«Рота террора»

Глава первая

Воздушный лайнер – отнюдь не идеальный объект для террористов. Его нельзя укрепить, нельзя дозаправить.

Миссис Кэти Миллер летела из Нью-Йорка в Афины. Мужчина, сидящий рядом, был обаятельным, мягким человеком лет под сорок с ласковыми карими глазами на крупном лице, загорелом и обветренном. Он говорил со странным, слегка гортанным акцентом, безуспешно стараясь развеять ее боязнь воздушного пиратства.

– Сейчас путешествие на самолете гораздо менее опасно, чем поездка из одной деревни в другую в средние века, – сказал он. – Во-первых, воздушным пиратам не так-то просто захватить самолет, а во-вторых, пока он в воздухе, это очень уязвимый и неукрепленный объект.

Он улыбнулся. Миссис Миллер крепче прижала маленького Кевина к груди. Доводы соседа не убедили ее.

– На худой конец, единственное, что нам грозит, – это полетать и приземлиться, скажем, в Ливии или Каире, а потом нас вернут. В наше время все, даже самые воинственные правительства – устали от воздушных пиратов. Ну, не знаю, насколько ужасной эта отсрочка может показаться вам, для меня же она будет просто восхитительна. У меня прекрасная компания: вы и ваш прелестный малыш. Право же, американцы чудесные люди.

– Я ненавижу воздушных пиратов. От одной мысли о них я… теряю рассудок и впадаю в ужас.

– Вот видите, вы боитесь не воздушного пиратства как такового, а только мысли о нем… Вы боитесь оказаться беззащитной.

– Да, пожалуй. Но какое право имеют эти люди подвергать опасности мою жизнь? Я никому не сделала ничего плохого.

– Бешеная собака не раздумывает, прежде чем укусить, миссис Миллер. Скажите спасибо, что у них слабые клыки.

– Откуда вы знаете, что слабые?

– А почему вы уверены в обратном?

– Очень просто. Они убивают людей. Они убили спортсменов в Мюнхене, дипломатов еще где-то. Они стреляют в людей с чердака. Подбрасывают бомбы в магазины. Они целятся в невинных людей из укрытий в номерах отеля. Какие уж там слабые клыки!

Пассажир на соседнем сиденье усмехнулся.

– Это свидетельство слабости. Сильный человек орошает поля. Строит дома. Открывает новые способы борьбы с болезнями. Если какой-то лунатик убивает людей направо и налево, это не сила. Вероятность пострадать от таких безумцев ничтожно мала.

– Но она все-таки существует, – возразила Кэти Миллер. Доводы собеседника вызвали у нее непонятное раздражение. Как он может с такой легкостью рассуждать о терроризме? Теперь ощущение страха у нее сменилось раздражением.

– Мало ли что может случиться! – сказал он. – На то она и жизнь. Лыжника подстерегает снежный обвал. Пловца – акула. Водителя – авария на дороге. Но для того чтобы жить, нужно воспринимать опасности как неотъемлемую часть жизни. Понимаете, вас беспокоит то, что вы не застрахованы от опасностей, а не то, что они существуют. И террористы внушают вам страх только потому, что напоминают вам о том, что вы предпочли бы навсегда спрятать в каком-нибудь темном закутке вашего сознания. О том, что вы смертны. Нади ответ этим обезумевшим животным – жить. Любить. Послушайте, у вас прекрасный ребенок. Вы летите в Афины к мужу. Уже одно то, что вы живете и любите, служит вызовом, серьезным вызовом любому террористу. Вот вы летите в самолете. Разве это не доказывает слабость террористов? Они не смогли вас остановить.

– В ваших рассуждениях что-то не так, – сказала Кэти Миллер. – Не знаю, что именно, но что-то явно не так.

Стюардесса наклонилась к ним и с заученной улыбкой предложила выбрать напитки.

Миссис Миллер попросила кока-колу.

Ее сосед неодобрительно покачал головой.

– Сплошной сахар и кофеин, – сказал он. – Не полезно ни вам, ни малышу, которого вы кормите грудью.

– Откуда вы знаете, что он не искусственник?

– Достаточно видеть, как вы его держите, миссис Миллер. Моя жена точно так же держала нашего ребенка.

– Но мне нравится кола, – сказала она.

Трое мужчин в деловых костюмах быстро проскользнули мимо стюардессы и направились в носовую часть самолета. Сосед Кэти Миллер, до сих пор державшийся непринужденно, устремил на этих троих настороженный взгляд, словно газель на внезапно появившегося тигра.

– У вас здесь кола? – спросил он стюардессу.

Кэти Миллер в замешательстве заморгала. Что происходит?

– Да. На тележке, – ответила стюардесса.

– Дайте же скорее! – потребовал пассажир.

– Так вам две колы? – переспросила стюардесса.

Сосед Кэти Миллер, казавшийся ей таким любезным и предупредительным, бесцеремонно выхватил напиток, прежде чем стюардесса успела обслужить Кэти.

Он поднес напиток к губам, с ужасом наблюдая за тем, что происходило в передней части самолета. Кэти увидела, что он держит около стакана белую продолговатую таблетку.

Не отрывая глаз от передней части самолета, он сказал:

– Я хочу, чтобы вы запомнили одно, миссис Миллер. Любовь всегда сильнее. Любовь – это сила. Ненависть – слабость.

Кэти Миллер некогда было философствовать. Из громкоговорителя понеслись слова, от которых у нее все сжалось внутри:

– Говорит Революционный фронт освобождения Палестины. Благодаря нашим героическим усилиям мы доблестно захватили этот самолет, оплот капиталистического и сионистского гнета. Мы освободили самолет. Теперь он в наших руках. Не делайте резких движений, и вам не причинят вреда. Одно резкое движение, и вас пристрелят. Всем положить руки на голову. Без резких движений. Не подчинившихся нашей команде ждет расстрел на месте.

Если положить руки на голову, она уронит ребенка. Кэти Миллер положила левую руку на голову, а правой продолжала держать ребенка. Может быть, необязательно поднимать обе руки. Она закрыла глаза и молилась, молилась, как ее учили в воскресной школе. Она говорила с Господом, объясняя, что ни в чем не виновата, чтобы ей и ее ребенку причинять боль. Она умоляла Бога оставить их в живых.

– Доктор Геллет! Доктор Геллет! Где вы находитесь? – послышалось в репродукторе.

Кэти слышала, как люди пробираются по проходу. Она почувствовала, что под ногами у нее мокро. Должно быть, она выронила стакан с колой. Ей не хотелось открывать глаза, чтобы удостовериться в этом. Она будет сидеть с закрытыми глазами, прижимая Кевина к груди, и все обойдется. Она ни в чем не виновата. Она всего-навсего пассажир. В худшем случае самолет пробудет в воздухе несколько лишних часов, потом она откроет глаза и обнаружит, что они наконец приземлились в Афинах. Так и произойдет, если только не открывать глаза. Воздушные пираты, которые напали на самолет, все равно будут вынуждены где-то приземлиться. Они выйдут из самолета, а она с Кевином и все остальные полетят в Афины.

– Доктор Геллет, мы знаем, что вы на борту. Мы все равно найдем вас, доктор Геллет. Не подвергайте опасности других пассажиров, – сказал голос в репродукторе.

Кэти услышала поднявшийся среди пассажиров ропот. Какая-то женщина кричала, что у нее сердечный приступ. Заплакал чей-то ребенок. Стюардесса призывала пассажиров сохранять спокойствие. Кэти почувствовала, что самолет снижается. Когда-то она читала, что пуля, пробив обшивку самолета на большой высоте, может привести к взрыву. Или к самовозгоранию? Нет, к взрыву. На большой высоте давление воздуха таково, что делает перестрелку равносильной взрыву бомбы.

– Доктор Геллет, мы все равно вас найдем! Просим пассажиров, сидящих рядом с доктором Геллетом или знающих, где он находится, дать нам знать. Мы ничего вам не сделаем. Мы мирные люди и не намерены причинять вам вред.

Кэти почувствовала, как ее головы коснулось что-то тяжелое и металлическое.

– Я не могу поднять вторую руку. Я уроню ребенка, – сказала она.

– Откройте глаза. – Голос был мягкий, но угрожающий. Шелковистая мягкость змеи.

Кэти сделала то, чего не хотела делать, пока все это не кончится. Она открыла глаза. Пистолет был направлен ей в лоб. Его держал стоявший в проходе молодой человек в деловом костюме с нервным, изможденным лицом.

Пассажир, который недавно уверял ее в невероятности нападения воздушных пиратов, спокойно спал в своем кресле. Глаза его были закрыты, руки лежали на коленях. Из приоткрытого рта, словно кусок жвачки, высовывался кончик языка. Только теперь Кэти поняла, что все еще держит свой стакан в руке над головой. Напиток пролил ее сосед. Наверное, поэтому она и чувствовала, что под ногами мокро. Она не осмелилась посмотреть вниз.

– Вы знаете его? – спросил вооруженный бандит, кивком головы давая понять, кого имеет в виду.

– Нет. Мы просто беседовали, – сказала Кэти.

– Мы знаем его, – сказал бандит и выпустил поток иностранных слов с таким видом, будто собирался сплюнуть.

На помощь ему сразу же подошел его сообщник, тоже вооруженный.

– Я могу опустить стакан? – спросила Кэти. Смуглый бандит с невозмутимым лицом кивнул.

Кэти поставила стакан на ковер и прижала к себе Кевина обеими руками.

– Как вас зовут? – спросил смуглый бандит.

– Миллер. Миссис Кэтрин Миллер. Мой муж – инженер строительной фирмы. Он работает в Афинах. Я лечу к нему.

– Очень хорошо. Так о чем вы беседовали с доктором Геллетом?

– Это был обычный разговор. Я не знаю его. Мы просто болтали. – Она ждала, когда же наконец сосед проснется, скажет что-нибудь и тем самым отвлечет внимание бандитов на себя.

– Ясно, – сказал бандит. – Он ничего вам не передавал?

– Нет, нет, – покачала головой Кэти, – Абсолютно ничего.

Смуглый бандит грубо отдал какой-то приказ на своем гортанном языке. Пистолет, который был приставлен к голове Кэти, скрылся в кобуре. Руки державшего пистолет светлокожего бандита освободились, он снял с доктора Геллета куртку, и по странной неподатливости его тела Кэти поняла, что ее приятный попутчик мертв. Таблетка, которую он поднес к стакану, когда трое молодчиков появились в проходе, очевидно, была ядом.

Быстрым, сноровистым движением светлокожий бандит раздел и обыскал доктора Геллета.

– Ничего, – сказал он, наконец.

– Неважно. Он был нужен нам живой. Миссис Миллер, вы уверены, что доктор Геллет не сказал вам ничего важного?

Кэти покачала головой.

– Попробуйте вспомнить. Какие были его последние слова?

– Он сказал, что любовь сильнее ненависти.

– Вы лжете. Он сказал вам что-то еще, – трясущимися губами произнес смуглый бандит.

– Мы проиграли, – сказал светлокожий. – Что он мог сказать ей за несколько минут? Да и если бы он даже передал ей свои бумаги, он был нужен нам живым. В качестве выкупа. Он знал, что за мертвого выкупа не получишь. Он нас перехитрил. Мы проиграли.

В уголках рта у темнокожего выступила пена.

– Мы не проиграли. Эта американка помогла еврею. Если бы американцы им не помогали, мы бы вышли победителями. Она во всем виновата.

– Братишка, шеф, да она же всего лишь домохозяйка.

– Она что-то знает. Она причастна к сионистскокапиталистическому заговору. Это они вырвали у нас из рук победу.

– Нас надул доктор Геллет, а не она.

На лице смуглого выступила краска. Его темные глаза гневно загорелись.

– Ты рассуждаешь, как израильский агент. Еще одно слово в ее защиту, и я пущу тебе пулю в лоб. Веди ее вместе с сосунком в хвост. Я допрошу их.

– Слушаюсь, шеф.

Кэти попыталась встать, но что-то помешало ей. Светлокожий наклонился к ней, и она подумала было, что он хочет дотронуться до ее бедер, но тот всего лишь отстегнул привязной ремень на сиденье.

Он помог Кэти подняться, и она, перешагнув через ноги Геллета, вышла в проход.

– Я действительно ничего не знаю, – проговорила она сквозь слезы.

– Даже если бы и знала, это ничего не меняет, – сказал светлый бандит. – Он был не военный. Он представлял ценность сам по себе.

– Кем же он был? – спросила Кэти.

– Исследователем рака. Мы не хотим, чтобы израильтяне первыми нашли средство от этой болезни. Это было бы слишком хорошо для их пропаганды. Мы хотели обменять Геллета на некоторых наших деятелей, сидящих в израильских тюрьмах.

– Заткнись! – скомандовал главарь.

Когда они вошли в закуток в конце салона, главарь забрал Кевина у Кэти.

– Обыщи ее, – приказал он своему сообщнику. Последовала тирада на незнакомом Кэти языке. «Должно быть, это арабский», – подумала она. Произнося эту тираду, светлокожий растопыривал пальцы, словно подвергая сомнению разумность приказа.

Главарь ответил какой-то короткой гневной фразой, и его сообщник склонил голову.

– Раздевайся, – приказал он, – я буду тебя обыскивать.

Всхлипывая, Кэти сняла жакет в клетку, белую блузку, расстегнула юбку. Она отвела от бандитов глаза.

– Тебе же велели раздеться, – рявкнул главарь. – Снимай с себя все. Ты что, не знаешь, что значит раздеться?

Склонив голову, Кэти завела руки за спину и расстегнула лифчик. Она была слишком перепугана, чтобы испытывать стыд.

Она стянула с бедер трусы, и они сползли на пол.

– Теперь обыскивай се, – сказал главарь. – Руками.

– Да, Махмуд, – отозвался светлокожий.

– Не называй имен, – сказал главарь Махмуд.

Кэти закрыла глаза. Она чувствовала, как проворные руки бандита шарят у нее по плечам, под мышками, по спине.

– Дальше! – сказал Махмуд.

Кэти почувствовала, что руки задержались у нее на груди, и вопреки желанию откликнулась на это прикосновение. Руки спустились вниз, по бокам, потом, вначале грубо, затем осторожно рука вошла в ее тело. И тело предало ее. Разум сказал «нет», а тело сказало «да».

Ее глаза были закрыты, когда он овладел ею. Мысленно она просила прощения у мужа. Она не могла двигаться в такт движениям насильника и от этого испытывала тайное торжество. Она словно одеревенела. Не успел первый бандит покинуть ее тело, как тотчас же ею овладел другой. В этот раз было больно, а в третий раз она готова была кричать от боли.

Закончив, бандиты втолкнули ее в ванную комнату и заперли дверь. Она почувствовала, как самолет качнулся, и продолжала повторять, словно заклинание, что рано или поздно этот ненадежный воздушный объект должен будет приземлиться.

В ванной комнате было холодно, она попыталась укрыться полотенцами. Она ощущала себя разбитой, никчемной и измученной. Но в то же время она знала, что ей не в чем себя винить.

Она постучала в дверь. Молчание. Она постучала снова. Молчание.

– Пожалуйста, принесите моего ребенка. Моего ребенка! Отдайте мне хотя бы ребенка.

Молчание. Она принялась изо всех сил колотить в дверь.

– Тихо! – раздался грубый окрик.

– Отдайте мне ребенка, моего ребенка, – хныкала она.

– Молчать!

Она услышала за дверью детский крик. Это плакал Кевин.

– Отдайте мне ребенка! – вопила она. – Сволочи проклятые! Верните мне моего ребенка! Ублюдки! Звери! Отдайте мне ребенка!

Вдруг плач прекратился. Дверь открылась, и какой-то белый сверток полетел прямо на нее. Она инстинктивно отстранилась и тут же пожалела об этом. Сверток ударился о стену и рикошетом отскочил в унитаз. Кэти в отчаянии ухватила Кевина за ручки и вытянула из воды. Но было уже поздно. Кэти поняла это, как только увидела на шее ребенка большой красноватый шрам. Розовая головка Кевина бессильно свисала на грудь. Они сломали ему шею, прежде чем бросить сюда.

Когда самолет наконец приземлился, миссис Кэти Миллер по-прежнему прижимала к себе ребенка. Тельце Кевина уже успело остыть, а ее груди болели под тяжестью ненужного теперь молока.

Воздушных пиратов приветствовал почетный караул. Их хвалили за мужество, за то, что они «вписали еще одну славную страницу в летопись доблести, чести и отваги, в тысячелетнюю историю мужественных арабских народов. Этот подвиг героев освободительной борьбы является проявлением самого духа арабского народа в их неугасимом стремлении к славе, чести и справедливости».

Когда пассажиры самолета наконец добрались до Афин, представители арабской стороны и сочувствующие им лица излагали собственную версию событий, связанных с гибелью ребенка миссис Миллер. Некоторые из них утверждали, что мать в истерическом припадке, спровоцированном пилотом, убила собственного ребенка. Другие, хотя и не оправдывали убийц, намекали, что понимают, по какой причине «мужчины порой бывают вынуждены совершать нечто подобное». Они спокойно отвечали на вопросы репортеров с тем же характерным акцентом, что и у бандитов в самолете.

Во всем мире люди сидели перед телевизорами, слушали эти объяснения и видели изможденные лица пассажиров, наконец покидающих самолет в Афинах.

В комнате слышался доносившийся снаружи плеск волн. Лица троих мужчин, смотревших на экран, не выражали потрясения. Каждому из них было далеко за сорок. На каждом был костюм с галстуком. Все трое были в звании полковников, но состояли на службе у разных государств. Один был американцем, другой – русским, третий – китайцем.

Они смотрели на Кэти Миллер, подавленную после пережитого шока, бесстрастно повествующую о том, что с ней случилось.

– Дерьмо! – выругался американец. – Настоящее вонючее дерьмо. Изнасиловала женщину, убили ребенка!

– Это-то меня и беспокоит, – заметил китаец в форме полковника.

– Изнасилование и убийство? – переспросил русский полковник, как бы не веря своим ушам. Он знал, что полковник Хуан был свидетелем бесчисленных зверств японцев и военной верхушки. Разумеется, все трое считали расправу над гражданскими лицами гнусностью, но все же не трагедией, предвещающей конец света. Это была даже не военная проблема, над конструктивным решением которой следовало размышлять.

Эта ситуация скорее походила на случай с собакой, перебежавшей шоссе. Конечно, неприятно. Но из-за этого не станешь переделывать все шоссе мира.

– Да, это беспокоит меня, – повторил полковник Хуан. Он выключил телевизор и посмотрел в иллюминатор на водную гладь, стелющуюся до самого горизонта.

Трудно было найти для проведения деликатных международных переговоров более надежное место, чем это американское военно-морское судно в открытом океане.

– Меня беспокоит, – продолжал полковник Хуан, усаживаясь за стол с двумя полковниками, – когда дилетантам удается с такой легкостью захватить самолет.

– Он прав, – сказал полковник Андерсон. – С самого начала перед нами стояла непростая задача. Не исключено, что теперь справиться с ней практически невозможно.

– Ну что вы заладили: беспокоит, беспокоит?.. Прежде всего, откуда вы знаете, что это дилетанты? Когда мы вошли в Берлин, у нас были те же самые проблемы.

– Да, но их создавали не военные, а бродяги, Петрович. Элитные военные формирования не насилуют женщин и не убивают детей.

– Это всего лишь единичный случай, – раздраженно возразил полковник Петрович, отказываясь принимать довод коллеги всерьез.

– Ничего подобного, – сказал полковник Андерсон. – Это – система. Одна из групп Ирландской революционной армии захватывает целое крыло здания штаба британской армии, после чего делает небольшую остановку и грабит универмаг. Подразделение южно-американскнх «Тупамарос» веселится в школе для девочек, что не мешает им, однако, впоследствии прорваться сквозь хорошо оснащенную дивизию венесуэльской армии.

– Вы точно знаете, что она была хорошо оснащена? – спросил полковник Хуан.

– Да, – быстро ответил Андерсон. – Совершенно точно. Мы ее вооружали. Сейчас для нас важно, что конференция ООН по терроризму открывается на следующей неделе. К этому времени необходимо выработать соответствующие международные соглашения. Давайте уясним для себя: нас не было бы здесь, если бы наши правительства не понимали, что в их интересах – раз и навсегда покончить с терроризмом.

Двое других полковников торжественно кивнули. Затем Петрович сказал:

– Мы прекрасно поработали. За последние несколько недель нам удалось решить целый ряд технических вопросов. На следующей неделе наши правительства совместно представят выработанную нами программу уничтожения терроризма, и все остальные страны присоединятся к ним. Чего же нам волноваться?

– Полковник, – жестко сказал Андерсон. – Мы разработали достаточно весомые соглашения по вопросам вооружения, воздушного пиратства, насилия и политических похищений. Однако новая волна терроризма, с которой мы столкнулись сегодня, несет в себе нечто такое, что сводит нашу работу на нет.

Полковник Хуан кивнул. Петрович пожал плечами: видно, эти двое попросту свихнулись.

– Вся наша работа строилась на необходимости отрезать террористические группы от головных формирований. Мы исходили из того, что боевикам необходима подготовка, финансирование, наконец, страна, под крышей которой они действуют. А что, если все это им уже не нужно?

– Чепуха! – воскликнул Петрович.

– Нет, не чепуха, – сказал Андерсон.

– Он прав, – согласился Хуан. – Только что мы видели, как группа молодчиков без какой бы то ни было специальной подготовки весьма ловко провела захват самолета. Вдумайтесь: на британский авиалайнер напала банда каких-то уличных хулиганов. Партизаны в Венесуэле, о которых я только что говорил, – простые крестьяне, решившие поразвлечься. Непонятно как, но за последние две недели сама природа терроризма изменилась. Разве вы не видите, Петрович, что он больше уже не связан с какой-либо определенной страной? А если это так, то соглашения, выработанные нами для всего человечества, идут коту под хвост.

Андерсон кивнул и добавил:

– Поймите наконец: бандиты, захватившие самолет, сумели пронести оружие через детекторы новейшего образца. И для захвата самолета им понадобилось всего 37 секунд.

– Это – профессионализм, – сказал полковник Петрович. – Обыкновенный профессионализм.

– Военный профессионализм, неожиданно появившийся у дилетанта, – уточнил Хуан. – Это как раз и настораживает.

– А против профессионализма такого рода, – сказал Андерсон, – любые санкции бессмысленны, потому что террористы новой волны не нуждаются в стране, где можно пройти подготовку.

– Это еще не факт, – возразил Петрович. – Все террористы в душе – обычные мерзавцы. Я не уверен, что ваши примеры доказывают, будто у них был доступ к быстрой подготовке.

– Во всяком случае, именно об этом я намерен сообщить в докладе своему руководству, – сказал Андерсон. – Полагаю, вам обоим следует довести до своего руководства, что, по нашему мнению, в терроризме возникло новое течение и что конференция будет бесполезна, если нам не удастся вычислить эту силу и понять, как с ней бороться.

Полковник Андерсон не сомневался, что американское правительство оценит справедливость его доводов. Он имел доступ к высшим эшелонам власти. Каково же было его потрясение, когда спустя два дня ему стало известно о реакции Пентагона на его доклад.

– Наше правительство считает, что никакой новой силы в терроризме не существует, – заявил личный военный советник президента генерал-лейтенант Чарльз Уитмор.

– Послушайте, Чак, вы что, рехнулись? – спросил Андерсон.

– Правительство Соединенных Штатов намерено вместе с Китаем и Советским Союзом выдвинуть программу борьбы с терроризмом. Эта программа должна быть готова к следующей неделе. Вам вместе с вашими коллегами надлежит продолжить работу над последними завершающими штрихами.

Андерсон вскочил на ноги.

– Вы что, с ума все посходили? – Он ударил кулаком по широкому, да блеска отполированному столу, совершенно пустому, если не считать стоящего на нем флажка с тремя звездами. – До тех пор, пока мы не найдем способа сдерживать эту силу, конференция будет лишь бурей в стакане воды. Все ваши словопрения и санкции ничего не дадут, и мы придем к тому, с чего начали. Или даже окажемся в худшей ситуации, потому что нынешние санкции ни к чему не приведут, а добиваться новых станет еще труднее.

– Полковник, кажется, вы забыли устав. В таком случае позвольте вам напомнить, что полковнику не подобает стучать по столу в кабинете генерал-лейтенанта.

– К черту устав, Чак! Он нужен и армии. Перед нами стоит серьезная проблема, а вы зарываете голову в песок.

– Полковник, вероятно, вам будет интересно узнать, что я выразил ваши мысли слово в слово. Вероятно, вам будет интересно узнать, что я тоже кричал и ругался. Это могло стоить мне карьеры, но я ругался, полковник, изрыгал проклятия. Но мое начальство приказало передать вам, полковник, что мы намерены продолжать подготовку к конференции, как будто этой новой силы вообще не существует. Это распоряжение Главнокомандующего. Прямой приказ. И мы вынуждены его выполнять.

Полковник Андерсон снова опустился на стул. Несколько секунд он молчал, потом усмехнулся.

– Ладно, Чак, кто за этим стоит? ЦРУ?

– Не понимаю, что вы имеете в виду, полковник.

– Черт побери, Чак, не хитрите со мной. Мне предстоит работать с Петровичем и Хуаном, и я должен знать, что к чему. Послушайте, президент не дурак. Вы все ему объяснили. Он ответил: продолжайте работать. Для меня это может значить только одно: он надеется, что к следующей неделе эту новую террористическую организацию загонят в угол. Итак, я спрашиваю: этим занимается ЦРУ?

– Уверяю вас, полковник, я ровно ничего не знаю.

– Ну, как хотите, Чак, – сказал Андерсон, поднимаясь. – Но я хотел бы, чтобы вы передали наверх одно сообщение. Эта террористическая группа – нечто совершенно особенное. Я не думаю, что ЦРУ с ней справится. Но это уже проблема президента, а не моя. Если те, кто отвечает за все это наверху, спросят вас, посоветуйте им засучить рукава и не делать ошибок. Я вижу, они там чересчур благодушно настроены.

– Спасибо, полковник, – сказал генерал Уитмор, давая понять, что разговор окончен. Он по-прежнему сидел за столом, не сводя глаз с двери, которая захлопнулась за Андерсоном. Судя по всему, президента не слишком взволновало появление новой террористической силы, и когда Уитмор предложил подключить к этому делу ЦРУ, он грубо оборвал своего советника.

– Никаких ЦРУ, – отрезал он. – Я сам займусь этим.

Президент держался настолько уверенно, что впору было заподозрить, что в его распоряжении находится какая-то особая сила, о которой Уитмор не знал. Генерал нагнулся над столом и стал машинально рисовать какие-то фигуры в блокноте. Он был согласен с Андерсоном: новая волна терроризма – это серьезно. Если в распоряжении президента имеется какая-то особая сила, ей следует быть действительно особой.

Глава вторая

Его звали Римо, и он отнюдь не чувствовал себя особенным.

В это солнечное утро он чувствовал себя вполне обыкновенным человеком. Он стоял перед небесно-голубым бассейном, ничем не отличающимся от всех остальных бассейнов, расположенных вблизи роскошных вилл в этом роскошном районе Калифорнии, жители которого говорили либо о размещении акций, либо о съемках очередного фильма, либо о проклятом подоходном налоге.

Не считает ли Римо новый закон о налогах грабительским? Этот вопрос ему задавали сплошь и рядом на вечеринках, утомительных своим однообразием и банальностью присутствующих на них гостей, хотя сами они почему-то чувствовали себя людьми необыкновенными.

Нет, Римо не считал этот закон грабительским.

Не хочет ли Римо коктейль? Марихуану? Таблетку?

Нет, к подобным удовольствиям Римо равнодушен.

Закуску?

Нет, она может содержать глютамат натрия, и к тому же Римо ест только раз в день.

О, Римо предпочитает натуральную пищу?

Нет, не сам он, только его организм.

Какое знакомое лицо! Не приходилось ли Римо бывать в Париже?

Нет. Возможно, мы делали пластическую операцию у одного и того же хирурга.

Чем Римо зарабатывает себе на жизнь?

Тем, что смиренно выносит общество болванов.

Не повторит ли Римо это заявление на террасе?

Пожалуй, нет.

Знает ли Римо, что он разговаривает с бывшим чемпионом-любителем Калифорнии в среднем тяжелом весе и обладателем черного пояса, не говоря уже об огромных связях, которые есть у каждого владельца киностудии?

Нет, к сожалению, не знает.

И все же не повторит ли Римо свое высказывание о болванах?

Зачем? Болван сам сделает это за него.

Не желает ли Римо получить подносом с закуской по лицу?

Это вряд ли удастся, потому что сейчас этот серебряный подносик будет нахлобучен на голову болвану.

Римо хорошо помнил эту последнюю вечеринку в Беверли Хиллз. Он помнил, как двое слуг с помощью молотка и зубила разгибали поднос, снимая его с головы киношного магната, как тот направил жалобу прямо в Вашингтон и употребил свое влияние, чтобы правительственные агентства покопались в прошлом Римо. Конечно, они ничего не раскопали. Даже номера карточки для получения социальных выплат. Это было естественно. У мертвых нет ни карточек, ни отпечатков пальцев в досье.

Римо опустил ступню в воду. Тепленькая. Он оглянулся на дом, широкие стеклянные двери которого были открыты. По телевизору начиналась какая-то мыльная опера. Затем послышалась органная музыка, сквозь которую прорезался голос.

– Ты готов? – спросил кто-то из глубины дома скрипучим голосом с восточным акцентом.

– Еще нет, папочка, – ответил Римо.

– Нужно всегда быть готовым.

– Да, но я еще не готов, – прокричал Римо.

– Чудесный ответ. Исчерпывающее объяснение. Уважительная причина…

– Просто я еще не готов. Вот и все.

– …для белого человека, – продолжил скрипучий восточный голос.

– Для белого человека, – раздраженно прошипел Римо себе под нос.

Он попробовал воду другой ногой. Все еще тепленькая. Наверху был шум вокруг этого случая с подносом.

Сознает ли Римо, какому невероятному риску он подвергает КЮРЕ, привлекая к себе внимание?

Разумеется, сознает.

Знает ли Римо, как это может отразиться на судьбе страны, если о существовании агентства станет известно?

Да, знает.

Знает ли Римо, на какие затраты и риск пошло агентство, превратив его в человека, которого не существует?

Если речь идет о том, что доктор Харолд В.Смит сфабриковал против полицейского по имени Римо Уильямс дело об убийстве, в результате чего бедолага был приговорен к казни на электрическом стуле, а следовательно, канул в неизвестность вместе со своими отпечатками пальцев и номером карточки для получения социальных выплат; если речь идет об этом, то Римо прекрасно знал, чего все это стоило агентству КЮРЕ.

Как помнил он и нескончаемые часы мучительных тренировок, которые превратили его в человека, отличного от всех остальных.

Он много чего помнил. Помнил, как очнулся на больничной койке, как ему сказали, что конституция в опасности и что президент наделяет агентство особыми, выходящими за рамки конституционных ограничений полномочиями для борьбы с преступностью. Это была тайная организация, которой как бы не существовало. О ее существовании было известно только президенту, доктору Харолду В.Смиту – главе тайной организации КЮРЕ, вербовщику и Римо. Римо был тем самым полицейским, которого должны были казнить за убийство.

Вскоре, правда, возникло небольшое осложнение: вербовщик очутился в больнице, где его кололи и где он мог под влиянием наркотиков заговорить о КЮРЕ. Эту маленькую проблему легко устранили. Римо получил приказ ликвидировать вербовщика, после чего осталось только трое людей, знающих о КЮРЕ.

– Почему для таких целей в КЮРЕ используют одного человека? – поинтересовался бывший полицейский Римо Уильямс.

– Чтобы у КЮРЕ было меньше шансов стать угрозой правительству. Разумеется, этот один человек получит специальную подготовку.

И Римо ее получил. Его тренировал Мастер Синанджу, тренировал так, что порой Римо предпочел бы действительно оказаться на том свете.

Да, Римо помнил, на что пошло КЮРЕ ради него, и если перевернутый на голову дурака поднос мог поставить под угрозу существование агентства, значит, грош ему цена.

– И это все, что вы можете сказать в свое оправдание, Римо? – осведомился Смит во время одной из редких личных встреч.

– Это все, что я могу сказать.

– Ну ладно, – сказал Смит с кислой миной. – Теперь перейдем к делу. Что вы знаете о террористах? – Последовала небольшая лекция на тему о терроризме – так сказать, преамбула к заданию.

Римо нагнулся и поболтал рукой в бассейне, таком же точно, как у всех обитателей этого роскошного района.

– Я не слышу, как твое тело движется в воде, – раздался голос с восточным акцентом.

«Я не слышу, как твое тело движется в воде», – тихо передразнил Римо. Он стоял в плавках, хорошо сложенный мужчина лет тридцати с небольшим с резкими чертами лица и глубоко посаженными темными глазами. Если что-то и отличало его от обыкновенного мужчины, так это слишком широкие запястья. Что же касается смертоносной силы, которой он был наделен, то она, как и у любого мужчины, заключалась в способности анализировать.

– Я не слышу, как твое тело движется в воде, – повторил голос.

Римо вошел в воду. Не нырнул и не прыгнул, поднимая брызги, а именно вошел, как его учили, как будто некая сила тянула его к центру земли. Мгновение назад Римо стоял на краю бассейна, а сейчас теплая вода окружила его, и ноги коснулись кафеля на дне. Со стороны могло показаться, что бассейн засосал его.

Он подождал, давая глазам привыкнуть к хлорированной воде, а телу – к недостатку кислорода. Его руки спокойно двигались в воде, пока он пытался сконцентрировать весь свой вес в ногах и ступнях, чтобы удержаться под водой.

Он находился в теплом нефритовом мире, он стал частью его и ему не нужно было бороться с этой стихией. Когда он еще только учился двигаться в воде, чем больше стараний он проявлял, тем хуже у него получалось. Мастер Синанджу сказал, что, только перестав стараться, он научится двигаться в воде и что Римо ошибается, полагая, что воду можно победить. Ей нужно подчиниться.

– Подчинившись, ты победишь, – сказал Чиун и тут же продемонстрировал, что он имеет в виду. Тело пожилого азиата вошло в воду, оставив за собой три маленьких пузырька, словно камешек, мягко опустившийся на дно, именно опустившийся, а не упавший. Старик двигался плавно, без рывков, совсем как тигровая акула, которую Римо видел в городском аквариуме. Без брызг, без напряжения. Взмах. Еще взмах. Еще. В мгновение ока Чиун оказался на другом конце бассейна, и вот уже он вышел из воды, как будто неведомая сила вынесла его наружу. Мастера Дома Синанджу умели не толкать себя вперед в воде, а добиваться, чтобы вода толкала их.

Римо пытался научиться этому. У него не получалось. Он пытался снова. И снова не получалось. Пока однажды, измученный после трех неудачных попыток, во время которых он действовал как обычный пловец, Римо вдруг почувствовал свое тело.

Его тело двигалось вперед вместе с водой. Это было слишком легко, чтобы поверить в удачу. Затем он попытался повторить, но не смог.

Чиун нагнулся к бассейну, взял Римо за руку и оттолкнул ее. Римо почувствовал силу сопротивления. Тогда Чиун потянул руку Римо в воде. Рука двигалась быстро и без усилий. Вода приняла его руку.

В этом и был весь секрет.

– Почему вы не показали мне этого с самого начала? – спросил Римо.

– Потому что ты не знал, чего именно ты не знаешь. Ты должен начать с неведения.

– Папочка, – сказал Римо, – вы выражаетесь так же ясно, как автор Священного писания.

– Священное писание непонятно, – сказал Чиун. – А я понятен. К сожалению, слепой не видит света. Теперь ты знаешь, как двигаться в воде.

Чиун был прав. Отныне у Римо все получалось. Теперь, когда он снял вес с ног, он понимал воду, саму природу воды. Он научился продвигаться вперед, не преодолевая ее сопротивление, а словно растворяясь в ней. Взмах. Еще взмах. Еще. Вот он уже высунул голову из воды, выбрался наружу и пошел обратно, оставив мокрые следы на желтом коврике. Это не было упражнением, потому что любое упражнение предполагает напряжение тела. Это была практика.

Еще раз вниз в бассейн. И снова вхождение в воду – взмах, еще взмах, еще. Потом опять выход из воды, и все повторяется сначала.

Прежде чем повторить это в третий раз, Римо оглянулся на дом. Сноровка уже перевела его за ту грань, где начинается скука. К черту! Он ударил ладонью по воде в одном конце бассейна, быстро добежал до другого и снова ударил по воде.

– Отлично, – послышался голос из дома. – Отлично. Ты впервые достиг совершенства, насколько это доступно белому человеку.

И только вечером, когда телевизионные передачи закончились, а на лице у Римо все еще играла таинственная улыбка, Чиун лукаво посмотрел на своего ученика и сказал:

– Третий раз был ненастоящий.

– Что, папочка?

– Ненастоящий. Ты схитрил.

– Зачем мне было тебя обманывать? – возмущенно спросил Римо.

– Зачем весеннему рису глотать росу птицы Якка?

– Зачем? Я не знаю, – сказал Римо. – Я никогда не слышал о птице Якка.

– Ты знаешь. Ты схитрил. Тебе кажется, что затраченных тобой усилий вполне достаточно. Но я скажу тебе: тот, кто избегает дальнейших усилий, обкрадывает себя. В нашем искусстве цена за такую кражу – смерть…

Зазвонил телефон, прервав пожилого азиата. Чиун бросил недобрый взгляд на телефонный аппарат и замолчал, как будто не желая соперничать с наглой машиной, осмелившейся прервать его. Римо снял трубку.

– С вами говорит «Вестерн Юнион», – услышал он. – Ваша тетя Алиса приезжает навестить вас и просит приготовить для нее комнату.

– Хорошо, – сказал Римо. – Какого цвета комната имеется в виду?

– Просто гостевая комната.

– Вы уверены?

– Это все, что вам просили передать, сэр, – произнес оператор с самодовольной уверенностью человека, которого не касаются чужие трудности.

– Просто гостевая комната? Не голубая? Не красная?

– Именно так, сэр. Я могу прочитать…

Римо бросил трубку. Дождался гудка, потом набрал 800 – код района и номер, который необходимо было набрать, потому что в телеграмме ничего не говорилось о цвете комнаты.

На том конце провода тотчас же ответили.

– Римо, нам повезло. Мы засекли их на высоте две тысячи футов над Ютой. Римо, это вы, верно?

– Да, я. Хотелось бы получить кое-какие разъяснения, пока вас не стошнило прямо в трубку. Что с вами, Смитти, черт побери? – Римо был удивлен. Обычно Смит проявлял безупречное, почти корейское хладнокровие.

– Мы засекли их над Ютой. Они требуют выкуп, федеральное бюро сейчас ведет с ними переговоры. Деньги будут переданы в аэропорту Лос-Анджелеса. Вам нужно встретиться с представителем ФБР Петерсоном. Он чернокожий. Вы будете вести переговоры. Доберитесь до самой верхушки. Это первая реальная возможность. Повторите для верности.

– Встретиться с Петерсоном в аэропорту Лос-Анджелеса. Попасть на борт и попытаться выяснить, кто их руководитель. Насколько я понимаю, речь идет о воздушных пиратах, – сухо сказал Римо.

– Отлично. Теперь вперед. У вас очень мало времени.

Римо повесил трубку.

– Что случилось? – поинтересовался Чиун.

– У нашего шефа, доктора Харолда Смита, видимо, поехала крыша. Я не знаю, что случилось, – сказал Римо. Его лицо выражало озабоченность.

– Значит, вечером тебя ждет работа? – спросил Чиун.

– Угу-у, – протянул Римо. – Ну, я пошел.

– Подожди. Я пойду с тобой. Вечер, должно быть, предстоит замечательный.

– Имей в виду, Чиун, сегодня будут передавать концерт Барбры Стрэйзанд.

– А ты не можешь перенести свое дело на завтрашний вечер?

– Нет.

– Тогда желаю удачи. И помни: когда тебе захочется рискнуть, подумай о том, сколько времени я на тебя ухлопал. Подумай о том, каким ничтожеством ты был и кого я из тебя сделал.

– А что, кажется, я и в самом деле ничего? – спросил Римо и тут же пожалел об этом.

– Для белого человека, – уточнил Чиун.

– Чиун, твоя мать Вазуу! – крикнул Римо, вылетая за дверь. Он пробежал через двор и был уже в гараже, когда понял, что Мастер Синанджу не преследует его. Он не знал, что такое «Вазуу», но Чиун употреблял это слово во время редких вспышек гнева.

Ближе всего к воротам гаража стоял «роллс-ройс Сильвер клауд». Для Римо не имело значения, на какой машине ездить и какой машиной владеть. Он ничем не владел. Он только пользовался вещами. Ему не принадлежало даже собственное лицо, которое нередко приходилось изменять с помощью пластической операции, особенно если оно случайно попадало на фотопленку. Ему не принадлежало ничего, но зато он мог пользоваться практически всем, чем хотел. Как, например, этим «роллс-ройсом» с его мощным, почти бесшумным двигателем – последним достижением в этой области, как своим телом Дестроера, свидетельством безграничных возможностей совершенствования.

Как обычно, дорога в аэропорт была забита. Это – Америка, где существуют вещи, которые невозможно одолеть даже с помощью тренировок. Если, конечно, не ставить перед собой цель добраться до аэропорта по крышам автомобилей. Сквозь облако выхлопных газов Римо смотрел на кроваво-красный заход и думал о том, что где-то у него над головой в Лос-Анджелес летит самолет с перепуганными людьми на борту, которых воздушные пираты сделали заложниками. Для пассажиров это было самым настоящим кошмаром. Для профессионала – всего лишь звеном цепи, а Римо был профессионалом. Его задание состояло в том, чтобы ухватиться за главное звено цепи, проникнуть в созданную террористами систему и разрушить ее. Но для того чтобы проникнуть в эту систему, нужно было сначала попасть в аэропорт.

Римо нажал на клаксон, и его «роллс-ройс» издал отчетливый, звонкий гудок, который спровоцировал только множество ответных сигналов. Америка… Иногда Римо не понимал, почему Смит так жаждет спасти эту страну. Еще больше его озадачивала непонятная тревога по поводу террористов, из-за которой Смит не побоялся воспользоваться открытой телефонной связью. Если Смит считает, что они представляют такую опасность, КЮРЕ тем более следовало бы действовать с большей осторожностью. С большим хладнокровием. Стало быть, в этом деле с террористами все не так просто.

Глава третья

Агент ФБР Дональд Петерсон был озабочен. Он был встревожен, раздражен и озабочен. Кто-то, ссылаясь на официальные полномочия, уговорил местную полицию, охрану аэропорта, прорвался сквозь кордон ФБР и хотел видеть его. И все это в то время, когда самолет с пассажирами уже приближается к аэропорту, набитый вооруженными до зубов бандитами Черного фронта освобождения.

Мало того, что полиции приходится сдерживать натиск репортеров и телевизионных операторов, равно как и толпы зевак, во избежание кровопролития, если начнется стрельба. А тут еще какой-то тип без удостоверения тянет его за рукав, и охрана ничего не может сделать. Трое охранников против незнакомца – и ничего, его ноги будто приклеены к полу диспетчерского пункта. И этот наглый тип приказывал агенту Петерсону связаться по телефону со своим начальством!

– Послушайте, – сказал Петерсон, злобно оборачиваясь. – Немедленно покиньте помещение диспетчерского пункта, или вас арестуют за неповиновение властям.

– А вам подыщут местечко на Аляске, – холодно ответил тип. – Самолет специально сажают здесь, чтобы я лично смог войти на борт и передать выкуп.

Что за чертовщина? Его, Петерсона, неожиданно вызвали из Чикаго с тем, чтобы он принял командование аэропортом в чрезвычайной ситуации – воздушное пиратство с политическим оттенком, а оказывается, что этот неизвестный знает о деле больше, чем он. Петерсон не сомневался в этом. В Лос-Анджелесе самолету действительно нечего было делать. Он летел на Восточное побережье и мог приземлиться в десятке других аэропортов.

Перед вылетом из Чикаго Петерсон поинтересовался в штабе, почему был выбран именно аэропорт Лос-Анджелеса и почему они собираются платить, когда национальная политика – не идти навстречу требованиям террористов.

– Я думал, наша политика – ни в чем не уступать, – сказал Петерсон начальнику по телефону.

– Наша политика сейчас состоит в том, чтобы вы ехали в аэропорт. Деньги будут там.

Приказ есть приказ. Военный истребитель доставил Петерсона в Лос-Анджелес. Как только он начал расставлять своих людей и готовить аэропорт к чрезвычайной ситуации, собралась толпа. Репортеры, у которых чутье на жареное, стали пробиваться сквозь полицейские цепи, и прежде чем он узнал об этом, радио сообщило, что самолет приближается к аэропорту.

– Позвоните в штаб, – сказал человек без удостоверения.

Петерсон посмотрел на него оценивающим взглядом. Глаза незнакомца были холодны и спокойны, в них смутно угадывалось что-то восточное. Такую мертвую холодность Петерсон видел лишь раз, много лет назад, когда присутствовал на казни в Корее. Но этот человек был белый.

– Как вас зовут? – спросил Петерсон.

– Римо.

– Мистер Римо, откуда вы и что здесь делаете?

– Римо – это имя, а не фамилия. У вас должны быть инструкции в отношении меня. Очень жаль, если они еще не дошли.

– Хорошо, – сказал Петерсон. – Я сделаю вот что: позвоню в штаб, и если не получу в отношении вас никакая инструкций, то арестую вас на месте, а если вы окажете сопротивление, я застрелю вас.

– Позвоните, а потом уберите снайперов от входа в ангар. Там они слишком заметны. Они могут застрелить кого-то ненароком. Я не хочу, чтобы здесь летали шальные пули; не люблю халтуры.

Снайперы прятались под брезентом в четырех сотнях ярдов от них. Римо заметил, что край брезента колышется, но против ветра. На лице Петерсона было написано удивление, он не предполагал, что кто-то заметит снайперов с такого расстояния.

Петерсон знаком показал, чтобы ему принесли телефон. Он стоял перед темным экраном радара и набирал номер, наблюдая за Римо, потом опустил глаза в левый угол экрана. Это был красивый чернокожий малый с волевым суровым лицом, которое сейчас вытянулось от расстройства.

– Эта точка на экране – наш самолет? – спросил Римо.

Петерсон не ответил.

Римо почувствовал, как охранник сжал его бицепс. Не сводя глаз с Петерсона, Римо напряг мышцу, как его учили, затем неожиданно расслабил, словно это был проколотый воздушный шар. Он не смотрел на охранника, но чувствовал, как тот пытается отыскать исчезнувшую мышцу. Он играл с охранником в прятки, напрягая и расслабляя мышцу, расширяя трицепс, затем сокращая его. Охраннику показалось, что в рукаве Римо перекатываются взад-вперед камни.

– Вы уверены? – спросил Петерсон в трубку. – Повторите еще раз. Да. Да. Да. Из какого отдела?.. Слушаюсь, сэр. – Петерсон повесил трубку и, вздохнув, повернулся к Римо. – Ладно. У вас есть какие-нибудь предложения? Приказы?

Охранник, сообразив, куда подул ветер, отпустил руку Римо.

– Да, есть, – ответил Римо. – Выведите всех отсюда. И передайте мне мешки с деньгами. Я поднимусь на борт и поговорю с бандитами.

– А пассажиры? Мы должны добиться их освобождения.

– Не волнуйтесь, Петерсон. Что вы так нервничаете?

– Может погибнуть множество людей! – воскликнул Петерсон.

– Да… – сказал Римо.

– Это будет катастрофой, – сказал Петерсон. – Гибель множества людей – это беда. Понимаете – беда!

– Могло быть еще хуже, – сказал Римо.

– Что вы имеете в виду?

– На нашем месте могли оказаться неумехи. Это было бы еще хуже. Мы не можем управлять судьбой, но зато мы можем управлять собственными силами.

– Боже правый, за что мне все это? – простонал Петерсон, качая головой.

Петерсон получил указание убрать снайперов и со взлетно-посадочной полосы. Римо, деньги и Петерсон будут ждать в конце взлетно-посадочной полосы, на которую должен приземлиться захваченный самолет. Римо передаст деньги. Два мешка с деньгами будут лежать в бронированной машине.

– Вы хотели скрыть этот инцидент от прессы? – спросил Римо.

Петерсон кивнул.

– Тогда не нужно было подгонять броневик к аэропорту.

– Ах вот как газетчики обо всем пронюхали? Ну, в следующий раз мы не оплошаем.

– Вы что же, намерены принимать воздушных пиратов каждый день?

Пока они ждали прибытия самолета на взлетно-посадочной полосе в закрытой машине, переложив мешки с деньгами на крышу, чтобы их было видно из окна самолета, Петерсон обрисовал ситуацию.

– Это не обычные воздушные пираты. Мы еще не знаем, куда они направляются. Учтите, у них на борту пулемет 50-го калибра. Вероятнее всего, он установлен у входа в кабину пилотов, чтобы держать под прицелом салон. Пулемет 50-го калибра!

Римо глядел в темнеющее небо, в котором парила чайка. Она спикировала к воде, затем описала круг и полетела домой, в сторону Тихого океана.

– Они пронесли пулемет через детектор самого последнего образца, заметьте, самого последнего образца. Эта штуковина способна обнаружить даже золотую пломбу в зубе. А они пронесли пулемет. Это все равно что незаметно провести слона через турникет.

– Слона? – спросил Римо.

– Да. Это я для сравнения, – пояснил Петерсон.

– А-а, – протянул Римо.

– Не думаю, что вам удастся выбраться оттуда живым.

– Выберусь, – сказал Римо. Он поискал чайку, но она уже исчезла в бескрайнем небесном просторе.

– Я вижу, вы очень в себе уверены, – заметил Петерсон.

– Когда человек завязывает шнурки на ботинках, разве он боится сломать пальцы?

– Вы так самоуверены?

– Да, – сказал Римо. – Расскажите мне про пулемет. Неужели его действительно так трудно пронести через ваш детектор?

– До сих пор это считалось совершенно немыслимым. Это приспособление, нашпигованное самой современной техникой.

Римо кивнул. Так вот почему Смит подключил КЮРЕ и отправил его сюда встречать самолет. Видимо, Смит уверен, что эта группа – часть новой волны терроризма, разрабатывать которую ему поручено.

Смит целый день читал ему лекцию, объясняя, как террористы своими новыми методами могут превратить международные санкции в пустые бумажки. «Мгновенный профессионализм» – так он это назвал.

– Вам известно что-то такое, чего не знаю я, верно? – спросил Петерсон.

Римо кивнул.

– Вы из ЦРУ?

– Нет, – сказал Римо.

– Что-то связанное с аэронавтикой?

– Нет.

– С Пентагоном?

Римо покачал головой.

– Так откуда же вы?

– Из Американской страховой ассоциации. Знаете, если вдруг погибнет восемьсот тысяч человек, акции страховых компаний упадут почти до точки в индексе Доу Джонса. Ужасно, не так ли?

– Вы чертовски хитрый сукин сын, – сказал Петерсон. – Надеюсь, они вас прикончат.

Римо прищурившись посмотрел на горизонт.

– По-моему, это и есть наша крошка.

– Где?

Римо показал на север.

– Я ничего не вижу.

– Подождите.

Прошло пять минут, прежде чем Петерсон увидел точку в небе.

– У вас что, вместо глаз бинокль?

– Сотрудникам страховых компаний полагается…

– О, заткнитесь…

Самолет двигался по прямой. Никаких заходов. Да в этом и не было необходимости. Трасса была свободна. Римо видел, как огромная серебристая машина приземлилась медленно, словно падающий дом, как она коснулась посадочной полосы и стала приближаться к ним. Римо видел, как вращаются пропеллеры. Закашляли двигатели, и самолет остановился. Римо услышал возню и стук в главную дверь самолета. Воздушные пираты смогли захватить самолет, но не знали, как открыть дверь! Хотя и умудрились незаметно пронести пулемет на борт самолета. Безусловно, они умеют обращаться с оружием. Ну, это неважно.

Дверь открылась, и огромный человек в дашики с прической «афро» встал в дверях с автоматом в правой руке и мегафоном в левой. Помимо пулемета 50-го калибра, у каждого из бандитов, значит, было еще и личное оружие. Все это они пронесли через совершеннейшую систему безопасности. Не исключено, что на борту окажется еще и слон.

– Эй вы, там, в машине. Выходите с вытянутыми вперед руками. Откройте двери и багажник, чтобы мы видели, что в машине, – раздался громкий голос из мегафона.

«Неплохо, – подумал Римо. – Они осторожны». Он кивнул Петерсону, чтобы тот открыл двери.

– У меня нет ключей от багажника! – прокричал Петерсон в сторону самолета.

– Стреляйте, в замок, чтобы открыть его, – приказал мужчина, стоявший в дверях самолета. Умно. Он проверяет, вооружен ли Петерсон.

– У меня нет оружия, – сказал Петерсон.

– Тогда бросьте сюда деньги.

Римо выпрыгнул из машины и, взяв лежавшие наверху два мешка с деньгами, вытянул руки перед собой.

– Я передам вам деньги, но я хочу, чтобы освободили пассажиров. Я не надеюсь, что вы отпустите их до того, как я отдам вам деньги. Но я рассчитываю, что они смогут выйти. Поэтому разрешите моему другу отогнать машину и подвести к самолету трап, чтобы люди смогли выйти из самолета после передачи денег.

– Нет. Деньги сейчас, иначе мы убьем заложника.

– Если вы убьете заложника, ни один из вас не выйдет из самолета живым, – крикнул Римо. – Подумайте об этом. Один выстрел в заложника – и все вы отправитесь на тот свет!

– Ради Аллаха мы готовы умереть. И окажемся в раю!

– Что ж, валяйте, – сказал Римо.

– Я тебя пристрелю, хочешь?

– Если погибну я, погибнут все.

– Ты лжешь.

– Попробуй.

– Мне известны ваши подлые уловки.

– Не стесняйся, проверь меня.

– Подожди.

Темная голова исчезла в самолете. Так, он не главарь. Голова высунулась опять.

– Ну ладно, только без глупостей! Иначе заложника убьют, и его смерть будет на твоей совести.

– Ты говоришь, как белый, – сказал Римо. Он увидел, как человек в дверях самолета побледнел. Отлично. Небольшая нервотрепка ему не помешает. Он умело держал автомат, палец находился не на спуске, а рядом с ним.

Петерсон посмотрел на Римо.

– Отведите машину и подгоните трап, – сказал Римо, повернувшись спиной к зданию аэропорта. Должно быть, фотографы уже работают вовсю. Возможно, у кого-то из них имеется телескопический объектив, и физиономия Римо может попасть на фотопленку.

Трап медленно приближался, Римо тем временем болтал с человеком в дверях самолета.

– Как долетели? – поинтересовался он.

– Полет к свободе – величайший из всех полетов.

– Я говорю о еде. Как вас кормили – по первому классу или по туристическому?

– Когда имеешь оружие, всегда путешествуешь первым классом, – сказал мужчина с «афро».

– Ну конечно, – сказал Римо. – Конечно.

Когда трап поравнялся с самолетом, Римо увидел, что палец бандита передвинулся ближе к спусковому механизму. Ствол поднялся на тот уровень, где на ступеньках могли прятаться люди. Трап состыковался с самолетом, и чернокожий вышел на платформу с автоматом наготове и заглянул вниз. Кивком головы он велел Римо войти в самолет. С беззаботным видом пассажира, отправляющегося в отпуск, Римо вошел в самолет с двумя мешками денег.

– А вот вам и подарочек на обратный путь, – сказал Римо.

– Тихо, парень, – сказал бандит. – Отнеси эти мешки в нос самолета.

К Римо повернулось множество лиц – мужских и женских, белых и черных, детских и старческих, и на всех был написан страх. Перед кабиной пилота, как и предполагал Петерсон, стоял пулемет 50-го калибра.

Казалось, даже воздух в этом старом винтовом самолете был пропитан страхом. Римо чувствовал его запах, сложный запах, состоящий из смеси адреналина, пота и мочи.

– Не вертеть головами, смотреть вперед! – скомандовала чернокожая женщина в желтом дашики и высоком тюрбане.

Пассажиры повернули головы, как было велено. Римо шел по проходу прямо к пулемету 50-го калибра. Он был направлен ему в пах.

За пулеметом на корточках сидел мужчина; женщина стояла за его спиной.

– Положи мешки! – приказала она.

Римо опустил мешки.

– Закрой дверь, Карим! – крикнула она боевику в хвосте самолета.

– Минутку, – сказал Римо. – Вам не нужны эти заложники.

Женщина холодно посмотрела на Римо. У нее было полное, но не дряблое лицо и такая же крепкая шея.

– Тебя не спрашивают, кто нам нужен, а кто нет.

– Вам не нужны эти семьдесят перепуганных людей, которые со страху могут наделать глупостей. Достаточно пилота, второго пилота и меня.

– И стюардесс, – сказала она. Судя по выговору, она была уроженкой Бостона или Новой Англии…

– Стюардессы вам тоже не нужны. Заложник есть заложник. Все остальное – багаж.

– Не твое дело, – буркнула женщина.

– В этой сложной ситуации пассажирам и стюардессам здесь не место. Я пытаюсь объяснить, почему выпустить их в ваших же интересах.

Несколько мгновений женщина размышляла, и Римо видел точный расчет в ее глазах.

– Открой сумки, – сказала она.

Римо расстегнул оба брезентовых мешка и вытащил несколько пачек купюр.

– Положи обратно. Ты не заменишь собой семьдесят заложников.

– Заменю. Я вице-президент Первой трастовой компании Лос-Анджелеса, – сказал он, указывая на пометки на брезентовых сумках. – Вы знаете, как мы, капиталисты, ценим банкиров.

Холодная улыбка промелькнула на лице женщины.

– Ты не похож на банкира.

– А ты не похожа на террористку.

– Ты будешь первым, кто умрет, если что-то пойдет не так, – сказала она и, махнув рукой, скомандовала: – Карим, открой дверь!

Не объявляя всем пассажирам, что они свободны, она жестом показала сидящим на ближайших креслах идти в хвост самолета. «Разумное решение. Так не будет давки», – подумал Римо. Не прошло и трех минут, как самолет опустел. Чернокожий мальчик хотел было вернуться за игрушечным паровозиком, но мать сердито остановила его.

– Пусть возьмет свой паровоз, – сказала женщина в дашики.

Одна из стюардесс отказалась выходить.

– Я останусь с пилотами, – сказала она.

– Выходи, – сказала женщина в дашики.

Карим схватил стюардессу за шею, вытолкнул ее в проход, потом за дверь.

Женщина постучала в дверь кабины пилотов. Дверь открылась, и невысокий черный человек с огромным лбом и в очках в металлической оправе высунул голову. Римо увидел ствол «Магнума» 357-го калибра.

– Интересно, а слона у вас случайно нет? – спросил Римо.

– Кто это? – спросил человек с «Магнумом»

– Банкир. Наш заложник. Мы получили деньги. Теперь можем лететь. Как с горючим?

– Горючего достаточно, – ответил обладатель пистолета.

– Отлично, заводи, – сказала женщина.

Взревели двигатели, и Римо почувствовал, что пропеллеры набирают обороты перед взлетом.

– Мне стоять здесь или я могу сесть?

– Стоять, – сказала женщина.

– Если самолет дернется, я останусь без потомства.

– Придется рискнуть.

– Ну да, если вы собираетесь прыгать с парашютом, вам наплевать, что станет со мной, – сказал Римо.

Лицо женщины оставалось холодным.

– А почему ты думаешь, что мы собираемся прыгать с парашютом?

– Горючее. Это винтовой самолет. Если бы вы собирались лететь за границу, вы захватили бы реактивный. Наверное, вы полетите обратно на восток. На этом самолете далеко не улетишь. В порядке предположения я бы сказал, что вы направляетесь куда-то в центральные штаты. Для прыжков с парашютом больше всего подходит глухая или лесистая местность, не станете же вы приземляться на городской улице?

– Ты не банкир, верно? – спросила женщина.

Римо пожал плечами.

– Но в качестве заложника ты сойдешь.

– Для трупа ты чересчур нахальна, – сказал Римо, и, когда самолет набрал высоту в четыре тысячи футов, он улыбнулся пулеметчику.

– Знаешь что? – сказал ему Римо.

– Что? – спросил пулеметчик.

– Ты проиграл, – сказал Римо, подошел к пулеметчику и мизинцами раздробил ему запястья. Черная голова наклонилась; Римо ударил ладонями по ушам. Глаза выскочили из орбит. Пулеметчик был мертв.

Это произошло так стремительно, что женщина в дашики не успела выхватить пистолет, спрятанный под одеждой. Римо схватил ее за руку, притянул к себе, приподнял как мешок и потащил перед собой в хвостовую часть самолета. Карим не мог стрелять из-за риска попасть в предводительницу. Вдруг ее тело поднялось в воздух, ударило Карима в лицо, и оба с грохотом врезались в дверь туалета.

Открылась дверь кабины пилота, и Римо схватил свой живой щит для очередной атаки. На этот раз он не швырнул бесчувственное тело в бандита, а, оказавшись у двери, скользнул в кабину. Удар сверху вниз, и пистолет упал в проход, не причинив никому вреда, а державший его бандит рухнул на мертвого пулеметчика. Ствол 50-го калибра уставился в потолок.

– Ребята, вы в порядке? – крикнул Римо в кабину пилотов.

– Да. Что случилось? – спросил пилот, обернувшись.

Римо отвернулся, чтобы пилот не смог увидеть его лицо.

– Ничего, – сказал он. – Мы в безопасности.

– Тогда возвращаемся в Лос-Анджелес?

– Пока нет. Дайте мне минут десять, а потом можете поворачивать. Мне надо кое с кем поговорить. Не выходите пока в эфир. – Римо перегнулся через поверженных бандитов и захлопнул дверь кабины.

Подхватив женщину в дашики и мужчину с пистолетом, Римо поволок их по проходу к Кариму, который уже приходил в себя. Побрызгал бандитов водой. Они очнулись. Мужчина с пистолетом попытался пошевелить правой рукой и застонал.

– Что произошло? – спросил Карим.

Трое бандитов сидели в проходе, привалившись к двери туалета.

– Сейчас мы сыграем с вами в игру, – сказал Римо. – Она называется «Правда или расплата». Я задаю вопросы, вы даете мне правдивые ответы, или наступает расплата.

– Я требую адвоката. Я знаю свои конституционные права, – огрызнулась женщина в дашики.

– Боюсь, с этим у нас загвоздка, – сказал Римо. – Потому что из-за таких, как вы, нашему правительству пришлось создать агентство, которое действует вне рамок конституции. В этом агентстве служит один вредный сукин сын, каких вы еще не встречали. Легальные способов расследования он не признает, а следует только законам джунглей.

– Этот сукин сын – ты? – спросила женщина. – Хочу предупредить: если ты намерен действовать в духе полицейских хамов, наши братья выставят пикеты отсюда до Вашингтона и будут требовать твою задницу. Слышишь, белый? Тебе не поздоровится!

Римо улыбнулся и элегантным движением правой руки раздробил ей коленную чашечку.

– А-а-а! – завопила женщина, схватившись за колено.

– Это вступление. Я же предупреждал, что вы имеете дело с вредным сукиным сыном. Теперь ваши имена, ребята. Поверьте мне на слово, в сравнении со мной полицейские – сущие ангелы.

– Калала Уэйлд, – сказала женщина с искаженным болью лицом.

– Твое настоящее имя?

– Это мое настоящее имя.

– У тебя есть еще одно колено…

– Лерония Смит.

– Прекрасно. Теперь ты, Карим.

– Тайрон Джексон.

– А ты? – обратился Римо к мужчине, который охранял кабину пилотов.

– Мустафа Эль Факар.

– Попробуем еще раз, – сказал Римо.

– Мустафа Эль Факар.

– Меня не интересует имя человека, который продал твоего прапрадедушку работорговцам. Твое имя?

– Мустафа Эль Факар.

Римо пожал плечами. Ну что ж. Он ухватил бандита за шею и подтащил к выходу. Левой рукой он распахнул дверь самолета. Ветер ударил им в лицо. Дашики бандита развевалось и щелкало на ветру, как обезумевший флаг.

– Ну что ж, Мустафа. Обдумай все по пути вниз.

– Ты не посмеешь выкинуть меня.

– Как мне тебя убедить, – сказал Римо, – что я вам не добренький полицейский из службы урегулирования межрасовых отношений?

– Ты блефуешь, белый.

– Прощай, милок, – сказал Римо и выбросил бандита за борт. Тот исчез в клубящемся воздушном потоке, не успев даже пикнуть.

Калала Уэйлд и Карим вдруг поняли, что на протяжении трехсот лет их никто по-настоящему не угнетал. Теперь Римо казался им другом. Именно другом. Они вовсе не хотели заниматься воздушным пиратством. Они просто сбились с пути истинного.

– Да, нас одурачили, – сказал Тайрон Джексон, он же Карим.

Кто одурачил? Какой-то радикал. Настоящий поганец. Жаль, что его здесь нет, они сказали бы ему парочку ласковых. Калала и Карим любят Америку. Любят людей всех рас. Любят человечество. Мартин Лютер Кинг был совершенно прав.

– Да уж, – сказал Римо. – С Мартином Лютером Кингом мне было бы потруднее. А вы ребята как раз по мне. Выкладывайте, как зовут вашего главаря и где вы тренировались?

Они не знали имени главаря. Обучение проходило в Пэттон-колледже, неподалеку от Сенека фоллз.

– Так. Кто вас тренировал?

– Мы никогда не видели его. Честно, – сказал Тайрон.

Римо поверил ему. Он поверил Тайрону, потому что это были его последние слова, перед тем как бандит вылетел за борт самолета.

– Итак, мэм, – обратился Римо к женщине. – Расскажите быстренько о вашей подготовке. Сроки. Методика.

– Один день, – ответила женщина. От боли в колене у нее текли слезы.

– Позволь сделать тебе комплимент. Ты слишком многое умеешь для однодневной подготовки. Давай попробуем снова.

– Клянусь. Всего один день. Ты не станешь меня убивать?

– Именно это я и собираюсь сделать, – сказал Римо.

– Тогда будь ты проклят, белая сволочь!

С помощью Римо женщина повторила путь ее сообщников и в развевающихся на ветру одеждах скрылась в облаке. Захлопнув за ней дверь самолета, Римо раздосадовано щелкнул пальцами. Черт побери, он забыл спросить, как они пронесли оружие на борт самолета? Смит, конечно же, спросит об этом. Проклятье и еще раз проклятье!

Римо прошел в кабину и велел пилоту возвращаться в Лос-Анджелес. В аэропорту группа адвокатов-радикалов уже поджидала своих клиентов. Римо сказал агенту Петерсону, первым поднявшемуся на борт, что адвокатам следовало оставить свои чемоданчики дома. Он объяснил, что бандиты пытались выпрыгнуть с парашютом, но их парашюты не раскрылись. Римо скрылся в толпе. На следующий день Петерсон доложил начальству, что человек, посланный Вашингтоном, убил воздушных пиратов и… тут же угодил под служебное расследование.

Представитель ФБР заявил, что Вашингтон никого никуда не посылал. Петерсону предстояло ответить за неполное соответствие должности. В частном порядке его заверили, что самое худшее, что его ожидает, – это десять лет работы в Анкоридже, на Аляске.

Глава четвертая

Римо свернул с Палисайдс Паркуэй и вырулил на Нью-Йоркскую скоростную эстакаду. Он проделал весь путь с запада без остановки и без минуты сна. Последняя тысяча миль сопровождалась еще и жалобами Чиуна. Он умолк только тогда, когда начались дневные сериалы. Чиун сидел на заднем сиденье перед портативным телевизором.

Римо вел машину, и создавалось впечатление, будто он – шофер, приставленный к Мастеру Синанджу. Размолвка вышла из-за Барбры Стрэйзанд.

Когда Чиун услышал, что город Сенека Фоллз находится в штате Нью-Йорк, он спросил:

– Это рядом с Бруклином?

– Нет, не совсем.

– Но это в той же провинции?

– Только на другом конце.

– Мы будем проезжать Бруклин по пути в Сенека Фоллз?

– Нет. Это не по пути.

– И все же мы могли бы ненадолго заехать в Бруклин?

– Зачем тебе Бруклин, Чиун? – спросил Римо.

– Я хотел бы посетить монумент в честь Барбры Стрэйзанд, которая там родилась.

– Не думаю, что в Бруклине существует такой монумент.

Чиун в растерянности посмотрел на него.

– Но ведь существует памятник Вашингтону?

– Да, – сказал Римо.

– И мемориал Линкольна?

– Да.

– И Круг Колумба?

– Да.

– Тогда мы должны посетить монумент Стрэйзанд. Если американцы сочли возможным воздать должное развратнику, неудачнику и заблудившемуся мореплавателю, они тем более должны чтить место, где родилась одна из величайших их соотечественниц.

– Чиун, Барбра Стрэйзанд не национальный герой США.

– И ты считаешь, что такую страну стоит спасать? – спросил Чиун и замолчал. Он молчал с Янгстауна, штат Огайо, когда началась очередная серия фильма «Пока Земля вертится». Римо готов был поклясться, что сюжет фильма не продвинулся вперед ни на шаг с тех пор, как год назад он случайно увидел в Майами сцену, в которой доктор Рамсэй Дункан мучительно размышляет, стоит ли открыть Ребекке Вентворт, что ее отчим Уильям Фогельман, создатель лекарства от болезни, распространенной среди индейцев племени Аука и связанной с недоеданием, вовсе не ее отчим, а любовник ее сводной сестры, которая собиралась покончить с собой? И вот теперь, спустя год, Римо услышал по телевизору, установленному на заднем сиденье, что доктор Дункан по-прежнему мучается сомнениями, следует ли открыть Ребекке правду о ее отчиме или нет.

Когда они доехали до штата Нью-Йорк, мыльные оперы закончились. Чиун молча сидел на заднем сиденье, закрыв глаза.

Доктор Смит приказал Римо отправляться в Пэттон-колледж самолетом, но Римо не хотел «светиться» в аэропорту. Программы новостей трубили о таинственном самозванце, который проник в самолет и, похоже, выкинул воздушных пиратов за борт. И хотя фоторепортерам удалось запечатлеть лишь затылок Римо, а фоторобот имел такое же сходство с оригиналом, как лицо с книжной обложки, во всех аэропортах только и говорили о мужчине ростом в шесть футов с темными глазами и широкими запястьями.

Смит все еще находился в состоянии непонятного возбуждения в связи с терроризмом – это доктор-то Харолд Смит, которого десять лет назад назначили главой КЮРЕ именно из-за его феноменального спокойствия и невозмутимости.

Смит вылетел в Лос-Анджелес для личной встречи с Римо, прекрасно сознавая, что каждая такая встреча связана с немалым риском для глубоко законспирированной КЮРЕ.

– Мы можем доставить вас в Пэттон-колледж сегодня же вечером. Истребителем ВМФ. Меньше трех часов – и вы на месте, – сказал Смит.

– А вся страна тем временем говорит о таинственном незнакомце и его воздушных приключениях. Предположим, кто-то узнает, что какой-то парень, по описаниям похожий на меня, летает самолетами ВМФ. Опомнитесь, Смитти, что с вами?

– Вы не понимаете, насколько это срочно, Римо.

– Тем больше оснований действовать осторожно, точно и компетентно.

– Вы начинаете говорить, как Чиун.

– Я начинаю говорить так, как прежде говорили вы.

– Вы должны покончить с ними немедленно. Слышите, Римо, – немедленно.

– Все будет сделано в срок, расслабьтесь же.

– Международная конференция по терроризму открывается на следующей неделе. К тому времена с этой силой должно быть покончено. Вы понимаете? Понимаете, что поставлено на карту?

– Да, – сказал Римо. – Не волнуйтесь.

Желтое лицо Смита вдруг побагровело.

– Что с вами? – мягко спросил Римо.

– Ничего. Я чувствую себя отлично. Все хорошо.

– Может, дать вам воды?

– Нет. Все в порядке.

Это было два дня назад и за несколько тысяч миль отсюда. Римо все еще беспокоился о Смите, хотя в принципе ему не было до него дела. Просто видеть Смита в таком состоянии было все равно что присутствовать при крушении Вселенной. Смит понимал, до чего может довести человека такая, как у него, работа. И Римо понимал, что его ожидает. И все же видеть Смита в таком состоянии…

Римо сбавил скорость, чтобы взять в будке талон на платное шоссе. Клонящееся к закату солнце отбрасывало красноватое зарево на подножия окрестных гор. Только отравленный выхлопными газами воздух напоминал Римо, что они находятся вблизи большого города.

– Мы проехали Бруклин? – спросил Чиун, когда Римо вырулил в центральный ряд.

– Да.

– Жаль, что я так и не увижу улицу, на которой она родилась.

– Стрэйзанд?

– Да. Это был бы счастливейший миг в жизни бедного старого учителя, так много сделавшего для своего недостойного ученика.

– Мы не поедем в Бруклин, Чиун.

– Я знаю, – сказал Чиун печально. – Я знаю. Бруклин нам не по пути. Это неудобно. И кто я такой, чтобы ради меня терпеть неудобства? Какое тебе дело до того, как жаждет мое сердце этого крошечного удовольствия? В конце концов, я всего лишь человек, который превратил лепешку коровьего навоза…

– Да, – сказал Римо, навострив уши в ожидании похвалы.

– …в нечто мало-мальски соответствующее, – сказал Чиун. – В этом мире нет награды за мастерство, за совершенство. Человек отдает все, что может, но неблагодарный ничего не вернет ему взамен.

– Мы не поедем в Бруклин, Чиун.

– Я знаю это, Римо, потому что я знаю тебя.

Римо понял: теперь лучше держаться подальше от других машин. Обиженный Чиун имел обыкновение вымещать злобу на проходящих мимо машинах. Молниеносным движением его руки срубали с автомобилей либо антенны, либо зеркала заднего обзора. После этого Чиун обычно улыбался и делал водителю ручкой.

Римо почувствовал, что ему дует в спину: не иначе, как Чиун опустил стекло и приготовился позабавиться. Римо удалось спасти «фольксваген» и «бьюик», но бежевый «кадиллак» явно пострадал, хотя его водитель, ничего не подозревая, любезно улыбнулся Чиуну и помахал в ответ. Это испортило Чиуну удовольствие, и Римо почувствовал, что в спину больше не дует. Окно закрылось.

– Папочка, серьезно сказал Римо. – Я беспокоюсь. Беспокоюсь из-за Смита.

– Хорошо, кода подчиненный беспокоится о своем начальнике. Но важно не беспокоиться, а понимать, чем ему помочь.

– Мне кажется, Смит немного не в себе, и я не знаю, как ему помочь.

– Единственным доступным тебе способом, сынок. Тем, чему я обучил тебя и чему в свое время обучили меня. Осуществлением своего призвания.

– Да, но…

– Что значит «но»? Всегда существует какое-то «но», чтобы оправдать глупый поступок. У тебя есть преимущество перед остальными белыми. Тебе не под силу заниматься дипломатией или состоять на гражданской службе, ты не способен повести за собой сотни людей. Ты – убийца. Ассасин. Довольствуйся этим. Если ты потерпишь неудачу на этом поприще, ты потерпишь неудачу во всем.

– Я просто хотел бы чем-нибудь ему помочь, черт побери.

– А я хотел бы быть воробьем, – сказал Чиун.

– Почему воробьем?

– Чтобы улететь отсюда и побывать в Бруклине, хотя бы на закате дней.

– Ты никогда не отступаешь от своего. Никогда. Хорошо, обещаю тебе, когда все закончится, мы поедем в Бруклин и отыщем дом, в котором родилась Барбра Стрэйзанд. Согласен? Это тебя устраивает?

– Мы могли бы повернуть назад прямо сейчас, – сказал Чиун. – И покончить с этим, чтобы твоя совесть была чиста.

– Сдаюсь, – сказал Римо.

– Значит, мы поворачиваем?

– Нет, – сказал Римо.

– Довольно оригинальный способ сдаваться, – заметил Мастер Синанджу и обиженно замолк. Он не проронил ни слова до самой ночи, когда их машина наконец добралась до окраин Сенека Фоллз.

Глава пятая

Римо полагал, что отыскать тренировочную базу в Пэттон-колледже или в округе не составит особого труда.

База должна отвечать определенным требованиям, поэтому ее не разместишь в однокомнатной квартире. Взять хотя бы автоматы Калашникова, которыми были вооружены воздушные пираты. Если собираешься стрелять не только в упор, нужен тир или стрельбище как минимум в пятьдесят футов, а еще лучше – в сто. Идеальным было бы расстояние в пятьдесят ярдов.

Школьная доска в мишени явно не годится.

Террористам необходимо хладнокровие. Лучший способ укрепить нервы – бегать сквозь огневую полосу. А огонь оставляет следы.

Преодоление препятствий и тренировка на макетах самолетов опять-таки необходимы. Короче говоря, если тренировки проходили где-то здесь, Римо найдет это место.

Оправившись от потрясения после того, как Римо сообщил ему, что не сумел выяснить, как оружие проносилось через детекторы, Смит предупредил, что подготовка террористов может не иметь ничего общего с представлениями военных специалистов.

– В таком случае они оставили какие-нибудь другие следы. Успокойтесь, Смитти. Считайте, что они уже трупы.

Пэттон-колледж был небольшим университетским городком. Римо решил прогуляться в одиночку. Чиун заявил, что дорога вымотала его, но Римо знал, что если бы Чиуна заинтересовала жизнь американского университета, он мог бы бодрствовать целую неделю. В этом не было ничего сверхъестественного, просто Чиун умел на несколько секунд погружаться в глубокий сон, достигая того же результата, что обычные люди за несколько часов.

Естественно, в Пэттон-колледже был гимнастический зал. Точно такие же можно увидеть в любом университетском городке. Административный корпус выглядел жалкой лачугой, но основные корпуса представляли собой современные сооружения из кирпича и алюминия, отделенные друг от друга зелеными газонами.

Римо считал маловероятным, что тренировки проводились на газонах, тем не менее он обошел их. Ни на одном трава не была вытоптана. Несколько девушек-студенток наблюдали за ним, он улыбнулся им не ради флирта, а лишь для того, чтобы показать, что он их заметил. Он хотел бы учиться в таком колледже. В прежней жизни, когда он был обычным человеком с удостоверением личности и служил в полиции Ньюарка, Римо записался в вечернюю школу Ратджерс. Он не мог позволить себе учиться в дневное время. Если бы мог – кто знает, может быть, он никогда не попал бы в КЮРЕ, и сейчас у него была бы семья.

Конечно, он догадывался, что семейная жизнь кажется ему такой привлекательной только потому, что он толком не знает, что это такое. И все-таки, наверное, приятно сознавать, что дети носят твою фамилию. Сам он был сиротой и, вообще говоря, не был уверен, что Римо Уильямс его настоящие имя и фамилия.

Он забрел в гимнастический зал. Вот идеальное место для тренировки. Пузатый мужчина со свистком стоял в стороне, следя за тем, как полсотни парней выполняют упражнения. Ему было за сорок, на голове – бейсбольная кепка. Должно быть, это тренер. Никакому другому мужчине средних лет, кроме тренера, не пришло бы в голову надеть бейсбольную кепку, если только он не адмирал, но Пэттон-колледж не имеет выхода к океану.

– Весенние тренировки? – спросил Римо.

– Да, – буркнул тренер. – Кто вы?

– Журналист. Собираюсь написать статейку о небольших колледжах. О том, как в них поставлены занятия физкультурой.

– Эй, ты! – закричал тренер. – Шевели задницей, ленивая скотина! – Он махнул блокнотом парню, который растирал ушибленное колено. – Мы используем этот спортзал, – тихо проговорил тренер, – для формирования характера. Это целая спортивная философия в Пэттоне. Эй, Джонсон. Делай отжимания как положено, не то живо отправишься обратно в гетто. Здесь тебе не Гарлем.

Тренер тут же оговорился, что вообще-то в его команде нет расовых проблем, и попросил Римо особо подчеркнуть это в своей статье.

– У нас здесь хорошие ребята. Хорошие.

– Используется ли спортзал все двадцать четыре часа в сутки?

Тренер покачал головой.

– Имеется ли команда по стрельбе?

– Нет.

– Проводятся ли занятия по боевым рукопашным искусствам?

– Нет, это для «голубых». Получит парень кулаком в лоб и все. Знаешь, бух в голову. Кулаком. По-американски. Не переношу эти штучки косоглазых. Только не записывай это. Лучше напиши, что мы рассматриваем спорт как лабораторию развития взаимопонимания. Эй, Гинсберг! Ты ждешь, пока твоя мамочка сделает за тебя отжимание? Давай отжимайся, как следует. Петролли! Выгоняй жир из своей задницы… Спорт, как известно, является продолжением греческой философии о здоровом теле и здоровом духе. Неважно, вышел ты победителем или проиграл, важно, как ты играешь.

– Вы что, много проигрывали в прошлом сезоне?

– Ну, дай мне объяснить. Видишь ли, если взглянуть на статистику, на самом деле мы не так уж много проигрывали.

Пока тренер приводил статистические данные, которые сделали бы честь самому ретивому из правительственных экономистов, Римо осматривал стены зала.

– Так что видишь, в целом нам сопутствовала удача.

– Да, – сказал Римо. – Послушай, если встретишь здесь пожилого азиата в длинных развевающихся одеждах, не упоминай при нем слова «косоглазый». Хорошо?

– Черт, за кого ты меня принимаешь? Я знаю, как с чурками обращаться. Был тут один косоглазый на прошлой неделе. Я разговаривал с ним, как с нормальным человеком.

– Ну, ты настоящий белый. Кто это был: кореец, китаец, вьетнамец, японец? Кто?

– Косоглазый.

– Это относится к миллиарду людей.

– Косоглазый – он и есть косоглазый.

– Надеюсь, ты никогда не поймешь разницы между ними. Знаешь ли, убирать трупы – задача не из приятных.

Дворник за двадцать долларов подтвердил, что никаких стрельбищ на территории кампуса не было, взрывов он не слышал, занятий по карате не было. Радикалы? Пожалуй. Есть ли у них какое-то определенное место для сходок? Нет.

Осмотр подвалов общежития ничего не дал, равно как и обследование химических и физических лабораторий, студенческого клуба и даже берегов озера Каюга и старого канала, с обеих сторон окружающего кампус.

Но ведь где-то же они должны были тренироваться? Для того чтобы посадить людей с оружием в самолет, необходима соответствующая подготовка, и, уж конечно, пронести пулемет 50-го калибра через детектор немыслимо без тщательной тренировки. А если эта группа была, как подозревал Смит, частью новой террористической волны, требовались огромные территории для формирования террористических команд и партизанских армий. Совсем необязательно, чтобы это происходило в стенах Пэттона, но совершенно ясно, что речь должна идти об огромной, пригодной для этих целей территории.

Римо вернулся в студенческий клуб и взглянул на меню в кафетерии. От такого количества крахмала могут слипнуться внутренности! Он взял стакан воды и присел к столику, за которым расположилось несколько студентов. Похоже, у этих ребят, подобно множеству их сверстников и идиотов постарше, были ответы на все мировые проблемы. Как всегда, решение этих проблем требовало такого уровня всеобщей нравственности, который мог посрамить святого. Высокие моральные принципы, к которым человечеству следовало немедленно приобщиться, выражались фразами вроде: «Если бы только полиция перестала смотреть на метателей кирпичей как на врагов» или: «Если все люди перестанут заботиться лишь о своих собственных интересах», или: «Черные должны объединиться на основе общей идеи».

Римо потягивал воду из стакана. Ребята за соседним столиком нашли еще более простой рецепт решения проблем человечества: «Каждый человек должен воспринимать себя как часть единой мировой семьи». Как ни странно, радетели о спасении мира считали, что начать нужно с уборки мусора в гимнастическом зале.

Римо закрыл глаза. Может быть, он ошибся, приехав в Пэттон-колледж? Что, если трое бандитов соврали? Он мысленно вернулся в самолет и попытался воссоздать в своей памяти эту сцену. Семьдесят до смерти перепуганных заложников. Четверо вооруженных террористов. Он мысленно оглядел салон. Ничего примечательного. Ряды сидений. Старое инвалидное кресло у задней стены. Усталые стюардессы. Надо было узнать, как они пронесли оружие на борт. И почему самолет отправился в Лос-Анджелес? Смит распорядился, чтобы Римо передал бандитам деньги. Но условия-то диктовали они. Они в любой момент могли сказать пилоту: «Приземляйся здесь, а не то вышибем тебе мозги», – и он бы их послушался. Почему же они согласились лететь в Лос-Анджелес? Такое впечатление, что это входило в их планы. Но почему? Он должен был спросить их об этом. Он должен был задать им массу вопросов. Но в одном Римо был уверен: говоря о Пэттон-колледже, они не врали. Страх – наилучшие «таблетки правды». Так где же, черт побери, находится эта тренировочная площадка? Пока Римо размышлял, задача достижения вселенского мира намного упростилась. Его соседи по столику решили, что для начала можно бросить яйцо в деканшу или что-то в этом роде. Вдруг Римо почувствовал, что кто-то подсел к нему.

– Сволочи! Ублюдки! – послышался взволнованный девичий голос.

Римо открыл глаза. Бойкая девица с огромной копной светлых волос сидела напротив него. Она плакала.

– Сволочи!

– Что случилось?

– Мерзавцы! Они не дают мне и слова сказать.

– Это ужасно, – сказал Римо без особого энтузиазма.

– Они не дают мне ничего сказать. Особенно когда у меня появляется хорошая идея. Роберт, Кэрол и Теодор говорят сами, а мне не дают. А мне было что сказать. Но никто не пожелал меня выслушать. Они даже не поинтересовались моим мнением, хотя и видели, что я хочу высказаться.

– Вот как? – сказал Римо.

– Да, – продолжала девушка, взяв бумажную салфетку с металлической подставки. – У меня был замечательный план. Для того чтобы совершить революцию, достаточно убить всех миллионеров и полицейских. Без полицейских не было бы насилия. Без миллионеров не было бы капитализма.

– Ну а кто будет убивать?

– Народ, – сказала девушка.

– Ясно. А кто конкретно?

– Я же говорю – народ, – сказала девушка, как будто всякому и без того понятно, что значит «народ». – Черные и бедняки.

– Вы имеете в виду Америку?

– Не только. Еще и весь «третий мир».

– Понятно. А что будете делать вы?

– Я помогу руководить ими, а потом уступлю лидерство. Я стану катализатором, который поможет все это осуществить.

– А что, если эти люди не дадут вам вставить слово?

– Нет. Они нормальные люди, не то что Роберт или Кэрол или Теодор.

– И вы думаете, что какой-нибудь вождь зулусов позволит вам решать его будущее?

– Вожди африканских племен – это всего лишь пережиток неоколониальной эксплуатации, мы должны их тоже убрать.

– Что вы изучаете в Пэттоне?

– Историю и политику. Но это неважно. Я просто зубрю к экзаменам, чтобы получить бумажку об окончании, которая даст мне право заниматься преподавательской деятельностью. Конечно, от бумажки я умнее не стану. Но вы же знаете наши порядки.

Римо покрутил стакан в руке.

– Должно быть, вы преклоняетесь перед воздушными пиратами… Я хотел сказать – революционерами, которых недавно убили.

– Вы из их организации? – спросила девушка, и ее круглые как пуговицы глаза возбужденно расширились.

Римо подмигнул ей.

– Вот уж не думала, что кто-то догадается, что они отсюда. Конечно, они не из студентов. А вы, случайно, не полицейский?

– Разве я похож на полицейского? – спросил бывший полицейский Римо Уильямс.

– Не знаю. Всякое может быть. У вас короткая стрижка.

Римо вдруг заинтересовался личностью девушки. Он спросил, как ее зовут. Ее звали Джоан. Джоан Хэкер. Но Римо сказал, что это имя ей не подходит. Ее должны были назвать Звездочкой. Римо дотронулся до ее руки и улыбнулся. Джоан понравилась его улыбка, но он вес равно мог оказаться полицейским. Римо улыбался и слушал девушку. Отец Звездочки был инженером-химиком. Настоящим шовинистом, свиньей и монстром. Он отобрал у нее карточку «Америкэн экспресс». Ему, видите ли, нужно было, чтобы она без конца выражала ему благодарность за то, что он заплатил за ее учебу в этом никчемном буржуазном заведении. Мать Звездочки – типичная носительница рабской психологии, не стремящаяся к раскрепощению, несмотря на все старания Звездочки.

Звездочкина соседка по комнате – любопытная, заносчивая тварь, озабоченная только одним: как привлечь к себе мужчин, этих свиней-шовинистов. Звездочкины профессора, за исключением преподавателя социологии, сплошь отсталые буржуазные ничтожества. Преподаватель социологии поставил ей высший балл за курсовую работу на тему: «Как добиться победы в революции». Сокровенное желание Звездочки – сражаться за Вьетконг, но так как отец аннулировал ее кредитную карточку, ей не на что купить туда авиабилет.

Звездочка была на стороне всех угнетенных и против всех угнетателей. Бюст у Звездочки – 95 сантиметров, четвертая полнота. Между прочим, она с шестнадцати лет принимает противозачаточные таблетки.

Звездочка знала, что необходимо Америке и всему миру для полного счастья, и не переставала говорить об этом и в общежитии, когда в объятиях Римо получила то, что требовалось ей самой для полного счастья. Получила три раза.

Римо прижал к себе ее юное обнаженное тело в ожидании слов благодарности. Вместо этого он почувствовал, как ее рука коснулась некой штуки, доставляющей удовольствие. Она хотела еще.

Она получила еще. Дважды.

– Для начала неплохо, – сказала Звездочка.

– Для начала? – удивился Римо.

– Это что же, все?! – спросила Звездочка.

– Нет, – сказал Римо, и к ночи Звездочка наконец поверила, что он не полицейский.

Она лежала в его объятиях, целуя его в плечо.

– Я верю в революцию, – прошептал Римо ей на ухо.

– В самом деле?

– Да, – сказал Римо. – Герои, погибшие в самолете ради освобождения угнетенных, есть величайший вклад вашего колледжа в цивилизацию.

– Вообще-то они здесь не учились, – сказала Джоан Хэкер. – Один, правда, ходил сюда на вечерние занятия, остальные же не были студентами.

– Продолжай, – сказал Римо в полном изумлении. – Ты их видела?

– Да. Я носила им кофе и еду. Я заплатила за завтрак.

– За завтрак?

– Да. Из стипендии. Но это было для меня честью. Я страдала за революцию.

– У них был только один завтрак?

– А сколько завтраков можно съесть за один день?

Римо сел на постели.

– Они тренировались где-то еще и провели здесь один день, так?

Джоан Хэкер покачала головой и потянулась к Римо, чтобы он обнял ее.

– Сначала ответь на мой вопрос, – сказал Римо.

– Нет. Они тренировались днем после завтрака и уехали той же ночью. Я и еще несколько студентов принесли им еду и ушли стоять на страже. Мы не слышали, что там у них происходило, но все равно было интересно! А потом мы узнали, что они совершили.

– Где вы стояли на страже?

– У канала. Никто из нас не видел инструктора. Мы не знали, что они собираются делать. Но вчера, когда нагрянули все эти люди и стали задавать вопросы, мы узнали, что следы ведут сюда. Что случилось? Я чувствую, как у тебя напряглись плечи.

– Ничего, – сказал Римо. – Ничего. Просто меня ошеломил твой революционный запал.

Римо в самом деле был ошеломлен. Мучительным подозрением относительно Смита.

– Кто были эти люди, задававшие вопросы? Полицейские? Из ФБР?

Джоан Хэкер покачала головой.

– Какие-то странные люди. Никто из них не представился как полицейский. Что с тобой?

– Все в порядке, – сказал Рима. Это были люди из КЮРЕ, винтики огромной машины, которые даже не знали, на кого они работают. Смит не мог ждать. Он не мог подождать два дня, пока Римо доберется сюда на машине через всю страну. Римо помнил совет Чиуна: не стоит беспокоиться о Смите, нужно делать свое дело. Он помнил и о том, что Чиун знает ответ на вопросы, перед которыми бессилен ум европейца. Он спросит Мастера Синанджу, каким образом можно подготовить человека всего за один день. Он приведет его к тому месту около реки, которое описала Джоан Хэкер, и спросит, что там произошло. И ответ старика поразит Римо.

– Ты уверен, что все в порядке? – снова спросила Джоан. – Может, хочешь немного нюхнуть? – Она показала на лежащую на тумбочке металлическую коробочку.

– Нет, – сказал Римо. – Но пусть тебя это не смущает. Угощайся.

– Спасибо, – сказала она. – Я думаю, после всего немного кокаинчика мне не повредит.

Глава шестая

Чиун не хотел выходить из гостиницы. Холод северного штата Нью-Йорк для корейца совершенно невыносим. Так заявил Чиун.

– В Синанджу зимой бывает до минус двадцати. Ты же сам мне рассказывал, – возразил Римо. – А сейчас весна.

– Да, но в Синанджу холод другой, чистый холод.

– Не понимаю, – сказал Римо, прекрасно все понимая. Приходилось расплачиваться за то, что они не поехали в город, где родилась Барбра Стрэйзанд.

– Твоя глупость – не моя вина, – ответил Чиун и больше ничего не сказал.

«Типичный ответ», – подумал Римо. На рассвете Римо спросил Чиуна, как он относится к чистому утру. Должно быть, Мастеру Синанджу требуется не только чистый холод, но и чистое утро, чтобы выйти из гостиницы?

Чиун не снизошел до ответа. Достаточно было того, что он соблаговолил осмотреть интересующее Римо место у канала.

Выглянувшее из-за туч солнце играло на мокрой траве. Воздух был свеж. Они решили пройтись.

– Папочка, – сказал Римо, когда они шли по железному мосту через канал, – я ничего не могу понять.

– Это – начало познания.

– Насколько я понимаю, для того чтобы научиться тому, что умеем мы с тобой, требуется время.

– Много времени, – подтвердил Чиун.

– Возможно ли приобрести минимум навыков за один день?

Чиун покачал головой. Легкий ветерок тронул его жидкую бородку.

– Нет, – сказал он. – Это невозможно.

Мост перешел в дорожку, идущую среди зеленеющих деревьев; по обеим сторонам ее были участки с маленькими домиками. Газоны перед ними кое-где были покрыты лужами. Всю ночь шел дождь.

– Тогда каким образом необученным людям удалось пронести боевое оружие через детекторы и научиться обращаться с ним за один день? – спросил Римо. – Как им это удалось?

Чиун улыбнулся.

– Ты считаешь, тут кроется какое-то противоречие, не так ли? – спросил он.

– Да, – сказал Римо.

– На самом деле никакого противоречия тут нет, – сказал Чиун и принялся объяснять: – Однажды, очень, очень давно, император Китая призвал к себе на службу Мастера Синанджу. Это был хитрый, богатый человек, наделенный большой проницательностью, но не мудростью. Он одерживал военные победы, но не отличался храбростью. Короче говоря, до корейца ему было далеко.

Так вот. Император обратился к услугам Дома Синанджу. Это был не тот правитель, который отказался заплатить Мастеру за услуги, а прапрадедушка того императора, который однажды позвал Мастера Синанджу и не заплатил ему, тем самым лишив пищи детей Синанджу.

– Да, да, я уже слышал эту историю про императора, который отказался заплатить за оказанную ему услугу, – сказал Римо.

– Но это важная часть любой истории, связанной с Китаем, – заметил Чиун.

– Папочка, я знаю, что деревня Синанджу бедна, там скудные урожаи, и чтобы прокормить стариков и детей, вы нанимаетесь убийцами, а тот, кто не платит вам, обрекает на смерть ваших детей.

– Конечно, для тебя это пустяк, ведь это не твои дети.

– Это случилось более шестисот лет назад!

– Преступление – не боль, оно не забывается со временем.

– Ладно, ладно, – сказал Римо. – Это было ужасное, незабываемое преступление, ни одному из китайских императоров нельзя верить.

– Совершенно справедливо. Но речь идет о прапрадедушке того императора, – продолжал Чиун. – Так вот, император решил напасть на властителя соседнего государства. Дворец короля стоял на высокой горе. Воины могли взять его лишь ценою огромных потерь. Император же не хотел терять своих прекрасных солдат. Но у него были крестьяне, много крестьян, которые в тот неурожайный год все равно умерли бы с голода. И тогда император обратился к самому великому и могущественному убийце, ассасину, совершеннейшему из смертных, – короче говоря, к Мистеру Синанджу и попросил его подготовить крестьян для штурма замка, чтобы лучшие его войска не понесли потерь.

– Китайский император называл твоих предков совершеннейшими из смертных? – спросил Римо с сомнением.

– Так гласит предание, – ответил Чиун.

– Но ты говорил, что китайский император – лжец.

– Даже лжец иногда говорит правду. Так вот, император сказал, что штурм необходимо подготовить до исхода месяца, так как король собирался вывезти огромные сокровища из дворца на горе. Долго ломал себе голову Мастер. Чем отличается воин от крестьянина? Глазами? Нет. У всех людей есть глаза. Мускулами? Нет. У всех людей есть мускулы, которые можно быстро натренировать. Тогда почему проходят долгие годы, прежде чем человек становится хорошим солдатом? Долго размышлял Мастер Синанджу. Почему ассасины из рода Синанджу превосходят всех остальных убийц? В чем заключается совершенство Мастера? Благодаря чему Дом Синанджу стяжал себе славу и уважение во всем мире?

– Папочка, о Доме Синанджу сегодня знает не более десяти человек, – сказал Римо.

– Я лишь повторяю то, о чем повествует предание, – ответил Чиун. – И вот однажды Мастер Синанджу увидел, как солдат столкнул крестьянина с дороги. Солдат был хилого сложения. Крестьянин был высокий и сильный, И тем не менее крестьянин не дал ему сдачи. И тогда Мастер понял, в чем дело. Разница между крестьянином и солдатом заключается в мышлении. Крестьянин наверняка смог бы убить солдата, но это попросту не приходило ему в голову. Это не было заложено в его сознании.

Тогда Мастер попросил художников изобразить дворец и гору. Он собрал крестьян и говорил с ними, а они смотрели на картины. И пока они смотрели на картины, художники изображали, как они карабкаются на гору, один за другим. Как они убивают солдат короля. И он говорил с ними, пока они не представили себя делающими все это. И в конце концов они поверили, что не только могут совершить все это, но уже совершили. И он велел им всем вместе повторять команды, которые они услышат.

После этого они отправились в ту страну, где на горе стоял дворец короля. И каждый день во время марша они повторяли команды и представляли себе, как взбираются на гору.

И когда пришел назначенный день, они достигли горы, уверенные в своих силах, и поднялись на гору, и захватили укрепления, потеряв несколько человек, но не так много, как можно было ожидать. И все это благодаря Мастеру Синанджу.

Но, ворвавшись во дворец, они упали на колени, потому что несмотря ни на что они оставались крестьянами и никогда не бывали во дворцах. Смущенные и испуганные, они бродили по дворцу, пока стража не перебила их. А все потому, что крестьяне не представляли себе, что делать во дворце, они видели себя лишь штурмующими его. Итак, – закончил Чиун, – были ли они обучены или нет?

– И были, и не были.

– Совершенно верно.

– Выходит, то же самое можно сказать и о воздушных пиратах?

– Совершенно верно.

– Но как сказать об этом Смиту? – спросил Римо. – Он и без того в панике.

– Это пройдет.

– Откуда ты знаешь, папочка?

– Знаю. Разве ты не видел, как он разглядывает свои пальцы или как смотрит на небо?

– Смит ни разу в жизни не смотрел на небо. Он смотрит только в свой дурацкий компьютер. Это человек без души.

Чиун улыбнулся.

– Возможно, но все-таки он человек.

– Ты хочешь сказать, что наступил какой-то особый этап в его жизни?

– Именно так, – ответил Чиун. – Он страдает, потому что понимает: его жизнь близится к закату, она почти кончилась, а он еще толком и не жил. Но это пройдет, потому что это всего лишь минутное настроение, и вскоре он вернется к иллюзии, которую питает большинство людей: что он никогда не умрет. Эта иллюзия вернет его к нормальному состоянию.

– Бездушная машина, – сказал Римо.

– Верно, – сказал Чиун. – Но встречаются императоры и похуже.

Дорога кончалась в нескольких ярдах от последнего дома. Римо и Чиун брели по ней, и если бы кто-нибудь видел их со спины, он сказал бы, что американец двигается по-восточному плавно; их с Чиуном можно было принять за близнецов.

Они свернули с дороги на узкую грязную тропинку, которая шла среди берез и полого спускалась вниз по холму.

– Скажи, – сказал Римо, – чем закончился штурм дворца?

– Конец был хороший. Мастер с небольшой группой верных людей проник в комнату с сокровищами. Они спустились с горы и отдали сокровища императору.

– А крестьяне?

– Их перебили.

– Как же можно говорить о хорошем конце?

– Но император заплатил.

– Если дело только в деньгах, почему Мастер не оставил себе сокровища короля?

– Потому что мы не воры, – воскликнул Чиун.

– Но они же ограбили короля!

Чиун произнес тираду на корейском языке, из которой Римо уловил несколько слов. Глупец. Белый человек. Тупица. Безнадежный невежда. Птичий помет. И еще одно выражение, которое Римо запомнил, поскольку учитель постоянно его употреблял. Это была заповедь Дома Синанджу: «Ты можешь взять грязь из реки, но не можешь превратить ее в алмаз. Довольствуйся кирпичом».

Впереди показался пустырь, и Римо ускорил шаг, пока вдруг не понял, что идет один. Он обернулся. Чиун стоял в двадцати футах позади около большого камня. Вокруг камня была какая-то прогалина, как будто здесь ночевал олень и выщипал всю траву.

Римо окликнул Чиуна. но тот даже не шевельнулся.

– Иди сюда, – крикнул Римо, – тренировочная площадка должна быть там, на пустыре. Девушка сказала, что она у подножия холма.

Чиун поднял палец.

– Нет, они тренировались не на пустыре. Вот это место.

Римо вернулся к камню и огляделся. Камень был высокий, в два человеческих роста, около него была покрытая грязью прогалина и больше ничего.

– Почему ты так решил? – спросил Римо.

Чиун показал на маленький плоский участок камня на уровне его плеч. В этом месте поверхность была гладкая. Казалось, кто-то отколол от камня кусочек размером со спичечный коробок.

– Пора оставить службу у этого императора, – сказал Чиун. – Я смогу найти новую работу и для тебя. Надо уходить. Для ассасинов всегда найдется работа. Не волнуйся, без денег ты не останешься.

Он дотронулся до плоского участка камня своим длинным ногтем.

– Вот он, знак, указывающий посвященному, – произнес он, – что пришло время искать другого хозяина. Предоставь Америке самой заботиться о себе.

Римо почувствовал, как у него перехватило дыхание.

– О чем, черт побери, ты говоришь? Я не дезертир.

Но Мастер Синанджу уже отвернулся от него и смотрел в небо.

Глава седьмая

Генри Пфейфер переставлял ценник на бараньей ноге в витрине своего мясного магазинчика на Баллард-стрит в Сенека Фоллз, когда в дверь вошла студентка из Пэттон-колледжа и, улыбаясь, сообщила, что ему предстоит убить двоих приезжих.

– Прошу прощения, – сказал он с едва заметным гортанным акцентом уроженца немецкого городка Бремерхафена. – Кто вы? Что такое вы говорите?

– Меня зовут Джоан Хэкер. Я учусь в Пэттон-колледже. Во имя революции вы должны убить двоих. Возможно, вы не очень подходите для этой роли, но лучшей кандидатуры мы не можем сейчас найти.

– Прошу вас, присядьте. Могу я предложить вам стакан воды?

Генри Пфейфер вытер свои мясистые руки о запачканный фартук и подвинул девушке стул.

– Все очень просто, – объяснила Джоан Хэкер. – Как известно, не разбив яиц, омлета не приготовишь. Значит, придется разбивать яйца. Я вынуждена пожертвовать отношениями с человеком, который много для меня значит. Очень много. Возможно, я никогда больше не встречу такого человека. Но я делаю это во имя революции.

– Может быть, дать вам «Алка зельцера»? Или рюмочку шнапса? А потом мы позвоним в больницу, ja?

– Nein, – сказала Джоан Хэкер, которая немного знала немецкий. – У нас нет времени. Они там, у канала. Я их туда заманила. Удобное место для засады. Я сказала бы вам раньше, но мы не хотели давать вам много времени на обдумывание. Мы обеспечим вам прикрытие. Вы должны быть нам благодарны.

– Девочка, ты поедешь в больницу, если я позвоню?

– Нет, капитан Грюнвальд. Капитан СС Оскар Грюнвальд. Я не поеду в больницу. Я жду вас.

Кровь отхлынула от тяжелого лица мясника с Баллард-стрит. Он прислонился к чистому стеклу витрины.

– Девочка, ты понимаешь, что говоришь?

– Да, капитан. Вы прекрасно смотрелись в форме СС. Не бойтесь, для нас не имеет значения, что вы были нацистом. Мы уже не выступаем против нацистов, в отличие от Израиля. Нацизм был просто одной из форм колониализма. То, что происходит в Америке, намного хуже.

Оскар Грюнвальд, которого не называли Оскаром Грюнвальдом с того самого зимнего вечера 1945 года, когда он снял форму с мертвого сержанта вермахта и сдался британскому патрулю, запер дверь своего магазина. Затем он обратился к девушке:

– Мисс, позвольте мне объяснить.

– У нас нет времени для объяснений, – сказала Джоан Хэкер. – И не делайте глупостей. Если со мной что-нибудь случится, пострадают ваши жена и дети.

– Мисс, – сказал Грюнвальд, опускаясь всем своим массивным телом на стул рядом с девушкой, – вы не похожи на человека, склонного к жестокости. Вы никогда не убивали, так ведь?

– Пока что революция не требовала этого от меня, но не думайте, что я спасовала бы в случае необходимости.

– Мисс, я видел тела, сваленные в кучи. Тела матерей с детьми, замерзшие в траншеях. Я ходил по земле, из которой сочилась кровь, потому что в ней были зарыты сотни людей. Убийство – это безумие. Как вы можете относиться к этому с такой легкостью, думая, что это своего рода лекарство для общества? Пожалуйста, выслушайте меня. Вы узнали мою тайну. Пусть так. Но не пачкайте руки в крови. Это жуткое дело – убивать.

– Чепуха! – воскликнула Джоан Хэкер. – Мы знаем не только ваше настоящее имя, которое может заинтересовать правительство Западной Германии. Мы знаем еще и то, что ваш сын и внуки сейчас находятся в Буэнос-Айресе, и, уверяю вас, они будут выглядеть не очень привлекательно, если в их квартире взорвется бомба. Так что в ваших же интересах помочь делу революции.

– Как мне достучаться до вас? Я не стану больше убивать, – сказал Грюнвальд, понимая, что его снова заманили в ловушку, и он будет вынужден убивать. Тогда, давно, он не осознавал, что делал. Ему было семнадцать лет, страной правил человек, который обещал немцам процветание и славу. Повсюду звучали музыка, марши, песни, и Оскар ушел на войну в войска СС. Ему действительно шла форма. Он был худощавым блондином с ровными зубами. К тому времени, как ему исполнилось двадцать лет, он превратился в старика. Оскар приказывал людям рыть траншеи, в которые затем сталкивали тех, кто их рыл. Оскар поджигал церкви вместе с находившимися там прихожанами. И с ним произошла какая-то странная вещь, которая происходит почти с каждым, кто совершает массовые убийства. Он перестал цепляться за собственную жизнь и нарочно искал опасности. Он поднялся до капитана, и его, этого молодого старика, назначили в особый карательный отряд. Годы спустя он понял, что люди, совершающие бессмысленные убийства, ищут собственной смерти, и это ошибочно принимают за храбрость. Годы спустя, когда ему удалось начать новую жизнь и взглянуть на свое прошлое на расстоянии, он понял, что никогда больше не причинит вреда другому человеку. Было очень трудно научиться прощать самого себя, но, занимаясь с детьми, посвящая себя тем, кто в нем нуждался, он мало-помалу снова ощутил себя человеком, умеющим строить, любить, проявлять заботу. А это – великое дело.

С годами к нему пришла уверенность в том, что безумие Второй мировой войны никогда не повторится, что массовые убийства никогда не свершатся вновь. Но в один прекрасный день Оскар Грюнвальд увидел, что безумие начинается снова, подобно дремлющей болезни, которая неожиданно дает о себе знать новым нарывом.

Люди, даже получившие хорошее образование, забыли уроки войны. Играя в интеллектуальные игры сами с собой, они решили, что массовые военные бомбардировки, в которых за десять дней погибла тысяча людей, хуже, чем война, унесшая пятьдесят с лишним миллионов человеческих жизней. И если становилось выгодным обвинить кого-либо в расизме, все забывали о сотне тысяч немцев, погибших во время одного только налета на Дрезден, и твердили, что Америка никогда не стала бы бомбить Европу, как она сейчас бомбила Вьетнам.

Величайшее по масштабам истребление людей было забыто, потому что с тех пор миновала четверть века, и вот уже по улицам маршировали новые нацисты, именующие себя высшей расой «освобожденных», а новую мировую войну – «революцией». Глупость этих юнцов могла повергнуть взрослого человека в слезы.

– Девочка, – сказал Оскар Грюнвальд нахальной девчонке, которая угрожала жизни его детей. – Ты думаешь, что творишь добро. Ты думаешь, что, убивая, можно сделать мир лучше. Могу сказать тебе на основании собственного опыта: единственное, что остается после убийства, – это убийство. Я тоже думал, что помогаю сделать мир лучше, но на самом деле только убивал.

– Но вы не работали над повышением самосознания, – сказала Джоан Хэкер, уверенная в своей просвещенности.

– Работали, но тогда это называлось митингами, – сказал Оскар Грюнвальд, он же Генри Пфейфер. – Как только человек начинает убивать не ради самозащиты, а ради установления нового порядка, единственное, что ему остается, – это безумие.

– Мне трудно вас переубедить, – раздраженно проговорила Джоан Хэкер, сожалея, что рядом нет никого из единомышленников, которые поддержали бы ее в этом споре. – Так вы намерены выполнить наш приказ или хотите, чтобы мы вывели вас на чистую воду и прикончили ваших детей?

– «Прикончить» – означает «убить»? – спросил Грюнвальд.

– Именно. Слышали такое выражение – «прикончить как собак»?

Оскар Грюнвальд опустил голову. Прошлое вновь возвращалось к нему.

– Слушаюсь, гауляйтер, – сказал он. – Я выполню ваш приказ.

– Что такое «гауляйтер»? – спросила Джоан Хэкер, и Оскар одновременно заплакал и засмеялся.

Глава восьмая

Римо был поражен. Он был разгневан. Он посмотрел на плоский участок камня, потом на Чиуна. Что злило его – так это уверенность Чиуна в том, что Римо должен сразу же понять, почему им следует бросить все и бежать, и отказ Чиуна что-либо объяснять.

Чиун медленно повернулся, словно прочитав мысли Римо, и сказал:

– Я учитель, а не нянька. У тебя есть глаза, но ты не видишь. У тебя есть разум, но ты не мыслишь. Перед тобой доказательства, а ты канючишь как малый ребенок, требуя, чтобы я объяснил тебе, почему мы должны бросить все и бежать. И все же я скажу тебе: ты сам знаешь.

– А я говорю: не знаю.

– Ударь по камню, – сказал Чиун. – Отколи кусочек.

Римо ударил ладонью по камню и отбил кусок. Чиун кивнул на след от отколовшегося куска, как две капли похожий на тот, что привлек его внимание раньше.

– Ну вот, – сказал Чиун, как будто обращаясь к малому ребенку. – Теперь ты знаешь.

– Я по-прежнему ничего не знаю, – огрызнулся Римо.

Чиун повернулся и зашагал вниз по тропинке, бормоча что-то по-корейски. Римо уловил несколько слов, в основном связанных с невозможностью превратить грязь в алмазы. Римо пошел за Чиуном.

– Я не собираюсь бежать отсюда. Так и знай, папочка.

– Да. Я знаю. Ты любишь Америку. Америка была так добра к тебе. Она обучила тебя тайнам Дома Синанджу. Она отдала лучшие годы, чтобы ты достиг уровня, до которого еще не поднимался ни один белый человек. За всю историю наберется не так уж много людей, которые могли бы сравниться с тобой. Но ты предпочитаешь любить Америку, а не учителя, который сделал тебя таким. Ну что ж, я не обижаюсь на тебя. Я набираюсь мудрости.

– Дело не в том, кого из вас я люблю больше, папочка, – тебя или Америку. Я предан вам обоим.

– Так говорят любовнице или жене, но не Мастеру Синанджу.

Римо пытался что-то объяснять, но Чиун поднял кверху свою костлявую руку.

– Ты начинаешь все забывать? – спросил Чиун, и тогда Римо почувствовал внизу на тропинке ту особую тишину, которую обычно ощущал кожей.

Тишина исходила от кустарника ярдах в пятидесяти от них. Чиун показал жестами, что останется на месте, в то время как Римо должен обойти то место, от которого исходило странное ощущение тишины.

Римо знал, что Чиун станет делать вид, будто двигается, оставаясь при этом на месте, и тем самым собьет с толку тех или того, кто прячется в кустах.

Римо легко и бесшумно шел по тропинке, наступая лишь туда, где ничего под ногами не треснет, не скрипнет, не зашуршит. В лесу он чувствовал себя непривычно. Привычное место для настоящего убийцы – город, где обитают его живые мишени. И все же лес с его деревьями, кустами и болотистой глинистой почвой обеспечивал ему прикрытие, тоже был своего рода инструментом. Римо заметил, как в зеленой листве промелькнула белая рубашка. Он увидел розовую лысину, мясистую шею, щеку, к которой был прижат приклад винтовки, направленной на человека в экзотическом кимоно. Римо приблизился к мужчине с ружьем. Тот стоял на одном колене. Подходящее положение для стрельбы из винтовки, еще более подходящее, чтобы лишиться пальца. Оскар Грюнвальд не думал о своих пальцах, его внимание было сосредоточено на том, чтобы взять на прицел человека в кимоно. Он никак не мог взять в толк, почему это не удастся. Даже теперь, по прошествии четверти века, он помнил все, чему его учили, не мог забыть науку, которую вдалбливали, вдалбливали и вдалбливали в него. Если перед тобой двое, ты выбираешь того, кто находится позади, стреляешь в него, потом делаешь два выстрела по первому, а четвертым выстрелом кончаешь второго. Так его учили. Его мишенями служили литовцы и украинцы. Инструктор привел Оскара на окраину маленькой деревушки и велел ему целиться в людей, идущих на рынок. Это был первый день учений. Оскар выстрелил в первого, второй же успел удрать. Инструктор сказал: «Вот видишь, твоя ошибка состоит не только в том, что ты дал возможность одному из них убежать, ты совершил непростительную для снайпера ошибку – перестал думать. Необходимо планировать свои выстрелы заранее. Тогда тебе останется только целиться». Эта наука пригодилась ему. Пригодилась в России, потом на Украине, потом в Польше и затем на границах Германии. Она пригодилась ему и в тот день, когда он переоделся в форму британского солдата и взял себе новое имя, под которым жил вплоть до нынешнего утра. Но теперь эта наука его почему-то подвела. Перед ним находились две мишени: азиат сзади и американец спереди. Стало быть, надо целиться в азиата. Но он начал уходить с тропинки. Он отступает. Нет. Идет вперед. Что же, черт побери, делает этот маленький желтокожий человек? Теперь американец куда-то пропал. Где американец? На тропинке его не видно. Ну и черт с ним. Уложу сначала азиата, а потом начну охоту на американца.

К Оскару Грюнвальду вернулось былое хладнокровие. Механическое мастерство профессионального убийцы. Он уже приготовился выстрелить в центр кимоно, когда понял, что это невозможно. Для этого нужно нажать пальцем на спусковой крючок, а у Оскара Грюнвальда вместо пальца вдруг оказался кровавый обрубок. Он не почувствовал боли, но пальца как не бывало.

– Эй, приятель, – сказал Римо. – Я бы пожал тебе руку, но боюсь, ты не сможешь ответить на рукопожатие. Это твое? – спросил он и протянул изумленному снайперу его палец.

– А…а…а… – простонал бывший капитан СС Оскар Грюнвальд, ощутив запоздалую боль в том месте, где только что был его палец.

– Ну ладно, если не хочешь, чтобы я оторвал тебе что-нибудь еще, говори, кто тебя послал.

Снайпер взглянул на свой правый указательный палец, лежащий у него в левой ладони.

– Побыстрее, – сказал Римо. – Я не могу потратить на тебя целый день.

– Девочка. Всего лишь глупая девчонка. Она не виновата.

– Ее имя?

– Ты убьешь ее, я знаю. Неужели вокруг мало смертей?

– Ее имя? – повторил Римо.

Грюнвальд левой рукой потянулся за винтовкой, но его левая рука больше не действовала. Удар американца был столь стремительным, что Оскар даже не заметил, как он успел его нанести.

– Итак, ты говорил о девчонке.

– Ее имя – Джоан Хэкер, – сказал Оскар Грюнвальд. – Прошу тебя, не убивай ее.

– Без крайней необходимости я никого не убиваю, – сказал Римо.

– В этом деле стоит только начать.

– Это относится лишь к дилетантам вроде тебя, – сказал Римо.

Оскар Грюнвальд злобно огрызнулся:

– Я не дилетант, сэр. Я – бывший капитан СС.

– Не сомневаюсь, что ты был хорошим воякой, – миролюбиво сказал Римо, уложив бывшего капитана СС ударом по голове.

Чиун проскользнул мимо Римо, бросив небрежный взгляд на труп толстяка, лежащий в топкой грязи. «Судя по всему, удар был отличный, – подумал Римо, – иначе не обошлось бы без комментариев».

– Сначала толстый. Потом худой, – сказал Чиун. – Потом мертвые животные, а потом вся моя работа пропадет впустую из-за твоего нетерпения.

– Теперь я понимаю, – сказал Римо саркастически. – Сначала толстый, потом худой, потом мертвые животные, а потом вся твоя работа пропадет впустую. Почему же ты сразу так не сказал, вместо того чтобы изъясняться загадками?

– Для дурака даже утреннее солнце – загадка, – сказал Чиун. – Теперь очередь худого.

– Разумеется, – сказал Римо. – Кто же еще может последовать за толстым? Это я знал и раньше. Теперь очередь худого.

Глава девятая

– Я не кажусь тебе чересчур худым? – спросил Родни Пинтуистл.

Джоан Хэкер отнюдь не находила его чересчур худым. Она считала, что у него артистическая внешность. Джоан не из тех, кто теряет голову от мужчин с необъятными бицепсами. Ей больше нравятся поджарые, гибкие мужчины.

– Правда? – спросил Родни Пинтуистл, и краска смущения появилась на его прыщавом лице. Он похлопал себя по свитеру, висевшему на нем как на вешалке. – Ты действительно не считаешь меня слишком худым?

– Давай я покажу тебе, что я считаю, – сказала Джоан Хэкер. – Пошли ко мне в комнату.

Родни Пинтуистл, чья сексуальная энергия до сих пор уходила на то, чтобы рукоблудить, воображая, как девушка вроде Джоан Хэкер приглашает его к себе в комнату, закашлялся, разбрызгивая по столу молочный коктейль с клубникой. Официант похлопал Родни по спине.

– Родни, пойдем отсюда, – сказала Джоан и поднялась со стула, колыхнув своей упругой полной грудью.

– Может, мне лучше взять еще один молочный коктейль?

– Тебе лучше пойти со мной, – сказала Джоан и потянула его за руку.

По пути в комнату Джоан Родни бормотал, что они еще толком не знакомы.

– Вот и познакомимся.

– Может быть, нам лучше остановиться и немного поговорить?

– Говорить лучше потом, – сказала Джоан.

Родни вдруг вспомнил, что у него занятия.

– Прогуляй, – сказала Джоан.

Нет, нельзя. У Родни и так два прогула, и если будет третий, он может оказаться в списке прогульщиков, а не лучших студентов.

– Ты никогда не попадал в этот список, – сказала она.

Но в этом году у Родни есть такой шанс. Честное слово. В этом году он выбрал самые легкие курсы, и у него появился такой шанс. Он решил во что бы то ни стало оказаться в списке декана, хотя бы на этот год.

– Родни, ты – дерьмо, – сказала Джоан Хэкер. Если что-то и могло вывести ее из себя, так это человеческая слабость. В такие минуты в ней пробуждался тигр, укротить которого мог лишь человек с еще большей силой воли, чем у нее.

Она затащила Родни в общежитие, проволокла вверх по лестнице и втолкнула к себе в комнату. Ее соседка по комнате сидела на кровати, подогнув под себя ноги и натянув на голые колени спортивный свитер.

– Вон! – скомандовала Джоан Хэкер.

При виде разъяренной Джоан девушка заморгала, послушно поднялась, извинилась и вышла из комнаты. Джоан заперла дверь. Родни хихикнул.

– Чем ближе к косточке, тем вкуснее мясо, – повторила Джоан поговорку, некогда слышанную в школе и отвергнутую позднее за антифеминистский душок. Родни отступил к окну. Джоан приблизилась к нему. Родни прикрыл пах, Джоан оттолкнула руку и принялась гладить его. Родни попытался отстраниться. Джоан поцеловала его в тощую шею. Родни сказал, что ему щекотно. Джоан схватила его за шею и насильно притянула к себе. Она вторглась в его рот. Она долго ласкала его, а когда почувствовала, что он готов, опустилась с ним на кровать.

Раз, два – и все кончилось.

– Ты великолепен, Родни, – выдохнула Джоан.

Родни мог поклясться, что не приложил к этому особых усилий. Это получилось само собой.

– Чувствуется, что через твои руки прошли сотни женщин, Родни.

Джоан была его первой женщиной.

– Ни за что не поверю. Ты великолепен. Но ты не любишь меня.

Родни не испытывал страсти к этой привлекательной девушке, которая воплотила его фантазии в реальность, но его реакция на обвинение, будто он не любит ее, была мгновенной и искренней:

– Неправда. Я люблю тебя.

– Нет, не любишь.

– Люблю. Честное слово. Ты… Ты классная девчонка, – сказал Родни, хотя все это было совсем не похоже на его фантазии.

– Если бы ты любил меня, ты бы меня защищал.

– Я буду защищать тебя, – сказал Родни.

– Нет, не будешь, ты просто пользуешься моим телом. Ты эксплуатируешь меня.

– Я тебя не эксплуатирую. Я буду тебя защищать.

– Правда, Родни? Ты обещаешь? Ты не обманываешь меня?

Родни не обманывал ее, обещанию Родни можно было верить.

Вот как получилось, что Родни Пинтуистл, освобожденный от занятий в спортивном зале по причине астмы, хронического бронхита, анемии, а также того, что преподаватель физкультуры сформулировал как «чудовищное отсутствие координации движений», оказался в тот день у двери гостиничного номера с ножом, приготовленным для лучшего американского секретного агента и величайшего из всех убийц, которых знала Земля, – Мастера Синанджу.

Сначала Родни накинулся на азиата, потому что справиться с ним казалось проще.

– Стой! Куда идешь? – крикнул Родни, замахнувшись на него ножом.

– В свой номер, – сказал азиат. – Будьте любезны, позвольте мне пройти.

– Ты никуда не пройдешь, пугало.

– Разве я чем-нибудь оскорбил вас? – спросил Чиун.

– Да. Ты приставал к Джоан Хэкер. Если вы, ребята, не прекратите это, я… я пущу в ход эту штуку.

– Мы обещаем прекратить, – сказал Мастер Синанджу.

– Имей в виду, – сказал Родни Пинтуистл, – я не шучу.

– Я обещаю, – сказал Чиун.

– А как насчет твоего дружка?

– Он тоже обещает, – сказал Чиун.

– Ну, тогда будем считать, что все в порядке, – сказал Родни. – Вы не такие уж плохие парни.

– Где мисс Хэкер? – поинтересовался Римо.

– Не твое дело, – огрызнулся Родни, но потом пожалел, что обидел этого высокого американца, и сказал: – Она в кампусе. Но вы не будете к ней больше приставать?

– Разве я похож на человека, пристающего к кому бы то ни было?

Родни был вынужден признать, что не похож. Родни гордо шагал к кампусу. Новый Родни Пинтуистл – любовник, сильный мужчина, герой, перед которым тают женщины и пресмыкаются мужчины. Джоан удивилась, увидев его.

– Родни, что ты здесь делаешь? – спросила она, когда он вошел к ней в комнату.

– Пришел сказать, что эти типы никогда больше тебя не обидят.

– Азиат и его симпатичный приятель?

– Он не такой уж симпатичный.

– Ты уверен, что это были те самые?

– Уверен, – сказал Родни. – Они извинились. – Он засунул руки в карманы, предвкушая услышать поток благодарностей.

Джоан встала с кровати, Сильный удар в висок отбросил Родни к стулу, вместе с которым он перевернулся и оказался на полу. Родни схватился за голову.

– Ну, погоди, – завопил Родни. – Я всем расскажу, что ты дала мне нож и велела напасть на тех двоих!

– Ты соврал мне, сопляк! – кричала Джоан, лупя его по согнутой ноге, которой он пытался защитить свое прыщавое лицо.

– Я не вру. Честное слово! Они извинились.

– Ты никогда и не видел их. Врун! Врун!

– Не бей меня! – кричал Родни, – У меня тонкие кости.

– Не бить? Да я душу из тебя вытрясу, сукин сын. Если скажешь кому-нибудь, я вытрясу из тебя твою поганую душонку!

Родни обещал ей молчать. Человек, который пытался напасть на Дестроера и Мастера Синанджу, обещал, что никому ничего не скажет.

– Только не бей меня!

Глава десятая

Джоан Хэкер была испугана. Она брела по улице к футбольному полю, как ребенок, которого против воли укладывают спать.

Прежде всего, она ни в чем не виновата.

Родни был единственным худым, по-настоящему худым парнем из всех, кого она знала. Она не ожидала, что он вернется с этой дурацкой историей. Откуда ей было знать? Она сделала все, что было в ее силах.

Немец тоже сделал все, что от него требовалось. Все говорили о том, что на беднягу Пфейфера напал какой-то диковинный зверь, отхватил у него палец и размозжил голову. Об этом говорили повсюду, а ведь она не сказала никому ни слова. Она сделала все в точности, как ей велели. Ее невозможно заподозрить в отсутствии должного рвения.

Джоан Хэкер остановилась перед бетонным зданием стадиона. Как шумно было здесь во время футбольных матчей и как тихо было сейчас! Стадион казался ей таким… таким внушительным.

Она выполнила приказ, но теперь из-за этого вонючего Родни Пинтуистла ей не позволят участвовать в революционной борьбе. Это несправедливо! Ведь она сделала все правильно.

Джоан опустила руку в карман ветровки, осторожно открыла металлическую коробочку и взяла щепотку порошка. Высыпала его на ладонь и поднесла к левой ноздре. Глубоко втянула в себя воздух. Жжение в носу свидетельствовало о том, что в порошке попался кристаллик кокаина. Из глаз брызнули слезы. Через несколько минут неприятное ощущение прошло, сменившись новым приливом решимости и смелости. Джоан Хэкер прошла под пустынной темной аркой Пэттоновского Мемориального поля. Никто не посмеет ее угнетать, даже если она имеет дело с «третьим миром». Впрочем, человек, к которому она шла, не принадлежал к «третьему миру». Когда она поинтересовалась, не вьетнамец ли он, он сказал что-то очень неприятное.

Джоан вышла на освещенное солнцем футбольное поле, беговая дорожка поскрипывала у нее под мотами. Она посмотрела на боковые трибуны. Там его не было. Он стоял с противоположной стороны, чуть правее пятидесятиярдовой дорожки. «Не слишком удачное место для конспиративной встречи», – подумала Джоан. Лучше было бы встретиться в лесу у канала. Где угодно, только не здесь. Совершив подобную оплошность, он не имел права винить ее за историю с Родни.

– Привет. У меня… не совсем хорошие новости, – сказала Джоан, поравнявшись с человеком, стоявшим посереди футбольного поля.

Он был чуть ниже ее, с гладкой желтой кожей и карими глазами. В своем черном деловом костюме, бедой рубашке и черном галстуке он напоминал японца, продавца компьютеров, но Джоан знала, что его не стоит называть японцем, потому что в прошлый раз, когда она эта сделала, он очень разозлился. Человек кивнул ей.

– Я старалась, честное слово. Я не виновата.

Лицо азиата оставалось каменным.

– Поверь, я не виновата. Я поступила с худым, как ты велел. Толстяк тоже действовал правильно. Дай я тебе расскажу. Он совершил покушение на этих двух реакционеров. Они отправились в то самое место, про которое я им рассказала. Где проходила тренировка.

– Они шли от тропинки или же по направлению к ней? – спросил азиат тонким холодным голосом.

– От тропинки, потому что Грюнвальд или Пфейфер, или как там его еще вышел спустя какое-то время после них.

– Хорошо. Значит, они видели камень.

Джоан Хэкер улыбнулась.

– Так я сделала все правильно?

– По-настоящему революционно, – сказал азиат и улыбнулся.

Джоан не почувствовала в этой улыбке одобрения, скорее – презрение. Но разве поймешь этих представителей «третьего мира»?

– Ну а после этого я завербовала худого, самого худого студента в колледже. Он обещал мне припугнуть тех двоих. Это чистая правда. Клянусь.

Азиат кивнул.

– Но потом он вернулся без единой царапинки и начал нести какую-то чушь. Он сказал, что они извинились.

– Ты все сделала правильно, – сказал азиат.

– Да? – изумленно спросила Джоан. – По-моему, он и близко к ним не подходил. Я была готова его убить. С какой стати они стали бы извиняться?

– А почему бы и нет, дитя мое? Тайфун вырывает с корнем деревья и дробит валуны, но не причиняет вреда траве.

– Это высказывание Мао?

– Нет, это сказал не китаец. Ты хорошо поработала. Впереди еще много работы. Ты должна помогать мне и дальше, потому что ты великая революционная героиня. Ты пойдешь со мной. Да, вот что. Если этот американец или старик найдут тебя, ты должна сказать им, что следующими будут мертвые животные.

– Следующими будут мертвые животные, – повторила Джоан Хэкер, кивнув. – Я не понимаю, что это значит.

– Это революционный язык, – сказал азиат. – Хороший революционер не задает вопросов, а стремится помочь делу революции.

– Но почему бы нам не прикончить их? – спросила Джоан.

– Потому что написано: пока бушует тайфун, все должно затаиться.

Вид у Джоан был озадаченный.

– Я понимаю, что не должна задавать вопросы, но что все это значит? Про тайфун?

– Ты хорошо поработала, поэтому я скажу тебе. Тайфун, который пришел сейчас, очень опасен на любой аллее, в любой комнате или в здании. Вот почему в этот солнечный день мы с тобой находимся посереди футбольного поля. Тайфун не посылает телеграмм, не пишет писем, не звонит по телефону. Он подает знак. Знак, что тайфун пришел. Это может быть кусок выщербленного камня. Это могут быть два человека – толстый и худой. Но все тут вовсе ни при чем. Их нужно было принести в жертву, вот и все.

– А мертвые животные? – спросила Джоан.

– Это секрет, – сказал азиат с высокомерной улыбкой. – Это революционная тайна.

– И я посвящена в эту тайну. Вместе с настоящим революционером, а не с какими-то болтунами. Я действительно участвую в революции.

– Ты действительно участвуешь в революции, – сказал азиат. Губы его снова тронула улыбка.

Глава одиннадцатая

Харолд Смит сидел перед дисплеем компьютера в санатории Фолкрофт, расположенном на обширной территории на берегу залива Лонг Айленд. Здешние сотрудники считали, что это исследовательский центр. Все, кроме одного. Этот единственный сотрудник – доктор Смит – мог, нажав на клавишу компьютера, получить информацию о всех типах преступности, как внутренней, так и международной, которые могли угрожать безопасности США. С помощью телефонных звонков он мог мобилизовать сотни агентов для сбора информации для КЮРЕ, организации, о существовании которой они не подозревали.

Сейчас, сидя перед дисплеем, Смит не знал, на какую кнопку нажать и кому позвонить. Он был встревожен. Все ли у него в порядке? Вчера он запустил пепельницей в секретаршу. Звоня ему, Римо каждый раз интересовался, все ли у него в порядке. Сегодня Римо допрашивал его, зачем ему понадобилось посылать в Пэттон других агентов.

– Черт побери, неужели вы не могли подождать, Смитти? Что с вами?

Да, он не мог ждать. Человечество было готово сделать очередной важный шаг к миру, подписав антитеррористический пакт, и теперь любой новый террористический акт представлял угрозу для этого мира. Доктор Смит не мог этого допустить.

– Предоставьте решать мне, – сказал он. – Что же до моего самочувствия, то оно превосходно.

И тогда Римо загадал ему загадку. Это была загадка Чиуна, который часто говорил загадками, но имела ли эта загадка смысл? Тайфун молчит, когда идет другой тайфун.

Вдруг в столе у Смита раздался звонок. Смит вынул из верхнего ящика телефон специальной связи и откинулся на спинку кресла.

– Слушаю вас, – сказал он в трубку.

– Можно вас поздравить? – спросил знакомый голос.

– С чем, господин президент?

– Разве ваш спецагент не добрался до штаба террористов?

– Да, это так, сэр. Но с ними еще не покончено. Возможно, они лишь на время затаились.

– Что вы имеете в виду?

– Мне доложили, что пока никаких террористических актов не будет, потому что… тайфун молчит, когда идет другой тайфун.

На другом конце провода выдержали паузу, потом голос в трубке произнес:

– Я не понимаю.

– Я тоже, сэр. Но это слова одного из наших людей, знающих свое дело.

– Гм… Что ж, получается, что мы чего-то не предусмотрели?

– Да, сэр. По-видимому, так.

– Хорошо. Я передам это нашему представителю на переговорах. До начала конференции остается четыре дня. Времени мало. Надеюсь, там у вас все пойдет гладко, без заминок. Как говорится, трим, трам, спасибо, мадам. И авиалинии повсюду в мире будут снова в безопасности.

– Да, сэр, – сказал Смит, раздраженный шуткой. Ему казалось, что президент выше таких вещей. Но что ни говори, президенту поиск мира давался нелегко. Доктор Харолд Смит должен приложить все усилия, чтобы ничто не сорвало бы этот мир.

На борту миноносца ВМФ США в Атлантическом океане полковник Андерсон принимал поздравления от полковников Хуана и Петровича. Андерсон положил свой чемоданчик на стол с зеленым сукном и без особого воодушевления пожал протянутые руки.

– Сегодня нам предстоит выработать окончательный вариант, – сказал он. – Потом мы согласуем формулировки с нашими правительствами и соберемся послезавтра, чтобы отработать последние детали.

– Я не предвижу никаких осложнений, – сказал Петрович. – Теперь, когда покончено с этой новой волной терроризма.

– Согласен, – сказал Хуан.

Андерсон вздохнул и, пристально взглянув на своих коллег, сказал:

– Почему вы думаете, что с ней покончено?

Петрович улыбнулся.

– Не скромничайте. Ваши люди прикончили их. Должно быть, расправляясь с воздушными пиратами, вы опробовали свою новую систему. Мы знаем, что пришлось иметь дело с новой террористической группировкой, сумевшей пронести оружие через детектор. Мы располагаем кое-какими источниками в вашей стране.

Хуан согласно кивнул.

– Расскажите, как вам это удалось? – спросил он.

– Если я скажу, что не знаю, вы ведь мне не поверите? – спросил Андерсон.

– Разумеется, – сказал Петрович. – Ни одному слову.

– Допускаю, что вы говорите правду, – заметил Хуан. – И тем не менее я вам не верю.

Андерсон пожал плечами.

– Ну, поскольку вы все равно не поверите мне, позвольте сообщить то, чему вы безусловно не поверите. Мое руководство уполномочило меня сделать это, чтобы вы были в курсе дела. Судя по сведениям, которые я получил от в высшей степени авторитетного лица, новая террористическая сила находится в латентном состоянии. А теперь слушайте и постарайтесь не смеяться. Тайфун молчит, когда идет другой тайфун.

Петрович захохотал и ударил рукой по столу. Он посмотрел на Хуана, рассчитывая увидеть такую же реакцию. Однако полковник Хуан был серьезен.

– Как вы сказали? Тайфун молчит? – тихо спросил Хуан.

Андерсон кивнул, не в силах сдержать улыбку. Но Хуан по-прежнему не улыбался. Он не улыбнулся даже тогда, когда были отработаны последние технические детали и коллеги обменялись рукопожатиями, поздравив друг друга с удачным завершением работы и договорившись встретиться через два дня с утвержденными формулировками антитеррористического пакта.

Хуан оставался мрачен даже в самолете, на котором летел в Канаду, где должен был встретиться с одним из руководителей своей страны. Он размышлял о том, стоит ли рисковать карьерой, рассказывая своему руководству легенды, иными словами, прибегать к старинному орудию китайских императоров, с помощью которого они держали народ в страхе.

Хуан вглядывался в безоблачное голубое небо.

«Тайфун молчит, когда идет другой тайфун», – повторил он про себя. Он помнил эти слова. Прекрасно помнил. В Корее была деревня, откуда вышли величайшие убийцы. Этих убийц, ассасинов, нанимали императоры, чтобы сохранить армию. Это старая китайская традиция – нанимать кого-нибудь, кто будет сражаться вместо тебя. Революция положила этому конец, теперь китайцы сами сражаются за себя.

Но в древние времена императоры натравливали своих врагов друг на друга и нанимали воинов, которые сражались за них. И эти наемники знали, что существует сила, которая уничтожит их, если они не будут служить преданно.

Как называлась эта деревня? Она находилась в дружественной Китаю части Кореи. Синанджу? Да, именно так. Синанджу. Убийцы Синанджу. Самые великие из них именовались Мастерами Синанджу, и этот титул принадлежал им пожизненно.

Однажды Хуан был в музее, расположенном в самом сердце Запретного Города, в Пекине. Там под стеклом хранился семифутовый меч, который, если верить легенде, принадлежал Мастеру Синанджу. Не так давно по Пекину пронесся слух, будто один из Мастеров спас жизнь премьеру с помощью этого самого меча.

Впервые Хуан услышал о Синанджу от своего деда, когда был еще маленьким мальчиком. Он спросил, что будет, если один убийца из рода Синанджу поднимет оружие на другого. И дед сказал: «Тайфун молчит, когда идет другой тайфун».

Маленький Хуан подумал, а потом спросил, что будет, если другой тайфун не станет молчать?

– Тогда держись подальше от мертвых животных, ибо ни один из смертных не избежит гибели, – ответил дедушка.

Когда же Хуан заявил ему, что не понял ответа, дедушка сказал:

– Так гласит предание.

Конечно, дед Хуана бил угнетателем крестьян и врагом народа, заинтересованным в распространении этих реакционных мифов.

Но сегодня все реакционные мифы развенчаны. Родился новый Китай, и полковник Хуан был его частицей. Он и останется его частицей. Он не станет повторять эту глупую реакционную сказку высокопоставленному лицу, с которым ему предстоит встретиться в Канаде.

Но, глядя в голубое небо, полковник Хуан с удивлением подумал, сколько таинственного остается за пределами маленькой красной книжечки изречений Председателя Мао.

Глава двенадцатая

– Вы только посмотрите, что здесь творится! Только посмотрите!

Рыжеволосая девушка в серой майке с изображением Микки Мауса готова была разрыдаться. Римо огляделся. Все было перевернуто вверх дном. По столу и кровати были разбросаны вырванные из книг страницы и растерзанные обложки.

– Что произошло? – спросил Римо.

– Все это дело рук Джоан! – в сердцах воскликнула девушка. – Она явилась сюда, такая важная и надутая, и заявила, видите ли, что вступает в свою чертову революционную армию и оставляет эту чертову школу, и велела мне убираться на фиг. Я вышла, а когда вернулась, увидела весь этот бедлам, а сама она куда-то намылилась.

– Куда она уехала? – спросил Римо.

– Она сказала, что порвала эти свинские книги, чтобы они не отравляли умы другим своей фашистской ложью, – кипела рыжеволосая, не обращая внимания на Римо. Она стояла на полу посередине комнаты, топая ногой, как рассерженный ребенок; всякий раз при этом ее груди подпрыгивали.

– Куда же все-таки она поехала?

– Если бы это были только ее книги, еще куда ни шло, но там были и мои. Теперь мне придется за них платить. Гадина.

– Действительно, гадина, – согласился Римо.

– Грязная сука.

– Действительно, грязная сука, – согласился Римо.

– Она сказала, что собирается в Нью-Йорк.

– Ах, значит, грязная сука поехала в Нью-Йорк, – сказал Римо. – А куда именно, не знаешь?

– Не знаю и знать не хочу. Посмотрите, во что она превратила комнату. Я буду рада, если у нее лопнет башка от зубной боли.

– Я помогу тебе навести порядок, – сказал Римо.

– Поможете? Это было бы очень мило с вашей стороны. Не хотите ли позабавиться в постельке? У меня есть отличные краски для тела.

– Нет, спасибо. Не могу позволить себе это до свадьбы, – сказал Римо, сгребая в охапку бумаги и заталкивая их в пластиковое мусорное ведро в углу комнаты.

– Вы женитесь на мне? – спросила она.

– Не сегодня, – сказал он. – Сегодня мне надо постричься. А я-то думал, что вы, девушки, не придаете значения браку. Долой семью! Даешь нулевой прирост населения! И прочее в этом роде.

– Послушайте, что за песни? Что значит «вы, девушки»? Для вас женщина – всего лишь название пола. Это неверно. Вы такой же пустоцвет, как и эта сука. Вон еще лист под кроватью. – Она села на стол и подняла ноги, чтобы не мешать Римо.

Римо нагнулся и поднял с пыльного пола под кроватью лист бумаги.

– Куда же отправилась эта грязная сука, она же пустоцвет?

– Не знаю, – сказала рыжеволосая. – Она несла какую-то околесицу.

– Что именно?

– Она сказала: остерегайся мертвых животных. И захихикала. Я думаю, эта сука снова нанюхалась.

– Действительно, сука.

– Грязная сука.

– Действительно, грязная сука, – согласился Римо. – Попадись она мне в руки, я научил бы ее уму-разуму.

– Правда?

– Бьюсь об заклад.

– Она состоит в этой группе. Держу пари, вы найдете ее там.

– Что это за группа?

– Какая-то революционная группа пустоцветов. Отвратительная, раз в ней состоит Джоан Хэкер.

– Как она называется?

– Народное объединение для борьбы с фашизмом.

– Ну конечно! – воскликнул Римо. – Это же НОБФ.

– Точно.

– Где находится эта организация?

– Где-то в Виллидже, в Нью-Йорке, но, где точно, я не знаю.

– Как тебя зову!?

– Миллисент Ван Дервандер.

– Уж не приходишься ли ты родственницей знаменитым Ван Дервандерам, производителям консервов для собак?

– Прихожусь.

– Отныне всякий раз при виде печенья для собак я буду вспоминать тебя.

– Очень мило с вашей стороны.

– Я вообще очень мил, – сказал Римо. – Послушай, если у меня останется время после стрижки, ты все еще хочешь выйти за меня замуж?

– Нет. Комната уже убрана. Зачем же выходить замуж?

– Действительно, зачем?

В номере отеля «Гильдия» Чиун досматривал одну из своих любимых телепрограмм.

– Пора, Чиун, мы возвращаемся в Нью-Йорк.

– Зачем? – спросил Чиун. – Это прекрасный городок. Мы вполне могли бы остаться здесь подольше. В отеле кабельное телевидение и каналов намного больше, чем в Нью-Йорке.

– Мы вернемся сюда, когда замостят Гарден-стрит, – сказал Римо. – К тому же, Нью-Йорк расположен неподалеку от Бруклина.

– Теперь Бруклин не так уж интересует меня, – печально проговорил Чиун. – Есть вещи и поважнее.

– Например?

– Например, мертвые животные.

– Конечно, – сказал Римо. – Я совсем забыл. Мертвые животные. Но ты забыл про НОБФ.

– НОБФ?

– Да, – сказал Римо, – разве не знаешь? Сначала толстый, потом худой, потом НОБФ, потом мертвые животные. – Он отвернулся с ехидной усмешкой.

Чиун вздохнул за его спиной.

– Давай лучше поедем в Бруклин, – сказал он.

Глава тринадцатая

Разыскать НОБФ в Нью-Йорке оказалось не так-то просто. О нем не упоминалось ни в досье газеты «Нью-Йорк таймс», ни в сводках бюллетеня Новой школы социальных исследований, ни даже в материалах «Голоса Виллиджа» или «Скрю мэгэзин».

Наконец Римо сдался. Потратив впустую большую часть дня, он позвонил по спецномеру.

– Смит слушает. Это вы, Римо?

– Если бы вы подождали минуту, я бы сам сказал, кто звонит. Вы в порядке?

– Да, да, – нетерпеливо сказал Смит. – Что удалось выяснить?

– Ничего. Но мне нужна кое-какая информация. В ваших дурацких компьютерах есть что-нибудь об организации под названием НОБФ?

– НОБФ?

– Да, НОБФ. Народное объединение для борьбы с фашизмом или что-то в этом роде.

– Подождите.

Римо слышал в телефоне бормотание Смита, потом раздалось характерное потрескивание работающего принтера. Наконец снова голос Смита.

– «НОБФ, – читал он, – Народное объединение для борьбы с фашизмом. Революционная группировка крайне левого толка. Насчитывает несколько десятков членов, в основном студентов из богатых семей. Лидеры неизвестны. Регулярных собраний не проводится. Последнее собрание проходило шесть недель назад в пустующей комнате над кафе „Бард“ на Девятой улице в Виллидже». – Смит перестал читать и спросил: – Зачем вам все это?

– Подумываю о вступлении в эту организацию, – сказал Римо. – Я слышал, что взносы не облагаются налогами. – Он повесил трубку, чтобы избежать дальнейших расспросов. Римо не хотел, чтобы Смит путался у него под ногами.

После того как Римо повесил трубку, Смит повернулся вместе с креслом и уставился в окно. Этот умник Римо никогда не поймет. Конференция открывается через три дня. Ситуация обостряется. Что, если вопреки нелепым байкам Чиуна о тайфунах террористы предпримут очередную вылазку? Президент звонил Смиту каждый день и корил его за бездействие. Давление нагнеталось. Доктор Смит знал, как справиться с давлением. Он всю жизнь занимался этим. Значит, НОБФ? Смит снова повернулся к столу и стал быстро записывать что-то в блокноте. Он разошлет эти записи многочисленным сотрудникам КЮРЕ, чтобы они взялись за организацию под названием НОБФ. Она может представлять опасность. Он наводнит ее своими людьми. Возможно, они выйдут на террористов. Пусть Римо умничает. «Я слышал, что взносы не облагаются налогами». Ладно. Пусть себе хорохорится. Когда доктору Смиту удастся решить эту проблему с помощью других агентов КЮРЕ, Римо Уильямс поймет, что он не так уж и незаменим. А если не поймет, придется ему это объяснить.

С легкой ухмылкой, выглядевшей довольно нелепо на сухом, усталом лице, Смит стукнул кончиком карандаша по желтому блокноту, словно вымещая на нем злобу на Римо, на КЮРЕ, на президента, на страну. Но больше всего на Римо.

В это время объект его недовольства подходил к двери роскошной кооперативной квартиры, которую содержало КЮРЕ в нью-йоркском районе Ист Сайд. Чиун уныло тащился сзади.

– Сюда? – спросил Чиун.

– Да, – ответил Римо.

– А как же поездка в Бруклин?

– Сначала нужно повидаться с этой девицей Хэкер.

– Вот оно что? – протянул Чиун. – Это обязательно?

– Обязательно. Я даю слово, честное благородное слово, что когда закончим, когда у нас будет немного времени, мы поедем в Бруклин и увидим дом Барбры Стрэйзанд.

– Дом ее предков, – поправил Чиун.

– Хорошо, дом ее предков, – согласился Римо.

– Твое честное благородное слово может оказаться пустым звуком, – сказал Чиун.

– Почему?

– К тому времени тебя может не быть в живых. Кто же выполнит твое обещание? Что станет со мной? Захочет ли доктор Смит прокатить меня в Бруклин?

– Чиун, ради тебя я постараюсь выжить.

– Остается надеяться на это, – сказал Чиун, тихонько прикрывая за собой дверь.

«Бард» был шумным баром, расположенным на узкой боковой улочке рядом с одной из главных магистралей Виллиджа. Там было полно народа и серо от дыма, причем не только от крепкого сирийского табака. Чиун громко закашлялся.

Не обращая на него внимания, Римо прошел к столику в заднем углу, откуда можно было видеть улицу и наблюдать за людьми, входящими и выходящими из бара.

Чиун опустился на жесткую деревянную скамейку напротив Римо.

– Я вижу, тебе наплевать на мои нежные легкие, раз ты привел меня сюда. Мог бы по крайней мере открыть окно.

– Но здесь работает кондиционер, – возразил Римо.

– Выбрасывающий в воздух мельчайшие частицы фреона и аммиака, лишающие мозг способности мыслить. Воздух на улице лучше. Даже на этой улице.

Римо посмотрел на окно.

– Извини, но эти окна не открываются.

– Ясно, – сказал Чиун. – Значит, ничего не поделаешь. – Он повернулся к окну, все стекла которого были намертво закреплены в стальных рамах. – Не открываются, – повторил он, кивнув.

И хотя Римо знал, что сейчас произойдет, он не успел остановить руку Чиуна, метнувшуюся к окну. Выбитый стальным указательным пальцем кусочек стекла площадью в квадратный дюйм с приглушенным звоном вылетел наружу. Чиун с довольным видом прильнул к отверстию и сделал глубокий вдох.

– Я нашел способ открыть его, – сказал он.

– Да, я вижу. Прими мои поздравления.

Чиун поднял ладонь.

– Пустяки!

К их столу подошла официантка, темноволосая смазливая девица в мини, которую интересовал не столько заказ, сколько то, кто они такие и что здесь делают.

– Мы – Чих и Чон, отдыхаем от кабинетной работы, – сказал Римо.

– Ага, – ответила она, перекатывая жвачку во рту. – А я Ширли Маклейн.

Чиун искоса взглянул на нее.

– Нет, вы не Ширли Маклейн, – сказал он, решительно покачав головой. – Я видел ее по волшебному телевизионному ящику, вам не хватает ни ее манер, ни ее простоты.

– Эй, поосторожней на поворотах, – сказала официантка.

– Он хотел сказать, – нашелся Римо, – что вы гораздо более сложная личность и не тратите время на всякие ритуальные любезности и ужимки, предпочитая симфонию правды и прямоты.

– В самом деле?

– Конечно, – сказал Римо. – Мы заметили это сразу, как только вошли. – Он улыбнулся девушке и спросил: – Ну а теперь скажите, какой сок есть у вас там, на кухне?

Она ответила на его улыбку:

– Апельсиновый, грейпфрутовый, лимонный, томатный, морковный, из лайма, из сельдерея.

– Не могли бы вы принести нам два больших стакана морковного сока с сельдереем? – спросил Римо.

– Сок долголетия, так?

Чиун сидел с обиженным видом.

– Да, – сказал Римо. – Последняя новинка. Помогает думать в темноте.

– Вот это да! – воскликнула официантка.

– Только без льда, – добавил Римо.

– Хорошо. Сейчас.

Когда она ушла, Римо упрекнул Чиуна:

– Я же пообещал отвезти тебя в Бруклин, когда все останется позади. Веди себя более цивилизованно.

– Постараюсь дорасти до высокого культурного уровня вашей страны и впредь не разражаться симфонией правды и прямоты.

Но Римо уже не слушал его. Его глаза были прикованы к только что вошедшей компании, проследовавшей по залу мимо стойки бара к коридорчику, ведущему в глубь здания. Компания состояла из троих парней, этаких заурядных бомбометателей, мало чем отличающихся от остальных обитателей Виллиджа. То же самое можно было бы сказать и о вошедшей с ними девице, если бы ею не была Джоан Хэкер. Обтягивающие джинсы, тонкий белый свитер, большая красная шляпа со свисающими полями, на плече висела черная кожаная сумка. Джоан с решительным видом шествовала позади парней. Чиун повернулся и посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд Римо.

– Это она?

– Да.

– С ней надо держать ухо востро, – сказал Чиун.

Девушка скрылась в коридоре, и Римо вопросительно посмотрел на Чиуна.

– Почему? Она просто пустышка.

– Все пустые сосуды одинаковы, – сказал Чиун. – Но в один можно налить молоко, а в другой – яд.

– Спасибо, – сказал Римо. – Теперь все ясно.

– Пожалуйста, – сказал Чиун. – Рад, что смог быть тебе полезен. Во всяком случае, будь осторожен.

Римо был осторожен.

Он был осторожен, когда спросил официантку, где находится мужской туалет, хотя и знал, что он находится в конце зала; когда оглядывал зал, чтобы удостовериться, что за ним не следят; когда шел по коридору и поднимался по ступеням наверх.

Он был осторожен, когда оказался перед дверью комнаты и напряг слух, пытаясь не пропустить ни единого слова Джоан Хэкер.

Это не составляло особого труда, поскольку гениям надвигающейся революции не пришло в голову до конца закрыть дверь комнаты, и Римо имел отличную возможность наблюдать за ними сквозь щелку.

В комнате было с дюжину человек. Все они на корточках сидели на полу, восемь мужчин и четыре женщины, только одна из них стояла – Джоан Хэкер.

Все внимание было приковано к ней, словно она была Моисеем, несущим скрижали с гор. Чувствовалось, что она упивается обращенным к ней вниманием: в Пэттон-колледже никто не желал ее слушать, здесь же она ощущала себя пророком.

– Теперь вы знаете, в чем состоит план действий, – сказала она. – Никакие отступления от него не допускаются. Он разработан на самом верху, руководителями революционного движения. Если каждый из вас выполнит свой долг, план увенчается успехом. И когда будет написана история расцвета «третьего мира», ваши имена засияют в ряду имен великих творцов истории.

Тираду эту она произнесла не слишком уверенно, и Римо сразу же понял, почему. Это были чужие слова, которые она выучила наизусть и теперь с важным видом повторяла.

– У меня вопрос, – спросила одна из сидевших на полу. Это была тощая девица с выступающими вперед зубами, в несуразном белом свитере.

– В соответствии с новым порядком вопросы разрешаются, – сказала Джоан.

– Почему речь идет о Тетерборо? – спросила девица. – Почему не аэропорт Кеннеди или Ла Гардия?

– Потому что прежде, чем побежать, мы идем. Потому что мы должны продемонстрировать свою силу. Потому что так приказано, – ответила Джоан.

– Но почему?

– Потому! – крикнула Джоан. – Вот почему. Вопрос непродуктивный. Либо вы беретесь выполнять свою задачу, либо нет. Я не люблю вопросов. Наши лидеры не любят вопросов. Всю жизнь мне задают вопросы. Я больше не намерена на них отвечать, потому что то, что правильно – правильно, независимо от того, понимаете вы или нет. – Она со злостью топнула ногой.

– Она права, – сказал кто-то из присутствующих. – Вопросы непродуктивны, – тем самым давая понять, что он на стороне Джоан, а не девицы с выступающими вперед зубами.

– Конечно непродуктивны, – поддержал его другой.

– Долой непродуктивность! – выкрикнул третий.

Джоан Хэкер просияла.

– Теперь, когда все согласны, – она сделала ударение на слове «все», – давайте направим всю нашу революционную энергию на выполнение своего долга в борьбе против фашизма.

Все закивали и стали подниматься. Римо отпрянул от дверного проема.

В комнате началась толчея, все разом о чем-то говорили. Убедившись, что из комнаты нет второго выхода, Римо спустился вниз по лестнице.

Вернувшись в зал, Римо заметил, что Чиун наблюдает за ним в зеркало. Чиун тут же приник к дырочке в стекле и, когда Римо подошел к столику, принялся судорожно втягивать в себя уличный воздух.

Римо, знавший, что Чиун может целый год просидеть без воздуха в бочке с солеными огурцами, сказал:

– Знаешь, чем ты дышишь? Пиццей, сырыми моллюсками и пахлавой.

Чиун отодвинулся от окна.

– Пахлавой? – переспросил он.

– Ну да. Готовится паста из тертого миндаля и фиников. Потом берется большая миска меда, немного сахара и…

– Ну довольно, – сказал Чиун. – Лучше я подышу здешним воздухом.

Римо поднял глаза и увидел группу молодых людей, расходившихся после собрания. Он подвинулся на краешек скамейки, приготовясь встать, как только увидит Джоан. Она вышла последней спустя минуты три. Римо вскочил и задержал ее в дверях.

– Ты арестована, – прошептал он ей на ухо и улыбнулся, когда она, вздрогнув, обернулась и узнала его.

– А, это ты? – сказала она. – Что ты здесь делаешь?

– Выполняю спецзадание библиотеки Пэттон-колледжа.

Она хихикнула.

– Я здорово потрудилась над книжками, правда?

– Да. Если откажешься выпить со мной, я тебя арестую.

– Хорошо, – сказала она, снова превратившись в революционного лидера. – Но только потому, что я этого хочу. Я должна кое-что сказать тебе, но не могу вспомнить, что именно.

Он подвел ее к столу и представил Чиуну, который обернулся и кисло улыбнулся ей.

– Извините, что не встаю, – сказал он. – Но у меня нет сил. Ничего, что я снова нарушаю этикет, Римо?

Джоан грациозно кивнула старику и на мгновенье задумалась, что делает здесь Римо с этим представителем «третьего мира» и кто Чиун – китаец или вьетнамец, но тут же выбросила из головы эти вопросы как недостойные революционного лидера.

– Что ты пьешь? – спросила Джоан Римо.

– «Сингапур слинг», – ответил Римо. – Последняя новинка среди оздоровительных напитков. Хочешь попробовать?

– Да, если только он не очень сладкий. У меня ужасно болит зуб.

Римо подозвал официантку, жестом велел принести по второму стакану им с Чиуном, потом сказал:

– Принесите еще один «Сингапур слинг» для мадам Чянь. Только не слишком сладкий.

– Ты по-прежнему уверен в себе, не так ли? – спросила Джоан Хэкер, коснувшись грудью края стола.

– Не более, чем это необходимо. Ты уже выбрала мишени?

– Мишени?

– Мишени. Мосты, которые собираешься взорвать. Разве не ради этого ты сбежала из школы? Не ради того, чтобы взрывать мосты? Парализовать Нью-Йорк. Отрезать его от всей остальной страны. А затем возглавить революционную борьбу «третьего мира».

– Если бы нас не связывали определенные отношения, – сказала она, – я бы подумала, что ты язвишь. Хотя в принципе эта идея мне нравится.

– Дарю ее тебе, – сказал Римо. – И даже не потребую за это благодарности. Но тебе придется выполнить одну мою просьбу.

– Какую?

– Не трогай Бруклинский мост.

– Почему? – спросила она подозрительно. Если и стоило взрывать какие-нибудь мосты вокруг Нью-Йорка, то в первую очередь Бруклинский.

– Потому что Харт Крейн посвятил ему великолепное стихотворение, и, кроме того, одному весьма достойному человеку требуется попасть в Бруклин.

– Совершенно верно, – сказал Чиун, отодвинувшись от дырки в окне.

– Хорошо, – сказала Джоан. – Мост ваш. – Про себя она поклялась, что Бруклинский мост взлетит на воздух первым, несмотря на ее особые отношения с Римо.

– Могу я собирать плату за проезд по своему мосту? – сказал Римо, когда официантка поставила перед ними напитки.

– В новом мире, который мы построим, плата будет упразднена, – сказала Джоан. – Мосты будут принадлежать всем.

– Веская причина, чтобы их взрывать, – сказал Римо. Он поднял стакан и осушил его. – Будь здорова!

Джоан отпила из своего бокала.

– Фи, – поморщилась она, – чересчур сладко.

– Это легко исправить, – сказал Римо. – Увидишь. – Он подал знак официантке, чтобы она принесла новую порцию. – Дама просит, чтобы не было так сладко.

Чиун все еще томился над своим соком.

Джоан упомянула Тетерборо. Это аэропорт в Нью-Джерси, и Римо должен был выяснить, что они задумали.

Когда она отпила половину из второго стакана, Римо решил позондировать почву.

– Я пошутил насчет мостов, – сказал он. – Но на вашем месте, друзья мои, я занялся бы именно этим. Или, скажем, аэропортами. Представь, если бы удалось захватить аэропорт Кеннеди или взорвать посадочные полосы в аэропорту Ньюарка.

– Детские игры, – усмехнулась Джоан Хэкер.

– Детские игры? Ничего подобного. Это трудное и опасное дело, которое могло бы помочь успеху революции. Я думаю, это блестящая идея.

Джоан не отрывалась от стакана, пока не выпила крепкое зелье до последней капли. Римо подал официантке знак принести еще. Джоан тем временем хрипло проговорила:

– Ты никогда не станешь рево…люра…люционером. Ты недостаточно хорошо соображаешь.

– Да? Так подкинь мне какую-нибудь идею получше.

– Подкину. Как насчет захвата диспетчерского пункта? Чтобы самолеты сталкивались друг с другом? А? Ха-ха-ха. Меньше хлопот. Больше хаоса. Грандиозная мысль, а?

Римо в восхищении покачал головой.

– Грандиозная, – согласился он. – Можно подкрасться туда в темноте, скажем, в полночь, захватить диспетчерский пункт – и мгновенно наступает хаос. Жуткий хаос, если учесть, что дело происходит ночью.

Джоан сделала большой глоток из третьего стакана.

– Фу, при чем тут ночь? – сказала она. – Это произойдет средь бела дня, понятно? При свете солнца будет еще страшнее!

Услышав это, Чиун повернулся к ним.

– Верно, дитя. Совершенно верно. Так гласит предание.

– Вот-вот, так гласит предание, – подтвердила Джоан Хэкер и сделала еще один глоток. – Я точно знаю. У меня тоже есть кое-какие связи в «третьем мире».

Она снова отпила.

– Да, кстати, – сказала она, обращаясь к Римо, – я вспомнила, что должна была тебе передать. – Она опрокинула бокал вверх дном, выливая последние капли в рот.

– Что же? – спросил Римо.

– Наконец вспомнила, – сказала она. – Следующими будут мертвые животные.

Чиун медленно повернул к ней лицо.

– Я знаю, – сказал Римо. – Кто тебе велел сообщить мне об этом?

Она погрозила ему пальцем.

– А вот и не скажу, не скажу, не скажу. – При этих словах жрица революции улыбнулась, закатила глаза и повалилась лицом на стол.

Римо посмотрел на нее, потом на Чиуна, который глядел на пьяную девушку, качая головой.

– Ну вот, Чиун, опять эти мертвые животные. Ты скажешь мне наконец, что это значит?

– Это неважно, – ответил Чиун. Он снова посмотрел на Джоан и покачал головой. – Она слишком молода, чтобы умирать, – сказал он.

– Это можно сказать о каждом человеке, – возразил Римо.

– Да, – согласился Чиун. – Даже о тебе.

Глава четырнадцатая

Римо почувствовал, что за ними следят через два квартала от «Барда», где Джоан Хэкер, верховная жрица грядущей революции, спала на столе – результат трех коктейлей за пятнадцать минут.

Римо сделал Чиуну знак подойти к витрине сувенирного магазинчика.

– Почему меня принуждают изображать интерес к этому китайскому барахлу? – спросил Чиун, употребив словечко «шлок» на идише, которое он выучил во время отпуска несколько лет назад.

– Тихо, нас преследуют.

– Какой ужас! – усмехнулся Чиун. – Кто? Что прикажешь делать? Бежать? Звать полицию?

– Тот парень сзади, в синем костюме, – сказал Римо. – Не оборачивайся.

– О, Римо, какой ты молодец. Во-первых, потому что заметил его, а во-вторых, потому что предупредил меня, чтобы я не оглядывался. Как я счастлив, что мне позволено сопровождать тебя! – Потом Чиун начал бормотать что-то по-корейски, время от времени вставляя английские слова вроде «большой молодец» и «как я счастлив».

До Римо наконец дошло, и он робко спросил:

– Значит, ты тоже заметил его?

– Мастер не может лгать, – сказал Чиун. – Я почувствовал его флюиды. Кстати, там впереди ждет еще один. На расстоянии сотни шагов. Он увязался за нами, когда мы вышли из этого притона.

– Где он? – спросил Римо.

– Не крути головой, – хихикнул Чиун. – О, как я счастлив, что имею возможность тебя сопровождать. О, какой ты молодчина! Умница! О, как…

– Прекрати, Чиун. Каждый может ошибиться.

Лицо Чиуна стало серьезным.

– Только не тот, кто собирается бросить вызов мертвым животным. Для него любая ошибка может стать последней. Однако тебе снова повезло. Эти двое не враги. Тебе нечего бояться.

Это радовало, но не давало ответа на вопрос: кто эти люди и почему преследуют Римо и Чиуна?

Двое мужчин продолжали преследовать их, один позади, другой впереди, пока Римо и Чиун брели к своей квартире. Римо объяснял Чиуну, что террористы намерены предпринять завтра. Тетерборо, маленький частный аэропорт в Нью-Джерси, является тем не менее одним из самых загруженных в мире. Самолеты прилетают и улетают каждые тридцать или сорок секунд. Захват диспетчерского пункта и нарушение графика движения самолетов может привести к цепной реакции аварий, хаосу, гибели множества людей.

Чтобы избежать этого, некоторые самолеты пойдут на посадку в аэропорты Ньюарка или Кеннеди, или Ла Гардия, где без конца взлетают и садятся огромные реактивные авиалайнеры, а это уже чревато непредсказуемыми последствиями.

– Почему так получается, – спросил Римо, – что террористы, за что бы они ни боролись, всегда кончают уничтожением людей?

Чиун равнодушно пожал плечами.

– Это неважно.

– Могут погибнуть десятки людей, – горячо возразил Римо.

– Нет, – отрезал Чиун. – Есть старая корейская пословица: «Когда две собаки нападают, одна лает, а другая кусает». Почему тебя всегда беспокоит лающая собака?

– Вот как? Существует еще и американская пословица, – сказал Римо.

– Не сомневаюсь, что сейчас ты ее расскажешь, – сказал Чиун.

– Обязательно, – пообещал Римо, но нужная пословица никак не приходила на ум.

Они молча продолжали свой путь, пока Римо не осенило:

– «Семь раз отмерь, один раз отрежь».

– Я предпочитаю другую: «Поспешишь – людей насмешишь», – сказал Чиун.

– А как насчет «Обжегшись на молоке, дует на воду»? – нашелся Римо.

– Я предпочитаю другую: «Дураки ломятся туда, где боятся ступить ангелы», – сказал Чиун.

– А как насчет риса на сегодняшний ужин? – сказал Римо, с трудом подавляя в себе желание задушить Чиуна.

– Рис – это замечательно, – промурлыкал Чиун. – Но я предпочитаю утку.

Когда они подошли к своему дому, Римо отправил Чиуна наверх со словами предостережения, чтобы он ненароком не убил преследователя, если тот пойдет за ним, а сам завернул за угол, убедился в том, что «хвост» заметил его, и нырнул в темный коктейль-бар. Римо встал рядом с сигаретным автоматом в тускло освещенном фойе и принялся ждать. Несколько секунд спустя вошел один из преследователей. Это был человек в синем костюме, тот, что тащился сзади.

Человек заморгал, привыкая к темноте. Римо вытянул руку и пальцами правой руки схватил его за левое предплечье.

– Так, парень, – сказал Римо. – Кто ты?

Мужчина посмотрел на Римо. Его лицо под шляпой с мягкими полями выражало полнейшую невинность. У Римо засосало под ложечкой: он понял, откуда этот человек.

Мужчина вздохнул.

– Я Махер. Налоговая инспекция, – сказал он. – Если вы отпустите мою руку, я покажу вам удостоверение.

– Хорошо, – сказал Римо. – Почему вы преследуете меня? – Он снова сжал руку незнакомцу, чтобы обеспечить правдивость показаний.

Мужчина скривился от боли.

– Не знаю. Задание руководства. Выяснить, куда вы направляетесь. Большое дело. Мое имя – Ф. Дж. Махер. Получил оперативное задание, хотя я всего-навсего аналитик.

– Твой коллега на улице? Кто он? – спросил Римо.

– Это Керк. Он мой сотрудник.

– Хорошо, – сказал Римо, отпустив мужчину. – Почему бы вам теперь не отправиться восвояси и не сообщить в своем донесении, что мы вернулись домой. Мы никуда не собираемся отлучаться сегодня вечером. Обещаю вам. Так что можете идти.

– Меня это устраивает, – сказал Махер. – Тем более что Каролина обещала приготовить на ужин спагетти с сосисками.

– Еще одно слово, – сказал Римо, вспомнив давно забытый вкус этого блюда, – и я убью тебя. Проваливай!

Махер повернулся и ушел. Римо подождал несколько минут, затем вышел на улицу и направился домой. По пути он заметил уделяющиеся фигуры Махера и его коллеги.

Черт подери этого Смита! Совершенно ясно, что эти двое – агенты КЮРЕ. Две безликие пешки в созданной Смитом и действующей по всей стране агентурной сети. Две пешки, строчащие донесения и не имеющие понятия, для кого они предназначены.

Смиту опять не сидится на месте! Он развивает бешеную активность, посылает повсюду своих людей, которые путаются у Римо под ногами.

Римо поднялся по лестнице, схватил телефонный аппарат и набрал номер Смита, чтобы высказать ему все, что о нем думает. Послышались долгие гудки, Римо ждал, но впервые никто не снял трубку.

На следующее утро Чиун отказался ехать с Римо в Тетерборо и был непреклонен.

– Я не намерен тратить остатки сил на лающих собак, – сказал он.

– Ну что ж, трать их на просмотр очередного телесериала или научись готовить что-нибудь мало-мальски съедобное, – сказал Римо и поспешно ретировался.

По пути в Нью-Джерси, сидя за рулем взятого напрокат автомобиля, Римо думал о Чиуне и его высокомерном нежелании принимать всерьез план захвата Тетерборо. На карту были поставлены человеческие жизни, и, кроме того, очередная победа террористов могла свести на нет соглашение по борьбе с терроризмом, находящееся в стадии подготовки.

Нет, Тетерборо не пустяк, какие бы нелепые поговорки ни приводил Чиун.

Когда воздушные пираты захватили самолет, летящий в Египет, это не было ерундой. Угон самолета в Калифорнии – тоже. Теперь, когда народы мира вплотную подошли к выработке соглашения, способного покончить с терроризмом, любая вылазка террористов крайне опасна. Просто Чиун не понимает этого.

Честно говоря, сам Римо не возлагал грандиозных надежд на антитеррористический пакт и, в отличие от Смита, не считал его панацеей. Но правительству, наверное, виднее. Задача же Римо – позаботиться о том, чтобы подписанию пакта ничто не помешало.

Аэропорт Тетерборо находился в пригороде Нью-Джерси, в нескольких минутах езды от Манхэттена. Римо припарковался около забора, отделявшего ангары от небольшой боковой улочки, и через отверстие в заборе проник на летное поле. Здесь не было ни охраны, ни службы безопасности, никто даже не поинтересовался, кто он и что здесь делает. Лучший объект для нападения трудно было бы найти.

Римо направился к диспетчерскому пункту, перед входом в который стояла машина скорой помощи.

Наблюдение. Кто-то сидел в машине и вел наблюдение. Интересно, кто? Друг или враг? Римо опасался, что ответ известен.

Он юркнул в ангар, прошел его насквозь, затем вошел в другой ангар, еще в один и наконец вынырнул наружу позади машины скорой помощи. Он внимательно осмотрел машину. Стекла были покрыты зеркальной пленкой, и разглядеть, кто находится в машине, было невозможно. Как ни в чем не бывало Римо подошел к машине и постучал в закрытую дверцу.

– Что вы хотите? – послышался изнутри раздраженный голос, который Римо знал и ненавидел.

– Я приезжий, – крикнул Римо. – Мне нужен буклет о местных достопримечательностях.

– Ступайте в Торговую палату, – отозвался голос Смита из-за закрытых дверей.

– И не подумаю. Разве эта машина прислана не за мной? Вы могли бы выйти и поздравить меня с благополучным прибытием.

Он постучал снова. Внутри послышалось шарканье ног. Он продолжал стучать. Наконец дверь приоткрылась, и в щелке показались круглые, как пуговицы, глаза доктора Харолда Смита.

– Это вы? – с удивлением спросил он.

– Конечно, – сказал Римо. – А кого вы надеялись здесь увидеть?

– Ну, входите, – неприязненно сказал Смит. – И хватит молотить по двери.

Неприязнь была взаимной: Римо был зол на Смита, который снова вмешивался не в свое дело.

Римо влез в небольшой фургон. Кроме Смита, там было еще три человека, наблюдавших за летным полем. Они даже не потрудились повернуть головы и посмотреть на Римо. Смит втащил Римо в глубь фургона и сказал:

– Как вы сюда попали?

– Приехал на машине.

– Нет, как вы узнали про Тетерборо?

– А, от людей из НОБФа, которые, как вам известно, замешаны в этом деле.

– Да, мне это известно.

В его голосе сквозило такое отвращение, что Римо сказал.

– Кажется, вы не слишком рады меня видеть. Я могу уйти.

– Нет. Раз уж вы здесь, оставайтесь. Полезно посмотреть, как работают настоящие профессионалы, – сказал Смит.

– Как вы узнали о Тетерборо? – спросил Римо. – Кто-то из них раскололся?

– Да, одна худенькая барышня с выступающими зубами. Заставить ее говорить не составило труда. Она считает всю эту затею идиотской. Кстати, а где Чиун?

– Он остался в Нью-Йорке, – сказал Римо. – Думаю, в настоящий момент он работает над новой порцией пословиц.

– Пословиц? – небрежно спросил Смит. Его внимание было приковано к стопке каких-то бумаг, лежащих на маленьком столе.

– Да Вот одна из них: «Когда две собаки нападают, одна лает, а другая кусает».

– Собаки? – рассеянно проговорил Смит, погруженный в изучение цифр, записанных в его длинном желтом блокноте.

– Да. Собаки. Знаете, неблагодарные шавки. Кусают руку, которая кормит их. Разносчики грязи и болезней. Бешенства, например. Собаки.

– Да, – сказал Смит. – Гм, это верно. Собаки.

Кто-то из людей в передней части фургона вскрикнул:

– Мистер Джоунс, они идут!

Смит кинулся в переднюю часть фургона. Римо покачал головой. «Джоунс, – подумал он. – Оригинальный псевдоним».

– Сколько их? – спросил Смит.

– Шестеро, – ответил мужчина, глядя сквозь затемненное стекло. В его голосе звучала та самая интонация, по которой можно безошибочно узнать агента ФБР. – Пятеро мужчин и одна девушка.

– Я хочу взглянуть на девушку, – сказал Римо, проходи вперед кабины.

– Пожалуйста, – проворчал Смит.

Римо выглянул из-за спин Смита и агента и увидел шестерых хиппи. Он узнал девушку – она присутствовала на вчерашнем собрании НОБФ – и огорчился, что это не Джоан Хэкер. Пора выжать из нее всю правду.

Они приближались к диспетчерскому пункту, крадучись в дневном свете, пытаясь не привлекать к себе внимания, что создавало обратный эффект.

Трое сотрудников ФБР отошли от окон и заняли позиции у дверей фургона скорой помощи.

Смит наблюдал за группой из окна.

– Будьте начеку, ребята, – прошипел он. – Услышав мою команду, открывайте двери, выскакивайте и хватайте их.

Римо покачал головой. Глупо. Агенты должны были находиться в диспетчерском пункте. Что, если одному из них удастся ускользнуть и проникнуть внутрь? Римо снова покачал головой.

– Ребята, приготовились, – сказал Смит. – Готовы? – Он помедлил. – Давайте!

Трое агентов распахнули двери и спрыгнули на черный асфальт.

– Федеральное бюро расследований, – сказал один. – Вы арестованы.

Хиппи обернулись, захваченные врасплох, затем пятеро из них неохотно подняли руки вверх, но шестой бросился бежать и ворвался в дверь диспетчерского пункта, направляясь к лестнице. Римо выскочил из машины и, расталкивая агентов и пленных, помчался в диспетчерскую. Сбежавший был вооружен. Он выстрелил в Римо, когда тот уже настигал его на лестнице, ведущей в помещение с пультом управления.

Римо без труда увернулся от пули и в следующее мгновение сбил молодчика с ног.

– Все, Фидель, – сказал он. – Война закончена.

Он схватил парня за бороду и поволок вниз по ступенькам. Когда Римо вытолкнул его наружу под яркое летнее солнце, парень принялся хохотать. Громко. Возбужденно. До слез.

– Что тебя так рассмешило? – спросил Римо, – Поделись, мы тоже хотим посмеяться.

– Вы думаете, что схватили кого надо, – проговорил юноша сквозь смех. – Но революция будет продолжаться. Вы поймали собаку, которая лает. А другая в это время кусает.

До Римо наконец дошло. Он понял, что имел в виду Чиун. Римо и Смит потратили время впустую, охотясь на безобидную собаку. Но где-то была другая собака, обнажившая клыки для укуса.

– Смитти, – закричал Римо, – быстрее!

Смита передернуло, когда Римо назвал его настоящее имя. Он обозлился еще больше, когда Римо ухватил его за руку и потащил в заднюю часть фургона, подальше от любопытных агентов ФБР.

– Быстро! Что должно произойти сегодня? Что-нибудь связанное с антитеррористическим пактом?

Смит колебался, тогда Римо сказал:

– Поторопитесь, а не то на вас обрушится крупная неприятность.

– Сегодня в Нью-Йорке должна состояться секретная встреча представителей трех государств, – сказал Смит. – Они должны обсудить последние детали перед завтрашней Конференцией ООН.

– Где они встречаются?

– В гостинице «Карибу».

– В котором часу? – спросил Римо.

Смит посмотрел на часы.

– Как раз сейчас, – сказал он. – Комната 2412 в гостинице «Карибу».

– В машине есть телефон? – спросил Римо.

– Да, но…

Римо схватил трубку и набрал номер своей квартиры. Гудок. Еще гудок. Еще. Пожалуйста, Чиун, будь в хорошем настроении. Не бросай телефонный аппарат на пол, потому что кто-то осмелился побеспокоить тебя во время просмотра очередной серии фильма «Пока Земля вертится». Пожалуйста, Чиун, сними трубку!

Наконец, трубку сняли и медленно, мучительно медленно поднесли к уху. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Римо услышал насмешливый голос Чиуна:

– Так где находится собака, которая кусает?

Глава пятнадцатая

Отель «Карибу» находился в нескольких кварталах от их квартиры. Римо велел Чиуну любой ценой защитить совещающихся в комнате 2412.

Римо гнал изо всех сил, надеясь встретиться с Чиуном в отеле до того, как что-либо произойдет, но опоздал. Когда он добрался до «Карибу», к главному входу уже подъезжали полицейские машины.

Протиснувшись в толпу полицейских, он спросил:

– Что случилось?

– Не знаю, – ответил один из полицейских. – Кажется, троих убили.

Значит, Чиун тоже опоздал. Не сумел попасть в «Карибу» вовремя. И из-за того, что Римо не попытался вникнуть в смысл пословицы о собаках, из-за того, что вместо этого он, самонадеянный идиот, укатил в аэропорт Тетерборо, трое полковников убиты, и принятие антитеррористического пакта отодвинулось теперь уже надолго.

«Идиот, кретин», – проклинал себя Римо, поднимаясь на двадцать четвертый этаж, в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, с помощью которой можно было бы как-то исправить положение.

«Умница, молодец, молодчина. Неплохо сработано», – говорил про себя пожилой кореец, неторопливо возвращаясь домой.

Покушение было спланировано умело, но его организатору следовало знать, что Мастера Синанджу не проведешь. Возможно, кое-кому кажется, что Чиун одряхлел. Что он утратил свое мастерство. Глупости!

Всю жизнь, что бы ни приходилось делать Чиуну, его поддерживала гордость за свое мастерство, но пришел день – и Чиун почувствовал, что мастерство стало самоцелью. Должно быть, такой день наступал в жизни любого Мастера до него.

Теперь Чиун просто пользовался своим искусством, а бедняки его деревни имели возможность выжить. Все очень просто. Жизнь всегда проста для тех, кто не пытается извлечь из нее больше, чем в ней заложено.

И все же, размышлял Чиун, было бы хорошо уйти на покой. Вернуться в Синанджу, сидеть на берегу, чинить рыболовные сети, глядеть на бегающих вокруг ребятишек, встречать повсюду уважение и почет, подобающий Мастеру, который побывал за морем и, преодолев все превратности судьбы, вернулся домой с победой.

Но сперва его место должен занять новый Мастер. Без сомнений, им станет Римо, который не может быть на сто процентов белым человеком. Как в любом американце, в нем смешались многие нации и наверняка присутствует капельки корейской крови. Римо слишком незауряден, чтобы быть просто белым человеком.

Этот план возник у Чиуна при первой встрече с молодым американцем, когда тот взглянул на Чиуна через прицел и без колебания нажал на курок пистолета. Это было десять лет назад. За эти годы Римо почти достиг совершенства. Чиун с гордостью думал о необычайной одаренности Римо, о его способности делать со своим телом то, чего не умел делать никто в мире. Кроме Чиуна. И еще одного человека. Римо достиг вершины мастерства, но сейчас ему угрожает серьезная опасность. Он, к сожалению, имеет обыкновение насмехаться над рассказами о тайфунах, мертвых животных и собаке, которая кусает, но в легендах заключено больше правды, чем в истории: история говорит лишь о прошлом, легенды же повествуют не только о прошлом, но и о настоящем, и о будущем.

И пока Римо смеется над этой, как ему кажется, чепухой, необходимо защитить его от смертельной опасности, исходящей от мертвых животных. К этому Чиуна обязывает долг перед жителями Синанджу, которые ждут от Мастера не только помощи, но и преемника, нового Мастера, который будет заботиться о них.

И вот теперь жизнь нового Мастера в опасности. Об этом свидетельствовало то, что произошло в отеле «Карибу». Было бы естественно предположить, что трое военных, прибывших на совещание в комнату 2412, подвергнутся нападению извне. Но Чиун обнаружил будущих убийц внутри комнаты: переодетые в форму сотрудников службы безопасности и пропущенные туда для охраны полковников, они на самом деле должны были их убить.

Теперь-то они уже никого не убьют. Чиун позаботился об этом. Он перевел полковников в другое помещение, где они в безопасности могли спокойно продолжить свое секретное совещание.

Все же план нападения был задуман великолепно. Именно это и наводило Чиуна на мысль о том, что Римо в опасности. Чиуну оставалось лишь уповать на то, что его ученик внемлет доводам разума и откажется от этого задания. Именно поэтому Чиун не стал объяснять Римо смысл легенды и не назвал имя его соперника. В противном случае гордость Римо не позволила бы ему устраниться. Напротив, он стал бы искать встречи с врагом. Поэтому-то Чиун и утаивал от него правду.

Открывая дверь дома, маленький пожилой азиат улыбнулся, вспомнив взгляд китайского полковника, когда Чиун ворвался в комнату и разделался с тремя убийцами. Взгляд свидетельствовал о том, что этот человек слышал древнюю легенду. Это был взгляд человека, понимавшего, какой тайфун идет им навстречу.

Поднимаясь в лифте, Чиун дал себе клятву защитить Римо от мертвых животных, пусть даже ценой собственной жизни. Даже ценой нарушения священного обета, запрещающего Мастеру Синанджу поднимать руку на жителя его деревни.

Глава шестнадцатая

– Чиун, как тебе это удалось?

Чиун посмотрел на Римо, который расхаживал взад-вперед по ковру гостиной.

– Что именно?

– Я говорю о полковниках. Как ты догадался, что охрана фальшивая?

Чиун пожал плечами под тяжелым голубым кимоно с вышивкой.

– Догадался и все, – сказал он.

– Хорошо, тогда откуда ты знал, что нападение на Тетерборо – всего лишь отвлекающий маневр? – Он посмотрел на Чиуна, который собирался что-то сказать, и с раздражением добавил: – Только не заводи свою песню: «Я догадался и все». Какого черта ты молчал?

– Я не молчал. Я предупредил тебя о собаках, одна из которых лает, а другая кусает. Если тебе приятно присоединиться к хору собак, лающих на луну, это твое дело.

– Перестаньте говорить со мной загадками, Чиун. Я должен знать, что все это означает, – сказал Римо.

– Для того, кто не желает думать, все превращается в загадку, – сказал Чиун и, сложив руки на груди, отвернулся к окну с видом на задымленный Нью-Йорк.

Римо сердито вздохнул и хотел было что-то сказать, но его прервал стук в дверь.

– Кого еще сюда несет? – проворчал Римо. – Сначала толстый, потом худой, а потом мертвые животные, – передразнил он Чиуна. – Должно быть, пожаловали мертвые животные. Входите, открыто!

Дверь распахнулась, и на пороге появился Харолд В.Смит. Он с отвращением посмотрел на незапертую дверь, как будто она его чем-то обидела, и сказал:

– Рад убедиться, что вы по-прежнему чрезвычайно озабочены собственной безопасностью.

Римо был сыт Смитом по горло.

– Чего нам опасаться? – спросил он насмешливо. – Вы установили за нами слежку, так что мы в полной безопасности. К чему тревожиться, если с нами КЮРЕ?

– Произошла ошибка, – сказал Смит. – Наши люди следили за каждым, кто выходил из «Барда». Двое из них случайно сели вам на хвост.

– И чуть не поплатились за это жизнью. Скажите, почему вы вдруг принялись совать свои аристократический нос в наши дела? С каких пор мы нуждаемся в мелочной опеке?

– В свою очередь я хотел бы спросить, с каких пор вы ставите под сомнение правильность моих решений? – холодно спросил Смит.

– С тех самых пор, как вы стали носиться, точно курица с отрезанной головой, – сказал Римо. – Послушайте, если бы вы заранее проинформировали нас о конфиденциальной встрече трех полковников, мы бы обеспечили им защиту. Но мы не знали об этом! И с трудом предотвратили беду. Теперь, слава Богу, можно надеяться, что завтрашняя конференция ООН состоится. Почему бы вам не вернуться в Фолкрофт к своим бумажкам? А мы с Чиуном сами позаботимся о конференции.

– Каким, интересно, образом? – сухо спросил Смит. – Вы ведь даже не знаете, откуда ждать нового удара.

– Скажу вам, каким образом, – сказал Римо. – Я найду Джоан Хэкер и выжму из нее все, что она знает. Мне следовало сделать это раньше. А потом мы поставим точку в этом деле.

– Нет! – взорвался Смит. – Вы будете делать то, что я вам прикажу. А я приказываю вам, слышите, приказываю перестать своевольничать. Вы можете подтолкнуть террористов к непредсказуемым действиям, которые мы не сможем проконтролировать.

– Можно подумать, что все остальное вы контролируете, – сказал Римо. – Интересно, как? С помощью ваших идиотских компьютеров?

– Если хотите знать, с помощью этих «идиотских компьютеров» я надеюсь получить достаточную информацию, чтобы гарантировать, что завтрашняя конференция состоится. Мы допросили всех, кто был на собрании НОБФ в «Барде». Отрывочные сведения, имена, даты, родственники, друзья – все это заложено в компьютер, и он выдаст нам нужную информацию.

Чиун, который за все это время не проронил ни слова, посмотрел на Смита и печально покачал головой.

– Компьютер не регистрирует тайфуны, – тихо сказал он.

– Ах, да, – сказал Смит. – Я и забыл про эту чепуху. Что означают все эти байки о тайфунах? И о мертвых животных? Я устал все это выслушивать.

– Это легенды, доктор Смит, а легенды всегда правдивы.

– Но что они означают?

– Они означают, что два тайфуна все еще могут столкнуться друг с другом. Они означают, что опасность придет оттуда, где мертвые животные.

– Тайфуны? Какие два тайфуна? – огрызнулся Смит.

– Не смотрите на меня, – сказал Римо. – Я тоже ничего не понимаю.

Чиун повернулся к ним спиной, давая понять, что лекция окончена. Лицо Смита побагровело от гнева.

– Римо, я отстраняю вас от этого дела. Отныне я целиком беру руководство на себя.

Римо пожал плечами.

– Как угодно, – сказал он. Он откинулся на спинку дивана, сбросил мокасины и принялся листать журнал с картинками. – Только постарайтесь справиться с этой задачей столь же блестяще, как сегодня, когда вы защищали полковников, – сказал Римо.

Смит в гневе вышел, хлопнув за собой дверью.

– Бедный Смит, – вслух подумал Римо. – Он совсем свихнулся.

– Нет, – возразил Чиун. – Он на грани, но я вижу признаки скорого выздоровления.

– Как ты можешь их видеть?

– Неважно. Вижу и все, – сказал Чиун. – Скоро он снова станет нормальным человеком.

– Большой разницы все равно нет, – сказал Римо. – Я его и нормального-то на дух не переношу.

– Но пока что, – сказал Чиун, – он отстранил тебя от работы. Почему бы нам просто не переменить обстановку, не подышать свежим воздухом? Как насчет Бруклина?

– Неужели ты думаешь, что я брошу это дело на полпути?

– Нет, – вздохнул Чиун, – Я так не думаю. Чрезмерная преданность порой перевешивает здравый смысл.

Когда-нибудь эта преданность найдет себе должное применение. Она будет поставлена на службу Дому Синанджу, если, конечно, до тех пор не сведет Римо в могилу.

Глава семнадцатая

Официантка в «Барде» узнала Римо. Нет, та девушка больше не приходила. Но если Римо оставит свой телефон, официантка обязательно позвонит, как только она появится.

Следующим по плану шел телефонный звонок Миллисент Ван Дервандер в Пэттон-колледже. Что за разговор, ну конечно, она помнит Римо.

– Ты собираешься в Пэттон?

– А что? Ты давно не убиралась в своей комнате? – спросил он.

– Нет. Наоборот, мы с тобой могли бы навести в ней некоторый беспорядок.

Вслед за этим лапушка сообщила, что «эта сука» не возвратились, но звонила. Нет, она даже не извинилась. Ей понадобился какой-то адрес из записной книжки, которую она оставила.

– Чей адрес?

– Сейчас посмотрю. Нет, не адрес. Это телефонный номер дантиста. У нее свалилась коронка. – Миллисент надеялась, что дантист зашьет Хэкер рот. – Да, вот, нашла. Доктор Макс Кронкейтс. – И она дала Римо телефон дантиста в Вест Сайде.

Медицинская сестра, ассистентка доктора Кронкейтса, имела склонность к полноте, ей было сорок два года, и она предпочитала возвращаться домой вовремя. Она собиралась уходить, когда перед ней возник приятный молодой человек. Он совершенно ясно дал ей понять, что в отличие от всяких дураков считает, что настоящая женщина должна иметь внушительную фигуру, а не хилое тельце, способное рассыпаться от первого прикосновения. Ведь женщины созданы для того, чтобы к ним прикасаться. Как ни странно, он умудрился сообщить ей всю эту информацию без единого слова, одним лишь взглядом.

Когда же он счел возможным перейти на язык слов, то первым делом спросил о Джоан Хэкер. Мисс Хэкер, сообщила медсестра, звонила и сейчас как раз направляется сюда. Доктор Кронкейтс будет ставить ей новую коронку на правый передний резец сверху.

Римо сказал сестре, что он из ФБР, что очень важно, чтобы Джоан Хэкер не узнала об их беседе и что, когда дело закончится, он вернется и за рюмочкой-другой расскажет сестре, чем все закончилось и сколь неоценимой была ее услуга. Но пока что самое главное – сохранить их разговор в тайне.

Римо ждал Джоан Хэкер у входа в здание, где находился кабинет доктора Кронкейтса. Наконец она появилась, а через час вышла, и Римо направился за ней подругой стороне улицы. Девушка в обтягивающих джинсах и тонкой белой свободной блузке шагала по улице и улыбалась. Римо заметил, что такова обычная реакция людей, только что распрощавшихся с дантистом.

Джоан миновала Центральный парк, прошла еще три квартала, потом повернула за угол. Римо не отставал. Девушка шла не спеша, весело размахивая красной сумкой, а потом вошла в небольшую кофейню.

Римо последовал за ней. Джоан Хэкер села за столик в глубине зала и принялась беспокойно стучать пальцами по красной крышке стола, поглядывая на боковую дверь.

Она не заметила Римо.

– А вот и я, – сказал он, усаживаясь напротив. – На сей раз хочу получить кое-какие ответы.

– Опять ты! – недовольно проговорила Джоан. – Оставь меня в покое. У меня уйма дел.

– Дела подождут.

Она перестала барабанить по столу, и их глаза встретились.

– До смешного реакционный тип! – воскликнула она. – Неужели ты действительно думаешь, что сможешь остановить нашу славную революцию?

– Если ваша славная революция означает убийство детей и изнасилование женщин, тогда я попытаюсь.

– Но нельзя сделать омлет, не разбив яиц, – сказала она.

– Особенно если омлет в голове вместо мозгов. Теперь перейдем к вопросам. Что должно произойти завтра?

– Завтра? – хохотнула она. – Завтра все делегаты антитеррористической конференции будут убиты. Все до единого. – Казалось, она получала удовольствие, сообщая ему это. – По-моему, грандиозно.

– Убийство грандиозно?!

– Знаешь, кто ты такой? – спросила Джоан. – Динозавр. – Она захихикала. – Ты топчешься в прошлом, пытаясь остановить будущее. Ты самый настоящий динозавр.

Ее оборвал голос из глубины комнаты:

– Можешь заходить.

Римо поднял глаза. Голос принадлежал пуэрториканцу. Он был одет в форму «Гаучос», уличной банды, созданной по образу и подобию «Черных пантер», но заметно поубавившей свою активность после того, как телевидение охладело к ним и перестало освещать их кривляние. На парне был коричневый берет, коричневая рубашка с военными значками и эмблемами и коричневые брюки, заправленные в высокие начищенные парашютные ботинки. Парень был невысокого роста и худощав. Повелительным жестом он пригласил Джоан следовать за ним. Она поднялась и, снова повернувшись к Римо, злобно прошептала:

– Динозавр. И как все динозавры, которые не приемлют перемен, ты умрешь.

– Я подожду тебя, – сказал Римо. – Прямо здесь. Мы еще не договорили.

Она зашагала прочь и вошла в заднюю комнату. Римо подошел к стойке у входа, сел на ближайший к двери табурет и заказал кофе.

Но его надежды подслушать происходящий за дверью разговор рухнули, как только один из посетителей опустил монетку в проигрыватель-автомат, и оттуда грянула музыка какой-то латиноамериканской группы, гремевшей так, будто на трубах играла сразу сотня музыкантов.

Джоан Хэкер оглядела комнату, орехово-коричневые лица двадцати пяти молодых пуэрториканцев, сглотнула и объяснила, что ей нужно.

– Почему ты пришла к нам? – спросил один из юношей, у которого на рубашке было больше медалей и значков, чем у остальных.

– Нам сказали, что вы круты и сообразительны.

– О, да, – согласился он с кривой усмешкой. – Мы крутые, девочка. А все потому, что мы мужчины. Мужчины улиц. И еще мы сообразительны. Видать, именно поэтому вы выбрали нас, а не негритосов.

Она кивнула, хотя и считала, что они несправедливы к черным. Между прочим, они являются частью того же самого «третьего мира». Будь у нее побольше времени, она объяснила бы этим парням, что черные – их братья. По времени не было.

Все в комнате закивали и загомонили:

– Это точно. Мы сообразительные. Не то, что остальные.

Один из них сказал:

– Это точно, черт побери, мы мужчины. Может, продемонстрируем это на деле? – Остальные захихикали; Джоан почувствовала взгляды парней на своей груди, прикрытой тонкой тканью, и пожалела, что не надела жакет.

Главарь сказал:

– Деньги при тебе?

– Половина. Остальное получите после, – сказала она.

– Это плата за то, чтобы мы завтра вышли к зданию ООН?

– Да, – сказала она. – Только не устраивайте там потасовки.

– Слишком щедрая плата за парад, – осторожно заметил он.

– Вы получите еще больше, если демонстрация будет достаточно многолюдной. – Джоан Хэкер подумала о Римо, который ждал ее снаружи. – Есть еще одно дело, – сказала она.

– Какое еще дело? – спросил главарь.

Когда дверь открылась, Римо обернулся, ожидая увидеть Джоан Хэкер. Но это был все тот же худой пуэрториканец. Он отыскал взглядом Римо и сказал:

– Она зовет тебя.

Римо соскочил с табурета и проследовал за парнем в заднюю комнату. Джоан Хэкер там уже не было. В дальнем углу была еще одна дверь. Около нее стояло с десяток пуэрториканцев. Римо почувствовал, как чья-то рука надавила ему на спину между лопаток. Он позволил толкнуть себя на середину комнаты. Позади него стояла еще дюжина парней.

– Где девушка? – спросил Римо, пытаясь придать своему голосу миролюбивую интонацию. – Кажется, она хотела меня видеть.

– Мы тебя прикончим, – сказал главарь, – и вряд ли кому-нибудь захочется после этого тебя видеть.

Он оглядел комнату:

– Кто начнет?

С обеих сторон послышались громкие возгласы.

– Ты, Карло, – сказал главарь, и от двери отделился парень, казавшийся выше и плотнее остальных. На лице его играла широкая ухмылка.

Он сунул руку в задний карман, вытащил нож с черной рукояткой, нажал на кнопку. Выскочило шестидюймовое лезвие, переливаясь в свете флюоресцентных ламп.

Он держал нож перед собой, как будто это была клюшка для игры в гольф, поводя рукой из стороны в сторону.

– Разделать его на крупные куски или поменьше, Эль Джефе? – спросил он.

Главарь засмеялся и, пока другие хихикали, сказал:

– Помельче, чтобы на один укус.

– Подожди минуту, – сказал Римо. – Разве мне не дадут нож?

– Нет.

– А я-то думал, вы сторонники честного боя. Где же справедливость, если у меня не будет ножа?

– Тебе нужен нож? – спросил парень, которого называли Эль Джефе. – Ты его получишь. – Он щелкнул пальцами. – Хуан, дай-ка сюда свой нож.

Парнишка лет шестнадцати вынул из кармана нож и подал его главарю. Эль Джефе раскрыл его, осмотрел длинное лезвие, просунул его в щель между дверью и косяком, дернул рукоятку влево, и лезвие сломалось.

Он с усмешкой повернулся и бросил рукоятку Римо.

– Держи, гринго. Вот твой нож.

Римо поймал рукоятку без клинка.

– Спасибо, – сказал он. – Это пойдет.

– Отделай его, Карло! – крикнул Эль Джефе. – Порежь этого гомика!

Карло прыгнул вперед, выставив руку, как фехтовальщик. Римо не отступал. Их разделяло всего три шага. Карло водил ножом перед собой, движения его руки напоминали медленные движения кобры, повинующейся звукам флейты укротителя змей.

Потом он сделал выпад. Он метил Римо в солнечное сплетение. Римо отпрянул в сторону, и когда Карло развернулся, Римо резко выкинул руку вперед и оторвал ему мочку правого уха.

– Урок номер один, – сказал Римо. – Не делай выпадов. Руби.

По комнате прокатился коллективный вздох. Карло почувствовал, как по шее у него стекает кровь. В бешенстве он бросился на Римо, разрезая ножом воздух. Но Римо каким-то образом оказался у него за спиной, и когда Карло повернулся к нему, Римо ударил большим пальцем в скулу. Кость громко хрустнула.

– Урок номер два, – сказал Римо. – Не своди глаз с противника.

Карло обезумел от боли. Ярость боролась в нем со страхом. С воплем он занес нож над головой и кинулся на Римо, намереваясь ударить сверху вниз.

Римо оставался на месте, но когда Карло приблизился к нему, он подпрыгнул в воздух. Правая рука, которой Римо до сих пор не пользовался, взметнулась вверх, затем опустилась на голову Карло. Рукоятка сломанного ножа пробила череп и вошла внутрь. Карло зашатался и рухнул на пол.

– Урок номер три, – сказал Римо. – Со мной лучше не связываться.

Он двинулся к двери, и двенадцать пуэрториканцев расступились, давая ему пройти. Римо схватил Эль Джефе за кадык и потащил за собой.

На улице Эль Джефе решил рассказать Римо все. Судя по всему, девчонка законченная идиотка. Она согласилась заплатить им две тысячи долларов только за то, чтобы они завтра выставили пикеты перед зданием ООН. Нет, они никого и пальцем не тронут. Если сеньор хочет, они вовсе не выйдут на демонстрацию, потому что общественный порядок для них дороже всяких денег.

– Можете выходить на демонстрацию, – сказал Римо, на прощание еще раз сдавил Эль Джефе кадык и пошел прочь.

Искать девчонку не было смысла: она уже наверняка успела уйти. Итак, завтра будет предпринято нападение на делегатов. Римо и Чиун должны этому помешать.

Глава восемнадцатая

Когда над Ист Ривер взошло солнце, на улице было уже полно людей. Перед ними высилось здание ООН, холодное, предостерегающее. К тому времени, как отбрасываемая им огромная клинообразная тень откатилась назад, толпа оживилась, пришла в движение.

Демонстранты были молоды, среди них было много негров, пуэрториканцев, но в основном это были белые – и все они держали в руках плакаты и транспаранты.

НЕВОЗМОЖНО ОТМЕНИТЬ СВОБОДУ!

МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ ЗА СВОБОДУ!

На одном из плакатов было написано:

НАРОДНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ

БОРЬБЫ С ФАШИЗМОМ.

В человеке, несшем его, Римо узнал одного из «Гаучос», которых ему пришлось накануне поучить уму-разуму.

Конференция по терроризму должна была открыться в одиннадцать утра. Те немногие, кому предстояло занять места на галерее, уже столпились за заграждением у главного входа в здание. Толпа демонстрантов все разрасталась перед зданием, в котором обычно предпринимались попытки сохранить мир в этом раздираемом противоречиями мире, а сегодня предстояло решить не менее трудную задачу искоренения бандитизма в международном масштабе.

Римо брезгливо отвернулся от экрана телевизора, когда демонстранты, заметив направленную на них камеру, принялись скандировать:

– ВОЙНУ ЗА СВОБОДУ НЕ ОСТАНОВИТЬ!

Чиун улыбнулся.

– Я вижу, это не укладывается в твое представление о порядке, – заметил он.

– Порой мне кажется, что мы тратим время на то, чтобы защитить нашу страну…

– Твою страну, – поправил Чиун.

– Хорошо, мою страну от идиотов. Политики не позволят построить новые тюрьмы, но как насчет одной большой психушки? Это смогло бы разрешить большую часть наших социальных проблем.

– Это лишь подстегнет их, – сказал Чиун. – Я помню, однажды, много лет назад…

– Нет, Чиун, не надо, – сказал Римо. – Я сыт по горло тайфунами, толстыми, тонкими, мертвыми животными и собаками, одна из которых лает, а другая кусает. С меня довольно.

– Дело твое, – кротко сказал Чиун и снова уставился в телевизор. – Полагаю, сегодня нам придется побывать в этой толпе несчастных пошляков.

– Да, – сказал Римо. – Скоро выходим. На сегодня запланировано покушение на делегатов. Надо предотвратить его.

– Я вижу, ты не подчинился приказу доктора Смита.

– Мы оба знаем, Чиун, что со мной такие номера не проходят. Пока я жив, я не выйду из игры, нравится это Смиту или нет.

– Странный тип преданности, когда человек не подчиняется своему работодателю.

– Мой работодатель – Соединенные Штаты, – сказал Римо, – а не доктор Харолд Смит.

Чиун пожал плечами.

– Должно быть, я проспал референдум, на котором двести миллионов американцев выразили тебе доверие.

– В этом не было необходимости.

– Эти двести миллионов человек даже не знают, что ты существуешь, – сказал Чиун. – А вот доктор Смит знает. Он платит тебе жалованье, ты отчитываешься перед ним – следовательно, он твой работодатель.

– Будь по-твоему. Когда все закончится, мы подадим на него жалобу в Национальное бюро по трудовым отношениям.

Римо сделал стойку на одной руке и, стоя вверх ногами, окликнул Чиуна:

– Давай, Чиун, присоединяйся. Надо размяться.

– Разминайся один. А я понаблюдаю.

Чиун молчал вес время, пока Римо в течение часа выполнял гимнастические упражнения. Наконец Римо сказал:

– Нам пора. Дело осложняется тем, что Смит наверняка явится туда, прихватив с собой человек шестьсот своих агентов. Придется действовать осторожно, чтобы ненароком не зашибить его людей.

– Это не составит особого труда, – сказал Чиун. – Все они наверняка будут в плащах с поднятыми воротниками, и у каждого в зубах будет по ножу.

Он позволил себе улыбнуться и пошел за Римо к двери.

Чиун снова ощутил беспокойство. Не за себя, а за Римо, потому что им противостояла могучая сила, способная погубить молодого американца, который со временем должен стать Мастером Синанджу. Римо давно уже следовало догадаться, с кем он имеет дело, но он не догадался. Однако, если бы Чиун раскрыл перед ним карты, движимый ложной гордостью, Римо бросился бы вперед, подставляя себя опасностям. Как это ни мучительно, Чиун был вынужден ждать, пока Римо не поймет всего сам.

– Ты никогда не интересовался, кто стоит за этими террористами? – спросил Чиун.

– Мне не нужно интересоваться, – ответил Римо. – Я знаю.

– Неужели?

– Да, – сказал Римо. – Это собака, которая лает, но иногда еще и кусает, которая кусает толстых, но чаще худых, сидит около мертвых животных и подстерегает НОБФ.

– Будем надеяться, что она не подстерегает тебя. Даже если мы спасем делегатов, ничего не изменится, покуда не уничтожен тот, кто вес это организовал.

– С этим разберемся после, – сказал Римо.

Чиун печально покачал головой.

– О «после» не может быть и речи. Речь может идти только о «сейчас».

Римо собирался что-то ответить, но за спиной у него раздался телефонный звонок.

Пока Чиун ждал в дверях, Римо вернулся в квартиру и снял трубку.

Женский голос, задыхаясь, сказал:

– Римо, приезжай немедленно. Все вышло из-под контроля.

– Джоан, где ты? – спросил Римо.

– Там, где мертвые животные. В му…

И телефон замолчал.

Римо посмотрел на трубку, потом медленно положил ее на место. Это был поединок лицом к лицу, о котором он мечтал. Но где? Как? Он обернулся к Чиуну, который, увидев на лице Римо замешательство, тихо сказал:

– Ты все поймешь. Так было предначертано.

Римо в недоумении уставился на него.

Джоан Хэкер повесила трубку и самодовольно улыбнулась.

– Ну, как? – спросила она.

– Великолепно, мой революционный цветок, – одобрил низкорослый человек с желтоватой кожей. Вид у него был спокойный и безмятежный.

– Ты думаешь, я сумела его обмануть?

– Нет, моя дорогая. Ты не обманула его. Но это неважно. Он придет. Он придет.

Римо и Чиун шли к зданию ООН. Римо пытался слово в слово припомнить все, что сказала Джоан. Дважды он натыкался на прохожих, каждый раз заставляя Чиуна неодобрительно крякать.

Они слегка замедлили шаг, услышав веселые крики детей, играющих на детской площадке. Римо остановился и посмотрел на них. Пара близнецов, мальчик и девочка, залезли на большую горку из стеклопластика в виде бронтозавра, самого крупного из доисторических ящеров. Римо с одобрением подумал, как здорово придумали приспособить спину животного под горку. Он рассеянно улыбнулся, потом снова взглянул на горку. Что-то казалось ему смутно знакомым. И тут его осенило, откуда звонила Джоан Хэкер. Она звонила оттуда, где находятся мертвые животные. И в ту же секунду он догадался, кто стоит за террористами.

Он остановился и положил руку на плечо Чиуну.

– Чиун, – сказал он, – я знаю.

– И тем не менее ты пойдешь туда?

Римо кивнул.

– А тебе придется защищать делегатов конференции.

Чиун кивнул.

– Делай как знаешь. Но помни: главное – осторожность. Собака, которая ждет тебя, кусает. Я же иду к собакам, которые только лают.

Римо слегка сжал Чиуну плечо, и Чиун отвел глаза при этом редком проявлении чувств.

– Не беспокойся, папочка. Я вернусь с победой в зубах.

Чиун посмотрел на Римо. Глаза их встретились.

– Прошлый раз, пять лет назад, когда вы с ним впервые столкнулись, я сказал, что он намного сильнее тебя. Я ошибался. Теперь вы равны.

– Только равны? – спросил Римо.

– Это не так уж мало, – сказал Чиун. – Потому что им владеют опасения, которых нет у тебя. Теперь иди.

Римо повернулся и быстро зашагал прочь, растворившись в утренней толпе спешащих на работу людей. Чиун посмотрел ему вслед, затем тихо произнес молитву. Римо еще многого не знает, но будущего Мастера Синанджу нельзя баловать.

Зайдя за угол, Римо осмотрелся. В каждом из проходящих такси сидело по двое, а то и по трое пассажиров. Свободного такси не дождешься целую вечность.

Он подошел к проезжей части и, когда одно из такси притормозило, чтобы объехать рабочих, которые что-то копали, рванул на себя дверцу и скользнул на заднее сиденье прямо на колени молодой женщины. Женщина была красивая, спокойная и невозмутимая. Она сказала:

– Але, ну ты! Тебе чего, придурок?

– Приятно убедиться, что ваша прелесть не ограничивается внешностью, – сказал Римо, перегнулся через нее, открыл дверцу с противоположной стороны и выпихнул женщину на улицу. Затем он захлопнул дверцу и бросил шоферу: – В Музей естественной истории.

П. Уортингтон Розенбаум, водитель, собрался было возмутиться, но, перехватив в зеркале взгляд Римо, решил ничего не говорить.

Римо откинулся на спинку сиденья и попытался вспомнить музей, в котором побывал когда-то с автобусной экскурсией, организованной Ньюаркским приютом, где он вырос. Несколько квадратных строений. Этажи выставочных залов. Стеклянные витрины с экспонатами, демонстрирующими разные формы жизни в естественной среде. Зал, посвященный динозаврам. Бронтозавр со спиной, как та детская горка. Тиранозавры с зубами размером в человеческую ступню. Точные копии скелетов доисторических животных.

Вчера Джоан Хэкер явно на что-то намекала, назвав Римо динозавром. Но он, глупец, не понял этого.

И сегодняшний звонок тоже был уловкой, попыткой заманить его туда.

Теперь в руках у Римо был конец ниточки. Человек, который стоял за всем этим, хотел, чтобы Римо пришел, но он не мог быть уверен, что Римо придет. Что ж, Римо преподнесет ему сюрприз.

Глава девятнадцатая

«Что-то здесь не так», – думал Чиун, проворно пробираясь сквозь толпу у здания ООН.

Слишком уж много шума было о готовящемся нападении на делегатов антитеррористической конференции. Слишком многие знали об этом. Об этом знал доктор Смит, а следовательно, и большая часть людей в правительстве. Об этом знал Римо. Знал Чиун. Знала эта глупая девчонка.

Подобные дела так не делаются. Разве одна из заповедей Синанджу не гласит, что идеальная атака должна быть тихой, беспощадной и неожиданной? Здесь же нарушены все каноны, в особенности, главная заповедь – внезапность. Если бы кто-то в действительности намеревался убить делегатов антитеррористической конференции, он бы не стал ждать, пока они соберутся под надежной охраной тысяч полицейских, спецагентов и так далее. Их убили бы в постели, в самолете, в такси, ресторане. У американцев есть пословица, хотя Чиун считал, что она имеет корейское происхождение: «Не клади все яйца в одну корзину».

Возможно, Чиун ошибался. «Не переоценил ли я противника?» – спрашивал себя пожилой кореец, пробираясь в толпе. Нет, вряд ли. Враг владеет секретами Дома Синанджу. Он не стал бы действовать наобум.

И все же до сих пор в его действиях было немало необдуманного.

Чиун оставил эти вопросы, протиснувшись наконец к входу в здание ООН мимо полицейских, охранников и всех прочих, чье зрение было не в состоянии зафиксировать движения корейца.

Определить людей Смита было совсем просто. Чиун с Римо подшучивали над ними, но в этих шутках была доля правды. Все они были в плащах и шляпах, со значками прессы. В руках у них были камеры, направленные на толпу, но при этом они не потрудились снять крышки с объективов. Разумеется, Смит тоже был здесь, одетый в точности так же, как и его люди. Чиун покачал головой. Нет, людей в плащах он не тронет.

Но откуда следует ожидать нападения на делегатов?

До сих пор главным принципом противника был обман. Атака не будет лобовой. Убийцы замаскируются.

Чиун посмотрел по сторонам. Под представителей прессы? Нет, полицейские легко бы их раскрыли, потребовав предъявить удостоверения. Тогда, может быть, под полицейских? Нет, здесь слишком много настоящих полицейских, способных выявить самозванцев. Под представителей духовенства? Нет. Священникам нечего здесь делать. Одно их присутствие могло бы вызвать подозрение.

Чиун снова огляделся. Кто смог бы свободно пройти сквозь кордон? Так, чтобы не заметила ни пресса, ни полиция?

Ну конечно!

Чиун устремился к правому краю площадки перед главным входом в здание, где группа офицеров уверенным шагом проходила сквозь оцепление. Чиун все понял. Убийцы выступали под личиной военных, и никто не остановит их, пока не будет слишком поздно.

«Придумано неплохо», – подумал Чиун. И все же он не понимал, почему нападение организовано таким образом. Оно нелепо по существу, и противник должен был это понимать.

Вход в Музей естественной истории был огорожен веревкой, за которой стояла табличка с надписью: «Сегодня музей закрыт».

Ко входу вела пологая дорожка. Дверь была заперта. Ударом ладони Римо вышиб замок, и дверь легко открылась. Глядя на вес это из такси, водитель П. Уортингтон Розенбаум спросил себя, не следует ли вызвать полицию, но, вспомнив про пятьдесят долларов, обещанные ему пассажиром, решил, что происходящее в музее его не касается.

Несмотря на лето в помещении музея было темно и прохладно. Римо сделал несколько шагов по гладко отшлифованному мраморному полу и очутился в центральном фойе первого этажа. Память подсказала ему, что лестница находится по обеим сторонам от входа.

В служебном помещении в углу первого этажа сидел бородатый молодой человек с телефонной трубкой.

– Он здесь, – прошептал бородатый в трубку.

На другом конце провода кивнули.

– Хорошо. Следуй за ним наверх. Там его и убьешь.

– А если он не станет подниматься наверх?

– Станет. Когда прикончишь его, позвони мне, – произнес голос в трубке.

Римо подошел к лестнице и стал подниматься по ступеням. Он решил начать с верхнего этажа, чтобы не дать противнику возможности ускользнуть. Этому научил его Чиун.

На верхнем этаже музея от лестницы шел коридор, в конце которого находился зал динозавров. Римо вошел в зал и огляделся. Бронтозавр стоял на том же самом месте, где его видел Римо в последний раз. Римо прошел по просторной высокой галерее. В самом конце ее стоял тиранозавр, такой же злобный и могучий, как прежде, хотя это был всего лишь скелет. Римо попал туда, куда нужно. Здесь обитали мертвые животные.

Римо услышал позади себя шаги и, обернувшись, увидел бородатого человека, одетого в черный костюм для каратэ.

– Никак, это ты, крошка Сиско? – сказал Римо.

Бородатый не терял времени. Издав глухое рычание, он прыгнул на Римо, нога его согнулась для пинка, а рука взметнулась для сокрушительного удара.

Прыжок был долгий и высокий, почти как у Нуриева. Завершился же он, как у Чарли Чаплина. Прежде чем бородатый успел нанести свой удар, ладонь Римо с размаху вонзилась в кадык, превратив его в месиво. Тело бородатого замерло в воздухе, словно помидор, ударившийся о кирпичную стену. Он тяжело рухнул на мраморный пол, не издав ни стона.

Так, с этим кончено.

Когда через триста секунд телефон не зазвонил, маленький желтый человек на втором этаже улыбнулся и посмотрел на Джоан Хэкер.

– Он прорвал первую линию нашей обороны, – сказал он.

– Что вы имеете в виду?

– Наш человек в черном мертв.

– Но это же ужасно! – воскликнула Джоан Хэкер. – Как вы можете оставаться таким спокойным? Это же ужасно!

– Ты говоришь, как истинная революционерка. Мы захватываем самолеты и убиваем заложников. Это ничего. Мы расстреливаем спортсменов. Это ничего. Мы заманиваем в ловушку ни в чем не повинного старого мясника. Это ничего. Мы собираемся сегодня укокошить дипломатов. Это тоже ничего. Но мы обязаны переживать из-за какого-то недоучки, который ничего не смыслил в каратэ, сказать по правде.

– Да, но те люди… они враги… агенты реакции и империализма с Уолл-Стрит. А тот человек внизу… он наш человек.

– Нет, моя дорогая. Все люди одинаковы. Кем бы они ни были, они люди. Только безмозглые наклеивают на людей ярлыки, да и то лишь затем, чтобы оправдать собственное нежелание видеть в них обычных людей. Гораздо справедливее убивать человека, зная, что ты убиваешь человека, а не просто срываешь какой-то ярлык. Это придает смысл человеческой смерти и ценность твоему поступку.

– Но это несовместимо с нашей идеологией, – выпалила Джоан.

– Может быть, – сказал желтый человек. – В этом мире нет идеологии. Есть только сила. А сила исходит из самой жизни.

Он поднялся из-за бюро и нагнулся к Джоан, которая невольно отпрянула.

– Я раскрою тебе один секрет, – сказал он. – Все эти приготовления, все эти смерти, все это было предпринято с одной-единственной целью. Отнюдь не ради прославления какой-нибудь идиотской революционной идеи; не для того, чтобы отдать власть неграмотным дикарям, чью полную никчемность доказывает их стремление идти туда, куда их ведет идеология. Все, что мы с тобой делали, преследовало одну-единственную цель: уничтожить двух человек.

– Двух человек? Вы имеете в виду Римо и пожилого-пожилого азиата?

– Да, Римо, который овладел тайнами нашего древнего рода, и Чиуна, этого, как ты выразилась, пожилого азиата, который является нынешним Мастером Синанджу. Эти двое всегда будут стоять между мной и моими целями.

– Но ведь это не имеет ничего общего с революцией! – воскликнула Джоан Хэкер. Вдруг все это перестало ей нравиться. Все это выглядело не так романтично, как освобождение самолета или взрыв посольства. Это смахивало на убийство.

– Победитель может использовать любые ярлыки, какие пожелает, – сказал желтокожий человек, сверкнув глазами. – Ну, довольно. Он скоро будет здесь.

На четвертом этаже было пусто, на третьем тоже. Римо вспомнил, как впервые пришел в этот музей много лет назад. Он был ничем не примечательным парнишкой, таким же, как и все в этой толпе сирот, ничего не видевших в жизни. Это было задолго до того, как приобщение к культуре стало считаться важной частью образования, и монахини согласились свозить их в музей только после того, как весь класс научился читать и писать. В тот день в музее было многолюдно и шумно. Сейчас он был пуст и безмолвен, по коридорам и лестницам гуляли сквозняки. Здесь, в этом музее, предстояло окончиться легенде о мертвых животных.

Римо помнил, как их класс томился в ожидании, пока двоечник Спинки, для которого уроки чтения были сущим адом, не научится наконец складывать буквы в слова. Каждый день казался им месяцем. Но Спинки остался в далеком прошлом, как и Ньюарк, и приют, и его детство, Все, что осталось от Римо, – это имя. Ни лицо, ни случайный отпечаток пальцев не подтвердят, что когда-то он здесь был. Спускаясь по ступенькам на второй этаж, Римо думал о том, что отдал бы сейчас все на свете, лишь бы снова оказаться мальчишкой из приюта и пройти по этим залам в дешевых тапочках, а не в дорогих спортивных туфлях.

Он остановился посередине последнего лестничного пролета. Внизу стоял высокий чернокожий человек в дашики. Он улыбнулся Римо и стал подниматься вверх по ступенькам. Римо отступал, пока не оказался на лестничной клетке между вторым и третьим этажом. Все правильно. Так он и думал. С третьего этажа спускался еще один чернокожий верзила.

– Привет представителям «третьего мира», – сказал Римо.

– Ave atque vale, – сказал один из негров.

– Что означает «привет и прощай», – сказал другой.

– Хорошо, – сказал Римо. – Вы слыхали песенку «Виффенпуф»? Если хотите, я напою несколько тактов. Что там было вначале? «Через столы в кафе у Мори…» Или по столам? Неважно. Дальше идет: «ла, да, да, да, к дому, где живет крошка Луи…» (Верзилы тупо уставились на него.) Разве вы не знаете эту песенку? А как насчет песенки «Кродэд»? Может, споете, а я подтяну на высоких нотах.

Римо прижался спиной к мраморной стене. Сквозь рубашку он чувствовал холодный камень. Он напряг мускулы.

Верзилы подошли к нему и без предупреждения ударили кулаками ему в лицо. По крайней мере, собирались. Римо увернулся. Чтобы не попасть кулаками в стену, верзилы отпрянули. Римо оказался между ними. Он подпрыгнул и перевернулся в воздухе, при этом ударив каждого из них локтем в затылок. Сила ударов была такова, что оба врезались в холодную мраморную стену. Он услышал два разных звука: один, когда под ударами локтей хрустнули их черепа, а другой, когда их лица врезались в камень и размозжились о стену.

Он отступил назад, не оборачиваясь, услышал, как тела рухнули на пол, и стал спускаться по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

Внизу он остановился и услышал несколько хлопков в ладоши. Откуда-то доносились негромкие аплодисменты. Он взглянул налево. Никого. Тогда он пошел направо, на звук хлопков, пока не оказался перед открытой дверью, ведущей в большую галерею. Вокруг галереи был широкий балкон с видом на первый этаж. У лестницы, ведущей на галерею, стояла Джоан Хэкер. А рядом с ней… Римо усмехнулся. Значит, он не ошибся. Это был Нуич.

Он перестал хлопать, встретившись глазами с Римо.

– Я знал, что это ты, – сказал Римо.

– Разве Чиун тебе не сказал? – спросил Нуич.

Римо покачал головой.

– Нет. Он считает, что твое имя можно произносить только на похоронах, что ты опозорил его школу и Дом Синанджу.

– Бедный старый Чиун, – сказал Нуич. – В другие времена, в других обстоятельствах мой дядя, брат моего отца, был бы знаменитым человеком. Но теперь он… используя твое любимое выражение, теперь он вне игры.

Римо покачал головой.

– У меня такое ощущение, что кладбища всего мира забиты людьми, которые считали, что Чиун вышел из игры.

– Да. Но никто из них не носил имя Нуич. Ни в ком из них не текла кровь Чиуна. Никто из них не принадлежал Дому Синанджу. Никто из них…

– Никто из них не предавал традиций. Никто из них не был скотом, который вербует безмозглых людишек, чтобы они убивали и насиловали. Зачем тебе понадобились террористы? – спросил Римо.

Глаза Джоан Хэкер следили за их перепалкой, как будто это был теннисный матч. Только что они были прикованы к Римо, но теперь, когда Нуич захохотал, она перевела взгляд на него. Откинувшись на мраморные перила, Нуич громко смеялся. Это был высокий, пронзительный хохот, напомнивший Римо смех Чиуна. За его спиной Римо увидел тросы, поддерживающие висящее чучело громадного, длиной в девяносто футов, голубого кита, самого крупного животного, какие когда-либо жили на земле. Тень от кита затемняла комнату.

– Ты до сих пор не понял этого? – спросил Нуич.

– Не понял чего? – спросил Римо. И впервые ему стало не по себе.

– Террористы здесь совершенно ни при чем. Разве Чиун не рассказывал тебе о собаках, которые лают, и собаках, которые кусают?

– Ну, и что из этого?

– А то, что все эти террористы, – не что иное, как собака, которая лает. Собака же, которая кусает, гналась за тобой и твоим пожилым другом. Охота шла именно на вас. Помнишь воздушных пиратов, которые потребовали посадки в Лос-Анджелесе? Это было сделано специально, чтобы правительство привлекло вас к участию в этой операции. Помнишь нападение на аэропорт и покушение на трех полковников? Это опять-таки было сделано для того, чтобы заманить вас в ловушку.

– Одно дело – целиться в мишень, и совсем другое – попасть в нее.

– Но в этом-то и заключается вся прелесть охоты, – сказал Нуич. – Кстати, в одну цель я уже попал. Не сомневаюсь, что ты отправил беднягу Чиуна в ООН спасать никчемные жизни дипломатов. Чиун поступит так, как поступает Мастер Синанджу. Он пойдет к врагу. И обнаружит, что нам нужны не дипломаты, а он сам. Правда, будет уже поздно. – Не глядя на часы, болтавшиеся на его тонкой руке, Нуич добавил: – Сейчас десять сорок две. Если хочешь, можно посмотреть, что там происходит.

Он подал знак Джоан Хэкер, и та включила маленький телевизор, стоявший у мраморных перил.

Из телевизора тут же понеслись звуки – гул скандирующих голосов, а спустя несколько секунд на экране появилось изображение толпы перед зданием ООН, сдерживаемой подразделениями нью-йоркской полиции. У Римо все сжалось внутри, когда он увидел на экране фигуру доктора Харолда Смита, снующего за полицейским кордоном. Чиуна нигде не было видно. Раздался голос комментатора: «Дипломаты крупнейших стран уже прибыли и находятся в здании. Конференция вскоре должна открыться. Но настроение толпы становится непредсказуемым, и, как нам стало известно, к месту событий высланы полицейские подкрепления. Сейчас мы включаем камеры, установленные в зале заседаний». На экране возник зал заседаний, где вскоре должна была начаться антитеррористическая конференция. Зал был почти пустой, хотя в амфитеатре уже сидела публика. Несколько дипломатов заняли свои места. Помощники из числа сотрудников ООН сновали по залу, разнося документы и раскладывая блокноты.

Послышался приглушенный гул, камера скользнула по амфитеатру, потом голос другого комментатора объявил: «Вы видите зал заседаний, где сегодня будет проходить конференция по терроризму. Все готово для встречи, которая начнется через пятнадцать минут. Толпа на улице становится неуправляемой. По мнению дипломатов, нынешняя конференция станет серьезным шагом к… – Голос комментатора прервался звуком выстрелов. – Мы не знаем, что происходит. Не хотелось бы никого пугать, но это, без сомнения, были выстрелы. Я попытаюсь выяснить, что произошло, а пока что вернемся на улицу».

Экран снова погас, и Нуич захохотал.

– Прощай, дорогой дядюшка Чиун, – сказал он, давясь от смеха, а потом кивком головы велел Джоан Хэкер выключить телевизор. Он посмотрел на Римо.

– Ты видишь перед собой нового Мастера Синанджу, – сказал Нуич.

Римо в изумлении уставился на него.

– Ты все еще ничего не понял? Ты что, ослеп? Все было задумано ради этой минуты. Для меня было важно поднять терроризм на новый уровень. Это был единственный способ заставить ваше правительство привлечь к работе тебя и Чиуна. Вот зачем понадобился этот трюк, с помощью которого оружие было пронесено в самолет через детекторы обнаружения металла. Тебе интересно, как я это проделал?

– При желании это можно выяснить, – вяло проговорил Римо. Мысль о Чиуне не давала ему покоя.

– Да. Но никто не сделал этого. Эти детекторы созданы для обнаружения спрятанного металла. Мы пронесли оружие на борт самолета открыто, вмонтировав его в металлические предметы, которые никому не пришло в голову проверять.

Римо на мгновение задумался.

– Инвалидная коляска, – догадался он.

– Точно, – сказал Нуич. – Коляска с вмонтированным в нее оружием, не привлекает к себе внимания, никто ее не проверяет. А так как она металлическая, детектор и покажет, что это металл. Здорово придумано, не так ли?

– Уровень заурядного фокусника, – сказал Римо. – Ты бы лучше посмотрел, какие штуки проделывает Джон Скарн с колодой карт.

– Ты недооцениваешь мои способности, – сказал Нуич. – Вспомни об обучении боевиков. О мгновенном профессионализме. Надеюсь, Чиун объяснил тебе, что на обучение не требуется много времени, если жизнь ученика не представляет никакой ценности. Такого ученика можно научить нескольким несложным приемам. Правда, усвоенные им навыки не срабатывают при столкновении с непредвиденной ситуацией.

– Чиун рассказывал мне о штурме дворца, – сказал Римо.

– Конечно, – сказал Нуич. – Этих крестьян мгновенно обучили военному ремеслу. Но их подвело то, что они не знали, как поступить, оказавшись во дворце. И все они погибли. Я бросил Чиуну вызов: сначала толстый, потом худой, потом мертвые животные. Тем самым я дал ему понять, с кем вы имеете дело.

– Для чего? – спросил Римо.

– Для того, чтобы он больше беспокоился о тебе, чем о себе. Он отличается… отличался особым инстинктом самосохранения. Было необходимо обезоружить его, отвлечь его внимание.

– А потом ты привлек Джоан, чтобы она заманила меня в ловушку? – спросил Римо.

– Да. Это была самая рискованная часть моего плана. Я знал, что Чиун не расскажет тебе про меня, потому что опасается за твою жизнь. Мне нужно было, чтобы ты сам все понял. При этом подсказки не должны были выглядеть чересчур очевидными, иначе ты понял бы, что тебя заманивают, западню. Но и не слишком туманными, иначе ты не понял бы их. Я говорю все это не для того, чтобы унизить тебя. Просто я был вынужден считаться с особенностями мышления западного человека. Итак, я заставил тебя вычислить то, что мне требовалось, и прийти сюда, обрекая Чиуна на верную смерть. А теперь ты должен решать.

– Что именно? – спросил Римо.

– Перейдешь ли ты на мою сторону? Ты приобрел большой опыт, работая с Мастером Синанджу. Почему бы тебе не перейти на службу к новому Мастеру, вместе с которым можно завоевать власть над всем земным шаром?

– А кто избрал тебя новым Мастером? – холодно спросил Римо.

На мгновение Нуич растерялся. Потом улыбнулся и сказал:

– Другого нет.

– Ошибаешься, – сказал Римо. – Если Чиун мертв, в чем я сомневаюсь, на место Мастера Синанджу претендую я. Я – Мастер.

Нуич захохотал.

– Ты забываешься. Ты всего лишь белый человек, а я не кретин вроде тех, с кем ты только что сражался.

– Нет, ты не кретин, – согласился Римо. – Твои сообщники – жалкие тупицы, как и эта глупенькая девчонка. А ты? Ты совсем другое. Ты бешеная собака!

– Ну что ж, – проговорил Нуич. – Черта подведена. Но скажи мне, разве ты не ощущаешь комок страха в животе при воспоминании о том, как я отделал тебя, когда мы с тобой встретились в прошлый раз? Я сказал тогда, что через десять лет ты достигнешь больших высот. Но десяти лет еще не прошло.

– Тут ты явно допустил ошибку, дерьмо собачье, – сказал Римо. – Не нужно было ждать десять лет. Сам Чиун Сказал мне это. Между нами было вот какое расстояние. – Римо свел большой и указательный пальцы, оставив между ними зазор в четверть дюйма. – Вот какое. Чиун считал, что мне потребуется пять лет, чтобы ликвидировать этот разрыв. Потом он признал, что был неправ. Это произошло быстрее, чем он думал. Я превзошел тебя. Как ты ощущаешь себя в роли проигравшего? Чиун был на голову выше тебя. А теперь, когда ты утверждаешь, что избавился от него, я занял его место. Для тебя все кончено, Нуич. Я не связан клятвой не убивать никого из своей деревни.

У Нуича дернулось лицо, выдавая напряжение. Римо ждал. Он не знал, жив ли Чиун или нет, но если он погиб, если коварный план Нуича удался, тогда эта минута в жизни Римо будет посвящена памяти Мастера. Из темных глубин своей памяти Римо извлек слова, некогда услышанные от Чиуна, и тихо произнес:

– Я – Шива, Дестроер, я смерть, разрушитель миров. Я мертвый ночной тигр, воскрешенный Мастером Синанджу. Кто эта собака, бросающая мне вызов?

С ревом, напоминающим рык разъяренного тигра, Нуич бросился на Римо.

Глава двадцатая

Да, определенно что-то было не так. Что-то не так с планом нападения. Его придумал Нуич, но план этот не сулил должного эффекта. Это угнетало Чиуна. Он примкнул к группе офицеров, которые с важным видом прошли сквозь полицейский кордон к входу в здание ООН.

Мысль об использовании военной формы в качестве камуфляжа понравилась Чиуну. Только натренированный глаз мог проникнуть дальше серебряного и золотого шитья, аксельбантов и лент и заметить, что подбородки у некоторых «военных» подозрительно белы и что, следовательно, бороды у них сбриты совсем недавно. Только натренированный взгляд мог заметить, что в группе двенадцати американских офицеров куда больше смуглых лиц, чем можно было ожидать.

Вот это-то и настораживало. Натренированный глаз должен был обратить внимание на все эти детали. Нуич, конечно же, знал, что наблюдать за ними будет именно натренированный глаз. Он знал, что Римо и Чиун будут здесь и обратит внимание и на недавно сбритые бороды, и на смуглые лица «офицеров».

Не похоже, чтобы Нуич допустил такую небрежность. Но было ли это небрежностью?

Чиун слегка покачал головой. Он по-прежнему беспокоился о Римо. Этот мальчик не всегда поступает разумно, рискуя жизнью, когда можно этого не делать. Вряд ли Римо угрожает действительно смертельная опасность. Если Нуич причинит Римо вред, ему придется всю оставшуюся жизнь прятаться или летать по воздуху, потому что на земле Мастер Синанджу найдет его и месть Чиуна будет ужасна. Наверняка Нуич знает это. Так зачем же ему понадобилось затевать детскую игру в намеки и телефонные звонки, пытаясь заманить Римо в свое логово? Наверняка Нуич что-то замышляет. Но что? Чиун многого не понимал.

Чиун прошел в нескольких дюймах от доктора Смита, злобно косившегося на толпу. Казалось, он кого-то высматривает. Бедный доктор Смит! Чиун надеялся, что он придет в чувство, пока еще не поздно.

Чиун двигался в группе армейских офицеров, как это умел делать только он – то появляясь, то исчезая, снова появляясь и снова исчезая, так, чтобы ни один из полицейских и сотрудников охраны не заметил его. Средь бела дня, на площади, где собралось двадцать тысяч человек, он мог показаться привидением, призраком, который сразу же исчезнет, стоит только моргнуть.

Вместе с армейскими офицерами он миновал охрану и шел по коридорам здания ООН туда, где рядом с главным залом располагались небольшие конференц-залы, рабочие помещения и кабинеты.

Группу армейских офицеров возглавлял высокий мужчина лет сорока пяти со светлыми волосами и звездочками генерал-майора на габардиновом кителе. В руке у него был портфель, как и у всех остальных в этой группе. Генерал обернулся и увидел Чиуна. Они встретились глазами, однако генерал ничего не сказал. Как ни в чем не бывало он направился в маленькую комнату рядом с главным залом, Чиун вошел туда вместе со всеми.

Почему генерал никак не отреагировал на присутствие Чиуна? Казалось, он ожидал его увидеть.

Последний из вошедших запер дверь комнаты. «Офицеры» принялись быстро стаскивать с себя военную форму. Оставшись в светло-голубых рубашках, они достали из своих портфелей шелковые дашики и бурнусы и облачились в них. В руках у каждого был пистолет.

Все это они проделали молча. Пистолеты? Но почему? Почему не взрывчатка? Не газ? Зачем так рисковать? Пистолеты предназначены для стрельбы по единичным целям в сравнительно небольшом помещении, а не по огромному скоплению людей в огромном зале заседаний.

И тогда Чиун понял все.

Убийцам были нужны вовсе не дипломаты. Им нужен был он, Чиун. Он оказался в комнате с двенадцатью вооруженными людьми, которые должны его убить. А Римо находится во власти Нуича. Нуич не раздумывая прикончит его, потому что знает, что его люди должны убить Чиуна.

Чиун готов был зарычать от гнева. Мастера Синанджу так не умирают. Прежде чем Чиун выпьет свою чашу до дна, Нуич захлебнется собственной кровью.

Глаза Чиуна встретились с глазами «генерала». Сейчас на нем было тонкое красное шелковое одеяние с серебряным полумесяцем на груди и серебристый бурнус. Дуло автоматического пистолета 45-го калибра было направлено Чиуну л грудь. «Генерал» с улыбкой дотронулся рукой до своей груди, потом до подбородка, затем протянул ее к Чиуну в традиционном арабском приветствии. Это было ошибкой.

Чиун перехватил протянутую ему руку и крутанулся на месте. Тело «генерала» полетело в людей, стоявших перед Чиуном с оружием наготове.

Мгновение – и Чиун уже был среди них.

– Как вы посмели? – пронзительно вскричал он. Его руки и ноги несли смерть самозванцам. Раздались выстрелы. Два. Три. Но попасть в Чиуна было не просто. Он хватал противников за бурнусы, тела сталкивались и падали, как сбитые кегли.

– Как вы посмели? – снова крикнул Чиун, вымещая на мнимых военных гнев, направленный не только на Нуича, но и на себя самого, позволившего одурачить себя, не помешавшего Римо пойти на верную смерть. Он знал, что в схватке равных выигрывает тот, кто все спланировал заранее.

Раздалось еще несколько отдельных выстрелов и потом последний отчаянный залп, и все стихло, потому что больше некому было стрелять. Когда дверь открылась и ворвались сотрудники службы безопасности, Чиун молча проскользнул мимо них в коридор.

– Ты видел какого-то старика? – спросил один из охранников.

– Какого еще старика? Никто мимо нас не проходил.

Возможно, время еще есть. Нуич, уверенный в том, что Чиуна уже нет в живых, мог не спешить с Римо; он мог медлить с расправой минуты, даже часы, наслаждаясь своим триумфом. Возможно, время еще есть.

В холле Чиун увидел знакомую фигуру. К нему подбежал доктор Смит.

– Чиун, – сказал он. – Я только что понял. Это были офицеры. Что произошло?

– Они никого не убьют, доктор Смит.

– Дипломаты в безопасности?

– Дипломаты с самого начала были в безопасности. Убийцы пришли за мной, и они нашли меня. Теперь скажите мне, только быстро, где в этом городе можно найти динозавров?

– Динозавров?

– Да. Древних рептилий, которые давно вымерли.

Смит задумался.

– Быстрее! – воскликнул Чиун. – Если не хотите, чтобы на вашей совести была еще одна смерть.

– Единственное место, где я когда-либо видел динозавров, – это Музей естественной истории.

– Это недалеко отсюда?

– Да.

– Спасибо. Римо будет рад узнать, что вы выздоровели.

Толпа на улице разрослась и пришла в волнение, налегая на полицейский кордон, когда просочился слух, что в здании кого-то убили. Но Чиун без труда пробрался сквозь оцепление и толпу. Неподалеку стояло пустое такси. Чиун открыл дверцу и опустился на переднее сиденье.

Водитель повернулся в его сторону, и Чиун пронзил его взглядом. Бросив взгляд на прикрепленное к переднему стеклу водительское удостоверение, Чиун сказал:

– Господин П. Уортингтон Розенбаум, вы отвезете меня в Музей естественной истории. Если потребуется, поезжайте по тротуару, потому что мне необходимо попасть туда как можно быстрее. И не пререкайтесь, если хотите остаться в живых. Если сделаете все, как положено, вас ждет вознаграждение. А теперь поехали.

В эту минуту П. Уортингтон Розенбаум решил, что завтра же покинет поприще водителя такси и войдет в долю к сестре, у которой есть магазинчик, торгующий пряжей. Но сперва надо доставить этого типа в Музей естественной истории.

Он нажал на газ. Чиун откинулся на спинку сиденья. Древняя легенда гласила, что один тайфун молчит, пока проходит другой. Ну что ж, Чиун был тем самым тайфуном, который идет. И если Нуич станет бушевать, он ощутит на своей шкуре верность старинного предсказания о том, что один из тайфунов должен погибнуть. Там, где обитают мертвые животные.

Глава двадцать первая

Разговор между ними был какой-то странный. Она чувствовала, что это очень важный разговор. Но ей было трудно сосредоточиться из-за кокаина. На душе у нее было спокойно и дремотно. Весь мир казался спокойным и дремотным. Как замечательно быть революционной героиней!

Но она многого не понимала.

Нуич – странно, что он прежде не называл ей своего имени, – сказал, будто его противники – Римо и старый азиат. Должно быть, он шутил, потому что их противник – вся прогнившая эксплуататорская капиталистическая система. В этом она была уверена. Нуич был столь же предан делу справедливой борьбы угнетенных, как и она сама. Тут не может быть сомнений.

Но потом появился Римо и сказал, что он и есть какой-то Мастер Синанджу. И они говорили о старике, как будто он умер.

Зачем им понадобилось включать телевизор? Телевизор… Было бы интересно узнать, что произошло с этими империалистическими шавками в здании Объединенных Наций.

Но вообще-то вся эта болтовня Римо и Нуича была не очень интересна. Тайфуны. Лающие собаки. Трюки. Оружие, вмонтированное в каталки.

Глупо все это. Единственное, что имеет значение, так это новый порядок для «третьего мира». Прежде она считала, что уйдет в сторону, как только революция завершится. Но теперь она передумала. Она могла бы стать лидером, именно таким, который им нужен. Да и вообще, как они могут управлять страной, эти нищие, раздетые, неграмотные дикари?

Краем глаза она видела, как Нуич бросился на Римо, как раз когда включала телевизор. Их схватка происходила под аккомпанемент голоса телевизионного комментатора.

Она вдруг поняла, что это схватка не на жизнь, а на смерть. Ну и дела! Она ощущала себя королевой Гиневрой. Кажется, так звали супругу короля Артура?

Нуич был бесподобен. Он с виду медленно выбросил руку вперед и сразу же попал в Римо. Римо был крупнее и сильнее его, но, кажется, уступал ему в стремительности. Он попытался нанести удар, но промахнулся, потом проскользнул за спиной у Нуича к мраморным перилам балкона, откуда открывался вид на первый этаж и на огромного подвешенного к потолку кита.

Нуич свел над головой руки, как одержавший победу спортсмен, и прыгнул на Римо, прижавшегося к перилам. Но Римо успел отскочить, и кулаки Нуича обрушились на перила с таким треском, как будто кто-то выстрелил из пистолета. Мрамор раскрошился, осколки полетели на пол.

Римо вспрыгнул на перила, и Нуич последовал за ним. Они двигались взад-вперед, нанося друг другу удары и промахиваясь. Римо попытался ударить противника ногой, но не попал и потерял равновесие. От падения вниз его спасло только то, что он ухватился за трос, на котором висело чучело громадного кита. Дважды перевернувшись в воздухе, он опустился на спину кита, висевшего на расстоянии двадцати пяти футов от пола.

Нуич тоже уцепился за трос, перевернулся в воздухе и мягко приземлился на спину кита. Они яростно сражались, но, как ни странно, ни один из них не мог нанести противнику решающий удар. Может, они вовсе и не такие уж бойцы. Она не обращала внимания на телевизор, следя за схваткой и повизгивая. Сражайтесь, рыцари! Мое сердце достанется победителю.

Наконец Римо удалось схватить Нуича за запястья. Нуич отшатнулся, затем рванулся вперед. Его тело поднялось в воздухе вверх ногами и пролетело у Римо над головой.

Как чудесно! Они сражаются за нее. Ей захотелось бросить им платок, чтобы победитель приколол его к своей груди. Но у нее не было платка. У нее была только мокрая бумажная салфетка. Она бросила ее.

Нуич приземлился позади Римо, спиной к нему, его руки были свободны, он сохранял равновесие, но прежде, чем он успел повернуться, мокрая салфетка упала ему на плечо. Джоан захихикала. От легкого прикосновения скомканной бумаги Нуич потерял равновесие и упал на спину кита. Прежде чем он сумел подняться на ноги, Римо занес над ним локоть и ударил.

Схватив Нуича за шиворот, Римо потащил его как чемодан к голове кита.

Победитель! Он сражался за королеву Гиневру и победил. Досадно. Она надеялась, что ее спасителем будет Нуич. Ну и ладно. По крайней мере у них с Римо сексуальная совместимость.

– Детка, – крикнул ей Римо, – включи телевизор погромче!

Глава двадцать вторая

Римо связал Нуичу руки за спиной, воспользовавшись для этого кожаным поясом Нуича, и повесил его под нижней челюстью кита.

Затем он спрыгнул на пол, мягко приземлившись на ноги и, даже не остановившись, чтобы перевести дух, устремился к лестнице.

Он поднялся по ступеням и подошел к Джоан Хэкер, которая засовывала под верхнюю губу новую порцию кокаина.

– Хочешь понюхать? – хихикнула Джоан.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Я предпочитаю рис.

– Да? Рис, наверное, тоже ничего, но я никогда его не нюхала. Поздравляю тебя с победой. Мое тело принадлежит тебе.

– Засунь его себе в рот и помолчи. Ты не даешь мне слушать.

Голос комментатора сообщил:

«Здесь по-прежнему царит замешательство. Толпу на улице удается сдерживать. Мы располагаем точными данными, что внутри здания ООН была открыта стрельба. Однако, как нам сообщили, никто из дипломатов не пострадал. В результате перестрелки пострадала группа офицеров, личность которых в настоящее время устанавливается. Мы ожидаем дальнейших подробностей».

Римо с ненавистью отвел глаза от телевизора. Никакой ясности! «Замешательство», «дальнейшие подробности». Ему хотелось крикнуть: «Что с Чиуном?»

Сбоку послышался стон. Римо обернулся и встретился взглядом с Нуичем. Маленький азиат свисал, как кусок мяса, из огромной пасти кита.

Его глаза источали ненависть.

– Если бы не она, я бы победил, – прошипел он.

– Это всего лишь предположение, – сказал Римо. – А теперь перейдем к фактам. Я не знаю, что с Чиуном, жив он или нет. Но если нет, я вернусь и сдеру с тебя шкуру. Моли Бога, чтобы твои люди промахнулись.

Римо резко повернулся, собираясь уйти.

– Ты не можешь так уйти, – кричала Джоан Хэкер. – Ты выиграл меня. Мое тело принадлежит тебе!

– Может быть, твое тело и принадлежит мне, но твоя душа, как я понимаю, всегда будет принадлежать «третьему миру».

– Нет, Римо, – сказала она. – Теперь уже нет. Я устала от «третьего мира». Я хочу домой. Отвези меня домой.

Под воздействием кокаина она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой.

Римо стало жаль ее.

– Сначала я должен кое-что выяснить, – сказал он. – А потом отвезу тебя домой.

Спускаясь по лестнице, Римо услышал обращенный к девушке тихий голос Нуича.

Римо распахнул входную дверь и по ступеням вышел на улицу.

Вдали послышался вой сирен. Он становился все более громким – значит, машины направляются сюда. Вскоре он увидел знакомое желтое такси, лавирующее в потоке машин, срезающее углы, подпрыгивающее на бордюрах тротуара. Позади мчались полицейские машины, преследующие водителя-маньяка.

Такси поравнялось с Римо, заехало на тротуар и резко затормозило. Дверца открылась, и из такси вышел Чиун.

– Можете быть свободны, господин П. Уортингтон Розенбаум, – сказал он водителю.

Водитель нажал на газ, и такси рванулось с места. Через несколько секунд полицейские машины с воем промчались мимо вслед за нарушителем. Чиун поднял глаза, увидел на ступеньках Римо и улыбнулся.

Он подобрал полы своего кимоно и неспешно поднялся по ступенькам.

– Я вижу, ты спешил, папочка, – сказал Римо.

Чиун равнодушно посмотрел на него.

– Ты, конечно же, забыл, какой важный сегодня день?

– Важный?

– Сегодня мы собирались отправиться в Бруклин.

– Ну конечно! – сказал Римо, щелкнув пальцами. – Теперь я понимаю, почему ты так торопился.

– Разумеется, – сказал Чиун. – Что еще могло заставить меня так спешить?

Римо кивнул.

– Но сначала я хотел бы тебе кое-что показать. У меня есть для тебя подарок.

Он повернулся к двери и повел Чиуна за собой по лестнице в зал, где висело чучело кита.

Театральным жестом он простер руки к коту, отступил назад и произнес:

– Вот!

– Что «вот»?

Римо обернулся. Из пасти кита свисал только пояс. Нуича не было. Римо взбежал по ступенькам и посмотрел вниз. На мраморном полу распростерлась фигура Джоан Хэкер.

Римо сбежал вниз по лестнице и перевернул Джоан. Ее лицо было разбито. Из раны у виска сочилась кровь, осколки раздробленной кости торчали из молодой свежей кожи.

– Это сделал Нуич, – с трудом проговорила она. – Когда ты ушел, он сказал, что любит меня. Что я нужна ему для революции. Я спустилась к нему по тросу и развязала его. А потом он ударил меня.

Римо осмотрел рану. Если бы Нуич захотел, смерть наступила бы мгновенно. Но он предпочел обречь ее на медленную смерть. Почему?

– Он велел мне что-то передать? – спросил Римо.

– Он велел передать тебе, что он еще вернется. И чтобы в следующий раз ты не рассчитывал на удачу. Римо? – простонала она.

– Да, Звездочка.

– Почему он ударил меня? Разве я не нужна была ему в новом мире?

Римо не хотел причинять ей дополнительную боль. Он подумал и сказал:

– Он знал, что я люблю тебя. Он понял это по моим глазам. Он не хотел отдавать тебя мне, не хотел, чтобы ты перешла на мою сторону.

– А ты хотел бы, чтобы я перешла на твою сторону?

– Любой был бы счастлив, если бы ты перешла на его сторону.

Джоан Хэкер широко улыбнулась, сверкнув новенькой коронкой, и умерла на руках у Римо.

Однажды Римо видел картину, на которой была изображена спящая девушка, и когда глаза Джоан медленно закрылись, он вспомнил эту картину и подумал, какой у Джоан умиротворенный вид.

Он осторожно опустил ее на пол и посмотрел на Чиуна.

– Мы отправимся за ним в погоню? – спросил Римо.

– Нет. Он уже далеко. Нам остается только ждать. Он сам нас найдет.

– Тогда уж он не уйдет от меня, клянусь, Чиун.

– Ты думаешь, для меня так важно, чем закончится поединок между двумя дилетантами? Для меня будет достаточно, если ты останешься в живых до тех пор, пока мы не побываем в Бруклине у храма Стрэйзанд.

– Хорошо, Чиун. Довольно. Мы отправимся туда сегодня же. Обещаю.

Но сначала надо было покончить с делами. Вернувшись к себе, Римо переоделся, и пока он был в спальне, появился Смит.

– Антитеррористический пакт был сегодня единогласно принят членами ООН, – сказал он Римо, когда тот вышел из спальни.

– Потрясающе! – ядовито произнес Римо. – Грош цена этому пакту. Это всего лишь очередная бумажка, которую любое правительство сможет проигнорировать или порвать, как только это окажется в их интересах.

– Я уверен, что президенту будет интересно услышать ваше мнение, тем более что оно исходит от человека с колоссальным опытом в международной политике, – фыркнул Смит, и Римо понял, что он вернулся в свое обычное состояние.

– Вы занимаетесь нечестной игрой, из-за которой нас чуть не отправили на тот свет, – сказал Римо. – Вы постоянно лезли не в свое дело…

– Лез не в свое дело?

– Да, лезли не в свое дело.

– Вероятно, вы единственный человек в мире, считающий, что, отдавая приказ, начальник лезет не в свое дело.

– Можете думать как вам угодно, – сказал Римо. – Но мы с Чиуном собираемся прогулять нашу месячную зарплату.

– Можно полюбопытствовать, где?

– Мы едем в Бруклин, – сказал Римо.

– Невозможно прогулять месячную зарплату в Бруклине, – сказал Смит.

– Посмотрим! – ответил Римо.

К тому времени, как Римо оделся и был готов, по телевизору начали передавать новости, и диктор бодрым голосом сообщил, что благодаря принятому сегодня антитеррористическому пакту террористы превратятся в загнанных животных.

«Народы мира заявили сегодня, что цивилизованное человечество сумеет защитить себя от бешеных собак, под каким бы политическим флагом они ни выступали».

Эти же самые новости смотрела и Кэти Миллер. Она мысленно вернулась к ужасу, пережитому десять дней назад. Ей казалось, что все это произошло с кем-то другим и очень, очень давно. Она во всех подробностях помнила, как ее насиловали и как погиб ее ребенок, но столь же отчетливо она помнила сидевшего рядом с ней мужчину с добрым, милым лицом, который сказал ей, что жизнь прекрасна и что те, кто верит в жизнь, выживут.

И Кэти поверила в это. Она встала, выключила телевизор и пошла в спальню, где все еще спал ее работавший допоздна муж. Она вошла в спальню, готовая соединиться с ним в любви, созидающей новую жизнь.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая