«Доверься врагу»

Сергей Самаров Доверься врагу

Пролог

Почти идеально прямая, с тщательно выровненным тартасфальтом,[1] Си Стрит, не повторяя плавные изгибы берега, тянулась вдоль узкой полосы пляжа с редким красным песком на целых четыре с половиной километра до самого каменного мыса, дальше уже автоматически переходя в асфальтированное шоссе. Двух– и изредка трехэтажные аккуратные дома, гордящиеся своими ухоженными газонами и стрижеными кустами, стояли, как это обычно бывает, только по одну сторону улицы, не загораживая вид на пляж и на солнце. Солнце в Соренто-Кид красиво только на закате, когда оно красным столбом отражается в океане, а потом растворяет этот столб в красном же песке. В дневное время оно белое и жаркое, иногда почти изнуряющее. Нормальное калифорнийское солнце. Но шоколадным любителям пляжного отдыха такое было больше всего по душе. В разгар пляжного сезона сюда, на калифорнийское побережье, съезжалось множество отдыхающих, полностью заполнявших все четыре небольших отеля Соренто-Кид и все близлежащие мотели, которые едва ли кто-то когда-то считал. Но на пляже, как правило, отдыхало не больше половины из приехавших, остальные же, вместе со своими разноцветными пластиковыми досками для серфинга, предпочитали уезжать за каменный мыс, где легче поймать длинную волну, на которой можно кататься и кататься в свое удовольствие. Главное – суметь правильно выбрать подходящую волну и грамотно «оседлать» ее. Большинство приезжих с этим справлялось хорошо, и потому вид серфингиста, катящегося на гребне мимо пляжа, редкостью не был.

Помимо дороги, улицу от пляжа отгораживала узкая полоса пальм, под которыми, вдоль всего тротуара, прямо на мягкой траве были установлены небольшие и легкие скамейки для отдыха. Сиди себе в тени, когда солнце в зените, и любуйся морем. Вид моря всегда успокаивает и вообще действует на человека благотворно. Отдых на скамейках предпочитали пляжному песку пожилые пары, которые выходили на воздух ближе к вечеру, когда было не так жарко.

В этот день было особенно ветрено, бриз приходил с моря под острым углом, потом, отражаемый лесистыми горами, окаймляющими городок, поворачивал вдоль берега в сторону каменного мыса. Общеизвестно, что в такую погоду волна для любителей серфинга бывает особенно хорошей, хотя и довольно опасной. Люди с досками уехали за мыс, чтобы не упустить такой день. Посмотреть на них, поскольку ветер дул с другой стороны и волны шли не от мыса, а в его сторону, отправились и многие из тех, кто сам оседлать на доске волну не решался. И загорающих на пляже было не так много, как обычно.

Моложавый, но седой человек в белом костюме и с непокрытой коротко стриженной головой сидел на одной из скамеек под пальмами, читая газету. Выглядело это не совсем серьезно, потому что ветер газету старался из его рук вырвать. Другой бы давно ушел куда-то в сторону, если уж ему необходимо что-то срочно прочитать. Хотя бы в тихий бар, расположенный неподалеку. Там работал бесшумный кондиционер, всегда несущий прохладный воздух, а от ветра защищали стены. Но седой человек упорно разворачивал страницы и никуда уходить не собирался.

В доме напротив пожилой человек в инвалидной коляске сидел у распахнутого окна второго этажа с биноклем у глаз и постоянно отбрасывал рукой трепыхающуюся на ветру штору. Этот человек проводил перед окном своей спальни почти все свои дневные часы, обычно тратя время на то, чтобы хорошенько рассмотреть загорающих на пляже молоденьких девиц в тонких полосках ткани, заменяющих одежду. Но в такой ветреный день и девиц там оказалось не так много, как обычно, и потому инвалид убивал скуку рассматриванием человека в белом костюме. В принципе такая статичная картина не могла, конечно же, привлекать слишком долгое и пристальное внимание. Но у инвалида была привычка всматриваться в лица людей и пытаться по ним представлять их характер, игрой воображения строить динамичные картины. Так, например, рассматривая на пляже девиц в бикини, инвалид представлял, как изменяются их лица в постели. Еще с тех времен, когда он не был прикован к инвалидной коляске, был неплох собой, состоятелен, весел и очень любил менять подружек, инвалид всегда всматривался в их лица во время секса и даже произвел определенную классификацию лиц, связывая выражение с естественным темпераментом, артистичностью, а случалось, что и со стыдливостью.

Классификацию мужских лиц инвалид никогда не проводил, но воображение у него было богатое, и мысленно смоделировать любую ситуацию он был вполне в состоянии. И решил начать с этого тупого читателя на скамейке.

Человек в белом костюме внешне походил, скорее всего, на мексиканца, если бы не некоторые тонкости. Бинокль не позволял рассмотреть как следует взгляд, но этот мужчина, казалось, обладал взглядом властным и высокомерным, что редко встретишь у мексиканцев, даже весьма состоятельных. Впрочем, определить национальность не слишком сложно, гораздо труднее определить профессию или просто интересы человека. Хорошо было бы узнать, что ищет он в газете с таким упрямством. А ищет, определенно, что-то для себя важное, если ветра не замечает вообще. Что может быть более важным, например, для делового человека, чем сводки с бирж? Но они обычно печатаются на одной странице, а этот страницы перелистывал. Значит, искал что-то другое, если вообще искал, потому что, листая газету, вроде бы и не смотрел в развороты. Вот это и казалось наиболее странным. Представлялось другое. Что этот человек держит газету как опознавательный знак. В таком случае вскоре должна была бы произойти встреча, и инвалид надеялся потешить себя похвалой за проницательность. Когда многого в жизни лишен, даже похвала самому себе служит утешением.

Характерный звук мощного двигателя маленького «Порше 911» заставил инвалида на несколько секунд оторвать глаза от бинокля, оставить человека в белом костюме и его газету в покое и посмотреть на другой конец дороги. Звук приближался стремительно. Черная лупоглазая машина неслась на скорости, многократно превышающей допустимую для этой дороги, но тартасфальтовое покрытие словно просило не проехать по нему, а пролететь, и водители не могли отказать себе в этом удовольствии.

Ну, проедет мимо и помчится дальше… Городок уже кончается, а на шоссе дорога не так хороша, чтобы демонстрировать на ней все достоинства двигателя… Инвалид в коляске опять поднял бинокль и увидел, как проезжающий по тротуару велосипедист остановился, опустив одну ногу на дорожку, и что-то спросил у человека в белом костюме. Может быть, подъехал как раз, определив человека по газете? Но тот оторвался от своего невнимательного чтения недовольно, потом глянул в сторону черного «Порше» и сказал велосипедисту что-то резкое, с очевидным раздражением. И даже руками недовольно взмахнул, словно прогоняя того. Это движение непроизвольно освободило многостраничную газету, ветер вырвал ее из рук и…

Опустив бинокль, человек в инвалидной коляске наблюдал происходящее невооруженным глазом. Листы газеты сначала подняло в воздух, потом, переворачивая, понесло вдоль улицы, две страницы зацепились за пальмы, обхватив их чешуйчатый ствол, а остальные вдруг бросило на дорогу навстречу черному «Порше». Газетный лист лег прямо на лобовое стекло перед водителем, за что-то зацепился, затрепетал – и не пожелал сорваться и полететь дальше. Дорога как раз слегка поворачивала, но водителю не было видно поворот, а скорость была слишком высока, чтобы успеть среагировать на изменение обстановки и затормозить. Машина выехала сначала на встречную пустую полосу, потом ударилась передним свесом о бордюр, перескочила через него и пролетела дальше, в сторону тротуара, как ракета. Человек в белом костюме успел только встать, но времени на то, чтобы отскочить, у него не было. «Порше» принял его на свой капот, затем ударил в заднее колесо велосипед, только чудом не зацепив самого велосипедиста, и припечатал человека в белом костюме к толстому стволу пальмы, который затрещал, качнулся и уронил тяжелую широколистую верхушку на машину. А водитель «Порше», видимо, не пристегнутый ремнем безопасности, вылетел сквозь лобовое стекло и врезался в остатки ствола пальмы головой и грудью…

* * *

– Не пора еще, эмир?

В тишине казалось, что голос, даже умышленно приглушенный, все равно звучит громко. Но это, как все знали, с непривычки. Вернее, потому, что отвыкли от такой обстановки.

– Пожалуй, дождемся темноты… – как-то неуверенно для самого себя сказал Актемар.

Он тоже давно отвык командовать и моментально принимать точные и выверенные решения, хотя раньше и говорил совершенно иначе, более твердо, и никто в его словах усомниться не мог. И возразить не смел.

Сейчас смели, и тоже потому, что отвыкли от повиновения за двенадцать долгих лет.

– А что ждать… Как раз в темноте к месту подойдем…

– Кто-то увидеть может. Сейчас времена другие, даже у детей мобильники, кругом вышек наставили… А половина села на базе работает. Один звонок, и выйдем как раз на пулеметы… Лучше подождать… Недолго осталось…

Ждать осталось в самом деле недолго. Темнота в Чечне приходит быстро даже в равнинных районах, не говоря уже о горных и предгорных, где промежуток, обычно называемый сумерками, порой вообще отсутствует. Это потому, что на западе тоже горы и закатное солнце каждый вечер за них, не цепляясь расплавленными боками за хребты, плавно ныряет. И сразу наступает темнота…

Они сидели в сильно прореженной для какой-то непонятной цели «зеленке» в стороне от села, даже по другую сторону дороги, но Актемар не желал рисковать понапрасну. Он всегда отличался отменным хладнокровием. И вообще, не для того он снова взялся за оружие, чтобы какая-то нелепая случайность сгубила все дело. А сейчас, помимо случайности, следовало считаться с тем, что и обстановка в Чечне уже совсем другая. И выступает он сейчас не против пришлых федералов, когда можно было полагаться на поддержку населения почти безоглядно. Осторожность следовало соблюдать предельную. Начальную часть пути – около трех километров – им предстояло идти по открытому склону, и из многих окон домов их вполне можно было рассмотреть. Расстояние, конечно, не самое близкое, и не каждый сможет понять, кто и куда направляется, но у кого-то может и бинокль дома оказаться. А если в бинокль посмотреть, то сразу можно понять, что это не «кадыровцы» и не федералы идут. А всем другим здесь делать совершенно нечего. Кроме, естественно, самого Актемара и его джамаата. У него дела есть. И спешные… Но об этом пока еще никто не знает. Силы у него не большие, но и с малыми силами можно большие дела делать, если сумеешь точно просчитать ситуацию и правильно применить воинские таланты.

Чтобы хорошо, в полном соответствии с задачей, вооружить ту часть своего джамаата, которую удалось собрать – восемь проверенных в разных ситуациях бойцов, – Актемару Дошлукаеву пришлось опорожнить один из трех своих схронов, которые он не открыл федералам, когда сам сдавался вместе со всем джамаатом в полном составе. Тогда заранее договорились во избежание ошибки на допросах, что один схрон они сдадут, и все знали какой – со стрелковым оружием, небольшим запасом патронов и большим запасом тринитротолуола, которым в джамаате вообще пользовались редко, поскольку не имели хорошего минера, а выставлять плохие мины, с точки зрения Актемара, смысла не было. Одинаковая угроза – взорваться самому при установке или подорвать противника… При таком раскладе сил проще было стрелковым оружием обходиться и минометами. Один миномет пришлось, правда, тоже сдать. И даже пару гранатометов «РПГ-7», а вместе с ними и шесть одноразовых гранатометов «Муха». Но это – по необходимости, потому как федералы знали, что у Актемара Дошлукаева есть возможность вести минометный обстрел. Но, естественно, сдача пары мощных «РПГ-7» не состоялась бы, не имей эмир в запасе еще несколько единиц аналогичных, но более удобных гранатометов «РПГ-7Д»[2] и боезапас к ним. Боезапас хороший. Российская оборонная промышленность по великой своей глупости выпускает к «РПГ-7», как знал эмир, только противотанковые бронебойные гранаты, а джамаат имел осколочные заряды арабского и китайского производства. Федеральные войска тоже такими зарядами пользуются, но, как правило, только теми, что захватят в схронах. Министерство обороны из-за границы такие не покупает. Естественно, все осколочные заряды к «РПГ-7» часто, а в подавляющем большинстве случаев более необходимые, чем бронебойные, Актемар Дошлукаев предпочел не отдавать федералам при сдаче джамаата. Как и два имеющихся в наличии ночных прицела к гранатомету и снайперскую винтовку, тоже оснащенную ночным прицелом. Эмир всегда отличался прозорливостью. Не оплошал, как оказалось, и в этот раз. Он словно бы еще тогда, двенадцать лет назад, знал, что оружие может пригодиться. Правда, из трех оставленных на консервации схронов один оказался частично разграбленным. Понятное дело, что не федералами, которые ничего там не оставили бы для самого эмира. Вариантов разграбления было только два. Согласно первому местные жители забрали что-то себе «на всякий случай». Такое случается… Согласно второму, наиболее вероятному, кто-то из шестерых членов джамаата, которых найти не удалось, воспользовался оружием.

Конечно, Актемар не сильно возражал, что кто-то пожелал воспользоваться общим оружием, хотя справедливо считал, что следовало бы спросить разрешения у него. Но ситуации могут быть всякими. Могло его не оказаться на месте, или у бойцов не было возможности его искать. Однако оставшегося оружия хватило на всех, и кое-что даже про запас осталось, на будущее. На неизвестное будущее… Главное, что схрон, которым воспользовались, снова прикрыли и замаскировали…

* * *

Темноты дождались…

И сразу пошли, резко включились в темп, хотя и это, как показалось Актемару, далось некоторым с трудом – обросли жирком за годы мирной жизни.

Идти пришлось без карты, хотя карта района в наличии была, но на ней не было современных обозначений, не было необходимого, интересующего Актемара объекта. Однако Абуязид, один из бойцов джамаата, сам родом из этих мест, уверял, что проведет всех с закрытыми глазами. Он и повел. Следом за Абуязидом, заступая по сторонам, двинулись два пулеметчика. Это на случай непредвиденной встречи, потому что никто не знал, где выставлены охранные посты вокруг учебной базы «кадыровцев», и даже не знали, ходят ли те вообще по внешнему периметру. Местность вокруг базы ровная, открытая. Наблюдателю, чтобы составить график передвижения постов, устроиться было негде. А если бы и устроился, то слишком велика возможность быть обнаруженным. Небольшая рощица, окруженная зарослями, находится в низинке и не дает возможности обзора, хотя в предстоящих действиях именно этой рощице отводилась важная роль. Однако, чтобы она свою роль сыграла, ее следовало предварительно найти в темноте. Незнание расположения постов – большой минус в деле. Однако приходилось мириться с обстоятельствами. Любой другой поиск вызывал опасения «засветки». А Актемар планировал действовать внезапно. Пусть и без соответствующей подготовки, но внезапно. Он бывал уже на этой базе совсем недавно, примерный план действий составил. Но – только примерный, хотя был уверен, что этот план обязательно сработает. А мелочи и всякие непредвиденные моменты можно будет решить по ходу дела, экспромтом.

Учебная база «кадыровцев», куда вместе с казармами входили и ученые корпуса, и специализированные спортивные площадки, и тренажеры, и все службы обеспечения, представляла собой большой, не совсем ровный квадрат, огороженный бетонным сборным забором. Таким, каким обычно огораживают строительные площадки. Звенья забора в бетонные же стаканы устанавливают, но снизу остается открытое пространство, которое закрывают разным подручным материалом. В данным случае просто насыпали землю, которую легко разбросать обыкновенной саперной лопаткой, но с предельной осторожностью, потому что под насыпным земляным валом может располагаться какая-то примитивная система сигнализации. Двумя лопатками, потому что туда, за забор, должны идти только двое: сам Актемар Дошлукаев и разведчик джамаата Исрапил, умеющий перемещаться, как тень – незаметно и неслышно для противника. Именно за это качество Актемар и взял с собой Исрапила, хотя знал, что тот порой терялся в острой ситуации, мог выстрелить раньше времени или, наоборот, опоздать с выстрелом. Хладнокровия и расчета парню не хватало, хотя Исрапил из парня давно превратился в зрелого мужчину и, возможно, хладнокровие приобрел вместе с годами. Это было бы хорошо, однако, так ли это в действительности, покажет только конкретное дело. Но, в любом случае, для данной операции Исрапил подходил, как никто другой, потому что здесь необходимо было работать скрытно. И, если что, прикрыть эмира. Все остальные бойцы джамаата выполняли при этом только вспомогательные функции. Но брали на себя самое опасное дело – вся мощь ответного удара должна будет обрушиться на них.

* * *

Абуязид не подвел и вывел точно к той самой рощице, которой отводилась такая большая роль. Не зря эмир надеялся на своего бойца. Впрочем, он заранее знал, что, если молчаливый Абуязид что-то обещает, он знает, что говорит. В темноте окружающие рощицу кусты смотрелись опасными призраками. Здесь уже первым пустили Исрапила, хорошо умеющего чувствовать мины. Разведчик прошел прилегающие к рощице кусты и вернулся к джамаату.

– Чисто, эмир, как вы и предполагали…

Актемар предполагал, что время сейчас совсем не то и объект их интереса совсем не тот, чтобы минировать лежащую за территорией базы рощицу, в которую вполне могут зайти местные жители. Или просто скот пригнать. Так и оказалось…

– Готовимся. Выставить минометы. Прицел брать по прожекторам… Снайпер корректирует после первых выстрелов…

Минометчики вместе с помощниками быстро установили свои тяжеловесные орудия. Минометов взяли с собой два и планировали бросить их здесь при отходе, потому что с минометами на плечах уйти от преследования будет трудно, а преследование будет обязательно, хотя, как обычно бывает, в первые моменты плохо организованное. Тем более что штатных помощников минометчиков Актемар снял с их обычной работы, доверив им гранатометы для поддержания мощности обстрела и отсечения тех подразделений «кадыровцев», что первыми попытаются вступить к контактный бой. Естественно, те поедут на грузовике в сопровождении боевой машины пехоты. Так обычно делалось и делается. Но их следует встречать не на подходе к рощице с минометами, а прямо за воротами базы, при выезде на дорогу. Лучше даже прямо в воротах, чтобы на какое-то время застопорить выдвижение других подразделений. И помощникам минометчиков Дошлукаев доверил самый ответственный участок – у ворот, вооружив их гранатометами с ночными прицелами. Еще двоих бойцов выставил по углам у имеющихся там калиток. Оттуда тоже обязательно будут выходить группы, которые хорошо бы накрыть гранатами и запереть за забором. И не выпускать, перекрывая проходы пулеметными очередями. Пусть штаны и руки рвут, перелезая через забор, «украшенный» колючей проволокой. Остался еще снайпер Эльджарка, и его эмир поставил на единственную в округе высотку, откуда и часть базы «кадыровцев» видно, и обе калитки в заборе, хотя не видно ворот. Но ворота «отработают» гранатометы и помогут им, если понадобится, автоматы. А Эльджарке предоставлялось право «вольной охоты». Благо ночной прицел «Винтореза» позволяет такую охоту проводить удачно.

* * *

– Исрапил, готов?

Исрапил молча встал.

– «Переговорки» проверили… – Это прозвучало уже почти как в старые времена. Похоже, приближение начала боевой операции возвращало Актемару Дошлукаеву былую уверенность в себе и в своих людях.

Команда относилась ко всем, и все бойцы джамаата, помня еще, что Актемар не любит повторять команду, один за другим включили новенькие, недавно только проверенные переговорные устройства.

– Я – Первый… – сказал эмир в микрофон.

– Второй… – отозвался Исрапил.

– Третий… – следом произнес Абуязид.

И так подали голос все восемь бойцов, одновременно слушая друг друга, чтобы не произошло сбоя при приеме. Последним, с позывным «Девятый», представился снайпер Эльджарка.

– Повторяю. Перед проникновением на базу я связь выключаю. Исрапил – тоже. Если будет необходимость в принятии решения, обращаться к Эльджарке. Гранатометчики, звук перед выходом – на минимальную мощность. Только чтобы самим слышать с легким напряжением.

Пауза была выдержана, чтобы услышать возможные вопросы. Вопросы, кстати, были полностью проработаны перед выходом на операцию. Тем не менее Актемар приготовился объяснить, если кому-то что-то непонятно. Но вопросов не прозвучало.

– Расчет времени все помнят?

Последовали молчаливые кивки.

– Исрапил, за мной…

Актемар с Исрапилом гранатометы имели только подствольные, но им, идущим туда, где работать придется, скорее всего, в контакте, и не нужно было тяжелое вооружение. Хотя самодельные пояса с минами для минометов и такие же самодельные подсумки с зарядами для гранатометов они несли наравне со всеми. Но теперь и от этого груза освободились и оставили при себе только спаренные запасные рожки для автомата и подсумки с гранатами для «подствольника».

Налегке идти было значительно легче; эмир и разведчик быстро выбрались на прикрывающую рощицу высотку, поросшую кустами чуть выше пояса. Отсюда сразу открылся вид на базу «кадыровцев», освещаемую внутри периметра слабосильными старенькими прожекторами, закрепленными жестко и не дающими возможности «плавающего» ощупывания лучом всей территории и каждого ее закутка. На жесткие крепления мачт с прожекторами Актемар обратил внимание еще в первый свой визит сюда. И сразу отметил, несмотря на то что базу посещал днем, когда прожектора были выключены, наличие и местонахождение «мертвых зон», где никак не попадешь под луч прожектора.

* * *

Конечно, общая обстановка в республике, хотя спокойной ее назвать было трудно, все же на умы и настроения людей влияла. И уж кто-кто, а «кадыровцы» никак не ожидали атаки на себя. Они привыкли, что их ненавидят и боятся, и считали себя недоступными для критики. Тем более «критики», не словами высказанной, а автоматными очередями, взрывами мин и гранатометным обстрелом. Да, по большому счету, Актемару и дела не было до этих «кадыровцев». Его интересовала только лаборатория, расположенная прямо на этой базе, а вся операция с обстрелом казарм, складов и учебных площадок нужна была только для создания общей паники и той ситуации, которую обычно называют «отводом глаз».

«Мертвую зону», не попадающую под свет трех ближайших прожекторов, эмир Дошлукаев определил правильно. Они с Исрапилом вышли точно туда, куда выйти следовало, и сразу принялись за работу. Правда, малая саперная лопатка от обычной рабочей лопаты отличается так же, как перочинный ножичек от большого боевого ножа; тем не менее навыки общения с таким инструментом, приобретенные за несколько лет партизанской войны, имели оба. И работа пошла ходко, несмотря на то что земля была утрамбована и весь вал состоял из камней, сверху присыпанных землей. Земля поддавалась лопаткам, а камни выворачивали руками. Но им и не нужен был большой лаз – только бы протиснуться по одному.

Сделали и протиснулись. Остальное было просто. Исрапил, как опытный разведчик, двинулся первым. Актемар пошел следом, во всем повторяя технику хождения разведчика. И только дважды подсказал шепотом, когда требовалось повернуть в сторону. Через пять минут они оказались рядом с корпусом медсанчасти…

* * *

Под лабораторию было отведено правое крыло первого этажа медсанчасти. И в отличие от других частей здания все окна лаборатории были забраны решетками, сваренными из толстой стальной арматуры, а входная дверь в крыло была тяжелой сейфовой, которую даже гранатометом не вышибешь. Актемар знал, что доктор Лукман Мажитов не только служит здесь, он еще и живет прямо в помещении своей лаборатории, поставив раскладушку и электрическую плитку в соседней с кабинетом комнатушке. Но чтобы повидаться с Лукманом, следовало в лабораторию попасть. А он всегда сможет нажать «тревожную кнопку» и вызвать наряд охраны, которому понадобится не более пары минут, чтобы прибыть на место. Кроме того, вместе с Лукманом в лаборатории постоянно находятся дежурный офицер и дежурный врач, которые тоже умеют держать в руках оружие. Таким образом, и решетки на окнах выламывать бесполезно, сразу угодишь под автоматные очереди. А поговорить с доктором Мажитовым, что называется, по душам необходимость была острая…

В этом случае помочь могла только небольшая боевая операция, которая заставила бы Лукмана Мажитова самого открыть двери. Хотя бы для того, чтобы разобраться в происходящем. И тогда настанет момент действия для Актемара.

Актемар Дошлукаев, как, впрочем, и все люди, не любил, когда его обманывают. Он сам был человеком чести и стремился всегда держать слово, если уж дал его. Полковник медицинской службы профессор Мажитов дал слово Актемару. И обманул его. Этого эмир Дошлукаев простить не хотел. Но все было бы еще ничего, если бы при этом не пролилась кровь. А она уже требовала кровной мести.

Как человек грамотный, Актемар понимал, что Лукман – только пешка, а решалось все на уровне, значительно превышающем полномочия профессора. Тем не менее переговоры шли именно с доктором Мажитовым, и слово давал именно он. И за свое слово придется отвечать.

* * *

– Я – Первый! Всем внимание! Начали… – прижав переговорное устройство к губам, негромко сказал Актемар.

Он знал, что минометчики уже поднялись на высотку, через которую им предстояло стрелять навесом, присмотрелись и скорректировали прицел минометов. Снайпер уже занял позицию, но пока еще не снял чехол с прицела винтовки, а пользуется биноклем и ждет, желая увидеть, куда лягут первые две мины, чтобы передать коррективы минометчикам. И потому эмир не сразу отключил переговорное устройство, а вслушивался в эфирный треск. Волчьи голоса летящих мин приближались быстро, и вскоре один за другим раздались два взрыва. И эфир среагировал почти сразу.

– Я – Девятый, – сказал снайпер Эльджарка. – Вы что, ладонью их кладете? Меня без работы оставите… Первое попадание в здание склада – развалили угол, второе – перед входом в казарму. Второй можете взять на миллиметры левее. Первый, продолжай. Им понравится… Лепите от всей души…

Актемар знал, что миномет не может повторить одно попадание дважды, слишком велика отдача при выстреле, ствол подпрыгивает и прицел сбивается, поэтому о сдвиге прицела на миллиметры, как говорил снайпер, речи идти не могло. Эльджарка, как всегда, не мог обойтись без многословной болтовни. Еще когда-то давно, когда эмир сделал ему замечание, тот ответил, что если не будет болтать, начнет волноваться. Больше Актемар замечаний не делал, поскольку прекрасно понимал, как трудно человеку привыкнуть к обстановке постоянного риска и подавить в себе естественные чувства, вызванные инстинктом самосохранения.

Мины начали ложиться одна за другой. Где-то в стороне казарм «кадыровцев» завыла, но сразу заглохла сирена тревоги. То ли ее выключили сами «кадыровцы», потому что звук сирены походил на звук летящей мины, то ли прилетевшая мина выключила. Со стороны складов начало подниматься зарево, потом раздался большой взрыв. Должно быть, мины накрыли склад ГСМ.[3] Если бы накрыли склад боеприпасов, взрыв был бы намного сильнее. Но в джамаате не знали, где находится склад ГСМ, где продовольственный склад, где склад боеприпасов. И потому стреляли наугад.

Актемар с Исрапилом спрятались в кустах неподалеку от входа в здание медсанчасти. Исрапил даже достал из-за пазухи два куска маскировочной сетки, чтобы можно было накрыть голову. Смотреть сетка не мешала, но маскировала хорошо, особенно в темноте. Им обоим хорошо было видно, как вдалеке, по другую сторону то ли плаца, то ли стадиона, бегали и суетились люди. Потом куда-то проехал грузовик с горящим тентом. Похоже, случайная мина, попавшая в склад ГСМ, натворила бед. Зарево разрасталось.

Кто-то открыл окно на втором этаже медсанчасти, смотрел. Однако было необходимо, чтобы открыли не окно и не на втором этаже, а дверь на первом и чтобы вышел профессор Лукман Мажитов. Тогда можно было бы «работать». Но профессор не выходил.

Боевая машина пехоты и тентированный грузовик с «кадыровцами» выехали не сразу. Разучились воевать, долго собираются, отметил про себя Актемар. Но грузовик все же выехал. По логике, следовало вперед БМП пропустить. Однако на повороте перед воротами грузовик боевую машину лихо обогнал, что называется, на вираже. Ворота были уже распахнуты. Грузовик выскочил за них, покачивая светом фар, и тут же получил в кабину гранату. По инерции машина еще слегка продвинулась, потом свалилась набок, и у БМП была возможность проскочить и начать атаку, но она резко притормозила и выехать не решилась. В самом деле, «кадыровцы» же не знали, какие силы сконцентрированы против ворот. Да никто и не видел, кажется, с какого места велся обстрел. Но БМП, таким образом, уцелела.

Актемару с Исрапилом были видны только ворота с внутренней стороны. Да и то половину обзора закрывала боевая машина пехоты. Но тут же последовал второй выстрел. Теперь стреляли осколочной гранатой по тенту грузовика. «Кадыровцы» уже выскочили из кузова, но рассредоточиться не успели, и осколки гранаты плотно накрыли их. За вторым выстрелом последовал третий, тоже осколочной гранатой. Шло уничтожение живой силы, и делалось это по всем правилам военного искусства.

Рассматривать дальше, как идет бой у ворот, возможности не было, потому что дверь медсанчасти наконец-то распахнулась. Вышли пятеро. Двое из них были в белых халатах, двое – в обычных рубашках, третий – в незастегнутом мундире. Актемар пальцем показал на Мажитова, чтобы Исрапил не спутал. Ждать дальше смысла не было.

Две короткие очереди раздались одновременно… Следом за ними еще две…

* * *

– Я ведь пришел к тебе, как к честному человеку, которого знал больше двадцати лет. У меня не было повода усомниться в тебе. Я мог к другим пойти, но обратился именно к тебе. И ты так поступил… – Актемар ходил по кабинету Мажитова от стены к стене.

Профессор сидел перед ним на стуле, но Актемар даже связывать его не стал. Он был слишком сильным человеком, чтобы бояться сопротивления. При любом раскладе сил даже безоружный эмир Дошлукаев справился бы с Лукманом. А сейчас он был вооружен.

– Я не в курсе того, что произошло, Актемар…

Профессор говорил тихо, но спокойствия в его голосе не чувствовалось. А спокойствие всегда соседствует с уверенностью в своей правоте. И хотя правота, как говорят, у всех бывает разная, в данном случае переубедить Актемара было невозможно. Он доверился профессору, и его не касается, кому доверился сам профессор. У того был выбор, и Актемар предупреждал, что дело опасное, и Индарби просил его, Актемара, обеспечить безопасность с чеченской стороны. Тогда профессор утверждал, что никаких проблем не возникнет. И пусть финансирование его лаборатории не слишком хорошее, оно все же осуществляется не по остаточному принципу. И если в Министерстве внутренних дел, которое является заказчиком темы, не согласятся на выделение средств, Лукман готов на свой страх и риск оплатить услуги из бюджета лаборатории. Но для этого ему следовало сначала посмотреть материалы и только потом сказать свое слово. Актемар тогда же предоставил материалы, за исключением трех самых важных страниц, как и предупреждал его двоюродный брат Индарби Дошлукаев. Последние страницы должны быть переданы после расчета по устному договору.

Сначала Мажитов согласился на такие условия. Еще бы не согласиться, если предлагаются материалы готовой разработки по теме, над которой Лукман бьется уже несколько лет. Но уже через неделю он позвонил Актемару и сказал, что ему необходимы недостающие страницы, главные страницы. Под честное слово. Без этих страниц в министерстве не желают выделять средства.

Честное слово Актемар всегда считал более ценным свидетельством, чем письменный договор, скрепленный с двух сторон подписями и печатями. Договора подписывают почему? Потому, что не верят друг другу на слово. А если не верят, то стараются хотя бы в мелочах обмануть. Он даже риском не посчитал свои действия и недостающие страницы передал. Привез их Лукману лично, прямо сюда, в лабораторию.

А потом стало тянуться время… Мажитов отговаривался тем, что не так просто найти требуемую сумму наличными в бюджете. Еще сложнее переправить деньги в Соединенные Штаты, не задекларировав их, хотя Актемару казалось, что сделать это проще простого – положить сумму на счет, обеспечивающий дееспособность пластиковой карточки, которую передать Индарби, как тот и просил. А потом пришло сообщение о гибели Индарби. Конечно, и в США люди, случается, попадают под машины. Но когда это случается во время решения финансового вопроса с чеченским министерством и этнического чеченца, хотя и гражданина Соединенных Штатов, Индарби Дошлукаева сбивает машина, которой управляет другой этнический чеченец, пусть и проживающий в США всего лишь по «зеленой карте», а на следующий день кто-то убирает свидетеля, то есть, водителя машины, самого в аварии пострадавшего, след просматривается явственный. Хорошо зная своих соотечественников, Актемар сразу предположил, что деньги были переведены на пластиковую карточку. Только кто-то, имеющий к этому отношение, не пожелал никому отдавать карточку, на которой лежит четверть миллиона долларов. Жалко людям бывает с такими карточками расставаться.

* * *

– Меня совершенно не волнует, в курсе ты или нет, – сказал Актемар. – В каком состоянии дело сейчас? Начались работы?

– Нет. Пока я сам изучаю документы. Небольшие опыты ставлю… По плану мы получим финансирование проекта в четвертом квартале этого года. Тогда над ним будет работать вся лаборатория.

– Не будет, – категорично заявил Актемар.

– То есть?..

– Я забираю документы. Оплата произведена не была. Индарби убит. Эти документы тебе не принадлежат. Я пришел забрать их…

– Это невозможно… – Лукман попытался жалко улыбнуться. – Вопрос решался на уровне администрации президента республики и находится на контроле администрации…

– Ты думаешь, я этого не знаю? Если бы я не знал, то пришел бы к тебе один и без оружия. А я привел свой джамаат, я обстрелял и поджег базу «кадыровцев», положил здесь несколько десятков людей… Только ради того, чтобы услышать твое «невозможно»? А как же твое честное слово?

Лукман молча покачал головой.

– Документы в сейфе?

– Да…

– Ключи! – потребовал Актемар.

Мажитов положил было руку на карман брюк, но тут же отдернул ее.

– Я не могу…

Эмир протянул ладонь. Жест был категоричным и властным, не оставляющим возможности договориться. И профессор истерично подчинился: вытащил ключи и сунул в протянутую ладонь, которая тут же сжалась.

– А теперь скажи мне, кто в министерстве занимался этим вопросом… – Спрашивая, Актемар уже поворачивал ключ в замке сейфа. Но лязганье ключа не помешало ему услышать, как за его спиной передергивается затвор пистолета. Автомат был в свободной руке. Актемар сделал шаг в сторону, сунул ствол автомата под мышку и дал короткую очередь на секунду раньше, чем успел выстрелить профессор. Потом оглянулся, посмотрел. Нет, стрелять он за двенадцать лет вынужденного простоя не разучился. Осталось только забрать бумаги, и пора было уходить. Но документов была целая полка, и все в одинаковых папках, похожие друг на друга.

Актемар недолго стоял в нерешительности. Выбил прикладом автомата окно и позвал Исрапила, у которого был рюкзак. Исрапил прибежал быстро. Рюкзак забили под завязку, уронив при загрузке из папок пару компакт-дисков. Второпях их даже поднимать не стали.

– Уходим… – дал команду Актемар и включил свою «переговорку»: – Я – Первый… Спасибо за работу. Уходим…

Но сам он ушел не сразу. Заглянул в лабораторию, расположенную здесь же. Вообще-то Актемар знал, что у этой лаборатории есть несколько корпусов, но здесь располагался самый маленький и самый главный, где велись исследования и разработки. В большом лабораторном помещении, занимающем остальную часть крыла здания, помещались столы для каких-то работ, посуда с реактивами и химикатами. А у стены под лампами дневного света стоял большой аквариум, в котором плавали рыбки величиной с ладонь. Рыбки были явно не аквариумные. Но рассматривать их времени не было. Эмир вытащил из кармана фляжку и, смочив бензином найденную здесь же тряпку, бросил ее на деревянный пол и чиркнул спичкой…

Часть I

Глава первая

– Какие противные голоса у дятлов… Лучше бы долбили себе, не переставая, и долбили, лишь бы не кричали… – сказал немолодой крупный седой мужчина, вышагивая по тропинке через поле, уже нежно-зеленое, но с травой, по весне еще не набравшей рост.

– Это точно, товарищ полковник, – произнося слова негромким спокойным голосом, согласился идущий рядом молодой человек в камуфлированной одежде, но без погон, хотя упругий шаг и выправка выдавали в нем человека военного. – Истерично уж очень кричит… Истерика – это дело не наше, не мужское…

Пронзительный голос большого зеленого дятла доносился с опушки недалекого леса. Тропинка, по которой шли эти двое, огибала по кругу поле и вела, легко извиваясь, вдоль опушки этого леса. Полковник шел, держа руки за спиной, а в руках держал косичкой сплетенный из кожи гибкий собачий поводок. Сама собака, большущий черный ньюфаундленд, бежала впереди и чуть в стороне, беспечно помахивая шикарным лохматым хвостом, выискивая что-то среди травы и лишь изредка задирая нос по ветру, чтобы быть в курсе окрестных новостей.

– И как вам, товарищ полковник, здесь живется? Не устали от тишины?

– От тишины устать невозможно. Можно только без тишины устать… К сожалению, понял я это поздно, но это лучше, чем никогда…

Несмотря на мягкость тона, полковник говорил категоричными фразами. Видно было, что он привык к тому, чтобы каждая его фраза считалась весомой и не подлежащей обсуждению. Ну еще бы не привыкнуть, если жизнь свою отдал армии.

– А я всегда на юге отдыхаю. Море, пальмы…

– Нет, мне наша средняя полоса милее. На экзотику я в жизни насмотрелся – в девяти странах воевал, любопытство удовлетворил, и хватит. Только я здесь, капитан, как ты чуть раньше уже правильно заметил, не отдыхаю, а живу, и мне здесь жить нравится. Возраст уже, наверное, покоя требует. И я здесь, вдали от людской суеты, среди народа простого и неспешного, просто живу и радуюсь жизни. Потому не обижайся, что твой приезд меня не сильно обрадовал. Если приехал, значит, опять меня в суету вернуть хочешь, и мне это не слишком по душе…

– Виноват, товарищ полковник, – привычно по-армейски ответил капитан. – Обещаю вас долго не изводить, но на помощь все-таки надеюсь.

– Ага… Никуда не поеду, – сказал полковник. – У меня огородные дела начинаются. Они мне по душе, и менять их ни на что не собираюсь. И собаку не на кого оставить…

– Мне водолазы всегда нравились…

– Это не водолаз, это настоящий ньюфаундленд. Водолаз – это нечто другое. Это наши отечественные горе-кинологи пытались что-то сотворить, скрещивая ньюфаундленда, кавказскую овчарку, ризеншнауцера и еще, кажется, кого-то… Короче говоря, породу уродовали. И ничего не добились. А благородный и добрый ньюфаундленд так самим собой и остался… Так куда ты меня зовешь? И на хрена?

– Я не за тем, товарищ полковник. Я за консультацией по поводу одного вашего старого знакомого. Необходимо с ним на контакт выйти, и хотелось бы с вами посоветоваться. Покажу кое-какие бумаги. Они у меня в машине…

– Ага… Дело другое. Утешил, – согласился полковник. – Еще два с половиной круга…

– Выверенная дистанция? – Капитан взглядом окинул поле, прикидывая километры.

– Собака привыкла. Меньше нельзя, толстеть будет, а такому большому толстеть нельзя. Есть нехорошая болезнь у больших собак. Дисплазия называется. Большой вес суставы уродует. Вот мы, хотя больше страдаем отменным аппетитом, чем его отсутствием, толстеть себе не позволяем. Я ему, а он мне…

– Как его зовут, извините, запамятовал?

– Ньюфистофель… Маленький чертенком был, потому так и назвали…Сейчас бы так не назвал, конечно.

– Почему, товарищ полковник? Забавная кличка…

– Ага… Забавная… Только сейчас я стараюсь от любой чертовщины подальше держаться и в церковь, понимаешь, хожу регулярно, на каждую службу… Проникся. Верить начинаю. Верить, знаешь ли, по-настоящему очень трудно. Я пытаюсь… Но не менять же собаке имя, к которому она привыкла.

– Я вообще-то, товарищ полковник, тоже в церковь хожу… – хотел продолжить тему капитан.

Но полковник прервал его:

– Это все индивидуально, у каждого по-своему. Ладно… Так что у тебя за проблемы? В общих чертах. Чья личность требует подхода?

– Бывший полевой командир…

– Имя?

– Актемар Дошлукаев.

– Ага… Актемар Баштарович… Теперь понятно, почему именно ко мне… Этого хорошо помню. Прибавим шага, чтоб собака не застоялась… А что с Актемаром Баштаровичем случилось? Он уже, помнится, лет двенадцать назад, если мне память не изменяет, сложил оружие и сдался властям вместе со своими людьми. Его очень уважали в джамаате, и все, кажется, пошли за ним…

– Он сдался с вашей помощью, товарищ полковник, под ваше честное слово, потому что тоже очень вас уважал и как противника, и как человека, и именно поэтому я теперь к вам приехал. А сейчас Актемар снова взял в руки оружие и собрал своих людей…

– Неприятные новости. Но этому должна быть весьма серьезная причина, поскольку сам Актемар человек серьезный. Он уже что-то натворил?

– Много чего натворил, к сожалению. Несколько десятков трупов в первую же акцию. Потом еще четыре. И не просто трупов… Можно сказать, совершал публичные расстрелы влиятельных людей, близких к нынешней чеченской власти, и высоких ментовских чиновников республики.

– Тебе за эту власть обидно? – Словно бы удивляясь сказанному, полковник вопросительно поднял брови.

– Не очень. Здесь бы я, возможно, не проявил такой заинтересованности и дал бы им всем возможность друг друга поубивать. России легче житься будет. Но есть некоторые обстоятельства, касающиеся государственных интересов. Актемар Дошлукаев является носителем интересной для нас информации. Ценной информации государственного значения.

– Ладно, если ихняя местная власть тебя не интересует, то, возможно, и договоримся. По крайней мере, обсудим ситуацию. Актемар Баштарович очень порядочный человек. И просто так оружие в руки он не возьмет. Должны быть причины. Значит, и его достала эта власть…

– Мы подозреваем, что причины есть, и они нам, кажется, известны…

* * *

Пока отставной полковник Семиверстов прочесывал своего ньюфаундленда специальной, похожей на маленькие грабли расческой, тщательно выискивая клещей, которым легко можно спрятаться в длинной и густой шерсти такой собаки, капитан Шингаров открыл машину и вытащил оттуда старенький потертый портфель с документами, которые привез с собой, и пересмотрел, соображая, с чего начать и как вести разговор. Затем сел, терпеливо дожидаясь, когда полковник закончит работу, поскольку тот уже объяснил, что после каждой прогулки, то есть трижды в день, приходится чесать собаку. Не затем даже, что она линяет, а еще и потому, что клещей в этом году развелось видимо-невидимо, и даже испытанные препараты не помогают, и почти каждый день одного-двух клещей с Ньюфистофеля приходится снимать.

Обработка собаки заняла не больше пятнадцати минут.

– Ага… Пойдем, капитан, в дом, что ли…

Рубленный из толстых бревен дом полковника был небольшим, хотя добротным, прочным и по-русски основательным. Но по-армейски скромно, аскетично обставленным. Капитан Шингаров помнил, что вскоре после выхода на пенсию у его бывшего командира полковника Семиверстова умерла жена, и он, оставив городскую квартиру на попечение взрослого женатого сына, купил себе маленький домик в почти заброшенной деревне со странным названием Подхвостье, окруженной дикими лесами и много лет не паханными, заросшими полями, где и поселился в одиночестве. Если в городскую квартиру к полковнику порой еще заглядывали бывшие сослуживцы – посоветоваться или просто поговорить по душам о житье-бытье, – то сюда, в Подхвостье, далекое от проезжих дорог, не наведывался пока никто, и Шингаров оказался первым, кто забрался в эти дебри. Приехав в середине дня, капитан застал бывшего командира как раз у дворовой калитки, собирающимся на прогулку с собакой, был встречен без суеты, словно приезд был заранее обусловлен, загнал свою машину в полковничий двор и стал третьим в прогулочной компании.

Стульев в доме не было, зато имелись такие же основательные, как сам дом, и устойчивые скамьи, собранные из толстых досок, – чисто русская мебель, о которой в городах давно и напрасно забыли, поменяв их на ломкую и ненадежную.

– Водки не предлагаю, поскольку сам употребляю только для приготовления растирок, чтобы старые раны успокоить. Ага… Побаливают раны-то, побаливают. Семь осколков в теле плавает… Местную самогонку, хотя водки она и покрепче будет, из-за запаха, понимаешь, на дух не переношу, следовательно, в доме не держу. Не обессудь, капитан… А вот чайком могу угостить. Разным на выбор и, естественно, без ароматизаторов. Если позволишь, я только мелиссу добавлю. Чистенькая, свеженькая, только сегодня из огорода. Хотя, если ты человек сонный, она тебя еще больше усыпит.

– С удовольствием, товарищ полковник, удовлетворюсь чаем, – согласился капитан Шингаров. – Если можно, зеленый… Я в последнее время к зеленому пристрастился. Но лучше без мелиссы, потому что я сегодня планирую уехать, а езжу я обычно быстро. После мелиссы ездить быстро, я слышал, опасно…

– Ага. Опасно. Храпеть начнешь слишком громко. Могу и просто зеленый. Вкусы у нас с тобой сходятся. Зеленый и заварю. Китайский. Не возражаешь? Китайский чай – это не китайские футболки с рынка и не тапочки, в которых с базара до дома не дойдешь. Это пока еще неплохо… Японский, конечно, несравненно лучше. Почитай на порядок… Но японский у меня кончился, а когда еще в Москву за чаем вырвусь… Кстати, можешь меня по имени-отчеству звать. Не забыл еще? Сергей Палыч я. Так я уже больше привык. Меня здесь только так и зовут, и не все знают, что я офицер… Хотя и знать здесь почти некому. От всей большущей деревни семь жилых домов оставили. И население уже не живущее, а доживающее… Добивают их потихоньку. Обещают скоро пенсию до прожиточного уровня поднять. Но пока не поднимают, ждут, когда народ передохнет, потом и поднимут, чтобы лишнего не платить. До прожиточного, понимаешь, уровня… А до того как людям жить?

Семиверстов поморщился и шагнул к плите.

Газовая плита на кухне отставного полковника была старая, со сбитой местами эмалью, но идеально чистая. И все здесь было такое же. Не каждая хозяйка держит свою кухню в такой чистоте, как Сергей Палыч. Но капитан помнил, что полковник и от своих офицеров во времена собственной службы требовал, чтобы все в батальонном городке чуть ли не блестело. Привычка к армейскому порядку сказывалась и после выхода на пенсию.

– Я, товарищ полковник, Сергей Палыч, то есть, честно скажу, что японский и не пробовал. Даже на глаза такой ни разу не попадался. Так что мне и китайский пойдет, – согласился капитан Шингаров. – Да я и не очень различаю китайский, английский, цейлонский, еще какой… Что в магазине попадется, тем и пользуюсь.

– Ладно, пока чайник закипает, выкладывай свои проблемы…

– Насколько я информирован, вы английским, Сергей Палыч, хорошо владеете…

– Практики давно не было. Но еще не все покуда забыл. Простой разговор поддержать смогу, если без диковинного акцента. А то раз как-то с шотландцем с диких гор общался. Допрашивать его пришлось. В Афгане наемником был, инструктором у «духов»… Он меня понимает, а я его нет. Пришлось в штаб за шестьдесят верст тащить. Там только профессиональный переводчик разобрался. А мы что, будем по-английски говорить?

– Нет, я не настолько высокого о себе мнения, чтобы претендовать на способность правильно передать дело на чужом мне языке. Но вот тут у меня, – капитан раскрыл портфель и вытащил газету, – американская провинциальная газетка… Старенькая уже, двухмесячной давности. Но с любопытным, как мне кажется, материалом. Полюбопытствуйте…

Полковник посмотрел, остановив взгляд на фотографии, которую обтекал текст. С фотографии смотрело кавказское лицо.

– Ага… Надо очки искать, – сказал полковник прежде, чем начать читать сам текст. – Зрение уже не для газет… Куда ж я, спрашивается, их засунул? Кажется, в сарае оставил. Столярничал там с утра – и оставил… Да, думал после прогулки туда вернуться. Я очками-то редко пользуюсь. Газет не читаю, потому что ни слову там не верю, до книг руки не доходят. Некогда все… То в огороде, то в столярке, то с собакой занят. Телевизор я принципиально не держу. Правда, каждую субботу хожу к соседям смотреть проповедь патриарха…

– Могу вам телевизор подарить. У меня в гараже стоит.

– Я же говорю, что не держу его принципиально.

– Ну, так и будете принципиально только по субботам смотреть проповедь.

– Я к соседям хожу, чтобы и они тоже смотрели. Надеюсь, западет что-то в душу…

– Как хотите.

– Никак не хочу. Компьютер я тоже больше месяца не включал, потому что новостям не верю. Ладно… Ты капитана-то давно получил?

– Месяц назад, товарищ полковник… Пять месяцев тому как в Москву перевели, а месяц назад – очередное звание дали. Чуть раньше срока…

– Помнится, я в отставку выходил, ты только-только старшим лейтенантом стал… Ну так пойду очки искать…

Полковник встал.

– В принципе я могу, Сергей Палыч, и просто коротко пересказать, что там произошло, – предложил капитан.

– Ага… Тогда не мучай старческую память, заставляя аглицкий вспоминать. Докладывай…

Это последнее слово прозвучало совсем по-армейски и означало, что Сергей Палыч внутренне уже вернулся к прежнему своему командирскому состоянию и готов слушать, как опытный начальник своего подчиненного, забыв о том, что этот подчиненный – бывший, а подчиненных настоящих у него, кроме собаки, и нет.

– Вот этот человек с фотографии… Это Индарби Дошлукаев.

– Ага… Индарби?

– Да.

– Брат, я полагаю? Слышал я, помнится, что у Актемара Баштаровича брат был, но сам он считал его погибшим в какой-то криминальной разборке еще до первой чеченской. Непутевый парень был. Значит, выжил?

– Двоюродный… Родной брат у него в действительности погиб, только не при криминальной разборке, а при артиллерийском обстреле села в первую чеченскую кампанию. Вместе со всей семьей. И это вызвало у Актемара обиду на федералов…

– Может, и так, может, я путаю. Хотя в действительности все на шестьдесят процентов не соответствует тому, как бывает сказано в документах. Ты на документы, полагаю, опираешься?

– Мне больше опираться не на что, товарищ полковник. Я лично с Актемаром незнаком.

– Вот-вот… Документы эти составлялись, когда Актемар властям сдался и хотел выглядеть не таким, грубо говоря, смуглым, каким был в действительности… Слегка обелял себя и свою семью, искал оправдание своей боевитости. Ладно, это дело прошлое. Продолжай…

– Одно известно точно: родного брата у него уже нет. Оставался только двоюродный – Индарби Дошлукаев. В Соединенные Штаты переселился накануне первой чеченской войны. С боевиками связи не имел, в России никак и не по какому поводу не преследовался. Микробиолог среднего пошиба, звезд с неба ни у нас, ни там не хватал, но имел хватку делового человека. И, как всякий чеченец, умел никогда своего не упускать, если что-то не так лежало…

– Спорное утверждение насчет всех чеченцев.

– Может быть… Это мое мнение. Индарби получил гражданство США, работал в какой-то военной, как нам известно, лаборатории. Зарабатывал не слишком много, а хотел, судя по всему, большего, себя ценил. Однако не получилось.

– Ага… В твоих словах, капитан, звучит слово «был». Это уже определение ситуации. С Индарби, как я начинаю догадываться, что-то нехорошее случилось? Споткнулся, когда ел банан, подавился и представился Аллаху?

– Примерно так, Сергей Палыч… Отклонения только в деталях. Как раз об этом рассказывается в газете. Сидел якобы, отдыхал на скамейке под пальмами в небольшом курортном городке на тихоокеанском побережье Калифорнии. Лаборатория их располагалась в том же округе. Проезжающая мимо машина вылетела с дороги, сбила Индарби вместе со скамейкой и просто припечатала к пальме. Свидетель, какой-то инвалид на коляске, говорит, что перед этим Индарби выпустил из рук газету, ее ветром унесло, и газетный лист накрыл лобовое стекло машины. Водитель потерял управление. Полиция тоже была склонна видеть в этом случайность. Но, видимо, Актемар Дошлукаев нашел здесь закономерность только из того факта, что за рулем в момент аварии находился тоже этнический чеченец, по уверениям американской полиции, никогда ранее не встречавшийся с Индарби. Такое вот стечение обстоятельств. Получив сообщение о смерти двоюродного брата, Актемар собрал своих отдыхающих боевиков. Двенадцать лет отдыхали, силу наедали… Не всех найти смог, но основной костяк сохранился. И сразу провел мощную операцию там, где его никто не ждал. Где вообще боевиков не ждали… На учебной базе «кадыровцев» – без разговоров полез в полымя. Вроде бы большие силы там были сконцентрированы. А он на них попер… С минометами, пулеметами и гранатометами. Уничтожил более пятидесяти «кадыровцев». При отступлении минометы бросил, чтобы идти налегке. Потери существенные. Таких в Чечне давно не помнят. Сам Актемар отработал, похоже, без потерь. И похитил, как всем представляется, документы из секретной лаборатории чеченского МВД, что располагалась там же, на базе, замаскированная под медсанчасть. При этом расстрелял руководителя лаборатории профессора Мажитова, специалиста в области биохимии, и вместе с ним еще четверых. К несчастью, один из этой четверки – наш опытный агент, буквально неделю назад внедренный в лабораторию и успевший передать только одно донесение. Это для нас большая потеря. Второй, как удалось выяснить, американец, прибывший в Чечню из Грузии, где до этого работал в какой-то грузинской закрытой лаборатории. У нас очень поверхностные знания о том, чем эта лаборатория занимается, но кое-какие наметки тоже есть. Чтобы сразу не отвлекаться, я скажу об этом позже. Американец, кстати, прибыл под видом врача, хотя врачебной практики, как мы выяснили, не имеет и по своему профилю занимается чистой химией, без приставки «био». В американском национальном реестре врачей не значится…

– А это что такое? – спросил полковник.

– Чтобы иметь право лечить людей на территории Соединенных Штатов, любой врач, гражданин США или нет, должен в обязательном порядке быть занесенным в национальный реестр врачей. В Америке с этим сложности, поскольку американцы не признают даже европейские медицинские дипломы. Мы имеем возможность полностью просматривать этот реестр по своим каналам, хотя каналы не открытые.

– Понял. Продолжай…

– В американском национальном реестре врачей не значится, но, по нашим данным, имеет какие-то отношения с ЦРУ. Возможно, штатный сотрудник, но хорошо законспирированный. Последний раз он возникал на горизонте в исследовательском центре в Лос-Аламосе. Но это не наши данные, а немецкой разведки. Мы проверить не можем. Центр в Лос-Аламосе занимается всякой чертовщиной: НЛО, зомби, телепатия и прочее. Двое других убитых – просто научные сотрудники лаборатории. Один, кстати, поляк, но в Чечне работает уже больше года; второй – специалист с Украины. Оба биохимики… И Актемар Дошлукаев всю лабораторную международную элиту расстрелял, а потом поджег саму лабораторию, заодно уничтожив специальный научный аквариум с рыбой фугу, так называемой рыбой-собакой или рыбой-шаром, иглобрюхом, двузубом. Ценный был аквариум… Урон, в общем, большой, многомиллионный. Я не говорю уже о «кадыровцах», которые страх на округу наводили, а он навел страху на них…

– Круто, – с легким одобрением в голосе произнес отставной полковник, показывая, что ему, несмотря на пенсионный возраст, не чужд молодежный сленг. – Про рыбу, я полагаю, ты тоже желаешь потом рассказать…

– Потом, товарищ полковник. В качестве небольшого приложения, если это понадобится, чтобы вас убедить…

– Ага… Если думаешь убедить меня вмешаться до такой степени, чтобы я согласился уехать от своего огорода, то можешь сразу прекратить рассказ. Я всю зиму ждал, когда начну в огороде копаться. Нравится, понимаешь, мне это дело. Гораздо больше войны нравится.

– Я продолжаю рассказывать, – сказал капитан.

– Продолжай. И где Актемар сейчас?

– Нет координат. Даже по трубке сотового телефона найти его не смогли. Уже знает, похоже, о возможности поиска через спутники. Сменил сим-карту. Кто-то говорит, что он в лесу, кто-то – что рассеял джамаат по окружным селам, а сам прячется в городе, но собирает своих в течение часа или двух и убивает людей выборочно, по не совсем понятному нам принципу: от руководителей следственной службы до офицеров финансового отдела. Кстати, водитель машины, сбившей Индарби, после аварии остался жив, хотя сильно пострадал, был доставлен в реанимацию, но там же ночью был застрелен из пистолета с глушителем. Убийцу никто не видел. Возможно, у Актемара такие длинные руки, а возможно, сам Актемар здесь ни при чем и кто-то убрал человека, способного сказать лишнее. Но факт остается фактом – Дошлукаев начал боевые действия.

– Ага… Воевать, значит, снова пошел… «Эффект бабочки», – сказал полковник Семиверстов.

– Что, товарищ полковник? – не понял капитан.

– Слышал про такого человека – Эдвард Лоренц?

– Это какой-то кинолог? Австриец, кажется…

– Нет. Кинолога зовут Конрад Лоренц, он точно – австриец. А этот – Эдвард, американец, математик и метеоролог, но тоже ученый достаточно известный, автор так называемой «теории хаоса». Так вот, этот Эдвард Лоренц дал такое определение, как «эффект бабочки». Бабочка, взмахивающая крыльями в одном конкретном месте, может этим своим движением вызвать торнадо на другом конце света. Дальше – больше: одно торнадо порождает другое, то – еще что-то, и начинается «эффект домино». Так и в твоем рассказе… Полетевшая по ветру газета где-то там, в Америке, по ту сторону земного шара, заставила Актемара Баштаровича Дошлукаева взяться за оружие в Чечне… Только я пока не вижу связи между этими двумя фактами, а связи быть должны, и основательные…

– Я, товарищ полковник, еще не успел эти связи обозначить. И «теория хаоса», честно говоря, мне не совсем по душе. Я с большим уважением отношусь к древнеегипетскому философу Гермесу Трисмегисту, который написал в своих «Изумрудных скрижалях», что подобное притягивается подобным. То есть в мире ничего не происходит случайно. Только мы не умеем правильно отследить все существующие связи. Когда чем-то конкретным плотно занимаешься, подобное начинает вокруг тебя вертеться само. Я много анализировал и пришел к выводу, что это работает. И именно это помогает связи найти. Так и в нашем случае – отдельные связи обозначить возможно.

– Ага… Только «теория хаоса» говорит о том же, о чем этот древний египтянин говорил. Но американцы, как всегда, любят чужое объявить своим. Но я рад, что в нашем случае связи просматриваются. Тогда обозначай их. А то я не понимаю…

– Я, товарищ полковник, немного издалека начну… В декабре 2007 года в Германии некий ученый из Саудовской Аравии подал прошение о регистрации патента на свое изобретение. Араб разработал некий жидкий мини-чип, вводимый в организм человека простой инъекцией. Чип позволяет не только отслеживать с помощью простого телефонного спутника и даже автомобильного навигатора все перемещения объекта, но и, при определенных условиях, дать человеку сигнал к самоуничтожению, и его организм останавливает свою деятельность. К самому ученому у нас интереса нет, потому что он уже сгинул в небытие – кажется, с чьей-то помощью. Дело не в нем, а в дальнейшем развитии событий… В соответствии с немецким законодательством краткое изложение изобретения публикуется в открытой патентной базе, что и было сделано. Наши специалисты, как и заинтересованные специалисты других стран, регулярно просматривают эту патентную базу. Мало ли что может появиться любопытного, что наведет на хорошие мысли, которые можно развить даже самостоятельно. Впоследствии в регистрации изобретения ученому было отказано категорически, хотя сутью его разработок заинтересовались, как это часто бывает, спецслужбы сразу нескольких стран, которых наличие патента интересовало меньше всего. Наши специалисты, кстати сказать, тоже проявили интерес, но нас в данном случае опередили.

– Кто из наших работал по этому вопросу? – поинтересовался полковник.

– Внешняя разведка. Ждали согласования…

– Ага… Их всегда опережают. Извини, капитан, перебью. Что там у вас слышно о передаче нашего агентурного управления Службе внешней разведки?

– Даже сюда слухи доходят! Вот уж… Слухами земля полнится… Говорят, и много говорят, товарищ полковник. Сам я не слышал, но утверждают, что министр обороны такие планы уже высказывал публично. А это уже значит, что есть согласование на самом высоком уровне.

– Странный у нас, надо сказать, министр обороны. Лишает оборону агентурной разведки и передает ее из собственных рук в другое ведомство, которое всегда опаздывает…

– Он не только это делает… Это только ягодки…

– Наслышан. Ладно, не будем обсуждать, во что не имеем возможности вмешаться, вернемся к нашему делу… Кто на этот раз опередил всех?

– Обычно всех опережает «Моссад». Но в данном случае «Моссаду» ловить там было нечего, поскольку сам ученый был из арабского мира и с евреями работать не захотел бы. И потому изобретение прибрало к рукам ЦРУ. Вместе с изобретателем… Последний раз этого араба видели в аэропорту Лос-Анджелеса, после этого ученый пропал без следа. Искать его пытались родственники, но безуспешно.

– Типичная история. Отработанный материал подлежит уничтожению и захоронению, – констатировал Сергей Палыч. – Вот и уничтожили и захоронили так, что следов не осталось… Или же, при другом раскладе, этот тип просто прячется от алиментов. Сбежал из своего гарема в чужой, а алименты платить не желает. Такое тоже может случиться…

Капитан Шингаров коротко хохотнул и продолжил, не желая такую важную тему разменивать на шутки:

– Но нас его судьба волнует мало. Нас волнует то, что согласно данным внешней разведки Индарби Дошлукаев работал как раз в той военной лаборатории, которая и закупила материалы, не удостоившиеся немецкого патента.

– Кстати, – перебил Шингарова полковник, – а что немецкие спецслужбы? Совсем материалами не заинтересовались?

– Последствия Второй мировой войны, товарищ полковник, еще сказываются… Немцы комплексуют, когда вопрос касается таких дел. Именно потому они и отказались выдать арабскому ученому патент. Если бы еще это была разработка собственных лабораторий и была бы полная уверенность, что все останется в строжайшей тайне, немцы, конечно, повели бы себя иначе. А так – они собственного общественного мнения боятся. А изложение материала было выставлено на открытый обзор. Следовательно, общественное мнение в курсе…

– И хорошо, что боятся. Нашим бы некоторым политикам побояться общественного мнения… Продолжай.

– Лаборатория, которой руководил полковник Мажитов, занималась, насколько нам известно, разработкой психотропного и психотронного оружия. И именно поэтому мы заинтересовались ее деятельностью, не входящей в федеральные разработки.

– А что за федеральные разработки?

Полковник спросил и поднял брови, стараясь уловить реакцию капитана Шингарова. Тот действительно смутился.

– А вы что, Сергей Палыч, не знаете, что у нас существуют закрытые лаборатории? Думали, такое могут себе позволить только западные страны и китайцы?

– Нет, еще монголы, – добавил полковник.

– Монголы? – не понял Шингаров.

– В годы моей лейтенантской молодости существовала такая лаборатория на территории Монголии, правда, относящаяся к госпиталю Советской армии. Но там работали настоящие монголы и несколько тибетских монахов, мечтающих о возвращении Тибету государственности. С председателем Мао тогда отношения были натянутые, и наши тибетцев прикармливали. Но это так… Про российские лаборатории я действительно ничего не знаю, хотя догадываюсь, что они должны быть и даже, вполне вероятно, могут существовать под крышей ГРУ. А ты знаком с перечнем федеральных разработок?

Шингаров улыбнулся:

– Чином, товарищ полковник, не вышел. И образованием, кажется, тоже… Не по тому профилю обучался. И в лаборатории такого плана мог бы быть только в качестве «кролика».

– Ладно, ближе к делу…

Полковник встал, чтобы заняться заваркой чая. Как гостеприимный хозяин, он свои обязанности не забывал, но и разговор мог продолжать. Чай заварил и заварочный чайник перекрестил, что-то прошептав себе под нос.

Шингаров продолжил:

– Официально наши власти с властями Чечни сильно дружат, друг друга во всем поддерживают. Но присматривать за чеченцами стоит. Вот неожиданно и обнаружили. Мы сумели внедрить туда своего офицера, имеющего соответствующие знания, но тут вмешался Актемар Баштарович Дошлукаев. Вмешался излишне активно, нарушив все наши планы. И планы своих соплеменников, естественно… Причем, когда следственная бригада разбирала то, что осталось от сгоревшей лаборатории, было обнаружено, что сейф профессора Мажитова был открыт – дверца распахнута. А внутри не оказалось никаких следов сгоревшей документации. А документации там было много, и все по разной тематике. Это мы уже знали из первого и единственного донесения своего агента. И нам, естественно, очень хотелось бы на эту документацию взглянуть…

– Это я могу понять, – полковник задумчиво почесал гладко, как обычно, выбритый подбородок. Даже в деревенской глуши Сергей Палыч не изменял своим старым армейским привычкам, хотя мог бы себе позволить и бороду отпустить. – Ладно… Ты какие-то приложения к основному тексту обещал…

– Насколько нам известно, вы дважды или трижды бывали в гостях у Актемара Дошлукаева. Дома, в семье… Когда он был уже освобожден и с него сняты все обвинения…

– Бывал. Беседовали о жизни. Он сам приглашал, я заезжал… С семьей его знаком… Он мне нравился как человек. Надежный и простой. И у нас установились взаимоуважительные отношения.

– Вот об этом и речь. Командование просит вас поговорить с женой Актемара Баштаровича, чтобы она дала нам возможность встретиться с ним. Дошлукаев наверняка каким-то образом общается с женой. Она может передать вашу просьбу ему. Ну, если не встретиться, то хотя бы связаться любым образом. Хотя бы по телефону поговорить…

– Значит, ты все же хочешь вытащить меня с огорода.

– Необязательно. Мы можем жену Актемара даже сюда привезти.

– Подумаем… Странное это дело. Не войсковое, я бы сказал. Выкладывай пока свои приложения…

* * *

– Чай, товарищ полковник, у вас какой-то необыкновенно вкусный. Умеете заваривать…

– Льстишь не по делу… Чай, согласен, вкусный. Но я здесь ни при чем. Вода чистая, родниковая. На такой воде все вкусным получается. И никакого умения не нужно. Просто вы, горожане, хлорку уже не замечаете, привыкли. А я, как в город выберусь, там пить ничего не могу. Везде запах хлорки…

– Да, привычка, – согласился капитан. – А какой у вас пес дисциплинированный! У моей мамы собачка… Мелкая дворняжка. Придешь к ней, поговорить не даст, требует к себе всеобщего внимания.

– Ньюфистофель – интеллигент. Порода очень интеллигентная. Его замечаешь только тогда, когда тебе это хочется.

– Ну, такого слона не заметить трудно.

– Тем не менее умеет быть незаметным. Не надоедает…

Полковник вторично разлил чай по чашкам.

– Ну так, приложения, говоришь… Сначала – о грузинской лаборатории.

– У нас достаточно мало сведений по этой лаборатории. Ею наша агентурная сеть плотно заинтересовалась после того, как наши санитарные органы запретили ввоз в Россию грузинского вина. Раньше, когда присматривались поверхностно, казалось, через лабораторию просто «прокручиваются» какие-то «левые» деньги, что для самой Грузии процесс естественный: без таких махинаций эта страна, говорят, просто не может существовать. Но потом пришлось присмотреться внимательнее. Дело в том, что значительная часть вина, приготовленного для ввоза в Россию, была просто вылита в канавы. Остальная часть продана в другие регионы или оставлена для внутреннего пользования. Но удалось выяснить, что вылитое вино произведено из урожая виноградников, удобрения на которые поставлялись через якобы коммерческий отдел этой самой лаборатории. Санитарный анализ в России обнаружил только вредные содержащие, но не более. Однако этого хватило. Но от санитарных служб с их примитивными системами исследования другого и ожидать было трудно. Наши специалисты исследовали сами удобрения, добытые агентурой, в собственных лабораториях и обнаружили фантомные остатки препарата «33FC-ZI».[4] Знаете, что это такое?

– Что-то смутно припоминаю. Слышал еще в годы своей службы. Если не трудно, напомни…

– Препарат по классификации относится к психотропным, накапливающимся в организме без возможности вывода естественным путем. Оказывает подавляющее влияние на мозг и центральную нервную систему. С момента накопления в организме соответствующей дозы человек становится просто биороботом, который будет механически, без раздумий и сомнений, выполнять все приказы, не вдумываясь в то, кто эти приказы отдает. Еще одно важное качество этого препарата – он подавляет в организме несколько генов, отвечающих за природный инстинкт самосохранения. То есть человек становится неспособным к элементарной самозащите…

– Хорошо, что в армии не пьют грузинское вино, – горько усмехнулся полковник. – Водка, я слышал, сама подавляет психотропные препараты.

– Это сказки, придуманные теми, кто пьет только водку, – категорично заявил капитан. – Но «паленая» водка, производимая в кавказском регионе, завозится в Россию массовым порядком, и каждый раз лабораторные анализы находят там новую и новую гадость. Если не психотропные препараты, то отравляющие вещества или просто вещества, сокращающие по мере накопления жизнь на пару десятков лет. Препарат же «33FC-ZI», иногда его еще называют «тридцать третий», находит слабое применение из-за того, что быстро разлагается в атмосфере. Тем не менее, попав вместе с удобрениями в виноград, он сохраняется там, подпитываясь естественной глюкозой, и попадает потом в вино. – Капитан допил чай. – Вопрос с приложением, товарищ полковник, кажется, исчерпан…

– Частично. Ты еще про рыбу не рассказал.

– Ах да, этот аквариум в лаборатории профессора Мажитова…

– В бывшей лаборатории бывший аквариум…

– Да, Чечне придется закупать рыбу фугу для нового аквариума, если они соберутся продолжать работу лаборатории. Но для этого им следует сначала найти все те документы из сейфа профессора, что похитил Актемар Баштарович Дошлукаев. У лаборатории есть дополнительные корпуса, но они занимались, насколько нам известно, не серьезными изысканиями, а выполняли только вспомогательные функции.

– Итак, рыба фугу…

– Рыба фугу плавает в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах. Маленькая рыбешка величиной с ладонь. Но при появлении опасности раздувается, превращаясь в шар, и становится в несколько раз крупнее. Кроме того, способна защищаться с помощью ядовитых игл и зубов. И горе той акуле, которая пожелает проглотить рыбу фугу. В ее икре, коже и особенно в печени содержится тетродотоксин, так называемый ТТХ, чрезвычайно сильный яд, в тысячу двести раз более ядовитый, чем цианистый калий. Чтобы отравить человека, достаточно одного миллиграмма. Одной рыбины хватает, чтобы отравить сорок человек.

– Чечены собрались разводить фугу в аквариумах и продавать на наших базарах? – Полковник показал, что черный юмор ему не чужд. – Пусть для начала отправят партию в столовые всех телеканалов…

– Не возражал бы, – заметил капитан. – Только рыба эта, по большому счету, съедобна.

– Даже так?

– В Японии существует сложная система аттестации поваров на получение лицензии для приготовления рыбы фугу. И при этом каждый повар должен сначала попробовать свой продукт сам и только потом подавать на стол клиентам. Стоимость одной порции в дешевых японских ресторанах – около пятисот долларов. Кто пробовал, говорит, что вкус незабываемый. Скептики утверждают, что незабываемым он становится от остроты ощущений, а так – обычная рыба. Кто обедает, стоя на канате над пропастью, испытывает те же чувства…

– Наверное, – согласился полковник Семиверстов.

– Тем не менее существует несколько способов приготовления этой рыбы. У меня тут в документах есть выписка из книги одного советского журналиста-международника, которого угощали этой штукой. Он уверяет, что у него и у других сначала отнимались ноги, потом руки, и он видел, как люди, не в силах пошевелиться, только глазами водят, с удивлением друг на друга посматривая. А потом наступает эйфория, когда уже никто никого не видит. Это один из способов приготовления. При котором фугу выделяет какое-то наркотическое средство. Сам способ в книге не описан, но есть и другие способы, рецептура существует. Ничтожные доли тетродотоксина содержатся в спинных мышцах, которые в основном и идут в пищу. И от временной термообработки зависит влияние мяса фугу на организм. Так вот, случается, что человек впадает в транс и его можно в это время зомбировать. Причем получается не тот классический зомби с Гаити, который три дня лежит мертвым, а потом встает из могилы и делает то, что ему прикажут, и которого легко вычислить по неадекватной манере поведения, а обыкновенный человек, запрограммированный в определенное время и в определенном месте совершить какой-то конкретный поступок. Понимаете, товарищ полковник, какое оружие создавали в Чечне?

– Понимаю…

– Кстати, на Гаити, где рыбу фугу зовут двузубом, для отвара используют не мышечные ткани, а кости. Они тоже достаточно токсичны. Но мы не будем говорить о Гаити, а остановимся на чеченском варианте…

– Чтобы что-то сделать, следовало найти оптимальную норму для обработки рыбы. А этого добиться можно только опытным путем. Сколько же человек следует убить или изуродовать, чтобы получить результат?

– Много…

– У профессора Мажитова уже были положительные результаты?

– В том-то и беда, что Актемар Дошлукаев уничтожил окружение профессора и нашего агента. Но кое-какие сведения были уже в первом донесении. Недавно из Самары вернулась испытательная бригада. Прошу обратить внимание, товарищ полковник, что испытания проводятся не в Чечне, а в России. Причем это была уже повторная командировка. Проверяли первые объекты испытаний, проведенных год назад. Агент не имел доступа к материалам и только констатировал факт возвращения испытательной бригады, а теперь к материалам имеет доступ только один Актемар Дошлукаев. А нам не просто любопытно, нам необходимо на них посмотреть, потому что ответ на наш запрос в самарское областное управление внутренних дел пришел любопытный.

– Приложение под номером три, – констатировал полковник Семиверстов.

– Совсем короткое… Мы запрашивали областное управление исключительно по поводу странных, не поддающихся расследованию дел. Оказывается, таких дел у них накопилось множество, причем задолго до начала деятельности лаборатории профессора Мажитова. Лаборатория работает всего чуть больше четырех лет. А первые подобные случаи зафиксированы в областном центре еще в девяносто четвертом году, когда в связи с общей обстановкой в Чечне никак не могла возникнуть такая лаборатория. Случаи, надо сказать, странные. Сначала скромная, ничем не примечательная студентка, кстати, накануне собственной свадьбы, находясь в абсолютной трезвости, вдруг полностью раздевается и совершает прогулку по двору. Потом она вообще никак не может объяснить свой поступок. Смутно что-то помнит, но ничего не в состоянии объяснить. Свадьба, естественно, расстраивается, что доводит студентку до нервного срыва. Чуть позже мужчина средних лет, не имеющий криминальных наклонностей, выносит из дома дорогие золотые коллекционные украшения, принадлежащие его отцу, всего на сумму 27 миллионов рублей, и относит их для передачи к кому-то на квартиру. Объяснить ничего не может, но квартиру показывает. Там живет пенсионер-инвалид, совершенно мужчине незнакомый. Мужчина квартиру не узнает, хотя мебель там уже много лет не меняли, но он уверен, что входил именно в эту дверь. Сам хозяин квартиры мужчину тоже не узнает… И еще несколько случаев сходного характера, в пятидесяти процентах имеющих корыстный мотив, в оставшихся пятидесяти – ярко выраженный хулиганский…

– Интересно… И никаких следов?

– Вообще ничего… Не за что было зацепиться. Следующая вспышка целого ряда происшествий произошла год назад. Как раз во время предположительных испытаний, проводимых бригадой лаборатории Мажитова. Характер тот же. И последняя вспышка совсем недавно. Это все, что касается испытаний.

– Логичный вопрос, капитан. Вспышка в девяносто четвертом году выпадает из системы. Что это может значить?

– Это должно значить, что Мажитов у кого-то купил эту технологию, точно так же, как купил недавно другую у Индарби Дошлукаева через его брата Актемара. Цена, как нам удалось узнать, была при этом слишком высокой для отдельной темы – двести пятьдесят тысяч долларов. Сама тема пустяковая. Предположительно, с Индарби расплачивались одновременно за что-то другое. И координаты лаборатории Актемару дал именно двоюродный брат…

– Здесь я соглашусь. – Полковник Семиверстов напряженно смотрел в пол. – Появление в лаборатории американца, ранее работавшего в Грузии, – событие из этого же ряда…

– Индарби работал на американцев, но не забывал свои исторические корни…

– А это уже вопрос спорный. Я бы скорее предположил, что американцы через Индарби гнали препараты в Чечню, предполагая, что они будут использоваться против России. Это все было продумано…

– Значит, есть новая версия, с которой я мог бы согласиться как с одной из рабочих.

– Есть такая версия, – согласился полковник. – И твои приложения убедили меня, что вмешаться стоит. Хотя бы попробовать стоит, хотя я и не уверен в том, что все пройдет, как хочется. Мы с Актемаром относились друг к другу с уважением, но все же не были друзьями… А теперь попрошу обеспечить меня связью с женой Актемара. Трубку мне и трубку ей. А то я без телефона обхожусь… Здесь как-то даже и не требуется. Если что сыну сказать надо, в райцентр могу съездить…

– Сделаем, товарищ полковник. Я сегодня же привезу вам, а потом позвоню в Грозный, чтобы там обеспечили трубкой жену Дошлукаева. Как только мне номер передадут, я сразу с вами свяжусь.

– Буду ждать.

Глава вторая

– Ты бы лучше не выходил сегодня в город, – посоветовал Джабраил. – «Кадыровцы» по всем улицам разъезжают, патруль за патрулем. Кто-то сказал, что ты в лес уйти не захотел и здесь прячешься…

Сам Джабраил Артаганов, подполковник республиканского управления ФСБ, на службу обычно ходил в гражданской одежде, но в этот раз надел мундир.

– Я послушаюсь тебя, – согласился Актемар. – Хотя так сказать некому. Буду дома сидеть. Если разрешишь и дальше твоим компьютером пользоваться…

– Пользуйся на здоровье. Жалко, что ли… Интернет я вчера оплатил, можешь и в сети работать. Просьба только одна – ничего из моих файлов не удаляй.

– Твои файлы я даже не смотрю, мне своих хватает.

– Много уже проверил?

– Из того, что с собой привез, больше половины. Работы еще надолго хватит…

– Ну-ну, работай… Остальные-то диски не пропадут?

– Я спрятал диски и документы в разных местах. А они друг друга дублируют. Пропадет одно, останется другое…

– А парни твои?

– Во-первых, я в них не сомневаюсь; во-вторых, материалы прятал я один… Никто не видел, никто не знает…

– Значит, все-таки не доверяешь им…

– Доверяю. Но не хочу подставлять. Им в моем положении быть не следует. Да они и не знают, что это за материалы…

– Хороший ты командир, если так о своих парнях заботишься.

Актемар осмотрел Джабраила с головы до ног.

– А ты что сегодня, на парад собрался?

– Совещание у начальства. Кто-то из Москвы пожаловал. Будут нас озадачивать. Приказано всем быть в форме и даже побритыми.

– Совещание по поводу?..

– Я так думаю, что повод сейчас у всех на слуху – ты… Такого переполоха Грозный не помнит со времен убийства президента Кадырова-старшего. Очень ты их зацепил. В больное место попал. Весь город буквально переворачивают.

– Тамилу сильно достают?

Актемар переживал за жену, но она – женщина понимающая, знала, что ее ждет, когда провожала мужа. Но Тамиле не привыкать к подобному. Хотя за двенадцать лет спокойной жизни могла уже и отвыкнуть от тревог молодости.

– А ты как думаешь?! «Кадыровцы» вообще хотели захватить ее, если бы мы не воспротивились. Я сам предупредил… С издевкой, чтобы впечатлило… Сказал, что не буду защищать родственников тех уродов, которые посмеют это сделать. А родственников этих, как я предположил, придется хоронить уже вскоре после захвата. Мне поверили, потому что я лучше других тебя знаю… И сына твоего в колледже травят. Дети еще ничего, даже наоборот, с уважением, а преподаватели… Выполняют, я думаю, негласный приказ сверху…

– Даурбек уже взрослый. Я в его годы воевать начал. Но… Найди мне телефон директора колледжа. И имя… Чтобы было к кому обратиться.

– Не перестараешься?

– Я доходчиво объясню.

– Найду. Как только до кабинета доберусь, сразу позвоню. Кстати, сегодня Тамилу к нам на допрос вызывают. Могу встретить в коридоре. Что-то сказать ей?

– Я ей уже все сам сказал. Тот номер никто не прослушивает?

– Разве что случайно… Официально у Тамилы мобильника нет. Зарегистрирован на офицера нашего отдела.

– Долго переполох длиться будет?

– Они говорят, пока не поймают. Я думаю, через пару дней уже спокойнее будет. Ну, ладно, мне пора. На совещание опаздывать нельзя. У нас как считают: если из Москвы пожаловали, значит, начальство…

– Ладно. Не забудь чистые диски купить. Мне уже копировать не на что.

– Постараюсь не забыть.

Джабраил ушел. Актемар постоял у окна, не отодвигая штору. Посмотрел, как его товарищ вышел из подъезда, как поздоровался с двумя женщинами, разговаривающими между собой, и на ходу, через плечо, коротко с улыбкой ответил на вопрос одной из них, а потом скрылся за углом. Квартира у Джабраила хорошая, просторная, дом старой добротной постройки, которые обычно называют «сталинскими», с толстенными стенами и перекрытиями, с основательной звукоизоляцией. Это важно, потому что шаги в квартире, когда хозяин ушел на службу, могли кого-то навести на нехорошие мысли. Семья у Джабраила в Москве живет. Сын в институте учится, отец купил ему квартиру, и мать туда же переехала, чтобы за сыном присматривать, а то в Москве легко попасть в нехорошую компанию.

Первоначально Актемар намеревался перерыть все привезенное из сейфа лаборатории в рюкзаке Исрапила и найти документы, которые Индарби через него передал профессору Мажитову, когда просил напомнить, что за Мажитовым числится немаленький долг за прошлую «посылку». Лукман Мажитов, хороший знакомый Актемара по давним еще временам, обещал поторопить правительственных чиновников с выделением средств, хотя, как сказал, данные Индарби пригодились лишь отчасти, поскольку до большинства выводов в лаборатории уже докопались самостоятельно. Тогда только Актемар предположил, что его двоюродного брата с профессором связывают не простые коммерческие отношения, а Индарби, возможно, работает на правительство Чечни. На эту тему был отдельный разговор с Лукманом, но тот категорично заявил, что Индарби Дошлукаев работает на свой страх и риск, а его работу оплачивает правительство Чечни, поскольку на балансе правительства, в частности Министерства внутренних дел, стоит сама лаборатория профессора. А материалы Индарби тесно касаются разработок Лукмана, поскольку сам Индарби трудится в американской лаборатории аналогичного направления. Рассматривая первоначально только бумажную часть похищенного, Актемар начал понимать, в какое дело он ввязался и что за лабораторию возглавлял Лукман. Материалы Индарби сразу найти не удалось, и вообще по внешнему виду их трудно было уже определить, потому что профессор перевел все в цифровой формат, а далеко не все компакт-диски были снабжены соответствующей распечаткой. Приходилось просматривать все более подробно, во многих случаях через компьютер прямо с дисков. Но когда Актемар углубился в просмотр, уже не мог оторваться. Материал был ценным, но и настолько угрожающим, что эмир Дошлукаев, не терявший присутствия духа в самых сложных ситуациях, растерялся и даже отложил на время окончание запланированных акций. Следовало решить, что делать с материалами. Но прежде, чем принять решение, требовалось все просмотреть до конца.

* * *

В положении Актемара хорошо иметь такого друга, как Джабраил Артаганов. Впрочем, такого друга неплохо иметь и в любом положении, даже в самом мирном, не говоря уже о нынешнем, в которое Актемар себя поставил, когда променял спокойствие и работу в спортивной школе на положение снова гонимого человека, изгоя. Но хорошо, что друзья остались, и хорошо, что далеко не все в Чечне властью довольны. По разным причинам, часто даже противоположным, но недовольных хватает, и эти недовольные готовы поддержать точно так же, как и друзья. И еще есть бойцы джамаата, которых он, их эмир, поднял с насиженных, теплых и уютных мест. Он сразу предупреждал, что не будет таить обиды на того, кто не захочет пойти за ним. Но из тех, кого сумел найти, пошли все, и все были согласны рисковать жизнью и положением – предать своего эмира они не могли. И это поставило перед Актемаром еще одну проблему, которую, впрочем, решить было можно, и он уже, кажется, готов был ее решить. Материалы, похищенные в лаборатории, несомненно, представляют собой громадную ценность для любого государства, даже самого, на словах, демократичного. А уж о странах, которые имеют внутренние сложности и где вооруженный человек не является чем-то из ряда вон выходящим, эти материалы вообще бесценны. Если продать их, можно хорошо устроить всех поддержавших своего эмира бойцов. Деньги разделить поровну. Ну, может быть, побольше тем, у кого семья большая, детей много, и помочь в устройстве за границей. Конечно, лучше в какой-то мусульманской стране, которой в ближайшем будущем не угрожает война. Но это все позже, на общем совете. И только после завершения всего, что задумано. Бойцы тоже голову на плечах имеют. А с возрастом Актемар стал не таким авторитарным, как прежде, и готов выслушать чужое мнение.

Друзья во многих случаях способны решить больше половины проблем, стоящих перед человеком. Вот взять, к примеру, Джабраила Артаганова – подполковник ФСБ, которому по долгу службы положено было ловить своего друга, ни секунды не сомневался, когда Актемар пришел к нему и сразу все честно сказал. И даже помогать стал, рискуя собственной службой, погонами, свободой. И это даже при том, что он всегда служил честно, хотя, когда сам Актемар спросил его напрямую, ответил:

– Я российский офицер и чеченец по национальности. Но я служу не России и не Чечне… Я служу народам России и Чечни. Не президенту России, не президенту Чечни. Одни придут, другие уйдут, а народ останется. Ты – это народ… Полковник Мажитов тоже народ, но он человек, для народа вредный. Ты – гонимый, но от тебя народу пользы больше, чем от всех, вместе взятых, «мажитовых» и «кадыровцев». Можешь на меня положиться.

Это друг настоящий…

А друзьями они стали еще в первую войну, когда воевали на разных сторонах и должны были бы друг друга ненавидеть, но ненависти не получилось. Ненависть вообще удел слабых, а они оба были сильными. Джабраил Артаганов, когда все началось, в Москве служил, был старшим лейтенантом, но, несмотря на призыв Джохара Дудаева ко всем разбросанным по пределам бывшего Советского Союза этническим чеченцам к возвращению на родину, не вернулся, потому что по службе своей знал, что представляет собой фигура нового чеченского лидера. Знал, кто и для чего толкал генерала на родину с «волчьим»[5] знаменем в руках. Дудаев своими речами не зажег Джабраила, даже искры не пробудил.

Времена тогда были смутные, как пасмурное небо, все чего-то ждали, на что-то надеялись, хотя и не понимали, в какую сторону двигаться, – хотели прояснения. Тогда и появился Джохар, представился героем, почти таким, как Шамиль, и показалось, что именно он знает, куда людей вести, какова конечная точка этого пути. Актемар поверил Дудаеву сразу и безоговорочно, хотя раньше и не слышал о таком генерале. Раньше про него вообще никто не слышал, кроме военных летчиков, что служили под его командованием. А тут и по центральному телевидению Джохара Дудаева стали без конца показывать. Это уже потом, после знакомства с Джабраилом, Актемар узнал, что поднятие авторитета Дудаева – целенаправленная акция российского Правительства. Тогдашние правители России имели в своем штате хороших психологов-аналитиков, которые точно выполняли заказ. Сначала вроде бы начали поднимать авторитет Хазбулатова, потом посчитали его не той фигурой, что способна повести за собой народ туда, куда правителям хотелось завести чеченцев и всю Чечню. Хазбулатов честолюбием тоже отличался, но обладал им не в такой степени, как Дудаев, не обладал решительностью и способностью к принятию кардинальных решений. Да и поумнее Джохара он был, тоже понимал, чем это все может кончиться. Правителям России нужна была маленькая победоносная война. Во-первых, чтобы отмыть большие деньги; во-вторых, чтобы дополнительно за счет армии нажиться; в-третьих, чтобы отвлечь народ от собственного бедственного положения и иметь возможность списать общие беды и нищету на эту самую войну. Тогдашний министр обороны, превратившийся в полководца из простого командира десантной дивизии, как оказалось, не только полководческими талантами не обладал, но даже малейшим организационным даром. И война из маленькой победоносной превратилась в позорно проигранную. Но это было потом. А в грязном и слякотном кавказском декабре никто об этом не знал…

* * *

В тот день снег шел вперемежку с дождем и так размыл грунтовую дорогу, что, замедляя движение колонны, лишал федеральные войска возможности оперативного маневра. Было бы побольше сил, джамаат Актемара Дошлукаева даже эту колонну атаковал бы без страха. Такое было у бойцов и у самого эмира воодушевление и подъем после нескольких небольших, но эффективных побед, одержанных в последнее время над отдельными подразделениями. Но Актемар хорошо знал, что впечатление о невозможности маневра обманчивое, танки в действительности таких преград, как грязная дорога, не признают в принципе, и если сейчас атаковать танковую колонну, если даже поджечь один или два танка, то остальные развернутся во фронт за какие-то мгновения и просто растопчут узкую полосу лесонасаждений, обычно называемой «зеленкой», хотя такое название подходило для этой полосы исключительно летом, когда она в самом деле зеленая и способна укрыть и спрятать. А вместе с «зеленкой» растопчут и размажут по грязи и всех бойцов джамаата, потому что какой-то крутизны, камней и скал, за которые можно перебежать, чтобы укрыться, рядом не было. До ближайших скал, где укрывалась бо́льшая часть отряда и машина, пятиместный военный «уазик», недавно захваченный в качестве трофея, было больше пяти километров. Да и рейд этот был просто разведывательным, и Дошлукаев не взял с собой ни одного «РПГ-7», ограничившись тремя разовыми гранатометами «Муха», выстрел из которых может причинить танку единственный вред – сорвать антенну…

В середине колонны шел тентированный грузовик с солдатами. Вот для грузовика и «Муха» страшна, не говоря уже о тех, кто в кузове сидел. Обычно один грузовик перевозит взвод солдат. Трех выстрелов «Мухи» хватит, чтобы «накрыть» весь взвод, а остатки можно спокойно расстрелять из автоматов и пулеметов. Но и в случае обстрела грузовика танки тут же совершат маневр. Развернутся и проутюжат всю «зеленку».

Перед замыкающим колонну танком ехал «уазик». Тоже добыча для «Мухи». И тоже приходилось его пропускать из чувства самосохранения. Так бы и ушла вся колонна, не вздумай кто-то, сидевший в кабине рядом с водителем грузовика, отдать нелепый приказ. Грузовик вполне сносно ехал по танковому следу. Умятый чернозем не был липким, потому что гусеницами многих танков выжали из него воду. А грузовик начал обгон ближайшего танка. И тут же застрял в грязи. Машина была мощной, а солдат-водитель, как видел Актемар по его действиям, неопытным. Вместо того чтобы плавно, враскачку, выбраться из ямы, он начал газовать и закопался в эту самую яму чуть ли не по ось. Танки шли мимо. Но рядом с грузовиком остановился «уазик». Какой-то офицер открыл дверцу переднего пассажирского сиденья, высунулся и начал разговор с пассажиром в кабине грузовика. Причем «уазик» стоял с левой стороны, и разговаривали офицеры через водителя, который прекратил газовать, чтобы не мешать разговору офицеров. В это время из кузова выпрыгнули пятеро солдат, выбросили какие-то доски, стали под колеса подкладывать. Офицер из «уазика» проследил взглядом за работой, подсказал что-то, посмотрел на замыкающий колонну танк, который «уазик» только что обогнал, вышел из машины и стал показывать рукой совсем не в том направлении, в котором двигалась танковая колонна.

Актемар понял, что офицер объясняет, куда грузовику ехать после перекрестка, что располагался всего в паре километров. После этого он забрался в свою машину, постучал сапогом о сапог, стряхивая грязь, и «уазик» двинулся догонять танки, которые были еще совсем недалеко.

– А эти – наши клиенты, – сказал Актемар, кивая на грузовик.

– Главное, чтобы они раньше времени из грязи не выбрались, – поддержал командира снайпер Эльджарка, не отрывая взгляда от прицела своей винтовки. Тогда у Эльджарки еще не было «Винтореза», но он и с «СВД» неплохо общался. – Эмир, а офицер-то в кабине…

– Что? – спросил Актемар.

– Он ведь не в полевой форме… Просветы на погонах голубые. Летчик, что ли?

– Что здесь летчику делать? – Актемар поднял к глазам бинокль. – Точно… Голубые просветы… Или, я бы сказал, ярко-синие… Буду рад познакомиться со старшим лейтенантом Федеральной службы безопасности… Что там наши танки?

– Уже за поворотом.

– Значит, будем знакомиться. Танки не услышат… Офицера брать живым… Эльджарка! Если выберутся, сразу оставь их без водителя. Берем только офицера. Остальные нам даром не нужны…

Это была не случайно прозвучавшая фраза, потому что многие полевые командиры развернули настоящую охоту за пленными, чтобы впоследствии получить за них выкуп. Когда больше заработать нечем, многим такой заработок казался спасением от нищеты. Эмир Дошлукаев своим бойцам категорически запретил заниматься похищением людей, считая подобные действия недостойными тех целей, к которым призывал свой народ Джохар, хотя предложения подобные от бойцов поступали.

У Актемара тогда был большой отряд, и люди в нем разные. Это потом, уже во вторую войну, когда все пошло совсем не так, когда противник был уже совсем другим и другие офицеры вели солдат в бой, вокруг эмира собрались только надежные бойцы.

Грузовик все никак не мог выбраться из грязи. Водитель газовал, колеса скользили по доскам, не цепляясь за них. Солдаты стали толкать машину. Наконец кто-то подсказал водителю (должно быть, офицер в кабине), что выбираться следует враскачку; машину стали раскачивать, но Актемару уже надоело наблюдать за этим.

– Эльджарка – водитель твой, – сказал он снайперу и добавил для других: – Солдат «Мухе» скормите…

В кузове других солдат, кроме тех, что машину толкали, не было. Иначе они тоже помогали бы. Выстрел «СВД» и выстрел «Мухи» прозвучали один за другим. И все на этом закончилось. Только офицер ФСБ, невысокого роста, щуплый, с пистолетом в руке, выскочил из машины прямо в грязь, неуклюже поскользнулся, потерял равновесие и вынужден был обеими руками опереться о землю. И руки тоже грязью испачкать. Пистолет, который он из рук не выпустил, вообще превратился в ком земли. Со стороны это было смешно. И Актемар первым вышел из «зеленки». За ним и остальные бойцы. Стволы автоматов молча и с откровенной угрозой смотрели на старшего лейтенанта…

А офицер смотрел на приближение бойцов джамаата, но бежать не пытался. В самообладании ему отказать было трудно. И взгляд был спокойно-презрительным. Он казался трезво оценивающим свое положение человеком.

– Приехали, старлей, – по-русски сказал Актемар. – Бросай свою пукалку, все равно она тебе не поможет…

Старший лейтенант ответил ему по-чеченски:

– Не боишься, что выстрелю?

– Не боюсь, – по-чеченски же ответил Актемар. – Ты, вообще-то, на психа не похож. Ты, кажется, чеченец?

– Это тебе не кажется. Я чеченец…

Тогда, в самом начале первой войны, на стороне федералов еще много чеченцев воевало. Из тех, кто с Дудаевым договориться не сумел, и просто тех, кто федеральную службу оставить не захотел, потому что слабо верил в возможность маленькой гордой республики противостоять российскому гиганту. И претензий, основанных на национальном вопросе, стороны друг другу еще не предъявляли.

Офицер ухмыльнулся и бросил в грязь комок грязи, в который превратился его пистолет. Никто даже поднимать не стал.

* * *

Пленника не били. Дисциплину и порядок Актемар в своем отряде поддерживал строго, и если сам эмир считал, что бить можно только того, кто имеет возможность ответить тем же, иначе это будет не мужским поступком, то и остальные бойцы считали это правильным.

В расстрелянной машине не оказалось ничего, представляющего интерес. Она везла в какую-то мотострелковую часть сменное нижнее солдатское белье и пятерых молодых солдат на пополнение личного состава. Солдаты даже не успели получить оружие. Старший лейтенант просто навязался в попутчики, как и сама машина навязалась в попутчики танковой колонне.

Бросив грузовик прямо на дороге, не поджигая его, чтобы не привлечь дымом вертолеты, которые время от времени пролетали то в одну, то в другую сторону, но, к счастью, всегда вдалеке от дороги, и оставив тела убитых для следующей колонны, идущей тем же путем, которым федералы постоянно пользовались, Актемар со своим джамаатом вышел в сторону скал, где его ждала бо́льшая часть отряда, чтобы уже по скалам выйти в пределы горной гряды, а оттуда – к местам соединения нескольких джамаатов. Пленного старшего лейтенанта требовалось доставить в штаб, чтобы там разбирались, что это за птица.

Актемар быстро преодолел небольшой участок открытой местности и приказал радисту связаться со штабом. Узнав о пленном старшем лейтенанте ФСБ, там потребовали доставить его немедленно. Подумав, Актемар усадил старшего лейтенанта в машину, рядом с ним, с обеих сторон, двух бойцов пристроил, сам сел на переднее пассажирское сиденье. И дал задание отряду, с которым должен был соединиться через четыре часа.

Конечно, грязь не давала ехать так быстро, как хотелось бы. Но «уазик» в такую непогоду оказался идеальным средством передвижения. И все благополучно двигалось к завершению. Ни разу не застряли в пути, старший лейтенант вел себя смирно, признавая преимущество силы, и ему даже руки связывать не требовалось. Противника не встретили, да и встретить его здесь было маловероятно, поскольку горные участки контролировались отрядами, из которых и состояла армия Ичкерии. Но уже когда выехали на устойчивую дорогу, идущую среди скал, когда дорога стала круто вверх взбираться, откуда-то появилось вдруг вертолетное звено. Два «Ми-24» сначала пролетели мимо на высоте, малопригодной для атаки, потом сделали круг и пролетели уже низко, рассматривая, что за транспорт здесь движется. Транспорт без номеров всегда подлежал уничтожению. И потому Актемар приказал оставить номера на машине. Может быть, все обошлось бы, если бы не один из бойцов, у которого нервы не выдержали. В правой задней дверце стекло было выбито. И боец, высунув ствол автомата, дал по низко летящему вертолету очередь. Конечно, такая очередь не могла нанести вреда бронированному вертолетному днищу. Но «птички» на очередь отреагировали сразу, совершили еще один круг, и с неба с шипением устремились в сторону дороги НУРСы.[6] «Уазик» вдруг подхватила неведомая сила, кувыркнула в воздухе и сбросила с дороги под крутой склон. Актемар был еще в сознании, когда машину подбрасывало, но момент потери сознания он не почувствовал. Запомнились только страшный скрежет и громкий мат бойца-водителя…

* * *

Боль подсказала, что он еще жив, иначе Актемар подумал бы, что оказался в аду, потому что вокруг была кромешная темень. Он поднял голову и увидел что-то, смутно белеющее в той стороне, где были ноги. И там было холодно. Голова горела пламенем боли, правая рука болела еще сильнее головы, а ноги, казалось, мерзли. Актемар попытался подтянуть их под себя, и это вызвало новый приступ боли, теперь уже в ноге.

– Эй… – позвал он. – Эй, есть кто-нибудь живой?

Кричать было больно, и казалось, что это кто-то посторонний кричит.

– В себя пришел? – спросил голос, вроде бы знакомый, но не узнанный сразу.

– Пришел, – сказал Актемар. – Что так темно?

– Ты под камнями… Здесь природа что-то типа пещерки создала. Специально для такого случая. Я тебя от дождя туда затащил. Дождь был сильный, а потом снег повалил. Один снег, без дождя. И похолодало резко…

– Каждую ночь холодает, – ответил Актемар. – Февраль на улице, не лето… Да в горах и летом холодает резко…

– Это точно…

– Ты кто? – спросил Актемар.

– Похоже, твой ангел-хранитель…

– Что случилось?

– Не помнишь?

– Не очень…

– Я тебя из горящей машины вытащил. Тебя переломало всего… Ну, и тяжел же ты…

– НУРСы?

– НУРСы…

– А остальные?

– Я не успел. Машина взорвалась…

– А ты…

– Я – старший лейтенант, твой пленник…

– А теперь, стало быть, местами поменялись, и я твой пленник…

– Разберемся, – ответил старлей так, словно отмахнулся.

– Где мы?

– Недалеко от дороги. Метрах в пятидесяти. Смотрю, может, кто поедет?

– Никто не поедет… Ты что, ситуацию не знаешь?

– Какую ситуацию?

– Служишь где?

– Федеральная служба безопасности… Ты же документы смотрел…

– Место?

– В Москве.

– В Чечне давно?

– Второй день…

– Понятно… По этой дороге никто не ездит. Это, грубо говоря, фронтовая зона. Ваши едут там, где мы тебя взяли. Наши – по другую сторону хребта…

– И что? Жить теперь здесь будем?

– Пойдем…

– Ты слишком высокого мнения о своих возможностях… – сказал старший лейтенант. – У тебя открытые переломы на ноге и на руке и голова разбита. Самое большее, что ты сможешь пройти, это два десятка метров. Да и то опираясь на меня…

Актемар попробовал напрячь мышцы и пошевелиться. Боль пронзила все тело.

– В этом ты прав… Кроме того, идти нам, похоже, в разные стороны… Но если так лежать, я замерзну.

– Идти нам, как ты правильно заметил, в разные стороны. Но ты идти не можешь, а лежа здесь, просто замерзнешь. К утру уже замерзнешь…

Актемар подумал, что старший лейтенант хочет пристрелить его.

– Ты где? – спросил он, одновременно здоровой рукой ощупывая себя в поисках оружия. Под рукой не было автомата, в кобуре не было пистолета. – Я тебя не вижу…

– Я же говорю, ты под камнями. Я тебя от дождя туда затолкал.

– Могилу копать не надо, – мрачно пошутил Актемар.

– Не торопись туда. Может, что и придумаем…

Значит, пристрелить желания не испытывает.

– Думай, старлей… У меня голова думать не желает… И что тут придумать? Спасайся! Не замерзать же тебе со мной… На себе все равно не унесешь, – сказал эмир.

Сильный широкоплечий Актемар был явно неподъемным весом для щуплого старшего лейтенанта. Захочет – унести не сможет. Как только еще под камни, в пещерку эту затолкал…

– Придумать что-то всегда можно. Меня, кстати, Джабраилом родители назвали. Джабраил Артаганов.

– Я – Актемар…

Знакомство состоялось.

* * *

Джабраил все-таки придумал.

– Как мне отсюда выбраться? – спросил Актемар, подразумевая под вопросом собственное желание испробовать силы и попытаться идти, поскольку сдаваться и просто лежать в ожидании смерти было для него, с его характером, вообще делом невозможным. Если нет возможности идти, значит, придется ползти. Не могут помочь правая рука и левая нога – остались левая рука и правая нога, и они помогут. Лучше умереть от потери сил и крови, чем просто лежать и ждать, когда смерть заберет тебя.

– Лучше не надо, – сказал Джабраил. – Жалко, в машине все сгорело, даже ноги тебе накрыть нечем, чтобы не мерз…

– Мне их не накрывать, а открывать нужно, – настаивал Актемар на своем.

– Не торопись, я же попросил тебя…

– Чем дольше лежать буду, тем меньше шансов выбраться.

– Где твой отряд?

– Этого тебе знать не нужно. – Ответ был категоричным, таким же категоричным, каким был бы ответ на вопрос, заданный во время допроса.

– Давай не будем в детские игры играть. Ты – Актемар Дошлукаев?

– Дошлукаев…

– Я вчера смотрел досье на тебя. Не специально. Просто под руку попалось. Будь ты какой-нибудь головорез, я бы тебя и вытаскивать из машины не стал. Ты бы сгорел… Но ты вел себя достойно, и я тебя вытащил. Правда, тогда я еще не знал, что ты Дошлукаев…

– Что это меняет?

– Это ничего не меняет. Но не заставляет меня тебя убить. Ты противник, но ты не злостный враг, подлежащий уничтожению. И я не собираюсь тебя убивать.

– Спасибо. Утешил… Скажи только: как ты, чеченец, воюешь против своего народа?

– Я не воюю против своего народа. Потом ты поймешь, за что ты воюешь. И поймешь, что Джохар Дудаев совсем не та фигура, которая должна вести людей за собой. Он ведет вас в пропасть. И все только ради своих великих амбиций. Его из-за этих амбиций специально выбрали и послали сюда, в Чечню…

– Кто выбрал?

– Те, кому эта война помогает набить карманы. Больше Дудаев ни на что не годится.

– Это твое мнение. Оставь его при себе.

– Это не мнение. Это слова человека, знающего, как и почему генерала Дудаева толкали сюда. И кто толкал. Эта война развязана Джохаром, грубо говоря, по заказу российского Правительства. Там нашли достойного пастуха, который сумел повести за собой слепых овец.

Актемар мрачно промолчал. Оба долго молчали.

– Как ты думаешь, мне возможно выбраться к своим? – спросил наконец старший лейтенант.

– Не зная обстановки, не зная, где какой отряд стоит, кто за какую территорию отвечает? Думаю, почти невозможно. Если только очень повезет… Днем видно, куда идти, но и тебя видно. Перехватят. А ночью идти сложнее – и не знаешь куда, и не знаешь, к кому попадешь. Попробуй… Может, твоя звезда светит ярко…

– А вывести меня могут?

– Кто?

– Ну, предположим, твои парни…

– Не очень понял. Голова болит, думается плохо. Объясни свою мысль…

– Я не смогу утащить тебя на своих плечах. Сил не хватит, да меня и самого в машине слегка поломало. Но я ходячий. И могу идти. Если я приведу к тебе твоих парней, ты можешь дать мне слово, что потом отправишь их проводить меня до наших?

Актемар ненадолго задумался. В принципе ничего страшного в такой сделке нет. Если он скажет, где сейчас находится его отряд, даже если этот старший лейтенант и желает обмануть, ничего у него не получится. Пока он до своих доберется, отряда на месте не будет.

– Ты ночью не найдешь…

– Я хорошо ориентируюсь. А у тебя есть карта. В накладном кармане штанов на здоровой ноге, – напомнил Джабраил.

– Обыскивал меня?

– Нет. Я видел, как ты отмечал в карте, где меня захватил, а потом карту убрал в карман.

– Наблюдательный… И что ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты дал мне карту и показал, где мне найти твоих людей. Даю слово мужчины, что не воспользуюсь твоей картой в своих интересах и против тебя и твоего отряда. Я приведу твоих парней к тебе, а потом ты отправишь со мной группу сопровождения, чтобы вывели меня. Я слышал, что ты тоже дорожишь своим словом…

В карте было много обозначений. Там была обозначена дислокация отрядов, стоящих рядом. И дать такую карту в руки старшему лейтенанту ФСБ значило подставить всех. Но, с другой стороны, Джабраил мог бы сам взять карту еще в то время, когда Актемар был без сознания. А он таким шансом не воспользовался, хотя оружие забрал…

Может быть, стоило рискнуть? Не верит слову мужчины только тот, кто не умеет собственное слово держать!

– Это далеко, – еще сомневаясь, сказал Актемар. – Я рассчитывал возвращаться на машине. А ты сам говоришь, что тебя тоже поломало…

– Меня поломало, но не сломало. Я могу идти.

Актемар ощупал карман, карта была там. Он вытащил ее.

– Договорились. Помоги мне выбраться.

– Потом придется назад забираться. Среди камней теплее, там ветра нет.

– Заберусь… – Актемар, напрягая лицо от боли и задерживая дыхание, повернулся на бок и стал выползать вперед ногами. Джабраил наконец-то и себя показал, наклонившись и закрыв телом сумрачный свет, что показывал вход в пещерку. Он старался помочь, придерживая сломанную ногу Актемара двумя руками. – Иначе как я тебе покажу…

– Я бы сам к тебе забрался.

Пещерка была тесновата, и вдвоем там поместиться было сложно.

Актемар все же выбрался. Фонарик-авторучка был у него в нагрудном кармане куртки. Сел, развернул карту, подсветил и показал место.

– Вот здесь должны ждать. Только спешить надо… Могут сняться и уйти на базу.

Джабраил снял с себя бушлат, взял карту и фонарик, а бушлат положил на ноги Актемару.

– Замерзнешь, – сказал Актемар.

– Мне идти… Согреюсь. Тебе ждать… Хоть так погреешься.

Бушлат самого эмира остался в машине и, надо полагать, сгорел. Его было не жалко. Жаль было только фотографии родных, что оставались в кармане.

– Я пошел… Да хранит тебя Аллах, – сказал Джабраил, вздохнул, еще раз в карту глянул, прикидывая, видимо, место, где они находятся в данный момент, и пошел.

– Погоны на всякий случай сними, – в спину ему подсказал Актемар. – Снайперам погоны сразу видно.

Джабраил не обернулся, но Дошлукаев увидел, что он стал на ходу снимать погоны. Темнота быстро поглотила старшего лейтенанта…

* * *

Уже потеряв старшего лейтенанта из виду, Актемар долго еще слушал его шаги. Ветер был как раз с той стороны, и шаги доносились до уха быстрым прерывистым хрустом. Должно быть, Джабраил спешил и сразу пошел в высоком темпе, пока позволял это склон горы. Правильно, время требуется сокращать как раз при спуске, потому что поневоле придется потерять его, когда придется идти вверх. Да и замерзнуть старший лейтенант, наверное, не желал.

Самому Актемару было сложнее. Он примерно представил себе, как будет забираться в свою пещерку, и в принципе это не показалось слишком сложным, даже острой боли можно избежать, если заползать на спине. Вот Джабраилу было, наверное, нелегко затащить туда тяжелого эмира, а потом выбраться самому. Но пока Актемар забираться в пещерку не спешил, потому что живо представил себе, как трудно будет согреться внутри, хотя там и защищают от ветра камни. Но камни по-зимнему холодные, в чем он уже имел возможность убедиться, когда выбирался наружу. А при том, что тело горело огнем и дышало жаром, соседство с холодными камнями становилось особенно нестерпимым. И потому он попытался согреться снаружи.

Это только говорят так, что при переломе ходить невозможно. Те говорят, кто не пробовал, кого обстоятельства не заставляли. Больно, конечно… Но ходить человек все равно в состоянии. И даже, как слышал Актемар, люди на сломанной ноге бегать умудрялись. Сам он знал много случаев из спортивной жизни, когда боксеры проводили поединки со сломанными пальцами, борцы выходили на ковер со сломанными руками. Конечно, все они пользовались обезболивающими средствами, а у него даже простейшего шприц-тюбика промедола не было, даже элементарной ампулы с хлорэтилом, чтобы заморозить место перелома. Впрочем, кажется, при открытых переломах хлорэтилом пользоваться нельзя.

Глянув на руку, Актемар обнаружил, что рука перебинтована, и туго. Голень тоже была стянута бинтом прямо поверх штанины. Вдруг свалилась откуда-то на плечи усталость, захотелось спать. И мелькнула даже мысль: забиться в пещерку, устроиться там как можно удобнее и уснуть, несмотря на боль. Но он отлично знал, гораздо лучше Джабраила знал, что, начиная с вечера, мороз становится все крепче и крепче и к утру может быть вообще основательным. Заснешь, и боль утихнет. Но уже не проснешься, и боли больше не ощутишь. Однако спать хотелось очень сильно. И только усилием воли Актемар заставил себя встать и сделать три пробных шага. Трудные это были шаги. Они не только мышцы тела заставляли работать, они кровь по организму разгоняли вместе с болью и заставляли работать больную голову, эту боль превозмогая. И за первыми тремя шагами последовали следующие, и вскоре перед входом в пещерку образовалась площадка с утоптанным снегом. Конечно, часть площадки уже вытоптал старший лейтенант, но и сам Актемар следов добавил. По телу стало разливаться не болезненное, но естественное тепло. Теперь уже можно было надеяться, что удастся выбраться из ситуации при любом раскладе.

Добрым словом вспомнился Джабраил Артаганов, оставивший Актемару свой бушлат. Конечно, тот был мал, и продеть в рукав сломанную руку оказалось совсем невозможным. Но удалось здоровую руку просунуть в коротковатый другой рукав и набросить сам бушлат на плечи. Сразу стало теплее, перестало так продувать тело.

Ходил Актемар долго, доведя себя до усталости – не от самого, конечно, хождения, но от боли. Однако он знал, что делал, и боль, изначально острая и щемящая, сначала превратилась в тяжелую и объемную, а потом переросла в привычную, которая уже легче переносилась. Но теперь уже Актемар был уверен, что со своим телом совладать сумеет и не окажется никому обузой, не покажет слабости.

Время текло чрезвычайно медленно. В какой-то момент Актемар даже в пещерку забрался и сделал это легко. И устроился там на отдых. Но скоро почувствовал сначала холод, а следом, когда холод стал терпимым, пришло и неистребимое желание заснуть. Но истребить это желание было необходимо, иначе велика была вероятность замерзнуть, и уничтожить его можно было только единственным способом – снова устроив себе прогулку. И он выбрался из пещерки с прежними мучениями, хотя думал уже, что мучения закончились. Они в самом деле прошли после интенсивной прогулки, как исчезла и сонливость.

…Шаги раздались как раз с нужной стороны, и их по-прежнему приносил ветер, как и тогда, когда они отдалялись. Снег скрипел какими-то раздельными, но похожими созвучиями, и между каждым предыдущим и следующим шагом была значительная пауза. Чувствовалась усталость идущего в гору. Но это определенно были шаги только одного человека. А Джабраил должен был вернуться с бойцами. Если это не Джабраил, кто же тогда?

Рука против воли потянулась к кобуре на поясе, но ощутила, что она пуста. Старший лейтенант оставил Актемара безоружным и малоспособным к сопротивлению. Но федералов здесь быть не должно. Мог идти кто-то из чужого отряда, и этот кто-то вовсе необязательно должен быть дружественно настроен. И потому необходимо было быть настороже.

Актемар до рези в глазах всматривался в темноту, пока оттуда не показалась фигура человека, опирающегося на толстую палку. Он не сразу узнал Джабраила, но все же скоро узнал. Джабраил устал и замерз, это было очевидно. Но все же шел, не желая бросить здесь Актемара одного

– Ты?.. – подойдя, спросил Джабраил, очень удивившись стоящему на ногах эмиру, но сбившееся дыхание не позволило ему завершить фразу.

Голос старшего лейтенанта при этом дрожал от холода

– А где?.. – только и спросил Актемар. – Не нашел?

Артаганов перевел наконец-то дыхание.

– Место я нашел. Снег утоптан. Костер там жгли. Пустые банки от консервов оставили… Но уже ушли…

– Там до дороги рядом… Шел бы к своим… – сказал Актемар.

– Я видел по карте. Но… А ты как же? Ты же ходишь с трудом. И замерзнуть можешь…

Джабраил не оставил его. Актемар сразу подумал, как поступил бы он сам на месте старшего лейтенанта. Не нашел честного ответа и потому устыдился. И постарался свой стыд не показать, продолжая разговор по теме.

– Они ушли, наверное, на базу. Не дождались… Я время ожидания назначил. Ты не уложился, и они ушли…

– Что делать будем?

– До нескольких отрядов ближе, чем до базы. В двух местах меня не примут. Там командиры – мои враги… В других примут меня, но…

– Но не меня, – закончил Джабраил. – Понятно. Ты там не командуешь…

– Я там не командую, – согласился Актемар.

Джабраил протянул ему свой посох:

– Это тебе. Специально выламывал…

Толстая палка перешла из рук Джабраила в руки Актемара. Сверху она представляла собой рогатку с широко расходящимися верхними ветвями и очень походила на костыль. Но Актемара смутило то, что концы палки – и сверху, и снизу – были сильно измяты и излохмачены. Он даже пальцем один из концов потрогал.

– Ни топора, ни даже ножа не было, – объяснил старший лейтенант. – Сначала просто ломал, потом камнем концы отбивал. Специально для тебя…

– Благодарю, – сказал Дошлукаев. – Тогда мы можем идти…

– Куда? – спросил Джабраил.

– Куда угодно. Не сидеть же здесь… Скоро утро. Нас могут заметить разведчики из ближайшего отряда. Мне бы не хотелось с ними встречаться. Тем более в компании с тобой. Это будет повод обвинить меня в предательстве. Да их эмиру и повод не нужен. При личной встрече один из нас отправится к Аллаху… Есть два варианта. Первый – идем на базу… Это в два раза дальше, чем ты ходил. Но дойти можем. Второй вариант – ты возвращаешься тем же путем, каким шел, а дальше выходишь на дорогу. Там тебя подберут. Я иду в один из ближних отрядов. Я знаю, куда мне следует идти, и с костылем дойду…

– Я бы выбрал второй вариант, если бы был уверен, что ты дойдешь, – сказал Джабраил.

– Уверен ты или не уверен, это дела не меняет. Главное, что я уверен. А с тобой туда идти нельзя. Тогда ты станешь не моим, а их пленником. А вот до базы, с тобой или без тебя, я самостоятельно могу не дойти. Лучше будет, если меня отправят в штаб, там подлечат и отправят в отряд. И потому остановимся на втором варианте… Будем прощаться?

Джабраил вздохнул:

– Будем прощаться…

Актемар хотел снять бушлат, но старший лейтенант остановил его жестом:

– Тебе нужнее. Хотя бы руку костылем не натрешь, и то хорошо… Если не возражаешь, я оставлю себе твой пистолет. Все-таки я сейчас на вашей территории. А ты, даже если встретишь врагов…

Джабраил не договорил, но Актемар все сказал сам:

– А я пистолетом не спасусь… Спасибо тебе за жизнь. Я твой должник. Дважды должник…

Они пожали друг другу руки.

* * *

Во второй раз они встретились через несколько лет, когда эмир Актемар Дошлукаев сдался частям спецназа ГРУ вместе со всем своим джамаатом. Самое странное было то, что сдался он подполковнику Семиверстову, командиру батальона, после того, как они с подполковником оказались почти в такой же ситуации, как Актемар со старшим лейтенантом ФСБ. Только роли уже поменялись, и со сломанной ногой, рискуя замерзнуть, оказался подполковник спецназа. И спасал его Актемар, как когда-то Джабраил Артаганов спасал его самого. И тогда Семиверстов убедил Актемара сдаться. Под свое честное слово.

Актемар поверил и привел свой джамаат. А потом дело ушло в республиканское управление ФСБ на следствие и разбирательство. Джабраил, тогда уже капитан, был следователем республиканского управления ФСБ и должен был допрашивать Дошлукаева в соответствии со своим служебным долгом. И при встрече, не стесняясь присутствия двоих конвойных солдат, они сначала пожали руки, а потом обнялись…

Глава третья

Капитан Шингаров предупреждал, что быстро ездит, – и не обманул. Полковник Семиверстов по разбитой дороге тратил по крайней мере сорок минут на своей «Шевроле Нива», чтобы добраться от Подхвостья до райцентра. Шингаров, вдавив педаль газа в пол, оставил за своей «Хендэ Санта Фе» облако сельской пыли и быстро исчез за лесным поворотом. А вернулся уже через час. Примерно половина пути шла по хорошей дороге, и полковник подозревал, что именно там капитан значительно сократил время, разогнавшись на своем «корейце» так, как не мог позволить себе полковник на своей машине.

На сей раз капитан не стал загонять машину во двор, а просто остановился за воротами, на что Ньюфистофель пару раз громко и басовито гавкнул. Он и машину, и водителя уже знал, и голос подавал не агрессивно, а просто предупреждая, что любит, как и хозяин дома, порядок во всем.

Полковник показался на крыльце, сделал рукой приглашающий знак. Капитан включил сигнализацию, хотя в деревне это было лишним, и прошел за калитку. Ньюфистофель гавкнул еще раз и замахал хвостом, встречая гостя, а потом проводил его в дом, а сам улегся неподалеку. Тут же откуда-то появился красивый рыжий кот, подошел и обнюхал нос собаки. Ньюфистофель только глаза приподнял, кота разглядывая. Шингаров руку протянул, желая рыжее существо погладить, но тот улизнул с такой скоростью, что глаза это движение еле уловили.

– Мягкий какой… – сказал капитан, вытаскивая из пакета коробку с трубкой мобильника. – Как такого красавца зовут?

– Имя у него серьезное – Сквозняк. А вот насчет мягкости не знаю. За два года ни разу еще не поймал. Попробуй-ка поймать сквозняк…

Полковник принял коробку, вытащил трубку, проверил и положил на стол.

– Все уже заряжено, сим-карта вставлена, можно сразу звонить. Вот здесь номер записан.

– Никому из наших номер не говори, – предупредил Сергей Палыч. – Я хочу в тишине и покое жить, по мере возможности, без вашей цивилизации…

– Я же в Москве служу, товарищ полковник. Наших редко вижу… По этому номеру звонить буду только я и жена Актемара Дошлукаева, если удастся с ней договориться. Трубка, понятно, не подарок, а рабочий инструмент. Я документы на нее заберу, чтобы отчитаться.

Полковник пододвинул капитану коробку вместе с документами. Номер, только один раз прочитав, он уже запомнил.

– Инструкцию можете оставить, чтобы разобраться… Я там на последней странице свой номер написал. Мало ли что может понадобиться…

– Что здесь разбираться, – проворчал Семиверстов, но инструкцию все же вытащил, а коробку обратно капитану пододвинул. – Все они одинаковые. Имел когда-то… Разные. И даже хорошие… Чай заварить?

– Извините… Спасибо, мне уже пора, хотя чай у вас вкусный получается, – капитан Шингаров встал.

– Вода виновата, не обессудь… А уж у вас-то там, в Москве… И говорить не буду, потому что стараюсь не материться, как человек верующий. Как вы там до сих пор вообще живы?

Полковник тоже встал, чтобы проводить гостя. Ньюфистофель повторил движение хозяина, и, куда-то торопясь по своим делам, пролетел между людьми рыжий Сквозняк.

– Сразу договоримся, что буду звонить вам после двадцати часов. Сообщу, как получилось договориться с женой Дошлукаева. В любом случае позвоню. При любом результате. Трубку рядом держите.

– Деньги на номер положил? – прозвучал не второстепенный для пенсионера вопрос.

– Три тысячи. Этого хватит для разговора даже в роуминге.

– Надеюсь, что хватит. Я не болтливый, да и Тамила тоже…

– Наши технические службы будут контролировать счет. Всегда смогут добавить, если возникнет необходимость. Если что-то будет не так, звоните мне, я лично займусь обеспечением.

– Обеспечение… Контролировать счет… Что за бабушкины присказки! Сказал бы прямо, что будут контролировать разговоры.

– Не без этого… Для того связь и устанавливается.

– Как осуществляется контроль? Через оператора связи или через управление космической разведки?

– Конечно, через свой спутник. Управление космической разведки ГРУ…

* * *

Капитан уехал, но все же сказал главное. То, что он не хотел говорить открыто. Он не скрывал этого, но и говорить тоже не желал. Однако полковник Семиверстов неслучайно задавал вопросы о технических средствах. Еще в подполковничью бытность, будучи командиром батальона, Сергей Палыч столкнулся с возможностями, которые давала космическая разведка, если располагала телефонным номером человека и если этот человек в период активного отслеживания хотя бы раз позвонит сам или кто-то позвонит ему. И все… Человек ставится под полный контроль, и его уже не выпустят из поля зрения. В принципе такую же возможность может предоставить и сам оператор сотовой связи, но там точность определения местонахождения сим-карты – от пятидесяти до пятисот метров. Управление космической разведки предоставляет возможность определить объект с точностью до двух десятков сантиметров, а если включатся сразу несколько спутников и позволяет погода, то есть возможность вести слежение даже в режиме реального времени, то есть через мощные объективы спутниковых телекамер, позволяющих рассмотреть номер на автомобиле, если этот автомобиль стоит к спутнику под соответствующим ракурсом.

Во время первого разговора капитан Шингаров, долго и пространно объясняя ситуацию, не сказал главного. Он только подразумевал это главное. Никому в ГРУ не нужно было, чтобы полковник Семиверстов попытался повлиять на эмира Дошлукаева, поскольку никто не знал, сможет ли полковник это сделать. Нужно было, чтобы начались телефонные, только телефонные переговоры. Но говорить об этом прямо капитан не хотел. Постеснялся. Он говорил о дружеских отношениях отставного полковника Семиверстова и эмира боевиков Дошлукаева, но ни разу не произнес фразу о том, что Сергей Палычу предлагают воспользоваться своими отношениями и сдать спецслужбам – в данном случае сдать спутнику управления космической разведки ГРУ – Актемара Баштаровича. Попросту предать… А уж спутник если зацепится, то никак не выпустит Актемара из-под своего далекого, но зоркого взгляда.

И полковник Семиверстов прекрасно все понял, хотя, словно соблюдая какой-то негласный кодекс, ни словом не обмолвился и вида не подал, что ему ясно действительное положение вещей. Но подумать о том, как вести себя, стоило основательно. И Сергей Палыч думал с того самого момента, как Шингаров уехал в первый раз. Думал напряженно, просчитывая все варианты и своего поведения, и поведения всех сторон. И не увидел возможности мирного разрешения ситуации, что было бы идеальным вариантом для всех. Но если нет мирного разрешения, которое все стороны устроило бы, следовало искать компромиссное. Правда, и в этом случае просматривалась одна сторона, которая на компромиссы пойти не пожелает. Эта сторона – «кадыровцы», да и вообще нынешняя чеченская власть, понесшая значительные потери. Власть захочет себя реабилитировать и просто отомстить за поражение и сопутствующее ему унижение. Следовательно, компромисс следовало искать такой, чтобы он устроил все другие стороны, которые согласились бы мнение чеченской официальной стороны проигнорировать. А для такого варианта следовало иметь на руках серьезные козыри, и Актемар Дошлукаев эти козыри имел. Но в этом случае все могли договориться и без помощи полковника Семиверстова. Его услуга единственная – «показать» спутнику нужный номер…

Но если вмешиваться, то можно помочь Актемару и более существенно. Зная методы работы спецслужб разного уровня, подстраховать его и предупредить об опасных поворотах, которыми дело может изобиловать. Только вот вмешательство…

Здесь же просматривался еще один немаловажный аспект – мировоззрение самого отставного полковника Семиверстова, считающего психотропное и психотронное оружие не имеющим права на существование. С военной точки зрения, как хорошо понимал отставной полковник, такие виды оружия вообще отметают и делают ненужными вооруженные силы любой страны. Если ракету с ядерной боеголовкой можно сбить до подлета к цели и тем обезопасить страну, если можно уничтожить пусковую установку своими ракетами, нанеся превентивный удар, то оружия, способного защитить от оружия психотронного и психотропного, пока нет и не предвидится. Да и, по большому счету, психотропное оружие предназначается для уничтожения не вооруженной живой силы противника, а мирного населения и вполне может быть приравнено к химическому и бактериологическому оружию, против которых бороться все же можно. Но любой компромисс сторон, завязанных в конфликте, предполагал согласие на принятие права психотропного оружия на существование. И это опять шло вразрез с видением справедливого мироустройства самим отставным полковником Семиверстовым.

Но действовать все же было необходимо, несмотря на то что конкретного плана пока не существовало даже в приблизительном, черновом варианте. План мог созреть позже, когда появятся конкретные детали, за которые можно зацепиться и отталкиваться от них в дальнейшем.

Личность капитана Шингарова сама по себе отставного полковника не слишком привлекала. Шингаров и во время службы в батальоне под началом тогда подполковника Семиверстова не производил впечатления, что называется, «своего парня» в спецназе. А там служили в основном именно такие. Шингаров, хотя откровенно этого не показывал, был все же каким-то скользким человеком, всегда старающимся остаться в тени, говорящим тихо и в полувопросительном тоне. Может быть, хорошее качество для разведчика, но офицер спецназа ГРУ не только разведчик, он еще и боевая командная единица, и этой единице требовались несколько иные качества. Сослуживцы ему, как помнил Семиверстов, не доверяли, хотя конкретно ничего и не предъявляли. Просто не было у Шингарова друзей среди офицеров батальона.

Но дело даже не в личности капитана. К любому человеку в разной ситуации можно по-разному относиться, в зависимости от обстоятельств. Полковника Семиверстова насторожило другое. Желая связать своего бывшего командира с помощью телефонного разговора с Тамилой, женой Актемара Баштаровича, капитан не поинтересовался номером телефона Семиверстова и, когда полковник сказал ему, что у него нет телефона, ничего не возразил. Но он не мог не знать номер трубки полковника, если узнал, где тот живет. Кто-то же дал адрес! Сын адрес не дал бы ни при каких обстоятельствах, если бы отец сам не попросил его об этом. Жена сына тоже человек сдержанный, никогда не скажет никому лишнего. Тем более человеку, которого не знает. Адрес знают в бригаде спецназа ГРУ, хотя Семиверстов изначально заявил, что гостей не принимает, исключая непредвиденные обстоятельства, которые всегда могут возникнуть. Там же знают и его телефон. Несколько раз ему звонили, консультируясь по старым делам. Но никто не приезжал, как Сергей Палыч того и требовал. Итак, адрес капитан Шингаров мог получить только в бригаде. Но там, памятуя его предупреждение, дали обязательно и телефон, чтобы приезд не оказался неприятной неожиданностью для полковника. И, естественно, само предупреждение тоже передали. И именно потому, считая, что личный контакт всегда предоставляет больше возможностей, чем телефонный разговор, когда один из собеседников всегда в состоянии отключиться, не желая продолжать беседу, капитан приехал без предварительного звонка. Но он знал, что трубка у полковника есть. И не спросил ничего, когда Сергей Палыч сказал, что не имеет телефонной связи. Но здесь присутствовала маленькая хитрость самого Семиверстова. Капитан будет считать, что Семиверстов без опасения воспользуется своей трубкой, надеясь, что ее не подключили для прослушивания. И потому прослушиваться будут все разговоры – что с одной, что с другой трубки. Шингаров будет чувствовать в этом свое преимущество, в то время как преимущество будет на стороне Семиверстова, потому что он располагает дополнительной сим-картой от другого сотового оператора, поскольку в их деревенской глуши связь была не всегда устойчивая, и если плохо работал один оператор, то вполне можно было заменить его другим.

* * *

Интересно было бы узнать, кто руководит действиями капитана Шингарова. Полковник Семиверстов хорошо знал всех руководителей отделов в своем управлении, знал, чего можно и стоит ожидать от каждого, и потому место настоящей службы капитана следовало уточнить.

Вообще-то Шингаров уехал от полковника, как от человека, согласившегося на сотрудничество, хотя сам Семиверстов оставил за собой право стать и сторонним наблюдателем, в зависимости от обстоятельств. Но сразу показывать это не стоило, и потому звонить лучше всего было с той сим-карты, которая управлению спутниковой разведки неизвестна. А звонить Сергей Палыч намеревался сразу командующему войсками спецназа ГРУ полковнику Мочилову, с которым много лет поддерживались приятельские отношения. С Юрием Петровичем можно было говорить почти откровенно и не опасаться, что он передаст кому-то номер, с которого Семиверстов будет звонить. Но несколько лет жизни, удаленной от дел, слегка подточили память полковника Семиверстова, и потому пришлось сначала найти старую записную книжку, где был записан прямой телефон командующего, потом сходить в столярку, где оставил трубку, сменить сим-карту и только после этого набрать номер.

Полковник Мочилов не отвечал долго, видимо, соображая, кто ему звонит – этот номер он не знал, – и все же ответил:

– Слушаю, полковник Мочилов…

– Здравия желаю, Юрий Петрович. Полковник Семиверстов беспокоит…

– О! Сергей Палыч… Я уже давно забыл, как ты выглядишь… Никаких вестей от тебя… Только кто-то, помню, с неделю назад интересовался, как тебя найти… Не помню уже, кто…

– Наверное, капитан Шингаров…

– Нет, такого я не знаю… Кто-то из наших офицеров спрашивал… Подозреваю, этим интересом твой звонок и вызван?

Конечно, командующий не обязан знать всех офицеров спецназа ГРУ, но хотя бы тех, кто служит в управлении, он знать должен, и потому такой ответ Сергея Павловича насторожил. Капитан Шингаров очень обтекаемо, вполне в стиле своего разговора, сообщил, что его перевели на службу в Москву, но не сказал куда. Это Сергей Палыч уже сам решил, что Шингарова за какие-то заслуги перевели в управление. А ведь его могли перевести и вообще не в части ГРУ…

– Ты правильно, Юрий Петрович, подозреваешь. Зря, что ли, столько лет в разведке служишь… Ситуация такая… Меня сегодня навестил с неким предложением о сотрудничестве капитан Шингаров. Он старшим лейтенантом служил у меня в батальоне. Сейчас служит в Москве, но я не стал уточнять, где именно. Посчитал, что он со спецназом не расстался, хотя само предложение, честно говоря, не совсем отвечает задачам спецназа. Видимо, я ошибся… И я как раз надеялся у тебя выяснить, где Шингаров сейчас служит и чем занимается.

– Я понял тебя. Серьезное получил предложение?

– Предложение пустяковое, хотя и гадкое. Но последствия могут быть серьезными. В международном масштабе, не говоря уже о делах российских…

– Ты со своего номера звонишь?

– Со своего, но могу иногда по необходимости менять сим-карту.

– Но звонить тебе на этот номер?

– Есть еще два номера, но они, боюсь, оба прослушиваются…

– Хорошо. Я выясню в управлении кадров все, что касается Шингарова, и тебе перезвоню. Если не дозвонюсь, перезвоню попозже.

– Хорошо, Юрий Петрович. Очень меня этим обяжешь. Капитан Шингаров Алексей Викторович. От нас ушел старшим лейтенантом.

– Сделаю. Как вообще дела? Здоровье как? Я слышал, ты уединился от мира…

– Старался уединиться, но не получилось. А так, по большому счету, только сейчас начал понимать, что такое жизнь. Вдали от суеты, когда есть возможность о душе подумать…

– Завидую. А мне в суете и делах и оглянуться некогда, чтобы жизнь осмыслить. А осмыслить пора бы уже, чувствую… Я позвоню.

* * *

По дому пролетал из угла в угол рыжий Сквозняк, но полковник Семиверстов к такому катаклизму, называемому им кота-клизмом, давно привык и уже даже руку не протягивал в попытке погладить кота. Знал, что это невозможно. Кот признавал за родственную душу только Ньюфистофеля и позволял псу облизывать себя от кончиков усов до кончика хвоста.

Сергей Палыч взял с собой обе трубки и ушел во двор, чтобы осмотреть «Ниву». Он любил, чтобы машина была всегда в порядке и на ходу, готовая к любым неожиданностям, хотя необходимости в выездах по тревоге давно уже не возникало.

Капот нагрелся на солнце. Двигатель тоже нагрелся и дыхнул на хозяина обычными запахами. Машина «жрала» очень много масла. Долив масло до средней точки между отметками «min» и «max», проверив уровень других расходуемых жидкостей, полковник захлопнул капот, и в это время зазвонила одна из оставленных на скамье трубок. Определитель показал, что звонок был от полковника Мочилова. Командующий спецназом ГРУ показал завидную оперативность.

– Слушаю тебя, Юрий Петрович…

– Да, Сергей Палыч… Узнал я… Старший лейтенант Шингаров Алексей Викторович был откомандирован в распоряжение Службы внешней разведки по официальному запросу последней. Перекомандировка была произведена по приказу Генерального штаба. Впоследствии, уже в соответствии с письменным приказом министра обороны и личным рапортом, официально переведен из состава Вооруженных сил России в состав специального отряда силового обеспечения управления научных программ ФСБ. Что это такое, признаюсь, не знаю. И вообще, как так получилось, что сначала он попал в Службу внешней разведки, а потом в ФСБ? Я как-то по наивности считал, что с тех самых пор, когда ПГУ[7] отделили от КГБ, их пути разошлись. Но, видимо, сошлись в СВР и ФСБ… Впрочем, это уже не моего ума дело.

– Очень интересно получается… – Полковник Семиверстов в раздумье почесал затылок.

– Узнал я, по какому поводу вспоминали тебя. Один из наших офицеров случайно встретил капитана Шингарова, которого хорошо знал, в управлении космической разведки. Надо сказать, что и СВР, и ФСБ часто прибегают к услугам наших спутников, и ничего удивительного в таком визите нет. Шингаров вспомнил своего бывшего командира, тебя то есть… Сказал, что ему нужно тебя отыскать. И получил совет обратиться в бригаду. Отсюда и вопрос ко мне относительно тебя. Я не ответил, но, видимо, ответили в бригаде. Вот все.

– Спасибо, Юрий Петрович. Это уже очень много.

– Помощь нужна?

– Пока не требуется.

– Но, если понадобится, не стесняйся. Можешь и в бригаду обращаться, я командира предупрежу, и ко мне лично. «Тревожная группа» всегда будет готова помочь…

А вот это было очень весомое обещание. И такое обещание полковник Мочилов просто так дать не может, понял Семиверстов. Значит, он все же имеет представление, что за структура стоит за капитаном Шингаровым. И предполагает, что полковника Семиверстова необходимо будет прикрывать. Более того, вполне вероятно, что Юрий Петрович, не имея возможности предупреждать Семиверстова открыто, предупреждает таким образом о серьезности сил, которые представляет капитан Шингаров.

– Я учту. Спасибо…

– Тогда – до встречи. Брошу как-нибудь все дела и мотану к тебе в тишину и покой. Может, рыбалкой или охотой побалуешь…

– Рад буду. Тебе буду рад. Хотя я не рыбак и не охотник…

– Все равно…

На этом разговор завершился. Но полученные от командующего данные ничего не прояснили в обстановке, а только еще больше ее запутали. И распутать ситуацию было необходимо, чтобы знать, с какими силами сотрудничаешь, и вообще знать, стоит ли с ними сотрудничать. Но вот как распутать – этот вопрос был открытым, и Сергей Палыч догадывался, что в деревню ему никто ответ на острые вопросы не привезет. А в город ехать все равно необходимо, чтобы найти в старых бумагах одну, которая может сейчас помочь. Но может получиться некрасиво, если трубку уже взяли на контроль. Капитан Шингаров будет звонить, полковник скажет, что сидит в своем доме рядом с печкой, а спутник покажет, что он находится совсем в другом месте. Это уже породит недоверие, которое не исчезнет и впоследствии, когда появится необходимость сыграть именно на доверии. И вообще, полковник Семиверстов показывал себя человеком, которого из деревни танком не вытянешь. И вдруг сорвался в город, забыв про свой огород.

Но этот вопрос решался просто. Капитан Шингаров оставил свой телефонный номер. И всегда можно было придумать оправдательную причину для поездки. Позвонить и сказать, что уезжаешь. Хотя придумывать причину и сообщать о своих перемещениях – это уже будет походить на доклад, а Семиверстов меньше всего хотел поставить себя в положение человека, который обязан что-то докладывать. Здесь следовало выбрать правильную линию поведения не только со своим бывшим подчиненным, но и со структурой, которую он представляет, и этой линии обязательно стоит придерживаться и впоследствии. И в этом случае, подумав, что для него важнее – показывать Шингарову свою привязанность к огороду или демонстрировать свою независимость, – все же остановился на последнем. Командир, даже бывший, не обязан отчитываться перед бывшими подчиненными.

Полковник Семиверстов отлично помнил, что в армии вышестоящий чин всегда кажется нижестоящим грубым и туповатым служакой. Так он сам и его ровесники относились в молодости к старшим офицерам, так относились, он чувствовал, молодые офицеры и к нему самому, когда он стал их командиром. И хорошо, если капитан Шингаров будет относиться к полковнику Семиверстову именно так, в то время как сам полковник будет заниматься делом в соответствии со своими представлениями о справедливости и правильности принимаемых решений.

Сергей Палыч слишком хорошо знал методы работы спецслужб, чтобы пустить дело на самотек и позволить им добиваться с его помощью собственных целей, не учитывая чужих интересов. В данном случае интересы Актемара Дошлукаева будут учитываться, как понимал полковник, только до тех пор, пока похищенные данные не окажутся в руках спецслужб. И после этого сам Актемар Баштарович станет не просто «отработанным материалом». Более того, опасным «отработанным материалом». Так опасно отработанное ядерное топливо, которое хоронят очень глубоко под большим слоем бетона. И, несомненно, участь Дошлукаева в этом случае будет решена. Будет решена, если не вмешается Семиверстов. А он вмешаться в состоянии. И пусть он пока не знает, что и как будет делать. Но лучше не допустить вообще сотрудничества Актемара Баштаровича с капитаном Шингаровым, чем допустить такое сотрудничество, подозревая, что после этого Актемара ликвидируют. Шингаров только подразумевал приятельские отношения между отставным полковником и бывшим полевым командиром. Он не знал, что эти отношения по-настоящему дружеские и не могли быть иными.

* * *

Тогда, двенадцать лет назад, подобная тактика действий против разрозненных, не поддающихся объединенному командованию целых отрядов и отдельных джамаатов была обыденным явлением. Федеральные силы развернули среди местного населения качественную агентурную сеть из людей, предпочитающих мирную жизнь боевым действиям, и благодаря своей информированности хорошо знали, какие отношения поддерживаются между отдельными эмирами. Эмирам всегда было что делить. В основном и чаще всего это касалось финансовой подпитки, регулярно приходящей из-за рубежа. Но не одно это определяло приязнь или неприязнь полевых командиров друг к другу. Жизнь на Кавказе вообще изобилует сложными личностными и родственными отношениями в самых разных проявлениях. А когда практически у каждого мужчины есть в руках оружие и это оружие делает мужчину сильным и наполовину абреком, даже если у него и нет разбойничьих наклонностей в характере, а уж если такие наклонности есть, то они усиливаются на порядок. Формирование многих отрядов велось по принципу привязанности к месту жительства. Естественно, родное село было предметом заботы отряда. Но воевать только вокруг родных стен невозможно. Отряд уходит куда-то в сторону, другой отряд приходит и с жителями села не слишком церемонится. Кто-то старые обиды вспомнит и счеты сведет, кто-то решит, что все должно принадлежать сильному, и позволяет себе забрать не только необходимые продукты питания, которые местные жители приготовили, но и кое-что еще. В результате возникают обиды, требующие ответного слова. Ответное слово звучит иногда вместе с выстрелом. Дальше – больше… Таким образом, многие из отрядов готовы были воевать не только с федеральными силами, но и между собой и даже рвались в бой друг против друга.

Спецназ ГРУ, как и другие подразделения армии – МВД и ФСБ, таким положением вещей с удовольствием пользовался. Так, спецназ ГРУ по донесениям своих осведомителей составил целый формуляр о взаимоотношениях между отрядами или между отдельными полевыми командирами. И если случай представлялся, опять же через осведомителей, давали необходимую «утечку информации», чтобы один из полевых командиров знал о близком местонахождении другого, а еще лучше, чтобы они знали друг о друге. Тогда один отправлял джамаат или весь отряд на разборки, а там противник был уже готов к встрече. Федералы успевали как раз к тому моменту, когда необходимо было вмешаться, чтобы перебить оставшихся…

* * *

Информация была запущена, причем точно было известно, что полевой командир Абдулмуслим Бейсагаров, родного брата которого, Висангири Бейсагарова, вора и мародера, расстреляли по приказу Актемара Дошлукаева, информацию получил и готов был выполнить свое обещание и отомстить за брата. Абдулмуслим ждал момента долгих четыре года, потому что все это время у Дошлукаева сил было больше, чем у Бейсагарова. Сам Актемар в тот момент отправил пять джамаатов своего отряда на зимний отдых в Грузию, одновременно попрощавшись со всеми уходящими. Было точно известно, что Актемар Баштарович даже выплатил каждому джамаату деньги из общего фонда, чтобы его бойцы попробовали обустроиться где-то за границей и не возвращались снова в Чечню. Каковы были планы самого эмира Дошлукаева и оставшихся с ним двадцати бойцов, никто не знал. И как раз вовремя пришла информация о проходящем маршем по каким-то своим делам отряде эмира Абдулмуслима Бейсагарова. В принципе даже «какие-то свои дела» можно было просчитать. Абдулмуслим шел в сторону границы, как и все, не желая оставаться в местности, где его вполне можно вычислить по следам, поскольку не имел подготовленной зимней базы, как некоторые из полевых командиров. Бейсагаров каждую зиму уходил отдыхать в Грузию, откуда перебирался и дальше, в Турцию, чтобы вернуться ранней весной.

Информацию эмиру Бейсагарову выдали через своих подставных лиц из местного населения. Таких спецназ ГРУ навербовал в Чечне множество, и порой командиры даже получали нагоняй за перерасход выделенных на эти цели средств, но и пользоваться услугами осведомителей тоже приходилось часто.

Информация прошла вроде бы вскользь, словно бы не предназначенная специально для Абдулмуслима, и даже двумя неравными частями. Сначала из одного источника, потом, с уточнениями, но для правдоподобности и с некоторым разнобоем, – из другого. Однако, судя по тому, что эмир сначала остановил отряд, а потом и круто сменил маршрут, Бейсагаров информацию воспринял как нежданный подарок судьбы. Впервые он имел более чем двукратное преимущество в живой силе и считал, должно быть, что упустить такой момент просто грех.

Проведением акции занимался тогда подполковник Семиверстов. Он и все планы разрабатывал, и просчитывал варианты завершения операции. Но при всей своей хватке опытного «волкодава», Сергей Палыч оставался все же человеком, со всеми свойственными человеку слабостями. Однажды следователь республиканского управления ФСБ майор Джабраил Артаганов рассказывал подполковнику спецназа о своем непродолжительном, но достаточно добром, если судить по военным временам, общении с эмиром Актемаром Дошлукаевым, тогда еще не потерявшим свою довоенную славу тренера по вольной борьбе, воспитавшего четырех чемпионов мира и одного олимпийского чемпиона. Этот эпизод произошел давно, еще в первую чеченскую кампанию, но Семиверстову запомнился. Изучая перед началом операции досье на двух эмиров, Сергей Палыч невольно сравнивал их, противопоставляя как двух предполагаемых противников. И в этом сравнении Актемар Баштарович выигрывал полностью и даже вызывал какую-то отдаленную симпатию и уважение, потому что был достойным и честным врагом. Именно поэтому подполковник Семиверстов решился на то, что не предусматривалось планом, утвержденным командованием антитеррористической операции на Северном Кавказе. Первоначальный план предполагал полное уничтожение остатков отряда Актемара Дошлукаева и его самого более сильным на данный момент отрядом эмира Абдулмуслима Бейсагарова. Спецназ должен был ударить силами роты после завершения боя между боевиками и уничтожить уже отряд Бейсагарова, который наверняка в первом бою понесет значительные потери, поскольку бойцы Дошлукаева в военном плане подготовлены значительно лучше своих лесных братьев из атакующего отряда. Но подполковник Семиверстов решил в последний момент переиграть ситуацию и, опять же через подставных чеченцев из ближайшего села, донес до связного отряда Дошлукаева весть о предстоящей угрозе со стороны Бейсагарова. Насколько Сергей Палыч понял Актемара Баштаровича, тот не пожелает избежать боя, но подготовится к встрече.

Весть до Дошлукаева должна была дойти. По крайней мере, его связной вышел в расположение боевиков вовремя. Как потом оказалось, он и добрался вовремя, и сам эмир Актемар успел правильно сориентироваться, выставил в возможных направлениях подхода противника разведку, а когда противник был определен, успел даже собрать всех своих людей в кулак и ударить на опережение прямо по маршевой колонне врага мощной атакой с массовым использованием гранатометов «РПГ-7» с осколочными гранатами.

Но ни сам Дошлукаев, ни даже подполковник спецназа ГРУ Семиверстов, ни тем более офицеры штаба, планировавшие операцию, не знали, насколько изменилась к этому моменту ситуация. А она переменилась кардинально, потому что к отряду Бейсагарова присоединился отряд его старого друга эмира Габиса Арсамакова, пришедший в район проведения операции между постами спецназа ГРУ и спецназа внутренних войск. Винить спецназ внутренних войск в невнимательности тоже было нельзя, потому что «краповым беретам» не ставилась задача никого не впускать в район операции. Перед ними стояла задача никого не выпустить после того, как будет дана команда. Но получилось так, что под рукой у Бейсагарова оказались силы даже большие, чем у самого подполковника Семиверстова. К тому же подполковник разбросал взводы своей роты по разным направлениям. И когда во главе одного из взводов вышел на след маршевой колонны Бейсагарова, все еще не знал, какие силы он преследует.

Ночь была, можно сказать, светлой, хотя видимость была ограничена вдруг начавшимся сильным снегопадом. Но снегопад, по крайней мере, дал возможность читать следы. Бандиты шли большой плотной колонной, полностью замести следы снегопад был не в состоянии. Эта хорошо утоптанная тропа сразу слегка смутила подполковника Семиверстова. Он подозвал к себе замыкающего колонну командира взвода старшего лейтенанта Воронцова.

– Что про след скажешь?

Воронцов указательным пальцем кончик носа почесал. Это всегда выражало сомнение.

– Скажу только, что у Бейсагарова не пятьдесят семь человек, как считалось ранее. Намного больше…

Семиверстов кивнул:

– Меня это тоже смущает. Слишком плотно тропу торят… Но откуда он мог взять пополнение? Кого-то случайно в лесу встретил?

– Что делать будем? – спросил старший лейтенант.

– То же самое, что делали. Даже если Бейсагаров вдвое состав увеличил, нас все равно больше. Главное – вовремя и одновременно соединиться… Вперед!

Но вот вовремя и одновременно соединиться с другими взводами спецназовцам помешал Актемар Дошлукаев. Все окружение должно было стягиваться к его базе, на которую должен был напасть отряд Бейсагарова. Однако Дошлукаев нападения ждать не стал и, хорошо ориентируясь на местности, сам выдвинулся вперед и устроил засаду в максимально удобном для этого месте. Тропа там шла по дну ущелья, с двух сторон прикрытого лесистыми склонами. Дошлукаев занял склоны и выставил мину на тропе. Как только она сработала, с двух склонов начался массированный обстрел из гранатометов и автоматов. В такой ловушке, несмотря на темноту, можно было уничтожить весь отряд Бейсагарова. И Актемар Баштарович, похоже, именно это и собирался сделать, судя по тому, как он растянул линию своих гранатометчиков, чтобы захватить значительный участок тропы. Но Актемар знал об отряде противника столько же, сколько и подполковник Селиверстов, и не рассчитывал, что численный состав увеличится настолько. Это Бейсагарова и спасло. Вернее, людей его и Габиса Арсамакова. Сам Абдулмуслим Бейсагаров был убит при первом же обстреле. Но эмир Габис ситуацию просчитал правильно, решил, что вперед прорываться не стоит, если знаешь, что позади никого нет. Да и прорываться пришлось бы снова под обстрелом гранатометов, а задние ряды гранатометчики не доставали. И Арсамаков дал приказ к отступлению. Он вывел из узкого ущелья более шестидесяти человек и нарвался на взвод спецназовцев, идущих в преследование и не успевших занять оборонительную позицию. Колонна столкнулась с колонной, и в первый момент это не дало никому преимущества, только более подготовленные спецназовцы среагировали быстрее и стрелять начали первыми. Но и бандиты ответили быстро. И обе стороны сразу понесли потери. Однако двукратное численное преимущество бандиты использовать сразу не смогли, а разворачивать колонну Арсамаков не стал, считая, что попал в засаду к части отряда Дошлукаева и вот-вот основные силы Актемара ударят сзади.

Но ущелье уже кончилось. И, первоначально отступив в темноту, Габис Арсамаков выбрал тактику, часто используемую боевиками в боях с федералами, – он сразу разделил свой отряд на отдельные джамааты, которые двинулись в разные стороны.

Тут совершил ошибку сам подполковник Семиверстов. Не имея достаточных сил, он понадеялся, во-первых, на панику в рядах боевиков, попавших в засаду, во-вторых, на другие взводы спецназа, которые должны были бы спешно двинуться в сторону боя, только услышав интенсивную стрельбу. Но одному взводу путь перекрывал джамаат Актемара Дошлукаева, а четырем другим требовалось пересечь невысокие лесистые хребты. А подполковник повел взвод в преследование, надеясь додавить хотя бы те остатки бандитов, которым он мог прочно сесть на хвост. Сначала все пошло благополучно, и в коротком бою был уничтожен целый джамаат. Пленных, с которыми было много возни, не брали, а сразу двинулись дальше, хотя в дополнение к двум убитым бойцам в первой стычке потеряли еще двоих ранеными. С ними пришлось оставить помощь. Итого, кроме старшего лейтенанта Воронцова, Семиверстов располагал двадцатью пятью бойцами. Этого было мало для полноценного преследования. И не было связи между взводами – переговорные устройства и в хорошую-то погоду на равнинной местности работают неустойчиво, а метель вообще не позволяла услышать ничего, кроме эфирного треска.

Однако бандиты располагали, как потом выяснилось, качественной японской аппаратурой, а сам эмир Габис Арсамаков, хотя раньше ничем не прославился, кроме организации нескольких засад, оказался командиром толковым и человеком чрезвычайно хладнокровным. Габис легко сориентировался в ситуации, уже определил, кто преследует его и какими силами, дал команду рассеявшимся было джамаатам собраться и позволил спецназовцам войти в «клещи», намереваясь уничтожить взвод. И подполковник взвод в эти «клещи» завел. Будь у Арсамакова на вооружении такая же огневая мощь, как у Актемара Дошлукаева, взвод был бы, конечно, быстро уничтожен. Но гранатометами бандиты не располагали, ночь и снегопад не давали возможности вести дальний прицельный огонь, а при попытке сокращения дистанции срабатывала уже лучшая выучка спецназовцев, тренированная реакция позволяла солдатам стрелять на опережение. И сам подполковник Семиверстов тоже не растерялся. Он не пошел по следу, заводящему взвод на дно ущелья, где его можно было расстреливать сверху со всех сторон, а резко свернул на склон и выбил оттуда слабый заслон бандитов, хотя такой переход обошелся потерей еще двух бойцов. Но, продвинувшись по склону, взвод ударил бандитам во фланг, имея здесь почти равные силы, потому что большая часть боевиков оказалась по ту сторону ущелья и требовалось время, чтобы им перебраться к месту боя и помочь своим.

Бой завязался вязкий, почти слепой, когда очереди с двух сторон раздавались не по человеческому контуру, а только по вспышкам автоматных стволов, которые благодаря пламегасителям на стволах были и так почти не видны, а тем более в такой густой снегопад. И в этих условиях боевики проигрывали, потому что оружие имели большей частью старое, не имеющее пламегасителей. Еще бы минут пятнадцать-двадцать такого боя, и можно было бы спокойно идти на прорыв, будучи уверенным, что противник понес значительные потери и будет не в состоянии удержаться на склоне.

Но эмир Арсамаков и в этой ситуации, как оказалось, проявил хладнокровие. Несмотря на потери во встречном бою, он не запросил помощи у своих людей на противоположном склоне, а отправил их в обход, в тыл спецназовцам. Подполковник Семиверстов такое решение эмира предвидел, но выставить сзади сильное охранение возможности не было. Когда за спинами спецназовцев раздались звуки активной автоматной стрельбы и три выстрела из подствольных гранатометов, Сергей Палыч понял, что положение взвода становится угрожающим. Вверх по склону не подняться – скалы, спускаться на дно ущелья – подставлять себя под расстрел сверху, хотя плохая видимость давала возможность уйти здесь, пусть и с потерями. Спереди залегли боевики, сзади напирают боевики. Что выбрать?

Подполковник выбрал прорыв, который планировал и раньше. Но для этого он дал короткий инструктаж бойцам и предупредил старшего лейтенанта Воронцова, чтобы не оставить прикрытие на месте боя. Хорошо, что хотя бы на такой дистанции переговорное устройство работало. Воронцов, сделав вместе с бойцами еще по одному выстрелу из «подствольника», быстро отступил и присоединился к взводу. А здесь атаке предшествовал мощный навесной залп тех же подствольных гранатометов. Пусть бандиты и залегли, но такой залп наверняка должен был заставить всех вжать голову в плечи. И это давало спецназовцам хотя бы десяток секунд растерянности противника, а за этот десяток секунд предстояло преодолеть как можно большее пространство.

Рывок был мощным и удачным. Бой перешел в кинжальную фазу, где успех определяется стремлением к цели, решительностью и умением выполнять единую команду. А это лучше умели, конечно, тренированные солдаты. Ряды боевиков были не просто смяты, а расстреляны на бегу.

Прорыв удался. Подполковник Семиверстов обернулся только тогда, когда, казалось, все было закончено. И в это время вдруг подкосились ноги. Сергей Палыч сначала даже не понял, что произошло, но боль пришла быстро, и он, уже лежа на снегу, видел, как на снег стекает кровь с обеих ног. А рядом уже не оказалось никого из своих, но из белой темноты снежной ночи приближались стреляющие в спину уходящим солдатам огненные стволы бандитов.

Подполковник даже не подумал о своей участи. Он не подумал, что его вот-вот могут застрелить, не подумал, что могут захватить в плен. В голове было только одно: бежать невозможно, значит, необходимо прикрывать тех, кто бежать может. Он поднял автомат и короткими очередями гасил одну за другой огненные вспышки в снежной стене ночи… И так до тех пор, пока что-то не ударило его в плечо и не заставило уронить голову в тот же снег, который валил не переставая и уже через несколько минут навалил сугроб на голову подполковника…

* * *

Сознание вернулось к Сергею Палычу вместе со звуками боя. И вернулось сразу ясное, с полным осознанием всего, что произошло. Бойцы его взвода вышли из боя. Естественно, не без потерь. Вышли, но сразу хватились, что потеряли командира батальона. В такой снегопад легко кого-то потерять даже днем, а уж про ночь и говорить не стоит. И старший лейтенант Воронцов, снова приняв командование своим взводом, приказал вернуться. Вернулись и ударили по остаткам банды эмира Габиса Арсамакова. Вполне вероятно, что старший лейтенант Воронцов сумел связаться с каким-то из других взводов роты, может быть, даже встретился, потому что все взводы наверняка шли к месту, с которого раздавались звуки боя. И совместными силами спецназовцы вот-вот собьют со склона бандитов.

Подполковник лежал, как упал, и был уже частично засыпан снегом, но все при этом осознавал, потому не шевелился, хотя пошевелиться хотелось, чтобы понять, насколько опасно его ранение.

А бой шел, он развивался по какому-то своему сценарию, и даже такому опытному в военном деле человеку, как Сергей Палыч, не совсем понятно было, кто и в какую сторону стреляет. Разобрать направление звука мешал снежный сугроб, засыпавший голову. И хорошо было бы сейчас голову приподнять и поднять ствол автомата, который подполковник из рук не выпустил, и изнутри, из вражеских рядов, поддержать наступление своих. Но для этого необходимо было сориентироваться, а это пока давалось с трудом. Подполковник мучительно пытался вспомнить, в какую сторону головой он упал, когда пуля пробила плечо и вошла, скорее всего, в грудь. Стрелять подполковник Семиверстов, пожалуй, смог бы, даже превозмогая боль, и стал бы стрелять, но вот перевернуться и сменить положение он сумел бы с большим трудом. А ведь ему, если не изменила память, необходимо повернуться, чтобы расположиться лицом к наступающим своим. Впрочем, здесь тоже не все было понятно…

А бой между тем продолжался…

Глава четвертая

Актемар вставил очередной диск в дисковод компьютера и приготовился читать.

Он уже раньше, за три предыдущих дня, рассортировал диски, разделив их на две неравные части. Основные были заняты научными материалами, но сам он, что, в принципе, было естественно, не мог прочитать ни одну из химических формул, которые со школы и института основательно подзабыл, поскольку интереса к химии не проявлял никогда. С этим должен разбираться специалист, и, судя по всему, специалист узкой направленности. Джабраил Артаганов, которого Актемар просил разобраться с материалами, тоже ничего понять не сумел, хотя и смог вспомнить кое-какие обозначения. Память у него была лучше, чем у Актемара, да и школу он заканчивал на восемь лет позже. Не все успел забыть.

Сама сортировка дисков великого труда не составляла. Маркировка на них, хотя и была выполнена латинским алфавитом, наглядно говорила, что к чему относится, потому что вторая стопка дисков представляла собой записи с испытаний препаратов и отчеты испытательных бригад, причем на одном диске с отчетами стояла маркировка, относящаяся к нескольким дискам с научными данными. Но Дошлукаева интересовали только отчеты. Однако, посмотрев на даты, проставленные в них, Актемар лишь затылок почесал. Получалось, что испытания многих препаратов начались задолго до того, как на базе «кадыровцев» появилась лаборатория профессора Лукмана Мажитова. Может быть, лаборатория существовала раньше и располагалась в другом месте, но это тоже едва ли, потому что сам полковник Мажитов несколько раз повторял фразу о затянувшемся организационном периоде. Но если лаборатории не было, тогда кто же делал препараты и кто их испытывал? Причем испытывал не на жителях Чечни, а на жителях глубинной России, в больших городах, выбранных для испытаний по непонятному Актемару признаку. Разные препараты часто использовали в одних и тех же местах. Почему? Откуда список этих городов взялся?

Пока ответа на этот вопрос не просматривалось, но даже простое любопытство, не говоря уже о большем, заставляло читать материалы внимательнее…

* * *

Джабраил позвонил, как и обещал – еще до своего совещания, на которое так спешил. И передал городской номер кабинета директора колледжа и его имя-отчество.

– Вообще-то Гирма Денисолатович человек, как говорят, не злой и мягкий. Но, может быть, именно потому на него и давят, а он давит на преподавателей, которые в свою очередь давят на твоего сына. Если будет необходимость, найду и домашний номер, – пообещал Джабраил.

– Если будет необходимость, – согласился Актемар. – А вообще-то необходимость есть… Лучше сразу домой звонить. И имя жены еще… Она поймет лучше. Может, что-то по составу семьи найдется…

– Тогда после совещания. Меня уже зовут.

– Хорошо. Я подожду.

Актемар положил трубку и задумался. Потом с городского телефона позвонил жене на тот мобильник, который передал ей Джабраил. Тамила ответила сразу, словно трубку в руках держала.

– Здравствуй, это я, – сказал он на выдохе.

– Здравствуй. Я как раз хотела тебе позвонить. Меня опять в ФСБ вызывают.

– Я знаю. Не стоит нервничать…

– Да как же не нервничать! Опять по двадцать пять раз одно и то же спрашивать будут…

– А что ты можешь сказать им нового? Не объявлялся… Приветов не передавал… Денег и писем не присылал… Семью без средств оставил… Скоро последние деньги кончатся, что тогда делать?

– Да… Это они уже слышали, – усмехнулась Тамила. – Чтобы это услышать, они вызывать не будут. Что-то новое, наверное, придумали.

– А что они могут нового придумать? Ты вообще, честно говоря, много о моих делах знаешь? Так их и попроси, пусть покажут тебе человека, который меня пустым болтуном назовет. Скажи им про мои жесткие восточные принципы. Мужские дела не должны касаться женщин. И все.

Конечно, Тамила кое-что о его делах знала. Но Актемар заранее договорился с женой об оборонительной линии поведения на допросах, которые, несомненно, ей грозили. И самым лучшим вариантом был вариант «жестких восточных принципов».

– Ладно. Если будет что-то новое, как только вернусь, я тебе позвоню. Но это еще не все неприятности…

– Что еще?

– Даурбек собрался колледж бросать. Говорит, все равно его на экзаменах «завалят». Уже сейчас все подводят к тому, чтобы до экзаменов не допустить. Просто травят…

– Я в курсе и сегодня же приму меры. Даже если он ничего знать не будет, он экзамены сдаст на «отлично». Обещаю тебе.

– Он только и мечтает, чтобы к тебе уйти и вместе с тобой воевать…

– Скажи ему, что я сначала институт закончил, а потом уже, через много лет, воевать начал. Чтобы воевать и не делать ошибок, нужно жизненный опыт иметь. Я насмотрелся на таких, что с двенадцати лет воевали, а потом оказались ненужными в жизни. Они и сейчас никому не нужны. Я не позволю своему сыну стать таким. Так и скажи…

– Может, все-таки сам с ним поговоришь?

– Нет. Он не должен знать ни где я, ни о моей возможности звонить тебе на мобильник. Все, как раньше…

Раньше Тамила, когда передавала сыну слова отца, говорила, что отец звонил соседям, не называя, кому именно он звонил, и ее, дескать, звали к телефону. И обратной связи нет. Юношеская психика неустойчива. Актемар хорошо знал вспыльчивый характер сына и предвидел, что тот может в какой-то ситуации потерять контроль над собой и сказать что-то не к месту. Поэтому лучше было общаться через мать.

– Ну, ладно. Мне пора.

– Что будет интересного, звони…

Положив трубку, Актемар подумал, звонить ему напрямую директору колледжа или все же через жену. Второй вариант показался более действенным. Когда женщина обеспокоена безопасностью своего дома и детей, она найдет нужные слова для убеждения…

* * *

Мысли о сыне не покидали Актемара и тогда, когда он читал очередной отчет об испытаниях в Самаре, где они проводились чаще всего. Это был пятый отчет из этого города, причем испытывалось как психотропное, так и психотронное оружие. Казалось бы, разные виды оружия, совершенно непохожие, и испытания должны были проводить люди в соответствии со своей профессиональной квалификацией. Однако отчеты были написаны одним и тем же человеком, хотя разница по времени между первым и пятым испытанием была в восемь лет. Но если под первыми четырьмя отчетами стояла только неразборчивая подпись, к тому же слегка «размытая» при некачественном сканировании страниц, то под последним ниже подписи стояло набранное на компьютере имя руководителя испытательной бригады – Темирбек Хасбулатов.

Что это была за бригада, из кого состояла, кто готовил и кто посылал ее туда, известно не было, но теперь появилась возможность узнать, если очень захочется или появится необходимость. Впрочем, Актемару это и не было особенно важно, но его больно задевало другое. Испытания проводились на молодых парнях, наверное, на таких же, как его сын Даурбек. После испытаний ребята полностью вычеркивались из жизни, становились ни к чему не приспособленными, а среди разработок лаборатории Актемару не попалось ни одного намека на изыскания противоядий от препаратов. Значит, возврата к нормальному состоянию быть не может. Чеченцы испытывали оружие в глубинке России. Федералы могут испытывать его на чеченцах. И никто потом не докажет, что стало с Даурбеком. Более того, останься лаборатория Лукмана Мажитова целой, останься в руках экспериментаторов препараты, они могли бы и сейчас воздействовать ими на Даурбека, чтобы заставить самого Актемара быть сговорчивым и вернуть материалы разработок.

* * *

Читать дальше помешал звонок на городской телефон. Через пару секунд металлизированный голос определителя назвал рабочий номер кабинета Джабраила. Совещание с московским начальством, видимо, продлилось недолго. Дошлукаев снял трубку.

– Быстро освободился…

– Больше часа заседали. Это называется быстро?

Актемар глянул на часы. Оказывается, задумавшись, он потерял счет времени.

– Что нового?

– Записывай домашний номер директора колледжа. Жену его зовут Аймани Габисовна. В семье два сына – Бислан двадцати двух лет и Висангири девятнадцати лет. Младший – психически больной и постоянно находится под присмотром матери. Он был нормальным ребенком, потом попал под артобстрел, и что-то со страха в голове сдвинулось. С тех пор и… Если Аймани Габисовна выходит из дома, запирает его в чулане, чтобы ничего не натворил. Есть еще замужняя дочь Дагман. Этой двадцать один год. Через пару месяцев должна родить. Муж Дагман преподает в том же колледже, кстати…

Рядом с телефонным аппаратом у Джабраила всегда лежала стопка бумаги для записей и торчал из пластмассового стаканчика остро отточенный простой карандаш. Актемар записал номер.

– Спасибо. Ты сегодня не задержишься?

– Может быть, приду раньше, если чего-то спешного не будет. Я завтра дежурю по отделу. Перед дежурством нам обычно разрешают отдохнуть…

– Диски купить не забудь…

– Не забуду… Тамила уже была здесь. Я в окно видел, как она выходила.

– Ладно. Буду ждать от нее сообщения.

Актемар положил трубку, но не убрал руку с аппарата. Размышлял.

Аппарат у Джабраила хороший. Имеет не только определитель номера, но и антиопределитель, то есть другой аппарат с определителем не увидит, кто ему звонит, и, самое главное, блокирует разговор музыкой, если кто-то подключится для прослушивания. И потому пользоваться этим аппаратом можно без опасений.

Заранее обдумав предстоящий разговор и мысленно повторив свои слова, Актемар решительно набрал номер. К телефону не подходили долго, наконец, трубку сняли.

– Алло! Слушаю… – сказал усталый и слегка запыхавшийся голос.

Где-то на заднем фоне звучала песня без слов, но пение было ужасным и скорее походило на крики животного.

– Аймани Габисовна? – на всякий случай спросил Актемар.

– Да-да, слушаю… – Женщина, казалось, торопилась быстрее разговор закончить, стесняясь звуков, раздающихся в ее комнате.

– Меня зовут Актемар Баштарович. Ничего обо мне не слышали?

– Нет, – ответила Аймани с непониманием в голосе.

– Моя фамилия Дошлукаев…

– Ах… Это… – Она наконец поняла.

Значит, в городе об этом в самом деле говорят, как и предупреждал Джабраил.

– Я виновник того небольшого переполоха, который ныне случился в Грозном. И могу этот переполох слегка усилить, если вы своего мужа не вразумите.

– Я… – Аймани откровенно растерялась. – А при чем здесь мой муж?

– Теперь слушайте меня внимательно и не перебивайте, иначе мне надоест говорить. А когда мне надоедает говорить, я сержусь и начинаю действовать… И я не завидую человеку, который меня рассердит. Итак, слушайте, уважаемая Аймани Габисовна, что я скажу, и не перебивайте… Я много времени у вас не отниму.

– Говорите, – неожиданно твердо сказала Аймани.

– Вы любите своих детей и внука, который скоро на свет появится? – Голос Актемара звучал грубо и грозно.

– Люблю… – сказала она.

– А я люблю своего сына, который учится в колледже. В том самом, где директором работает Гирма Денисолатович. И мне не нравится, что преподаватели колледжа, в том числе, кажется, и муж вашей дочери, моего сына обижают и травят… Предупредите мужа, что я человек крайне обидчивый и за своего сына способен постоять. Поберегите собственных детей, мой вам совет. И вашему мужу тоже. Если он не поставит преподавателей на место, отвечать будет он…

– Я поняла… – Голос у Аймани изменился, снова стал усталым и покорным.

Актемар правильно сообразил, в какую точку ему следует ударить. Но одновременно ему стало жалко и без того измученную жизненными испытаниями женщину. И он не удержался, чтобы не прибавить мягче:

– Я не такой зверь, каким меня рисуют, и совершил только акт справедливости. Лаборатория, которую я сжег, готовила препараты, воздействующие на людей и делающие их такими, как ваш младший сын. И сейчас меня в этом обвиняют. Я не хотел бы, чтобы другие матери узнали ваше несчастье. И потому я стал гонимым. Но за своего сына я постою… Поговорите с мужем.

– Я поговорю… Я сейчас же ему позвоню, – ответила Аймани равнодушно.

– И лучше бы ни вам, Аймани Габисовна, ни Гирме Денисолатовичу не афишировать наш разговор. Просто принять к сведению…

– Я поняла…

Едва Актемар Баштарович вернулся за компьютер, как телефонный звонок снова заставил его подняться. Теперь звонила жена – добралась до дома после допроса. Если звонит, значит, есть новости.

– Да, Тамила, слушаю.

– Актемар, они мне дали трубку…

– Какую трубку? – не понял он.

– Мобильника…

– Зачем?

– Сказали, что мне позвонит твой старый друг и поговорит со мной.

– Какой друг?

– Сергей Палыч Семиверстов… Полковник…

– Он был подполковником.

– Они сказали, полковник в отставке.

– Наверное, получил… Только какое он имеет отношение ко всему происходящему? Там более что он в отставке…

– Я не знаю, – ответила Тамила.

– Ладно. Если позвонит, поговори с ним по-хорошему, но ничего не обещай. Вообще-то Сергей Палыч честный человек. Я бы с ним даже посоветоваться, наверное, хотел бы… Но пока ничего не обещай. Твоя новая трубка зафиксирует номер. Запиши его и передай с другой трубки. Я решу, что делать. Когда он будет звонить?

– Этого не сказали.

– Ладно. Жди звонка. Может, Джабраил что-то скажет… Кстати, с Даурбеком, думаю, все будет в порядке.

* * *

Появление в деле нового действующего лица, хотя и старого уважаемого знакомого, слегка выбило Актемара Дошлукаева из колеи. Он даже за компьютер сел не сразу, а долго стоял у окна, рассматривая двор и улицу. В голове возникали только отдельные отрывки воспоминаний, но тоже не задерживались надолго, и на смену им приходили отрывки новые. Сергей Палыч Семиверстов… Подполковник спецназа ГРУ… Хорошо было бы с Сергеем Палычем просто посидеть за столом, попить чаю, поскольку подполковник, помнится, водку не уважал, как и сам Актемар. И поговорить было бы о чем. Есть у Актемара надежный друг – Джабраил. И сравнить с Джабраилом по надежности можно, пожалуй, только одного Сергея Палыча Семиверстова. Конечно, уже столько лет прошло после их последней встречи! А годы людей меняют сильно. Но подполковник спецназа, а теперь уже полковник в отставке, казался Дошлукаеву незыблемым, как скала, человеком, с характером, не подверженным влиянию времени и окружающей обстановки. Этот характер сформировался давно, и уже не те годы у Семиверстова, чтобы кардинально меняться. Не изменился же за эти годы Джабраил, хотя и превратился из старшего лейтенанта в подполковника. Вообще Джабраила и Сергея Палыча легко можно рядом поставить. И все оттого, наверное, что их знакомство с самим Актемаром произошло при похожих обстоятельствах…

* * *

Актемар получил предупреждение о готовности эмира Абдулмуслима Бейсагарова рассчитаться с ним за брата перед уходом за границу. Вообще-то Абдулмуслим давно бросал грозные обещания, но ни разу не оказался рядом с отрядом Дошлукаева, как оказался однажды со своей мелкой бандой его брат Висангири. Тогда федералы захватили здание бывшей туристической базы и уничтожили четверых бойцов отряда Актемара. Тот с основными силами подоспел слишком поздно. Бойцы уже погибли, федералы, поскольку располагали малыми силами, отошли, а на самой базе уже хозяйничала банда мародеров во главе с Висангири Бейсагаровым – всего семь человек. Они убили и старика со старухой, которые там жили, рассчитывая, видимо, что все спишут на федералов. Об этом рассказала внучка убитых, восьмилетняя девочка, чудом уцелевшая, спрятавшись в кустах.

Актемар тогда даже допрашивать никого не стал. Сразу отдал приказ расстрелять мародеров. И не стал хоронить тела убитых негодяев. Похоронил только своих погибших в бою бойцов и старика со старухой. Героям нельзя быть похороненными рядом с мародерами…

Девочку потом отправил в сопровождении целого джамаата, чтобы ничего с ней не случилось, в ближайшее село. Там ее уже допрашивала местная милиция, откуда и стало известным это происшествие. Дошли разговоры и до Абдулмуслима, пообещавшего отомстить, но долго откладывающего выполнение своего обещания. Но наконец-то, собрался, зная наверняка, что у Актемара осталось всего двадцать бойцов. А у самого Абдулмуслима, как предполагал Дошлукаев, было больше пятидесяти человек. И того и другого эмира такая расстановка сил, как ни странно, устраивала. Абдулмуслима – потому, что он надеялся застать Дошлукаева врасплох, сразу атаковать и уничтожить, а Актемара – потому, что он знал о готовящемся нападении и собирался к нему подготовиться, чтобы самому нападавших уничтожить. Благо огневая мощь его маленького отряда намного превосходила огневую мощь отряда Бейсагарова.

Подойти к базе Дошлукаева Абдулмуслим мог только по двум тропам. Но чтобы выйти на верхнюю, ему необходимо было потратить три дня на обход. Этих дней у него в запасе не было. Он вообще не знал ничего о намерениях Актемара и потому обязан был бы предположить, что отряд Дошлукаева готов в любой момент сняться с места и уйти в неизвестном направлении. И тогда неизвестно, представится ли Абдулмуслиму новый случай показать свое геройство и мужской характер. Следовательно, он должен был спешить.

Тропа к базе шла по дну лесистого ущелья. Здесь нападающие будут вынуждены растянуться колонной, чтобы не скатываться с крутых склонов. Плохо, что ночь была слишком темная и ограничивала видимость. И еще портативная наладонная метеостанция формата GPS – удобная вещь размером с трубку мобильника – показывала приближение обильного снегопада. И потому подготовку к встрече с отрядом Абдулмуслима лучше было начать заранее, чтобы снегопад замел все следы.

В отряде Актемара не было своего минера уже несколько лет, и установить мину-ловушку на тропе было некому. Потому просто натянули провод, незаметный в темноте, и выставили на склоне обычную мину «МОН-50» так, чтобы ее сферическая поверхность смотрела на тропу и захватывала значительный ее участок на всем возможном протяжении полета осколков. А это было как раз до поворота ущелья. Чтобы никого живого на тропе не оставить, Актемар выставил на склон еще троих бойцов с гранатометами «РПГ-7», которые только-только начали готовить к тому, чтобы убрать в схрон. Хорошо, что убрать не успели. Пригодились. Гранатометы были снабжены осколочными гранатами, которые добьют тех, кого пощадит мина. Остальных своих людей Дошлукаев расставил по обе стороны от тропы, прикинув примерно, на какую протяженность зависнет отряд Бейсагарова, и стараясь все это пространство перекрыть гранатометами. Если снегопад разгуляется, стрелять предстояло практически вслепую. И потому пришлось людей выставить загодя, чтобы все видели, куда стрелять. Конечно, такая операция, может быть, и не стоила суеты, но Актемар хотел раз и навсегда покончить с Абдулмуслимом. Тогда уже и себя будешь чувствовать спокойнее, не ожидая выстрела в спину, и за семью беспокойства не будет. У Актемара незадолго до этого от скоротечной болезни умерла старшая дочь. И он очень боялся потерять еще и Тамилу с Даурбеком.

Во всех своих расчетах он не ошибся, кроме единственного. У Абдулмуслима оказалось людей вдвое больше, чем он рассчитывал, и потому не удалось уничтожить весь отряд. Да это было бы и невозможно. Если бы Актемар рассредоточил своих бойцов на склоне на всю протяженность колонны, то не создалась бы необходимая плотность огня, и результат был бы даже хуже того, что был достигнут.

Но все обошлось. А потом случилось непредвиденное. Отряд Бейсагарова отступил прямо по тропе, оставив на месте убитых и раненых, которых оказалось, когда потом их сосчитали, чуть меньше шестидесяти человек, но где-то там же, в тылах отступающих, вдруг раздались звуки активного встречного боя. И трудно было предположить, что там произошло.

Соблазн был велик – ударить и с другой стороны. Тем более что тогда еще не было известно, что идущий первым отряд Абдулмуслима уничтожен почти полностью вместе со своим эмиром, а отступил только присоединившийся к Абдулмуслиму отряд эмира Габиса Арсамакова и небольшие остатки первого отряда. Но Актемар все же удержался и взял паузу, выжидая развития событий. Ведь это могла быть и ловушка. Попасть в засаду в такую погоду, под густым снегопадом, когда впереди себя видишь не дальше чем на десяток шагов, проще простого. Сымитировать встречный бой просто. И сам Актемар в положении отступающих устроить ловушку не постеснялся бы.

И потому, сконцентрировав своих бойцов в готовности, он долго прислушивался, просчитывая по звукам, что там может происходить. А происходить могло разное. Если была ловушка, то это вскоре выяснится. Увидев, что преследования нет, отряд не станет тратить патроны и отойдет, выставив заслон с пулеметчиками в прикрытие. Это естественная тактика. Но ведь там могли и федералы подойти. Слухи ходили, что федералы этим районом сильно интересуются. И вертолеты, поговаривали, несколько раз пролетали в разные стороны. Они могли выбросить десант еще пару дней назад. Отряд Абдулмуслима Бейсагарова, предположим, был приговорен к уничтожению, его уже обложили, но сам Абдулмуслим этого не знал, и потому ввязался в разборки с Дошлукаевым. А теперь федералы ударили Бейсагарову в тыл.

Здесь ситуация была, грубо говоря, интересной сразу в нескольких аспектах. Сам Актемар Дошлукаев к тому времени уже плотно подумывал о прекращении своей собственной войны, потому что просто не видел в ней смысла. Он, конечно, мог бы еще и год, и два повоевать, уходя на зиму в Грузию или еще дальше – в Турцию, где можно неплохо отдохнуть. Но какой был смысл в этой войне? Какая цель могла преследоваться? И дело было даже не в невозможности победы, когда пришло поражение. Стопроцентное поражение. А те боевые действия, которые вели разрозненные отряды, хотя и могли называться партизанской войной, доставляющей много хлопот федералам, по большому счету, были уже войной террористической. Успеха добивался тот, кто минировал дороги, взрывал машины с террористами-смертниками, и при этом гибли люди совершенно посторонние, к этой войне непричастные. Это было совсем не то, что Актемар считал достойным мужчины-воина. И потому мысли о сдаче по амнистии все чаще надолго застревали в голове эмира Дошлукаева. И, в конце концов, сам не решившись окончательно, Актемар собрал отряд и высказал свои сомнения. Он хорошо знал, что большинство бойцов не пожелает сдаться, потому что имеют в своем прошлом кое-какие дела, за которые, даже учитывая амнистию, им придется отвечать. Если сдаться, то до возвращения в мирную жизнь придется провести несколько лет за колючей проволокой. А кто добровольно пойдет на это? И потому Актемар, высказав все своим бойцам, предложил тем, кто не боится сдачи, остаться с ним, а остальным он предоставил свободу и пообещал снабдить их деньгами из общей кассы для устройства за границей.

С эмиром решились остаться только двадцать бойцов…

Но Актемар, при всей своей обычной решительности, все тянул время, не решаясь на последний главный шаг. И совсем было решился, а тут Абдулмуслим подоспел со своими разборками. И теперь, когда идет бой, как вести себя Актемару? Если там федералы, они и его тоже атакуют, потому что никто не знает, что эмир Дошлукаев со своими людьми готовится к сдаче оружия. Более того, если федералы там, то они должны быть и в другом месте. В последнее время все операции по уничтожению отрядов проводятся большими силами с разных направлений и с обязательным внешним кольцом оцепления, чтобы никого не выпустить живым. И если те, кто идет в первых рядах, еще более лояльно относятся к противнику, то оцепление, как правило, стреляет без жалости и сомнения сразу на поражение, не желая возиться с пленными. Это стало законом. И Актемар, таким образом, рискует сейчас оказаться окруженным и тоже подлежащим уничтожению. Атакуют, и что тогда делать? Придется вступать в бой, чтобы не быть уничтоженным. Сдаваться в плен нельзя, потому что это уже будет не добровольная сдача оружия, пленение не попадает под общую амнистию. Но и драться в окружении со значительно превосходящими силами противника – не слишком приятное занятие. Хорошо еще, что погода помогает, создавая неразбериху.

Размышляя обо всем этом, Актемар не забывал слушать, как идет бой. Звуки сдвинулись в сторону. Судя по всему, федералов – если это были федералы – оказалось немного, и они попали в неприятную ситуацию. Но немного – это только здесь. В другом месте их будет больше. И здесь скоро будет больше.

Актемар был опытным командиром, при этом он был восточным человеком, воспитанным на многовековых традициях. Восточной хитрости ему хватало на троих командиров. Потому он увидел способ, как выкрутиться из ситуации. И дал команду:

– Вперед! Если там федералы, в них не стрелять… Поможем… Это нам в плюс зачтется…

Если федералы и ударили по отступающей колонне, то наверняка небольшими силами, и чтобы не вступать в неравный бой, пошли в прорыв и прорвались. Куда они прорывались? Просто так, в никуда, в прорыв не идут. Значит, прорывались они к своим. Может быть, и с другой стороны была помощь. А что это были именно федералы, удалось выяснить уже вскоре, когда захватили и тут же допросили раненого. Именно тогда Актемар, к своему удивлению, узнал, что к Абдулмуслиму Бейсагарову присоединился со своим отрядом намного более толковый полевой командир Габис Арсамаков. И именно его собрался теперь атаковать Актемар. Удивление Дошлукаева было вызвано тем, что он не имел никаких конфликтов с Арсамаковым. И делить им было нечего. До этого встречались несколько раз, и все встречи происходили гладко, без взаимных претензий. Впрочем, Арсамаков был, кажется, в приятельских отношениях с Бейсагаровым и просто выполнил просьбу приятеля. И за это, возможно, уже поплатился. По крайней мере, все к этому шло.

Пауза, которую выдержал Актемар, сослужила ему хорошую службу, потому что Арсамаков какое-то время ждал удара в спину и готов был на него ответить, но не получил его сразу и только после этого решил начать преследование отряда федералов. Он стал собирать свои рассеянные джамааты, и в этот как раз момент Актемар вышел на линию атаки. Расстреливать из гранатометов рассеянные силы невозможно. Но, когда они собраны в кулак, готовый к удару, гранатометы способны нанести большой урон. И они нанесли. Первый же залп «РПГ-7» в плотно стоящих бойцов Арсамакова практически уравнял силы сторон. Повторный залп требовал время на перезарядку гранатометов, но из-за плохой видимости Актемар вышел на опасно короткую дистанцию, поэтому время терять не стал, и в дело вступили автоматы при одновременно скоростном рывке вперед.

Если бы бойцы отряда Габиса просто залегли, то, может быть, и смогли бы нанести больший урон. Но чтобы залечь, требовалось сориентироваться, чтобы хотя бы понять, кто атакует и какими силами. А снегопад и ночь не давали возможности выяснить, что происходит. И парни Арсамакова почти сразу, выдав наугад по одной-две встречных очереди, побежали, отстреливаясь на ходу. Но и эти очереди оказались опасными – Дошлукаев сразу потерял трех человек. Однако дистанция была быстро разорвана, и снегопад скрыл отступивших. Правда, это их не спасло, потому что с противоположной стороны их тоже встретили автоматные очереди – федералы после прорыва, видимо, соединившись со своими, пошли в атаку. Актемар преследование вести не стал и остановил свой отряд на месте сбора джамаатов Габиса. Тут-то все и произошло…

Снег валил и валил, залеплял глаза. Актемар переложил автомат в левую руку, вытер рукавом лицо и обернулся, чтобы осмотреть то, что позволяла осмотреть погода. Сначала он увидел наставленный на него ствол автомата и только потом рассмотрел бородатого человека с окровавленным лицом, стоящего на одном колене и приготовившегося к стрельбе. Даже окровавленное лицо не помешало Актемару узнать в раненом самого Габиса Арсамакова.

– Аллах ждет тебя… – сказал Габис, не стреляя сразу потому, должно быть, что ему очень уж нравился момент собственного торжества, похожего, в его понимании, на геройство. – Дух Абдулмуслима может уснуть спокойно… Он и его брат отомщены…

– Аллах и тебя тоже заждался, – сказал Актемар. – Кого раньше?

– Ты не успеешь ствол поднять, – ответил Габис. – Попробуй, подними…

Темнота не позволяла все видеть так, как можно было бы видеть днем. Но Актемару показалось, что он прекрасно видит все, и они смотрели с Габисом друг другу в глаза долго, словно пытаясь взглядами один другого пересилить, перебороть. Но тут короткая очередь с предельно малой дистанции просто разорвала Габису затылок и ткнула его лицом в снег. За спиной Арсамакова, держа автомат в одной руке, а второй упираясь в землю, приподнялся из сугроба заснеженный человек с бритым подбородком. Бритый подбородок уже говорил о том, что это был кто-то из федералов. Шагнув ближе, Актемар разобрал и лицо, явно не молодое. Значит, это офицер и, похоже, не из младших.

– Спасибо, – сказал Дошлукаев. – Ты меня спас…

Человек кивнул и упал лицом в снег точно так же, как несколько секунд назад упал Габис Арсамаков. Только сейчас уже не было спасительной очереди сзади. Просто офицер федералов потерял сознание.

Бойцы Актемара подскочили ближе, поздно среагировав на очередь. Но тут же пули засвистели над головами и вокруг. И еще три человека упали. Остальные сразу залегли. Стреляли или федералы, или бойцы из отряда Арсамакова, запертые с двух сторон. Но, в любом случае, оставаться под обстрелом было рискованно.

– Отходим! На базу, – дал команду Актемар. – Этого с собой… Раненого… Осторожнее с ним. Он меня спас. Перевяжите его на ходу. У него ноги перебиты…

* * *

Отход осложнялся не тем, что во время движения можно было получить пулю в спину. Разорвав дистанцию, Актемар вышел из зоны видимости, и пуля могла прилететь только шальная. Но за спиной оставались силы, готовые к преследованию. А на снегу были отчетливые следы, которые даже такой сильный снегопад сразу завалить полностью был не в состоянии.

Актемар приказал своему отряду рассеяться и идти широко, но в пределах видимости друг от друга. Рассеянная группа не оставляла тропы, а одиночные следы заносились быстро. Самый заметный след оставляли Абуязид с Исрапилом, которые несли раненого офицера федералов. Но и этот след быстро заметался.

Еще хорошую службу сослужили бойцы отряда Арсамакова. Габис был хорошим командиром и своих людей готовил по-настоящему. И они не побежали, оказавшись в западне, потому что бежать, как считали, было некуда – им никто не доложил, что Дошлукаев покинул свою позицию. И не сдались, потому что сдача в плен казалась страшнее смерти в бою. И этот бой, с использованием подствольных гранатометов, все же федералов задержал и дал возможность Актемару увести свой отряд в безопасное место. А через короткое время снегопад и следы скрыл.

* * *

На первом же привале Актемар осмотрел карманы раненого и снял с него бронежилет, чтобы взглянуть на погоны. Да и вообще бронежилет следовало снять раньше. Во-первых, тащить легче; во-вторых сразу стало видно еще одну рану. Пуля насквозь пробила нарукавный карман с переговорным устройством, вошла в плечо и углубилась в грудь. Хорошо, что с правой стороны, иначе могла бы и в сердце попасть.

В карманах документов не обнаружилось. Уходя на боевую операцию, спецназовцы документы сдавали. Но под бронежилетом были погоны подполковника, а нарукавная эмблема, изображающая летучую мышь над земным шаром, указывала на род войск – спецназ ГРУ.

Подполковник в сознание не приходил долго. Только когда привал закончился и прозвучала команда к продолжению движения и его стали поднимать, раненый застонал. Но больше не издал ни звука. Так и добрались до подземной базы. Норы были вырыты под корнями деревьев и хорошо замаскированы. Чтобы не тратить понапрасну время, Дошлукаев сразу отослал бойцов разнести по схронам заранее подготовленное оружие и боеприпасы. Снегопад занесет следы. Лучшее время для организации тайников придумать было сложно, а откладывать это дело на утро было рискованно, потому что мобильная метеостанция предвещала к утру конец снегопада.

Актемар остался с раненым в норе, но приказал не закрывать вход, чтобы и дышалось легче, и хоть какая-то видимость сохранялась. И эта слабая видимость позволила Актемару сразу отметить момент, когда раненый стал шарить рядом с собой рукой – искал оружие.

– Автомат ты в снег уронил, когда сознание потерял, – сказал Дошлукаев.

После этого подполковник открыл глаза и попытался приподняться.

– Лучше лежи. Ноги тебе перевязали, а плечо не стали. Там раздевать нужно… Не до того было. Только тампоны подложили и пластырем приклеили. Хорошо, что рана не сильно кровоточит… Но тебе ноги навылет прошило. Крови много потерял…

– Ты… – начал было подполковник.

– Я – Актемар.

– Дошлукаев?

– Он самый. Слышал про меня?

– Доводилось.

– А ты?

– Подполковник Семиверстов, спецназ ГРУ.

– Имя-то у тебя тоже есть? Или в армии имена забывают?

– Сергей Палыч я.

– Вот так, Сергей Палыч… Спасибо, что спас меня. Габис сам уже не жилец был, но очень хотел меня с собой прихватить.

– Какой Габис?

– Эмир Габис Арсамаков… Ты ему голову красиво снес.

– А Абдулмуслим где? Бейсагаров.

– Убит… Бейсагарова мы первым залпом из гранатометов уложили. Так раненый на допросе сообщил.

– И то хорошо, – сказал подполковник, сильно зажмурился и плотно сжал рот, пытаясь здоровой рукой опереться о землю и пошевелиться.

Однако шевеление ему далось с трудом, и вообще оно на первый взгляд было совершенно лишним, но Актемар ситуацию, несмотря на сумрак, отслеживал и заметил, как подполковник предплечьем вроде бы невзначай нащупал кобуру пистолета и убедился, что пистолет при нем. О том, что он вытащил из пистолета обойму, Актемар говорить не стал.

– Шевелись поменьше, – посоветовал Дошлукаев. – Тебя срочно оперировать нужно. А у меня в отряде только санинструктор есть. Перевязку он сделает, поверхностные осколки плоскогубцами вытащит, он у меня бывший электрик и плоскогубцами здорово работает, бывает, даже больные зубы ими рвет, а операция – это уже не его компетенция. Там мясник нужен, а у меня таких нет. И что прикажешь мне с тобой делать, подполковник Семиверстов?

Полковник молчал с минуту, если не больше.

– Чтобы приказывать, мне сначала хотелось бы свой статус уточнить. Я кто – пленник?

– Мне тоже хотелось бы уточнить твой статус, – согласился Актемар. – Хотя бы для себя, а потом уже и для тебя. С одной стороны, вроде бы так – пленник… А если пленник, значит, враг. С другой стороны, ты – мой спаситель, а я человек не самый плохой, чтобы смотреть равнодушно на то, как мой спаситель погибает от моего бездействия. Дилемма…

– Да брось ты ломать себе голову над дилеммами, – сказал подполковник устало и не открывая глаз. В принципе ему и глаза открывать было незачем, потому что лежал головой к выходу из норы и видел перед собой только черную землю. Может быть, немного видел и Актемара, на которого свет тоже падал, но тот устроился в закутке, а не на проходе и почти сливался с землей. – В твоем положении самое верное – это сложить оружие, пока действует закон об амнистии. Учти, он ограничен во времени. Потом может оказаться поздно. Уйдешь, предположим, вслед за своими джамаатами в Грузию, вернешься уже тогда, когда будет поздно, и станешь навсегда гонимым, как дикий зверь. Что в этом хорошего? Кому и что ты в состоянии доказать продолжением боевых действий? Никому и ничего… Ты думаешь, за народ свой воюешь? А ты мнение народа спросил? Народу воевать уже надоело. Ему жить хочется…

– Есть в твоих словах доля правды, – согласился Дошлукаев. – А откуда ты знаешь, что мои джамааты в Грузию ушли?

– Если на то пошло, от того же народа, которому все без исключения боевики уже изрядно надоели, поскольку мешают нормально жить. Всех вас уже сплошь и рядом сдают. Я не первый раз в Чечне. Помню, как раньше было, помню, как в первую войну… Тогда на нас иначе смотрели, и на вас тоже. А сейчас роли переменились. Никому вы не нужны. И в Грузии никому не нужны… Там местным чеченцам вы тоже в обузу. Просто отказать не смеют. Но сами недовольны. Туда вынуждены идти те, кому дома «зона» грозит. А тебе, насколько я знаю, можно безбоязненно оружие складывать.

– Откуда ты-то можешь знать? Ты не прокурор и даже не следак…

– Неужели ты думаешь, что на тебя досье не заведено? Заведено… Все твои дела и операции, все твои взаимоотношения с людьми на войне и вне войны. Почитывал на досуге вместо художественной литературы. И на тебя, и на Бейсагарова, и на Арсамакова, и на других…

– Любопытно было бы заглянуть туда…

– Наверное, каждому любопытно. И это совсем не то, что характеристики, которые в армии. Человек сам на себя пишет и несет на подпись начальству. В досье данные собирались профессиональными следователями, сортировались и передавались психологам, которые создавали психограмму, иначе называемую психопортретом, – кто и на что при определенных обстоятельствах способен. И все твои способности тоже заранее просчитаны.

– Ты меня совсем уже заинтриговал. И на что я способен в нынешней ситуации? Очень хотелось бы знать.

– В нынешней ситуации ты пока еще артачишься. Ты не любишь, когда на тебя давят, как я сейчас давлю. А когда подумаешь, со своей головой и своей совестью посоветуешься, о парнях, что тебе жизнь доверили, подумаешь, об их судьбе, семьях, женах, детях, престарелых родителях, вот тогда ты все и поймешь. И в итоге решишь сложить оружие.

– Я этого еще не знаю. А ты знаешь…

– У тебя, скажу по секрету, и выхода иного нет. Ты блокирован полностью. Кольцо сжимается. Внутри кольца только ты со своими парнями и спецназ ГРУ. А по окружности – спецназ внутренних войск. С нами не договоришься, с внутривойсковиками договариваться будет бесполезно. Они – «чистильщики», все подчистят – и ни одной живой души не выпустят.

– Пусть сначала найдут нас, – упрямо возразил Актемар. – В прошлом году менты проводили прочесывание ущелья. Трижды наступали на люк, но не заметили. В этом году еще и снегом завалит… Не найдут.

Подполковник громко хмыкнул.

– Тепловизоры найдут. И никаких проблем не возникнет. Знаешь, что это такое?

– Слышал отдаленно. Поясни.

– У внутривойсковиков снайперские винтовки имеют прицел с тепловизором. Мощная штука. Тепло видит… Мы в норе дышим, а тепло кверху поднимается. Даже если дышать не будем, тело тепло будет излучать. Не спрятаться. В каждый уголок заглянут и найдут. Такие времена для вас для всех настали, что не спрятаться…

Актемар ничего не ответил и задумался. Он сам раздумывал о сдаче вместе с двадцатью своими бойцами. Теперь бойцов осталось четырнадцать. И все они знают, что эмир готовится к сдаче оружия и прекращению боевых действий. И он пошел бы и сдался, как собирался. Но когда началось давление со стороны этого подполковника, естественное чувство противоречия, нежелание согласиться с тем, что он не по собственной воле, а по принуждению согласился, – все это мешало принять решение.

Но Семиверстов все правильно сказал о характере Актемара Дошлукаева. Должно быть, психологи свою работу знали и психограмму создали правильную. Актемар поочередно представил лицо каждого из оставшихся в живых парней, что доверились ему. Глаза каждого представил.

И тогда принял правильное решение.

– Я согласен. Как это будет выглядеть практически?

– Здесь, у меня на плече, в кармане «переговорка» была…

– Пуля разбила… Когда рану обрабатывали, выбросили.

– Значит, без связи… Придется идти.

– Может, кого-то послать?

– Могут подстрелить. Зачем чужими головами рисковать? Все вместе и пойдем… Мне бы костыль покрепче, я тяжелый.

– Костыль тебе не поможет. Тебе нужны носилки.

– Кости на ногах целы?

– Санинструктор сказал, поражены мягкие ткани.

– Дойду…

– С тремя ранениями в ноги? Да еще с пулей в груди?

– Дойду! На трудных подъемах помогут…

– Здесь я командую. – Актемар решил, что донести подполковника живым лучше, чем привезти тело. – Я сказал, носилки… Нам с тобой рано отправляться на небеса.

– Не волнуйся, нас, пожалуй, туда не примут.

– Ты считаешь себя великим грешником?

– «Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать»[8]… Впрочем, это из нашего Писания, и тебе это не понять. У вас Писание другое. Но и там, я слышал, к грехам отношение не лучшее. И на небесах нам не место. Не пустят, пока не раскаемся. А мы этого сделать еще не успели. Ты знаешь, откуда происходит русское слово «небо»?

– Откуда?

– От древнеславянского слова «небесы», обозначающего место, где нет бесов…

– И что?

– А то, что в нас всех так много бесов, что на небесах нам места нет.

– Ты верующий?

– Это слишком громко сказано… Крест на груди ношу, верить учусь, но этого мало. Верить надо уметь, и это, по большому счету, дар Божий…

Подполковник поднял правую руку и, не открывая от боли глаз, перекрестился. Прострелено у него было именно правое плечо.

– Ты не объяснил мне, как практически будет выглядеть сдача… – Актемар не пожелал продолжать теософский разговор.

* * *

Практически это выглядело предельно просто…

Вообще-то Актемар слышал от других, как это происходит. Отправляют представителя отряда куда-то в село, где есть ментовский пост. Представитель договаривается. Менты, как обычно, просят написать и позже в протоколах допросов повторить, что это именно они долгое время вели переговоры и уговорили отряд сдаться. Представитель возвращается и приводит за собой отряд, который уже встречают, разоружают, снимают момент сдачи и разоружения на камеру для телевидения, подписывают необходимые документы и отправляют с заранее подготовленным автобусом, грубо говоря, по инстанции. Если слух о сдаче прошел по рядам других боевиков, оружие не сложивших, автобус может попасть в засаду. В первое время это случалось часто. Потом менты стали умнее и предпочитали не афишировать сдачу до последнего момента. Если автобус добирался до места назначения без происшествий, начиналось самое тягостное – несколько дней поочередных допросов, потом выяснение всех несоответствий сказанного и так далее. При везении, как говорили, дело вели следователи ФСБ, которые ничего не вымогали, но в основном ментовские следователи или следователи прокуратуры старались добиться показаний о причастности этих самых следователей к сдаче, как раньше того же добивались сельские менты. Порой выходило, что пятерых боевиков несколько месяцев уговаривали сдаться десять представителей разных инстанций, друг с другом ранее не пересекавшихся.

Иногда допрашиваемых отпускали домой под подписку о невыезде, особенно если они жили неподалеку. Чаще держали не в камерах, а всех вместе в каком-нибудь помещении, типа общежития. Всем – и допрашивающим, и допрашиваемым – было выгодно, чтобы не были озвучены какие-либо несоответствия, поскольку мирное и чистое мероприятие всем шло в зачет. Многое одними старательно умалчивалось, а другими так же старательно не замечалось.

Завершался процесс еще одним не слишком приятным мероприятием. Когда все документы бывали уже подписаны и стороны не предъявляли друг к другу претензий, «доставать» сдавшихся начинали командиры разных отрядов «кадыровцев», зазывающих лучших бойцов к себе. Кто-то соглашался, поскольку устроиться на работу возможности чаще всего не было. Кто-то не соглашался и с презрением относился к угрозам. Но дальше угроз дело обычно не заходило.

В их случае все шло индивидуально.

Актемару Дошлукаеву не пришлось никого отправлять в ментовский пункт ближайшего села, не пришлось своей сдачей вешать звездочки на ментовские погоны. Вешают ли за такие мероприятия звездочки спецназовцам – это было неизвестно, но вообще-то само дело касалось больше компетенции местных ментов, нежели залетной спецуры. Тем не менее устроенный на самодельных носилках подполковник Семиверстов вывел их прямо на взвод спецназа. И теперь уже сдача оружия прошла без присутствия телекамер. Зато отправляли их, как только закончился снегопад и прояснилось небо, не автобусом, а вертолетом сразу в Грозный, и сразу к следователям ФСБ. Там Актемар и встретился во второй раз с Джабраилом…

А подполковника Семиверстова он трижды навещал в госпитале в Ханкале. Актемар не мог оставить без внимания человека, спасшего ему жизнь. Сергей Палыч, кажется, оценил это. И как только выписался из госпиталя, каким-то образом отыскал домашний адрес Актемара и заглянул к нему «чайком побаловаться». Два сильных мужчины чувствовали один к другому уважение и симпатию, и это уже походило на дружбу, хотя со стороны такая дружба казалась несколько странной. Встречи продолжались до тех пор, пока Семиверстову не подошло время отправляться домой. Его батальон в Чечне сменили другим…

* * *

Какова же теперь будет роль полковника Семиверстова, пусть и в отставке? Или его опять посылают, чтобы уговорил Актемара сдаться? Но сам Сергей Палыч, наверное, хорошо понимает, чем эта сдача может обернуться для Дошлукаева. Нет, если Семиверстов и позвонит, он поведет себя, при любом раскладе, как настоящий друг…

С этими мыслями Актемар вернулся к компьютеру. Материалы следовало все-таки просмотреть полностью и сделать соответствующие выводы об их ценности.

Но новый телефонный звонок не дал заняться делом. Голос определителя назвал незнакомый номер чьей-то трубки сотовой связи. О том, как поступать, если будут звонить незнакомые люди, Актемар с Джабраилом не говорили. Но в том, чтобы ответить, особой угрозы не просматривалось. Ответ по телефону – еще не есть доказательство присутствия в квартире разыскиваемого преступника.

Актемар трубку снял.

– Алло! Слушаю вас…

– Здравствуйте… – сказали по-русски.

– Здравствуйте…

– Джабраил дома?

Голос показался отдаленно знакомым, но сразу узнать его Актемар не сумел.

– Вот-вот подойдет… В магазин вышел.

– А ты, Актемар Баштарович, со мной поговорить не хочешь?

Актемар узнал голос и нахмурился.

Часть II

Глава первая

Воспоминания, однако, ненадолго задержали Сергея Палыча на месте.

Приняв решение, отставной полковник отошел в угол своего дома, где у него висел иконостас, зажег свечку перед иконами и несколько минут молился быстрым шепотом. И только после этого, загасив свечу, надел под легкую куртку подмышечную кобуру с наградным пистолетом, достал из теплой куртки ключи от машины и выехал за ворота. Дом, как обычно делали в их деревне, Сергей Палыч никогда не закрывал на ключ – просто навешивал щеколду на проушину и вставлял в нее скобу замка, и этого хватало. Закрыть ворота за ним было некому, да и Ньюфистофель стоял на крыльце, ожидая разрешения. Потому Сергей Палыч остановился, закрыл ворота, выпустил через калитку собаку, которой из-за собственной тяжести сложно было запрыгнуть на высокое заднее сиденье внедорожника, и Семиверстову пришлось пса привычным движением подсадить. Теперь можно было и в путь отправляться.

Он ехал не быстро, поскольку дорога разогнаться не позволяла, да и вообще не видел пока необходимости в спешке. Если будет нужно, даже эта машина способна разгоняться до ста сорока километров в час.

В райцентре на заправке табло с ценой на бензин вызвало одновременный вздох Семиверстова и Ньюфистофеля. Тем не менее заправлять машину следовало, и пришлось раскошелиться. Дальше, за заправкой, дорога была уже лучше, и до областного центра отставной полковник добрался быстро.

Дома никого не было, что Сергея Палыча не удивило – в разгар рабочего дня все так и должно было быть. Открыв дверь своим ключом, он удивился перестановке. Все теперь казалось не таким, каким было раньше. Частично сменилась за два месяца отсутствия и мебель. Жена сына обустраивала квартиру на свой вкус. Впрочем, криминала здесь не было, поскольку сам Сергей Палыч, хотя на сына свою трехкомнатную квартиру и не переоформлял, уже официально объявил, что она принадлежит ему. Единственное, что он просил не трогать, – это его письменный стол в кабинете. Стол так и остался на своем месте, хотя на нем устроился теперь компьютер сына или его дочери, внучки Сергея Палыча. Но чужой компьютер его волновал мало, хватало и своего, что остался в деревне под присмотром кота Сквозняка, потому Сергей Палыч занялся тем, за чем приехал, – и быстро нашел в ящике стола старую записную книжку. Правда, она оказалась не в среднем ящике между двух тумб, где была раньше. В среднем ящике вообще ничего из его вещей не осталось, поскольку теперь он был занят какими-то мелочами и школьными принадлежностями внучки, а все бумаги Семиверстова оказалось в ящике одной из тумбочек. Записная книжка лежала сверху.

Пролистав слегка истертые страницы с записями, Сергей Палыч нашел два нужных телефонных номера, удовлетворенно хмыкнул, снял трубку городского телефона, но, подумав, позвонил сначала сыну и предупредил его, что он сейчас дома, заехал за старой записной книжкой. Попросил сына не задерживаться на работе, чтобы повидаться. Потом, еще минуту подумав, положил трубку городского телефона, вытащил свой мобильник и набрал номер из записной книжки.

– Слушаю… – ответил незнакомый голос с сильным акцентом. – Капитан Исмаилов.

– Мне подполковник Артаганов нужен.

– Кто его спрашивает?

– Полковник Семиверстов, спецназ ГРУ.

– Товарищ подполковник уже ушел. Он завтра дежурит по отделу. Перед дежурством у нас обычно работают до обеда.

– Домой ушел?

– Наверное. Он обычно дома спит.

– У него домашний номер не сменился?

– Мы не даем таких справок, товарищ полковник. Извините…

– Хорошо… Сделаем иначе. – Семиверстов согласился с правильным порядком и прочитал следующий номер в записной книжке. – Этот телефон?

– Звоните, – последовал невнятный совет.

Должно быть, капитан Исмаилов не знал, имеет ли он право так отвечать, и потому голос его прозвучал неуверенно.

Семиверстов набрал номер домашнего телефона подполковника Артаганова. Не отвечали долго. Потом трубку все же сняли.

– Алло! Слушаю вас…

Голос показался Сергею Палычу очень знакомым.

– Здравствуйте, – сказал он, желая услышать еще какие-то слова, которые пробудят память более основательно и утвердят в догадке.

– Здравствуйте…

Этот короткий ответ, впрочем, помог мало.

– Джабраил дома?

– Вот-вот подойдет. В магазин вышел…

Вот теперь узнавание произошло, сомневаться дальше не приходилось.

– Ага… А ты, Актемар Баштарович, со мной поговорить не хочешь? – спросил Семиверстов с легкой насмешкой.

Актемар некоторое время молчал. Потом ответил хмуро:

– Так ты со мной хотел поговорить или с моей женой?

Сергей Палыч понял, что мрачность голоса Дошлукаева – от его растерянности. Он, конечно, нашел лучшее место, где спрятаться. В квартире подполковника республиканского управления ФСБ искать его будут в последнюю очередь, если будут вообще. И сам Актемар это понимал лучше других. А тут вдруг – нашли… Актемар же не знает, что Семиверстов нашел его случайно, желая только попытаться выяснить кое-какие обстоятельства связанного с Актемаром дела.

И потому отставной полковник повел разговор в обычной манере, в какой они с Дошлукаевым разговаривали при встречах, – чуть-чуть насмешливо, но при этом серьезно.

– Когда мне дадут ее номер, а дать его обещали ближе к вечеру, я ей позвоню. Если у тебя есть возможность предупредить Тамилу, скажи, что на мои слова обращать внимания не стоит. Разговор будет прослушиваться, и пусть она с той трубки по важным делам вообще не звонит. Более того, сим-карта той трубки позволяет отслеживать все ее перемещения. Если будет необходимость пойти куда-то тайно, пусть мобильник оставляет дома.

– Спутник?

– Ага… Спутники… Не один, а целая система слежения.

– Спасибо, Сергей Палыч. – Теперь голос Актемара зазвучал уже иначе. – Я надеялся, что ты не каждый день и не всем свои боевые награды демонстрируешь…

– Что ты имеешь в виду? – не понял полковник.

– Что ты не стал за эти годы жлобом.

– Моя собака говорит, что не стал. А у меня честная собака.

– Собакам я верю. Они надежные друзья, – согласился Актемар. – И, в отличие от людей, не умеют предавать.

– Можешь считать меня собакой, – пообещал Семиверстов.

– Я рад… – Тон Дошлукаева говорил, что он не лукавит.

– У тебя есть возможность разговаривать?

– Есть. Здесь аппарат стоит хитрый. Определяет контроль.

– И это радует, скажу тебе откровенно…

– Есть сложности?

– Есть. У меня небольшие, у тебя – очень большие.

– Это я уже и сам понял.

– Сразу не знал, куда пытаешься вляпаться?

– Не знал. Но, если бы даже знал, все равно вляпался бы… Я бы от своего дела не отступил, несмотря ни на какие сложности.

– Ладно. А где, в самом деле, Джабраил?

– Вот-вот будет. Звонил, что со службы уже выходит…

– Я звонил туда, сказали, что ушел.

– Наверное, в магазин зашел за продуктами. У людей деньги появились. В магазинах очереди. Такое впечатление, что все голодные.

– Когда появится, поинтересуйся у него, что в его системе за управление такое новое появилось… Так и называется – управление научных программ. И что за дополнительная структура при этом управлении – специальный отряд силового обеспечения. За тобой и данными, которые ты выкрал из лаборатории профессора Мажитова…

– Я ничего не выкрал, – слегка обиженно прервал Актемар. – Я захватил материалы и уничтожил лабораторию. Я только вел боевые действия.

– Ага… Извини, я неправильно выразился. – Сергей Палыч уважил самолюбие горца. – Но я продолжаю… За тобой и за этими материалами охотятся люди из специального отряда силового обеспечения управления научных программ ФСБ России. Ко мне обращался с предложением помочь разыскать тебя мой бывший офицер, теперь капитан этого специального отряда силового обеспечения. Зовут его Шингаров Алексей Викторович. Не знаешь такого?

– Даже не слышал.

– Это не имеет значения. Короче говоря, опасайся этого человека. Он хитрый и очень скользкий. Наверное, потому и не прижился в спецназе…

– Тебе предложили, а ты что? – спросил Актемар.

– Отказаться – значит, оставить тебя без помощи. Я же не знал, что Джабраил с тобой. Я сам ни минуты не сомневался, что у тебя были основания поступить так, как ты поступил. И посчитал возможным прикрыть тебя с этой стороны. Хотя мои возможности ограниченны.

– Спасибо, Сергей Палыч, я тоже верил, что время тебя не изменило. Тамиле сегодня дали трубку и сказали, что ты будешь звонить. Потому я знал, что ты в деле. Но не думал, что так быстро меня найдешь.

– С Тамилой нам предстоит вести игру, чтобы никто не догадался о моей действительной роли. Пусть будет внимательна. Предполагаю, что каждая фраза будет анализироваться специалистами-лингвистами. Они попытаются выяснить, насколько она правдива в разговоре. Меня она помнит – и пусть разговаривает нормально.

– Я ее предупрежу.

– Сам я постараюсь приехать в Грозный, если будет такая возможность. Думаю, там от меня будет больше пользы.

– Польза от тебя будет там, где ты обладаешь большей информацией.

– Если Тамила будет постоянно утверждать, что связи с тобой не имеет, она оборвет мой канал информации. И я останусь в стороне. Пусть после второго разговора, после моих настоятельных просьб станет слегка сговорчивей. Пусть что-то пообещает… Это оставит меня в игре. А дальше подумаем. Я, может быть, позвоню позже. Чтобы и с Джабраилом поговорить.

– Он вечерами не выходит. Звони. Вообще, не понимаю, куда он запропастился. Давно уже должен дома быть…

– Ага… До связи.

* * *

Дожидаться сына, как собирался раньше, Сергей Палыч передумал, еще раз позвонил и сообщил, что обстоятельства изменились и он уезжает. Сын, кажется, даже обрадовался.

– И ладно… А то у нас тут маленькое мероприятие намечается. Я как раз планировал сегодня попозже прийти… Увидимся. Может, в выходные сам приеду…

– Меня к выходным может там не быть.

– Куда собрался?

– Планирую в Грозный.

– Что там делать?

– В гости…

– А Ньюфистофель?

– Подумаю. Ладно, развлекайся…

Из города Семиверстов выезжал быстро, воспользовавшись моментом, когда на городских улицах слегка стихает движение перед тем, как совсем застопориться в пробках. И умудрился вырваться вовремя. Появилось желание свернуть с шоссе и отмотать сорок километров до военного городка, но Сергей Палыч вовремя себя одернул. Это когда он свободен полностью, то может себе позволить совмещать поездку в город и в военный городок, раз уж вырвался из деревни. Сейчас, кажется, не до того…

Уже через полчаса езды по шоссе отставной полковник Семиверстов вдруг поймал себя на том, что гонит постоянно со скоростью около ста двадцати километров в час, хотя обычно предпочитает езду неторопливую, по крайней мере вписывающуюся в Правила дорожного движения. Должно быть, завелся еще в городе, когда выезжал и торопился. Да еще психологический момент вхождения в рабочий ритм сказался. Когда в рабочий ритм входишь, всегда стараешься все делать быстрее и точнее.

Но Сергей Палыч легко обуздал свои желания, и вовремя, потому что, едва машина перешла на разрешенную скорость, ему встретился передвижной пункт ГИБДД. Инспектор стоял с радаром в руках, выискивая очередную жертву. На немолодую «Шевроле Ниву» он внимания не обратил. Но сам полковник Семиверстов обратил внимание на «Ленд Ровер Дискавери», который раньше ехал на одной с ним скорости и точно так же сбросил скорость перед постом ГИБДД.

Для проверки полковник резко прибавил скорость, несмотря на то что знал ментовскую привычку последних лет выставлять посты парами или даже тройками один за другим, чтобы водитель, успокоившись после первого поста, разогнался перед вторым, а если не разгонится перед вторым, то уж перед третьим точно начнет газовать. И большинство водителей на эту удочку часто попадались. «Ленд Ровер» тоже скорость добавил, но дистанцию сохранял прежнюю, не приближаясь и не отставая.

– Ага, – сам себе сказал отставной полковник. – Преследование…

Где «Ленд Ровер Дискавери» умудрился сесть на хвост, было неясно. По крайней мере, в городе его точно еще не было. Скорее всего, зная направление движения, он просто нагнал Семиверстова на шоссе и теперь плотно «держал». И долго, интересно, будет держать? Только до тех пор, пока движение оживленное? А что потом, когда придется в райцентре свернуть с оживленной дороги на богом забытый проселок?

На «Шевроле Нива», естественно, не уйти от английского внедорожника ни на шоссе, ни на бездорожье, поскольку разница и в лошадиных силах троекратная, и в проходимости. И тут же сработал инстинкт разведчика. Не снижая скорости, Сергей Палыч достал трубку своего телефона и стер номера двух последних звонков. Конечно, любой официальной структуре не составит труда проверить, какие звонки были сделаны с какой-то конкретной трубки. А его может преследовать только официальная структура. Но на это тоже требуется время.

Конечно, выдерженная дистанция вполне может быть и совпадением. Всякое в жизни случается. Тем более что и видимых причин устраивать преследование полковника не просматривалось. Ну и пусть нашел он Дошлукаева. Но ведь Актемар сам сказал, что телефонный аппарат в квартире подполковника Артаганова определяет прослушивание. Семиверстов знал эти аппараты. Значит, не было прослушивания – исходить следует из этого. Другой причины вести преследование на первый взгляд нет. Но Семиверстов не зря всю свою жизнь прослужил в спецназе военной разведки и интуицию имел отточенную, обостренную, проверенную многократно.

Придерживая руль буквально одним пальцем, Сергей Палыч достал из кобуры пистолет, снял его с предохранителя, передернул затвор. Патрон в патроннике. Теперь для произведения выстрела требуется меньше секунды. Впрочем, понадобится или нет – неизвестно. Неизвестно даже то, успеет ли Семиверстов, при всей своей былой подготовленности, воспользоваться оружием. Если за ним действительно ведут слежку, то следят наверняка люди, знающие, кто такой Сергей Палыч Семиверстов. А если предвидится обострение ситуации, против отставного полковника спецназа ГРУ пошлют, конечно, не какого-нибудь мальчишку, вооруженного ножом. Будут работать хорошо обученные профессионалы, просчитывающие все возможные действия Сергея Палыча и знающие, на что он, несмотря на возраст, способен.

Преследователь так и держался на выбранной дистанции, словно демонстрируя себя и свои возможности. Он откровенно показывал, что ничего не боится. С одной стороны, это давало возможность не ждать удара из-за угла или выстрела снайпера с дальней дистанции. С другой – внушало и опасение, потому что слишком уж откровенно напоминало предупреждение. Впрочем, при тех делах, в которые ввязался Сергей Палыч, обычно не звучит предупреждений. Здесь уже кодекс молчания работает, согласно которому не способен раскрыть тайну только тот, кто ничего сказать не может. А ничего сказать не может только тот, кто уже не существует в физическом мире. При этих мыслях полковник Семиверстов трижды перекрестился и тихо сказал сам себе:

– Ага… Господь посылает человеку ровно столько испытаний, сколько человек может выдержать… Значит, будем держаться.

И стал тихо, но с чувством читать «Отче наш». Молитва помогла ему расслабиться и спокойнее относиться к происходящему.

* * *

Несмотря на поездку в областной центр, бензина в баке хватило бы еще надолго, потому что без необходимости машина не использовалась, а необходимость возникала не каждый день, и обычно в таких случаях Сергей Палыч авто при возвращении не заправлял. В этот раз он на заправку заехал, чтобы посмотреть на реакцию «Ленд Ровера». Вариантов было всего три. Или «Дискавери» остановится вдали, чтобы не выпускать заправку из вида, или проедет дальше, зная, где поворот к нужной проселочной дороге, или тоже заедет на заправку. Третий вариант был предпочтительнее, поскольку давал возможность рассмотреть преследователя. Но «Ленд Ровер» проехал мимо заправки. У него бак большой, может себе позволить заправляться нечасто, несмотря на большой расход топлива мощным двигателем. Впрочем, отставной полковник неточно разобрал, но ему показалось, что под задней дверцей стоит маркировка дизельного двигателя. Дизель и топлива потребляет немного. Следовательно, и здесь его «Шевроле Нива» уступает, как и по другим параметрам.

Залив полный бак, Сергей Палыч хотел было уже отъехать, когда увидел другую «Шевроле Ниву». Он узнал машину. И потому, освободив место у топливной колонки, остановился. Приходской священник из соседнего с их деревней села, отец Василий, отличался громоподобным басом и темпераментной натурой. Выйдя из машины, священник радостно замахал рукой, приветствуя отставного полковника.

Между Семиверстовым и отцом Василием давно уже установились добросердечные, почти дружеские отношения. Кроме проживания в соседних деревнях, их связывало и другое. Еще до рукоположения в сан отец Василий служил срочную службу в армии, в десанте, участвовал в Афганской войне, гордился этим, хотя много о тех годах старался не рассказывать. Как-то раз после службы в церкви, как раз в день Воздушно-десантных войск, при случайном разговоре об Афгане, Семиверстов спросил:

– Вы в каком городе стояли?

– В Кабуле… Рота у нас там была…

– В каком году?

– Восемьдесят четвертый – восемьдесят пятый.

Отставной полковник сразу насторожился. Он знал, что в эти годы в самом Кабуле десантники не стояли. Десантный батальон базировался рядом с Кабулом, в Баграме. В Кабуле же стояла только рота спецназа ГРУ. Но в те времена в Советской Союзе официально не существовало такого рода войск, и подразделения спецназа ГРУ носили десантную форму. Более того, все операции, спецназом военной разведки проведенные, засчитывались в актив десантуры. И даже солдаты, что в спецназе ГРУ служили, часто считали себя простыми десантниками.

– Ага… Капитан Охлопков, значит, – сказал полковник.

– Точно… Наш командир.

– А взводный…

– Старший лейтенант Лосев.

– Дым Дымыч Сохатый…

Так офицеры звали по-дружески Дмитрия Дмитриевича Лосева.

– Да, было у него такое прозвище. Вы их знали?

– Могу вас, отец Василий, обрадовать. Вы никогда не служили в десантных войсках и напрасно празднуете чужой праздник…

– Как так? – не понял священник, но сразу насторожился, сурово подобрался.

– Вы служили в отдельной кабульской роте спецназа ГРУ, которая действовала под видом десанта. И я в той же роте в те же времена командовал взводом. Только другим… Солдат всей роты я, естественно, знать не мог… Мы в разных вертолетах летали, а там, в вертолетах, большая часть нашей службы, если помните, и проходила. С вертолета в засаду, из засады в вертолет…

– Это да, это помню… До сих пор шум двигателей ночами снится.

– Но Дым Дымыча Сохатого, – продолжил Семиверстов, – прекрасно помню… Более того, имею основания даже считать его другом.

– Его потом посадили за что-то, я слышал, – осторожно сказал отец Василий.

– Вместе с капитаном Охлопковым. Их ХАД[9] подставила… Обманом втравила в операцию, в которой проводила собственные разборки между кланами. Где сейчас Охлопков, я не знаю. А Дым Дымыч уже на пенсии. В последние годы перед уходом работал в антитеррористическом управлении Интерпола. Мы встречались года три назад…

– А мне сразу показалось, что я где-то видел вас, – признался отец Василий. – Но мало ли где можно было человека встретить… Да и в церковь со всех окрестных сел приезжают. Многих видел, но незнакомы. Так и думал…

* * *

Отец Василий отъехал от бензозаправочной колонки и остановился рядом с отставным полковником, пожал руку, потом потрепал по ушам высунувшегося из задней дверцы Ньюфистофеля.

– Домой или из дома?

– В Подхвостье…

– А я из дома. В епархию надо съездить. За очередным нагоняем.

Семиверстов хорошо знал, что церковное начальство не слишком поощряет радикальные патриотические взгляды отца Василия, но его это не останавливает. И даже его активная борьба с поголовным пьянством в деревнях не всегда находит понимание. Слишком активных начальство не поощряет традиционно, и не только в церкви, но везде, где желает спокойной, комфортной жизни. А отец Василий однажды даже целую проповедь читал о комфорте, который портит людей, заставляя их забыть о том, ради чего приходил на землю Христос.

– Отец Василий, я бы хотел исповедаться и причаститься.

– В воскресенье, как обычно. Исповедь в восемь. После службы причастие.

– Четыре дня. Боюсь, у меня раньше будет необходимость уехать… Тогда, пожалуй, я хотел бы просто поговорить, посоветоваться. Разрешите к вам завтра утром заглянуть?

– Рад буду, – согласился священник.

– Тогда – до завтра… – Но тут вспомнился «Ленд Ровер Дискавери», и нечаянно сказалось: – Если до завтра ничего не случится…

– Какие-то неприятности?

– Боюсь, вселенского масштаба.

– Серьезно?

– Серьезно.

– Тогда я могу заехать по дороге домой к вам в Подхвостье. Все равно мимо проезжаю…

– Рад буду, – словами священника согласился отставной полковник.

Он в самом деле всегда рад был такому гостю, хотя иногда и уставал слушать пространные размышления отца Василия, в котором всегда жило два человека – один порывистый и решительный, сплеча рубящий, а другой вдумчивый, рассудительный, пространно размышляющий вслух. И никогда не знаешь, с каким из этих двух отцов Василиев придется встретиться…

* * *

Сергей Палыч по разговорам других «пенсионеров» спецназа, да и по собственному опыту знал, что из всех боевых навыков дольше всего сохраняется без постоянной поддержки и тренировки взгляд разведчика. Случалось, идет с Ньюфистофелем по полю, а периферийное зрение само собой отмечает едва заметное шевеление травы в стороне. Подходит посмотреть, а в траве ползает ежик и ждет, казалось, когда дружелюбный Ньюфистофель с ним познакомится. И так со всем остальным. Что прочие люди не замечают, взгляд разведчика выделяет сразу, даже если это совершенно не нужно, просто автоматически, на уровне подсознания. И потому, едва выехав за пределы райцентра, он издали заметил ранее здесь не присутствовавший густой фиолетовый цвет среди кустов в стороне от дороги. «Ленд Ровер Дискавери» устроился там, дожидаясь проезда «Шевроле Нивы»…

В первый момент появилось желание нажать на тормоз, сбросить скорость до минимума, свернуть в противоположную сторону, пользуясь тем, что придорожная канава здесь неглубокая и сухая, пересечь ее и проехать полем, сделав большую петлю, а потом редколесьем, чтобы выехать на ту же дорогу уже далеко отсюда и рядом с деревней. Но что это дало бы? Если бы в «Ленд Ровере» находился снайпер, он не стал бы стесняться оживленного движения еще на шоссе. Обогнал бы там, нашел бы подходящую позицию и произвел бы единственный точный выстрел сквозь нетонированное лобовое стекло. И не нужно было бы так долго преследовать, выдерживать дистанцию, показывая себя. Ведь у преследователя, поскольку он знает, что представляет собой преследуемый, не может создаться иллюзии, что он незамечен. Даже те самые манипуляции со сменой скорости движения самому распоследнему дураку показали бы, что идет проверка. Ну, не оказалось снайпера под рукой, выставили группу? Тогда машину бы с дороги в кусты не убирали, потому что любую группу можно просто протаранить машиной. И вообще, была бы необходимость спрятать «Ленд Ровер», спрятали бы так, что на глаза не попался бы. Здесь машину оставили неподалеку от дороги, чтобы дальше продолжать преследование с соблюдением той же дистанции. Но зачем? Этого Сергей Палыч понять не мог, а если не мог, то и голову не ломал, справедливо считая, что в нужный момент все прояснится само собой.

И прояснилось… Дорога повернула, и из-за кустов встал человек в камуфлированной форме. И даже с погонами, хотя без головного убора. Впрочем, головной убор – кепка с козырьком, каких во времена службы самого Семиверстова в армии еще не носили, была зажата в руке. Это потому, что голова человека была опознавательным знаком. Такую блестящую лысину не узнать было трудно, и Семиверстов узнал капитана, по странной прихоти судьбы носящего фамилию Кудрявцев, а прозвище – Хронический Убийца.

Прозвище это укоренилось за ним в Чечне с легкой руки какого-то московского генерала, приехавшего вместе с журналистами иностранной телекомпании. По просьбе журналистов генерал «заказал» пленного боевика. Ему выделили тогда еще старшего лейтенанта Кудрявцева с двумя взводами солдат. Трижды старший лейтенант «поднимал» с логовища бандитов, и все три раза боевики сопротивлялись до последнего, но были уничтожены. Взять интервью у пленника не удалось. Впрочем, старший лейтенант Кудрявцев действовал вопреки указке московского генерала, но в соответствии с приказом своего командования, а потому взять пленника не слишком рвался. После третьего раза московский генерал и окрестил Бориса Петровича Хроническим Убийцей. Прозвище устоялось, хотя и не носило негативного оттенка, а самому Кудрявцеву, кажется, даже нравилось.

Капитан поднял руку, но этого и не требовалось, потому что отставной полковник и без того уже останавливался. Но «Шевроле Нива» еще и не затормозила полностью, когда Хронический Убийца быстро оглянулся, одним взглядом оценивая обстановку вокруг, на ходу открыл дверцу и запрыгнул на переднее пассажирское сиденье, за что удостоился короткого предупреждающего рыка со стороны Ньюфистофеля. Впрочем, на рык дисциплинированной собаки он особого внимания не обратил.

– Вперед, товарищ полковник, – сразу скомандовал капитан.

Сергей Палыч на подобные ситуации всегда реагировал адекватно и добавил скорость, хотя сильно добавить ее не позволяла дорога, разбитая частыми здесь тяжелыми лесовозами. Но все же для не слишком внимательного взгляда со стороны впечатление сложилось такое, что «Шевроле Нива» даже не останавливалась.

– Привет! – тихо сказал Семиверстов. – Ньюфистофель… Это свой…

Пес слово «свой» знал не хуже, чем слово «кушать», тем более что и то и другое слово ему было по душе, и улегся на заднем сиденье, только шумно потягивал носом, изучая новый запах.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – сказал Хронический Убийца. – Докладываю сразу, пока далеко от моей машины не уехали. Приказ командующего… Мне приказал командир бригады. Присмотреть за ситуацией, подстраховать… По данным полковника Мочилова, как приказано вам передать, вашей личностью заинтересовались два странных типа из американского посольства. Дипломатический статус данных особ не позволяет поговорить с ними по-мужски. Но у ФСБ согласно данным наших хакеров к этим типам есть претензии. Полковник Мочилов считает, что это связано с визитом к вам сегодня утром капитана Шингарова. Предположительно, этот визит обсуждался в течение нескольких дней, и из службы Шингарова произошла утечка информации к американцам. Я буду вас страховать из ближайшего леса. Если не сложно, – Хронический Убийца протянул полковнику прибор, размером чуть больше спичечного коробка, – это «маяк», держите всегда при себе. Левая кнопка включает прослушивание ваших разговоров. Правая кнопка – тревожная. Я сразу прибуду… В машине у меня сидит снайпер. Он будет страховать дополнительно. И еще два бойца на всякий случай. У меня есть номер вашей трубки. Тот, который знает полковник Мочилов. Как только домой приедете, я позвоню, чтобы вы мой номер зафиксировали. Прошу на всякий случай учесть, что у меня трубка спутниковая, разговоры в одиннадцать раз дороже. Есть пожелания?

– Похоже, вам всем о моих делах известно больше, чем мне, – сказал Семиверстов слегка недовольно, но недовольство его было вызвано вовсе не самой страховкой, а только собственной малой осведомленностью.

– Мне ничего не известно. Я только страхую, – слабо утешил отставного полковника Хронический Убийца.

– Понял. Тебе, кажется, давно пора уже майором стать?

– Представление отправлено в Москву… Жду… У меня все, товарищ полковник. Притормозите у кустов. Я к машине возвращаюсь…

Сергей Палыч вовремя увидел на дороге ухабину, вильнул и притормозил, чтобы преодолеть препятствие на минимальной скорости. Кудрявцеву этого времени хватило, чтобы без приключений покинуть машину на ходу. И даже дверцу он закрыл аккуратно, не сильно хлопая…

* * *

Открыв ворота и въехав во двор, Сергей Палыч глянул на окно. На подоконнике сидел Сквозняк и величественно-философически посматривал на прибытие хозяина. У кота был свой выход на улицу – дыра в полу за печкой, которая давала возможность добраться до вентиляционного окна подпола. Но выходить встречать хозяина Сквозняк считал ниже своего достоинства и никогда человека таким вниманием не баловал.

Событий только за один еще не завершившийся день произошло столько, что отставному полковнику Семиверстову, давно от такого отвыкшему и прочно вошедшему в неторопливый и размеренный ритм пенсионно-деревенского бытия, требовалось время, чтобы все осмыслить и осознать.

Сергей Палыч заварил свежий чай, потому что утренний, тот, что заваривал для капитана Шингарова, уже свежим считать было нельзя, а настоящий чай можно пить только свежим. Но тут раздалась трель мобильника. Думая, что это звонит Хронический Убийца, как и обещал, отставной полковник поспешил к вешалке, где оставил куртку, и вытащил трубку из кармана. Оказалось, звонил полковник Мочилов.

– Слушаю, Юрий Петрович.

– Сергей Палыч, – без предисловий начал командующий, – что за человек подполковник Артаганов?

– Не понял… – слегка растерялся Семиверстов. – Откуда известно…

– Можешь не с трех раз, а с единственного догадаться, но не озвучивать.

– Догадался, – сухо ответил Сергей Палыч. – Но там же стоит аппарат, предупреждающий о прослушивании…

– Он и предупреждает, когда прослушивание идет с наземной линии. Здесь совсем другое дело. Мы не заземлены…

– Значит, и другая сторона… Они же пользуются вашими услугами.

– Да. Обязательно. Они знают этот номер?

– Нет, слава богу…

– Это уже лучше. Но ты не ответил, Сергей Палыч, на мой вопрос.

– Подполковник Джабраил Артаганов был следователем республиканского управления ФСБ. Должности следователей у них, насколько я понимаю, сейчас забрали в следственный комитет… Новую должность Артаганова я просто не знаю, но сидит он все в том же кабинете. Я звонил и попал правильно. Очно мы давно не встречались, времена могли его изменить в любую сторону. На мой взгляд, раньше Джабраил был хорошим, грамотным специалистом, он как раз и принимал у меня Дошлукаева после сдачи отряда…

– Это все мы знаем. Но я у тебя спросил конкретно: что он за человек?

– Думающий… Это главная его характеристика. И очень адекватный по ситуации. Аналитик не по профессии, а по жизни. Может правильно предположить развитие событий. На мой взгляд, человек не продажный. По крайней мере, не жадный. Слышал я, что Джабраил имеет квартиру в Москве, где живут его жена с сыном. Сын – студент… Он ждет перевода по службе или выхода в отставку, после этого тоже в Москву переберется. Я так думаю. Сам он мне об этом не говорил. И вообще все мои впечатления только внешние, на которые, сам понимаешь, полагаться…

– Сведения у тебя, товарищ полковник, слегка устарели… Сын университет в Москве бросил, учась на четвертом курсе, сейчас учится в Соединенных Штатах, – перебил полковник Мочилов полковника Семиверстова. – Жена твоего Джабраила очень часто навещает американское посольство. Но это, возможно, как-то связано с сыном. С кем она там встречается, мы не знаем. У наших людей в самом посольстве возможности контроля ограниченны, а СВР и ФСБ в обмен на сведения потребуют выложить им причину нашего интереса. Что нас тоже не устраивает…

– Я тоже пока причины для волнений не вижу, – возразил Семиверстов. – Как не вижу криминала в том, что младший Артаганов обучается в Штатах. Признаюсь, сам я своего сына туда учиться не послал бы просто потому, чтобы там его голову не затуманили американским образом жизни и отношением к жизни, которые меня не устраивают. Но при этом и не возмущаюсь, когда кто-то своих детей туда отправляет. Но вот сын офицера спецслужб… Подполковника ФСБ… Это, конечно, нонсенс, за который с удовольствием ухватятся американские спецслужбы. Кстати, Юрий Петрович, вопрос на засыпку…

– Можешь, Сергей Палыч, про засыпку забыть. Отвечу, не дожидаясь вопроса. Учится на нейролингвистического психолога…

– Очень интересно! А что это такое?

– Что такое нейролингвистическое программирование, тебе объяснять не нужно?

– Слышал про такую вещь…

– Теперь американцы пытаются систему программирования расширить и сильнее завязать ее на побочных науках. Отсюда появились нейролингвистические психологи и еще какие-то спецы. Но в целом эта профессия косвенно связана, как мне думается, с материалами, которыми располагает Актемар Дошлукаев. Попутно замечу, что весь прошлый выпуск нейролингвистических психологов в трудные для Америки кризисные времена был трудоустроен в лабораториях, функционирующих на деньги ЦРУ. Тебя, как я понимаю, интересовал именно последний аспект…

– Да, меня интересовала связь младшего Артаганова с материалами Дошлукаева.

– Возможно, такая связь существует.

– Но говорить утвердительно мы права пока не имеем.

– Все точно так…

– Мне бы хотелось съездить в Грозный…

– Зачем?

– Попытаться прикрыть Актемара Баштаровича. Он слишком наивный человек.

– Пока ничего тебе, Сергей Палыч, ответить не могу. Но, возможно, нам придется вмешиваться в ситуацию более активно и проводить более радикальные мероприятия. Сейчас этот вопрос на рассмотрении руководства. Если решится положительно, тогда подумаем и о твоей поездке. Пока самостоятельно резких шагов не предпринимай. Извини… Мой аппарат подает сигнал, что нас пытаются прослушать. Прослушивают только твою линию. Моя линия блокируется с нашей стороны. Ни разговор не услышат, ни номер не определят… Прослушивание идет не с нашего спутника, иначе сигнала не было бы. Значит, засекли тебя…

– Понял. Связь через Хронического Убийцу…

– Это кто?

– В бригаде скажут. До связи.

– До связи…

Сергей Палыч отключился от разговора и замер в задумчивости. Потом, вспомнив, что ему должен позвонить и уже звонил, скорее всего, капитан Кудрявцев, вообще отключил свою трубку, чтобы номер Хронического Убийцы не попал в поле зрения прослушивающего спутника…

* * *

Дело уже к вечеру близилось, и хотя дни один за другим становились все длиннее, со временем считаться все же приходилось. До сих пор не позвонил капитан Шингаров, хотя Сергей Палыч держал привезенную капитаном трубку в кармане под рукой. А вскоре должен был приехать отец Василий, при котором не хотелось бы звонить Тамиле. Кроме того, в этот трудный и суматошный день Сергей Палыч даже не погулял днем с Ньюфистофелем. Вообще-то он считал обязательными прогулки утром и вечером, и пес с этим соглашался, однако, если было желание пройтись днем, собака такому была только рада. А поскольку такое желание возникало часто, то Ньюфистофель к дневным прогулкам уже привык и иногда даже позволял себе напомнить хозяину, что пора бы и пройтись. Разница была только в том, что днем менялся маршрут – гуляли уже не по знакомой и привычной тропе в поле, а по опушке леса, где тоже начала образовываться хорошо утоптанная трава.

Стоило Семиверстову взять в руки поводок и едва слышно звякнуть цепочкой-ошейником, как Ньюфистофель уже оказался впереди хозяина у двери, дожидаясь, когда его выпустят. Конечно, он и сам при необходимости открывал эту дверь ударом широкого лба, но предпочитал вежливо дождаться хозяина.

Над полем кругами летали, как обычно, два ястреба-канюка. Их полет Семиверстов наблюдал ежедневно с первого дня своего пребывания в Подхвостье и переживал за хищников, когда прилетала стая ворон и на время изгоняла ястребов с их законных охотничьих угодий. Впрочем, канюков могли прогнать не только вороны. В первый год в поле появился маленький сокол-пустельга, устраивающий себе гнездо в развалинах заброшенного дома. Целый день он потратил на то, чтобы изгнать из неба над полем пару ястребов. К вечеру это, кажется, удалось, но тут пустельгу ждали непредвиденные неприятности. Откуда-то из других заброшенных домов налетели большой стаей ласточки и, нападая поочередно, прогнали из окрестностей красивого и быстрого хищника. Вот и пойди, разберись в этих небесных иерархиях… Самые мелкие и самые отважные изгоняют более крупных и сильных. Одиночные герои не в состоянии выстоять в борьбе с организованным и численно превосходящим противником.

Канюки вернулись уже на следующий день, а сокол не вернулся. Но ястребов, летающих высоко и к деревне не приближающихся, ласточки не доставали.

Эта история вспомнилась сразу, как только канюки стали кружить над полковником и Ньюфистофелем. Вообще-то кружили они всегда, хорошо понимая, что такая крупная собака и человек распугивают полевых мышей, а ястребы всегда готовы к охоте. Картина привычная. И воспоминание о неудачном гнездовании пустельги пришло тоже не без причины. Весь день мысль об Актемаре Баштаровиче не выходила у Семиверстова из головы. Актемар, конечно, герой. Он сильный и гордый, способен победить в равной борьбе других героев, но он не в состоянии выдержать войну со многими врагами, нападающими одновременно. И бойцы его отряда ему в этом тоже помочь не смогут. Помочь может только другая, организованная и тоже многочисленная сила…

Даже чувствуя себя отставником, Семиверстов хорошо понимал, что в данной ситуации опираться Дошлукаеву можно только на ГРУ, хотя и не совсем понятно было, какую собственную заинтересованность в этом деле может ГРУ иметь…

Полковник сделал вместе с собакой круг по полю, когда на дороге показалась машина приходского священника.

– Потом догуляем, – сказал Сергей Палыч. – Обещаю. Хоть всю ночь до утра гулять будем, если захочешь. А сейчас пойдем с гостем побеседуем… Это надолго, но мы с тобой выдержим. Надо выдержать…

Но дойти до гостя они не успели, потому что наконец-то объявился звонком капитан Шингаров. И начал говорить торопливо, будто бы они только что с полковником расстались.

– Записывайте номер, товарищ полковник…

– Сергей Палычем меня зовут…

Семиверстов прочувствовал психологию момента и хотел заставить капитана осознать, что бывший командир просто делает бывшему подчиненному одолжение. А мог бы и не делать.

– Да-да… Записывайте, Сергей Палыч…

– Ага… Говори. У меня память пока еще безотказная.

Шингаров номер продиктовал. Семиверстов повторил.

– Правильно. Звоните. Мы готовы…

– Я не готов. Ко мне местный священник приехал. Больше чем на час, думаю, он не задержится, хотя любит говорить долго и пространно. Так что, когда выговорится… Позвонить смогу только после этого.

Капитан вздохнул в трубку, как застонал.

– Не плачь, капитан. Через час позвоню. Ну, может, через два… Как получится.

– Разговор продумали?

– Некогда было. Огород все время отнимает… И время, и мысли, кстати, тоже… И даже чувства. Кто любит свой огород, того и огород любит. Это учти на те времена, когда на пенсию выйдешь. Если доживешь…

Знал или не знал Шингаров, что Семиверстов ездил в областной центр, это даже значения не имело. Отставной полковник демонстративно показывал, что он сейчас никому подчиняться не намерен, и вообще он человек, свободный от всяких обязательств.

– Мы ждем, – вынужденно согласился капитан.

Глава вторая

За окном во дворе собралась целая толпа женщин. Что-то шумно обсуждали, жестикулируя, но стеклопакеты на окнах служили хорошей звукоизоляцией, и слов разобрать было невозможно. Впрочем, это и не интересовало ни Джабраила, ни Актемара. Женщины – народ такой, что пошуметь любят, на то они и женщины, и если каждый раз обращать на них внимание, времени на свои дела не хватит.

– Я понимаю, что человек он вроде бы хороший, порядочный, но зачем он тебе? Нам то есть… Зачем он нужен в этом деле? – отреагировал Джабраил на рассказ Актемара о звонке полковника Семиверстова. – Он что, свой батальон в Грозный введет? Не введет, ситуация не та, и он человек не тот, чтобы такие вопросы самостоятельно решать, да и нет у него сейчас батальона. Разве что соберет его из пенсионеров…

Джабраил уже несколько последних лет мучился с желудком и потому не мог обходиться без кефира. Но, прежде чем выпить, обязательно долго взбалтывал пластиковую литровую бутылку – свою ежевечернюю обязательную норму. Актемар в таком взбалтывании смысла не видел, но если его видел сам подполковник Артаганов, то возразить на это было трудно.

– Я же собрал свой джамаат, как ты говоришь, из пенсионеров, – хмуро вступился Актемар за Семиверстова. – А нужен Сергей Палыч, по большому счету, не нам, а мне, потому что его в дело втянули помимо нашего и помимо его собственного желания, и если уж он в него вошел, грех отказываться от помощи друга, чтобы не превратить его в противника. Хотя я отлично понимаю, что эта помощь может быть скорее только информационной, но и это для меня сейчас существенно, поскольку ты обладаешь информацией только с одной стороны, да и то неполной, а Семиверстов что-то с другой подскажет…

Джабраил в такт движениям бутылки покачал головой.

– Ты чрезвычайно наивный человек, Актемар. Сотрудники спецслужб не будут ничего делать просто так. За свою информацию он что-то и с тебя попросит. А чем ты можешь отплатить? Только теми данными, которыми располагаешь. Разве это трудно просчитать?

– Ты тоже рассчитываешь на эти данные? – Актемар вопросительно поднял брови, не понимая, что сам себе поставил ловушку и сам себя в нее загоняет.

– При чем здесь я?

– А что, тебя уже уволили из ФСБ? Или ФСБ уже перестала быть спецслужбой? Ты точно такой же, как он, сотрудник спецслужбы. Только ты – действующий, а он – пенсионер… И у него намного меньше стимула что-то просить взамен своих услуг, чем у тебя…

– Я – совсем другое дело, – отмахнулся Джабраил. – Я законы предков уважаю. Ты пришел ко мне в дом гонимый. Прогнать или выдать гонимого – это потеря чести. Я свою честь беречь стараюсь. И это все – помимо того, что мы просто друзья. Могу тебя уверить. Если бы мы были даже незнакомы, я все равно спрятал бы тебя. Когда-то давным-давно, до революции, один из моих предков, кажется, мой прапрадед, спрятал в своем доме беглеца. Месяц прятал. Потом вывел его в город и посадил на поезд. И только через пятнадцать лет с этим человеком встретился. После революции. А потом этот человек уже моего прапрадеда спас, когда гонения на наш народ начались. Он тогда большим человеком в Москве стал и просто в Москву его вывез… Но я это не к тому говорю, что надеюсь на твою благодарность. Я тебя прячу в первую очередь потому, что ты гонимый, и только во вторую потому, что ты мой друг…

– Помнится, вы и с Сергеем Палычем были дружны, – стоял на своем Актемар.

– Ты неправильно меня понимаешь или просто понять не хочешь. Мы и сейчас не враги. Но я все же рекомендовал бы тебе воздержаться от такого сотрудничества. Поверь моему опыту. Это не лучший вариант. Надо залечь на время «на дно» и дождаться, когда все утихнет… Тогда ты сможешь действовать. Моя квартира с полным основанием может стать твоим «дном». А когда все утихнет, я использую свои связи и помогу тебе выплыть…

Джабраил наконец-то вылил кефир в высокий стакан и стал пить маленькими короткими глоточками, словно пропускал напиток между губ, процеживая. Выпил, вылил остатки кефира, вытрясая в стакан последние капли из бутылки, и допил все до конца. Пустую бутылку засунул в мусорное ведро под мойкой кухонного гарнитура. И от кефира словно стал добрее.

– Ну, как хочешь. Мое дело – предупредить… Чем, говоришь, Семиверстов интересуется?

– С его стороны к тебе только два вопроса. Что за штука такая – управление научных программ ФСБ и что за специальный отряд силового обеспечения при этом управлении?

– Нет в ФСБ таких структур, – категорично сказал Артаганов.

– Ты – директор ФСБ? – спросил в ответ Актемар.

– Я знаю штатное расписание…

– Может быть, ты начальник секретной части?

Джабраил отмахнулся:

– Я знаю несколько разрабатываемых проектов по научной части, но все они проводились в разных управлениях в соответствии с профилем разработок. Это принятая система…

– Значит, ты просто не знаешь.

– Если бы такое было, я бы знал.

– Это в Москве… Это далеко от тебя. Не здесь. А здесь – ты знал про лабораторию профессора Мажитова?

– Она не была в системе ФСБ. Более того, она была на балансе МВД, но сам министр внутренних дел понятия не имел о ее существовании. Откуда же могли это знать у нас?

– Что-то новое. Откуда ты можешь знать про министра?

– Он сам был сегодня у нас на совещании. И там прямо ничего про лабораторию не говорилось. Только сказано было о ней как о сгоревшем объекте МВД. И все. Хотя я тоже допускаю, что кто-то был полностью в курсе дела. Для тебя, наверное, не секрет, что часть сотрудников работает по московской программе, то есть делает то, что официально является российской политикой, а избранный круг работает только на Чечню и даже лично на ее президента. И в этот круг остальных категорически не допускают. Так вот, кто-то из этого круга, вероятно, был в курсе дела. Что-то там витает в воздухе, все недоговаривают. Про лабораторию министра напрямую спросил московский генерал. Поинтересовался, что за лаборатория. Непонятно как-то спросил – знает он или не знает, что там делалось… Допускаю, что тоже какие-то сведения имеет. Министр обещал выяснить, но очень вяло. У меня сложилось впечатление, что его тоже не подпускают к определенным данным. Его вообще, как ты знаешь, ко многому не подпускают… Но все попытки, большей частью случайные или косвенные, перевести разговор на лабораторию тут же благополучно проваливались, и опять все сводилось к атаке лагеря «кадыровцев» с целью уничтожения непосредственно живой силы.

– Может быть, это и хорошо? – спросил Актемар.

– Кто знает… Здесь палка о двух концах. С одной стороны, официально тебя будут искать исключительно как человека, устроившего бойню в тренировочном лагере, или, как они его называют, на базе переподготовки. Никто не будет широко афишировать поиск дисков и других материалов, соблюдая все традиционные правила игры в молчанку. С другой стороны, этот поиск вестись будет, но тайно, не так, конечно, активно, как первый, но сам по себе он опасен уже тем, что искать будут с разных сторон – и наши местные, и москвичи, которые тоже что-то знают, а теперь еще и ГРУ подключается всем на радость…

– ГРУ? – переспросил Актемар.

– Семиверстов…

– Он подключается по просьбе своего бывшего подчиненного, ныне капитана специального отряда силового обеспечения управления научных программ ФСБ.

– Ты веришь ему? – Джабраил спросил с откровенным возмущением.

– У меня нет оснований не верить Сергею Палычу. Он всегда был со мной честным.

– Мне бы твою уверенность, – вздохнул подполковник Артаганов. – А то я во всем и во всех сомневаюсь, всех просчитать стараюсь, на всех сведения собираю. Хорошо еще, что можно это списать на счет основной работы, поскольку к твоему поиску я имею непосредственное отношение…

– И как поиск движется?

– Самое плохое в том, что он идет одновременно по разным направлениям, но все сведения не собираются воедино. Следствие ведет следственный комитет при гражданской прокуратуре и такой же комитет при военной прокуратуре; ведет свое следствие Министерство внутренних дел, разведотдел штаба «кадыровцев», даже служба безопасности президента; ну, естественно, и мы в этой работе не самые последние. А помимо нас – еще какая-то московская структура, которая пока только с нас сведения спрашивает, хотя мне сдается, что она втихомолку в дело все же включилась. Вызываю на допрос жену одного из твоих парней, а она мне заявляет, что ее уже вчера допрашивали дома сотрудники ФСБ. И не знает, кто конкретно допрашивал. Не назвался человек, хотя удостоверение предъявил. Слава Аллаху, что пока еще управление антитеррора «Альфа» не влезло, хотя дело против тебя открыто по статье «терроризм»… Но и того, что есть, хватит, чтобы все и всех запутать. Если сведения не сводятся воедино, то каждой стороне следствия есть что скрывать от остальных.

– Тебя это раздражает? – усмехнулся Актемар.

– Хуже. Меня это из колеи выбивает. – Джабраил для наглядности даже зубами скрипнул.

– Тогда ложись отдыхать перед завтрашним дежурством, – здраво рассудил Дошлукаев. – Сон восстанавливает нервную систему. А то ты со мной все ночи напролет просиживаешь. Я могу хотя бы днем при необходимости отоспаться.

– Думаешь, я на дежурстве не отдохну? Отдохну… Давай пока диски посмотрим.

* * *

– Ты, похоже, исключительно по диагонали тексты читаешь? – спросил Актемар, обратив внимание на скорость, с которой Джабраил просматривает отчеты.

– Мне же не писать на них научный отзыв, – отговорился подполковник Артаганов. – И оппонентом я выступать не собираюсь. Смотрю только, что за штука и кто может такой вещью заинтересоваться. Наша с тобой задача какая? Продать в разные руки как можно больше копий. Для этого подробное изучение и не нужно.

– Некоторые детали пропускаешь. А они могут оказаться важными, – заметил Дошлукаев.

– Ты внимание обратишь – и мне подскажешь…

– В этом есть доля истины. Вот прямо сейчас и обращу.

– Слушаю.

– Мне нужны все данные на Темирбека Хасбулатова.

– Запросто. Только скажи сначала, что это за фрукт и с чем его едят.

– Под каждым отчетом дата стоит. Относительно дат мы с тобой попозже поговорим. Но все отчеты из, скажем, Самары подписаны одним и тем же человеком. И только в последнем отчете есть расшифровка подписи. Вот этот человек меня и интересует. Сможешь найти выходы на самарскую диаспору?

– Ты думаешь, на нашу диаспору нет данных в областном управлении внутренних дел? Обязательно есть. В каждой области. А если человек проживает там постоянно, то гарантия стопроцентная. Хотя меня в данном случае раздражает термин «диаспора». Мы – не диаспора, мы – официальные граждане России уже на протяжении многих лет. А диаспора – это иностранцы, компактно проживающие в чужой стране. Меня этот термин даже оскорбляет, хотя он применяется даже в официальных документах.

– Меня не это волнует, а личность самого Темирбека Хасбулатова…

– Это я могу узнать прямо с домашнего компьютера. Интернет я оплатил еще вчера. Я отправлю запрос с категорией «срочно». Обычно в таких случаях ответ приходит в течение сорока минут, от силы – часа.

– Флаг тебе в руки, – согласился Актемар. – Отправляй…

Подполковник Артаганов сосредоточенно кивнул, извлек диск из дисковода, чтобы не мешал не слишком сильному компьютеру работать в сети, и подключился к Интернету. Набирал текст он одним пальцем, но достаточно быстро. Вышел в сеть своего управления, чтобы найти адрес для запроса, и сразу сам запрос отправил.

– Будем ждать. Чем время убить, у нас есть, только сначала я хочу кое-что тебе показать. Насколько я могу судить, это один из двух последних людей, к которым у тебя могут быть претензии. Наш сотрудник. Из того круга, в который не всех допускают. Человек, на все сто процентов президенту преданный. Лично президенту…

* * *

Бумаги, которые подполковник Артаганов достал не из папки, с которой всегда ходил на работу, а из кармана, он развернул аккуратно, положил на стол и разгладил сгибы ребром ладони. Это были не сами документы, а только их ксерокопии.

– Жевать умеешь? – строго спросил Актемар, мельком взглянув на бумаги. – Тогда разжевывай, я пока ничего не понимаю… Связь обозначь.

– Ты еще не можешь оценить всю работу, которую я для тебя проделал. А работа большая и, самое главное, требующая несанкционированного доступа к некоторым тайнам, в том числе и банковским. Не скрою, что мне пришлось немало заплатить хакеру, которого я в таких операциях задействую. Но это вопрос второстепенный. Ты результат оцени…

Джабраил еще раз разгладил бумаги. На сей раз всей ладонью.

– Вот это – копия договора с банком. Кредит, который взял полковник Язидов. Это у нас была самая тяжелая работа. У банковской сети сложнейшая система защиты. Более сложная, чем у ФСБ. Мой хакер, чтобы туда пробраться, вынужден был задействовать сервер ФСБ со всей его мощностью. С простого компьютера подобрать пароли можно было только через год. Хорошо, что я знаю пароли для выхода на сам сервер…

– Для меня это все темный лес в глухом ущелье, – признался Актемар. – Я плохо понимаю, о чем ты говоришь.

– Значит, и объяснять нет необходимости, – слегка обиженно заметил Артаганов. – Тогда сама суть дела. Полковник Язидов пользуется возможностью входа к президенту в любое время. Можно сказать, он – его доверенное лицо в ФСБ Чечни. При этом в курсе большинства президентских дел, и не только, кстати, президентских. В настоящее время полковник строит себе не дом, а, я бы сказал, дворец. И остро нуждается в наличных деньгах. Вот документ, согласно которому он взял кредит на пятьдесят тысяч долларов. Перед этим ему нечем было заплатить рабочим, он почти два месяца держал их без зарплаты. Дом строят турки. Они к такому не привыкли и свое всегда требуют назойливо. Получив кредит, полковник одновременно и зарплату туркам выплатил, и произвел платеж одной фирме в Малайзии, осуществляющей поставку мебели из ценных пород дерева. Платеж на восемьдесят пять тысяч баксов… Я точно не знаю, сколько он туркам заплатил. Тоже, думаю, сумма приличная. Но, заметь, кредит был только на пятьдесят тысяч баксов. Где Язидов взял остальные?

Актемар выдержал паузу, потом спросил напряженно и почти угрожающе, хотя грозил явно не подполковнику:

– И где он взял остальные?

Подполковник Артаганов пододвинул другой листок. Тоже ксерокопию.

– Вот, поинтересуйся. Это копия отношения, подписанного полковником Язидовым с просьбой выделить на проект… Тут номерная кодировка… Короче, полковник просит выделить на проект дополнительно двести пятьдесят тысяч долларов. И наискосок резолюция президента – выделить средства из его собственного резервного фонда.

– У меня есть сомнения, – покачал головой Актемар. – Мы не знаем кодировки проекта. Это может быть и другой проект. Это первое… И второе. Лаборатория Мажитова стояла на балансе Министерства внутренних дел. Следовательно, деньги на лабораторию должны были запрашивать из этого министерства, пусть даже и минуя самого министра, потому что в МВД, насколько мне известно, ситуация такая же, как у вас в ФСБ, и часть министерства работает только на президента.

– Резонные сомнения, – согласился Джабраил. – Но они были бы существенными, если бы сам полковник Язидов не имел никаких дел с Лукманом Мажитовым. А теперь смотри сюда… – Он пододвинул еще один лист. – Вот первая страница квартального плана по испытаниям препаратов. Обрати внимание, что документ с грифом «Совершенно секретно», хотя и двухгодичной давности. Здесь препараты тоже закодированы под номерами, поэтому мы не можем сверить план с отчетами. Но нам это и не важно. Здесь есть главное. Полковник Язидов утверждал этот план. Вот его резолюция. Можешь сравнить подпись с подписью на банковском документе. И еще, для полного твоего убеждения, вот такая штука…

Артаганов полез в другой карман и вытащил обыкновенный листок от настольного перекидного календаря. Положил на стол аккуратно, как драгоценность. На листке неразборчивым почерком было что-то написано по-русски.

– Я плохо почерки разбираю… – сказал Актемар с напряжением, потому что имя он уже разобрал.

– «Поставить Лукмана перед фактом», – прочитал Джабраил.

– Перед каким? – переспросил Дошлукаев.

– Ты меня спрашиваешь?

– А кого мне спросить? Язидова?

– Думаю, только его. И по полной программе. Только он тебе едва ли ответит что-то вразумительное. Ответить честно для него – подписать себе приговор. Хорошо, что листки календаря сохраняют дату… Число видишь?

– Вижу… Уже понял, что полностью совпадает.

– И что думаешь?

– Думаю, как действовать…

– А здесь я тебе смогу помочь.

– Помогай.

– Как быстро можешь своих парней собрать?

– Четыре часа максимум…

– Так быстро не нужно. Нужно к завтрашнему утру. Есть хорошая мысль. Можно к полковнику попасть вполне официально, и когда он совсем не ожидает.

– Будут к утру. Ко всему будут готовы. Сейчас же обзвоню… А с твоей помощью мы, по большому счету, можем и до самого президента добраться.

Но сразу помочь Джабраилу не удалось, потому что этому помешал телефонный звонок. Голос определителя назвал номер, и Актемар сразу встал.

– Вот и Сергей Палыч объявился, – опережая его, сказал Джабраил и сам снял трубку.

– Слушаю тебя, товарищ полковник…

* * *

– Ага… Здравствуй, товарищ подполковник, – ответил Семиверстов весьма сдержанным тоном и тут же объяснил, чем его тон вызван: – Сразу предупреждаю, что наш разговор прослушивается и, скорее всего, прослушивался мой разговор с Актемаром.

– Не может быть, – возразил Джабраил. – У меня стоит великолепная аппаратура обнаружения прослушивания. Улавливает разницу даже в четверть герца. Аппаратура профессиональная.

– Тем не менее. Ваши профессионалы уже добрый десяток лет спят… Данные точные. Прослушивание ведется через спутник.

– ГРУ?

– ГРУ здесь совершенно ни при чем. Могу с полным основанием гарантировать.

– Если бы наша система прослушивала, я бы знал. Да и группа захвата была бы здесь через пять минут после вашего разговора.

– Не то совсем… Другая ситуация, – сказал Семиверстов. – ФСБ без ГРУ вообще может прослушивать только наземные линии. МВД – то же самое. Остаются Интерпол и ЦРУ. Ну, может, англичане или французы ненароком своими липкими лапками влезли. У немцев такой техники нет. Но у англичан и французов нет заинтересованности в ситуации…

– И ты так открыто говоришь об этом? Зная, что они слушают?

– Ага… Да и господь с ними. Или Аллах. Актемар передал тебе мои вопросы?

– Передал.

– Тогда я поищу возможность связаться с тобой без прослушивания. Ответы есть?

– Ответов нет, но возможность связаться поищи. Мало ли что может понадобиться…

– На всякий случай дай мне номер своего мобильника. Он, конечно, тоже будет прослушиваться, но я лишнего не скажу. Давай.

Подполковник Артаганов продиктовал номер. Семиверстов повторил для проверки.

– Все правильно.

– Ну, значит, до связи… Дай трубку Актемару.

– Я передам, что ты сказал. Про прослушивание.

– А я просто его голос хочу услышать. Не жадничай. Я у тебя Актемара не отниму…

Джабраил недовольно пожал плечами, на Актемара, стоящего рядом, так же недовольно глянул, но передал тому трубку. Сам не отошел, хотя все равно разговор слышал только с одной стороны, потому что трубка аппарата, имея возможности регулировки, обычно была включена на минимальную громкость.

– Слушаю тебя внимательно, Сергей Палыч, – сказал Дошлукаев.

– Актемар Баштарович, я вынужден тебя расстроить. Система контроля подслушивания на аппарате Джабраила при современных средствах прослушивания не действует. Кто-то прослушивал наш с тобой разговор. Поскольку меня, которого прослушивать надобности ни у кого не было, подключили к общему списку только после разговора с тобой, я подозреваю, что снимались и все твои разговоры с женой, и не первый день. Следовательно, это действуют не местные силы, для которых ты в розыске, иначе до тебя уже добрались бы. Я попытаюсь наладить связь по своим каналам. Будь готов к этому. И еще без чужих советов, в одиночестве, подумай, кто мог сообщить на сторону номера твоей трубки и трубки Тамилы. Это «хвост», за который стоит уцепиться. Делай это молча и аккуратно. Тебя сдает кто-то, кто работает не на ваши местные спецслужбы, а на кого-то со стороны. Что это за сторона, я пока сказать не могу, хотя есть подозрения. Но они могут быть безосновательными, а потому я не стану настраивать тебя против конкретного человека. Но еще раз предупреждаю. Думай и просчитывай все в одиночестве…

– Я понял, Сергей Палыч. Буду осторожнее. Ты сам приехать не надумал?

– Ага… Думаю еще… А ты подумай, как тебе лучше с материалами поступить.

– Ты хочешь что-то посоветовать?

– Я не могу советовать в этой ситуации, потому что мыслю, находясь в собственном положении. Твое положение совсем другое. Мне пока видится один вариант – уничтожить все без следа и возможности восстановления. И уж тем более не допустить тиражирования, чтобы эта зараза не разошлась по миру. Но ты имеешь собственную точку зрения и имеешь право, конечно, поступать так, как твоя совесть тебе подскажет…

– Да, я подумаю…

– Я минут через десять буду звонить Тамиле.

– Я ее предупрежу.

– Тогда до связи.

– До связи…

* * *

– Он не слишком назойлив? – скривив лицо, спросил Джабраил. – Я не люблю, когда меня так настырно поучают. Это всегда неприятно, а когда нервы в таком напряжении, неприятно вдвойне. Честное слово, достал он уже со своими ненужными советами. Можно подумать, что все вокруг, кроме Семиверстова, в нашем деле новички…

– Не вижу в его советах ничего ненужного, – примирительно усмехнулся Актемар, считая недовольство Джабраила признаком ревности. – По крайней мере, все, что он сказал, сказано по делу. И он как раз выполнил свою работу, о которой я говорил, – осуществляет нормальное информационное обеспечение. И не стоит на него обижаться.

– Боюсь, он просто делает вид, что обладает информацией. Что-то о прослушивании талдычит… Мой аппарат многократно проверен нашим техническим отделом. Ни о каком прослушивании речи быть не может. Как, скажи мне, отставник может определить прослушивание телефона так далеко от себя? Именно – отставник?

– Не знаю, – признался Дошлукаев. – Но я склонен верить ему… Мы, насколько я понимаю, проверить утверждение возможности не имеем, потому и не будем спорить. У нас и без того забот хватает. На чем мы прервались?

– Завтра в восемь ноль-ноль твои люди должны собраться. В начале десятого им предстоит работа. Нужно будет только пять человек. Сначала, конечно, всех собери. Потом трое унесут оружие, а остальные с тобой поедут в дом полковника Язидова.

– Подробнее, если можно, – потребовал Актемар.

– Просто так к полковнику не подступиться. Я бы в этой ситуации предложил тебе обойтись снайпером, но знаю, что ты не любишь подобные дела…

– Выстрел снайпера – это убийство. Я не убийца, а только желаю отомстить за обман брата и его убийство. И мстить я буду так, чтобы видеть глаза убийц. Иначе я удовлетворения не почувствую. И отмщения тоже…

– Вот потому я и провел предварительную разведку. Завтра к строящемуся дому Язидова должна приехать бригада из Ингушетии. Парни – специалисты по художественной резьбе. Забыл, как это называется… Короче говоря, резьба по алебастру. Орнаменты делают… Мне скоро позвонят, скажут, какая будет машина и во сколько проедет через нужное место. Тогда все точно и просчитаем. У строителей будут с собой альбомы с образцами рисунков. Главное – при захвате не повредить эти рисунки. Остальное – дело техники. Небольшой допрос, они все тебе расскажут, и полковник Язидов примет тебя с распростертыми объятиями. Это будет пятый член команды. Потом я найду данные и на шестого…

– Ты полностью уверен, что их было шесть человек?

– Я просто знаю, что деньги твоего брата разделили между собой шесть человек.

– Ладно… – вздохнул Актемар. – Когда тебе позвонят?

– Я жду звонка.

– Тогда я…

– Тогда ты обзванивай своих парней, чтобы к утру были готовы.

– Да, и Тамиле позвоню. Сергей Палыч будет ей звонить на другую трубку.

* * *

– Из Самары пришел ответ на мой запрос, – сообщил Джабраил, жестом подзывая Дошлукаева к компьютеру.

Актемар подошел и облокотился рукой о спинку кресла. Кресло было офисное, на колесиках и к тому же вертящееся, и нечаянно получилось, что он своим солидным весом отодвинул щуплого Джабраила от стола. Тому пришлось помочь себе ногами, чтобы вернуться на позицию за столом.

– И что там?

– Есть в Самаре такой тип – Темирбек Алхазурович Хасбулатов. Официально считается индивидуальным предпринимателем, в собственности которого несколько аптек, то есть имеет возможность через эти аптеки подсовывать людям свои испытываемые препараты под видом лекарств. С криминальными кругами контактов практически не имеет. По крайней мере, тесных контактов. Но вокруг себя держит только этнических чеченцев. Дом ему строили чеченцы и ингуши. В его аптеках работают специалисты-чеченцы и чеченки вместе с русскими. Среди членов диаспоры пользуется уважением как человек, который всегда помогает соотечественникам, считая таковыми только своих соплеменников… Как тебе это слово нравится? – спросил Джабраил.

– Что? – не понял Дошлукаев.

– Самарские менты называют нас соплеменниками. Не народом то есть, а племенем.

– Это пустяки, – сказал Актемар. – Это они не со злобы, а от обычной ментовской малограмотности. А вот парень этот, который своему народу помогает, мне очень нравится.

– Нравится?

– И даже очень. Хотелось бы поближе познакомиться…

– Откуда такой интерес?

– Ты на даты внимание обращал? Даты испытаний, отчеты… Когда все началось?

Джабраил подумал несколько секунд.

– Кажется, в девяносто четвертом.

– И ничего тебя не смущает?

– А что смущает тебя?

– Меня смущает тот факт, что лаборатории Лукмана Мажитова в те времена еще не существовало даже в проекте. Сам Лукман, если мне память не изменяет, в те времена в Польше работал. Где-то что-то преподавал…

– И что с того?

– Кто испытания проводил? Темирбек Алхазурович Хасбулатов готовил препараты в провизорских комнатах своих аптек?

– Я думаю, были и тогда уже свои лаборатории. Может быть, другие… Может быть, их потом разгромили в ходе войны. И другие люди работали. На это и косвенные указания есть.

– Какие? – спросил Актемар.

– Ты когда-нибудь вообще с подобными лабораториями сталкивался?

– Аллах миловал.

– Так вот, чтобы приступить к испытаниям, нужно много лет работать, искать пути, пробовать препараты в разных вариантах. А здесь Мажитов, сдается мне, уже получил готовые материалы, чтобы создавать препараты и испытывать. Ну что-то, очень немногое, я допускаю, он сделал сам. Но основная работа была выполнена до него. В других лабораториях. И потому я предполагаю, что подобная лаборатория, может быть, даже несколько зависимых или независимых друг от друга лабораторий, существовали у нас до Мажитова. Ему только передали готовые наработки…

– Ты высказываешь именно то, о чем хотел сказать я. Только предварительные выводы у нас разные, – сказал Актемар, – а именно они составляют суть вопроса и все решают. По крайней мере, направляют меня в последующей моей деятельности. И мне мой вывод кажется более обоснованным, нежели твой, в котором слишком велик процент случайности.

– Ну вот, компьютер завис… Что с ним такое случилось? – отвлекся Джабраил от темы.

– Сегодня днем дважды зависал, – сообщил Актемар.

– И что ты делал?

– Просто перезагружал, и все… Ты бы «антивирусник» какой-нибудь поставил. Мало ли что из Интернета затащишь…

– Толку от этих «антивирусников»… В день в сети появляется больше вирусов, чем антивирусник может распознать. И никакая защита от них не спасет. А старыми только школьники-недоучки пользуются. Какой тогда смысл…

Артаганов нажал кнопку перезагрузки компьютера и крутанулся в кресле, поворачиваясь к Дошлукаеву.

– Так в чем мой процент случайности заключается?

– Ты сразу исходишь из неверного постулата, считая, что лаборатории, предшествующие лаборатории профессора Мажитова, располагались в Чечне. У нас не было условий для их создания. Тем более в те нелегкие времена. И существуй у нас в действительности такие лаборатории, наши известные болтуны и хвастуны типа Радуева и Басаева сразу разнесли бы по миру весть о них. Они не удержались бы от возможности чем-то погрозить…

– Здесь ты не прав. История учит нас, что любая война дает значительный толчок развитию научно-технического прогресса. Говорят, Вторая мировая война дала возможность только за счет напряжения крупнейших умов совершить скачок на двадцать пять лет. Если бы не эта война, то технического уровня сорок пятого года человечество достигло бы только в шестидесятом году.

– А здесь не прав ты, – не согласился Актемар. – Технический прогресс шел в странах, обладающих большим научным потенциалом. У нас такого потенциала не было, и лабораторий быть не могло. К тому же они обязательно оставили бы какие-то следы.

– А деятельность Темирбека Хасбулатова сама по себе разве не является доказательством? Не на своем же народе ему испытывать эти препараты…

Джамбулату казалось, что это очень весомый аргумент.

– Сейчас компьютер перезагрузится, я тебе кое-что покажу, – пообещал Актемар.

Подполковник уступил Актемару место. Дошлукаев нашел нужный диск, вставил его в дисковод, нашел тот отчет, о котором говорил, открыл первую страницу и дал сильное увеличение левого верхнего угла.

– Видишь?

– Ничего не вижу…

Страница в этом месте была не заполнена текстом. Но ксерокс, как обычно бывает, оставил на ее поверхности микроскопические следы – черные точки. Для наглядности Актемар включил настройки монитора и сильно увеличил контрастность. Тогда стало лучше видно белый, чуть-чуть скошенный треугольник.

– Конечно, здесь много утрачено. Оригинал сначала был переведен в ксерокопию, потом в дополнение к этому сканировался. Но все равно видно…

– Ну, что-то есть, – неохотно согласился подполковник Артаганов. – Может быть, есть. А может быть, и нет. Просто краска так легла…

– Краска никогда не ложится с ровными краями по сторонам четырехугольника на всех четырех документах, где стояла подпись без расшифровки, – категорично отчеканил Актемар слова. – Это кто-то закрывал при ксерокопировании регистрационный штамп. Вырезал бумажки и подкладывал, чтобы на копии штампа не было. В России и в Советском Союзе такие штампы ставили обычно на обратной стороне последней страницы. Но это ничего не говорит. В каком-то отдельном учреждении могли поставить и на первой. Главное – зачем этот штамп ставить? И зачем потом скрывать? Кстати, на пятом отчете такого нет. Там штамп стоял, как обычно, на обороте и не мешал… Штамп уже лаборатории Мажитова, я полагаю. Но это можно будет проверить, когда я доберусь до письменных экземпляров. Там не сканированные копии, а оригиналы… Заметь, оригиналы – это то, что приходило напрямую к Мажитову…

– Да, что-то есть в этом, я согласен, – кивнул Артаганов. – Но нам это совершенно ни о чем не говорит.

– Только одно это – да, не говорит ни о чем, хотя дает намеки. Но вкупе с другим, таким же мелким и незаметным…

Актемар перевел изображение в размер полной страницы.

– Ничего не видишь?

– Нет…

Он перешел на следующую страницу.

– Видишь?

– Двойная нумерация страниц. Дополнительная нумерация проставлена от руки…

– И не совпадает с основной. Почему? В отчете четыре страницы, а от руки на первой странице проставлена пятая, на второй – шестая и так далее…

– Почему?

– Во всех последующих из первых четырех отчетов – то же самое. Причем попрошу заметить, что в каждом отчете количество страниц разное. Но нумерация, проставленная от руки, всегда количество страниц удваивает – что в первом, что в последнем отчете…

– Два экземпляра одного и того же документа? – с недоумением спросил Джабраил.

– Нет. Кому такое может понадобиться. Просто, рассуждая о целесообразности… Если бы экземпляры в разные руки – это понятно. А вместе, да еще пронумерованы страницы… Дело обстояло, мне думается, гораздо проще. Спереди подшивался отчет в переводе. Не сзади, а спереди, как главный документ, который следует читать. Оригинальный текст оставался простым приложением, хотя и проходил первоначальную регистрацию.

Джабраил в задумчивости покачал головой:

– И ты предполагаешь…

– Я предполагаю, что в России, пользуясь неразберихой тех лет и предательским правлением, на людях проводились испытания психотронного и психотропного оружия, и испытания эти проводили спецслужбы других государств или какого-то одного государства. Я даже не исключаю, что сами правители тогдашней России дали «добро» на эти испытания. От того режима можно было ожидать всего, и даже того, что сам приход этих правителей к власти являлся только эпизодом в испытании психотронного оружия. Выборов не было. Было массовое зомбирование людей с телеэкранов. И люди голосовали за того, на кого им было указано со стороны… Не мне тебе объяснять это, и не мне тебе рассказывать, как свободно чувствовали себя в России представители спецслужб всего мира. И Темирбек Алхазурович Хасбулатов являлся их представителем и перед ними отчитывался за испытания. Но, поскольку он чеченец, впоследствии, когда «вольница» иностранцев в России кончилась, решено было передать материалы на готовые препараты и какие-то разработки в Чечню, чтобы продолжать испытания здесь же. И в нынешнем правительстве Чечни нашлись люди, которые на это с удовольствием согласились.

– Оригинальное развитие событий, – только и сказал подполковник Артаганов вроде бы и с уважением, но и с легкой усмешкой. – Не могу отказать тебе в умении мыслить логично, и даже допущу мысль о том, что отдельные эпизоды развития событий ты обозначил верно, хотя согласиться с тобой полностью тоже не могу. Ты сам себе противоречишь. И одно это противоречие уже делает твою теорию несостоятельной. Понял? Не уловил еще, в чем?

– Не уловил, – сознался Актемар. – Но я готов тебя выслушать и поспорить, если буду в своем уверен, или согласиться, если ты меня сумеешь убедить.

– Ты сам только что говорил о Радуеве и Басаеве. Да, это были хвастуны и болтуны. Тем не менее в предприимчивости и отваге им отказать было трудно. И если уж стоило бы передавать препараты для испытаний, то передавать стоило им, потому что они бы не остановились ни перед чем и продемонстрировали бы не просто испытательные эпизоды, а эпизоды массового применения психотропного или психотронного оружия. И враги России пошли бы на такой шаг с удовольствием…

– Это и есть твой довод? То есть именно здесь ты видишь противоречие моих выкладок? – не понял Дошлукаев.

– Конечно…

– Тогда твои доводы менее состоятельны, чем мои. Представь себе ситуацию, когда, предположим, те же американцы…

– Почему именно американцы? – резко перебил подполковник. – Что вы с Семиверстовым на американцах замкнулись?

– Потому что они самая продвинутая страна в разработке таких видов вооружения. Когда-то впереди был Советский Союз. Американцы сами признавали, что отстают от Союза на четверть века. Но во времена развала страны, насколько я знаю, не просто перезакрывали все лаборатории, но даже собственные наработки в виде обмена информацией передали американцам. Откровенное предательство, и кто-то из правителей набил себе на этом карман. Но я все равно не делаю на американцев упор. Я просто допускаю, как допускаю эту же ситуацию и с любой другой страной. Но пока мой язык легче произносит это. Американцы… Как будто чувствует… Но это все пустяки.

– Ладно, пусть будут гипотетические американцы.

– Пусть. Мне так легче размышлять. Итак, предположим, что те же самые американцы массовым порядком поставляют в тогда еще активно воюющую Ичкерию психотропные препараты. Именно массовым порядком, чтобы обеспечить масштабное применение, имеющее большой резонанс и способное вызвать панику среди населения России, потому что против такого вида оружия пока практически не существует защиты. Неужели ты думаешь, что Радуев или Басаев удержали бы свой болтливый язык и не похвастались тем, что их поддерживает Америка? Это был бы их мощный козырь, который противнику нечем было бы крыть. И стали бы сначала угрожать. Потом, естественно, применили бы. И какие могли бы быть последствия?

– Серьезные, – согласился Джабраил.

– Да это вызвало бы такой международный конфликт, который мог бы привести к ядерному противостоянию! А Россия, при всем развале своей экономики, все равно осталась мощной ядерной державой. Кстати, у России остался бы единственный вариант защиты от Ичкерии – ядерная атака… Хотя бы пара атомных боеголовок оперативного назначения. И чем бы это кончилось для нашего народа?..

– Это уже из другой оперы… Не будем отвлекаться.

– Да я уже все объяснил… Не пошли бы ни американцы, ни кто другой на то, чтобы дать такое оружие в руки Радуеву или Басаеву. А сейчас ситуация иная, внешне стабильная, хотя неизвестно, какой она может стать в дальнейшем. И сделали хитрый ход. Они умышленно создают у нынешнего режима иллюзию обладания мощной силой. И сами при этом остаются в стороне. Они передали в лабораторию профессора Мажитова готовые разработки с уже апробированными препаратами. И передали своих людей, которые эти препараты испытывали. В данном случае речь идет о Темирбеке Хасбулатове и о других, кто раньше на них работал. И возникает вопрос: чем мы с тобой занимаемся?

– Чем? – излишне напряженно спросил Джабраил.

– Я – террорист, ты – пособник террориста? Или же ты – офицер ФСБ, раскрывающий международный заговор, а я только твой помощник? Лично меня такой вариант интерпретации событий вполне устроил бы…

Джабраил ничего не ответил, задумчиво глядя перед собой…

Но его раздумья прервал телефонный звонок. Определитель внятно назвал номер.

– Это сообщение о группе строителей из Ингушетии… Но ты предложил интересную интерпретацию, и я думаю, что полковника Язидова вовсе необязательно убивать. Его можно просто допросить… Давай подумаем вместе.

– Когда ты только спать будешь? – проворчал Актемар. – Завтра на дежурстве уснешь во время доклада.

– Я двужильный, – устало, едва ли веря сам себе, сказал Джабраил.

Глава третья

Дойти до ворот своего дома, где уже остановилась машина приходского священника, полковник Семиверстов опять не успел, хотя и торопился.

Сначала застыл, громко потягивая носом, потом ринулся в гущу кустов, проламывая молодые побеги грудью, Ньюфистофель. Поведение для этой спокойной и миролюбивой собаки не совсем стандартное и потому не могло остаться без внимания хозяина.

– Куд-да! Стоять!.. – прозвучала резкая, почти боевая команда.

Пес, хотя и не был охотничьей собакой, замер с поднятой передней лапой в почти охотничьей стойке, вглядываясь в гущу. Из горла лились тяжелые и густые нотки рычания.

– Это я, товарищ полковник. Бегом бегу, – раздался голос Хронического Убийцы, а потом из кустов высунулась и его лысая голова.

– Хорошо бегаешь, я тебя не слышал, – сказал Семиверстов.

– Звонил полковник Мочилов, – капитан с ходу протянул трубку спутникового телефона. – Приказал передать вам для связи. Перезвоните ему…

– Трубка личная? – спросил Сергей Палыч.

– Нет. Служебная. Деньги на счет положат с минуты на минуту. Там мало осталось. Но пока можете звонить. Полковник ждет…

– Добро, – согласился Семиверстов.

– Я пошел. К вам там священник приехал…

– Я в курсе. Я сам его приглашал чайку попить.

– Тогда у меня все. Если понадоблюсь, можете вызвать через «маяк». Позвоните Мочилову. Он ждет.

Хронический Убийца глянул вопросительно на Ньюфистофеля, словно спрашивая разрешения удалиться. Пес посматривал внимательно, но без агрессии, и только после этого капитан повернулся и быстро скрылся в тех же кустах.

А Семиверстов, не выходя из кустов, набрал номер полковника Мочилова.

– Юрий Петрович, трубку мне передали…

– Хорошо. Теперь связь есть. Мой аппарат прослушать невозможно, твой новый номер они не знают… Можем общаться.

– Они – это кто?

– Не могу знать, товарищ полковник. Спутниковые радары на поисковых волнах маркировку, к сожалению, не ставят. Короче говоря, так, Сергей Палыч. Я дал приказ передать негласно трубку Актемару. Через агентуру… Местный человек… Номер тебе сообщат, ему сообщат номер твоей спутниковой трубки. Первоначально думал и подполковнику Артаганову трубку доставить. Но мы подключили его существующую трубку на прослушивание и обнаружили странные вещи, которые нас смущают. И потому появилось сомнение. В связи с этим человек, который передаст трубку Дошлукаеву, предупредит, что Джабраил Артаганов о ней знать не должен.

– Значит, Джабраил…

– Ничего не могу утверждать категорично. Но одно скажу – он явно ведет какую-то сложную игру и непонятно на кого работает. По крайней мере, не на ФСБ. Ну, с ним будем разбираться… А Актемара предупредят, что трубка от тебя. Будешь звонить, скажи, чтобы ждал вестей от тебя. Ударение сделай на слове «жди». Трубку доставят, скорее всего, завтра к обеду. Завтра утром и позвони.

– Я с ним сегодня еще буду разговаривать…

– Ты разучился, Сергей Палыч, слушать старших – если не по званию, то хотя бы по должности. Сегодня ты просто так поговори, предупреди о прослушивании. А завтра предупреди… Не забудь про ударение на слова «жди». Скажешь сегодня, завтра он может про ударение забыть. А завтра будет помнить. Если что-то с нашей стороны будет не так, я дам отбой…

– Юрий Петрович… – задумчиво сказал Семиверстов. – Я вообще-то уже нахожусь не на службе. Ты хотя бы согласие мое на вовлечение в работу спросил.

Юрий Петрович несколько секунд соображал, потом ответил не совсем твердо:

– Поскольку ты ко мне обратился, а не я к тебе, мне показалось, что ты сам решил участвовать в операции… Я ошибся?

– Я старый служака и от службы не отказываюсь, раз уж все началось. Но первоначально все еще думал, стоит ли мне связываться с капитаном Шингаровым. Потому и позвонил тебе.

– Не стоит связываться. Могу тебе сказать даже более конкретно: и с нами связываться, может быть, не стоит, потому что завершение этой истории может вызвать большой скандал, хотя для тебя, человека вне должности, он и не слишком большой. Но мы все рискуем погонами. И еще скажу… Я час назад имел основательную беседу с генералом Астаховым из антитеррористического управлении «Альфа». Они, хотя тоже представляют ФСБ, никакого отношения к управлению научных программ не имеют, правда, знают о существовании такого управления. Так вот, генерал сказал мне, что они самостоятельно на это же дело вышли, и обозначил ситуацию так. Некая неизвестная нам держава передала или продала, а возможно, под видом похищенной документации попросту подсунула лаборатории Мажитова материалы по результатам своих многолетних разработок. Возможно, это было даже официальное мероприятие, с условием отчетности в испытаниях и в использовании. Возможно, человек, выдающий себя за информатора-продавца документов – это, как ты понимаешь, был Индарби Дошлукаев, – передал и данные на людей, которые проводили испытания на жителях России. Заставить их работать на другую систему было несложно. Сам профессор Мажитов, помимо полученных научных данных, имел и свои наработки. И одна из них эту неизвестную и такую щедрую державу весьма и весьма интересует. За этой разработкой Мажитова идет настоящая охота. По крайней мере, мы знаем, что интерес проявляет и «Моссад», и МИ-6. Это все помимо той самой державы. Если учесть, где работал Индарби Дошлукаев, то становится ясным, что мы имеем дело с Соединенными Штатами, с их лабораторией в Лос-Аламосе. Самое скверное, мы имеем только приблизительное понятие о том, чего Мажитов добился. Но результат у него был…

– Что за результат?

– «Альфа» получила данные из Службы внешней разведки. Но они основаны на слухах. И согласно этим слухам Мажитов создал психотропный препарат, вызывающий у индивидуума такую болезнь, как синдром Аспергера.

– Красиво называется, – заметил Семиверстов, – но мне ничего не говорит…

– Это психическое заболевание, может быть, достаточно безвредное на начальной стадии, но дающее человеку право на инвалидность. Скажем, ребенок, ученик школы при возникновении такого заболевания начинает, как семечки, щелкать самые сложные математические задачи, но неспособен при этом выучить простую грамматику родного языка. Или все наоборот – учит язык, но не понимает математики. При синдроме Аспергера в более тяжелой форме человеческий мозг, который у обычного человека работает на семь-пятнадцать процентов своих возможностей, загружается почти полностью. Но при этом способен решать только одну предельно узкую задачу, и ни на что больше не годится. То есть синдром Аспергера штампует малограмотных гениев. Или, говоря иначе, зомби, которым ставится конкретная узкая задача, и они выполняют ее, ни на что не обращая внимания. Это необязательно террорист-смертник, хотя для кого-то такое направление очень важно. Но не думаю, что ради создания смертников стоило тратить столько сил, когда можно было бы обойтись несколькими десятками регулярных инъекций наркотиков. И Мажитов преследовал иную цель. По большому счету, включение мозга хакера даже не на стопроцентную, а хотя бы на половинную природную мощность может дать любой бандитской группировке миллиардные прибыли, а любой разведке мира – неограниченный доступ к любым интересующим ее данным. Болезнь эта в мире принимает все больший размах, уже перестает быть редкой, и ее старательно изучают. Беда заключалась в том, что ранее невозможно было предсказать, в какую сторону повернется мышление больного. А Мажитов научился это делать. То есть он создал препарат, создающий гениальных зомби, непригодных для нормальной жизни, но выполняющих задачи, которые по плечу только мощнейшему суперкомпьютеру. Грубо говоря, он брал человеческий материал, уже имеющий ярко выраженную зацикленность на каком-то деле, и при помощи препарата доводил человека до возникновения у того синдрома Аспергера.

– Серьезная вещь… Я где-то слышал, что такие изыскания велись еще при Сталине.

– И при Гитлере. Велись, но безрезультатно. «Альфу», как и нас, не может не волновать факт обладания нашим возможным противником оружием психотропного и психотронного действия, хотя пока разговор идет только о психотропном. И не только о препарате Мажитова, но и о других, которые испытывались на гражданах России пока еще только пробным порядком. Если есть у противника, должно быть и у нас. Хотя бы для того, чтобы суметь выработать защиту. И при этом желательно не допустить утечку за границу материалов по тем разработкам, что Мажитов вел самостоятельно. Их, кажется, несколько… Понимаешь, что может произойти в случае применения против нас этого оружия в то время, когда сами мы им не располагаем?

– Неприятности.

– Вот-вот. Неприятности крупные… И мы ищем возможность этих неприятностей избежать. Можем мы при этом рассчитывать на отставного полковника спецназа военной разведки, который всю свою предыдущую жизнь посвятил именно задачам, которые мы сейчас стремимся решить?

– Думаю, что можете. Если мне что-то будет активно не нравиться, я предупрежу о своем желании выйти из дела. И постараюсь сделать это с наименьшими потерями для вас.

– Значит, будем работать. Ты обещал вечером позвонить Актемару Дошлукаеву. Позвони. Наверняка будешь разговаривать и с Джабраилом. Осторожно с ним. Вида не подавай и постарайся не обидеть, потому что, кроме подозрений, на него мы ничего не имеем. Так, несколько странных фраз, которые пока нельзя оставлять без внимания.

– Сделаю. И Тамиле тоже скоро звонить буду. Меня уже доставал капитан Шингаров…

– Я в курсе. Мы тебя слушаем.

– Ладно. Сейчас у меня гость подъехал. Местный приходской священник. Как только уедет, начну звонить по всем адресам.

– До связи.

– До связи.

* * *

Священник всегда с уважением отзывался о чаепитии у отставного полковника Семиверстова. Тот действительно чай заваривать умел, и это не мог не оценить всякий, кто пьет не только водку. Между делом Сергей Палыч в подробностях пересказал отцу Василию все, что поведал ему капитан Шингаров, добавив дополнительно кое-что из того, что сам знал о психотронном и психотропном оружии еще со времен своей службы, но, естественно, ни словом не обмолвился о том, что он уже случайно добрался до самого виновника происшествия – Актемара Баштаровича Дошлукаева. Это даже священнику знать было ни к чему, потому что тот, кто не знает лишнего, лучше спит и дольше живет. И без того рассказ отставного полковника мог любого нормального человека лишить спокойного сна, потому что каждый мог бы оказаться на месте жертв создаваемого в чеченской лаборатории оружия. Но о предложении капитана выйти на связь с обладателем материалов из сгоревшей лаборатории и тем самым подставить друга, снова взявшего в руки оружие, сказать все же было необходимо.

После рассказа священник долго молчал, рассеянно глядя в стол перед собой, словно в незатейливом узоре клеенки читал неведомые письмена, и даже про остывающий китайский зеленый чай забыл, хотя сам Сергей Палыч не забывал про него даже во время своего достаточно длительного монолога.

– Главный мой вопрос, отец Василий, на первый взгляд совсем простой и с предсказуемым ответом; тем не менее он очень важен и требует ответа, скорее всего, развернутого. Это для меня самого очень важно, потому что есть у меня некоторые соображения, которые хорошо бы в жизнь воплотить, только не знаю вот, правильно ли я поступлю. Но дополнительные вопросы я задам позже. Итак, меня интересует отношение церкви к такого рода оружию, – спросил Семиверстов.

– Развернутый ответ… Если бы мое мнение могло хоть что-то изменить… – вздохнул священник. Тем не менее продемонстрировал умение говорить пространно, переплетая жизнь церковную и мирскую в единое целое, потому что в действительности все так и бывает. – Церковь, по большому счету, должна быть против любого вида оружия. – Отец Василий как запустил в середине рассказа отставного полковника пальцы в свою не слишком длинную, но не по возрасту обильно украшенную сединой бороду, так и теребил ее до сих пор, не переставая. И сам выглядел при этом слегка растерянным. – Это по большому, повторяю, счету, по заповедям Христовым… Но мы все, если разобраться, до сих пор живем не по Новому, а по Ветхому Завету, помня только: «око за око, зуб за зуб», а про щеку, которую следует подставить, знать ничего не хотим. И потому традиционные виды оружия есть, были и будут, и с этим человечеству при нынешнем уровне развития сознания и слабой вере бороться невозможно. Да, церковь в идеале должна быть против любого оружия. А знаменитая фраза про добро, которое должно быть с кулаками, церковью рассматривается по-разному, в зависимости от взглядов священнослужителей, у которых об этом спрашивают. И разрешиться окончательным и однозначным суждением эта фраза, думаю, никогда не сможет. Даже внутри церкви… Одни будут одобрять ее, другие – порицать. Я вот считаю, что без кулаков добро бесполезно и беззащитно, оно само уже не сможет добро другим давать, когда его просто к земле прижмут. Святой преподобный Сергий Радонежский, в жизни известный своим смирением, благословил князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву. Он дал ему «кулаки»… То есть величайший русский святой сам против смирения выступил. А разве можно спорить против того, что это спасло православие? Но это частный пример. А в целом мы ежедневно видим примеры другие и убеждаемся постоянно, что в миру человеческом правит, к сожалению, зло. Мир человеческий без Бога желает жить, желает себя самого, такого любимого и ненаглядного, богоподобным видеть, а это уже желание Сатаны, вложенное в человека Змием. Потому зло и сильнее. А все оттого, что человечество несовершенно, и чем дальше, тем более от совершенства отдаляется. Я, наверное, буду говорить прописные истины, если скажу про жадность. Человечество в первую очередь жадностью обуреваемо. Будь это жадность к деньгам, к водке, к удовольствиям, к знаниям, к власти… Отчего Ева откусила от плода яблони? Только от жадности. Ей показалось мало того, что Господь даровал ей, и захотелось большего. От этого все и пошло. И все мы грешим этим, все хотим больше, лучше, сильнее… Лучше дом, лучше машину – мирянину, лучше приход, лучше церковь – священнику… А начальная жадность, особенно если она бывает удовлетворена, пробуждает новую, более сильную. И более сильная уже не просто просит, она жестко требует удовлетворения своей прихоти. Отсюда и соблазн появляется – взять, то есть яблоко с яблони сорвать… И рука Евы в каждом человеке живет, из каждого тянется… Но не все ведь можно просто так взять, что-то и не дадут, что-то уже и хозяина имеет. А чтобы взять против желания хозяина, требуется оружие… Чтобы защитить то, что отдать не желаешь, тоже оружие требуется. У кого оружие сильнее будет, тот и будет богаче. От жадности, по большому счету, даже ядерное оружие создали…

– Это все интересно, а я человек более приземленный, и меня больше интересует практическая сторона вопроса. Именно психотропное оружие. То самое, что способно зомбировать человека, что способно из нормального члена общества сделать дегенерата, и прочее…

– Что касается практической стороны вопроса, то любое воздействие на человеческую психику является отвержением воли Божьей. Психотропное и психотронное оружие отнимает у человека то главное, что даровал ему Господь, – возможность строить свою жизнь и поступать в соответствии с собственной волей. Эта воля может быть волей грешника или праведника, и Господь позволил каждому человеку выбирать собственный путь. А лишение индивидуума права выбора – это уже прямой вызов Богу и попытка подмены Божественной воли волей собственной. Я не говорю уже о жестокости, с которой в этом случае уничтожается человек. Это отдельная статья. Но достаточно и первого, чтобы полностью это оружие проклясть.

– Однако же, отец Василий, история нам говорит, что подобное отношение к оружию в церкви неново. В Средние века один из римских пап проклял арбалет и назвал его сатанинским оружием. Тем не менее проклятие забылось, а арбалеты прочно вошли в жизнь почти всех армий мира и получили развитие даже в Китае и Индии. И сейчас тоже пользуются почетом. У меня в батальоне, к примеру, были арбалетчики. Не произойдет ли и здесь та же история?

– История произойти может любая, поскольку большинство людей с волей Божьей считаться не желают. Тем не менее, даже несмотря на то что я не считаю католичество настоящим христианством, я уважаю Игнасия Лойолу и мыслю, что в нынешние времена он очень нужен, чтобы учредить новую инквизицию. Особенно это касается всего западного мира, но и нам это не повредит. Костры я тоже не признаю, поскольку это, по большому счету, человеческие жертвоприношения. Но наказывать сейчас необходимо многих. И создателей такого оружия не в последнюю очередь. Причем публично, чтобы другим неповадно было такими делами заниматься. Не имеет права на существование такое оружие.

– В одном вопросе, батюшка, вы меня утешили. Теперь главный вопрос…

– Я слушаю вас…

– Вот, предположим, одно государство обладает этими видами оружия и в состоянии угрожать нам. Как мы должны вести себя с религиозной точки зрения? Имеем мы право создавать такое же оружие? Хотя бы в качестве сдерживания…

– А вот это, Сергей Палыч, очень коварный вопрос. Формулировка «в качестве сдерживания» уже сама по себе коварна, потому что ни одно государство не в состоянии предположить, кто будет править им через пять, десять, пятнадцать или двадцать лет. Краткосрочная перспектива обычно может быть просматриваема, а дальше возможно что угодно. А приход негодяев к власти – явление не редкое, мы с вами наблюдали это сами в девяностые годы только что ушедшего века. А от негодяев ждать можно всего. И любой совет в этом случае может быть неправильным. В принципе человечество справилось с ядерным оружием. Почти справилось и не дало ему распространиться. Так же справилось с химическим и бактериологическим. И, наверное, сто́ит уже на международном уровне говорить о психотропном и психотронном…

– А это сможет произойти только после того, как какая-то страна доказанно применит такое оружие. Пока официально все отказываются признавать собственные работы в этом направлении. Тем не менее работы ведутся…

– Точно так же и с другими видами оружия происходило… И мы здесь бессильны.

– Так что вы мне все-таки посоветуете?

– Я могу посоветовать только соотносить свои поступки с собственной совестью. И вам, и всем другим людям, у которых совесть еще есть, всегда и при любых обстоятельствах. Совесть у вас есть, и именно ей решать, как вам вести себя в каждом определенном моменте.

* * *

Вечерело быстро. Над головой роились и зудели комары, обещая скорое тепло.

Из основных задач дня осталось совершить два звонка и догулять «недогуленное» с Ньюфистофелем. Отставной полковник привык выполнять данные собаке обещания, и собака это ценила. При этом хозяин не считал, что эта прогулка – дело менее важное, чем телефонный звонок в далекий Грозный.

Но все же начал он со звонков. Сначала Сергей Палыч позвонил на квартиру Джабраилу. Трубку сразу взял хозяин. Вообще-то с подполковником Артагановым, когда тот был еще майором, встречаться и работать проходилось часто, и отношения между ними установились одновременно и деловые, и дружеские. Именно на эти воспоминания опираясь, и звонил ему Семиверстов днем, когда желал навести более подробные справки об Актемаре Дошлукаеве. И хорошо, что сразу нарвался на самого Актемара Баштаровича, иначе, как понял Семиверстов только по тону разговора с Джабраилом, можно было бы и вообще не узнать, где прячется Актемар. Джабраил этим звонком был откровенно недоволен.

Сергей Палыч, естественно, сразу же предположил, что недовольство подполковника связано именно с тем, что Актемар нашелся так легко. Кроме того, тайна, открытая больше чем двоим, перестает быть тайной. Тамила, жена Актемара Баштаровича, в этом случае в счет не идет. А вот представитель другой силовой структуру, пусть и находящийся в отставке, мог бы представлять уже реальную угрозу безопасности не только Дошлукаева, но и самого Артаганова. Несмотря на предупреждение полковника Мочилова о возможной двойной игре, которую ведет Джабраил, верить в это не хотелось, и Семиверстов верить не собирался, если не получит точных улик. Но все же разговор оставил неприятное впечатление.

Совсем иначе звучал голос Актемара, который был откровенно рад такому помощнику, как Семиверстов, пусть и свалившемуся на голову нежданно-негаданно. И готов был сотрудничать, хотя и сам полковник до сих пор не решил, в какую сторону должно быть направлено это сотрудничество и чем оно может грозить Дошлукаеву.

Вообще полковник Семиверстов мог предположить, что захочет сделать Дошлукаев с попавшими ему в руки материалами. Едва ли он специально нападал на базу «кадыровцев», чтобы завладеть именно этими материалами. Не зная в действительности, что и как там происходило, но достаточно хорошо зная самого Актемара Баштаровича, Сергей Палыч считал, что тот делал какие-то свои дела. Но если попутно ему в руки сами пришли материалы лаборатории, то почему же не воспользоваться такими ценными документами? Тем более что этим нападением и четырьмя следующими акциями, когда было уничтожено еще четыре человека, причастных к обману Индарби Дошлукаева, а возможно, и к его убийству, Актемар поставил не только самого себя, но и подчиненных ему людей в трудное положение. И выход просматривался однозначный: продажа материалов секретной лаборатории способна обеспечить безбедное существование для всех, если уж не до конца жизни, то хотя бы поможет где-то обустроиться. А эмир Дошлукаев еще в старые, боевые времена славился тем, что всегда проявлял о своих людях заботу. И именно потому, наверное, все, кого он сумел найти, пошли за ним, хотя давно уже отвыкли от боевой жизни. И положение самого Актемара Баштаровича и его бойцов составляло в настоящий момент наибольшую трудность для общения в том ключе, в котором Семиверстов хотел бы вести общение.

Актемар – вне закона, Актемар преследуется здесь, в России, и в самой Чечне. Следовательно, он не может считать себя чем-то обязанным России, не испытывает никакого чувства ответственности за ее будущее. И для него лучший вариант – это продажа материалов куда-то на сторону. Кто может проявить интерес? Те же самые американцы, но они интересуются не всеми данными, а только одной частью, пока им недоступной, но, может быть, наиболее ценной. Иранцы, которые наверняка имеют интерес к любому оружию, которое поможет им противостоять назревающей американской угрозе. Талибы, готовые получить в руки любое оружие, чтобы устроить американцам новое «11 сентября». Грузинский режим, который с удовольствием будет применять такое оружие против осетин, абхазцев и, естественно, против России. Да и еще найдется множество желающих приобрести копии… Конечно же, только копии, потому что Актемар Баштарович не настолько прост, чтобы продать оригиналы. При любом варианте оружие пойдет гулять по свету и бед натворит немало…

И какую линию поведения должен выработать для себя отставной полковник спецназа ГРУ, человек, который и после окончания службы ответственности за свою страну и ее безопасность не потерял?..

* * *

Теперь предстояло позвонить Тамиле…

Поскольку Сергей Палыч попросил Актемара Баштаровича предупредить жену, он дал эмиру на это десять минут, хотя и не договаривался конкретно о лимите времени. Но десяти минут должно было хватить…

И капитан Шингаров со своими людьми, надо полагать, заждался. Пора было уже и удовлетворить его страстное любопытство. Номер в памяти отпечатался крепко, и Семиверстов без напряжения памяти набрал его с трубки, привезенной самим капитаном Шингаровым.

– Слушаю… Кого надо? – Голос у Тамилы был низкий и приглушенный, немного севший, и акцент, кажется, стал более заметен. Плохое знание русского языка создавало иллюзию грубости, но Семиверстов хорошо знал, что это не грубость.

– Здравствуй, Тамила…

– Здравствуйте.

– Голос ты, конечно, не узнала, но тебя должны были предупредить о моем звонке. Это Сергей Палыч Семиверстов, если помнишь такого.

– Я помню, Сергей Палыч, и меня предупредили, что вы позвоните…

– Вот и хорошо. Как у тебя здоровье?

– Спасибо. Аллах дает силы, чтобы справляться с невзгодами.

– Я рад за тебя… Сын как? Уже взрослый?

– Колледж заканчивает…

– И главный вопрос – как Актемар Баштарович?

– А вы не знаете?

– Раньше мы разговаривали на «ты»…

– А ты, Сергей Палыч, не знаешь?

– Слухами земля полнится. Кое-что слышал, потому и звоню. Не нужна ли помощь?

– Нам с сыном помощь не нужна. Сами справляемся со всем.

– А Актемару Баштаровичу?

Тамила выдержала такую большую паузу, что она, кажется, начала артистично звучать.

– Ему помощь нужна… – Теперь Тамила говорила тихо, с каким-то чувственным придыхом, что вызывало доверие к ее словам. – Только как ему теперь поможешь?

– Думаю, я смог бы… Хотя бы попробовал договориться. У меня есть ответственные люди, которые в состоянии помочь. Для этого мне необходимо с ним встретиться.

– Сергей Палыч, я сама хотела бы с ним встретиться… – Вздох Тамилы показал и горечь, и отчаяние, но и надежду. Должно быть, она хорошо продумала свои фразы и даже, возможно, отрепетировала их, добиваясь наибольшей эмоциональности.

– Что, никак не объявляется?

– Пока никак…

– Ну, воевать – это дело мужское, а женское дело ждать…

– Я и жду…

– Я тоже буду ждать. Если что, мой номер в трубке зарегистрировался. Пусть звонит.

– Я обязательно скажу. Спасибо вам…

– Разговариваем строго на «ты», Тамила.

– Тебе спасибо, Сергей Палыч…

* * *

Ньюфистофеля пора бы было и покормить, но ему, как всем крупным собакам с хорошим аппетитом, после еды противопоказано активное движение, чтобы не заработать себе заворот кишок, и потому на позднюю прогулку пришлось пойти с пустым желудком. Причем хозяин в знак солидарности с собакой тоже от ужина отказался. Впрочем, Сергей Палыч далеко не всегда позволял себе ужин, потому что имел склонность к полноте. Раньше служба поправиться не давала, а спокойная гражданская жизнь брала свое, и приходилось себя или ограничивать, или заставлять выполнять физические упражнения. А чаще – совмещать одно с другим.

Над деревенскими дворами и огородами летала в сумраке вечера сова-неясыть. И лишь изредка подавала визгливый голос. Там, во дворе, когда сова пролетает над головой, успеваешь ее только едва-едва заметить. Со стороны же поля, пока совсем не стемнело, сову видно хорошо. Наверное, мыши жили и в тех заброшенных огородах, где никто давно ничего не сажал.

Ньюфистофель задирать умную голову не любил и потому сову не видел, как днем не видел ястребов над полем. Но сам Семиверстов, не потерявший еще навыков разведчика, не наблюдая специально, видел все. И потому заметил издали, как качнулась ветка на опушке леса. Не должна была качнуться так – если бы ветер был, то другие бы ветки также всколыхнулись. Ньюфистофель пока ничего не чувствовал, потому что ветер шел не к нему, а от него. И как раз в это время раздался звонок на спутниковую трубку.

Определитель показал незнакомый номер.

– Слушаю… – вяло сказал Сергей Палыч.

– Товарищ полковник, – раздался голос Хронического Убийцы. – Сообщение для вас.

– Слушаю…

– Не доезжая Подхвостья, остановилась машина без номеров. Два человека сомнительной внешности вышли, размялись, двинулись в сторону деревни. У одного из них с собой обрез охотничьей двустволки, у второго – пистолет. Один человек остался в машине. Этот командовал, давал инструктаж. Сейчас ждет… В саму деревню мужчины не пошли, проходят по кромке леса.

– Я не понимаю термина «сомнительная внешность».

– Один «расписной» – татуировки, похоже, на всех частях тела; второй, судя по походке, наркоман… Разговора не слышно, но внешность у обоих криминальная.

– Кудрявцев, меня видишь? – спросил Семиверстов.

– Вижу…

– Ага… Впереди меня на опушке леса… Около шестидесяти шагов… Кто-то из твоих?

– Мои, товарищ полковник, при мне. Один человек их сопровождает, двое рядом. Кто там, проверяю, товарищ полковник… В другой стороне… В бинокль никого не вижу. Попрошу снайпера. У него прицел с тепловизором…

Хронический Убийца убрал трубку ото рта, но разговор со снайпером все равно был слабо, но слышен, даже возможно было разобрать отдельные слова.

– Товарищ полковник, посмотрели… Снайпер говорит, лосиха на опушке стоит, на вас сквозь кусты смотрит. Молодая, любопытная… Собаки ее еще порядком не гоняли, потому и собаку тоже не боится.

– Ладно… Капитан, ты что, новую трубку приобрел?

– Это трубка снайпера.

– Но звонить-то можно?

– Конечно.

– Ага… Что будет нового, предупреждай. Те типы… Даже если не в сторону моего дома идут, блокируйте их… Или посоветуйте двинуть ко мне.

– Товарищ полковник, вот мой сержант, что их сопровождает, говорит: мужчины сели на пригорке отдохнуть. Курят, смотрят на часы, на небо. Похоже, темноты ждут…

– Работайте. Будем надеяться, что это ко мне. Кроме меня, у нас в деревне только беззащитные старики живут. Против них даже обрез лишним будет. Сообщай изменения.

– Мы пока сблизимся с ними. До связи, товарищ полковник.

– До связи…

* * *

Странным выглядело сообщение о каких-то людях, высадившихся из машины не доезжая Подхвостья, к тому же еще и вооруженных достаточно оригинально для боевых действий: ладно, у одного хоть пистолет есть, а второй вообще – с обрезом двустволки. Если кто-то посылал бы людей против отставного полковника спецназа ГРУ, наверняка должен был бы выяснить, что у полковника есть наградной пистолет, которым он владеет даже лучше, чем недурно, и сам еще находится в неплохой боевой форме. Но, при любом раскладе, посылать против него можно только людей подготовленных. В данном же случае, как обрисовал ситуацию Хронический Убийца, в деревню приехали, скорее всего, какие-то уголовники, считающие себя «крутыми». Но вся «крутость» обычно сходит на нет, если такие доморощенные спецы встретятся с профессиональным специалистом. Только непонятно было, зачем и кто мог прислать таких парней, и потому было сомнение, что прислали их именно к полковнику Семиверстову…

Он прошел еще полтора круга вокруг поля, выполнив обычную для собаки дневную норму прогулочного пробега, и вернулся домой, точно оценив ситуацию во дворе и убедившись, что здесь все в порядке – никаких гостей, судя по всему, не было. А если и были, то вовсе не те, что вооружаются обрезом. Не оставить следов может только специалист. Но все же при входе в дом Сергей Палыч проявил предусмотрительность и, открыв дверь, сразу за порог не шагнул, а еще раз оценил взглядом обстановку.

Обычно Семиверстов не закрывал на ночь дверь. Но сейчас это значило бы устроить себе бессонную ночь. Ньюфистофель, при всей своей миролюбивости, все же был собакой, а в любой собаке сторожевые инстинкты живут прочно, даже в самой маленькой и самой бестолковой. Если войдет ночью кто-то чужой, Ньюфистофель, конечно, среагирует не хуже кавказской овчарки, которой по силе ничуть не уступает. Тем не менее подставлять собаку под выстрел Сергей Палыч не хотел. И потому предпочел дверь закрыть. Первоначально он запер ее на задвижку, которую снаружи открыть невозможно. Но, подумав, закрыл дверь на ключ. Если кто-то желает проникнуть к нему в дом, этот человек, естественно, предположит, что дверь закрыта на ключ, и пойдет, подготовившись к визиту. Замок открыть гораздо легче, чем задвижку. Пусть открывают. Ньюфистофель на появление чужаков среагирует и хозяина предупредит. А там уже необходимо будет сделать все так, чтобы собаку под выстрел не подставить, самому под него не подставиться, но визитеров встретить со всеми полагающимися по рангу «почестями». Впрочем, «почести» им, надо полагать, окажет Кудрявцев со своей командой. Хотелось только надеяться, что в этот раз капитан не оправдает свое прозвище, потому что задача в данной ситуации ставится конкретная – допросить визитеров, если таковые будут.

Предположить, что вооруженные люди направились в деревню ради какого-то банального грабежа стариков и старух, которым не хватает пенсии, чтобы прожить месяц, тоже можно. Для такого дела нужны соответствующие обстоятельства. Например, старики получают наследство, о котором не знали. И другой наследник, не желая делиться, нанимает киллеров. Что-то такое Сергей Палыч читал в какой-то газетенке, попавшейся в руки в поезде. Да мало ли какие могут возникнуть в жизни ситуации! Но это все слишком маловероятно, когда уже известно, что кто-то интересуется именно Семиверстовым. И командующий спецназом ГРУ, не имея на то оснований, не выставит к отставному полковнику охрану. Значит, готовым следует быть по полной программе. И Семиверстов был готов. Потому, проверив пистолет и положив его под подушку, он выключил свет и лег спать одетым.

И заснул сразу…

* * *

Показалось, что звонок спутниковой трубки прозвучал сразу после того, как закрылись глаза. Так бывает, когда спишь без снов. А без снов человек спит, когда устает. Сергей Палыч усталым себя не чувствовал, но, видимо, организм взял свое. Тем не менее проснулся он сразу с ясной головой, не схватил, как бывает спросонья, а аккуратно взял трубку и посмотрел на часы. Спал, оказывается, час с четвертью. Определитель показывал знакомый номер.

– Да, капитан, слушаю…

– Они двинулись в вашу сторону, товарищ полковник, – шепотом сообщил Хронический Убийца.

– Идете вплотную? Не спугните…

– Мы аккуратные… Ваша школа.

– Мы с Ньюфистофелем готовы, – сообщил полковник. – Он уже слушает… Что-то ему в нынешней ночи не нравится. Мой пес, кстати, выстрелы не любит. Без необходимости лучше не стрелять. Зачем травмировать бедное животное… И еще, Борис Петрович… Я ненароком не спутал отчество?

– Нет-нет, все правильно.

– Еще, Борис Петрович… Здесь московских генералов и иностранных корреспондентов нет. Ты меня правильно понял?

– Брать живыми, но не совсем здоровыми.

– Болевой шок перед допросом никому еще не повредил… Трубки переводим на «виброзвонок». Как зайдут во двор, дай мне с парнями побеседовать. Обстановку обрисуешь.

– Может, товарищ полковник, мы сами?

– С усами… Но усы еще не выросли… Я же сказал, хочу через дверь побеседовать.

– Работаем…

Но первым работать начал все же Ньюфистофель. Такого грозного и басовитого лая с львиным рыком сам Семиверстов от своего пса ни разу не слышал. Не зря говорят, что породистые собаки хорошо чувствуют ситуацию, и Ньюфистофель опасность, наверное, ощутил своими собачьими, непонятными человеку чувствами.

«Виброзвонок» отозвался дрожью в ладони.

– Слушаю…

– Вошли во двор, товарищ полковник. Стоят на крыльце. Потрогали входную дверь, убедились, что закрыта. Совещаются, шепчутся.

Раздался стук в дверь. Достаточно громкий, даже слишком громкий, чтобы быть вежливым. Отставной полковник вздохнул, улыбнулся сам себе и сунул в подмышечную кобуру пистолет.

– Я поговорю с ними.

– Могут через дверь выстрелить.

– Обижаешь, Борис Петрович… Я еще не конченый дурак, чтобы так подставиться.

Ньюфистофель все лаял, стоя у двери в сени.

– Вот, – сообщил Хронический Убийца. – Один на ступень спустился. Пистолет за спиной. Второй за дверь встал, с обрезом. Откроете – его не увидите.

«Дурак не я, дурак он…» – усмехнулся Семиверстов и шагнул вперед.

Собака, повинуясь руке хозяина, которая одернула его за шиворот, осталась в комнате, когда сам Сергей Палыч вышел в сени.

– Кого еще несет ночью? – спросил лениво, чуть не позевывая.

– Сергей Палыч нужен…

– Иду… Иду я…

Он в самом деле пошел – резко и стремительно. Поворот ключа, и дверь не просто распахнулась, а с силой ударила всей тяжелой деревянной плоскостью по лицу человека, за ней спрятавшегося, и припечатала его к резной обрешетке крыльца. И тут же последовал мощный прямой удар в лоб второму, стоящему на нижней ступеньке в секундной задумчивости от такого приема. Встать упавшему не дал Хронический Убийца, с прыжка ударивший коленом в грудь, сразу перебив дыхание. Сержант с солдатом, успев нанести каждый по дополнительному удару, тут же вытащили из-за двери первого и с любопытством рассматривали его окровавленную физиономию.

– В столярку их, чтобы собаку не травмировать. Собака не должна знать, что люди бывают такими жестокими, – распорядился Сергей Палыч. – Вон туда… Дверь я не закрывал. Где ваш четвертый?

– Снайпер караулит третьего, что в машине остался, – объяснил капитан. – Его тоже лучше не упускать.

– Я как раз и думал кого-то туда послать, – сказал Семиверстов. – Допросите…

Ньюфистофель лаял все настойчивее и все более грозно.

– Бесится… – Хронический Убийца кивнул на дверь.

– Ага… Пес сейчас дом разнесет… Допросите по всей форме. – Сергей Палыч посмотрел в испуганные глаза первого пленника и правильно просчитал ситуацию. – Это… Борис Петрович… Если на «циркулярку» их спать уложите, накройте чем-нибудь, чтобы потолок кровью не забрызгать. И куски помельче режьте. Мой со́бак крупные куски не любит…

Сказал, как о чем-то обыденном, естественном. Повернулся и ушел в дом, провожаемый взглядом пленника, у которого глаза, кажется, уже отдельно от сплющенного лица жить начали. А лай Ньюфистофеля из дома несся так грозно, что пленникам о мелких кусках даже думать не хотелось – обладатель такого лая может человека наверняка и целиком заглатывать…

* * *

Бедный добрейший Ньюфистофель, не подозревающий даже, какого мнения могут быть о нем некоторые люди, успокоился, как только вернулся хозяин и потрепал его по крутой сильной шее. Отошел к своему привычному месту рядом с диваном, лег, но на дверь подозрительные взгляды все же бросал, хотя голос сначала и не подавал. Сергей Палыч заварил чай и теперь ждал результатов допроса. Сам принимать в нем участие не желал по простой причине – он лицо гражданское, любые его физические действия будут противозаконны. Даже то, как он встретил ночных гостей, по большому счету, сомнительно с точки зрения закона, хотя может и вписаться в рамки необходимых мер самозащиты, поскольку гости были вооружены, а он оружия не показывал, обойдясь кулаком, да и то – одним ударом на двоих. Распахнутая дверь вообще может за удар не считаться. А вот участие в допросе с применением средств физического воздействия – это уже совсем другое дело. Конечно, никто и никого на циркулярной пиле распиливать не собирался, а Ньюфистофель вообще никогда не ел сырое мясо, считая хороший сухой корм лучшей пищей. Но заявление полковника было мерой не физического, а эмоционального и психологического воздействия, что вообще-то с точки зрения закона описать трудно. Если у некоторых бандитов плохо с чувством юмора – это уже их персональная беда. Такое объяснение устроит любого судью.

Ньюфистофель еще несколько раз все же голос подал. Видимо, собачьи уши, несмотря на то что они висячие и ушные раковины закрывают, все же слышат несравненно лучше человеческих. Но Семиверстов даже не прислушивался. Он свое дело сделал, при этом достаточно качественно, и даже пистолет из кобуры вытаскивать не пришлось. Теперь осталось только результата дождаться.

Результат принес лысый капитан Кудрявцев. И молча положил перед полковником на стол.

– Чай себе сам нальешь или за тобой поухаживать нужно?

– Налью, товарищ полковник. А вы полюбопытствуйте пока.

Хронический Убийца показал себя знатоком чая: сначала взял в руки чайную ложечку и сахарницу пододвинул, потом носом потянул, чашку с чаем поднял, понюхал и сахар отодвинул. Такой чай портить сахаром – грех. Бывший командир действия бывшего подчиненного одобрил молчаливым кивком и взял в руки обрез. Вернее, то, что сначала показалось обрезом охотничьей двустволки. Вблизи легко было разобрать, что это просто особой конструкции двуствольный пистолет, а вовсе не какая-то самоделка, хотя калибр был вполне охотничий, пусть и не самый распространенный – «двадцатый».

– Забавная штука… – сказал Сергей Палыч, рассматривая оружие и пытаясь понять его функциональное назначение.

Любое оружие имеет собственное функциональное назначение. Особенность этого пока не предугадывалась. Более того, в отличие от обреза охотничьего ружья, непонятно было, как в этом пистолете переламываются стволы. Но капитан Кудрявцев по взгляду понял желание отставного полковника и ткнул пальцем.

– Крюк под спусковой скобой. Подается вперед…

– Ты с таким встречался?

– Видел раз… В зоопарке.

– И что это за штука такая?

Хронический Убийца положил на стол два патрона странной формы. Вместо пули из гильзы торчал мягкий шарик с иглой посредине.

– Шприц? – понял Семиверстов.

– Со снотворным, – объяснил капитан. – Таким шприцем, я видел, льва усыпляли…

– Ага… – поморщился Сергей Палыч. – Лев, сдается мне, слегка тяжелее меня. А снотворное ставится по весу тела. Я с такого мог бы вообще не проснуться…

– Патроны на вес тела рассчитаны.

– И оба патрона на мой вес?

– Нет, второй – на случай промаха при первом выстреле. Действует в течение трех секунд…

– А пистолет? Тоже такой же?

– Нет, там обычный «вальтер», калибр 7,65.

– Обеспечение личной безопасности?

– Типа того…

– И что?

– Вас должны были усыпить, оставить дома на полу и уйти. После этого вас должен был посетить тот человек, что остался спать в машине…

– Много спать вредно. Его разбудили?

– Сейчас привезут. Вместе с машиной… Мужики говорят, какой-то прибалт. То ли литовец, то ли эстонец. Зовут его Томас…

– Ага… Томас, значит… Ты где руку разбил?

Капитан посмотрел на сбитые до крови костяшки пальцев.

– Да этот… «Расписной» хотел себя сильно «крутым» показать… Матерится почем зря… Никого, дескать, не боюсь, всех завтра же порешу. Пришлось успокоить…

– Успокоился?

– Без зубов говорить трудно… Ругаться – тем более. Даже если они у него все металлические были…

С улицы послышался шум автомобильного двигателя.

– Пойду встречу, – поднялся Хронический Убийца. – Вы пока доложите ситуацию полковнику Мочилову. Он приказал… Попросите машину за пленниками выслать…

– Я позвоню, – согласился Семиверстов. – Только сначала допросите Томаса. Тоже в столярке. На случай, если и у него зубов во рту больше положенного… Что скажет, то Юрию Петровичу и доложим.

* * *

Хронический Убийца вернулся быстро. Молча положил на стол документы, а на них – шприц и пузырек с каким-то мутным раствором.

Семиверстов взял в руки пузырек, прочитал маркировку:

– NG12NV52… Знаешь, что это такое?

Капитан с каким-то раздражением передернул плечами. Он явно был не в духе.

– Не знаю…

– Что говорит?

– Ничего не говорит. Требует сообщить о своем задержании в американское посольство, поскольку является его сотрудником и обладает статусом дипломатической неприкосновенности. Мне даже руку не жалко, – капитан Кудрявцев посмотрел на свой разбитый на предыдущем допросе кулак, – но здесь и ударить от души нельзя…

– Хреново… И на дипломата нарвались, и ударить нельзя… И что хреновее – не знаю. Будем звонить командующему.

– Звоните, товарищ полковник. Мы свою миссию выполнили.

Глава четвертая

Актемар выбрал документы из кипы предложенных ему Джабраилом. Документов был целый комплект. И паспорт, и водительское удостоверение, и даже военный билет.

– Здесь, на фотографии, вроде похож, – объяснил Дошлукаев критерий выбора.

– Только возраст на восемь лет моложе, – слабо возразил подполковник.

– Я моложе своих лет выгляжу… Прокатит. Я надеюсь, что ты успеешь до дежурства меня на место подбросить?

– Только-только и успеваю.

– Тогда чего бояться?

– Возвращения.

– Я надеюсь, переполоха еще не будет. Пока хватятся, пока суть да дело – я уже буду спокойно отсыпаться.

– Это вовсе необязательно. Сейчас времена иные, и переполох приходит быстро. Стукачей кругом полно. Просто от зависти позвонят, и все…

– Испортили целый народ, – посетовал Актемар.

– Испортили, – согласился Джабраил. – Другие народы испортили еще больше… Все теперь денег хотят, и побольше. А поскольку денег в мире больше почти не становится, значит, на всех не хватает. Кто-то своими руками добывает, кто-то головой зарабатывает, кто-то грабит, что еще не самое плохое, кто-то «стучит», что вообще не в наших традициях. Испортили…

– Надеюсь, это временные процессы.

– Надеяться легко. Но хуже становится весь мир. Христиане говорят, что наступают «последние времена», при которых лучше не жить. Но христианство мир спасти не может.

– А что спасет?

– Надежда мира только на ислам. Не тот бандитский, что пытались нам насадить, а чистый и в то же время радикальный, как у талибов. Почему, ты думаешь, американцы так плотно за талибов взялись?

– Терроризм…

– Насчет «11 сентября» – это все сказки для малоразвитых детей. Там вообще непонятно что произошло. А талибы – то, на что у американцев руки давно чесались. Они боятся усиления идей талибов. Еще бы пару десятков лет, и с ними невозможно было бы справиться. С ними и сейчас справиться трудно, потому что они деньги не ценят. Наш народ, когда он бедным был и к деньгам не рвался, тоже победить было очень сложно. Сейчас совсем не то. Все изменилось, и всем остальным приходится к этому подстраиваться. И нам с тобой в том числе. Отсюда и мысли продать твои материалы…

– А ты хотел бы их уничтожить?

– Нет. Я – не талиб. Я из тех, кто к окружающему миру пристраивается. Но с удовольствием продал бы материалы талибам, чтобы помочь их благому делу… Более того, поскольку мы с тобой пристраиваемся, твоих парней тоже необходимо пристроить, и семьи их, я бы предложил продавать материалы на все стороны…

– А для чего я, по-твоему, материалы копирую?

– Я понимаю… Но копий нужно делать много, а ты пока только по одной делаешь.

– С одной копии можно сделать несколько.

– История долгая. Одному тебе здесь работы на несколько месяцев. Придется мне включаться в дело. Мой рабочий компьютер почти всегда простаивает без дела.

Актемар предложение понял.

– Посмотрим. Я еще не все решил…

– Что ты не решил?

– Когда думаю, что какой-то из препаратов могли бы против моего сына применить… Тошно становится. Ты про своего сына не думал?

Джабраил ничего не ответил.

– Я готов. Можем ехать, – поторопил Актемар.

* * *

Машину пытались остановить только на выезде из Грозного, хотя до этого попалось еще два передвижных поста. На выезде из города милицейский пост вместе с омоновцами и «кадыровцами» ощетинился стволами автоматов. Джабраил только притормозил и высунул в дверцу свое удостоверение. Он был в мундире, и, коротко глянув в удостоверение, ментовский старший лейтенант только козырнул и жезлом показал разрешение на продолжение движения.

И хорошо, что машину не проверяли. Иначе девять комплектов ментовской грязно-серой «камуфляжки» могли бы привлечь внимание. Но с удостоверением подполковника Артаганова проверки можно было не опасаться. Опасаться следовало другого.

– Возвращаться тебе будет сложно, – сказал подполковник.

– Ерунда какая… – усмехнулся Актемар. – Эти дураки думают, что все, кто в город желает попасть, на машинах и строго по дорогам движутся. Если понадобится, я на танке через городские кварталы проеду, и никто меня не остановит, никто даже внимания не обратит. А уж пешком-то и подавно… Не переживай, прорвемся, не впервой.

Неделю назад Актемар вернулся после первой акции на колесном тракторе с прицепной тележкой, груженной неколотыми дровами, высадив за пару километров до поста связанного тракториста. Впрочем, тракторист оставался под охраной, а через пару часов его отпустили, сообщив, где будет стоять трактор и где в тракторе будут лежать его документы. Благодарность пленника границ, судя по всему, не имела. По крайней мере, Джабраил, который просматривал все сводки происшествий, не нашел в них никакого упоминания про угон трактора. Тракторист машину забрал и домой вернулся благополучно. Сказал ли он «спасибо», когда его отпустили, Актемар поинтересоваться не догадался.

Миновав пост, Артаганов сразу добавил скорости, чтобы вернуться в город другой дорогой. Ни к чему дважды в течение дня отмечаться на одном и том же посту. Это сразу даст понять, что кого-то отвозил в район, где начнут развиваться основные действия. Могут возникнуть вопросы, а они сейчас совершенно ни к чему. Их и в собственной голове накопилось больше чем достаточно, и никак не удавалось ответить на них, чтобы обрести душевное равновесие. Но торопиться следовало. Еще необходимо было до начала рабочего дня заложить в тайник оружие для группы Актемара, чтобы Дошлукаеву не пришлось ехать с ним через ментовские посты на дороге.

Актемар выскочил почти на ходу и в две секунды выбросил из обширного багажника «Мицубиси Паджеро» связанные комплекты одежды. И Джабраил двинулся дальше, не дожидаясь даже прощального жеста рукой. Жест он все же увидел, но только в зеркало заднего вида…

* * *

Подгонять ментовскую «камуфляжку» под каждого бойца времени и возможности не было. Да кто сразу обратит внимание на несоответствие размеров! Если и обратят, то позже, когда будет уже поздно. Хуже было другое – среди запасов оружия не нашлось девяти автоматов «АКСУ» с тупорылым стволом-раструбом. А автоматы с обычными стволами менты, как правило, не носят. Но даже пяти автоматов должно было хватить, а бойцов с обычными автоматами можно поставить в стороне.

Яркая ядовито-зеленая сигнальная жилетка вообще была одна на всех, и ее натянул на себя сам Актемар. Он же вооружился и жезлом дорожной службы. И только после этого посмотрел на часы.

– Время у нас еще есть. Сразу запомните: эти люди нам не враги, поэтому стрелять разрешаю только в случае опасности. Наше дело – захват. Остальные распоряжения я передам.

– Сколько их будет, эмир? – поинтересовался Абуязид.

– Пять человек плюс, возможно, водитель.

– А что, они могут поехать без водителя? – спросил Исрапил.

– Возможно. Бывает, они едут с водителем, и он потом отгоняет машину назад. Это если работы много и едут надолго. Бывает, что кто-то из бригады сам садится за руль. Нас это должно мало волновать. Блокировать всех. Бригаду проверяли многократно. Обычно оружие они с собой не возят. Но может быть всякое. Поэтому осторожность соблюдать обычную. Вопросы есть?

Вопросов не было, потому что все в джамаате знали привычку эмира давать конкретное задание на конкретное дело. А на следующее дело он даст уже новое задание…

– До встречи еще больше часа. Посмотрим место и подстрахуемся. За час следует проверить все окрестные холмы. Придется побегать…

* * *

Холмы были проверены, дорога просмотрена в оба конца. Движение к моменту встречи должно было бы стать менее интенсивным и напряженным, чем в утренние часы, когда выезжают те, кто отправляется в дальнюю дорогу, и те, кто рассчитывает в тот же день вернуться. Но на милицейский патруль на дороге особого внимания никто не обратит, даже если те кого-то и остановят. Для того патруль на дорогу и выезжает, чтобы кого-то останавливать и досматривать транспортные средства. Такую картину наблюдать можно часто даже после отмены режима антитеррористической операции в Чечне.

Неизвестно, какими источниками информации пользовался подполковник Артаганов, но в его чрезвычайной информированности Актемар уже многократно убеждался. И снова подтвердил свое умение добывать информацию. Двух часов не прошло, как они расстались, а Джабраил дважды уже звонил эмиру Дошлукаеву прямо с места дежурного по республиканскому управлению ФСБ. Сначала сообщил, что микроавтобус «Фольксваген» выехал, потом – что он преодолел заранее намеченный ими самими на карте пункт. Это значило, что пора выходить к дороге и занимать места согласно предварительному плану.

Актемар всегда разрабатывал только предварительный план, но не всегда его придерживался, предпочитая основной план действий привязывать к местности и к существующим обстоятельствам. Работа от обстановки всегда была более продуктивной. Так и в этот раз, выйдя с пятерыми своими людьми – теми, на кого хватило автоматов с «тупорылыми» стволами, – к дороге, Актемар внезапно принял решение о разделении группы. Двоих бойцов он оставил с собой, а троих отослал на пятьдесят шагов дальше. Тактика разумная, на случай, если кто-то не пожелает остановиться, получив недвусмысленную команду жезлом. Вторая группа в этом случае может вместо жезла использовать автоматы. Бойцы этой группы держали оружие на изготовку.

Для проверки сначала был остановлен грузовик. Все прошло нормально. И документы у водителя грузовика оказались в порядке, и документы на груз в кузове тоже имелись, и сомнений в том, что менты настоящие, у водителя, кажется, не возникло. Грузовик благополучно двинулся в сторону Грозного. Потом последовал третий по счету звонок Джабраила.

– Актемар, через пять минут они будут у тебя.

– Я их жду.

Через три с половиной минуты Актемар остановил легковую машину, проверил документы и попросил открыть багажник. Пока он его осматривал, в поле зрения оказался и старенький микроавтобус «Фольксваген» с треснувшим от камня лобовым стеклом, которому было предложено тоже прижаться к обочине и остановиться. Досмотр легковой машины закончился. Водитель, довольный, что все прошло так быстро и менты, на удивление, даже денег за проезд не потребовали, что вообще-то было подозрительно, с места набрал скорость, а Актемар вместе с Исрапилом и Батырбеком неторопливо двинулся к «Фольксвагену».

Всего в микроавтобусе было пять человек. Значит, поехали без водителя. Человек за рулем протянул Актемару документы, подобострастно улыбаясь. Дошлукаев документы принял, взглянул на них только коротко и сразу кивнул в сторону дверцы:

– Машину для досмотра освободить…

– Выйти, что ли? – не сразу понял водитель.

– И побыстрее… Кто такие, куда путь держите?

– Строительная бригада. Заказ в Грозном получили…

– Заказ – это хорошо, – согласился Актемар.

И тут же увидел, что его, кажется, ждут непредвиденные неприятности, возможность которых они с Джабраилом, когда ситуацию просчитывали, не предусмотрели. Многое просчитывали, вплоть до прокола микроавтобусом колеса в дороге. А этого не учли…

По дороге со стороны Грозного к ним приближалась милицейская машина. Старенький, как большинство ментовских машин, «жигуленок» ехал быстро. Было видно, что в машине сидят двое. Исрапил с Батырбеком взгляд эмира поняли и неторопливо, вразвалочку, отошли чуть в сторону, чтобы при необходимости стрелять с разных позиций, что увеличивает зону поражения. Теперь главное было в том, чтобы не поторопилась вторая группа и не открыла огонь на уничтожение до того, как ментовская машина окажется запертой с двух сторон. Но второй группой командовал снайпер Эльджарка, на время оставивший свою винтовку в чужих руках. Эльджарка был человеком хладнокровным и соображал хорошо.

Но ментовский «жигуленок», подъезжая, скорости не снизил, благополучно миновал группу Эльджарки и точно так же – группу самого Актемара. Только в машине водитель приветственно поднял руку, на что получил такой же приветливый ответ от «коллеги» Батырбека. Все обошлось без осложнений. В самом деле, не все же менты друг с другом знакомы. В самой ментовке, если задуматься, так много разных служб, практически не соприкасающихся в работе, что поведение людей в «жигуленке» казалось естественным.

– А кого ищете-то? – спросил водитель микроавтобуса.

– Тебя, – сказал Актемар. – Оружие, наркотики есть?

– Не имеем надобности, – ответил водитель.

– И зря. Хотя бы для безопасности оружие иметь следует. А то вдруг появятся конкуренты и вас на новое место работы не допустят…

Водитель усмехнулся:

– Мы специалисты редкие. Можно сказать, художники… У нас конкуренции почти нет.

– А что делаете-то? – спросил Исрапил. – Показать есть что?

Остальные четверо строителей уже вышли из микроавтобуса, и водителю пришлось просунуться в пассажирскую боковую дверцу, чтобы вытащить большой альбом.

– Спасибо… Это то, что нам нужно, – сказал Актемар.

– Я показать хотел… – начал было объяснять водитель, но эмир остановил его жестом:

– Бригадир у вас кто?

– Я, – сказал водитель.

– Вот и хорошо. Про новый объект придется забыть… И вообще придется претерпеть кратковременные неудобства, поэтому попрошу всех хорошо себя вести, иначе могут последовать жесткие меры.

– Что случилось-то? – спросил бригадир. – У нас заказ на работу от полковника ФСБ.

– Полковник Язидов не вас ждет с нетерпением, а меня… Но об этом мы сейчас поговорим подробнее.

Дошлукаев поднял руку, и из-за гряды камней вышли трое бойцов джамаата.

– Абуязид, отведи их подальше от дороги. Я сейчас подойду для разговора.

Стволы автоматов оказались более сильным доводом, чем любые слова. Строители двинулись в указанном направлении без возражений.

Актемар раскрыл альбом с образцами рисунков и цветными фотографиями уже выполненной работы в разных интерьерах. Конечно, в бригаде были хорошие специалисты. Такая тонкая работа требует даже не столько художественных навыков, сколько твердой руки и точного глаза. И, конечно же, вкуса. На секунду даже зависть в душе возникла. Актемар с самого детства хотел делать своими руками что-то красивое, но Аллах не наградил его такими талантами. Но он стал хорошим тренером. По большому счету, хороший тренер – это тоже художник…

Но кем он стал сейчас?

* * *

– Тебя как зовут? – спросил Дошлукаев бригадира.

– Индарби…

– Брата у меня так звали, – сказал Актемар. – Но сейчас разговор не о том. Имя свое хорошо помнишь?

– Как не помнить…

– А теперь на пару часов забудь… Сумеешь?

– Но…

– Без всяких «но»… Документы давай. Теперь меня будут так звать.

Документы перешли из рук в руки. И точно так же документы остальных строителей перешли в руки бойцов Дошлукаева.

– А теперь рассказывай. Ты с Язидовым давно знаком?

– Денильбек Зайндинович дважды сам звонил. Он нашу работу в других домах видел. Мы в Грозном в разное время шесть домов отделывали. Понравилась работа. Нашел телефон, позвонил… Договорились…

– Не надо «галопом по европам». Это мне неинтересно. Сейчас будешь подробно пересказывать оба разговора. Все-все, до мелочей… А потом должен представить, как ты приехал к полковнику и вы с ним разговариваете. Воображение у тебя должно быть художественное. Сможешь представить. И все расскажешь, чтобы мы смогли этот сценарий потом разыграть.

– Зачем?

– Хочется задать товарищу полковнику несколько интересных вопросов. И ему придется ответить. Я его настоятельно попрошу ответить…

– Но мы-то… – начал было Индарби.

– Вы про новую работу забудьте. Полковник вас не примет, он уже никого не примет. Его место за решеткой…

Такой обтекаемой фразой Актемар, не обманывая никого, дал строителям возможность считать, что они беседуют с представителями какой-то из силовых структур. Но это был не обман, это была просто фраза, которую каждый имел право понимать по-своему.

– И что с нами будет потом? – спросил бригадир.

Он внешне, кажется, не слишком волновался, потому что грубого обращения пока не встретил. Тем не менее пальцы Индарби заметно подрагивали и взгляд был не совсем уверенным. Актемар постарался его успокоить:

– Пойдете в Грозный пешком или поймаете попутку. Я скажу, где останется ваша машина. Часовые передадут. Машина будет цела и невредима. Обещаю… Кстати, документы на машину тоже давай.

– Они в машине. Под сиденьем. Там и права, и все остальное. В «борсетке»…

– Исрапил, посмотри…

Разведчик поспешил в машину.

– А ты рассказывай, рассказывай, – категорично предложил Актемар.

* * *

В город въехали без проблем. Правда, на посту менты долго не пропускали микроавтобус, оставив его без внимания на обочине – надеялись получить свои почти законные сто баксов, – но Актемар, как с ним иногда случалось, уперся, словно опасности ситуации не чувствовал, платить не захотел, а достал из кармана трубку и показал, что набирает номер.

– Куда звонишь, бригадир? – осторожно спросил ментовский старший лейтенант.

– Полковнику Язидову из ФСБ. Он нас пригласил и ждет. Надо сказать, что мы здесь стоим.

– А что стоите-то? Поезжайте… Я вас держу, что ли? – искренне удивился старший лейтенант. – Мешаете тут только…

Время было потеряно, потому пришлось ехать по городу быстрее, и даже сам город пересечь не по окраинам, как планировалось раньше, а напрямую через центр, где проверок могло быть значительно больше. Впрочем, тот, кто проверок боится, через центр и не ездит. А кто их не боится, тот две-три сотни баксов готовит и ими расплачивается. Баксы эти, как обычно, бывают из категории не принимаемых банками, то есть фальшивыми, изготовленными в Польше или в самой Чечне, и об этом знают и дающие, и берущие, но все же эти зеленые бумажки имеют хождение внутри республики почти наравне с нормальными, и даже купить на них тоже многое можно.

Но и в центре города по воле случая все обошлось благополучно, и ни один из трех попавшихся на дороге постов ментов и «кадыровцев» микроавтобус не остановил. Актемар город знал хорошо и, выбравшись на окраину, противоположную въезду в него, легко проехал к строящемуся дому, где своим ключом открыл дверь, уже вставленную в недостроенный дом, а в закутке сразу за дверью нашел ящик с пистолетами и пятью гранатами. Одна из этих гранат была учебной, помеченной незаметно для чужого глаза, и ее Дошлукаев взял себе вместе с пистолетом Стечкина, который засунул под пояс на спине. Остальное оружие распределил между бойцами группы.

Уже когда Актемар сел за руль, снова позвонил подполковник Артаганов.

– Слушаю тебя, Джабраил.

– У тебя все в порядке? – Голос подполковника звучал настороженно и даже слегка тревожно, хотя не в его привычке было волноваться за своего квартиранта. Значит, что-то еще произошло.

– Еду по назначению. Только что заглянул на «почту», получил «посылку»…

– Будь трижды осторожен…

Это опять прозвучало непривычно. Ни разу Джабраил не просил еще Актемара соблюдать осторожность, хорошо зная, что тот риск любит, но с головой тоже дружит.

– Ты что-то хочешь сказать?

– Сегодня ночью в разных городах России произошло пять убийств. Все пятеро – чеченцы, и не самые последние люди в местных диаспорах. Явно просматривается целенаправленная акция. Знали, кого убивают…

Актемар свой народ любил и уважал, и ему, конечно, неприятно было услышать такую весть. Но подобные данные из сводки, которой Джабраил, вероятно, пользовался, не могли его заставить предупреждать Дошлукаева об осторожности. Здесь было что-то другое…

– Продолжай… – сказал Актемар.

– Все убитые – владельцы аптечных сетей… Тебе это ни о чем не говорит?

– И Темирбек Алхазурович Хасбулатов…

– И Темирбек Алхазурович Хасбулатов среди убитых… Я запросил образцы подписей остальных четверых.

– Похоже на чистку… – вслух подумал Актемар. – Но запустить пять «чистильщиков» одновременно – это серьезный подход.

– У меня мысли такие же. И нос что-то нехорошее в воздухе чувствует. Тучи сгущаются, грозой пахнет.

– Надо ставить громоотводы и запасаться зонтиками, – предложил эмир. – Но как это сделать? Подумаем вместе, когда освободишься.

– Только завтра утром… На всякий случай. Ты тоже знай… Если что-то со мной случится, я оставил письмо с изложением событий. Ты знаешь, у кого его взять. Тебе дадут прочитать, чтобы знал, кого к ответу призвать. Я верю, что ты сумеешь по всей строгости спросить, невзирая на чины и национальную принадлежность. А потом, когда прочитаешь, тебе дадут возможность скрыться, и через день письмо опубликуют… Будь готов.

– Я понял, – сказал Дошлукаев, хотя понял не сразу.

На этом разговор закончился, но остались мысли и впечатления.

Подумав, Актемар понял, что последние слова являются обыкновенной страховочной мерой. Наверняка никакого письма Джабраил не оставлял, и вообще нет у них общих настолько хороших знакомых, которым он может письмо оставить, чтобы они потом дали возможность прочитать его Актемару, а позже опубликовали в печати. Но если Джабраил страхуется, этому должны быть причины. Одна из причин – прослушивание телефонов, о чем предупреждал вечером отставной полковник Сергей Палыч Семиверстов, и контроль за выходом Джабраила в Интернет. И все произошло, скорее всего, после запроса, который Джабраил сделал на Темирбека Хасбулатова. Кто-то стал опасаться, что Актемар Дошлукаев, добравшись до Хасбулатова, сумеет получить информацию, которую ему получать не следовало, и тогда может повести себя непредсказуемо. И попытки Актемара добраться до информации пресеклись уничтожением источников.

Это была причина, которая читалась сразу. Но она же ставила много вопросов, главный из которых – кто тот невидимый противник, что пользуется мощными техническими и финансовыми ресурсами для достижения своих целей? Причем ресурсы таких масштабов, какие не может себе позволить даже республиканское управление ФСБ. Да и федеральная служба, скорее всего, не может. По крайней мере, управление научных программ федеральной службы, если уж пыталось отыскать Дошлукаева через Семиверстова.

Просчитать ситуацию требовалось срочно, потому что это могло повлиять на дальнейшие действия Актемара. Вывод напрашивался сам собой – против него выступает сильная государственная система. Только вот оставалось загадкой, система какого государства… Но и здесь были кое-какие нити, что вытягивали на поверхность определенные мысли. Откуда все пошло? А пошло все от Индарби Дошлукаева, сотрудника какого-то научного центра или лаборатории в военном или в разведывательном ведомстве США. Индарби, судя по всему, переправлял в лабораторию профессора Лукмана Мажитова материалы не за один день работы. Открытым оставался вопрос о том, тайно от своих хозяев делал это Индарби или по их приказу, но это было и неважно. Важно было то, что разработки американских ученых уходили из стен американской лаборатории в лабораторию чеченскую. Если это делалось с ведома руководства американцев, то напрашивается категоричный вывод – американцы проводили испытания психотронного и психотропного оружия на россиянах. И использовали при этом чеченцев, уже прочно осевших в российских регионах. Должно быть, американские аналитики просчитали роль Чечни на ближайшие года, а может быть, и все чеченские события были развязаны с американской подачи. Тогда еще не существовало лаборатории профессора Лукмана Мажитова. Чуть позже ситуация изменилась. Российские правители перестали лизать американцам задницу, как это делалось при первых двух президентах и их проамериканском окружении, и американцам работать в России стало сложно и даже рискованно. Работать – это проводить испытания своих препаратов. Но терять налаженную испытательную систему – по сути дела, полигон – не хотелось, а создавать новую было затратно и трудоемко. И что тогда?

Актемар Дошлукаев даже затылок почесал, понимая, к какому выводу он пришел.

И тогда была создана лаборатория профессора Мажитова? То есть лаборатория эта была создана с подачи американцев? Этот факт вызывал у Дошлукаева большие сомнения, потому что даже он сам, без пиетета относящийся к режиму Кадырова, понимал, что последний не рискнет так поступить, дав согласие на сотрудничество с американцами против России, частью которой молодой президент горской республики хотя бы на словах признавал Чечню. Если бы согласие на создание американцами лаборатории дал кто-то другой, Кадырову об этом доложили бы сразу. Значит, был разыгран другой сценарий. Какой? И это, как ни неприятно было Актемару плохо думать о своем двоюродном брате, выглядело примерно так… Профессор Мажитов перед возвращением в Чечню работал где-то в Польше. Официально, он читал лекции в одном из польских университетов. Лекции он мог и читать, но мог и работать в какой-то польской лаборатории. Или даже польско-американской. В Польше влияние американцев очень значительно, американские спецслужбы чувствуют себя там вольготно. Там могли без проблем завербовать Лукмана Мажитова, а потом отправить в Чечню с предложением создать свою, чисто чеченскую лабораторию. Но, чтобы таковую создать, требовалось хотя бы как-то продемонстрировать возможности оружия, которое должно было там создаваться. И Лукман прибыл в Чечню, скорее всего, уже имея в наличии какой-то конкретный препарат. И испытания препарата для соблюдения чистоты эксперимента заинтересованные структуры в правительстве Чечни проводили самостоятельно, но под присмотром Лукмана. Материала для проведения испытаний хватало. Можно было взять любого из попавших в плен, а не сдавшихся боевиков. Заставить его с помощью препарата выполнить какую-то конкретную задачу. Испытания, судя по всему, прошли на «ура», и лаборатория была создана.

И здесь перед профессором Лукманом Мажитовым встали, конечно же, существенные проблемы. Следовало испытывать американские препараты – именно ради этого его и устраивали на должность руководителя лаборатории, – но выдавать эти препараты следовало за свои. Однако профессоров и докторов наук в самой Чечне тоже немало, и многие могли бы усомниться в том, что Мажитов имел время для создания чего-то конкретного.

Выход был найден – и достаточно простой. Скорее всего, именно Лукман выступил с деловым предложением покупать через своего хорошего друга с молодых лет, гражданина США Индарби Дошлукаева, якобы секретные разработки американских лабораторий, в одной из которых тот работал. Представлено это было так, что Индарби будет чуть ли не первым агентом чеченской международной разведки. Хотя сам профессор Мажитов не мог не знать, что Индарби только научный сотрудник и может иметь отношение к какой-то исключительно единичной теме. А он присылал разнообразные материалы не только по психотропному оружию, над которым сам непосредственно работал, но и по психотронному, к которому вообще не имел никакого отношения, да и сам Лукман Мажитов тоже имел лишь касательное. Испытания проводились через уже проверенные каналы в российских городах. Отчеты, естественно, шли в два адреса. Чтобы не сгущать обстановку на «испытательном полигоне», Лукману Мажитову, видимо, было предложено пользоваться отчетами об уже проведенных американцами испытаниях. Хотя, скорее всего, финансовые потоки, должные обеспечить испытания со стороны чеченского правительства, все же шли и оседали в чьих-то бездонных карманах. Возможно, и профессору Мажитову перепадало, но в основном средства доставались избранному кругу посвященных. Шесть человек. Четверо уже ничего больше не получат. Двое еще, возможно, надеются заработать. Один – полковник ФСБ Язидов – надеется, вероятно, последний день…

Но с этим тоже торопиться не следует.

* * *

– Эмир, мы не опоздаем? – Эльджарка напомнил, что долгие размышления сейчас вроде бы и не к месту.

Актемар с трудом вышел из состояния задумчивости. Говоря по правде, у него было уже сомнение, стоит ли включать в разборки полковника Язидова. Если он носитель ценной информации, его, может быть, стоило и поберечь для откровений, произнесенных в другом месте. Но, с другой стороны, до Данильбека Зайндиновича могли бы добраться те самые люди, которые добрались до пятерых руководителей испытательных бригад. Тогда уже никто, в том числе и сам Актемар, информации не получит. Но Актемару эта информация, по большому счету, была и не нужна. Он как намеревался первоначально просто отомстить за брата, предполагая по наводке Джабраила, что люди, которые разделили деньги, самого Индарби и убрали, так и не оставил своего намерения. Именно это желание заставило Актемара снова взяться за оружие. Но прав ли он был? Теперь возникли вопросы и в этом. А что, если там, в далекой Америке, просто произошла случайность, нелепость, несчастный случай? И два этнических чеченца, незнакомые друг с другом, встретились на другом конце света только по воле Аллаха, и люди к этому никакого отношения не имеют? А простое наказание воров в задачу Дошлукаева вовсе не входит. И должны ли его интересовать чужие тайны, должна ли его интересовать в этом случае роль Америки в этом вопросе и те показания, которые может дать Язидов, а может и не дать?

И еще один интересный момент всей истории требовал разъяснения. Почему убрали руководителей испытательных бригад? Значит, посчитали, что сам испытательный полигон под названием Россия себя исчерпал и стал опасным? Но, в принципе, после гибели Мажитова и уничтожения лаборатории проводить испытания у американцев уже не было возможности и без обострения ситуации. Но факт остается фактом – Темирбека Хасбулатова и его коллег по испытаниям американских препаратов убрали не сразу после уничтожения лаборатории, а только после того, как к Хасбулатову появился интерес со стороны Дошлукаева и Артаганова. Прав был Сергей Палыч, когда предупреждал о прослушивании телефонов, и не прав был Джабраил, уверенный в своем телефонном аппарате. Их прослушивали… Отслеживали всю корреспонденцию Артаганова в сети. Возможно, вели даже визуальное наблюдение. Вполне вероятно, имели прослушивающую аппаратуру в квартире Джабраила, чтобы контролировать вообще все разговоры, что там велись. И среагировали, когда Дошлукаеву стала интересна деятельность Хасбулатова. Вообще-то все это можно посчитать шпиономанией, но реакция была, и реакция резкая, значит, опасения не беспочвенны.

Мысли стали выстраиваться цепочкой: началось уничтожение носителей информации – был звонок на домашний номер подполковника Артаганова по поводу бригады строителей, и телефон Артаганова при этом прослушивался, предположительно, теми самыми уничтожителями источников информации – полковник Язидов наверняка относится к важным носителям информации – полковник Язидов подлежит уничтожению; другой источник информации не менее важен, и этим источником является сам Актемар Дошлукаев, который должен был выехать на уничтожение Язидова; кого выбрать из двух подлежащих уничтожению лиц – лучше будет, если они уничтожат друг друга; следовательно, полковник Язидов предупрежден о приезде Актемара.

Так и не тронувшись с места, Актемар вытащил трубку и набрал номер Джабраила.

– Что-то случилось? – сразу спросил тот.

– Скажи, полковник Язидов не брал сегодня с собой группу захвата?

– Тревожной группы на месте нет. Ее вызвали еще ночью, до моего дежурства. Пока группа не вернулась. Я даже не знаю, кто вызвал, потому что ночной журнал у начальника управления. Как принесут, я тебе сообщу… Ты где сейчас? Едешь?

– Стою. Думаю…

– Я тоже – думаю… Может, отбой? – Джабраил спросил с откровенной надеждой.

– Ты понимаешь?

– Да. Вероятность высока…

– Ага… Как говорит мой друг полковник Семиверстов. Отбой.

Актемар отключился от разговора.

– Отбой. Сегодняшняя операция отменяется.

Он посмотрел через плечо на своих бойцов. Возражений никто не высказал, вопросы если и возникли, то их никто не задал. Значит, джамаат возвращается в свое привычное боевое состояние, когда слово эмира для бойцов звучит категоричным приказом, который обсуждению не подлежит. Так было в лучшие года, так же стало и теперь.

– Оружие – вернуть… Без него в городе спокойнее, – прозвучал следующий приказ.

Ящик в недостроенный дом опять относил сам Актемар. И там, внутри дома, его застал еще один звонок. Теперь звонил легкий на помине отставной полковник Семиверстов.

– Слушаю тебя, Сергей Палыч…

– Я рад, Актемар Баштарович, что ты благополучно пережил сегодняшнюю ночь. Надеюсь, она для тебя выдалась не такой хлопотной, как для меня.

– Нынешняя ночь для многих была нелегкой, а кое для кого и последней…

– Я тебе еще раз, Актемар Баштарович, напоминаю, что наш разговор прослушивается. Потому нам следует контролировать темы. Но продолжим о сегодняшней ночи. Для кого-то она была последней… Надеюсь, не ты где-то в очередной раз отметился?

– Нет. Я еще не успел. Но один из моих противников – может быть, самый опасный, потому что располагает самыми мощными ресурсами, – перешел к активным действиям. Сегодня ночью в разных городах России были убиты пять чеченцев. Все они – владельцы аптечных сетей, и все были замешаны в испытаниях психотропного и психотронного оружия на жителях разных регионов России. Причем замешаны были задолго до того, как начала функционировать лаборатория профессора Мажитова. О чем это говорит, ты сам должен догадаться…

– Круто парни работают… Я, думаю, знаю твоего противника. И ты указал не единственный фронт его действия. Ты сам тоже понимаешь, кто это?

– Конечно. Если нас прослушивают они, а так, скорее всего, и есть, то я им откровенно говорю, что они открыты. А что с тобой произошло?

– Ага… Они, видимо, по природной глупости посчитали, что я тоже аптечными сетями владею, хотя я дома даже простейшей аптечки не имею, а автомобильная ни разу не распечатывалась. Все лекарства только из ветеринарной аптеки – для собаки с котом. Тем не менее слух о моих провизорских способностях, видимо, дошел до Чечни…

– Вот это фокус! Хотели добраться до тебя? Но с какой, извини, стати? Ты ко всему этому какое отношение имеешь, кроме того, что знаком со мной и с Джабраилом?

– Причину не знаю. Тем не менее пытались что-то предпринять против меня. Хорошо еще, что у них нет серьезных человеческих ресурсов в России, чтобы до меня добраться. Покупают для своих акций уголовников и наркоманов. Сдуру прислали парочку таких ко мне. Удалось справиться без проблем. И даже захватить организатора. К сожалению, он обладает дипломатической неприкосновенностью, и сейчас с ним разбирается военная прокуратура. Я, честно говоря, не знаю законов в этой сфере… Что такому дипломату грозит? Но у меня вопрос для тебя. Тебе ничего не говорит такая маркировка: «NG12NV52»? Буквы в латинском алфавите…

– А что это?

– Мой горе-дипломат имел при себе пузырек со шприцем. На пузырьке стояла такая маркировка. Есть подозрения, что он хотел ввести мне инъекцию, потому что один из бандитов был вооружен специальным пистолетом, стреляющим ампулой со снотворным. Думали усыпить и вкатить укол… «NG12NV52»… Специалисты ГРУ такого препарата не знают. Необходимо исследование состава. Среди того, что тебе досталось, случайно «NG12NV52» нет?

– Сергей Палыч, хотя я на память не жалуюсь, но навскидку сказать пока не могу. Там слишком много похожих названий. Есть обозначенные только цифрами, есть цифрами и буквами. Мне необходимо пересмотреть все материалы. А они у меня спрятаны по частям в разных местах. Отработаю одну партию, спрячу, возьмусь за следующую. Это требует времени. Но нападение на тебя еще раз подтверждает, что и мне следует соблюдать осторожность и поторопиться.

Отставной полковник не согласился.

– Я думаю, с этой стороны ты более-менее в безопасности, пока не дашь им возможности завладеть всеми материалами, чтобы произвести выборку вместо тебя. Все им, конечно, не нужны, хотя они не желали бы дать им гулять по свету и предпочли бы вариант с уничтожением. Им необходимы материалы по одному-единственному препарату, который Мажитов умудрился создать самостоятельно и которого нет у инициаторов организации лаборатории. Сами они такой создать не могут. Думаю, именно ради этого препарата к нему в лабораторию приехали работать иностранцы, которых ты благополучно уничтожил вместе с самим профессором во время своего нападения.

– Я не проверял документы у тех, кого уничтожил, но рад, что подоспел вовремя. Что за препарат? Какая маркировка? Чтобы определить его, мне нужно знать хотя бы маркировку, иначе придется искать по всем отчетам, если препарат проходил испытания.

– Маркировки я не знаю. Испытания проходили наверняка, иначе противник ничего не знал бы о препарате. Я же знаю только, что препарат вызывает у людей болезнь, называемую синдромом Аспергера. И он, несомненно, по характеру своего действия, очень заинтересовал бы многие спецслужбы…

– Что за синдром такой? Его едят с перцем или только с солью, жарят или варят, применяют вершки или корешки?

Когда Актемар пытался что-то вспомнить, он обычно прикрывал свои воспоминания многословием, чтобы выиграть несколько секунд. Но сейчас и это не помогло. Хотя название болезни он, кажется, где-то слышал.

– По большому счету, синдром Аспергера делает из человека дурака, но дурака гениального. Только гениальность его проявляется в какой-то отдельной и очень узкой области. С помощью препарата возможно, например, сделать гениального хакера, такого, который взломает любые степени защиты компьютерных сетей. Или подготовить непревзойденного специалиста по рукопашному бою… Сам, наверное, понимаешь, что может сделать такой препарат. Он загружает человеческий мозг чуть не на полную мощность, тогда как у обычного человека мозг использует от семи до пятнадцати процентов своего потенциала. При этом следует не забывать, что мозг управляет не только мыслительным процессом, но и телом, следовательно, есть возможность с помощью этого препарата готовить даже образцовых солдат. И еще куча всяких вариантов…

– Я бы сейчас себе такой препарат ввел, – усмехнулся Актемар, – чтобы разобраться с нынешней ситуацией. Но, к сожалению, пока не видел материалов по такой болезни. Я вообще успел разобрать только малую часть, меньше четверти. Но я попытаюсь ускорить процесс.

– Тогда сразу учти: как только ты найдешь главный материал и об этом кто-то узнает, тебе следует сразу и резко «ложиться на дно». Тогда за тобой начнется большая охота, а сам ты уже не будешь представлять для них ценности. Поэтому – никому и ничего о препарате. Даже лучшим друзьям…

– А что мне с ним делать?

– Это покажет время. И жди вестей от меня… Жди…

– У меня, кстати, могут возникнуть проблемы, – вспомнил вдруг Актемар. – Когда я перегружал материалы из сейфа в рюкзак, выпало несколько дисков. Я их так и не поднял второпях…

– Это хуже, но надеяться все же будем на лучшее… Все, я прощаюсь. Я уже не один, не могу разговаривать. До связи.

– До связи.

* * *

Разговор с отставным полковником Семиверстовым снова поколебал уверенность Актемара. В самом деле, если американцы так дорожат драгоценной жизнью эмира Дошлукаева, опасаясь, что без него не смогут найти такие интересные для них материалы, то они никак не пожелают его подставить под выстрелы тревожной группы ФСБ, и с полковником Язидовым можно было бы поговорить по душам и откровенно. Но менять в день по несколько раз свои намерения, может быть, хуже, чем выполнить их. Метания эмира будут нервировать группу и создавать общую нервозность. И доверие к самому Актемару пострадает. Сохранить полное доверие своих бойцов, может быть, более важно, чем доставить неприятности Денильбеку Зайндиновичу. Полковник все равно свое получит. Не на этом, так на том свете. Кроме того, Актемар всегда при желании найдет способ расквитаться. Он даже на полном серьезе уже рассматривал вариант расстрела полковника в тот момент, когда тот будет спускаться с крыльца республиканского управления ФСБ. То есть на глазах у всех. Дерзко и красиво. Но главное не в этом. Главное, что сам Актемар после таких акций приобретает репутацию, которая поможет ему в дальнейшем. И не позволит никому поступить с ним подло…

– Едем по другому адресу, – сообщил Актемар.

Другой адрес – это дом его старого друга, погибшего в последнюю войну. У друга родители давно умерли, но вот дед с бабкой, обоим уже далеко за сто лет, все еще жили. У них Актемар оставил один из пакетов с похищенной в лаборатории документацией. Первая партия материала была уже почти полностью просмотрена. Теперь необходимо было обеспечить себя работой еще на несколько дней. Дни идут, и обстановка понемногу успокаивается. Через неделю даже ментовские посты забудут, что недавно проверяли все машины на дорогах, в поисках этого… как его… Дошлукаева Актемара Баштаровича, кажется…

Бойцы остались ждать в машине. В дом прошел только сам эмир, погладив во дворе по умной голове добрейшую старую собаку, видимо, разучившуюся лаять. Встретили Актемара, как всегда, приветливо, напоили чаем, от которого отказаться было нельзя, несмотря на то что бойцы оставались в машине. Но они и подождать могли. И ни слова не было сказано о том, что хозяева знают нынешний статус друга их внука. Тамила говорила, что фотографию Актемара, правда, старую, показывали по телевидению и публиковали в газетах с текстом о розыске особо опасного преступника. На той фотографии Актемар был еще с бородой, сейчас же только усы носил, но хозяева хорошо знали его имя и фамилию. Розыск их, похоже, не смутил. Правда, старики и убежище тоже не предложили, но Актемар был уверен, что в случае его просьбы они не отказали бы.

Вернулся эмир с пакетом в руках. За руль посадил Эльджарку. Прежде, чем поехать, заполнил бланк доверенности. Хорошо, что страховка у строителей была оформлена пользовательская, то есть на человека, который предъявит техпаспорт. После этого можно было ехать.

Дошлукаева высадили за полтора квартала от дома подполковника Артаганова. Он шел по тротуару, улыбаясь чему-то своему и намеренно делая свое серьезное лицо добродушно-довольным. Но при этом четко контролировал ситуацию. Потом свернул за угол, чтобы войти во двор, и столкнулся с каким-то человеком. Человек был явно незнакомым. Более того, он был не чеченцем и вообще родом не с Кавказа, а скорее из Средней Азии. Но сам человек эмира явно узнал, заулыбался и даже руку приветственно поднял:

– День добрый, Актемар Баштарович…

– Добрый день… – слегка настороженно ответил Актемар и рассредоточил взгляд, чтобы можно было охватить периферийным зрением то, что происходит по сторонам.

Но человек был один, никто со стороны и сзади его не поддерживал, это было точно, потому что Дошлукаев давно научился спиной чувствовать опасность.

– Вы, кажется ждете вестей от Сергея Палыча?

– Жду вестей… – Вздох облегчения все же сдержать удалось.

Человек передал пластиковый пакет.

– Там только трубка и зарядное устройство. В памяти трубки всего два номера – спутниковой трубки Сергея Палыча и мой. Меня зовут Ашот. Если потребуется помощь, звоните без стеснения в любое время суток. В моем распоряжении маленькая, хорошо подготовленная группа. Если что, мы можем иногда выручить. Есть транспорт. Еще… Не доверяйте полностью подполковнику Артаганову. У него слишком прочная связь с Америкой…

– Какая у него может быть связь с Америкой? – не понял Актемар.

– У него сын…

– Сын в Москве учится. Живет там с матерью. Джабраил купил в Москве квартиру.

– Жена в Москве. Часто посещает американское посольство. Сын учится в США, – невозмутимо сказал Ашот.

– Новости…

– Ничего плохого о подполковнике сказать не могу, но есть в его поведении некоторые странности. Мы подозреваем, что на него могут оказывать давление через сына…

– «Мы» – это кто?

– Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных сил России.

– Понял.

– Подполковник Артаганов не должен знать об этой трубке.

– Я понял. Можно ли доставить новую трубку моей жене?

– Я такого приказа не получал и пока не вижу в нем необходимости.

– Ладно. Это частная жизнь… Что-то еще?

– Все. – Ашот улыбнулся и протянул на прощание руку.

Глава пятая

Микроавтобус за захваченными бандитами и сотрудником посольства прибыл достаточно быстро. Послали его, понятное дело, не из Москвы, а из бригады, и из бригады же должны были отправить пленников вертолетом в Москву. Охрану тоже выделили из бригады, и даже не из солдат, а из офицеров, чем, несомненно, оказали задержанным высшее уважение, которого те не заслужили.

Хронический Убийца, проследив за погрузкой, вместе со своими людьми благополучно удалился в окрестный лес, скромно отказавшись даже от раннего завтрака, который грозился приготовить полковник. Видимо, постеснялся. Он вообще, несмотря на грозное прозвище, был в жизни человеком, как помнил Семиверстов, стеснительным и скромным.

– У нас в машине, товарищ полковник, такой запас, что пропасть может… Не знали же, на какой срок откомандировываемся, потому и запаслись… И мы вообще обычно позже завтракаем… Спасибо…

Позже завтракали, конечно, в гарнизонной столовой. В здешних лесах они вообще первое утро встречали и потому привычку приобрести не успели. Но полковник настаивать не стал и проводил команду капитана Кудрявцева до калитки.

Оставшись в компании по-прежнему слегка возбужденного Ньюфистофеля и только недавно откуда-то из подпола появившегося рыжего Сквозняка, Сергей Палыч завтракать не стал и решил после бессонной ночи все же выспаться, предполагая, что в другое время поспать ему могут не дать. Когда-то в молодые, да и в зрелые уже годы Сергей Палыч умел засыпать по приказу и просыпаться точно так же в назначенное самим время. И даже годы спустя, давно уже не давая приказы собственному подсознанию, удалось уснуть, заставив себя перебороть естественное желание вспомнить все произошедшее и осмыслить это.

Но полноценно выспаться не удалось, потому что в последние годы организм был тренирован на другое – на обязательную прогулку с собакой. «Мы ответственны за того, кого приручили», – эту фразу Сент-Экзюпери отставной подполковник принял для себя, как истину. Так и в этот раз, глаза сами собой открылись в положенный час, и Сергей Палыч сам себе сказал, что выспаться сможет и позже. Ньюфистофель свое расписание знал отлично и уже был готов к выходу, стоя у двери и поглядывая на ожидающие его на вешалке ошейник с поводком.

Прогулка проходила в обычном режиме через поле, но мимо леса, где свирепствуют клещи, и уже под завершение последнего круга «подала голос» трубка спутникового телефона. Звонить должен был полковник Мочилов. Определитель показал номер.

– Здравия желаю, Юрий Петрович. Докладываю с опережением вопросов. Выспался по необходимости. Заканчиваю прогулку с со́баком. Голова уже чистая, готов выслушать твои соображения.

– Я рад за тебя, Сергей Палыч. А я вот не выспался катастрофически и даже не рискнул полчаса назад за руль сесть, потому что движение в это время суток в Москве такое, что… даже говорить не хочется…

– Ага… По Москве ездить можно только на метро. Есть что рассказать, Юрий Петрович?

– Не много… Первые двое ничего интересного собой не представляют. Оба уголовники. Один рецидивист, второй до этого имел срок, но теперь станет рецидивистом. Говорят, что нанял их этот парень из посольства. Они его так и зовут – эстонцем Томасом, хотя он вовсе не Томас. Должно быть, так представился им. Обещал за работу по тысяче баксов. Работа без «мокрухи», они согласились. Сам Томас – его в действительности зовут Лейси Джефферсон – разговаривать не хочет, от показаний отказывается. Сначала просто возмущался. После беседы с секретарем посольства перестал даже возмущаться. Молчит и руки свои рассматривает. Протоколы не подписывает. Секретарь посольства сказал, что Джефферсон коллекционирует предметы русской сельской старины. Ездил по деревням, желая что-нибудь прикупить, остановился на отдых, когда на него напали спецназовцы, скрутили за спиной руки и силой доставили в деревню. Двух бандитов, которых он якобы привез, Джефферсон не знает. Вообще никогда не видел. Ни о каком эстонце Томасе, естественно, не слышал. Пузырек и шприцы ни разу в жизни не видел. Скорее всего, это просто подсунули в карман его «ветровки», что висела в машине. Мы, честно говоря, другого не ожидали. Следователь из следственного комитета при военной прокуратуре на нас лютым волком смотрит. Не дело вояк – ловить шпионов. При работе с сотрудниками посольства обязательно ведется видеосъемка, которая служит доказательством. А нам и предъявить Джефферсону нечего, кроме показаний двух уголовников, один из которых хронический наркоман, и какого-то пузырька неизвестно с чем.

– А с чем все-таки пузырек? – поинтересовался Семиверстов.

– По маркировке наши спецы ответа не дали. Будут проводить химический анализ, результаты я сообщу. Это займет пару дней.

– Я попробую узнать раньше…

– Каким образом?

– Почему они мной заинтересовались? – вопросом на вопрос ответил Сергей Палыч.

– Исключительно из-за твоей связи с Актемаром Дошлукаевым и возможности уговорить его передать попавшие к нему материалы или в соответствующие службы ГРУ, или в управление научных программ ФСБ.

– Ага… Значит, эти люди работают по конкретному вопросу и имеют касательство к тем самым материалам…

– Это однозначно, – согласился полковник Мочилов.

– Следовательно, вполне резонно допустить, что они имеют на руках и препараты, описанные в материалах?

– Ну, предположить можно… – опять согласился Юрий Петрович. – И даже с большой долей вероятности…

– Я попрошу Актемара Баштаровича поискать такую маркировку. И смогу узнать все, что было мне уготовано…

– Не могу возразить. На пузырьке и на упаковке шприца, кстати, обнаружены отпечатки пальцев мистера Джефферсона. Это пока единственная серьезная улика против него, хотя, кажется, отпечатки пальцев относятся к косвенным уликам и могут рассматриваться как прямые только в совокупности со множеством других косвенных улик. Но ты, Сергей Палыч, уверен, что это уготовано именно тебе?

– А зачем тогда нужен был пистолет с зарядом снотворного? Кстати, на оружии отпечатки пальцев посмотреть не забудьте. Оружием их тоже «эстонец Томас» обеспечивал.

– Смотрели… Там старательно стерты все отпечатки, кроме отпечатков двух уголовников, твоих, Хронического Убийцы и сержанта, который первым обрез с земли поднял. Мы специально уже запрашивали бригаду, и нам вертолетом доставили какие-то предметы с отпечатками сержанта, поскольку сам он находится рядом с тобой. И на патронах отпечатки тоже стерты…

– Как же он так с пузырьком опростоволосился?

– Недостаток времени, помехи со стороны… Мало ли что… Но мы с тобой весь бюджет ГРУ так проговорим. Позвони Дошлукаеву. Предупреди, что он должен ждать вестей от тебя… Ударение на слове ждать…

– Позвоню. Помню про ударение. Но вы меня в курсе новостей держите…

* * *

Своим сообщением об убийстве пятерых владельцев аптек, совершенных в то же время, когда было совершено нападение на него самого, Дошлукаев основательно озадачил Семиверстова. Тот никак не мог поставить себя в один ряд с руководителями испытательных бригад, и потому ему трудно было вывести аналогию; тем не менее аналогия была, но требовала дополнительной проверки. Провести такую проверку самостоятельно возможным не представлялось, и Сергей Палыч позвонил полковнику Мочилову, рассказав ему о происшествиях. Юрий Петрович аналогию тоже сразу почувствовал, но объяснить ее не мог, однако обещал включить эти происшествия в общее дело и, возможно, даже доверить добывание сведений антитеррористическому управлению «Альфа», как имеющему более широкий доступ к информации, чем ГРУ, поскольку последнее не имеет собственных органов, призванных вести следствие, и всю информацию пришлось бы добывать негласно через своих штатных хакеров. А это и рискованно и не всегда возможно, потому что данные поступают в компьютерную сеть далеко не сразу, и пока ментовские и прочие опера перестучат одним пальцем то, что уже написали на бумаге, пройдет слишком много времени. Полковник Мочилов уже предупреждал, что делом интересуется антитеррористическое управление. Это во многом облегчало задачу, потому что, по закону о борьбе с терроризмом, подобные учреждения ни в чем и нигде не встречали в своей деятельности задержки или проволочки и все проблемы имели возможность решить, что называется, «с колес». Так и сейчас. Уже через сорок минут полковник Мочилов сам позвонил Семиверстову.

– Сергей Палыч, мне твоя электронная почта нужна. Адрес твой то есть…

– У меня в деревенской глуши с работой в сети проблемы, – ответил Сергей Палыч. – Если что-то срочное и важное, я могу съездить в соседнюю деревню, это всего четыре километра, и воспользоваться компьютером священника.

– Нет, посторонние компьютеры в это дело вовлекать не нужно. В принципе я могу коротко объяснить все на словах и дать тебе информацию к размышлению. В пяти городах было совершено пять убийств. Два из них раскрыты по горячим следам. То есть почти раскрыты, поскольку нет никаких доказательств против заказчика, хотя он нам прекрасно известен. В первом случае раненая жертва оказалась вооруженной и застрелила одного из пары нападавших как раз перед тем, как отдать Аллаху душу. Сообщник, испугавшись, убежал, даже не попытавшись оказать помощь товарищу.

Менты в этом случае сработали на удивление быстро. Им, можно сказать, повезло сразу по нескольким направлениям. Определили в убитом личность, известную в городе своим отношением к закону, наведались на квартиру к убитому, и его жена назвала человека, с которым муж ушел, и даже сообщила адрес. Парня взяли сразу, и он уже дал первые показания. Их нанял некий эстонец Томас. Нанял еще неделю назад, точно не назвав дату, когда будет необходимо совершить убийство. Заплатить на двоих обещал тридцать тысяч долларов. Первоначально выплатил по пять тысяч аванса. Вчера Томас позвонил и дал команду к работе. Но чеченец оказался не из пугливых и против пистолетов выставил свой пистолет, что его, впрочем, не спасло. «Альфа» через сеть отправила для опознания Томаса фотографию Лейси Джефферсона. Абсолютно не тот человек. Внешне описывается тоже иначе…

– Ага… Значит, объявился второй Томас… Непохожий…

– Объявился. Но, заметь, опять Томас, как и в твоем случае, следовательно, к нападению на твой дом убийства в пяти разных городах имеют непосредственное отношение. И одновременно провалился один из наших вариантов, казавшийся верным.

– Какой вариант?

– Мы, и не только мы, как ты сам понимаешь, прослушивали телефоны Актемара, Джабраила, Тамилы и контролировали работу Джабраила в Интернете. Предполагали, что контролируем тоже не мы одни. Джабраил отправил в Самару в областное управление МВД запрос по поводу Темирбека Алхазуровича Хасбулатова, владельца сети аптек. После чего той же ночью Хасбулатов был убит в двери служебного входа в самую большую из его аптек. Что он делал там ночью вместе с двумя провизорами, остается тайной. Провизоров не тронули, хотя они вышли на пять минут раньше. Естественным было предположить, что убийство связано с запросом подполковника Арсамакова. Не дожидаясь запросов на остальных четверых, всех «подчистили» той же ночью. Это мы так ошибочно считали… А оказалось, эстонец Томас начал действовать заранее. И только команду дал вовремя…

– Ага… А в чем здесь противоречие? – не понял Семиверстов. – И никакой ошибки здесь нет. Эти пять человек были уже приговорены. Может быть, приговорены сразу после уничтожения лаборатории, как отработанный материал. Запрос подполковника Арсамакова только ускорил процесс, который должен был пойти чуть позже.

– Но ведь тебя приговаривать тогда было не за что. Тем не менее ты оказался включенным в ту же систему.

– Не совсем. Та же система начала бы работать в том только случае, если бы и этих пятерых не убивали, а усыпляли и вводили им какие-то препараты. Кстати, хотя бы «обрезы», как в моем случае, в тех делах присутствовали?

– В раскрытых двух делах об «обрезах» даже звона не было…

– Кстати, а что второе раскрытое…

– Там сработала охрана. Убийство было совершено в доме. Бандиты забрались через окно, но на выходе их подстрелил охранник. Услышал выстрелы из дома. Сбегал за оружием в свой дом – он рядом живет, калитка в заборе. От ворот заметил чужих, попытался задержать, они начали отстреливаться. Он тоже стесняться не стал. Стрелял картечью из охотничьего ружья. Сам когда-то в молодости увлекался стендовой стрельбой и навык обращения с оружием имеет профессиональный. Оба попадания в голову, и о допросе вопрос, следовательно, уже не стоял. Но убитых тоже опознали по картотеке местного УВД. Кажется, по отпечаткам пальцев. Уголовники. Жена одного из них рассказывала, что последнее время к ним в дом приходил какой-то эстонец Томас. Беседовал с мужем, выпивали. Манеры уголовные, руки татуированы. По описанию – это уже третий Томас. Совершенно непохож на двух первых.

– Американцы проводят операцию «Томас», – сделал вывод Семиверстов. – Но из всего произошедшего напрашивается вывод, что у них на нашей территории существует развернутая агентурная сеть. Слишком много людей было задействовано. И там, где появлялся Томас, там происходило убийство. Или еще что-то, как в моем случае. Но предыдущие Томасы были законспирированы. Появление моего Томаса я бы лично связал с новой ситуацией, когда под рукой не оказалось законспирированного и сотрудник посольства назвал Томасом себя просто по аналогии. И сам выполнял эту же роль.

– Да, это вероятный вариант, – согласился Мочилов. – Ладно, события я тебе пересказал, но звоню, в общем-то, чтобы сообщить новый номер трубки Актемара. Номер под контролем спутника, как и твой. Если откуда-то влезет постороннее прослушивание, разговор автоматически заблокируется. Трубку эмиру вручили. Более того, дали возможность пользоваться услугами нашей группы в Грозном. Там группой руководит толковый парень, Ашот. Он будет в состоянии прикрыть. Ты, Сергей Палыч, кстати, позвонил бы по новому номеру и предупредил Дошлукаева относительно Томаса. Если он объявится где-то рядом, Актемару следует сразу принимать меры защиты.

– Ага… Прямо сейчас и позвоню. У меня, кстати, как с деньгами на счете? Спутниковая трубка прожорлива, как кавказская овчарка, перед которой даже мой ньюфаундленд в этом аспекте ребенок…

– Счет пополняется автоматически. Запоминай номер…

– Говорите…

Полковник Мочилов медленно продиктовал, полковник Семиверстов быстро повторил.

– Запомнил.

– Тогда до связи…

* * *

Ньюфистофель просился на дневную прогулку. Перед тем, как вывести пса, Сергей Палыч спустился в погреб, приготовил банку соленых огурцов, банку соленых помидоров и банку соленых же грибов, уложил их в корзину и позвонил Хроническому Убийце.

– Слушаю, товарищ полковник, – отозвался капитан Кудрявцев.

– Сам выйди или пошли кого-то меня встретить. Передам для твоего подразделения кое-что. Я по обычному собачьему маршруту гуляю. Маршрут изучил?

– Изучил. Выхожу…

Сергей Палыч был человеком не слабым, но опасался за корзину, которая могла не выдержать девятикилограммовый груз, потому нес ее двумя руками, придерживая за днище. Хронический Убийца хотел выйти из кустов, видимо, там, где тропа, миновав короткую сторону поля, выходила к лесу наиболее близко. Ньюфистофель, держа нос по ветру, именно в эти кусты и ринулся, но уже без рычания и лая, потому что запах был знакомый.

Собака не ошиблась и из кустов вышла вместе с Кудрявцевым.

– Принимай подножный корм. Это не все тебе одному, учти. Корзину за дно держи, а то отвалится. Пустые банки и тару вернешь. Лес не замусоривай…

– Понял, товарищ полковник. Спасибо… Что слышно, долго мы еще здесь сидеть будем?

– К зиме, думаю, вас сменят, – пошутил Семиверстов. – Дуй к своим…

Капитан быстро растворился среди кустов.

Освободив руки, Сергей Палыч достал спутниковую трубку и набрал по памяти новый номер Актемара Дошлукаева. Тот ответил сразу.

– Слушаю, Сергей Палыч. Я как раз собрался тебе звонить. Уже трубку в руки взял.

– Еще раз здравствуй, Актемар Баштарович. Сразу сообщаю, что этот номер, как и мой, на контроле спутника управления космической разведки ГРУ. Если подключится прослушивание со стороны, разговор автоматически заблокируется. Так что разговаривать можно открытым текстом. Я так понял, если ты собрался звонить, то добрался до чего-то интересного… Изучаешь синдром Аспергера?

– Пока не нашел, но взял вторую партию материалов – и не все еще просмотрел. Может, дальше встретится, может, в других частях… Я обязательно найду, если это так важно. Боюсь только, что сработает «закон вредности»… То есть эти материалы могли быть на тех дисках, что я не стал поднимать с пола в сгоревшей лаборатории. Однако я нашел ответ на твой персональный запрос. Препарат с маркировкой «NG12NV52». Интересная штучка. У него есть, кстати, кодовое название – «Томас»…

Актемар сам не представлял, что попал в точку.

– «Томас»… Очень интересно.

– Даже еще интереснее, чем ты предполагаешь. Дело в том, что препарат «Томас» многократно упоминался в предыдущих отчетах об испытаниях, но нигде не было сказано, что это такое. Применялся многократно, но чаще просто как дополнительное средство после применения других препаратов. А сейчас я нашел конкретный отчет об испытаниях «Томаса».

– Ага… И что это такое?

– Грубо говоря, препарат жесткого зомбирования по кодовому слову.

– Объясни популярнее.

– Популярнее – это так… Под воздействием препарата мозг работает неадекватно ситуации, и при этом многократно повышается внушаемость объекта. Объекту закладывается в память вербальная программа, согласно которой по услышанному кодовому слову он входит в зомбированное состояние, хотя в нормальных условиях организм живет и функционирует полноценно. В зомбированном состоянии объект выполняет полученную от обладателя кодового слова команду. При этом подавляются сигналы подсознания, которые способны как-то остановить выполнение приказа. Главная беда препарата «Томас» в его разовом использовании. Он легко выводится из организма с потом, мочой и прочими естественными способами. Поэтому его пробовали применять совместно с другими препаратами, причем с разными. В отчете Темирбека Хасбулатова описан случай, когда четырнадцатилетний мальчик под воздействием «Томаса» выполнил команду и зарезал своих родителей, хотя раньше страстно любил их. То есть человеческий мозг практически не в состоянии сопротивляться приказам.

– Это очень интересно. Ты можешь переслать эти материалы по электронной почте?

– В принципе могу… Говори адрес.

– Правда, электронная почта подполковника Арсамакова контролируется… И лучше бы лишний раз не дразнить гусей… – задумался Семиверстов. – Нет. Не так сделаем. Запиши на диск. С Ашотом ты связь имеешь?

– С этой же трубки…

– Позвони Ашоту. Он заберет диск и отправит полковнику Мочилову. Запомнишь? Полковнику Мочилову.

– Сделаю, – согласился Актемар. – А как думаешь, они намеревались использовать тебя после инъекции «Томаса»?

– Поскольку я во всем этом деле могу рассматриваться только и исключительно как связующее звено с тобой, использование могло быть только одного порядка – для поиска тебя. Хотя они, наверное, и без того знают, где тебя искать. Но, в любом случае, я должен был стать какой-то ловушкой. И сейчас мне пришла в голову забавная мысль… – Семиверстов говорил медленно, на ходу соображая. – А что, если они сумеют тем или иным способом ввести мне препарат «Томас»?

– И что тогда? – насторожился Актемар.

– Тогда, сам того не осознавая, я могу уговорить тебя передать мне все материалы – якобы на сохранение или для вывоза в безопасное место. Ты бы доверил материалы такому человеку, как я? Как считаешь?

– Доверил бы. Безоговорочно… Я в тебе не сомневаюсь…

– Но ты сумел бы заметить, что я нахожусь под воздействием препарата?

– Думаю, что не сумел бы…

– Тогда, Актемар Баштарович, давай договоримся. Если я вдруг неожиданно появлюсь на твоем горизонте… Если я буду уговаривать тебя передать мне материалы, ты подсунь мне какую-нибудь ерунду, типа того же «Томаса». Естественно, в копии… И еще, имей в виду, что под воздействием препарата, если он полностью блокирует мои собственные умственные способности, после получения материалов я могу попытаться убить тебя. То есть это буду не я, это будет зомби, но он может попытаться тебя убить…

– И что же делать в этом случае? – спросил Дошлукаев слегка растерянно. – Я же не смогу тебя убить. Я же буду знать, что ты попал в беду…

– И не надо убивать. Сделай так, чтобы передача материалов происходила в людном месте и чтобы ты был не один…

– Разве это остановит зомби?

– У зомби тоже должен быть главенствующий приказ. Главенствующий приказ в этой ситуации должен быть один – доставить куда-то материалы. Подвергать материалы риску утраты недопустимо. Это автоматически отменит второй, менее важный приказ. Ты понял ситуацию?

– Понял, – согласился Актемар Баштарович. – Ты уверен, что они опять попытаются на тебя выйти?

– Думаю, надеяться на это не стоит. Но если я сам спровоцирую такое положение, когда они будут вынуждены торопиться, я с удовольствием подставлюсь им. Придется, видимо, ситуацию моделировать.

– Рискованное ты дело затеял…

– Ага… Приходится, – хмыкнул отставной полковник. – На этом пока прощаемся…

– Нет, подожди… А дальше-то что?

– Что ты подразумеваешь под «дальше», Актемар Баштарович?

Актемар некоторое время молчал, видимо, на что-то решаясь и продумывая свое дальнейшее поведение. Наконец объяснил:

– Я тебе, Сергей Палыч, признаюсь откровенно, что сам уже не рад, что ввязался в эту игру с материалами. Мне она не по вкусу, и по характеру своему я совсем другой человек. Одно дело – воевать, совсем другое дело – играть в шпионские игры, да еще превратиться в торговца смертью. Не нравится мне это…

– Мне бы тоже не понравилось. И еще мне не понравилось, что ты в это дело ввязался, потому что мне ты всегда казался именно таким, какой ты есть, а не таким, каким чуть было не стал.

– Но я не только сам ввязался в историю. Я ввязал в нее еще и своих парней. Восемь человек мне доверилось. И я не могу их бросить…

– У тебя есть какие-то конкретные предложения? – напрямую спросил Семиверстов.

– Есть. Предложение простейшее. Мне бы хотелось, чтобы моя деятельность – я имею в виду нападение на лабораторию – рассматривалась как часть операции спецназа ГРУ по раскрытию крупной агентурной и террористической сети американской разведки. Ну, немножко перегнули палку с обстрелом… Это бывает, но это была мера вынужденная. А чтобы не поднимать скандала из-за участия в американском проекте отдельных деятелей чеченского правительства, создадим такую мягкую формулировку. Само правительство, думаю, будет готово закрыть глаза на перегибы, которые позволил себе я со своим джамаатом. В нашей республике на многое могут закрыть глаза, если будут иметь желание…

– Я не могу от своего лица вести переговоры с чеченским правительством. Думаю, эти вопросы должны решаться на более высоком уровне. Но хотя бы командующему я могу доложить твои предложения.

– Буду очень рад. А я передал бы ГРУ все материалы, что есть у меня в наличии. Вплоть до копий, которые я уже успел сделать.

– Ага… Предложение разумное, – согласился Сергей Палыч, – и вполне, на мой извращенный вкус, приемлемое. Я перезвоню тебе чуть позже. Заряжу твое предложение, пусть пройдет по инстанции. Как только будет ответ, я сразу поставлю тебя в известность.

– Мне нужно хотя бы согласие ГРУ…

– Я думаю, такое согласие будет. Но ГРУ еще должно договориться с вашими местными властями, иначе как избежать преследования тебя самого и твоих парней? Можно, конечно, спрятать вас всех по другим документам в любой части России. Но вас все равно будет тянуть на родину. Да и с земляками вам общаться так или иначе придется…

– Я согласен на любой из этих вариантов.

– Ага… Тогда жди моего звонка.

* * *

– Вот такое, Юрий Петрович, я предлагаю завершение операции «Томас»…

– М-м-да-а…

Полковник Мочилов сразу смог ответить только это, но и это прозвучало достаточно впечатляюще, чтобы обозначить реакцию командующего войсками спецназа ГРУ.

– Я не очень понял, товарищ полковник, вашу реакцию…

– Это я так громко думаю, – ответил Мочилов. – Хотя что тут, в принципе, думать? Позвоню начальству, дадут «добро», будем работать…

– «Добро», Юрий Петрович, по какому поводу? По поводу предложения Актемара или моего добровольного зомбирования?

– Я думаю, что начальство в состоянии дать «добро» только для Дошлукаева. А с тобой… Еще следует подумать.

– Ага… А у вас есть другой способ выхода на них? Мне кажется, что Лейси Джефферсон – это только дипломатическая прикрышка, своего рода «палочка-выручалочка». А существует еще и агентура, и резидентура, и обязательно должны быть списки «Томасов». Сколько их гуляет по стране, мы даже не знаем. И что они могут натворить, не знаем тем более. А так мы будем иметь хотя бы какой-то выход на членов сети. Если классически сработать, то есть не брать первых же попавших в руки «тепленькими», есть возможность отследить по цепочке все до конца.

– Но в любом случае решение принимать тебе, и только ты несешь ответственность за последствия для твоего здоровья.

– Не впервой…

– Тогда жди звонка. Погуляй пока с собакой. Я не думаю, что вопрос решится в десять минут. Начальство любит думать долго…

– А ты думаешь, я десять минут с собакой гуляю? Ага… Как же… Не менее пары часов утром и столько же вечером. Иногда и днем часок прихватываю.

– Мне уже не терпится на пенсию выйти, чтобы с собакой гулять. А так жена гуляет, но только дела свои сделает, сразу домой, пока ничего не натворил. Агрессор прирожденный. Иногда домой приезжаю, а жена уже пару часов на шкафу сидит, меня дожидаясь. Позвонить не успела…

– Что за порода такая страшная?

– Ягдтерьер… Сам чуть больше кошки, а в одиночку и медведя, и кабана держит… Ярость неуемная. Только меня уважает за твердую руку. И взгляда боится. Ну, я сам сейчас, как ягдтерьер, вцеплюсь в начальство. Жди…

* * *

Сергей Палыч Семиверстов начал осмысливать задачу, которую он на себя взял, и сам оценил ее сложность, но не ту, что была боевой или просто оперативной составляющей его пунктирного по сути своей плана, а бытовую, что для него, военного пенсионера, уже привычного к определенному укладу своей жизни, представлялось достаточно важным. В самом деле, только человек, покупающий продукты исключительно в магазине, не в состоянии понять, что такое любимый клочок земли, называемый огородом, и что он значит для человека, которому до ближайшего продовольственного магазина ехать пятнадцать километров. А тут ведь как раз и подошла пора многочисленных огородных работ, полива и приглядывания за недавно засаженными или засеянными грядками, прополки и всего прочего, что в итоге выливается в качественный урожай. И без того уже в связи с последними событиями пропустил два дня, в огород даже не заглядывая, а тут еще, вероятно, придется два-три дня потерять, если не четыре-пять, потому что задуманное им мероприятие предполагает обязательную поездку в Грозный… Другую заботу представляли собой животные. Если с рыжим Сквозняком все было просто, потому что кот имел обыкновение в приличную погоду исчезать на несколько дней, а однажды даже две недели пропадал, чем-то промышляя в лесу и возвращаясь к родным пенатам с откормленной физиономией, то с Ньюфистофелем все обстояло гораздо сложнее. Пес и сам привык к определенному, почти армейскому распорядку дня и вообще всю свою сознательную жизнь – с тех пор, как его забрали у матери, – проводил рядом с хозяином, и любое расставание будет для него сильным ударом. Можно, конечно, отвезти собаку сыну, и тот с удовольствием возьмет на себя временную заботу о Ньюфистофеле. Но и сын, и его жена днем уходят на работу, внучка – в школу. Как собака перенесет одиночество? И какими будут разборки с соседями, над головой которых без конца будут стучать собачьи когти? Конечно, большие собаки часто живут в городских квартирах, остаются на время рабочего дня в одиночестве и переносят все это стоически. Но они с детства к такому приучены. А для собаки, привыкшей к другому, эти испытания станут сильнейшим стрессом. И, как единственный выход из положения, не травмирующий психику такой собаки, просматривался вариант с поездкой вместе с Ньюфистофелем. Безусловно, это создаст определенные неудобства, но сам Сергей Палыч в этом случае не будет нервничать, а крепкая нервная система, возможно, сумеет ему помочь в трудной ситуации, которая может возникнуть. И, вероятно, ехать придется на своей машине, чтобы избежать разных проблем с оформлением документов для проезда и немалых расходов. Да и вообще, на авто получится гораздо дешевле, чем на любом виде транспорта.

В принципе и с огородом все решить тоже можно. И Сергей Палыч даже знал, как это сделать с наименьшими для огорода потерями.

Не откладывая дела в долгий ящик, он позвонил отцу Василию с той своей трубки, которая не прослушивалась. Ни к чему было показывать свою связь еще и со священником и навешивать на него неизбежные в этом случае заботы. У отца Василия и своих забот хватает.

– День добрый, батюшка. Не оторвал вас от дел?

Отец Василий голос узнал.

– Нет-нет, все в порядке…

– Я с просьбой… Отец Василий, мне тут предстоит на несколько дней уехать. Самое большее – на неделю… Хотел попросить вас с тезкой моим Сергием поговорить. Может, возьмется у меня пожить и за огородом присмотреть? Я, конечно, все ему оплачу…

– Товарищ полковник, он же собак за версту обходит… Ньюфистофель…

– Со мной поедет.

– Это проще. Куда собрались?

– В Грозный.

– Понял. По тому самому вопросу?

– Да.

– Решение приняли?

– Окончательное.

– Даже не буду спрашивать какое… Я поговорю с Сергием. Он сейчас в сторожке.

Старый бездомный прихожанин Сергий жил у тех, кто приютит и накормит. В последнее время он обитал в сторожке, помогая по ночам сторожу, а днем дворнику. Безобидный и несчастный, всеми родными в городе покинутый, он вернулся в края, в которых родился, чтобы там дожить последние свои годы. Ему помогали, кто мог, хотя сами концы с концами с трудом сводили. Но Сергию много и не нужно было. Сергей Палыч не сомневался, что вопрос решится положительно.

– Позвоните мне потом…

– По этому номеру?

Обычно отец Василий звонил на номер, который знали в управлении научных программ ФСБ. Им тоже было необязательно знать круг общения Семиверстова.

– На этот, на этот…

Вскоре священник позвонил.

– Сергей Палыч, как только соберетесь, звоните в сторожку. Сергий готов прийти.

– Спасибо…

– От меня что-то нужно?

– Благословение…

Отец Василий прокашлялся в трубку и вдруг протяжно и трубно пробасил:

– Благословляю тебя, раб Божий Сергий, на любое богоугодное дело, что готов ты совершить. Помолись троекратно и приступай. Господь будет с тобою…

Семиверстов трижды перекрестился.

* * *

Полковник Мочилов позвонил, когда Сергей Палыч уже начал просчитывать свои предстоящие ходы в мелочах, по привычке не пользуясь никакими записями, и все поочередные моменты выстраивал в цепочку исключительно в голове.

– Да, Юрий Петрович. Я, по сути дела, готов.

– Мы готовы тем более, хотя за твой вариант я получил нагоняй и вынужден был оправдываться, доказывая, что это твое собственное желание. Если что, за собственную жизнь отвечать будешь ты персонально, ну и я слегка, вплоть до отстранения от должности…

– Нормально. Я даже благословение священника получил.

– Скоро все будем получать. В армии вскоре вводят институт священников.

– Давно пора… Особенно в спецназе. Короче говоря, я уже прикинул варианты.

– Выкладывай. Главное, как я понимаю, заставить противника среагировать на твое шевеление. Сумеешь это сделать сам? Или помощь нужна?

– Я точно так же мыслю. Противника мы расшевелим. И сделает все Тамила. Ей через Ашота передаст инструкции сам Актемар. Она согласно этим инструкциям позвонит мне и пригласит приехать. Но у меня же огород и вообще хозяйство. Сначала потребуется время, чтобы кого-то найти в помощь, и только потом я смогу выехать. Да и собаку не на кого оставить. Придется самому ехать на машине с собакой. Я после этого позвоню, Юрий Петрович, еще и тебе с трубки, которая прослушивается управлением научных программ ФСБ и, кажется, одновременно нашим противником, и сообщу, что еду в Чечню. Ты мне пообещай поддержку в случае чего. Конкретно, конечно, ничего не говори. Потом я и капитану Шингарову позвоню. Там разговор будет конкретный. Я ему скажу, что еду к Актемару Дошлукаеву. Друга я властям категорично сдавать не хочу и не буду. Поэтому пусть не надеются отследить меня и самого Актемара. Мы оба люди опытные и слежку определим. Предусмотрим вариант и с визуальным контролем со спутника, поэтому встречаться будем только в таком месте, где нас не смогут отследелить. Но передать какие-то просьбы или предложения капитана Шингарова я все же могу, хотя сильно на него обижен за введение меня в заблуждение. Я ведь взялся помочь ему, считая, что работаю на спецназ ГРУ, а не на управление научных работ ФСБ. А предложения передам не из уважения к капитану, а просто из дружеского участия к Актемару Баштаровичу, поскольку понимаю сложность его положения.

– В принципе все правильно. И даже звонок мне, скорее всего, лишний…

– Это перестраховка. Вдруг какой-то из других звонков они пропустят. Кроме того, твоя аппаратура, товарищ полковник, кажется, определяет «прослушку» со стороны?

– Определяет. Может даже блокировать разговор.

– Блокировку лучше отключить. И определить, прослушивают ли меня и сколько сторон. Это сообщит нам, что процесс пошел…

– Ладно. Согласен. Пусть так все и будет. Только с небольшими отклонениями. На тебя необходимо будет нацепить кое-какую аппаратуру…

– Прослушивание?

– Да. Нам выделили несколько комплектов хорошего оборудования. Установим и в машине, и в одежде.

– Если мне будут делать инъекцию, могут обнаружить.

– Нет. Не обнаружат. Ты поезжай в камуфляже. Аппаратура сделана в виде орденских планок. Никто не заподозрит. Человеку свойственно гордиться заслуженными наградами. Не все имеют право свои награды показывать, но ты, как пенсионер, имеешь… Свои планки подготовь, мы кое-что в них заменим.

– Это необходимо?

– Нам необходимо знать хотя бы ключевое слово, которым тебя будут зомбировать. Тогда, при необходимости, мы всегда сможем снять установку. Врач-психотерапевт, специалист по кодированию, будет находиться в машине сопровождения.

– Кто будет сопровождать?

– Капитан Кудрявцев. Он уже вошел в рабочий ритм, пусть продолжает…

– Согласен. Он деловой и ненадоедливый. Я практически не ощущаю его присутствия. И осторожность соблюдает.

– Значит, начинаем операцию «Антитомас»… Кстати, впереди тебя будет ехать еще одна машина. С парнями из «Альфы». У них прямая связь с Кудрявцевым. И аппаратура для контроля дороги на протяжении примерно пяти километров вокруг тебя. Это через наш спутник. «Альфовцы» всегда готовы подстраховать. Их группу возглавляет подполковник Рославлев. Я его лично знаю по нескольким совместным операциям еще с тех времен, когда он в капитанах ходил. Толковый парень и несуетливый. Тебе мешать не будет. Машина с «альфовцами» выедет из Москвы, как только ты с Тамилой договоришься.

– Я готов…

* * *

Актемар, получив вводную, пообещал сразу связаться с Ашотом, отправить того к Тамиле, чтобы передать ей трубку, по которой сам Актемар даст жене инструкции по предстоящему разговору. Если передавать на словах, Тамила может не поверить, поскольку не знает Ашота. В принципе работы немного, если учесть, что Грозный, хотя и столица республики, городок по российским меркам небольшой. Однако на практике ожидание вылилось в полтора часа, и звонок Тамилы застал отставного полковника Семиверстова уже на вечерней прогулке с Ньюфистофелем как раз в середине поля.

– Сергей Палыч?.. Это вы?

– Да, Тамила… Только мы же договаривались разговаривать на «ты», как старые добрые друзья… Или ты не признаешь во мне друга?

– Извините, признаю… Сергей Палыч, я твоей просьбой плотно занималась. Ты не можешь сам к нам приехать?

– Есть необходимость?

– Есть. Без этого никак…

– Ну, хорошо… А когда?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Я вообще-то собственного самолета не имею, и у меня есть еще чисто хозяйственные проблемы. Думаю, завтра к обеду смогу их решить. Может быть, даже к утру. Постараюсь к утру. Потом выеду. На машине, потому что мне собаку оставить не на кого. Ну да, до вас не так и далеко. Тысяча километров с небольшим, кажется… Доберусь в течение дня…

– Дороги сейчас опасные…

– Я опытный водила. Доберусь.

– Значит, мне можно говорить, что…

– Что я, возможно, завтра к вечеру буду в Грозном. В крайнем случае, если выеду позже, буду там к утру. Так и скажи.

– Хорошо, Сергей Палыч, мы ждем вас…

– «Тебя», а не вас.

– Мы ждем тебя… До свидания.

– До встречи…

Не сходя с места и наблюдая за ныряющим в траве Ньюфистофелем, отчего-то вдруг, как с ним иногда случалось, развеселившимся, Семиверстов с той же трубки, которая должна была прослушиваться сразу несколькими заинтересованными сторонами, набрал номер полковника Мочилова. Теперь разговор был совсем не таким, как предыдущие. И та и другая сторона общались более холодно. Сергей Палыч сообщил, что вынужден по делам поехать в Грозный и что ему там, возможно, понадобится помощь.

– Частное дело? – спросил Юрий Петрович.

– И да, и нет… – уклончиво ответил Семиверстов. – Начинается как частное. Может вылиться в государственное.

– И что?

– Возможно, понадобится поддержка.

Полковник долго молчал, то ли соображая, то ли определяя прослушивание разговора.

– Ладно, – сказал наконец. – Будет необходимость, звони. Я дам команду…

На этом разговор закончился, и Семиверстов сразу же набрал номер капитана Шингарова.

– Слушаю вас, товарищ полковник…

– Что не звонишь? – сразу достаточно резко спросил Сергей Палыч.

– А есть необходимость?

– Можно подумать, ты мои разговоры не прослушиваешь.

– Я сейчас дома. Отдыхаю. На «прослушке» другой человек сидит.

– Ладно. Звонила Тамила, жена Актемара. Просит меня приехать как можно быстрее. Я завтра выезжаю в Грозный.

– Хорошо, товарищ полковник. Я вас в Москве встречу.

– Я не через Камчатку туда добираюсь… В Москве мне делать нечего. Я напрямик. На машине. Ньюфистофеля оставить не на кого. Приходится с собой брать. А с собой – лучше на машине… Хочешь, встречай меня в Грозном. Только учти… Во-первых, я в тебе полностью разочаровался.

– Отчего так, товарищ полковник? – В голосе капитана даже агрессивность появилась. Какие-то кошачьи вкрадчиво-угрожающие нотки.

– Ты мне не сказал, где служишь. Я тебя по-прежнему спецназовцем считал.

– Я и есть спецназовец…

– Но не ГРУ.

– Какая, собственно говоря, разница? Я не в спецназе другого государства служу.

– Разница большая. Кто обманывает один раз, обманет и во второй.

– Разве я обманул? Я просто недосказал. К слову не пришлось. Кроме того, моя служба сейчас примерно такого же уровня секретности, как был спецназ ГРУ до горбачевской «перестройки». И о ней лучше не распространяться…

– Все равно. Заруби себе на носу, что ты много потерял в моих глазах. Это первое…

– А второе?

– Теперь второе. Как человек честный, хочу сразу предупредить. Я добрый друг Актемара Баштаровича. А друзья друзей не сдают. Поскольку я не имею оснований тебе верить, я, конечно, ни под каким соусом не сдам вам Дошлукаева. Можете не надеяться. Могу передать ему послание от вашей службы, любое предложение, но только передать, не больше. При этом предупреждаю, что хорошо знаю возможности космической разведки. Естественно, трубку я с собой на свидание не возьму, и отследить меня этим макаром вы не сможете. Сумею избежать и визуального наблюдения со спутника в любом, даже в инфракрасном, режиме. Так что можете не стараться. Мой друг останется для вас персоной неприкосновенной и недоступной. И единственное связующее звено – это я… Таковы мои условия.

– Но, товарищ полковник… – Капитан откровенно растерялся, потому что был не готов к такому повороту событий.

– Я – полковник в отставке. И приказать мне уже никто не может. Так где мы встретимся?

– Я сейчас же звоню своему командованию для консультации и, думаю, сегодня же вылетаю в Грозный. Буду там ждать вашего звонка. Сделаем так… Я передам вам письмо для Дошлукаева. Ваша забота только одна: чтобы он письмо прочитал.

– Ладно. Жди… Я позвоню уже в Грозном.

Семиверстов отключился от разговора, чувствуя, что заставил капитана Шингарова поволноваться и почувствовать свое место. Но сам Шингаров не вызывал у Сергея Палыча опасений. Другой противник выглядел более серьезным. И, подтверждая это, позвонил на спутниковую трубку полковник Мочилов.

– Поздравляю тебя, Сергей Палыч. Все твои разговоры прослушивали две стороны, одна из которых пользовалась услугами нашего управления космической разведки. По сути дела, два соседних кабинета работали один против другого. Это нормально. Вторая сторона российскими спутниками не пользовалась. Но она – слушала и, думается, будет действовать…

– Мышеловка на взводе. Мышка заинтересовалась. Остается ждать, когда она пожелает сыр попробовать…

– Ты готов?

– Утром выезжаю.

– Отоспись перед дорогой. Машина с «альфовцами» уже вышла, наша машина готова и ждет тебя рядом с дорогой.

– Сначала я свою машину проверю, потом отсыпаться буду…

Эпилог

Сергий пришел рано утром, как и просил его Сергей Палыч, позвонив в церковную сторожку. О приближении гостя загодя доложил своим солидным басом Ньюфистофель, и Семиверстов, помня, что Сергий собак боится панически, сразу увел своего пса в машину – место, обещающее поездку, следовательно, собакой любимое. Только после этого Сергий вошел в калитку, но все равно посмотрел на машину слегка опасливо, хотя Ньюфистофель уже не лаял.

Инструктаж много времени не занял, потому что Сергий, родившийся и выросший в деревне, сам мог поучить отставного полковника работе на земле. Следовало только показать, что и где лежит из садового инвентаря, где шланг для поливки и где кран для этого шланга. После этого можно было помолиться и отправляться. Благо машина была проверена с вечера и все необходимое для дороги загружено…

Оставив Сергия во дворе, Сергей Палыч прошел в дом, где запалил лампадку перед ликом Христа, трижды прочитал «Отче наш» и попросил благословить на долгую дорогу и трудное дело…

* * *

Актемар Дошлукаев ночью долго не ложился. Несмотря на гарантии со стороны ГРУ, беспокойство все же не покидало эмира. Но это было беспокойство не за себя, а только за сына с женой и своих бойцов, которых он втравил в эту историю, за их гонимые семьи. Но гарантийного слова отставного полковника Семиверстова Актемару было все же достаточно. Он не знал, кто дал гарантии Семиверстову, но если Сергей Палыч этим людям верит, и у Актемара не было оснований не верить им. Осмыслив как следует ситуацию, прикинув разные варианты, Дошлукаев все же пришел к выводу, что это лучший выход из положения, в которое он сам себя поставил, а риска здесь не больше, чем при любом другом продолжении.

Ночь уже кончалась, когда эмир приказал себе все сомнения оставить, поскольку вопрос уже решен. А поэтому и сомневаться уже поздно. И следовало хотя бы мельком, как это делал хозяин квартиры, просмотреть те диски, которые он забрал днем с хранения. Хотелось хотя бы посмотреть, что за интересный препарат удалось добыть Лукману Мажитову. Препарат, который не смогли получить даже американцы при их мощном финансировании и значительной материальной базе самих лабораторий. И здесь брало свое не любопытство, а какая-то национальная гордость. Любви он к Мажитову не питал, тем не менее гордость чувствовать мог. Все-таки успех сопутствовал не кому-то, а его соотечественнику, а Актемар привык своим народом гордиться и знал, что чеченцы не только самые лучшие и хладнокровные на свете воины, но и на другое тоже способны, если берутся за дело всерьез. Но через несколько часов работы глаза стали слипаться. А день предстоял трудный. После обеда нужно было созвониться с Ашотом, вместе с ним объехать все тайники и передать все материалы из рук в руки, чтобы они были отправлены незнакомому Актемару полковнику Мочилову в Москву. А вечером, возможно, предстояло уже и с Сергеем Палычем встретиться. До этого требовалось основательно отдохнуть, чтобы иметь свежую голову и сохранять максимальную внимательность. Для передачи отставному полковнику Семиверстову, вернее, зомби в виде полковника Семиверстова, было отобрано только три диска, на которые Актемар скопировал лишь результаты наиболее неудачных испытаний, причем испытаний старых, о которых американцы стопроцентно знали. Если материал все же попадет в руки тех, кому предназначается, он доставит им много удовольствия. Чтобы не удалось рассмотреть все сразу, эмир даже архивировал данные. Потом, подумав, что объем все равно мал, стал добавлять туда прямо из Интернета какие-то объемные архивные файлы, исправления и дополнения к различным программам и тому подобное. Таким образом, три диска оказались забитыми до предела и стали похожими на те, какими они должны были бы быть, а сам Дошлукаев уже буквально засыпал за клавиатурой. Пора было и отдохнуть…

Перед тем, как лечь спать после бессонной ночи, Актемар выглянул в окно и увидел, что уже возвращается после суточного дежурства подполковник Артаганов. Но через двор Джабраил шел медленно и на ходу разговаривал с кем-то по мобильнику. По его движениям было видно, что Джабраил сердился и даже свободной от трубки рукой взмахивал.

С Артагановым следовало поговорить всерьез, но сейчас, когда голова устала от других раздумий, этого лучше не делать. Да и сам подполковник, наверное, полноценно не выспался. Лучше отложить выяснение отношений на более позднее время.

И Актемар быстро забрался в постель, прикидываясь, что спит. И даже посапывал громко и ровно, как спящие люди. Но это не помешало ему услышать, как поворачивается в замке ключ, как разувается в прихожей, а потом проходит в большую комнату хозяин квартиры. Но сразу спать Джабраил тоже не отправился. Подошел к двери комнаты Актемара, недолго постоял, потом решительно постучал…

* * *

«Ленд Ровер Дискавери» показался в зеркале заднего вида перед тем, как Сергей Палыч выехал на прямой отрезок дороги, ведущий в райцентр. Просто показался, не обгонял, требуя остановиться, и даже не догонял, провоцируя прибавить скорость. И потому Семиверстов ехал спокойно, стараясь почем зря не гнать по убийственным для подвески любой машины ухабинам и выбоинам. На заправочной станции капитан Кудрявцев остановился у другой колонки, где машины заправляли дизельным топливом, но, даже столкнувшись носом к носу с отставным полковником у окошечка станции, где Семиверстов расплачивался за бензин, Хронический Убийца смотрел в сторону, никак не показывая своего знакомства. Он был все в том же армейском камуфляже, только уже без погон и знаков отличия, и мог представиться одинаково и офицером, и дровосеком с ближайшей делянки. Камуфляж носят многие, а лысина профессиональной привязанности не имеет…

Заправив свою «Шевроле Ниву», что называется, под завязку, отставной полковник не стал заливать бензин еще и в канистру, что валялась в багажнике, потому что любая канистра, даже имеющая резиновые прокладки и, казалось бы, закрывающаяся герметически, пары бензина пропускает. И если эти пары не всегда полностью доходят до водительского сиденья, сдуваемые ветерком, то на заднем – законной пассажирской плацкарте собаки – запах был более сильным. Лучше лишний раз на заправке остановиться, чем травить Ньюфистофеля.

За райцентром дорога была более-менее приличная, и Сергей Палыч слегка разогнался, но «Ленд Ровер» вдруг совершил такое решительное ускорение, что без труда обогнал «Шевроле Ниву», несколько минут ехал впереди, потом сигналом поворота потребовал остановки для разговора. Дорога была свободна, только впереди стояла черная, блестящая лаком, новенькая, словно только что из автосалона, «Тойота Ленд Крузер 200». И Хронический Убийца правил как раз туда, чтобы остановиться позади «Ленд Крузера». Догадаться было нетрудно, что новая машина ждала именно отставного полковника Семиверстова.

Сразу после остановки Сергей Палыч вышел из машины, хотя капитан Кудрявцев так и оставался за рулем, и один прошел к «Тойоте». Задняя дверца заблаговременно распахнулась, и отставной полковник сразу сел в удобное кожаное сиденье.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – сказал человек на переднем пассажирском кресле. – Я подполковник Рославлев. Вас должны были предупредить…

– Меня предупредили…

– Не будем время терять, чтобы машины не увидели вместе… Установите оборудование.

Офицер с третьего ряда сидений протянулся через плечо Семиверстова и стал прикреплять к его собственным двум орденским планкам еще одну, снизу, самую узкую. Сам Сергей Палыч планку только рукой выровнял, остальное все сделали за него.

– Активируется простым сенсорным нажатием, то есть касанием пальца посредине, – объяснил офицер. – Вы пока поговорите, я вам в машину установлю вот это… – Он показал обыкновенный крепежный болт-саморез черного цвета.

– Куда устанавливать думаете?

– Ввинчу в пол. Останется маленькая дырка, и все… Если попросите, мы дырку впоследствии залепим холодной сваркой…

– Сам залеплю. Руки есть.

– Я пошел ставить.

– У вас голова запасная есть?

– Голова? – в недоумении переспросил офицер.

– В машине собака, – объяснил подполковник Рославлев. – Злой пес?

– Добрый. Но хозяйское имущество уважает трепетно. Я сейчас его выведу. Потом поговорим. Или тоже выходите, сразу поговорим…

Подполковник Рославлев собак не боялся и потому из машины вышел одновременно с офицером технической службы, специалистом по подслушивающим устройствам. Офицер был без погон, но внешний вид и манеры поведения показывали опытному Сергею Павловичу, что это не гражданское лицо. А гражданское лицо сидело там же, тоже в третьем ряду, пусть и тоже в камуфляже, но даже длинные волосы говорили о том, что это не оперативный сотрудник «Альфы», и Семиверстов сразу понял, что это и есть тот самый психотерапевт, специалист по кодированию, про которого говорил полковник Мочилов. Еще два офицера на среднем сиденье и водитель, судя по возрасту, тоже офицер, в разговор не вмешивались.

Ньюфистофель покинул машину с удовольствием, Рославлева только понюхал для знакомства и разрешил погладить себя по умной голове. И пошел на обочину, где в высокой пыльной траве так удобно задрать заднюю лапу.

– Работаем в таком режиме, – сразу начал подполковник Рославлев. – Мы едем впереди. Дистанция не меньше километра и не больше трех. Связь имеем с капитаном Кудрявцевым. Если замечаем что-то подозрительное, сообщаем ему. По возможности он просигналит вам фарами. Вашу машину, и вообще все машины на шоссе, и все, что вокруг шоссе делается, мы контролируем прямой передачей изображения со спутника. Так что в экстренном случае развернемся… Капитан Кудрявцев едет за вами на дистанции от пятидесяти метров до километра. Страхует…

– Вы сразу совершили ошибку, которая в состоянии привлечь к вам внимание, – серьезно сказал Сергей Палыч. – Выбрали машины неправильно. «Шевроле Нива» – транспорт не скоростной. Обычно ваши машины ездят намного быстрее. А медленное движение привлекает ненужное внимание.

– В принципе это правильно. Но есть же и новички за рулем, которые даже правила стараются соблюдать…

– Новички как раз и не соблюдают правила. Они стремятся себя испытать и потому часто бьются в первые же дни самостоятельного вождения. Но девяносто километров и даже чуть больше и моя машина поддержать сможет. Так что едем. В машине все, как я понимаю, готово…

Офицер, что устанавливал «жучок», только что захлопнул дверцу.

– Еще одно предупреждение, товарищ полковник. После ваших звонков засуетился еще один американец из посольства, некто Айзек Джеральд, ранее работавший в паре с Лейси Джефферсоном. И уже выехал по федеральной трассе «Дон» в южную сторону. Но перед этим имел несколько спешных встреч и совершил множество звонков. Очень торопился. Сейчас он уже обогнал нас, надо полагать, далеко. Его машина контролируется, и мы будем знать о его перемещениях. В этот раз, кстати, все его встречи зафиксированы видеосъемкой и все разговоры записаны. Шпионская деятельность неприкрытая…

– Добро… – Семиверстов пожал Рославлеву руку.

– Посмотрите на кнопку, – предложил офицер технической службы. – Чуть левее педали сцепления. Активируется легким нажатием ноги. Если нажмете сильно, тоже ничего страшного, корпус крепкий. Дезактивация тем же способом.

Сергей Палыч сел в машину и сразу нащупал ногой головку болта.

– Все нормально…

* * *

– Иду… – отозвался Актемар на стук.

Он сразу понял: если было просто какое-то короткое сообщение, Джабраил вошел бы. Но он не вошел, следовательно, вызывал для разговора, может быть, даже продолжительного и серьезного. Не вовремя вызвал; тем не менее отказываться было нельзя.

Одеться – дело нескольких секунд. Однако Дошлукаев специально не торопился, пытаясь за эти короткие секунды сообразить, чего хочет Джабраил. Но сонная голова соображала плохо.

Когда он вышел, хозяин квартиры был на кухне, и там закипала вода – подполковник Артаганов любил кофе и всегда заваривал его себе сам. Актемар же обычно предпочитал зеленый чай.

– Оказывается, я проспал целых десять минут…

– И как, выспался? – ухмыльнулся Джабраил. – Чай тебе заварить?

– Если не очень устал…

– Я на дежурстве четыре часа поспал. Мне этого хватает всегда.

– Счастливый…

Актемар прошел в большую комнату и сел в кресло у журнального столика. Второе кресло – хозяйское, в нем Джабраил всегда пил кофе. Любил делать это с удобствами. Его Актемар не занимал даже в отсутствие хозяина.

Кофе и чай подполковник принес на маленьком серебристом подносе. Поставил на столик.

– Угощайся…

– Угощусь. Спасибо, что поухаживал.

– Не поехал, значит, к Язидову?

– Ты меня сбил с толку этими пятью убийствами. Сначала подумалось, что меня там может ждать засада. Потом уже понял, что ничего подобного там быть не может, но возвращаться было уже поздно.

– Да, засады там не было. Я тоже боялся, потом выяснил…

Джабраил поднял чашку и сделал из нее несколько глотков. Актемар к чаю пока не прикоснулся. Ждал объяснений подполковника по поводу прерванного сна. Тот, однако, не спешил, не зная, кажется, с какой стороны подойти к интересующему его вопросу. Пришлось помогать.

– Ты хотел что-то важное сказать?

– Хотел… Хотел спросить, как вяжется с нашей дружбой двойная игра, которую ты ведешь?

Актемар сразу ничего не ответил, но даже сонная голова не помешала ему включиться в мыслительный процесс.

– Что скажешь? – настаивал Джабраил.

– А что ты называешь двойной игрой?

– К тебе Семиверстов выехал. По твоей просьбе.

От кого Джабраил мог узнать о приезде отставного полковника? Вариантов было несколько, но реальным был только один, и он подтверждался мелкими дополнительными фактами. Если бы информация поступила в местные силовые структуры, то это означало бы, что там знают, где искать Дошлукаева, а они не знают, иначе уже давно попытались бы захватить. Если бы информация пришла через управление научных программ ФСБ, о котором еще вчера Арсамаков и понятия не имел, результат был бы тем же. Значит, информация к Джабраилу пришла с американской стороны. Повод так думать давало и сокрытие им факта учебы сына в Америке, и то, как он вчера, во время звонка Семиверстова, по номеру понял, от кого звонок, хотя номера этого знать был не должен. Еще вчера этот маленький эпизод привлек внимание Актемара, но потом это как-то забылось. И еще то, что Джабраил всячески старался отговорить Дошлукаева от сотрудничества с Сергеем Палычем… И сразу вспомнилось, как мимолетно просматривал Джабраил материалы испытаний. Так даже ради любопытства не смотрят. Так только что-то конкретное ищут. Например, упоминание синдрома Аспергера…

– Я не вижу здесь двойной игры. Я не скрывал от тебя, что считаю Сергея Палыча своим другом, при этом человеком надежным и способным оказать помощь. И не скрывал, что имею желание на него опереться.

– А сказать мне о его приезде хоть слово нужным не посчитал?

– Ну, во-первых, я тебя еще не видел…

– И тем не менее говорить не собирался.

– Не знаю… Может быть…

– Ладно… А во-вторых…

Актемар решил идти ва-банк.

– А во-вторых… Я ведь тоже должен был как-то реагировать на твою двойную игру.

– Мою двойную игру… – не Актемару, а скорее самому себе сказал Джабраил. – Тогда уж лучше говорить про тройную или еще какую-то… Со счета сбился, потому что ужом извиваюсь, чтобы тебя выручить. Два, три, пять, двадцать пять… Сколько раз мне приходится изогнуться, извернуться, чтобы никто ничего не заподозрил…

– И работаешь при этом на американцев… И пытаешься сдать меня им…

У Джабраила расширились зрачки. Ему было больно это слышать, физически больно.

– Не все так просто, – сказал он. – Но я не предаю друзей.

– Они смогли как-то прижать тебя из-за сына?

– Это не называется – прижали… Ко мне напрямую обратился сын и попросил по возможности помочь людям, которые позвонят от его имени, иначе ему грозят большие неприятности, вплоть до высылки из Америки. Это не самая большая беда – высылка. Если бы они хотели меня прижать, то организовали бы какую-нибудь провокацию и грозили бы уголовным преследованием. У американцев это достаточно частая практика. Дело было еще до того, как ты ввязался в эту историю. Ко мне пришли от сына и попросили найти выход на лабораторию Мажитова, чтобы добыть каким угодно способом определенные материалы. Американцы считали неестественным то, что передали Лукману так много собственных данных, а он своими делиться с ними не желает, но уже ведет переговоры, чтобы продать свои разработки в Иран. Я обещал попытаться, хотя не знал, как подступиться к Мажитову. Американцы обещали подобрать компромат на профессора и предоставить мне материалы, которые сделают его более сговорчивым. Но не успели. Тут вмешался ты – и так удачно нашел место, где спрятаться после акции… Ты с этими материалами… Я американцев сразу предупредил, что против тебя работать не буду. Это было сказано категорично. Но найти компромисс нам никто не мешал. И первоначально я думал просто попросить у тебя копию искомого материала. Это было бы самым простым, и думаю, что ты согласился бы помочь мне.

– Согласился бы… Если бы попросил.

– Но я видел, как ты кипел и возмущался, когда эти материалы читал. Ты явно и сразу понял, что начало положено американцами. И чем дальше, тем больше… Так ведь?

– Конечно.

– И я решил не торопиться. Думал, когда материал найдется, я смогу потихоньку скопировать его и передать.

– Это по синдрому Аспергера?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Я многое знаю. В том числе и про американцев. И что дальше?

– Еще меня сдерживало понимание ситуации. Я думаю, сами американцы очень не хотели бы, чтобы материалы разбрелись по белу свету. И постарались бы не дать тебе возможности продать копии. А это или выстрел в затылок, или просто звонок в штаб «кадыровцев». И я оттягивал время до того момента, когда ты все закончишь и сможешь спокойно уехать. Пока я обещал им, они не начинали действовать. А потом… Эти пять убийств вчерашней ночью. Это все поставило на свои места. Они не дали мне возможности докопаться до того, кто проводил испытания. Подозревали, что в этом случае я сразу начну работать против них. Иначе со мной хотя бы поговорить попытались бы.

– Это похоже на правду.

– Мне еще вчера сказали, что запускают дополнительный вариант и будут использовать отставного полковника Семиверстова, чтобы выманить у тебя все материалы. Ты помнишь, как я вчера пытался тебя настроить против Сергея Палыча. Сказать откровенно, что он на них работает, я тоже не мог. У тебя сразу бы возник вопрос: откуда я это знаю…

Джабраил замолчал, взял в руки чашку с недопитым кофе, но не пил. Молчал и Актемар. Наконец он, все взвесив и обдумав, спросил:

– Мы по-прежнему остаемся друзьями?

– Остаемся…

– Тогда твое счастье и счастье твоего сына, что они присылают Сергея Палыча.

– Почему?

– Тебя не в чем будет обвинить и не за что будет предъявить претензии твоему сыну. Это все, что я могу тебе пока сказать. А сейчас ложись спать и мне тоже дай выспаться. У меня будет тяжелый день.

– Учти, что, как только материалы окажутся у них в руках, и тебе, и мне подпишут приговор. Я уже достаточно изучил их манеры…

– Мне уже много раз его подписывали. Не переживай – и предоставь все мне.

* * *

Днем солнце разгулялось не на шутку, и если бы не опущенные стекла, машина, не имеющая кондиционера, сильно прогревалась бы, и собаке было бы тяжело перенести такую дальнюю дорогу. Ей и без того было тяжело, потому что по размерам Ньюфистофелю полагалось что-то уж никак не меньше большегрузного трейлера. Сергей Палыч до обеденного времени трижды останавливался, выводя собаку на короткую разминку в придорожных кустах. Машины, проезжая мимо, притормаживали. Несколько раз блестели вспышки фотоаппаратов. Размеры Ньюфистофеля были достойны внимания.

Обедал отставной полковник в придорожном кафе, к которому свернул, увидев «Тойоту Ленд Крузер». Сюда же заехал показать блестящую на солнце лысину и капитан Кудрявцев. Но никто не показал своего знакомства с Семиверстовым, а Ньюфистофель, который человеческие условности презирал с высоты своей естественной животной мудрости и мог бы, в принципе, пожелать со знакомыми поздороваться, не покидал машину, стоящую в тени деревьев.

При большом движении на трассе и в кафе было множество посетителей, и потому обед растянулся. Тем больше было желание Сергея Палыча ехать быстрее после обеда. Он даже вопреки своим привычкам до ста двадцати километров разогнался и совершал обгон за обгоном, когда заметил в зеркало заднего вида, что Хронический Убийца сигналит фарами. Пришлось скорость сбросить, и вовремя. «Ленд Ровер Дискавери» на обгон не пошел, значит, не остановки требовал. Что он хотел, стало понятно после поворота, где стояла машина ГИБДД, и мент сразу показал Семиверстову жезлом – прижаться к обочине и остановиться. Но к этому моменту скорость «Шевроле Нивы» была уже около восьмидесяти километров, и придраться было не к чему.

Сергей Палыч, хотя и не подозревал ментов в международном шпионаже, среагировал правильно, ногой активировал один «жучок», а нажатием пальцев на орденскую планку – второй. Теперь можно было и беседовать.

Документы проверял старший сержант с традиционно неразборчиво произнесенной фамилией. Проверял долго и нудно, чуть не всю «страховку» наизусть выучил. Наконец, документы переложил в левую руку и с состраданием спросил:

– Что пили вчера?

– Я, сынок, уже много лет не пью, – невозмутимо ответил Семиверстов.

– Пройдите в патрульную машину, – показал старший сержант и махнул жезлом, останавливая следующую жертву.

Однако эта следующая жертва и сама искала способ остановиться, поскольку это был «Ленд Ровер Дискавери» капитана Кудрявцева. Чтобы не показывать свой вооруженный экипаж, Хронический Убийца мудро проехал на десяток метров дальше, вышел и сам пошел навстречу младшему сержанту с приготовленными заранее документами.

Сергей Палыч видел все это, подходя к машине «ДПС», в которой за рулем сидел капитан без фуражки, а еще два мента находились на заднем сиденье.

– Сюда… – показал капитан на переднее пассажирское сиденье.

Место было, по большому счету, опасное. Но Сергей Палыч знал, какой опасности ему сейчас следует ожидать, и потому сел в машину без боязни. Капитан протянул к его лицу какой-то прибор.

– Сюда сильно дыхните, – сказал. – Глубокий выдох… Как можно глубже…

Не чувствуя за собой алкогольного греха, Семиверстов выдохнул воздух из груди полностью, до хрипа, а когда начал вдыхать, понял свою ошибку. Капитан, видимо, какую-то кнопку нажал, и из прибора прямо себе в легкие Сергей Палыч втягивал пущенный газ. Интуитивное движение одной руки прибор отбросило в сторону, вторая рука успела нанести удар в лицо капитану, но глаза уже закрывались и ничего не видели. И сознание стало белым и ясным, чистым, как безоблачное небо, и долго держалось абсолютно ровным.

– А теперь откройте глаза, сосчитайте от пяти до единицы и спокойно идите в свою машину. Как только вы сядете за руль, полностью проснетесь и будете помнить из всего, что сейчас с вами произошло, только мои слова… Только мои слова… А в остальном была обычная проверка документов. Только проверка документов. Документы у вас в порядке. И тестирование на алкоголь показало вашу приверженность к трезвому образу жизни. Больше ничего не было. Можете ехать дальше, куда вы и намеревались поехать… Счастливого пути…

Сергей Палыч открыл глаза, сосчитал мысленно от пяти до единицы, вышел из ментовской машины и перешел в свою. Его документы были прижаты к лобовому стеклу «дворником». Положить их в машину старший сержант в присутствии Ньюфистофеля не решился. Забрав документы, Семиверстов сел на свое место и встряхнул по-собачьи головой. Собака с заднего сиденья ответила точно таким движением.

– Что-то я устал, – сказал Семиверстов собаке. – Где-нибудь подальше надо будет остановиться на отдых. Возраст, похоже, сказывается…

Он включил передачу, левый сигнал поворота, выезжая на трассу с обочины, и быстро набрал скорость. На удивление усталость стала быстро проходить, и Семиверстов раздумал останавливаться. Правда, догоняя его, просигналил фарами «Ленд Ровер», а впереди «Ленд Крузер», дождавшись Сергея Палыча, показал, что поворачивает на боковую дорогу. Свернули все и остановились возле большого магазина автомобильных запчастей. Открытая задняя дверца «Тойоты» приглашала отставного полковника. Он приглашением воспользовался.

– Как самочувствие, Сергей Палыч? – сразу спросил подполковник Рославлев.

– Нормально. А что?

Подполковник глянул за плечо Семиверстова. Туда, где сидел, как Сергей Палыч помнил, психотерапевт.

– У него заблокирован промежуток времени, – сказал психотерапевт. – Руку покажите…

Он сам протянулся через спинку сиденья, взял руку отставного полковника и задрал рукав. На сгибе отчетливо виднелась красная точка и небольшой синяк от инъекции.

– Что, они уже сделали? – спросил Семиверстов. – Когда успели?

Он думал, что рукав задирали для того, чтобы рассмотреть место ввода препарата. Хотел убрать руку, но врач с заднего сиденья стал крепить на нее электронный тонометр.

– Обычное давление у вас какое?

– Сто тридцать на семьдесят. Несколько последних лет держится… Для моего возраста это почти норма.

– Сейчас голова не болит?

– Нет.

– Сто тридцать семь на девяносто два. Нижний предел сильно поднялся. Вам за рулем ехать рискованно. Может произойти криз, и вы потеряете ориентацию. Угробите себя, собаку и дело.

– Понял, но ехать мне необходимо, – сказал Семиверстов.

– Но необязательно же за рулем. На пассажирском сиденье можно отдохнуть.

– Я вам водителя выделю опытного, – пообещал подполковник Рославлев. – Валентин, нужно…

Водитель «Ленд Крузера» вздохнул и открыл дверцу. Хотел было и Семиверстов выйти, но подполковник остановил его:

– В Грозный, Сергей Палыч, приедем, скорее всего, уже в темноте. Ваша «Шевроле Нива», сами понимаете, наше движение слегка тормозит. Сначала заглянем на служебную квартиру. Там наш специалист проведет сеанс раскодирования. Ключевое слово мы знаем. В будущем проблем не возникнет. Аппаратуру прослушивания можете уже выключить.

– Добро, – согласился Семиверстов, нажимая на орденскую планку. – Вопрос на засыпку. Ключевое слова связано с «эстонцем Томасом»?

– Связано, но если мы скажем сейчас, вы сразу войдете, возможно, в невменяемое состояние. Однако ваша кодировка двойная. Она и визуальная, и вербальная. Внешний вид Актемара должен действовать на вас точно так же, как ключевое слово. Я удивляюсь, как они не догадались до виртуальной кодировки…

– Про «Томаса» я так и думал… Про визуальную кодировку не слышал. Но это можно будет снять?

– Вот наш специалист, – опять посмотрел Рославлев за плечо Семиверстова, – говорит, что проблем возникнуть не должно. Вам только следует отдохнуть и нормализовать себе давление. Просто спокойными мыслями. Думайте о своей собаке, гладьте ее мысленно. Это всегда, слышал я, помогает…

* * *

Актемар проснулся на пять минут раньше будильника сотовой трубки. И сразу будильник остановил, чтобы не было звонка. Они так и договорились с Джабраилом, после выяснения отношений почувствовав друг к другу доверие, что Дошлукаев уйдет, не разбудив. Все диски, что были в доме, вместе с теми, что уже были использованы в качестве копий, Актемар уложил в одну сумку. Он не приносил в дом распечатки материалов, разложенные по папкам. Но Ашоту предстояло отдать все, все диски вместе с папками, и это даст гарантию нераспространения информации. Чтобы все это собрать, требовалось не только время, но и транспорт. Организационные заботы взял на себя Ашот.

Выйдя из дома, Актемар дошел до места, где они договорились встретиться. Дожидался недолго. Вскоре рядом остановилась патрульная машина ГИБДД. Это, конечно, не грузовик с «кадыровцами», но тоже приятного мало. Тем не менее и уйти было нельзя. К удивлению Актемара, из машины с водительского места высунулся Ашот и махнул автоматом, приглашая. Сам он был в форме ментовского капитана. Рядом с Ашотом сидел другой мент, старший лейтенант, тоже с тупорылым «АКСУ» на коленях. Третий точно такой же автомат лежал на заднем сиденье, куда и предложено было сесть Дошлукаеву.

– Знакомься, это мой помощник Джамал.

– Что-то лицо у Джамала знакомое, – сказал Дошлукаев. – Мы где-то встречались?

– Я мальчиком у вас, Актемар Баштарович, тренировался.

– Не помню, – признался Актемар. – Мальчиков я многих тренировал. Кто долго тренировался, кто чего-то достиг, всех помню, но не все мои нагрузки выдерживали…

– Я спину травмировал, пришлось бросить, – сказал Джамал, оправдываясь.

– Это бывает. Кто-то бросает, кто-то продолжает… В спорте все, как в жизни. Цели добивается тот, кто все препятствия преодолевает. Едем, Ашот… Надо закончить быстрее.

– Нас кто-то гонит?

– Время и гонит.

– Семиверстов когда приезжает?

– Как приедет, сообщит. Может, сегодня вечером. Может, ночью. Может, утром… Надо все успеть сделать. Едем…

– Куда?

Актемар сказал.

Путь, в самом деле, был не самый близкий. Машина тронулась плавно и по городу ехала не быстро, хотя машину ГИБДД за превышение скорости остановить было некому.

– На всякий случай… – предупредил Ашот. – Автомат рядом с вами. Затвор передернут. Осталось только предохранитель опустить. Но лучше обойтись без этого…

– Так будет лучше, – согласился Актемар.

* * *

Пока все шло как по маслу, если считать правильным развитие событий, о которых, в силу их специфических особенностей, даже и не помнишь. Но ведь Сергей Палыч именно за этим и ехал, хотя надеялся, что все обстоять будет слегка иначе. Он ведь считал себя совершенно не подверженным гипнозу человеком и память надеялся сохранить полностью. Однако не получилось.

Сложным оказалось и уснуть, когда за рулем родной машины сидел посторонний человек. Сергей Палыч сначала ревниво следил за каждым движением Валентина, за отношением к коробке передач и к неровностям дороги, к вхождению в поворот и выходу из него, но придраться было не к чему, и только после этого позволил себе уснуть. И спал, опустив спинку своего кресла и слегка ограничив этим прогулки Ньюфистофеля по заднему сиденью. Но это давало возможность спать с большими удобствами и руку на собаку положить. Что прикосновение к собаке нормализует давление, Сергей Палыч знал давно. А сам Ньюфистофель под рукой хозяина замирал и старался как можно реже шевелиться, хотя большие собаки обычно не могут долго находиться в одной позе.

Но возможность перемены водителей на всех машинах позволила сохранять высокую скорость. Передвигались быстро и в собственные расчеты вполне укладывались. И даже смогли позволить себе остановиться на ужин в придорожном кафе. Там же, только уже из припасенного мешка с сухим кормом, Сергей Палыч покормил Ньюфистофеля и даже совершил с ним пятнадцатиминутную прогулку, что было, конечно, совершенно недостаточно, но соответствовало сложившимся обстоятельствам. Наверстывать придется по возвращении. А этот процесс Семиверстов затягивать не хотел.

После ужина Сергей Палыч снова сел за руль.

Вечером движение на трассе, казалось, только усилилось, хотя и без того было плотными, и приходилось волей-неволей выдерживать тот скоростной режим, который устанавливался местной традицией. Все без исключения ехали быстрее ста километров в час. И посты ГИБДД, хотя попадались дважды, на скорость вообще не реагировали. Привыкли, знали, что с этим бороться бесполезно. И вообще, водитель, который ехал более медленно, терял ориентацию и мог создать аварийную ситуацию.

Выйти из ставшего привычным скоростного режима стало возможным уже с подступлением темноты, когда автомобильный поток вдруг неожиданно растворился и на дороге остались только редкие машины. Это были самые упорные, которые надеялись ночевать уже дома или в конечной точке своего маршрута. В этих условиях все три машины – «Тойота Ленд Крузер», «Шевроле Нива» и «Ленд Ровер Дискавери» – ехали уже рядом, стремясь не потерять друг друга из поля видимости фар. Так, колонной, по Кавказу передвигаться безопаснее. И до Грозного добрались благополучно почти за двенадцать часов пути.

Машины во дворе оставлять без присмотра было рискованно. И потому внизу остались солдаты с автоматами, которых проинструктировали соответствующим образом. Погода позволяла держать окна с тонированными стеклами открытыми, а это, в свою очередь, позволяло показать тому, кто будет интересоваться чужими машинами, автоматный ствол. Довод убедительный, чтобы про любопытство забыть…

Офицеры поднялись в служебную квартиру, которой пользовались сотрудники «Альфы» во время достаточно частых командировок в Грозный. Некоторое время молча посидели, просто вытянув ноги. Как ни странно, от долгого вождения машины ноги устают ничуть не меньше, чем от продолжительного пешего хода.

– Ну, что время тянуть, – сказал отставной полковник Семиверстов. – Меня Актемар дожидается… Приступим?

Подполковник Рославлев глянул на своего психотерапевта. Тот согласно кивнул.

– Соседняя комната в вашем распоряжении. Приступайте, Владислав Алексеевич.

Семиверстов с психотерапевтом прошли в соседнюю комнату, сели друг против друга в кресла и начали неторопливую беседу. Владислав Алексеевич что-то спрашивал, говорил на отвлеченные темы, и голос его звучал мягко и успокаивающе, чуть не усыпляюще. И так же мягко и невзначай прозвучала фраза:

– Вам, кстати, большущий привет от «эстонца Томаса»…

Сергей Палыч внешне никак не отреагировал, и глаза его не остекленели, как у классических, описанных в художественной и эзотерической литературе зомби. Отставной полковник внешне оставался самим собой.

– А теперь слушайте меня внимательно. Меня… Все предыдущие приказы для вас недействительны. Слушайте только меня и выполняйте только то, что я вам скажу…

– Я слушаю…

А вот голос Сергея Палыча был уже не совсем его. Ощущение создавалось такое, будто язык слушается отставного полковника только наполовину, и между словами, которые подбирались с трудом, образовывались большие интервалы…

* * *

За три часа были собраны все материалы, предназначенные для отсылки в спецназ ГРУ. Очищенные тайники были за городом, но все – в одном направлении, хотя и эта поездка заняла много времени. Ашот убрал последнюю папку в рюкзак, а сам рюкзак сунул в багажник своей машины. Повернул ключ в замке и попробовал открыть багажник рукой. Замок работал исправно.

– Мы сразу в Ханкалу. Вертолет уже ждет… Вас, Актемар Баштарович, куда доставить?

– Туда же, где подобрали…

Это много времени не заняло. Ашот остановился на том же самом углу перед пешеходным переходом, обернулся и с улыбкой пожал Дошлукаеву руку. Попрощался и Джамал, всю дорогу молчавший и только посматривавший по сторонам. Впечатление было такое, что он чувствовал вину из-за того, что после травмы спины не стал продолжать тренировки у Дошлукаева. Машина ушла, а Актемар остановился перед перекрестком.

Теперь, когда дело было сделано и уже ничего невозможно было повернуть вспять, когда у него не осталось ни одной копии из вывезенных из лаборатории Мажитова материалов, в теле появилась какая-то удивительная легкость. И даже дышаться стало легче, словно воздух вокруг сменился. Жизнь показалась почти безмятежной, хотя никто розыска на Актемара Дошлукаева еще не отменил.

Но и сам розыск уже не казался чем-то угрожающим. Главное – дело сдвинулось с мертвой точки, и теперь процесс уже не остановить. Необходимо только подождать, когда стороны договорятся и все образуется.

* * *

Владислав Алексеевич продолжал что-то говорить так же мягко и плавно, как в начале разговора, когда в комнату вошел подполковник Рославлев.

– Я сейчас с Москвой разговаривал. Актемар Дошлукаев передал «посылку» Ашоту. Вам это, товарищ полковник, что-то говорит?

– Говорит, что процесс пошел в нужном направлении.

– Ну, тогда двигайте его дальше, – вставая, сказал Владислав Алексеевич. – Мы нашу беседу уже закончили.

– А перекодировка? – спросил Семиверстов.

– Вы что, ничего не помните, ничего не чувствовали?

– В смысле?

– Ну, вот сейчас, что с вами было…

– Мы беседовали… Неторопливо…

– Хороший, надо сказать, препарат изобрели американцы, – покачал головой Владислав Алексеевич. – Вы уже раскодированы, Сергей Палыч. Не перекодированы, а именно раскодированы полностью. Условной фразы, которая способна ввести вас в трансовое состояние, уже нет… Что касается остатков препарата в организме, то следует делать анализ крови, чтобы говорить о наличии или выведении этой гадости. И о методах выведения…

– Значит…

– После условной кодирующей фразы, которую вам скажут, вы останетесь не подверженным никакому влиянию. Пусть хоть пятьдесят раз повторят. Только если вы захотите сымитировать… Слегка одеревеневший голос изобразить нетрудно.

– Значит, я начинаю работать, – согласился Семиверстов. – Но мне нужно знать саму фразу, чтобы среагировать.

– Вам, кстати, большущий привет от «эстонца Томаса», – сказал уже не Владислав Алексеевич, а подполковник Рославлев.

– Понял… Я вас понял… – Семиверстов имитировал голосом затруднение речи.

– Похоже, – согласился психотерапевт. – Только паузы между словами чуть длиннее.

– Следует продумать, как организовать встречу с Актемаром, – сказал Рославлев. – Мы не знаем всех возможностей американских спутников. Поэтому у меня есть предложение по сокрытию всех возможных контактов.

– Сначала мне следует встретиться с капитаном Шингаровым. Но там разговор будет коротким. Передаст письмо, и все…

– Тем не менее и последующие шаги следует готовить. Думаю, эта квартира подходит для свидания как нельзя более…

В комнату вошел Хронический Убийца.

– Есть новости, товарищ полковник. Руководство ГРУ в настоящее время ведет прямые переговоры с руководством Чечни. Президент затребовал доказательства существования лаборатории. Ему готовятся документы, которые можно показать. Но еще не все, что прислал Дошлукаев, просмотрено. Вертолет прилетел в Москву только три часа назад. Командующий просил передать, что к утру переговоры, возможно, закончатся. По крайней мере, сразу никаких категоричных возражений против мирного исхода не последовало. А чтобы подобрать убедительные доказательства, необходимо время.

– Обязательно следует включить в доказательства интерес к лаборатории Мажитова со стороны иностранных разведок. И доказать сотрудничество Мажитова с ними, – напомнил Семиверстов.

– Мне позвонить полковнику или вы позвоните?

– Я пока занят. Звони сам…

* * *

Встреча с капитаном Шингаровым происходила на улице.

Сергей Палыч поехал на своей машине, но Хронический Убийца позицию рядом с местом встречи занял заранее, а «Ленд Крузер» должен был стоять за ближайшим углом. И вся команда обеспечения безопасности была с капитаном Кудрявцевым, хотя опасности эта встреча вроде бы и не представляла.

Хорошо зная горные и предгорные районы Чечни, отставной полковник в то же время плохо знал столицу республики, тем более за годы его отставки она уже сильно изменилась. И потому ориентироваться пришлось по карте города. Семиверстов давно уже собирался купить себе в машину навигатор, но даже полковничьей пенсии на такую трату не хватало. Надо было копить деньги. Карта, однако, сильно отвлекала при движении, а ее приходилось брать в руки несколько раз. Сам Сергей Палыч даже пропустил бы место встречи, если бы вовремя не увидел стоящий под фонарем «Ленд Ровер» капитана Кудрявцева, сориентировался и прижался к бордюру как раз там, где следовало.

Машины капитана Шингарова видно не было. Но и без того понятно было, что капитан, скорее всего, прилетел в Грозный на самолете. И пользоваться должен был другой машиной. Так и оказалось. Метрах в двадцати впереди стояла черная «Волга» с черными же армейскими номерами. В «Волге» открылась передняя пассажирская дверца, и вышел человек. Сергей Палыч узнал фигуру капитана, направляющегося в его сторону. Естественно, после этого последовало нажатие пальцем на орденскую планку и ногой на крепежный болт слева от педали сцепления.

Машину отставного полковника Шингаров узнал, открыл переднюю дверцу, как старому знакомому, кивнул Ньюфистофелю, но садиться не стал.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Я попрошу вас пройти в нашу машину.

– Ты мне хотел письмо передать? Донести не можешь? Сил не хватает?

– С вами генерал-майор Никольский побеседовать желает.

– Пусть сюда идет… Поговорим… – сам не понимая отчего, уперся вдруг Семиверстов.

Скорее всего, таким поведением он просто желал показать свою независимость, в том числе и от генералов ФСБ. Для предстоящего разговора очень важно, чтобы оппонент чувствовал твою независимость.

– Ну, Сергей Палыч, генерал все-таки…

– Это для тебя, Алексей Викторович, он командир. А для меня просто посторонний человек. Если у него есть необходимость, пусть приходит. Ньюфистофель, если не будет кричать, его не тронет. Он у меня вообще повышенный тон разговора не одобряет. Ты генерала предупреди…

Шингаров пожал плечами и вернулся к «Волге». Что-то объяснял через опущенное стекло. Наконец дверца заднего сиденья открылась, из машины вывалился маленький кругленький человечек в гражданской одежде и сердито двинулся в сторону «Шевроле Нивы». Остановившись рядом, он словно бы подождал, когда ему откроют дверцу, но этого не последовало. И дверцу открывать пришлось самому. И усаживаться тоже без приглашения. Здороваться генерала Никольского не учили. Ньюфистофель был псом вежливым и коротко прорычал на генеральское молчание, заставив Никольского поежиться.

– Не укусит? – спросил генерал.

– Не знаю… – ответил Семиверстов. – Он просто привык, что люди, входя в дом, здороваются с хозяевами. А наша с ним машина – это часть нашего дома. Пес умный. Считает, что не здороваясь входят только воры…

– Ну вот, уже и в хамстве, и в воровстве меня обвинили, – без юмора пробрюзжал Никольский. – Мне капитан Шингаров сказал, что вы не желаете сотрудничать с нами в захвате террориста Актемара Дошлукаева…

– Меня зовут Сергей Палыч… Здравствуйте, – сказал Семиверстов, игнорируя сказанное генералом.

– Да-да… Генерал-майор Никольский Юлий Юльевич… А вы, товарищ полковник, кажется, не понимаете, в какую историю ввязываетесь. Укрывание террориста является пособничеством и наказуемо по закону. А наказание по антитеррористическим статьям может быть весьма даже немалым. Вам это надо?

Генерал говорил невнятно, но очень сердито – должно быть, оттого, что у него во рту вихляла вставная челюсть, а с вихляющей челюстью много не наговоришь.

– Капитан Шингаров сильно ошибается, выдавая желаемое за действительное. Я собираюсь завтра утром встретиться только с женой Актемара Баштаровича Дошлукаева, очень уважаемого мной человека. Она от закона не прячется, и такая встреча наказуемой быть не может. А то, что я согласился передать письмо Дошлукаеву, тоже никак не может быть отнесено к укрывательству террориста. И вообще у меня есть большие сомнения в том, что ваша характеристика Актемара Баштаровича верна. Он человек честный, порядочный и никогда не воевал против мирного населения. Следовательно, считать его террористом у вас оснований нет.

– Не вам учить меня…

– И не вам меня… Разговор закончен? И не будет никакого письма?

– Вы забываетесь, товарищ полковник…

– Меня зовут Сергей Палыч… Я полковник в отставке. И потому вопросы армейской субординации меня совершенно не волнуют. Еще раз спрашиваю: письма не будет?

– Можете на словах передать Актемару, как вы его называете, Баштаровичу, телефонный номер капитана Шингарова. Время Дошлукаеву отводится до двенадцати ноль-ноль завтрашнего дня. Если он в двенадцать ноль-ноль не передаст капитану все похищенные документы, разговор мы будем вести уже весьма предметный, при этом через его жену и сына. Им, так и скажите, не очень понравится в наших камерах. К тому же на них могут быть испытаны некоторые препараты, аналоги которых Дошлукаев, наверное, уже изучал по захваченным документам. Что с ними станет…

– Что с вами станет, товарищ генерал? – сказал в ответ Сергей Палыч.

– Ты о чем, полковник?

– Предлагаешь на «ты» перейти? Можно… Что с тобой, Юлий Юльевич, станет, когда тебя арестуют по той же самой статье, которой ты мне только что грозил?

– То есть?

Генерал, конечно, от хамства опешил, но еще более растерялся от возможности попасть под не самую мягкую статью Уголовного кодекса.

– Захват заложников приравнивается к терроризму. Хочу, кстати, сообщить, что наш разговор записывается. И твои слова могут послужить судебным доказательством вины. Понимаешь, куда ты влип, товарищ генерал? Надеюсь, что ты в состоянии сделать правильный вывод из ситуации, оставить Дошлукаева в покое и вообще убраться из Грозного как можно быстрее?

– Рисковый ты парень, полковник, если желаешь с ФСБ воевать… Такие обычно даже до суда не доживают…

– Это тоже записывается – и записывается вашими коллегами из ФСБ.

Семиверстов понял, откуда должен был сейчас прозвучать звонок, и потому сразу достал трубку. Звонил, в самом деле, подполковник Рославлев.

– Сергей Палыч, все нормально. Передайте трубку генералу…

Генерал взял трубку в легкой растерянности. Он, конечно же, не верил в то, что разговор записывается. В худшем случае мог предположить, что Семиверстов ведет запись на диктофон, но такой вопрос решался бы легко с ликвидацией самого Семиверстова.

Громкость спутниковой трубки была такая, что слова подполковника были слышны и Сергею Палычу.

– Товарищ генерал, это говорит подполковник Рославлев из антитеррористического управления «Альфа». Должен вас предупредить, что разговор в самом деле записывается и вы своими неосторожными словами ставите себя в нехорошее положение. Теперь, если что-то случится с женой Дошлукаева или с его сыном, вина будет предъявлена вам. А насколько я знаю, такие же методы воздействия на Актемара Баштаровича планировали и «кадыровцы». Теперь вам придется не просто отказаться от своих планов, если таковые были, вам придется, я думаю, взять под охрану Тамилу и Даурбека Дошлукаевых. Хотя я не думаю, что этим вы заслужите благодарность самого Актемара Баштаровича…

– Я не понимаю, что здесь происходит… – совсем невнятно сказал генерал.

Похоже, его вставная челюсть начала во рту до безобразия разухабистую пляску.

– Здесь проходит операция, санкционированная на высшем уровне, в том числе и директором ФСБ, а вы своим несвоевременным вмешательством пытаетесь ее сорвать. И вообще, вам лучше держаться от Грозного подальше, товарищ генерал. Это в целях вашей же безопасности. Извините за нравоучения…

Ничего не ответив подполковнику, Никольский вернул, чуть не бросив, отставному полковнику трубку, коротко и почти испуганно глянул через плечо на Ньюфистофеля и, не попрощавшись, вышел из машины. К «Волге» он шел быстрее и выглядел более сердитым, нежели тогда, когда шел к «Шевроле Ниве». Похоже было, что генерал с детства боялся собак…

* * *

Рославлев точно просчитал вариант встречи с Актемаром. Конечно же, такую встречу лучше всего было провести на служебной квартире «Альфы». За Дошлукаевым, не взявшим с собой ни одной трубки, которые можно было отследить по сим-карте, съездил Хронический Убийца. Правда, пришлось предупредить Актемара, что Сергей Палыч уже не зомби, иначе встреча могла бы не состояться. Тем не менее для обеспечения своей безопасности Дошлукаев взял с собой и Джабраила, и Ашота все в том же ментовском мундире. Ашот собирался отвезти Актемара и Джабраила назад. И все равно, имея прикрытие со спины, Актемар посматривал настороженно и оттаял только после улыбки Семиверстова и дружеских объятий.

Три диска, подготовленных для передачи, Актемар привез с собой. Объяснил, что там записано. Но это вообще-то было и не нужно, потому что передать можно было любые диски, и даже не три, а больше, потому что сразу разбираться с ними никто не будет. Получать диски должны исполнители, а проверять содержимое будут заказчики. Так объяснил Рославлев и показал уже подготовленные для передачи целых двадцать дисков в одной упаковочной коробке.

– Значит, зря я старался? – усмехнулся Актемар. – А вам можно было сюда и не ездить?

– Ехать было необходимо, – сказал подполковник. – Американцы со своего спутника отслеживают сим-карту полковника Семиверстова. И знают, где в какой момент он находится. Если бы он не побывал в Грозном, ему бы не поверили. Через полчаса мы выезжаем в обратную дорогу, и они будут готовы встретить Сергея Палыча. Мы будем страховать… А дальше уже будем отслеживать путь от исполнителей к заказчикам. Что касается напрасных стараний, то здесь я могу согласиться, поскольку эту работу, – Рославлев постучал пальцем по упаковочной коробке, – вы выполнить и не могли. Над этими дисками целый отдел программистов и хакеров сутки работал. Готовили правдоподобный материал…

Семиверстов к тому времени уже знал, что передать ему предстоит диски, каждый из которых носил зашифрованные тексты, над которыми предстояло поломать головы американским дешифровальщикам. В том, что тексты зашифрованы, ничего удивительного не было, поскольку профессор Мажитов вполне в состоянии был данные зашифровать. Но при этом дешифровальщики обязательно выловят в своих компьютерах целую кучу так называемых «троянских коней» – шпионских программ, которые не определяют последние версии антивирусных программ, поскольку эти «трояны» еще нигде не использовались. Но Актемару это знать было необязательно…

– Вам, Актемар Баштарович, теперь главное – дождаться утра, – вмешался в разговор Хронический Убийца. – Переговоры по вашей реабилитации уже ведутся. Никаких непреодолимых помех не просматривается. К утру должен быть результат. Как только он появится, вам сообщат…

– Будем ждать утра, – ответил за Дошлукаева подполковник Артаганов.

* * *

Как-то так получилось, что Рославлев взял на себя командование всей операцией. Подполковник отвел на сон ровно час и через час сам всех разбудил.

– Выезжаем…

На улицах Грозного уже активно светало. Квартиру покидали быстро, как по тревоге, хотя умыться успели все. И сразу выехали, зная, какой долгий путь предстоит, желая воспользоваться более-менее свободной в эти часы дорогой.

Ехали быстро и без помех. Позавтракали в придорожном кафе, пока еще там не было народа, и сразу после завтрака продолжили путь, предварительно договорившись совместить обед с ужином. За все дообеденное время останавливались только один раз, когда Ньюфистофелю приспичило прогуляться и он баском потребовал этого. Но прогулка тоже отняла только пятнадцать минут.

В начале пути, когда вероятность остановки «Шевроле Нивы» для изъятия дисков была еще мала, за рулем машины сидел Валентин. Сергей Палыч отсыпался на переднем сиденье. Но сразу после завтрака и весь дальнейший путь Семиверстову пришлось ехать самому и с единственным пассажиром на заднем сиденье.

Место, где Сергея Палыча останавливали менты, миновали благополучно, хотя ждали, что встречать будут именно здесь. И чем дольше длилось безостановочное движение, тем тревожнее становилось на душе у отставного полковника Семиверстова. Вроде бы должны были бы уже остановить, а никого пока не видно.

Но ожидание закончилось в самом неожиданном месте. Дело приближалось к вечеру. У родного поворота, куда следовало свернуть, если желаешь попасть в бригаду спецназа ГРУ, стояла все та же машина ДПС, а с жезлом у обочины стоял капитан, что в прошлый раз встречал Сергея Палыча в машине. Естественно, он потребовал остановки «Шевроле Нивы». Машина остановилась. Капитан подошел, открыл дверцу переднего пассажирского сиденья, глянул на Ньюфистофеля и, кажется, честь собаке отдал. Но сказал Семиверстову:

– Опять вы… Вам, кстати, большущий привет от «эстонца Томаса»…

Отставной полковник молча смотрел на капитана.

– Удачно съездили? – спросил капитан.

– Удачно… – с трудом выговорил Сергей Палыч.

– Материалы давайте…

Семиверстов вытащил из-под сиденья коробку с дисками и передал менту.

– Это все?

– Это все…

– Сосчитайте от пяти до нуля, проснитесь и поезжайте дальше…

И капитан пошел к своей машине. Ментовская машина не стала дожидаться, когда выедет на дорогу «Шевроле Нива», выехала раньше и быстро удалилась в северном направлении. Сергей Палыч хотел уже было выехать сам, когда рядом остановился капитан Кудрявцев и подбежал к «Шевроле Ниве».

– Все в порядке, Сергей Палыч?

– Отдал…

– Сами как?

– Домой хочу… В огород…

Из «Ленд Ровера» капитану протянули переговорное устройство.

– Да, товарищ подполковник. Они забрали и поехали… Понял… Я с товарищем полковником… Обязательно передам…

Хронический Убийца вернул «переговорку» в машину.

– Подполковник Рославлев будет сопровождать ментовскую машину, пока не подключатся машины из «наружки». Там профессионалы, они не упустят… А мне приказано проводить вас домой. Рославлев сказал, что позвонит вам, как только освободится…

– Капитан… – задумчиво спросил Семиверстов. – Много лет это наблюдаю… И не могу понять. Почему ты головные уборы носить не любишь?

Хронический Убийца пожал плечами:

– С головы соскальзывают…

Примечания

1

Тартасфальт – асфальт с пластичными резиновыми наполнителями, способными исправлять полученную в жаркую погоду деформацию и не допускать растрескивания. Первоначально начал применяться в США как дорожное покрытие, но впоследствии, из-за дороговизны производства, от тартасфальта отказались, хотя построенные дороги прекрасно служат уже много лет и не требуют ремонта.

(обратно)

2

У гранатомета «РПГ-7» труба и патрубок соединены жестко, а у «РПГ-7Д» соединение производится с помощью сухарной защелки, что позволяет разбирать громоздкий гранатомет для переноски.

(обратно)

3

ГСМ – горюче-смазочные материалы.

(обратно)

4

Препарат «33FC-ZI», отряда алкалоидных, синтезирован в 1997 году в одной из военных исследовательских лабораторий США. Представляет собой сильнодействующий психотропный продукт.

(обратно)

5

На знамени Чечни времен Джохара Дудаева был изображен спящий волк.

(обратно)

6

НУРС – неуправляемый реактивный снаряд.

(обратно)

7

ПГУ – Первое Главное Управление КГБ СССР, в настоящее время Служба внешней разведки России.

(обратно)

8

Строки из пятидесятого псалма Давида.

(обратно)

9

ХАД – служба безопасности Афганистана.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть I

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

Часть II

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

Эпилог . . . . . . . . . .

Реклама на сайте