«Выбор оружия»

ЧТО ДЕЛАТЬ?

1

Три главных российских вопроса:

1. Что делать?

2. Кто виноват?

3. Сколько дадут?

Автор предупреждает, что все события и персонажи вымышлены, любые совпадения названий, фамилий и сюжетных коллизий – случайность.

– Фролов Семен Петрович, семьдесят девятого года рождения, уроженец деревни Нижние Утюги… А что, есть верхние?

Милицейский сержант мусолил паспорт так, словно заподозрил в его предъявителе японского шпиона. Не торопясь, пролистал все страницы и заглянул под суперобложку; мелкий дождь его не беспокоил, и лишь когда тяжелая капля разбилась о дерматиновый козырек форменного кепи, раздраженно дернул головой.

– Есть, двадцать километров от нас. Да только там никто не живет…

Проблемы географии и вымирающих деревень были сержанту не интересны. Страж закона не разменивался по мелочам:

– …Утюги Тамбовской области. Да ты, парень, бандит!

– Какой же я бандит!

Среднего роста и плотно сбитый, с короткой стрижкой, в джинсах и тяжелой кожаной куртке, на представителя оргпреступности Семен тем не менее походил еще меньше, чем на иноземного лазутчика, засланного склонить российский парламент к отказу от Курильских островов.

– Известно какой – «тамбовский». Еще скажи, что не слыхал про них. Правда, они почти все из города убежали, испугались нашего генерала, как только он им войну беспощадную объявил…

Фролов неопределенно кивнул. В местных приоритетах он разбирался слабо и название криминального сообщества слышал только от своего друга Славки, но ему показалось что сержант относится к фроловским землякам с симпатией.

– …и прописки у нас нету, – заметил проницательный мент.

– Я только вчера приехал, – Семен знал, как можно оправдаться, – к другу. Служили вместе.

– Ага, я в курсе: все так говорят. Где билет?

– Выбросил.

– Зря.

Сержант впервые поднял глаза от паспорта, и взгляд его Семену не понравился. Плохой взгляд, не ментовский – хотя у ментов он тоже не самый ласковый, но так смотрят темным вечером в безлюдной подворотне, готовясь ткнуть ножиком в брюхо или дать железом по черепу.

– К другу приехал, – повторил Семен, отгоняя неприятное впечатление. – В армаде вместе служили. В Чечне.

Сержант остался равнодушен к его словам, и впечатление не развеялось. Проверка документов происходила хоть и в вечернее, но еще не темное время, на одной из окраинных улиц, куда Семен забрел, гуляя по городу. Патруль он заметил издалека и мог бы с легкостью скрыться, но не стал, шел своей дорогой и послушно остановился, когда бело-синий УАЗ скрипнул тормозами и сержант с неуставным чубом пшеничного цвета крикнул простуженным голосом:

– Иди сюда!

Водитель оставался в машине., покачивая головой, слушал радио и глазел на девчонок, укрывшихся от дождя под навесом автобусной остановки.

«…но ты – не Ди Каприo…» – неслось из УАЗа, и Семен мысленно сказал: «Вот уж точно», имея в виду самого себя.

– Штраф восемь рублей, – объявил сержант, постукивая ребром паспорта по ладони, но деньги достать не позволил, как только Фролов потянулся к карману, грозно рявкнул: – Стой! Я сам посмотрю. Есть чего запрещенного? Оружие, наркотики?

– Откуда?

– Оттуда. Ну-ка, поворачивайся… Подчиняясь командам, Фролов поднял руки и дал ощупать сначала передние карманы, а потом стал враскорячку к грязному борту УАЗа.

Досмотр длился долго. Семен покосился через плечо на стража порядка, но получил чувствительный тычок в почку:

– Не ерзай!

В Утюгах, как в Верхних, так и в Нижних, такое не практиковалось. Там был всего один участковый, начавший службу лет сорок назад. Он не носил дубинки и автомата, не знал нового Уголовного кодекса и характеристик пистолета Макарова, но с кражами справлялся и скандалы бытовые гасил, не позволяя кухонным склокам перерастать в смертоубийство. Правда, бухали, а последнее время и ширялись в деревне не меньше, чем по всей свободной России, но не один участковый в том виноват…

– Свободен! – сержант шлепнул Фролова дубинкой по ноге, всучил паспорт и быстро прыгнул в машину.

Обдав Семена грязной водой, УАЗ рванул от тротуара.

– А как же штраф? – машинально спросил Семен.

Пораженный догадкой, он сунул руку в задний карман, содержимым которого так дотошно интересовался служивый с длинным чубом. Выдохнул: деньги на месте. Наверное, какой-то срочный вызов, вот они и сорвались. Не только же иногородних гонять научены, есть дела и поважнее. Как-никак, криминальная столица, а не какие-то Старые Васюки. И штраф не взял, потому что сам – человек в погонах, и солдата, с войны вернувшегося, всегда поймет…

Завывая сиреной, патрульная машина свернула в проулок и скрылась из виду. Семен уверился в предположении о срочном деле, в то время как наркотского вида подросток предположил иное:

– За пивом поскакали, козлы!

Ошиблись оба, но Фролов – в меньшей степени. Наряд ППСМ [1] потребовался командиру батальона, и вызов действительно был неотложным, но вовсе не для получения очередного задания…

Семен спустился в кафе. Шесть ступенек, сводчатая дверь, звякнувший колокольчик и душный, прокуренный полуподвал на пять столиков. Три были заняты, один – «заказан», последний почти свободен: одинокая девушка допивала пиво.

– Что будем брать, молодой человек? – Фролов и не заметил, как оказался около стойки.

Барменша была шаблонно красива и доступна. На «бэйджике», приколотом к полупрозрачной блузке, над именем «Любовь» следовало бы дописать: «Свободная», а ниже – поставить цену в у. е.

– Водка, пиво? Минералка? – не предложив ничего более изысканного, девушка перестала облокачиваться на стойку и выпрямилась, лишив клиентов радости созерцать ее нижнее белье.

Зрелище, конечно же, предназначалось не Фролову, а настоящим самцам, чьи джипы теснились у входа, как боевые кони, столетий восемь назад поджидавшие рыцарей у коновязи трактира.

– Мне пивка для рывка.

Барменша посмотрела с сомнением: было очевидно, что на серьезный рывок Семен не способен, не тот калибр, и наметанный взгляд ее не подвел – когда назвала сумму, Семен едва не подпрыгнул.

– Сколько?

– Сорок пять.

Интерьер заведения не соответствовал прейскуранту.

Семен безропотно выложил стольник – расписаться в нищете было выше сил. Тем более что в его положении пара-тройка червонцев ничего не решала.

Пены в кружке оказалось не меньше, чем пива. И то и другое было теплым, а сдачу барменша насыпала влажными десятками, после чего декольте царственным движением оборотилось в сторону ценителей внедорожных машин.

– Свободно?

Не дожидаясь ответа, Фролов подсел к одинокой девушке. Выложив сигареты, чертыхнулся: в пепельнице горкой высились окурки.

– Здесь вообще убирают?

– Только надоедливых клиентов. Попроси, тебе выделят тряпку.

– Я эту тряпку на ее крашеную голову и накручу!

– Да? Хотела бы посмотреть, да боюсь, навряд ли у тебя получится, – девушка усмехнулась и, показав мелкие острые зубки, добавила: – Мы с ней в одном классе учились, да и живем неподалеку, так что я ее хорошо знаю.

Семен попробовал пиво:

– Моча разбавленная.

– А ты хотел неразбавленной? Тут прилично обслуживают только своих. А остальных —так, чтобы больше не приходили.

– Те, значит, свои? – Семен незаметно кивнул на соседей.

– Еще какие! Хозяева. Здесь, и еще во многих местах. «Тамбовские», кажется. Тот, крайний, тоже из моей школы, на год младше… А бородатый – их «бригадир».

В иерархической лестнице криминальной империи Фролов разбирался слабо. Если судить по рассказам Славки, по приглашению которого он и приехал в Новозаветинск, полномочия нижне-утюговского бригадира сильно отличались от городских, хотя и там, в умирающем колхозе, он пользовался немалой властью. И тоже ездил на внедорожнике, правда, отечественного производства и гнилом.

– Земляки, – пробормотал Семен, разглядывая их боковым зрением.

– Ты, значит, оттуда? А чего к нам занесло? Мальчик больше не хочет в Тамбов?

– Что там делать? Заехал, матери показался, и сюда. Славка звал. Я приехал, а его уже посадили. Он дембельнулся на месяц раньше.

– Тебе повезло, что не приехал с ним вместе.

– Повезло, конечно. Только что теперь делать – ума не приложу.

– Езжай обратно.

– Без денег там делать нечего.

– А здесь?

– Здесь хоть заработать можно. Славка говорил, в большом городе деньги лежат под ногами, надо только не бояться их поднять и не тормозить.

– Что ж, попробуй, Билл Гейтс рязанский!

– Кто?

– В том-то и дело, что никто! У тебя образование есть, связи? Или, может, умеешь что-то такое, чего другие не знают? Деньги, может,и лежат, да только представь, что с тобой сделают, когда ты за ними нагнешься!

– Славка звал…

– Ну и где он сейчас? Хочешь составить ему компанию?

– Он по дури сел.

– А что, кто-то садится по-умному? Нет, я согласна, если спереть миллион баксов, то за него можно и пострадать годик-другой, оно того стоит. Да только люди с такими деньгами не садятся. Вон у них спроси, у земляков. Людей много, а фантиков всегда не хватает. У кого они есть – у того и пиво холодное.

– Чего ты ко мне привязалась?

– Понравился!

Семен посмотрел: симпатичная. До этой минуты он расценивал ее лишь как случайную соседку, теперь задался вопросом: шутит или, может, действительно ей приглянулся?

– Между прочим, они сюда, наверное, тоже не с чемоданом баксов приехали, – Фролов так, чтобы со стороны это не было видно, указал на земляков. – У них получилось, а я чем хуже?

Девушка не ответила, а через некоторое время, когда пауза затянулась, вздохнула:

– Мент родился. Мне, кажется, пора.

– К менту?

– К дому. Хорошая девушка должна ложиться в кровать в восемь, чтобы в девять вернуться домой.

У Семена, непонятно отчего, заполыхали уши.

– Погоди, еще пиво будешь?

– Пиво? – Она задумалась, прикусив нижнюю губу, что Фролову очень понравилось и вызвало учащенное сердцебиение. – Нет, чего-то не хочется. Возьми мартини.

– Оно тут есть?

– В Турции все есть. Только напомни Любке, что для меня. Меня, кстати. Вера зовут.

– Маленькая?

– Как видишь, не очень. Метр семьдесят два. Девяносто – шестьдесят два – девяносто пять. Ты только один этот фильм видел? Бедненький!

Зарево с ушей перекинулось на лицо. Второй раз в течение вечера он ляпнул глупость, как будто кто-то тянул за язык. И вправду, утюг! Скрывая замешательство, Фролов повернулся к стойке, где бородатый бригадир с довольным видом пыхтел сигарой и трепался с барменшей, пуская дым в разрез ее блузки, что им обоим очень нравилось.

– Сейчас возьму. Пускай он отойдет.

– Не дождешься. Они уйдут вместе. Какое ему дело до их отношений? Но показалось, что по душе саданули наждачкой…

Бородатый замолчал при его приближении. Сидел на высоком табурете, болтал ногой в сверкающем ботинке и улыбался в тридцать – или сорок? – два зуба неимоверной белизны.

– Еще пивка? Для второго рывка?

– Мне мартини, для Веры.

Что нужно брать к итальянскому вермуту, Семен не представлял и заказал первое, что попалось на глаза:

– Два бутерброда с форелью, фисташки и шоколад.

– Шоколад большой?

– Нет, ма… Средний, вон тот!

– Двести пятьдесят, – округлила Вера, не тратя время на калькулятор.

Семен кивнул. Солидно кивнул, с достоинством, чтобы никто не усомнился в его платежеспособности. Деньги доставал не торопясь, вытащил из заднего кармана всю пачку и, продолжая разглядывать витрину с салатами, небрежно бросил три сотенных, а Люба протянула к ним наманикюренные пальчики, но замерла, как будто коснулась ногтями чего-то противного.

– Это смешно?

– Что?

Бородатый бандит придвинулся ближе, навалился мощным локтем на стойку, пыхнул сигарой, сгреб и скомкал банкноты, скатал их в хрустящий шарик, засунул его в нагрудный карман Семеновой куртки:

– Не шути так больше, не надо. Остро пахнуло опасностью. Неуловимо изменив положение тела, бригадир изготовился к удару. Стоит что-то не так сказать или хотя бы неправильно посмотреть, и унизанная перстнями колотуха обрушится на голову Фролова. За что?

Он развернул деньги. В первый момент ничего не понял – а потом залился краской пуще прежнего.

На бумажках, размерами и цветом сходных со сторублевыми купюрами, было написано: «Сотка бабок. Конкретный банк» и нарисована обезьяна, делающая непотребные жесты.

Увидев реакцию Семена, бригадир расслабился и даже хлопнул его по плечу:

– Такая валюта тут не катит!

– Двести пятьдесят, – напомнила хозяйка. Последующие четверть часа прошли, как в тумане. Вера дала Семену «пятихатку», и он оплатил заказ. Несколько раз ходил от столика к стойке, что-то ронял, позабыл о сдаче и был возвращен грозным окриком бородатого… Когда дымка развеялась, его трясло от желания добраться до тощей глотки сержанта, вцепиться в нее и душить, колошматя затылком об стену. Вера смотрела участливо:

– Не переживай, со всеми может случиться. Правда, не со всеми случается.

– Меня менты обокрали.

– Я не прокурор, можешь не жаловаться.

– Да я честно говорю!

– А я тебе верю.

– Это здесь, рядом, было. Докопались, что прописки нет… Козлы! Там сержант такой был, длинный, тощий как вобла, челка вот такая и усы – трамплин для ман…

– Кажется, я его где-то видела. – Вера подняла стаканчик с мартини. – Мы сегодня пьем, или как? Фролов схватился за пиво:

– Слушай, а ведь он в этом районе работает, его найти можно! Вера усмехнулась:

– И что ты сделаешь, когда найдешь? Подкараулишь в темном углу?

2

Бело-синий УАЗ лихо залетел во двор одноэтажного кирпичного барака, где располагался отдельный батальон патрульно-постовой службы, развернулся по широкой дуге, обдав водой серые ворота служебных гаражей, и замер перед входом. Сержант Казначеев – высокий, худой, резкий в движениях, взбежал на крыльцо и, прежде чем войти, тряхнул пшеничной челкой и огладил усы – трамплин для всяких вошек.

Вошел, не зная, что последний раз переступает обшарпанный порог в качестве сотрудника милиции. Интуиция, спасавшая от всевозможных неприятностей, на этот раз спасовала.

Он наклонился к окошку в стеклянной перегородке, за которой сидел дежурный:

– Чего там?

– Комбат вызывает.

– Опять цветы для дочки понадобились?

– Там узнаешь. – Дежурный прятал взгляд, и Казначей насторожился:

– Он один?

– Увидишь.

– Да пошел ты, пень толстозадый! Сержант повернул в коридор, быстрым шагом двинулся к кабинету начальника. Ни страха, ни какого-то особого волнения не было, только злость на дежурного. Не знает или боится сказать? Вот сука! А ведь никогда его не обижали…

– Артем!

В дежурном проснулась совесть, и он решил предупредить. Выскочил из-за своей загородки, воровато озираясь, догнал и шепнул на ухо, дыша чесночным перегаром:

– Там начальник ОУРа [2] и с ним опер-"убойщик" [3]. По твою душу. Ты что натворил?

– Убил. Деда Мороза заказывали? Платите, я исполнил!

Дежурный отшатнулся:

– Да ну тебя!

Казначей все понял: «заложили» свои. Те, кому верил и помогал. С кем жрал водку, делал бабки и драл уличных проституток. Чем это может грозить? Искушенный в разборках с мелкими правонарушителями и методах «опускания» ларьков, в уголовном праве он «поляну не сек».

Казначей похлопал себя по карманам. Кое от чего надо избавиться, и немедленно. Вернуться, оставить в машине? Опасно, там водитель, а при нынешних раскладах не разберешь, кто из своих переметнулся к противнику. Ладно, в сортире есть надежное место…

Ничего спрятать Казначей не успел. Опер, очевидно, видевший, как подъехал «уазик», вышел в коридор:

– Тебя долго ждать? Или повестка нужна? Сейчас вручу!

Ни выражение лица, ни голос хорошего не предвещали. Артем невольно оставил привычный нагловатый тон:

– Да иду я, иду…

Перед дверью с буквой "М" Казначей остановился и, потирая низ живота, озабоченно объявил:

– Я быстро. Бляха-муха, сожрал чего-то несвежее, с утра крутит…

Финт не удался.

– Шавермой дармовой объелся? – Опер рывком за локоть оттащил Артема от спасительной двери и буквально втолкнул в приемную начальника.

По статусу никакой приемной комбату не полагалось, но тем не менее она имелась и была заботливо отделана на средства азербайджанской диаспоры. Обязанности секретарши исполняла батальонная машинистка; сейчас ее не было, на столе пылились вазочка с цветами и зачехленная «Ятрань». В открытую дверь кабинета были видны комбат и начальник районного угрозыска майор Катышев по прозвищу Бешеный Бык. Среднего роста, с коротко остриженной мощной головой, он опирался на стол чугунными кулаками, и полированная столешница гнулась под его стокилограммовым весом. Облаченный в подполковничий китель комбат сидел, откинувшись на спинку офисного кресла. Меньше всего он сейчас походил на справедливого фронтового «батяню», скорее – на уличенного в кражах ГСМ [4] тылового снабженца.

Оно и понятно – проделки подчиненного всегда могут отразиться на его шефе, тем более, когда они связаны не только нитями служебных отношений. А Казначей и подполковник связаны были. Не то, чтобы очень крепко, но вполне чувствительно, если за эти нити как следует потянуть.

От позиции комбата зависело, как обойдутся с Артемом в дальнейшем.

«Сдаст», – решил Казначей, и под ложечкой засосало.

– С тобой хотят пообщаться. – Начальник смотрел на стену, где висел портрет первого президента в камуфляже и краповом берете, как будто спрашивал совета, но президент молчал, и комбат, вздохнув, повторил: – Хотят с тобой пообщаться…

– Да? А по какому поводу?

– Сам прекрасно знаешь, – в разговор вступил опер. Казначей вспомнил, что фамилия его – Волгин, и в РУВД он имеет репутацию мента, с которым сложно договориться.

– Наблудил, так имей мужество ответить.

– Нигде я не блудил, но пообщаться готов. Только, Василий Данилыч, – Казначей обратился к прямому начальнику, – меня подменить некем…

– Ничего, город без твоей защиты как-нибудь перетопчется, – усмехнулся начальник районного УРа и провел ладонью по своему затылку.

– Так мне ехать?

И комбат за столом, и президент на стене молчали. За них ответил опер:

– Куда ты денешься? Только пушку не забудь оставить.

Артем промедлил лишь секунду, но двое в штатском ощутимо напряглись.

– Что я, сумасшедший? – пожал плечами Казначеев, выкладывая на стол «макар» с запасным магазином.

– А что, нормальный? – Волгин привычно выщелкнул патроны, проверил маркировку на донышках гильз.

– Да табельные они, табельные! Откуда у меня свои?

– Оттуда, откуда и героин. Пошли. На улице, заметив удивленный взгляд своего водителя, Артем шагнул к «уазику», чтобы объяснить ситуацию, но был возвращен на прежний курс рывком за локоть и помещен на заднее сиденье «десятки» с частными номерами – личной машины начальника УРа. Волгин устроился рядом и развернулся вполоборота:

– По браслетам соскучился? Могу легко окольцевать.

– Между прочим, вы не УСБ [5]…

– Так и ты не депутат.

Катышев водил машину резко, как делал все в этой жизни. По дороге к РУВД они успели многих «подрезать», еще больших – обматерить. Влетели в широкий двор райуправления и затормозили перед порогом, так клюнув «носом», что Казначей впилился лбом в передний подголовник.

– Шагай, важный птица. – Волгин придержал дверь машины, пока Артем выбирался наружу, и пропустил его в РУВД перед собой.

Поднялись на третий этаж и прошли в кабинет, на двери которого висела табличка «Группа по раскрытию умышленных убийств» с одной, уже знакомой Казначею, фамилией. Сколько Артем помнил, эта группа, в торжественных случаях, вроде Дня милиции, именуемая элитным подразделением уголовного розыска, всегда состояла из одного человека. На две другие должности, положенные по штатному расписанию, желающих не находилось. Вспомнив любимую шутку туповатого начальника СМОБ [6] и желая разрядить обстановку, Казначеев спросил:

– А остальные опера – грузины по фамилии «Вакансия»?

Обстановка не разрядилась.

Волгин брезгливо поморщился, а Катышев, встав перед постовым как бандит перед жертвой ДТП, рявкнул:

– Ты чо делаешь?! – И закатил такую оплеуху, что Казначей шарахнулся о мягкое кресло в углу кабинета и сел на пол, потрясение мотая головой.

– Да вы что, мужики?

– Мужики тебя в камере драть будут, пацан недоделанный. Закатывай рукава!

– Пожалуйста. Что я, наркоман, что ли? Дырок в венах у Казначея, и правда, не было. До сего дня ширялся он всего лишь трижды и всякий раз, памятуя о конспирации, выбирал новое место, благо таких мест на человеческом теле немерено, и многие из них никто не проверяет – противно.

– А что, нет? Скажи, ни разу не пробовал. Казначей шмыгнул носом и отвернулся к окну. Хоть он и помнил, что главное – ничего не признавать даже под пытками, но выдержать взгляд опера не смог.

Волгин присел рядом с Артемом на корточки, двумя жесткими пальцами взял его за подбородок и заставил посмотреть глаза в глаза.

– Так что там у нас с дурью? Казначей истекал потом, как в сауне.

– Ну, было пару раз…

– Из них последний – сегодня утром? Когда, «ломать-то» начнет?

– Не начнет.

– Все так говорят. А потом, в камере, на трусах вешаются.

– Да не «сижу» я на игле!

– Никто этого и не говорит. Ты просто свободный гражданин свободной России. Новое поколение, которое выбрало «герыч» [7].

Человек с расширенным сознанием. Теперь скажи, что покупаешь «когда как» у незнакомых черных на Правобережном рынке, и что вообще наркомания – болезнь, которую надо лечить. Брать деньги с нормальных налогоплательщиков – и на вас, педерастов, тратить, вместо того, чтоб старикам пенсии повысить.

– Между прочим, давно доказано, что если есть предрасположенность от рождения, то никуда не денешься, рано или поздно начнешь ширяться.

– Да? Кем, интересно, это доказано? «Медельинским картелем»? Не «сидит» он! Смотрите, какой особенный! Нельзя быть чуть-чуть беременным. Или ты наркот, или нет. Середины не бывает. Ни бросить, ни вылечиться нельзя.

– Почему? Лечат…

– Чтобы излечиться, мало поваляться в больнице и промыть кровь за родительские деньги. Надо рвать со всеми знакомыми и драпать из города в самую глухую деревню, где до ближайшего наркодилера – сто верст по тайге пешим ходом. Тогда, может, чего и получится. Но не здесь, где тебя каждая собака знает и дозу предложить норовит. Я понимаю, молодняк сейчас идет безбашенный. Которые из нищих семей – от безысходности ширяться начинают, обеспеченные – с жиру бесятся. Но тебе-то почти двадцать пять, другое поколение! Да и на работе должен был навидаться, как героин за два года из человека животное делает.

Опер отпустил Казначеева. Продолжая сидеть рядом с ним, достал раздвижную синюю пачку французских сигарет, не торопясь прикурил, выпустил ароматный дым в потолок.

– Хватит, тема себя исчерпала. Жалеть вашего брата ты меня не заставишь. Есть, конечно, отдельные… Но сколько лет работаю – не видел практически ни одного «чистого» наркомана, аждый на криминал как-то подвязан. Кражи, грабежи, убийства за тридцать копеек – лишь бы на дозу заработать…

– Между прочим, в Голландии наркотики разрешены.

– Вот и дуй в Голландию, а здесь выворачивай карманы.

На стол легли пачка легкого «Мальборо», зажигалка «Ронсон», пейджер, бумажник и, отдельной пачкой, половина того, что отобрали у Фролова. Среди настоящих купюр затесались кредитки «конкретного банка» с глумливой обезьяной. У Казначея потемнело в глазах: он подумал, что за ним могли следить с самого утра и, значит, видели, как он «обул» деревенского парня. Когда мрак рассеялся, бумажная мартышка ухмылялась пуще прежнего.

Волгин пересчитал деньги:

– Да, не слабо живет ППС за две недели до зарплаты. Ты сколько получаешь, тонны полторы? Здесь почти столько же.

– Знакомый долг вернул.

– Можешь его назвать? Прямо сейчас, чтоб я перезвонил и проверил.

– Я телефон его не знаю.

– Понятно, вопрос снимается. Говоришь, лечить тебя надо? С того парня, которого ты сегодня «кинул», еще денег содрать и на твое лечение пустить?

– С какого парня?

– А что, это девка была? Объявится «терпила» – раскатаю по полной программе. Даже если ты «черного» шваркнул.

Опер повертел в руках банкноты с обезьяной:

– Слепых попрошаек обманываешь?

– Да нет, просто прикольно…

После денег пришел черед пейджера. Модель была из дорогих, компания-оператор – престижная. Волгин принялся листать сообщения, потом прервался и спросил у Казначея:

– Не возражаешь?

– Пожалуйста, если надо. – Самое важное Артем стер еще утром, перед заступлением на смену.

Четыре года назад, устроившись в милицию после того, как потерпел фиаско в качестве агента риэлтерской фирмы, Артем не ставил левые доходы во главу угла. Глупо отказываться от денег, которые сами плывут в руки, но использовать должность ради прикрытия каких-то своих махинаций он не собирался. Отнюдь не по моральным соображениям, просто боялся, не зная, как это делать, не попадаясь. К славе, тем более посмертной, он тоже не стремился и на задержаниях опасных преступников – такое хоть и редко, но случалось – пупок не надрывал. Настоящая жизнь начиналась после работы – друзья, девочки, кабаки, куцые, но время от времени случавшиеся благодаря старым связям приработки. На службе он просто отбывал номер. Внешне опрятен, с товарищами вежлив, с начальством – тем более. Служебные показатели средние, зато стабильные – руководство довольно. Но время шло, Артем срастался с новым коллективом, а былые товарищи отдалялись, так что «халтуры» постепенно иссякли. Наступила пора делать выбор.

Все милиционеры получачи примерно одинаково, но одни жили хорошо, а другие – не очень. Можно сказать, совсем не жили. Перехватывали «чирик» до зарплаты, травились безобразной «Примой» и водкой подвального разлива, плодили нищее потомство в облезлых ментовских общагах. На пенсион выходили с полным набором хронических болезней, и мало кто из них доживал до старости; о тех же, кто дожил, много лет назад заметил книжный пират Джон Сильвер: «Живые позавидуют мертвым». Другие радовались каждому дню, на вопрос о делах отвечали «0'кей», меняли тачки и радиотелефоны, баловали детей и любовниц, гоняли в отпуск за границу. Расслоение было не только в ППС – коснулось всех милицейских служб, хотя и в разной мере. Встречались такие, кто умел совмещать службу – вне зависимости от должности и подразделения, – с честным зарабатыванием денег «на стороне», но было их мало, и были они крайне далеки от народа. К тому же – Артем в этом нисколько не сомневался – в нашей стране ничего, кроме геморроя, честно не заработаешь, да и не наградил Господь его соответствующими талантами, оставил лишь два крайних варианта. Какой никакой, а все-таки выбор. У некоторых нет и такого. Сомнения были недолги, и в один прекрасный день, добившись перевода в экипаж, где службу понимали «правильно», пошел сын Божий Артем по кривой дорожке, в чем до последнего времени ничуть не раскаивался.

Особого греха он в этом не видел. Коли государство, в лице как властных структур, так и простого электората, не возражает, чтобы те, у кого есть зубы и руки, подняли кусок – отчего ж не поднять? Главное, знай меру, не переусердствуй со слабыми и не лезь на делянку более сильного, не лапай то, чего по должности и видеть не положено. Старший экипажа, мужик тертый и немолодой, как-то по пьяному делу сравнил государство с продажной женщиной, которая ломается лишь для того, чтобы набить себе цену, в душе давно готовая позволить любые прихоти и извращения клиента… Там были еще какие-то слова про наши законы и наших правителей, но Казначей их не запомнил, в памяти, замутненной хорошей дозой «Смирнова», отложилось лишь самое главное, на что он ссылался, иной раз приводя философское обоснование своим бесчинствам.

Самый легкий доход приносили пьяные. Обирали лишь тех, кто гарантированно не станет жаловаться; среди них встречались люди с деньгами, но в основном доставались крохи. Кавказец, не имеющей регистрации в городе, давал полтинник, а то и «стошку» только за то, чтобы его не тащили в отдел. Платил – и не чувствовал себя обиженным, за исключением случаев, когда не в меру бойкий первогодок пытался задрать таксу. Тем, кто знал места, в прежние времена за смену удавалось насшибать по двести-триста рублей на каждого члена экипажа – естественно, «грязными», поскольку приходилось делиться с теми, кто непосредственного участия в поборах не принимал, но по своему служебному положению имел право на долю от прибыли. Со временем такая халява иссякла, сыны гор привыкли к дисциплине и обзавелись справками, подтверждающими их законное нахождение в городе, благоразумно рассудив, что выгоднее один раз рассчитаться с начальником, чем постоянно отстегивать его подчиненным. Доводилось тормозить тачки, пассажиры которых очень не хотели показывать содержимое багажников или свои документы, – очевидно, спешили по важным делам, а в свободной стране один хороший человек всегда может договориться с другим, когда никто не видит. Под патронаж Артема перешли несколько торговых точек, владельцы которых платили дань деньгами и товаром. «Время крыш» заканчивалось, «коммерсы» старались увильнуть от «налога», но кое-что перепадало до сих пор, да и Артем, вспомнив свое агентское прошлое, сумел воспользоваться новыми связями и провернуть пару выгодных сделок.

Летом девяносто седьмого, в кратчайшие сроки вытеснив традиционное «черное» [8], на рынок наркоты обрушился героин.

Число торговцев и потребителей стало множиться в геометрической прогрессии – и младший сержант Казначеев не растерялся, смекнул, как поиметь свой грошик с такого прибыльного дела. На тротуарах выстроились проститутки-"трассовички", состоящие из «пробитых» наркоманок, к которым в теплое время года присоединялись «любительницы», вышедшие подзаработать на колготки и дискотеку, и с каждой, стоявшей под фонарем на маршруте его патрулирования, получивший третью лычку и почетную грамоту Казначей имел маленький, но регулярный доход – не говоря об удовольствиях плотского плана…

– Ты чо, уснул? – Начальник УРа отвесил еще одну плюху, и Казначей, всем боком приложившись о сейф, машинально вскрикнул:

– Чего руки-то распускать? Бешеный Бык, свою молодость проведший в спецназе внутренних войск, весело удивился:

– Ты хочешь, чтобы я распустил ноги? Смотри, не пожалей! И встань, как положено…

– Что у нас с Юриком? – спросил Комаров.

– С каким Йориком?

– Ты что, прямо здесь обдолбаться успел? Оставь Шекспира, мы о прозе говорим.

Прекрасно понявший вопрос Казначеев тянул время, надеясь придумать достойный ответ, но в голове вертелась сплошная лабуда вроде предоставленного 51-й статьей Конституции права не давать показания. Получив от Катышева еще один подзатыльник, он раскололся…

С Юриком случилась беда. Большая беда. Можно сказать, больше просто некуда. Юрик – двоюродный брат Димыча из соседнего взвода, пять дней тому назад отбросил копыта. Черт знает, почему. Скорее всего, «передознулся» [9].

Пытались откачать – хлестали по щекам, укладывали в ванну с холодной водой, делали искусственное дыхание. Все тщетно! Под молодецким напором грудная клетка Юрика трещала, но душа его, уже достигшая врат ада, обратно не возвращалась. Обиднее всего было Артему: Димон «ширнулся», в то время как он, хотевший лишь понюхать «герыча», не успел. Окочурился Юрик в квартире, что осложняло ситуацию. Случись это где-нибудь на лестнице – и можно было бы уйти. Мертвому – все до балды, а вот живым, особенно «обдолбанным», проблемы не нужны. Труп – не шприц, быстро не выкинешь, да и стремно как-то близкого, человека в лес волочить или в помойке закапывать, тем более что в соседней комнате маман «Поле чудес» смотрит и, какой бы глухой ни была, в любой момент может нос из своей конуры высунуть. Договорились, что Казначей тихо линяет, а Димыч остается и принимает удар на себя.

Два дня Казначей шхерился по знакомым, потом Димыч отзвонился, успокоил: опера, конечно, наседали, но он стоял на своем и друга не сдал. Рапорт об увольнении пришлось написать – так из всех возможных неприятностей эта еще наиболее либеральна, могло быть хуже, если б взялись и закрутили гайки как следует.

Оказывается, взялись, и Димыч, стало быть, компаньона «вломил». Что ж, этого следовало ждать. Когда у человека такой «дозняк», то он, из одного страха перед «ломками» расскажет все, достаточно лишь слегка пугануть камерой.

– Если б не занимались самодеятельностью, а сразу «скорую» вызвали, парень жив бы остался, – сказал Комаров.

– А вам что, его жаль? Сами ж говорили про наркоманов. Знаете, какая у него, да и у Димки тоже, доза?

– Знаю. – Опер закончил писать показания Казначея, придвинул к нему бланки.

– Прочитай и распишись… Готово? Теперь бери чистый лист.

– Рапорт на увольнение?

– Нет, на материальную помощь. Не спрашивая, Казначей поставил дату двухнедельной давности, чтобы его могли включить в ближайший приказ.

– Молодец! – Катышев похлопал Казначея по плечу.

– Теперь ксиву на стол – и свободен. Открываю знакомую дверь – человек я гражданский теперь… Пшел вон, ублюдок!

Артем вылетел в коридор.

Комаров сидел, облокотившись на стол обеими руками и массируя лоб. Потом посмотрел на начальника:

– Сколько таких, как он, еще осталось.

– Есть и нормальные…

– Давно такую тварь не встречал.

– А что ты еще сделаешь? Прокуратура, может, и «возбудится» [10], так ты сам видишь, что материал-то дохлый, хрен какую статью этим ублюдкам повесишь. По жизни, конечно, обидно, да…

– Чувствую, мы с ним еще увидимся, – вздохнул Комаров.

3

Галина Степановна вернулась из СИЗО [11] в четвертом часу вечера.

Славку арестовали три недели назад, один из его подельников находился в бегах, но следователь разрешил свидание – хотя обычно, говорили знающие люди, такое не практикуется.

– Как он? – Семен встретил пожилую усталую женщину в коридоре.

Армейский друг был в порядке. Попал в нормальную камеру, где авторитетом, конечно, не стал, но и не шестерил сверх меры; чморил слабых и уживался с сильными без особого ущерба для самолюбия.

– Славик нигде не пропадет, – улыбнулся Семен, выслушав скупой ответ женщины.

Отмечая дембель в компании школьных приятелей, Славка подрядился вместе со всеми «поставить» богатую хату. Пили они пятый день, деньги кончились, но продолжения банкета хотелось, и кто-то из собутыльников поклялся, что наводка верная, а дело – яйца не стоит. Выеденного. Собутыльники превратились в подельников. В квартире действительно было чем поживиться. Не тратя время на поиски тайников, набили два рюкзака подвернувшимися под руку шмотками и хотели слинять, но получился облом: прямо в подъезде нарвались на милицейский патруль. Что обидно – оказавшийся там не по вызову бдительных соседей или сработавшей сигнализации, а совершенно случайно. Славик сдался без боя. Другие – нет. Поэтому, наверное, всех и «закрыли», кроме одного, в суматохе сумевшего убежать. По мнению родственников и родителей, надобности в аресте не было. Фактически причиненный ущерб невелик, а то, что из четверых двое прежде судимы за подобные шалости, – роли не играет. Тяжелое наследие тоталитарного режима, и все такое прочее. Тем не менее прокурор прислушался к доводам следствия и арест санкционировал. Почему-то во всем мире полицейские органы не любят «квартирников», не хотят вникать в их трудности, душевные терзания и детские комплексы…

– Мне он ничего не просил передать?

– Сегодня освобождается мальчик из его камеры, он занесет письмо. Что у вас за дела, о которых мне ничего нельзя знать?

Промолчав, Семен скрылся в комнате. Врать не хотелось, но и правду не скажешь.

Славка молодец, что сумел написать. Прочитав весточку от друга, Семен сможет определиться, как быть дальше. Галина Степановна и так уже косо смотрит, хотя и не намекает, что загостился. Сегодня не намекает – а завтра скажет открытым текстом, характера ей не занимать. Вот только куда податься? Не в Утюги же свои возвращаться…

* * *

Гонец пришел ровно в шесть. Долговязый лысый парень в костюме с чужого плеча был весел и нагловат. По дороге он успел изрядно нализаться, да и здесь не растерялся – как увидел бутылку «Синопской», так к ней и прилип, высосал половину, прежде чем выдать грязный помятый листок, с обеих сторон исписанный Славкиным почерком. Галина Степановна, ясное дело, посланием заинтересовалась, но Семен был тверд, в руки не дал и сам при ней читать не стал, пообещав впоследствии пересказать то, что адресовано лично ей.

За чаем посланец, безбожно матерясь, рассказывал байки из зековской жизни и возжелал заночевать, но был выставлен за дверь. Оказавшись на лестнице, скандалить не стал, смылся на удивление быстро и тихо, чему Семен удивлялся до тех пор, пока не увидел вывернутые карманы своей куртки.

– Вот оно, тюремное братство. – Ущерб составил рублей тридцать, и кидаться вдогонку Семен не стал.

Уединившись в комнате, расправил листок, свернутый трубочкой.

– Интересно, как он его из камеры вынес… Буквы были мелкие, но разборчивые – как-никак половину службы Вячеслав провел штабным писарем.

«Привет, братишка! Вот и опять судьба-злодейка нас разлучила, а так хотелось выхлебать с тобой цистерну водки и вставить…»

По прочтении у Фролова вытянулось лицо. Армейский друган, с которым они рисовали такие грандиозные планы на будущее, его откровенно кидал. Понятно, что обстоятельства форсмажорные, но ведь не до такой же степени!

«Прости, братуха! Лавэ нужны на адвоката, и отдать твою долю я не могу. Они в надежном месте, даже мать не знает где. Скоро я выйду, и мы…»

Ага, плавали, знаем. Бабка надвое сказала, отпустят ли его на суде, могут и реальный срок влепить, без всяких условностей, да и до суда еще дожить надо. Кто знает, когда он состоится? Вон, люди по два-три года сидят, а ради Славика никто суетиться не станет… Ладно, выпустят – и что дальше? Где он деньги возьмет? У адвоката обратно попросит?

Из Чечни, где их полк воевал с октября девяносто девятого, ушлый Слава вывез три «макара», прибор бесшумной стрельбы, гранаты и патроны, которые должен был реализовать в городе до приезда Семена, заложив тем самым финансовую базу их будущего предприятия…

– Как раз хватит ларек открыть, – говаривал Слава, по вечерам глядя в темное чеченское небо. – Продуктовый, для начала. Потом, конечно, развернемся по-настоящему. Одну гранату надо будет оставить.

– Зачем?

– Сам догадайся. Эх ты, деревня! Придут бандиты денег требовать, ты говоришь: «Пожалуйста», лезешь как будто в кассу, а сам – херак им в морду «лимонкой» и кричишь: «Отскочи, падлы, я Басаеву ногу рвал и вас на куски порву!» Как ты думаешь, наедет на тебя после этого кто-нибудь?

…Оружие воровали вместе и прибыль от его продажи должны были разделить поровну. Фролов, на лишний месяц оставшийся в части и приложивший немало смекалки, чтобы скрыть факт хищения, рисковал не меньше пьяного дембеля, раскатывающего по просторам отчизны с арсеналом в мешке. Мог поехать и Семен, но решили, что лучше Славке, как располагающему неизмеримо большими возможностями по части незаконных сделок. В Утюгах за пистолет Фролов мог выручить бутылку самогона и ведро прошлогодней картошки.

Из письма следовало, что продано все, кроме одного ПМ. Он покоился в тайнике неподалеку от дома. Предчувствовал Вячеслав свой арест или вульгарно пробухал за три недели всю память, но так или иначе он оставил карту. Фролов снял с полки томик боевика «Дурной стреляет без повода», который Славка начал читать еще в Чечне и очень расхваливал. «От года своего рождения отними десять…» – гласило конспиративное указание. Семен сначала отнял, потом прибавил, но ничего не получалось, карта не желала обнаруживаться до тех пор, пока он просто не потряс книгу вверх тормашками. К одной из страниц оказался подклеен кусок кальки. Нарисовано было довольно толково – сказывалось штабное прошлое нынешнего арестанта. Семен легко сориентировался – вот только что делать дальше? Пойти и застрелиться?

Вячеслав предлагал продать железку самостоятельно либо перепрятать и ждать лучших времен. Фролова охватил приступ злобы. Мало того, что кинул, так еще и подставляет самым дурацким образом: он что, совсем охренел писать такие вещи открытым текстом? Сколько рук прошло письмо, кто его читал? Этот долбаный гонец – наверняка. И хорошо, если спьяну ничего не запомнил, а если записка побывала у ментов, и ей позволили дойти до адресата только затем, чтобы его, Семена, взять с поличным?

Отдышавшись, Фролов попробовал рассуждать конструктивно. Возвращаться в деревню не хотелось, а значит, оставалось заняться продажей пистолета. Или идти грузить вагоны, да только этим можно и в Тамбовской заниматься…

Надо посоветоваться. Галина Степановна в таких делах не помощник, зато Вера может подсказать.

Настроение резко улучшилось и, собираясь на свидание, он насвистывал: «Я начал жизнь в трущобах городских…»

* * *

Казначей проснулся рано, как будто спешил на работу. Теперь спешить не надо… Закурил, пуская дым в сторону сержантской формы, висевшей на «плечиках», повешенных на ключ в дверце шкафа. Больше ее не надевать. Загнать, что ли, скупщикам на барахолке?

Раздавив окурок, он повертелся с бока на бок и незаметно уснул, но к полудню был на ногах и, наскоро перекусив яичницей с сосисками, отправился на рынок.

Толкучку, как всегда, заполнял самый разношерстный люд. Профессиональные торгаши и «синяки», пропивающие последнее. Старики, вышедшие продать ненужные вещи. Наркоманы в поисках дозы. «Лохотронщики», карманники, бомжи. Интернатовские малолетки, готовые отдаться за конфету на палочке. Покупатели, старающиеся беречь карманы и держаться подальше от сомнительного контингента. Около стеклянного павильона союза ветеранов чеченской войны стояли несколько иномарок, возле которых молодые люди соответствующей наружности лениво перетирали свои или чужие – кто их разберет, – проблемы. Возле патрульного УАЗа угощались шавермой его коллеги. Бывшие коллеги… Казначей подошел, поздоровался. Ответили, глядя с плохо скрываемым любопытством: все уже были наслышаны о вчерашнем, история успела обрасти массой домыслов. Потрепались ни о чем, поржали над свежим анекдотом. Обошлось без вопросов и подколок в адрес Артема. Все были, казалось, доброжелательны, но трещина в отношениях уже обозначилась. Когда допили баночное пиво, говорить стало не о чем. Распрощавшись, Казначей по центральному проходу дошел до последних рядов и оказался возле «своих» ларьков. Хозяин, суетливый парнишка неполных двадцати лет, поспешил подойти.

– Привет!

Они пожали друг другу руки. Барыга смотрел на мента с новым выражением. Значит, уже наслышан, что мент – вчерашний…

Вместо положенной суммы парнишка дал половину:

– Только пойми меня правильно, хорошо? Вас много, я один, на всех меня не хватит, а ты уже не в системе.

– Быстро ты забыл мою доброту…

– Я все прекрасно помню. Договоришься с ними, – парнишка боязливо указал за спину, где были и ветераны, и постовые, – я буду только рад. Ко мне они уже подходили.

Артем знал бывшего участкового, который «держал» вещевой рынок, и бывшего дежурного, который успешно верховодил на рынке колхозном. У того и другого был внутренний стержень или что-то еще, позволявший справляться с делами вне зависимости от должности и ксивы в кармане. Артем таких качеств был лишен. Природа поскупилась, а сам не развил. Кого в том винить?

– И вот еще что… – Торговец сильно волновался. – Ты меня слушаешь? Мне нужна машина. Постарайся вернуть до конца недели…

Старенький «фиат-ритмо» Казначей «отжал» год назад. Вроде и не напрягал, попросил покататься, но так попросил, что вопрос о возврате до сегодняшнего дня не возникал. Машина дышала на ладан, в нынешнем положении была чистой обузой, но отказаться от нее Артем не мог.

– А если не верну?

Торговец смешался. Зная о факте, он не был посвящен в детали увольнения Казначея и мог лишь гадать, кем станет тот через несколько дней. Сопьется, как часто бывает с уволенными ментами, или пополнит ряды братвы, что тоже случается не слишком редко? Десятки вариантов, малейший нюанс много значит, а потому ссориться пока не резон. Постарался сказать примирительно:

– Ты же помнишь, как мы договаривались? Как только мне понадобится, ты сразу отдашь. Тем более у меня жена на восьмом месяце, мало ли что, а такси не всегда поймаешь…

– Мы и с этим по-другому договаривались. – Артем показал деньги, которые все еще держал зажатыми в кулаке. – Когда полностью рассчитаешься, тогда и поговорим. Пока!

«На рынке делать нечего, – думал Артем, проталкиваясь к выходу. – Тачку я ему, конечно, не отдам, но и он мне больше не заплатит. Чего доброго, договорится с кем-нибудь, чтобы мне шею намяли… Может, продать ее, пока доверенность действует? Смысла нет, мороки. больше, чем прибыли. Блин, с квартиры съезжать придется, не по карману она сейчас. К сеструхе, что ли, податься? Заодно и на жратве сэкономлю». .

В кармане завибрировал пейджер. «Срочно позвони», без подписи. Казначей остановился, раздумывая. В его положении лучше отказаться, но анонимное сообщение гарантировало пятьдесят баксов или большую, отменного качества дозу героина за двадцать минут несложной работы. Ширнуться не тянуло, но порошок всегда можно превратить в деньги, а сейчас каждая копейка имеет вес.

Приняв решение, он быстрым шагом удалился от рынка на полтора квартала и закрылся в телефонной будке. Номер помнил наизусть…

Сева Брошкин торговал наркотой с незапамятных времен. Счастливчики рождаются в рубашках; Брошкин, очевидно, появился на свет с «баяном» [12], калькулятором и «чеком» [13] в руках и нашел свое призвание на ниве нелегального бизнеса.

Что интересно – в отличие от большинства коллег по ремеслу, сам не баловался даже «травкой». Дважды его судили, но сроки давали символические. Освободившись в конце восьмидесятых, в поле зрения оперов он больше не попадал, но однажды нарвался на Казначеева. Случайно нарвался, по собственной глупости, непростительной для делового человека, но все обошлось. Между ними возникло нечто вроде дружбы, основанной на взаимовыгодном сотрудничестве. Брошкин подарил и оплачивал пейджер, изредка подставлял под задержание мелких потребителей отравы, раз в месяц передавал пару купюр с портретами заморских президентов. Артем предупреждал о милицейских облавах, мог выбить должок с зарвавшегося покупателя, иногда сопровождал при перевозке товара. О возможности попасть в расставленную операми ловушку Казначей не думал; весь расчет строился на защиту от случайного наряда ППС, вздумавшего ошмонать машину Брошкина.

– Есть работа?

– Как обычно. Сможешь подъехать через двадцать минут?

Брошкин, скрупулезный в мелочах, так и не удосужился выучить график работы Артема, из чего следовал вывод, что помощников у него много и он договаривается с тем, кто свободен.

– Если смогу, то опоздаю, а не смогу – приеду вовремя.

– Что?

– Ничего, старый анекдот. Лечу!

Брошкин жил в деревянном доме на обочине шоссе, с видом на озера. Снаружи – голимая лачуга, внутри – реальный дворец. Артем завидовал…

Машина Севы была под стать дому: гнилой кузов на новеньком шасси с форсированным движком. Устроившись на обтянутом мехом переднем пассажирском кресле, Артем вертел головой по сторонам, приглядываясь, нет ли слежки. У профессионала его действия могли вызвать истерику: контрнаблюдению он учился по книжкам типа «Атака Дурного», авторы которых имели такое же представление об ОРД [14], как Брошкин – об астрофизике.

Их ждали на берегу карьера в лесном массиве, недалеко от брошенных корпусов физико-технического института, в месте, мало известном даже коренным горожанам. Окрестности идеально подходили для съемок «Сталкера-2» и голливудских блокбастеров о конце света: километровые свалки, железобетонные конструкции непонятного назначения, пустующие дома и лес, в чащобе которого водились немцы и партизаны, не знавшие об окончании войны.

Артем остался ждать в машине, Брошкин ушел, отсутствовал не больше трех минут. Деревья не позволяли разглядеть, с кем он встречался, был виден только синий бок классических «Жигулей», на которых приехали поставщики.

Пакетик с дурью Сева убрал под сиденье.

– Нормально?

– Как обычно. Но самое трудное впереди. Все фразы были ритуальными и повторялись из раза в раз, но затем Казначей перевел разговор в новое русло:

– Давно хотел спросить: если я оставлю мусорню, ты сможешь меня пристроить?

Перед железнодорожным переездом стояли гаишники. Увидев приближающуюся машину, они оживились, шагнули навстречу. Замолчав, Казначей лихорадочно вглядывался в номера: если районные, то могут знать его в лицо и отпустить без придирок. Нет, эти не знают: отдельный городской батальон дорожно-патрульной службы. Все, приплыли…

Брошкин был спокоен. Инспектор приказал остановиться. Внутри у Казначея все оборвалось. Читай он в детстве «Двенадцать стульев» – мог бы сопоставить свои ощущения с состоянием Кисы Воробьянинова наутро после гулянки с девушкой Лизой. «У меня нет денег…» У Казначея не было ксивы.

При случайном досмотре обнаружить спрятанный в машине героин практически невозможно, и Казначей должен был это понимать, но страх мешал думать здраво. Найдут, непременно найдут! Ноздри щекотал запах параши. «Закроют» именно его, а Брошкин, как всегда, отвертится! Наркоторговец спокойно сбавлял скорость. Увидев бездействие помощника, пихнул локтем:

– Доставай свой мандат, чего тянешь? Артем механически кивнул.

В ту секунду, когда машина остановилась, он распахнул дверь и бросился в лес.

За ним никто не побежал.

Артем несся, не чувствуя ног, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки.

Гаишники подошли к машине.

– Ну, дядя, показывай что у тебя есть запретного…

Когда наркотик был найден, старший инспектор, в чине капитана, вздохнул:

– А ведь мы хотели только документы проверить. Другу своему спасибо скажи!

– Он мне не друг. – Брошкин успел выбрать способ защиты. – Попросил подвезти, и все. Откуда я знал, что он дурью заряжен?

– Оперу это расскажешь.

– Да хоть генеральному прокурору с девочками. Давайте подумаем, как взрослые люди: что вы мне предъявить можете? Свидетелей нет, понятых нет, пассажир сбежал. Вечный «глухарь» получается, и ребята из местного отделения вас за него не поблагодарят.

– Если тебя как следует обработать, ты все расскажешь.

– Уверены? Стану называть всех своих друзей, замучаетесь проверять. А потом от своих слов откажусь и жалобу накатаю.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Можно договориться… Будь шанс «приземлить» Брошкина – гаишники, может, и не купились бы. Но в бесперспективной ситуации чего ради стараться? Доказать, и правда, не удастся…

Несколько зеленых купюр сменили владельца.

– Мои документы в порядке? – Брошкин улыбнулся. – Можно ехать дальше?

Молчание – знак согласия.

Сева потянулся к героину, выложенному на капот его машины, но мент с погонами старшины перехватил руку:

– Куда прешься? Это же не твое!

– Я заплатил за себя и за того парня… – Желание хохмить пропало, когда инспектор сжал его запястье:

– Следи за базаром, уродец! Что ты сделал? Кому заплатил? Может, еще скажешь, что взятку дал?

– Я все понял, – Брошкин смиренно опустил глаза, – я был не прав. Но если мы один раз нашли общий язык, то что нам мешает договориться еще раз? Я готов заплатить за свою ошибку… в разумных, конечно, пределах.

Старшина презрительно скривился:

– У меня дочка в десятый класс ходит, у них половина школы на игле сидит, в каждом сортире торгуют такие же, как ты. Съе...вай и радуйся, что легко отделался, а это я сожгу. Ну, брысь!

4

Проснулись около восьми: надрывался звонок.

– Кого это черти принесли? – в прихожей пробормотал Фролов, подавляя зевоту. Вера молча скользнула от кровати к креслу, на котором в беспорядке была разбросана одежда, закуталась в халат и, придерживая его на груди, вышла, плотно закрыв дверь. Семен натянул трусы: если грядут неприятности, их надо встретить, хоть чем-то прикрытым.

Знай он, что грядет на самом деле – сиганул бы в окно в чем мать родила.

Напрягая слух, Фролов разобрал, что явился мужчина. Не предвыборный агитатор и не сантехник, а кто-то знакомый, кого Вера сразу пригласила на кухню. Ревность царапнула сердце. Стараясь двигаться тише, Фролов поднялся и стал искать штаны.

За кухонным столом сидел парень лет двадцати пяти, при появлении Семена он затравленно обернулся. Тощий, с косой челкой цвета спелой пшеницы, с тонкими неровными усиками…

Потрясены были оба. – Т-ты?!

– Ты?

Вихрь мыслей взметнулся в голове Семена. Лейтмотив был один: подлый мент, укравший его деньги, теперь домогается Веры. Неспроста она замерла у раковины с таким озабоченным видом. Мент не в форме, значит – не на работе. Сейчас увидит, кто в доме хозяин. Держи, мужик, волна накатывает!

Фролов ударил с замахом и чуть было не угодил Казначею в висок, но тот упредил тычком в пах. Семен отлетел, приложившись спиной о холодильник, в котором что-то звонко обрушилось.

Артем затанцевал в боксерской стойке.

– Да вы что? – заорала Вера, хватая скалку. – Совсем оху...ли?

Драка получилась бестолковой. Увернувшись от ноги Казначея, Фролов зацепил его за штанину и повалил, они покатились по полу, хрипя и брызгая слюной. Фролов был сильнее, Артем – ловчее и нахрапистей, он чаще оказывался наверху, таращил рыбьи глаза, шипел угрозы и матерился. Сильных ударов не получалось, лупили друг друга по мясу, скребли пятками пол – пока Вера, извернувшись, не опоясала Казначея скалкой поперек спины.

– Хватит!

Выгнувшись дугой. Казначей скатился с Семена под стол. Оставаясь там, отдышался, промокнул под носом кровь и сказал с оттенком восхищения:

– Ну ты и даешь, сестренка, … твою мать!

– Кто? – Фролов, воспринявший действия Веры как помощь лично себе, хотел вскочить, чтобы расправиться с противником, но получил деревяшкой по темени – совсем, правда, не сильно-и шлепнулся на задницу. – Кто?

– Болт в пальто! – весело отозвался Артем из-под стола. – Ох-хо-хо, Верунчик, тяжелая у тебя рука!

– Сестра? Чья?

– Не твоя же!

– А ты, значит, брат?

– Ага, старший. А ты, как я понимаю, Веркин бойфренд? Горяч! Вер, он и в постели так быстро заводится? И так же быстро кон… Все-все-все, молчу-молчу!

Семен побагровел. Кабы драка не была такой спонтанной – надрал бы задницу этому петуху! Главное, не переводить борьбу в партер, там этот вертлявый может и отбрыкаться.

Вера неожиданно рассмеялась, бросила скалку, отворачиваясь, закрыла лицо руками. Не истерика – ей действительно было смешно.

– Ну вот и добазарились. – Казначей встал, помассировал поясницу, грязным платком стер кровь с усов. – Знакомство, как говорится, состоялось. Объявляется перемирие. Будем знакомы: Артем.

Семен хотел демонстративно отказаться от рукопожатия, но Вера надавила взглядом, и он мрачно шлепнул по Артемовой ладони. Тем не менее счел необходимым тут же уточнить:

– Это ты у меня деньги спер.

– Доказать можешь? Фролов молчал, набычившись.

– Ну ладно, действительно, спер. С кем не бывает? Давно это было, в другой жизни. Очень многое изменилось… Все верну, отвечаю. С процентами. Но не сегодня. Сегодня я и сам пустой. Но в ближайшем будущем. Ты ведь пока не собираешься в эти, как их там, ржавые бигуди?

Фролов не собирался. Хотя не исключал такой возможности – накануне вечером, после краткого объяснения с Галиной Степановной, настойчиво пожелавшей ознакомиться с письмом сына, он собрал вещи. Если и Вера выставит за дверь – податься будет некуда. Пока что не обсуждали, на сколько он здесь останется. Может, до конца месяца, а может – навсегда.

– Понятно, – Казначей ухмыльнулся. – Одобряю выбор сестренки. Какое-то время, как говорится, нам предстоит жить вместе. Сема, не сверкай глазами, я не покушаюсь на твою добродетель. Слушай нюанс: раньше я снимал квартиру, но сейчас возникли временные трудности финансового характера. Как говорится, мне объявили дефолт. Поправлю дела – сразу уеду. Я ведь тоже молодой и горячий, мне тоже хочется погулять, и все такое прочее. Между прочим, характер у меня не такой поганый, как кажется некоторым с первого взгляда, так что притерпимся… Чуть не забыл: выкинули меня из ментовки, Сема, такая вот паскудная история получилась…

– Давно пора было.

– Считаешь? Не согласен. По-твоему, я один плохой, а все остальные – белые и пушистые? Разуй глаза, в двадцатом веке живем! Сема, я жалости не прошу, мне объясниться хочется. Да, взял деньги, был грех. Как говорится, ничего личного, просто бизнес. Был бы ты на моем месте – поступил бы так же. Жить-то надо! Или ты думаешь, что можно протянуть на зарплату в одну тысячу рублей?

– Я-то причем? Твои трудности!

– Ха, не скажи. Подвернулся под руку – вот и стал при чем. Обстоятельства такие. Не нагнешь другого – загнешься сам. Что, в армии этому не учили?

– То армия…

– А здесь, по-твоему, тишина и покой? Ты,кстати, действительно в Чечне был?

– Шесть месяцев.

– Круто! Голубой берет?

– Царица полей.

– Тоже не хреново. Такие люди нужны Германии. – Казначей посмотрел на Фролова оценивающе. – Часом, не снайпер?

– Водитель.

– Жаль, а то бы я подобрал тебе работенку непыльную. Шутка! Закон мы, как говорится, чтим. Есть планы на будущее? Можешь не отвечать, и так ясно. Что, кстати, с твоим другом? Ты ведь, кажется, к кому-то приехал?

– Сидит.

– Печально. Ладно, прорвемся. Голова есть, без дела не останемся. Теперь, сестренка, давай решим организационные вопросы. Комната у тебя одна, и делить ее ты намерена с кавалером. Шведскую семью я не предлагаю, так что остается кухня. Хорошо, что не холодильник. Выделишь какой-нибудь тюфяк? Я не привередлив, ты же знаешь. Хочу отоспаться, а то ночью даже покемарить не удалось. Сама знаешь, дело молодое…

Казначей врал. Опасаясь мести Брошкина, он до утра кочевал по знакомым. Нигде подолгу не задерживался, «сбивал со следа» оперов, которые, как ему мнилось, уже начали охоту. С рассветом паника уступила место расчету: даже если Севу посадили и он его выдал, ради столь мелкой сошки никто не станет бросать все дела и носиться по городу.

Получив от Веры матрас, Казначей растянулся поперек кухни и захрапел, испуская аромат пивного перегара и грязных носков.

Семен и девушка закрылись в комнате. Она была задумчива, он решил проявить благородство и предложил:

– Может, мне лучше уйти? В душе Семен надеялся, что его порыв будет отвергнут.

Так и произошло.

– Оставайся, мне будет спокойнее.

– Правда?

– Нет, бля, вру!

Пауза. Семену редко доводилось слышать хорошие слова.

– Честно?

– Сказано ведь… После смерти родителей мы разменяли их квартиру, получилось две однокомнатных. Артем в агентстве недвижимости подрабатывал, сначала вроде получалось, тачку приличную купил, серьги мне подарил. А потом одним махом все потерял. За долги свою хату отдал, но его с оплатой обманули, не дали и половины того, что обещали. Я пожалела, к себе прописала.

– А что милиция?

– Сам не видишь? Милиция за стенкой дрыхнет.

– Не все ж такие.

– Поверь, он был еще не худшим.

– За что его уволили?

– Мафии на хвост наступил. Не задавай дурацких вопросов – не услышишь дурацких ответов.

– А почему у вас фамилии разные?

– Так и отцы были не одинаковые…

– Чем он теперь займется?

– Придумает что-нибудь. Такие, как он, не: пропадают.

– Ты им как будто гордишься.

– А за что ненавидеть? Плохого не делал, да и брат все-таки.

* * *

Добравшись до дома и употребив в качестве успокаивающего средства коньяк с лимоном, Брошкин сел за телефон. Сделав два звонка, он выяснил подробности увольнения Казначея. Спрашивал о другом, но рассказали самую свежую новость. Естественно, сплетен было больше, чем правды, но факт оставался фактом: Казначеев больше не мент. Это меняло дело. Поначалу Сева решил, что ловушка была спланирована коварным сержантом, но теперь понял, что тот просто испугался, оставшись без документов, и подставил его. По самым скромным подсчетам, Сева «попал» почти на тонну баксов – с учетом выплаченного ментам, упущенной выгоды и остатков по расчету с поставщиками. Не слишком крупные деньги, но и прощать нельзя. Не в копейке дело – в принципе.

Приняв решение, Брошкин выпил стопку коньяку, потом еще и еще… В результате своему куратору от ОПГ [15] он позвонил лишь на следующий день.

– …Будь дома, ребята скоро подъедут, – устало приказал бородатый «бригадир» и, выключив мобильник, повернулся к барменше Любе: – Видишь, дорогая, каким спросом я пользуюсь? Все со своими проблемами лезут, всем надо помочь.

Никакой личной жизни!

Через несколько минут возле дома Севы Брошкина остановился элегантный темно-вишневый «Вольво-960». Приехали трое: Олегыч, Вован и Максим. Первый, выполнявший функции водителя, был одет в демократичную, но вовсе не дешевую джинсу, его спутники – в костюмы со строгими галстуками. Пиджаки слегка оттопыривали пистолеты ИЖ-71 в наплечных кобурах – так называемые «служебные» варианты «Макарова», предназначенные для оснащения частных охранных структур. Суммарный возраст троицы не превышал семидесяти лет, порочных наклонностей в их внешности не просматривалось. Ни дать ни взять – управленцы нового поколения, с высшим образованием, боксерским прошлым, отсутствием судимостей и четким пониманием того, что в этой жизни сколько стоит.

Олегыч привычно остался скучать в машине, двое прошли в дом.

Брошкин встретил их, волнуясь:

– Доброе утро, господа.

– Для кого как, – Максим оценил помятое лицо страдальца и усмехнулся.

– Рассказывай, что у тебя стряслось, – Вован, бывший в троице лидером, наркоторговцев не любил, хотя и знал, что без них лишился бы значительного куска своих доходов.

История Брошкина сочувствия не вызвала.

– Нашел, с кем вязаться! Сам виноват. Крутись, как хочешь, но чтоб через неделю бабки были. Как и обычно, без всяких скидок. Позже – пойдут проценты.

Отношения Севы с бандитами были весьма своеобразны. Он добросовестно отсчитывал им долю с прибыли, но какой-либо реальной помощи не получал. Разве что однажды, когда попал в ДТП и расцарапал своим «ведром» крутую иномарку: оказавшийся среди пассажиров Вован ограничился оплеухой, в отличие от остальных, с ходу начавших лягаться.

– Вы меня неправильно поняли. – Брошкин взъерошил свои волнистые черные волосы, седину которых регулярно закрашивал. – Я хочу разобраться с Артемом.

– Чужими руками? – В голосе Вована прозвучало осуждение. – Наша разборка дорого стоит, а тут не та сумма, чтоб нам стоило заморачиваться.

– Я заплачу. По реальной таксе.

– Заплатишь? Или заплачешь? – уточнил ироничный Максим, а Вован ничего уточнять не стал, покачал головой и вздохнул:

– Ты таксу-то живую видел? Она ведь низкая, но такая длинная…

– Мне важен результат.

Специалисты по разборкам переглянулись. Если лох сам лезет в петлю, глупо отбирать у него табурет. Составив мысленно смету предстоящей операции, Вован поморщился: прибыль выходила пустяковой. С другой стороны, доллар лишним не бывает…

– Приятно иметь дело с реальным пацаном. – Вован ухмыльнулся, давая понять, что предложение принято. – Что молчишь, Максим Львович? Впишемся?

– Однозначно.

– Слыхал, купец? Гони аванс!

Брошкин подогнал.

Вован встал, расправил широкие плечи:

– Отдыхай. Коньячку дерябни, с девочкой потанцуй – если они тебя еще интересуют. Могу предложить на выбор по сходной цене. Не надо? Смотри, как знаешь. Да, и на пару дней торговлю свою сверни, мало ли что…

Из дома они вышли улыбаясь.

– Покуда есть в России дураки, мигрировать нам вовсе не с руки, – заметил Макс, который имел некоторый поэтический дар и родственников в Париже.

От Брошкина знали, что по адресу прописки Артем не проживает, снимает квартиру недалеко от работы, но где именно – барыга подсказать не мог, поскольку всегда связывался с ментом через пейджер.

– Может, ему «стрелу» забить? – усмехнулся Максим.

– Или сестренку пощекотать? – Олегыч обожал такие темы.

Вован отверг оба варианта, как и прозвучавшее минуту спустя предложение раздобыть адрес через сослуживцев Артема, за деньги или путем прямого «наезда».

– Зачем тратиться? Мы пойдем другим путем…– Вован набрал номер на клавиатуре мобильника, которым была оснащена машина и включил громкую связь.

– Дежурный по батальону Баранов слушает!

– По батальону кого? – притворно изумился Максим; Вован показал ему кулак и представился:

– Подполковник Калинкин из главка. – После школы он мечтал стать военным, в Рязанское десантное не поступил, но умел рычать командным голосом и носил часы с парашютиком на циферблате. – Где там у вас Казначеев?

– Не могу знать, товарищ полковник, – бодро отозвался дежурный. – Он же уволен.

– Знаю, что не награжден. Сегодня он у вас не появлялся? Как с ним связаться?

Уверенный тон, слухи о причинах увольнения Казначея, фамилия, показавшаяся смутно знакомой, уже слышанной ранее в милицейской среде, заставили дежурного взяться за книжку с адресами личного состава…

– Одну минуточку, товарищ полковник…

– Быстрее.

…тем более что Казначей был уже «отрезанным ломтем», а дружбы с ним Баранов отродясь не водил, наоборот, однажды крепко повздорили.

– Записываете? – Дежурный старательно продиктовал два телефонных номера. – У него еще пейджер есть…

Через минуту, когда мимо проходил один из взводных, Баранов спросил:

– Слышь, а кто такой Калинкин?

– Пиво такое.

Дежурный почесал затылок и чертыхнулся. В километре от него, в салоне вишневого «вольво», гоготал Максим:

– Прикольные парни в этом батальоне баранов! Эй, Олежкин, ты меня тоже вломишь, когда тебе опер позвонит?

– Сема, ты в машинах сечешь?

– В каких машинах?

– В стиральных. С пятью колесами и рулем. Да не обижайся ты, что за привычка дурная? Понимаешь, у меня тачка не заводится, я в этом деле – полный ноль, а ты же, говоришь, водилой служил. Посмотришь, а? С меня пузырь. «Фиат» старенький – считай, что те же «Жигули».

Разговор происходил часа в три дня, после того, как Артем выспался и перекусил. Фролов хотел отказаться, но Казначеев был настойчив, а Вера молчала…

На улице Артем остановил частника и сговорился, не торгуясь. Уступил Семену переднее место, расплатился заранее, долго смотрел в заднее стекло – «проверялся». Несмотря на внешнюю браваду, чувствовал себя неуютно. Проснувшись, он позвонил Брошкину. Тот ответил, голос. был злой и нетрезвый. Сумел откупиться, или менты не нашли героин? Если товар не отняли, а сумма выкупа была небольшой, то можно рассчитывать, что через какое-то время Сева угомонится и перестанет думать о мести. На работу к нему, конечно, не попросишься, но по улицам можно будет ходить, не озираясь. То, что Брошкин не пытается найти его сам, было плохим знаком; ничего не сказав. Казначей повесил трубку.

Когда проехали половину маршрута, Казначей нажал кнопочки пейджера и выругался.

– Непруха, Сема, на работу меня срочно вызывают, в отдел кадров.

– И что теперь?

– Откуда я знаю? – Казначей изобразил раздумье. – Могут там до вечера промариновать, бюрократы чертовы. Как говорится, для них бумажка важнее человека. Разворачиваемся, что ли?

– Тебе решать.

– Может, ты ее сам посмотришь, а? Она около батальона стоит, я объясню, как найти, не ошибешься. Держи ключи! Если все нормально, то бери ее и дуй к Верке, а я сам подгребу, как освобожусь. Чего тебя меня ждать… Шеф, тормози!

Когда остановились. Казначей быстро сочинил рукописную доверенность и покинул машину. Его план был прост, Фролову отводилась роль пешки. Артем боялся, что возле работы его могут ждать – опера, бандиты, пьяный Брошкин с «берданой»… Если повяжут Семена – расклад станет ясен и будет время откорректировать дальнейшие действия. А если Сема уедет спокойно, то и в квартире, скорее всего, засады нет, можно спокойно идти за шмотками.

Тормознув еще одну машину, Казначей поехал вслед за Фроловым. Вышел чуть раньше, окольными путями добрался до подъезда расселенного дома, откуда был хорошо виден пятачок позади здания батальона, на котором сотрудники парковали свои машины. «Фиат-ритмо» выделялся среди них ярким желтым пятном.

Семен шел, как ни в чем не бывало, не подозревая, что через несколько минут ему, быть может, выкрутят руки и отобьют печень. Хорошо, когда такие есть! В дальнейших планах Казначея ему отводилась не последняя роль – естественно, разменной фигуры.

Фролов покружил вокруг «фиата», пнул ногой скаты, открыл дверь. Заверещала сигнализация. Смутившись, Семен долго возился с брелоком, нажимая не ту кнопку. Потом задрал крышку капота и склонился над двигателем. Казначей усмехнулся: машина полностью исправна, но чем дольше Сема будет подставляться, тем лучше…

Из батальонного здания вышел милиционер. Без головного убора, руки в карманах, зевает на ходу. Не засада, скорее – кто-то из дежурных, привлеченный звуком сигнализации. Так и есть, Баранов! У него тут «Таврия» тестя стоит, вот он и переживает, реагирует на каждый звук. Даже если голубь крышу испачкает – не сносить Баранову головы.

– Привет, Тёмыч… Ой, кто это?

Фролов обернулся. Баранов хлопнул ресницами:

– А где Артем?

– Он просил его машину посмотреть. Я его… друг. – Фролов показал техпаспорт и доверенность.

– Понятно…

– Его в отдел кадров срочно вызвали.

– Да? – Дежурный вспомнил странный звонок и испытал облегчение. – И верно, его из главка искали. Ну, раз все нормально, то я пойду. Когда выезжать будешь – смотри, не зацепи мою ласточку. Почесав пузо, Баранов ретировался в дежурку. Фролов сел в машину. Все исправно. Непонятно, почему Артем не мог завестись. Погоняв двигатель на холостых оборотах, Семен выехал со стоянки. До Веркиного дома было недалеко, но он сознательно выбрал длинный маршрут. Плотный автомобильный поток его не пугал, он прекрасно чувствовал и улицу, и машину. Когда еще доведется прокатиться за рулем иномарки? Не важно, что она начала свою жизнь в качестве такси на улицах Турина, когда Семен читал букварь; не важно, что в его карманах гуляет ветер. Он молод, он силен, вся жизнь впереди.

Немного усилий, чуть-чуть везения – и все получится.

В открытое окно врывался теплый ветер. Тучи, все утро провисевшие над городом, расступились, и на вмятинах капота играли солнечные зайчики. Семен включил магнитолу.

«Ты – не Ди Каприо!» – прокаркали изношенные динамики.

* * *

В квартире Артема никто не ждал. Казначей достал чемодан, побросал в него одежду, туалетные принадлежности, кое-что из сувениров, прилипших к рукам за время службы в милиции – «выкидуху» с наборной рукояткой, зоновской работы портсигар, позолоченное колечко. Лишнего скарба у Казначея отродясь не бывало, и сборы вышли недолгими. Покончив с ними, он заперся в туалете…

…Старенькая иномарка борзо вырулила из-за угла, визгливо затормозила и встала поперек дороги, не достав до бампера «вольво» нескольких сантиметров. Из рыдвана испуганно таращился мужик в очках с сантиметровыми линзами.

– Ё-моё, совсем лохи охренели, – весело изумился Максим, а Олег выставил в окно гладкую и крепкую, как пушечное ядро, голову, и обложил незадачливого водилу матом. Лениво обложил, без искорки, чисто формально, и Макс предложил выйти, исправить недоработку:

– Настучать ему, что ли, по тыкве? Лох осадил назад, освобождая проезд, и «девятьсот шестидесятый» вальяжно вкатился во двор под завывание двенадцати колонок: «Я маленькая лошадка… Привезла вам новый мир, привезла вам героин…»

– Выключи эту лабуду, – поморщился сидевший сзади Вова, – и тормози. Работаем.

Олег остался в машине, двое прошли в парадную. Поднимаясь по лестнице, Вован с мобильника позвонил в квартиру Артема.

– Не отвечает.

– Что ты предлагаешь? Лично мне не климатит здесь сидеть, неизвестно чего дожидаться.

– Посмотрим по ситуации. Может, в хату удастся войти. А может, он просто на толчке застрял. Чуть погодя еще раз попробуем… Вован угадал, именно так все и было. «Кому надо – найдут», – решил Казначей, убедившись, что на звонок ответить не успел. Подхватив чемодан, он посмотрел в «глазок» и решительно повернул головку замка.

– Твою мать!

Ключи остались лежать на столе. Пришлось! вернуться за ними, потом задержаться перед зеркалом, показывая язык и соображая, не забыл ли что-то еще. Лишь затем он резко распахнул дверь…

Остолбенели все трое: Вован с «мобилои»,Казначей с чемоданом и Макс,чесавший что-то в левом кармане.

Немая сцена была короткой.

Казначей громко икнул.

Не изменившись в лице, Вован перебросил телефон в левую руку, а правой засадил Артему в челюсть.

Бывший сержант милиции улетел в конец коридора.

– Через порог нельзя, – сказал Максим, перестав чесаться. – Поссоритесь.

– Простите, это квартира номер шестнадцать? – спросил Вован, заходя. – Максим Львович, закройте, пожалуйста, дверь. Сигнализации нет? Отлично. Ну что, скотина цветная, потанцуем в последний раз?

«Танцы» длились пятнадцать минут. Казначей трижды утрачивал связь с реальностью, но Макс подносил ватку с нашатырем, и спасительное небытие отступало.

– Обязательная программа закончена, – объявил Вован, присаживаясь на кровать и растирая отбитые кулаки. – После перекура переходим к беспредельной части выступления. Или лучше договоримся? Ответь, Тема.

В процессе экзекуции Вован снял пиджак,оставшись в ослепительно белой сорочке и брюках, о «стрелочки» которых можно было резать бумагу. Ширину плеч эффектно подчеркивали желтые ремни кожаной наплечной кобуры. Отточенным движением, не глядя, Вован поправил шелковый галстук с узором из лошадиных голов,вздохнул и спросил у Максима:

– Я отвлекся и чего-то не слышал, или пациент молчит?

– Молчит, – скорбно подтвердил Максим Львович и с маху сочно вонзил остроносый ботинок Артему под ребра. – Забыковал, блоха помойная?

– Лучше договоримся, – простонал Казначей, когда круги в глазах стали менее яркими.

– Начинай. Есть чем оправдаться – я готов выслушать. Нет – лучше не тяни время. Раз, два, три… Понятно. С тебя три тонны и пять дней срока. Через неделю – четыре тонны.

– Да откуда у меня такие деньги! Ударом каблука между лопаток Максим припечатал Казначея к полу:

– Захлопни хавальник, дешевка! Ты на сколько Брошку опустил, не помнишь? Еще скажи, что гаишники не в доле, что не ты им наводку дал!

– Да вы чего…– Казначей хотел возмутиться, но тут же пожалел об этом.

Одним ударом Максим перевернул его с живота на спину, второй пришелся в самое больное место. Артему стало очень плохо. Три штуки бакинских больше не казались большими деньгами.

– Радуйся, что к нам попал, другие сняли бы гораздо больше. Мы свое хотим вернуть, чужого нам не надо. Денег нет? Квартиру продай. Что, научить, как это делается?

– Уже продал.

– Ё-моё, как тесен город: лохи по второму кругу пошли. А что у тебя есть?

– Ничего.

– Так не бывает. У каждого человека есть, что продать.

– Сестра у него, младшая, – напомнил Максим. – Возьмем ее в заложницы?

– В наложницы, – тонкие губы Вована искривились в усмешке. – Только если она лицом на него похожа – я столько не выпью… У нее хата своя? Вот тебе и ответ, товарищ гвардии сержант. Поехали, приценимся.

«Надо со всем соглашаться, – думал Артем. – Главное, чтобы они сейчас отвязались, а потом я выход найду. За пять дней многое изменится…»

Вован, наверное, умел читать мысли. А может, аналогичных ситуаций в его практике было до черта, и он давно усвоил, что конкретно и в какой момент подумает терпила. Думают всегда одно и то же, не хитра наука…

Он передернул затвор пистолета:

– Ты меня правильно понял? Подумал, что будет за обман? Легко не отделаешься, обещаю. Прежде, чем сдохнуть, увидишь, что сделают с твоей сестрой. Она, конечно, останется жива, но для чего нужна такая жизнь? Увидишь все в подробностях, а может, и сам поучаствуешь… Потом ты сдохнешь, но умирая, будешь знать, что по твоей вине баба навсегда осталась инвалидом. Ни детей у нее не будет, ни мужиков. Кто на нее позарится, если ей, например, лицо кислотой облить? Стоит такая картинка три штуки зеленых? Как знаешь, но по-моему, и пятидесяти не стоит. Бежать тебе некуда, к ментам ты не пойдешь. Можешь, конечно, удавиться, но сестренка-то никуда не денется.

– Я все отдам, – сказал Артем чужим голосом.

– Посмотрим, – Вован убрал пистолет и достал диктофон. – А сейчас расскажи-ка нам в подробностях, что у тебя с Брошкой вышло…

Казначей рассказал, как помогал наркоторговцу, сколько получал за это, как «подставил» при последней поездке.

– Если думаешь, что я не смогу этим воспользоваться, то ошибаешься, – Вован выключил запись. – На Брошку мне наплевать, рано или поздно он все равно сядет. Пойми главное: дело не в деньгах, мне эти три косаря погоды не делают. Вопрос принципа…

Доехали очень быстро. Артему хотелось максимально оттянуть момент встречи с Верой, но сие от него не зависело. «Лишь бы ее не было дома», – молил он, когда поднимались на лифте но она была и открыла после первого звонка.

Вован прошелся по квартире с хозяйским видом. Заглянул в шкафы, подсчитал метраж, посетовал, что в ванной обвалился кафель. Уходя, напомнил:

– Пять дней.

В машине Максим высказал сомнение:

– Зря ты его так сильно зарядил. Не соберет он бабок, где ему их взять? Сдуру может руки на себя наложить или в ментовку сунется.

– Кто его там слушать станет?

– Думаешь, у него корешей не осталось? Накидают в карманы патронов с наркотой и закроют за милую душу.

Бандиты внимательно посмотрели друг на друга.

– Фигня, – отмахнулся Вован. – «Накидают!» Было б так просто накидать – мы бы все давно уже на киче сидели. Ё… твою за ногу!

Как и час назад, до столкновения двух машин остались микроны. Перед благородным «вольво» застыл облезлый «фиат», из-за руля которого таращился олух с деревенским лицом.

– Это уже перебор. – Максим Львович распахнул дверь. – Стоило простить одному, так все,как петухи, налетели. Слышь, дятел, ты за сколько права купил?

– Что это было?

– Я попал. – Артем покосился на только что закрывшуюся дверь. – На меня конкретно наехали.

– Они?

– Троллейбус! Три штуки зелени требуют.

– Откуда у тебя столько?

– Я бы уже отдал, если б были. Кранты мне, Верка. Приплыл… Тут только два варианта: или валить их всех, или бабки искать.

– Когда ты заплатишь, они разведут тебя на все остальное.

– Один хрен, деваться некуда. Они приходили, чтобы посмотреть квартиру. Догадываешься, для чего?

– Не маленькая.

– Ты меня, наверное, ненавидишь. – Казначей шмякнул кулаком по коленке. – Да я сам жить не хочу!

– А если уехать?

– Куда? И что, потом всю жизнь от них бегать?

– Нет, лучше всю жизнь платить. Расскажи подробно…

В изложении Артема факты перевернулись с ног на голову. Будучи ментом, он задержал барыгу с партией героина, чем оставил мафию без солидного куша. Выждав время, бандиты нанесли ответный удар. Артем не исключал, что его отставка – их козни. Если уж комиссара Каттани затравили, то что такое сержант Казначеев? «Коза Ностра» и не поморщится, его проглотив.

– Хватит. – Вера махнула рукой, и в этот момент в дверь позвонили.

– Кто это… – Казначей напрягся. Открыв, Вера охнула – на пороге стоял Фролов, закрывая руками разбитое лицо.

– Что случилось?

Не отвечая, Фролов прошел в ванную.

– Сеня, – крикнул вдогонку Артем, – ты угробил машину?

Вооружившись карандашом и блокнотом, Артем производил расчеты. «Тачка – 300 баксов, одолжить – 500-1000… Веркины серьги…» Считал он долго, несколько раз все перечеркивал и начинал заново. Итог оказался оптимистичнее, чем он ожидал:

– Нам не хватает тысячи долларов, что составляет почти тридцать тысяч рублей.

«Нам!» Семен был автоматически причислен к команде попавших в беду. Посмотрев на Веру, от возражений он отказался.

– Какие будут предложения, дамы и господа?

Предложений не поступило.

– Сеня, тачка на ходу?

– Она была в порядке. Не понимаю, почему ты не мог ее завести.

– Со мной такое случается.

– Кстати, тебя же в отдел кадров вызывали! Где они могли тебя прихватить?

– Догадайся с трех раз, – Казначей печально улыбнулся. – Я же говорю, с моим увольнением не все чисто. Я сейчас мотанусь по корешам, разведаю обстановку и попробую денег занять. А вы пока здесь покумекайте. Не помнишь, в «фиате» горючка есть?

Когда остались одни. Вера посмотрела на Семена:

– Попал ты… не вовремя. Может, уйдешь, пока не поздно? Тебя наши проблемы вроде бы не касаются.

– Куда это я пойду? А ты? Можно, конечно,всем вместе у меня отсидеться, да только скучно там, и условий никаких. Вам же, городским, комфорт нужен, видел я в армии…

– Дурилка ты. – Вера, сидевшая рядом с Семеном на подлокотнике кресла, взъерошила ему волосы. – Какая деревня? Прав братик, или платить надо, или валить.

– Я и говорю, что можно в деревню…

– Не куда валить, а кого.

– Кого?

– Их, конечно. Да только проблемно это.

– Пистолет нужен?

– А у тебя что, есть? И пушка нужна, и тот, кто на курок нажать сможет, тоже нужен. Киллера нанимать – дороже трех штук обойдется. Да и как ты себе это представляешь: выпасать по одному и хлопать или ждать, пока они все вместе к нам заявятся?

Фролов вспомнил Максима. Когда он бил, на лице не отразилось ни одной эмоции. Как гвозди в стену заколачивал. А если ему «макара» в лоб упереть – испугается?

– Почему нельзя обратиться в милицию?

– Думаешь, они всю жизнь нас станут охранять? Да и не пойдет братик в милицию, чувствую, накосорезил он такого, в чем никогда признаться не захочет.

– У него что, друзей там не осталось?

– Ты не обратил внимание, как он любит всех подставлять? Его друзья ничуть не лучше. В таком деле они не помощники…

Через час они лежали в кровати, обнявшись. Семен только что видел небо в алмазах: щадя его потрепанные силы, Вера изначально взяла инициативу в свои руки, а страсти в ней было столько, словно Фролов купил им обоим билет на «Титаник».

– У меня есть пистолет, – сказал Семен.

Артем отсутствовал более суток. Вернулся злой, швырнул ключи на стол, грязными руками похватал макароны со сковородки. Ел, громко чавкая:

– Ни черта с деньгами не получается. Машину по-быстрому не продать. Двести баксов достал, и все. Одни вообще говорить не хотят, другие морду кривят: у самих проблем полно. Козлы! Веркин, ты серьги еще не заложила? И правильно, в ломбарде копейки заплатят, а я настоящего покупателя нашел. Надежный пацан. Да не дуйся ты, когда эта карусель закончится, я тебе новые подарю. А может, и эти удастся выкупить, парень обещал их у себя придержать. Доставай…

Вера молча выложила перед братом сережки. Старинной работы, не слишком изящные, тяжелые, они стоили немало, в отличие от остальных ее украшений, связываться с продажей которых смысла не было.

Казначей нахмурился, разглядев на металле царапинку:

– Ладно, потянет. Сеня, не впадлу: налей, пожалуйста, чаю.

Закончив обед. Казначей уехал. Фролов поднял крышку сковородки:

– Все мясо сожрал.

Вера махнула рукой. Она стояла у окна, провожала взглядом машину брата. Не оборачиваясь, спросила:

– Что ты говорил про пистолет?

– Есть одна волына.

– Откуда?

– Оттуда. Из-за речки.

– Твой друг поэтому и сел?

– Нет, мой друг на краже погорел.

– Поехали, посмотрим.

– Ты зачем? Я и один сгоняю.

– Со мной надежнее. Если на ментов нарвемся – меня никто обыскивать не станет. И напиши заявление, что хочешь добровольно сдать оружие в милицию. Должно помочь, если прихватят…

До места добрались общественным транспортом. Оказалось, Вера неплохо знает район:

– Мы с родителями жили в том доме…

От трамвайной остановки до места шли довольно долго. Купили две бутылки пива. Вера что-то рассказывала о своем детстве, но Семен отвлекся, думал о своем, хотя обычно живо интересовался ее историями.

Он никогда не слышал про ружье, которое висит на сцене в первом акте и непременно выстрелит в акте последнем, но сейчас впервые не просто задумался – осознал, что затея с оружием может кончиться плохо. Славка подбил – сам бы он так и сидел в своей деревне на сеновале, мечтая о лучшей доле.

«Пойми ты, сейчас время такое, – уговаривал армейский друг. – Никто не принесет и не предложит, надо брать самому. Будут жить только те, у кого есть зубы и руки. Естественный отбор! Еще старик Дарвин об этом писал. Не отступать и не сдаваться! „Лореаль Париж“– ведь мы этого достойны! Скажи, братан!»

Пример Славки доказывал, что в рассуждения вкралась ошибка. Но ставки сделаны; можно уйти – так ведь второго шанса, скорее всего, не представится.

Схема, которую начертил Славка, оказалась на удивление точной.

Фролов нерешительно замер, но Вера его подтолкнула:

– Не тормози, на нас никто не смотрит. Медленно удалялись женщина с собакой и чета пенсионеров, вдалеке гоняли на велосипедах мальчишки. Из-за деревьев доносились голоса: возле небольшого костерка бухали мужики в спецовках. Хоть пистолеты откапывай, хоть вешайся – всем наплевать.

– Я подержу, – Вера взяла его бутылку, протянула детский совок, который прихватила из дома.

На дне неглубокой сырой ямы лежал полиэтиленовый сверток.

– Давай быстрее, – Вера от нетерпения притопнула ножкой.

Шумели деревья, дымился костер, звенела о стаканы бутылка и резвился ротвейлер, а Семен Фролов разворачивал упаковку.

Два слоя целлофана, промасленная ветошь, газета…

Что там было сказано по поводу ружья?

– …понимаешь, сейчас нет середины, – бубнил пьяный Славка, склонившись над бутылкой самогона; дело было незадолго до дембеля в каптерке, от которой удалось раздобыть ключи. – Ты или палач, или жертва. Мошенник – или лох. Насильник…

– Ты хочешь быть палачом?

– А как иначе в этой стране ? – Славик встряхнул бутылку, оценивая содержимое. – Я не хочу быть палачом – но и не хочу, чтобы в меня опять стреляли.

Как по заказу, в километре от них, на окраине города, полоснули автоматные очереди.

– Слыхал ? Нас спросили, прежде чем сюда загнать? И дальше не спросят…

Бестолковый, тем более по пьянке, разговор. Но именно он оказался решающим…

– Господи, да сколько можно ковыряться? – Вера нервничала, заметив вдалеке желто-синее пятно патрульной машины.

Кроме пистолета и пачки патронов в свертке лежала граната. Наверное, Славик специально ее оставил, гонять рэкетиров от ларька.

Семен снарядил магазин. Погладил тупые круглые головки дремлющих смертей, лихим движением вогнал магазин в рукоятку ПМ. Посмотрел маркировку: РА 0115. Все правильно, один из тех, что удалось умыкнуть со склада. Интересно, хватились уже недостачи?

Рука, держащая пистолет, дрожала. Фролов сидел, привыкая к новым ощущениям человека с оружием. Не на войне – в мирном вроде бы городе. Левой ладонью сжал гранату. Ну, где там Макс? Подходи, смертничек!

Какие глупости лезут в голову.

– Дай мне, – спокойно сказала Вера; приняла оружие, обыденно воткнула за брючной ремень, ссыпала в карман патроны, на дно сумочки уложила гранату. – Приберись.

Фролов сгреб ветошь, поджег газету.

– Уходим.

Уходили, не торопясь. Всю дорогу молчали. Что-то новое появилось в их отношениях. И в отношении к жизни – тоже.

* * *

Из патрульной машины, стоявшей в проезде между домами, за ними наблюдали три пары глаз.

– «Девятку» хлещут, – определил водитель. – Значит, уже пьяные. И в лес ходили… Ото, смотри!

Размахнувшись, Фролов швырнул бутылку на газон.

– Задерживаем «по мелочи» [16]?

Старший экипажа поморщился:

– Парень с девчонкой гуляет, никого не трогает. Бутылку эту бомжи через минуту подберут, «спасибо» скажут. А что в лес ходили… Ты, когда пиво пьешь, под себя ходишь?

– Я бы у них все-таки документы проверил, – водитель не обиделся.

– Думаешь, если он в розыске, так у него в паспорте отметка стоит? Или ты все ориентировки помнишь? Сиди, еще найдем, кого проверить.

* * *

Артем сиял, как новенький рубль.

– Учитесь, студенты. Осталось найти пятьсот баксов. Все остальное у нас в кармане. Будете со мной – не пропадете!

– Я все-таки не понимаю, почему бы просто не пойти в милицию, – объяснения Веры не удовлетворяли Фролова.

Казначей рассмеялся:

– И не поймешь! Кто там работал, ты или я? Поверь, насмотрелся за пять лет. Запомни: каждый сам хоронит своих мертвецов. Никто этих бандосов не закроет. Побеседуют, по почкам разок заедут – и все. А на следующий день они приедут к нам. Не они, так их кореша. Мало таких случаев было? Тогда уж точно и квартиру придется продать, и все остальное. Нет, пока что выход только один: платить. Вопрос в том, где взять пять недостающих сотен. Есть предложения?

Фролов пожал плечами. Ответить грубо, но справедливо, типа: «Ты виноват – тебе искать», не хватило духа, как-никак Веркин брат. Когда пауза затянулась – спросил, хотя минуту назад не помышлял этого делать; может быть, только для того, чтобы не молчать:

– А если продать пистолет? Сколько стоит?

– Газовый? – деловито уточнил Артем. – Какой модели, калибр?

– Настоящий.

– Тс-с, – театрально поднеся палец к губам, Казначей увеличил громкость радио. – Ты это о чем?

Фролов был уверен, что Вера ему все рассказала. Посмотрел на девушку – она хранила независимое молчание, как будто вообще не слышала разговора.

Выслушав ответ Семена, Казначей на секунду задумался, потом азартно хлопнул себя по колену:

– Поехали, посмотрим одну точку. Вместо какого-нибудь рынка или других мест с сомнительной репутацией, где, как думал Фролов, можно продать оружие, остановились на тихой улочке в трех кварталах от дома Веры. Ничего примечательного вокруг не было: блочные девятиэтажки, машины вдоль тротуаров, загаженные газоны, стандартный павильон «24 часа» на пустыре между домами. У павильона разгружался грузовичок с косой надписью «Свежий хлеб» на боковине кузова.

Фролов решил, что Казначей его оставит, чтобы сходить посоветоваться о пистолете со знающим человеком. Но Артем устроился поудобнее и угостил Семена сигаретой:

– Есть огонек? Мерси! Здесь спокойно, нам никто не помешает. Стремно говорить при Верке, она баба хорошая, но – баба. Ответь на очень простой вопрос: ты со мной или нырнешь в самый важный момент?

– Ты про деньги?

– Про жизнь, – Казначей глубоко затянулся, посмотрел на Фролова оценивающим взглядом, спросил веско, уже в вопросе подразумевая ответ: – Ты что, всерьез подумал, что я пять соток достать не могу? Есть вариант с бандитами расплатиться за их же счет и еще немного денег поднять. Ты же в город приехал не только для того, чтобы по шее задаром получать? Или я тебя переоцениваю? Можно, конечно, твоего «макарку» загнать, сотни за три уйдет. Но, во-первых, нет времени настоящего покупателя искать, они, как ты понимаешь, на каждом углу не стоят. Во-вторых, не заинтересуется настоящий купец одним стволом с сомнительной родословной. Был бы «кольт» или «беретта» – другое дело, а «пээмов» в городе, как грязи. С машиной попробовать прокрутиться… Рассчитаемся с долгом, а дальше? Так вот, повторяю: можно сделать так, чтобы эти козлы сами за себя заплатили.

Фролов слушал очень внимательно. Он был готов на что угодно, лишь бы поквитаться с бандитами. Боль от побоев утихла, но душу саднило. Кулаками с ними не справишься, финансовую катастрофу не устроишь. Перестрелять бы их всех к чертовой матери – да тоже не выйдет, разве что во сне.

– Я времени зря не терял. Год назад Максим – тот самый, кто тебя отбуцкал, – отобрал у одного барыги тачку. «Мерседес» девяносто третьего года, «сто двадцать четвертый» кузов. Не Бог весть что, но лучше этой колымаги. У него еще две лайбы есть, но в основном он пользуется именно этой. У барыги остались ключи и пульт сигнализации – он с братом напополам машиной пользовался, и у них все в двух экземплярах было. Макс об этом не знает, так и катается, ничего не переделав. Если мы «мерсюка» уведем, нам заплатят тонну баков.

– Сколько? Да он стоит раз в десять дороже!

– В пять. Машина убита напрочь, Максим в нее, наверное, даже бензин не заливал. Нормальные расценки, не переживай. Тем более что не надо возиться с сигнализацией и ключами. Гараж, где ее примут и номера перебьют, я знаю, там мой знакомый работает. Я бы мог и один справиться – но, во-первых, хочется дать и тебе подзаработать, а во-вторых, сам знаешь, я в технике не очень шарю, а ты, как я убедился, – конкретно сечешь. Двадцать восемь кусков за четверть часа работы. Круче только Майк Тайсон получает, но ему, извини, за это в башню колотят. Я знаю, как тачку слямзить без шума и пыли. Два раза в неделю Макс приезжает к одной телке. Машину ставит перед подъездом, но окна квартиры только во двор. У нас минимум час времени чтобы сделать все, что угодно. Прикинь, какое у него будет хлебало!

Последнее замечание являлось весомым аргументом.

Фролов не торопился с выбором, оттягивая принятие решения.

На самом деле, все было решено той кавказской ночью, когда они со Славкой украли первый пистолет.

Брошке не повезло второй раз. Что особенно обидно – опять по чистой случайности. Ополчись на него опера, задумай они хитрую комбинацию, чтобы заманить его в свои сети – он бы не так переживал. А тут – собственная жадность подвела. Кого в ней винить?

Брошкин так и не оставил торговлю. Более того, польстился на выгодный заказ и продал дурь человеку, от которого всегда старался держаться подальше. Черт знает, почему так получилось. Полгода отказывал, а тут взял и согласился.

Человека повязали, он дал полный расклад, и к вечеру опера нагрянули с обыском. Брошкин испугался, но быстро взял себя в руки. Дом большой, укромных мест много. Ищите, господа сыскари! На протяжении всей процедуры Брошкин не уставал взывать к понятым, приглашенным из числа соседей: «Смотрите, как бы чего не подкинули! Внимание, у меня здесь только что цепочка золотая лежала, куда дели?» Возились несколько часов, использовали специально обученного спаниеля, простукивали стены и полы, перевернули все барахло, но ничего не нашли. Когда обыск закончился, Брошкин не поленился заявить жалобу на грубое поведение сотрудников и настоял, чтобы ее внесли в протокол.

Севу забрали в отдел, долго допрашивали, давили очной ставкой с задержанным, но он стоял на своем и тайну ментам не открыл. Под конец «очняка» покупатель, сбитый с толку уверенным тоном Брошкин, отказался от первоначальных показаний.

Дома Сева первым делом прильнул к спасительной бутылке коньяка. Потом выспался, потом протопил баньку и славно попарился, потом выпил еще. Много выпил, значительно больше, чем надо, и слегка потерял контроль над реальностью, что и вылилось в телефонный звонок бородатому «бригадиру».

– Я не понял, ты на меня что, наезжаешь? – бородатый добавил еще пару фраз и перезвонил Вовану. – Пошли кого-нибудь, клиент буянит…

Вовану не хотелось заморачиваться. Он только что приехал в гости, где рассчитывал с большим удовольствием провести время. Скинул тесные ботинки, развалился на диване, оценил доносившийся с кухни запах жареного мяса и приготовился свернуть пробку на бутылке виски «Старый сержант». Все бросить и ехать на другой конец города, чтобы накостылять зарвавшемуся барыге? За каждым гоняться – носилок не хватит. Вован переадресовал указание Максу, который так же не высказал рвения:

– Какой, к херам собачьим. Брошка? – возмутившись, Максим «подрезал» маршрутное такси. – Да я… Да мы…

Рявкнув командирским голосом, Вован отключился, а Максим едва не сбил пешехода и был вынужден резко затормозить.

Настроение испортилось безвозвратно. Увеличив скорость до прежней, Максим сделал два звонка. Колдобины нещадно лупили подвеску «мерина», и Макс скалился при каждом ударе.

Предупредив подругу, что задерживается, он набрал номер Брошки.

– Дома? Ну, жди, проблемный ты наш! Голос не предвещал хорошего, но аккумулятор садился, связь прерывалась, и Сева не распознал беды, летящей к нему со скоростью сто километров в час.

По шоссе Максим несся зигзагом, высматривая нужный дом с обеих сторон: нервничая, он позабыл нужный адрес. Калитку распахнул ударом ноги, секундой позже той же ногой заехал в дверь так, что зашаталось все здание.

– Тебя долго ждать? Открывай быстрее!

* * *

Расположившись на скамейке во дворе дома, где проживала подруга Максима, Казначей и Фролов ждали. Время приближалось к одиннадцати. Часа полтора назад, когда еще не было так темно, они заметили похожий «мерседес», пролетевший по шоссе, и Казначей вспомнил о Брошке: именно он в свое время рассказал про Максима.

Оставив Фролова, Казначей обошел дом вокруг, посмотрел на окна квартиры.

– Задерживается наш друг. Девчонка дома телевизор работает, так что появится, никуда не денется…

Вере не говорили о предстоящем деле. Она, конечно, что-то поняла, но вопросов не задавала! Семену такое ее поведение пришлось по душе. Настоящая боевая подруга: не закатит истерику в трудный момент, не спросит: «Зачем?», когда он скажет, что надо прыгать. Он чувствовал, что привязался к ней по-настоящему. В минуты близости шептал слова, которых никому раньше не говорил, расставаясь, считал минуты до встречи. Она своих чувств не раскрывала, на прямые вопросы – он рискнул пару раз спросить, что она о нем думает, – отшучивалась, но было очевидно, что он ей, конечно, небезразличен.

Одна мысль временами отравляла идиллию: что бы было, окажись на месте Веры другая девушка? Он любит именно ее или просто первую, которая ему встретилась в городе?

Казначей не говорил о пистолете, но Фролов вооружился: подставлять голову под колотуху больше не хотелось. Артем клялся, что все пройдет удачно, но ведь многое зависит от случайностей. Кто даст гарантии в таком деле? Как бы логично и гладко все ни было рассчитано, Максим мог появиться в самый неподходящий момент. Фролов твердо решил, что пасовать не станет, достанет ствол. Посмотрим, какой герой этот боксеришка! Будет рыпаться – схлопочет пулю в брюхо.

Перефразируя Славку, можно было сказать:

«Лучше быть угонщиком, чем тем, у кого угоняют». Семен не чувствовал себя неправым – жизнь заставила, обстоятельства. Не за этим же он приехал в город! Просто так карта легла…

– Смотри! – Казначей пихнул его коленом. – Он!

С шоссе на улицу повернула машина. Она была еще далеко, но сердце сказало: та самая. Максим ехал на разрешенных шестидесяти, желтые огни фар слегка качались вверх-вниз, левая светила чуть ярче. Остановившись возле подъезда, Макс долго сидел, скрестив руки на баранке и глядя перед собой. Пронесшийся мотоциклист высветил остроносый профиль бандита, и Фролов невольно сжал пистолет. А может?.. Далековато, но он успеет пробежать полдистанции прежде, чем Максим отреагирует, а там уже не промахнешься.

Максим зашел в дом. Дверь подъезда не закрывалась, и было видно, как он стоит на площадке в ожидании лифта, переминаясь с ноги на ногу. В его руке блестела бутылка шампанского.

– Не терпится ему, – Артем беззвучно усмехнулся.

Потной рукой Фролов продолжал ласкать рукоять пистолета. Очень хотелось выстрелить – может быть, потому, что в данный момент это было решительно невозможно.

Максим вошел в кабинку лифта, и двери закрылись.

Для страховки выждали несколько минут и только потом подошли к машине. Фролов вздрогнул, когда пискнула сигнализация.

– Работает, – прошептал Казначей, открывая дверь.

«На хрена я ему понадобился? Он бы и один прекрасно справился», – запоздало подумал Фролов.

– Садись, твою мать, долго стоять будешь? – Казначей устроился за рулем и запустил двигатель; едва Семен плюхнулся в соседнее кресло, рванул так, словно за ними уже; гнались.

В салоне остро пахло незнакомым, явно дорогим, дезодорантом. Именно это приковало внимание Фролова, и он встряхнулся, только услышав злобный шепот Артема:

– Фиг ли рот раззявил? По сторонам смотри, придурок!

До конца проспекта им не повстречалось ни одной машины. Потом Казначей свернул во дворы, пропетлял по неосвещенным проулкам, дважды царапнул днищем асфальт и въехал в промзону, где сбавил скорость, высматривая одному ему известные приметы.

Остановились перед неплотно прикрытыми железными воротами. В широкую щель был виден мужчина в бейсболке и кожаной куртке. Приглядевшись к машине, он кивнул и отворил створки. Казначей загнал «мерседес» во двор. Со всех сторон громоздились останки машин, от привычных отечественных до редких иномарок, впереди был плохо освещенный бокс с ремонтной ямой, на краю которой стояли двое в оранжевых комбинезонах.

Примерившись, Казначей ловко загнал «мерседес» на яму и выключил зажигание.

– Все, аллее. А ты боялся!

Они вышли из машины.

– Привет, Артем, – сдержанно поздоровался один из мужчин, лет тридцати пяти, лысоватый, с заметным брюшком, туго обтянутым синтетикой комбинезона. – Обошлось без осложнений?

Поздравляю с почином.

Улыбаясь, Казначей протянул ключи. Фролов знал, что с хозяином гаража Казначей раньше вместе работал. Тот был командиром взвода, уволился за какую-то провинность. Вроде бы кого-то избил. Должны были судить, но то ли срок дали условный, то ли до сих пор не собрались. Казначей назвал его Иваном, но Семену показалось, что это его не настоящее имя.

Иван обошел вокруг машины. Присел на одно колено, оценивая подвеску, пнул баллоны, поднял крышку капота. Казначей подмигнул Семену.

Тихонько насвистывая, Иван подошел к багажнику, вставил ключ и нахмурился:

– Не открывается… Рассмотрев скважину, удивился:

– На черта было туда спички совать?

– Это не мы, – Казначей нервно хохотнул. Из карманов комбеза Иван достал плоскогубцы, нож, какие-то тонкие проволочки, отвертку. Помощник стоял рядом, с фонарем в руке.

– Мастер, – уважительно выдохнул Казначей, а Фролова уже охватило предчувствие страной ошибки.

– …мать вашу! – Иван открыл багажник отшатнулся от машины. – Вы что, совсем охерели, придурки?

Ухмылка застыла на лице Казначея. Загляну в «мерседес», он окаменел.

Не дыша, подошел Фролов и встал рядом. Снизу вверх стеклянными глазами на них cмотрел Брошкин, лежащий в позе эмбриона.

Он был в трикотажном спортивном костюм" и одном тапочке.

Фонарь в руке помощника Ивана, на миг ярко вспыхнув, погас.

И где-то далеко за их спинами равнодушие прогрохотала уходящая электричка.

КТО ВИНОВАТ?

1

Максим не понимал, как это случилось.

Боксом он занимался с тринадцати лет, высот не достиг, а после неудачного выступления на городском чемпионате совсем забросил регулярные тренировки. Физические данные были прекрасные, удары поставлены правильно, но он не научился выбирать момент для атаки, расходовал силы, когда следовало ждать, и «зевал» в решающий момент. Каждый бой сводился к бестолковому обмену ударами, и победить удавалось только за счет еще более низкой квалификации соперника.

Когда Брошкин рассказал свою печальную историю, Максим побагровел.

– Ты что, падла, делаешь? Мало того, что спалился, так и меня подставить решил? Фиг ли ты звонишь, козел долбаный? А если менты тебя и сейчас пасут? Ну, ты меня довел…

Сева хотел возразить, но Макс не слышал, пошел на него, разминая запястья, хлестко ударил левой по челюсти, отступил, сделал финт коленом, заставляя слегка «поплывшего» Брошку прикрыть пах и, легко подскочив ближе, со всей дури пробил «двойку» в солнечное сплетение.

Добавить не успел – Брошкин зашатался, резко побледнел и кулем свалился под ноги.

– Будешь знать, коз-зел!

Максим был недоволен – слишком быстро все кончилось. Конечно, рыхлый и болезненный наркоторговец не был тем противником, победой над которым стоит гордиться, но успешно помахать кулаками всегда приятно.

Брошкин лежал на левом боку. Внезапно Максим ощутил беспокойство: поза и неподвижность Севы, в сочетании с мертвенно-бледной кожей лица не соответствовали легкому нокауту. Сколько уже прошло, минуты три? Пора бы оклематься.

– Эй, ты чего? – Толчком ноги Макс перевернул Севу с бока на спину. – Кончай прикалываться!

Впоследствии Макс так и не вспомнил, сколько простоял над мертвым телом. Может, четверть часа, а может, все два. Посмотрел на свой кулак, и сел в кресло, обхватив затылок руками.

– Ну и на черта мне это было нужно? Здравый смысл, до сей поры оберегавший от проблем, улетучился. Максим смотрел на труп и чувствовал себя так, словно спустил в «лохотрон» последние штаны. Имея репутацию крутого парня, в серьезных переделках он отродясь не бывал, а там, где что-то случалось, всегда оказывался не один. Требовалось посоветоваться, и он взялся за телефон, набрал номер Вована, но прежде, чем соединили, нажал отбой, испугавшись, что линию могут прослушивать. Достав мобильник, выругался: батарея окончательно сдохла.

Взгляд зацепился за приоткрытую дверцу бара, м Максу стало не по себе: торчавшая из скважины связка ключей покачивалась, как будто ее только что кто-то потрогал. Подавив рвотный рефлекс, Максим налил себе водки. От двухсот граммов полегчало, мысли обрели стройность, тело стало послушным. Выйдя в прихожую, он запер дверь на многочисленные засовы и четверть часа стоял у окна, наблюдая за улицей.

По шоссе проносились машины, над забором время от времени мелькали головы пешеходов. Если менты и смотрели за домом, то делали это со сверхдальней дистанции. С такой, откуда ничего и не увидишь, учитывая освещенность и плотность автомобильного потока.

Макс порадовался, что не дозвонился Вовану. Какие бы отношения между ними ни были, за труп он не похвалит. Кого волнует, что не хотел убивать? Никто не принуждал клешнями размахивать, да и силу считать надо… Помимо чисто экономического убытка существовала вероятность других, не прогнозируемых сейчас последствий.

Макс хлобыстнул еще водки и принял решение. Порывшись в кладовой, он отыскал саперную лопатку. Инструмент был остро заточен, металлическая часть не имела ни грамма ржавчины. Перегнав «мерседес» с обочины шоссе во двор, поближе к крыльцу, Максим перекрестился и взвалил на себя Брошку. Показалось, что труп стал весить на полцентнера больше живого тела. Нести оказалось не так легко, как показывают в фильмах, Максим едва не навернулся со ступенек. Захлопнув багажник, порадовался, что взял «трехсотый», а не спортивную «селику», там положить-то было бы некуда, хоть такси вызывай…

Мысль о машинах развеселила Макса, и он долго ржал, вытирая со лба крупный пахучий пот, а потом еще дольше прислушивался, но ничего кроме одобрительного: «Во, конь педальный!» – долетевшего из темноты за забором, не разобрал.

По обочине мимо дома в обнимку с подругой прошел здоровенный бородатый мужик, изрядно навеселе. Следом за ними топала еще парочка, с гитарой и пивными бутылками.

В представлении Макса опера из «наружки» были все как один гладко выбритые, в перешитых из кителей пиджаках и в брюках с выпоротыми лампасами, со злыми глазами, всегда прищуренными от постоянного напряжения и с газетами, через дырки в которых они вели наблюдение.

Глупость, конечно, но тем не менее Макс, как и множество других дилетантов, был твердо уверен, что легко может «срубить хвоста», как та мадам-правозащитница, с упоением трепавшаяся по телевизору о кознях комитетчиков, чьих филеров она в былые годы обнаруживала вокруг себя пачками. Кадровых офицеров иноразведок «водили», и ничего, а вот с тучной дамой облажались…

Макс потряс головой, отгоняя непрошенные мысли. Не иначе водка по мозгам шарахнула, и вместо того, чтоб прятать труп, он стал радеть за демократию.

Он погасил в доме свет, запер дверь, швырнул ключи на соседний участок. В замок «мерседе-совского» багажника засунул, на случай встречи с гаишниками, расщепленную спичку. Нехитрая предосторожность могла спасти: не так уж много найдется инспекторов, которые, получив отступного, станут проявлять служебное рвение и курочить дорогую машину. Главное, самому ее достать, когда приедешь на место.

Макс намеревался вывезти бренное тело Севы Брошкина как можно дальше от города и закопать. Когда исчезновение Севы всплывет, нужно будет с чистой совестью пересказать первую часть их диалога и предположить, что наркотороговец, испугавшись ментов, бросил все и свинтил, куда смотрели глаза. Если Вован чего и заподозрит, то рыть землю, дабы уличить товарища во лжи, не станет.

Разжевав два пластика ментоловой резинки, Макс выехал на трассу. В транспортный поток влился осторожно, без обычной борзоты, скорость не превышал, катил по средней полосе, кивая головой в такт музыке, – и перестал кивать, вспомнив, что позабыл лопату.

Ударил по тормозам, проигнорировал оскорбительный жест водителя шедшего сзади внедорожника и съехал с дороги, матерясь в полный голос. Ну что за непруха!

Из инструментов в «мерседесе» имелась только открывашка. Бросить Севу, не закапывая? Тащить глубоко в лес не хочется, оставить на обочине – сразу найдут, весь смысл пропадает… В ночных магазинах можно купить все, но с шанцевым инструментом там напряжена Придется ехать к Ольге, у нее найдется какой-нибудь совок.

Перед домом подруги Макс долго сидел в машине, придумывая, как объяснит ей свой поспешный отъезд, и не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Косился по сторонам, пялился в зеркало – без толку. Приписав мнительность своим расстроенным чувствам, он прихватил шампанское и вылез из «мерседеса».

Заходя в лифт, обернулся – все было спокойно.

«Покончу с делом – нажрусь», – решил Макс, нажимая кнопку шестого этажа.

* * *

– Уе…вайте отсюда, – сказал Иван, массируя область сердца. – Вы что, смерти моей хотите? Да за такие подставы…

– Мы ничего не знали.

– Спасибо и на этом. Держи! – он бросил Казначею ключи и отошел в глубь гаража. – Заруби себе на носу: возникнут проблемы – три шкуры спущу.

В голове Семена звенела пустота. Как во сне, забрался в «мерседес», что-то говорил Артему, отвечал на вопросы, но очнулся лишь, когда остановились на темной обочине в нескольких кварталах восточнее промзоны и Казначей протянул ему влажную тряпку:

– Протри за собой.

– Мы что, здесь тачку и бросим?

– Нет, на авторынок поставим.

Ключи Артем прихватил с собой, но двери запирать не стал, а в замок багажника снова засунул спичку.

– Может, еще какой-нибудь дурак угонит. До Веркиного дома шли пешком, минут сорок. Молчали. Вид у обоих был пришибленный. По дороге Семена стошнило.

* * *

Каждый опер подтвердит, как трудно найти свидетелей квартирной кражи, убийства или того же автоугона. Граждане предпочитают ничего не замечать, а уж коли заметили – не попадать на страницы милицейских протоколов. В то же время граждане обожают выгуливать собак в лесополосах, где закопаны трупы, целоваться возле раскуроченных машин, сообщать о лицах кавказской национальности. В основном, уже после того, как эти самые лица удалились на безопасное расстояние.

Брошенный «мерседес» обнаружили в 02.40. Кто-то проходил мимо, пригляделся и анонимно позвонил по «02». Из дежурной части главка сигнал переадресовали в районное управление, оттуда его спустили еще ниже, в территориальный отдел.

Сообщение не вызвало прилива энтузиазма.

Дежурный по отделу вызвал опера, протянул бумажку с адресом:

– Сгоняй, разберись. Может, и не подтвердится – мало ли кому чего померещилось. Я проверил по номерам – в угоне не значится.

– Потому что терпила еще спит. Прибежит с заявой утром, – оперуполномоченный Вадик Артемьев – невысокий, упитанный, с легкой щетиной и золотой цепочкой на шее – хлопнул себя по бедру папкой с набором необходимых бумаг, зевнул и крикнул водителю: – Харэ дрыхнуть, тревога!

Окончив Академию МВД, Вадик отработал в уголовке неполных два года и готовился увольняться. Адвокатская стезя влекла его намного больше, тем более что связи родителей позволяли занять не последнее место в корпусе правозащитников. Можно было вовсе не горбатиться в ментовке, ежегодно Академия выпускала значительно больше офицеров, чем требовалось органам, так что любой желающий мог безболезненно расторгнуть контракт, но Вадик пошел «на землю» и не жалел о приобретенном опыте. В дальнейшем это должно было окупиться сторицей.

– Мог бы и на своей прокатиться, – сонный водила кивнул на новенькую иномарку, которой Артемьев-младший пользовался по доверенности Артемьева-старшего. – Чего бензин государственный жечь? Двадцать литров осталось до конца месяца…

Артемьев пожал плечами и забрался в «уазик». Все милицейские водители жаловались на одно и то же.

– Мне в сутки четыре часа отдыхать положено, – «ручным стартером» пожилой старшина запустил двигатель, сел за баранку. – Сколько я спал?

– Между прочим, Петрович, я вообще не ложился.

– Операм спать нельзя, вы на работе двадцать четыре часа в сутки и триста семьдесят дней в году…

Иномарка стояла именно там, где ее обнаружил анонимный заявитель. Вид брошеной машины сразу не понравился оперу.

Артемьев сел в «мерседес», осмотрел «бардачок», заглянул под сиденья.

– Надо хозяина вызванивать. – Петрович облокотился на открытую дверь.

– Думаешь, ты один такой умный? Звонили,не отвечает никто.

– Он здесь прописан?

– Если бы! Черт те знает где, я такой улицы и не слыхал никогда. Смотри, проводка целая!

– Может, хозяин где-то здесь?

– Валяется в кустах с пробитой головой? Переплюнь!

– Как у него багажник открывается? Петрович любил прихватить то, что плохо лежит. Артемьева мелкое рвачество раздражало, но он помалкивал, предпочитая не ссориться с коллегами.

– Руками он открывается.

– Чего ты так? Мне насос нужен, а у него наверняка есть фирменный. Я ж не себе – для работы. И канистра не помешает… Ё-моё, да тут вся скважина забита!

Петрович посмотрел по сторонам, убедился в отсутствии свидетелей и изготовился взломать крышку. Артемьев не препятствовал, но и не помогал, встал рядом, сунув руки в карманы. – Интересно, что там? – Петрович взялся за монтировку.

– Труп.

– Говорю, переплюнь…

Ничего сногсшибательного Артемьев увидеть не ожидал и поэтому, когда багажник открылся, едва не подпрыгнул. Петрович выронил монтажку и как стоял на полусогнутых, так и отбежал от машины.

Только в западных фильмах полицейские разных подразделений бьются за то, чтобы оставить дело себе. Местный шериф кричит: «Мое!» и ставит палки в колеса «убойному» отделу, полиция штата тянет одеяло на себя, вписываются агенты ФБР – обязательно черный и белый, либо мужчина и женщина, – но все решает герой-одиночка. В жизни не так. Лишней работы не любят на всех континентах, и если есть хоть какая-то возможность переложить расследование на чужие плечи, то всегда перекладывают. Конечно, это плохо, но в полицейской работе вообще много плохого, в любой стране и местности, кроме павильонов Голливуда.

Артемьев смотрел на труп и тихо матерился. Потирать руки и радостно приговаривать: «Трудненькое будет дельце!» совсем не хотелось. Хотелось вернуться в отдел, доложить, что заявка не подтвердилась, и завалиться спать на диван.

Документов в единственном кармане трикотажного спортивного костюма не оказалось, следов насильственной смерти при беглом осмотре также не обнаружилось. Но ведь не сам же он в багажник забрался! Вадик представил, как вызывает прокурорского следака и экспертов, часа два ждет их прибытия, помогает в проведении осмотра, ищет свидетелей, через весь город несется на обыск к владельцу машины… Артемьев не был ии шерифом, ни агентом ФБР, так что такая перспектива его не вдохновила.

«Ну почему всегда в мое дежурство? Все, завтра же пишу рапорт на увольнение!»

Притихший Петрович кашлянул и спросил:

– Что решаем?

Ему тоже не хотелось заморачиваться. Конечно, его дело маленькое – туда сгоняй, это привези, но за четверть века службы изрядно поднадоевшее.

Вадик сел за руль «мерседеса». Однажды довелось общаться с профессиональным угонщиком, и он посвятил опера в некоторые секреты своего мастерства. Что-то осталось в памяти. Артемьев поковырялся в проводке, и через несколько минут трехлитровый движок ожил.

– Все понял? Приведи багажник в порядок и дуй за мной.

Будущий адвокат не стал мудрить, избрал кратчайший путь к соседнему району. Шедший сзади «уазик» служил надежным прикрытием на случай встречи с ГИБДД. Выбравшись на шоссе, Артемьев повернул налево, и скоро в боковом окне промелькнул темным силуэтом дом Севы Брошкина. Сразу за ним начиналась грунтовая дорога, петлявшая вокруг озер, Вадик проехал по ней метров двести и остановился. Уходя, протер все поверхности, которых касался руками, вытряхнул пепельницу, двери запер. Совесть его не мучила. Очень хотелось спать.

Повторно «мерседес» нашли после полудня. Парень гулял со своей невестой, увидел машину, не поленился дойти до таксофона и встретить наряд из местного отделения.

– Ну и что тут такого? Мало ли куда можно заехать по пьяни! – Участковый подергал дверные ручки.

– Там провода висят. И багажник взломан.

– Сейчас так модно…– Майор сильными пальцами зацепил крышку, одним рывком открыл и – мрачно уставился на труп. – Спасибо тебе, дружище!

– Свежий, – определил парень.

– Да? Может, попробуешь искусственное дыхание сделать?

Девчонка, из любопытства подскочившая к машине, ойкнула и зажала рот ладонью.

Участковый достал рацию и стал вызывать отделение. Ответили быстро, связь была устойчивой – недавно вместо допотопных «Виол» и «Радия» милиции общественной безопасности [17], как наиболее грозной силе в борьбе с преступным беспределом, вручили новенькие «Кенву ы» и «Моторолы», украшенные наклейкой:

«Служба УЙМ – под контролем губернатора».

Кроме раций выдали пейджеры, в перспективе собирались расщедриться и на сотовые телефоны, но уже не для всех, а только для руководства и старших участковых, к которым, несомненно, относился и прибывший на заявку майор.

– На приеме «Ольгино», – ответил дежурный по отделу. – Что там у тебя?

– «Мерседес», госзнак В 076 УХ, в багажнике труп.

– Кто в багажнике? – после паузы спросил дежурный.

– Конь в пальто! Ты что, в уши долбишься?

Заказывай группу.

– Труп криминальный?

– Я что, знаю? Мое дело прокукарекать, а там пусть опер приезжает и смотрит, ему за это платят… – Закончив передачу, майор повернулся к стоявшей в обнимку парочке. – Далеко не уходите, вас еще допросить надо. Заодно и понятыми побудете.

– Чего нас допрашивать? – Девчонка передернула плечами. – Мы ж ничего не видели. Разберемся.

2

Дежурный территориального отдела связался с коллегой из РУВД.

– Мне надо в город докладывать, – оживился тот. – Документы есть? Какие приметы? Кто выезжал на место?

Одновременно дежурный РУВД нажал другую кнопку на пульте и связался с начальником ОУр Катышевым:

– Заявочка нехорошая. Местные смотрели, говорят, подтверждается.

Бешеный Бык, в свою очередь, позвонил Волгину:

– Серега, ты шибко занят? У нас трупик по твоей части нарисовался.

Поехали втроем, захватив с собой эксперта-криминалиста. Прокурорского следака и эксперта-медика обещал доставить начальник тыла РУВД, намеревавшийся прибыть на место несколько позже для контроля за работой подчиненных.

– Давненько в тех краях ничего не случалось, – вздохнул Катышев. – Пяток метров в сторону – и соседи бы разбирались.

– Преступление не имеет ни границ, ни национальности, – покачал головой Волгин. – Нельзя так узко смотреть, Василич.

– Да? – Катышев вздохнул и шлепнул по рулю, отчего управляемая им «десятка» опасно вильнула. – Вот это и обидно.

Пока доехали, начался дождь. Участковый с понятыми и водителем прятался в УАЗе. Вышел навстречу, кратко доложил и, выдержав паузу, осведомился:

– Я больше не нужен?

– Кому? – Катышев остановился, оценил майора с головы до ног, поправил торчащую из нагрудного кармана радиостанцию. – Решил повеситься?

– Мне в отдел надо, у меня материалов —полный стол…

– Представь себе, у меня тоже. И у него. – Катышев показал на подошедшего к «мерседесу» Волгина. – Хватит плакаться, никто тебя не пожалеет. Займись лучше делом. Пройдись по домам, с людьми поговори, не может быть, чтобы никто ничего не видел. Вопросы написать или сам догадаешься, о чем спросить?

При всех своих недостатках Катышев умел «застроить» нерадивых работников и особенно любил этим заняться, когда они принадлежали к другим службам и его подчиненными не являлись.

Встав позади Волгина, Бешеный Бык посмотрел на труп Брошкина и вздохнул:

– Какое циничное самоубийство. Часом, не знакомый хлопец?

– Вроде не виделись, – Волгин наклонился,разглядывая отпечатки протекторов, жестом подозвал Катышева. – Обрати внимание, Василич: вот колея «мерседеса», а вот здесь еще одна тачка крутилась… Судя по тому, как он скакал по кочкам – джип. Хм… Такое ощущение, что это был «уазик».

ББ присел на корточки, добросовестно потыкал пальцем во влажную глину, изображая старого следопыта, разочарованно матюгнулся и указал на отделенческую машину:

– Конечно, «уазик», а ты что хотел? Вот эти ездюки и скакали по кочкам. Эй, шеф, ты наследил?

– Не-а, – водитель покачал головой.

– Да-а, – передразнил Катышев. – Вам, балбесам, лишь бы все затоптать. Что, мертвяков! никогда не видал?

Волгин подошел к дежурной машине, осмотрел протектор. Похоже, Бешеный прав.

Эксперт несколько раз щелкнул «Зенитом»,, делая общие планы места происшествия, потом сменил объектив, аккуратно подобрался к «мерседесу», навис над багажником, с разных точек фотографируя труп.

– Не жалей пленки, Саныч, – крикнул опер, и специалист, сделав очередной кадр, кивнул:

– Не первый год замужем…

Сергею эксперт нравился. Сколько не приходилось им сталкиваться на местах происшествий, криминалист всегда работал добросовестно, методично и не спеша, не забывал мелочей, мог дать толковый совет.

– Свяжись с дежуркой, – сказал Катышев. – Они должны были номер «мерса» «пробить». Я свою «трубку» в кабинете забыл.

Дозвониться до управления Волгину не удалось – то ли села батарея мобильника, то ли возникли помехи. Участковый ушел на обход, и Волгин спросил понятых:

– Тут есть где-нибудь телефон?

– Я покажу, – парень выскочил из машины, пошел впереди Сергея. – На лодочной станции пускают, если очень надо. Скажите, вы – оперуполномоченный?

– Есть такой грех.

– Я слышал, платят вам мало, но зато, наверное, интересно.

– Хм… Ты прав, нам платят очень интересно.

– Я вот думаю, может, тоже попробовать?

– Хочешь защищать людей?

– Да, только боюсь, что у меня ничего не получится.

– Особых сложностей нет, но нужно иметь призвание. Если ты не можешь выбивать показания, фальсифицировать улики и подбрасывать вещественные доказательства [18], то поищи себе другое место.

Дальнейший путь проделали молча – кандидат в оперативники воспринял Волгина слишком серьезно.

Когда вернулись, народу на месте происшествия прибавилось. Прибыли следователь прокуратуры Костя Поперечный, судебно-медицинский эксперт и полковник Сиволапов – человек совершенно излишний, поскольку ни одного преступления он в жизни не раскрыл, злодеев видел, в основном, по телевизору и до погон с двумя просветами дослужился, кочуя с одной тыловой должности на другую.

– Привет, Костя, – Волгин пожал следаку руку. – Тебе объяснили?

– В общих чертах. Что с машиной?

– Хозяин – некий Перекатников, шестьдесят второго года рождения, прописан на улице Доблести. Наши звонили в адрес – никто не отвечает.

– А это не он в машине?

– Может быть. Хотя на вид староват. Подожди минутку! – Заметив, чем занят криминалист, Волгин оставил следователя и подошел к «мерседесу». Чтобы не привлекать внимания, присел рядом с экспертом на корточки и спросил злым шепотом. – Ты что делаешь, контра? «Мокруху» на меня повесить захотел?

– Снимаю гипсовый слепок следа обуви,-невозмутимо отозвался Саныч, попыхивая «беломором».

– Это же мой след, – прошипел Волгин.

– Ну и что? – пожал плечами специалист. – Он у тебя последний, тебе жалко? У вас свои показатели, у меня – свои. Ни «пальцев», ни «копыт», одни микрочастицы с заднего сиденья – меня главк убьет за такой осмотр. Тебя кто-то проверять станет? Да и проверят – ничего страшного, отбрешешься, ты же здесь официально присутствовал. В крайнем случае, отсидишь трое суток. Не ходи где попало, еще попадет, ха-ха-ха!

Довольный шуткой, эксперт продолжил дело.

Волгин подошел к Поперечному.

– Что там? – поинтересовался следак, раскрывая папку с протоколами.

– Дурдом. Я потом объясню…– Разговор пришлось оборвать в связи с приближением начальства.

Начальник тыла РУВД вышагивал рядом с Катышевым, стараясь не замарать сверкающих ботинок.

– …на скуле, похоже, кровоподтек, но от этого не умирают, – говорил ББ, и полковник, плохо понимающий, о чем идет речь, солидно кивал, – Мы его пока не вертели, но вряд ли из спины торчит топор, так что, скорее всего, либо сердце прихватило, либо ЗЧМТ.

– Кто?

– Закрытая черепно-мозговая травма. Вскрытие покажет.

– Так, может, он сам упал? Катышев промолчал, но тыловик ждал ответа.

– Может, и сам, – сказал Бешеный Бык мягко. – Хотелось бы надеяться, что исключительно сам. Но вряд ли прямо в багажник.

* * *

СПРАВКА

г. Новозаветинск 13 июня 2000 г.

Сообщаю, что в ходе проведения проверки по факту убийства неизвестного мужчины, труп которого был обнаружен 13.06.00. в багажнике а/м «Мерседес-300» на берегу Нижнего озера мною, старшим УЙМ Орлянским был произведен обход жилмассива, прилегающего к месту происшествия, и устный опрос проживающих там граждан. Свидетели преступления и личность трупа не установлены. Информации, представляющей оперативный интерес, не получено.

Старший участковый инспектор

майор милиции О. К. Орлянский

Волгин положил документ в папку, где уже находились копии протокола осмотра трупа и объяснений молодой пары, справка опера ОРО [19], согласно которой лиц, схожих по приметам с обнаруженным в «мерседесе» трупом, по картотеке не значилось.

Мало времени прошло. Судя по всему, неизвестный погиб не больше суток назад. Когда его родственники дойдут до милиции? Да и в отделении, скорее всего, не станут торопиться с регистрацией заявления: взрослый человек, вполне мог загулять, объявится через пару дней. А может, и нет никаких родственников, никто никогда не заявит, остается надеяться на случай да на то, что его «пальцы» отыщутся в картотеке криминалистического управления.

Уголовное дело Поперечный возбуждать не стал, решив дождаться результатов вскрытия. Как и предполагал Катышев, ни топора в спине, ни других явных признаков насильственной смерти не обнаружили и при более тщательном осмотре. Понятно, что его кто-то в машину положил и на озеро привез, но само по себе это – не криминал. Человек мог умереть от инфаркта или от передозировки наркотиков, а его родственники не захотели тратиться на похороны. Прецеденты случались: как-то гаишники пытались проверить машину, водитель стал удирать, после долгой погони, прострелив колеса, его вынудили остановиться и задержали; ошмонав тачку, нашли труп его тещи, завернутый в старый ковер. Вместо благодарности инспектора едва не получили взыскания: старая женщина умерла своей смертью, а движимый лучшими чувствами зять вез тело в морг, не суть, что лесной дорогой и в противоположную печальному учреждению сторону. УСБ не интересовало наличие в багажнике лопаты и веревок, оно разбиралось с заявлением гражданина о применении в его отношении незаконного насилия, краже тысячи долларов и двух кассет Бориса Моисеева из «бардачка» машины. Скандал замяла районная прокуратура, в те времена относившаяся к ментам чуть более лояльно, нежели сейчас. С точки зрения морали осуждать можно сколько угодно, но юридически – не наказать. Разве что спустить ублюдка с лестницы – как поступил взбешенный Катышев, когда зятек приперся в РУВД с очередной заявой.

Волгин позвонил владельцу «мерседеса», после десяти гудков дал отбой. Не отвечает. Делать какие-то выводы рано. Человек давным-давно мог продать машину по доверенности и ничего не знать о ее судьбе, а сейчас находиться на работе, благо время раннее, нет еще и пяти. Тем не менее надо ехать, проверять адрес – на месте всегда виднее.

По дороге Волгин заглянул в отделение, где Валентин Перекатников получал паспорт, посмотрел «несгибайку» [20]. Как и ожидалось – ни малейшего сходства с обнаруженным трупом. Зашел к операм:

– Как фамилия? Перекатников? – Незнакомый коллега, судя по виду, работал давно и знал местную гопоту и бандитов, – Нет, не слыхал никогда. Что-то натворил?

– Пока непонятно. – Волгин кратко обрисовал ситуацию. – Сообщи, если чего услышишь.

– Хорошо, переговорю с людьми. Какой адрес? Приличный дом, всего-то пара наркоманов там живет. Сейчас помощь не нужна?

– Да нет, разберусь.

– Звони, если что…

Дом, и правда, производил впечатление приличного. Кодовый замок на входной двери, чистые стены, исправный лифт. Квартира располагалась на четвертом этаже и была, судя по всему, пустой. Повезло – совершенно неожиданно на площадку выглянула любопытная соседка:

– Вам кого, молодой человек?

Можно было поиграть в конспирацию и, наскоро слепив подходящую легенду, расспросить пожилую женщину так, чтобы она не поняла истинного интереса, а Волгин не стал ничего сочинять, показал удостоверение и задал вопросы прямо, о чем впоследствии не пожалел.

В квартире были прописаны два брата, Валентин и младший Николай, но постоянно проживал только старший. Уже два дня он отсутствует, чего раньше не замечалось. Николай живет у девушки, где-то недалеко, но ни адрес, ни телефон его неизвестны. Вдвоем занимаются скупкой цветных металлов и неплохо на том зарабатывают. Раньше у Валентина была большая иномарка голубого цвета, сейчас – какие-то «Жигули».

– Вы в моделях не разбираетесь? Голубая иномарка – не «мерседес» случайно?

– Может быть, надо у сына спросить, но его сейчас нет.

– Спасибо. Маленькая просьба – не говорите соседу, что я приходил, зачем человека пугать…

Устроившись в машине, Волгин прождал до половины двенадцатого, но Перекатников не объявился, зато позвонил опер из местного отделения:

– Поговорил я со своими людьми. У него, напополам с брательником, пункт приема цветных металлов. Пиши адрес…

3

– Как там Брошка? – спросил Вован, и Максим Львович побледнел.

– Как мудак. Влетел снова. Кого-то из его покупателей взяли, с обыском приезжали.

– А ведь я предупреждал. – Вован почесал подбородок. – В принципе, даже если он сядет, к нам претензий быть не может, так что черт с ним. Давай, Олегыч, заворачивай, навестим наших друзей.

– Мента?

– Его самого.

– У них же еще день…

– По-твоему, я считать не умею? Много – не мало, рано – не поздно. Если какую подляну заготовили, то мы им карты спутаем. Не подъезжай близко, мы пешочком пройдем, а ты подожди в машине…

На полпути к дому Вован остановился и посмотрел на Макса:

– У тебя странный вид. Трипак, что ли, подхватил?

– С чего ты взял? – Максим нервно улыбнулся.

– Показалось.

– Просто голова болит.

– Просто так она болеть не может. Ладно, пошли, захочешь – сам расскажешь.

Обнаружив пропажу «мерседеса». Макс до сих пор не мог прийти в себя. Хорошо это или плохо? Стоит бежать в ментовку с заявой об угоне или ждать до последнего? Если сработали профессиональные воры, то они наверняка от трупа избавились. С другой стороны – могли испугаться и бросить все, как есть, а тогда рано или поздно появятся менты с вопросами. Легавых Макс не боялся, пусть попробуют что-нибудь доказать, но провести Вована не удастся. Какие бы ни были у них хорошие отношения, сложности возникнут. Не потому, что убил, – из-за того, что «грохнул» бездарно и промолчал. А как не промолчать, когда неясно, что говорить?

– Эй, не спи. – Вован поводил ладонью перед лицом Максима. – Нет, ты однозначно не в порядке. У нас проблем не будет?

Макса прошиб пот. Еще чуть-чуть – и он бы «раскололся», но они как раз подошли к двери, и Вован нажал кнопку звонка.

Пока ждали, каждый думал об одном и том же. Но мысли вслух выразил только Вован:

– Сто лет этим не занимался, года, наверное, с девяносто четвертого. Надо еще спалить пару ларьков, поставить утюг на брюхо кооператора и кого-нибудь трахнуть без спросу.

– Ты про нее? – уточнил Максим, подразумевая Веру, на что Вован отвечать не стал, только вздохнул и под скрежет открываемого замка окончил сентиментальный монолог:

– Уже забыл, когда ментов последний раз боялся – а сегодня конкретно потряхивает.

Увидев лицо девушки, Вован успокоился: в отличие от друзей, его в прежние годы неоднократно задерживали за вымогательство, и он научился распознавать исходящие от потерпевших биотоки. Сегодня опасности не было – только растерянность.

Зажимая рукой воротник халата, Вера отступила в глубь коридора, и визитеры перешагнули порог.

– Привет, хозяйка. Как дела? Брательник дома?

Артем и Семен были на кухне, сидели за столом. Увидев посетителей, встали. Казначей – первым, Фролов – немного помешкав.

– Ё-моё, а ты как здесь оказался? – удивился Вован, разглядывая Семена. – Максим Львович, ведь это– тот псих из желтой «лохматки»? Нехорошо вы, юноша, тогда себя повели, несолидно… Ты чего здесь трешься, уродец? Одного раза не хватило, еще захотел?

– В гости зашел, – выдавил Фролов, стараясь не смотреть на бандита: если голосу он еще мог придать покорность, то с глазами этого неполучалось.

– В гости? К кому? А-а, понимаю. – Вован ухмыльнулся Вере. – С такими данными, сестренка, могла бы отыскать кого получше. Ладно, вернемся к делу. Артем, ты готов рассчитаться со своим долгом?

Из бокового кармана своего пиджака, висевшего на спинке стула, Казначей достал мятую пачку купюр разнообразного достоинства.

– Вот… Здесь немного не хватает.

– Максим Львович, будьте так добры, пересчитайте.

Пока помощник с невероятной для его шишковатых рук ловкостью считал банкноты, Вован прошелся по тесной кухне и оседлал стул с одеждой Казначея.

– Маловато будет, – подтвердил Максим.

– Сколько?

– Пятьсот.

– Хм… Что скажите, джентльмены?

– Больше найти не смогли.

– Печально. Ну да у вас еще целые сутки впереди, чего-нибудь да придумаете. Я прав? Не слышу ответа!

– Вряд ли, – признался Казначей. – Слишком большая сумма. Где я столько возьму?

– О как! Ничего себе предъявы! По-твоему, мы в этом виноваты?

– Я такого не говорил.

– Еще бы сказал… – Так же неожиданно, как и завелся, Вован успокоился, заговорил спокойным, почти сочувствующим голосом. – Я понимаю, в жизни всякое бывает, разные там ситуации. Но вот в чем вопрос: не смогли или не захотели? Ладно, случился там форс-мажор какой-то, нет бабок, но позвонить-то всегда можно! Мы что, по-твоему, не люди? Мог сказать:надо еще три дня или там неделю, две… Поняли бы! А ты даже не позвонил.

– Вы свой телефон не оставили. – Казначей облизнул губы.

– Вот так. – Вован опустил голову и театрально пожал плечами. – Максим Львович, оставьте,пожалуйста, ваш телефон.

Черная угловатая коробка «Эриксона» легла на середину стола, и три пары глаз – женская и две мужских – в недоумении уставились на нее. В тот миг, когда недоумение начало сменяться испугом, Максим, не дожидаясь команды, шагнул вперед и хлестко, ребром ладони, ударил Артема по шее.

– Правильно, – одобрил Вован, поднимая голову. – А то эти козлы совсем поля не видят.

– Теряю квалификацию. Раньше вырубал одним ударом. – Макс убрал мобильник в карман и слегка лягнул Артема, с ошалелым видом сползшего по стене в угол между пеналом и батареей отопления.

– Это оттого, что практики нет. Привыкли в последнее время все миром решать, по-хорошему. Зря, наверное. Так вот, господа бараны, если бы хотели позвонить, то телефон бы раздобыли у того же Брошки. Следовательно, звонить вы не хотели, а думали нас попросту кинуть. Иди сюда! Последнее относилось к Вере. Помешкав, она приблизилась, настороженно глядя на Вована.

– Не бойся. – Движением человека, не признающего отказов, он обнял ее чуть ниже талии, – Скажи честно: нравятся? По-твоему, это мужики? В прошлый раз они обделались поодиночке. Сейчас – вдвоем. Этот, – свободной рукой Вован указал на Семена, – тогда хоть что-то вякнуть пытался, ручонками размахивал. Сейчас чего молчишь?

– А что сказать? – глухо спросил Фролов, не поднимая взгляда.

– Да, сказать тебе нечего. Бывает. Со всеми бывает, только с одними – редко, а с тобой – постоянно, – утратив интерес к Фролову, Вован теперь смотрел только на Казначея, не спешившего вставать с пола. – Знаешь, когда мы сюда ехали, я думал: сколько нашли, столько и возьму. Специально на день раньше приехали! Думал: заплатите, извинитесь, и дело с концом. Теперь – ни хрена. Теперь ты мне. Казначеев, отдашь все целиком. Послезавтра, в это же время. Пиши расписку. Максим Львович, продиктуйте, пожалуйста…

Артем расположился за столом, Максим навис над ним, опираясь на кулаки, контролируя процесс:

– Давай разборчивее!

Вован смотрел в глаза девушке, опуская руку все ниже и ниже.

Побагровевший Фролов делал вид, что ничего не происходит,рука скользила по тонкому шелку халата, пальцы сжимались.

Вера ударила его по щеке. Не удар, конечно,так, слабый жест протеста. Или отчаяния.

Вован легко мог уклониться, но, зажмурившись, подставил левую щеку, а когда заговорил, в голосе прозвучало вполне искреннее одобрение:

– Молодец, девчонка. Я же говорю: сегодня день сплошных воспоминаний! Последний раз такое было классе в десятом. Химичка, по-моему, врезала. Не понимаю, что ты в этом стадем забыла?

Вован убрал руку, и Вера отошла к стене.

– Молодец! – Вован пружинисто встал, расправил плечи и подхватил расписку Казначея. – Покатит. Что ж… До встречи, стадо! Пастуху жаловаться не советую: помни, Артем, про кассету, на которую ты наговорил много лишнего. Интересно, твои друзья в курсе, как у тебя должок образовался? До свидания, принцесса! Будет время – увидимся в другой обстановке.

Ушел он, демонстративно не оборачиваясь, провоцируя удар в спину.

Когда дверь за ними захлопнулась. Вера села к столу и всхлипнула.

– Что же делать-то? – спросил Артем, а Фролов выматерился и рубанул кулаком по столу:

– Я с ними еще посчитаюсь!

Потом он вскочил и встал возле окна, наблюдая, как удаляются Вован с Максимом. Ему казалось, что они радуются сорванному кушу и обсуждают, в каком кабаке сегодня вечером просадят деньги.

На самом деле говорили они о другом, и доведись ему услышать их беседу – дальнейшая история пошла бы по другому пути.

– Ты не слишком перегнул? – спросил Максим. – Сам же всегда повторял, что нельзя загонять в угол и отбирать последнее. Мало того, что отобрали, так ты еще и об мочалку эту руки вытер, Видел бы, какими глазами на тебя бычок деревенский пялился! Приедем послезавтра – а он возьмет и шарахнет из «берданы» прямо через дверь.

– Тебя это пугает?

– Костюм жалко.

– Знаешь, я не ожидал, что они столько заплатят.

– Ну и что дальше?

Десяток шагов они проделали молча.

– Нет, Макс, с тобой сегодня явно что-то не то, – вздохнул Вован. – Ты не понял самого главного. Я не собираюсь к ним больше приезжать, хватит нам и этого, а то, действительно, можно на РУОП нарваться…

В машине Вован разделил деньги. Брошкину доля не полагалась, но о нем не забыли, Вован сказал Максиму:

– Позвони этому припадочному, порадуй: за эту неделю он нам ничего не должен. Да что у тебя с лицом такое?

– Алло, добрый день! Я в морг попал? Очень приятно. Мы вам трупик вчера направляли, мужчина неопознанный. Не вскрывали еще? А когда? Спасибо, будем ждать.

Волгин положил трубку, посмотрел на прикомандированного к нему опера из отделения, на территории которого обнаружили Брошкина:

– Если повезет, то вскроют завтра. Поехали,надерем пару задниц.

– Куда?

– Есть одна металлургическая контора, покруче «Норильского никеля» будет…

Пункт по приему цветного металла располагался на территории умершего завода. Забор во многих местах был разрушен до основания, но проходная исправно работала. Вахтер – не старый еще мужик в мундире железнодорожного ведомства и армейской фуражке – молча пропустил бомжа с рюкзаком железного лома, но оперов окликнул строгим голосом:

– Вы куда, молодые люди? : Напарник Сергея раскрыл удостоверение, и вахтер застопорил «вертушку»:

– Дайте прочитать, я ничего не вижу. Опер поднес удостоверение ближе:

– Только из моих рук. Уголовный розыск,лейтенант Кузенков.

– Вы мне должны доложить, куда вы идете.

– Что я должен?

– Я не могу вас так пропустить. Откуда я знаю, что вам нужно? Меня никто не предупреждал!

– А тот ханыга что, в списке почетных гостей? – Кузенков указал на согбенную фигуру с тяжелым рюкзаком, ковыляющую по лужам меж разбитых заводских корпусов. – Или это ваш генеральный директор?

Предотвращая скандал, Волгин потянул коллегу за рукав и первым покинул бревенчатую будку проходной:

– Не заводись. У него одна радость в жизни – потявкать на кого-нибудь, кто не даст ему в репу. Если б ты вместо ксивы ствол показал, мы бы прошли, и сто к одному, что он не стал бы звонить в милицию. А так – он же понимает, что по рогам ты ему не закатаешь, в лучшем случае нахамишь, а он ответит в десять раз больше…

На территорию предприятия вошли через пролом в заборе и двинулись проторенной бомжом дорогой, не обращая внимания на вахтера, что-то кричавшего им вслед с крыльца проходной.

Двери пункта приема цветных металлов были гостеприимно распахнуты. Новенькая яркая табличка извещала, что персонал 000 «Агнус» рад клиентам с раннего утра и до позднего вечера.

– Буква "г" в названии явно лишняя, – заметил Волгин, переступая порог.

Бомж выгружал на прилавок содержимое рюкзака. Два приемщика – молодой в синем фартуке и седовласый в грязной спецовке – ждали, прислонившись к стеллажам с самыми разнообразными деталями и обрезками. В помещении было темновато и прохладно, пахло ржавчиной, грязью и смазкой. Волгин, до армии успевший поработать на заводе, вспомнил свой токарный цех.

Заинтересованный видом извлекаемого из рюкзака железа, Сергей подошел к бомжу. Опытный «металлист» напрягся, очевидно, распознав в незнакомцах ментов. Его безусый коллега продолжал как-то странно пританцовывать и подмигивать, что выглядело крайне нелепо, пока опер не заметил топорщившуюся в кармане синего фартука коробку плейера и протянувшиеся к голове провода наушников.

– Качественный товар, – одобрил Волгин, разглядывая латунную табличку с полустертой надписью: «Семенова Анна Петровна, 1919– 1944». – В те годы туфту не гнали. Еще сможешь достать?

Седой приемщик все понял, встревать не стал,стоял, сложив на груди руки в вязаных белых перчатках.

– Это как договоримся, – бомж обнажил в улыбке сгнившие зубы. – Места знать надо.

– Ты их, я вижу, давно изучил, – ответно ухмыльнулся Волгин, сверкнув желтой колонкой на переднем резце. – Просто лоцман какой-то.Там много?

– На наш век хватит.

– Уверен? Мой-то век будет долог и счастлив, а вот твой в казенном доме закончится. Одно не понимаю: как у тебя, ублюдок, смелости хватило с таким грузом средь бела дня припереться?

Ворюга отшатнулся. Правая рука выдернула из рюкзака металлическую витую арматурину, но в этом жесте было больше отчаяния, чем агрессии.

– Да ты что? – изумился Волгин. – Совсем очумел?

Кузенков отступил на шаг и развернулся в полоборота, чтобы держать в поле зрения как противника, так и входные двери; в руке его с похвальной быстротой появился пистолет.

– Отпусти, – глухо сказал бомж.

– Отпустил бы, если бы ты хлеб украл. Не дури, брось бяку. Ну, кому сказано!

Железка упала на пол. Ногой Волгин оттолкнул ее подальше, двумя резкими движениями сковал задержанного наручниками, кивнул напарнику:

– Досмотри героя, – после чего обратился приемщику: – Где у вас телефон?

– А? – неожиданно громко спросил молодой, сдергивая с головы наушники. – Что случилось?

– Где телефон? – повторил Волгин, глядя на седого, и тот нехотя достал из-под прилавка обмотанный синей изолентой аппарат:

– Мы бы все равно это не приняли, мы же знаем порядок…

«Что ты сделал для хип-хопа?» – спросил из наушников Дэцл.

– Помолчите вы оба, – Волгин набрал номер местного отделения, объяснился с дежурным и положил трубку. – Обещали скоро подъехать. Слышь, бродяга, на каком кладбище спер?

– На улице валялось.

– Ну да, конечно…

Несколько минут все молчали. Потом Волгин развернул телефон к седому:

– Вызывай хозяина. Чувствую, накрылась ваша шарага большим и медным тазом…

4

Казначей опять привез Фролова на тихую улицу, где некоторое время назад они договаривались об угоне «мерседеса». Остановился в том же месте, выключил мотор.

– Надо было пушку вовремя продавать, тогда бы все кончилось, – вздохнул Семен.

– Чего теперь говорить? Кто ж знал, что с машиной так получится.

– Интересно, ее уже нашли?

– Я попробую разведать. – Как ты думаешь, он сам его грохнул? – Нет, на дороге дохлого подобрал. Конечно, сам! Я в свое время по работе немного сталкивался с этим типом. Крупный наркоторговец. Не каждый смог бы его замочить.

– Я так и подумал. Видел, какие глаза у них были?

В отличие от храбрости, трусость, как и подлость, всегда требует оправдания. В первую очередь – перед самим собой. Фролов и Казначей нашли свои аргументы еще тогда, когда Вован только начал лапать Веру.

– Слышь, Артем, а если позвонить куда следует? Может, Максима прижмут, и тогда они от нас отстанут?

– На анонимные сообщения сейчас внимания не обращают, а выступать в роли свидетеля мне не очень-то хочется.

– Ты не можешь как-нибудь через своих это запустить, чтобы поверили?

– Каким образом?

Несмотря на возражения, Семен от идеи от казываться не хотел и сумел заставить Артема пересмотреть позицию.

– Ладно, попробуем чего-нибудь придумать. Только деньги все равно искать надо. Не придется отдавать – нам же лучше.

– Еще одну тачку дернуть, теперь – у второго? – Фролов грустно усмехнулся. – Нет, я – пас.

– Есть способ получше. Видишь тот круглосуточный лабаз?

Возле павильона «24 часа» стоял хлебный фургон, и мускулистый грузчик таскал в магазин лотки с батонами.

– Знаешь, чья это точка? Ихняя. Конкретно – того самого Вовы, который у них старший. Неофициально, конечно. По бумагам какой-нибудь Вася Шишкин проходит, который расписывается, где покажут, и отдувается перед налоговой, а реально всем заправляет Вольдемар. Было бы неплохо его слегка пощекотать.

– Хватит, с одним уже обломались! Может, у них тут весь холодильник трупами забит. Да и как ты это себе представляешь, если они и по ночам работают?

– Очень просто. Войти и взять кассу. Сказав это, Артем бросил быстрый взгляд на Фролова, а потом с абсолютно нейтральным видом продолжил разглядывать магазин. Мускулистый грузчик закончил работу и теперь курил, разговаривая с водителем фургона. На желтый «фиат», в салоне которого решалась его судьба, он не обратил внимание…

– Просто войти и взять? – потрясенно переспросил Фролов.

Запредельное биение сердец, одуряющий запах страха, грохот выстрелов и вонь сгоревшего пороха, скачущие по полу гильзы и кровавые ошметки на стенах, в итоге – жалкая пачка рваных купюр…

Видение мелькнуло и пропало. Семен потряс головой, а Казначей повторил мягко:

– Просто взять. Это наш последний шанс. Ты же сам говорил, что в городе деньги лежат под ногами. Теперь боишься наклониться?

– Я… Я просто боюсь.

– Напрасно. Времени на подготовку, конечно, маловато, но я знаю, что делать.

– Откуда?

– У меня там работала знакомая. Недавно она уволилась.

– Ты уже давно думал об этом?

– Такие вещи всегда нужно иметь в виду. Пойми, мы ж не квартиру грабить идем, не у бабки последнюю пенсию отбираем. Через этот магазин они грязные деньги прокручивают. Знаешь, что это такое? Вырученное от продажи оружия, наркотиков… детской порнографии! Да здесь миллионы проходят, мил-ли-оны. Пусть они хоть раз доброму делу послужат, а не только в воровской общак идут. Главное – не спалиться на месте, успеть сделать ноги, а потом нас никто не найдет. Думаешь, труднее всего заказные убийства раскрывать? Ерунда, это я тебе говорю! Там всегда можно определить мотив, а по нему – конкретного человека, кому это выгодно. Бери за жопу и «коли», пока не треснет. А такое дело выгодно всем. Пойди доберись до нас. Таких случаев по городу за сутки не один десяток случается, и что, все кидаются их раскрывать? Объявят «Перехват», на том и успокоятся, я что, не знаю? Опера тоже люди, им работы лишней не надо. Прихватят кого на улице – по приметам или еще как, – они на него всех собак и вешают, соревнуются между собой, кто больше «глухарей» спишет. Нет под рукой подозреваемого – никто его искать специально не станет, не то сейчас время, «Знатоки» давно на пенсии… На первом деле сейчас никто не влетает, это надо совсем тупым быть, чтоб так подставиться. Конечно, если «бомбить» постоянно, то в конце концов тебя повяжут, но мы же не собираемся продолжать! Нам одного раза хватит, и то лишь потому, что нас вынудили. Знаешь, есть такое понятие в Уголовном кодексе – «крайняя необходимость»? Что-то типа форс-мажора. Вот и у нас так… Думаешь, был бы магазин не этих уродов, а нормальных людей, я бы тебе предложил?

Казначей замолчал, переводя дыхание. По другой стороне улицы шла девушка. Распущенные светлые волосы, куртка и голубые обтягивающие джинсы, сумочка на плече. Артем залюбовался было ее легкой походкой, но быстро пришел в себя, тряхнул длинной челкой:

– Давненько я с лялькой не кувыркался. Вот прогоним белых – оторвусь по полной программе.

– А если не отдадут деньги?

– Какой, скажи, дурак за чужие, чу-жи-е бабки станет на волыну прыгать?

– Куда?

– Без пистолета, Сема, не обойтись. Патроны, если хочешь, можно дома оставить, но пушка должна быть настоящей. Не газовик, не пугач, а реальный «Макаров». Поверь мне, люди такие вещи влет просекают, на фуфло сейчас никого не возьмешь. Не те, как говорится, времена.

Девушка подошла к магазину. Грузчик ее окликнул, они поздоровались. Уже взявшись за дверь, она, словно почувствовав взгляды из «фиата», обернулась. Дальнее расстояние в сочетании с тонированными стеклами не дали ей разглядеть пассажиров.

– Вот как! Подруга, значит, Вована, – оскалился Казначей.

– Ты ее знаешь?

– Она тут работает. Он специально подбирает молодых и симпатичных. Опыта у них никакого, запросто можно любую недостачу навесить. С другой стороны – разложил в подсобке и пользуйся, как тебе нравится; кто ж откажет директору, хоть и неофициальному?

– У вас везде, что ли, так принято?

– Везде – не везде, но здесь именно так, как я сказал.

Семен вспомнил, как Вован обнимал Веру. «Никто, значит, отказать не может? Хозяева жизни?»

По изменившемуся лицу Фролова Артем понял, что расчет оказался верен и его вранье достигло цели: деревенского удалось «зацепить», и теперь он не откажется от участия.

Ни Вован, ни кто-либо другой из его окружения не имели ни малейшего отношения к магазину, на который планировалось нападение.

Так же, как никто не «раскладывал» в подсобном помещении продавщицу Надю Клюеву, пришедшую подменить подругу.

Этот экспромт получился особо удачным и сыграл важную роль: Фролову казалось, что Вере понравились комплименты Вована, что в той ситуации на кухне бандит выглядел в ее глазах настоящим мужчиной.

Легко быть мужчиной, когда в карманах деньги и пистолет!

Не набравшись смелости ответить своевременно, сейчас он был готов на подвиг. Он боялся предстоящего, но не меньше боялся и завтрашнего визита бандитов. В полном соответствии с законом арифметики минус на минус дали в итоге плюс.

Клюева прошла через торговый зал:

– Привет, девчонки!

Ждать роковых выстрелов оставалось недолго.

Районные власти прибыли почти через час, вместе с братьями Перекатниковыми. Пока оперативник оформлял изъятие краденого, начальник местного отделения – импозантный мужчина в светлом пиджаке и темных очках – отвел Волгина в сторону и, слегка волнуясь, поинтересовался, чем вызван интерес к добропорядочным бизнесменам. Наверное, он всегда остро переживал проблемы, возникавшие на его территории:

– Мы их регулярно проверяем, никаких нарушений…

Братья хотели подслушать разговор милиционеров, но улавливали только обрывки фраз, отчего на их лицах появилось одинаковое недоверчиво-настороженное выражение. Они производили впечатление людей, изрядно битых жизнью и привыкших во всем ждать подвоха. Сергей подумал, что разговаривать с ними будет тяжело. Если им есть, что скрывать, то придется немало повозиться, прежде чем услышишь откровенное признание.

– К приемному пункту нет ни малейших претензий, – успокоил Волгин начальника. – Мы здесь, собственно, случайно. Труп нашли, не криминальный, а в записной книжке – их телефоны, домашний и этот. Может, помогут опознать бедолагу?

– Давно это случилось?

– Да еще в апреле, все руки не доходили заняться как следует.

– Вы хотите к себе ехать? Могли бы и у нас устроиться, место найдем.

– Надо фотографии посмотреть, книжку полистать. Вы ж понимаете.

– Да-да, – начальник, несмотря на свою должность мало знакомый с розыскной работой, облегченно кивнул и поспешил успокоить «металлических» бизнесменов.

Поехали на двух машинах. Волгин взял младшего брата, а Кузенков подсел в «семерку» Валентина.

Когда пересекали границу районов, Сергей, глядя в зеркало, пытался фиксировать малейшие изменения мимики задержанных. Если причастны к трупу в «мерседесе», то должны отреагировать: побледнеть, вспотеть, переглянуться. Ничего не произошло, ни малейшей реакции на двух одинаковых физиономиях. Невиновны или путаются в географии?

– Сейчас куда, в РУВД? – спросил Кузенков.

– Нет, к тебе, в отделение.

Братьев определили по разным камерам. Они не роптали, отнеслись с пониманием и раньше, чем им было предложено, вывалили на стол содержимое карманов: бумажники, мобильник и пейджер, две связки ключей и два брелока автосигнализаций, документы.

Опера не заметили, как братья переглянулись.

Оказавшись в камере, Николай Перекатников встал около стеклянной двери и задумчиво наблюдал, как дежурный убирает в специальный шкафчик изъятые мелочи.

* * *

Последние приготовления заканчивались в квартире Казначея.

Он сбрил усы, укоротил челку и выкрасил волосы в черный цвет, чем полностью изменил свою внешность.

– Ты этим что, уже занимался? – с ноткой зависти спросил Семен.

С ним самим все обстояло сложнее. Стричь и брить было нечего. Поэкспериментировав с остатками краски, сделали ставку на милицейскую форму.

– Когда ты в форме, ни одна собака на твое лицо не смотрит, – поучал Казначей, копаясь в шкафу. – Все видят мента, а не человека. Главное – не встречаться ни с кем глазами, тогда точно ничего не запомнят. Да и чего ты боишься? Это мне трястись надо, я во всех картотеках есть, а тебя в этом городе ни одна собака не знает. Не дрейфь, проскочим! На, оденься пока, пообвыкни…

– Я думал, при увольнении ее отбирают, – удивился Семен.

– Кому это надо? Да и как проверить, сколько я сносил и выкинул, а сколько осталось? Ксиву с жетоном забрали, и хватит, – ухмыльнувшись, Казначей продемонстрировал изрядно потертую металлическую бляху, которую нашел на улице и решил прикарманить, узнав, что потерял ее милиционер из другого района. – Но у хорошего хозяина всегда есть запас.

Семену форма была тесновата, но Артем, приглядевшись, успокаивающе махнул рукой:

– Нормалек! Как будто в ней родился. Многие настоящие еще хуже выглядят.

Фролов прошелся, осваиваясь с незнакомой одеждой. Достал из кармана иголку для инъекций в пластмассовом колпачке, с присохшей окровавленной ваткой, удивился:

– Что это?

– А ты не знаешь? Тетке одной плохо стало, я укол делал.

Казначей не соврал: его знакомую так «ломало», что он сжалился и подарил половину «чека».

– Я и не знал, что ты умеешь.

– Верка разве не говорила, что я полтора год в медучилище оттарабанил?

– Выгнали?

– Сам ушел. Как говорится, не мое это призвание. Черт, кобура всего одна, вторую подарил кому-то…

На свои погоны Казначей воткнул звездочки лейтенанта, Фролову достались сержантские лычки.

– Жетон, стало быть, тоже твой. Ты у нас будешь постовым, а я – участковым. Надо папку найти, они все с папками таскаются…

Семен не испытывал никаких эмоций. Ни страха, ни ужаса от предстоящего. Может быть просто не верил, что дойдет до дела?

– Рацию бы раздобыть, – вздохнул Казначей. – Можно, конечно, у кого-нибудь в батальоне спросить, но лучше не рисковать. Ладно, будь здесь, я скоро вернусь.

– Куда ты?

– Звонить. Сам же просил!

Артем не стал блуждать и с ближайшего таксофона набрал «02». Чтобы изменить голос, накрыл микрофон носовым платком и бросил в рот несколько подушечек жвачки.

Ответили не скоро. Равнодушная девушка сняла трубку только после десятого гудка.

– Милиция.

– Алло! Слушайте внимательно…

– Вас не слышно, перезвоните.

Ошарашенный Артем долго смотрел на телефон.

«Может, это судьба?» – мелькнуло в голове.

Он затравленно оглянулся. Казалось, что местный отдел милиции уже поднят по тревоге а от главка летят в район машины с группой захвата.

Вокруг ничего не происходило. Люди спешили по своим делам, и никому до него не было дела.

Промокнув платком вспотевшее лицо, Казначей набрал номер.

– Вы меня слышите?

– Говорите.

– Вы должны были найти вчера на Придорожной улице голубой «мерседес» номер В б… – Артем осекся в последний момент: волнуясь, он едва не назвал госзнак своего «фиата». – Там, в багажнике, труп. Вы нашли его?

– Очень плохая связь, говорите громче. Какой номер?

– Не важно. Так вот, запомните: Брошкина убил Максим. Фамилии не знаю, но он катается на этом «мерседесе», найдете, если захотите. Он в городе, никуда не скрылся. Когда посадите, за ним такой хвост потянется! Если буду уверен в своей безопасности, то я вам еще позвоню. Все, до свидания…

– Вы не хотите назвать свою фамилию?

– Филипп Бедросович Киркоров. Казначей бросил трубку. Пот с него катился градом. Он вытер лоб, потом стер «пальцы» с аппарата и поспешил уйти, готовый сорваться на бег, как только услышит за спиной милицейские сирены.

5

Начали со старшего брата. Он врал, и лал это крайне неубедительно.

– Значит, продал машину? – вопросы задовались не один раз.

– Прошлым летом.

Перекатников сидел на кособоком стуле среди кабинета. Сергей занял место за столом, положив перед собой стопку чистых листов. Кузенков разместился на подоконнике, сбоку от свидетеля, а в дальнем углу, прислушиваясь к разговору, но не встревая в него, работал со своими бумагами еще один оперативник.

– Сколько взял?

– Пять штук.

– Не продешевил?

– Дороже не стоила.

– Покупателя, значит, не помнишь?

– Да на что он мне? Я объявление в газету дал, он позвонил. Рассчитались и разбежались. Не детей же с ним крестить!

– Газету тоже не помнишь?

– Проверять станете?

– Придется.

– Какая-то бесплатная. Не понимаю, почему вы мне не верите?

– Опиши, как он выглядел.

– Покупатель?

– Нет, «мерседес».

– Молодой, лет двадцать пять. Высокий, спортивный. Максимом, кажется, звали, – последняя подробность далась Валентину с трудом.

Он даже побагровел, пока выдавливал из себя чужое имя. Достал из кармана пачку легкого «Винстона», покрутил в руках, но спросить разрешения закурить не решился, так бы и сидел, но Волгин подвинул пепельницу:

– Нельзя подавлять желания. От этого не только память, все остальное пропасть может.

– Спасибо, – Валентин полез за зажигалкой,но Волгин опередил, поднес огонек и в тот момент, когда собеседник прикуривал, негромко спросил:

– Так машину, значит, за долги отобрали?

Перекатников дрогнул и поперхнулся дымом. Откашлявшись, посмотрел слезящимися глазами:

– Да почему сразу – отобрали?

– А что, ты долго не отдавал? Сомневаюсь. Там ведь подход другой, с ними не станешь ломаться…

Оснований утверждать, что Валентин лишился «мерина» не по своей воле, у оперов не было. Слова его звучали в целом логично, и не было сомнений, что младший брат их подтвердит. Но слова – словами, а впечатление от общения с задержанным свидетельствовало о другом. Сергей не сомневался, что рано или поздно услышит правду или нечто к ней близкое, вот только на что это будет похоже? Они просто не хотят «сдавать» бандита, отобравшего у них машину, или имеют отношение к истории с трупом? Волгин склонялся ко второму. Не те сейчас годы, не стали бы покрывать своего обидчика. Если уж не официально, под запись, так устно назвали бы его фамилию.

«Генералку» где оформляли?

Где-то в центре, я не помню.

Центр большой. Нотариус кто – мужик, баба?

Молчание. Дрожащие руки и лоб в испарине. Гася окурок, Валентин обжег палец.

– Трансвестит, – подсказал третий оперативник, до сей поры молчавший.

Улучив момент, Волгин бросил на него предостерегающий взгляд: он не любил, когда в разговор встревали посторонние, не владеющие ситуацией в полной мере. Иногда спонтанная помощь бывает очень кстати, но гораздо чаще вредит.

– Женщина, – сказал Перекатников. – Молодая такая, темненькая. Мы к ней поздно приехали, контора уже закрывалась.

– Максим договорился, чтоб задержалась?

– Да, наверное.

– И где сейчас машина, ты не знаешь?

– Честное слово!

Волгин помолчал, жалея, что фотографии трупа еще не готовы. Не самый изощренный способ, но иногда бывает полезно показать подозреваемому результат его трудов. Особенно, если подозреваемый не отличается сильным характером, результат впечатляет, а момент для показа выбран удачно.

– Дима, поменяй братьев местами и забери у дежурного их барахло.

– Нас еще долго?..

– От вас зависит. Мне с вами до утра бултыхаться тоже не хочется.

– Я понимаю…

Сложив руки за спиной, Перекатников вышел в коридор.

– Он что, сидел? – спросил хозяин кабинета.

– Нет, только готовится.

– Звиздит, как Троцкий. Надо ледорубом поколоть.

– Наше оружие – доброта и слово Божье.

Раньше, чем привели младшего брата, Волгину на «трубку» позвонил дежурный:

– Тут информация поступила. – Он зачитал сообщение Казначея. – Обещал еще раз объявиться, если мы этого Максима поймаем.

– Информатор, естественно, не назвался?

– Почему? Филипп Киркоров. Что делать, если он снова позвонит?

– Спроси автограф.

Сергей задумался. Почему звонивший говорил про Придорожную улицу, если «мерседес» нашли на Нижнем озере? В принципе, между ними не такое большое расстояние, километра полтора по прямой, но тем не менее… Перепутал фрагмент госзнака и по какой-то причине не стал его повторять. Человек из ближнего окружения убийцы знал бы не только имя, но и другие данные, адрес. Случайный свидетель? Сомнительно, слишком много нестыковок. Это должен быть кто-то, связанный как с жертвой, так и с Максимом, но связанный не слишком близко, скорее всего, про убийство узнавший случайно, из разговоров. Отсюда и ошибка в адресе, и путаница с номером машины. Вполне возможно, этот человек – милицейский осведомитель, по какой-то причине не сумевший связаться с куратором и воспользовавшийся экстренным каналом связи. Самый удачный вариант, если это именно так: в течение ближайших суток-двух поступит дополнительная информация.

С другой стороны – Максима упоминал и Валентин Перекатников, а звонок поступил вскоре после его задержания. Совпадение или прямая связь? Может, братья имеют прямое отношение к трупу, а оставшийся на свободе сообщник помогает им выкрутиться? Такое вполне вероятно, но, скорее всего, активная защита началась бы с налета стаи адвокатов, а не анонимным звонком.

Кузенков привел младшего брата.

– Машину продали? Покупателя не знаешь? Где оформляли, не помнишь?

Ошарашенный напором, Николай молча кивал.

– Ясно. Дмитрий, отведи товарища обратно в «обезьянник». С ним скучно общаться, он еще не стал человеком..

Кузенков понял не больше Перекатникова, но команду выполнил беспрекословно.

Волгин позвонил своему знакомому в главк:

– Толян, убийство раскрыть хочешь?

– Надо ехать на задержание? Старик, у нас самих с машинами хреново…

– Кроме лифта, тебе ничего не потребуется. Надо спуститься на первый этаж, где у вас адресное бюро, и покопаться в картотеке. Мне нужны все мужики по фамилии Брошкин или созвучной с ней, в возрасте около сорока лет.

Возможный адрес прописки – на Придорожной или в наших краях. Сделаешь?

– Быстро не обещаю.

– Можешь не обещать, но, пожалуйста, сделай. И еще: полистай городские сводки. Меня интересует угон «мерседеса»…

По расчетам Сергея, вышестоящий коллега должен был отзвониться не раньше, чем через час. Можно было продолжить общение с «металлистами» или сделать перерыв на обед, что Сергею показалось более продуктивным. Он вопросительно посмотрел на Кузенкова:

– Ты как насчет перекусить?

– Да у меня с финансами не очень.

– Разберемся. Если память мне не изменяет, тут есть неподалеку один симпатичный подвальчик…

Закончить фразу Сергей не успел. Пришел Орлянский – тот самый участковый, который первым выезжал на место происшествия.

– Я не помешаю?

– Есть новости?

– Не знаю, может, и не пригодится. Говорят, около озера, в сто тридцать шестом доме, какой-то Сева проживал. Два дня его не видно, хотя машина во дворе стоит. Раньше никогда надолго не пропадал и, похоже, наркотой торговал. У него недавно обыск проводили, соседей понятыми приглашали.

– По приметам похож?

– Похож…

Скорее всего, эту информацию можно было получить в первый же день, при проведении обхода, но тогда участковый схалтурил, торопясь по своим делам. Хорошо, что сейчас исправился.

– Это твой участок?

– Временно.

– Ладно, спасибо. Еще что-то будет, говори сразу. Нам любая мелочь важна. – Когда Орлянский вышел, Волгин посмотрел на оперов. – Не вы на обыск ездили?

– Нет, даже не слышали ничего. Может, соседи работали? Там же как раз граница районов проходит. Я сейчас позвоню, мы с парнем в одной группе учились, он должен знать.

Кузенков взялся за телефон, а Волгин закурил и отошел к окну. Стоял, через грязное стекло и ржавую решетку разглядывая захламленный двор отделения. Предчувствие говорило, что информация участкового подтвердится, но, странное дело, обычного в таких случаях возбуждения он не испытывал. На душе была апатия. А ведь, пробыв три года на «гражданке», где Сергей работал высокооплачиваемым юрисконсультом частной фирмы, он вернулся в милицию исключительно из-за тоски по прежней профессии и до сих пор ни разу не жалел.

– Привет! – В отличие от него, Кузенков был полон энергии; встав из-за стола, он кричал в трубку: – Слушай, у нас такое дело…

– Тебя слышат и без телефона, – сказал Волгин, оборачиваясь.

Кузенков отмахнулся:

– Так, пишу! Брошкин Всеволод Матвеич, пятьдесят пятого года рождения…

– Поехали, определимся на месте, – предложил Сергей, когда сияющий Кузенков протянул ему листок с адресом. – В конце концов, это может быть простое совпадение.

В том, что никаких совпадений нет, убедились, когда рядом с крыльцом обнаружили размокший домашний тапочек – такой же, как и на трупе. Волгин подергал входную дверь, для очистки совести нажал звонок, хотя и так было ясно, что дом пуст. По дороге они успели заехать в жилконтору, где выяснили, что Брошкин В. М. прописан в адресе один, и перекинулись парой слов с соседкой, которая подтвердила отсутствие каких-либо других жильцов.

– По большому счету законных оснований взламывать дверь у нас пока нет, – остудил пыл коллеги Сергей. – Но, черт побери, просто так я отсюда не уеду.

Замки на дверях – и парадной, и «черной», оказались куда более серьезными, чем можно было ждать от покосившегося дома с просевшей крышей. Открыть их у Волгина не получилось, но удалось отодвинуть ножом щеколду на окне.

– Стой на шухере. Если что – вали всех подряд, – проинструктировав напарника, Сергей перемахнул через подоконник, зацепившись курткой за гвоздь и выдрав клок материи.

В первую очередь Волгин убедился, что жилище не оборудовано сигнализацией и никто в нем не прячется, потом переложил пистолет и ксиву из боковых карманов в более надежные и приступил к осмотру. Убранство комнат поражало пошловатой роскошью. Очевидно, у хозяина водились деньги, но со вкусом случались проблемы.

В коридоре Волгин споткнулся о небольшую лопату, прислоненную к стене в самом темном месте. Металлическая часть была покрыта слоем пыли. Сопоставив это с найденным у крыльца тапочком, Сергей предположил, что Брошкина убили в доме и собирались закопать, но по какой-то причине от намерений отказались. Вполне возможно, просто забыли взять приготовленный инструмент.

Ни пятен крови, ни следов борьбы или обыска в комнатах не наблюдалось. Наугад раскрыв один из шкафчиков, опер обнаружил паспорт Брошкина. Пролистал, вгляделся в фотографию, наклеенную ровно неделю назад. Что ж, теперь можно, предварительно уничтожив следы своего пребывания, вызывать экспертов и понятых и производить официальный осмотр. Пока уголовное дело не возбуждено, санкцию на обыск никто не подпишет, но осмотреть жилище погибшего, оно же – потенциальное место происшествия, можно и по материалу первичной проверки. Когда следователь Поперечный спросит, каким образом это самое место было установлено и почему опер, настаивая на осмотре, был так уверен в положительном результате, Волгин с чистой совестью ответит, что данную информацию он получил в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий, суть которых не подлежит разглашению.

Сергей выбрался наружу и затворил окно. Осмотрел разорванный карман, чертыхнулся.

– Как там? – спросил Кузенков.

– Шикарно. И, чувствую, застрянем здесь надолго. Где-то рядом должны валяться ключи от – дома, так что до прибытия группы мы вполне успеем прочесать соседние огороды…

Достав «трубку», Волгин позвонил в главк:

– Толян? Как там у тебя, нет для нас новостей? Занят был? Спасибо, но мы уже сами управились. Нет, раскрыть пока не удалось, но я про тебя не забуду, позвоню, если что-то понадобится.

Начал накрапывать дождь. Сидя на крыльце, Сергей перекурил, прикрывая сигарету сложенной домиком ладонью. Вновь подступила апатия, позабытая на время активных действий. Работать не хотелось совершенно – с операми такое тоже бывает. Доведись сейчас Волгину узнать об Артемьеве, поспешившем избавиться от трупа, – он не судил бы его слишком строго. Хотя сам так, конечно, не поступил бы.

Подставив лицо дождю, он постоял с закрытыми глазами, далеко в сторону отбросил окурок и пошел помогать Кузенкову в поисках ключей.

6

Осмотр дома закончили в десятом часу вечера. Ни ключей, ни героина так и не нашли. Основной улов составили многочисленные записные книжки. Наскоро их пролистав, Волгин помрачнел: сотни телефонных номеров, как правило – без всяких пометок. Руки отвалятся их проверять. Но и деваться некуда, разве что уповать на доброжелателя с эстрадным псевдонимом.

– Как ты думаешь, удастся раскрыть? спросил Кузенков на обратном пути.

Волгин пожал плечами:

– Что толку гадать? Посмотрим. Бывает, самые примитивные бытовухи зависают, и ничего не сделать, хоть ты тресни, а бандитские огнестрелы раскручиваются по горячим следам. Не переживай, рано или поздно мы это узнаем. Завтра с утра езжай к своему приятелю в соседний район, посмотри, что там Брошкин наворотил.

Когда вошли в отделение, позвал дежурный:

– Долго еще их держать будете? Или решайте что-нибудь, или гоните в шею, мне они тут не нужны.

Непонимание между операми и дежурной частью случается довольно часто. Одним надо раскрыть преступление, другим – спокойно дождаться конца смены. Совмещается это с трудом.

– Потерпи, сейчас разберемся.

– Чего мне терпеть? Отпущу их, и все дела. – Службист скрылся за своей перегородкой, оперативники поднялись в кабинет на втором этаже.

– Я слышал, успешно скатались? – Хозяин кабинета продолжал сидеть, обложившись бумагами; за время отсутствия Волгина их меньше не стало. – Слушай, я тут интересную штуку заметил. Ну, пока вас не было, я в их вещах поковырялся, так у них два брелока сигнализации на одну машину.

– Ну и что?

– Ничего, просто я такого никогда раньше не видел. Мне любопытно стало, я спросил у них, аккуратно, как Штирлиц: сначала про снотворное, а потом про чемоданчик русской радистки… Так вот, младший говорит, что им так удобнее. Живут в разных местах, но пользуются одной тачкой. Кому с утра нужнее, тот и берет, не надо встречаться, ключи передавать. Он в электронике немного разбирается, в институте когда-то учился, вот и смастерил дубликат.

Опер ждал одобрения и удивился реакции Волгина:

– Слышь, Штирлиц, в следующий раз не лезь, куда не просят.

Сказал, и тут же пожалел об этом: незачем плохое настроение срывать на посторонних. Своей инициативой парень ничего не испортил, можно было объясниться поделикатнее, в силу лишь той прагматичной причины, что им еще вместе работать.

Молча попили кофе, и после этого Кузенков привел старшего брата.

– Подумал? – задал Волгин вопрос, задаваемый в такой ситуации полицейскими на всех континентах.

Ответ Перекатникова также не нарушил привычных канонов: он дернул плечами, посмотрел в окно и глухо отозвался:

– Чего мне думать? Я все сказал.

– Тогда на этом и закончим. Время позднее, пора домой. Свою часть работы мы сделали, остальное – задача следователя. Скоро он будет здесь и оформит наши отношения юридически одним росчерком пера переведя тебя из ранга свидетелей в категорию подозреваемых. С последующим задержанием на семьдесят два часа. Трое суток, конечно, не много, можно и отсидеть, если за правое дело. Но в течение этих суток будет решаться вопрос о дальнейшей мере пресечения, и что-то мне подсказывает, что мерой этой будет избран арест. Конечно, пугать тюрьмой – неблагородно, но ведь вся наша жизнь далека от идеала? Слишком многих людей только страх перед тюрьмой останавливает от воровства и мордобоя… – продолжая говорить спокойным, усталым тоном, в котором напряженный Перекатников слышал полную осведомленность опера и безразличие к исходу разговора. Сергей выложил на стол несколько фотографий трупа неизвестного мужчины, обнаруженного в прошлом году. На Брошкина он походил лишь возрастом и комплекцией, но качество черно-белой печати не позволяло рассмотреть нюансы. – Все очень просто. Есть твой «мерседес» с трупом в багажнике, есть абсолютно бредовая история о том, как ты его продал, есть записная книжка Севы Брошкина с твоими координатами и есть, в конце концов, свидетель, которого мы с напарником разыскали два часа назад. Думаешь, пока ты в камере парился, мы здесь чаем с плюшками баловались или молились на то, чтобы ты «раскололся»? Да я все ноги сносил, но нашел человека, который на очной ставке загрузит тебя в одни ворота!

В доказательство последнего утверждения Волгин показал промокшие ботинки и, странное дело, именно это произвело на задержанного самое сильное впечатление.

– Подождите, да зачем мне его было убивать?

– А уж это только ты объяснить можешь, —Волгин спрятал фотографии в карман.

– Нас там не было, мы только версии можем строить. Может, и прав ты был по жизни, и не плохой ты в целом мужик, да только и сделанного не воротишь. Раз вляпался, то отвечать придется, и, между прочим, от твоего отношения к происшедшему-в уголовном праве оно «субъективной стороной» называется, – срок тоже зависит.

– Да какой срок?!

– Твой, Валентин, исключительно твой. Чтобы слегка порадовать, могу сказать, что несколько часов ты уже отсидел. Сколько тебе по суду выпишут? Может, восемь, а может, червонец или того больше; хоть «вышку» и отменили, но статья такая, что получить можно от нуля до «плюс бесконечности»…

Через несколько минут Перекатников сломался. Приняв решение, он долго не мог вымолвить ни слова, его затрясло, и чем больше он пытался совладать дрожью, тем заметнее она становилась. Он покраснел и, сжимая руками колени, обратился к Сергею:

– Дайте написать «явку».

Волгин, сомневаясь, повернулся к Кузенкову:

– По-твоему, стоит? Мы на него весь день угрохали… «Явка», дорогой ты наш, это когда человек сам приходит, а не когда его в наручниках привозят…

Тем не менее Волгин выделил два листа бумаги и авторучку, а затем, демонстрируя полное отсутствие интереса к исповеди, встал из-за стола.

– Садись ближе, будет удобнее.

Энергично разминая плечо, он прошелся по кабинету, подсказал задержанному, как писать «шапку» документа и, зевнув, объявил:

– Пойду кофейку дерну, а то что-то в сон клонит…

– Так вот же чайник. – От удачи слегка утративший сообразительность Кузенков указал на агрегат, стоявший на сейфе за спиной Перекатникова, но Сергей уже выскользнул в коридор.

Как только он оказался за дверью, от деланного равнодушия не осталось и следа. Отмахнувшись от приставаний дежурного, требовавшего избавить его от головной боли за задержанных, Сергей прошел в камеру, где растолкал дремавшего Николая.

К младшему брату была применена другая тактика. Старые фотоснимки были продемонстрированы, но сколько-нибудь значительной роли не сыграли. Нависая над сидевшим Николаем и упираясь ботинком в край лавки, неожиданно быстро Волгин подавил волю к сопротивлению своей убежденностью, напором и нежеланием слушать дурацкие отговорки.

– Да я бы и раньше признался, – выдохнул Николай, не глядя на опера. – Зачем молчать, когда понятно, что вляпались?

– А чего ж ты все-таки молчал? – Сергей сбавил обороты и угостил сигаретой.

– Не люблю быть первым… Когда этот ваш пришел и начал про сигнализации спрашивать,я понял, что вы все знаете.

– Напрасно. В такой ситуации, как ты сейчас оказался, первому обычно везет больше.

– На срок намекаете? А за что нас судить, если мы всего лишь свое забрать хотели? Около года назад связались с одним человеком. Мы его и раньше знали, нормальным казался, даже дела какие-то совместные были. Он тему предложил, ничего криминального, но заработать можно было неплохо. Долго рассказывать, как получилось, но в результате оказались мы в должниках. Не думаю, что с самого начала все было подстроено, по-моему, нам просто не повезло. Парень, который всю бодягу и замутил, на Украину к родичам подался, а нам пришлось расхлебывать. Тогда этот Максим и объявился, он с кредиторами нашими был связан. У нас, конечно, тоже бандиты знакомые есть, но что-то не срослось, и защитить нас они не смогли. Может, в молодости с ним по одной «груше» колотили, а может, там и другие расклады – нас, конечно, никто в них не посвящал. Просто посоветовали о машине забыть. Мы и забыли – на какое-то время, пока с долгами рассчитывались. Потом, конечно, обидно стало: и на бабки попали, и без тачки остались. В милицию, ясное дело, соваться не стали…

На втором этаже, в кабинете уголовного розыска, Валентин отложил авторучку:

– Все. Скажите, а меня сегодня отпустят домой?

Прочитав его показания, Кузенков, с трудом! сохранял непроницаемое лицо, побежал искать Волгина. Для обсуждения ситуации они устроились на жестких стульях в конце коридора.

– Казначеев уже несколько дней как не работает, – остудил Сергей пыл коллеги, который собрался мчаться в батальон ППС и всех вязать. Знаешь, у меня такое ощущение, что это именно он звонил по «02», – надо будет завтра переписать пленку, послушать голос.

– Может, мы его через час уже задержим?

– Он снимал квартиру, у меня где-то остался адрес. Но очень сомневаюсь, что он нас там дожидается…

* * *

Облаченные в милицейскую форму, Казначеев и Фролов вели наблюдение за магазином из кабины «фиата». Перед выходом на дело Казначей, незаметно от Семена, успел ширнуться, и потому сейчас не чувствовал страха. Наоборот, ему казалось, что удача повернулась к ним лицом, и до рукопожатия с ней осталось сделать последний шаг.

– Скоро пойдем, – сказал Артем, опуская бинокль. – Смотри, ни одного покупателя!

– Не рано?

Семену очень хотелось, чтобы их затея сорвалась. Сорвалась независимо от них. Что-нибудь вроде внезапного переучета или сломавшегося перед магазином автобуса с ОМОНом. Тогда можно будет сохранить лицо, сказав Казначею, что ковбой в одну лужу два раза не падает. Коли им так не везет, надо продавать пистолет и машину, платить бандитам, а потом думать, как заработать на жизнь. Аргументы, которыми Казначей склонил его принять участие в нападении, больше не казались убедительными, но чувство товарищества мешало изменить принятое решение.

– А может, не будем? – неожиданно для себя предложил Фролов.

– Боишься? – развернувшись к нему всем корпусом, Казначей оскалился, и Фролов замер,не веря своим глазам.

Ему казалось, он смотрит на мертвеца. Пустые глаза, обнажившая скулы истлевшая кожа, два ряда желтых, необычайно крупных зубов.

– Прорвемся, – сказал Казначей. В кармане завибрировал пейджер. Включив подсветку, Артем прочитал сообщение про себя и повторил его вслух:

– «Срочно позвони мне на трубку. Валентин». Ишь ты, приспичило ему! Где ж ты был раньше, когда я тебя сам искал? – Казначей оглядел пустынную улицу. – Неоткуда, да и некогда нам. Вот потом – с удовольствием. И созвонимся, и встретимся…

Убрав пейджер, Артем похлопал Семена по плечу:

– Есть у меня еще одна идейка, где можно заработать.

– Где?

– Потом скажу. Ну что, перекурим, и в путь?

Сигареты сгорели мгновенно. Открыв дверь. Казначей громко выдохнул и перекрестился…

* * *

После того, как Валентин сделал сообщение на пейджер, несколько минут все напряженно ждали, но лежащая посреди стола «Моторола» не звонила.

– Чего и следовало ожидать, – подвел итог Волгин. – Гуляет наш Тема. Вполне возможно, что в эту самую минуту он подъезжает куда-нибудь к Краснодару. Да?

Вопрос адресовался задержанному, и тот не преминул в очередной раз продемонстрировать раскаяние:

– Извините…

– Запросто. Но покаяние должно быть деятельным.

– Я уже все написал.

– Днем ты говорил, что вообще ничего не знаешь. Давай-ка еще раз припомним, откуда ты должен был забрать свою машину?

– Да не знаю я, где у этого человека гараж! – Перекатников приложил руку к сердцу.

– Как вы сами не понимаете, что никто мне такой информации не даст? У него и имя-то

–Иван, – я думаю, не настоящее. Связывались по сотовому телефону, а того человека, который нас познакомил, сейчас вообще нет в городе, он в Штатах по полгода живет, теперь приедет не раньше ноября. Пожалуйста, я написал вам его данные, проверяйте!

– А Брошкин?

– Да не знаю я никакого Брошкина! А что касается моего телефона, то он, простите, может быть у кого угодно, я в бизнесе уже десять лет.

– Звони Ивану.

Перекатников набрал номер и механический голос опять ответил, что обслуживание абонента временно приостановлено.

– Я не знаю, чем еще вам помочь.

– Ты не нам, ты себе помогаешь. Валентина выставили из кабинета за дверь и провели краткое совещание. В его разгар позвонил Катышев. Кратко обрисовав ситуацию, Волгин высказал свои предположения:

– Где дохнет Казначей – неизвестно. Удастся ли установить Ивана без его показаний – под вопросом. Максима установили. У нас он нигде не светился, а более подробно сейчас, как ты понимаешь, не проверить. Вроде бы проживает по месту прописки, но пока его дома нет.

– Надо ставить засаду. Вас там сколько человек?

– Василич, мы весь день отпахали! Тем более, сейчас его задерживать нет смысла. Сомневаюсь, что он расколется на пустом месте. Завтра узнаем результат вскрытия, почитаем уголовное дело по Брошкину, пленку в главке перепишем…

– Слышишь, Волгин, ты мне паникерские мысли прекрати! Поперечному звонил? Плохо! Созвонись с ним, скажи, что нужно дело возбуждать и этих двоих клоунов тормозить на трое суток, а я к вам выезжаю. На месте решим, что к чему.

Катышев был человек действия, и если стояла дилемма: выбить дверь или ждать, пока откроют он не тратил время на звонки.

Сергей набрал домашний номер следователя.

– А он еще не приходил, – сказала мама. – Это с работы? Что-то случилось?

– Пусть перезвонит, у нас для него хорошие новости…

– Надеюсь, ему не придется никуда ехать? Ведь уже так поздно…

На всякий случай Волгин перезвонил в кабинет прокуратуры. Пока тянулись длинные гудки, вспомнил своих родителей. Он отработал в милиции уже лет пять, а мама все рассказывала ему, как опасно пускать в квартиру неизвестных и гулять поздним вечером…

– Не отвечает, – Волгин положил трубку. – Но сейчас сюда приедет большой босс и всех озадачит.

Прозвонил его мобильник.

– Ты где? – по одному вопросу было понятно, что это Катышев. – Скачи сюда, у нас двойная «мокруха»…

7

Сигнал тревоги из ночного магазина поступил на пульт дежурного в 03.22. Объект всегда считался спокойным, но в общей массе заявок доля ложных значительно превышает реальные, а потому и дежурный, хоть и передал ее без промеднения экипажу группы задержания, рассчитывал, что скоро все благополучно разрешится. Или кто-то из продавщиц случайно задел тревожную кнопку, или подвыпивший покупатель начал буянить, но был утихомирен охранником до приезда наряда. Официально никаких секьюрити в штате магазина не числилось, но по ночам всегда дежурил кто-то из грузчиков, способных разобраться в несложной ситуации.

Экипажу ГЗ отводится три минуты, чтобы прибыть на место тревоги. Соблюсти временной норматив не всегда возможно по объективным причинам, но в большинстве случаев удается не нарушать его слишком сильно. Раньше машины охраны не имели наружных опознавательных знаков, за исключением номеров «милицейской» серии – обычные неброские «Жигули», на крышу которых в необходимых случаях выставлялся проблесковый маячок. В дневное время, а зачастую и ночью, это позволяло скрытно приблизиться к охраняемому объекту и произвести задержание, а при отсутствии заявок – нести службу в патрульном режиме, не привлекая лишнего внимания. Потом руководство главка сменилось, к власти пришел генерал, до того служившей по пожарной части и разбиравшийся, наверное, в брандсбойтах и баграх, но о борьбе с преступностью имевший представление слабое. Собственно, он и не пытался с ней бороться, в основном, ездил по отделениям и проверял наличие огнетушителей и ящиков с песком, да инспектировал личный состав по знанию правил пожарной безопасности. Но требовалось проявить себя еще как-то, и он, пообещав горожанам увеличить количество милиционеров на улицах и не имея никакой реальной возможности обещание выполнить, издал приказ «раскрасить» машины. Одним из оснований приказа считался крайне спорный вывод о том, что все милицейские водители – полные раздолбай, позабывшие правила дорожного движения и привыкшие к безнаказанности. Машины покрасили и, чисто зрительно, милиции и вправду стало больше, вот только, например, тем же ГЗ задерживать преступников стало несколько тяжелее – если они не были полными болванами, то при совершении злодеяний иной раз оглядывались по сторонам и замечали опасность издалека.

– Здесь можно дворами срезать, – подсказал старший экипажа своему водителю, но тот, чертыхнувшись, отрицательно покачал головой:

– Уже нельзя, там в подворотне каких-то столбов понаставили.

В принципе, они укладывались в норматив. Свободная дорога с хорошим, недавно обновленным покрытием, позволяла идти на высокой скорости. Сирену не включали – в ночное время на пустынных улицах она звучит так, что слышно и в соседнем районе, но «маячок» на белой крыше «Жигулей» исправно вспарывал темноту ярко-синими бликами. Шли по средней полосе, слегка притормаживая у перекрестков с отключенными светофорами.

– Успеваем, – объявил старший, привычно обшаривая взглядом «свою», правую, часть обочины.

Он первым и заметил опасность:

– Стой!

Водитель ударил по тормозам, но было поздно. Джип, вывалившийся из бокового проезда, впилился «кенгурятником» в крыло «шестерки». С мерзким скрежетом порвалось железо, брызнули стекла, «Жигули» развернуло. Прежде, чем заглох мотор, тяжелый внедорожник вытолкал патрульную машину на встречную полосу.

– Конец, приехали, – первым отреагировал гэзэшник, сидевший сзади. – Эй, вы как?

Самому ему практически не досталось, успел вцепиться в спинки передних сидений и смягчить удар. Занимавший правое сиденье старший протаранил головой лобовое стекло, водитель крепко приложился грудью о баранку.

Водитель джипа не пытался ни удрать с места аварии, ни оказать помощь. Сидел на месте и таращился на разбитую машину, потом схватился за мобильник и раньше, чем его вытащили из-за руля, успел кому-то позвонить.

Как выяснится впоследствии, этот «кто-то» окажется достаточно влиятельным. Экспертиза покажет, что в крови «джиппера» – ни капли алкоголя и уж, тем более, наркотиков. ГИБДД, после долгого разбирательства, вину за ДТП возложит на обоих водителей, но пострадает из них только один. На всех троих ментов возбудят уголовное дело, и они в течение нескольких месяцев будут таскаться в прокуратуру и «собственную безопасность», отбиваясь от обвинений в превышении власти и мордобое…

Но все это будет потом, а пока, связавшись по рации с «базой», водителя оставят ждать приезда гаишников и начальства, вдвоем побегут к магазину, до которого оставалось метров четыреста, Как и дежурный, они будут рассчитывать, что вызов ложный, но все надежды оборвутся в тот момент, когда, обогнув угол дома, они увидят как к магазину подъезжает «скорая помощь»…

– Ой, бля, – скажет старший, останавливаясь. – Не успели…

Его внимание привлечет машина в конце проспекта. Расстояние не позволит разглядеть ни марку, ни, тем более, номера.

– Иномарка? Или «Нива»? – спросит он, вглядываясь в желтую малолитражку, но его напарник, обернувшийся в ту сторону позже, ничем не сможет помочь: машина уже скроется за поворотом…

* * *

– Идиот, ты что наделал?! – Фролов коротко ударил Артема кулаком в подбородок.

Голова Казначея стукнулась о стойку машины. На секунду он закрыл глаза, но тут же пристально посмотрел на Семена, отодвинулся, приподнял руки, готовясь к защите:

– Успокойся.

– Успокоиться? Да я!..

Семен было готов замолотить подельника до смерти, но Казначей вовремя перехватил его запястья и прижал к сиденью. Семен потрепыхался, но быстро сник. Вся его энергия и злость куда-то испарились. Убедившись, что продолжения не последует, Казначей его отпустил, вылез из машины и закурил, присев на капот.

Они стояли в нескольких кварталах от магазина. Готовясь к нападению, они обсудили маршруты отхода, но когда после стрельбы пришлось поспешно убегать, неслись, не разбирая дороги. Удивительно, что ни с кем не столкнулись и не нарвались на гаишников.

– Два трупа, – почти простонал Фролов, пристраиваясь рядом с Артемом. – Дай сигарету. Зачем?..

– А что еще оставалось делать? – Казначей следил за Фроловым краем глаза. – Кто ж знал, что они ствола не испугаются?

– Ладно, охранник – у него работа такая. Но зачем было девчонку валить?

– А что с ней, целоваться надо было? Кто ее просил вмешиваться?

– Два трупа… Это же расстрельная статья!

– Не дрейфь, сейчас никого не стреляют.

– Все равно, если поймают, мало не покажется. – Семен приоткрыл дверь, наклонился и принялся шарить на заднем сиденьи.

– Свет включи, – подсказал Артем, напряженно глядя на его спину.

«Может, и его – того7»

Фролов негромко чертыхнулся, выронив какой-то тяжелый предмет из рук на пол машины.

«Уж больно ненадежный напарник. Сдаст при первой возможности, истеричка хренова…»

Самого Артема от истерики удерживал лишь героин, принятый незадолго до «операции». Сейчас действие наркотика кончалось, все острее хотелось «догнаться», но колоться при Фролове.

Артем побаивался, хотя необходимая доза порошка в его кармане лежала.

Фролов развернулся, держа перед собой полуторалитровую бутылку водки, прихваченную им из магазина в последний момент. Он и сам не мог объяснить, почему вцепился в нее. Уже слышны были голоса в подсобке, уже Казначей, перегнувшись через прилавок, целился в голову раненого охранника и дурным голосом орал, что надо бежать, а Семен, наступив на лежащую продавщицу, все тянулся к полке со спиртным, шарил взглядом по этикеткам, тыкался в пиво и ликеры и лишь когда за спиной громыхнул выстрел, схватил этот кувшинообразный «пузырь» с удобной для переноски ручкой.

– Я там, кажется, свои «пальцы» оставил, – Семен свернул винтовую пробку. – Будешь?

– Пей… Лимонад не догадался захватить? Фролов закашлялся.

– А по поводу отпечатков не переживай – их же нет в картотеке. Эх, ну почему так? Хотели как лучше, а получилось как всегда…

Фролов стоял, восстанавливая дыхание. Приложился к бутылке, потом еще и еще. Алкоголь не действовал. Казалось, что все происходит во сне.

– Сколько мы взяли? – хрипло спросил он. Казначей помедлил с ответом. Взял у Фролова водку, встряхнул, сделал пару глотков.

– Поехали, нечего тут отсвечивать.

– Сколько? – повторил Семен, не трогаясь с места.

Посмотрев на него, Артем медленно достал из брючного кармана несколько мятых банкнот и поигоршню мелочи. В лучах уличного фонаря монеты отсвечивали тускло и жалко.

– Четыреста двадцать рублей, – сказал Казначей, сжимая добычу в кулаке. – И бутылку водки…

* * *

Утреннее совещание у Катышева началось небольшим опозданием. Бешеный Бык, как и Волгин, не спавший всю ночь, оглядел присутствующих воспаленными красными глазами:

– Все собрались? Начнем… Сергей Сергеич, доложите о происшедшем.

– Собственно, докладывать особо и нечего. Ночью, приблизительно в ноль три десять, было совершено разбойное нападение на магазин «24 часа». В торговом зале находились продавщица Клюева Надежда Григорьевна, восемьдесят первого года рождения, и грузчик Чесноков Юрий Антонович, семьдесят шестого. Две других продавщицы дремали в подсобке и ничего, соответственно, не видели. Проснулись от выстрелов. Пока сообразили, в чем дело, и выскочили, преступники скрылись. Вроде бы видели, как убегали двое парней, а потом по улице пронеслась машина. Разглядеть ее не смогли. Нажали тревожную кнопку, вызвали «скорую». ГЗ могла успеть, но на подъезде к магазину попала в ДТП…

– Что с пострадавшими?

– Живы… пока. Находятся в реанимации. У Клюевой – два слепых ранения в грудь и касательное правого плеча, у Чеснокова – два сквозных в предплечье, касательное в шею и слепое – в голову. Похоже, последним выстрелом его хотели добить. Повезло парню: пуля пробила лобную кость и застряла. Или патрон оказался бракованный, или еще что-то. Стреляли, видимо из «Макарова». Пули, гильзы – все нашли. Похищены деньги в сумме около четырехсот рублей и бутылка водки «Поручик Ржевский», полтора литра стоимостью сто шестьдесят рублей. Бутылка стояла на самой верхней полке. Чтобы ее достать, преступник наступил на Клюеву – видимо, считал, что она уже мертвая. На ее переднике остался отпечаток обуви, приблизительно сорок второй размер, но для идентификации он, скорее всего, окажется не пригоден. Разве что поймаем этого подонка сегодня вечером…

– Что вряд ли случится, – закончил Катышев. – Ни малейшей зацепки. Ни свидетелей, ни толковых следов. Может, дактилоскопия что-то даст, но я сомневаюсь, что они работали без перчаток. Судя по всему, это был кто-то из местных. Захотелось продолжения банкета – вот и пошли на разбой. Или местные, или в гости приезжали. Пока потерпевшие не придут в сознание, шансов раскрыть дело у нас мало, но… Будем стараться, – Катышев внимательно оглядел присутствующий оперсостав. – На сегодняшний день это самое серьезное преступление в нашем районе с начала года. Прокуратура возбудила «покушение на убийство», таким образом, старшим по делу у нас получается Волгин. Я подумаю, кого дать ему в помощь. Но это не значит, что тех, кто не попадет конкретно в группу, это дело не касается. Работаем все! В ближайшее время провести встречи со своими «людьми». Если преступники местные – а я все-таки думаю, что это именно так, – то шум по окрестностям должен пойти.

Во второй половине дня Волгин позвонил в канцелярию морга:

– Девушка, здравствуйте, милиция вас беспокоит. Мы вам трупик недавно направляли…

– Тот, который неопознанный?

– Если честно, то мы его уже установили.

– Так приезжайте, оформляйте, как положено, а то он числится у нас черт знает кем…

– Приедем, честное слово. Просто родственников пока не найти, так что официально опознать некому. Но мы стараемся.

– Старайтесь… Так, было вскрытие. Причина смерти не установлена. Звоните эксперту, молодой человек, я вам ничем больше помочь не могу.

Волгин не очень удивился. Время от времени такое случалось, даже когда на трупах имелись, казалось бы, неоспоримые следы насильственной смерти. Что уж говорить о Брошкине: окажись он не в багажнике, а где-нибудь на берегу того же озера, и никто б не заподозрил криминал.

Эксперт оказался на месте и согласился ответить на вопросы.

– Было бы, конечно, лучше, если бы вы лично приехали. Помню, в прежние годы оперативники всегда присутствовали на вскрытии…

Сергей вспомнил, что прежде неоднократно смотрел заключения этого специалиста и поражался стандартной фразе на первом листе документа: «Специалист I категории… стаж практической работы 34 года». Три с лишним десятилетия! Чуть меньше, чем Волгин прожил. Не очень-то укладывалось в голове, как можно столько времени этим заниматься. С другой стороны, от многих медиков приходилось слышать, что с профессиональной точки зрения судебная медицина и патологическая анатомия предметы крайне интересные, и настоящий специалист в таком деле – человек творческий, реализующий свое призвание, а не случайно занявший должность и притерпевшийся к обстоятельствам.

– Я б с удовольствием, – сказал Сергей, – но было слишком много работы. Готов исправиться и приехать через сорок минут, если это что-то принципиально меняет.

– Сейчас уже не меняет. Хотя на месте мои слова были бы более… убедительными, так сказать. А по поводу работы вы, конечно же, правы. В восемьдесят восьмом у нас в год проходило семьдесят с небольшим криминальных трупов, сейчас – за месяц больше.

– Я помню: пятнадцать нераскрытых убийств по городу считались ЧП и на итоговом совещании драли всех начальников…

– Вы уже тогда работали?

– Как раз начинал.

– Ну, тогда мне вам долго объяснять не придется. Кстати, установили его?

– Да, но пока что ничего интересного это не дало.

– А обстоятельства смерти? Только то, что записано в протоколе: «Обнаружен в багажнике машины?»

– Увы…

– Печально. Значит, так: травматических повреждений на трупе практически нет, единственное – разрыв нижней губы справа, несомненно, полученный непосредственно перед смертью. На мой взгляд, речь идет о единичных минутах и ударе кулаком, но последнее утверждение является моим частным мнением и объективно ничем, кроме опять-таки моего личного опыта, не подтверждается…

Волгин слушал внимательно: как правило, судебно-медицинские эксперты крайне неохотно высказывают свои впечатления, предпочитая ограничиваться железно установленными фактами или размытыми формулировками.

– Алкоголя в крови немного, на легкую степень опьянения. Следов инъекций я не обнаружил. Есть еще несколько ссадин, но они явно посмертные и были получены при транспортировке трупа. Чтобы вам было понятнее – скончался он от остановки сердца, но чем это было вызвано, сказать не могу. Сердечно-сосудистая система изношена до предела, так что много, как вы понимаете, ему было не надо. Будем ждать результатов судебно-химической и гистологической экспертиз, может быть, они что-то дадут.Но, если честно, я сомневаюсь.

Эксперт замолчал, но сворачивать беседу вроде бы не собирался, и Волгин счел возможным поинтересоваться его личным мнением.

– Хм… Мнение есть, но в исследование я его конечно же, записывать не стал.

– Понимаете, у нас совсем глухо. Хоть бы как-то определиться, в каком направлении копать. Не хочется «от этого забора и до обеда».

– Что ж… На мой взгляд, если рассматривать криминальные версии – а с учетом обстоятельств обнаружения трупа они приходят в голову в первую очередь, – я бы остановился на двух вариантах. Отравление каким-то редким ядом либо рефлекторная остановка сердца. Такое в практике иногда встречается. С первым, будем надеяться, помогут разобраться дополнительные экспертизы, а что касается второго… При исследовании трупа выявить объективные признаки рефлекторной остановки сердца просто невозможно, и такой диагноз, как правило, ставится лишь после исключения других возможных причин смерти. Сумеете найти свидетелей – проанализируем картину умирания, обстоятельства происшедшего, тогда и можно будет говорить конкретно.

– Как это могло произойти?

– При ударе тупым твердым предметом в рефлексогенные зоны. Область сердца, солнечное сплетение, промежность. Но для этого нужны хорошо поставленный удар и различные сопутствующие обстоятельства. Смерть наступает в течение нескольких минут.

После разговора с экспертом Сергей зашел к Катышеву. Бешеный Бык воспринял новость с облегчением:

– Нам мороки меньше. Выгоняй Перекатниковых в шею и плотно садись на «магазинное»дело. Материал по Брошкину отделение доработает. Один хрен, когда причина смерти не установлена, посадить никого не удастся, хоть ты десятерых на «мокруху» расколешь.

– Почему? Бывали прецеденты.

– Которые в суде все разваливались! Ты что, забыл, какие у них сейчас требования? «Признанка», очная ставка и опознание – не доказательства, вещественные доказательства – подбросили, свидетелей – подговорили. По-моему, скоро без видеозаписи преступления никого и судить не станут. Так что заканчивай, Волгин,фигней заниматься.

– Все-таки надо бы Казначеева с этим Максимом отловить. Хотя бы для того, чтобы прокуратура нам «глухаря» не повесила.

– Отловим, куда они денутся? У нас целый месяц есть, пока эти Гиппократы свои экспертизы закончат. А раньше, я думаю, никто дело и не возбудит. Или тебе этого Брошкина жаль? По-моему, как жил козлом, так и умер. А здесь, в магазине, в кои-то веки нормальные люди пострадали…

8

Веру отправили на кухню, разогревать обед, а сами устроились совещаться в комнате;

Дверь плотно закрыли, а через некоторое время, подкравшись на цыпочках, Казначей выглянул в коридор, чтобы убедиться: их не подслушивают.

– Что будем делать? – спросил он, усаживаясь на диване и избегая смотреть Фролову в лицо. – Завтра утром они приедут.

– Если раньше уголовка не заявится.

– Не заявится, я же тебе объяснял.

– Ты много чего объяснял. И про полную кассу в магазине – тоже.

– Да кто знал, что они деньги прячут! Раньше такого никогда не было.

– Кстати, про «раньше»: твоя подруга, которая там работала, нас не заложит?

– Откуда? Мы же разбежались сто лет назад, да и не знает она ничего. Тем более, опознавать нас некому.

Фролов так посмотрел на Казначея, что у того пропала вся бравада, мелькнувшая в последних словах. Тем не менее он пробормотал:

– А то тебе на войне стрелять не приходилось…

– То на войне.

Всю ночь Фролов пил, отгоняя воспоминания. Когда счет пошел на второй литр, страх пропал. Алкоголь вытолкнул на поверхность позабытое в свете последних событий чувство самоуважения и желание добиться поставленной цели, устроить свою жизнь. В конце концов, предки нынешних американских миллионеров лет двести назад грабили почтовые поезда. Не говоря о доморощенных нуворишах, прошедших тот же путь раз в двадцать быстрее. К тому же не он нажал на спусковой крючок.

Страх ушел, но дельных мыслей не рождалось. Семен передернул плечами:

– Не знаю я, что делать. Ты у нас умный, ты и предлагай. Только больше… без этого самого.

– Как ни крутись, а бабки отдавать придется.

Может, конечно, Максима опера и прихватили, но после того шухера, что мы устроили, им сейчас не до него.

– Пушку надо продать. От нее одни неприятности.

– Да? Думай, что говоришь-то! Она же по уши «грязная». Спихнем мы ее какому-нибудь придурку, а он с ней попадется.

– Попадется – его и посадят. Сам же говорил, что нас никто не опознает.

– А у тебя голова, оказывается, варит, – Казначей посмотрел с уважением. – Только надо все это обмозговать как следует, чтобы к нам никаких концов не осталось. Знакомым продавать нельзя, но и на рынок просто так не придешь.

– Чего рынок? Бросить на улице, кто-нибудь и подберет.

– Ночью надо было бросать. Ладно, посиди пока дома, подумай, а я попробую от тачки избавиться. Жаль, а что делать? Если удастся у кого-нибудь сотню-другую перехватить, то в аккурат хватит с долгами рассчитаться.

Наказав, если что-то случится, сразу сообщать ему на пейджер, Казначей уехал. Не только искать деньги – ему казалось безопаснее на какое-то время исчезнуть из дома. Как ни убеждал он Фролова в их безопасности, а тоска на сердце лежала. Не понимая, каким образом это происходит, он тем не менее знал множество случаев, когда оперативники раскрывали самые безнадежные дела, где изначально не было ни свидетелей ни улик.

Была бы возможность раздобыть хоть тонну-полторы баксов, и Казначей, не задумываясь, удрал бы из города, пересидел бы смутное время в любом медвежьем углу, нимало не переживая за сестру с ее хахалем. Но, во-первых, денег не было, а во-вторых, Артем все же отдавал себе отчет, что если возьмутся искать всерьез, то никакая конспирация его не спасет. Как ни крути, а он не разведчик с навыками нелегальной жизни, секретными явками и фальшивыми документами и не криминальный авторитет с межрегиональными связями. Пересидеть можно несколько дней, месяц, но при длительном сроке от постоянного напряжения начнешь психовать и наделаешь кучу ошибок, одна из которых —может, первая, а может, только двадцатая, все же неминуемо приведет к аресту.

Пейджер в кармане коротко пискнул – пришло сообщение о курсе валюты, и Казначей вспомнил о Перекатникове. Он, кажется, вчера что-то хотел?

Взвесив все варианты, Казначей звонить не стал, а прямиком направился к заводу, на территории которого располагался приемный пункт. Через пролом в заборе подходы к нему просматривались со всех сторон. Методом визуального наблюдения Казначей засады не обнаружил, а вскоре перехватил засаленного мужичка, только что сбагрившего какой-то металлолом и поспешавшего к ларьку:

– Погодь чуток! Там чисто? Мужик оказался понимающим и закивал годовой:

– Ментов нет. А у тебя что, что-то серьезное? Могу подсобить, если сам боишься. Мне по фигу, если и повяжут, так ничего не сделают, у меня справка из дурки есть.

Из своих скудных запасов Казначей выделил два червонца:

– Где тебя найти, когда понадобишься?

– Да вон, за гастрономом, все наши собираются.

Чем может пригодиться счастливый обладатель заветной справки Артем пока не знал, но интуитивно чувствовал, что знакомство перспективное. Распрощавшись пожатием руки, он завернул на проходную и поинтересовался у сторожа:

– Валентин с Николаем здесь?

– Сегодня не приезжали.

Известие было хорошим: раз в день они обязательно навещали свою «точку», и если не были с утра, то непременно появятся к вечеру. Переставив «фиат» так, чтоб были видны въездные ворота, Артем затарился бутылкой пива и настроился на длительное ожидание, но оно завершилось гораздо быстрее. В начале четвертого часа мимо проехала знакомая зеленая «семерка» Валентина, а ровно в шестнадцать, посидев у бреши в заборе и убедившись, что вокруг «приемника» лишней суеты не наблюдается, Казначей разыскал знакомого мужичонку и отправил его с заданием:

– Скажи, пусть сюда выйдет, поговорить надо. Из милиции опер пришел.

Мужик было засомневался, опасаясь подставить хозяина хлебного места, но Казначей убедил его новой двадцатирублевой субсидией из числа денег, похищенных в магазине:

– Давай, дуй, не тормози! Я что, по-твоему, на мента похож? Он знает, кто я такой, у нас договоренность такая, по бизнесу…

То ли и впрямь справка у мужика была не липовая, то ли в глазах Казначея он разглядел нечто такое, что отбивало охоту спорить, но выкобениваться перестал и поручение исполнил толково.

Валентин появился минут через пять и, разглядев, кто его ждет, опешил.

– Ты?!

От неожиданности все инструкции, которые вдалбливал Волгин, из головы у него вылетели.

А вскоре после начала разговора он мечтал лишь об одном: побыстрее избавиться от нежелательного визитера.

«Хорошо, что он не позвонил, – думал Валентин, одновременно поддакивая Казначею. – Мой телефон наверняка прослушивают. Конечно, они могут и следить за мной, но так даже лучше: сами повяжут этого урода, а ко мне – никаких претензий. Скажу, что он мне пистолетом пригрозил, словесно, и потому я не мог подать никакого сигнала. И зачем я с ним вообще связался?»

– В ментовку дергали?

– А ты как думал? Всю ночь продержали! Но я про тебя, естественно, ничего не сказал. Ни про тебя, ни про Ивана. Наплел, что тачку давно продал по «доверке», а кому – не помню. Пусть через нотариусов ищут.

– Складно…

Общение с милицией не прошло для Валентина даром. Оценив недавние ошибки, теперь он врал куда убедительнее, и Казначей поверил.

А может, первый из них боялся второго больше, чем закона, и страх за жизнь развил в нем драматический талант, а второй слышал то, что ему очень хотелось.

– Погоди, – перебил Казначей. – В какое, говоришь, РУВД тебя таскали, в Северное?

– Кажется, да. .

– Ничего не понимаю…

Тем не менее это не помешало Казначею попросить денег, а Валентину – с подобострастной улыбкой вытащить из кошелька вожделенные пять сотен долларов.

Расстались оба с облегчением.

* * *

– Что-то давно я «мерседеса» твоего не видел, – сказал Вован с благодушной улыбкой. – Поломался красавец?

Макс неопределенно пожал плечами. Втроем они сидели в летнем кафе, обедали. Утром удалось уладить одно дельце, не слишком сложное, но денежное, и, собственно, работа на сегодня закончилась, так что заказ оформили по полной программе, включая спиртное: легкое вино для водителя и крепкие, но тоже благородные, напитки для остальных членов экипажа.

Максим разливал текилу, так что его молчание , вполне списывалось на боязнь нарушить дозировку.

– Давно пора было его на станцию загнать, – не отставал Вован, внимательно наблюдая за процедурой. – Или продать к херам собачьим. Все бы ничего, но цвет какой-то несолидный.

Олегыч хохотнул. С ним это часто случалось не вовремя. Хохотнул и закончил фразу:

– Ты какой-то не такой, ты, наверно, голубой.

Максим поставил бутылку и тщательно обтер пальцы бумажной салфеткой.

– Отпечатки стираешь? – ухмыльнулся Вован, обсыпая края стаканчика солью.

Выпили без тоста. Закусили шашлыком из осетрины, и только когда разжевали по паре кусков, Вован ласково спросил, поигрывая легким ножиком:

– Ты что же, падла, наделал?

Максим объяснялся долго и путано, в глубине души кляня себя за глупость и сгорая от унижения. Последнего с ним не случалось очень много лет.

Олегыч слушал, позабыв про еду.

Вован смотрел с жалостью, замешанной на презрении.

Выслушав, резюмировал короткой хлесткой фразой:

– Ну ты и мудак.

Максим молчал. Просить помощи ему казалось неудобным. Сам накосорезил – самому и разгребать.

– Я разберусь.

– С кем? Если б не мои люди в милиции, ты бы еще не знаю сколько тихарился. Пока б не посадили, наверное. Что, трудно было заяву об угоне написать?

– Скажу, что машиной давно не пользовался, вот и не знал ничего. Сегодня только в город приехал – вот и хватился!

– Скажи… Глядишь, тебе и поверят. Уверен, что тот барыга тебя не продаст?

– Побоится. Оно ему надо? Да и сколько времени уже прошло! Я же дома живу, ни от кого не прячусь. Давно б нашли, если б искали.

– А ты не думаешь, что они за тобой «хвоста» могли пустить? Никогда не слышал про такое? А если за тобой уже два дня ходят и наш утренний «концерт» во всех подробностях зафиксировали? Мы тут рыбку жрем, а опера решают: сейчас нас схавать или дать еще погулять, чтобы вернее вышло! На Брошку мне, положим, наплевать с высокой горки. Но ведь ты не только сам влип, но и нас всех подставил.

Вован нагонял жути специально, преследуя не только воспитательную, но и меркантильную цель: содрать с Максима что-то вроде штрафа. От своего знакомого в штабе Северного РУВД он знал в общих чертах про ситуацию с Брошкиным. Подробности оперативных мероприятий мент сообщить не мог, но твердо заверил, что с уголовным делом что-то не клеится из-за выводов экспертизы, рассмотрение материала продлено на дополнительный срок и перспектива него, скорее всего, «отказная». По крайней мере, сильно горбатиться по этому поводу никто не намерен, а значит, непосредственной опасности нет и ее возникновение в дальнейшем – под вопросом. Само собой, при таком расклад и слежки быть не может.

– Я потолкую с барыгой, объясню…

– Попробуй, но сначала в зеркало на себя посмотри. С твоей рожей сейчас только и наезжать! Знаешь, где его найти можно? После обеда вместе смотаемся, прикинем хрен к носу…

Трапезу закончили молча. Никто, кроме Вована, вкуса пищи не замечал и спиртное не трогал: зыркали друг на друга глазами и думали гадости. Вован, напротив, демонстрировал отменное самообладание и здоровый аппетит.

– Поехали, – он сыто рыгнул и первым встал из-за стола. – Определимся с барыгой, а потом решим, стоит ли в ментовку заявлять. У меня в этом РУВД есть свои подвязки, я подумаю, кому можно забашлять, чтобы дело закрыли.

Недалеко от завода навстречу «вольво» проехал желтый «фиат». Довольный Казначей ничего не заметил, в то время как хитрый Вован обратил внимание на приметную тачку:

– Смотри, наш друг здесь тоже суетится!

– Разворачиваемся?

– Не, давай дальше.

Максима отправили на разведку. Вернувшись, он доложил, что Валентин на месте: и машина стоит, и сам он по двору шастает.

– Надо его сюда выманить, не фиг нам там светиться, – решил Вован, оглядываясь по сторонам. – Кого бы послать?

Послали того же мужчинку, со справкой.

– Скажешь, полковник Калинкин из главка… Все нормально пройдет – считай, на бутылку заработал.

Слегка обалдевший от ажиотажного спроса на хозяина «приемки», посланец выполнил задание, за что и был вознагражден хрустящим левым баксом:

– Держи, честно заслужил. И – никому ни слова.

– Спалится он с этим фуфлом, – вздохнул Олегья.

– Где? Он же не в обменник пойдет, разменяет в ближайшем ларьке, а кто там станет «единичку» проверять? Все знают, что их не подделывают…

Когда Перекатников увидел, кто ждет его на этот раз, у него потемнело в глазах. С большим трудом он попал в дверь и шлепнулся на заднее сиденье машины, а никаких вопросов не слышал до тех пор, пока Вован не залепил ему в ухо:

– Оглох?

«Они вместе, – думал Валентин, и его нервные клетки гибли со страшной скоростью. – Они вместе с Казначеем… Я попал. „Семерку“ отберут, бить будут, „приемник“ на себя перепишут… Это Волгин, сволочь, подстроил. Недаром они все налетели сразу, как только он меня выпустил. Не иначе, как он с ними в доле…»

Следующая оплеуха заставила Валентина переключить внимание, а два удара по солнечному сплетению и ненавязчивая демонстрация пистолета склонили к откровенности.

Если бы Волгин в свое время действовал аналогичными методами, то Казначей с Фроловым были бы задержаны до нападения на магазин, да и Максим не миновал бы камеры…

Через несколько минут вдвоем вышли на улицу посовещаться. Ценного свидетеля оставили в машине под присмотром Олега.

Максим имел очень бледный вид:

– Вов, ну кто бы мог подумать? Я ж ничего не знал!

Вован думал молча, хмурясь суровым лицом. Ситуация и впрямь сложилась интересная. Дедуктивных способностей, чтобы разрубить узел на месте, определенно не хватало. Да и принятые за обедом триста граммов мексиканской водки не способствовали ясности мышления.

– Чо делать-то будем?

Время играло против Вована. С каждой минутой, затраченной на принятие решения, авторитет его падал. Пока еще медленно и незаметно,но если продолжать молчать, процесс приобретет необратимость.

– Поехали, побазарим с ментом.

– А с этим уродом что делать? – Максим кивнул на машину, где покорно ждал своей участи Перекатников.

– С собой прихватим, может пригодиться для очной ставки…

9

Человек, на встречу с которым пришел Волгин, периодически делился с опером полезной информацией, но официально ни в каких документах не значился и, как подозревал Сергей, сам не до конца понимал, на кого он работает.

Познакомились они без малого семь лет назад, в ноябре девяносто третьего. Сергей, уже отдавший в кадры рапорт об увольнении из органов, последний раз дежурил по району. Сидел в своем кабинете, разбираясь с бумагами: списывал завалявшиеся «входящие» и отдельные поручения следаков, готовил к сдаче оперативные дела. Ближе к вечеру пришел посетитель, среднего роста молодой человек по имени Павел, попавший в привычную по тем временам историю: ДТП, плавно переросшее в «наезд». Исключением было, пожалуй, то, что протаранил своим «ведром» Павел не боевую машину братвы, а транспортное средство респектабельного с виду директора СП. Директор не сразу начал гнуть пальцы, не угрожал паяльником и утюгами, а был спокоен и деловит, назвал приемлемую сумму и согласился на отсрочку платежа, но уже наутро все переменилось. То ли случился дефолт и срочно потребовались деньги, то ли просто жадность обуяла, и решил он, что можно срубить бабок по-легкому, но сумма долга начала расти в геометрической прогрессии, пошли звонки с угрозами и бестолковые «стрелки», на которых директор хлестался личной крутостью и связями во всех структурах власти, от теневых до официальных. За давностью времени и отсутствием каких-либо документов определить виновника аварии не представлялось возможным. Директор вел себя, конечно, не по-джентльменски, но прямого криминала в действиях не допускал, довольствуясь тем, что трепал нервы Павлу и его беременной жене.

Помочь в такой ситуации крайне сложно, хотя рецепты есть. Один из них Сергей растолковал Павлу, после чего они расстались. Волгин был уверен, что встретиться больше не доведется: затянувшаяся на несколько месяцев история вряд ли могла завершиться до его «дембеля».

В эту же ночь, едва он погасил в кабинете свет и преклонил голову на шинель, заменявшую подушку и одеяло, прошла заявка о трупе. Ситуация была не самой стандартной, но криминала в ней не усматривалось. Гражданин умер на унитазе в туалете своей квартиры, не выдержало сердце в момент опорожнения кишечника. Тревогу подняла молоденькая любовница, озабоченная сверхдолгим отсутствием спонсора.

– Что же мне теперь делать? – рыдала она, заламывая руки и не обращая внимания на ментов, глазевших на ее полуобнаженное тело. – Теперь по судам затаскают, да?

Первая пикантность ситуации стала очевидной в тот момент, когда явилась законная супруга трупа. Вторую заметил только Волгин, прочитав в паспорте покойного услышанную несколько часов назад фамилию.

Павел пришел через день и терпеливо ждал у кабинета, пока опер отсутствовал. В его глазах светились чувства, возникающие у простого человека при столкновении с опасным и жестоким миром спецслужб: легкое благоговение, любопытство и страх.

– Я не ожидал, что вы сможете так оперативно решить мою проблему, – сказал он, бесшумно водружая на стол бутылку коньяка. – Я все понимаю и буду молчать. Только… У одного моего знакомого похожая ситуация…

Ни в чем разубеждать парня Волгин не стал, коньяк убрал в стол, а знакомого, не вдаваясь в подробности, переадресовал в местный отдел милиции: тамошние коллеги справятся ничуть не хуже.

Через три года Волгин восстановился в органах и, уже работая в РУВД, занимался раскрытием убийства одного предпринимателя. По всему выходило, что заказ был сделан друзьями покойного на почве передела сфер влияния на торговую зону, которую они все вместе арендовали. Мир тесен, и в одном из павильонов Волгин встретил Павла, с переменным успехом подвизавшегося на почве коммерции.

Бывший заявитель узнал опера, но обнаруживать знакомство не спешил, дождался, пока Сергей обратит внимание и поздоровается:

– А мне говорили, что вы уволились.

– Можно уволиться из системы, но нельзя перестать быть опером. Ты здесь постоянно вертишься, народ знаешь?

– Всех.

– Вот и прекрасно. Мы через несколько дней пошумим, а ты послушай, какие разговоры после этого пойдут…

Волгин собирался привлечь ОМОН и коллег из районного отдела экономической преступности, чтобы с их квалифицированной помощью устроить на рынке хорошенький шухер. Но его опередили: за сутки до начала грандиозной операции двое неизвестных устроили настоящую, бойню на соседней автостоянке. Шмон рынка пришлось отложить, а вызванный на экстренную встречу Павел прискакал с безумными глазами:

– Ну вы, блин, «шумите»! Три трупа, и все – «черные». Зверей не жалко, главное – ни одного нашего не зацепили. Классная работа…

Ни разборку с кавказцами, ни убийство коммерсанта раскрыть так и не удалось, но Волгин приобрел помощника, чья добросовестность и преданность делу не вызывали сомнений.

За прошедшие годы Павел сменил множество профессий, но продолжал работать и жить в районе, где имел множество знакомых в самых разных кругах, что и обуславливало его ценность для Волгина. Отношения продолжали оставаться чисто рабочими. Факт знакомства они, конечно, не афишировали, но и не мудрили особо с конспирацией. Разного рода секретные квартиры и явочные точки хороши для ведомственных инструкций и детективных романов, а в реальности, пока дело не коснется сфер, в которых пересекаются интересы промышленно-финансовых олигархов и преступных авторитетов, оперативник и осведомитель обходятся без лишних сложностей. На «земельном» уровне вторгаться в эти самые сферы приходится не очень часто – можно много лет честно прослужить в уголовке, но о мире оргпреступности знать по публикациям в прессе и рассказам коллег из РУБОПа. С другой стороны, если к этому очень стремиться, то и работая в простом отделении можно не слабо портить жизнь ворам да «спортсменам».

Павел сел в машину Волгина и после короткого вступления сообщил:

– Про стрельбу в магазине я, конечно, слышал. Весь рынок гудит, но конкретно никто ничего не знает. Грешат на местных наркоманов, но это, скорее, по привычке…

Волгин терпеливо ждал, с первого взгляда определив, что у Паши есть новости. Паша был не чужд театральности. О нем можно было сказать, перефразируя известного режиссера: любил не театр в себе, а себя в театре, и потому никогда не начинал с главного.

– Недели три назад был похожий случай. Здесь, на рынке. Тоже ночью. Черт один в магазин завалился, наставил на продавщицу пушку, кассу выгреб. Там немного было, так что хозяйка заявлять не стала. А потом – еще один, но не у нас, в соседнем районе. Та же фигня – у Ленки, которая по первому разу пострадавшая, в том ларьке подруга работает, она и говорила.

– Заяву не писали?

– Нет, вроде ходили в милицию. Ленка здесь сегодня, можно поговорить.

– Познакомь нас. Хоть приметы уточнить. Или, может, фоторобот удастся составить.

– Может, и удастся. Только самого главного она вам все равно не скажет, побоится.

– Она знает преступника?

– Почти в точку. Лично не знает, но они с девчонками поговорили и вычислили, кто это может быть. Скорее всего, и в «24 часах» он был, только не один, а с приятелем…

* * *

По дороге к дому Артема молчали все, кроме Вована. Чтобы подчеркнуть крепость нервов и силу своей воли, он увеличил громкость радио и затянул вместе с Николаем Носковым, довольно четко попадая в такт, имитируя голос и манеру пения:

– …среди гор барахла казенного Есть приятное обстоятельство:

Я люблю тебя. Это до-ро-го…

Ошибку заметил Перекатников, сидевший рядом с ним на заднем сиденьи. Молчал, но когда Вован повторил припев, счел возможным заметить:

– Вы неправильно поете. Не «дорого», а «здорово».

– Да? – Вован с интересом оглядел пленника. – А по-моему, все верно. Ведь если кайфово, то, значит, небесплатно! Не все ж, как ты, на халяву проскакивают…

На душе у всех, кроме Олега, который просто не въехал в тему, было довольно муторно. Хуже других приходилось Валентину, но и Максим чувствовал себя не многим бодрее. Была б его воля – не стал заморачиваться и устраивать разборки, плюнул бы на все и отсиделся несколько дней в укромном месте. Интуиция подсказывала, что главные проблемы впереди. Но как убедить в этом других, особенно в его положении? Не станешь же всех убеждать, что так же чувствовал себя перед третьим раундом в том, недоброй памяти, чемпионском бою, когда его нокаутировали.

– Приехали. – Олег припарковал машину, и все уставились на ярко-желтый «фиат», в кабине которого сидел Казначей. – Это мы удачно попали.

– Попали не мы, а тот мудак. И вот этот, – пальцами одной руки Вован ловко указал сначала на Артема, а потом на вжавшегося в угол Валентина. – Олегыч, ты пока здесь остаешься, смотришь по сторонам и бережешь нашу козырную шестерку. Начнет бычить – успокой, но так, чтобы он потом разговаривать мог.

К «фиату» подошли не торопясь. Вдоволь навертевшись головой по сторонам, Вован уверенно сказал:

– Чисто.

Так же уверенно он громыхнул кулаком по крыше малолитражки и рванул дверь, едва не выдернув с корнями петли.Реакция Артема была неадекватна ситуации:сперва он слишком испугался, а разглядев, кто перед ним, откровенно расслабился, но Вован нюанса не просек. Наклонившись к дверному проему, он осмотрел салон, а потом взял Казначея за шкирку и выволок из машины:

– Чо, припух, что ли?

– Здравствуйте.

– Ха, он с нами здоровается! Вы слышали,

Максим Львович?

Львович слышал, но глумливую манеру шефа не поддержал. Стоял с постным лицом, не проявляя никакой инициативы, за что Вован мысленно начислил ему еще двести долларов штрафа.

– Я нашел деньги, – Казначей вознамерился залезть в свой карман, но чувствительно получил кулаком по запястью и оставил попытку.

– Какая приятная неожиданность! – Вован широко улыбнулся, выдыхая аромат хорошей выпивки и обильной закуски. – Ну пошли, поговорим. У тебя дома никого посторонних нет?

– Не знаю.

– Плохо. Я вот, например, всегда знаю, кто у меня в хате тусуется.

Поведение бандитов настораживало, но Артем, не разглядев в «вольво» скрючившегося на заднем сиденьи Валентина, приближения беды не чувствовал. Заберут деньги, может, покуражатся немного, но главное, что отстанут. Того, что они станут «доить» его дальше, он не боялся. Не самые беспределыцики, должны понимать, когда стоит остановиться. Плохо только, что на звонок его, анонимный, никто не обратил внимания. Или опера еще просто не раскачались, чего-то выжидают и «накроют» Максима в ближайшее время?

– Открывай, чего стоишь? – Вован толкнул Артема в спину, и ключи от входной двери вывалились у того из рук, а самого его прошиб горячий пот.

Он вспомнил про кассету в диктофоне Вована, на которую он сам надиктовал историю отношений с Брошкиным. Где она сейчас и где окажется после задержания Максима? Как доказать, что говорил под дулом пистолета, а на самом деле все обстояло иначе и к торговле героином он отношения не имеет?

Ватными руками Артем справился с замком и ступил в темную прихожую.

– Кислыми щами шмонит, – определил Вован, двигаясь вслед за ним. – Люди, ау! Есть кто живой?

Вера и Фролов сидели в комнате. Она – на диване, он – за столом. Выражениями лиц они могли соперничать с Максимом, который задержался для осмотра кухни и других помещений, вошел последним и встал возле двери.

– Ну-ка, молодой человек, освободите – мне место. – Два кресла и один стул не были заняты, но Вован согнал Фролова. – К девушке, на диванчик, чтоб я вас всех хорошо видел. Тема, тебя это тоже касается. Всем удобно? Обиженных нет? Тогда приступим. Кто там говорил про деньги?

Казначей, кивнув, достал пять сотенных бумажек.

– Максим Львович, определите, не фуфло ли нам толкают? Совсем недавно он нам клялся, что, кроме своей задницы, других ценностей у него нет…

Макс подергал банкноты, посмотрел на свет, поскреб ногтем и убрал, небрежно смяв, в боковой карман пиджака:

– Вроде все путем.

– Наверное, это те, которые он получил с Валентина. – Вован широко улыбнулся.

– Типа гонорар. Да, Тема?

Оба выдали себя с головой.

Фролов, с секундным запозданием решив, что Артем с самого начала «крысил» взятый у заказчика аванс, посмотрел с возмущением, сжал кулаки и даже привстал, будто вознамерился влепить обманщику пощечину. Спохватившись, постарался погасить взгляд, расслабил плечи и стал поворачивать голову в другую сторону, но не смог удержаться и встретился глазами с бандитом.

Вован ухмылялся:

– Все тайное становится явным. Так, кажется, говорят наши враги из МУРа? – Наслаждаясь превосходством, он потянулся и медленно встал со стула.

Лицо Казначея имело цвет созревшего томата, но он нашел силы выдавить тихо:

– Какой еще Валентин? Я ничего не понимаю.

– В ментовке оправдываться будешь. Я тебе не адвокат, меня интересует только правда. И сказать тебе ее придется, – при последних словах Вован резко, без замаха, ударил Казначея кулаком в подбородок.

10

Информация Павла подтвердилась целиком. За прошедшее с момента встречи время удалось поработать на редкость плодотворно, всегда бы так, и теперь Волгин сидел в кабинете, разглядывая фотокарточку подозреваемого.

Сведения, почерпнутые от коллег из территориального отдела и в базе данных штаба РУВД, были непривычно обширны. Копачев Андрей Евгеньевич, двадцати четырех лет, ранее дважды судимый, оба срока – условные. В последнее время неоднократно влетал за пьянку, в основном – по месту своего проживания. Занимает отдельную двухкомнатную квартиру, предки несколько лет назад развелись, об отце ничего раздобыть не удалось, мать умерла в начале весны, до того работала в жилконторе уборщицей. Последнее обстоятельство немного беспокоило Волгина – именно там он наводил справки об адресе, и среди работников паспортной службы может оказаться сердобольная тетенька, которая сообщит сыну бывшей подруги о проявленном к нему интересе.

Еще совсем недавно Копачев был преступником организованным и в своей бригаде занимал должность чуть ниже командной, отзывался на детское прозвище Копа имел вес и перспективы, но тяга к алкоголю сделала черное дело, и в списках братвы он больше не значился. С такой судьбой Волгин сталкивался нечасто. Нынешних спортсменов губят наркотики. Неуемное потребление водки сейчас не в чести, это раньше прославленные чемпионы спивались, не реализовав себя вне ковра или футбольного поля; было бы куда естественней и Копачеву подсесть на героин, но он оставался верен стакану и достиг на этом поприще большего, чем в тяжелой атлетике. Участковый, который помнил Копу с юных лет, охарактеризовал его коротко: «хронь», но в причастности к разбоям засомневался:

– Кого он сейчас напугает? Кожа да кости остались. Всем своим корешам прежним задолжал, они его через день метелят за это.

Тем не менее ошибки не было: и продавщица Лена, и ее подруга из соседнего района уверенно ткнули в Копину рожу среди дюжины других фотографий.

Правда, этим дело и ограничилось. От заявлений и письменных показаний обе наотрез отказались:

– Чтоб меня потом на нож поставили? Да все его дружки прежние на нашем рынке вертятся!

– А я с хозяином давно рассчиталась. Зачем прошлое вспоминать? Вам мы сказали, а что дальше делать – решайте без нас.

– Никто за это чмо мстить не станет, а сам он за эти два эпизода лет восемь наверняка отхватит. Когда выйдет – про вас в последнюю очередь вспомнит. Если вообще выйдет, с его-то здоровьем.

– Чтобы курок нажать, много здоровья не надо.

Доводы Волгина успеха не возымели. Он взывал к совести и грозил уголовным преследованием за отказ от дачи показаний, но все оставалось тщетным.

– Нам эту Клюеву, конечно, жалко, но кто нас пожалеет? У меня дети…

Не выдержав, Волгин сорвался и тем окончательно испортил дело:

– Вас скоро, как баранов, резать начнут, а вы молчать будете. Как вы не понимаете, что не бывает «хаты с краю»? Город маленький, все взаимосвязано…

Когда они ушли, он остался сидеть, разглядывая фотографию. Ругал в первую очередь себя: должен был подобрать к ним ключи, разговорить, склонить к сотрудничеству. С другой стороны, «выжатые через напряг» свидетельские показания, как и выбитое признание, с профессиональной точки зрения чаще оказываются вредны, чем полезны. От сказанного под принуждением легко отказаться в любой удобный момент. На голословном признании никого в тюрьму не посадишь, а та же продавщица Лена, подписавшая в протоколе допроса одно, а потом, после ночи переживаний, не признавшая Копачева на опознании «вживую», нанесла бы делу больше вреда, чем пользы. Как минимум – дала бы в руки адвоката весомейший козырь, а скорее всего, подвесила бы отделению очередного «глухаря» по особо тяжкой статье, за который до конца года будут протягивать на каждом совещании. Что самое обидное – «глухаря на пустом месте», полу-, ченного исключительно стараниями Волгина.

Сергей позвонил в прокуратуру. Костя Поперечный, в производство которому было поручено и дело по нападению на магазин, оказался на месте. Выслушав Волгина, энтузиазма он не проявил:

– Ну сам посуди, на каком основании я обыск выпишу? Если б были заявы – все просто. При наличии свидетельских показаний я бы тоже договорился. А так… Кто-то кому-то что-то сказал. Несерьезно это.

– Я рапорт напишу. Большой и мотивированный. С меня и спрос будет, если ошибемся.

– Извини, старик, но сам знаешь, какая у нас сейчас обстановка. Никто мне санкцию не даст еще и холку намылят за то, что с вопросом таким подойду. Знаешь, что прокурор скажет? Информация оперативная – вот и отрабатывайте ее оперативно, комбинацию какую-нибудь придумайте. Ну, не знаю, сделайте что-нибудь, чтобы он свой пистолет продавать понес…

– Комбинации хорошо проводить, когда ты – «Полиция Майами. Отдел нравов» и на работу ходишь в розовом пиджаке. А у нас – свой сериал. «Милиция Сызрани. Отдел кадров». Ни денег, ни аппаратуры, ни яхты с крокодилом.

– Я все понимаю… Может быть, Чесноков или Клюева завтра в себя придут и опознают его по фотографии?

– Может быть. Я на ночь помолюсь за это. Положив трубку, Волгин вгляделся в лицо на снимке. Два разбоя, за которые он никогда не понесет наказания, на его счету есть. А о скольких еще неизвестно? А сколько будет совершено, если не остановить? В свое время судьи посчитали, что он случайно оступился и исправится на воле – хотя давно всем понятно, что тюрьмы никого не исправляют и не перевоспитывают, а просто ограждают на какое-то время нормальных людей от бешеных псов; судьи посчитали тогда, прокурор развел руки сейчас. Все вроде бы правы. В том числе и потерпевшие, которые таковыми себя не считают. Может, действительно, отправиться сегодня домой, как следует выспаться, а наутро со свежей головой взять Копачева «в активную разработку»? Завести на него досье со строгой надписью «Секретно» на обложке, отправить всевозможные запросы и получить на них через несколько месяцев пустопорожние ответы. Опросить соседей, под благовидным предлогом побеседовать с самим фигурантом, невзначай задав вопросы о наличии оружия…

Волгин позвонил Кузенкову:

– Ты один или еще кто-нибудь есть? В адресок один прокатиться надо, тема есть интересная. Авантюра, конечно, но может выгореть. Нет, втроем, я думаю, справимся…

* * *

От первого удара Казначей сознание не потерял, а дальше Вован и не давал такой возможности: сбросив с дивана, сел ему на спину и расчетливо молотил по почкам, чередуя удары и вопросы:

– Вспомнил? Вспомнил?

Казначей, всхлипывая и кусая руку, чтобы не раорать в полный голос, тем не менее не созна вался:

– Он мне просто денег был должен, при чем тут машина? Мы ничего не угоняли, у-у-у!

В какой-то момент Вован завелся по-настоящему и начал бить в полную силу:

– Сука, да я ж тебя здесь закопаю!

– Прекрати! Он ведь действительно не причем! – не выдержала Вера, от которой историю с машиной скрывали до сих пор.

– Да? – Вован опустил занесенную для уда. ра руку и обернулся.

Оценив каменное выражение лица Фролова приказал:

– Иди сюда.

Семен с опаской покинул диван и приблизился к сидящему на Артеме бандиту.

– Значит, не угоняли?

Как только Фролов кивнул, Вован ударил его в пах и, уже падающего, достал кулаком по черепу:

– Ур-род! Больше всего ненавижу, когда тупить начинают. Макс! Звони Олегу, пусть поднимается… Я им устрою, козлам, очную ставку…

Передышка длилась недолго. Вован встал, но подняться Артему не разрешил, едва тот шевельнулся, припечатал ногой к полу и пообещал:

– Чувствуешь, как почки в трусы вытекают? А это только начало, сейчас я тебе устрою настоящую финскую сауну!

О банном заведении Вован вспомнил исключительно потому, что намеревался посетить его вечером. Посмотрев на часы, он нахмурился: время летело незаметно. Если продолжать такими темпами, то можно опоздать к столу и оказаться без ложки. Пора ускорить процесс.

Олег привел Перекатникова. Оценив пейзаж, бизнесмен едва не грохнулся в обморок, но был подхвачен мощной рукой и приведен в чувство путем оплеух и откручивания левого уха.

– Ты чего? – Олег, которому обычно выпадало крутить только баранку, был рад сменить обстановку и действовал энергично. – На дурака решил соскочить?

– Повтори свой рассказ. – Вован уселся верхом на стул, скрестив вытянутые ноги между лопаток Артема. – Только покороче.

Валентин сократил все, что можно, но без ущерба для содержания. Точку поставил Вован, продемонстрировав силу пресса и хорошую растяжку нижних конечностей: не изменяя посадки на стуле, поднял скрещенные ноги почти к голове, подержал и грохнул по Казначееву позвоночнику:

– Сейчас я тебя начну конкретно калечить.

– Не надо. – Несмотря на внешнюю крутость, удар эффективностью не отличался, и Казначей сохранил возможность говорить. За несколько спокойных минут, что у него были, он сочинил версию, способную, как ему казалось, удовлетворить всех.

Они угнали «мерседес» и передали его Ивану, с которым договорились заранее. В машине тот не ковырялся, так как был занят другой срочной работой. Договорились созвониться на следующий день и расстались. Мобильник Ивана долгое время был отключен, а когда удалось поговорить, тот заявил, что его подставили. Подробности Артем не выяснял – собственно, они его особо не интересовали, поскольку он решил, что Иван с Валентином на пару решили прокинуть его с платой. Встретившись сегодня с Валентином, он узнал про чей-то труп, оказавшийся в багажнике…

– Хватит, – Вован махнул рукой. – Ты нас, я вижу, за последних лохов держишь. По телефону в ментовку тоже не ты звонил?

Вопрос был задан наугад. О звонке по «02» Вован знал от своего источника в штабе управления но, кроме примерного текста, тот ничего сообщить не мог, тем более – о личности анонима. Возбуждающая обстановка вкупе с увлажненным текилой сознанием активизировали мыслительные процессы, и по реакции Артема он понял, что сделанный наудачу выстрел поразил цель.

– Зашибись, – резюмировал Вован, поднимаясь. – Теперь я не уйду отсюда, пока не услышу всей правды.

Он постоял перед сидящей Верой, посмотрел на нее сверху вниз, улыбаясь, потрепал по голове.

– Что-то я утомился, пора сменить обстановку. Раздевайся, милая.

– Как?

– Желательно, красиво и побыстрее. Я могу тебе помочь, но ведь шмотки порвутся, а когда ты себе новые купишь? Боюсь, ни денег, ни квартиры у тебя уже нет… Господа, кто будет первым?

– Я, герр гауптштурмфюрер! – дурашливо ухмыляясь, Олег выпятил грудь и щелкнул каблуками. – У меня есть резинка.

– Ну, если товарищ Перекатников не возражает… Валентин, не помню как по отчеству, не желаете присоединиться? Жаль, потому что все равно придется, таков порядок. Приступайте, Олег Владимирович!

Из нагрудного кармана джинсовой куртки Олегыч вытянул цветастую коробочку презервативов и двинулся к дивану походкой латиноамериканского танцора.

– Стойте! – крикнул с пола Фролов. Вован, не оборачиваясь, лягнул его ногой в голову.

* * *

Берлога Копы находилась на четвертом этаже.

Свет в окнах горел.

– Смотри за ними, – инструктировал Волгин третьего опера, который в силу юного возраста и крайне малого стажа работы нуждался в постановке конкретной задачи. – Сам он прыгать не станет, но может выбросить что-нибудь ценное. Если такое случится – руками не хватай, запомни место, куда упадет и никого к нему не подпускай.

Вдвоем с Кузенковым они поднялись на последний этаж, где осмотрели чердачный люк – он оказался заперт на тяжелый надежный замок, и заклинили двери лифта. Потом спустились ниже, и Волгин достал телефон:

– Провокация самая примитивная – но может сработать. В конце концов, он тоже не в высшей лиге играет.

Пока Сергей нажимал кнопки, Кузенков передернул затвор пистолета. Прервав набор, Волгин покачал головой:

– Не делай так больше – ты похож на киллера из плохого боевика.

Операм повезло, Копачев был достаточно пьян, чтобы соображать уже не слишком четко, но еще и не настолько, чтобы впасть в отключку. Ответил он после третьего звонка:

– Ну! Кого надо?

– Копа! Короче, слушай сюда: к тебе менты с обыском едут, они про ларечные темы что-то пронюхали. Рви когти…

– Кто это?

– Санек.

У каждого найдется хоть один знакомый с таким именем. Пока Копачев переваривал сообщение, Волгин дал отбой, а Кузенков по его знаку оборвал телефонный провод в нехорошую квартиру. Последнее могла насторожить подозрительного фигуранта крутой оперативной разработки, но рисковать не хотелось: он мог начать перезванивать и уточнять, кто же выступил в роли доброжелателя.

Самое дурацкое, если он, наплевав на предупреждение, завалится спать. С его бронированной дверью можно неделю удерживать штурмовые подразделения.

– Будем ждать, – вздохнул Сергей, присаживаясь на корточки.

– А если он не выйдет?

– Перезвоним и извинимся.

– Почему ты так уверен?

– Привычка. У него в хате – шаром покати, одна тахта осталась. Если есть, что прятать, – наверняка побежит.

Перезванивать не пришлось. На сто тринадцатой секунде ожидания дверь с грохотом впечата-лась в стену. Матюгнувшись по поводу застрявшего лифта. Копа поскакал вниз и проскакал бы мимо оперов, не обратив на них внимания, но Волгин подсек ему ноги, а Кузенков, грамотно вцепившись в правую руку, использовал ее в качестве рычага, чтобы согнуть злодея в три погибели.

Копачев сопел и не давался, но реального сопротивления не оказал.

– Все, все. Да больно, пусти!

Один браслет наделся без задержки, но дужку второго заклинило, пришлось доставать ключ и ослаблять фиксатор, подсвечивая прыгающим огоньком зажигалки.

Строго говоря, задержание оценивалось на троечку, как за артистичность, так и за технику исполнения. Для начинающего Кузенкова – не так уж плохо, по крайней мере, не растерялся и не тормозил, но Волгин собой остался недоволен.

Пистолет обнаружили во внутреннем кармане куртки. У Волгина дрогнуло сердце, когда он разглядел знакомые очертания и темно-вишневую пластиковую рукоять со звездочкой в середине насечки, но радость оказалась преждевременной. Вместо ожидаемого «макара» он держал в руках его газовый аналог, модель «б П 42» калибра 7,62 мм, снаряженный тремя желтыми патронами с маркировкой «CS».

– Разрешение есть?

– Нет.

– Значит, уже срок имеешь.

– Кто ж меня за такую мелочь посадит? Волгин и сам это знал, а часом позже услышал подтверждение от дознавателя, прибывшего в отдел для рассмотрения материала:

– Что говорит? Нашел? Хм, хм… А лицензии у него вообще никогда не было?

– Он же судимый.

– Ну, сам знаешь, как сейчас бывает. На трое суток я его, конечно, закрою, но сразу предупреждаю: санкции на арест никто не даст. Мало того, что статья сама по себе слабая, так здесь еще, можно сказать, юридический казус. Если бы ствол изъяли в его квартире – вообще ничего бы не было. Ответственности за хранение не предусмотрено, только за ношение есть, а он от своей квартиры на несколько шагов удалился. Скажет, что выбросить нес на помойку…

– Он с этим стволом разбои молотил.

– Где заявления, протоколы допросов? Оформите все, как положено – и я его упакую как следует, а так, извините, ничем помочь не могу-с…

До приезда дознавателя Волгин успел пообщаться с задержанным и для себя сделал вывод: Копа – человек, конечно, интересный, и всяких подвигов за ним должно быть немерено, но к налету на магазин он не причастен. Бывает, такое понятно с одного взгляда, бывает, нескольких лет не хватит, чтоб разобраться. На этот раз повезло. Хотя – как сказать? Повезло бы, если б это он стрелял в Клюеву.

– Ладно, делай, как знаешь.

– А ты?

– А я поеду водку жрать. Через несколько кварталов Сергей остановил машину и позвонил в районный ОБИП [21]:

– Привет. Мы тут человечка одного любопытного навернули, с газовиком. По вашей части попец работал, несколько разбоев за ним, беззаявочных. Если сможете его на явки расколоть – хорошо, но с терпилами вы не договоритесь. Я чего хотел – у тебя ж связи на телевидении есть? Давай его покажем, может, признает ктo. Обидно такую гниду отпускать…

Окончив разговор, Сергей задумался о дальнейших планах. Пьянствовать дома или сидеть в кабаке не привлекало. Напроситься к кому-нибудь в гости?

Он оставил работу юрисконсультом и восстановился в милиции после развода с женой. Не потому, что испытал какой-то дикий душевный надлом и психоаналитик посоветовал сменить обстановку. Просто не стало причин высиживать на денежной, но скучной службе. Того, что удалось скопить за три года – а он как раз попал на период, когда в частных фирмах платили щедро и часто, – при его запросах должно было хватить надолго, так что появилась возможность заниматься любимой работой не зная проблем, которые касаются большинства коллег.

Может, по тем же причинам, а может, в силу других особенностей характера, но к новой женитьбе он не стремился, довольствуясь отношениями, которые ни к чему не обязывали. Точнее – «как бы не обязывали», потому что на его-то счет планы, конечно, строили, но он честно, при первом серьезном свидании, предупреждал об их несостоятельности… Алло…

– Сто лет тебя не слышала.

– Узнала? Ну вот, опять богатым не стану.

– По-моему, ты к этому и не стремишься. Договорившись о встрече, он зашел магазин. Телефон подал голос, когда Сергей платил за покупку. Отвечать не хотелось.

– Да.

– Ты где? – звонил Катышев.

– В нирване.

– Короче, вылазь из ванны и дуй сюда!

– Что еще у нас случилось?

– То, что мы годовую норму по мокрым осадкам перевыполнили. Три трупа, е…ть ту Люсю!

Отойдя от кассы, Волгин печально посмотрел на корзину с вином, фруктами и кучей рыбных закусок. Ладно, хоть будет чем ночью пообедать.

– Алло! Так получилось, что я не приеду. Мне надо остаться на работе. Пауза.

– Если ты хотел меня удивить, то это у тебя не получилось.

СКОЛЬКО ДАДУТ?

1

На месте происшествия бьшо многолюдно. Кроме тех, кого случившееся касалось непосредственно, собрался весь бомонд местных правоохранительных органов. Несколько человек были заняты работой – опрашивали свидетелей, искали следы или просто имитировали занятость, чтобы не подвернуться под горячую руку начальства. Начальник РУВД и прокурор района, несмотря на высокие должности боявшиеся вида трупов, сидели в машине. Руководство рангом пониже, прибывшее себя показать и на убийство посмотреть, тусовалось, разбившись на компании по интересам. Время от времени, когда потерявший бдительность подчиненный оказывался в опасной близости, боссы прерывали беседу и давали ценные указания.

Присутствие больших чинов редко помогает ходу расследования. Все первоначальные мероприятия проводят специалисты – эксперты, следователь, оперативник, которые сами знают, что им делать и не нуждаются в понуканиях. Чем выше звание начальника, тем менее ценный совет он может дать. Слишком много времени прошло с тех пор, как он сам кого-то задерживал и что-то раскрывал, слишком много сил отдано политике, имеющей мало общего с оперативно-розыскной деятельностью. Тем не менее регламент заставляет выезжать на серьезные преступления и если одни просто отдают дань традиции, то всегда отыщется кто-то, возжелающий ткнуться носом в труп с намерением разглядеть то, что проморгал эксперт. Затоптав при этом все следы преступника и оставив массу своих.

– Сколько их налетело! – Рядом с Волгиным нарисовался местный оперативник. – Громкое дело, большой общественный резонанс! Тьфу, блин, слов не хватает! Какой, к чертям, резонанс? Я понимаю, если б, не дай Бог, на ребенка напали или семью работяг вырезали; здесь же – обычная бандитская разборка. Радоваться надо, что они друг друга стреляют… Не слышал, вроде генерала ждут?

Генерала не дождались, но появились два опера из главка. Один был пьян, второй приехал на джипе.

– Здорово, Волгин! Да, распустил ты преступность. Смотри, без премии останешься!

– Я их и так два года не видел.

– Тут все глухо?

– Как в танке.

– Что случилось-то, расскажи толком.

– В квартире два трупа. Одного раненого забрала «скорая».

– Жить будет?

– Черт его знает, много крови потерял. Пулевое ранение в живот и травматическая ампутация полового члена.

– Как, совсем?

– Да нет, сантиметра полтора, говорят, осталось.

– Это не жизнь. Бр-р, даже представить больно! А что по обходу?

– Да ничего толкового пока. Соседка слышала выстрелы, но позвонила, только когда все убежали.

– Ладно, если этот не окочурится, то объяснит, в чем запутка. Его, надеюсь, не в «третью истребительную» отправили? – Опер главка имел в виду номер горбольницы, славящейся высокой степенью летальных исходов.

– Нет, в Военно-медицинскую.

– Там должны откачать. В отличие от первого второе медицинское учереждение имело обратную репутацию. Братва, которая зря денег не платит, предпочитала именно туда доставлять пострадавших в разборках и заказухах. А иногда везло и обычным людям.

Эксперт закончил колдовать с фотоаппаратом и спецпорошками, разрешил доступ в квартиру.

– Есть что путевое? – спросил у специалиста Волгин, пропуская вперед остальных.

– «Пальцев» – море, обувка кое-какая отпечаталась.

В квартире царил беспорядок, как решил Волгин – скорее вызванный поспешными сборами, нежели обыском. Относительно прибрано было ; лишь на кухне. Через коридор тянулась цепочка капель крови, начинавшаяся от большой лужи возле дивана в комнате. Возле кровавых следов, разбросанных по полу гильз и фрагментов обувных отпечатков эксперт расставил таблички с номерами от 1 до 23.

– Из «пээма» шмаляли…

Волгин подобрал одну гильзу:

– Ха! Та же маркировка, что и в магазине.

– И еще на десятке «мокрух». – Главковский опер, тот, что приехал поддатый, всмотрелся в цифры на донышке закопченного латунного цилиндра. – Если не ошибаюсь, армейская серия. Из «горячих точек» везут. Хотя, конечно, интересно.

Максим сидел на полу, привалившись спиной к дверному косяку. Получил одну пулю в лоб, точно над переносицей, и сполз по стене, так и не поняв, что случилось. Входное отверстие было маленьким и аккуратным, почти без крови, издалека похожим на ссадину. Пуля прошла через мозг, на выходе раздробила часть черепа – стена, на уровне человеческого роста, была испачкана бурыми потеками и костным крошевом, – пролетела весь коридор и, ударившись о металлическую входную дверь, развалилась на сердечник и оболочку. Видно, в момент смерти Макс моргал, – один его глаз так и остался открытым. Такое Волгин видел впервые.

Вован лежал у дальней стены, на правом боку, слегка согнув в коленях ноги. Одна штанина задралась, обнажив черный носок с золотой монограммой и неестественно белую щиколотку. Рубашка и пиджак на спине набухли от крови —две пули вошли в правое подреберье, третья – в левый висок.

– Сверху стреляли, когда он уже упал, – пояснил эксперт. – Контрольный выстрел.

На лице Вована застыл звериный оскал. До последней секунды он пытался достать пистолет,нo успел лишь сомкнуть пальцы на рукоятке и отстегнуть ремешок кобуры.

– У обоих – по шпалеру, – продолжал делиться наблюдениями эксперт. – И у того, который в больницу уехал – тоже. Никто воспользоваться не успел. Почему?

– Постеснялись.

– Похоже, не ожидали они на сопротивление нарваться. Кто-то говорил, что здесь девчонка прописана?

– Ага, Никита советская. Она всех и постреляла.

– Обратите внимание: под диваном упаковка презервативов лежала и пустая коробка из-под патронов. На презиках вроде остались чьи-то «пальцы». Я взял, чтобы исследовать в лабораторных условиях.

– Не боишься? Плохая примета-Содержимое карманов одежды убитых выложили на две газеты, расстеленные возле трупов. Волгин присел на корточки: документы, сотовые телефоны, электронная записная книжка. Может, где-то среди этого окажется ключ к разгадке случившегося?

Один из телефонов подал голос, пропиликав «Ламбаду». В наступившей тишине это прозвучало как реквием по погибшим браткам. Сергей ответил неразборчиво, но собеседника сие не удивило:

– Вов, ты?

– Угу.

– Вов, это не ты. Кто это, я не узнаю по голосу?

– Он не может сейчас говорить. Что передать?

Фоном для разговора служили женские визги, грохот музыки и звон посуды. Звонивший сказал веско:

– Его тут двадцать человек ждут. Слышь, братан, передай: если он через пять минут не будет в бане, то может считать себя покойником. Ха-ха-ха…

Острослов не назвался, но «трубка» определила входящий номер. Значит, доведется поразить абонента точностью его пророчества.

Положив телефон, Волгин взялся за паспорт. Ключ к разгадке… Красиво, конечно, звучит, но Сергей поймал себя на мысли, что ничего разгадывать не хочется. Разве что из чисто спортивного интереса. Опыт подсказывал, что потерпевшие получили как раз то, что заслужили. Стоит ли ради них напрягаться? Хотя, конечно, тот, кто спустил курок, может быть ничем не лучше убитых и посадить его в клетку – оказать услугу живым, ибо в следующий раз он может взять на прицел людей приличных.

Не оставляло и ощущение, что адрес этот недавно где-то мелькал. В связи с магазином? Точно нет. По поводу Брошкина? Вроде бы еще раньше. Раз в памяти не отложились подробности-значит, ничего интересного, можно вспомнить и позже.

– Базиков Владимир Романович, семьдесят шестого года рождения, – кто-то, глядя поверх плеча Волгина, зачитал паспортные данные, и Сергей поднял голову.

Над ним стояли два опера РУБОПа. Молодые, спокойные, похожие друг на друга и на подучетный элемент.

– Привет. Знакомые лица?

– Частично. Тот, который в больнице, – Литовченко Олег Владимирович, по кличке Самокат. Второго не знаем, а этот, – опер ткнул в раскрытый паспорт, – фигура известная, за вымогалово влетал неоднократно, только доказать не удалось. Работал на Дракулу, был кем-то вроде руководителя самостоятельной группы. По нашим понятиям – типа старшего опера. Диверсант у него погоняло.

– Он что, в разведке служил? Я смотрю, у него и часы с десантной символикой…

– Да нет, в глубокой молодости чужую тачку ухайдокал по пьянке. Что-то очень крутое и эксклюзивное. Кстати, о машинах: мы в больничку успели заскочить, вещами подстреленного поинтересовались. Зря вы его без сопровождения отпустили. У них «вольвуха» перед домом стоит, если б мы ключи не перехватили – вы бы завтра хрен ее нашли. Пошли, поковыряемся? Здесь, как я понял, интересного мало. Да и на обыск надо быстрее лететь, пока друзья и родственники ничего не заныкали.

– Сейчас пойдем. – Волгин открыл второй паспорт и долго – сказывалась усталость – переваривал прочитанное. – Ё…!!! Чугунский Максим Львович. Да это ж, бля, тот самый!

Оценив совпадение, вспомнил, когда и где он слышал сразу показавшийся знакомым адрес. Вот что значит регулярное недосыпание – в лучшие годы соображал куда быстрее.

Печально вздохнул:

– Какая жалость. Теперь материал по угон придется «отказать».

– Что, Чугунский у кого-то тачку дернул?

– Не, у него дернули. Он только убивал.

* * *

Появление бандитов Семен заметил сразу, как только их машина появилась во дворе. Сидел на кухне, прихлебывал кофе и смотрел в окно на то, как они приближаются к «фиату». Настроение, конечно, упало. Он надеялся, что новой встречи не произойдет – в прошлый раз, при расставании, ему показалось, что они прощаются.

– К нам гости, – сказал он Вере. – А платить нечем.

Девушка выглянула во двор. Промолчала, отчего сердце у Фролова сжалось еще больше. Что с ней обещали сделать, если не окажется денег?

Не говоря ни слова, он встал и пошел в комнату за оружием.

– Если позвонить в милицию, они все равно не успеют приехать, – сказала Вера ему вдогонку.

В пистолете был один патрон. Торопясь, Семен достал остальные и снарядил магазин, опустевшую картонную коробку бросил под диван. Теперь в его руке – девять смертей. Девять последних смертей. Хотя при нужде можно всегда прикупить на рынке.

Встретить гостей в коридоре? Пойти навстречу, наслаждаясь метаморфозой их лиц и собственной властью?А что потом?

«Мерседес» – фигня, но за случившееся в магазине – ДО конца жизни не отмолиться. Или, быть может, гибель этих уродов уравновесит нанесенный человечеству вред? Дверь в квартиру отворилась. Секундой раньше в комнату вошла Вера. Фролов спрятал пистолет за пояс брюк, на спине.

Вера ничего не сказала.

– Кислыми щами шмонит, – донеслось из коридора. – Люди, ау! Есть кто живой?

Фролов нашел силы удивиться: Вера отродясь не готовила первых блюд.

Как и прежде, старший из бандитов смотрелся шикарно. Костюм из черного материала с отливом, тонкая белоснежная рубашка, стильный галстук из мягкого шелка, завязанный широким неровным узлом. Прическа – волосок к волоску, о стрелочки брюк можно бриться. На его фоне Макс, хоть и пытался соблюдать внешний лоск, смотрелся как бутылка пива на подносе с шампанским.

– Ну-ка, молодой человек, освободите мне место…

Когда Артем достал пятьсот долларов, Фролов был ошарашен. Предположить, что он их у кого-то занял, Семен не мог, а значит, оставалось одно. Недаром компаньон всегда вызывал у него подозрения. Мало того, что в блуд втравил, так еще и «крысой» оказался!

Семен готов был садануть Казначею по роже. Из сказанного Вовой он уловил только про деньги, не удосужившись оценить тот факт, что бандитам известно о Валентине.

– Все тайное становится явным. Кажется, так говорят наши враги из МУРа?

Если у Вована и оставались какие-то сомнения, то сейчас они испарились. Он слабо верил в совпадения. Одно-два могут иметь место, но не такой же ком! Хотя его шеф Дракула, нажравшись, любил повторять, что на свет они все появились именно благодаря совпадению. «Сложилось бы не тогда, а через неделю, и сидел бы сейчас с нами за столом не ты, а твой братец», – вещал обычно он, поднимая пятый стакан, и смотрел на собутыльников одним прищуренным глазом.

Но шеф – шефом, а сам Вован придерживался иной точки зрения. В тему они вписались благодаря Брошке, и вот надо же, именно Севу Макс замочил, а тех, с кем надлежало разобраться, как раз в тот день понесло угонять его машину, чтобы впоследствии бросить возле дома Севы Брошкина, замкнув, таким образом, круговорот криминальных событий.

Требовалось досконально разобраться в ситуации – и для доклада Дракуле, и ради собственной безопасности. Что бы там продажный мент ни обещал, а рассчитывать на бездействие органов Вован не любил. Свою нищую зарплату они, как ни крути, отрабатывали сполна, так что всегда оставался шанс за свой счет улучшить милицейские показатели. В тюрьме, конечно, тоже люди живут, но Вова как-то не стремился познать бытие во всех его ипостасях.

– …меня интересует только правда. И сказать тебе ее придется, – Базиков ударил Казначея ногой сбросил на пол и заработал руками, сев жертвe на спину.

Он не сомневался, что выбьет правдивые показания. Способов много, кроме парней, есть и девчонка, так что разговор состоится… Разговор состоится, но его последствия Вована пугали. Оставлять своих свидетелей нельзя, надо «зачищать» всех, включая Перекатникова. Четыре трупа – довольно сильно и по нынешним меркам, и в понятиях беспредельного девяносто третьего года, когда семнадцатилетний Базиков только начинал бандитскую карьеру, спеша после тренировок в свою бригаду, а после работы отправляясь домой на трамвае.

Жизнь относилась к Вовану лояльно. Все, с кем он вертелся в те годы, кончили плохо. Погибли, исширялись, отхватили длинные срока или просто сгинули в далеких лагерях. Их лидер, стокилограммовый Толя по кличке Демократ, стал на зоне «петухом»… Базикова подняло на гребень волны и вынесло на сушу без потерь, что он приписывал исключительно собственной изворотливости и уму.

Убивать Вовану пока не доводилось. В юности просто везло, сейчас – отпала надобность, проблемы удавалось решать достаточно мирно. Для крайних ситуаций был у Дракулы «мокродел» из бывших, но и к его услугам обратиться не посчастливилось.

И сейчас не обратишься, не та ситуация. Надо решать самому.

Четыре трупа… Легко сказать и трудно сделать. Из служебного, зарегистрированного на охранную фирму, оружия стрелять не станешь, «левых» стволов не захватили. Душить-резать? Как-то грязновато, да и навыков нет. Надо вывозить из квартиры, есть один бункер, где пленников можно продержать нужное время, но четверых в багажник не уложишь…

Сплошные проблемы. В детстве не наигрался, вот и заработал их на старости лет. Кому сказать – оборжутся. Сволочь этот Макс, хотя и друг. Из всей троицы, кстати, он один теперь имеет «боевой» опыт. Приказать повторить? Вряд ли получится, он ведь Чугунский, а не Боло Енг.

Очной ставки с Валентином Казначей не выдержал, но озвученная им версия никакой критики не выдерживала. То есть, конечно, звучало все гладко, но Базиков учился бандитизму не по книжкам, так что в этой области если кто и мог его объехать на кривой кобыле, то всяко не Казначей.

Угадав с предположением о звонке Артема по «02», Вован слегка взбесился. Его стукач знал только про одно сообщение, но ведь Казначей обещал дополнить информацию. Может, успел позвонить вторично?

– …теперь я не уйду отсюда, пока не услышу всей правды.

Он встал перед сидящей на диване Верой. Девчонка понравилась с первого взгляда, было в ней что-то, выгодно отличавшее и от дешевых шлюх, и от дам полусвета, с которыми привык общаться Вован. Не говоря о жене – она была на пять лет старше, ни красотой, ни умом не блистала, но имела богатого отчима, что и обусловило выбор.

Вера понравилась с первого взгляда, а после того, как влепила пощечину, Вован твердо решил с ней позабавиться. До последнего момента оставался нерешенным вопрос, как именно это произойдет, будет иметь место принуждение, или она согласится добровольно. Сложившаяся ситуация позволяла совместить приятное с полезным, и Базиков потрепал девушку по голове:

– Раздевайся, милая.

– Как?

– Желательно, красиво… Быть первым Вован не хотел. Он давно заметил, что ему нравится, доставляет удовольствие «для разогрева» посмотреть на процедуру со стороны. Он и с женой записал несколько видеокассет, самые сладкие места из которых прокручивал перед тем, как приступить к исполнению долга. С долгом, в последнее время, обстояло неважно, но до обращения к врачам Вован еще не дошел, находя для себя всякие щадящие самолюбие отговорки, в том числе и услышанную по радио: «Долги отдают только трусы». Добровольцем вызвался Олег, и Базиков с легким сердцем уступил ему право первой ночи. Чугунского вперед пускать не стоило, ни в теперешнем подавленном состоянии, ни вообще. Дорвавшись до халявы, он обычно начинал лютовать, приводя девчонок в состояние полной негодности к дальнейшему употреблению. А за Олега Вован был спокоен, зная, что тот отработает эстетично.

Что касается Перекатникова, то его Вован упомянул просто для маскировки, чтоб усыпить бдительность пленников и лишний раз напугать девку.

Последнее удалось в полной мере. Раздеваться сама Вера не стала, но смотрела на приближающегося Олега такими глазами, что бьио ясно: сопротивления не последует.

– Стойте! – крикнул лежащий на полу Фролов.

В его голосе Вовану послышалось не только отчаяние, но он, увлеченный начинающейся потехой, анализировать не стал, просто двинул ногой, припечатав Семена каблуком по макушке, и даже не обернулся.

– А у меня давно стоит, – ответил Олег, вскрывая презервативы и продолжая идти, виляя бедрами.

Он взял Веру за плечо и, потянув, поднял с дивана. Улыбаясь, прошелся рукой по груди и вжикнул «молнией» на джинсах. Застежка опустилась легко, а пуговица вообще расстегнулась сама, после чего Олегыч повернул девушку к себе спиной и одним рывком спустил джинсы до колен.

Вера хотела что-то сказать, но Литовченко, гладя по бедрам, другой рукой толкнул ее в спину, заставив наклониться и упереться руками на диван.

– Сейчас нам будет хорошо…

Все изменилось в один момент, и первым это осознал не Максим, которому полагалось контролировать обстановку за спиной шефа, а Перекатников.

– Там!.. – он протянул руку, указывая, с какой стороны возникла опасность, и в этот момент прогремел первый выстрел.

Девятый патрон, оставшийся после магазинной стрельбы, уже находился в патроннике, так что передергивать затвор нужды не было. Приподнявшись с пола, единым движением Фролов выдернул из-за пояса пистолет и сбил флажок предохранителя. Промазать было невозможно, и две пули, с разницей в долю секунды, ударили Вована в спину. Мир перевернулся.

В детстве Вован не раз представлял свою смерть, и выглядела она по-другому.

«Как глупо, – думал он, пытаясь дотянуться до пистолета, но рукоятка всякий раз ускользала. – Такого не может быть. За что?»

Он не упал, но отшатнулся к стене, освобождая траекторию стрельбы по Олегу, чем Фролов немедленно воспользовался. Первая пуля попала Самокату в живот, вторая – поразила в пах, и он рухнул перед диваном, головой касаясь Вериных ног, взвыл страшным голосом, выгнулся, ударившись затылком об пол, и снова сложился, перевернулся на бок, суча ногами.

На все хватило двух кратких мгновений. Макс ковырялся в носу и был увлечен этим делом, при первом выстреле дрогнул и вырвал из ноздри лишний волос, а больше сделать ничего и не успел, только моргнул – и навалилась темнота.

Тело Чугунского еще сползало на пол, когда Фролов встал и подошел к лежащему у стены Вовану.

Рыча, Базиков тянулся к оружию. – Держи подачу, – равнодушно, словно не в первый раз, Семен протянул к его голове руку и нажал спуск.

Тело Базикова в последний раз дернулось. Ноги выпрямились, штанина левой ноги зацепилась за ботинок правой, обнажая бледную щиколотку.

– Готов.

Потерявший сознание Олег тоже производил впечатление трупа.

Ошарашенный Артем не поднимался, только тряс головой и беспрерывно икал.

Вера ничком лежала на диване, отключившись от происходящего.

Фролов посмотрел на остолбеневшего Перекатникова и поднял пистолет:

– Ну что, сука?

Лицо Валентина напоминало заплесневелую котлету.

– Н-не надо. Я не при чем, меня заставили…

– Значит, хочешь жить?

– Хочу. – Из глаз алюминиевого короля потекли слезы. Помедлив, он упал на колени и неожиданно проворно пополз к Фролову.

Семен отступил…

2

– Черт его знает, куда они делись, – Волгин закурил и оглядел приданные силы, собравшиеся в его кабинете.

Сил было четверо: три оперативных и одна – общественной безопасности, в лице старшего участкового Орлянского.

Участковый и получил задачу первым:

– Вот список вопросов. Идешь по всем квартирам этого дома и по соседним, где окна во двор выходят. Не просто через дверь спрашиваешь: «Не знаете, кто стрелял?», а входишь и обстоятельно говоришь со всеми жильцами.

– А если пускать не будут?

– Выноси дверь. Меня без формы почему-то куда угодно пускают, вот и ты постарайся. Дадут еще людей – пришлю тебе на помощь.

Участковый положил вопросник в свою папку и ушел. Волгин посмотрел ему вслед с раздражением: добросовестность майора вызывала откровенные сомнения.

На первоначальном этапе грамотно проведенный поквартирный обход – одно из самых результативных мероприятий, но все зависит от старания исполнителей и фактора времени. Спрашивать спустя полтора месяца человека о том, кого он видел в день убийства – мягко говоря, нелепо. Разве что в тех случаях, когда перед проверкой нужно набить бумагами бесперспективное дело. Что касается исполнителей, то наибольшее рвение проявляют те, на ком непосредственно лежит ответственность за раскрытие; это понятно и где-то даже правильно. Но Волгина просто бесила нарастающая – особенно среди сотрудников других отделов, привлеченных для разовых мероприятий, – тенденция работать спустя рукава. Особенно ярко это проявлялось среди молодых участковых, только что выпущенных из Академии. Словно там читали лекции «Как сделать так, чтобы больше ничего не поручали». Полная аморфность в сочетании с гонором и нелепые обиды: «Я работать пойду, а вы в кабинете водку жрать останетесь». Попытки объяснить, что существует множество других, не менее срочных и при том чисто оперативных действий, вызывали лишь скептическую усмешку, и Волгин давно бросил объясняться. Была бы возможность, он бы сам пошел беседовать с жильцами, поскольку в девяносто девяти процентах случаев, опросив всего один подъезд, при грамотном подходе сыщется не меньше двух-трех свидетелей. Но возможности делать все самому не было, так что приходилось рассчитывать на чужую исполнительность.

Кроме Орлянского в группу, созданную по приказу начальника РУВД для раскрытия особо тяжкого преступления, вошли Кузенков, младший опер из отдела по борьбе с наркотиками Родионов и лейтенант Шура Сазонов.

От последнего мечтали избавиться все, но повода не находилось, и оставалось гонять Шурика по разным командировкам, группам и переводить из подразделения в подразделение. Как сказал Катышев: «Бог терпел и нам велел». Родители Сазонова работали в прокуратуре, мать – в городской, отец – в Генеральной. По какой причине они задвинули сына в угрозыск, не знал никто, но вот уже третий год Шурик болтался в ОУРе и портил любое дело, за которое брался. К сожалению, брался он за все, что предлагали, и успел наломать немало дров прежде, чем от его помощи стали шарахаться.

– Коротко расскажу, что мы наработали за сутки. – Волгин взял новую сигарету. – Базиков и Чугунский убиты, Левченко – в реанимации, сделали операцию, но в сознание он пока не приходил.

– Это правда, что ему… все отстрелили? —поинтересовался Сазонов.

– Не до конца, так что удалось пришить на место. У пострадавших похищены бумажники, часы, наверное – еще что-нибудь ценное, какие-нибудь цепи с колечками. Стрельбу слышали многие, но только один мужик догадался посмотреть в окно. Минут через десять после того, как все стихло, из подъезда выбежали трое мужчин и девушка, уехали на иномарке желтого цвета. Бабу он опознал – Томина Вера Сергеевна, проживала в той квартире, где эта бойня случилась. Насчет ее спутников не уверен, но вроде бы один из них – сводный брат Казначеев Артем, бывший милиционер нашего ППС, так же прописанный в адресе. Он снимал квартиру в другом месте, но там не появлялся очень давно, очевидно, жил у сестры. Про историю с «мерседесом» Чугунского вы все уже слышали, так что мотив напрашивается сам собой. Из того, что убивали в своей квартире, можно сделать вывод, что преступление не планировалось, все произошло спонтанно, когда Чугунский с компанией приехали в гости и начали качать права. Что интересно – исчез Валентин Перекатников. Был вчера на работе и неожиданно пропал, бросив машину. По времени это примерно совпадает с нашей стрельбой, по общим приметам он катит на одного из мужчин, которого видел свидетель, так что я склонен думать, что это он и был. Не очень понятно, приехал Перекатников с бандитами или находился в компании Казначеева В любом случае он должен был нам позвонить когда объявится хоть кто-то из них, но не позвонил. Сомневаюсь, что у него не было времени. Его мобильник отключен, «старшие братья» обещали дать знать, когда он заработает. В бандитском «вольво» ничего интересного, только несколько кассет для диктофона. Надо будет внимательно слушать, там много записано. Провели мы три обыска, все трофеи – их личные бумаги и еще куча таких же кассет. В общей сложности – тридцать две штуки, причем чистых, по-моему, среди них нет. Что и говорить – любил товарищ Базиков компромат собирать. Все трое работали в охранной фирме «Полигон». Вот постановление на обыск. – Сергей посмотрел на Родионова с Кузенковым. – Надо делать.

– Сейчас? Время уже – пятый час.

– Они еще работают. Найдите Катышева, он где-то здесь бегает. Обещал обеспечить машину и ОМОН, чтобы вас там не обидели. В крайнем случае, вместо ОМОНа возьмите его самого. Что искать – сами знаете, но офис, я думаю, еще ночью вычистили. Теперь с тобой, Шурик. Во-первых, внимательно прослушаешь все кассеты. Те, где будет хоть что-то интересное – откладываешь отдельно и пишешь справку, что именно тебя заинтересовало. Обращай внимание на все разговоры, где будут мелькать «мерседес» или знакомые фамилии. Второе: вот распечатка с гаишного компьютера, здесь – пятнадцать автомобилей «фиат-ритмо» желтого цвета. – Сколько?

– Не пугайся, всего пятнадцать. Несколько дет назад кто-то поставил в город партию списанных такси. Одной из них пользуется Казначеев, надо установить номер, чтобы объявить в розыск. Встречаешься со всеми владельцами и с каждого берешь письменное объяснение. При необходимости – хоть в гараж к нему залезь, но убедись в наличии машины. У Казначеева «фиат» с пятидверным кузовом, но я боюсь, что среди такси таких большинство. Если будет что-то неясно – сразу звони мне, в любое время.

Сазонов воспринял задание с обычным воодушевлением. «Если он и здесь умудрится что-нибудь напортить, то… То – ничего. С него взятки гладки, отвечать придется мне».

Как только Шурик вышел, позвонил опер главка – тот, что приезжал на джипе:

– Здорово! Как, еще не раскрыл?

– Идем по следу. Вектор розыска определен, сети расставлены. Хочу побеседовать с первой учительницей Казначея – может, она объяснит, как он дошел до жизни такой и где его теперь искать.

– Хм… Я чего звоню: как правильно фамилия, – Чугуновский?

– Чугунский.

– Во, я и помню, что-то такое. А в сводке неправильно написали, представляешь? На меня начальство и наседает, им докладывать надо. Ну ладно, я тороплюсь. Надо будет – звони, не стесняйся.

На полшестого у Волгина была забита «стрелка» с коллегой из РУБОПа. Когда-то они работали вместе и даже дружили, потом жизнь развела: Игорь пошел бороться с оргпреступностью Сергей уволился.

Он успел вовремя. Свободный доступ в цитадель борьбы с бандитизмом преграждали два рослых собровца в черно-сером камуфляже, и Волгин позвонил по телефону из вестибюля.

– Подожди, я сейчас спущусь, – ответил Игорь и действительно выскочил буквально через минуту.

– Привет! Сто лет не виделись, – он увлек Сергея к выходу. – Тут рядом один подвальчик есть…

В кафе Игоря знали. Он расцеловал барменшу в обе щеки и быстро оформил заказ:

– Четыреста водки в графинчик, минералку без газа, вот эти салатики. Ты горячее будешь?

– Не откажусь.

– Лен, сделай по своему усмотрению. Сегодня кто повар, Анжела? Тогда лучше свинину…

Сели за неудобный столик в центре зала – все остальные были уже заняты коллегами Игоря.

К разговору о деле приступили после второй рюмки.

– Я в курсе темы, наши вчера выезжали. Тебя что интересует?

– Сам знаешь, если вам официальный запрос слать – два месяца думать будете, и не факт, что ответите. Мне много не надо, с нашими убогими возможностями только два варианта: или это-Казначей, или – «глухарь», так что во всякие их бандитские заморочки я даже влезать не хочу, все равно не переварить, да и времени не хватит. Я так понимаю, что братки обидчиков тоже искать начнут, а у вас наверняка в их компании свой человечек есть. Просигналите, если новости появятся? Я на лавры не претендую. Решите сами Казначея задерживать и колоть – только спасибо скажу.

– Значит, так. – Игорь навалился на стол локтями, заговорил тихо, так что из-за музыки не каждое его слово удавалось разобрать: – Бригаду Дракулы мы давно «работаем». Информации – во! Грабежи, разбои, вымогательства. Я так думаю, что где-нибудь к сентябрю начнем реализовывать, – обозначив срок, Игорь почему-то посмотрел на часы. – Спешить не хотим, чтобы не только шестерок, но и боссов закрыть. По вчерашней стрельбе – там не все так однозначно, как кажется на первый взгляд. Диверсант наркоторговцев прикрывал, самый крупный среди них – некто Брошкин. Хитрая лиса! Несколько дней назад он пропал. Есть информация, – Игорь заговорил еще тише и подлил водки, – что он сбежал с большой партией героина и деньгами. И перед этим у Диверсанта непонятки возникли, а с Дракулой он в последнее время конфликтовал, даже вроде бы отделиться хотел.

Выпили, закусили, после чего Игорь продолжил. Слышно его было совсем плохо, но регулярно мелькали слова «разборка», «источник», «беспредел» и «бля».

Неожиданно музыка смолкла, и голос Игоря прозвучал на все кафе:

– Но ничего, мне сегодня шепнули адресок, где этот Брошка может гаситься. Хотим завтра, с утречка, навернуть.

Конфуза не произошло: за всеми столами говорили примерно об одном и том же.

– Адрес – Екатерининский, дом десять? – спросил Волгин.

Игорь, приподяв графин, замер в недоумении:

– При чем здесь морг?

– При том, что Брошка в нем живет. Уже несколько дней. С тех пор, как пропал. Просто не успели оформить опознание.

– Да? О, черт! – Игорь выпил, не чокаясь. – Жаль, такая красивая комбинация развалилась. Принесли горячее. Немного позже – второй графинчик и бутерброды. Потом – просто графинчик.

Деловая встреча затянулась за полночь.

Домой Сергей приехал на такси и, непрерывно ругаясь, долго открывал дверь.

* * *

О происшествии со своими людьми Дракула узнал ночью. Сначала подробности были самые куцые, так что до утра бригадир провалялся без сна. Последний раз его бойцов стреляли несколько лет назад и не при таких сомнительных обстоятельствах. Тогда все было понятно: на одной из рядовых, в общем-то, «стрелок», у пацанов сдали нервы, и началась пальба. По сути, рабочий момент в те времена, можно сказать – дань моде. Здесь же – каждый ответ вызывал десяток новых вопросов. За каким чертом их понесло на эту хату?

Рассвет Дракула встретил с тревогой. Позавтракал без аппетита, профилонил зарядку и расцарапал щеку электрической бритвой.

К восьми приехал Санитар – его зам по коррупции и безопасности. Охрана осталась за дверью, контрразведчик прошел на кухню и без спроса хлобыстнул «соточку» виски.

– Все так хреново? – бригадир давно не видел помощника в столь взвинченном состоянии.

– Ботва полная. Помнишь Копу?

– Он еще не подох?

– Менты его вчера забрали. Те же, которые сейчас Диверсантом занимаются. С газовой пушкой на кармане, за несколько часов до того, как наших завалили.

– Думаешь, это он их сдал? – На борцовском ковре Дракула реагировал быстро, но однажды съездил на подпольное кумитэ в Прибалтику, домой вернулся в бинтах и гипсе и с тех пор по жизни иногда тормозил. Пока что на работе это не сказывалось.

– Кому? Я, конечно, ничему не удивляюсь, но вряд ли Диверсанта с Чугуном опера замочили. Замочили, а потом начали обставляться? Тогда бы и Олега шлепнули, как свидетеля.

Санитар включил подвешенный на кронштейне телевизор, пощелкал «лентяйкой» и выбрал канал, где светилась заставка «Дежурной сводки».

– Сейчас должны показать.

Первым такой чести удостоился Копа. В телекамеру он смотрел равнодушно, напористому репортеру отвечал с ленивой борзотой.

– За что тебя задержали?

– Понятия не имею.

– Хочешь сказать, что просто шел по улице, и тебя…

– Отвянь, а?

Запечатлев Копачева в профиль и анфас, oпeратор переключился на журналиста, и тот взволнованным голосом прочитал текст:

– Этот молодой человек подозревается в совершении ряда тяжких преступлений. Просьба всем, кто его опознал, звонить по телефонам:

35-0647 или 35-0396. Ваша помощь может оказаться для следствия неоценимой.

В конце передачи, после сюжетов о «лохотронщиках» и потребительском рынке, дошел черед и до расстрела в квартире:

– Очередное особо тяжкое преступление совершено в Северном районе нашего города. Несколько часов назад в одной из квартир этого дома неизвестный преступник расстрелял троих молодых людей, являющихся, по оперативным данным, членами организованной преступной группировки, и с места происшествия скрылся. Он не бросил орудие преступления, и это позволяет сделать вывод, что данное убийство не является заказным, хотя некоторые факты свидетельствуют о его тщательной подготовке, дерзости и профессионализме исполнителя. За комментариями мы обратились к заместителю начальника РУВД полковнику Сиволапову. Иван Тимофеевич, ваше мнение как специалиста?

– Первоначально нами выдвинута версия о разборке на почве передела топливного рынка. Естественно, мы принимаем во внимание и другие варианты.

– Можно ли надеяться, что преступление будет раскрыто? Печально, но факт: последнее время милиция не блещет результатами по делам, вызвавшим большой общественный резонанс.

– Конечно, надеяться нужно. В городе введен план «Перехват», ведется активный розыск убийцы. Я думаю, его задержание – вопрос времени.

– Спасибо. Напомню нашим дорогим телезрителям, что за последнее время на территории Северного района совершено несколько жестоких убийств, ни одно из которых, увы, не раскрыто. Это позволило ряду представителей СМИ и политической элиты назвать район самым «криминальным» в городе. Мы, конечно, далеки от обобщений…

– Какой топливный рынок? Он что, с дуба рухнул? – Теперь уже Дракула, взволновавшись, маханул неразбавленный «Джонни Уокер».

Санитар выключил телевизор:

– Я виделся с Сиволапым.

– Ну? Не тяни!

– Рынком там, конечно, и не пахнет. Он это так загнул, для красного словца. Чего-то же ему надо было говорить? Он – тыловик, а не оперативник, вот и судит всех по своим понятиям. На самом деле опера примерно знают, кто при делах. В квартире девчонка жила, с братцем и хахалем, сразу после стрельбы они слиняли. Вопрос – что с ними Диверсант не поделил?

– Ты поговорил с Олегом?

– Когда? Сначала – операция, потом – наркоз. Сейчас, наверное, уже оклемался.

– Поехали!

В машине бригадир вспомнил Копу:

– Так что там с ним?

– Пока сидит.

– За газовую волыну? Беспредел какой-то!

– Ходили слухи, что он в последнее время ларьки опускал. Если менты за него возьмутся плотно, может много чего рассказать.

Дракула погрустнел. Ошибаться в людях ему доводилось нечасто, и Копачев, которого он лично подобрал с улицы и пристроил к делу, стал символом неудач. А как лихо начинал, какие перспективы были у парня! Прав Санитар, наговорить он может многое. Алкоголики – люди слабые, а опера и крепких парней умеют призывать к откровенности.

– Надо его вытаскивать, – решил бригадир. – Подбери толкового адвоката, пусть займется. Заодно и другой вопрос оформит: у Копы ведь квартира своя есть, он долго не протянет, так зачем добру пропадать…

В больнице их ждал неприятный сюрприз. Накинув на плечи халаты, они уверенно подошли к реанимационному отделению, но были остановлены милиционером с автоматом:

– Не положено.

– Командир, мы на пять минут, – в переговоры вступил Санитар, как более выдержанный и дипломатичный. – Может, лекарства какие нужны.

Ни словесные аргументы, ни легкая попытка подкупа успеха не возымели. Санитар увлек готового взорваться шефа в сторону:

– Здесь есть запасной ход. Второй мент «Калашникова» не имел, но только этим и отличался. Более того, вскоре после начала дискуссии на его лице появилось выражение, предшествующее ритуальной фразе: «Предъявите документы», а рука потянулась к телефонному аппарату, так что пришлось спешно ретироваться.

– У меня тут врач есть прикормленный,-заявил Санитар, и Дракула чуть не укусил подчиненного:

– С этого и надо было начинать, болван!

Врача не нашли – он сидел на конференции по проблемам перемены пола и не отзывался на пейджинговые сообщения.

– Ты за что ему платишь? Чтобы он эту муру слушал? Я не врубаюсь: ты, что ли, собрался девочкой стать?

Полным крахом закончилась и попытка посмотреть вещи, изъятые у Олега при поступлении в больницу. Пожилая санитарка, когда поняла, чего от нее хотят, оттолкнула руку Санитара с зажатыми в ней долларами и подняла крик, на который сбежалась половина работников приемного отделения. Войдя в раж, женщина обещала позвать сторожа-вохровца, чем окончательно добила Дракулу, которому на протяжении последней пятилетки угрожали не меньше, чем ФСБ, РУБОПом и Уполномоченным по правам человека.

Хлопнув дверью джипа, Дракула сорвал шелковый галстук вместе с пуговицей сорочки и долго смотрел в затемненное окно. Не ругался, молчал. Когда восстановилось дыхание и пришло в норму давление, сказал помощнику усталым голосом:

– Найди с ним способ связаться, хорошо?

Санитар предпринял попытку передать Олегу мобильник через медсестру-практикантку, но опять что-то не срослось.

Бригадир продолжал печально смотреть в окно, когда контрразведчик вернулся и, стоя перед машиной, доложил об очередной неудаче. Дракула воспринял ее стойко.

Помявшись, Санитар спросил:

– Две новости, с какой начать?

– С хорошей.

– Они пришили Олегу хозяйство на место.

– Я счастлив. Что еще?

– Звонил Сиволапый. Оказывается, Чугун уж несколько дней был у них объявлен в местный розыск. Помните Брошку? Его нашли мертвым в багажнике машины Чугуна.

Дракула нажал кнопку стеклоподъемника, отвернулся от Санитара и приказал водителю:

– Трогай.

3

«Последняя рюмка была лишней», – думал Сергей, глядя на часы. Стрелки показывали без четверти десять. Развод у Катышева подходит к концу, и его отсутствия, конечно, уже хватились. Родионов найдет, что сказать – если сам не нализался накануне. Впрочем, тридцатисемилетний младший опер начинал службу еще в те года, когда пили не меньше нынешнего, но по утрам приходили к начальству в пристойном вине при костюме с галстуком и в свежей рубашке, не забывая побриться. Было когда-то в розыске такое правило, как и другое, не менее важное: новый сотрудник принимался в коллектив только с общего согласия. Сейчас и того, и другого придерживались далеко не всегда.

Сергей прошел в ванную и долго стоял под контрастным душем. После проглотил две таблетки цитрамона и с сомнением посмотрел на холодильник: завтракать не хотелось. Взяв себя в руки, проглотил бутерброд с чашкой слабого чая и в процессе одевания был застигнут телефонным звонком начальника:

– Можешь не оправдываться. Родионов, конечно, матерый шпион, но меня лечить – только лекарства тратить. Тем более что все его отговорки я сто раз уже слышал. Когда рассчитываешь появиться?

– Через час буду.

– То есть, надо понимать, что уже поднялся? Тогда можешь сюда не заезжать, а двигай прямо в больницу: Литовченко очухался, можно поговорить.

Допросить потерпевшего днем раньше пытался следователь прокуратуры. Олег закатывал глаза и изображал глубокий обморок, как только задавались сколько-нибудь важные вопросы, так что ничего, кроме сведений о составе семьи, Поперечный из него не вытянул.

– Слышь, Волгин: ты с ним там пожестче. Нечего такую публику жалеть! Станет выкаблучиваться – отключим газ. В смысле – искусственное дыхание.

– Нет, Василия, я ему фрукты повезу. На обыске ничего не нашли?

– Спохватился! Пацаны под пулями бандитскими кувыркались, ты водку жрал в одну харю а теперь переживаешь? Ладно, шучу я. Помню ведь, как накануне сутки кряду кувыркались. Когда-то надо и расслабиться. Нет, ничего не нашли. «Полигон» чист…

– Чего и следовало ожидать.

– Да, там тоже люди не глупые. Наших встретили хлебом-солью, все сейфы показали, документацию выдали. Да, собственно, что мы там могли найти?

До больницы Волгин добрался за несколько минут. Постовой на входе в реанимационное отделение, узнав его, встал со стула и протянул руку для пожатия:

– Привет! Этого, недостреленного, допрашивать будешь? Блин, так достало уже его караулить! Народу нет на улицах работать, а я здесь околачиваюсь…

Ответив неопределенно, Волгин взялся за дверь, но милиционер задал вопрос, особенно его волновавший:

– Это правда, что Казначей в него стрелял? Нам ориентировку зачитывали.

В споре по этому вопросу Волгин с Катышевым не достигли консенсуса. ББ настаивал на том, чтобы дать информацию о подозреваемых немедленно, Сергей хотел повременить денек-другой, сделав основной акцент на «тихих» розыскных мероприятиях силами оперсостава. Вряд ли сослуживцы Артема станут проявлять особую ретивость, вероятность же того, что его опознает патруль в другом районе – еще меньше.

– Да хрен его знает, что там на самом деле случилось! Проверяем. Ты хорошо его знал?

– Так, не очень. Может, Артюху просто подставили? Нормальный же мужик…

– К этому, пострадавшему, никто в гости не приходил?

– При мне никого не было. А вчера третий взвод работал, я не в курсе.

– Смотри, аккуратнее. По этому делу, кроме нас, рубоповцы работают, у них с техникой проще, так что наверняка палату всякими гляделками и прослушками зарядили.

Взгляд милиционера остался равнодушным, и плечами он пожал совершенно естественно, без нервозности, из чего Сергей сделал вывод, что инструкций тот не нарушал.

Лечащий врач дал благоприятный прогноз о состоянии Олега:

– Повреждения, конечно, тяжелые, но у него здоровья на десятерых хватит. Думаю, через пару дней переведем его на хирургическое отделение. Минут двадцать можете с ним поговорить, он еще слишком слаб для долгих допросов. Управитесь?

– Постараюсь.

Указав Сергею нужную палату, врач посмотрел на удаляющегося опера с легкой усмешкой: несколько часов назад, незадолго до того, как постовые поменялись, он проводил к Олегу Санитара.

Олегыч лежал на спине и смотрел в белый потолок без всякого оптимизма.

– Здравствуй. – Волгин придвинул к кровати табуретку и сел, устроившись так, чтобы до поры не мозолить Олегу глаза прозрачной папкой с бланками казенных протоколов. – Уголовный розыск. Как самочувствие?

– Догадайся сам.

– Зачем гадать? Я с доктором поговорил. Худшего удалось избежать. Подлечишься здесь, потом в какой-нибудь клинике «Деталь» – пятьдесят лет работы «Моссада» в России, – остальное восстановишь. Друзья в беде не бросили, так что с врачами и лекарствами проблем не будет. Разговаривал уже со своими?

– С кем?

– Понятно. Что велели говорить? Амнезия не прокатит, ранения не те. Простым водилой прикинуться? Вариант, конечно, но есть в нем минусы. Я тебе потом о них скажу.

– Не понимаю я, чего ты…

– Да и Бог с этим. Что случилось-то?

– Стреляли.

– Да? Я думал – ты сам в себя, а дело, значит, усложняется. Ну, давай по порядку. С чего все началось?

– С чашки кофе.

– Хм… Никогда бы не подумал, что человек в таком состоянии будет помнить рекламу.

– Я тоже, еще недавно, много чего не думал.

– Кто стрелял?

– Я его не знаю. Я там вообще случайно оказался. У Вована… У Базикова дела с этим парнемм были, задолжал он ему деньги какие-то, когда, а что – честно, не спрашивал. Мы приехали чисто поговорить. Я вообще сначала в машине сидел! Потом поднялся, а этот урод взял – и начал шмалять…

Лицо Олега перекосилось, кадык на шее судорожно дернулся раз, другой, он мотнул головой, пытаясь скрыть чувства от опера, но выкатившаяся из глаза слеза предательски отразила свет яркой лампы.

– Я не понимаю, за что?!

– Всем воздается по делам нашим. Так кто стрелял?

– Не видел я. Не помню… Когда поправлюсь – тогда и будем говорить. Не имеете права больного человека допрашивать. Вот выпишусь – и приходите.

– Не, неинтересно. Был у меня один клиент, вроде тебя, только с ножевым ранением. То же самое обещал. Я молодой был, неопытный – поверил. А он меня взял и обманул, недоглядели чего-то врачи. Такое иногда случается, даже в этой заслуженной клинике. Так «глухарь» и остался.

– Ты чо гонишь-то?

– Нет, Олег Владимирович, гонишь у нас ты, а я тебе правду жизни открываю. Еще пример рассказать? Бычка одного, твоего, кстати, тезку, в живот подранили. Не сильно – царапина. Он, конечно, ничего не знает, типа перепутали с кем-то, когда он за сигаретами из дома вышел. Полежал чуток, подлатался и на второй день из больницы свинтил. Опять, наверное, за куревом.

Благо ранение плевое, сам сел за руль, и по дороге – что самое обидное, опять в моем районе, – показалось ему, что его неправильно обогнали. На перекрестке пошел разбираться и нарвался на такого же отморозка. Получил еще одну маслину в брюхо, в то же самое место. Удивительно, но снова выжил! Как только перестал «ходить под себя» – стал за мной носиться, все кричал, что его заказали, но о своих заморочках – ни слова. Пришлось самому разбираться, вникать в тонкости бизнеса. Он в это время прокурору города жалобы писал, намекал, что его «Белая стрела» [22] преследует, а я «Стреле» этой способствую путем активного бездействия.

Через три месяца второе покушение раскрыли. Как я и говорил, оказалось – действительно случайное. Обидно, что потерпевший к этому времени уже в СИЗО парился. Слишком глубоко я в дела его полез, и там такое открылось! Народный суд ему двенадцать лет отмерил. Для справки: тому, кто его ранил – только пять. Ясна мораль?

– Что, типа жаловаться на тебя нельзя?

– Почему? Можно. Адресок прокуратуры написать?

– Обойдусь.

– Не понял ты, Олег, ничего. Ладно! Как говорят по радио – нет времени на медленные танцы. Нужна правда. Здесь и сейчас. Или ты пойдешь у нас по делу нормальным потерпевшим с нормальными показаниями, или я наковыряю на тебя и на твоих друзей столько дерьма, что на первом же сходняке твой кодлан тебе правилку устроит. И такой еще нюанс. Из вас троих, пришедших в квартиру, в живых остался ты один. А сколько там было еще народу? А какие они дадут показания? Подумай, станут ли они тебя выгораживать. Что-то мне подсказывает, что не они вас к себе заманили, собираясь ограбить и изнасиловать, а наоборот все было. Нет, не так? Еще скажи, что тебе по х… случайно попали!

На самом деле Фролов попал совершенно случайно. Ни опер, ни бандит этого, естественно, не знали. Но Волгин, рассудив, что вреда от столь смелого утверждения все равно не будет, говорил так, словно имел на руках заключение баллистической экспертизы и признание Фролова, а Литовченко, придя в сознание, до сих пор мучился этим вопросом; уверенный тон Сергея произвел впечатление.

«А если их уже поймали? Мент прав, покрывать меня они не станут, выложат все. Могут мне пришить попытку изнасилования?»

Проконсультироваться по этому поводу у Санитара Олег постеснялся – он вообще считал лишним вдаваться в мелкие подробности, вроде своих намерений по отношению к Вере.

– Нет, пока мы их еще не взяли, – ухмыльнулся Сергей, разгадав мысли Олега. – Но очень скоро возьмем. Может, это случится завтра, а может – через пять минут. Хотя я бы на их месте сам пришел. Если добровольно сдать пушку, то это освободит от ответственности за ее хранение.

А по поводу стрельбы – два трупа, конечно серьезно, но ведь все это можно разными словами объяснить. Три здоровенных жлоба с пистолетами вламываются в квартиру – да я бы сам вас перестрелял!

Был соблазн обыграть тему с задержанием Фролова и Казначея по-другому, а именно – так, как подумал Олег, но не зная точно, что же произошло в квартире, Волгин решил не рисковать. Тем более что полуправда, легкие намеки и многозначительные умолчания зачастую действуют на подозреваемых сильнее, чем «выданные в лоб» прямые доказательства. Основное требование – подозреваемый должен обладать интеллектом и богатым воображением, которое нарисует ему картину полной осведомленности органов. Олег не производил впечатление духовно развитой личности, но и педали в машине как будто не путал…

– Тебе не говорили, что у «Полигона» уже начались неприятности? С вашей, можно сказать, подачи. Точнее, с твоей. С Чугуна и Диверсанта ничего уже не спросишь, у них другие проблемы, их теперь в аду на сковородке жарят. Вы своей самодеятельностью всех подставили! С Брошкиным обгадились, а прибрать за собой не сумели…

Отпущенное доктором время давно истекло, но беседе никто не мешал. Волгин продолжал говорить, Олег слушал с закрытыми глазами. Чувствовал он себя плохо, и не только физически. Рекомендации, данные поутру Санитаром, теперь лишь раздражали.

– Ладно, слушай сюда, – Литовченко прервал монолог опера на самом интересном месте. – Они у Макса тачку угнали, а потом бросили где-то с трупом в багажнике и начали обставляться, что типа это мы его замочили. Нам-то зачем? Я с покойником вообще никогда не встречался. Ну, мы узнали про это дело, поехали чисто поговорить, узнать: что за дела-то, в натуре? Поговорили, блин! Их двое было, и девчонка. Стрелять второй начал.

– А кто из них первый?

– Ну, одного Артемом зовут, это брат ее, а стрелял его приятель. Не помню имени. Крепкий такой, среднего роста.

– Опознать сможешь?

– Попробую…

– Перекатников, получается, с вами приехал?

– Кто?

– Прежний владелец «мерседеса».

– С нами. Он про этих козлов нам и рассказал. Прихватили его, чтобы они отпереться не могли.

– Да уж, от вас отопрешься! Просто отпускать его не хотели, не определились, как быть со свидетелем. Незавидная судьба его ждала! Куда он делся потом? С ними ушел?

– Да. Этот хотел его тоже в расход пустить, но он пообещал всех спрятать. Сказал, что знает надежное место. Дача, что ли, какая-то. – Олег прикрыл глаза, а Волгин достал из папки бланки протоколов:

– Запишем кое-что.

– А потом нельзя?

– Я же объяснял: в таком деле оказывается прав тот, кто раньше пожалуется. Пока мы Казначея с компанией не отловили, у тебя приоритет. Хочешь от него отказаться? Или рассчитываешь на помощь своих? А не боишься, что они тебя бросят? Как говорится, спасение рядового Райана – дело рук самого Райана. Ты ведь на свой карман работал, не на общак.

– Пиши…

Чувствуй Олег себя получше – он, возможно, и отказался бы от показаний. Но он устал сопротивляться и думать, а с другой стороны – в словах опера слышалась логика. Санитар, конечно, парень хороший, но сидеть, если что, придется не ему, а Олегу. Думать Санитар в силу своего положения обязан об организации в целом, при необходимости принося интересы отдельного лица в жертву. Если все начнут преследовать личную выгоду, пороть косяки и подставляться под пули, бригада долго не просуществует. Да и полученное Олегом ранение сильно снижало интерес к дальнейшей жизни:

– Пиши… Только быстрее.

Доктор, наверное, подслушивал, потому что появился в тот момент, когда Волгин щелкнул кнопочкой авторучки.

– Больной устал и нуждается в отдыхе! Я категорически против. – Полученную от Санитара валюту он отрабатывал искренне, с огоньком встал между кроватью и опером, скрестил на груди руки и разразился бурной тирадой, насыщенной медицинскими и правозащитными терминами.

Олег прервал его не совсем вежливо:

– Слышь, коновал: иди отсюда на хер!

4

В кабинете управления Родионов второй чac пытал Николая Перекатникова. Младший брат выглядел плохо и следствию помочь не мог.

– Как вы не понимаете, что я на самом деле не знаю, где они могут быть?

Родионов ему, в принципе, верил, но, получив сообщение от Волгина, продолжал наседать:

– Я-то все понимаю, а вот ты, похоже, не догоняешь, что Валентин для них – чужой, и беречь его не станут. Каждая минута, которую мы здесь на разговоры теряем, может ему стоить жизни. Или тебя это устраивает? – Опершись локтями на стол, Родионов посмотрел строго. – Надоело с братцем доходами делиться, решил «приемник» целиком под себя взять?

– Да как вы можете?! – Николай перекрестился.

– А что? Очень даже реальный вариант. Кроме нас, никто сейчас ему не поможет, а ты нам всячески мешаешь. Это наводит на определенные мысли…

– Единственное место, куда они могли поехать – это дача его девушки. Но я не знаю, где она находится!

– И где девушка живет – тоже не знаешь?

– Нет. Ольга Иванова, прописана в центре.

– В городе – несколько тысяч Ивановых.

– Так я-то в чем виноват?

– Нет, ни в чем. Это мы неправы. Как она выглядит, сколько лет? Когда брат с днем рождения ее поздравлял?

Николай приложил руку к груди и посмотрел умоляюще:

– Я видел ее всего два раза. Симпатичная молодая…

Установить Ольгу по бумагам Валентина не представлялось возможным, он пропал вместе с записной книжкой, а на страницах ежедневника оставшегося лежать в приемном пункте, имелись только деловые связи. Конечно, хотя бы раз он звонил девушке по сотовому телефону, но, сколько дней уйдет на то, чтобы получить распечатку и проверить все адреса?

Пока Родионов оформлял показания, Перекатников разглядывал приколотую к стене кабинета ориентировку. Две фотографии – бывшего милиционера и его сестры, стандартный текст: «2 отделом УУР КМ ГУВД и Северным РУВД, за совершение особо тяжкого преступления разыскиваются… Казначеев Артем… Томина Вера… неизвестный мужни-•на, на вид 20-25 лет, рост 175-180 см, нормального телосложения… вооружены огнестрельным оружием… могут пользоваться автомашиной „фиат“ желтого цвета…»

«А почему про Валентина не написали?» – подумал Николай.

– Заснул, что ли? – окликнул Родионов, разворачивая к нему протокол. – Прочитай и распишись внизу.

– Просто роспись?

– «С моих слов записано верно и мною прочитано». Неужели забыл?

Пробежав глазами текст, Перекатников нацарапал ритуальную фразу.

– Я свободен?

– Да. Ты свободен, ты ничей. Запомнил, что делать, если брат объявится или кто-то из этих?

– Я обязательно позвоню.

– Хотелось бы надеяться. Один раз уже кто-то пообещал.

– И еще. За угон «мерседеса» – нам ничего не будет?

– Ничего вам за угон не будет, так что прятаться никакого смысла нет.

– Спасибо.

Родионов вздохнул. При живом-то Чугунском перспектива этого дела выглядела крайне туманной, а с его смертью возможность доказать хоть какой-то преступный умысел в действиях как братьев, так и непосредственных исполнителей начисто пропадала. Допустим, черт с ними, с Перекатниковыми, не такие уж они криминальные личности, чтобы стремиться всеми силами доставить им неприятности, но по делу Казначеева с подельником лишний эпизод никак бы не помешал. Несмотря на кажущуюся очевидность и простоту дела, с доказательствами могли возникнуть проблемы. Расчитывать на выводы экспертов особо не стоит, подозреваемые проживали в этой квартире и потому их следы на самых законных основаниях могут быть где угодно. Вероятно, пистолет они уже выкинули, а из похищенного оставили только деньги, которые, как известно, не пахнут. Их задержание – вопрос времени, прав был в телеинтервью дорогой начальник Сиволапов, но что потом? Могут пойти в полный отказ, заготовив какое-нибудь сносное алиби, или просто тупо молчать. Литовченко удалось разговорить, но через какое-то время он может взять слова обратно, намереваясь рассчитаться с обидчиками своими, далекими от гуманизма, методами. Остается Перекатников, который вроде бы не при делах. Единственный независимый свидетель – но его можно подкупом или элементарным запугиванием склонить к нужным показаниям. Или просто закопать…

Из кабинета они вышли вместе. Родионов направился в другой конец коридора, проведать Сазонова, а Николай спустился на первый этаж, миновал постового, окинувшего его крайне подозрительным взглядом, и долго сидел в своей машине, не запуская двигатель.

Когда он наконец поехал, следом за ним устремилась неприметная замызганная иномарка с подручными Санитара.

– Долго еще пасти его будем? – риторически вопросил один из боевиков.

– Потерпи. Я думаю, что скоро развлечемся…

* * *

Дача Ольги Ивановой находилась в шестидесяти километрах от города. Место было живописным – спокойная чистая речка, нетронутый лес, изумительный воздух, – но начисто Богом забытым. От полустанка, где электрички останавливались три раза в сутки, больше часа топали пешком по разбитому проселку. Минула полночь,когда вошли в поселок.

– На мою деревню похоже, – вздохнул Семен.

Свет горел только в нескольких домах. Почуяв их появление, собаки поднимали лай, но никого из людей они не встретили и к месту назначения добрались, вероятно, незамеченными.

– Не самая шикарная фазенда, – высказался Артем и представил, как эта хибара будет смотреться при дневном свете.

Некрашеный бревенчатый дом давно покосился, часть фундамента глубоко ушла в землю, половина окон была заколочена листами фанеры. Заросший сорняками участок опоясывала шаткая ограда из гнилого штакетника, с двух сторон, в отдалении, виднелись силуэты еще более запущенных строений, с третьей, сразу за какими-то кустами, начинался спуск к реке, в темной медленной воде которой отражалась луна.

– Бабушкино наследство, – сказал Валентин извиняющимся тоном. – Зато никто здесь искать не станет, можно пересидеть смутное время… В последней фразе слышался и вопрос: вы меня пощадите?

– Это верно, – Казначей похлопал бизнесмена по плечу. – Пересидим как-нибудь.

– Тем более что хозяйка еще с Кипра не вернулась. Да и не поедет она сюда, до конца лета тут делать нечего, а если и припрется, я найду, что сказать, – закончил ободренный Валентин.

Ключей у него, конечно, не было, но хлипкий навесной замок удалось легко сорвать подвернувшейся железякой. Дверная коробка перекосилась и пришлось повозиться, чтобы попасть внутрь но дальше пошло веселее.

Две комнаты и чердак оказались сухими, кровля – прочной, свет горел, а под грудой тряпья отыскался приличный радиоприемник, который Казначей водрузил на середину стола.

– По какой волне городские сплетни передают?

– Да везде…

– Ты на время посмотри, не умничай. – Он занялся настройкой, пропуская музыку и останавливаясь там, где слышал голос ведущего. – Блин, когда не надо – постоянно трещат…

Найти так ничего и не удалось; махнув рукой, Казначей довольствовался каким-то «блатняком», убавил громкость и скомандовал:

– Девочки, за работу! Очень есть хочется. На вокзале, в ожидании электрички, они успели затариться продовольствием. Перекатников разогрел на плитке две банки тушенки, нарезал сыр и колбасу, заварил чай – но к еде никто не притронулся, только Казначей разворошил вилкой говядину и подцепил несколько консервированных фасолин.

Молчали. Тишину нарушало лишь бормотанье радио, да периодический стук горлышка бутылки по краям стаканов. Пили без тостов; каждый думал о своем, но мысли у всех были одинаково невеселые.

– Прорвемся как-нибудь, – сказал Казначей, сворачивая пробку на второй литровке; посуда была разномастной, и наливать поровну не получалось, но он следил за тем, чтобы Перекатникову доставалось больше других.

– Куда прорываться? – вздохнул Семен, на которого алкоголь, казалось, не действовал вовсе. – Ну почему все так получается?

Первой ушла спать Вера. Ничего не говоря, встала из-за стола и скрылась в соседней комнате, плотно затворив дверь. Фролов поглядел ей вслед, но залил в себя еще граммов триста, прежде чем присоединиться к девушке. Перед тем, как уйти, прихватил из рюкзака поллитровку «Перцовки».

– Спокойной ночи.

Артем налил Перекатникову полный стакан:

– Пей.

– А ты?

– Пей, тебе говорят!

Валентин поперхнулся, но водку проглотил. Загасил пожар в горле лимонадом и вопросительно посмотрел на Казначея:

– Боишься, что я убегу?

– А кто тебя знает? Держи еще. Тебе – приятно, нам – спокойно. Пей!

Перекатников вырубился неожиданно. Плечи поникли, и он врезался головой в стол, но боли не ощутил, повертелся и задремал, тревожно сопя.

Казначей не уснул до утра, сидел и думал; время прошло незаметно. Из соседней комнаты Доносились возня и Веркины стоны. Он первый раз слышал голос сестры в такой ситуации – когда жили в ее квартире, она как-то сдерживалась, – и это казалось символичным. Какие между ними могут быть условности после всего что произошло?

Ограбить убитых предложил, конечно, Казначей. Фролов, придурок деревенский, был готов бежать из квартиры в чем мать родила, бросив даже свои вещи. Артем с трудом его удержал: сделанного не воротишь, уж коли так вышло, надо пользоваться ситуацией. Улов оказался богатым – около двух тысяч долларов и кое-что из золотишка. Перекатников, которого Семен в горячке чуть не пристрелил, пришелся кстати: лучшего убежища, чем это, они бы найти не смогли. Машину бросили недалеко от вокзала; рано или поздно ее найдут, но что это даст сыщикам? Следовало избавиться от оружия, но Семен заупрямился. После короткого спора пистолет с гранатой вручили Вере, и она молча спрятала арсенал в сумочке. На электричке доехали спокойно, ни милицейских патрулей, ни подозрительных пассажиров не повстречалось. Со стороны, Артем отдавал себе в этом отчет, их компания смотрелась колоритно, но опять-таки, что с того? Опера никак не смогут опросить всех пассажиров всех поездов, отошедших с вокзала в период между убийством и окончанием движения, и вычислить станцию, на которой они сошли.

За ближайшие несколько дней Артем был спокоен. Никто их не тронет, можно привести нервы в порядок и подумать о будущем.

Ситуация, что и говорить, хреновая. Но ведь считается, что безвыходных не бывает?

Бежать из города глупо. Личности их известны, в конце концов найдут, где бы ни прятался, или крыша съедет от вечного страха. Деньги есть, и раздобыть поддельные документы, наверное, можнo но связями в этой области Артем не обладал, а искать новые контакты – самоубийство. Остается готовиться к встрече с милицией. Они, конечно, свяжут нападение на магазин с убийством бандитов, но чем станут доказывать? В себе Казначей —был уверен, но смогут ли остальные выдержать на допросах? Опера сумеют запудрить мозги и добиться нужных слов даже от опытного человека; что ж говорить об этой троице? Разве что Верка проявит характер, да и беседуют с бабами легче… Верка! А ведь из-за нее в сущности все так получилось. Семен, конечно, поступил по-мужски, но каков результат? Ничего бы с ней не случилось, могла б терпеть и получать удовольствие, а там, глядишь, и с бандитами удалось бы договориться.

Вывод был сделан быстро: он страдает от неприятностей, в которых повинны другие: та сладкая парочка, которая ломает койку в соседней комнате, и это чмо, что дрыхнет за столом, пустив пьяные сопли. В одиночку, с деньгами, он сумеет выпутаться. А они его заложат при первом серьезном шухере…

…На следующий день все опять пили, а после обеда спустились к речке искупаться. Предварительно Казначей обследовал берег и убедился, что другие жители поселка находятся достаточно далеко, чтобы рассмотреть их лица.

– Нас могли показать по телевизору. Но с такого расстояния никто ничего не разберет, сойдем за обычных дачников. Да и отучились люди помогать родной милиции.

Вера сбросила верхнюю часть бикини, чем щокировала Семена:

– Ты что, зачем?

– По-твоему, у меня некрасивая грудь?

– Да не в этом дело, как ты не понимаешь! Они же… видят.

– Кто? – Вера посмотрела на других мужчин. – Не смеши. Артем за мной в детстве горшки убирал, а этот – пусть облизывается.

Тем не менее девушка оделась, а Семен остался в недоумении: не понимает или решила его позлить?

Очередная порция водки прочистила мозги, и Фролов вспомнил былые подозрения. Кажется, ей нравилось в объятиях Вована, да и к Олегу задом она повернулась очень покорно, чуть ли не радостно. Разве что обилие зрителей немного смущало – хотя нет, как раз это, как теперь выяснилось, ей нравится.

Какого черта он ввязался в эту историю, повесил на себя расстрельную статью? Ну и семейка! Не повстречай он их – и ничего бы не случилось. Ведь он, когда ехал в город, планировал судьбу совсем иначе. Под криминал в ней места не отводилось, разве что ствол продать, – так, по нынешним временам, это небольшой проступок. А что получилось?

И чем это кончится?

* * *

Шурик Сазонов сидел в своем кабинете и обзванивал владельцев желтых машин. Встречаться со всеми, задавать одинаковые вопросы и тратить ,бумагу на ДУРЗДб объяснения с шаблонными кетами, как требовал Волгин, он не собирался. Хватит тех, кто согласится приехать в РУВД или проживает поблизости, с остальными без ущерба для дела можно ограничиться телефонной беседой.

– Здрасте, уголовный розыск беспокоит. Да ничего не случилось, просто работа такая! «Фиатик» желтенький, госномер У 220 КТ – ваша машинка? Сами пользуетесь или продали кому?

В гараже стоит? Точно стоит, не угнали? Все, спасибо…

Дело двигалось споро – Шурик отработал почти половину списка, при этом получил письменные показания всего с троих автовладельцев. Совершенно искренне он не понимал, к чему вся эта суматоха. Преступники известны, какая разница, задержат их днем раньше или позже? Тем более что в очередной раз ему доверили самую бесперспективную и скучную работу, а те направления, где интересно и где возможен результат, как обычно, подмяли под себя Волгин с Родионовым. Типа, они самые опытные. Может, оно и так, но у него, Александра Сазонова, глаза и уши тоже на месте. Волгин вчера слинял с работы и так нажрался, что утром на развод не пришел; как ни защищал его Родионов, а Катышев догадался и высказался достаточно ясно. Что касается самого Родионова, то он, конечно, старый кадр и повидал всякое, но офицером так и не стал, а это тоже кое о чем говорит. Не просыхает с утра до вечера, хотя он пытается маскироваться, а руководство закрывает глаза на его выкрутасы.

– Алло, уголовный розыск вас приветствует Параллельно с телефонными звонками и раз, мышлениями о карьере Шурик слушал кассеты.Сначала он ловил каждое слово, по нескольку раз прокручивал непонятные места, но занятие быстро наскучило. Как правило, качество записи было низким, с большим количеством посторонних шумов. Тягомотные разговоры, в которых мелькали незнакомые Шурику названия, клички и цифры. Что здесь может оказаться полезного? Отправить все барахло в РУБОП, и пусть там разбираются, уж если бандиты – их тема. Две кассеты оказались полюбопытнее – Вован зафиксировал подробности свиданий с дамами; их Сазонов прослушал целиком, хихикая над смачными местами. А потом опять пошли пленки с фрагментами деловых переговоров, каких-то непонятных «пробивок» и телефонных перехватов. Даже не установишь, о ком идет речь!

Шурик принял революционное решение: ставил кассету, проматывал до середины и ждал ровно минуту. Если ничто не привлекало внимания, вынимал и брался за следующую.

Через несколько минут запись исповеди Казначея оказалась в куче отработанного материала.

Чуть позже он дозвонился до ларечника, чьей машиной пользовался Артем.

– У вас есть желтый «фиат»? Минуточку, сейчас номер скажу, – прижимая трубку плечом и тихо ругаясь, Шурик принялся листать гаишную справку, отыскивая нужное место.

Ларечник не воспринял звонок всерьез. Какой, к чертям, уголовный розыск? Или Казначей задумал очередную гадость, или друзья по его просьбе проверяют, не ходил ли он на него жаловаться.

– Да, моя машина. Только, знаете, она не на ходу. С движком проблемы, кузов весь гнилой. руки не доходят на разборку оттащить. Да и кто за такое барахло заплатит? А вы по работе или так, для себя, интересуетесь?

– По службе. Спасибо.

Как обычно, Шурик походя испортил все, чем занимался.

Если бы его в этом обвинили – он бы возмутился, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Подумаешь, не повезло.

Нельзя объять необъятное. Тем более при зарплате в шестьдесят долларов.

5

Из больницы Волгин вышел в хорошем настроении. Как бы то ни было, показания Литовченко помогут «развалить» Казначея, когда до него удастся добраться. Пусть даже сам Олег впоследствии от всего отопрется, начало положено.

«Любое преступление раскрыть не так уж сложно. Просто нужно найти человека, который все знает, и хорошенько его расспросить», – любил говорить бывший напарник Сергея. Увольнялись они вместе, но в милицию вернулся только Сергей, хотя задумывались об этом оба. Напарник предпочел работу в частной фирме, где занимался практически тем же, но за большие деньги. Волгин его понимал, однако не был уверен, что поступил бы так даже ради сохранения семьи. Впрочем, ему легко было возвращаться потому что жена к тому времени уже ушла.

Машина Волгина с вечера стояла на площадке возле РУБОПа. Прикинув в уме маршрут, он решил, что управится за полчаса. Неотложных дел в управлении не было, и он повернул к автобусной остановке. По дороге купил сигареты и, задержавшись взглядом на газетном лотке, купил свежий выпуск «Городского экспресса».

«Кто застрелил спортсменов?» – гласил заголовок, набранный большими черными буквами на девственно белой обложке. – «Милицейский след в очередном нашумевшем убийстве. Подробности журналистского расследования – на страницах номера».

Устроившись на заднем сиденьи маршрутки, Сергей развернул газету. Статья занимала несколько столбцов и сопровождалась рядом неразборчивых черно-белых фотографий. Очевидно, на снимках были запечатлены потерпевшие в разные периоды жизни, но пояснительных надписей не было, и Волгин, приглядевшись, смог опознать лишь Вована, с пионерским галстуком на шее и барабаном в руках.

«Братва юмора не оценит», – решил он, рассматривая следующую картинку: поперек дороги, ногами в сторону обочины, лежало бездыханное тело в пальто с широко распахнутыми полами, а вдалеке виднелся свет автомобильных фар. Какое отношение фотография имеет к убийству, Сергей не понял и перешел к тексту.

В очередной раз прогремели выстрелы, в считанные доли секунды лишив жизни сотрудников охранного предприятия «П.» 25-летнего Владимира Б., 74-летнего Максима Ч. и тяжело ранив их коллегу 22-летнего Олега Л. Как водится, преступник скрылся незамеченным, и прибывшим с большим опозданием милиционерам осталось лишь констатировать факты.

А фактов, увы, немного. Три молодых, здоровых, прекрасно физически подготовленных (все пострадавшие активно занимались спортом, имели разряды по многим видам единоборств, прошли специальную подготовку в охранном предприятии) и вооруженных автоматическим оружием молодых человека стали жертвами неизвестного киллера. Настораживает легкость, с которой злоумышленник учинил хладнокровную расправу над не самыми беззащитными членами нашего общества. Никто из них даже не успел достать своего пистолета, не позвал на помощь и не отошел с линии огня. Лишь стены квартиры, в которой случилась трагедия, молчаливо наблюдали страшную агонию жертв.

Если молодые, подготовленные парни оказываются беззащитными перед неизвестным убийцей, то кто защитит нас, не владеющих навыками самообороны, не умеющих стрелять навскидку и уворачиваться от выстрелов в упор?

Милиция выдвинула версию о бандитской разборке. Так бывает всегда, когда гибнут молодые и здоровые. « Сами виноваты», – говорят оперативники и не спешат заводить уголовные дела, мотивируя это тем, что, мол, чем больше «таких» перестреляет друг друга, тем спокойнее будет в городе

Позволим себе не согласиться. Подобные доводы не убедительны, как и вечные ссылки на отстало техническое и материальное снабжение наших органов. Во-первых, закон един для всех, и он не вводит какого-либо возрастного, социального либо имущественного ценза для определения статуса потерпевших: в отношении этих будем расследовать, а те, мол, обойдутся. Во-вторых, привыкнув верить милицейской статистике на слово, мы перестали видеть за скупыми строчками цифр живых людей.

Позволю себе высказать мысль, которая многим, на первый взгляд, может показаться крамольной. Не спешите – задумайтесь.

Ни для кого не секрет, как много в нашем городе совершается нападений на пожилых людей с целью завладения их пенсией. Иногда наступают последствия, о которых преступники, смею надеяться, и не помышляли: от полученных травм пострадавшие гибнут. Каждый такой случай вызывает оправданное возмущение. Даже видавшие виды оперативники гневно сжимают кулаки и обещают «достать» убийц. Случается, "достают ". Но никто и никогда не задумывается о личности потерпевшего. Быть может, в не таком уж далеком прошлом он писал доносы на своих, коллег или всю сознательную "трудовую " жизнь не покидал исправительные лагеря Считается, что в таких случаях социальный портрет пострадавшего не имеет значения – так по чему же, когда речь идет о тех, кому строить Россию в XXI веке, правоохранительные органы берут другой аршин?

Мы провели собственное расследование обстоятельств нападения на сотрудников охранного предприятия, и оно принесло нам немало открытий, в том числе – совершенно неожиданных.

Все трое не имеют судимостей и даже приводов в милицию. Коллегами по работе, соседями и родственниками характеризуются только положительно. Мы самым тщательным образом опросили всех, кто близко общался с ними в дни, предшествующие трагедии, – и никто из наших собеседников, не смог припомнить ни одного факта, свидетельствующего о связях молодых красивых парней с организованной преступностью.

"Мне возмутительна сама мысль об этом, – заявил тесть Владимира Б., известный в нашем городе предприниматель и меценат. – Володя занимался спортом, хорошо рисовал, интересовался музыкой. С детства мечтал защищать людей. Поступал в воздушно-десантное училище, но поскольку не имел какого-либо блата, а рассчитывал, как всегда, только на свои силы, не прошел медкомиссию. Служба в милиции его не устраивала по моральным соображениям – слишком велик уровень коррупции в наших доблестных органах. Володя не мог с этим мириться, поэтому он выбрал охранное предприятие с хорошей репутацией, где очень быстро прошел путь от простого телохранителя до старшего бригадира ".

Аналогичным образом характеризуются и другие пострадавшие.

Теперь факт, которые сотрудники силовых ведомств стараются обойти молчанием.

Один из подозреваемых в этом жестоком убийстве – как ни удивительно, но таковые имеются! – милиционер. Бывший милиционер, уволенный из органов за несколько дней до случившегося по мотивам, которые нам никто объяснить не сумел. Хорошо известно, что приказ об увольнении провинившегося работника можно оформить задним числом – и почти всегда так делается, дабы не бросать лишнюю тень на и без того достаточно грязный мундир. Орудием преступления послужил пистолет системы Макарова – девятимиллиметровое табельное оружие МВД. Предположим, что на момент совершения преступления 24-летний сержант Артем Казначеев действительно был уволен из органов. Ни для кого не секрет, что многие милиционеры, привыкшие за годы службы к различным льготам, всячески стремятся их сохранить и после отставки, для чего "теряют " служебные удостоверения, дающие, помимо права обыскивать и арествывать граждан, право на бесплатный проезд в городском транспорте. Можно сказать – невинная шалость, но где гарантия, что вместе с удостоверением не «теряется» оружие? И поспешит ли МВД обнародовать подобный факт, если таковой имел место?

Известно, что Казначеев работал в том же районе, где произошло убийство, а в злополучной квартире проживала его сестра – девушка весьма свободного нрава и неопределенных занятий, которую часто навещали различные молодые люди. Соседи припоминают конфликты, которые раньше случались между ее поклонниками; бывало, доходило и до драк.

Сама собой напрашивается версия, куда более реалистичная, нежели выдвинутая местными пинкертонами, отнюдь не спешащими разобраться в кровавой истории. Вполне возможно, что привыкшему на работе распоряжаться чужими судьбами, милицейскому сержанту не понравился внешний вид знакомых его сестры, и он поспешил решить вопрос привычным и доступным ему способом. Вид оружия не испугал крепких парней, и тогда грянули выстрелы…

Один из специалистов бюро судебно-медицинской экспертизы, с которым нам удалось побеседовать, сообщил, что с трупами ребят "не все чисто ". Несомненно, преступник уверенно владеет огнестрельным оружием, но любой профессионал подтвердит:одно дело – сжигать патроны в тире, и совсем иное – стрельба по живым людям. Убийца чувствовал себя в квартире как в стрелковом помещении и спокойно целился в беззащитных людей, которые до последней секунды не могли поверить в реальность происходящего.

Мы не настаиваем на нашем предположении. Последнюю точку доложен поставить суд. Но состоится ли он когда-нибудь? Проявят ли сыщики расторопность в поисках своего бывшего – или все-таки действующего? – коллеги? Чем выносить сор из избы, гораздо проще швырнуть дело на архивную полку в расчете на то, что с течением времени новые трагедии привлекут общественное внимание, а о жестокой и страшной – страшной своей убийственной обыденностью и нелепостью – гибели ребят будут вспоминать лишь их родные и близкие, собираясь помянуть павших возле скромных могил…"

Подписи под статьей не было. Волгин скомкал газету и грязно выругался.

Брошеный у вокзала «фиат» обнаружил инспектор ГИБДД. Он работал второй день в дневную смену и вторично натолкнулся на приметную машину.

– По номерам в розыске не значится, – ответил на запрос дежурный. – Что тебя смущает?

– На похожую тачку ориентировка была. Постарайся связаться с инициатором.

Волгина отыскали, когда он, забрав свою «ауди», подъезжал к РУВД. Поблагодарив за иформацию, он зашел в кабинет Сазонова.

– Ты машины все проверил?

– Почти.

– Ну-ка, показывай, – пробежав глазами список, Сергей ногтем подчеркнул нужный номер. – Где она сейчас?

– Эта? – Шурик припомнил недавний говор. – С ней все в порядке. Стоит, ждет сборки.

– Где стоит?

Этот момент в разговоре с хозяином "фиат Сазонов опустил, но быстро нашелся:

– Около дома. Вот адрес. Что-то не так?

– Поехали, посмотрим.

Сазонов энтузиазма не проявил, но и причины отказаться не нашел. По дороге пытался развлечь мрачного Волгина анекдотами; когда приблизились к адресу, замолчал, предчувствуя свою ошибку.

– Ну и где она? Саморазобралась?

– Может, угнали…

Ларечник не стал запираться. Убедившись, что посетившие его милиционеры не являются посланцами коварного Казначея, рассказал все, как было.

– Чего ж ты по телефону мне мозги затрахал? – возмутился Сазонов, но осекся под взглядом Сергея, отвернулся и до конца разговора молчал с независимым видом.

Когда формальности были закончены, Волгин пригласил его на лестницу и там, приперев к стенке, поинтересовался:

– Тебе как лучше: хлебальник разбить или рапорт Катышеву написать? Я доносов на своих никогда не строчил, но ради тебя изменю принципам с удовольствием.

– Со всеми случится может.

– Со всеми? Тебе что было сказано? Да если б ты, придурок, делал все, как положено, то ничего бы не случилось!

– А что это меняет? Ну, нашли тачку, а дальше что? По-твоему, они в ней сидят?

Убедить Сазонова было невозможно. Надо рожу плющить или жаловаться начальству. И то и другое – безрезультатно. Сам виноват – знал ведь, какой работник достался.

Взяв себя в руки, Волгин распорядился:

– Сейчас хватаешь хозяина, заезжаешь за экспертом и делаешь осмотр машины. Подробный. Напишешь в протоколе меньше трех страниц – отправлю обратно. Ищешь отпечатки пальцев и вещи, которые они могли забыть. После осмотра отдаешь «фиат» владельцу, под расписку, конечно. Потом всех отпускаешь, а сам остаешься на вокзале. Устанавливаешь всех, кто мог видеть, как машину ставили. Опрашиваешь кассирш и постовых. Компания приметная: два парня с девкой и мужик старше их возрастом, должны были держаться все вместе, так что кто-то их наверняка запомнил. От их дома до вокзала – минут двадцать езды. Сам посчитаешь, когда они там появились, или калькулятор найти?

– Может, лучше возле машины засаду оставить?

– Перебьемся.

– А если они билеты в автоматической кассе брали?

– Осмотришь их все, и с каждой снимешь «пальцы» и микрочастицы.

– Дурная затея…

– У тебя есть предложения лучше? Работай хоть целую ночь, но чтобы завтра утром мог отчитаться.

Волгин сам прекрасно понимал, что результатаs никакое из этих мероприятий не даст. Но, во-первых, что-то делать все равно надо, во-вторых, ничего более серьезного Шурику не доверишь.

А Казначей, похоже, из города слинял. Вероятно, прав Перекатников, и прячутся они на даче Ивановой. Можно сказать, круг заметно сузился…

…Вечером, когда Сергей в своем кабинете работал с бумагами, заглянул полковник Сиволапов. Начальник тьиа РУВД, имеющий ласковое прозвище Ванька-вор и навевающий ассоциации с незабвенным «голубым воришкой» Альхеном из «Двенадцати стульев», редко баловал оперов своим рниманием. Все силы и снабженческий талант он тратил на обеспечение управления автотранспортом, запчастями, мебелью и канцелярскими принадлежностями, в результате чего оно стабильно не имело ни одного, ни второго, ни третьего. Злые языки обвиняли в разрухе полковника, добрые ссылались на обстановку в стране. Первые преобладали. Вторые настаивали, что плохой человек не поедет добровольцем в Чечню – им резонно возражали, что Иван Тимофеич напросился в недельную командировку исключительно для того, чтобы получить офицерское звание на ступень выше занимаемой должности в качестве поощрения за проявленный героизм. Добрые возмущались, указывая, что срок командировки был определен вышестоящим начальством, и будь на то воля Сиволапова – он бы пробыл на Северном Кавказе намного больше. С этим никто не спорил: за два-три месяца Ванька-вор лишил бы денежного содержания наемников Хаттаба и прибрал к рукам нефтепромыслы Басаева.

Оглядев кабинет взглядом хозяйственника, полковник Сиволапов спросил у капитана Волгина:

– Есть новости по последней стрельбе?

– Работаем.

– Мне, понимаешь, люди звонят, интересуются. Из администрации, местные депутаты.

– Хотят помочь?

– Ты, Сергей, не иронизируй. Твою работу за тебя они выполнять не станут, но помогают нам регулярно. Думаешь, мы ремонт в прошлом году за просто так делали? Или концерт ко Дню милиции – кто организовал? А откуда все это? – Ванька-вор широким жестом указал на кожаное кресло, купленное Волгиным на собственные деньги. – Так что политику надо понимать правильно. Они же секретов не просят, интересуются тем, что можно знать.

– Пусть газету почитают. Там все подробно написано.

Заметив стопку ориентировок, Сиволапов взял один лист.

– Эти?

– Приблизительно.

Нахмурившись, Иван Тимофеевич пробежал глазами текст, потом сложил документ и убрал во внутренний карман мундира.

– Я покажу своим людям.

– Депутатам?

Сиволапов пропустил иронию мимо ушей, узрев гораздо больший непорядок: в углу кабинета стоял компьютер, принесенный Сергеем из дома.

– Служебный?

– Ну да, от вас дождешься! Вы только штаб «Пентиумами» снабжаете, графики раскрываемости рисовать, а нам, как обычно – хрен. Свой, конечно. . – Рапорт написал?

– Какой рапорт?

– Ты что, Волгин? А если проверка? Так, 6eри бумагу, пиши. Я, пока здесь, резолюцию наложу. Так… Начальнику Северного РУВД… Прошу разрешить хранение в служебном кабине Отдела уголовного розыска принадлежащих мне компьютера… модель, номер… монитора… принтера. Для использования в служебных целях.

Не дожидаясь, пока Волгин накропает важный документ, Иван Тимофеевич чирканул на углу свой автограф и с чувством выполненного долга отбыл.

– Что это за херня? – Дракула развернул мятый лист бумаги. – Рожи какие-то…

– Милицейская ориентировка, – пояснил Санитар, – На тех, кто наших парней завалил. Я приказал размножить, во все машины положим, всем пацанам раздадим.

– Да тут же ни черта не понятно! – Дракула покрутил бумагу, с разных сторон приноравливаясь рассмотреть черно-серые пятна, изображающие фотографии. – Как они работать могут? Или это пиратская копия?

– Нет, почти оригинал. А на чем они лучше сделают?

– Мы же им столько техники в прошлом году подогнали!

– Так все дома у Сивой Лапы и стоит. У него да у начальника.

– Во марамои! Как так можно – у своих «крысить»?

Зам по коррупции скромно пожал плечами. В силу специальности он придерживался более широких взглядов.

– Кстати, как там Копа? – вспомнил лидер заблудшего быка.

– Должны сегодня отпустить.

– Дорого вышло?

– Нет, решили так. Его, собственно, никто арестовывать и не собирался. Но ему об этом знать не надо. Представим все как блестящую работу наших адвокатов.

– Такие мелочи меня не интересуют, – поморщился шеф. – Поговори с ним лично. А лучше – тащи его ко мне, разберемся вместе.

6

– Ты еще долго собираешься Казначеева ловить? – спросил Катышев утром после развода.

Сергей пожал плечами:

– Если бы было так просто… Удивительно, но друзей у него нет. Опросили почти всех знакомых – безрезультатно. Единственное, что удалось узнать – последнее время он искал деньги, пытался занять довольно приличную сумму. Такое случалось и раньше, поэтому никто особо не удивился. Много ему не одолжили; насколько я понимаю, все это как-то связано с Диверсантом – но Литовченко на эту тему молчит.

– Для нас это мало что меняет… А что по девчонке?

– Тоже ничего интересного. Поговорили с подругами – никто не знает, куда она могла сорваться. Конечно, кто-то может и врать, но оснований для конкретных подозрений нет. Скорее всего, они действительно удрали из города и прячутся на даче подруги Перекатникова. Пытаемся ее установить.

– Как и тебе, лично мне на этих «чугунных диверсантов» наплевать. За что они боролись, на то и напоролись. Но за «двойное убийство», тем более, когда лица известны, нас будут драть на каждом совещании. По крайней мере, до конца года.

– Не первый раз…

– И не последний. Ладно, на пару дней можешь отложить это дело. У Поперечного, кажется, есть какие-то новости по нападению на магазин. Свяжись с ним, узнай, в чем дело.

Из своего кабинета Волгин дозвонился до прокуратуры:

– Привет, Костя. Искал меня?

– Ага. Я был в больнице, допросил потерпевших. Вчера вечером. У Чеснокова амнезия – последствия ранения в голову. Врач говорит, что это может пройти, но никаких гарантий никто, конечно, не дает.

– Вообще ничего не помнит?

– Из того, что нас интересует – нет. С Клюевой лучше, – Поперечный выдержал паузу. – Это были менты.

– В форме?

– Офицер и сержант. Она сначала подумала, что они просто пьяные и решили разжиться на халяву водкой. Или просто пошутить.

– Ничего себе шутки…

– Девушка не пугливая, вот и пошла на них. Стрелял один, с лейтенантскими погонами. Второй, как ей показалось, сам этого не ожидал.

– Приметы помнит?

– Не особенно. Сам знаешь, «эффект формы».

– Я скоро перезвоню. Может, мне тоже удастся тебя удивить.

Собрав полдюжины различных фотографий Волгин поехал в больницу. Сначала заглянул к Чеснокову, но, как и ожидалось, тот ничем помочь не мог.

– Весь день помню, в мельчайших подробностях. А потом – словно отрезало. Когда в себя пришел, долго понять не мог, что случилось и как сюда попал. Но я буду стараться…

Перед девушкой Сергей выложил те же шесть карточек и, затаив дыхание, стал ждать, краем глаза следя за ее реакций. Строго говоря, опознание проводилось с некоторым нарушением процессуальных норм, но если результат окажется положительным, можно будет вернуться к формальностям позже, а если Клюева никого не узнает, то и заморачиваться с бумагами не стоит.

– Я не уверена. Вот эти двое похожи… И этот. Но точно сказать не могу.

Среди выбранных ею снимков был и Казначей, переснятый из личного дела. Смотрелся он лучше, чем в жизни: гопницкая челка зачесана наверх, лицо спокойно, без обычного нагловатого выражения, да и китель – с чужого плеча, размера на два больше необходимого, прибавлял солидности.

Руки Нади задрожали, и она бросила фотокарточки. Две прозрачные слезинки скатились у нее по щекам, оставив за собой влажные извилистые дорожки.

– Я понимаю, что ты сейчас думаешь не об этом, но мы его обязательно поймаем. Девушка отвернулась.

– Если у тебя есть какие-то такие мысли… Словом, он не настоящий мент, хотя когда-то у нас и работал. Но даже если бы он был действующим сотрудником, это ничего бы не изменило. Не верь всему, что пишут в газетах. Поправляйся. Самое страшное позади. Все плохое в жизни обязательно компенсируется чем-то хорошим. Может быть, мы не всегда это замечаем или упускаем свой шанс, но… Если уж ты перенесла такое испытание, то теперь все очень долго будет хорошо.

Из палаты Волгин вышел, ругая себя: последние слова получились дежурными, хотя в целом и верными. Умея говорить с подозреваемыми и расположить к себе свидетеля, в личной жизни или в таких вот ситуациях он терялся, нес сплошную казенщину, усугубленную литературно-киношными штампами.

Несколько лет назад очередной министр внутренних дел Бог знает из каких соображений пообещал, что отныне в целях борьбы с милицейской преступностью проштрафившихся сотрудников будут содержать в общих камерах следственных изоляторов и отправлять на обычные, не ментовские, зоны. Дальше слов не пошло, и со временем обещание подзабылось, но в ту пору вызвало много вопросов. Лишат ли привилегий других представителей правоохранительных органов – прокуроров, судей и приравненных к ним депутатов, или репрессии коснутся только «низшей» касты силовиков? И как быть с тем обстоятельством, что человек, вина которого не доказана и который еще вполне может быть оправдан судом, в течение нескольких месяцев, а то и лет, должен находиться в среде, из которой очень мало шансов выбраться живым? В любой, самой спокойной, камере самого образцового СИЗО со временем отыщется провокатор, который подстрекнет на расправу с ментом. А что уж говорить о зонах? Говорят о правовом государстве, преступникам регулярно очередные льготы предоставляют, а от милиции и по рабочим вопросам права отбирают, и, с другой стороны, от которой никто не застрахован, ущемить пытаются. Конечно, тех, кто прикрываясь формой, насилует, грабит и убивает, быть может, стоит загонять к обычным зекам, хотя и странно почему человеку, приговоренному, например, к пяти годам лишения свободы, государственный чиновник, судебной властью не обличенный и в деталях преступления не разбиравшийся, одним росчерком пера выносит смертный приговор. Teм более что в милицейской среде, как нигде, вели процент уголовных дел, возбужденных по формальным основаниям и благополучно «развалившихся» на стадии судебного разбирательства. А «закрывать» ментов, даже по самым пустяковым статьям, прокуратура очень любит – так же как ненавидит выносить сор из избы, предпочитая своих увольнять, наказывать другими методами, но не доводить до судебного разбирательства.

Среди оперов, попавших под следственную колотушку, самая популярная статья – «превышение власти». Львиная доля таких превышений совершается не ради собственного обогащения, а в интересах службы. Всем понятно, что если в нынешних условиях действовать строго по законам и инструкциям, то раскроешь только то преступление, где злодей сам поспешил сдаться, закрепил изобличающие его доказательства и подговорил свидетелей дать на себя показания, а в суде плюнул на заседателей и поколотил адвоката. Опер вынужден нарушать закон не потому, что он по натуре преступник, а потому что иначе этот самый закон никто не защитит. Не может быть милиция лучше, чем общество в целом – как не может быть и хуже, что бы ни утверждали всякие заказные рейтинги и опросы граждан на улицах.

Таких, как Казначеев – Сергей был с этим согласен, – можно отправлять к обычным заключенным. А как быть, например, с Андреем Акуловым – начальником розыска одного из территориальных отделов, два года ждущим суда за пресловутое «превышение»? Супружеская пара наркоманов обвинила его в том, что он вымогал у них взятку, а когда отказались платить, выбил дверь в квартиру, отколошматил их самих и угрожал мужика пристрелить, а жену – изнасиловать. Любой, кто ее видел, рисковал стать импотентом, мыслей же о совокуплении она не могла вызвать даже у пьяного орангутанга в период брачных игр. Квартира давно превратилась в притон, дверь которого не закрывалась, а синяки у мужика не проходили круглый год. Вскоре после того, как Акулова арестовали, он очередной раз влетел за кражу и теперь разматывал свой срок, так что на суд должен был прибыть под конвоем – вот только суд постоянно откладывался. Может быть, экономили государственные средства, дожидаясь, пока основной потерпевший освободится и явится сам а скорее всего, видели очевидную бесперспективность разбирательства и просто футболили дело друг другу, не желая связываться.

Впрочем, по району ходили разные слухи о том, по какой причине «слили» Акулова и кто приложил к этому руку.

…Из больницы Волгин отправился в городское экспертно-криминалистическое управление, где отыскал баллиста.

– Из Северного? Да, у меня ваши объекты, и по магазину, и по квартире. Гильзы как раз сегодня собирался сравнить, а с пулями придется повозиться – те, которые мне до сих пор передали, все очень сильно деформированные.

Эксперт был молодым и азартным, на Волгина посматривал с легкой завистью, причина которой прояснилась, когда вышли на лестницу перекурить:

– Я и сам хотел в розыск пойти, но медкомиссия не пропустила.

– Сказали, что столько не выпьешь?

– Да нет, я вообще не употребляю. – Парень замялся, оставил медицинские проблемы в стороне и перешел к деловым. – Здесь, конечно, скучновато, но я привык. И жена спокойна. Тем более, делом занят. Приятно, когда чувствуешь, что от твоей работы что-то зависит… А что, есть основания подозревать один ствол?

Волгин пожал плечами, не желая оказывать давление, хотя сам был уверен в ответе.

– Сейчас докурим, и я сделаю. Это не так долго.

Тем не менее ждать пришлось больше, чем Волгин рассчитывал. Давно решил припасенный сканворд и рассмотрел все стенды, вывешенные на стенах коридора, когда из лаборатории вышел эксперт.

– Вы были правы, действительно, один пистолет. Следы очень хорошие, так что, когда его найдете, сможем «привязаться» к гильзам. Пойдемте, распишитесь за справки…

Добравшись до РУВД, Волгин сразу позвонил в прокуратуру.

– Минуту. – Поперечный что-то лихо допечатал на электрической машинке и перехватил трубку поудобнее. – Слушаю внимательно. Хорошие новости?

– Да, тебя они порадуют. «Магазин» у тебя? Готовься принимать и «квартиру», гильзы совпали…

Об опознании по фотографиям Волгин говорить не стал. Отработав два года, Костя вполне освоился в должности и на многие вещи смотрел проще, чем в молодости. Во всяком случае, сообщать руководству о не совсем корректных действиях опера он бы не побежал, но все-таки знать о таких вещах ему было необязательно.

– Что ж, будем работать, – обдумав услышанное, он остался спокоен, не заорал от радости, но и не стал жаловаться на непосильную нагрузку. – Как ты считаешь, задержим их?

– Куда ж они денутся?

– Бывает, подозреваемые годами ухитряются бегать.

– Здесь не тот вариант. Два парня с бабой плюс этот… Перекатников. Долго не пробегают.

– Один из них еще не установлен.

– Разберемся.

– Тогда, если есть время, подъезжай: будем совместный план работы писать. Сейчас шум начнется, все нас проверять станут – и потребуют его в первую очередь.

Адвокат Вениамин Яковлевич Трубоукладчиков, нанятый братвой для Копы, был солиден и опытен, благоухал одеколоном и между фразами, на манер известного телеобозревателя, так долго тянул такое бесконечное «э-э-э», что Копе нестерпимо захотелось дать ему в ухо.

Убрав кулаки в карманы, Копа высидел лекцию. Главное прозвучало в конце: с трудом, но удалось добиться освобождения.

Адвокат выжидательно посмотрел на подзащитного, но в мутных глазах последнего плескалось так мало осмысленного, что ставить вопрос о квартире, хотя бы намеком, он не решился, рассудив, что предварительную проработку проблемы стоит доверить Санитару.

Дознавателя, который должен был освободить задержанного из узилища, ждали долго, но зато потом он все решил за пять минут. Влетел, подобный метеору, протараторил стандартный текст, дал расписаться на бланках и убежал, размахивая папкой, дознаваться по другим делам.

Аромат его парфюма смешался с адвокатским и проиграл в неравной схватке.

Копа, привыкший к несколько иному ритму жизни, посмотрел недоверчиво:

– Я что, теперь свободен?

– Да. – Вениамин Яковлевич принялся доставать из портфеля бумаги по другому делу. – Будете являться по первому вызову, а в перерывах – собирать разные справки, необходимые следствию. Являться советую вместе со мной, но это мы еще обсудим. Так что до свидания. Вас ждут друзья, а у меня, простите, остались еще дела в этом печальном заведении.

– Ну, спасибо.

Появившийся контролер вывел Копу из комнаты допросов в коридор, так что бывший узник не услышал брошенного ему в спину:

– Спасибо – это много…

Продукты, оставшиеся от засланной Санитаром передачи, Копа благородно оставил сокамерникам. Перед тем, как железная дверь изолятора временного содержания открылась на выход, ему вернули шнурки и ремень.

– До встречи, – сказал милиционер, и Копа автоматически кивнул прежде, чем осознал смысл услышанного.

На улице моросил дождь. Сгорбившись и натянув капюшон. Копа двинулся к выходу со двора, прикидывая, к кому бы завалиться за выпивкой и отпраздновать освобождение, но был остановлен двумя неизвестными, вышедшими навстречу ему из автомашины.

– Минуточку, – сказал один из них, показывая удостоверение. – Уголовный розыск. Отдел по борьбе с имущественными преступлениями.

– С кем?

– С инопланетными пришельцами, – оперативник распахнул заднюю дверцу бежевого УАЗа. – Садись, поехали.

– Куда? Слышь, я не знаю, с кем вы там боретесь, меня это мало колышет, но ты чего-то путаешь. Да меня только что выпустили! Нет такого закона, чтобы сразу сажать.

– Ну почему? Отсидел за пистолет, а теперь по грабежам к тебе вопросы появились.

Копа оглянулся на тюремные окна. Пять минут назад он вышел из камеры – и, похоже, скоро вернется обратно. Ироничный, уверенный вид оперов подсказывал, что сейчас у них на руках все козыри. Он вспомнил, как его снимали для телевидения вскоре после задержания. Еще тогда испугался, что могут опознать, но три дня прошло, дополнительных обвинений никто не предъявил, и он успокоился, тем более что сокамерник – опытный, засиженный мужичонка – подтвердил: сейчас все боятся и к ментам не идут.

В голове у Копы помутилось, и он бросился на оперов. Схватка была короткой: испитая печень бывшего штангиста сдалась при первом же контакте с кулаком призера «Динамо» по боксу. Оставалось только орать, когда надевали «браслеты» и запихивали в машину.

– Чудак человек! Нашел, где сопротивляться. Копу отвезли в отделение, где все было готово для проведения следственных действий. Какое-то время он продолжал буянить, но после того, как четверо потерпевших его уверенно опознали, притих, а протокол допроса подписал совсем мирно.

– Может быть, адвокат, тебе все-таки нужен? – спросил следователь, готовясь заполнить протокол задержания.

– Да на хер он сдался? Только бабки сосет! Я сразу понял, что ему хата моя нужна, все ждал, когда спросит, а он чего-то меньжевался. Дайте лучше закурить.

Умиротворенный сигаретой, Копа принялся философствовать, наблюдая, как на желтоватую бумагу ложатся строчки, лишающие его свободы:

– Что мое – то мое. Отсижу! Уважаю, что чужого не вешаете.

– Тебе свое бы унести…

– За свое не обидно. За свое можно и посидеть. Но, прошу обратить внимание, квартиры я не чистил. С того, что я у барыг брал, они беднее не стали. И не стрелял я ни в кого!

– Потому, что не из чего было. Окажись у тебя пушка не газовая, а боевая – рано или поздно кого-нибудь бы завалил.

– Не надо, – Копа поднял грязный палец, – не надо меня грузить. Я, может, и грабил, но никогда близко к мокрому не стоял…

После того, как следователь ушел, опера налили Копачеву водки:

– Держи, не страдай.

– Благодарю, – он растянул дозу на три приема. – Я ж все понимаю, когда по-человечески. У вас работа такая – сажать. А мне, стало быть, сидеть надо. Сложись немного по-другому – и наоборот могло бы быть. Я ж не всю жизнь таким был, не с детства! А насчет убийства вы – зря. Хоть автомат мне дай, хоть пулемет – ни-когда бы не стал. Что я, пушку настоящую достать не мог? Ха! Специально брать не стал, потому что не нужно мне это…

В коридоре ИВС Копачев раскланялся с остолбеневшим при его появлении Трубоукладчиковым.,

– Плохо работаете! – сказал он, проходя мимо и, сложив за спиной руки, встал перед дверью своей прежней камеры. – Давай, военный, запускай!

Копачев не так уж сильно захмелел от выпитого, больше куражился, бравировал своей бесшабашностью, но адвокат не поверил в его задержание до тех пор, пока не увидел бумаги, а до того успел спросить у контролера:

– Вы что, пьяных вместо вытрезвителя сюда стали привозить?

На улице Вениамина Яковлевича ждал неприятный разговор с озверевшим Санитаром, ждавшим Копу несколько часов:

– Тебя за кем посылали?

Садиться в бандитский джип не хотелось, но Трубоукладчиков превозмог себя и влез на заднее сиденье, почему-то прикрывая нижнюю часть живота портфелем. От волнения и остроты ситуации он перестал заикаться, так что объясниться удалось довольно быстро, хотя поначалу контрразведчик не слушал никаких аргументов, а всем фактам противопоставлял совершенно бредовые требования, наподобие следующего: «Что хошь делай, хоть местами с ним меняйся, но Копу сюда подай».

В конце беседы, когда диалог можно было считать состоявшимся, Вениамин Яковлевич счел возможным попенять:

– Между прочим, его дважды мимо вас провезли, в бежевом «уазике», а вы ничего не заметили.

Санитар промолчал, но посмотрел на адвоката так внимательно, что тот прикусил язык и счел за благо не настаивать:

– Правда, тут есть и другая дорога. Я сам про нее раньше не знал.

С достоинством выйти из положения контрразведчику позволил сотовый телефон. Этим номером пользовались только самые доверенные из числа подручных, и он поспешил ответить, одновременно делая знак посторонним покинуть машину.

– Слушаю.

– Алло, Санитар? Взяли мы тут одного, который Диверсанта подстрелил. Жилистый, гад, оказался…

– Эй, хозяева!

Мужчина стоял, облокотившись о калитку, и уходить не собирался. Среднего роста, плотный, с лицом отставного военного, в выцветшей офицерской рубашке, спортивных брюках «Найк» и сандалиях на босу ногу.

Казначей рассматривал его сквозь тюлевую занавеску, держась подальше от окна.

– Не нравится он мне.

– Это сосед, из третьего дома, – пояснил Перекатников. – Просто так не отвяжется.

Казначей развернулся к Валентину, сказал со злостью, прищурившись:

– Тебя это, кажется, радует. Пожаловаться ему хочешь?

– На что мне жаловаться? – Валентин старался, чтобы голос звучал равнодушно. – Мы с ним выпивали иногда, когда я здесь бывал. Ему супруга дома не разрешает, он и привык сюда бегать.

Мужчина раскрутил проволочку, служившую вместо запора, толкнул калитку и зашел на участок. Вблизи его вид не понравился Казначею еще больше: сосед шагал не торопясь, приглядывался к траве, как будто искал следы, словно опытный пограничник.

– На речке он нас срисовал, – вздохнул Артем. – Говорил я, что не фиг туда соваться. Что делать будем?

За прошедшие дни купались неоднократно, и Казначей – не меньше других. О безопасности никто всерьез не думал. Синее небо, чистая вода и теплый песок, обилие водки, за которой несколько раз бегали в местный сельмаг, – казалось, что все беды остались в прошлом. Только приглядывали, чтоб не удрал Валентин. О возможности ареста, равно как и о дальнейших планах, каждый думал в одиночку, в короткие угарные минуты между окончанием пьянки и наступлением сна.

Раздался стук в дверь.

– Он знает, что мы здесь, – зашептал Валентин. – Если не пустить – выйдет еще хуже. Надолго он не задержится, его жена пасет. Стакан опрокинет, и все.

Артем затравленно оглянулся на стол. Выпивка, остатки закуски, грязная посуда и консервные банки с «бычками».

Стук повторился. Чувствовалось, что через минуту гость завалится без приглашения.

– Алкоголики гребаные, – Казначей откинул взмокшую челку. – Так, вы двое – в ту комнату. Сидите тихо… Или, наоборот, пошумите маленько – может, быстрее свалит. А ты иди открывай. И помни, толстый, – он воткнул указательный палец в живот Валентина: – первая пуля – тебе, вторая – соседу.

Пистолет был спрятан в вещах, но Валентин об этом и не вспомнил, торопливо кивнул и, дождавшись, пока влюбленная пара исчезнет, вышел в прихожую.

– Ну, здоров, – сосед переступил порог и остановился, приглядываясь. – Спите, что ли?

– Не…

– Такая погода, а вы дома сидите. Ну у вас и кумар!

Сосед не торопился проходить в комнату, стоял и что-то высматривал, так что Казначея прошиб холодный пот: или бывший вояка про все догадался, или он вовсе не отставник, а разведчик группы спецназа, которая начнет сейчас прыгать в окна.

Перекатников выкрутился легче, чем можно было от него ожидать. Заговорил совсем натурально, смешивая в голосе легкое волнение с долей заискивания и надежды на понимание:

– Ольга в отпуск укатила, вот мы и решили оторваться. Сам говоришь, погода классная, чего в городе сидеть? Когда ехали, думали – шашлычок организуем, за грибками прогуляемся… Какое там! Как сорвались в штопор, у меня аж мотор прихватило. Кстати, Антоныч, познакомься: мой товарищ по бизнесу.

– Вова, – сказал Казначей, протягивая влажную руку.

Отставник пожал ее молча.

– Что ж мы не по-людски как-то, все стоим и стоим, – Валентин широким жестом показал на стол. – Огненная вода еще осталась!

Антоныч взял бутылку в руки, прищурился:

– Местная.

– Так привозная кончилась вся, – Перекатников пихнул ногой рюкзак, и там звякнула пустая стеклотара. – Столько пить!

– Наливай.

Сосед бочком присел на табуретку и все время, пока Валентин суетился с посудой и резал закуску, неотрывно смотрел на Казначея, так что к тому моменту, когда стаканы были наконец подняты, он постарел на несколько лет.

Будь у него в кармане пистолет – запросто мог бы сорваться, разрядить магазин в собутыльников.

– Вы бы окна открыли, проветрили немного, – поморщился Антоныч. – Воняет, как в казарме. Давайте за знакомство!

Теплая водка докатилась до Казначеева желудка и развернулась обратно. Судорожным движением он перехватил ее на уровне горла, напрягся удержал; осторожно вздохнув, потянулся за лимонадом, сорвался и принялся кашлять, брызгая щоной на стол и отворачиваясь. Перекатников сделал ему бутерброд, пристроил на засохшем куске хлеба колбасу и лимончик. Кое-как все устаканилось, и вторая проско-. ша легче, даже Антоныч лицом помягчел, зажевал водку огурчиком и, порывшись в сигаретных пачках на столе, вытащил согнутый, подмокший с краю «парламент». Артем поднес зажигалку.

– На речке вас больше было. Хотел подойти, поздороваться, да старуха в магазин отправила, и потом все караулила. Сейчас еле вырвался, говорю, надо проверить, что за люди приехали, а то, десятого дня, у Кузьмича весь сарай вынесли, пока он спал, даже собака не тявкнула.

Перекатников разлил остатки водки, и сосед, выпив без тоста, не дожидаясь других, стал прощаться:

– Попробую вечерком еще заглянуть. Если получится. А то, стерва, унюхает – не пустит никуда.

Когда за ним закрылась дверь. Казначей опустился на стул и с ненавистью громыхнул стаканом по столу:

– Ну откуда такие люди берутся!

– Да он вообще не вредный, просто в армии своей привык к строгостям.

– Ага, видел я, как он глазами зыркает.

– У него сплошная дальнозоркость, вблизи не видит ни черта, а очки носить стесняется. Вот и делает вид, что все замечает.

– Не знаю, какая там дальнозоркость, но нас на пляже он верно срисовал.

Из комнаты выбрались Фролов с Верой. Семен сразу потянулся к новой бутылке и сорвал винтовую пробку, поранив палец.

– Сука!

Тряся ободранной рукой, он приложился к стакану, зубы цокнули по стеклу. Неизвестно, чем он занимался все это время с девушкой, подслушивал за дверью или был занят более приятным делом, но выглядел так, словно в самый ответственный момент обнаружил рядом с собой в кровати Антоныча.

– Будем держать военный совет, – решил Казначей. – Как говорится, отдохнули здесь – и довольно. Может, этот снайпер и вправду слепой, но я ему не доверяю. Вера, подожди, пожалуйста, за стенкой. А ты лезь на чердак. Можешь бутылку прихватить, если скучно.

Перекатников исполнил приказание молча. О том, что с чердака он может запросто выбраться и никто его не хватится до конца совещания, Казначей не подумал.

Девушка заартачилась:

– Меня это касается не меньше, чем вас. Тем более что вам сейчас только и думать, – она кивнула на водку, но брат и неожиданно присоединившийся к нему Фролов выпроводили ее за дверь и сели к столу.

Оба были напряжены.

– Так дальше жить нельзя, – сказал Казначей, и Фролов, помедлив, кивнул. Выпили, не сводя глаз друг с друга.

– Что будем делать?

Помолчали.

Казначей начал говорить осторожно, ковыряя вилкой дырку в скатерти:

– Здесь оставаться опасно. Идти сдаваться – как-то, знаешь ли, не хочется. Я вот что подумал: если какое-то время еще пошхериться, то о нас могут забыть. Не навсегда, конечно, но активно искать перестанут. А там, глядишь, разберемся, что к чему. Найду кого-нибудь, кто в законах сечет, проконсультируюсь, как можно отмазаться. Не бывает, чтоб не было выхода.

– Думаешь, мы можем отвертеться? – Семен хмыкнул и плеснул себе водки в стакан. – За бандюков, положим, много не дадут. Нас трое, да этот хрен на чердаке – если станем говорить складно глядишь, удастся соскочить.

– Если их друзья не найдут нас раньше ментов, – Казначей отвернулся, чтобы Семен не прочитал его мысли: «О стрельбе в бандитов беспокоиться надо тебе, я курок не нажимал, я в этом деле, как говорится, сторона потерпевшая». – А они, я думаю, будут рыть дольше и глубже, чем опера.

– За магазин сердце ноет, – Фролов потер грудь и выпил, занюхал долькой лимона, подцепил с тарелки кусок раскисшей колбасы, посмотрел и бросил обратно. – Как так получилось? Девчонка и парень… Какого черта ты их завалил? За что?

– Так легла карта. Чего теперь виноватых искать? Вместе были. Самое плохое, что гильзы совпадут, экспертиза – наука точная. Надо от пистолета избавляться. Бросим в реку – и концы, как говорится, в воду. Без пистолета они ничего не докажут. Придумал! Скажем, что ствол, из которого ты их завалил, мы отобрали у Макса. Он хотел нас порешить, мы стали сопротивляться и отобрали. Верка подтвердит и с Валентином договоримся.

– Думаешь, кто-то поверит?

– Какая разница? Пусть не верят, но доказать-то ничего не смогут. К тому же эти сволочи к магазину отношение имели, так что вполне могли там стрельбу устроить, по пьяни или еще как, не важно…

– Все, что мы делали, наперекосяк пошло. А здесь, по-твоему, сложится?

– Перестань! Только в фильмах преступники постоянно совершают ошибки…

Преступник! В душе Фролов себя им сознавал, но вслух определение прозвучало впервые.

Вздохнув, он опустил голову на руки. Сколько , ни заливал в себя, алкоголь действовал самую малость, как крепкое пиво. С одной стороны, сохранялась относительная четкость мыслей, с другой – страх не отпускал.

В словах Артема, казалось, был здравый смысл. Ведь и правда, о том, как в действительности все случилось, никто, кроме них, не знает, а значит, и следствию волей-неволей придется ориентироваться на их показания. Всякие следы, отпечатки и прочие научные штучки казались Семену сплошной чепухой. Пока не признаешься – никто не посадит, если только нет десятка независимых свидетелей. Единственный свидетель сидит на чердаке и боится лишний раз вздохнуть.

Был, несомненно был здравый смысл в сказанном Казначеем, но Фролов ему уже не верил.

– Надо провернуть последнее дело, а потом разбегаться. Когда мы все вместе, нас проще поймать. Тот, кто попадется, толкает операм мою версию. Про магазин – молчим, в квартире – самооборона. Конечно, станут бить, но тут уж надо выдержать, чтобы ни обещали.

– А с этим что делать? – Фролов показал йа потолок,

– Заставим его написать письмо в прокуратуру. Прямо сейчас. В городскую и Генеральную, чтоб не выкинули.

– Сейчас – напишет, завтра – открестится. Казначей быстро, оценивающе взглянул на Фролова и отвернулся, продолжая играть вилкой. Пальцы, сжимающие податливый алюминий, блестели от пота.

– Если его списать, то все можно повесить на него, – сказал он очень тихо.

Могильным холодом не повеяло и гром не грянул. За окном жарило солнце, его лучи, без помех проникая сквозь грязные стекла и ветхий тюль, упирались в загаженный стол, банки с расплывшейся тушенкой и теплое пойло в стаканах.

– Я думал, ты сам догадаешься. Зря мы здесь столько дней паримся?

Фролов не ответил. Ни согласия, ни протеста – безразличие.

– Ствол – к виску, тело – в реку. Самоубийство. Переживаний не выдержал. Скажешь, не поверят? Обрадуются, что можно «глухаря» списать.

7

Адрес Ольги Ивановой установили быстрее чем рассчитывал Родионов. Через одного из знакомых Волгина получили распечатку переговоров с «трубы» Валентина. Исходящих звонков оказалось не так уж много. Выбрали наиболее перспективные, ориентируясь на то, что любимой девушке Перекатников должен был звонить достаточно часто, скорее всего – по вечерам и в выходные дни, и что живет она в центре города. После этого потребовалось десять минут, чтобы поработать на компьютере с купленной на рынке «ворованной» дискетой адресной базы данных.

В списке проверяемых девушка оказалась четвертой. Иванова Ольга Никитична, семьдесят седьмого года рождения, занимает однокомнатную квартиру, до недавнего времени с ней был прописан отец, пенсионер Минобороны, выбыл из адреса в связи со смертью.

– Поехали, проветримся, – предложил Родионов, снимая со спинки стула свою куртку, – ждет нас дорога дальняя и горечи великие, получим мы щелчок по носу и вернемся, стоптав подошвы зазря, ибо не бывает в жизни ничего легкого.

Волгин оглядел напарника с любопытством:

– Ты что вчера пил?

– Одну бутылочку пива.

– Оно и заметно. Это на бутылке было написано?

– В одной книжке про хороших бандитов. Шестьсот страниц, смысла не больше, чем на пивной этикетке, но все герои разговаривают исключительно такими пассажами.

– Да, Миша, крепко тебя заклинило… Предсказание младшего опера сбылось. В квартиру они не попали, а пожилая соседка, хорошо знавшая Олиного отца, пояснила, что девушка уехала за границу и вернется нескоро.

– Не подскажите, где у нее дача?

– Была где-то, да она, поди, ее уж продала давно.

– Я был прав, – сказал Родионов, первым спускаясь по лестнице. – Как всегда, прав. Не забыл, какое сегодня число? Можно немного отметить, а в кассу подъедем к закрытию, чтобы долго не толкаться.

– Извини, но у меня другие планы. Пьянка намечена на завтра.

В коридоре РУВД им встретился Кузенков, сжимавший в кулаке три пятисотки и несколько монет. Вид у него был не то, чтобы огорченный, но несколько печальный:

– Ожидание праздника приятнее самого праздника. Как раз хватит, чтобы рассчитаться с долгами и за квартиру. Когда милиции будут нормально платить?

– Не скоро. Помнишь песню из «Следствие ведут знатоки»?

– «Наша служба…»? Помню, а что?

– Там свистели между третьим и четвертым куплетами. Вот и досвистелись, что денег не стало.

Волгин посмотрел на хвост очереди в кассу. Зрелище не вдохновляло, запросто можно застрять на пару часов. Лучше, действительно, подойти позже или получить «пособие» завтра. У него, как старшего опера элитного подразделения с немалым стажем работы, набегало порядка двух с половиной тысяч. Частенько – меньше, но никогда – больше. Почти девяносто долларов, из которых около половины – оклады по должности и званию, двадцать пять – так называемая компенсация продпайка, а остальное – всякие мелкие надбавки, включая шестьдесят рублей за ночные дежурства и около сотни – за работу с секретными документами. Последний пункт включался в ведомость, наверное, для того, чтобы отбить у опера охоту торговать секретами на стороне. Сказать такое зарубежным коллегам – никто не поверит, разве что где-нибудь в славном городе Тегусигальпе. Остальные начнут переспрашивать, уточнять, дают зарплату раз в неделю или чаще. Специфика работы такова, что не может ни их детектив, ни наш опер оттащить всю получку домой и довольствоваться взятым у жены червонцем на сигареты. Часть зарплаты неминуемо тратится в интересах службы, и никто эти траты компенсировать не собирается. Врач может подработать частной практикой, педагог давать уроки, а что делать сыщику, тем более что ему по закону запрещено подрабатывать иначе как преподавательской, творческой либо научной деятельностью, и следят за этим достаточно строго.

Не будь у Волгина оставшихся с «гражданки» накоплений и небольших, но регулярных достаточно честных халтур – и чувствовал бы он себя тем самым поваром из рекламного ролика, который все моет и моет посуду, тогда как в соседнем поселке давно гуляют на празднике жизни…

Возле кабинета прохаживался Шурик Сазонов. Вид У него был донельзя довольный.

– Давно ждешь? – Волгин достал ключи.

– Только подошел, – оказавшись перед столом, Александр жестом фокусника выхватил из-под полы пачку бумаг. – Вот!

Сказано было весомо. Волгин пролистал несколько объяснений. Ни одной знакомой фамилии, а что касается текста, то ничего понять невозможно из-за убористого сазоновского почерка. . – Что это?

– Нашел. Все нашел. Видели эту компанию:баба постарше и три мужика. Билеты они в разных местах покупали, для конспирации, конечно. И ехали в разных вагонах.

– И сошли на разных станциях, – вздохнул Сергей/присаживаясь за стол.

– Так ведь все станции – по одной ветке!

– Молодец, хорошо поработал.

Волгин не врал. Собранная Шуриком макулатура могла пригодиться, чтобы набить бумагами оперативно-поисковое дело перед грядущей проверкой. Никто из проверяющих документы не читает, за исключением плана мероприятий и своих прежних указаний. Предпочитают оценивать дело на вес, радуясь, когда ОПД представляет собой увесистый, крепко сшитый кирпичик с грамотно, без помарок и исправлений, заполненной внутренней описью. Ни один проверяющий, будь он хоть из милицейского главка, хоть из прокуратуры, никогда не раскрыл лично ни одного проверяемого преступления, не помог в раскрытии местным операм и не дал, на худой конец, даже толкового совета, благодаря которому можно было бы выйти на след негодяев в запутанном деле.

Все это знали, но с каждым годом численность контролирующих и надзирающих чиновников неуклонно росла, приближаясь к количеству рядовых следаков и оперативников, и не было спасения от этой армии чужаков…

– Молодец, – повторил Волгин, припечатывая ладонью к столу кучу непослушных бумаг. – Ты потрудился на славу.

8

Валентин Перекатников никогда не был reроем. Даже в мечтах. Жил, карабкаясь по скользким ступеням лестницы благополучия, проклиная время и страну, в которой угораздило родиться. Окончил школу и отмазался от армии, чтобы не попасть в Афган. Днями сидел в никчемном НИИ, по вечерам фарцевал. Когда позволили заниматься бизнесом и разрешили кооперативы – пошел и занялся. Слегка подличал, иногда подставлял или сам подставлялся, зарабатывал и терял. Синяки и раны предпочитал зализывать, не рискуя заработать новые при нанесении ответных ударов.

Когда там, в квартире, Фролов поднял на него пистолет, Валентин нашел единственный способ спасти свою жизнь и в дальнейшем придерживался выбранной тактики. Он не с ментами и не с бандитами, он сам за себя. Как раньше, как всегда. Главное – успокоить, не провоцировать безумного Казначея со страшным помощником, рано или поздно от него отстанут, и он вернется к прежней жизни, где не было место подвигу, но имелись житейские радости. Он верил, что если не пристрелили в горячке, то и дальше все обойдется, надо только подчиняться и терпеть.

Он действительно в это верил. Весь прошлый опыт свидетельствовал о правильности позиции. Не помышлял ни о побеге, ни о способах связи с милицией, хотя последнее мог осуществить, когда Казначей, излишне расслабившись, несколько раз терял над собой контроль. Сотовый телефон убрали недалеко, батарея была исправна, но Валентин, взвесив «Моторолу» на руке, не стал ее даже включать.

Когда его загнали на чердак, вера в лучшее рухнула. Он не разобрал ни слова из напряженного разговора внизу, но понял почти все. Какие-то флюиды просочились через щели деревянного пола, и стало на чердаке очень душно и страшно. Валентину показалось, что часы на руке превратились в песочные, равнодушно подводящие итог его жизни, и с падением последней песчинки все оборвется.

Теперь он не сомневался, что его пристрелят. Самый выгодный способ списать все три трупа.

Валентин встал у окна. Рамы перекосились, но открыть можно. Хоть и чердак, а невысоко. Если прыгнуть на огород, то ноги останутся целы, дд улицы – несколько метров. Когда он окажется за оградой, стрелять они не рискнут.

Перекатников сбросил щеколду и надавил на створки окна. С третьей попытки они подались. Прислушавшись, все ли спокойно внизу, он удвоил усилия и закрепленная на стене книжная полка с грохотом рухнула на пол…

* * *

– Ну и что твои дуболомы опять натворили?

Дракула смотрел на Санитара устало, и это задевало контрразведчика больше всего. Как будто ничего, кроме плохих новостей, он последнее время не приносил!

Разговор происходил в сауне, той самой, куда не поспел в свой последний день Диверсант. Закутавшись в простыню, шеф восседал на скамейке, оголенная барменша Люба хлопотала возле стола, чем напрягала Санитара. Стоило больших усилий смотреть боссу в лицо, а не на откляченный зад его подруги. Прежде видеть Любу в столь пикантных ракурсах контрразведчику не приходилось, хотя в его воображении она откалывала номера и покруче.

Прижав бутылку ледяного пива к своей выпуклой груди, Дракула кашлянул:

– Я тебя не отвлекаю?

Заместитель приосанился и поправил галстук. Стоять при полном параде посреди сауны, когда другие плещутся в бассейне, потеют на лавках парилки или расшатывают кушетку в массажном кабинете, казалось так же унизительно, как и слушать утомленные претензии. Тем не менее ответил Санитар демонстративно почтительно:

– Ребята слегка промахнулись. Парень был похож по приметам, вел себя подозрительно, когда позвали для разговора – забыковал. Вот и пришлось… Шеф, ты же помнишь, какая на милицейской ориентировке фотография!

– Короче – ошиблись?

– Да. Не тот оказался, хотя сначала думали, что в цвет.

– Сколько он уже у нас парится?

– Больше трех часов.

– Что-нибудь интересное узнали?

– Божится, что за ним несколько квартирных краж. Я не проверял, но, видимо, не врет.

– Ладно, выгоняйте его. У ментов – ничего?

– Ищут.

– Вот что: отдайте парня Сивой Лапе. Кражами пусть опера занимаются, а то развелось всякой мелкоты, нельзя имущество нигде оставить.

– На кой ему?.. Он же не по этой части, не разберется.

– Поручит кому-нибудь. Или пусть сам учится, рейтинг свой поднимает. А то привык только спонсорскую помощь разбазаривать, да компьютеры с бензином тырить.

Допив пиво, бригадир одним рывком лишил себя одежды, пробежал до бассейна и бухнулся в зеленую воду.

Облизнувшись на Любу, Санитар пошел прочь. Очередной раз его посетила мысль, которую он поначалу гнал от себя, потом попробовал на вкус, а последнее время – обсасывал, готовясь реализовать. «Совсем старик оборзел, ни денег, ни уважения. Понятия все позабыл, в бизнес легальный лезет, с ментами сотрудничает. Я для него теперь как обуза, скоро совсем лишним стану. Уйду я от него уйду. К татарам, к центровым, к ворам в законе. Место реальному пацану всегда найдется».

Несколько лет назад, привезя контуженного Дракулу с соревнований в Прибалтике, где сам выступал в легком весе и добился награды, Санитар, приобрел свое прозвище и вес в молодой, но быстро набирающей обороты группировке. Со временем стал правой рукой шефа, и некоторое время они жили душа в душу, но золотые дни остались в прошлом. Санитара преследовали неудачи, он привык работать по старинке, мыслить категориями начала девяностых годов, когда точку в любой запутке ставила пистолетная пуля, а гордиев узел непонятки разрубался тротиловой шашкой. Теперь молодые, воспитанные на современных реалиях, наступали на пятки и дышали в затылок – хорошо, пока лишь дышали, не целились, – а сам бригадир давно посматривал косо. Отгораживался от криминального прошлого, искал нормальные, рабочие контакты с бизнесменами и чиновниками, подкорректировал биографию. Пока что ему еще приходилось иметь отношение и к торговле наркотиками, и к другим откровенно преступным делам, но он аккуратно рвал старые связи, постепенно перекладывая то, от чего нельзя было отказаться, на чужие плечи. Санитар с сожалением отмечтал, что такое происходит и в других группировках, почти повсеместно.

Дракула подплыл к бортику, стряхнул с плеча визжащую девчонку и махнул рукой, привлекая внимание заместителя:

– Я по телефону так и не понял, почему с Копой ничего не получилось?

– Ему предъявили обвинение по новым эпизодам. Серия разбойных нападений и грабежей.

Чертыхнувшись, бригадир ушел на дно.

Когда на чердаке загрохотало, Фролов с секундным замедлением метнулся к лестнице, а Казначей выбежал на улицу. Успел он вовремя: приземлившийся Валентин стоял на четвереньках посреди огорода и ошалело тряс головой.

– Ах ты, падла! – Казначей задохнулся от негодования, и первый удар ногой впечатал Валентину под ребра.

Физически Перекатников был не слабее Артема, что касается специальных навыков – таковые отсутствовали у обоих, можно было и пободаться, но он предпочел терпеть, сжимая зубы, и только прикрывал руками уязвимые места.

Появившийся Фролов не остался безучастным, так что дуплили Валентина в четыре ноги. Гораздо сильнее, чем некоторое время назад покойный ныне Вован отрывался на них. На солнцепеке, под щебет птиц в центре мирного, занятого своими делами поселка, такая сцена казалась особенно дикой.

Из дома выбежала Вера:

– Вы что, рехнулись? Убьете ведь!

Вцепившись в Семена и лягнув Казначея по ляжке, ей удалось остановить избиение.

– Сука, свинтить надумал! – Казначей несколько раз энергично присел, обошел распластанное тело, уперев руки в бока и тяжело дыша. – Вставай, хватит прикидываться!

Валентин не подавал признаков жизни, но когда его перевернули на спину, открыл глаза. В расширенных зрачках отражалось синее небо и ничего больше.

– Я тебя, падла, прямо здесь закопаю! Понял, нет? Хочешь? Нет, скажи: хочешь? Живым, бля, в землю зарою, патрон не стану тратить…

– Хватит! – одернула брата девушка. – Могут заметить с улицы.

Казначей затравленно обернулся, но ни за оградой, ни на отдаленных соседних участках никого не было видно.

– Пошли в дом. Там я с тобой еще поговорю, ишак позорный!

Перекатников молча подчинился. Встал и двинулся к крыльцу, волоча ноги и прижимая локоть в правому боку. Подгоняя, Казначей отвесил ему несколько энергичных пинков и врезал между лопаток.

– Шевелись, падаль!

Взгляд у девушки был какой-то странный, но Семен приписал это увиденной ею сцене. Действительно, как-то некрасиво получилось. Хотя после стрельбы, казалось бы, о чем говорить? Он хотел ее обнять, но она отстранилась, довольно резко оттолкнула его руку и вошла в дом сама, не оборачиваясь.

Казначей вязал Перекатникову руки ремнем, бормоча ругательства и стараясь затянуть побольнее.

– Отпустите меня, – неожиданно сказал Валентин. – Не берите еще один грех на душу. Я никому ничего не скажу, честное слово. И денег могу дать.

– Ты уже дал все, что только мог. Только задница нетронутой осталась, так она никому не нужна.

– Я заплачу.

– Не, ошибаешься. Ты зарыдаешь. Очень скоро.

– Пять тысяч долларов вас устроит? Казначей демонстративно рассмеялся, но так же резко оборвал смех. Глаза его забегали, как часто бывало, когда он ухватывал важную мысль.

– Ну-ка, с этого места подробнее. Говоришь, заначка у тебя есть? А чего раньше прибеднялся? Давно бы с нами рассчитался и шел на все четыре стороны.

– Не у меня, но я знаю, где можно взять.

– Только не говори, что клад здесь зарыт. В городе! Я, кажется, догадался.

Артем принялся обыскивать пленника, выворачивая карманы и разрывая подкладку. Его интересовали две вещи: связка ключей и записная книжка. Не обнаружив первого, он сбегал на огород и быстро вернулся, неся испачканное землей кольцо с четырьмя ключами:

– Эти два – от твоей халупы, а эти – от квартиры подружки? Той, которая на Кипре пузо греет. Значит, у нее дома спрятана кубышка? – продолжая нервно говорить, Казначей присел на табуретку и зашелестел страницами блокнота. – Кажется, ты что-то говорил про сигнализацию?

Пока они, в первый вечер, добирались до дачи, Артем расспрашивал об Ольге, и Валентин наболтал много лишнего. Про деньги тогда умолчал – скорее всего, забыл впопыхах, а не из благородства.

– Сигнализация…– протянул Казначей, лихорадочно отыскивая нужную запись, на которую раньше не обращал внимания. – Вот оно!

Развернув книжку так, чтобы всем было видно, он припечатал грязный палец к середине разлинованного листа, где, ниже адреса Ивановой, были вписаны цифры.

– Ай-ай-ай, зачем же так неосторожно? Валентин смотрел пустыми глазами.

– Скажешь, где деньги лежат? Маленький штраф за попытку побега, все справедливо. И нам будет спокойнее: не станешь же ты бабе своей рассказывать, как подставил ее, значит, и про остальное умолчишь. Тогда тебя, наверное, можно будет отпустить. Ну, живее, скажешь?

– Нет.

– Скажешь…– Казначей ударил, а Фролов поспешил увести девушку в другую комнату.

Они молчали, прислушиваясь к тому, что творилось за стеной. При каждом шлепке Вера вздрагивала, а когда послышался грохот упавшего тела, закрыла уши руками.

Казначей вошел к ним, довольный.

– Раскололся, – сказал он, заматывая окровавленную руку носовым платком. – Тоже мне, Зоя Космодемьянская! В копилке, оказывается, побольше пяти штук заныкано. А еще, представляешь, оказывается код сигнализации у него в книжке наоборот был записан. Шпион хренов!

– Как я тебя, оказывается, ненавижу, – сказала Вера, пряча лицо в ладонях.

На Казначея ее слова впечатления не произвели. Он ухмыльнулся, зубами стягивая узел на повязке, сплюнул нитки и ответил:

– Я на тебе жениться не собираюсь, так что любовь твоя мне не нужна. Это вон ты его огорчить можешь, а мне твоя ненависть как-то по барабану. Можешь ненавидеть, лишь бы не кусалась… Семен, пошли, пошептаться надо.

Вставая с кровати, Фролов хотел погладить девушку по спине, но она дернулась всем телом, оттолкнула плечом его руку:

– Не трогай!

Семен замешкался, но Казначей его поторопил:

– Потом разберетесь. С бабами вечно так, в самый неподходящий момент истерики закатывают.

Перекатников лежал в углу, поджав к животу колени. Ноги Казначей ему тоже связал, несколько раз обмотав у щиколотки бельевой веревкой.

Мужчины сели за стол, и Фролов налил в два стакана.

– За удачу! – Казначей лихо проглотил свою дозу. – У нас появился шанс. Понимаешь, о чем я? Не миллионы, конечно, но хватит, чтобы податься на юга. Может, и с документами чего-нибудь удастся придумать.

– Нет, – Фролов покачал головой; он уже принял решение. – Поделим то, что есть, и разбежимся. Я знаю, куда мы с Верой поедем.

– Почему?

– Не везет нам с тобой. Два раза пробовали-и что получилось?

– Бог троицу любит, – усмехнулся Казначей одной половиной лица.

– Может, и троицу – но явно не нас. Я ухожу.

– С Верой?

– С Верой.

– А ты ее мнение спрашивал?

Фролов пожал плечами и встал. Он был настолько уверен в ответе девушки, что, пройдя к ней в комнату, не стал закрывать дверь: пусть Артем знает, какие у них отношения.

– Я все слышала, – сказала Вера, не отрывая лица от ладоней.

– Ты едешь?

– С тобой? Никогда! – С неожиданной злостью она посмотрела на Семена и последнее слово буквально выплюнула в его лицо.

У Фролова потемнело в глазах. В душе что-то оборвалось. Или там нечему было рваться?

Казначей рассмеялся.

– Но почему?

– Ты не понял? Я знаю и про магазин, и про все остальное. Меньше надо было меня дурой считать. И дверь плотнее закрывай в другой раз!

– Но ты же говорила, что любишь меня!

– Когда, в кровати? А что ты привык слышать? Что ты козел и импотент?

Фролов прислонился к стене. Кровь шумела у него в висках, во рту было сухо, только привкус сивухи ощущался на языке.

– Значит, остаешься?

Внезапно Семен испытал облегчение. Да кто она такая? Просто первая мочалка, которая подвернулась ему в этом городе. Ничем не лучше других. Если б не она со своим гребаным братцем – все бы у него было в порядке, не искали б его менты и бандиты, не висело на совести душегубство. Смог бы и устроиться, и денег заработать, а такие шалавы, как она, раздвигали бы ноги, когда он щелкнет пальцами. Куда он раньше-то смотрел, придурок влюбленный? Ха, влюбленный, как же! Или теперь это так называется?

Он вспомнил сцену на пляже и все, что передумал после этого.

Дымка в глазах рассеялась. Мир за окном сверкал яркими красками, торопил жить, пока место под солнцем еще вакантно.

Фролов испытал прилив сил. Покидая комнату, хлопнул дверью так, что дрогнули стекла:

– Ну и черт с тобой!

– Вот это правильно, – Казначей ждал его с наполненным стаканом в руке, но Семен отвел его руку.

– Не буду. Давай мою долю, и разбегаемся.

– Может, передумаешь? Смотри, не пожалей…

– Угрожаешь? – Семен прищурился, сейчас он был уверен, что, начни они драться, легко одолеет недавнего друга.

Казначей это тоже почувствовал. Молча полез в карман, вытащил деньги. Купюры были мятые, влажные от долгой близости к потному телу. Рассчитался практически честно. Семен догадался, что какую-то часть Артем все равно утаил, но спорить не стал, чувствуя себя выше бытовых дрязг. Разглаживая банкноты, Фролов вспомнил кафе, с которого все началось, и барменшу. Красивая, стерва! Вот с ней бы покувыркаться… Наверняка и в постели погорячее, и дури в голове меньше.

Сборы были короткими.

– Железяки я тебе оставляю, мне они не понадобятся, – подхватив сумку со своими вещами, Семен посмотрел на Казначея с насмешкой. – Между прочим, никому про меня ничего не известно. Только фамилия и место рождения, так у нас в деревне триста человек Фроловых… Сгоняю домой, махнусь с кем-нибудь паспортами – и хрен меня кто отыщет. Страна большая, найду, где спрятаться. Бывай!

Закинув сумку на плечо, он зашагал по проселку к вокзалу. Дважды обернулся – но не тоска его мучила, а подозрения, не приготовил ли Артем какую пакость. Фролов больше не улыбался. Ему хотелось напоследок уколоть Казначея, вот он и держался преувеличенно бодро, хотя на душе скребли кошки. Черт с ней действительно, с Верой, но куда теперь податься?

Казначей расставанием тоже не тяготился, хотя больше привык бросать сам, чем оказываться поставленным перед фактом. Когда Семен уже трясся в вагоне дневной электрички, он развязал Перекатникова, налил водки и, дав ему немного очухаться, заставил написать два письма в прокуратуру. Вранья в них было немного: опускалась предыстория появления бандитов в квартире и утверждалось, что пистолет Фролов отобрал у Максима. Были указаны и полные паспортные данные Семена – их Казначей подсмотрел, пока тот валялся пьяный.

– Закончил? Теперь перепиши еще три раза, чтобы крепко запомнить. На допросах будешь говорить именно так.

– У меня память хорошая.

– Тренировка не помешает. Когда пишешь – лучше запоминается, нас комбат так учил…

Будущее не казалось Казначею особенно страшным. Надо прятаться до тех пор, пока Фролова не осудят, а потом о нем, Артеме Казначееве, все забудут. В том, что Семен попадется, и попадется достаточно скоро, вполне возможно – прямо на городском вокзале, он не сомневался. Версия, изложенная в письме, должна устроить следствие. Пусть Перекатников меняет показания, пусть Вера несет любую околесицу – по фигу. Лишь бы Фролов выдержал, не признался в налете на магазин. Но не полный же он кретин, должен молчать, как бы его ни давили. В конце концов, и «магазинную» тему могут списать на покойного Макса. Казначей искренне верил, что так обычно и делается. Кто станет искать подлинного виновника, если есть «крайний»? Во всяком случае, он бы не стал.

Ближе к вечеру Артем засобирался в город. Он помнил, что последняя электричка отходит от станции около 22 часов, и собирался выйти заблаговременно. Связанный Валентин лежал под кроватью. Вера, выпившая без закуски несколько рюмок водки, смотрела на брата со странным выражением, в котором смешивались вызов и брезгливость. Последнее Казначея не волновало – чужое мнение о собственной персоне заставляло его комплексовать лишь в далеком детстве, так что он продолжал заниматься своими делами, и только дважды перетряся сумку и не найдя искомого, замер, тихо выругался и посмотрел на сестру с подозрением.

– Ты ищешь пистолет? Советую взять акваланг.

– Что за дурацкие шутки?

– Это не шутки. Я его утопила.

9

Заканчивалась пятница. День прошел бесплодно. На вечер была назначена встреча с Игорем из РУБОПа, в кабачке на «нейтральной» территории, и, убивая оставшееся до срока время, Волгин сидел в своем кабинете, прослушивая кассеты, изъятые у Вована. После того, как Сазонов прокололся с машинами, Сергей взялся проверять результаты его труда и по другим направлениям. Сделать важные открытия он не рассчитывал: нужно быть полной бестолочью, чтобы хранить на таких легко доступных носителях серьезный компромат, да и разобраться в мельтешений имен, названий и кличек, не имея консультанта из числа знакомых Вована, было не просто. Слушая записи, Сергей подшивал бумаги: после выходных должно было состояться совещание по последним убийствам, так что собранная Шуриком макулатура, пошла впрок.

Игорь позвонил, когда Волгин, бросив ОПД в сейф, собрался уходить.

– У нас тут запарка маленькая, на полчаса опоздаю.

– Банду брать едете?

– Вроде того.

– Береги себя. Ты мне сегодня будешь нужен как мужчина.

Игорь хохотнул и отключился.

Волгин прошелся по кабинету. В кабаке столик заказан, директор заведения был знакомым Сергея, так что когда бы они ни приехали, место найдется. Тем более что Игорь наверняка задержится дольше, чем обещал, а сидеть и накачиваться пивом в одиночку не хотелось. Не в пьянке дело – в общении. Как всегда, начавшись с общих вопросов, по мере потребления спиртного разговор перейдет на рабочие темы.

Волгин посмотрел на стопку не прослушанных им микрокассет. Тринадцать было его счастливым числом. Он отсчитал сверху, вытащил и вставил кассету в диктофон. Пока из динамика слышалось шипение пустой ленты, сделал полчашки крепкого кофе и встал у окна.

Ожидание праздника – лучше самого праздника. Завтра утром будет болеть голова, до обеда он проваляется в кровати, потом займется уборкой. Вечером можно напроситься к кому-нибудь в гости или зазвать к себе. Заодно будет стимул приготовить приличный ужин, а то давно уже ничего, кроме полуфабрикатов и пельменей, не ел и, несмотря на приличные кулинарные навыки, стал отвыкать от вкуса домашней пищи.

– Я, Казначеев Артем Владимирович, находясь в здравом уме и трезвой памяти, без какого-либо принуждения, полностью добровольно хочу заявить, что в течение последних лет помогал Всеволоду Брошкину, занимающемуся торговлей героином, перевозить партии наркотиков от поставщиков к нему домой. Когда было необходимо, он звонил мне на пейджер, и если я был свободен, всегда сопровождал его в поездках, чтобы своей милицейской формой и документами разрешить проблемы, которые могли бы у него возникнуть. Последний раз, после того как меня уже уволили, нас остановили гаишники, но я испугался и убежал…

В записи голос был искажен, но тем не менее легко узнавался, в том числе и благодаря паразитическому обороту «как говорится», которым была обильно насыщена вторая часть исповеди Казначея.

К подобным подаркам со временем привыкаешь. Они случаются, когда не просишь и не ждешь, занимаешься делом, рассчитывая на одни лишь собственные силы, и потому воспринимаешь их, иной раз, с легким раздражением: «Ну почему так просто!» Легкие победы не вдохновляют и быстро забываются, о них редко вспоминают за праздничным столом, а если и приводят в качестве примера, то только для того, чтобы лишний раз доказать: в ОРД случай играет не последнюю роль.

«А если бы Игорь не позвонил? – подумал Волгин, прослушав запись до конца. – Когда бы я еще добрался до этих кассет? Два дня – выходных, за которые, не дай, конечно, Бог, может многое случиться, потом новая неделя с новыми проблемами. Запросто могло получиться, что у меня руки до них вообще не дошли или дошли бы уже тогда, когда это было бы никому не надо. Ничего эта запись кардинально не меняет, но вносит ясность в их отношения, а уж насколько проще будет с ней Казначея колоть!»

Пряча кассету в сейф, Волгин сделал последний, чисто риторический вывод, ни на что не влияющий: «Шурик Сазонов – позорный ишак».

* * *

Встреча была действительно случайной. В первый момент Семен не узнал девушку, но, поскольку они едва не столкнулись, был вынужден остановиться.

– Привет, – сказал он удивленно, отгоняя невеселые мысли, которыми был занят секунду назад.

Люба – барменша из непростого кафе, тоже опешила. Она выходила из супермаркета, держа в руках тяжелый пакет с продуктами и хотела высказать все, что думает, о заступившем ей дорогу парне, чьи лицо и фигура показались в темноте незнакомыми, но осеклась и с запозданием улыбнулась.

– Привет…

Они постояли, разглядывая друг друга. Другие покупатели, спешившие успеть в магазин до закрытая, несколько раз их толкнули, так что сначала Фролов отступил в безопасное место, а потом и девушка к нему шагнула. Оправившись от неожиданности, смотрела на него с интересом и как сообразил Фролов, никуда не спешила. Он оглянулся: ни бородатого бандита, ни каких-либо других людей или машин, которые могли бы ее ждать, поблизости не было.

– Гуляете? – спросила Люба, прижимая перегруженный пакет к животу.

– Я один.

– А где же Верка?

Семен неопределенно передернул плечами.

– Я несколько дней подряд ей звонила.

– Мы уезжали.

– Далеко?

– В общем, мы расстались.

– Не сошлись характерами? Или быт замучил?

Фролов не знал, что говорить. Стоял, хотел казаться независимым и отчаянно желал, чтобы его позвали в гости. Понимал, что такого случиться не может, опасался, как бы лицо не выдало мыслей, продолжал надеяться и бояться, как робкий влюбленный надеется и боится того, что первое свидание закончится постелью. Одно он чувствовал точно – от этой встречи многое зависит.

– Вера – девушка сложная, – вздохнула Люба, и в этот момент пакет не выдержал, начал стремительно расползаться, из прорехи показалось горлышко коньячной бутылки, свесились сеточка с апельсинами и пучок зелени. – Ой!

Фролову удалось блеснуть реакцией. Присев на корточки, он подхватил пакет снизу, не давая развалиться.

– Обещали, что десять килограммов выдержит. Козлы! – Девушка оглянулась на двери универсама. – Постой, я возьму еще один.

Она скрылась в магазине, он остался ждать, баюкая на руках разорванный мешок. Показалось, что Люба отсутствует дольше, чем требуется для мелкой покупки. Фролов вошел в первую дверь, в тамбур, где торговали печатной продукцией. Покупателей было много, к прилавкам и расчетным узлам выстроились длинные очереди, так что разглядеть среди них Любу было очень сложно, но все-таки Семену показалось, что один раз ее легкая фигурка мелькнула в углу зала, возле стойки с прохладительными напитками и стеклянной кабиной таксофона. Убедиться в этом он не успел: рвущийся к выходу мужик отдавил ему ногу, Семен высказал вдогонку все, что думает, тот развернулся, оценивающе посмотрел, но связываться не стал, шмыгнул через порог, а секундой позже перед Фроловым нари-совалась Люба:

– Давай кое-что перегрузим…

«Вот и все, – думал он, глядя, как она ловко перекидывает банки и упаковки из одного рваного пакета в два целых. – Скажет спасибо, и мы расстанемся…»

Фролов не угадал. Простым, но каким-то очень притягательным движением она поправила прическу и посмотрела ему в лицо:

– Поможешь донести?

Он кивнул с излишней поспешностью:

– Конечно.

– Я твои планы не очень сбиваю? Или тебе некуда идти?

– Настоящему мужчине всегда есть, куда податься.

– Давай без громких фраз, хорошо? Я все еще твое «пивка для рывка» забыть не могу. Пошли, тут рядом…

Дорога заняла минут пять. Фролов отчаянно думал, что бы сказать такое, что девушку может заинтересовать, но в голову не лезло ничего, кроме бородатых анекдотов и явных глупостей. Люба шла с независимым видом немного впереди, черная сумочка билась о крутое бедро, цокали по асфальту каблуки белых туфель; засмотревшись на ее походку, Семен перестал забивать башку ерундой и решил отдаться воле провидения. Когда пересекли двор и подошли к подъезду, похабные мысли вытеснили все прочие, основной инстинкт превалировал над здравым смыслом, так что он не сразу смог переключиться, когда Люба, доставая ключи, уточнила:

– Верка говорила, ты не местный?

– Она все успела растрепать?

– Между прочим, ты ей действительно нравился. По крайней мере, сначала.

Пешком поднялись на второй этаж. По дороге девушка выхватила из ящика рекламную газету, на ходу просмотрела и, скомкав, бросила под ноги.

У дверей квартиры Семен затаил дыхание. Люба ковырялась с неподатливым замком, а он думал о том, что сейчас его поблагодарят и отправят восвояси, искал предлог, чтобы напроситься в гости, такового не находил и от нетерпения переступал ногами. Ожидание развязки —хуже ее самой…

– Заходи, что ли, – Люба толкнула дверь. – Не выгонять же тебя, на ночь глядя. Места всем хватит…

Зацепившись мешком за косяк, Семен вошел в темный коридор.

В квартире пахло душистым табаком и парфюмерией.

На кухне громко тикали часы.

* * *

– Ну так что, не получается?

Вера в ответ только выругалась.

Казначей постарался на совесть. Когда сестра призналась в том, что выбросила пистолет, он рассвирепел и отколошматил ее, стараясь наносить удары болезненные, но не оставляющие следов. Вера не сопротивлялась, только смотрела поначалу на него с презрением, а потом закрыла глаза и молча терпела побои. Выдохнувшись, он связал ей руки и ноги, а отдельным куском веревки привязал к сетке матраца. Под другой кроватью, в этой же комнате ни жив ни мертв лежал Перекатников.

Казначей поискал, из чего бы сделать кляп, порвал на лоскуты вафельное полотенце, примерился к другим тряпкам, но потом махнул рукой и сел курить.

– Да что вы за уроды такие! – вздохнул он через несколько минут, глядя на пленников с неприязнью, его ненависть угасала, теснимая расчетом. Потеря пистолета планов не меняла, он сам хотел избавиться от оружия и взбесился лишь оттого, что сестра встряла не в свое дело, проявив самодеятельность.

– Утром я вернусь, – сказал он, вставая, – лежите тихо, и ничего не случится. Без туалета как-нибудь перебьетесь. Орать смысла нет, никто вас не услышит, да и услышав, не полезет выручать.

Возвращаться Казначей не собирался, и все это понимали, так что дали ему уйти спокойно, не раздражая криками и стонами, рассчитывая освободиться, как только он скроется.

Выждав несколько минут после того, как закрылась дверь. Вера принялась елозить по полу, выискивая положение, в котором можно было бы: освободиться от веревок. Перекатников долго наблюдал за ее телодвижениями, потом спросил:

– Тебе тоже досталось, да? Зато живы остались… А вдруг он не уедет и вернется? Или под окном стоит, смотрит за нами? Надо подождать…

Вера ждать не хотела, но узлы ее усилиям не поддавались, а изогнуться так, чтобы располосовать веревки об острый, в наплывах сварки, угол кроватной рамы, не получалось. Устав, она ткнулась лбом в грязный пол.

– Антоныч может вечером зайти, – сказал Перекатников. – Ты не слышала, Артем запер дверь?

– Чем? Ты же сам замок сорвал!

– Может, он что-нибудь придумал. Если Антоныч придет, то он нам поможет. Надо слушать. И, когда он остановится у калитки, начать кричать. Так ты только силы потеряешь, я уже пробовал. Тем не менее Вера попыток не прекращала со временем сумела разорвать два витка веревки. Перекатников воодушевился и внимательно смотрел за ней, но сам освободиться не пытался, только подбадривал дурацкими советами и участливо интересовался: «Устала?», когда она замирала, чтобы в очередной раз передохнуть.

Пауза затянулась, Вера лежала неподвижно, тяжело дыша и закрыв глаза, и Перекатников спросил:

– Ну так что, не получается?

– Иди на хер. – Вера с ожесточением принялась терзать веревки, и тут с улицы донеслись голоса.

– Тихо! – сделав большие глаза, прошептал, Валентин, и девушка замерла, прислушиваясь.

Слов было не разобрать, но говорили двое мижчин в десятке метров от дома, потом один повысил голос и разговор оборвался.

Вера хотела закричать, но Валентин предостерегающе замотал головой:

– Нас не услышат.

– Пошел ты… – Она набрала в грудь побольше воздуха, перевернулась с бока на спину, сдула прилипшие к носу волосы, снова глубоко вздохнула, готовясь завизжать как следует, – но тут стукнула калитка, послышался шорох подошв по влажному песку и мелькнул за окном неразборчивый силуэт.

Ухмыляясь, в дом зашел Казначей.

– Ну что, не ждали?

Одежда и руки его были испачканы в грязи лицо разбито.

Он тяжело сел на табуретку, встряхнул головой и вытянул ноги:

– Нам предстоит веселая ночь! Сестренка, я вижу, ты времени зря не теряла?

* * *

– Кстати, ты в курсе, что головорезы Дракулы прихватили парня, по приметам похожего на того, которого ты ищешь? – Игорь разлил спиртное.

– Откуда? В последнее время он перестал передо мной отчитываться.

– Прихватили на улице одного дурня и три часа колбасились с ним. Надеялись, наверное, что шеф премию выпишет.

– А он что, объявил выговор?

– Не, у него в команде все строго, наказывает денежными штрафами, так что шибко не забалуешь.

Как и планировалось, разговор плавно, но быстро, даже не успели расправиться с горячим, переключился на рабочие темы. Хоть и знали друг друга много лет, были заняты, по сути, одним делом, но прежде, чем что-либо сказать, тщательно обдумывали, можно ли этим делиться с коллегой. По мере потребления водки паузы удлинялись, каждый опасался сказать лишнее – но ни один не смог бы достаточно четко определить, что является этим лишним. Игорь думал и, соответственно, делал паузы чуточку больше, чем Сергей, но отнюдь не потому, что был более пьяным. Сотрудники РУБОП, в подавляющем большинстве своем вышедшие из обычных отделов и РУВД, со временем отдаляются от «земельных» оперов, считают себя профессиональнее и, мягко говоря, честнее коллег. Сказывается уровень дел, которыми приходится заниматься, техническое оснащение, размер зарплаты и прочие составляющие, которые делают подразделение элитным и, соответственно, обособленным. Волгин помнил, как тот же Игорь год назад искренне возмущался лейтенантом из отделения, отказавшим в возбуждении уголовных дел по нескольким кражам автомашин, совершенных этнической группировкой, которую разрабатывали в РУБОПе. Лейтенант не брал на лапу и не имел иной личной заинтересованности в том, чтобы укрыть преступления, но, с одной стороны, не хотел вешать на шею отделу бесперспективные «глухари», с другой – оснований для возбуждения дел действительно не хватало. Действовал он в рамках правового поля и, с точки зрения логики – что изощренной оперской, что простой житейской, – вполне оправданно, но Игорь тряс стопкой отказных материалов и грозил карами нечестивцу:

– Нет, я все, конечно, понимаю, но так же нельзя! Это что, протокол осмотра? Нет, ты мне скажи, что это за галиматья? По-твоему, это – опрос свидетелей?!

– Пять лет назад ты делал то же самое, – мягко возразил Сергей, защищая коллегу, который в силу молодости и пиетета перед грозной организацией не мог дать отпора. – Кто у нас в отделе считался главным специалистам по «отказнякам», забыл?

– Я такого не делал, – убежденно возразил Игорь, и расшатать его позицию не удалось. Правда, поостыв, он большую часть обвинений снял и в том, что многоходовая разработка «черных» обернулась стрельбой из пушек по воробьям, видел не только чужие огрехи, но и чисто объективные причины.

– …Ты спишь? – Игорь постучал ножом по графину.

– Прости, отвлекся.

– Слышал, что к вам комиссия едет?

– Нас уже год ей пугают.

– Ждите в самое ближайшее время. Комплексная проверка с задачей всех укатать.

– Всех?

– Копают под Сиволапова. Совсем поляну не видит! Ему в главке несколько раз предлагали уйти на пенсию по-доброму, а он – ни в какую. Предупредили, что из-за него пострадают другие: будут копать по всем направлениям, проверят не только тыловое хозяйство, но и оперов, следствие, участковых. А он, с понтом, отвечает: значит, будем все страдать.

– Коз-зел! Я и то думаю, чего это он с сегодняшнего дня на больничный свалил! Обычно так бывает перед большим шухером. Как только запахнет жареным – сразу в кусты. Ненавижу…

В кармане куртки Игоря запиликал сотовый телефон. Ответить он не успел: «молнию» перекосило, и, когда удалось ее открыть, звонок смолк. Игорь посмотрел на дисплей:

– Номер не определился… Ну и черт с ним! Кому надо – дозвонятся. – Он бросил «трубку» на стол. – Могу я раз в месяц позволить себе по-человечески отдохнуть?

* * *

Квартира Любы была намного шикарнее, чем у Веры. Новая стильная мебель, ковры, в которых нога утопала по самую щиколотку, навороченная бытовая техника. Зайдя в ванную, Фролов невольно присвистнул: и джакузи, и душевую кабинку он раньше видел только на рекламных проспектах да в кино.

– Помойся, я пока ужин сготовлю, – Люба бросила ему толстый махровый халат, по виду – совершенно новый, и закрыла дверь.

Семен принял душ, побоявшись, что может не совладать с более сложной сантехникой. Долго разглядывал многочисленные тюбики и баночки с гелями и кремами, но экспериментировать не стал, воспользовался привычным мылом, а на голову употребил одноразовую упаковку шампуня против перхоти, завалявшегося среди многочисленных флаконов с более дорогими и редкими марками.

После душа возникла проблема с носками.

О том, чтобы их снова одеть, не могло быть и речи, а две запасные пары остались в деревенском доме. Никаких веревок для просушки белья в ванной натянуто не было, змеевик трубы отопления скрывал декоративный кожух. Злясь, что дверь ванной не запирается изнутри, Фролов быстро простирнул носки в раковине и принялся сушить их мощным феном, найденном в одном из шкафчиков. Дело продвигалось медленно, Семен нервничал, но Люба не торопила и не лезла посмотреть, чем он занимается. Если и слышала из кухни шум электромоторчика, то, видимо, решила, что гость пользуется прибором по основному назначению. Когда предметы туалета оказались доведенными до приемлемой степени сухости, он спрятал их в карман халата, рассчитывая позже пристроить их где-нибудь на батарее в комнате.

Люба хлопотала у плиты. Услышав за спиной шаги, обернулась и дежурно улыбнулась, потом снова обернулась и посмотрела более внимательно:

– Господи, что у тебя с головой? Сказал бы, я бы помогла. Думала: чего ты там застрял? Не умеешь пользоваться, да?

Занятый процессом стирки и сушки, Фролов совсем забыл о прическе.

– Да, – он пригладил всклокоченные волосы.

– Ладно, тут почти все готово. Пусть немного постоит, а я тоже по-быстрому ополоснусь. Потом поедим, ага? Посиди пока в комнате…

Комнат было две, спальня и гостиная. Развалившись на диване, Фролов включил телевизор, пробежался по каналам, отыскивая криминальные новости. Новостей не нашлось, но какое-то время он смотрел транслируемое по кабельному ТВ ток-шоу «Дилетантское следствие», привлеченный злободневной темой передачи: «Вл. И. Ленин и Дж. Ф. Кеннеди: кто направил пули убийцы. Заговор спецслужб или жертвы одного маньяка-одиночки?». Довольно скоро Фролов начал зевать, а потом и вовсе «лентяйка» выскользнула из руки, но прежде, чем заснуть, он успел переключить канал с познавательного на музыкальный.

Сон был недолог. Проснулся Семен оттого, , что в ванной перестала шуметь вода. Встрепенулся, подобрал с ковра пульт ДУ и одновременно заметил пепельницу, задвинутую глубоко под диван. Точно такие же стояли в кафе, где Люба работала – круглые, из полупрозрачного толстого пластика, с рекламой финской водки на гладких боках. Даже окурки тонких коричневых сигар казались идентичными.

Все правильно, Вера с самого начала говорила, что с бородатым бандитом барменшу связывают отношения. Наверное, и квартиру он же обставил. Или не стал бы тратиться? Интересно, стоимость такого интерьера для него большая сумма или мелочь на карманные расходы?

«Ты – не Ди Каприо», – повторил он мысленно строчку из навязшей на зубах песни. Хорошо, хоть переночевать пустили.

Люба вышла из ванной и быстро сервировала стол. Она не смыла, наоборот, обновила косметику, была одета в короткий, с высокими разрезами по бокам, узкий балахон из волнующего полупрозрачного материала, так что Семен следил за ее движениями с замирающим сердцем и думал: «Зачем ей колготки? Ведь жарко…»

Немного позже, когда принялись за еду и сидели друг напротив друга, он по-прежнему на диване, она – в глубоком кресле, он разглядел что на ней не колготки, а чулки, и вихрь мыслей взметнулся в голове, но этим дело и ограничилось. Несомненно, Люба все поняла, но виду не подала и сама, естественно, активность проявлять не стала. Семен же, сколько ни повторял мысленно, что все женщины одинаковы и, вне зависимости от благосостояния, не устоят перед мужчиной, и что она, пустив его в гости, такой вариант предусматривала, все равно остался сидеть и только сосал из высокого стакана розовое вино, негодуя на свою нерешительность.

– Посуду завтра помоем, – Люба легко вспорхнула из кресла, исчезла в темной спальне и вернулась, неся комплект постельного белья в полиэтиленовой упаковке. – Постелешь себе сам? Если будет тесно, диван можешь разложить. Телевизор смотри, сколько хочешь, мне не мешает. В шкафчике над раковиной найдешь зубную щетку, ей никто не пользовался. Тебе завтра рано вставать? На сколько поставить будильник?

– Нет, – сказал Фролов деревянным голосом. – Я не спешу.

Три минуты, которые Люба провела в ванной, Семен отчаянно думал, каким образом задержать ее в своем обществе. Рецепт был прост: остроумно пошутить, потом рассказать байку, которая привлечет внимание, а далее, путем намеков и комплиментов, выяснить отношение к усугублению знакомства. Да, собственно, что выяснять, и так все ясно! Надо брать быка за рога и проявлять себя в мужской ипостаси.

– Спокойной ночи, – пожелала Люба, проходя мимо.

– Спокойной ночи, – кивнул Семен и разом проглотил остатки итальянской бормотухи. Дверь в спальню закрылась.

10

Игорь вернулся из уборной, и Волгин указал ему на сотовый телефон:

– Надо было брать с собой. Тебе опять звонили.

– Кому это я понадобился? И снова номер не определился.

– Жена не может искать?

– Я предупреждал, что задержусь. – Тем не менее Игорь перезвонил домой, выяснил, что у него в тылу все спокойно, и взялся за графин. – Еще?

– Никогда. Как ты можешь пить эту гадость?

– Была бы твердая – грыз. Представляешь, как мы влипли на днях? Работали по одной интересной теме, там выходы – на самый верх. Получили информацию, что один адвокатишка хранит дома патроны, получили санкцию на обыск – и к нему. Все по закону, понятых в квартиру перед собой запустили, никакого спецназа, обращаемся с ним исключительно на «вы» и по имени-отчеству. Я даже галстук по такому случаю повязал. Хата – нам и не снилось. Один коврик для кошки стоит больше, чем моя годовая зарплата. На адвоката без слез не взглянешь. Синеет, краснеет, глотает валидол упаковками, а бумагу с постановлением вверх ногами держит и возмущается, что роспись прокурора прочитать не может. Пять минут пошуровали – и нашли. Одних «маслят» для АКМа триста штук, магазины к «Макарову», лазерные прицелы, глушаки. Начинаем оформлять, и тут выясняется самое интересное. Все это хозяйство не его, а жены. Она весь обыск вокруг нас ходила, держалась получше муженька, но молчала, стерва. Я думал – чего такая спокойная?

– У нее есть справка из дурдома?

– Не угадал. Она работает в одном из районных судов. Как понимаешь, не уборщицей. Естественно, городская коллегия привлечь ее не разрешила. В результате – местным ребятам «глухарь» повесили по хранению оружия, на нас – дело возбудили за превышение власти. Мы, мол, все заранее знали и учинили провокацию против нее. Даже мотив какой-то нашли, типа того, что она когда-то оперативника осудила, а мы решили отомстить.

– Дело на вас прекратят, ни малейшей перспективы нет.

– Я и сам прекрасно это понимаю, но веселее не становится. Последний перл выдали – хотят ознакомиться с делом оперативной разработки, проверить, какие у нас были основания обыск просить. Подозревают, наверное, что мы весь этот арсенал в карманах принесли и подбросили. Не один, не два патрона – три сотни одних лишь автоматных. А то, что Немезида эта по совместительству юрисконсультом в одном сомнительном СП, которое как раз на ее территории расположено, подрабатывает – никого не волнует. Кстати, через два дня после обыска она в командировку за границу улетела, вопросы бизнеса решать.

– Наш вечный вопрос: а судьи кто? Все в мире относительно. Ты вот ею возмущаешься, а она сейчас, может быть, в компании подруг про тебя вспоминает. Представляешь, какими словами? И никто ее не убедит, что она виновата.

– Спасибо, утешил.

– Давно пора было привыкнуть. Ты сколько лет в органах?

– Последнее время наша работа мне все больше напоминает шахматный турнир.

– Крайне меткое сравнение. Главное, оригинальное.

– Мы играем, а правила все время меняются, только нас об этом предупреждают в последний момент. То пешки отберут, то короля буквой "Г" ходить заставят, а ферзя к доске пришпандорят из-за отсутствия финансирования. При этом правила меняются только в отношении нас. Зрители стоят над душой и возмущаются: «Ты до сих пор не можешь выиграть? И за что вам только деньги платят! Конем ходи, деревня», а противник норовит огреть доской по голове, когда удается его одолеть, и, если не ответишь ему тем же, победу выпустишь из рук. Только отвечать надо, когда арбитр отвернется, а то дисквалифицируют за нeспортивное поведение. Лет на семь-десять.

– Еще добавь, что руководство шахматной федерации, вместо того, чтоб регулировать игру, увлеклось превращением Старых Васюков в Нью-Москву.

– А разве не так?

– Игорь, у нас разговор ни о чем. Напоминает кухонные посиделки семидесятых годов, когда под радио и портвейн «Три семерки» переживали за родину. Никто за доску нас не гнал, игру выбрали сами. Помнишь главное правило? Взялся – ходи.

Волгин оценил оставшееся в графине:

– Чувствую, не хватит. Еще две рюмки, и я за руль не сяду, а бросать машину здесь не хочется. Меня, конечно, уважают, но колеса снять не погнушаются. Если время тебе позволяет, предлагаю переместиться ко мне домой. Когда еще встретимся?

– Поехали, – махнув рукой, Игорь разделил остатки водки. – Шоу должно продолжаться…

Фролов уснуть не мог. Ворочался, скручивая нагретую простыню в жгут, взбивал подушки. Мстительно затушив хабарик о сигарные окурки в пепельнице, тут же хватался за пачку и щелкал зажигалкой.

Вера осталась в прошлом. Недалеком, но ушедшем, хотелось верить, навсегда. В том прошлом, где были выстрелы и страх, где было много унижений и ошибок, но ни грамма удачи.

В очередной раз он представил, как входит в спальню. Люба, наверное, спит. Он пристраивается рядом, начинает ее гладить и целовать, и…

Она страстно отвечает, хрипло спрашивая: «Сколько тебя можно ждать?» Или бьет его в печень, вскакивает, прикрываясь подушкой, включает свет и поднимает хай на весь двор?

Фролов пытался себя убедить, что возможен только первый вариант. В крайнем случае, нечто нейтральное, но никак не мордобой с позорным изгнанием.

Не убеждался. Опыт последних дней ехидно подсказывал, что все пройдет по худшему сценарию, и в тот момент, когда его предадут анафеме, завалится бородатый бандит. Непременно пьяный и с кодлой друзей, для которых замочить соблазнителя – как переспать с проституткой. Вполне привычно и приятно, но с нервным привкусом возможных осложнений. Если сильно не повезет – осложнений смертельных, вроде СПИДа в лице правоохранительных органов.

При мыслях о бородатом запал у Фролова гас, но ненадолго. Наверное, девушка знает, когда ждать визита ухажера, и сегодня он не заявится точно. Стала бы она подставлять свою шею, пустив в квартиру постороннего! Наверное, у них строгий график встреч, или он вообще здесь не бывает, или они банально поссорились. Разругался же он с Верой, хотя всего пару дней назад помыслить об этом не мог! Так и они – поцапались из-за бриллиантового колье. Она хотела новое, он подарил – с убитой женшины. Теперь он не придет, она тоскует и хочет отвлечься…

Очередной раз крутанувшись с правого бока на левый, Семен замер: дверь спальни была призывно открыта. Он не слышал, когда она отворилась, но факт оставался фактом, не допускающим двоякого толкования: его, безусловно, ждали. В темноте белели боковина кровати и вытянутое девичье тело, укрытое одной лишь легкой простыней. Люба провела ладонью по бедру, а потом рука поднялась, изогнулась невыразимо красивым, призывающим жестом и исчезла из поля зрения.

Фролов услышал – и не поверил своим ушам:

– Сколько тебя можно ждать?

Голос прозвучал обыденно, без намека на возбуждающую хрипоту, с которой иногда разговаривали в фильмах и о которой вспоминал Славка, показывая фотографии подруг. Хуже того – в нем прозвучали нотки разбитной доярки Люси, с которой на сеновале перебывала вся взрослая половина деревни и с которой сам Фролов лишился невинности, о чем крайне не любил вспоминать.

Для Фролова эти слова были подобны звону райских колокольчиков.

Он встал, одернул трусы и в спальню прошел на цыпочках…

…За окном занимался рассвет.

– Вера тебя хвалила, – сказала Люба; она сидела, прислонившись к спинке кровати, и гладила по волосам Семена, который лежал, свернувшись калачиком, слегка поперек матраса, опершись босыми пятками в стенку, а макушку пристроив на Любином животе. – Но я не думала, что ты настолько хорош.

Вы с ней это обсуждали? – Фролов открыл один глаз.

– А что тут такого? Понимаю, если б ты геем был, тогда неприлично.

– Тебе правда понравилось?

– Глупенький…

Язык Фролова жег вопрос, задать который он не решался. Но ведь если она с Веркой обсуждала такие проблемы, то почему теперь, после того что случилось, нельзя спросить? Он напрягся и выдал:

– А… тот?

Сказал и замер, дышать перестал, ожидая уточнения: «Который?» и, может быть, отповеди.

Люба его поняла, усмехнулась беззвучно и провела рукой по волосам еще нежнее:

– Ты лучше.

– Спасибо.

Три часа назад колокольчики не наврали – он, действительно, оказался в раю, а их малиновый звон обернулся маршем победы.

– Скажи, ты воевал в Чечне?

– Это что-то меняет?

– Нет, но просто интересно. Я был в хозяйственной роте. Если честно, то не рвался туда, где стреляют. Подальше от начальства – ближе к кухне.

– Правильно. А что случилось у Веры в квартире?

Идиллия кончилась. Колокольчики издевательски звякнули – и оборвались. В райских кущах Фролов сорвал запретный плод.

– Ты про это знаешь? – он поднял голову.

Спроси она чуть раньше – и долговременное расстройство подовой системы было бы ему обеспечено.

– Кое-что слышала. В нашем кабаке справляли поминки.

Несмотря на обещание Артема, ночь прошла спокойно. Он даже развязал пленников, позволяя им напиться и справить нужду.

– Сама напросилась, – он чуть ли не извинился, в очередной раз стягивая веревки на запястьях девушки. – Могла бы вести себя спокойно. И прошу тебя, не пытайся больше убежать.

Так и протянули до утра. Они – лежа под разными койками, спиной друг к другу, лицом к стене, он – за столом, почти не прикасаясь к спиртному, проваливаясь в тревожную дремоту и встряхиваясь, чутко слушая посторонние звуки, которые в ночной деревне разносились далеко и должны были оповестить о прибытии непрошенных гостей. Ни плющить Перекатникова, ни насиловать сестру Артем не стал. Для первого не возникало повода, второе даже Казначею казалось не правильным.

Больше всего он боялся, что Фролова арестовали, что он дал показания и нарисовал группе захвата схему убежища. При таких обстоятельствах и самому крутому спецназу придется несладко – шум мотора слышен за несколько километров, собаки разбрешутся, не дадут чужакам подойти незаметно, вокруг пустые строения, река… При первом признаке тревоги Артем готов был дать деру, но – обошлось.

Накануне вечером он не смог уехать в город – отменили электричку. То ли провод где оборвался, то ли шахтеры вышли на рельсы – никто толком не знал. Несколько человек, изрядно подогретых спиртным, осадили кирпичный «скворечник» билетной кассы и хотели разнести стекла, но к ним, на свое несчастье, приблизился Казначей. Он вел себя мирно, хотел поинтересоваться расписанием на следующий день и отвалить, но кому-то его лицо показалось вызывающим, и последовала простая, без лишних затей, заводка.

– Он не местный! – крикнул кто-то из самых сопливых, и хотя все в толпе были дачниками, приехавшими на дачный сезон из разных городов, Казначея сбили на землю и потоптали ногами.

Он крутился, как мог, чтобы уйти от ударов, но о реальном противодействии не помышлял. Один на один, Казначей еще мог бы перемахнуться, но противников было с полдюжины, к тому же волю к победе парализовывала и непривычная обстановка, в которой он очутился.

Извиваясь в пыли, Артем не вспомнил о гранате, спрятанной на дне сумки. Вид зажатой в ладони «лимонки», вкупе с решительным лицом и уверенным голосом, мог обратить в бегство и не такую толпу, но…

Ни гранаты, ни характера никто не увидел, а потому вальс продолжался. Тетя-кассир, отважно высунувшаяся из своего окошка с криком «Немедленно прекратите, а то милицию позову!», ситуацию не изменила. Ближайшее отделение располагалось верстах в десяти, а когда милиционеры последний раз приезжали в поселок, не вспомнили бы и аксакалы.

Безобразие пресек папаша одного из драчунов, человек, очевидно, почтенный и не из робкого десятка. Толпа рассосалась. Мужик помог Казначею подняться, назвал мудаком и, не претендуя на благодарность, растворился в темноте следом за своим отпрыском.

Артем поплелся на дачу, переживая, что мог лишиться всех денег.

Недалеко от участка попался Антоныч, бодро топавший в попутном направлении.

– Моя спать улеглась. Храпит так, что на луне слышно, вот я и решил прогуляться, – сказал отставной вояка с намеком на халявную выпивку.

Темнота мешала ему рассмотреть побои Казначея.

– Валентин уехал. Я один остался, на поезд опоздал, – сказал Артем, останавливаясь так, чтобы загородить калитку. – Водки больше нет. Кончилась вся.

Он представил, что было бы, если б он уехал, а настырный сосед завалился в гости и нашел пленников.

– Совсем?

– Абсолютно.

Антоныч не верил. Стоял и пялился на Казначея строгим взглядом, но, похоже, не разбирал ни черта, не соврал Перекатников о его зрении.

– Я устал и хочу спать. До свидания, – Артем добавил в голос металла и был уже готов спровадить нахала более действенным методом, но тот вдруг молча развернулся и ушел.

«Хорошо, что у этих придурков не хватило смелости закричать, – подумал Казначей, подходя к дому. – Наверняка ведь слышали наши голоса»…

…Утром он ушел, спеша на одиннадцатичасовую электричку. Пленников оставил связанными, пообещал вернуться после обеда – и если вчера они не поверили, то теперь слушали со страхом в глазах.

На перроне был в 10.45. Неподалеку вертелся один из вчерашних обидчиков, больше пассажиров не было, что Казначея слегка озадачило. Тем не менее, убедившись, что враг его не узнал или просто не помнит случившегося, тихариться не стал, занял скамейку и приготовился ждать.

Начинающийся день обещал выдаться жарким – и по погоде, и по событиям.

Никто из тех, кому в них предстояло участвовать, об этом не зал.

Разве что Казначей догадывался. Но и он, щурясь под утренним солнцем, предполагал другую концовку.

11

– Справляли поминки? – Фролов похолодел. – Они что… с этим?

На последнем слове голос сорвался. Люба рассмеялась так беззаботно, что у Семена от сердца слегка отлегло.

– Ты имеешь в виду Сашу Графова, Дракулу? Конечно, нет! По-твоему, все бандиты в городе из его бригады? Нет, они были из другой группировки, но в их мире все так переплетено, что они знают друг друга. Об этом не принято спрашивать, и я не хочу знать, кто стрелял, за что, но ты мне просто скажи: это случилось из-за Веры?

Фролов не знал, как поступить. Прыгнуть в штаны и сбежать из квартиры? Куда? Если б она хотела его заложить, то сотню раз могла успеть это сделать.

– Не хочешь, можешь не отвечать. Извини, что спросила.

– Да нет, ничего, – запротестовал Семен. В конце концов, что лишнего он может ляпнуть? Она и так все знает. Но лучше, наверное, не говорить, что он вступился за бывшую любовницу – нынешней подруге это вряд ли понравится, ведь женщины такие мстительные.

– Вера там была ни при чем, – начал он осторожно, припоминая, как учил Казначей. – Разборка вышла из-за денег. Эти трое решили, что мы им что-то должны, назначили срок, а когда с деньгами не вышло, стали размахивать пистолетом. Пришлось защищаться. Подрались, нам повезло, удалось отобрать ствол.

– Быстрый и мертвый, – улыбнулась Люба, и напрасно Семен не видел в этот момент ее лица: предложив версию Казначея, он совершил ошибку.

Лучше б не врал…

– Что?

– Кино такое было. Ковбойское. Один ковбой быстрый, другой – мертвый.

– Да, там такое кино получилось! А как ты этого, бородатого, назвала?

– Сашу? Дракула. Граф Дракула. Александр Графов.

– Ты ему…

– Нет, я про тебя ничего ему не скажу. Честное слово, – перебила Люба решительным тоном, которому Семен сразу поверил. – У нас сложные отношения, так что можешь не переживать.

Подумав, Семен поцеловал Любу в живот. Потом еще и еще, потом выше и ниже. Перестал тереть пятки о стену, развернулся, оказавшись сверху – и через некоторое время произошло то, что и должно было случиться. Люба вымотала все его силы. – Ты – самая хорошая. Я тебя люблю, – прошептал он, засыпая с улыбкой на лице.

Некоторое время она лежала, прислушиваясь к его дыханию. Лицо ее было напряженно. Выждав достаточно, переложила руку Семена со своей груди на подушку и тихо встала.

Плотно затворив дверь, девушка присела на диван в гостиной. Прошло минут пять, прежде чем она двинулась дальше. Прихватив трубку комнатного радиотелефона, устроилась в ванной и, под прикрытием душа, включенного на полную мощность, нажала нужные кнопки.

Ждать ответа пришлось долго. Девушка нервничала, поглядывала на дверь, но связь не обрывала. Она была достаточно опытна, чтобы знать: при таком напоре воды подслушать из коридора невозможно, а если Фролов и застукает ее с телефоном в руках, она сумеет отвертеться. Плохо, что не подумала обыскать его вещи. Но не такой же он дурак, чтобы болтаться с «мокрым» стволом!

– Ну? – Мембрана четко передала сквозившее в заспанном голосе недовольство.

– Я тебе весь вечер дозвониться не могла… – отвернувшись от двери и подставив ко рту ладошку, быстро заговорила Люба.

…Когда Фролов проснулся и, понежившись, изволил встать с кровати, девушка смотрела на кухне маленький телевизор.

– Это я тебя разбудила?

– Нет, можешь сделать погромче. Она прибавила звук.

– Такая интересная передача. Можно, я досмотрю?

На подиуме дефилировали тощие манекенщицы, одетые непонятно во что. Семена такие не привлекали, хотя Славка в свое время и уверял, что «сухие дрова жарче горят».

– Неужели тебе это нравится?

– Красиво…

Фролов подсел к девушке, обнял за плечи. Смотрел на экран, ничего не понимая. Чувствовал, как возбуждается от ее дыхания.

– Подожди, – она мягко избавилась от его навязчивой руки. – Ты можешь сходить в магазин? У нас кончился хлеб.

– Кончился? Мне казалось, что вчера было много.

– Посмотри, если не веришь.

– Конечно, схожу.

– Здесь недалеко, через дорогу перейти… Подожди, я тебе дам спортивный костюм, чтобы долго не одеваться.

Красно-черный «Адидас» пришелся ему впору.

– У тебя склад, что ли? – спросил Фролов, красуясь перед зеркалом. – Что ни дашь, все новое.

– Зачем старье копить?

– Я быстро.

Закрыв за ним дверь, Люба вернулась на кухню и принялась готовить завтрак на одного человека.

* * *

Обсуждение как шахматных, так и прочих проблем достигло апогея к двум часам ночи. Потом голоса ораторов стали терять внятность, а мысли – силу и гибкость. Какое-то время под аккомпанемент радио еще было слышно звяканье стекла о хрусталь и царапанье железа по фарфору, но вскоре и эти звуки стали повторяться все реже, а ровно в четыре Сергей добрался до своей кровати и попытался заснуть, не обращая внимания на храп Игоря, оккупировавшего «гостевой» диван. Закрывая глаза, он начинал падать в пропасть, судорожно их раскрыв, он видел раскрутившийся комнатный потолок с приплясывающими люстрами.

Такого не было уже давно.

«Однако я нажрался», – решил Сергей и, устроившись на правом боку, попытался взять себя в руки.

…Телефон звонил немилосердно. Волгин ответил, не вдаваясь в подробности, кого-то обматерил и бросил трубку, намереваясь зарыться под подушку и досмотреть сон, но мерзкий аппарат не умолкал. Сергей хотел вырвать розетку, а утром – разнести АТС, но встрепенулся и, оторвавшись от кровати сообразил, что разговаривал во сне.

Часы показывали начало восьмого. Босиком, поеживаясь, он дошлепал до телефона:

–Да.

– Доброе утро!

– Утро добрым не бывает.

– Помощник дежурного по Северному РУВД Кириков. Мне нужен Волгин.

Голос сержанта звучал жизнерадостно. Не иначе – спешит поздравить с повышением или прознал о выигрыше в лотерее. Помдежи – они такие. Все про всех знают, хотя и работают, не покидая дежурки.

Сергей прочистил горло:

– Он слушает.

– Тревога у нас. Сбор личного состава.

– Какая тревога? Вчера ж никто не предупреждал!

– Проверяющий из главка приехал, – сержант понизил голос.

– Да что они там… все… е…?

– В общем, я вам передал, – привыкший разносить дурные вести, помдеж не позволял вовлечь себя в дискуссию. – Отмечаю! А вы – продублируйте остальным по схеме оповещения. Проверяющий пообещал, что если соберется меньше трех четвертей личного состава, то завтра он опять объявит тревогу.

– Лучше б зарплату вовремя платили! – Волгин хрястнул трубкой по аппарату и пошел к аптечке глотать цитрамон.

Удивительно, но Игорь тоже проснулся и выглядел гораздо более свежим.

– Ну и чего ты вскочил? Можешь дрыхнуть, рожа министерская! – Волгин показал ему кулак.

– Сам виноват, не фиг было отвечать. А теперь придется ехать. Я же предупреждал, что под Сиволапова копают. Вот и началось…

– Порадуйся, порадуйся! – Сергей разжевал вторую таблетку.

– Сделать гадость – всегда ра…

Договорить не успел – перебивая хозяина, подал голос сотовый телефон. Волгин посмотрел на него мстительно, Игорь – с ненавистью и подозрением.

– Вас тоже вызывают, сэр!

– Нас-то за что? Мы же Сивого сами разрабатываем!

– Долго ковыряетесь, вот и решили поторопить.

– Может, отключить? – Игорь поднял невесомую «Нокиа».

– А если жена разыскивает?

– Мы ж ей вроде ночью звонили?

– Я лично не помню.

– Вот дьявол…– Игорь нажал кнопку приема и произнес слегка измененным голосом, чтобы можно было потом отвертеться: – Ну?

По мере того, как изменялось выражение лица коллеги, Волгин понял, что ему звонит не дежурный и не жена, что новости важные и связаны с работой. Когда Игорь, массируя затылок, принялся инструктировать собеседника, он догадался, что в расставленные сети попался Казначей. Или второй, до сих пор не установленный.

– У нас машина есть? – зачем-то уточнил Игорь, прикрыв микрофон ладонью.

– Есть. Но с шофером – беда. Напился, как сапожник.

– Будем через тридцать минут.

Игорь бросил мобильник на диван и с силой выдохнул. Резко встал, поморщившись от головной боли; выглянул в окно и развернулся к Сергею, скрестив сначала руки на груди, а потом уперев их в бока:

– Ну, ты все понял?

– По-твоему, я знаю язык пантомимы?

– Бандиты назначили встречу!

– Ватсон, давайте их поймаем. У меня есть хлыст.

– А у меня – револьвер. Семен сейчас дома у моего человека. Спит. Представляешь, это она вчера весь вечер мне названивала.

– Я догадался. Семен – это…

– Второй. Но брать его в квартире нельзя, засветим источник. Когда он проснется, она отправит его за хлебом.

– Как мы его опознаем, по описанию? Так можно полгорода пересажать. Тем более, мы в таком состоянии…

– Он будет в буденновке и с парашютом. Не переживай, разглядим. Я, конечно, мог бы попросить ее перефотографировать паспорт, но это неинтересно, теряется вся интрига.

– Пистолет у него с собой?

– Она забыла посмотреть, но вряд ли. Если он вооружится, когда станет уходить, она перезвонит. Ну что, погнали? Окропим снежок красненьким!

– Маловато нас. Если он побежит, я вряд ли его догоню. А стрелять, даже по ногам, оснований нет никаких.

– Кого ты найдешь? Твои все или на тревогу летят, как раз в дороге должны быть сейчас, или шнуры телефонные повырывали. Мои, из тех, кого я мог бы пригласить, на операции заняты, добивают то, что мы вчера не успели. А «посторонних» звать – себе дороже обойдется. Да и времени нет. Погнали, да?

– Подожди, обрадую дежурного. Ведь не поверит, подлец: решит, что я от сбора отлыниваю…

* * *

Электричка вовремя не пришла. Не было ее и через десять минут, после чего Казначей, сопоставив этот факт с отсутствием пассажиров, прошел к билетной кассе.

Окошко было закрыто. После долгого стука высунулась та же тетка, которая вечером пыталась остановить драку.

– Чего хулиганишь? Билет уже купил, чего еще надо?

– Поезд хочу.

– Не видишь, объявление висит? По выходным утренний отменяется.

– Вчера вечернего не было…

– И завтра не будет! – Амбразура захлопнулась.

Казначей вернулся к столбу, на котором висел выбеленный дождями и солнцем стенд с расписанием движения электропоездов. Действительно, внесены свежие изменения, специальный листочек подколот с нечитаемыми каракулями. Где вчера его глаза были?

Синяки и боль в ребрах не позволяли забыть о происшедшем, а шорох за спиной заставил вздрогнуть и развернуться. Поблизости отирался тот самый гопник в рубахе апаш и драных джинсах, который махал ногами вчера, а несколько минут назад кого-то ждал на перроне. Просунув большие пальцы рук в петли на поясе штанов, он стоял с независимым видом, вроде как читал объявления о продаже дачных участков, в то же время косясь на Казначея. Когда они встретились взглядами, он дернул носом и спросил, без особого, впрочем, наезда:

– Чего надо?

– Ничего, – Артем постарался как можно более миролюбиво пожать плечами, – Просто стою.

– Вот и стой, – не чувствуя себя достаточно могучим, чтобы затеять свару, но и не желая терять лицо перед чужаком, гопник выждал несколько минут, а потом с достоинством спустился по откосу на дорогу и запылил в сторону деревни, поддевая ногами мелкие камни и время от времени оборачиваясь.

Наверное, Казначей бы с ним справился, но предстояло еще три с лишним часа ждать электричку, а за это время местные хулиганы, собравшись в стаю, могли сто раз вернуться и отомстить.

Сойдя под платформу, Казначей достал из сумки гранату и, при помощи обрывков веревки и носового платка, закрепил ее под штанами, в паху. Кто-то ему говорил, что так делают зеки, пряча от шмона заточки и другой холодняк. Конечно, неудобно ходить и страшно за свои причиндалы, быстро не достанешь и не воспользуешься, но в крайней ситуации может спасти – ведь при обычном досмотре там никто, как правило, не шарит.

12

– Сволочь этот ваш Семен, – Игорь приложился к бутылке «Байкала». – Сколько времени уже здесь дохнем?

– Давненько. Ничего, ожидание праздника…

– Зато успели бы выспаться.

– Это ты бы спал, а я бы – с «тревожным чемоданчиком» по плацу маршировал. Или отрабатывал вводную «атака террористов на штаб РУВД».

Сидели в «ауди» Волгина, запарковав машину таким образом, чтобы просматривался и подъезд Любы, и магазин, расположенный метрах в стах от ее дома. Не самое удобное место для задержания, но с учетом сил, задействованных в операции по поимке особо опасного преступника, наиболее оптимальное.

– В квартире брать нельзя – а так он, по-твоему, не догадается?

– Обставимся как-нибудь. Ей, собственно, на него наплевать, она больше переживает, чтобы бандюки не пронюхали. Они ведь его не меньше нашего ищут, узнают, что нам парня сдала – голову оторвут.

Игорь помолчал, обдумывая не самые приятные слова, которые один старый опер может сказать другому немолодому, вздохнул и все-таки сказал:

– Тебя учить не надо, но… Постарайся, чтобы никто из твоих об этом не узнал, хорошо? Не дай Бог, что-нибудь просочится, и будет полный звиздец. И девке, и всей нашей разработке на Дракулу.

– Я понимаю. Хочешь, можешь меня застрелить.

– Давно бы шлепнул, но с кем же тогда пить стану? Вот он!

– Который?

– В красном кимоно. Не туда, балда, смотришь, на второй подъезд глаза разуй!

– Вижу. Не гоношись, разберемся… Черно-красный спортивный костюм Фролова был заметен издалека. Семен шел, сунув руки в карманы куртки, и Игоря это смутило:

– Смотри, как держится. Может быть вооружен. Вдруг она не смогла позвонить?

– Сейчас-то ей кто мешает?

Игорь наклонился ближе к ветровому стеклу:

– Эх, люблю я эту работенку! Я вчера про шахматы говорил?

– Половину ночи, и во сне кричал.

– Забудь! То не я, то мой дурной характер выступал. Знаешь, даже если у нас зарплату вовсе отменят, а за выход на работу будут с нас деньги снимать, ради таких вот минут я подумаю, где их украсть. Зашел в магазин! Так, поехали потихоньку… Не торопись, успеваем.

Развернувшись, Волгин остановил машину у тротуара со стороны торгового модуля с вывеской «Продукты 24 часа». Опять круглосуточный магазин! Лишь бы здесь стрельбу не открыл, столько народу положить может. Или прикроется кем-нибудь… О чем он сейчас думает? Ему ведь должно казаться, что все его ищут, следят за ним, бегут звонить «02». Настолько уверен в своей безнаказанности? Или просто тупое животное, живущее одним часом и тремя инстинктами: перепихнуться, пожрать и нагадить?

Вышли из машины, закурили, смешались с толпой на остановке. Волгин вспомнил, как пару лет назад, в аналогичной ситуации, вышел «голосовать», и всем водителям остановившихся машин предлагал отвезти его в обратную сторону и за очень смешные деньги. Никто, естественно, не соглашался, что позволяло долгое время мозолить глаза преступнику, не привлекая его внимания. Спешить было нельзя, готовились спеленать парня, владеющего солидным арсеналом и умеющего им пользоваться. Не сомневались – откроет стрельбу при любом подозрении, так что приходилось выжидать удобного момента. Маскировались, кто как мог. Волгин «голосовал», считая свое прикрытие одним из наиболее удачных, потихоньку приближался к преступнику – и надо же было нарваться на такого водилу: «В аэропорт за тридцатку? Легко! Вообще денег нет? Все равно поехали, хоть поговорим по дороге…» Чуть не сорвал мероприятие, но обошлось, задержали злодея. Позже выяснилось, что парень – не педик и не сообщник убийцы, обкатывал новую тачку, а по причине общительного характера был рад любому пассажиру…

– Готовится выйти, – шепнул Игорь. – Вышел!

– Теперь мы знаем его в лицо, – отозвался Волгин. – Предлагаю сейчас не трогать. Задержим вечером, как положено с собаками и понятыми.

– Раз, два… Давай!

– Надеюсь, он не судья и не депутат. – Не торопясь, мотивированно Волгин отделился от толпы и стал нагонять Фролова, стараясь держаться строго позади и смотреть рассеянно, фиксируя фигуру целиком, не акцентируясь на деталях, не царапая черно-красную спину взглядом.

Догнать бы его, впаять каблуком с разбега между лопаток, чтобы всю дурь из головы сразу выбить, но нельзя. Не потому, что по закону он еще никто и жесткие меры ничем не оправданны, а из других, более тонких и важных соображений.

Фролова остановили, не дав приблизиться к краю тротуара, чтобы перейти дорогу,

– Минуточку, гражданин! Милиция.

– Что-то случилось?

Он! Никакой ошибки. Такой взгляд ни один актер не сыграет, и ни о каких совпадениях речи идти не может. Это тот, кого они искали.

– Предъявите документы.

– А ваши можно взглянуть?

Волгин махнул ксивой:

– Уголовный розыск. Ничего страшного, обычная проверка. У вас паспорт с собой?

– Паспорт?

Если потянется к карману – придется валить.

В смысле, сбивать с ног. Мало ли, что там запрятано. Не себя жалко – людей. Вон их сколько вокруг начало собираться. Скоро и правозащитник какой-нибудь найдется, начнет речи толкать. Эх, зрители шахматные! И каждый знает, как надо играть.

– А что, обязательно документы с собой таскать? Я всего на минуту за хлебом вышел. Ничего вроде не нарушал. А паспорт дома лежит, могу показать.

– Далеко живете? – вступил в игру Игорь, стоя с правого бока, он фиксировал «основные» руку и ногу.

Тут рядом. Какой адрес?

Вот этот дом! – левой рукой, в которой был зажат пакет с батоном, Фролов указал направление.

– Спокойно. Вы можете его просто назвать?

Фролова начало потряхивать.

Волгин приготовился к опережающему удару. Если преступник надумал сопротивляться, то вспышка последует именно сейчас. Но из такого положения ему не напасть – опера и сами встали грамотно, и его вынудили стоять неудобно. Лишь бы никто из толпы не встрял. Наскочить, конечно, не решатся, но инициировать опасную ситуацию могут. Как же, два жлоба с явными признаками похмелья на лицах, прикрываясь милицейскими корочками, тормозят приличного парня, хотя никто их не звал. Приличного… Все-таки пистолет у него с собой, у этого приличного?

– Что называть-то? – Семен дернул коленкой; не нападение, пока – просто страх. – Я не понимаю, что вам от меня…

– Разве так сложно сказать?

– Сорок вторая квартира.

– Какой этаж?

– Пятый.

– Отродясь ее на пятом не бывало.

Да могу я паспорт показать, могу! Пойдемте, посмотрим. Вы меня совсем с толку сбили своими вопросами.

– Все ясно. В отделении разберемся. Пройдемте.

– Куда?

Волгин всегда восхищался умением Игоря пользоваться наручниками. Из любого положения, на любые запястья он надевал их в считанные секунды. Даже не понятно, откуда он их достает, и почему они оказываются в раскрытом, наиболее удобном к использованию положении.

«Окольцевав» задержанного, Игорь скользнул руками по местам, наиболее часто используемым для ношения оружия. Пусто.

– Может, вы объясните?..

– На парня одного похож, который в розыске. Между прочим, за убийство. Не одно. Капитан, зачитайте арестованному его права!

Пока Фролова вели к машине, никто из зрителей не вступился. Хотя нашелся, как всегда, наиболее грамотный:

– Сами пьяные, а к другим цепляются… Что за страна!

– Сказали, что он в розыске.

– Ага, в розыске! Стал бы он просто так с булкой гулять…

…Фролов запирался недолго. Версия самообороны успеха не возымела, он попытался импровизировать на ходу, запутался еще больше и после того, как Волгин продемонстрировал изъятые у Вована кассеты и огорошил сообщением о том, что Олег, Клюева и Чесноков живы, находятся «при памяти» и дали показания, пошел на попятную. Правда давалась непросто, но постепенно, капля за каплей, облекалась в устную форму, обсуждалась и переносилась на бумагу.

Когда первоначальные объяснения были подписаны и до приезда следователя оставалось несколько свободных минут, Волгин спросил:

– Чего ж ты, придурок, наворотил? Неужели когда воровали оружие, не подумал, чем это может закончиться?

– Так карта легла.

– Не, не согласен. Карты раскладывают люди.

– Значит, время такое.

– Такая отмазка тоже не катит. Ее придумали те, кто во все времена одинаков. Ставя перед собой цель, мы определяем способ действий, необходимый для ее достижения, и выбираем оружие, которое нам может понадобиться. Для кого-то это пистолет, для других – шариковая ручка, токарный станок или деньги… Все что угодно! Сначала мы выбираем оружие, потом оно использует нас. Ты в выборе сильно ошибся.

Когда Фролова увели на допрос к Поперечному, Игорь посмотрел на Волгина с подчеркнутым уважением:

– Ты где научился так людей разводить? Знаешь, я ничего толком не понял, но прозвучало красиво.

– Ну вот, допился до белой горячки. Мы все это ночью обсудили. А начали с твоих шахмат.

– Проклятая водка…

Игорь посмотрел на часы: без четверти три.

– Жена просто убьет. Я обещал теще сегодня с ней на дачу поехать… Обратил внимание, что не звонит никто? Затишье перед бурей. – Договоримся с Поперечным, он выпишет тебе повестку.

– Спасибо, не надо. Меня и так уже по двум прокуратурам таскают, третью родственники не переживут. Что делать-то будем? Что-то не хочется мне в эту деревню тащиться.

– Я тоже сомневаюсь, что Казначей нас дожидается. Но проверять надо – не он, так, может, остальные там до сих пор сшиваются. Самое перспективное – ставить засаду на квартире Ивановой. Если нам еще немножко повезет – а я чувствую, что сегодня наш день, то он туда скоро заявится.

– А ночью у него не было времени?

– Ты невнимательно слушал. Вспомни, что Фролов сказал про расписание, я ведь специально уточнял: два поезда отменили. Так что, скорее всего, наш друг Артем именно сейчас трясется в электричке, торопясь к нам на свидание. Как совершившие подвиг, мы имеем право на самоопределение, поэтому я предлагаю взять на себя городской адрес, а в деревню… Я знаю, кого мы туда отправим. Есть у меня один начальник, который любит свежий воздух и вышибание дверей, а ненавидит проверяющих и совещания.

– Он в этом не одинок.

– Вот мы и предложим ему одно и оградим от второго. Чисто по жизни он должен быть нам благодарен.

Вопрос с Катышевым решился легко. Напрямую Волгин ничего не предлагал, но достаточно было пары намеков, чтобы Бешеный Бык подхватил идею, как можно с пользой для дела укрыться от главковских клерков. Собрав остатки личного состава, не разбежавшиеся после отбоя утренней тревоги, и выбив у тыловиков «Газель» с запасом бензина, Катышев укатил освобождать заложников, а Игорь с Сергеем отправились к подруге Перекатникова.

Они настроились на долгое, вполне возможно – до ночи или утра, сидение в машине или на лестничной клетке, и были удивлены, обнаружив, что в квартире кто-то есть.

– Неужели Артем? Экий он резвый! – Волгин приложился ухом к двери. – Только что ж он так шумит? Паркет снимает?

Некто совсем не скрывал своего присутствия в адресе. Гремел посудой, шумел водой и напевал женским голосом.

Волгин нажал кнопку звонка.

– Здравствуйте. Вы – Ольга?

Миловидная загорелая девушка, приоткрывшая дверь на ширину цепочки, смотрела на мужчин настороженно. Небритые и слегка помятые лица визитеров доверия не вызывали. По крайней мере, с первого взгляда. Может быть, и со второго.

– Ну, я.

– Мы к вам. – Грубой лестью, ссылками на дружбу с Валентином и, наконец, демонстрацией служебных удостоверений лед недоверия удалось поломать.

Гости были впущены в квартиру, а немного позже приглашены и к столу, на чай с вареньем.

– Крепче ничего не предлагаю. Или, наоборот, как раз это надо?

– Нет, перетерпим.

– Я так и не поняла, что все-таки случилось. Только сегодня прилетела с Кипра; рассчитывала дольше там пробыть, но возникли проблемы по бизнесу. Подруга меня вызвонила, уговорила вернуться. Так все-таки что вас сюда привело?

Всей правды решили не говорить. Равно как половины и даже трети. Сочинили вполне безобидную легенду, приукрашенную байками из оперской жизни, и к концу чаепития хозяйка махнула рукой:

– Оставайтесь, сколько вам надо. – Засада должна быть внезапной и беспощадной, как морозы в России. Все знают, когда они должны начаться, но оказываются к ним не готовы, – изрек Игорь, устраиваясь перед телевизором. – Так и в нашей работе. Преступник подозревает, что мы его ищем, но не может догадаться, за какой дверью мы прячемся.

Обозрев убранство комнаты и уделив особое внимание художественному фотопортрету хозяйки, он вздохнул:

– Я бы здесь, конечно, остался на сколько надо, но, во-первых, я человек семейный, а во-вторых, где мы станем прятаться ночью? Комната ведь одна… И попроси девушку шуметь потише, Казначей ведь тоже не глухой.

– Начни с себя и выключи телевизор. Что за барские замашки?

Игорь щелкнул клавишей пульта, пробормотал, что Казначей окажется орешком потверже Фролова и очень быстро задремал. Наверное, снилась ему погоня: он вздрагивал и сжимал кулаки…

Около пяти раздался телефонный звонок. Волгин успел остановить Олыу, метнувшуюся к аппарату, позабыв его наставления.

– Вы еще не приехали. Если надо – перезвоните с моей «трубки», но не занимайте эту линию.

После того, как звонки повторились и продолжались несколько минут, последние сомнения отпали. Волгин растолкал Игоря:

– Он где-то рядом.

– Да? Ну что ж, придет – не уйдет…

Как правило, «прозванивают хаты» из ближайшего таксофона, так что на последние приготовления времени почти не оставалось. Усадив девушку в комнате, опера заняли позиции в коридоре, ширина которого и расположение мебели не позволяли действовать одновременно. Сергей выдвинулся вперед, Игорь с пистолетом наизготовку приготовился его страховать. Последние минуты.

Секунды… Принято считать, что задержание – лишь половина дела. Впереди долгое следствие с допросами, очняками и кропотливой проверкой вещественных доказательств, впереди суд, который может перевернуть все с ног на голову и признать черное белым. Много чего впереди, но звездный час оперативника, то, ради чего остаются на этой работе, – вот он, здесь и сейчас. Короткий, но невероятно упоительный момент истины, яркая точка в конце всего процесса сыска.

Справедливый приговор, конечно, тоже приятен, но он венчает пирамиду следствия и будет не скоро. Как правило, в судебном зале не находится места оперу, разве что среди свидетелей по некоторым делам. Правосудие вершат, не интересуясь его мнением, хотя именно он, как никто другой, знает и преступный мир, и потерпевших, и многое такое, что никогда не отразится в уголовном деле, не говоря о вердикте суда.

В дверь настойчиво позвонили. Раз, второй,третий. Забарабанили кулаком, ногой и снова позвонили. Спустя секунды в скважине провернулся ключ…

Сергей ударил Казначея в челюсть. «Выстрелил» прямым правой, подхватил пошатнувшееся тело и толкнул через ногу, мимо себя, Игорю. Короткий взгляд на лестницу: пусто, никто Артема не ждет. Развернулся, одновременно захлопнув дверь ногой.

Казначей лежал ничком и не шевелился. Игорь, закончив досмотр, выпрямился:

– Пусто.

– Может, там?

Содержимое спортивной сумки вывернули на пол.

– И здесь голяк…

– Не полный дурак, избавился от железа. Казначей застонал, подтянул под себя одну ногу, повернулся на правый бок.

Только потом воссоздали картину случившегося.

Половинкой бритвенного лезвия, спрятанного под швом заднего кармана джинсов, одним отчаянным движением, которого в нормальной обстановке не повторишь, он распорол штаны и выхватил гранату.

Сергей заметил, как в кулаке у задержанного появился бочонок «лимонки», но среагировать уже не успевал, дернулся к лежащему Артему и замер, остановленный истеричным криком:

– Назад, падлы! Порву, блядь, в куски!

– Не суетись, тебя ж осколками первого…

– Мне по хер! По хер, поняли, волки позорные!

Привлеченная криком, снова позабыв наставления, из комнаты высунулась Ольга. Ну кто ее звал!!!

У Сергея потемнело в глазах. Если рванет…

Пистолет не достать, не хватит времени. Игорю проще, у него ствол заткнут за брючной ремень, может успеть пристрелить Казначея прежде, чем тот вырвет кольцо. В его положении сложно управляться с гранатой, надо отвлечь внимание от Игоря…

Поздно.

– Что вы делаете? – вскрикнула Ольга, а в следующий момент вырванное кольцо, описав параболу, ударилось о пол.

Казначей вскочил, занял место в кухонном дверном проеме. Гранату сжимал «окольцованными» за спиной руками.

– Ты – быстро туда!

Движением плеча Казначей указал направление, и Волгин, повинуясь, переместился по коридору, мимо кухни, ближе ко входу в комнату.

– Не нервничай. Хочешь – можешь идти, мы тебя выпустим. Только не разжимай рук…

– Как же, выпустите, знаю я вас… Лицо Артема было страшно. Казалось, он готов взорваться вместе со всеми.

– Не бери на себя лишнего, – продолжал увещевать Игорь. – Фролов у нас, он все нормально рассказал. У вас была самооборона, прокуратура с этим согласна. Тем более что не ты стрелял – так чего дурковать?

Бочком-бочком, Казначей протиснулся вдоль стены коридора к выходу из квартиры. Постоял нa пороге, тряхнул мокрой челкой.

– Лови подарок, козел!

Из положения, в котором он находился, бросить гранату не удалось. Она упала почти ему под юги, чуть перекатилась и замерла. Глаза Казначея расширились. Он отшатнулся, не сводя с нее взгляда.

Волгин бросился вперед. Игорь решил – укрыться в кухне, но Сергей проскочил боковую дверь и оказался перед Казначеем, схватил его за одежду и швырнул, как тренировочный манекен, впечатав поясницей в гранату:

– Н-на!

У Игоря все сжалось внутри. Сколько должен гореть замедлитель? Четыре или пять секунд, а они уже…

– Пусти, я не хочу, – Казначей визжал и отбивался, но Сергей лишь сильнее вжимал его в пол:

– Крепкий, говоришь? Оборона? У тебя, падла, в магазине была оборона?! Мы, бля, щас оба сдохнем, но я тебя не отпущу!

– Нет!

– Да!!! Будешь говорить? Будешь, я тебя спрашиваю?!

– Буду! Это я, я!!!

«Вот и все, – подумал Игорь. – Конец. Кому теперь нужны его признания?»

13

Втроем они сидели за столиком летнего кафе. Игорь поднял первую кружку пива, посмотрел на мир сквозь светлый янтарный напиток и подмигнул своему искаженному отражению:

– Надо чаще встречаться. Последнее время это у нас получается, но только все наши встречи, уж ты, Серега, меня прости, заканчиваются слишком бурно. Не представляешь, какой концерт мне теща устроила после того раза.

– По поводу дачи?

– Нашла и другие.

– Сочувствую…

Выпили. Холодное пиво пошло хорошо. Родионов быстро и аккуратно почистил на тарелку вяленую чехонь:

– Угощайтесь.

– Казначея с Фроловым сегодня арестовали. Артем на допросе дал полный расклад, на «уличной» все показал.

– Знаешь, после такого «раскола», как ты ему устроил… Одного до сих пор не пойму: как ты разглядел, что граната – учебная?

– Жить захочешь – и не такое увидишь, – ответил Волгин, и Родионов кивком его слова подтвердил. – После того, как я в армии один раз чуть не подорвался, привык смотреть внимательно. Хотя в первый момент тоже думал, что настоящая.

– А эти двое ничего не знали?

– Похоже, что нет. Один, «чеченец» хренов, вообще оружия в руках не держал, пока на склад не залез, да и второй – вояка не лучше.

– Сошлись слепой с глухим…

– …а наворотить успели немало. Верка на допросах все отрицает, кремень-девка. Пистолет, который она утопила, до сих пор не нашли. Скоро опять поедем с водолазами реку прочесывать;хорошо, хоть не декабрь сейчас. Зато Перекатников, заложник ихний, всех сдал с потрохами. Кстати, они сами освободились раньше, чем ББ приехал их спасать. Знаешь, что сделал Валентин первым делом после того, как выпутался из веревок?

– К Верке приставать начал?

– Ага.

– Такие, как он, неисправимы и предсказуемы.

– Она ему так врезала по гениталиям, что… Не знаю, кому повезло меньше, ему или Олегу Литовченко.

Выпили. В кружках осталось чуть-чуть.

– Надо брать по второй, – высказал Родионов очевидную вещь.

– Не спеши, нагреется. Сегодня мне эксперт звонил из управления, трассолог. Говорит, по двум нашим убийствам, по Брошке и по расстрелу в квартире, одинаковые следы обуви изъяты. Спрашивал, раскрыто или нет.

– Ну и что? – не понял Игорь. – Отправь парням бумагу с благодарностью, пусть им премию выпишут. Когда еще следы совпадут? А для них это – положительная экспертиза, раскрытие. Эй, чего вы ржете как лошади?

– Не обращай внимания. Это наш местный юмор. Когда захочешь отдохнуть трое суток, но не будет отгулов, или понадобится спрятаться от руководства – обращайся, я подскажу способ.

Волгин нахмурился и поставил кружку:

– Знаете, мужики, я пойду. В следующий раз продолжим.

Он быстро попрощался, перешагнул цепь, огораживающую территорию кафе, и не спеша пошел по набережной, постукивая рукой по гранитному парапету, щурясь от заходящего солнца и немного жалея о том, что не может снять пиджак.

Примечания

1

ППСМ – патрульно-постовая служба милиции.

(обратно)

2

ОУР – отдел уголовного розыска, одно из структурных подразделений районного Управления внутренних дел (РУВД).

(обратно)

3

«Убойщик» – оперуполномоченный уголовного розыска, работающий по линии раскрытия убийств

(обратно)

4

ГСМ – горюче-смазочные материалы

(обратно)

5

УСБ – Управление собственной безопасности, подразделение главка, которое по замыслу создателей, должно вести борьбу с коррупцией и преступностью в милицейских рядах;обладает крайне широким кругом полномочий.

(обратно)

6

СМОБ – служба милиции общественной безопасности: участковые инспектора, дежурные части, ППС и др.

(обратно)

7

Герыч" – героин.

(обратно)

8

«Черное» – раствор ацетилированного опия и его производные, сейчас практически не употребляется, готовился из маковой соломы.

(обратно)

9

«Передознулся»умер от передозировки наркотика.

(обратно)

10

Т.е. возбудит уголовное дело (проф. жаргон).

(обратно)

11

СИЗО – следственный изолятор.

(обратно)

12

«Баян» – шприц (нарк. жаргон).

(обратно)

13

«Чек» – доза, упаковка с героином, обычно делается из. фольги от сигаретной пачки.

(обратно)

14

ОРД – оперативно-розыскная деятельность

(обратно)

15

ОПГ – организованная преступная группировка.

(обратно)

16

Т. е. за совершение мелкого хулиганства – правонарушения, предусмотренного Административным кодексом.

(обратно)

17

В милицию общественной безопасности (МОБ), содержащуюся на средства местного бюджета, входят подразделения патрульно-постовой службы, участковые инспектора (УЙМ), дежурные части, паспортные столы, отделы кадров и пр., в криминальную милицию (KM) – уголовный розыск, подразделения по борьбе с экономическими преступлениями, незаконным оборотом наркотиков, оргпреступностью. КМ финансируется из федерального бюджета, в связи с чем там значительно хуже материальная база, регулярны задержки зарплаты, невыплаты премий, отпускных и т. п.

(обратно)

18

Волгин цитирует фразу из фильма «Секреты Лос-Анджелеса».

(обратно)

19

ОРО – оперативно-розыскное отделение, входит в состав ОУРа, основные задачи: розыск лиц, пропавших без вести и скрывшихся преступников, установление неопознанных трупов.

(обратно)

20

«Несгибайка» – карточка «формы-1», заполняется при выдаче паспорта (мил. сленг).

(обратно)

21

Отдел по борьбе с имущественными преступлениями

(обратно)

22

Мифическая тайная организация, якобы созданная в одном из подразделений МВД с целью физического устранения криминальных авторитетов

(обратно)

Оглавление

ЧТО ДЕЛАТЬ?

  1

  2

  3

  4

КТО ВИНОВАТ?

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

СКОЛЬКО ДАДУТ?

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .