«Атаман. Тест на прочность»

Максим ГАРИН и Андрей ВОРОНИН ТЕСТ НА ПРОЧНОСТЬ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1 ПОЗДНИЙ ГОСТЬ

В доме укладывались спать. Телевизор еще работал, но никто не смотрел на экран, где тосковали друг по другу герои мелодрамы. Жена в ночной сорочке обошла свои комнатные растения в разномастных горшках. Муж сунулся в холодильник — пропустить на сон грядущий рюмку спирта, настоянного на ягодах.

Улегшись в кровать, стали в шутку торговаться, кому выключать телевизор. Пульт лежал не на тумбочке, как обычно, а на столе, где до него нельзя было дотянуться.

— Это ты его там оставила.

— Нет, дорогой, я все кладу на место.

В прежние времена такие пустяковые споры иногда заканчивались ссорой. Но теперь, после того как единственного сына забрали в армию, супруги сблизились, стали лучше друг друга понимать.

Послышался треск мотоцикла. Здесь, на окраине городишка, это было не внове. Поблизости проходила широкая трасса федерального значения, и местные пацаны на своих двухколесных машинах частенько отправлялись туда рассекать на хорошем асфальте.

На этот раз — редкий случай — мимо проезжал одиночка. Тарахтенье моторов сразу напомнило о сыне. Мотоцикл его стоял в гараже — старенькая «Ява», купленная по дешевке…

Сделав круг, одинокий ездок вернулся обратно.

Притормозил совсем рядом. Родителям одновременно пришла в голову фантастическая мысль: вдруг сын получил отпуск и решил сделать им сюрприз: приехал втихаря, одолжил мотоцикл у кого-то из товарищей и только теперь заявился домой.

Сладкие мечты оборвал лай овчарки — так лают только на чужих. Хозяин глянул в окно, ничего не разобрал. Но калитка как будто скрипнула.

— Свет зажги, — пробормотала жена.

Для этого надо было выйти в прихожую.

Мужчина так и сделал — яркая лампочка выхватила из темноты яблони, кусты смородины, собаку, пляшущую на задних ногах в попытке сорваться с цепи.

Овчарке было от чего прийти в раж: по дорожке к дому направлялся поздний гость не совсем обычного вида. Ботинки на толстой подошве, черные кожаные штаны с широким поясом, кожаная безрукавка, надетая на голое тело, клочковатая борода и темные очки, казалось бы излишние в ночное время.

На руках и груди незнакомца красовались татуировки, но в глаза бросилось совсем другое: левая рука, обрубленная на уровне запястья, и странный амулет на груди, похожий на высохшую кисть. Хозяин дома решил, что это муляж.

Двигался незваный гость как-то неуклюже, как будто кости ног не правильно срослись после множественных переломов. Неуклюже, но отнюдь не медленно. Через секунду он уже оказался в пределах досягаемости собачьих клыков. Едва только хозяин открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить его об опасности, как огромная овчарка рухнула наземь и конвульсивно забилась от единственного, но быстрого и точного удара по темени. Спрятав массивный кастет обратно в карман, незнакомец продолжал двигаться вперед.

Хозяин был не робкого десятка, но в панике огляделся по сторонам. Свет у соседей не горит — спят уже. Собаки справа и слева тоже лают, но не так яростно, чтобы заставить кого-то выглянуть.

Можно выскочить через окно, добежать до сарая, отомкнуть висячий замок, схватить топор… Долго, лучше нож из кухни. Есть там один подходящий, с широким лезвием.

Все это хозяин сообразил почти мгновенно.

Кинулся из прихожей назад. Бородатый гость не старался осовить его, он шел вперед с прежней скоростью. Поднялся по ступеням крыльца.

Не стал ломиться в поспешно запертую дверь, а выдавил оконное стекло растопыренной ладонью. Просунув ручищу, открыл раму.

С хозяином столкнулись в коридоре. Бородач не стал нападать первым, просто остановился, опустив руки. Знал, как непросто рядовому гражданину ударить ножом неподвижно стоящего человека, пусть даже такого, от которого явно не следует ждать добра.

— Ты чего, урод, с собакой сделал?

Открывая рот, человек невольно ослабляет бдительность. Так случилось и на этот раз: хозяин пропустил прямой в голову и завалился на спину. Бородач в черной коже наступил рифленой подошвой на лезвие выпавшего из рук ножа. Потом увидел женщину лет сорока в ночной сорочке.

— Будешь визжать — убью обоих. Приготовь жрачки, закуски. Больше мне от вас ничего не надо.

— Коля, что с тобой? — хозяйка, опустилась на колени рядом с мужем.

Тот с трудом оторвал голову от пола, будто она потяжелела раза в три. Попытался сесть.

— Не боись, сейчас очухается, — проворчал мотоциклист. — Давай жрачку готовь, мне горячего надо.

— Сейчас-сейчас. Вы только успокойтесь, — пробормотала хозяйка, стараясь унять дрожь подбородка.

Муж тем временем поискал глазами нож.

— Еще вопросы есть? — усмехнулся ему бородач. — Тебя я тоже к делу определю, будешь водку мне наливать. Только попробуй рыпнуться — ни тебя, ни бабу не пожалею.

— Вы только успокойтесь, — повторила хозяйка.

Она не знала куда деваться. К плите, чтобы ублажить гостя едой? Или остаться здесь, в коридоре, удержать мужа от необдуманных поступков? Нашла лучший выход — подхватила его под мышки и потащила на кухню.

— Оставь, я сам.

— Ты тоже успокойся. Все будет хорошо.

Ночной гость включил второй, черно-белый телевизор. Его хозяйка держала на кухне, где проводила большую часть времени, особенно сейчас, летом, когда ежедневно закатывала то огурцы, то варенье, то компоты. Ноги в тяжелых ботинках бородач задрал на табурет, рукой погладил себя по голому татуированному пузу.

Теперь с близкого расстояния можно было разобрать рисунок. По здоровой руке от самого плеча была изображена синяя молния. В области запястья она ветвилась на пять частей по числу пальцев, каждый из отростков оканчивался у желтоватого ногтя. Искалеченную руку кольцами обвивала змея.

Высохшая ладонь на золотой цепочке, очевидно, принадлежала самому мотоциклисту. На пергаментно-белой, обтягивающей кости коже отчетливо проступала раскрытая пасть с пятью языками, опять-таки по числу пальцев. За этим жутковатым амулетом на волосатой груди незнакомца виднелось крылатое чудище с головой рыси и хвостом дракона. Выше пупка шла надпись на чужом языке.

Мотоциклисту все равно было что смотреть.

У кухонного старого телевизора не было пульта, и гость не стал переключать каналы. Уставился на экран, где музыкальные клипы в черно-белом варианте выглядели просто дергающейся мешаниной.

— Нальют мне в конце концов или нет?

Хозяин сделал движение в сторону холодильника. Хозяйка, разбивавшая на сковородку яйцо за яйцом, сразу поняла, как муж намерен использовать бутылку.

— Лучше я сама, — она попробовала его оттеснить.

— Ты и так при деле, — решил незнакомец, закуривая. — А он стоит руки в боки. Давай, мужик, наливай.

— Водки у нас нет, только настойка на ягодах, — виновато предупредила хозяйка.

— Хреново. Ладно, наливай что есть. Всухомятку жрачка в горло не полезет.

Муж достал запотевшую бутылку темного стекла, взял с полки граненый стакан. Гость внимательно следил за его действиями. На долю секунды они встретились взглядами, и хозяин дома решил обождать немного. С этим типом шутки плохи — если уж бить по голове, то бить неожиданно и наверняка.

Поставил стакан, стал наливать полновесной струей. Переборщил — по клеенке растеклась ярко-красная лужа.

— Осторожней, мать твою!

— На здоровье.

Незнакомец сделал глоток, поморщился. Сладость наливки не пришлась ему по вкусу. Градус, правда, был отменный — он разом влил жидкость в себя.

— А клеенку ты мне сейчас языком вылижешь.

Чтобы второй раз аккуратнее налил.

Выдержки хозяину не хватило. Он замахнулся бутылкой и тут же получил удар в висок.

Гость нанес его не вставая, да еще успел за долю секунды вооружиться кастетом. Этот удар уже был убойным. Падая, хозяин стукнулся лицом об стол, кожа на виске, разодранная шипами кастета, окрасилась кровью.

Жена закричать не успела, бородач повалил ее и зажал рот. Достал широкий скотч — одну из тех вещей, которые всегда имел при себе. Замотал руки за спиной, заклеил рот. Прищемил двумя пальцами нос, прижал ноги, чтобы, задыхаясь, она не слишком билась, не опрокинула с грохотом стол.

Лицо женщины побагровело, глаза вылезли из орбит. Но тут яичница начала подгорать, и запах этот отвлек внимание гостя. Выпустив на время жертву, он выключил газ под сковородкой и засел за поздний ужин.

Глава 2 ПОРУГАННАЯ СВЯТЫНЯ

Неделей раньше на границе Ставропольского и Краснодарского краев случилось происшествие, невиданное даже для этих неспокойных мест. Год назад здесь возвели храм на взносы окрестного казачества и московского бизнесмена родом из станицы Шумилинской. Освятили как положено, и три золоченые главы засияли в жарком небе.

Огороженный храм стоял на невысоком холме, на равном расстоянии от трех станиц. Люди быстро привыкли ходить туда на праздники и обычные службы. Крестить детей, венчаться, отпевать покойников. Особенно женщин всегда было много под белыми оштукатуренными сводами, организовался очень даже неплохой хор.

Батюшка, отец Владимир, жил со своим семейством в Шумилинской. Рано утром появлялся в церкви и задерживался иногда до полуночи.

Ночью в здании спал сторож, старик беженец из Грозного. Именно спал, укрывшись с головой на раскладушке. Толку от него большого не было человека держали из жалости, давая кров над головой и небольшую зарплату.

За сохранность икон и утвари никто не боялся. Местная братва истово почитала церковь: коротко остриженные люди с широкими плечами и тяжелыми подбородками регулярно опускали купюры в ящик с прорезью, ставили толстенные свечки, передавали батюшке списки для поминовения и молитв о здравии.

Чеченцев последнее время приструнили — так далеко они не забирались. Да и бизнес их был другой. На воровстве, особенно в храме, столько не заработаешь, сколько на похищении людей.

И вдруг случилось то, чего никто не мог предположить. Появившись рано утром в церкви, батюшка обнаружил картину настоящего разгрома. Некоторые иконы валялись на полу, где хорошо были заметны следы колес. Белые стены изгадили рисунки, распыленные черной краской из баллончика. Объемные, причудливо изогнутые буквы, матерные слова, петушиные головы, сатанинские знаки — звезды двумя рогами вверх. Пропали два подсвечника, небольшой иконный оклад, праздничная риза, но деньги в ящике для пожертвований остались целыми.

Поднятые по тревоге казаки прошерстили все окрестности в поисках подозрительных лиц или хотя бы свидетелей. Ни они, ни милиция никого не нашли. Единственный свидетель был до смерти перепуган и не мог сказать ничего внятного.

Следов насилия на старике заметно не было, его даже не связали. По свидетельству врачей, несчастный пережил сильное потрясение, снова испытал тот же ужас, что и в Грозном.

Из его сбивчивых слов можно было разобрать только одно: святотатцы разъезжали на мотоциклах вокруг храма, потом внутри. На это и без того указывали следы колес. Сторож еще твердил о какой-то отрезанной руке, но следов крови нигде не нашли и не стали придавать значения этому навязчивому воспоминанию: у страха, как известно, глаза велики.

Несколько криминальных группировок провели сходку, пытаясь выяснить, какой отморозок замешан в дикой выходке. В конце концов все только перегрызлись из-за взаимных подозрений.

Самым благоразумным едва удалось утихомирить остальных, чтобы разойтись мирно.

Казаки из трех станиц тоже собрались на холме возле церкви. Здесь говорили мало, не препирались почем зря. Пообещали друг другу найти мерзавцев и закопать живьем. Из списка христианских добродетелей всепрощение было менее всего свойственно этим людям.

Весть о случившемся дошла и до станицы Орликовской. Дошла в искаженном виде: народ говорил о каких-то сатанинских обрядах, отрубленных конечностях и обгорелых трупах. Станичный атаман Терпухин решил подъехать поближе к месту происшествия и лично все разузнать.

Узнал, в какой больнице отлеживается сторож, наведался к нему в палату. Старик лежал один, отвернувшись к стене, соседи ушли гулять по территории. Юрий представился, поставил в тумбочку пакет с фруктами.

— Не хочу тебя, отец, напрягать. Один только вопрос, если разрешишь.

Старик не хотел отвечать на вопросы — то ли настрого запретили врачи, то ли недоверие обижало. Настаивать Атаман не стал, нашел на скамеечке соседей по палате. За дни, проведенные вместе, сторож наверняка не удержался, кое-что поведал о случившемся.

— Что он там говорил насчет отрезанной руки?

— Такую уже гнал туфту. В натуре у деда крыша поехала. Вроде кто-то руку себе оттяпал и на цепочке на шею привесил.

Терпухин непроизвольно скрипнул зубами.

Неужто Гоблин снова появился в здешних местах? К личности с таким прозвищем у Атамана был личный счет.

* * *

Конечно, бывший байкер не сам отрезал себе в церкви кисть руки, до самоистязания он еще не докатился. Левую кисть отхватили в схватке не на жизнь, а на смерть. Удар был нанесен с невероятной силой и не мастером боевых искусств, а обычным хуторянином-казаком. И рубил казак не саблей из какой-то особенной стали, а обычной косой. Просто защищал свой хутор, свой кусок земли.

Терпухин тоже участвовал в той схватке, где «Харлей» Гоблина снес насмерть двоих — одного с оружием в руках, другого с видеокамерой. Сам Терпухин чудом уцелел, когда неуязвимый бородач в черной каске снова и снова закладывал виражи, пытаясь раздавить противника на ровной, как стол, степи.

С тех пор Атаман искал случая расквитаться за все. Но Гоблин, как назло, исчез, сгинул с казачьей земли. Раньше он наводил здесь страх и ужас на трассах. Колесил в ночное время, провоцируя аварийные ситуации. На первый взгляд водитель внутри автомобиля защищен намного лучше мотоциклиста и устойчивость четырехколесной машины выше. Но Гоблин возникал всегда неожиданно — как привидение, как «летучий голландец» на суше. Часто он ездил с погашенными огнями и вырастал перед самым носом ошарашенного водителя, словно шел на таран.

Среди дальнобойщиков и тех, кто гонял на продажу иномарки, ходили легенды о выходках Гоблина на дороге. Многие специально выбирали кружной путь в надежде избежать встречи с одиноким всадником в черной лакированной каске и одежде из черной кожи. Зимой и летом он выглядел почти одинаково. Не признавал утепленных, предохраняющих от ветра сумасшедшей скорости мотокостюмов с защитой на плечах и локтях, со множеством удобных карманов. На нем была или безрукавка на голом теле, или куртка-косуха с длинной бахромой. Кожаные штаны со множеством заплат, тяжелые ботинки на толстой подошве.

На Гоблина охотились и дорожно-постовая служба, и милиция. И бывшие друзья-байкеры, на которых все ополчились из-за такого «родственника». Он ускользал благополучно, просачивался между пальцами, как вода. Виртуоз езды на мотоцикле, он мог закладывать фантастические виражи, совершать прыжки через овраги, выходить с минимальными потерями из любого столкновения, лететь по бездорожью с той же скоростью, что и по трассе.

После схватки с участием Терпухина он пропал. Никто, кроме считанных людей, даже не знал о его ранении. Какое-то время Атаман даже думал, что одинокий всадник потерял уверенность в себе, отказался от ночных развлечений. Но нет — один раз столкнувшись с этим человеком, трудно было представить, что Гоблин когда-то, по какой-то причине слезет с мотоцикла.

Закажет протезы на руки и ноги, но останется в седле.

* * *

— Здорово, орлы. Чем занимаемся?

— Ковыряемся, как видишь. Глючит моц. Цилиндры расточили, заменили поршни, направляющую клапана. Сейчас закончим и будем гонять на холостом ходу.

Ни милиции, ни казакам-прихожанам храма Терпухин не сообщил о том, что выяснил личность святотатца. У Юрия был свой счет к Гоблину, и Атаман не хотел, чтобы кто-нибудь опередил его полновесное возмездие.

Вообще без помощи не обойтись. В мире сплошных дорог — асфальтовых и грунтовых, обозначенных и не обозначенных на карте, в мире, где по любому бездорожью можно проложить путь, ему нужны были провожатые, знакомые с привычками байкеров. То есть сами байкеры.

— Старайся, Штурман. Один твой знакомый объявился.

Год назад Терпухин уже обращался к ростовским байкерам за помощью. Тогда его интересовала любая информация, связанная с Гоблином. Несколько дней Терпухина проверяли на вшивость, подозревая сотрудника в штатском.

Пытались напоить, звали вместе проветриться на дороге.

Юрий не играл в своего парня, не пытался подладиться под молодежь. На мотоцикле он ездил нормально, но форсить, лавируя на заднем колесе между машинами, вставшими на красный, — он уже вышел из этого возраста. Хватает ему острых ощущений, и незачем искать их на пустом месте.

В конце концов к нему прониклись доверием.

Втроем со Штурманом и Майком они прокатились почти до Астрахани, опрашивая насчет Гоблина водителей и жителей придорожных селений. Все свидетельствовало о том, что бородач на железном коне подался в иные края и всплывет, может быть, на другом конце России.

Контакты между байкерами по всей стране налажены неплохо. Постоянные грохочущие фестивали. Путешествия с обязательными остановками у своих собратьев, которых можно отыскать в любом более или менее крупном населенном пункте.

Ростовские байкеры клятвенно пообещали Терпухину при каждой встрече с иногородними спрашивать о Гоблине. В случае чего, не теряя времени, послать весточку в станицу.

Их сильно прижали по месту жительства с той поры, как Гоблин начал свои художества.

Люди, как известно, не склонны разбираться в тонкостях. По прихоти человека, экипированного как заядлый байкер, водители и пассажиры оказываются на кладбище или в больнице, а техника на свалке. На ком отыграться — хотя бы на других членах того же клана. Одного парня при попытке обгона трейлер выжал на встречную, тот еле увернулся от лобового столкновения с самосвалом. Другого тормознула ДПС именно тогда, когда он ехал соблюдая правила от и до. Спокойно остановился, предполагая обычную проверку документов, а его избили, раскурочили новенькую «Ямаху».

Байкеры, конечно, взяли на заметку обидчиков. Но прекрасно понимали, что висят на волоске. Попробуют сотворить хоть самую малость и окончательно окажутся вне закона, причем и блюстители порядка, и водители будут преследовать их с одинаковым единодушием.

Время шло, новостей о Гоблине не поступало.

Байкеров юга России стали чуть меньше прессовать, но в любой момент снова могли зажать со всех сторон…

Двадцатидвухлетний парень с перепачканными в масле руками и майкой с первого слова понял, о ком речь. Среагировал живо:

— Где?

— Недалеко, — Терпухин пересказал последнее происшествие.

— Ехать надо. До полуночи погоняем вхолостую, а Майк тем временем туда-обратно за снаряжением.

Юрий уже знал, что обычно берут в дорогу байкеры. Палатку, несколько пустых канистр, жрачку на два-три раза. Несколько самых дефицитных запчастей, чтобы не пришлось потом терять время в поисках. В летний сезон ни спальники, ни армейские одеяла можно не тянуть с собой: замерзнуть ночью не грозит.

— Сам как прикатил?

— Пешком пришел.

Приличный мотоцикл стоил приличных денег, а их обилием Атаман в последнее время не мог похвастаться. Брать старье со старым движком — будешь в дороге только обузой.

— Сяду пассажиром. Дальше буду подменять тебя или Майка.

Настоящий байкер обычно не приветствует чужое желание порулить, но исключение допускается, если речь идет о деле действительно важном. Здесь не до кайфа с ночевками на природе и пьянками у костра. Здесь надо давать газу двадцать четыре часа в сутки, чтобы успеть перехватить маньяка на колесах.

— Нормально. Шлем тебе найдем, можем вообще одеть и обуть по первому разряду. Извини, конечно, но твой камуфляж…

— Давай работай, не отвлекайся. А я подсоблю.

Штурман ездил на «Волке». Он еще в прошлый раз хвалился своей машиной: движком, объемом в семьсот пятьдесят кубиков, роскошной «базой» аналогичные 1690 миллиметров между осями только у хондовской модификации «Gold Wind» и харлеевской «Softail Custom». Правда, честно признавал, что паспортных сорока пяти «лошадей» в реальности нет: «мощу» здорово обрезают карбюратор и коробка передач.

В положенное время все было в наличии: два исправных «Урала», минимальный багаж, документы. И сами люди. Темноволосый широкоплечий Терпухин в камуфляже, с надежно запрятанными «ТТ», глушителем и запасными обоймами. Пижонистый Майк с узкими бакенбардами и длинной, свисающей на лоб прядью. Неунывающий Штурман с последствиями падения — свернутым набок носом, коронками и мостом на месте выбитых передних зубов и белесыми следами швов на левой стороне лица — от корней рыжих волос до щиколоток. Штурман, готовый шуткой отбиться от любых невзгод, любитель подробных карт — автодорожных и топографических.

Глава 3 ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ

Юрий сидел на пассажирском месте за спиной Штурмана. Байкеры не надели шлемы, он тоже отказался от этой меры предосторожности. Только без защитных очков никак нельзя было обойтись: задубевшую, привычную ко многому кожу терпухинского лица ветер скорости будто нарезал на лоскуты.

Имел ли он право подвергать риску этих ребят? Риск был смыслом их жизни — они ведь могли выбрать совсем другой ее стиль. Сидеть по восемь часов в день в какой-нибудь конторе, вечером отправляться на дискотеку или в бар, на ночь снимать телок. А они выбрали дорогу, предельную скорость. Дорогу ради дороги, скорость ради скорости, риск ради риска. Да и не такие уж они зеленые по возрасту — в их годы он уже нанюхался пороху.

Им все известно про байкерские обычаи — как ночуют байкеры, какие предпочитают дороги, где заправляют свой желудок и бак мотоцикла.

Вряд ли Гоблин, отрекшись от прежних друзей, изменил прежним привычкам. Значит, без таких вот провожатых не обойтись. А уж прикрыть их в решающий момент он постарается.

Пока Терпухин отдал командование в руки Штурмана — до того момента, как конкретно выйдут на след. Тогда руководство переходит к нему, бывшему капитану спецназа. Байкеры заранее согласились безропотно повиноваться, хоть и сознавали, что для них — людей, возведших свободу в культ, — это будет непросто.

После четырех начало рассветать. Пришлось немного «притопить» сбросить скорость из-за тумана. Он стелился низко, выше метра не поднимался, но видимость на трассе перекрывал основательно. Мотоциклистам казалось, что они летят в пустоту, вот-вот провалятся в тартарары.

Терпухин вспоминал последний перелет на военно-транспортном самолете, когда он видел плотную облачную пелену за несколько секунд до вхождения в мутный слой. Только сейчас из облаков почему-то прорастали деревья…

Вот и первый на этом маршруте взмах жезлом. Проверка документов. В будке на обочине стоит компьютер, и номера мотоциклов сверяют по милицейской базе данных на угнанную технику. Ленивые вопросы: откуда, куда, зачем? Из Ростова на юг — отдохнуть дикарями. Валите, отдыхайте, сегодня мы добрые.

Оба «Урала» завелись «с полкика». Машин на трассе ощутимо прибавилось, солнце по левую руку поднималось медленно и неуклонно. Терпухин отвязал канистру с водой, сделал несколько больших глотков — благо асфальт пока был гладкий, без выбоин, и он не рисковал выбить себе зубы.

Штурман чуть отклонился назад, повернул голову, широко открыв рот. Терпухин влил и ему ростовской водички, уже не такой холодной, как вначале. При первой возможности надо будет слить ее и набрать в канистру свежей.

* * *

Человека по прозвищу Гоблин нервировала тишина. Он глушил движок и останавливался только в случае крайней необходимости. В его сны тишина проникала редко — там он гнал свои «Харлей» по фантастическим дорогам. Иногда по зеркально отражающей поверхности, иногда по кроваво-красному месиву, иногда по пустыне с растрескавшейся почвой, где тут и там попадались выбеленные солнцем скелеты огромных неизвестных животных. Но треск двигателя почти всегда присутствовал в его снах, поэтому беспокойства не возникало.

Проснувшись, Гоблин без промедления седлал «коня» — не проточная вода, а ветер скорости счищал с лица грязь и пот вчерашнего дня.

Впрочем, эту работу он исполнял далеко не идеально — от всадника исходила не самая приятная смесь запахов.

В зависимости от своих намерений он снимал глушитель, чтобы движок тарахтел вовсю, или ставил, если не хотел заранее извещать о своем приближении. Но, сидя на мотоцикле, он в любом случае до последней клеточки пропитывался вибрацией. Если вдруг приходила нужда ступить ногами на землю, первым делом Гоблина раздражало отсутствие привычного ритма сотрясений.

Иногда он мог терпеть подвешенное состояние целых четверть часа, иногда еле-еле выдерживал минуту. Ему даже пришло в голову купить плейер с наушниками, записать целую кассету мотоциклетным треском и врубать ее себе в промежутках. Но этот записанный треск был жалким подобием настоящего — ведь дрожь не пронизывала позвоночник, один и тот же вид маячил перед глазами, как удавленник на веревке…

Последний перерыв в гонке с самим собой не продлился долго. Быстро поужинав подгоревшей яичницей из шести яиц, Гоблин забрал из холодильника палку копченой колбасы и отправился на выход к мотоциклу, оставленному на боковой подножке. Колбасу он отгрызал такими кусками, что прикончил палку почти полностью, пока дошел до калитки. Остаток выкинул в кусты и с наслаждением тронулся с места.

Связанной хозяйке удалось разбить головой оконное стекло. Звон привлек внимание соседей, и они наконец соизволили выглянуть. Скоро на том месте, где стоял громоздкий мотоцикл, притормозила машина с красным крестом. Хозяина: с разбитой головой вытащили из дома на носилках. Хозяйка хотела отправиться вместе с ним, но ее перехватила милиция.

В этих краях еще не сталкивались с Гоблином, но с первого раза примет набралось выше крыши: борода, татуировки, культя вместо полноценной руки. По всем признакам байкер, значит, мотоцикл у него не простой. Сообщили всем постам в радиусе ста пятидесяти километров, пусть задерживают без всяких церемоний.

* * *

Гоблин не спешил, не выжимал из «Харлея» полную мощь. Он слишком уверенно себя чувствовал в седле, чтобы дергаться, избегая перехвата. Только рад был возможности подбросить в топку адреналина, чтобы сердце заработало на полную мощь, очищая потоком крови шлак со стенок сосудов.

Впереди милицейская машина перегородила полдороги. Несколько человек в форме собрались вокруг мотоциклиста, проверяли документы у какого-то лоха в ярко-красном шлеме. Неужели его, одинокого всадника, могли спутать с таким придурком? Просто тормозят всех подряд по тупой своей ментовской привычке.

Гоблин набрал полную грудь воздуха и прибавил скорости. Его уже заметили: из кустов вынырнула вторая машина, стоявшая до этого с погашенными фарами, окончательно перегородила дорогу. Трудно было разобрать суетливые движения людей в форме. Похоже, они хватались за оружие, опознав уже и бороду и крутой мотоцикл. Вздумает развернуться — грянут выстрелы по колесам.

Сразу открывать прицельный огонь патруль не станет: сперва предупреждение, потом выстрел в воздух. Двух секунд хватит, чтобы проломиться сквозь кусты и рвануть по бездорожью вправо или влево от трассы. Но Гоблин сворачивать не собирался, только крепче ухватился правой за руль и наклонился вперед.

Освещенная кучка людей и машин стремительно накатывалась. В последний момент к ней прибавился трейлер, вынужденно притормозивший на встречной полосе. Водитель еще не разобрался, что к чему, как вдруг увидел роскошный, сверкающий хромированными деталями мотоцикл, летящий прямо в узкую щель между двумя плотно поставленными милицейскими автомобилями. Щель составляла меньше полуметра, и только безумец мог бы надеяться проскочить через нее на таком габаритном красавце. Даже если на скорости «Харлей» раскидает Обе машины, все равно силы удара хватит, чтобы вышибить седока из седла.

Видавший виды дальнобойщик переключился на задний ход, но не успел откатиться на гарантированно безопасную дистанцию. Непроизвольно зажмурился и пригнулся. Последним он увидел вздыбленное переднее колесо. Ожидаемого грохота не последовало, только грянули наперебой несколько выстрелов.

Через мгновение водитель трейлера приоткрыл один глаз и увидел тень, промелькнувшую на уровне его кабины. Развернувшись, дорожный патруль палил теперь в другую сторону, а треск мотоцикла равномерно и быстро затихал. Кто-то из ментов схватился за рацию, кто-то стал срочно впихиваться в автомобиль. Скоро на месте никого и ничего не осталось, кроме трейлера, Допотопного мотоцикла с коляской и двух водителей.

— Как это он? — осипшим голосом спросил у человека в ярком шлеме дальнобойщик.

Человек в шлеме молчал, остолбенев с приоткрытым ртом. Наконец выпал обратно из транса.

— Не видел, что ли?

— Да мент меня окликнул не вовремя, — дальнобойщик не хотел признаваться, что зажмурился.

— Перескочил, — собеседник показал рукой траекторию полета «Харлея». Раз — и в дамки.

— Ну, дает, ну отвязанный мужик… Может, кольнулся — теперь море по колено.

— Точно рассчитал. Не в щель сунулся, дал чуть правее. Переднее колесо заранее оторвал, ну и прыгнул с ментовского передка, как с трамплина.

— А я из Германии товар везу. Теперь уж точно чувствую, что дома, дальнобойщик вытер ладонью взмокший лоб.

Глава 4 КРОВНАЯ МЕСТЬ

Отбывая в Ростов-на-Дону, Терпухин никому ни слова ни сказал о своих подозрениях. Но были еще люди, самостоятельно сделавшие те же выводы.

Месяцем раньше схватки, которая стоила Гоблину кисти, бывший байкер спровоцировал аварию недалеко от границы с Дагестаном. За рулем иномарки сидел восемнадцатилетний горец с молодой женой. Асфальт был мокрым после ливня с грозой, и «мере» раскрутило как волчок. Ударившись о дерево, машина перевернулась. Молодая аварка была мертва, парень остался калекой со сломанным позвоночником.

Он был племянником прокурора Махачкалы.

А прокурор не только по должности был могущественной в Дагестане фигурой, весь его род был одним из самых влиятельных в республике.

Вначале подозрение пало на людей из другого рода, но те доказали свою невиновность. Потом нашелся свидетель, видевший аварию своими глазами. Прокурор не мог точно знать, исполнял мотоциклист заказ или просто не справился с управлением. Он не стал обращаться в центр с просьбой объявить федеральный розыск, не стал даже задействовать подчиненных ему людей.

За преступление против рода должны отплатить его члены — это вопрос принципа. Найти не только мотоциклиста, но и его родню, его женщину. Найти всех виновных, воздать не только им, но и близким, на которых теперь тоже должна стоять несмываемая метка.

Общины выходцев из Дагестана имелись почти в любом российском городе. В отличие от вольного племени байкеров, у этих людей иерархия была четкой, подчинение полным. Поэтому еще зимой прокурор Рагимов получил важную новость: мотоциклиста, похожего на виновника аварии, видели на Урале, в районе Нижнего Тагила. Имелось, правда, отличие: у него была искалечена левая рука. Но сомнения разрешились быстро: в тамошней прессе и на телевидении появились сообщения об участившихся ночных авариях.

С Кавказа на Урал отправились трое. Уже на месте, в городе, получили заказанные винтовки с ночным прицелом. И залегли — каждый отслеживать свою трассу.

Когда дело касалось кровной мести, этим людям не занимать было терпения. Они могли вынести любые неудобства, претерпеть любые тяготы. Ночью и днем торчали каждый в своем, тщательно замаскированном лежбище со скудным запасом еды и питья. Но враг так и не появился — мотался исключительно по бездорожью или вообще покинул тамошние края, унюхав в темноте опасность.

Услышав об истории с храмом, о бреде напуганного сторожа, Рагимов снова воспрял. Ту же самую троицу снова отправили с поручением.

Только теперь каждый из стрелков путешествовал в машине с тщательно замаскированным тайником. Ни один мент без наводки такого бы не обнаружил. Зато аварцы заранее натренировались при первом подозрении извлекать оттуда оружие в течение нескольких секунд.

* * *

Трасса раскручивалась серой лентой. Туман давно растаял — на смену пришло знойное марево, где колебались и дрожали контуры машин, тополей, дорожных указателей.

Попались девицы в шортах, махавшие с большим энтузиазмом.

— Возьмем? Что-то настроение с утра романтическое! — крикнул Штурман, чтобы Юрий смог его услышать сквозь треск движка.

При габаритах «Урала» одна девица вполне могла впихнуться между водителем и Терпухиным. Двоих других мог запросто подсадить к себе Майк. А впереди, километрах в пятнадцати, озерцо и рощица.

— Как знаешь, машина твоя, — Юрий не считал нужным читать мораль.

Вздохнув, Штурман проскочил мимо девиц, наступив на горло собственной песне.

Попадались на дороге и другие соблазны — закусочные и шашлычные. Даже на скорости в сто — сто двадцать километров отчетливо различался запах дыма и аромат свежеприготовленного кебаба.

Трасса Ростов — Баку заслуженно считалась самой оживленной в направлении север — юг и окрестные жители это учитывали. На обочину выставлялось все, что душе угодно. Немолодые тетки продавали молоко — сидели на деревянных ящиках, выбрав тенистое местечко. Зеленели горы астраханских арбузов, рядом никого не было видно — кажется, подходи и выбирай.

Не всегда и не на всем своем протяжении трасса выглядела так гостеприимно. Но сейчас все совпало — и летний сезон, и беспроблемный отрезок пути.

Мотоциклисты гнали вперед, невзирая на все красочные картины. Штурман притормозил и свернул там, где на первый взгляд ничего стоящего не было. Прокатились немного по кочкам, заехали в заросли, откуда дохнуло влагой.

— Такой родник, что глоток идет за три.

Обновили воду в канистре, перекурили. Штурман отсидел уже восемь часов за рулем, теперь Терпухину предстояло его сменить. Рыжий байкер со свернутым набок носом передохнет пару часов и в свою очередь сменит Майка.

— Гоблин долго в одном месте не гостит. Может, гонит сейчас нам навстречу.

Ни один из спутников Атамана не мог похвастаться, что хорошо знает этого человека. К тому времени, когда они стали участниками байкерского движения, Гоблин уже основательно откололся от «команды». Не принимал участия в слетах, в тусовках, в дальних бросках на тысячи километров. Он уже начал жить своей особой жизнью, только никто еще не представлял какой.

Молодые считали, что Гоблин слишком заматерел, корчит из себя неизвестно кого. Он действительно был лет на десять старше и Майка, и Штурмана, и большинства других ребят. Таких, как он, ветеранов на юге России набралось бы немного.

Однажды Майку удалось перекинуться словом с Гоблином — чисто по пустякам. В основном этого человека знали понаслышке. Из-за своей замкнутости и высокомерия он стал на время одной из легендарных фигур «движения». До тех пор, пока его художества на дорогах не выползли на белый свет.

Отношение к нему байкеров можно было сравнить с отношением каратистов или бойцов кун-фу, которые узнали бы, что один из них подкарауливает по ночам случайных прохожих и калечит, иногда до смерти. Теперь одиночество Гоблина уже не было окружено ореолом. Его стали бы презирать, если бы не знали об уникальном мастерстве. Всем стоило опасаться его, но в особенности тем, кто привык перемещаться на колесах. Майк и Штурман отчетливо понимали: нечисть надо обезвредить.

— В этот раз мы его отловим, — улыбнулся Майк, вытирая с подбородка капли холодной воды. — У меня примета. Если проеду за нашу ростовскую городскую черту и ни разу гайцевская машина не попадется, тогда поездка сложится удачно на сто пудов. А если увижу, да еще с люстрой — обязательно стрясется что-нибудь, даже если пропустят меня без проблем.

К роднику спустился еще один знаток здешних мест. Тачку он оставил гораздо дальше: там, где мотоциклы скатились без особых проблем, на машине съезжать было слишком рискованно.

«Надо спрашивать при первой возможности, — подумал Терпухин. — В нашем деле даже пустые сплетни пригодятся».

Лысоватый водитель ничего не слыхал насчет бородача мотоциклиста с отрезанной левой кистью. Вместо этого решил потравить анекдоты и очень удивился, когда его не стали слушать, заторопились наверх.

Глава 5 ЧП НА ДОРОГЕ

Первое ЧП стряслось в половине шестого, когда жара начала немного спадать и набранная канистра почти опустела. Атаман издалека увидел сломанные кусты на обочине и заподозрил аварию. Остановился, разглядел след колес, едва различимый на отвердевшей от зноя почве. Явно не запланированный поворот. Вон еще следы и другой просвет в сплошном ряду кустов.

Машин с той стороны не видно, но картина странная.

— Чего стоим, Атаман? Нам сейчас отжигать надо.

— Побудьте здесь, а я гляну, что там.

— Ты же видишь по следам — здесь фура, здесь легковушка.

— Две легковушки, — уточнил Майк. — А моцилей ни одного.

— Я ненадолго, — Терпухин спрыгнул с «Волка».

— Пешком шлепать собираешься?

— А зачем тарахтеть?

Терпухин больше не хотел терять время на объяснения. Чуть пригнувшись, побежал туда, куда уводил след, — в сторону рощи. На опушке, укрытой от обзора с дороги, разглядел фуру со спущенными колесами и разбитыми стеклами, рядом «Ниву» и обшарпанную «семерку».

Прячась за стволами деревьев, подкрался ближе. Двое лежали на земле. Обязанности остальных были четко распределены: один, с обрезом в руках, для острастки пинал лежачих ногами, другой рылся в кабине, третий возился с коробками товара. Все трое налетчиков явно торопились, но суеты в их действиях не просматривалось.

Только раз за разом оглядывались в сторону трассы.

Терпухин даже не стал доставать свой «ТТ».

Отделившись от крайнего ствола, в два прыжка подскочил к бандиту с обрезом. С разбегу вмочил ногой в челюсть — противник опрокинулся на спину, но оружие не выпустил. Его напарник, возившийся в кабине, спрыгнул на противоположную от Атамана сторону. Укрылся за огромным спущенным колесом и выстрелил — на первый раз не целясь, вслепую. Третий затих среди коробок с товаром, не подавая признаков жизни.

Когда-то в юные годы Терпухин свято придерживался правила: лежачего не бьют. Потом столько было всякого дерьма, столько выстрелов в спину и обмана, что правило поменялось на обратное. Люди делятся на две категории: одних бить вообще не надо, других — просто необходимо. И вот этих уже надо мочить в полную силу — лежачих и сидячих, трезвых и пьяных, вооруженных и тех, кто еще не успел схватиться за «ствол». Оклемавшись, такие становятся только хуже, злее, поэтому щадить их нечего.

Припечатав подошвой правое запястье, второй ногой он влупил противнику по голове движением сверху вниз. Теперь обрез был в его, Атамана, распоряжении. Но оказался незаряженным: то ли бандит успел выпустить пулю, когда брал своих жертв на испуг, то ли с самого начала махал незаряженной штуковиной. Это уже не имело значения, важно было другое — у напарников, похоже, с боезапасом все в порядке.

— Головы не поднимать, — приказал Атаман двум фигурам, распластавшимся на земле лицом вниз.

Он мог бы и не предупреждать: водитель и экспедитор смутно понимали происходящее, не знали, кто с кем и по какому поводу поцапался. Продолжали лежать неподвижно, старались даже не дышать без большой нужды.

Оценив ситуацию, Юрий вскочил на подножку и оттуда — на крышу кабины. Бандит, укрывшийся за колесом, нырнул под днище фуры, он все-таки подозревал, что напавший может вести огонь.

Терпухин получил наконец то преимущество, которого хотел. Теперь его и противника разделяла в большей степени высота, чем метры на местности. Чем хорош такой расклад — дистанцию можно сократить мгновенно и бесшумно, достаточно одного прыжка. Приземлившись у спущенного колеса, Атаман тут же повалился на бок, чтобы зряче нанести удар.

Для укрывшегося под кузовом бандита все случилось слишком неожиданно. Перед глазами вдруг оказался рисунок подошвы ботинка. Дальше вспыхнул сноп искр от удара…

Третий из налетчиков все-таки унес ноги. Понял, что прятаться за коробками с товаром бесполезно, успел выскочить к «жигуленку» и дернуть с места. Атаман махнул на него рукой — счел свою задачу выполненной.

Подлетели встревоженные ребята на «Уралах», Терпухин погрозил им кулаком:

— Сказано было ждать.

— Договаривались, между прочим, по-другому, — пощипал бакенбарды Майк. — Пока не унюхаем Гоблина, Штурман ведет по трассе.

— За исключением таких вот ЧП.

— Все в порядке, — кивнул Штурман. — Байкеру — байкерово, атаману атаманово.

Водитель фуры осторожно приподнял голову.

— Вставай, браток, хорош отдыхать, — бросил ему Юрий. — Сильно помяли?

— Мать их… — выругался водитель на связанных налетчиков. — Прижали, суки, среди бела дня. Я по обочине рассчитывал вырулить. Куда там — колеса пробили, запрыгнули в кабину.

И сюда затянули фуру, подальше от глаз.

— Все хорошо, что хорошо кончается. Как дальше поедете?

— Запаски есть, полный комплект, — кряхтя поднялся экспедитор.

Стукнул ногой ближайшего из связанных, но удар получился слабым сперва нужно было самому оклематься после побоев.

— Не забудьте обыскать, забрать все свое.

А с этими уродами делайте что хотите: хоть ментам сдавайте, хоть сами проучите как следует, — предложил на выбор Атаман. — Нас время поджимает.

— Мужики, чего вы в натуре? — один из налетчиков как раз пришел в сознание. — Мы ж по-людски хотели поговорить. Мы ж народ подневольный. Каждый день посылают дань с проезжих фур собирать — попробуй откажись. Есть фуры или нет, норму обязан сдать.

— Только уши не развешивайте, — предупредил Атаман пострадавших. Будут сейчас жалобные песни петь, попробуют развязаться.

— Да ну их на хрен, мы тоже поедем. А то менты потянут сейчас снимать показания.

— Откуда путь держите?

— С Владикавказа. Сами из Ростова. Возим туда-обратно товар, все, что начальству надо.

— Однорукого байкера не видали?

— Однорукого? Моталась года два назад по дорогам борода со съехавшей крышей. Две фуры из нашей конторы еле вывернулись.

— Он самый. Только с тех пор его малость укоротили.

— Интересно кто? Наши хлопцы ящик водки бы поставили.

— Некому уже.

— Ясно.

— Знаю я насчет Гоблина, — подал голос связанный бандит. — Только ментов не вызывайте.

— Ты мне условия не ставь, — оборвал Атаман. — Давай четко и ясно: где видел, когда?

— Сам не видел. Братва на него зуб заимела, после того как в церкви начудил. Взялись отлавливать. Ну двое и отловили… Жалко, не успели дать знать. Нашли их уже утром, автогеном тачку разрезали. Только он мог такое устроить.

— Где это стряслось?

— Где-то возле Астрахани… Не доезжая.

Терпухин и байкеры переглянулись. Новая информация резко все меняла. Верить ей или нет?

* * *

Решили не торопиться ни вперед, на юг, ни на северо-восток, в сторону волжского устья. Надо бы еще раз, теперь уже по-мирному состыковаться с братвой, перепроверить информацию.

Только вряд ли теперь получится мирно. Третий-то успел драпануть.

Как ни крути, а выяснить надо по-любому. Где искать братву — да в самой шикарной из придорожных забегаловок. Байкеры слыхали о такой, хоть и не заглядывали туда ни разу. Даже не забегаловка, а мотель под названием «Караван-сарай». С комнатами, где можно отоспаться одному, можно с девками.

Возле яркого рекламного щита свернули с трассы и, прокатившись с полкилометра, увидели двухэтажное строение в окружении небольших домиков.

— Прямо база отдыха.

На охраняемой стоянке под навесом были припаркованы самые разные транспортные средства — от огромного трейлера до новенькой «Тойоты», от «мерседесовского» микроавтобуса до мотоцикла «Судзуки».

— Без прибамбасов, — оценил двухколесную машину Майк. — Наш чел на огонек заехал или просто лох?

За стоянку пришлось раскошелиться. Оба «Урала» поставили на замок — на передний диск. Завалили в просторное, но забитое народом помещение на первом этаже. На каждом столе бутылки, дым висит коромыслом. ГИБДДшники могли бы встать на трассе прямо возле рекламного щита и тормозить подряд всех, кто выезжает из заведения.

Слышны были и женские голоса, визгливый смех. Но «прекрасный пол» был в очевидном меньшинстве, большей частью здесь расслаблялись мужики. По разговору легко было опознать русских и чеченцев, хохлов и осетин, армян и азербайджанцев'. Все вроде бы мирно ели-пили — идиллический интернационал.

Атаман уже решил, что хозяин заведения сошлется на отсутствие мест. Но двое ребят-официантов в грязновато-белых халатах быстро втиснули в угол добавочный столик и легкие пластиковые кресла на тонких растопыренных ножках.

Новые клиенты ничего еще не заказывали, а на столик уже поставили блюдо с соленым сыром, нарезанный чурек, бутылку водки.

«Минимальный набор», — подумал Терпухин, усаживаясь. В зале стоял гомон, вентиляторы на потолке еле вращались в густом воздухе, пропитанном потом: многие из посетителей не мылись в дороге уже несколько дней. От жары и выпитого по раскрасневшимся лицам струился пот. Ни фейс-контроля, ни отбора «по одежке» на входе не было. Кто-то сидел за столом в модных туфлях, черных брюках и белой сорочке с золотистыми запонками. Кто-то голый по пояс, в замызганных шортах и драных кроссовках.

— Слышишь Атаман, здесь же бабки платить надо.

— Спокойно. Вопрос решаемый.

Юрий быстро оценил ситуацию: здесь должно быть другое место, для привилегированных.

Вряд ли им понравится такая теснота.

— Посидите, ребята. На водочку особо не налегайте, в жару быстро развезет. А я, одного только смогу подменить.

Поднялся на второй этаж. Здесь все двери в маленькие комнатушки были заперты. Из-за одной доносился оглушительный храп, из-за другой разговор на фарси — так говорят иранцы и таджики. За третьей капризно постанывал женский голос и так же капризно скрипели кровать или диван. За остальными дверями царила тишина.

В коридоре появился усатый человек с трехдневной щетиной:

— Кого ищешь, брат?

— Кого-нибудь поавторитетнее. Друга моего обидели на дороге. Пусть рассудят, кто прав, кто виноват.

Усатый пристально взглянул на Атамана. Наметанный глаз оценил и камуфляжную куртку, и загар, и пыльные волосы.

— Подойди, попробуй. Только они сейчас кушают, смотри, чтобы не злились на тебя.

Усатый показал в окно на крайний из щитовых домишек, на ступенях которого неподвижно сидел человек в длинных шортах. Поблагодарив, Терпухин направился туда.

Глава 6 СПИНА К СПИНЕ

Парень в шортах смотрел в упор на приближающегося Терпухина. Его взгляд резко отличался от взгляда усатого — даже в жару глаза голубели, как две колючие льдинки. И голос был таким же колючим, недружелюбным.

— Не заблудился случаем?

— Вроде нет.

— И че те надо?

— Вещи оставить на хранение, — Терпухин протянул охраннику «ТТ».

Атаман с самого начала предполагал, что рано или поздно его захотят обыскать: по-хорошему от этого не увильнешь. Оставлять оружие на припаркованном мотоцикле среди нехитрого багажа он не хотел — могут увести запросто. Доверить ребятам? Еще попадут в историю за время его отсутствия. Оставить в кустах? Кто-нибудь да подсмотрит. Как ни странно, самым надежным было отдать таким вот образом.

— Обыскать я тебя все равно обыщу.

— Давай, вперед.

Взгляд охранника в пестрых шортах не потеплел ни на один градус, но уважения после обыска невольно прибавилось. Человек, который сам спокойно расстается с оружием, это уже не плесень на двух ногах.

— Так что тебе надо?

— Поговорить. Скажи: пришел человек, интересуется насчет Гоблина.

Охранник ушел внутрь. Судя по громким голосам, там спорили о средствах быстрого восстановления потенции. Причем препараты вроде виагры презрительно отметались — речь шла исключительно о еде и питье. Потом разговор замолк присутствующие, очевидно, выслушали сообщение охранника.

Через пару минут на крыльце появилась личность, явно страдающая «зеркальной болезнью»: когда брюхо достигает таких размеров, что член свой можно увидеть только в зеркале.

— Кто такой? — осведомилась личность, пожевав маслянистыми губами.

— Дружить мы все равно не будем, так зачем тратить время и знакомиться? Слыхал я, Гоблин недавно двоих упаковал — не знаю, правда или нет. У меня к нему свой счет.

— Лично у тебя? — собеседник выпятил нижнюю губу.

— Лично у меня.

— И как ты, скажи на милость, думаешь с ним разобраться? Что у тебя есть за душой, кроме пушки?

— Пушка для подстраховки. Может, обойдусь и без нее.

— О таком герое скоро песни складывать начнут.

— Разговаривать будем или чувство юмора демонстрировать? У меня оно тоже есть, не волнуйся.

— Да ты тут выдаешь такое: хоть стой, хоть падай. Этого отморозка даже оштрафовать ни разу не удалось. А ты, блин… Выхожу один я на дорогу… Ну что тебе от того, одного или двух он упаковал?

— Где?

— Не иначе вояка бывший. Жалко, не увижу, как ты сядешь в лужу. А будет она красного цвета, попомнишь мои слова… Вчера утром упаковал, возле Черного Яра.

«Значит, бандит на трассе не соврал». — Юрий знал этот городишко неподалеку от Астрахани.

— Я тебе должен что-нибудь за справку?

— Да нет. Такие справки у нас идут задаром.

Атаман протянул руку в сторону охранника в пестрых шортах. Тот вопросительно взглянул на брюхатого и отдал оружие после недвусмысленного кивка.

— Откровенность за откровенность. Я сегодня влез в одно дело. Может быть, не в свое. Не люблю бардака на дороге.

— Так это ты, значит, влез? И наглость имеешь сюда являться? Да мне сейчас только свистнуть…

Атаман развернулся и стал неторопливо удаляться в направлении главного здания «Каравансарая».

Брюхатый даже рыгнул от удивления. Если беседа происходила бы на пустой желудок, он бы, возможно, и взялся проучить самоуверенного гостя. Но пять порций шашлыка и три литра темного пива не способствуют чрезмерно активной жизненной позиции. Вдобавок внутри шевельнулось сомнение: может, как раз такой имеет шанс вытянуть козырного туза? Пусть попробует удачи, зачем гробить своих людей?

* * *

Тем временем в переполненном зале события развивались по-своему. Майк и Штурман были не из тех, кто мог спокойно усидеть возле запотевшего пузыря водяры. Не прошло и пяти минут, как пустая бутылка стояла под столом, а друзья наперебой махали официанту, требуя продолжения.

За новой поллитровкой дело не стало. Здесь, «как в лучших домах», никто не требовал денег до тех пор, пока клиенты не вставали из-за стола. Начались, как водится между байкерами, оживленные обсуждения технических вопросов и воспоминания о пройденных маршрутах. На трезвую голову каждый имел терпение выслушать собеседника, но после первой, стремительно оприходованной бутылки они уже перебивали друг друга, спорили из-за каждого слова. Тут с другого конца зала еще подсел владелец «Судзуки», заслышав родные термины.

–..А я тебе говорю, что генератор — самое слабое место на «Урале», ахиллесова пята…

— Лучше вспомни, из-за чего он тогда выл.

Реле-регулятор надо было менять. А ты болт забил: вот и спалил статорную обмотку…

–..Помните, какая грязюка была на прошлом фестивале?

— Еще бы, когда сто моцилей тягаются туда-сюда на таком вот кусочке земли…

За столиками все говорили громко, стараясь перекричать соседей справа и слева. Но компания байкеров выделялась даже в этом гаме.

— Эй вы там, может, сбавите немного? Оглохнешь с вами.

— Это ты кому?

— Тебе-тебе. Если туго доходит, намордник нацепим.

Майк со Штурманом переглянулись. Благоразумной осторожности их состояние уже не предполагало. Новый знакомый тоже ни минуты не колебался встать за своих или нет?

— Больше не тявкай. А то вернешься в конуру.

Здоровенный дальнобойщик в майке с глубоким вырезом снял темные очки и поднялся с места. Словесная перепалка была исчерпана, настало время для непосредственного контакта. Трое его соседей тоже встали — каждый из них был в полтора раза шире любого из байкеров.

Отлетели в сторону опрокинутые столы и стулья, зазвенело бьющееся стекло. Когда Терпухин вошел, чтобы забрать своих попутчиков, они уже получили первые ощутимые удары. Майку рассекли скулу — под узкой пижонской бакенбардой проступила кровь. Штурман заработал по свернутому набок носу с обещанием выправить дефект. Хозяину «Судзуки» ударили по зубам массивной бутылкой из-под шампанского, потом добавили ногой в солнечное сплетение.

«На пять минут оставил, — сплюнул с досадой Атаман. — Надо было ехать одному, не связываться с этими раздолбаями».

В любом случае драку надо останавливать, иначе доблестных байкеров придется транспортировать в больницу. Одного, в крайнем случае двух Атаман, пожалуй, смог бы успокоить по-хорошему. Но тут кулаками махали четверо жлобов.

В любой компании важно сразу определить «старшего», того, чье слово всего весомее. Ухватив чуть ниже запястья занесенную руку, Атаман взглянул в глаза коренастому мужику с короткой мощной шеей и крестиком на тонкой золотистой цепочке.

— Может, хватит? Или так уж обидели?

— Да меня ни одна сука здесь не обидит! — огрызнулся мужик.

И все-таки короткая пауза, взятая для ответа, немного остудила голову. Он стал оттаскивать друзей одного за другим. Но тут рассвирепевший от суровой взбучки Штурман прорвался вперед и достал его правой по корпусу. Драка снова возобновилась, и теперь уже уговоры не имели никаких шансов.

Атаман не видел начала драки, не мог знать, кто прав, кто виноват, и не было у него настроения ломать кости. Просто обхватил ближайшего к себе незнакомца за пояс и отбросил подальше.

Потом второго тем же макаром. Третий уже не дался, пришлось уворачиваться от здоровенного рыжеволосого кулака.

Увернулся Терпухин благополучно, но выброшенный первым на периферию уже поспел обратно и нанес удар сзади. На этот раз Атаман ответил в полную силу. Удара исподтишка вполне ему хватило, чтобы ощутить настоящую злость.

С четверкой он справился бы без больших проблем: все-таки был единственным абсолютно трезвым среди всей кучи народу. Но как только дальнобойщики стали сдавать позиции, у остальных разбросанных по залу коллег взыграло чувство солидарности. Полтора десятка человек поспешили на спасение профессиональной чести.

На сторону Атамана встал только один из присутствующих — тоже в камуфляжной куртке. С первого взгляда Терпухин оценил, что это не просто «оперенье» — человек тоже понюхал пороху, отслужил немалый срок.

— Отобьемся? — усмехнулся этот незнакомец, приглаживая волосы, перед тем как влезть в гущу событий.

— Должны, — коротко бросил Атаман.

— Тогда спина к спине.

Со всех сторон слышалось пыхтение, сопение.

Одни дрались, другие пытались протиснуться к месту событий, чтобы внести свою лепту. Третьи выползали в обратном направлении на карачках, трясли головой, пытаясь избавиться от звона в ушах.

Резко пахла разлитая выпивка, кто-то терял равновесие, поскальзываясь раз за разом на разлитом остром соусе, кто-то методично матерился. Хозяевам заведения такой концерт явно не должен был понравиться, а значит, и «крыше» тоже. Скоро плотную кучу дерущихся окатила холодная вода из пожарного шланга.

Теперь разом выматерилось полтора десятка глоток. Но страсти быстро улеглись — все разом поняли, с кем имеют дело: с людьми, которые не задумаются пустить в ход оружие. Среди представителей «крыши» Терпухин узнал и парня в пестрых шортах, недавно бравшего на хранение «пушку».

Позвали одного из официантов в грязно-белом халате, спросили, кто начал первым. Тот указал на компанию дальнобойщиков, объяснил, как заварилась каша.

— Придется вам, ребята, все здесь вылизать, — представитель крыши показал на перевернутые столы и загаженный пол. — И второе: никто отсюда не должен уйти недовольным. Если кому что сломали, платите отступные. Нет денег сейчас — посадим на счетчик. В следующий раз неповадно будет.

— Да тут чисто по пьянке: слово за слово, — попытался объяснить протрезвевший дальнобойщик с разбитой в кровь губой и заплывшим глазом.

— Не колышет.

Атаман тем временем поставил на ноги своих — кости вроде бы целы. Он еще не остыл от кулачного боя, но чувствовал, что возлагать вину целиком на одну сторону было бы не совсем справедливо.

— Когда народ под градусом, начала и концы искать без толку. Скажу за всех своих: претензий нету. Порядок вместе наведем за пять, минут — без вопросов.

Народ молчанием изъявил согласие. Присутствующие, даже те, кто близко не принимал участие в конфликте, быстро расставили столы и стулья, за пару минут вытерли пол тряпками.

Глава 7 СТАЯ

Еще со времен спецназа Терпухин помнил, что втык по горячим следам дело бесполезное. Провинившийся должен очухаться, протрезветь, а потом уже получить свое. Сейчас важно было выяснить: кто из двоих байкеров в лучшей кондиции, кто в состоянии удерживать руль хотя бы на скорости в шестьдесят километров. Не вилять вправо-влево, нарываясь на повышенное внимание блюстителей порядка, не «упахаться» на обочине.

Осмотр ничего хорошего не принес: вид у обоих был совершенно нетоварный. Побитые физиономии, разодранная одежда. Да и доза алкоголя не успела выветриться. И все-таки надо уезжать, не стоит здесь задерживаться. Тем более что предложений не поступало.

Отыскав трос в багаже, Терпухин взял «Урал-Вояж» на буксир. Еще не доехав до трассы, понял, что кто-то вот-вот свалится. Или Штурман, уткнувшийся лицом ему в спину, или буксируемый Майк, чья голова болталась из стороны в сторону, а руки висели как плети. Пришлось привязать того и другого веревками.

Атаман не собирался долго путешествовать таким образом. Рассчитывал поставить палатку по другую сторону от трассы. Но прежняя мысль о том, что сотрудникам ГИБДД неплохо бы притаиться на повороте к «Караван-сараю», неожиданно реализовалась.

Вначале он разглядел палку, потом человека в форме, выступившего из сумерек, потом машину, задвинутую в кусты. Довольный уловом ГИБДДшник махнул дважды: вначале Терпухину, потом второму, взятому на буксир мотоциклу.

«Когда фуру тормозит, прицепу, наверное, отдельно машет», — со злостью подумал Терпухин.

Злой он был прежде всего на себя: надо же было связаться с такой несерьезной, неперебесившейся братией. Сейчас объясняйся с ГИБДДшником, потом устрой этим деятелям ночлег, чтобы проспались как следует. А Гоблин сейчас где-нибудь в районе Элисты или Гурьева, они отстают от него все больше, вместе того чтобы нагонять.

Попытался доказать сержанту, что человек на буксируемом мотоцикле фактически не водитель, а пассажир, поэтому имеет право быть пьяным и побитым. Но ГИБДДшника это только развлекло, в своих требованиях он остался непреклонен.

— От тебя самого несет, если хочешь знать.

— Давай проверим, — спокойно согласился Терпухин.

Трубка необъяснимым образом показала градус. Атаман понять ничего не мог: то ли он пропитался за время драки чужими «ароматами», то ли прибор среагировал на мощное «поле» Штурмана.

Байкер равнодушно, не мигая, глядел в одну точку, и несло от него так, будто чувака отмачивали в спирте как минимум неделю.

— По дружбе соткой обойдемся, — предложил сержант.

После расчета в «Караван-сарае» у Терпухина оставалось всего сто пятьдесят. Но отрываться с «багажом» нечего было и думать. Пришлось раскошелиться.

— Пристрой их где-нибудь очухаться, а то скоро пост, — получил Атаман ценный совет.

* * *

Десяток жалких домишек на берегу Каспия нельзя было назвать деревней. Все здесь насквозь пропахло рыбой: стены, одежда и сам воздух. Другого заработка, кроме рыбной ловли, у людей давно уже не было, и с каждым годом он давал все меньший доход.

Во-первых, реже попадались осетры и другие ценные породы, во-вторых, падали расценки оптовиков. Спорить с оптовиками смысла не имело. Двое рыбаков как-то отказались отдавать улов по дешевке, тогда у них забрали рыбу вообще бесплатно, да еще и сети порезали вдобавок.

На черной поверхности моря едва заметно колыхалась лунная дорожка, похожая на маслянистый след из пробитого трюма. На нескольких вбитых в землю шестах была развешана для ремонта прохудившаяся сеть. Занималась заря, расчерченная в клеточку.

Гоблин притормозил, но мотоцикл все еще продолжал тарахтеть. В одной из хибар зажегся свет, и в окне показалась чья-то голова. Из другого дома вылез хозяин в резиновых шлепанцах на босу ногу.

— Заглуши мотор, и так уже всех поднял.

Почетный эскорт? А Коля где с прицепом?

— Принеси пожрать.

Тут рыбак просек, что бородатый всадник прибыл в одиночку и не имеет отношения к оптовикам.

— А хлеб-соль не желаете? — издевательски поинтересовался он.

Из той хибары, где зажегся свет, тоже выбралась неясная в темноте фигура. Рыбак в шлепанцах чувствовал за спиной поддержку полутора десятков человек — на первый же призыв о помощи все бы откликнулись быстро.

Бородач заглушил мотор и перекинул ногу, слезая с мотоцикла. Он не сделал никаких угрожающих движений, не произнес ни слова. Но тут подоспевший сосед зажег фонарик, и гость предстал во всей красе, со всеми подробностями татуировок.

— Расценки знаешь? — пошел на попятный первый рыбак.

— Рыбу с икрой, — заявил гость. — Икру из брюха надо есть, а не с тарелочки, правда?

— Конечно.

Минуты через три Гоблину приволокли большого осетра, вытащенного при последнем осмотре сетей.

— Повезло тебе. Такие теперь редко попадаются.

Присев на траву, Гоблин достал нож, вспорол рыбину и просунул пальцы внутрь. Здоровой рукой зачерпнул горсть икры. Человек с фонариком услужливо подсолил темную слипшуюся массу, в которой отдельные зернышки трудно было различить.

Осетрины Гоблин не захотел ни в сыром, ни в другом виде. Пришлось тащить еще одну «брюхатую» рыбу. Желудок у владельца «Харлея» работал в особенном режиме. Дня два-три мог мириться с полным отсутствием пищи, потом вдруг просыпался неуемный голод.

Перед тем как уехать, Гоблин швырнул на траву ком слипшихся мятых бумажек. Рыбаки не посмели пересчитывать деньги при нем.

Атаман не дал своим попутчикам вдоволь отоспаться. Через два часа открыл Майку рот, влил туда воды из канистры. Пока парень откашливался и отфыркивался с вытаращенными глазами, Терпухин проделал ту же операцию со Штурманом.

— Теперь отжиматься, иначе будет хуже.

Штурман осилил раза три. Его товарищ просто упал лицом на землю и не смог отклеиться от сбрызнутой росой травы.

— Мы где, на круизе с увеселительной программой? Если пришлось в заведение заехать, значит, все, расслабуха? Дел у меня больше нет, кроме как вас проветривать!

— Прости, начальник, больше не повторится.

Пятнадцать минут — и мы как огурчики.

— Ну-ну, дерзайте. Если получится, патент надо будет оформить.

— Это не наше ноу-хау. Дома, в Ростове, кореш есть, йогой увлекается. Показал кое-что.

Штурман поджал под себя ноги, набрал полную грудь воздуха и напрягся, проталкивая его дальше вниз, в живот. Потом резко выдохнул и глубоко втянул живот — только майка, казалось, мешала увидеть позвоночник. Неуверенными пальцами Майк убрал с лица длинную прядь и занялся тем же самым. Терпухин засек время и скептически наблюдал за обоими.

Однако упражнение действительно возымело эффект. Что самое удивительное — исчез без остатка даже запах. Скоро «Уралы» уже летели по трассе, пронизывая туман. Этим утром он висел не сплошной пеленой, а разорванными клочьями и быстро таял.

Если в первый день пути охотники за Гоблином неслись на юг, то теперь, в свете новых данных, направление пришлось изменить на восточное. Поэтому пришлось съехать с трассы федерального значения на шоссе гораздо более худшего качества.

Мотоциклы все чаще подбрасывало на выбоинах. Лететь с прежней скоростью было чревато лишними неприятностями, в лучшем случае мелким ремонтом или регулировкой.

Пейзаж менялся на глазах. Зелени становилось все меньше, растительность как будто пригибалась к земле. Сперва исчезли деревья, потом высокий кустарник, потом остались только пятна травы, уже сплошь выгоревшей. Потом пропала и трава, осталась только закаменевшая без дождя желтовато-серая поверхность по обе стороны дороги.

— Хорошую новость хочешь? — крикнул Штурман Терпухину. — Километров через сорок говнистая дорога кончается. Есть, правда, плохая новость: дальше не дорога, а полный отстой.

Штурман знал, что говорит, прозвище он заслужил недаром. Первую глубокую ямищу они заранее заметили, сориентировавшись по черному тормозному следу кого-то из предшественников. Дальше ямы испещряли асфальт, как будто после бомбежки. Чтобы вырулить между ними, пришлось сбрасывать скорость чуть ли не до шестидесяти.

— Может, на обочину лучше съедем? — предложил Майк.

Как ни странно, двигаться по обочине оказалось гораздо удобней. Резких провалов здесь не попадалось и почва немногим уступала в твердости асфальту. Важно было только держаться бок о бок: каждый из мотоциклов оставлял густой шлейф пыли, и тому, кто шел бы в хвосте, пришлось бы несладко.

«В Калмыкию уже заехали, — оценил Атаман. — Лишь бы этот гад не погнал дальше на восток».

Вдруг в треске одного из мотоциклов послышалось что-то новое. Ездок с узкими бакенбардами поднял руку, сигналя об остановке.

— Чего там у тебя? Снова клина ловит? — с досадой поинтересовался Штурман.

— Генератор воет. Пощупай, какой горячий.

Надо релюху менять, иначе спалю на хер статорную обмотку.

К счастью реле-регулятор имелось в комплекте запчастей.

— Знаешь, какие у мотоцикла преимущества перед женщиной? — спросил у Юрия Штурман. — Мотоцикл требует новые цепочки, ремни и прочее, только когда старые натурально износились.

— И не ругается с тобой, если ты не совсем аккуратно ездишь, — добавил Майк. — Развинтился — можно гайки подтянуть, расшумелся — поставить глушак.

— Вообще куча плюсов. Как-нибудь сядем на привале, вспомним еще.

После короткой технической остановки «Уралы» снова рванули с места на предельной скорости, какая только была возможна на обочине.

Но проблемы не закончились. Скоро впереди показались будто клубы дыма. Это не был пожар, потому что клубы перемещались как-то странно, рывками.

— Птицы? — предположил Штурман.

— Блин… — ругнулся Майк.

— Что опять не так?

— Да стекла на очках замазало какой-то дрянью.

На ходу он снял их, чтобы протереть о рукав.

— Приехали! Саранча это!

Штурману с Терпухиным тут же пришлось убедиться в его правоте. В воздухе стали мелькать крылатые существа, пока еще небольшими стайками. На одежде и корпусе мотоцикла появились желтоватые пятна от расплющенных во встречном движении насекомых.

— Прорвемся? — спросил сам себя байкер.

Клубы дыма приближались, вырастали. Стало заметно, что состоят они из крошечных черных точек.

— Какого черта сюда поперли? — удивился Атаман. — Здесь им жрать нечего.

— Нагуляют аппетит и как раз доберутся до зелени.

— Не слышу! Да ладно, неважно!

Раньше общаться в дороге мешал вихрь скорости, врывающийся в открытый рот, — его приходилось прикрывать ладонью. Теперь этот вихрь норовил накормить саранчой. Прижимая ладонь к губам, было уже непросто докричаться друг до друга.

Мотоциклы влетели в «плотные слои атмосферы». Скорость не уменьшилась, но нагрузка на машины возросла. Именно «Уралам» угрожала большая опасность, чем людям: трупики саранчи быстро забивали мельчайшие щели, и это могло привести к самым худшим последствиям.

Майк сорвал с себя куртку, попытался размахивать ею, как флагом, разгоняя насекомых. Никакого толку. От мельтешения крылатых существ рябило в глазах. Дорога почти не просматривалась, только на слух можно было бы различить встречную машину. Слава богу, товарищи по несчастью пока не попадались.

На колеса налипла желтая каша из саранчи, мотоциклы раз за разом пробуксовывали. Многомиллионным полчищам пока не было видно конца, и продолжать движение становилось все опаснее.

Пришлось остановиться и ждать, с отвращением ощущая легкие тычки и шелестящие прикосновения. Давненько Атаман не чувствовал себя таким беспомощным.

Глава 8 ДОСМОТР

На подъезде к Астрахани курсировала одна из трех машин с дагестанскими снайперами.

По своим каналам прокурор Рагимов получил те же сведения, что и Атаман. И тоже скорректировал маршрут, только сделал это, не покидая пределов своей махачкалинской дачи.

Три машины разъехались на приличное расстояние: одной предстояло дежурить севернее того места, где Гоблин проявил себя в последний раз, другой восточное и третьей западнее. Южнее расстилалась голубая равнина Каспия, но вряд ли Гоблин захочет грузиться на судно.

Атаман вместе с байкерами двигался с запада, ближе всего к ним находился западный сторож.

Возил его шофер со славянской внешностью, и номера у «Нивы» были ставропольские, чтобы меньше цеплялись со всякими проверками.

Большую часть времени Самир — так звали стрелка — покуривал самокрутку с анашой.

Сперва водитель удивлялся про себя: неужели в таком состоянии — с красными вытаращенными глазами и беспричинной улыбкой — этот человек надеется выполнить свою миссию? Но речь Самира была спокойной и разумной. Любая мелочь интересовала его, будь то убогое строение или арбузная бахча. При появлении на горизонте движущегося силуэта, хотя бы отдаленно похожего на мотоцикл, он тут же реагировал, прикладывался к биноклю.

Их было два: один обычный, другой ночного видения. Будучи обнаруженными при досмотре, бинокли могли вызвать много вопросов. По этой причине они тоже легко прятались в тайник и легко извлекались.

Дважды в день «Нива» отстаивалась в неприметном по возможности месте: водитель нуждался в отдыхе. Иногда засыпал на заднем сиденье Самир. Спали всегда днем: их предупредили, что шансы встретить бородача гораздо выше в темное время суток.

Сейчас, в девятом часу утра, солнце уже стояло высоко и водитель подыскивал место, чтобы вырубиться, перебравшись назад. Самир в преддверии одиночного бодрствования бережно высыпал «планчик» в бумагу.

— У буржуев человек, наверное, неделю готовится, — не выдержал водила. — Неделю ни капли в рот не берет, прежде чем за такое задание взяться. У нас народ покруче будет. Хоть поддатый, хоть обкуренный, но выследит и замочит. Правда?

Самир кивнул и стал сворачивать самокрутку.

— Или анаша у тебя особая — лайт?

— Не понял.

— Ну, знаешь, сигареты бывают лайт, легкие то есть. Может, анаша тоже бывает легкая, чтобы сильно не расслабляла?

— Хороший «план», — обиделся Самир. — Я же тебе предлагал: пробуй. Пробуй, потом скажи.

— Спасибо, только не за рулем.

— Правильно. Это я привык, без плана злой становлюсь.

— Твою мать… ДПС.

— Чью мать, ты кому сказал? — Самир быстро выкинул в открытое окно целую, еще не прикуренную мастырку.

— Да не тебе, успокойся. Глянь — все в порядке?

— А кому еще? Себе, что ли? — продолжал выяснять Самир.

— Фортуне. Есть такая дама, которая жопой любит поворачиваться.

— Ты мне не рассказывай, бляди здесь ни при чем.

— Очень даже при чем, готовь документы. Самих бы на шишку не натянули.

— Ладно, не ерзай. Не первый раз.

Подождав, пока машина остановится, сотрудник нагнулся к открытому окошку. Представился.

— Чего это у вас пассажир сзади?

— Ночью ехали. Лег спать человек, только проснулся.

— С добрым утром. Документики… И ваши тоже. Выходим из машины.

Подошел человек в камуфляже с овчаркой.

Чуть отпустил поводок, позволив собаке влезть в открытую дверь. Встав передними лапами на сиденье, она просунула морду далеко в пустой салон.

«Учует сейчас травку», — у водителя вспотела поясница.

— Она же мне чехлы когтями поцарапает!

Никто не обратил внимания на его недовольство.

— Багажник открывайте… Что в канистрах?

— Бензин.

— Куда вам столько? Понаделали заправок и все равно с собой возят.

— Три канистры всего.

Собака не проявила энтузиазма; Очевидно, нюх ей натренировали на более существенный товар, вроде героина. Теперь настал черед человека внимательно осмотреть внутреннюю обшивку, пощупать сиденья.

«Навел кто-то?» — продолжал нервничать водитель. Зато Самир стоял спокойно-безучастно, глядя под ноги.

— Откуда путь держим?

— Из Ставрополя.

— А пассажир чего молчит?

— Я не молчу, — поднял голову Самир. — Спрашивайте, отвечать буду.

— Вид у вас, гражданин, странный какой-то.

— Извините, не выспался. И побриться с утра не успел.

— Цель поездки?

«Как будто в посольстве визу выдают», — возмущался про себя водитель.

— К сестре двоюродной в гости. Друга взял с собой.

— Прописка у него махачкалинская.

«Наверное, интерес к машине не специальный.

Похоже, всех так шмонают на этом посту».

— Ну так что? У меня и с тель-авивской пропиской есть друзья, и с нью-йоркской.

— Мотоциклиста, случаем, не видели?

— Какого? — водителю «Нивы» стоило большого труда задать этот естественный вопрос.

— Отморозка одного, — сотрудник ДПС довольно точно обрисовал внешний вид Гоблина.

— Такой не попадался. А что, начудил?

— Попадется на глаза, лучше сразу съезжай на обочину. И в милицию сообщи с ближайшего автомата.

Уже несколько машин ждали очереди на досмотр, и сотрудник со вздохом отпустил «Ниву».

— Есть же такие, — отъехав от поста, покачал головой водитель, — Дай ему волю, он бы до вечера нас перетряхивал и допрашивал. Другие напускают на себя, чисто чтоб бабки сорвать.

А ему просто в кайф. Ты как? Только честно — перетрухал?

— Зачем? Мастырку только жалко, крутил-крутил и бросать пришлось.

— Хочешь вернуться забрать?

Аварец принял предложение всерьез и гордо ответил:

— Самир никогда с полу не подбирает.

— Молодец. А что бы ты делал, если б они тайник узрели? Драпать бесполезно, видал, какой у них зверь?

— Постарался бы.

— То есть как?

В руке у Самира блеснуло лезвие безопасной бритвы.

— По горлу. Автомат мой. Дальше…

— Да ты не лучше этого Гоблина! — прервал водитель. — Тоже смурной! Какого хера при себе холодное оружие? Нашли бы сейчас — мало б не показалось!

— Бритва за холодное не считается, — Самир взялся заново скручивать бумажку для курева.

— Много ты знаешь, герой!

— Ты, друг, не выступай. Ради дела раз-два могу терпеть. Потом извинения не помогут.

* * *

Черную тучу унесло дальше в сторону лесов, полей и садов. Солнце снова светило без помех.

Его бесстрастные лучи освещали трех спутников, занятых ликвидацией последствий стихийного бедствия. Байкеры, вооружившись предусмотрительно взятой в дорогу ветошью, очищали технику. Еще недавно оба «Урала» сверкали переплетением хромированных труб. Теперь все покрывал липкий желтоватый налет, в котором тут и там угадывались крылышки и сухие ножки. Некоторые узлы настолько забились внутри, что их пришлось разбирать.

Работали ребята в одних плавках. Свое и чужое шмотье Юрий расстелил на земле, под жарким солнцем останки насекомых подсохли почти мгновенно. Теперь можно было счищать грязь, вооружившись небольшой щеткой из багажа Майка.

Конечно, стирки это заменить не могло. Но, по словам Штурмана, до волжской дельты оставалось еще порядочно, а раньше по дороге воды ожидать не стоило.

— Дали бы мне противогаз и распылитель, — размечтался Майк, выковыривая из щелей между ребрами цилиндров спекшиеся от температуры останки саранчи. С каким бы удовольствием я их травил. Бесплатно бы работал, честное слово.

— Лишь бы там, дальше, подготовились, — Терпухин уже беспокоился о родном крае. — Помню, малым еще бегал, когда соседнюю станицу обгрызли дочиста. Ни колоска не осталось в поле.

Кое-как привели шмотье и мотоциклы в чувство. Вид, конечно, не самый шикарный, но более или менее пристойный. Можно наверстывать упущенное.

Километров через десять заметили слева по курсу трехдверную «Мазду», обгаженную точно так же дохлой саранчой. Веселенький красный цвет авто едва проступал, зато хозяйка, пересидевшая напасть внутри, никак не пострадала Даже при беглом взгляде выглядела роскошно: распущенные волосы ниже плеч, длинные загорелые ножки. Мялась возле машины — то ли отчаялась голосовать, то ли еще не начала.

— Тормознем? — крикнул Майк.

Штурман чуть сбавил скорость и оглянулся на Атамана. Терпухин поморщился:

— Мы ж не одни на дороге, самое малое десяток машин уже встретили. Толку не будет, если так вот терять время по поводу и без повода.

Сам пойми, мы здесь не, благотворительная контора на колесах.

— О'кей, — проявив понимание, байкер снова газанул.

Через минуту Терпухин понял, что не сможет следовать дальше с чистой совестью. Натуру свою не переделаешь, не избавишься от привычки во все влезать.

— Заворачивай. Подмогем по-быстрому.

Штурман так же легко согласился и махнул рукой товарищу. Лихо развернулись, лихо притормозили возле «Мазды».

— Опять вы? А я как раз позавидовала — вот бы так разогнаться хоть разок.

Девочка действительно была что надо, беглый взгляд не обманул. Все при ней — и мордашка, и фигура. Одета стильно, со вкусом.

— Видели бы вы нашу компанию чуть раньше — не позавидовали бы, — Майк расплылся в улыбке, торопливо поправив длинную темную прядь.

— Что там у вас за проблемы? — по-деловому осведомился Атаман.

Его труднее было пронять женской красотой.

Особенно тогда, когда в голове сидела четкая и ясная цель, внутренний приказ самому себе.

— Я уже плюнула на внешний вид, решила дотянуть до ближайшего автосервиса. А лампочка перегрев показывает.

— Еще бы. Гляньте на радиаторную решетку — где воздуху пройти?

— Ой, правда. Как я не догадалась?

Штурман и Майк быстро в четыре руки прочистили решетку. Терпухин тем временем открыл капот: внутри все выглядело не так уж страшно.

— Дальше дорога не для вашей милой штучки.

Держитесь лучше на обочине, машина целей будет.

— Не знаю, как вас благодарить. Одну секунду.

Все трое уже готовы были отъезжать. Мотоциклы тарахтели, окутываясь сизым дымком, как застоявшиеся кони, храпящие и бьющие копытом.

— Здесь майки симпатичные, — вернувшись из салона блондинка протянула сверток. — Думаю, вам как раз понравятся.

— Да вы что, смеетесь?

— Пустяки. Это муж мой на фирме своей штампует. Себестоимость копеечная, я точно знаю.

Просто возьмите на память от Кати.

Свои майки почти наверняка не отстирались бы до полной чистоты, и желательно было сменить их на новые. Это заставило байкеров уступить. Девушка протянула уже руку для прощания, как вдруг рядом с визгом затормозил новенький, но пыльный до невозможности внедорожник.

Мужчина средних лет выскочил с водительского места и бросился к ней:

— Мальчиков уже подыскала? Подожди, я тебе устрою.

Без лишних церемоний он ухватил хозяйку «Мазды» за руку и потащил за собой. Пытаясь сопротивляться, Катя взвизгнула и несколько раз стукнула незнакомца кулаком — без видимых для того последствий.

— Пусти ее, — сказал Терпухин, заступая путь.

— Тебя вообще не касается, — огрызнулся мужчина.

Он явно выезжал в большой спешке: из-под пиджака торчали незастегнутые манжеты белой сорочки.

— Вы его знаете? — спросил у блондинки Атаман.

— Да кто ты такой? — крикнул незнакомец, прежде чем Катя успела ответить.

В следующий момент он оказался в пыли.

Мотнул головой, переваривая удар, с решительным видом поднялся на ноги.

— Вадим, не лезь! Башку снесет, — обхватила его сзади блондинка.

Незнакомец сделал вид, что успокоился, но неожиданно выхватил складной охотничий ножик.

Блондинка в страхе отпрянула к Терпухину, однако удар оказался направленным в другую сторону. В мгновение ока Вадим проткнул оба задних колеса — одно, потом другое. Колеса спустили, «Мазда» осела.

— Ну и дурак! Я бы тебе отдала ключи.

Отшвырнув в сторону «оружие», мужчина направился к своей машине. Штурман сделал было шаг следом, блондинка остановила его:

— Не надо. Это мой муж.

Глава 9 ОТСТУПНЫЕ

Байкеры слегка опешили, но Терпухина трудно было чем-то удивить. Слегка расслабившись, он проводил внедорожник взглядом, потом присел на корточки рассмотреть задние колеса.

— Запаска есть?

— Спасибо огромное. Если б не вы…

— Запаска есть? — повторил вопрос Атаман.

— Конечно. Но это ж дела не меняет.

— Почему? Еще одну сторгуете на дороге. За двойную цену вам любой свою уступит, да еще и поставит обе.

Направляясь к стоящим на обочине «Уралам», Терпухин махнул байкерам:

— Погнали, ребята. И так уже опаздываем.

— Бросаете меня на произвол судьбы? — в голосе блондинки звучала не укоризна, а насмешливая констатация факта.

— Если б я знал, что тут семейная ссора, ни за что бы не влез. Муж и жена — одна сатана.

Кольца на вас нет, вот я и не сообразил.

— Спокойно бы смотрели, как применяют силу по отношению к женщине?

— Стукнул мужика ни за что ни про что. Еще бы ему не нервничать, если благоверная в бега пустилась.

— Ладно, не будем углубляться. По крайней мере, мне от моего муженька ничего не нужно.

Даже этой «Мазды», — размахнувшись, Катя далеко зашвырнула ключи.

— Давно не наблюдал таких шикарных жестов, — покачал головой Майк.

— Может, подбросите, все-таки женщина просит.

— Куда вам? — осведомился Штурман, заново заводя «Волка». — Мы вроде в разные стороны стремились.

— У меня теперь другие планы. Это была судьба — саранча, встреча с вами, проколотые колеса.

— Обратно к мужу завезти?

— Он, кстати, у меня очень покладистый, даже чересчур. Раз в год только находит, когда терпение лопается… К мужу не надо. Километров через семь-восемь железнодорожный переезд — за переездом и высадите.

Катя уселась пассажиркой к Майку, уверенно обхватила его руками. Девчонок Майк, конечно, возил бессчетное число раз, но тут был особый случай — он рванул как на крыльях. Штурман остался на второй позиции, и они с Терпухиным всю недолгую дорогу до переезда наблюдали длинные волосы, роскошно развевающиеся из-под мотошлема.

За переездом Катя легко соскочила с «Вояжа», чмокнула Майка в щеку. Остальным послала воздушный поцелуй:

— Чао, мальчики.

Через секунду исчезла за каким-то длинным, мрачного вида строением, легко ступая по перепачканной в мазуте траве. Можно было с уверенностью предположить: ни босоножки, ни белая короткая юбочка не запачкаются, среди какой бы грязи ей ни пришлось пройти.

* * *

— Переодеться надо срочно, а то едешь как чмо, — пробормотал Майк, адресуясь к себе во втором лице.

Штурман развернул пакет: внутри были три майки группы «Ария». На одной смерть в образе скелета с седыми волосами вдохновенно наяривала на скрипке. Все зубы у нее остались целыми, что делало оскал еще более зловещим. В левой глазнице мерцал желтоватый глаз, со смычка капала кровь.

На другой майке химера с горбатым клювом и красным загнутым языком вглядывалась из-за камней в мрачную ночь с затянутой облаками луной. Внизу видна была крепостная башня с зубцами и узким зарешеченным окном.

— Что за чернуха? — пробормотал Атаман.

— Напрасно ты так. «Ария» — классная группа, — байкеры быстро и деловито переоделись. — На, возьми эту, если ты по идейным соображениям слишком уж против нечистой силы. Видишь какая? От сердца отрываем.

— Горел асфальт от сбитых с неба звезд, — пропел Майк, имитируя обеими руками игру на электрогитаре.

— Горел асфальт под шум колес, — подхватил Штурман.

На майке, отданной Терпухину, красовалась огромная змеиная голова с клыкастой пастью.

Ниже руки в перчатках, держащие руль мотоцикла, отражение в зеркальце бородатого лица в очках. Впереди дорога — хвойный лес по обеим сторонам, закатное солнце и фигурки мотоциклистов.

— Борода… Больно на Гоблина смахивает, — покачал головой Атаман.

Вывернул майку наизнанку и поехал просто в черной.

— Ну ты даешь. Ну, сознательный. А какая картинка тебе подошла бы: с рабочим у станка?

Но мы тебя не виним: тяжелое было детство, — продолжали прикалываться байкеры.

— Цьщ, шнурки. Много себе позволять стали.

Атаман не злился. Он чувствовал свою принадлежность к другому поколению и принимал это как само собой разумеющееся. Нечто странное отвлекло его внимание — мгновенная, острая, как укол иглы, вспышка света у линии горизонта в дальнем, на краю видимости, конце шоссе. Так отсвечивает солнце в бинокле или оптическом прицеле.

— Видишь вон тачку? Попробуем тормознуть.

Поглядим, остановит или нет.

Сблизившись с «Нивой», Штурман махнул рукой. Водитель сбросил скорость до минимума и выглянул в окно. Присмотревшись, Атаман различил пассажира кавказца с трехдневной щетиной.

— Как там дальше дорога?

— Худшее вы уже проехали, — ответил водитель.

— В ту сторону ушла саранча, — предупредил Штурман. — Сильно не гоните.

Байкер понятия не имел, почему из десятков встречных машин Терпухин выбрал именно эту. Но решил потянуть время, поддержать разговор.

«Что за люди? — задавался вопросом Юрий, Стараясь не разглядывать водителя и пассажира слишком настырно. — Террористы не остановились бы ради нас, преступники тоже. Может, я вообще напутал — потерял квалификацию?»

Их рассматривали не менее заинтересованными взглядами.

— А вы байкеры, значит? — вопрос водителя прозвучал почти риторически.

Штурман кивнул, не считая нужным уточнять особый статус Атамана.

— Слет у вас здесь, что ли?

— С чего ты взял?

— Посылка есть для одного из ваших, просили передать. Сказали, где-то здесь он сейчас сшивается.

— Для Гоблина? — осенило Юрия.

— Точно.

— А ты его знаешь? — впервые открыл рот человек с орлиным носом и красными белками.

— Встречались однажды.

Кавказец вылез из машины, поздоровался со всеми за руку.

— Дорогая вещь, большой начальник просил отдать. Замучились уже искать этого чертова Гоблина. Может, посоветуешь, как побыстрей на него выйти?

— Что за подарок дорогой? — прищурился Терпухин. — Гранату в зубы? Я бы тоже такой не прочь подарить.

Человек с трехдневной щетиной разочарованно сплюнул на асфальт.

— По следу, значит?

— След по большому счету еще не просматривается.

Собеседник помолчал минуту, беззастенчиво разглядывая Атамана с ног до головы. Сделал для себя выводы.

— Слушай, сколько тебе надо, чтобы оставил Гоблина в покое?

Такого оборота Юрий не ожидал.

— А сколько не жалко?

— Я с ним должен разобраться, — заявил кавказец не терпящим возражения тоном. — Пять процентов твои. Я тебя сразу оценил, по глазам.

Пять процентов от моих денег, клянусь Аллахом.

Только отдыхай, сиди дома.

— Извини, друг. У меня к нему свои претензии.

— Гоблина я должен взять. Не послушаешь — пожалеешь, — вернувшись в машину, кавказец захлопнул за собой дверь.

* * *

Оскверненную церковь опять побелили внутри, навели порядок. Батюшка освятил ее заново. К этому мероприятию подгадал свой приезд атаман из краевого центра. Явился с десятком сопровождающих — все в папахах, кителях, сшитых по дореволюционному образцу, штанах с лампасами и офицерских сапогах. У многих за поясом нагайки с красиво отделанными рукоятками.

— Станичники! — воззвал городской атаман хорошо поставленным голосом. Братья и сестры! Сколько можно терпеть кощунства, учиняемые над народом нашим и верой!..

Местные казаки слушали приезжего, скептически щурясь. Цену городским краснобаям они хорошо знали. Явились не запылились. Нацепили, как цапки, царские ордена. Не те, настоящие, которые предки кровью и подвигами добывали на первой мировой, а новенькие, заново отштампованные по старому образцу. Кто из них в седле удержится, если лошадь будет настоящей, скаковой? Да ни один: им привычнее жопу греть в мягком кресле.

— Давно пора стать полноправными хозяевами на нашей исконной земле! продолжал распинаться оратор.

Компания прихвостней дружно зааплодировала, из толпы станичников послышались только одиночные хлопки.

— Хочет всем распоряжаться от нашего имени, — ворчали про себя казаки. — Не надо нам больше идейных вождей, хватит.

— Да я же помню его по городу, — зашептала бойкая бабенка, когда-то лет десять назад учившаяся в техникуме. — В горкоме комсомола работал, не помню только, каким секретарем по счету — вторым или третьим. Как демонстрация, так репетицией на площади командовал.

— Оно и видно.

В конце своей пламенной речи бывший комсомольский вожак объявил, что привез лучших своих людей помогать в поисках преступника.

Из конкретного разговора после митинга выяснилось, что «лучшие люди» явились командовать десятком местных добровольцев. Станичники не спешили возражать: жизнь быстро покажет, кто чего стоит.

В дорогу отправились на двух машинах. Городские «командиры» на микроавтобусе, местные — на «Урале», выкупленном когда-то по дешевке у военных.

Глава 10 ОПОЗНАНИЕ

— Конкуренты у нас, значит? — удивился Майк.

— А ты как думал? Гоблин много кому насолил.

— Мне бы кто отвалил бабки за сиденье дома.

Хотя нет, без дороги я бы человеком себя не чувствовал.

— Держимся скромнее, без цирковых номеров, — предупредил Атаман, как только пересекли городскую черту. — Нет у нас времени с ГИБДДшниками общаться.

Заехали на рынок — главный рассадник слухов. Кучка подростков сразу же собралась возле мотоциклов. Майк остался на стоянке, чтобы никто ничего не открутил. Терпухин со Штурманом прошли рынок из конца в конец. На первый взгляд он мало чем отличался от других.

Тот же набор продуктов от семечек подсолнуха до говяжьей вырезки. Тот же ассортимент напитков в пластиковых бутылках — от пива «Афанасий» до «Спрайта». Разве что рыба здесь была дешевле — открыто ее продавали в крытой части рынка, втихую торговали с машин. Терпухину со Штурманом трижды предлагали «за бесценок» икру и осетрину.

Атаман не спешил отказываться, отправлялся смотреть. Выражал интерес по поводу большой партии товара. Попутно заводил разговор «за жизнь», о последних новостях. В первых двух случаях ему наговорили кучу всякой всячины, ни с какой стороны не относящейся к Гоблину.

У третьей машины посмотрели с большим подозрением — в особенности на Штурмана.

— Икорку, наверное, любите?

— Не отказались бы.

— А где мотоциклы, на стоянке?

— Заскочили проездом. Еще не знаем, стоит затовариваться или нет.

— Есть икра. Уже расфасованная, в банках.

Пошли в холодильник, поглядите.

— Сейчас сходим. Докурю вот.

Юрий успел затянуться всего пару раз и рассчитывал завести беседу. Протянул продавцам вскрытую пачку, но те от курева отказались.

— Сперва дела надо сделать.

— Боюсь, завоняю товар табаком. Народ потом нос воротить будет.

— Пустяки. Пошли.

Повторный отказ выглядел бы странно. Атаман со Штурманом направились ко вместительным вагонам-холодильникам, снятым с колес. Пока один из хозяев возился с замком, «покупатели» могли видеть соседний, раскрытый настежь холодильник с мясными тушами, подвешенными на крюках.

Открыв замок, торговец рыбой потянул вбок массивную дверь на роликах.

— Прошу.

Вагон был забит ящиками почти под завязку, только в середине оставался небольшой пятачок.

Вместе с Терпухиным и Штурманом вошли еще несколько человек.

— Многовато нас набилось, — заметил Атаман.

Но дверь уже закрылась, перекрыв доступ солнечному свету. Теперь бока рыбин, ржавые стенки вагона и человеческие лица освещались холодной люминесцентной лампой.

Выражение лиц хозяев было не самым дружелюбным. Один из них как бы невзначай взялся за короткий обрезок арматуры. «Может, бабки решили отобрать? — подумал Атаман. — Ходят люди по базару, договариваются взять партию.

Значит, при деньгах».

Уже приготовился дать отпор, но события повернулись не совсем так, как он ожидал.

— Кто из вас ночью у рыбаков гостил? Ты? — ткнули арматурой Атаману в грудь.

— Что тут у вас заместо пепельницы? — оглянулся он по сторонам. — Не хочу мусорить.

— Схаваешь сейчас свою сигарету. Так будет лучше всего.

Пространства для разворота почти не было.

Продавец, отомкнувший холодильник, был невысок ростом и щупловат, но другие, подоспевшие «для комплекта», занимали много места.

— Зачем грубить раньше времени? — Юрий поднял с пола обрывок газетного листа, скрутил в кулечек и сбросил туда столбик пепла. — Примет вам не рассказали?

— Этот хмырь по возрасту не подходит, а ты как раз. Прикид мог поменять, дело нехитрое.

— Далеко ваши рыбаки? Может, съездим на опознание?

— Слинять рассчитываешь? Опознают тебя или нет, нам по барабану. Все вы, байкеры, одна шайка-лейка. Получите втык по самые уши, чтобы другим неповадно было.

Неожиданно резким движением Атаман вырвал обрезок арматуры из рук крепкого мужика в засаленной майке и таких же штанах якобы от фирмы «Найк». Мужик держал арматуру достаточно крепко, ему содрало кожу с ладони и пальцев.

— Ах, ты…

— На, держи, не плачь, — Атаман кинул арматуру на пол вагона.

Противной стороне стало ясно, что победа не, будет бескровной и цену придется заплатить немалую.

— Хочешь съездить к морю — поехали. Только на нашем транспорте, под нашим присмотром.

— Годится. Парень пусть подождет, а мы сгоняем туда-обратно.

Для тех, кто забирал у браконьеров товар, обиды рыбаков меньше всего значили. Икра из двух осетров тоже погоды не делала. Важен был сам принцип некая другая сила покусилась на добычу. Такого никак нельзя спустить.

Терпухина рыбаки, понятное дело, не признали.

— Говорил же, с бородой, — хлопнул себя по колену тот самый, что первым встретил Гоблина. — Где у этого татуировки? Вообще все другое.

Юрий окончательно убедился в верности своих подозрений. Нельзя было больше тянуть.

— Слушайте сюда, мужики, — обратился он к «конвою». — Хотите верьте, хотите нет, но я сюда, в ваши края, забрался именно за этим уродом. Его только на мотоцикле и можно достать.

Рыбаки описали точно, значит, не успел еще далеко уйти. Забросьте по-быстрому обратно на рынок, чтобы я тут с вами лишнего времени не терял.

— Кто тебя знает? Побежишь сейчас к своему Гоблину предупредить, чтоб не высовывался до поры.

— Теперь доказывать три часа? Уеду я сейчас по-любому.

— Это как?

— Очень просто, без церемоний.

Оттолкнув ближайшего к себе «конвоира», Терпухин заскочил в кабину рефрижератора, только что загруженного свежим уловом.

— Стой, блин!

Рванув с места, Терпухин проехал метров сто и только потом притормозил.

— Считаю до трех. Кто хочет в город, живо по местам!

В кабину опять набились трое, не считая самого Атамана.

— Давай-ка я все-таки сяду за руль, — вежливо предложил водитель.

— Отдохни пока, — Терпухин уверенно вел громоздкую машину по бездорожью.

Силу никто не решился применить: в этом человеке все больше просвечивал негнущийся внутренний стержень.

— Один добрый совет. Кончайте вы беспредел, пока рыба совсем не перевелась. Я все понимаю, не каждый раз инспектору будешь отчитываться. Но меру знать тоже надо.

— Не мы же ловим. Вон, блин, местные племена мумба-юмба. Им бы и читал мораль.

— Я бы прочел, только времени нет. А совет мой запомните. Жадность фраера сгубила.

* * *

Терпухин вернулся вовремя — Майк и Штурман уже хотели обращаться в милицию.

— Я бы вам такого не простил. Первый раз дело имеете? Зацепили бы и правых, и виноватых.

До самой темноты мотались в окрестностях города, но бородатого отморозка так и не удалось засечь.

— Это лохам судьба сразу сдает четыре туза, — успокоил себя Майк. Настоящим мужчинам она подарков не делает.

— Настоящим мужчинам пора присмотреть заправку, — заметил Штурман. Скоро на одних парах колесить будем.

Заправка нашлась быстро — пожалуй, слишком красивая для этой трассы. Ярко освещенная, с магазином и закусочной, с развевающимся флагом «Лукойла» и ценами на топливо, вывешенными на большом ярком щите.

Очереди почти не было, по одной-две машины на колонку. Едва пристроились, как подвалил делового вида человечек в давно не стиранной легкой куртке:

— Могу дешевле предложить.

— Да ну, — отмахнулся Штурман. — Сэкономишь копейки, а получишь муть.

— Как в прошлом году лажанулись, — напомнил товарищу Майк и обернулся досказать Атаману:

— Оказался водой разбавленный. Слили все к чертовой матери, разобрали систему питания. А ехать-то все равно надо. Хорошо рядом нашлась куча мусора — подобрали штук десять бутылей пластиковых. Разлили по бутылкам и сели ждать, пока отстоится.

— У меня бензин ровно тот же, который здесь зальют. Я ведь вожу, мой здесь бензин, — человек в куртке кивнул на колонку. — В два раза дешевле отдам. Просто бабки срочно нужны.

Лишних денег ни у кого из троих не было, поэтому предложение показалось заманчивым.

Штурман с пустыми канистрами отошел в кусты, куда водитель притащил две полные, заранее заготовленные.

Переливая бензин, парень поинтересовался насчет Гоблина. Встреча с горцем, потом попадание с третьего раза на рынке — у Штурмана сложилось впечатление, что каждый здесь каким-то боком имеет касательство к бородачу. Либо ищет его, либо пострадал от его наезда, либо что-то видел или слышал. Но поставщик дешевого бензина ничего не смог сказать.

— Своих дел по горло, некогда мотоциклистами любоваться.

— А что у тебя за бензовоз странный — квадратный?

Машина в самом деле выглядела как обычный трейлер.

— Я на другой вожу.

Штурману показалось, что водила темнит, но допытываться он не стал. Насчет Гоблина, похоже, в самом деле ничего не знает. Остальное — его личное дело. Зачем лезть в душу, если «чел» не хочет говорить правду?

Майк тем временем зашел в магазин и уже точил лясы с молоденькой кассиршей. Терпухин махнул ему рукой, чтобы сильно не распускал губу на женский пол.

— Что я вам, воспитатель в группе продленного дня?

— Да Штурман еще только тянется, — показал Майк, приближаясь. — Если я себе яйца. отчекрыжу, это не значит еще, что мы Гоблина быстрее найдем:

Вернулся Штурман, и байкеры стали заливать «левый» бензин каждый своему мотоциклу.

Глава 11 ПАРОМЩИК

Гоблин спал в седле. Он обладал даром отыскивать для ночлега такие места, где с трех шагов его нельзя было заметить. Вот и сейчас пристроился за ржавым экскаватором, к которому подступили вплотную заросли речного камыша в человеческий рост.

Когда-то давно здесь начинали вести земляные работы. Потом бросили за недостатком финансирования, и экскаватор остался, будто брошенный при отступлении. Все, что представляло хоть малейший интерес, с него уже сняли. Осталась только груда рыжего от ржавчины металла, просевшего в землю настолько, что нижнюю часть гусениц уже не было видно.

Температура на солнце дотягивала до сорока, но Гоблин не боялся спать на жаре. Свесил голову набок, как это делают птицы, и мерно дышал. Со стороны могло показаться, что спит он мирно, без сновидений или видит нечто благостное, На самом деле он опять видел ровную пустынную поверхность, изрезанную трещинами.

Мчал по ней, не поднимая пыли, в ту сторону, где клубился желтоватый туман.

Справа и слева иногда попадались высохшие деревья с воздетыми руками-ветвями. Руки будто заклинали не спешить, повернуть обратно. И стволы и ветви деревьев были узловатыми, много раз перекрученными. В древесине Гоблин успевал различить частые глубокие впадины, будто выгрызенные кем-то мелкие дупла. У большинства деревьев корни выступали наружу, внешне ничем не отличаясь от голых ветвей…

Впрочем, Гоблина больше интересовал желтоватый туман и то, что за ним скрывалось.

«Отжигая» на предельной скорости, он все равно не мог приблизиться к границе мутного облака — она отодвигалась с той же скоростью.

Но хорошо заметны были тени в тумане — большие, неясные.

Высохшие деревья проносились мимо все быстрей, их сдувало ветром скорости. Гоблина подмывало оглянуться назад, но он все никак не мог себе это позволить — опасался влететь на полном ходу в узловатый ствол. Наконец решился, повернул голову и увидел, что за спиной пейзаж остается неподвижным: деревья стоят на своих местах, узор трещин на почве тоже не меняется.

Выходит, он торчал все это время на месте, как памятник самому себе?

Гоблин мотнул головой и открыл глаза. Вылил на голову остаток воды из канистры. Тишина давила на уши, распирала голову изнутри. Даже камыши молчали в полном безветрии. Что за ересь приснилась, что за желтоватый туман? Наверное, та туча саранчи, которую он видел с расстояния в километр. Были бы у этой нечисти острые зубья, за сколько бы минут стая очистила человека до белых косточек?

Гоблин привычно дернул ногой, запуская движок. Лучшие звуки на свете, лучший на свете запах выхлопных газов. Оглядел мощный экскаватор. Хорошая, черт возьми, машина была. Какие-то ублюдки угробили по нерадивости, а потом сняли все, что можно, как снимают шмотье с трупа.

Технику Гоблин уважал, хоть и бил всю жизнь чужие машины. В сравнении с техникой люди вызывали у него презрение. Жалкие твари…

Выехав на грунтовую дорогу, Гоблин увидел грязную, давно не мытую «аудюху». Водитель как будто поджидал, сразу тронулся с места навстречу. Что это еще за смертник? Или он не в курсе, что приближаться к Гоблину — значит протягивать голую руку к высоковольтному проводу?

Как только расстояние сократилось до тридцати метров, водитель заглушил движок и вышел из машины. Двинулся пешком, слегка отставив руки от туловища, наглядно демонстрируя, что они пусты.

— Что ты мне жаждешь сообщить? — остановил его Гоблин на полпути.

— Добрый день.

— И все? Знаешь, кто я такой?

— Да, мы знаем.

— «Мы» это кто? В тачке я вроде никого не вижу. Или в багажнике прячется?

— Меня послали предложить работу.

— Работу? Я работать не люблю, я вольный художник. О каких бабках речь?

— Двадцать пять штук.

— До Ростова кого-нибудь с ветерком прокатить?

— Двадцать пять штук зеленых.

— Понятно, что не деревянных. За деревянные я только в зубы…

— Деятеля одного встряхнуть надо в тачке.

Так, чтобы собирать по частям пришлось.

— За двадцать пять? Кто решил так меня обидеть?

— Это ведь не из пушки замочить.

— Лучше, чем из пушки. Копать никто не будет, авария есть авария. А если будут — спишут на дядю Гоблина. Дядя Гоблин не разбирает, кого гробить.

— Сколько вы хотите?

— Я вообще ничего не хочу. Хотят те, кто тебя послал. Я бы согласился за сорок плюс пятнадцать аванса.

— Ладно, передам. Где бы нам завтра встретиться, чтобы мне не рыскать?

— Извини, но я сам не знаю, что мне в голову взбредет, как карта ляжет. Передай своим прямо сейчас. Или без сотового в путь отправился?

— Не хочу по сотовому лишнее гонять.

— Ox мне эти перестраховщики. Давай номер, завтра сам позвоню. Если «да», скажу, куда подъехать.

* * *

Всю ночь и утро Терпухин с байкерами кружили в окрестностях Астрахани. Не раз приходилось переправляться через рукава, на которые дробилась здесь Волга. Где-то вода разливалась широко, но не поднималась выше оси колес здесь можно было не слезать с мотоциклов, проезжать реку прямо по дну. Где-то перекинуты были длинные шаткие мостки — требовалось незаурядное мастерство, чтобы проскочить по сбитым кое-как доскам на тяжелых «Уралах».

В одном случае они долго ехали вдоль берега, не находя ни моста, ни брода. Возникали уже сомнения, стоит ли вообще переправляться без веских причин. В конце концов наткнулись на некое подобие парома — плот с шестом. Воспользоваться им оказалось непросто: за стальное кольцо плот был прицеплен к стальному уголку, врытому глубоко в землю.

— Тяжелую бы кувалду сюда, — помечтал Штурман.

— Если б все были такими умными, давно бы плота здесь не было, — бросил Юрий и на всякий случай громко крикнул:

— Эй, паромщик!

Живой или нет?

Никто вроде не откликнулся, но скоро на открытое место вылез, шмыгая носом, парнишка лет четырнадцати. При виде мотоциклов глаза у него блеснули.

— Ты, что ли, паромщик? — весело посмотрел на него Майк.

— Ну.

— Сколько берешь?

— Для вас со скидкой, червонец за рейс.

Все трое оглянулись на плот.

— Всего три рейса, — заверил парнишка. — Я, да мотоцикл, да кто-нибудь один из вас. Больше никак не потянет.

— Сейчас проверим.

Первым на бревна выкатили «Урал-Вояж».

Закрепили, чтобы не съехал в воду.

— Чего тебе лишний раз напрягаться? Мы и сами управимся.

Пацан покачал головой:

— Только со мной. Все равно вам двоим с мотоциклом будет перебор.

Ничего не стоило дать ему пинка под зад, но парень вызывал искреннее уважение. Насчет загрузки плота он оказался прав: бревна почти полностью ушли под воду. Издалека могло показаться, что они с Майком переправляются без помощи плавсредства — сама вода чудом несет к противоположному берегу одного большого человека, одного маленького и мотоцикл.

Пацан умело обращался с шестом. Меньше чем за десять минут довез Майка и вернулся назад.

— И часто пассажиры попадаются? — спросил Терпухин, переправлявшийся последним.

— На этой неделе вы первые. Да мне все равно — и так торчу здесь с удочкой.

— А живешь где, далеко?

— Полчаса ходьбы, — мальчишка неопределенно мотнул головой.

— Других мотоциклистов, кроме нас, не видел?

— Еще и покруче мотоциклы видал.

— Я про последние дни спрашиваю.

Паромщик покачал головой:

— Ментов только видел на дороге. Как будто ищут кого-то. Не вас?

— Мы вроде ничего плохого не сотворили. Смотри, если бородач попадется на «Харлее», ни за какие коврижки не высовывайся.

Глаза у мальчишки вспыхнули еще ярче, чем при виде двух «Уралов».

— Ты и про «Харлей» знаешь? Ништяк себе молодое поколение.

— Я журнал про мотоциклы видел. Там все-все, — «паромщик» начал перечислять марки.

— И какой себе возьмешь?

— Еще не знаю. Может, лет через пять, крутой «Урал» появится?

— На, давай, счастливо тебе. Держи бабки — первый взнос на твой будущий «Урал».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 12 МЕТОД ПАРАМОНОВА

Ментов действительно задела за живое «шутка» Гоблина, перескочившего через заслон на дороге. Мало того, что этот черт на колесах в очередной раз выставил всех дураками. Пришлось еще машину отдавать в ремонт — рихтовать, менять лобовое стекло.

Ментовское начальство приняло наконец решение заняться этим, по-своему уникальным, преступником в федеральном масштабе. Главным неудобством была способность Гоблина быстро и стремительно перемещаться. Только-только его начинало разрабатывать одно территориальное управление, как оно оставалось не у дел. Продолжать приходилось другому, толком не зная, сколько у него в запасе — сутки или неделя.

Теперь уже взялись по-серьезному. Во-первых, решили распространить уточненные приметы Гоблина и его мотоцикла в буквальном смысле по всей России, переслать их даже на Крайний Север, куда он до сих пор еще не добирался.

Вменить в обязанность любому местному УВД, обнаружившему татуированного бородача на своей территории, немедленно известить всех соседей по периметру, чтобы те заранее начали действовать.

Во-вторых, активнее работать по старым связям Гоблина. Даже у самого закоренелого одиночки были в свое время какие-то контакты и привязанности. При случае он может их восстановить.

В-третьих, задействовать нештатных сотрудников из уголовной среды. Ходят упорные слухи, что на дорогах от Гоблина страдают не всегда случайные люди, иногда он не брезгует брать заказ на аварию со смертельным исходом.

В Ростове снова вызвали на допрос старшую сестру Гоблина, которую уже дергали два года назад. Сестра — крашеная тетка с насупленными бровями негодовала, как и раньше.

— До пенсии доставать будете? Мы с ним давным-давно разругались, на порог не пущу, если явится!

Насчет друзей-знакомых отвечала как и прежде: не якшалась.

— Была у него одно время женщина постоянная, Ларисой вроде звали. Или не Ларисой? Короче, не видела я ее ни разу. Кто это мог терпеть его хоть неделю? Или ангел во плоти, или ровно такая же мразь, как он сам.

У следователя Парамонова из Ростовского горотдела не было оснований для энтузиазма.

Одно дело расследовать запутанное донельзя убийство крутого бизнесмена, когда пересекается множество интересов, когда возможны самые разные мотивы. Совсем другое — копаться в старом грязном белье какого-то отморозка. Попадется однажды по собственной глупости, тогда грош цена всем потерявшим актуальность сведениям — заплесневелым коркам, которых ты наберешь в мешок.

Тем не менее работа есть работа. В мотоклубе Парамонова встретили настороженно — Гоблин давным-давно здесь не тусуется. Майк со Штурманом никого не поставили в известность о цели своей поездки. Но если бы байкеры и знали что-то, все равно не доложили бы человеку с удостоверением в кармане.

На имя «Лариса» тоже никто не среагировал.

Посоветовали, правда, расспросить местных проституток, но только для того, чтобы скорее спровадить мента.

Парамонов это почувствовал, однако самой идеи не отверг. Им еще не овладела апатия, которая приходит с годами: человек становится тяжелым на подъем, заранее уверенным, что уже не столкнется с чем-то новым.

Присев у стойки известного в городе заведения с чашкой кофе, Парамонов долго взвешивал, стоило ли платить за вход свои кровные, оставив удостоверение в кармане. Потом задумался о том, какого рода женщина неплохо чувствовала бы себя рядом с Гоблином. От хорошего кофе снизошло вдохновение, он поманил к себе бармена.

— Я тут по делам, остановился в гостинице.

Не с кем вечер скоротать.

Одним глазом бармен продолжал смотреть в лицо Парамонову, второй скосил на пиджак, ворот сорочки и галстук, оценивая платежеспособность незнакомца.

— Посидите, что-нибудь да обломится. Времени еще вагон и маленькая тележка.

— «Что-нибудь» меня не устраивает. У меня специализация узкая.

Бармен пожал плечами и отвлекся на зов других клиентов. Прошло минут пятнадцать, прежде чем он снова оказался напротив Парамонова. К прерванному разговору возвращаться не спешил. Разорвал новый блок «LM», пару пачек оставил под рукой, остальные убрал в ящик.

— Может, посоветуешь что-нибудь?

Парамонов понимал, что желательно сунуть бармену купюру, но надеялся хоть здесь сэкономить.

— Видите, сколько работы? Головы некогда поднять.

«На хрен мне это нужно? — подумал Парамонов, двигая по гладкой поверхности стойки две десятирублевые купюры.

— Люблю; когда с бабой можно посуровее. В меру, конечно, я не извращенец.

— Что значит «в меру»? — спросил бармен, забирая деньги.

— Ну, без синяков и кровотечения.

Бармен на секунду задумался.

— Крайний столик слева, возле картины. Пока еще нет, скоро явится.

Столик был втиснут в угол, рядом помещались только два стула. Картина на стене изображала нечто похожее на быка и тореадора. Парамонов смотрел на картину, настраиваясь должным образом, пока не появилась особа с короткой стрижкой и плоской грудью, одетая неброско и со вкусом.

Парамонов специально не занимался проститутками, но видел достаточно, когда их привозили в отделение пачками. Эта ничего общего с ними не имела. Удивленно, как строгая учительница, взглянула, как он приземлился рядом в кресло.

— Я тут по делам, остановился в гостинице, — повторил он, чтобы не выдумывать заново.

— Где у вас дела — тут, в баре?

Ведь понял же его бармен правильно. А эта прицепилась к слову, захотела понять буквально.

— Нет, в городе. Сюда заглянул от одиночества, у меня от него начинается нездоровый зуд.

«Достаточно ли брутально? — спросил себя Парамонов. — Наверное, нет. Да и вид у меня слабоватый в костюме и галстуке. То ли дело кожаные штаны».

— Зуд? Может, вам к кожному врачу обратиться?

— Со здоровьем у меня все в порядке. Просто здесь, внутри, начинаю потихоньку сатанеть, — Парамонов постучал себе по лбу костяшкой пальца.

— Горячего молока и в теплую постель, — дама извлекла из сумочки красивую зажигалку и длинную тонкую сигарету.

— Не годится, у меня свой рецепт. Зовите меня Курт. А вас как?

— Предположим, Жанна. Сижу и думаю, что сегодня взять.

— Давайте лучше свалим отсюда. Наедине с женщиной я становлюсь совсем другим.

— Мне пока и здесь хорошо.

«Ждет, что я без лишних слов схвачу ее за руку и потяну к выходу? А зачем, собственно говоря, настаивать? Вести мне ее все равно некуда.

Можно и здесь снять показания».

Глава 13 ЗЕМЛЯКИ

Человеческие силы имеют предел. Всем троим нужно было отоспаться и поесть. Майк вырубился сразу, едва только присел на твердую почву.

Свернулся калачиком, укрылся с головой собственной курткой — от комаров и восходящего солнца. Штурман успел поучаствовать в разжигании костра, подвесил греться котелок с водой.

И тоже закемарил, шевеля во сне губами.

Терпухин бросил в кипящую воду несколько мелких рыбешек, подаренных паромщиком, кубики бульона, взятые в дорогу байкерами, и сорванную поблизости траву. Большая часть его сознательной жизни протекла южнее и восточное родной станицы. С восточными людьми он воевал, проливая кровь, и дружил, деля хлеб-соль. Чему-то их учил, чему-то сам от них учился. Например, привычке употреблять в пищу самую разную траву.

С удовольствием ел ее сырой, добавлял в любое варево. Главное — знать, какую и сколько.

Горячий аппетитный запах сработал лучше любого будильника. Майк приоткрыл рот и жалобно попросил:

— Одну только ложечку.

Штурман сел, как лунатик, с пустым, ничего не выражающим взглядом. Только ноздри его раздувались и опадали и правая рука пыталась нащупать ложку. Через минуту народ уже активно работал «столовыми приборами», ободряясь с каждой секундой.

— Уже все?

Дно котелка блестело, будто вымытое.

— Полведра же было, е-мое.

Штурман бросил взгляд на мотоциклы, поблескивающие в солнечных лучах изгибами своих совершенных форм.

— Никакая Афродита не сравнится. Помнишь, Атаман, отличия байка от женщины? Вот еще несколько: «Ты не должен разговаривать с мотоциклом после каждой поездки. Он не станет нарушать твой сон и спрашивать, любишь ты его или нет. Мотоциклы не беременеют, на них можно ездить все тридцать дней месяца».

— Сам придумал? — поинтересовался Юрий.

— Куда мне. Это наш байкерский, так сказать, фольклор.

— Ладно, ребята, — Терпухин глянул на часы. — Через десять минут проснусь, и покатим дальше.

— Ты что, второй Штирлиц, елы-палы? Тоже спишь по минутам — ни больше ни меньше?

— Не проснусь — будите.

— Если только у тебя нет привычки спросонья кулаками махать.

Атаману приснилось, будто он в родной станице — спит под деревом, уморившись после работы в поле. Вокруг слышен знакомый казачий говор. Прихватили за задницу каких-то типов и будут сейчас разбираться. Тормошат и его, чтобы сказал свое веское слово. Только зачем так грубо?

Открыв глаза, Терпухин словно продолжал видеть сон. На уровне лица маячили сапоги и казачьи брюки с красными лампасами. Явственно слышен был родной говор.

— А ну встать! — ему ткнули в плечо нагайкой.

Одно за другим стали проявляться различия.

Во-первых, никто в Орликовской еще не отъел себе такой гладкой рожи, какая маячила вверху. Во-вторых, пейзаж был по-прежнему приволжский и даже костер никуда не делся, только поугас. В третьих, он сам лежал именно в том виде, в каком ходил со вчерашнего дня, — черная, вывернутая наизнанку майка и камуфляжные штаны.

Не меньше десятка незнакомых людей собралось вокруг. А вот «подозрительные типы» из сновидения оказались очень даже знакомыми: спутников Атамана только что закончили обыскивать.

Терпухин резво вскочил на ноги. Пожалуй, слишком резво — это вызвало мгновенную реакцию. Человек с нагайкой отпрянул назад, клацнули по меньшей мере два затвора.

— Руки за голову!

— Спокойно, братцы, все свои. Какими судьбами?

— Болтать потом будем. Пока делай что говорят.

— Ладно, обыщите, если вам так уж приспичило. Только ничего мне не потеряйте.

Две шустрые руки ощупали Атамана сзади.

— Оба-на! «ТТ», обойма полная. Вот еще одна.

— Уже есть за что ответ держать, — довольно крякнули откуда-то из-за спин.

— А у вас на все стволы разрешение?

— Не твое собачье дело!

— Думал, признаете земляка, а вас чего-то заклинило. Кто в Орликовской бывал, шаг вперед!

— Раскомандовался.

— Связать их надо, хлопцы, — решил гладкорожий тип с нагайкой и четырьмя Георгиевскими крестами на груди.

— Стоп, — протиснулся вперед один из тех, что стояли в отдалении. Помню я его, натурально помню. Терпухин, ихний атаман станичный.

— Атаман? — недоверчиво переспросили его. — Какие у атамана с этим отребьем дела могут быть?

Штурман с Майком никак не отреагировали, стояли смирно. Не время возникать, гордость лучше запрятать подальше. Вид их в самом деле должен был бесить казаков: банданы, майки с «дьявольщиной», кожаные ремни и напульсники, узкие пижонистые бакенбарды Майка.

— Может, и не они нам в церкви наследили.

Но из той же породы.

— Нормальные ребята, нечего к ним цепляться, — Атаман опустил руки и сделал шаг в середину круга.

— Тебе кто разрешил? — пустил пену толстяк, чья шея, как тесто, выпирала из ворота мундира. — Стать как стоял!

— Хорош командовать, — оборвал казак, узнавший Терпухина. — Земляка своего обижать не дам.

— Ну вот и делай с вами дела после этого, — плюнул гладкорожий. — Без дисциплины мы не отряд, а шайка-лейка.

— А кто вас командирами ставил? Такой же шпак, в жизни пороху не нюхавший.

— Развелось начальников городских. Хуже, чем при коммуняках, поддержал другой казак.

Терпухин уже провел мысленно разграничительную линию. Несколько человек из группы напоминали скорее артистов, наряженных для съемок фильма, новенькие мундиры, начищенные сапоги, кресты на груди. Только вот физиономии слишком холеные и волосы подстрижены явно в городских недешевых парикмахерских.

— Сам хочешь командовать? Давай, посмотрим, как у тебя получится.

— На автобусе разъезжают, с комфортом. Белые люди. А нам и «Урал» сгодится.

— Погоны на себя нацепили, ордена! Завтра они нас еще налогом обложат на штаб себе в центре города. Будут там девок трахать.

Конфликт явно назревал и раньше, сейчас только появился повод, чтобы нарыв прорвало.

О Терпухине и его спутниках временно забыли.

Кончилось тем, что городские «начальники» направились к своему микроавтобусу.

— Кто хочет дурака валять — на здоровье.

В ком совесть проснется, тот знает номер моего сотового, — бросил на прощанье гладкорожий.

— Вали отсюда. Перышко в одно место.

Станичники все остались, кроме одного. Заново развели костер, расселись вокруг. Тут Терпухин узнал, что отправились они на поиски святотатцев, осквернивших Божий храм.

— Один он там был, почти наверняка один. Мы вот с хлопцами тоже его выслеживаем, — Терпухин не счел нужным скрывать правду. — Так что не все байкеры одним миром мазаны.

— Доказывай что хочешь, но вся эта плесень колота-переколота. Ширанутся и вперед на трассу.

— Попробовал бы ты ширанутый на трассу выскочить, — негромко подал голос Штурман.

Они с Майком пока еще чувствовали себя не в своей тарелке, сидели в стороне.

— Видишь? Знает, чем пахнет, пробовал.

— Ну пробовал. Стрелять меня теперь надо за три раза? Пробовал и больше не хочу. Сам, скажешь, ни разу не надрался.

— Мне лет уже тридцать пять, не то что тебе, сопляку, — возмутился казак. — И водку с ширевом не сравнивай. Водку люди испокон веков пили и жили как люди. А как пошла наркота, так и начались загибы. Чтоб от водки крыша поехала, лет двадцать надо не просыхать.

— Теперь по делу, — заговорил Атаман. — Я над вами не начальник, такой же казак, как все.

Только не советую разъезжать всем скопом на «Урале». Не дай бог, в самом деле наткнетесь на этого отморозка, он вас на вираже всех зараз похоронит. Останетесь в «Урале», как в братской могиле.

— Не пугай, здесь все пуганые.

— Я не пугаю. В свое время видел его с близкого расстояния, на моих глазах двух хороших людей угробил. И ушел, зараза…

— Видел, значит? Маньяк?

— Даже у маньяков есть страх. Они не круглые сутки маньяки, потом снова становятся похожими на людей. А этот не такой, сомневаюсь, чтобы он хоть на время мог стать овцой или прикинуться. С одной стороны, так легче — не обманешься. С другой — он не боится никого и ничего, жизнью ни на копейку не дорожит.

— Отступить мы все равно не отступим. Что скажем, если сейчас вернемся?

— Командиры у вас, конечно… туши свет. Но дело не в том. Чтобы угнаться за ним, нужно, самое малое, иметь под собой вот такого коня и владеть им на приличном уровне.

— Ты извини, что так вышло. Разглядели мотоциклы, ну и…

— Пушку верните, — Атаман проверил патроны в обоймах.

— Пистолет, обоймы. Ну, прощай, удачи вам.

— Только не хомутайте всех байкеров подряд, не ищите козлов отпущения.

Глава 14 ЗАКАЗ

Гоблин в самом деле не имел в душе страха.

Но риска ради риска тоже себе не позволял.

Мог бы позвонить с заправки или из поселка какого-нибудь. Но предпочел сделать это с дороги.

Высмотрел человека, говорившего из машины, пристроился в хвосте. Попросил знаком остановиться.

Едва разглядев в зеркальце сухую кисть, болтающуюся на голой груди, хозяин тачки почувствовал слабость в конечностях. Он уже слышал о Гоблине и до сих пор считал преувеличенными рассказы, передающиеся из уст в уста. Теперь бородатый мотоциклист материализовался именно таким, каким его описывали: в черной каске и кожаной безрукавке, с татуированной грудью и покалеченной левой рукой.

Хозяин машины резко газанул, но скоро понял, что оторваться шансов нет. Что делать?

Высовываться и орать «спасите-помогите»? Вдруг Гоблин вооружен и влепит пулю за такие поползновения? Да и мчатся все на трассе со скоростью не ниже восьмидесяти, встречные машины проскакивают за секунду.

Сообщить в милицию? Опять же Гоблин может среагировать на поднесенную к уху трубку.

Не раз рассказывали, как быстро он выжимает легковушки в кювет, будучи гораздо менее защищенным, чем водитель машины на четырех колесах. Хозяин тачки представил себе, как это случится с ним, и страх заранее парализовал руки и ноги.

Бородач поднес к уху обрубленную у запястья сухую кисть. От ужаса человек в машине не сразу понял, о чем речь. Хочет позвонить? Может, в самом деле у него только это желание?

Говорят, большинство аварий Гоблин устраивает ночью, а сейчас день.

Денег пожелает — на здоровье. Сколько там в бумажнике рублей — около трех тысяч? Пусть забирает все, пусть возьмет новенький проигрыватель на компакт-дисках и колонки… Сотовый пусть тоже забирает на здоровье. Жаль, нельзя выкинуть через окно — разобьется.

Хозяин тачки приспустил стекло и осторожно выставил руку с зажатой трубкой. Поравнявшись, Гоблин отпустил руль, протянув здоровую правую. Владелец сотового взмолился о маленьком камешке на дороге. Сколько их бывает, когда не нужно. Теперь бы только один, чтобы вильнуло чуть в сторону колесо. Вдруг отморозок не успеет среагировать, удержать руль и вылетит с асфальтовой полосы.

Трасса начала плавно загибаться, огибая длинный и глубокий овраг. Гоблин не схватился за руль, чтобы подправить курс, он сделал это ногами. Рука с татуировкой, доведенной до самых пальцев, цепко взяла сотовый. Человек в машине тут же отдернул свою, будто опасался поражения электрическим током.

* * *

Полбокала коктейля изменили настроение Жанны.

— Что ты умеешь? Имей в виду: деньгами меня не купишь, я сама выбираю по своему вкусу. Кто меня не устраивает, одевается в коридоре. Потом полгода восстанавливает душевное равновесие и уверенность в себе.

Она улыбнулась, вспоминая один из случаев, сделала еще глоток ярко-зеленой жидкости и облизнула губы.

— Если что, не дай бог, вывихну, сам же и вправлю, — пообещал Парамонов, заставив себя поглядеть прямо в зеленые прищуренные глаза.

— А на вид не скажешь. Впрочем, внешность бывает обманчивой — это мы уже проходили.

Ладно, дадим тебе шанс, — Жанна допила коктейль и решительно встала.

Парамонов поинтересовался насчет подруги — веселее будет. По тому как Жанна вытаращилась, он понял, что пьянеет новая знакомая быстро.

— Пошли позвоним, — Парамонов взял ее за руку выше локтя.

— Что за манеры? Народ подумает, что менты меня в гадюшник увозят.

Следователь мысленно чертыхнулся, а зеленоглазая дама объяснила:

— Только менты хватают за это место. Нормальные мужики берут либо выше, либо ниже.

— А чем тебе менты не нравятся?

— Им, кроме резиновой дубинки, больше вставить нечего.

«Дрянь», — подумал про себя Парамонов.

Его всегда ранили примеры повальной нелюбви к тем, кто исполняет свой долг. Узнали бы здесь про его работу, из-за любого столика поглядели бы искоса, с плохо скрываемой антипатией. Будто он явился с единственной целью сломать всем кайф. На самом деле у него и у всех его сослуживцев задача как раз противоположная. Чтобы люди могли отдыхать в свое удовольствие, гулять по ночам, как гуляли в давние времена. Не ценят, никто не ценит…

Парамонов настолько обиделся, что оставил Жанну звонить из фойе, а сам вернулся к стойке.

Положил перед барменом удостоверение, холодно посмотрел в одутловатое лицо над «бабочкой» вишневого цвета. Бармен все понял без слов и тут же вернул два червонца. Переживет, закосит достаточно за сегодняшний вечер.

Жанна уже закончила разговор и ждала, прислонившись к стенке.

— Ну смотри. Если ты обманываешь бедных девушек, если играешь нашими чувствами…

— Договорилась?

— Сейчас подвалит Лариса. Она здесь недалеко живет…

«Лариса. Она или не она?» — пытался угадать Парамонов.

— Ты хоть прихватил что-нибудь в командировку? Если наручников нет, я сейчас перезвоню — ей взять не проблема.

При слове «наручники» следователь решил было, что его окончательно раскусили. Но тут же вспомнил о выбранной роли «насильника» и уверенно пообещал:

— Наручники не нужны, я веревкой пользуюсь.

— Она мне кожу не обдерет? — деловито осведомилась Жанна.

— Я же обещал без последствий.

Парамонов, как следователь, посещал двухмесячные курсы по психопатологии. Лектор среди прочего упомянул о мазохизме — якобы в слабой форме возбуждение от грубого подчинения и насилия присуще доброй половине женщин. В своей практике Парамонов этого не замечал. Наоборот: стоит в отделении повысить голос на какую-нибудь тетку, как она поднимает вой, закатывает истерику. А если пьянчужку какую-нибудь подтолкнуть без должной вежливости в спину, завтра сядет и настрочит жалобу по всем правилам.

Без тени возбуждения. Или в самом деле не считают ментов за мужчин? Или обстановка в отделении к эротике не располагает?

Только вышли на улицу, как появилась Лариса.

Несмотря на жару, она была в темных чулках и красной кожаной куртке на «молнии». На проколотой ноздре поблескивал золотистый шарик, еще один такой же красовался на подбородке.

— Потом она тебе покажет, где у нее еще проколото, — хихикнула Жанна, беря подружку под руку.

— А ты уже хлопнула своего коктейля? — голос у Ларисы оказался низковатым, грудным.

Парамонов ожидал, что гражданки с такими вкусами будут более женственными. Женственными во всем, начиная от форм, заканчивая голосом и манерами. Посмотришь на эту Ларису — кажется, сама мужика может выпороть, если тот напортачит.

— Куда нам, в какую гостиницу?

Идея родилась в баре, ничего заранее подготовлено не было. О гостинице не могло быть и речи. Парамонов притащил девушек к себе, объяснив, что квартира принадлежит другу.

* * *

Получив положительный ответ, Гоблин назначил время и место встречи. Явившись в срок к придорожной забегаловке, представитель заказчика по кличке Лабус не обнаружил там колоритной фигуры бородача. Прождал почти час, нервно расхаживая по обочине. Метрах в тридцати разглядел на самом краю асфальта красное пятнышко величиной с пятак. От Гоблина следовало ожидать какого-то указателя, слишком он рисковал бы, в точности соблюдая условия телефонной договоренности.

Может, пятно и есть метка? Только что она означает? Оглядевшись по сторонам, Лабус махнул людям в машине. Аванс составлял вполне приличную сумму, отправлять ее без прикрытия не хотели. Вышли двое серьезного вида товарищей, явно обремененных чем-то большим, чем увесистые кулаки. Один из них не стал отходить далеко, после повторной отмашки нырнул в салон за кейсом.

Все втроем углубились в кусты. После долгих поисков там нашелся теннисный шарик красного цвета.

— Что это у него, детство в жопе играет? — просипел один из сопровождающих.

— Видел бы ты этого Гоблина в натуральном виде, — усмехнулся Лабус.

Линия между двумя точками уже задавала направление. Двигаясь по нему, отыскали кусок грязной ветоши со следами моторного масла.

— Опять красный. Он не за советскую власть, случайно, партизанит?

— Такой во все времена был бы сам за себя.

Прошли дальше по зарослям. Идеально начищенные туфли сопровождающих покрылись слоем пыли.

— Может, он до самой Москвы этих красных хреновин набросал? Ему что, катит себе на «Харлее» — вон, видишь, след.

Действительно, пристальный взгляд позволял различить в некоторых местах рисунок протектора.

— Знает, сволочь, что машина сюда не въедет, и гоняет нас пешком.

— Потише, вдруг он где-то рядом. Еще взбеленится — он же смурной.

Вдруг шибанул в нос резкий и недвусмысленный запах.

— Чисто как у козла. Это как понимать? Тоже знак?

— Нет, Коля, это он просто отлил.

Лабус тем не менее остановился. Походил вокруг и обнаружил полиэтиленовый пакет с процарапанным чем-то острым указанием: «Сюда».

— Нассать бы ему сюда и уйти, — предложил один из сопровождающих.

Лабус достал три фотографии. Две из них изображали автомобили: одна черный, лоснящийся «мере», другая — такой же черный и надраенный джип «Чероки» с широченными колесами. На обороте первой было написано:

«Бронированный корпус, спецзаказ». На обороте второй: «Здесь только стекла пуленепробиваемые».

Последний снимок изображал человека с непривычным сочетанием ярко-голубых глаз и черных волос. Ни имени, ни фамилии не было указано. Только номер дороги и загнутая стрелка.

Оставалось сложить в прозрачный пакет аванс.

Сопровождающий с кейсом хлопнул себя по колену.

— Потом скажет: ничего не брал, ничего не находил. Пойди докажи.

— Не грузись, Коля, — посоветовал Лабус. — Думать за начальство вредно: пупок развязывается. Я вот не думаю и отлично себя чувствую.

Оно заранее все варианты предвидит, на то и начальство.

— Может, покараулить на всякий пожарный? — никак не мог успокоиться Николай. — Пристроюсь вон там, в жизни не заметит.

— Шеф не знал — надо было тебя послать вчера на очную ставку. Ты у нас круче всех.

А у меня как матка опустилась, так до сих пор по земле волочится.

Вернулись к дороге все втроем. Машина только тронулась с места, а рука с пятью — по числу пальцев — татуированными отростками молнии уже забрала пакет. Первым делом пальцы с желтыми грубыми ногтями прошерстили пачку.

Порядок. Теперь имеет смысл взглянуть на тачки, запомнить номера.

Глава 15 ТРУБА

Правильно он все делает или нет? Уже который раз мотоциклы и байкерский прикид ребят вызывают нездоровый интерес у тех, кого задел за живое Гоблин. Все равно, что ехать следом за гастролирующим преступником, загримировавшись под него.

— Втянул я вас, ребята…

Оба бросились бодро уверять, что все нормально.

— Даже не побили. О чем тут говорить?

Испугавшись, что эффект от их участия невелик, а проблем слишком много, оба стали рассуждать о байкерских привычках в связи с возможными действиями Гоблина.

— Нас тоже в позапрошлом году менты пасли по дороге из Москвы. Так мы боялись на заправки соваться, искали левый бензин.

— Да бензин где хочешь можно найти. Хоть на самой трассе, хоть в гараже любом.

— Помнишь, Штурман, мужика на заправке, что нам две канистры залил? У него ж там в кузове наверняка одна большая емкость. Так возят бензин, ворованный с трубопроводов. Подъехал ночью, закачал под завязку. Дальше на заправку, слил хозяину. Так можно долго промышлять — пока где-то за тридевять земель не заметит персонал, что давление в магистрали регулярно падает. А персонал по ночам обычно дремлет или в картишки перекидывается.

— Нам какое до всего этого дело?

— Помнишь парня, которому зимой сальники на заднем мосту помогали менять? Хвалился, что знает полсотни потайных вентилей. Если он знает, то Гоблин подавно — наездил больше. Никаких проблем с заправкой, за секунду и бак, и канистры полные. А бензина Гоблину нужно море. Если мне скажут, что он и во сне не останавливается, я поверю.

— Бабки у Него есть, экономить несильно нужно.

— Каждый, кто толкнет ему бензин, может в следующую секунду набрать номер милиции.

На чистом самообслуживании гораздо спокойней.

— Здравая мысль, — кивнул Терпухин. — Надо бы поинтересоваться трубой.

Штурман извлек подробную топографическую карту, протертую на сгибах. Расстелил как простыню.

— Вояка знакомый подарил, знал мою слабость. Вон он отмечен, трубопровод.

— Тут же рукой подать. Поехали, авось в самом деле что-нибудь нароем.

Через полчаса «скачки» по пересеченной местности уперлись в трубу, закутанную в несколько слоев теплоизоляции. Поехали потихоньку вдоль.

— Что мешает таким же макаром инспектировать магистраль тем, кто несет убытки?

— На своих двоих слишком долго, машина не проедет. Мотоциклы в самый раз, но никому это сильно не надо..

— Не удивлюсь, если у них есть нормы утечки, — заметил Юрий. — Как раньше были нормы утряски и усушки на любой хранимый и перевозимый товар.

По обе стороны от трубы тянулись полосы густой сорной травы. Будто специально высадили, чтобы скрыть лишний отвод. В возрасте этих ребят Терпухин еще не знал, что бензин и соляру тоже качают по трубам. Думал, только нефть и газ Примерно через полчаса медленной езды по безлюдной пустоши добрались до края большого темного пятна — явного следа утечки. Осмотр трубы ничего особенного не показал. Похоже, на этом месте не так давно случилась авария. Дыру залатали, и все пошло своим чередом.

— Стреляй, елы-палы! — крикнул вдруг Майк, тыча пальцем куда-то вправо.

Терпухин резко выхватил оружие, но в ту же секунду сплюнул с досады.

— Ну тебя. Только что рассуждал как взрослый мужик и вдруг орешь не по делу.

— Уйдет же!

Тускло-рыжая лиса сидела неподвижно, будто не расслышала в крике охотничьего азарта Потом запрокинула острую морду с торчащими в разные стороны ушами и по-собачьи почесалась задней лапой.

— Сам не хочешь — дай мне выстрелить, — взмолился Майк.

— Тоже мне любитель сафари, — Атаман спрятал «ТТ» обратно.

Лиса продолжала сидеть, словно пыталась вникнуть в спор. Потом ее отвлек какой-то посторонний шорох. Встрепенувшись, она обернулась назад и быстро засеменила в сторону от трубы — Знаю, что ты хочешь Сказать. «Любите природу, мать вашу».

— Я тебе не пионервожатый и не лесник. Купи ствол и оттягивайся сколько душе угодно. Только мне не попадайся на глаза.

Когда-то Атаман нормально относился к охоте, имел положенные лицензии и с азартом преследовал дичь. Потом что-то внутри перевернулось. Застрелив однажды дикую утку, он всю ночь просидел возле безжизненного тельца с растрепанными перьями и крыльями, превратившимися в две грязные тряпочки. После этого не только сам перестал охотиться, но и на других не мог смотреть.

Видя с близкого расстояния дикое животное или птицу, он чувствовал единение с этим существом. Как будто переселялся на минуту в чужую шкуру, смотрел вокруг другими, не человеческими глазами.

Объясняться по этому поводу Атаман не хотел. Зачем говорить о том, в чем сам не можешь до конца разобраться?

* * *

Лариса прихватила-таки с собой кое-что. Стала упрашивать Парамонова надеть черную маску, больше похожую на шлем, прикрывающий верхнюю часть лица. Оставляя открытыми рот и подбородок, маска зато прятала нормальные уши следователя под черными остроконечными ушами без мочек. Все это могло бы выглядеть смешно, но выглядело жутковато.

— Сперва скажите, кто мой конкурент, чьи достижения я должен затмить?

— Воспоминания оставим на потом, когда ты выдохнешься. Только не надо представлять эсэсовца из концлагеря, мне это уже вот где сидит, — Лариса провела рукой по горлу.

— Маньяка потянешь? — с деловым видом поинтересовалась Жанна. — Сбежал из камеры смертников. На счету три изнасилования с расчленением трупов.

В холостяцкой квартире Парамонова женщины оказывались не так часто. А сразу две зараз — тем более. В каждой, наверное, можно было найти свою изюминку. Но мысли были только о работе, только о преступнике.

— А музыка у тебя какая?

Все верно: громкая музыка должна заглушать «крики о помощи». Пора раскрыть секрет, а то еще соседи постучатся.

— Был у меня один, ему даже играть не приходилось, — произнесла Лариса, подперев двумя руками подбородок. — Ну, ты наденешь маску или нет? Или до утра уговаривать придется. Вот уж натуральный садист.

— А кто он был, твой любимец?

— Байкер. А на чем зарабатывал — без понятия. Хорошо-то хорошо, но я вся в синяках ходила. Однажды вот такой клок выдрал, — для наглядной демонстрации Лариса отделила от прически прядь.

Жанна начала уже разоблачаться, готовясь сыграть в любимую игру. Пришлось выложить карты на стол.

— А теперь стоп! — следователь выставил напоказ удостоверение.

— Рано, — недовольно простонала Лариса. — Мы еще не готовы.

— Настоящее. Шутки закончились.

— Это финиш, — пробормотала Жанна, падая в кресло.

Ни один партнер, наверное, не повергал дам в такой шок. В этом смысле Парамонов уже переплюнул всех предшественников.

— Выкладывайте все о Гоблине. Мне важна каждая мелочь!

Глава 16 РЫЖИЙ ОГОНЬ

Машина подкатила с погашенными огнями, на первой передаче. Водитель в легкой, давно не стиранной куртке вышел оглядеться по сторонам. Вдалеке по движущимся светлым точкам угадывалась трасса. Все тихо, как обычно.

Вернувшись в кабину, Синицын развернулся, подав трейлер задом к трубе. Открыл дверцы, вытянул отросток шланга с муфтой на конце. Присел на корточки, нащупывая вентиль в густой высокой траве. Вот он, родимый. Подсоединить, открыть задвижку и ждать, прислушиваясь к привычному бурлению.

Рейс был, конечно, не дальний, но проблемы могли возникнуть всякие. С ментами на посту у хозяина заправки была давняя договоренность, они свое имели. Но береженого Бог бережет: на случай непредусмотренного ЧП к Синицыну подсаживался напарник. Язык у него ворочался лениво, с трудом. Но руки и ноги при необходимости вполне компенсировали вялость этого органа.

Зевнув, напарник прихлопнул на шее комара.

— Скоро уже?

— Только подключился. Качают слабо, ни хрена не заботятся о потребителях.

— О постоянных клиентах… Ты, я смотрю, как огурчик. А мне в ночную смену тяжко, привыкнуть не могу, — играя брелоком, напарник прихлопнул между прочим еще одного комара.

— Ты бы размялся для разнообразия. Шланг бы подсоединил или вентиль открыл-закрыл.

— Не царское это дело — вентили открывать.

— Тогда страдай.

Неожиданно оба услышали совсем рядом глухой стук. «Мотоцикл с глушаком, — определил Синицын. — Классный какой-то мотоцикл, менты до таких еще не доросли».

— Кто это заблудился? — пробасил напарник, недовольно вглядываясь в темноту.

Движок клацнул еще пару раз и затих, мотоциклист как будто не хотел быть обнаруженным.

— Погляди, где он там зарылся, — попросил Синицын.

Но трогаться с места напарнику не пришлось, в темноте нарисовался силуэт не менее внушительных габаритов. Впрочем, габаритами человека с брелоком испугать было трудно. Включив фонарик, он посветил в сторону незнакомца.

Узкий поток света уперся в грудь. Кожаная безрукавка, татуировка на голом теле, сухая ладонь, подвешенная как амулет. Делают же такие — один к одному человечья.

— Убери.

Неожиданно для себя человек с брелоком послушался властного голоса и отвел фонарь в сторону.

— К трубе присосались?

— Твое какое дело? — спросил Синицын из-за широкой спины напарника.

— Мне пару канистр. Кто-нибудь один пусть берет в зубы и за мной.

— Борзеешь, мужик, — пробасил человек с брелоком, — Если надо, попроси по-хорошему.

Что-то достав из кармана, мотоциклист поднес руку ко рту. Язычок пламени осветил клочковатую бороду и сигарету, прилипшую к нижней губе. Синицын отшатнулся:

— В своем уме? Здесь же бензин, не соляра!

— Да я тебя, придурка… — качнулся на сближение напарник, окончательно проснувшись.

Незнакомец, казалось, продолжал спокойно стоять. Но нечто похожее на увесистый молот ударило человека с брелоком по носу. Хрустнула кость, горячая жидкость потекла по губам и подбородку.

— Сейчас принесу, одну секунду, — пролепетал водитель. — Только сигарету, умоляю, потушите. Ветра нет, пары не уносит.»

Стал лихорадочно снимать шланг, не дожидаясь, пока заполнится емкость в кузове. На нервной почве забыл закрутить кран на емкости и перекрыть на трубе задвижку: бензин хлынул одновременно с двух сторон — из магистрали, конечно, с большим напором. Пока струя сведена была к минимуму, Синицын промок с ног до головы.

Сбегал за канистрами — их он каждый раз наполнял для себя. Незнакомец молчал, наблюдая, потом тихо произнес:

— Твой бензин мне ботинки залил.

Синицын выругался про себя. Ну попали две капли, это же ничто по сравнению с фонтаном, облившим его самого. Рот открывать совсем не хотелось, даже оправдываться было страшновато. Если бы мотоциклист потребовал отдать ботинки, Синицын бы с радостью исполнил и этот приказ. Потом с этим отморозком наверняка разберутся — у хозяина заправок много и работники есть всякие. Найдет кого послать, чтобы достали из-под земли.

Глаза Синицына вроде бы привыкли к темноте, но все равно он споткнулся, отправляясь с канистрами к мотоциклу. Испугался, плотно ли закрыл, прижал к себе, как родных.

— Надоел ты мне. Руки из жопы растут. Одну притащи полную, а вторую открой — сделай дорожку.

Синицын сразу понял, чем это пахнет. Прикурит снова сигарету и…

* * *

До самой темноты проверка трубы не давала результатов. Только ближе к полуночи Атаман заметил впереди контур, слишком правильный для природного объекта. На таком расстоянии трудно было определить, трейлер это или небольшое строение с плоской крышей.

Соскочив с пассажирского места медленно катящегося «Урала», Терпухин велел заглушить на всякий случай оба движка.

— Прогуляюсь в ту сторону. Не слезайте, будьте наготове.

Шагов через двадцать узнал машину, уже виденную на заправке. Вот, значит, где устроили потайной отвод. Разумно: с одной стороны, достаточно удобный съезд с дороги, с другой — место оттуда плохо просматривается.

Вылезать на освещенный луной участок Атаман не спешил, ночные охотники за бензином не слишком сильно его интересовали. Пускай затоварятся и уберутся, тогда можно будет внимательно осмотреть место — нет ли где едва заметных следов «Харлея»?

Присев на корточки, Терпухин прислонился спиной к трубе. Сорвал травинку, покусывал в ожидании. И вдруг отчетливо услышал характерный клекот. Знаменитейший на весь мир мотоцикл, которых не так уж много на всю Россию.

Звучит, как хищная, выкованная из стали птица, разгоняющаяся по земле для взлета.

Неужели ты дождался своего часа, неужели судьба выдала входной билет в заповедную зону, где свершается отмщение? Остановится? Остановился. По крайней мере, клекот затих.

Низко пригибаясь, Терпухин стал неслышно приближаться вдоль трубопровода. Скоро смог разобрать слова и явственный запах бензина.

Один из приехавших на трейлере, похоже, валялся без сознания. Второй по приказу Гоблина потащил канистры к мотоциклу.

Атаман заподозрил, что враг сейчас сорвется с места и в считанные секунды пропадет из виду. Луна как раз скрылась за плотными облаками, видимость резко ухудшилась. Нужно обходным путем, стараясь не обнаружить себя, подобраться поближе. И поскорей, чтобы не дать Гоблину завестись.

Беззвучной тенью Атаман перемахнул через трубу и вдруг увидел в двух шагах ту самую лису, с которой уже встречался днем. Спутать было невозможно: лиса сидела в той же позе, слегка шевелила ушами, прислушиваясь к происходящему.

Странное существо. Очень редко дикие звери так спокойно встречают людей. Либо страх, бегство, либо злоба, яростная атака. А эта заторможенная какая-то…

Ни секунды лишней у Атамана не было. Проскочив мимо лисы, он смутно различил в темноте отблеск выхлопной трубы «Харлея» и темные силуэты, движущиеся в сторону мотоцикла.

Вдруг вспыхнула трава, и огненная тропа рванулась назад, в его сторону. Атаман слегка отпрянул и тут же сообразил, куда побежали шустрые язычки.

Сейчас рванет на полную катушку, а он пока еще в смертельной близости от трейлера, от трубы.

Бежать времени не было — Атаман прыгнул с места как можно дальше в сторону и покатился кубарем. Облачное небо с бледным пятном луны, седая трава, черный прямоугольник кузова — все закрутилось перед глазами.

Вжимаясь в землю, он увидел в последний миг лису. Факел, вспыхнувший возле потайного отвода, щедро и радостно озарил все в радиусе десяти метров. В этом роковом круге оказалась и лиса. Теперь ее шерсть уже не выглядела тускло-рыжей, она горела в ярком свете, как еще один очаг пожара.

Испуганное животное кинулось в одну сторону, в другую. Поздно огромная голубая вспышка вырвалась из кузова, разрывая его на части.

Повисла в воздухе не правильной формы шаром, отливающим то желтым, то багровым, то снова голубым. Потом шар опал, распавшись на отдельные костры.

Пока огонь плясал на останках машины, самые мелкие и легкие обломки кузова еще только подлетали к земле, описав длинную дугу. В полете некоторые медленно, будто снятые замедленной съемкой, вращались вокруг собственной оси…

Глава 17 ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ

Несмотря на относительную молодость, Парамонов давно усвоил, что главное в допросе неожиданность. Пережив короткий и эффектный шок, обе гостьи продолжали молча таращиться. Только хлопнув несколько раз по столу, Парамонов кое-как вывел их из ступора. Зато потом тянуть жилы не пришлось воспоминания о Гоблине полились свободным потоком, будто их стремились побыстрее выбросить из себя.

Главным образом говорила Лариса. Вспоминала, как первый раз увидела в полуподвальном пивном баре чернобородого мужика с татуированными ручищами. Кто-то крикнул ему: «Эй ты, Гоблин!» — и скорчил рожу. Чернобородый подвалил к соседнему столу с тяжелой пивной кружкой, разбил ее о голову обидчика. Стоя над ним, произнес тем тоном, каким произносят надгробное слово:

— Я-то Гоблин. А ты кто, блин?

Эти слова произвели на подвыпившую Ларису неизгладимое впечатление. Продравшись к чернобородому, она повисла у него на шее. Очнулась уже тогда, когда он трахал ее на верстаке в чьем-то гараже. О своих тогдашних ощущениях она рассказывала в таких подробностях, что Парамонову неловко становилось слушать.

— Короче, он меня так встряхнул, как никто ни до, ни после. Два дня потом все болело, кровь сочилась то из носу, то из задницы… — Послушайте, я не врач-сексолог, — не вытерпел Парамонов. — Меня интересует больше психологический портрет преступника.

Но Ларису теперь уже трудно было остановить:

— Думаете, это не имеет отношения к психологии? Самое прямое. В жизни на самом деле все взаимосвязано, странно, если вы до сих пор этого не поняли.

— Давайте дальше. Мне важно знать его привычки…

— Я вам скажу. Разворачивал лицом к стенке, одной рукой хватал за волосы, другой чуть ухо не отрывал…

— Прекратите, черт побери! — снова хлопнул по столу Парамонов. — У него в жизни наверняка еще кое-что было, кроме вашей задницы!

— Конечно: водка с пивом и мотоциклы. Он тогда еще только мечтал купить «Харлея».

— Вот-вот. Давайте о мотоциклах, о друзьях-собутыльниках — Он и друзей приводил, чтобы я им давала.

Но это было жалкое подобие…

— Что вы так зациклены на себе? — утер вспотевший лоб Парамонов. — У вас оседает в памяти что-то другое?

— Можно мне? — Жанна подняла руку, как примерная ученица. — Сама я старалась держаться от него подальше. Чтобы не рассыпаться на мелкие детали. Но от Ларисы наслышалась достаточно. Он совершенно неуправляемый человек, вообще не знает границ. Между Гоблином пьяным в доску и абсолютно трезвым большой разницы нет — оба одинаково безбашенные. Насчет друзей… С кем бы он ни садился пить, всех потом расшвыривал в разные стороны. Чтобы найти себе друга вровень, ему просто раздвоиться пришлось бы.

— А деловые контакты? Он ведь должен был где-то зарабатывать, значит, с кем-то стыковался.

— Не представляю, где он мог работать, чьи указания выполнять.

— Дольше суток нигде бы не удержался, — кивнула Лариса. — Любого начальника при первой же попытке командовать сунул бы башкой в унитаз. Я ему объясняю, что у меня месячные…

— Интимные воспоминания вы, пожалуйста, в письменном виде зафиксируйте, — Парамонов нашел наконец способ отделаться от Ларисы. — Прямо сейчас. Я вам дам бумагу и ручку.

— Но деньги у него водились, — продолжила Жанна. — Не знаю откуда. Несколько раз прав лишали, он быстро вопрос решал. Потом, правда, забил на все и ездил без прав.

— Один или катал кого-нибудь?

— Кто в здравом уме к нему сядет? Разбиться не разобьешься, но инфаркт получишь точно.

— Он меня однажды на мотоцикле… — начала было Лариса.

— Пишите, не отвлекайтесь, — заткнул ей рот Парамонов.

По большому счету, он так и не получил ни одной зацепки. Разве что яснее стал представлять себе эту фигуру: бородатого, вечно непричесанного «шкафа», вылезающего из седла только для того, чтобы удовлетворить назревшие потребности — набить морду, потрахаться, накачаться водкой с пивом, опорожнить кишечник.

У этого отморозка не просматривалось привязанностей и слабостей, кроме мотоцикла, весь остальной мир гроша для него не стоил — Где он его купил, свой «Харлей»? Такие машины у нас в России наперечет.

— Вы ж милиция, вам лучше знать, кто ими торгует. Тогда он уже с Ларисой не встречался.

Мы с ней и не видели его на «Харлее». Только слыхали: вот, мол, Гоблин классную машину себе взял.

Мужики все злились, прямо ядом исходили.

Жанна была по-своему права: милиции легче выяснить обстоятельства покупки супердорогой, редкой для России модели. Но Парамонов уже разослал запросы и получил неутешительные ответы. У официальных дилеров Гоблин мотоцикл не приобретал, все законно растаможенные «Харлей» находились под присмотром, их владельцы были хорошо известны.

* * *

Перед взрывом Атаман вжался в землю ребрами и коленями. А очнулся лежа на спине. Чадили колеса трейлера, пелена дыма добавилась к облачной пелене, и луна почти пропала с небосвода.

— Очухался. Я же говорил.

— Помоги поднять. Ты повезешь или я?

— Как он держаться будет?

— Надо запястья связать, чтобы руки не расцеплялись.

— Спокойно, не все так плохо, — пробормотал Атаман. — Главное — не дать ему оторваться. Засекли, в какую сторону покатил?

— Это он про кого, про Гоблина? Бредит, наверное.

— Как такая штука называется? Контузия?

— Обойдемся без громких слов, — проверяя шейные позвонки, Атаман осторожно покрутил головой вправо-влево.

— Сматываться надо срочно. Сейчас нагрянут сюда все службы. Еще захомутают как диверсантов.

Вдруг шагах в двадцати от поверхности земли отклеился щуплый человечек, встал на колени и дрожащим голосом попросил:

— Заберите и меня.

— Это ж он, водила. Ну-ка, ну-ка, — оживился Штурман.

Не помнящий себя от ужаса человечек мертвой хваткой сжимал пустую канистру. Хотел, но никак не мог выпустить ее из рук.

— Куда тебе сматывать, все равно притянут к ответу. Ты ж оформлен был водителем, е-мое.

— Пусть лучше думают, что сгорел.

— Так тебе и подумают. Откуда останки возьмутся?

— Есть там, найдут. Был со мной напарник, — Синицын вздрогнул, живо представив его теперешний вид.

— В натуре? Нет, срочно надо сматываться.

— Где Гоблин? — еле держась на ногах, ухватил Синицына Атаман.

— Какой еще Гоблин?

— Ну, борода на мотоцикле.

— Успел, кажись, рвануть.

— Его б волной взрывной смело. Меня вон с земли подняло.

— Ты ближе гораздо был. Господи, откуда вас здесь столько народу взялось? И все на мотоциклах.

Майк сделал круг среди травы и чахлых кустов.

— Чисто. Если не померещился, значит, был и сплыл.

— Сматывать надо, — торопил Штурман. — Еще не конец фейерверка, еще трубопровод рвануть может.

«Уралы» покатили в сторону от дороги, где вполне светило нарваться на ментов или эфэсбэшников, спешащих к месту происшествия.

Или просто на пост ДПС, где получили по рации наказ тормозить всех подряд — благо в третьем часу ночи машин на трассе негусто.

Смрадный дым остался позади, облака тоже унесло. Атаман, правда, продолжал все видеть будто сквозь пелену из-за боли в спине и грудной клетке. Переломов и вывихов, слава богу, не ощущал — спасибо и на том.

Вспомнилась странная лиса, которую некстати потянуло к машине. Разорвало, наверное, в клочья — менты потом будут гадать, что за рыжие волоски попадаются кое-где на траве.

* * *

Парамонов напрасно сокрушался, что его поле деятельности ограничится Ростовом и копанием в старых, давно неактуальных подробностях гоблиновской биографии. На другой день после допроса двух подруг пришлось покупать билет в командировку — на место взрыва у трубопровода.

Свидетелей происшествия не было, но следы мотоцикла явно читались на земле. Последнее время Гоблин чудил именно в этих местах, и очередное ЧП тоже приписали ему. Дотла выгоревший труп наверняка принадлежал водителю трейлера, воровавшему из «трубы» бензин.

Возможно, Гоблин застал его за этим занятием, потребовал мзду в каком-то виде. Столкнувшись с отказом, решил наказать водилу.

Скоро подоспела еще одна важная новость: мотоциклов было по меньшей мере три — к этому выводу пришли эксперты, внимательно изучив все фотографии следов. Неужели Гоблин сколотил банду? С одной стороны, это плохо, с другой — банду легче засечь, чем непредсказуемого одиночку.

Подъехали на заправку, где несколько раз видели сгоревший трейлер. Персонал само собой открещивался от перепродажи левого товара. Парамонова это все мало интересовало. Местные сыщики заведут отдельное дело, разберутся. Главное — новые фигуры рядом с Гоблином. Постоянные они или временные?

Пусть бы только в цепочке происшествий появилась хоть некоторая закономерность, хоть минимальная логика.

Заглянул в магазинчик при заправке, стал интересоваться насчет мотоциклистов — не деревенских «колясочников», а тех, у кого машины посовременней, покруче. Продавщица ничего не могла сказать, а вот кассирша вспомнила двух байкеров, мелькнувших за день до происшествия.

— И того водителя, что сгорел, я тоже помню.

Как раз видела их всех вместе, о чем-то говорили. Один потом явился со мной любезничать.

И еще там был один постарше, в камуфляжных штанах.

Сняв подробные показания, Парамонов пришел к выводу, что байкеры подкатили к заправке на «Уралах», но без Гоблина. Оно и понятно — этот светиться лишний раз не захотел.

Глава 18 ПЕРВЫЙ ЗВОНОК

Тем временем люди, уплатившие Гоблину аванс, матерились на чем свет стоит.

— Таких вешать надо! — нервно курил субъект с обвислыми, как у бульдога, щеками. — Говорил я, нельзя с отморозками связываться.

— Урод недоделанный. Так подгадить, — грыз сгиб большого пальца его собеседник. — Но ведь не первый же раз берется. Был я в Сочи, там Кислый рассказывал. Дважды все как доктор прописал. Менты туда-сюда, в конце концов оформили как аварию.

— Если есть у человека загибы, они со временем загибаются сильней. Два года назад Гоблин еще был мало-мальски вменяемым.

— По крайней мере, насчет гонорара он все по-прежнему очень четко рубит.

— И насчет аванса, — человек с бульдожьими щеками раздавил в пепельнице сигарету, не выкуренную даже наполовину.

— Шестаков теперь дня три носа никуда не высунет.

— Сидеть он не привык. Скорее возьмет добавочное сопровождение.

— Может, Гоблину скучно работать, не имея больших проблем?

— Сроки у нас жесткие, это он знает. Взял аванс — будь добр…

— Один раз раскопал его Лабус. Если понадобится, раскопаем снова и тогда уже навечно уроем.

* * *

Водитель «Нивы» и его небритый, с красными глазами пассажир ничего еще не знали о взрыве. Последние сутки ни с кем не общались на дороге.

— Надо бриться, Самир, — не в первый раз уже завел разговор водитель. Вид у тебя и без того слишком гордый, посты каждый раз реагируют. Но где-то, может, и пропустили бы, если б побрился.

— Может, волосы еще покрасить или парик купить? Какой есть, такой есть.

— Честно сказать, не пойму, в чем здесь принципиальность. По вере нельзя? Но ты же рано или поздно бреешься. Вот и брейся чаще, зачем лишний раз подставляться?

— Хорошим для них все равно не станешь.

— Ну тогда повяжи зеленую повязку моджахеда и езди в таком виде.

— Ладно, сегодня побреюсь. Достал, честное слово.

— Давай уже не тяни, чтобы закрыть вопрос.

Скоро водитель понял, почему Самиру трудно было решиться. С собой у дагестанца имелись станок фирмы «Shick», помазок и мыло. Но без горячей воды он никак не мог обойтись. Пришлось искать удобное место, выезжать к берегу, разводить костер.

Густо намылив щеки, Самир сел ждать, пока щетина в достаточной мере умягчится. Выкурил очередную мастырку, блаженно прикрыл глаза.

— Каждый раз у тебя такая церемония? — спросил водитель, привыкший за полторы минуты разбираться со светлой порослью на щеках и подбородке.

— Если бриться, то бриться как положено, — дагестанец начал почти от самых век и медленно продвигался ниже. — Как тебе эти, на мотоциклах? Серьезные люди?

— Который постарше точно серьезный. Сразу видно бывшего вояку.

— Вот и я думаю, — Самир аккуратно, с нежностью обошел левый ус.

— Плохо тебе, что ли? Сделает работу, а ты отчитаешься. Главное только в точности узнать, как оно все происходило — Смеешься? Старик сразу проверит, что экспертиза показала, какую пулю вытащили. У него, слава Аллаху, возможностей достаточно.

— Мало ли как случается. Прикупил ты, к примеру, пушку на всякий пожарный. Вдруг стычка лоб в лоб случилась — такая дура с оптикой не очень сгодится.

— Где пушка, скажет, покажи. Нет, со стариком лучше не вертеть хвостом Так прищемит…

— Тогда можно и в пролете остаться — Без оплаты еще полбеды. Старик не простит, если кто-то нас опередит.

— Я б на его месте только доволен был, если бы моего врага кто-то оприходовал.

— Ничего ты не понимаешь. Хуже этого нет.

Навсегда теряешь всякую надежду отомстить.

— В крайнем случае найдет этого в черной майке и отвалит ему за работу. Вроде как заказ задним числом.

Смыв остатки пены, Самир провел ладонью по щеке.

— Совсем другое дело, — водитель хотел плеснуть в костер остатки воды.

— Стой, куда? — дагестанец решил еще раз, начисто пройтись лезвием.

— Да все отлично, красивее некуда. Знаешь, какой я вспомнил старый анекдот? Приходит грузин к врачу, расстегивает ширинку и член выкладывает на стол. Врач: «В чем дело, гражданин?» Грузин: «Ти пасматри». Врач: «На что вы, собственно, жалуетесь?» Грузин с гордостью: «Ти пасматри, какой красавэц».

Самир опять вспылил — чуть щеку не порезал.

— Ты с чем, шакал, мое лицо сравниваешь?

— Да ладно, ничего я плохого не хотел. Красавец, говорю — сам посмотри на себя. И слишком не усердствуй, все равно завтра будет черным-черно.

Самир сверкнул глазами, но русый его напарник так широко и мирно улыбался, что злиться на него было бы противоестественно.

— Думай, что говоришь. Слишком легко у тебя слова выскакивают.

Машина выехала на широкую тропу, с нее перебралась на грунтовую дорогу, оттуда на раздолбанную асфальтированную. В трех-четырех километрах от нормальной трассы они вдруг увидели на асфальте машину с распахнутыми настежь дверцами и нескольких людей в бронежилетах, суетящихся вокруг. Вторая машина — обычный «рафик» — стояла поблизости, на обочине.

— По-моему, там кто-то лежит на дороге, — пробормотал водитель, пристально вглядываясь. — Разворачиваться поздно, тянемся дальше как ни в чем не бывало.

На дерьмовой, с выбоинами дороге скорость у «Нивы» была не больше пятидесяти километров. Пришлось еще больше сбросить ее, вынужденно объезжая кучку людей. Один из них обернулся, мельком скользнув взглядом по «Ниве» и людям внутри.

— Вот не побрился бы — меня бы тоже тормознули.

— Это же наши, — прохрипел Самир, едва только людей в бронежилетах снесло назад.

— То есть…

— Видел двоих на земле?

— Видел: руки на затылке. Не дай бог…

— Оружие видел? А я видел с моего места. На белой тряпке подстеленной. Все раскопали, все выложили.

У водителя отвисла нижняя челюсть, правая подошва непроизвольно стала жать на педаль газа.

— Людей я не знаю, номера машины тоже, — продолжал Самир. — Но винтовка точь-в-точь моя. Наверняка один из наших, старик ведь троих всего посылал.

— Нам ведь зону три дня назад определили по сотовому.

— Вот мы как раз на границе, разве нет?

И эти тоже заехали.

Водитель глянул в зеркальце: пока машину никто не преследовал. Но это первый звоночек. Второй не заставит долго ждать. У тех в тачке наверняка такой же тайник оборудован. Если там обнаружили, значит, знают теперь, где искать.

— Что будем делать?

— Сейчас выйду на связь. Как повесят на них терроризм, так все расскажут. И про Гоблина, и про три машины.

Самир ждал, сжимая трубку сотового, потом торопливо заговорил по-аварски. Замолчал, выслушивая ответ. Водитель даже вспотел от нетерпения. Он знал только одно: даже если ему заплатят тройную против прежнего цену, стрелка с оружием он больше не повезет.

— Ну?

Самир выглядел не очень довольным.

— Что говорит?

— Не дергаться. Сами все уладят.

— Как уладят?

— Старик мне тоже обещал. Если найдут при досмотре оружие, потерпеть день-два. Дальше заберет по своим каналам в Махачкалу.

Водитель ничего не знал о фамилии и должности Старика, поэтому имел все основания сомневаться.

— Скорей его самого заберут.

— Работа у него ответственная, большой начальник. Скажет — пошлют сюда нужные документы. Если человек в разных местах закон нарушил, судить его должны там, где статья серьезнее. Вот и пошлют через прокуратуру документы: у нас, в Махачкале, он больше натворил. Там уже, сам понимаешь…

— Хотелось бы верить. Но я почему-то верю тем, кто мне в затылок дышит. Сжуют нас с тобой и косточками не подавятся.

Глава 19 В БРОНИРОВАННОЙ ЛОВУШКЕ

К счастью, Атаман прихватил с собой баночку чудодейственной мази. Подарил когда-то в Москве знакомый китаец, объяснил, как втирать. Знал Терпухин, что всякие могут быть казусы во время броска по отечественным дорогам. На ровном месте можно упахаться на мотоцикле. А времени отлеживаться и нянчить болячки не будет. Вот и взял в дорогу восточное снадобье для себя и ребят.

Помогло, ломота в костях прошла. Настоял на своем и пересел за руль. Он всегда старался не давать себе поблажек, в зародыше душить малейшую слабость.

Бедняга Синицын слез в глухом месте. Спустился в овраг и пропал — ни «спасибо», ни «до свиданья». Спрашивать его было не о чем, Атаман слышал почти весь разговор возле скрытого отвода. Еще одна случайная встреча с фатальным исходом в послужном списке Гоблина.

«Насчет пушки что-то надо решать, — соображал Атаман, пока по обе стороны проносился не слишком живописный пейзаж. — Взрыв — это уже не авария и не разборка с дешевой пальбой. Тут и ФСБ заворочается и все на свете. Шмонать сейчас по-другому будут, по полной программе».

Будто в подтверждение его мыслей из-за пригорка высунулся сотрудник с радаром в опущенной руке. Тормозит, зараза. Скорость быстро входит в привычку. Сейчас, казалось, ехали совсем небыстро. Но, конечно же, с превышением.

Вон и машина с голубой полосой притулилась.

— Сейчас сотка, как с куста, — процедил сзади Майк.

«Как бы не хуже, как бы это не оказалось работой на очередной чрезвычайный план перехвата преступников».

ДПСовец отдал честь, представился, назвав номер батальона. Попросил документы. Что-то в его взгляде и голосе заставило Атамана насторожиться. Таким взглядом приметы опознают, таким слишком уж равнодушным голосом пытаются не спугнуть раньше времени «птичку».

Привстал расстегнуть пуговицу на заднем кармане брюк. Байкеры тоже завозились, чтобы не лезть прежде батьки в пекло. Пауза оказалась как нельзя кстати: машина с голубой полосой тронулась с места, явно намереваясь стать поперек дороги. У сотрудника на заднем сиденье уже не было на плече ремня от короткоствольного автомата — значит, успел незаметно снять.

Глаза у него сузились, как у человека готового открыть огонь.

Нет, для них это не просто рядовой случай.

Явно среагировали на приметы. Может быть, кто-то разглядел «Уралы» поблизости от взрыва? Поздно насчет пушки сообразил. Если бы успел где-то пристроить…

Движок Атаман не глушил и вмиг сорвался с места. Штурман следом, низко пригибаясь. Это было не лишним — вдогонку грянула очередь.

Теперь уж скорость придется превысить по полной программе.

Штурман не удержался, оглянулся назад. Что-то крикнул — видимо, насчет погони. Юрий не расслышал: ветер разорвал фразу на мелкие клочья, тарахтящие движки без остатка сжевали отдельные звуки. Погоня пока не страшна, но сигнал тревоги наверняка уже запущен по трассе через радиоэфир.

Выставив в сторону руку, Атаман предупредил: скоро придется съезжать.

* * *

Черноволосый человек с голубыми глазами ходил по загородному дому, как зверь по большой, со многими отделениями клетке. Уже разбил от злости два бокала. В первом был сухой мартини, во втором — обычная вода, чтобы запить таблетку от головной боли.

Голова у Шестакова болела редко, но если уж ее схватывало стальным обручем, то схватывало крепко. Повод был весомый: два рефрижератора с рыбой тормознули и завернули в город для расследования. Шестаков не сомневался, что уладит в конце концов проблему. Но что будет с рыбой, если какой-нибудь придурок в погонах заставит ее выгрузить?

Шестаков обеспечивал львиную долю легальных и нелегальных поставок рыбопродуктов из области, машины у него уходили каждый день. Не только рефрижераторы, но и просто фуры, перевозившие консервы и закатанную в банки икру.

Резкое и внезапное ужесточение досмотра на трассе резануло, как серпом по яйцам. Все из-за какого-то придурка, сумасшедшего гастролера.

Одного несчастного мотоциклиста не могут изловить, дергают всех подряд, ломают налаженную деловую жизнь.

Косая морщина в углу рта прорезалась еще глубже. Ожесточенно массируя висок, Шестаков связался с начальником астраханского порта:

— Никодимыч, что за дела? Ты уже в курсе?

— В курсе. Будем решать вопрос.

— Уже надо решить!

— Не телефонный разговор. Ты ж понимаешь, другая контора подключилась.

Начальник порта имел в виду эфэсбэшников.

Взрыв у трубопровода мог оказаться терактом, и теперь на дороге дежурили еще и сотрудники областного управления службы безопасности.

— Только не кричи, и так башка раскалывается. Сижу и в город выехать не могу. Самого тормознут, прицепятся к ребятам.

Шестаков не выезжал без вооруженного сопровождения. При теперешнем раскладе это наверняка должно было вызвать большие проблемы.

— Без тебя трудно будет закрыть вопрос, — объяснил начальник порта. Не стану же я каждые пять минут перезванивать и уточнять: да или нет, так или эдак? Короче, сам понимаешь…

— Может, уладишь как-нибудь, чтоб открыли моей машине зеленый свет, не цеплялись на каждом километре?

— Попробую.

Через полчаса начальник порта перезвонил.

— Вроде договорился, пришлют тебе сопровождение. Почетный эскорт. Только не пугайся…

Шестаков в самом деле почувствовал себя не очень уютно: эскорт оказался милицейской машиной. С ментами контакт у него был отличный, но сюда они еще не заявлялись. В этот дом он допускал только друзей, а деловые, вынужденные контакты старался ограничивать рамками города.

Хорошо хоть можно сесть в свою машину, а не в эту, с чертовой «люстрой». Растянув губы в улыбке, Шестаков пожал милицейскому капитану руку, отпустил несколько ничего не значащих фраз. Голова уже была занята предстоящими переговорами в городе. Надолго ли этот чрезвычайный режим? Может, не спешить давать на лапу немереные бабки, просто переждать денька три? Договориться только о том, чтобы отпустили рефрижераторы — это обойдется не слишком дорого. Лишь бы не стали допрашивать водителей. Те могут струхнуть и заложить подпольный цех по засолке и закатке икры.

Серая лента раскручивалась быстро. На постах никто не тормозил, временные патрули, тоже пропускали беспрепятственно. Шестаков уже с большей благожелательностью смотрел на машину с мигалкой — «моя милиция меня бережет».

Бронированный «мере» шел в хвосте милицейской машины, аккуратно выдерживая безопасную дистанцию. Обе машины выдерживали скорость около ста километров в час, по прикидкам Шестакова минут через пятнадцать они должны были пересечь городскую черту.

Но случилось неожиданное. Из-за кустов вдруг показался на обочине мотоциклист с чем-то большим и темным в руке, напоминающим дождевик.

Без особого усилия бросил этот «дождевик» в сторону проезжей части.

Мотоциклист выкатился в последнюю секунду, словно из-под земли. Шестаков не успел даже разглядеть его, только головную боль вдруг как рукой сняло — холодной рукой страха.

Обе машины пронеслись на полной скорости дальше. Шестаков хотел обернуться назад, но личный охранник, сидевший впереди, вдруг заорал шоферу:

— Выворачивай!

В ту же секунду и хозяину на заднем сиденье все стало ясно. Большой кусок темной материи прилепился к лобовому стеклу милицейской машины, полностью перекрыл обзор. Только опыт удержал водителя от мгновенного резкого торможения, в этом случае удар «мерса» оказался бы сокрушительным для обоих автомобилей.

За секунду перед тем как «ослепнуть», милицейский водила видел поворот впереди. На ощупь не впишешься, так или иначе надо давить на тормоз.

Шестаковский шофер тоже был не промах.

Случись, правда, встречный транспорт, ничего бы не помогло. Но не случился — «мере» вырулил, хоть и погнул ограждение с разметкой. Ментовская тачка помяла его с другой стороны. Похоже, разбилась фара. Остановившаяся машина быстро уменьшалась в размерах, таяла, но еще можно было разглядеть выскочившую наружу фигурку — кто-то из ментов сорвал налипший на стекло плащ, чтобы ехать дальше.

— Тормозим? — поинтересовался шестаковский водитель.

— Выжимай по полной! — крикнул хозяин сдавленным голосом. — Сами догонят!

Мотоциклист уже обогнал ментов и первым успевал к «мерсу». Его силуэт вырастал ровно с той же скоростью, с какой таяла сзади машина сопровождения. Теперь уже Шестаков разглядел все в подробностях. И «Харлей», и черную лакированную каску, и клочковатую растрепанную бороду.

И обрубок кисти, повешенный на шею. Гоблин — в точности такой, как передавали из уст в уста.

Номере разгона сухая ладонь ползла вверх, к плечу, а потом задралась, болтаясь в воздухе слева от бородатого лица. Будто кто-то сидел за спиной у мотоциклиста и махал зловеще-приветственно.

— Ты слово «быстрей» понимаешь? — с ненавистью спросил Шестаков, не желая глядеть ни на водителя, ни на спидометр.:

«Мере» как будто оторвался немного, но бородатый мотоциклист, играючи сократил дистанцию до минимума.

— Тормозить надо! — крикнул телохранитель. — Это ж Гоблин, он нас сейчас по-любому скинет.

В самом деле: «мерс» — то бронированный. Остановиться — и пусть Гоблин беснуется по ту сторону. Пусть даже у него крупнокалиберный ствол в загашнике — пали на здоровье в упор. Перевернуть не сможет — это ему не обычная машина.

Да и не рискнет он спешиться, чтобы не оказаться сбитым. А менты давно уже тронулись. Если притормозить, вот-вот будут здесь.

«Мере» встал, как по команде. Пролетев по инерции вперед, бородач быстро вернулся. Шестаков съехал по сиденью ниже То ли Гоблину не хотел попасться на глаза, то ли чтоб самому не видеть жуткой рожи.

Мимо пронеслось несколько машин — никто и не подумал остановиться. Вдруг снаружи что-то забулькало и отчетливо запахло бензином.

Шестаков вспомнил о взорвавшемся трейлере и вцепился в плечо водителя:

— Езжай! Сейчас подорвет к черту!

Мутный поток разливался по лобовому стеклу — Шестакову показалось, что бензин уже просочился внутрь салона и сейчас они все будут корячиться от пламени, запертые, как в ловушке, в тесном объеме.

Обезумев от ужаса, он дернул на себя рукоятку и выскочил наружу. Успел пробежать два шага, прежде чем удар сзади сбил его с ног, бросил на асфальт. Сначала одно, потом другое колесо проехалось по позвоночнику, ломая ребра, плюща все органы внутри. Поток крови изо рта хлынул на свежеподкрашенную разделительную полосу, голубые глаза вылезли из орбит…

Глава 20 В СВОБОДНОМ ПЛАВАНИИ

— Не знаю, как мы попали в черный список.

Но мы там сидим в самых первых строчках. Разве только Гоблин впереди. Крутые свои майки вы еще можете сменить. Но «Уралы» есть «Уралы» — что один, что другой. Выточены под фирму, бросаются в глаза. Придется переходить на езду исключительно в темное время.

— В стиле нашего общего друга, — заметил Штурман. — С кем поведешься… Вернее, за кем погонишься…

— Шутки шутками, но пора уже перекусить, — похлопал себя по впалому животу неунывающий Майк.

— Ты давай не отвлекайся.

«Урал-Вояж» сел на мель: залез картером на кочку. Попробовали столкнуть — ни в какую.

Все-таки почти по сто двадцать килограммов на каждого. Саперная лопатка была одна на троих.

Сперва подкапывать взялся Штурман, потом Майку показалось, что дело движется слишком медленно. Теперь уже он скалывал по кусочкам сухую, затвердевшую от солнца землю.

— Пока масло поменяю, раз уж стоим, — Штурман присел возле своего «Волка», и скоро вниз полилась струйка густой черной жидкости.

— А я схожу затоварюсь, — Терпухин бросил взгляд в направлении трассы. — У кого какие предложения?

— Сам знаешь. Побольше калорий на единицу веса.

— Напорешься вдруг на сгущенку, бери банок десять. Если сварить, я за один присест три штуки раздавлю.

— Смотри, задница слипнется, — добродушно подшутил Атаман.

Сам он не был поклонником сладкого, но хорошо помнил по старым временам вареную в банке сгущенку коричневого цвета.

— Супчики там всякие рассуешь по карманам, — попросил более практичный Штурман.

Прихватив пустую сумку, Терпухин отправился к придорожному магазинчику. Затоварился и собрался уже на выход, как вдруг кто-то с громким возгласом схватил его за руку.

— Вот удача!

Знакомое лицо, совсем недавно попадалось на дороге. Кто ж это есть?

Синюшный след под глазом незнакомца помог памяти окончательно сработать. Вспомнились красная «Мазда», Катя с ее подарком, мужчина с расстегнутыми манжетами сорочки, пробитое колесо.

Он, муж… Его только не хватало.

— Чего это вы майку наизнанку носите? — собеседник Атамана признал свой товар.

Выглядел он совсем не агрессивно, сводить счеты за нокдаун явно не собирался.

— Не в том возрасте, — Может, и правильно. Моя фамилия Улюкаев.

— Терпухин.

— Не в службу, а в дружбу. В курсе, где она теперь?

— Так и не вернулась? Вот баба… Извини, друг, что так вышло. Я и ей сказал: знал бы, что муж, не стал бы встревать.

— Пустяки, дело прошлое. Долго она еще с вами пробыла?

— Всего ничего. Высадили за железнодорожным переездом.

— Точно? Вы не волнуйтесь, я вас в любом случае обвинять не стану.

Атаман не оскорбился из-за проявленного недоверия. Впрочем, мужика можно понять, он ничего о своем собеседнике не знает. Разве что с весомостью кулака познакомился близко.

— Точно. Даже удочку не закидывала, чтобы с нами поехать.

— А как вообще впечатление — был у нее в голове точный маршрут, знала, куда деваться?

Муж нервно почесывал то тыльную сторону ладони, то подбородок, то грудь под галстуком.

У Юрия уже рябило в глазах от этих суетливых движений.

— Похоже, нет. Ехала в одну сторону, потом развернулась вместе с нами в другую. «Мазду» бросила на дороге широким жестом.

— Она такая, — пробормотал муж, слегка прищуриваясь, будто образ жены замаячил вдалеке.

Атаман искренне посочувствовал бедняге. Врагу не пожелаешь любить такую взбалмошную особу.

— Огромная просьба. Здесь мой телефон, — муж достал из кармана визитную карточку, выронив на пол десяток точно таких же. — Она не знает, что такое осторожность, может в два счета попасть в плохую историю. Я не собираюсь применять силу, сажать ее под замок. Тогда я просто в шоке был — вот и сорвался.

— С вами и сейчас не все в порядке, — сочувствуя Улюкаеву, Атаман отказался от грубоватого «тыканья».

— Уговорю ее по-хорошему. Сейчас не то время, чтобы искать приключений. Другое дело, если у нее кто-то есть, если она поехала с кем-то жить… Если человек хоть мало-мальски надежный, я мешать не собираюсь, — муж отвернулся, чтобы спрятать увлажнившиеся глаза.

— Ладно, — пообещал Юрий. — Как только, так сразу.

* * *

Улюкаев перебывал у всех Катиных подруг, о которых знал. Но знал он далеко не про всех.

Катя легко сходилась-с людьми и снобизмом не страдала — среди подруг ее были портниха и продавщица, учительница музшколы и карточная гадалка.

Большинству из них полагалось бы завидовать ее машине, деньгам, в которых она не обязана была давать отчет своему благоверному, ее нарядам и красоте. Но Катя слишком подкупала своей доброжелательностью, пренебрежением к условностям. Она никого не стремилась использовать, подруг заводила из потребности в новизне, в общении.

Вернувшись в город, одну ночь провела у гадалки, слушая рассказы о старом времени, о том, какими раньше были мужчины. Вторую в аэропорту: уже купила билет в Москву, но в последний момент передумала и не пошла на регистрацию. Прогулялась по залу ожидания, с любопытством разглядывая дешевые товары в киосках.

Купила пестрый журнал с яркими фотографиями кинозвезд. Пролистала и отдала женщине, утверждавшей, что у нее украли паспорт. Та прилепилась как банный лист, рассчитывая сорвать подачку. Но Катя с прежней любезной улыбкой объяснила, что обратится сейчас к дежурному милиционеру.

«Пострадавшую» как ветром сдуло. Выбравшись на свежий воздух, Катя подсела к таксисту, чья очередь забирать клиентов была еще далеко. Тот поначалу принял ее за шлюху, но скоро наметанным глазом распознал, что имеет дело просто с неуемной особой, которой хочется жить полной жизнью, которой скучно все заранее запрограммированное.

Вместе покурили, послушали музыку в FM-диапазоне. Катя подремала немного на заднем сиденье, а таксист удивлялся сам себе, удивлялся тому, что испытывает к этой красотке чуть ли не отцовские чувства. Хочется укрыть ее чем-нибудь теплым, погладить по голове.

Проснувшись, Катя помахала таксисту ручкой, обрадовалась, что до утра еще долго. Из всех людей, собравшихся в аэропорту, наверное, только она не торопила время.

Забрела в дальний конец второго этажа, где находились комнаты отдыха летного состава. Через каких-нибудь десять минут угощалась шоколадом в номере в окружении четырех летчиков в темно-синей форме. Те наперебой рассказывали страшные и веселые истории, а Катя блестела глазами, поощряя их продолжать.

На следующий день побывала на рыбалке, опять-таки в компании незнакомых мужчин. Восхищалась каждой паршивой рыбешкой в улове, сама бралась за удочку и дергала при малейшем колыхании поплавка. Облизывала палец, уколотый острым крючком. И при всем этом удивительным образом никого не раздражала.

«Свободное плавание» продолжилось в ресторане — только не в зале со столиками, а на кухне.

Здесь ее хорошо знали как подругу старшей из официанток. Выдали халат, разрешили снимать пробу со всех блюд. Ресторан пока еще не был заполнен даже на треть, и Белла — так звали официантку, села с Катей в отгороженном закутке, у обеих горела душа поделиться последними новостями.

Катя стала объяснять, почему бросила мужа.

Как осточертели повышенное его внимание, постоянное стремление угодить.

— Вот идиотка. Он же тебя любит.

— Мне от этого не легче. Я уже ничего от него не хочу, даже машину бросила на дороге. Сейчас, я уверена, бросил фирму, бросил дела и занят только поисками.

— Ничего. Перебесишься, нагуляешься и вернешься обратно. Если только примет.

— В том-то и дело, что примет. Хотя он способен на самые дикие выходки, — Катя пересказала историю на дороге. — Причем это уже не в первый раз. Однажды на лучшего друга кинулся с кухонным ножом. Показалось, видите ли, что тот смотрел на меня слишком масляными глазами.

— Ревнует, как всякий нормальный мужик.

— Потом опять прежний на полгода.

— Не гневи Бога, будь довольна тем, что есть. У меня, кстати, тоже история. Вчера вечером абрек один заявился. Парень, конечно, красивый, но замученный-замученный. Глаза красные, как будто три ночи не спал, обувь в пыли.

Обычно у нас таких фейс-контроль не пропускает, но этот, видать, договорился. Сел в самом углу, сумку держит между ногами. Столик не мой, другой официант его обслуживает. Отвлеклась я на своих клиентов, потом вижу: этот горный орел носом клюет. Подпер рукой голову и дремлет. Подходит Паша-официант и говорит: надо, мол, сообщить куда следует. Неизвестно, что за тип, что у него там в сумке. Ну, я предложила, пусть наш человек посмотрит. Незачем лишний раз ментов вызывать: дела сделают на копейку, зато пожрут и выпьют на халяву. Решили Семена попросить — он у нас на случай драк и прочих эксцессов. А здесь что-то вдруг засомневался. Будить и требовать сумку открыть? Боязно как-то, неизвестно, что выкинет. Давай, говорит, я тихонько сумку вытащу. Глянем, что внутри, и обратно положим. Взял и вытянул в самом деле из-под ног.

— У всех на глазах?

— Тот столик как раз плохо просматривается с остальных. Слева ударная установка, справа — колонна. Вытянул наш Семен сумку, а открыть страшновато. Вдруг взрывное устройство?

— Тоже мне мужики. Мокрые курицы.

— Тогда, говорю, возвращай на место. Он ныть стал: чего, мол, меня в это дело втянули, я вам тут не ОМОН и не спецназ. А вдруг у него сообщники где-то в зале? Я плюнула и сама расстегнула молнию…

Официантка перевела дух и впилась зубами в один из помидоров, приготовленных для салата.

— Ну и как?

— Тряпка какая-то, а под ней прицел оптический и ствол блестит.

— Ни фига себе.

— Я быстрей на замок и думаю, что сказать.

Никто ведь, кроме меня, не видел, Паша с Семеном благоразумно отвалили в сторону. И что-то кольнуло меня: террорист какой-нибудь не припрется вот так в ресторан. Сделает тихонько свое черное дело и тут же слиняет по-быстрому.

Винтовка ему вообще без надобности — взрывы устраивать гораздо выгодней и спокойней. Нет, думаю, этот, похоже, киллер. Заказали ему бизнесмена какого-нибудь. Закрыла сумку, аккуратно поставила под стул и говорю своим: все, мол, в порядке.

— Так и скрыла?

— Не знаю… Жалко стало выдавать. Надо же так лопухнуться: притянуться в ресторан и заснуть.

— Может, и я бы промолчала. Ну и как, долго он отсыпался?

— Через час очнулся, дожевал заказ. И смотрит по сторонам тоскливо, вроде птица от стаи отбившаяся.

— Это уже не жалость, Беллочка, это любовь.

— Знаешь, где он сейчас? В жизни не догадаешься.

— Попробую. У тебя дома?

Глава 21 ВЫХОДНОЙ У КИЛЛЕРА

Атаман, конечно, жалел, что упустил Гоблина. Все те несколько минут, что враг находился поблизости, Юрий чувствовал какую-то досадную помеху, будто занозу в пятке. Несколько раз возвращался к своим действиям, прежде чем понял — всему виной «ТТ».

Мешал пистолет. С одной стороны, напрашивалось взять худо-бедно различимого в темноте Гоблина на мушку и отстрелить башку. Или прицелиться пониже, если тот в своей каске.

Но непросто было поступить так. Атаман имел свой личный кодекс чести, не совпадавший в точности ни с какими другими — даже с армейским. Казачий кодекс? Может быть. Но казачество, порушенное сперва в гражданскую, потом в годы голода и коллективизации, еще только-только распрямлялось в полный рост, отряхивалось от всякой нечисти, поспешившей записаться в вожди, нацепить побрякушки и брюки с лампасами.

В рукопашной схватке этот кодекс позволял влепить сбитому наземь подонку ногой, обутой в тяжелый ботинок. Чтобы до конца дней усвоил урок. Нападать исподтишка, из засады при большом численном преимуществе противника. Стрелять в человека вооруженного. А Гоблин… Правда, мотоцикл при таком мастерстве и такой злой воле вполне можно счесть смертоносным оружием. Но все-таки это оружие иного рода, чем огнестрельное.

Поблизости от врага Атаман в полной мере не отдавал себе в этом отчета, но «занозу» смутно ощутил. Вообще-то он не для Гоблина прихватил пистолет. В пути всякое могло случиться, разные встречи произойти. Иметь один «ТТ» на троих никто не назвал бы излишеством.

Но при теперешнем шмоне на дорогах «пушка» стала действительно обузой. Без нее гораздо спокойнее. Главное — не дать повода для задержания. А если потом какая-нибудь рвань полезет со стволами, можно и обезоружить самого шустрого, чтобы влепить свинцом по первое число.

Обернув «ТТ» несколькими слоями полиэтилена, Атаман замотал упаковку скотчем, выбрал поблизости место посуше.

— Присыплешь до поры? — осведомился Майк. — Не жалко?

— Жалко было другой, спецназовский. А потом пошло-поехало: у кого-то отбираешь, где-то бросаешь. Этот тоже трофейный.

— Так ты видел Гоблина или только слышал? — не мог успокоиться Штурман.

— В виде черного пятна.

— Как же не подстрелил?

— Поближе решил подобраться.

— Пары секунд, наверное, не хватило. Жалко.

— Все равно не уйдет.

Юрий аккуратно загладил рукой песчаную поверхность. Теперь ничто не могло привлечь внимание случайного прохожего. Вернешься ли сам когда-нибудь за «пушкой» и обоймами? Трудно загадывать.

Подошла очередь Атамана спать. Он мог отрубиться в любое время суток в жару и в холод, под дождем и палящим солнцем. Мог заснуть, если сна не было ни в одном глазу, отдохнуть впрок. Но уши продолжали слышать, глаза сквозь неплотно прикрытые веки видели всякий шевелящийся предмет.

При всем этом он умудрялся видеть сны, образы из прошлого. Сейчас видел пылающий хутор: обугленные туши коров, растрескавшееся от нестерпимого жара, почерневшее вымя. Сбитого мотоциклом чалого коня с поджатыми ногами и шеей, вытянутой в предсмертной судороге. И сияющий на солнце мотоцикл, широкое колесо, жаждущее раздавить, расплющить, растереть в пыль…

Гоблину не уйти, даже бели он прикатит на край света. Есть веревка неоплаченного долга, которая связывает их двоих. Она может укоротиться или удлиниться, но не порвется, пока оба живы.

* * *

Водитель «Нивы» отказался ехать дальше с оружием в тайнике. Самир пытался уговорить его по-хорошему. Потом достал винтовку и заставил какое-то время ехать под прицелом. Но долго так продолжаться не могло: дагестанцу стало ясно, что такого, насмерть перепуганного напарника лучше отпустить.

Вместе с тачкой или без? Можно заставить его оформить доверенность. Но вдруг потом заложит — сообщит ментам номер? Пусть лучше катится ко всем чертям.

Самир связался с Махачкалой, сообщил о новой неприятности. Лично с Рагимовым он, конечно, не мог общаться. Но твердо знал, что все указания исходят именно от городского прокурора.

Теперь дали команду переждать в городе, пока не утихнет заваруха из-за взрыва.

Он очутился на окраине со спортивной сумкой на плече и запасом анаши в кармане. Навалилась усталость, которую он все это время гнал от себя, безумно захотелось горячего. Сам плохо помнил, о чем говорил с официанткой. Только очнулся ночью в ее постели. Вскочил как ошпаренный, нащупал выключатель.

Хозяйка — кажется, ее звали Беллой — заворчала, закрываясь ладонью от яркого света. А он отыскал глазами сумку, расстегнул молнию. Слава Аллаху, все на месте.

— Свет собираешься гасить?

Нет, вряд ли она сунула нос. Если б увидела, не улеглась бы так спокойно.

— Мои вещи не трогай, поняла? — предупредил он.

Лучше поздно, чем никогда.

— На черта мне твои вещи? Что там есть, грязное белье?

— Тебя не касается.

Выбравшись на кухню, Самир соорудил мастырку и встал у окна, выпуская дым в форточку.

Скоро по коридору прошлепали босые ноги и заявилась Белла в ночной сорочке.

— Дай покурить. Какие у тебя?

— Самопал.

Тут она разнюхала запах.

— Ты еще и наркоман вдобавок?

— Что значит «вдобавок»? — насторожился Самир.

— Ну… Один в чужом городе, да еще и наркоман.

— Откуда ты знаешь, что у меня здесь никого нет?

— Сам вчера говорил в ресторане. Потому я тебя и приютила.

— Приютила? — оскорбился Самир. — Щенка с улицы приютить можно.

— Тихо, соседей разбудишь.

— А ты думай, когда говоришь.

— Ладно-ладно. Извиняемся.

— Наркоманы колются. А я курю, усталость снимаю. Анаша не наркотик, просто посильней, чем табак.

— Как же, вешай лапшу на уши. Думаешь, я вчера родилась? Дай-ка своего самосаду на пару затяжек.

Самир вытащил мастырку изо рта.

— Сама садик я садила, сама буду поливать, — тихонько пропела Белла. Ото, пробирает. Лучше забери, а то сейчас буянить начну.

Но даже нескольких затяжек ей хватило. Потянула Самира обратно в постель и чуть не задушила в жарких объятьях. Прижав губы к его уху, зашептала:

— Я все знаю. Ты ведь на самом деле приехал кого-то застрелить. Ты ведь киллер, правда? Не бойся, никому не скажу. Обожай) настоящих мужчин.

Самир мысленно чертыхнулся. Этого только не хватало: случайная женщина знает о нем самое главное. Сунула все-таки нос в сумку. Проклятое бабье любопытство. Он тоже хорош, нашел время расслабляться.

— Ты ведь не чеченец, правда?

— Какой я тебе чеченец, дура! — оскорбился Самир. — Я аварец, заруби себе на носу!

Утром предупредил хозяйку:

— Проговоришься кому-нибудь — из-под земли достанем. Не я, так другие.

— Думаешь, я тебя привела, чтобы заложить?

Я еще в кабаке могла это сделать, пока ты дрых с вилкой в руке. И нечего меня пугать, понял?

Хозяйка накрасилась, причесала жесткие курчавые волосы. Полные губы стали еще чувственнее, изменив цвет на интенсивно-лиловый. Самир спустился взглядом вниз — к ее широким бедрам, к ногам, уже упакованным в плотно обтягивающие темные колготки. Не какая-нибудь там кожа и кости, такая заслуживает, чтобы ее называли «вещь».

— Куда собралась?

— Ничего себе заявочки. Ты мне муж или, может быть, любовник? Я на работу. Соберешься уходить — захлопни дверь и проверь, что замок защелкнулся.

Доверяет, не боится, что унесет с собой какие-нибудь ценности. Это польстило Самиру. Оставшись в одиночестве, он обнаружил в холодильнике пиццу, разогрел в микроволновой печи. Пока ему велели переждать, и сделать это лучше всего здесь. Иначе придется болтаться по улицам с сумкой, рискуя на каждом шагу попасться патрулю После взрыва наверняка оживились прежние опасения, наверняка и здесь, в городе, шмонают подряд носатых и смуглых. Расставаться с оружием тоже рискованно…

Белла вернулась только в десять вечера и не одна. Самир валялся босой на диване, смотрел телевизор и резко сел, услышав в прихожей еще один женский голос.

— Фу, задымил всю квартиру, сквозняк надо устроить. Это Самир, а это подруга моя, Катерина.

Глава 22 СКИНЫ

— Там, у входа в магазинчик, объявлений поналепили, — вспомнил Атаман, проснувшись. — Я пробежал на всякий случай глазами. Ничего примечательного. Какой-то конкурс брейк-данса намечается в городе. Это не по вашей части?

— Совсем ты оторвался от культуры у себя в станице. Это ж рэпперы, а мы только «металл» признаем.

— Металл… Хоть понимаете, о чем там песни поют?

— А мы последнее время своих русских слушаем. Вот как раз нормальная группа, — Майк ткнул пальцем себе в грудь, где под ярким изображением на майке красовалась подпись: «Ария».

— Я насчет рэпперов подумал, — блеснул стальными коронками Штурман. Помнишь, Гоблин в Ростове пару раз на них наезжал, разгонял тусовки? Может, и в этот раз прикатит?

— Да ну, он в такие детские игры уже не играет. Тем более сейчас не будет вылезать по пустякам.

— Ты же пойми, о ком речь, о Гоблине. Он на все болт забил. Ищут мотоциклистов на всех дорогах, а он в город заявится — такой наглости точно никто не ждет.

— Можно глянуть на всякий пожарный, — согласился Атаман. — Эти пляски народов мира как раз на сегодня намечены. Пристроим только машины где-нибудь.

— Нет уж, извини. Я лучше вырою себе берлогу и влезу туда вместе с «Уралом». Буду лапу сосать сколько понадобится, но моциль нигде не оставлю.

— Да не спеши ты его к сердцу прижимать.

Если оставить, то, конечно, под надежным замком.

— Лучше кто-то один здесь останется сторожить, а второй подскочит с тобой в город.

— Оставайтесь тогда вы оба, а я наведаюсь один. Встретимся здесь. Если что вдруг случится и придется вам драпать, ждите меня… ну хотя бы там, где нас паромщик переправлял. Место помните?

— Обижаешь, начальник. Хочешь, я сейчас тебе все наши зигзаги на карте покажу?

— Не надо, верю.

— Слышь, Атаман. Если трубачи много будут выступать, выверни майку на лицо, — пошутил на прощанье Майк.

«Трубачами» они со Штурманом называли рэпперов из-за широких штанин со множеством накладных карманов.

…На трассе Атаман голосовал впустую добрых полчаса. Если только случится поблизости происшествие, каждая заправка, каждое придорожное кафе превращается в постоянный рассадник слухов, нагнетающих страсти. Теперь испуганные водители думали только о том, как побыстрее проскочить опасный участок, добраться до города. Даже на постах останавливались с опаской, боялись бандитов, переодетых омоновцами или сотрудниками ДПС.

Терпухин понял, что придется переть пешком до остановки пригородного автобуса. Своим широким шагом он проделал этот путь за сорок минут. Еще столько же дожидался автобуса под дырявым навесом из шифера. Гадал, кому нужно здесь сходить и кому садиться, — по обе стороны от дороги никаких следов цивилизации, только опоры высоковольтной линии передач.

Дважды автобус остановили для досмотра. Терпухин похвалил себя за то, что отправился в дорогу без оружия. Хорошо помнил, как однажды подзалетел в такой же ситуации, оказался в наручниках. И только случай помог вмешательство старого сослуживца, волею судьбы проезжавшего мимо со своей частью.

Теперь все прошло гладко, хоть Юрия и разглядывали пристальней, чем других, и ощупывали дотошно. Около семи вечера он сошел на городском автовокзале. Уже смеркалось — непривычно рано для летней поры. Небо от края до края затянули сизые тучи. Но ветер нес новые, они клубились на втором, нижнем слое. Казалось, вот-вот зацепят крыши домов. Все предвещало грозу.

* * *

Самиру очень не понравился визит незнакомой подружки. Как эта дура Белла не нашла предлог ее отшить? Завтра же уходить отсюда, пока не поздно. Но куда? Указаний по сотовому пока не поступало.

Вспомнились слова, сказанные в напутствие:

«Не шарахайся от людей. Каждый случайный человек может доставить неприятности, а может и пользу принести. Все зависит от тебя». Может, не случайно судьба свела его с этими женщинами? Может, это компенсация за последние ее гадости?

Хмурый неулыбчивый горец вдруг стал предупредительным и любезным. Белла сперва заревновала, приписав эту метаморфозу появлению подруги. Потом убедилась, что на ее, долю приходится не меньше внимания.

Скоро Катя с детской непосредственностью стала рассказывать, как внезапно ушла от мужа, как легко и свободно себя чувствует. «Когда они успели своих женщин распустить? — удивлялся Самир. — Женщины у них сами тратят деньги, таскаются по подругам, слишком открывают ноги. Сами подают на развод — в какие ворота это лезет?»

Катю тем временем разбирало любопытство.

Первый раз в жизни она видела настоящего киллера. Кого ему заказали и откуда он собирается стрелять? Сколько денег получит и куда рассчитывает скрыться? Из фильмов она знала, что наемных убийц часто устраняют сами заказчики.

Знает о такой опасности этот горец с красиво изогнутыми бровями? Подготовился к ней?

Азербайджанцы на рынке вызывали у нее раздражение, чеченские боевики на экране телевизора — страх. А этого абрека, высокого и статного, она ни капельки не боялась, хоть и знала, что он при оружии.

Хочешь, чтобы человек разоткровенничался, надо самому быть с ним откровенной. Вот Катя и рассказывала о себе, о своем замужестве, до поры до времени казавшемся удачным.

— Ваша половина не волнуется, если вы надолго уезжаете?

— Я не женат.

Ну конечно: он человек благородный, он не может себе позволить обзавестись семьей при такой профессии. В любой момент жена может остаться вдовой, а дети сиротами.

* * *

Конкурс брейк-данса еще не начался, а рэпперы уже кучковались на улице у входа в зал.

Большинство в шапочках, надетых козырьком назад, в кроссовках, в тех самых штанах со множеством карманов, которые спутники Терпухина назвали «трубами».

Уже звучала их любимая музыка. Она напоминала Атаману частушки, только безразмерно длинные, которые не поют под гармошку, а торопливо читают под монотонный ритм. Кто-то уже показывал свое мастерство — дерганые движения головой и конечностями.

Оценив средний возраст тусующихся, Юрий решил, что ошибся. Может, раньше Гоблин и разменивался, пугая таких вот желторотых юнцов.

Но сейчас он уже пристрастился к вещам посущественней: распробовал кровь, грохот корежащегося металла.

Махнув рукой, Терпухин собрался уже уходить, как вдруг, будто шелест по листве, пробежал по толпе ропот. Пазднично-яркая тусовка мгновенно запаниковала. Танцы прекратились, кто-то уже юркнул в ближайшую подворотню.

«Скины, скины», — разобрал наконец Терпухин страшное для рэпперов слово. Бритоголовые, скинхеды? Молодежь всегда найдет предлог подраться: улица на улицу, фаны «Динамо» на фанов «Спартака», скины на рэпперов. Эти от рэпа своего тащатся, а скины от какой музыки?

Ближайшие секунды дали ответ: от треска выбитых зубов и сломанных ребер. Ни о какой драке стенка на стенку здесь не шло и речи. Били только одни — другие убегали. Толпа скинов и в самом деле выглядела жутковато. Все как один бритые, все бегут, размахивая цепями, арматурой, поясами с бляхами.

— Смерть им, смерть! Мочи пидарасов!

Случайные прохожие куда-то испарились, а рэпперы метались, как пестрые канарейки среди воронья. Даже не пытались защищаться, только прикрывали головы обеими руками, забивались под припаркованные машины. Полминуты не прошло, а кто-то уже бежал с перепачканным кровью лицом, кто-то отчаянно визжал и брыкался, пока его выволакивали в четыре руки из-под автомобиля.

Равнодушие Атамана быстро испарялось. Будь у него «ТТ», он бы сейчас выстрелил в воздух.

Хорошо помнил беспорядки и погромы на окраинах Союза в последние годы перестройки. Тогда несколько выстрелов поверх голов могли отрезвить толпу, заставить ее рассеяться. Другое дело, что командование не всегда давало в таких случаях «добро».

Где менты, какого хера мышей не ловят? Бабок снять не с кого, потому и не спешат?

«Пушки» нет, а кулаками работать все равно что отмахиваться от дождя. Оставаться наблюдателем Атаман все равно не мог, побежал в сторону побоища. С близкого расстояния лица скинов казались похожими одно на другое. Вытаращенные пустые глаза и широко раскрытые рты казались одинаковыми наклейками на головах. Настоящих лиц нет — просто кожа, обтягивающая ушастый выступ над плечами.

Один из рэпперов бежал как раз навстречу Юрию. Преследовавший его бритоголовый орал, размахивая арматурой:

— Рэп дерьмо! Слава России!

Успел-таки достать свою жертву по спине.

Рэппер упал, подтянул ноги к животу, сжался в комок, ожидая нового удара. Но удара не последовало: Атаман перехватил занесенную руку и резко выкрутил назад, вывихнув из плеча.

Еще пару минут назад Терпухин не поверил бы, что он, русский до мозга костей, обойдется так с человеком, провозглашающим славу России. Применит такой суровый прием к тому, которого даже суд еще не имеет права судить по полной программе. Но эти будто отштампованные на заводе существа с одинаковыми ушастыми головами, казалось, не имели ни возраста, ни других присущих нормальному человеку признаков. Кто им дал право прикрываться святым словом?

Подобрав выпавший на асфальт обрезок арматуры, Атаман сшиб ударом по ногам еще одного рьяного преследователя. Тут на него кинулись сразу двое скинов. Эти уж выглядели вполне совершеннолетними и крепко накачанными.

Один нанес удар тяжелой цепью. Атаман успел ухватить арматуру обеими руками и выставить перед собой. Конец цепи обмотался вокруг стального стержня, осталось только дернуть как следует. Потеряв точку опоры, бритоголовый дернулся вместе с цепью в сторону Терпухина, точнее, в сторону терпухинского кулака, сдвинувшегося навстречу.

Удостовериться в результате Юрий не смог, пришлось срочно отвлечься на второго номера.

Увернулся от сильного, но незамысловатого удара правой, влепил ответ в нижнюю челюсть. Рэпперам пока мало помогали эти частичные успехи, скинов налетело слишком много. Разогнавшись, они не могли остановиться. Те, у кого не оказывалось под рукой человека для битья, били витрины, вышибали стекла машин. Один «Фольксваген» даже перевернули вверх колесами, что вызвало новые победные крики.

Глава 23 НА КРУТЫХ ВИРАЖАХ

Гоблин еще раз позвонил заказчикам, в офис фирмы «Триумф». В двух словах дал понять, что намерен до конца дня получить оставшуюся часть суммы. Ему ответили, что наличку в таком количестве удастся обеспечить ближе к концу недели.

Намекнули на трудности, создавшиеся по его же вине: не только на дорогах проверки проводятся, соответствующие службы отслеживают денежные потоки из области и в обратную сторону.

— Ваши трудности. Если сегодня вопрос не решите, я к вам сам заявлюсь на фирму до конца рабочего дня, — заявил Гоблин.

— Постой ты… Вот сука! — говоривший по телефону обернулся к шефу.

— Отбой дал?

— Обещал сам приехать ближе к вечеру. Прикинь, как он будет выглядеть у нас на стоянке во всей красе.

— На понт берет. Зарылся сейчас где-нибудь и нос боится высунуть.

— Запросто прикатит. Я бы, честно говоря, не искушал судьбу.

— В натуре нет налички, — отодвинул от себя полную пепельницу хозяин фирмы с обвисшими, как у бульдога, щеками. — Послезавтра будет, а сейчас нет.

— Может, стоит одолжить?

— До конца недели нельзя вылезать ни в каком виде. Сучнут потом ментам: вот, мол, хозяину «Триумфа» наличка срочно понадобилась. Зачем, не знаем, но примите к сведению.

— Засечь бы, откуда он звонил.

— Ну и что? Стратегический бомбардировщик отправить?

— Чувствую, дошутимся.

— Надо встречу с оркестром организовать.

Поставим людей на подходах. Только не здесь, возле офиса, заранее. Сколько, вариантов подъезда? Пошли глянем с крыши.

* * *

— Эй вы, уроды! А ну сюда! — крикнул Атаман, чтобы отвлечь толпу на себя. Но мощный голос его мало кто расслышал в шуме и гаме.

Наконец за спиной грянули выстрелы — один, другой.

«Прибыли», — вздохнул Терпухин одновременно с облегчением и со злостью на нерасторопность милиции. В следующую секунду на него навалились сзади, пытаясь завести руки за спину и надеть наручники.

Кое-как вывернувшись, Атаман заорал.

— Да вы глаза разуйте, козлы гребаные!

Двое омоновцев с дубинками притормозили на секунду, но тут же раздался начальственный окрик:

— Вали его на хер! Он старше всех, он главарь!

Терпухин вспомнил о своей черной майке, ботинках на толстой подошве и арматуре в руке.

Может, и тянет он на главаря, но волосы вроде на месте.

Доказывать ничего не стал, надежнее было оторваться. Тем более что скины стали быстро отступать, избавляясь от всех предметов, приспособленных для ближнего боя. Через разбитую витрину Терпухин влез в магазинчик, спешно прикрытый минут пять назад. Перескочил через прилавок с цветочными горшками. Ободряюще улыбнулся бледному лицу продавщицы и рванул по сумрачному служебному коридору.

Оказался во дворе, где целый кошачий выводок рылся в мусорных ящиках. Взлохмаченный рэппер в порванных штанах всхлипывал, бережно нянча левую руку. Атаман хотел бросить на бегу что-нибудь ободряющее, но инерция разгона понесла дальше. Проскочив в смежный двор, он расслышал, как кто-то из ментов окликнул рэппера:

— Эй ты! Куда он делся?

Перепуганный юнец, очевидно, показал правильно, потому что топот стал приближаться.

* * *

Кате не хотелось уходить. Ее всегда интересовали люди из другого, неведомого ей мира, люди не такой обычной и скучной профессии, как у ее мужа. Летчики гражданской авиации и дальнобойщики, парикмахерши и спортсмены, карточные шулеры и спецназовцы.

Все в этой жизни ей хотелось бы узнать, но заранее было ясно, что времени не хватит, что слабую женщину не возьмут играть во многие из мужских игр. Тогда хоть послушать других, заглянуть сквозь щелку. Пусть даже многое непонятно — так даже лучше, больше интригует.

Катя прекрасно знала, что девяносто девять женщин из ста со страхом обойдут стороной даже дом, где по неподтвержденным сведениям прячется наемный убийца. Но меньше всего на свете ей хотелось быть благоразумной. Здравый смысл — это рассудочность, серость, скука. Обеды для мужа, его поцелуй по возвращении с работы. Поцелуй, постепенно ставший для нее профанацией самой прекрасной вещи на свете.

Уходить не хотелось, но слишком задерживаться было неприлично. Надо знать меру: в конце концов, красавчик абрек — находка Беллы и пусть подруга получит от него все, что хочет. Ведь такие мужчины появляются и исчезают нежданно-негаданно. В этом одновременно их плюс и минус.

Попрощались очень тепло, но никто не призывал Катю остаться. Теперь она шагала по улицам города, еще не зная точно, куда отправится. Фонари источали жар, как и стены домов, нагретые солнцем за долгий световой день. В болтовне прохожих слышались жалобы на духоту.

Катя подняла глаза к небу. Как ей хотелось, чтобы эти тяжелые тучи поскорей пролились, чтобы потекли по ее лицу и ногам прохладные струи, намокло платье. Два с половиной месяца с неба не упало ни капли. Казалось, жара не кончится никогда — что-то заело в небесной механике и осталось одно бесконечное лето.

Вдруг сзади раздался треск мотоцикла. Катя невольно оглянулась и в свете фонаря увидела торжественно, будто на параде, катящего бородача. Расстегнутая безрукавка обнажала голую татуированную грудь со странным амулетом — ладонью в натуральную величину. На черных кожаных штанах красовались наколенные заплаты.

Мотоциклист сидел в седле подчеркнуто прямо, держался за руль одной рукой — вторую ей плохо было видно. Сам мотоцикл выглядел сверкающим чудом от высокого руля до выхлопных труб и эмблемы с крылышками.

Он скрылся за углом, оставив после себя сизый, медленно тающий дымок, совсем непохожий на тривиальные выхлопы. Кате безумно захотелось взглянуть еще раз на машину и ее хозяина.

Она бы не смогла сразу сказать, кто из двоих понравился ей больше.

Добежав до угла, Катя обнаружила незнакомца, спокойно ожидающего у светофора. Было ясно, что он просто забавляется, остановившись в кои-то веки на красный свет. Заметил ее в зеркале, понял, что блондинка специально спешила ради него и его мотоцикла. Развернулся, выехав на встречную полосу, и подрулил к ней вплотную. Это могло означать только одно — приглашение.

Катя ни секунды не раздумывала — забралась на сверкающую громаду и сразу же ощутила ягодицами и внутренней поверхностью бедер ритмичную дрожь двигателя. Они с мотоциклистом так и не сказали друг другу ни слова, бородач просто тронулся с места в прежнем направлении.

Отсюда, с борта этого сухопутного крейсера, город виделся совсем другим. Редкие и убогие вечерние вывески теперь светили ярче, будто с них протерли пыль. Фонари сливались в две цепочки и тоже горели как-то по-особенному…

Некоторые улицы Катя даже не узнавала, будто очутилась в другом городе, в другом времени и пространстве. Здесь живут только отважные и благородные люди — настоящие мужчины. Мужчины, которые не прощают обид, презирают компромиссы, не заботятся денно и нощно о копеечных выгодах и по праву требуют от женщин собачьей преданности.

Мотоциклист прибавил немного скорости. Катя почувствовала, как ветер подхватил ее волосы и распустил по воздуху, играя прядями. Она зажмурилась. Ехать с закрытыми глазами было еще приятнее, она казалась себе ребенком в огромной лапе великана. Тот несет ее в свое логово, чтобы рассмотреть вблизи.

Вдруг что-то оглушительно хлопнуло совсем рядом. Неужели спустило колесо? Катя раскрыла глаза и увидела, как улица вместе с домами и фонарями закрутилась вокруг собственной оси.

Это верчение выбросило мотоцикл совсем на другую улицу — поуже и потемней.

Сзади снова грохнуло. Что-то тонко пропело в воздухе, потом вдруг резко, сварливо визгнуло.

Неужели пуля? А почему бы и нет — в этом новом городе сильных и свободных мужчин должны запросто хвататься за оружие.

Бородач заложил еще один крутой вираж, у Кати перехватило дыхание. Машина так накренилась, что белая полоса на асфальте оказалась совсем рядом, распущенные волосы кончиками смели с нее пыль. Катя прониклась уверенностью, что теперь возможно все: мотоцикл может пробить кирпичную стену, безболезненно для себя снести с дороги летящий навстречу автомобиль.

В этой новой реальности нет места пустым опасениям, страху. Хозяин мотоцикла даже не пригнулся при звуке выстрела. У него есть цель, и он достигнет ее во что бы то ни стало. И она, Катя, ничего не должна бояться за его широкой спиной.

Спина и волосы на затылке пахли потом, бензином, табаком. Катя вспомнила о духах, которыми надушилась последний раз, — духах от Rochas, привезенных мужем из Москвы. Этот запах еще не выветрился. Как ей хотелось сейчас, чтобы незнакомец почувствовал его, обратил внимание, несмотря на всю кутерьму. Чтобы запах проник под его грубую кожу, затронул, взволновал.

Впереди сирена и милицейская машина с мигалкой. Еще один вираж, уже трудно сказать, что именно кренится набок — мотоцикл или стены домов. Здесь проезжая часть запружена машинами, водители гудят со всех сторон. Их резкие отрывистые сигналы перекликаются с неумолчным переливом сирены…

Лет в шестнадцать Катя попала в оперу. Пышные декорации, лепной потолок, волшебное звучание оркестра и солистов остались одним из самых ярких праздничных воспоминаний. Теперь она чувствовала почти то же самое: улица с машинами превратилась в декорацию, сигналы машин — в мощный хор, а вибрирующая сирена будто пела арию на пределе голосовых связок.

Только на первый взгляд мотоциклу негде было проехать. Бородач рванул по разделительной линии. Почти никого не задел до самого перекрестка, если не считать несколько сбитых зеркал.

Дальше снова завернул и вдруг направил мотоцикл-крейсер прямо к ступеням возле входа в здание. Их было всего несколько, но Катя чуть не вылетела из сиденья. Голову затрясло, будто кто-то взялся использовать ее как шейкер.

Взлетев по ступеням, мотоцикл вышиб стеклянную дверь, снес турникет у входа и стол охранника, от которого предусмотрительно отпрыгнула какая-то похожая на человека тень. В фойе бородач окончательно притормозил, но движок не заглушил — эхо, отражающееся от потолка и стен, заполнило все вокруг. Казалось, не будь разбитых при въезде дверей, стекла бы вылетели теперь от давления скопившихся звуков.

Глава 24 МУСОРОВОЗ

Начальство давным-давно уехало из «Триумфа», допуская, что Гоблин приведет свою угрозу в исполнение Несколько вооруженных людей были расставлены на возможных путях подъезда Главное — не открывать стрельбу в непосредственной близости от здания, не привлекать к офису внимания правоохранительных органов.

Меры предосторожности не сработали. Гоблин в совершенстве владел искусством непредсказуемо менять траекторию своего движения. Даже там, где, казалось, существовал один возможный путь, один узкий «коридор», бородач умудрялся сотворить нечто неожиданное. Или поднимал машину на дыбы, перепрыгивая через препятствие.

Или вдруг резко тормозил там, где дорога была свободной.

Дважды стрелявший промахнулся. Потом появились милицейские машины, получившие известие о мотоциклисте с характерными приметами.

Хозяина «Триумфа» запросили, как действовать в новых условиях. По-любому выходило плохо.

Перед носом у ментов вроде бы лучше воздержаться от стрельбы. Но если те вдруг возьмут Гоблина, одинокий ездок может выложить все про заказ.

— Только наверняка! — крикнул в трубку шеф.

Из четырех человек, поставленных у разных перекрестков, никто на проблемы нарываться не хотел. Потом всегда можно сказать, что случай не подвернулся, что Гоблин проскочил вдали. Хуже, если менты поймают за руку. Тем более что «отморозок» подсадил к себе какую-то дуру. Не дай бог, ее зацепишь, будет совсем худо.

Так «Харлею» удалось прорваться к офису, занимавшему весь первый этаж. Два охранника едва успели отскочить в сторону и забились по углам.

В распоряжении Гоблина было не так много времени. Здесь, под крышей, он уже не чувствовал себя так же свободно, как под открытым небом. Выбив ногой дверь с табличкой «приемная», он въехал в комнату, отделанную дубовыми панелями. Соскочил на секунду с мотоцикла, оторвал от пола небольшой по габаритам сейф и медленно опустил его на заднюю полку. «Харлей» ощутимо осел, пассажирка с тревогой оглянулась назад, испуганная, что ей прищемит подол.

Вернувшись в седло, бородач достал баллончик с черной краской и размашисто вывел на стене:

«Привет ментам от Гоблина. Отсюда Шестакова заказали».

Ко входу — легки на помине — подлетели во весь опор две милицейские тачки. Едва не зацепили одна другую от рвения. Очно передавать привет мотоциклист не жаждал и оглянулся в поисках другого, непарадного выхода на улицу.

Несколько человек в бронежилетах заскочили в фойе, но Гоблин уже успел набрать скорость по длинному коридору. Оторвал от пола переднее. колесо, приподнял его на уровень подоконника.

И вылетел в торцевое окно, выбив решетку вместе с рамой.

Сейф свалился за пару метров до подоконника. Это было в общем-то кстати: с такой перегрузкой мотоцикл не взял бы рубеж. Но Гоблин выругался с досады, ему никак не хотелось бросать добычу. Даже крутанулся обратно по переулку, однако выстрел из окна заставил отказаться от повторной попытки.

* * *

На подходе к автовокзалу Терпухин услыхал краем уха про заваруху со стрельбой и милицейскими машинами. Среагировал мгновенно, резко обернулся к мужчине, только что сошедшему с автобуса.

— Где?

Тот даже отшатнулся от неожиданности.

— Где конкретно? Быстрей рожай, прошу тебя!

— Конкретно не знаю. Я с улицы Чкалова слышал.

В следующую секунду Юрий уже грохнулся с размаху рядом с таксистом, читавшим газету за рулем.

— Давай на Чкалова!

— Ты, браток, поосторожней, — заметил таксист, бережно складывая газету. — Так и кресло сломать недолго.

— Трогайся, шеф, по дороге проповедь прочтешь.

— Вот так каждый раз, — буркнул водитель, проворачивая ключ зажигания. — Три часа все вокруг ходят вареные, никому никуда не надо.

Потом вдруг кто-то влетает, аж кипятком ссать готов.

— Пошустрей. Двойной счетчик, — пообещал Атаман, хотя точно не помнил, сколько взял с собой денег.

На первом же перекрестке перед носом у них зажегся красный. Водитель равнодушно хлопал глазами, ожидая позволения ехать дальше. «Пока доберемся, «Харлея» не то что в городской черте — в области уже не будет», — играл желваками Терпухин. Самое обидное, что он ведь угадал: Гоблин действительно сунулся в город.

Но шансов ухватить его все меньше: светофор как будто заклинило.

Следующий перекресток проехали без проблем, потом история с красным светом повторилась.

— Да ну тебя. Читай дальше газету, — открыв дверь, Атаман выскочил наружу и рванул по тротуару, стараясь не сшибить никого с ног.

Несколько раз спрашивал на бегу насчет улицы Чкалова. Пока очередной прохожий осознавал вопрос, пока поднимал руку, чтобы показать, Атаман уже проскакивал дальше. Приходилось оборачиваться.

Трудно сказать, сколько еще раз пришлось бы уточнять маршрут, но вдруг — как во сне, когда исполняются почти несбыточные желания, — Терпухин увидел знакомую руку, точнее, бледный обрубок кисти, болтающийся на груди.

Гоблин проскочил как призрак, за спиной у него сидела длинноволосая блондинка, чье лицо Атаман не успел разглядеть. Неужели какая-то девчонка добровольно подсела к этому отморозку с большой дороги? Или насильно посадил, чтобы у ментов не возникло искушение открыть огонь вдогонку? Теперь она, конечно, приклеилась, пуще всего на свете боится выпасть на полном ходу.

Эти соображения дальним бледным фоном плыли в голове, все существо Атамана было нацелено на погоню. Как назло, машины проносились мимо на большой скорости, да и кто бы остановил взмыленному мужику со сжатыми кулаками, в черной майке и камуфляжных штанах?

Через подворотню виден был стоящий во дворе мусоровоз. Поздновато приехал или из графика выбился? Подхватив мусорный бак, выдвижная лапа-рычаг перевернула его в воздухе, и отходы пестрой кучей свалились через люк в нутро.

Не самое пригодное средство передвижения, но выбирать не приходится.

Подбежав к мусоровозу, Терпухин запрыгнул на подножку. Прежде чем человек в спецовке что-то понял, он уже оказался оттесненным с водительского места, а машина дернулась вперед.

— Извини, так надо, — хриплым голосом, не разжимая стиснутых зубов, произнес Терпухин.

Сзади что-то грохнуло — наверное, пустой, выпавший из лапы бак. На трассе попытка погони за «Харлеем» на таком монстре могла бы вызвать только насмешки. Но в паутине городских улиц стоило попытать счастья.

Терпухин вдавил педаль «газа» с такой силой, будто хотел расплющить подошвой ядовитую змею. На повороте мусоровоз занесло, кузов ударился о фонарный столб. Взвизгнула, увертываясь от столкновения, ржавая с грязными стеклами «копейка», зато новехонькая «девятка» крупно «попала» — мусоровоз помял и ободрал ей весь правый борт.

«Харлей» не мелькал в поле зрения, Юрий ориентировался только по треску двигателя.

Окончательно он не затихал, хоть и становился моментами плохо различимым. Потом повисла в воздухе милицейская сирена. Как бы девчонка не пострадала, если Гоблин начнет драпать всерьез…

Развернулся Гоблин, уходя от ментов, или просто заложил издевательский вираж, но Юрий вдруг увидел бородача, несущегося навстречу.

Вряд ли мотоциклист признал за рулем мусоровоза человека, с которым схлестнулся однажды в смертельной схватке. Расстояние было еще приличным, когда «Харлей» в очередной раз свернул в нарушение правил.

Терпухин свернул туда же, наплевав на запрещающий знак, и увидел прямо перед носом обломки асфальта, кучи рыжей развороченной земли. «Харлей» проскочил по узенькой полоске, но мусоровоз здесь уже никак не мог вписаться — зарылся передком в глинистый холм.

Полный кузов развернуло, задние колеса повисли над ямой. Машина накренилась и сползла на дно, встав под углом в сорок пять градусов.

Через секунду Гоблин снова вынырнул из-за кучи, притормозил:

— Вспомнил тебя, мужик! Найди нормальную машину, приезжай к полуночи на тридцатый километр. Там посмотрим, кто круче.

Пришпорив «Харлей» ногой в тяжелом ботинке, Гоблин исчез прежде, чем Терпухин выбрался из кабины. Желательно было и Юрию исчезнуть отсюда как можно быстрей: не угнавшись за мотоциклом, менты отыграются на нем.

Значит, в полночь. Гоблин прикатит — в этом можно не сомневаться. Это лучший вариант: разобраться один на один. Только вот спутница с распущенными волосами… Не удалось ее толком разглядеть, габариты слишком малы в сравнении с гоблинскими. Здорово похожа на Катю, ту самую, которую разыскивает муж, — сбился бедняга с ног и с колес.

Неужели предпочла этого бешеного пса, пусть даже на день-другой? Вообще-то случаются у баб сдвиги по фазе, но тут явный перебор. Лишь бы только Гоблин не явился вместе с ней. Как иметь дело с такой парочкой, где мужика надо закопать, а бабу желательно не поцарапать?

Глава 25 ГРОЗА

Терпухин напрасно беспокоился: Гоблин не собирался так долго мотаться с пассажиркой. Оторвавшись от ментов, он заехал на пустырь, заросший сорняками. Притормозил, схватил, нагнувшись, лодыжку правой Катиной ноги и дернул вверх. Пассажирка вывалилась из седла вниз головой, а Гоблин, раздосадованный неудачей с сейфом, покатил дальше.

Единственной компенсацией была встреча с давним знакомцем. Жертв своих Гоблин не запоминал в лицо. Но человека, оказавшего достойное сопротивление, никогда не забывал, даже если не знал о нем практически ничего.

Помнил только место встречи — казачий хутор, затянутый дымом пожара…

* * *

Следователю Парамонову стало известно, что на свежую могилу водителя Синицына наведывается по ночам какой-то человек. Дважды кладбищенский сторож окликал его, и дважды незнакомец скрывался. Почувствовав себя неуютно, сторож дал знать в милицию. Теперь приезжий следователь сам явился на кладбище вместе с тремя местными сотрудниками.

Возле свежей могилы действительно можно было различить следы кроссовок. Родные вряд ли станут посещать место тайком, от виновника взрыва тоже не стоит ожидать сентиментального паломничества с запоздалой просьбой о прощении. Тогда кто?

Четверо сотрудников устроились в кустах, поглядывая время от времени на небо. Плащ-палатки захватили с собой в нужном количестве, но тучи такие, что, если польет, так уж польет. Голова, может, и не промокнет, а вот ноги точно.

В отсутствие посторонних с началом дождя местные менты укрылись бы в машине. Но на глазах у Парамонова не хотели выглядеть нерадивыми работниками. Ждали, томились без курева. Вдруг послышался шорох — на старом участке в просвете между гранитными памятниками и крестами, сваренными из труб, мелькнул чей-то силуэт.

Все навострились, руки потянулись к табельному оружию. Силуэт мелькнул ближе, потом человек наконец показался во весь рост. Он был щуплым, невысоким. Двигался ссутулившись, втянув голову в плечи, будто заранее вымок от еще не начавшегося дождя.

Приблизился к свежей насыпи с искусственными венками, шмыгнул носом и разрыдался.

Этого блюстители закона никак не ожидали. Кидаться на плачущего человека? Может, в самом деле кто-то очень близкий.

Вдруг у Парамонова мелькнуло подозрение, он вспомнил фотографии покойного из семейного альбома — те, что засняты были в полный рост.

Неужели он, водитель? Сделав шаг из кустов, следователь включил фонарик.

— Стоять, Синицын, не дергаться!

Человечек заслонился руками, потом шарахнулся было в сторону. Но увидел еще фигуры и опустился на землю.

Это на самом деле был водитель, и на свету он выглядел жалко: взлохмаченный, в грязной одежде, с трясущейся нижней челюстью.

— Арестовывайте на здоровье, — повторял он даже с некоторым облегчением. — Только я ни в чем не виноват. Это все он.

Для верности на воскресшего из мертвых все-таки надели наручники. Еще в машине Парамонов начал допрос — так ему не терпелось:

— Зачем скрывался, скажи на милость?

— Черт дернул. Трейлер на меня ведь был оформлен. А там сразу ясно, зачем подъезжали к трубе. Сразу меня бы за шкирку: кому возил?

Хозяин бы выкрутился, а всех собак на меня бы навешали.

— Хозяин заправки? Ясно… А кто тогда сгорел, чей труп?

— Мужик со мной ездил, напарник. У него здесь в городе никого не было, никто не должен был заявить о пропаже.

Синицын признался, что измучился за эти дни без еды, без крыши над головой. Боялся высунуть нос, чтобы не быть обнаруженным. Прятался в зарослях, спал на земле.

С самого начала не оценил, на что решился.

Понял потом, когда сообразил, что придется родным хоронить чужие, обгоревшие дотла останки.

Представил собственные похороны, добрые слова на поминках. И потянуло на кладбище.

— Сам не пойму зачем. Тоска какая-то брала каждую ночь, — спешил выговориться Синицын.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — ответили ему. — Сейчас в камере отоспишься как человек, горячего похлебаешь.

По приезде водитель трейлера подробно рассказал, как было дело. Оказалось, другие мотоциклисты не имеют ко взрыву отношения.

— Я так понял, что они сами этого… его ищут.

По счетам поквитаться.

— Как обращались друг к другу? Имена слыхал?

— Я тогда ничего не соображал, только думал, как ноги унести подальше. Вроде старшего Атаманом называли.

— Атаманом, — повторил Парамонов, записывая.

— Бандитские разборки, — констатировал коллега из местных.

* * *

Байкеров Терпухин нашел на том же месте, где оставил. Оба спали без задних ног, завернувшись в армейские одеяла, предусмотрительно взятые в дорогу. В костре тлели угольки.

С минуту Юрий присматривался к мотоциклам. Наконец остановился на «Волке». Снял с боковой подножки, покатил рядом с собой, придерживая за руль. Стоп, надо оставить сообщение.

Иначе утром Штурман от горя с ума сойдет, пока догадается, чьих это рук дело.

Письменных принадлежностей у Терпухина не было. Пришлось процарапать «Атаман» большими заметными буквами прямо на земле, на месте «парковки» «Волка» Теперь можно уводить машину по-тихому. Если ребята проснутся, никакими силами не отвяжешься. А Гоблину их подставлять нельзя.

Даже на трассе Терпухин не сразу завел «Волка». Прокатил по ровной обочине и оседлал только тогда, когда уж точно до места ночлега не мог донестись стук. Он знал, что даже близко не сравнится с противником в искусстве езды на мотоцикле, особенно езды экстремальной, на грани. Мало кто из заядлых байкеров мог тягаться в этом с Гоблином.

Конечно, у Гоблина преимущество. Кроме мастерства всадника, еще и сам хромированный конь у него несравнимо лучше. Ни один, даже самый патриотичный, из байкеров не стал бы спорить, что «Харлей» сильней. Причем сильней не только наворотами, но по всем техническим характеристикам.

Штурман хорошо знал данные модели девяносто шестого года, на которой сейчас ездил Гоблин. И не раз сравнивал движок в тысячу двести кубиков и шестьдесят три «лошади» с «ураловским» — объемом в семьсот пятьдесят и мощностью в сорок пять лошадиных сил. Да и эти сорок пять здорово обрезает четырехскоростная коробка.

И все-таки Атаман верил в успех. Верил, что воля к отмщению сильнее злой воли. А воля — главное в любом противостоянии.

Посматривал на часы, не слишком уверенный, что они идут правильно. Поглядывал на небо, пытаясь подтвердить показания стрелок по местонахождению лунного диска. За многослойными тучами луна просматривалась с трудом. Сбивали и вспышки холодного света — пока еще не очень яркие, отдаленные. Гром тоже доносился глухо, но, судя по всему, гроза продвигалась все ближе и ближе, ей будто тоже назначена была встреча в полночь.

На тридцатом километре маячил синий щит, где именно эта цифра стояла возле названия города. Притормозив прямо под ним, Атаман огляделся по сторонам. Никого… Промчалось несколько машин в ту и другую сторону, очередная вспышка заставила щит отбросить на дорогу отчетливую тень.

Неизвестно, насколько Гоблин пунктуален.

Во всяком случае он, Терпухин, готов прождать здесь до рассвета.

* * *

Долго ждать не пришлось — очередной отзвук грома не затих после раскатов, плавно перешел в отдаленный рокот двигателя. Ошибиться было трудно, звук «Харлея» отличался от звука любой другой марки мотоциклов.

Атаман тронулся навстречу. Он не имел заранее никакого плана. Обдумывать свои действия стоит тогда, когда имеешь дело с вменяемым противником. У простого бандита своя цель, у террориста-фанатика — своя. Можно предвидеть их действия при конкретном раскладе. Но если у врага нет цели, как нет «своих» и «чужих», если он способен выкинуть что угодно исключительно из любви к острым ощущениям…

Гоблин мчался с погашенными огнями. Терпухинский «Волк» должен был слепить бородача все больше. Пятно размером с головку спички стремительно вырастало. Вот уже можно различить голову в черной лакированной каске и даже глаза — немигающие, широко раскрытые.

Оба мотоцикла летели прямо друг на друга.

Казалось, еще секунда — и они врежутся друг в друга с грохотом и треском, ломая рули, плюща передние крылья и хромированные трубы Но в последний момент Гоблин поднял «Харлея» на дыбы и одновременно чуть-чуть, едва заметно подал в сторону.

Терпухин успел разгадать маневр, словно очередная вспышка молнии просветила сознание до самого дна. В воздухе переднее колесо можно поворачивать как угодно — направление от этого не изменится. Развернутое поперек, оно должно было зацепить краем голову Атамана и неминуемо выбить его из седла.

Никогда еще Терпухин не исполнял на мотоцикле такого номера, но времени на раздумья не было. Инстинктом бойца он резко накренил «Урал», уходя от удара. Пытаться цеплять противника в таком неустойчивом положении было бы самоубийственно — пришлось пропустить «Харлей».

Кое-как Атаман выровнял машину. За спиной послышался хохот, уносимый вдаль будто ветром. Но хозяин «Харлея», конечно же, никуда не исчез. Он в полной мере чувствовал свое преимущество. Преимущество не просто суперпрофессионала, а человека, давно прикипевшего к машине кожей, проросшего в нее костями и сосудами. Всадника, которому каждый раз было тяжело и муторно отдирать себя от «коня» и отрадно снова возвращаться в естественное состояние.

Стиснув зубы, Атаман развернул «Волка», то же самое повторил и Гоблин. Они снова сближались и снова по кратчайшей прямой. Неожиданно бородач что-то кинул на асфальт прямо перед собой. Юрий инстинктивно напрягся, хотя любой взрыв должен был повредить Гоблину больше.

Но цель у бородача была иной. Снова подняв мотоцикл на дыбы, он вдруг взлетел в воздух.

Атаман едва успел пригнуться. Трехсоткилограммовая тяжесть, ставшая вдруг невесомой, пролетела над самой головой — там, где долю секунды назад находилась грудная клетка. Он почувствовал отчетливый запах горячего мотора и разогретой сумасшедшей ездой резины.

Не сразу обернулся — за благополучное приземление Гоблина можно было не волноваться.

Теперь стало ясно, что кинул на асфальт отморозок: обычную деревяшку или другой твердый мусор. Пропущенный передним колесом, любой, даже самый небольшой, предмет, попав под заднее, может послужить трамплином.

В третий раз Гоблин не пошел лоб в лоб. Теперь он стал уходить от Терпухина — впрочем, не на полной скорости, чтобы тот не отстал на своем «Урале». Гроза тем временем приблизилась вплотную. Уже не просто вспышки, а молнии освещали небо, разрывая его на части, как лист иссиня-черной бумаги. Блеснув нестерпимо яркой вспышкой, разрыв тотчас исчезал, будто небосвод обладал свойством мгновенно восстанавливаться.

Гром грохотал теперь над головами двух мотоциклистов, будто вслед за выстрелом огромной пушки стреляло несколько орудий меньшего калибра. Придорожный пейзаж освещался мертвенно-бледным светом, ярким светом операционной.

Свет быстро гас, и пейзаж скрывался в темноте, будто пропадал. Чтобы снова возникнуть при полной отчетливости мельчайших деталей.

Гоблин постепенно увеличивал скорость, но Юрий по-прежнему висел на хвосте, выжимая из «Волка» максимум возможного. Он помнил слова Штурмана: максимальная скорость у этой модели «Харлея» больше ста девяноста, а у «Волка» по паспорту всего сто сорок.

Спидометр перевалил за сто семьдесят. Красные отражающие элементы на столбиках почти сливались в одну непрерывную полосу. В один момент Терпухину показалась, что на обочине мелькнула та самая лиса, сгоревшая при взрыве бензина. И шерсть у нее была снова огненно-красной, как при вспышке пламени.

В паре с Гоблином они обгоняли редкие попутные машины. Постов пока не попадалось. Число патрулей, добавленных в связи с последними чрезвычайными обстоятельствами, явно уменьшилось по причине непогоды. Вот-вот ливень должен был хлынуть стеной, но пока сверху падали только отдельные крупные капли. Те, что встречались с мотоциклистами, разлетались на множество микроскопических брызг — неважно, попадали ли они на переднее крыло, на кожу лица или ткань брюк.

«Куда он хочет меня выманить?» — задавался вопросом Терпухин. По большому счету ему было все равно, лишь бы только бензина в баке хватило. Хоть на этой ленте пока еще приличного, без выбоин асфальта, хоть на городских улицах, хоть в чистом поле он готов был снова и снова идти на таран.

У знака, показывающего опасный поворот, Гоблин вдруг вильнул резче, чем следовало. Они оба только что обогнали «Опель», ехавший на ста двадцати, тот исчез сзади, будто стоял на месте.

Теперь еще летели по встречной полосе, не спеша перестраиваться.

Сразу после резкого маневра Гоблина в лицо Атаману ударил свет дальних фар — навстречу с поворота тяжело выкатывалась фура. Почти вслепую Терпухин вывернул руль. Поднял пыль и тучу камней с обочины, но все-таки разъехался с дальнобойщиком.

Поморгав, разогнал зеленые и синие круги на сетчатке. Снова различил впереди силуэт врага.

Теперь внимательность следовало удвоить и утроить: нормальный отрезок трассы кончился, настал черед тех глубоких ям, из-за которых Терпухин с байкерами недавно предпочли обочину.

Но если вырулить на нее сейчас, упустишь пару секунд. Еще на десяток-другой метров возрастет дистанция до «Харлея».

Несколько раз колесо «Волка» успевало «клюнуть» в яму. Мотоцикл подбрасывало, и с каждым приземлением голова Атамана словно отрывалась от шеи. Шея была достаточно крепкой, чтобы выдержать перегрузки, но при каждом новом нырке машину разворачивало в воздухе на несколько градусов. Терпухин едва успевал выправлять курс.

Беда, однако, пришла с другой стороны. Вплотную к обочине подобрались тополя. Одиночные, открытые со всех сторон воздуху и свету, они вымахали огромными, многолиственными. И стали отличными мишенями для молний. Терпухин уже заметил мельком одно горящее дерево — ветви раскачивались, будто тополь пытался смахнуть, сбить губительное пламя.

Очередная вспышка молнии будто пронзила глаза и мозг. Удар пришелся совсем рядом. Дерево у обочины мгновенно вспыхнуло, от самых корней до верхушки, закачалось и рухнуло поперек дороги. Гоблин успел проскочить в последний момент. Терпухин ударил по тормозам и увидел напоследок огненные листья на бархатной подкладке ночи…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 26 САБЛЯ

Больше месяца Атаман пролежал в травматологии. Каким-то чудом позвоночник и голова не пострадали. Но переломов и трещин хватало. Несколько раз его навестили Штурман с Майком.

Рассказали, что Гоблин никак себя не проявляет.

То ли затаился, то ли рванул в иные края.

— Как «Волк»? — поинтересовался Терпухин.

— Так же примерно, как и ты. В общем и целом живой — Мне нужен свой мотоцикл.

Оба байкера понимающе улыбнулись.

— Понятное дело Стоит попробовать и трудно отказаться от продолжения.

— Особенно после хорошей встряски, — осветилось лицо Штурмана со швами на левой стороне. — Вот я: живой пример. Как упахался на обочине, так насовсем прикипел к моцилям.

— Ты же знаешь: байкеры делятся на тех, кто уже падал, и тех, кому еще предстоит это удовольствие. Первые — настоящие. Вторые всего лишь приготовишки.

— Староват я записываться в байкеры, — проговорил Терпухин, вынужденный соблюдать неподвижность. — Но мотоцикл мне нужен.

* * *

Выписавшись из больницы, Атаман не вернулся в Орликовскую, а направился прямиком в Ростов. Он допускал, что зла вокруг много, зла не менее серьезного, чем вершит Гоблин. Но только молодежь в возрасте Майка или Штурмана может позволить себе кидаться от одного дела к другому. У них еще достаточно времени, они успеют вернуться к тому, что однажды забросили. Ему, Атаману, надо подчищать за собой все концы.

Ребята подыскали для него мотоцикл — машина тоже побывала в крутой передряге, поэтому отдавали ее недорого.

— Стройный, поджарый — ничего лишнего.

Тебе ведь блестящие прибамбасы ни к чему, тебе нужен настоящий чоппер, вроде этого.

— Да он не знает, наверное, что называют «чоппером», — напомнил Штурману Майк.

— Если в двух словах, это моц, с которого снято все лишнее. Только самое необходимое: рама, голая вилка…

— Задача — облегчить, прибавить маневренности, — вставил второй байкер.

— А тут все лишнее как раз и пришло в негодность, так что сама жизнь заставила похудеть.

Ни переднего крыла, ни заднего, ни задней подвески…

— Ни спидометра с тахометром, ни поворотников, ни лишних осветительных приборов…

— Минимум проводки, прямые выхлопные трубы…

— Даже лишний крепеж спилен.

Байкеры говорили увлеченно, перебивая друг друга. Терпухин слушал, стараясь ничего не пропустить.

— Обычно еще бензобак меняют на меньший, но тебе, я думаю, лучше оставить большой.

— Поехали поглядим, — решил Атаман. — Лучше один раз увидеть.

Машина ему понравилась, хоть и выглядела не совсем привычно. А вдруг ГИБДДшники прицепятся к отсутствию чего-то необходимого? Если заранее думать о ГИБДД и ДПС, лучше вообще не выезжать в путь на мотоцикле. Соблюдая все их требования, можно только гробы на катафалке перевозить.

— Беру. Заверните.

— Так ты нам свистни, как только соберешься. Поездочка вышла крутой, спасибо тебе. Жаль, конечно, что Гоблина не прижали, но никто нас упрекнуть не посмеет. Против атмосферных явлений, как против лома, приема нет.

Этим ребятам погоня за Гоблином представлялась чем-то вроде рискованной игры, и они готовы были сыграть еще. Терпухин дал себе слово, что в этот раз обойдется один — не стоит тянуть никого с собой, снова искушая судьбу. Опыта на двух колесах он вроде набрался.

— Вам тоже спасибо. И за поездку и за этот, как его… чоппер. Дались вам нерусские слова.

— Дай время, будут и свои. Вот только сварганят у нас в Ирбите моц покруче забугорных, весь жаргон на русский лад перестроится.

* * *

Службы в отремонтированной церкви давно уже проходили прежним чередом. Братва не забыла о своих клятвах найти святотатца, но более насущные дела уже отодвинули летнюю историю на второй план. Появились новые лакомые куски, начались новые разборки. В краевую милицию пришли новые начальники, надо было заново налаживать контакты.

Вконец разругавшиеся с городскими ряжеными, местные казаки тоже вернулись домой. Семьи их жили совсем небогато, мужчины не могли себе позволить надолго отвлекаться от работы.

Да и эфэсбэшники, обнаружив самозваный отряд, посоветовали отправляться домой подобру-поздорову. Не путайтесь под ногами, есть кому заниматься «одиноким ездоком».

Городские мини-«атаманы» застряли в астраханской гостинице, проживая деньги из казачьего фонда. Ели, спали, парились в сауне. Подрались в ресторане с компанией азербайджанцев. На следующий день подрались уже между собой. В довершение ко всем подвигам один из них потерял сделанную на заказ саблю с серебряной инкрустацией на рукояти, причем не мог даже вспомнить где…

Две машины с дагестанцами прищучили люди в камуфляжной форме. Если бы не прокурор Рагимов, арестованные гнили бы на зоне, как злостные террористы-ваххабиты. Но прокурор, как и предсказывал Самир, вытащил своих людей в Махачкалу.

Там прошел суд по всем правилам. Подсудимым вкатали срок за незаконное хранение оружия. «Отсидку» организовали в местной колонии — это означало вернуться в горы, в свой аул и носа оттуда не высовывать до окончания срока. Впрочем, осужденных заранее предупредили, что в случае приезда московской комиссии их ненадолго водворят на положенные по закону нары. На плаву остался один Самир. Шеф передал ему с посыльным благодарность и деньги, приказал продолжать работу уже без водителя, по собственному разумению. Испугавшегося и бросившего «службу» водителя разыскали на Украине, он получил по заслугам…

Катин муж, так и не нашел супругу — она вернулась сама. Молчаливая, будто в воду опущенная. Вадим решил не набрасываться сразу с дознанием. Накормил едой собственного приготовления, собственноручно искупал» и отнес на руках в постель. Сам лег отдельно — и всю ночь не спал, скрестив руки на затылке…

* * *

Выехав из Ростова, Терпухин случайно встретил на дороге фуру, под завязку забитую мешками с мукой. В качестве сопровождающего ехал один из казаков, знакомых по первому рывку за Гоблином.

Перекинулись словом. Казак объяснил, что станичники сами перемалывают зерно на станичной мельнице, сами продают, чтобы не кормить посредников. Рассказал, чем кончился рывок за Гоблином, как опозорились, судя по слухам, городские «начальнички». Услышав про потерянную саблю, Юрий вспомнил о той, что хранилась у него дома.

Сабля осталась от прадедова брата, награжденного за отвагу в первую мировую. История была долгой, до теперешних дней оружие дошло обкорнанным наполовину. Все дело было в надписи по клинку — старинной, с ятями и красивыми росчерками: «За Веру и Верность».

Герой первой мировой, кавалер настоящих, а не бутафорских Георгиевских крестов погиб в гражданскую. Оружие хранилось у старшего его сына. Когда в тридцатых начались по станицам обыски и ссылки, жена убедила наследника избавиться от сабли. Надпись ведь прямо свидетельствовала о службе царю-батюшке.

Старший сын героя работал в колхозе на машинно-тракторной станции и решил разрезать саблю электросваркой, чтобы не досталась никому. Сердце обливалось кровью, пока он сделал первый поперечный разрез. На большее сил не хватило. Обманул жену, что выбросил оружие, а сам запомнил место, где закопал. Потом, уже в шестидесятых, ее выкопали — с таким же ясным блестящим клинком. В конце концов она попала к Юрию и висела в доме на стене, на почетном месте. Гравированная надпись начиналась от рукояти, поэтому большая ее часть сохранилась, кроме самых последних букв.

Теперь Атаман понял, какое оружие нужно взять с собой против Гоблина. Нет худа без добра — в свое время саблю изувечили, но зато теперь ее удобнее прихватить в дорогу…

Только ради этого Терпухин сделал немалый крюк в сторону родного хутора. Заехал ночью, снял саблю со стены и сразу вернулся к мотоциклу. Дом притягивает не хуже магнита. Только сядь за стол, только вдохни запах стен и печи — потянет заморить червячка. Поешь — захочется поспать.

Нет уж, он и раньше ничего на потом не откладывал, а теперь и подавно нельзя.

Глава 27 ХМЕЛЬ

Начать Терпухин решил оттуда, где закончил. Отправился прежним маршрутом к волжскому устью.

За время от середины августа до начала ноября погода изменилась радикально. На скорости холод удваивался/утраивался. Постоянно лили дожди, одежда не успевала просохнуть. Неровный асфальт испещрен был лужами, каждая третья встречная машина обдавала мутным фонтаном.

В городе о бородатом мотоциклисте уже подзабыли: много новых событий успело произойти.

Терпухин отправился дальше, в сторону казахстанской границы, где вроде бы терялись следы врага. Здесь уже спрашивать было не у кого — голая степь, безлюдье.

Он не заметил, где и когда пересек границу, но, судя по всему, находился уже на чужой, не российской территории. Впрочем, чужой он не мог ее назвать ни вслух, ни про себя. Терпухин вырос на одной шестой части суши, успел за нее повоевать, и для него эта страна была еще жива.

Принял на север, в противоположную от Каспия сторону, рассчитывая наткнуться где-нибудь на пограничников, расспросить о колоритной фигуре на «Харлее». Несколько раз проезжал руины каких-то строений, будто раскуроченных снарядами или бомбами. Правда, отсутствие запаха гари указывало скорей на стройки начатые и заброшенные, из которых кто-то потихоньку выламывает кирпичи для своих нужд.

Где-то все было разобрано подчистую, до фундамента. Где-то и фундамента видно не было, только огромная труба, указующая в небо, как перст.

Потом Терпухин наткнулся на ржавый «Икарус» без колес и малейшего намека на стекла.

Спустя несколько часов впереди послышалось многоголосое блеяние. Юрий сбавил скорость, чтобы не сбить ненароком овцу. Стал объезжать стадо в поисках пастухов. Людей не было видно, только несколько здоровенных собак непонятной породы подскочили к мотоциклу со злобным лаем, норовя вцепиться седоку в ногу.

— Эй, хозяева! — крикнул Юрий, уводя мотоцикл в сторону.

Потом вспомнил, что треск движка — достаточно громкий звук в здешней пустынной местности и говорит сам за себя. Сейчас вылезет кто-нибудь из пастухов. Но появляться никто не желал, только клыкастые собаки, не переставая, гонялись за неведомым для них чудищем и не давали Терпухину остановиться.

Объехав по периметру стадо в сто — сто двадцать голов, он так и не обнаружил никого из породы двуногих. Плюнул и поехал дальше. Машина все чаще пробуксовывала, оставляя за собой глубокую колею, а вечерний небосвод обещал в скором времени очередной ливень. Развезет окончательно, придется останавливаться на вынужденную ночевку на бескрайнем ровном «столе», продуваемом сырым ветром.

Терпухин почти смирился с мрачной перспективой, когда на горизонте показался, огонек. Взяв курс на спасительный маяк, Атаман причалил к жалкому, никак не огороженному домишку.

Навстречу вышел человек в фуражке и непонятном кителе, прищурился на неурочного гостя.

— Пустишь переночевать?

— Заходи.

Приблизившись к крыльцу, Терпухин различил табличку с нерусской надписью. По всем признакам она напоминала те, которые вешают на государственные учреждения. Впрочем, хозяин дома имел явно славянскую внешность и говорил без акцента.

— Что тут за надпись, можешь перевести?

— Таможня.

Вот уж чего Атаман не ожидал: он привык совсем к другим таможенным пунктам.

— А где дорога?

— Везде, — по-прежнему односложно ответил хозяин дома. — Сам ты как приехал?

— Что верно, то верно: везде. Работе не помешал?

Желания подколоть собеседника Атаман не имел. Просто очень уж хмуро вел себя таможенник.

— Какая тут работа? Раз в неделю заблудится кто-нибудь.

— Тебе, значит, досмотреть меня положено?

Дело недолгое — багажа практически нет.

— Прекрати. Садись вон ближе к печке, обсохни. Дождя вроде нет, а у тебя сырое все.

— Транспорт такой, с открытым верхом.

В чугунной печке-буржуйке весело приплясывали огненные язычки. Кроме их слабых отсветов комната освещалась более ровным огнем керосиновой лампы. На столе лежали конторская тетрадь, толстый справочник по товарной номенклатуре и ксерокопии постановлений таможенного комитета.

Звали таможенника Петром Вельяминовым.

Мало-помалу мужик разговорился, рассказал, как живет.

— Помнишь Верещагина из «Белого солнца пустыни»? Примерно так. Плюс в том, что басмачей нету — нечего им пока здесь ловить. Минус в том, что он с женой жил, а я разведенный, он России служил, а я другой стране.

— Удивительно, как тебя взяли. Обычно своих на таможню ставят.

— На хлебные места. А здесь таможня появилась по недоразумению. Что стоит проехать мимо — пока сухо, куда ни кинь глаз, везде дорога.

Ну а как начнется грязь или потом зимой, когда снегу наметет, — никто не проедет.

— Ну и с кем же ты работаешь? — спросил Терпухин, наблюдая, как от камуфляжных штанов поднимается пар.

— Если груз далеко пойдет, отправителю желательно иметь проштампованную декларацию.

На прошлой неделе подъезжал один с партией выделанных шкур. Хотел все оформить как положено. Но таких мизер.

— А как насчет мотоциклистов? Может, видел случайно или слышал хотя бы? Здесь у вас и тихо, и ровно, как стол. Идеальные слышимость и видимость.

— Случаются и мотоциклисты. Эти заглядывают в надежде заправиться или подремонтировать что-нибудь. Последний по счету на той неделе.

— Что за машина? Крутая? — навострился Атаман.

— Круче некуда. Годов примерно пятидесятых — вся раздолбанная, с коляской. Казах старушку вез в больницу, я еще удивился, как он душу из нее не вытряс на такой колымаге.

— А твой транспорт где?

— У меня велосипед. Самая, между прочим, надежная штука в здешних условиях. Конечно, от «Лэнд-Крузера» я бы тоже не отказался. Но о чем говорить, если здесь у меня света нормального нет.

— Может, в Россию податься стоит?

— Пробовал уже. Взятку за гражданство платить не из чего. Нормальной работы не дают. Да еще и смотрят в каждом кабинете с подозрением: вдруг заразу какую привез?

Хлынул ливень, отдельные струи на стекле быстро слились в сплошной поток. Атаман еще раз мысленно поблагодарил ребят за покупку.

С тяжелым, полностью укомплектованным мотоциклом он бы сейчас замучился.

— Есть здесь близко хотя бы гравийка?

— Километров десять еще на север — и как раз выедешь. Только почва в ту сторону глинистая. Если дождь до утра будет хлестать, пройдет только гусеничный трактор.

— Тогда лучше не задерживаться, пока совсем не развезло.

— Напрасно, выходит, обсыхал?

— Все равно спасибо.

* * *

Следователь Парамонов отправился уже в третью по счету командировку, связанную с делом бородатого мотоциклиста. На этот раз в Магнитогорск, на Южный Урал. Вроде бы кто-то, похожий на Гоблина, мелькнул сперва на севере Казахстана, потом в сопредельном российском районе.

По факсу пришло несколько фотографий впечатавшегося в грязь следа. Рисунок не совпадал с прежним, но это не говорило ни о чем. При беспрерывных разгонах и торможениях, при езде по любому бездорожью колеса на «Харлее» наверняка менялись часто.

Прибыв на место, Парамонов попросил найти ему человека, который взялся бы для виду заказать аварию на дороге.

— Вряд ли кого найдем, — усомнились местные сотрудники. — Надавить мы, конечно, можем. Но потом страх выдаст.

— Чего им бояться? Если Гоблин клюнет, мы его гарантированно накроем. Мстить никто потом не будет — он ведь отморозок, одиночка.

— Не только в нем дело. Заказать ведь надо конкретную фигуру. Просто дать приметы тачки не годится, Гоблин заподозрит неладное. Закажешь конкретного человека, потом вдруг дойдет.

Получишь заклятого врага.

— Давайте проверим, поговорим.

Своих полукриминальных бизнесменов менты Магнитогорска отлично знали. У одного, второго и третьего по счету реакция была одинаковая: что угодно, только не это.

— А кого-нибудь из авторитетов не сосватаете? — попросил коллег Парамонов.

— Купится ли Гоблин? Обычно у настоящего авторитета своих возможностей хватает.

Большая часть городских авторитетов состояла в негласных осведомителях. Показали Парамонову несколько личных дел — пусть выберет на свой вкус. Приезжий следователь меньше читал, больше вглядывался в: лица на фотографиях.

Вот лицо почти профессорское: высокий лоб, благородное серебро в волосах, очки с тонкой золотистой оправой. Вот лицо натурального бандита, похожего скорее на рядового исполнителя: мелкие глазки под мощными надбровными дугами, тяжелый подбородок, уродливые, будто вывороченные наружу ноздри. А это лицо серого неприметного человечка — так часто выглядят кровавые маньяки. Тонкие губы, оттопыренные уши, редкие усы, какими они бывают у подростков.

Как угадать, кто из них лучше подойдет для своей роли? Как сделать правильный выбор?

В конце концов Парамонов выбрал этих троих, просто потому, что они были совсем разными.

— Только вам лучше понаблюдать со стороны, — посоветовали местные сотрудники. — У каждого из них свой куратор, они имеют дело только с ним. Опасаются утечки насчет своего сотрудничества.

Встречи прошли на разных квартирах примерно в одно и то же время. Парамонов получил возможность просмотреть материал, отснятый скрытой камерой. Двое из трех согласились после долгих колебаний. Но выразили скептицизм насчет возможной встречи с Гоблином.

— Как его отыскать, не объявление же давать в газетах? Я знаю о нем меньше вас, — заявили оба почти слово в слово.

Было ясно, чего они боятся: менты не захотят ждать, попробуют взять мотоциклиста сразу в момент контакта. Можно схлопотать шальную пулю. А если не схлопочешь, кому-нибудь да станет известно, что человека рядом с тобой изрешетили-свинцом, а ты по-прежнему на свободе.

Только невзрачный человечек по прозвищу Хмель был конкретен:

— А если он успеет исполнить заказ? Это ведь никому не помешает. Возьмете с поличным.

— Кого ты хочешь заказать?

— Ничего я не хочу. Спокойно парил ноги, когда вы меня вызвали.

— Не придирайся к словам. Говори ясно.

— Я просто рассуждал: если бы да кабы. Некоторые шефы могут себе позволить ничего больше не делать собственными руками. Вы к ним еще десять лет не подберетесь, хотя вот он, смеется в лицо… Даете «добро» — я Гоблина найду.

Только не выслеживайте, не висите на хвосте.

Когда этот урод согласится, вы будете в курсе всего, что мы с ним обсуждали.

Куратор не имел полномочий решать, он только обещал передать разговор наверх.

— Вот с этим Хмелем нам и нужно иметь дело, — уверенно заявил Парамонов. — А первые два настроены саботировать.

Глава 28 СЕМЕЙНАЯ ПРОБЛЕМА

Улюкаев стал часто заставать Катю за чтением газет — больше всего ее интересовала криминальная хроника. И такого же рода программы заставляли ее подсаживаться к телевизору: свежие новости о преступлениях, об авариях с тяжелыми последствиями.

В поисках объяснений Улюкаев отправился к психиатру. Тот с умным видом говорил о подсознательных комплексах, о симптомах кризиса, которые проявляются в тяге к ужасам и кошмарам.

— У нас есть куча кассет. Но фильмы она почему-то не смотрит.

— Детям тоже часто хочется, чтобы все было всерьез, по-настоящему. Не препятствуйте ей.

Если невроз проходит в безобидной форме, надо дать ему возможность самоисчерпаться.

Пока муж сидел в кабинете врача, Катя оставалась дома. Сидела с ногами в кресле, сосредоточенно, грызла шкурку от мандарина, перечитывая статью в газете для автолюбителей. Здесь говорилось опять-таки об автокатастрофах, приводилась статистика по областям с начала года. Почему в летний период, при более безопасных условиях число несчастных случаев не сокращается?

Просто-напросто возрастает интенсивность движения.

В отдельном графике для тяжелых, со смертельным исходом аварий Катя отметила по Астраханской области ощутимый рост в августе.

Дальше снова спад. Его «заслуга», Гоблина.

Кое-что она уже знала об этой колоритной личности.

Двоюродный Катин брат имел салон по продаже автомобилей. По роду деятельности часто сталкивался с чинами из автоинспекции, не раз и не два сидел с ними за одним столом.

Вскоре после гонки по улицам Катя осторожно завела разговор о происшествии в городе.

Терпеливо выслушала то, о чем прекрасно знала сама: о «Харлее», о сейфе, о прыжке через окно и неизвестной блондинке на заднем сиденье. Но много и нового для себя узнала: кличку, проверенные и непроверенные слухи о прежних художествах.

Это не изменило Катиного мнения. Наоборот — тяга к существу с искалеченной рукой и грязными нечесаными волосами стала даже сильней. Она поняла, почему не в состоянии полюбить мужа, несмотря на его преданность, заботу, готовность тратить деньги на ее прихоти. Глубоко в ее душе сидел образ совершенно другого мужчины: грубого, немногословного, бесстрашного. Мужчины, который не станет заглядывать женщине в глаза, пытаясь уловить перемены в ее настроении. Любая женщина для него прежде всего добыча.

Катя не строила иллюзий, не думала, что сможет влюбить в себя такого человека, как Гоблин.

Ей и не нужна была любовь, не хотелось длительных отношений. Хоть раз в жизни причаститься к подлинной силе, к мужчине, который имеет право повелевать. Такой не задержится рядом, да и не надо.

Она ничем не выдала себя брату, не попросила разузнать побольше о владельце «Харлея».

Решила, что сама, не выходя из дому, учует след бородача, к чьей спине совсем недолго — меньше получаса — прижималась грудью и животом, за чей широкий пояс держалась обеими руками.

После визита к врачу Улюкаев продолжал исправно носить ей газеты. Время от времени пытался отвлечь. Свозил на три дня в Москву на концерт итальянской оперной звезды. Но в зале Большого театра, под огромной люстрой, медленно гаснущей на лепном потолке, Катя вспоминала о других декорациях: о вечерней улице с фонарями и огнями машин, о другой арии в исполнении милицейской сирены, о другом соседе, сидящем не сбоку, а впереди.

Они с мужем остановились в одной из лучших столичных гостиниц. Катя знала: Улюкаев не настолько богат, чтобы позволить себе выкидывать ежедневно по двести пятьдесят баксов только за номер. Не такой уж крупный у него бизнес даже по меркам областного центра. Но все-таки решил сделать ей подарок, в очередной раз попробовал угодить.

Она попросилась самостоятельно побродить днем по городу. Зашла к ГИБДДшникам, в самый что ни на есть головной офис. Покрутилась, поглядела на кривые и диаграммы, вывешенные для наглядности в коридорах. В конце концов отметила для себя три региона, выбившихся недавно в лидеры по тяжелым автокатастрофам: Нижегородскую область, Приморский край и Южный Урал.

Вернулась в гостиницу, в номер, куда муж заказал обед из ресторана.

— Оставил только на такси в аэропорт, — признался он.

Это был последний из трех вечеров в Москве, утренним авиарейсом им предстояло возвращаться.

Официант в строгом черном пиджаке и бабочке привез в номер весь заказ сразу. Заставил стол тарелками и тарелочками, разлил по рюмкам коньяк.

— Остынет ведь, — поморщился Улюкаев. — Я же просил хотя бы в два приема. Ладно, черт с ним.

Катя чувствовала себя обязанной получить удовольствие, и это отбивало всякий аппетит.

— За нас с тобой, — взявшись за рюмку, спокойно, без пафоса произнес Улюкаев.

— Я обойдусь. Завтра вставать ни свет ни заря.

Муж кашлянул и опрокинул коньяк, как опрокидывают стопарь водки. Побарабанил пальцами по столу, потом не выдержал и хлопнул кулаком. Вся посуда разом подскочила. Катина рюмка опрокинулась, отчего на скатерти, постеленной официантом, появилось мокрое, изысканно пахнущее пятно.

— У меня куча дел на фирме, а я, между прочим, все бросил, привез тебя сюда. Чтобы ты здесь ковырялась брезгливо вилочкой и в опере сидела с отсутствующим видом!

Катя знала, что раз в полгода муж срывается.

Последний срыв случился почти три месяца назад на дороге, когда он увидел ее с мотоциклистами. Поэтому были все основания не ждать следующего срыва так скоро.

— Без истерики, умоляю, — она устало прикрыла глаза.

Это окончательно вывело его из себя.

— Истерика? Ах ты дрянь!

Кате показалось, что он вот-вот сдернет скатерть вместе с дорогим ужином. Или швырнет в окно бутылкой. Но приступ бешенства быстро прошел. Улюкаев опустился на колени и спрятал лицо у жены на животе.

— Прости… Если бы ты хоть сказала, что не так, что тебя не устраивает.

Он много чего еще бормотал. Катя посматривала на часы — пора засыпать, чтобы завтра не так мучительно просыпаться. Но нужно дать ему выговориться…

* * *

Последние километры до асфальта Терпухин буквально на себе выволакивал чоппер. Глина налипала на колеса, и счищать ее не имело смысла: несколько оборотов — и все в прежнем виде.

Раз за разом приходилось останавливать движок на отчаянно ревущем в «буксе» мотоцикле, соскакивать в грязь, изо всех сил толкать машину вперед.

На подошвы глина налипала так же быстро, как и на колеса. Ноги разъезжались в стороны, не позволяя найти точку опоры. Промокший до нитки Атаман утешался одним: могло быть хуже.

Если б только сделал себе поблажку, решил переждать у таможенника до утра, мучился бы так весь отрезок пути до гравийки.

Иногда казалось, что борьба с водой и грязью не имеет смысла. Что если он давно уклонился от правильного направления в эту беззвездную и безлунную ночь? Кружит по кругу или уходит все дальше в казахскую степь.

Подставить мотоцикл на подножку, нахохлиться на сиденье под куском брезента в ожидании утра? Вдруг к восходу подморозит, как-никак начало ноября. Глиняное тесто схватится сверху корочкой — уже легче.

Но бывшего капитана спецназа, казака из станицы Орликовской никогда бы не выбрали Атаманом, если б он способен был опустить руки перед «объективными условиями». Яростный азарт заставлял сердце стучать в том же сбивчивом ритме, что и движок, переставленный на чоппер с мотоцикла другой модели. В мокрой одежде Атаман не чувствовал холода при температуре не больше пяти тепла. Каждая мышца работала, и струи дождя, попадая за шиворот, нагревались, пока скатывались по спине.

Он заслуживал победы, какой бы скромной она ни выглядела. Вот и мокрая, плохо разровненная гравийка, очередное жалкое подобие дороги. Но ехать все-таки можно.

Достаточно долго он не встречал ни одной машины. Потом нагнал странный экипаж: солидный «внедорожник» тянули две лошаденки — худые и чахлые. На одной из них сидел верхом казах.

Удивленный Терпухин притормозил, поинтересовался, в чем дело.

— Такая хорошая машина и ломалась, — объяснил казах. — Здесь по дороге машин совсем мало. Ходил, меня нашел.

Неожиданности на этом не закончились.

— Терпухин! — радостно крикнул человек из машины.

Казалось невероятным, чтобы здесь, далеко от родного края, в безлюдной глуши, случайный встречный мог узнать Атамана. Но в голосе действительно слышалось что-то знакомое.

— Погоди, не уезжай!

Водитель выскочил на дорогу — при той скорости, с которой лошаденки тащили внедорожник, он мог сделать это, не рискуя переломать ноги. Подбежал, обнял Юрия, как родного.

В таком месте и при такой погодке в самом деле кинешься, как к брату, даже к плохо знакомому человеку.

— Как я рад тебя видеть! Господи, в такой глуши!

Бедняга Улюкаев. Неужели опять в поисках?

— Я не забыл насчет твоей просьбы. Только вот угораздило в аварию попасть — валялся в больнице, пока кости срастались. А то, может, и встретил бы ее.

— Вернулась, потом снова пропала, — махнул рукой Улюкаев. — Пошли в машину, поговорим.

— Вообще-то мне желательно побыстрей попасть на нормальную дорогу. Заколебался уже.

— А я устал спешить. Дотянет сын степей до местного автосервиса — там посмотрят тачку.

Не знаю, правда, что они с ней сотворят. Лишь бы ничего серьезного не полетело.

— Сам смотрел?

— Не рублю насчет машин. Крутился все время с фирмой, с делами, некогда было вникать.

Сейчас жалею, конечно.

— Дай-ка, может, я суну нос. Не могу назвать себя крупным спецом, но чем черт не шутит.

За время разговора казах спешился. Теперь они с Улюкаевым стояли по разные стороны от Юрия, открывшего капот.

— Ключи у меня есть в багажнике, полный набор, — с надеждой произнес хозяин внедорожника.

— Неси, с тебя бутылка.

Насчет бутылки Атаман, конечно, шутил — она сейчас была не ко времени. Но машина скоро ожила, заворчала. Казах огорчился было, что не получит обещанного, но Улюкаев на радостях выплатил ему даже больше.

Дождь закончился, появились первые признаки хмурого неласкового рассвета, и всадник медленно затрусил назад, придерживая за уздцы вторую лошадку.

— Поехали вместе, — попросил Улюкаев, удерживая Юрия возле автомобиля. — Мне сейчас живая душа нужна.

Глаза у него поблескивали. Мужик был до того издерган, что от неожиданной удачи даже подступали слезы.

— Как ты себе это представляешь?

— Закинем твой мотоцикл на крышу, у меня там все оборудовано.

— Прихватить есть чем?

— Обязательно.

Уступка Терпухина не была проявлением слабости. Трудно взять и отвернуться от человека, которому просто нужно поговорить, облегчить душу. Тем более что на казахском «автобане» в любом случае не разгонишься.

Тронувшись с места, Улюкаев запустил компакт-диск, стоявший в проигрывателе. Зазвучала вполне уместная при окружающем пейзаже «Роза пустыни» Стинга. Бизнесмен опять всхлипнул.

— Ну-ну, не раскисай, — попытался ободрить Атаман.

— Все нормально. Просто ей нравилась эта вещь, часто слушала.

«Наплюй и забудь», — просилось на язык Терпухина. Но если бы все было так просто. Со стороны легко давать советы, а если вспомнить самого себя влюбленным в женщину… Носом Юрий, конечно, не хлюпал, но уснуть, бывало, не мог.

Дела давно минувших дней.

– Так ты опять в поисках?

— А что еще делать? Мог бы заявить о пропаже, но не хочу, чтобы ее менты отлавливали.

Сказать, с кем видел Катю? Но ведь не можешь поручиться на сто процентов, зачем тогда душу травить человеку? Тем более она в тот раз вернулась. Может, просто покаталась с Гоблином, как раньше с Майком?

— Ну а как ты сюда заехал? Вряд ли она подалась в такие неуютные места.

— Плохо ты ее знаешь. Ей плевать на комфорт, ей не нужны никакие тусовки с дорогим выпивоном и сплетнями. Ей хочется чего-то особенного, она и сама не знает чего.

— Похоже, ты хорошо ее понимаешь. Зачем тогда нервы рвать?

— Понимают здесь, а чувствуют вот тут, — Улюкаев вначале постучал себе по лбу, затем по левой стороне груди.

— Я уже и забыл такие детали, — полушутя-полусерьезно признался Атаман.

— Специально не взяла машину. Рассудила, что так труднее будет ее найти. Маршрут я все равно узнал — через систему продажи авиабилетов это еще легче сделать. Сперва полетела в Нижний, теперь вот в Магнитогорск, взяла билет на вчерашнее число.

— Так ты на Урал, значит?

— Решил по кратчайшему пути, время выиграть хотел. Результат ты сам видел.

— Дети есть у вас?

— Третий год уговариваю. Но ей же всего двадцать три, не хочется пока еще впрягаться в эту лямку.

— Уже двадцать три. Ладно, не хочу лезть со своим уставом в чужой монастырь. Тем более что сам на образцового семьянина даже близко не тяну.

— Ничего, если я закурю?

Первый раз в жизни у Терпухина спрашивали разрешения на такое нехитрое дело.

— Ну, я еще не видел такого вежливого бизнесмена. Как тебя до сих пор конкуренты не затоптали?

— При такой работе я скоро сам своей фирме яму вырою.

Теплился и подрагивал огонек, с каждой затяжкой двигаясь все дальше. Пепел сыпался на лацкан двубортного пиджака.

— Знобит, — поежился человек за рулем.

— Горячительного прихватил? Прими, а я за руль пересяду.

Вадиму Улюкаеву хватило полстакана водки, чтобы забыться на заднем сиденье. Протянув назад руку, Атаман тыльной стороной пощупал его лоб — ото, температура не слабая. Не привык мужик к перегрузкам.

На дороге тем временем снова пошли российские названия. В пейзаже, далеком от донских и кубанских земель, сразу замелькало что-то неуловимо родное.

Глава 29 КАРАВАН

Несмотря на свое прозвище, Хмель был человек исключительно трезвый. Не только потому, что пить мог не пьянея, но и по общему взгляду на жизнь, по ясному, без иллюзий пониманию действительности.

При новой встрече куратор не дал прямого ответа. Но Хмель и не ожидал определенности, трезво понимая, что речь идет о человеческой жизни. Даже с глазу на глаз сотрудник не имеет права выражаться откровенно.

Косвенных намеков хватило с лихвой: условия ментов устроили, и каждой стороне теперь оставалось получить свое. Пора приниматься за дело.

Трезвый Хмель никому не доверял полностью, предпочитал взваливать на себя огромный объем работы, но никого даже близко не подпускать к «секретам фирмы». До сих пор не имел ни одного «зама», потенциально способного убрать хозяина в удобный момент и взять на себя хорошо знакомые рычаги управления. Держал только братков с крепкими затылками и тяжелыми кулаками, слишком тупорылых для предательства.

Поздним вечером Хмель один сел в машину — ни шофера, ни телохранителя ему не требовалось. Путь лежал за пределы городской черты. Если менты подозревают, что Гоблин где-то рядом, значит, надо выезжать ближе к ночи на лучшую в окрестностях трассу. Ездить на «Харлее», конечно, можно везде, где есть почва под колесами. Но вряд ли Гоблин откажет себе в удовольствии хоть раз за ночь разогнаться на полную катушку.

Менты, понятно, тоже это знают, но все говорят, что у Гоблина дьявольский нюх на эту породу. Даже если поставить посты на каждом километре, он пройдет как нож сквозь масло. Даже если посадить ОМОН в машину скорой помощи и одеть в белые халаты, он за три версты учует, «ху есть ху».

Даже и не надеются зацепить его на трассе, знают его возможности. В любой момент свернет на бездорожье, унесется по кочкам. По слухам, стреляли вдогонку не раз и не два. Но попробуй предугадай его виражи.

С одной стороны, Хмелю нравилось, что кто-то внаглую прокидывает ментов. С другой стороны, грызла зависть. Сам ты вынужден подстраиваться под этих гадов, регулярно видеть их рыла.

Плохо не то, что приходится давать информацию на конкурентов. Разумный человек не назовет это «закладывать» или «стучать» — нормальная борьба за место под солнцем. Самое худшее — приходится смеяться над их солдафонскими шуточками, отпускать им комплименты, сносить хамоватый тон.

А Гоблин, значит, крутой, ему море по колено? Скоро доездится, доразвлекается. Оторвется так, что рассыплется вместе с мотоциклом на запчасти. Ему, конечно, легче — за его спиной ни дела постоянного, ни людей. Варяг, который везде в гостях. А ты попробуй где-нибудь обосноваться, закрепиться. Иметь постоянный кусок пирога.

Чем больше Хмель мысленно спорил с отсутствующим оппонентом, тем яснее понимал: чтобы уважать себя по-прежнему, Гоблина в самом деле стоит похоронить. Покружив с полуночи до трех часов, он почувствовал, как злость растет вместе с усталостью.

Из-за этого отморозка он, Хмель, которого два десятка человек называют «шефом», должен не спать ночь, мотаться неизвестно где. И никому не поручишь, никого не отправишь вместо себя. Одни слишком умны, другие полные кретины.

Дождь упрямо хлестал по лобовому стеклу, «дворники» не успевали справляться с потоками.

Этим ментам поганым все подавай срочно, как и в прежние времена, спешат рапортовать к праздничной дате. Как теперь называют Седьмое ноября? Кажется, «День согласия и примирения».

Придорожная насыпь загибалась плавной дугой. На конце ее появилась цепочка огней — караван фур. Сильно не гонят: тише едешь — дальше будешь. Ночью, да при таком дожде километров семьдесят — восемьдесят самое верное.

Хмель следил за головной машиной, чтобы нормально разъехаться. На всякий случай прижался ближе к обочине. Бывает, дальнобойщикп носом клюют по трассе, может фуру и на встречную вынести.

До нее оставалось метров сто, когда Хмелю вдруг почудился новый звук, похожий на тарахтенье мотоцикла. В следующую секунду свет чужих фар на миг перебила тень. Визгнули тормоза, прицеп головной фуры развернуло поперек дороги, раздался глухой удар, потом еще один.

Хмель сам едва успел затормозить и теперь мог видеть картину с близкого расстояния.

Водители в караване выдерживали дистанцию между машинами, но дождливая ночь и уверенность в лидере явно их подвели. Вторая по счету фура врезалась в прицеп, пробила в нем дыру, откуда высыпались на асфальт коробки с обувью. Высокие женские сапожки валялись под дождем вперемешку с кроссовками и прочим модным товаром.

Третий водитель, не успев затормозить, попытался выехать на обочину. Но проскочил лишние метры и повис передними колесами над насыпью. Только груженый прицеп не дал машине сползти вниз.

Дальнобойщики уже повыскакивали из машин, отчаянно матерились. У кого-то разбилось стекло и текла по лицу кровь, быстро смываемая дождем. Водитель головной машины божился, что в последнюю секунду перед носом проскочил мотоциклист — как будто специально ждал в кустах, чтобы проехать поперек дороги.

— Поперек? Да у тебя уже чертики в глазах прыгают. Спать надо было, когда отстаивались, а не в карты резаться!

— Давай проверим! Ну-ка посвети на насыпь…

Хмелю неинтересно было слушать дальше. Он попытался без лишнего шума объехать стоящие как попало фуры.

— Куда прешь, мудила? Не видишь, авария, — двое водителей собирали в коробки валяющуюся обувь.

«Куда в натуре спешить?» — с досадой хлопнув дверью, Хмель подошел к насыпи. В той стороне, куда съехал мотоциклист, не видно было ни зги. И звуков не доносилось, кроме мерного, равнодушного шума дождя.

«Не повезло, карта не легла. Сидел же здесь этот змей в черной коже, поджидал. Если б фуры минут на пять припозднились, все обошлось бы отлично. Я бы его усек даже с погашенной фарой. Успели бы поговорить».

Караван прочно встал, кто-то уже звонил по «мобиле». Скоро сюда должны были подъехать люди в погонах.

* * *

Самир все еще жил на прежнем месте. Редко выходил из дома, большей частью валялся на диване, курил «план» и смотрел видео — очередные кассеты, взятые Беллой из пункта проката Против такой жизни он ничего не имел, она давала полную возможность расслабиться.

Дураки те, кто упорно ищет перемен, новизны. В кайфе главное монотонность. Образ кайфа — гортанный напев без конца и начала. Одно и то же повторяется монотонно по кругу, будто сладкий сок медленно сочится на язык безо всяких усилий с твоей стороны.

Красочный рассказ о суматохе на городских улицах он услышал от Беллы на следующий день после событий. Огорчился, что Гоблин проскочил где-то недалеко. Но ведь ведено было из Махачкалы не высовываться, ждать указаний. Значит, делать пока ничего нельзя, даже если бородатый мотоциклист проедет внизу по улице.

Белла тоже была довольна постоянством своего мужчины. Всегда безотказен в смысле постели. Сколько бы ни курил свою травку, из рамок не выпадает. Держится с достоинством: не хамит, не встает на четвереньки ни в прямом, ни в переносном смысле.

Она сама пристрастилась курить каждый день, утешаясь тем, что соблюдает меру, просто поднимает себе настроение.

О винтовке никто не вспоминал. Сумка лежала на антресолях, и Белла не хотела тревожить застегнутую «молнию». Иногда казалось, что оптический прицел и ствол ей просто померещились. В любом случае проверять не надо Дернешься — и спугнешь благополучное течение жизни.

Еды и питья из кабака хватало на двоих с избытком. Белла уже выучила, что нельзя таскать домой свиные отбивные и колбасу. Самир терпеть не мог даже запаха свиного мяса, собственноручно, не доверяя хозяйке, перемыл всю посуду в доме.

Иногда подкидывал Белле деньги, чтобы не выглядеть в своих глазах мужчиной на содержании. Всегда подробно объяснял, что на них купить, какого цвета должны быть кофточка или лак для ногтей.

— Помнишь Катю? — спросила Белла незадолго перед ноябрьскими праздниками. — Опять слиняла от мужа. До сих пор не перебесилась баба.

— Мужчиной надо быть, — презрительно поморщился Самир. — Попробовала бы от меня жена сбежать.

Попытался представить такое и не смог.

— Поймал бы, закопал по горло…

— Только не надо, не желаю слышать про всякие зверства. Я с ней как раз в последний день говорила, когда билет уже был на руках.

Знаешь, кто у нее теперь на уме? Тот самый мотоциклист, который ее подсадил.

— Первый раз слышу.

— Ну, помнишь ту историю еще летом? Пока за ним гонялись по улицам, она сидела сзади.

— Кто тебе сказал?

— Она сама. Я бы ни за какие пироги — на каждом повороте они могли разбиться… С тех пор так запала на этом типе, до сих пор не может отойти. Поехала вот искать.

— Интересно где?

— Не сказала.

— А билет был куда?

— Я не хотела спрашивать. Завтра Улюкаев меня разыщет на работе, пристанет с вопросами. И не будешь знать: говорить — не говорить.

Дагестанец погасил окурок в пепельнице, направившись в ванную, трижды плеснул в лицо холодной водой.

— Не поверю, чтобы она ехала просто так, куда глаза глядят. Я ее помню, не такая уж дурочка.

Белла даже оскорбилась таким преувеличенным интересом. Впервые за все время у них случилось что-то вроде ссоры. Она уже проклинала себя — какого черта начала разговор о Кате?

С мужчинами нельзя упоминать других женщин, к добру это не ведет.

Глава 30 НЕВЕСТА

Улюкаев получил точную информацию: его жена действительно прилетела в Магнитогорск.

Пообщавшись в Нижнем с водителями и сотрудниками ГИБДД, Катя быстро сделала вывод:

Гоблином здесь и не пахнет. Чтобы как-то объяснить свой интерес к авариям, она представлялась родственницей пострадавшего. Приехала, мол, из дальних краев по путаной телеграмме узнать, жив человек или нет.

И водилы и ГИБДДшники не прочь были почесать языком. Каждый раз отвязаться было трудно — сыпались такие детали и подробности, которые были ей совсем неинтересны. Катя старалась улыбаться и одновременно не забывала о придуманной скорби, вытирала платочком уголки глаз.

Итак, Нижний отпал. Вариант Приморского края она оставила на потом. Вначале нужно попытать счастья поближе, на Южном Урале. Через час должна была начаться регистрация на рейс в Челябинск.

Сколько Катя ни заискивала перед кассиршей, та упрямо твердила, что мест свободных нет. На все уверения в большом несчастье с родственником она даже не требовала предъявить телеграмму. Места есть только на послезавтра.

Катя кинулась искать бортпроводниц. Нашла одну у стойки регистрации. Та объяснила, что возвращается с гастролей Уральский хор — сотня баб и девок.

— Если вам так уж срочно, летите в Магнитогорск, оттуда уже больше рейсов до Челябинска.

Катя кинулась к декоративной карте на стене с лучами, расходившимися в разные стороны — «от Москвы до самых до окраин». Магнитогорск тоже сгодится, не сошелся свет клином на Челябинске.

Уже в самолете, разглядывая сверху сизое вспаханное поле облаков, она задним числом удивилась своей спешке. Куда, в самом деле, так рваться, ведь время и место ей никто не назначал? Неужели задержка в двое суток играет настолько важную роль? Или это чисто женское предчувствие, что «летучему голландцу» недолго осталось бороздить бескрайние российские просторы?

* * *

В самолет на Челябинск, кроме Уральского женского хора, погрузились и другие люди, имеющие к музыке непосредственное отношение, — группа «Ария» продолжала свое турне по России.

По странному недосмотру менеджеров концерты в Ростове не были запланированы, а здесь поклонников у группы было немало. В частности, для местного байкерского сообщества «Ария» давно уже была номером первым — с тех пор, как вышел альбом «Герой Асфальта».

Штурман с Майком рванули на концерт в Нижнем, нормально оттянулись под сумасшедшую вибрацию трех электрогитар и гулкий ритм большого барабана. Сразу после песни на бис они протолкались к выходу, пока публика еще ревела, требуя продолжения концерта. Двое друзей уже знали, куда теперь направятся музыканты, знали, что выступать «арийцы» будут завтра вечером.

От Нижнего до Челябинска примерно тысяча километров по прямой. Но реально по трассе Штурман насчитал тысячу двести. Раза два, как минимум, тормознут «гиббоны», чтобы штрафануть и занести данные в черный список. Раз-другой придется встать по техническим причинам. Плюс мелочевка дозаправка, долив масла.

Сейчас десять вечера, концерт в Челябинске не начнется раньше шести. Двадцать часов в запасе, вроде бы не так мало. Но надо ведь еще по городу поколесить, выяснить, где состоится «мероприятие». В отличие от концертов раскрученной попсовой дряни, «Арию» не больно рекламируют. Например, здесь, в Нижнем, почти не было афиш.

Нужно еще время, чтобы где-то припарковать мотоциклы, чтобы пробиться в зал всеми правдами и не правдами. Короче, стартовать надо резко и отжигать, пока дорога позволяет.

— Самолет мы, конечно, не обгоним, но стремиться надо.

* * *

Улюкаев в самом деле заболел. В каком-то поселке Юрий отыскал убогую поликлинику — здание с облупившейся штукатуркой. Попросил градусник, столбик ртути добрался почти до отметки «сорок».

Докторша послушала фонендоскопом — сказала, что легкие чистые.

— Может быть, вирусная инфекция. Через пару дней температура спадет, тогда симптомы проявятся. Пока пусть принимает аспирин. Постельный режим, обильное питье.

Улюкаев слабо усмехнулся, но спорить с врачом не стал. Уже в машине сказал, что сам сядет за руль.

— Глотай таблетку и ложись. Ноги, правда, не вытянешь, но ничего, так даже теплее.

— Пустяки, температура — это еще не смертельно.

— Давай-ка, друг сердечный, соблюдать режим. Если есть смысл к кому-то из женщин прислушиваться, так это к врачам.

Понимая, что капризничать не время, Улюкаев дал себя убедить. Только попросил выключить печку — душно.

— Пропотеть тебе надо, потерпи ради дела.

Терпухин будто встретил нуждающегося в помощи соплеменника. И в самом деле — они ведь оба из мужского племени, пусть даже один мягче телом и духом, а другой крепче.

Редко Юрий чувствовал с кем-нибудь солидарность только по той причине, что мочится он тоже стоя, а не сидя. Сейчас вот столкнулся со слабостью плохо знакомого человека перед лицом женского сумасбродства, с преданной, верной любовью, которая не приносит ничего хорошего. Слабость не сделала его подлецом, и это уже достойно уважения.

Довез больного до города, устроил в гостинице, благо цены здесь не слишком кусались и деньги, взятые в дорогу, Улюкаев еще не успел растратить. Отогнал внедорожник на охраняемую стоянку, снял с крыши мотоцикл и отправился на поиски хорошего врача.

Терапевт из центральной больницы долго кочевряжился, но наконец согласился заехать в гостиницу после рабочего дня. К этому времени температура у больного спала, на лице и на теле выскочило несколько прыщиков.

— И здесь, кажется, тоже, — пробормотал Улюкаев, осторожно почесывая макушку. — Где я мог эту гадость подцепить?

Каждые пять минут он смотрел на себя в зеркало. Уверенный в скорой встрече с Катей, он хотел выглядеть как можно лучше. А тут неведомые прыщи превратили его, как назло, в карикатурного персонажа.

Врач не стал себя слишком утруждать, с порога определил ветрянку.

— Смеетесь? — возмутился Улюкаев. — Это же детская болезнь.

— Вы точно помните, что переболели в свое время?

— Не помню.

— Если не помните, значит, не болели. Соответственно иммунитета нет. Прыщики не расчесывать. Неплохо бы прижигать зеленкой.

Едва дверь за врачом захлопнулась, Улюкаев в отчаянье рухнул в кресло:

— Если она узнает про ветрянку, разлюбит меня окончательно.

* * *

В придорожных отстойниках еще не видели, чтобы молодая, красивая, со вкусом одетая женщина прикатила на такси и поселилась в тесной клетушке, где с трудом можно было развернуться, встав с кровати. Отстойник, правда, был не из самых паршивых. Кроме заправки и автосервиса здесь исправно работал душ, блюда в забегаловке не вызывали тошноту, по крайней мере у среднего гражданина. Можно было позвонить по междугородному телефону, в сортире дерьмом был испачкан только пол, но не стены.

На «плечевую» для водил такая красотка никак не походила. Может быть, городская проститутка разругалась со своим сутенером и теперь боится работать на прежней территории?

Первого, кто к ней сунулся, Катя вежливо отшила. Товарищ не понял, продолжал свои домогательства и тогда на глазах у нескольких свидетелей отлетел метров на пять после контакта с электрошокером.

Контингент в отстойнике постоянно менялся.

Не всех убеждала информация насчет охранного приспособления. Каждый считал, что уж он-то уломает блондинку. Один надеялся на личное обаяние, другой на модный прикид и богатый опыт, третий на бутылку с огненной водой особого качества.

Катя опасалась, что слабый удар током не всякого убедит, а сильный может отправить на тот свет кого-нибудь со слабым сердцем. Пора было объявить о себе, тем более что только так можно рассчитывать на скорую встречу с Гоблином.

Предмет ее мечтаний почти точно мотался где-то в этих краях. Она уже наслышалась о свежей истории с караваном фур. Несколько более давних случаев тоже связывали с бородатым мотоциклистом.

Вечером второго дня своего пребывания в отстойнике Катя отправилась переговорить с хозяином. Его усатая физиономия выразила живейший интерес. Подтянул тренировочные штаны с пузырями на коленях, поправил золотую цепочку от крестика, сцепил за спиной руки, пахнущие солярой, как у простого шоферюги.

— Как ваше ничего? Не скучаете?

— Человека жду.

— По делу или просто — ради интереса?

— Я его невеста.

Хозяин отстойника поперхнулся от неожиданности и сразу поскучнел.

— Что ж, дело хорошее.

— Слышали про Гоблина?

— Ну.

— Вот его как раз.

На мятом лице проступила кривая ухмылка.

В следующую секунду собеседник расхохотался Кате в глаза.

— Невеста Гоблина? В натуре?

— Странно слышать?

— Круто, однако, — кое-как, давясь от смеха, произнес хозяин. — Не забыть бы ребятам рассказать.

— Расскажите, ничего не имею против. Может, остерегутся лезть.

Развернувшись, Катя направилась в душ — только сейчас хозяин заправки разглядел у нее в руках махровое полотенце и флакон с шампунем. Побежал в свою кафешку делиться хохмой — блондинка-то, оказывается, с придурью.

Это же надо, что придумала.

На громкий смех быстро собралась компания человек в десять.

— Пойти сейчас и трахнуть ее в кабинке, — предложил кто-то. — Пусть потом жалуется жениху.

— Да Гоблин про нее знать не знает.

— Может, и поимел однажды, не слезая с мотоцикла. А она уже в невесты записалась.

— Кто пойдет? — громко поинтересовался хозяин отстойника. — Объясню, как открыть задвижку снаружи.

— А если опять электрошоком?

— Где же она успеет, если даже взяла? Или ты думаешь, что она его из рук не выпускает, даже под душем?

Тем не менее желающих не нашлось. Все посмеивались, подталкивали друг друга. Но В сторону душевой почему-то никто не двинулся.

Глава 31 НОЧНОЙ ФЕЙЕРВЕРК

Куратор давил на Хмеля, чтобы тот действовал живей.

— У тебя есть какой-то план или просто ляпнул не подумав? Ты представляешь себе сложность задачи?

В числе других отобранных сотрудников куратор прослушал на днях информацию от Парамонова, хорошо знакомого с предысторией охоты на Гоблина. На какие только приманки не пытались его купить. И разбитый мотоцикл оставляли на дороге, а рядом якобы труп в шлеме. И ящики с водкой перегружали среди ночи. И просто засады устраивали на удобных съездах с трассы.

Куратору явно не понравилось, что подопечный взял на себя конкретные обязательства. Теперь не только ведь с Хмеля будут спрашивать, но и с него.

— Куда ты полез? Столько уже народу обожглось, а посчитал себя самым умным.

— Не надо на меня давить, две ночи только прошло.

— Пройдет и третья, и четвертая. На что ты вообще рассчитывал?

Хмель терпел, старался не огрызаться. Втык оказал свое благотворное действие, злость подбросила в кровь адреналина, и накануне третьей ночи голова стала лучше соображать.

Главное — не просто засечь Гоблина, но заставить его остановиться. Чем-то приманить, только, не тем, что валяется на обочине. Так можно прождать слишком долго — бородач на «Харлее» уже подастся в другие края.

Нет, приманка должна быть видна издалека.

Чтобы он среагировал на нее с трассы, из лесу, со дна оврага, с расстояния хоть в один, хоть в пятнадцать километров. Хмель вспомнил о ракетнице, завалявшейся среди всякого барахла в дальнем углу гаража. Отыскал, проверил исправность.

Увидит Гоблин разноцветные огоньки, взлетающие с дымным шлейфом. Обязательно понравится. Подумает о том, как красиво палить в воздух на скорости выше ста пятидесяти. Захочет забрать ракетницу себе.

Не испугается подставы? Он-то знает, какие фокусы могут прийти ментовскому начальству в башку — фантазия у них ограничена фуражкой. При всей своей отмороженности Гоблин гораздо умнее их, хотя бы потому, что еще на свободе.

Главное — предупредить куратора, чтобы его друзья-товарищи не среагировали. А то напортят, спугнут. Или лучше ничего не говорить? Посвятишь их, а они возьмут и сунутся. Плевать им, что тебя подставят, им же хочется поскорей.

А если Гоблин не среагирует, будут потом измываться.

Хмель никому ничего не сказал. Съехал в грязь на проселочную дорогу. Остановился, раскрыл настежь двери, врубил на полную мощу первую попавшуюся кассету и стал палить вверх, время от времени выкрикивая что-то нечленораздельное.

Явится или нет? Предварительные рассуждения казались Хмелю правдоподобными, но сейчас, в реальности, все выглядело полным идиотизмом. Бродить вокруг машины, стрелять, орать, разыгрывая пьяного. Сам Хмель, остававшийся трезвым всегда и везде, внутренне ощущал неубедительность. А как со стороны? Хорошо, что никто не видит, кроме луны, отражающейся в лужах множеством презрительных глаз.

И вдруг он почувствовал совсем другой взгляд — внимательный, цепкий. Взгляд уходил, потом возвращался. Наверное, интересовался не только человеком с ракетницей, но и ближайшими окрестностями.

Потом раздался треск, и по дороге, разбрызгивая грязь, подкатил мотоцикл с погашенными огнями. Хмель не мог поверить глазам: неужели сработало? Невольно остолбенел с вытянутой вверх рукой и пальцем, закостеневшим на курке.

Борода, черная каска. Ни разу не видел Гоблина в лицо, но можно не сомневаться: это он.

* * *

Друзья-байкеры до того разогнались, что прощелкали поворот на Челябинск. Пришлось возвращаться назад. Поворот оказался заколдованным: за километр до него махнули перед носом заветной палочкой, от которой ничего хорошего ждать не стоило.

Оказалось, служивые просто соскучились на посту. Взяли штраф за превышение, потом с умным видом завели дискуссию насчет мотоциклов.

За пятнадцать минут у друзей все нервы перегорели. Ничего не рубит народ, а ты, будь добр, поддерживай треп;

Как только очутились в городе, сразу тормознули парня в косухе. Тот объяснил, где должен состояться концерт, предупредил, что ловить уже нечего. Возле Дворца культуры в самом деле собралась толпища. Хватало не только поклонников группы, но и ментов с дубинками.

Подошли к торгашу, спросили билетов. Тот заломил несусветную цену — в складчину хватило бы только на полтора.

— Ну его к лешему, — потянул за собой Штурман. — Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так — покажи ему «фак».

Нашли стоянку, пристроили мотоциклы. Увидели много других, с интересными наворотами, но некогда было разглядывать. Попробовали пролезть в ДК по пожарной лестнице вместе с незнакомым кадром из местных, как вдруг раздался отдаленный ропот, толпу у входа что-то явно взволновало.

— Эй, слазьте, — крикнул кто-то снизу. — Концерт отменяется.

Оказалось, уперлась администрация ДК. Никто из толпы не знал точной причины разногласий, народ в любом случае не собирался расходиться.

Менты уже навострились, ожидая эксцессов. Кто-то неразборчиво крикнул про парк, будто «мероприятие» переносится туда.

Парни в банданах и кожаных куртках тут же стали тормозить машины, впихиваться в автобусы. Как только Майк со Штурманом завелись, к ним на мотоциклы подсели по двое незнакомых ребят, и отказать им не было никакой возможности. Байкеры были рады уже тому, что фанаты просто не отняли «Уралы».

Все, кто как мог, двинулись к городскому парку.

— Слухи ходят, что сам Гоблин прикатит, — сказал парень за спиной Штурмана.

— И здесь он прославился, — тряхнул головой байкер.

— Пока еще не чудил. Но, по слухам, вроде объявился на Урале.

— Не думаю, что явится — он не большой поклонник массовых мероприятий.

— Откуда знаешь?

— Я, между прочим, его земляк. Еще застал времена, когда он мелькал в нашей тусовке.

— Так ты его сразу приметишь.

— Его любой здесь сразу приметит. Ошибиться невозможно, второго такого кадра пока еще нет.

На обветшалой сцене уже стояли ударная установка и две пирамиды из мощных колонок.

Народ быстро рассаживался по спинкам скамеек, протискивался между рядами. Стоянки для мотоциклов здесь не было. Те, кто прикатил на двух колесах, пристраивались вдоль ограды, отсюда можно было смотреть и слушать, не слезая с «коня».

Снова появились омоновцы — без них дело никак не могло обойтись. Разбившись на мелкие группы, стали проверять зрителей без всякой системы и последовательности по обе стороны ограды.

— Кто-то парашу пустил, будто Гоблин ожидается, — сообщил другу Штурман.

— Не выставляться бы тогда ментам.

— Здешние меньше всего хотят иметь головную боль. Авось, думают, развернется и укатит восвояси.

Народ вокруг зааплодировал, загалдел. Появились музыканты, и сразу с места в карьер грянула песня из нового альбома. Менты тем временем особенно нежно, с любовью ощупывали мотоциклистов. И время от времени оглядывались, будто ждали подвоха.

Песни звучали одна за другой, почти без пауз. Гитаристы состязались в безумных «запилах»; казалось, струны вот-вот порвутся или начнут светиться от разогрева. Публика тоже быстро разогревалась, каждый уже выбросил вверх сжатый кулак и размахивал им согласно с ритмом.

Прожекторы монтировали на ходу. Вот включился один, обдав музыкантов потоком густо-синего цвета, потом сцена окрасилась багрово-красным. Грянул старый, всем памятный хит:

Как зверь мотор в ночи ревет

Пустырь, разъезд и разворот…

— Гоблин, — чей-то выдох рядом пробился через тяжелую звуковую завесу.

Штурман с Майком тут же обернулись на треск: опоздавший действительно подъехал на «Харлее». Но это была другая модель — гораздо более дорогая и тяжелая, чем у Гоблина.

— Ультра-Классик от девяносто третьего, — небрежно определил Майк.

— А сам далеко не профи. Видел, как он встал коряво? Наряд, правда, супер-пупер.

«Харлей» был ярко-красным, с серебром. Байкер нарядился под цвет машины — красный мотокостюм, серебристые шлем и перчатки. Все новенькое, чистенькое — уже это одно обличало в нем просто-напросто богатенького Буратино, который думает, что внешний форс — это все.

Менты кинулись шмонать незнакомца и мотоцикл. Тем временем разверзлись небесные хляби — не каплями, а настоящими струями в палец толщиной, будто кто-то наверху открыл задвижку.

К счастью, сцена была накрыта полукуполом, иначе аппаратуру бы мигом закоротило. Песня звучала дальше:

Запел асфальт — ты, слышал каждый звук! Запел асфальт, как сердца стук! Запел асфальт, ты был его герой! Так пел асфальт, пел за спиной!

Широко расставив ноги, гитаристы раскачивали головами — длинные, ниже плеч волосы мотались в разные стороны, будто развеваемые ветром скорости. Тем временем менты повели куда-то красно-серебристого щеголя. Майк со Штурманом особой солидарности с ним не почувствовали — пару таких случаев сбивают спесь с новичков, мнящих, что байкерскую славу можно купить где-нибудь в престижном столичном магазине.

Никто из зрителей даже не думал расходиться.

Одни приняли холодный душ как дополнительный спецэффект, некоторые даже куртки с себя скинули, чтобы ощутить встряску в полной мере.

Другие решили, что ливень — это вызов с небес.

Там, наверху, Бог взял сторону ментов и решил испортить праздник. Не бывать этому! Кто-то хрипло кричал, запрокинув голову к небу, махал кулаком, адресуясь к высшим силам.

Глава 32 ФАЛЬШИВЫЙ ЗАКАЗ

Гоблин был далеко от того места, где его ожидали увидеть. Он не собирался вступать в разговор, просто протянул руку, чтобы забрать ракетницу. И тут заметил, что незнакомец совсем не пьян. Протрезвел от испуга? Так, что даже запах сразу выветрился?

Гоблин резко обернулся в сторону лесной опушки. Никого. Он настолько привык к грохоту движка, что давно уже слышал сквозь него шаги, шорох листьев, слабый треск ветки под ногой. Тишина, напротив, забивала уши, будто ватой.

— Хотел увидеться, — проговорил Хмель. — Но это не подстава.

Гоблин молча забрал себе ящик с зарядами, а потом и саму ракетницу.

— Сразу скажу как есть, незачем долго мне ходить вокруг да около. Нужно убрать человека, чтобы никто не подкопался и не стал уголовное дело заводить.

— Новое точно не станут, подошьют к моему.

Мой след давно простынет, а еще самое малое месяц любую аварию на дороге будут мне приписывать.

— За это я готов платить.

— Завязал я с такими, как ты, связываться.

Аванс за милую душу, а с остатком уже жметесь. Завтра, послезавтра, не так сразу. Как будто я, блин, школьный учитель и требую себе месячную зарплату.

— Задержек не будет, обещаю. Как только, так сразу.

— Наоборот: утром бабки, вечером стулья.

— Возьмешь и укатишь. Попробуй потом тебя найди, второй раз номер с фейерверком не выгорит.

— Мне и первый раз не понравился. Не люблю хитрожопых — чем меньше вас по земле ползает, тем больше кислороду. Размазать такого по канаве приятнее, чем баксы поиметь.

Менты снабдили Хмеля качественными фальшивыми сотками, изъятыми два года назад у заезжих чеченцев. Все номера были переписаны: если Гоблин решит сразу что-нибудь прикупить, потянутся дополнительные ниточки.

Куратор дал добро выплатить полную сумму вперед. Но Хмель решил, что такие качественные фальшивки могут впоследствии пригодиться ему самому. Если сразу сдать всю партию, но из расчета один к шести, с руками оторвут.

Тем более что необычная щедрость и ни на чем не основанное доверие заставят Гоблина навострить уши.

От Гоблина не стоило ожидать дружелюбия, но реальность оказалась даже жестче, чем «заказчик» предполагал. Он словно имел дело с шаровой молнией, ненадолго зависшей на расстоянии в несколько шагов. Секунда-другая — и молния сдвинется. Весь вопрос — куда.

Плюнуть и выложить бабки «на стол»? А вдруг унюхает своим звериным острым нюхом запах чеченского мини-цеха в подвале вместо запаха Федерального казначейства Соединенных Штатов?

— Я же сказал: как только, так сразу. Заплатит сам «потерпевший», деньги заберешь у него.

Пятьдесят штук зеленых.

— Это у кого такой большой бумажник?

— Он поедет рассчитываться за товар.

— Один?

— С охранником.

— Чего бы тебе самому не поживиться? Такой верный случай.

— Я в этом деле не спец, меня вычислят.

Бабки как-нибудь по-другому поимею, мне человека важно убрать.

Гоблин еще не смягчился, но, похоже, постепенно заглатывал наживку.

— Ну, а вдруг я ничего в машине не найду?

Ты, понятно, не самоубийца, но все-таки…

— Я и сам никому почти не доверяю, — понимающе кивнул Хмель.

Он еще не решил, какую может представить гарантию.

— Сядешь сзади, посмотришь, как это делается.

— Мне сесть сзади? Заказчику, человеку, который не хочет светиться?

— Наденешь шлем, лица никто не разглядит.

Народ вообще глазом не успеет моргнуть: налетим, как ветер, и конец ищи-свищи. Потом высажу где-нибудь в глухом месте.

— Я даже сейчас к тебе не рискну подсесть.

Страшно вылететь на первом же повороте.

— Сделаем по-другому. Я должен увидеть тебя прежде, чем начать. Съедешь с дороги, сольешь бензин из бака. Простоишь ровно два часа. Ты не будешь знать, наблюдаю я за тобой или уехал брать бабки, опасно тебе высунуться или нет. Если совесть чиста, два часа совсем немного.

— А потом, когда срок выйдет?

— Пойдешь с канистрой на трассу — голосовать.

* * *

Для многих водителей имя Гоблина стало символом страхов, особенно усиливающихся с наступлением темноты. Даже просто увидеть, как он проносится мимо, означало лицезреть вестника смерти.

Некоторые теряли над собой контроль. Если Гоблин обгонял их, они останавливались, включая аварийную сигнализацию, и долго не могли тронуться с места, чувствуя слабость в руках и ногах. Если бородатый мотоциклист проносился по встречной, водители ускорялись до предела, рискуя не вписаться в следующий поворот.

Больше всего пугали две вещи: бесцельность выходок этого «отморозка» и беспомощность всех ответственных служб. По опасному региону старались проехать в светлое время, хотя никто точно не знал границы рискованной зоны…

Новость о невесте Гоблина быстро распространялась за пределы отстойника. Люди на дороге общаются гораздо больше, чем принято считать.

Дорога развязывает языки, располагает к общению. Каждая заправка своего рода клуб. Попадают в этот клуб ненадолго, но, как правило, успевают поговорить обо всем на свете.

На заправках, в кафешках и отстойниках о Гоблине заговаривали чаще, чем на любую другую тему. Слухи обрастали самыми невероятными подробностями. Будто бы у мотоциклиста протезы на ногах, поэтому он прикован к своему «Харлею». Будто он побился с кем-то об заклад, что до Нового года похоронит не меньше дюжины человек. Будто менты специально не торопятся его отловить. Хотят добиться того, чтобы каждый груз на дороге сопровождал вооруженный сотрудник, а фирмы отстегивали за это областному управлению.

О невесте Гоблина говорили с удовольствием, как о чем-то комичном на фоне страхов и недобрых предчувствий. Рано или поздно должна была найтись такая идиотка. И говорят, красивая, фигуристая, все при ней. Интересно, как бы Гоблин отреагировал, если б узнал.

Многие, впрочем, верили, что новость до него дойдет: где-то же он ремонтируется, где-то заправляется. Нашелся и человек, который многое на это поставил. Заехав в отстойник, он никуда не выходил из своей клетушки для ночлега. Хозяин за отдельную плату сам носил туда еду.

Сперва он испугался, что имеет дело с фанатиком-горцем, у которого в сумке взрывчатка для теракта. Но гость с юга пригласил его посидеть вместе за закрытой дверью. Это было не совсем обычное общение: хозяин только пил, гость только курил. Оба параллельными путями двигались к теплой кондиции, пригодной для разговора по душам.

— Знаю, брат, какие у тебя мысли в голове, — заметил Самир. — В город я не собираюсь.

Ни тебе, ни твоим клиентам ничего плохого не сделаю. Выгоду с меня ты уже получил и еще получишь гораздо больше.

— Нет вопросов, — замахал руками хозяин. — Живи, сколько понадобится. Вот у меня торчит одна: сколько захочет, столько и будет торчать, мне не жалко. Только смотри не лезь к ней, девка со сдвигом.

Дагестанец не придал большого значения уверениям хозяина и продолжил дальше:

— Тебе все равно хотелось бы заглянуть в мою сумку. Возьми посмотри, я разрешаю.

— Что ты городишь? В чужие вещи я в жизни нос не совал.

— Я сам хочу, чтобы ты видел, — Самир придвинул сумку ногой по полу.

— Ладно. Хорошему человеку не могу отказать, — нагнувшись, хозяин расстегнул «молнию».

И сразу быстро застегнул обратно, едва только блеснул фиолетовым зрачком оптический прицел.

— Я не чеченец, я аварец. Мы с русскими не воюем, есть отдельный счет за отдельное дело. Зло никому не прощается — ни своим, ни чужим. И если ты, друг, меня заложишь, ни одна сила в мире не спасет тебя и твоих близких.

Самир отдавал себе отчет в своих действиях.

С одной стороны, важно успокоить своего собеседника по поводу взрывчатки. С другой — хозяин отстойника не должен принять необычного клиента за простого уголовника, мелкую сошку, скрывающуюся от милиции из-за наркоты или фальшивых долларов. Сдаст слишком опасного, но совсем неопасного тоже сдаст почти наверняка.

Глава 33 ИНЦИДЕНТ В ОТСТОЙНИКЕ

Два могущественных чувства боролись в груди Терпухина — мести и жалости. Для первого вроде было гораздо больше оснований. Мало ли от кого уходит жена — старая, как мир, история. И все-таки Улюкаеву хотелось помочь, тем более из-за памятного удара сгоряча при первой встрече. Да и Кате, чей подарок Атаман прихватил в дорогу как сменную одежку под свитер.

Брошенный муж с трудом оторвал от себя необходимую для опросов фотку. Баба, конечно, красивая, этого у нее не отнимешь. Обычно уходят к кому-то, а она, похоже, пустилась в свободное плавание. Только странно, что ее и Гоблина приходится разыскивать в одном и том же месте.

Оседлав мотоцикл, Атаман заехал на железнодорожный вокзал и в аэропорт, разузнал насчет злачных заведений в городе. Он снова и снова пытался восстановить в памяти тот краткий миг, когда увидел за спиной Гоблина блондинку с длинными волосами. Кто сидел тогда на пассажирском месте: Катя или чертовски похожая на нее женщина?

После часа ночи в глазах уже рябило от мерцания светомузыки, мужских и женских фигур, танцующих в туманных прокуренных помещениях.

Рестораны уже закрылись, работали только бары, ночные клубы и казино. В южно-уральском, не таком уж большом городе заведений, однако, хватало.

Молодую женщину на фотографии не могли опознать ни бармены, ни швейцары, ни крупье, ни «качки» — вышибалы. Может быть, Улюкаев вообще напутал и она сейчас прохлаждается где-нибудь в Москве или укатила по визе в теплые края — на Кипре, наверное, еще купаться можно.

А может, подсела на другой разукрашенный эмблемами мотоцикл и бороздит сейчас просторы?

Терпухин хорошо помнил ее восхищенный взгляд, направленный на друзей-байкеров и «Уралы», чей дизайн был уже не дубовым, а вполне современным.

Прожженную тварь сразу можно оценить, а Катя совсем другая. Просто не заложено в ней от природы благоразумия, не включаются тормоза.

Жизнь еще ни разу не дала человеку по мозгам.

Для нее, как для девочки, мир вокруг — все еще красивая сказка. Сделай шаг в сторону от проторенной дорожки — и за первым поворотом тебя ждет невероятное приключение.

Такая в самом деле может нарваться на приключение. Только не в розовых, а в черных тонах. Но где ее искать — иголку в стоге сена? Пока не поздно, лучше обратиться к ментам, у них возможностей для поиска несравненно больше.

Понятно, почему Улюкаеву этого не хочется.

Но пусть сам все взвесит и решит.

Наряду с ночными заведениями были в Магнитогорске и улицы пустынные, мрачные. По обеим сторонам глухие заборы, за ними — корпуса цехов, трубы. Днем здесь жизнь наверняка бьет ключом, а вот ночью — ни души, разве только по одному сторожу и выводку собак на каждое огромное предприятие.

Здесь можно было смело прибавить скорости.

Едва только Атаман разогнался, как внизу под ним оглушительно хлопнуло, чоппер стало разворачивать поперек дороги и кренить, вынося прямиком к бетонному забору.

Терпухин прекрасно знал, что лучше не падать вместе с мотоциклом. Шанс обойтись без переломов есть только тогда, когда ты отскочил и свалился в другую сторону. Но если отскочить сейчас, от чоппера останутся рожки да ножки.

Все произошло за долю секунды. Боковым зрением Атаман успел разглядеть впереди под фонарным мигающим столбом огромную лужу, где синхронно отражалась эта нехитрая «светомузыка». Там, где лужа, есть шанс на грязь.

А вязкая грязь — шанс на спасение.

Свесившись набок, Терпухин попытался всей своей массой изменить наклон и траекторию заноса чоппера. С трехсоткилограммовой, снаряженной по полной программе машиной ловить было бы нечего. Но облегченный мотоцикл действительно отклонился от линии забора и поднял тучу брызг, влетев в заветную лужу.

Всеми фибрами Атаман ощутил другую среду под колесами, уловил торможение. Теперь можно и падать в сторону, выпустив руль. Шмякнувшись на спину, Юрий успел увидеть, как мотоцикл свалился почти одновременно и сделал в мутной воде полный оборот вокруг своей оси.

Неровно положенный асфальт шел в этом месте на уклон, и дожди нанесли предостаточно грязи — в здешних краях осень начиналась гораздо раньше, чем на южно-российских казачьих землях. Поднявшись на ноги, Атаман почувствовал, что прилично ушиб всю спину: лопатки, ребра, позвоночник до самого кобчика. Но главное — мотоцикл, сейчас совсем не время завязнуть с ремонтом.

Машина оказалась в общем цела, за исключением первоисточника проблемы, спустившего заднего колеса. Запасной камеры у Атамана не было, зато имелся нужный клей. Кряхтя от боли, согнувшись в три погибели, он выкатил мотоцикл из лужи. Повел к следующему фонарю, светившему нормальным ровным светом. Разбортовал, залепил клеем дыру, снова накачал.

Все равно пропускает. Придется где-то искать шиномонтаж.

* * *

Штурман с Майком собирались немедленно тронуться в путь. Им опять нужно было проехать почти тысячу километров, чтобы успеть на следующий концерт. Третья подряд ночь без сна проблемы для ребят не представляла. Им случалось и больше держаться на энтузиазме, зато потом, истощив энергию, организм вырубался на полные сутки.

В этот раз толпа разогрелась до полного экстаза и они вместе с ней. Народ после концерта не спешил расходиться, кто-то скандировал под дождем, кто-то принимал из горла, кто-то наяривал по аллее круги почета на безбожно тарахтящем мотоцикле.

«Воронки» уже стояли наготове. Промокшие обозленные менты вырывали людей поодиночке из общей неразберихи. До поры до времени все проходило гладко, потом кто-то решил возбухнуть и началась драка: руки и ноги против резиновых дубинок.

— Сматываемся, пока не поздно, — шепнул Майк.

Завели мотоциклы, попытались выехать в другом направлении, но наткнулись на сплошную цепь омоновцев со щитами.

— Попросить подвинуться? — вслух задался вопросом Штурман. — Лучше не надо.

Развернулся и газанул, не обращая внимания на окрики. Продрались сквозь мокрые кусты, покатили вдоль парковой ограды в поисках просвета. Наконец вырвались на улицу. Уже вздохнули с облегчением, как вдруг чей-то голос, усиленный мегафоном, приказал остановиться.

Пока озирались, мотоциклы окружили крепкие фигуры в камуфляже.

— Глуши моторы, мать вашу!

— Мужики, мы никому ничего не сделали, — сойдя на землю, попытался протестовать Майк.

Заломив правую руку за спину, его потащили к маячившему на перекрестке «воронку». Следующим впихнули Штурмана, наподдав ногой под зад. Человек десять в машину уже запрессовали.

Большинство честило ментов сквозь зубы, и только один в дальнем углу орал во все горло:

— Имел я вас всех, мусора долбаные!

— Заткнись, — не выдержал кто-то. — Или поближе к дверям переселяйся, чтобы тебя сразу достали.

— Я все понял, — сообщил Штурман Майку. — Помнишь того, красноперого в серебристых перчатках? Это нам в наказание за злорадство.

* * *

Койку подешевле можно было снять в вагончике, где стояли двухъярусные армейские кровати. Более приличные «номера» в отстойнике находились в двухэтажном строении — здесь имелось даже несколько одноместных клетушек на первом этаже. Окно Катиного «номера» выходило на елки, постоянно мокрые в эту пору года. Если даже дождь прекращался, на кончике каждой иглы оставалась висеть слеза.

Катя понятия не имела, кто поселился напротив, хотя две двери разделял коридор шириной чуть больше метра и одновременно их нельзя было открыть. Сэкономив на площадях, в отстойнике позаботились о звукоизоляции, хорошо помня, что девять человек из десяти остаются здесь с единственным желанием отоспаться.

У Самира окно выходило на дорогу. Каждый раз, заслышав треск мотоцикла, он осторожно выглядывал наружу. Одновременно расстегивал на сумке «молнию», благо, стоя в любой точке клетушки, можно было дотянуться до всех ее четырех углов.

Самир не был на все сто процентов уверен, что Гоблин подкатит именно со стороны трассы.

Но в том, что бородач явится, не сомневался ни секунды. Обязательно услышит про невесту, обязательно захочет на нее поглядеть.

Лишь бы не тянул слишком долго. А то дойдет до ментов, и они тоже захотят устроить здесь засаду. Или по тупости своей заберут Катю в отделение, начнут допрашивать. В любом случае испортят чрезвычайно удобный расклад.

Самир не пил и не ел, чтобы лишний раз не выходить в сортир. Не только Кате не хотел попасться на глаза, но и вообще никому. Зачем светиться со своей характерной внешностью?

Жажды в слякотную осень он не испытывал, голод заглушал анашой. Задергивал на окне убогую занавеску и курил стоя, выпуская дым в форточку, чтобы никто не унюхал запах в коридоре.

Ждала и Катя. Она тоже верила, что Гоблин вот-вот явится. Этот грубый человек с нечесаной бородой просто не успел ее оценить в прошлый раз. Наверняка блондинок было в его жизни с избытком. Наверняка женщины вешались на него: норовили подсесть на мотоцикл, залезть в постель. Победителя любая женщина распознает, даже круглая дура. И захочет его, невзирая на пот, грязь, косноязычие.

Только не всякая сможет стать для него большим, чем забавой на час. Укротить победителя, заставить его разглядеть тебя — вот что ты сможешь сделать. Если такой, не знающий компромиссов человек оценит тебя по достоинству, ты сможешь по праву гордиться собой.

Катя уже видела в мечтах свои развевающиеся на ветру волосы. Видела себя за спиной Гоблина в таких же кожаных штанах, только не грязных, а новеньких, обтягивающих ногу'. Они мчатся по водной поверхности, там, где еще неглубоко. За «Харлеем» остается пенный след, заходящее солнце бросает на воду золотисто-багровый отблеск…

Вдруг со стороны леса раздался рокот движка. Кто еще мог подъезжать оттуда, кроме него?

Кате стало даже страшно оттого, что желания ее начали наконец материализоваться. Узнает ее Гоблин или нет? А если просто заглянет в окно и посмеется? Нет, он не примчался бы сюда только ради этого.

Катя раскрыла окно, из лесу пахнуло сыростью и запахом хвои. Сильный свет одиночной фары заставил зажмуриться. Она еще не успела ничего разобрать, а сильная рука уже подхватила, вытянула наружу.

Гоблина можно было узнать по одному только запаху. Катя читала когда-то в книжке, что самые концентрированные эссенции для производства духов получают из самых отвратительно пахнущих натуральных продуктов, вроде амбры — отвердевших сгустков из кишечника кашалота. Точно так же запах Гоблина, далеко не самый приятный для обоняния, был настоящим запахом всепобеждающей силы.

Устроившись сзади, Катя сжала ногами мотоцикл, приникла к широкой спине и вдруг разглядела в окне только что покинутой комнаты темный силуэт с винтовкой в руках.

«Харлей» был развернут боком к двухэтажному строению и находился еще слишком близко.

Это сыграло с Самиром злую шутку. Глупо было приникать к мощному оптическому прицелу на расстоянии в несколько шагов. Дагестанец выстрелил, почти не целясь, но пуля всего лишь пролетела у виска Гоблина.

Тот дернул мотоцикл с места, развернулся, подставив Катину спину. Во второй раз Самир уже приложился к прицелу, метил в колесо, но Гоблин неожиданно резко накренил машину, и пуля только продырявила заднее крыло.

Едва только Кате показалось, что мокрая хвоя прикрыла их собой, как Гоблин развернулся обратно. От ужаса пассажирка потеряла дар речи.

Стена с освещенным окном стремительно приближалась, будто подхваченная вихрем.

Сжавшись насколько возможно, закрыв руками голову, Катя оттолкнулась от широкой спины.

Упала удачно — на мягкую, копившуюся много лет подстилку из опавшей хвои. Человек в окне с плохо различимым лицом снова приник к прицелу, но выстрелить не успел.

Гоблин приподнял переднее колесо, и противник не сумел увернуться накатившая тяжесть размозжила ему череп с такой легкостью, будто разбила яйцо в скорлупе. В последний момент Гоблин откинулся назад, иначе и его голова не уцелела бы. Вламываясь в «номер», мотоцикл слегка подпрыгнул: если бы водитель не изменил посадку, он бы ударился макушкой об оконную перемычку.

Вышибив задним колесом кусок дощатой стенки под окном, «Харлей» впечатал дагестанца в полотно двери. Снес последовательно дверные коробки обоих расположенных друг против друга номеров, вкатился в номер Самира, вышиб и там тонкую стенку и прорвался на улицу.

Там уже замерли, как в детской игре, несколько водителей, бросившихся к своим машинам, но не успевших или добежать, или открыть двери. Гоблин заметил, что пассажирка куда-то подевалась. Спокойно объехал отстойник и нашел ее на том же месте, где потерял, — на хвойной подстилке.

Глава 34 ПОБЕДИТЕЛЬ

До утра еще оставалось много времени. Нужно было где-то переждать сырую неласковую ночь., Тем более что снова зарядил дождь, вблизи от редких фонарей его мелкая и частая сетка особенно хорошо виднелась в воздухе.

Терпухин постучал в запертую дверь заводской проходной. Залаяли собаки, но сторож еще долго не появлялся. Наконец вылез старик с мятым, заспанным лицом.

— Извини, отец. Мелкие неприятности.

— Е-мое, где ты так изгваздался?

Узнав, в чем дело, сторож дал дельный совет:

— Есть у меня сосед, ремонтирует все на свете: от велосипеда до «БМВ». Езжай сейчас к нему.

— Поднимать в такой час человека? — с сомнением пробормотал Атаман.

— Ради куска работы он всегда пожалуйста.

Во втором часу ночи мужик еще не спал, возился у себя в гараже, пристроенном сбоку к частному дому. Камера нашлась. Мастер сделал все в мгновение ока и запросил недорого.

— А я, видишь, со сваркой вожусь. Работы — завал. Ездят люди на старье, а оно сыплется и сыплется.

— Можно твой шланг — машину помыть?

— А самому есть где помыться и шмотки постирать? Говор у тебя нездешний, видать, проездом в наших краях. Не стесняйся, вон у меня дверь в душевую. Включить нагреватель ничего не стоит, на счетчике все равно «жучок».

Помыться можно было бы и в гостиничном номере, но Атаман сомневался, что его пустят в таком виде пройти к лифту. Вся спина камуфляжной куртки стала черной. Волосы на затылке были липкими, даже за шиворот затекла жидкая грязь.

— Если ты не против. Мне недолго.

Пока вода грелась, автослесарь вернулся к прерванной работе и между делом спросил:

— Не боишься на мотоцикле рассекать?

— А в чем проблема?

— У нас здесь стали косо на таких посматривать. Или не слыхал про шуточки Бороды?

— Давно уже слыхал, когда у вас все еще тихо было на дорогах.

— Смотри, могут неласково обойтись. С Гоблином, конечно, не спутают. Но есть у некоторых черта — вымещать зло на том, кого ухватить легче.

Мастер оказался словоохотливым. Сообщил, что берет в два раза дешевле, чем в автосервисе Судя по всему, поток клиентов у него действительно не иссякал, информация о происшествиях была достаточно свежей.

— На этом Гоблине уже помешались все. Одни выезжать в темное время боятся, другие готовы тормозить и бить всех, кто на двух колесах.

А бабы некоторые тащатся от него. Недавно одна смурная объявила себя невестой.

— Невестой Гоблина? — навострил ухо Атаман.

Что-то подсказывало, что Катя вполне на такое способна.

— Ну не дура?

— Местная?

— А черт ее знает. Торчит, говорят, в отстойнике на пятидесятом километре.

— Это в какую сторону? — забыв о сплошном синяке во всю спину, Терпухин подскочил к мотоциклу.

— Ты куда? Водичка через две минуты самый раз.

— В какую сторону? — повторил Юрий, заведясь и забравшись в седло.

— Все вы, мотоциклисты, со странностями.

Смотри осторожней, говорят, электрошоком шарахает всех, кто попадает в запретную зону.

…Выехав за городскую черту, Терпухин мигом отмотал пятьдесят километров. Но все равно опоздал. Увидел только труп, прежде чем менты всех отогнали и накрыли тело простыней.

Тот самый горный орел, что предлагал взятку за возвращение домой. В упрямстве и целеустремленности ему не откажешь: все-таки первым дорвался до Гоблина, дождался своего часа. Правда, час этот оказался последним вовсе не для хозяина «Харлея».

— Слышишь, ты, — проскрипел кто-то в спину Атамана. — Катил бы отсюда, пока цел. Отберем сейчас мотоцикл и кинем вон трейлеру под колеса.

Еще несколько голосов поддакнуло, добавив для убедительности по крепкому словцу.

— Бородатых тоже отслеживаете? — спокойно поинтересовался Терпухин. — И тех, кто в кожаных штанах, не забудьте.

— Он еще подначивать нас будет, слышишь?

— Кончайте базар, есть конкретный вопрос.

Видел ее кто-нибудь? — Терпухин извлек из кармана куртки фотографию, успевшую подмокнуть и помяться.

— Ни хрена себе. Это ж та самая…

— Укатила краля, — добавил другой. — Поминай как звали.

— Может, ты хоть объяснишь, — толкаясь локтями, пролез ближе третий. Она в натуре его баба?

* * *

Минут пятнадцать проехали молча. Катя медленно приходила в себя, да и не была уверена, что Гоблин ее расслышит, что ветер сумасшедшей скорости не разорвет слова в клочья, едва только выпустить их изо рта.

Набравшись смелости, она оглянулась назад и увидела что-то вроде большой задней спинки, куда вделан был оклад иконы. Выглядел оклад как настоящий, только вместо иконы в нем различалась фотография самого Гоблина лицо в темных очках как раз помещалось в проеме, предназначенном для святого лика.

Катя не считала себя верующей, в церкви она была раза два на Пасху ради интереса.

Но ей все равно показалось перебором вставлять в оклад себя, дорогого и любимого. Похоже, Гоблин в самом деле не боится ни Бога, ни черта.

Молчание стало угнетать, пора было что-то оказать, точнее, прокричать. На задней полке Катя увидела крепко прихваченную винтовку, ту самую, что была в руках у стрелка.

— Зачем ты винтовку взял? — крикнула она в затылок со спутанными волосами.

Сразу поняла, что вопрос глупый, но ничего лучшего в голову не пришло.

Минут пять мотоциклист не отвечал. Катя уже решила, что он не расслышал или не хочет удостоить ответом. Но ведь приехал же он специально за ней. Или заподозрил после стрельбы, что она была только приманкой? Тогда он должен ненавидеть ее, презирать.

— На память, — ответил вдруг Гоблин, не оборачиваясь.

Она не сразу поняла, потом наконец вспомнила свой давно прозвучавший вопрос. Ответил все-таки… Надо срочно выяснить, не закрались ли у него подозрения.

— Ты ведь не думаешь, что я знала…

Снова молчание. Лента дороги раскручивалась не правдоподобно быстро, как в компьютерных играх-автогонках. Изредка мимо проносились темные силуэты. Встречные машины и попутные пролетали почти с одинаковой скоростью, только по огням она отличала тех от других.

— Возьми пакет, — хрипло произнес Гоблин.

Катя сама себя едва слышала, когда кричала во весь голос. А вот он явно не напрягался, но каждое слово доносилось отчетливо.

— Где?

— За спиной.

Одной рукой она продолжала держаться за широкий кожаный пояс. Вторую протянула, чтобы отвязать пакет.

— Смотри не урони.

Пакет оказался тяжелым, Катину руку едва не вырвало из плечевого сустава. Но пальцы сжимали груз изо всех сил. Разжали только тогда, когда Гоблин велел:

— Хватит, пусти. Теперь закрой глаза.

Она послушалась беспрекословно.

— Теперь открой.

Едва только раздвинулись веки, как с гулким хлопком ушел вперед и вверх дымный шлейф.

В небе повис красный светлячок.

— Что это? — крикнула Катя с восторгом.

Гоблин выстрелил еще раз и еще. Первый шлейф уже изогнулся к земле, зато новые чертили по черному небосводу пока еще ровные прямые. Зажегся зеленый круглый шар, потом снова красный.

Катя уже разглядела ракетницу в руке Гоблина. Но зрелище от этого не стало менее фантастическим. Никогда еще в жизни она не видела такой красоты.

— Не боишься, что нас обнаружат по этим следам?

Вдруг вспомнилась искалеченная левая Гоблина. Ракетница в правой, а левой он не в состоянии ничего удержать. Значит, руль мотоцикла свободен, в случае чего хозяин «Харлея» не сумеет быстро выровнять курс. Сперва ему нужно выпустить ракетницу, а за это время они успеют влететь в любое из деревьев, что проносятся, хмурые, с обеих сторон.

Катя снова зажмурила глаза, но быстро открыла. С ними ничего не должно случиться, потому что она за спиной победителя.

Глава 35 ЗАПАХ КРОВИ

Хмель тем временем обсуждал условия предстоящей операции. К его неудовольствию в разговоре принимал участие еще один незнакомый мент. Куратор успокоил тем, что это приезжий из Ростова, у которого нет своих связей в криминальном сообществе Южного Урала.

— Не волнуйся, утечки не случится. Твое доброе имя не пострадает от нашей внебрачной связи, — довольно ухмыльнулся куратор, после чего деловито стер улыбку с лица. — Этот человек лично ведет Гоблина, он просто обязан присутствовать.

«Втянули меня, а теперь диктуют правила», — злился Хмель, но делать было нечего.

— Почему он все же назначил место? — гадали менты. — Явный для него риск.

Хмель занервничал. Сомнения сомнениями, но сам Бог им велел устроить там ловушку. Выполнив заказ, Гоблин бабок не обнаружит, значит, появится там не один, а два раза. Какого черта отлавливать такого мастера на трассе, когда заранее известно, где его — можно взять голыми руками?

— Давайте соблюдать договор: рядом со мной вы его не трогаете. Пусть дело сделает, а потом уже душите.

— А если упустим, если прорвется по бездорожью? Найдет ведь тебя, субчика.

— Заберете меня из машины, а потом хоть вакуумную бомбу сбрасывайте.

— Жалости в тебе нет ни капли, — пошутил куратор.

* * *

Съехав с дороги, «Харлей» долго повторял изгибы лесной тропы, потом свернул туда, где тропы уже не просматривалось. Продолжались эффектные демонстрации: теперь Гоблин вытащил откуда-то саблю — она вспыхивала голубым там, где сквозь хвою пробивался лунный свет.

Ветки с мокрыми иголками хлестали со всех сторон. Катя спрятала лицо, но они цеплялись за волосы. Раздался хруст, равномерно чередующийся со свистом. Это Гоблин сабельными взмахами расчищал дорогу.

Наконец они подъехали к какой-то неглубокой яме. Привыкшие к темноте глаза различали на стенках обнаженные корни елок — десятки скрюченных пальцев потолще и потоньше. Катя слезла с мотоцикла — с непривычки спина ее затекла и ныли мышцы ног выше колен.

Гоблин подтолкнул ее, она упала ничком на хвойную подстилку. Сейчас она не ждала красивых слов в преддверии близости. Готова была к бесцеремонному сдиранию нижнего белья. Этот человек еще слишком плохо ее знает…

Вдруг боль пронзила ее внутренности, никогда еще она такой не испытывала. Кожа покрылась холодным потом, дыхание прервалось, она вдруг поняла, что именно чувствует забиваемое животное в последние минуты жизни. Все уже ясно, все безнадежно.

Катя попыталась перевернуться на спину, но что-то прижало ее за шею. Гоблин не матерился, не сыпал проклятиями. Все делал молча, и это было еще хуже, еще ужаснее.

В глазах замерцали разноцветные расходящиеся круги, запах собственной крови забивал ноздри, душил. Лет пять назад у Кати брали кровь на анализ, и она со страхом наблюдала, как поднимается внутри стеклянной трубочки тонкий красный столбик. Хотелось остановить медсестру: «Хватит, достаточно!»

Сейчас кровь струилась по всему телу, хвойная подстилка стала горячей и липкой. Но крикнуть «Достаточно!» уже не хватало сил. Она просто спешила вспомнить напоследок все самое лучшее, начиная с раннего детства. Невыносимая боль достигла таких пределов, что сознание прояснилось, как никогда.

* * *

Не один Терпухин обратил внимание на разноцветные огни в небе. Патруль на дороге тоже среагировал и снялся с места. Только менты с первого раза проскочили место съезда, а Юрий приметил неглубокую, уходящую влево колею.

Теперь главное — не потерять ее в лесу, не отводить от земли глаз.

Фара выхватывала из темноты деревья, и они, будто застигнутые врасплох, спешили прикрыться мохнатыми лапами. След словно пульсировал — то пропадал, то снова отпечатывался рельефно. Потом пульсация оборвалась.

Терпухин сунулся вправо-влево, заглушил движок, чтобы вслушаться в тишину. Ни единого звука, кроме дыхания спящего леса. Слишком далеко успел оторваться противник или встал на стоянку, чтобы заняться «любовью»?

В первом случае ловить уже нечего — в прямом и переносном смысле. Надо исходить из второго варианта. Вряд ли у Гоблина хватит терпения, съехав с тропинки, долго вилять среди густо растущих елок. Он может быть где-то совсем рядом, прекрасно слышал стук движка и видел свет фары. Затаился, ждет. И Кате приказал сидеть тихо.

Оставив машину, Атаман бесшумно отошел в сторону от тропы. Он не боялся потерять мотоцикл — еще за время службы в спецназе привык ориентироваться ночью где угодно: в пустыне, в горах, в лесу.

Везде, кроме тропинки, слой опавшей хвои был слишком толстым, искать следы колес здесь не имело смысла. Запах — другое дело. Здесь не шоссе, где много машин, не открытое пространство, где ветер сдувает все к чертовой матери. Здесь аромат выхлопных газов будет висеть достаточно долго, медленно оседая вниз.

Терпухин нырял среди хвои вправо и влево, пока наконец не разнюхал, что хотел. Быстро и бесшумно двинулся по тающему следу. Под ногами, подтверждая верность выбора, то и дело попадались большие срубленные ветки. В какой-то момент Юрий невольно притормозил: к прежнему запаху добавился еще один хорошо знакомый по прежней жизни боевого офицера. Запах крови.

Сперва Терпухин решил, что ему почудилось.

Но с каждым шагом запах становился явственней и наконец перебил даже запах самого леса.

До этой поры он не думал, что Кате грозит немедленная опасность. Теперь заново осознал, что имеет дело с непредсказуемым человеком, способным абсолютно на все.

Сделав еще несколько шагов, увидел в неглубокой яме изуродованное тело. Даже на руки его непросто было взять — казалось, может развалиться на части…

* * *

Гоблин снова летел по асфальту. Ветер вычесывал последние хвойные иглы с бороды и волос, трепал длинные пряди, привязанные справа и слева к рукояткам руля. В свете блеклой, мерцавшей за облаками луны пряди Катиных волос отсвечивали уже не золотом, а платиной.

Гоблин не испытывал той эйфории, которую испытывают маньяки, удовлетворив свою извращенную страсть. Ни маньяком, ни извращением он не был. С этой тварью — как он называл про себя Катю — история вышла совсем другая.

Она дала себя использовать против него. Из-за нее ему чуть не вышибли мозги с расстояния в несколько шагов. И ведь не под страхом смерти ее заставили рисковать. С какими горящими глазами она подсаживалась на мотоцикл тогда, в Астрахани. И сейчас наверняка сама придумала объявить себя невестой. Он, Гоблин, догадывался, что это ловушка, и все равно приехал. Чтобы воздать по заслугам.

Тварь осмелилась обмануть его, подставить, и это заслуживало самой суровой кары. Мужчину-врага Гоблин готов был просто и без затей снести с дороги, как он сделал это со стрелком в отстойнике. Но чтобы женщина, низшее существо, вздумала перехитрить его — это уже предел.

Сабля тут пригодилась как нельзя лучше — ею ведь можно не только рубить, но и резать, колоть. Гоблин купил ее по случаю в Астрахани у человека, взявшегося подварить «Харлей». Рукоять красивая, с инкрустацией, лезвие новехонькое, без единой зазубрины.

Гоблин вспомнил о недавних гонках в грозу, об упрямом казаке, похороненном под горящим деревом. Пожалел, что не было тогда сабли, силенки бы хватило рассечь станичника наискось.

Только сейчас в первый раз он дал новой сабле попробовать крови. От крови настоящая сталь закаляется…

Патруль на мотоциклах тем временем отыскал место расправы. Несколько минут они не могли прийти в себя, самого молодого стошнило. Старший уже собрался выйти на связь по рации, когда слабое дуновение донесло издалека еле различимый треск мотоцикла.

Патруль выкатился на лесную тропу, где скорость можно было набрать чуть больше. Ушло сообщение по рации, и скоро милицейский СОБР, рассредоточившись попарно, попытался заблокировать указанный квадрат.

Вслед Терпухину дали несколько очередей, но все-таки он прорвался, ушел. Не слишком боялся быть заподозренным в убийстве. Но ни за что не хотел возвращаться на место, давать отчет в качестве свидетеля. Сидеть в теплом отделении, пока будут заполнять протокол допроса.

Атаман понял, что уподобился врагу в одном: теперь он тоже не может остановиться, должен гнать и гнать. Никто и ничто не остановит его, кроме пустого бака.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 36 ОЖИДАНИЕ

Разговор с Хмелем произошел еще до, того, как Гоблин в очередной раз просочился между пальцев. Вдобавок патруль из трех человек допустил непростительную ошибку: никто не остался возле тела. Через полчаса, когда на место преступления прибыла следственная бригада, трупа молодой женщины обнаружить не удалось.

Никто не предположил, что с патрулем случилось коллективное наваждение. Люди, страдающие от кошмаров и видений, в милиции не задерживаются. Да и количество крови, пропитавшей хвойную подстилку, говорило само за себя.

Оставалось предположить, что тело забрал именно преступник. Чтобы закопать и скрыть следы убийства — другой причины никто не мог предположить. Дерзость Гоблина опять сослужила ему добрую службу: никто, кроме него, не решился бы, почуяв облаву, вернуться на место преступления. Именно этот непредсказуемый маневр помог ему ускользнуть.

— Совсем чокнулся, — тискал зубами сигаретный фильтр красный и потный от полученного втыка «куратор» Хмеля. — Такой куш ему сегодня светит, а он всех на уши поднимает. Или это вообще не его рук дело?

— Есть у него такие замашки — делать все от противного, — Парамонов вспомнил гибель Шестакова и случившийся перед этим взрыв на трубопроводе.

Следователь не видел своими глазами труп, но слышал от патруля про частично обрезанные волосы. Сразу вспомнился рассказ о выдранном из головы клоке. Но там, в Ростове, дело слишком далеко не заходило…

На все договоренности с Хмелем решено было наплевать и брать преступника сразу, едва он только явится к назначенному месту.

* * *

Сам Хмель, понятное дело, ничего об этом не знал. Только досадовал на снегопад: плохая видимость может осложнить ментам поимку Гоблина. «Дворники» «девятки» мерно очищали стекло, работал приемник. Ведущая местной УКВ-радиостанции с утра поднимала настроение трудовому народу.

Позвонила в прямом эфире какой-то тетке.

Представилась вымышленным именем, спросила, нет ли дома мужа.

— Какое у вас, к нему дело? — навострилась супруга.

— Дело, собственно говоря, к вам. Это даже хорошо, что его нет и мы можем поговорить откровенно, как женщина с женщиной.

Стала рассказывать, какие теплые отношения у нее были летом на курорте с хозяином квартиры.

— Отдайте его мне. Просто хочется, чтобы все прошло цивилизованно, без скандалов и драк.

«Вот черти, — усмехнулся Хмель. — Выставляют бедную бабу на посмешище. И кто-то ведь сообщил им на радио точные имена-отчества, подсказал, когда и где этот самый Николай отдыхал».

Шуточки и музыка по радио незаметно делали свое дело. Тревога не рассосалась полностью, просто Хмель вспомнил, как много значит для ментов фигура Гоблина. Ну не настолько же они бездарны, чтобы провалить такую операцию.

До места оставалось еще километров пятнадцать. Хмель специально поехал не по трассе, а по другой, безбожно раздолбанной дороге, удлинив себе путь почти в два раза. Мало ли что у Гоблина на уме? Стоит потрястись ради того, чтобы подъехать совсем не с той стороны, откуда он тебя ожидает.

Ведущая радиопрограммы с веселым смехом раскрыла очередной своей собеседнице истинное положение дел. Вдруг из-за деревьев выкатилось нечто до боли знакомое и стало поперек дороги — так, что Хмель едва успел затормозить.

Это был Гоблин на «Харлее». Ему даже не пришлось заводить мотоцикл просто прокатился десяток метров под уклон. Выглядел как при первой встрече, только непонятные мокрые космы появились на рукоятках руля.

Водителю «девятки» глупо было дергаться. Если играешь честно, с какой стати бояться неожиданного появления партнера? Но сердце у Хмеля заныло. Он не спешил выходить из машины и даже приоткрывать окно.

Широко улыбнувшись, Гоблин постучал по стеклу согнутым пальцем.

— Что за дела? — деланно возмутился Хмель, открыв небольшую щель. — С самого начала отходишь от уговора. Где у нас встреча, здесь?

— По времени еще рано. Глянь на часы.

— Так что теперь?

Глупо и опасно было настаивать непременно ехать к оговоренному месту.

— Открой дверь, — спокойно попросил Гоблин. — Или очко играет?

— Холодно. Надует сейчас снегу.

— Надо в багажник тебе кое-что загрузить.

Мне сейчас не с руки лишний груз иметь.

Только сейчас Хмель обратил внимание на большой сверток. Громоздкий, упакованный в черный непрозрачный полиэтилен, он свисал с задней полки.

— Что за срочность? Куда везти? Пока не увижу, что там, багажник не открою.

— Ну так смотри. И поживей, времени в обрез.

Ничего не оставалось делать. Выйдя из машины с поднятым воротником, Хмель отодрал одну из полосок липкой ленты. Приоткрыл сверток и увидел голое плечо в запекшейся крови. Шарахнулся назад.

— А ты у нас, оказывается, нежный, — усмехнулся Гоблин, доставая наручники. — Других посылаешь убивать, а сам от крови шарахаешься.

«Оставит меня здесь, — подумал Хмель. — Чтобы никто не отыскал, не помог освободиться.

Или прямо сейчас прикончит? А женщина? Ее-то он зачем?»

Важно было сохранить спокойствие.

— Думаешь, я от себя предлагал, думаешь, я конечная инстанция? Настоящий заказчик никогда не светится. Ни хрена я не значу, чтобы держать меня заложником.

— Для кого-то, может, и ни хрена. Но для себя ты как раз до хрена значишь, — заметил Гоблин, садясь за руль «девятки».

Хмель никогда не убивал своими руками, но трупы с огнестрельными ранениями видел в морге и на улице. Здесь было совсем другое, и он невольно зажмурился.

Уложив «заказчика» на заднее сиденье, Гоблин заставил его поднять скованные руки и впихнул между ними обнаженное закоченевшее тело.

Теперь Хмель словно бы обнимал мертвую женщину, лицо ее, искаженное смертельной мукой, оказалось точно напротив его лица.

Хоть снег и таял большей частью, но землю все-таки припудрил. Некоторое время следы от колес четко рисовались на белом полотне, потом сравнялись с общим фоном до полной неразличимости.

* * *

Возле назначенного места залегли сразу три снайпера. Начальство ни секунды не опасалось, что придется потом оправдываться, доказывая правомерность стрельбы на поражение.

Фигура Гоблина и так достаточно известна на федеральном уровне. А уж последние его дела окончательно снимут у прокуратуры все возможные вопросы насчет законности или незаконности принятых мер. Тем более что свидетели инцидента в отстойнике в один голос показывают, что Гоблин забрал из рук убитого винтовку. Значит, преступник вооружен не только холодным, но теперь еще и огнестрельным оружием.

Впрочем, первые два снайпера получили приказ поначалу целить по ногам мотоциклиста и по колесам «Харлея». Только если отморозок сможет продолжать движение, вступит в дело третий, убойный стрелок.

На случай, если Гоблин вообще не появится на условленном месте, областное милицейское начальство запросило из внутренних войск вертолет. Но поднимать его в воздух решили только в самом крайнем случае, чтобы не спугнуть «объект» раньше времени.

На трассе по пути следования приманки в пяти точках посадили под прикрытием елок уже не снайперов, а автоматчиков. Каждая пара имела четкие указания: заслышав треск мотоцикла, взять оружие наизготовку; опознав цель, патроны не экономить, расстрелять по полному рожку.

Путаницы случиться не может: все посторонние машины будут отсечены от трассы по соображениям безопасности. Допущены будут только «Харлей», «аудюха», указанная Хмелем, и две фуры, чтобы Гоблина не смутила пустынность дороги.

Фуры тоже будут работать на подстраховку.

Один боец в штатском сядет рядом с водителем.

Еще трое — под брезентовым навесом.

Парамонова смущала численность задействованных сил. Чем больше народу, тем больше вероятность отдельного сбоя. Но ставить все на одного-двух снайперов тоже нельзя. Гоблин окончательно вышел за человеческие рамки, и права упустить его больше нет.

Они с куратором лежали рядом в утепленных камуфляжных куртках и шепотом честили погоду. В бинокль вообще ни хрена не видно, стекла сразу залепляет снег. Безумно хотелось курить, но начальство даже это запретило, как будто операция происходила ночью. Сами небось смолят у себя в кабинетах в ожидании новостей, полные пепельницы уже набрались.

— Пять минут прошло — ни того, ни другого, — заметил куратор.

— Хмеля вел кто-нибудь?

— Его как раз нет. Этот гад мог засечь со стороны наше сопровождение.

— А как «аудюха», выехала?

— Не слышал, по рации передали? Туда тоже наших подсадят — еще одна перестраховка.

— Вроде не собирались. Кто решил?

Капитан-«куратор» показал пальцем наверх, будто сам Господь Бог внес последние коррективы.

— Не переборщить бы. У Гоблина нюх, как у зверя, а мы уже столько капканов понаставили.

— Меня ушастый беспокоит, — снова вспомнил о Хмеле куратор. — Он не из тех, кто будет опаздывать на такую свадьбу.

— Из дому он хоть выехал? Может, спрятал от страха голову под подушку и никаким арканом не вытянешь.

— Из дому выехал даже раньше времени, это уж известно доподлинно. Боюсь, Гоблин его где-то на полдороге перехватил. Мы ведь такую возможность не исключали.

— Лично я тоже не верил, что Гоблин прикатит, куда обещал.

— Но за бабками все равно сунется.

— Лишь бы только Хмель не раскололся.

— За это не переживай. Тут не крепость духа, а инстинкт самосохранения.

Глава 37 НАЖИВКА НА ТРАССЕ

Внутри у Терпухина все закаменело. Гибель мужчин — соратников, лучших друзей — тоже переживалась тяжело, но совсем по-другому.

Сильные не всегда выживают. Чаще случается наоборот, их век оказывается недолгим. Ничего противоестественного в их преждевременной смерти нет. Мужчина обычно знает, чем и во имя чего рискует.

Но смерть женщин, смерть детей, тем более смерть ужасная, в муках, кровь стынет в жилах, и сердце стучит о ребра, будто само обратилось в кусок кости. Хочется взорвать этот мир к чертям собачьим за подлую его несправедливость. Но где тогда людям жить? Иные миры для них плохо приспособлены.

Снегопад, мокрый, лоснящийся асфальт, серое небо и темный хвойный лес краски вокруг полностью соответствовали ощущениям Атамана. Он не видел и не хотел видеть никакой красоты, красота только оскорбляла Катину память.

Черное, белое и серое — вот координатная сетка погони.

Если иметь в виду северное направление на Челябинск, Терпухин подъезжал к трассе слева, с противоположной стороны от той, где произошла встреча Гоблина с Хмелем. Сквозь снежную завесу просматривались невысокие, изъеденные ветрами времени горы — южная оконечность Урала.

Грунтовая дорога как бы невзначай перешла в гравийное покрытие, самое неудобное для мотоцикла. Всякое резкое торможение здесь было чревато падением. Хорошо, хоть попутных машин практически не попадалось, не пришлось отворачиваться от града камней из-под колес. Встречные обстреливали в спину — это не мешало держать курс, повторяя изгибы гравийки.

Блеснули рельсы. Дорога просто заканчивалась возле насыпи и снова начиналась с другой стороны — ничего похожего на переезд. Может, Гоблин и перескочил бы одним махом, но Терпухин не чувствовал в себе способности к таким трюкам. Слез с мотоцикла и в два приема перевалил через рельсы.

Асфальтированная трасса на север шла параллельно железной дороге. До нее оставалось совсем немного. Может, Гоблин сейчас подастся севернее, чтобы не барахтаться больше в осенней грязи. Севернее, навстречу морозам и отвердевшей земле.

* * *

В полукилометре от примыкания второстепенной дороги к главной были выставлены переносное ограждение и знак ремонтных работ. Никто из руководителей операции, конечно, не рассчитывал, что Гоблин послушно притормозит и станет разворачиваться. Конечно же, наплюет и попробует промчаться вперед. Знак и загородку поставили для других водителей, чтобы не выскочили в опасную зону в самый неподходящий момент. Не вынудили на секунду-другую воздержаться от стрельбы, не оказались у Гоблина в заложниках.

Несколько автомашин и одна телега уже развернулись назад. Кто-то сделает крюк, кто-то вообще отменит поездку. Следующие по очереди двое стрелков с автоматами услышали специфический дробный перестук мотоцикла.

Привлеченных к операции бойцов заставили запомнить наизусть внешний вид той самой модели «Харлея», на которой разъезжал Гоблин. С невысокого, густо заросшего ельником холма просматривались последние полтора километра гравийки перед знаком. Видимость в снегопад оставалась неважной, в эфир по рации пошло срочное сообщение:

— Мотоцикл. Но вроде не тот.

— Что значит «вроде»? — даже радиопомехи не могли скрыть раздражения.

— Совсем другой. Уже на подходе!

— Может, специально сменил. Один пусть срочно выходит. Второй наготове. Не попадите мне впросак: не остановит — стрелять.

Все бойцы в разных точках трассы были одеты в форму ДПС, имели жезлы. Человеку из засады понадобилось всего пять быстрых шагов по склону, чтобы оказаться на обочине и вскинуть полосатую палку. Его напарник изготовился к стрельбе.

Попасть впросак можно было по-разному: упустить Гоблина и застрелить невинного человека. Внешний вид бородатого отморозка бойцы зазубрили так же твердо, как и облик мотоцикла.

Человек, сбрасывающий скорость, выглядел совсем по-другому: бритое лицо, короткая стрижка, камуфляж…

Получив команду остановиться, Атаман понял, что выполнять ее не хочет и не станет. Наверняка опять открыли охоту на весь вид двухколесных. Сейчас потянут разбираться долго и нудно.

Нет, больше никто не будет вмешиваться в ваши с Гоблином счеты. Ты готов поставить себя вне закона, лишь бы только гнать без остановки.

Развернувшись, Терпухин веером рассыпал гравий и погнал в обратном направлении. Вслед грянула автоматная очередь. «Ого! Они теперь тоже не церемонятся. Лишнее подтверждение, что тормозить в самом деле не стоило. Прорываться на трассу тоже. Можно сделать это потом, спокойно выехав из лесу».

* * *

Окончательно стало ясно, что встречи Хмеля с Гоблином ждать здесь, на условленном месте, не стоит. Полковник Левашов, назначенный командовать операцией, подозвал к себе Парамонова.

— Вы знакомились со всеми материалами по делу. Где-нибудь проскакивала информация насчет возможного сообщника?

— Кто-то наверняка с ним стыкуется, товарищ полковник. Вряд ли он сам подручными средствами в состоянии каждый раз производить нужный ремонт. Опять же заправка…

— Я говорю о настоящем сообщнике. Только что ко второму посту подъехал неизвестный на мотоцикле. Останавливаться не пожелал, подался в бега. По всем внешним признакам на Гоблина вроде бы не тянет. Если только не допустить, что мерзавец сбрил бороду, подстригся, переоделся в камуфляж и пересел на другой мотоцикл.

Парамонову вспомнились показания «воскресшего» после взрыва водителя, прозвище Атаман.

Насчет этого все пока еще неясно, смутно.

— Может, просто байкер, которому нечем штраф платить?

— Или Гоблин пустил пробный шар.

Левашов решил не снимать никого с дежурства на трассе. Послать за беглецом отдельную команду, но тихо, без лишнего шума и треска.

По карте было видно, что неизвестный зажат в узкой полосе между гористыми возвышенностями с одной стороны и трассой с другой. Позади городские окрестности, впереди река с двумя мостами — автомобильным и железнодорожным. Если только он не бросит свой мотоцикл, отловить его будет нетрудно. Плохо, что очередь дали вслед, это может спугнуть главного преследуемого.

…Единственным, кто понятия ни о чем еще не имел, оставался человек, которого Хмель так. жаждал увидеть мертвым.

В свои сорок лет Феликс Гусев стремился соответствовать однажды для себя выбранному идеалу. В начале восьмидесятых видеомагнитофоны только появились в родном городе. Обычно скидывались компанией по пятерке и брали их напрокат на сутки вместе со стопкой кассет. Феликса потрясли до глубины души гангстерские фильмы — повадки всякого рода «крестных отцов».

В это время он учился в техникуме, занимался фарцовкой, продавая джинсы и виниловые «пласты». Потом отсидел срок за «валюту». К началу девяностых за ним уже числилось несколько вооруженных ограблений и под его началом «служило» несколько человек.

Гусев всегда появлялся на людях чисто выбритым, пахнущим одеколоном, в костюме, галстуке и запонках с камнями. Еще не имел в городе особого веса, а уважением уже пользовался, потому что правильно держался. Ни при каких обстоятельствах не суетился, не повышал голоса, не менял каменного выражения лица, не пытался заискивать перед сильными и помыкать слабыми.

С течением времени в местной криминальной среде выдвинулись другие личности. Но Феликс отстоял свой небольшой кусок — окраинный район, где его люди собирали дань с нескольких десятков торговых точек и мелких фирмочек.

Невзирая на небольшой удельный вес, Гусева приглашали на сходки, на переговоры с иногородними, несколько раз «избирали» представителем на серьезные «конференции» в Подмосковье.

Кое-кто считал, однако, что Феликсу пора подвинуться. Недостаточно он шустрый и оборотистый для теперешней жизни. Пусть сидит за столом, исполняя представительские функции, но реальными делами должны крутить другие.

Два года назад Хмель попытался выдавить Гусева из насиженного гнезда, но получил отпор.

После нескольких стычек пришлось с позором отступить, имея в пассиве двух раненых, три разбитые тачки и одно разгромленное кафе.

Никто из местных «тузов» не поддержал Хмеля. Затаив злобу, тот предложил ментам свои услуги в качестве нештатного осведомителя. Долгое время Гусева не удавалось подвести под монастырь — блюстителей правопорядка интересовали другие фигуры. Теперь вот Хмель дождался своего часа: отправившись в путь на привычной для. себя «Ауди», Гусев приближался к крупным неприятностям.

Как только городская улица вырвалась на простор, перешла в трассу, гусевский водитель «Ауди» заметил регулировщика, заворачивающего всех назад. В общем заторе машина перешла на черепашью скорость. Морщась от снега, водитель высунулся поинтересоваться, в чем дело, как вдруг в лицо ему ткнули удостоверение, велели открыть дверь.

Человек в короткой кожаной куртке плюхнулся на заднее сиденье, приказал объехать пробку по встречной полосе.

— Там все равно дорога перекрыта, — заметил водитель.

— Только не для нас.

— Чем, извините, обязан? — спокойным сипловатым голосом спросил Гусев.

— Оружие, наркотики есть? Крупная сумма наличности?

— Обижаете. Врагов у меня нет, деньги в карманах не задерживаются. Дурными привычками обзаводиться поздно.

— Тогда езжайте как ни в чем не бывало.

Как только машина проехала регулировщика, сотрудник вдруг сполз на дно. Включил рацию, негромко произнес:

— Я восьмой, позицию занял.

— Теперь аккуратно, понял? — проскрипел далекий голос в ответ.

— Так точно.

Сеанс связи закончился. Послышался характерный щелчок — сотрудник извлек и снова вставил в пистолет обойму. Так проверяют напоследок полноту боекомплекта. Гусев не мог понять причину столь странного поведения. Зато понимал всю бесполезность недоуменных вопросов.

Через некоторое время сотруднику наскучило лежать молча и он подал голос:

— Нет, говоришь, врагов?

— Не всем я, конечно, нравлюсь.

— Всем нравилась только Мерилин Монро.

Речь не об этом, речь о врагах, которые не хотят человека видеть в живых.

«Дали наводку? — спросил себя Гусев. — Не похоже. Обыскивать не стали, выволакивать из машины тоже».

Думать он старался тоже с достоинством, неторопливо. Покрутил перстень на пальце, поправил малиновый шарф.

— Не побеспокою, если закурю?

— Кури-кури, — ответил пассажир сзади. — Грех был бы отказать.

«От кого он затаился? Решили, что встреча у меня назначена, кто-то мне должен передать криминальный «товар»? Кому выгодно подкинуть им такую чепуху? Один раз убедятся, что клюнули на «дезу», и стукачу не будет больше веры».

Водитель нервничал куда больше хозяина.

Все ему не нравилось — и присутствие за спиной вооруженного человека, и снег, упрямо пытающийся залепить лобовое стекло.

— Можно, выйду поправить «дворники»? Плохо чистить стали.

— Нет уж, езжай дальше. Не такое оживленное движение, чтобы сильно переживать.

Пытаясь успокоиться, водитель включил музыку. Свалившийся на голову пассажир и это запретил.

— Человек, Толя, при исполнении, — Гусев тронул свой висок с проступившей сединой. — Нельзя его отвлекать.

— А ты молодец, — усмехнулся сотрудник. — Старая, видать, закалка. Видел я одного вора в законе. Ему при обыске весь коттедж переворачивали вверх дном, а он сидел анекдоты травил.

Судя по голосу, новоявленный пассажир пребывал в напряженном ожидании. Похоже, в любой момент могло случиться нечто требующее от него мгновенной реакции. Вскоре за поворотом послышался шум встречной машины.

— Кто это? — быстро спросил сотрудник, окончательно распластавшись внизу.

— Пока еще не вижу… Фура, кажется. Точно фура, — ответил водитель, всматриваясь.

— Фура — это свои.

— Феликс Дмитрич, меня чего-то подташнивает, — пожаловался водитель. И пальцы немеют.

— Давай поменяемся местами, — Гусеву действительно было бы спокойнее самому оказаться за рулем.

— Поменяться?.. Нет, не надо. Наверное, сейчас пройдет.

«Боится моего кресла, — отметил про себя хозяин. — Вдруг стрелять будут издалека, по месту».

Фура тем временем пронеслась мимо, и дорога снова опустела. Сотрудник вытер пот со лба, пожаловался:

— В былые времена двоих блядей в такой вот машине трахал, теперь без баб тесно. Ноги уже затекли.

— Если надо, Толя мигом остановит. Выйдем все вместе, подышим воздухом.

— Возьмешь сейчас и выйдешь? — гусевская невозмутимость понемногу начинала злить сотрудника. — Готов в любой момент? Можно, в принципе, подышать. Только сперва два слова для справки. Одна добрая душа вас крупно подставила. Якобы везете с собой пятьдесят кусков. Так что ждите с минуты на минуту желающих приобщиться… Ну как, остановимся подышать?

— Ни один серьезный человек на всем Урале не поверит, что я повез с собой столько налички, — уверенно заявил Гусев.

— На Урале появляются и несерьезные люди.

Сюда ведь виз не нужно брать.

Глава 38 НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ

Если Гусев до последних секунд даже внутренне сохранял спокойствие, то враг его пребывал в состоянии близком к помешательству.

Уже само по себе тесное соседство с обезображенным трупом могло бы кого угодно свести с ума. От мертвого обнаженного тела исходил леденящий холод, по сравнению с которым воздух в остывшем салоне можно было назвать жарким.

И этот холод просачивался внутрь щуплого тельца Хмеля.

Одежда стукача — теплая с капюшоном куртка — не могла служить преградой. Она скорее изолировала хозяина от окружающей среды, не давая холоду перетекать туда, рассасываться в пространстве.

Лицо молодой женщины Хмель видел только несколько секунд, пока пребывал в состоянии заторможенности и ступора. Потом крепко зажмурился, отвернулся в сторону. Если он еще раз увидит это лицо, упирающееся лбом ему в висок, то доживет остаток дней в дур доме.

Время вытекало, как последние капли из бутылки. Хмель носил электронные часы и не мог слышать тиканья. Но запястье левой руки каким-то образом ощущало смену цифр секундомера.

Свою жестокость Гоблин уже продемонстрировал. Если только менты его упустят, он ни перед чем не остановится. Любой ценой вернется сюда, настрогает на мелкие куски. А менты могут запросто сплоховать. Наверняка согнали не меньше роты, и Гоблин заранее унюхает, что к чему.

Страх не отбил у Хмеля способности соображать, инстинкт самосохранения подогревал мозги. Надо первым делом избавиться от жуткого соседства.

Руки сходились за спиной у мертвой женщины, обнимали ее. Не смея открыть глаза, Хмель попробовал сдвинуть руки вверх. Почти сразу же уперся в преграду и вспомнил, что Гоблин предусмотрительно просунул его руки между туловищем и руками жертвы. Теперь они поднялись до подмышек, больше хода нет.

Осталось сползать с трупа в направлении вниз. Щека и висок Хмеля ощущали одинаковые холод и твердость. Только по выпуклостям и впадинам он догадывался — шея, ключицы, грудь, живот. Теперь вот волосы на лобке скребут, будто это не волосы, а металлическая стружка…

Внутренняя поверхность бедер, колени, ступни. Глаза «заказчика» продолжали оставаться закрытыми. Но на изнанке век проступали расплывчатые очертания, нечто вроде рентгеновского снимка.

Фу ты черт. Взмок, пока старался. Но кипят одни мозги, тело по-прежнему стынет. Пот такой холодный, что вот-вот его струйки замерзнут.

Кажется, можно слегка раздвинуть веки, приоткрыть щелку.

Теперь надо выбраться из машины. Даже если Гоблин заблокировал дверцы с пульта, замок изнутри все равно откроется.

Выбраться и бежать куда глаза глядят. В наручниках быстро не побежишь, но спрятаться в лесу можно. Хорошо, что температура около нуля. Если снег прекратится и не успеет замести следы, белая пудра быстро растает. Не белое сольется с белым, так черное с черным.

Выскочив из машины, Хмель ступил на землю и вдруг заметил стальной обруч, защелкнутый выше левой щиколотки, и уходящую от него цепочку. Откуда у этого ублюдка кандалы — по заказу когда-то изготовили? И цепь длинная, вот почему она не стесняла движения в пределах салона.

Нагнувшись, Хмель потянул за цепь. Натянулась, не пускает. За что ее Гоблин зацепил?

Ага, за женское запястье — на другой стороне обыкновенный наручник. Руки были у тебя за спиной, вот почему ты раньше его не почувствовал.

Ублюдок! Поманил свободой и снова захлопнул калитку. Придется руку бабе ломать. Хорошо хоть цепь длинная и не мешает открыть багажник.

В багажнике лежали только запаска, домкрат и массивный гаечный ключ для смены колес.

Взяв ключ, Хмель мысленно прикинул, сколько раз придется ударить. Тонкую женскую кость он, наверное, быстро переломит, а дальше ключ непригоден. Как назло, при себе ничего режущего, даже отвертки нет.

* * *

Если б Атаман знал, что сейчас происходит с Катиным телом, он бы все бросил и вернулся к ней.

Перед лицом смерти молодой женщины почти все отступает на второй, на десятый план. Достоинства ее и недостатки, хорошее и дурное в ее душе. Уже не думаешь о ее вине, ее неосторожности. Она уже чиста как ребенок, как маленькая девочка.

И в этом еще одно отличие женщины от мужчины. Мужчину смерть не обеляет, он в любом случае в ответе за все, что сотворил. Потому что ему даны в этом мире мужская, голова, мужская сила, мужской хребет…

Мимо пронесся товарняк. Атаман теперь ехал по опушке, вдоль железнодорожной насыпи. Точно не знал, когда появится впереди река. Подозревал, что скоро. Надо раньше свернуть в лес, попытаться еще раз выскочить на трассу. Оценить ситуацию: что там творится на самом деле.

Если дорогу серьезно взяли под контроль, то тем более автомобильный мост. Значит, Гоблин — хочешь не хочешь, а приходится думать за него попытается прорваться через железнодорожный.

В разговоре с автослесарем Терпухин бегло выяснил кое-что насчет окрестных дорог. Насчет моста мужик сказал, что только вагоны по нему пройдут. Два пути и ширина по минимуму. Даже для велосипеда нет узкой дорожки, придется на горбу тащить.

А Гоблин? Попытается прорваться или уже прорвался? Может, не тратить время на выяснения, рвануть прямиком туда?

Черт, мотор начинает глохнуть. Бензин, похоже, на нуле, остались одни пары. Все бы на свете сейчас отдал за двадцатилитровую канистру Или не надо честить судьбу — она подталкивает к верному выбору?

Проехав метров сто в глубину леса, Атаман отыскал сваленную давнишней бурей сосну, уже облепленную мхом. У высокого дерева были слабоватые корни, но все же при падении оно выворотило большой ком земли.

Расширив и углубив руками яму, Атаман уложил туда свой чоппер, закидал хвойными лапками и мхом. Конечно, с близкого расстояния не проведешь — явно что-то спрятано. Но кто сюда забредет: грибной и ягодный сезон закончился. Тем более что схрон устроен ненадолго. Если Гоблина не удастся в ближайшие часы перехватить на мосту, надо возвращаться за мотоциклом.

Выбравшись обратно к путям, Атаман дождался следующего поезда. Пассажирский промчался слишком быстро, да и неудобно было цепляться за такие вагоны. К счастью, следом пошел товарный.

По части таких составов у Атамана был богатый опыт. Подсаживаясь первый раз, он себе вывихнул руку из плечевого сустава. Потом выучился другой технике, уже не пытался ни за что уцепиться. Прыгал на цистерны, пытаясь всем телом прилепиться к выпуклому боку.

Казалось бы, человек должен отлететь, отброшенный в сторону, ан нет воздушный поток, наоборот, прижимает. С распяленными руками и ногами Атаман обычно сползал по цистерне метра на четыре-пять в противоположную движению сторону. Сползал тем меньше, чем грязнее был бок.

Поэтому лучше выбрать самую черную и грязную. К такой удается прилипнуть гораздо прочнее. Потом смещаешься, как муха по стакану, чтобы достать одну из скоб, приваренных к нижней колесной раме.

Способ был, конечно, рискованный, но безопасного в такой ситуации быть не могло. Обошлось и в этот раз, только лицо, руки и одежда перепачкались в свежепролитой при загрузке нефти.

* * *

Ровно десять часов друзей-байкеров продержали в КПЗ. Они уже не надеялись больше увидеть свои машины, и это в первую очередь терзало обоих. Согласились бы отсидеть ни за что ни про что пятнадцать суток, даже месяц, но только не лишиться родных «Вояжа» и «Волка».

Оба перебирали в уме последние действия, искали, где и когда допустили ошибку. Не ошибка, просто невезуха дикая, непруха. Сейчас могут пришить все что угодно, вплоть до участия в массовых беспорядках и сопротивления при задержании.

Слава богу, обошлось. Разговаривал с ними порознь один и тот же капитан. С обоими по одинаковой программе. Сперва пугал жуткими карами, обещал, что может испортить всю жизнь.

Потом переходил на сравнение отечественных и зарубежных мотоциклов. Хвалил, что предпочли свое, российское изделие.

— Запомните, наше — самое лучшее. У этих говнюков за бугром только реклама. Если бы наши могли столько же бабок в нее вбухать, я бы посмотрел, кто на ихние «Судзуки» стал бы смотреть».

Не сговариваясь, байкеры отреагировали одинаково, полностью согласились с капитаном.

Оба, в общем-то, тоже были патриотами. Правда, с более трезвым отношением к реальности.

Самим хотелось бы, чтоб ирбитские мастера переплюнули японцев, немцев и штатников.

Так что покривить душой пришлось только в одном — подтвердить, что желаемое уже осуществилось'.

Под конец мент рассказал каждому один и тот же анекдот, дал подписать протокол допроса и выпустил на все четыре стороны. Пелехонькие «Уралы» нашлись на штрафной стоянке, можно было отправляться в путь.

Еще совсем недавно оба прикидывали, на сколько суток застрянут в «гостеприимном» городе. А теперь стали подсчитывать — успеют ли на завтрашний концерт. Если повезет на дороге. Если, в придачу, он начнется не раньше восьми.

Крупное невезение уже стряслось. Теперь, по закону вероятности, следует ожидать чего-то с обратным знаком.

* * *

Застав Хмеля врасплох, Гоблин успел ухватить первоначальное выражение лица «заказчика».

И утвердился в своих подозрениях, что тот играет нечисто. Однако это не заставило хозяина «Харлея» мчать сломя голову, подальше от опасной зоны. Он давно уже искал настоящей опасности, напрашивался на крупные неприятности. Проскочив по самому лезвию, он должен был подзарядиться энергией на много дней и ночей вперед.

Похоже, на сей раз его решили накрыть наверняка. Мобилизованы немалые силы, менты держат под прицелом не один и не два отрезка трассы. И уж точно контролируют все ближайшие съезды с нее.

Возможные действия мерцали в сознании Гоблина образами-вспышками, чередой стоп-кадров.

Искореженный, сплющенный металл, россыпь битого стекла на асфальте. Застыли на холоде липкие пятна крови, дорожные знаки безмолвно таращат свои круглые и треугольные очи.

Если б кому-то постороннему удалось расшифровать эту цепочку кадров, он бы сказал, что прошлое тут перемешано с будущим, состоявшееся с возможным. Но в своем движении на бешеных оборотах Гоблин все видел связно.

Не доехав по узкой разбитой дороге всего пятисот метров до трассы, мотоциклист стал присматривать подходящее место. Наконец выбрал небольшой овраг и съехал на дно, как он часто делал перед кратковременным беспокойным сном.

Поставил «Харлей» на подножку, но движок в этот раз оставил работать на холостом ходу.

Сам продрался сквозь молодые елки и залег в отдалении с трофейной винтовкой.

Теперь мотоцикл наверняка слышно возле самой трассы. Слышно, но не видно. Если засада там есть, люди наверняка среагируют. Подождут с полминуты, убедятся, что звук стоит на месте.

Двинутся сюда, предупредив своих по рации, но ничего не увидят, пока не подберутся к самому краю оврага.

Кто сейчас против него: СОБР, ОМОН, милицейский спецназ? Гоблин плохо разбирался в этих деталях. Всех тех, кто обязан был ловить его по долгу службы, он определял для себя просто и ясно — менты.

Вот и они: две фигуры с автоматами наперевес. Движутся медленно, пригнувшись. Так грамотно прячутся за елками, что даже снег с ветвей не осыпается.

Гоблин приложился глазом к трубке прицела.

Это была не его стихия — неподвижно выжидать, терпеливо подпускать ближе. Никогда он еще не стрелял из оружия с оптическим прицелом, не держал в руках иностранную винтовку с глушителем.

Пожалуй, можно уже мочить наверняка. Напрасно бедняги таскают на себе бронежилеты — не пригодятся. Подпустив первого номера почти к краю оврага, Гоблин нажал на спусковой крючок. И радостно удивился хирургической точности попадания.

Оба бойца на последних метрах предпочли ползти. Теперь первый молча ткнулся лицом в снег с аккуратным отверстием за ухом. Второй едва расслышал хлопок сквозь рокот движка, сумел определить только направление, но не место, откуда стреляли. Попытался откатиться кубарем в сторону, дал длинную очередь вслепую.

Рядом с Гоблином упало несколько срезанных веток, но спешившийся мотоциклист уже вошел во вкус. Пуля пробила второму бойцу колено, и жесткий, как наждак, голос крикнул:

— Брось автомат, сука!

Теперь стало ясно, куда стрелять в ответ.

Но прикрыться не удалось, для противника он по-прежнему как на ладони. Раненый вспомнил о своем пятиминутной давности донесении по рации. «Харлей» еще рокочет, поможет товарищам сориентироваться. Не обязательно сейчас рисковать головой, рваться в герои.

Отбросив автомат, сцепил за головой руки.

Теперь голос прозвучал гораздо ближе:

— Бери рацию, выходи на связь. Скажи, что замочил Гоблина насмерть.

Однажды проявленная слабость неотвратимо тянет за собой следующую. Морщась от боли, боец вытянул рацию из кармана бронежилета, надетого поверх камуфляжной формы.

— Пост номер три. Мы его застрелили.

— Гоблина? Ну, ребята… Где вы точно находитесь? — прозвучал сквозь треск и гул командирский голос.

Лежащий человек скосил взгляд вверх. Несмотря на снегопад, Гоблин все еще носил безрукавку, надетую на голое тело. Кожа его не посинела от холода, как это бывает обычно у подавляющего большинства людей. Только цвет татуировок стал еще интенсивней.

От Гоблина последовал кивок: говори все как есть.

Глава 39 НЕРВЫ НА ПРЕДЕЛЕ

Едва только цистерна съехала с моста, как Атаман спрыгнул на насыпь. На любом мосту поезда всегда притормаживают, чтобы потом разогнаться снова. Но прыгать прямо там, над водой, достаточно опасно, особенно если хочешь удержаться наверху. Если тебя устраивает плюхнуться в реку, это можно сделать без проблем.

Скатившись к подножию высокой насыпи, Атаман быстро вскочил на ноги. Проводил взглядом последнюю цистерну и быстро вернулся к мосту, чтобы оценить его еще раз. Да уж, никакая акробатика не поможет Гоблину здесь проскочить: между перилами и рельсом расстояние минимальное, шпалы достают почти до самого края.

Над черной речной водой поднимался пар, в снежном тумане угадывался вдали другой, автомобильный мост. Иди знай, где сейчас катит «Харлей», по какую сторону реки? Орел или решка, пан или пропал. Ты вынужден по-прежнему гадать, но потерял уже право на ошибку.

Гоблин далеко от «Харлея» не уйдет, больше десятка шагов он вряд ли сделает пешком. Без мотоцикла он ничто, а с мотоциклом — грозная сила. А вот ты сейчас потерял способность преследовать, висеть на хвосте. Ты все поставил на этот мост, и, если ошибся в выборе, Гоблин снова может раствориться, на этот раз в белых просторах надвигающейся зимы.

* * *

Проехала еще одна фура, и спрятавшийся сзади пассажир опять тяжело задышал, потом опять чертыхнулся с облегчением. Обернувшись вслед фуре, водитель «аудюхи» увидел заодно в проеме между креслами, как побелели костяшки пальцев, сжимая рукоять «ТТ».

— Хоть подскажите, на что обратить внимание. Я бы тогда заранее предупредил.

— Мотоциклиста надо ждать, вот-вот выскочит, — соизволил объяснить сотрудник. — Только скорость слишком не набирать, а то выжмет в кювет. Даст сигнал — спокойно тормози. Дальше моя забота.

— Ну вот, теперь и нам хоть что-то понятно, — ответил за своего водителя Гусев. — Значит, мотоциклист.

Сотрудник снова включил рацию, но ненадолго. Словно боялся, что эфирные помехи и голоса разнесутся шлейфом за автомобилем.

«Третий пост, ситуация штатная… Четвертый пост, ситуация штатная…» — вот и все, что удалось услышать. Гусеву этого с лихвой хватило, чтобы понять: менты затеяли серьезное дело и «Ауди» по чьей-то прихоти должна оказаться в самом пекле.

Кто эта «добрая душа», о которой упомянул мусор?

«Восьмой» пока ворочался сзади, тщетно пытаясь улечься поудобнее и успокоиться. Продолжал перегружать собственные опасения поровну на троих:

— С другой стороны, он все что угодно может выкинуть. Наслышался я об этом деятеле. Может и фуру нашу захватить, напрасно их вообще на дорогу выпустили.

— Много выпустили?

Гусев спросил скорее из вежливости, из желания поддержать беседу. Число фур волновало его в последнюю очередь.

— Не твое дело, падаль, — вдруг обозлился сотрудник. — Шарф такой, что сопли не утрешь.

Одеколон, ногти, небось, в салоне подстрижены.

Аль Капоне сраный.

— А вы бы предпочли чернозем под ногтями? — невозмутимо-сипловатым голосом осведомился магнитогорский Аль Капоне. — Вот если б я ехал небритым и в ватнике, тогда бы вы не до такой степени меня презирали.

— Заткнись, козел! На нарах будешь фуфло лепить.

— Ничего у вашей конторы против меня нет.

И пугать меня нарами не надо. Тем более если пользуетесь моей машиной.

— Да имел я тебя и твою машину. Нужны вы мне. Пусть бы перемолол Гоблин твою «аудюху» с потрохами, а мы его по-любому потом не выпустим.

Тут случилось неожиданное. Резко затормозив, водитель распахнул дверцу и рванул, втянув голову, в лес. У него уже закралось подозрение, кого именно ловят менты. В отличие от шефа, он, в силу рода своих занятий, слышал об отмороженном бородаче гораздо больше. Последние минуты ехал, трясясь от страха, крепился из последних сил. Но кличка, названная вслух, оказалась последней каплей.

— Стой! — заорал «восьмой», целясь из пистолета.

— Не надо нервничать, я сам поведу. — Гусев спокойно переместился на освободившееся, еще теплое место.

— Вас, блин, двое должно быть! Увидит Гоблин одного и заподозрит неладное.

— Тогда присаживайтесь рядом, вы ведь в штатском, — Гусев мягко тронулся с места.

Сотрудник светиться не хотел. Включил рацию, чтобы сообщить об инциденте, но тут же прикинул, кого сделают виноватым.

Послушал в очередной раз перекличку постов, но сам ничего говорить не стал. Начальство и не требовало от него периодических докладов насчет обстановки, понимало, каков обзор со дна машины.

За трассой есть кому следить. «Восьмой» должен сработать, если Гоблин дотянется до «аудюхи».

Гусев все делал вальяжно, с достоинством.

И машину вел, не превышая положенной скорости. Сотрудник собирался уже отключить рацию, когда из эфира вдруг донесся деревянный, лишенный выражения голос:

— Пост номер три. Мы его застрелили.

Так в самом деле мог бы сказать человек, только что соприкоснувшийся со смертью.

— Есть! — воскликнул сотрудник. — Урыли гада! Всех вас рано или поздно уроем!

— Набьете чучела и в музей боевой славы? — предположил Гусев.

«Восьмой» был так счастлив, что даже не оскорбился явной иронией.

— Тормози, я хоть вылезу из этой долбаной щели.

Выйдя из машины, он разогнул спину помассировал затекшую шею. Просунул руку под свитер, чтобы расстегнуть лямки бронежилета, но передумал. Отлил, изобразив желтым цветом сложный зигзаг на снегу. Уселся впереди, шумно отдуваясь, будто вырвал только что рекордный вес.

— Трогай. Ты молодец, только вот слишком себя любишь. В остальном, скажу честно, молоток. А водила твой полное дерьмо, гони его в шею.

— Если мы в самом деле пришли к взаимному уважению, нам бы стоило отказать в уважении кое-кому другому. Например, всяким «добрым душам», которые гадят исподтишка, хотят загрести жар чужими руками.

— Интересно? — погрозил пальцем сотрудник. — Еще как интересно.

Готов он был назвать «заклятого друга» Гусева или нет, так и не удалось выяснить. Как гром среди ясного неба прозвучал характерный треск. Раздирая белую завесу, на трассу вырвался мотоциклист. Несмотря на снегопад, он был в одной кожаной безрукавке, надетой на голое тело.

— Газу! — беззвучно прошептал сотрудник.

Развернувшись, стал палить через заднее, залепленное снегом стекло. В ответ что-то ослепительно вспыхнуло совсем рядом с Гусевым, и салон наполнился удушливым дымом.

Феликсу пришлось притормозить при абсолютно нулевой видимости. Опустив стекло, он высунул наружу голову, хватая чистый воздух ртом. Разглядел впереди свернувшего с дороги мотоциклиста — тот не собирался потрошить «Ауди» в поисках мифических пятидесяти штук.

Дождавшись, пока Гоблин окончательно скроется из виду в сумрачном ельнике, Гусев выбрался наружу, отряхнул пиджак и шарф.

Из открытого окна и огромной дырищи в заднем стекле продолжал клубами валить белый дым — кажется, чадил подголовник кресла. Гусев распахнул настежь все двери и только тогда разглядел «восьмого». Выстрелом из ракетницы Гоблин спалил несчастному все лицо. Оно превратилось в черную обгорелую и дымящуюся лепешку с запекшейся от жара кровью.

Ни ужаса, ни облегчения Гусев не чувствовал.

Вот если б чуточку позже, если б мент успел намекнуть, дать хоть одну примету «доброй души».

Вообще-то, с людьми из этой конторы сегодня еще предстоит пообщаться. Обстоятельства гибели своего сотрудника менты будут уточнять особенно дотошно…

А Гоблин тем временем мчал прямиком через лес, не сбрасывая скорость ниже шестидесяти — семидесяти километров. Ели неслись на него одна за другой. Стволы с зеленоватым налетом, ветки — здоровые и больные, где иглы изъедены были какой-то бледной плесенью.

За секунду он успевал несколько раз вильнуть рулем вправо-влево, лавируя между деревьями. «Харлей» подпрыгивал на выпученных из-под земли корнях, иногда буксовал на хвойной подстилке, но в целом продвигался благополучно.

Гоблин не сожалел, что оставил в живых раненого возле оврага и еще одного человека в «Ауди». Он слишком презирал людей, чтобы ставить себе целью обязательно давить и добивать каждого. Часто без всякой причины терял интерес, и оставшийся в живых человек превращался в мелкую часть пейзажа. Стирался из памяти, едва только исчезал из виду.

* * *

Тщательно спланированная операция скатилась к полной неразберихе. Сообщение о завершившейся карьере Гоблина оказалось ложным.

Дальше — больше: на трассе обнаружилась «Ауди» в облаке белого дыма. Полковник Левашов орал матом на всех, кто стоял перед ним, кто мог его слышать в эфире. Требовал поднять в воздух вертолет.

Летчики отказывались рисковать впустую — даже танк не удастся сверху разглядеть, а мотоцикл и подавно. Полковник грозился приехать к ним и под дулами автоматов загнать в «вертушку».

Парамонов с капитаном-куратором ждали указаний. Присутствие постороннего особенно бесило Левашова. Какого черта прислали сюда этого следователя из Ростова? Только для того, чтобы разнести во всех подробностях весть о, позорном провале операции?

Пусть бы Гоблин слинял подобру-поздорову, догадавшись о ловушке. Но откуда такое счастье — этот гад еще поимел всех разом.

До стоянки вертолета было каких-то десять минут езды. Левашов велел ростовчанину и куратору ехать вместе с ним. Снег пошел еще сильней, и Парамонов не испытывал ни малейшего энтузиазма по поводу полета. Не хватало только врезаться в какую-нибудь опору или радиомачту, как уже не раз случалось с «вертушками» при такой погоде.

— Вы на сегодня в моем подчинении! — с места в карьер накинулся Левашов на летчиков. — Под трибунал пойдете!

«Такой до генерала дослужится, — подумал про себя Парамонов. — Всегда готов бросать других на амбразуры».

— Ладно. Пожалуйте на борт, — любезным жестом пригласил пилот.

— Я буду на связи, — заявил полковник. — Вот они полетят.

«Спасибо за доверие, — мысленно поблагодарил Парамонов. — Иного от тебя и ожидать не следовало».

При взлете вертолет поднял бешеную круговерть, она продолжалась и дальше, на высоте.

Отдельных снежинок нельзя было разобрать, — седые космы завивались вокруг с тем же остервенением, с каким летчики проклинали полковника.

— Сука, тварь. Прицепить бы за яйца, пусть бы болтался внизу. Не дай бог что случится, завтра кинут семье подачку и привет. Живите как можете.

«Нормальные дела нормально раскручиваются, — думал ростовский следователь. — А если началось по-дурному, значит, так и дальше пойдет».

— Вы, может, высоко не забирайтесь, — осторожно предложил пилотам куратор Хмеля.

— Надо еще поглядеть, где лучше, где ветер послабей.

Чтобы не чувствовать себя полным идиотом, рискующим попусту, Парамонов пытался разглядеть местность с высоты «птичьего полета». Сквозь подвижную муть едва-едва, будто в бреду, проступали лесной массив, линия дороги.

— Куда хоть лететь, кто из вас знает?

— Давайте в сторону «железки», — пожал плечами куратор. — Там чуток повисим.

Реплики насчет Левашова и его ближайших родственников продолжали сыпаться как из рога изобилия. Никто, кроме Парамонова, не утруждал себя безнадежным разглядыванием земной поверхности.

Подполковник тем временем вышел на связь, поинтересовался первыми результатами.

— Вроде как молоко перемешиваем лопастями, — доложил куратор.

Его мутило: губы страдальчески искривились, румянец отлил от щек.

— Сейчас все выправится. По прогнозу снегопад сегодня только в первой половин? дня.

Вертолет продвигался медленно, будто на ощупь. Только сейчас обозначилась еще одна линия — железнодорожная колея, хотя от трассы до нее было рукой подать. Парамонов различил внизу игрушечный поезд. А вон река темная лента неодинаковой ширины. Лучше таращиться изо всех сил, чем пережевывать, как жвачку, собственные страхи.

— Почему поезд стоит? — спросил он у куратора. — Ни станции вроде нет, ни платформы.

— Может, пропускает встречный, два зараз обычно не въезжают на мост, морщась от тошноты, ответил капитан. — Но вообще далековато встал, километра за три.

Мост был явно свободен. В чем тогда дело?

Тут «вертушка» неожиданно угодила в сильный воздушный поток. Борт тряхнуло как следует…

Глава 40 СИНХРОННЫЙ ПРЫЖОК

В это время суток товарняки шли один за другим, с небольшими интервалами. Поезд, увиденный с вертолета, остановил не кто иной, как Гоблин. Ехал внизу, вдоль края насыпи, держался наравне с тепловозом. Выстрелил из винтовки дагестанца один раз, другой.

Машинист с помощником пригнулись, решив, что кто-то придуривается с дробовиком. Или дозу принял, или по жизни такой дурак. А может, охота не сложилась и он теперь нашел подходящую цель, по которой мазануть трудно?

Резко прибавив скорости, Гоблин вырвался вперед, перескочил через рельсы перед самым носом накатывающейся махины и снова выстрелил, теперь уже с другой стороны. На железнодорожников посыпались осколки стекла, одновременно долетел отчетливый крик:

— Тормози! Никому ничего не будет!

— Контейнер грабануть хочет, — уверенно предположил помощник машиниста.

— А мы здесь не обязаны за чужой товар рисковать, — возмутился старший. — Нам за это никто не доплачивает. Пусть бы отправители позаботились об охране. Ни фига, решили сэкономить.

Еще две пули гулко ударили в обшивку. Машинист продолжал лихорадочно взвешивать «за» и «против». «Головы не поднять, ни красного, ни зеленого не разглядишь. Сейчас влетим куда-нибудь — от тепловоза рожки да ножки останутся».

Он точно знал одно: лично с него взять нечего, с помощника тоже. Надо тормозить, пускай потрошат любой контейнер. Вылезет потом фирма с претензиями — можно будет предъявить им отверстия в обшивке тепловоза. Вон пуля вообще влетела в кабину и засела в потолке — доказательство весомой угрозы.

Экстренного торможения машинист применять не стал, выводил рукоять потихоньку. Крикнул, не высовываясь:

— Через час пойдет поезд! Управляйтесь как-нибудь живей!

Тяжелый состав прополз последние метры, и колеса неохотно замерли. Казалось, равновесие их неустойчиво — сейчас поезд покатит своим ходом вперед или назад.

Прежний голос Спросил насчет пустых вагонов.

— Два с головы, еще один в середке, — запинаясь, ответил машинист.

Не влезая в кабину, человек предупредил железнодорожников:

— Тридцать кэмэ отмахать без остановки.

Тормозить начнете — подорву.

Такого дерьма машинист не ожидал. Уже ругал себя, что испугался выстрелов. Теперь делать нечего, назад не отыграешь.

Гоблин тем временем сдвинул вбок незапломбированную дверь вагона, осмотрелся внутри. В самом деле пусто, даже мусора нет.

Спустившись с насыпи, заломал средних размеров елку. Саблей перерубил последние древесные жилы, которые все еще соединяли ствол с жалким остатком у корневища. Обкорнал большую часть веток и потянул бревно к вагону. Закинул одним концом внутрь, второй оставил на насыпи.

Завел мотоцикл и с первой попытки лихо, как по сходням, влетел в вагон. Сразу резко притормозил, иначе вышиб бы стенку изнутри. Развернулся, скинул ногой бревно.

Сверху раздался клекот вертолета. Ото, какая честь!

— Трогай! — крикнул Гоблин в сторону тепловоза, задвигая на место массивную дверь.

Важно было проскочить мост, только и всего — дальше он вырывался на простор.

* * *

Ограждение моста взмывало вверх шестью дугами, по три с каждой стороны. Центральные дуги повыше, крайние пониже. Атаман вовсе не был уверен, что противник каким-то образом появится на мосту. Но в скором появлении людей в бронежилетах был уверен на все сто.

Прополз по клепаной стальной дуге наверх.

Достаточно широкая, она надежно прикрывала от тех, кто мог бы появиться внизу. При ясной погоде перемещения Терпухина, возможно, разглядели бы с соседнего автомобильного моста.

Но снегопад не ослабевал, и не только человеческий глаз — любая оптика была против него бессильна.

Внизу в самом деле послышались шаги, голоса. Старший в группе быстро распределял, кому куда стать.

— Сейчас пойдет состав. Все внимание на платформы.

— Тормознуть да проверить.

— Тормознут чуть дальше, на мосту нельзя.

Ему уже лет пятьдесят, на ладан дышит. Наше дело — стрелять при малейшем подозрении.

Товарняк приближался на приличной скорости, просвечивая себе дорогу горящим глазом тепловоза — совсем не лишним в такой непроглядный, занавешенный снегопадом полдень. Боковой поток воздуха взвихрил белые занавеси, но Терпухин успел углядеть то, что прошляпили другие.

Отставной армейский спецназовец заткнул за пояс сразу пять действующих спецназовцев из МВД. Никто из них не уделил должного внимания тепловозу, а вот Юрий отметил для себя отбитый кусок бокового стекла кабины.

В холодную пору машинист не выйдет так в рейс. Стреляли, пытались остановить? Удалось или нет?

В Гоблине часто просыпается звериная хитрость. Если он залез сюда, наверняка позаботился о маскировке. Втиснулся со своим мотоциклом между контейнерами?

Здесь ничего. И здесь. Нужно решать — проскакивают последние вагоны…

Стук колес заглушил приземление на крышу.

Но ближний из пятерки на мосту все-таки успел засечь в воздухе неясную тень.

— Прыгнул, мать его, прыгнул!

Полоснул очередью вслед. Товарищи не разобрались, откуда и куда прыгнул, но поняли однозначно: Гоблин! Огонь открыли из всех стволов, отстреляли каждый по рожку.

— Вон отсюда прыгнул, сверху! — торопясь, сообщил спецназовец, когда пальба по уносящемуся поезду потеряла всякий смысл.

— Уверен? Выходит, бросил мотоцикл?

Двое сбегали посмотреть, не зацепила ли Гоблина пуля, не грохнулся ли он с крыши на ближайшей после моста сотне метров. Старший схватился за рацию, но продолжал напоследок уточнять, что все-таки видел боец.

Слова его заглушил металлический клекот низко летящего вертолета. Машина двигалась медленно, рывками, будто автомобиль, буксующий на бездорожье. Винт вращался в наклонной плоскости, опасно приближенной к дугам ограждений.

— В сторону, в сторону! — крикнул старший. — Не хватало, чтобы они нам сейчас на голову грохнулись!

* * *

Атаман перепрыгивал с одной вагонной крыши на другую. Потом бежал уже по крышам контейнеров. Дальше снова вагоны, пять штук.

Последние от хвоста и первые, если считать с головы.

Что если Гоблин в самом тепловозе? Сидит на полу, привалившись спиной к стенке кабины, и держит машиниста под прицелом. Нет, он не оставит «Харлей», а в кабину мотоцикл не впихнешь никак.

«Харлей», конечно, рядом. Иначе может сложиться так, что лишних секунд не останется на возвращение к мотоциклу. Скорей всего Гоблин устроился в ближайшем к тепловозу вагоне. Не рядом с машинистом, но достаточно близко, чтобы держать его в страхе.

Терпухин решил ползти едва слышно, чтобы не быть обнаруженным. Но события развивались стремительно. Еще не добравшись до первого с головы вагона, Юрий уже расслышал в его чреве знакомое ворчание движка. Судя по гулкому звуку, вагон идет порожняком.

На что Гоблин рассчитывает? Окончательно спятил?

В любом случае нельзя спешить и прыгать на крышу. Спуститься, стать ногами на сцепку, ходящую ходуном. Оттуда уже забраться наверх с максимальной осторожностью…

Вот он здесь, мотоцикл. Если б крыша вдруг чудом раздвинулась, Терпухин упал бы точно на него. «Харлей» — то здесь, а где сам Гоблин? Сидит в седле? Ага, открыл на ходу вагонную дверь.

Совсем оборзел. Хочет взять разгон с самого дальнего конца вагона, чтобы вылететь наружу на скорости. Не брякнуться камнем вниз, а взрезать колесами насыпь и там попытаться в движении удержать равновесие.

И ведь удержит, как это невероятно ни звучит! Такие ублюдки в воде не тонут, в огне не горят и башку себе так просто не разбивают. Чтобы с ним разделаться, придется пропотеть кровавым потом.

«Харлей» тронулся с места, и Атаман мгновенно принял решение. Пробежал по крыше несколько шагов и прыгнул вниз еще до того, как мотоцикл вылетел из открытого проема.

Терпухин понимал, что теперь уж они оба разобьются почти наверняка. Его контакт с мотоциклистом собьет тому весь расчет, укоротит траекторию. Еще в воздухе «Харлей» даст крен вправо или влево, клюнет носом или, наоборот, завалится задним колесом.

Наклон в любую сторону угробит мотоцикл: приземление на одну точку разнесет его на части и расшвыряет противников. На насыпи останутся куча железа да два мешка с костями.

Но вера в необходимость немедленной кары была так велика, что Атаман ни секунды не сомневался. Он угадал с прыжком — успел вцепиться в летящего Гоблина обеими руками. Правой — в косматую гриву, левой — в кожаную безрукавку.

Прыгая с неподвижной опоры, с моста, он бы, конечно, удержаться не смог. Только разорвал бы Гоблину любимый засаленный жилет. Но сейчас Юрий оторвался от быстро едущего поезда, его и Гоблина скорости были направлены в одну сторону. Только поэтому он не слетел, повис сзади «пассажиром».

Зато «Харлей» закрутился в воздухе. Один оборот он сделал или два? Лес, небо и насыпь смешались, будто вмиг потеряли весомость, превратились в разрисованные бумажки, подхваченные снежным вихрем. Вместе с жалкими обрывками пейзажа куски прожитой жизни мелькнули перед глазами Атамана: лицо отца, родной хутор в Орликовской, присяга перед красным знаменем, кровь на ладони после первого ранения…

Раскрученный в воздухе Гоблин уже никак не мог выправить мотоцикл. Но, может быть, именно это позволило совершиться чуду: «Харлей» приземлился на оба колеса одновременно.

Зарылся по самые ступицы, обдал проносящийся мимо вагон градом из гравия и кусочков шлака.

Единственное, что Гоблин успел, — вцепиться намертво в руль здоровой рукой и задрать ноги, иначе гравий смолол бы с них все мясо до костей.

«Харлей» стремительно пропахал по насыпи глубокую борозду. По всем законам резина колес не должна была выдержать. Но выдержала, хоть глубокий рисунок почти полностью срезался — колеса были под стать самой машине.

Оба противника не имели лишней секунды, чтобы осознать, переварить случившееся чудо.

Терпухин сзади зажал шею Гоблина между своей кистью и предплечьем. Стал душить, одновременно выворачивая голову. Бородач, не глядя, ударил его в висок обрубком левой, обросшим на конце мозолистым наростом.

У Атамана потемнело в глазах, но хватки своей он не ослабил. Какой бы мощной ни была у Гоблина шея, тот уже дышал с трудом. Ударил левой еще раз Терпухин успел перехватить руку. Теперь оба были сцеплены так прочно, что, казалось, уже не расцепятся никогда.

Мотоцикл уже съехал с насыпи и теперь прыгал на кочках со старой, высохшей и поседевшей от изморози травой. Рельсы ушли в сторону по дуге. Судя по выстрелам, раздавшимся вслед Атаману, милицейский спецназ почуял неладное. Вот-вот товарняк должны остановить.

Но все решится не там, а здесь. Там обнаружат только пустой вагон с раскрытой дверью и следы. А здесь мышцы и кости все плотней вминались друг в друга…

Рев мотоцикла забивал уши. Не ушами, а рукой чувствовал Атаман хриплое прерывистое дыхание, хруст шейных позвонков. Лес справа поредел, в просветах мелькнула трасса и машины с зажженными фарами. Казалось, Гоблин продолжает ехать по прямой и сама полоса асфальта льнет издали к мотоциклу, стелется под колеса.

Оказавшись на дороге, Гоблин не стал прибавлять скорости. Поравнялся с грузовиком, прилепился сбоку и вдруг резко накренил «Харлей» в сторону кузова. Ухватив сзади шею противника, Терпухин всем корпусом отклонялся чуть левее. Поэтому именно он стукнулся плечом о нижний край борта.

От дикой боли хватка ослабела. Резко откинув голову, Гоблин ударил его широким затылком. Нос Атамана, однажды уже сломанный, теперь, похоже, сломался по новой.

Сжав кулак, Юрий, как молотом, ударил противника сверху вниз по самой маковке. Любой другой остался бы на месте с летальным исходом, но Гоблин стал терять сознание медленно.

Это чувствовалось по тому, как «Харлей» постепенно становился неуправляемым. Едва не врезался во встречную «копейку», выскочил с дороги, вломившись в кустарник.

Одно дерево, второе, пятое… Бросок в сторону, бросок в другую… Перед глазами мелькали стволы, хлестали по голове ветки. Потом удар и молчащая чернота — абсолютный покой.

Глава 41 НА АРКАНЕ

Открыв глаза, Гоблин некоторое время продолжал лежать без движения. Он ровным счетом ничего не помнил из событий последних недель — кулак Атамана отшиб память. Поднялся, хотел оглянуться вокруг, но шею сразу пронзила боль. Нет, лучше поворачиваться всем корпусом.

Сумерки еще только сгущались. За деревьями мигали движущиеся огни. Где он, зачем? Вдруг будто первая холодная вспышка осветила темноту: от неловкого ощущения в ногах родилось первое воспоминание. Мотоцикл, «Харлей».

Гоблин сделал несколько шагов наугад и разглядел машину в зарослях по бликам хромированных деталей. На этот раз «Харлей» пострадал: руль погнут, разбиты все приборы, срезаны зеркала, помяты топливный бак и левый глушитель, треснула крышка головки цилиндров — судя по всему, масло благополучно вытекло.

Поставив мотоцикл на колеса, Гоблин повел его к дороге. Он не задавался вопросом, как мог разбить машину. В голове красной аварийной лампочкой горела необходимость срочного ремонта. Главное — залить новое масло и заделать трещину на крышке жидкой сваркой, выправить руль. Остальное мелочи, их можно оставить на потом.

Присмотреть подходящую машину — любую бортовую или фургончик, — куда можно будет загрузить «Харлей», доставить к ближайшему мастеру. Только не на автосервис — кажется, это небезопасно. Почему? Кажется, за ним гнались…

Мелькнула еще одна картинка — дымный шлейф, уходящий в небо. Что бы она могла означать? А две эти грязные мочалки, зачем он их привесил к рулю? У самой дороги, уже попав в зону света фар, Гоблин пощупал их пальцами.

Отдельные еще не испачкавшиеся волосинки блеснули золотыми нитями. Волосы…

Новая картинка: он заворачивает в черный полиэтилен женский труп. Чем он обрезал этой дуре космы? Вот этой вот саблей, прицепленной на задней полке? Надежно прихватил. Так надежно, что не вылетела при последней остановке.

Кто-то в него стрелял недавно, вот отверстие на помятом крыле. Темная фигура в освещенном квадрате окна. Этот, кажется, получил свое. Запомнился только вытаращенный карий глаз с красными прожилками на белке.

Ну-ка назад, это по твою душу… Проехали две милицейские машины, следом «Урал», судя по громким голосам, упакованный личным составом.

* * *

В КПЗ ребятам спать не хотелось, мучила неизвестность. А сейчас, как назло, навалился сон.

Есть предел, дальше которого организм отключается хоть на бегу, хоть за пилкой дров. А за рулем вообще вырубаешься без разговоров. Тело, в общем, неподвижно, монотонный ритм дороги незаметно убаюкивает.

Сколько друзья видели разбитых фур — на ровном, как говорится, месте, при отличной видимости и сухом асфальте. Поехал дальнобойщик в одиночку, не захотел делить деньги с напарником. И тривиально заснул от переутомления.

Теперь такое чуть не случилось с Майкоп.

Штурман вовремя его окликнул, заметив безвольно повисшую голову.

Остановились. Поглядели друг на друга — Так дело не пойдет. «Ария» это, конечно, круто. Но ангелы на том свете нам ее не споют. Поставь будильник, покемарим хоть два часа.

— О'кей, — вяло согласился Майк, ему уже с трудом удавалось шевелить языком.

Нашли подходящее место, натянули брезентовый полог от дождя и снега, залезли в спальники.

Продрыхли восемь часов без вопросов, будильник, наверное, раскалился от возмущения.

Пока спали, прошел снегопад, все кругом подновилось: бурое и грязно-серое подкрасилось белым. Перекусили, выехали на дорогу. И на тебе сразу памятник на обочине. Небольшая гранитная тумба с выбитым крестом и короткой надписью о погибшем в аварии человеке. Даже цветок пластмассовый уцелел — не сдуло ветром.

Потерял цвет, стал грязновато-белым.

Оба ехали без шлемов, снимать было нечего. И свежих цветов уже негде нарвать, чтобы оставить.

— Дурной знак, может, повернем оглобли?

Все равно ведь уже не успели.

— Доберемся до города. Найдем байкерский клуб, оттянемся чуток. Послушаем впечатления о концерте. А утром будем смотреть.

Спросонья чуть не подорвались еще на одной неприятности. Майк вроде уже нахватался опыта с лихвой. А тут пристроился в хвост крутой тачке, отжигающей до ста тридцати. Забыл, что машины могут всякое дерьмо спокойно пропускать меж колес.

Водитель тачки так и поступил с кирпичом, упавшим с поддона час или сутки назад. А Майк едва на кирпич не наехал, в последнюю секунду успел вильнуть.

Около десяти вечера остановились заправиться. Машин собралось необычно много для этого времени суток. Народ активно обсуждал причину, по которой трассу перекрыли на большую часть дня.

— Болтали — ремонт.

— Я сразу не поверил. Ловили кого-то.

— Говорят, с зоны сбежал.

— Значит, висело на нем немало, если так переполошились.

— А я слышал другое. Вроде двое срочников застрелили начальника караула и подались в бега с автоматами.

Штурман ностальгически запрокинул голову к очистившемуся звездному небу.

— Помнишь, как за Гоблином гонялись? Классные были деньки.

— Я и сейчас готов.

— Надо только Атамана найти. Он, небось, не бросил это дело. Иначе не стал бы себе чоппер брать.

Через пять километров от заправки услышали вдруг слева, на грунтовой, мотоцикл. По работе движка знающий человек сразу определяет стиль езды: профессионал это катит или лох.

Профессионал, и на крутом байке.

— Тормози, подождем. Как-никак брат, свой по крови. Словом перекинемся, узнаем местные новости.

Когда Гоблин неожиданно выскочил из-за поворота, оба хотели сорваться с места. Но побоялись: неизвестно, как он среагирует на бегство.

Стояли и смотрели на «Харлей», как кролики на удава.

Гоблин уже успел благополучно отремонтироваться. Мастер настолько ошарашен был видом мотоциклиста, что даже деньги отказался брать. К голой татуированной груди, клочковатой бороде и обрубленной у запястья левой руке добавились мутный после терпухинского удара взгляд и несколько кровоподтеков на лице.

От страха мастер сработал так быстро и качественно, как только мог. Прежде чем уехать, Гоблин покровительственно похлопал его по плечу и поднял вверх большой палец.

— Завтра можешь кому хочешь хвалиться клиентом. А сегодня ни-ни.

Можно было не сомневаться, что мастер близко не подойдет к телефону и даже отключит его, чтобы не отвечать на звонки…

Друзья-байкеры даже не заметили, что «Харлей» побывал в ремонте. Как только Гоблин оказался совсем рядом, все их опасливое внимание сосредоточилось на самом мотоциклисте. Впервые после долгого перерыва они видели его так близко. Но в Ростове он еще не был тем Гоблином, мрачная слава которого разнеслась чуть ли не по всем российским автодорогам.

— Здорово, мужики.

Оба торопливо кивнули. Штурман хотел выдавить из себя приветственное слово, но горло перехватил спазм.

— Ну как «Уралы»?

Изо рта у Гоблина вырывались клубы пара, на бороде висели капли. Шея была туго перевязана черной косынкой, похоже специально, чтобы зафиксировать ее в постоянном положении.

— Нормально, — кое-как произнес Майк.

— Говно твой «Вояж», понял?

Майк промолчал, спорить совсем не хотелось.

— Бензин есть? — Есть, недавно затоварились, — Майк обрадовался в надежде, что дело может обойтись изъятием топлива.

— Бери канистру.

Заглушив движок, Майк снял десятилитровую канистру, готовый отдать ее в чужие руки.

Но идея у Гоблина была совсем другая.

— Открой. Теперь плесни на свой «Вояж».

— Только не это, — простонал Майк.

Он слышал, как владельцы американских мотоциклов устраивали себе праздник, сжигая мотоцикл японский: «Судзуки» или «Ямаху». Но свидетелем таких выходок не был еще ни разу.

— Все вылей. До капли.

— Только не это, — продолжал бормотать Майк.

Руки так сильно дрожали, что бензин расплескивался из канистры на асфальт. Мимо проносились машины, но все пока видели только кучку беседующих байкеров. Даже если «Вояж» полыхнет факелом, никто не подумает остановиться, чтобы не заработать неприятностей.

— Что ты сказал? — переспросил бородач.

— В натуре, Гоблин. Это не самая лучшая идея, — вмешался Штурман.

— Откуда ты меня знаешь?

— Просто догадался, кто ты есть. Ходят разные легенды…

— Потом перескажешь, а пока заткнись, — отмахнулся бородач и снова впился мутным взглядом в узкие бакенбарды Майка. — Значит, все что угодно, только не это?

Ответить Майк не успел. Неожиданно резким движением Гоблин набросил ему на шею петлю из обычного автомобильного троса. Крюк быстро прицепил к своему мотоциклу и рванул с места.

Конечно же, Майк потерял равновесие, его понесло вслед за «Харлеем». Первые несколько секунд он перебирал ногами, цеплялся за узел в тщетной надежде ослабить петлю.

Туже она не затягивалась, окончательно не душила, но и выскользнуть, освободиться никак не удавалось. Майка приподняло в воздух, шлепнуло об асфальт, потом снова приподняло.

После второго удара о дорожное покрытие конечности байкера уже болтались, как пришитые.

Штурман тем временем все выжимал из своего «Волка», пытаясь догнать Гоблина. Орал во все горло, надеясь привлечь к себе внимание на дороге. Где чертов ДПС? Когда не надо, подстерегают за каждым кустом, а теперь как сквозь землю провалились!

Штурман отставал все сильней. Уже потерял из виду «Харлей» и только по звуку отслеживал его перемещения. По лицу байкера катились слезы. Ветер скорости размазывал их, растирал во влажные пятна.

С лицом Майка дело обстояло гораздо хуже.

Метров сто он проехал им по асфальту. Кожу почти сразу стерло на всех сколько-нибудь выступающих местах — на лбу и носу, на губах и подбородке. Кое-где испачканное в грязи мясо уже висело клочьями.

Один из встречных водителей так крутанул руль, что вылетел далеко на обочину. Нужны крепкие нервы, чтобы не дернуться, когда фары твоей машины вдруг выхватили из темноты летящего над дорогой человека в разодранной одежде, со стертым в кровь лицом. Еще один водитель отъехал за поворот и только тогда схватился за трубку сотового.

Скоро Гоблину надоели постоянные глухие удары за спиной. Он отцепил крюк, и трос свернулся мертвой змеей вокруг неподвижного Майка…

Глава 42 СТАЯ

Прошла неделя. Зима с места в карьер набрала полную силу, хотела с самого начала безоговорочно утвердить свою власть. Дни стояли солнечные, ясные, но здесь, к востоку от Урала, температура уже не поднималась выше минус десяти. А ночью мороз крепчал раза в два. Снег искрился, отражая лунный свет, деревья отбрасывали резкие тени.

Время от времени, как пришельцы из другого мира, появлялись огромные ажурные конструкции — выставленные в цепочку опоры высоковольтных линий электропередач. От них разносился слабый, но постоянный гул, в темноте вокруг обледеневших изоляторов мерцало зеленоватое свечение.

Снег укрыл отвердевшую землю равномерным, но легким покровом. Заносами еще не пахло, и ветки деревьев не склонялись под тяжестью наброшенных перин. Одна проблема отпала — мотоцикл больше не буксовал в грязи.

Больше не приходилось слезать и толкать его вперед. Зато возникла другая забота — придерживать его скольжение по льду. На каждом повороте машину заносило.

Возможно, единственную в этих краях трассу федерального значения регулярно чистили от снега, посыпали солью. Но Терпухин давно уже отклонился от нее в сторону, заехал в глушь, где людей почти не встречалось. На последней заправке залил в придачу к баку аж три канистры, догадываясь, что на следующую может долго еще не нарваться.

Теперь он точно так же правил одной рукой, как и Гоблин. Другую, правую, от самого плеча до запястья сковывал гипс.

После падения Терпухин очухался на несколько часов позже Гоблина. Ни «Харлея», ни его владельца нигде не было видно. Вкус горечи во рту был таким сильным, словно от удара лопнул желчный пузырь. Но это была горечь злости на себя, горечь разочарования от упущенного шанса.

В отличие от своего противника, Юрий помнил все до последней секунды. Первый раз смог добраться до Гоблина, ухватил его крепче некуда. И на тебе выпустил.

Открытый перелом руки давал о себе знать на каждом шагу, пронизывал все тело болью. Терпухин подвязал ее к шее, чтобы меньше болталась, но понял, что возвращение за мотоциклом придется отложить. Первым делом найти хирурга, наложить гипс…

Врач предупредил об осторожности, спросил, нужен ли больничный. Ему даже в голову не могло прийти, что к полудню пациент будет мчаться на мотоцикле.

Искать Гоблина стало гораздо сложнее — одинокий ездок ушел в те края, где люди, машины и дома у дороги попадались гораздо реже.

И все-таки после недельных блужданий Атаман вышел на след.

Иногда он даже различал в воздухе, тихонько звенящем от мороза, отдаленный стук «харлеевского» сердца. Это могло быть самообманом, слуховой галлюцинацией, но Атаман сворачивал на стук, спешил за ним.

В здешней глуши транспорт попадался не чаще, чем три раза в сутки. Какой-нибудь трактор на колесном ходу с обледенелыми бревнами в прицепе, старенький «уазик» или бортовая машина с молочными бидонами.

Атаман каждый раз спрашивал о бородатом мотоциклисте. Отвечали как-то неопределенно.

Вроде что-то видели однажды вдали, вроде слышали. От одного из водителей пахло крепким табаком, от другого недавно принятой внутрь жидкостью для чистки стекол. Атаман начинал подозревать, что здесь, в глуши, люди просто не хотят показаться несведущими.

Рассматривал отпечатки на снегу. Их было не так много, но ведь и дорогу проложили узкую, два грузовика уже с трудом бы на ней разъехались. Время от времени как будто повторялся один и тот же след — след новенькой, с четким узором резины. Иногда рельефно вырисовывался, иногда пропадал — там, где ветром снег сдуло с ледяной корки.

Но все-таки Терпухину суждено было получить весомое подтверждение. Там, где лес после некоторого перерыва снова вплотную подступил к дороге, он вдруг увидел прямо перед собой серое тельце. Притормозил, сошел с мотоцикла…

Мертвый волчонок лежал, оскалив молодые, еще мелкие зубы. Атаман дотронулся до него рукой — тепла почти уже не чувствовалось, но он не был полностью окоченевшим. Это Гоблин, его почерк.

Внезапно Терпухин ощутил чье-то присутствие рядом. Поднял голову. Впереди, метрах в тридцати, стоял на дороге матерый хищник.

С такого расстояния Атаман не слишком отчетливо видел глаза зверя, но тяжелый взгляд чувствовал.

Видел ли взрослый волк момент наезда? Способен ли серый зверь различить двух мотоциклистов? Или любой на двух колесах теперь должен нести ответственность за дела Гоблина?

Люди ведь тоже частенько пользуются принципом коллективной ответственности: кто-то из твоего рода-племени совершил преступление, значит, ты, сородич, должен ответить по всей строгости. Если волк задрал корову, то облаву устроят на всех без разбору.

Поворачивать назад Терпухин никак не мог: не время сейчас было делать крюк. Развернувшись, он признает свою вину. Но ведь волк — хищник, ему не нужно ни прямых, ни косвенных улик, чтобы прыгнуть, напасть.

Тронувшись с места, Терпухин почти сразу отпустил руль и взялся за саблю — ту самую, наполовину обкорнанную сваркой, которую взял с собой из дому. Жалко серого зверя, но выхода, наверное, нет — или он, или ты.

Волк оставался на месте, ожидая того, кого опознал как врага. На последних метрах Терпухин все-таки передумал: сунул саблю за широкий армейский пояс и снова ухватился за руль.

Немигающие желтые глаза… Прыжок с раскрытой пастью. Терпухин едва успел накренить мотоцикл — серый бок задел щеку, обманчиво-мягко щекотнув ее шерстью. Колеса проскользнули, сорвавшись в букс, чоппер едва не опрокинулся. Если б машина завалилась, прищемив Терпухину ногу, защищаться было бы сложно.

Но Атаман проскочил. Он понимал, что это не конец, в лесу наверняка целая стая и волки постараются его достать.

* * *

Полет на вертолете попортил много крови всем его участникам, но закончился, к счастью, благополучно. Об операции этого нельзя было сказать. Левашов боялся, что наверх через командированного следователя может уйти подробная информация. Пригласил Парамонова к себе в кабинет, завел задушевный разговор, прощупывая почву.

Гость из Ростова не собирался никого подводить под монастырь. Но хотел использовать в интересах дела опасения полковника. Добился того, что допросы свидетелей и потерпевших целиком передали в его руки.

Доставленные из отстойника водители рассказали, как неизвестный на мотоцикле предъявил фотографию девушки буквально через сорок минут после ее отъезда с Гоблином.

Машинист и его помощник поведали невероятную историю о прыжке мотоцикла из вагона.

Глубокая борозда на насыпи вполне ее подтверждала.

Катино тело было обнаружено во второй и теперь уже в последний раз. Рядом сидел на снегу прикованный цепью Хмель. Наполовину поседевший от страха, он дико озирался, сжимая в руке гаечный ключ. Умолял не выпускать его, держать в камере. Даже на допрос выходить боялся.

В гостиничном номере обнаружился Вадим Улюкаев. Он внешне спокойно принял известие о гибели жены. Но разговаривать не хотел. Парамонов решил не мучить человека. Пусть везет покойницу домой, хоронит, устраивает поминки, заказывает памятник. Одним словом, делает все положенное, избавленный до поры до времени от допросов.

Ценную информацию дал другой человек — байкер по прозвищу Штурман. Этот тоже не сразу пришел в себя. А потом выложил все, что знал насчет Терпухина и совместной их поездки по следам Гоблина.

Следователь понял, что ошибся. Упустил из виду, что атаманы на Святой Руси бывают не только у воров-разбойников. Но и у тех, кто с давних времен взял на себя миссию охранять границы страны и приграничное население.

Казачий атаман. Вот кто мелькнул на месте взрыва у трубопровода, кто предъявил в придорожном отстойнике Катину фотографию. Он и никто другой прыгнул на товарный вагон с опоры моста, потом чудом ухватил на лету Гоблина.

Парамонов с удивлением восстанавливал путь этого человека за последние месяцы, поражаясь тому, как Юрий Терпухин упрямо сидел у Гоблина на хвосте. Иметь бы таких в МВД.

Нет, судя по всему, что о нем теперь известно, бывший капитан армейского спецназа не потерпит, чтобы им командовали полные ничтожества вроде Левашова. Не потерпит вообще чужих приказов. Уже оттрубил свое на службе и теперь хочет быть хозяином самому себе.

* * *

С наступлением темноты вспомнился Улюкаев с его нелепой ветрянкой. Обычно слабые духом мужики вызывали у Терпухина презрение.

Этот, наоборот, вызывал симпатию, сочувствие.

Истоком его слабости были не страх, не забота о своем благополучии, а преданная любовь к жене. Редкая в теперешнее время штука.

По-хорошему надо было приехать в гостиницу, самому сообщить тяжелую весть. Но это означало потерять по крайней мере сутки в погоне за врагом.

Атаман не видел в себе больших способностей утешать. Говорить прочувствованные слова он был не мастер. Правильно молчать тоже не умел.

Он знал только один способ облегчить страдания человека, потерявшего по чьей-то злой воле самое дорогое для себя существо.

Возмездие. Пусть говорят сколько угодно, что этим мертвых не вернуть к жизни. Но каждое несчастье разрушает порядок в мире, не оставляет от него камня на камне. В первый момент все кажется бессмысленным. Восстановленная справедливость, конечно, не утоляет боль, но дает силы осиротевшему человеку снова принять этот мир.

Лучшее, что он может сделать для Улюкаева, — покончить с Гоблином. И все-таки… Может быть, он, Юрий Терпухин, уже непоправимо зачерствел, закаменел сердцем в этой беспрестанной войне с разношерстным отребьем. Неужели правду говорят: с кем воюешь, на того отчасти становишься похож?

Жестокость должна быть сокрушена только ответной жестокостью. Недобитый, подраненный враг еще страшнее, а ты незаметно привык ломать хребет, размазывать по стенке. Постоянно спешить, чтобы быстрее затоптать еще один очаг чадящего огня, не дать ему разгореться в настоящий пожар. Все меньше и меньше времени остается на простые, нормальные чувства, на смех и радость.

Но кто-то ведь должен брать на себя черную работу, чтобы смеяться хоть иногда могли другие. Если он, Юрий Терпухин, не остановит Гоблина, с ним еще долго провозятся. Провозятся те, кому положено по должности охранять в России порядок…

* * *

После двух ночи он явственно расслышал впереди «Харлей». Этот отчетливый звук уже нельзя было счесть обманным миражом, затягивающим в глубины безлюдной тайги. А Гоблин слышит своего преследователя? Если слышит, вполне может повернуть обратно.

Вдруг из-за дерева, растянувшись в прыжке, метнулся второй, совсем непохожий на первого волк. Не смог с точностью оценить скорость мотоцикла и промахнулся, приземлился на асфальт в шаге от заднего колеса. Помчался следом, сжимаясь и распрямляясь, как пружина, но сразу же отстал.

Прыжок, однако, оказался всего лишь отвлекающим маневром. Терпухин невольно оглянулся назад, а когда повернул голову обратно, увидел в свете фары целую стаю. Эти волки уже вели себя абсолютно правильно. Не стояли в ожидании, не летели навстречу. Медленно набирая скорость, они бежали в ту же сторону, в какую ехал Атаман. Через несколько секунд мотоцикл поравняется с ними.

Не раздумывая, Терпухин резко сбросил скорость. Волки тоже притормозили, бежали теперь легкой трусцой. Расстояние сокращалось прежним темпом. Когда до серой стаи осталось метров десять — двенадцать, Юрий пришпорил свой чоппер. Тот ускорялся не хуже гоблинского «Харлея» — белую полосу дороги вместе с волками и придорожным лесом будто дернул кто-то, как дергают в гневе скатерть.

Большинство зверей не ожидало такой хитрости от дымящего существа со странными вертящимися лапами и человечьей головой. Они оказались позади, и только два волка успели среагировать, ускориться так же сильно.

Один впился Терпухину в ногу выше колена.

Второго, слева, Атаман сбил в воздухе здоровой рукой. Зверь уцепился-таки лапами за сиденье для пассажира, но держаться там было не за что — когти вспороли покрытие из искусственной кожи, и волк окончательно сорвался. Прежде чем упасть на дорогу, он ударился об обод заднего колеса одно это должно было намертво отбить ему внутренности.

Тем временем справа зубы и когти рвали терпухинскую ногу. Пришлось выпустить руль и ударить зверя саблей промеж глаз. Лезвие раскроило волку череп. В первый миг после удара, еще до того, как волчья кровь смешалась с человечьей, Атаман увидел в разрезе под рассеченной шкурой белую с трещиной кость.

Зверь зубов не разжал — в предсмертной судороге он стиснул челюсти даже крепче. Продолжал рычать, давясь своей и чужой кровью. Атаман ударил еще раз, теперь по шее. Туловище почти отделилось от головы и болталось на одном лоскуте плоти. Наконец волчьи глаза остекленели и голова с прижатыми ушами отпала от терпухинской ноги, беззвучно ударившись о землю.

Из глубоких рваных ран обильно текла кровь.

По-хорошему ногу надо было зашивать, колоть лошадиные дозы антибиотиков. Но Терпухин не мог себе позволить остановиться. Он знал, что волки преследуют его с той же яростью, с какой сам он преследует Гоблина.

К зверям он не чувствовал никакой вражды.

Мысленно даже прощения попросил у тех двух, погибших. Они, наверное, были самыми лучшими, самыми смелыми. Не объяснишь им, что ты не виноват, что враг у вас общий.

Лес отпрянул от дороги, уступив свое место заледеневшей реке. Терпухин мельком оглянулся: далеко позади ему померещились в свете луны серые, величиной меньше булавочной головки точки. И среди них одна красно-рыжая. Сразу вспомнилась та лиса, что сгорела в пламени взорвавшегося бензина. Лиса среди волков — быть такого не может.

Терпухин не поверил своим глазам. Но откуда-то появилась уверенность, что волки выдохлись, отложили до поры погоню. Скоро можно будет притормозить, перевязать как-нибудь ногу, чтобы остановить кровотечение. Долить в бак бензина и снова запустить движок уже привычным движением ноги.

Глава 43 ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ

Он решил, что досчитает для верности до ста и тогда уже вплотную займется раной. Вдруг отдал себе отчет, что перестал слышать впереди рокот «Харлея». Это могло означать одно из двух: либо Гоблин решил резко изменить курс, либо встал с намерением потешить себя еще одной схваткой с достойным противником.

Больше верилось в последнее, и Атаман не ошибся. Он досчитал до девяноста пяти, когда слева на речном льду увидел знакомую фигуру в кожаной безрукавке, надетой на голое тело.

Гоблин и его «Харлей» как будто никак не пострадали после той аварии, когда Терпухин очнулся со сломанной рукой. Человек и машина с погашенной фарой — пара, заговоренная от всех напастей, — отчетливо рисовались в морозном воздухе. Машина почти очеловечилась, а человек почти превратился в машину, не знающую ни усталости, ни других человеческих чувств.

Пар клубами вырывался изо рта Гоблина, еще веял дымок над двумя выхлопными трубами недавно успокоившегося «Харлея». Тусклый глаз мотоцикла глядел бесстрастно, а человек довольно скалил зубы. Как унюхал этот ублюдок, что именно сейчас Атаману тяжелей всего принимать бой? Неважно. Главное нельзя упускать такой шанс.

Атаман тоже погасил фару. Медленно съехал на лед и едва удержал мотоцикл в равновесии — пришлось выставить ногу в качестве третьей точки опоры. Противник ждал, не трогался с места. Терпухин разглядел у него в руке саблю, блеснувшую отраженным лунным светом.

Похоже, Гоблин отдавал себе отчет, что имеет дело с казаком, решил побить станичника его же оружием.

Не этой ли саблей он исполосовал Катю? Кровь закипела в жилах, пар от свежей раны пошел еще сильней. Эх, была бы сейчас в порядке правая рука. Была бы с собой настоящая, в полный размер сабля, а не этот обрубок длиной едва-едва в полметра.

Гоблин медленно покатился вперед. Заметил рану на ноге или нет? Наверняка заметил: штанина разодрана в лохмотья от колена почти до пояса, горячая кровь дымится на морозе, будто рана тлеет. Дымится уже и лед в том месте, куда капают капли. Сколько так можно протянуть, прежде чем ослабнешь, помутится в глазах?

Атаман сдвинулся навстречу противнику. Неуверенно еще держал машину на льду, поэтому только в последний момент отпустил руль. Едва успел ухватить саблю и прикрыться от размашистого удара. Гоблин замахнулся широко, далеко вынес руку за спину. Длинное лезвие с резким звоном рубануло короткое, несколько искр быстро погасли, не успев далеко разлететься.

Отразить удар Атаману удалось без труда, но мотоцикл под ним предательски качнулся вбок. Пришлось снова выставить ногу, чтобы не рухнуть на лед. Гоблин с легкостью, будто ехал по асфальту, описал вокруг Терпухина полный круг. Пришлось и Атаману развернуться вокруг собственной оси, чтобы не подпустить противника со спины.

Неширокая река успела схватиться достаточно толстой ледяной коркой. Местами поверхность ее выглядела шершавой, бугристой, местами блестела, будто полированная. От дороги к воде спускались кусты, крайние уже вмерзли в лед. Словно никогда не были зелеными, так и проросли из льда своими голыми заиндевевшими сучьями.

Гоблин стал отъезжать в сторону, будто хотел набрать дистанцию для разбега. Он-то не боялся повернуться спиной: уже убедился, что Терпухин не слишком уверенно себя чувствует на льду. Бородач никуда не торопился, он чувствовал себя в своей тарелке, а вот Терпухина такое фигурное катание не устраивало, силы его иссякали с каждой минутой.

Будь, что будет, — он рванулся следом за Гоблином. Нельзя оставаться в глухой обороне, надо во что бы то ни стало нападать самому. Оказалось, что с набором скорости держаться на льду гораздо легче — по крайней мере, при движении по прямой. Но все равно Гоблин легким движением увел «Харлей» в сторону, и Терпухин «провалился», как «проваливается» боксер с преждевременным выпадом. Притормозил, но вставшее намертво колесо продолжало скользить на той же скорости — мотоцикл с треском протаранил несколько кустов и только тогда остановился. «Харлей» рокотал, выдерживая ноту холостого хода. Звук вроде бы свидетельствовал, что он стоит в ожидании.

Однако Терпухин поспешил обернуться. Сделал это вовремя: Гоблин накатывался точно по следу Атаманова чоппера. Полоса свежеотполированного колесом льда почти не оказывала сопротивления — противнику достаточно было толкнуться ногой, не включая передачи, и махина «Харлея» с легкостью скользнула по ней.

Еще удар саблей наотмашь. Терпухин снова отразил его твердой рукой и попытался нанести удар в брешь, едва она приоткрылась при неизбежном отскоке назад чужого клинка. Будь в руках Атамана оружие нормальной длины, он бы ткнул Гоблина в голую татуированную грудь. Глубоко бы не всадил, но уж точно оставил бы метку.

Теперь укороченное лезвие только с легкостью пропороло морозный воздух.

Схватка продолжалась. Противники то застывали друг против друга, то разъезжались в стороны, то мчались вдоль русла реки параллельными курсами. В сабельные удары вкладывалась вся сила — звон разносился далеко окрест.

В какой-то момент истекающий кровью Атаман почувствовал взгляд стороннего, но очень заинтересованного наблюдателя. Он не видел волков, но там и тут за кустами поднимался явственный парок дыхания.

Ждут, пока двое изранят друг друга, ослабеют, и тогда уже нападут. Неужели волки тоже могут уподобиться шакалам? Раньше Терпухин думал, что только люди способны подражать трусливой породе…

Его исковерканная когда-то сабля уступала чужому оружию в длине. Но тускловатая от времени сталь оказалась покрепче новой, с зеркальным блеском. На режущей кромке Гоблинова клинка уже хватало зазубрин. Бородач тоже заметил это и поскрипывал зубами от злости.

Сила его ударов возросла еще больше.

После очередного замаха Атаман не стал защищаться, а просто отклонился назад. Не встретив сопротивления, сабля описала полную дугу, ударив по рукояти руля чоппера. Перерубила стальную трубку, оставив после себя гладкий срез, — у этого металла был, конечно, не оружейный закал.

К счастью, маневренность Атамана не пострадала: рукоять была правой, а правая, закатанная в гипс рука в любом случае оставалась без дела.

Терпухин управлял мотоциклом левой, точнее, кончиками ее пальцев, потому как не выпускал оружие из рук.

Казалось, саблю у Гоблина невозможно выбить — она приросла, прикипела к мощным пальцам. Но Терпухин все-таки изловчился — татуированный бородач удивленно проводил взглядом холодный отблеск, улетевший в прибрежные кусты.

Отступать за оружием он не стал. Включил неожиданно слепящую фару и вытянул с задней полки недлинный, но тяжелый лом с заостренным концом. Терпухину стало даже трудней: весомость ударов выросла в несколько раз.

Принять их саблей, остановить на полпути теперь не удавалось, чудовищная сила выворачивала кисть. И в новом тысячелетии продолжала как будто оправдываться известная пословица, что «нет приема против лома, окромя другого лома».

Вдобавок слепила фара. Здесь Терпухин не остался в долгу, включил свою. Но Гоблин разнес ее почти сразу, достав концом своего нового орудия.

Оба теперь безостановочно выписывали на льду самые сложные и замысловатые фигуры: зигзаги, восьмерки, волнообразные кривые. В какой-то момент мотоцикл у Терпухина снова предательски скользнул.

Воспользовавшись случаем, Гоблин вложил всю силу в удар, надеясь, что он станет последним. Бил с правой стороны, Терпухин уже не успевал ни отклониться в сторону, ни отвести угрозу саблей. Инстинктивно выставил правую — это был единственный шанс уберечь голову. Раздался хруст гипса и заново ломающейся кости.

Этот хруст усыпил на секунду бдительность врага. Гоблин не мог поверить, что в момент такой острой боли человек способен перейти в атаку.

Занес лом, чтобы всадить острие меж терпухинских ребер, и тут старая казачья сабля рассекла ему грудь от ключицы до самого пупа.

Атаман мог отчетливо видеть результат своего удара — лишняя одежда здесь не мешала.

Для нормального, крепкого человека все должно было кончиться за несколько секунд. Но Юрий твердо знал, что жизней у врага несколько, и рубанул еще раз.

Гоблин грохнулся на лед вместе с «Харлеем».

Возможно, за время долгой схватки мотоциклы разогрели лед бесконечными виражами, теплом, идущим от движков. Во всяком случае, прочный покров треснул.

Нога Гоблина и заднее колесо мотоцикла окунулись в воду, где плавали несколько ледяных осколков. «Харлей» медленно соскальзывал в образовавшуюся прорубь, а вот хозяину этого не позволили.

Волки, как по команде, выскочили из-за кустов, в несколько прыжков достигли цели. Атаман, шатаясь, побрел к своему мотоциклу. Неизвестно, смог бы ли он сейчас сопротивляться стае.

Но его волки не трогали, они по запаху учуяли виновного и рыча рвали его части.

Потеря крови дала о себе знать, как только напряжение схватки спало. Кое-как проволакивая свое тело к мотоциклу, Атаман на каждом шагу проваливался в небытие и снова выныривал. Хотел сунуть за пояс саблю, но пальцы никак не разжимались. Он вытер ее о полу куртки, и уцелевшая часть надписи проступила снова:

«За Веру и Берн…»

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  Глава 1 . ПОЗДНИЙ ГОСТЬ

  Глава 2 . ПОРУГАННАЯ СВЯТЫНЯ

  Глава 3 . ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ

  Глава 4 . КРОВНАЯ МЕСТЬ

  Глава 5 . ЧП НА ДОРОГЕ

  Глава 6 . СПИНА К СПИНЕ

  Глава 7 . СТАЯ

  Глава 8 . ДОСМОТР

  Глава 9 . ОТСТУПНЫЕ

  Глава 10 . ОПОЗНАНИЕ

  Глава 11 . ПАРОМЩИК

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Глава 12 . МЕТОД ПАРАМОНОВА

  Глава 13 . ЗЕМЛЯКИ

  Глава 14 . ЗАКАЗ

  Глава 15 . ТРУБА

  Глава 16 . РЫЖИЙ ОГОНЬ

  Глава 17 . ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ

  Глава 18 . ПЕРВЫЙ ЗВОНОК

  Глава 19 . В БРОНИРОВАННОЙ ЛОВУШКЕ

  Глава 20 . В СВОБОДНОМ ПЛАВАНИИ

  Глава 21 . ВЫХОДНОЙ У КИЛЛЕРА

  Глава 22 . СКИНЫ

  Глава 23 . НА КРУТЫХ ВИРАЖАХ

  Глава 24 . МУСОРОВОЗ

  Глава 25 . ГРОЗА

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Глава 26 . САБЛЯ

  Глава 27 . ХМЕЛЬ

  Глава 28 . СЕМЕЙНАЯ ПРОБЛЕМА

  Глава 29 . КАРАВАН

  Глава 30 . НЕВЕСТА

  Глава 31 . НОЧНОЙ ФЕЙЕРВЕРК

  Глава 32 . ФАЛЬШИВЫЙ ЗАКАЗ

  Глава 33 . ИНЦИДЕНТ В ОТСТОЙНИКЕ

  Глава 34 . ПОБЕДИТЕЛЬ

  Глава 35 . ЗАПАХ КРОВИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  Глава 36 . ОЖИДАНИЕ

  Глава 37 . НАЖИВКА НА ТРАССЕ

  Глава 38 . НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ

  Глава 39 . НЕРВЫ НА ПРЕДЕЛЕ

  Глава 40 . СИНХРОННЫЙ ПРЫЖОК

  Глава 41 . НА АРКАНЕ

  Глава 42 . СТАЯ

  Глава 43 . ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ

Реклама на сайте