом можно и в атаку», – подумал он и пошел спать.

Грузия. Батумский район. Село Чаква.

17 ноября 2010 года. Семь часов утра.

Министру обороны Грузии Надару Самсоновичу Цурцумия вчера исполнилось тридцать шесть лет. Неделю назад молодой генерал не мог и представить, что придется праздновать свой день рождения в наспех вырытом окопе. А сегодня он встречал рассвет, не зная, доживет ли до вечера.

Части горной пехоты вместе с тремя противотанковыми батареями заняли вершину холма, поросшего кустами чайной плантации. Среди оборонявшихся, были реально готовы к бою только два взвода профессиональных вояк. Ребята прошли обучение на полигонах Виргинии, под надзором американских инструкторов, и свое дело знали. Остальные в основном новобранцы, еще и не нюхавшие пороха даже на учениях. Война застала Грузию врасплох. Думалось, на маленького союзника большой Америки враг не посмеет покуситься. Да и Турция оставалась до последних дней дружественным соседом. Хотя там все чаще происходили беспорядки, организуемые религиозными фанатиками. И вот случилось. Он встречает рассвет, а полчища Аль-Каиды окопались внизу, всего в полутора километрах от их переднего края. Скоро они зашевелятся.

Боеприпасов грузинам могло хватить на одну серьезную атаку противника. Да и разнообразием вооружений своей армии министр похвастаться не мог. Пехоту американцы вооружили винтовками «М16», давно списанными в их армии, да двумя десятками «Миними», тоже далеко не новыми. Но эти хоть имели приличную скорострельность, до шестидесяти выстрелов в секунду. Кроме того, он располагал переносными ракетными установками М136 АТ4.

Артилеоия достались министру от русских. Сейчас на холме стояло пять 120-миллимитровых орудий, транспортировать которые по чайным холмам весьма затруднительно.

Противник имел на вооружении автоматы Калашникова китайского производства и несчетное число мин. С начала Большой войны «поднебесная империя» продала автоматы всем желающим в невероятных количествах. На чем сделала и продолжает делать прекрасный бизнес. Это устаревшее оружие в руках фанатичных аль-каидовцев становилось грозным. Во-первых, потому что фанатиков было много, а во-вторых, они не боялись умирать. Террористы с детства кодировали детей на смерть, и те расставались с жизнью без размышлений. Помимо автоматов и мин, в распоряжении воинов Диг Хана находились минометы различных марок и зенитные комплексы «Стингер», сохранившиеся видимо, еще со времен войны американцев в Афганистане.

Молодой генерал не думал о предстоящем сражении. Они с полковником Сванидзе давно обговорили план действий по обороне высоты. Если не удержат, отступать придется в горы. А там как Бог распорядится.

Солнце медленно вставало из-за большого Кавказского хребта, освещая темно-зеленые, поросшие чайным кустом, холмы. Внизу бирюзой блестело море. Министр смотрел на все это и поймал себя на мысли, что никогда еще рассвет над прекрасной грузинской землей не казался ему таким мрачным. Он закурил и начал обходить позиции. Возле кухни встретил женщину. Она чудом вырвалась из занятой аль-каидовцами Чаквы и рассказывала, как вчера вечером фанатики взорвали церковь, а из икон с ликами православных святых устроили мишени для стрельбы из автоматов. Рядом с ней сидел седобородый старик и молча смотрел в землю.

– Что загрустил, отец? Мы еще повоюем. – Ободрил его министр. Старик поднял свою прекрасную голову и посмотрел на молодого генерала долгим печальным взглядом.

– Сынок, мне еще дед рассказывал о набегах персов и янычар. Пока мы не стали под защиту русского царя, завоеватели мучили страну постоянно. Россия с нами одной веры. Зря грузинские политики поссорились с русскими. А теперь видишь, наших святых расстреливают из автоматов.

– Ты прав, отец, с русскими нам жилось с одной стороны спокойнее, но с другой мы чувствовали себя полностью зависимыми от них. Согласись, что гордый человек всегда страдает от зависимости. А грузины народ гордый.

– О чем ты говоришь, сынок? Теперь мы еще больше зависимы. Не от русских, так от американцев. Ты же знаешь, где сейчас наш президент? Но русские близко. У них легко попросить защиты, а эти вон где. Даже если и захотят помочь, пока океан переплывут, нас уже раздавят. Мы, сынок, маленькая страна и всегда будем зависеть от большого соседа. Не тем надо гордиться грузинам. Ты вспомни наших великих предков. Они не только прославили нашу нацию в веках, но и влияли на судьбы мира. Не забывай, сынок, Иосиф Сталин родился от грузинской матери. И отец его грузин. Конечно, Сталин был злым человеком и принес много горя и нашей земле, И русским от него досталось. Но они приняли его и поклонялись ему, не думая, какой нации он сын.

– Сталин не гордость Грузии, а ее позор. – Возразил молодой министр.

– Во времена великой битвы Господь сам решает, кому доверить меч. Хоть Иосиф Джугашвили и был злодей, с его именем, освобождая землю от фашизма, бились и умирали миллионы воинов разных народов. Вот и Берия все ругали. А ныне выясняется, что он сумел сделать в срок атомную бомбу. Нельзя, чтобы такое оружие находилось в одних руках. Вся земля могла погибнуть. Ты еще тогда не родился. Это было жестокое время, но мы вместе с русскими пережили его. Я надеялся уйти из жизни спокойным за своих детей и внуков, а теперь должен видеть, как иноверцы опять вторглись в наши земли и убивают наших детей.

Рядом завтракали солдаты. Они смотрели в миски и делали вид, что слов старика не слышат. Повара передвижной кухни успели сварить кашу из кукурузной муки и добавить в нее тушенку из американских консервных банок. Полковник Сванидзе разрешил выдать бойцам по сто граммов чачи. Но не за завтраком, а непосредственно перед боем. Но выпить солдатом не удалось. Противник двинул в наступление, и про чачу Сванидзе забыл. Аль-каидовцы шли в полный рост и несли зеленые знамена Ислама. Грузины открыли пальбу. Полковник орал на своих солдат, что стрелять рано. Но те его не слушали.

Первую волну фанатиков удалось отбить. Их трупы висели на густых чайных кустах, как стаи черных воронов. Среди грузин оказался только один раненый. Наступила зловещая пауза. Но через минуту воздух наполнился пронзительным воем. Вершина холма вздыбилась взрывами, послышались крики раненых. Террористы начали минометный обстрел.

Артиллерийские расчеты грузин отвечали редкими залпами. Через десять минут из пяти 120-миллиметровых орудий сохранилось только одно. Раненых не успевали выносить. Два санитарных вертолета улетели, а носилок с жертвами обстрела с каждой минутой становилось все больше. Террористы снова пошли в атаку. На этот раз они не вышагивали, а неслись бегом. Когда они уже были близко, Сванидзе приказал бить прямой наводкой из переносных ракетных комплексов.

Мощный огонь отбросил фанатиков. Они снова оставили соьни трупов. Снова наступило короткое затишье. До вершины холма донесся заунывный голос муллы. Генерал Цурцумия понял, что фанатики молятся. Полковник Сванидзе приказал вынести раненых и трупы. Воспользовавшись передышкой, он успел выдать живым чачи. Теперь каждому досталось по сто пятьдесят граммов. Пока бойцы выпивали, министр вынул из кармана телефон и позвонил в Тбилиси.

– Георгий Хаиндрава слушает, – раздалось в трубке.

– Батоно Гоги, говорит Нодар Цурцумия. Мы над Чаквой. Думаю, больше часа не продержимся. Если что, позаботьтесь о семье.

– Я тебя понял, Нодар. Не волнуйся. Все сделаю. На всякий случай назови ваши точные координаты.

Министр назвал координаты высоты, которую они удерживали, и связь отключилась.

Через полчаса аль-каидовцы опять поднялись.

Третья атака выглядела странно. Воины в черном растянулись длинными цепями и взбирались на холм с трех сторон. Бить по ним ракетами теперь не имело смысла. Полковник Сванидзе выдвинул вперед профессионалов, обученных в Америке, и те открыли прицельный огонь из «Миними» по атакующим. Но патроны подходили к концу, и полковник приказал готовиться к отступлению. Первыми отошли кухни и санчасть. Отступать нужно было по пологому склону в сторону гор. Не успели хозяйственные службы скрыться внизу, как оттуда раздались выстрелы и жуткие крики. Санитары и повара бежали обратно. Проход в горы фанатики успели перекрыть. Грузины оказались в окружении.

– Вызовите свой вертолет и улетайте. – Посоветовал Сванидзе военному министру. Но Вахтанг Цурцумия улетать не хотел.

– Дайте мне автомат или винтовку. Хоть прихвачу с собой десяток этих варваров.

– Ребячество. В Кахетии еще одна дивизия наших. Уверен, в Зугдиди отряд Додашвили держится. Вы должны координировать действия, а не превращаться в солдата. – Зло выпалил полковник. Министр хотел ответить, но его слова потонули в реве ракет. Сванидзе едва успел уложить генерала и прикрыть его своим телом, как рядом поднялся огненный столб. Полковника контузило. Министр, выплевывая землю, с трудом выбрался из-под него, осмотрелся и пополз в ту сторону, где раньше находились санитары. Сванидзе он тянул за собой.

Снизу раздавались воинственные крики фанатиков и треск автоматов. Грузины отвечали лишь редкими выстрелами. Полковник открыл глаза.

– Кажется, все. – Сказал он шепотом и почему-то улыбнулся. Министр лег рядом с ним на спину и стал смотреть в небо. Внезапно они услышали странный шум. Словно огромный рой пчел кружит над ними. Цурцумия смотрел в небо, но ничего не видел. И вдруг низко, почти касаясь холма, над ними промчались десяток странных самолетов. Таких ни полковник, ни генерал еще не видели. Это были машины почти без крыльев, похожие на темные треугольники. Ни грохота взрывов, ни ракетных залпов они не услышали. Гул от странных летательных аппаратов смолк, и наступила полная тишина.

Офицеры переглянулись, так ничего и не поняв.

Министр медленно поднялся и подал руку полковнику. Они стояли, силясь сообразить, что произошло. Там внизу, где раньше зеленели кудрявые чайные кусты и откуда лезли на холм фанатики, теперь чернела гладкая, выжженная земля. До самого моря никаких следов Аль-Каиды. Враг исчез.

– Что это было? – Спросил молодой генерал, не в силах опомниться.

– Не знаю. Я слышал, что у штатников есть новый «штурмовик f12»… Может, они?

Спускаясь к морю, грузины продолжали гадать о непонятном налете. Министр еще раз позвонил в Тбилиси.

– Батоно Гоги, мы живы. Это какое-то чудо! Вы не знаете, что случилось? Тут какие-то странные самолеты уничтожили тысяч тридцать фанатиков.

– Не знаю, Нодар. Наверное, Господь услышал ваши молитвы. – Ответил Хаиндрава. Он решил умолчать о том, что позвонил в Кремль и на свой страх и риск попросил русского президента о помощи.

Москва. Остоженка.

17 ноября 2010 года.

Семь часов десять минут утра.

Людмила Тюрина сегодня на работу опаздывала. Есть такие службы, где это не слишком большая беда. Но для нее опоздание сулило немалый убыток. Людмила торговала в газетном киоске и самую большую выручку делала утром когда люди, по дороге на службу, приобретают свежую прессу. От метро она бежала со всех ног и все равно открыла свой киоск на десять минут позже. Водитель маленького пикапчика, развозивший газеты, уже чуть не уехал. Он покачал головой и молча выложил к ней на прилавок две кипы. Мила улыбнулась водителю виноватой улыбкой и принялась быстро раскладывать прессу. Сама она газет никогда не читала и удивлялась на своих покупателей: «Неужели у них дома телевизора нет?»

Водитель кивнул ей на прощание и тронул с места. Поток транспорта медленно тянулся по улице, и она еще долго видела сине-белый кузов его машины.

Работая здесь в киоске уже три года, Тюрина изучила, кто какие газеты покупает. Причем это относилось не только к ее постоянным клиентам, но и к тем, кого она видела впервые. «Комсомолку» брали в основном молодые женщины среднего достатка. «Аргументы и факты» – солидные мужики. Такие даже, бывало, останавливали напротив нее машину, и их дожидались водители. «Спортивную газету» приобретали старички, от которых разило пивом, или крепкие парни с бритыми затылками. Сейчас к ней направлялись именно такие. Два рослых парня с бритыми затылками в полосатых, как зебра, пальто, деловым шагом перешли улицу. Людмила заранее вынула из пачки два экземпляра «Спортивной газеты» и держала их наготове. Один из парней остановился рядом, а второй заглянул в окошко, всунувшись к ней чуть ли не по плечи.

– Привет, красавица.

– Здравствуй, если не шутишь. – Сорокалетняя женщина обостренно реагировала на всякое мужское внимание. Она чувствовала себя еще молодой и обаятельной, а мужики этого не замечали.

– Можно и пошутить. – Улыбнулся парень, вовсе не интересуясь ее товаром.

– Тогда приходи к закрытию. Сейчас мне надо выручку делать. А то я с тобой пошучу, а клиент пройдет мимо.

– А когда ты закрываешься, красавица?

Тюрина покраснела. Она начинала понимать, что молодого рослого парня привлекли к ней не газеты, а что-то еще.

– Обычно в девять. Вечернюю прессу продам, и домой. Дольше все равно торчать без толку.

– Вчера так же ушла?

Людмила вдруг побледнела и отвернулась. Она вспомнила, как вчера на ее перекрестке красивую молодую женщину такие же парни запихнули в микроавтобус. Она даже хотела позвонить в милицию, а потом испугалась. И как выясняется, не зря. Что если ее, как свидетеля, сейчас пырнут ножом. Комната пропадет. А она с таким трудом ее купила. Всю жизнь ишачила, и теперь эти двое не дадут дожить спокойно:

– Ничего я не видела и никому не говорила. – Буркнула она и хотела закрыть окошко. Но парень был молодой и сильный. Он вставил в щель локоть и улыбнулся:

– Значит, так никому и не сказала?

– Мамой клянусь.

Он залез в карман и вместо бандитской финки извлек бумажник:

– Вот сто баксов. Расскажешь, что видела – твои.

– А что я видела?

– Ты мне яйца не крути. Мы же оба знаем, о чем речь. Говори, сколько их? На какой машине приехали? Все выкладывай.

– Зачем тебе это, если ты сам здесь был? – Осторожно поинтересовалась киоскерша.

Парень с трудом сдерживал раздражение:

– Хочешь бабки заработать и башку сохранить, не задавай дурацких вопросов.

– Сколько их было, я не заметила. Машина большая, синяя, микроавтобус.

– Марка?

– Я в марках не понимаю. Кажется, немецкая. Я номер запомнила. В нем три девятки. – Сказала и осеклась. А что если они на хитрость пошли? Тогда ей конец. Но парень ухмыльнулся и достал из бумажника еще сотку:

– За номер плачу вдвойне. Вот, запиши на бумажке.

Она написала и получила двести долларов. Парни тут же исчезли. Тюрина долго не могла успокоиться. Когда продавала газеты, руки тряслись. Только к обеду пришла в себя. Днем она закрывалась на три часа. Обычно ходила перекусить в пельменную на Зубовской. Но сегодня пошла к метро и отобедала в дорогом итальянском кафе. С нее взяли семьсот рублей. За такие деньги Людмила Тюрина питалась первый раз в жизни.

Киев. Улица Красноармейская.

Квартира подполковника авиации Александра Круга.

17 ноября 2010 года. Десять часов утра.

Александр Прокопьевич Круг брился. Старательно намыливая щеки, он радовался, что руки его не дрожат и следов вчерашней пьянки на лице не видно. Вчера он оторвался по полной программе, даже на работу сегодня не пошел. Такое с подполковником ВВС Украины случалось нечасто. В последний раз он позволил себе выпить на пределе нормы полгода назад, на юбилее своей супруги. Ксении исполнилось сорок. Повод вполне солидный, но и в тот раз он долго чувствовал вину за свою неумеренность. А вчера произошел и вовсе исключительный случай – он пил с самим президентом.

Ополоснувшись, побрызгал себя туалетной водой. Теперь можно было и позавтракать. Но голода подполковник не ощущал, а скорее легкую тошноту.

Уходя на работу, жена предупредила – завтрак на столе. Супругу придется лишь разогреть кофе.

Набросив махровый халат бледно-бежевого цвета, Александр Прокопьевич медленно прошествовал на кухню. Семья подполковника занимала большую квартиру. Сюда на самой заре перестройки переехал его отец. Круг старший тоже служил летчиком. Этой чести он удостоился за прекрасную летную работу на всесоюзных учениях в Казахстане. Там бомбардировщик Прокопия Антоновича Круга «Ту-22МЗ» показал лучший результат, накрыв все цели «противника». После этого он ушел на пенсию. Сын продолжил дело отца. Он тоже успел полетать на «Ту-22», затем освоил «Су-24М» и потом долго не летал. То не было горючего, то средств для содержания боевых машин.

Лишь два года назад снова сел за штурвал. Это случилось на совместных маневрах стран НАТО, куда украинцев пригласили в качестве потенциального партнера, а по сути бедного родственника. И там подполковник сумел отличиться. Американцы то ли в шутку, то ли с желанием подколоть предложили украинцу поднять в воздух их новенький «В-2». Надеялись, что откажется, а он неожиданно согласился. Теоретически эту машину Круг знал. А в две тысячи третьем году наблюдал за полетами удивительного треугольника на авиашоу в Дубаи. Но представить себе, что он получит возможность лично подняться на чуде заокеанской техники, Круг тогда не мог. И вот такое предложение. Было ли оно случайным или хорошо продуманным, подполковник тогда не подумал. Откуда ему было знать, что американские военные давно завели на него секретное досье. Туда было вписано, что он, подполковник украинских ВВС Александр Круг, успешно справился с пилотированием русского «СУ-34». Эта была его секретная командировка в Россию, и американцам подполковник о ней не докладывал. Но, видимо, те умели получать нужную информацию самостоятельно. Командировка являлась чем-то вроде обмена опытом.

Усевшись в кабину диковинной машины, летчик понял – этот опыт ему пригодился. Американский бомбардировщик он в небо поднял, и классно приземлил. Янки устроили в его честь банкет.

С тех пор прошло много времени, и Александр Прокопьевич все реже вспоминал свой шальной экспромт. Вчера ему о нем напомнили. И не где-нибудь, а в Залесском, во время охоты с самим президентом. Приглашение на «царскую» охоту тоже последовало довольно странно и весьма внезапно. Управделами президента позвонил ему накануне поздно вечером и передал приглашение. Подполковник немного растерялся, на следующий день у него имелись другие планы. Но Круг был заядлым любителем пострелять дичь, а в Залесском ее водилось в изобилии, поскольку простому смертному эти места недоступны. Да и как откажешь президенту! И он согласился.

Охотились с собаками на кабана. Александру Прокопьевичу достался номер на опушке, президенту в двадцати метрах от него. Стадо кабанов гончие выгнали как раз между ними. Оба не промахнулись. Президент уложил секача, Круг завалил хрюшку. Глава государства Кругу понравился. Он оказался веселым и хлебосольным мужиком. Прекрасно рассказывал анекдоты, знал множество стишков и прибауток – вполне земной человек, понимающий вкус к жизни. За столом, после охоты, как полагается, крепко погрелись и пошли в баньку. Там тоже выпили. Как получилось, что подполковник остался в бане с министром обороны, генералом Дыбенко, вдвоем, он не отследил. До этого парились большой компанией, в которой присутствовал и президент. Но неожиданно все исчезли. Никола Вениаминович предложил посетить парилку. Круг взял веник и прошелся по высочайшим бокам. Потом и министр его попарил. Когда вышли и охладились в бассейне, Дыбенко вдруг спросил: «Не хочешь в Америку смотаться? Кажется, ты на их самолетах не так давно летал»?

Хмель после холодной воды голову отпустил, но душевное веселье у Александра Прокопьевича сохранялось, и он ответил не задумываясь: «Куда родина прикажет, туда и смотаемся».

Министр усмехнулся и заметил, что в данном случае родина приказывать не может, а может лишь просить. Американским друзьям нужно оказать услугу. И добавил «Не бесплатную. На этой командировке ты сможешь заработать полмиллиона долларов. И сам подбери экипаж. Кого там у вас полагается… Бортмеханика, бомбометателя. Они получат столько же».

«Бомбометателей у нас не бывает, а бывает штурман-оператор», – уточнил летчик.

Что конкретно предстоит делать в Америке, Круг так и не выяснил. Кого и где придется бомбить, министр не сказал. Что за борт представят американцы, тоже. Удалось выяснить только то, что лететь предстоит в Неваду и уже там получить боевое задание.

Припоминая вчерашнюю беседу в бане, подполковник забыл включить под кофейником газ. Поняв свою оплошность, чиркнул спичкой и снова уселся за стол.

Вчера на предложение министра он согласился, а сегодня засомневался, правильно ли поступил? Летчик догадывался, такие деньги ему даром не заплатят. Но подобный гонорар даже рискованный боевой вылет оправдывал. Смущало другое. Министр просил заграничную командировку держать в секрете. Поначалу и это не смутило – близким он и раньше о своих служебных вояжах не докладывал. Но тут ему посоветовали утаить поездку даже от командующего ВВС. А это уже было странно. Александр Прокопьевич предположил, что президент, поскольку он и пригласил летчика на охоту, в курсе. Но его непосредственным начальником оставался генерал Шмытко. С командующим военной авиации Круг имел, помимо служебных, хорошие личные отношения. Обойти генерала при таком ответственном задании, да еще за океаном, означало не только нарушение субординации, но и отдавало хамством.

Но назад пути нет. Он дал слово министру и обязан слово держать. Он уже не мальчик.

Допив кофе и не прикоснувшись к еде, Александр Прокопьевич перебрался в свой кабинет и уселся в кресло. Выбирать кандидатуру штурмана ему не пришлось. Он всегда летал с майором Саратовым и дружил с ним много лет. Это был самый близкий для Александра Прокопьевича человек, на которого он мог положиться, как на самого себя. И специалистов, равных ему, Круг не встречал. Подполковник снял трубку и набрал номер:

– Ванька, бери ноги в руки и ко мне.

– Саня, я же на работе.

– Хрен с ней, с работой. Или тебе приказать, майоришка паршивый?

Приказывать подполковнику не пришлось. Младший по званию заржал на другом конце провода и обещал явиться. Александр Прокопьевич положил трубку, встал с кресла и зашагал в спальню. Сбросив халат, надел форменную рубашку, парадные брюки и выложил китель на спинку стула. Когда Саратов позвонил в дверь, хозяин предстал перед ним при полном параде.

– Ты чего вырядился, Санек? Или юбилей у кого? – Уставился Саратов на друга.

– Ты заходи, а потом вопросы будешь задавать. – Усмехнулся подполковник. Майор, растерянно озираясь, проследовал за хозяином в кабинет и так же растерянно уселся в кресло:

– Не томи, говори, что случилось?

Круг посмотрел товарищу в глаза долгим прищуренным взглядом и спросил:

– Сможем мы с одного захода накрыть цель в полмиллиона долларов?

– Это зависит от сложности и размера объекта… – Неуверенно ответил Саратов.

– Размер объекта я не знаю. Но если мы его накроем, каждый получит по пол-лимона зеленых. У тебя когда-нибудь было столько денег?

– Ты же знаешь мою зарплату?

– Знаю. Представь себе, что у тебя полный чемодан баксов, что бы ты с ними сделал?

– Я бы купил себе новый спиннинг. – Саратов немного помолчал и звенящим от волнения голосом добавил: – С настоящей шведской катушкой.

– Тогда заедем к тебе за заграничным паспортом и прямым ходом в американское посольство. Теперь понял, почему я в парадном мундире?

Иван понял не до конца, но спорить с командиром, хоть тот и был его близким другом, не стал. Полковник Круг по службе числился его непосредственным начальником.

Москва. Лубянская площадь.

Главное управление ФСБ России.

17 декабря 2010 года.

В кабинете полковника Рощина Сергей Павлович Снегирь чувствовал себя как дома. В первую минуту Тимофей понял – мужчины знают друг друга давно и встрече рады. Они не только рьяно трясли друг другу руки, но еще и крепко обнялись. Снегирь представил полковнику Тимофея, пояснив, что привел едва оправившегося от ранения фронтового журналиста. После чего развалился в кресле и быстро выложил информацию об убийстве Игоря Клименко и о похищении Гали. Рощин кому-то позвонил, кого-то вызвал. Когда порученец выложил ему на стол небольшую папку, обратился к Тимофею:

– По убийству вашего друга работает городская прокуратура. Дело ведет следователь Трутеев. Это опытный специалист, и можно надеяться, что он убийцу нароет. Но и наше ведомство в расследовании косвенно участвует. С оперативной группой на место преступления выезжал и наш сотрудник. Он же вместе со следователем посетил отца убитого. Что касается похищения вашей подруги, у меня об этом никаких сведений нет. В милицию или другие органы правопорядка заявления на этот счет не поступало. У вас, Тимофей Анатольквич, есть какие-нибудь соображения?

– Соображения есть у меня. – Вступил в разговор киевлянин: – Они требуют материалы убитого журналиста. Уверен, что похитители Гали и убийцы Клименко – одна компания. Но тебе, Федя, не стоит строить разные гипотезы. У меня есть номер машины, на которой девушку увезли. Помоги найти владельца, а дальше я сам разберусь.

Рощин усмехнулся:

– Незаконные оперативно-разыскные действия на территории другого суверенного государства… Да я тебя арестую. Давай сюда номер машины.

Снегирь протянул Рощину бумажку, никак не отреагировав на его угрозу:

– Ты, Федя, пойми, концы наверняка в Киев потянутся. Сам подумай, кому в Москве нужно чернить Юлю Тимошенко? У нас в мае выборы. Кому-то очень хочется вылить на премьер-министра ушат помоев. Тут же все ясно. Я даже подозреваю, кто заказчик компромата, но мне нужны доказательства.

– Подозреваешь – скажи.

Снегирь посмотрел на Старкова:

– Тема, прости. Мы сейчас с полковником немного на мове погутарим. Федя проработал в Киеве двадцать лет. Он наш. И это наши внутренние хохлацкие дела. Не хочу тебя путать.

Тимофей понимающе кивнул и отвернулся к окну. Снегирь несколько минут говорил с Рощиным по-украински. Когда они закончили, Рощин обратился к Старкову:

– Простите нас, Тимофей Анатольевич. Сережа, возможно, прав. Тут замешана политика. Но я уверен – убийца и похитители наши, московские. Да и номер машины столичный. Наберитесь терпения. Мы девушку найдем.

В кабинет вошел молодой офицер и поставил на письменный стол полковника поднос с кофе и крекерами.

Пока Снегирь с Тимофеем пили кофе, Рощин извинился и вышел.

– Этот мужик нам поможет. Он мой старый друг и в прошлом великолепный оперативник. Это он сейчас в кабинетах обжился. А раньше все лесные тропы в Карпатах облазил.

– А чего он там делал? – Удивился Старков.

– Работал по остаткам националистических бандформирований. Так что наши украинские дела он прекрасно знает.

– Странно. А почему он уехал из Киева?

– Потому и уехал. Понимаешь, нити националистических организаций привели в ЦК Партии Украины. Он не уехал. Он убежал.

Тимофей вспомнил, что украинскими националистами занимается отец убитого друга:

– Сережа, отец Игоря, Василий Дмитриевич Клименко написал много трудов на эту тему. Может быть, Рощина это заинтересует?

– Спроси у него. Он, кажется, сам пишет диссертацию о том же. Вполне воз…

Договорить Снегирь не успел. Рощин вернулся в кабинет.

– Ваша машинка зарегистрирована на ООО «Цукер». Это совместное российско-украинское предприятие. Ее руководитель и генеральный директор Виктор Новенько. По нашим сведениям, они ведут чистый бизнес, к политике отношения не имеющий. Но копнуть их можно.

Снегирь встал с кресла и навис над полковником всей своей массой:

– Ничего, Федя, пока не копай. Занимайся агентами Аль-Каиды. У тебя и так работы невпроворот. Я сам все сделаю. Пиши адрес.

– Ты понимаешь, о чем меня просишь?

– Понимаю. Тебе ничего не грозит. Это не твой уровень. И потом, сам же брякнул, о пропаже девушки никто заявлений не писал.

– Вот ты мне сейчас его и напишешь…

– Напишу, когда мы Галю найдем. И выложу тебе полный отчет. Ты же меня знаешь…

– Даю тебе сутки. Завтра утром наш сотрудник навестит маму девушки и примет от нее заявление. Кстати, как тебе удалось номер машины добыть?

Снегирь ухмыльнулся:

– Ты мне дал сутки? Так вот, на сутки это моя профессиональная тайна. Завтра утром я тебе ее открою. Все, мы побежали.

– Подожди, пропуск подпишу.

– Подписывай.

Рощин вручил им подписанные пропуска и, пожимая Снегирю руку, высказался:

– Змий ты, Сережка. Держи меня в курсе.

– Тебе и так все будет известно. Теперь мы у тебя под колпаком.

Рощин усмехнулся и, провожая их до двери, сказал Тимофею:

– Вы с ним поосторожнее. Он когда-то своей бандой весь Днепропетровск в страхе держал.

– Держал, пока на Юлю не напоролся. – Ответил Снегирь и потащил Старкова из кабинета. Но тот уперся и с порога сообщил Рощину о работе Василия Дмитриевича Клименко. Полковник заинтересовался:

– Если речь идет о временах довоенных, или еще раньше, о начале тридцатых, буду рад ознакомиться. Что касается начала Второй мировой и советского периода, тут о бандеровцах я сам могу его просветить.

Тимофей продиктовал домашний телефон ученого и, наконец, оба визитера покинули кабинет контрразведчика.

Соединенные Штаты Америки. Невада.

Военно-воздушная база «Пикирующие святоши».

17 ноября. 2010 года.

О том, что генерал Фил Далисенсен прилетел в Неваду, знали всего несколько человек из Пентагона и два человека из Азиатско-Тихоокеанского отдела ЦРУ. Вездесущие агенты, курирующие Восточную Европу и проявившие к визиту в Киев трех высокопоставленных военных, включая Фила, некоторый интерес, получив информацию о том, что те встретились с президентом на его даче и весело провели сутки в обществе украинских коллег, успокоились. Слишком много проблем создавали им подпольные отделения Аль-Каиды в столицах новых членов Евросоюза.

Генерал задумал операцию «Мекка» в день, когда от взрыва террориста-смертника погиб его сын Гарри. А недавно, после атаки на Пристонский университет, где его брат Том работал профессором, укрепился в своем решении. Тома извлекли из-под завалов уже мертвым. Но на личное горе Фила тогда никто не обратил внимания. Человечество в тот день прибывало в шоке от страшного злодеяния фанатиков, уничтоживших лучшие университеты и музеи мира.

Фил задумал месть и предложил старому другу, полковнику Рою Каллари, стать его главным помощником. Рой служил начальником авиабазы в Неваде и командовал эскадрильей боевых самолетов. В генеральном штабе Фила поддержало несколько человек. Двое из них, Эндрю Коновер и Майкл Славски, согласились принять в операции непосредственное участие. Фил вместе с ними и полетел на Украину. Вернувшись из Киева, открыто с коллегами не встречался. Несколько дней сидел за компьютером, просматривал отчеты с фронта и никакой активной деятельности не вел. Если не считать десятка воздушных тревог в день, когда он спускался в бомбоубежище, то и из кабинета не выходил. Смертники Аль-Каиды на всевозможных летательных аппаратах пытались прорваться к Вашингтону. Пока ПВО удавалось их сбивать далеко на подлете к городу и больше одного – двух взрывов в неделю в Вашингтоне не случалось. Далисенсен с грустью вспоминал первые месяцы Большой войны, когда американцы уничтожали неприятеля за сотни километров от собственных границ. Но ракеты «земля-воздух» среднего и дальнего радиуса действия давно закончились, и у Белого дома не хватало средств заказывать их для армии в нужном количестве. А неприятель уже пользовался аэродромами некоторых стран на самом американском континенте. Так что теперь приходилось биться с ним в небе Соединенных Штатов.

Утром семнадцатого декабря Фил подписал у заместителя начальника генерального штаба Эндрю Коновера командировку и с военного аэродрома «Кондор» вылетел в Неваду. В командировке значилось, что генерал Далисенсен отбывает с инспекционной проверкой военно-воздушной базы «Пикирующие святоши» сроком на одни сутки.

Небольшой транспортный самолет «Локхид F4» приземлился на вспомогательный аэродром базы в пятнадцать часов тридцать минут. Несмотря на ноябрь, обычно здесь прохладный, жара стояла страшная, и чахлая полынь, покрывающая пустыри по бокам бетонной полосы, выгорела. Начальник базы полковник Рой Каллари встретил генерала на машине. От вспомогательного аэродрома до административного здания корпуса можно было добраться за пятнадцать минут неспешным шагом. Но полковник усадил генерала на заднее сидение и с ветерком доставил до стеклянных дверей. Правда, ветерок этот был горячим и нес мелкий песок с пылью, что комфорта короткой поездке не добавило. Но генерал неудовольствия не выказал. Далисенсен, как большинство его шведских предков, отличался выдержкой и невозмутимостью.

База «Пикирующие святоши» выглядела вымершей. И если бы не рев поднимающихся в воздух машин, поверить в то, что здесь размещается эскадрилья знаменитых асов, было бы сложно. Безлюдье объяснялось тем, что в дневное время технический персонал скрывался от жары в ангарах, а летчики несли постоянное дежурство в воздухе. По этой причине генерал, кроме двух унылых часовых, никого по пути не встретил. Взмокшие от пота автоматчики вытянулись и отдали генералу честь.

Начальник базы собственноручно распахнул дверь и, впустив визитера, проводил его на второй этаж в свой кабинет.

– Виски? Кола? – Спросил он, открывая бар, снабженный холодильной установкой.

– А кваса у тебя нет?

– Что это такое?

– В Киеве угощали. Хорошая штука. Жажду утоляет лучше наших шампуней вроде «колы».

– Кваса у меня нет, – не без огорчения признался полковник.

– Тогда ничего не надо. Что у вас с погодой творится?

– Это у Господа спроси. Уже неделю днем под тридцать, а ночью морозит.

– Черт с ней, с погодой. Где ребята?

Рой посмотрел на часы:

– Сейчас их звено в воздухе. Через десять минут на полосе. Еще десять минут на сортир, ты же помнишь что делают с мочевым пузырем перегрузки, и они здесь.

– Хорошо. Пока их нет, обсудим детали.

Офицеры уселись в кресла. Рой все же взял бутылку колы и отсосал из горлышка четверть. В кабинете, в отличие от пустынной невадской жары, держалась прохлада. Кондиционеры делали воздух неестественным, с примесью химии, но это было все равно лучше, чем ад за окном.

– Когда появятся русские?

Фил поморщился:

– Запомни, не русские, а украинцы. Это два разных народа и два разных государства. Сколько тебе можно это объяснять?

– Для меня без разницы, – усмехнулся Рой: – Они все там русские. Это ты у нас славянофил, Пушкина в подлинниках читаешь.

Фил решил не отвечать:

– Ты свои самолеты так и не перекрасил?

– А зачем? – Удивился Рой: – Кончится война, «Святоши» опять начнут изображать «противника». Это наш хлеб. – До Большой войны эскадрилья «Пикирующие святоши» выполняла специфическую работу. Американские истребители, перекрашенные в «Миги» и «Су», играли роль противника в учебных боях пилотов ВВС США. Пришла война, и летчики эскадрильи перешли на боевое дежурство, так и не перекрасив свои «Рапторы».

– Ладно, это нам даже кстати. Придется немного добавить оранжевой краски.

– Красок у меня хватит. – Заверил генерала полковник. Фил продолжил:

– Сегодня четверг. Украинцы должны появиться до конца недели. На выходных отдохнут, привыкнут к климату. В понедельник-вторник потренируются. Думаю, несколько вылетов им хватит. Они асы. Кстати, машина, надеюсь, подготовлена?

– Так точно, генерал. Вчера поднимали в воздух. Все в полном порядке. Вон стоит. Из окна видно.

Фил подошел к окну. Недалеко от большого ангара застыл русский истребитель-бомбардировщик «Су-34». Его крылья и фюзеляж украшали эмблемы суверенной Украины. Фил удовлетворенно хмыкнул и направился к стене, где висела большая карта мира:

– Договорился с ребятами?

– Да, с украинцами полетит звено Билли Круза.

– Тогда действуй по плану. – Операция «Мекка» начнется в среду. На рассвете они поднимутся и перелетят океан. Двух дозаправок в воздухе хватит. Твое звено будет сопровождать украинцев до базы «Солнечные пески». Здесь – он ткнул пальцем в Юго-восточную Азию – они возьмут на борт комплект груза «Х» и в четверг пойдут на цель. Четверг у мусульман день праздничный, сам понимаешь, сколько соберется паломников. Отработают цель и повернут обратно. Через три минуты после выполнения задания украинцы должны быть уничтожены. Это произойдет где-то здесь. – Фил снова упер палец в карту мира: – Сделав работу, твои «Святоши» отбомбят грузом «х» ядерные объекты Дик Хана и вернутся на «Солнечные пески». Через час весь мир узнает, что украинцы сбросили водородную бомбу на молящихся мусульман.

– А если сумеют катапультироваться? – Перебил генерала Рой.

– Еще лучше. Аль-Каидовцы их все равно разорвут на куски, да еще получат в руки неопровержимые доказательства.

– И весь мусульманский мир постарается уничтожить Украину, – сделал вывод полковник.

Фил отошел от карты и уселся в кресло:

– Не думаю. После такой встряски они вообще прекратят войну. Во всяком случае, Большую войну. Четыре ядерных удара Аль-Каида не выдержит. Проблема не в этом. Ты уверен, что твои парни не выкинут какой-нибудь номер?

– Пять миллионов каждому – хорошие деньги, – возразил Рой. Фил на минуту задумался:

– Надеюсь, они это понимают. Постарайся, чтобы кроме летунов звена Билли, с украинцами здесь на базе никто не контачил.

– Это нетрудно. Скажи, Фил, мы старые друзья, ты не боишься после этого попасть в тюрьму на пожизненный срок? Ведь ни конгресс, ни президент ничего не знают.

– А зачем им знать? Это штатная военная операция. Ты же не ставишь в известность президента, когда сбиваешь самолеты фанатиков…

– Это во время войны обычное дело. А тут ядерная атака.

– Не бойся, если все пройдет, мы еще станем национальными героями. И украинцы, посмертно. Они, освободив мир от черной чумы, героически погибли от «зенитного огня противника». Ты же знаешь, у Аль-Каиды уже появилась атомная бомба. Не мы их, так они нас. Пока конгресс и Белый дом решают, как поступить, воины Аллаха ждать не будут. Наша гнилая демократия и так сделала, что могла. Все дипломатничали с обезьянами, пока они нам задницу не поджарили. Самое главное, чтобы твои парни молчали. Если кто-нибудь пронюхает, что летуны из эскадрильи «Святоши» сбили украинских коллег, вот тогда нам конец.

– Разрешите войти, – Фил и Рой одновременно повернули головы. В дверях стояли крепкие загорелые мужчины и улыбались во весь рот.

– Заходите, ребята. Мы только что о вас говорили. – Улыбнулся в ответ генерал Фил Далисенсен. И продолжая улыбаться, поднялся, чтобы пожать летчикам руки.

Киев. Дом правительства.

Кабинет премьер-министра. 17 ноября 2010 года.

Тимошенко положила трубку и задумалась. Она только что говорила с президентом России. Известие об атомной бомбе Аль-Каиды его не удивило. «Не волнуйтесь, Юлия Владимировна, речь идет о опытном образце. Испытаний они не проводили. И пока не закончится праздник Рамадан, проводить не будут. Мы с президентом Соединенных Штатов и руководством Евросоюза уже начали консультации. Имеется один план, но озвучивать его еще рано. Как только будет принято решение, я вас тут же оповещу».

Она повторила про себя каждое слово российского лидера и решила, что ему можно верить. К тому же утром пришло обнадеживающее известие из Одессы. Туда припыли лишь несколько небольших судов с беженцами. Это были рыбацкие шхуны с испорченной или слишком примитивной радиосвязью. До них сообщение, что войска Аль-Каиды спешно покинули территорию Грузии, еще не дошло. Остальные развернулись и взяли курс на Батуми. Тимошенко телеграммой поздравила с этим известием Георгия Хаиндрава и получила от него ответ с благодарностью.

Сегодня премьер-министр решила закончить рабочий день пораньше. Внуку исполнялось десять лет, и она хотела провести вечер дома. Но секретарша доложила, что ее срочно хочет видеть Натан Маркович Лазовой. Тимошенко понимала, начальник внешней разведки зря не побеспокоит, и распорядилась его принять.

– Что случилось, Натан? – Спросила она вместо приветствия.

– Возможно, и не стоило придавать особого значения данной информации, но мне кажется, здесь что-то не так. – Уклончиво ответил Лазовой.

– Можешь не темнить? Ты же руководитель спецслужбы, доложи по существу дела.

– По существу, так по существу. Сегодня в четырнадцать часов пятнадцать минут подполковник ВВС Александр Круг и майор ВВС Иван Саратов запросили визы в американском посольстве.

Информация не показалась Тимошенко чрезвычайной. В Америку ездили сотни украинцев:

– Ну и что?

– Во-первых, им тут же визу оформили. Американское консульство еще до Большой войны скорее, чем за две недели подобных вопросов не решало. А в военное время на это у них уходит не меньше месяца. А тут такая оперативность. Во-вторых, подполковник Круг и майор Саратов входят в десятку наших лучших летчиков. Они способны поднять в воздух самые современные машины. С учетом недавнего визита генералов из Пентагона и, заметь, в том числе одного из ВВС США, мне кажется, моя информация заслуживает внимания. И еще один момент: подполковник и майор – друзья. Это обстоятельство объясняет их желание путешествовать вдвоем. Но Саратов является так же штурманом-оператором. В паре они составляют экипаж, способный выполнить любое боевое задание.

Тимошенко задумалась. Она вспомнила бегающие глазки министра обороны Дыбенко и разговор с президентом Украины по телефону. Если президент отвечал ей в своей обычной манере и никак не проявил беспокойства, то военный министр вел себя подозрительно. Она сняла трубку и набрала номер командующего ВВС.

– Шмытко у аппарата.

– Здравствуйте, Семен Ильич.

– Здравия желаю, Юлия Владимировна.

– Скажите мне, пожалуйста, вы в курсе визита летчика Александра Круга и штурмана Ивана Саратова в Соединенные Штаты?

– Первый раз слышу.

– Не могли бы вы вызвать обоих к себе для беседы?

– Естественно, могу.

– Сделаете одолжение. Я бы хотела лично присутствовать при разговоре.

– Нет вопросов, Юлия Владимировна. Когда вам удобно?

– В тот же момент, как летчики окажутся у вас в кабинете.

– Сейчас же вышлю за ними моего адъютанта с машиной. Только их привезут, вам доложу.

– Спасибо, Семен Ильич. Жду в кабинете.

Она положила трубку и посмотрела на Лозового:

– Доволен?

– Ты всегда оперативна. Редкое качество для красивой женщины.

– Можно без половой дискриминации? Я люблю комплименты, но терпеть не могу мужского чванства. Даже если оно исходит от такого неотразимого мужчины, как ты.

– Есть, без половой дискриминации. – Улыбнулся генерал.

– Так-то лучше.

– Ты говорила с Кремлем?

– Совсем недавно. В Москве знают.

– Догадываюсь, – докладывая главе правительства о наличии ядерной бомбы у террористов, Лозовой не сообщил ей, что информацией с ним поделился коллега из ФСБ. Но разговор Тимошенко с Кремлем его интересовал: – И что они намерены предпринять?

– Как я поняла, пока великие державы ведут консультации. Президент успокоил, до конца мусульманского праздника Аль-Каида бомбу не применит.

– Я тоже так думаю. Но праздник закончится в конце той недели.

– Это почти десять дней. Давай лучше вернемся к нашей проблеме. У тебя есть на этот счет соображения?

– Я надеюсь, ты позволишь мне присутствовать при беседе с летчиками?

Тимошенко усмехнулась:

– Допросы людей по твоему ведомству. Это я должна у тебя просить разрешения.

Генерал собрался галантно возразить, но зазвонил телефон. Юлия Владимировна сняла трубку:

– Слушаю, Семен Ильич?

– Должен сообщить вам неприятную весть. Оба летчика на машине подполковника Круга выехали в сторону Москвы. Я сейчас свяжусь с Натаном Марковичем Лозовым. Если его люди успеют перехватить их до границы, мы путешественников вернем. Я выяснил, что они оба написали заявление о недельном отпуске за свой счет…

– Вас поняла. Натан Маркович Лазовой рядом. Я передаю ему трубку.

О чем говорили главнокомандующий ВВС с начальником внешней разведки, Тимошенко не слушала. Она думала о том, что в день рождения внука настроение у нее испорчено. Когда Лазовой закончил беседу, она спросила:

– Во сколько первый рейс в Америку из Шереметьева?

– Если в Нью-Йорк, то в восемь тридцать. – Ответил генерал разведки и улыбнулся. Эта красивая женщина умела соображать ничуть не хуже, чем он сам.

Москва. Рублевское шоссе.

17 ноября 2010 года.

Темно-синий микроавтобус марки «Фольксваген» с тремя девятками в номере свернул с Кутузовского проспекта на Рублевское шоссе и помчал в сторону Кольцевой. В его салоне гремела музыка, если вообще подобный грохот можно так называть, и два молодых человека, развалившись в креслах, самозабвенно подергивались в такт с ударными. Не дергался только водитель, которому приходилось следить за дорогой и крутить баранку. Они миновали КАПП при выезде из Москвы и выбрались из города. Поскольку в десять часов вечера основная волна москвичей уже добралась до своих дач и коттеджей, пробок на шоссе не возникало. В декабре смеркалось рано, а десять вечера для Подмосковье глубокая ночь. Водитель микроавтобуса врубил дальний свет и, нисколько не заботясь тем, что слепит встречный транспорт, вдавил педаль газа в пол.

Спидометр показывал сто сорок километров в час, но перед перекрестком на Петрово-Дальнее их обогнал кортеж из трех «Мерседесов». Те катили быстрее, помигивая проблесковыми маячками синего цвета. Сзади пристроился еще один «Мерс», оборудованный спецсигналом. Он почему-то обгонять любителей музыки не стал, а включил сирену и дальний свет, требуя, чтобы водитель микроавтобуса уступил ему дорогу. Но тот продолжал рулить по центру полосы на той же скорости. Рублевское шоссе, несмотря на престижность района, по которому оно проходило, состояло всего из двух полос и широтой не отличалось. Правда, асфальт здесь дорожные службы всегда поддерживали в идеальном состоянии.

– Не борзей, Кудрявый. – Обратился один из пассажиров к водителю, не переставая дергаться в такт барабана.

– Горец, не доставай. – Огрызнулся водитель.

– А если эти из Кремля?

– Да пошли они… – Ответил рулевой, приоткрыл окно и смачно сплюнул в жесткую струю встречного воздуха. При открытом окне, сирена наседающего сзади лимузина забила грохот музыки.

– Ты неправ, Кудрявый. Можем нажить на жопу приключений! – Поддержал соседа второй пассажир, стараясь перекричать сирену и приемник.

В этот момент кортеж, обогнавший трех приятелей, резко затормозил. Кудрявый чудом успел среагировать, едва не врезавшись в багажник последнего лимузина. Пассажиров подбросило вперед, и один из них больно ударился головой о крышу. Микроавтобус занесло и частично развернуло. Они остановились.

Дальше все произошло мгновенно. Кто-то раздвинул боковую дверцу микроавтобуса и распахнул дверцу водителя. Кудрявого выволокли из салона, два других пассажира, почувствовав холодок у виска, подняли руки. Водителя скрутили и запихнули в «Мерседес», что остановился сзади. Пассажиров потащили вперед, и усадили поодиночке в лимузины кортежа. За руль микроавтобуса уселся совсем другой водитель, и через несколько минут весь автокараван развернулся и покатил в сторону Москвы. Ехали довольно долго. Поскольку пленникам тут же завязали глаза черными повязками, куда едут, они не понимали.

Не видели они, как все машины свернули на узкую бетонку. Бетонка тянулась через лес и заканчивалась шлагбаумом. Водитель «Мерседеса», что шел во главе колонны, поднял шлагбаум электронным брелком, и кортеж въехал внутрь поселка. Поселок состоял из одной улицы, по бокам которой возвышались солидные особняки. Часть из них пряталась за высокими заборами. Головной «Мерседес» уперся бампером в стальные ворота и дал короткий сигнал. Ворота медленно раскрылись, и весь кортеж закатил на участок. Участок, поросший девственным лесом, оказался огромным. До дома, что прятался за вековыми елями, еще пришлось некоторое время ехать.

Кудрявый уже полчаса сидел на стуле, не понимая, где находится. Повязку с его глаз так и не сняли. Вокруг стояла полная тишина. Руки, связанные за спиной, затекли, во рту появилась неприятная сухость. Минут через десять он спросил:

– Горец, ты здесь?

Ответа не последовало. Последовал страшный удар в живот. Парень взвыл и, сообразив, что рот открывать не следует, сидел тихо. Прошел еще час. Кудрявый почувствовал, что дверь в помещение открылась, и кто-то вошел. Потом он услышал незнакомый голос:

– Куда вы дели девчонку?

Он промолчал и снова получил удар в живот. Потом его повалили и били ногами. Как оказался опять на стуле, не помнил. На какой-то момент Кудрявый от боли потерял сознание. Тот же голос теперь звучал как бы издалека. В голове парня шумело, и этот шум искажал звуки.

– Последний раз спрашиваю, где девчонка? Или отвечаешь, или ты труп.

И он заговорил:

– Она на даче Иван Иваныча.

– Адрес?

– Деревня Воронки, дом 36 «Д».

– Это за кабаком, в Архангельском?

– Да.

– Сколько бандитов ее стережет?

– Трое.

– Кто заказчик?

– Иван Иваныч.

– Фамилия?

– Не знаю.

– Как он выглядит?

– Я его никогда не видел.

– Кто из вас троих его видел?

– Никто.

– Как он с вами рассчитывался?

– Бабки приносили на фирму и клали на стол в нашей комнате.

– ООО «Цукер»?

– Да.

– Кем вы трое там работаете?

– Охранниками.

– Все трое?

– Я еще и водитель.

– Кого возишь?

– Кого скажут.

– Кто скажет? Директор Виктор Новенько?

– Нет. У него мы просто арендуем помещение.

– Но ваш автобус приписан к фирме «ЦУКЕР»?

– Вроде. Меня это не касается.

– Как вы получаете задания?

– По телефону.

– Ты убил Игоря Клименко на Остоженке?

– Я никого не убивал.

Последовал новый удар в живот. Парня опять били ногами, но не так долго, как прошлый раз. Снова оказавшись на стуле, он услышал:

– Не хочет говорить, будем кончать. Волоките его на улицу.

– Я никого не убивал. А на Остоженку я возил троих мужиков. Я их не знаю.

– Откуда они взялись?

– Я получил задание.

– От кого?

– От Ивана Иваныча.

– Какое?

– Приехать на старый Арбат и ждать у казино. Там ко мне должны подойти. Я и ждал.

– Когда это было?

– Где-то, неделю назад. Точно не помню.

– Говори маршрут.

– Приехали на Остоженку. Я остановился на правой стороне от центра. Они вышли, перешли через улицу и вошли в дом. Минут через сорок вернулись. Я отвез их во Внуково. Там они вышли, очень торопились. Больше я их никогда не видел.

– Во сколько это было?

– Около трех часов дня.

– Описывай, как они выглядели?

– Один солидный, даже седой. Двое помоложе.

Крепкие пацаны, лет по тридцать.

– О чем они говорили в машине?

– Не помню.

– Хочешь жить, вспомнишь.

– Солидный все время смотрел на часы. Я понял, что они боятся опоздать на рейс. Их там должен был встретить какой-то мужик.

– Где там?

– Не знаю. Наверное, туда, куда они летели. Но само место они не называли.

– Произносили имя встречавшего?

– Кажется, сказали, что их встретит человек Дыбы. Больше ничего не помню.

– Багаж у них был?

– Нет. Когда они возвращались из дома на Остоженке, в руках седого был потрепанный чемоданчик. Но он его выбросил в урну.

– Как выглядел чемоданчик?

– Сильно потрепанный. У моей бабки такой в кладовке лежит…

Больше Кудрявого ни о чем не спрашивали, и он понял, что остался один. Очень хотелось, чтобы ослабили веревки на запястьях, но боль от побоев еще не прошла, и открывать рот он побоялся.

Трасса Киев – Москва.

Район города Брянска.

17 ноября. 2010 года.

Александр Прокопьевич Круг любил машину и умел водить ее мастерски. И сейчас, сидя за рулем, получал удовольствие от бесшумного и надежного двигателя, от руля, который реагировал на каждое едва заметное движение водителя, от комфорта просторного салона. Саратов уже трижды предлагал сменить его за баранкой, но Круг только ухмылялся и прибавлял скорость.

– Что, Ванька, очко играет? – Спросил он у друга, сидевшего рядом на пассажирском сидении.

– Не могу сказать, чтобы мандраж меня пробирал, но все как-то слишком странно… – Ответил майор и широко зевнул. За шесть часов дороги его разморило, но уснуть так и не удалось. Конечно, он волновался.

– Чего тебе странно? Слишком много денег за один боевой вылет? Или боишься – собьют?

– Да причем тут это? Мы же с тобой не первый год в небе. Всякое бывало. Странно другое. Слишком все таинственно. Ну, сам посуди. Почему Дыбенко просил лететь через Москву и сам забронировал нам билеты от Шереметьева? Почему посоветовал мобильные отключить? Я уж не говорю о командующем… Шмытко мужик нормальный. Боевой генерал, чего от него таиться. Да и потом он наш начальник.

– Он мой начальник. А твой начальник я, – поправил Круг друга.

– Хорошо, твой. И тебе не показалось это странным? Что-то здесь, Саня, не так.

– Думал я об этом. Но министру виднее. Да и президент, видно не возражает. Тогда что нам волноваться?

– Нашему президенту все до лампочки. Свалил на женщину работу, а сам кабанчиков постреливает.

– Юля справится. Она и не в таких передрягах бывала. Даже в тюрьму ее сажали. Мне свояк рассказывал. Он тогда начальником следственного изолятора работал. Тимошенко, когда в камеру Лукьяновского СИЗО посадили, есть отказывалась. Думала, Кучма ее отравит. Она его делишки на солнышко выставила, а такого не прощают.

– Долго голодала?

– Да почти все полтора месяца. Когда друзьям удавалось передачу забросить, ела. А от тюремного отказывалась. Вышла, меньше сорока килограммов весила. А не сломалась.

– Крепкая дивчина.

– Она уже не дивчина. Внук в третий класс ходит…

– Все равно сок не пустила. На трибуне стоит, девочка и девочка. Но ты мне не ответил, к чему такая таинственность в нашей командировке? Почему Дыбенко не мог приказать Шмытко командировать нас в Америку? Спустил приказ, и все дела. Думаешь, отказал бы генерал министру?

– Чего ты меня достаешь? Хочешь в кювете оказаться? Разозлюсь и аварию сделаю. Вот смотри, Брянск проезжаем. Скоро и Москва-матушка.

– А в ней одни москали. Помнишь анекдот про гробы?

– Что-то слышал, да подзабыл.

– Я напомню. Нам спешить некуда. Пока байки травим, версты под колеса ложатся.

– Напомни, если не лень.

– Слушай. Данило проснулся и жене сон рассказывает. «Снится мне, жена, река наша, а по ней гробы плывут. А в них москали». А жена отвечает: «Зачем ты так, Данила. И москали хорошие бывают». «Бывают», – отвечает Данило. «Хорошие москали в хороших гробах плывут». Вот такой анекдот.

– И ты, русский человек, это рассказываешь? – поддел Круг товарища.

– Какой я уже русский? Дня без сала прожить не могу, жена хохлушка, да и говорить мне по-украински сподручнее.

– Ты в Москве этот анекдот не расскажи. Прибьют нас. В Америку не попадем.

– Тогда не расскажу.

– Вот и попался. Хочется пол-лимона заработать?

– Кому не хочется. Ты смотри лучше вперед. Там пост.

Впереди стояли три автоматчика в форме спецназа и инспектор дорожной службы. Инспектор поднял полосатую палку. Подполковник сбавил скорость и медленно подкатил к обочине. Инспектор козырнул:

– Господа киевляне, в связи с режимом Большой войны, разрешите ваши документы и приготовьте машину для осмотра.

– Чего мне ее готовить? – Усмехнулся Круг: – Она у меня всегда готова.

– Откройте капот и багажник. И выйдите из машины.

Саратов выбрался на обочину и с удовольствием потянулся. Хоть кресло французского лимузина спину не напрягало, но семь часов без движения организм чувствовал. Круг тем временем выполнил требование постового и встал рядом.

Двое спецназовцев сноровисто оглядели салон, бардачок, заглянули под кресла. Третий обследовал багажник, посветил фонариком под капот. Не без зависти заметил: – Свеженькая. Две тысячи восьмого года выпуска.

– Пока свеженькая. – Не без гордости согласился владелец. Спецназовец сразу сделал серьезное лицо:

– Что у вас в карманах?

– Бумажник, телефон и расческа. – Ответил подполковник.

– А у вас?

– У меня то же самое. Только расчески нет. Забыл дома, – признался Саратов.

Стоявший в стороне молодой боец с автоматом неожиданно улыбнулся, шагнул к Кругу и заговорил по-украински:

– Товарищ водитель, вы из Киева?

– Из Киева, сержант.

– И карточка в мобильном у вас киевская?

– Естественно. Правда, с ней и в Австралию позвонить можно.

– Вы не разрешите мне воспользоваться вашим телефоном? У меня мама в Киеве живет.

– Мама в Киеве, а служишь в русской армии?

– Я женился на питерской дивчине и взял гражданство. Она на Украину ехать не захотела. А я без нее не могу.

– Больно рано женился. – Проворчал Круг и протянул телефон бойцу: – Звони.

– А он у вас выключен.

– Включи, если выключен.

– Не умею.

Круг включил мобильный и тут же раздался звонок. Подполковник вздохнул и поднес трубку к уху.

– Слушаю.

– Подполковник Круг?

– Да, я.

– Не узнаешь, сукин сын?!

– Семен Ильич!

– Не Семен Ильич, а командующий военно-воздушного флота Украины генерал Шмытко.

Подполковник непроизвольно встал по стойке смирно:

– Так точно, товарищ главнокомандующий.

– Вот что, Саня. Возвращайтесь со своим штурманом в Киев и отчитайся, куда собрался и зачем. Тебя сама Юлия Владимировна хочет видеть. Понял?

– Так точно. Но завтра, Семен Ильич, пятница – короткий день.

– У нас теперь все дни длинные. А у Тимошенко и подавно. Жду в своем кабинете.

– Слушаюсь. – Круг машинально спрятал телефон в карман. Боец, из соображений деликатности отошедший на время разговора, быстро вернулся:

– Товарищ водитель, а позвонить?

– На, звони своей мамочке, сержант. – Круг отдал бойцу телефон и повернулся к Саратову: – Похоже, Ваня, не сможешь ты себе купить спиннинг со шведской катушкой. Мы возвращаемся в Киев. Генерал Шмытко звонил. Видно, пронюхал, старый лис.

Развернувшись, километр ехали молча. Потом Саратов сказал:

– Раз в Москву не едем, надо было на посту им анекдот рассказать. Хорошие москали в хороших гробах плывут.

Киев. Владимирская улица.

Здание СБУ. 17 ноября 2010 года.

Натан Маркович Лазовой сегодня ночевать дома не собирался. Ночью он собирался работать. Семья генерала уехала по туристической путевке в Японию, и его ночные бдения близких не тревожили.

После посещения главы правительства глава Лрзовой поспешил в свой рабочий кабинет. Руководитель СБУ торопился от вопросов, связанных с летчиками Кругом и Саратовым, вернуться к делам текущим. Для этого созвал на десять вечера экстренное совещание, пригласив к себе двух заместителей и начальника столичного отделения СБУ. Текущие дела выглядели не менее тревожно. По агентурным данным, в офисе штаба «Национальный реванш» царило необычайное оживление. Актив партии заседал круглые сутки. В Киев из регионов страны съезжались проводники филиалов организации и ее активисты. Но никаких публичных акций «Реваншисты» не проводили. Это было тем более странно, что ультранационалы обожали шествия и митинги. Причем с лозунгами, откровенно призывающими к немедленному силовому захвату власти. Правда, после того как кресло премьера заняла Юлия Тимошенко, руководитель спецслужб для себя отметил: таких шествий стало меньше и проводились они спокойнее. Юлия Владимировна, хоть сама и не состояла в националистических организациях, но националистам иногда помогала. Как всякий политик, когда ей было нужно, она пользовалась и их поддержкой. Что думала сама глава государства о программе «Национального реванша», генерал СБУ не знал и знать не хотел. Натан Маркович, как всякий профессиональный разведчик, неплохо разбирался в психологии людей. Его дома часто спрашивали, поскольку с премьер-министром Лазовой знаком давно, что он думает о ней как о человеке? Натан от подобных вопросов обычно уходил шуткой – «Тимошенко не человек, а политик. Не надо путать».

На самом деле он примерно так и считал. Политик не может быть хорошим человеком в обывательском смысле. Политик это игрок, и судить о нем должно только по результатам его деятельности. Юлия мечтала не просто взять власть, а рвалась работать. Кое-как она работать не умела. Если что делала, так на полную катушку. Народ нутром это чувствовал и ее поддерживал. За это же качество премьер-министра уважал и Лазовой. Да он и не верил, что ангел в состоянии править государством. Ангелам на земле не место.

Что касается «Национального реванша», то партию националов Тимошенко принимала как одну из красок политической палитры Украины. И такое положение вещей до сегодняшнего дня «Реваншистов» устраивало. Если бы не это обстоятельство, генерал Лазовой заподозрил бы в стане националистов признаки готовящегося мятежа. А сигналы о подготовке переворота у него имелись. Не далее как вчера агенты СБУ, внедренные в киевское отделение «Реванша», сообщили о возможном в самые ближайшие дни применении силы. Этот вывод они сделали на основании того, что в Киев начали съезжаться не только партийные функционеры движения, но и группы боевиков. Лазовой решил сегодня же провести операцию по их проверке. Отряды специальных подразделений были оповещены и находились в полной боевой готовности. Киевские адреса, где давали приют боевикам с периферии, в СБУ имелись давно. Лазовой спланировал начать облаву ночью, чтобы не привлекать к ней внимания горожан.

Совещание длилось уже больше часа. Руководители службы безопасности обсуждали последние детали предстоящей операции.

Сам Лазовой по призванию был типичным разведчиком, и обязанностями главы политической полиции тяготился. Недаром он оставил за собой отдел внешней разведки. Но служба есть служба, и иногда внутренние проблемы становятся опаснее внешних.

Заместитель Лазового, генерал Вадим Лукьянович Бабиченко, наоборот, внутренние украинские вопросы решал куда охотнее.

– Я бы на вашем месте, – советовал он шефу, – Не проверял бы этих фашистов, а задержал недели на две. Посидели бы в камерах и подумали о том, как приезжать в столицу с автоматами.

– Я предложил премьер-министру пойти на крайние меры. Арестовать боевиков и судить их за незаконное хранение и ношение оружия. Она против. – Поделился с подчиненными Лазовой.

– Допрыгается наша Юлечка, как пить дать. – Поддержал Бабиченко шеф городского отдела Остап Пантелеевич Гупало: – Она что, не понимает? Эту публику добром заставить одуматься невозможно. Им бы за автомат подержаться, а что будет с державой потом, глубоко наплевать. Ну, повесят они москалей и евреев? Что, сала больше станет? Не станет. Евреи людей лечат, музыку сочиняют. И сало, кстати, не едят. Им вера не позволяет. А москалей у нас полстраны. Деревьев не хватит вешать. А потом, москаль смирный, пока его не злить, а разозлишь, сам костей не соберешь.

Лазовой не смог сдержать улыбки. Остапа Пантелеевича он три года назад перевел в столицу из Запорожья. Старый служака долго жил на свете и многое успел испытать. В его обстоятельных суждениях всегда чувствовались глубокие народные корни. Лазовой уже несколько раз отговаривал пожилого генерала от ухода на пенсию, и когда думал о нем, переживал – рано или поздно отпускать придется. Остап Пантелеевич и сам проникся к Лозовому симпатией. Пожилой генерал относился к начальнику с высоты своего возраста по-отечески. Когда они оставались вдвоем, Гупало часто говорил шефу «сынок».

Второй зам Лазового, Григорий Никитич Ступанько, промолчал и своего мнения о националистах не высказал. Он и раньше старался высказываться пореже. Его интересовал другой вопрос:

– А если хлопцы окажут вооруженное сопротивление, нашим бойцам лбы подставлять?

Пока Лозовой соображал, что ответить, в кабинет вошел дежурный по СБУ полковник Симоненко.

– Товарищ генерал, извините, что без доклада, но дело слишком серьезное.

– Докладывайте, полковник. – Разрешил Лазовой.

– Из Борисполя поступил сигнал о готовящемся захвате аэровокзала и авиалайнеров. По словам начальника аэропорта Крыся, у них совершили несанкцианированную посадку три транспортника с террористами. Что будем делать?

– Что делать? Срочно посылать людей, оцеплять аэропорт, эвакуировать пассажиров и начинать ликвидацию террористов. Мне ли вам объяснять, полковник, что положено делать в подобных случаях!

– Натан Маркович, инструкцию я знаю. Но оперативные группы ждут назначенной вами ночной зачистки. Казармы я по тревоге поднял, но это возьмет время.

Лазовой размышлял не больше секунды:

– Придется отсрочить проверку националистов. Сейчас все силы направить в аэропорт. Я еду тоже.

– И мне бы туда, с вами. – Поднялся шеф городского отдела.

– Вы, Остап Пантелеевич, останьтесь на хозяйстве. Когда вы на месте, мне спокойнее.

– Старый конь борозды не портит. – Усмехнулся Гупало: – Ладно, до вашего возвращения посижу. У меня диван в кабинете, хоть и кожаный, а мягкий. – Шутил Остап Пантелеевич уже на ходу. По управлению объявили чрезвычайное положение, и каждый начальник спешил занять свое место.

Лазовой прикинул, что три транспортных борта могли доставить самое малое около трех сотен вооруженных фанатиков. Понимая, что бойцов спецназа ждет войсковая операция, по дороге в аэропорт попытался связаться с министром обороны, Дыбенко. Как могло получиться, что три объекта незамеченными нарушили воздушное пространство Украины? И это во время Большой войны!

Но в кабинете Николы Вениаминовича не оказалось. Секретарь обещал его срочно найти. Они уже подъезжали к Борисполю, а министр обороны так на связь и не вышел.

Спецназовцами командовал подполковник Гмыря. Это был опытный офицер, знающий свое дело, и команды его звучали четко. Как только парни высадились из автобусов, он рассредоточил часть из них, перекрыв все входы и выходы, в том числе и служебные. Прожектора осветили площадь и парковки. По периметру здания залегли автоматчики в масках. Расставив людей на улице, Гмыря направил два взвода внутрь аэровокзала. Натан Маркович переложил пистолет в карман пальто и проследовал за бойцами. К своему удивлению, ни паники, ни каких-либо других признаков захвата он не заметил. Пассажиры выстраивались очередями к стойкам оформления документов. Те, кто ждал объявлений о посадке или регистрации, спокойно бродили по залам, сидели в барах или дремали в креслах. Нигде никакой паники. Прибытие такого количества вооруженных бойцов в масках вызвало у пассажиров некоторое беспокойство. Однако на их лицах можно было прочесть скорей удивление, чем страх. Несколько оперативных групп уже прочесывали ангары, стоянки самолетов и технические службы. Но и там боевиков Аль-Каиды не нашли. Через десять минут всю территорию аэропорта спецназовцы взяли под контроль. Подполковник Гмыря находился на постоянной связи с командирами своих отрядов, и никто из них признаков захвата не обнаружил. Лазовой допросил офицеров спецслужб аэропорта. Начальники отделения милиции и таможни впервые слышали о несанкционированной посадке транспортников с террористами. Дежурный сотрудник СБУ тоже.

Лазовой проследовал к кабинету начальника Аэропорта. Степана Савельевича Крыся на месте не оказалось, и на вопрос, где начальник, секретарь ничего путного ответить не смог. Дежурный по прилетам и сменный администратор, которых по приказу генерала сумели отловить в одном из буфетов, так же ничего о террористах не знали. Тем временем на площадь продолжали подкатывать грузовики с подкреплением. Спецназовцев стало куда больше, чем пассажиров. Лазовой начал догадываться – сигнал о десанте аль-каидовцев обыкновенная мистификация. Звонков подобного рода дежурные сотрудники СБУ принимали достаточно. Но в данном случае сигнал поступил от официального лица, и лица компетентного.

Натан Маркович решил позвонить полковнику Симоненко и уточнить, действительно ли он говорил с самим начальником аэропорта. Но еще раньше ему позвонил Остап Пантелеевич Гупало.

– Натан Маркович, я не могу долго говорить. Слушайте меня внимательно. Если вы еще на свободе, вам срочно надо исчезнуть. Ордер на ваш арест у меня на столе. Ничего больше объяснить не могу.

– В чем дело, генерал!? Я сейчас же позвоню премьер-министру.

– Тимошенко тебе, сынок, уже не поможет. Ты, Натан, теперь частное лицо. Начальником СБУ назначен Григорий Никитич Ступанько. Еще раз повторяю, жизнь твоя в опасности. Срочно исчезай. – После этого в трубке послышался щелчок, напоминающий выстрел, и связь отключилась.

Генерал Лазовой не был слишком доверчивым человеком, но Остапу Пантелеевичу он верил, как самому себе. Выйдя на площадь, он быстро подошел к своему служебному «Мерседесу», приказал водителю выйти и сам сел за руль.

– Жди меня здесь. Я срочно еду на Владимирскую, – бросил он изумленному шоферу и газанул с места. Почему никаких террористов в аэропорту не оказалось и о том, что произошло в Киеве, Лазовой уже прекрасно понимал. Поэтому, вылетев на трассу, он повернул не в сторону города, а совсем в противоположную.

Москва.

Городская прокуратура.

17 ноября 2010 года.

Следователь Иван Федосеевич Трутеев нервно прохаживался по кабинету, и то и дело поглядывал на часы. Он бы давно ушел с работы, но начальство просило дожидаться, не уточнив, когда и кого. Рабочий день закончился, и о нем словно забыли. Он уже хотел позвонить секретарше шефа, чтобы прояснить свое положение, но в это время в дверь постучали.

– Войдите, – буркнул следователь. Дверь открылась, и на пороге возник огромный мужик.

– Здравствуйте, Иван Федосеевич. Простите, что задержал. За это сразу презент. – И посетитель вытащил из портфеля литровую бутылку «Перцовки». В напитке аппетитно краснел маленький перчик.

– А это лишнее.

– «Перцовка» лишней никогда не бывает. – Оскалился незнакомец и протянул руку:

– Снегирь Сергей Павлович. Можно просто Сережа.

– Приятно познакомиться. – Следователь пожал протянутую руку, но радости его лицо не выразило.

– Можно, я сяду? – Спросил посетитель, уже усевшись в кресло.

Трутеев кивнул, и занял свое место за письменным столом:

– Итак, чем могу?

– Я должен в трех словах пояснить свое вторжение. Вашему начальству звонил мой друг, полковник ФСБ Федор Григорьевич Рощин. Он сказал мне про вас много лестных слов. Дело в том, что вы работаете по делу об убийстве писателя Клименко. А это мой друг.

– Приношу вам свои глубокие соболезнования, но порадовать пока нечем. Мало фактов.

– Я пришел не торопить вас со следствием, а помочь. – И Снегирь рассказал следователю о похищении Гали и о требовании бандитов предоставить материалы журналистского расследования Клименко в качестве платы за освобождение похищенной.

– Очень интересно, но у меня нет оснований открывать дело о похищении молодой женщины. Заявления родных ко мне не поступало.

– Сейчас поступит. Сотрудник ФСБ только что взял у матери девушки это заявление и с минуты на минуту будет здесь. Но дело не в этом. Я знаю, где похитители держат девушку.

– Что-то вы все знаете… Даже страшновато как-то становится. – Усмехнулся следователь.

– Вам меня бояться не надо, – успокоил сыщика Снегирь: – Загвоздка в том, что при освобождении придется применять силу. Мои друзья на это способны, но не хотелось бы нарушать закон. В данном случае я выступаю в качестве частного лица и было бы правильнее, чтобы Галю освободили ваши люди.

– Получим заявление, будем работать. Давайте решать проблемы по ходу их поступления.

– Согласен. Но пока заявления нет, я вам немного расскажу об убийцах Игоря Клименко.

– Вы и их знаете?

– К сожалению, лично их – нет. Но кое-что о них знаю. Водителя, который привез убийц к дому Клименко, я задержал. И двух его друзей тоже. Скоро вы их получите и сможете допросить. Хотя запись признаний всей троицы я сделал. Вот их документы и пленки. – Снегирь открыл портфель и выложил на стол водительское удостоверение на имя Анатолия Кудряшова, паспорта его сообщников и три кассеты от диктофона: – Кудряшов участвовал в похищении Гали. Он же в день преступления, около трех часов дня, отвез убийц в аэропорт Внуково. Двое других к этому отношения не имеют. Я уверен, что преступники сели на самолет рейсом Москва – Киев. Самолет вылетел в шестнадцать десять по Москве. Вам нетрудно проверить список пассажиров. Если вы мне его покажете, я попробую среди них отыскать убийц Клименко. Дело в том, что я киевлянин и гражданин Украины. Мне на месте проверить каждого из пассажиров труда не составит.

– Я не имею права делиться с частными лицами результатами расследования.

Снегирь радостно согласился:

– Я это прекрасно понимаю! – Но тут же добавил: – Надеюсь, что смогу через своих друзей добиться для вас такого права. – И выждал паузу: – В качестве исключения, конечно.

– Вы работаете в системе органов Украины?

– Нет, я бизнесмен. С органами сталкивался только в молодости, но вспоминать об этом мне сейчас не хочется…

– Не смею настаивать. – Многозначительно произнес Трутеев. Наглый и самоуверенный хохол начинал ему нравиться. Снегирь сразу или нравился людям, или вызывал жгучую ненависть. Поскольку всякая бездарность ненавидит талант, его ненавидели чаще всего люди бездарные. Следователь прокуратуры к их числу не относился.

– Чтобы не терять времени, я, с вашего разрешения, послушаю записи.

– Другой бы возражал. – Улыбнулся Снегирь и сам выбрал для следователя кассету с показаниями шофера.

Трутеев вставил пленку в гнездо и надел наушники. Слушал очень внимательно. Не снимая наушников, достал из стола папку с делом об убийстве Игоря Клименко и что-то вписал в нее. Сняв наушники, спросил:

– Вы его били?

– Немного припугнули. Мне некогда выдерживать этих подонков.

– У меня такой возможности нет, – вздохнул следователь прокуратуры. И Снегирь понял, что в глубине души Трутеев об этом сожалеет. Обсудить тему детальнее они не успели. В дверь постучали, и в кабинет вошел сотрудник ФСБ.

– Я должен передать это в руки майора Трутеева. – Сказал он, выдерживая в руках конверт.

– Майор Трутеев это я, – ответил следователь и, получив конверт, расписался в тетради. Прочитав заявление, он вызвал по телефону дежурный отряд ОМОНА.

– Я поеду с ними, но вас взять, к сожалению, не смогу. Тут уж извините…

– Я и не надеялся. – Улыбнулся Снегирь и пожал следователю руку: – Приятно было познакомиться.

– Мне тоже. – Ответил Трутеев, и на этот раз выражение его лица словам не противоречило.

Киев. Улица Подол.

Квартира Юлии Владимировны

Тимошенко. 17 ноября 2010 года.

Стрелки часов давно перевалили за одиннадцать, когда гости, наконец, разошлись, и внука удалось уложить спать. Дочка с мужем, чтобы не тащить мальчика ночью домой, остались у нее. В квартире комната дочери имелась, и молодая семья устраивалась в ней на отдых. В доме сделалось тихо, и только работница Дуся, как не старалась соблюдать тишину, все же позвякивала ложками и чашками на кухне. Тимошенко предлагала ей уйти домой и заняться уборкой завтра, но Дуся, зная, что хозяйка терпеть не может грязной посуды, осталась. Юлия Владимировна сидела в кабинете и проглядывала по Интернету вечерние новости. Впрямую о наличии у Диг Хана атомной бомбы ни одно из телеграфных агентств Америки или Евросоюза не упоминало. Но Тимошенко острым глазом опытного политика обнаружила несколько намеков. И как ни странно, эти намеки делала мусульманская пресса. Турецкое телеграфное агентство, находящиеся под контролем Аль-Каиды, откровенно сообщало миру, что после завершения праздников правоверных, враг содрогнется от мощи новых ударов воинов Аллаха. Европейская служба новостей уделяла больше внимания своим внутренним проблемам. И это было понятно. Несмотря на продолжающийся праздник в стане неприятеля, в столицах европейских городов продолжались взрывы и гибли сотни людей. Мир еще не успел пережить шок от гибели сокровищ искусства и культуры, а уже падали в реки мосты, с рельсов сходили поезда, в небе подвергались нападению пассажирские самолеты. Любопытную статью опубликовала английская «Таймс». Обозреватель газеты гипотетически предположил, как себя поведет Аль-Каида, будь у нее в наличии ядерное оружие. По его мнению, первый удар они обрушат не на Европу или Америку, а на те мусульманские государства, которые не поддерживают террористов. Юлия Владимировна сразу подумала об Азербайджане. Обозреватель явно знал больше, чем выдавал на бумаге. Она хотела дочитать статью до конца, что бы разобраться в подтексте хитроумного журналиста, но поморщилась от звяканья на кухне.

Дуся продолжала мыть посуду, и Тимошенко не выдержала. Вышла к домработнице, надела передник и встала рядом:

– Давай я тебе помогу. Вместе мы быстрее управимся.

– Что вы, Юлия Владимировна!? Вам надо отдыхать. Вы же с раннего утра работаете над государственными делами.

– Работаю. Но иногда помыть посуду куда приятнее, чем спорить с парламентом.

Дуся хотела что-нибудь ответить, но не знала что. С парламентом ей спорить не приходилось. Самую большую умственную перегрузку она испытывала в конце каждого месяца, раскладывая счета. Плата за воду, тепло и электричество росла слишком быстро. Тимошенко ей платила вполне прилично, но все равно приходилось экономить. Дуся решила промолчать. Хозяйка управлялась с посудой куда быстрее, чем она сама. Юлия Владимировна с юности завела для себя правило все делать хорошо, и работа по дому не являлась исключением.

– Ну вот и закончили. Собирайся и быстро сматывайся. Небось, твой Никола уже злится. Каково ему без хозяйки?

– Ничего с ним не сделается, – ответила Дуся и зажмурилась. Где-то совсем близко грохотнули выстрелы.

– Что это?

– Пока не знаю. – Ответила Тимошенко, сбросила фартук и побежала в прихожую. Выстрелы раздавались с лестничной площадки. В коридор выскочил зять. Он уже переоделся в халат, но еще не спал.

– Мамо, вы куда? Там же стреляют! – Он схватил тещу за руку и оттащил от парадного.

– Оставь меня. Просто так охрана палить не будет. Я должна посмотреть, что там происходит.

Но посмотреть не успела. В прихожей прогремел взрыв. Стальная дверь с треском вылетела. Зять успел прикрыть собой Тимошенко, но самого оглушило взрывной волной. Он на минуту потерял сознание и стал заваливаться на тещу. Они с Дусей, кое-как его удержали и усадили на ковер. Прихожая и коридор наполнились дымом и клубами пыли. Из них, словно из тумана, возникли фигуры мужчин. Трое в военной форме, остальные в штатском.

– Гражданка Тимошенко, вы арестованы. – Заявил один из военных.

– По какому праву вы вламываетесь в квартиру премьер-министра и делаете подобные заявления?

– Мы действуем по приказу главнокомандующего, который теперь осуществляет руководство державой.

– Кто же этот главнокомандующий? – Жестко спросила Юлия Владимировна. Она была уже совершенно спокойна и полностью владела собой.

– Генерал Дыбенко. – Ответил военный.

– И Верховной Радой он теперь руководит?

– Верховную Раду Никола Вениаминович распустил. Мы даем вам десять минут, чтобы собраться.

– Куда я должна ехать?

– Вы и ваша семья будут препровождены в изолятор временного содержания.

– И внук?

– Все без исключения.

– Дуся моя домработница. Она не является членом нашей семьи, и я требую, чтобы вы ее отпустили.

– Не возражаю.

Дуся вышла вперед и подбоченись, заявила:

– Я никуда без вас, Юлия Владимировна не пойду. Куда вы, туда и я.

– Дура. – Процедил сквозь зубы, военный и отвернулся.

Москва. Малая Переяславская улица.

Квартира Гали. 17 ноября. 2010 года.

Тимофей Анатольевич томился ожиданием в малюсенькой кухне своей подруги и пытался смотреть телевизор. Экран переносного приемника то и дело давал помехи, но Старков их не замечал. Он прислушивался к телефону, или звонку в парадное. Ходики на стене давно отбили полночь. Три часа назад позвонил Снегирь и просил дожидаться его в квартире Гали. Нечего конкретного Сергей Павлович не сообщил, но по его тону, Тимофей понял, что киевлянин что-то знает. С тех пор Снегирь не проявился.

После визита в ФСБ к Рощину, Тимофей вторую половину дня провел здесь. Мама Гали тяжело перенесла известие об исчезновении дочери. Старков сначала ей не хотел говорить правды. Он принес продукты, покормил женщину, и пытался как-то ее успокоить. Но в семь часов к ним явился сотрудник ФСБ и попросил Лидию Владимировну срочно написать заявление. Скрывать истинное положение дел после этого Тимофей не мог.

Из комнаты послышался кашель. У мамы Гали обострилась астма, и она часто тяжело и подолгу кашляла. Наблюдать за страданиями пожилой женщины, не имея возможности ей помочь, было тягостно. Тимофей два раза вызывал неотложку. Врачи делали женщине укол, но помогало это не надолго. Вот и опять она зашлась кашлем.

Он решил заглянуть в комнату и спросить, не надо ли чего.

Лидия Владимировна находилась в постели. Ее голова была приподнята на конструкциях из нескольких подушек, и она полулежала, полусидела. Увидев Старкова, сделала знак, чтобы он подошел. Тимофей придвинул кресло и присел рядом. Небольшую комнату занимал шкаф, ложе Лидии Владимировны и раскладная тахта, служившая спальным местом для Гали. У окна стоял маленький стол с компьютером и единственное кресло, в котором он сейчас и сидел. В этой тесноте Галя еще умудрялась работать.

Лидия Владимировна справилась с приступом и тихо сказала:

– Обещай, мне Тема, если дочурку высвободят, вы поженитесь. Что ты ее мучаешь? Не хочешь разводиться, отпусти. Пока Галочка еще молодая, она встретит человека. Молодой женщине нужна семья, ребенок. А у вас все ни как у людей. Ну, что ты молчишь?

– Обещаю. Как только Галя найдется, тут же подам на развод. Даша к этому давно готова. Да и я тоже. Знаете, Лидия Владимировна, почему я раньше не решался?

– Откуда мне знать, Тема. Вы, молодые, нас стариков не очень балуете откровенностями. Вот и Галя молчит. Но материнское сердце не обманешь. Мне то видно, каково ей в любовницах…

– Я фронтовой корреспондент. Закончится отпуск по ранению, опять в Ереван. Кто знает, убью, или нет. Что же мне Галю связывать?

– Ишь, какой благородненький! Ты ее уже связал. Она тебя и так ждет. А кто ты ей? Поженитесь, хоть мужа ждать станет. А убьют, не убьют, один Господь знает. Вон ваш Игорек Клименко не воевал, а убили. Теперь время такое. Глядишь, басурмане всех нас переколошматят. Они лютые, и сострадательного в них ничего нет. Но пока человек живет, о смерти думать грех. На все Божья воля.

На столь простой и мудрый довод Старкову возразить было нечего. Он улыбнулся маме своей подруги и повторил обещание, развестись с женой. Женщина опять закашлялась, и он отвернулся, чтобы не видеть ее покрасневшего лица. Что Лидия Владимировна переживает за дочку, его удивить не могло. Галя уже была замужем. Они учились вместе и на последнем курсе поженились. Через пол года он погиб. Смертник подорвал себя в метро, когда муж Гали возвращался с работы. Через три года Галя встретила Тимофея. Пережив большое горе, молодая женщина сразу повзрослела, но при этом, оставалась романтической девочкой.

Телефон звякнул резко и неожиданно. Старков схватил трубку.

– Ждешь? – Спросил Снегирь.

– Жду, конечно.

– У вас там, в холодильнике закусить найдется?

– Ты о чем? – Не понял Тимофей.

– О жратве, о чем еще.

– Найдется. Я днем холодильник набил.

– Тогда накрывай стол. Невесту везу.

– Галю освободили!? – Старков даже подпрыгнул у телефона.

– У тебя их много, невест? – Усмехнулся киевлянин и положил трубку. Тимофей побежал на кухню. Накрыть стол здесь труда не составляла. Три тарелки и места больше нет. Но он кое-как нарезал ветчину, сыр, поставил на плиту чайник. Потом сообразил, что надо обрадовать Лидию Владимировну и метнулся в комнату.

– Галю освободили.

Пожилая женщина перекрестилась и заплакала. Старков растерялся, не зная, что делать. Женские слезы его приводили в оцепенение.

Галя вошла первой. Она была бледнее обычного, но больших перемен во внешности возлюбленной, Тимофей не заметил. Они обнялись и стояли в прихожей, загородив проход. Снегирь ждал на пороге, понимая, что момент встречи требует сочувственного терпения. Любовники опомнились и пригласили его войти. Внушительная фигура украинца в маленькой квартире казалось огромной. Пристроив теплую куртку на вешалку, он боком прошествовал на кухню, стараясь ничего не задеть, и не свалить. Так же бочком пристроившись на табуретку, добыл из кармана очередную бутылку перцовки и втиснул ее на заставленный провизией стол. Галя пошла к матери и мужчины остались одни.

– Как тебе это удалось?

– Человек не иголка. Люди помогли.

– Рощин?

– И Рощин тоже. Да у меня друзей в Москве много. Не пропадем. Ты, женись на Гале. Я со стариком Клименко говорил. Он вам в рассрочку квартиру сына уступит. Юриста по недвижимости я вам нашел и оставил ему Галин телефон. Договоритесь, он поможет оформить.

– Когда ты все успел? – Изумился Старков.

– А мы хохлы, народ шустрый. – Усмехнулся Снегирь и вдруг замолчал, уставившись в телевизор: – Сделай погромче.

Старков прибавил звук. Передавали экстренный выпуск новостей. Голос диктора отдавал металлом:

– Два часа назад министр обороны Украины, генерал Дыбенко совершил военный переворот. Парламент республики распущен. Премьер министр Юлия Тимошенко арестована. Снегирь ударил кулаком по коленке:

– Вот гнида Дыбенко! Все, я побежал.

– Куда на ночь глядя?

– В Киев, куда же еще. Твою девушку отмазал, теперь надо Юлю вытаскивать. Она мой самый близкий друг.

– Я с тобой.

– Поедем, если не шуткуешь. Ты же журналист. А помощь прессы дюже может пригодиться. – Это Снегирь сообщил уже в прихожей.

Прощаясь с Галей, Старков сказал:

– Вернусь, и сразу подам заявление о разводе. Так, что ты теперь моя невеста.

– Береги себя женишок. – Грустно улыбнулась девушка и поцеловала Тимофея в губы.

Трасса Москва-Киев.

В ночь с 17 на 18 ноября. 2010 года.

За сорок верст до украинской столицы глаза у подполковника Круга начали слипаться, и он усадил за руль Саратова:

– Выдрыхся, принимай штурвал. – И Иван пересел на водительское место. После разворота под Брянском они разговаривали мало, и майору, наконец, удалось поспать. Узнав, что они возвращаются в Киев, он сразу успокоился. Хоть путешествие за океан и сулило большие деньги, лететь туда при столь загадочных обстоятельствах ему претило. Саратов не любил находиться в неведении обстоятельств с ним происходящих. Он имел ум конкретный, четко отслеживающий причины, следствие и цель. В данном случае, все было слишком туманно и это его раздражало.

Если бы не просьба подполковника, он бы сразу отказался, Но отказать другу не мог. Александр Круг стал для него куда больше чем приятель-сослуживец. Немного наберется профессий на земле, где два мужчины так зависят друг от друга, как летчик и его штурман. Спайка в небе сохранялась между ними и на земле. Редко проходили сутки, чтобы друзья не виделись. Жены давно привыкли к этому и уже не ревновали. А поначалу это создавало проблемы. Но обе женщины оказались умными, сумели подружиться, и дружба двух авиаторов переросла в семейную.

Через пять километров Саратову пришлось остановиться. Навстречу шла колонна из нескольких десятков БМП с пехотой. Сзади, замыкая колонну, катил «Джип». Водителю ничего не оставалось, как прижаться к обочине и ждать. Пропустив колонну, он поднажал, но через десять минут перед ними снова оказались военные. Теперь со стороны Киева двигались легкие танки. Они шли по двум полосам трассы, заняв всю проезжую часть. За танками тянулась артиллерия, затем, несколько ракетных подразделений.

На этот раз стоять пришлось дольше.

«Зачем начальство войска перебрасывает? Уж не напала ли на нас Аль-Каида». – Иван хотел поделиться своим наблюдением с подполковником, но тот крепко спал.

Наконец, трасса освободилась, и Саратов беспрепятственно пересек границу Киевской области. Ближе к столице шоссе становилось шире, а разметка между полосами ярче и заметнее. Саратов посматривал на дорогу и, выбрав скорость сто двадцать, гнал на «автопилоте». В это предутреннее время встречных машин попадалось мало, и водитель имел возможность постоянно пользоваться дальним светом. Поэтому, группу из странных фигур в белом он заметил заранее. Несколько человек в длинных белых халатах стояли прямо на трассе. Сбросив скорость, майор подкатил поближе и увидел шлагбаум. – Саратов помнил, когда они вчера выезжали из города, здесь никого не было. Пришлось остановиться.

– Что, приехали? – Сонно поинтересовался подполковник, протирая глаза.

– Да нет еще. Какой-то кордон. – Ответил Саратов и кнопкой опустил стекло.

Фигуры и вблизи выглядели устрашающе. Помимо длинных халатов, их лица скрывали противогазы. Одна фигура приблизилась и поздоровалась с водителем мужским голосом.

– Товарищ здесь установлен санитарный кордон. В этом районе зафиксирован мутирующий грипп. Мы должны обработать ваше транспортное средство и сделать вакцинацию вам и вашему пассажиру.

– Раз должны, делайте, – ответил Саратов: – Но мы с трассы не съезжали, да и в контакт с мутантами не вступали.

– Не имеет значение. Нам предписано обработать весь проходящий со стороны области транспорт.

– Чего с ними пререкаться? У них служба. – Сонным голосом заметил подполковник, зевнул и выбрался из машины. Саратов последовал за ним.

К их «Ситроену» приблизились трое в противогазах и начали поливать из распылителя колеса, бампер и крышу.

Водителя и пассажира проводили в санитарный фургон, усадили в кресла и попросили закатать рукава. После чего им сделали укол. Больше летчик и его штурман ничего не помнили.

Очнулись от жары и яркого солнца. Их куда-то несли на носилках. Головы у обоих кружились, и понять где они, и что происходит, не успели. В комнате, куда их доставили и скатили на койки, было прохладно, и стоял полумрак. Александр Прокопьевич Круг опустил ноги на пол и помассировал себе виски:

– Что за чертовщина? Башка как с перепоя. Мы, что, вчера пили?

– Спроси что-нибудь попроще. – Ответил Саратов и тоже попытался сесть. Но не смог и снова завалился на койку.

– Ничего не понимаю. Где мы? – продолжал недоумевать Круг. Саратов, хоть встать и не сумел, мозги работать заставил:

– Мы с тобой ехали в Москву. У Брянска тебе позвонил главнокомандующий. Мы развернулись и поехали обратно в Киев. В районе села Ровнева, я тебя сменил за рулем. Дальше ничего не помню.

– Точно, я лег спать, а ты повел машину.

– Я сел за руль. Это я помню. Вот еще, что помню: по трассе все время попадались войска. То БТР, то танки.

– Этого я не помню. – Признался подполковник.

– А ты и не можешь помнить. Ты спал как сурок. – Саратов сделал еще попытку усесться на кровати, и на сей раз, удачную: – Мутирующий грипп! Нам с тобой сделали вакцинацию.

– Кажется, сделали. – Подполковник закатал рукав и обнаружил в районе локтя след от укола: – Где мы теперь?

Ответ на этот вопрос друзья получили неожиданно. В комнату вошел офицер в форме ВВС США и на чудорвищном русском языке заявил:

– Господа, вы есть на венно-воздушна база «Пикирюшай Святош». Допро пожаловат Америка, – и протянул подполковнику документ. Круг взял бумагу и прочитал «С 18 декабря 2010 года подполковник ВВС Украины летчик А.П. Круг и штурман-оператор майор И.Г. Саратов откомандированы на военно-воздушную базу США «Пикирующие святоши» в распоряжение полковника Роя Каллари. Срок командировки десять дней.

Министр обороны Украины генерал Виктор Заруба. Верховный Главнокомандующий генерал Н. В. Дыбенко.

Офицер дождался, пока украинский летчик ознакомится с приказом, и широко улыбнулся:

– Когда гост получает сила встават…

– Не мучайтесь, офицер. – На вполне сносном английском перебил его Круг: – Изъясняйтесь на родном языке.

Американец вздохнул с облегчением:

– Прекрасно, господа. Когда отдохнете, спускайтесь в бар «Дикая утка». У нас неплохая кухня и разнообразные напитки. Я единственный служащий на базе, кто хоть немного знает русский. Поэтому полковник Каллари послал к вам меня. Но слава, Господу, переводчик вам не нужен. О деле поговорите завтра утром. После завтрака полковник Каллари ждет вас в кабинете.

– А кто такой, полковник Каллари?

– Командующий военно-воздушной базой «Пикирующие святоши»

– И, еще раз растянув рот в улыбке, «переводчик» удалился.

Что все это значит? – Спросил Круг. Саратов пожал плечами.

Москва. Лубянская площадь.

Здание ФСБ. 18 ноября 2010 года.

Телефон на столе Рощина звонил беспрерывно. После переворота в Киеве, многие налаженные контакты с украинскими коллегами прерывались, и сотрудники из разных отделов обращались к нему. Проработав много лет в киевском республиканском управлении, полковник считался на Лубянке специалистом по украинским вопросам. И Рощин старался помочь.

В департаменте внешней разведки Украины служило много бывших чекистов из КГБ Союза. После провозглашения самостоятельности республики часть из них переехала в Россию и влилась в ФСБ, часть осталась на Украине. Но где бы не трудились бывшие чекисты, они считали себя единой семьей. Были короткие периоды в отношениях двух стран, когда контрразведчикам приходилось скрывать свои симпатии друг к другу. Но с начала Большой войны и приходом в дом правительства Тимошенко, связи снова начали налаживаться. Общий враг подталкивал два славянских народа к сближению, поскольку это становилось необходимым для их выживания. Переворот, совершенный министром обороны Дыбенко путал карты.

В девять тридцать Рощину позвонил по внутреннему телефону заместитель начальника ФСБ Карелов и просил зайти к нему в десять утра. Полковник понял, что генерала, как и всех остальных работников волнует ситуация в Киеве. Он посмотрел на часы. До визита к начальству оставалось пол часа. На столе Рощина лежало дело о диверсии в Краснодарском Крае. Там смертникам Аль-Каиды удалось проникнуть в военную часть и совершить подрыв. Погиб один офицер и пятнадцать бойцов получили ранения. По данным краснодарских контрразведчиков, нескольким террористам удалось скрыться, и они направилась в сторону Москвы. Рощину предстояло поднять агентурные данные, о местах, где им могут предоставить убежище. Но от работы пришлось оторваться. Секретарь доложил, что из проходной звонит бывший руководитель Службы Безопасности Украины, генерал Лозовой. Рощин поднялся, вытянулся и снял трубку:

– Здравствуйте, Натан Маркович. Какими судьбами?

– Я только приехал и нахожусь внизу вашей конторы. Хотелось бы повидаться. Вы не возражаете?

– Как может полковник возражать генералу. – Пошутил Рощин: – Я очень рад, вас повидать. Но лицезреть первым такое начальство, мне не по рангу. Шеф обидится.

– Генерала я потом навещу. Но начать я бы хотел с вас.

– Сочту за честь. – Ответил Рощин и позвонил в бюро пропусков.

Лазовой выглядел усталым. Бледность и синие круги под глазами говорили о бессонной ночи. Да и костюм, обычно щеголеватого генерала, заметно помялся. Мужчины пожали друг другу руки, и Рощин попросил секретаря подать гостю кофе.

– Если вы с дороги, могу заказать завтрак?

– От бутерброда я бы не оказался. – Улыбнулся генерал. Рощин распорядился и об этом. Усадив гостя в кресло, спросил:

– Плохо дело?

– Очень плохо. Я опасаюсь за жизнь Тимошенко.

– Наш президент уже сделал заявление, осуждающее арест премьер министра.

– Отморозки могут не прислушаться. – Ответил Лазовой: – Это будет трагедия для всего Украинского народа.

– Неужели народ Украины допустит расправу над своим любимым политиком? Я не верю.

– Публично не допустит. Но против свинца народ бессилен, а армия далеко. Но я приехал не за этим.

Секретарь поставил поднос на журнальный столик перед украинским генералом, и удалился.

– Вы сначала закусите, а потом расскажите.

– Я совмещу.

– Тогда я слушаю.

Лазовой быстро расправился с бутербродом и, глотнув кофе, заговорил по-украински:

– В день переворота в Киеве пропали два летчика.

– Вы подозреваете, что они погибли?

– Я боюсь другого. – И Лазовой рассказал о странном поведении полковника Круга и его Штурмана. Поделился своими сомнениями о столь стремительном получении летчиками американской визы: – Командующий ВВС дозвонился до беглецов, но в Киев они не вернулись.

– А вы видели генерала Шмытко? Может быть, ему что-либо известно об этих офицерах?

– К сожалению, Семен Ильич Шмытко во время переворота погиб.

– Как погиб?

– По приказу Дыбенко его застрелили в собственной квартире. И не он один. В моей конторе застрелили Остапа Пантелеевича Гупало. Ах, какой был мужик! Успел меня предупредить, и они его шлепнули.

– Вот подонки. – Не сдержался Рощин. —

– Генералов уже не вернешь. – Ответил Лазовой. Рационально мыслящий контрразведчик пережил для себя эти потери и, не желая тратить время на соболезнования, продолжил свою мысль: – И так, связав визит на Украину трех высокопоставленных военных из Пентагона, к тому же один из них летчик, я предположил следующее: Визитеров из Штатов принимал президент, но там был и Дыбенко. Не исключаю, что этот тип за спиной президента о чем-то договорился с американцами. Допустим, те решили использовать украинских ассов для какого-то специального задания, которое сами американца выполнять не хотят. Если учесть, что у Диг Хана на подходе ядерная бомба, понимаете, о чем я?

Лазовой посмотрел на часы:

– Меня на десять вызывает Карелин. Пошли вместе. Генерал будет раз вас видеть. За одно, поделитесь своими соображениями. Мне кажется, что вопрос не шуточный.

Лазовой улыбнулся и перешел на русский:

– Я тоже с удовольствием пожму руку Геннадию Андреевичу.

Ровно в десять украинский генерал и российский полковник вошли в кабинет заместителя начальника ФСБ. Карелин внимательно выслушал рассказ киевлянина и тут же вызвал начальника соответствующего отдела. Сменив тему, спросил:

– Я ничего не слышал о судьбе президента Украины. Он тоже арестован?

Лазовой усмехнулся:

– Наш президент подписал приказ о назначение Дыбенко главнокомандующим армии Украины. И кажется, продолжает охоту где-то за городом.

Карелин покачал головой:

– Бывают и такие политики. А теперь я бы хотел поговорить с нашим гостем с глазу на глаз.

– Слушаюсь. – Рощин тут же поднялся и пошел к двери. Но генерал его остановил:

– Подождите полковник. Я хочу, чтобы вы мне подготовили обширную справку по истории Украинских националистов. Я собственно, для этого вас и вызывал.

– Слушаюсь. – Повторил Рощин. По дороге к себе в кабинет он вспомнил визит Снегиря и журналиста Старкова. Тот оставил ему телефон отца Игоря Клименко. Усевшись за

За свой письменный стол, полковник отыскал номер и позвонил ученому.

Москва. Остоженка.

Квартира Василия Дмитриевича Клименко.

18 ноября 2010 года.

Василий Дмитриевич провел за компьютером уже шесть часов. Звонок из ФСБ словно вывел старика из спячки. Сначала он не слишком понял, почему полковник с Лубянки попросил его срочно подготовить справку о движении украинских националистов. И в том числе, о первых днях войны с немцами на Западной Украине. Но потом, на кухне, когда заваривал чай, услышал по радио о перевороте в Киеве, и все стало ясно. История повторялась. Лозунги, пришедших сегодня к власти политиков, мало отличались от лозунгов ОУН времен Бандеры. Полковник Рощин готовил расширенную докладную начальству и ему потребовался исторический материал.

Наконец, Василий Дмитриевич поставил точку и перечитал свою работу с первой до последней строки. Называлась она «Становление и деятельность националистических организаций Украины с 1920, до 1950 годов» и начиналось главой о том страшном дне в самом начале войны, который в детстве пережил сам ученый. Теперь он собрал об этом огромный материал и мог рассказать другим. Что же из себя представлял Львов накануне войны? Историк Клименко написал так:

«Город с очень большой натяжкой мог считаться украинским. С 1379 года. он принадлежал Польше. В 1772 г. по первому разделу Польши отошел к Австро-Венгрии и был переименован в Лемберт. Накануне войны в городе жило около 370–380 тысяч человек. Больше трети всех жителей составляли евреи. Наиболее авторитетные авторы оценивают еврейское население Львова в 160 тысяч. За ними по численности следовали поляки. Их насчитывалось около сто тысяч. Достоверных данных о численности других этнических групп: украинцев, немцев, венгров, армян не сохранилось… Этнические украинцы, практически не были представлены ни в политической, ни в экономической, ни в интеллектуальной элите города. Существует масса свидетельств польских жителей, что только в первые недели июля 1941 года они осознали, что в городе много и украинцев. Так выглядел Львов накануне немецкого вторжения».

И вот немцы вошли. Василий Дмитриевич словно опять пережил свои детские ужасы. Но для записки в ФСБ чувственные пассажи не годились. Старый ученый постарался воздержаться эмоций, и загнал их в сухой язык документа

«Последние советские солдаты покинули город приблизительно в 4 часа утра 30 июня 1941 года. Первыми в город ворвались оуновцы, и уже ранним утром на стенах домов появились листовки, призывающие к насилию в отношении «жидов, ляхов, мадьяров и большевиков». Айнзатцгруппа прибыла во Львов в первых числах июля. По многочисленным свидетельствам погромщиками были украинцы, как оуновцы, так и обыватели, которыми руководили немецкие офицеры. Большинство авторов израильских, советских, и постсоветских украинских, ставили своей задачей возложить ответственности за погромы на немцев, Но вопрос, как несколько десятков эсэсовцев могли контролировать действия нескольких тысяч оуновцев, оставался открытым. Известно, что немцы снимали погромщиков на кинопленку, впоследствии эти кадры демонстрировались в кинотеатрах Львова как свидетельство «спонтанного» народного мщения. Характерна и следующая цитата из официально донесения военной комендатуры: «В первые же часы после того, как русские покинули город, украинское население предприняло достойные похвалы выступления против евреев». Этот же документ оценивает число убитых в погроме в семь тысяч человек.

О том, что немцы долгое время не контролировали ситуацию, свидетельствует и приказ помощника военного коменданта города генерал-лейтенанта Ренца от 5 июля, требующего прекращения беспорядков. Но убийства, грабежи, избиения, и изнасилования не прекращались ни на минуту. Истребляли не только евреев, русских коммунистов, но и поляков. Прежде всего, представителей их интеллектуальной элиты. Очевидно, из-за неспособности овладеть ситуацией между 5 и 14 июля генерал-лейтенант Ренц был смещен со своего поста и заменен генерал-майором Роткирх»

На днях из Берлина Василию Дмитриевичу прислали бумагу, где сообщалось, что генерала Ренца Гитлер потом расстрелял. Даже бесноватому фюреру показалась опасной несанкционированная резня во Львове.

Клименко хотел уже отослать свою записку по электронной почте Рощину. Но решил, что она будет не полной, если он не вставит в нее главу о деятельности ОУН до войны. На это ушел еще час. Теперь он просьбу полковника Рощина выполнил. Отправив свой труд, откинулся в кресле и сидел некоторое время неподвижно.

Старик устал. Но эта усталость была куда приятнее, чем тупое оцепенение, которое он испытывал после гибели сына. Теперь он знал, что сможет сохранить себя как личность и достойно нести горе, выпавшее на его долю. Помог ему в этом и гость из Киева. Снегирь пробыл у Клименко всего час, но кипучая энергия, что источал киевлянин, передавалось любому, с кем богатырь общался. Да и родная речь согрела сердце обрусевшего украинца. Снегирь сохранил специфический днепропетровский говорок, впитанный им в детстве с молоком матери. Этот говорок ни раз заставил старика улыбнуться. И хоть он тогда еще переживал за Галю, не зная, чем закончится ее похищение бандитами, после ухода гостя, мир ему уже не казался таким черным. А сегодня утром и Галя позвонила. Девушка вернулась домой и поблагодарила Клименко за свое спасение.

«А я тут причем»? – Удивился старик.

«Вы назвали точное время, когда я от вас ушла. Друзья Сергея Павловича допросили продавщицу газет, что сидит недалеко от вашего подъезда. Та запомнила номер машины. Вот Снегирь и нашел бандитов. Теперь они арестованы. Только главарь на свободе. Думаю, Снегирь доберется и до него. Упорный дядька. Он мне очень приглянулся. Настоящий мужик». Василий Дмитриевич с девушкой согласился. И предложение киевлянина, уступить в рассрочку квартиру сына Тимофею и Гале, ему понравилось. Все это немного отвлекало несчастного отца, но что-то тревожное, помимо боли за сына осталось в сердце. Василий Дмитриевич вспомнил о перевороте в Киеве и тяжело вздохнул. Неужели на его Родине так ничего и не поняли? Он уже обрадовался что, наконец, на Украине появился политик, способный цивилизованно наладить достойную жизнь. Юлии Тимошенко он верил. А теперь надо начинать все сначала….

Коммерческий аэродром.

В Кучин Яре под Киевом.

18 ноября. 2010 года.

Когда Тимофей Анатольевич вызвался сопровождать Снегиря, он не подозревал, в какую затею ввязывается. Старков не был трусом. Еще до Большой войны он несколько лет отработал в «горячих» точках и смерть не раз дышала ему в спину. Однажды его снимал вертолет с крыши дома, который штурмовали террористы. Он болтался на канатах, а вокруг свистели пули. Одна пробила рюкзачок с аппаратом, что висел у него на спине. Прекрасную цифровую технику пуля испортила, но аппарат спас ему жизнь. И это не единственный случай, когда он в прямом и переносном смысле болтался над смертью. Но одно дело работать военным корреспондентом среди своих, совсем другое – лететь в чужую страну в качестве партизана.

Фантастические приключения начались с журналистом еще в Москве. Когда они со Снегирем вышли из дома Гали на Переяславскую улицу, Тимофей предположил, что кто-то из них поднимет руку, они усядутся в такси, или частника, и поедут в аэропорт. Там дождутся ближайшего рейса до Киева и возьмут билет на самолет.

Но Сергей Павлович мыслил иными категориями. Вместо того, чтобы поднять руку, он опустил ее в карман, извлек свой мобильный, набрал номер, после чего недолго поговорил с кем-то по-украински. Закончив разговор, спрятал трубку и сказал – «Надо ждать». Ждали они минут пятнадцать, после чего рядом с ними с визгом притормозил «Бьюик» и они в него уселись.

Водитель лимузина, ни спрашивая маршрута, погнал так, что голова Тимофея вжалась в подголовник. По ночной Москве можно было передвигаться без помех от пробок, но они не передвигались, а летели. Так быстро по городу Старков не ездил никогда. Кое-как привыкнув к скорости, он попытался понять, куда их везут. В Домодедово вело Киевское шоссе. В Шереметьево – Ленинградское. Но они мчали на Восток столицы. Уже при выезде из города, он сообразил, что они на Горьковском шоссе. Еще через десять минут он понял, что они едут в Жуковский.

Единственную остановку их лимузин совершил перед въездом на летное поле. Дорогу туда загораживал шлагбаум. Охранник ничего ни у пассажиров, ни у водителя не спросил, только заглянул в кабину, и тут же свой шлагбаум поднял. «Бьюик» снова развил бешенную скорость, а когда затормозил, Старков увидел перед собой небольшой реактивный самолет.

«Что это»? – Спросил он у Снегиря. Тот посмотрел в окно и, открывая дверцу машины, ответил – Кажется, «Фалькон – 2000». А какая тебе разница? – Киевлянин подумал, что москвича интересует марка самолета, на котором им предстоит лететь, а Тимофей просто не мог придти в себя и понять, что происходит.

Через десять минут они поднялись в небо. Когда набрали высоту, очаровательная блондинка выкатила тележку с напитками. Снегирь пить отказался. В воздухе он спиртного не употреблял. Старков, было, потянулся к стакану. Чтобы переварить все, что с ними случилось, немного виски ему бы не помешало. Но киевлянин и ему пить отсоветовал.

Они летели уже пол часа, а Снегирь не проронил ни слова. Сергей Павлович о чем-то размышлял, и Тимофей тактично не мешал ему думать. Снегирь заговорил неожиданно:

– Я знаю, кто убил Игоря?

– Откуда? – Не понял Старков.

– Я его вычислил. Это брат Дыбенко, Петро.

Понимаешь, все люди, что давали интервью твоему другу, описали мужика, который с ними расплачивался. И описали одинаково. Возраст под полтинник. Виски седые. Представительный, но не толстый.

– Да, ты мне говорил об этом в своем доме, под Киевом. – Вспомнил Старков.

– И такого же типа описал водитель Кудряшов, что подвозил убийц к дому Игоря.

– Этого я не знал.

– Теперь знаешь. И еще. Отчество у него Макарович. А имя, которое должен был произносить Игорь людям в качестве пароля – Макар Дыба.

Тимофей кивнул:

– Похоже на правду.

– Уверен, так оно и есть. Разделавшись с привередливым журналистом, Петро улетел в Киев. Два парня, что были с ним – киллеры. Ребята, скорее всего, московские. В аэропорту Домодедова он с ними расплатился и полетел домой.

– Зачем ему это?

– Что это?

– Компромат на Тимошенко?

– А ты не понял? Какой ты тогда журналист?

– Пока не въехал в вашу украинскую специфику.

– Такая же, как ваша российская. Подонков и у вас хватает.

– Можешь без обобщений?

– Конечно, могу.

– Тогда объясни свою мысль.

– Поясняю для несмышленых. Теперь мы знаем, что Никола Дыбенко готовил переворот. Его брат Петро не так давно вступил в партию «Национальный реванш». Как ты понимаешь, не по идейным соображениям. У этого подонка одна идея, как побольше нахапать денег, и при этом не слишком утрудняться. Теперь я понимаю его игру. Заручившись поддержкой националистов, он решил посадить на трон брата. Но совершать переворот в наши дни вещь чреватая неприятными последствиями – международная блокада, имидж насильников и так далее. Естественно, братцам было выгоднее спровоцировать отставку Юли через Раду. Так сказать, демократическим путем. Компромат на нее послужил бы поводом для этой отставки. Петро приехал в Москву и стал искать кандидатуру журналиста. Игорь подходил идеально. Во-первых, по национальности украинец. Во-вторых, его у нас знают как писателя. Не так давно, по его роману украинский канал прокрутил шести серийный ролик. В-третьих, Клименко в политических акциях не замарался. А это значит, народ ему поверит. В-четвертых, он без работы и ему нужны деньги. Могу продолжить?

– Не надо. Логика в твоих словах имеется.

– Не выполз бы Дыбенко с переворотом, я бы еще долго выяснял преступника. А теперь, мне его братец за все ответит.

– А если не он?

– Спросим, – Снегирь выразительно подмигнул: – И спросим так, что он не сможет сказать неправду. Уж об этом ты не беспокойся.

– Теперь Петро брат диктатора, – возразил Старков: – К нему не подберешься.

– Что-нибудь придумаем. – Заверил киевлянин и снова замолчал. Тимофей спорить воздержался. Он впервые летел в шикарном частном самолете, и это ощущение пытался осмыслить. Ему показалось любопытным, что люди, обладающие огромными деньгами, приобретаю вещи, помогающие делать деньги еще быстрее. Частный самолет относился именно к таким вещам. Старков по роду деятельности иногда общался с богачами. Наблюдая их жизнь с близкого расстояния, трудно не заметить, чем больше у человека денег, тем меньше у него времени. Этот самолет если и возил хозяина на экзотические пляжи, то это происходило крайне редко. Наверняка основное предназначение реактивной игрушки – переговоры о деньгах и в результате опять деньги. Быстрее и больше. Везде успеть и нигде не упустить. И Старкову стало скучно.

Внезапно у москвича заложило уши. К ним снова вышла девушка, но уже без тележки:

– Господа пассажиры, пора пристегиваться. Садимся.

– Ничего, мы руками за кресла подержимся. – Ответил Сергей Павлович. Но девушка продолжала стоять и они оба застегнули пряжки своих ремней. Снегирь посмотрел на часы: – Нормально долетели. Чуть больше часа.

– Чей это самолет? – Поинтересовался Старков.

– Моего московского друга. Он в Думе работает.

– Сенатором?

– Зачем тебе лишняя информация? Не будешь знать, не сможешь проболтаться.

– Я вроде не трепач…

– А если за яйца подвесят?

– Не знаю. В таком положении со мной еще не беседовали.

– Вот, видишь… Зачем рисковать?

Через десять минут самолет приземлился. Тимофей высунул голову в открывшейся люк и ничего не увидел. Вокруг бетонной полосы чернел лес.

– Куда мы сели? – Спросил он у Снегиря.

– В Кучин Яр, под Киевом. Это частная посадочная полоса и ее мало кто знает.

Но видимо, все же кто-то об этой полосе знал. Потому что не успели они спуститься, как к трапу подкатил черный лимузин, и водитель поспешил помочь путешественникам забраться в салон.

– Домой ко мне нельзя. Там могут ждать люди Дыбенко. Мы сейчас поедем к моему другу. Так будет надежнее. – Вслух рассудил киевлянин и назвал водителю адрес.

– Не слишком ли много у тебя хороших друзей? – Не удержался Старков.

– Не поленишься ради ближнего лишний раз поднять задницу, у тебя будет столько же. – Ответил Снегирь и достал из своего портфеля очередную бутылку перцовки: – Знаешь, в самолете я соврал, что не пью в воздухе. Хозяин этой птички жуткий жмот. Ему будет приятно узнать, что мы не нанесли урона его бару. А почему не сделать человеку приятное.

– Но горючего на перелет из Москвы до Киева он не пожалел? Или ты ему заплатишь?

– Конечно, нет. Но это совсем другое дело.

Старков не выдержал и расхохотался.

Киев. Лукъяновское СИЗО

18 Ноября. 2010 года.

Юлия Владимировну Тимошенко вчера ночью привезли в ту же камеру, где она пребывала много лет назад. Видимо, начинающий диктатор имел в душе склонность к черному юмору. Объяснить иначе подобное совпадение премьер министр не могла. Где находились ее близкие, Тимошенко не знала. На утро, в первый же день она объявила голодовку, требую, чтобы внука, домработницу Дусю, дочь и зятя немедленно освободили. Пожилой надзиратель, поставивший на стол миску еды для узницы, воровато оглянулся по сторонам и шепнул – «С вашими все в порядке. У них даже белье есть». – И опасаясь расспросов, приложил палец к губам. Сообщение женщину немного успокоило, но пищу принимать она отказалась. Тимошенко решила бороться до конца. Пока голодовка была единственным доступным способом этой борьбы. Будучи практиком, она мыслила реальными категориями. С какой стороны не рассматривать ее положение, веселых перспектив оно ей не сулило. Дыбенко прекрасно знает о ее популярности у народа, поэтому выпускать ее на свободу, а тем паче, предлагать сотрудничество, не будет. Это для него равносильно самоубийству. Держать ее долго в тюрьме ему тоже опасно. Это может спровоцировать жителей страны к малоприятным для диктатора акциям. Зная интеллектуальные возможности бывшего министра обороны, она понимала – долго он страной править не сможет. Особенно в условиях Большой войны. Но и за время, что ему осталось, разделаться с ней успеет. «Вот пес» – Думала Тимошенко: – Чего ему не хватало. Имел высокую должность, прекрасную зарплату и отвечал только за один участок. И то плохо. А теперь взвалил на себя ответственность за всю страну – огромное хозяйство, изрядно разграбленное бандитами всех мастей, и частично загубленное дураками политиками. Она сама, зная все винтики экономической машины, проработавшая ни один год в бизнесе, иногда не спала ночами, думая как привести расхлябанный государственный механизм в порядок. А он, ни черта не понимая в экономике, решил править страной. Естественно, ничем хорошим этот эксперимент закончиться не может.

За себя Юлия Владимировна не боялась. Она давно в политике, а эта игра опасная. Недаром женщин в ней не так уж и много. Но тревога за близких сжимала ей сердце. Она вспомнила счастливые глаза внука, когда он сидел с друзьями за столом, и Дуся внесла торт со свечами. Ребенок дунул на них и погасил с первого раза.

«Какой здоровый вымахал мужик» – Подумала она о мальчике.

Но беспокойство и боль за родных не мешала ей искать выход. В своей голове она уже просчитала, как поведут себя главы дружественных государств. На поведения диктатора могла подействовать реакция лидеров только двух стран – Америки и России. Перед Америкой Дыбенко заигрывал, Россию он боялся. Но ради ее спасения оба президента, навряд ли, введут на Украину свои войска. И у того, и у другого связи с Большой войной своих забот хватает. Особенно теперь, когда у Диг Хана появилось атомное оружие. Это обстоятельство две великие ядерные державы, естественно сблизит. И тут она вспомнила о летчиках, которые собрались в Америку. Она уже не сомневалась, что Дыбенко имеет к этой затее самое прямое отношение. Генералы, прибывшие из Пентагона, обошли ее своим вниманием. Из этого следует, что их визит не официальный. По новой конституции Украины президент не является главнокомандующим, и переговоры с военными других государств вести права не имеет. Недаром, Дыбенко несколько раз повторил, что американцы приехали проветриться и отдохнуть. Но это была явная ложь. Если связать визит генералов с последующим отъездом летчиков в Америку, можно сделать вывод, что американцам для каких-то целей понадобились два высоких профессионала. Зачем? Скорей всего, для ответственного задания. Александр Круг и Иван Саратов служат в бомбардировочной авиации. Они мастера своего дела. Однажды посетив летную часть, она с Кругом познакомилась. Премьер министр награждала летчиков грамотами, по случаю авиационного праздника, и среди других, пожала ему руку. Имея великолепную зрительную память, Тимошенко тут же представила себе внушительную фигуру Александра Круга. Визитеры из Пентагона в выборе не ошиблись. Мужик он крепкий. Но почему не обратиться с подобной просьбой к главе правительства? Такое поведение генералов могло означать только одно – американский президент не знает о затее своих военных. А это уже нечто, смахивающее на заговор.

Юлия Владимировна подошла к стене и посмотрела наверх. В маленьком окошке, что имелось под потолком, небо она видеть не могла. Толстые стены Лукъяновской тюрьмы, превращали узкое окно в бойницу. Заключенный лицезрел только решетку и часть стены, нависавшую над окном. Но дневной свет в него все же проникал.

Тимошенко постояла немного и пошла кругами по камере. В небольшом замкнутом пространстве привилегии ее небольшого роста позволяли, вместо шести шагов, сделать десять. В движении думалось лучше. Она решила поставить себя на место генералов из Пентагона.

Какое задание американцы захотели бы поручить не своим доблестным соколам, а летчиком другой страны? Варианта имелось всего два. Либо они не хотели рисковать собственными ассами, и тогда это было нечто очень опасное. Либо, прикрывшись флагом другой страны, желали скрыть данную акцию от мировой общественности. Второе выглядело правдоподобнее. Смелых парней, готовых ради родины рискнуть жизнью, в Америке хватало. Выходит, решили скрыть свою причастность и подставить под удар мировой общественности Украину.

Придя к такому выводу, Тимошенко стала развивать эту мысль в разных направлениях. Самое острое из них, касалось атомной бомбы Аль-Каиды. Она вспомнила беседу с начальником СБУ и телефонный разговор с президентом России. Оба говорили о затишье на время праздника Рамадан. В это время Аль-Каида обычно прекращала активные боевые действия, и ее многочисленные армии направлялись в Мекку, вливаясь в миллионные толпы паломников. В прошлом году в одной из Американских газет промелькнула статья, где автор предлагал именно во время мусульманского праздника нанести бомбовые удары по скоплению паломников. На журналиста тогда подали в суд, многие страны заклеймили автора, как циничного негодяя, а владельца газеты подвергли огромному штрафу.

В прошлом году, когда злополучный обозреватель предлагал бомбить толпы верующих, о ядерном оружии Аль-Каиды еще не догадывались. Что если сегодня группа генералов из Пентагона вспомнила совет журналиста, но решила в своих замыслах подняться еще выше его черной фантазии. Тимошенко представила перед глазами карту мира и поняла, главные мусульманские святыни находятся вовсе ни так далеко от подземных ядерных лабораторий Диг Хана. Для современной крылатой машины это расстояние измерялась минутами. Она уже почти была уверена, что знает, зачем понадобились Пентагону украинские летчики. Если она не ошибается, ее страну ждет позор и полная мировая изоляция. Тимошенко решила действовать. Когда через три часа надзиратель внес очередную миску с едой и намеревался забрать нетронутый узницей завтрак, она ему сказала: – Принеси мне карандаш, листок бумаги и будешь обеспеченным человеком до конца дней

Тот сделал вид, что ее слов не расслышал. Но вечером, когда снова менял посуду с нетронутой едой, положил под миску листик из ученической тетради и рядом огрызок карандаша. Выходя из камеры, шепнул:

– Зайду через час. Потом меня сменят. – Но зашел раньше. С ним еще трое.

– Тимошенко на выход.

Когда ее выводили, охранник, как бы случайно оказался сзади и шепотом сообщил.

– Если сегодня не успеешь, моя смена через сутки.

Лукъяновское СИЗО она помнила, и поняла, что ее ведут к начальнику тюрьмы. Конвоиры сопроводили ее до стальных прутьев двери. За дверями конвой сменился. Перед кабинетом заставили ждать. Затем дверь открылась.

Начальника СИЗО, подполковника Симоненко, Юлия Владимировна знала лично. За столом сидел другой человек.

– Присаживайся Юля. – Бесцеремонно обратился он к арестованной. Она продолжала стоять.

– Будьте, любезны, госпожа премьер министр, сядьте, пожалуйста. – Повторил он с издевкой. Тимошенко опустилась в кресло рядом. Тон хозяина кабинета ее не волновал, а по смыслу обращение устраивало.

– Немедленно освободите моих близких. – Заявила она, мучительно вспоминая, где видела этого человека. Внешне, он выглядел моложе пятидесяти лет. Ему можно было дать лет сорок шесть. Лишь седые виски немного старили.

«Да это же Петр Дыбенко, двоюродный брат новоявленного диктатора».

– Вы хотите начать разговор с ваших близких? – Вкрадчиво спросил он, заглядывая арестованной в глаза. И так же вкрадчиво добавил:

– Я не возражаю.

– Никого разговора на эту тему быть не может. Вы обязаны немедленно их освободить.

– Я тебе, Юля, ничем не обязан. Давай смотреть правде в глаза. Народ ненавидит тебя и твою семью. Если мы не защитим, они разорвут вас на части.

– Не говори глупости, Петро. Ты же сам боишься народа.

– Ты меня узнала, умница.

– Узнала. И вот, что я тебе скажу. Стоит вам вывести меня на площадь, разорвут на куски вас.

– Ой, как страшно… – Усмехнулся Дыбенко: – Встречаются придурки, которым ты вешала лапшу на уши. Но настоящие патриоты тебя ненавидят.

– Ультра националисты, что ли?

– Ты вкладываешь в это понятие негатив. Но, должен тебе заметить, единственная организация, которая последовательно боролась за независимость родины, это ОУН. И я лично в ней состою. Но давай, не будем о политике. Ты начала разговор со своих близких. У меня к тебе предложение. Ты же в прошлом бизнесмен, да еще экономист со степенью? Выкупи их.

– Что значит выкупи?! Они люди, а не котята.

– Пустые слова. Как и афоризм, что жизнь человека бесценна. Конечно, если этот афоризм понимать буквально, жизнь обыкновенного обывателя ни стоит ничего. Но ты богатая женщина, поэтому, жизнь твоих близких можно оценить в кругленькую сумму. Скажем, за внука два миллиона баксов. За дочь столько же. Ну, за зятя ты больше пятисот тысяч не дашь. А твою Дуся я ценю в стольник зеленых. По-моему, вполне по-божески.

– Ты обыкновенная сволочь.

– Почему же? Я просто бизнесмен, который, пользуясь политической ситуацией, ни прочь заработать. Ты тоже делала свой капитал во времена политической смуты и о моральных нормах не очень задумывалась. Чем я хуже?

– Нашел с чем сравнивать. Я работала, не нарушив ни одного закона. Сам напомнил про мою ученую степень. Другое дело, что законы были несовершенны. Я и занялась политикой, чтобы не дать растащить страну. А ты действуешь как обыкновенный уголовник террорист. Те тоже берут заложников и требуют денег. – Говоря все это, Тимошенко краем глаза смотрела на часы. Она понимала, что должна успеть написать записку и передать ее охраннику. Кто его сменит, неизвестно. Другой может испугаться и на контакт не пойти. А ждать следующую смену, у Тимошенко нет времени. Да и что будет с ней спустя сутки, знает один Господь Бог.

Петр Дыбенко с трудом дослушал ее отповедь. Но все же дослушал. У нее были деньги, а он надеялся их получить.

– Хватит трепаться. Хочешь сохранить жизнь близким, плати. Сутки на размышления. Потом будет поздно. – И кнопкой вызвал конвоиров.

Тимошенко встала:

– Какие же вы оба с братом мразь.

Петро сделал вид, что этих слов не слышит.

Ее отвели обратно в камеру. Оны вынула из лифчика карандаш и листок бумаги. Когда начала писать, рука у нее не дрожала.

Москва, Лубянская площадь.

Здание ФСБ. 18 Ноября 2010 года

В России, правительство и спецслужбы, связи с возникшей ядерной угрозой со стороны Аль-Каиды, перешли на круглосуточный режим работы. Да и захват националистами власти в Киеве забот руководству страны прибавил. Из Кремля то и дело поступали запросы контрразведчикам. Отдел полковника Рощина занялся исключительно украинской тематикой. И даже получил, в лице двух аналитиков, подкрепление.

В двадцать один час десять минут Рощин проверил электронную почту в своем компьютере и с облегчением вздохнул. Ровно в двадцать два часа он должен положить на стол генерала Карелина докладную записку о деятельности украинских националистов и очень волновался, что старый ученый его подведет. Но Василий Дмитриевич Клименко оказался человеком слова, и текст давно выслал. Просто у Рощина не хватило времени открыть почту раньше.

За оставшийся неполный час, он успевал просмотреть содержание и, если потребуется, сделать свои дополнения. Историк Клименко не мог знать, что конкретно интересует внешнюю разведку сегодня. Хоть у Рощина и имелись сведения, что за переворотом в Киеве стоят националисты, но это были политики сегодняшнего дня, поэтому читал документ он очень внимательно.

«Вся деятельность ОУН самым тщательным образом отслеживалась советскими, польскими (одними из сильнейших в тогдашней Европе), а с середины 30-х годов германскими спецслужбами. Организация была буквально нашпигована агентами, двойными агентами, провокаторами и т. д. Позднее, уже в эмиграции, каждый обвинял в этом каждого. Элементарное (по исполнению) убийство безусловного лидера ОУН Евгена Коновальца агентом НКВД Судоплатовым могло произойти только в подобной обстановке».

Читая выкладки Василия Дмитриевича о начале деятельности ОУН, полковник непроизвольно улыбнулся. Клименко писал о вещах, которые в большей степени касались ФСБ, и хранились в секретных архивах его ведомства. Контрразведчика восхитила интуиция ученого, и его умение делать выводы, пользуясь лишь доступными источниками. Этот абзац он перечитал дважды.

Дальше исследования историка касались начала восхождения Бандеры на трон лидера националистов: —

«Степан Бандера стал заместителем краевого проводника (руководителя) ОУН и (что особенно интересно) заместителем краевого коменданта Боевой организации Западной Украины летом 1932 года. Через год – краевым проводником. Он оставался на этом посту вплоть до ареста. В этот период, о чем сам Бандера сообщает в своей автобиографии, он неоднократно арестовывался польскими властями (в том числе и за весьма серьезные преступления, как например, незаконный переход границы). Но после кратковременного заключения всякий раз оказывался на свободе, В связи с этим интересно проследить судьбу ВСЕХ предшественников Бандеры на этом посту. Богдан Кравцив, через несколько месяцев после назначения, был арестован поляками и осужден на длительный срок. Юлиана Головинского застрелили агенты польских спецслужб. Степан Охримович – арестован сразу после назначения и умер в тюрьме от побоев. Иван Габрусевич – бежал из страны. Богдан Кордюк – освобожден от руководства за непрерывные провалы. Не хочу навязывать свое мнение, но все это наводит на вполне определенные мысли. Эти мысли подтверждает и захват в Праге сразу же после убийства министра Перацкого всего архива штаб-квартиры ОУН (около двух тысяч папок). С этого момента польские, а затеи и немецкие спецслужбы имели полную информацию обо всех лидерах и активистах Организации»

Рощин оставил догадки ученого без комментариев. Историк недвусмысленно намекал, что Степан Бандера еще в бытность Пилсудского сделался агентом польских спецслужб. Но документов подтверждающих это в архивах КГБ не сохранилось.

Рощин легко отслеживал каждый шаг Бандеры с первых дней войны, до момента его ликвидации агентами НКВД в Мюнхене. Но довоенный период «проводника» ученый Клименко знал лучше. Естественно основные вехи одного из крупнейших деятелей ОУН, Степана Бандеры, и полковник ФСБ представлял себе неплохо. Свою популярность Степан заработал на процессах по делу об убийстве польского министра внутренних дел Перацкого. За подготовку этого убийства поляки его и арестовали. Процессы проходили открыто, и Бандера использовал их для своих пламенных речей. Он клеймил позором поработителей поляков, и требовал свободы и государственной самостоятельности для Украины. Это народу ни могло не нравиться.

Из польской тюрьмы, Бандеру освободили немцы. После чего Степан проявил себя в организации погромов во Львове. На его совести тысячи жизней невинных людей. Их убивали по чисто национальному признаку. Новые националисты преподносят личность Бандеры, почти как святого. Он боролся с поляками, когда пришли красные, с большевиками, а потом и с немцами. Любая власть, не желавшая самостоятельности родины – его враги. Но насчет немцев они старались всей правды не открывать. Об этом моменте истории Рощин решил дополнить справку Клименко своими комментариями.

«Не подлежит сомнению, что раскол ОУН был инспирирован немцами. В феврале 1940 года в оккупированном Кракове был создан Революционный провод ОУН – так называемый ОУН (Б) во главе с Бандерой. Параллельно продолжала действовать ОУН (М) под руководством Мельника. В апреле 1941 года второй Большой сбор ОУН (Б), который курировался агентами абвера, подтвердил лидерство Бандеры. Немцев, о чем прямо свидетельствуют документы, привлекала исключительно агрессивная позиция ОУН (Б) по отношению к евреям, полякам и москалям, которых, для простоты картины, поголовно записали в большевики. Но проводник ОУН переусердствовал с лозунгами «Незалежности» и снова угодил за решетку. Этот факт сильно помог репутации Степана, как борца и с немецкими оккупантами. Но в конце сорок четвертого он с фашистами договорился и был освобожден, хотя никаких гарантий украинской государственности немцы ему снова не дали.

Националисты до сих пор утверждают, создавая первые военные соединения, лидеры ОУН использовали разногласия наверху германского руководства. Якобы они надеялись создать свою украинскую армию для борьбы со всеми врагами независимости. Но это всего лишь красивый миф.

Не лидеры ОУН (Б) использовали для создания батальонов «Нахтигаль» и «Роланд», укомплектованных оуновцами, некоторые разногласия в нацистской верхушке (которые действительно имели место) а Абвер породил эти подразделения как вспомогательные части для «зачистки» тылов стремительно наступающего вермахта. И эти батальоны вовсе не были первыми формированиями будущей национальной украинской армии. Высшими командирами в них немцы назначили чины СС, а средний и младший командный состав набрали из лидеров ОУН (Б) во главе с Романом Шухевичем. Шли они вовсе не под жовто-блакитными прапорами, были обмундированы в эсесовскую форму и, единственно, что их отличало от обычных эсесовцев – желто-голубая нашивка на погоне. Каких-либо внятных политических гарантий создания украинского государства официальные структуры Рейха им никогда не давали, а что «плели» на этот счет агенты Абвера, нам неведомо. Поэтому утверждения, что Бандера изначально не доверял немцам, ложь. Рассказы о том, что ОУН создала Повстанческую армию, убедившись, что немцы противятся утверждению украинской государственности, такая же ложь. Достоверная дата создания УПА – февраль 1943 года… Особенно курьезны утверждения, что немцы, «почувствовав на своей шкуре» силу УПА, выпустили Бандеру из тюрьмы и пошли с ним на переговоры. Это в конце-то 1944 года, когда война подступила к границам Рейха?!

Вставив дополнения в текст докладной записки, Рощин засомневался, оставлять ли для высокого начальства выводы, которые делал Клименко, завершая свой рассказ о руководителе ОУН Степане Бандера. И решил оставить. В словах ученого чувствовалась горечь за преступное прошлое «страны советов». И эта горечь была обоснованной. Клименко писал:

«Нельзя однозначно относиться к лидеру ОУН Степану Бандера. Хотя его руки по пояс в крови, проводник ОУН сам провел немало лет в польских и нацистских тюрьмах и погиб, от яда палачей НКВД. Его убежденный фанатизм не смахивал на двойные стандарты иных последователей. Бандера кровью доказал, что верил в свое дело искренне и этим заслужил признание многих соотечественников. Его организация, нравится нам или нет, боролась с частями НКВД и Красной Армии, как с захватчиками. Теперь мы знаем, что сталинский режим мало отличался от фашизма, и деятельность большевиков на Западной Украине принесла много горя и крови. Сталинский геноцид дал повод правым националистам до сих пор поддерживать в тех регионах республики неприязнь ко всему русскому. Но сами ультра, и не только украинские, всегда врали, и всегда разжигали низменные инстинкты людей, сваливая слабость, продажность и неумелость политической верхушки на козни представителей не коренной национальности. Сегодня в Киеве все это может повториться».

Прочитав последнюю строчку, Рощин, распечатал на принтере докладную записку, положил ее в папку и, взглянув на часы, отправился к начальству. Генерал его уже ждал. Получив документ, на минуту оторвался от монитора:

– Там, надеюсь, все путем? Через час шеф с докладом у президента.

– Все, как вы просили. Я могу идти?

– Иди. – Не дожидаясь пока Рощин покинет кабинет, Карелин пробежал глазами компьютерную распечатку. В конце текста имелась приписка. – «В докладной использованы материалы доктора исторических наук Василия Дмитриевича Клименко».

Гатное. Пригород Киева.

19 Ноября 2010 года.

Тимофей Старков чувствовал себя в доме приятеля Сергея Павловича Снегиря странно. Все время приходили какие-то люди. Снегирь что-то с ними обсуждал. Они уходили. Появлялись новые. На кухне несколько женщин, не переставая, лепили вареники. Их тут же кто-нибудь из визитеров проглатывал.

Снегирь кого-то убеждал, с кем-то спорил, кому-то приказывал. И хотя разговоры велись в присутствии москвича, он ничего понять не мог – общались мужчины только на украинском языке. Тимофея это не обижало. Он помнил слова киевлянина, сказанные им в самолете – «Не будешь знать, не сможешь проболтаться».

Но и сидеть без дела несколько часов подряд он устал. Хозяин дома, Богдан Лисицкий, маленький коренастый хохол, показал ему свои владения, разрешил брать из холодильника все, что гость захочет, и на этом свои хозяйские функции посчитал исчерпанными. Тимофей просил Снегиря отпустить его в Киев. Журналиста тянуло посмотреть своими глазами, что происходит в столице Украины после переворота. Но Сергей Павлович в резкой форме выходить из дома ему запретил.

«По улицам рыщут патрули Дыбенко. Не сможешь ответить им по мове, схватят. Сиди и не рыпайся». Тимофею ничего не оставалось, как послушаться. Напольные часы в гостиной давно пробили полночь, а активная жизнь в доме только наращивала обороты. В половине первого приехало человек двадцать парней. Все они были вооружены автоматами, а у одного имелся даже ручной пулемет.

Парни заняли всю мебель первого этажа и сидели молча. Несколько человек дремало. Один из них громко храпел. Никто не обращал на него внимания. Через пол часа прибыло еще столько же. Мебели, для вновь прибывших, не хватило, и они устроились прямо на ковре.

Около часа ночи Снегирю кто-то позвонил. Тимофей видел, что лицо богатыря покрылось красными пятнами, и он направился к парадному. Богдан Лисицкий догнал друга в прихожей, и пытался его в чем-то убедить. Тимофею показалось, что хозяин дома предлагает Сергею Павловичу свою помощь, но Снегирь его не дослушал и хлопнул дверью. Старков слышал, как во дворе завели машину. После ухода Снегиря, дом его приятеля стал напоминать царство спящей царевны. В нем в разных позах, дремали, сидели, откинув головы на спинки кресел, спали на полу около пятидесяти крепких мужиков, и если бы не храп одного из них, дом бы напоминал музей восковых фигур. Только хозяин нервно перебегал из комнаты в комнату. Затем он подошел к Тимофею и молча увлек его в кухню. Женщин там больше не было, как не было и вареников, которых они налепили несметно. Все было съедено. Прикрыв за собой дверь, Лисицкий извлек из холодильника бутылку «Виски» и разлил в два стакана.

– Давай за Серегу. Ему сейчас нужна удача.

Они выпили. Старкову очень хотелось спросить, куда отправился Снегирь. Он воздержался, за что и был вознагражден. Богдан закусил маслиной и шепотом сообщил:

– Кто-то ему весточку от Юли Тимошенко должен передать. Боюсь, не ловушка ли?

– Почему тогда он один поехал?

– Так его просили.

По второй они выпили молча. Но каждый понимал, за что пьет.

– Как в городе? – Поинтересовался Тимофей.

– Дыбенко лютует. Министров, которые подали в отставку, расстрелял. На улице хватают тех, кто не говорит по-нашему. Тысяч десять уже загнали на стадион. Людей никто не кормит. Они замерзают. Есть случаи смерти. Одним словом, мрак.

– И никто не сопротивляется?

Богдан усмехнулся: – Наши ребята готовы. Снегирь их ночью поведет к Лукъяновскому СИЗО.

– А кто, эти парни с автоматами?

– Они хлопцы крепкие. – Усмехнулся Лисицкий: – Друзья Сережи по бизнесу откомандировали ему своих бойцов из служб безопасности. Сами-то после переворота смылись в Россию, а хлопцев оставили здесь.

– Я бы тоже хотел с вами.

– Это, как Сережа скажет. – Ответил Богдан Лисицкий: – Теперь посиди один. Мне надо посты на дворе проверить. Если кто замерз, заменю.

Тимофей кивнул и съел маслину.

Снегирь вернулся около трех утра. Сразу подошел к Старкову и велел следовать за ним. Они прошли мимо дремавших с оружием парней, поднялись на второй этаж. Сергей Павлович завел Тимофея в маленький кабинет хозяина, зажег лампу и выложил перед ним мятый листок в клетку:

– Читай.

Старков обычно очками не пользовался. Но написанный карандашом текст кое-где потерся, и он решил не рисковать. Читал долго, шевеля губами. Снегирь терпеливо ждал. Прочитав, достал платок и вытер испарину.

– Это точно от нее?

– Точно. Я Юлькин почерк знаю.

– Ты понимаешь, что это значит?!

– Понимаю. – Усмехнулся Снегирь: – Я уже позвонил Лозовому. Натан в Москве. Он тут же свяжется с Рощиным. Но для тебя есть работа. Подготовь материал для своей газеты. Если дадут отмашку из Москвы, тут же отправишь в утренний номер.

– А как я перешлю?

– По этому ящику. – И снегирь указал на компьютер, что стоял на письменном столе.

– Здесь есть Интернет?

– Здесь все есть. Закончишь работу, листок с почерком Юли сожги. Мы сейчас уедем. Вернусь я, или нет, не знаю. А ты сиди тут и жди. Если меня не будет, ровно в шесть утра сядешь на машину, и пропилишь десять километров от Киева. Уведешь указатель на Оськино. Свернешь на проселок и упрешься в охотничий домик. Там егерем Остап Куренков. Скажешь, что от меня. Он все для тебя сделает. – Снегирь открыл письменный стол, вынул из ящика пистолет и протянул Старкову: – Стрелять умеешь?

– Я же военный корреспондент…

– Это так, на всякий случай. До шести с тобой свяжутся из Москвы. Если нет, значит, они решат по-другому. После шести тебе здесь оставаться нельзя.

– Почему столь точное время.

– Потому, что в шесть мы уже проведем операцию, и ищейки Дыбенко навестят всех моих близких друзей. Понял?

– Что за операция? Опять секрет??

– Пойду, верну должок Юле. Она всегда долги возвращала, и меня научила. Давай лапу.

Мужчины пожали руки, посмотрели друг другу в глаза и обнялись. – Снегирь бросил на стол ключи от машины и быстро вышел. Тимофей видел из окошка второго этажа, как парни набились в три микроавтобуса и по одному выкатили за ворота. За ними вырулил лимузин Сергея. Старков постоял немного, сел за стол, включил компьютер и, выложив из кармана мобильный телефон, принялся за информацию. Материал, который он готовил, в случае выхода в свет, мог вызвать эффект разорвавшийся бомбы. Причем, не только в переносном смысле.

Соединенные Штаты Америки. Невада.

Военно-воздушная база «Пикирующие святоши».

19 Ноября. 2010 года.

Утром за завтраком полковник Рой Каллари познакомил украинских летчиков с американскими коллегами. Их и посадили за один стол. Александр Круг и штурман Иван Саратов предавались звену подполковника Билли Круза. Помимо командира, в звено входили летчики майор Гарри Шифер и майор Джин Норманн. Круг и Саратов говорили

по-английски. Но американцы имеют свой выговор, и хозяева понимали ни все, что говорят украинские гости. Но к концу завтрака языковые проблемы сами собой решились. Первый разговор, естественно, касался тем профессиональных. Коллеги интересовались, кто из них, на чем летал. Затем, Билли Круз признался, что до Большой войны изображал русских на учениях. «Мне приходилось играть роль плохого парня, и кажется, у меня это получалось. Но теперь я вижу, что вы парни хорошие и мне стыдно».

«Мы не русские парни». – Поправил его украинский подполковник. Кругу уже не один раз приходилось объяснять американцам разницу между двумя народами, но те так и не поняли. Подполковнику это надоело, и он перестал обращать внимания. О том, что его штурман Саратов по национальности русский, Александр вспоминал редко. Внутренне он всегда считал друга украинцем.

После трапезы, Рой Каллари пригласил всю компанию в свой кабинет. Летчики расселись в кресла, начальник военно-воздушной базы предложил им напитки и заговорил:

– Господа, сегодня нашим друзьям предстоит поднять в воздух русский «Су-34». Подполковник Билли Круз и его парни, постараются его «сбить». Обыкновенный учебный ближний бой. Наши гости освоятся в небе Невады, а для вас, он кивнул американцам, это будет очередной повод усовершенствовать боевое мастерство. – Полковник Калори без конца получал инструкции из генерального штаба с рекомендациями избегать тренировок летчиков в ближнем бою. Техника и машины позволяли уничтожать противника за сорок и более километров. Но на практике получалось иначе. Сколько не вступали его ассы в единоборство со смертниками Аль-Каиды, все эти поединки чаще всего заканчивались ближним боем. И не сложная техника, а умелый маневр позволял пилоту одержать победу. Он оглядел офицеров и для порядка поинтересовался:

– Есть вопросы, господа?

– Есть, господин, полковник. – Александр Круг хотел встать, но Рой Каллари жестом усадил его обратно:

– Я вас слушаю, подполковник.

– Мы с моим штурманом всего пару раз поднимали эту машину в воздух. Перед учебным боем хотелось бы сделать пробный вылет.

– Не возражаю. До обеда вы опробуете аппарат. А учения проведем во второй половине дня. Такой режим работы вас устроит?

– Возражений не последовало, и летчики, козырнув начальнику базы, покинули его кабинет.

Боевую машину уже отбуксировали к летной полосе. Круг и Саратов быстро переоделись, натянули «говорящие каски», и забрались в кабину. Круг немного волновался но, осмотрев приборы, быстро вспомнил свой прошлый полет, и волноваться перестал.

Американцы устроились на смотровой площадке и, пока «русские» прогревали двигатели, заключали пари, кто выиграет в учебно – тренировочном поединке после обеда.

Получив разрешение на взлет, Круг вырулил на стартовую площадку и поднял машину в небо. Американцы хлопали в ладоши и, задрав головы, наблюдали за полетом. Но как только грохот турбин стал затихать, они услышали сирену боевой тревоги. Через две минуты база стала походить на растревоженный муравейник. Из ангаров выкатывали истребители. Летчики бежали к своими машинам. Наземные службы подвозили ракеты, и заправляли баки топливом. Общая тревога означала, что в воздушное пространство Невады вторглись значительные силы террористов и, боевых машин, дежуривших в обычном режиме, могло не хватить.

Подполковник Круг в небе сирены не слышал, но его радиолокационная система отловила быстро приближающие воздушные объекты. Он тут же по рации запросил у диспетчера базы разъяснений. С земли ответили:

– У вас в сорока милях по ходу противник. Примите данные их коридора.

– Каковы наши действия?

– Врага надо уничтожить. Мы поднимаем всю эскадрилью но, в контакт с противником, вы имеете возможность вступить раньше. Принимайте бой, или возвращайтесь. Полковник Каллари предлагает вам принять решение самостоятельно.

– Мы его приняли. Начинаем атаку.

– Желаем успеха.

– До цели тридцать семь километров. – Предупредил Саратов и добавил: – У нас не полный боевой комплект. Круг резко набрал высоту. Через пять секунд он выбрал нужный угол атаки и выпустил две ракеты. Имея систему наводки, ракеты сами находили цель. В современном воздушном бою существовало правило «первый увидел – первый победил». Радиолокационная система «СУ-З4» «видела» гораздо дальше систем устаревших самолетов противника и давала летчику возможность встречной атаки. Да и ракет способных поразить врага на таком расстоянии аль-каидовцы не имели. Но их было много и от ближнего боя украинскому экипажу опять уйти не удалось. Круг и Саратов уже видели противника не только на экране бортовой РЛС. Те летели на русских «Мигах» двадцатилетней давности. Когда-то Россия снабжала ими дружественные режимы в Азии. Теперь это были враги.

«Су-34», ведомый украинскими летчиками, спикировал вниз и атаковал три головные машины. Их самолет летал в полтора раза скорее неприятеля и хотя истребитель-бомбардировщик тяжелее истребителя, по сравнению с устаревшими ястребками «СУ-34» имел лучшую маневренность. Зато враг во много раз превосходил числом. Два «Мига» огнем бортовой пушки они сбили сразу. Противник начал перестраиваться. Тут летчики Аль-Каиды продемонстрировали свою слабость. Маневрировать на уровне потребностей современного боя они не умели. Смертников готовили только для того, чтобы дойти до наземной цели и спикировать на нее.

«Хорошо, что за штурвалом не русские ребята» – Подумал Круг.

«МИГов» все прибавлялись. Саратов насчитал на экране три десятка объектов. Они снова резко ушли вверх, и снова пошли в атаку. Но истребители уже рассредоточились, и пришлось выбирать одиночную цель. Еще один залп поразил самолет противника. Но сзади пристроились пять «Мигов».

В российской боевой машине летчик и штурман оператор сидели рядом, и могли общаться не только через микрофон в «каске», но и жестами. Саратов предупредил командира, что по ним выпущены две ракеты и включил систему радиолокационных помех. Подполковник положил машину на правое крыло и от нападения увернулся – ракеты прошли мимо. Пользуясь возможностями машины, Круг сумел развернуться, зайти в хвост аль-каидовцам и расстрелять из пушки еще два истребителя.

Когда они сбили восемь «Мигов», в небе появились американцы. Их «Рапторы» планомерно уничтожали противника, но взамен сбитым, появлялись новые. Наблюдая, как взрываются подбитые «Миги», Круг понимал, что успех американцев, результат слабой подготовки фанатиков. Он бы и на стареньком «Миге» показал им, на что способен российский истребитель в умелых руках.

Сообщив, что у них закончился боекомплект, украинцы запросили разрешения на посадку. После приземления «СУ-34», бой в воздухе продолжался еще семнадцать минут. Пять самолетов Аль-Каиды все же прорвались к Лас-Вегасу и спикировали на район «Сити». Бомб на борту они не несли. За штурвалами сидели смертники, готовые таранить цель и погибнуть. В городе началась паника. Окончательно американцы очистили небо Невады около полудня.

Полковник Рой лично вышел на полосу встречать «русских». Пока технические службы принимали машину и помогали пилотам снять летные костюмы, он стоял рядом.

– Спешу пожать руки героям. – Сказал он, растягивая рот в улыбке: – Но, должен вас предупредить, сюда едут журналисты. О том, что в воздушном бою принимали участия иностранные летчики, по соображениям секретности, я им сказать не могу. Но, не переживайте. Очень скоро весь мир узнает, какие вы замечательные парни. – О том, что это произойди посмертно, Рой, естественно, промолчал.

За обедом украинцам жали руки все летчики эскадрильи «Пикирующие святоши». К их столику беспрерывно подходили и ставили напитки. Выпить с героями хотел каждый. Оказалось, что подполковник со своим штурманом не только сбили самое большое количество «Мигов» Аль-Каиды, но, спутав их ряды, задержали армаду неприятеля. Что дало возможность американцам поднять в воздух истребители с соседних баз. ВВС США в этом бою потеряли шесть самолетов, пилоты которых благополучно катапультировались. Среди «Пикирующих святош» потерь не было.

Александр Круг и его штурман-оператор Иван Саратов сделались самыми популярными летчиками на базе

После обеда полковник Каллари позвонил в Пентагон. Он должен был посоветоваться с генералом Филом. Контакты «русских» ограничивать звеном Билли Круза, стало невозможно.

Фил Далисенсен не на шутку встревожился:

– Зачем ты ввязал их в драку?

– Я ничего не смог поделать. Когда появились «Миги» твои парни уже находились в воздухе. Это был их первый пробный полет.

– Ничего себе пробный!? Теперь у нас большая головная боль. Не только святоши твоей эскадрильи, видели «Су-34» в работе. Их видели летчики с баз «Тайфун» и «Мустанг». Это очень плохо.

– Но они же не знают, что за штурвалом сидели русские.

– Не русские, а украинцы. – В который раз поправил полковника Далисенсен.

– Какая разница?

– Разница большая. Ты забыл, зачем они здесь?

– Все равно, соседи видели только самолет, а не самих пилотов. А по радио они говорили по-английски, – защищался Рой.

– Делай что хочешь, но украинцев от лишних контактов огради. – Приказал Фил и повесил трубку.

«Меня просят утаить кота в мешке»! – Подумал полковник Каллари, наливая себе виски. Задача, которую поставил перед ним генерал Далисенсен, легкой не назовешь. Продержать «русских» на базе почти неделю, не подпуская к ним летчиков эскадрильи, он мог одним путем – посадив их в карцер. Но такого отношения начальства к героям, американские ассы бы не поняли. Рой уже поднес стакан виски ко рту, когда на его столе зазвонил телефон. Полковник выругался, снял трубку и услышал голос генерала. Далисенсен решил ему перезвонить:

– Рой, ты прав. Я подумал, неделю скрывать присутствие украинцев трудновато. Переносим «Мекку» на завтра.

– Но завтра не четверг, а суббота.

– Тем лучше. Это будет ответом христианского мира на их сегодняшний вызов. Очистим накануне светлого Воскресения землю от черной чумы.

– Хорошо, Фил, не беспокойся.

– И действуй, как мы договорились. Изменяются только сроки. Саму операцию «Мекка» проведешь по плану.

– Понял, тебя, Фил. – Положив трубку, Рой, наконец, опустошил стакан и перекрестился. Сделал он это скорее машинально. Держать ответ перед Господом в ближайшие годы полковник не собирался. Его куда больше волновал суд присяжных штата Невада.

Киев. Лукъяновское СИЗО

19 Ноября. 2010 года.

Спать на тюремной койке Тимошенко не стала. Она на нее даже не прилегла. Хотя, вновь заступивший охранник отнесся к ней доброжелательнее прежнего и, даже приволок подушку с чистой наволочкой. Узница задумалась, не зря ли поручила передать записку пожилому. Этот был куда моложе и проворнее.

Время суток она уже не отслеживала. Света из тюремного окошка ни поступало, и камеру освещала тусклая лампочка под потолком, которую не гасили ни днем, ни ночью.

«Передал ли вчерашний охранник ее послание Снегирю»? – Это был главный вопрос, который ее теперь волновал. Поняв, что новоявленный диктатор и его братик задумали вытянуть из нее деньги, за судьбу родных она уже так не переживала. Ее близкие стали для Дыбенко дорогим товаром, а к товару надо относиться бережно. Мысли прервал треск за окном. Толстые стены тюрьмы слабо пропускали звуки, но этот донесся вполне отчетливо. Она прислушалась. Треск повторился. Там на улице стреляли из автоматического оружия.

«Неужели они расстреливают заключенных»?

Но на расстрел короткие спонтанные очереди не походили. А когда уже в здании тюрьмы раздался взрыв, она поняла, это нечто другое. Через несколько минут, уже за дверью ее камеры, раздался крик. Затем послышалась возня с замком и дверь распахнулась.

– Юлька, жива! – Хоть он и стоял на пороге, и лицо оставалось в тени, огромную фигуру Снегиря она узнала сразу.

– Пока жива, Сережка? Как ты сюда попал?

– Я их хорошо попросил, и они меня впустили. – Ухмыльнулся Снегирь и, подняв ее на руки, вынес в тюремный коридор. За дверью, она увидела своего охранника, который лежал лицом вниз на полу, а двое незнакомцев держали у его головы дула автоматов. Дальше в коридоре стояло еще около десятка вооруженных мужчин.

– Не убивайте этого парня. Он нормальный мужик. – Потребовала она, одновременно пытаясь высвободиться из рук Сергея. Он поставил ее на ноги:

– Пошли быстрее. Я не знаю, как скоро сюда явится подкрепление.

– Без моих родненьких я никуда не пойду.

– Ты о дочери? – Спросил Снегирь.

– Дочь, внук, зять и Дуся. Нас всех взяли.

– Их в СИЗО нет. Еще вчера днем увезли.

– Куда?

– Я не знаю.

– Тогда я остаюсь.

– Зачем? Тебя же убьют!

– Со мной разговаривал Петро Дыбенко. Он хочет получить за моих близких крупный выкуп. Это он их куда-то увез.

– Петро? – Переспросил Снегирь.

– Да. Недавно он со мной торговался. Кстати, сколько сейчас времени?

Снегирь взглянул на часы:

– Начало шестого… Почему ты мне в записке о Петре ничего не написала?

– Некогда было. Ты передал мою информацию?

– Конечно. Не тяни резину. Уходим. – Он взял ее за руку и потянул за собой. Тимошенко уперлась:

– Сережа, не применяй силу, я рассержусь.

– Прости, но надо уходить.

– Сказала, никуда не пойду. У них мои родные. Уходи сам.

– Тогда, я остаюсь тоже.

– Перед тобой, по-твоему, кто?

– Ты, мой друг, Юля.

– А по должности?

– Премьер министр Украины.

– Как премьер министр Украины, я тебе приказываю забрать своих людей и немедленно уходить. Мне так надо.

– Юля, ты не права?

– Все, уходи. – Она повернулась, вынула из замочной скважины ключ, ушла обратно в камеру и заперла дверь изнутри.

Москва. Лубянская площадь.

Здание ФСБ. 19 Ноября. 2010 года.

Геннадий Андреевич Карелин в три часа ночи получил от Рощина информацию от Юлии Тимошенко, и связался с шефом. Два генерала встретились, и эту информацию обсуждали. Начальник ФСБ вышагивал по кабинету. Карелин сидел в кресле. Ритмичные проходы шефа взад, вперед, Геннадия Андреевича раздражали. Но начальству замечание не сделаешь. Тот размышлял вслух:

– Догадки женщины, даже такой, как Юлия Тимошенко, еще не факт. Но генерал Лазовой пришел еще раньше к такому же выводу. Давай прикинем, что мы имеем конкретно?

Генерал Карелин использовал в своем подразделении штат аналитиков, и подобный сигнал расшифровывать и анализировать полагалась ему.

Заместитель ответил:

– Мы знаем, что около недели назад Киев посетила делегация из Пентагона. Вскоре после этого два военных летчика получили в пожарном режиме визы для въезда в Соединенные Штаты Америки. Но лететь в Штаты из «Борисполя» воздержались. Предположительно, они решили лететь из «Шереметьева».

– Аэропорт это подтвердил?

– Еще нет. В семь утра будет известно. Рощин уже послал туда группу экспертов.

Хозяин кабинета на секунду остановился:

– Развивай дальше.

– По дороге в Москву, до летчиков дозвонился генерал Шмытко и приказал вернуться. После этого их никто не видел.

– По фактам это все? – Генерал снова замер: – Собственно, ничего нового. Лазовой прибыл к нам с тем же. Одни догадки и ни одного факта.

– Практически да. Сплошные предположения. Юлия Владимировны уверена, что приглашение украинских летчиков экстра класса в Америку связано с известием об атомной бомбе Аль-Каиды. Лазовой говорил о том же. Она политик, он грамотный контрразведчик. Стоит прислушаться.

Шеф ФСБ кивнул и зашагал дальше:

– Возможно. Давай, Гена, возьмем их догадку за рабочую версию. Белый дом задумал произвести упреждающий ядерный удар, но не своими руками? Так?

– Не совсем. – Усмехнулся Карелин: – Делегация из Пентагона приезжала с частным визитом. Договорились они, видимо, с будущим диктатором, Дыбенко. Он в тот момент исполнял обязанности министра обороны. Скорее всего, Конгресс и Белый дом, как и Тимошенко, они в известность не поставили. Это инициатива «ястребов» из Пентагона. Там кое-кто давно мечтают долбануть Аль-Каиду атомной бомбочкой. Если вы позвоните руководителю ЦРУ, уверен, у него поднимутся на голове волосы.

– Во-первых, я должен сначала доложить нашему президенту. Во-вторых, давай подумаем, стоит ли спешить с докладом?

Карелин нервно протер очки:

– Я вас, Юрий Николаевич, не совсем понимаю.

Шеф, наконец, уселся в кресло:

– Что тут не понимать? Ядерная атака на Диг-Хана, способна положить конец Большой войне. А война идет у нас на пороге. Давай называть вещи своими именами – мы давно воюем. Президент Узбекистана вчера со своими войсками освободил Ташкент. Всем известно, что не без нашей помощи. В Армении мы тоже деремся с Аль-Каидой. А на днях нанесли по ним удар в Грузии. В результате, наш нейтралитет, скорее дипломатическая маска.

– Что-то в этом роде. – Согласился Карелин: – Но ядерный удар, сам по себе прецедент глобального масштаба. А если учесть, что сейчас мусульманский праздник и, скорее всего, бомбу сбросят на скопление мусульман, то это еще и ужасное злодеяние. Далеко не все верующие террористы.

– Конечно, не все. Но все они сочувствуют Диг Хану, а значит, его потенциальные воины. Твои морально этические выкладки я понимаю. Но мы ФСБ – служба безопасности страны. Учти, Гена, ракеты Аль-Каиды с атомными зарядами легко накрывают Юг России. Мы живем в жестком мире, где нет места сантиментам. С точки зрения наших государственных интересов, упреждающий ядерный удар американцев, нам полезен.

– Не американцев, а украинцев. – Напомнил шефу Карелин.

– Там сейчас к власти пришли националисты. Диктатор Дыбенко послал своих летчиков. Полная изоляция теперешней Украины нам тоже на руку. После бомбы режим диктатора продержится от силы несколько дней.

Карелин возразил:

– Я не согласен. Дыбенко уйдет, Украина останется. Это же черное пятно на всю историю страны. А они все равно наш братский народ

– Вот здесь можно и поработать. Собери неопровержимые доказательства против янки и выдай их прессе. Но уже постфактум. И американцы сядут жопой в лужу, и Дыбенко окажется государственным преступником.

– Вы мой шеф, и вам решать. Но мне это не нравится.

– Решать будет президент. Но, свою точку зрения я ему озвучу.

– Когда вы встречаетесь? – Поинтересовался Карелин.

Шеф посмотрел на часы:

– Как только сотрудники Рощина сообщат из Шереметьева, что на американский рейс для украинских летчиков действительно имелась бронь.

Карелин отправился к себе и занялся текущей работой. Рощин, как и обещал, позвонил ровно в семь.

– Геннадий Андреевич, могу доложить, два билета на рейс до Нью-Йорка действительно держали до последнего момента. Их продали за десять минут до регистрации. Но фамилий летчиков там не значится. Видимо, какая-то устная договоренность. Кто просил сохранять места на американский рейс, пока выяснить не удалось. Надеюсь на другую смену, которая заступит в восемь утра. На данный момент это вся информация.

Ермолин отключил телефон и направился к шефу. Начальник ФСБ дремал за письменным столом. При виде зама, протер глаза и указал на кресло. Карелин доложил ситуацию. Шеф воспринял ее скептически:

– Гена, пока у меня не будет хоть одного факта на руках, я президента отрывать от работы не буду. Одних женских догадок для доклада мало. Появятся новости, сообщишь.

– Тимошенко, не просто женщина, а серьезный политик, не раз доказавший свою компетентность. Я считаю, что сообщить ее мнение Кремлю обязанность нашего ведомства.

– Она сама пишет «предполагаю». Это значит, что стопроцентной уверенности у нее нет. Разговор окончен. Дай еще десять минут отдохнуть. Я же целые сутки работал.

– Шеф прикрыл глаза и откинулся в кресле. Карелин, стараясь не шуметь, вышел в приемную и, попросив сделать ему крепкого чая, вернулся в свой кабинет.

Москва. Малая Переяславская улица.

Квартира Гали. 19 Ноября. 2010 года.

Гале казалось, что свое приключение с бандитами она тут же забудет. Вчера днем она об этом и не думала. В редакции слишком много суеты с очередным выпуском. На посторонние мысли не хватает времени. В субботу и в Воскресение газета не выходила. Пятничный номер сотрудники готовили накануне. Сегодня трудились только корректоры и выпускающий редактор. Галя имела выходной.

Ночью девушка почти не спала. Маму мучили приступы астмы. Они ночевали в одной комнате и надрывный кашель больной женщины, доводил дочь до изнеможения. Под утро матери полегчало, но дочка заснуть уже не смогла. Теперь она волновалась за друга. Тема ни разу не позвонил, а она звонить ему стеснялась. В начале седьмого не выдержала, на цыпочках вышла на кухню и набрала номер его мобильного. Но Старков телефон отключил. Она легла обратно, попыталась задремать, и тут на нее накатили картины похищения. Она все пережила заново. С момента, как ее запихнули в машину, до стремительного штурма бойцами ОМОНа их логова. До Гали внезапно дошло, что эти люди могут причинить вред Тимофею. Они знают, где он и хотят с него что-то получить. Кажется, материалы Игоря Клименко. Если Тема не отдаст, они намеревались ее, Галю, убить. Во всяком случае, что-то вроде этого, бандит сказал Тимофею по телефону.

Куда ее привезли, она не поняла. Окна микроавтобуса имели занавески, и похитители их задвинули. Когда они приехали на место, и ее повели в дом, она сообразила, что это дача. Из окошка комнатки, куда ее заперли, просматривались фруктовые деревья заснеженного сада, а за забором светил фонарь. Забор был высокий и сплошной.

Оставшись одна, она все время ждала, что бандиты войдут к ней. Их трое здоровых мужиков, что она с ними сможет сделать? От своей беззащитности хотелось плакать. Но слез у Гали тогда не было. Была злость.

Возможно поэтому, она не прислушивалась к разговорам похитителей. Они находились где-то рядом и их голоса доносились до нее отчетливо. Теперь, лежа на своей тахте, она решила вспомнить, о чем они говорили. Пыталась, и не могла. А слух и превосходную музыкальную память имела от рождения. В десятилетке учитель пения советовал ей пойти в музыкальную школу.

Внезапно поняла – бандиты беседовали по-украински. Потом один вошел с мобильной трубкой и приказал говорить с Темой. После ее слов, замахнулся, но не ударил. Грязно выругался и ушел. Потом он что-то сказал и уже по-русски. Или ответил кому-то из бандитов. Она вспомнила. Один из похитителей спросил – «Новенький, ты Дыбе позвони. Сколько нам здесь торчать»?

«На хрена? Макарыч сам нас найдет. С ее хахалем встретится и найдет».

Парня, которого они назвали Новеньким, она раньше не видела. И когда ОМОН ворвался на дачу и уложил всех на пол, его среди бандитов не было.

Следователь Трутеев с ней потом говорил. А про Новенького она ничего не сказала.

– Галочка спишь? – Тихо спросила мама.

– Нет, мамочка. Тебе что-нибудь принести?

– Ничего не нужно. Я тебе, вот, что скажу… Твой Тимофей парень ничего. Ты с ним можешь семью построить. Но с этой опасной работы ему надо уходить.

– Мамочка, что ты такое говоришь? Он свою работу любит! Он журналист и должен писать.

– Пусть пишет, только зачем все время про войну? Разве других тем мало? Пусть о моде пишет, или о футболе. Ты его уговори. Не сразу, а потихоньку. Я лежу и думаю, про Украину такие страсти пишут, а его именно туда понесло. У меня и то сердечко за него болит. Приедет, поговори с ним осторожненько.

– Хорошо, мама, поговорю. – Галя встала, набросила на себя халат и пошла на кухню. Поставила кофейник на плиту и опять вспомнила слова бандита. – «Макарыч сам нас найдет. С ее хахалем встретится и найдет».

Следователь Трутеев оставил ей номер своего мобильного телефона. Галя посмотрела на часы. Они показывали начало девятого. Она позвонила.

– Да… – Раздался сонный голос.

– Иван Федосеевич, простите, если разбудила. Это Галя Тимошина вас беспокоит. Вы просили позвонить, если я что-нибудь вспомню. Я вспомнила.

– Сможете подъехать к десяти в прокуратуру?

– Конечно, смогу.

– Тогда, до встречи.

Галя положила трубку и побежала на кухню. Кофе уже убежал. Она вздохнула, выключила газ и пошла одеваться.

Гатное. Пригород Киева.

19 ноября 2010 года.

Тимофей Анатольевич Старков до шести утра звонка из Москвы так и не дождался. И, на всякий случай, просидел за столом немного дольше. Он помнил наказ Снегиря, но подумал, что столь мизерная задержка ничего не изменит. В шесть часов десять минут он сжег листок в клеточку с запиской Тимошенко, скинул на дискету информация, что подготовил для своей газеты, отключил мобильный, спрятал в карман пистолет и спустился на первый этаж. В доме стояла глухая тишина. Оделся и вышел в сад. Машины, о которой ему говорил Снегирь, на стоянке возле крыльца не обнаружил. Выбрался за ворота и увидел под фонарем старенький «форд». Пульта на связке ключей не было. Недолго поразмышляв, попытался открыть машину старым добрым способом. Попытка увенчалась успехом. Он уселся за руль, и попробовал завести машину. Стартер раз провернулся, фордик «чихнул», и заглох. К утру ощущался легкий морозец, но не столь сильный, чтобы застудить движок. Он крутанул еще раз. Двигатель затарахтел на одном цилиндре. Немного прогревшись, стал работать ровнее. Тимофей ждал, пока температурная стрелка хоть немного поднимется. Наконец, она дернулась и поползла вверх. Но тронуться он не успел. Три джипа цвета хаки, с коричневыми маскировочными разводами на капоте и дверцах, с визгом притормозили возле него. Из военизированных внедорожников выскочили люди в странной форме.

Первая мысль, посетившая Старкова – «Артисты какие-то».

Крепкие парни были одеты в эсэсовскую форму времен второй мировой войны. И лишь желтые нашивки клинышком что-то отдаленно напомнили об Украине. Запереть двери он не успел, достать пистолет не подумал. Маскарадные костюмы не внушили опасений, а когда заметил автоматы, было поздно. Его выволокли из машины и запихнули в один их джипов. Сообразив, что дело дрянь, начал сопротивляться. Его оглушили. Сколько времени прошло не помнил. Очнулся в огромной гостиной с мраморным камином. Руки и ноги привязаны к стулу, пошевелить удалось только головой. Не сразу заметил рядом человека. В мягком кожаном кресле, задрав на журнальный столик ноги, сидел мужчина. На Старкова он не смотрел, а рассеянно ковырял кочергой дрова в камине. Тимофей попытался высвободить от веревок руки, ощутив резкую боль, застонал. Мужчина повернул к нему голову:

– Кажется, мы ожили? – Спросил он, улыбнувшись доброй сочувственной улыбкой. Старков разглядел лицо мужчины – моложавый, с седеющими висками. Серые глаза из под светлых бровей смотрели на пленника молодо и нагло. На вид ему можно было дать лет сорок пять, сорок семь.

Вместо ответа, Старков сам задал вопрос:

– Вы Петр Дыбенко?

– Мы с вами, если не ошибаюсь, видимся впервые. Но вы угадали. Я министр внутренних дел Украины, Петр Макарович Дыбенко.

– Вы уже и министр? – Усмехнулся Старков, но тут же опять сморщился от боли.

– А почему вас это удивляет? Я помогал брату, а он не остался в долгу. Руководителю страны в этой должности необходимо иметь верного человека.

– Вы убили моего друга, и я не хочу с вами разговаривать.

– Гордость, черта достойная мужчины. Но я не обиделся. Ваш друг, отказавшись от моего предложения, пролил гораздо больше крови. Если бы Тимошенко сместили демократическим путем, моему брату не пришлось бы прибегать к силе.

– Что вам от меня надо?

– Я просмотрел вашу дискетку, и хотел бы поинтересоваться, отправили вы этот материал в газету, или нет?

– Это не ваше дело.

– Допустим, но ваша жизнь зависит от этого ответа. Вам же не хочется умирать? Такая милая красивая невеста. Все только начинается. А тут смерть.

– Я не буду отвечать.

– Не отвечайте. Компьютер в Гатном мы проверили. Почтой вы не пользовались, и ничего не отправляли. Почему?

Старков отвернулся, и ничего не ответил. Дыбенко подержал кочергу над огнем, затем, ее раскаленной частью легонько прикоснулся к руке Старкова. Тот от неожиданности и боли вскрикнул.

– Вам горячо? Я только хотел вернуть ваше внимание к моей персоне. Не люблю, когда от меня отворачиваются.

– Вы обыкновенный подонок. – Сквозь зубы процедил Тимофей: – Я закричал от неожиданности. Боли я не боюсь. Аль-Каидовцы меня закалили.

Не обратив внимания на слова пленника, Дыбенко продолжил:

– Давайте рассуждать логично. Если бы столь острая, даже можно сказать, столь взрывная информация, дошла бы до газеты, вся пресса мира уже кричала бы только об этом. Вот мне и подумалось, что вы эту сенсацию решили выгодно продать? Я бы лично, на вашем месте, именно так и поступил. Заметьте, я человек ни бедный, и могу предложить вам приличные деньги.

– Зачем вам покупать, то, что уже у вас в руках?

– Естественно, если в конце нашего разговора, проломить вам голову кочергой, тратить свои деньги, мне смысла нет.

– Но если предположить, что между нами наметится взаимопонимание, я согласен вести переговоры о сумме.

– Не утрудняйте себя, господин Дыбенко.

– Хорошо. Снимем эту тему. Поговорим о вашем покойном друге. Просидев на Украине почти месяц, он так и не добился встречи с госпожой премьер министром. Я могу вам такую встречу организовать.

– Зачем?

– Чтобы вы рассказали о том, что у меня видели. Ну, и за одно поделились соображениями, какой я злой бяка, и мой брат тоже.

– Я у вас ничего достойного не видел, и обсуждать мне нечего.

– Это дело поправимое. – Дыбенко поднял с журнального столика трубку и что-то сказал в нее по-украински. Положив трубку на столешницу, отвернулся к камину и пошевелил прогоревшее палено. Через несколько минут, Тимофей услышал крики. Кричали женщины и ребенок. Потом он увидел как крепкие парни, в уже знакомой ему эсэсовской форме, тащили к камину двух женщин, одну молодую, другую уже в возрасте, ребенка и мужчину. Ребенок плакал, женщина постарше пыталась его успокоить. Молодка и мужчина молчали.

– Познакомьтесь друзья. – Тоном светского повесы представил Дыбенко своих «гостей»: – Прошу любить и жаловать. Журналист из Москвы, Тимофей Старков. Дочь Юлии Владимировны Тимошенко, ее внучок, зять и домработница.

– Сволочь, отпусти ребенка! – Потребовал мужчина и рванул в сторону Петра Макаровича. Но четверо здоровых мужиков его без труда удержали.

– Уведите их. Бабку оставьте. – Приказал хозяин. Родных Тимошенко тут же утащили. Пожилая женщина смотрела на него с ненавистью.

Дыбенко улыбнулся:

– Теперь устроим маленький спектакль для журналиста. Кончайте эту суку. – И протянул одному из охранников кочергу. Тот ухмыльнулся, зажал кочергу в огромном кулаке, поиграл ей, как клюшкой, затем, неожиданно, со страшной силой ударил женщину по голове. Брызнула кровь и несчастная упала замертво. Тимофей непроизвольно дернулся, веревки впились в руки и щиколотки. От боли он едва не потерял сознание.

Двое охранников взяли женщину за ноги и поволокли по полу. За ее головой по блестящему полированному паркету потянулся густой кровавый след.

Дыбенко продолжал улыбаться:

– Сейчас вас, господин журналист, отвезут на прием к экс премьер министру. Сообщите ей, как на ваших глазах погибла ее любимая домработница Дуся. Я совсем недавно предложил Юлии Владимировне выкупить эту бабу всего за сто тысяч баксов. Она пока раздумывает. Завтра такая же участь ждет ее многоуважаемых родственников. Я ценю, что наша Юлечка не удрала со своим приятелем, даю ей еще сутки и, надеюсь, ваш литературный слог донесет до нее информацию в яркой выразительной форме.

– Ты даже не подонок. Ты просто мразь. – Ответил Старков и почувствовал, как его подняли и понесли. Прямо на стуле его вытащили на улицу и впихнули в закрытый фургон.

Рядом с ним сидели два парня в эсэсовской форме. Теперь он ясно видел желто-оранжевые клинышки на их погонах и, наконец, сообразил, что это форма украинский националистов, служивших в гитлеровской армии.

Москва. Сущевский вал.

Офис фирмы «Цукер».19 ноября 2010 года.

Виктор Афанасьевич Новенько нервно собирал вещи. Сегодня с Украины не пришли два рефрижератора со сгущенкой, и он сообщил работникам, что должен слетать в Киев, договариваться с новой властью. Но сообщил им это, чтобы объяснить свое внезапное бегство. Служащие его фирмы и так были напуганы. Вчера к ним нагрянул ОМОН и четверых ребят из левого крыла здания забрали. И хоть левое крыло прямого отношения к ООО «Цукер» не имело, его арендовала другая фирма, людей это напугало.

Напугался и Виктор Новенько. Генеральный директор не был уверен, что его люди станут держать язык Зв зубами.

Каким образом милиция вышла на дачу, которую он снимал в Воронках, директор ООО до сих пор не мог понять. Но факт остается фактом – за одни сутки вся его банда в составе десяти человек оказалось за решеткой. Выдавать шефа им смысла не имело. Весь капитал банды хранился у директора. Парни знали, отсидят, деньги не пропадут. Да еще и близкие ни в чем нуждаться не будут. А все они и приехали в Москву, чтобы подработать деньжат. Бандиты тоже люди, и близких не забывают. Но резоны это одно, а жизнь другое. Дело их вели не менты, а прокуратура. И про следователя Виктор навел справки. Трутеев взяток не брал. Если на его хлопцев крепко нажмут, возьмут и расколются.

Маленький чемоданчик был уже собран. Новенько оглядел кабинет, заглянул в сейф. Там лежало немного денег и те документы, которые он приготовил на случай визита аудиторов. Следов его тайной деятельности они не найдут.

Он уже открыл шкаф, чтобы надеть пальто, как в кабинет ворвались бойцы ОМОНа в масках.

– Сядь на свое место и не двигайся. – Приказал один из них, и бесцеремонно усадил директора в кресло для визитеров.

«Сдали сволочи» – Подумал он о своих арестованных помощниках и увидел Трутеева.

– Согласно поправке к закону о военном времени, в вашем офисе будет произведен обыск.

«У него нет ордера на мой арест» – Сразу успокоился директор ООО. Сидя в кресле, он без всякого внутреннего напряжение следил за работой экспертов. Как он и думал, они первым делом обследовали сейф, вывалив его содержимое на его письменный стол.

Виктор Афанасьевич за последние сутки ни раз жалел, что связался с политиками. Он так ловко организовал свой бизнес, что через пару лет обеспечил бы себе безбедную жизнь до конца дней. Его фирма торговала продуктами и уголовщиной не занималась. Своих бандитов Новенько держал под видом арендаторов. Юридически они отношения к нему не имели. Фирма арендаторов якобы кормилась охраной рыночных торговцев, и сопровождением дорогих грузов из Украины. На самом деле, они жили примитивным рэкетом. Все шло прекрасно, но тут появился Петро Дыбенко. Его парни замочили писателя и вот результат – в офисе шмон.

Размышления не мешали Виктору Афанасьевичу краем глаза отслеживать работу криминалистов. О том, что следователь прокуратуры утром встретился с девушкой, которую они похитили, Виктор Афанасьевич не догадывался. От нее Трутеев узнал, что в похищении участвовал некто по кличке Новенький. Следователь сразу предположил, что кличка может принадлежать директору ООО «Цукер» и показал Гале его фотографию. Та узнала мужчину, заставившего говорить ее по телефону с Тимофеем. Так, что ордер на арест директора у Трутеева имелся и до поры лежал в портфеле. Помня о просьбе коллег из ФСБ держать их в курсе этого дела, перед выездом на обыск, Трутеев связался с полковником Рощиным. Тот очень заинтересовался и выразил желание прислать в офис своего эксперта. Теперь специалист из ФСБ работал с его людьми.

Два часа обыска лично Трутееву, для дела об убийстве писателя Клименко, ничего не дали. Но сотрудник ФСБ явно заинтересовался рабочим календарем предпринимателя. На листе с датой семнадцатого декабря эксперт ФСБ обнаружил короткую запись. «Встретить в Шереметьево Саратова и Круга». Сотрудник удалился в коридор и доложил полковнику Рощину о находке. Через десять минут эта информация поступила к Карелину. Генерал вышел из кабинета, миновал приемную, и постучал в дверь шефа.

Теперь у его начальника появилась возможность отправиться в Кремль и доложить президенту о догадке Юлии Тимошенко и начальника СБУ Лозового.

Киев. Лукъяновское СИЗО

19 ноября. 2010 года.

Юлия Владимировна не минуты не сожалела, что осталась в тюрьме. Ее лишь волновало, сумел ли Сережа Снегирь благополучно выбраться за пределы территории. Но поскольку звуков перестрелки она не услышала, скорее всего, с ним все в порядке.

Через четверть часа после ухода Снегиря, в Лукъяновское СИЗО прибыли специальные части Дыбенко. В дверь ее камеры начали колотить прикладами. Она открыла, и подала военным ключ. Тогда она впервые и увидела новую форму военнослужащих. Эсэсовские мундиры с украинским символом на погонах, точнее слов, говорили о политических пристрастиях нового диктатора. Немного удивляла скорость пошива этой формы. Ей в голову не пришло, что Дыбенко вычистил склады киностудии имени «Довженко», где в специальном складском помещении их хранилось несколько тысяч. Костюмы шили много лет назад для массовых съемок эпизодов второй мировой война. Пользовали их редко, а хранили бережно.

Дверь ее камеры заперли снаружи и больше узницу не тревожили. По серенькому свету их окошка под потолком, Тимошенко понимала, что на улице день. Она ждала, когда появится братец «вождя» и продолжит торговлю. Тимошенко решила сначала потребовать гарантий для своих близких. Они должны оказаться вне Украины, и подтвердить этот факт сможет только руководитель страны, где они получат приют. Она размышляла, какую страну выбрать.

Размышление прервал знакомый охранник. Он вновь заступил на смену, и принес очередную миску с тюремным обедом.

– Юлия Владимировна, вы напрасно остались. Теперь уже не убежать. СИЗО стережет человек триста националов и все с автоматами. Даже два пулемета притащили. – Шепнул он, проходя мимо. Тимошенко не ответила. Она и так понимала – Снегирь поднял панику в стане врага. Вспомнив растерянное лицо друга в момент, когда она отказалась бежать, невольно улыбнулась. Таких друзей не только приятно иметь, ими можно гордиться.

Две бессонные ночи начинали сказываться. Она села на койку и прикрыла глаза. Она не спала, а лишь дремала, отключив часть сознание. Это состояние вызвало что-то между сном и галлюцинациями. В тяжелые минуты ей всегда снился сон, как тысячи людей несут ее по майдану. Ее действительно люди носили на руках в прямом смысле. И она всегда чувствовала, что обязана оправдать их любовь и доверие. Что же она сделала не так? Как получилось, что низкий и слабый человек сумел совершить переворот в ее стране?

Это был не простой вопрос. Украина всегда делилась на Восток и Запад. Восток тяготел к России, Запад Россию ненавидел. Там давно бал правили националисты. Она знала историю своей страны. Не случайно на Западе националисты в большинстве. Они закалились в борьбе с польскими панами, и еще в начале прошлого века организовались в политическую силу. Когда Польши пала, эта организованная сила выступила против красной России. Красной России больше нет, а ненависть живет. Эту ненависть подогревает и вражда двух религиозных институтов – Православной и Униатской церкви. На ее многострадальной родине пролегла граница между Европой готической и Европой славянской. Два разных мира, два различных мировоззренческих лагеря. А между ними кровь. Как объяснить западным украинцам, что без промышленности восточной части страны, они станут нищими и пойдут с протянутой рукой в Европу. А там милостыню подавать не любят. Если и подадут, то крохи, а потребуют взамен все. Она пыталась это сделать и многие ее слушали. Но узел вековых противоречий до конца не разрубил ни один украинский политик. Ей этого тоже не удалось. Тимошенко верили и те и другие. Но граждане не помешали ультра националистам подготовить мятеж. Лазовой проглядел метастазы на самом верху. Они тянулись от предавшего ее министра обороны. Тот жаждал власти любой ценой. Новоявленный диктатор, как и его братец, мечтал лишь о власти и богатстве. Поэтому, он бы помог и черту, лишь бы получить свое. Тимошенко имела представление о жестокости последователей ОУН. Она много раз пыталась воздействовать на них, и даже иногда помогала. Надеялась найти компромисс в обществе. И, видимо, ошиблась. Политики тоже люди и ошибаются. Только их ошибки слишком дорого стоят окружающим. С националистами она просчиталась. Но просчитался с ними и Дыбенко. Никола Вениаминович напрасно спрятался за партию «Национального реванша». Поняв, что диктатор поддерживает их знамя только на словах, они расправятся и с ним, и потом посадят своего фанатика. Тогда кровь граждан Украины польется уже не ручьями, а реками. И потом все опять придется начинать сначала. Господи, неужели Украина никогда не прозреет, и ничему не научится? Даже теперь, когда Аль-Каида грозит уничтожить весь цивилизованный мир…

Ее полусон прервал звук отпираемого замка. Дверь распахнулась, и в камеру впихнули мужчину. Не удержавшись на ногах, он мешком повалился на пол. Тимошенко склонилось над ним. Его руки сочились кровью. Она поняла, что это следы веревок, которыми его связывали. Подобный след виднелся и на ноге. Одна штанина задралась, открыв окровавленный носок.

– Больно? Как вам помочь?

– Все нормально. Просто ноги затекли. Я весь день привязан к стулу. Полежу, и они снова заработают.

Она взяла его за плечи и попыталась приподнять. Но мужчина оказался тяжелым. Ей лишь удалось дотащить его до койки и посадить на пол, уперев о койку спиной.

– Отдыхайте. – Посоветовала она новому соседу. Если даже он и подсадная утка, подброшенная братом Дыбенко, помучили его изрядно. Он словно прочитал ее мысли:

– Не бойтесь, я не провокатор. Я журналист из Москвы и гость Сережи Снегиря. Я сам виноват. Не выполнил его распоряжений и попался. Меня зовут Тимофей Старков.

– Вы друг погибшего журналиста Клименко?

– Я самый, только не журналиста, а писателя. Я очень рад с вами, Юлия Владимировна, познакомиться.

Она подала ему руку, которую он тут же поцеловал.

– Вижу, силы к вам возвращаются. – Заметила она, и они оба рассмеялись.

Москва.

Городская прокуратура.

19 декабря. 2010 года.

Иван Федосеевич Трутеев не мог закрыть дело об убийстве писателя Клименко. Убийцы пока разгуливали на свободе. Он имел уже много фактов, позволяющих восстановить события в день совершенного преступления. Прямо из аэропорта Игорь Клименко заехал к отцу. Говорил с ним недолго. Зачем он заезжал, если не хотел что-либо рассказать, или передать Василию Дмитриевичу, следователь до конца не разобрался. С другой стороны, Игорь имел информацию из телефонных разговорах с другом, Тимофеем Старковым, о том, что отец приболел. Ничего удивительного, в том, что сын прямо с самолета навестил больного родителя, не было. Что-то здесь смущало опытного сыщика, но на нет и суда нет. Дальше Игорь отправился домой. Где-то между двенадцатью и четырнадцать часами его убили. На двери следов взлома эксперты не обнаружили. Выходит, убийц впустил сам хозяин. Правда из допроса Тимофея Старкова и Гали, выяснилось, что комплект ключей у них был. Но версию, что Тимофей Старков застрелил друга, следователь отбросил быстро. Никаких мотивов у Тимофея Анатольевича для подобного злодеяния обнаружить не удалось. Гибель близкого человека тот переживал без актерского наигрыша. Трутеев понял, что горе Старкова исходит из его искренних чувств. А потом, кода появился водитель, возивший убийц к дому Клименко, версия о причастности журналиста к убийству писателя отпала сама собой.

Иван Федосеевич теперь знал и внешность убийц. Кроме того, он послушал совета Снегиря и получил списки пассажиров Киевского рейса, вылетевшего из аэропорта Внуково в тот день. Среди прочих, там оказалась фамилия Дыбенко. Теперь, после переворота на Украине эта фамилия стала известна всему миру. Трутеев имел информацию, что пассажир упомянутого рейса стал министром внутренних дел в правительстве своего брата диктатора. Следователь объявил Петра Дыбенко в розыск, в том числе и в службы Интерпола, однако заполучить преступника в ближайшее время особенно не надеялся

Но двое других участников преступления вполне могли оставаться в Москве. Об этом ему сказал и Сергей Павлович Снегирь, а информация киевлянина ни разу ни оказалась ложной.

Иван Федосеевич еще раз допросил водителя Кудряшова, но тот ничего нового не сказал. Следователь Анатолию Кудряшову верил. Остальные показания этого парня полностью подтвердились. Убийц он лично не знал. Не знал он и таинственного Ивана Ивановича, который отдавал приказы, и распорядился в день убийства подать машину на Новый Арбат. Трутеев не исключал, что Иван Иванович и Петр Дыбенко могут оказаться одним человеком. Но догадки одно, а факты другое.

Сыщик был убежден, что директор фирмы «Цукер», Виктор Афанасьевич Новенько убийц знает. Но тот молчал. Ему и так хватало эпизодов, чтобы получить лет восемь. Под прикрытием безобидного бизнеса, он через своих помощников занимался рэкетом. Три парня его фирмы, включая водителя Кудряшова, показания на этот счет дали. От этого ему не отпереться. Но сознаваться в причастности к убийству, директору ООО резона не было. И сейчас Трутеев мучительно соображал, как эти показания от Новенько получить.

Сегодня он вызвал Виктора Афанасьевича на очередной допрос, но как вести себя с арестованным, пока не придумал. И когда уже конвойный доложил, что Новенько в здание прокуратуры доставлен, следователя вдруг осенило. Хоть украинец и бандит, но все же он бизнесмен. Надо попробовать с ним поторговаться.

Виктор Новенько уселся на стул и выглядел самоуверенным. Но Трутеев повидал преступников много и догадывался, что это всего лишь внешняя оболочка. В душе тот давно струсил и к беседе готов. Особенно если эта беседа сулила ему некоторые выгоды. Перед тем как начинать допрос, Трутеев открыл папку с делом, вынул оттуда показания трех шестерок Виктора Новенько, и протянул бандиту:

– Прочитай, Витя, а потом побалакаем.

Тот небрежно взял листки, быстро проглядел, словно к нему это отношения иметь не может. Затем заинтересовался и стал внимательно перечитывать. Наконец, отложил.

– Мало ли, что хлопцы наплетут?

– Мало или много, решит суд. Но думаю, лет на восемь эти три бумажки потянут.

– Чего ты, мент, от меня хочешь?

Трутеев усмехнулся: – Будешь хамит, уйдешь в камеру, и больше мы не увидимся. Но тебе от этого пользы не будет.

– Вы о чем, гражданин начальник. От вас польза?! Шутить изволите?

– Все в жизни, гражданин, Новенько, относительно.

– От вас одна польза, когда в упор вас не видишь.

– Для этого надо жить по-другому. В Москве много украинцев бизнесом занимаются, и большинство из них не бандиты. И, при этом, живут неплохо. Головкой работать надо. Конечно, труднее, чем пистолетом, но и привар другой.

– Ты бы своей жинке советы давал. – Обозлился Новенько.

– С жинкой мы договоримся, а я тебе вот какой бизнес хочу предложить. Ты мне киллеров Клименко, я тебе эти три бумажки. Получишь годик за превышение полномочий, или за злоупотребления службой, и гуляй.

Виктор Новенько задумался, с прищуром разглядывая следователя. На его губах появилась хитренькая хохлацкая ухмылка:

– Бумажки ты новые из них вынешь. Если расколол, будут писать романы.

– А ты рискни.

– Я рискну, потом ты меня за соучастие в убийстве потянешь. Нет мне резона с тобой беседовать об этом. Да, и не знаю я их.

– А я без протокола.

– Тогда, какой тебе смысл? Они тебя пошлют на хер, и ты облизнешься.

– Не лайся. Смысл мне есть. Я их возьму и сделаю очную ставку с Кудряшом. Он их признает, вот тебе и документ для суда.

– А не обманешь?

– Мне смысла нет. Пусть твои лавочники с тобой разбираются. Они тоже умнеть стали. За крышей к нам идут.

– И отпустишь?

– Если их возьму, и водитель опознает, отпущу под подписку. Ты, естественно смоешься, но я плакать не буду. Все равно сюда за рубликами прибежишь. У вас там опять полный бардак, самостийники хреновы. А приедешь, не возьмешься за ум, окажешься снова в камере.

– Ладно, записывай.

– Бачишь, голова все же надежнее пистолета. – Усмехнулся Трутеев и достал из кармана свою записную книжку: – Как договорились, без протокола.

– И магнитофон не включал?

– На, подывись. – Следователь выложил на стол кассетник и показал пустое гнездо.

– Уломал, пиши. – Вздохнул Виктор и назвал имена убийц писателя Клименко.

Гатное. Охотничье хозяйство,

в окрестностях Киева.

19 ноября 2010 года.

После штурма лукъяновской тюрьмы, Сергей Павлович Снегирь, со своим отрядом спешил покинуть город. Три внедорожника на бешеной скорости промчались по Дектяревской, переулками выбрались на проспект Победы и, здесь им преградил дорогу пост из двух БТР. Снегирь сидел в головной машине. Приказав водителю объехать бронетранспортеры по тротуару, он кнопкой опустил стекло и дал очередь из автомата. Сзади, из двух джипов так же открыли огонь. Пока патрульные опомнились и начали отстреливаться, пока развернули бронемашины, Снегирь и его товарищи были уже далеко. При выезде из Киева их снова пытались задержать, но внедорожники, не сбавляя скорости, проскочили пост. Две пули пробили лобовое стекло третьей машины, и одна из пуль задела водителю ухо. Больше, до самого поворота к лесничеству, их остановить не пытались.

От егеря Остапа Куренкова, Сергей Павлович узнал, что Тимофей Старков у него так и не появился. Выяснить, что случилось с московским журналистом, вызвался Богдан Лисицкий.

– Ты, там поосторожнее. «Орлы» Дыбенко могли сообразить, и оставить в твоем доме засаду. – Предупредил друга Снегирь. Лисицкий взял старенькую «Таврию» егеря и поехал в Гатное. Антикварная легковушка иных чувств, кроме сострадательных, вызвать не могла, и Снегирь надеялся, что Лисицкого на ней не остановят.

Сам егерь занимался людьми и хозяйством – расставлял посты, чтобы ищейки Дыбенко не смогли появиться незамеченными, кормил собак, устраивал товарищей Сергея Павловича на отдых и отыскивал запасы провизии. Его охотничье владение теперь напоминало лагерь партизан. В лесу дежурили автоматчики. На кухне женщины Лисицкого, как и в доме Богдана, лепили вареники и, так же быстро, эти вареники уничтожались. Только женщин стало больше. С готовкой им помогали супруга егеря, Оксана и жена Сергея Павловича, Лиля. Жену Снегирь заблаговременно отправил сюда вместе с сыном.

Охотничий домик, неподалеку от поселка Гатное, до переворота пользовали несколько друзей-бизнесменов. Они не только охотились в окрестных рощах, а отмечали здесь свои юбилеи и праздновали успешные проекты в своем бизнесе. Компания Снегиря место своего отдыха не афишировала, и Сергей Павлович надеялся, что ксюда националисты не нагрянут. Во всяком случае, незаметно. А если появятся, его отряд готов дать серьезный отпор. Мужики, которых он собрал, стрелять умели, и были обучены боевым приемам. Большинство из них, перед тем, как пойти в частные охранные структуры, отслужили в спецназе, или других специальных частях.

Осмотрев базу, Снегирь вызвал сына. Они со Стасом о чем-то пошептались, и тот, прихватив с собой бойцов отряда Василия Тавгуна и Степана Остапенко, незаметно исчез. Снегирь вернулся в дом.

Здесь работал телевизор. Не занятые в дозоре мужчины расселись в кресла и на диваны, отслеживая новости. Все старые каналы Дыбенко закрыл. Вещал один, названный «национальным». Передавали одно и тоже. Нахваливали «Национальный реванш» и его решительные действия по отношению к москалям, жидам, и цыганам. В данный момент речь шла именно о цыганах. Веселое кочевое племя загнали на городской ипподром, и лидеры националистов дискутировали в прямом эфире, расстрелять всех цыган, или выгнать за пределы Республики.

– Совсем охренели. – Прокомментировал дискуссию «политиков» бывший спецназовец Гриша.

– Шахтеры на работу не вышли, угля нет, газа нет, жратвы тоже. Остается только цыган стрелять. – Ответил ему водитель Данило с перевязанной головой. Это ему пуля зацепила ухо.

Сергей Павлович вышел во двор, и достал мобильный. Пытаясь дозвониться, поглядывал на дорогу. Он ждал Лисицкого и названивал знакомым военным. Несколько номеров оказались отключены. Наконец, один абонент отозвался.

– Сева ты?

– Я, Снегирек. – Басом ответили в трубке: – Ты где?

– Я-то в Киеве. А вот где вы, доблестные десантники?

– На Сиваше стоим. Скажи мне, что в Киеве происходит? Мы здесь ничего не понимаем.

– Происходит криминал. Ваш министр Дыбенко совершил переворот. Премьер в тюрьме, а вы отсиживаетесь.

– Это я знаю. А что мы можем сделать?

Снегирь разозлился:

– Я тут с тремя десятками пацанов тюрьму штурмую, а ты, полковник, спрашиваешь меня, штатского, что тебе делать? Бери свой полк, сажай на «вертушки» и лети сюда. Мы с твоими ребятами за три часа порядок наведем.

– Ты Тимошенко освободил?

– Освободил, да она не захотела из СИЗО выходить.

– Почему?

– Дыбенко ее родных в заложниках держит. Этот козел надумал за них бабки сорвать. Она и осталась. Боится за внука, за дочь… Слушай, хватит ля-ля. Ты с нами?

В трубке долго молчали. Затем сочный бас изрек:

– Говори координаты. Не на Крещатик же высаживаться?

– Впрямую по телефону не буду. Помнишь, где Пеликан свой юбилей отмечал?

В трубке снова затихли:

– Помню.

– Вот тебе и координаты. И для моих «борт» прихвати. У меня тридцать шесть орлов и все со стволами.

– Жди.

– Жду. – Сергей Павлович убрал трубку и услышал в лесу шум машины. Движок «Таврии» он сразу узнал. Вскоре из-за деревьев показался и сам «лимузин». По выражению лица Лисицкого хороших вестей ждать не приходилось.

– Твоего журналиста сцапали. – Сообщил он Снегирю и потянулся в карман за сигаретами.

– Как они успели?

– Не знаю. Сосед утром видел, но точного времени не запомнил. Скорее всего, журналист замешкался, потянул немного, его и взяли. «Фордик» так у ворот и стоит.

– Ладно, что-нибудь придумаем. Московского журналиста Дыбенко шлепнуть испугается. А время работает на нас. Я больше за Юлю боюсь…

Лисицкий щелкнул зажигалкой и жадно затянулся:

– Что ты собираешься делать?

– Ждать.

– Чего?

– Манны небесной.

– Чего-чего? – Не понял Богдан.

– Я до Севки дозвонился.

Лисицкий присвистнул:

– До полковника Приходько?

– До него. Понял, какой нас вечерок ждет? – Снегирь рассмеялся, приподнял Лисицкого и закружил в воздухе.

Соединенные Штаты Америки. Невада.

Военно-воздушная база «Пикирующие святоши».

20 ноября. 2010 года.

Билли Круз, Гарри Шифер и Джин Норманн вошли в кабинет начальника базы, когда все летчики эскадрильи, кроме дежурных, крепко спали. Круз увидел в окнах кабинета начальника свет и решил не мешкать.

Рой Каллари стоял у экрана, внимательно изучая карту Азиатско-Тихоокеанского региона. Ни без удивления, оглядев офицеров, полковник произнес:

– Я пригласил вас, на семь утра. А сейчас еще пяти нет.

Билли Круз козырнул старшему по званию:

– Господин полковник, разрешите объяснить.

– Раз пришли, объясняйте. – Каллари отключил изображение на экране, уселся в свое кресло и жестом предложил подчиненным тоже садиться: – И так, я вас слушаю.

– Вы пригласили нас вместе с «русскими». А мы бы хотели поговорить с вами, пока они спят. – Каллари промолчал, Билли продолжил: – Мы посоветовались друг с другом и решили, что сбивать «русских» не будем.

– Что значит, ни будем? Пять миллионов долларов за обыкновенный боевой вылет никому не платят.

– Мы знаем. Лететь вместе с ними, мы согласны. Сбросить на цели груз «Х», тоже. Но сбивать «Су-34» после выполнения боевого задания, отказываемся. Они славные парни и классные летчики.

– Отказываетесь от таких денег?

– Не хочется каждый вечер ложиться спать с дерьмом.

– О чем вы, парни? – Не понял полковник.

– О самих себе. С бабами мы спим периодически, а с собой проводим каждую ночь. Хотим ложиться спать, перед собой и перед Господом, чистенькими.

– Хватит афоризмов, подполковник. Если вы служите в эскадрильи, которая называется «Святоши» это не значит, что надо становиться ханжами.

– Извините, полковник, но мы так решили.

Рой продолжал наседать:

– Еще несколько дней назад вы не возражали? Что же изменилось за это время?

Раньше Круза, ответил майор Гарри Шифер:

– Тогда мы «русских» парней не знали. Теперь познакомились. Это не обезьяны Аль-Каиды, а точно как мы. И потом, вы же видели, как они дрались в воздухе с нашими врагами. Своей работой, эти парни, возможно, спасли вашу мать, или наших сестер и жен.

– Я не намерен выслушивать проповеди. Чувства ваши я понимаю и разделяю. Но разговор идет о прекращении Большой войны! Этим вы накажите врагов христианства и спасете миллионы жизней в цивилизованном мире. А сделать мы это должны, не подставляя Америку под удар мировой общественности. Слишком велика миссия, чтобы жалеть двух украинцев. – Каллари впервые назвал правильно национальность летчиков, и даже сам не заметил.

– А зачем их надо убивать? – Возразил Круз.

– Или жалко заплатить? – Возник, молчавший до сих пор, Джин Норманн: – Так мы согласны скинуться из тех денег, что вы нам предлагаете. Поделим поровну, и нет проблем.

– При чем тут деньги? Эти двое расскажут, что поднялись с нашей полосы в Неваде, и загрузились на нашей базе в Азии.

Круза ответ шефа не убедил:

– Пусть отбомбятся и летят домой. Дозаправим их разок в воздухе и скатертью дорога. Пока доберутся, их запеленгует с десяток стран. А что вам еще нужно?

Полковник Каллари подобный вариант не обдумывал. Он вообще не имел обыкновения размышлять над приказами. Генерал Фил выложил ему план операции, и он его принял к действию. Рой умел дельно исполнять приказы командования, не имея привычки их анализировать. Но чувства летчиков ему были понятны. Выразив неудовольствие ханжеством подчиненных, Рой немного лукавил. Его эскадрилья называлась «пикирующими святошами» не случайно. Он сам, и большинство его летчиков, закончили академию ВВС США. Это учебное заведение славилось своей пуританской моралью и считалось самым консервативным в Америке. Студенты академии много часов проводили в молитвах, им запрещалась курить, уж не говоря о нетрадиционной сексуальной ориентации. Геев из академии гнали поганой метлой. Полковник переварил предложение своих офицеров, затем сказал:

– Я такое решение принимать не уполномочен. Зайдите через пол часа. Если я смогу убедить начальство, вы будете об этом знать.

Офицеры поднялись, и вышли. Каллари некоторое время сидел не шевелясь, затем взглянул на часы, тяжело вздохнул и снял трубку. Внутренне позицию своих летчиков он разделял, но что скажет на это его старый друг генерал Фил, не имел понятия.

«Будь, что будет». – Решил полковник и набрал домашний номер Фила Далисенсена.

США. Вашингтон.

Национальный кафедральный собор.

20 ноября 2010 года.

В тот момент, когда полковник Каллари названивал своему другу домой, генерал Фил уже успел помолиться и вел оживленную дискуссию с двумя коллегами из Пентагона. Все три генерала, воспользовавшись ранним утром, встретились в стенах Национального Кафедрального собора Вашингтона, чтобы с одной стороны застраховать душу перед святым распятьем, а с другой, подумать, как спасти бренное тело, если операция «Мекка» завершится не по их сценарию. Знаменитая лестница одного из самых монументальных храмов Америки называлась «Ступени паломника». В дневное время по ней поднимались толпы прихожан, но в столь ранний час генералы были единственными. Лестницу заговорщики облюбовали не случайно. Генералы знали, что здесь нет прослушивающей аппаратуры, и они могут делиться своими соображениями, не понижая голоса. На «Ступенях паломников» христианских, они обсуждали последствия ядерного удара по паломникам мусульманским.

Во всей этой глобальной затее их смущала не только перспектива тюремного заключения – они не были до конца уверены, поймут ли их поступок соотечественники. Но каждый из них потерял в Большой войне с террористами близкого человека, каждый ненавидел фанатиков Аль-Каиды еще со времен войны в Ираке, и каждый мечтал о мести.

Генералы отбросили сомнения и пожали друг другу руки.

Оставался спорный момент в самом плане с украинскими пилотами. После воздушного боя в небе Невады, Фил, как бывший боевой авиатор, вдруг засомневался, смогут ли три «Пикирующее святоши» без потерь сбить «Су-34»? Слишком виртуозно дрался украинский экипаж. Конечно, от американцев, украинские ассы подвоха не ждали. Это давало «Святошам» огромное преимущество. Но все же риск оставался.

Два других генерала никогда не поднимали в небо боевые машины, и разделить его опасений не могли.

Генерал Эндрю Коновер начинал свою военную карьеру в саперных частях, поэтому высказал альтернативное предложение:

– Послушай, Фил, а зачем рисковать нашими парнями? Нужно всего-то запрятать на борту «Су» кило тратила с радиоуправляемым взрывателем, и в нужное время нажать кнопку. В Азии у меня есть пара верных ковбоев. Они за умеренную плату с радостью сделают мне такое одолжение. Машины прилетят на базу «Золотые пески». За время загрузки борта «Су» грузом «Х», мои ковбои все успеют. И вовсе не обязательно, посвящать в сей гуманный план летчиков эскадрильи.

– Неплохая идея. – Согласился Фил: – Странно, что мне самому в голову не пришла. Хотя, я с самого начала опасался парней с базы Роя.

– Ты сам бывший истребитель, тебе лишь бы сбивать. – Усмехнулся самый молчаливый из троицы, генерал Майкл Славски. Майкл вообще говорил мало. Но из всей троицы имел несколько миллиардов на своем счету. И именно он, на свои личные деньги финансировал операцию «Мекка».

Фил посмотрел на часы:

– Пока не вылетели, надо срочно связаться с базой.

– Так звони, – предложил Майкл Славски.

– Отсюда? Из храма? – Растеряно переспросил Фил Далисенсен. Он, как и Рой, заканчивал летную академию, где молодежь воспитывали в пуританском почтении к церкви, и пронес это почтение в глубинах подсознания до сего дня.

Эндрю нарочито неистово перекрестился:

– Прости нас Господи и не подслушивай телефонный разговор генерала Далисенсена с базой?

– Не святотатствуй в Храме! – Пристыдил его Фил, но достал телефон и позвонил полковнику Каллари.

Командующий «Пикирующими святошами» выслушал старого друга внимательно.

– Ты, Фил, как в воду смотрел. Мои летчики уже отказались сбивать пилотов «Су». Они мне предложили дозаправить их в воздухе, и отпустить на родину. Это тоже неплохая идея.

Фил зажал трубку рукой и обсудил слова Роя с коллегами.

Майкл Усмехнулся:

– Видишь, как все удачно складывается. Вот и подыграй своему другу.

– Ты меня слышишь, Фил? – Забеспокоился полковник.

– Слышу, Рой. Пожалуй, что-то в этом есть. Давай поступим, как просят твои парни. У них доброе сердце, и незачем заставлять их брать грех на душу. Отправляй экипажи и больше ни о чем не думай. – Закончив беседу, Фил вместе с сообщниками спустился по «Ступеням паломников» и вышел на улицу, Генералы расселись по своим машинам, которые благоразумно оставили в разных концах стоянки, и разъехались по домам. До службы у них оставалось около полутора часов, что вполне хватало на плотный завтрак в кругу семьи. Вдовца Майкла Славски Фил пригласил к себе.

Друзья понимали, что ужина в кругу семьи может и не получиться. Но они были готовы и к скромной тюремной трапезе. Генерал Фил и его коллеги шли на рискованный шаг не из-за корысти, и даже не из-за славы. Они были убежденны, что действуют во имя Господа, Родины и Демократии. И эта убежденность приносила их душам покой и уверенность в своей правоте.

Сочи. Горнолыжный курорт «Красная поляна»

20 ноября. 2010 года.

Не успели горы покрыться снего, а в Олимпийской деревне нового российского курорта свободных мест уже не осталось. Уже несколько лет подряд ни Кушевель, и ни Швейцарские Альпы притягивали, как магнитом отечественный бомонд. Наши богачи ехали развлечься и покататься на лыжах в Сочи. С легкой руки бывшего президента, «Красная поляна» превратилась в самый модный и, к сожалению, самый дорогой зимний анклав состоятельных бездельников.

Сегодня на склоне было особенно оживленно. Умелым слаломистам сильно мешали «чайники» впервые ступившие на лыжи. Большинство из них состояло из дев, которых для услады вечеров, привезли с собой богатые бизнесмены. Девы не желали сидеть в номерах, или барах, а требовали от кавалеров, обучения горнолыжным премудростям. Красотки беспрестанно падали, верещали, пугая первозданную горную тишину, или громко хихикали.

Два молодых спортивных парня уже несколько раз скатились вниз, внимательно вглядываясь в лица лыжников и их подруг. Юрий Баньков и Додик Сапгиров подружек с собой не привезли. И жили они не в Олимпийской деревне, а ниже, в маленькой частной гостинице «Ковчег». Номера в ней стоили дешевле, но два друга остановились там не из соображений экономии. Гостиницу до отказа заполнили студенты, набившись в комнатах по десять и более персон. Благодаря этому, маленький «Ковчег» скорее напоминал студенческое общежитие, нежели горный отель. Среди пестрой толпы молодежи было куда легче затеряться, чем в дорогих апартаментах Олимпийской деревни. А бросаться в глаза ни Баньков, ни Сапгиров вовсе не хотели. К тому же, расстояние до горы компенсировал взятый на прокат мопед, на котором они добирались до подъемника за пять минут. Возле отеля снег долго не сохранялся. Если и выпадал, то через два часа размокал и стекал ручьями вниз. Снег начинался у станции канатной дороги.

Молодые люди появились здесь два дня назад и вели себя вполне обычно для отдыхающих среднего достатка. Днем они катались на лыжах, а вечерами брали в номер несколько бутылок вина и, сидя у телевизора, это вино уничтожали. Единственно, что могло удивить молодых соседей, так это полное равнодушие парочки к представительницам прекрасного пола. Хотя красивых девушек вокруг проживало в избытке. Но веселым студентам не было дела до двух отшельников, что тех вполне устраивало. Сегодня утром они расплатились по счету и пред тем, как выйти из номера, все за собой убрали. Даже пепельницы не только опустошили от окурков, но и тщательно отмыли. После их пребывания ни одной бумажки или вещи в комнате не осталось. Выбравшись на улицу, они уселись на мапед, но двинулись ни вверх к подъемнику, а вниз, по направлению к Сочи. Возле здания дорожного сервиса остановились, и долго беседовали с чернявым долговязым мастером. Разговор шел о прокате машины. Чернявый хотел двадцать пять долларов в сутки. Додик полез в карман, достал две сто долларовых купюры.

– Вот тебе в десять раз больше. Но тачку мы назад не пригоним. Заберешь ее в аэропорту Адлера.

Баньков так же полез в карман и достал еще сто долларов:

– А это за то, чтобы держал рот на замке.

Чернявый забрал деньги и выкатил из гаража старенький Опель-фургон. Друзья сгрузили в него рюкзаки и лыжи, Баньков уселся за руль и тронул. Сапгиров забрался на мопед, и двинулся следом. Они немного поднялись назад к гостинице и притормозили у шашлычной под открытым небом. Здесь уже стояло несколько машин и два прокатных мопеда. Возле горящей шашлычницы собралось человек десять. Отдыхающие ждали, пока дощечки прогорят, и хозяин сможет на углях готовить очередные порции. На двух друзей никто не обратил внимания. Приткнув Опель в свободную щель между машин, они взяли с собой один рюкзак и лыжи, сели на снегоход и помчали на гору. Оставив мопед у станции подъемника, заняли очередь. Пока дожидались кабины, почти не разговаривали. Только один раз Баньков дернул Сапгирова за рукав и глазами указал на полноватого спортсмена, что пристроился в конце очереди. Толстяк оживленно беседовал с девушкой. Еще трое парней так же подошли с ним, но в беседе участия не принимали, а встали на некотором расстоянии и подозрительно оглядывали окружающих.

– Телохранители. – Шепнул Баньков Сапгирову. Тот криво усмехнулся. Усевшись в кабину подъемника, оба приятеля еще раз внимательно оглядели полноватого спортсмена и его компанию. Те остались внизу ждать своей очереди. Кабина медленно поплыла вверх. Поднявшись на гору, оба друга вышли на склон, ловко пристегнули лыжи и помчались вниз. Но посередине спуска, резво притормозили, и свернули к густому ельнику, что произрастал справа от трассы. Ельник заканчивался отвесным утесом и был достаточно густым. Там Сапгиров сбросил с себя рюкзак, Баньков извлек рулон прозрачной пленки, и они вдвоем, быстро развернули его на снегу. Затем Сапгиров достал продолговатый чемоданчик, раскрыл его и заученными, умелыми движениями собрал из нескольких деталей снайперскую винтовку. После чего оба залегли на пленку. Баньков разглядывал склон в бинокль. Сапгиров делал то же самое через оптический прицел.

Полноватый турист появился на склоне минут через двадцать.

– Едет. – Шепнул Баньков. Он проследил в окуляры бинокля, как трое телохранителей спускались рядом с толстяком, явно прикрывая его собой. Девицы тоже появились. Но они катались лучше и, обогнав полноватого спортсмена, быстро понеслись вниз.

Сапгиров уже поймал красную куртку толстяка в прицел своей винтовки. Осталось выбирать момент, когда трое его телохранителей освободят цель. Но тут сзади послышалась команда «руки за голову». Стрелок и его приятель не успели понять, что происходит, как оказались в наручниках с притянутыми к голове ногами.

– Ну вот, ребятки, – сообщил им мужчина в грубом свитере. Он один из всей компании не прятал лицо под маской, и добродушно улыбался: – Теперь мы поедем с вами в Москву. Дома и родные стены помогают. А вам они помогут сообщить следствию, как вы убивали писателя Клименко. Баньков и Сапгиров зыркнули на веселого лыжника и промолчали. Следователя прокуратуры, Ивана Тимофеевича Трутеева они видели впервые.

Киев. Дом правительства.

20 декабря. 2010

Этого звонка Дыбенко ждал давно. Может быть, именно вести из-за океана заставят Евросоюз признать его режим, а Кремль перестанет грозить, и совать свой нос в его дела.

Генерал Фил сказал ему по телефону, что сегодня все начинается, и попросил подготовиться к великому событию.

Никола Вениаминович положил трубку, приказал помощнику вызвать министра обороны и с удовольствием развалился в кресле главы правительства. Сидел в нем диктатор с большим удовольствием, но заниматься государственными делами не спешил. Закрытые магазины, замерший общественный транспорт во всех крупных городах Украины, так же как и паническое настроение граждан его волновали мало. Граждане сидели по домам, боясь высунуть нос на улицу. Специальные части, сформированные из активистов партии «Национальный реванш», в форме СС с желтыми нашивками на погонах, патрулировали центральные площади столицы. Мобильные группы на бронетранспортерах и военных джипах прочесывали кварталы новостроек, поддерживая панический страх во всех районах. При малейшем подозрении в неудовольствие, людей расстреливали на месте. В областных центрах националисты так же держали население в страхе. Эсэсовских форм для боевиков провинциальных отделений не хватило, но автоматов и другого оружия имелось вдоволь. Вооруженного сопротивление новому режиму никто не оказывал, поскольку Дыбенко заблаговременно отвел войска к границам республики. Отряд Сергея Снегиря, напавший на Лукъяновское СИЗО, диктатор считал бандой, которую вот-вот выловят и уничтожат. Единственно, что раздражало новоявленного правителя, так это существование самой Тимошенко. Он бы давно приказал ее расстрелять но, по просьбе брата, казнь отложил. Новый министр внутренних дел мечтал личные миллионы бывшего премьер министра перекинуть на свой банковский счет. Для этого Петр Макарович запер в своем загородном особняке ее близких.

Диктатор предупредил родственника, что больше трех дней на решения его личных финансовых проблем не отпустит. Половина этого времени тот уже израсходовал. Сегодня Петро обещал поделиться с братом, как идет его торг. Но почему-то не явился.

– Министр обороны генерал Виктор Заруба. – Доложил помощник.

– Запусти. – Разрешил Дыбенко.

Плотный человек с бычьей шеей и миниатюрным портфелем в руках, косолапо проследовал к письменному столу и замер возле диктатора. Пост министра, и чин генерала он получил три дня назад, а до этого служил у Николы Вениаминовича начальником охраны.

– Садись Витек. У меня к тебе разговор секретный.

– Слухаю. – Отозвался генерал, утопив свое габаритное тело в кожаное кресло.

– Ты должен заготовить наградные листы на двух летчиков.

– Сделаем, господин главнокомандующий. Фамилии скажите?

– Полковник Александр Круг и майор Иван Саратов.

– Чем награждать будем?

– Звездами «Героев Национального Реванша».

– А есть у нас такие звезды? – Забеспокоился начинающий генерал.

– Нет, так сварганим. Мастера еще не перевелись, а пугнуть, так сработают быстро.

– Это можно. – Успокоился Заруба. Проявлять силу, ему было куда проще чем, напрягать голову.

– Указ по своему министерству подготовь, а я подпишу. Да держи язык за зубами. Пока не дам отмашку, это государственная тайна.

– Есть, держать язык за зубами. – Ответил вновь испеченный генерал, и поднялся: – Могу идти?

– Проваливай, и позови мне пресс-секретаря.

В отличие от массивного Зарубы, мелкий и вертлявый пресс-секретарь Слава Малина, мозг имел быстрый, а мышцы слабые. Познакомился с ним Дыбенко три года назад, когда племянница Оксана представила Славу в качестве своего жениха. Малина тогда работал простым корреспондентом районной газеты, и Никола Валерианович выбора племянницы не одобрил. Будь она его дочерью, худосочному жениху указали бы на дверь. Но сестра Дыбенко против брака не возражала, и он решил не возникать. Служа министром обороны, Никола Вениаминович вскоре перетащил родственничка в военную газету «Народ и армия», а через пол года сделал главным редактором. Малина соображал быстро, и покровительство министра ценил. После переворота, диктатор назначил его своим пресс-секретарем.

– Садись Славка. – Дыбенко указал Славе на мягкий диван и, выйдя из-за стола, интимно присел рядом: – Нужно подготовить материальчик о двух героях.

По повадке и вкрадчивому голосу шефа, пресс секретарь понял, что дело ему поручается весьма серьезное.

– Почему не подготовить, Никола Вениаминович. А кто эти герои?

– Два наших украинских летчика. Они сейчас в Америке на очень ответственном задании. Я тебе наговорю текст, а ты, что не так, поправишь, подредактируешь и будешь хранить.

– Долго? – Поинтересовался Малина.

– Недолго. Вполне возможно, этот материал пойдет завтра на первые полосы всех наших газет. Найди в отделе кадров у генерала Зарубы портреты обоих летчиков и распорядись, чтобы редактора оставили место. Зачем не говори. Проболтаешься, не посмотрю, что родня, сам расстреляю.

Слава притворился обиженным:

– Вы же меня знаете?

– Поэтому и предупреждаю. Записывай.

Малина нырнул в портфель и достал диктофон. Дыбенко поморщился:

– Ты эту штуку убери. Запишешь на бумаге. Я свой голос оставлять не желаю. – Пресс-секретарь кивнул и вынул из кармана маленький блокнотик:

– Можете начинать, Никола Вениаминович. Я готов.

Дыбенко на минуту задумался. Когда заговорил, голос его звучал торжественно:

– Сегодня весь мир узнал имена героев. Это славные соколы нового лидера Украинского народа Николы Дыбенко, летчики Александр Круг и штурман Иван Саратов. Доблестные авиаторы, рискуя жизнью, избавили мир от черной чумы Аль-Каиды. Своим подвигом они заслужили вечную память всего человечества. Главнокомандующий вооруженными силами Украины подписал приказ о награждении героев звездами «Национального реванша»! – Дыбенко встал и подошел к окну. Малина продолжал держать наготове блокнот и ручку. Он ждал, ни добавит ли чего еще главнокомандующий, и дождался. Дыбенко приблизился к нему и тихо произнес одно слово: – Посмертно.

Москва. Лубянская площадь.

Здание ФСБ

20 декабря 2010 года.

Генерал Карелин нервно расхаживал по кабинету, время от времени, выглядывая в приемную. Майор Красиков, секретарь и помощник Карелина, отрицательно качал головой, это означала, что шеф ФСБ еще не приехал, и Геннадий Андреевич возвращался в свой кабинет. Но за стол не садился, а вставал у окна и смотрел на площадь. Карелин ждал шефа. Начальник ФСБ час назад отбыл в Кремль и до сих пор не вернулся. После документального подтверждения полковником Рощиным факта попытки украинских летчиков вылететь восемнадцатого декабря утренним рейсом в Нью-Йорк, в информацию украинского премьера на Лубянке поверили. Начальник Карелина срочно попросил приема у президента. Карелин подготовил телеграмму руководству ЦРУ. Выслать телеграмму он мог только с подписью шефа, и по его личному распоряжению. А это распоряжение напрямую зависело от воли Кремля.

Генерал извлек из холодильника бутылку Нарзана, налил себе полный стакан и сделал несколько мелких глотков. Шипучий напиток имел привкус гор и слабый запах йода. Карелин лет семь назад начал его пить по совету врачей. Сначала, через силу, как лекарство, а потом привык и полюбил. Когда-то он посетил с женой этот источник, и почему-то, выпивая его, вспоминал Лермонтова. Звонок внутреннего телефона отвлек от вкуса минеральной воды. Карелин поставил стакан на полированную столешницу и снял трубку. Напрямую ему могли звонить либо начальники отделов, либо члены правительства. Остальные звонки шли через секретарей.

– Карелин у телефона.

– Геннадий Андреевич, Это полковник Рощин. У меня чрезвычайная информация.

– Поднимайся.

Генерал познакомился с Рощиным давно. Еще когда тот служил в Киеве. Не без участия Карелина, полковник получил отдел на Лубянке. Это был всегда сдержанный, вдумчивый офицер, умеющий держать себя в руках. Но сегодня Геннадий Андреевич тут же заметил, что Рощин взволнован.

– Что случилось, полковник?

– Информация касается ядерной опасности.

– Связана с нашими последними событиями?

– Нет. Сегодня рейсом десять ноль семь в Домодедово приземлился борт с Кипра. Среди прибывших пассажиров человек по имени Рашид Хасам-Оглы. Гражданин Турции. Родился в Советском Союзе. Механик Турецких ВВС. Прилетел без визы. В таможне потребовал встречи с представителем ФСБ. Сносно говорит по-русски. С ним провел беседу майор Рудаков. Выслушав пассажира, он связался со мной. Я разрешил ему приехать вместе с турком.

Карелин посмотрел на часы:

– Давай ближе к делу.

– По словам Рашида, он прилетел специально, чтобы нас предупредить. У него есть сведения, что сегодня с аэродрома Джашавабад в промежутке между десятью и двенадцати часами вылетит самолет со смертниками Аль-Каиды.

– Они десятки раз на дню вылетают. – Перебил Карелин.

– Дело в том, что в поясах «шахида» на этот раз ядерные заряды.

Карелин поднялся с кресла:

– А что если это провокация?

– Не исключено. Но я почти уверен, что он говорит правду.

– Откуда он знает?

– Хасам-Оглы приписан к летному отряду Джашавабада. Якобы, готовить этот вылет поручали его бригаде.

– Ну, и что?

– Вчера помощник Диг-Хана, Вадари, лично посетил аэродром и осмотрел самолет. Рашид случайно подслушал его разговор с командующим базой. Те не знали, что механик в багажном отсеке.

– Тип самолета?

– Французский транспортник, «С-130».

– «Геркулес»?

– Да.

– Не считая экипажа, там поместятся от силы девяносто человек.

– Это по документации. Аль-Каидовцы набьют больше. Но и сотни с ядерными зарядами вполне достаточно.

– Куда?

– Рашид не знает. Сказал, что маршрут сообщат непосредственно перед вылетом и только летчику. Не исключено, что на Азербайджан. Но это догадки самого перебежчика. Он родом из Баку.

– Вот почему он забеспокоился?

– Возможно.

– Срочно свяжись с контрразведкой Азербайджана. Надо выяснить все про этого Оглы. И пошли им его фотографию.

– Рашид сообщил, что у него в Баку есть родственники.

– Прекрасно. Это нашим коллегам упростит… – Договорить Геннадий Андреевич не успел. На пороге возник Майор Красиков:

– Вернулся и срочно хочет вас видеть.

Полковник побежал к себе, а генерал Карелин направился через приемную. Кабинеты двух руководителей Федеральной службы находились рядом.

Шеф кивнул Карелину на кресло:

– Садись, будем ждать вместе?

– Подождем, Юрий Николаевич. Только хотелось бы знать чего?

– Наш президент позвонил американскому. В течении часа ЦРУ проведет расследование насчет украинцев и сообщит нам. Двадцать минут уже прошло. Осталось всего сорок.

– Президент не одобрил вашего предложения, дождаться взрыва?

– Он меня обложил по матери. В первый раз услышал,

как главнокомандующий матерится.

– Понравилось?

– Высший пилотаж. Повторять не буду. Ты ведь не завтракал?

– Не успел.

– Сейчас и позавтракаем. – И руководитель ФСБ кнопкой вызвал дежурного офицера.

Пуща Водица. Резиденция

Петра Дыбенко под Киевом.

20 декабря 2010 года

Пивной павильончик на берегу пруда услаждал дачников летом. На зиму его единственное оконце и дверь забили досками, но маленький закуток с навалом пустых ящиков от стеклотары Стаса Снегиря, Василия Тавгуна и Степана Остапенко вполне устраивал.

Сын Сергея Павловича стоял на ящиках и высматривал в бинокль, что происходило возле ворот резиденции брата диктатора. Трое разведчиков провели в засаде около двух часов и каждые тридцать минут докладывали о происходящем Снегирю старшему.

Огромный лесной участок вокруг особняка министра внутренних дел охраняло около трех десятков вооруженных до зубов националистов. Высоченный бетонный забор венчали провода высокого напряжение, и у каждого столба дежурил автоматчик. Стальные ворота открывались раздвижным механизмом. Перед тем как запустить на территорию постороннего, на вахте тщательно проверяли документы, сообщали хозяину личность визитера и цель визита.

Взять эту крепость наскоком, означало идти на верную смерть, поэтому Дыбенко мог себя чувствовать в доме, как в своей крепости в самом прямом смысле. Но Петру Макаровичу этого казалось мало. Его сотрудники дежурили на улице поселка и останавливали все машины, которые сворачивали к Пуще Водице с трассы. Вызвавших подозрение, тут же хватали и подвергали жестокому допросу.

Но три подвыпивших парня, сержанту Виктюку и старшине Савченко подозрительными не казались. Один из них едва держался на ногах, двое других ступали более уверенно и поддерживали приятеля. Вся троица неторопливо двигалась по дороге вдоль бетонного забора, громко выясняя отношения. Изъяснялись гуляки на чистом украинском, что тоже не могло вызвать у переодетых в штатское милиционеров неприязни к подгулявшим хлопцам. Сержант и старшина состояли в партии «Национальный реванш» и люто ненавидели всех прочих неукраинцев.

– Вот пьянь! – Сплюнул Савченко: – А еще болтают, народ испугался новой власти. Набрались и веселятся.

– А тебе завидно, старшина? – Усмехнулся Виктюк: – Закончим смену, можешь остаканиться. На кухне у хозяина этого добра хватает.

– Для согреву бы не плохо. Напиваться ни-ни, а так для настроения и аппетита, почему не…

– Слухай, Михай, что-то больно у одного мне рожа показалась знакомая. Тебе нет? – Перебил напарника Виктюк.

– Вроде не. Пьянь, они все на одно лицо. Губы отклячат, в глазах муть.

– Погоди, дай припомнить. Точно, я того, что посередке, где-то встречал. Вот только где?

– Может в дежурку приводили, когда ты еще на Подоле патрулировал. – Предположил Савченко.

– Нет, старшина. Кого я хоть раз приводил, век не забуду. У меня глазная память сильная. Неужели он?

– Кто он?

– Снегиря сынок. Я один раз на ихнем дне рождении в кабаке дежурил. Старшой Снегирь супружницы юбилей отмечал. И сынок со своей кралечкой заявился. Краля у него, ухоженная, сладенькая. Такие не про нас. Я больше на нее пялился, но и сынка запомнил.

– Сержант, если ты прав, по звездочке можем заработать! Его папанька тюрьму штурмовал. Он же государственный преступник!

– Надо брать. – Загорелся Виктюк, вскидывая автомат.

Гуляки уже свернули за угол, и оттуда доносился их пьяный смех. Милиционеры вышли из-за телефонной будки, служившей им укрытием и, быстрым шагом, припустили вдогонку. Виктюк на ходу щелкнул предохранителем автомата. Савченко извлек из кобуры пистолет.

– Эй, вы, стоять, ни с места! – Приказал сержант и для острастки выпустил в небо короткую очередь. Реакция «пьяненьких» оказалась молниеносной. Те, что поддерживали своего перебравшего друга, моментально обернулись. В руках обоих оказались короткие автоматы израильского производства. Тавгун и Остапенко выстрелили одновременно. Били по ногам. Милиционеры, истошно вопя, шлепнулись в мокрый снег. Внезапно протрезвевшие друзья бросились бежать. На звук пальбы и крики раненых милиционеров из ворот особняка выскочило с десяток охранников. Со стороны улицы бежали еще четверо. Через минуту из ворот выкатил бронированный джип.

Виктюк, корчась от боли, сообщил о происшествии и назвал одного из обидчиков. Начальник охраны по рации оповестил всех сотрудников дежуривших в округе. Началась погоня. На дороге беглецов не нашли. Рядом с логовом диктаторского родственничка народ гулять боялся. Поэтому следы на мокром снегу могли принадлежать только вооруженной троице. В маленькой дубовой рощице следы расходились. Джип, лавируя между деревьями, покатил по следу уходящему вправо. Пешие разбились на группы и взяли два других следа. Джип докатил до овражка, пересекавшего лесок, и остановился. Ручей, что протекал по дну оврага, не замерз, и берега его создали топкое болотце. Преследователи выскочили из машины и, застревая в вязкой глине, перебрались на другую сторону. Когда поднялись на противоположный склон, по ним ударил автомат. Одного преследователя подкосило тут же. Трое залегли и начали отстреливаться. Автоматчик бил по ним из-за толщенного старого дуба. Достать ответным огнем они его не могли, но высунуться ему не давали. Тот, явно экономя патроны, отвечал одиночными выстрелами. Его начали окружать. Он выскочил из-за дерева и побежал. Редкие дубы рощи не могли укрыть беглеца. По нему били около десятка стволов. Он снова залег. Преследователи медленно сжимали кольцо. Он уложил еще троих, поднялся в полный рост и, продолжая стрелять, пошел на них. Сделал три шага, дернулся и упал на спину. Когда раненного доволокли до джипа, он уже не дышал.

Стас Снегирь слышал, что перестрелка за оврагом стихла. Это могло означать, что Василия Тавгуна либо убили, либо ему удалось выскользнуть из окружения. Василия Тавгуна и Степана Остапенко Стасу посоветовал взять с собой отец. Оба бывших спецназовца прошли крепкую школу, и Сергей Павлович надеялся, сына они защитить сумеют. Расходясь в разные стороны, трое разведчиков договорились встретиться возле машины, которую спрятали в кустах, не доезжая километра до Пущи-Водицы.

Снегирь старший хотел знать находится ли Петр Дыбенко в своей резиденции. Для этого им предстояло укрыться так, чтобы в бинокль просматривались ворота его особняка. Министр Внутренних Дел катался на черном «Мерседесе» в сопровождении четырех джипов охраны. Сергей Павлович запретил сыну подходить близко к воротам и забору участка. Но Стас зная, что отец готовит боевую операцию, проявил инициативу. Это он уговорил Василия и Степана разыграть пьяненьких и профланировать мимо ворот, чтобы выяснить, как поставлена охрана, и где расположены посты за пределами участка. Их план вполне удался. Стас так и не сообразил, почему за ними погнались. Охранники возле самих ворот отнеслись к ним вполне миролюбиво. Один даже подмигнул «подвыпившим гулякам». И этих двоих за будкой телефона автомата Степан сразу заметил. Они тоже пропустили «пьяненьких друзей». Но что-то их все-таки насторожило. Стас так и не понял что.

И теперь его самодеятельность, возможно, привела к гибели хорошего человека. Вася специально принял бой, чтобы отвлечь на себя внимание.

Самому Стасу казалось, что он ушел от преследователей. Молодой человек быстро заметил, что оставляет следы на мокром снегу, и не стал углубляться в рощу, а побежал обратно. Перемахнув ограду дачи, что начиналась сразу за бетонным забором резиденции Дыбенко, участком прошел до следующего забора, перелез через него, и так дачными участками добрался до шоссе. Теперь оставалось выбраться на трассу и через сто метров их машина. Восстановив дыхание, забрался на поперечную доску забора, высунул голову и огляделся. У ворот резиденции, слышались голоса и сновали фигуры охранников в серых шинелях. Те были далеко, гораздо ближе от него находился пост у въезда в поселок. На обочине, прямо по ходу, припарковался милицейский «Шевроле». Возле него, четверо автоматчиков в обличье эсэсовцев стерегли проходящий транспорт. Стас сегодня впервые так близко видел новую форму на службистах диктатора. Но мысли его были заняты другим. На противоположной стороне шоссе тянулась лесозащитная полоса из акаций. До места встречи он мог добраться под ее прикрытием. Стас понимал, разумнее досидеть до темноты – зимний день длится недолго. А что если Степан с Василием уже в машине? Решил рискнуть. Если преодолеть ограду одним махом, его могут и не заметить. Теперь следовало дождаться удобного момента. Таким моментом могла стать проходящая по трассе машина. При новом режиме движение на дорогах замерло, и ждать он мог бы долго. Но Стасу повезло. Вдали показалась фура с прицепом. Один из патрульных вышел на проезжую часть и выразительно помахал водителю автоматом. Грузовик притормозил. Шофера заставили выйти, и обыскали. Двое патрульных увлеклись допросом, двое других осматривали груз – подходящий момент настал. Стас подтянулся, легко перевалил за забор, спрыгнул и, пригнувшись, перебежал шоссе. Вот он уже в лесу. Прячась за зарослями акаций, обошел патруль. Прислушался, все тихо. На всякий случай вынул из кармана пистолет и двинул к машине. Машину они загнали за лесополосу на проселок и завалили ветками. Это был тупик, проложенный от основной дороги к свалке. Летом дачники свозили туда всякий хлам. В этом престижном пригороде Киева многие обеспеченные люди жили и зимой, но сейчас им не до разборок завалов. Стас осторожно приблизился к машине. Ее припорошило снегом. Он разобрал ветки, перчаткой смахнул со стекла мокрый снег, но товарищей в салоне не увидел.

– Снегиренок, брось пушку. – От неожиданности вздрогнул и оглянулся. Сзади стоял мужик в эсэсовской форме с желтой нашивкой на погонах и улыбался. За ним, с десяток автоматчиков целили Стасу прямо в грудь. Он выронил в снег пистолет и поднял руки.

Киев. Лукъяновское СИЗО.

20 декабря. 2010 года.

Тимошенко разумом понимала, что Петр Дыбенко, пока не получит денег, ее родных не тронет, но в душе росла тревога. Рассказ москвича об убийстве домработницы, произвел на Юлию Владимировну жуткое впечатление. И хоть Старков старался не сгущать краски, страшная сцена то и дело возникала у нее перед глазами.

Журналиста из ее камеры забрали рано утром. Они проговорили всю ночь, и хоть его рассказ о Дусе у нее из головы не выходил, беседа с живым человеком немного отвлекала. Москвич, к ее удивлению, с интересом следил за событиями на Украине. Скоро она поняла причину его интереса. Самый близкий друг Тимофея, Игорь Клименко часто беседовал с ним на эту тему. Хоть писатель и родился в Москве, все равно продолжал себя считать украинцем и болезненно переживал события на исторической родине. Тимошенко узнала, почему он все же согласился на предложение заказчика. Игорь по рассказам отца, с детства ненавидел националистов, а в начале девяностых Тимошенко им помогала. Да и нынешний переворот стал возможным, благодаря ее терпимому отношению к их деятельности. Старков напрямую задал ей тот же вопрос. И еще спросил, разве она не в курсе, что воссоздали партию боевиков-националистов бывшие советские спецслужбы.

Как она могла ему объяснить, что политика требует гибкости. Организация УНА-УНСО как наследница бандеровских борцов за самостийность, оказалась одним из самых живучих политических движений на Украине. Не замечать этого действующий политик не может. Да, она помогала националистам. Помогала средствами, когда на них начались гонения, и многих бросили в тюрьмы. Да их проводник был ее другом. И она может поставить себе в заслугу, что лидера националистов перековала из воинствующего фанатика в адекватного политика. И не его одного.

Трудно объяснить человеку далекому от внутренних коллизий межпартийной борьбы, как крупному лидеру, для самовыражения нужна власть. Только придя к власти, он раскроется полностью. Только тогда народ и поймет, кого поставил над собой вождем. Политический лидер может иметь семь пядей во лбу, но не получив власть, навсегда останется неудачником и все свои таланты сохранит для домашнего пользования. По этой причине любой претендент на трон, не станет пренебрегать популизмом. Действующий политик обязан учитывать пристрастия большинства. И Тимошенко не стала исключением. Но она доказала, что лично для нее власть не самоцель и не средство обогащения. Она пришла в политику богатой женщиной. Юлия рвалась в дом правительства, чтобы создать крепкую самостоятельную страну. Она решила доказать миру, что миллионы украинцев способны построить свою государственность, и народ Украины сумеет жить достойно. Но ей все время мешают. Первый раз, когда она стала премьером, против нее ополчились денежные мешки. Она хотела остановить разграбление страны, но президент зависел от этой своры, и ее посадили в тюрьму. Теперь она расплачивалась за свое либеральное отношение к последователям Степана Бандеры. Конечно, она владела информацией, что к созданию УНА-УНСО приложили свою руку и бывшие деятели КГБ, но не видела в этом ничего зазорного. Правил же Россией президент, выращенный в стенах той же организации, и результат весьма достойный. При развале огромной империи спецслужбы, одни из немногих, сохранили в своих стенах институты государственности.

Но всего этого журналисту из Москвы Тимошенко сказать не могла. Да и не хотела. Зачем ему знать, что его родная Россия большая головная боль для любого Украинского лидера. Стоит повернуться к огромному соседу лицом, его возненавидит весь запад страны. Там зверства НКВД помнят до сих пор. Стоит отвернуться, ополчится восток, где влияние России всегда огромно. А она хочет свободной независимой Украины. Сделав страну такой, можно дружить со всеми, и все будут уважать, от Америки до Люксембурга.

– Тимошенко, на выход. – В дверях стоял новый охранник, которого она еще не видела. Сегодня ее вели не в кабинет начальника тюрьмы. Да и сам проход по коридорам СИЗО выглядел странно. Ее конвоировали шесть вооруженных молодчиков. Все крепкие, с масками презрительного равнодушия на лице. И каждый с автоматом. Когда они спускались по лестнице, у узницы шевельнулась мысль – ни конец ли это?

Ее вывели во двор и усадили в большую машину. Помимо решеток, окна оказались затемненными. По бокам уселись те же шесть охранников. Четверо напротив, двое по бокам. Тимошенко поняла, что они уже едут, но не заметила, как выехали из ворот. Не видела она и два бронетранспортера с автоматчиками, что ехали следом, и головного джипа, что двигался впереди. Путь показался ей очень длинным. Страха она не ощущала, оставалось боль за дочь и внука. Если ее убьют, им не жить. После рассказа Старкова, Юлия Владимировна уже не сомневалась, переворот совершили два подонка – Никола и его братец Петро. Эти ни перед чем не остановятся. И ребят они подобрали себе соответствующих. Лицо одного показалась ей знакомым. Она вспомнила, как этот самый парень несколько лет назад дарил ей цветы. Она приехала на съезд националистов. Во главе организации тогда стоял ее друг. Это он упросил ее выступить перед молодой порослью партии. В тот день охранник выглядел совсем ребенком, а теперь перед ней сидел матерый палач.

– Тебя зовут Саней? – Он зыркнул в ее сторону и тут же отвернулся: – Видишь, я тебя помню.

Он не ответил, продолжая смотреть поверх ее головы.

Они остановились. Она слышала три коротких сигнала, но не знала, что они притормозили возле стальных ворот резиденции министра внутренних дел. Ворота открылись. По территории ехали недолго.

– Выходи. – Приказал Саня. Она вышла и тут же узнала место. Это был дом приемов правительства в Пуще-Водице.

«Пожалуй, расстреливать повезли бы в другое место» – Подумала она, но облегчения не почувствовала.

От парадного до машины с двух сторон выстроились желтопогонные эсэсовцы с автоматами. Ее провели сквозь их строй и распахнули дверь. На пороге встречал Петр Дыбенко:

– Рад приветствовать дорогую гостью в моем доме. – На слове «дорогую» брат диктатора сделал заметный акцент.

– Теперь этот дом твой? – Она не сумела сдержать усмешки. Он сделал вид, что не заметил:

– Проходите, пожалуйста. Я вам приготовил небольшой сюрприз. Как говорится, в нашем полку прибыло… Тон «гостеприимный» хозяин выдерживал елейный, из чего Тимошенко сделала вывод, что ей приготовлена очередная пакость. И не ошиблась. В гостиной, помимо ее близких, сидели привязанные к стульям, Тимофей Старков и сын Сергея Снегиря, Стас. Петр Макарович довольно потер руки:

– Сегодня на семейном аукционе, как вы, Юлия Владимировна, заметили, на один лот больше. Вы оценили мою широту? – Она промолчала: – Московского журналиста я в наш аукцион не включил. Он приехал сюда нелегально из другого государства и предстанет перед державным судом в качестве шпиона. А чадо близкого друга, я надеюсь, вы в беде не оставите? Я его оценю, как и вашего внука, всего в два миллиона долларов. Возможно, сам папочка выдал бы и больше, но предпочитаю родителя юноши на аукцион не допускать. Вы меня поняли? Я имел ввиду, живым…

– Бабушка, я хочу домой. – Закричал внук, и потянулся к ней. Но двое крепких мужиков железной хваткой держали ребенка.

Тимошенко с трудом пыталась скрыть ярость:

– Зачем ты устраиваешь этот спектакль?

– Спектакля пока нет. Только зрители собрались. Я решил предварить аукцион судом над московским шпионом. Сейчас сюда привезут моего прокурора, и мы проведем выездное заседание суда. Уверен, что приговор будет суровым, и мы пронаблюдаем за его исполнением, а уж потом выставим наши лоты.

– Ты, что не понимаешь, что скоро придется за все отвечать? – Тихо спросила Тимошенко. Петр Макарович уселся к камину, взял в руки кочергу и пошевелил догорающее полено:

– Ты намекаешь на тот высший суд? Так до него еще надо дожить.

– Скоро доживешь. – Ответила Юлия Владимировна, и в этот момент поняла, что может убить человека собственными руками. Особенно если этот человек такая мразь.

Вашингтон. Здание ЦРУ.

20 декабря. 2010 года.

Руководитель Разведывательного Управления США мистер Юнг Дарелл созвал экстренное совещание ровно в полдень. Заведующие отделами Юго-Восточной Азии, Ближнего востока и стран Тихоокеанского региона слушали отчет коллеги из отдела Восточной Европы.

Полковник Дуглас Барк вещал маловыразительным голосом, поглядывая на свои сверкающие черные полуботинки. За сонное выражение лица и вялую речь, коллеги давно окрестили Барка занудой. Сейчас он монотонно продолжал свой доклад:

– …факт прибытие двух летчиков из Украины в ходе расследования, подтвердился, хотя данных об их пребывание в стране ни руководство ЦРУ, ни высшие чиновники ФБР не получили. Что является грубым нарушением существующих инструкций. – Здесь Барк сделал многозначительную паузу, сонно оглядел собравшихся и так же монотонно заговорил снова: – Располагая фамилиями американских военных посетивших Украину, а именно бригадного генерала Майкла Славски, заместителя начальника генерального штаба Эндрю Коновера и генерала Фила Далисенсена, мы проверили всех троих. – Дуглас Барк опять сделал паузу, переждав пока огромный экран монитора, не покажет изображение названых генералов, и продолжил: – Выяснилось, что сотрудник генерального штаба, начальник отдела планирования воздушных операций, генерал Фил Далисенсен, несколько дней назад посетил воздушную базу в Неваде. – снова долгая многозначительная пауза: – Мы связались с командующим базой, полковником Роем Каллари. Тот не скрывал, что два летчика прибыли к нему в командировку из Украины в рамках президентской программы обмена опытом с войсковыми соединениями дружественных армий. В данный момент украинцы вылетели на военно-воздушную базу «Золотые пески», в составе истребительно бомбардировочного звена эскадрильи «Пикирующие святоши». В Юго-Восточной Азии они проведут с нашими парнями ряд совместных боевых операций по уничтожению живой силы и техники противника. Наличия на их борту груза «Х», полковник Рой Каллари не подтвердил. – Сообщив все это, Барк дождался картинки на экране: – В данный момент звено пересекает Тихий океан, примерно здесь. Вы видите их координаты. Собственно, мои операторы уже отслеживают украинцев, и в любую секунду могут войти с ними в контакт. Но без соответствующего приказа наши службы это делать не могут.

Юнг Дарелл, кивнул докладчику и обратился к полковнику Сэму Гюнтеру:

– Полковник, доложите, что намерен предпринять ваш отдел?

В отличии от спокойного меланхолика Барка, Гюнтер, высокий сухопарый аристократ, не скрывал нервозности, и говорил отрывисто, словно рубил дрова:

– До посадки звена в «Солнечных песках» предлагаю ничего не предпринимать. Если подозрения Москвы верны, ждать вылета. Пусть загрузят боекомплект «Х». В последний момент задержать вылет на час. Часа, чтобы разобраться с характером боекомплекта, нашим специалистам хватит. Они уже предупреждены. В Неваде наши сотрудники тоже получили соответствующие указания. Они держат полковника Каллари под колпаком. Если информация о грузе «Х» подтвердиться, полковник будет немедленно арестован. С генералом Филом Далисенсеном необходимо провести ту же работу. Но это не по моему отделу. У меня все.

– А не проще пригласить генерала к нам и задать ему прямой вопрос. Уверен, ему придется…

– На столе Дарелла зазвонил телефон. Это был аппарат прямой связи с Белым домом. Начальник управления снял трубку:

– Слушаю, вас, господин президент. – Больше Юнг не сказал ни слова, а только слушал. По выражению его лица, начальники отделов догадались, речь идет ни о приглашении в Белый дом по случаю Рождества. Выслушав президента, Юнг поблагодарил его за сообщение, опустил трубку и некоторое время молчал. В зале заседаний повисла напряженная тишина. Наконец, шеф ЦРУ поднялся:

– Господа, я вынужден прервать совещание. Поступила информация, что с базы Джашавабад в одиннадцать тридцать по среднеевропейскому времени вылетел «Геркулес» со смертниками Аль-Каиды на борту.

Сотрудники удивленно посмотрели на шефа. Смертники Аль-Каиды вылетали с аэродромов Диг Хана по несколько раз на день, и подобное известие не являлось экстраординарным. Юнг Дарелл удивление своих подчиненных понял, и устало пояснил:

– Смертники несут в своих поясах ядерные заряды. По данным русских, самолет взял курс на Америку.

Пуща Водица. Резиденция

Петра Дыбенко под Киевом.

20 декабря 2010 года

Тимофей Старков сидел притянутый к стулу и боли от грубой веревки не чувствовал. После допроса «с пристрастием» его физические чувства притупились, и осталось только странная пустота в голове. Он умозрительно понимал все его тело сейчас одна сплошная боль. Но боль жила сама по себе, а он как бы отдельно. Во время допроса ему не раз вспоминались слова Сергея Павловича Снегиря, сказанные им в самолете – «а если за яйца подвесят»?

До этого дело не дошло. Ему прижигали руки, били, выводили голым на снег, пугая расстрелом. Они хотели знать, откуда у него сведения об американском вояже украинских летчиков. Он что-то говорил. Даже довольно складно, потому, что, в конце концов, они все же поверили. Он пытался убедить палачей в том, что добыл информацию с закрытого сайта в сети Интернет. Старков понимал, его уже ничего не спасет, но уважение к себе он сохранил. О записке Тимошенко из тюрьмы он не сказал ни слова. Если бы удалось еще раз увидеть Сергея Павловича, он бы теперь на тот его вопрос смог бы ответить более определенно. Но следующей встречи, скорей всего не случится. В том, что его убьют, москвич ни секунды не сомневался. Теперь его на стуле принесли в гостиную и посадили рядом со Стасом. Они посмотрели друг другу в глаза. Старков спросил молодого человека – «А как ты здесь оказался»? Тот едва заметно пожал плечами. Больше ничем пошевелить сын Снегиря не мог. Его руки и ноги, так же как и у Старкова, сжимали веревки. Потом в гостиную привели мальчика, молодую женщину, и так же на стуле принесли мужчину. В отличии от Стаса и самого Старкова, синяков на лице у мужчины не просматривалось. Тимофей понял, что готовиться очередной показательный спектакль с родственниками Тимошенко. Свою роль он пока в этом действе не понимал. В гостиной кроме десятка охранников долго никого не было. Потом появился Петр Дыбенко. Он уселся в свое любимое кресло у камина, и взял в руку кочергу. Однажды наблюдая, как использовался уютный атрибут для камина в этом доме, Тимофей следил за движениями Дыбенко внимательно. Но тот словно никого не видел, и был полностью поглощен игрой языков пламени.

Затем в гостиную привели Тимошенко. Ей разрешили сесть в кресло, рядом с хозяином, и Дыбенко о чем-то с ней беседовал. Старков почувствовал, что теряет сознание, и изо всех сил старался его удержать. Пол и потолок начали медленно кружиться. Затем он увидел маму. Не ту, умирающую, с которой он сидел несколько последних дней, перед ее смертью, а молодую и веселую. Мама вела его по светлой, залитой солнцем улице, и маленький Тема все время приставал к маме с расспросами. Они пришли на красивый сквер, где росли цветы. Цветов было много и над ними кружили бабочки. Возле фонтана стояла Галя. Мама подвела маленького сына к Гале и сказала ему – «Теперь ты будешь жить с этой тетей. Слушайся ее. Она хорошая. Неожиданно сад куда-то исчез. Старков уже взрослый. Он журналист на крыше дома в Бейруте. Внизу стреляют. Над крышей кружит вертолет. С вертолета спускают лестницу, он пытается ее схватить, и никак не может. Старков не в состоянии понять, от чего руки перестали слушаться. Наконец он поймал веревку, и его закружило в воздухе. Я спасен, думал он, но эта мысль как бы пришла со стороны и не радовала. Потом стало темно. Старков потерял сознание.

Москва. Переславская улица.

Квартира Гали Тимошиной.

20 декабря. 2010 года.

В отличие от своей мамы, Лидии Владимировны, Галя не была столь набожна. В церковь она заходила, но, обычно не в дни обязательных христианских праздников, а по настроению. Иногда, и сама не могла объяснить почему, ее вдруг потянуло в храм. Что-то происходило в душе девушки и ей хотелось побыть в полумраке церковных пределов, послушать православное песнопение, или тихонечко постоять у иконы Богородицы. Она не крестилась каждую минуту, не шептала молитв, а стояла, ловя в себе тот благостный настрой, который необходим время от времени любому христианину. Есть верующие, которые регулярно посещают церковь, без конца приставая к Всевышнему со всевозможными просьбами. Эти просьбы касаются их каждодневных потребностей. Такие прихожане ни в силах понять, что Господу вовсе не интересно вмешиваться в их бытовые проблемы. Они с Его «подачи» вышли в Его мир, получили от Него возможность видеть, чувствовать, любить и сострадать, и требовать от Создателя большего права не имеют. Галя никогда ничего у Бога, кроме прощения, не просила. Но сегодня утром поняла, что должна бежать в церковь и молить Богородицу. Просить Заступницу проявить милость к ее любимому.

Галя проснулась в три часа ночи и больше не заснула. Хотя мама сегодня спала спокойно, и кашель ее не мучил.

Гале снился сон, как они с Темой стоят на мостике, смотрят в воду и целуются. Этот сон ей иногда снился. Эпизод сна воспроизводил факт их совместной биографии. На свое первое свидание Тема с Галей поехали на дачу к его другу. Кажется, друг отмечал день рождение. За столом собралась большая компания. Они с Темой сбежали. Ни сразу, конечно. Для приличия посидели, выпили, закусили, и Тема успел сказать проникновенный тост. А потом, он Гале подмигнул и они смылись. Неподалеку текла река Клязьма. На берегу реки Тема ее первый раз поцеловал. Они тогда обнялись и долго стояли, волнуясь теплом друг друга. С трудом прекратив обниматься, взошли на мостик и смотрели в воду. Иногда Тема ее нежно целовал. Слов любви они друг другу не говорили. Слова им были не нужны. Да и в дальнейшем, в самые интимные моменты, она ему шептала что-то сумасшедшее. Тоже не о чувствах. А он вообще никогда ничего не говорил в постели. Во время близости, ее любовник скорее напоминал зверя. Иногда жадного и нежного, иногда только жадного. Поэтому, Ромео она своего милого назвать не могла. К Теме это имя не подходило.

В тот день они остались ночевать на даче его друга. Тема считал, что с той ночи и начался их роман. Галя считала по-другому. Она вела отсчет со дня, когда Тема вернулся из очередной командировки и зашел к ним в отдел. Его смуглое от азиатского загара лицо еще светилось тем далеким и грозным, что он недавно пережил. От Темы пахло войной, и она влюбилась. Галя никогда не спорила с любимым. Если ему хотелось думать, что их роман начался той ночью, она не против. Ночь это была странная. Приятель со своей девушкой спал в соседней комнатке. Пары разделяла тонкая перегородка, и Галя, поначалу боялась пошевелиться. Но потом друг Темы начал такое творить со своей подружкой, что им ничего не оставалась, как самим заняться любовью. Вспоминая все это, Галя и теперь краснела. Утром за завтраком она не знала, как сидеть за столом – смущалась и опускала глаза. А хозяин дачи со своей девушкой чувствовали себя великолепно. Его подруга смеялась до слез, а Галя так и не смогла перебороть неловкость. Больше она на этой даче никогда не была, и встреч с другом Темы избегала.

И сегодня ей приснился сон, как они стоят на мостике через Клязьму и смотрят в воду. Неожиданно Тема перегнулся через перила и полетел вниз. Река сомкнула над ним свое течение, и Галя осталась одна. Ни барахтанья утопающего, ни пузырей она не увидела. Клязьма спокойно несла свои воды. Галя поняла, что любимого рядом с ней нет, закричала и проснулась.

«Ты чего, Галчонок?» – сонным голосом спросила мама. Дочка что-то ответила, чтобы ее успокоить. Лидия Владимировна перевернулась на другой бок и тут же снова уснула.

Галя лежала с открытыми глазами и чувствовала, как у нее от тревоги сжимается сердце. Старков ей так ни разу и не позвонил. Она сама постоянно набирала его номер, но телефон Темы все время оставался отключенным. Галя ругала себя, почему не записала мобильного номера Сергея Павловича. Но теперь сожалеть об этом было поздно. Ей до боли захотелось с кем-нибудь поделиться. Оставаться со своей тревогой наедине молодая женщина больше не могла.

Едва, дождавшись рассвета, побежала в церковь. На улице шел мокрый снег, проезжавшие машины обдавали ее комьями снежной каши, но Гали не обращала внимания. Знаменский Храм Пресвятой Богородицы находился в конце Большой Переяславки. От ее дома до церкви не дольше десяти минут пешком. Сразу за Храмом пролегала Рижская эстакада. По ней нескончаемым потоком неслись машины. Маковки Храма едва возвышались над этой современной дорожной конструкцией, словно напоминая христианам об их непомерной гордыне. Галя дернула ручку двери, но церковь оказался на замке. От отчаяния она постучала. Дверь раскрылась, и на пороге возник молодой священник:

– Еще рано, сестра. – Она не ответила но, видно, в глазах прихожанки он прочел все, что творилось в ее душе и отказать не смог: – Голову покрой и заходи.

Галя вспомнила, что не надела шапочку. Шарфиком перевязала намокшие от снега волосы, перекрестилась и вошла. В храме пахло воском, и стоял полумрак. Под образом Богородицы горела лампада. Эта была знаменитая чтимая икона Богородицы со «знамением». Молиться на нее приезжали не только москвичи. Галя медленно опустилась перед знаменитой иконой на колени, прошептала:

– Заступница, я никогда ничего у тебя не просила. Верни любимого, – и поняла, что плачет. Когда вышла из церкви, снег идти перестал, и небо на востоке просветлела. Прошагав с десяток метров, оглянулась. Первые лучи солнца осветили золото церковных крестов. Галя подумала, что это добрый знак свыше, вытерла слезы и побежала домой. Тревожная боль ее сердце отпустила.

Пуща Водица. Резиденция

Петра Дыбенко под Киевом.

20 декабря 2010 года

Петр Макарович Дыбенко роль радушного хозяина играл недолго. И обещанного им суда над журналистом иностранного государства не последовало. Так же как и увеселительного аукциона с выкупом родственников премьер министра. Благодушное настроение он утратил после звонка брата. Диктатор грубо обругал своего министра за нарушение дисциплины. Тот забыл явиться в его кабинет для доклада. Из дальнейшего разговора, Петр Макарович понял, что гнев вождя вызван затяжкой «решения вопроса» с Юлией Тимошенко. Никола Вениаминович полагал, что арестованного премьер министра надо немедленно расстрелять.

Вернувшись из кабинета, откуда он и вел беседу со своим всемогущим родственником, Петр Дыбенко подошел к Юлии Владимировне и грубо заявил:

– Или ты сейчас мне сдашь все счета в своих банках. Или я начну расстреливать твоих выродков. Даю тебе пять минут.

– Ты же при обыске прихватил мою банковскую карточку, забери себе деньги и перестань мучить ребенка, дочку и ни в чем неповинных мужчин.

Петр Макарович рассвирепел:

– Лапшу на уши вешаешь!? Твои деньги в украинском национальном банке я и так заберу. Мне нужны счета за границей.

– У меня нет счетов за границей. Тебе должно быть известно, что все это сплетни. Будучи государственным чиновником, я не имею морального права перекачивать капиталы за рубеж. Мои деньги работают на украинскую экономику.

– Хватит. Если тебе бабки дороже дочери и внука, оставляй их себе. Только попользоваться ими и тебе не придется. – И повернулся к охранникам: – Зовите сюда Пономаря с хлопцами. И всех к стенке. Пора кончать балаган.

Охранник в форме офицера СС с желтыми полосками на погонах, взглядом указал на Тимошенко:

– И ее тоже.

– И эту суку волоките. Всех кончим разом.

В гостиную вбежали автоматчики. Охрана хватала пленников по одному и волокла к стене. Стаса и Тимофея Старкова и зятя Юлии Владимировны тащили вместе со стульями, к которым те были привязаны. Двое волокли ее внука. Пытаясь освободиться, мальчик укусил охранника за руку. Тот прикладом револьвера оглушил ребенка. Его мать жутко закричала и потеряла сознание. Тимошенко бросилась на обидчика, но ее схватили и потащили к стене. Она вырвалась. Ударила одного ногой, он упал. Трое других навалились на нее, начали бить прикладами автоматов.

– Петро, что ты здесь устраиваешь? – На пороге гостиной стоял сам диктатор, с удивлением разглядывая подготовку к казни.

Охранники замерли на месте. Юлия Владимировна поднялась, сама подошла к стенке и встала рядом с дочерью и внуком. Дочь очнулась и схватила мать за руку.

Диктатор медленно прошествовал к брату, и повторил свой вопрос. Петр Макарович не сразу нашелся, что ответить:

– Пытаюсь вытрясти из этой суки, ее доллары, а она упирается. Пудрит мне мозги, что держит капитал в гривнах.

– Идиот, не смей портить гостиную. Я тебе отдал здание ни для этого. Тащи их всех на улицу, пусть там их и кончают. Ты здесь херней занимаешься, а мне поступила информация о мятеже в частях…

В каких частях произошел мятеж, диктатор договорить не сумел. Его голос потонул в звенящем гуле. Этот гул нарастал откуда-то сверху, и слился с оглушающим грохотом пулеметных очередей. В дверь вбежал охранник. Он что-то кричал, но что, расслышать было невозможно. Огромное окно, что выходило в сад, со звоном рассыпалось. Грохот, доносящийся с улицы, многократно усилился. Братья Дыбенко упали на пол и на четвереньках поползли к двери. Расстрельная команда вместе с охранниками выскочили за ними. Пленники остались одни.

Тимошенко приподняла головку внука, пытаясь привести его в чувство. В это время вылетело второе окно. Мальчик открыл глаза и, обнаружив рядом бабушку, улыбнулся. Все что происходило вокруг, его больше не пугало. Тимошенко взъерошила ему волосы:

– Не бойся, мой мальчик. Ты ведь мужчина. Все будет хорошо.

Пленники переглянулись. Они не понимали, что твориться за стенами дома, и хоть всем было страшно, у них появилась надежда. Только московский журналист сидел, откинув голову и закатив глаза. Ему было все равно, что происходит.

А происходил штурм дома-крепости Дыбенко с воздуха. Десантный полк завис над резиденцией на вертолетах, и пулеметным огнем часть охраны уничтожил, а остальных заставил разбежаться. Воины из националистов получались слабые. Они даже не пытались оказать сопротивления. Один из вертолетов приземлился прямо у ворот.

Двадцать спецназовцев, прикрывая друг друга, бежали к дому. Первым бежал полковник Семен Приходько, рядом с ним Сергей Павлович Снегирь. Он спешил отдать долг своему близкому другу. Киевский бизнесмен всегда отдавал долги, и часто любил повторять, что в молодости этому его научила Юля.

Воздушное пространство над Тихим океаном.

Борт бомбардировщика-истребителя «СУ-34»

20декабря 2010 года.

Дозаправка в воздухе произошла в штатном режиме. Теперь до места горючего им должно хватить. Лету до посадки на базе «Золотые пески» украинскому экипажу оставался один час пятнадцать минут. Круг доверил штурвал приборам и всматривался фиолетовую дымку. Небо вокруг них выглядело вовсе не так, как люди привыкли видеть его с земли. Летчики неслись между землей и космосом. Необъятное холодное пространство, где нет ничего живого. Далеко внизу едва проглядывал белесый ковер облаков, а над ними ослепительный диск солнца.

Саратов определил, где они находятся, и знаком доложил командиру, что с курсом полный порядок. Американские летчики сопровождали их, выдерживая дистанцию четко по инструкции. Два «Ротфора» летели по боками «СУ», один сзади. Они иногда переговаривались по радио. Билли Круз спрашивал, соскучились ли украинцы по женам. Круг отшутился, что скоро они со своими подругами встретятся.

Перед самым вылетом, полковник Фил сообщил украинцам, что вознаграждение они получат на базе «Золотые пески» и после выполнения задания, смогут прямо на своей машине вернуться на Украину. Это известие киевлян немного удивило. Вообще, события на далекой родине для них оставались загадкой. В прессе, что получали летчики эскадрильи в Неваде, информации об Украине не печатали. Это были газеты, которые курировал Пентагон, и в них в основном сообщалось о военных подвигах американцев в боях с черной чумой Аль-Каиды. Друзья понимали, что в Киеве что-то происходило. Не случайно, бывший министр обороны стал главнокомандующим. Да и их непосредственный начальник, теперь другой. Но генерал Шмытко давно собирался в отставку. Семен Ильич не молод, он уже дважды подавал рапорт, но его не отпускали.

Политика Круга интересовала, только когда дело касалось непосредственно войны. Проверить свое мастерство на практике в душе ждет любой настоящий военный летчик. Война шла и рано или поздно, Украины бы коснулась. Тогда, для Круга и его товарищей и начнется настоящая работа. В небе над Невадой он уже встретился с противником, но это были смертники. Их готовили по специальной программе. В задачу пилота-камикадзе входило умение выдержать маршрут и бросить самолет на цель. Искусству воздушного боя Аль-Каидовские инструкторы смертников обучали слабо. Поэтому и победа над ними в воздухе не слишком радовала украинских пилотов. Нервы им контакт с настоящим противником пощекотал, но героями они себе не казались.

Размышления Круга прервал голос в наушниках. Их вызывала база. До штатной связи оставалось десять минут, и Александр Прокопьевич настроился на экстренное сообщение.

С базы обращались ко всем пилотам их звена.

Английский язык диспетчера, да еще в искажении радио сигнала, Кругу давался нелегко. Саратов английским владел лучше, но и он ни сразу понял. Вдвоем летчики все же разобрались. Им приказывали изменить маршрут и двигаться на перехват большой группе самолетов противника.

Десять «Мигов 29СМТ» сопровождали транспортный «Геркулес». Этот «Геркулес» им приказывали сбить любой ценой. Фамилию отдавшего приказ офицера, Круг и Саратов слышали впервые. Круг ответил:

– Мы прибыли в США и поступили в распоряжения командующего базой полковника Роя Каллари. Кто подписал приказ, изменяющий его распоряжение? – Наступила пауза и Александр Прокопьевич услышал женский голос. Женщина говорила на украинском.

– Подполковник Круг, вам как, командиру корабля, я приказываю выполнить распоряжение американского командования. Я премьер министр Украины, Юлия Тимошенко и по конституции страны являюсь главнокомандующим.

– Хорошо, Юлия Владимировна. Вас понял.

Тон премьер министра сразу изменился. Круг услышал интонации обыкновенной взволнованной женщины:

– На борту транспортника смертники с ядерными зарядами. Мальчики, вы должны их сбить. Я вас очень прошу.

– Все сделаем, Юлия Владимировна. – Улыбнулся Круг и кивнул Саратову. Тот начал принимать координаты противника. Американские летчики тоже получили новые указание с земли. На связь вышел подполковник Круз:

– Саша, ты лучше знаешь, что представляют собой новые Миги. Возьми командованье звеном на себя.

– Хорошо, Билл. Беру курс на цель, идите за мной.

Саратов подсчитал, что противника отделяет от них около семисот километров. Они поднялись и пошли на сближение с предельной скоростью, в два с половиной раза превышающей скорость звука.

– Готовься командир. Через двадцать три минуты мы у них в квадрате.

Круг кивнул. Он уже внутренне начал готовиться к бою. «Миги-29СМТ» не относились к допотопной технике, с которой можно не считаться. Это были вполне современные машины, и очень грозные. Круг следил за всем, что происходит в военной авиации России. Шесть лет назад русские конструкторы провели модернизацию этого самолета. После нее истребитель «МИГ-29СМТ» нес ракеты «воздух-воздух» способные поражать цель на расстоянии около шестидесяти километров. Самолет имел прекрасную радиолокационную установку и обладал высокой скоростью и маневренностью. До начала Большой войны русские продали не одну сотню этих машин в страны Юго-восточной Азии. Теперь они в руках Аль-Каиды. На таких красавцев Дик Хан смертников бы сажать поскупился. Они стоили огромных денег.

Круг сделал вывод, что за штурвалами истребителей сидят профессионалы – десять, против четырех. Бой предстоял нешуточный и оба украинских пилота это хорошо понимали. К тому же, отправляясь в дальний перелет, их «Су» нес не полный боекомплект.

– Я их вижу. – Доложил Саратов, глядя на экран своего радара: – Транспортник идет чуть сзади. Через пятнадцать секунд можем атаковать. Истребители нас пока не засекли. Нет, засекли. Они меняют строй. Шесть машин развернулись и идут на нас, остальные продолжают сопровождать транспортник.

Современный воздушный бой больше напоминал компьютерную игру, чем реальное единоборство летчиков. Противники друг друга не видели. Все происходило на экране. Но если это и была игра, то ее участники играли со смертью.

Саратов засек залп трех ракет. Он предупредил американцев и включил систему помех. Круг резко поднял самолет. Приборы четко отсчитывали угол подъема.

Внизу прогремел взрыв.

– Гарри Шифера сбили. – Глядя на экран, сообщил Саратов. Круг дал залп.

Саратов на экране проследил за ракетой и поднял большой палец:

– Попал Сашка, молодец!

Они стремительно сближались с противником. Круг спикировал, по приборам транспортник где-то под ними. «Геркулес» летел медленнее, а на экране казалось, что он стоит на месте.

Им удалось уйти еще от нескольких ракет. Американцы тоже атаковали удачно. Еще два МИГа исчезли с экрана.

Круг опустил самолет так низко, что они прорвали облака и увидели поверхность океана. Увернувшись от очередной атаки, «Су» свечой взмыл в небо.

– Что ты собираешься делать? – Поинтересовался штурман.

Хочу атаковать транспортник залпом бортовой пушки снизу.

– Саша, если на борту ядерный заряд, нас не будет. Надо уходить хотя бы на сорок километров от цели.

– Принято. Уходим. Предупреди американцев.-

Круг развернул машину. Два МИГа пристроились украинскому экипажу в хвост. Их взяли на себя американские летчики, вступив с неприятелем в ближний бой. Через минуту Саратов разрешил атаку. Первая ракета прошла мимо. Сопровождающие транспортник МИГи увели ее на себя. Один из них с экрана исчез. Круг выпустил очередную ракету. Саратов не успел сообщить об удаче. Их самолет тряхнуло, и он начал терять управление.

– В чем дело? Нас достали?

Штурман ничего не мог понять. Его приборы ракеты противника не зафиксировали. Самолет стремительно терял высоту. Кругу удалось выправить машину метров за триста от поверхности океана.

– Приборы не работают. – Сообщил Саратов.

Командир промолчал, самолет начинал его слушаться. Они поднялись над облаками и увидели черный гриб.

– Ядерный взрыв. Нас долбануло взрывной волной. – Догадался Саратов.

– Где американцы?

Билли Круз вышел на связь: – Я остался один. Пока мы прикрывали вашу задницу, Джина Норманна сбили.

– Жаль парня. Мы ничем не могли ему помочь.

– Знаю. Вас никто и не винит. Это война, Саша.

– Как сам?

– Боекомплект закончился. На хвосте два МИГа.

– Принято. Постараюсь их достать. Но у меня осталась одна ракета.

Экран продолжал давать помехи, но приборы понемногу оживали. Саратов сообщил координаты. Через три минуты они увидели машины Аль-Каиды. И не на экране, а в небе. Круг, понял, что ракета на этом расстоянии бесполезна. Он сел на хвост противнику и открыл огонь из бортовой пушки. Один истребитель он сумел сбить первым залпом. Второй ушел в пике, и исчез под облаками. Саратов проследил за ним на экране. Противник быстро удалялся. Круг выждал дистанцию, выпустил последнюю ракету, но Мигу опять удалось увернуться.

– Спасибо, Саша. – Раздалось в наушниках.

– Пожалуйста, Билл. Где остальные МИГи?

– Последний дал от тебя деру. Остальные или подбиты, или уничтожены ядерным взрывом. Здесь радиоактивная зона. Надо и нам сматываться.

– Понял тебя Билл. После боя, керосина до места не хватит, что будем делать?

– Тянись за мной. Через пятьсот миль к Югу наш островок со взлеткой. Попробуем сесть.

– Что за остров?

– Этого я тебе сказать не могу. Секретная база НАТО.

– Ладно, не говори. – Усмехнулся украинец.

Через двадцать минут они совершили посадку.

Круг выбрался из кабины, и не мог понять, что происходит. Машину обступили ни меньше сотни парней в форме морских пехотинцев. Американцы тянули к нему руки, а когда дотянулись, подняли и начали качать. Саратова вытянули следом. Оба пилота, как мячики летали вверх и вниз. Кто-то стянул с них шлемы. Кто-то стягивал костюмы. На острове стояла влажная жара, и летчики тут же промокли от пота. Их понесли к двухэтажному зданию. У крыльца встретились с Билли Крузом, которого тоже волокли на руках. У дверей им улыбался плотный мужчина в форме бригадного генерала. Украинцы уже научились различать чины офицеров. Погон американские военные не носили. Генеральские звездочки располагались на манжетах мундира. Круг и Саратов пытались обратиться к генералу по форме, но морские пехотинцы продолжали их подбрасывать, и они только виновато улыбались. Когда их все же поставили на землю, генерал пожал им руки.

– Я рад принять у себя героев. Сейчас о вас трезвонит весь мир. К нам уже специальным рейсом летят журналисты. Готовьтесь ребята. Контакт с писаками, иногда дается труднее, чем бой с подлым противником.

Круг и Саратов, наконец, представились. Генерал тоже. Его звали Скотт Дотван. Помощник Дотвана с трудом увел летчиков от восторженной толпы. Украинцам и Билли Крузу выделили три номера по соседству в небольшой гостинице для приезжего начальства. Из окон номера просматривался океан и пальмы на берегу. Летчики приняли душ. На кровати им кто-то заботливо положил чистое белье и гимнастерку с брюками. Это была офицерская форма морских пехотинцев.

Едва успели переодеться, их потянули на банкет. Когда в зал офицерской столовой нагрянули журналисты, украинские летчики уже начали уставать от внимания к их персонам, Начались интервью для телеканалов, газет, и электронных изданий. Весь материал молнией передавался на материк.

Кругу понравилась милая девушка с одного из каналов БИ-БИ-СИ. Она не задавала дурацких вопросов, а разрешила украинским летчикам передать в объектив камеры привет близким. И только закончив репортаж, спросила:

– Вы рады, что у вас опять победила демократия?

– Почему опять? – Удивился Круг.

– Потому, что самозваный диктатор свергнут. – И заметив, как два украинца с недоумением переглянулись, пояснила: – Юлия Тимошенко освобождена. Организаторы националистического переворота арестованы. Вы довольны?

– Мы ничего не знаем… – Признался Саратов. Но расспросить подробнее журналистку летчики не успели. Сержанта морской пехоты попросил их срочно подняться в кабинет командующего базой.

Не успели войти и отдать честь, как генерал Дотван протянул Кругу трубку:

– Ваш премьер-министр на линии.

Круг почему-то оправил гимнастерку:

– Слушаю.

– Мальчишки я вас люблю. – Сказала им премьер министр: – Прилетайте скорее. Вас ждет вся Украина!

Вы, мои родные, настоящие герои.

Круг растерялся и от неожиданности спросил:

– Юлия Владимировна, у нас был переворот? Вас освободили? От кого?

– Саша, по сравнению с вашим подвигом, это все пустяки. Не бери в голову полковник.

– Я пока подполковник, Юлия Владимировна.

– Был. – Ответила премьер-министр и повторила: – До встречи полковник Круг. И передайте мои поздравление подполковнику Саратову.

Александр Прокопьевич вернул трубку генералу и продолжал стоять, переваривая разговор с родиной. Саратов ждал, пока командир опомнится и расскажет, что произошло. Но не дождался. В кабинет вошел еще один бригадный генерал. Оба летчика вытянулись и отдали ему честь.

– Разрешите, господа, вам представить генерала Славски. Он прилетел вместе с журналистами из Вашингтона и хочет с вами поговорить. Я оставляю вас, господа. – И хозяин кабинета быстро удалился.

Генерал Славски поздоровался с летчиками за руку и, сверкнув белозубой улыбкой, указал на кресла:

– Присаживайтесь, офицеры.

Круг и Саратов уселись в кресла и стали ждать, что американский генерал скажет. Но генерал молчал и с интересом их разглядывал. Потом высказался, словно размышлял вслух: – Судьба странная штука.

– В чем, странная, господин генерал? – Спросил Круг. Славски опять улыбнулся, но теперь грустно: – Да, так. Могли погибнуть вы, а погибли два наших парня.

– Мы в этом бою делали все, что могли. Силы были неравные. – Ответил Круг, стараясь не выказать обиды.

– Вас никто не винит. Вы сделали большое дело. Смертники планировали приземлиться на Кубе, а оттуда добраться на рыбацких катерах до Америки. Вы предотвратили большую беду. Я привез вам премию от группы генералов. Каждому из вас полагается по пять миллионов. Я имею в виду вас и Билли. Премия рассчитана на всех летчиков звена подполковника Круза. Но в живых вас осталось трое.

– Спасибо, господин генерал. На такие огромные деньги мы не рассчитывали. – Ответил Александр Прокопьевич.

– Премия всегда сюрприз. – Усмехнулся Майкл Славски и многозначительно добавил: – В данном случае к деньгам прилагается такой пустячок, как две ваших жизни, – и извлек из белого кителя бумажник: – Получите чеки, офицеры. Их вы можете предъявить в любом банке Соединенных Штатов, или Евросоюза.

– Спасибо генерал. – Поблагодарил Круг.

– Спасибо, генерал. – Повторил за командиром Саратов.

– Не стоит. Вы их честно заработали. Теперь вы сможете купить себе, все, что захотите.

Круг улыбнулся:

– Мой штурман давно мечтал о спиннинге с настоящей шведской катушкой.

– Я бы посоветовал вашему штурману, все же японскую. – Со знанием дела заметил Майкл. Он сам был заядлым рыболовом, и желание Саратова ему вовсе не показалось комичным. – Прощайте, офицеры. Утром специальный самолет доставит вас на родину. – О том, что специальный самолет, является его личным транспортом, генерал Майкл Славски решил не распространяться.

Киев. Аэропорт Борисполь.

21 декабря 2010 года.

Сергей Павлович своей широкой походкой расхаживал по залу прилетов. В одной руке он держал букет великолепных коралловых роз, в другой модную фетровую шляпу. Московский рейс задерживался, и Снегиря это раздражало. У него сегодня весь день был расписан по минутам, и задержка самолета в это расписание не вписывалась. Наконец, посадку объявили, и он пошел к проходу, откуда должны были появиться прилетевшие из Москвы пассажиры. Пришлось ждать минут десять, пока в зал не вышел первый из них. Это был молодой очкастый мужчина с маленьким кейсом под мышкой.

– Я в Киев? – Спросил он Сергея Павловича на полном серьезе.

– Во всяком случае, не Рио-де-Женейро. – Раздраженно ответил Снегирь. Что видимо очкарика вполне устроило. Он кивнул головой, протер очки и целеустремленно зашагал к выходу. После него пассажиры пошли кучнее. Наконец, Снегирь увидел Галю. Она тоже его увидела и растерянно остановилась.

– Вы? А где Тема?

Снегирь протянул невесте друга букет, и взял ее под руку: – У вашего Темы сломаны два ребра и еще несколько небольших повреждений. Он сейчас в больнице и мы его навестим.

– Господи, что с ним случилось?! – Глаза Гали округлились, и она остановилась.

– Если коротко, ему случилось выжить. Такое тоже иногда случается, но в его случае, нечасто.

– Вы мне объясните, что происходит, или нет!

– Галочка, в машине. Мне очень некогда. Я вам все по дороге расскажу.

Снегирь буквально вынес молодую женщину на площадь у Аэровокзала и усадил в свой лимузин.

– Гони на Братиславскую в больницу, – Приказал он водителю, и обернулся к Гале: – Не переживай, до свадьбы у него все заживет.

– Какой свадьбы? Он еще не развелся.

– Разведется. Я буду у вас свидетелем. Не возражаешь?

– Конечно, нет. – Сюжет о замужестве отвлек невесту Старкова от тревожного известия о сломанных ребрах жениха, на что Снегирь в тайне и рассчитывал.

– Вот и умница. Я вам уже подарок придумал.

– Подождите о подарке. Что все же случилось с Темой?

– Это долго рассказывать. Если в двух словах, он не ответил на один вопрос, и это стоило ему трех ребер.

– Почему вы говорите загадками?

– Галя, ваш Тимофей настоящий мужик. Я уверен, что с ним вы проживете счастливую жизнь. Через неделю он поправится. Если вы будете рядом, даже быстрее. Знаете, как в наших больницах с уходом? Я, естественно медицинский персонал материально заинтересовал, но любимого человека никто не заменит.

Галя посмотрела в окно, они переезжали Московский мост. «Наверное, это Днепр» – Машинально отметила она про себя.

Они вышли из машины, возле парадного с надписью «Травматология».

– Ты цветы забыла. – Напомнил Сергей Павлович.

– Ой, спасибо. А я забыла вас поблагодарить. Цветы замечательные.

– Вот и поставишь ему на тумбочку. – Ухмыльнулся Снегирь, раскрывая перед москвичкой тяжелые двери.

В раздевалке Гале выдали халат и бахилы из синей пленки. Белые стены старой больницы и тихий говор вокруг снова испугал молодую женщину, и она шла за огромным Снегирем, и маленьким доктором, замирая от беспокойства и страха.

Миниатюрный доктор открыл дверь, заглянул в палату, после чего пропустил визитеров, и удалился. Галя сделала несколько шагов, остановилась, потом еще несколько, и опять остановилась. Тимофей лежал на постели, больше напоминавшей космический агрегат, чем больничную коку. Перед ним стояла капельница, от которой к руке Старкова тянулись прозрачные шланги.

Глаза Тимофея были закрыты, а лоб и шея перевязаны бинтами. Галя на цыпочках приблизилась к любимому:

– Тема, что с тобой?

Он открыл глаза и едва улыбнулся:

– Немного задремал. А ты как здесь оказалась?

Говорил он едва слышно, она слов не разобрала. Осторожно присела рядом, положив букет с розами на колени. Он повторил.

– Мне позвонил Сергей Павлович и сказал, чтобы я летела в Киев. Вот я и прилетела.

Он еще раз улыбнулся и накрыл ее руку своей.

Снегирь тихо вышел и прикрыл за собой дверь. Они оба этого не заметили.

– Скажи мне, что с тобой и почему ты здесь? – Продолжала настаивать Галя.

– Неловко упал со стула. – Ответил Тимофей. Она заплакала:

– Вы оба дурите мне голову.

– Чего ты плачешь. Все хорошо и мы теперь всегда будем вместе.

– Галя посмотрела на него, и решила, что самое время воспользоваться советом матери:

– Тема, обещай мне, больше никаких командировок в горячи точки. Ты же любишь театр, вот и пиши о новых премьерах. В Москве их хватает.

– Я и футбол люблю. – Он попытался приподняться, но сморщился от боли и отвалил на койку.

– Не дергайся. Тебе вредно шевелиться. – Потребовала Галя и подпихнула ему подушку поудобнее: – Можешь и о футболе. Тоже очень объемная читательская ниша.

– О футболе, согласен. – Ответил он и вспомнил свое видение. Молодая и красивая мама передает мальчика Тему с рук на руке его невесте.

– Ты чего улыбаешься? Даешь слово завязать со своими военными репортажами?

– Даю. – Тихо ответил вероломный жених, зная, что уже обманул невесту: – Наклонись я тебя поцелую.

Она наклонилась. Он дотронулся до ее губ своими губами и тут же уснул. Галя вздохнула, посидела несколько минут, не шевелясь, и тихо вышла из палаты. Она прошла спрашивать банку, для цветов и выяснять, чем кормить будущего мужа. В это время, в ее кармане ожил телефон. Галя достала трубку. Звонил Снегирь.

– Галка, возле больницы стоит машина с водителем. Она в твоем полном распоряжении. Если что-то захочешь Старкову приготовить, шофер тебя отвезет к нам. Мою жену зовут Лиля. Она сноровистая хозяйка и во всем тебе поможет. Ночевать можешь с любимым. Вторую койку к нему в палату поставят. Но в моем доме тебе отведена комната. Решай сама.

– Спасибо Сережа. Не знаешь, есть ли близко с больницей церковь? Я бы свечку Богоматери хотела поставить.

– Церковь есть в самой больнице. Она так и называется Храм Божьей Матери Целительницы. Спускайся на первый этаж, там тебе церковь покажут.

– Господи, Она услышала меня!

– Кто?

– Пресвятая Богородица. Я молила Ее в Москве, сохранить Тему.

– Прекрасно. Ты мне скажи, приедешь к нам ночевать, или нет?

– Я лучше останусь с ним. А приготовить еду для Темы приеду. Ты очень хороший.

– Я настоящее золото. – Ответил Сергей Павлович и отключил связь. Снегирь уже сидел на переговорах с немецкими партнерами и, при успешном их завершении, мог подписать контракт на несколько миллионов евро. Зарабатывать деньги ни кастетом, а головой ему очень нравилось. Он всегда помнил слова Юли Тимошенко, что головой можно заработать гораздо больше.

Конец.

Кохила. Эстония. Март 2006 года.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg