«402 метра»

Часть I. Крутящий момент

Все описанные события — вымышленные. Любое совпадение персонажей с реально существующими людьми — чистая и непредвиденная случайность.

Глава первая

Металлургический район города-героя Челябинска вообще отличается живописностью. Особенно его конец: хитросплетения трубопроводов, свечки домен, парящие градирни, ядовито-рыжая пыль, дымящие трубы. Сплошной техноген. Романтика. Стрела дороги, протяженностью около километра, регулярно разбиваемая грузовиками, и с такой же завидной регулярностью восстанавливаемая до девственного состояния. Зачем ремонтировать дорогу, если ее используют лишь десятитонные КамАЗы, которые не боятся не только грязи? Нам кажется, что для нас. Вообще, радость сталеваров была бы не полной, если бы не было нас.

Кто такие "нас"? Ну, вопрос! Не "почта радости Россия" — это точно. Если верить газетам, мы — "безбашенные сорвиголовы", "беспредельщики ночных перекрестков", и так далее. Мы же предпочитаем несколько другое определение, возникшее в США в середине ХХ века — "стритрасеры".

Да, расинг. Расинг — спорт не для слабонервных. Расинг — это даже не спорт. Расинг — это религия, поклонение мотору и всему, что к нему прилагается. А прилагаться к нему может все, что угодно, и совсем не обязательно Impreza WRX. Достаточно какого-нибудь шедевра конструкторов с ВАЗа типа 2108, были бы руки заточены. Или голова. На худой конец — толстый бумажник, кому что Бог дал. В идеале, конечно, и то, и другое, и третье. Только такое встречается крайне редко.

"Безбашенные сорвиголовы"? Ну-ну. Пять сотен автомобилей, освещающих фарами заводской забор и асфальт, полторы тысячи человек — и все безбашеные? А у кого с головой порядок? У тех, кто субботнюю ночь проводит пьянствуя в подъезде? Или говоря наркотикам "иногда"? Спорный вопрос.

Расинг — это 402 метра асфальта, визг резины, свист тормозов. Останется только один, тот, кто заберет призовой фонд. Тонны две рублей, не больше. Говорят, американцы, живущие, по слухам, в Америке — самой богатой стране мира, готовы горло перегрызть друг другу за двадцатку. Именно столько составляет их призовой фонд. Расинг в Штатах — способ заработать на жизнь, у нас — на пиво. Нет, за рулем, разумеется, никто не пьет. До или после — всегда пожалуйста, но не за рулем.

Расинг — это грохот музыки на предельных децибелах, красивые машины и почти такие же красивые девчонки. Любой, кто встает на стартовую черту преследует одну цель: выплеснуть излишки адреналина. А выиграть — дело десятое.

Ночь, улица, фонарь, дорога. У стартовой черты, рядом с желтым Пыжом с желтой же мигалкой скромно приютился темно-зеленый Крузак. Колхозник, размерами способный поспорить с эсминцем, завершался полуприцепом с зачехленным авто. Позади прицепа, у выступающего из-под брезента антикрыла стоял я.

— Ну-ка, ну-ка, — подошел круглолицый человек в красной куртке с надписью "Любительская Лига Автоспорта", натянувшейся на комке нервов. — Это что у тебя? Самолет?

— Вертолет, — Пчелкин, хозяин крейсера, щелкнул Павла по руке, потянувшейся к брезенту.

Про этого кадра можно рассказать многое, но лучше не стоит. Павел нездорово напрягается, когда слышит свою фамилию, а про остальное и говорить нечего. Этакий человек-загадка, темная лошадка. Президент ЛЛАС, чья биография — сплошь белые пятна, но даже то, что не покрыто тайной, заставляет о многом задуматься. В общем, про Пашу секретные материалы снимать можно.

— Опаньки, — протянул, подкравшись, Слава. — Это у тебя откуда? У Сухова стырил?

— А потом догнал, и еще раз стырил, — усмехнулся я.

Не нравится мне этот парень, что тут поделать? Не нравится, и все тут. Я с этим человеком не то что в баню, в разведку не пошел бы. Одни его тусклые, выцветшие рыбьи глаза о многом говорят. Кажется, не было такого мига, когда в них промелькнуло хотя бы какое-то выражение.

— Гонять будешь? — осведомился Павел.

— Не-а, — ответил я. — Просто Сане нравится таскать за собой прицеп с погремушкой.

— Ладно, летчик, — махнул рукой президент. — Правила ты знаешь.

— Я все знаешь, — зевнул я.

— Все? — напрягся Павел.

— Расслабься, — похлопал его по плечу тезка. — Ни черта он не знает.

А я уже двигался к желтому 307.

— Сашка! — мне на шею бросилась Лена. — Ты гоняться?

— Нет, я гоняться, — улыбнулся я.

В отличие от Славы, она мне нравилась. И не за длину ног, не за симпатичное личико, не за фары размером с арбузы, отнюдь. Лена обладала редкой способностью не думать вообще, и перед тем, как что-либо сморозить — в частности. Интересный для общения человек. Диагноз — пробка.

— Привет, Круглый, — помахала ручкой сидящая за рулем Пыжа Алла.

Нет, не дурак. И пуза у меня нет. Причина в другом — куда ни плюнь — я везде Саша. Александров Александр Александрович. Да, поначалу — смешно. А когда я понял, что отец решил пошутить покруче, чем дед — веселье куда-то пропало.

— Привет, привет, — протянул я, выкладывая на торпедо три сотенных бумажки.

— Регистрируешься? — нахмурилась Смирнова. — Ты машину сделал?

— Типа того.

— Марка?

— Червонец.

— Еще бы! Номер тот же?

— Без номера.

— Да? — девушка, удивленно приподняв бровь, внесла в реестр мои данные. — Расписка?

Найдя в кармане завалявшийся протокол, я накарябал на обратной стороне, что ответственность за все последствия несу я, только я, и никто, кроме меня. Точка. Дата. Автограф.

— Ну, Саша, покажи теперь свой параплан, — попросил Павел.

Мне не сложно. Тем более, у скрытого чехлом болида образовалась приличная толпа, и каждый второй старался заглянуть под брезент. Тезка пока сдерживал натиск, стоя грудью на защите АвтоВАЗа, но силы были не равны. Он меня-то едва не зашиб в горячке, а что говорить про остальных зевак? Однако, получив дружескую оплеуху, Саша успокоился, и позволил мне убрать брезент.

Сейчас! Что такое сдернуть чехол? Где театральный эффект, где интрига? Помучить всяких там нетерпеливых ротозеев — сплошное удовольствие, граничащее с беспредельным кайфом.

Медленно, возможно даже слишком медленно, мы с Сашей скрутили брезент, пядь за пядью обнажая тускло блестящую в свете фар конструкцию из металла и пластика. В толпе пронеся гул восхищения. Еще бы! От этой 2110 осталось не так уж и много. Обвешанная пластиком, как новогодняя елка иголками, красная спереди и желтая сзади, с плавным переходом в виде языков пламени, лижущих борта красотки — эта машина была эталоном рестайлинга и венцом наших с тезкой трудов. Однако автомобиль судят не только по одежке. Двухлитровый турбинированный двигатель со спортивными валами, доработанной системой впрыска и выпуска давал выходную мощность в 320 лошадей при пяти тысячах оборотов. Расширенная база в сочетании с модифицированной подвеской и вентилируемыми дисковыми тормозами на всех четырех колесах делали относительно безопасной езду даже при 270 километрах. В общем, заточка — что надо.

— Хм, — усмехнулся Слава. — Обидно будет проиграть на такой, да?

— Я думаю, — протянул я. — Я думаю, что такой проиграть не обидно.

— Посмотрим, посмотрим, — гонщик удалился к своей 2112.

Его ведро смотрелось на фоне желто-красной бестии, по меньшей мере, блекло. Это приблизительно то же самое, как сравнивать Maybach с Волгой. Вроде, обе с дверями и колесами, с двигателем, сиденьями и рулем, но, в то же время, душа как-то больше лежит к первому. Почему? Неизвестно. Наверно, я не патриот.

Ласково погладив свою красотку по крылу, я забрался внутрь. Черт! Влезла бы в кровать — переспал бы с ней! Я вставил ключ в замок зажигания, малышка чуть заметно вздрогнула, огласив окрестности рыком прямотока, и скатилась по полозьям на асфальт. Обогнув джип, я подкатил к стартовой черте. Пара гонщиков, завидев мою кисоньку, помчались к Пыжу, отказаться от заезда. Не хотят, чтобы я пил пиво на их деньги — вконец обнаглели.

Рядом встала серебристая 2112, made by Славик.

— Порву, — произнес соперник, повернувшись ко мне.

Ну-ну, посмотрим, кто кого, порватель ты наш. Я нащупал на заднем сиденье плюшевого медвежонка, и пересадил вперед, чтобы ему было лучше видно. Конечно, я закрепил его ремнем безопасности, иначе мало ли что? Может слететь с места, головой удариться — лечи я его потом!

— Ну что, Михо Шпалерадзе, — я потрепал пассажира по голове. — Порвем засранца?

Медвежонок промолчал. Он вообще неразговорчивый. Интересно, почему? Но музыку он любит. Особенно Benny Benassy, в этом мы с ним похожи. Я вставил в прорезь плеера диск, и повернул регулятор громкости почти до упора. Сабвуфер в багажнике задрожал от басов. Так гонять веселее.

Лена, грациозно ступая по асфальту в высоких сапогах на каблуках сантиметров в пятнадцать, и такой же длины юбке, вышла на дорогу и встала чуть впереди машин, посередине проезжей части. Сейчас будет старт. Секунды потекли мучительно медленно.

Девушка ткнула в меня, выставив два растопыренных пальца. Вижу, не слепой. Я включил первую передачу и поиграл педалью газа. Лена повторила жест второй рукой, Слава так же рыкнул двигателем. Ишь, тоже не слепой!

Стартер подняла руки над головой, старательно прогнувшись и выставив вперед и без того объемную грудь. Краем глаза я заметил, как медленно, словно в заторможенной съемке, на дорогу полетел чей-то окурок. Раз, два, три секунды — и Лена рубанула руками воздух, опустив их по швам.

Я утопил в пол акселератор, одновременно отпуская сцепление. Ну, любимая, не подведи. С пробуксовкой, с диким визгом резины и ревом двигателя, оставив на асфальте добрую половину резины, 2110 сорвалась с места. Уши заложило, словно в самолете на взлете. Слава замешкал на старте, и теперь его 2112 отставала на полтора корпуса. Вторая. Колеса вновь пробуксовали, но спустя доли секунды нос задрался и продолжилось стремительное ускорение. Третья. Огни припаркованных автомобилей слились в одну сплошную полосу. Звук мотора рикошетил в туннеле из машин и отдавался многократным эхом, перекрывая децибелы стереосистемы. Четвертая. Фонарные столбы превратились в сплошной частокол, перегрузками меня вдавило в кресло. 2112 маячила в зеркале заднего вида. Пятая. Поле зрения сузилось до ширины дороги. Даже еще меньше. Стрелка спидометра перевалила через отметку "220".

Не помню, кажется, я закричал. Скорость вообще действует опьяняюще. Подобно цунами я пролетел мимо фиолетовой "семерки" с выведенным на корме клетчатым флагом. 402 метра, четверть мили, миновали как обычно — менее чем за полтора десятка секунд. Вот теперь и пригодились вентилируемые дисковые тормоза. Оставив на асфальте две угольно-черные полосы, моя крошка преодолела еще сотни две метров, и замерла.

Да, черт побери, два метра — это принципиально, я же сказал: четверть мили. Едва не задохнувшись в натянувшихся до предела ремнях, я заглушил двигатель. В висках стучала кровь, явственно слышалось биение сердца. Я победил.

Следом, свистнув тормозами, остановилась серебристая "двенашка". Флаг ему в зубы. Я победил. Сколько я слышал всякой фигни про наши гонки! Вплоть до того, что ставкой является собственный автомобиль, что призовой фонд составляет по двадцать кусков гринов. Фигня все это. Ящик пива — и довольно. Я победил.

— Ни хрена себе! — восхитился тезка, когда я вернулся на старт. — Вот это машинку мы собрали!

— Что, так круто? — осведомился я.

— Еще две десятых — и круче некуда, — заверил Саша.

Если я правильно понял, то еще две десятых — и мое время составило бы 11,2 секунды — то есть Челябинский рекорд на четверти мили! Да, действительно — круто. Вот что значит, собирать машину с душой, ласково ввинчивая каждый винтик и вболтивая каждый болтик. С другой стороны, вполне возможно, что причина не в душе и ласке, а в двенадцати тысячах евриков, вложенных в мою бестию. Хотя, в конечном счете, дело не в деньгах, а в умении.

Я сел на капот Сашиного джипа, свесив ноги на кенгурин, и достал сигарету. Руки до сих пор дрожали. Да, пронестись 402 метра на такой скорости — неплохой способ расслабиться. Неплохой, пока в голову не взбредет мысль о том, что какой-нибудь излишне любопытный зритель может вылезти на дорогу, и тогда… тогда ответственность за все последствия буду нести я, только я, и никто, кроме меня. А если более конкретно — на дороге останется только мешанина из металла, крови, мяса и костей. Остальных — и гонщиков, и зрителей, и организаторов, как ветром сдует.

— Не расслабляйся, — похлопал меня по плечу Пчелкин.

Мимо, подняв вихрь из окурков и фантиков, пронеслись участники следующего заезда.

— Я и не расслабляюсь, — ответил я.

— Через два заезда полуфинал, — проинформировал меня тезка.

— Какие два заезда? — удивился я. — Зарегистрировалось человек пятнадцать, не меньше.

— Шестнадцать, — уточнил Саша. — Но остальные, после твоего дефиле, забрали деньги и отказались от участия.

— Вот козлы! — я спрыгнул с капота.

— Козлы, — прокричал напарник, стараясь перекрыть голосом нарастающий рев двигателя.

— Ложись! — завопил Павел, сшибая меня с ног.

Я вжался в асфальт. Президент ЛЛАС — не такой человек, чтобы пугать зря. В ту же секунду раздался оглушающий удар, скрежет рвущегося металла и звон бьющегося стекла. На меня посыпался мусор, обочина вокруг осветилась зеленым неоновым свечением, что-то огромное просвистело над головой. Спустя еще пару мгновений удар повторился, но теперь значительно дальше, что-то вновь зазвенело и заскрежетало.

— Что за… — я принял сидячее положение.

Правая рука раскалывалась от боли. Поднеся ладонь к лицу, я разглядел кусок стекла, торчащий из "горба Венеры". Эк меня угораздило! Вытащив зубами осколок, я поднялся на ноги.

Троллейбус, бывший гордостью японского автопрома представлял собой печальное зрелище. Нет, как кабриолет — очень даже ничего. Правда, крыша, напрочь отсутствующая в новом варианте, все же для чего-то была нужна.

С другой стороны, из остатков Ниссана, торчали остатки хвостового оперения ВАЗа 2115. Да, сходил за хлебушком…

— Все живы? — осведомился Павел.

— А что, не видно? — тезка, яростно сжимая и разжимая кулаки, разглядывал остатки своего Крузака.

— Что стряслось-то? — поинтересовался я.

— Саша, ты не видел? — глаза Лены, пробегавшей мимо, но по такому случаю решившей остановиться, удивленно округлились. — Дряпа залетел на прицеп Крузера, подлетел, снес ему крышу, и приземлился на Серегину Максиму.

Обалдеть можно! Такой исчерпывающей информации я не ожидал. Вообще, вопрос был чисто риторический.

Но теперь все. Отгонялись. Теперь ГИБДД снова начнет ночное бдение по субботам, и ни один участок дороги не останется без назойливых наблюдателей. Расинг в этом сезоне можно считать закрытым. На сегодня план можно считать выполненным. Можно сворачивать удочки и валить домой.

— Саш, — окликнул я Пчелкина. — Тебя до дома добросить?

— Нет, спасибо, — процедил он сквозь зубы. — Ты езжай, а у меня еще пара дел есть.

— Тебе помочь? — предложил я свои услуги.

— Нет, спасибо, — Тезка выковырял из обломков Крузака бейсбольную биту. — Сам справлюсь.

Да, дел ему здесь часа на два. Впрочем, как и Сергею. Мое же дальнейшее присутствие на гонках можно считать пустой тратой времени. А время — деньги. А деньги я считать умел всегда.

Запрыгнув в свою крошку, я запустил двигатель. Дома меня ждала пустая койка и насыщенные сновидения. Надеюсь, кошмары мучить не будут. Оставив напоследок запах паленой резины, я отправился почивать.

Утопив педаль акселератора до предела, я выплескивал адреналин, которому не нашлось места на соревнованиях. Люблю родной город. Особенно по ночам. Огни фонарей, мигающие светофоры, неон рекламы. Ночь — то единственное время, когда можно наслаждаться городом. Днем, в километровых пробках, на скорости в два светофора за час такое просто невозможно.

Роняя стрелу тахометра за желтый сектор, я возвращался домой. Правда, в такой спешке не было особой необходимости — в моей крепости блудного расера никто не ждал. Оксанка — моя последняя пассия, как и все остальные, не разделяла моей любви к автомобилям вообще и страсти к тюнингу в частности. Ее можно понять. Еще лет пять назад я бы и сам посмотрел на человека, купившего аварийную 2110 и убившего в нее пол-лимона, как на законченного идиота. Но тогда я не знал, что такое — расинг.

Девушка ушла от меня около месяца назад — точнее сказать не могу, строительство суперкара было на стадии завершения. Я и не сразу заметил ее исчезновения. Просто в один прекрасный (воистину прекрасный!) вечер обнаружил, что в моей бритве отсутствуют ее волосы. И, только после этого заметил, что в шкафах прибавилось свободного места. Образовавшийся вакуум тотчас заполнили болты, гайки, шпильки, клапана, старый блок цилиндров и его "голова".

Я ее не виню, даже больше — прекрасно понимаю. Чтобы добиться совершенства в каком-либо деле, надо именно "гнать" по этому делу — женщины на такое не способны. А если я чем-то увлекся, то никому другому в моей душе места нет.

На прямой мимо лакокрасочного завода я показал отличный результат — меньше шести секунд до сотни, и стрелка спидометра легла на отметку "250". Давить больше не было смысла.

Удовлетворенный, я достал пачку сигарет, вытянул зубами одну, и протянул пачку Михо, зафиксированному ремнем на пассажирском кресле. Тот вежливо промолчал. Да, в два года курить еще рановато. Дружелюбно оскалившись, я потрепал Шпалерадзе по гриве, и щелкнул прикуривателем, вгоняя его в ложе.

Нервно кусая губы, я нетерпеливо ждал мига высшего наслаждения, когда наконец-то смогу затянуться вишневым дымом "Captain Black". Миг не спешил наступать, пропуская перед собой вереницу секунд.

Но чему быть — того не миновать, даже чайник, рано или поздно, закипает. С металлическим щелчком прикуриватель вылетел из паза, и, проигнорировав фиксаторы, продолжил путь под сиденье. Такой наглости я не ожидал. Мало того, что мерзкая железка не желала выполнять свою прямую функцию, так еще и вознамерилась подпалить Pro-Sport'овский коврик!

Резким движением утопив педали сцепления и тормоза в пол, превратив в дым добрую половину протектора, я остановил свою крошку, отстегнул ремень и залез под сиденье.

В ту секунду, когда я нащупал "подвижную часть прикуривателя", если верить ВАЗовским каталогам, машина содрогнулась от удара в дверцу. В салон автомобиля, беспомощно шкрябая ногтями в том месте, где у обычных машин расположены ручки, умоляюще смотрела симпатичная, но растрепанная девушка. Остаток ночи предвещал многое.

Недолго думая, а, если точнее — не думая вообще, я помог девушке справиться с преградой, щелкнув тумблером на панели. Девушка прыгнула в ковш, громко хлопнув дверкой.

— Поехали, — пискнула гостья.

— А что мне за это будет? — поинтересовался я.

— Все, что угодно, только поехали скорее, — взмолилась девушка, беспокойно вглядываясь в темноту ночи.

Возражений у меня не было. По боку 2110 полоснул сноп света от фар выруливающего на дорогу Джипа. Из кустов, ломая ветки, вылез огромный детина, размахивая крошечным, если прикинуть по масштабам, пистолетом. И оба направились к моей детке. Возражений точно не было.

— Поехали же! — прокричала пассажирка.

Воткнув первую, я бросил сцепление и утопил акселератор. Двигатель, получив от форсунок повышенной производительности несколько сот грамм бензина, бешено взревел, передние колеса, окутав болид вонючим дымом, заскользили по асфальту, и, мгновение спустя, "червонец" стартанул, за считанные секунды оставив далеко позади и братка, и колхозника. Мой "Фантом" с ревом набрал высоту.

— К тебе, или… — осекся я на полуслова, повернувшись к девушке. — Ты!?

— Саша? — прошептала Таня.

Если кого она и меньше всего ожидала увидеть, и, что немаловажно, хотела — так это меня. С моей стороны чувства были взаимные. История эта, в общем, длинная, хотя, бывают и подлиннее. Дабы не углубляться в подробности, скажу, что верна истина "от любви до ненависти один шаг". Кратко, но емко.

— Ты женился? — осведомилась Таня, пытаясь поудобнее устроиться на Михо.

Действительно, какого еще вопроса можно было ожидать от женщины?

— Я? Упаси Бог! А ты?

— Да.

— И как?

— Отлично. Да что же это… — она наконец-то догадалась извлечь из-под себя медвежонка. — Это что?

— Не трогай, — я пересадил Шпалерадзе на заднее сиденье. — Это Михо, он — друг.

— Да у тебя вконец крыша съехала.

— Только после вас, — съязвил я. — Так куда рулить?

— Не знаю, — упавшим голосом произнесла Таня.

— То есть как? — охнул я.

— Моя сумочка у них осталась… а там паспорт…

— Охренеть можно… — протянул я. — Ты что натворила-то?

Девушка посмотрела на меня так, что вопросов не осталась. Действительно, с двумя аппетитными ножками, обутыми в греческие "блядские" сандалии; супер-мини шортах, обтягивающих кругленькую аккуратненькую попочку; с татуировкой в виде змеи, высунувшей голову над широким кожаным ремнем, а хвостиком делающей непонятно что, но понятно где; с плоским загорелым животиком, выставленным наголо; с двумя холмиками грудей, скрывающимися под обрезанной майкой; с тоненькой шейкой, выразительными скулами, пухленькими губками, покрытыми ярко-розовым блеском, маленьким носиком, зелеными глазками с длиннющими ресницами, с красивым, ровным, высоким лбом, с шелковыми темными волосами, собранными на макушке… вне всяких сомнений, такой девушке, чтобы привлечь к себе неподдельный интерес, даже что-то делать совершенно не обязательно. Особую изюминку вносили ушки с длинными серьгами и прядь волос, ниспадающая с правой стороны лба. Тотальное безобразие.

— У тебя… денег, что ли не хватило поприличнее одеться? — усмехнулся я. — Так позвонила бы, что я — зверь какой? Обязательно помог бы.

— Да пошел ты, — огрызнулась Таня.

— Сейчас поеду. Обратно. Хочешь?

Пассажира ответила молчанием, надув губы и скрестив на груди руки. Так мы и доехали до моего дома. Въехав во двор, я, чтобы не будить соседей рокотом прямотока, выключил передачу и до подъезда докатился на нейтрале. Подвеска безропотно и неощутимо съела выступающий канализационный люк, и детка замерла у ступенек.

— Мы где? — спросил груз.

— Ко мне приехали, ты не видишь? — пожал я плечами.

— Я к тебе не пойду, — заявила девушка.

— А куда ты пойдешь?

Молчание.

— Так, Татьяна…

— Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты меня так называешь, — скрипнула она зубами. — Я не маленькая девочка.

— Тогда веди себя соответствующе.

Моя холостяцкая клетка встретила неожиданную гостью масляным пятном на полу, в котором отмокал первичный ряд "десятой" коробки.

— Ну и грязюка! — возмутилась девушка.

— Грязь бывает разная, — парировал я, бережно усаживая Михо на подушки. — Раздевайся.

— Так сразу?

— Мне по барабану, — протянул я. — Можешь спать одетой.

— Спать? — вскричала Таня. — Та притащил меня к себе домой, чтобы просто спать?

— Нет, — усмехнулся я. — Сложно спать. Я устал. А ты замужем. Можешь располагаться в спальне.

Я бросил футболку на стул, за ней последовали джинсы и носки, и свалился на диван. В бок что-то уперлось, я пошарил рукой под собой, и извлек из складок накидки карданчик кулисы, посеянный неделю назад. Эх, поздно. Уткнувшись носом в стенку, я бросил рычаги управления, и ушел в провал.

— Саш, — всхлипнула девушка. — Я соврала тебе. Я не замужем. Слышишь?

Слышал ли я? Конечно, но эти слова застали меня уже в начале свободного падения в крепкий и здоровый сон.

Глава вторая.

— Саш, а Саш.

— Саша — это я, — открыл я глаза.

У дивана, склонившись надо мной, стояла на коленях Татьяна. А я было надеялся, что все произошедшее мне приснилось. Да, размечтался.

Сейчас на девушке не было косметики, что отнюдь меня не пугало. Картер Браун когда-то сказал, что бывают девушки, с которыми хочется не только поужинать, но и позавтракать. Моя гостья, несомненно, относилась именно к такому типу. В моем халате, которого хватило бы завернуть ее раза на три, Таня смотрелась просто обворожительно. Впрочем, я слишком хорошо ее знал…

— Доброе утро, Саша.

— Утро добрым не бывает, — зевнул я. — Это нонсенс.

— У тебя такой бардак был, — она положила голову мне на грудь.

— Из хаоса рождается танцующая звезда, — ответил я.

— Красиво сказал, — улыбнулась девушка.

— Это не я сказал, а Ницше, — проинформировал я.

— Лучше бы ты Фрейда читал, — вздохнула Таня.

— Стоп! — дошло до меня. — Почему был?

— Я навела прядок, — произнесла гостья леденящие душу слова.

Скорость, с которой я вскочил с дивана, была просто поразительной. С такой динамикой можно четверть мили пешком выиграть. Мои самые страшные опасения оправдались. Нет, конечно, приятно видеть свою квартиру, лишенной пыли и сора. Проблема заключалась в другом — все детали были свалены в одну коробку! Вообще, закон сохранения энергии работает во всем: если в одном месте наведен порядок, то в другом месте — обязательно образован бардак.

— Кошмар! — я вынул из коробки шестеренку ГРМ. — Ужас!

— Тебе не нравится? — всхлипнула Таня.

Обидеть ее я не хотел. Но в чужой гарнизон со своим уставом не ходят.

— Нет, все классно, — как можно мягче сказал я. — Только логика должна быть во всем: трансмиссия должна лежать с трансмиссией, тормоза — с тормозами, впрыск — с впрыском…

— А девушка — с парнем, — подхватила помощница.

— Типа того, — кивнул я. — В любом случае — спасибо.

Я достал из кармана джинсов пачку сигарет, щелкнул зажигалкой, и сел на пол, навалившись на стену. Таня устроилась на журнальном столике, сложив ноги по-турецки.

— Так ты не замужем? — уточнил я, выпустив в потолок густую струю вишневого дыма. — А зачем врала?

— Не знаю, — развела она руками.

— А эти, — я кивнул на окно. — Что они от тебя хотели?

— Я думала, ты догадался, — вздохнула девушка.

— А верить-то тебе можно? — усомнился я. — Может, взяла чего? Чужое? Случайно, разумеется…

— За кого ты меня принимаешь? — прорычала Татьяна.

— Ладно, проехали, — я стряхнул пепел в горшок с засохшим цветком. — Что делать-то будем? Ты у меня перекантоваться планируешь?

— Ты против?

— По барабану. Только халат у меня один, и он — мой.

— Подавись ты, жадюга!

Девушка спрыгнула на пол и развязала пояс. Я невозмутимо разглядывал сигарету. Таня с секунду помедлила, затем резко скинула с себя халат, оставшись в одних сережках.

— Так лучше?

— Намного. Только бросать его не надо — на диван положи.

Гостья подошла ко мне и села рядом, положив голову на плечо. По моей груди потекли ее слезы.

— Саш, а, Саш. Мне ведь действительно некуда идти.

— Не бойся, — я затушил окурок в импровизированной пепельнице. — Раз обещал — помогу.

Не такой я человек, чтобы бросать друзей в беде. Впрочем, не делай людям добра — не получишь зла. В этом я не раз убеждался на своем опыте. Как назвать человека, который наступает на одни и те же грабли? Ну, точно — дурак. Так что, возможно, я в очередной раз совершаю ошибку.

— Раз обещал — помогу, — повторил я. — Тебе бы одеться.

— Конечно, — Таня потянулась за своими тряпками.

— Не в это. В нормальную одежду. Тебе мало? Хочешь, чтобы еще кто-то приклеился?

— Нет…

— Вот! Где бы одежку для тебя раздобыть?

— У меня есть.

— Дома?

— Нет, у тебя под диваном, — с сарказмом ответила девушка. — Конечно, у меня дома.

— Но они же знают, где ты живешь, и, вполне предсказуемо, что тебя там уже караулят.

— А ты не думаешь, — продолжала упиваться своим превосходством гостья. — А ты не думаешь, что как раз мне заходить в квартиру совсем не обязательно? Ты же знаешь, как шкафы открываются. И как одежда выглядит — знаешь.

— Я что думаю, — оборвал я Татьяну. — Тебе же заходить в квартиру совсем не обязательно, можешь подождать в машине, а за вещами схожу я. Как тебе идея?

— А…но…э-э-э… — беглянка выглядела слегка озадаченной.

Действительно, почему такая простая мысль пришла в голову именно мне, а не к ней? Да все просто: по-настоящему умная женщина не позволит себе казаться умнее мужчины. Впрочем, эта высшая мудрость приобретается только в браке — тайной войной всех женщин против всех мужчин.

— Собирайся, поехали, — я вскочил на ноги.

Дневного света я не видел уже достаточно давно. Большая часть моей жизни, за последние полгода, протекала в мастерской, под машиной, висящей на лапах подъемника, или в офисе — на работе. Как-то так получилось, что наша бренная планета вращается вокруг своей оси, и солнце светит лишь часть суток. Как назло — именно ту часть, которую я провожу в помещениях. Так что даже скрывшееся за тучами сентябрьское солнце на несколько мгновений ослепило меня.

Солнечные блики играли на окнах домов, мелких лужах и полированных боках автомобилей. Из полутора десятков машин, запаркованных во дворе, лишь одна отличалась сантиметровым слоем пыли, оставшимся после ночных гонок — моя крошка. Степаныч, ветеран многих войн и кавалер многих орденов, в недавнем прошлом — прапорщик ВДВ, а сейчас — просто еще один отставник, допившийся до маразма, протирал грязной тряпкой стекла моего болида. Чище они от этого не становились, и стать не могли, хотя бы потому, что об эту же тряпку нормальные люди вытирают ноги, прежде чем войти в подъезд.

— Сашка! — обрадовался, завидев меня, ветеран. — Дай червонец, трубы горят.

Покопавшись в кармане, я достал блестящую юбилейную монету "55 лет победе в Великой Отечественной Войне".

— Это что? — возмутился десантник. — Ты хочешь, чтобы я ЕЕ пропил? Других-то нет?

Других действительно не было. Червонцев. В основном — зеленые бумажки, да пара фиолетовых.

— Так не пей, — пожал я плечами.

— Эх, — Степаныч принял монету с таким видом, словно только что продал Родину.

Сев в машину я, по привычке, вначале пристроил Михо рядом, но сразу опомнился, и талисман перекочевал на заднее сидение. Там даже лучше — ЖКД не на семь, а семнадцать дюймов. Сам бы сзади ездил, так нет, баранку крутить приходится.

— Сан, — произнесла Татьяна, сев рядом. — Я все хочу спросить — а где джип?

— Джип-то? — я ткнул подбородком в подарок отчима, стоящий за забором стоянки. — Джип-то там же. Не люблю большие автомобили, ты же знаешь.

— А я люблю-ю-ю-ю…

Последнее слово девушки утонуло в реве двигателя. Крошка рванула назад, я резко дернул ручник, блокируя задние колеса, и вывернул руль. Описав мордой правильный полукруг, 2110 завершила маневр, называемый в простонародье "полицейский разворот".

Город днем — совсем другое дело, не то что ночью: плотный поток, светофоры, тихоходные троллейбусы и автобусы. Конечно, эти ужасы меркнут перед "желтым кошмаром" — маршрутками.

Немаловажный момент — двигатель с длинноходным валом при оборотах менее двух тысяч в минуту работает крайне нестабильно, так что столько же раз в минуту в голову приходили мысли о том, что место моего болида — прямая в четыреста два метра, а не городские улицы. Вслух, разумеется, ничего подобного я говорить не стал. Обидится.

Таня жила, как и раньше, в пятиэтажном доме, одном из тех, что построены в середине семидесятых, когда автомобилей было гораздо меньше, чем светофоров. Как следствие — двор был совершенно не предназначен для одновременной парковки более полутора машин и те несчастные автолюбители, кому повезло жить в таком доме, сегодня просто были вынуждены оставлять своих коней на обочине перед въездом во двор.

Беглого взгляда на припаркованные авто хватило, дабы понять, что девушка была права — ее действительно здесь поджидали. Из ряда короткокрылых "девяток" и проржавевших "Москвичей" выделялся черный "Черокез", хищно блестящий хромом решетки радиатора. Нет, конечно, Джип Чероки в городе далеко не один. Их даже не два. Но что забыл владелец такого корабля в таком захолустье? Выводов напрашивается немного. Даже не два — всего один.

Прокатившись мимо антикварной колонны, я запарковал свою киску в конце квартала, не особо надеясь, что она останется незаметной. Полторы тонны металла общей стоимостью в семь сотен тысяч деревянных вообще достаточно трудно спрятать.

— Ты зачем остановился? — ужаснулась беглянка.

— Пойду, гляну, — ответил я.

— Ты совсем рехнулся? Там же они!

— Возможно, — кивнул я.

— Они же убьют тебя!

— Возможно, — я подцепил Михо за лапу. — Только за что? Или я не всю знаю?

— Ты все знаешь, — поспешно заверила Татьяна.

— Тогда давай ключи, — я протянул руку.

— Какие ключи?

— От квартиры твоей, какие еще? — буркнул я.

— Саша, ау! Повторяю: моя сумочка у них.

Ну да, мог бы и сам догадаться. Как одета моя напасть — не то, что ключи от квартиры, горсть мелочи на мороженое спрятать некуда. Разве что… да нет, тоже не выйдет.

Вздохнув на прощанье, я покинул своего зверя и бодро зашагал к дому, где когда-то провел не одну сотню часов. Каких часов! Да, не важно.

Прохожие с недоумением оглядывались на здорового мужика с плюшевым медвежонком в руках. Да ладно, сейчас, говорят, и не такое лечат. Самое хреновое во всей этой авантюре — именно то, что пришлось топать пешком, а этого мне в таких масштабах не приходилось делать уже ой как давно. Даже стоя на ногах (а пешком ходят именно так!) я не переставал искать педали и рукоятку переключения передач.

К счастью, даже кошмары кончаются, и очень скоро я дошел до знакомого дома. Насвистывая под нос "Satisfaction", я поднялся на нужный этаж. Вот и дверь Таниной квартиры. Вот и… да, чего теперь-то? Поразмыслив пару секунд, я вдавил кнопку звонка. Поскольку определенного плана не было, оставалось одно — импровизировать.

Из квартиры донеслись тяжелые шаги, глазок на мгновение потемнел, клацнул замок. Встретила меня, как того и следовало ожидать, не хозяйка, а здоровенный детина в безупречном черном костюме. Правую руку незнакомец держал за спиной, не оставляя никаких сомнений в цели своего визита. Позади него, из-за угла, на пол падала тень второго бандита.

— Тебе чего? — осведомился браток.

— Э-э… — протянул я. — Медведями не интересуетесь? По оптовой цене? — я продемонстрировал Шпалерадзе.

— Ты больной?

— А девочки не нужны? — не отставал я.

— Девочки? — оживился детина. — А эта есть? — Он достал из внутреннего кармана Танину фотографию.

Изображение было не самое удачное, но самое свежее. Этот кадр, если верить дате в углу, был сделан сегодня ночью. На снимке девушка обнималась с каким-то усатым тараканом на фоне здания клуба "Галактика Развлечений".

— Нет, — развел я руками. — Таких нет.

— Жаль, — вздохнул незнакомец. — Бывай, старик.

— Бывай, — попрощался я с хлопнувшей дверью. — Бывай.

Задумчиво посчитав головой медведя ступеньки, я побрел обратно. А задуматься действительно было над чем. В первую очередь — девушка, которую собираются трахнуть, не поджидают с петардами. Для секса были придуманы более компактные и более гибкие изделия. Да и развести ее можно гораздо проще. Для этого была придумана специальная женская виагра — деньги. Подведя плюс к минусу, можно прийти к одному выводу — Татьяна вешала мне лапшу на уши. Выдрать ее ремнем по заднице — и точка. Пусть сама разбирается.

Погруженный в эти размышления, я сам не заметил, как дошел до своей малышки. Девушка терпеливо меня ждала. А куда ей еще деваться?

— Рассказывай, подруга, — оскалился я, сев в машину.

— Что рассказывать? — удивленно округлила глазки Таня.

— То же самое. Только ту версию, которая более соответствует действительности.

— Ну… в общем… — начала врунья. — Я сказала тебе неправду.

— Ага!? — подивился я. — Серьезно? Ты сказала мне неправду? Подумать только!

— В общем… — повторила Таня. — Пошла я вчера в клуб…

— Это я знаю.

— Пристал ко мне один… такой, представительского вида, сразу видно — не бедный…

— Ага, таракан усатый. Дальше.

— Ну, познакомились, пообщались, потанцевали…

— Дальше?

— Парень один пивом его облил. Случайно. Да он сам даже его и толкнул…

Девушка замолчала.

— Ты продолжай, говори. Знаешь, кровь лучше циркулирует, цвет лица улучшается.

— Потом мы поехали домой…

— К тебе или к нему?

— Ты слушать будешь, или перебивать? Какая тебе-то разница?.. к нему поехали. Уже почти в машину сели, как и тот парень вышел. Эдик как увидел…

— Кто? — прорычал я.

— Ну, таракан усатый. Он как увидел того парня, так усы сразу дыбом встали. Говорит: "подожди здесь, я скоро вернусь"… — беглянка громко всхлипнула. — Какая же я дура, что не послушалась! Саша, он достал пистолет, и выстрелил в парня. Прямо в лицо! Ты бы видел, сколько крови было! Парень упал, а Эдик еще раз выстрелил, еще и еще… и все из-за чего? Из-за пролитого пива!

Таня вконец расклеилась: из глаз ручьем потекли слезы, из груди вырывались жалобные всхлипывания. Все же радует, что и на этот раз я оказался прав: не в теле дело. Вернее, дело-то как раз в теле, но в другом, давно остывшем. Моя "радость" попросту оказалась не в том месте и не в то время, и, самый простой выход в данной ситуации — убрать ее. А как же? Мертвые не потеют. Лишние свидетели никому не нужны. Пока живые.

Что делать-то? Раз подписался — надо помочь девушке. Да какого черта! В любом случае помочь надо. Что-то теплое, еще не совсем окостеневшее, пробивалось сквозь корочку льда на моем сердце. Мы слишком многое вместе пережили, чтобы я вот так просто отдал ее на растерзание. За тех, кого я любил, я любому глотку перегрызу, на ленточки для бескозырки порву. Потом склею и снова порву. Я не злой, я справедливый. Когда мне это выгодно.

— Ты мне поможешь? — Таня уткнулась сопливым носом в мое плечо, прямо в рукав совершенно чистой, только сегодня одетой футболки.

— Куда я, на хрен, денусь? — кивнул я.

Что можно сделать? Кроме как спрятаться далеко-далеко, закопаться глубоко-глубоко и сидеть тихо-тихо? Хороший вопрос. На него у меня пока ответа нет. Конечно, у меня есть Михо, но вдвоем против шайки вооруженных головорезов мы не сдюжим. Здесь должен быть другой выход. Другой выход. А другой выход всегда есть. Даже у съеденного два выхода. Какой предпочесть — дело десятое.

— Все, Тань, успокойся, — я успокаивающе погладил ее по голове. — Поехали.

— Куда?

— В магазин какой-нибудь. Надо же что-то купить для тебя. А то выглядишь, как последняя шлю… в общем, неплохо выглядишь, но слишком…э-э…заметно!

— По магазинам!? В таком виде? — Таня жестом указала на свое зареванное лицо. — Ты сбрендил?

— А у тебя есть предложения лучше? Нет? Вот и ладушки.

Тигренок покатил по заполненным "ведрами" улицам города с грацией, свойственной далеко не каждому автомобилю. Не каждый "Бентли" способен вышагивать столь грациозно, с такой кошачьей легкостью. Не у каждого "Феррари" двигатель мурлычет столь завораживающе и успокаивающе. Не каждый "Ламборгини" отличается столь потрясающем дизайном, такой завершенностью линий. Что тут сказать? Есть моя машина, и есть ведра. Третьего не дано.

Жаль, конечно, было нарушать всю эту идиллию тостеров с колесиками, но стрит-расер на то и расер, что может домчаться из пункта А в пункт Б за рекордно малый промежуток времени. Истребитель рявкнул турбиной наддува, и, не успев насладиться игрой педалей и шипением впрыска, был вынужден усмирить свои клапаны, поршня и валы — мы приехали.

Логику Татьяны, если она у нее вообще была, я понимал с трудом. Я не собираюсь оспаривать тот факт, что мужская и женская логика — две большие разницы. Но не настолько же большие! Скорее, собака зарыта в другом: Танина логика, даже женская, повесила на ворота большой замок и пошла гулять.

А как еще объяснить, что девушка, перед которой стояла задача "нормально одеться", пошла в… отдел нижнего белья! Конечно, я с ней не пошел. Трусики, лифчики, чулочки, кружевные бодики и прочие прибамбасы хорошо смотрятся на женском теле, но любоваться этим на витрине!? Я что, на фетишиста похож? Нормальные герои всегда идут в обход, так что я послал свою головную боль куда сама хотела, а сам двинулся к прилавку с mp3-дисками.

В этом отделе, принадлежавшему некоему ИПБОЮЛ Пчелкину, торговля сегодня не шла. Две продавщицы щебетали о чем-то своем, разглядывая очередной номер "Космополитана", а сам ЧП припал, свернув голову набок, к автомобильному LCD-монитору, нервно теребя в руке несколько накладных. Недостаток конструкции заключался в том, что монитор все-таки автомобильный, и крепиться, по задумке авторов, должен к потолку, а не к табуретке. Так что чемпионат мира на экране перевернулся с ног на голову. В таком положении его хорошо из Австралии смотреть.

— Саш? — произнес я.

— А, здорово, здорово, — отмахнулся тезка, и снова вернулся к летящему из-под колес гравию.

Однако экстремальные условия и нечеловеческие страдания Пчелкина никак не могли помочь Колину Макгрею, в радиатор автомобиля которого достаточно удачно вошел камушек. Удачно — не для гонщика.

— Саш, поговорим? — предложил я.

— Потом, — буркнул расер. — Потом. Видишь — работаю?

— Это я вижу, — усмехнулся я. — Возьму тогда что-нибудь послушать?

— Да на здоровье!

— Ну, пока, — попрощался я, прихватив несколько дисков.

— Саша, — воскликнул Пчелкин. — Вечером встретимся, поговорим, о'кей?

— Да без проблем, — пожал я плечами. — Расскажешь, кстати, чем кончилось.

Тезка клятвенно заверил меня, что сообщит каждый пунктик в стенограмме штурмана, после чего я удалился. Удалился, правда, недалеко. На плечо легла знакомая рука, а вторая потащила из заднего кармана джинсов бумажник. Без похода к гадалке, по завистливому взгляду большей части мужчин, было нетрудно догадаться, кто там повадился лазить у меня в штанах.

— Эй, брателло, — раздался громкий возглас. — Она у тебя лопатник скрысила!

Обернувшись, я наткнулся на охранника в черной униформе, крепко держащего воровку за руку. Татьяна обезоруживающе улыбнулась и чмокнула меня в небритую щеку.

— А, — отмахнулся я. — Потом расплатится.

Парень, щелкнув языком с видом эксперта, отпустил девушку и зашагал прочь.

— Смотри, что я купила! — беглянка извлекла из пакета крошечные стринги.

Вся мужская половина покупателей с интересом уставилась в нашу сторону. Я почувствовал, что заливаюсь краской. Только от чего? От смущения, или злости? Заставь дурака Богу молится…

— Пусти козла в огород, да? — произнесла Таня, словно прочитав мои мысли.

— Типа того, — рассмеялся я.

Вечером, закрыв девушка в квартире, и строго-настрого велев никуда не уходить и никого не впускать, а если и уходить — то меньше глазеть по сторонам, я поехал в РК "Неон". Вообще, учитывая, что завтра самый поганый день недели — понедельник, тащиться к черту на кулички на ночь глядя совершенно не хотелось. Но тезка просто так паниковать не будет, а если он оторвался от чемпионата мира, значит произошло нечто действительно из рядя вон выходящее.

В "Неоне" вообще достаточно часто тусуются расеры. К ним здесь уже успели привыкнуть, и даже охранники парковки спят спокойно, когда тишину ночи разрывает гром двигателя или свист тормозов. Охрана предназначена для того, чтобы охранять спокойствие, и, в первую очередь — свое.

Тезка сидел за столиком с желтым шестиугольником эмблемы Лиги, и потягивал из высокого стакана свой излюбленный наркотик — "Пепси". Тело гонщика ритмично дергалось в такт музыки. Я сел на свободный стул, и протянул другу руку.

— Наконец-то! — Саша с силой сжал мою ладонь. — Я уж думал, борода отрастет, пока дождусь.

— Ну-ну, — усмехнулся я, жестом подзывая официантку. — Рассказывай.

Пчелкин пару минут пристально изучал меня, словно впервые видел. Я украдкой ощупал руки и ноги — все на месте. Даже щетина никуда не думала деваться. Подошедшая официантка скромно стояла рядом, не решаясь нарушить столь многозначительное молчание.

— Ну? — не выдержал я.

— Баранки гну, — усмехнулся Саша. — Ему, пожалуйста, того же, что и мне, — небрежно бросил собеседник официантке. — А ты давай рассказывай.

— Чего рассказывать-то? — пожал я плечами.

— Все, — ударил кулаком по столу тезка. — Мы вместе собирали эту тачку, и, если хоть царапина на ней будет — в порошок сотру!

— Чего-то я не все понял… — медленно произнес я, постукивая по столешнице подушечками пальцев. — Ты про что?

— Утром сегодня двое таких, — Пчелкин расставил в сторону руки, изображая объем мышечной массы. — Интересовались машиной.

— "Таких" — это каких? — уточнил я.

— Ну… таких, — тезка повторил жест. — Представились журналистами. Ага! Дурака нашли. Я что, журналюгу от бандюги не отличу?

— А отличишь? — усомнился я.

— Хм! — заверил друг.

— А с чего ты решил, что именно этой машиной?

— А как ты думаешь, много в городе красно-желтых "червонцев", со срезанными ручками? Нет, может еще есть — откуда я знаю? Только другого идиота, гонявшего вчера по городу под две сотни, я назвать не могу. Как тебе так встревать по жизни удается, а?

— Уметь надо, — развел я руками. — Но ты-то тоже не отстаешь.

Саша правильно понял мой намек, и поспешно прикусил язык. Между мной и ним сейчас большая разница — мой мотор жив, а его паровоз склеил шины.

— Что ты им сказал-то? — осведомился я.

— Да ничего. Сказал, что слепой с рождения, — улыбнулся Пчелкин. — Саша, это же вилы! Скоро начинается чемпионат по драг-расингу. Представь, какое будет попадалово, если с машиной что-то случится? Ты — единственный человек, которого Лига может выставить на старт. Саш, не подкачай, а?

— Не писай в рюмку, — я потянулся через стол и похлопал тезку по плечу. — Все будет зашибись. Я тебе обещаю.

— Вот и ладно, — успокоился расер.

— Это все? — спросил я.

— Да, а ты что-то еще хотел? — вопросительно поднял бровь Саша.

— Как думаешь, стоило мне ради этого тащиться сюда? — нахмурился я.

— Думаю — да. Хотя, нет. Есть еще кое-что. Вчера там некоторые трудности были… в общем, завтра ночью снова будут гонки. Я сюрпризик небольшой приготовил, приезжай — тебе понравится, — пообещал Пчелкин. — Теперь, кажется, точно все.

Да, радость жителей родного города была бы не полной, если бы не было нас. К черту скромность! Не дадим спать родному городу! Это, кроме всего прочего, хитрый тактический ход. Вчера ночью мы оттянулись, разбудили половину Челябинска, так что завтра добропорядочные налогоплательщики будут спокойно спать, не ожидая подвоха. Хрен! Мы и сами почивать не будем, и другим не дадим. И плевать, что кому-то с утра на работу. Идиотизм! Но пропустить этот акт вандализма я, все же, не мог. Спать — только время терять.

С другой стороны вырисовывалась другая проблема. Кто бы мною не интересовался, ясно одно — им не автограф мой нужен. И, по большому счету, и не я. Им нужна Татьяна.

Но как быстро они меня вычислили! Хотя, было бы чему удивляться. Ездил бы я на обычной "десятине" цвета "снежная королева" — заколебались бы меня вычислять. Таких машин в городе — пруд пруди. Мой же зверь отличается от любого другого автомобиля как СУ-35 от этажерки братьев Райт.

Да, в этом прелесть и недостаток рестайлинга. С одной стороны, индивидуальный, эксклюзивный автомобиль, выделяющийся из общего потока — это плюс. Это второе "я", зеркальное отражение первого. А с другой стороны — выделился, ничего не скажешь. Даже днем, в час пик, мой мотор не останется незаметным, а ночью, на пустой дороге — тем более. Хорошо еще, хватило мозгов номера не прикручивать, иначе грядка засела бы не у Татьяны дома, а у меня.

— Пепси вы заказывали? — подоспела официантка.

— Отвали, а? — я бросил на стол сотенную купюру. — И без тебя тошно.

Прискорбно осознавать тот факт, что с машиной что-то придется делать. Обвес, построенный по индивидуальному заказу, убирать никто не собирался. Хотя бы потому, что аэродинамика вновь станет не просто хреновой, а очень хреновой. Все расчеты, все подгонки, позволившие снизить коэффициент лобового сопротивления до 0,28, пойдут псу под хвост. Или, выражаясь более просто — в задницу. Оставался один вариант — перекрасить львенка. Но только после завтрашнего заезда.

Глава третья.

Пожалуй, единственное, ради чего стоит приходить на работу — это обед. О, обед! Кто не пробовал шедевры тети Веры — нашей кухарки, тот зря прожил жизнь. Да что значит — зря прожил? Тот не жил вообще.

О, эти пельмешки! Жирные, поджаренные пельмешки под сливочно-чесночным соусом, обильно посыпанные зеленью! А салатики? Один салат из помидоров, лука и сыра под майонезом чего стоит! Все? Нет, не все. Только здесь мне довелось вкушать такие невероятные блюда, совмещающие в себе, например, красную рыбу и киви, или лимон с адыгейским сыром. А какие пирожки у тети Веры! О, я помню чудное мгновенье, я помню чудный вкус. Пирожки с яйцом и луком, с картошкой и мясом, не идут ни в какое сравнение с тем, что я пробовал ранее. А десерт? Как можно забыть про десерт? Коржики с повидлом, тающие во рту, запеченные абрикосы и яблоки… истинное наслаждение. А кофе с корицей и паприкой?

А чего еще ожидать от человека, проработавшего половину жизни в обкомовской столовой? О чем можно говорить? Даже в те времена тетя Вера получила без очереди трехкомнатную квартиру в центре города, потом — еще одну, для сына. Наши люди на такси в булочную не ездили никогда, так и тетя Вера перемещалась тогда исключительно на служебной "Волге". Да и сейчас заработок кухарки сравним с заработком технического директора — то есть меня.

Без шуток — не важно кто ты, важно — какой ты. Тетя Вера, будь у нее желание, давно могла бы открыть ресторан, занявший бы, без сомнения, первые строчки мировых рейтингов. Но кесарю — кесарево. Есть люди, которым гораздо больше удовольствия доставляет делать что-то своими руками.

Да, приготовление еды для тети Веры — это не работа. Это даже не ремесло, это — искусство, возведенное в степень. Надо же такому случиться, что именно обед я сегодня проспал.

— Турбина? — беседовал я с водителем директора в своем кабинете. — Нет, брат, понимаешь, турбина эффективна при высокой частоте оборотов. В городе, при ежедневной эксплуатации автомобиля, я бы выбрал механический нагнетатель. Понимаешь, Андрей, надо исходить из целей, ради которых строится автомобиль. Сравнить, хотя бы, болид для кольцевых гонок и раллийное авто. Это две боль…

— Александров! — оборвал меня на полуслове вошедший коммерческий директор. — Ты опять проспал?

— Так, Сергей Петрович, — поднялся я из-за стола. — У меня совещание.

— Александров, ты работать вообще собираешься?

— Сергей Петрович, — медленно произнес я, стараясь не сорваться. — Вы прекрасно знаете, что мне не нравится, когда меня называют по фамилии. Это раз. И два…

— Молодой человек, — лицо директора приобрело пунцовый оттенок. — Вы забываетесь.

— Это вы забываетесь, — оскалился я. — Вы еще помните, что ваш шеф и мой отчим — одно и то же лицо?

— Александр Александрович, — с сарказмом произнес Федоров. — Вы знаете, почему в стране такой бардак?

— Конечно, — заверил я. — Оттого что такие люди как вы у власти стоят.

Последняя фраза окончательно вывела директора из равновесия. Некоторое время он хватал воздух ртом, сжимая и разжимая кулаки. Наверняка чесались руки, и одолеть этот зуд могло одно — приложиться, как следует, по моей челюсти. Но что-то его останавливало. То ли ширина моих плеч, то ли ему не давала покоя мысль, что мой отчим, и его шеф — все-таки одно и то же лицо.

— Знаете что, Александр Александрович, — нашел в себе силы Сергей Петрович.

— Что?

— Ничего, — Федоров резко развернулся на каблуках и громко хлопнул дверью.

— Так вот, Андрей, — продолжил я совещание. — Андрей?

Водитель уже успел скрыться. Тихо и незаметно. Умеет же человек не нарушать субординации! Мне, например, не дано.

А, вообще, на работе сегодня совершенно нечего было делать. В отличие от некоторых, я умею организовать трудовой процесс своих подчиненных так, что моего непосредственного присутствия и не требуется.

Посидев за столом еще около получаса, постучав по клавиатуре компьютера, полистав отчеты, и, окончательно убедившись в том, что если меня на рабочем месте не будет, то свет в городе не погаснет, я щелкнул рубильником и покинул свой кабинет. Вконец обнаглев, я прикурил сигарету еще в коридоре, и вышел на улицу, столкнувшись нос к носу с Андреем. Тот, бренча ключами от служебного Lexus'а, нетерпеливо топтался с ноги на ногу.

— Что, Саш, — виновато улыбнулся водитель. — Досталось?

— От кого? А! Ну, конечно, — согласился я, подмигнув парню.

— Твоя? — он кивнул на мою киску. — Из "десятки" сделал?

— Ясное дело — не из сто пятьдесят четвертого, — усмехнулся я, намереваясь продолжить свой путь.

— Подожди, Саш, — смущенно произнес Андрей. — Мы тут со Славкой поспорили…

— С каким Славкой? — насторожился я.

— С тем, — неопределенно махнул парень. — С расером, на "двенашке" гоняет…

— Ни фига ты расера-то нашел, — протянул я. — И каков же, позвольте поинтересоваться, предмет вашего спора?

Водитель указал подбородком на троих девчонок, куривших чуть в стороне. Двух из них я знал. Ну, не так чтобы совсем знал — видел несколько раз. Одна работала у нас в отделе кадров, другая — в бухгалтерии. Ничего необычного — руки, ноги, голова как у всех, низкий, чисто уральский клиренс, доставшийся в наследство после монголо-татарского ига. Но третья, стоящая спиной к нам, заслуживала самого пристального внимания. По порядку: коричневые сапожки до середины голени, светлые джинсы с низкой талией, обтягивающие аппетитную попочку, потом — полоска голой кожи, и только после нее — короткая вязаная кофточка, поверх которой, до той самой голой полоски, струились волосы цвета соломы.

Возможно, будь я в другом настроении, я бы не пропустил ее мимо. Возможно. Эта полоска так и призывала провести по ней язычком, а, может быть, и где-нибудь еще. Но, именно в данный промежуток времени, я отдыхал от женского полу. Может же мужик пожить нормальной холостяцкой жизнью? Даже если на его голову свалилась такая боль? По-моему, попытаться в любом случае стоит.

— Дерзай, — развел я руками.

— Нет, Саша, — отрицательно покачал головой Андрей. — Мы поспорили на тебя.

От неожиданности я даже закашлялся.

— Чего?

— Да нет, — рассмеялся он. — Не в том смысле. Я утверждаю, что она даст тебе, а Слава — что нет.

— На что поспорили-то? — поинтересовался я.

Впрочем, это уже не имело значения. Чего там Слава утверждает? Зарывается молодой человек, зарывается. Конечно, я где-то не прав, но, чтобы утереть нос этой скотине, я готов пойти на многое. Если еще пару секунд назад мне было до этой девочки как шерифу до проблем негров, то теперь во мне что-то зашевелилось. И это что-то, хотя и находилось под пряжкой, но не спереди. В общем, говно вскипело.

— Та на что? — переспросил я.

— На ящик пива, — проинформировал Андрей.

— Половина — моя, — бросил я, стартуя.

Не преодолев и половины пути, я пожалел о своем решении. А как привяжется? Ударит ей что-нибудь в голову, и начнет телефон обрывать? Но отступать уже было поздно.

— Привет, — подрулил я к девушкам.

По глазам мишени, по тому, как два синих озера впились в меня, я понял, что приготовленный "закидон" можно приберечь для более критичного случая. Хотя, спору нет, спереди она тоже оказалась хороша. Только животик чуть кругловат на мой вкус, а так — все отлично.

— Саша, — представился я, протянув руку девушке.

— А я знаю, — мило улыбнулась она, протянув в ответ свою ладошку. — Нина.

— Приятно познакомиться, — я пожал двумя пальцами ее кисть. — Новенькая у нас?

— Нина — новый менеджер отдела кадров, — нетактично влезла в разговор полноватая Катя.

— Рад видеть таких специалистов, — усмехнулся я, поставив ударение на слове "таких". — Может, встретимся как-нибудь?

— Не исключено, — кивнула Нина.

— Черкани мне телефончик куда-нибудь, — попросил я.

— Запиши лучше ты мне свой, — девушка протянула мне мобильник.

Набрав на клавиатуре свой номер, я нажал на вызов, подождал, пока моя сотка завибрирует в кармане, после чего вернул телефон хозяйке.

— Я позвоню, — пообещал я. — Потом. Извини, спешу… до встречи.

По выражению моего лица Андрей понял, что пиво уже у него в кармане. Вернее — в брюхе.

— Считай — дала, — произнес я, подойдя. — Надеюсь, дальше продолжать не обязательно?

— И так все ясно, — махнул водитель.

— Кстати, номерок ее нужен? Нет? Ну, бывай.

Попрощавшись, я прыгнул в свою малышку. Дел сегодня было еще тьма, а до гонок остались считанные часы. Оставив на парковке, на память, облачко едкого дыма, я вклинился в общий поток, и порулил к Ашоту.

Мысль о более спокойных тонах на бортах моей милашке не давала мне покоя. На динамических характеристиках это точно не скажется, но, по крайней мере, будет меньше выделяться из толпы. Лучший для этой цели цвет — "снежная королева". Учитывая, что в городе восемь из десяти автомобилей именно такого серебристого оттенка, то, пожалуй, лучше камуфляжной окраски и не придумать. Это как в войсках. Там вся техника одного уставного цвета — камуфлированного, имеющего, однако, различные оттенки. От ярко-красного, для ведения боевых действий в преисподней, до белого, для маскировки в снегах Антарктики.

Казалось бы, что может быть проще, чем облить краской несколько квадратных метров металла и пластика? Нет же! Я могу практически идеально расточить посадочные места под клапана, высверлить дополнительные маслопропускные отверстия на поршнях, настроить подвеску и еще много чего, но такое бесхитростное дело как окраска постичь мне никак не удается! Кажется, все делаю по технологии: шпаклюю, грунтую, затираю, даже краску к распылителю подвожу через бензиновый фильтр тонкой очистки… Один черт, получаются неровности, с первого взгляда незаметные, но весь лоск автомобиля сразу пропадает. Покраска очень многое значит. Потому это единственное дело, которое я доверю кому-то кроме себя. Ко всей остальной машине — от кончика переднего бампера до кончика заднего, никогда не дотронется ни одна чужая отвертка, но, что касается покраски — спасибо, увольте-с.

Но и покраску я доверю далеко не каждому. Только Ашоту, вернее — сотрудникам его автосервиса, к которому я сейчас и ехал.

На бетонной площадке перед мастерской, как обычно, яблоку было упасть негде. Из всего разнообразия автотранспортных средств резко выделялся блестящий хромом ГАЗ М20, принадлежащий Ашоту. Эта "Победа" отходила уже более полувека, но у такого хозяина она проходит и сто лет, не потеряв первозданной красоты.

Сам любитель раритетов сидел в старом остове от "Икаруса" с закрытыми листами железа окнами, служившим ему офисом. Там же полулежал на кушетке, ковыряясь отверткой в карбюраторе, Денис — моторист от бога. Один из тех людей, что могут двигатель через выхлопную трубу с завязанными глазами разобрать. А потом снова собрать, и самый дохлый, самый загнанный мотор в руках этого мастера вновь заворчит, заговорит, и начнет работать, как швейцарские часы.

— Эй! — обрадовался армянин, завидев меня. — Здаров, да? Слюшай, сломал что?

— Типа того, — кивнул я. — Звоню тебе весь день, звоню…

— Эй, — махнул Ашот. — Я мобила дома забил.

— Кофе будешь? — предложил Денис.

— Не откажусь, — я постелил заранее припасенную газету на грязный табурет и уселся сверху.

Моторист на глаз рассыпал кофе из банки по трем кружкам, добавил сахара, и, мелодично позвякивая, начал размешивать напиток отверткой. Мне кофе сразу расхотелось. Нет, у самого дома валяется куча деталей, но расплывшаяся по поверхности масляная пленка особого доверия не вызывала. Денис, закончив размешивать, поставил одну кружку перед Ашотом, вторую вручил мне, а третьей вооружился сам.

— Вай, какой кофе! — заключил армянин, шумно отхлебнув из кружки.

Я не спешил с дегустацией. Провести, в лучшем случае, денек в месте не столь отдаленном мне никак не улыбалось. Моторист тщательно вытер отвертку чистой марлей и вернулся к карбюратору.

— Ашот, — произнес я, внимательно изучая кружку. — Мне бы машину покрасить.

— Какой машина? Твой машина? Хароший машина, зачем его красить?

— Ашот, надо, и все. В "снежку". Сделаем?

— Сэгодня — нэт, — хозяин сервиса поскребя седые волосы на своей груди. — Только завтра.

— И отлично, — улыбнулся я. — Завтра, в первой половине дня — устроит?

— Канешна, — кивнул он. — Сэгодня машин высохнэт, завтра твой загоним. Ты кофе пей.

Набравшись смелости, я сделал огромный глоток. Неплохо. Во всяком случае, гораздо лучше, чем того следовало ожидать. А вкус бензина придает особый колорит.

— Опаньки! — воскликнул Денис, выуживая из своей кружки экономайзер. — А я его обыскался!

— Ладно, — я поспешно отставил свою пайку. — Спасибо за кофе, за конфеты, за чай, за котлеты, но мне пора.

Я уже надеялся только на одно — что ничего более серьезного, чем день с газетой в руках, со мной не произойдет. У этих-то ребят желудки уже привыкшие, небось, тосол вместо воды пьют, я же до такого совершенства, до такой стадии слияния человеческого организма с деталями от авто пока не дошел. Все еще впереди.

До ночных соревнований оставалось уже не так много времени, так что я поспешил домой. Упущенный обед подсказывал, что в жизни есть и другие ценности, помимо мотора, и я, чего уж греха таить, надеялся, что Татьяне все же взбрело в голову сделать что-нибудь общественно полезное. На совсем худой конец стратегические запасы замороженных пельменей еще не иссякли.

Мечты, мечты. Зайдя в квартиру, я понял, что гостья и не подходила к плите. Более того — она решила окончательно разгромить и растоптать мой образ жизни, устоявший перед теми девушками, у которых на подобное вмешательство было гораздо больше прав. Она перевернула все каталоги, все автомобильные журналы. Если раньше они лежали почти ровными стопочками на полу, перед телевизором, тщательно рассортированные по маркам и моделям, то теперь вся литература образовала высоченную башню, спроектированную сумасшедшим архитектором — не иначе. Чуть погодя я понял, зачем она это сделала — по фотографиям девушка пыталась определить принадлежность деталей, разбросанных в еще большем беспорядке. Не думал, что это вообще возможно, но это так. Дураку Богу молиться — лучше застрелиться.

— Танечка, — позвал я. — Танюшка.

— Я в ванной, — последовал ответ.

Взвесив в руке цепь ГРМ, я положил ее на место. К черту — голыми руками задушу. Или утоплю. Я потянул на себя дверь ванной. Заперто.

— Танюш, дверь открой, — попросил я.

— Я не одета, — кокетливо проинформировала меня девушка.

Да!? Не одета!? Какое откровение! Если честно, я думал, что ванную обычно как раз без одежды и принимают. Во всяком случае — прогрессивная часть человечества.

— Так, Татьяна, открой, — требовательно произнес я.

— А волшебное слово?

— Быстро!

— Ну и стой тогда там, — обиделась гостья.

Японцы называют это "потерять лицо". Зато какое облегчение! Какое облегчение дать волю эмоциям. Я в бешенстве рванул дверь. Задвижка, жалобно звякнув, уступила грубой силе и повисла на одном винте. Таня испуганно вскрикнула, и попыталась рассредоточить пену ровным слоем, что не очень и получалось. У пены, в отличие от глупой девчонки, не было сомнений в том, кто здесь хозяин. Она сгрудилась у краев, налипнув на фарфоровые стенки ванной, и упорно не желала двигаться.

Поняв тщетность своих усилий, девушка предприняла другую тактику: она гордо задрала подбородок, выставила грудь, положила руки на края ванной и выставила из-под воды левую коленку. Как это ни странно, ничего нового со вчерашнего утра у нее не появилось. Желание провести воспитательную беседу сразу исчезло. Что взять с женщины? Волос длинен — ум короток, это доказано теорией и проверено на практике.

— Что, Саша? — поинтересовалась Таня.

— Да ну тебя, — отмахнулся я.

В этот момент раздалось пиликанье дверного звонка. Девушка моментально побледнела. Да, нервишки — ни к черту.

— Кто это? — испуганно прошептала она.

— Я похож на телепата? — усмехнулся я. — Нет? Тогда я вижу только один способ узнать.

— Да? Какой?

— Сама-то как думаешь? — рассмеялся я. — Наверное, дверь открыть. Правильно?

— А как же я? — забеспокоилась гостья.

— Сиди здесь, — буркнул я.

Несмотря на внешнюю браваду, у самого сердце было не на месте. Друзья навещают меня не часто, и лишь после предварительного звонка. А если это не друзья — то кто? Решив не бросаться в крайности, я, вооружившись Михо, подкрался к двери.

— Кто там? — произнес я почти забытую фразу.

— Саша? — ответил женский голос. — Это я — Нина.

Поборов желание сказать, что никого нет дома, я открыл дверь.

— Привет, — улыбнулась коллега.

— Привет, привет, — протянул я.

Да, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Что-то мне подсказывало, что сейчас придется отработать обещанные Андреем пол-ящика пива. Спасти меня могла только Таня, но она была так напугана, что, скорее всего еще долго из ванной носа не покажет. К тому же такая могучая сила как любопытство не позволяла попросту выставить менеджера по кадрам за дверь. Уж больно интересно было — грудь у нее настоящая, или силиконовая? И узнать это, как часто бывает, был только один способ.

— Я зайду? — спросила Нина, сверкнул глазками.

— Обязательно, — я посторонился, пропуская девушку. — Кстати, откуда у тебя мой адрес?

— Я в отделе кадров работаю, помнишь? — улыбнулась гостья, расстегнув молнию на сапожках.

— Чай, кофе? — произнес я, жестом приглашая коллегу в зал.

— М-м-м, кофе, — решила после секундного раздумья Нина.

Щелкнув кнопкой чайника, я присоединился к девушке. Она, сидя на корточках, занималась изучением груды железа, разбросанной на полу.

— Бээмвэшные? — безошибочно определила визитерша, подняв впускной клапан.

Все! Только одним словом она сразила меня наповал. Из назойливой мухи Нина в одну секунду превратилась в девушку моей мечты! Немногие парни, даже из тех, что гордо зовут себя "расерами", хоть раз в жизни видели клапан. А уж отличить баварский от любого другого способны далеко не все.

— Эх, Нина, — вздохнул я. — Где же ты раньше-то была?

— Лучше бы там и оставалась, — резко раздался Танин голос.

Моя головная боль, одетая в одно полотенце, сложив руки на груди, яростно сузившимися глазами сверлила девушку. Нина вопросительно посмотрела на меня, потом на нее, затем выпустила из рук клапан и поднялась с корточек.

— Саша, — покачала она головой. — Надо было предупредить, что ты не один.

— Теперь-то знаешь, что он не один, — ядовито усмехнулась Таня. — Да, сиськи — закачаешься. Сколько отдала?

— Нисколько, — небрежно бросила на ходу моя коллега. — С рождения достались.

— Уже уходишь? — делано удивилась Таня. — А кофе?

— Сама пей, — ответила Нина, хлопнув дверью.

Я, молча наблюдавший за этим спектаклем, расхохотался. Хотя бы одна загадка разрешена. Теперь можно заняться грубиянкой.

— Ты зачем вышла? — осведомился я.

— А что, помешала? — парировала Татьяна.

— Не особо, — отмахнулся я. — Потанцуем?

Нащупав пульт стереосистемы, я включил SONY. Как по заказу, полилась мелодия медленного танца.

— А не… — начала девушка.

— Не жалею, — заверил я, притянув ее за талию к себе.

Глава четвертая.

Естественно, не смотря ни на что, я не мог пропустить сегодняшний заезд, а обещанный тезкой сюрприз заинтриговал меня до такой степени, что до десяти часов вечера я чувствовал себя как на иголках. Таня опять осталась дома — нечего лишний раз светиться.

Оставив свою крошку у памятника гранитному мужику в конце проспекта Ленина, я отправился на поиски Пчелкина. Я несколько раз пересек парковку, но Саши так и не встретил. То, что он где-то здесь не вызывало сомнений — без него и расинг не расинг. Повстречавшийся Слава демонстративно отвернулся. Общаться с этим человеком совершено не хотелось.

Но тезки нигде не было. Скорее всего, он просто опаздывает. Пунктуальность никогда не была сильной стороной расера, и у лишенного колес — тем более. Чтобы убить время, я вклинился в толпу на краю площадки. Во все времена людям нужны, по большому счету, всего две вещи — хлеб и зрелища. Булочная находилась за углом, так что здесь, определенно было на что поглазеть.

Расера поразить не легко, практически не возможно, но то, что находилось в центре круга, вызвало у меня нервную дрожь. Это был не автомобиль, нет. Это было исчадие ада. Больше всего ЭТО напоминало стенд, наглядно демонстрирующий, что такое "shaving". В болиде угадывались черты 2108, которым он был когда-то, но эти черты только угадывались — не более. Черный болид практически лежал на пузе — дорожный просвет составлял не более пяти сантиметров, и срезанная крыша едва доходила мне до груди. "Зализанные" формы, без единого выступа, позволяли сделать однозначный вывод об аэродинамических качествах "восьмерки", к тому же на всех щелях, опять же для улучшения "обтекаемости", белел скотч. В отверстиях легкоплавных пятилучевых дисков блестели семнадцатидюймовые перфорированные диски. Выхлопная труба представляла собой небольшой отросток, торчащий из-под юбки перед аркой заднего колеса. Короче говоря, это был уже не тюнинг-кар, это был дрэгстер, сразиться с которым на прямой побоялся бы даже я.

— Сашка, — пихнул меня локтем в бок неслышно подошедший тезка. — Ты знаешь, что гепард развивает скорость до ста десяти километров в час?

— Теперь — да, — ответил я, не спуская глаз с авто.

— А знаешь, почему он бежит всего триста метров? — продолжал Пчелкин.

— Нет.

— Закись кончается! — рассмеялся шутник.

— Ха-ха, — кивнул я. — Слушай, а это чья такая? — я указал на 2108.

— Вот нифига себе! — взревел расер. — А это чья такая?

Наверно, он очень спешил. Спешил до такой степени, что забыл вставить контактные линзы. Обойдя дрэгстер вокруг, я обнаружил, что искал. На корме, на том месте, где у большинства автомобилей находится номер, светлел овал с буквами "KZ". Казахстан!? Обалдеть можно!

— Да… — протянул Пчелкин. — Крутое авто. Ладно, гонять сегодня будешь?

— С кем? — усмехнулся я. — С ним, что ли? Ты пошутил, или по новым правилам в заездах могут участвовать только граждане Российской Федерации?

Саша молча протянул лист бумаги с отпечатанным на компьютере текстом. "Вам не хватает скорости, страха, адреналина в крови? — гласила распечатка. — Найди ГАИ первым. Состязание проходит в городе без перекрытия движения. Вам необходимо найти сотрудника ГАИ, нарушить ПДД, получить протокол и вернуться на точку старта. Сумма взноса: 200 рублей".

Действительно, после такого предложения идея заезда c черным дрэгстером кажется чуть ли не верхом благоразумия. Вообще эта гонка напоминает соревнование типа "пацаны, у кого палка больше?". Интересно, сколько найдется идиотов, способных участвовать в таком забеге?

Оказалось — достаточно. И я в том числе. На импровизированную стартовую черту, роль которой играла зебра пешеходного перехода, подкатили четыре автомобиля: моя бестия, Славкина 2112, "шестерка" Андрея и, разумеется, "зубило".

— Чуть не забыла, — воскликнула, подбежав, Лена. — Менты на площади и плотине не считаются.

Я медленно провел по девушке взглядом, от кончиков носков сапог до широко раскрытых, застывших в вечном удивлении глаз. Если еще секунду назад я точно знал, куда ехать, то теперь находился в некотором замешательстве. Гайцы — ребята такие, когда нужны — не найдешь.

— Эх, Лена, Лена, — произнес я.

— Да, Саша? — кокетливо улыбнулась девушка.

— Я бы с тобой покувыркался — базара нет. Знаешь, что меня останавливает?

— Что?

— Заразиться боюсь.

— Чем? — ее руки испуганно прикрыли низ юбки.

— Глупостью, — усмехнулся я.

Черт, надо же было на ком-то сорвать свою злость! О таких вещах говорят заранее, до того, как внесены деньги. Остальные гонщики было со мной солидарны, но переобуваться на ходу никто не собирался — это не достойно расера вообще и настоящего мужика в частности.

Задумчиво кусая губы, девушка вышла на свою позицию. Бедняжка, мне даже стало ее немножко жалко. Совсем чуть-чуть, но прогресс налицо. Находясь все в той же прострации, стартер подняла руки вверх. Мир замер. В ушах звенело от напряжения. Медленно, словно в замедленной съемке, девушка рубанула руками воздух, и тут же присела на одно колено, чтобы ее не снесло потоком воздуха от четырех рванувших с места болидов.

Моя крошка стремительно набирала скорость. 2106 Андрея на миг вырвалась вперед — ничего удивительного, у "классики" развесовка лучше. Но на то он и миг, чтобы длиться всего миг. Взвизжав двигателем, "восьмерка" отыграла пару корпусов. Ничерта себе! Кулачковая коробка передач! Тягаться с ним на прямой не имеет никакого смысла.

Кстати, о смысле. Имеет ли он, то есть смысл, место быть в том, что сейчас происходит? Смысл то не в скорости, в данный момент, а в мозгах. Вернее — в знании города. Можно валить вперед сколь угодно, но, кроме площади с памятником вождю мирового пролетариата, гаишников там не найти. Куда же рулить?

Есть! Секундах в тридцати езды отсюда, по пути на расинг, я заметил спрятавшуюся в кустах "девятину" с люстрой на крыше. Туда и покатим. Рванув ручник, выкручивая одновременно руль, я вогнал свою крошку в поворот. Остальные пронеслись прямо. Пилите, братцы, пилите.

Пролетев два светофора на красный, и заложив еще один крутой вираж, я вышел на финишную прямую. Сотнях в трех метрах впереди тускло блестела под фонарем белая 2109 с синей полосой по борту. Гайец с фарой, заслышав визг моей резины, обернулся на звук. Рука с "Барьером" нацелилась мне в лоб. Как бы не прогадать, чтобы он точно тормознул меня? Продолжая топить по полной, я воткнул четвертую передачу. Спидометр показывал двести двадцать.

ДПСник занес над головой руку с палкой, но махать не торопился. Остекленевшими глазами он уставился на прибор. Что, мало? На двести тридцать! Гайец встряхнул фару. Показания его явно не устраивали. Промчавшись мимо, уже в зеркале, я видел, как серый бьет по "Барьеру" жезлом.

Кажись, перебор. Хватило бы восьмидесяти, ну, на крайний случай — сотни, а так — не повезло. Гаишник оказался взрослым мальчиком, и в сказки не верил. Прокляв все на свете, почти поставив машину на два колеса, я развернулся. Ксеноновый свет фар прорезал ряд ларьков и уперся сотруднику ДПС в спину. Серый не обращал на это совершенно никакого внимания — его занимала "сломавшаяся" игрушка.

С юзом затормозив, от чего тигренок встал по диагонали, я выскочил из машины и подбежал к менту.

— ГАИ города, сержант Ерохин, — представился он. — Чем могу помочь?

— Ты видел? — прокричал я.

— Что? — не понял гаишник.

— Как я пролетел!

— А-а, — протянул сержант. — Да, красиво. Сотню-то ты точно шел. Но у меня "Барьер" накрылся, так что повезло тебе.

На секунду я потерял дар речи. Сотню!? Он наехать хочет? Да я в два раза больше топил! Но мент — он и в Африке мент. Доказать им что-то совершенно невозможно, и я решил зайти с другого бока.

— А еще я двойную сплошную пересек, — радостно заявил я.

— Серьезно? — с сожалением произнес Ерохин. — Эх, жаль, не видел.

Вот черт! Мент нормальный попался. Думал, такого не бывает. В другое время это было бы весьма кстати, но сейчас мне нужен именно протокол. Сработал закон подлости.

— А еще у меня номеров нет, — ткнул я пальцем на своего гепарда.

— И что? — пожал плечами гайец.

— Как что? — взревел я. — Статья девятнадцать, пункт двадцать два КоАП — штраф пятьдесят рублей!

— Ну, давай, — протянул руку сержант.

— Чего давать? — не понял я.

— Как чего? — усмехнулся гаишник. — Сам же сказал — статья девятнадцать, пункт двадцать два КоАП. Полтинник давай.

— Какой, на хрен, полтинник! — взбесился я. — Протокол пиши.

— Протокол? Из-за полтинника? Ага, делать мне больше нечего. Нет денег — так и скажи. Езжай, — махнул рукой Ерохин.

— А это уже пахнет должностным преступлением, — пригрозил я. — Пиши протокол.

— У тебя с головой-то все в порядке? — сержант достал планшетку. — Давай документы, будет тебе протокол.

Реально — главное в подобном роде соревнований не многоконный мотор, не мастерство водителя, и, даже не везение. Главное — преодолеть чисто наш, Российский, бюрократизм. Ерохин заполнял протокол минут двадцать, не удивительно, что при таком положении вещей серые предпочитают брать штраф натуральными целлюлозно-бумажными изделиями.

Победив все проволочки, я попрощался с сержантом, и собрался мчаться быстрее ветра обратно на старт. В этот момент, под скрежет резины, под свист тормозов, из-за поворота вылетел черный дрэгстер. Гайец навел на "восьмерку" фару. Показания красных цифр в окошке повергли в ужас даже меня — две с половиной сотни километров в час!

— Говорю же — прибор накрылся, — повторил сержант.

Не дожидаясь, пока казах совершит маневр наподобие моего, я прыгнул в ковш и, на ходу закрывая дверь, полетел к Курчатову. Черный болид — мой главный конкурент, остался наматывать сопли на кулак. Уже окончательно расслабившись, я зажал регулятор громкости на плеере, и отпустил кнопку лишь доведя акустику до предела.

Естественно, я прибыл первым — иначе и быть не могло. Конечно, на старт выходят для удовольствия, а не для победы. Проблема в том, что я получаю удовольствие только от победы.

Дрэгстер прибыл вторым, привезя протокол… тоже за нарушение 19.22 КоАП — нарушение правил регистрации технических средств. Первое, что завтра сделает Ерохин — посетит психиатра, однозначно. Следом примчался Андрей со штрафом за превышение скорости на двадцать километров и известием, что Славу можно не ждать — он поехал навестить нарколога. Разумеется — не по своей воле.

Гонки можно считать завершенными, тем более — надвигались тучки, уральская погода собиралась преподнести очередной сюрприз. Я загреб призовой фонд и припрятал "деревянные" в карман.

— Это не честно, — подошел казах.

— Это еще с чего? — поинтересовался я.

— Все честно, — авторитетно заверил Паша.

Хозяин автомобиля с лейблом "KZ" проявил верх нетактичности, усомнившись в Пашиной правоте. Расинг — это расинг, и законодателем здесь является Лига. Обычно слово президента ЛЛАС ставит точку в любом споре. Обычно, но не сейчас. Залетный совершил ошибку, придя в чужую мечеть со своим Кораном.

— Расинг — это расинг, — заявил новенький. — Замусорить — дело нехитрое. А попробуй меня на прямой сделать.

— Чего? — я занес руку, готовясь если не на прямой, то хоть прямым сделать засранца.

Подумать только! Какой-то КЗ будет меня лечить! Да я сам его вылечу, не для того я с восьми лет кик-боксингом занимался, чтобы курить в сторонке, когда какой-то залетный гад меня лечит. Захочет — пущай ребят своих приводит, я тоже не лаптем делан. Поиграем в стенка-на-стенку, посмотрим, кто кого.

— Тихо, — Паша перехватил мою руку. — Ша, я сказал! Баста. Ты что-то предлагаешь? — осведомился он у казаха.

— Да, — кивнул тот. — Только мы двое, отсюда — и до конца проспекта, без перекрытия движения. Сколько там у тебя? Восемь сотен? Я ставлю столько же. Победитель забирает все — по рукам?

— Да пошел ты, — буркнул я.

— Подожди ты, — тихо произнес тезка, взяв меня за локоть. — Посмотри на его лапти.

Лапти? Я перевел взгляд на семнадцатидюймовую резину адской машины. Слики как слики. Что я, сликов не видел? Слики! Ну, конечно! С неба уже падали первые капли, и минут через десять асфальт для него превратиться в самый настоящий каток! Сцепление с дорогой будет нулевое. Главное — протянуть эти десять минут. И тут на выручку снова пришел Пчелкин.

— Мы с Аллой поедем на финиш, — предложил Саша. — Чтобы все было честно.

— Правильно, — кивнул Паша. — Чтобы все было честно, — многозначительно повторил он.

Казах открыл было рот, но понял, что его возражения не имеют никакого значения. Сам же хотел, чтобы все было честно — вот и получай. Запасной комплект резины в дрэгстере предусмотреть как-то не догадались.

В пользу заезда можно привести еще одно соображение: зачем строить спорт-кар, если ни разу не погонять его в экстремальных режимах? Так что предстоящая гонка должна разрешить еще один вопрос: зря я влупил в выкидыш отечественного автопрома пять сотен тысяч отечественных же рублей, или нет? Очень хотелось надеяться на второе, а дальше — Бог рассудит. На то он и Бог.

Тезка с Аллой укатил туда, где по его разумению должен находиться финиш. Я нервно курил сигарету за сигаретой. Прошло не больше десяти минут, а я успел прикончить целых три Captain Black. Казах, спрятавшись от крупных капель дождя в своей 2108, так же проявлял некоторое беспокойство. Дорога, покрытая пленкой воды, была явно не в его пользу.

Вот Паша, несмотря на ливень стоявший посреди открытого пространства, достал из кармана мобильник, поднес его к уху, бросил пару фраз и махнул дуэлянтам.

— Значит так, — начал свою речь президент ЛЛАС. — Значит так… Саша ждет вас у главной проходной ЧТЗ, дальше ехать бессмысленно, говорит, дороги совсем нет. Соответственно, там и финиш. Готовы?

— Подожди, — подбежала Лена. — Козел! — девушка залепила мне звонкую пощечину.

За что? Ах, да, вспомнил. Быстро, однако, до нее доходило. Что тут можно сказать? Все люди на восемьдесят процентов состоят из жидкости, но некоторые — из тормозной. В другое время я бы провел с ней воспитательную беседу, но сейчас некогда. Черный болид уже занял место на старте. Ну, на войне — как на войне. Я тоже подкатил свою малышку к зебре перехода.

Паша сказал что-то Лене, и вышел на середину дороги. Похоже, старт отдаст именно он. Что же, соответствует моменту. Стараясь не думать о том, что серьезнее соперника у меня еще не было, я поиграл педалью газа, подбросив несколько раз стрелу тахометра. Похоже, единственным, кто сохранял спокойствие в сложившейся ситуации, был Михо. Он равнодушно смотрел на крышку бардачка стеклянными глазами, и ни о чем не волновался. То ли был уверен в моей победе, то ли наоборот — в моем поражении. Выяснить его точку зрения не представлялось возможным, Шпалерадзе в жизни не проронил ни слова, и сейчас не собирался.

Я отключил все не нужное оборудование, чтобы не забирать у двигателя лишнюю мощность. Много от этого не выиграл, но с миру по нитке…

Подняв воротник, чуть сутулясь под дождем, Паша навел на меня два растопыренных пальца. Вижу. До посинения вдавив в пол сцепление, я включил первую. Стартер навел "викторию" на второго дуэлянта. И он видел. Президент поднял руки над головой.

Три секунды… А, может, зря? Зря я во все это ввязался? Сидел бы уже давно дома, перед телевизором, пиво пил.

Две секунды… Окрестности озарила яркая вспышка молнии. Медленно разрезая тучу, ярко-белая кривая прочертила полосу на небе. Или не зря?

Одна секунда… Матерь Божья, как курить хочется, кто бы знал! Пальцы левой руки, лежащей на руле, начало покалывать от напряжения. In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti…

Старт! Паша резко рубанул руками воздух. Одновременно с этим громыхнул гром. Топнув по педали акселератора, я бросил сцепление.

…amen!

Тахометр в ту же секунду зашкалило. Провернувшись несколько раз по скользкому асфальту, резина Pirelli нашла то, чего не хватало Архимеду — точку опоры. Мир от этого не перевернулся. Стрелка упала до трех тысяч оборотов, и автомобиль выстрелило, словно из пушки. Я еще успел воткнуть вторую, иначе двигатель накрылся бы большой медной посудиной.

Дрэгстер стартанул чуть позже — лишенные протектора шины буксовали несколько дольше. Разрезая носами стену воды, оба болида рванули к финишу. Но до него еще далеко. Пять секунд — полет нормальный. За этот ничтожно малый промежуток времени мой зверь набрал почти сотню. Но "зубило" оказалось быстрее — свет моих фар тонул в поднятой им водной пыли.

Третья. Чуть клюнув носом "десятка" продолжила разбег. Вода буквально заливала лобовое стекло, дворники, даже на максимальной скорости, не справлялись. Видимость — нулевая. Спереди — белое месиво воды и пара от дрэгстера, сзади — то же самое, но от моей крошки. По бокам — такой винегрет из домов, столбов, деревьев, что разобрать что-то совершено невозможно.

Четвертая. Двигатель начал перегреваться. Таких сумасшедших, экстремальных нагрузок, ему испытывать еще не приходилось. "Восьмерка" медленно, но верно отрывалась. Позади казаха оставались две совершенно сухие полосы.

Нет! Больше отставать нельзя! Сейчас, пока я нахожусь в разрежении, создаваемом дрэгстером, шансы еще есть. Но за этим разрежением следует область гораздо более плотного воздуха, попав в которую я заметно потеряю в динамике разгона. Скрипнув зубами, я попытался вдавить газ еще сильнее, но дальше просто некуда — начинался пол. Против физики не попрешь.

Пятая. Черный болид потихоньку сдавал позиции. Немудрено — рассчитанный на заезды в четверть мили, болид обладал нешуточной динамикой, но высокая максимальная скорость ему не к чему.

Решившись на маневр, я на градус… какой градус? На половину угловой минуты повернул руль. Ударившись в поток воздуха, вымещенный "зубилом", моя крошка заметно замедлила разгон. А термометр уже дошел почти до красного деления. Капли дождя, падая на капот, сию секунду испарялись, окутывая машину облаком пара. Чертыхнувшись, я повернул регулятор отопителя до упора. Должно помочь. Температура в салоне моментально подпрыгнула градусов до сорока, бортовой компьютер показывал совершенно несуразную цифру расхода топлива — тридцать два литра на сто километров!

Но дрэгстер уже сдавал свою позицию ни миллиметрами, а целыми сантиметрами. Он дошел до своего предела. Мы двигались почти вровень.

Я не знаю, как там на счет остальных светофоров, но тот, к которому мы приближались, сиял ярко-красным светом. И это было вдвойне хреново, поскольку на середину перекрестка выехал "дырявый" трамвай-ремонтник. Но тормозить никто не собирался, ни я, ни казах, ни, тем более — трамвай, который тащился с такой скоростью, что захоти, я пешком бы его сделал.

Это только в фильмах главный герой проскакивает под бензовозом, или прыгает сквозь раму такого же трамвая и преспокойно катит дальше. Реальная жизнь в корне отличается от художественных изысков некоторых голливудских режиссеров. Чтобы проскочить сквозь раму надо, по меньшей мере, от чего-то оттолкнуться. В идеале — от трамплина. Только где же его взять-то?

Дрэгстер нацелился на пространство позади транспорта. Мне выбирать не приходилось — или сдать позиции, или пролететь спереди трамвая. Это даже не выбор — издевательство.

Мотор ревел на пределе возможностей, спидометр показывал двести сорок километров в час — скорость, которую я развивал лишь однажды, на испытаниях. Вожатый ремонтника заметил угрозу и испуганно затренькал звонком. Конечно, он понимал бессмысленность своих действий, но, скованный ужасом, ничего другого придумать не мог. Да, трамваи в легкую сносят КамАЗы, но пуля весом в несколько сот килограмм, летящая со скоростью под две с половиной сотни километров пройдет сквозь кабину, как нож сквозь масло. В результате остатки трамвая и "пули" уместятся в одном спичечном коробке.

— А-а-а-а-а!!! — завопил я, приближаясь к тупой, словно топором срезанной морде ремонтника.

Передние колеса нашли на бетонную горку, по которой пролегали рельсы, и автомобиль взвился в воздух. Невысоко — меньше, чем на полметра. И не надолго — меньше, чем на секунду. Но этого хватило, чтобы пролететь над выступающей спереди транспорта сцепкой. Повернув голову, я успел разглядеть перекореженное ужасом толстощекое лицо водителя. Мужчины? Женщины? Определить не представлялось возможным. Между бортом моего "Боинга" и носом трамвая было не больше десяти сантиметров. Меньше десяти сантиметров жизни!

Через мгновение котенок грохнулся на лапы, звякнув глушителем об асфальт и выбив сноп искр. Дрэгстеру повезло меньше — он снес об горку переднее пластиковое антикрыло. Нечего выпендриваться.

А по большому счету нам повезло обоим — приземления были на редкость удачными — никто не выпустил руль, никого не закрутило на дороге, никто не лишился какой-нибудь весьма важной детали подвески.

— Фу, Михо, — скривился я, принюхавшись.

К сожалению, это был не Шпалерадзе — плавились пластиковые решетки воздуховодов отопителя. Не мудрено — жара в салоне стояла нестерпимая. С моего лба тек пот, а мокрая футболка приклеилась к спине.

До финиша уже рукой подать. Дрэгстер шел на пределе метрах в тридцати позади моей малышки. Из-под его капота валил густой пар — видимо, полет для казаха не прошел бесследно.

У меня же оставался козырной туз в рукаве — шестая передача. До крови закусив губу, я рванул рычаг коробки на себя. Машина нырнула в последний раз и спидометр начал отсчитывать последние деления. Последний рывок. Черное "зубило" отстало еще метров на пятнадцать, попав в воздушный барьер позади моей 2110.

Мимо ментовского "Фокуса", припаркованного на остановке, я пролетел со скоростью под три сотни. Это предел. Даже учитывая погрешность спидометра в семь процентов, скорость нешуточная. Гайец даже не успел понять фару, потонув в потоке брызг. Вжавшись в кресло, я боялся повернуть руль хоть на сотую долю миллиметра. Водная пыль за кормой завихлялась в турбулентный поток. Поле зрения сузилось до предела. Существовал только руль, капот, и узкая полоса дороги.

Впереди показался желтый Peugeot 307 с мигалкой на крыше. Это финиш. Перенеся ногу на педаль тормоза, я осторожно притопил ее на миллиметр. Эффект был как от раскрывшегося парашюта — меня бросило на руль, от встречи лба с кнопкой клаксона удержал лишь натянувшийся, как струна, трещащий ремень безопасности.

Нажимая и почти сразу отпуская педаль, я снизил скорость до ста двадцати. После предыдущего буйства казалось, машина идет пешком. В висках бешено пульсировала кровь. Мир приобрел небывало яркие краски. Метров через сорок автомобиль замер. Двигатель, после трех минут бешеного рева, работал непривычно тихо, словно шептал. Пощелкивая, остывали диски тормозов. Сообщения о неполадках на дисплее бортового компьютера сменялись одно за другим.

Еле справившись непослушными пальцами с защелкой ремня, я на ватных ногах вышел из машины, окунувшись в поток ледяной воды. Три сотни километров в час! С ума сойти можно. Нащупав в кармане пачку сигарет, я дрожащими пальцами вытянул соломинку и зажал ее зубами. Зажигалка упорно не хотела зажигаться под дождем, да и толку от нее было немного — сигарета промокла насквозь.

Мигая маячком и аварийками, 307 подкатил к болиду. Дрэгстер остановился в нескольких метрах от меня, но казах покидать свое ведро не торопился. С третьей, или пятой, а, может сотой попытки, догадавшись прикрыть сигарету от дождя рукой, мне удалось прикурить. На пересохших губах появился вишневый привкус.

— Твою мать! — подбежал Пчелкин. — Твою мать! Твою мать! Ты видел это…тьфу, конечно, видел… твою мать… Сашка, ты сделал его! Ты его сделал!

— Это было что-то, — произнес я, присаживаясь на порог свого тигра.

Ноги вконец отказались слушаться меня. Если еще полминуты назад все чувства вытеснял кипящий в крови коктейль адреналина и азарта, то теперь пришло то, чему не было места — страх. Только теперь я понял, как мне повезло, и стало по-настоящему страшно. Да, скорость, безумная скорость, бешеная скорость, скорость не только автомобиля, но и скорость мысли, скорость тела, осталась позади. Те огромные пустоты, оставленные ею, занял страх.

Казах покинул свой болид и подошел к нам. По его подбородку стекала кровь, тотчас перемешиваясь с каплями проливного дождя.

— Об руль, — ответил он на немой вопрос, демонстрируя дырку между передними зубами. — Приземлился неудачно.

— Дуракам везет, — буркнула Алла, имея в виду меня.

— Теперь-то все честно? — осведомился Саша, взяв на себя роль моего адвоката.

— Честно, — кивнул соперник, доставая бумажник. — Теперь — все честно.

Он отсчитал восемь сотенных купюр и протянул их тезке. Конечно, эти деньги не стоили трех минут хождения по краю. Да и не в деньгах было дело. Я в очередной раз дал поймать себя на слабо, кинувшись доказывать, что мой мамонт — самый волосатый мамонт в мире. Глупо. Тупо.

Казах прыгнул в свою инвалидку, и, пробуксовав всеми четырьмя колесами, укатил. Скатертью дорожка.

— Ну, Сашок, — обнял меня за плечи Пчелкин. — Отпразднуем?

— Что-то неохота, — ответил я, рассматривая потухший бычок. — Совсем неохота. Саш, сделай доброе дело.

— Всегда! — улыбнулся тезка. — Какое?

— Отвези меня домой. Только не лихач.

Сам я чувствовал, что даже не тронусь с места. Скорость вообще и автомобили в частности вызывали стойкое отвращение. Но это не надолго. Максимум — до утра.

Глава пятая.

Грязь и пыль на Mitsubishi Pagero Sport достигла рекордных размеров. Не верьте тем, кто утверждает, что грязь более двух сантиметров отваливается сама — враки все это, и внедорожник, стоящий в боксе мойки — наглядное тому подтверждение. Давненько я на нем не ездил, давненько. Успел позабыть, какой он огромный. Не люблю джипы. Громоздкие, медленные, неустойчивые на поворотах — кому они нужны? Сдается, отчим, решив презентовать троллейбус мне, рассуждал точно так же.

Сотрудник автомойки лениво тер тряпкой капот колхозника. Он отлично понимал, что стоит автомобилю выйти за пределы бокса, от его стараний не останется и следа. "Червонец" уже несколько часов находился у Ашота, через пару дней языки пламени навеки скроются под серебристым металликом. Жаль, конечно, но светиться подобно маяку порядком надоело.

— Насухо протирать будем? — с надеждой спросил парень в промокшем до нитки комбинезоне.

— Протирай, протирай, — прогремел рядом знакомый голос. — За что деньги плачены?

— Димка! — резко развернулся я.

— Вот и свиделись, — изобразил на лице улыбку капитан уголовного розыска.

Невысокого роста, с лысиной, окаймленной редкими волосами, с заметным брюшком, свисающим над ремнем, с круглым, открытым лицом, Дима Собакин был скорее похож на директора детского сада в исполнении Евгения Леонова, чем сотрудника правоохранительных органов. Но выступающая под курткой кобура с табельным Макаром выдавала капитана с головой.

— Ты, никак, детишками обзавелся? — Собакин кивнул на медвежонка в моей руке.

— Упаси Бог, — махнул я. — Это талисман.

— Пущай, — усмехнулся Дима. — Видеть меня хотел?

— Не хотел бы — не звал, — ответил я. — Тема есть. По твоей части.

— Говори.

— Знаешь, как говориться? — зевнул я. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. У вас труп в ночь с субботы на воскресенье был?

— Представь себе — не один. Тебя какой-то конкретный интересует, или оптом заберешь? — пошутил капитан.

— Огнестрел? У "Галактики"?

— Был и такой, — насторожился собеседник. — Висяк. А что?

— Скоро узнаешь, — я махнул на блестящий, свежевымытый паровоз. — Поехали?

Всю дорогу капитан донимал меня вопросами. Мент — он и в Африке мент, от этого никуда не деться. Мне пришлось работать на два фронта — игнорировать Собакина, отделываясь многозначительным "Скоро узнаешь", и сражаться с управлением Pagero, который, после моей крошки, больше напоминал плоскодонку, попавшую в шторм, чем крейсер, на статус которого джип претендовал своими размерами. Когда мы, наконец, добрались до моего дома, я покрылся испариной раз на пять.

— Теперь-то скажешь? — стоял на своем Дима.

— Имей терпение, а? — буркнул я.

Асфальт оказался сантиметров на пятнадцать ниже привычного. Спрыгнув с подножки, я потянулся, разминая затекшую от жесткого неудобного кресла спину. Капитан, который всю жизнь ездил на допотопном Grenada, одарил меня непонимающим взглядом.

Хлопнув дверью джипа, я зашел в подъезд. Следом, бормоча под нос что-то невразумительное, последовал милиционер. Неспешно переставляя ноги, я зашагал верх по лестнице.

— Стой, — окликнул Дима странным, незнакомым мне тоном.

— Чего? — обернулся я.

— Чуешь? — повел носом капитан. — Кровью пахнет.

— А паранойей не пахнет? — поинтересовался я.

Собакин чиркнул зажигалкой. Неровный свет пламени выхватил из темноты человеческую фигуру, лежащую на грязном полу в нише под лестницей. По засаленной куртке цвета хаки с наполовину оторванным воротником я узнал в ней Степаныча.

— Эй, — я потряс ветерана за плечо. — Ты в порядке?

Ответом был слабый стон. Ухватившись поудобнее, я перевернул отставного прапорщика на спину. Рука попала во что-то теплое и липкое.

— Сашка? — прошептал военный. — Сашка, ты?

— Твою мать! — воскликнул я, заметив рану на животе ветерана, из которой неровной струйкой, пульсируя, текла темная кровь. — Степаныч, кто это тебя так?

— Ничего, Сашка, еще повоюем, — прапорщик сел, уперевшись спиной в стену. — Жаль, не уберег…

— Кого? — проорал я, осененный страшной догадкой. — Кого не уберег?

— Деваху твою… — голос отставника становился все слабее.

— Таню!?

Едва не сшибив с ног опера, пытавшегося дозвониться до "скорой", перепрыгивая через несколько ступенек, я устремился к квартире. Входная дверь была приоткрыта. Распахнув ее резким ударом ноги, выставив вперед Шпалерадзе, я проник внутрь. Никогда бы не подумал, что придется вот так, с медведем на перевес, входить к себе домой. Мой дом — моя крепость? В каком месте?

Зал — пусто. Все тот же бардак, те же железки, разбросанные на полу. Спальня — пусто. Кабинет — пусто. Столовая — снова пусто. Кухня. Раскалившаяся плита, кастрюля, валяющаяся на полу в окружении пельменей. Тани, как и следовало ожидать, нет и здесь.

— Ну? — вошел капитан.

— Гну, — ответил я, зафутболив в бешенстве табуретку.

— Успокойся, — прикрикнул Дима. — Мебель-то в чем виновата?

— Ни в чем, — согласился я, пиная кастрюлю.

Посудина, жалобно звякнув, врезалась в стену. От пластиковой ручки остались лишь мелкие осколки.

ВСЕ! Не уберег! Они забрали ее! Забавно, черт, но именно в этот момент, когда уже ничего поделать было нельзя, я понял, как мне нужна Татьяна. Хотя бы в благодарность за то, что у нас когда-то было, за то, что она для меня сделала, я должен был помочь ей. Да, мы порой ссорились, доходило даже до драк, после которых я заклеивал пластырем разодранные раны от ее когтей, а девушка лежала, связанная скотчем по рукам и ногам, на полу. Было все — и плохое, и хорошее. Хорошего, если подумать, было больше. Вообще, Татьяна — единственная девушка, которую я когда-либо любил, любил по-настоящему. А это многое значит. Кроме всего прочего — я обещал. И точка.

Добавив, напоследок, ногой по кастрюле, я прикурил сигарету, и сел на пол, обхватив голову руками. Все.

— Степаныч этот, — произнес Дима, присаживаясь рядом. — Просил передать тебе это.

Капитан протянул десятирублевую монету. Ту самую юбилейную монету "55 лет победе в Великой Отечественной Войне". Так и не пропил. Несмотря ни на что у этого человека еще остались какие-то ценности, помимо зеленого змия.

— Как он? — осведомился я.

Собакин молча развел руками. Пуская в потолок струйки дыма, я медленно, но верно терял ощущение реальности. За окном орала сиреной "скорая". Поздно. Совсем близко, нещадно надрываясь, пиликал телефон.

— Трубку возьмешь? — поинтересовался Дима.

— Лучше ты, — отрешенно ответил я.

Капитан ушел на поиски трубки радиотелефона. Спустя полминуты пиликанье прекратилось.

— Быстро, — возбужденно прошептал опер, зажимая рукой микрофон. — Здесь громкая связь есть?

Я молча ткнул нужную кнопку.

— Так вы слушаете? — раздалось из динамика трубки.

— Конечно, конечно, — поспешно заверил Собакин. — Я внимательно вас слушаю.

— Как я уже сказал, Александр, ваша девчонка у нас. Если хотите получить ее обратно живой, и, что, думается, имеет для вас не меньшее значение — невредимой, то предлагаю совершить обмен.

— Какой же? — спросил Дима, подав мне знак держать язык за зубами. — Деньги?

— Все не так прозаично, — усмехнулся голос. — Девка в обмен на машину.

— Какую машину? — непонимающе нахмурился капитан. — Дж…

Теперь я пнул его, чтобы не болтал лишнего.

— "Десятку", какую еще? У вас их сто? — недовольно буркнул голос. — Она немного пострадала сегодня ночью, лучше, чтобы машина была в идеальном состоянии. Времени вам — до завтрашнего утра. Дальнейшие указания получите, опять же, завтра утром. Вопросы?

— А если?.. — начал опер.

— Никаких если. Не будет тачки — получишь свою девку без головы. Будут менты — получишь свою девку без головы. Малейшая накладка — получишь свою девку без головы. Еще вопросы? Нет? Тогда до связи.

— Эй, — крикнул Дима.

Поздно. Телефон ответил короткими гудками. Покрутив в руках трубку, капитан бросил ее на стол.

— Что здесь, черт побери, происходит? — протянул Собакин.

Это я и сам хотел бы знать. Не вдаваясь в подробности, предельно лаконично и понятно, я описал события субботней ночи. Дима слушал молча, попыхивая сигаретой, изредка качая головой.

— Я все понимаю, — кивнул мент. — Ну, замочил — понятно. Гнались за девчонкой, караулили ее дома — тоже понятно. Грех такого свидетеля в живых оставлять. Я одного не понял — на кой им твое ведро сдалось? Других "червонцев" мало?

— Нет, Димка, — улыбнулся я. — Таких больше нет вообще. Эта десятка стоит штук сорок евро. Грубо говоря.

— Сорок чего? — переспросил капитан.

Его глаза удивленно округлились, а густые, кустистые брови встали дыбом. Первые секунды он не мог поверить своим ушам, а, поверив, не мог понять и это. Сорок тысяч евро! Он, честный опер уголовного розыска, со своей копеечной зарплатой мог только мечтать о том, чтобы когда-нибудь накопить на самую простую подержанную "десятку", а идея вложить в нее еще две-три таких же машины казалась менту не просто дикой — такая мысль даже и не приходила в его голову!

— Вот ни-и-и-чего себе, — присвистнул Дима. — И все же… Таня твоя у них. Грохнуть — и жить спокойно. Зачем им твоя машина?

Назвать мою крошку "ведром" у опера больше язык не поворачивался. Но вопрос он задал хороший. Ответа у меня было два: развести руками или пожать плечами. Подумав, я выбрал второй.

— Понятно, — кивнул капитан, меряя шагами кухню. — Понятно. А, может, припомнишь что-нибудь необычное, произошедшее в последнее время, странное? Оп! — милиционер резко остановился посреди своего пути, не дойдя до стены шагов пять. — Из Казахстана к тебе кто-нибудь приезжал?

— Почему ты спрашиваешь? — насторожился я.

— Погранцы недели три назад задержали на границе машину типа твоей. Нет, та, конечно, поскромнее была. "Девяносто девятая" переделенная, ценой баксов двадцать. Ее в Свердловске подрезали, собирались в Казахстане скинуть. Не вышло, — усмехнулся опер.

— В Казахстане? — рассмеялся я. — Продать? У кого там такие деньги есть?

— Нет, Саша, — погрозил пальцем Собакин. — Ты не прав. Население страны со столь обширными конопляными полями просто не может жить в нищете.

Разумеется! Этот момент я упустил. Откопав в кармане сотку, я нашел в телефонной книге номер справочного бюро.

— Сашка, привет, — ответил Паша после череды гудков.

Конечно, он. Кто еще? Кто еще, кроме президента Любительской Лиги Автоспорта может обладать информацией о казахстанском дрэгстере? Я не знаю, досье он там ведет, или как, но Паша всегда знал все и про всех. Оставалось надеяться, что данный случай — не исключение.

— Привет, привет, — поздоровался я. — Ты залетного этого знаешь?

— Какого? А, понял тебя. Кстати, поздравляю, классно ты вчера…

— Паша, времени нет, — оборвал его я. — Так знаешь?

Еще одна положительная черта президента ЛЛАС — он никогда не задет ненужных вопросов типа "зачем?".

— Нет, не знаю, — огорчил меня Паша. — Он тебе сильно нужен?

— До рези в яйцах, — буркнул я. — А что?

— Спроси у Лены. Она с ним и в этот раз общалась и в прошлый.

— В прошлый? — насторожился я.

— Да, он около месяца назад здесь был. Проездом. В Е-бург, кажется, собирался…

— Пашка! — воскликнул я. — Спасибо тебе огромное. Не представляешь, как выручил.

По датам все сходится. Месяц назад он был в Екатеринбурге, спустя неделю на границе появляется угнанная оттуда 21099, теперь он здесь, и кому-то сильно нужная моя крошка. Вывод очевиден.

Нельзя, правда, сказать, что ситуация прояснилась. Просто из одного тупика я подошел к другому. Лена, конечно, дура дурой, но в настоящий момент она — единственная зацепка. Жаль, что именно вчера я свой язык не сдержал. Память у нее, вообще, не ахти, но зло Лена помнит подолгу. Сомневаюсь, что теперь девушка мне поможет. В любом случае, гадать нечего. Есть только один способ выяснить.

— Димарик, поехали, — вскочил я.

— Куда?

— Скоро узнаешь, поехали.

— Ты со своим "скоро узнаешь" заколебал уже, — проворчал капитан.

Но куда он денется с подводной лодки? Мы прыгнули в Pagero, и, выжимая из джипа все возможное, понеслись на работу к Лене. Конечно, на работу, куда еще? Не всем повезло работать на своего отчима, а отдельным субъектам, обделенным мозгами, в этом смысле везло еще меньше. Девушка работала менеджером в туристическом агентстве, и, держали ее тем не за выдающиеся способности, а за выдающиеся прелести, за которые (это знали все) частенько держался директор того агентства.

Охранник у дверей офиса окинул нас удивленным взглядом. Еще бы! Если судить по нашему растрепанному виду, то вояж не только в Египет, но и в Саратов нам не по карману. С прикидом контрастировал огромный букет ярко-алых роз, цена которого была больше, чем зарплата того же охранника за полгода.

— Я с тобой не разговариваю, — буркнула Лена, завидев меня, и поспешно уткнулась в стоящий на столе монитор, делая вид, что чертовски занята.

Фокус не удался даже не потому, что я прекрасно ее знал — нет. Работе девушки сильно мешал штекер силового кабеля дисплея, свисающий со столешницы.

— Я же сказала, что занята, — процедила она сквозь зубы, ожесточенно долбя по клавиатуре.

— Лена, солнышко, — с чувством произнес я, выкладывая поверх клавиатуры букет роз. — Извини меня, пожалуйста. Я был очень неправ, сболтнул не подумав. Мне очень нужна твоя помощь.

— Так прощения не просят, — ответила девушка, смягчившись.

— А как просят? — поинтересовался я.

— На коленях.

— А хо-хо ни хо-хо? — буркнул я.

Слава Богу, последней фразы Лена не расслышала. Иначе плакали бы все старания горючими слезами. Но так унижаться перед этой дурой я тоже не мог. Вообще, ситуация забрела в очередной, какой уже по счету, тупик. Стану тряпкой — спасу свою девочку, останусь мужиком — Таня погибнет. Побродив мыслями по закоулкам своего мозга, я понял, что другого выхода, все же, нет. Взяв со стола две папки, я бросил их на пол. Прощение прощением, а джинсы марать не хотелось. Дима тактично отвернулся, сделав вид, что его заинтересовала фотография Эйфелевой башни, висящая на стене.

— Прости меня, дурака грешного, — произнес я, глада на девушку снизу вверх.

— А поцеловать? — игриво потребовала девушка.

Я начал подниматься с колен.

— Нет, — возразила Лена, подсовывая мне под лицо носок сапога. — В ножку.

— Куда-куда? — я резко встал на ноги. — Не зарывайся. Даже мое раскаянье имеет предел.

— Ладно, — кивнула девушка. — Я думаю, этого достаточно. Ты прощен.

— Вот и ладушки, — улыбнулся я как можно более дружелюбно. — Лена, ты с казахом тем залетным общалась?

— В каком смысле? — надула губки менеджер.

— В смысле — разговаривала? — пояснил я.

— Ах, в этом, — рассмеялась девушка. — В этом смысле общалась.

— Как его зовут?

— Антон.

— Антон — а дальше?..

— Зачем мне дальше? — пожала плечами Лена.

— Ох, бабоньки, — вздохнул я. — Чокнусь я с вами.

Подумать только! Эта тоже не поинтересовалась фамилией своего нового знакомого. Кто бы что не говорил — все бабы одинаковые, и отличаются только линейными размерами.

— Откуда он? — спросил я.

— Из Казахстана, — произнесла девушка тоном, каким воспитательница в детском саду объясняет малышам, что есть день, а есть, в принципе, еще и ночь. — Откуда еще может приехать казах?

— Действительно, — согласился я с такой логикой. — Откуда еще. А где найти его можно — знаешь?

— Саша, откуда? — развела руками Лена. — Он уходил, я еще не проснул…

На последнем слове менеджер осеклась и поспешно прикусила язык.

— Чего ты еще не сделала? — переспросил я. — Подожди, ты перепихнулась с человеком, и знаешь только, что его зовут Антон, и он из Казахстана?

— А ты у каждой резюме спрашиваешь, да? — ехидно поинтересовалась девушка.

— Я-то хоть залететь не могу, — упавшим голосом ответил я.

Вот и спрашивается — ради чего я так унижался? Овчинка выделки не стоила. С самого начала на этой идее можно было поставить крест. Горбатого могила исправит — чего я надеялся от этой дуры добиться? Сам виноват — зря только время потерял. Лучше бы забрал свою крошку у Ашота, и привел ее в порядок.

— Лена, ты природу любишь? — задал я последний вопрос.

— Не очень, — ответила она. — А что?

— Подожди, Саша, — остановил меня Дима, который знал конец этого прикола. — Капитан Собакин, уголовный розыск, — представился опер, продемонстрировав девушке удостоверение.

— Опаньки, — протянула менеджер. — Что же сразу-то не сказали?

— Девушку этого молодого человека, — мент кивнул в мою сторону. — Похитили. И, скорее всего, не без участия вашего Антона. Ей угрожает смертельная опасность. Если вы располагаете какими-либо сведениями…

— Я все поняла, — поспешно закивала Лена. — Но я действительно ничего не знаю.

Ну не козел ли? Дима сразу мог махнуть ксивой, и проблем бы не было, она бы сразу выложила свое "не знаю", и конец базару. Что за садист Собакин? Что за извращенное наслаждение он испытывал, наблюдая за мной? Да, мент — он всегда мент.

— О чем-то же вы с ним разговаривали? — продолжал допрос опер. — Он же что-то говорил? Нам сейчас поможет любая, самая мелкая и незначительная на первый взгляд деталь.

— Да ни о чем мы с ним не разговаривали, — пожала плечами девушка. — Все больше про машины. Говорил, дело у него в Казахстане, машины продает.

— И все?

— Все, — заверила Лена.

— Спасибо, — Дима развернулся к выходу, увлекая меня за собой.

— Вы оказали неоценимую помощь следствию, — добавил я.

— Подождите, — окликнула менеджер. — Я не знаю, поможет ли это, но у Антона коробка накрылась.

— Коробка? Какая коробка? — не понял капитан.

— Коробка переключения передач, — пояснил я.

— Эх, коробка, — горько усмехнулся Собакин. — В городе столько мест, где коробку перебрать можно…

— Стой! — заорал я.

Я подлетел к Лене, заключил ее в крепкие, настоящие мужские объятия, какие девушке испытывать еще не приходилось, и покрыл поцелуями ее лицо. Отпустил я менеджера лишь когда она начала задыхаться.

— Лена, ты — гений! — подвел я итог. — Димка, погнали.

— Вот уж нет, — схватил меня за воротник опер. — Теперь ты, сначала, объяснишь куда.

— Димарик, у хрена этого кулачковая коробка передач, — затараторил я. — А железо для ее ремонта он может достать только в одном месте.

Оставалось надеяться, что этот Антон думает так же, как и я. Есть три способа достать кулачковые ряды: привезти с собой, купить в Челябе, и, последнее — заказать, а потом ждать недели две. Долго задерживаться в городе для казаха не только нежелательно, но и недопустимо, значит третье сразу отпадает. Возить подобные вещи с собой тоже попахивает полным бредом — всего не предусмотришь, лучше уж запасной автомобиль таскать. К тому же надо где-то эту коробку еще и скинуть, а здесь нужна, как минимум — яма. В идеале — подъемник. Я, конечно, знал людей, способных в чистом поле разобрать авто до последнего винтика и снова собрать, но такие личности — крайняя редкость, и предполагать, что пресловутый Антон — один из них — признак прогрессирующей паранойи.

Я прыгнул в японский троллейбус, и, в очередной раз начхав на все правила, набрал высоту. Пожалуй, еще никогда городской трафик меня так не раздражал. Все — от первой хромой старушки и до последнего балбеса на разукрашенном в боевые цвета Prelude, так и норовили броситься мне под колеса. Они словно знали, что я очень спешу. К тому же джип проигрывал моей 2110 абсолютно по всем показателям. По всем, кроме одного. Если "десятка" — это подводная лодка с кучей мертвых точек и белых пятен в поле обзора, то Mitsubishi в этом отношении — аквариум. Прекрасный обзор в три с половиной сотни с хвостиком градусов позволил выйти без царапинки из не одной аварийной ситуации. Правда, и созданы они были исключительно благодаря ужасной курсовой устойчивости паровоза, его габаритов, и еще более ужасной управляемости. После маленького, юркого "червонца" казалось, что автомобиль живет совей собственной, независимой от руля жизнью.

— Урод, светофора не видишь? — орал я, лихорадочно выкручивая баранку. — По переходу переходи, дубина!

Еще одно положительное качество джипа проявилось, когда на парковке перед ателье "Magura-Motors" не оказалось ни одного свободного места. Внедорожник, шутя, заскочил на двадцатисантиметровый бордюр, и, прочертив полным приводом широкую дугу на газоне, замер перед зданием, чуть не уперевшись кенгурином в стену.

Шарахнув дверью по фонарному столбу, я выскочил из троллейбуса и залетел в бокс. Здесь кипела работа, замирающая только на пять-шесть часов в сутки, необходимых для сна. На яме стояла ОКА грязно-белого цвета со срезанными крыльями и отсутствующей крышкой капота.

— Макс! — заорал я.

Тишина. Лишь кто-то пыхтел под машиной, треща трещоткой.

— Макс! — снова завопил я, утапливая кнопку клаксона на руле кастрюли.

Несмотря на рев ГАЗовских "улиток", из ямы отчетливо донесся звук удара чьей-то головы об защиту.

— Твою мать! — из-под ОКИ, отчаянно тряся головой, вылез механик. — Ты сдурел? — проорал он.

— Макс, у тебя кулачковые ряды есть? — спокойно осведомился я.

— А? Громче говори, не слышу ни хрена!

Не мудрено. У меня-то от звуковой атаки в ушах звенело, а каково пришлось мастеру — и представить не берусь. Одно точно — не сладко.

Макс вытер черные от масла руки еще более грязной тряпкой, и, прочистив мизинцами уши, протянул мне ладонь.

— Здоров, Круглый. Чего шумишь?

— У тебя детали для кулачковой коробки есть? — как можно громче прокричал я, энергично тряся ладонь мастера.

— Чего орешь-то? — скривился Макс. — Не глухой. Кофе будешь?

— Нет, — поспешно отказался я, вспомнив кофе Дениса.

Мотористов я знал немало, и ни один из них не отличался любовью к личной гигиене. Во всяком случае, перед тем, как залезть в двигатель каждый из них тщательно вымоет руки, но даже пельмени эта публика варит в кастрюле, в которой только что отмокали форсунки. Обряд посвящения, что ли, такой? Приобщение, так сказать, к мотору. Нет, я, бывает, разговариваю, кроме Михо, еще и со своей крошкой, и сплю с блоком цилиндров в обнимку, но до такого дойти не успел. Видимо, по этой причине я, хоть и соберу двигатель из любого подручного дерьма, кенсаем заточки пока не стал. Хотя, если вспомнить, что у самураев такая степень мастерства означает впадение в полный маразм, можно с уверенностью сказать — я на подходе! Верной дорогой иду.

Механик открыл багажник ОКИ, в котором разместился автохолодильник, микроволновая печь и кофеварка. Вытащив из пакета пластиковый стакан, Макс до краев наполнил его парящим напитком.

— Отличный эсперссо, — хмыкнул он, захлопнув третью дверь. — Зря отказался.

Это я уже и без него понял. Жаль, моторист ничего не предлагает по два раза.

— Ряды, Макс, — повторил я.

— Ряды, говоришь? — протянул он. — Есть, конечно. Куда им деться? А тебе зачем? Спокойно жить надоело?

— Никто их в последнее время не спрашивал?

— Спрашивал? — моторист уставился на закопченный потолок. — Нет. А должны?

Возникает такое ощущение, что все видят, как я тороплюсь, и нарочно тянут время. Однако механик меня удивил. На часах уже два часа дня, а перебрать коробку — это часов шесть работы. Почему же казах до сих пор не объявился? Не будет же он ночью с машиной разбираться? Или будет?

А, может быть, я ошибся в расчетах, и похититель таскает за собой целую техничку, и все местные тюнинг-ателье ему попросту никуда не впились?

— Макс, — задумчиво произнес я. — Если кто-нибудь в течение дня, или завтра утром спросит их — не в службу, а в дружбу, набери меня, о'кей?

— Набрать тебя? Запросто, — кивнул моторист. — А тебе зачем?

— Надо, — заверил я. — Только сразу позвони, договорились? С меня причитается.

В джип я вернулся далеко не в лучшем расположении духа. Где еще искать этого Антона, я совершено не представлял. На вопрос Собакина я молча покачал головой. Пусто! След оборвался. Хорошо будет, если залетный еще заглянет к Максу — тогда шансы будут. А если нет?

— Поехали, — буркнул я, пуская двигатель паровоза.

— Куда на этот раз? — устало вздохнул Дима.

— За машиной, — ответил я. — К черту. Какой бы он ни была, сколько бы не стоила, как бы я ее не любил — это только кусок металла. В конце концов — новую соберу. Татьяна мне дороже.

— Саш, я многое могу сделать, — заверил опер. — Могу наших на ноги поставить, могу с погранцами связаться…

— Но?

— Но затянется это недели на две.

— А времени у нас до завтрашнего утра, — подвел я итог. — Других предложений нет? И ладушки.

Подъезжая к Ашоту я был уверен, что случиться еще какое-нибудь дерьмо. Жизнь вообще состоит из черных и белых полос. Очередная светлая полоса моей жизни неожиданно оборвалась, уступив место своей угольно-черной сестре. Говорят же — беда не приходит одна. Если наступает анус — это полный анус.

Перед сервисом армянина было на редкость пусто — ни одной машины, кроме "Победы" хозяина и "шестерки" Дениса. Двери в боксы — распахнуты настежь. Влекомый хреновым предчувствием, я заглянул в помещение кузовщиков. Так и есть — моей крошки здесь нет!

— Что за черт? — выругался я.

— Как-то здесь подозрительно тихо, — произнес Дима, нащупывая рукоятку шпалера под курткой.

— Да ну? — ехидно заметил я.

— Ну да, — подтвердил капитан.

Где же все? Элементарная логика подсказывала, что Ашот и его гастрабайтеры не могли просто свалить куда-нибудь, бросив все на произвол судьбы. Я обошел вокруг боксов, заглядывая в каждую щель. Нету! Как сквозь землю провалились!

— Что за черт? — повторил я.

— Подожди, — поднял руку Собакин. Слышишь?

Откуда-то, совсем близко, раздавался тихий скрежет железа об железо. Обойдя вокруг боксов еще раз, мы выявили некоторую закономерность — скрежет был тем громче, чем ближе М20. Соответствующий вывод сделал бы даже законченный кретин.

— Эй, — постучал я по багажнику ГАЗа. — Кто там?

— Я здэсь! — прозвучал в ответ приглушенный толстым слоем металла голос армянина. — А там кто?

— А я здесь, — буркнул я.

Если бы все находилось с такой легкостью! Ключей от машины у меня, конечно, не было, так что вызволение Ашота из багажника я возложил на опера. Тот, сначала, поднял пистолет, но сразу понял, что пуля пройдет не только через замок, но и через хозяина автосервиса. Несмотря на то, что мастерская — это место, не испытывающее недостатка в различном инструменте, Дима решил вопрос по-своему. Перехватив пушку за ствол, капитан занес оружие над замком. Петарда со свистом рассекла воздух и личинка, теряя в полете зацепы, вывалилась на бетон.

Ни разу не видел багажника у "Победы", и никак не мог себе представить, что он настолько велик, чтобы вместить в себя здорового мужика с приличным брюшком. Даже согнутого в три погибели. Кряхтя, армянин выбрался из машины. Под его левым глазом красовался темно-фиолетовый фингал.

— Вай! — изрек Ашот, увидев искалеченный замок.

— Машина где? — прорычал я.

— Эх, Саша, дарагой, извэни, да? — на лице предпринимателя появилось виноватое выражение. — Забрали твой машин.

— Чего? — я вцепился в горло армянина мертвой хваткой. — Как забрали?

Ашот не отвечал, только хрипел, судорожно пытаясь разжать мои пальцы. Постепенно его хватка слабела, хрип затихал, а глаза уходили куда-то вверх.

— Саша, остынь, — пришел на помощь армянину опер.

И то верно. В любой, даже маломальской неприятности, человек виноват сам. Существовало очень, очень много путей для развития ситуации, и эта запятая — лишь результат принимаемых мною решений. Мною, а не кем-то сторонним. Да, я ничуть не спорю, что эти решения были приняты под давлением ситуации, влиянием третьих лиц, но в том, что я позволил влиять, и, тем паче — давить на себя — тоже только моя вина. К черту, к черту, к черту. Если решение принято и предварено в жизнь — оно правильное. Обращаясь, в очередной раз, к мудрости древних, можно сказать: "кто не хочет — ищет оправдание, кто хочет — способ". Пора поставить точку.

— Кто забрал? — осведомился я тоном, от которого у самого поползли мурашки по спине.

— Слюшай, я знаю? — развел руками Ашот после того, как несколько раз с огромным удовольствием вдохнул полной грудью. — Сказаль: отдай дэвушка — будет машин. Слюшай, какой дэвушка? Я тридцат лэт дэвушка нэ брал.

— Я знаю, какой дэвушка, — отрезал я. — Что-то еще?

— Вай, сказаль, приводи дэвушка завтра в двэнадцат на Градский кладбищэ.

— Завтра в двенадцать, говоришь? — я дружески похлопал армянина по плечу. — Спасибо, Ашот, спасибо.

— Ти свой дэвушка за машина отдашь? — осенило хозяина мастерской. — Вай, Саша, машин — что? Кусок жэлэзка! Зачем живой чэловек за машин отдавать? Вай, Саша, ти армянский мафия нэ знаешь! Чэрэз три дня, — он для убедительности показал три пальца. — Ти получишь свой машин. Я его пэрэкрашу, и дэнэг нэ возьму!

— А на какой машине они приезжали?

— Машин? — задумался Ашот.

— Ну, не на трамвае же они приехали, — Дима понял, куда я клоню.

— Вай! Биль машин! — встрепенулся армянин. — Джип Широки!

— Широкий? — переспросил Дима.

— Черокез, — пояснил я.

Паззл, валявшийся в беспорядке несколько минут назад стал потихоньку собираться. Cherokee — это понятно. Ничего другого я и не ожидал услышать, просто лишний раз убедился в своей догадке.

Значится так… тот, кто угнал мою крошку, знал, как много она для меня значит. Даже не знал — этого мало — понимал меня! Вор прекрасно понимал, что груда железа может быть намного дороже, чем все остальное вместе взятое. Таких людей, которые перед выбором между красивой девушкой и красивой машиной колебаться долго не будут, сделав выбор в пользу последней, очень немного, и имя им — расеры.

Отлично! Круг подозреваемых сузился всего до трех-четырех тысяч человек. Шагаем дальше? Кто, вообще, этот вор? В первую очередь, ему нужна Татьяна. Не возникает сомнений, что он связан с неким Эдиком!

Итак, он ищет девушку. Возможны два варианта: вор попросту не знает, где я живу, и не может наведаться домой, дабы похитить ее. Первый, самый сложный вариант, поскольку убрать хоть кого-то из этого уравнения невозможно. И второй вариант. Похититель знает мой адрес, приходит, не находит Таню, поскольку ее уже сцапали, и крадет машину. Вариант? Да! В этом случае подозреваемых гораздо меньше.

Пойдем с другого конца. Казахи, которые нацелились на мою зайку, не смогли скомуниздить ее до того, как она оказалась у Ашота… минуточку! Они начинают искать мою машину, приходят ко мне, снова не находят болид, и крадут Таню, чтобы поменяться!

А с этой-то стороны все гораздо проще! Для этого надо, по крайней мере, знать мой адрес, а знают его очень немногие! Кто? Сейчас соображу. Этот кто-то, опять же, должен быть связан с расингом. В другом месте пересечься с Антоном, насколько я понимаю, сложновато. Кто же, кто? Да никто! Тезку с Аллой можно не считать.

Вообще, адрес можно узнать, пробив через ментовскую базу по номерам автомобиля. Но на моей крошке нет номеров! По номеру трубы — тоже нет, она зарегистрирована на фирму. У Пчелкиных выпытывать бесполезно, они не расколются… я сказал "фирму"?

Есть контакт! Мой адрес есть в базе отдела кадров. Но оттуда его сможет достать лишь сотрудник нашей организации! Отлично! Базой заведует Катя, и, если кто-то и интересовался моим адресом, то только через нее.

Все, хватит гадать, кто да что. Я достал мобильник, и набрал номер своей секретарши.

— Слушаю, — недовольным тоном произнесла она.

Я живо представил, как Лидочка старательно делает себе маникюр, затачивает когти пилочкой, покрывает излюбленным ядовито-красным лаком, как вдруг — на тебе! Такая неприятность в виде телефонного звонка.

— Лидочка, душенька, — с сарказмом произнес я в трубку. — Дай, пожалуйста, Катю из отдела кадров.

— Ой, Александр Александрович, — лениво зевнула она. — Соединя-я-яю.

Вот тварь! Секретутка гребаная, совсем обленилась. Я буду не я, если завтра же… нет, завтра занят — послезавтра не уволю ее! На кой она мне вообще нужна — непонятно!

— Отдел кадров, — раздался после пары гудков Катин голос.

— Катя, это Александров, — представился я. — Не сможешь припомнить, в последнее время кто-нибудь интересовался моим адресом?

— А что тут помнить-то? — ответила она. — Кроме Нины — никто!

Нины? Какой Нины? Ах, Нины! Стоп, Нины? Она видела мою машину, видела Таню, знает мой адрес — идеальный кандидат!

— Катенька, солнышко, — слегка облизнул я толстушку. — А Нина сейчас рядом?

— Передать трубку?

— Нет! — дико закричал я. — Под любым предлогом держи ее рядом, пока я не подъеду!

— Знаю, знаю, — опередил меня капитан. — Поехали!

По пути к офису я ввел опера в курс дела. Глаза Собакина азартно заблестели. Действительно — это зацепка.

Остановив Pagero рядом с IS300, я устремился в отдел кадров. Дима, проверив, исправно ли работают его корочки, последовал за мной. Оба лифта находились где-то на верхних этажах, и, плюнув на них, я направился к лестнице.

Через пару пролетов Собакин выдохся, и, едва не высунув язык на плечо, тяжело дыша, облокотился на перила. Я, хотя и дымил, как паровоз, и пешком-то почти не ходил, чувствовал себя на порядок лучше. Вот так, друзья, нас косят годы. К тому же, меня подгоняли два здоровых шила: моя детка и Татьяна.

Тем не менее, взлет на четвертый этаж доконал и меня. Остановившись перед дверью отдела кадров, я несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и нажал на ручку.

Первое, что бросилось в глаза — Нина, стоящая в куртке у выхода, и Катя, прочно севшая ей на ухо. На лице девушки были написаны такие страдания, что, казалась, она скорее предпочтет вечно жариться в аду, нежели еще хоть секунду слушать болтовню толстушки. Немудрено, что мое предложение поговорить Нина встретила, как манну небесную.

В коридоре нас уже ждал отдышавшийся опер. Он стильным, отточенным движением, какое бывает лишь у человека, тренировавшегося долгие годы, продемонстрировал девушке свое удостоверение.

— Капитан Собакин, уголовный розыск, — представился Дима. — Вы подозреваетесь в соучастии в похищении Татьяны… э-э… — он вопросительно посмотрел на меня.

— Туркиной, — подсказал я.

— Да, Туркиной.

— Я!?

Округлившиеся глаза Нины моментально переместились на лоб. Она уже пожалела, что не осталась с Катей.

— Это шутка? — не теряла надежды девушка.

— Какие уж шутки, — усмехнулся мент. — Кроме вас адреса Александрова никто не знал.

— Слава знал, — тихо произнесла Нина, опустив глаза в пол.

— Слава? — нахмурился я. — Какой Слава?

Еще не услышав ответа на свой вопрос, я знал, какого Славу она имеет в виду.

— Брат мой, — сообщила девушка. — Ты его, кстати, знаешь, он тоже расер.

— "Двенашка" у него, да?

— Да.

— А на хрена ты ему сказала, где я живу? — осведомился я.

— Я и не говорила, — виновато улыбнулась Нина. — Попросила встретить меня после работы и отвезти в одно место. Не люблю общественный транспорт, такой красивой девушке, как я, в трамвае делать нечего. Но я не говорила, что еду к тебе.

И не надо было! Вот хитрый жук, как все рассчитал! У этого парня с головой намного лучше, чем с мотором.

Все встало на свои места. Эта гнида не знала, где я живу, а друзья не говорили. Тогда он поступил проще — поспорил с Андреем, прекрасно зная, что если он говорит "Саша не может", я отвечу: "хрен! Саша может все", и пойду лбом стены прошибать.

А еще он, прекрасно зная свою сестру, понимал, что Нина узнает мой адрес и помчится унимать свою чесотку. Теперь Славе оставалось только ждать ее звонка. То, что девушка работает в одной фирме со мной — удачное совпадение, сыгравшее этому козлу на руку.

Таким образом Славе представилась отличная возможность и отомстить мне, и увести машину, устранив главного конкурента, еще и срубив при этом, несомненно, тонну-две зелени. А уже не найдя моей крошки, он увел Татьяну. Кажись, все сходится!

— Так, — прохрипел я. — Где твой братец сейчас?

— Без понятия, — развела руками Нина. — Кажется, у какого-то друга… там с машиной что-то.

— А друга не Антон зовут? — поинтересовался я.

— Антон, — подтвердила девушка.

Вот и все! В "Magura-Motors" казаху и делать было нечего — купить ряды мог и Слава, которого прекрасно все знают и который не вызовет ни у кого никаких подозрений.

Глава шестая.

Короткая, но толстая стрелка часов подбиралась к галочке с палочкой — час пик. Самое ужасное время на дорогах. Mitsubishi Pagero Sport летел по разделительной полосе, едва не считая боковыми трубами здоровенного кенгурина зеркала попутных и встречных автомобилей. Дима вжался в кресло, пристегнувшись ремнем безопасности. Зря. На таких скоростях стандартные ремни не помогают.

Гайец, стоящий у тротуара, завидев нарушителя, поднял палку, но только махнул рукой. В этой куче мала он даже подойти к джипу не смог бы. Крутанув рулем, едва не поставив крейсер на два колеса, я вошел в нужный поворот.

Согласно закону подлости, всякое дерьмо случается именно тогда, когда оно меньше всего нужно. На то оно и дерьмо. На перекрестке, поперек дороги, перегородив поток в оба направления, оставив лишь струйки в один ряд, стоял троллейбус со слетевшими рогами. Я резко ударил по педали тормоза, интуитивно нащупывая второй ногой отсутствующую педаль сцепления. Собакин, отчаянно ругаясь, уперся руками в крышку бардачка. Внедорожник накренился вперед, не достав передним бампером до асфальта всего ничего.

Дерьмо! Как есть — дерьмо! До "Magura-Motors" осталось квартала полтора. Водитель троллейбуса, толстый короткий мужичонка, отчаянно прыгал, пытаясь свести веревки к концам рогов. Да, с таким ростом не разгуляешься. Чую, эта канитель надолго. Прикурив сигарету от предыдущей, я нетерпеливо забарабанил пальцами по баранке.

В кармане задрожал телефон. Выбросив окурок, я достал мобильник. "Magura" — предупредил определитель. Я поднес аппарат к уху.

— Да, Макс?

— Саша, тебя кулачки интересовали? — уточнил моторист. — За ними только что приходили. Знаешь, кто?

— Слава! — выпалил я. — Макс, я через полсекунды буду, не отпускай его пока, о'кей?

— Не отпускать? — протянул механик. — Хм… а поздно, Саша. Он уже уехал.

— Твою мать! — выругался я. — Я же просил сразу набрать меня!

— Просил? — задумался он. — Да, точно, просил. Блин, Сашка, извини — забыл!

— Во-о-от хрень! — взвыл я, бросая трубку на торпедо.

Ладно, еще не все потеряно. Утопив клаксон, я выкрутил руль вправо. Блестящая черная Camry испуганно шарахнулась от обезумевшего японца. За Тойотой была очередь ВАЗ-2115, нос которой замер в сантиметре от крейсера, нагло двигающегося поперек дороги. Невзирая на ответные сигналы, перемешанные с матом, я довел джип до края проезжей части и заскочил на бортик тротуара. От мусорной урны, попавшейся на пути, осталась горстка бетонной пыли и пучок искореженной арматуры. Пешеходы бросились врассыпную.

— Ты спятил! — завопил капитан, хватаясь обеими руками за поручень.

Эка новость! Паровоз преодолел перекресток и влился в изрядно поредевший после троллейбуса поток. Перед блоком боксов с вывеской "Magura-Motors" я повторил финт с тормозами и джип остановился в двух шагах от насмерть перепуганного Макса.

— Куда? — проорал я, высунув голову в окно.

Уточнений на этот раз не потребовалось и механик махнул рукой в сторону, противоположную той, откуда мы приехали. Я топнул по педали и Pagero, выбросив своим 4WD кучу грязи, устремился следом.

Да, в этом Sport от спорта только название. Динамические характеристики машины с автоматической коробкой равняются динамическим характеристикам комара, тонущего в луже. Автомат переключал передачи слишком рано, не давая развить пика мощности. Огромный, как у трактора, руль не позволял с ювелирной точностью лавировать в плотном потоке. К тому же, я слишком привык к маленькой, юркой 2110, которая со свистом пролетит там, где джип снесет себе обе боковины.

Через пару кварталов впереди показалась корма Славиной "двенашки", стоящей на светофоре. Мы не успели. Зажегся зеленый сигнал, 2112 неторопливо тронулась с места и так же неторопливо покатила по улице. Другой вопрос — "неторопливо" у расерского болида начинается там, где у троллейбуса кончаются деления на спидометре.

Не уйдет! В конечном итоге выигрывает не тот, у кого "заточка" лучше. Прокладка между рулем и педалями так же многое значит. Нет, конечно, автомат "втыкает" передачи не так резво, как опытный гонщик, но баранка в моих руках и педали под моими ногами, так что исход битвы не предрешен.

Слава допустил пару небольших промашек, позволивших несколько сократить расстояние. К счастью он, похоже, вообще не смотрел в зеркало заднего вида, иначе погоня была бы более продолжительной.

Такое везение не может продолжаться вечно — рано или поздно он нас заметит, и придется пересмотреть концепцию о "заточке". В настоящий момент расстояние между нами было величиной постоянной, что было, разумеется, лучше увеличения дистанции, но хуже ее сокращения.

Как назло поток начал редеть, светофоры показывали только разрешающий сигнал, а ДПС, как обычно, находилась далеко от того места, где она нужна. Я начал молить всевышнего о чуде.

Мысль, видимо, все же материальна. Или правы те, кто верят в существование силы, не позволяющей всяким козлам безнаказанно тырить капусту из чужого огорода. Хотя, скорее всего, благодарить надо отечественного производителя. Так или иначе, но чудо совершилось.

В хлам убитый автомобиль с гордым именем "Москвич" и индексом 2141 закипел прямо посередь проезжей части и, мигая аварийками, остановился. Соседние ряды были заняты другими транспортными средствами и Слава принял единственное правильное решение — нажал на педаль тормоза.

Я, чувствуя азарт охотника, в разрезе целика которого появился сохатый, навел выступающую над капотом трубку кенгурина точно посередине ярко вспыхнувших огней стоп-сигнала. Расстояние между бамперами автомобилей стремительно сокращалось.

— Тормози! — забеспокоился опер. — Ты чего? Тормози!

— Не писай в рюмку, Димарик, — процедил я сквозь зубы, натягивая ремень безопасности. — Прорвемся. У нас кенгурин и капот — три метра жизни.

— Дебил! — Собакин вжался в кресло, уперевшись руками в торпедо.

— Сам дебил, там аирбэг.

Кенгурин здорового и тяжелого джипа вошел в багажник маленькой 2112, превращая ее в 2111. Раздался скрежет сминаемого железа и звон стекла. От удара меня бросило навстречу вырвавшейся на волю подушке безопасности, протяжно затрещали ремни. Продолжая перемалывать перегородки и стойки, передний бампер внедорожника прошел почти до середины салона Лады.

— Живой? — осведомился я у капитана.

— Кажись — да, — ответил он после секундной диагностики организма.

Теперь я понял, почему тезка предпочитает подобные паровозы. От удара пострадал лишь кенгурин, бампер и решетка радиатора Pagero, ни одна стойка даже не шелохнулась. Дверь распахнулась легко, словно и не было зубодробящего удара.

"Двенашка", зажатая между джипом и "Москвичом", представляла собой печальное зрелище — хвостовое оперение смялось, словно бумажное, капот до половины вошел под "сорок первый". Под автомобилем растекалась лужа из тосола и масла.

Из болида, выбив дверку, размазывая кровь по лицу, выполз Слава. Похоже, он пренебрег ремнями безопасности. И зря. Я добавил гаденышу подошвой кроссовка по почкам.

— Где Таня? — прорычал я. — Ну?

Гонщик только скулил в ответ, выплевывая выбитые зубы.

— Паря, ты чего? — водитель Москвича достал из машины монтировку. — Ты же сам в него въехал.

— А ну бросил, — Дима выставил вперед руку с удостоверением, положив поверх нее кулак с зажатым пистолетом. — Бросил, быстро!

Вид оружия подействовал на ведролюбителя отрезвляюще, он положил железку на асфальт и отошел на пару шагов назад. Но, все же, один вопрос не оставлял его в покое.

— А заплатит-то кто?

— Он и заплатит, — я поддел носком вставшего на четвереньки Славу.

Что-то подозрительно хрустнуло. Гаденыш перевернулся в воздухе и упал на спину.

— Сука, Таня где? Я тебя, шакала, прямо здесь урою…

— Не знаю я, — выпалил преступник, сообразив, что шутить я не собираюсь. — У Антона.

— Поехали, — прорычал я.

— Куда? — осведомился, шепелявя, Слава. — К Антону? У тебя что, армия с собой? Он же отмороженный вконец, ее первой и положит.

Пришлось признать, что это не тот выход. Я вопросительно посмотрел на капитана, ожидая что тот свяжется с группой захвата, или кто у них там подобными вещами занимается? Но опер не торопился вызывать подкрепление.

— Уголовный розыск, — он, присев на корточки, ткнул корочками под нос расера. — Ты же понимаешь, что теперь тебе крышка? Сестренку любишь? О себе не думаешь — о ней подумай. Пойдет девочка как соучастница. Туркина где?

— Я честно не знаю…

— Куда ехал?

— В гараж ехал.

— Зачем?

— Там "восьмерик" стоит. Я к утру коробку перебрать должен.

— А Антон где?

— Я знаю? Шляется где-то.

— Связаться с ним можешь?

— Конечно, — Слава протянул руку к поясу.

— А ну цыц, — Дима ткнул пистолетом в лоб гаденыша.

— Там сотыга, — пояснил гонщик.

— Саша, проверь, — распорядился капитан.

Я, похлопав, жулика по бокам, нащупал трубку мобильного телефона.

— Тьфу, — с сожалением сплюнул я.

Не везет — так не везет. Хрустнуло, вопреки всем надеждам и ожиданиям, не ребро неудачливого похитителя. От сотки осталась лишь груда пластика и микросхем, запертых в кожаном чехле. Сам виноват — надо было смотреть, куда пинаю.

— Дерьмо, — согласился Собакин.

— Что делать-то теперь будем? — развел я руками.

— У тебя трос в машине есть? — осведомился опер.

— Откуда?

— Эй! — подозвал мент водителя "Москвича". — У тебя трос есть?

— А что? — насторожился тот.

— Давай сюда, — приказал Дима.

— А заплатит-то кто?

— На, — я выдернул из замка зажигания 2112 ключи и бросил их пострадавшему ни за что автолюбителю. — Это тебе в счет ущерба.

Закинув в багажник Славу, связанного по рукам и ногам, мы отправились в его гараж. Теперь я начал понимать, что задумал капитан. Если чужая машина для казаха дороже человеческой жизни, то во сколько он оценит свою? Опер, словно мстя за мое молчание, не подтверждал, но и не опровергал мои домыслы.

Около восьми вечера джип с фарами, глядящими в небо, подъехал к гаражу расера. Я вышел из машины и сладко потянулся, разминая затекшую спину. Сиденья японского авто, какими бы они не были, не шли ни в какое сравнение с анатомическими ковшами Recaro. Дима вытащил из багажника пойманного жулика.

— Ключи давай, — потребовал Собакин.

— В бардачке остались, — злорадно усмехнулся Слава. — Вы не спрашивали, — поспешно добавил он.

— Тебе же хуже, — пожал я плечами.

Тросу нашлось еще одно применение, не менее полезное предыдущего. Один конец я обмотал вокруг ТСУ джипа, второй привязал к уху на воротах. Гонщик попытался возразить, но кобура со стволом, болтающаяся подмышкой капитана достаточно красноречиво говорила кто здесь босс.

Один мощный рывок — и ворота со скрежетом распахнулись. В темноте гаража в красном свете стопарей Pagero блестела черная 2108 с разбитым передним антикрылом. Уже снятая и разобранная КПП лежала на полу перед дрэгстером.

— Подь сюды, — опер пальцем поманил жулика. — Когда, говоришь, он за машиной придет?

— Завтра утром.

— Так вот, — задумался капитан. — Так вот. Скажешь ему, что если хочет получить свою тачку обратно — пущай приезжает с девчонкой в полдень на Градское кладбище.

— Подожди, Димарик, — произнес я. — Я чего-то не догоняю…

— Успеешь еще догнать, — отрезал Собакин. — Цепляй это корыто.

Эх, если бы милиционер знал, сколько стоит эта машина, назвал бы он ее "корытом"? Оставив этот вопрос невыясненным, я затянул узел на креплении бампера и сел в болид. Глядя на внутренности 2108, я понял, что этот автомобиль строился для одной цели — ложить стрелу спидометра. Настоящий дрэгстер, в котором на первом плане ускорение и скорость, а комфорт — дело последнее. В салоне "восьмерки" не осталось ни одной пластиковой детали обшивки, все сидения, кроме водительского, были выброшены. Панель сократилась до одного прибора — тахометра, промаркированного до пятнадцати тысяч оборотов в минуту. Мне не просто повезло, что я его тогда сделал — повезло несказанно.

Дима, сидящий за рулем Mitsubishi, притащил болид во двор своего родного РУВД. Здесь "восьмерку" точно искать не будут, а, если и будут — не дотянутся. Припарковав джип возле своего Grenada, опер, крутя брелок на пальце, покинул автомобиль.

— Отличная у тебя, Саша, тачка, — цокнул языком капитан.

Я счел за лучшее промолчать. Если мент такого мнения об этом паровозе, что бы он сказал, прокатившись на моей крошке? Поздоровавшись с дежурным, капитан прошел в свой кабинет — крошечное помещение с совдеповским столом и таким же седым сейфом, якобы "несгораемым". На деле такие ящики сберегают от огня лишь самих себя, оставляя от документов кучку пепла.

Собакин достал из сейфа початую бутыль водки, две стопки и пару консервных банок с надписями "каша гречневая" на этикетках.

— Есть будешь? — осведомился он.

— Ничего себе — есть, — усмехнулся я.

— Как хочешь.

Дима накапал из бутылки в одну рюмку и занес горлышко над второй. Я перевернул свою стопку, поставив ее на стол вверх дном. Оставшуюся часть дня хотелось провести в трезвом уме, и встретить утро в добром здравии.

— Расскажи лучше, что ты задумал, — произнес я, ища глазами пепельницу.

— Понимаешь, Саша… твое здоровье, — капитан опрокинул в себя стопку. — Ух, гадость… понимаешь, Саша… я много на своем веку повидал, и вот что тебе скажу: они не оставят ни тебя, ни твою девчонку в покое. Да, ты поменяешь "восьмерку" на Туркину, а дальше? Что им помешает похитить девчонку еще раз и вновь потребовать выкуп? Да ничего, Саша. Это с одной стороны. Теперь — про твою машину. Я так понял, отдавать за нее Таню ты не собираешься? Хрен с ним. Не сегодня так завтра они доберутся до девчонки. Прятать ее всю жизнь ты не сможешь.

— А принять их завтра? Мы же знаем, где их искать? Посадить их к чертовой бабушке…

— Эх, Саша, Саша, — вздохнул опер. — Даже если их и удастся посадить… подчеркиваю — даже если, поскольку деньги имеют гораздо больший вес, чем УК… рано или поздно они выйдут — и что тогда? Думаешь, они тебе простят? Нет, Саша, не простят.

— И что ты предлагаешь?

— Стравить их. Пусть шакалы перегрызутся. Собаке — собачья смерть, пусть сами себя накажут, — Дима громыхнул по столу кулаком.

— Ага, — кивнул я. — Собаке — собачья смерть.

Собакин посмотрел в мои глаза и громко рассмеялся. До него, наконец, дошел свой же каламбур.

— Точно не будешь? — утонил капитан, подняв бутылку.

— Точно — заверил я.

Тем более, свою рюмку я уже использовал в качестве пепельницы. Опер налил себе еще стопку, и замахнул ее так же без закуски. Чувствуется опыт, приобретаемый только в двух местах: в вооруженных силах и внутренних органах.

Не было и восьми утра, как мы начали приготовления. Первым делом Собакин опохмелился, потом достал из ниши между сейфом и стенкой продолговатый сверток.

— Это что? — поинтересовался я.

— Подарок от Дудаева, — ответил Дима, разворачивая мешковину. — Знаешь, что это?

Капитан положил на стол тускло блестящую "плетку" с накрученным на ствол глушителем.

— Знаешь, — усмехнулся я. — Sig-Sauer SSG 3000, калибр 7,62мм НАТО, емкость магазина — пять пат…

— Хватит, — буркнул опер, недовольный, что его эрудиции места не осталось. — Откуда знаешь?

— Сам же рассказывал, — пожал я плечами, — Когда из Чечни ее привез.

— Да? Тьфу, точно, — вспомнил Дима. — Жаль, патронов мало.

Он достал из сейфа коробку, в которой бренчали всего два патрона к трофейной винтовке.

— Бронебойно-зажигательные, — пояснил Собакин. — На особый случай берег.

Поклацав затвором, капитан засунул оба патрона в магазин и, с сухим щелчком, вогнал его в пазы. Снова завернув оружие в мешковину, Дима махнул рукой и мы вышли на улицу. Из багажника Grenada опер извлек двадцатилитровую канистру и забросил ее вместе с винтовкой в джип.

Разместились так же, как и вчера: мент в Pagero, я — в "прицепе". Внедорожник вырулил из ворот РУВД, и связка из двух автомобилей направилась в сторону Градского Прииска. На сей раз никто никуда не торопился — времени было вагон.

На первой же попавшейся заправке капитан залил полную канистру бензина. Зачем? Турбодизелю внедорожника оно совершенно не нужно, дрэгстеру со снятой коробкой — тем более. Спрашивать я не стал. Важность грядущего момента все больше довлела надо мной, что-то говорить, о чем-то расспрашивать не было никакого желания. Я молча курил сигарету за сигаретой.

До пункта назначения мы добрались часа за два до полудня. Более подходящее место найти трудно. Старое кладбище с покосившейся оградой и деревянными крестами вместо плит с трех сторон упиралось в березняк, а с четвертой простиралась обширная пустошь. Эта поляна так и просила чтобы на нее поставили "восьмерку", а пригорок, скрытый листвой, как нельзя лучше подходил для засады.

Дрэгстер занял свое место посередь пустоши. Канистру бензина Дима полностью вылил в салон автомобиля, через пару часов концентрация паров станет просто запредельной, и хватит малейшей искры, чтобы машина взлетела на воздух. Джип мы спрятали в лесу, закидав его ветками и листвой.

Наконец капитан залег в траве на пригорке, поставив винтовку на сошки. Я, приобняв Михо, устроился рядом. Ждать оставалось около полутора часов. Опер невозмутимо поглощал кашу из банки, теперь — перловую. Я вяло поковырялся вилкой в своей жестянке и оставил ее в сторону. Кусок не лез в горло. Слава Богу, сигаретами я запасся основательно, и дымил одну за другой. Время текло мучительно медленно.

— Димка, — прошептал я. — А ты уверен, что все пойдет как надо?

— Не уверен, — произнес он с набитым ртом. — Но это лучший выход.

— Спасибо, успокоил, — усмехнулся я.

— Не стоит благодарностей, — ответил Собакин.

Действительно, благодарностей это не стоило. Чтобы успокоить нервы и убить время я начал считать ворсинки на морде Шпалерадзе. Успел пересчитать три раза, и все три раза получалось разное число. В общем, нервы так и не успокоил, но время убил.

— Зря, — изрек я в половину двенадцатого. — Зря мы все это затеяли.

— Да что ты паникуешь? — отмахнулся опер. — Все будет хорошо.

Завидная уверенность. У меня, со всем моим фирменным оптимизмом, такой не было. Курить я уже просто не мог, во рту было сухо, как в Сахаре. Вдобавок проснулся зверский аппетит, я прикончил банку каши, но этого было мало.

Без пяти двенадцать со стороны города на пустырь въехали два кортежа. Один, состоящий из двух микроавтобусов "Газель" и "Vectra" выпуска начала девяностых обогнул "восьмерку" и занял позицию по левую руку от нас. Второй — из двух "Grand Cherokee" и эвакуатора с зачехленным авто, остановился справа. Началось. Теперь сомневаться поздно.

— Твоя девчонка в одной из "Газелей", — заметил Дима.

— Сам догадался, — огрызнулся я.

Теперь дальнейшее развитие ситуации зависело исключительно от снайперских способностей опера и верности его расчетов. От меня не зависело уже ничего. Терпеть не могу подобного дерьма. Я чувствовал свою полную беспомощность. Я уже ни на что повлиять не смогу.

Из автомобилей высыпали жулики, по десятку с каждой стороны. Лица с такого расстояния различить было трудно, но среди членов "левой" группировки я разглядел фигуру Славы и казаха. Из "правых" я не знал никого.

Вот Антон отделился от своей грядки и зашагал вперед. Вторая банда так же выставила своего парламентера. Они медленно сходились, и должны были встретиться, по моим расчетам, на уровне заготовленной бомбы, метрах в десяти от нее, ближе к нам.

— Пошла возня, — прошептал капитан, припав к окуляру прицела.

Переговорщиков разделяло метров семь — не больше. Пора. Опер глубоко вздохнул, замер и нажал на спусковой крючок. Боек сухо щелкнул по капсюлю гильзы, но выстрела не последовало. Осечка!

— Твою мать, — выругался Собакин, передергивая затвор. — Лежали слишком долго.

Пустышка вылетела из приемника и, вращаясь в воздухе, ушла в траву. Резким движением руки Дима вогнал в ствол последний патрон и повернул рукоятку, закрывая затвор. Между парламентерами осталось метра четыре. Нельзя дать им встретиться! Нельзя!

Капитан набрал полную грудь воздуха. От напряжения на его лбу выступил пот. Казалось, секунды растянулись на часы. Представитель "правой" группировки медленно занес ногу, перенеся вес на вторую. Антон, так же медленно, вынул из кармана руку и протянул ее для приветствия. Три метра.

Мент, застыв, спустил курок. Тихо звякнул, ударяя по капсюлю, боек. Пуля с тонким свистом покинула жерло ствола, оставив после себя небольшое облачко полупрозрачного дыма. Мгновение спустя, оглушительно громыхнув, дрэгстер поднялся в воздух. На месте, где только что была машина, разрастался огромный огненный шар. Парламентеров отбросило взрывной волной. Воцарилась звенящая тишина, даже птица перестали петь, даже ветер перестал шелестеть в ветвях деревьев. Настоящая тишина настоящего кладбища.

— Суки! — прорезал эту тишину вопль казаха.

Он первым поднялся на ноги, и, достав пистолет, выпускал маслину за маслиной в лежащего на траве бандита.

— Суки!

В ту же секунду разразилась настоящая канонада. Стреляли с обеих сторон из всего, из чего возможно — из автоматов, пистолетов, дробовиков. Слышались характерные "хлестки" Калашникова. Антон развернулся к своим, но пуля оказалась быстрее, он запутался в своих ногах и рухнул, утопая в высокой траве.

— Кажись, готов полковник, — заключил Дима, разглядывая поле боя через оптику SSG 3000.

— Чего? Какой полковник? — не понял я.

— Полковник? Какой полковник? — переспросил капитан.

— Ну, ты только что сказал: "готов полковник", — пояснил я.

— Полковник? Тебе послышалось. Я сказал: "готов, покойник", — нахмурился опер.

— Ты уверен?

— На все сто.

Зато я не уверен. Своим ушам я пока доверяю. Резким прыжком я заскочил капитану на спину, придавил его коленом к земле, выхватил винтовку, накинул на горло Собакина ремень и перевернул оружие, затягивая удавку.

— Ты сейчас сам покойник будешь, — процедил я. — Что ты там про полковника говорил?

— Да ничего, — прохрипел Дима.

— Почему-то я тебе не верю, — я еще сильнее затянул ремень.

— Полковник Тимонин! — прохрипел опер. — Эдуард Тимонин!

— Чего? — протянул я. — Эдуард? Так он — полковник? — я ослабил узел.

— Да, полковник милиции. На пенсии.

— Так ты с самого начала знал, кто он? И что? Зачем тогда это все?

— Затем, — ответил, кашляя, капитан. — Что он все равно отмажется, нервов чуток попортит, но отмажется. Как пять лет назад, когда из-за него наши мужики в Чечне полегли, он тоже отмазался…

И тут я все понял! С самого начала Дима задавался целью не спасти кого-нибудь, а отомстить. Отомстить любым способом, и тут удачно подвернулся я с Таней. Ему было глубоко насрать на меня, на девчонку, на всех. Оперу был нужен только один труп, получить который он мог только в подобном переплете, когда палят направо и налево. А пуля, как известно, дура. Ей глубоко параллельно, чью голову дырявить — уголовника или полковника.

— А казах этот? — продолжал Собакин. — Это туда он машины везет, а оттуда? Знаешь, что?

— Догадываюсь, — буркнул я.

— Мы же родной город от грязи очищаем…

— Да, Димка, — усмехнулся я. — Я думал, это я больной.

— Ты ничего не понял…

— Да все я понял. Очищаем? Молодцы, спору нет. Но я здесь при чем? А Таня в чем виновата? Я думал, мы — друзья…

Отбросив винтовку, и схватив Михо, я кинулся туда, откуда гремела затихающая канонада.

— Подожди! — крикнул вослед опер. — Волыну хоть возьми.

— Оставь, — ответил я. — Застрелиться нечем будет.

Я понесся по склону, скользя по влажной траве и перепрыгивая через торчащие корни. Сердце колотилось в груди, словно бешеное. Воздуха катастрофически не хватало, сказывалась выкуренная накануне пачка сигарет. На Олимпийских играх я бы взял золотую медаль по бегу с препятствиями. Быстрее ветра я преодолел расстояние от нашей засады до поля боя.

Здесь уже никто не стрелял — некому было. Не снижая темпа, я промчался мимо обугленного остова черного болида и подбежал к "Газелям". В первой девушки не было — и Слава Богу. Фургон был до такой степени изрешечен пулями, что выжить в нем не представлялось возможным.

Из второго автомобиля доносился шум борьбы. Я, выставив вперед руку с талисманом, рванул на себя дверь. Здоровый бандит, тот, кого я видел в Таниной квартире, держа упирающуюся девчонку за волосы, пытался вытащить ее из машины. Девушка пыталась сопротивляться, но силы были слишком не равны. В углу, сжавшись в комок, сидел Слава и, покачиваясь, тихонько скулил.

— Отпусти ее, — я навел на громилу голову медведя.

— О! — оскалился он. — Еще не продал?

— Отпустил, быстро, — повторил я.

— А то что? Он меня забодает?

— Типа того.

Голова Михо с грохотом разлетелась на куски, из тела, продырявив плюш, вылетела, кувыркаясь, гильза. Бандит изумленно смотрел единственным оставшимся глазом на дымок, струящийся из Шпалерадзе. Таня с бледным, как бумага, лицом удивленно смотрела на меня. Слава перестал выть и качаться, спрятав поглубже голову. Немая сцена длилась сотые доли секунды, после чего громила, оставляя на перегородке фургона неровную красную полосу, осел на пол. Я разорвал остатки медведя, обнажая автоматический пистолет Стечкина. Земля тебе пухом, Михо.

— Сашка! — девушка бросилась мне на шею. — Сашка, ты!

— Другого дурака знаешь? — улыбнулся я, обнимая ее. — Валим отсюда.

— Подожди, а он?

— Он? — я посмотрел на зажавшегося в углу Славу.

Это не расер. Расеры своих не кидают и не подставляют. Расер обходится без памперсов. Расер — это человек, а не кусок дерьма.

— Слышь, мудень, — обратился я к Славе. — Вали из города. Как можно быстрее и как можно дальше. Еще раз тебя увижу — башку снесу.

Поддерживая Таню за локоть, я направился к своей крошке, стоящей на эвакуаторе. Судя по совершенно целому брезенту, без единой дырки, она, в отличие от шести других автомобилей совершенно не пострадала. Сегодня мне определенно везло.

— Я знала, что ты меня спасешь, — девушка положила голову на мое плечо.

— А то как же, — кивнул я. — Я же обещал.

Внезапно из-за кормы одного из "Черокезов" вышел Дима. Он поднял руку с Макаровым, наставив его точно на нас. Таня в ужасе замерла.

— Ложись, — завопил опер.

Увлекая за собой девушку, я повалился на окропленную кровью траву. Ствол в руке капитана несколько раз подпрыгнул, выплевывая языки пламени. Обернувшись, я увидел Славу, дергающегося в такт входящих в его тело маслин. В руках он сжимал укороченный АК. Собаке — собачья смерть.

— Теперь-то все? — поинтересовался я, помогая Татьяне подняться.

— Кажись, все, — тряхнул головой мент. — А ты боялся, — оскалился он. — Я же сказал: все будет хорошо.

— Только твоей заслуги я что-то не вижу, — резко ответил я.

— Пошел ты, — опер развернулся и зашагал прочь. — Джипаря потом пригоню.

— Ладно, Дим, все же… спасибо… — выдавил из себя я.

— На здоровье.

Сдернув с "десятки" брезент, я убедился, что она чудесным образом не получила и царапины. Видать, кто-то там, наверху, очень сильно меня любит. Протянув девушке руку, я помог ей вскарабкаться на эвакуатор. Только сев в любимое кресло я смог поверить, что теперь все закончено.

Хотя, "все" — сильно сказано. Пора убираться отсюда. Такая перестрелка, вне всяких сомнений, заинтересовала вполне определенные органы, один из представителей которых уже удирал, что есть мочи, на моем паровозе.

Трупов на кладбище заметно прибавилось, причем свежих закопать еще никто не успел. Объясняться в кабинетах, из окон которых Колыму видно, совершенно не хотелось, так что убираться действительно пора. Последняя улика — Стечкин, тщательно протертый промасленной тряпкой, отправился за окно.

— Заводи, — нервно произнесла Татьяна, словно прочитав мои мысли.

— Заводятся девушки, — просветил я ее. — А моторы — пускаются.

Двигатель в ответ на прикосновение любящих рук ответил радостным урчанием. Скатившись по салазкам эвакуатора, я направил нос автомобиля в сторону города и дал волю стрелкам.

— Знаешь, — заметила девушка. — Теперь ты, как честный человек, обязан на мне жениться.

— Да? — погруженный в свои мысли я не очень вникал в суть разговора. — Пожалуй…

— Я согласна! — радостно улыбнулась Таня, чмокнув меня в заросшую щеку.

Черт! Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Сболтнул не подумав… а, может, все давно уже было продумано за меня? Тем, кто сидит высоко, глядит далеко и очень сильно меня любит?

Эпилог.

Давно я не носил шапок. Зачем они нужны человеку в машине? Теперь, когда моя крошка была далеко, а морозец, пощипывающий кончики ушей — близко, я жалел, что не позаботился о таком простом предмете своего туалета. Да, к черту. Уральские морозы намного злее здешних.

Снег, кружась, ложился на мостовую. Разноцветные огни рекламы разгоняли сумрак ночи, соперничая с фонарями уличного освещения. Вдалеке возвышалась башня, которую построил человек, как и я, легко ведущийся на "слабо". Эйфель, чуть больше ста лет назад, решил доказать, что строение, имеющее основание в три раза меньшее высоты может и не упасть. Вот она до сих пор и не падает.

Я поднял воротник и спрятал руки в карманы. Прохладно, черт побери. Где ее носит? Нет, нельзя бабу одну в магазин отпускать.

— Сашка, — Таня, размахивая огромным пакетом, подбежала ко мне. — Смотри, что я купила!

— Опять тряпки? — попробовал угадать я.

— Лучше! — она достала розового плюшевого медвежонка. — Это будет новый Михо Шпалерадзе.

— Оперуполномоченный по особо важным делам Михо Шпалерадзе геройски погиб при исполнении, — возразил я. — А это — агент внешней разведки Изя Шпалерман.

— Какой ты у меня сумасшедший! — Александрова обняла меня за шею. — Я люблю тебя, муж.

— И я люблю тебя, жена, — ответил я после секундного замешательства.

Часть I I. Слепой байкер

Ночь. Ночь — это неповторимый запах. Запах горячего мотора, паленой резины, бензина. Ночь — это неповторимые звуки. Звуки грохочущих многоконных моторов, свист тормозов, басы саб-вуферов. Ночь — это неповторимые образы. Образы стремительных и завораживающих линий настоящих автомобилей. Ночь — это уличные гонки. Расинг — как наркотик. Особого кайфа, кажется, нет, но привыкание огромное. Расинг объединяет в себе очень многое, и составная его часть — туса. Полтысячи машин, по которым можно изучать автопром всего мира, и столь же разные люди. Здесь, у навеки застывшего Курчатова, в одной компании собрались все слои населения нашего города — от простого слесаря с завода до богатейшего банкира. 

Четверть мили.

Полная авторская версия.

Все описанные события — вымышленные. Любое совпадение персонажей с реально существующими людьми — чистая и непредвиденная случайность.

Глава первая.

Ночь. Ночь — это неповторимый запах. Запах горячего мотора, паленой резины, бензина. Ночь — это неповторимые звуки. Звуки грохочущих многоконных моторов, свист тормозов, басы саб-вуферов. Ночь — это неповторимые образы. Образы стремительных и завораживающих линий настоящих автомобилей. Ночь — это уличные гонки.

Расинг — как наркотик. Особого кайфа, кажется, нет, но привыкание огромное. Расинг объединяет в себе очень многое, и составная его часть — туса. Полтысячи машин, по которым можно изучать автопром всего мира, и столь же разные люди. Здесь, у навеки застывшего Курчатова, в одной компании собрались все слои населения нашего города — от простого слесаря с завода до богатейшего банкира.

Именно здесь квинтэссенция жизни города. Политической, экономической, социальной. Здесь, на небольшом закутке перед памятником физику-ядерщику, заключаются самые громкие сделки, здесь вершится история.

А еще благодаря ночным гонкам встречаются две половинки одного целого. Например — Пчелкин с Аллой, я с Таней… да сколько их можно привести, подобных примеров? Сотни!

Но, без сомнения, самая удачная пара — я и моя крошка. Даже не удачная — идеальная. За последний год она кардинально изменилась. Нет, снаружи она так и осталась милашкой. Красавицей, сочетавшей в себе грацию и звериную ярость пантеры. Но внутри… да, были бы руки да голова на плечах — изменить можно все, постепенно шагая от хорошего к лучшему. В конце концов, предела совершенству нет. Кто-то думает, я говорю про Татьяну? Ага, как же. Конечно, вне всяких сомнений, само собой разумеется, я имею в виду самое прекрасное существо на свете — свою 2110.

Двухлитровый "Опель" уступил место под капотом двухкамерному Ванкелю объемом 2,6 литра с двумя турбинами. Соответствующей доработке подверглась трансмиссия, превратив переднеприводную "десятку" в полноприводного монстра. Мало? 575 лошадей — мало? Разгон до сотни за три с половиной секунды — мало? Расход топлива в двадцать с хвостиком литров по городу — мало? Возможно, и мало, но я же не для Монте-Карло ее готовил.

Именно это чудо света, цена которого заметно перевалила за два "кислых фрукта" рублей, я остановил рядом с серебристым Land Cruiser Prado. Покинув свою киску, я, вгрызаясь подошвами "гриндерсов" в мартовский гололед, подошел к колхознику и вежливо пару раз пнул дверку. Стекла джипа дрожали от басов Papa Roach. Хотя тонировка и не позволяла заглянуть внутрь, я не сомневался, что пассажиры паровоза все еще не догадываются о моем присутствии.

Ну-с, как желаете. Большому кораблю — большая торпеда. Вконец обнаглев, я нанес крейсеру такой удар, что, будь он на плаву, непременно перевернулся бы. Ответом было плавно опустившееся стекло.

— А-а-а! — завопил Саша, разглядев обидчика. — Тезка, где тебя черти носят? Уже все готово, ждем только тебя. Чего так долго?

— А вот, — неопределенно махнул рукой я.

— А где Таня?

Пчелкин, открыв дверь, встал на подножку джипа и, вытянув шею, пытался найти взглядом мою жену. Не нашел, как это ни странно.

— Привет, Сашка, — обняла меня, обойдя оффроад Алла. — Так Таня-то где?

Ответом было многозначительное молчание.

— Ладно тебе, — отмахнулся от жены тезка. — Времени нет — забег уже почти начался.

— Что там сегодня? — осведомился я.

— Челлендж, — улыбнулся Пчелкин.

Да, уличные гонки — это не только дрэг на 402 метра, это многие, многие и еще раз многие другие соревнования. Класть раз за разом стрелу на прямой попросту скучно. Стрит челлендж во многом напоминает ралли. Трасса, свои "спецучастки", чекпоинты. Различия, конечно, тоже есть. Это же уличные гонки, и трасса, соответственно, пролегает по улицам ночного города.

— Что-то неохота, — закапризничал я.

— Как это неохота? — ошарашено произнес тезка. — Я уже зарегистрировал тебя, деньги отдал и расписку написал.

— Да что вы говорите? — протянул я. — Ладно, так и быть, выручу.

Естественно я прикидывался. Челлендж — одно из самый увлекательных соревнований, кто ни разу в нем не участвовал — зря прожил жизнь. Не встать сегодня на стартовую черту — значит впустую потратить бесценные секунды своей бесценной жизни. Непростительно. Жизнь складывается из миллионов и миллиардов мгновений, и прожить каждое из них надо так, чтобы остальным неповадно было.

Все на той же импровизированной черте — зебре пешеходного перехода, заняли позиции четыре болида. Помимо моей малышки в забеге участвовал Nissan Skyline GT-R V-spec в кузове R34, Subaru Impreza WRX в кузове от Питера Стивенса и ОКА Макса в кузове без стекол. То ли снижения веса ради, то ли по какой-либо другой причине окна, за исключением самого нужного — переднего, были забраны полиэтиленовой пленкой. Помимо этого, фанат Формулы-1 укомплектовал тостер широченными низкопрофильными лаптями, видимо, надеясь скомпенсировать малую длину и ширину базы электровеника. По идее, эта ОКА представляла такой полет инженерной мысли Макса, кружившей вокруг чайника последние три года, что Гордон Марри, увидев ее, залился бы горючими слезами зависти.

Во всяком случае, ведро с болтами, сделанное в "Magura-Motors" до сего момента на старте не появлялось. На что способен этот фен предстояло выяснить в сегодняшнем челлендже.

От размышлений меня отвлек настойчивый стук по крышке капота. Да, конечно, пора прокатиться. Лена, а это была она, погрозила мне кулаком и, игриво виляя задом, вернулась на зебру. Холодный, еще далеко не весенний ветер играл с ворсинками на короткой шубе девушки, трепал ее волосы и нес снежную пыль над асфальтом.

— Эх, Изя, Изя, — вздохнул я, пристегивая ремнем Шпалермана. — Прокатимся?

За что я люблю своих талисманов — за то, что они всегда во всем со мной согласны. Ведь молчание, как известно — знак согласия. Изя, подобно его предшественнику — Михо, был немногословен.

Словно начиная полуночную зарядку, стартер подняла руки вверх. Стрелки тахометров всех четырех автомобилей перевалили далеко за середину. Три секунды до начала стремительного полета. Свист ветра, рев двигателей стоящих рядом автомобилей, шум толпы зрителей — все это перестало для меня существовать. Весь мир в настоящий момент состоял из трех компонентов — меня, мотора и стрелы дороги. Все. Больше ничего.

Хотя, нет. Есть еще кое-что. Диск Morphadron в чреве mp3-проигрывателя. Отличная музыка для отличной езды.

— Are you ready? — осведомились динамики.

Всегда готов!

Лена, резко бросив руки вниз, стремительно опустилась на одно колено. Четыре педали сцепления одновременно взлетели вверх. Четыре автомобиля, растопив колесами лед, с визгом резины сорвались с места. Кончики длинных волос девушки, не успев лечь на плечи, подхваченные новым, диким по силе потоком воздуха, устремились вслед за болидами, словно провожая нас.

Лидер определился на первых же секундах заезда. Это была… ОКА! Этот тазик, это ведро с гвоздями, этот самовар с бензином уверенно оторвался на пять корпусов! Интересно, что там под капот засунули? Неужели, Макс добрался до ракет-носителей "Прогресс"?

Вторым мчался я, за мной — Impreza WRX. Skyline, несмотря на превосходство по мощности почти в сто "лошадок", шел позади своего земляка. Не мудрено. Задний привод при старте с заледеневшего покрытия неизбежно проиграет полному. Но это — на старте. Скоро, очень скоро, 315 "коней" Nissan'а существенно осложнят жизнь Subaru с его 225 лошадиными силами.

Еще до первого поворота японцы поравнялись, лупя фарами в мое зеркало заднего вида. Об ОКЕ напоминала лишь дорожка из растопленного льда и снежный шлейф далеко впереди.

Нет! Не может быть! Проиграть этой кофеварке!? Да я сам себе глотку перегрызу, лично разберу свою малышку по винтику и в мотоблок переделаю!

Однако, на мое счастье, достаточно скоро выяснилось, что тостер предназначен, скорее, для дрэга, чем для челленджа. Не знаю, как там на счет курсовой устойчивости, но в повороты ОКА вписывалась достаточно хреново. В вираж, в который я вошел на четвертой передаче, тазик не смог войти, даже почти полностью остановившись. Пародию на джип закрутило и едва совсем не вынесло с дороги. Да, короткая база не способствует устойчивости. Теперь лидировал я, следом шел Skyline, за ним — Impreza. ОКА потерялась где-то в хвосте.

Встречные автомобили мигали дальним светом, предупреждая о засаде. Но, разумеется, никто из нашей четверки сбавлять ход не собирался. Я вообще шел по середине проезжей части, пропуская пунктирную линию, слившуюся в одну сплошную черту, точно по центру автомобиля.

— Rock this place, — подпевал я Morphadron'у.

Стрелка спидометра давно перевалила за отметку "220". Рассекая снежную пыль словно катер волны, я несся к победе. Сзади довольно быстро приближались чьи-то фары. В таких условиях определить марку автомобиля не представлялось возможным, но мне показалось, что фары расположены гораздо уже, чем у Subaru, или того же GT-R V-spec. Неужели?.. пронзительно гудя "Волговским" сигналом, вперед вырвалась ОКА. В боковом окне мелькнул кулак с выставленным средним пальцем. Невероятно!

Через пару сотен метров показалась засада — красно-синяя люстра, торчащая из-за сугроба, и огромная меховая куртка с торчащей из нее полосатой палкой. Гайец, даже не подумав поднять свое орудие труда, широко открыв рот, проводил взглядом джип-недоросток, преследуемый тремя спорт-карами.

У японцев, видать, тоже что-то где-то заиграло, и они, выжимая из своих болидов все возможное и даже больше, поравнялись с моей крошкой. Это они зря. Усмехнувшись, я вдавил большим пальцем маленькую красную кнопку на руле.

Ощущения — даже не как в самолете, как в ракете, выходящей на первую космическую скорость. Перегрузками меня вжало в кресло, затылок прилип к подголовнику. От резкого перепада давления заложило уши. Из горловины прямотока вырвался язык пламени — бензин, не успевший сгореть в Ванкеле, догорал в выхлопной системе.

Мир исчез. Мира не существовало. Не существовало абсолютно ничего дальше капота. Весь мир — это салон моей крошки.

Стрелка спидометра легла на отметку "300". Дальше делений просто не было. Автомобиль трясло, словно я летел не по идеально ровному, как зеркало, асфальту, а по убитой грунтовке. Разгон, постепенно, замедлялся, сойдя, вконец, на нет. Баллона с закисью хватило всего на пять секунд. А в большем и не было необходимости — тазик остался за кормой.

Топнув по педали, раскалив докрасна тормозные диски, выкрутив руль, я вогнал болид в поворот. Огни остальных расеров маячили в зеркале заднего вида. Но теперь они были далеко.

На первый чекпоинт я прибыл первым. Олег в куртке с аббревиатурой ЛЛАС и логотипом той же организации еле успел отпрыгнуть из-под моих колес.

— Куда? — проорал я.

Парень шевелил губами, но его голос заглушали вопли Morphadon'а.

— Let the music move you!

Выругавшись, я отключил проигрыватель.

— Проспект Комарова! — прокричал на ухо Олег.

Понятно, как обычно. Снова газ. Полный газ. На выезде с площадки я чуть не повстречался лоб в лоб с электровеником. Да что за монстра собрал Макс?

Самое дерьмовое — до следующего контрольного пункта нет ни одного поворота! Лишь прямой, как стрела, проспект. А это означало, что теперь, с пустым баллоном, я самовару не конкурент.

Вторая. Разгон. Третья. Разгон. Четвертая. Разгон. Кто-то поморгал фарами, умоляя пропустить. Что же, расер расеру — не волк. Более того, одна из первых заповедей уличного спорта гласит: не навреди ближнему своему. Перевести это можно так: раз кишка тонка — встань в стойло и не мешай нормальным людям.

Сместившись вправо, едва не черпая зеркалом высокий придорожный сугроб, я увидел то, что, в принципе, и ожидал увидеть — турбовеник. ОКА сделала "десятку" с такой легкостью, словно это я был за рулем Запорожца, а Макс вел Brabham!

Не бывать этому! Никогда! Разгон. Пятая. Тазик уверенно отрывался. Японцы давно потерялись — их штатные моторы, разумеется, оставили бы за кормой и ВАЗовский полуторалитровый инжектор и девтисоткубиковый двигатель Макса… только они давно уступили свои места другим агрегатам, с которыми WRX и GT-R тягаться не могли.

На второй чекпоинт я прибыл вторым. Что же это получается? Следуя логике, на третий я должен прибыть третьим, а на четвертый — последним?

Поставив болид боком, я проскользил до знакомого Пыжа, не достав до 307 всего пару десятков сантиметров.

— Гипромез! — назвала место Алла, не дожидаясь моего вопроса.

Отлично! Трасса снова пролегает по узким извилистым улочкам, где поворот завершается только для того, чтобы начался новый. Здесь я смогу отыграть пару минут у кастрюли. Правда, от свечки Гипромеза до Курчатова — снова прямая, на которой, вполне возможно, тазик опять меня сделает. Нельзя допустить такого позора!

РАЗГОН!!! Вторая, третья, четвертая… я втыкал передачи, не отпуская педали газа, надеясь, что синхронизаторы трансмиссии стерпят столь жестокое обращение. Руль вращался, не переставая… право, лево, лево, еще право… спасибо тебе, Боже, за электроусилитель.

Вскоре Ванкель, жрущий масло, как кот сметану, начал недовольно хрипеть. Вообще, все узлы и агрегаты моей крошки имеют гарантийный ресурс в четверть миллиона километров, но с такими экстремальными нагрузками срок их жизни сокращается раз в пять.

Своего я добился — ОКА осталась глотать снежную пыль далеко позади. До третьего, предпоследнего, чекпоинта осталось всего ничего — ночью до жены в постели ближе. И в этот момент мобила на соткодержателе пронзительно заверещала, озаряя салон голубоватым свечением дисплея.

— Любимая, не сейчас, — бросил я в трубку.

— Саша, умоляю, приезжай, — произнесла Александрова сквозь слезы.

— Что-то случилось? — насторожился я.

— Случилось…

Черт. Черт? Черт! Как можно? До финиша остались считанные сотни метров… к черту! Жена дороже. К тому же деньги-то на кону не мои!

Рванув на себя рычаг ручного тормоза, выкрутив руль, я произвел совершенно невероятный разворот всего в паре метров от Пчелкина, стоящего рядом с Prado на третьем контрольном пункте. Тезка удивленно застыл, затем, яростно маша руками, устремился следом за 2110. Но где ему?

Телефон снова запищал. На этот раз звонил Саша.

— Ты охренел? — проревел друг.

— Потом, — я отключил мобильник, чтобы точно уже никто не помешал.

Да, жена. Таня Александрова. Хорошее дело браком не назовут. Зачем мы вообще пошли на этот шаг? Сложно сказать. Ни я, ни она не могли ответить на это вопрос. А ведь не прошло и года! Что же будет дальше?

Любовь? Ой, не надо. Да, между нами было это чувство, но очень и очень давно. Еще до нашей памятной встречи той ночью, в среде расеров называемой не иначе как "ночь полета орленка". Пчелкин лишился тогда своего коня, я… сложно сказать, лишился я чего-то, или наоборот — приобрел. Чтобы сравнить надо прожить, как минимум, две жизни. Одну — с Таней, вторую — без нее. В любом случае, всегда есть куда хуже, но есть и куда лучше.

Скорее всего, во мне говорило чувство долга перед спасенной девочкой. Или перед собой? Очень не хотелось, чтобы она после всего нашла какую-нибудь неприятность на свою прелестную попку, да такую, что от этой попки не много и останется. Проще говоря, я не хотел, чтобы все мои старания вылетели в трубу. Что руководило Татьяной сказать еще труднее. Своя душа — потемки, а чужая — подавно. Возможно, она хотела отблагодарить меня таким образом, а, возможно, просто хотела зацепиться за кого-нибудь, и рядом оказался я.

Как бы то ни было, я по-прежнему пропадал в гараже, на работе или на гонках, а супруга была предоставлена самой себе, тратя те деньги, что я не успел вгрохать в свою красавицу.

Брак — большая ответственность, даже заводской, и те десять километров, лежащих между мной и Таней, я преодолел немногим более четырех минут. По лестнице я взлетел, не уступая в скорости СОЮЗу-ТМА при выходе из атмосферы. Размахивая медвежонком, я ворвался в квартиру.

Таня, облаченная в свои любимые "обгрызенные" джинсовые шорты и крошечный топик, лежала на диване в гостиной, уткнувшись лицом в подушку. Ее плечи тихонько подрагивали.

— Малыш? — я потерся небритой щекой о ее спину. — Что стряслось?

— Я ноготь сломала, — ответила девушка, поворачивая ко мне свое зареванное личико.

— Ноготь? Сломала? — ошарашено повторил я. — Дура! Ты знаешь, что я был вот на столько от победы? — проорал я, показывая двумя пальцами, как близка была "виктория".

— Гонки — это все, о чем ты способен думать? А я? Ты вечно занят на работе или со своей кастрюлей, а я? Почему я, молодая красивая девушка, вынуждена сидеть дома и читать эти дурацкие книги этого дурацкого Костина? Вспомни…

— Почему дурацкие? — удивленно переспросил я.

— Не перебивай! — прокричала супруга. — Вспомни, когда мы с тобой куда-нибудь выходили?

— Ну, э-э… — я напряг память, но ничего путного в голову не приходило.

— Правильно! Никогда!

— Тихо, девочка, — я обнял Таню за плечи, положив подбородок на ее макушку. — Тихо. Успокойся.

— Я не хочу успокаиваться, — произнесла сквозь слезы девушка. — Я хочу жить, как все нормальные люди, как все нормальные семьи…

— Нормальные люди? — усмехнулся я. — Это те, что все вечера проводят перед телевизором, на выходных нажираются в умат и в понедельник с больной головой идут на работу? Это — нормальные люди?

— Нет, Саша. Нормальные люди — это те, кто ходят в рестораны, клубы, просто гуляют, наконец.

— Гуляют? — ужаснулся я. — Это как? Ногами что ли?

— Именно, Саша. Ногами! Ты же своими только педали жмешь. В машине или на тренажере.

— Тихо, девочка, — повторил я, зарываясь лицом в копну ее волос. — Хочешь, пойдем кое-куда?

— Когда? Сейчас?

— Нет, завтра. Кончено, сейчас. Только, — я поморщился, осмотрев супругу с ног до головы. — Накинь на себя что-нибудь. Там все еще зима.

В клубе "Неон", где, согласно старым традициям, проходила церемония награждения победителя, собрались все расеры. Макс, поздравленный до самых краев, лежал на столе. Впрочем, победа гонщика была спорной. Он приехал к финишу не просто первым, а единственным! Японцы, подобно мне, сошли с трассы. Где? Неизвестно, но пилотов этих болидов видно не было.

Тезка, приметив меня, заметно изменился в лице. От выяснения отношений в стиле "полного контакта" его удержала только Алла.

— Козел, — буркнул Саша.

— Да ладно, — отмахнулся я. — Зато есть повод внести некоторые коррективы в правила.

— Да? — насторожился Пчелкин. — Например?

— Например, в случае, если к финишу приходит единственный участник забега — призовой фонд переходит в фонд развития уличных гонок.

— А! — просветлел расер. — Отличная идея!

Таня с Аллой покинули нас, предпочтя танцпол, и мы с тезкой остались наедине, если такое вообще возможно в битком забитом помещении. Саша заказал себе еще пива, я же ограничился соком. Крайне непристойно садиться за руль в пьяном виде, точно так же как непристойно, еле стоя на ногах, приглашать девушку на танец. Оскорбить свою киску я не мог.

— Классный клубешник, — заметил Пчелкин.

— Да, — кивнул я.

— Всегда мечтал открыть свое дело, и работать только на себя, — продолжал Саша. — А то горбатишься на кого-то за копейки…

В ответ на это я лишь недоверчиво покачал головой. Копейки? Это на копейки он машины, как перчатки меняет? Это на копейки он каждые полгода за кордон отдыхать ездит? Это на копейки он себе коттедж на Увильдах отгрохал?

— Да вы, батенька, зажрались, — усмехнулся я.

— Нет, братишка, — удрученно покачал головой тезка. — Ты меня не понял. Работа на кого-то — это работа на кого-то. В результате не ты же оцениваешь свои труды, а хозяин. Как бы высоко потолок не был, но он есть. Вот ты, к примеру, работаешь на "дона отчима" — владельца заводов, газет и пароходов, и что? К чему ты идешь?

— Знаешь, — протянул я. — Я об этом как-то не задумывался. В конце концов, в последнее время все ключевые решения в компании принимаю я…

— Да, стоя у руля легко говорить, — перебил меня Саша. — Но, признайся, у тебя же душа к другому лежит.

— Пожалуй, здесь ты прав, — согласился я.

И не согласиться было сложно. Любой, кто меня знает, скажет: моя жизнь — моторы. Не хочу сказать, что моя маниакальная страсть к автомобилям — это правильно, но… как есть.

— Братан, — язык тезки все больше заплетался. — Мы с пеленок знакомы, я тебя хорошо знаю, ты меня хорошо знаешь. А знаю я про тебя вот что… — собеседник на несколько секунд потерял нить разговора. — Что я?.. ах, да. Сашка, в любом деле, за которое ты брался, ты достигал таких высот… — Пчелкин указал глазами в потолок. — В общем, ты классный парень, Сашка, и классный специалист.

— Надо же, сколько лести, — нахмурился я. — Это не к добру. К чему ты клонишь?

— Сашка… — друг смочил горло приличным глотком из кружки. — Сашка, я давно вынашиваю одну идею: открыть собственный клуб. Клуб, понимаешь? Не балаган, где только диско да таблетки, а место, где можно выпить, посидеть, пообщаться, выпить…

— "Выпить" уже было, — заметил я.

— А ничего! Выпить можно не один раз.

Подтверждая свои слова, Саша прикончил остатки пива. Некоторое время он молча изучал меня, старательно фокусируя взгляд поверх стаканов.

— Ну? — развел я руками.

— Сашка, один я это дело не потяну, но с тобой… ты, засранец, конечно, приличный, но я тебя люблю. Так что, сделаем?

— Ты шутишь? — рассмеялся я. — Ты представляешь, какие это бабки?

— А ничего, — успокоил меня Пчелкин. — Поскребем по сусекам. У меня есть немного, у тебя есть немного. Наконец, коттедж могу продать. Ну как, Саша, сделаем?

— Сделаем, — кивнул я, надеясь, что на утро тезка забудет этот пьяный разговор.

— По рукам?

— По рукам.

Сашина рука, описав в воздухе широкий полукруг вокруг моей, но, так и не найдя ее, вернулась на пустую кружку. Эк его развезло-то! В жизни не видел Пчелкина таким пьяным. Последние сомнения рассеялись — утром тезка не будет помнить абсолютно ничего из произошедшего разговора.

Дело-то даже не в том, что я считал ночной клуб таким уж бесперспективным делом. Как-то же они существуют, и существуют, судя по всему, довольно не плохо. Просто не мог я вот так, с бухты-барахты броситься с головой в омут. Любой инвестиционный проект требует, в первую очередь, основательных расчетов. Это не говоря о том, что такой прорвы денег ни у меня, ни у тезки, разумеется, не было.

С другой стороны дополнительные финансовые вливания еще никому не повредили. Всех денег, конечно, не заработать, но к этому надо стремиться. Клубешник? Интересная идея. Посидеть, посчитать, что ли на досуге?

Глава вторая.

— Дерьмо! — выругался я, бросая бритву на полочку под зеркалом.

На щеке красовался идеально ровный порез. Mach3 от Gillette, ха! Три лезвия бреют в три раза чище, чем одно. И порезов в три раза больше.

— Ты живой? — осведомилась Таня, забегая в ванную.

— Не похоже? — ответил я, разглядывая порез в зеркало.

— А можно мне? — жена потянулась за бритвой.

— А ты умеешь?

— Спрашиваешь! — фыркнула супруга.

Девушка завладела бритвой и села на край раковины. Я чуть вздрогнул, когда холодная сталь лезвия коснулась моей щеки. Таня, сосредоточено наморщив лобик, закончила начатое мной дело.

— Спасибо, — улыбнулся я, рассматривая себя в зеркало. — Спасибо.

— Тебе спасибо.

— За что? — удивился я.

— За ночь.

— На здоровье.

И, подхватив жену за попку, я оторвал ее от раковины и перенес на кровать. Танин короткий халатик распахнулся, и голый животик девушки терся о мою волосатую грудь.

— Чем займемся? — поинтересовалась она, освобождаясь от одежки.

— Придумаем, — подмигнул я.

В эту секунду раздался звонок в дверь. Визитер, кто бы он ни был, просто не мог найти более неподходящего момента.

— Может, они подумают, что никого нет дома, и уйдут? — предположила Татьяна, обвивая руками мою шею.

Я бы не стал на это рассчитывать. Когда перед подъездом стоит моя крошка, которая настолько отличается от других автомобилей, что спутать с чем-то ее просто невозможно, никто из знакомых в жизни не поверит, что меня нет дома. Звонок, более долгий и настойчивый, повторился.

— Пойду, открою, — произнес я, поднимаясь с кровати.

— Саша, нет! — взмолилась Александрова.

— А если это что-то важное?

— Да пошел ты!

Иду, уже иду. Щелкнув замком, я отворил дверь. На пороге стоял Пчелкин.

— Ты? — удивился я.

— А ты кого ждал? Колина Макгрея? Собирайся.

— Куда?

— Как куда? О чем мы вчера разговаривали? Помнишь?

То, что тезка помнит вчерашний разговор, да еще и, небось, в подробностях, было для меня неприятной новостью. Ведь я обещал помочь ему в этом нелегком деле, а мое слово стоит очень много. К сожалению, Саша помнил все.

На сборы ушло минут десять — не больше, и всего через полчаса после столь неприятного известия Пчелкин остановил свой крейсер перед серым обшарпанным зданием на окраине города. Я не знаю, что здесь было раньше, но, судя по всему, это строение видало лучшие времена.

Подъездная дорога была сплошь усеяна битыми бутылками, прямо перед воротами ржавел сгоревший остов ЗИЛа-131. Немногочисленные окна скалились осколками разбитых стекол. Сугробы же достигли такой величины, словно за зиму никто не потрудился ни разу очистить площадку от снега. Вокруг не было ни души. Только ободранный бездомный пес, вылезший из-под скелета грузовика, удостоив нас беглым взглядом, потянулся и затрусил восвояси. Сделать из этой хибары что-то приличное, тем более — клуб, так же сложно, как сделать дрэгстер из того же ЗИЛ-131. Ничего невозможного, конечно, нет, но иногда предприятие бывает столь трудным и дорогим, что лучше от него отказаться.

— Как тебе? — толкнул меня в бок Саша.

— Потрясающе, — протянул я. — Просто потрясающее дерьмо.

— Зато нам его отдают практически даром.

— Даром — это сколько? — поспешил уточнить я.

— Подожди, подожди, — тезка нервно постучал кулаком по рулевому колесу. — Сейчас хозяин приедет, и сам все расскажет.

Долго ждать не пришлось. Вскоре к свалке, рыча прямотоком, подъехал Mitsubishi Lancer Evo. VIII в боевой окраске. Этот аппарат, как и его хозяина, я пару раз видел на гонках, но в твин с ним не вставал, и, вообще, был знаком с ним на уровне "привет-привет".

Свистнув напоследок турбиной, болид замер недалеко от джипа. Из автомобиля вышли двое: первый, водитель в строгом костюме-тройке, открыл переднюю правую дверку и подал руку, помогая выбраться второму — мужчине лет тридцати с бородкой-клинышком, в спортивной куртке, спортивных штанах и высоких "байкерских" ботинках. Глаза хозяина халупы скрывались за стеклами темных очков. Шофер, придерживая босса под локоть, подвел его к нам.

— Евгений, — представился шеф, протягивая руку.

— Александр, — ответил я на рукопожатие.

— Привет, Евген, — поздоровался тезка.

— Здорово, Саша.

— Хотелось бы для начала узнать, — прервал я обмен любезностями. — Почем это удовольствие?

— Это? — неопределенно кивнул Евгений. — Пятьдесят.

— Сколько? — прохрипел я. — Пятьдесят? Пятьдесят миллионов? Это шутка? Да ему красная цена — десять!

— Подожди, братишка, — похлопал меня по плечу Пчелкин. — Для тебя у Евгена есть специальное предложение.

— Да? Хотелось бы послушать…

— Действительно, — согласился гонщик. — Давайте сперва осмотрим помещение, а потом поговорим как нормальные деловые люди.

Не дожидаясь ответа, хозяин, ведомый своим проводником, утопая в снегу по колено, направился к воротам. Еще минут десять он сражался с проржавевшим замком. Покончив с механизмом, Евгений потянул на себя створку. С ужасным скрежетом, от которого заныли зубы, ворота распахнулись.

Внутри ничего необычного, ничего такого, что бы стоило пятьдесят лимонов, я не заметил. При свете тусклых, еле горящих лампочек высоко под потолком, вырисовывалась все та же картина полного запустения. У стен, под многосантиметровым слоем пыли, сгрудились ржавые, как и все остальное, станки. Под ногам хрустела крошка из битого стекла.

Только одно место, площадью не больше пяти квадратных метров, говорило о том, что строение не совсем забыто человеком. Площадка была очищена от мусора, здесь же лежали несколько почти целых деревянных ящиков, а посередине стояло нечто, накрытое брезентом, напоминающее по форме перевернутое верх тормашками коромысло.

— Ну, — произнес тезка, его голос отрикошетил от стен многократным эхом. — Как тебе? Смотри, здесь поставим перегородки, там будет танцпол, здесь — бар. Что скажешь?

— Пятьдесят миллионов за это бунгало? — усмехнулся я. — Слишком круто. Что здесь раньше-то было?

— Да так, — махнул рукой Евгений. — Небольшое производство.

— И где же оно теперь? — поинтересовался я.

— Ну… — задумался хозяин. — Скажем так: у моего компаньона возникли некоторые сложности, и он был вынужден заняться несколько другим делом.

— Да какая, на хрен, разница, что здесь было? — встрял Саша. — Помещение — отпад! Такой клубешник забабахаем!

— Так, кажется, было какое-то предложение, от которого невозможно отказаться? — произнес я.

— Озвучить? — улыбнулся гонщик.

— Разумеется.

— Александр, и вы, и я — расеры, — начал Евгений издалека. — Вы любите скорость, я люблю скорость. В твине мы с вами не разу не стояли, и, хотя общее количество… хм… очков у нас равное, расером номер один в городе считаетесь именно вы, а не я. Почему? Это для меня загадка. Но, так или иначе, вторым я быть не привык…

— Позвольте, — прервал я оратора. — Если я правильно понимаю, вы предлагаете обменять мой чемпионский титул на эту халупу?

— Ха, нет! — улыбнулся расер. — Не все так просто. Первое место невозможно купить, его надо завоевать, иначе это смех, да и только. Я предлагаю заезд.

— С моей стороны титул, с вашей — это здание? — уточнил я. — И все?

— Нет не все. Мы же не дети малые, правильно? Что такое титул? Это так, для души. Мы же деловые люди! Должна же быть финансовая заинтересованность, правильно? С вашей стороны, кроме титула — ваша машина, коттедж и джип Пчелкина. Разницу в цене покроет звание абсолютного чемпиона города по стритрасингу. Идет?

— Все, или ничего, да?

— Да.

— Дрэг на четыреста два метра? Моя "десятка" против вашего Evo. VIII? — рассмеялся я. — А в чем фишка?

Как-то все это было слишком легко. Lancer, стоявший сейчас рядом с Prado, мне, как уже было замечено, видеть приходилось, и не только снаружи. Его штатный двухлитровый турбинированный DOHC подвергся незначительным изменениям, в числе которых — слегка доработанная система впуска, фильтр нулевого сопротивления, чип-тюнинг и удаленный электронный ограничитель мощности. С учетом прямотока он выдавал порядка трехсот шестидесяти — трехсот семидесяти лошадей, то есть на две сотни коней меньше моего РПД. Сделав скидку на зимнюю резину, получаем разгон до сотни около пяти секунд. Сомнений нет — на четверти мили я его сделаю даже без закиси, но, учитывая ставки, можно подстраховаться и нажать на кнопку, добавив Ванкелю на короткое время дополнительные сто пятьдесят лошадей.

— Фишка в том, что я буду не на Mitsubishi, — огорошил меня Евгений.

— А на чем?

— А на нем!

Водитель, повинуясь жесту хозяина, скинул брезент с "коромысла".

— Твою мать! — вырвалось у меня.

Оказывается, все это время, на расстоянии вытянутой руки от меня скрывалось настоящее чудо — Yamaha R1. Красный спортбайк, покрытый пылью, хищно смотрел на меня своими узкими, как у настоящего японца, глазами. Из-под кожуха обтекателя торчал баллон с логотипом "Nitro Oxide Systems". Закись на мотоцикле? Да этот парень — настоящий маньяк! Кривая моего настроения стремительно поползла вниз. Евгений, довольный произведенным эффектом, радостно улыбался во все тридцать два зуба.

— Сашка, ты чего? — прошептал тезка, отведя меня в сторону. — Ты чего нос повесил? Ты что, не порвешь его?

— Ты с ума сошел? — горько усмехнулся я. — Ты, вообще, знаешь, что это? Это Yamaha R1 с двигателем объемом в один литр, в штатном исполнении развивает мощность в сто восемьдесят лошадиных сил, кладет стрелу до трехсот двадцати, а сотню делает за две секунды! За две секунды, братан! В штатном исполнении! А здесь, как минимум, модернизирована система выпуска. Про закись и не говорю. Это — минимум, большего сказать не могу — отсюда не видно. На четверти мили он меня порвет, как тузик грелку!

— Да, — вздохнул Пчелкин. — Здесь ты прав. У него удельная мощность, как минимум, в три раза больше, чем у тебя. Ни одной машине в городе его сделать невозможно.

— Ты глупости говоришь, — отмахнулся я.

— Почему же? Ты прав — тягаться с ним нереально.

— Ой, брось, — сморщился я. — Без электронного регулятора он сможет использовать закись только очень короткий промежуток времени. Это раз. С такой резиной хорошая динамика разгона невозможна вообще, а в зимних условиях — тем более. Это два. Стоит он здесь, похоже, очень давно, значит все закоксовалось, регулировки надо выставлять заново. Это три. Добавь к этому низкую температуру на улице, если повезет — боковой ветер, плюс килограммы зимней одежды на нем. Если максимально облегчить мою зайку: выкинуть кресла из салона, обшивку, снять всю музыку, поставить слики, залить полный баллон закиси, а бензина — литра четыре, не больше, то на четверти мили — не знаю, но на одной второй мили я его порву.

— Брось, — похлопал меня по плечу Саша. — Повторяю еще раз: это невозможно. Это же Yamaha R1, помнишь? Разгон до сотни — две секунды, плюс закись. Он сделает тебя — к гадалке не ходи.

— Ну, — развел я руками. — Невозможного вообще мало.

— Братан, брось! — тезка схватил меня за рукав. — Ты же не собираешься гоняться с ним?

— Почему это не собираюсь? Конечно, я собираюсь!

Жесткими, решительными шагами, перемалывая подошвами "гриндерсов" мусор на полу, я подошел к гонщику. Тот дымил сигаретой, любовно поглаживая сиденье супербайка.

— Евгений, мы тут посовещались, — начал я. — Поскольку регламента для соревнований подобного рода не существует, неплохо бы увеличить дистанцию в два раза, то есть до одной второй мили.

— Половина мили? — нахмурился расер. — Восемьсот четыре метра? Что же, принимаю ваши условия.

Евгений протянул ладонь, я ответил крепким рукопожатием. Сделка заключена, обратно хода нет.

И тут до меня дошло! Как ловко развел меня тезка! Хитрый черт! В очередной, наверно сотый, если не тысячный раз, я дал поймать себя на "слабо"! Как глупо и непростительно!

Да, Пчелкину такой ход дался легко — он практически ничем не рисковал. Практически? Да совершено ничем. Только троллейбусом, который ему самому надоел, да коттеджем, который совершенно ему не нужен. Я же поставил на кон самое дорогое, что у меня есть — мою милашку. И назад пути нет!

— Решено? — Евгений взялся за дужку своих очков. — Тогда завтра в полдень встречаемся на взлетном поле авиационного училища. Я был уверен, что вы не откажете мне в удовольствии, и позволил себе арендовать его. Думаю, часа нам хватит?

— Хватит, — задумчиво кивнул я.

— Тогда — до завтра.

Гонщик снял очки, достал из кармана сложенный вчетверо платок и с невозмутимым видом начал протирать линзы. Я смотрел на него, вытаращив глаза. Нет, линзы он протирал как любой другой нормальный человек. Но его глаза… белки без зрачков! Он — СЛЕПОЙ!

Из помещения меня вывел тезка, поддерживая за руку точно так же, как и водитель своего босса. Я не видел абсолютно ничего вокруг себя, перед глазами стояли те белки без зрачков. Он — слепой! Как же он гоняться будет?

Хотя, пилить по прямой, изучив наизусть расположение рычагов, кнопок и педалей — невелика премудрость. С другой стороны, знал бы я это раньше — отдал бы титул без боя. Человек без зрения, занимающийся автоспортом, заслуживает самого глубокого уважения.

— Ни черта себе! — прошипел я, сев в джип.

— Да, байк — что надо, — согласился тезка.

— Я не про это. Ты видел? Он — слепой!

— А ты не знал? — удивился Саша.

— Нет, конечно. А ты знал?

— Нет. Наверно потому он и гоняет только в дрэгах, — пожал плечами Пчелкин. — Ладно, куда тебя? Домой?

— Ах ты, конь фанерный, — я, вспомнив недавний развод, пихнул его кулаком в бок. — Вот ты засранец-то, а? Как ты меня опрокинул?

— Ладно тебе, — самодовольно улыбнулся друг. — Силы побереги. Тебе еще машину готовить.

— А здесь ты ошибаешься. Нам машину готовить.

Не теряя времени, не заходя домой, я увел свою зайку от подъезда и перегнал в гараж, давно превратившийся в мастерскую. Тезке тоже нашлось дело — он отправился заправлять баллон закисью и откапывать свой прицеп, на котором моя крошка впервые была привезена на гонки той памятной ночью. Но, если тогда это был понт чистой воды, то сейчас — прямая необходимость. На сликах я просто не доеду по заснеженным улицам до места проведения гонок, к тому же предстояло снять с автомобиля все то, что предназначено для человека, включая, разумеется, отопитель и стереосистему. До старта оставалось менее суток.

Если с сиденьями и обшивкой салона я управился достаточно быстро, то с акустикой возникли некоторые сложности. Мало снять ее, надо потом вернуть все на место, а, учитывая путаницу проводов, завязанных в совершенно немыслимые узлы и проложенных в весьма труднодоступных местах, сделать это непросто.

Стараясь выиграть каждый грамм, я снял всю шумоизоляцию. Теперь, несмотря на относительно "спокойный" Ванкель, в салоне стоял невообразимый грохот. Задние фонари, хотя и весили немого, но, все же чего-то весили, так что они тоже отправились на отдых, а зияющие провалы я заклеил скотчем. Та же участь постигла зеркала. Они, кроме всего прочего, отрицательно влияли на аэродинамику. Штампованные диски, обутые в слики, скрылись под монолитными колпаками.

В результате всех трансформаций моя киска смотрелась достаточно уродливо, но, потеряв в эстетике, она заметно приобрела в динамике. Что поделать? Есть красивые машины, а есть — быстрые.

— Ну и кошмар, — покачал головой тезка, разглядывая результат наших совместных усилий.

— Зато я его точно сделаю, — заверил я, прикуривая сигарету.

Домой я вернулся далеко за полночь. Таня, ожидавшая продолжения банкета, была жестоко разочарована. Сил у меня совершенно не осталось. На все приставания я ответил храпом.

Утром меня разбудил тезка. Супруга решительно ничего не понимала, но объяснять ей, как и Алле, никто ничего не собирался. Смысла это совершенно не имеет: криков и причитаний не оберешься, а толку — нуль.

— Позавтракай хоть, — предложил Саша. — Ты же не думаешь, что это так критично на весе скажется?

— Не хочу, — отрицательно покрутил головой я.

Есть я не стал даже не из-за соображений экономии веса. О чем речь? На мне только одежды несколько килограммов. Если так бороться за каждый грамм — до паранойи дойти можно. Просто кусок в горло не лез.

На аэродроме штурманского училища немногочисленные зрители предстоящего твина собрались уде в половине двенадцатого. Впрочем, непосредственно зрителей было всего двое: водитель Евгения и какая-то шишка из института с погонами полковника. Хотя, Пчелкина тоже можно отнести к зрителям — непосредственно в процессе он участия не принимал.

Из организаторов, "третейских судей", присутствовала Лена, которая даст отмашку, и Паша, который зафиксирует победителя. Президент ЛЛАС расставлял в конце дистанции в восемьсот четыре метра измерительное оборудование, позволяющее вычислить победителя в случае, если расеры прибудут к финишу одновременно. Почти одновременно. Приготовления проводились в полной тишине.

— Слышь, — подошел я к поводырю гонщика. — Тебя как звать-то?

— Серега.

— Вот что, Серега… давно это с ним?

— Что? Ах, это… с рождения.

— Ни хрена себе! — изумился я. — А за рулем он давно?

— Без понятия, — пожал плечами шофер. — Сколько его знаю.

— Обалдеть! — прошептал я.

— Это еще что, — усмехнулся Серега. — Как он в боулинг играет! Одни страйки вышибает!

Этот человек все больше и больше удивлял меня. Пора удивить и его.

Половина мили — около двадцати секунд. Никогда еще от столь ничтожно малого промежутка времени в моей жизни не зависело столь многое.

На взлетной полосе, ревя двигателями, стояли два транспортных средства: тюнинг-кар и супербайк. Вперед, на сколько хватало глаз, уходила бетонка, с которой взлетали и на которую садились тяжелые учебно-боевые бомбардировщики. Но еще никогда эта дорога не знала таких скоростей, на которых очень скоро пронесутся автомобиль и мотоцикл.

Евгений, упакованный по всем правилам в комбинезон и обтекаемый шлем, восседал на своем коне слева от меня. Его байк, сориентированный Сергеем строго по полосе, грозно рычал двигателем. Мой РПД, хотя и не столь громкий, переговаривался с собратом о чем-то своем, моторском, не понятном человеку.

Лена, одетая по случаю в самую короткую юбку, самую короткую шубку и самые высокие сапоги на самых высоких каблуках, стояла сбоку от трассы. Учитывая обстоятельства, в отмашке не было необходимости, и девушка сжимала в руках мегафон. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, приоткрывая манящую темноту, в которую уходили чулки в крупную сеточку, и ждала своего часа.

— Молчи уж, — небрежно бросил я Изе, сидящим, за неимением других кресел, кроме пилотского, на полу.

Медведь и не думал что-то говорить. В его взгляде, упертом туда, где раньше была торпедо, не было и проблеска мысли. Ему было глубоко наплевать, кто сегодня выиграет. А мне — нет. Двадцать секунд, всего двадцать секунд…

Вот Лена поднесла к уху рацию, Паша сообщал, что все готово, можно начинать. Все! Пан или пропал! Девушка поднесла к губам громкоговоритель.

— Готовы?

Ее голос, многократно усиленный, пронесся эхом над полем. Я поморгал фарами, соперник — тоже. Мосты сожжены.

— Три, два…

Пальцами, побелевшими от напряжения, я вцепился в рукоятку коробки передач. Кулак Евгения повернул рукоятку газа до упора.

— СТАРТ!

Байк, поднявшись на "козла", рисуя задним колесом угольную черту, рванул вперед. Хвост мотоцикла полностью скрывался в клубах дыма. В первые же мгновения двухколесный монстр сделал меня на добрый десяток корпусов!

Педаль, передача, педаль. Моя крошка, похудевшая почти на тонну, проявила редкую резвость, одним махом преодолев расстояние почти в полсотни метров. Даже сквозь рокот двигателя я слышал, как затрещали от резко возросшей нагрузки крепления кресла.

Педаль, передача, педаль. R1, наконец, приземлился на второе колесо. Евгений максимально прижался к супермото, уменьшая площадь лобового сопротивления. Он отрывался.

Педаль, передача, педаль. Жухлая трава, росшая в щелях бетонных плит, вырванная потоком воздуха с корнями, плотной стеной шла за гонщиками. Спицы заднего литого диска Yamaha, превратившиеся в один сверкающий на солнце круг, постепенно приближались к переднему левому крылу моей крошки. Байк сдавал лидерство.

Педаль, передача, педаль. Видеть меня Евгений, конечно, не мог. Но он прекрасно слышал нарастающий гул Ванкеля. Не доезжая нескольких метров до отметки в четверть мили, байкер утопил кнопку впрыска закиси. Японец превратился в метеор, рассекающий воздух, как раскаленный нож масло. Он отрывался так быстро, что, казалось, мои карты биты. Не то что перегнать, а, даже догнать его казалось невозможным. Но в моем рукаве остался еще один козырь.

Педаль, передача, педаль, кнопка. Старт, финиш, стрела взлетной полосы, супербайк… все это осталось в другой реальности. Стрелки всех приборов мгновенно зашкалило. Что-то невидимое, большое и тяжелое надавило на грудь. К горлу подкатывала тошнота.

R1, израсходовавший свою закись слишком рано, прекратил разгон так резко, словно был привязан резиновым тросом к стартовой черте, растянувшимся до предела, и тянущим теперь мотоцикл обратно.

За двадцать метров до финиша, едва не опрокинув Yamaha порывом ветра, я вырвался вперед. Я его сделал! В Пашиных приборах не возникло необходимости, моя победа не вызывала сомнений.

Не пользуясь тормозами, постепенно снижая скорость, я прокатился на нейтрале около полутора километров. Теперь, когда стрелка спидометра упала до сотни, можно было смело топить педаль.

Соперник, эффектно поставив супермото на переднее колесо, остановился чуть сзади. Спрыгнув с байка, он уверенно зашагал на звук моего двигателя.

— Поздравляю с победой, — улыбнулся он, протягивая руку. — Вы действительно номер один, Александр.

— Нет Евгений, — рассмеялся я, пожимая его ладонь. — Может быть, я и чемпион, но номер один — вы.

— Вот этого не надо, — резко ответил гонщик. — Не надо делать скидок. Здание ваше, владейте. Документы можем оформить прямо сейчас.

Глава третья.

Хотя за строение мы не заплатили ни копейки (сказать, что оно досталось даром, язык не поворачивается), Pagero и коттедж Пчелкина пришлось продать. Расходы на реставрацию и декорации были ошеломительные. Все наши сбережения ушли в клуб. Назвать его решили просто — "Четверть мили". Какого черта? Ведь этот клуб делают расеры, и делают его для тех, кому за "300", значит и название у него должно быть соответствующее.

К лету работы над экстерьером и интерьером были почти завершены. Дизайном занимались Таня с Аллой. Получилось, по-моему, неплохо. Проблем с подбором персонала на первых порах тоже не было. Если с официантками, охраной и даже ди-джеями особых сложностей не возникло, то творческая интеллигенция нас с тезкой просто заколебала. Хотя кастингом занимался перекупленный из "Неона" хореограф Кирилл Мешков, каждая певица и каждая стриптизерша стремилась пройти смотр не на сцене, а в моей или Сашиной постели. Плюнув на это дело, мы с Пчелкиным занялись другими проблемами, редко появляясь в клубе и оставив за рулевого Кирилла.

Наконец, наступил момент, требующий нашего непосредственного участия. До открытия оставалось меньше недели, и Мешков, не желая брать всю ответственность на себя, потребовал, чтобы хозяева клуба утвердили культурную программу.

И вот мы с женами сидели за столиком перед сценой, являясь единственными зрителями представления. Первыми выступали две певички, которых можно было смотреть, отключив звук. За ними высокая, статная, грудастая, жгучая брюнетка исполняла стриптиз. В этом танце все не так просто, от хореографа зависит не меньше, чем от внешности девушки. Танец может быть столь завораживающим, что от внешности будет значить очень и очень немого.

— Подожди, крошка, — остановил я девушку. — Кир, тебе не кажется, что это движение слишком пошлое? — повернулся я к Мешкову.

— Какое? Вот это? — хореограф дал знак стриптизерше, и она тряхнула грудью.

— Нет, перед этим. Покажи еще раз.

Девушка, развернувшись, сделала широкий полукруг попкой.

— Да-да, — закивал я. — Именно это я и имею в виду.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Кирилл. — Повтори, пожалуйста.

Стриптизерша снова вильнула задом.

— Ну… — задумался хореограф. — Разве что самую малость.

— А можно на бис? — тезка отвлекся от стакана с пивом.

— Сиди уж, пей, — недовольно буркнула Алла.

Брюнетка, фыркнув, повторила фигуру высшего пилотажа.

— Понимаешь, Кир, — продолжил я. — Мы же не порнуху снимаем. Стриптиз должен быть красивым, обворожительным зрелищем. Стриптиз не должен развращать, он должен показать красоту женского тела, красоту линий, движений без всякой пошлости.

Таня одобрительно кивала, соглашаясь со мной, Пчелкин изучал дно своего стакана, Алла же еще не решила, чью сторону принять.

— Знаешь, Саша, я — творческая личность, — выпалил Мешков. — Не надо на меня давить. Из-за одного движения, которое тебе не нравится, я не собираюсь переписывать весь танец! Не нравится? Можешь лучше? Вперед!

— Так, тихо, а? — повысил я голос. — Я, как хозяин заведения, высказал свои замечания тебе, как наемному работнику.

— Искусство не продается! — воскликнул хореограф.

— Кир, алло, как меня слышно? — прокричал я. — Ты посмотри — все со мной согласны.

Я обернулся в поисках поддержки.

— На меня-то не смотри, — развел руками тезка. — Я, когда выпью — не советчик.

— Оно безалкогольное, — напомнила Алла.

— Да ты что? — удивился расер. — Надо было раньше предупреждать. Теперь, когда я пьян, мне уже ничего не докажешь.

В ответ я удручено покачал головой. Пчелкин таким классным парнем был, я с ним, без колебаний, хоть в огонь, хоть в воду пошел бы. Когда он успел так измениться?

Точку в споре поставил человек, от которого этого меньше всего ожидали. Впрочем, и поставил он ее по-своему.

— Сан Саныч, — подошел охранник. — Там вас спрашивают.

— Кто? — поинтересовался я.

— Не знаю, — повел плечами охранник. — Два мужика каких-то, серьезных, хотят поговорить с хозяином клуба.

— Вот дожили! — стукнул я кулаком по столу. — Охрана — и ни хрена не знает. Ну, проводи, что ли.

— Что с ней-то делать? — спросил Мешков.

— Да делай что хочешь, — отмахнулся я.

Стриптизерша еще не успела сойти со сцены, а в зал уже вошли два человека в темно-зеленых костюмах, при галстуках. Однако пиджаки на них висели, словно на вешалках. Сразу было видно — к такой одежде они не привыкли, и начали носить костюмы относительно недавно. Толстые бычьи шеи и характерные выпуклости под мышками красноречиво указывали на профессию пришельцев. Один из них, посмотрев вслед уходящей девушки, плотоядно усмехнулся, второй — щелкнул языком.

— Нам охранники не требуются, — заметил я.

— Тем более — такие, — едва слышно добавил Саша.

— Мы несколько по другому вопросу, — произнес один из гостей. — Кто здесь руль?

— Я! — в один голос ответили мы с тезкой.

— Короче, мы хотим купить клуб, — объяснил цель визита жулик.

— Он не продается, — набычился Пчелкин.

— Как так? Все продается. Назовите свою цену.

— Боюсь, что в денежном эквиваленте цены у этого заведения не существует, — улыбнулся я.

— Так не бывает, — возразил бандит. — Цена есть у всего. Мы предлагаем миллион баксов.

— Это шутка? — рассмеялся тезка. — Здание, само по себе, стоит не меньше полутора.

— Хорошо — два.

— Повторяю, — прорычал я. — Клуб не продается.

— Вы уверены? — уточнил браток.

— На все сто, — заверил я.

— Ну, — развел он руками. — Как желаете. Мы заглянем через недельку, на тот случай, если вы передумаете.

— А мы передумаем? — нахмурился я.

— Всенепременно.

Гости ушли, оставив после себя тяжелое ощущение. Некоторое время мы сидели молча. Я пускал в потолок клубы дыма от Captain Black, Саша цедил пиво, Кирилл грыз ногти. Девушки вели себя так, словно произошедшее их совершенно не касается. И то верно. Делами должны заниматься мужики, для женщины главное — не путаться под ногами.

— Ты их знаешь? — осведомился у меня Пчелкин, прекращая игру в молчанку.

— Нет, — покачал я головой. — Козлы какие-то.

— Может, продолжим? — предложил Кирилл.

— Давай, — согласился я. — Что там дальше?

Дальше по списку была певица Мария Желтых. Вальяжно раскинувшись на стуле, я приготовился увидеть много обнаженного тела и мало таланта. На сцену вышла девушка в желтом топике и юбке-лапше того же цвета. Прелестное личико с пронзительными зелеными глазами окаймляли ниспадающие на плечи волосы цвета соломы.

— Давай, Маша, — махнул рукой Мешков.

Двигаясь в такт музыке, она начала петь. Господи, как она пела! Забыв про сигарету, дымящуюся между пальцами, я подался на стуле вперед. Умопомрачительно! Я не слышал песню, я слышал только ее голос. Невероятно красивый, звонкий, переливающийся сотнями оттенков голос. Увлеченный, я не сразу заметил, что Танины ноготки впились в мою руку.

— Чего тебе? — прошептал я, боясь спугнуть наваждение.

— Ее здесь не будет, — гневно прошипела супруга.

— Это еще почему? — ехидно поинтересовался я.

— Потому, что я так сказала, — привела аргумент Александрова.

— Извини, — улыбнулся я. — Но этого мало.

— А так? — Таня резко вскочила со стула. — Тогда до свидания.

— Вот дерьмо, — я бросил окурок на пол. — Таня, стой.

Жена, бодро шагая к выходу, даже не обернулась. Я догнал ее в несколько длинных прыжков, схватил за локоть и развернул к себе.

— Ты что себе позволяешь?

— А что ты себе позволяешь? Саша, я уже устала от всего этого. Думаешь, вывести меня раз в год из дома — достаточно? Мне это надоело. Если раньше я, хотя бы, получала удовольствие от твоих денег, то сейчас и их я не вижу. Все, до копейки, ты угрохал в этот клуб! Если раньше я могла прийти в магазин, купить себе шляпку, сумочку и туфельки, то сейчас я покупаю сумочку — и все! Денег больше нет!

— Извини, я себе тоже во многом отказываю, — возразил я. — Например, надо заменить заднюю подвеску на многорычажную…

— Тебе мозги заменить надо. Я, в отличие от тебя, на девок не пялюсь.

— Каких девок? Ты бредишь?

— Как это, каких? А эта Мария?

— Извини, девочка, но это моя работа.

— И работай на здоровье. Только без меня.

— Подожди, — я крепче сжал локоть Татьяны. — Чего ты от меня хочешь?

— Чего? — Александрова на секунду задумалась. — Хорошо, если ты пялишься на девок, я хочу, чтобы на меня пялились мужики.

— Не понял? — озадаченно произнес я. — Ты и так одеваешься, словно… в общем, тебе грех жаловаться.

— Я хочу танцевать стриптиз, — супруга капризно указала пальчиком на сцену.

Что же, в чем-то она права. Я дома появляюсь еще реже, если это вообще возможно, денег — кот наплакал, а из всех развлечений у супруги были только деньги. Несправедливо лишать ее столь малого удовольствия. Тем паче, я был уверен, что ничего у Александровой не получится.

— Пес с тобой, — кивнул я. — Иди, танцуй.

Таня забралась на сцену, Кирилл махнул рукой в окошечко аппаратной, полилась мелодия "Dark Night". Поглаживая себя, девушка начала раздеваться в танце. Покачивая своими прелестями, супруга потерлась спиной о столб, скинула с себя топик, сжала ладонями груди. Вскоре, все больше заводясь, она осталась в одних крошечных трусиках.

Если предыдущий танец был слегка пошловатым, то этот был до такой степени извращенным, пошлым до бесконечности, возведенной в степень, что слов просто не было. Татьяна выписывала в экстазе танца такие пируэты, словно намеривалась довести до оргазма не только себя, но и всех присутствующих.

— А у нее отлично получается, — заметил тезка, завистливо покосившись на меня.

— Да, неплохо, — поддакнул хореограф.

— Так, хватит, — я грохнул по столу с такой силой, что стакан с пивом подпрыгнул и приземлился на пол, разлетевшись вдребезги. — Кир, пусть он вырубит свою шарманку.

Мешков, повинуясь приказу, махнул рукой. Музыка прервалась, Таня замерла. Когда ее затуманенный взор приобрел ясность, девушка звонко рассмеялась, собрала со сцены свои немногочисленный пожитки и, не потрудившись одеться, как была, в одних трусиках, подбежала к столу.

— Ужасно, — резюмировал я.

— А, по-моему… — начал Саша, но, получив пинок под столом, изменил свою точку зрения. — Полный отстой.

— Присоединяюсь к большинству, — шутливо поднял руки, словно сдаваясь, Кирилл.

— Да что вы такое говорите? — ехидно произнесла супруга. — Да я выступала в таких местах… мужики зубы друг другу выбивали, чтобы бумажку мне за резинку засунуть…

— Чего-чего? — поднялся я. — Где ты там выступала? Какую там тебе бумажку засунуть пытались? Туалетную?

— Ах ты… — взъярилась Таня.

Но последующие ее слова потонули в оглушительном грохоте взрыва. Замерев на секунду, мы бросились туда, откуда прозвучал гром. Быстрее всех несся Пчелкин, видимо душа его чувствовала что-то неладное.

Чутье не подвело расера, на заасфальтированной площадке перед клубом догорал Сашин троллейбус. Вокруг валялись куски обшивки, несколько деталей от двигателя, чуть поодаль тлело колесо, рядом стояли двое охранников, почесывая затылки.

— Вот… твою мать! Козлы, уроды, — чуть не плакал тезка, упав на колени. — Найду — урою! Кто это сделал?

— Да, не везет тебе с джипами, — успокаивающе похлопал я по плечу друга.

— Ты! — он схватил за грудки одного из охранников и ощутимо встряхнул парня. — Хватит репу чесать! Кто это сделал?

— Я…я…я… — начал испуганно заикаться охранник.

— Что ты…ты…ты?.. ты это сделал?

— Я не знаю, — выдавил он.

— А кто знать должен? Я, что ли? — продолжал орать Пчелкин. — Я охранник, или ты?

— Здесь те двое терлись, — заметил второй. — Может, это они?

— Да, может это они, — ехидно повторил тезка. — Все, вы оба — уволены.

— Подожди, — задумчиво произнес я.

Если честно, я был рад, что кто-то наказал Сашу. Можно считать, Бог покарал за его поведение. Подумать только! Человек, которому я доверял почти как себе, который всегда прикрывал мою спину, двадцать минут назад поступил совершенно по-свински.

— О чем задумался? — осведомился тезка.

— Да так. Похоже, нас начали убеждать изменить свое решение.

— Что, серьезно? — делано удивился Пчелкин. — Это они зря. Я клуб не продам.

— Да, — согласно кивнул я. — Возможно, одного взорванного джипа мало, но, сдается мне, это всего лишь первый шаг.

— Что делать будем? — наморщил лоб Саша. — У тебя, вроде, мент знакомый был? Этот, как его? Дима, кажется?

Вот уж к кому, а к Собакину обращаться за помощью совершенно не хотелось. Человеку, один раз подложившего кусок собачьего дерьма, не было совершенно никакого доверия. Если подумать, верить можно, вообще, только врагам. Лишь они никогда не врут, говоря "худо будет" и претворяя свою угрозу в жизнь всеми правдами и неправдами.

Да, опер, возможно, мог решить эту проблему в два счета, но у меня на примете был еще один человек, достаточно серьезный, как я успел убедиться. Кто? Слепой байкер — Евгений.

— Нет, Саша, — покачал я головой. — Мы пойдем другим путем.

Оставив тезку на попечение Аллы, я отправился домой. Таня всю дорогу сидела молча, обиженно надув губы. Лично я не видел ничего неправильного в своих действиях, но она своим убитым видом заставила почувствовать себя виноватым. По прибытию в родную крепость, девушка заперлась в спальне и врубила музыкальный центр на полную катушку.

Крепко обиделась. Возможно, и я был не совсем прав, ограничивая ее. Выпив чашку кофе, выкурив сигарету, я постучал в дверь спальни.

— Таня, открой.

— Я тебя не слышу! — прокричала в ответ супруга.

— Ну же, открой, пожалуйста.

Музыка стихла, раздался топот ног девушки, щелчок замка. Смешно ступая на пятки, Таня вернулась на кровать. На тумбочке стояла бутылочка с лаком, три ногтя на ноге супруги выделялись красным цветом. Осталось еще семь. Любимая встряхнула пузырек, извлекла кисточку и продолжила свое занятие.

— Красиво, — оценил я.

— Хочешь попробовать? — она протянула мне кисточку.

Я осторожно провел кроваво-красную линию на ноготке девушки. Получилось немного неровно, мазок чуть-чуть залез на кожу. Ну, не Пикассо. С лакокрасочными работами у меня всегда были проблемы.

— Какой же ты, Саша, стал сволочью… — вздохнула Таня, рассматривая кляксу на своей ноге. — Каким ты был раньше…

— Сумасшедшим? — подсказал я.

— Да, сумасшедшим.

— Я и сейчас такой. Доказать?

— Да, — улыбнулась девушка. — Докажи.

— Обязательно, — пообещал я. — Только потом. Сейчас у меня дела.

Выскакивать из комнаты пришлось быстро, так как в голову летела бутылочка с лаком, грохнувшаяся в вовремя закрытую дверь. Сегодня надо еще успеть переговорить с Евгением. На ходу схватив куртку, я затопал по лестнице.

Глава четвертая.

Мои нервы, закаленные в боях на трассе, успели стать крепче стали, чего не сказать о нервах Пчелкина. Он ходил по кабинету на втором этаже "Четверти мили", грызя зубочистку. А волноваться было от чего. Сегодня презентация клуба, в который мы вложили немало сил и средств. Оглядываясь назад, тщательно взвесив все килограммы сожженных нервных клеток, километры выкуренных сигарет и литры выпитого кофе, я думал, что в жизни не возьмусь больше за подобное мероприятие.

Сегодня, пожалуй, самый важный день в истории клуба. Ведь известно: как помажешь так и поедешь. В зале не было ни одного случайного человека, лишь "акулы пера" местных печатных изданий, обозреватели с телевиденья да очень хорошие знакомые. Ударить в грязь лицом очень не хотелось.

— Сядь уже, — цыкнул на Сашу байкер. — Достал уже.

Тезка приземлился на диван, но вытерпел минуты две от силы, после чего продолжил метаться, как лев в клетке.

— Вот одолел, — проворчал Евгений Федоров. — Может, в картишки перекинемся?

Пчелкин проигнорировал предложение, выплюнул в пепельницу изгрызенную зубочистку, схватил новую и продолжил нарезать круги.

— С тобой, что ли? — усмехнулся я.

— А что такого? — хмуро свел брови гонщик. — Боишься?

— Давай, — махнул я. — Во что?

— В очко? Годится?

Предупредительный Сергей достал из внутреннего кармана пиджака колоду карт и вложил ее в руку слепого. Тот взвесил стопку и протянул ее в мою сторону.

— Сдавай.

Перетасовав колоду, я положил две карты рубашкой вверх на стол перед Евгением, и одну, червонную даму, перед собой. Поводырь хотел посмотреть сдачу, но байкер поспешно накрыл карты рукой.

— Еще.

— Уверен? — осведомился я.

— Конечно, я уверен. Еще.

Карта, прокатившись по лакированной столешнице, замерла рядом с двумя своими сестрами. Федоров поспешно сложил их стопочкой и прижал пятерней к столу.

— Ммм… еще, — пожевав губы изрек он.

— Евгений Андреевич… — начал Сергей, положив руку на плечо босса.

— Тихо, — расер повел плечом, сбрасывая руку водителя. — Еще.

Четвертая карта повторила путь предыдущей, скрывшись под ладонью байкера.

— Себе, — произнес гонщик.

Глубоко вздохнув, я взял карту из колоды. Четверка. Итого — четырнадцать. Что там, интересно знать, у Евгения? Он даже не посмотрел! Нет, именно это и не удивительно, но, хотя бы Сергей мог сказать шефу, что у него за карты. А, вообще, от этого парня можно ожидать всего чего угодно. Даже того, что у него там, в четырех картах, набралось ровно двадцать одно. Тогда тянуть дальше не имеет смысла. Хотя… хотя там может быть и меньше. Но может быть и больше. К черту.

Я осторожно потянул верхнюю карту. Здесь окажется семерка, семерка, семерка… перевернув пластиковый прямоугольник, я увидел нагло улыбающуюся, прищурив один глаз, пиковую даму. Двадцать четыре.

— Ну? — нетерпеливо осведомился Евгений.

— Баранки гну, — буркнул я. — Что там у тебя?

— Я-то откуда знаю? Я слепой, помнишь? Сам скажи.

Дрожащей рукой я перевернул первую карту. Хотя на кону ничего не стояло, эта победа была для меня не менее важна, чем предыдущая. Я живу для победы, и не обязательно за рулем. Я — лучший, я должен быть лучшим…

Пятерка. Начало многообещающее. Я перевернул вторую карту. Пятерка. Шансы у байкера довольно неплохие. Третья карта. Десятка! Итого — двадцать. Приготовившись к невероятному, к тому, что четвертая карта — туз, я перевернул и ее. Валет! Итого — тридцать!

— Сколько? — поинтересовался Федоров.

— Тридцать, — ответил я.

— Вот шляпа! А у тебя?

— Э-э… двадцать…

Сергей вежливо кашлянул.

— …четыре, — закончил я. — Двадцать четыре.

— Что за жизнь? — Евгений хлопнул себя по коленке. — Каждый так и норовит слепого обуть. Ладно, я не злопамятный. Хочешь, анекдот расскажу?

— Давай, — тезка, уставший от ходьбы, рухнул на диван. — Трави свою байку.

— Да, тебе тоже интересно будет, — кивнул байкер. — В общем, встречаются два депутата, и один говорит другому: "У меня для тебя две новости: хорошая и плохая. С какой начать?". "Давай, — говорит второй, — с плохой". "Знаешь, — отвечает первый, — мы с тобой такие занятые люди, все время в Думе проводим, с женами не спим… короче, они лесбиянками стали". "Дела, а какая хорошая?". "Ты мне тоже нравишься".

— Хм, смешно, — усмехнулся Пчелкин, имея в виду, скорее не смысл анекдота, а сам анекдотом.

— А я потом посмеюсь, — зевнул я. — Не против?

— Обязательно, — рассмеялся слепой. — Обязательно посмеешься.

Глупый, старый, бородатый анекдот. К чему Евгений его рассказал? Я успел достаточно хорошо узнать этого человека, чтобы понимать, что он никогда и ничего не делает просто так. В каждом его жесте, каждом движении, каждой мысли был заложен строго определенный, нередко понятный только ему, смысл. Иначе и быть не могло. Слепой с рождения, этот парень привык все досконально просчитывать. В противном случае таких высот Федоров никогда бы не достиг, и клеил бы сейчас коробочки в каком-нибудь обществе для слепых, а не сидел передо мной, одетый в шмотки от Gucci.

— Сан Саныч, — в кабинет, еле приоткрыв дверь, просунув голову в щель, заглянул охранник. Один из тех, кто не уследил за джипом Пчелкина. — Все уже в сборе.

— Уже идем, — произнес я. — Уже идем.

— Сан Саныч, — охранник набрался смелости, и, боязливо теча по стенке, проник в кабинет. — Я не знаю, может это и не важно… пацаны просили вам не говорить…

— Чего еще? — недовольно буркнул Саша.

— Электрик сегодня проходил… — продолжил секьюрити. — Сказал, хозяин вызывал свет в кабинете починить…

— И что? — насторожился я.

— Ну, мы его пропустили…

— В этот кабинет? — уточнил я.

— В этот кабинет, — подтвердил охранник, опустив взгляд в пол.

— Молодца, — Пчелкин провел взглядом по стенам помещения. — Молодца. Саш, ты электрика вызывал?

— Нет, — покачал я головой. — А ты?

— Тоже нет, — щелкнул языком тезка. — Так, кто с тобой был?

— Колян и Вован, — сдал своих "подельников" дуболом.

— Вован — это не тот, с которым вы мой Крузак проворонили? — осведомился Саша.

— Тот, — виновато кивнул охранник.

— Молодца, — повторил друг. — Ты, вот что, зови их сюда. Мы пока подождем.

Секьюрити отправился за своими коллегами. Пчелкин, как только за ним закрылась дверь, бросился к сейфу, набрал код, распахнул толстенную стальную дверцу. Денег здесь хранилось немного: месячная зарплата сотрудников, да некоторые копейки на текущие расходы. Главной ценностью были учредительные документы, но все оказалось на месте. Тем более непонятна цель визита неизвестного якобы электрика. Разведка? Смысл?

Мы повернулись к Федорову, как самому рассудительному из присутствующих. Тот молчал. Какие-то контакты в его мозгу, конечно, замыкались, но свое мнение байкер пока держал при себе. Серега, похоже, вообще не думал, привыкнув, что такими делами занимается босс.

В дверь робко постучали.

— Давай, давай, — пригласил Саша. — Проходите, не стесняйтесь.

Повесив головы, зажавшись, уменьшившись в габаритах почти вдвое, в кабинет вползли три танкиста. По размеру лобовой брони, толщиной в три пачки маргарина, эти трое могли поспорить с любым танком.

— Молодца, — в третий раз повторил Пчелкин. — Герои! Колян, Вован, и… Стасян, кажется? Вот перед вами оба хозяина, вот вы перед нами. Теперь попробуйте доказать, что кто-то из нас предупреждал вас, что придет электрик. Ну, давайте, чего молчите? А знаете, почему вы молчите? Потому что никто ничего подобного вам не говорил. Значит так, Стасян и Вован…

— А я? — напомнил о себе третий.

— Да, ты же с ними был, — согласился тезка. — И, конечно, Колян — уволены! Чтобы через пять минут я вас не видел.

— Но, Александр Константинович…

— Никаких "но"! Брысь отсюда!

— Что за манера такая, а? — поинтересовался я, когда затих шум шагов бывших охранников. — Увольнять всех? Лажанулись пацаны раз-другой, ничего же не случилось?

— Когда случится — поздно будет, — процедил сквозь зубы Саша.

— И так штат урезан, — напомнил я. — А ты остатки разгоняешь.

— Господа, — задумчиво произнес Евгений, уставив свои невидящие глаза в потолок. — А вам это не кажется странным?

— Ты про электрика? Своевременное замечание, — ехидно заметил я.

— Это само собой. Вас не наводит ни на какие размышления то, что и джип взорвали в их смену, и электрик этот приходил в их смену?

— Наводит, — кивнул друг. — Редкостные раздолбаи.

— Потом, о'кей? — взмолился я. — И так уже везде опоздали.

Мы поспели как раз к окончанию Машиного номера. Публика, затаив дыхание, смотрела на девушку, несколько человек поспешно строчили что-то в блокнотах. С этими все ясно — журналисты. Впрочем, многие не обращали внимания на сцену, сосредоточившись вокруг двух главных экспонатов вечеринки: моей ВАЗ-2110 и Yamaha R1 Евгения. Паша, увидев нас, помахал рукой.

Клуб вышел на славу. Большую часть помещения занимала именно ресторанная зона, отделенная от танцпола звуконепроницаемой перегородкой. Правда, несмотря на несколько слоев изоляции, при прокачивании музыки на предельных децибелах, столы ощутимо подпрыгивали на басах, заставляя посуду мелко дребезжать. Строители, как обычно, раскатав акт скрытых работ на три тома, едва ли сделали хотя бы половину. Пусть это останется на их совести, что теперь поделать?

Пчелкин сосредоточил свое внимание на клетках со стеклянными прутьями и неоновой подсветкой, в которых танцевали полуголые девчонки. Кому что, а кобелю — гармошка. Одна из стриптизерш — длинноногая блондинка с татуировкой над правой грудью — послала Саше воздушный поцелуй. Тот, поморщившись, сделал еле уловимый знак рукой, означающий "тс-с-с".

Кажется, все приглашенные были на месте, не мог я найти лишь двоих человек: Таню и Аллу. Пробираясь между столов, кивая знакомым, одев на лицо дружелюбную улыбку, я достиг столика у бара, за которым сидел Мешков.

— А, вот вы где, — недовольно пробурчал хореограф. — Где вас только носит? Вы в курсе, что мне за вас вступительную речь произносить пришлось? Хорошо еще, что я слышал, как вы репетировали…

— Премию получишь, — отмахнулся я. — Ты Таню не видел?

— Видел, — кивнул Кирилл.

— Где?

Тот молча кивнул на сцену. Мария Желтых, откланявшись под громогласные овации, ушла за кулисы. Как и в прошлый раз, слов я не слышал. Могу побиться об заклад, что и немногие из присутствующих вслушивались в песню. Девушка отлично держала на себе внимание, обходясь без излишнего эротизма. Что-то в ней было такое, что заставляло смотреть в ее пронзительные зеленые глаза, оглохнув и практически ослепнув. Певица ушла со сцены, освободив место для конферансье.

— А сейчас, — произнес он в микрофон. — Две жрицы любви с греческого острова Лесбос. Приветствуем, Кассандра и Кассиопея!

— Это еще что? — повернулся я к Мешкову. — Что-то я такого номера не припомню.

— Смотри, пока можешь, — ответил за него Евгений.

Оно действительно того стоило. Свет погас, полилась медленная мелодия Barcode Brothers, внезапно на сцену ударил свет двух прожекторов, осветив прислонившихся друг к другу спинами Таню и Аллу, одетых в бесформенные майки, едва дотягивающие до пупка, и обтягивающие шорты. Вот Александрова, развернувшись к подруге, скользнула руками по ее телу и опустилась на колени, прогнув спинку. Пчелкина, встав на четвереньки, потянулась к губам Тани, проведя свисающими волосами по выступившим из-под одежды грудям моей супруги. Дальше я смотреть не мог.

Медленно сжимая кулак, я развернулся к Кириллу. Без его участия здесь явно не обошлось. Бедный парень радостно улыбался, не зная, что его ожидает. Резко, без замаха, я выпустил снаряд в глаз творческой личности. Мешков, не успев ничего понять, кубарем скатился со стула. Подойдя к бессознательному телу, я приподнял его за грудки, и прошептал на ухо:

— Уволен.

— Зачем ты так? — пожал плечами тезка. — У нас и так штат урезан…

— А тебе нравится? — оторопел я.

— Ну, могло бы быть и лучше, — согласился Саша. — Но сойдет и так…

— Лучше молчи, — махнул я рукой.

Следующий на очереди — байкер. Теперь я понял смысл его анекдота, но смеяться от чего-то совершенно не хотелось. Возможно, избиение калек не совсем соответствует правилам хорошего тона, но в любых правилах найдется свое исключение. Как раз на такой случай.

— Слышь, шутник хренов, — сделал я шаг к Евгению.

Между нами незамедлительно вырос Сергей. Похрустывая костяшками пальцев, защитник вызывающе смотрел на меня с высоты своего почти двухметрового роста. Почему-то в марте, вызывая меня на дуэль, Федоров не прятался за спину своего охранника. Я сообщил это наблюдение Сереге, но тот, нависая надо мной, как грозовая туча, ответить не потрудился.

Вполне возможно… да что там возможно? Скорее всего, я уделал бы этого громилу. Правда, не так быстро, как Кирилла, но устраивать потасовку в первый же день работы клуба, в день его презентации, было попросту недопустимо.

— Жаль, что ты этого не видишь, — прорычал я, протягивая в сторону байкера "одноухого зайца".

— Я передам, — заверил телохранитель.

Таня с Аллой продолжали свой танец, и я поспешил к сцене, вожделея одного: отвести в сторонку и как следует надавать ремнем по заднице шкодной девчонки. Сшибая стулья, натыкаясь на гостей, не тратя времени на объяснения, я двигался как танк, сминая все на своем пути. Девушки на сцене уже успели снять друг с друга майки.

— Эй, — остановил меня, беспардонно схватив за руку, немолодой мужчина в очках с дымчатыми стеклами, седыми волосами и пышными усами. — Ты здесь работаешь?

— Типа того, — кивнул я.

— Сколько?

— Что — сколько? — не понял я.

— Ночь с этими двумя кошечками, — пояснил наглец. — Сколько?

Вместо ответа я провел замечательный, блестящий хук справа, которого хватило бы на десять братьев Кличко. Мужчина, сметая бутылки, тарелки и стаканы, рухнул на стол. Из зала раздались женские крики. Люди из-за соседних столиков моментально переместились подальше от линии фронта. Тормоза у меня сорвало окончательно, и я замахнулся для второго удара.

— Ты что делаешь? — завопил тезка.

— Знаешь, что он спросил? Сколько стоят наши жены!

— Сученыш! — прошипел Саша, бросаясь на добычу.

Оставив извращенца на попеченье друга, я продолжил свой путь. Спешить было уже некуда. Обе девушки оголились полностью, выбросив последние предметы своего туалета в зал. В буйстве танца они не замечали происходящего здесь. Разгоряченный предыдущими схватками, я в один прыжок заскочил на сцену, и, широко размахнувшись, залепил супруге пощечину.

Дальнейшее я помнил плохо. Кажется, меня скрутили свои же охранники. Молодцы ребята, впятером-то на одного. Кажется, я пил. Кажется, много пил. Последний раз я так набирался года три назад, и тогда тоже из-за Тани. Что она со мной делает? Какого черта мы вновь повстречались? Дрянь…

Глава пятая.

Проснулся я от ощущения чего-то жесткого под щекой. Попытавшись утроиться поудобнее, пошарив рукой в поисках подушки или одеяла, я сшиб какую-то склянку, разбившуюся с громким дребезгом. Продолжив поиски более осторожно, я нащупал кучу бумажек и горку бычков, но постельных принадлежностей так и не нашел. Черт, да что же это?

Переборов желание вновь провалиться в забытье, я открыл глаза. В зеркале отражалась моя небритая физиономия с опухшими глазами. Обстановка помещения что-то напоминала, но не мою спальню — это точно. Где же это я? Наконец дошло: я на столе в своем кабинете. Что я здесь делаю? Солнце за окном поднялось уже достаточно высоко, так что презентация, несомненно, закончилась.

И стоило? Стоило так напиваться из-за одной дуры? Голова трещала, словно двигатель без масла. На полу, рядом со столом, играя веселыми бликами в солнечных лучах, валялись осколки только что разбитой бутылки. Чуть поодаль — еще две бутылки из-под коньяка. Неужели, я все это один выпил? Вот это я понимаю — крышу снесло.

Оперевшись на стол, я попытался подняться с кресла. Ноги, затекшие от ночи, проведенной в неудобной позе, сразу подкосились и я рухнул на пол. Нет, это уже явный перебор. Скрипнув зубами, я предпринял вторую попытку, более удачную. Но дальше дело не пошло — не сделав и трех шагов, я запутался в ногах и снова встретился с полом. К сожалению, не женским, а другим, более твердым.

— Сан Саныч?

В кабинет, услышав шум, вбежала Мария Желтых. На ней по-прежнему был концертный костюм. Интересно, какого черта она здесь делает так поздно?

— Сан Саныч, вам помочь? — девушка взяла меня за локоть, помогая подняться.

— Лучше кофе сделай, — прохрипел я. — Покрепче.

Мужская гордость не позволяла позволить женщине помочь встать мне на ноги. Еще чего не хватало! Все же я оставался мужиком. Сделав вид, что так и задумано, что по распорядку рабочего дня для директора настало время немного поваляться на полу, я подождал, пока девушка убежит в бар, а сам, нечеловеческим усилием собрав всю силу воли в кулак, поборов силу тяжести и собственную дурость, вернулся в кресло. Расслабляя и снова напрягая мышцы ног, я восстанавливал кровообращение.

— Ваш кофе, — Маша вернулась в кабинет с чашкой дымящегося напитка в руке.

По помещению разнесся аромат крепкого кофе. Завладев кружкой, я жадно, словно наркоман, добравшийся до иглы после долгого перерыва, отхлебнул обжигающую жидкость. Кровь в венах забурлила с новой силой, голова начала постепенно проясняться.

— Ты-то почему не дома? — осведомился я у девушки.

— За вами осталась присмотреть, — скромно потупила взор певица.

— Спасибо, — произнес я, перетасовывая колоду карт, забытую Евгением. — Сыграем?

Не то чтобы у меня было непреодолимое желание перекинуться в картишки, но голова буквально распухала от мыслей, большей частью — не очень добрых, а партейка в бдекджек, как я успел убедиться, способствует размягчению мозга. По крайней мере, появляются другие приоритеты и азарт игры вытесняет из головы все остальное.

— Во что?

— В очко? — предложил я.

— Не думаю, — ответила Мария. — Играть в карты без ставок неинтересно.

— Хорошо, — согласился я. — На что играем?

— А у меня есть что-то, что может вас заинтересовать?

— На раздевание? — улыбнулся я. — Ты проигрываешь — снимаешь одну вещь, я проигрываю — плачу тебе сотню. По рукам?

Говорят, если не везет в карты — повезет в любви. В карты мне не перманентно везло, как и в любви. Где же правда? Одно хорошо — я отвлекся от мыслей о Тане, ее выходке, ночном мордобое и так далее. Голова работала в одном направлении: выиграть.

На столе лежали уже пять сотенных бумажек, а Маша сняла только одну сережку. Я начал беситься, карты с моей подачи скользили по лакированной поверхности и падали на пол. На тело певицы я чихал с высокой колокольни, голых баб я повидал на своем веку достаточно. Дело было в принципе.

— Зачем так нервничать? — игриво подняв бровь, осведомилась Желтых.

— Не люблю проигрывать, — ответил я, пытаясь просветить взглядом карту.

— Может, я сразу разденусь, и все будут довольны? — предложила Мария.

— На счет тебя не скажу — не знаю, но я доволен не буду точно, — возразил я.

— Это почему? — удивилась девушка.

— Как почему? Должен же быть азарт, накал страстей и все такое, — пояснил я. — Разденешься ты, и что? Как это будет смотреться?

— Пошло, — догадалась Маша.

— Точно, — ткнул я пальцем в стол. — Твоя сдача.

И тут карта поперла. У меня, что ни кон, выпадала обязательно картинка и туз, у девушки перебор шел за перебором. Того не лучше. Не люблю, когда меня за малого ребенка держат. Очко — это очко, а не поддавки. Скоро, очень скоро, на девушке остались лишь крошечные стринги, как и следовало ожидать — цвета листьев подсолнуха. Я же не достал ни одной новой купюры. Оставался последний раунд.

Два пластиковых прямоугольника, с тихим шелестом прокатившись по столу, врезались в мой локоть. Согнув посередине, я посмотрел карты. Десять и два, итого — двенадцать. Или Маша сплоховала, или ей надоело поддаваться, и девушка решила меня немного помучить. Следующую карту в колоде, со следом ногтя на уголке, я уже успел запомнить. Король. Перебор. Или жестокий недобор. В любом случае раунд остается за певицей.

— Себе, — буркнул я.

Желтых положила перед собой, рядом с восьмеркой, короля. А счастье было так близко, так возможно. Я потянулся за следующей банкнотой, но Мария, опередив меня, извлекла еще одну карту. Дама. Конечно, это перебор, и, конечно, не случайно.

— Поздравляю победителя, — улыбнулась девушка, сбрасывая с себя последний предмет.

— Угу, — кивнул я.

— Теперь-то чем ты недоволен?

Маша перегнулась через стол, ее полные влажные губы очутились в считанных сантиметрах от моих. Запах женщины, близость ее горячего, обнаженного тела, приятно будоражили меня. Не люблю, когда мне поддаются, но месть, начавшись, должна дойти до конца, до логического завершения.

— Думаю, выражу общее мнение… — прошептал я на ушко певицы, сдвигая к краю стола бумажки и пустые бутылки.

Листы бумаги и банкноты, кружась в воздухе, полетели на пол. За ними, несколько мгновений пробалансировав на краю, последовала бутылка, а за ней — рамка с фотографией Татьяны на фоне Эйфелевой башни. Таре повезло больше, а, может, она просто была крепче, но ее приземление, в отличие от фото, было более удачным. Рамка же, врезавшись в ламинат углом, раскололась на две части, стекло выпало, и, упав с высоты в два-три миллиметра, разбилось на мелкие осколки.

Мария, уже почти легшая на стол, поспешно соскочила. Тихо шевеля губами, словно читая молитву, она смотрела на осколки, покрывшие фотокарточку.

— Ну, иди сюда, — я потянулся к девушке.

— Нет! — отшатнулась Желтых. — Нельзя. Это знак.

— Что? Какой знак? — отмахнулся я. — Не говори глупостей!

Дверь в кабинет внезапно распахнулась и в помещение вошел Саша, Евгений и его альтер-эго. Их разговор, как и наш, оборвался на полуслове. Певица попыталась скрыть свои прелести, но очень скоро поняла, что двух рук здесь мало и бросила это бесполезное занятие, гордо выпрямив спину и сложив руки на груди. Пчелкин, приподняв бровь, мгновенно оценил обстановку.

— Вот как мы горюем, да? — издевательским тоном произнес тезка. — Развлекаемся с совершенно голой девицей.

— Она не совершенно голая, — я бросил взгляд на Машу. — На ней туфли.

— Чья бы корова мычала, — хохотнул Федоров. — Некоторые для своей любовницы сняли квартиру, купили машину, — загибал пальцы байкер. — И собираются в круиз по Европе.

— Ты-то откуда знаешь? — буркнул Саша.

— Я, может, и слепой, но никак не тупой, — оповестил его Евгений.

— Погоди-ка, — я подал Марии ее одежду и загородил спиной, позволяя одеться. — Это, случайно, не та особа с тату на сиське?

Пчелкин от комментариев отказался. Желтых же оделась гораздо быстрее, чем раздевалась до этого, и теперь старалась прикинуться торшером, что не ей не очень удавалось. Саша, уязвленный до глубины души наблюдательностью своих друзей, бухнулся в кресло, Евгений, уставившись на меня черными стеклами очков, изобретал очередную остроту. Обстановка в кабинете накалялась, воздух наэлектризовывался, как перед грозой. Если вчера мы не почесали кулаки друг об друга, то сейчас было самое время.

В дверь робко постучали. Кого там еще черт принес? Устроили проходной двор. Однако посетитель мог быть нашим всеобщим спасением, отсрочкой от взаимного истребления.

— Открыто, — крикнул я. — Входите.

И гость вошел. Это оказался невзрачный парень среднего роста с кудрявой шевелюрой, в клетчатой рубашке, белых спортивных штанах, сандалиях на босу ногу и свернутым трубочкой журналом в руке.

— Тебе чего? — недовольно поинтересовался Пчелкин.

— Электрик…

Гость успел произнести только это.

— Элек…кто? — перебил его Федоров. — Серега, разберись.

Долго упрашивать телохранителя не пришлось. Он с размаху залепил электрику такую оплеуху, что тот, прокатившись кубарем по полу, остановился лишь встретившись со стеной.

Первые секунды я не понимал причину столь жестокого обращения с представителем коммунальных служб. Пока в голову не ударило: электрик! Тот самый таинственный электрик, приходивший вчера!

Когда плюс с минусов в моем мозгу, наконец, встретились, Сергей уже приматывал посетителя скотчем к стулу, опережая все его возражения сильными тычками в ребра. Своя шкура была электрику все же дорога, и он предпочел заткнуться, пока не спросят.

— Давай, говори, — предложил Евгений, оседлав стул задом наперед. — Зачем вчера приходил?

— Я? Вчера? Приходил? — попытался осмыслить вопрос пленник. — Я вчера не приходил.

— Жаль, — покачал головой байкер. — Очень жаль. Сергей?

Водитель с ленивым видом выдал жертве еще одну затрещину, от которой голова парня дернулась вперед, а зубы клацнули с костяным звуком.

— Повторяю вопрос, — повысил голос Федоров. — Зачем ты вчера приходил?

Лже-электрик не смог бы ответить, даже если бы очень захотел. Сила удара поводыря была такова, что гость еще считал звезды, сыплющиеся из глаз. Евгений, конечно, не видел, в каком состоянии был пленник, и спокойно продолжал допрос.

— Хорошо, — кивнул он. — Не хочешь по-хорошему — убираем вазелин. Сергей, говорят, электриков током не бьет… всегда хотел проверить.

Телохранитель радостно оскалился, выдернул из настольной лампы шнур, проверил, вставлена ли вилка в розетку, и подошел к парню. Расширившиеся от ужаса глаза парня медленно поползли на лоб.

Все происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Если вначале это походило на игру в "плохих ребят", то сейчас эти плохие ребята собирались замочить пленника прямо у меня в кабинете. Одна мокруха на мне уже висела, и я не понаслышке знал, что вывести человека в расход — удовольствие сомнительное. Маша, про которую все забыли, похоже, думала точно так же.

— Вам не кажется, что это уже слишком? — произнесла певица.

— Убивать людей — это плохо, — заметил я.

Сергей задорно подмигнул мне, поднес оголенные провода к носу парня, и гаркнул прямо ему на ухо:

— Говори, падла, кто тебя заслал, или зажарю суку!

По комнате разнесся запах мочи. Желтых зажала нос двумя пальцами, тезка болезненно скривился. Да, стул придется выбросить.

— Журнал "Электрик-сити", — прохныкала жертва. — Я из журнала "Электрик-сити", от главреда…

— Чего? — насторожился байкер.

Только теперь мы догадались посмотреть журнал, принесенный гостем. На первом же развороте я обнаружил то, что ничуть не улучшило моего настроения. С фото над заголовком "колонка главного редактора" смотрел седой тип с козлиной бородкой, которого мы с Сашей вчера неплохо приложили.

— Вот ни хрена себе, — присвистнул тезка, выглядывая из-за моего плеча.

Я же поспешно листал страницы в поисках обзора ночных клубов города. "Четверти мили" была посвящена целая полоса, хотя эпитеты оставляли желать лучшего: "отстойник нашего города", "малолетние проститутки", "притон для геев", "бандитская малина" — это самые безобидные тезисы данной статьи. Кого-то, конечно, подобное заведение заинтересует, но явно не ту аудиторию, на которую мы рассчитывали. К тому же не совсем понятно, как сочетаются друг с другом "притон для геев" и "бандитская малина". Еще более непонятно — как материал успел оказаться в номере?

— Чего? — возмутился тезка. — "…зверски избили два пьяных официанта…"? Ему мало было?

— Что там? — заинтересовался Евгений. — Ну, что?

— На, почитай, — Пчелкин бросил журнал ему на колени.

— Спасибо, — мрачно поблагодарил слепой байкер.

— Это что за хрень? — навис я над пленником.

— Это альфа-релиз нового номера "Электро-сити", — пояснил сквозь слезы пленник.

— То есть в печати этого не будет? — уточнил я.

— Не будет, — поспешно согласился гонец. — Если…

— Если что? — нахмурился Евгений.

— Если Юрий Иванович, главред, получит тех двух девочек на ночь и пятьдесят тысяч рублей компенсации морального ущерба, — ответил гость.

— Морального вреда, — поправил я. — Терминологию учи. Ты, вообще, подумал, прежде чем говорить это?

— Отпустите, а? — взмолился пленник. — Я-то вам что сделал? Мое дело маленькое, мне сказали, я — передал…

— Передаст, значит? — усмехнулся тезка. — Да хрен с тобой, иди. Передай этому вреду… в общем, расскажи, что с тобой было.

Сергей, обесточив предварительно кабель, перерезал скотч, удерживающий гонца. Парень в белых с темным расплывом штанах встал на негнущиеся ноги и направился к выходу.

— Погодь, — тормознул его водитель, протянув шнур. — Возьми, на память.

Гость оценил сувенир, побледнев еще больше, хотя, я думал что такое в принципе невозможно, и, еле переставляя ноги, удалился. Даже спасибо не сказал, сволочь!

— Вот козлина, — в сердцах хлопнул себя по колену Саша.

— Меня другое беспокоит, — изрек я, прикурив сигарету. — Где Таня? Ты Аллу давно видел?

Пчелкин, уставившись в потолок, надолго задумался. Не дожидаясь, когда друг сделает какие-либо умозаключения, я извлек из кармана сотку и набрал Танин номер.

— Абонент просит его не беспокоить, — лишенным эмоций голосом произнес автоответчик. — Надеемся на ваше понимание.

Это они зря. Надеяться на мое понимание можно было с тем же успехом, с каким аллигатор может надеяться на понимание антилопы, спустившейся к водопою, но встретившей лишь разомкнутые челюсти голодной амфибии. Я набрал номер еще раз, еще и еще, но результат был тот же — надежда на мое понимание. Не дождетесь.

Тезка, глядя на меня, тоже забеспокоился, и, достав свой мобильник, бросился в атаку. Судя по выражению Сашиного лица, автоответчик повторил ему слово в слово то же, что и мне.

— Так, — я убрал телефон в карман. — Я поехал.

— Куда? — усмехнулся Федоров. — От тебя перегаром разит, как от пивной бочки.

— А от всего этого, — я обвел кабинет рукой. — Керосином.

Заставив ноги вспомнить, откуда они растут, и что голова, как-никак — главенствующий орган, я заковылял к выходу. Поначалу — медленно, неуверенно перенося вес тела с одной подкашивающийся конечности на другую, затем — все быстрее и увереннее. На подходе к парковке я уже чувствовал себя вполне прилично, от хмеля осталась только сухость во рту да звон в голове.

На стоянке, залитой нестерпимо ярким солнечным светом, кроме моей малышки и японца, блестела темно-зеленая Octavia Мешкова с открытым багажником. Не понимаю. Хоть убей — не понимаю, как можно ездить на полностью штатном автомобиле. Кирилл, к всеобщему удивлению, чувствовал себя в этой Skoda вполне комфортно. Каждому свое. Я, например, не пережил бы такого унижения — ездить на незатюненом авто! Кошмар…

Хозяин бюргера, сверкая фингалом, пытался засунуть в багажник устрашающих размеров чемодан. Завидев меня, хореограф моментально переменился в лице и попытался закрыть багаж спиной. Попытался безо всякого успеха, и, видимо, не очень на него надеясь.

— Куда собрался? — осведомился я.

— Никуда… — поспешно ответил Кирилл. — Домой.

— Так никуда или домой?

— Тебе то что? Ты же меня уже уволил, так что разбирайся сам. На компрометирующие вопросы я отвечать не намерен.

Вот уж не знаю, что такого компрометирующего в вопросе "куда?". При другом стечении обстоятельств я бы обязательно побеседовал с Мешковым более предметно и касаемо "куда", и касаемо чемодана, да и всего остального. Но сейчас, как назло, я очень спешил. Несмотря на чувство, что я в очередной раз упустил что-то важное, я махнул рукой и подошел к своему болиду, заботливо перегнанный кем-то с подиума из зала.

Здесь обнаружилась небольшая проблемка. Тот, кто поставил сюда мою киску (скорее всего — тезка), не потрудился отдать мне ключи, а без пульта даже открыть дверку совершенно невозможно. Возвращаться обратно не хотелось, и, вообще — примета плохая. На поиски альтернативного транспортного средства ушло не больше секунды. Конечно, это было ведро Мешкова. Творческая личность уже упрятал чемодан в салон и собирался отчаливать.

— Погодь! — закричал я, встав перед носом Октавии.

— Чего? — испуганно поинтересовался Кирилл.

— Не в службу, а в дружбу, помоги, а? Машина нужна до рези в яйцах.

— Когда это мы подружиться успели? — буркнул парень. — Когда ты мне по морде въехал?

Весомых доводов в пользу нашей дружбы у меня, разумеется, не было. Зато нашелся несколько другой аргумент, гораздо боле значимый.

— А что, мало? — участливо спросил я. — Еще хочешь?

— Куда тебя? — сдался Мешков.

— Узнаешь, — пообещал я, прыгая на водительское кресло.

— Эй, — возмутился хореограф.

Однако ключи, к моему счастью, торчали из замка зажигания. Кириллу осталось одно — прыгнуть на соседнее сиденье. Привязавшись ремнем безопасности, пассажир настороженно втянул носом воздух.

— Слышь, а перегаром не от тебя несет?

— От меня, — кивнул я, отдавая швартовы.

Теперь, с этой подводной лодки, деваться ему было некуда. И бунт на корабле до добра не доведет. Даже на скорости всего в сотню километров. Хотя турбинированный 150-сильный двигатель объемом 1,8 литра разгонял Октавию не слишком резво, Кирилл, взревев от ужаса, вцепился в поручни мертвой хваткой. Салага.

При первом же торможении, показавшем крайнюю капризность невентилируемых дисков, в спинку кресла врезалось что-то тяжелое. Мешков болезненно ойкнул. На заднем сидении лежал еще один огроменный чемодан. А, может, и тот же самый.

— Ты не знаешь, что багаж надо класть в багажник? — поучительным тоном произнес я, рисуя поворот.

— Там места нет, — пискнул пассажир, придавленный к дверце центробежной силой.

Нет места! Интересно, чем можно забить полкуба багажного отсека Шкоды? Откуда, вообще, у этого балбеса столько барахла? А главное — зачем?

Оставив выяснения на потом, я заложил еще один вираж. Ведро. С гвоздями. Валкая, шаткая машина с заторможенной реакцией на абсолютно все действия пилота требовала хорошего тюнингового вмешательства. Любое не заточенное авто, не важно, Запорожец это или Бентли, по моему скромному мнению — есть кал. К дому я подъехал совершенно мокрый от нервов. По старой водительской привычке засунув ключи в карман, я бросился в подъезд. Теперь динамика разгона была на порядок выше. Видать, природа — не дура, раз снабдила человека ногами, а не колесами.

Дома Татьяны не оказалось. Более того — можно смело утверждать, что она здесь и не ночевала. Кровать была аккуратно заправлена, моя же благоверная супруга ни разу не потрудилась даже отнести кружку в раковину, не говоря о таком сложном процессе, как застилка постели. С минуту пошевелив мозгами, я пришел к выводу, что если ее нет здесь, то, следуя элементарной логике, она где-то в другом месте. Но где? Подруг, у которых Татьяна могла провести ночь, у девушки не было — это стопудово. Друзей — тоже. Оставалась одна вероятность — ее похитили! Снова! Кто? Да те уроды, что предлагали продать "Четверть мили". По крайней мере, на это хотелось надеяться, а надежда, как известно, умирает последней.

Находиться в квартире больше не было смысла, надо возвращаться в клуб. Если я прав, и Таню действительно выкрали, то помочь может только один человек — Федоров. Саданув на прощание кулаком в стену, я вернулся на улицу. Бюргер Кирилла, к моему удивлению, до сих пор стоял перед подъездом.

— Ты чего не уехал? — поинтересовался я.

— Чего? Ты же ключи унес! — взбесился Мешков.

— Ах, да, — согласился я, рассеяно похлопав по карманам. — Ну, раз ты все еще здесь, не окажешь ли еще одну услугу?

— А тебе уже не хватит?

— Хватит, так хватит, — развел я руками. — Тогда я пошел ловить таксера.

— Эй, а ключи? — возмутился Кирилл.

— Сам же сказал — хватит, — напомнил я.

— Хорошо, — сдался хореограф. — Поехали.

Удовлетворенно усмехнувшись, я сел в машину. На этот раз, подстегиваемый беспокойством за Александрову, я совершенно не щадил Шкоду, нещадно гробя мотор в экстремальных режимах. Мешков, сидящий рядом с угрюмой миной на лице, уже не обращал внимания на мои маневры. Сомневаюсь, что он полностью доверял мне, как пилоту, скорее парню было уже глубоко насрать на судьбу своего авто, на меня и на все остальное. Он жаждал одного: отделаться от назойливого попутчика как можно скорее, и я с радостью приближал этот миг как мог. Вернее, насколько того позволяло ведро Кирилла.

Мне бы его заботы! Я уже не раз, не два и далеко не десять раз проклял тот вечер, когда я пообещал тезке помочь воплотить в жизнь его дурацкую идею. Вообще, жизнь состоит из белых и черных полос, заканчивающихся и начинающихся совершенно неожиданно. С тех пор, как я ввязался в эту затею, в моей жизни, вне всяких сомнений, началась черная полоса, и шел я по ней не поперек, а вдоль. Занятие это столь же бесполезное, как попытка пересечь дорогу, двигаясь перпендикулярно пешеходному переходу. Хотя… у всего есть свой конец. Пора расставить точки над "Ё".

Глава шестая.

Может, мои года — не самое большое богатство в мире, но неприятности я чувствовать научился за версту. Спору нет, работа с "Четвертью мили" во многом этому поспособствовала, за что можно сказать спасибо Пчелкину. Нет, обойдется. Опыт — вообще самая большая ценность, хотя бы потому что отнять его невозможно. Он или приобретается с годами и терпеливо ждет того часа, когда он может быть применен, или не приобретается вообще. Копая глубже, опыт — те инвестиции, которые себя в любом случае оправдают. А, может, все гораздо проще — в свете недавних событий ничего хорошего я уже не ожидал. Так или иначе, но, переступая через порог своего кабинета в клубе, я твердо знал: сейчас случиться очередное дерьмо. Дерьмо, кроме того что не тонет, имеет дерьмовую привычку всплывать то здесь, то там. На то оно и дерьмо.

В кабинете царило гробовое молчание. Именно гробовое, даже байкер, не экономящий слов на друзей, и тот молчал. Тишину нарушал лишь равномерный стук дротиков в пенопластовую мишень, висящую на стене. Тезка, вколотив последний дротик, повернулся ко мне, явно желая что-то сказать, но не находя для этого слов.

— Что плохого? — со свойственным мне оптимизмом осведомился я.

— Ну… короче… Евген расскажет, — перевел стрелки Саша.

— А почему я? — удивился слепой. — Что за манера такая — на калеку все перекладывать?

— Ты же трубку брал, — нашел причину Пчелкин.

Судя по тому, как старательно они искали стрелочника, дерьмо действительно случилось. При том конкретное, дерьмовое дерьмо.

— Ну? — нахмурился я.

— Тебе звонили, — кратко пояснил Федоров.

— Пока не боюсь, — пожал я плечами.

— Просили передать, что твоя жена у них.

— У них — это у кого? — уточнил я.

— Не знаю, — ответил байкер.

— Дай догадаюсь: они чего-то за нее хотят?

— Смотри, какой умный, — усмехнулся Евгений.

— Был бы умный — сидел бы сейчас дома, да коньяк пил, — возразил я. — Чего они от меня хотят?

— Не знаю, — повторил Федоров.

Ситуация сильно напоминала сюжет типа "иди туда — не знаю, куда, отнеси то — не знаю, что". Если год назад хотя бы было ясно, кому и что от меня надо, то теперь я находился в полной растерянности. Даже злобы или бешенства не было, меня всего, от пяток до кончиков волос переполняла растерянность. Препоганое чувство. Такого бессилия я еще никогда не ощущал.

Прикурив сигарету шоколадного цвета, я медленно выпустил в потолок одну большую сизую струю дыма. Не помогло. Саша, не давая сосредоточиться, долбил в мишень дротиками. Дерьмо. Слепой байкер — человек, который, казалось бы, способен решить любую проблему, не останавливающийся не перед какими трудностями, спасовал. Дротики в очередной раз пулеметной очередью ударили в пенопластовый круг.

— Одолел уже, — взорвался я. — Дай их сюда и прижми свой зад.

Тезка, поняв, что сейчас безопаснее со мной не спорить, послушно положил на стол пять оперенных игл, и сел рядом. Он тоже был не в себе, похоже, Алла так и не нашлась. Хотя, Пчелкин, в отличие от меня, еще мог надеяться на лучшее.

— Что же им от меня надо? — подумал я вслух, обхватив голову руками.

— Дословно: пусть принесет, что нашел, — вспомнил Евгений. — Перезвонят за ответом ровно в полночь.

Что нашел? Что я вообще здесь нашел? Хорошего — ничего. Этим и поделиться не жалко. Так, что я нашел ценного? Я обвел взглядом стены. Да ничего я не нашел! Что здесь было, когда я выиграл эту халупу? Куча хлама? Ржавый ЗИЛ? Я вспомнил все, до мельчайших подробностей, включая даже облезшего пса и каждую снежинку, каждую пылинку, каждую муху и таракана, попадавшуюся мне за последнее время. Ничего! Ничего, что хотя бы близко равнялось стоимости человеческой жизни. Не просто человеческой — а жизни моей… моей… моей малышки.

Потеряв контроль над собой, я схватил со стола дарты, и, выпустив весь гнев, вложив в размах всю злость, запустил их, один за другим, в мишень. С громкими ударами, сравнимыми с грохотом канонады, два дротика впились в "яблочко", оставшиеся три — в "девятку". Скорость полета была такова, что иглы, прошив мишень насквозь, до половины вошли в штукатурку.

— Ни хрена себе, — присвистнул Сергей, снимая мишень.

На стене остались пять крохотных дырочек, от которых пошла паутинка тончайших трещин. Водитель извлек из пенопласта дротики, повесил круг на место, и, желая то ли побить мой рекорд, то ли просто отвлечь меня от грустных размышлений, по очереди бросил снаряды в цель. Цели они, однако не достигли, ударившись в стену на достаточно приличном от нее расстоянии.

— Вот ведь… — вздохнул телохранитель, доставая из наплечной кобуры петарду.

Вытащив обойму, сняв шпалер с предохранителя, поводырь, прищурив один глаз, навел волыну на мишень.

— Бах, — произнес он, изображая выстрел.

— Бах, — согласился с ним Макаров, изобразив выстрел гораздо более правдоподобно.

Да, с пистолетом Сергей обращался лучше, чем с дротиками. Мишень, в самом центре которой образовалась аккуратная дырка с оплавленными краями, пару секунд, словно раздумывая, покачалась на гвозде, после чего рухнула на пол.

— Дык… — запнулся водитель, выпучив глаза. — Дык…

— Что, не настрелялся еще, Вильгельм Телль хренов, — завопил Саша, прочищая мизинцем ухо.

— Дык, — Сергей заглянув в щель приемника. — Дык я же обойму вытащил!

— А тебе папа с мамой на ночь не рассказывали, что один патрон в столе остается? — поинтересовался я.

— Я же обойму вытащил, — твердил контуженный телохранитель.

— Эх, Серега, Серега, — покачал головой Евгений. — Молчи уж.

В кабинет, шумно дыша, с дубинками наперевес, влетели два охранника, подоспевших на шум выстрела. Ротозеи. Будь здесь реальная заварушка — нас бы уже давно положили. Где в наше время найти нормальный персонал?

Небрежным жестом я отправил ребят за дверь. Обойдемся без их опеки. Подняв мишень, я посмотрел сквозь отверстие на залитое солнцем окно. Да, стрелять это парень умеет. Пуля легла в "яблочко" просто идеально. Жаль, правда, такую вещь испортил. Отбросив в сторону мишень, я поддел ногтем пулю. Горячая маслина совершенно не деформировалась от удара об стену. И не удивительно. Штукатурка лежала не на бетоне, а на листе гипсокартона, из круглого отверстия в котором струился луч света, играя на частичках пыли, витающих в воздухе.

Свет? Откуда внутри стены свет? Я прильнул к дырке. С другой стороны виднелся край гардероба, ширма и зеркало. Да что же там такое? Какое помещение находится по соседству с моим кабинетом, через стену? Гримерка! Неужели, все это время две комнаты разделяла лишь тонкая перегородка из гипсокартона?

Я выбежал в коридор, трое компаньонов, не требуя объяснений, последовали за мной. К сожалению, вход в гримерку располагался совершенно с другой части здания, и, чтобы попасть туда, надо было спуститься на первый этаж в зал, опят подняться по лестнице, и только после этого — в гримерку. Напрямик, спору нет, было бы быстрее, но быстрее — не всегда проще. Охранник в зале проводил трех несущихся директоров и одного телохранителя, переворачивающих стулья на своем пути и сшибающих столы, недоуменным взглядом, однако присоединиться к процессии не пожелал. Видать, забыл, что в мирное время генералы не бегают, и счел это очередным нашим прибабахом.

Дверь в гримерку была заперта, но Сергей легко справился с хлипкой преградой, выбив ее плечом. Большая часть комнаты скрывалась под равномерным слоем гипсовой пыли, одна стена была полностью разворочена, в полутьме тайника белела обрешетка из деревянных брусьев. Да, сомнений не оставалось — это схрон, оборудованный не совсем умело, но, тем не менее, с успехом скрывавший свою тайну долгое время. Насколько долгое? Ответ на этот вопрос мог дать только один человек, и мы с тезкой одновременно повернулись к Евгению.

— Это что? — опередил меня Саша.

— Где? — подался вперед Федоров.

— Здесь, в стене, — пояснил я.

— А я почем знаю? — пожал плечами байкер. — А что там?

— Ничка, — ответил я. — Вот черт!

И тут до меня дошло. Вот чего хотят те, кто выкрал Татьяну! Им нужно то, что было спрятано в тайнике. "Пусть принесет то, что нашел", — так стоял вопрос? Только нашел это не я, а кто-то до меня. Еще, сдается, мнимый электрик приходил, опять же, именно за этим.

— Так, Евген, — произнес я. — Что здесь было спрятано?

— Я-то откуда знаю? — развел руками слепой. — Я же не единственным владельцем был.

— А кто еще?

— Не важно, — отмахнулся Федоров. — Он точно прийти сюда не мог. Если только…

— Если только что? — поинтересовался Пчелкин.

— Если только он не воскрес, — ответил Евгений.

Если смотреть с этого угла, то бывший хозяин точно не мог вернуться за своим добром. Тогда кто? Вчерашний электрик? Но он же был только в моем кабинете, а дыра совсем с другой стороны. Не крысы же ее, в самом деле, проели! А если он возвращался позже, а первое посещение было всего лишь разведкой?

— Тс, — поднес байкер палец к губам. — Слышите?

Лично я не слышал ничего. Тезка тоже отрицательно покачал головой. Сергей наклонил голову, прислушиваясь, но и он особых успехов не добился. Вообще, говорят, у людей, лишившихся зрения, весьма обострен слух. Похоже, эта байка правдива.

— Там, — бывший владелец здания крутанулся на каблуках и ткнул пальцем на гардероб.

Его поводырь, выставив вперед ствол Макара, рванул дверь. Из кучи тряпок торчали обнаженные женское ножки, опутанные черной веревкой. Ножки принадлежали явно живой девушки, у мертвой они не трепыхаются.

— Вика? — удивленно произнес Пчелкин. — Ты что здесь делаешь?

Пятки, к которым он обращался, ничего не ответили, но замолотили воздух с удвоенной силой. Саша, оттолкнув Серегу, раскидал ворох одежды и вытащил из шкафа стриптизершу, ту самую, с татуировкой на груди. Обнаженная девушка, связанная по рукам и ногам, возбужденно мычала. Более членораздельной речи мешал лифчик, играющий роль кляпа.

— Ты как здесь оказалась? — спросил тезка.

— Фуфаф! Фы-фу-фы фаф! — выругалась Вика.

— Ах, ну да, — Саша вытащил из ее ротка лифчик.

— Где эта скотина! — заорала девушка. — Я ему глаза выцарапаю!

— Какая скотина? — сквозь смех осведомился Федоров.

— Мешков, кто еще? — прокричала стриптизерша. — Чего он смеется? — она кивнула подбородком на Евгения. — Тоже глаза выцарапать.

— Поздно, — внезапно посерьезнев, ответил байкер. — Надо раньше было очередь занимать.

— Он что-то с тобой сделал? — напрягся Пчелкин.

— В том-то и дело, что ничего не сделал, — надула губки Вика. — Может, ты меня развяжешь?

Тезка попытался зацепить зубами узел на странной веревке, но, похоже безуспешно. Не удивительно! Кирилл, похоже, связал девушку первым, что под руку попалось — нейлоновыми чулками, а такие узлы замечательно затягиваются, а развязываются ой как нелегко, я-то знаю. Откуда? Ну, играли пару раз с Таней, что такого?

— Подожди-ка, — остановил я Сашу. — А зачем ему вообще понадобилось тебя связывать?

— Ты совсем тупой? — вздохнула девушка.

— Ты вконец оборзела? — процедил я сквозь зубы. — Это ты с ним трахешься, с ним и будешь так разговаривать, а я для тебе — директор, хозяин, царь, Бог и господин.

— Извините, Сан Саныч, — опомнилась Вика. — Он стену раздолбил, и чемоданы какие-то оттуда вытащил.

— Какие чем… — осекся я.

Глупый вопрос. Конечно же те, что грузил в свою развалюху. Вот черт! Теперь понятно, чего он так испугался, увидев меня. Я-то по глупости думал, что парень еще помнит тяжесть моего кулака, оттого и дрожит, как осиновый лист. А ларчик просто открывался. Он просто тиснул то, не знаю что. Еще раз черт! Я был так близко от разменной монеты, в которую оценили Танину жизнь, и даже не догадывался об этом!

— Кто знает, где живет Кирилл? — спросил я металлическим тоном.

— Я знаю, — замер тезка, придя к тем же выводам, что и я.

— Тогда чего стоишь? — взревел я. — Ключи гони, и погнали.

Саша, покопавшись в карманах, достал ключи и протянул их мне. Я, выхватив погремушку, бросился к выходу.

— Подожди, я с тобой! — прокричал вслед Пчелкин.

— Мы тоже, — добавил Федоров.

— Эй, а меня кто развяжет? — возмутилась стриптизерша.

Никто и не подумал обернуться. Девушке представилась уникальная возможность помочь себе самой. Охранник в зале, вновь заслышав топот ног, решил, наконец, проявить инициативу.

— Сан Саныч, случилось чего? — радостно поинтересовался он.

— Да, — затормозил я на мгновение. — В гримерке лежит Вика — разберись с ней.

За рулем своего болида я почувствовал себя намного уверенней. Изя, переместившийся на заднее сиденье, уступив место штурману, добавлял еще больше уверенности.

2110, свистнув резиной, разорвала застоявшуюся тишину рокотом прямотока. Lancer пристроился в хвост, и двигался в дрифте, повторяя точь-в-точь все мои маневры, выпиливая свою колею точно по моей. Спарка из двух автомобилей, неистово ревущих моторами, понеслась по городу, не разбирая дорог, правил и светофоров.

Зная улицы почти наизусть, я вел крошку "по записи", по-раллийному срезая углы поворотов, закладывая широкие дуги, избегая потери мощности, постоянно держа стрелку тахометра во второй половине циферблата. Пчелкин, просто обожавший мою манеру езды, радостно похрюкивал на виражах. Mitsubishi не отстал ни на миллиметр, прочно вися в полутора метрах за кормой. Сколько же талантов у Сереги? Эта парочка уже начала меня пугать. Так держаться в дрифте в столь плотном потоке — даже Шумахеру есть чему позавидовать. Вообще, самая лучшая спортивная школа — уличная.

— Пятьдесят, направо, — рулил мною штурман. — Сто, налево.

Не прошло и десяти минут, а два болида в боевой раскраске пересекли город и, подняв клубы пыли, остановились перед домом Мешкова. Еще одна странность — парень, несмотря на весь свой достаток, жил в допотопном доме сталинских времен. Да, потолки здесь на такой же высоте, что и небо, а купить все квартиры на этаже, снести стены — так вообще сказка. Но Кириллу принадлежала только одна квартира под самой крышей, с древней, потрескавшейся деревянной дверью.

Саша вдавил пальцем кнопку звонка, раздалось приглушенное дребезжание. Больше из квартиры не донеслось ни звука. Сергей нервно теребил спусковой крючок петарды.

— Ты бы хоть на предохранитель поставил, — прошептал я.

— Я его еще не заряжал, — так же тихо ответил телохранитель.

— Ну-ну, — усмехнулся Евгений.

Вспомнив недавние события, поводырь все же щелкнул флажком, блокируя ударник. Пчелкин снова утопил кнопку, на этот раз звонок тренькал пока не запахло паленой проводкой. Ответа не последовало.

— Дерьмо, — саданул я кроссовкой по двери. — И где теперь его искать?

— Не понял? — Сергей толкнул дверь и та с жутким скрипом распахнулась.

— Если что — берем живым, — шепнул я ему на ухо.

Стрелок кивнул, и, перехватив волыну за ствол, чтобы бить рукояткой, как молотком, вошел первым. За ним шагнул я, потом — Саша, колону замыкал Евгений, положив руку на плечо Пчелкина. Никого живого, за исключением нескольких мух, дома не оказалось. При ближайшем рассмотрении оказалось, что существовал хореограф довольно бедно: никакой нормальной аппаратуры, лишь древний телевизор "Рубин" с видеомагнитофоном "Электроника", который не выпускается уже лет пятнадцать. Куда же он девал все те деньги, что получал в "Неоне" и у меня? Зарплата-то у парня было не маленькая.

Ящики шкафов лежали на полу, но никаких вещей в них не было. Вообще, в квартире осталась только посуда да кипы старых журналов. Одежда, безделушки-побрякушки, документы и фотографии — словом все то, что бывает дома у нормального человека, бесследно исчезло. Складывалось впечатление, что Кирилл съехал отсюда, притом собирался довольно спешно.

Подняв трубку телефона, я нажал на повтор. Защелкал импульсный набор, вызывая последний номер.

— Точное время: девятнадцать часов двадцать четыре минуты, — проинформировал безразличным тоном автоответчик.

Какой сообразительный мальчик! Догадывался, что его искать будут, и стер последний номер. Однако что же заставило Мешкова бросить абсолютно все? Что же в тех чемоданах? Если раньше я сомневался, что сейчас был уверен — что-то очень ценное.

— Эй, — позвал Сергей. — Гляньте сюда.

— Что там у тебя? — подошел я.

Телохранитель, следуя логике "лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать", показал счет за телефон. Каждый день, минимум полчаса, Кирилл разговаривал с Парижем. Нет, не с тем, что с башнями, арками и полями, а с тем, что только с полями — Варненский район Челябинской области. Интересно, с кем же он трындел столько времени? Я протянул счет тезке.

— Угу, — промычал Саша. — Знаешь, кажется, у него мать там живет. Может, он туда и двинул?

— "Кажется", "может", — передразнил я. — А если нет? У нас осталось четыре часа с небольшим. Предлагаешь двинуть за ним? А если ты ошибаешься? Мы всохатим это время — и все, кранты.

— Ты какой-то несдержанный в последнее время стал, — заметил Федоров. — Зачем кричать? Глухих нет, слепые есть, а глухих — нет. Есть другие варианты? В конце концов, твоя жена, тебе и решать.

— Глянь еще! — воскликнул Сергей, демонстрируя несколько маленьких бумажек.

— Принял, принял, еще раз принял, — прочитал я. — Это еще что?

— А ты не знаешь? — улыбнулся водитель.

— Нет.

— Это квитки из ломбарда, — пояснил он.

— Как думаешь, откуда мне это знать? — рассвирепел я.

Похоже, Кирилл в долгах, как в шелках. Куда же уходят его деньги? Чувствую, этот вопрос так и останется невыясненным.

— Так что делать-то будем? — поинтересовался Пчелкин.

— Может, в ломбард этот наведаемся? — предложил Сергей.

— В воскресенье? — напомнил я. — В восемь вечера?

— Я так думаю, — подал голос Евгений. — Скорее всего, парень любит азартные игры… откуда я знаю? Сам пару раз с ним резался. Играть не умеет, но за уши не оттянешь…

— И что?

— А то, что сейчас, получив нечто достаточно ценное, он решил слинять подальше, оставив кредиторов с носом. Разумеется, он решил прихватить и маменьку.

— Иными словами говоря, — подвел я итог. — Ты предлагаешь ехать в Варну?

— Ну да, — кивнул байкер. — Ну да.

Пожевывая кончик сигареты, я крепко задумался. С одной стороны — да, это наиболее вероятный вариант. Тем более, дорога туда одна, и, даже отставая на два часа, мы без труда догоним Мешкова. Но если Евгений ошибся? Тогда мы попросту зря потратим время, а что будет с Таней — подумать страшно. Но других вариантов не было вовсе, а делать хоть что-то все равно гораздо лучше, чем ничего не делать.

— Ладно, — принял я решение. — Поехали.

Глава седьмая.

Два болида с баками, залитыми горючкой по самую горловину, выехали из города. Наш путь лежал строго на юг. Держа скорость в пределах двух сотен, мы летели над дорогой. Конечно, из таких машин можно выжать и больше, но длительная эксплуатация в экстремальных режимах неминуемо привела бы к тому, что двигатели накроются километров через сто, а это в наши планы никак не входило.

Считая километровые столбы, мы удалялись от Челябинска все дальше, а темно-зеленая Шкода, хотелось надеяться, приближалась. Монотонное гудение Ванкеля действовало усыпляющее, и я, смоля сигарету за сигаретой, изо всех сил боролся со сном. Пчелкин, потягивая пиво из жестяной банки, молча любовался на природу. Машин в такое время на Троицком тракте было достаточно мало, пока попались только две Октавии, но обе не те.

Что, вообще, за дерьмо такое? Почему Таня так попадает? В первый раз — из-за своей глупости, в этот раз — из-за какого-то козла, спрятавшего что-то когда-то в старом здании. Если подумать, в итоге-то она опять нашла проблем на свою и мою голову из-за собственной глупости. Какого черта ее на сцену потянуло? Сидела бы рядом со мной — хрен бы кто ее похитил, я бы этого не допустил.

Еще одна мысль не давала покоя: что же в этих чемоданах? Что может быть столь же ценное, как и жизнь моей супруги? Что может быть столь ценное, чтобы бросить ради этого все, сорваться с насиженного места и помчаться черт знает куда?

— Сашка, смотри, — внезапно оживился тезка, ткнув пальцем в приближающиеся красные фонари. — Это он!

Не знаю, откуда, но у меня самого было предчувствие, что двигающаяся в двух километрах по носу машина — то ведро, что мы ищем. Я притопил педаль, и автомобиль стал приближаться со скоростью экспресса, несущегося в лоб на всех парах. Вскоре стало окончательно ясно, что это Шкода Кирилла.

Поравнявшись с беглецом, я сбросил газ, и теперь обе машины шли с одинаковой скоростью. Мешков, держа руль одной рукой, безмятежно посасывал сигарету, еще не догадываясь о нашем присутствии. Пришло время объяснить парню, что он был очень не прав. Брать чужое, как и убивать людей — плохо. Хотя, попадаются такие личности, убивать которых — хорошо, за таких медали давать можно.

Я надавил клаксон. Хореограф, не поворачиваясь, высунул руку в окно и помахал: "мол, обгоняй". Какая завидная уверенность в своей безнаказанности! Пчелкин опустил стекло, в салон ворвался холодный ветер, из-за изменения аэродинамики, малышка дернулась, едва не уйдя с курса.

— Эй, дурень, — заорал Саша, стараясь перекрыть голосом шум ветра. — Тормози!

Только сейчас Кирилл догадался повернуть свою дурную голову. Увидев нас, беглец удивленно открыл рот, выпавшая сигарета, подхваченная потоком ветра, моментально унеслась назад.

— Че уставился? — прокричал Пчелкин. — Тормози давай!

— Не дождетесь, — завопил в ответ Мешков, ускоряясь.

Ну-ну. Неужели, он серьезно думает уйти от такого болида на такой драге? Для меня полторы сотни — прогулочный шаг, для Шкоды это почти предел. Груженый, тяжелый автомобиль медленно набирал скорость, я же, играючи, держался рядом.

— Тормози — хуже будет, — предостерег штурман.

Беглец оставался глух к голосу разума, и в ответ только закрыл окно, словно это могло как-то помочь. Нет, ну что за тупица?

— Вот идиот, — буркнул Саша. — Что делать будем?

— Берем в коробочку, — предложил я.

Федоров, сидящий в Evo. VIII, по-прежнему держащимся в драфте, опередил мою мысль действием, высунувшись по пояс из окна с Серегиным пистолетом. Прозвучал первый выстрел.

— Твою мать! — выругался я, бросая машину в сторону.

Этот кретин стрелял вслепую, по звуку, и, соответственно прицелиться мог только примерно. Словить пулю от своих же соратников мне никак не улыбалось.

Федоров выпустил вторую маслину, уже более удачно. Заднее стекло Шкоды покрылось паутинкой трещин. Да этот слепой не только байкер и расер, он еще и снайпер! Сейчас, наверно, таких уже и не делают.

Третий выстрел не достиг своей цели, видимо, гарантия кончилась. Но четвертая пуля угодила в аккурат в переднее колесо автомобиля. Окатвия, словно споткнувшись, встала на нос, куски пластикового бампера полетели по дороге. Сергей дал по тормозам и, повернув Lancer боком, показал образцовое экстренное торможение. Шкода перевернулась в воздухе, ударилась об асфальт задним бампером, и снова подпрыгнула, резко изменив траекторию. Теперь полуторатонный снаряд летел прямиком в крышу моей милашки!

Дать по тормозам, как Сергей, я не мог — бочина Mitsubishi войдет как раз в задний бампер 2110, ускориться за миллионную долю секунды я тоже не мог, на повышенной передаче обороты упали в зону глубокого провала. Оценив обстановку, на что ушла крошечная толика и без того крошечного мгновения, я принял единственное верное решение — уйти в бок, нырнув под падающий автомобиль. Вернее, я даже не принимал никакого решения, руки сами повернули руль, уводя котенка из-под удара.

Шкода, пролетев над головой, врезалась мордой в ограждение, разделяющее две полосы. От удара капот вошел в салон, а автомобиль, превратившись в подобие детского каучукового мячика-попрыгунчика, подпрыгнул еще раз и приземлился на багажник. Окатвия замерла, стоя на корме, уставившись ослепшими фарами в небо. Секунда — и с жутким скрипом деформируемого железа, с треском лопающихся балок, со звоном осыпающихся стекол, машина рухнула на днище.

— Котлета, — прошептал Саша.

— Чего? — не понял я.

— Кирилл стал котлетой, — пояснил тезка.

Это точно. После таких кувырканий Шкода превратилась в железный гамбургер с котлетой из мелко нарубленного человеческого мяса, с соусом из смеси бензина, масла и тосола. Как же? Как слепой смог так точно засадить маслину в покрышку автомобиля, мчащегося на такой скорости? Какой, все же, везучий этот черт! Или какой же невезучий был Мешков. Это зависит от точки зрения.

Федоров с Сергеем уже неслись к изуродованному кузову, причем Евгений намного опережал своего телохранителя, словно это он был поводырем, а не слепым калекой. Молодецки перепрыгнув через ограждение, байкер подбежал к тому, что когда-то было багажником. Груз, зажатый между искореженными листами железа, можно было достать только с помощью автогена. Или, на худой конец — монтировки. Мы с Сашей, захватив инструмент и Шпалермана, не спеша подошли к остаткам Шкоды. Торопиться уже некуда.

— Твою мать, твою мать, — рычал Евгений, дергая заклинившую крышку багажника. — Открывайся же…

— Посторонись-ка, — пододвинул я компаньона.

Плоский конец монтировки вошел в неровную щель. Я навалился на рычаг, железо выгнулось, и монтировка, заскрипев, превратилась в кочергу. Вторая попытка. Инструмент, звякнув, вылетел из паза. Хорошо еще, пальцы на месте остались. Но груз по-прежнему оставался заперт в машине.

— Дай сюда, — буркнул Сергей.

С силой воткнув железку в зазор, телохранитель нажал на нее обеими руками. От напряжения лицо водителя покраснело, на лбу выступили капельки пота. Или сил у Сергея было больше, или опыта, но через минуту крышка багажника с вывороченным замком сдалась, поднявшись над смятой крышей.

— Вот они, родимые, — облизнув губы, потер руки слепой.

Раскурочив остатки кормы, он, согнувшись пополам от тяжести ноши, достал два чемодана. Федоров положил груз на землю, и снова полез в багажник, почти полностью скрывшись в утробе автомобиля.

— А где остальные? — нахмурился он, повернувшись ко мне.

— Остальные? Какие остальные? — удивился я. — Откуда ты знаешь, что это не все?

— Эх, — печально покачал головой байкер, выхватывая из-за пояса Макарова. — Руки в гору.

Он навел ствол точно в мой лоб. Вот не надо. Не надо рассказывать мне, что у слепых обостряется слух и так все такое. Как бы хорошо он не слышал, но ткнуть пушкой с такой точно в центр моего лба, ориентируясь лишь на звук голоса, он не мог. Это просто нереально.

— Я не все понял, — произнес я, заворожено глядя в черный провал дула. — Ты же слепой?

— О, чудо! — рассмеялся Евгений, снимая очки. — Я исцелился! Аллилуйя!

Очки полетели на асфальт, следом за ними отправились белые контактные линзы. Сергей за спиной босса злорадно усмехнулся. Пчелкин смотрел на старого знакомого раскрыв рот.

— Ни хрена себе! — выдохнул тезка.

Думаю, он догадывался, что чудес не бывает. Тем более — таких. На моей памяти подобных божественных вмешательств тоже было немного — меньше одного. Кретин бы догадался: байкер с самого начала вел свою игру, нагло глядя нам в глаза и посмеиваясь в бороду. Только зачем это ему надо? Смысл такого развода до меня упорно не доходил.

— Удивлены, да? — оскалился калека. — Где еще два кейса?

— В салоне, — угрюмо ответил я, вспомнив, что упиралось в спинки сидений сегодня днем.

— Серега, проверь, — бросил в сторону Евгений.

Телохранитель, снова вооружившись слегка видоизмененной монтировкой, занялся задней дверкой. Саша, находясь в глубоком шоке, беззвучно двигал губами.

— Хотелось бы поинтересоваться, — произнес я. — Зачем?

— Что зачем? Это? — Федоров, не сводя с меня петарды, указал свободной рукой на глаза. — А вот. Ответ удовлетворяет? Теперь моя очередь: зачем тебе он? — злодей ткнул подбородком в точку над моей головой.

— Кто?

Я автоматически поднял взгляд. В руке, поднятой вверх, я продолжал сжимать Шпалермана. Медведь, вися на одной лапе, тупо улыбался своим беззубым ртом. Вот козел же! Я совсем про него забыл, а он даже не удосужился напомнить о своем существовании! Действительно, козел безрогий, а не медведь.

— Это Изя, — прорычал я. — Он — друг.

— Друг? — поднял бровь жулик. — Знаешь, где познаются друзья? В беде!

— А это что, уже беда? — уточнил я.

— А еще нет?

— Ну, если беда…

Медленно, слишком медленно, нарочно медленно, я опустил талисман на уровень груди. Евгений, чуть напрягшись, с интересом наблюдал за мной. Сергей, оставив на время свое занятие, высунувшись из-за смятой крыши Октавии, тоже уставился на медведя. Еще крепче сжав лапу талисмана, я взялся указательным пальцем второй руки за кольцо, торчащее из шва в не совсем потребном месте.

— Изя — он друг, — повторил я, дернув кольцо.

— И что? — озадаченно поинтересовался Федоров.

А ничего. Я крепко зажурился, отвернувшись от медведя. Четыре, три, два, раз. Раздался негромкий, приглушенный толстым слоем ваты, взрыв пиропатрона, веки, просвеченные насквозь потоком нестерпимо яркого света от световой гранаты, на мгновение окрасились в красный цвет.

— А-а-а, дерьмо! — завопил Евгений. — Я ничего не вижу!

Чего уж говорить! Я, зная, что за начинка у моего талисмана, успел отвернуться и зажмуриться, и то перед глазами плыли разноцветные круги, а Федоров смотрел прямо на медведя. Это все равно что разглядывать солнце через бинокль.

Байкер, выронив пистолет, тер глаза. Его водитель, отчаянно матерясь, катался по земле, закрыв руками лицо. Тезка, упав на колени, тоже не мог найти ни одного приличного слова. Друг познается в беде. Отбросив ставшего бесполезным Шпалермана, я поднял с дороги Макарова.

— Сука! — орал Федоров. — Я ничего не вижу!

— Тебе не привыкать, — улыбнулся я. — Ну, расскажи, каково это, быть на самом деле слепым? Хреново, да?

— Я до тебя доберусь, — заверил Евгений. — Я лично твои глаза тебе в задницу засуну.

— Ты доберись сначала, — посоветовал я, пальнув в воздух. — Всем лежать мордой в пол.

Сергей поняв первым, что власть переменилась, и спорить с заряженным шпалером чревато для здоровья, замер, растянувшись в пыли. Чудесно исцелившийся калека, крутя головой, пытался разглядеть меня, но глаза с узившимися до самого предела зрачками, улавливали слишком мало света. А то как же? Закон Ньютона о сохранении энергии работает всегда и везде. Свою долю света Федоров уже получил, и ему ее хватит минут на десять.

— Лежать, сказал.

Ударом рукоятки я напомнил бывшему компаньону значение слова "лежать". Вообще, какой-то я жестокий стал в последнее время. Раньше, чтобы засадить кому-нибудь в челюсть, меня надо было упрашивать довольно долго, испытывая мое почти безграничное терпение. Да, нервы стали ни к черту. Закончится это все — поеду на курорт какой-нибудь, отдохнуть.

Теперь царила настоящая идиллия: поверженные злодеи лежали на земле, а хорошие парни стояли на ногах. Правда, один из них ослеп на непродолжительное время, но это само пройдет.

— Предупредить-то мог, — прорычал Пчелкин, быстро мигая незрячими глазами.

— Не мог, — отрезал я, беря монтировку.

Мощным рывком завершив начатое Сергеем дело, я достал с заднего сиденья спортивную сумку, явно с вещами Кирилла, и два недостающих кейса. Подогреваемый любопытством, дрожащими от нетерпения руками, я открыл один чемодан.

Господи Иисусе! Жизнь, долгое время текущая беспокойной бурлящей черной рекой по каменистому руслу, внезапно изменила свой цвет и направление, став молочной рекой в кисельных берегах. В чемодане, в плотно упакованных пачках, лежали стопки долларовых банкнот! Не веря своим глазам, боясь, что это — галлюцинация, вызванная яркой вспышкой, я открыл еще один кейс. То же самое! Я положил руку на шершавый купюры, погладил воротник президента, провел пальцем по надписи "The United States of America". Баксы так никуда и не исчезли и не превратились в черепки, оставаясь зелеными бумажками. Черт побери! Я находился так близко, в одной машине с кучей этих гребанных гринов, и даже не догадывался об этом!

— Сколько их здесь… — прошептал я.

— А ты пересчитай, — ехидно предложил Федоров.

— Рот закрой, падла, — ответил я. — Пока я тебе его свинцом не залепил.

— Сколько чего? — забеспокоился тезка. — Что пересчитать?

— Я потом тебе покажу, — пообещал я.

Звук открываемой двери, сопровождающийся звоном осыпающихся осколков, заставил меня снова схватиться за волыну. Из остатков автомобиля выполз Мешков. Да, денек сегодня — чудо на чуде. Хореограф был измазан кровью, правая рука вывернута под неестественным углом, но он был жив, что после такой аварии просто невероятно. Брякнувшись, ударившись носом, заработав еще одно ранение, что, в общем-то уже не играло большой роли, Кирилл сел на асфальт, уперевшись спиной в борт Октавии.

— Что, творческая личность, — усмехнулся я. — Далеко ушел? Прокидать всех хотел?

— Они — мои, — прохрипел, сплюнув сгусток крови, Мешков.

— С чего бы? Искусство не продается — твои слова?

— Они — мои, — повторил Кирилл. — У меня мама болеет.

— Знаю я твою маму, — кивнул я. — Такая прямоугольная, пластиковая, да?

— Мне они очень нужны, — всхлипнул парень.

— Вот уж кому, а тебе они точно не нужны. Гений должен быть голодным.

— Обалдеть можно! — воскликнул Пчелкин.

Едва прозрев, он поспешил утолить свое любопытство тем же способом, что и я — засунуть нос в один из кейсов. Сергей с Евгением, тоже обретя вновь способность видеть, беспокойно зашевелились.

— Эй, эй, лежать, — помахал я пистолетом.

— Ты никуда не торопишься? — напомнил телохранитель.

Таня! Я же совсем забыл про нее! Не мудрено, с такой кучей бабок можно забыть про кого угодно. Я достал из кармана мобильник и включил подсветку. Половина одиннадцатого! Надо быть в клубе у телефона уже через полтора часа! Другой вопрос — готов ли я отдать четыре чемодана долларов, килограммов по тридцать каждый, за эту дурную девчонку? Но над этим я успею поразмышлять и по пути в "Четверть мили".

— Сашка, — позвал я. — Стрелять умеешь?

— А то, — кивнул тезка.

— Тогда держи их на мушке, — я вручил Макара Пчелкину. — Будут дурить — шмаляй.

— Это я с удовольствием, — оскалился Саша.

Я пошел за машиной. Пришлось сделать небольшой крюк — выкрутить золотники с колес Mitsubishi. Иметь на хвосте этот болид мне совсем не улыбалось. Воздух с шипением вытек из низкопрофильных безкамерок и Evo. VIII лег на обода. Так-то лучше. Широко размахнувшись, я запустил золотники далеко в поле.

Полезного пространства в 2110 было намного меньше, чем в бюргере, и даже не потому что инженеры с ВАЗа не рассчитали, отнюдь. Большую часть багажника занимали два саба с парой кроссоверов, так что три чемодана легли на заднее сидение. Можно трогаться.

Удивительно, но ни жалобно хныкающий Кирилл, по-прежнему сидящий у останков своей кастрюли, ни два бандита так и не попытались нам помешать. Если с первым все понятно, для Сергея с Евгением пистолета для успокоения явно мало. Не те ребята, эти на понт так легко не взять. Ежу понятно — что-то они задумали, что-то совсем не доброе. Но время, как это часто бывает, поджимало.

— Чего стоишь? — прикрикнул я на тезку. — Поехали.

— Как думаешь, может, их того… — неуверенно предложил Пчелкин.

— Что, совсем крыша съехала? — прорычал я. — Хочешь мокрухи — на здоровье, но без меня.

— Эх, — Саша с обидой махнул волыной и прыгнул в машину.

Теперь я не жалел коней, выжимая из болида все возможное. Мы успели удалиться на пару сотен километров от города, надеясь на удачу, теперь предстояло проделать тот же путь в обратном направлении, надеясь на ту же самую удачу. Где в жизни логика?

Я сосредоточенно вглядывался в пятно света на дороге, слушая монотонную песню Ванкеля, пассажир поглаживал ствол Макара, задумчиво жуя губы. Время было уже позднее, и за полчаса не попался ни один автомобиль. Даже областные гайцы привыкшие ко всему, в том числе и таким скоростям, к счастью, уже отправились по домам.

Мимо пролетали небольшие города, совсем крошечные селения, окна в которых давно погасли, леса, поля, железнодорожные переезды. Все оставалось позади, а Челябинск с клубом с каждой секундой становился все ближе и ближе. Все ближе и ближе становился тот миг, когда я отдам эту кучу баксов за Татьяну. А интересно, сколько же их там? Какова цена жизни моей супруги? Стоит ли она того?

— О чем думаешь? — поинтересовался Саша.

Застигнутый на самом интересном месте я не сразу нашел, что ответить. Сказать правду я не мог, мысли меня самого пугали. Чертова куча баксов… целое состояние. Отдать их за пустоголовую избалованную девчонку? Я уже и не знал, мои ли это мысли, и, если мои, всерьез ли я это подумал?

— Не имею такой дурной привычки, — ответил я после недолгого замешательства.

— Значит тебе повезло, — произнес Пчелкин. — Повезло, что я за тебя думаю.

— Что бы я без тебя делал? — буркнул я.

Это, если и вопрос — то чисто риторический. Жил бы спокойно в свое удовольствие — вот что я делал бы без такого друга.

— Саш, там такая уйма денег, такая куча… ты представляешь, как можно жить с такими деньжищами? — начал тезка.

— В общем, догадываюсь, — кивнул я, понимая, куда он клонит. — Но ты же не думаешь, что тебя никто не будет искать?

— Это не вопрос, — отмахнулся Пчелкин. — С такой прорвой бабла можно уехать хоть к черту на кулички и жить там спокойно.

— Давай короче. Что ты хочешь сказать?

— Зачем он тебе нужна? Твоя Таня? С этими…

— Ты поосторожнее, — предостерег я. — Она — моя жена.

— И что? — усмехнулся Саша. — Ты готов отдать ради нее все это?

— Да, — отрезал я.

— Почему?

— Эх, братишка, — вздохнул я. — Знаешь… кажется, я ее люблю.

— Кажется? — повысил голос пассажир. — Кажется? За такую кучу бабок ты должен быть точно уверен.

— Я… — начал я и запнулся.

Уверен? С тех пор, как я связался с этим клубом, я уже ни в чем не уверен. Какого черта? Какого, я спрашиваю, черта? Я — не коммерсант, я — гонщик. Если и коммерсант — не такой. Не таким я себя видел или хотел видеть.

Как же я изменился! Каким же я стал! Кем я стал? Я позабыл, что такое скорость, что такое просто отрываться на дороге, топя педаль по полной. За три месяца я постарел лет на десять. Стоило ли вообще ввязываться в эту авантюру? Жил же себе спокойно, чего мне в жизни не хватало? Как все глупо…

Единственный человек, бывший рядом со мной все это время — именно Татьяна. Я же, как последний балбес, не совершенно обращал на нее внимания. Все ее выходки, включая стриптиз — всего лишь очередной способ привлечь мое внимание. Как же я этого не понимал? Каким же я был слепым! Она по-настоящему любит меня, а я… я просто должен отблагодарить ее, хотя и не…

— Люблю, — горячо произнес я. — Уверен.

— Ну ты и дурак, — протянул тезка.

— Какой есть, — улыбнулся я.

— Тогда останови машину, — потребовал Пчелкин. — Ну? — в бок уперлось что-то твердое.

У Саши, насколько я знал, с ориентацией был полный порядок, и, даже предположив, что от пережитых потрясений мозги у него повернулись, весьма сомнительным представлялось то, что друг внезапно решил заняться со мной любовью в такой малоподходящий момент. Методом исключения, можно прийти к выводу, что в бок мне уперся ствол Макара.

— А если не остановлю, тогда что? — осведомился я.

— Тогда у меня одним тезкой станет меньше, — ответил Пчелкин.

Само то, что он употребил слово "тезка", а не "друг" или "братишка" уже о многом говорило. В самом деле, сложно представить себе дружбу с человеком, который тычет в тебя пистолетом. Расер меня сильно огорчил.

— Ты в своем уме? — усмехнулся я. — Да, грохнешь ты меня, а что потом-то? Представляешь, где окажется машина через секунду? По сравнению с этим, — я постучал пальцем по панели. — Шкода Кирилла тебе покажется только что сошедшей с конвейера.

— Ты эти сказки кому другому рассказывай, — увеличив давление ствола в ребро, произнес тезка. — Покувыркаюсь, конечно, но у тебя усиленный каркас из титановых труб, так что на мне и царапинки не будет.

Эх, Саша, Саша. Мне бы такую уверенность. Но спорить с человеком, у которого чешется палец на спусковом крючке, я совершенно не собирался. Просит остановить? Да на здоровье.

Я резко ударил по тормозам. Автомобиль накренился вперед и чуть не встал на передние колеса. Четырехточечный ремень безопасности сильно врезался в грудь, мешая вздохнуть. Пассажир был не в лучшем положении: лицо Пчелкина от недостатка воздуха моментально побледнело. Петарда выпала из его ослабшей руки и ускакала под торпедо. Довершили дело три чемодана. Свободно болтавшиеся на заднем сидении, они, не удерживаемые ни ремнями, ни чем-либо еще, продолжали лететь по инерции. Один из кейсов, впечатавшись в спинку моего сидения, передал привет почкам, второй ударил по спинке пассажирского кресла, а третий, подскочив до потолка, саданул в затылок стрелка.

Прочертив на асфальте две полосы, превратив в копоть около половины килограмма резины, болид мягко осел на заднюю ось и замер. Я отстегнул ремень и вздохнул полной грудью. Саша, безвольно обмякнув, свесил голову на грудь. Из раны на затылке текла тоненькая струйка крови.

Черт, неужели, приехали? Я приложил два пальца к вене на шее пассажира. Нет, живой. Что ему будет? Даже те остатки мозгов, что еще оставались, и те, похоже, выкипели. Утрамбовав кейсы с баксами ("баксы" — слово-то какое… сладкое), я обошел вокруг котенка, открыл дверь, щелкнул застежкой ремня и вытащил приятеля из машины. Вот балбес-то! Вздумал спорить со мной, в моей же крошке, на моей любимой скорости. Захватив из бардачка фонарик, я оттащил Пчелкина на обочину, где и оставил тело. Рядом я бросил уменьшенную копию солнца, чтобы не заблудился. А вот когда я начал разгибаться — тогда и охнул. Мне, разумеется, повезло больше, чем тезке, но, судя по резкому прострелу в спине, в том месте, куда пришелся удар ценного груза, не намного. Вывернув руку, положив ее на больное место, я сильным рывком выпрямил спину.

— …мать… — выдохнул я.

Вот это действительно больно. Денек вообще не задался. Да, груда зеленых бумажек грела душу, но немного и ненадолго. Вернувшись в машину, урчащую мотором, я погладил тускло блестящую крышку верхнего дипломата. А что, если… рвануть сейчас куда-нибудь, и сам черт меня не догонит. Я не спорю, и так жил не бедно, но между этим "не бедно" и тем, что лежало в чемоданах — огромная пропасть.

Нет, раньше надо было решаться, до того, как выгружал Пчелкина. Теперь, если я смотаюсь, он решит, что я просто не захотел делиться, и жизнь положит, но найдет меня. И искать, кстати, будет, скорее всего, не один. Там, в сотне километров позади, двое у разбитого корыта тоже будут не прочь побеседовать со мной на предмет "что такое хорошо, что такое плохо". Могу поспорить, приоритетным будет направление "воровать — это плохо", или "крайне нехорошо". До полуночи оставалось около получаса. Если я, все же, хочу выкупить Татьяну, надо торопиться.

Запустив руку под торпедо, я нащупал главного сегодняшнего труженика — Серегин пистолет Макарова. Кому он только не успел послужить за этот день! По моим расчетам в запасе еще три патрона, но проверить никогда не помешает. Говорят же: доверяй, но проверяй. Веских оснований доверять кому-либо, даже себе, у меня не было. Утопив сгибом пальца фиксатор обоймы, я извлек магазин. Пустой! Надо же такому случиться! Закрыв ладонью отверстия для выброса гильз, я передернул кожух затвора. В руку уперся латунный цилиндр последнего патрона. Лучше, чем ничего, но хуже, чем я надеялся. Да и ладно. Война локального масштаба с мои планы не входила, и использование оружия не предполагалось вовсе. Вообще, очень хотелось бы, чтобы пушка мне не пригодилась, но страховка никогда не повредит. Опять же: человек предполагает, а Бог располагает.

Глава восьмая.

Госпожа удача, демонстрировавшая мне в последнее время, свою попку, похоже, развернулась на сто восемьдесят градусов — в "Четверть мили" я прибыл без пяти двенадцать. Еще оставалось время выпить чашечку кофе и выкурить сигарету. В клубе я находился в гордом одиночестве. Конечно, никто не потрудился начать вечеринку. Главное — зачем? Судя по всему, после вчерашнего не нашлось идиотов, чтобы посетить "Четверть мили". Сарафанное радио в очередной раз сработало лучше любой рекламы. И черт с ними. Чем бы эта история не закончилась — бросаю это дело к такой-то матери. Удовлетворения — ни морального, ни, тем более, физического, я от клуба не получил. Хотя, было что-то, в самом начале, когда я порвал на прямой R1, но ложка меда бочку дегтя не испортит.

Попыхивая сигаретой, я раскачивался в кресле. Тусклый свет настольной лампы освещал очень маленькую часть кабинета, создавая иллюзию, словно я нахожусь в центре ореха, а стена темноты на расстоянии вытянутой руки — скорлупа. Хорошая, крепкая, непробиваемая скорлупа. И я в ней один. Господи, как же хорошо жить на этом свете одному!

Ровно в полночь запел телефон. Похоже, пунктуальность вообще в моде у бандитов. Затянувшись в последний раз и затушив сигарету в кружке, на дне которой плескались остатки кофе, я поднял трубку.

— Слушаю, — произнес я.

— Саша? Саша, ты где?

— Где, — усмехнулся я. — А ты куда звонишь?.. Таня?

— Да, Таня, — растерянно ответила супруга. — А что?

— Ты где? — чуть не вскричал я.

— Я-то дома. А ты что делаешь в клубе? Я подъезжала — он был закрыт.

— Что значит, что я делаю в клубе? Ты что дома делаешь?

— Как это, что я дома делаю? А где мне еще быть?

— Ну… тебя же похитили, — неуверенно предположил я.

— Саша, ты бредишь? Или это твои мечты?

— Ты точно дома?

— Точно. Саш, что-то случилось? — забеспокоилась супруга.

— Так, слушай меня внимательно, — заговорщицки зашипел я в трубку. — Сиди там, никуда не ходи, дверь никому не открывай, я буду через десять… нет, пять минут. Пакуй вещи. Тебе ясно?

— Вещи? — растерянно ответила Александрова. — Что стряслось?

— Тебе ясно?

— Ясно…

Слушать дальше я не стал — просто бросил трубку. Дерьмо! Нет, при чем здесь дерьмо? Наоборот — все супер! Не понимаю, правда, кто же у похитителей, но теперь это не важно. Пусть делают с пленницей, что хотят, а я свободен от всех обязательств. Я же теперь чертовски богат! Деньги! У меня куча денег! И пошли все…

— Yes! — крикнул я, спрыгивая с кресла.

— А? Кто здесь? — раздался сонный голос из темноты, предположительно оттуда, где стоял диван.

Все легкость, беззаботность и радость как рукой сняло. Схватив со стола пистолет, перекатившись через голову, я инстинктивно пустил пулю на звук. Петарда подпрыгнула в руке, выплевывая язык пламени и последнюю маслину. В свете вспышки я успел разглядеть девушку в крошечном топике и юбке-лапше, лежащую на диване. Маша?

К счастью, я далеко не такой классный стрелок, как Сергей, и кусок свинца вошел в стену высоко над ее головой. Клинт Иствуд никогда не был моим кумиром. Вообще, что-то часто стали стрелять в этом кабинете. Но нет худа без добра и нет добра без худа. К несчастью, патрон был последний и затворная рама замерла в крайнем заднем положении. Хотя, плевать. Волына мне уже не пригодится. Щелкнув клавишей задержки затвора, я засунул пушку за пояс.

— Маша, это ты? — спросил я темноту. — Маша?

В ответ донесся чуть слышный всхлип. Неужели, я попал в нее? Резким ударом по выключателю врубив свет, я подбежал к дивану. Плечи певицы, сжавшейся в комок, подрагивали от плача.

— Маша, Маша, — обнял я ее. — Все в порядке…

Постепенно отходя от шока, но все еще заливаясь слезами, Желтых обняла меня за шею. Не знаю, кто из нас испугался больше — я, или она. Впрочем, знаю. Конечно, она. Чтобы понять, каково человеку, в которого шмалят с пятнадцати метров, надо побывать на месте этого человека. Меня Бог миловал. Пока миловал.

— Все в порядке, Маша, — повторил я.

Кого я хотел убедить в этом? Себя или, все же, ее?

— Я так ждала тебя, — простонала девушка на ухо.

— Ждала? — удивился я. — Зачем?

— Хотела сделать вот так…

Мария отстранила меня, забралась с ногами на диван, расстегнула молнию на юбке и повела бедрами, отчего предмет туалета, скользнув по шелковой коже, лег у ступней девушки. Трусиков на этот раз под юбкой не оказалось. Втянув ноздрями воздух, я почувствовал ее запах — запах женщины. Ее пухлые розовые губки, окаймленные светлым пушком, находились на уровне моих глаз.

— И что? — заворожено произнес я, не сводя взгляда с точки ниже пупка девушки сантиметров на десять.

— И тебя обязательно захочется заняться со мной любовью, — промурлыкала певица.

Я положил ладони на ее бедра. Автомобильные фары, пробившись сквозь открытые жалюзи, осветили силуэт девушки, внеся в момент небольшую толику магии. Стоп. Я замер, едва потянувшись к Маше губами. Автомобиль? Кто это вдруг, на ночь глядя?

— Ну, давай же, — хриплым от возбуждения голосом взмолилась Мария.

— Одевайся, — я натянул юбку ей на талию.

— Что? Как одевайся?

— А так, — я взялся за рукоятку пистолета. — Одевайся и уходи отсюда. Как можно скорее.

Надо отдать Желтых должное — она не стала грузить меня ненужными вопросами. Приятно иметь дело с женщинами, которые понимают: надо — значит надо. Быстро кивнув, девушка застегнула молнию и спрыгнула с дивана.

— Постой, — окликнул я. — Уходи через черный ход.

— Как от ревнивой жены, — усмехнулась Маша.

Я кивнул в ответ. Если бы оно было так! Чмокнув меня на прощание в губы, певица покинула кабинет. Оставшись один, я извлек петарду и, по инерции, передернул затвор, застопорившийся в открытом положении. Тьфу, забыл. Патронов-то нема. Взвесив в руке бумеранг, я решил не убирать его далеко. Мало ли чего? От незваных гостей, которые, как известно, хуже татар, сложно ожидать что-то хорошее.

Встав на изготовку, я ожидал услышать звонок домофона. Вместо этого из коридора раздались шаги, приглушенные дверью. Черт, неужели, Мария что-то забыла? Резво закинув пушку в ящик стола, чтобы не пугать девушку лишний раз, я обвел глазами помещение. Что она могла забыть? Но уже через секунду по тяжести шагов я понял, что по коридору идет явно не девушка, и, более того — не один человек. Времени предпринять какие-либо действия уже не оставалось, и я, собравшись в пружину, готовый при малейших признаках угрозы прыгнуть под прикрытие массивного кресла, встал посередь кабинета.

Говорят, ожидание смерти хуже самой смерти. Так безрассудно забросив шпалер в ящик стола, я уже не успевал его достать. Даже разряженный он мог бы сослужить неплохую службу, в крайнем случае им можно хоть по голове садануть.

Долго ждать не пришлось. Дверь резко распахнулась и в кабинет вошли двое, одного из которых я узнал — это был один из тех, кто не так давно предлагал продать клуб. Судя по тени в коридоре, там остался еще кто-то, кто не торопился входить.

— Александр? — осведомился один из гостей.

— Я, — кивнул я. — А что?

— Вы обдумали мое предложение?

— Обязательно, — улыбнулся я. — Два ляма — и клуб ваш.

— Эй, нет, — рассмеялся бандит, садясь на стул задом наперед. — Я о втором предложении.

— Боюсь, я не в курсе, — развел я руками. — Какое второе предложение?

— Обменять то, что вы здесь нашли на свою жену. Я же обещал сделать предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Вот черти! Части мозаики постепенно становились на свои места. Их не нужна была эта хибара — зачем? Их больше интересовало то, что было здесь спрятано — деньги. В самом деле, что такое два миллиона долларов по сравнению с такой кучей? Да ничто… и фальш-электрик тот, безусловно, приходил от них, и хотел он одного — вскрыть тайник и забрать баксы. И вот здесь вмешался непредвиденный фактор — Кирилл, который нашел ничку до них и выгреб до дна. Само собой, жулики и предположить не могли, что какой-то козел найдет из сбережения совершенно случайно, и, тем более, что этот козел — не директор клуба.

— Нет, ребята, — покачал я головой, садясь в свое кресло. — Это мимо. Давайте поговорим, как бизнесмен с бизнесменом. У меня есть деньги — иначе вы не пришли бы. Так?

Бандит согласно кивал головой. Пока моя логика была верной.

— Но у вас нет товара, — вздохнул я. — А платить деньги за воздух…

— Стоп, — остановил меня жулик. — Как это нет товара?

— А если есть — покажите, — предложил я.

— Вопрос — фуфло, — отмахнулся он. — Вадя, заводи, — крикнул гость в сторону открытой двери.

В комнату вошло третье действующее лицо, еще один из неудавшихся покупателей, толкая перед собой дулом автомата Аллу. Бандюган остановился в дверях, нацелив Калашникова на меня, и крепко держа девушку за руку.

Пчелкина! Как я сразу не догадался? Нас с Сашей попросту перепутали. Вернее, перепутал Евгений, предав информацию не тому Саше. Как бы среагировал тезка, зная, что в заложниках не моя жена, а его? Шевельнулась бы в его голове такая идея, как слинять с баблом?

— Ну, — самодовольно усмехнулся жулик. — Есть товар?

— Товар есть, — протянул я. — Только предлагаешь ты его не тому купцу. Тебе какой Саша-то нужен?

— Пчелкин Александр Константинович? — уточнил он.

— Александров Александр Александрович, — поправил я.

— Вот те раз, — схватился за голову гость.

— Вот те два: поскольку вам, пацаны, нужен другой Саша, то разбирайтесь сами, а я пошел. До свидания.

— Стоять, — гаркнул бандит. — Никто никуда не пошел. Сути дела это не меняет. Мне по-прежнему нужны мои деньги, и мне глубоко плевать, ты это шлюха, или нет. Факт остается фактом: мои деньги у тебя. Или ты отдашь их добром, или убираем вазелин.

— Что? — переспросил я. — Убираем вазелин? Где-то я это уже слышал.

— Братишка у меня так говорил, — пояснил жулик. — И, если уж я его вывел в расход, то тебя — и подавно. Где деньги?

— А братишку не Евгением зовут?

— А что? — насторожился бандит.

— А вот что, — раздался голос с порога.

Мелькнула рукоятка пистолета и Вадим, выпустив из рук автомат, осел на пол. В кабинет, оттолкнув Аллу, вошли Федоров, Сергей и тезка. Первые двое, вооруженные старыми добрыми ТТ, взяли на прицел жуликов. Саша, увидев, жену, застыл в удивлении.

— Женя? — изумленно произнес бандит. — Ты живой?

— Двадцать миллионов баксов — достаточная причина, чтобы жить, да, Олежка? — осведомился байкер.

— Да пошел ты, — буркнул братец. — Это мои бабки.

— Ошибаешься. Это наше общее наследство. В лучшем случае, твоих там — сорок процентов.

— Это почему еще сорок?

— Потому что я старше.

— Вы оба ошибаетесь, — заметил Пчелкин. — Это мои бабки.

Он, не растерявшись, поднял оброненный Вадимом Калашников, и, сжимая автомат обеими руками, приготовился пустить струю свинца в любого, кто скажет хоть слово против. Алла, решительно ничего не понимая, стояла в стороне.

— Ты-то к ним какое отношение имеешь? — поинтересовались в один голос Федоровы.

— Кто нашел — того и бабки, — отрезал Саша.

— Пацаны, — произнес я. — Разбирайтесь сами, а я домой поехал.

— На здоровье, — ответил Евгений.

— Э-э, нет, — возразил тезка, переводя ствол на меня. — Бабки-то у тебя.

К сожалению, мой фокус не удался. Хотя факир и был трезв, сказывалось похмелье, и то, что голова Пчелкина начала работать на редкость быстро. Вздохнув, я сел на место, нащупывая рукой Макарова в ящике стола.

— Ты что, братишка, в меня стрелять будешь? — осведомился я.

— Думаешь — нет?

— Думаю — нет, — ответил за меня Сергей, взяв стрелка на мушку своего ТТ. — Бросай пушку.

— Сам бросай, — второй бандит, пришедший с Олегом, выхватил из кобуры свой пистолет и навел его на телохранителя.

— Я мозги тебе сейчас вышибу, — Евгений нацелил свою петарду на жулика.

Федоров-младший, не оставаясь в долгу, тоже извлек шпалер и молча упер его в бок брата. Я чувствовал себя каким-то обделенным. Мало того, что пистолет лежал в ящике стола, так еще и патронов в нем не было.

— Может, придем к какому-либо компромиссу? — предложил я. — Или вы все пальнете, забрызгаете пол и стены кровью, и деньги достанутся последнему герою.

— У тебя есть какие-то идеи на этот счет? — поддержал меня Евгений.

Да, у этого парня мозги работали всегда, и работали лучше, чем у многих.

— Есть, — кивнул я. — Там, как ты сказал, двадцать лепех. Поделить на четыре — по пять каждой стороне. Это не мало

— Это не идея, а говно, — изрек Олег. — Если все пальнут, то я, все же, останусь жив.

— Ошибаешься, — я внес равновесие, достав из ящика Макара.

Кончено, он годился лишь забивать гвозди, но никто, корме меня, этого не знал. Круг замкнулся.

— Теперь мое предложение кажется рациональным? — ехидно осведомился я.

— Более-менее, — рассмеялся жулик.

— Бросаем пушки?

— А кто первый? — поинтересовался Евгений.

— Одновременно, — ответил я.

Следя в оба за тем, кто держит его на прицеле, мы одновременно, медленно, вытянули руки с оружием вперед и разжали пальцы. Шесть стволов с громким стуком повалились на пол. Уравнение осталось прежним — четыре стороны: я, Саша с женой, Евгений с Сергеем и Олег с друзьями, заинтересованные в получении своих дивидендов, но теперь в этом уравнении не стало оружия. Хоть как-то легче.

— Ну, по пять — согласны?

— Согласен, — заявил тезка после недолгого чесания шеи.

Федоров-старший все еще находился в раздумьях, Олегу же такое предложение было явно не по душе.

— Я не понимаю, — произнес он. — Почему я должен делиться своим наследством с совершенно посторонними людьми? Евген — Бог с ним, братья, как-никак. Но вы здесь при чем?

— Хочу заметить, что твой хваленый братец проиграл это здание со всем содержимым мне, так что это я должен возмущаться. Формально эти деньги мои.

— Что? — не поверил в услышанное Олег. — Ты проиграл фабрику, зная, что здесь спрятаны двадцать лямов?

— А откуда я знал, где они спрятаны? — развел руками Евгений. — Я все перерыл, но так ни хрена и не нашел. Я надеялся, что они их найдут.

— Мог бы у меня спросить, — буркнул младший брат.

— Ты сидел, — напомнил Федоров.

— Кстати, за твое убийство, — заметил Олег.

— В смысле, за убийство меня, — поправил байкер.

— Ты еще мне за это ответишь, — мрачно пообещал жулик.

— Постой-ка, — внезапно сообразил я. — Ты хочешь сказать, что проиграл специально?

— Конечно, — кивнул Евгений. — Ты же не думаешь, что какая-то 2110 может порвать Yamaha R1? Мне очень хотелось, чтобы вы навели здесь шороху, и, вполне возможно, наткнулись бы на тайник.

Я, так гордившийся этой победой, моментально сдулся. Я — не номер один! Меня подставили, мне поддались!

— А если бы тайник нашли строители? — перехватил инициативу тезка.

— А как ты думаешь, — усмехнулся Евгений. — Почему стройка завершилась за столь короткий срок, и почему отделка выполнена столь качественно? Да потому, что все это время я ошивался рядом.

— А зачем ты слепым-то претворялся? — не понял я.

— А кто обращает внимание на слепого? Слепой может попасть куда угодно только потому, что никто не боится, что он увидит что-то не то.

— Тебе надо было в ГИТИС поступать, — вздохнул Олег. — Ладно, хватит лирики. Как делить-то будем?

— Я же сказал — по пятерке, — напомнил я.

— Это лучше, чем устроить здесь пальбу, — подытожил Евгений.

— Да хрен с вами, согласен, — махнул рукой младший Федоров.

Пчелкин молча кивнул. Вот и ладно. Какой груз с души свалился! Сколько жизней я сегодня спас? Хотя, стоят ли эти жизни пятнадцати миллионов долларов? Наверное нет. Столько, а, скорее, всего и больше, стоила лишь одна жизнь — моя.

Вообще, глупо все получилось. Если бы я изначально знал, сто похитили не мою жену, а Пчелкину — вернулся бы я в "Четверть мили"? Странно, но я не знал ответа на этот вопрос. Алла, хотя и сделала хорошего для меня немного, но плохого, в отличие от остальных, она не сделала вообще, а это уже немало. Когда весь мир повернулся против меня, отсутствие зла — уже добро. Да, глупо все получилось.

Отдавая три чемодана из своей машины, я уже не думал о том, что потерял. Чертовски большие деньги, чертовски. Если бы я знал, если бы не Таня… куда она пропала?

Александрова встречала меня без особого энтузиазма. Все вещи были собраны, и супруга, нервно перемалывая зубами жвачку, нетерпеливо ждала меня, сидя на багаже.

— Ты где пропадал? — завопила она, когда я вошел в прихожую.

— Знаешь, я тебя очень-очень люблю, — произнес я, крепко обняв девушку. — Поверь, мало кто кого любит, как я тебя. Я тебя ни за что никому не отдам.

— Даже за миллион долларов? — поинтересовалась Татьяна.

— Даже, — рассмеялся я.

Миллион долларов… да что такое, миллион долларов? Единичка с шестью нуликами, одна пятая того, что лежит в кейсе. Миллион долларов, ха! Я рассмеялся еще громче, не в силах остановиться.

— Саша, что с тобой? — забеспокоилась Таня.

Задыхаясь от смеха, я сел на принесенный чемодан. Спрятав лицо в ладонях, я смеялся, смеялся и опять смеялся.

— Ты головой ударился?

Все еще не в состоянии взять себя в руки, я сполз на пол и открыл кейс.

— Вот ведь… — выдохнула она.

— Да, родная, — весело хрюкнул я, вытирая выступившие слезы. — Ты, кстати, сама где была?

— В больнице, — ответила супруга, не сводя глаз с денег.

— С тобой что-то не в порядке?

— Да нет, все в порядке.

— А зачем тогда?

— Саша, — Таня, забыв про кейс, встала на колени рядом со мной и повисла на шее. — Саша, я беременна!

— Это же чудесно, — улыбнулся я.

— Ты же понимаешь, что теперь тебе придется чаще бывать дома?

— Конечно.

— Не проводить целые дни на работе в клубе.

— Как два пальца.

— И бросить гонки?

— Обещаю.

С последним я, может быть, погорячился, но какого черта? У меня куча денег, я женат на женщине, которую люблю, а она любит меня. К тому же, я скоро стану отцом. В один прыжок я перепрыгнул с черной полосы на белую. Остается лишь идти по ней так же не поперек, а вдоль.

Эпилог.

Я — хозяин своего слова, кто сомневался? Хозяин в самом большом смысле: захотел — дал, захотел — обратно взял. Живут же люди, нарушая свои обещания по десять раз на дню, чем я хуже?

Жаркое июльское солнце заливало взлетную полосу аэродрома штурманского училища. От бетонки поднималась рябь раскаленного воздуха. На сегодня полетов не будет — это точно. К узкоглазому японскому супербайку подкатила красно-желтая "десятка" с языками пламени по обоим бортам. Я, остановив крошку перед мотоциклом, вылез из машины.

— Привет, Сашка, — спрыгнул с R1 Федоров.

— Привет, привет, — протянул я, тряся его руку. — Ну, Евген, без поддавков?

— На этот раз — конечно.

Тюнинг-кар и спортбайк заняли места на старте. Лена, одетая по случаю такой жары только в крошечный купальник, осторожно ступая босыми ступнями по раскаленному бетону, вышла на полосу и встала перед дуэлянтами.

Вот оно. Матч-реванш. Бой за звание абсолютного чемпиона города Челябинска по дрэг-расингу. Я — номер один, я — чемпион. И мне глубоко параллельно, кто стоит в твине со мной — порву любого.

Ключ на старт.

Часть I I I. Черный рейсер

Неважно, что у тебя под капотом — V8, рядная шестерка, или, даже четверка. Не играет роли размер твоих сликов. Не имеет значения, сколько коней между твоими ресиверами. Вес карбона на твоем болиде тем более никого не волнует. Важно, что ты — расер, ночной гонщик. Играет роль лишь одно — прямая в четыреста два метра. Имеют значение лишь те секунды, что пронеслись с момента, когда ты встал на черту до того мига, когда ты утопил в пол педаль тормоза и рванул на себя рычаг ручника. Тебя волнует только это — больше ничего. Ты — расер, властелин ночных улиц. 

440 ярдов.

Полная авторская версия.

Все описанные события — вымышленные. Любое совпадение персонажей с реально существующими людьми — чистая и непредвиденная случайность.

Глава первая.

Я боялся высоты. Смешно, наверное, что человек, с легкостью разменивавший третью сотню на спидометре, без малейшего намека на испуг смотревший в черный провал пистолетного дула, безо всякого страха летавший по Российским дорогам на Российских же автомобилях, боялся высоты. Нет, этих десяти тысяч метров я боялся не как расстояния, которое человек без соответствующего технического оснащения способен преодолеть с постоянным ускорением g с небольшой поправкой на аэродинамические характеристики, вовсе нет. Да что такое вообще это g, если подумать? Это, грубо говоря, сотня за три секунды. Даже на автомобиле я ни раз испытывал на себе нагрузку в полтора g и более. Не говоря о том, что десять тысяч метров для расера — плюнуть и растереть. Я боялся не высоты и не падения с этой высоты, я боялся последствий того самого падения, совершено мною не контролируемого.

Так что, сидя в кресле ТУ-154, выполняющего рейс "Москва-Челябинск", я опустил задвижку окна до упора и старался без лишней необходимости не выглядывать наружу — туда, где под напором ветра раскачивалось огромное серебристое крыло самолета. Мне приходилось видеть, как более надежные конструкции разваливались при гораздо меньших нагрузках, и это ничуть не улучшало моего самочувствия. ТУ-154 по сравнению с Боинг-747, на котором я прилетел в Москву из Лондона — ржавое корыто. Их характеристики отличаются почти так же, как Tampax от Alldays с крылышками. Не знаю, почему до сих пор нет прямого рейса из Манчестера до Челябинска? Хотя, чего греха таить, я завидовал пилотам этого крылатого тазика. Скорость в девятьсот километров в час автомобилю не развить никогда.

— Дамы и господа, — раздался из динамика голос командира корабля. — Самолет ТУ-154 компании "Сибирь", рейса 648 совершил посадку в аэропорту города Челябинска. Температура за бортом — двадцать два градуса, атмосферное давление — семьсот сорок пять миллиметров ртутного столба. Убедительная просьба: оставаться на метах до полной остановки самолета. Удачного дня.

Нет, всегда так. Задремав, я упустил самое увлекательное. Очень хотелось посмотреть на родной край, край озер, с высоты птичьего полета. "Урал — моей державы край суровый…". Кто, скажите мне, кто сказал эту глупость? Классику, несомненно, довелось побывать здесь один раз в жизни — в феврале, когда и в Крыму погода сахаром не пахнет. Что на Урале сурового, кроме двух-трех десятков группировок, закончивших свое существование в конце девяностых? Я ничуть не спорю, резкие скачки температуры способны доконать кого угодно. Кого угодно из тех, кто не был здесь рожден. Вот и слушай после этого классиков.

ТУ-154 скользил по мокрому бетону взлетно-посадочной полосы. Семь лет назад я отмотал немало километров на этой бетонке. Если задуматься, как давно это было! А кажется — только вчера.

Я не стал дожидаться полной остановки самолета. Ждать — вообще не в моих правилах. Щелкнув пряжкой ремня, я встал с места.

— Пожалуйста, оставайтесь на местах до полной остановки самолета, — дружелюбно улыбнулась стюардесса.

И я улыбнулся. Хотя и менее дружелюбно. Поняв, что спорить со мной бесполезно, девушка посторонилась, пропуская невоспитанного мужлана. Скользнув взглядом по ее плотно сжатым форменной рубашкой с расстегнутой верхней пуговицей грудям, я зашагал к выходу. Трехчасовой перелет из Лондона, два часа таможни, еще час ожидания и еще два часа перелета доконают кого угодно. В общей сложности за последние восемь часов я поменял пять часовых поясов, и чувствовал себя выжатым, словно лимон. Нет, не зеленый, который хранится в сейфе, банке или еще где, другой — желтый и кислый. Был бы я зеленым лимоном — лежал бы себе, да проблем не знал.

Допотопный Икарус довез меня и остальных пассажиров от трапа до здания аэропорта, отдав на растерзание мозгоклюям. На каждого путешественника приходилось по два-три таксера, наперебой предлагающих свои услуги. Разумеется, лохмачи и меня не оставили без внимания.

— Машина до города, — подошел ко мне, позвякивая ключами, щуплый очкарик.

— Почем? — осведомился я.

— Два, — обозначил цену бомбила.

— Бабушку свою за такие деньги вози, — усмехнулся я.

Тот, не теряя времени даром, направился к другому пассажиру. Сервис на уровне — нечего сказать. Остальные таксеры не рискнули подойти к странному небритому типу, весь багаж которого состоял из спортивной куртки, переброшенной через плечо.

На парковке челябинского аэропорта стояло несколько десятков автомобилей, и, как назло — ни одного такси. Тьфу, черт. Привык к пережиткам империализма. В нашей великой стране такси — почти каждый, кто сидит за рулем. Не загружая себе лишними раздумьями, я подошел к ближайшей машине — ВАЗовской "шестерке" грязно-белого цвета, стекла которой сохранили следы тонировки. Водитель, попыхивая сигаретой, с головой ушел в журнал "За рулем".

— Свободен, шеф? — спросил я через открытое окно.

— Куда? — осведомился шоферюга, не отрываясь от чтива.

Я назвал адрес.

— Далеко, — протянул таксист. — Полторы.

— А ты не опухнешь? — возмутился я. — Пятьсот.

Автолюбитель, загнув уголок на странице, закрыл журнал и забросил его на заднее сидение. Замечательно! Хоть какой-то интерес проявил. Теперь он мой, ибо торг, начавшись, приводит порой к самым неожиданным результатам. Лохмач смерил меня взглядом, и произнес:

— Штука.

— Семьсот? — гнул я свою линию.

— Садись, — устало вздохнул водитель.

— А где семьсот — там и пятьсот? — предложил я, сев в машину.

Кресло с давно продавленными пружинами моментально просело подо мной. В салоне пахло бензином и дешевым табаком. Очкарик, предлагавший свои услуги десять минут назад, усаживал в древний, но надраенный до блеска Ford Scorpio пожилого немца, летевшего одним рейсом со мной. Может, зря я погнался за дешевизной?

— Ты палку-то не перегибай, — хмыкнул бомбила. — За пятьсот можешь пешком идти.

— Поехали, — сдался я, бросив на торпедо семь сотенных бумажек.

Таксер, сгребя деньги своей захапистой лапой, послюнявил палец и пересчитал купюры. На два раза. Удовлетворенный результатом, он засунул банкноты в кармашек козырька, не спеша засунул ключ в замок зажигания, запустил мотор, и, врубив заднюю, так стартанул с места, что я чуть не встретился головой с лобовым стеклом.

— Ты потише! — выдохнул я, едва успев упереться руками в панель.

— Не беспокось, прорвемся, — заверил меня лохмач, втыкая первую.

Шестерик, буксанув задними колесами, сорвался с парковки. Я успел заметить, как очкарик покрутил пальцем возле виска, после чего здание аэропорта стало стремительно уменьшаться.

— Из командировки? — поинтересовался водитель.

— Нет, — ответил я.

Бомбила, небрежно положив локоть на открытое окно, вел машину, крутя руль одной рукой.

— А, из отпуска?

— Тоже нет.

Езда на ржавом корыте со скоростью под полторы сотни отнюдь не способствует улучшению настроения. С другой стороны — спать совершено расхотелось. Бряканье подвески допотопной 2106 сложно спутать с колыбельной.

— Слышь, а у тебя музыка работает? — спросил я.

Нет, меломаном я никогда не был, и слушать хрипы акустики, установленной в этом ведре — достаточно сомнительное удовольствие. Но скрип ходовой резал уши. По-моему, чтобы заглушить этот адский звук, все средства хороши. Это был тот самый редкий случай, когда цель оправдывает средства. Это же надо довести не самый плохой автомобиль до такого состояния!

— Работает, чего ей будет? — пожал плечами таксер. — В бардачке кассету возьми.

Кассету? Какой ужас, Господи, куда я попал!

Домой. Я попал домой. Я вернулся. Я дома, дома, дома!!! Полчаса мучений в этом корыте — небольшая плата за возвращение домой после пяти лет отсутствия. Как я отвык от всего этого? На мгновение, когда мой взгляд упал на поле с сочной зеленой травой, на столбики березок, на ярко-голубое небо, даже ненавистный скрип показался лучшим звуком в этом мире. Я дома! Глубоко в душе проснулось полузабытое чувство — счастье. Черт побери, я дома!

Но счастье продолжалось всего мгновение. Этот чурбан-таксист сломал все одной только фразой.

— Ну, музыку слушать будем?

Болван! Очнувшись, я открыл тяжелую крышку бардачка и достал первую попавшуюся кассету. Но закрывать перчаточное отделение я не спешил. На пластике, под прозрачными подкассетниками, желтела смятая шестиугольная наклейка ЛЛАС.

— Гоняешь? — осведомился я.

— В смысле? — бомбила, наплевав на дорогу, заглянул в бардачок. — А, это… ну, гонял когда-то. Сейчас там делать нечего.

— Почему?

— Да так, — махнул он рукой. — Прошли те времена, когда можно было взять обычный уличный автомобиль, чуть подточить его и встать на старт. Теперь на расинге правят бал дрэгстеры, а сколько надо бабла, чтобы подготовить дрэгстер… у-у-у… да и по городу на таком уже не покатаешься. Нет, знавал я парочку ребят с неплохими уличными тачками, способными поспорить со многими дрэгстерами…

— Например? — живо поинтересовался я.

— Например? — задумался водила. — Например — Саша Александров. Вот такой пацан, — бывший расер показал большой палец.

— Кто-кто? — переспросил я.

— Че кто-кто? Говорю тебе: Саша…

Таксист осекся на полуслове. Окончательно позабыв про дорогу, он уставился на меня, сосредоточенно изучая мое лицо. Сколько лет прошло…

— Елы-палы! — лохмач резко ударил по тормозам, отчего я во второй раз едва не повстречался с лобовым стеклом. — Саня, ты!?

— Андрей! — дошло до меня. — Андрюха, ты что ли?

Это же надо такому случиться! Первый человек, кого я встретил вернувшись — мой ученик, бывший водитель отчима — Андрей! Тот самый Андрей, которого наряду со своей собственной сестрой использовал Слава, чтобы добраться до меня, тот самый Андрей, 2106 которого рвала со старта многие иноведра. Тот самый Андрей, который, незадолго до моего отъезда разбил IS 300 моего отчима и остался на работе только благодаря моему вмешательству.

— Сашка, елы-палы, рассказывай!

— Что рассказывать-то? — растерялся я.

— Как что? Как жизнь? Как жена?

— Какая жена?

— Ну… ты же женат был, — неуверенно произнес расер.

— Был, — вздохнул я.

— Извини, — покачал головой водитель. — Я не знал.

— Да брось, — отмахнулся я. — Все в порядке. Мы разошлись.

Ни хрена себе — все в порядке, да? Но наши отношения с каждым днем… да что там — днем? С каждой секундой приближались к тупику. Наверно, я просто слишком привык к одиночеству. А, может, я просто искал счастье не там, копая слишком глубоко, не видя, что счастье-то под самым носом, даже руку протягивать не надо — счастье было ближе. Что такое счастье? Это то, чего мне не хватает. Еще, возможно, я не до конца верил в искренность чувств девушки, полагая, что она находится со мной всего лишь от безысходности. Безысходности? Какая глупость! Да Татьяна, захоти она, могла бы женить на себе кого угодно, но выбрала меня. Именно меня. Сейчас, глядя на все прошедшее с высоты прожитых лет… не спорю, это не та высота, на которую уже не посмотришь свысока, но какая есть. И слава Богу, что пока не та. В общем, она действительно меня любила. А я не понимал этого и не принимал ее любви, пока не стало слишком поздно. Я во всем искал подвоха. Да, по чести сказать, и не интересовался ничем и никем кроме себя самого и своих же дел. В первый раз я спас девушку потому что обещал, во второй раз — я защищал свои инвестиции. Глупо, наверно, звучит, когда на одной чаше весов — она, а на другой — двадцать миллионов долларов? Все же я выбрал ее. Не много потерял, в итоге-то. Потерял позже и больше, когда вернувшись в наш дом в пригороде Манчестера я не обнаружил ни Татьяны, ни детей — только записку. К этому и шло. А я не верил. Не верил, что могу потерять ее, воспринимая ее присутствие как должное. Черт, именно в тот самый момент, когда я дочитал до последней строчки, когда я понял, что она ушла от меня, именно тогда я осознал, как много она для меня значит, как я ее люблю. К сожалению, сделанного не воротишь, и, доведись мне прожить еще одну жизнь — я, скорее всего, прожил бы ее так же. Не потому что я ничему не научился — отнюдь. Потому что до того момента меня все устраивало. Почти все. Я считал себя почти счастливым, ожидая, что счастье вот-вот постучится в дверь, а мне для этого ничего не надо делать. Счастье… его надо завоевать, а, завоевав — суметь удержать.

Да будь у меня все хорошо — вернулся бы я сюда? Ни в жизни. Скорее всего я вернулся чтобы найти второй шанс, начать все с начала там, где все и началось. Глупая надежда. Надежда — всегда глупость. Они обе умирают последними.

— Чего загрустил? — толкнул меня Андрей.

— Да так, — отмахнулся я, выуживая сигарету из пачки. — Да так. У вас-то чего нового?

— У нас? — Андрей на секунду задумался. — А! У нас появился Черный Расер.

— Чего? — усмехнулся я.

— Черный Расер — не слышал?

— Нет, — недоверчиво покачал я головой. — Не слышал.

— Ну ты даешь! — удивился водитель. — Что, серьезно не слышал? Рассказать?

— Ну, трави свою байку, — милостиво согласился я.

— Это не байка, — обиженно заметил Андрей. — А чистая правда. В общем, давным-давно жил да был расер, и был у него черный Mitsubishi Mirage…

— Еще бы, — кивнул я. — На чем еще ездить черному расеру, кроме как не на черном Мираже?

— Ты слушать будешь, или как? — недовольно буркнул водитель.

— Да, извини…

— Так вот, жил да был расер, и был у него черный Мираж, за что и прозвали его Черным Расером, — старый знакомый на секунду замолчал, покосившись на меня, что, вне всякого сомнения, было реакцией на мой смешок. — Гонщиком он был, в общем-то, неплохим, но первые места не занимал ни разу. Зато железно был вторым, что уже немало. И вот, в один прекрасный день он решил зарядить свой тазик по полной — поставил себе закись. Ну, мокрый впрыск — сам знаешь. А чтобы добиться совсем улетной динамики наплевал на систему электронного регулирования давления…

— Да он просто маньяк, — присвистнул я.

— Какой был, — пожал плечами бомбист. — И вот долгожданный момент — дрэг на четверть мили. Первый старт — десять с половиной секунд. Второй старт — те же десять с половинкой. Полуфинал — он снова первый. И, наконец — финал. Мираж в твине с "десяткой". Черный Расер стартанул, и сразу утопил кнопку. Сто метров, двести, триста. "Червонец" осталась в отстое. Расер думает — все, победил, он первый. И вот, когда до финиша осталось метров десять, двиган взорвался. Ну, Мираж, естественно — в хлам, расер — в котлету. Там такая мясорубка была… Его от машины отделить невозможно было, так что так и похоронили обоих в одной могиле. Вот такая, брат, история.

— А суть? — мрачно произнес я.

— Ах, да самое главное, — воскликнул, садистки усмехнувшись, Андрей. — С тех пор он ищет ту "десятку". Он не просто ищет ее — из остатков своего Миража, лежа в могиле, он собрал точную копию той 2110, и ровно в полночь он заводит болид, заправленный адским пламенем, и катает по улицам города в поисках того самого тазика…

— Ты полегче, — буркнул я.

— С чего бы это? — поинтересовался водила. — Тебе эта история что-то напоминает?

В ответ я прикурил сигарету от предыдущей и отвернулся к окну. Напоминает? Нет, вторая часть — полный бред. Собрать, лежа в могиле, в таком ограниченном пространстве из той лапши, что осталась от Миража "десятку" — чистый бред. Тьфу! Байка на тему оживших покойников — не меньший бред.

Да, да, черт побери, да! Я прекрасно помнил тот твин, как такое можно забыть? Даже имя соперника помню — Леха, кажется. Точно, Сычев Леха. Думаю, зрители до сих пор помнят тот забег, а непосредственный участник, то есть я — тем более! Сие событие действительно имело место быть около пяти лет назад, за пару месяцев до моего отъезда в Англию. Вообще, именно так и появляются байки — история давно минувших дней, обросшая новыми подробностями.

— Приехали, — прервал мои размышления Андрей.

— Чего? — не сразу понял я.

— Приехали, говорю.

Я посмотрел в окно. Конечно, за пять лет многое могло измениться, но не настолько же! Вместо боксов Ашота возвышался стеклянный фасад трехэтажного здания. Сервис-центр Chrysler? Откуда оно здесь? Неужели, старый хитрый армянин смог настолько развиться? Как крошечная автомастерская смогла дорасти до такого? Или же таксист что-то напутал, и это не тот адрес?

— Ты уверен, что это то? — уточнил я.

— Саш, я не знаю, то это, или нет, но это тот адрес, что ты назвал. Здесь раньше сервис этого чурки был.

Ха, а точно, Ашот! Вот ведь хитрый лис, как приподнялся. Хотя, я еще и не так развился, многие локти кусать будут, когда узнают. Локоть-то, он где? Да вот, рядом, только хрен достанешь.

— Ладно, Дюха, спасибо, я пойду, — попрощался я.

— Тебя ждать?

— Не надо.

— Уверен?

— На все сто, — я открыл дверь и поставил ногу на асфальт.

— Погодь, — бомбила достал из кармашка козырька деньги и протянул их мне. — Со своих не беру.

Вот и скажи теперь, что все таксеры — козлы. Уже и сам не верю. Забрав деньги, я подошел к стеклянным дверям сервис-центра. Фотоэлемент засек мое приближение, и створки с тихим шелестом разъехались в стороны, пропуская меня.

Как, оказывается, может вырасти маленькая мастерская! Едва не поскользнувшись на мраморном полу, я прошел в здание. В высоком зале, залитом солнечным и электрическим светом, выстроился ряд автомобилей. Если тем же Neon, C300, или подобным фуфлом еще пять лет назад удивить кого-либо было достаточно сложно, то экземплярами типа Viper в те времена в городе и не пахло. О чем это говорит? Конечно, о возросшей покупательской способности моих земляков. Челябинск растет. Мелочь — а приятно.

Пока я удивлялся росту достатка моего родного города, мою кредитоспособность тоже оценивали. Продавец, парень лет двадцати пяти, остался удовлетворен результатом, и бодро зашагал ко мне, на ходу рисуя широченную улыбку на своем лице.

— Что-то интересует? — радостно осведомился менеджер.

— Да, — с готовностью подтвердил я. — Металлолом принимаете?

— Металлолом? — озадачено повторил продавец. — Нет…

— А, только продаете, — разочарованно ответил я. — А Ашота можно увидеть?

— Ашота?

— Да, Ашота. Кто у вас директор — не Ашот?

— Нет — Сергей Ашотович.

— Чего? — протянул я. — Сергей Ашотович? Хорошо, а его увидеть можно?

Нет, я не гений. Во всяком случае — не совсем гений, хотя и близко от этого. Но даже тупой, как три пенька вместе, человек догадался бы, что Сергей, особенно Ашотович — сын Ашота. Причем, скорее всего — того самого. А интересно, где сам хитрый горец?

— По лестнице, вторая дверь направо.

Поняв, что я ничего не собираюсь покупать, продавец мгновенно потерял всякий интерес ко мне. А зря. Кто меня знает, что ударит в голову безумному миллионеру в следующую секунду. Естественно, разумеется, те пять миллионов я не пустил по ветру и бумажных корабликов не наделал, оригами вообще не увлекаюсь. С умом вложенные в дело эти деньги приносят неплохие дивиденды. Куда я их вложил? А во что может инвестировать деньги человек, больной тюнингом и бредящий расингом?

Секретарша встретила меня менее приветливо. Еще бы! Я отвлек бедную девушку от созерцания своего отражения в крошечном зеркале пудреницы.

— Вы к кому? — поинтересовалась она, словно и так не понятно.

— К тебе, — мило улыбнулся я блондинке.

— Ко мне нельзя, я на работе, — огорчилась девушка.

— А к Сергею Ашотовичу можно?

— Как вас представить?

— Саша Александров.

— Минуточку, — секретарша подняла трубку телефона и ткнула пальцем с длинным ногтем, покрытым голубым лаком, в клавиатуру. — Сергей Ашотович? К вам Саша Александров, пропустить?

Вот уж не знаю, что там говорил на другом конце провода, из соседнего кабинета Сергей, но лицо девушки постепенно вытягивалось, глаза приобретали более осмысленное выражение. Положив трубку, она улыбнулась так, словно хотела ослепить меня блеском своих зубов.

— Проходите, Александр Александрович, — произнесла девушка. — Сергей Ашотович давно вас ожидает.

Мне показалось, или она намеренно подчеркнула слово "давно"? Неужели, он усиленно ждет меня вот уже двадцатую часть века? Скоро узнаем. Послав секретарше воздушный поцелуй, я толкнул дверь.

Кабинет Сергея существенно отличался от кабинета его отца. Потрескавшийся от времени стол, продавленная кушетка и чайник с масляными разводами куда-то подевались. Классика уступила место техногену. Белые стены, стеллажи серого цвета, стеклянный стол с ноутбуком. Ашот предпочитал тетрадку, оно надежнее.

Хозяина — широкоплечего детину в джинсах и белой рубашке с расстегнутым воротом сложно было не заметить. Распахнув руки, словно крылья, он бросился ко мне.

— Александр Александрович! Как доехали? Рад вас видеть.

Что-то здесь не так. Мягко стелет — жестко спать придется. Слишком радушный прием не заслуживает особого доверия, скорее — наоборот. Подозрительно как-то. И виной тому не моя прогрессирующая паранойя.

— Так, Сергей, — остановил я директора, выставив вперед руку. — С ней все в порядке?

— Ай, Александр Александрович, зачем сразу о делах? После такой длинной дороги надо посидеть, пропустить по коньячку, расслабиться.

Эти слова красноречиво говорили, что если что-то и в порядке, то точно далеко не все. Сердце сжалось в недобром предчувствии.

— Эх, Серега, Серега, — покачал я головой. — Не надо пудрить мне мозги. Лучше тебе от этого не будет, поверь уж…

— Ну… понимаете, Александр Александрович, — замялся парень. — Слова отца, что когда-нибудь кто-нибудь за ней придет, выглядели как полнейший бред выжившего из ума старика…

— И что? — насторожился я.

— Нет, поймите меня правильно, она жива-здорова, я хранил ее, как семейную реликвию. Но…

— Но?

— Но за последние три года никто ни разу не заводил ее. Масло, поди, уже давно загустело, аккумулятор разрядился…

— Фух, — облегчено выдохнул я.

Если честно, ожидал чего-то более серьезного. Например, квитанцию из пункта приема вторсырья, или еще чего похуже. А так — ничего непоправимого.

— Значится так, — я поднес к глазам руку с часами. — У тебя есть пятнадцать минут, чтобы привести ее в порядок.

— Пятнадцать минут? — ужаснулся Сергей. — Да вы шутите! Час — не меньше!

— Не гони, — ответил я стальным тоном. — Полчаса — максимум.

— Хорошо, полчаса, — согласился хозяин.

Директор сервис-центра поступил довольно опрометчиво, оставив меня одного в кабинете. Чтобы найти бар у меня ушло менее пяти минут. Привычка такая — искать, что здесь поделать? Выбрав несколько бутылок коньяка, да ни какого-нибудь там, а настоящего, армянского, я приступил к дегустации. Благодарить Сергея было не за что, а, раз так, необходимо наказать парня, чтобы в дальнейшем не расслаблялся. Это пойдет в счет компенсации морального ущерба.

Откупоривая бутылки по очереди, я приступил к дегустации. По немного, по наперстку с каждой, но в сумме набралось грамм пятьдесят, и, учитывая усталость от перелета, ничего удивительного, что крышу у меня немного подкосило. Секретарша пару раз забегала, предложить кофе, но, поняв, что я занят гораздо более важным делом, скоро отстала.

Ровно через полчаса, секунда в секунду, в кабинет, тяжело дыша, влетел Сергей. Я уже сидел в обнимку с наиболее понравившимся экземпляром и готовился закатить грандиозный скандал. Повезло…

— Александр Александрович, все готово, — отрапортовал хозяин, протягивая ключи от моей малышки.

— Давно бы так, — ухмыльнулся я. — А это, — я кивнул на бутылку. — Я забираю в счет морального ущерба.

Глава вторая.

Тюниг не может прекратиться. Тюнинг — это болезнь, болезнь хроническая, неизлечимая, и, как любая другая, эта болезнь прогрессирует. Излечить ее невозможно — не стоит даже и пытаться. Начавшись один раз, тюнинг не замирает ни на минуту — изменить, улучшить можно что угодно. Если тюнят даже Lamborghini, то что говорить о крике отечественного автомобилестроения — ВАЗ-2110? Я не раз говорил, и еще повторю: нет предела совершенству. Тюнинг — это процесс, в результате которого автомобиль превращается в НЛО. Тюниг — смысл жизни каждого автомобиля.

К чему я все это говорю? Моя крошка, эта милашка, с которой я встретился после долгой разлуки, несколько лет назад была доведена, казалось бы, до своего предела, до той точки, после которой слово "автомобиль" неприменимо к этому… этой… этой красавице. Многорычажная задняя подвеска, самоблокирующийся дифференциал, срезанная и опущенная на десять сантиметров крыша — казалось бы, что еще? Силовая установка еще черт знает когда была доведена до того уровня, когда любое дальнейшее вмешательство приведет или к значительному снижению ресурса, или к расходу топлива в промышленных количествах. Так насиловать свою любимую желания не было.

Не появилось, кстати, и сейчас, когда она, сверкая свежевымытыми боками, чаруя своими плавными линиями, переходящими в ребра "волнорезов" стояла передо мной. Сколько лет разлуки! И сразу промелькнула мысль: а не снять ли с нее всю обшивку, и заменить это грубое, тяжелое железо на карбоновые панели? Возможно, но не сейчас. Лучшее — враг хорошего.

Отстранив Сергея, я подошел к своей крошке. Какая же она… красивая! Я погладил ее по крылу, отчего, готов поклясться, зайка вздрогнула. Где-то в недрах стального аппарата вновь начал распускать листья прекрасный цветок, имя которому — любовь. Я всегда любил свою малышку, а она отвечала мне тем же.

Глупая, непростительная ошибка считать автомобиль неодушевленным существом, тупым агрегатом. Любая машина впитывает характер хозяина, ведет себя так же, как и он, так же думает. К железному коню надо относится так же, как и к девушке. Они так же любят ласку. Я очень любил свою 2110, гладил ее, делился нежностью, разговаривал с ней, даже целовал. В рулевое колесо. Ей это было приятно, я чувствовал это, я знал.

Бред? Моряки — самый суеверный народ, и они убеждены, что какое имя дать кораблю, так он себя и проявит. Если суперсовременный крейсер назвать "Корыто", то он и в болоте начерпает воды, а "Бравый" пройдет через любые шторма, потопит любого противника. Так и с машиной. Обзываться на нее "ведро с гвоздями", "ржавая драга" — последнее дело. Она обидится, и никогда не будет служить верой и правдой. Потому свою крошку я всегда называл "зайка", "красавица".

О чем говорить? Даже Татьяна ревновала меня к машине. Была уверена, что стоит отвернуться — и я свою малышку в постель затащу. Какая гадость! У нас была чисто платоническая любовь. И нечего опошлять.

Дрожа от нетерпения, я прыгнул в кресло, давно продавленное под мое тело. Трясущимися, словно у алкоголика, добравшегося до заветной чекушки после недельного воздержания, руками я вставил ключ в замок зажигания. Лапонька, обиженная этим негодяем Сергеем, но им же и вылизанная, завелась с пол-оборота, огласив двор сервис-центра утробным рыком настроенного выхлопа. Благодать…

Потомственный армянин пытался что-то сказать, но я лишь сделал ручкой на прощанье и выкатил на улицу. "Шахид" Андрея все еще стоял у края тротуара. Ему заняться больше нечем, кроме как меня караулить? Завидев мою зайку, таксист, сидевший на капоте своей гордости, мгновенно побледнел, кубарем скатился на асфальт и запрыгнул в автомобиль. Открыв окно, я помахал рукой, успокаивая водителя. Интересно, чего он так перепугался? А, Черный Расер… вот всегда так — напридумывают сказок, а после своей же тени боятся.

— Елы-палы! — облегченно вздохнул Андрей. — Ты, что ли…

— А ты кого ждал? — усмехнулся я.

— Да ну тебя, — отмахнулся бомбила, поняв мой намек.

Старый знакомый несколько раз обошел вокруг моего болида, погладил его по антикрылу, словно убеждая себя, что эта 2110 — настоящая, а не плод чьего-то больного воображения. Вопреки опасениям лохмача, крошка его не укусила и не растаяла в воздухе.

— Она что, еще живая? — удивился расер.

— Живей некуда, — заверил я.

— Ей же лет десять уже!

— А твоей — двадцать, и что?

— Да ничего, просто…

— Не ожидал? — закончил я за него фразу.

— Не ожидал, — согласился Андрей.

— Твин? — предложил я.

— Ага, твин, — ехидно ответил таксер. — Я лучше с МиГом зарублюсь — шансов больше будет.

— Как хочешь, — пожал я плечами.

Я никогда никого не заставляю. Последнее это дело. Процесс, протекающий под нависшим кнутом — далеко не самый продуктивный, это еще Карл Маркс понял.

Вырулив на проезжую часть, я поиграл педалью акселератора, прогревая Ванкеля и давая всему мусору, скопившемуся в двигателе, вылететь через сопло выхлопной трубы. Кайф! Нет в этом мире лучшего звука, чем голос любимой.

Насытившись вдоволь нетерпеливой дрожью малышки, я врубил передачу и отпустил педаль сцепления. Оставив на асфальте четыре дымящихся дыры, автомобиль сорвался с места, молниеносно набирая скорость. Стрелки приборов разменивали насечки циферблатов, соревнуясь в скорости с секундной стрелкой часов. Полный оттяг! Усталость как рукой сняло. Кто-то утверждает, что есть вторая такая? Ну-ну. Кто в это верит — тот никогда не любил. Не любил по-настоящему. Оставляя позади себя шлейф пыли и кружащего в воздухе мусора, красавица понеслась по городу. Двести — не предел. Далеко не предел.

Закладывая невероятные виражи, делая переставки на запредельной скорости, я наслаждался жизнью. Счастье? Что такое счастье? Вот оно — счастье. Эту толику счастья я не завоевывал, я построил сам, и никто не в силах отнять ее у меня.

Почти поставив машину на передние колеса, затормозив с безумным ускорением замедления, я остановил зайку на стоп-линии перед светофором, грозно смотрящим красным цветом. Рядом, на одном уровне со мной, не посчастливилось оказаться Honda Civic. Самонадеянный любитель иноведер рыкнул пару раз прямотоком, предлагая, попросту говоря, "зарубиться". Что же, он и будет моей первой жертвой после столь долгого перерыва. Я ответил раскатистым гулом выхлопа Remus. Сделать этот тазик — что два пальца обмочить. Находясь в отличном расположении духа, я даже был не прочь дать ему небольшую фору — корпусов пять.

Красный сигнал сменился на желтый. Японец завизжал двигателем, набирая обороты. Я же просто выжал сцепление и включил первую передачу, твердо зная, что РПД, обладая малой инертностью, разовьет максимальную мощность в доли секунды. Водитель соседней "Газели" осуждающе покачал головой. Где ему, трактору, понять веселых расеров?

Зеленый. Хонда стартанула с оглушительным визгом резины, и с ревом, ныряя носом на переключениях, начала уходить в точку. Сзади настойчиво посигналили. Пожалуй, и мне пора. Бросив сцепление, я до упора утопил газ, и, спустя ничтожное количество мгновений, не прекращая давить акселератор, нажатием педали расцепил зубья муфты и шестерни коробки передач. Вторая! В зеркале заднего вида клубился дым жженой резины. Болид, способный преодолеть километр всего за двенадцать секунд, настиг японца одним махом. Тот, от удивления, даже забыл переключить скорость, доводя свой мотор до критических оборотов. Лишь вид кормы "червноца" привел соперника в чувство. Цивик продолжил разбег, высунув нос на пару дюймов.

Смешно! Я приготовился врубить третью, как вдруг стрелка бустера резко упала. Что за черт! Неужели, обе турбины решили поиграть со мной, и одновременно накрылись? Разгон, от которого резало глаза, прекратился. Автомобиль словно попал в стену густого желе, изо всех сил препятствующее положить стрелу спидометра в нокдаун.

На такие фокусы я согласия не давал! Разумеется, слегка заточенный Civic, конечно, не конкурент "десятке" с Ванкелем. Это аппараты совершенно разного класса, как болид F1 и Revolution-TMS.

Соперник, обезумев от счастья, продолжал давить гашетку, отвоевывая дюйм за дюймом. Наддув не подавал признаков жизни, и я, яростно скрипнув зубами, не отпуская газа, воткнул третью, круша синхронизаторы коробки, вгоняя обороты в оптимальный частотный диапазон. Если японец, повизгивая от радости, вел счет на дюймы, то продукт Российского… тьфу, отечественного автопрома, не размениваясь по пустякам, отыграл сразу десяток футов.

Развивать события абсолютно не хотелось, и не потому что обе турбины приказали долго жить. Вроде, уже взрослый человек, пора кончать заниматься такими глупостями — выяснять, у кого палка больше. И, вообще, не в том я возрасте, чтобы на "слабо" меня каждый встречный и поперечный цеплял. Я сделал эту Хонду, чего еще? Ради чего продолжать гонку? Японовод остался в глубоком отстое и хватит с него.

Дернув ручник, крутанув руль, я практически на месте изменил направление движения авто на сто восемьдесят градусов. Хватит впечатлений на сегодня, пора домой.

В родном дворе почти ничего не изменилось: та же не просыхающая лужа на въезде, те же ямы, выдолбленные мусоровозом. Хотя асфальт явно меняли, и не раз. Вместо привычной гладкой, словно зеркало, дороги — шероховатое противобуксовое покрытие. Кому оно здесь нужно? Припарковав малышку на нашем излюбленном месте, пикнув сигнализацией, я поднялся на свой этаж. Интересно, здесь лампочку вместо той, что еще перед моим отъездом стырили, хоть раз меняли?

Просевшая железная дверь с задубевшими замками поддалась с огромным трудом, да и на этом спасибо. Преодолев несколько тысяч километров, куковать перед дверью собственной квартиры — это уже серьезный перебор, но ожидать можно всякого. С душераздирающим скрипом дверь распахнулась и в нос ударил запах помещения, в которое долгие годы не ступала нога человека. Пройдя по квартире, я снял чехлы с мебели. Содержание пыли в воздухе достигло запредельной концентрации и я несколько раз чихнул. Подняв трубку телефона, поднеся ее к уху, я услышал непрерывный гудок. Хм, кто-то оплачивает мои счета. Кто? Пчелкин, кто же еще! Надо обязательно его найти.

Совершенно измотанный с дороги, я набрал ванну до краев и лег отмокать. Посиневший от холода, прикончив предпоследнюю сигарету, я вылез из воды часа через полтора, но, зато, чувствовал себя так, будто только что сошел с конвейера. Накинув халат, я обнаружил, что едва могу свести концы пояса. Господи, неужели, я так потолстел? Раньше этого пояса хватало на два оборота, и еще для узла запас оставался. Ну, на фиг, быть не может, скорее, это халат сел. Утешая себя этой мыслью, я проследовал на кухню, надеясь подкрепиться. Тьфу, похоже, отсырела не только дорожная пыль, но и мозги. В хлебнице нашлась ископаемая горбулка, которую можно использовать в качестве наглядного пособия по теме "окаменелости Юрского периода", а в холодильнике — пакет молока. Все верно — срок годности истек пять лет назад. Таким обедом не наешься.

Немного выбитый из колеи, я вышел на балкон и прикурил последнюю сигарету. Может, от дыма сыт не буду, но хоть чем-то забью желудок, уже плюс. Мое внимание привлек нарастающий гул прямотока. О, еще один расер!

Несколько секунд спустя из-за угла соседнего дома не перекресток вылетел красно-желтый болид. Водитель, чуть сбросив скорость, грамотно, по классической траектории, вошел в поворот. Закончив вираж, фыркнув турбиной, автомобиль начал разгоняться. Разгоняя темноту ночи ксеноновыми фарами, расер поравнялся с моим балконом…

Это же моя малышка! Поперхнувшись никотином, развив ускорение в несколько g, я пересек квартиру, оказавшись у окна, выходящего на противоположную сторону дома — во двор.

— Фух, черт, — облегченно воздохнул я.

Моя крошка, моя красавица, как ни в чем ни бывало, находилась на своем месте, хищно сверкая в свете фонаря. Стоп! То ли от усталости, то ли от недостатка смазки, шестеренки в мозгах окончательно заржавели, и вращались, вкладывая зуб в зуб, с огромным трудом. Если моя зайка здесь — то кто там? В памяти всплыла история, рассказанная давеча Андреем. Черный Расер? Сказки все это, не может быть. Или может? Что-то же я видел, и это что-то было чертовски похоже на мою 2110. Бред, бред, бред.

Остатки цепочки выстраивались уже на лету. Схватив со стола ключи, я, в чем был — в халате и тапочках, выбежал на улицу. Прыгнуть в машину, пустить мотор — на это ушло меньше минуты. Вильнув задом, словно дурно воспитанная девица, моя радость выкатила со двора, оказавшись на широком проспекте — там, где совсем недавно пролетел Черный Расер. Сейчас посмотрим, что это за шутник.

Рыкнув выхлопом, "червонец" начал разбег. На грудь навалилась немыслимая тяжесть, прижавшая меня к спинке кресла. Покататься по пустым улицам — вот это полный кайф. Звук мотора, визг тормозов, свист ветра — вот чего мне не хватало на землях туманного Альбиона. Что такое Англия? Всего лишь маленький остров в Атлантике. Настолько маленький, что пересечь его можно за пару часов. Понятно, что объем удовольствия от езды в клетке намного уступает удовольствию от гонок по бескрайним просторам нашей необъятной Родины. Эх, еще бы качество дорожного покрытия было соответственным…

Вскоре спереди замаячила знакомая корма — точно такая же, какую привыкли созерцать мои соперники. Кто-то изрядно потрудился, воссоздавая мой болид до мельчайших деталей. Если и под капотом этой бестии копия моего агрегата — шутник, при желании, легко оторвется от авто с накрывшейся турбиной. Опять же — при желании, а его у гонщика, похоже, не было. Расер — черный он там, или белый, не спешил уходить, но и не давал обогнать себя, виляя по дороге. Чего же этот гад добивается?

Гонщик словно играл со мной, то подпуская нос преследователя на пару-тройку метров, то отыгрывая это же расстояние. Закладывая красивые повороты, шутник не оставлял не единого шанса обойти его, но, в то же время, не показывал всю мощь своего мотора и не пытался уйти. Издевается, зараза? Или ведет меня куда-то? На одном из перекрестков, когда я, доведенный до стадии крайнего бешенства, слишком резко крутанул рулем и 2110, царапая асфальт всеми четырьмя лапами, тщетно пытаясь зацепиться, ушла в неуправляемый занос, расер даже притормозил, моргнув огнем стоп-сигналов и выплюнув из жерла выхлопа язык пламени, дожидаясь меня. Как пить дать — издевается, зараза.

Скрипнув зубами, лихорадочно вращая баранку и орудуя всеми тремя педалями, я вытащил малышку из заноса, и игра в кошки-мышки продолжилась. Только кто здесь кошка, а кто — мышка? Не слишком ли самонадеянно я отвел себе первую роль?

Не слишком! Зараза! Порву! У меня был отличный шанс: на этой части улицы, ближайшие километра полтора нет ни единого поворота — отличная разгонная полоса, с которой шутник не свернет. Буксанув на месте, подбросив стрелу тахометра, я начал набирать скорость. Расер занял позицию, уже ставшую для него привычной — спереди меня. Теперь — держись. Встав на разделительную полосу, приготовившись молниеносно совершить переставку в любую сторону, я вжался в кресло и утопил красную кнопку. Давай, детка, давай!

Однако ничего не произошло. Абсолютно ничего! Ускорение осталось прежним — волшебный газ с нехитрой формулой N2O не наполнил цилиндры Ванкеля, а, следовательно, ожидания безумного роста динамики не оправдались. Неужели, все три желтых баллона, спрятанные в багажнике, пусты? Ой, влетит кому-то завтра…

Но завтра — это завтра, а сегодня, прямо сейчас, предстоит решить несколько другую проблему. Как достать этого гада? Сам же гад решал другую проблему, суть которой я пока не постиг.

Сжигая резину на поворотах, копия продолжала издеваться над оригиналом с подрезанными крыльями. Вскоре расер, миновав последние многоэтажки, покинул город. Знакомые места… куда же он меня ведет? Свернув с асфальта на грунтовку, гонщик существенно снизил скорость. Я тоже. Прыгая на кочках на жесткой, как камень, спортивной подвеске, я приблизился почти вплотную к заразе. У того же планы внезапно поменялись. Дав полный газ, выбросив из-под колес дождь гравия, застучавший по капоту и лобовому стеклу красавицы, расер начал резко отрываться. Хрен тебе! Вжав педаль в пол, выбросив свою струю щебня, я стремился вести пустоту между нами на нет.

Однако здравствуйте. Обороты РПД, вместо того, чтобы расти, упали, и, после недолгой борьбы, мотор заглох. Это еще что за фокусы? Ни разу, еще ни разу двигатель моей малышки не глох вот так — без видимой причины. Шутник, вспыхнув стоп-сигналами в последний раз, скрылся в прилеске. Свет ксенона еще некоторое время гулял по стволам деревьев, но вскоре потерялся и он.

— Твою мать! — выругался я и ударил кулаком по рулевому колесу.

По-моему, я впервые так жестоко обошелся со своей крошкой, но все бывает в первый раз. Ударить машину — все равно, что ударить женщину, но и та и другая порой заслуживают хорошей взбучки.

Ванкель завелся после лишь после долгий усилий, и тарахтел, словно масла в нем не было ни капли. Еще более странно, учитывая что датчик давления показывал норму. Самым разумным было бы плюнуть на все и вернуться домой, но кто сказал, что я — человек разумный? Был бы разумным — сидел бы сейчас в кресле перед камином, а так… так гораздо веселее. У разумных людей жизнь вообще достаточно скучная штука.

На полуиздохшем двигателе я доковылял до леса, еще через несколько сотен метров дорога уперлась в кладбище. Соваться на погост в лунном свете не было ни малейшего желания. Если подумать — то какого черта расеру делать ночью на кладбище? Что он здесь мог забыть? Да ничего, если только это не… Черный Расер? Бред, бред полнейший. Ну не бывает оживших покойников — хоть тресни! Я покрутил головой, в поисках преследуемого автомобиля. Справа — стена леса, слева — аналогичная картина, впереди — ограда кладбища. Куда он мог деться? Не перепрыгнул же через деревья, через забор, наконец? И не растворился же он в воздухе? Физику в школе я учил, и понимал, что такое невозможно. Невозможно, опять же, для нормального транспортного средства, а для того, в бак которого залито жидкое адское пламя (так, кажется, сказал Андрей?) преград нет. Черный Расер? Бред.

Покусав губы, похлопав по карманам в поисках сигарет, и не обнаружив оных, я решился. Освещая путь неровным пламенем зажигалки, ежась от холода, я, миновав покосившуюся от времени часовню, зашагал по кладбищу. Черт, почему на кладбищах всегда так холодно? И как человек в халате и домашних тапочках объяснит свое присутствие на могильниках в час ночи? И, главное — кому объяснять?

Погост не отличался от прочих, на которых я имел несчастье побывать. Дойдя почти до середины кладбища, и не обнаружив никаких признаков присутствия красно-желтого болида, что, в принципе, не удивительно, я развернулся обратно. Через несколько шагов я почувствовал запах бензина. Горючка на кладбище? Откуда? Если только… так, хватит, а то и до психушки недалеко. Бред, я сказал — и баста.

Поведя носом, я двинулся на запах. У одной из могил концентрация бензиновых паров была просто запредельной, и я поспешил погасить огонек зажигалки. Перемахнув через ограду, я приблизился к мраморному памятнику с латунной табличкой. От родителей, от друзей, тыры-пыры, да-да-да… а, вот! Алексей Сычев. И дата смерти — день той самой гонки.

Не может быть! Этого не может быть по одной простой причине — потому что этого не может быть. Не встают покойники из могил, не встают! А почему, собственно, не встают? Кто им помешать может? А как мертвец на машине ездит, у него же документов нет? Хотя, свидетельство о смерти — документ же! Интересно, а как гайцы реагируют, когда вместо водительского удостоверения им показывают свидетельство о смерти? Вот я гоню-то!

Я медленно попятился назад. Что-то холодное уперлось в спину. Резко развернувшись, я провел удар локтем в пустоту. Тьфу, это всего лишь ограда. Перепрыгнув через забор, я понесся туда, где горели фары моей крошки. Где-то ухнул филин. Ветви деревьев хлестали по лицу, цеплялись за халат, а я продолжал бежать, не решаясь обернуться.

Как добежал — не помню. Как прыгнул в машину, запустил Ванкеля — тоже не помню. Как добрался до дома — опять не помню. В одном уверен — быстро. Из горла опустошив компенсацию, я завалился спать. Снилась всякая бурда — бесконечно длинный туннель, по которому бегу я, а следом — Черный Расер на своем ведре.

Глава третья.

— Здорово, Серега, — оскалился я, заходя в кабинет директора сервис-центра. — Как поживаешь?

— В общем неплохо, а что? — насторожился он.

— Вы, мудаки, какое масло мне залили? — поинтересовался я.

— Самое лучшее — синтетика Texaco, — пожал плечами Сергей.

— Синтетика? — ужаснулся я. — Вы что, совсем дебилы?

— Нет, кажется, — неуверенно ответил директор.

А, по-моему — дебилы. Это же надо до такого додуматься — залить в Ванкель синтетику! Это же противопоказано! Часть масла впрыскивается прямо во впускной коллектор для дополнительной смазки трущихся поверхностей, а синтетика, сгорая в двигателе, закоксовывает уплотнения ротора. По этой причине в РПД можно лить только высококачественное минеральное масло.

— Кофе? — заглянула в кабинет секретарша.

— А себя предложить не хочешь? — прорычал я. — Нет? Тогда брысь отсюда.

Девушка сочла за лучшее покинуть помещение — и правильно, ибо в гневе я страшен. Бывает, настолько, что сам себя боюсь, а запугать бедную маленькую дурочку — как мотор подогреть, много ума не надо.

— Возможно, это не мое дело… — произнес Сергей.

— Ты прав — не твое, — отрезал я.

— Александр Александрович, вам не кажется…

— Не кажется. Когда кажется — креститься надо. Я оставил машину и пять штук баксов на ее содержание. Пять штук баксов — достаточная сумма, чтобы нормально поменять масло, зарядить аккумулятор и залить бак бензина? По-моему — более чем. Ты со мной согласен?

— Да, — кивнул парень.

— Тогда я не понял — почему ты все еще здесь?

Сергей убежал руководить работами по техобслуживанию моей киски, я же достал из бара бутылку коньяка, занявшую второе место в моем рейтинге, засунул ее в карман и отправился в ближайший салон сотовой связи — купить мобилу. Слава капитализму, этого добра в России стало навалом. Принеся в жертву понты типа полифонии и цветного дисплея, я выбрал допотопную Nokia 7110. Эта трубка размером с кирпич обладала просто отменной улавливающей способностью, и могла с успехом функционировать даже на северном полюсе. Надежность — это то, чего мне в последнее время стало очень недоставать.

Завернув по пути к киоску "Роспечати", я приобрел толстенный телефонный справочник. Пролистав до буквы "П" я с огорчением обнаружил, что Пчелкиных в городе штук сто пятьдесят, из них с инициалами А.К. - около пятидесяти. Придется попотеть, чтобы найти того самого, единственного А.К. Вырвав нужную страницу, я отправил талмуд в мусорный бак. Незачем обременять себя лишней ношей.

Кивнув секретарше, я вернулся в кабинет Сергея и оккупировал телефон. Разложив страницу из справочника на столе, я пошел по списку. Через полчаса я уже начал откровенно беситься — прозвонил почти половину, а ни одного Саша и ни одной Аллы не нашел. Урод же этот А.К.! Договаривались ведь при переезде сообщать друг другу новые адреса и номера телефонов. Что об стенку горох. Ищи его теперь. Запустив окурок в открытое окно, я набрал следующий номер.

— Слушаю, — ответил мужской голос.

На Сашин не очень похож, но я не слышал его около пяти лет, мог и не узнать.

— День добрый, — поздоровался я.

— Добрый. Вам кого?

— Александра могу услышать?

— Уже слышите. Это я.

— Сашка, ты! — закричал я. — Неужели, я нашел тебя!

— А это кто?

— Саша.

— Кто это?

— Саша это.

— Да Саша я, Саша, — раздраженно ответил собеседник. — С кем имею честь?

— Тьфу, черт, ну ты, Пчелкин, и тормоз. Я это — тезка твой.

— Какой тезка?

— Александров, не признал?

— Извините, вы ошиблись номером.

В трубке раздались гудки. Не мог же Пчелкин забыть меня! С другой стороны — мог и не узнать. Специально. Хотя, если в городе столько Пчелкиных, то, возможно, и Саша среди них далеко не один. Подумав, я вычеркнул этот телефон из списка. Надоело. К тому же за окном зарычал знакомый прямоток. Моя крошка снова на ходу, и снова готова к бою.

— Все готово, Александр Александрович, — поставил меня в известность директор сервис-центра. — Двигатель вычистили, масло заменили, закись залили.

— Хочется надеяться, что оно на самом деле так, — покачал я головой. — Ты же понимаешь, что если я вернусь сюда в третий раз…

— Третьего раза не будет, — перебил меня армянин.

— Это угроза?

— Нет, что вы…

— Надеюсь, Сережа, надеюсь.

Посетить автосервис два раза за два дня — для моей крошки это нонсенс. То, что ее сердца коснулись чужие руки — уже не порядок. Была бы у меня моя мастерская, не продай я ее перед отъездом — такого не случилось бы. А так… так остается надеяться, что Сергей догадывается, что Бог есть, что Бог видит все, и каждому воздаст по заслугам. Бог видит все.

В солнечном свете, с абсолютно исправным агрегатом под капотом, стало казаться, что все произошедшее ночью — всего лишь сон, не более. Черный Расер — подумать только! А завтра мне начнут травить байки про зеленых человечков и порядочных политиков, и я поверю, так, что ли? Бред.

И, все же, я решил прокатиться до кладбища. Не для того, чтобы обнаружить могилу, окропленную горючкой вместо росы — отнюдь. И больше — я боялся найти именно это, ведь в таком случае получается, что Черные Расеры, зеленые человечки, и, страшно подумать, порядочные политики существуют. Абсурд, не правда ли?

Дорогу я нашел без труда — все было точно как во сне, вплоть до клыкастого булыжника с острыми краями на краю грунтовки. Это же надо, какой реалистичный сон! К чему бы это? На площадке перед входом на кладбище нашлись четыре глубоких борозды, словно здесь кто-то неистово буксовал, стараясь убраться как можно скорее, обменивая протектор на крутящий момент.

Бензин, разлитый на могиле, конечно, давно испарился. Если вообще был. Какой, однако, реалистичный сон… свернулось во сне масло — и наяву в гудрон превратилось. Желая отдать последние почести почившему гонщику, я, достав из кармана бутылку коньяка, подошел к памятнику. На гранитном ребре монумента, в свежей царапине, желтели частицы краски. Автомобильной краски, если быть более точным. Была ли эта царапина ночью? Откуда я знаю! Темно же было, как негра в пищеводе. Вздор. Бред сивой кобылы.

— Чего тебе, скотина, не спится, — прошептал я.

Произнес, и сам испугался звука своего шепота в гробовой тишине кладбища. А ну его, к черту. От греха подальше. Тем более — начало смеркаться. Нет, разумеется, я не испугался. Было бы чего! Просто "Четверть мили", наверно, уже открыта, и, если я хочу найти Пчелкина, то где, как ни в клубе его искать? Убрав бутылку на место, я поспешил к машине. Зачем опаздывать? В такую рань в клуб еще можно попасть без очереди.

— Лежи тихо, — посоветовал я Алексею, прежде чем запустить мотор.

Слова "покойся с миром", произнесенные уже один раз над этой могилой, похоже, не действовали. Неумело перекрестившись (сказывалось отсутствие опыта), я повернул ключ в замке зажигания. Одновременно с рыком Венкеля со стороны могил раздался голос еще одного двигателя. Эхо, это всего лишь эхо.

Был бы я любителем сюрпризов — подъехав к "Четверти мили" я бы несказанно обрадовался. А так я несказанно разочаровался. Если не в жизни вообще — то в Пчелкине точно. Жизнь вообще — не такая штука, чтобы отношение к ней менялось из-за пустяков. Хотя, можно поспорить. Если не истина, то пара-тройка дельных мыслей в споре обязательно родится.

В первую очередь меня удивило полное отсутствие автомобилей на стоянке перед клубом. Транспортных средств было навалом, в том числе и несколько довольно приличных экземпляров. Но до высокого звания "автомобиль" им далеко. Так — сырье для болидов. А что за место расерских тусовок без расерских авто?

Новый дизайн вывески, хотя и был многообещающим, но тоже шел вразрез с моими представлениями о клубе для ночных гонщиков. Вместо старого светового короба со словосочетанием "Четверть мили" на фасаде здания красовались огромные неоновые ножки со светящимися буквами "strip". Очень хотелось надеяться, что ножки — женские.

Как мог фанат Колина Макгрея, любитель автоспорта, сделать из нашего клуба — бордель? Нет, клуб — тот же бордель, но несколько замаскированный, обличенный в более цивилизованную форму, а от вывески "strip" за четыреста с лишним метров разит пошлятиной.

Разбавив общество консервных банок на парковке, я вошел в балаган. От бывшей эстетики не осталось и следа. Никакой эротики — сплошное порево. На сцене, в клетках с неоновой подсветкой по углам зала, на подиумах в центре помещения — везде, даже на столах, танцевали обнаженные девушки. Я сказал "танцевали"? Никакой хореографии — сплошное кривляние. Такого и Кирилл не выдержал бы. Контингент соответствовал притону. Все честно — что на витрине, то и в магазине. Обрюзгшие толстомордые коммерсы в дорогих костюмах, бритоголовые братки в костюмах подешевле и шлюхи, большей частью — вообще без костюмов. От такого количества женских тел, да еще и такого ужасного качества, через неделю потенция накроется. Стриптизерши, по сравнению с теми девочками, что были у нас — ощипанные курицы. Кривоногие, плоскогрудые, с обвисшими задницами.

— Развлечься не хочешь? — подошла ко мне густо намазанная косметикой девочка лет шестнадцати.

— С тобой? — усмехнулся я. — И почем сегодня продажная любовь?

— Я не в этом смысле, — обиженно надула губы малолетняя шалава, протягивая сжатый кулак.

Разжав пальцы, она продемонстрировала полдесятка светло-голубых таблеток с оттиском в виде зайчика из Playboy.

— Пшла отсюда, — цыкнул я.

Бардак полнейший! Как Саша мог допустить, чтобы в его клубе банчили наркотой? Это уже что-то совершено невообразимое. Или тезка просто сбрендил, или долго бился головой об стену — третьего не дано. Вообще, что здесь произошло — узнать недолго. Лестница в наш кабинет находилась в считанных метрах от меня.

Поскольку слова типа "извините" и "пожалуйста" я забыл в машине, до ступенек пришлось добираться орудуя локтями. Язык, может, до Киева и доведет, но кулаки доведут еще дальше. Громила, стоящий у лестницы, предупреждающе поднял руку.

— Стой, куда прешь? — вежливо поинтересовался он.

— Че, слепой? — нахмурился я. — Наверх.

— Туда нельзя, — процедил сквозь зубы охранник.

— Чего?

Секьюрити сделал попытку оттолкнуть меня. Зря он это. Двенадцать лет непрерывных занятий как-боксингом — это сильно. И пять лет французского бокса "саваш" — тоже нехило. Вышибала шумно выдохнул, схватился за солнечное сплетение и осел на пол. Шум непродолжительной битвы полностью потонул в грохоте музыки.

— Здесь полежи, и не груби больше дяде, хорошо? — посоветовал я охраннику, нагнувшись к его уху.

Тот слабо кивнул головой. Качество безопасности на уровне. На том же уровне, что и качество стриптизерш. Легонько пнув вышибалу, уже просто ради удовольствия, я зашагал по лестнице.

Если раньше я пребывал всего лишь в недоумении, то после такой встречи я уже кипел от бешенства. Подумать только! Человек дома пять лет не был, приехал — а тут такой прием! У кого угодно фляга засвистит. Пообещав себе, что следующий встреченный охранник так легко не отделается, я подошел к кабинету и пихнул ногой дверь. А чего церемониться?

Обстановка этого помещения так же претерпела значительные изменения, но я уже устал удивляться. Хотя было чему. На то, что это именно кабинет, а не массажный салон, указывал всего один предмет — стол. У той самой стены, в которую когда-то летали дротики, расположилась огромная кровать. И, самое сладкое и невероятное — в углу, где раньше стоял мой любимый диван, бурлила вода в белоснежной чаше джакузи.

— Не хреново, — присвистнул я.

— Паря, тебе чего?

Слона-то я и не заметил. Из воды, словно айсберг, возвышались телеса здорового жиртреста. Впрочем, слово "здоровый" здесь не совсем подходит, поскольку как раз здоровья в этой туше было немного. Вообще, в здоровом теле — здоровый дух. У этого куска сала дух явно больной. На все голову. Руки толстяка лежали на плечах двух довольно недурных собой девушках. Недурных — это если сравнивать с остальными, виденными в клубе.

— Че, оглох? — прокаркал пузан. — Тебе чего?

— Хозяин где? — спросил я.

— Я хозяин.

Саша? Нет, быть не может. Никто не сможет заставить мен поверить в то, что эта туша и есть Пчелкин. Толстяк попытался встать из воды, но масса тела, вкупе с гравитацией, прочно приковали развратника ко дну ванной. Девчонки тихо хихикнули.

— Сиди-сиди, — успокоил я.

Обогнув стол, взяв за спинку стул, я запустил его в стену, как раз туда, где висела пластиковая мишень. Ножки снаряда с легкостью пробили хлипкий гипсокартон. Хозяин что-то невразумительно замычал, я же, не обращая на протесты ни малейшего внимания, выдрал стул, захватив с собой кусок стены, и достал из тайника покрытый пылью и паутиной морской кортик. Я всего лишь забрал свое, и пусть кто-то попробует возразить. На Британский флаг порву.

— Все, — развел я руками. — Счастливо оставаться.

— Слышь, а ты, вообще, кто? — поинтересовался жиртрест.

— Сан Саныч, — буркнул я в ответ.

— Что, тот самый? — произнес большой босс внезапно изменившимся тоном.

— Других не знаю, — усмехнулся я.

Охранник у лестницы уже пришел в себя и даже сел на пол. Увидев меня, он испугано закрыл голову руками. Хватит уже, солдат дебила не обидит. Геройски поборов желание приложиться еще разок, я, взяв со стойки журнал "Электрик-сити", прошел мимо.

Черт, что же получается? Тезка продал клуб? Как? Почему? Даже выкупив мою половину "Четверти мили" Саша располагал суммой, достаточной для безбедного существования не только в России, но и в Англии. Если уж мне хватило денег на домик под Манчестером и автозавод, то чего же захотел Пчелкин? Пусть домик не новый — конец семнадцатого века, но с электричеством, газом и центральным отоплением, что в те времена было большой редкостью. Пусть автозавод не самый большой, размером с один цех АвтоВАЗа, к тому же слегка обанкротившийся. Но хватило ведь! Какой бардак здесь без меня устроили: Черные Расеры, стриптизерши-крокодилы. Нет, пора с этим кончать.

Взвизгнув покрышками, 2110 выехала с парковки. Было бы куда торопиться. Что мне делать в пустой квартире? Стимулируя мозговую деятельность, я положил на баранку прихваченный из "Четверти мили" журнал. Конечно, чтение за рулем — далеко не самое безопасное занятие. Пришлось серьезно пожертвовать скоростью, больше ста пятидесяти я выжать не решался.

Казино, стриптиз-бары, бордели. Может, в этом направлении движения навести? На последней странице крупным шрифтом чернели буквы "досуг". Ну, у каждого свои представления на эту тему. У меня, например, досуг — гаечный ключ, отвертка и мотор. В общем, почти счастье. Почти, да не совсем. Однако, если верить "Электрик-сити" — изданию, особого доверия, как показывает практика, не заслуживающего, в родном Челябинске "досуг" — это "горячие девочки", "развратные сестренки" и "мальчики для всех". Хм, получается, что девочки-то далеко не для всех.

Действительно, какого черта мне торчать дома одному? Я больше не женат. Чего душой кривить? Даже это меня не останавливало. Алису, мою… как бы найти нужное слово… скажем, "девушку", назвать женой сложно. Не было сложно — назвал бы. А женщиной, которой стоит хранить верность — тем более.

Клюнув на наживку в виде доставки за пятнадцать минут, я бросил журнал на заднее сидение и достал мобильник. Черт, всегда было интересно — что за дождь такой, серебряный? Обновив трубку, я заказал девочку на всю ночь. На удовольствии грех экономить. Обнадеженный обещанием "незабываемого времяпрепровождения", я поспешил домой. Интересно, что может быть круче дрэга на четыреста два метра? Скажу прямо — своим последним заявлением оператор меня заинтриговал. Как, оказывается, много в этой жизни нового, неизведанного, увлекательного! Но, если что — деньги обратно.

У дома мое настроение несколько испортилось. Какой-то мудак поставил свою Газель в аккурат на наше с зайкой любимое место, пришлось парковаться дальше. На дороге я бы с ним поспорил, но по толщине лобовой брони мой болид заметно проигрывает грузовику.

Ровно через десять минут после заказа, с опережением графика, прозвучал звонок в дверь.

— Ты звонил, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес тип со стрижкой типа "площадка" с характерной выпуклостью подмышкой.

— Ну, — кивнул я.

— Один?

— Нет, с женой, — хохотнул я. — Конечно, один.

— Я посмотрю?

— Что посмотришь? А, сейчас расстегну и покажу, — продолжал я издеваться.

— Квартиру, — пояснил бык, привыкший, похоже и не к таким шуткам.

— А, — протянул я. — Не вопрос. Вот, смотри, здесь — кухня, здесь — зал. Телевизор — супер, да?

— Ага, — согласился охранник.

— Здесь — спальня… кровать — хорошая, удобная, ты не думай…

— Ладно, хватит, — махнул рукой бык. — Деньги?

— Никакой предоплаты, — покачал я головой. — Вечером стулья — утром деньги.

— Без кидалова? — уточнил парень.

Вопрос изначально тупой до беспредела. Хотел бы я его опрокинуть — признался бы? Не думаю. А часто, вообще, признавались? Уверен на все сто — нет. Даже, скорее — никогда.

— Без кидалова, — заверил я.

— Хорошо, — согласился охранник, тщательно пережевав губы. — В восемь заеду.

Теперь, когда все формальности были соблюдены, парень удалился, а я остался в гораздо более приятной компании. Первая и вторая части объявления пока не врали. Доставка в срок, и девочка очень даже ничего. Ростом метр семьдесят, с волосами цвета соломы, пронзительными синими глазами, губами, которые, казалось, созданы совершенно не для того, чтобы ими разговаривать. Облегающие желтые лосины подчеркивали стройность ног путаны и очаровательные полушария ее попки. Девушка, послав воздушный поцелуй, потянулась, словно большая кошка, скользнув ладонями по стене.

— Чем займемся, милый? — поинтересовалась она.

— Как-то я об этом не думал, — пожал я плечами. — Может, поговорим, для начала?

— Ай, а ты извращенец, да? — ночная бабочка прошла к окну на кухне. — Ну, хочешь время терять — поговорим.

— Зачем сразу — терять? — удивился я.

— Давно здесь живешь? — осведомилась девушка, с любопытством разглядывая что-то за окном.

— Достаточно.

— А чья это машина — не скажешь?

— Какая? — я встал за ее спиной, положи руки на тонкую талию.

— Вон та "десятка", — гостья указала подбородком на мою крошку.

— Нравится? — самодовольно усмехнулся я. — Моя.

— Твоя!? — блондинка резко развернулась. — Саша?

Окаменев на секунду, я пристально посмотрел в ее глаза. Бесспорно, это лицо я уже где-то видел. Голубые глаза, желтые волосы. Но где? Как много людей, как много лиц, как тяжело вспомнить. Желтые волосы, желтые одежды…

— Желтых! — осенило меня. — Машка, ты?

— Господи, Сашка!

Певица повисла у меня на шее, обняв не только руками, но и ногами. Не ожидая такого внезапного смещения центра тяжести, я не удержал равновесия, и уронил бы Марию, если под ее попкой не оказалось бы подоконника.

— Сашенька, Саша, как я рада тебя видеть, — щебетала девушка, покрывая мое лицо поцелуями.

— Будет тебе, будет, — смущенно повторял я.

— Сашка, не представляешь, как я тебя рада видеть, — твердила певица, прижимаясь ко мне. — Где ты пропадал, где? Где ты был все эти годы?

— В Англии, — ответил я, в то же время прекрасно понимая, что вопрос чисто риторический.

Ее совершенно не волновало, где я пропадал и почему. Для Маши было важно то, что я вернулся, и сейчас я рядом с ней. Мы наедине и никто не может нам помешать, впервые в жизни. Я всегда знал, что девушка не равнодушна ко мне, но и представить себе не мог, что она настолько любит меня. Пока она просто рада, но скоро, очень скоро в ее душе проснется обида. Обида на то, что я не принял ее, но и не оттолкнул тогда… и начнет винить меня.

Маленькая глупенькая девочка — Мария такой и осталась, не понимая, что любовь приходит и уходит, а жизнь остается. Жизнь, к сожалению (или к счастью?) длится дольше, чем любовь. Надо было отпустить ее, когда она этого хотела. Почему я не сделал этого? Неужели, что-то в Татьяне меня не устраивало, и я просто подготовил тылы, чтобы было куда отступать? Не знаю, может быть, оно и так. А, может, и нет. Может, я зря корю себя в нашем разводе, и Таня виновата сама? Может, я создан для другой женщины? Совсем растерялся, вот и лезет в голову дурь всякая.

— Подожди, — отстранился я. — Я не совсем догоняю…

— Чего, Саша?

— Кем… в смысле, где ты сейчас работаешь?

— Ну… — замялась Желтых. — Ну… а то сам не догадался?

— Не тупой, — напомнил я. — Но я не понимаю, как ты, со всеми своими способностями, не нашла себе другого занятия?

— А я не обязана перед тобой отчитываться, — заметила девушка.

— Я и не требую отчета. Я хочу понять — почему?

— Хочешь понять? — Мария отвернулась к окну, скрестив руки на груди. — Так теперь ты хочешь понять? Семь лет назад, когда ты совращал восемнадцатилетнюю пигалицу, ты ничего не хотел понимать, а теперь, значит, захотел?

— Совращал? Я? Тебя? — удивился я. — А! Так теперь, когда девушка раздевается, лежа на столе, это называется — совращать ее? А тебе не кажется, что все было наоборот?

— Ты мог меня остановить, — безапелляционно заявила Маша. — Если бы захотел.

— А почему я должен хотеть? Почему, вообще, каждый считает, что я ему что-то должен? Солнышко, тебе не кажется, что это слишком? Я уже долгое время никому и ничего не должен. Тебе понятно?

— Не понятно. Саша, ты заметил, что никто из тех людей, кто имел с тобой дело, сегодня не может сказать, что счастлив? Ни Пчелкин, ни Федоров, ни Мешков, ни, тем более — я.

— Это разные вещи — нет? — развел я руками.

— Не знаю, — честно ответила Желтых. — У тебя есть выпить?

— Выпить? — переспросил я. — Найдется. Коньяк будешь?

— Коньяк? Да, все равно. Буду.

— Тогда подожди, я скоро.

Как-то получилось, что в спешке я забыл конфискованную бутылку в машине. Торопился очень, отдохнуть хотел, расслабиться. Вот и расслабился. Кроме того, было необходимо взять тайм-аут, собраться с мыслями, проветриться, и за те две минуты, что я потрачу на поход до авто, можно успеть растолкать спутавшиеся мысли по углам мозга, а затем достать их по очереди и выстроить в нормальную цепочку без слабых звеньев.

Маша застала меня врасплох. Конечно, я не ожидал встретить ее. Тем более, в такой обстановке. Если честно, я ни разу и не вспомнил про нее. Нет, вру, пару раз было, но пара раз за половину десятилетия — слишком мало. Естественно, что она винит во всем меня. Хотя — сама дура. Построила замок изо льда и удивляется: чего это он растаял? Сама разрушила свою жизнь, и теперь валит с больной головы на здоровую.

Перебирая пальцами цепочку брелка пульта сигнализации, я вышел из подъезда, громко хлопнув дверью. Нервные клетки не восстанавливаются, зачем их тревожить? Дверь — железка, ее потом починят.

Моя зайка, единственное живое существо, которое никогда не ни в чем не попрекнет меня, не обвинит в том, что я разрушил ее жизнь, стояла под фонарем, хищно оскалившись фальш-решеткой радиатора. В свете электрической лампы за гравиезащитной сеткой тускло блестели жерла прямоточного ресивера.

Стоп! Я замер, как вкопанный. Откуда у нее взялся прямоточный ресивер? Его на моей крошке отродясь не было, я же не садист! Получается, это не моя киска?

Словно подтверждая мою догадку, "червонец", крутанув стартером, взревел двигателем. Взревел не Ванкелем, а характерным голосом Крайслеровской V-образной восьмерки. Последние сомнения рассеялись. Уставившись на меня кольцами кроваво-красных "ангельских глазок", скрипнув резиной, 2110 подалась на десяток сантиметров вперед. Черный Расер! Черт, ну точно же! На этом месте стояла Газель, и мне пришлось припарковаться чуть дальше. Вон она, моя крошка, и сейчас стоит в противоположном углу заасфальтированной площадки.

Вообще, бывают моменты, когда я искренне верю в то, что хорошо там, где меня нет. Насколько хорошо — не знаю, но на том, месте, где я находился сейчас, явно не лучше. Место перед носом болида, поднявшегося из могилы — не самое безопасное место в мире. Уверен на сто десять процентов.

Мотор орал все выше, постепенно переходя на визг. Сомнений не оставалось — в планах Черного Расера размазать меня по капоту. Жаль, я надеялся провести ночь несколько иначе. Придется разочаровать его.

Играя на опережение, я мгновенно сжался в пружину и выпрямился, прыгая на крышку капота "червонца". Может ли человек быть быстрее V-образной восьмерки? Этот вопрос ответа не требует, и пробовать не советую. Зацепившись резиной за антибукосвое покрытие, задрав морду, болид настиг меня в прыжке, поймав на лобовое стекло. Поскользнувшись, упав на крышу автомобиля, прокатившись по ней, сильно ударившись об антикрыло, я свалился на дорогу. Если бы расер захотел — включил бы реверс, поддел меня задним бампером и раскатал по асфальту. Но мне повезло. Или он просто не захотел, или торопился вернуться в могилу, пока не пропели первые петухи. Боком войдя в поворот, "десятка" вылетела со двора.

Нет уж! Теперь не уйдешь! Схватив оброненные ключи, превознемогая боль, я вскочил на ноги и кинулся к своей милашке. Черт, Маша же дома! И Бог с ней, сколько уже прождала — плюс-минус час не в счет. Потерпит.

Раскрутив ротор до восьми тысяч оборотов, я впился в бока коня шпорами. Огромный плюс Ванкеля — малая инертность. РПД развивает максимальную мощность за раз. Огромный плюс V-образной восьмерки — огромная, зверская максимальная мощность. Под капотом ушедшей в точку "десятки" — коней семьсот, не меньше. Но, в итоге-то, выигрывает не тот, у кого больше лошадей, а тот, кто лучше втыкает передачи, кто четче входит в повороты. Настоящий гонщик, вообще, выигрывает именно на поворотах. Хотя Черный Расер закладывал виражи достаточно хорошо, лучший, все же — я. Я — номер один. Я — Чемпион. С большой буквы.

Черный Расер… что там Андрей говорил? Точная копия? Ага, сейчас. Теперь-то я знаю, что наши машины различаются хотя бы потрохами. Вне всяких сомнений, за рулем таинственного болида — вполне живой человек. А живому человеку свойственно совершать ошибки, и одну из них расер уже совершил — посягнул на мой титул. Такое я не прощаю.

Совершать вторую ошибку расер не спешил. Он упорно шел впереди меня, по-прежнему не пытаясь оторваться, но и не давая обогнать себя. За окнами пролетали знакомые улицы — он снова вел меня на кладбище. Зачем? Вопрос хороший. Уж не хотел ли он на этот раз оставить меня там? Думать об этом очень не хотелось. Пока еще никому не удавалось убить меня, но всегда бывает первый раз. Приближать этот первый раз не было никакого желания, поскольку есть вещи, которые случаются лишь единожды.

Гонщик входил в повороты с потрясающей точностью, "обгладывая" углы и избегая провалов в мощности. Грамотно настроенный двигатель пел свою песню в достаточно широком частотном диапазоне. Интересно, кто же собирал это ведро?

Устав любоваться задней оптикой Черного Расера, я попросту прошел прямо в следующем повороте, на котором гонщик, плюнувшись огнем из прямотока, ушел вправо. Что он сейчас намерен предпринять?

Пролетев пару сотен метров, я дернул ручник и резко крутанул рулем. Перед глазами пролетели смазанные образы домов, деревьев, фонарных столбов, и зайка, чертя каучуковыми чернилами колеи на асфальте, развернулась на сто восемьдесят градусов, мгновенно поменяв направление движения.

Через секунду раздался душераздирающий визг тормозов. Видать, кошка весьма удивилась, когда мышка превратилась в голодного пса с оскаленной пастью, полной острых зубов. Кстати, на тему голода: я с самолета ничего не ел, а прошло почти двое суток. Плюс-минус час…

Вот засвистела резина стартующего тюнинг-кара. До Черного Расера окончательно дошло, что правила игры поменялись, и теперь веду я. Вжавшись в кресло, я застегнул ремень безопасности, нащупал в боковом кармашке панельку от проигрывателя и вогнал ее на место. Из динамиков полились миксы DJ Tiesto. Подумать только! Этот CD, сидя в чреве плеера пять лет, пришелся именно в тот момент, когда он больше всего нужен. Жизнь — это череда совпадений. Порой — самых необычных.

Положив одну руку на штурвал, вторую — на рукоятку КПП, я ждал секунды, когда лже-киска появится из-за поворота. И она появилась! Только не из-за того поворота, из-за которого я ее ждал. В зеркале заднего вида, слепя меня, отразились лучи ксеноновой оптики. Обалдеть можно! Он обогнул квартал меньше, чем за полминуты! Три километра, с поворотами — меньше, чем за полминуты! Для сравнения — король суперкаров, Lamborghini Diablo SV делает первый километр за двадцать пять секунд, а этот — три за тридцать! Бред!

Не желая вновь оказаться в проигрышной позиции, я включил сцепление и утопил гашетку до предела. Дифференциал мгновенно перенес все сто процентов нагрузки на заднюю ось, на которую при таком бешеном старте приходилось давление тонн в двенадцать. Автомобиль, окутанный вонючим дымом паленой резины, начал разворачиваться кормой вперед. Когда моменты трения и инерции уравнялись, и дикий расер был в считанных сотнях метров, 2110, на тысячную долю секунды оторвав от асфальта передние колеса, со скоростью пули сорвалась с места.

Следующие две и три десятых секунды ушли на разгон до сотни. Через семь и семь две сотни. Через десять и девять — уже две с половиной сотни. Через одиннадцать и две миновали полкилометра. Неплохо, да? С закисью я бы сделал сотню за одну и восемьдесят пять секунды, но торопиться пока некуда.

Болид Черного Расера тоже не топором был сделан, и его фары, на время потерявшиеся в клубах дыма, вынырнули из стены копоти на уровне моего заднего колеса. Что за человек собрал этот автомобиль? Не человек — а сатана! Не знаю, как на счет адского пламени, но без сделки с дьяволом здесь точно не обошлось. К тому же сказывались полтонны музыки в багажнике моей малышки. Хотя, именно благодаря сабам с кроссоверами развесовка стала бесконечно близка к идеальной.

Преследователь сдаваться не собирался. Во всяком случае — так легко. Гремя двигателем, словно собираясь разбудить весь район, он повис на колесе, точно приклеенный. Полный беспредел! Мой выхлоп спроектирован так, чтобы звуковое давление не превышало ста децибел. Как же орет "десятка" расера, если перекрывает полторы сотни децибел моей акустики? Беспредел, однозначно.

— Сученыш, — прошипел я, втыкая шестую.

Новые ряды отбросили стрелку тахометра на несколько тысяч оборотов. Но и преследователь клюнул носом, переключая передачу. Остались два средства. Одно — абсолютно "законное" в виде смешного газа, второе — то, что я выбрал. А именно — на четверть миллиметра повернул руль, смещаясь влево и прижимая блудного расера к разделительному ограждению. Ему это не понравилось — факт.

Чуть приотстав, гонщик попытался обойти меня справа. Но я сократил до минимума расстояние между юбкой и бордюром. Роли поменялись. Шашка стала дамкой, а дамка — шашкой. Двигатель чертенка, горланя свою песню, буйствовал позади моей киски. Хотя расер и находился в вакуумном "мешке" за моим антикрылом, обойти лучший в мире автомобиль на дороге, ограниченной бетонными блоками с одной стороны и гранитным бордюром с другой, ему было не дано.

Теперь уже я наслаждался жизнь, скоростью, силой. Я — номер один, что и требовалось доказать. Несясь под огнями фонарей, слившихся в один светящийся луч, я изредка бросал взгляд в зеркало, заботливо подставляя свой зад перед носом преследователя, когда тот пытался вклиниться в образовавшуюся щель. Что, не нравится?

Где-то мы с расером были похожи. Проигрывать он тоже не любил. Вильнув несколько раз из стороны в сторону перед очередным перекрестком, раскачав автомобиль, едва не опрокинув его, гонщик вошел в поворот.

Эх, жаль, я не сразу сообразил, зачем он раскачивает свое корыто! Проскользив на тормозах метров двести, повиснув на ремне, жадно хватая ртом воздух, стараясь унять жжение в легких, я остановил свой болид. Кровь в висках пульсировала с такой силой, словно кто-то бил по голове кувалдой. Перед глазами все кружилось, в горле застрял соленый привкус. Черт! Сидя в кресле в этом треклятом Манчестере я совсем отвык от скорости!

С другой стороны — ускорение замедления в три g — это не шутки. Меня чуть не размазало по рулю, каково же пришлось водителю того болида, на которого, кроме всего прочего действовала и центробежная сила? Он дверь-то не вынес? Там точно человек? Признаться, я снова начал сомневаться в этом.

Несколько раз тряхнув головой, восстановившись в рекордный срок, я на реверсе вернулся к перекрестку. От Черного Расера осталась только угольная дуга. Одна дуга. Значит он вошел в поворот на двух колесах. На двух колесах! Других же следов не было, будто он растворился в воздухе.

Я заглушил Ванкеля и вылез из машины. Такой мотор, как у этого настырного гонщика, должен грохотать километра за три-четыре, но единственный звук, который я слышал — треск остывающих тормозных дисков. Да правда, не растворился же он в воздухе и не провалился же сквозь землю! Должен же он куда-то ехать! Согласно элементарным законам физики для этого необходим работающий двигатель, а в данном конкретно взятом случае — громко работающий. Чертовщина какая-то. Бред.

По спине пробежал знакомый холодок, стало немного не по себе. И "немного" — еще слабо сказано. А не пойти ли мне домой? Там как-то по спокойнее, и кстати… кстати Маша меня, поди, заждалась. Вытерев со лба пот, я начал медленно отступать к машине. Наткнувшись спиной на пыльный бок, я сел в автомобиль, хлопнул дверцей, с юзом развернулся и помчался в родную крепость.

Глава четвертая.

— Не потеряла? — заявил я с порога.

Желтых уже успела навести свои порядки. С мокрыми после душа волосами, в Танином халате, она сидела, поджав ноги, на диване перед телевизором. Что за существа эти бабы! Везде наводят свои порядки. Была бы моя воля — посадил бы всех в одну клетку, и волю выдавал по талонам.

— Ты в Армению за коньяком ездил? — осведомилась она, не оборачиваясь.

Вот те два! С этим Чертовым Расером совершено из головы вылетело. Нетрудно догадаться, что бутылка по прежнему находилась в бардачке моего авто.

— Ох, Машка, — вздохнул я. — Совсем забыл. Сейчас принесу.

— Что? — девушка обернулась вполоборота. — Чем же ты занимался эти полчаса…

Чем? Наверно, она очень удивилась бы, узнав, что за эти полчаса я пересек город из конца в конец, и не на один раз. Тут я заметил, что путана как-то странно на меня смотрит. Не то с удивлением, не то с сочувствием.

— Саш, что с тобой?

— Что не так? — забеспокоился я.

Подойдя к зеркалу, я обнаружил тонкую полоску крови, застывшую на подбородке. Ну, это — фигня. Такие ускорения вообще не проходят бесследно для человека. Как для легких, так и для мышечной ткани, но особенно — для сосудов головного мозга. Пилоты реактивных истребителей, которые испытывают на себе куда большие нагрузки, маются головной болью уже через пару лет полетов.

А дальше — интересней. Футболка, пропитанная какой-то склизкой гадостью, прилипла к телу. Я чувствовал это и раньше, но наивно предполагал, что это всего лишь пот. Эта же слизь блестела и на джинсах. В какую гадость я вляпался? Едва не разодрав футболку, я сдернул ее с себя и бросил в угол. Самым сложным оказалось справиться с пряжкой ремня: пальцы скользили по металлу, обильно окропленному соплянистой дрянью. Здесь пригодился Машин опыт — сразу видно, девчонка в таких делах основательно поднаторела. Вытряхнув из карманов ключи, бумажник и прочую мелочь я отправил штаны в тот же угол.

— Что за пакость? — скривилась путана, поднеся пальцы к носу. — Похоже на вазелин.

— Ты-то откуда знаешь? — усмехнулся я.

— Ты не представляешь, какого опыта можно набраться…

— Где?

— Нигде, — буркнула девушка, вытирая об меня руку. — Ты где был-то?

— Ты про Черного Расера слышала? — спросил я.

— Да, и не раз, — кивнула Маша. — Сказки все это.

Сказки? Все? Это? Она мне про сказки рассказывать будет? Конечно, я уже большой мальчик и в байки про счастливый брак и прочую лабуду не верю, как не верил и в Чертового Расера. Но он же существует! Я пристально посмотрел в глаза Желтых, и понял, что доказывать ей обратное совершенно бесполезно. Чтобы поверить надо увидеть. С другой стороны, неужели она не понимает, что байки на пустом месте не рождаются? Я, например, ни разу не видел птенцов голубей, и что? Это же не означает, что птенцов голубей не существует.

— Саша, — певица плотно прижалась ко мне, и даже через плотную ткань халата я почувствовал, как напряжены ее соски. — Может, хватит голову всякой глупостью забивать? У нас не так уж и много времени осталось.

— А здесь я с тобой согласен.

Я чмокнул девушку в лобик и подхватил на руки, сильно сжав ее обворожительную попочку. Девушка обняла меня ногами, впилась губами в мои губы. Машин язык ловко проник в мой рот, встретился с моим и закружил его в вихре безумного танца. Наш поцелуй длился минут десять — не меньше. Пусть это не круче твина, но около того. Во всяком случае, это только начало, а дальше…

— А как же коньяк? — тяжело дыша поинтересовался я, когда наши губы разомкнулись.

— Коньяк? У моей задницы такое ощущение, что мы и без него обойжемся.

Вообще, я люблю поспорить, и очень редко случается, что не могу ничего ответить. Однако этот день был сплетен из редкостей и нонсенсов, и я, не найдя слов, чтобы возразить, а, главное — желания, щелкнув языком, понес девушку в спальню. Переступив через порог, я бросил Машу на кровать, халатик распахнулся, выставляя на показ тело, которое я видел ни один раз, и которым ни один раз мог овладеть, каждый раз что-то мешало. Но теперь-то никто не в силах нам помешать. Через столько лет жизнь свела нас вместе, и, надеюсь, не чтобы в очередной раз посмеяться. Глядя на Марию, на ее блестящие счастьем глаза, на дрожащее от нетерпения тело, я впервые в жизни осознал, что это — любовь. Любовь к другому человеку — существу, изначально эгоистичному и неблагодарному. Я не про себя, я отвык любить, я про Машу. Она любила меня тогда, и любит сейчас. Как я мог быть таким слепым? Это судьба.

Не судьба. Случается же такое! Идет человек к чему-либо, идет, бывает — старается, бывает — не очень. И вот, когда до финиша остается полмиллиметра, случается какая-нибудь лажа, отбрасывающая этого человека на несколько сот шагов, иногда — до старта, а иногда — еще дальше. Это анус. В простонародии — жопа. Саша и Маша — вообще смешно звучит.

В тот самый момент, когда я снял плавки и лег в постель, поглаживая ладошкой плоский Машин животик, настойчиво затрещал телефон. Кто бы это мог быть? О моем возвращении знают очень немногие, но ударить в голову Андрею, или, тем паче — Сергею, позвонить мне домой в половине второго ночи… такого хамства никто из них себе не позволит.

— Не отвечай, — простонала девушка. — Пожалуйста, не останавливайся, пожалуйста…

Не останавливайся? Я и не собирался останавливаться. Дрэг казался уже и не таким замечательным времяпрепровождением. Но телефон тоже не собирался останавливаться. Его назойливое пиликанье жгло мозги, словно кусок угля, засунутый под черепушку. Все же интересно, кто там такой настырный?

Проведя кончиком языка от пупка певицы, между грудей, до шейки, я сел на кровати и потянулся за трубкой.

— Саша? — Мария поднялась на локтях. — Не отвечай, пожалуйста…

— Брось, — отмахнулся я. — Я только послушаю. Да? — уже в трубку произнес я.

— Саша, привет, — ответил звонкий женский голос. — Чего трубку не брал?

— Чего-чего? — ехидно переспросил я. — Девочка, а ты знаешь, сколько времени?

— Ой, конечно, у нас же разница в пять часов, — воскликнула собеседница. — Извини, забыла. Ты еще долго в Челябе будешь?

— А кто интересуется?

— Сашка, не узнал, — протянула девушка. — Это же я…

— Таня! — дошло до меня. — Танюха, ты? Какими судьбами?

— Да вот, звонила сначала тебе, но Алиса сказала… — Александрова осеклась на полуслове. — Кстати, а зачем нужна горничная в доме, где нет детей?

— Не зачем, а для чего, — поправил я. — Ставь вопрос правильно.

— Не маленькая, догадалась, — продолжила бывшая супруга совершенно другим тоном. — Сможешь меня с детьми завтра встретить?

— Ты прилетаешь?

— Да.

Вот так так. Я не знал, радоваться по этому поводу или плакать. С одной стороны — я очень хотел увидеть вновь Татьяну, детей — тем более. С другой — не вовремя все это. Время, когда где-то рядом рассекает какой-то придурок, косящий под меня — не самое удачное для прогулок с детьми.

А, может, так и должно быть? Встретившись один раз, когда я поднял ее с глубокого жизненного дна, не логично предположить, что теперь — ее очередь выручать меня? Сейчас, особенно сейчас мне необходима поддержка близкого человека, который знает меня несколько лучше других?

Зажав трубку между плечом и ухом, прикурив сигарету, я посмотрел на Машу. Она, со спущенным до талии халатиком, сидела на кровати, скрестив ноги, и выжидающе смотрела на меня. Хотя, уже не выжидающе, а, скорее, разочарованно.

Черт! Как все запутанно! Кто же мне нужен? Чего я хочу от жизни? Так вот жил себе жил, особо не задумываясь, но, вместе с тем и не плывя по течению жизни. Впрочем, почему не плывя? Большей частью жизнь сама преподносила мне готовые решения на блюдечке с голубой каемочкой, мне же оставалось только нажать на кнопку и получить результат. Расингом-то я занялся, если подумать, именно для того, чтобы добавить перца в свое чересчур пресное бытие. С гонок все и началось, с гонок все и понеслось. По сути, я боролся только одну ночь в неделе, и вся борьба укладывалась в несколько раундов по одиннадцать секунд. Реже — чуть больше. Господи! Ужас-то какой! Почему я раньше об этом не задумывался?

— Зачем? — произнес я в трубку.

— Что — зачем?

— Прилетаешь — зачем?

— Не зачем, а для чего.

— Для чего?

— Саша, я…

Таня надолго замолчала. Ну же! Скажи это, скажи, что по-прежнему любишь меня, скажи, что соскучилась, что хочешь увидеть меня, что жить без меня не можешь, как я без тебя. Девушке было достаточно сказать хоть что-нибудь подобное, и я с готовностью развел пары и полетел бы встречать ее в аэропорт. Всего несколько коротких слов, которых мне так не хватало для счастья.

— Ты прав, Саша. Не для чего, а зачем. Незачем. Прости.

— За что?

— За все, Саша. Спокойной ночи?

— Спокойной ночи.

— Пока?

Все же она ждала. Ждала, что я скажу то, чего не смогла она. Гордость — еще одно глупое чувство, разрушившее не одну жизнь, не позволяла ей произнести те слова, которые я надеялся услышать. Сколько же в этом мире глупости!

И я не мог. Не мог прогнуться до такой степени. Всему есть предел, я достиг своего три года назад, когда Таня забрала детей и бросила меня. А ведь я их с тех пор и не видел…

— Нет, подожди, — вздохнул я. — Я по детям соскучился, очень хочу их увидеть. Приезжай.

— Только их? — всхлипнула Александрова.

— Спокойной ночи, — ответил я и положил трубку на аппарат.

— Таня? — поспешно осведомилась Маша.

— Таня, — кивнул я.

— Дурак же ты, Александр, — зло бросила певица, вскакивая с постели. — Знаешь, в чем твоя беда?

— Хочешь поучить меня? — я затушил сигарету в горшке с давно засохшим цветком. — Для начала поживи с мое.

— Думаешь, я меньше твоего повидала?

— Я не думаю — знаю.

— Знаешь? — ядовито усмехнулась девушка. — А ты знаешь, что человек не зря прожил жизнь лишь в том случае, если сделал кого-нибудь счастливым? Кого сделал счастливым ты?

Я молча созерцал пожелтевшие от времени обои. Вот дерьмо! Моя экс-жена, даже находясь за несколько тысяч километров, умудрилась напоганить мне. Завидное умение. Есть люди, которые все делают в самый неподходящий для этого момент, и Александрова — одна из них. Звонок? Да Бог с ним! Что я, не найду, с кем покувыркаться? Проблема гораздо сложнее: пока этот хренов расер гоняет по городу, я не могу быть уверен в безопасности детей. Но и отказать ей я не мог. Отказ в данном случае привел бы к еще большей обиде, и кто знает, когда она позвонит во второй раз? Через год? Два? Десять? Дурак, тоже… спросил бы хоть, где она теперь.

— Спасибо тебе, Таня, — тихо пробормотал я.

— Что? — не расслышала Мария. — Никого! Ты не умеешь дарить счастье, ты умеешь только отнимать его. Всего час назад ты сделал бы меня счастливой всего лишь завалив на кровать… а ты что сделал?

— Вроде бы именно это я и сделал, — ответил я безразличным тоном.

— Пошел ты! — гневно вскрикнула Желтых. — Саша, я искренне верю в то, что Бог существует, он все видит, и каждому воздаст по заслугам. Ты свое уже получил. Черный Расер — это твое проклятье, персонально для тебя.

— Сколько с меня? — поинтересовался я.

— Нисколько! — Маша сняла с себя халат, скомкала его и швырнула в меня. — Считай это моим прощальным подарком.

— Прощай, — кивнул я.

Девушка открыла рот, собираясь еще что-то добавить, но вовремя передумала, махнула рукой и покинула спальню. Больше нам говорить не о чем. О чем, вообще, можно говорить со шлюхой? Завалившись на кровать, я нащупал пульт стереосистемы. Батарейки, как это ни странно, сдохли. И сдохли, судя по всему, уже очень давно. Включив радио испытанным дедовским способом, отрегулировав громкость так, чтобы заглушить ругань Марии, собирающей свои вещи, я, зажав губами сигарету, вернулся в постель. Две минуты спустя входная дверь грохнула так, что заглушила даже голос Moby. Прощай, Маша, прощай. Список людей, которых стоит поздравить с Новым Годом, уменьшился еще на одну строчку. Чиркнув зажигалкой, я прикурил сигарету и пустил в потолок кольцо умопомрачительной красоты.

Черт, может, зря я так? С таким отношением скоро и поздравлять-то некого будет. Сбегав в машину за бутылкой коньяка, я продолжил вчерашний банкет. Вишня и давленные клопы — убойное сочетание, и финиш получился вполне предсказуемый. Уйти в осадок мне не помешали даже басы стереосистемы. Соседи, как были — так и оставались понимающими, и за всю ночь ни разу меня не побеспокоили, чего нельзя сказать обо мне. Но, возможно, я их просто не слышал.

Проснулся я, как и прошлым утром, в обнимку с пустой бутылкой. Главное — чтобы это не стало привычкой, а так все в порядке. В смысле, пока в порядке. До прилета Татьяны с детьми оставалось еще целых два часа — море времени для человека, который домчит до аэропорта минут за пятнадцать. Час я убил на отмокание в ванной, после чего пообещал себе обязательно заглянуть сегодня в магазин и купить, по меньшей мере банку кофе. В программу-максимум входила так же зубная паста, шампунь и куча всякой мелочи типа лезвий для бритвы.

Едва не надев, по инерции, вчерашнюю загаженную футболку и джинсы, я, брезгливо взяв шмотки двумя пальцами, утопил их в ванне, полной кипятка. Да, блин, мы все еще кипятим! Найденные в гардеробе старые джинсы застегнулись лишь когда я основательно выдохнул воздух. Ну нифига себе! Так сесть за какие-то пять лет! Извлеченная оттуда же измятая рубашка оказалась гораздо более высокого качества, и почти не поменяла своего размера. Ах, да, Таня же брала ее без меня, и не совсем попала в габариты, взяв на пару размеров больше… прогнав последнюю мысль, я взял с полки ключи от авто, подбросил их, поймал, развернувшись спиной, и вышел во двор.

Моя малышка, сотрясая воздух прямотоком, понесла меня туда, где провела лучшие секунды своей жизни, где мгновения триумфа навеки увековечили ее и меня в истории Челябинского расинга. Туда, где величественные стальные птицы теряют свое превосходство, превращаясь в алюминиевые банки с крыльями. Туда, где я встречу самых дорогих мне людей, туда, где небо встречается с землей, и наоборот, прощается с ней, приближая человека к Богу.

— Тьфу, черт! — сплюнул я.

Что за глупости в голову лезут? Говорят, мужчины к сорока годам становятся сентиментальными. Но мне пока едва за тридцать! Старею, что ли? Не телом — так душой? К черту! Вогнав в щель приемника проигрывателя mp3-диск с предпредпоследней нарезкой Papa Roach, я тряхнул стариной по полной, домчав до стелы с МиГом, прикованным к земле десятком тонн гранита, всего за девять с небольшим минут.

До посадки рейса Москва-Челябинск оставалось еще куча времени, которое надо успеть куда-то деть. Помощники нашлись сразу. "To serve and protect" — именно такой девиз выведен на бортах полицейских автомобилей в большей части англоязычных стран. Резина моего болида не успела остыть, а рядом уже тормознул карбюраторный кусок сырья, весь тюнинг которого ограничивался люстрой на крыше и стильной аэрографией в виде синих полос на бортах с логотипом спонсора — "ГАИ". Из автомобиля, спеша "to serve", вышли двое в серых униформах.

— ГАИ города, старшина Осташко, — лениво козырнул гайец. — Ваши документы.

— Какого города? — уточнил я.

— Ясен корень, — усмехнулся мент. — Города-героя Танкограда.

В жизни есть три принципа. Нет, конечно, их гораздо больше, но основных — всего три. Доверять интуиции — это самое легкое, но даже этим элементарным правилом я пренебрег. Второе — быть внимательным. Уже сложнее. И, самое сложное — быть очень внимательным. Как-то так получилось, что на первое, второе, и тем более, третье, я забил огромный болт с левой резьбой, иначе обязательно задался бы вопросом: а какого черта у российского, вечно беспечного мусора, клапан кобуры, вопреки обыкновению, расстегнут?

Не задался, и жестоко поплатился за это. Отвлекшись на секунду, доставая документы, я дал блюстителю порядка время перейти ко второй части крылатого выражения — "and protect". Обернувшись к менту снова, вместо серых, словно специально подобранных в цвет формы, глаз, я наткнулся на черный провал пистолетного дула. Неприятная ситуация. Кто не верит — пробовать не советую.

— Убери пушку, — посоветовал я. — Я — гражданин Великобритании.

— Ты это в отделении расскажешь, — усмехнулся старшина. — И то, зачем Борьку ночью сбил — тоже.

— Ты бредишь?

Я дернул рукой, намереваясь почесать висок указательным пальцем, но Осташко унял зуд рукояткой Макарова. Вторая часть плавно перешла в третью, особо секретную, разработанную в недрах закрытых НИИ специально для отечественных пользователей. И вам не дай Бог.

Глава пятая.

— Нет, серьезно, тебе очень повезло, — усмехнулся Дима. — Окрести тебя родители Ивановым Иваном Ивановичем — я бы не обратил никакого внимания.

— Первое и третье весьма маловероятно, — заметил я, потирая затекшие от браслетов руки.

Собакин, гордо расправив плечи со сверкающими тремя звездами на каждом, пододвинул к краю стола пепельницу и мои сигареты. Тоже неплохо устроился. Полковник уголовного розыска. Конечно не та шишка, к какой на кривой козе не подъедешь, но и не мелкая вошь, которая выпьет-то грамм крови, но настроение испоганит. Бульдоги такой закалки цепляются крепко, засаживая в плоть зубы до самых десен, да и щелчком по носу его не испугаешь. Мозги, охлажденные в подвале до рабочей температуры, работали необычайно быстро. Пожалуй, лучшего союзника, способного оказать реальное содействие и подпалить волосы на заднице гребаного расера, найти сложно. А главное — зачем искать, когда судьба сама преподнесла его мне на блюдечке с голубой каемочкой.

— Но встрял ты, дружище, конкретно, — покачал головой полковник.

— Погодь, — встрепенулся я. — Я же тебе все рассказал!

— Рассказал, — согласился Собакин. — И что? Представь картину — завалюсь я к прокурору, и скажу: "а знаете, Виталий Андреевич, сержанта Шапошникова-то вовсе и не гражданин Английской ССР Александров сбил — нет. Завалил-то его дух, из могилы восставший, покойный Сычев Алексей, царствие ему небесное". Как ты себе это представляешь, а, Саш? Я же сразу мундир на другой сменю. С длинными такими рукавами, что за спиной завязываются. В общем, вид я буду иметь достаточно бледный. И тебе это совершенно не поможет. Понимаешь меня?

Закончив свою речь, Дима прикурил сигарету, взятую из моей пачки, и выжидающе уставился на меня. Черт, а старый мент совсем не изменился! Волос на голове поубавилось, да морщинок вокруг глаз побольше стало, отчего прищур бывшего опера казался еще хитрее. Хотя и тогда казалось, что хитрее просто некуда. Интересно, у него евреи в роду были? Скорее всего — да.

— А что делать-то? — спросил я.

— Искать, — кратко ответил мент. — Виноватого.

— Ха! — усмехнулся я в ответ.

Это и без его многолетнего опыта оперативной работы было понятно. Искать вообще не было проблемой. Немногим более сложным было и найти злодея. Эти вопросы решались самим расером: он сам небезуспешно искал меня и находил. Сложность заключалась в другом — поймать Черного Расера. Или, на крайний случай — остановить. А как остановить болид, способный оторваться от стоковых ментовских ведер за считанные секунды?

Был и другой путь, его не могло не быть. По определению, даже у съеденного есть два выхода. К тому же, нормальные герои всегда идут в обход. Однако это утверждение, прозвучавшее из уст законченного жулика, насильника, грабителя и убийцы, не всегда подтверждалось жизнью. Хотя бы потому, что другой путь — не означает лучше, легче или быстрее. Это всего лишь другой путь, не больше, но и не меньше.

Как искать человека, о котором известно так мало? Ни номера авто, ни его имени я не знал. Да что говорить! Я даже лица его не видел! И как прикажете искать его? Я же не Яндекс, в конце-то концов!

— О чем задумался? — осведомился полковник.

— Да, — отмахнулся я. — О тщете всего сущего.

— Дельная мысль, — согласился Дима. — Ну?

— Что — ну? — озадачено произнес я.

— Погнали?

— Угу, — кивнул я. — Погнал я.

— В смысле — погнал? — не понял Собакин. — Может, погнали?

— Не-а, — возразил я. — Именно погнал.

— Подожди, а как же балбес этот? Ты разбираться с ним не собираешься?

— Никогда не делай сегодня то, что можешь сделать завтра. А завтра не делай того, что можешь сделать послезавтра, — продвинул я свою глубокую философскую мысль.

Нас ждут дела великие — это несомненно. Но завтра. Сегодня еще предстало разобраться с делами, может, не столь великими, но не менее важными. Более конкретно — увидеть Таню и детей. Ради этого момента я и жил последние три года, и вот, когда счастье было так близко, так возможно, два дебила умудрились все поломать, отодвинуть эту долгожданную секунду еще дальше, на неопределенный срок. Пусть в пределах одного дня, но обмануть ожидания Наталки с Сашкой, надеявшихся увидеть меня уже сегодня — это так жестоко. Пожалуй, во всем мире нет ничего более жестокого и бесчеловечного, чем обманутые детские надежды.

— Шмотки гони, — потребовал я.

Бывший опер медлил. Он сверлил меня взглядом, словно стараясь забраться ко мне в черепушку, и выяснить, что за неотложные у меня дела, не позволяющие разобраться с ублюдком, старательно поганившим мою жизнь. Поняв, что до Рентгена ему далеко, Дима вытащил ящик из тумбы и перевернул его, вываливая на столешницу мои нехитрые пожитки.

— Завтра? — уточнил Собакин.

— Уже сегодня, — улыбнулся я, демонстрируя дисплей мобильника, на котором светились цифры "1:54".

Рассовав вещи по карманам, я озадаченно остановился. Черт побери! Я даже не знаю, где искать Татьяну! Знакомых у нее в городе немного, а таких, чтобы найти приют, пусть на пару ночей — совсем нет. Кроме меня. Скорее всего, девяносто девять шансов из ста, она с детьми поселилась в гостинице. Но в какой? И тогда их было пару десятков, а сейчас?

— Чего? Передумал? — с надеждой в голосе спросил полковник.

— И не мечтай, — буркнул я. — Можешь кое-что сделать?

— Ну, не знаю, — протянул мент. — Дай подумать.

— Можешь пробить по отелям, где остановилась…

Вот не дерьмо ли! Я не знаю теперешнюю фамилию своей бывшей жены! И детей, кстати, тоже. Господи, как же я докатился до такого? Дерьмо!

— Девушка из Англии, зовут — Татьяна. С ней два ребенка — Саша и Наташа, — упавшим тоном закончил я.

— Давай завтра, а? — лениво зевнул Собакин.

— Так, Димка…

— Хорошо.

С тяжелым вздохом, будто я просил его перевернуть Уральские горы, полковник поднял трубку телефона и бросил несколько коротких фраз, добавив в конце "срочно". Все же врут люди, утверждая, что менты у нас мышей не ловят. Если захотят, они могут сделать многое и достаточно быстро. Особенно если это не требует от них больших усилий. Не успел я докурить сигарету, как допотопный аппарат с советским гербом на диске заверещал, начальник РУВД, выждав несколько секунд, поднес трубку к уху и записал информацию на вырванной из календаря странице.

— Держи, — он пододвинул листок ко мне. — Здесь твоя Таня. Кстати, фамилия у нее по-прежнему Александрова.

— Спасибо, Димка, — радостно улыбнулся я, хлопнув Собакина по плечу. — Век не забуду.

— Уж постарайся.

Сжав в кулаке листок, я пулей вылетел из серого здания отделения милиции. Приятно, чертовски приятно, что среди этих сволочей попадаются нормальные люди. Ну, почти нормальные, нормальные настолько, насколько это вообще возможно при такой профессии. А кого, вообще можно назвать нормальным? Меня? Андрея? Пчелкина? У каждого свои тараканы в голове, и избавиться от них невозможно. А, главное — зачем? Зачем лишать человека его индивидуальности? Зачем копаться в чужой голове, когда и в своей-то достаточно сложно разобраться.

Несмотря на поздний час, на улице стояла страшная жара. И духота. Порыскав глазами по сторонам, но так и не обнаружив свою малышку, я подбросил брелок сигнализации, поймал его и утопил кнопку. Щелчок электрозамков раздался из-за спины. Моя радость стояла в тени здания, куда не проникал свет фонарей. С уникальным антибликовым покрытием в виде слоя пыли в палец толщиной она оставалась абсолютно незаметной для случайного взгляда.

Прыгнув в спортивный ковш, рыкнув прямотоком так, что зазвенели стекла, я подкатил к шлагбауму на выезде из двора РУВД. Серые "червноцы" с голубыми полосами, запаркованные у кирпичного забора, посерели еще больше, мучаясь в молчаливой и бессильной зависти. Им никогда не стать совершенством, так же, как и мне не суждено стать вторым. Только первым. Первым среди лучших — среди равных.

Дежурный, посовещавшись с рацией, включил мотор, поднявший шлагбаум на достаточную высоту. Жаль, из-за темных стекол он не видел жеста благодарности в виде "одноухого зайца". Шкрябнув днищем другого мусора, вечно лежащего асфальте, моя прелесть покинула место вынужденной посадки. Мне кажется, или воздух действительно стал более свежим? Как бы дождя не было…

Впрочем, не мешало бы охладить воздух, зыбкой рябью поднимающийся от остывающего асфальта. На такой жаре от наддува, даже с интеркулером и закисью, проку немного. Господи, как легко с машинами, и как тяжело с людьми! Поведение первых легко предсказать, вспомнив азы физики. Все четко, вся ясно и понятно. Чем выше температура воздуха — тем труднее его сжимать, и наоборот. Физика — это сила, черт побери. Поведение человека, порой, предсказать совершенно невозможно. Человек — на редкость сложное существо, не подчиняющееся законам психологии, морали или, даже природы. Да какого черта! Физику — и ту человек придумал, чтобы искать способы обойти ее, обмануть, повернуть в другую сторону. Короче говоря — создавать проблемы чтобы решать их, и говорить, зачастую — только самому себе: "Блин, какой же я умный парень, оказывается! Все, пацаны, давайте Нобелевскую премию". Идиотизм.

Но даже на таком фоне есть человек, поведение которого предсказать еще более сложно. Казалось бы, сложней не бывает? А на самом деле бывает все. И даже больше. Этот человек — Татьяна, моя Таня. Да, ладно, хватит о грустном.

Портье отеля "Victoria" долго не хотел пропускать меня, но купюра в сто евро быстро убедила его в необходимости моего визита. Сто евро — небольшая плата за счастье. По мере того, как я приближался к Таниному номеру, сердце в груди стучало все чаще и громче. Три года, долгих три года я не видел мою радость… когда сидишь в министерском кресле, три года — что мгновение. Но три года разлуки с любимым человеком кажутся вечностью.

Занеся кулак над дверью с цифрами "212" я нерешительно замер. Что я скажу ей? Как она встретит меня? Как глупо! Чувствую себя маленьким мальчишкой! Отбросив все сомнения, я опустил кулак на фанеру. Три раза. Ответом была тишина. Да немудрено! В половине третьего ночи нормальные люди, поди, спят. Я ударил еще раз. Молчание. Тяжело вздохнув, уже собравшись уходить, я… нет, не услышал — точно. Из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Я просто почувствовал: мое сердце проснулось.

— Таня? — произнес я в полголоса.

— Кто там? — сонно осведомилась девушка.

— Таня, это я!

От нахлынувших чувств я едва не сорвался на крик.

— Кто — я?

— Черт! Саша, кто еще?

— Какой еще Саша?

Теперь голос звучал за самой дверью. Столько ожидания, и вот, когда нас разделяет не более десяти сантиметров, мешается проклятый кусок фанеры и опилок. Дверь тихонько скрипнула — Таня прижалась к ней с той стороны.

— Зачем ты пришел? — устало спросила девушка. — Или для чего?

— А ты зачем приехала? Может, не будем через дверь разговаривать?

Пискнул электронный замок и дверь распахнулась. Сердце стукнуло в последний раз и замерло. На время я даже забыл, что человеку необходимо дышать. Александрова, зябко кутаясь в одеяло, смотрела на меня безо всякой радости. А она совершенно не изменилась! Все тот же блеск в глазах, тот же маленький носик, те же очаровательные губки.

— Ты не приехал за мной, — с укором произнесла девушка.

— Извини, дела…

— Дела? Важнее, чем я? Небось, опять со своим корытом?

— Что-то вроде.

— Как ты был козлом… машина всегда была для тебя важнее…

— Ты не понимаешь…

— И не хочу понимать, — отрезала Таня, закрывая дверь.

Но я успел подставить ногу, и, после недолгих и бесплодных попыток, девушка сдалась. Объяснить ей, что на этот раз я совершенно не виноват? А имеет ли смысл? Скорее всего, она не поверит.

— Чего ты хочешь?

— Детей увидеть. Имею право?

— А ты знаешь, который час? Они давно спят. И, вообще, хотел бы увидеть — приехал бы встречать нас.

— Таня, я…

— Молчи! Я ведь пообещала им, что нас встретит папа. Папа, понимаешь? Папа, а не таксист! Тебе не пришлось объяснять им, где папа. Не ты объяснял им все это время, почему папа не с нами. Ты жил в свое удовольствие и трахал гувернантку. А теперь вспомнил о правах? Папа, — Татьяна с едким сарказмом выплюнула последнее слово.

— Не я тебя бросил, — прошипел я.

— А толку? Тольку от того, что ты был рядом? Мы жили под одной крышей — не больше. Часто ты дома появлялся?

— Что? — взревел я, забыв про приличия. — А тебе нравились машины, которые у тебя были, брюлики и так далее? Тебе абсолютно нечего было пожелать — все у тебя было…

— Кроме тебя! Жила я без всего этого, и еще прожила бы…

Ответа на такую наглость у меня не было. Вот дрянь! То ей денег мало, то внимания! Неужели так сложно понять, что всего и сразу не бывает? Неужели так сложно понять, что за все в этой жизни приходится платить? Легко рассуждать, когда сама ни копейки ни заработала! На нем-то в рай не въехать, как ни старайся.

— Знаешь, что? — протянул я.

— Что?

— Ничего, — буркнул я, разворачиваясь на каблуках.

Вот и встретились, нечего сказать. Несмотря на огромное желание влепить Татьяне хорошую пощечину, я все же сдержался. Не к лицу взрослому здоровому мужику лупить маленькую дурную девочку. Я-то надеялся, что она все же изменилась, как-то повзрослела. Нет — так и осталась взбалмошной девчонкой. Дура!

— Саша! — крикнула Александрова в след. — Саша, ты куда?

Я замедлил шаг, надеясь, что Таня опомнится и попросит меня вернуться. Тщетно. Девушка предпочла не хвататься за эту соломинку.

— Мудак! — выкрикнула она и хлопнула дверью.

Вот и все. Я даже не оглянулся. А счастье было так близко, так возможно… весьма кстати вспомнилось, что я уже третьи сутки ничего не ел. Только пил да курил, этим и жил. В былые времена, копаясь в мастерской, я мог не есть неделю, бывало и дольше. Настолько был увлечен своей крошкой. Она платила мне тем же, не плюя в протянутую руку.

— Эй! — окликнул я портье, спустившись в фойе отеля. — Здесь перекусить-то можно?

— Конечно! — подтвердил он. — В нашем отеле круглосуточно работает первоклассный ресторан!

— Да мне по барабану, какой он, — отмахнулся я. — Где?

— К сожалению, ресторан только для наших клиентов, — развел руками прощелыга.

Вздохнув, я расстался с еще одной сотенной купюрой. Повторять вопрос не пришлось, портье с готовностью проводил меня до ресторана. Правда, выпить со мной отказался. Оказывается, есть такие, что не пьют на службе. Мне, хоть и надоело глушить коньяк в одного, все же пришлось продолжить традицию, прочно устоявшуюся за последние дни. Потому что надо! Черт, никогда не был алкоголиком, а теперь спиваюсь. Дерьмо! Успокаивало лишь то, что от хорошего коньяка еще никто не умирал.

По причине позднего часа в ресторане было совершено пусто — ни одного посетителя. Заспанный официант принес меню, в которое я даже не взглянул. Заказал то, чего просто не могло не быть: гренки, селедку под шубой и два по сто. Последнее удалось шеф-повару особенно удачно. Жизнь начала казаться не такой уж и хреновой штукой.

Немного разомлев, я решил повторить два по сто, но на этот раз — под холодную сельдь. Вот уж что, а поесть я любил всегда. А хорошо поесть — особенно. Наверно, по этой причине длина моего ремня увеличивается от года в год. Но рекордов бить не собираюсь, и регулярно посещаю тренажерный зал. Да и занятия боксом помогают сохранять хрупкий баланс, позволяя мне не менять весовую категорию. А живот — это… старею, что ли? Разменяв третий десяток, сложно оставаться в той же форме, что и десять лет назад.

Когда я расправлялся с третьим "сто", что-то в кармане дико затрещало. Официант, обновлявший в этой время пепельницу, испугано отпрыгнул. Чего уж! Я сам испугался. А испугать меня, как было замечено ранее и не раз — достаточно нелегко. Поняв, наконец, что трещит виброзвонок древнего Nokia 7110, я извлек трубку из кармана. Надо же, пригодился! А я уж начал бояться, что зря угрохал в него почти пятьдесят евро.

— Внимаю, — произнес я в трубку.

— Саша? Это я, — представился Собакин.

— Нет, Саша — это я, — возразил я.

Полковник замолчал, собираясь с мыслями. А, может — обдумывая, кто из нас прав?

— Ты бухой, что ли? — поинтересовался Дима.

Я не придумал ничего умнее, кроме как громко икнуть. Добрый коньяк добрался до головного мозга, опутывая хмелем извилины. Для того и пил, в принципе. Не раз попадались мне люди, самодовольно заявляющие: "пью — и не пьянею". А зачем, собственно, пить-то тогда — вот вопрос. Зачем добро переводить? Не пьянеешь — так пей воду из-под крана. С хлоркой. Пить ради самого процесса, получения какого-то извращенного удовольствия — пустая трата времени. Важен результат. Я его добился.

— Ты совсем дурак? — процедил мент. — Тебя по всему городу ищут!

Ищут? Да пусть ищут. Я сам-то не знаю, где я, а что говорить о тех, кто меня ищет? Кстати, а кто там такой смелый выискался?

— А кто меня ищет-то? — осведомился я у Собакина.

— О-о, Сашка, — протянул полковник. — Да ты в полном осадке.

— Что случилось-то?

— Ничего хорошего, — усмехнулся Дима. — Друг твой еще одного гайца завалил. Видать, хорошо ты ему на хвост наступил.

Хвост? Какой еще, к черту, хвост? Что за чепуху он мелет? Нет, тут надо разобраться.

— Сейчас приеду, — бросил я в трубку, и, не дожидаясь ответа, захлопнул крышку мобильника.

Официант живо материализовался рядом, протягивая счет. Я раскрыл папочку, и… все же верно говорят, что пьяному — море по колено. Был бы трезвый — удавил паршивца. Теперь стало ясно, что посетителей в ресторане нет не по причине позднего часа — отнюдь. Три с половиной тысячи рублей за бутылку кислого коньяка, горелый кусок хлеба и протухшую селедку — это наглость. Но, как уже было замечено, пьяному — горы по плечу, и я оплатил счет, не забыв про чаевые. Официант остался доволен. Еще бы! Ведь в качестве чаевых парню досталась почти половина тарелки замечательного салата!

Кивнув на прощание счастливчику, я встал, собираясь покинуть гостеприимное заведение, но не тут то было. Алкоголь имеет свойство давить своей массой на головной мозг, делая голову все более и более тяжелой с каждой выпитой каплей. Так получилось, что на этот раз я не рассчитал, и голова перевесила остальное туловище. Хорошо еще, официант успел убрать тарелку с салатом, иначе остался бы без чаевых, бедняга.

Глава шестая.

— Подъем, балбес! — прогремел над ухом голос Собакина.

Черт! Вот нажрался-то! Все, больше ни в жизни. Встрепенувшись, я принял вертикальное положение. Хм, где это я? Всегда догадывался, что, напившись, можно проснуться черт знает где. Осмотревшись, я обнаружил, что нахожусь в помещении. Уже плюс. В помещении, кроме меня присутствовал шкаф с потрескавшейся лакировкой, выцветший ковер и тумба с телевизором. Это не говоря о диване, на котором, собственно, я и очнулся. И, конечно, Дмитрия, который меня и разбудил. Мент смотрелся достаточно нелепо в фартуке поверх офицерского мундира. Опухшее ухо красного цвета немного не сочеталось с серой формой, но отлично подходило к вишенкам на фартуке.

— Кто это тебя так? — покосился я на ухо.

Слова давались с трудом, и отнюдь не из-за коньяка. Говорить мешала опухшая губа. Проведя языком по зубам, я обнаружил, что два передних зуба нездорово качаются.

— Не помнишь? — усмехнулся полковник. — Я-то ладно, заживет. А официанту ты так нос расквасил…

— Да ладно, — удивился я.

Жаль! Он мне показался хорошим парнем. Главное — не жадным.

— Завтракать будешь? — буднично осведомился Собакин.

— А что там?

— Яичница с ветчиной! — с гордостью ответил Дима.

— Не, — закачал я головой. — Терпеть не могу яйца.

— Ты еще и морду воротишь! — возмутился мент.

— Слышь, — я потрогал опухшую губу. — А меня-то кто так?

— Я! — самодовольно улыбнулся друг.

— Да? Молодец, — похвалил я. — Как я оказался-то здесь?

— Совсем ни хрена не помнишь? — буркнул бывший опер. — Ты, кажется, к Тане своей поехал, а не конину глушить? Так какого…

— А! — начал вспоминать я. — А, ты говорил, кто-то искал меня?

— Кто-то, — усмехнулся Дима. — Кто-то искал, да. Этот поклонник твой еще одного гайца ночью сбил, вот тебя и ищут. И наши и гашики.

— Вот ведь! — присвистнул я.

— Собирайся, короче.

— Куда? — обреченно поинтересовался я.

— Не боись, — отмахнулся Собакин. — Хотел бы закрыть — уже закрыл бы. Я помочь тебе хочу…

— Так, — оборвал я. — А с этого места поподробнее.

Опыт общения с Димкой, еще когда он был капитаном и простым опером, подсказывал, что просто так он никогда не помогает. Если Собакин собирается помочь, то, значит, в процессе он планирует решить какие-то свои проблемы. И не факт, что мои решаться. В результате может быть еще хуже. Тараканов у него в голове хватает.

— В смысле? — полковник притворился, что не понимает меня.

— Ой, — вздохнул я. — Ты дурочку-то не включай, я тебя, как облупленного знаю. Как на этот раз ты решил меня поиметь?

— Саш, ты чего? Я же по-дружески!

— А в тот раз тоже по-дружески было? А я в результате чуть пулю не схлопотал.

— Да брось ты, — замахал руками Собакин. — Нашел, что вспомнить!

— Да, нашел, — кивнул я. — И если ты не расскажешь, что за интерес у тебя на этот раз — сегодня же сяду в самолет и adios, babe.

— Ага, — усмехнулся мент. — И получишь лет двадцать.

— Уже! Кто захочет связываться с гражданином другого государства из-за какого-то сержанта? К тому же, на этот раз у меня железное алиби. До двух я "гостил" у тебя, потом был в отеле, и снова у тебя. Те пять минут, что я ехал от РУВД до "Виктории" — не в счет. Так-то! Ну, Димарик, колись давай.

Бывший опер раскрыл рот, собираясь возразить, начать клясться-божиться, в грудь пятками биться, что смысл всей его жизни — вызволять мою задницу оттуда, откуда я сам вызволить ее не смогу. Но, наткнувшись на мой холодный взгляд, сообразил, что это совершенно бесполезно. Вот он, момент истины, когда выясняется, кто кому насколько нужен. Кто сам в состоянии комаров газетой щелкать, а у кого кишка тонка.

Собакин думал недолго, после чего закрыл рот, достал из своего кармана мой "Captain Black", прикурил сигарету и сел на край дивана.

— В общем, сержант этот, Шапошников, которого твой друг прошлой ночью сбил — племянник начальника областного ГАИ.

Вот теперь стало окончательно понятно, кто кому насколько нужен. Как и следовало ожидать, хитрый мент собирался в очередной раз использовать меня ради достижения своей великой цели. В какой-то мере, это верно. Дружба дружбой, а служба службой. И еще: делай то, что должен и будь что будет.

— Когда это он мне другом-то стать успел? — удивился я. — А почему сержант, раз племянник?

— Да потому, что у него еще и сын есть.

— А-а, — протянул я. — Ладно, выручу тебя, — согласился я. — На этот раз.

— Спасибо тебе, благодетель ты мой, — рассмеялся Дима.

— Не за что, — зевнул я. — Так какие мысли?

— Прижать гада!

Полковник занес кулак, да вовремя сообразил, что стола, чтобы по нему стукнуть, под рукой нету.

— Сказать — как два пальца, — кивнул я.

— Не ссы, прорвемся, — заверил Собакин. — Я уже все за тебя продумал.

— Хотелось бы услышать…

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Собирайся, поехали. Покажу тебе кое-что, тебе понравится.

На меня сложно произвести впечатление, я слишком многое повидал в этой жизни. Но Диме удалось. Сперва я чуть не помер со смеха, обнаружив, что полковник ездит все на том же Grenada 1979 года выпуска. С его-то чином можно было мотор и посерьезнее подыскать. Похоже, что во всем, что касалось автомобилей, Собакин был столь же консервативен, как и я. Однолюб, то есть. А, может, просто взятки брать не умеет.

На громыхающем и чадящим дымом корыте (не забыть сказать менту, что маслосъемники давно поменять пора), бывший опер привез нас к РУВД. Шлагбаум открылся задолго до того, как ведро начальника подъехало к нему. Дежурный лениво козырнул полковнику, и Ford, обогнув серое мрачное здание, зарулил во внутренний двор.

Здесь я удивился во второй раз, обнаружив среди металлолома раритетный ГАЗ-69 с рядной четверкой объемом 2,1 литра и мощностью… подумать только! Целых 55 лошадок! На фаре с разбитым стеклом осталось даже клеймо с годом выпуска — 1954! С ума сойти можно! Такая вещь гниет среди остовов давно списанных четыреста двенадцатых Москвичей и "копеек"! Да я буду не я, если не увезу это чудо к себе в Манчестер!

Но что-то мне подсказывало, что главный козырь Собакина — не ржавый ГАЗик. Среди металлолома резко выделялись два автомобиля, скрытых от посторонних глаз брезентом. Под первым чехлом, натянувшимся на кепках воздухозабоников и массивном антикрыле, я без труда узнал свою крошку. Что находилось под второй оберткой было для меня загадкой. Что-то не слишком большое, габаритами заметно уступающее "червонцу". Дима неспешно подошел ко второму авто, взялся двумя руками за край брезента, и, выдержав театральную паузу, сдернул брезент.

— Volia! — воскликнул старый мент.

Ожидаемого эффекта не получилось — тряпка зацепилась за "акулий плавник", обнажив лишь серебристую корму автомобиля. Вздохнув, я помог другу справится с чехлом. Сам не знаю, что я ожидал увидеть, но, точно, не это.

— Это Ford, — произнес я после некоторых размышлений.

— А ты наблюдательный, — заметил Собакин.

— Это Ford Escort RS Turbo, — уточнил я.

— Да знаю я, — раздраженно отмахнулся полковник. — Что скажешь?

В принципе, я уже все сказал. Автомобиль. Серебристого цвета с синей полосой на борту и буквами "ДПС". Может, еще и сиреной. Может, даже с мигалками… ах, нет, не может, вот они — за фальш-решеткой радиатора. Пластиковые окна — ну, круто. Низкопрофильные лапти, вентилируемые дисковые тормоза "Brembo" по кругу — тоже не плохо. Подвеска KW — пустая трата денег. На этом ведре она практически бесполезна. Что тут еще можно добавить?

Продолжая изучение автомобиля, я залез под капот. Восьмиклапанный CVH объемом 1,9 литра, компрессор Т3, передний интеркуллер, фильтр нулевого сопротивления. Куча мощности, задушенной старндартным выхлопом. С пауком 4-2-2 эта крошка выдавала бы лошадей на двадцать больше. Коробка, похоже, Tremec TVR, с двухдисковым, кажется, сцеплением. Кусок железа, собрать который можно было бы гораздо более грамотно.

— Ну? — нетерпеливо осведомился Дима. — Что скажешь?

— Это Ford, — повторил я.

— Без тебя знаю, — зло буркнул мент. — Как она тебе?

— Да никак, — пожал я плечами. — Сколько в ней кобыл? Сотни две с полтиной?

— Двести сорок, — поправил начальник РУВД.

— Двести сорок! — усмехнулся я. — Подумать только, целых двести сорок лошадей! Дима, у меня, — я кивнул на свою крошку. — Почти шесть сотен коней, у него — все семьсот, а то и восемьсот. Это корыто делает сотню секунд за шесть, я — меньше, чем за три.

Соизмеряя услышанные цифры, полковник становился все серее и серее, пока его лицо не стало одного цвета с мундиром. И это с учетом того, что я назвал ВСХ без использования закиси! Секретное оружие нашей доблестной милиции сильно подкачало. Это все равно что идти с берданкой против "Абакана". Или переть на кукурузнике против СУ-35. Результат вполне предсказуемый, к гадалке не ходи.

— И что теперь делать? — огорошено произнес Дима?

— Да не убивайся ты так, — я похлопал его по плечу. — Момент-то у нее какой?

— Ась?

Так-то. Мы покупаем лошадей, а гонки выигрывает крутящий момент. Можно было бы попытаться утешить друга, сказав, что объем двигателя, в конечном счете, не имеет большого значения. Неважно, что у тебя под капотом — V8, рядная шестерка, или, даже четверка. Не играет роли размер твоих сликов. Не имеет значения, сколько коней между твоими ресиверами. Важно то, кто сидит за рулем. Огромную роль играет то, как пилот втыкает передачи. Не имеет значения, как быстро ты разогнался. Гонку выигрывает не тот, кто быстрее кладет стрелу, а тот, кто позже тормозит. Но я вовремя вспомнил, что и водители в МВД аховые. Иначе уходил бы я от них, в свое время, за десять секунд? Конечно, нет.

— Ладно тебе, Дим, успокойся, что-нибудь придумаем.

Я чувствовал себя законченной сволочью. Собакин выглядел словно третьеклассник, который неожиданно открыл для себя, что Сталлоне круче, чем Шварценеггер.

— Это конец, — прошептал полковник.

— Ты это брось, — погрозил я. — У тебя карта есть?

— Какая карта?

— Челябинска, ясен пень, не Манчестера же!

— Ах, это. Это найдется.

Бывший опер, на негнущихся ногах, с совершенно отрешенным взглядом, доковылял до своей драги, и достал из бардачка пыльную, видавшую виды карту. Мы расстелили ее на капоте Grenada, прижав края, чтобы не улетела от порывов ветра, тем, что нашлось в машине полковника — двумя гранеными стаканами, плоскогубцами и гаечным ключом.

— Вот, смотри, — я ткнул пальцем в конец проспекта Победы. — Он выезжает с кладбища около полуночи, я буду ждать его здесь. А потом поведу, — я прочертил ломаную линию на карте, выводя предполагаемый маршрут. — Вот сюда, — мой палец замер на мосту через Миасс. — Здесь чуть больше пяти миль… восемь с половиной километров, в общем… мы сделаем их минуты за три. Твоя задача — перекрыть мост.

— Как?

— Как? Да хоть как. Поставь пару КамАЗов… панелевозов груженных, что ли. Ну, сам придумаешь. И, как только мы заедем на мост — закроешь его с другой стороны еще парой машин. Понятно?

— Слушай, отличная идея! — просветлел Дима. — А если он затормозить не успеет?

— Ну, — вздохнул я. — Учитывая, что впереди буду я — лучше ему успеть. Еще вопросы?

— А если он не поедет за тобой? — спросил мент.

— Это уже мои проблемы, — заверил я.

— Ты уж постарайся, — уже совсем весело произнес Собакин. — Надо еще ОМОН сюда поставить.

— Это еще зачем?

— Рыпаться будет — свинцом сукиного сына накачаем, — пояснил он.

— А… это да… слушай, — в голову пришла страшная догадка. — А как вы нас отличите-то?

— Ну, ты же первый будешь…

— А если нет?

— Да, проблема.

Полковник снова скрылся в своем Форде, и вылез, сжимая в руках проблесковый маячок на магните. Только этого добра мне еще и не хватало! Мало того, что коэффициент лобового сопротивления сразу увеличится, так еще и какой позор! Несмываемое клеймо на всю жизнь. Еще, не дай то Бог, краска на крыше поцарапается.

— На, носи на здоровье, — Дима протянул мне мигалку.

— Знаешь что, — я положил презент на чехол. — Гораздо лучше будет, если в качестве гарантии моей безопасности ты поедешь со мной. Спокойнее как-то будет.

— Ты подожди, — нахмурился Собакин. — А кто тогда мост-то перекроет?

— Ой, не надо пудрить мне мозги! У тебя есть сотыга, рация, наконец.

— А…

Более весомые доводы в голову полковника не приходили. Конечно, он совершенно не сомневался, что так будет лучше. Под вопросом, притом, под большим, было другое — кому лучше? И кому спокойнее? Мне его опасения так же были понятны. Диме уже приходилось ездить со мной, чем это закончилось — все прекрасно помнят. У ВАЗ-2110, в отличие от Pagero Sport, капот — не трехметровый аргумент в пользу здоровья пассажиров. Хотя, он прекрасно понимал, что прощаться с этим светом я пока не собираюсь. Слишком многое еще не сделано.

— Вот и ладушки, — я, за неимением часов, посмотрел на дисплей мобильника. — А я пока прокачусь в одно местечко.

— Куда это? — Собакин бросил на меня настороженный взгляд, но понял все без слов.

Куда еще я могу поехать? Дети и Таня, Таня и дети… они для меня важнее всех гребаных, чертовых и настырных расеров вместе взятых. И не моя вина, что я не могу уделить им должного внимания.

Как всегда, все оказалось далеко не так просто, как на первый взгляд. На своей крошке я не мог поехать хотя бы потому что вся королевская конница, вся королевская рать искала ее в каждой щелке. Само собой, таких идиотов, чтобы искать ее на заднем дворе одного из РУВД, не нашлось. Определить в мое временное пользование свой тарантас Дима так же отказался. Ему, оказывается, срочно понадобилось куда-то лететь по оперативной необходимости. Я прекрасно понимал, что это всего лишь отговорка, своей драгой Собакин дорожит как памятью. Да я и сам не особо горел желанием трястись в кастрюле, которая, не ровен час, развалится на первой же кочке. Общественный транспорт? Да, ладно! Шутка, что ли?

Поторговавшись, мы пришли к выводу, что ехать все же надо. За неимением лучшего предложения, полковник, получив от меня обещание ничего не нарушать и, тем паче, не ломать, выделил мне "главный козырь" — серебристый Ford. Свое обещание я нарушил уже через восемнадцать секунд, считая от шлагбаума РУВД, ткнув стрелкой спидометра в цифру "200". А то! Сложно ездить по городу, когда ограничения начинаются там, где еще не закончилась первая. Окончательно обнаглев, я врубил сирену и проделал весь путь до отеля, не остановившись ни на одном светофоре. Машина начала мне нравиться.

Сегодня в регистратуре, вместо знакомого прощелыги, сидела миловидная девушка. С ней все еще проще — приветливая улыбка на обросшем лице и дорога открыта. Портье, удостоив меня мимолетным взглядом, снова уткнулась в свои бумаги. Все бы так ревностно к работе относились…

Настроенный достаточно решительно для того, чтобы, если потребуется, проверить дверь на прочность, я поднялся на второй этаж и нетерпеливо забарабанил кулаком по фанере. Двери повезло — Татьяна открыла практически сразу, даже не спрашивая, кто это наведался по ее душу. Но ждала она, судя по всему, не меня. Девушка была облачена в юбку, едва доходящую до середины бедра и кофточку с огромным декольте. На голове высилась сложная конструкция из кудряшек и шпилек, губы скрывались за бледно-розовой помадой. Завидев своего бывшего мужа, Таня рассеяно захлопала ресницами. Блин, ради меня она ни разу не наводила такой марафет! Ну, разве что в самом начале.

— Ты? — удивленно произнесла девушка.

— А ты кого ожидала? — усмехнулся я, осматривая ее с ног до головы. — Алана Проста?

Уже за тридцать, а оделась, как… да, десять лет назад ее можно было понять — было что показать. Впрочем, и сейчас есть. Но зачем — вот вопрос? Двадцатилетняя девушка, все же, заслуживает снисхождения — ветер в голове, под юбкой — то же самое. Но когда женщина разменяла третий десяток и продолжает по-прежнему так одевается, подходит одно определение — шлюха!

— А чего это ты так на меня уставился? — поинтересовалась Александрова, уперев кулаки в бока.

— Как хочу — так и смотрю, — буркнул я. — Ты куда это собралась?

— Да не твое дело! — отрезала Таня. — Я больше не твоя собственность.

— Кто он?

— Да какая разница? Главное — он не напьется, и не устроит драку с официантом.

Мне было что ответить на это. Хотя бы то, что в моем вчерашнем загуле виновата только она, и никто кроме нее. Неужели, так сложно было по-человечески встретить меня, нормально поговорить, понять? Нет, понимание — это то, чего от моей бывшей супруги не дождешься. Но я промолчал. Именно по этой причине. Как я ждал нашей встречи! Зачем? Для чего? Надежда, глупость и все такое.

— Дети где? — спросил я.

— А что?

— Я могу погулять со своими детьми?

— Ох, счастье-то какое! — всплеснула руками девушка. — Папочка решил раз в пятилетку погулять с детьми!

— Нельзя? — угрожающе прошипел я.

— Почему нельзя? Можно, — смилостивилась Татьяна. — Саша, Наташа, папа приехал, — прокричала она, развернувшись.

Из комнаты донесся топот детских ног. Первой появилась Наталка. Она с разбегу запрыгнула на меня, обвив тоненькими ручками мою шею. Доченька моя! Какая же ты красивая! Такую прекрасную девочку мог сделать только я, и никто больше.

— Папа, я люблю тебя, — радостно пропищала она и ткнулась губами в мою небритую щеку.

Я же просто онемел от счастья. Давно я не слышал этих слов, сказанных столь искренно. А, если и слышал, то не от тех, от кого хотел.

Следом за сестрой подоспел Сашка. Ух, маленький разбойник! Неуклюже перебирая коротенькими ножками, живой комок подлетел ко мне и обнял за ногу. Будучи ростом по колено, он не мог подпрыгнуть и задушить меня в объятьях, как Наташка. К тому же, место на шее уже было занято.

— Папа плиехал! — картавя, произнес пацаненок.

Безусловно, он не помнил своего отца. Когда Таня бросила меня, ему было около года. Наталке же было около четырех. Так что малыш, не мудрствуя лукаво, принял слова старшей сестры на веру. Раз она сказала — папа, значит папа, и никаких гвоздей.

Девушка смотрела на действие с нескрываемой завистью. Дети видели ее каждый день, и, наверно, не так бурно реагировали на ее появление. Визит отца — это для них такое событие!

— Мы поехали? — неуверенно предположил я, отвлекая Татьяну от созерцания циферблата часов.

Девушка подняла глаза. На какое-то мгновение в ее зеленых глазах промелькнуло что-то до боли знакомое, на миг она стала прежней, той прежней Таней, за которую я, не раздумывая, пошел бы в огонь и воду. Отдал бы все. Но всего лишь на миг. Потом наваждение спало и между нами снова повисла непроницаемая перегородка. Зачем, вообще, было тогда приезжать? Зачем было насиловать меня, себя, детей? Для чего?

Неплохо бы залепить ей хорошую затрещину, чтобы мозги на место встали. Но при детях я не мог такого себе позволить. Может быть, потом. Впрочем, почему "может быть"? Потом — обязательно.

— Мы поехали, — кивнул я сам себе.

Ждет себе кого-то, и пусть ждет. Может, я и не был идеальным мужем и образцовым отцом, но, что точно — получше многих. Посадив Сашку на шею, и взяв Наталку на руки, я покинул фойе отеля.

На парковке мы разминулись с пожилым упитанным коротышкой, вышедшим из блестящего черным лаком Carlsson. Я бы его и не заметил, если бы не этот взгляд — насмешливый, пренебрежительный взгляд выцветших голубых глаз. В руке коротышка держал невероятных размеров букет темно-красных роз. Именно такие и любит Татьяна.

Так это он? Этот колобок с круглым пузом и ростом, от силы, метр шестьдесят в прыжке — и есть Танин хахаль? Интересно, где она его подцепила? Даже не смешно, плакать хочется. Я усадил детей в Ford. Сашка — мой пацан, сразу потянулся к кнопочкам на панельке, благо, их там хватало. Можно бы уже и отправляться, но оставить колобка безнаказанным я не мог. Месть всегда сладка. Поначалу я хотел оставить на боку Мерина след от ключа, протяженностью от переднего подворотника до заднего, но остановился. А, если, он приехал не к Тане? Наказывать стоит только отъявленных говнюков, иначе сам в такого превратишься. Дело-то нехитрое. Пришлось ограничиться мелкой пакостью.

Коротышке повезло дважды. В первый раз — когда я, вопреки своему обыкновению, решил сначала подумать, а потом сделать. А во второй раз — когда обнаружилось, что кортик остался в бардачке "десятки". Потому я поступил просто и сердито — скрутил золотники со всех четырех колес, и запустил подальше. Они только сверкнули в лучах солнца на прощанье. Если этот недоросток приехал действительно к Татьяне… что же, тогда это только начало.

От парка дети пришли в тихий ужас. Не спорю, в Манчестере такого количества пивных банок, оберток от конфет и шоколада и сигаретных пачек на дорогах не валяется. А я пришел в ужас от детей. Мало того, что они произносили русские слова с акцентом, так еще и постоянно переходили на английский язык!

Мы, не торопясь, шли по вымощенной булыжником дорожке. А куда, собственно, торопиться? Времени — вагон, до полуночи еще больше пяти часов. Погода, правда, не радовала. Стало совсем душно, пот с меня валил градом. И, что характерно, не было ни малейшего намека на ветерок. Насекомые попрятались — даже над мусорным баком не вилась, как это водится, тучка мух. Вдобавок, в воздухе повис запах озона. Как пить дать, к дождю. Даже, не к дождю, а настоящему урагану. Не приведи Господь — полоснет. Что я ночью на мокрой дороге делать буду?

Детей заботило другое. И Саша, и Наташа были слишком заняты поглощением пломбира в вафельных стаканчиках. Когда-то, очень давно, около четверти века назад, и я так же гулял с их дедом, моим отцом, по этим же дорожкам, и грыз точно такое же мороженное. Думал ли я, что когда-нибудь по дорогам Великобритании будут колесить автомобили, произведенные компанией "Alexandroff Engineering"? Какое! Конечно нет! Меня больше волновал совершенно другой вопрос: когда наконец-то я стану пионером? А кем я мечтал стать в детстве? Гаишником! Вот умора! Интересно, а кем мои дети мечтают вырасти?

— Наталка?

— Угу?

Девочка, пожадничав, откусила слишком большой кусок пломбира, и теперь жадно хватала ртом воздух, пытаясь согреться.

— Да не кусай столько, — посоветовал я. — Простудишься. Солнышко, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

— Женой банкира, — убежденно ответила дочка.

Вот так так! В мое время, насколько я помню, девочки мечтали несколько о другом. Мечтали стать врачами, поварами и так далее и тому подобное. По большому счету, не это важно, каждое время накладывает на детей свой отпечаток. Важно то, что в свои шесть с половиной лет Наташка начинает мерить этот мир деньгами! А что деньги? Вот у меня куча денег, а принесли они мне счастье? Что-то незаметно. Впрочем, зачем врать самому себе? Был же я счастлив, выкладываясь на четверти мили? Был, конечно. А без денег хрен бы я свою красавицу построил. Но сейчас, со всем этим морем бумажек, я не могу найти свой кусок от пирога с выведенным кремом словом "счастье". Спер, что ли, кто-то? Убил бы гада!

Снова интересно. А у Сашки уже сложилось мнение на тему "кем я хочу стать, когда стану большим"? Вред ли. Хотя, чем черт не шутит? Черт, как я посмотрю, только этим и занимается.

— Сашка?

Пацаненок в ответ кашлянул. Еще не хватало, чтобы мой ребенок слег из-за меня в постель с температурой! Я забрал у малолетнего бандита мороженое и бросил туда, куда и принято в этом парке — в кусты. Лишенный лакомства ребенок состроил мину, и, поняв, что пломбир к нему уже больше не вернется, оглушительно завопил. У меня сигнализация тише орет, ей-богу!

Да, не умею я с детьми обращаться, что теперь поделать? Я никогда и не мнил себя знатоком детской психологии. Но заткнуть этого карапуза надо — и так уже все оборачиваются. Блин, как же эти штуки, в смысле — дети, затыкаются-то? Несмотря на довольно зачаточные знания в области педагогики, я прекрасно понимал, что покупаются и продуются все, даже дети. Сашка продал свое молчание достаточно дешево — за клубничный "чупа-чупс". Но пока разбойник не получил вожделенную мзду — вопил, будто его режут. Теперь, когда буря миновала, я смог задать свой коварный вопрос.

— Сашка, а, Сашка. А кем ты будешь, когда вырастешь?

— Алексадлом Алексадловичем! — ничуть не сомневаясь заявил карапуз.

Сказал же — мой пацан! Помню, я, маленький, так же орал. Правда, продавался не меньше, чем за коробку конфет. Но и это научится — какие его годы? Душа согрелась ощущением того, что я не зря прожил на этом свете — мне есть чем гордиться, и не только своими победами на асфальте. Моя гордость — вот этот пацаненок, который, когда вырастет, будет достойным сыном своего отца.

— Daddy? — подняла глаза Наталка. — Ой, папа?

— Да, доченька?

— Не делай больше маме больно, хорошо?

Я остановился, как вкопанный. Кирпичная стена, внезапно выросшая у меня на пути, и то не остановила бы меня так быстро, как слова моей маленькой девочки. Делать Татьяне больно? Смешно! Она сама кому угодно больно сделает!

— А ты с чего взяла, что я сделал маме больно? — осведомился я у дочери.

— Она вчера всю ночь плакала, — сдала ее с потрохами Наташа.

— А ты-то откуда знаешь?

— Ну… — девочка уперла взор в землю. — Вчера, когда ты приходил, я проснулась.

— Ах, вот оно что, — протянул я.

— Так ты обещаешь? — уточнило солнышко.

— Обещаю — что?

— Не делать маме больно, — напомнила Наталка.

— Ах, это…

Как объяснить? Как объяснить шестилетней девочке всю сложность сложившейся ситуации? Я никогда не желал Тане зла, никогда не хотел делать ей больно, и никогда не делал этого просто так, с бухты-барахты. Только в ответ. Что касается вчерашнего — тут она сама виновата. Она сама сделала себе больно.

Господи, Татьяна, что же ты творишь-то? С собой, со мной, с детьми? Неужели, так сложно переступить через себя, сказать, что я тебе нужен? Ведь я все еще тебе небезразличен! И ты мне тоже… неужели, так сложно сделать шаг, маленький шажочек. Неужели, я не отвечу тебе тем же? Зачем ты отворачиваешься от меня каждый раз, когда я пытаюсь сделать этот шаг? Зачем?

— Ну?

Наташа ждала от меня ответа. Ответа, которого я не мог дать, поскольку не привык врать ребенку. Но она ждала. И что-то мне подсказывало, что леденцом здесь не обойтись. Сашка продолжал беспечно сосать "чупа-чупс", для него весь мир сосредоточился в этой маленьком комочке жженого сахара. Где мои четыре года?

— Эх, Наташка, — вздохнул я. — Понимаешь…

Но понять или не понять ей было не дано. От объяснений, бессмысленных и бесполезных, меня спасло то, что обычно является предвестником грядущих неприятностей. В общем, телефон зазвенел на редкость вовремя.

— Чего тебе? — поднес я трубку к уху.

— Тебя где черти носят? — дружелюбно осведомился Дима.

— С детьми в парке гуляю, — ответил я. — А что?

— С детьми? В парке? — взревел полковник. — Ты вконец из ума выжил? За тобой гонятся этот долбанный гонщик, а ты сверкаешь, как вошь на лысине, да еще и с детьми! О себе не думаешь — детей пожалей!

Опаньки! Живя продолжительное время вдали от цветов жизни, я как-то упустил тот факт, что через них, через Наташку с Сашкой, можно оказать на меня давление, притом — нешуточное. Вжав голову в плечи, я воровато оглянулся. Расера видно не было, да и откуда ему взяться в парке, среди узеньких дорожек и высоких, прямых, словно стрелы, сосен? А, с другой стороны, он мог находиться на расстоянии вытянутой руки от нас, а я и не буду знать, что он рядом!

— Так, — я резко развернулся. — Пошли к маме.

— Еще рано, — закапризничала дочка.

— Папа сказал — к маме, значит — к маме, — отрезал я.

Наталка напрочь забыла про обещание, которое хотела взять с меня. И на том спасибо. Сашка почувствовал мое беспокойство и мигом скуксился, изготовившись излить новый поток слез. Я опередил его, заткнув сирену новой конфетой. Может быть, много сладкого вредно для зубов, но жизнь, как-никак, дороже. Путь до парковки с Фордом проделали молча. В безопасности я себя почувствовал лишь повернув ключ в замке зажигания. Вот же Димка, зараза! Развел меня, как кролика! Да кто осмелится напасть на мужика с детьми в парке, посреди толпы отдыхающих? Только настроение испортил. Ну, ладно. Разберемся с дурным расером, тогда и нагуляемся вдоволь.

Таня ждала нас… нет, не нас. А, может, и не ждала, а провожала кого-то. Впрочем, не важно. Факт тот, что она стояла перед отелем, смоля длинную и тонкую дамскую сигарету. Невероятно! Многое же я упустил! В былые времена она на дух не переносила табачный дым, и, вот, сама начала курить. Куда мир катится? Девушка с интересом посмотрела на заточенный Форд. Сказывалось мое воспитание. Когда из автомобиля вышел я с детьми, глаза матери удивленно округлились.

— Откуда это у тебя? — поинтересовалась она.

— Оттуда, — кратко пояснил я.

Дети, моментально забыв про отца, прильнули к Татьяне. К чему этот садистский вопрос: "кого ты больше любишь, папу, или маму"? Все и так понятно. Хотя, это я, может, и заслужил.

— Это ты? — девушка кивнула на то место, где не так давно стоял Carlsson.

— Значит, не ошибся, — самодовольно усмехнулся я.

— Не ошибся, — согласилась Таня. — Какие планы на вечер?

— А есть предложения?

— Да, — моя любовь шагнула ко мне и положила свою маленькую, нежную ладошку на мою небритую щеку. — Может, уложим детей спать, а сами… ну…

— Погуляем? — продолжил я.

— Да, погуляем, — улыбнулась девушка.

Господи, да что же такое твориться? Вот он, долгожданный момент, достаточно редкий, когда Таня ведет себя по-человечески. А я не могу ничего поделать. Механизм запущен, и обратной дороги нет. Рубикон перейден. Эх, родная… ну почему, почему ты не предложила этого вчера, когда у меня был вагон времени? Почему?

— Извини, — я прижал ее руку своей. — Сегодня — никак. Может, завтра.

— Точно?

— Прости…

— Тогда пока, — произнесла Татьяна внезапно похолодевшим тоном.

— Подожди!

Я сделал попытку удержать ее, но девушка вырвала свою ладонь и зашагала прочь. Что за черт? Может, послать этого расера, появившегося так некстати, куда подальше, и заняться своей личной жизнью? Я едва не ринулся следом, но в кармане вновь запиликал телефон. Опять Димка, чтоб ему пусто было. Рубикон перейден.

Глава седьмая.

— Ремень пристегни, — посоветовал я Собакину.

Приятно хоть немного разрядить обстановку. Это были первые слова за последний час. Мы, сидя в моей крошке, ждали надоедливого расера в обозначенном месте, но, невзирая на то, что уже далеко за полночь, гонщик не спешил появляться. Он продолжал издеваться над нами. А мы продолжали нервничать. По обе стороны ВАЗ-2110 успели вырасти приличные горки бычков, а этот черт не спешил. Впрочем, куда ему торопиться?

— Ремень, — произнес я во второй раз.

— Да ну его, — отмахнулся Дима.

И едва не встретился головой с крышкой бардачка. То я газанул и через метр утопил в пол педаль тормоза. Извините, повторять дважды не привык. Полковник выбросил в окно смятую сигарету, угостился у меня новой, и, без лишних возражений, пристегнулся четырехточечным ремнем. Лямки были явно малы для Диминого комка нервов, но пассажир отлично учел урок, и, хорошо выдохнув, смог комфортно устроиться. Относительно комфортно. Во всяком случае, шишка на лбу — еще более сомнительное удовольствие.

Моя радость, практически беззвучно вращая ротор Ванкеля, с погашенными огнями, стояла в тени раскидистого тополя. Стояла на газоне, но с таким расчетом, чтобы выпрыгнуть и выскочить на дорогу за раз. Притаилась, словно хищник в ожидании жертвы, слившись с ландшафтом подобно льву, залегшему в саванне в ожидании антилопы. Замерла, изготовившись к прыжку. С уникальным антибликовым покрытием, достигшем рекордной толщины, заметить ее очень и очень сложно. Плюс, неоценимую услугу оказали коммунальные службы, "забыв" поменять лампочки в добром десятке фонарей. Мы практически превратились в невидимок.

Только жертва не торопилась. Беспрецедентная наглость! Ждут его все, ждут, а он невесть где шляется! Или гонщик издевался, или чувствовал, что сегодня для него приготовлен сюрприз. Блин! Половина ментов города сидит в засаде, а этот долбанный расер… здесь гордиться надо!

Никотин в меня уже не лез, и я принялся грызть ногти. Стрелки на часах перевалили за час ночи. Дима, которому, к тому же, некуда было дышать, беспокойно ерзал на кресле. Ох, как я его понимал! Я тоже начал сомневаться в целесообразности этой засады. Но, хоть время не зря провели — успели прикончить полторы пачки сигарет и слузгать грамм семьсот фисташек. Собакину-то вообще не на что жаловаться: для него вся на халяву. Кстати…

— Дим, а ты знаешь, откуда произошло слово "халява"?

— Нет, и не горю желанием, — зевнул полковник.

И беседа не клеится…

Похоже, говоря днем про дождь, я накаркал. Тучи, закрывая небесную твердь с гвоздиками звезд, сгустились до предела, и, опережая первые капли, сверкнула молния, поделив небо на две равные половинки голубым росчерком. Гром не заставил себя долго ждать (в отличие от некоторых), и земля содрогнулась от мощного раската. Где-то во дворах заверещали сиренами сигнализаций несколько автомобилей. Внезапно налетевший порыв ветра согнул молодые деревья, поднял в воздух наши окурки и разметал их вокруг. Приличных размеров ветка, отломленная от тополя, свалилась недалеко от малышки. Во второй раз громыхнул гром и на город обрушилась стена воды.

— Все, с меня хватит, — заявил Собакин. — Ты как…

Я жестом велел ему заткнуться. Мне это показалось? Нет! Сквозь свист ветра, перестук капель воды, раскаты грома, я явственно слышал звук знакомого двигателя. Такой мотор становится слышно задолго до того, как его видно.

Включив передачу, я зажал педаль сцепления и до половины утопил акселератор. Более поганой ночи этот поганый расер не мог выбрать. Через несколько секунд по лужам полоснул свет ксеноновой молнии, и на дороге показался он — Черный Расер. Обдав "червонец" волной водяной пыли, он промчался мимо.

— Вот он, — возбужденно воскликнул Дима, ткнув пальцем в лобовое стекло.

Не слепой! Включив сцепление, я топнул по педали газа. Ванкель, завизжав на высокой ноте, развил двенадцать тысяч оборотов. Малышка, выбрасывая из-под колес комья грязи и пучки вырванной с корнем травы, поползла по газону. Пусть и с полным приводом, ВАЗ-2110 значительно уступала в проходимости тому же Pagero Sport. К слову, привод на все четыре лапы у спортивных автомобилей предназначен не для покорения бездорожья, отнюдь. Для чего? Для того чтобы разнести сумасшедшую, бешеную нагрузку по осям.

К тому моменту, когда моя крошка выскочила на дорогу, чертов расер ушел вперед почти на полкилометра. Невелика проблема. Но были другие сложности — шутник имел свое собственное представление о маршруте на сегодняшнюю ночь, отличающееся от моего. Опять же, плетясь у него в хвосте, я не смогу довести мышь до мышеловки. Слава Богу, гонщик, похоже, не подозревал, что я уцепился зубами в след, и шел со скоростью около ста пятидесяти километров. Хотя, по такой погоде, полторы сотни — это не мало.

Когда "червонец", моргнув стопорями, ушел на перекрестке в управляемый занос, сомнений не осталось — гад держит курс на мой родной двор. Не трудно догадаться, что, а, вернее, кого он там ищет — меня, кого еще? К счастью, из лабиринта дворов с всего одним выходом провести расера до капкана смог бы и слепой.

Расслабившись, я извлек очередную сигарету. Самое сложное — это решить, в какой руке она будет меньше мешать — в правой, или левой? Собакин таким вопросом не мучался, у него были свободны обе руки.

— И где этот хрен? — поинтересовался полковник, когда я остановил машину перед подъездом.

Вместо ответа я пожал плечами. Сквозь стену дождя и так немногое видно, а с запотевшими стеклами — и подавно. Слух тоже не больно-то и помогал: свист ветра и стук капель заглушали все остальные звуки, даже утробный рев восьмигоршкового агрегата.

— А пес его знает, — изрек я. — Может, выйдешь, посмотришь?

— Нашел дурака, — буркнул Дима.

Нет, серьезно, где же он? Дом, стоящий буквой "Г", детская площадка, дорога, по которой мы приехали, кусты… кусты? Яркий сполох молнии выхватил из темноты корпус красно-желтого "червонца", спрятавшийся в кустах по левому борту. Поганец! Он знал, что я еду за ним! Знал, и приготовил свой вариант ловушки, пусть менее хитроумной, но не менее опасной.

Ослепив меня фарами, прогремев выхлопом так, что гром засомневался в своей силе и потонул в рокоте Крайслеровского двигателя, расер выскочил из своей засады. Морда с хищным оскалом решетки воздухозаборника стремительно приближалась к водительской дверце моей красавицы. Ладони моментально стали липкими от пота. Не собирается же он… не будет же этот осталоп царапать краску на своем бампере об мою бочину? Или будет? Впрочем, слово "царапать" не совсем подходило к сложившейся ситуации — на такой скорости он насквозь проедет, и не заметит!

Вспышка молнии еще не успела угаснуть, а я уже врубил задний ход. Старый опер отреагировал по-своему — с громким матом он выхватил своего Макара. Не поможет. Да и поздно. Разминувшись с гонщиком всего на пару дюймов, я заложил вираж, известный в спецшколах США как "J-turn", а у нас — просто "полицейский разворот", что на пропитавшемся водой, словно губка, асфальте — плевое дело, я вылетел со двора. Черный Расер не отставал.

Пока что отступления от первоначального плана были незначительными, если забыть, что вместо трех полос, ограниченных трамвайными путями с одной стороны и бордюром в десять дюймов с другой, маршрут пролегал по широченному проспекту, обставить меня на котором — что бак горючки залить. Рассекая носом плотный поток небесной воды, прилагая массу усилий, чтобы удержать автомобиль при неистовом боковом ветре, я несся к капкану. Капли дождя падали не вертикально, как им было положено, а летели почти горизонтально, встречались с лобовым стеклом и исчезали за его верхней кромкой. Вода отлично играла роль интеркулера, не позволяя двигателю перегреться, но благодаря этой же воде я не видел абсолютно ничего дальше капота. Отопитель работал на полную катушку, но боковые стекла по-прежнему оставались запотевшими. Утешало одно — поганцу приходится не лучше моего.

— Фу, — принюхался я. — Что за запах? Дим, ты носки меняешь?

— У меня ноги потеют, когда я нервничаю, — виновато ответил Собакин.

— Ты того… не перенервничай, — предостерег я.

Пытка продолжалась недолго — благоухание носков затмил запах горячего масла. Расер, несмотря на явное преимущество, держался в форвейде и не пытался обогнать меня. Или он задумал что-то недоброе, или же попросту ссал.

А вообще, по большому счету, такое развитие событий мне вовсе не нравилось. Первоначальный маршрут был изучен мной досконально за час до начала кампании. На том пути я знал каждую выбоину, каждую трещинку в асфальте, и, к тому же, на каждой дуге выбрал оптимальную траекторию, чтобы ехать не как в ралли — вслепую, а как в кольцевых гонках — "по записи". Пока был шанс вернуться на ту, первоначальную дорогу. Хоть и небольшой, но был, и не воспользоваться им, пока веду я, было бы непростительной ошибкой.

Как раз приближался нужный переулок. Сместившись до предела вправо, почти задевая ободами за разбитый бордюр, я приготовился заложить вираж. Расер понял мой маневр по-своему, и, вынырнув из облака пара и водяной пыли, обошел меня слева.

— Вот дерьмо! — выругался я.

Менять что-либо было уже поздно. Руки, действуя вперед головы, выкрутили руль, и крошка, скользя по скользкому покрытию, прочертив задними колесами дугу по внешнему кругу, а передними — по внутреннему, совершила левый поворот в лучших традициях автокросса.

— Чтоб тебя! — выдохнул Собакин, повиснув на ремнях. — Предупреждать же надо!

Выровняв машину, нарисовав горячей резиной на мокром асфальте сухую змейку, я пролетел по переулку и поставил машину поперек дороги. Ждем. Неудачно как получилось! Хорошо, если этот дурень намерен продолжать затянувшуюся дуэль, а если нет? Получается — все зря? Все наши приготовления, все нервы — зря?

Однако гонщик с завидным упорством продолжал приближать свой конец. Всего через несколько секунд из непрекращающегося потока воды вынырнули фары преследователя. Теперь играем на моем поле. Разогрев асфальт под лапами моей кошечки, я продолжил партию. Судорожно работая педалями и рычагом коробки, я набрал около двухсот двадцати километров в час. Больше — не к чему, это будет не гонка, а самоубийство. Диме и этого было более чем достаточно, и полковник, вцепившись руками в крышку бардачка, тихо ругался, проклиная и меня, и расера, и Даймлера с Бенцом, собравших свой первый автомобиль.

Расер, похоже, вознамерился окончательно достать меня, и продолжал набирать скорость, все ближе и ближе приближаясь к моему антикрылу. Интересно, что он задумал? Куда он, к черту, денется? Неужели, так сложно понять, что вперед я его не пропущу, тем более, на этой узкой дороге, так удачно обнесенной заборчиком с обоих сторон? Не собирается же он…

— Не собирается же он… — произнес полковник мои мысли вслух, оглядываясь через плечо.

Поганец собирался. Да еще как. И я уже ничего не успевал предпринять. Кроме одного — вжаться в кресло в ожидании удара. Нос преследователя, ломая свой передний спойлер и мои диффузоры, уткнулся в задний бампер "червонца". Удача, однозначно, была на моей стороне, и машина ни на йоту не сместилась со своей траектории. Впрочем, ощущение "приклеености" к дороге сразу исчезло, крошка сделала попытку взмыть над полосой асфальта, но я вовремя сбросил газ, вновь приковывая ее к дороге. Расер затормозить не успел, и во второй раз упер морду своей каракатицы в прелестный зад моей красавицы. Результатом стала разнесенная вдребезги головная оптика с одной стороны и жесткая ругань с другой.

— Козлина, — процедил я сквозь зубы.

— Саш, останови, а? — взмолился Дима.

— Очкуешь, сука? — рассмеялся я.

— Нет, но…

— Тогда заткнись.

Я бросил быстрый взгляд на Собакина. Тот, собираясь что-то возразить, проглотил невысказанные слова и как-то сразу сник. В глазах полковника был испуг, и это не страх скорости, сумасшедшей гонки — вовсе нет. Он боялся чего-то во мне. Я посмотрел в зеркало заднего вида, и, встретившись взглядом сам с собой, едва не выпустил руль от ужаса. В моих глазах было столько бешенства, азарта, желания победить, сколько бы хватило на всю сборную России по футболу.

— Машина же легче будет, — привел бывший опер свой единственный довод.

— У меня в багажнике музыки на полтонны, так что твои сто килограмм ничего не изменят, — ответил я.

Дима вытащил сигарету из моей пачки и сдался. Но черный расер сдаваться не собирался. Ослепший, он больше не решался идти на таран, а занял выжидательную позицию, отлично понимая, что этот проспект когда-нибудь да и кончится, и на его улице будет праздник. Пролетев по огромной луже словно на подводных крыльях, я примирительно похлопал Собакина по колену.

— Доставай свою рацию, через минуту будем, — предупредил я.

Полковник извлек из-за пазухи передатчик и отдал приказ. На такой погоде, с постоянно сверкающей молнией, помехи были просто ужасающими, и разобрать что-то в ответном хрипе рации было попросту невозможным. Очень хотелось бы верить, что этот марафон не зазря, и шутника ожидает достойный прием.

Войдя в поворот, который, по идее, вообще должен был быть единственным, а теперь был последним, я вышел на финишную прямую. Капкан находился примерно в сорока секундах от нас. Расер, похоже, был все же не дурак, и, показывая всю мощь Крайслеровской восьмерки, сделал отчаянную попытку вырвать пальму первенства из моих цепких рук.

Я сделал то, что и должен был сделать — переставку, подставляя свою корму под нос гонщика. Пока руки поворачивали руль, в голове тоже что-то поворачивалось. Не руль, конечно, а мысль. Мысль о том, что не следовало этого делать. Почему? Бывает такое, что подсознание знает гораздо больше, чем старается показать, и это был тот самый случай.

Не зря, не зря я сжег полтора десятка литров бензина, изучая маршрут. Жаль, что это выяснилось, когда уже стало поздно. Подсознание внезапно вспомнило, что именно здесь, на этом самом месте, дорожные службы, заботясь о всеобщем соблюдении скоростного режима, оставили, проводя "ямочный ремонт", приличных размеров заплату. И найти ее посчастливилось именно мне.

Суетиться было поздно — времени оставалось лишь на то, чтобы выругаться, что я и сделал. И снова зря. Стоило бы предупредить Собакина, чтобы держался крепче. Но полковник и сам, по моему крику, понял, что не все так гладко, как хотелось бы, да, к тому же, после поворота он и не отпускал ручек, вцепившись в них мертвой хваткой.

Передние колеса нашли на кромку и импульс удара, пробежав по рычагам, рейке, рулевому валу и штурвалу, отдался в руки. Баранку, слава Богу, я не выпустил. Ходовая тоже выдержала столь суровое обращение — гайки я всегда затягивал от души. Не выдержала последняя секция глушителя, и так поврежденная при таране. Поглотитель оторвался и со звоном поскакал по мостовой. Утробный рев многооконного двигателя сменился грохотом тракторного дизеля.

Да что там шум! Это полбеды. Вторая половина заключалась в том, что срез выхлопной трубы был расположен в точке наибольшего разрежния воздуха за кормой моей милашки, и теперь, без столь полезного аэродинамического эффекта, наполнение обоих цилиндров Ванкеля резко упало, в результате чего мощность снизилась процентов на семь. Не спорю, для штатного мотора мощностью в 94 лошадки семь процентов — фигня. Но для шестисотсильного агрегата семь процентов — это порядочно. Для сравнения — это почти половина тех девяносто четырех коней.

Зато моему взору предстало божественное зрелище — очаровательная, восхитительная, бесподобная попка "червонца", срисованного один к одному с моего.

— Да жми же! — заорал Дима. — Ни черта твой тарантас не едет!

Бесполезно. Все бесполезно. До мышеловки, скрытой стеной воды, оставалось около километра. И одного моего желания здесь мало. Да и не к чему. Поганец продолжал топить, не догадываясь про сюрприз.

— Закрывайте! — завопил полковник в рацию.

Что, уже? Стоп-сигналы мчащегося впереди гонщика вспыхнули красным светом. Из жерла выхлопной трубы выплеснулся длинный язык пламени. Все. Мышь попала в мышеловку. Оставляя на мокром асфальте оплавленную резину, ВАЗ-2110 встала поперек дороги и проскользила еще метров тридцать.

—..! — выругался Собакин.

Совершенно внезапно из темноты вынырнули два КамАЗа с полуприцепами, стоящие перпендикулярно направлению движения. Кончено, я знал, что они где-то рядом, но не думал, что настолько рядом. Теперь выбор был невелик — или затормозить о колесо грузовика, высотой заметно превосходящее мою крошку, или затормозить о бензобак тягача, находящийся как раз на уровне лобового стекла "Лады". В любом случае расстояние между головной и задней оптикой будет уменьшено до предела. И больше — беспредела.

Однако, был еще и третий вариант — попытаться проскочить под прицепом КамАЗа. Рискованно? Сделать из "червонца" кабриолет — несколько лучше, чем сделать из того же авто уютный, маленький гробик для двоих хороших парней.

Я вжал зад в кресло, голову — в плечи. Кажется, даже волосы, вставшие мгновение назад дыбом, прижились к темечку как можно плотнее. Хитрый опер неведомым мне способом успел расстегнуть ремень и сползти на коврик.

С Богом! Я нацелил капот точно посередке между задними колесами тягача и передними колесами полуприцепа. Должно получиться! Эх, я даже с Таней помириться не успел… жаль.

Ребята в сером, промокшем до нитки камуфляже, залегшие с автоматами за грузовиком, бросились в рассыпную. Против тонны металла бронежилеты не помогут — доказано теорией и проверено практикой. Главное — не тормозить, иначе болид занесет и последствия будут вполне предсказуемыми.

Оглашая окрестности жутким грохотом, болид залетел под прицеп. Рев двигателя многогранно отразился в узком туннеле, и я не услышал, а, скорее, почувствовал, как малышка задела импровизированный потолок. Корма автомобиля еще находилась под километрами воды с одной стороны грузовика, а нос уже врезался в жидкий столб с другой. За время, что "червонец" находился под прицепом, стеклоочистители не успели сделать даже единого взмаха.

Теперь — можно. Утопив педаль тормоза, я поставил автомобиль поперек дороги, гася скорость. Резина, даже низкопрофильная, даже по мокрому асфальту, не выдержала нагрузок и шины, скрутившись в косички, сорвались с дисков. ВАЗ-2110 лег на обода, и, оставляя за собой сноп искр, проскользив еще пару десятков метров, замер.

— Фух, — вздохнул я. — Кажется, пронесло.

— Еще нет, — огорченно произнес Дима, покидая свое укрытие.

Верно — нет. Многолетний опыт общения с ОМОНом не подвел полковника — от блокпоста, размахивая "Калашами", к раненой птице бежали ребята в сером камуфляже с лицами, скрытыми бакалавами. Мне приходилось сдаваться в руки правосудия, но так меня еще ни разу не брали. Вдвойне обидно — сегодня я был на их стороне. Малышка в считанные секунды оказалась в центре кольца, ощетинившегося стволами, словно дикобраз иглами.

— Глуши мотор, падла, — раздался приказ. — Руки в гору и из машины, быстро!

— Лучше подчиниться, — посоветовал Собакин.

Дурни! Они своих от чужих не отличают? Тьфу, черт! Они же ожидали, что мы будем первыми! Вот я дурень-то! Надо было послушать мента и нацепить мигалку на крышу. Я потушил огни и выключил зажигание.

— Я первый, — предупредил Дима.

— Ничуть не возражаю, — усмехнулся я.

Вытащив из кармана ксиву, полковник распахнул дверь. Маски ощутимо напряглись. Я почти физически ощущал, как чешутся их пальцы на спусковых крючках. Полсотни стволов калибра 5,45 миллиметров сделают из моей красавицы решето гораздо быстрее, чем она сделает сотню. Выставив в проем поднятые руки, сжимая в правой корочки, Собакин вышел из автомобиля. Его мундир сразу пропитался водой и повис бесформенным мешком.

— Димка? — удивился один из ОМОНовцев, вооруженный Стечкиным.

— Нет, Железный Феликс, — с сарказмом ответил полковник.

— Все чисто, — офицер опустил пистолет. — Свои.

Остальные маски последовали примеру командира. Дышать стало заметно легче, словно камень с груди свалился. Высовываться из теплого салона под ледяные капли дождя совершенно не хотелось, но и выбора не было. Без резины я далеко не уеду.

— Где он? — поинтересовался я, выйдя из автомобиля.

— Во хрень! — выругался ОМОНовский офицер.

И так понятно, что погнавшись за нами, они совершенно упустили из виду Чертового Расера. Выдернув ключи из замка, я побежал к капкану. Маски последовали за мной, сотрясая мост дружным топотом. Не дай Бог — упустили. Впрочем, куда ему? Мышеловка захлопнулась, и сбежать из нее невозможно. Однако, перепрыгнув через сцепку, я несколько удивился — расера не было! Да точно не было! Спрятать кучу железа на пятачке двадцать на двадцать метров попросту невозможно, а значит… сбежал, паршивец! Но как? Как можно покинуть бутылку, закрытую пробкой и залитую сургучом?

Ответ на этот вопрос нашелся достаточно быстро — кованые прутья ограждения моста в одном месте отсутствовали, а на мостовой тускло блестел кусок красного пластика. Что за? Не улетел же он! Да и плавать, скорее всего, не умеет. В голову закралось совершенно идиотское предположение, будто, поняв безысходность ситуации, гонщик ринулся с моста в воду, предпочтя смерть. А как же! В жизни всегда есть место подвигу.

Впрочем, сюрпризы — не такие штуки, чтобы ходить по одиночке. Подойдя к краю моста, я обнаружил стрелу асфальта вместо воды.

— Слышь? — я повернулся к подошедшему Собакину. — А где река-то?

— Река?

Дима некоторое время смотрел под ноги, затем сплюнул на дорогу с пятиметровой высоты. Мокрее, несмотря на отсутствие реки, там не стало.

— Река там, — он махнул рукой. — Под следующим мостом.

— Постой! Я, наверно, чего-то не догоняю… я же сказал перекрыть мост через Миасс, а ты что перекрыл?

— А что я-то? — полковник пожал плечами. — Куда ты пальцем на карте ткнул, туда я заслон и поставил.

По крайней мере, теперь стало понятно, почему грузовики оказались ближе, чем я ожидал. Подумать только! А я себя дебилом считал… самооценка мгновенно вернулась на прежний уровень. Я зафутболил кусок бампера в темноту.

— Что делать-то будем? — поинтересовался Дима.

Блин! А почему я всегда думать-то должен? Я поискал, что бы пнуть, но ничего более подходящего, чем вырванный прут ограждения не нашлось. Ноги жалко… да, к черту, я осторожно. И железка, поддетая носком кроссовка, отправилась вниз.

— Ну? — осведомился Собакин.

— Гну, — хмыкнул я.

Неплохо бы еще что-нибудь пнуть, но большому пальцу ноги хватило и одного прута. Пусть живут… я позвенел ключами от авто и протянул их полковнику. Тот, недоумевая, взялся за брелок.

— Поставь ее пока у себя, — распорядился я.

— Интересно, как я это сделаю? — пожал плечами старый опер.

— Твои проблемы.

— А ты?

— А я займусь твоей проблемой.

Чуть ссутулившись под каплями дождя, жалея, что не подумал захватить с собой крутку, я зашагал по тротуару. Благо — недалеко. Если я что-то понимаю в машинах (а я понимаю в этом деле, и немало), то после такого прыжка расеру прямая дорогу в мастерскую — менять стойки. А, может, и еще что-нибудь. Что надо сделать, чтобы заменить стойки? Правильно! Приобрести замену! Где можно в максимально сжатые сроки достать новые стойки? Снова правильно! У Макса! Если, правда, ничего не изменилось… а где можно найти его ночью? Нет, не правильно! Не в мастерской, а в "Неоне"! Опять же, если ничего не изменилось. Практика же показывает, что за время моего отсутствия изменилось очень многое. Очень и очень многое.

Но для бешенного кобеля сто верст — не крюк, даже под проливным дождем. Проходя мимо КамАЗа, я заметил белые буквы на двери — "ЧМО-16". Вот уж действительно… ах, ЧелябМостоОтряд N16. Один черт — уроды.

Глава восьмая.

Клуб "Неон", надо же такому случиться, оставался на том же месте, что и пять лет назад. И оставался именно "Неоном", не превратившись в какой-нибудь бордель или сервис-центр. А на парковке перед клубом, среди ведер, кастрюль и тазиков, стояла своеобразная реинкарнация Лады Эво — ВАЗ-2108 с центральным, если судить по радиаторамв системы охлаждения, расположением двигателя, выведенной перед задней левой аркой трубой прямотока и карбоновыми кузовными панелями. В общем, черепаха должна плясать от счастья, что не родилась "зубилом" и попала в руки Богу, а не Максу. Так извратиться над "восьмеркой" мог только один человек во всем мире — хозяин "Magura-Motors", и определить владельца можно и без логотипа "ММ" на крыле автомобиля.

Кассирша на входе, брезгливо скривив лицо, приняла от меня промокшую насквозь купюру. Слава Богу, трубку вода не повредила — отличный аппарат! Мне уже посчастливилось раз обладать такой, скажу по секрету — нет ничего лучше, чтобы колоть орехи. А здесь — дождь. Тьфу! Получив на тыльную сторону ладони крестик ультрафиолетовым маркером, я прошел мимо охранников в фойе клуба.

На шею сразу бросились несколько девчонок. Хоть убей — ни одну из них не помню, но и не это главное. Главное — они меня прекрасно помнили.

— Сашка! Как я рада тебя видеть! — прошептала стройная брюнетка.

— А, Света… — растеряно ответил я. — Ты уже школу закончила?

— Я — Ира!

— Ах, Ира… как сестренка поживает?

— Какая сестренка? — удивилась девушка.

— Да, не важно, — отмахнулся я. — Главное, у тебя все хорошо.

Действительно, не важно. Я не с девочками зажигать сюда пришел, а найти вполне конкретного человека. Задача не из легких. Глаза постоянно цеплялись за попки, туго обтянутые юбками и прочие выпуклости, как скрытые так и полускрытые тканью. Похоже, вечеринка была в полном разгаре: из туалетов выплывало коромысло сладковатого дыма, оттуда же доносились недвусмысленные стоны. Несколько девушек извивались в танце, забравшись на столы. Странная закономерность — чем толще был у танцовщицы зад, тем сильнее она им крутила. Я бы постеснялся. Два сопляка беседовали, стоя у стены. Учитывая, что слов в грохоте музыки разобрать было совершенно невозможно, весь разговор сводился к взаимным тычкам. Из носа одного из спорщиков уже струилась кровь, но прекращать они и не думали. Быки — что мужики, втемяшится в башку какая блажь — колом ее оттудова не выбьешь. Пацаны из веселой компании у барной стойки развлекались по-своему: сосались по очереди с несколькими девчонками. Девушки порой путались и целовались друг с другом.

Черт побери! Старость — не радость! И я был таким когда-то, был беспредельщиком-за-рулем. Как давно это было! Куда все ушло? Ни дождь, ни ветер, ни снег и ни град не могли мне помешать утопить педаль по полной, начхав на все! Скорость — вот что было для меня главным. Мотор был моим Богом, автомобиль — любовью, а все девушки мира — любовницами. Я не знал ни предела, ни преград. Я был Расером, Уличным Гонщиком, Чемпионом из Чемпионов, Королем Мира, Царем Горы! Все было гораздо проще, и сейчас оно не сложнее. Ничего же не изменилось, на самом-то деле… изменился я! И изменился, видимо не в лучшую сторону. Не играла же для меня роли такая фигня, как ВСХ автомобиля, почему же сейчас играет? Почему, зная, что у долбанного расера двигло коней на сто-двести мощнее моего, я начинаю чесать репу? В твине с казахом мне на это было плевать с высокой горы. Дело не в машине и не в конях, дело во мне. Я перестал быть Ночным Расером. Вот и вся соль.

Опустошив стакан пива, я взглянул на мир другими глазами. Среди всеобщего буйства выделялся столик с одним-единственным человеком. Непонятно, как я его сразу-то не приметил? Ведь этот человек и есть Макс, ради которого я сюда и приперся.

У Макса, как наверно, и у любого человека, есть три степени опьянения. Первая — когда он говорит о женщинах. Здесь все в порядке, пьянка только начата. Вторая — когда он заводит беседы на такие темы, как наддув на 1,8 бар и многодроссельный впуск. Уже немного хуже, но можно быть уверенным, что парень вполне может добраться до дома самостоятельно. Самая страшная — третья стадия. Вообще, масштаб личности человека определяется масштабом проблем, которые его не волнуют. Но третья стадия… именно на этом этапе в Максе рождается конструктор. Вот и сейчас, сосредоточенно сжав губы, мастер складывал из пустых бутылок и сигарет нечто, напоминающее схему привода Quattro.

— Привет, Макс! — проорал я, подойдя.

— А, Сашка, — улыбнулся конструктор, подняв глаза. — Давно тебя видно не было!

Что удивительно, несмотря на количество выпитого, язык у мастера никогда не заплетался, а речь, соответственно, оставалась достаточно внятной. Я присел рядом и поправил сигарету, изображавшую на чертеже ШРУС.

— Как дела? — осведомился Макс.

По кислой мине, застывшей на лице конструктора, было несложно догадаться, что его совершенно не интересуют мои дела, и задал он этот вопрос из чистой вежливости. Вежливость — и ни грамма больше. Впрочем, именно с граммами мастер и переборщил. Нет, не то, чтобы Максу совершенно параллельно на меня, просто это не подходящее время и место. Я, со своей стороны, прекрасно знал, что человек, начинающий рассказывать, как у него дела — зануда, по меньшей мере. По большей — находка для шпиона.

— Макс, тема есть, — произнес я после череды таких же дежурных вопросов.

— Что? — закричал директор "Magura-Motors".

Как назло, в тот момент, когда с формальностями, наконец, было покончено, динамики клуба загрохотали с удвоенной силой. Если не везет — то это надолго.

— Тема, говорю, есть, — ответил я.

— Не слышу тебя ни хрена, — закачал головой мастер.

— Тема на миллион! — завопил я со всей мочи.

И именно в эту секунду музыка смолкла. Действительно, человека и так достали, зачем же беречь его нервы? Наверно, так думал DJ "Неона". Почти сотня глаз с неподдельным любопытством уставилась на меня. Даже пьяный в стельку крендель, сонно наблюдавший за танцующей на столе девицей, мгновенно протрезвел, и подался вперед, раскрыв пошире уши.

— Что орешь? — недовольно прищурился Макс. — Не глухой.

— Сам дурак, — буркнул я.

— Пойдем, потолкуем.

От ливня остались лишь лужи да поганые ощущения. Гроза ушла. Мастер, уперевшись спиной в мокрую стену клуба, со вкусом затянулся сигаретой. Свежий воздух достаточно быстро привел парня в чувство, он потянулся и произнес:

— Эх… какие там девочки были! Видел?

— Макс, дело, — напомнил я.

— Ах, да, — кивнул конструктор. — Ты, кстати, про Черного Расера слышал? Забавная сказка, не находишь?

— Боюсь, это не сказка, — горько усмехнулся я.

— А! — перебил меня Макс. — Догадайся, кого я видел?

— Майка Тайсона? — высказал я смелое предположение.

— Тайсона? Нет, что ты. Не догадываешься?

Интересно, и как я должен догадаться? На телепата, вроде, не тяну, и, уж тем более, не шпионю за этим дурнем.

— Не догадываешься? — переспросил моторист. — Нину!

— Нину?

— Ну, сестру Славы, помнишь?

— Славы?

— Тьфу! Кто из нас пил? Слава? На "двенашке"?

— А! — протянул я. — Понял. И что?

— Да нет, — отмахнулся Макс. — Ничего особенного. Никогда бы не подумал, что баба может так сечь в педалях…

— И хрен с ней!

Этот тип начинал выводить меня из себя. Я пришел к нему с конкретным, срочным делом, а он растекается мыслею по древу и всякую чепуху несет. Вот уж мое нетерпение, это вечное шило в заднице! Знал же, что в "Неоне" Макс не может остаться трезвым, дождался бы завтра, и поговорил бы по-человечески. Эх, старость — не радость.

— Да как хрен! Ты что? Такая баба! — мечтательно произнес мастер.

— У тебя матрицы от моего обвеса не остались? — выпалил я на одном дыхании, не давая Максу вставить хоть полслова.

— Матрицы? — конструктор поднял глаза на небо.

Я последовал его примеру, но там, как это ни странно, матриц не обнаружилось.

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил механик.

— Не понял?

— Понимаешь… как ты уехал, появился у меня клиент…

— Ну-ка? — напрягся я.

Вот оно! Зацепочка, причем не маленькая — нет! Чутье подсказывало мне, что это и есть наша с Димой головная боль — Черный Расер.

— Короче, хотел он такой же обвес, как и у тебя. Ну, матрицы-то у меня остались, тем более, ты свалил, где твоя машина — неизвестно, а деньги тот предлагал неплохие. Вот я и решил — что плохого в том, что появится еще одна машина с таким же обвесом, как и у тебя?

— Собственно, ничего, — развел я руками.

— Вот и я про то же! — обрадовался Макс. — Рад, что ты меня понял. Отлил я ему заготовки, и что? И мужик остался доволен и я!

— Что за мужик-то? Помнишь? — нетерпеливо перебил я.

— Да подожди ты, — притормозил меня конструктор. — Через месяц еще один приехал, тоже такой же обвес хотел, потом еще один и еще…

— А! — догадался я.

— Да, — печально кивнул мастер.

— И пошло…

— …и поехало. Вот такие, брат, дела. Да ты нос не вешай, в городе таких машин всего штук десять… ну, может, пятнадцать. Остальные — от Москвы до Владика, в общем, про них у нас не знают.

Господи, ну почему все дела с хорошим началом заканчиваются такой лажей? Как теперь искать паршивца-то? Проще иголку из стога сена достать!

— Давай так сделаем, — предложил Макс. — Чтобы парни целы были и девки сыты. Что ты там сломал? Я за счет фирмы заменю, и все будет отлично? Будет?

— Посмотрим, — пообещал я. — Что ты там про Нину говорил?

— Вот такая баба, — повторил Макс, показывая большой палец. — Из Крайслеровского V-образника такой агрегат собрала! Сама!

— Ты-то откуда знаешь? — пожал я плечами.

— Она у меня ресивер к нему заказывала.

— Ну и что? — снова зевнул я. — Постой-ка. Прямоточный ресивер?

— Ага!

Невероятно! Вот оно! Крайслеровский восьмигоршковый движок с прямоточным ресивером! Неужели, это она? С одной стороны — быть не может. Зачем ей это? Если только в голову вдруг не ударила обида за преждевременно почившего брата. Но она же не знает, кого за это стоит благодарить, и стоит ли вообще. Или знает? Вопрос. В любом случае, все факты указывают именно на нее. Эх, Нина, Нина. А мне было тебя почти жалко. Так же ты заплатила за мою доброту? Дура силиконовая.

Хотя, сомнение всегда уместно. До поры до времени. Но если девчонка заявится завтра в "Magura-Motors" за комплектующими к ходовке и передним бампером, то и сомнений не останется. Она — Черный Расер.

Вот дерьмо-то! Ошарашенный своей догадкой, я сел прямо на грязный бетонный пол крыльца. Если Нина действительно Черный Расер, получается, что меня сделала баба! С каким изяществом она входила в повороты, с какой грацией обходила меня! С изяществом и грацией, непозволительными для женщины. Женщина за рулем — угроза для окружающих, но она меня сделала. Какой позор! Прямо ужас, а не позор. Рука, поползшая в карман за соткой, дабы позвонить Собакину, остановилась.

Последнее слово должно остаться за мной. Я просто обязан обставить ее, тем более — на своем поле. Месть — это очень приятно, это кайф.

— Ла-а-адно, — широко зевнул Макс. — Что-то я устал. Тебя добросить до куда-нибудь?

— Поехали, — махнул я рукой. — До дома докинешь.

Мастер, не разбирая дороги, утопая в лужах, зашагал к своему "зубилу". Было видно, что он засыпал прямо на ходу. Все стадии алкогольного опьянения успешно завершились, организм включил защитную функцию, не позволяющую надраться еще больше — здоровый сон. Насколько он здоровый — судить не мне. Я же не знаю, какие сны забредут в голову этому извращенному механику? Может случиться такое, что 2108 с задним расположением двигателя покажется невинной детской игрушкой.

Конструктор добрел до автомобиля уже на последнем издыхании, устроился в кресле и уткнулся лбом в руль. Бедный, как он устал. Макс не реагировал даже на затянувшийся гул клаксона. Но, зато, я начал понимать Диму. Нелегко ему, наверно, пришлось, когда я отрубился в ресторане. Не знаю, кто там первым начал руками махать, неверное — он. И поделом мне. Владелец тюнинг-ателье вел намного спокойнее меня, но и то я был готов отвесить ему пару затрещин.

Да плевать мне на него, по большому-то счету. Подумаешь, выпил — с кем не бывает? От самого Макса не так уж и много требовалось. Но мою подраненную красотку жизненно необходимо привести в порядок к ночи, а для этого мне и нужна помощь конструктора. Нет, руки у меня самого растут откуда надо, но ни мастерской, ни инструментов у меня сейчас нет, и материальная база "Magura-Motors" была бы весьма кстати. А этот пень теперь дрыхнуть будет до вечера.

Эй, секунду! А если?.. Взяв Макса за воротник, я оттащил его голову от сигнала. Он не сильно огорчился, и с удобством устроился на моем плече. Нет, это уже слишком! Впрочем, знал бы мастер, что я собираюсь сделать…

Но, похлопав тюнера по карманам, я так и не обнаружил, что искал. Может, в бардачке? Я поднял крышку перчаточного отделения, но нашел лишь холодильник с двумя бутылками пива и надкусанным гамбургером. Блин, ну почему никогда ничего не получается с первого раза? Потеряв всяческую надежду, я запустил руку под сиденье. О, чудо! Пальцы нащупали связку ключей. Я достал кольцо с тремя ключами. Так, эти два маленьких, от замков еще советского производства, скорее всего, от квартиры, а этот, с хитрыми ложбинками и зубцами — от мастерской. Я снова на коне!

Оставалась самая малость. Отремонтировать автомобиль без самого автомобиля, как известно, весьма затруднительно. Достав мобильник, я набрал номер Собакина. Полковник ответил заспанным голосом и далеко не сразу.

— Да? — услышал я из динамика трубки.

— Дима? Я знаю, кто Черный Расер.

Бывший опер замолчал. Слышно было, как чиркнула зажигалка, затем раздался сильный выдох.

— Кто он? — хрипло произнес Собакин.

— Это, Дима, не он, — огорчил я друга. — Это она.

— А мне плевать, он это, или она. Хоть оно.

— А мне — нет, — вздохнул я. — Мне нужна моя машина.

— Какая, на хрен, машина? — взревел полковник. — У меня рота ОМОНа в ружье стоит. Знаешь, кто она? Отлично! Скажи, где ее искать, и, поверь уж, живой она не уйдет.

— Нет, Димыч, — усмехнулся я. — Она мне нужна именно живой. Дим, я должен сделать ее. Я — номер один, я — чемпион, и никто не имеет права быть лучше меня на дороге.

— Ну… — протянул Собакин. — Ну… и что ты предлагаешь?

— Все просто, как три рубля. Для тебя, впрочем, еще проще. От тебя ничего и не требуется — всего лишь вернуть мою машину. А дальше я сам разберусь.

— Черт с тобой, — сдался мент. — Когда она тебе нужна?

— Сейчас, — невинным тоном ответил я.

— Что? — поперхнулся Дима. — Ты издеваешься? На часы давно смотрел?

— Как хочешь, — пожал я плечами. — Но чем быстрее я отремонтирую свою крошку, тем быстрее ты получишь своего расера.

— Э-эх, — тяжело вздохнул мент. — Ладно, я буду в управе…

— Замечательно! — улыбнулся я.

И это хорошо, что Собакин не видит сейчас моей кровожадной ухмылки. Дима сдался. Я нашел его слабое место, и теперь мог крутить им как захочу. Бывшему оперу повезло, что нужно мне от него не так и много.

— Пиши адрес, — произнес я.

— Чего? — попробовал возмутиться полковник.

Но было уже поздно. Я продиктовал адрес. Конечно, он не успел его записать, но успел запомнить — этого достаточно. Не давая опешившему от такой наглости менту опомниться, я выключил трубку, не оставляя ему другого выхода.

Максу пришлось потесниться. Я вышел из автомобиля, позволяя телу рухнуть на пассажирское сиденье, обошел "зубило" и устроился на водительском месте. Машина ответила на поворот ключа нетерпеливой дрожью. Хотя, не знаю, кто дрожал больше — я, или она. Прокатиться на болиде, построенным таим мастером — истинное наслаждение.

Приятно, на счет ключа я не ошибся. Самый хитрый отлично подошел к замку бокса. Восьмерку я оставил за воротами. Я долго думал, затащить Макса в помещение, или оставить в болиде. Наконец, выбрал второе. Сможет — сам зайдет, а не сможет — значит так хочет. В принципе, человек может все, достаточно только захотеть. Действительно захотеть, и тогда весь мир согнет спину и ляжет у ног.

Не теряя зря времени, я начал поиск подходящих комплектующих. Для начала — диски и резина. На моих трех лучевых Makaveli WG-3 можно смело ставить крест — ежу понятно. От шин Yokohama AVS Sport не осталось вообще ничего. Разумеется, ни один нормальные человек не станет держат на складе такой эксклюзив, а Макс, большей частью, был вполне нормальным человеком. Единственное, что нашлось на замену — катки Momo Sport и резина Pirelli P-Zero. Комплектов обвеса (подумать только!) я обнаружил целых пять штук! Мало? Я и не спорю, для такого гиганта автопрома, как АвтоВАЗ, пять штук — это капля в море. Но моя малышка — это суперэксклюзив! По идее, она должна быть единственной в мире, а что получилось в результате? Ширпотреб. Единственное, с чем не возникло проблем — поглотитель. Глушителей у Макса было просто завались на любой вкус.

Малость огорченный, я угостился пивом из холодильника в бардачке "зубила", и, в ожидании Собакина, воткнул в щель приемника плеера первый попавшийся диск. Тюнер продолжал безмятежно дремать, глубоко начхав на рев динамиков. Впрочем, услышав песню я сразу простил ему половину грехов. На счастье Макса, заиграла древняя, как этот мир "Комбинация".

— Ксюша, Ксюша, Ксюша — юбочка из плюша, русая коса!

Вот она, музыка моего детства. Сегодня это уже классика. Бутылка холодного пива, от которого ломит зубы, отличная музыка — что еще надо для приятного времяпрепровождения? Конечно, окажись рядом любимая девушка, было бы во сто крат лучше. Но нет — и ладно, без нее обойдусь.

— Я всегда знал, что ты извращенец, но не думал, что настолько!

Это подоспел Дима. На счастье, "Комбинация" кончилась, и теперь играла одноименная песня "Scatman". Страшно подумать, что случилось бы, услышь он "Ксюшу"!

— Вижу, ты не скучал, — Собакин кивнул на две пустых бутылки.

— Не без того, — сладко потянулся я. — Ладно, где она?

Мою крошку доставили на КамАЗе. Скорее всего, как ее привезли с поля боя — так и не выгружали. Нет, не может быть такой другой, столь красивой, столь родной. Она — единственная и лучшая. Даже если в других галактиках есть ВАЗ-2110, моя, один черт — лучшая.

Четверо дюжих ОМОНовцев, здоровых, как шкафы, открыли борта грузовика и, вязавшись за края арок, без видимых усилий, подтащили автомобиль к краю кузова. Я сразу пообещал себе никогда и ни при каких обстоятельствах не связываться с ребятами в масках. Если не ходил в секцию бокса, то нефиг лезть на Мухаммеда Али.

Ребята поставили болид днищем на ребро и двое спрыгнули на землю. Отчетливо раздался треск ломаемых трубок неоновой подсветки. Еще пят минут назад, всего пять минут назад я бы закопал живьем всех четверых, но я пообещал не трогать пятнистых. Нет, я могу нарушить любое обещание, но только не то, что дал сам себе.

Выгрузка продолжалась. Автомобиль проскользил железом по деревянному краю и уткнулся бы носом в асфальт, если бы его вовремя не подхватили руки масок. Еще двое спрыгнули с платформы и моя малышка оказалась на весу, поддерживаемая четырьмя гигантами. Вот черт! В ней же больше тонны!

— Куда поставить? — осведомился один из ОМОНовцев глухим голосом.

— Туда, — я машинально махнул в сторону бокса.

Мелкими шажками, вдруг вспомнив про осторожность, ребята донесли "червонец" до подъемника и бережно уложили его на брюхо.

— Еще что-то? — поинтересовался Дима.

— Не-а, — я изумленно покачал головой. — Слышь, а где таких делают? Не в Японии, случайно?

— Что, совсем? — полковник покрутил пальцем у виска. — Наши, Уральские.

Ага, местной сборки. Гарантия не распространяется на продукцию с механическими повреждениями. Жаль, не понял друг моей шутки. И Бог с ним. У меня намечалась трудная ночка. Своеобразный секс, но в извращенной форме. Поставив новый диск из коллекции Макса, уже "E-rotic", я открыл пошире двери "зубила", чтобы не заглушали звук и вывалил инструменты из ящика на бетонный пол, поближе к болиду. Чтобы не тянуться далеко. Дел по горло.

Глава Девятая.

— Пошла в жопу! — выругался я, пиная корпус кулачковой коробки.

У Макса хватило бы мозгов, чтобы состыковать это чудо с моей раздаткой, моего же опыта явно не хватало. Опыт — вообще, сила. Он делится на свой и чужой. Свой, конечно, лучше, но от чужого шишек меньше. Я в свое время выбрал второе, и теперь не мог справиться один. Помощь механика весьма пригодилась бы, но он до сих пор дрых в своем корыте. Черт! Да как их состыковать-то?

Вообще, я крут. Управился со всей работой всего за пятнадцать часов. Пришлось, правда, пожертвовать сном, но спать только время терять. Сколько, если подумать, можно сделать, если не спать вообще! Жаль, что это невозможно. Девиация сна и так сказалась на мне не совсем положительно — глаза слипались, голова шла кругом, мир перед глазами двоился и, местами троился.

Но я сделал все. В первую очередь — устранил полученные ночью повреждения, и теперь на кроме уродливым белым пятном выделялся новый бампер. Срез прямотока выходил не совсем на то место, где располагался раньше, но, по-моему, ему и там неплохо. Переделывать что-то сил уже не оставалось. Куда я так торопился, если подумать?

Большая часть автомобиля, все то, что не несло функциональной нагрузки, валялось, аккуратно побросанное, в углу бокса. Большая — не только по весу. Я снял не только акустику и обшивку салона, но и задние и боковые стекла, закрыв проемы полиэтиленовой пленкой. Не мешало бы скинуть и пассажирские кресла, но, в целях безопасности, они были не прикручены, а приварены к каркасу. Вес болида сократился, на глаз, килограммов до шестисот. А может и того меньше. Я, ведя бой за граммы, снял даже оптику и всю шумоизоляцию. Рокот Ванкеля, казавшийся мне таким приятным и тихим, теперь гремел в салоне словно экскаватор в карьере. Изведя две бобины скотча, я заклеил все стыки, все щели в корпусе автомобиля, доводя аэродинамику до совершенства. Моей крошкой теперь можно смело пугать детей — более уродливую конструкцию сложно представить. Впрочем, драг-расинг порождал таких монстров, что в страшном сне не привидятся. А все почему? Потому что гонки выигрывает не красота, а мощность. Удельная мощность, помноженная на аэродинамическое совершенство, возведенная в степень. В степень умения гонщика. Как бы то ни было, но машина — кусок железа, не больше. В конечном итоге все зависит от мастерства расера. Водитель — самая важная прокладка в автомобиле.

Какого черта? Моя радость, хищно припавшая к земле, по-прежнему была красивой. Это не та красота, на которую клюют девочки, у них представления о красота, мягко говоря, извращенные. Это высшая красота — красота, которую может понять только настоящий мужик. Красота свернувшегося улиткой компрессора, красота сорокатонного танка, красота беснующегося пожара. Крота уродливая, страшная, но завораживающая, вызывающая благоговейный трепет. Даже в уродстве может быть своя прелесть.

— Сука ты, — вздохнул я, еще раз пнув коробку.

Что за привычка такая у меня — все пинать? Ноги-то, в конце концов, не казенные. Надо бы поостеречься, а то, кто знает, пригодятся еще.

— Ты еще здесь?

В мастерскую, еле волоча ноги, вошел хозяин. На Максе, кроме вчерашнего прикида, были огроменные мешки под глазами и надкусанный гамбургер из холодильника, который тюнер крепко прижал ко лбу.

— Как башка-то раскалывается, — пожаловался конструктор, подходя к кофеварке.

С этим аппаратом, который совершенно опустел, у меня сложились особые отношения. Нельзя сказать, что это любовь, скорее — взаимные симпатии. Благодаря только ему я все еще стою на ногах.

— Вот лажа, — простонал Макс, обнаружив пустоту вместо кофе. — Это ты его, что ли, приговорил?

— А то кто? — пожал я плечами.

Тюнер с интересом посмотрел на мою конструкцию, с сожалением крякнул, увидев свой бампер и прямоток на моей крошке, но, раз обещал — деваться некуда. Мастер обошел несколько раз вокруг драгстера, потыкал носком в кучу лишних деталей, после чего заинтересовался коробкой у входа. Оно вполне естественно — меня тоже настораживали незнакомые предметы в моей мастерской, а что говорить про такого маньяка, как Макс?

— Це шо таке? — с подозрением осведомился он.

— Я знаю? — зевнул я. — Сегодня днем принесли. Говорят, ты заказывал.

— Я? — ужаснулся механик. — Ну, может быть, может быть…

Он поднял с пола отвертку, проткнул ею скотч и развернул упаковку. Я подошел ближе. Макс, зараза, издал восторженный возглас, и загородил коробку спиной.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил я, выглядывая из-за плеча мастера.

— Ох, братишка, — тюнер извлек прямоугольную жестяную емкость. — Это вестч!

— Конкретнее можно? — буркнул я.

— Здесь все написано.

Если честно, название на упаковке мне ни о чем не говорило. Буквы-буквы, цифры-цифры, и опять буквы-буквы. Такое название может быть у чего угодно.

Что за человек он такой? Я не спал около полутора суток, и совершенно не настроен отгадывать загадки. И, вообще, загадки с рождения не люблю, а жизнь (вот ведь сука!) подсовывает их почти каждый день.

— Ладно, — смилостивился тюнер. — Объясняю специально для таких, как ты. На рыбалку ходил?

— Давно это было, и неправда.

— Хорошо, — вздохнул Макс. — Представление о коэффициенте трения у тебя же есть? — и, получив утвердительный кивок, продолжил. — Пойдешь еще на рыбалку — обрати внимание, что все рыбы скользкие. А знаешь, почему?

— Не-а.

— Вопрос чисто риторический. Потому что они выделяют особую смазку, которая снижает трение между телом рыбы и водой. Таким образом…

— Скорость? — предположил я.

— Попросту говоря — да. А теперь представь, какое трение между железом автомобиля и воздухом!

— Просто офигеть можно, — улыбнулся я.

— Не смейся. Величина очень даже серьезная. Как ее снизить? Автомобиль ведь в отличие от рыб не выделяет смазку!

— И как же?

— Ты всегда так тупишь?

— Слышь, — сорвался я. — Это ты весь день спал. А я…

— Ладно, проехали. В общем, берешь этот гель, его наносишь тонким слоем, и чувствуешь себя героем.

— Новая технология? — поинтересовался я.

— В семьдесят шестом была новой. Еще вопросы?

— Да! Я возьму пару банок? Не против?

— Против!

Макс бросился грудью на канистры, словно на амбразуру вражеского ДОТа. Такой жадности я не ожидал. А как же обещание?

— Братишка, ты, кажется, говорил…

— Пойми правильно, Саш, это все привезено под заказ. Мне клиент уже оплатил, сегодня… нет, завтра заберет. Могу заказать для тебя, но потом. А это…

— Ладно, Макс, без обид, — примирительно произнес я.

Времени оставалось все меньше. На курантах, висящих в мастерской, было девять часов. Разумеется, вечера. На часах на руке конструктора — тоже. Сверить время по показаниям дисплея телефона не представлялось возможным, поскольку батарея разрядилась, и тот попросту не показывал ничего. Батареи моего организма так же были на исходе, но перезарядит их, в отличие от аккумулятора мобильника, я не мог. Сегодняшняя ночь решит очень многое, и я не имею права спать. Я сам отнял у себя это право, слив все гонки Черному Расеру. Пора взять матч-реванш.

Но перед этим следует заглянуть домой. Для чего? Программа минимум включала в себя перезарядку телефона, программа максимум — еще и здоровую чашку кофе, плюс душ. Наивно предполагать, что можно разобрать половину автомобиля и остаться при этом чистым. Так не бывает. А если вспомнить, что мне не во что было переодеться, то можно понять дикий взгляд встреченного на лестничной клетке соседа.

Влетев в квартиру, воткнув в сотку штекер зарядника, высыпав половину банки кофе прямо в чайник, я залез в душ. Ледяные, обжигающие капли воды, кроме того что смыли с меня грязь, еще и привели меня в чувство. Почти привели. Глаза перестали слипаться, но в голове по-прежнему звенела пустота. Выйдя из душа, стуча зубами от холода, я выпил пол-литра кофе прямо из чайника. Только после этого я почувствовал, как разорванное на лоскутки сознание срастается в одно целое.

Самое время позвонить Собакину и пригласить его на очередную охоту. На этот раз — успешную. Никаких сомнений! Включив мобильник, я обнаружил… пятьдесят два пропущенных вызова! И все с одного номера! Интересно, кому это я так понадобился?

Плюнув на Диму, я набрал таинственный номер. Такое упорство заслуживает уважения.

— Да? — произнес знакомый женский голос.

— Я слушаю, — ответил я.

— Что? Это я слушаю!

— Таня!? — осенило меня.

— Саша?

— У тебя что-то случилось? — забеспокоился я.

— С чего ты взял?

— Ну… столько раз звонить…

— Да нет, все хорошо, — заверила девушка. — Саша, я уезжаю.

— Что? — взревел я. — Как? Почему?

— Тебе же на меня наплевать! За все то время, что я здесь, мы с тобой не провели вместе и десяти минут! О чем еще можно говорить? Саша, я ведь еще любила тебя, и надеялась, что ты не забыл, как нам было хорошо вместе. Но ты забыл… ты предал меня, Саша, понимаешь? Но это — в последний раз. Больше мы никогда не увидимся. Никогда, Саша. Прощай…

— Вот уж хрен! — взбесился я. — Это ты вела себя словно маленькая взбалмошная девчонка! Ты никогда не понимала меня и не хотела! Тебе всегда было плевать на мои интересы, ты видела только себя…

— Не начинай снова, Саша. Мы говорили об этом уже сотню раз. Хватит уже.

Черт побери! Черт, черт, черт! Как мне это все надоело! Похоже на то, как я в детстве шнурки завязывал — затяну бантик на одном ботинке — развяжется на другом, завяжу на втором — развяжется на первом. Так и сейчас. Когда я готов поставить точку в одном деле, надо браться за другое. Неужели, так будет всегда?

Вот уж нет! Не могу я отпустить Таню. Не могу — и все. Я должен, хотя бы, еще раз увидеть ее. На прощание. Ее и детей.

— Постой. Давай я вас в аэропорт отвезу, что ли?

— Отвезешь в аэропорт? Так же, как и встретил?

— Зачем ты так? Я на полном серьезе, — заверил я.

— Хорошо, — согласилась девушка. — Встретимся в двенадцать в фойе гостиницы.

— Договорились, — улыбнулся я. — До встречи.

— До встречи.

— Черт побери! — прошипел я, убрав трубку.

Еще один кусок дерьма. Я должен подобрать их именно в полночь — когда этот… вернее, эта чокнутая гонщица попытается устроить очередной твин, ставка в котором — жизнь. И тут поневоле призадумаешься. Своей жизнью я мог рисковать сколько угодно — мне не привыкать. Но жизни Сашки и Наташки… слишком высокая ставка.

Решение может быть одно — убрать с весов Нину. Печально, конечно, что я не докажу ей (в первую очередь — себе), что я — Чемпион, но пора подумать и о безопасности. Покусав антенну телефона, я принял решение. Надо сдать ее Собакину. Такой способ убийства двух зайцев одним выстрелом — мент получит свое, а я избавлюсь от угрозы. Придется подождать лет пятнадцать-двадцать, которые дурная девчонка проведет за решеткой, и вот уже тогда я смогу отстоять свой титул. Черт, сколько же лет-то мне будет? Ладно, вариант в целом неплохой. Выбрав в списке номер полковника, я нажал на кнопку вызова. Дима ответил почти сразу, похоже ждал моего звонка.

— Слушай внимательно, и не перебивай, — быстро заговорил я. — Я знаю, кто этот Расер. Это Нина…

— Какая Нина? — не понял Дима.

— Я же просил не перебивать. Ты должен взять ее до полуночи.

— Почему? — усмехнулся Собакин. — В полночь она превратится в тыкву?

— Одолел, да? Пиши телефон. Это Макс, он расскажет тебе, как найти ее.

— Постой! — загорелся мент. — Ручку найду… все, говори.

Я назвал номер и швырнул трубку на диван. Черт, как хотелось осадить эту девчонку! На душе заскребли кошки. Полтора десятка лет — это много. Хватит ли у меня терпения? К черту. Я поступил правильно. Бросив взгляд на часы, я высыпал остатки кофе в чайник и залил гранулы водой. Что же получается? Я зря гайки все ночь крутил? Ну, сделанного не воротишь. Надо будет заглянуть утром к Максу, восстановить свою крошку.

Перед выходом я решил убедиться, что поездка с ценным грузом будет безопасной, и еще раз позвонил Собакину.

— Взяли? — сходу спросил я.

— А то, — усмехнулся Дима. — Мы, когда надо, работать умеем.

— И что?

— Что "что"? Отпирается от всего, конечно. Но ты не переживай, я же говорю: когда надо — умеем работать.

— Намек понял.

Облегченно вздохнув, я убрал мобильник в карман и вышел в подъезд. Можно расслабиться. Насвистывая песенку "Falling for a witch" группы "E-rotic", я спустился на первый этаж, ногой открыл дверь подъезда и запрыгнул в свою киску. От меня до отеля — пять минут неспешной езды.

С поворотом ключа в салоне, лишенном звукоизоляции, повис ужасный грохот двигателя. Какой кошмар! Во что я превратил свою малышку? На секунду мне показалось, будто звонит телефон. Сложно услышать что-то в таком шуме. Наплевать, что ли? А если что-то важное? Может, у Димы есть новости? Вечер какой-то телефонный. Я заглушил Ванкеля. Действительно, телефон. На этот раз — Макс. Достали уже все со своими звонками!

— Тебе чего? — недовольно буркнул я в микрофон.

— Ничего себе! — присвистнул тюнер. — Я тебе с хорошей вестью, а ты таким тоном…

— Ладно, проехали. Говори.

— В общем, звонил заказчик геля, он ему больше не нужен. Можешь забрать хоть весь.

— А деньги?

— Не переживай, он уже оплатил и не собирается забирать аванс.

— Странно. С чего бы это?

— Да какая разница? Говорит, дело одно скоро уладит и уедет из города.

— Ну, спасибо, — ответил я. — Завтра заскочу.

Убрав сотовый, я снова запустил мотор. Странный какой-то заказчик.

А ну постой! Сопли! Перед глазами появился комок одежды, испачканный соплями после кувырка через "червонец" Расера. Так вот что это было! Гель! Что же получается? Нина точно не могла позвонить, она, мягко говоря, вне зоны действия. Получается, это не она! Это кто-то другой! И дело, которое этот кто-то собирается уладить — это я. Я и моя семья. Приговор вынесен и будет приведен в исполнение сегодня ночью. В ближайшее время. Таня! Дети!

Разбудив весь квартал ревом двигателя, вскопав резиной асфальт, я сорвался с места. Как можно так промахнуться! Надо бы позвонить Собакину, предупредить его, но в таком грохоте разговаривать по телефону совершенно невозможно. Глядя на дорогу одним глазом, я набрал SMSку и отослал ее полковнику. Будем надеяться, что он поймет что к чему.

Едва не сбив швейцара у входа в гостиницу, я затормозил в аккурат перед дверями "Виктории". Парень в униформе попытался объяснить, что здесь машины ставить нельзя.

— Пошел в жопу! — заорал я.

И тот пошел. Правда, не совсем туда, куда я его послал, а к охраннику, беседующему с двумя девицами, чья профессия не вызывала сомнений. Не глуша мотора, я выскочил из машины и бросился внутрь отеля. Таня с детьми стояла недалеко от входа, нетерпеливо поглядывая на часы.

— Наконец-то! — язвительно произнесла она, увидев меня. — Я начала думать, что ты вообще не появишься.

— Быстро! — я схватил сумки. — Поехали.

— Время пока есть, — пожала она плечами. — Я хотела с тобой поговорить…

— Дура! — завопил я. — Быстро поехали.

— Ты чего такой взъерошенный? Что-то случилось? — насторожилась Александрова, вцепившись в сумки. — Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, в чем…

— Тьфу, — в сердцах сплюнул я.

Вот не дура ли? Ей говорят — быстро, а она нюни разводит. Повесив обе сумки, нелегких, кстати, на сгиб локтя, я взял девушку, поднял ее и перекинул через плечо. Все посетители отеля, которым посчастливилось стать свидетелями этой сцены, смотрели на происходящее квадратными глазами. Таня оглушительно заорала и задрыгала ногами. Сашка заревел. Невозмутимой оставалась только Наталка. Точно — мой ребенок. Ее вера в отца была безграничной.

— Хватай Сашку и пошли, — приказал я.

Папа сказал — надо, значит надо. Взяв за руку пищащего пацана, он потащила его за мной. В дверях внезапно вырос охранник и обиженный швейцар. Настроены они были совсем недружелюбно. Всегда так! Два каких-то совершено посторонних урода, сующих свой нос не в свое дело, ломают все планы. Поняв, что с занятыми руками я не смогу оказать сопротивление, охранник уверенно встал в стойку. Спасла положение Таня. Беспрестанно молотя по моей спине кулачками и дрыгая ногами, она умудрилась заехать пяткой точно в нос секьюрити. Нечаянно, конечно, но сути дела это не меняет. Обливаясь кровью, тот свалился на кафельный пол. Второй противник предпочел не связываться с таким оружием массового поражения и поспешно ретировался.

Закинув сумки в промежуток между задними креслами и передними, я усадил матерящуюся, как последний сапожник, жену на пассажирское сиденье и пристегнул ее ремнем. Дети устроились сзади и тоже пристегнулись. Внезапно вопль прекратился. Таня удивленно смотрела на торпедо. Вернее, на то место, где она должна находиться. Теперь там была пустота с блестящими циферблатами приборов. Такой мою крошку девушка еще не видела.

— Это что? — проорала жена, стараясь перекричать рев двигателя.

Я не ответил. И не собирался. Времени в обрез. Чем быстрее я отвезу их в аэропорт, чем быстрее они окажутся в безопасном месте, тем быстрее я смогу взяться за Черного Расера. Дело у него, да? Я его на британский флаг порву, на шнурки порежу. Вот и все дела.

Очень скоро я понял, что с головной оптикой не столь поступать столь жестоко. Это в Манчестере, где ночью светлее, чем днем, можно рассекать вслепую. В Челябинске лампочки были в дефиците. Хоть Таня замолчала — поняла бессмысленность своих криков.

Какой-то урод, словно назло мне, лупил дальним светом в зеркало заднего вида. Устав от такой пытки, я одни движением свернул крепление. Стало намного легче. Намного, но ненадолго. Автомобиль содрогнулся от удара в корму. Обернувшись, я увидел… хотя, несложно догадаться — машину Черного Расера, полностью восстановленную. Похоже, не у одного меня была бессонная ночь. Вопрос в том — ради чего столько трудов, если снова собираешься долбить авто? Таня тоже обернулась, и, увидев точную копию моей красавицы, перевела удивленный взгляд на меня. Самое поганое — все старания по облегчению моего болида сошли на нет. Счет шел на граммы, а теперь в машине еще три человека.

Вообще, уже не до победы. Надо спасать семью. Что же делать? Одному мне не справиться. Есть! Где у нас ближайший пост? Конечно, на плотине. Туда и рванем. Повернув руль, вписавшись в узкий темный переулок, я достал сотовый.

— Димка? — проорал я в трубку. — Ты меня слышишь?

— Хреново, на слышу, — прокричал в ответ полковник.

Слова терялись в грохоте двигателя, но общий смысл, если постараться, можно было уловить. Погорячился я с шумоизоляцией. Впрочем, готовилась машина для гонки, а не для дискуссий по телефону.

— Я еду к посту на плотине, буду там через пять минут. Перекрой дорогу.

— Сейчас? — ужаснулся бывший опер.

— У меня в машине жена и дети, а на хвосте — твой расер. Поторопись.

— Понял! Все сделаю!

Не имея возможности убрать трубку в карман или еще куда, я засунул ее под бедро. Поймав в темноте кочку, я выровнял болид и, через пару сотне метров, выскочил из переулка. Выскочил прямо перед припозднившимся автобусом. Сарай, задымив резиной, резко дал по тормозам. Зря. Я и так успел проскочить, а теперь успел проскочить и преследователь. Как бы он размазался по борту "Икаруса", если бы его водитель не испугался!

Заложив еще пару поворотов, я вышел на прямую. Гонщик продолжал висеть на хвосте. Ему решительно не хватало кобыл. И немудрено! Вместе с акустикой и прочей дребеденью я сбросил килограмм восемьсот, а Таня с детьми весили пусть, даже, семьдесят. Увеличение удельной мощности налицо.

Расер понял, что в честном бою меня сделать не удастся и перестроился в соседний ряд. Как пить дать — задумал что-то недоброе. Так и есть! Встретив возросшее сопротивление воздуха нос 2110 задрался и преследователь начал стремительный разбег. Но закись есть не только у него. Я утопил кнопку на руле и детка, проглотив один пятифунтовый баллон газа, оставила гонщика далеко позади. Стрелка спидометра пересекла отметку "300" и уперлась в ограничитель. Таня, прижатая инерцией к спинке кресла, радостно завизжала. Я засмеялся. Автомобиль подпрыгнул на неровности дороги и через мгновение полета, показавшееся вечностью, приземлился на дорогу, черпанув асфальт глушителем.

На горизонте показался новый поворот, я отпустил кнопку и начал торможение. Спешить некуда. Расер, если уж так намерен вывести меня в расход, последует за мной хоть за край света. А, может, и дальше. Гонщик стормозил. Не машиной, а головой. Не пойму — как он не догадался, что я собираюсь поворачивать? Ах, да, у меня же стопорей теперь нет. Вот он и проворонил. Я вошел в поворот, а преследователь на всех парах пролетел мимо. Еще один поворот, и я вышел на финишную прямую. До поста оставалось около десятка километров по дороге без единого поворота.

Простая тупая гонка по прямой. Во всяком случае, она была бы такой, если бы не Гребаный Расер, окончательно потерявший терпение, и пытающийся спихнуть меня с дороги. Пока я держался, умело подставляя под удар пустоту вместо борта или кормы автомобиля. Козлина! Посмел подумать, что он быстрее меня! Ну не дурак ли?

Двух лежащих полицейских я обошел по парковке. Машин в такое время, на счастье, там не наблюдалось. Расер же прошел прямо, подскочив на обоих бугорках. Что у него там за подвеска? Бронированная что ли? Все же он смог отыграть на этом пару десятков метров.

Я не расстраивался. Поймав в прицел его зад, я выжег второй баллон закиси. Антикрыло поганца очутилось на таком расстоянии, что я, при желании, мог бы дотянуться до него рукой. Под колесами хрустнули остатки заднего бампера "червонца". Я открыл свой счет. По идиотизму по-прежнему вел, конечно, он, но я не люблю проигрывать всухую.

Внезапно лидер дернулся в сторону, освобождая мне дорогу. Но не все так гладко, как хотелось бы. Сам не знаю, каким чудом я заметил стоящий в тени у бортика грузовик с потушенными габаритами, но заметил. И, слава Богу, не слишком поздно. Гонщик же сместился ровно на столько, чтобы самому не вписаться в заднюю ось ЗИЛа, и заблокировал меня, не давая уйти от столкновения. Таня, похоже, тоже заметила препятствие и заорала так, что рокот двигателя показался писком комара перед гулом турбин Боинга. Было бы чего пугаться!

Ударив по тормозам, пропустив расера вперед, я перестроился на соседнюю полосу. Полностью избежать удара не удалось — выступающий край антикрыла вписался в деревянный борт ЗИЛа. Алюминиевая планка, звякнув на прощание, покинула крепления. Управляемость стала на порядок хуже, но это не важно. До финиша осталось не так и много.

На плотину мы вылетели, идя ноздря в ноздрю. Никто не хотел сдаваться, но, в то же время, ни у кого не хватало сил вырваться вперед. Но, похоже, я ехал быстрее, чем летает мой ангел-хранитель. А, может, у того просто кончилась закись.

Долбанный Расер, потеряв всяческое терпение и надежду обогнать меня, боднул мою зайку в бок. С целым антикрылом и задними диффузорами я, может быть, и смог бы выровнять болид, но с такими повреждениями о сохранении траектории можно смело забыть. Руль вырвался из рук, малышка уткнулась в высокий бетонный борт. Во все стороны полетели куски металла и пластика, лобовое стекло рассыпалось миллионом сверкающих слез. Ванкель, фыркнув еще пару раз, замолчал. Из-под развороченной крышки капота повалил густой пар.

— Все живы? — поинтересовался я.

— Я — да, — ответила Таня.

— У вас все в порядке? — я обернулся назад, к детям.

Нашел же слово — в порядке! Какой, к черту, порядок? К счастью, спиногрызы оказались живы и здоровы. Усиленный каркас из титановых труб, анатомические кресла и четырехточечные ремни безопасности творят чудеса! Безопасность я считал важнее экономии веса.

— Если все живы — то выходим, — произнес я, открывая дверку.

Болид подозрительно качнулся. Я, вытянув шею, осмотрелся. Моя радость, пробив брешь в железобетонном ограждении, висела, опасно балансируя, над водой. Одно неверное движение, и она уйдет в полет с постоянным ускорением g с небольшой поправкой на аэродинамические характеристики. Полет этот, правда, будет недолгим. Но и не это самое страшное. Бешеный Расер, находясь в двух сотнях метрах от нас уже успел развернуться, и, шлифуя резиной, готовился помочь нарушить хлипкое равновесие.

— Выходим! — крикнул я. — Быстро!

Автоматически прихватив с сидения трубку, я покинул автомобиль и распахнул заднюю дверку. Наташка, умничка, расстегнула пряжку Сашиного ремня и теперь сражалась со своей. Вытащив за шиворот пацаненка, я рванут ремень дочурки. Пряжка не поддавалась. Заклинило, мать ее! Таня, перегнувшись через кресло, пыталась помочь, но только мешала мне.

Расер, сверкая единственным целым глазом, закончил с понтами и взялся за дело. Продолжая жечь резину, он начал набирать скорость.

— Уходи! — произнесла вдруг Таня. — Спасай Сашку.

Поняв, что бороться с пряжкой времени уже нет, она обняла плачущую девочку и совершенно не собиралась покидать машину.

— Таня, нет! Я люблю тебя!

— Я тебя тоже. Уходите.

— Беги, — бросил я Сашке, а сам загородил своим телом искореженный автомобиль с женой и дочкой внутри.

Глупо, конечно. Я понимал, что не смогу остановить это ведро. Но ничего другого в голову не приходило. Сашка, дурак, прижался ко мне, и не хотел уходить. Это конец.

В приступе бессильной ярости, не имея возможность сделать еще хоть что-то, и желая напоследок поднасрать расеру, я запустил в приближающийся болид сотовый телефон Nokia, который зачем-то прихватил из машины. Кирпич с антенной врезался точно в лобовое стекло Лады, как раз на уровне головы водителя.

Что еще можно добавить? Наверно, отставший ангел-хранитель наконец-то догнал меня. Мобильник пробил стекло и автомобиль, резко вильнув, ушел в сторону. Ударившись об бортик, расер отрикошетил, словно шар в бильярде, врезался в ограждение с противоположной стороны дороги, вынес целый железобетонный блок и продолжил полет. Через секунду раздался громкий всплеск.

— Черт побери, — прошептал я.

Вот так повезло! Менты, автоматы… делов-то было! Одна сотка — и все! От удивления даже Сашка замолчал.

Таня! Наташка! Отклеив от себя сына, я бросился к "червонцу". Девушка, обнимая дочку, никак не могла поверить, что они еще живы. Я достал из-под своего кресла кортик и перепилил тупым клинком ремень Наталки. Как я сразу-то про него не вспомнил? Татьяна, почувствовав, что девочку больше ничто не держит, выскочила с ней из машины.

Со стороны поста, визжа сиреной и мигая люстрой, к нам уже несся милицейский УАЗ. Впрочем, "несся" — слишком громкое для него слово.

— Мир? — повернулся я к Александровой.

— Мир, — улыбнулась она, обняв меня.

В этот момент, скрипнув на прощание, малышка сорвалась с края плотины и рухнула в воду. Жаль. Сколько мы с ней пережили! Все же одно любимое существо я сегодня потерял.

— Как думаешь, кто это был? — жена указала подбородком на вторую брешь в ограждении.

— Боюсь, мы никогда этого не узнаем, — вздохнул я. — Да и зачем?

Эпилог.

Туполев коснулся посадочной полосы, и, оставляя позади себя шлейф белого дыма, покатился по бетонке. Я, расплющив по стеклу нос, проводил взглядом самолет, пока тот не скрылся за углом здания. Теня разбиралась с детьми, устроившими свару из-за конфеты, которую Сашка попытался забрать у девочки.

Вот и все. Родной Челябинск практически остался за спиной. Мы улетаем. В этот раз здесь не оставалось ничего, о чем стоило бы пожалеть. Груда металлолома, которую подняли со дна Шершневского водохранилища, было совершенно невозможно восстановить. От второго болида осталось еще меньше. Кто был тем Черным Расером так и осталось загадкой — течение унесло тело, и искать его в трехстах миллионах кубометров воды дураков не было. Собакин немного расстроился, и хотел повесить всех собак на меня, но связываться с гражданином другого государства — себе дороже.

Неделя. С того момента, как самый быстрый автомобиль города ушел на дно, миновала неделя. Вполне естественно, покинуть страну сразу нам не удалось. Как-то сразу возникла целая тьма дел. Надо было, хотя бы, извиниться перед Ниной, которую я так жестоко подставил. Полковник, чтобы развязать язык девчонке, закинул ее в камеру к двум чуркам. Обиженной, впрочем, она не выглядела — Нина стала наведываться к хачам почти каждый день. Дима пока позволял ей это.

— Внимание! — заговорил динамик металлическим голосом. — Начата регистарция на рейс 648 авиакомпании "Сибирь", Челябинск-Домодедово. Пассажирам просьба подойти к терминалу номер два.

Пора. Взяв мальчугна на руки, я направился к тому самому терминалу. Наверно, подозрительно мы смотрелись со стороны — семейная пара, с двумя детьми, и без багажа. Тяжеленные сумки, к счастью, остались на дне водохранилища. Оно к лучшему. Я не привык обременять себя лишней ношей.

— Какие люди! — раздался крик. — Тезка, чтоб меня!

Широко раскинув руки, километровыми прыжками, ко мне несся Пчелкин. За его спиной маячила тоненькая фигура Аллы. Рядом с ней, смущенно переминаясь с ноги на ногу, стоял Сергей. Его шеф как раз проходил через металлоискатель.

— Братишка! — Саша крепко обнял меня, чуть не раздавив еще одного тезку. — Ты как здесь оказался?

— Домой уезжаю, — ответил я. — Вы-то откуда?

— Как откуда! — усмехнулся подошедший Евгений. — Чемпионат Европы по ралли — как можно такое пропустить?

Действительно, как можно такое пропустить? Я с ног сбился, их разыскивая, а они оттягивались за кордоном! Вот молодцы!

— Про Кирилла слышал? — осведомился Федоров.

— Что слышал? — насторожился я.

— Да у него в башке что-то коротнуло, — махнул рукой гонщик. — А, может, из-за денег парень расстроился. Но взъелся, почему-то, именно на тебя.

— И что? — в моей голове промелькнула страшная догадка.

— Да так — ничего, — пожал плечами Пчелкин. — Он практически по фотографиям собрал точную копию твоего "червонца", и поклялся отомстить тебе. Бездарь решил, что лучшая месть — победить тебя на твоем же поле твоим же оружием.

— Не совсем догоняю, — потряс я головой. — А почему он мстить собрался именно мне, а не всем нам?

— Ну… — протянул Евгений. — Деньги же у него именно ты забрал. Это уже потом мы их попилили.

— Подожди, — прошептал я. — Ты хочешь сказать, что вся эта буча из-за денег? Из-за каких-то сраных двадцати миллионов баксов? Вот козел! Гандон штопанный! Бык фанерный!

— De mortuis aut bene aut nihil, — произнесла вдруг Таня.

— Чего? — переспросил я.

— О мертвых или хорошее, или ничего, — перевела супруга.

— Не понял, — прищурился Федоров. — Мы что-то пропустили?

— Пропустили, — передразнил я. — И очень многое.

Конец

Оглавление

Часть I. Крутящий момент

  Глава первая

  Глава вторая.

  Глава третья.

  Глава четвертая.

  Глава пятая.

  Глава шестая.

  Эпилог.

Часть I I. Слепой байкер

  Глава первая.

  Глава вторая.

  Глава третья.

  Глава четвертая.

  Глава пятая.

  Глава шестая.

  Глава седьмая.

  Глава восьмая.

  Эпилог.

Часть I I I. Черный рейсер

  Глава первая.

  Глава вторая.

  Глава третья.

  Глава четвертая.

  Глава пятая.

  Глава шестая.

  Глава седьмая.

  Глава восьмая.

  Глава Девятая.

  Эпилог. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg