«Забей стрелку в аду»

Сергей Зверев Забей стрелку в аду

Псы войны

Глава 1

Ястреб есть ястреб – птица-мясник, убийца, рожденный убивать всюду и всех, кто движется.

Джеймс Клавел. Сегун

По проселочной дороге, вившейся между неказистыми дачными домиками старой застройки, бежал полуобнаженный человек. Его череп блестел от пота, зубы выбивали сумасшедшую чечетку. В клубах придорожной пыли, поднятой босыми пятками, беглец казался призраком, заблудившимся среди садов и грядок. Мужчина кричал, обращаясь то ли к преследователям, то ли к трусливым обитателям дачного поселка.

Но громилы в джипе не знали жалости. Блестящий никелированными дугами радиатор машины угрожающе надвигался на покрытого потом и серой грязью беглеца.

В будний день народу на дачах почти не было. Несколько стариков копошились на своих делянках, закладывая фундамент будущего урожая. Согнув спины, они не отрывали глаз от взрыхленной земли. Истошные вопли не отвлекали дачников от работы. Точнее, они делали вид, что ничего необычного не происходит и мчащийся почти голышом мужчина – зрелище такое же привычное для этих мест, как для нудистских пляжей где-нибудь в Испании.

Изредка какой-нибудь чрезмерно любопытный старичок поднимал глаза, провожая взглядом странного незнакомца, и тут же склонял голову к земле. Любопытство могло дорого стоить. Трое верзил в запыленном темно-синем джипе эскортировали беглеца, оглашая окрестности отборной матерщиной и жуткими ругательствами. Чрезмерно любопытным пенсионерам тоже доставались солидные порции проклятий и угроз, вылетавших из открытых окон машины. В проеме с опущенным стеклом возникала распаренная, похожая на сварившуюся свеклу рожа и по-звериному рычала на зазевавшегося старика:

– …Ну, че вылупился, козел! Не в цирке! Копошись в своем навозе, землеройка долбаная, и не зыркай гляделками! Выковыряю!

Троица оглушительно заржала и продолжала преследовать полуобнаженного беглеца. Силы мужчины были на исходе. Он часто спотыкался, падал лицом в придорожную сизую пыль и тяжело поднимался, цепляясь руками за хлипкие заборы у старых, обветшалых дач. Несчастный походил на затравленного охотниками зверя. Он дико озирался, складывал в молитвенном жесте руки, прикладывая их к груди, и что-то невнятно бормотал. Но вновь пронзительным воплем звучал автомобильный сигнал. Зловещим огнем вспыхивали фары. Несчастный втягивал голову в плечи, вскрикивал тонким захлебывающимся фальцетом, и гонка продолжалась.

Судя по маневрам джипа, преследователи целенаправленно оттесняли жертву за окраину поселка, подальше от людских глаз. Сразу за последними домиками грунтовая дорога шла под уклон, спускаясь к берегу узкой речки. Увидевший голубую ленту воды предводитель преследователей, мордастый здоровяк с родимым пятном на правой щеке, весело гоготнул, обращаясь к компаньонам:

– Хорош мудака гонять! Еще загнется раньше времени!

– Тогда и нам Ястреб башку снесет! – меланхолично перемалывая бульдожьими челюстями комок жевательной резинки, вставил громила, сидевший за рулем.

– Точняк! Ястребу мертвец не нужен! За дохлого штатовца он нам бошки пооткручивает конкретно! – авторитетно подтвердил слова приятеля бритоголовый детина, развалившийся на заднем сиденье джипа.

Главарю с багровым пятном в полщеки разговорчивость подчиненных не понравилась. Он насупился и резко оборвал рассуждения приятелей:

– Завязывайте базар! Загоняем козла на пляж и метелим по полной программе! – Выдержав секундную паузу, главарь раздраженно добавил – И не надо мне по сто раз напоминать инструкции Ястреба! Не пацан отмороженный и склерозом не болею! Советчики, блин, нашлись!

Водитель в ответ на упреки шефа скептически хмыкнул и добавил газа. Машина двигалась, что называется, впритирку к беглецу. Всего лишь несколько десятков сантиметров отделяли измазанного грязью беглеца от сверкающего никелем бампера «Исудзу-Труппера». Это крохотное расстояние заставляло мужчину бежать, не озираясь и не взывая о помощи. А пассажиры джипа продолжали непринужденный разговор, словно их машина ехала по пустынной скоростной трассе и бегущий человек был всего лишь миражем.

– Скоро сдохнет, – оценил возможности беглеца бритоголовый детина.

– Дотянет до реки, – опроверг предположение приятеля водитель. – Смотри, как резво чешет, марафонец гребаный. Я бы уже загнулся.

– Так ты задницы от сиденья тачки не отрываешь. Только в сортир на своих ходулях и ходишь, – съязвил бритоголовый, полируя поверхность своего черепа широкой пятерней.

Главарь, не принимавший участия в словесной перепалке, напряженно всматривался в прибрежные заросли, окружавшие песчаный пятачок пляжа. Чем ближе джип приближался к речному берегу, тем отчетливее вырисовывалась фигура высокого мужчины, стоявшего в полный рост. Он, по-видимому, рыбачил, облюбовав для этого дела укромное местечко метрах в двухстах от пляжа. Услышав звук приближающегося автомобиля, мужчина обернулся и, поднеся к глазам ладонь, разглядывал странную процессию.

– Чего таращишься, урод! – сквозь зубы процедил главарь, раздраженный присутствием свидетеля. Он даже привстал, чтобы получше рассмотреть рыбака.

Уловив беспокойство шефа, бритоголовый тоже приподнялся. Навалившись широкой грудью на спинку переднего сиденья, он секунду изучал фигуру незнакомца, а затем презрительно хмыкнул:

– Будет возникать, накажем лоха вместе с американцем!

– Борзый ты больно, Шарик! – неодобрительно покачивая головой, произнес главарь. – Нарвешься когда-нибудь по-крупному.

Откинувшийся на спинку сиденья громила принял расслабленную позу. Забросив ногу на ногу, он покопошился в кармане брюк и, найдя какой-то предмет, расслабленно улыбнулся:

– Не заводись, Лишай, по пустякам. Отоварим янки как положено и без проблем. Место здесь глухое. Не Рублевка и не Горки-9. У американца в телохранителях только старичье дачное да рыбачок… – наслаждаясь собственным остроумием, бритоголовый детина взахлеб расхохотался.

– Заглохни, Шарик! – рявкнул предводитель команды, продолжая всматриваться в зеленую стену камышей и ивовой листвы.

Смутное чувство тревоги занозой застряло в мозгу главаря. Он не мог себе объяснить, почему оно возникло и в чем причина внезапного беспокойства. Ведь вместе с ним были два проверенных боевика, два надежных парня с железобетонными лбами и оружием в карманах. Они были готовы на все. Лишай знал, что стоит ему приказать и подчиненные разорвут противника голыми руками или будут резать по кусочкам, невзирая на вопли, потоки крови и прочую дребедень. Парни из его команды жалости не знали и сентиментальничать не умели. Они больше походили на цепных псов, чем на людей. Получив команду «фас», боевики не раздумывали, кто перед ними, а выполняли приказ. Впрочем, и сам Лишай был вылеплен из такого же теста.

– Кажись, мужик смылся, – заметил изменения в береговом пейзаже водитель.

Действительно, рыбак исчез. Словно растворился среди зелени прибрежных зарослей. При этом ни одна ветка, ни один стебель камыша не шелохнулись. Незнакомец как будто растаял в воздухе. Это обстоятельство окончательно вывело главаря из себя. Он ожесточенно почесал родимое пятно, которому был обязан неблагозвучной, намертво приклеившейся еще с юношеских лет кличкой. Повертев головой, Лишай осмотрел окрестности. Дачный поселок остался позади.

Джип достиг подножия склона, скатившись в низину. Беглец продолжал бежать по прямой, не догадываясь свернуть на обочину. Впрочем, кругом простирались луга, по которым новенький внедорожник мог двигаться, не сбавляя темпа. До ближайшего леска, выделявшегося на горизонте зубчатой линией вершин, было далековато. Расстояние до спасительного леса для затравленного преследователями марафонца было непреодолимым препятствием. Силы окончательно покинули беглеца.

Согнувшись пополам, схватившись руками за живот, бедолага свернул к воде. Не подозревая, он двигался по маршруту, намеченному преследователями. Джип следовал за ним. С легкостью преодолев неглубокую канаву обочины, «Исудзу-Труппер» гнал несчастного к воде. Предчувствуя финальный этап охоты, трое бандитов оживились. Их лица напряглись, а губы кривились в хищных ухмылках. Бритоголовый, отличавшийся садистскими наклонностями, в предчувствии скорой расправы над затравленной жертвой начал издавать омерзительные звуки, напоминающие то ли чавканье, то ли похрюкивание. Он вертелся как на иголках, попеременно то приподнимаясь, чтобы получше рассмотреть жертву, то тяжело плюхаясь на сиденье джипа.

– Дави козла! – по-щенячьи взвизгивал бритоголовый детина.

Выбрасывая из-под колес струи песка, машина подъехала к самой кромке воды и остановилась. Изнеможенный гонкой беглец стоял лицом к реке, лишь изредка пугливо оборачиваясь на преследователей. Водную преграду, пусть даже такую пустяковую, как узкая речушка, он не решился форсировать. Впрочем, ему это было и не под силу. Бледность с каким-то фиолетовым оттенком заливала лицо мужчины. Его округлый живот, казалось, жил самостоятельной жизнью: он то раздувался, как воздушный шарик, то пропадал где-то под ребрами. Выпученные глаза беглеца, подернутые белесой пленкой животного страха, отражали окружающий пейзаж. Мужчина бессмысленно таращился на гладь воды, словно собирался нырнуть или утопиться. Его ноги, согнутые в коленках, непроизвольно дрожали.

Остановившись в метре от жертвы, преследователи несколько секунд не покидали машину. Они наслаждались видом затравленного человека, застывшего в комической позе. Наконец, выдержав паузу, главарь распахнул двери. Нога Лишая, обутая в тупоносый щегольской ботинок, ступила на песок.

– Ну что, янки паршивый, набегался? – проникновенно произнес бандит. – Как «дурь» пригоршнями нюхать, так ты горазд, а как «бабки» по счетам платить – ты шлангом прикидываешься?!

– Я не понимаю… – с акцентом, выдававшим в говорившем иностранца, ответил загнанный в воду толстячок.

Он старался выглядеть храбрым и независимым, но от этого выглядел еще более смешным. Его лысая голова с венчиком взлохмаченных светлых волос подрагивала в такт вибрирующим ногам. Непроизвольно сжав кулаки, толстяк подался вперед, чем окончательно развеселил компанию. Присоединившийся к шефу этого карательного мини-отряда бритоголовый весело заржал:

– Ты посмотри, Моня! Нет, ты только посмотри! Этот урод еще гоношится! Кулачонками помахать хочет! Эй, мистер, трусы подтяни и перестань колотиться. Самое интересное еще впереди. Ты сейчас сделаешь со мной то, что Моника с вашим президентом!

Водитель джипа, немногословный громила, решил поддержать приятеля-шутника. Выразительным жестом он щелкнул по ширинке черных джинсов. Растопырив руки точно для пылких объятий, Моня устремился к мужчине. Бандит игриво подмигивал, сюсюкал, вытянув губы трубочкой:

– Давай, парнишка, не стесняйся! Здесь никого нет! Оттянемся с тобой все по разочку, может, должок спишем… если понравится!

Продолжая кривляться, верзила вступил в воду. Вопреки его ожиданиям мужчина не стал пятиться. Он стоял, наморщив лоб, словно пытаясь до конца понять смысл грязной шутки. На самом деле мистер Стивен Хоукс, специалист по ликвидации твердотопливных двигателей баллистических ракет, подданный Соединенных Штатов, отлично понимал по-русски. Два раза повторять ему не требовалось.

У каждого человека есть предел унижения, ниже которого он опуститься не может. Мокрый, обсыпанный пылью, точно крендель сахарной пудрой, в сползающих по дрожащим бедрам трусах, Стивен Хоукс был доведен до последней черты. Зрачки его глаз внезапно сузились, превратившись в две черные точки, а подбородок выпятился вперед, придавая круглому лицу одновременно оскорбленное и надменное выражение. Американец втянул живот, расправил плечи и шагнул по направлению к своим мучителям. Троица с любопытством уставилась на него. Вид взбунтовавшейся жертвы был забавен. Вряд ли пухлый, давно утративший физическую форму Стивен Хоукс мог представлять серьезную угрозу трем здоровенным битюгам, стоявшим на берегу.

– Сволочи! Чего вы от меня хотите! – не доходя полуметра до главаря, закричал американец.

Судя по ссадинам и кровоподтекам на теле, ему уже серьезно досталось. На правом боку мужчины багровое пятно растекалось от подмышки до поясницы. Несколько глубоких царапин кровоточило на груди Хоукса. Приблизившись к троице, он размахнулся ногой, точно заправский футболист, и ударил по воде.

– Что вам надо?! – Обида и унижение звучали в крике толстячка.

Фейерверк брызг из воды и придонного ила окатил не успевших вовремя отступить бандитов с ног до головы. Особенно досталось высунувшемуся вперед бритоголовому громиле Шарику. Какая-то длинная водоросль зеленой соплей повисла на перекошенной от злобы физиономии бандита. Смахнув ленту водоросли с лица, Шарик ринулся к американцу. Его рука инстинктивно скользнула к поясу джинсов, под короткую куртку. Из-под задравшегося подола куртки зловеще чернела рукоять пистолета.

– Не трогай «ствол»! Вытащи урода на берег! – предупредил главарь, возбужденно потирая руки.

Шарик подчинился. Ладонь его руки, скользнув по рифленой поверхности рукояти пистолета, сжалась в кулак. Преодолев расстояние несколькими короткими прыжками, верзила притормозил, чтобы оттолкнуться от речного дна и в невысоком прыжке поднятой правой ногой садануть толстячка в грудь. Однако эффектный удар не получился. Собрав все остатки сил, американец проявил необычайную для его упитанной комплекции прыть.

Он вовремя отшатнулся, уклоняясь от удара. Толстая, рифленая подошва ботинка бандита описала дугу в пустоте. В то же мгновение потерявший равновесие Шарик, наклоняясь всем корпусом, подался вперед. Но он не успел упасть. Резко выбросив руки перед собой, Стивен Хоукс обхватил щиколотку правой ноги бандита. Какую-то долю секунды они смотрели друг на друга, ничего не предпринимая. Шарик, балансируя, размахивал руками, чтобы устоять на одной ноге, а американец оценивающе осматривал массивную тушу противника. Найдя подходящую точку, Хоукс вскинул руки вверх и разжал пальцы, стискивавшие щиколотку ноги громилы. Из горла падающего навзничь Шарика вырвался яростный вопль, переходящий в хриплое бульканье. Кулак американца настиг бандита раньше, чем он успел шлепнуться в воду.

Короткий, без замаха удар получился знатным. Кулак буквально впечатался в солнечное сплетение Шарика. Хватая посиневшими губами воздух, бандит упал. Речная вода расступилась, чтобы принять массивную тушу бритоголового ублюдка.

Эти действия были скорее актом отчаяния, нежели решительным сопротивлением. Американец не перешел в контрнаступление. Напротив, он словно окаменел, наблюдая, как под дружный гогот приятелей барахтается в помутневшей воде разъяренный верзила. Боевой пыл американца оказался всего лишь вспышкой гнева, сменившейся обреченной растерянностью человека, у которого не осталось никаких шансов избавиться от могущественных врагов. Опустив руки по швам, Стивен Хоукс смотрел, как встает на ноги бритоголовый здоровяк.

Шарик, промокший насквозь, вставал медленно. Он дергался всем телом, отряхиваясь от влаги. В этот момент бандит был похож на огромную беспородную псину с оскаленными клыками, готовую перегрызть противнику глотку. Налитые бешенством глаза громилы стали совершенно безумными.

– Все, сучара, заказывай место на кладбище! – шипел взбешенный амбал, надвигаясь на застывшего американца. – Помолись, паскуда, в последний раз! Здесь тебе не Югославия, рога в момент поотшибаю…

Внимательно прислушивающийся к проклятиям главарь карательного мини-отряда, зная необузданный нрав бритоголового, повторил предупреждение:

– Полегче, братан! Не забей барана до смерти! Ястребу он нужен живым. Вытаскивай клиента на сушу! Мы ему мозги вставим!

Верзила не откликнулся на предупреждение шефа. Лишь едва заметно кивнул головой. Продолжая гипнотизировать жертву красными, словно у кролика, выпученными глазами, Шарик шаг за шагом продвигался вперед. Он даже перестал материться, накапливая ярость внутри. На берегу тоже воцарилось молчание. Операция вступала в заключительную стадию…

На сей раз, избавившись от чрезмерной самоуверенности, Шарик был более собранным и ошибок не допускал. Хорошо поставленным профессиональным ударом в переносицу бандит оглушил американца. Голова Хоукса мотнулась в сторону, а рыхлое, едва тронутое загаром тело осело на полусогнутых ногах. Но упасть он не успел. Растопыренной пятерней бандит сгреб волосы Хоукса, одновременно ребром ладони правой руки ударяя по месту, где шейные позвонки соединяются с основанием черепа. Мужчина глухо охнул. На его губах выступила розовая пена из слюны, смешанной с кровью. Для убедительности верзила с бычьим загривком саданул свою жертву коленом в грудь. Американец переломился пополам и встал на четвереньки.

Подгоняемый пинками, Хоукс пополз к берегу, где его уже заждались приятели коротко стриженного громилы. Им не терпелось размяться, принять участие в экзекуции. Лишай и Моня, возбужденные видом крови, топтались на берегу, как застоявшиеся лошади, зычными восклицаниями подгоняя товарища.

– Давай, Шарик, залимонь америкашке пенделя! – вопил обычно немногословный Моня.

– Поддай газку! Пусть поскорее поршнями шевелит. Это ему не по Бродвею рассекать! – басил Лишай, яростно почесывая ставшее фиолетовым родимое пятно.

Увлеченные своим занятием, они не замечали ничего вокруг, чувствуя себя в полной безопасности. Пустынный берег, малолюдный дачный поселок, отдаленный от оживленных трасс, никаких стражей правопорядка в радиусе как минимум километров пять были идеальными условиями для жестокой разборки. Здесь только они имели право карать и миловать. Это чувство пьянило троицу, прибавляло куража.

А между тем в окружающем пейзаже происходили едва заметные изменения. То мимолетная тень скользнула по желтой кромке прибрежного песка, то качнулись ветви зарослей ивняка, подступающего к пятачку пляжа, то, захлопав крыльями, взмыла в небо испуганная птица.

Но крепкие парни в дорогой одежде, с серебряными и золотыми цепями на шеях, напоминающими по размерам ошейники для бульдогов, на подобные мелочи внимания не обращали. Они ведь не были таежными охотниками или следопытами из романов про индейцев. Парни относились к многочисленной касте российской братвы, а точнее, к ее худшей части, метко прозванной отморозками. Наблюдать за тенями, порхающими птицами и прочими обыденными явлениями природы им было недосуг. Троица выполняла заказ. Причем выполняла с увлечением, как говорят, с огоньком и фантазией.

– Ну что, гад! По-хорошему договариваться не хочешь? – присевший на корточки главарь двумя пальцами левой руки поддерживал подбородок американца.

Тот по-прежнему стоял на четвереньках в унизительной позе. Изредка Хоукс сгибал руки в локтях, намереваясь опустить лицо в воду, чтобы утолить нестерпимую жажду или смыть кровь. Едва американец предпринимал такую попытку, как тут же следовал удар под ребра. Бил все тот же неутомимый Шарик, обозленный неудачным купанием. Иногда бедолагу Хоукса награждал тумаками молчун-водитель, не желавший отставать от товарища. Но главную роль в происходящем все же исполнял предводитель тройки, Лишай. Он вполне владел собой, не сыпал попусту матюками и угрозами, не размахивал зря руками. Говорил Лишай вкрадчиво, почти ласково, старательно произнося каждый звук:

– Ты русский язык понимаешь?

– Понимаю, – скривившимися от боли губами прошептал американец.

– За «дурь» платить надо. Ястреб тебе хороший вариант предложил, а ты кочевряжишься. На телефонные звонки не отвечаешь. В глухомань зашился. Ты что, в прятки решил поиграть?! А? Так мы тебя из-под земли выщемим! Понадобится, из-подо льда на Аляске выколупаем.

Свободной рукой Лишай достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет. Встряхнув, он ловким движением выдвинул одну сигарету и, зажав в зубах, прикурил от огня зажигалки, услужливо поднесенной водителем джипа. Глубоко затянувшись, Лишай пыхнул клубом сизого дыма в лицо жертвы. Хоукс сморщился и закашлялся, стараясь при этом отвернуться.

– Не нравится? – наигранно-удивленно поинтересовался командир троицы. – Классные сигареты. Ваши, штатовские. Может, закуришь?

Американец отрицательно качнул головой.

– Я отдам деньги, – тихо произнес Стивен Хоукс, в настоящем инженер по утилизации отслуживших свой срок ракетных двигателей, а в прошлом офицер Военно-морских сил Соединенных Штатов. – Вернусь домой и переведу деньги на счет любого банка в любой стране мира. Я знаю, что долги надо отдавать, но никаких просьб я выполнять не буду! Это противозаконно.

Выдав длинную тираду, инженер замолчал, облизывая языком кровоточащие губы. Он поднял глаза, чтобы увидеть реакцию своего мучителя. Округлая словно блин рожа Лишая скривилась от возмущения:

– Противозаконно?! Травку смолить и порошок нюхать противозаконно. А друзьям не помогать у нас западлом называется. На…ть на твои «бабки». Тебя о другом просят, по-человечески просят. Но ты, я вижу, не врубаешься.

Откинув голову назад, Лишай резко подался вперед, нанося коварный удар. Его скошенный, узкий обезьяний лоб влепился в переносицу Хоукса. Противный звук ломающейся кости заглушила звонкая оплеуха. Это быстро сориентировавшийся Шарик почти синхронно с шефом саданул инженера по затылку. Американец распластался, уткнувшись лицом во влажный песок. Подчиняясь инстинкту самосохранения, он скорчился, обхватил голову руками, подтягивая колени как можно ближе к подбородку.

Удары градом посыпались на бедолагу, имевшего неосторожность задолжать свирепой троице. Хоукса молотили словно сноп, равномерно обрабатывая все стороны его подернутого слоем жирка тела. Иногда Шарик нагибался, приподнимал за волосы голову американца и с явным наслаждением плевал тому в глаза. Зачем он проделывал столь бесполезные и бессмысленные действия, было непонятно даже приятелям бритоголового. Наверное, иного варианта унижения распаленный мозг питекантропоподобного ублюдка в данный момент придумать не мог.

С полминуты интенсивно поработав ногами, бандиты сбавили темп. Хоукс не шевелился, только громко стонал, загребая под себя песок, окрашенный кровью.

– Зарыться, что ли, хочет? – высказал предположение Шарик. – Командир, мы, кажись, перестарались. Фарш из мужика сделали.

Избиение прекратилось. Главарь снова присел и, взявшись за плечо, перевернул инженера. Хоукс был в сознании. Разлепив губы, американец тихо прошептал ругательство, ставшее благодаря голливудским боевикам понятным даже не сведущим в иностранных языках отморозкам:

– Fuck you!

Лишай медленно поднялся, переглянулся с приятелями. Трое громил стояли над избитым мужчиной, соображая над планом дальнейших действий. В деле с американцем имелась одна загвоздка: клиента надо было обработать аккуратно, не нанося тяжелых физических увечий. Таков был приказ, ослушаться которого они не смели. Человека, отдававшего распоряжения, эти отморозки боялись до колик в животе, боялись точно собаки злого хозяина, способного переломить хребет за малейшую провинность.

Но перед бригадой мордоворотов была поставлена конкретная задача: сделать мистера Стивена Хоукса посговорчивее, а с этим как раз возникли сложности. Вначале американец попытался выставить непрошеных гостей за дверь скромной дачи, которую он арендовал у отставника-пенсионера. Несколько зуботычин и показательный марафон практически нагишом по пыльным дорогам дачного поселка тоже не подействовали. Инженер упрямился, показывая характер.

Конечно, у парней имелось в арсенале несколько радикальных методов, способных склонить к сотрудничеству любого. В мастерстве пытки они, особенно Шарик, могли соперничать со средневековыми палачами или мастерами из гестапо. Опыта парни поднабрались на заре перестройки, когда «бомбили» первых кооператоров, не желающих платить дань. Мастерство шлифовалось с годами. Даже на зоне, где перебывали все из этой троицы, находились подходящие объекты для совершенствования навыков причинять боль. Клиент, побывавший в руках Лишая или Шарика, уже никогда не мог бы похвастаться хорошим здоровьем и, как правило, продолжал работать, что называется, на аптеку. Но с американским инженером случай был особый. Нельзя было перегибать палку, то есть уродовать упрямца.

В душе каждый из троих бандитов проклинал запрет босса на крутые меры. Несговорчивый толстячок их просто бесил, выводил из себя. Поэтому, несмотря на приказ, громилы пинали инженера с садистским наслаждением и с трудом сдерживались от более решительных действий. Впрочем, Шарик хватался за пистолет, намереваясь если не выстрелить, то хотя бы рукоятью оружия проверить на прочность череп мистера Хоукса. Только рык пыхтящего Лишая останавливал несдержанного отморозка.

– Fuck you, – повторил американец, пытаясь приподняться.

– Лежать, скотина! – Шарик наступил жертве на грудь.

Придавленный ступней мучителя, Хоукс вновь распластался на песке, отхаркиваясь кровавыми сгустками.

Возникшую паузу заполнила тишина. Мерно журчала вода. В негромкий шелест молодой листвы вплеталось чириканье пичуг, ведущих свои разговоры. Природе не было дела до людей, упражнявшихся в жестокости. А они, в свою очередь, не обращали никакого внимания на красоты окружающего мира.

Взяв короткий тайм-аут, головорезы восстанавливали дыхание, сбившееся от усердной работы ногами. Сдавленно постанывающий инженер перекатился на бок и принялся ощупывать ребра. Прикасаясь к ссадинам, он громко всхлипывал и скрипел зубами. Неугомонный Шарик, постановивший отомстить за свое купание по полной программе, наступил на запястье инженера.

– Погоди, мы еще тебе все ребра переломаем, – многообещающе сказал бандит.

Американец скорчился в ожидании нового удара. Этот кошмар казался Хоуксу бесконечным. В самых страшных снах он не мог представить, что будет валяться с окровавленной физиономией на берегу русской речушки, а несколько громил будут использовать его вместо футбольного мяча. Впрочем, на данный момент в мозгу инженера не было посторонних мыслей. Он позабыл то, что был гражданином мировой сверхдержавы, вполне обеспеченным человеком и, наконец, просто мужчиной с чувством собственного достоинства. Мистер Хоукс думал только об одном – когда прекратится истязание и его перестанут бить.

Некоторые психологи утверждают, что между жертвой и палачом возникает нечто вроде телепатической связи, позволяющей читать мысли друг друга. Лишай психологией не увлекался и ничего, кроме порножурналов, не читал. Но чутье у него было отменное.

– Скоро сломается, – удовлетворенно хмыкнул главарь, указав глазами на дрожащего словно осиновый лист американца.

– Я тоже так мыслю. Пару пенделей, и тюфяк перестанет выпендриваться, – авторитетно поддержал старшего стриженный под ноль верзила.

– Лапу с клешни америкашки сними, – докуривая сигарету, произнес Лишай.

– Да не развалится. Что он, пианист?! – беззлобно огрызнулся Шарик.

– Сними. Его руки должны быть целехонькими, – в голосе шефа зазвучал металл.

Подручный с садистскими наклонностями нехотя повиновался. Огромная ступня Шарика размера эдак сорок пятого поднялась, освобождая запястье левой руки инженера. Американец тут же спрятал руку под себя, словно испугавшись, что бандиты передумают и начнут откручивать его конечность. Хоукс отважился приподнять голову. В его выцветших голубых глазах читалась мольба не причинять ему боль. Облокотившись, он привстал, протянул правую руку по направлению к главарю, намереваясь что-то сказать.

Лишай опередил американца. Тупоносым мыском ботинка он поспешил закрыть рот Хоуксу. Скользящий, косой удар по подбородку отбросил инженера назад. Выгибая спину, американец корчился на песке и что-то нечленораздельно мычал. Здоровенный детина с короткой стрижкой торопливо подскочил к бедолаге, чтобы садануть того в пах. Хоукс взвыл и захлебнулся собственным криком. Глаза американца закрыла розовая пелена, а изо рта вылетал уже не вой, а щенячий визг. Но сквозь пелену инженер смог увидеть, как раздвигается стена кустарника, окаймляющего пляж, и на песчаный пятачок неспешной походкой выходит незнакомый человек.

Скрипнув зубами, инженер подавил вой, похоронив его в себе. Каким-то седьмым чувством Хоукс признал в незнакомце свою последнюю надежду на спасение и избавление от мук. Извиваясь вьюном, американец пополз по направлению к новому участнику разборки. Он полз, загребая под себя песок, пока ступня Шарика не припечатала мистера Хоукса к земле. Братки хотели в спокойной обстановке рассмотреть наглеца, нарушившего их уединение и тем самым прервавшего обработку клиента. Они не любили вмешательства в свои дела.

Незнакомец появился внезапно. Темноволосый мужчина чуть выше среднего роста, одетый в клетчатую рубаху, выпущенную поверх парусиновых брюк свободного покроя, выглядел заправским рыбаком. В правой руке он держал две удочки. Одну – простецкую, с удилищем из орешника, самодельным поплавком и таким же неказистым грузилом. Второй инструмент охоты на рыб был полной противоположностью первому. Роскошное удилище, сработанное из эластичного и прочного углепластика, произведение знаменитой норвежской фирмы «Мустад», специализирующейся на производстве дорогих рыболовных снастей, сверкало на солнце антрацитовой поверхностью. Именно этот предмет, похожий на копье древнего воина, выдавал в незнакомце профессионала рыбалки, готового потратить сумасшедшие деньги на классную снасть.

Темноволосый прошел сквозь кустарник, словно призрак. Никто не слышал звука ломающихся веток. Так ходят хищники, выслеживающие добычу.

Но внешний облик незнакомца был вполне миролюбивый. Открытое лицо с правильными чертами не выражало никаких эмоций. Прямой взгляд темных глаз как бы приглашал к диалогу. Двигался мужчина спокойно, без напряжения, размеренными, не слишком длинными и не слишком короткими шагами. На губах темноволосого, со слегка посеребренными ранней сединой висками человека играла тень улыбки. Свободная одежда скрывала фигуру мужчины. По широким плечам и отсутствию выпуклости живота можно было судить об отличной физической форме незнакомца.

Чужак появился со стороны реки. Он, видимо, прошел по самой кромке берега, где заросли кустарника были погуще. Нижняя часть брюк была намочена, а к подошвам легких спортивных туфель прилипли комочки красноватой глины. Незнакомец, видимо, специально выбрал нелегкий путь, чтобы раньше времени не выдать своего присутствия и подойти незамеченным к пятачку пляжа. Это ему вполне удалось.

Трое братков, набычившись, разглядывали наглеца. Эффект внезапного появления пятого участника событий слегка ошеломил бандитов. Они пытались сообразить, почему человек по собственной воле нарывается на крупные неприятности. Ведь обстановка не располагала к неторопливой беседе, а ползающий на четвереньках толстяк свидетельствовал о серьезности намерений троицы. Вмешиваться в происходящее мог или святой, готовый пожертвовать собой для облегчения страданий ближнего и восстановления попранной справедливости, или сумасшедший, добровольно сующий голову в петлю.

По мере приближения незнакомца настороженность в глазах бандитов сменялась бешеной яростью. Первым не выдержал Шарик. Давая выход злой энергии, распиравшей его тушу, бритоголовый подпрыгнул и ударил по пояснице вставшего на четвереньки инженера. Тот упал, но не издал ни единого звука, хотя удар, пришедшийся по почкам, был очень болезненным.

Незнакомец брезгливо сморщился:

– Может, хватит над человеком издеваться?!

Он остановился в трех шагах от Шарика. Инженер оказался между бандитом и темноволосым мужчиной. Чуть дальше за спиной верзилы стояли Моня и Лишай.

– Тебе дело?! Ты что, мусор или прокурор? Подглядывал за нами? – Шарик переступил через распростертого ниц американца и подошел к незнакомцу.

Тот усмехнулся:

– Что вы, обнаженные купальщицы, чтобы за вами подсматривать? Зрелище малоприятное, – темноволосый кивнул в сторону Хоукса, который успел перевернуться на спину и теперь не отрываясь наблюдал за неожиданным заступником.

– Если через секунду не смоешься, и из тебя отбивную сделаем, – рыкнул верзила.

Угроза на незнакомца не подействовала. Он продолжал чуть насмешливо рассматривать Шарика.

– Уймитесь, мужики! Забьете ведь человека до смерти, – темноволосый положил удочки на плечо.

Невозмутимость чужака все больше бесила Шарика. Он оглянулся, ища поддержки у приятелей. Лишай, самый проницательный из бригады отморозков, уже понял, что незнакомец так просто не уйдет. Он узнал в нем рыбака, которого заприметил на подъезде к пляжу. Главарь подмигнул, давая приятелю знак перейти к активным действиям. Но сам Лишай предусмотрительно оставался стоять на некотором отдалении от темноволосого, предоставляя право разобраться с наглецом бритоголовому амбалу. Непонятное чувство тревоги вернулось к главарю. Внезапно зверски зазудело родимое пятно, а в желудке начальник компании братков ощутил разрастающийся ледяной комок.

Такое происходило с ним только раз, когда, угодив в засаду, расставленную конкурентами, Лишай уже попрощался с жизнью. Тогда машина, на которой он ехал, шипя простреленными передними шинами, вылетела в кювет и, совершив несколько пируэтов, встала на крышу. Оглушенный Лишай лежал в салоне, задыхаясь от гари, и видел, как приближаются киллеры, чтобы добить его.

Тогда Лишая спасло чудо в виде фиолетового микроавтобуса, проезжавшего по шоссе. Из резко притормозившей машины как горох высыпали люди в стального цвета камуфлированной одежде. Один из киллеров сдуру пальнул по ним. В ответ шквал огня смел платных убийц, бывших на открытом поле как на ладони. В случайно проезжавшем автобусе оказался отряд московского СОБРа, возвращавшегося с задания.

Приятели долго использовали этот случай для насмешек над Лишаем. Подумать только, ментовское элитарное подразделение спасает жизнь отъявленному негодяю. Лишай на приятелей не обижался. Он помнил с тех пор только об одном – о страшном холоде в желудке, о ледяном комке, который, разрастаясь, сковывает невидимыми цепями все тело.

Именно такие неприятные ощущения вызвал у предводителя братков этот спокойный, пугающий своей невозмутимостью незнакомец. Казалось, никаких оснований для паники не было. Перевес явно на стороне бандитов. Трое откормленных, регулярно подкачивающих в тренажерном зале мышцы громил могли разорвать человека на куски голыми руками. У каждого имелся «ствол», а в джипе под задним сиденьем лежало бельгийское помповое ружье, способное превратить человеческий череп в сито. Но, несмотря на очевидные доводы превосходства над чужаком, страх не покидал Лишая. Нагнув голову, он шепотом приказал Моне:

– Шуруй потихонечку к тачке и доставай ружьецо.

– Зачем? – искренне удивился водитель, не понимавший чрезмерной, на его взгляд, осторожности Лишая.

– Давай двигай без лишнего базара, – не спуская глаз с чужака, процедил Лишай.

А тем временем наседавший на незнакомца верзила делал угрожающие жесты, которые, впрочем, не производили на того никакого впечатления. Темноволосый стоял как вкопанный, только улыбка улетучилась с его губ, а взгляд стал жестким.

– Ты что, наживкой для рыб стать хочешь, рыбак гребаный! Тебе помочь врубиться?! Нет, лох, ты меня конкретно достал, – брызгал слюной неуравновешенный Шарик.

Взвинтив себя до предела, громила перешел в наступление. Он схватил удилище из орешника и, вырвав его из рук незнакомца, переломил через колено. Потрясая двумя кусками того, что еще недавно было удочкой, Шарик, окончательно утративший контроль над собой, завопил:

– Сейчас, болван, я тебя закопаю, а из этих палок крест на могилу сделаю! Ты просек, козел, во что вляпался?

Мужчина чуть качнулся вперед.

Рука Лишая машинально скользнула под мышку, где в наплечной кобуре находился согретый теплом тела пистолет системы «Макаров».

Дальнейшие события заняли лишь несколько секунд и походили на кадры фильма ускоренной съемки.

Темноволосый осуждающе покачал головой:

– Зря, парень, чужое ломаешь. Надо уважать частную собственность.

– Ты, сучара, учить меня вздумал?! – натужно прохрипел Шарик.

Рассекая со свистом воздух, кулак громилы устремился к лицу темноволосого. Незнакомец ловко пригнулся, пропуская удар. Пока пудовый кулачище верзилы таранил пустоту, последовал ответный ход. Ребром левой ладони темноволосый рубанул противника по горлу.

Эффект от удара был ошеломляющим. Бандит словно проглотил ощетинившегося всеми колючками ежа. Он стоял с вылезшими из орбит глазами и пытался схватить хотя бы глоток воздуха. Широкий как лопата язык вывалился изо рта Шарика наружу. Тонкие струйки желтоватой слюны вытекали из уголков губ, сливаясь в единый поток на подбородке. Самоуверенный бандит походил на годовалого бычка, угодившего на скотобойню. От былой спеси не осталось и следа.

Впрочем, долго бритоголовый не страдал. Виртуозно проведенный удар в челюсть окончательно вывел Шарика из игры. Верзила хрюкнул, захлебываясь собственной слюной. Закатив глаза, он рухнул как подкошенный прямо на американца. Хоуксу показалось, что на него обрушилась бетонная плита.

Следующим на очереди был главарь и, пожалуй, самый серьезный соперник. Обладавший неплохой реакцией, Лишай успел выдернуть из кобуры пистолет. Щелкая взводимым затвором, главарь крикнул:

– Ложись, падла! Замочу! У меня «ствол»…

Темноволосый же действовал полностью противоположно грозным рекомендациям бандита. Не обращая внимания на пляшущий в руках Лишая пистолет, незнакомец перепрыгнул через тушу бритоголового. Он шел напролом, продолжая держать в руке длинное, гибкое удилище.

Палец Лишая лег на спусковой крючок, а мушка «ствола» поднялась до уровня переносицы чужака. Но выстрелить отморозок не сумел.

Оказавшись в двух шагах от противника, темноволосый перехватил удочку и хлестнул по «стволу». Соскользнувший палец Лишая нажал на курок. Грохнул выстрел. Пуля, уйдя в песок, наткнулась на камень и, срикошетив, с визгом улетела в сторону реки. А незнакомец продолжал орудовать казавшимся на первый взгляд безобидным инструментом норвежской фирмы «Мустад».

Крутанув, словно жонглер, удилище, он моментально сложил несколько телескопических соединений, сократив размер своего необычного оружия, и утолщенной частью дубинки из углепластика приложился к макушке главаря.

Оглушенный ударом, Лишай выронил пистолет, но сумел устоять на ногах. В голове загудел колокол, Лишай повернулся спиной к незнакомцу.

– Моня… – просипел он, взывая к последней своей надежде.

Удар по затылку заставил его умолкнуть. Крякнув, точно приняв стопку неразбавленного спиртяги, Лишай по инерции сделал несколько шагов к джипу. Добредя до машины, он навалился на капот, а затем, барабаня лбом по никелированным дугам, защищавшим радиатор, сполз вниз и затих под правым передним колесом.

Из троицы оставался водитель, но и его участь была предрешена. Выполняя приказание шефа, Моня отправился за ружьем. Чтобы извлечь оружие из специально сделанной ячейки, надо было приподнять подушку заднего сиденья и отщелкнуть замок скоб. С этими скобами у водителя вышла заминка. Отличавшийся нерасторопностью и медлительностью Моня замешкался.

До него доносились звуки скоротечной схватки, за ходом которой он не следил. Лишь когда грохнул выстрел, водитель, втянув голову в плечи, осторожно приподнялся, чтобы обозреть сквозь лобовое стекло поле боя. Догадавшись, что его команда проигрывает, водитель, ломая ногти, справился с защелками, выдернул ружье и, схватившись за цевье, дослал патрон в патронник.

Пятясь по-рачьи, Моня выбрался из салона. Прижимая обеими руками ружье к груди, бандит обернулся. Прямо перед ним стоял чужак.

– Ты куда собрался? – вкрадчиво поинтересовался темноволосый.

Дожидаться ответа он не стал. Шарахнув водителя коленом между ног, чужак плотно прижался к нему, не позволяя пустить в ход ружье, застрявшее между телами, как сосиска в хот-доге. Да и сам бандит оказался в стесненном положении. Зад Мони провалился в салон джипа, а голова медленно запрокидывалась на крышу машины. Впивающаяся в подбородок жесткая дубинка не оставляла водителю выбора. Его соперник давил все сильнее, перекрывая доступ воздуха.

– Остановись! Задушишь! – жалостливо просипел Моня, решивший, несмотря на природную тупость, применить военную хитрость.

– Брось ружье! Для вас сезон охоты закончился! – потребовал незнакомец, слегка ослабив напор дубинки.

Моня разжал пальцы, выпуская ружье из рук. Темноволосый отстранился, давая оружию возможность упасть. Лязгнув дулом о порожек джипа, ружье шлепнулось под ноги соперникам.

Моня зашелся в туберкулезном кашле, преднамеренно брызгая мокротой в лицо темноволосому.

– Совсем, блин, глотку перекрыл! Придушил до полусмерти, – стонал бандит.

Моня лукавил. Одновременно с причитаниями его рука ползла к заднему карману брюк, где на всякий пожарный случай хранился кнопочный нож с широким пятнадцатисантиметровым лезвием, не уступающим по остроте бритве. Каждую свободную минуту Моня правил лезвие точильным брусочком, который постоянно таскал с собой. Когда брусок стачивался, он покупал новый и продолжал доводить лезвие ножа до умопомрачительной остроты. Теперь бандит надеялся только на нож, потому что в глазах незнакомца он не видел ни снисхождения, ни нерешительности.

– Пусти, подлюка! Кончаюсь… – пальцы Мони сомкнулись на эбонитовой рукоятке ножа.

Темноволосый ослабил напор, давая противнику возможность выпрямиться. Затем он стал медленно опускать руки, не произнося при этом ни слова, а лишь внимательно наблюдая за реакцией водителя джипа.

Поведение чужака было странным. Обычно на таких разборках с кровопусканием и мордобитием люди не сдерживают своих эмоций. Они кричат, осыпают противника оскорблениями, проклинают, запугивают и просто орут нечеловеческим голосом. Звуковое сопровождение – обязательный элемент любой серьезной разборки. Иногда глоткой можно добиться большего, чем кулаками, и уж, по меньшей мере, уменьшить у врага волю к сопротивлению. Темноволосый к такому приему не прибегал. Он предпочитал действовать почти в тишине, обходясь минимумом слов. Только иногда улыбался уголками губ. Правда, сейчас он был предельно внимателен и серьезен, предполагая в действиях противника скрытую угрозу.

– Ну, че ты, братан?! Разве миром нельзя добазариться? Наехал на нас ни с того ни с сего. Корешей моих положил стопочкой… Нехорошо, брателло, ой как нехорошо… – Моня говорил, чтобы выиграть еще несколько секунд.

Между словами бандит сделал пару глубоких вдохов, восстанавливая сбитое дыхание. Затем он отхаркнулся и сплюнул в сторону густой комок слизи, скопившейся в его глотке.

Незнакомец отступил на полшага и опустил руки со сложенной удочкой вниз. В это мгновение Моня вытащил нож. Еще не вынося руку из-за спины, он нажал на кнопку. Лезвие выскочило из своего укрытия с характерным щелчком, напоминающим звук сработавшей крысоловки.

Темноволосый среагировал мгновенно, уклонившись влево. Лапища водителя со сверкающей на солнце голубоватой полоской стали проткнула пустоту. Моня рванул вперед, надеясь сбить противника своим телом, а уж затем доделать начатое ножом.

Чужак, который был гибче и изворотливее похожего на раскормленного буйвола громилы, не стал отступать или уворачиваться. Наоборот, он сам перешел в наступление. Удочкой, твердой, как кусок стальной арматуры, он сделал выпад, достойный чемпиона мира по фехтованию. Выпад имел конкретную цель, определенную точку на теле громилы, которую темноволосый хотел поразить и поразил.

Утолщенный конец палки из углепластика воткнулся в область между пупком и пахом верзилы. От дикой боли, прошивающей от пяток до макушки, Моня заорал так, что ветви ивняка согнулись, точно под порывом ветра. Нож вылетел из его рук и воткнулся лезвием в песок. Но пока нож летел, незнакомец успел полуприсесть и, вложив всю силу в удар, хлестнуть громилу по коленям своей незаменимой удочкой.

Скошенный подсечкой Моня грохнулся лицом вперед, продолжая истошно вопить. Откинутой до предела нижней челюстью громила пропахал короткую, но глубокую борозду. Но, даже заглотав изрядную порцию песка, Моня не умолкал, так нестерпима была боль. Не в силах перевернуться на спину, не говоря о том, чтобы подняться, верзила изгибался коромыслом, хватаясь за свое мужское достоинство. Он словно собирался сам себя кастрировать, чтобы болью во сто крат сильнее заглушить страдания, причиненные выпадом фехтовальщика. Но у Мони ничего не получалось. При каждом движении его глотка издавала лишь трубные звуки, напоминающие рев раненого слона, а желтые прокуренные зубы со скрежетом перемалывали речной песок.

Темноволосый облегчил страдания верзилы. Оседлав его, он проделал какие-то манипуляции пальцами, прикоснувшись к впадинам за ушами водителя. После этого Моня еще раза два дернулся и, выпрямившись по струнке, затих…

– Вы убили его? – пошатываясь из стороны в сторону, американец подошел к незнакомцу.

– Нет. Только усмирил, – дружелюбно улыбаясь, ответил темноволосый.

Мистер Хоукс не видел всех моментов схватки. Его спаситель действовал со скоростью тайфуна, и зафиксировать всех подробностей инженер просто не мог. Он, онемев от удивления, наблюдал за скоротечной схваткой. Отслуживший двенадцать лет на флоте Стивен видел многое и в передрягах кое-каких по молодости побывал. Но с такой филигранной работой он сталкивался впервые. Результаты были, что называется, налицо.

Главарь, мирно посапывая, лежал в теньке под джипом. Тупоголовый садист Шарик ползал точно слепой крот, позабывший месторасположение входа в нору, и тихо мычал, а Моня загорал на солнцепеке со ртом, полным песка.

– Серьезно с ребятами повздорили?

– Не с ними. Эти негодяи просто… Как это у вас называется? – американец наморщил лоб, подыскивая подходящее слово.

– «Шестерки».

– Вот именно, «шестерки». Парни для грязной работы, – американец говорил, ковыляя за своим нежданным спасителем. Ему крепко досталось, но сокрушительный разгром троицы взбодрил инженера. – Я очень благодарен вам.

Темноволосый, совершавший обход поля боя, казалось, пропускал мимо ушей слова Хоукса. Он внимательно осмотрел водителя. Положил его на бок и согнутым пальцем выковырял изо рта Мони комок песка. Заметив брезгливую мину на лице американца, темноволосый вытер палец о кустик травы и коротко пояснил:

– Может задохнуться.

Обход продолжился. Следующим на очереди был бритоголовый Шарик. Он понемногу приходил в себя и уже смотрел осмысленным взглядом на подходивших. Кроме того, громила перестал мычать и даже пытался встать на ноги. Попытка принять вертикальное положение Шарику не удавалась. Он качался, как камыш в непогоду, и вновь опускался на колени. Чем ближе подходили мужчины, тем беспокойнее вел себя Шарик. Он оглядывался на зеленые заросли, откуда недавно вынырнул темноволосый. Шлепая окровавленной нижней губой, бандит пробовал произнести речь.

– Ястреб достанет тебя. Ты свое получишь… – гундосил верзила, не спуская глаз с чужака.

Угрозы не производили на темноволосого никакого впечатления. Он подошел к громиле и похлопал его по щеке:

– Плохо выглядишь, парень. Беречь себя надо. А пернатыми меня не пугай. Я птиц люблю, хоть орнитологию и не изучал. У тебя, я вижу, мозгов меньше, чем у курицы. Успокойся. Погрейся на песочке, и все пройдет. Отдохнешь, а потом поможешь приятелям своим упаковаться и убраться отсюда. Им побольше твоего досталось, – незнакомец приподнял подбородок верзилы. – Посмотри, они лежат и не митингуют.

Вытаращив глаза, Шарик разглядывал товарищей.

– Взыскать бы с тебя стоимость удочки. Да затрудняюсь цену назвать. Ручная работа, понимаешь ли. Единичный экземпляр, – иронично произнес незнакомец. Он заглянул в глаза Шарику. – Дорогу сюда забудьте. И пахану своему поганому передайте, что здесь для вас запретная зона. Ястреб он, сокол или индюк – мне плевать. Перышки до единого повыщипываю, а будет дергаться, и голову скручу.

Бандит затряс головой. Этот жест означал приступ смеха. Улыбаться разбитыми губами, похожими на две разваренные сосиски, Шарик не мог.

– Не вымахивай, бычара. Думаешь, нас разметал и уже козырным заделался? Хрен тебе на воротник! Против Ястреба ты тля вонючая. Он не таких в асфальт закатывал. Покруче мужиков ломал… Ничего, сучара, еще подергаешься.

Выдав порцию очередных угроз, бандит замолчал, обессиленный собственным красноречием. Темноволосый убрал руку, и голова Шарика безвольно поникла, упершись подбородком в грудь. В этот момент мистер Хоукс, переполняемый желанием отомстить своему главному мучителю, замахнулся для удара.

– Не надо. Это лишнее, – незнакомец быстро перехватил руку американца. – И вообще нам пора уходить. Представление окончено и продолжения не будет. А этот мордоворот… – он кивнул в сторону Шарика, – пока не опасен. Но только пока…

Спаситель инженера еще раз оценивающе посмотрел на раскачивающуюся, словно в трансе, тушу амбала. Потом темноволосый нагнулся и прошептал в ухо верзиле:

– Уж больно ты болтлив. Поспи немного на воздухе.

Ладонь темноволосого прикрыла макушку верзилы и сползла в область затылка. Шарик слегка вздрогнул, словно заботливая медсестра вкатила ему болеутоляющий укол, приносящий мгновенное забытье. Веки его сомкнулись, а лицо побелело, превращаясь в маску, сделанную из гипса. Незнакомец убрал ладонь с затылка верзилы, и тот принялся медленно клониться на бок, пока не растянулся на земле…

– Я такое видел только на Филиппинах. Нам показывали выступление мастеров местной школы восточных боевых искусств. Но я посчитал выступавших шарлатанами, дурачившими публику. Вы были на Филиппинах? – восторженно бормотал американец, семенивший за незнакомцем.

Тот направлялся к джипу.

– Нет. Я люблю умеренный климат. Кроме того, я давно устал от путешествий.

– О, я понимаю! – невпопад поддакнул Хоукс.

– Не думаю, – с легкой грустью усмехнулся темноволосый и спросил на ходу: – Вы иностранец?

– Да, американец. Инженер компании «Локхид – Мартин». Приехал работать к вам над очень важным проектом. Я очень люблю Россию, – инженер не успевал за своим спасителем.

Его трусы, превратившиеся в тряпку неопределенного цвета, постоянно сползали. Хоукс прихрамывал, но старался забежать вперед, чтобы преданно заглянуть в лицо незнакомцу и таким способом выразить свою безграничную благодарность. Он то и дело спотыкался и никак не мог догнать своего спасителя.

– Вам надо одеться. Покажитесь врачу, заштопайте раны и уезжайте отсюда. Любить Россию можно и из Штатов. Говорят, что большие расстояния только усиливают это чувство. Вас, уважаемый, вряд ли оставят в покое. Эту породу людей я знаю не понаслышке, – усталым приглушенным голосом произнес незнакомец.

Остановившись у джипа, он подобрал ружье. Осторожно, почти нежно стер прилипшие к стволу из вороненой стали желтые крупинки песчинок. По движениям, а главное – по обращению в незнакомце угадывался знаток оружия. Так настоящий мастер берет в руки хороший инструмент, испытывая удовольствие от одного лишь прикосновения к нему. Проверив, заряжено ли ружье, темноволосый повторил:

– Торопитесь. Русские долго запрягают, но быстро едут. Если к вам возникли претензии, то будьте уверены, ваши знакомые не станут откладывать дело в долгий ящик. А после сегодняшней встречи тем более.

С этими словами он открыл капот машины. Заглянув внутрь, незнакомец непродолжительное время осматривал двигатель джипа, что-то потрогал и, оставив капот открытым, отошел.

Внизу, под колесами «Исудзу-Труппера», зашевелился главарь неудачливой команды. Ствол ружья плавно опустился вниз, когда взлохмаченная голова Лишая приподнялась у правого переднего колеса машины. Лоб бандита, очнувшегося так некстати, покрылся холодным потом. Он очень натурально представил, как разлетится его башка, когда палец незнакомца нажмет на спусковой крючок. Лишай крепко зажмурился, вжимая голову в плечи. Он хотел молить о пощаде, но слова застревали у него в глотке, вырываясь наружу в виде какого-то овечьего блеяния.

Но незнакомец поступил вопреки ожиданиям бандита. Он не стал фаршировать свинцом ополоумевшего от ужаса Лишая. Темноволосый явно брезговал бессмысленными убийствами и не любил пачкаться кровью. Прицелившись, он выстрелил в черный провал под капотом, туда, где располагался двигатель японского внедорожника. Оттуда незамедлительно вырвался сноп искр. Раздался противный металлический скрежет. Потом внутри что-то зачавкало, будто машина пробовала переварить пулю, и вырвался клуб черного дыма.

– Жалко. Хороший аппарат испортили, – с сожалением произнес темноволосый и добавил, обращаясь к обделавшемуся Лишаю, выкатившемуся из-под загоревшегося джипа: – Пешком прогуляетесь. Погода чудесная, а испорченную игрушку на мой счет запишите. На счет Святого!

Подхватив под локоть ошеломленного американца, темноволосый двинулся по направлению к кустарнику.

За его спиной черными клубами удушливого дыма коптил небо горящий джип. Возле машины сидел на корточках Лишай, ощупывающий разбитую челюсть. В уголках узких, свиных глаз бандюги скапливались бисеринки слез и, прочерчивая влажные дорожки, сбегали по бульдожьим щекам к подбородку.

Впервые в жизни Лишай плакал. Бессильная злоба смешивалась в его душе со страхом и выходила наружу слезами. Нет, он не жалел о загубленном джипе. Машина – дело наживное, и деньги у Лишая водились. Но позор унижения никакими «бабками» не сотрешь. Такого Лишай никогда не испытывал. Он сидел, нюхая собственное дерьмо, и ненавидящим взглядом буравил спину рыбака.

– Святой… – повторял Лишай, массируя ладонью челюсть.

Он уже знал, что, докладывая шефу о случившемся конфузе, первым произнесет именно это слово, и будь что будет…

Под громкий хлопок лопнувшего масляного фильтра темноволосый и американец скрылись в кустах. Зеленая стена сомкнулась. По тонюсенькой, петлявшей у самой воды тропинке они вышли к крохотной площадке с деревянным мостком, с которого рыбачил спаситель Хоукса.

Быстро подобрав куртку и серую потрепанную сумку из кожзаменителя, незнакомец ступил на угрожающе поскрипывающие доски мостка.

– Извините, мы даже не познакомились. Я Стивен Хоукс. Можно Стив… Как вам больше нравится, – с заискивающими интонациями в голосе произнес американец.

Незнакомец достал садок, в котором плескался улов. Рыба сияла серебром чешуи, отражая свет яркого летнего солнца. Темноволосый молча любовался добычей, держа садок в вытянутой руке.

– Вы ведь не оставите меня, – испуганный молчанием, как-то по-детски промямлил американец. – Мне действительно нужна помощь.

– Позвоните в милицию, в свое посольство. У нас охотно помогают иностранцам. Пообещайте щедро отблагодарить. Тогда ваших обидчиков точно найдут и накажут. А лучше всего сматывайтесь из России. Здесь слишком суровые условия для людей из благополучных стран. Здесь особый климат.

Незнакомец явно не собирался заводить дружбу с инженером. Он не требовал никакой благодарности, не задавал лишних вопросов, но и не гнал толстячка, трясущегося от пережитого, прочь. Это вселяло в Хоукса надежду. Американец не отставал, цепляясь за незнакомца, как тонущий за соломинку.

– Я не могу уехать из страны. Контракт и некоторые обстоятельства мешают убраться мне в Штаты, – торопливо бормотал Хоукс.

Темноволосый подал ему куртку:

– Набросьте.

Инженер суетливо примерил, но никак не мог попасть в рукава. Он брел за темноволосым, повесив куртку на одно плечо, по тропе, уводившей от речного берега к редкой березовой роще. Американец вдруг стал забывать русский язык, хотя лихорадочно пытался установить контакт со своим неразговорчивым спасителем. Он сменил тему:

– Святой? Странное прозвище?! Вам подошло бы скорее Терминатор или Рэмбо. Вы профессиональный спортсмен, военный?

– Давно уже любитель, – уклончиво ответил незнакомец, убыстряя шаг.

Через три минуты ходьбы они достигли цели. У старой березы с посеревшим от времени толстым стволом стоял такой же древний мотоцикл. Подобные конструкции Хоукс видел в журналах по истории техники. Но, несмотря на свой почтенный возраст, мотоцикл выглядел великолепно. Очевидно, его разобрали до винтика, перебрали каждую деталь, обновили все одряхлевшее и неисправное вплоть до сиденья, а затем заботливо сложили в единое целое. В результате получился аппарат ручной сборки, достойный стать украшением любой коллекции раритетных средств передвижения. Единственное, что не стыковалось с общим видом механического старичка, был движок, взятый от современной модели.

– Лучше, чем «Харлей-Дэвидсон». Прокатимся с ветерком? – поглаживая огромный блестящий черным лаком и хромированными боками бензобак, предложил темноволосый. – Не волнуйтесь, изумительная штуковина. По дороге не развалится, если не взлетит. «Урал» одной из первых серий выпуска. Уникальный мотоцикл.

Перебросив ногу, незнакомец уселся в седло. Хоукс продолжал стоять, загораживая дорогу. Куртка соскользнула с его плеча, открывая багровое пятно кровоподтека от подмышки до поясницы. Всклокоченные волосы торчали хохолком вокруг исцарапанной лысины инженера. Он подошел к мотоциклу и вцепился в руль.

– Послушайте, помогите мне, спасите мне жизнь, – просипел Хоукс, заглядывая в глаза незнакомцу.

Костяшки пальцев инженера побелели. Он стоял ссутулившись и ничего больше не говорил. Казалось, Хоукс готов улечься под колеса мотоцикла, если не получит ответа. Одновременно жалкий и смешной, американец видел в незнакомце свою последнюю надежду найти проводника, который поможет выбраться из кошмарного лабиринта, где на каждом повороте притаилась смерть.

Темноволосый прервал затянувшуюся паузу:

– Садись.

Хоукс послушно шлепнулся на сиденье. Мерно зарокотал движок. Сизая струйка дыма вырвалась из выхлопной трубы. «Урал» плавно тронулся с места, подминая колесами молодую зелень травы. На выезде из рощи незнакомец крутанул ручку газа, заставляя мотоцикл резко рвануть вперед.

Чтобы не упасть, мистер Хоукс покрепче вцепился в своего спасителя.

Они выскочили на грунтовую дорогу, ведущую к дачному поселку. Встречные воздушные потоки омывали ездоков тугими, хлесткими струями прогретого воздуха.

– …Рогожин, Дмитрий Рогожин… – ветер донес до американца слова темноволосого. – А Святой, считай, мое второе имя…

Глава 2

Окна фешенебельного особняка, притаившегося под разлапистыми елями, отсвечивали багровым светом. Двухэтажное здание стояло на отшибе квартала вилл, примыкавшего к Рублевскому шоссе. Изящный, ажурный забор чугунного литья, окружавший здание, был достаточно высок для мелких воришек и в меру открыт для соседей. Хозяин дома как бы подчеркивал этой деталью: «Мне нечего скрывать от людских глаз. Я весь как на ладони». Фонари, сработанные под старину, заливали светом площадку перед парадным входом особняка. Надраенная до зеркального блеска медная ручка двери, сделанной из дуба и африканского железного дерева, отбрасывала золотистые блики даже в фиолетовом сумраке теплого летнего вечера.

Благоухающие цветочным ароматом клумбы брали здание в разноцветное кольцо. Двор, вымощенный серой брусчаткой, сверкал чистотой, как палуба крейсера перед визитом командующего флотом. Для случайного прохожего дом казался оазисом благополучия и порядка. В таком жилище мог жить человек, ценящий комфорт превыше всего.

Никаких излишеств в виде мраморных фонтанов, древнегреческих колонн, статуй львов у лестницы на территории виллы не наблюдалось. В оформлении особняка присутствовали стиль и чувство меры, которых так недостает «новым русским». Дом выглядел солидно. От него прямо-таки исходил дух спокойствия и уверенной непоколебимости здания, построенного если не на века, то надолго. В таком здании мог обитать преуспевающий банкир или вовремя ушедший в отставку член правительства, продолжавший оказывать коммерческим структурам незаменимые, щедро оплачиваемые услуги.

Впрочем, острый глаз профессионала мог подметить и другие существенные особенности особняка. Например, помимо главной подъездной дороги с идеально положенным асфальтом к дому примыкали еще два малозаметных пути. Один, теряясь в сумраке, уходил в сторону леса, второй, огибая петлей престижный квартал вилл, убегал в западном направлении от столицы. При желании хозяин особняка мог покинуть свою резиденцию незамеченным.

Профессионал отметил бы и солидные меры безопасности, призванные уберечь дом от вторжения непрошеных гостей. По углам здания гнездились видеокамеры. Видеодетекторы активизировали аппаратуру при изменении положения на наблюдаемом объекте. Другими словами, даже мышь не могла прошмыгнуть по площадке, оставаясь незамеченной. Ночью зоркость видеокамер усиливалась инфракрасными осветителями, а вся информация скрупулезно записывалась на видеомагнитофоны и отражалась на экранах мониторов.

Стальные роллеты, поднятые в этот летний вечер, могли быть опущены одним взмахом руки. Стоило только нажать кнопку электронного подъемника – и стальные полосы, слившись в сплошное полотно, блокировали бы окна. Кстати, элегантная дверь из ценных пород дерева была не просто данью моде или хорошего вкуса. Прослоенная высокопрочными листами стали, словно торт «Наполеон» кремом, снабженная шведскими замками и запорными механизмами, дверь могла выдержать лобовой таран грузовика.

Внутри виллы тоже имелась кое-какая интересная электроника, даром не нужная простому обывателю, но жизненно необходимая человеку, играющему в рискованные игры. Все телефоны в доме имели индикаторы линии, позволяющие обнаружить подключение посторонних ушей к разговору, предназначенному для двоих. Тонированные окна, не позволяющие проникать любопытным взорам с улицы, были дополнительно оснащены устройствами, вызывающими вибрацию стекла с различной частотой. Ни один направленный микрофон не смог бы зафиксировать ни слова, произнесенного в комнате с закрытым окном подобного типа.

В доме вообще было много электронного оборудования. Компьютеры, сетевые фильтры, сканеры, модемы, приборы для шифрования и раскодировки информации заполняли комнаты, мансарду и помещения цокольного этажа. Оборудования вполне хватило бы для средней станции электронной разведки или компьютерного центра небедного банка.

Обслуживали все это хозяйство пятеро технарей, двое из которых прошли стажировку в западноевропейских центрах крупных компьютерных фирм, но после августовского кризиса оказались без работы. А подобрал их Сергей Ястребцов, хозяин уютной виллы, аппаратуры и хитроумных примочек.

Этот чудесный летний вечер был для него безнадежно испорченным. Он стоял у окна и теребил тяжелую ткань багровых гардин. В окно заглядывала луна, проникая сквозь щель между гардинами желтоватым снопом света. Казалось, Ястребцов греется в этом холодном потоке, подставляя то одну, то вторую щеку.

Среднего роста, со спортивной фигурой и правильными чертами лица хозяин виллы мог бы позировать для журналов мужской моды. Широкие, развернутые плечи и узкая талия образовывали правильную трапецию. Прямым, без капли жира на бедрах, ногам могла бы позавидовать любая танцовщица кордебалета, а впалый живот с накачанным прессом выдавал в Ястребцове любителя утренних пробежек и многокилометровых заплывов в бассейне. Хозяин виллы поддерживал форму. Но кое-что портило общий благоприятный вид этого господина, прежде всего это были глаза…

Глаза у Сергея Ястребцова были совершенно особенными. Под белесыми бровями располагались два кругляша с отдающими желтизной зрачками. Такие округлые органы зрения бывают у хищных птиц или ядовитых пресмыкающихся. Глаза этого тридцатилетнего человека абсолютно ничего не выражали, оставаясь холодными, словно у рептилии. Его лоб с глубокими залысинами пересекала белая нить шрама, тянущаяся к левому виску. Редкие волосы соломенного цвета были старательно зачесаны назад, а лицо гладко выбрито. Иногда пальцами с отполированными ногтями Ястребцов прикасался к шраму, словно собираясь его разгладить.

– Ну что вы, уроды, мне байки травите?! Один рыбачок троих быков голыми руками разметал и тачку ухайдакал?! Забавно, забавно… – цедил хозяин виллы, любуясь сквозь окно вечерним пейзажем.

У дальней стены комнаты, боясь ступить на узорчатый восточный ковер, стояли навытяжку Лишай, Шарик и Моня. Разукрашенные физиономии бандитов переливались всеми цветами радуги. Изодранная, перепачканная одежда выглядела точно лохмотья, добытые из мусорного контейнера.

– Ястреб, я в натуре отвечаю. Мужик крученый! Выщемился из кустов и метелить нас начал. Я «ствол» достал, а потом спрятал. Вспомнил, что ты велел кипеж не поднимать и особенно не светиться. Ну, мужик нас и заломал! А так… – Шарик наступил на ковер, излагая свою версию происшедшего на пляже.

Главарь карательной команды хотел одернуть дебиловатого верзилу, заговорившего без предупреждения. Лишай вдохнул воздуха и со стоном схватился за разбитую челюсть.

– Заткни пасть, придурок, и убери свои грязные ходули с ковра. Сказки будешь бабушке рассказывать. Простое задание завалили. Нарвались на… – не повышая голоса, Ястреб смачно выругался.

Спрыгнув как ошпаренный с ковра, Шарик тем не менее гнул свою линию. Более сообразительный Лишай молчал, подставляя подчиненного на роль мальчика для битья. Ведь на ком-то хозяин должен был сорвать злость.

– Мы дожали американца. Еще немного, и этот долбаный Хоукс на все бы согласился. Капитально раскрутили мужика. Он на карачках перед нами ползал. Землю жрал, в натуре… Волчара этот с удочками всю мазу сбил, – Шарик горестно вздохнул, показывая, как ему горько за глупый проигрыш.

Человеку с желтыми круглыми глазами показного раскаяния было мало.

Ястреб и так слишком долго сдерживал себя, слушая невнятный, путаный рассказ своих людей, не справившихся с элементарным заданием. В его душе клокотала ярость на троих громил, заявившихся на виллу только под вечер. Он перестал теребить гардину и разглаживать шрам. Заложив руки за спину, Ястреб подошел к говорливому верзиле.

– Волчара, говоришь? А ты кто? Пудель? Или беленький пушистый котенок? Может, ты, Шарик, дистрофией страдаешь? Любой мудак может тебе по харе надавать? – сыпал вопросами Ястреб, рассматривая подчиненного со зловещим ехидством.

Остальные двое неудачников предусмотрительно расступились, оставив товарища один на один с хозяином виллы. Они знали, что последует дальше, и, повесив головы, ждали окончания речи желтоглазого.

– Ты стал много базарить не по делу. Может, диктором на телевидение устроить? Будешь трепаться про политику… Я «бабки» отстегиваю за работу. Усек, дуболом?

– Ага, – мотнул головой Шарик, заподозривший неладное.

– Впредь пасть без разрешения не открывай. Кишки через глотку вытащу, – сорвавшись на крик, завершил хозяин виллы.

Дальше с говоруном Ястреб не церемонился. Сбив подсечкой громилу с ног, он рубанул Шарика ладонями по ушам. Оглушенный, даже не пытавшийся сопротивляться, тот волчком завертелся на паркете пола. Приятели деликатно отвернулись, делая вид, что ничего чрезвычайного не происходит.

Минуты через три Ястреб прекратил экзекуцию. Наказанный без команды не вставал и, лишь покряхтывая от боли, уползал подальше от восточного ковра, боясь испачкать его кровью. Достав из кармана брюк платок, Ястреб вытер со лба пот.

– Шарик, без обид. До некоторых только через ж…у доходит, когда надо открывать матюгальник, а когда дело делать. Тебя папаша в детстве мало колотил, поэтому сейчас приходится восполнять пробелы в воспитании… Ладно. Вы, двое, отдыхайте. А ты, Лишай, останься…

Разговор продолжился с глазу на глаз. Они прошли в другую комнату, служившую кабинетом. Там хозяин виллы занял почетное место за письменным столом, а Лишай примостился на краешке кожаного кресла, стоявшего наискосок.

– Налей мне джина с тоником и себе чего-нибудь, – устало потирая виски, приказал Ястреб.

Знавший месторасположение бара Лишай моментально поднялся и направился к нише, скрывавшей мини-холодильник и шкафчик с разносортным набором алкоголя.

Приготовив заказанный шефом напиток, Лишай спросил:

– Может, я дрянью травиться не буду, а водочки соточку замахну?

– О вкусах не спорят. Валяй, – махнул рукой Сергей Николаевич Ястребцов.

Выцедив джин, хозяин особняка некоторое время молчал и барабанил пальцами по столу. Его собеседник почтительно слушал барабанную дробь шефа и наслаждался теплом распространяющейся по организму водки «Смирновъ». Не сдержавшись, Лишай громко отрыгнул и тут же испуганно прикрыл ладонью рот. Желтые, немигающие глаза уставились на бандита.

– Значит, навешали вам, орелики, по ушам. Есть, оказывается, покруче, чем вы.

– Получается так, Ястреб. Но я голыми руками готов мужика порвать, – скрипнул зубами Лишай и снова плеснул водки в высокий хрустальный стакан.

– Вряд ли голыми руками получится. Пообрывать может, как мотылькам крылышки. Мужик, видимо, лихой и не из трусливых, раз напролом пошел. Хотя, конечно, дурак. Благородный. Заступник униженных и оскорбленных.

– А может, американец подстава? – Лишай привстал, пораженный собственной версией.

Хозяин виллы скептически хмыкнул и покрутил пальцем у виска.

– Какая подстава? Кому Хоукс нужен? Мы четыре с половиной месяца этого самоделкина пасем. Знаем, когда он на унитаз садится и какой бумагой подтирается. Всю биографию изучили. Кроме нас, американец никому даром не нужен. Хоукса, кроме нас, никто не пасет.

– А нам на черта америкашка сдался? Толку с него как с козла молока. Только «бабки» и «дурь» на лоха переводим. Носимся за ним целыми днями. Обхаживаем, – водка развязала Лишаю язык.

Развалившись в кресле, он почесывал разбитый подбородок, собираясь развивать понравившуюся мысль. Его собеседник включил настольную лампу. Раскрасневшаяся рожа бандита с пятнами ссадин и полосами глубоких царапин оказалась в круге света. Лишай заслонил глаза руками:

– Выруби этот чертов фонарь.

– Я тебя вырублю, – раздраженно прикрикнул хозяин виллы, – сядь скромнее и захлопни пасть. Думать – не твоя специальность. Тебе противопоказано напрягать мозги.

– Почему? – Лишай осторожно передвинулся на край кресла.

– Быстро закипают. Ты должен четко выполнять приказы, и тогда все будет в шоколаде, а не в говне, как на этот раз. И подмываться не придется.

Лишай насупился, пытаясь вычислить предателя. Там у реки, смывая нечистоты с тела, он предупредил приятелей о молчании. Но, как оказалось, кто-то успел доложить Ястребу о досадном конфузе, не делавшем чести любому мужику, а уж тем более такому мордовороту, как Лишай. Он обиженно засопел, снова потянувшись к штофу с бело-красной наклейкой.

– Ладно, проехали. С кем не бывает. В конце концов, это просто физиология. Шалости прямой кишки. Главное, чтобы дело не страдало.

Смущенный подозрительно миролюбивым тоном шефа, Лишай задержал пальцы на коротком горлышке бутылки, не отваживаясь отвернуть красную головку винтовой пробки. Вставший из-за стола Ястреб мерил комнату шагами. Он двигался бесшумно, изредка потягиваясь, словно готовясь к прыжку.

– Пей, дружище. Сегодня можно расслабиться, – Ястреб похлопал напрягшегося бандита по плечу и даже собственноручно наполнил его стакан, налив ровно до краев. Такой точности и твердости руки мог позавидовать любой фармацевт. – Дальше расслабляться будет некогда. Скоро мы сыграем по-крупному. Поставим на карту все…

Ястреб редко откровенничал. Можно сказать, никогда. Люди его команды выполняли разовые поручения, не зная общего замысла или конечной цели очередной акции. Такое положение дел всех устраивало. Проще бездумно выполнять приказы и получать хорошее вознаграждение без умственного напряжения. А на подчиненных Ястреб не экономил и денег для них не жалел. Правда, негласно контролировал расходы, не позволяя открыто шиковать на публике. Если кто-то из подчиненных начинал зарываться, например, обклеивать понравившуюся шлюху стодолларовыми купюрами или изображать в казино нефтяного магната с нелимитированной кредитной карточкой, парня быстро приводили в чувство.

После беседы с Ястребом гуляка некоторое время носил черные очки, скрывающие здоровенные фингалы, внимательно наблюдал за цветом мочи, ожидая, пока пропадет красноватый оттенок, исправно посещал докторов и аптеки, а потом начинал заботиться о будущем, складывая большую часть вознаграждения на банковский счет или в тайник.

Впрочем, загулы подальше от людских глаз и правоохранительных органов не запрещались. Ястреб лично подбирал уединенные дома отдыха, неприметные турбазы с полным набором удовольствий в виде отдельных номеров сауны, бильярдных столов, водных мотоциклов на ближайшем озере и так далее.

– Ничто так не сближает, как коллективная пьянка, – любил повторять Ястреб, организовывая очередной праздник для своего отряда.

Сам он в оргиях не участвовал. Приезжал утром для задушевной беседы с каждым членом группировки. Опохмеляясь, парни делились услышанным, а попросту говоря, стучали на приятелей. Ястреб ничего нового не придумывал, позаимствовав практику доносов у исторических личностей вроде Сталина. Бойцы группировки видели шефа нечасто, общаясь преимущественно с Лишаем, исполнявшим роль заместителя.

Вообще фигура шефа была окружена ореолом таинственности и почти мистического страха. Ястреб отличался от обычных бандитских лидеров. Никто ничего не знал о прошлом человека с желтыми птичьими глазами. Он появился из ниоткуда, но с деньгами, оружием и кое-какими связями в Москве.

Группа Лишая переживала трудные времена. Шел новый передел зон влияния на севере и северо-западе столицы. Мафиозная война грохотала канонадой взрывов и эхом выстрелов. Гибли авторитеты и рядовые бойцы. Похоронные процессии двигались чередой по кладбищенским аллеям, а агентства ритуальных услуг подсчитывали барыши. Война обескровила противников. На свободную территорию стали претендовать конкуренты.

Входящая в состав более мощной группировки команда Лишая по благополучному стечению обстоятельств оказалась в стороне от кровавых разборок. Вот тогда осмелевший Лишай и высунулся, постановив отшить обнаглевших пришельцев. В ресторане к четырем посетителям, пришедшим получить дань, а заодно плотно поужинать, подошел официант. В зале клиентов обслуживали только девушки в накрахмаленных передниках с кокетливыми кружевными чепчиками на головах. Единственный официант-мужчина открыл крышку супницы, достал оттуда пистолет и вместо первого угостил клиентов порцией раскаленного свинца. Трое скончались на месте, четвертый с помощью золотых рук хирурга выкарабкался. Этот счастливчик и опознал в стрелявшем человека Лишая.

Охота началась незамедлительно. Одного из членов группировки зарезали в ванне с его проституткой. Клиентов, по традиции отстегивавших дань, перевели под свою крышу, не позволяя людям Лишая доить коммерсантов.

Противник, бывший чемпион страны среди юниоров по греко-римской борьбе, сколотил бригаду из спортсменов, за что и получил кличку Физрук. По национальности калмык, он действовал с восточным коварством и жестокостью.

Вычислив ближайшего друга Лишая, бывший борец похитил его. Физрук трое суток отрабатывал на нем приемы в зале с бетонным полом. На опознании матери погибшего предъявили пласт человеческого мяса с вытекшими глазами и острыми обломками костей, торчавших в разные стороны. Лишай запаниковал, собираясь смыться за границу. Однако прежде чем удрать, он предпринял попытку найти союзников. Но акции Лишая среди воротил преступного мира не котировались. Он был обыкновенной «шестеркой», слишком много возомнившей о себе. Группировка таяла, словно сугроб под лучами весеннего солнца. Круг сужался, а покушение на шоссе должно было стать финальным актом бандитской карьеры. Вмешательство собровцев помешало киллерам Физрука поставить точку.

Именно в этот драматический период на горизонте возник сухопарый молодой человек, предложивший Лишаю свои услуги и руку помощи. Он приехал на квартиру, где скрывался загнанный в угол неудачник, и с порога объявил:

– Затихарился ты, братан, неудачно. У Физрука этот адресок на примете. Через час жди гостей.

Лишай тогда поверил незнакомцу. Иного выбора у него просто не было. Приставив к виску желтоглазого «ствол» на всякий пожарный случай, он впрыгнул в машину с верным Шариком и Моней. Желтоглазый отвел ладонью «ствол», открыл дверь.

– Ты куда намылился? – прошипел осипший от страха Лишай.

Незнакомец усмехнулся, обнажая ряд мелких и острых, точно у хорька, зубов:

– Скоро Новый год. Надо ребятам гостинец оставить. Дай ключи от квартиры.

Расстегнув куртку, он продемонстрировал новогодний сюрприз – гроздь ручных гранат «Ф-1», перевитых стальной жилой за кольца взрывателей. Лишай вручил ключи и отправил наблюдателем Шарика. Будущий шеф главаря разваливающейся команды установил растяжку, прикрепив один конец струны к ручке первой двери, открывавшейся наружу, в сторону лестничной клетки. Второй конец Ястреб привязал к крючку настенной вешалки. Разрезав жилу на две неравные части миниатюрными кусачками, которыми обычно пользуются радиолюбители, он подвесил ближе к двери гранаты. Вторая дверь, открывавшаяся вовнутрь квартиры, осталась приоткрытой. Проделав эту нехитрую операцию, Ястреб и Шарик покинули квартиру, спустившись по пожарной лестнице.

Киллеры прибыли ровно через час. Открыв отмычкой замок, убийцы крадучись двинулись вперед с оружием на изготовку. Пострелять им не удалось. Освободившись от чеки, гранаты шлепнулись на пол, раскатившись в разные стороны. Две, словно по заказу, остановились у ног наемников Физрука. Грохнул взрыв, следом еще несколько.

Разорванные в клочья киллеры остались лежать на полу квартиры, превращенной в ловушку. Один из них, стоявший на лестничной площадке, попал под дождь стальных осколков. Он еще сумел заползти в лифт, волоча за собой клубок сизых внутренностей. Там, в узком железном пенале, плавая в собственной крови и слизи, убийца отошел в мир иной.

Так началось сотрудничество Ястреба и предводителя малозначительной преступной группировки. Новый друг не скрывал, что первый контакт был установлен с экс-спортсменом. Но Физрук оказался слишком заносчивым и недальновидным. Он предложил желтоглазому стать кем-то вроде мальчика на побегушках, поработать в поте лица, чтобы заслужить признание и авторитет. Прибывший черт знает откуда сухопарый субъект не был известен в преступном мире, и ни один из авторитетов не мог дать чужаку рекомендаций. Кроме того, бывший борец был гомосексуалистом, имевшим ради приличия и продолжения рода семью. Физрук коллекционировал партнеров. Он допустил промашку, слишком прозрачно намекая на желательность интимного продолжения знакомства с Ястребом.

– Не перевариваю азиатов и извращенцев, – повторял Сергей Ястребцов при каждом удобном случае.

Но главное заключалось в том, что изрядно потрепанная команда с туповатым, жестоким лидером могла быть легко переподчинена кому-нибудь более дальновидному, более умному, более жестокому. Ястреб все досконально просчитал. Но, проверяя свои расчеты, он не спешил, присматривался к главарю и его окружению. Попутно он зарабатывал славу крутого мужика, которому не стоит переходить дорогу.

Много шума в определенных кругах наделала акция по устранению Физрука. О происшедшем слагались чуть ли не легенды, обраставшие все новыми, леденящими кровь подробностями. История действительно отличалась необычайным цинизмом и беспределом.

Контролировавший ряд промышленных объектов мафиози совершал объезд своих владений. Вместе с ним мини-империю осматривали куколка-жена и двое сыновей. Старшему недавно исполнилось пять, младшему не было и трех лет.

Последним пунктом программы значилось посещение территории фирмы со скучным названием АО «Вторчермет». На далекой окраине столицы располагался гигантский склад под открытым небом. Горы металлолома ждали своей очереди отправиться под пресс, работавший без устали в цехе, сложенном из серых железобетонных панелей. Подъемные краны переносили спрессованный в гигантские брикеты металл на железнодорожные платформы, которые отвозили металлолом на переплавку.

Физрук спешил. Вечером его семейство принимало гостей, приглашенных справить новоселье в приобретенном особняке. Предвкушая бурное застолье и теплое общение с друзьями и любовниками, он, вероятно, не думал о превратностях судьбы. А напрасно…

Засада была организована по всем правилам военного искусства. В расстановке стрелков, закладке радиоуправляемого фугаса и многих других деталях просматривалась рука профессионала. Каждое действие было расписано как по нотам. Шансы на спасение равнялись нулю.

Кортеж, состоявший из трех машин, атаковали в лабиринте гор покрытого ржавчиной железа. Передовой автомобиль расстреляли кинжальным автоматным огнем с близкого расстояния. Одновременно по сигналу руководителя операции был взорван фугас. Джип с телохранителями Физрука успел проскочить эпицентр взрыва. Но ударная волна привела в движение сваленные друг на друга старые батареи, искореженные рельсы, болванки бракованных деталей и прочую металлическую дребедень. Лавина ржавого металла обрушилась на джип, заживо похоронив в нем охранников. Роскошная серебристая «Тойота-Лексус» бывшего борца оказалась заблокированной в узком коридоре свалки. Оставалось только добить конкурента.

Но Ястреб, запланировавший акцию уничтожения, был человеком с фантазией. Банальная расправа с контрольным выстрелом в затылок его не устраивала. Он выбрал иной способ.

Из «Тойоты» никто не выходил. Вокруг автомобиля на удобных для стрельбы позициях расположились боевики Лишая. Каждый сантиметр серебристой красавицы был под прицелом. Физрук понимал бессмысленность сопротивления. Он, может быть, и хотел умереть как мужчина, с оружием в руках, но за спиной выла от ужаса жена и ей дуэтом вторили дети. Может, надеясь спасти отпрысков, а может, просто струсив, Физрук ничего не предпринимал. Он сидел, вцепившись в руль, и смотрел, как амбал с кувалдой в руках бьет по дверным замкам «Тойоты». Потом над крышей автомобиля раздалось лязганье спускающихся цепей.

– Что они собираются сделать? – внезапно спокойным голосом спросила жена, прижимая к себе детей.

– Я не знаю… – Физрук дернул заклиненную дверь.

Они сидели внутри «Тойоты» как пойманные букашки в спичечном коробке. Снаружи шли приготовления к казни. Рельсовый кран с огромным электромагнитом вместо крюков предназначался для транспортировки больших партий металла. Магнит захватывал несколько тонн хлама, а кран перевозил это добро в цех под пресс. Теперь огромный блин магнита нависал над серебристой крышей машины.

– Давай, вира… – Ястреб отдал приказ крановщику включить магнит и приступить к транспортировке груза.

– Полетит, козел, первым классом в рай, – пробовал шутить Лишай, наблюдая, как автомобиль, прилепившийся к магниту, уплывает в сторону платформы, подающей груз к прессу.

Двигаясь вслед за плывущей по небесам машиной, они прошли под мрачные своды цеха. Многотонная плита пресса нависала над площадкой, куда сгружали металлолом. И там, у страшного лобного места, сердце Лишая дрогнуло. Стараясь не смотреть на мечущихся в машине людей, он, запинаясь, обратился к невозмутимо покуривающему Ястребу:

– Слушай, там же дети.

– Ну и что? Я обещал стереть Физрука в порошок?

– Обещал, – стуча зубами от внезапно пронявшего озноба подтвердил Лишай.

– Я слов на ветер не бросаю.

– Но дети… Может, бабу и крысят отпустим?

В желтых глазах Ястреба вспыхнул холодный огонь. Он повернулся к напарнику и жестким, не терпящим возражения голосом ответил:

– Ястреб от совы не рождается. Надо мочить весь выводок этого урода. Вырубать под корень. Жалость – плохой советчик для деловых людей. Уйди, если слишком впечатлительный. Я все сделаю сам.

Лишай остался, но кнопку гидравлического пресса нажимать не стал. Смалодушничал. Он боялся поднять глаза и готов был заткнуть уши, чтобы не слышать воплей, доносившихся из уложенной под пресс машины. Красную кнопку пульта управления нажал Ястреб. Он сделал это, как будто приводил в действие не многотонную махину, а миксер или кофемолку.

Фыркнула гидравлика, стравливая воздух. Плита начала скольжение вниз. Какая-то потусторонняя сила заставила бандита поднять глаза. Тень плиты уже накрывала машину. А за стеклом «Тойоты» белыми пятнами расплывались лица обреченных людей.

– Ой, бля… – только и выдохнул Лишай, поднося ладони к лицу.

– Какие мы сентиментальные, – слова желтоглазого потонули в грохоте.

Пресс обрушился на автомобиль всей своей мощью. Жалобно заскрежетало сминаемое железо, брызнули лопнувшие стекла, разлетелись в клочья шины из первоклассной резины. Серебристая красавица, раскатанная словно блин, перестала существовать. От «Тойоты» остался плоский брикет металла с вкраплениями человеческой плоти. Брикет, ставший могилой для Физрука и членов его семьи, отправили на Таганрогский металлургический комбинат, где он исчез в огнедышащем чреве плавильной печи.

Постепенно Ястреб переподчинил группировку себе. Старый главарь, оттесненный на второй план, не смел перечить новому лидеру. Несмотря на природную ограниченность, Лишаю хватило ума признать в желтоглазом предводителя.

Так в стае одичавших собак происходит смена вожака. Когда к стае прибивается новичок с крепкими клыками и широкой грудью, старый лидер или пытается перегрызть претенденту глотку, или, поджав хвост, уползает в кусты. Лишай предпочел последнее и нисколько не жалел о своем выборе. Время подтвердило правоту его решения.

За Ястребом стояли более могущественные силы, предпочитавшие держаться в тени. Довольно часто братву откомандировывали в аэропорты или на железнодорожные вокзалы встречать иностранных гостей. Смуглые, с черными волосами чужеземцы долго не задерживались. Пообщавшись с Ястребом, они убывали в Германию, Италию или Югославию. Периодически, не реже раза в месяц, Лишай встречал на украинском пограничном пункте Мукачево трейлер. Под конвоем головорезов фура следовала в Москву. Ассортимент товаров, привозимых из Югославии, был разным: банки с фаршированным перцем, кетчуп, сантехника, яблочный уксус, мебель, текстиль. Не изменялся только сорт основного груза, упакованного в тайники, – белейший, словно снег на горных вершинах, чистый героин.

Наркотиками распоряжался Ястреб. Рядовые бойцы бригады развозили товар оптовым покупателям и привозили пухлые пачки налички. Если случались срывы, Ястреб не выбивал долги. Штрафом за неуплату становилась жизнь нечистого на руку оптовика.

Примерно с весны груз стал поступать нерегулярно. С товаром начались перебои. Тогда же Ястреб отдал приказ взять под круглосуточное наблюдение толстяка-американца, бывавшего на вилле. Лишай привык к странным заданиям, хотя ему не нравилось быть пешкой в чужой игре. Утешало только одно – Ястреб тоже подчинялся сильным мира сего…

– Лишай, не спи! – грубый окрик Ястреба прервал воспоминания.

– Я и не собирался кемарить. Просто задумался о житухе, – слегка заплетаясь, ответил бандит.

Алкоголь, летний вечер и спокойный уют кабинета действовали расслабляюще. Уставший за день Лишай мечтал принять еще сотку для согрева души, улечься под одеяло и забыться крепким сном.

– Надо вычислить рыбака, – Ястреб, задрав голову к потолку, продолжал вышагивать по кабинету.

– Как?

– Походи вдоль речки. Потолкуй с рыбаками. Только без грубостей, без тупых наездов. Одень прикид поскромнее…

– Типа замаскироваться? – хохотнул Лишай.

– Умнеешь на глазах. Одежда должна соответствовать занятию и месту. В туфлях за двести баксов ловят рыбу президенты и жлобы. Покрутись среди людей. Все рыбаки, как родственники. Часто знают друг друга в лицо. Придумай убедительную версию, почему тебе приспичило найти этого Святого.

Озадаченный Лишай наморщил лоб и яростно почесал затылок. Подогретый алкоголем мозг работал с утроенной энергией.

– Скажу, должок надо вернуть.

– Какой?

– Бутылку…

– Не годится! Вдруг мужик трезвенник.

– На рыбалке без пузыря что на бабе в застегнутых штанах. Приятно, но кайфа никакого, – Лишай настроился пофилософствовать.

– О телках побазаришь с друганами. Сейчас о Святом, который вас поимел, не расстегивая штанов, – хозяин виллы не упустил возможности унизить собеседника. – Надо поближе познакомиться. Может оказаться ценным кадром. Предложим поработать в нашей команде.

– У нас хватает народа. Если что, можно еще братанов набрать. Только свистни, – пробурчал Лишай.

– Братанов? Узколобых дебилов с бритыми затылками? Последышей пьяного зачатия, сменивших рогатки на настоящий «ствол»! – с неожиданной яростью выпалил Ястреб.

Его собеседник встал:

– Чей-то я не врубаюсь в базар? Тебе парни не в масть ложатся?

Ястреб понял, что перегибать палку не стоит. У любого человека есть самолюбие и потаенные струны души, которые лучше не задевать. Перед ним стоял коренной москвич, выросший на улице рабочей окраины, сын фабричной уборщицы и алкаша, закончившего жизнь в петле.

– Сядь, Лишай! Не о тебе речь. Мне нужны профессионалы. Сейчас каждый человек на счету. В этой стране стоящие люди всегда были большой проблемой. Не хватает профессионалов! Кругом безмозглые недоноски, умеющие лишь жрать и «бабки» требовать! Повторяю, к тебе это не относится, но мужика надо найти! Мало ли чего ему америкашка наболтал?! Да и за тачку спросить следует. Все-таки не на халяву тебе тачка досталась. На заработанную денежку куплена!

Лишай согласился с последним предположением:

– Факт! Отбашлял за джип из своего кармана… Ладно, найдем фраера. Мой интерес в этом тоже имеется, и америкашку додавим. Никуда он не денется.

Садиться бандит не стал. Продолжая стоять, он потянулся к стакану с недопитой водкой. Обхватив хрустальный сосуд короткопалой пятерней, Лишай поднес его к опухшим губам. Громко причмокивая, допил водку. Хозяин виллы с плохо скрываемым отвращением смотрел на осоловевшего громилу.

– Иди, выспись. Завтра покажись врачу.

– На хрена? Заживет, как на собаке.

Повернувшись, Лишай тяжелой поступью усталого человека направился к двери. Он шел покачиваясь, что-то невнятно бормоча под нос. У двери Лишай остановился. Повернувшись, сказал:

– Прикинусь, будто леску и крючки вернуть хочу. Нормальная отмазка?

– Годится. В самый раз. – Ястребу не терпелось выпроводить размякшего от выпивки бандита.

Компания уголовников тяготила Сергея Николаевича. Он относил себя к высшей расе людей, призванных занимать лучшее место под солнцем. А тут приходилось изображать из себя друга разных недоумков. Поэтому, когда захлопнулась дверь, Ястреб облегченно вздохнул.

Секунду он прислушивался к поскрипыванию ступеней лестницы, по которой спускался Лишай. Кабинет располагался на втором этаже. Из его окон открывался безмятежный ночной пейзаж. Поскрипывание прекратилось. Где-то внизу хлопнула дверь. Даже этот невинный звук раздражал Ястреба.

– Неповоротливая сволочь, – выругался про себя желтоглазый хозяин особняка.

Во дворе залаяли собаки. На ночь охранники выпускали из вольера четырех доберман-пинчеров, бравших территорию под свой контроль. Длинноногий самец по кличке Клинтон был любимцем Ястреба. Увидав знакомый силуэт в окне второго этажа, пес залился лаем, приветствуя хозя-ина.

Обычно Ястреб выходил во двор, чтобы покормить пса и потрепать по холке. Клинтон, которого из-за свирепого норова боялись даже охранники, благодарно облизывал руки и пытался одарить хозяина собачьим поцелуем в лицо. Пес словно признавал в Ястребе такого же хищника, как он сам.

Этим вечером Ястреб во двор не вышел. Вместо общения с бессловесным четвероногим приятелем он спустился на первый этаж, прошел мимо кухни, где коротали время охранники. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. Двое амбалов, одетых по-домашнему в спортивную форму и сланцы на босую ногу, сидели за столом и что-то жевали. Увидав хозяина, они вскочили, чуть не перевернув стол.

– Что делаете? – безучастно поинтересовался Ястреб.

– Кофеек решили заварить, – бодро отрапортовал один из охранников. – Сергей Николаевич, кто это ребят так отоварил? Вся ванна и унитаз в кровище.

– Сами нарвались, – неопределенно ответил Ястреб и продолжил обход.

Сразу за кухней коридор поворачивал налево, ведя к двери, из-под которой пробивался свет. Войдя в комнатку, Ястреб поперхнулся от табачного дыма.

Дымовая завеса окутывала помещение от пола до потолка. Сквозь сизую мглу разноцветными пятнами светились квадраты компьютерных мониторов. Словно сверчок, стрекотал какой-то прибор, и звучала классическая музыка. Из тумана, сидя в офисном кресле с колесиками, выплыл очкастый, взлохмаченный бородач. Он подъехал к Ястребу почти впритирку, отталкиваясь ногами от покрытого мусором пола. Смятые сигаретные пачки, обрывки бумаг, вырванные книжные страницы валялись повсюду.

– Добрый вечер, Зенон, – хозяин виллы толкнул ногой кресло, освобождая проход.

– Привет, – прокуренным фальцетом просипел бородач, притормаживая пятками движение кресла.

Зенон заведовал компьютерно-электронным хозяйством виллы. Непризнанный гений программирования успел попариться на тюремных нарах, прежде чем попал к Ястребу. Он одним из первых получил срок за кражу из западноевропейского магазина, торгующего через Интернет. Послав фиктивный счет на электронный адрес магазина, Зенон получил экспресс-почтой полный комплект первоклассного компьютерного оборудования. Подвел бородача племянник.

Прыщавый пацан страдал от недостатка средств и равнодушия противоположного пола. Пользуясь полным доверием дяди, юноша напечатал на лазерном принтере несколько листов копий дензнаков. С симпатичной одноклассницей, поддавшейся на уговоры, племяшок Зенона отправился кутить во второразрядный бар с бдительным барменом, бывшим по совместительству информатором Управления по борьбе с организованной преступностью. Когда юноша собирался поцеловать покоренную щедростью и опьяневшую от «Амаретто» подругу, в бар заявились оперативники РУБОПа. Бармен показал фальшивую купюру и указал на юнца, расплачивающегося подделками.

Суровые дяди вывели мальчишку в подсобку. Двинув кулаком по физиономии, они коротко спросили:

– Откуда фуфло?

Через племянника милиция вышла на Зенона. Слегка задвинутый технарь, получавший гроши в государственной конторе, не сумел убедительно объяснить, откуда в обшарпанной квартире появилась техника, равная по стоимости автомобилю представительского класса. Напористый следователь быстро расколол Зенона и пошел на повышение. О диковинном преступлении писали газеты, а потом о русском самородке быстро забыли. Когда Зенон, попавший под амнистию, вышел на свободу, такие преступления перестали быть редкостью, перейдя в разряд обыденной практики российских хакеров.

Шустрившего по мелочам виртуального взломщика пригрел Ястреб, оградивший компьютерщика от мелочной суеты, заботы о хлебе насущном и наездов уголовной шантрапы. Завернутый на вычислительной технике Зенон получил крышу над головой, солидное вознаграждение и главное – последние модели компьютеров. Фанат своего дела, он сутками торчал перед мониторами, выполняя задания своего благодетеля. Остальные ученые мужи были у Зенона, что называется, на подхвате.

– Когда свинарник уберешь? – задал риторический вопрос Ястреб, выбирая стол почище.

Комната, похожая на газовую камеру, была командным пунктом Зенона. Тут он спал на узкой, жесткой тахте, придвинутой к стенке. Тут же расслаблялся с проститутками, отдавая дань природе. Лишай, поставлявший шлюх, безбожно издевался над странным бородачом. Он привозил такие экземпляры, при виде которых собаки в вольере начинали выть. Неразборчивый Зенон быстро затаскивал девицу в комнату, трахал и с шумом вышвыривал прочь. Дело в том, что, как правило, проститутка умудрялась задеть какой-нибудь прибор или растоптать упавшую на пол дискету.

– Корова толстозадая! Убирайся немедленно! – вопил бородач, выталкивая обнаженную девицу в коридор под восторженное улюлюканье братвы, собравшейся посмотреть очередной спектакль.

Лишай однажды предложил компьютерщику:

– Давай тебе в секс-шопе резиновую чувиху купим. С пищалкой. Надул, трахнул, тряпочкой протер и порядок.

– Это противоестественно, – пожевав губами, ответил бородач.

Впрочем, подобные шалости позволялись лишь в отсутствие хозяина виллы. Зенон был на особом счету, и за него Ястреб мог запросто оторвать голову. Поэтому братва относилась к компьютерщику с должным почтением и без приглашения в задымленную келью носа не показывала.

Зенон был чудаковатым малым. Временами он впадал в забытье. Закатив глаза, он дергал себя за клокастую бороду, похожую на истрепавшийся веник, и мог молчать часами. Временами его прорывало, и тогда компьютерщик без перерыва травил древние анекдоты, матерился или гнусавым голосом распевал опереточные серенады. Жесткие волны электромагнитного излучения наверняка повредили какую-то часть мозга бородача. Но этим вечером Зенон, судя по плавным звукам вальсов Штрауса, струившимся из спрятавшихся в дыму колонок, пребывал в благостном настроении.

– Порядок – категория относительная. У меня не гинекологический кабинет и не станция переливания крови. Стерильность должна быть здесь, – согнув крючком указательный палец, Зенон выразительно постучал по экрану мерцающего монитора.

– Лекцию о вирусах прочитать собрался? – усмехнулся Ястреб, привыкший к чудачествам непризнанного гения.

– Нет. Краткое научное сообщение.

Открыв ящик стола, Зенон достал расческу с редкими зубьями и принялся вычесывать из бороды застрявшие крошки печенья. Патологически неаккуратный, он выглядел как бомж, которого только что достали из мусорного бачка.

«Хорошо, что все время сидит в своей норе и не шляется по дому. Провонял насквозь», – неприязненно подумал Ястреб.

Оттолкнувшись, Зенон переехал к другому столу, чтобы убавить громкость. Музыка, словно запутавшись в клубах дыма, исчезла.

– Ястреб, тут кое-какие прибамбасы новые на рынке появились. Надо бы приобрести. Я список накалякал. Расходы мизерные, а польза может быть большая, – согнувшись под столом, компьютерщик ковырялся в кипе бумаг.

Обнаружив искомое, он выдернул смятый листок, послуживший, судя по пятнам, салфеткой или подкладкой для жирной еды. Поборов природную брезгливость, Ястреб взял бумагу. Прайс-лист с ценами на технику был испещрен пометками. Небрежно сложив бумагу пополам, Ястреб сунул заказ в карман:

– Сделаем. Без проблем. Завтра, после обеда, прошвырнешься с Лишаем по фирмам.

– Опять с этим тупорылым троглодитом, – разочарованно прогугнил Зенон.

– У меня других людей нет. Кстати, как продвигаются наши дела? Удалось взломать коды Министерства обороны?

Зенон заметно скис. Он сгорбился, прекратил лелеять свою бороденку и вообще съежился, как-то уменьшился в размерах.

– Нужные – нет, ненужные – да. Доступ заблокирован, а может, вообще информация вне пределов досягаемости. Все-таки безопасности государства касается.

Новость Ястреба не удивила. Существуют головоломки, разгадать которые не могут даже гении. Только автор замысловатых ребусов знает зашифрованный ответ. Значит, проблема заключалась в том, чтобы найти автора. Ястреб нашел такого человека, но пока не сумел разговорить. Им был несговорчивый американец.

– Послушай, Зенон, у нас есть базы данных Генпрокуратуры, министерств юстиции и обороны? – помахивая ладонью, Ястреб разгонял терпкий дым, из которого на девяносто процентов состояла атмосфера комнаты.

– Кое-какую информацию я сумел скачать. Не все, конечно. Есть архивные дела по уголовке. Информация кадровых управлений… Но, сам понимаешь, у нас не Штаты. Много бардака, бессистемности. Да и спецов стали поактивнее привлекать, пароли на базы данных сложные устанавливать…

Зенон готовился пуститься в пространные объяснения с обилием непонятных терминов и специфических оборотов речи, доступных только специалисту.

От спертого воздуха у Ястреба трещала голова. Сказывалась и старая рана – поцарапанное пулей легкое. Он прищелкнул пальцами, приказывая компьютерщику заткнуться. Правильно поняв жест хозяина, Зенон замолчал.

– Поколдуй над клавиатурой и попробуй что-нибудь узнать о парне по кличке Святой…

– Слабый ориентир, – резонно заметил бородач, выгребая из переполненной пепельницы бычок посолиднее.

От зековской привычки выкуривать сигарету до фильтра Зенон никак не мог избавиться, хотя курева всегда имел в избытке. Откопав подходящий окурок, он отложил его в сторону.

– Догадываюсь. Не ориентир – иголка в стоге сена. Но чем черт не шутит. Может, парень где-то засветился. Оставил след в истории. – Ястреб придвинулся поближе. – Надо искать среди отставников…

– По кличке? Среди отставников? Вояки не блатари. У них звания, погоны, должности. Ты что-то перемудрил, Ястреб, – скептически покачал лохматой головой компьютерный гений.

– Попытка не пытка. С тебя не убудет, – в голосе хозяина зазвучали металлические нотки.

Перечить Ястребу не имел права даже лохматый гений. Уловив недовольство хозяина, Зенон встрепенулся. Он пригладил вихры и опустил тонкие, словно у пианиста, пальцы на кнопки клавиатуры. Монитор подмигнул, меняя картину заставки на таблицу поисковой системы. В углу загудел высокий металлический шкаф.

– Святой… базы данных… Святой… А куда я зафигачил архивы? – впадая в рабочий транс, забубнил Зенон.

Процесс пошел. Компьютерщик с остервенением барабанил по клавишам, впиваясь красными, словно у кролика, глазами в монитор. Работа в исполнении бородача походила на приступ шизофрении, когда человек выпадает из реального пространства, перемещаясь в другое измерение. Его телесная оболочка, оставшаяся без присмотра, совершала дикие телодвижения, как будто хотела нагнать забывчивого хозяина. Зенон то откидывался на спинку кресла, то наваливался грудью на стол, приклеивался носом к монитору, то весело всхрапывал, оборачиваясь лицом с незрячими глазами в сторону Сергея Ястребцова:

– Ну чудеса! Ну дурак программку писал. Сплошные глюки! Автор – форменный болван! Клинический идиот. Можно же гораздо проще…

Зенон трудился на полную катушку. Теперь его нельзя было остановить. Ястреб знал, что, покуда бородач не перелопатит всю доступную информацию, сопровождая поиск комментариями по адресу собратьев-программистов, он не успокоится.

– Кажется, я здесь лишний, – пробормотал Ястреб, вставая с кресла.

Уход хозяина остался незамеченным. Лохматый Зенон, приникший к монитору, увлеченно блуждал в виртуальных дебрях, пытаясь обнаружить след мифического, по его мнению, Святого.

Ночь накрыла Подмосковье звездным плащом. Схлынувшая летняя жара сменилась бодрящей прохладой.

Ястреб любил ночь. Вернувшись в кабинет, он приоткрыл окно, вдыхая полной грудью покалывающий легкие воздух. Далеко за бором полыхнули зарницы.

«Скоро и мы устроим грандиозный фейерверк», – подумал хозяин виллы, растревоженный видом атмосферного явления.

Взяв со стола бутылку, Ястреб плеснул на дно стакана немного джина. Тоника после минутного раздумья он добавлять не стал. Пригубив, прошелся по кабинету, разыскивая пульт телевизора. Найдя пластиковый параллелепипед со сглаженными углами, он нажал кнопку.

Черный экран широкоформатного «Панасоника» ожил. Лицо миловидной дикторши, читавшей итоговый выпуск новостей, было неискренне-печальным. Ей, судя по нахмуренным бровям, осточертел прямой эфир, и сводке новостей она предпочла бы меню в хорошем ресторане. Но работа есть работа, и ведущая исправно долдонила о событиях минувшего дня.

Ястреб поудобнее устроился в кресле, время от времени прикладываясь к стакану.

– Война на Балканах вступает в завершающую стадию. Бомбардировки, начатые двадцать четвертого марта, не прекращались и сегодня. С итальянской авиабазы в Авиано и с палубы авианосца ВМФ США «Энтерпрайз» в челночном режиме взлетали истребители-бомбардировщики «Торнадо» и «Ф-16А». Авиаудары наносились по Белграду и системам противовоздушной обороны на всей территории Югославии. В результате бомбардировок имеются многочисленные жертвы среди мирного населения, – уныло, без особых эмоций цедила дикторша.

В той же тональности она могла бы рассказывать о прокладках, жевательной резинке или очередном правительственном кризисе. Невыразительную ведущую сменили кадры хроники. Ястреб подался вперед, перебазировавшись поближе к телевизору.

Стальные остроносые птицы взмывали в небо с палубы авианосца, клубились взрывы, двигались колонны беженцев, дымились руины домов – обычная картина войны, названной силовым давлением ради предотвращения гуманитарной катастрофы. Ястреб знал, что название не меняет сути. Как войну ни назови, она остается войной. Сергей Ястребцов сам понюхал пороха и вволю настрелялся.

Боевое крещение он принял, контролируя участок Пригородного района. Там намертво сцепились осетины с ингушами, безжалостно истребляя друг друга за полосу плодородной земли в предгорьях Кавказа. Молодцеватый командир взвода, выпускник училища МВД, сам напросился в спецназ. Лучшему курсанту Сергею Ястребцову не могли отказать, и он оправдал доверие командования.

В зоне ответственности группы Ястребцова горячие кавказцы быстро утихомирились. Молодой лейтенант навел порядок железной рукой. Вычислив главных бузотеров, он нанес несколько ночных визитов. После беседы заводилы выковыривали из десен осколки зубов или оказывались в реанимационном отделении больницы. Приходя в сознание, они видели над собой улыбающегося лейтенанта Ястребцова, обещавшего позаботиться об их семьях. После такого обещания у них пропадало желание участвовать в погромах и разборках. Желтые глаза лейтенанта парализовывали волю горячих кавказцев.

Но однажды Ястребцов перестарался. Остановив при досмотре замызганный «Жигуль», спецназовцы нашли в багажнике смазанный оружейным маслом новенький автомат. «Калашников» даже не был спрятан и лежал поверх ящиков с фруктами. На шоссе Ястребцов провел расследование, после которого череп водителя не смог бы склеить ни один нейрохирург.

Военная прокуратура возбудила дело об умышленном убийстве. Но командование попросило не выносить сор из избы. Тогда ушлый прокурор обвинил лейтенанта в превышении служебных полномочий. Это тоже не понравилось руководству. Пошевелив извилинами, ответственные лица нашли компромиссный вариант. Медицинская комиссия обнаружила у лейтенанта Ястребцова редкое инфекционное заболевание, при котором воспаляется кора головного мозга. Побочным следствием редкой болезни бывают кратковременные приступы шизофрении. Следовательно, по заключению авторитетной комиссии, лейтенант Ястребцов не может нести ответственность за содеянное. Он должен быть комиссован по состоянию здоровья и направлен на лечение. Кроме того, лейтенанту, подхватившему коварную заразу при исполнении служебного долга, полагается пенсия.

Благоразумный Серега Ястребцов перечить командованию не стал. Он принял все условия, спасаясь от тюрьмы. Военная карьера оборвалась, не успев начаться. Но он не жалел о скоропалительном финале. Там, в Пригородном районе, он впервые почувствовал себя хищником, которому нравится убивать. Убивать не по приказу или необходимости, а когда возникнет желание.

Покантовавшись в клинике, бывший спецназовец выписался с диагнозом, отмечавшим некоторые изменения в психике. Пациенту предписывалось навещать психиатра каждые полгода для профилактического осмотра по месту жительства. Но пациент услугами эскулапов не воспользовался. Он пропал, а его история болезни затерялась в пыльных шкафах клиники.

Ястреб сменил климат. В составе отряда русских добровольцев он отправился в райский уголок для любителей острых ощущений – Боснию. Идейные спутники талдычили о славянском единстве, православном братстве и исламской угрозе, а он смотрел в иллюминатор самолета, предвкушая большое приключение.

Босния была адским котлом, местом всеобщей резни. Ястреб оказался в своей стихии. Сербы назначили отличившегося в боях русского командиром мобильной группы, совершавшей рейды по тылам противника. Ястреб с бандой отъявленных головорезов колесил по дорогам, устраивал диверсии и засады, пока сам не угодил в расставленную западню.

Его команду взяли в клещи у древнего монастыря. Подбив из гранатомета головную машину, противник шквальным огнем заставил людей Ястреба отступать к монастырю по убранному кукурузному полю. Они яростно огрызались, отстреливаясь из всех видов оружия, но силы были неравными. На открытом пространстве их убивали как куропаток.

До красноватых стен обители добрались только Ястреб и могучий казак из Ростова-на-Дону по имени Вася. Ворота монастыря были наглухо заперты. По полю, растянувшись цепью, двигался враг. С каждой секундой человеческие фигурки увеличивались в размерах.

– Все, хана, – казак, отстегнув рожок короткоствольного автомата, убедился в отсутствии патронов. – Сейчас секир башка будут делать.

Он опустился на корточки. Сняв с шеи цепочку, Вася поцеловал нательный крест и водрузил его обратно. Затем из кармана куртки он извлек отполированный патрон, снарядил и пристегнул магазин. Передернув затвор, казак приставил автомат к груди.

– Прощай, Серега! Не поминай лихом! – на выдохе произнес Вася, нажимая на спусковой крючок.

Казак промазал. Пуля, черканув по сердцу, закружилась, наматывая внутренности могучего тела. И в ту же секунду достали Ястреба. Он почувствовал толчок и обжигающую боль ниже правого плеча. Камуфлированная куртка набухла кровью. Ноги стали ватными, а в голове зазвенел колокол. Но Ястреб устоял на ногах.

В арсенале командира диверсионного отряда оставались парочка гранат и несколько патронов в обойме австрийского пистолета «глок». Достаточно боеприпасов, чтобы продать свою жизнь или с честью уйти из нее. Но Ястреб не стрелял в приближавшихся людей. По нарукавным шевронам, украшавшим куртки врага, он опознал боснийских мусульман. Боевики приближались осторожно. Пригибаясь к земле, короткими перебежками боснийцы ползли к монастырю как саранча. Ястреб спрятал руку с зажатой гранатой в карман. Достав сигарету, он закурил и сел рядом с корчившимся в пыли казаком. Жизнь никак не хотела уходить из могучего тела ростовчанина.

Осмелев, враги поднялись в полный рост. Подошедший первым юнец с едва наметившимися усиками что-то гортанно выкрикнул, приставив ко лбу Ястреба ствол автомата.

«Стреляй, сопляк! Наслаждайся видом вылетающих мозгов! Слишком много базара для такого момента… Нет, пацан, ты не сможешь выстрелить в упор, пока я смотрю тебе в глаза», – вел мысленный диалог пленный, с наигранным спокойствием мусоля сигарету, зажатую в уголке губ.

Галдящая толпа боснийцев, бряцающих оружием, расступилась. Сквозь коридор боевиков прошел низкорослый человек, одетый в безупречно белый шерстяной свитер и черные брюки без единой пылинки. Среди пятнистого камуфляжа военной формы он выглядел франтом, прибывшим сыграть партию в гольф. Подойдя к Ястребу, франт неожиданно спросил на ломаном русском:

– Россиянин?

– Да…

Командир боснийцев безмолвно указал на скрипящего зубами Василия.

– Тоже русский, – сплевывая кровью, ответил Ястреб.

Толпа боевиков кипела от возмущения. Казалось, они готовы голыми руками закопать добровольных помощников сербов в землю. Коротышка обернулся. Толпа замерла под тяжелым взглядом предводителя.

«Кажется, отвоевался», – пульсировала одинокая мысль в мозгу Ястреба.

Он пожелал себе быстрой смерти и приготовился вырвать чеку гранаты, зажатой в потной ладони.

Но коротышка вдруг осклабился, показывая ряд неровных зубов. Затем он указал на Василия, черканув ладонью по горлу. Ястреб понял этот интернациональный жест, символизировавший смерть. Неспешно – давала знать о себе потеря крови – Ястреб вытащил из ножен, висевших на широком поясном ремне, зазубренное лезвие натовского штык-ножа. Трофей подарил командиру казак, снявший добычу с убитого в рукопашном бою боснийца. Ползком подобравшись к товарищу, Ястреб приподнял его голову и мастерским движением профессионального убийцы взрезал глотку.

Василий захрипел, забившись в конвульсиях. Густая кровь хлестнула фонтаном. Веер рубиновых брызг окропил лицо Ястреба и стены монастыря. Внезапно где-то в поднебесье глухо ухнул колокол. Длинный, пронзительный звук разбуженной меди поплыл над кукурузным полем к череде холмов на горизонте. Отчаянный звонарь обители будто сигнализировал богу об еще одной душе, проданной дьяволу.

Коротышка кивнул снайперу. Стрелок припал к монокуляру прицела, нашел цель и выстрелил. Гул колокола заглушил крик падающего с высоты звонаря.

– Ибрагим Хаги, – коротышка протянул Ястребу ладонь с пухлыми пальцами, унизанными золотыми перстнями.

Через три месяца сербская разведка доносила о русском наемнике, воюющем в отряде албанских сторонников боснийских мусульман. А на кресте, воздвигнутом под стенами в честь русских братишек, сложивших головы за правое дело, значилась фамилия Ястребцова…

«Боже, сколько воды утекло с того времени. Славные были денечки», – телевизионная картинка растревожила воспоминания Ястреба.

Дикторша зачитывала прогноз погоды. Повиливая обтянутой узким платьем попкой, девушка ходила у карты с линиями циклонов, атмосферных фронтов, пятнами облачности. Прогноз был оптимистичным. Погода обещала быть ясной от Балтийского побережья до Адриатики. Ястреб убрал громкость. Взяв стакан, он шутливо чокнулся с телевизионным экраном:

– За благоприятные климатические условия, красавица!

Теледива ослепительно улыбнулась, успев на прощание отрекламировать чрезвычайно эффективное средство против запоров и вздутия живота.

«Пора укладываться. Сон действительно лучшее лекарство от многих недугов. К тому же скоро сон станет роскошью. Надо подготовиться, поднакопить сил перед серьезным делом», – сладкая дремота брала хозяина виллы в свои объятия.

За дверью кабинета раздалось чахоточное покашливание. Кто-то деликатно намекал на желание войти.

– Зенон, ты? – безошибочно определил Ястреб.

– Можно? – спросил скрипучий голос, принадлежавший компьютерному гению.

Дверь отворилась. В прямоугольном проеме возникла сутулая фигура с перекошенными плечами. Зенон держал в руках ворох бумаг, как обычно залитых кофе и перепачканных жирными пятнами.

– Что-нибудь существенное? – голосом усталого царедворца спросил Ястреб.

– Весьма. Стал бы я ломиться на ночь глядя по пустякам, – компьютерщик разложил на столе распечатанные материалы.

Ястреб терпеливо ждал, выдерживая паузу. Поспешность не была его стилем.

– Посмотри, что я нашел, – немного растерянно произнес Зенон, придвигая кипу бумаг.

Хозяин виллы углубился в изучение материала. Он отсортировывал листы, раскладывая их в отдельные стопки. Информация, добытая Зеноном, была разрозненной и происходила из различных источников. Сухие строки судебных протоколов соседствовали с газетными репортажами и выдержками из послужного списка. Во всех без исключения документах речь шла о Дмитрии Рогожине, бывшем майоре отдельной бригады МВД специального назначения, носившем оперативный псевдоним Святой.

– На ловца и зверь бежит, – вполголоса бормотал Ястреб, перебирая бумаги.

– Да, редкая удача. Я как-то сразу выцепил его в банке данных. Потом электронные подшивки прессы перелистал. Крутой мужик.

– Впечатляющая биография. Послужной список интереснее приключенческого романа читается. Прошел огонь, воду и медные трубы. Закончил службу матушке-Родине в девяносто четвертом году. Попал в засаду на горном перевале и был ранен. Из госпиталя бежал. Вел самостоятельное следствие по делу родного брата, обвиняемого в убийстве собственной жены. Забавно… Я угадал в нашем новом знакомом правдолюбца, – Ястреб отложил бумаги и принялся разглаживать ниточку шрама.

Залетевшая в кабинет ночная бабочка билась об абажур настольной лампы. Машинальным взмахом руки желтоглазый поймал насекомое и аккуратно раздавил пальцами.

– Дмитрий Рогожин устроил самосуд над людьми, подставившими брата, но самого брата спасти не сумел. Сдался властям… – продолжил чтение документов Зенон.

– Дурак, – немедленно вставил Ястреб, имевший свое мнение о законе.

– …был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу закрытого типа.

– А в этом мы похожи. Оба стопроцентные психи, – захохотал Ястреб, запрокинув назад голову.

– Погиб при пожаре психушки, – лохматый бородач отложил последний лист.

– Что в прессе писали?

– Некая Дарья Угланова сделала журнальный репортаж, навестив осужденного майора в психушке как раз в день пожара.

– Любопытное совпадение, – Ястреб сделал пометку в блокноте.

– Послушай, Ястреб, зачем тебе мертвецы? – недоуменно пожимая плечами, спросил Зенон, не знавший о дневном происшествии.

– Сегодня человек, называвший себя Святым, отделал моих людей под орех. Лишай вернулся с пастью, набитой песком, и свернутой челюстью. Двое других – не лучше. Человек, называющий себя Святым, помешал довести до кондиции известного тебе клиента Стивена Хоукса. Он сжег нашу машину.

– Но ведь Святой мертв!

Подняв над головой кипу бумаг, Зенон энергично потряс, казалось, неопровержимыми доводами. Вставший Ястреб оказался на голову выше сутулого компьютерщика. Он осторожно перехватил бумаги и спрятал в ящик письменного стола. Затем посмотрел на Зенона и тихо процедил сквозь зубы:

– Святые умеют воскресать.

Минут через двадцать багровые окна виллы потухли. Тьма вступила в свои права царствовать над спящей землей. Только бродившие по двору особняка собаки и охранники бодрствовали до утра.

Глава 3

Первый месяц лета выдался жарким. Синоптики предсказывали рост температуры и отрицали возможность дождя. Город плавился под лучами палящего солнца. Задыхаясь от смога, горожане литрами поглощали прохладительные напитки, приносили баснословные прибыли производителям мороженого.

Состоятельные москвичи отправлялись на заграничные курорты, исключив из списков Адриатику, над которой носились натовские бомбовозы, утюжившие непокорных сербов.

Люди среднего достатка с сожалением вспоминали недорогие болгарские курорты, читая сообщения в газетах об очередной крылатой ракете, грохнувшейся в предместьях болгарской столицы. Основная масса москвичей, чьи кошельки и заначки опустошил финансовый кризис, с лейками и шлангами спасали будущий дачный урожай или проводили выходные, загорая на берегах водоемов Подмосковья.

Дмитрий Рогожин хорошо переносил жару, но плохо – городскую суету. Однако город притягивал Святого словно магнит. Выбравшись из очередной передряги, а их в судьбе бывшего майора частей специального назначения хватало с избытком, он возвращался в шумную, суетливую столицу. Московский стиль жизни был Святому не по душе. Вечная погоня за призрачным успехом, за большими деньгами, за славой и известностью были уделом жителей Первопрестольной. А он, выросший в отдаленных военных городках, вокруг которых простиралась степь, бесконечная, как сама вечность, тянувший лямку службы там, куда не добиралась ни одна генеральская инспекция, исповедовал иные ценности в жизни. Впрочем, идеалы Святого мало чем отличались от идеалов порядочных людей, веривших в справедливость, не прощающих предательства, полагавших, что совесть не продается даже за очень большие деньги. Бывший майор не просто верил в благородные принципы, под которыми мог подписаться любой нормальный человек, он действовал, добровольно подчиняясь законам совести.

Жить по совести оказалось дорогим удовольствием. Оказалось, что ради справедливости приходится переступить через статьи Уголовного кодекса. Оказалось, что негодяя, убийцу, махинатора, продажного чиновника или высокопоставленного военного, ставшего откровенным предателем, не так-то просто припереть к стенке и отправить на нары за совершенное преступление. В современной России разная мразь научилась манипулировать законами, обвиняя невиновных, устраняя конкурентов, запугивая сограждан.

Святой не желал повиноваться такому закону. Однажды выбрав свой путь, опасный, как лезвие самурайского меча, он восстановил справедливость и оказался вычеркнутым из списка законопослушных граждан. Битый жизнью экс-спецназовец не сломался в мрачных камерах следственного изолятора. Он выдержал пытки психушки, где здоровый мужчина быстро превращался в безмозглую скотину, готовую по приказу поглощать собственное дерьмо. Добыв свободу, Святой не изменил своим принципам, хотя судьба долбила его со всех сторон.

Но бывший майор не был неудачником, пытавшимся плыть против течения. Он оставался солдатом, ведущим персональную войну, на которой случалось затишье.

Лето предпоследнего года уходящего века Святой проводил в Москве. Выбравшись из последней передряги, добавившей седины и несколько шрамов на теле, он почувствовал необходимость пожить жизнью мирного обывателя. Нет, это не было усталостью. Просто Святой боялся привыкнуть к насилию и крови, переродиться из человека в машину, умеющую только крушить и убивать.

Размеренный темп жизни, встречи с друзьями, вечерние посиделки за бокалом хорошего вина или чего-нибудь покрепче, работа и прочие скромные радости восстанавливали силы и приводили в порядок нервы лучше любого лекарства. Все это Святой смог найти в задымленном, суетливом городе.

Старая приятельница Святого, неугомонная журналистка Дарья Угланова, прославившаяся скандальными репортажами и сенсационными расследованиями, мудро посоветовала:

– Не зашивайся в глушь. В провинции каждый новый человек привлекает внимание. А здесь все заняты сами собой. Лучший метод конспирации – затеряться в толпе на людном месте.

Близких людей у Святого оставалось немного. К тому же он часто оказывался в водовороте событий, оканчивавшихся для окружающих трагически. Угланова же была по натуре авантюристкой, которой сопутствовала удача.

– Я твой счастливый талисман, – повторяла Дарья, прижмуривая удивительно чувственные глаза.

– Может, это я твой ангел-хранитель? – заключая девушку в объятия, спрашивал Святой.

– Скорее бес-искуситель, обольщающий невинное создание, – ворковала журналистка, прижимаясь к сильному мужчине.

Слова о невинности были явным преувеличением. Жгучая брюнетка с феноменальной фигурой в профессиональных целях, правда, в исключительных случаях пользовалась своими природными данными, обольщая нужных мужчин, ужасно разговорчивых в постели. Дарья не находила подобный способ добычи информации безнравственным, утверждая, что работа должна приносить пользу и наслаждение. Последнее утверждение было шуткой.

Старая дружба перерастала в нечто большее, чем приятельские или партнерские отношения. Дарья часто повторяла, заглядывая Святому в глаза:

– Давай уедем, как все нормальные люди.

– Куда?

– В Канаду, в Штаты или Европу. Организуем свой маленький бизнес…

– …и будем спокойно ждать старости. А потом мы умрем в один и тот же день. Нас похоронят рядышком, как мужа и жену, – гнусавым голосом сказочника передразнивал Святой.

Встряхнув копной густых волос, Дарья набрасывалась на обидчика и барабанила кулачками по широкой мужской груди.

– Болван бесчувственный! Нас и здесь похоронить рядышком могут. С твоими способностями притягивать неприятности такой план более чем возможен. Я за тебя беспокоюсь! – всхлипывая, бормотала девушка.

Инциденты завершались взаимными извинениями за глупые шутки, поцелуями и походом в какой-нибудь уютный ресторанчик с ужином при свечах. Расторопные официанты с удовольствием обслуживали видную пару – сногсшибательную брюнетку и статного, с литой мускулатурой и тронутыми сединой висками, мужчину.

Святой боялся ответить Дарье взаимностью. Слишком шатким было его положение человека-невидимки. Слишком много претензий могла предъявить бывшему спецназовцу власть и ее конкретные представители. А создавать проблемы для Дарьи он не хотел. Впрочем, задиристая журналистка принадлежала к особому клану пишущей братии, прозванной «разгребателями грязи». Она бралась за рискованные темы, гонораром за которые могла стать пуля.

Последний цикл статей Дарья посвятила торговцам наркотиками и их боссам. Тема избитая, но всегда актуальная. Описав шустрящих по мелочи уличных торговцев, Угланова заскучала. Ей нужен был убойный материал, который выхватывали бы из рук редакторы крупных изданий. Обществу, по большому счету, было наплевать на наркота, загнувшегося в сортире дискотеки, на бабку, продающую семечки и по совместительству травку, на цыганских наркодилеров и таджикских курьеров с героином в каблуках стоптанных туфель. Читатель мог купиться на свежую сенсацию.

Идею нового расследования навеял просмотр телевизионного концерта кумира эстрады. Певец неопределенного пола приплясывал под забойный мотивчик очередного шлягера. Он что-то шепеляво гнусил про любовь, жаркие ночи и одинокие дни. Томные девицы подтанцовки вяло извивались в ритм музыке.

Дарья, смотревшая скучное шоу по маленькому телевизору на кухне, задумчиво сказала:

– Этот кумир малолеток окосел от наркоты. Наверняка ширяется перед выходом на сцену.

Кривляющийся на сцене певец походил на лагерного доходягу, обряженного в пиджак с блестками. Он шелестел бесцветным голосом и, вихляя задом, бегал по сцене.

– Нормальный мужик, – сказал Святой, не любивший крайности в суждениях. – Ну, натянул женские колготки вместо штанов. Но разве это признак наркомании – носить одежду противоположного пола? Впрочем, пусть разбирается сексопатолог.

– Нет. Наш певун определенно наркоша. Глаза сумасшедшие. Двигается словно марионетка, которую за ниточки кукловод дергает. Потенциальный клиент наркологического диспансера.

Дарья завелась. Она возбужденно ходила по кухне, обдумывая тему журналистского расследования. В такие минуты Святой старался не мешать своей приятельнице. Упрямая журналистка обладала поистине звериным чутьем на скандалы и, взяв след, раскручивала дело до конца. В этом Углановой не было равных среди коллег по перу. Такие способности приносили ей солидные гонорары и массу неприятностей. Поэтому Святой старался ограждать девушку от мстительных героев скандальных разоблачений.

А Дарья в свою очередь вовсю эксплуатировала желание друга уберечь ее от неприятностей. Она даже оформила Святого на должность фоторепортера в одном из богатейших столичных издательств, выпускавших дюжину глянцевых иллюстрированных журналов и пару солидных газет. Когда владельцу издательства настучали о странном фотографе, не предоставившем ни одного негатива, ни одной отснятой пленки, он вызвал к себе Угланову, чтобы разобраться в странной ситуации. Магнат журнально-газетной империи высоко ценил профессиональные качества Дарьи и в глубине души даже побаивался ее острого языка и не менее отточенного пера. За бывшим скромным завлабом научно-исследовательского института, сколотившим состояние в смутные годы перестройки, числились кое-какие грешки. Обидевшись, Дарья запросто могла испортить магнату репутацию. Поэтому он, предложив бокал французского «Божоле» лучшей журналистке из его команды, вкрадчиво поинтересовался:

– Дарья, я не могу выбрасывать деньги на ветер. Кого ты сосватала издательству? Человека-невидимку? Фотографа одного кадра? Народ волнуется и не понимает такой политики. Ведь у нас кто не работает, тот и не ест.

Выслушав краткую речь шефа, Дарья пригубила вино. Посмаковав божественный плод труда французских виноделов, она виртуозно выругалась:

– Настучали, козлы завшивленные. Не могут избавиться от старой советской привычки закладывать начальству.

– Генетика, – неопределенно развел руками магнат, приготовившись ждать объяснений.

Медленно допивая вино, Дарья одновременно выстраивала в уме доказательства необходимости платить Святому из кармана издательства. Приготовившись, она пересела поближе к шефу и, обворожительно улыбаясь, заворковала:

– Мне нужен эксперт и телохранитель в одном лице.

– А такие бывают? – попадая под женские чары, спросил владелец издательства.

– Редко, но в природе встречаются. Я экономлю ваши деньги, а вы меня на разборки вызываете, – Дарья кокетливо погрозила пальчиком.

Размякший шеф начал забывать о ревнивой жене. Он осторожно положил ладонь на округлое колено Углановой, обтянутое возбуждающе-ажурными лайкровыми колготками.

– Дашенька, ваши объяснения меня вполне устраивают. Пусть человек работает с вами, но давайте проведем его по другой статье расходов. Например, включим оплату его услуг в ваш гонорар, – задыхаясь от вожделения, произнес тучный магнат, опасавшийся перейти к более решительным действиям.

Повертев в тонких пальцах бокал на высокой ножке, Дарья согласилась:

– О'кей. Пусть будет по-вашему. Но моему человеку нужно редакционное удостоверение.

– Я распоряжусь, – теряя голову от близости сексапильной брюнетки, полушепотом произнес владелец издательства.

Напряженную обстановку разрядил телефонный звонок. На связь вышла ревнивая супруга, предупредившая о своем скором приезде в офис. Хриплый каркающий голос жены остудил пыл магната, вознагражденного за понятливость лишь скромным воздушным поцелуем.

По негласному контракту, Святой сопровождал журналистку, отправлявшуюся в те места, куда и милиция ходит по уши вооруженной, скрыв лица под масками. Воровские «малины», торговые точки наркодилеров, подпольные порностудии и цеха, штампующие пиратские копии видеокассет, компакт-дисков, были темами репортажей неугомонной Дарьи Углановой. Она умела договариваться с людьми и не писать лишнего.

Но инциденты случались. Тогда бесшабашную журналистку прикрывал Святой. Вскоре в определенных кругах распространился слух, что у пронырливой стервозы, то бишь у Дарьи Углановой, есть мощная крыша. Что журналистку опекает отпетый головорез с железными кулаками то ли из мафии, то ли из спецслужб.

Слухи не соответствовали действительности. Ни с кем из сильных мира сего Дарья не была связана. Превыше всего она ценила независимость. Святого Дарья называла партнером, но втайне мечтала установить иные отношения, принеся в жертву даже свою независимость.

Кроме сотрудничества с журналисткой, Святой занимался реставрацией старой техники. Дарья в свое время познакомила его с состоятельным бизнесменом, помешанным на раритетных автомобилях, мотоциклах и других видах транспорта. Толстосум мечтал создать музей и назвать его своим именем. Каждый посетитель будущего музея смог бы прокатиться в джипе времен Второй мировой войны или проехаться на легендарном «ЗИМе». Бизнесмен пытался собирать и военную технику, но власти запретили делать это.

В арендованных ангарах разместились и коллекция, и мастерские. Группа энтузиастов, специалистов первого класса с золотыми руками, сверлила, паяла, вытачивала недостающие детали, драила от ржавчины старые автомобили.

Святой вписался в коллектив сразу. Он обожал возиться с железками и многое умел. Николаевич, потомственный рабочий, отпахавший на заводе имени Лихачева сорок лет, с одобрением крякнул, увидав работу Святого на фрезерном станке:

– Ты, паря, наверное, передовиком производства раньше был. Ордена получал.

Чистивший щеткой консоль станка от металлической стружки Святой ответил, пряча горькую усмешку:

– Получал, отец, ордена. Сначала ордена, а потом по голове, чтобы не высовывался.

Мудрый старик не стал приставать с расспросами. Лишь однажды, когда компания обмывала окончание реставрации трофейного немецкого «Хорха», купленного бизнесменом у внуков генерала, освобождавшего Вену, дед, многозначительно покачивая плешивой головой, обмолвился:

– А паря, видать, с богатой биографией. Все тело в шрамах.

Подошедшему к столу Святому дед налил стопарь до краев, что означало высшую степень уважения.

Однако в мастерских Святой появлялся нерегулярно. На первом плане у него оставалась Дарья, которую он опекал и защищал. Но вместо посещения мест обитания всякого отребья он с удовольствием предпочел бы сутки напролет возиться с техникой, вдыхая запах машинного масла, слушая шелест стружки, сбегающей из-под кромки фрезы или резца.

К новому расследованию до поры до времени Дарья Святого не привлекала. Наметив жертву, безголосого певца, она усиленно посещала богемные тусовки артистов, ходила на концерты и презентации новых музыкальных дисков. Пытаясь втереться в доверие, она тиснула хвалебную рецензию про очередной альбом кумира, бывшего потрясающе бездарным. Тактика Углановой полностью оправдалась. Глуповатый парень купился на лесть и даже, кажется, влюбился в очаровательную журналистку.

Однажды певец устроил светскую вечеринку на даче своего продюсера. Собрался узкий круг знакомых отметить какое-то незначительное событие.

Дарья уговорила Святого составить ей компанию.

– Не похож я на деятеля эстрады, – твердил Святой, собиравшийся потрудиться с Николаевичем над сложной деталью в мастерской.

– Ты в зеркало давно на себя смотрел? – встав в позу рассерженной домохозяйки, спросила Дарья.

Святой засмеялся.

– Вылитый киногерой! Волевой подбородок, мужественный взгляд, античная фигура… Знаешь, ты на Стивена Сигала похож. Только седину на висках покрасить надо.

Ладонь Дарьи прикоснулась к вискам Святого.

– Ну, давай без нежностей. Зачем понадобилось мое присутствие на этом сходняке? – с фальшивой грубостью спросил Святой.

– Хочу, чтобы ты присмотрелся к одному типу. Отвратительный субъект. По-моему, поставляет наркоту моему подопечному и всей этой гоп-компании. Кличка – Анус.

Святой взорвался смехом. Насмеявшись до слез, он переспросил:

– Ты ничего не путаешь? С таким погонялом в приличной компании не прописывают и дальше порога в дом не пускают. На зоне подобными кликухами только конченых бедолаг награждают.

Дарья рассказала, что в прошлом поставщик наркотиков был неплохим гитаристом, носившим псевдоним Агнус. Но, подсев на иглу, он быстро опустился и растерял талант. Стал приторговывать «дурью», сошелся с темными личностями. Используя старые связи, поставлял средства, дарующие кайф, многим артистам. Однажды при проведении облавы отделом по борьбе с наркотиками спас известную певицу, в сумочке которой находился пакетик с кокаином. В кафе, где парни из ОБОНа проводили повальный шмон, он умудрился забрать пакет и удачно запаковать в завалявшийся в кармане презерватив. Используя замешательство и погасший свет, он, выскочив в туалет, затолкал улику на невероятную глубину в собственную прямую кишку. Милиция ограничилась выборочным визуальным осмотром. В задницу волосатого экс-гитариста, воняющего дерьмом, никто фонариком светить не стал. Певица избежала скандала, а за Агнусом закрепилась слава надежного парня. Но благородный псевдоним видоизменился в неприглядную кликуху.

– Да, когда мужик загремит на зону, быть ему первым петухом! – констатировал Святой, выслушав эпопею музыканта, ставшего на скользкую тропу наркоторговли.

– Подозрительный, сволочь. Все на меня косится. Пристает с предложениями кокса понюхать.

– Кокаина?

– Ага, прилипчивый, зараза. Я боюсь этого наркошу с перекошенной крышей, – Дарья доверчиво прильнула к Святому.

Больше уговаривать его не пришлось.

Когда они приехали на дачу, тусовка веселилась вовсю. Нализавшийся певец приставал к флегматичной девице. Продюсер, плотный коротышка лет пятидесяти, жарил шашлыки, поливая мясо виноградным вином. Еще несколько неприглядных фигур слонялись по участку с видом заблудившихся зомби.

Гостей усадили за стол. Подали чистые приборы и тарелки. Напротив Святого примостился изрядно поддатый длинноволосый парень с трехдневной щетиной на впавших щеках.

– Агнус! – манерно поводя плечами, представился он.

Святой отвернулся, проигнорировав желание неопрятного экс-музыканта завязать знакомство. От него за версту несло терпким запахом дорогого мужского одеколона, смешанного с потом. Удушливый аромат начисто отбивал аппетит.

Стол был накрыт на веранде, откуда был виден весь двор. Подчиняясь правилу профессионала, Святой внимательно осмотрел окрестности, заранее подготавливая возможные пути отступления. От угла дома к забору вилась узенькая тропка.

«Там есть калитка…» – сообразил Святой.

Компания веселилась, как могла. Визжали девицы. Продюсер, позабыв о шашлыках, пытался затащить внутрь дома упитанную даму, выделявшуюся пышностью форм и необъятным задом. Толстуха капризничала и упиралась.

– Юрик, а где наш соловей?! Пусть он споет, – сложив губы бантиком, требовала пышногрудая дива.

Подрагивающий от желания коротышка грязно матерился, лапая недоступную даму за филейные места:

– Какой соловей? Мне блевать хочется от его пения. Лапуля, мои «бабки» и возможности из этого мудака звезду сделали. Ну, пойдем наверх, киска! Похулиганим.

Вечеринка перерастала в оргию. Внезапно из дверей дома пулей вылетела худосочная девица. Следом за ней поспешал растрепанный певец со спущенными до колен штанами. Девица на ходу изрыгала проклятия:

– Импотент поганый! Лезет со своим засушенным стручком, а сам ни фига сделать не может!

Давший слабину певец споткнулся и кубарем полетел вниз. Потом с трудом поднялся, подошел к гогочущему Анусу и попросил:

– Дай кокса нос попудрить. Я эту суку без допинга трахнуть не могу.

– «Бабки» вперед, – захлебываясь от хохота, произнес длинноволосый.

На помощь подшефному пришел продюсер. Он навалился округлым животом на тщедушного Ануса. Тот отступил к веранде, продолжая гоготать, словно гусь. К веранде стали подтягиваться гости. Некоторых Святой видел в телевизионных шоу, на концертных афишах. Но теперь они предстали в другом обличье: без приклеенных улыбок, без лучащегося оптимизма в глазах. Перед ним была пьяная толпа, ничем не отличавшаяся от упившейся команды работяг из дешевой пивнушки.

– Анус, не выкаблучивайся. Я за «дурь» разбашляюсь. Дай народу оторваться, – заплетающимся языком приказал продюсер.

Пакетики с белым веществом перекочевали из кармана длинноволосого в протянутые потные руки. Схватив толстуху, хозяин вечеринки скрылся в доме. За ним последовали певец и большая часть компании. Вскоре из дома донеслись восторженные вопли, переходящие в сладострастные стоны.

«Свинарник! Хуже животных. Те хоть без наркоты случкой занимаются, а эти уже без „дури“ не могут». – Святой сидел на ступенях, машинально разминая сигарету.

Он упустил из вида Угланову, но в дом зайти не решался. Увидеть Дашку в клубке потных переплетенных тел было бы свыше его сил. Случись такое, и участники свального греха познакомились бы с кулаками бывшего спецназовца, надолго позабыв о радостях секса.

«Никогда нельзя терять контроль над собой. С чего ты взял, что Дарья в доме вместе с этим быдлом? Есть пределы, которых она не переходит», – рассуждал Святой, отгоняя глупые мысли.

Смеркалось. От стройных сосен, окружавших дачу, протянулись фиолетовые тени. Где-то в глубине соснового бора тревожно застрекотали сороки. К птичьему разговору добавилось мерное урчание двигателя.

«Опоздавшие спешат на случку», – зло подумал Святой, полагая, что по дороге едут подзадержавшиеся гости продюсера.

Откуда-то с задворков донесся сдавленный девичий крик. Святой прислушался. Слабеющий крик повторился на фоне заливистой матерщины. Сбежав со ступеней, Святой стремглав бросился к углу дома. Он не сомневался, что кричала Дарья. Обогнув угол, он удостоверился в своей догадке.

У дощатой будки, бывшей то ли туалетом, то ли сараем для инструментов, шла борьба. Разъяренный Анус потрошил дамскую сумочку, прижимая свободной рукой Дарью к дощатой стене.

– Зачем тебе диктофон?! Что ты, сучка, записывала? – вопил наркоторговец, пытаясь изъять кассету из аппарата.

Угланова отчаянно сопротивлялась. Растопырив пальцы, она искала глаза Ануса.

– Отпусти, вонючая скотина! Отпусти, хуже будет.

Платье с порванной бретелькой сползло с плеча девушки, оголяя высокую грудь. Дарья в гневе выглядела великолепно. Раскрасневшаяся, с гривой разметавшихся волос, со сверкающими глазами, она выглядела амазонкой, противостоящей гнусной твари, выбравшейся из преисподней.

Святой даже притормозил, увидав редкое зрелище – сражающуюся, как львица, подругу. Она, увидев подмогу через плечо навалившегося Ануса, ослабила бдительность. Лохматый экс-гитарист не преминул воспользоваться моментом.

Изловчившись, он поднял подол легкого платья девушки и запустил туда руку, которая мгновенно впилась в бархатную кожу внутренней стороны бедра журналистки. Рука наркоторговца поднималась все выше и выше, а слюнявые губы мусолили упругую округлость полуобнаженной груди.

– Крошка, мы сумеем договориться. Я никому не скажу о диктофоне… Тихо, малышка, тихо… – шепелявил Анус, пытаясь расстегнуть ширинку.

Холодный голос огрел его словно плетью:

– Наркоту в задницу паковать собрался? Прикрой клин, болван.

Музыкант не успел повернуться. Святой, взявшись железной хваткой за брючный ремень, украшенный железными заклепками, приподнял Ануса, отрывая от земли. Тот беспомощно засучил ногами, обутыми в белые кроссовки. Его руки совершали махательные движения, будто он пытался взлететь.

– Ты на кого наезжаешь! – тонко взвизгнул лохматый, не понимая, почему он оказался в невесомости.

Святой бросил его на шершавую стену сарая. Худощавый гитарист буквально впечатался в доски. Упав, он схватился за расплющенную физиономию, испещренную оспинами заноз.

– Фашисты, что вы делаете, – заныл Анус, катаясь по траве.

– Руки не распускай! Представляешь, выследил меня и набросился, вонючка треклятый. Разобраться со мной решил, – возмущенно щебетала Дарья, поправляя гардероб.

Она подобрала сумочку, сложила разбросанные вещи и походя пнула наркоторговца ногой.

– Яйца бы тебе раздавить, да пачкаться не хочется. Скоро сами от «дури» отвалятся.

Быстро сообразив, что с телохранителем журналистки шутить не стоит, Анус попытался изобразить потерю сознания. Он пустил пену и страдальчески закатил глаза.

Спектакль сорвался. Резкий скрежет срываемых с петель ворот нарушил вечернюю тишину. Вслед за этим двор заполнился голосами, ревущими команды и предупреждения:

– Всем оставаться на своих местах! Не дергаться! Руки за голову! Лицом к стене! Петров, осмотри двор!

Двигаясь вдоль стены дома, Святой дошел до угла и осторожно выглянул. Бригада людей в камуфлированных комбинезонах, выстроившись цепочкой, заходила в дом. По обеим сторонам лестницы стояли два автоматчика, взяв оружие на изготовку.

Медлить было нельзя. Бесшумным шагом Святой вернулся к сараю:

– История повторяется. В гости ОБОН пожаловал.

– Заложили! Ой, бля, заложили… – по-бабьи завыл Анус, схватившись за голову.

Встреча с представителями закона сулила наркоторговцу долгое пребывание на лесоповале. Он съежился, как от приступа язвенной болезни. Мозг Святого в минуты опасности моментально просчитывал все варианты выхода из затруднительной ситуации. Беседа с борцами антинаркотического фронта и ему могла доставить массу неприятностей.

Для начала Святой утихомирил впавшего в панику Ануса. Он легонько, но ощутимо двинул наркоторговца кулаком под ребра. От удара Анус подпрыгнул, подавившись собственными воплями.

– Заглохни, придурок, – подведя кулак под раскровяненный нос лохматого, посоветовал Святой. – Много «дури» с собой?

Из вывернутых карманов Анус извлек пригоршню пакетиков с белым порошком кокаина и примерно такое же количество расфасованной марихуаны.

– Запасливый, – сквозь зубы процедил Святой.

От такой партии наркотиков невозможно быстро избавиться, не оставляя следов. Для любого оперативника обнаружение значительного количества «дури» было бы настоящим праздником. Задержанного можно провести по самой суровой статье, впаяв солидный срок и заслужив поощрение начальства.

– Надо сматываться, приятель. Столько наркоты тебе в задницу не затолкать. Прямая кишка лопнет, – взяв за плечи, Святой тряхнул сомлевшего от страха поставщика наркотиков.

– Куда? Везде милиция, – журналистка держалась молодцом.

Дарья не паниковала. Напротив, она вела себя с потрясающим самообладанием.

– Ребята шурудят в доме. Это их ошибка. Но скоро начнут проверять территорию. Тогда и мы окажемся в каталажке, а затем и в камере предварительного заключения. Анус, тебе хочется кормить тюремных клопов? – задал риторический вопрос Святой.

– Не-а…

– Тогда ноги в руки и за мной короткими перебежками. Отставших и слабых буду добивать на месте, – шутливо пригрозил бывший спецназовец, не оставивший на поле боя ни одного раненого, ни одного тела погибшего товарища.

В синем сумраке группа из трех человек помчалась к заветной калитке. Первой бежала Дарья. Следом за ней, забавно подпрыгивая, словно у него вылезла кила, семенил лохматый наркоторговец. Замыкал мини-колонну Святой.

Где-то за их спинами бушевала какофония звуков. Истошно ревел обкумарившийся продюсер. Обоновцы волоком тащили коротышку в машину, а он проклинал служителей закона на чем свет стоит:

– Вы же меня с бабы сняли, изверги! У меня раз в году получается женщину поиметь. Никакая «Виагра» не помогает. Скоты…

Глухие удары сопровождались криками людей в масках, которые в выражениях тоже не стеснялись:

– «Браслеты», «браслеты» шалаве надень…

– Не могу, она, бля, кусается…

Зачистка территории дачи проводилась с размахом и шумом, а шум был союзником беглецов. Калитка, едва державшаяся на проржавевших петлях, была закрыта на висячий замок. Этим входом давно не пользовались. Дарья, дернув за ручку, разочарованно произнесла:

– Заперто.

Тихо заскулил Анус, навалившись впалой грудью на высокий забор.

– Вы что думали, нас лифт будет ждать? А ну посторонитесь, – ударом ноги Святой вышиб калитку.

Путь к свободе был открыт. Темный лес манил своей непроницаемой чернотой, в которой так легко было затеряться. Святой, взявший на себя командование группой беглецов, приказал:

– Не теряться, не растягиваться и не отставать! Возможно, ребята не такие глупые и выставили оцепление. Нам надо выйти к шоссе…

– Лучше на железнодорожную станцию. Там затеряемся среди дачников, – предложила Угланова.

– Молоток, Дашка! Настоящий диверсант! – засмеялся Святой и, обернувшись к воспрявшему духом Анусу, сурово произнес: – А с тобой, долгогривый, я бы в разведку не пошел. Попадешься ментам, живым в землю закопаю. Только попробуй отстать, кенгуру долбаное!

Он специально избрал такой стиль общения, свойственный крутым уголовникам, для которых зона – дом родной. Теперь патлатый хиляк трижды подумает, прежде чем замахнуться на Дарью. Люди склада Ануса всегда пасовали перед грубой силой уголовщины.

– Я усек. Зуб даю, буду идти нога в ногу, – пытаясь подражать воровской фене, забормотал экс-гитарист.

До станции надо было преодолеть расстояние около километра. Идя лесом, дорогу можно было сократить ровно вдвое. Святой выбрал короткий путь. Он уверенно вел группу, ориентируясь на гул проходящих поездов. Непредвиденная прогулка по вечернему лесу проходила в полнейшем молчании. Лишь астматически сипел прокуренными легкими Анус и хрустели ветки под ногами. Желтый серп луны, вскарабкавшийся на небосклон, освещал дорогу.

Неожиданно Святой сделал знак остановиться. На малюсенькой лесной поляне, которую предстояло пересечь беглецам, сидел пес. Широкогрудая служебная собака, немецкая овчарка с рыжими подпалинами по бокам, ждала людей. Увидав беглецов, собака встала. Приподняв верхнюю губу, пес зарычал, обнажая внушительные клыки.

– Что? – Анус налетел на Дарью и, выглянув из-за плеча девушки, подался назад.

Собака изготовилась к прыжку. Она присела на задние лапы, прекратив рычать. Глаза пса встретились с глазами человека. Святой смотрел пристально, стараясь не моргать. Он был первым, и клыки овчарки предназначались ему.

«Уходи», – мысленно повторял Святой, отправляя послание только глазами.

Неожиданно овчарка поджала хвост и отпрыгнула в сторону. Пес словно признал право сильнейшего идти своей дорогой. Он подчинился гипнотическому взгляду человека, стоявшего перед ним.

– Вперед! По одному. Без резких движений, – шепнул Святой, пропуская девушку и наркоторговца.

Поляна оставалась позади, когда чей-то голос позвал:

– Ральф, ко мне! Куда ты подевался?

Среди деревьев появилась фигура хозяина собаки. Высокий парень в черном берете и пятнистой форме беспечно брел по лесу, подсвечивая дорогу фонариком. Милиционер, выставленный в пикет, искал своего четвероногого напарника. На плече у парня болтался короткоствольный автомат и попискивало переговорное устройство. Святой заметил милиционера первым. Тот шел прямо на них, но смотрел под ноги, видимо боясь зацепиться за корягу или корень сосны, которому было тесно под землей.

– Ложись, – скомандовал Святой.

Первым, естественно, грохнулся Анус, зарывшись лицом в подушку мха. Дарья приземлилась менее удачно. Напоровшись на острую ветку, девушка громко охнула.

– Кто здесь? – милиционер снял с плеча автомат.

– Скажите, пожалуйста, как к станции выйти. Я, кажется, заблудился, – миролюбиво произнес Святой, направляясь к парню.

Сноп света от направленного в лицо фонарика слепил глаза.

– Документы есть? – требовательно рявкнул милиционер.

На его плечах блестели сержантские лычки. Сержант потянулся к кнопке переговорного устройства. Рация отозвалась сухим потрескиванием и пронзительным писком радиопомех.

– Первый, ответь Четвертому, – пытался выйти на связь милиционер.

– Какие документы в лесу? Помилуйте, уважаемый. Я же не браконьер и не маньяк, чтобы у меня документы требовать, – тарабанил Святой, стараясь отвлечь внимание сержанта.

Сократив дистанцию до нужного расстояния, он бросился на милиционера. Сержант не успел опомниться, как оказался на земле, придавленный коленом нападавшего. Выбитый из рук автомат валялся рядом. Беспорядочная возня продолжалась доли секунды. Пальцы Святого пробежались от подбородка милиционера к вискам, затем нащупали заушные впадины и одновременно нажали на точки, отключающие сознание. Сержант глубоко зевнул, впадая в беспробудный сон.

– Подъем, лежебоки! Надо успеть на поезд, – призывно крикнул Святой.

Когда люди ушли, из зарослей появилась собака. Она обнюхала хозяина, потыкалась мокрым носом в лицо сержанта. Убедившись, что хозяин жив, пес улегся рядом охранять его покой…

Беглецы успешно добрались до станции. Свисток электровоза возвестил о прибытии поезда. Сев в вагон, единственные участники тусовки, избежавшие ареста, облегченно все разом вздохнули.

Дарья подвела итог приключения:

– Пронесло.

Она прислонилась к плечу Святого. Ее волосы щекотали щеку, пьянили своим ароматом.

«Хорошо бы так ехать и ехать в никуда. Когда тебя никто не преследует. Сидеть и беззаботно пялиться в окно, обняв любимого человека», – думал Святой, ощущая тепло дыхания девушки.

А справившийся с испугом Анус тарабанил без остановки, пугая мирных обывателей резким голосом и диким видом:

– Вернусь, наширяюсь в говно! Сниму стресс по полной программе… Ну кто-то же заложил, навел на продюсера. Кругом стукачи! Даже на природе толком оттянуться нельзя. Конкуренты паскудят. Факт.

– Завязывай, чудик, с наркотой. Сгниешь в тюряге или от передоза откинешься, – с внезапной жалостью к лохматому музыканту, променявшему служение музам на грязное ремесло, посоветовал Святой.

– Не могу, – с обреченностью приговоренного ответил Анус.

На вокзале они расстались. Счастливый продавец наркотиков торопился осуществить свой план и впасть в блаженную нирвану забытья, где не было места служакам ОБОНа. В порыве благодарности он поймал Святого за рукав:

– Возьми «снежка». Словишь кайф на халяву.

– Даром, что ли, кокаин предлагаешь? Он ведь «бабки» стоит, – Святой притворился растроганным щедростью нового знакомого.

– Ты от ментов меня конкретно отмазал. Век благодарным буду. Не гужуйся, бери «снежок». Гарантирую классный улет. А «бабки» – моя проблема. Отвечаю.

Дарья, подхватив под локоть впавшего в расточительство Ануса, отвела его к коммерческой палатке, возле которой топтались несколько подростков, считающих деньги на пиво. Нагнувшись к уху тщедушного волосатика, Дарья доверительно зашептала:

– Не суйся к моему другу с сомнительными предложениями. Еще раз предложишь всякую дрянь, он тебе в рог так залимонит, что из-под асфальта экскаватором не выкопают.

– Такой правильный?! – игриво подмигивая, съязвил Анус.

– Живет по своим понятиям, – значительно произнесла Угланова, – но у меня к тебе есть интерес.

– Какой?

– Будешь поставлять мне информацию.

Анус сморщился, будто проглотил целый лимон:

– Офигела?! Мне за стукачество яйца через рот достанут. В нашей среде не принято сливать информацию. В момент путевку на кладбище выпишут, – он стремился придать вес собственной персоне.

Дарья уже навела справки о личности Ануса, строившего из себя воротилу наркобизнеса, этакого наркобарона из колумбийского картеля, прибывшего покорять Россию. На самом деле опустившийся экс-музыкант был мелкой сошкой, коробейником, разносившим товар состоятельным покупателям.

– Агнус, гарантирую полную анонимность. Никто не узнает об источнике информации. Я девушка щедрая. Экономить на тебе не буду, – увещевала Дарья, не надеясь на успех.

Поток прохожих двигался мимо киоска, заслоняя разговаривающую пару. Святой терпеливо ждал завершения переговоров. Ему не нравился Анус, и продолжение знакомства с провонявшим потом и парфюмами субъектом он считал глупостью. Но в дела Углановой не вмешивался до тех пор, пока вмешательство не становилось вопросом жизни и смерти.

А диалог тем временем продолжался. Вечно испытывающий недостаток в деньгах, мелкий делец от наркотиков колебался. От волнения Анус стал обкусывать ногти, прикидывая перспективы сотрудничества. Отвратительный хруст вызывал у Дарьи тошнотворные позывы, но она героически терпела. Покончив с наведением маникюра, Анус сказал, сплевывая остатки ногтя:

– Оставь визитку. Я подумаю. Будет что любопытное – сообщу.

Порывшись в сумочке, Дарья протянула картонный прямоугольник со своими координатами. Анус взял визитку и небрежно засунул в карман джинсов:

– Перезвоню на досуге. Побалдеем, когда твоя горилла будет отсутствовать.

Изловчившись, он чмокнул журналистку в щеку и, насвистывая бодрый мотивчик, зашагал к станции метро.

– Гад, – бросила в спину наглецу журналистка.

Возвращаясь к Святому, она ожесточенно терла щеку, словно пыталась избавиться от прилипшей грязи. Не говоря ни слова, Дарья поймала ладонь мужчины и повела за собой.

Москва горела огнями витрин. Неоновый дождь рекламы бесконечным потоком заливал столицу. Чередой двигались машины, подгоняя друг друга звуками автомобильных клаксонов. Суета не исчезала даже в поздние часы. Наоборот, она усиливалась. Казалось, город страдает бессонницей и ищет все новых развлечений, способных успокоить нервы.

– Куда ты меня тащишь? – с напускной суровостью спросил Святой.

– Просто гуляем. Дышим воздухом.

– Кислородом мы надышались на даче. Чуть не опьянели от озона.

Дарья поняла намек. Она виновато наклонила голову. Темные пряди волос скрыли ее лицо.

– Извини, что так получилось. Невезуха. Эту кодлу наверняка давно пасли. А может, действительно происки конкурентов. Этот коротышка-продюсер выгодный контракт пробил. Собственное музыкальное шоу в самое смотрибельное время на общероссийском канале. Кому-то не понравилось, вот и подложили парню подлянку. Знаешь, в шоу-бизнесе законы волчьи. Могут сожрать с потрохами и песенку спеть.

Святой вспомнил Влада Листьева, который приезжал в его часть делать репортаж. Молодой телеведущий «Взгляда» общался с бойцами спецназа без панибратства и не задавал глупых вопросов. Через четыре года фотографию Влада в траурной рамке показало телевидение. А репортаж о подразделении Святого не пропустила военная цензура по соображениям секретности.

– Авантюристка! Пишешь о всякой швали. Рискуешь. Зачем? – задал сакраментальный вопрос Святой, предполагая ответ.

– Кто-то должен разгребать грязь. – Слова, тихо произнесенные Дарьей, на сто процентов соответствовали ожиданиям.

Они долго гуляли по вечерней Москве, разговаривая о пустяках. Наткнувшись на уютный ночной бар, Святой и Угланова не отказали себе в удовольствии выпить терпкого красного вина, согревающего душу и прогоняющего тревогу.

К дому Дарьи они подошли в тот час, когда ночь отступает, передавая права утренним сумеркам.

– Может, зайдешь? – с непривычной застенчивостью предложила Дарья, взявшись за ручку двери подъезда.

В мягком освещении разгорающегося утра девушка была особенно привлекательной. Ее кожа отливала мраморной белизной, но не холодной, как у камня, а удивительно теплой. Пушистые ресницы предательски трепетали, выдавая тайные желания.

– Мы партнеры. А между партнерами должна сохраняться дистанция, иначе они становятся любовниками, – с легкой грустью ответил Святой, помогая открыть скрипучую дверь, притянутую ржавой пружиной к косяку.

– Ты как всегда прав. Но у каждого правила есть исключения, – возразила Дарья, упираясь рукой в дверной косяк, исписанный признаниями в любви, похабщиной и названиями модных команд рэпперов.

– На сегодня хватит эмоций.

– Трусишь? Боишься потревожить тень друга, – с вызовом бросила девушка.

Когда-то она любила закадычного дружка Святого. И даже собиралась выйти за него замуж. Но он погиб, помогая Святому выбраться из передряги. Поэтому переспать с Углановой мешала совесть или глупая преданность памяти друга. Святой не мог переступить через себя, хотя находил тысячи доводов, оправдывающих такой поступок. В конце концов, жизнь принадлежит живым, а мертвым достается вечный покой. Но Дарья допустила неверный ход, слишком агрессивно перейдя в атаку. Упрек в трусости развеселил Святого:

– Дашуля, не дави на психику! Ты же умеешь завлекать другими методами, а этот годится для подростков.

Совладав с чувствами, Угланова признала поражение:

– Да, дала я маху. Трусом тебя не назовешь. Но дураком, пожалуй, можно.

– Согласен, – засмеялся Святой, отметив про себя некоторую правоту высказывания.

– Пока, – приподнявшись на цыпочках, Дарья поцеловала мужчину.

Она проскользнула в дверь, захлопнувшуюся с оглушительным грохотом. Святой продолжал стоять, ожидая услышать какие-то важные слова.

– Чему быть, того не миновать. Не обманывай себя, Святой! – Голос девушки доносился издалека, примерно с уровня третьего этажа.

Лифт как обычно не работал, и Дарья поднималась по ступеням, останавливаясь у каждого лестничного окна, чтобы посмотреть на Святого. Наконец она, не выдержав, облегчила душу:

– Сдавайся!

Снизу ей ответил раскатистый мужской баритон:

– Каждая крепость когда-нибудь сдается! Особенно если осада длится вечность.

Поймав такси, Святой поехал к себе. Он снимал двухкомнатную квартиру в неприметном спальном районе.

* * *

Шумная тусовка постепенно забывалась. Дарья раздумала писать репортаж о наркотических забавах эстрадных звезд, отложив ее на потом. Она увлеклась новой темой о закрытых военных городках, брошенных Министерством обороны на произвол судьбы.

Вскоре неугомонная журналистка укатила в продолжительную командировку. Руководствуясь непредсказуемой женской логикой, Дарья не предупредила Святого о своем отъезде, оставив на автоответчике краткое сообщение.

Анус тоже канул в небытие. След наркоторговца, казалось, затерялся навсегда. Но судьба тасует карты по-своему, определяя, где пересекутся дороги разных людей.

С отъездом Дарьи Святой с головой окунулся в работу: ушлый бизнесмен прикупил партию раритетов, требовавших срочной реставрации. В гараже-ангаре появились уникальные экземпляры, среди которых особенно выделялся один лимузин.

Четырехдверный «Опель» с откидным верхом, по непроверенным данным, принадлежал когда-то рейхсмаршалу Герингу, главнокомандующему военно-воздушным флотом нацистской Германии. Время не пощадило автомобиль. Коррозия и езда по российским дорогам изувечили машину. Бизнесмен, отваливший изрядный куш за приобретение, требовал восстановить «Опель». Машину можно было продать за границу поклонникам толстозадого нациста или настоящим ценителям старины. Денег от подобной сделки могло хватить на строительство настоящего музея и на взятки для московских чиновников, не привыкших мелочиться.

Вся бригада, засучив рукава, принялась обхаживать автомобиль. Святой дневал и ночевал в ангаре на пару с Николаевичем. Старик, года два назад похоронивший жену, не любил сидеть без дела. Работой он спасался от одиночества.

Машина стараниями умельцев, каждый из которых был в своем роде уникальным, обновлялась, приобретая вторую молодость. Отполированный корпус «Опеля» сиял новым лаком и хромированными крыльями. Под капотом без пятнышка масла находился обновленный двигатель. Оставалось доделать сущие пустяки, связанные с механизмом подъемника верха, амортизаторами и элементами внутренней отделки. Ударно потрудившаяся бригада, вкалывавшая без выходных, взяла у владельца гаража краткосрочный отпуск, и недоделки пообещали ликвидировать Святой и Николаевич.

Святой вообще удивительно быстро сходился со стариками. Не с дебиловатыми маразматиками, полагающими, что все лучшее осталось в прошлом, а настоящее – сплошное дерьмо и болото. Нет, Святой находил общий язык с людьми, у которых за простецкой внешностью скрывалась мудрость, приобретаемая только с годами. Николаевич принадлежал к такому сорту людей. Немного ворчливый, любящий загнуть матерком по подходящему поводу, старик был мастером от бога. В суждениях он был резок, но справедлив.

В полдень они, соорудив импровизированный стол, обедали. Дед купил китайскую лапшу быстрого приготовления, а Святой – банку польского паштета, печенье и фасованный в пакетики чай. Поглощая незамысловатую трапезу, они смотрели телевизор и обменивались впечатлениями о последних событиях в мире.

Маленький портативный приемник принес из дома Николаевич.

Шла передача о Югославии и событиях вокруг нее. Кадры хроники начала натовской операции сменялись сценами у американского посольства в Москве. Подвыпившие сограждане орали лозунги, оскорбляющие надменных янки. По стенам посольства сползал яичный желток и краска. Кадры давались без комментариев.

– Поздно кипятком писать, – прихлебывая чаек, пробормотал дед.

– Ты о толпе у посольства? – спросил Святой.

– Пошумели и разошлись. Детский сад. Разве это политика? Байстрюки глотки подрали, подрыгались, ноги о штатовский флаг вытерли и п…ц. Напугали ежа голой жопой. Американцы как бомбили, так и бомбят сербов. Вот у них политика! Шарашат на всю катушку, а раньше на нас оглядывались.

– Ты, Николаевич, о советском прошлом грустишь?

Святой аппетитно хрустнул печеньем.

– Армию зря не сберегли. Еще не раз кровавыми слезами умоемся. А прошлое… – дед задумчиво посмотрел на огрубевшие руки с подушечками мозолей. – Не больно мы жировали в прошлом, чтобы о нем сожалеть. Вкалывали за гроши и слушали сказки про светлое будущее. Сейчас тоже говоруны всякие басни рассказывают. Кто о былом величии воет, кто о реформах. Целая Государственная Дума трепачей. Конечно, и там толковые мужики есть, да что-то проку от них мало. Большинство только на словах за народ болеет, а у самих ряшки от жира лопаются. Мрачные у нас перспективы, хотя страна и люди отличные. Подчистить бы от дерьма всякого, законы научиться уважать – тогда бы дело сдвинулось с мертвой точки. А пока живем во вселенском бардаке, будем бегать по замкнутому кругу и дубасить друг друга по башке на митингах. Кто портретом Сталина, кто царя-батюшки или Ельцина. Вождей у нас – на любой вкус.

Удрученный нарисованной картиной политического прошлого и настоящего страны, дед ожесточенно сплюнул под ноги. Помолчав, достал непочатую пачку дешевых сигарет без фильтра. Закурив, выпустил колечко дыма и долго смотрел, как оно тает, возносясь к высокому сферическому своду ангара. За стенами из гофрированного железа шумел прогретый солнцем летний день. Внутри ангара царили полумрак и тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками, доносящимися из телевизионных динамиков. Свет в огромное помещение проникал сквозь окна под самой крышей и распахнутые створчатые ворота.

Святой и старик сидели возле отполированного почти вручную лимузина как два отшельника в гигантской пещере. Каждый думал о своем, не нарушая таинства тишины. Чаще всего воспоминания навещают людей в долгой дороге или в уединенном месте, недоступном для шума и гама. Святому не хотелось погружаться в воспоминания, заполненные лицами погибших товарищей, сполохами выстрелов, предсмертными криками и проклятиями. Жить воспоминаниями – удел слабых. Ничего не забывать умеют только сильные…

– Может, кирнем? – лихо пристукнув кулаком по колену, предложил вышедший из оцепенения старик.

Не дожидаясь согласия, дед достал кошелек и принялся пересчитывать мятые купюры. Николаевич не был любителем заложить за воротник. В компаниях он выпивал строгую норму в сто пятьдесят граммов и не позволял себе перебора.

– Пить надо с умом. Для удовольствия, а не для унитаза, – как лозунг повторял старик каждый раз, когда ему пытались увеличить норму.

По номиналам извлекаемых из потертого кошелька дензнаков Святой определил, что напарник готовится к покупке полноценной бутылки.

– Что, дед, в загул постановил уйти? Что-то на тебя не похоже, – Святой укоризненно покачал головой.

– Уважь, составь компанию. Тошно мне что-то на душе, – признался старик. – Возьмем винца благородного. Почаркуем. А хочешь, коньячком побалуемся.

Накануне бизнесмен, не стесненный в средствах, выплатил ударно поработавшей бригаде аванс. Старик тратил деньги крайне экономно, покупая лишь самое необходимое из еды и одежды. Львиная доля расходов Николаевича приходилась на инструменты. Тут он не скупился, выкладывая за немецкие сверла, шведские резцы или американские шлифовальные машинки впечатляющие суммы. Инструменты деда хранились в отдельном незапертом шкафу, но никто и пальцем не смел к ним прикоснуться. Железное правило не распространялось только на Святого, которому потомственный рабочий доверял пользоваться коллекцией отменных инструментов. Святой не злоупотреблял доверием старика, заглядывая в заветный шкаф только по крайней необходимости. Предложение выпить он все же отверг:

– Зачем деньги переводить? Ты же «капусту» в железки вкладываешь. А я на днях в магазине видел отменные «бошевские» сверла в наборе. Мечта, а не сверла! Хочешь, координаты магазина дам?

Водрузив на ломоть хлеба пластину ветчины, Николаевич принялся неспешно пережевывать пищу. Старик привык все делать основательно и неторопливо. Расправившись с едой, он вытер рот тыльной стороной ладони.

– Странный ты человек. Непонятный. Словно броня на тебе надета. Выпить предлагают – отказываешься. О бабах говорить не любишь. Сам не из пролетариев, а технику знаешь как свои пять пальцев. К тому же не белоручка. Не гнушаешься самой грязной работы…

– Это ты точно подметил. Никогда запачкаться не боялся, – Святой прервал монолог, подавая деду чашку с горячим чаем.

– Вот, опять же, говоришь загадками. Мужики разное про тебя сочиняют. Народ у нас любит языком почесать. Говорят, что ты киллер, платный душегуб, по-нашему. Решил завязать. Затихариться на мирной должности. Я не верю всякой брехне, но… – старик многозначительно замолчал, уставившись на собеседника поблекшими с возрастом голубыми глазами.

Месяца три назад на ангар совершила налет банда шпаны. Команда великовозрастных битюгов запланировала обыкновенное ограбление в надежде поживиться хоть чем-нибудь стоящим. С налета разоружив двух частных охранников, они ворвались в помещение с дикими воплями. Поставив работяг под «стволы», грабители принялись рыскать по ангару, собирая все самое ценное в кузов стоявшего у выхода грузовичка, прозванного в народе «бычком».

Налетчиков остановил Святой. На глазах изумленных коллег он лихо расправился с грабителями. Вожаку, дебиловатому увальню, бродившему среди машин, он сломал переносицу и челюсть. Остальных уложил физиономиями на засыпанный металлической стружкой пол.

Вместе с вызванной милицией приехала бригада «Скорой помощи». Врач, узнав, что придется спасать грабителей, с наслаждением принялся выдергивать стружку хирургическим пинцетом прямо под крышей ангара без всякого обезболивающего средства. Закованные в наручники грабители орали от боли. И даже закаленные менты, которых трудно было заподозрить в излишней гуманности, отворачивались и затыкали уши. Оказалось, что квартиру медика год назад полностью обчистили. Преступление не было раскрыто. Вещи, естественно, пропали, а медик воспылал ненавистью ко всем криминальным элементам.

Бойцовские качества Святого просто потрясли коллег. После этого случая работяги здоровались с ним с почтительной вежливостью, никогда не подшучивали и долго извинялись, если нечаянно задевали плечом. На Руси всегда преклонялись перед силой. Обратной стороной медали стали сплетни.

«Надо сматывать удочки. Примелькался я в гараже. Конспирацию, будь она неладна, соблюдать надо», – подумал Святой, огорченный киллерской версией своей биографии.

– Про душегуба, Николаевич, ты загнул. А душу наизнанку я выворачивать не привык. Извини. Ты старик башковитый. Сам разберешься, где россказни, а где правда.

Польщенный комплиментом по адресу своих умственных способностей, дед понимающе улыбнулся. Мол, два раза объяснять не надо. Встав, старик с неожиданной теплотой обнял Святого за плечи.

– Ты, паря, кремень. На таких земля держится, – произнеся эту фразу, дед заковылял в глубину ангара неспешной шаркающей стариковской походкой.

Слова Николаевича много значили. Святой не был самовлюбленным идиотом, воображающим себя спасителем отечества или суперменом, сражающимся за справедливость. Он просто делал то, что считал нужным, и никогда не шел на сделку с совестью. Старик каким-то седьмым чувством угадал это и выразил скупыми словами.

К разговорам о прошлом больше этим днем не возвращались. Старик застрял за токарным станком, вытачивая мудреную деталь для подъемника. Святой закончил установку зеркал и собирался отправиться домой. Вечером он наметил посетить спортивный зал близлежащей школы. Игра в баскетбол с командой старшеклассников была неплохой разминкой перед основной тренировкой. Поддерживать отличную физическую форму для бывшего спецназовца означало то же, что питаться и дышать. В самых суровых условиях он не позволял своему телу лениться, заплывать жирком и ощущать немощь дряблых мускулов. Ребятня, а особенно старшеклассницы, специально задерживались в спортзале, чтобы понаблюдать за головокружительными упражнениями мужчины, годившегося им в отцы, на перекладине. Видя горящие глаза девчушек, с детским кокетством описывающих круги около гимнастического снаряда, Святой особенно старался, а в душе его вспыхивала искорка здорового мужского тщеславия.

«Еще неплохо выгляжу, если эти пигалицы засматриваются. Есть еще порох в пороховницах!»

Воодушевленный открытием, он без остановки крутил «солнышко» и качал пресс, зацепившись ногами за перекладину.

Он приходил в спортзал регулярно, в строго определенные дни и время. Но в этот день старшеклассницы остались без представления. Ровно за час до ухода в ангар нагрянула Дарья. Она приехала на бирюзовом «Рено-Клио», похожем на майского жука со сложенными крыльями. Мимоходом поздоровавшись с Николаевичем, Дарья подошла к листу жести, служившему столом, и выудила что-то из еды.

– Привет! Ужасно голодна. А вы тут пируете, – с набитым ртом произнесла журналистка.

– Давно тебя не видел, – Святой вытер руки ветошью.

– Не злись. Разлука дает возможность отдохнуть от такой назойливой особы, как Дарья Угланова. Соскучился?

– Конечно, – губы Святого прикоснулись ко лбу девушки.

Сухое старческое покашливание раздалось у них за спиной. Николаевич деликатно напоминал о своем присутствии. Старик не одобрял нежностей и к журналистке относился с предубеждением. Воспитанный в строгих понятиях, он находил Дарью слишком развязной. Ему не нравилось абсолютно все: манера одеваться, вставлять в разговор непонятные словечки, курить, стряхивая пепел куда попало. А главное, дед не переносил, когда Святой исчезал на некоторое время, и его отлучки связывал с Углановой.

– Что, дед, туберкулез замучил? – Дарья платила старику той же неприязнью. – Сходи проветрись. Зачахнешь среди железа. Нашел бы себе бабуленцию посвежее. Потискал бы. А то все свое железо стругаешь. Не надоело?

Нарвавшись на откровенное хамство, старик насупился. Сверля журналистку глазами, он пробормотал:

– Сорока трепливая! Помело вместо языка.

Высказавшись, дед отступил в темноту. С острой на язык Углановой он соперничать не мог.

– Есть разговор, – Дарья подошла к лимузину и открыла дверцу. – Можно посидеть внутри этого монстра?

– Забирайся. Музейный экземпляр. На заднем сиденье когда-то зад начальника люфтваффе покоился.

Дарья осторожно заглянула внутрь.

– Ух ты. Красотища… Ладно, на историческое место, согретое задницей фашистского борова, я не претендую, а за рулем посижу.

Она ловко нырнула на место водителя и поманила пальцем Святого. Вид у девушки был возбужденно-азартный. Так выглядят следователи, напавшие на след преступника, совершившего ограбление века. В ее глазах плясали огоньки. Не делая долгих вступлений, Дарья перешла к делу. Она говорила заговорщицким шепотом, изредка позволяя перебивать себя:

– Ты знаешь, чем я занималась?

– Военными городками. Нищетой офицерских семей. Генеральским беспределом. Пьянством в отдаленных гарнизонах, – загибая пальцы, принялся перечислять Святой.

– Не только. Есть темы поважнее офицерского бухалова у черта на куличках. Нам предоставили возможность побывать в гарнизонах ракетных войск стратегического назначения. Показывали хранилища для ядерных боеголовок. Ракетные шахты, мобильные установки. Приглашали на показательные стрельбы.

– Ну и что? Обыкновенная пропагандистская кампания Министерства обороны. Навешают лапши на уши доверчивым дурочкам вроде тебя. Пишите, что броня крепка и танки наши быстры… А о проблемах писать не надо, – поддел журналистку Святой.

Бывший военный, он ненавидел показуху. Нередко вместо боевой подготовки его бойцы были вынуждены красить бордюры, вылизывать пол в боксах с техникой, разбивать цветники перед приездом высокопоставленных чинов. Разжиревших генералов больше волновала чистота окружающей среды, чем боеготовность вверенных им частей. Такое чистоплюйство отрыгнулось кровью в Афганистане, а затем и в Чечне.

Остроту Дарья пропустила мимо ушей. Она старалась изложить все в логической последовательности.

– В поезде я познакомилась с любопытным фруктом. Американец. Служил на флоте. Вышел в отставку и устроился инженером в крупную корпорацию. «Локхид-Мартин». Слышал?

– Гигант военно-промышленного комплекса. Занимается ракетостроением, самолетами и так далее…

– Не только клепает оружие, но и помогает его уничтожать. Американцы создали установку по ликвидации твердотопливных ракетных двигателей. Двигатели сжигают в бетонно-металлической камере, в замкнутом пространстве. Вредные отходы не попадают в атмосферу и не травят население. Фирма предложила проект России. А для нас, оказывается, избавиться от старья большая проблема. Тысячи ржавых болванок грозят грандиозной экологической катастрофой. Накопили столько дерьма, что можем сами захлебнуться и полмира отравить, – Дарья говорила со знанием дела, глубоко вникнув в проблему ликвидации отслуживших свой срок двигателей.

Она вообще была въедливым человеком, умеющим все разложить по полочкам. Святой терпеливо слушал, зная, что самое важное журналистка скажет в конце, выстроив всю цепочку. Дряхлеющие ракеты были не той темой, ради которой Дарья примчалась бы в ангар с горящими глазами.

– Мистер Стивен Хоукс – эксперт фирмы. Разрабатывает экономическое обоснование проекта, проводит экспертизу на местах, проверяет пути транспортировки. Одним словом, делает всю необходимую работу для заключения контракта.

– А в вашу компанию как затесался? – задал наводящий вопрос Святой.

– Случайно. Военные подключили. Им проще всех скопом по городкам и хранилищам провезти. Не надо по отдельности с каждым возиться.

– Экономят, где могут…

– Наверное. Американец клевый мужик. Без комплексов. Милый такой толстяк и прилично говорит по-русски.

Судя по напряженному выражению лица, Дарья подходила к тому, что составляло суть разговора. Сделав паузу, она закурила длинную белую сигарету с ментолом. Святой ненавидел вонючий табак, пропитанный мятной эссенцией. Но вступать в пререкания не стал, позволяя Дарье снять сигаретой лишнее напряжение.

– Этот Хоукс уже достаточно долго кантуется в России. Проект сложный. Переговоры проходят трудно. Надо тщательно подготовить документацию, обоснования и все такое прочее. Похоже, инженеру осточертело торчать в России. И еще… – Дарья запнулась.

Пепел с сигареты упал на колено девушки, но она этого не заметила. Глаза Дарьи сузились, как у кошки перед прыжком. Глубоко затянувшись, она добила сигарету до фильтра.

– Обожжешься, – предупредил Святой, изымая тлеющий окурок.

– Американец балуется наркотой. Я случайно заметила, как Хоукс нюхает кокаин. У него ноздри были красноватые. Но я не придала значения, пока сама не увидела. В гостинице зашла к нему в номер без предупреждения. Нам вылет самолета перенесли: надо было спешить. А он испугался, что-то в ящик стола ладонью смахнул. Вот так… – сложив ладошку лодочкой, Дарья повторила жест. – Потом заметался, вещи начал упаковывать. Когда выскочил в ванную за бритвенным прибором, я ящик открыла. Там нюхательная трубочка, пластина и повсюду белый порошок рассыпан.

– «Снежок»? – недоверчиво переспросил Святой.

– Он самый. Без балды, кокаин. Но не это самое интересное. У каждого свои проблемы. А у Хоукса они весьма серьезные. Денька за три до возвращения в Москву он посмурнел. Ходил как в воду опущенный. Жаловался на плохой аппетит и головные боли. Шутить перестал. Даже цвет лица изменился.

– Может, ломать начало?

– Может… До отлета он в Москву звонил несколько раз. Я за ним тихонько присматривала.

– Следила, – уточнил Святой.

– Пусть так, – с легкостью согласилась журналистка, – в аэропорту Хоукса встречали. И кто бы ты думал?

С выражением учительницы, задавшей элементарный вопрос, ответ на который должен знать каждый прилежный ученик, Дарья уставилась на собеседника. Святой, в свою очередь, недоуменно пожав плечами, попробовал разгадать этот ребус:

– Агенты ФБР, наши спецслужбы… Откуда мне знать!

– Анус! – торжественным голосом произнесла Дарья.

– Лихо. Несостоявшийся музыкантишка обслуживает по совместительству американского инженера. Забавно. Круг клиентов этого патлатого недоноска расширяется. Ну что же, это закон торговли. Больше покупателей, больше прибыли, – последняя фраза носила философский характер.

Подняв подбородок, Дарья провела по шее длинными наманикюренными ногтями. Она всегда так делала, когда в ее головке созревала очередная идея. Жест не остался незамеченным. Святой придвинулся к девушке. Кожа сидений приятно скрипнула.

– Предлагаешь провести расследование?

– Заманчиво разобраться с американцем. Занимается ядерными отходами и одновременно общается с отбросами общества. За дружбой с длинногривым ублюдком кроется какая-то тайна. Поверь моему журналистскому нюху. Пахнет жареным, – чуть курносый нос девушки смешно сморщился. Она с шумом втянула воздух.

Замыслы охотницы за сенсациями были ясны. Американец, скомпрометировавший себя подозрительными знакомствами, попался на крючок. Упускать жертву Дарья не собиралась.

– Мне, как я понимаю, достанется незавидная роль. Буду топтаться за инженером по пятам и сливать тебе информацию. Но запомни: я не профессиональный шпик. Могу наделать глупостей. Ты ведь об этом хотела попросить?

Девушка, издав клич восхищения, обвила шею Святого руками. Другого ответа Дарья, впрочем, не ожидала. Достав из сумочки блокнот, она вырвала несколько густо исписанных страниц.

– Что это? – Святой пробежал глазами текст и ничего не понял: почерк у журналистки был отвратительным.

– Адрес квартиры американца. Незначительные фрагменты его биографии. Это адрес московского представительства фирмы, – Дарья расшифровывала свои закорючки.

– Холостяк?

– Да, жена ушла от Хоукса, как только он подал в отставку и уволился с флота.

– Любопытная деталь биографии. Одинокий морской волк нюхает наркотики в России. Знаешь, персонажами твоих репортажей становятся крайне необычные типы, – Святой попытался изобразить нечто вроде ревности.

– Самым захватывающим героем моих опусов был Дмитрий Рогожин, прозванный Святым. Написанных и еще не написанных репортажей, – голова Дарьи устало опустилась на мужское плечо…

Слежка – это большое искусство. Когда начинаешь преследовать человека, все вокруг воспринимается по-другому. Очень часто между наблюдателем и его подопечным устанавливается телепатическая связь. Что-то похожее происходило со Святым.

Он быстро сел американцу на хвост. Координаты из Дарьиного блокнота были точными. Мистер Хоукс снимал квартиру далеко от центра города, в Выхино. Американец или экономил деньги фирмы, или не любил оживленных улиц. Каждое утро, вне зависимости от погоды, подшефный Святого совершал моцион, прогуливаясь неспешным шагом.

Иногда он исчезал из вида, отлучаясь по делам фирмы. В воскресенье, принарядившись, нацепив пестрый шелковый галстук, пухлый толстячок отправлялся скоротать вечер в ночной клуб с плохоньким стриптизом. В заведения, где отплясывали породистые девицы, за соответствующие деньги, конечно, мистер Хоукс не ходил. По наблюдениям Святого, толстяк вообще был скуповат.

Наркоторговец навещал американца редко. Раз или два Святой видел лохматую шевелюру экс-музыканта у подъезда дома. Зато повышенным вниманием американец пользовался у сухощавого мужчины с белесым шрамом на лбу. Неприятный, самоуверенный тип, носивший черные очки, приезжал на «Понтиаке» стального цвета. Однажды он доставил мистера Хоукса домой в полубессознательном состоянии. Телохранители сухощавого подхватили невнятно мычавшего инженера под мышки и втащили в подъезд. Ровно двое суток американец не выходил из квартиры. К нему наведывались визитеры: иногда сухощавый, иногда гориллоподобный верзила с родимым пятном.

Громилу с дегенеративной, выдвинутой вперед челюстью Святой заприметил раньше. Его люди тоже следили за американцем. Делали они это неуклюже, по-дилетантски. Святому приходилось быть предельно осторожным. По характерным выпуклостям в области подмышек можно было определить, что парни таскали с собой оружие. На агентов ФСБ люди Меченого, как Святой прозвал верзилу, не тянули. Слишком топорно работали. А манеры выдавали в них российских братков, приставленных присматривать за иностранцем.

Вокруг инженера, прибывшего в Россию с благородной миссией, шла непонятная возня. Дарья по своим каналам добывала сведения о предполагаемом контракте, о фирме, пославшей Хоукса, о его московских связях. Но цельной картины не получалось. По всем меркам толстяк был вполне заурядной личностью, за исключением службы на флоте. Дарье удалось выяснить, что американец плавал на ядерных ракетоносцах, подводных лодках класса «Огайо». Залп, произведенный с этих глубоководных чудовищ, мог уничтожить многомиллионный город.

Слежка переставала быть игрой, сбором информации о баловстве эксперта по уничтожению ракетных двигателей наркотиками. В душе Святого крепла уверенность, что вокруг толстяка расставляются сети. Но кто их плетет и зачем, оставалось тайной за семью печатями.

Однажды, навестив журналистку для очередного отчета, Святой признался:

– Меня заинтриговал твой толстяк.

Готовившая ужин Дарья презрительно фыркнула:

– Он такой же мой, как и твой.

– Пожалуй, на сегодняшний момент ты права. На пузатенького мореплавателя расставляют капканы. Но кто? Я сделал снимки. Должны получиться четкими. Попробуй проверить через знакомых эмвэдэшников, что за жлобы пасут Хоукса, – Святой выложил на стол стопку фотографий, на которых были запечатлены верзила, сухощавый и братки, выполнявшие роль топтунов наружного наблюдения.

Как всякая уважающая себя акула пера, Дарья водила знакомство со служителями закона и через них имела доступ к картотеке преступников. Пробежавшись глазами по глянцевым прямоугольникам, Дарья сказала:

– Отвратительные рожи… Послушай, может, Ануса тряхнуть. Он парень гнилой. Быстро расколется.

– Сначала патлатого найти надо. Анус исчез с горизонта. К американцу не заходит. Будто чувствует, что над клиентом тучи сгущаются.

Святой знал, что говорил. В последние дни инженер стал особенно нервным. Перестал выходить на прогулки, посещать облюбованный ресторан. На улице постоянно оглядывался, старался передвигаться по городу на служебной машине или на такси.

– Хоукс дачу снял, – выдал последнюю новость Святой.

Подав на стол неизменную яичницу с непрожаренным белком и неаккуратно нарезанными ломтями ветчины, Дарья села напротив:

– На природу потянуло?

– Не похоже. Забрался в глухомань. Совершенно не престижный поселок. Дома старые. Правда, он выбрал самый пристойный. Двухэтажный домик из кирпича. Похоже, наш инженер уединения ищет. Никого видеть не хочет. А особенно вот этих субчиков, – согнув палец, Святой постучал по фотографиям, веером разложенным на столе.

– Наивный. На страуса похож. Голову в песок засунул, а задница торчит. Думает, что спрятался.

– Я в том же поселке сарайчик застолбил. Договорился с одной милейшей бабкой насчет ночлега. Вот, ключ выдала, – в пальцах Святого появился тронутый ржавчиной кусочек штампованного железа.

– Бабульке, надеюсь, не двадцать лет?

– Почти четыре раза по столько, – засмеялся Святой. – Поживу на лоне природы. Удочку смастерил. Вторую, очень классную у Николаевича одолжил. Нарыбачусь всласть. Давно мечтал. А вообще пора с американцем заводить тесное знакомство. Входить в плотный контакт. Зря мы вокруг него круги нарезаем.

В словах был резон. Время шло, а загадок становилось все больше и больше. Слежка не могла дать ключа к ним.

– Согласна. Надо найти благовидный предлог и познакомить тебя с Хоуксом, – Дарья подала кофе.

В отличие от яичницы, она умела заваривать напиток, дарующий бодрость. Кофе с примесью ванили и сливок ей особенно удавался.

– Придумала, – девушка торжествующе всплеснула ладонями, – если мистер Хоукс задержится на даче, дай знать. Я приеду к тебе и разыграю случайную встречу. В городе поступим по тому же сценарию. Надо только место подходящее подобрать.

Святой выслушал план. Допил кофе и отставил чашку с синим узором, окаймляющим ободок:

– Может, не торопиться тебе выходить на сцену?

– Почему? – искренне удивилась Дарья.

– А ты этих головорезов принимаешь во внимание?! – Святой выразительно постучал согнутым пальцем по лбу. – Думать надо, госпожа правдоискательница…

План не был принят. Святой продолжал следить за инженером, преследуя его с утроенной энергией. Хоукс такими же темпами сдавал. Он часто выходил курить на балкон. Осунулся.

Наконец инженер сменил обстановку и переехал на дачу. Впрочем, среди красот Подмосковья он вел себя еще более безобразно. Хоукс ударился в беспробудное пьянство. Слухи о загулявшем иностранце регулярно приносила бабка, хозяйка дачи, где остановился Святой.

Он и сам видел опухшую физиономию американца, мелькавшую в окнах. Больше ничего не происходило. Устав от бесплодного времяпрепровождения, Святой все чаще оставлял инженера без присмотра. Закинув на плечо удочки, он уезжал на взятом из гаража мотоцикле «Урал» к реке наслаждаться журчанием воды, тишиной и спокойствием.

Так продолжалось, пока прогретый солнцем воздух не прорезал человеческий вопль, полный ужаса и боли. Вопль заглушал гудение автомобильного мотора.

Святой встал, раздвинул камыши, закрывающие обзор. По дороге, пыля пятками, бежал полуобнаженный человек. Машина, джип «Исудзу-Труппер», гнала жертву к реке, почти касаясь ягодиц несчастного никелированными дугами отбойников, защищающими радиатор.

– Твою мать… – выдохнул Святой.

В беглеце он узнал Стивена Хоукса.

Глава 4

Стивен Хоукс родился на маленькой ферме, затерянной среди золотистых полей пшеницы штата Канзас. Одаренный от природы юноша увлекался точными науками и бредил путешествиями. Монотонная жизнь фермера была не для него. Папаша Хоукса крепко стоял на ногах, вкалывая от рассвета до заката на полях своего обширного хозяйства.

Дела фермеров Канзаса круто пошли в гору, когда Советы начали закупать гигантские партии американского зерна. Благосостояние семьи Хоуксов росло как на дрожжах. Они построили новый дом, прикупили технику, расширили угодья.

Но Стива успехи папаши не радовали. Он не хотел становиться наследником фермы и всю жизнь возиться с навозом и удобрениями. Отец, страшный самодур, мечты сына не одобрял. Иногда, перебрав кукурузного виски, он лупил отпрыска. Все Хоуксы трудились на земле, с тех пор как переселились в Америку. Стивен был в роду единственным выродком, не пожелавшим продолжать фамильное дело.

Перессорившись с домочадцами, он отправился на вербовочный пункт армии Соединенных Штатов, расположенный в близлежащем городке. Там Стивен подписал контракт и стал солдатом. Сержант и старший офицер учебного подразделения были самого высокого мнения о рядовом из Канзаса. Дисциплинированный, смышленый, никогда не пререкающийся с начальством, четко выполняющий приказы, Хоукс очень быстро стал любимчиком. Сослуживцы тоже считали его своим парнем, но лишнего при нем не болтали. Кто-то распустил слух, что Хоукс стучит начальству. А стукачей сторонятся во всех армиях мира.

Между тем Стив упорно шел к своей мечте. Из учебного центра его направили в военный колледж в Норфолке, готовивший специалистов для военно-морских сил. Годы в училище Хоукс не забудет никогда. Веселые вечеринки, девушки, первые походы в открытое море, сердце, переполненное романтикой. Весь мир лежал у ног курсанта.

Тогда он впервые попробовал наркоту. Сынок богатых промышленников, конопатый ирландец, учившийся в одной группе с Хоуксом, принес мескалин. Они капитально обкурились, усугубив кайф солидной порцией спиртного. Хоукс заблевал весь мотель, где будущие моряки оттягивались со сговорчивыми девчонками. На их счастье, военные патрули в мотели не заглядывают, а то карьера сына фермера моментально завершилась бы. После перебора курсант Хоукс к «дури» не прикасался. Временно…

Сдав экзамены с отличием, он попал в элитные части флота, на атомные субмарины. Хоукс дослужился до звания младшего офицера. Его рабочим местом стала ракетная палуба подлодки и командный пункт управления огнем. Служба требовала невероятного нервного напряжения. Соперничество двух супердержав на просторах Мирового океана не прекращалось ни на секунду. Русские были достойными противниками. Их подлодки проходили подо льдом Северного полюса, всплывали в норвежских фьордах, рассматривали в перископы берега Калифорнии. Американцы крепили боеготовность, намереваясь дать достойный отпор силам империи зла. Так тогда пресса называла Советский Союз. По большому счету, никто из умных людей не верил в возможность военного столкновения. Слишком разрушительным оружием владели обе страны. После обмена ядерными ударами на земле остались бы в живых разве что тараканы.

На субмарине эти насекомые обитали повсюду. Они основали свои колонии даже в отсеке с ядерным реактором, изменив в результате мутации цвет с рыжего на молочно-белый.

Стивен Хоукс, утомленный долгими походами, ночными тревогами, боевыми дежурствами и вахтами на командном пункте, сравнивал себя с тараканом, закрытым в железную банку. Он обслуживал ядерные боеголовки, а это не проходит бесследно. В отпуске младший офицер Хоукс облажался в борделе. Смазливая черная проститутка вытворяла удивительные номера, задействовав все части своего тела, чтобы возбудить плоть снявшего ее моряка. Но у того ничего не получилось. Сидя голышом на крае постели, Хоукс понял, что первый звонок прозвучал.

Он подал рапорт о переводе, обосновав свою просьбу внезапно развившейся болезнью с красивым названием. Клаустрофобия, боязнь закрытого пространства, не такая уж редкая вещь. Человек с таким недугом сходит с ума в закрытом помещении. Он чувствует себя заживо погребенным.

Авторитетный медицинский консилиум подтвердил диагноз, порекомендовав подобрать младшему офицеру другое место службы. Послужной список Хоукса был безукоризненным, одни благодарности от командования. Поэтому, получив очередное звание и прибавку к жалованью, Хоукс получил и новое предписание.

Вертолет «Суперстельон», напоминающий очертаниями объевшуюся сахаром навозную муху, доставил Хоукса на борт авианосца, плывущего в экзотические страны.

Авианосец направлялся на Филиппины. Обозревать морскую гладь Хоуксу пришлось до тех пор, пока корабль не встал на рейде военно-морской базы Субик-бэй.

С борта берег воспринимался как рай. Тропические пальмы, белая линия прибоя, синий излом гор на горизонте казались рекламной картинкой. Но в толще этих гор скрывались и хранилища ядерных боеголовок для Седьмого флота ВМФ США, контролировавшего Тихий океан.

Хоукса приняли с распростертыми объятиями. У военных, обслуживающих сверхсекретный объект, развлечений было немного. За пределы базы они выезжали нечасто и в основном коротали время в офицерском клубе, расположенном на территории части.

Официально считалось, что ядерного оружия в Субик-бэй нет. Но хранилище было нашпиговано ядерными боеголовками для крылатых ракет, торпед и авиабомб. Хоукс отвечал за системы безопасности арсенала. Но в случае крайней необходимости он мог заменить офицера, вводившего стартовый код, задававший траекторию полета ракеты на судне любого класса. Взаимозаменяемость специалистов широко практиковалась в военно-морских силах США.

Внешне простоватый выходец из сельскохозяйственного штата прилежно исполнял свои обязанности. Забившись в хранилище, упрятанное под толщей горной породы и бетона, Хоукс проверял датчики, инструктировал личный состав, следил за влажностью и температурой. Монотонность будней угнетала офицера. Тропический рай уже не казался рекламной открыткой.

Приятным исключением оставались только местные женщины. Миниатюрные, со смуглой кожей и темными волосами, филиппинки были просто очаровательны. Вокруг базы было много борделей с доступными красотками. Для остроты ощущений в публичных домах шустрые ребята предлагали опиум, кокаин, героин и какую-то местную дрянь из листьев кустарника, которую следовало пережевывать и сосать до тошноты. С этой-то растительной дряни Хоукс и начал. Легкий кайф приводил младшего офицера в бешеный экстаз. Он мог ублажать проституток ночи напролет, а утром отправляться на службу. Хоукс знал, что многие сослуживцы грешили тем же. Бравые парни в эффектных мундирах моряков устраивали настоящие олимпийские игры, кто оттрахает большее количество девиц за ночь. Но все хорошее когда-нибудь кончается…

Незаметно для себя Стивен крепко подсел на кокаин. По утрам у него дрожали ляжки. Организм требовал порции волшебного белого порошка. Военная контрразведка, имеющая своих осведомителей в борделях и среди местных мафиози, тоже не дремала. Рапорты о похождениях Стивена Хоукса регулярно ложились на стол. Дело принимало скверный оборот. В ядерном хранилище, как, впрочем, и на флоте, не было места для наркоманов.

Тучи над головой Хоукса начали сгущаться с неимоверной быстротой. Из-под удара его вывел старый приятель, конопатый ирландец, ставший к тому времени большой шишкой в Пентагоне. Получив досье о пристрастии Стивена к наркоте, он вызвал друга по колледжу в Вашингтон. Трясясь в чреве четырехмоторного самолета транспортной авиации, Хоукс обливался потом, размышляя о своей участи. Годы учебы и службы шли коту под хвост. Он даже подумал, что неплохо было бы, если бы у самолета отказал двигатель и темно-зеленый «Геркулес» рухнул в морскую пучину. Но, сойдя по трапу на бетонные плиты авиабазы, он справился с малодушными мыслями в надежде на помощь высокопоставленного приятеля.

В неофициальной обстановке, за ужином в итальянском ресторане они обсудили ситуацию. Приятель, сменивший мундир на демократичный гражданский костюм, под которым угадывалась военная выправка, с грубой откровенностью заявил:

– Паршиво выглядишь, старик. Располнел и круги фиолетовые под глазами… Во всем надо знать меру!

Хоукс кисло улыбнулся, давая понять, что возразить ему нечего. После перелета над океаном его подташнивало. Приятель из Пентагона, напротив, был весел и бодр. С аппетитом доев отменный ужин, он напрямую рубанул:

– Я замну дело при одном условии.

– Каком? – привстал с кресла Стив.

– Ты уберешься с флота. Подашь рапорт об отставке. Иначе скандала не избежать. И не дай бог, если о тебе разнюхают газетчики…

Слова прозвучали как приговор, не подлежащий обжалованию. С военной карьерой было покончено. Расставшись с флотом, мистер Хоукс впал в жестокую депрессию.

Он перебрался в пригород Канзас-Сити, купив на выходное офицерское пособие дом в рассрочку. Завел собаку, машину и любовницу, пытаясь жить жизнью нормального обывателя. Но периодически срывался, уходя в штопор наркотического загула, приправленного пьянством в одиночестве. Отходя, он ненавидел себя. Распухшая фиолетовая физиономия в зеркале вызывала приступы рвоты.

Еще до позорного увольнения с флота скончался отец Хоукса. Ферма перешла по наследству к сыну, и он незамедлительно продал ее за полцены. Положив деньги в банк, отставной моряк не прикасался к ним, хотя испытывал жгучее желание промотать отцовское наследство до цента. Так продолжалось до тех пор, пока любовница, волевая женщина с роскошными рыжими волосами, не уговорила Стива лечь в клинику, о которой ходили легенды.

Лечебница находилась в Мексике, а основал ее русский эмигрант, бежавший от ужасов революции. Местное население, преимущественно индейцы, считали русского колдуном. Древний, словно пирамиды ацтеков, старик врачевал голливудских звезд, знаменитостей политической сцены и просто очень богатых клиентов. Лечение было анонимным, основанным на травах и природотерапии. Хотя стопроцентной гарантии знахарь никому не давал, мистер Хоукс, угрохавший все свои сбережения, включая отцовское наследство, надеялся на него как на бога. Он давился горькими снадобьями, ночевал под открытым небом на сожженном солнцем горном плато, ел сырое мясо гремучих змей, политое студенистой вытяжкой из сердцевины кактусов. Может, знахарь и был гениальным шарлатаном, но болезнь Стивена отступила. Из Мексики он вернулся посвежевшим, полным сил и энергии предприимчивым американцем. Жизнь заиграла новыми красками.

В лечебнице Хоукс познакомился с влиятельной персоной из корпорации «Локхид-Мартин». Промышленник очищал от шлаков организм, отравленный многолетним употреблением «дури» и алкоголя. Меланхоличный отставной моряк с распухшей талией, грустными глазами и мягкой улыбкой приглянулся промышленнику. Наведя кое-какие справки в военном ведомстве, он пригласил Стива поработать в фирме. Испытательный срок тот выдержал с честью. Багаж практических знаний, полученных в колледже и на флоте, оказался солидным капиталом, который не удалось вытравить наркотиками или пропить. О прошлом Стив не распространялся. Особо любопытным коллегам он говорил, что подал в отставку по состоянию здоровья. Он посещал все вечеринки, которые устраивала фирма, стараясь выглядеть компанейским парнем. Там Хоукс выпивал порции две-три виски с содовой, непринужденно болтая при этом.

Дома, лежа в постели, прислушивался к своему организму. Он чувствовал, что где-то в глубине, спрятавшись за кожей, ребрами, сетью вен и артерий, затаилась застарелая болезнь, которую не смог до конца изгнать знахарь. Она пока не выпускала когти, ожидая своего часа. В такие мгновения Хоукса охватывал ужас. Он бежал в ванную комнату, включал душ и становился под ледяные струи воды, обращаясь к богу с молитвой укрепить его волю.

Претензий к новому сотруднику руководство фирмы не имело. На людях Хоукс по-прежнему держался молодцом и много работал. Фирма реализовывала амбициозный проект, суливший многомиллионные прибыли. На военно-морской базе Чайна-Лейк возводилась установка по ликвидации ракетных двигателей. Внутреннюю начинку устаревшего оружия медленно сжигали, пропуская отходы через фильтры-скубберы, удерживавшие вредные вещества. В атмосферу попадала лишь небольшая порция окиси водорода, сопоставимая с выхлопом из трубы грузовика. Трудоголика Хоукса включили в состав группы разработчиков. Когда-то он управлял ракетами, теперь занимался их уничтожением.

Предложение поехать в Россию не стало для него неприятной неожиданностью. По фирме уже давно кружили слухи о возможности заключения выгодного контракта. Слухи имели под собой реальное основание.

Дело в том, что администрация Белого дома выделила пятьдесят четыре миллиона долларов по программе «Совместное уменьшение ядерной опасности» на утилизацию русских ракет. Бывший потенциальный противник избавлялся от старья варварским методом. Ракеты выстреливались в атмосферу и сгорали на подлете к полигонам. Сколько дерьма витало после этого в заатмосферном пространстве, выпадало в виде осадков на города, поля и веси, никто не подсчитывал. Американцы решили позаботиться о собственном здоровье, отстегнув приличную сумму на строительство заводов в России. Уникальной технологией владела только корпорация «Локхид-Мартин», и внушительный куш более чем в пять десятков миллионов долларов должен был принадлежать ей.

Хоукс никогда не забудет тот день, когда его вызвали на собеседование к боссу, входившему в совет директоров корпорации. Типичный янки, подтянутый, с белозубой неискренней дежурной улыбкой принял инженера в просторном кабинете, украшенном оригиналами старинных гравюр немецких мастеров эпохи Возрождения.

Для начала босс предложил инженеру сигару:

– Курите, старина, – несколько фамильярно предложил шеф, открывая резной деревянный ящичек, в котором всегда сохранялась одинаковая температура и влажность.

Взяв коричневый цилидрик с золотым ярлыком, Стивен вежливо выразил свое восхищение:

– Настоящие гаванские сигары! Благодарю.

Босс улыбнулся, по достоинству оценивая хороший вкус подчиненного. Он собственноручно зажег длинную спичку, от которой следовало прикуривать шедевр табачной промышленности, контрабандным путем доставляемый в Штаты. Перегнувшись через стол, он поднес пылающую спичку к лицу инженера. Раскурив сигару, Стивен оперся затылком о спинку кресла. Это был ритуал, и его не следовало нарушать. Несколько минут они молчали, наслаждаясь ароматами табака. Затем кресло босса скрипнуло. Стивен подобрался, приняв надлежащую позу внимательно слушающего человека.

– Дружище, в военном колледже вы изучали русский язык, – лицо босса со сверкающими очками в золотой оправе выплыло из облака сигарного дыма.

– Да, сэр. Русский был базовым языком.

– Отлично. Я всегда был полным профаном в лингвистике. Читаю только этикетки на французских винах.

Хоукс деликатно засмеялся, реагируя на шутку босса.

– Вы бегло говорите по-русски?

– Вполне, – инженер не грешил против правды. Сложный восточноевропейский язык он изучил в совершенстве.

– Ваша кандидатура представляется оптимальной для продвижения на вышестоящую должность, дружище. Надо делать карьеру. Вы засиделись на одном месте, а это скверно. Кто не идет вперед, тот откатывается назад. Верно? – босс был склонен пофилософствовать о принципах делового успеха и о жизни вообще.

– Да, сэр, – односложно ответил инженер.

– Я рад, что вы разделяете мои взгляды. В вас чувствуется этакая военная косточка флотского офицера. Вы ведь бывали в экстремальных ситуациях?

– Неоднократно.

Пальцы члена совета директоров барабанили марш по поверхности стола из черного дерева. Стив не задавал вопросов, делая вид, что увлечен курением сигары. Горка пепла в серебряной пепельнице медленно росла.

– Мистер Хоукс, как вы смотрите на то, чтобы отправиться в Россию? – тон босса стал более официальным.

– Не слишком приятный вояж. Я не переношу холодных зим и предпочитаю тропики. Но это предложение для меня большая честь. Я не стану отказываться. Кроме того, я люблю экзотику, – с расстановкой, взвешивая каждое слово, произнес инженер.

Ответ вызвал бурную реакцию босса. Он расхохотался, хлопая ладонями по столу. Справившись с весельем, вызванным какими-то только ему известными воспоминаниями, член совета директоров корпорации таинственно подмигнул и сказал:

– О, экзотики в России хватает. Вы будете довольны.

С таким напутствием мистер Хоукс отправился в далекую страну. Игривое подмигивание босса, так не свойственное настоящему джентльмену, не выходило у Стивена из головы. Этот идиотский жест, будучи непонятым, выводил инженера из равновесия. Но, прилетев в заснеженную Москву, он позабыл этот малозначительный эпизод, происшедший в кабинете, расположенном на верхнем этаже небоскреба главного офиса корпорации.

Россия – необычная страна. Этот факт признают все иностранцы, пытающиеся здесь делать бизнес. Она живет по своим законам, не совпадающим с общепринятыми. Проблемы бизнеса в России решаются обходными путями и никогда – напрямую. Самая влиятельная подпись на контракте порой ничего не значит без закорючки третьестепенного чиновника. Многие вопросы решаются на верхней полке в парилке бани. Сказанное там слово весит больше, чем подпись на бумаге с печатью. А главный принцип выражен пословицей: не подмажешь – не поедешь.

Впрочем, в тонкости переговорного процесса Стивен Хоукс не вникал. На правительственном уровне договаривались другие люди из руководства компании. Он готовил только техническую документацию, обследовал площадки предполагаемого строительства завода, готовил проект на конкурс, изучал объемы подлежащего уничтожению оружия.

Очень скоро Стивен уяснил, что в России он застрял надолго. Проекты с треском проваливались. Местное население протестовало против строительства заводов. Пикетчики осаждали пустыри, отданные под строительные площадки. Агитаторы вывешивали лозунги: «Нет смерти, лжи и коварству», «Не дадим пролиться диоксиновому дождю на головы нашим детям». Местные власти бойкотировали постановление центра, и все начиналось по-новому.

Компания вела переговоры сызнова. Хоукс анализировал с русскими учеными предполагаемый ущерб природе от стремительно стареющих ракет. Деятели из правительства и соответствующих комитетов Государственной Думы обещали сдвинуть дело с мертвой точки. Но нет в России ничего постояннее, чем проблемы.

Климат суровой страны самым удивительным образом повлиял на инженера. Обязанности он выполнял с непонятно откуда взявшейся ленцой, поставив на первое место досуг и развлечения. Сначала мистер Хоукс наслаждался русской культурой. Он посетил все крупнейшие музеи Москвы, побывал в Третьяковской галерее и на спектакле в Большом театре. Выполнив обязательную программу, Стивен заскучал. По большому счету ему было наплевать на великую русскую культуру. В живописи он ничего не понимал, балету предпочитал бродвейские мюзиклы, а литературу читал только техническую. Культурный кругозор Хоукса ограничивался национальными чемпионатами по бейсболу, походом в кинотеатр на премьеру фильмов Стивена Спилберга и беглым просмотром газет. Этого ему вполне хватало.

Зато не хватало женского тепла. Мистер Хоукс вступил в тот опасный для каждого мужчины период, когда появляется непреодолимая тяга к молодым девушкам, годящимся им в дочери. Стив заглядывался на юных москвичек, вспоминая проказы молодости. Но подступиться к ним не отваживался. Он уже не был стройным морским офицером, затянутым в белоснежный китель с золотыми шевронами. Грузный, с объемистым животом, способным вместить дюжину гамбургеров и не один литр пива, с блестящей плешью от лба до затылка, он вряд ли мог надеяться на взаимность юной красотки. У него бывали случайные связи с русскими женщинами среднего возраста. Но когда они начинали намекать о замужестве и последующем переезде в Штаты, Стивен разрывал отношения.

Знакомство с Сергеем Николаевичем Ястребцовым принесло изменения в жизнь закоренелого холостяка. Они встретились на праздновании дня рождения высокопоставленного чиновника из Таможенного комитета. Дружба с людьми подобного ведомства была чрезвычайно полезной. Они могли помочь обойти закон и упростить многие формальности при оформлении пошлин, залоговых платежей и прочих процедур оформления груза. Кроме того, Стив приобрел несколько милых антикварных вещиц из золота и не хотел, чтобы их конфисковали при таможенном досмотре в Шереметьеве-2.

Пышно обставленный юбилей отмечался в шикарном ресторане с зеркальными потолками и стенами. Стол ломился от деликатесов традиционной русской кухни, перемешанных с утонченными блюдами фирменной стряпни поваров, стажировавшихся во Франции.

Стив налегал на рыбу в кляре, когда господин, сидевший по его правую руку, тактично посоветовал:

– Попробуйте расстегаев с черной икрой. Это очень вкусно.

Хоукс повернул голову. На него смотрел молодой человек с безупречно подобранным галстуком в тон костюму и рубашке из дорогого бутика. Инженера поразили странные глаза соседа по столу: круглые, словно у птицы, они пронизывали собеседника насквозь, как рентгеновские лучи.

– Возьмите расстегаев. Это настоящее русское блюдо. Слоеный пирог. И обязательно запейте ледяной водкой, – не дожидаясь согласия, он прищелкнул пальцами, делая знак официанту. – Меня зовут Сергей Ястребцов. А вы, кажется, иностранец? И как вам в гостях?

Торопливо взяв накрахмаленную салфетку, Стивен вытер уголки рта и протянул ладонь:

– Хоукс. Представитель корпорации «Локхид-Мартин».

Твердые, словно сработанные из железных прутьев пальцы стиснули ладонь инженера. Стивен еле сдержался, чтобы не вскрикнуть от боли.

– Серьезную контору вы представляете. А я занимаюсь мелкими посредническими операциями. Оказываю разные полезные услуги деловым людям.

За подобными рекомендациями могло скрываться все, что угодно. Посреднические услуги были весьма растяжимым понятием в России. Но новый знакомый произвел на Хоукса приятное впечатление уверенного в себе мужчины. Сергей Ястребцов умел держать марку. Они обменялись визитными карточками с вписанными от руки номерами домашних телефонов. Расставаясь, Хоукс с сожалением подумал, что больше никогда не встретит приятного молодого человека, разбирающегося в секретах кулинарии русской кухни и просто приятного в общении. Инженер глубоко заблуждался.

Спустя несколько недель его мобильный телефон разразился прерывистой трелью звонка. Стив поднес трубку к уху и сразу узнал голос Ястребцова.

– Вы очень заняты? Не хотите отвлечься от работы? – раздалось в трубке после традиционного приветствия.

С выбором знакомых Хоукс был осторожен. Россказни об агентах Комитета госбезопасности, сменивших вывеску на ФСБ, американцы впитывают с молоком матери. Но круглоглазый парень вызывал доверие.

– Я полностью, Сергей, в вашем распоряжении, – ответил инженер, одновременно делая пометки в бумагах.

Досуг Ястребцов организовал отлично. В лесничестве неподалеку от Орла им предоставили возможность поохотиться на диких кабанов, хотя сезон еще не начался. Хоукс завалил полосатого подсвинка, которого зажарили на вертеле возле охотничьего домика. Поедая куски великолепно прожаренного мяса, покрытого румяной коркой, Стивен не отводил глаз от единственной девушки, затесавшейся в сугубо мужскую компанию. Миниатюрную юную особу звали Дана. Внешность девицы была вполне заурядной: чуть удлиненное лицо с впалыми щеками, черная челка, нависшая над миндалевидными глазами с выщипанными бровями, невысокие холмики грудей. Поедая угощение, Дана постоянно облизывала ярко накрашенные губы остреньким язычком и стреляла глазками в сторону американца. Встретив на улице такую девицу, Хоукс нашел бы ее слишком вульгарной. Но там, у костра, вдыхая пьянящий воздух, пропитанный запахами костра и сосновой смолы, инженер потихоньку сходил с ума от желания. Острый язычок Даны заводил его лучше любого порнофильма.

Прервав трапезу, Ястребцов на правах хозяина пикника громогласно объявил:

– Прекращаем обжорство. Баня готова.

Увлечения русских потеть в клубах обжигающего жаром пара и истязать себя прутьями с засушенными листьями Хоукс не разделял. Он предпочитал обычный душ или, в крайнем случае, ванну с успокаивающими ароматическими добавками. После парилки у инженера прыгало давление. Услышав призыв приятеля, Стивен замахал руками:

– Спасибо, Сергей. Я посижу у костра.

Ястребцов был непреклонен. Он помог гостю подняться. Пройдя по выложенной плитками дорожке, они подошли к зданию, похожему на большой гаражный бокс. Труба на крыше курилась белесым дымком. Непритязательное с фасада здание внутри было оборудовано по первому классу. Построенное для утех местной элиты, оно сверкало хирургической чистотой. Вода в маленьком бассейне отливала голубизной. Полки в финской сауне и традиционной русской парной были выскоблены до янтарной желтизны. На вешалках висели новые махровые халаты и полотенца. Даже тапочки, запакованные в прозрачные пластиковые пакеты, встречали гостей у входа.

– Я не люблю лежать в луже собственного жира и пота, – раздеваясь, слабо протестовал Хоукс.

– Это очень полезно. Из организма выходят шлаки. Ты заново рождаешься и начинаешь смотреть на мир другими глазами. Все думают, что главное изобретение русских – это спутник, ракеты или атомная бомба. Поверь, Стив, что это глубокое заблуждение. Главное – русская баня, ну и водка, пожалуй.

Сам Ястребцов одежды не снимал. Он смотрел на обнаженного американца сверху вниз. Хоуксу стало не по себе, и он прикрыл наготу халатом.

– А где все? – спросил инженер, удивленно оглядываясь.

Вокруг не было ни души.

– Скоро подойдут, – ободряюще улыбнулся приятель, – ступай в парилку. Первый пар самый замечательный. Прогревает до костей и не обжигает.

– А ты? – Стивену уже было жарко.

– Отдам распоряжения прислуге и присоединюсь к тебе. Не волнуйся. Скучно не будет, – бросив на ходу эти загадочные слова, Ястребцов быстро вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Хоукс остался один. Вначале он обозревал свой обвислый живот, потом переключился на ноги с дряблыми бедрами. Физическая форма была утрачена навсегда. Промаявшись минут пять, Стивен решил, что одеваться вновь будет глупостью. Русские очень настойчивы в своем гостеприимстве, и парилки не избежать. Сбросив халат, он прошлепал к деревянной двери. Жаркое облако пара приняло тело инженера в свои объятия. Кряхтя, Стив забрался на нижнюю полку и опрокинулся на спину.

«Сейчас завалятся со своими дебильными вениками и будут хлестать. После заставят пить водку, вести разговоры о политике и мировых проблемах. Надо улизнуть. Прогуляться по лесу, попытаться закрутить романчик с этой милашкой Даной. Но почему она меня так заводит…» – мысли плавились в разогретой паром голове инженера.

Внезапно Хоукс почувствовал, как напрягается низ его живота. Он машинально прикрыл свое мужское достоинство руками. И тут дверь распахнулась. Сквозь пелену пара показался силуэт женской фигуры с распущенными волосами. Девушка, стоявшая в дверном проеме, казалась призраком, готовым в любую секунду исчезнуть.

Ошеломленный лицезрением видения Стивен опустил руку. Он сел с отвисшей челюстью, судорожно соображая, что все это значит. Долго испытывать умственное напряжение ему не пришлось.

– Это я, Дана! – обнаженная девушка села рядом, положив руку на вздыбленный член инженера. – Ты не возражаешь?

Без одежды Дана казалась подростком. Тонкие руки с татуировкой на правом предплечье, узкие, почти мальчишечьи бедра, покатые плечи и впалый живот. С этими частями тела не гармонировала упругая грудь с большими коричневыми сосками.

– Ого, какой у нас крепыш, – губы девушки тронула едва различимая улыбка.

Дана встала лицом к онемевшему инженеру. Затем рывком притянула его к себе. Задыхаясь от пара и возбуждения, Хоукс широко открыл рот, пытаясь поймать коричневый сосок девичьей груди. Внутри Стивена забушевал пожар.

– Пойдем в бассейн! Я люблю делать это в воде, – промурлыкала Дана, увлекая инженера за собой.

– Угу, я, я… – в горле у Стива что-то булькало, мешая выходить словам наружу. Он видел только черный треугольник густых волос внизу живота девушки.

Паре никто не мешал. Перед дверями бани стоял охранник, при виде которого и без пара бросало в пот.

Ястреб, потягивая пиво, разговаривал с меченым родимым пятном помощником:

– Дана мастерица работать передком, но так круглая дура.

– Не только передком. Эта сучка у нас многостаночница, – со смаком потягивая пивко, пробормотал собеседник, роняя пену на грудь.

Из бани доносились визгливые крики, способные возбудить даже евнуха.

– Глубже… быстрее… еще хочу…

Бисеринка пота повисла на мясистом носу Лишая. Он поперхнулся пивом и долго кашлял, поминутно отрыгивая.

– Разоралась, поскудь! Акробатка хренова. Совсем мужика заездит, – он заерзал в плетеном кресле, поглядывая на двери бани.

– Не твоя забота, – оборвал его Ястреб. – Пошли в дом…

Продолжение последовало вечером. Когда Хоукс поднялся в отведенную ему спальню, на кровати, разметав волосы по подушке, уже лежала Дана в соблазнительной позе. Полупрозрачный халат только подчеркивал формы тела девушки.

– Может, хватит на сегодня? Я словно выжатый лимон после бассейна, – за якобы непринужденной шуткой Стив пытался скрыть зверскую усталость.

Девушка обиженно надула губы, но не сменила позы. Она как заведенная повторила дежурную фразу:

– Я еще хочу… Без секса мне снятся кошмары.

– Но… – не найдя что сказать в свое оправдание, инженер развел руками.

– Мой толстенький котик трахнет меня! – облизав губы языком, настойчиво потребовала Дана.

Повернувшись, она стала на колени, оттопырив зад с ягодицами, похожими на две горошины.

Ночь только начиналась. Когда девушка достала из ящика прикроватной тумбочки коробочку с кокаином, Стив не помнил. К тому времени он достаточно опьянел от любви и алкоголя. В паузах между забавами Дана прикладывалась к початой бутылке коньяка, заставляя и Хоукса пить прямо из горлышка. Ночь была прекрасной, а кокаин сделал ее волшебной. Такого кайфа инженер не испытывал ни в филиппинских борделях, ни в публичных домах других стран.

Утром до Стива дошло, что он сорвался. Зверь, прятавшийся в глубинах его тела, вырвался наружу и завладел его мозгом и душой. От страха Хоукса стошнило. Но на дворе светило солнце, разговаривали люди, и играла музыка.

«Все будет о'кей. Я оступился, но не упал. Больше никаких поблажек. Немного расслабился и хватит», – твердил про себя Стивен, ожесточенно драя зубы зубной щеткой, на которую забыл выдавить пасту.

Чаще всего люди склонны обманывать не других, а самих себя. Стивен возвратился в прошлое. С легкой руки Даны инженер вновь начал нюхать кокаин. Они продолжали встречаться на московской квартире Хоукса. Девушка ничего не требовала и не просила. Она приходила, снимала одежду и ныряла в постель, дразня любовника острым язычком. Затем этот язычок вытворял чудеса, после которых Стив падал в изнеможении на смятое постельное белье. Следующим этапом встреч, сценарий которых оставался неизменным, был кокаин.

– Попудрим носик? – весело вопрошала Дана, доставая заветную коробочку.

«Снежок», или «кокс», в Москве стоил дорого и считался наркотиком для элиты. Простолюдины обходились «черняшкой», экстрактом опия из дикорастущего мака, разведенного ацетоном. Молодежь глотала таблетки экстази, отплясывая на дискотеках, превратившихся в супермаркеты по продаже «дури». Несчастные, капитально подсевшие на иглу, загоняли в вены героин. Выходцы с Востока некогда великой страны баловались традиционным зельем вроде анаши.

Стив не спрашивал, откуда Дана берет кокаин. Но, будучи порядочным человеком, предлагал деньги. Девушка делала большие глаза:

– Спрячь «зелень»! Фирма за «снежок» башляет. Мы же немного берем. Вот такусенькую граммульку для балдежа.

Сложив пальцы, Дана демонстрировала мизерность дозы. Упоминание о фирме Хоукс принимал за жаргонное выражение, которое он не мог правильно перевести. Но зверь, сидящий внутри его, требовал увеличения дозы. Граммулькой он не удовлетворялся.

– Тряпка, слабовольная, грязная тряпка, – повторял Стивен, корчась по ночам в мокрой от пота постели.

Выходить на московские улицы в поисках наркодилеров он не осмеливался. Когда мучения стали нестерпимыми, он спросил Дану:

– Слушай, малышка, где можно купить немного кайфа?

Стиравшая сперму с впалого живота девица сложила пополам гигиеническую салфетку и бросила ее в угол спальни. Повернувшись на бок, прищурила раскосые глаза, доставшиеся ей в наследство от дедушки-казаха, и невнятно промурлыкала:

– Тебе мало?

– Мало, – честно признался Хоукс.

– На улицах полно «дури». Надо только места знать. Но ты, котик, по улицам не шастай. Заметут менты, а я от тоски засохну. Попроси Ястреба. Он мужик ушлый, подгонит надежного человека, – посоветовала девушка и свернулась калачиком, впадая в навеянную кокаином сладкую дрему.

Стивен тронул ее за плечо:

– К кому?

– Сергею Ястребцову. Ястребу… – сквозь зевоту пробормотала Дана, накрывая голову подушкой.

Стив долго колебался, прежде чем выйти на нового друга с неординарной просьбой. Наркотики – не фунт изюма, чтобы вот так запросто ввалиться к приятелю и попросить найти поставщика «дури». У Хоукса не совсем заклинило мозги. Ястреб сам сделал первый встречный шаг. Он позвонил и договорился о встрече.

Вечером серый «Плимут» остановился у подъезда дома. Хоукс торчал у окна, высматривая приятеля. Он быстро спустился, кивком головы поприветствовал друга и, согнувшись, забрался в салон.

– Прокатимся? – не выпуская из зубов сигареты, спросил Ястреб.

– Давай…

Они недолго колесили по городу и причалили у бара на Тверской. Ястреб угостил приятеля рюмкой отборного коньяка «Хеннеси» и чашкой кофе, отменно заваренного по-турецки. Сам пить отказался:

– За рулем не употребляю.

Стивен одним махом, вопреки правилам, употребил тягучую коричневую жидкость, запил коньяк большим глотком кофе и сразу же закурил. Он не знал, с чего начать, и поэтому молчал, тупо уставившись на снующего за стойкой бармена.

– Какие проблемы, Стив? – спросил Ястреб, помешивая ложечкой сахар.

В полутемном помещении звучала пронзительно тоскливая мелодия, похожая на похоронный марш в электронной аранжировке. На душе инженера скребли кошки. Он понимал, что делает что-то не так, чересчур доверяя предупредительному приятелю, готовому исполнить любое его желание. В бескорыстную дружбу Хоукс не верил.

– Дана говорила, что ты не прочь побаловаться «снежком»… Не дрейфь! Каждый по-своему с ума сходит. Я человек понятливый. Сам через многое прошел, – с доверительными интонациями в голосе произнес Ястреб.

Инженер заерзал на стуле с высокой ножкой, подозрительно оглядываясь вокруг. Клиентов в баре было немного. Респектабельная публика, чинно расположившись за столиками и стойкой, пила, ела, общалась, шуршала газетами. Люди с тощими кошельками в это заведение не заглядывали.

– Расслабься, дружище. Не напрягайся, – тихо засмеялся Ястреб, заметив беспокойство инженера, – не вертись на стуле. Опрокинешься. Я подгоню тебе человечка. Ничтожный тип, но вполне надежный. Ментам стучать не будет, потому что уважает клиентов. Товар у него высокого качества. Тебе понравится. А об оплате не беспокойся.

Хоукс встрепенулся и чуть было не сшиб чашку с коричневой жижицей на донышке:

– То есть как?

– Чудак – мой давнишний должник. Будет приносить «кокс» в счет оплаты долга. А ты со мной рассчитаешься. Позднее. В Штатах.

– В Штатах? – Стив ощутил легкую дрожь, вызванную заманчивым предложением с не вполне ясной формой оплаты.

– Да. Я намереваюсь развернуть бизнес в Америке. Понадобятся консультации, знакомства, просто дружеская поддержка. Если мне захочется поболтать с приятелем, то сразу же рвану к тебе. Мы, русские, очень общительные люди и не переносим одиночества. Так что я заключаю с тобой взаимовыгодный контракт, приятель… И ни о чем не беспокойся. Гостеприимность – моя специальность, а в Штатах я надеюсь на такой же теплый прием.

Подтянутый, с военной выправкой молодой человек умел манипулировать людьми. Сомнительное предложение, вызывавшее множество вопросов у любого здравомыслящего человека, в исполнении Ястреба не наводило на подозрения. Оно звучало вполне искренне и убедительно. А может, Стивен, чьи внутренности сжигал жар, погасить который мог только кокаин, не желал утруждать себя поиском ответов. Он лишь благодарно пожал руку приятелю, отдаваясь в его распоряжение.

Курьером, поставлявшим «дурь», оказался неопрятный субъект с копной засаленных волос и редкой бороденкой. Он прошмыгивал в дверь, и прихожая сразу заполнялась вонью потного тела. Расстегивая одежду, наркодилер доставал заветные пакетики, неизменно бормоча одну и ту же фразу:

– Сейчас, бля, разгрузимся. А то совсем запарился с вашим «снежком».

Лохматого чудака звали Анус. Ничего больше о поставщике инженер не знал да и знать не желал. Пару раз Стив пытался всучить деньги, но наркодилер яростно отнекивался:

– Хорош пургу гнать! За «дурь» мне отбашляли и баста.

Облегчившись от груза, лохматый убегал, оставляя после себя удушливый шлейф зловония.

Распечатав пакет, инженер устраивался на кушетке, делал все необходимые приготовления и, раздувая ноздри, подносил к носу пластину с белым порошком. Затем, вставив трубку поочередно в каждую ноздрю, он втягивал «кокс» резким вдохом. В голове у Стива взрывался огненный шар, за которым следовали бурный восторг и необычайная легкость. Грузное тело инженера становилось невесомым, а душа парила в небесах.

Выходил из наркотического транса инженер тяжело. Он лежал словно выпотрошенная рыба, упираясь незрячими глазами в потолок. Голова Стивена разламывалась на куски, а тело отказывалось повиноваться. В такие мгновения он мечтал о возвращении в Штаты и отпуске, который проведет в клинике, расположенной на опаленном солнцем мексиканском горном плато под присмотром древнего знахаря.

Сменялись времена года. Проект по-прежнему был в подвешенном состоянии. Отношение к американцам резко изменилось. Многие, с кем Хоуксу приходилось общаться, осуждали вмешательство его страны в конфликт на Балканах. Русским не нравились американские наезды на сербов, которых они считали своими братьями по вере.

– Вы вконец обнаглели. Суете нос в чужие дела. Диктуете свои правила поведения всему миру, – открытым текстом говорили собеседники, комментируя последние политические события.

Армада средиземноморской эскадры вошла в воды Адриатического моря. Эскадрильи натовской авиации нанесли первые бомбовые удары по городам Югославии. У посольства США в Москве бесновалась толпа, поливая мочой стены особняка.

– Я вне политики, – повторял Стивен, уходя от неприятных разговоров.

Он не мог даже предполагать, что события в лазурной Адриатике перевернут его жизнь, загонят в угол и прижмут к стенке. Нет, его никто не бил по физиономии за то, что он американец. Его не высылали из страны. Русские коллеги не переставали здороваться и улыбаться. Переговоры о строительстве завода по-прежнему велись на самом высоком уровне. Но Хоукс угодил в капкан, сработавший чуть позже авианалетов на Косово и Сербию.

Стальная пружина западни лязгнула, перекрывая выход, когда Стивен по приглашению услужливого друга приехал в загородную резиденцию около Рублевского шоссе. О встрече в телефонном разговоре попросил Ястреб. Приятелю Стив отказать не мог. За инженером приехал темно-синий джип, которым управлял мрачный верзила с багровой отметиной на лбу и крепко сжатыми челюстями. По дороге водитель не промолвил ни слова.

Хозяин виллы встретил гостя на ступеньках лестницы. Ястреб был настроен благодушно, но вопреки обыкновению не сыпал шутками и довольно холодно поприветствовал американца. Пригласив пройти внутрь дома, он с ходу взял быка, не делая долгих вступлений, за рога:

– Стивен, мне понадобились твои услуги.

Они шли по длинному коридору, заканчивающемуся дверью.

– Я полностью в твоем распоряжении. Ты не знаешь, куда Дана запропастилась?

Девушка не появлялась в квартире инженера почти месяц.

– О малышке поговорим позднее, – Ястреб открыл дверь и вошел первым.

Хоукс последовал за ним. Комната, набитая электроникой, приятно поразила инженера, знающего толк в классном оборудовании. Он восхищенно присвистнул, увидев компьютеры последнего поколения, сканеры и прочую начинку помещения. Из-за стола навстречу посетителям поднялся сутулый бородач, похожий на усохшего Фиделя Кастро.

– Знакомьтесь, Зенон, – представил обитателя комнаты Ястреб.

Бородач подкатил стул и предложил гостю садиться.

– Так в чем дело? – взгляд Стивена остановился на экране монитора, по которому нескончаемой чередой ползли цифры, диаграммы, меняющиеся линии координат.

В мозгу инженера блеснула догадка, вызванная увиденной информацией. Навсегда усвоенные знания, полученные за годы службы на флоте, помогали быстро сориентироваться в колонках цифр. Глаза не могли обманывать инженера. На экране визуально вычерчивалась траектория полета ракеты с программными пояснениями и уточнениями.

– Что это? – еле ворочая одеревеневшим языком, спросил Хоукс.

Его спина намокла от пота.

– Ты ведь сам догадался, – ровным, без эмоций голосом произнес Ястреб, встав за спиной инженера. – Я все знаю о тебе, Стивен. О твоей службе, прошлой специальности. О твоих возможностях. Пора платить по счетам…

Программа была неполной, склеенной из разрозненных кусков. В ней отсутствовали важные элементы, и прежде всего координаты цели. Ракета, управляемая программой-инвалидом, могла лететь на все четыре стороны. Кроме того, был изъят важный блок, обеспечивающий ввод программы. Это Хоукс понял с полувзгляда.

– Надо исправить недоделки. Восстановить утраченные звенья цепи. Плевая задача для такого аса, как ты. Не правда ли, Стивен?

Хозяин виллы перешел на шепот, от которого мурашки бежали по телу.

Хоуксу казалось, что потолок медленно опускается, грозя расплющить его всей массой бетонных перекрытий.

– Кто вы? Что вы задумали? – просипел он, боясь обернуться.

Голос Ястреба по-прежнему не выражал никаких эмоций, как у игрока в покер, открывающего прикуп.

– Мы не сумасшедшие. Не борцы из террористической организации, сражающиеся за славянское единство. Мы намереваемся осуществить одно коммерческое мероприятие с небольшим фейерверком. Но возникла техническая заминка, которую ты поможешь исправить.

Словно подброшенный внезапно распрямившейся пружиной, Хоукс вскочил:

– Нет.

– За тобой должок, – каменное лицо Ястреба было непроницаемым.

– Я отдам деньги. Перестану брать кокаин у волосатого урода… Нет… – Тело инженера тряслось, словно ком желе, упавшего с тарелки на пол.

Заложив руки за спину, Ястреб прошелся по комнате. Второй, бородатый тип, узрев что-то на мониторе, прилепился к стеклу экрана взглядом безумца.

– Мне не нужны деньги, – нараспев произнес Ястреб, – твои деньги, Стивен. Мне нужны твои способности, твой ум.

Американец задыхался. Его открыто шантажировали, требуя выполнить страшную миссию – научить ракету находить цель. По сути, ему приказывали закрыть глаза и выстрелить из разрушительного оружия по неизвестному объекту.

– Я отказываюсь! – лихорадочно выкрикнул толстяк, пятясь к двери.

Ястреб издевательски улыбнулся.

– Ты отказываешься после всего того, что я для тебя сделал? Не торопись, Стивен, с ответом. Второй раз на ноги тебе не подняться.

– Что ты имеешь в виду?

– Законченного наркомана не станут терпеть в солидной фирме. Тебя выбросят на улицу. За развращение несовершеннолетней в особо циничной форме дают большие сроки и в России, и в Штатах. За принуждение несовершеннолетней к употреблению наркотиков добавляют срок, а заключенные в наших тюрьмах насилуют развратников. Ты хочешь, чтобы сотни мужиков, больных сифилисом, туберкулезом, чесоткой, поимели тебя, Стив? Чтобы они вытворяли с тобой то, что ты делал с Даной?

– Она несовершеннолетняя? – у инженера подкашивались ноги. Он облокотился на поверхность стола.

– Выглядит гораздо старше своих неполных шестнадцати лет. Но судьи смотрят в паспорт, а не на мордашку девочки, когда выносят приговор. Дана готова подать заявление об изнасиловании. Подумай, Стив. Тебя не депортируют в вашу зажравшуюся Америку. Тебя отправят в наши сибирские лагеря валить лес и давать всем лесорубам подряд… Подумай, Хоукс, у тебя еще есть время, но нет выбора!

Инженер почувствовал себя раздавленной мухой. Но силы к сопротивлению Хоукс еще не утратил. Пошатываясь, он направился к выходу, повторяя надтреснутым голосом:

– Нет.

– Время течет быстро, – эхом вторил Ястреб.

Он не мешал Стивену уйти. Даже помог распахнуть дверцу джипа, приказав водителю:

– Доставь нашего друга в целости и сохранности домой.

Затем он добавил, буравя инженера взглядом круглых глаз хищной птицы:

– Мы будем навещать тебя. И кстати, кредит на «дурь» у Ануса не закрыт. Балдей, но с толком. Твой мозг не должен превратиться в помойку раньше положенного срока.

Дверка захлопнулась, и машина сорвалась с места.

Кольцо страха вокруг бывшего флотского офицера сомкнулось. Пути к отступлению были уничтожены. Лазейки, по которой можно было выскользнуть из западни, не осталось. Наедине с собой Хоукс прокручивал слова Ястреба, убеждаясь раз за разом в их неотвратимой правоте. Слова соответствовали действительности. Правда, он предпринимал робкие попытки разрешить ситуацию и убраться из страны. Руководство фирмы проигнорировало просьбу впавшего в блажь сотрудника отозвать его в Штаты. Хоуксу прислали краткий и выразительный ответ, предписывающий продолжить работу и не дурить.

Вояж по хранилищам и предполагаемым местам строительства завода только усугубил депрессию. Оставшись без кокаина – а старые запасы иссякли перед самым финалом путешествия – и Даны, американец жил как в тумане. Еще до возвращения в Москву его память услужливо подсовывала номер телефона наркодилера.

* * *

– У вас есть телефонная карточка? – Стив обратился к знакомой журналистке, возившейся с ремнем безопасности.

Самолет летел в Екатеринбург. Оттуда они возвращались домой.

– Кажется, завалялась в карманах, – Дарья Угланова, сидевшая в кресле напротив через проход, пошарила по карманам пиджака в поисках карточки. – Держите…

Одолженный предмет Стивен не вернул. Связавшись с наркодилером, он назначил встречу в аэропорту с товаром, так необходимым его отравленному организму. Хоукс отключился, предвкушая будущий кайф. Журналистка о карточке тоже не напоминала, исподтишка наблюдая за американцем.

* * *

Анус не опоздал к прибытию самолета. Выйдя из здания аэровокзала, он молча сунул пакет и быстро удалился, поймав подвернувшееся такси.

А Хоукс, замкнувшись в четырех стенах, погрузился в призрачный мир наркотических иллюзий, где было все так легко и просто.

О суровой действительности напоминали визиты Ястреба и его людей. Они появлялись внезапно, вырастая словно из-под земли.

– Созрел? – ухмыляясь, спрашивал Ястреб. – Время на исходе. Еще одна короткая отсрочка – и принимайся за работу.

Однажды Хоукс набросился на лжеприятеля с кулаками. Осыпая проклятиями и матерными ругательствами с неправильно расставленными ударениями, инженер схватил Ястреба за лацкан пиджака.

– Руки, придурок, держи при себе!

Коротким ударом в солнечное сплетение Ястреб осадил инженера.

– Скоро с тобой поговорят по-другому…

В начале лета Хоукс снял дачу. Он задыхался в стенах городской квартиры. Арендуя скромный дом в непрестижном поселке, он надеялся хоть немного побыть в одиночестве – без телефонных звонков, без слоняющихся под окнами громил, без неожиданных визитов непрошеных гостей.

Уголок действительно был райским. Непритязательный русский пейзаж за окном успокаивал нервы. Лента реки, сверкающая на горизонте, манила своей голубизной.

Хоукс сменил допинг. Он отказался на время от кокаина и перешел на алкоголь. Замена была неравноценной. Хоукс пил, не достигая заветного блаженства забвения.

Однажды, после очередной ночной попойки, он уснул только под утро, провалившись в черную яму забытья. Оттуда его выволокли грубые голоса, с трудом пробивавшиеся к сознанию инженера.

– Подъем, тварь! Сколько ломаться будешь, как целка…

Хоукс приподнялся на локтях. Над ним нависала туша верзилы с багровой отметиной.

– Очухался, – ударом в челюсть Лишай вернул инженера в исходное положение и обратился к кому-то невидимому: – Пьяный в дрезину. Надо отрезвить лоха!

Подхватив под мышки, американца вытащили во двор и бросили под колеса джипа. Лишай нагнулся к валявшемуся в пыли человеку.

– Что надумал? Ястреб устал ждать…

Собрав кровавую жижицу, сочившуюся из разбитой губы, Хоукс попытался плюнуть, но верзила опередил его, ударив ребром ладони по носу:

– Шуткуешь, гнида. Но ничего. Сейчас проветришься… Заводи, Моня! Клиент заказал утреннюю пробежку.

Колеса джипа надвинулись на Хоукса. Он ощутил горький запах резины и выхлопных газов. Поднявшись, инженер получил удар бампером по коленям. Повернувшись, Стив, подгоняемый животным ужасом, побежал по дороге, ведущей сквозь дачный поселок к реке.

Глава 5

Пути Святого и запуганного, шарахающегося от собственной тени американского инженера пересеклись.

После побоища на речном пляже Хоукс не отставал от бывшего спецназовца, цепляясь за него как утопающий за соломинку. Подчиняясь древнему инстинкту, заложенному в каждом человеке, Стивен следовал за сильнейшим. Все рациональные правила, здравомыслие и прочая дребедень не входили в расчет. Инженер был смертельно напуган и искал, на кого опереться.

В свою очередь, Святой не мог бросить на произвол судьбы избитого толстяка, похожего после встречи с бандитами на лепешку кровоточащего фарша. Дарья, заварившая эту кашу, никаких инструкций не давала. Долго не раздумывая, Святой привез подопечного на квартиру журналистки. В игре, принимавшей слишком опасные формы, пора было расставить все точки над «и». Продолжать действовать с, фигурально выражаясь, завязанными глазами Святой не хотел. Он почти внес инженера, не стоявшего на ногах, на четвертый этаж. Прислонив Хоукса к стене, Святой нажал на дверной звонок. Журналистка была «совой», предпочитала работать ночью, а днем, если выпадала возможность, спать до потери пульса, то есть часов до четырех.

Преодолевая пространство прихожей, Угланова недовольно бурчала, а открыв дверь, оторопела.

– Принимай гостей, Дарьюшка! – с легкой издевкой произнес Святой, заволакивая полубесчувственного американца.

Разукрашенная фингалами и кровоподтеками физиономия Стивена просияла:

– Вот так встреча!

На этом красноречие толстяка иссякло. Он закрыл заплывшие глаза и кулем повалился на пол под ноги журналистке. Взвизгнув, Дарья отпрыгнула. Судя по побелевшим щекам, она сама была готова свалиться в обморок.

– Погоди падать! Давай перенесем твоего дружка на диван в гостиной. Кости у него целые, раз с мотоцикла не слетел. Но беседовать он сейчас не настроен. Это точно, – Святой переступил через инженера, загромождавшего стандартную прихожую московской квартиры в крупнопанельном доме.

Нового постояльца бережно уложили на диван. Набрав в пластмассовый тазик теплой воды, Угланова, бывшая от природы очень брезгливой, обмыла раны и присыпала многочисленные ссадины и царапины антисептиками. Инженер выдержал процедуру стоически, лишь изредка коротко всхлипывая при неудачном прикосновении новоявленной сестры милосердия. Вечером его осмотрел хирург, давнишний тайный воздыхатель журналистки и просто хороший человек.

– Оклемается, – вынес свой вердикт врач, скручивая трубки стетоскопа. – Дней десять постельный режим, поливитаминчики и абсолютный покой. Пусть побольше спит. Сон – лучшее лекарство.

Пройдя на кухню, врач сообщил Святому и другие свои наблюдения, не предназначенные для ушей пациента.

– Этот джентльмен, по-моему, заядлый наркот. Перебирает транквилизаторов или чего-нибудь покруче. Я, конечно, не нарколог, но некоторые симптомы слишком ярко выражены, – произнес доктор, ополаскивая руки.

Сказанное новостью не являлось. Святой отреагировал на сообщение вяло. Схватка у реки напоминала о себе свинцовой усталостью, давившей на плечи.

Церемонно попрощавшись с целованием дамской ручки, просьбами звонить, если что, комплиментами и воздушными поцелуями, врач удалился, оставляя после себя фирменный запах больницы – смесь лекарств, хлорки и формальдегида.

«Классный дядька, но больно уж жеманный, словно барышня. Мне казалось, что хирурги – мужики грубые и простые, со здоровым чувством цинизма», – Святой вспомнил военный госпиталь, где его лечили после тяжелого ранения, полученного на горном перевале Кавказа.

Закрыв на все замки дверь, Святой прошел по коридору, заглянул в гостиную. Укрытый клетчатым пледом, инженер мирно посапывал, усыпленный средствами, снявшими боль. На кухне горел свет и грохотала посудой Дарья, готовя запоздалый ужин. В кутерьме время пролетело незаметно. Достав из настенного шкафа дежурную бутылку армянского коньяка, Угланова закончила сервировать стол.

– В честь какого события банкет? – поинтересовался Святой, снимая пробку.

– А черт его знает! – подперев щеку рукой, ответила журналистка. – Снова подвела я тебя под монастырь. Вляпала в историю. Видимо, крепко америкашке досталось. Даже не спросил про меня…

– Что не спросил? – не понял очевидной вещи Святой.

– Ну, откуда я в квартире. Почему именно ко мне привез.

– Шок у мужика. Настучали по репе капитально, вот мозги и не соображают. Не волнуйся, очухается, засыплет вопросами. А может, и нет. Уйдет по-английски, не попрощавшись. Мы ведь по-прежнему не знаем, что за фрукт этот Стивен Хоукс, – Святой разлил коньяк по пузатеньким емкостям из матового стекла.

Телевизор, поставленный на холодильник, передавал очередную порцию ужасов с Балканского полуострова.

Албанские боевики армии освобождения Косово терроризировали сербское население, оставшееся без прикрытия военных.

Святой встал и убрал звук, словно тот мешал ему выпить коньяк. Вернувшись за стол, он принялся маленькими глотками цедить коричневую жидкость. В характере бывшего спецназовца было что-то от исследователя. Взявшись за дело, он не останавливался на полпути, сколь рискованным тот ни казался. Дарья тоже отличалась въедливостью, но, когда риск становился чрезмерным, могла отступить.

Осушив рюмки, они принялись за еду. Святой ел с отменным аппетитом, восстанавливая потраченную энергию. Угланова, наоборот, переборчиво ковырялась вилкой то в неумело открытой консервной банке сардин, то на сковороде с неизменной яичницей.

– Чего молчишь? – не выдержала Дарья, с грохотом бросив вилку.

– А что рассказывать, наехали трое уродов на твоего знакомого. Пробежку устроили. Потом ногами попинали. Развлекались мальчики на всю катушку… – Святой прервался, чтобы распределить очередную порцию коньяка.

Из зала послышались слабый стон и поскрипывание дивана. Мистер Хоукс переживал дневной кошмар, от которого пытался убежать даже во сне. Дарья ожесточенно помассировала виски и с тревогой посмотрела на Святого:

– Что-то нечисто с этим инженером. Банальной наркотой дело не ограничится.

– Интуиция подсказывает? – с нарочитой вежливостью поинтересовался Святой, отправляя в рот малюсенький маринованный огурчик.

Своим ледяным спокойствием он провоцировал девушку на взрыв эмоций, помогающий снять внутреннее напряжение. В характере Углановой были свои особенности. Перед сложной задачей она как бы брала разгон, выливавшийся в поток неконтролируемых эмоций. После всплеска чувств с ней можно было толковать о серьезных вещах. Действительно, вопрос вывел Дарью из равновесия. Она взорвалась.

– На фига ты притащил американца ко мне? – крутанув пальцем у виска, на высоких тонах произнесла журналистка и одним махом опрокинула коньяк.

– Не лучшая идея. Но он твой клиент.

– Я просила… Может, в постель ко мне уложишь!

– Сводничеством не занимаюсь, – Святой внезапно обиделся как мальчишка.

Он отодвинул тарелку, давая понять, что отказывается от ужина и не будет вести беседу в подобном тоне. Глупая реплика задела его, что называется, за живое. Он грустно усмехнулся, вспомнив мудрое изречение степного кочевника, с которым познакомился в далеком, беззаботном детстве. Старик, ставший его наставником, говорил:

– Главными нашими убийцами очень часто становятся самые близкие люди.

Тогда юное сознание мальчишки из забытого богом и людьми военного гарнизона, затерявшегося в забайкальской степи, протестовало против слов философа, разъезжавшего на низкорослом, неподкованном иноходце с длинным хвостом. Как могут быть убийцами мама, брат, пускающий пузыри беззубым ртом младенца, отец…

Лишь спустя годы Святой понял скрытый смысл этой истины. Для близких людей мы открыты и доступны. Каждое их неловкое движение, необдуманный поступок, легкомысленная фраза ранят нас сильнее, чем если бы то же самое сделали чужие. Дарья Угланова чужой для Святого не была.

– Ну вот, надулся как индюк, – спохватившись, что ляпнула глупость, девушка прильнула к Святому и шутливо чмокнула в щеку.

– Не надо, – он с фальшивым гневом легонько толкнул Дарью.

Непроизвольно ладонь Святого легла на грудь журналистки. Дарья подалась вперед, прижимаясь сильнее и сильнее. Ее губы приоткрылись, обнажая ряд ровных зубов. Глаза девушки подернулись туманной поволокой, среди которой чернели расширенные зрачки с отражением Святого.

Выплюнув в потолок струю пара, по-разбойничьи засвистел чайник. Двое даже не шелохнулись. Настала та самая безмолвная минута равновесия, когда мужчина и женщина колеблются перед главным шагом, делают свой выбор. Святой смотрел прямо в глаза девушке и тонул в них. Грудь под его ладонью пульсировала, наливаясь твердостью.

– Чайник взорвется, – прошептала Дарья, проведя тыльной стороной ладони по щеке Святого.

– Не бритый? – так же неразличимым из-за рева взбесившегося чайника шепотом спросил он.

Дарья прочитала по губам:

– Колючий, как ежик. Но я люблю тебя колючим…

Чаша весов покачнулась. Дарья сделала свой выбор. Нагнувшись, она поцеловала мужчину в губы. Сначала нежно, едва касаясь, затем страстно, по-настоящему. Не опасаясь присутствия чужого человека в доме, Дарья распустила узел пояса запахнутого шелкового халата. Повела плечами. Шелк с тихим шорохом соскользнул вниз, открывая взгляду Святого удивительно пропорционально, без малейшего изъяна сложенную фигуру. Дарья выпрямилась, словно давая полюбоваться своим телом. Заведя руки за голову, она достала заколку. Освобожденные волосы антрацитовым потоком закрыли плечи. Дарья смотрела на мужчину мерцающими, призывными глазами.

– Пойдем, – она подала руку.

Святой, который давно уже никому не подчинялся, безмолвно поднялся и пошел за девушкой словно укрощенный, очарованный красотой зверь.

Эта ночь была безумной для обоих. Страсть как река, перегороженная плотиной. Если плотину снести, река выходит из берегов. Вырвавшуюся наружу страсть невозможно обуздать. Ее нужно испытать…

Утром в спальню ввалился Хоукс. Дремавшая на груди Святого девушка, увидав сквозь опущенные ресницы фиолетовую физиономию в дверном проеме, взвизгнула. Дарья села, инстинктивно прикрыв грудь ладошками.

Но девичья нагота инженера не волновала. Стивен прислонился к косяку и поплотнее закутался в плед.

– Вы? – невпопад спросил инженер, мало что запомнивший со вчерашнего вечера.

– Я, – ответила журналистка, кротко взглянув на Святого, также принявшего сидячую позу.

– Значит, у нас будет о чем поговорить, – Стивен перебросил через плечо мотавшийся у ног хвост пледа и, по-стариковски сгорбившись, вышел из спальни.

Святой и Дарья быстро, почти синхронно оделись. Но хозяйка квартиры применила тактическую хитрость, возясь с застежкой бюстгальтера. Эту часть гардероба Дарья дома не носила. Просто она не хотела первой заводить разговор с гостем, перепоручая это Святому.

– Помочь? – спросил он, наблюдая за маневрами Дарьи.

– Справлюсь… Иди к Стивену.

Заправив рубашку, Святой вдел ноги в шлепанцы и направился к выходу.

– Постой, – голос Дарьи догнал его в коридоре.

Святой остановился в ожидании дальнейших инструкций. Сегодня он был рад угодить девушке и выполнить ее самое сумасбродное желание. Выскочив полуобнаженной, Даша обняла мужчину, шепнув на ухо:

– Спасибо за ночь.

– Готов повторить по вашему первому зову, моя королева!

Юмор никогда не оставлял бывшего спецназовца: ни в радости, ни в беде.

Пока они занимались любовным воркованием, Хоукс привел себя в относительный порядок. Закрывшись в ванной, он долго обозревал свою распухшую физиономию в зеркале. Лицо напоминало подгнивший помидор, чья цветовая гамма складывалась из красного, черного и лилового оттенков, разбавленных желтизной. Выдавив пасту на палец, он попытался почистить зубы. Прикоснувшись к разбитым деснам, Стив клацнул челюстью, прикусив злосчастный палец, так и не послуживший зубной щеткой. В голове у Стива шумело. Будто его мозг кто-то поливал из лейки. Он плохо соображал, но тем не менее успел сделать важный вывод: эти двое не могут быть его врагами. Обосновать вывод он пока не мог и доверялся исключительно интуиции. Ополоснув рот, он еще раз посмотрел в зеркало.

– Дракула после вечеринки, – хмыкнул Хоукс.

Из ванны он двинулся на кухню. По наблюдениям инженера, кухня у русских была излюбленным местом пребывания. Здесь не только и не столько ели, сколько общались, обсуждали новости, принимали решения. Кухня у русских совмещала функции конференц-зала, кабинета, приемной и помещения для приготовления пищи. Такой оригинальный подход американцу нравился.

Когда инженер вошел, Святой колдовал над плитой. Обернувшись, он спросил:

– Живой?

– Немножко, – не совсем точно по правилам русского языка, но очень верно по сути ответил инженер, примостившись у края стола.

– Лежать надо. Доктор прописал постельный режим.

– На том свете отлежимся, – беззаботно махнул рукой Стив и тут же схватился за поврежденное предплечье.

Приготовленный омлет сердито фыркал под крышкой. Святой снял сковороду, достал из холодильника кетчуп, миску с овощами и банку недоеденных маринованных огурцов.

– Пословицы наши выучил? Про смерть не самая лучшая, но в общем верная. В точку бьет. У нас разлеживаться некогда. Только успевай поворачиваться, – выполнявший обязанности повара раскладывал пышное блюдо по тарелкам, добавляя на каждую горку крупно порезанных овощей.

По транзисторному приемнику, настроенному на музыкальную радиостанцию «Европа Плюс», передавали мелодичный, душещипательный хит американской группы «Канзас». Стивен узнал мелодию. Он не был сентиментальным слабаком, но гитарные аккорды и, главное, название команды заставили инженера проглотить комок, застрявший в горле.

Святой истолковал поведение гостя по-своему:

– Что, аппетит разыгрался? Дождемся хозяйку и начнем нашу скромную трапезу… Знаешь, я салатов не люблю. Жуешь какой-то сеновал нашинкованный… Никакого вкуса. Лучше цельным овощем похрустеть. Ты как полагаешь?

Он резал хлеб, не обращая внимания на застывшего толстяка. А Хоукс внимал музыке и словам песни, повествующей о неудачнике, который не мог отыскать дорогу домой, о неудачнике, плутавшем по автострадам и улицам больших городов. Солист «Канзаса» выводил хрипловатым баритоном замысловатые рулады, и ему вторила солирующая гитара, рисующая свои узоры на фоне пронзительно звучащего саксофона. Музыка просачивалась сквозь барабанные перепонки инженера, врывалась в его душу. Золотые поля пшеницы отцовской фермы, несбывшиеся мечты и мрачное будущее сливались воедино в сознании Стивена Хоукса. Его глаза увлажнились, а подбородок уперся в грудь. Поставив локти на стол, американец обхватил голову руками и разрыдался. Он плакал навзрыд, как ребенок, сотрясаясь всем своим грузным телом. Крупные капли слез стекали по щекам Хоукса, сливаясь на подбородке.

– Вот тебе раз… – нож в руках Святого уперся острием в столешницу из белого пластика.

Плачущий мужчина – зрелище не слишком приятное.

– Успокойся, приятель! Выпей воды, – Святой наполнил стакан, подставив под воняющую хлоркой струю, бившую из крана.

Клацая зубами о край посуды, инженер влил в себя влагу, едва справляясь с истерикой. Хоукс попросил еще воды. Он пил долго и жадно, словно вернувшийся из пустыни странник.

Святой терпеливо ждал, а завтрак остывал. Рано облысевший толстяк с красным лицом хотел выговориться, но не знал, с чего начать. Слишком страшной и фантастической была история, которой он должен был поделиться с, в общем-то, малознакомым человеком. Но держать в себе события последних месяцев Хоукс не мог. Бывают ситуации, когда затравленный судьбою человек готов исповедоваться первому встречному, вызывающему хотя бы минимум доверия. Шок от встречи с бандитами еще не прошел, а сознание инженера, накачанного успокоительными препаратами, подсказывало, что перед ним человек, привыкший разрешать любые проблемы в самые короткие сроки. Побоище на пляже было самым убедительным тому доказательством.

Заполнив желудок водой, Стивен немного успокоился. Он вытер лицо салфеткой, виновато улыбнулся, словно прося прощения за постыдную слабость. Его спаситель не произносил пустых успокаивающих слов, не хлопал по плечу. Он вообще не выражал никакого сочувствия и сострадания.

Вместо бессмысленного сотрясания воздуха Святой проинспектировал холодильник и выставил на стол бутылку водки и недопитый коньяк. Открыв шкаф с посудой, он нашел подходящий по размерам стакан, способный вместить двести граммов жидкости. Водка из бутылки перекочевала в стакан.

– Даме коньяк в кофе. Я с утра не пью. Тебе ударная доза. Вводишь в организм сразу, одним приемом в три глотка, – тоном аптекаря, выдающего снадобье больному, произнес Святой.

Водка должна была предотвратить следующий приступ истерики и развязать язык. Подрагивающей рукой Хоукс взял стакан:

– Для храбрости?

– Для ясности ума, – улыбнулся Святой.

Раскрыв рот на немыслимую широту, инженер тремя равномерными глотками вогнал в себя алкоголь. Торопливо закусил куском омлета и блаженно прищурился, чувствуя, как по пищеводу сбегает огненный поток.

– А говорят, американцы пить не умеют… – с нарочитым недоумением в голосе произнес Святой.

Сразу за этой процедурой к компании присоединилась журналистка. На всякий пожарный случай Дарья спрятала в кармане халата включенный диктофон, фиксировавший на пленку каждое произнесенное слово.

– Мистер Хоукс, простите, что я вторгаюсь в вашу личную жизнь, но… – журналистка сделала паузу, перед тем как объясниться. – Я попросила моего друга проследить за вами.

Брови инженера чуть приподнялись и вернулись в исходное положение. После происшедшего Стивен ничему больше не удивлялся. В четкие, рассказанные без утайки мотивы слежки инженер поверил безоговорочно. Ничего другого ему не оставалось. Захмелев, Стивен раскачивался на ножках стула, смотря себе под ноги. По-военному кратко объяснив свое участие в событиях, Дарья замолчала, передавая право голоса гостю.

– Вы были искренни, – голос инженера доносился словно из могилы.

– Да, – утвердительно кивнула головой журналистка.

– Тогда я расскажу вам все! – с мрачной торжественностью произнес инженер.

Он поплотнее уселся на стуле и прекратил раскачиваться. Мало того, Хоукс обеими руками впился в край стола. Инженер говорил отчетливо, проговаривая каждую букву, а отдельные, казавшиеся важными слова повторял дважды. Он рассказывал об отцовской ферме, колледже, службе на флоте, контракте и встрече с Ястребом. Это была настоящая исповедь облегчающего душу грешника.

– Невероятно, – короткими восклицаниями перебивала его Дарья.

Возгласы инженер игнорировал. Он все убыстрял темп речи, спеша выговориться, не забывая при этом следить за реакцией слушателей. На лице Святого сменилась целая гамма чувств. Первые страницы биографии он слушал с рассеянным видом случайного собеседника. Затем его лицо стало выражать искреннее любопытство. К финалу оно посерьезнело и посуровело.

– Вы уверены, что от вас требовали создать программу управления полетом ракеты? – голосом психиатра, заполучившего в руки запущенного пациента, спросил Святой.

Его лицо опять выражало недоверие.

– Без сомнения. Американские и русские программы аналогичны, потому что базируются на одних и тех же принципах. Разница лишь в некоторых деталях.

– В это трудно поверить…

– Понимаю. Но Ястребцов настаивал на воссоздании именно ракетной программы. Не компьютерной игры, а программы запуска ракеты, которая может быть оснащена ядерной боеголовкой, – с горячностью утверждал Стивен. – Похоже на бред?

– Очень! – с обескураживающей откровенностью признался собеседник.

– Тогда пусть все идет своим чередом. У вас есть жутковатая пословица: «Чему быть, того не миновать», – инженер умолк, скрестив на груди руки.

На кухне восстановилась тягостная минута молчания. Слишком пугающий доклад произнес отставной моряк, американский инженер с физиономией, отсвечивающей всеми цветами радуги. Залетевшая в открытую балконную дверь оса билась о стекло окна. Насекомое таранило прозрачную плоскость в поисках выхода и, не найдя его, принималось кружить над полом, над головами молчащих людей. Поднявшись к потолку, оса бросалась в крутое пике, вновь и вновь атакуя стекло.

Стивен Хоукс следил за насекомым тоскливыми глазами. Сжалившись, инженер встал и распахнул балконную дверь пошире, открывая путь к свободе. Ошалевшее от привалившей удачи насекомое вылетело наружу, рванув по прямой в поднебесье. Хоукс вышел на балкон, словно провожая отпущенную осу, давно растаявшую в небесных высях. Там, откуда-то издалека доносился едва слышный рокот турбин воздушного лайнера. Задрав голову, Стивен до рези в глазах всматривался в пустынный небесный свод.

– Иди за ним, – округлив глаза, прошептала Дарья.

– Боишься, что с балкона бросится? – спросил, поднимаясь, Святой.

– А ты глаза его видел? Глаза собаки с перебитым хребтом. Такой все, что угодно отчебучить может. Сиганет за перила, и заказывай заупокойную молитву, – на одном выдохе все тем же свистящим шепотом выдала Дарья.

Облокотившись о бетонный парапет балкона, инженер стоял не поворачиваясь. Он был похож на средневековую химеру, которыми украшали фронтоны готических храмов. Толстый, сутулый, с головой, втянутой в плечи, с прядью волос, взметнувшейся над плешью, Стивен выглядел бомжем с подбитым глазом из московской подворотни. Он легонько кивнул, давая понять, что заметил присутствие Святого на балконе, но его взгляд по-прежнему изучал небо.

– Я вас найму. За деньги… – американец говорил так, словно рассуждал сам с собой: глухо и неотчетливо. – У меня есть деньги. Уверяю вас.

– Прекратите, Стивен. Это наивно и смешно. Если все вышесказанное не плод вашего больного воображения, если в ваших словах есть хоть сотая доля истины, надо немедленно сообщить властям.

– У вас слишком нерасторопные власти. Мне никто не поверит. Сочтут за сумасшедшего и вышвырнут с работы. А Ястреб не даст мне спокойно уехать. Выдаст билет на кладбище, русское кладбище, – Хоукс попросил закурить, но сам справиться с зажигалкой не смог.

Колесико чиркало по кремню, не выбивая искры. Святой отобрал зажигалку и, добыв огонь, поднес пламя к сигарете, зажатой в зубах инженера. Хоукс с наслаждением затянулся, пуская дым через ноздри.

– Я найму вас телохранителем. О'кей, – с маниакальным упорством повторял толстяк. – Вы ведь вольный стрелок. Не служите, не работаете, как я понял.

Предложение пришлось Святому не по вкусу. Он так до конца и не разобрался, кто перед ним стоит: несчастный иностранец, запутавшийся в темных делишках, или сумасшедший с воспаленным воображением, сочинивший легенду о ракетных кодах, всесильной русской мафии и крестном отце по кличке Ястреб.

– Я не наемник, мистер Хоукс. И не телохранитель из частного охранного бюро. Про вольного стрелка вы верно подметили. А купить мои услуги у вас денег не хватит.

– Почему? – Прагматичный ум американца не мог понять упрямства русского, отказывающегося до того, как была бы названа сумма.

– Не продаются мои услуги.

Сложив в молитвенном жесте руки, Стивен поднес их к груди:

– В таком случае я просто прошу помочь. Как человека прошу.

– На гуманизм напираете?! Ловко придумано, – Святой засмеялся и, обхватив инженера за плечи, повел с балкона внутрь квартиры. – Ладно, Стивен. Не будем торопить события. Посмотрим, что за птица вас поклевала. Что за ястребы в городе расплодились. Пойдем, чайку погоняем, и вам в постель надо. А от водки, я смотрю, вы быстро отходите. Почти трезвый…

Инженер скривил разбитые губы наподобие дружелюбной улыбки. Он действительно крепко держался на ногах и только немного покачивался.

– Так вы согласны стать моим партнером? – с искусством дипломата, добивающегося заключения договора с сильным союзником, спросил Хоукс, переступая порог кухни.

– Партнером? Тонкий ход. От вас, дружище, не так-то просто отделаться… Ну да ладно. Попробуем разобраться, в какое дерьмо вы вступили, – Святой дал согласие, не желая дальше выслушивать слезные молитвы толстяка и вести беспредметный разговор.

Дверь на балкон оставалась открытой. С неба сквозь дверной проем лился свет и доносился далекий рокот двигателей лайнера.

Самолет шел по воздушному коридору, определенному авиадиспетчерами, к аэропорту. Невидимый в небесной сини лайнер серой крестообразной тенью скользил по улицам московских новостроек, пригородов и дачных поселков. Воздушное судно, получив добро от наземных служб, сбрасывало высоту, снижалось и заходило на посадку.

* * *

Рейс авиакомпании «Алиталия» задерживался по метеоусловиям. Самолет попал во фронт быстро перемещавшегося с юга на северо-восток циклона. Лайнеру пришлось сделать крюк, выбираясь из полосы непогоды, мешавшей нормальному полету. Совершив необходимые маневры, самолет набрал заданную высоту и лег курсом на Москву.

Пассажиры, дремавшие в просторном салоне «аэрбаса», по-русски – воздушного автобуса, ощутили незначительное покачивание, а особо чувствительные – приступы легкого подташнивания. Заботливые стюардессы, толкая перед собой тележки, развозили напитки и пластиковые, герметично запакованные судки с едой. В салоне бизнес-класса девушки предлагали коньяк и другой изысканный алкоголь. Пассажир, занимавший место под номером пять, от алкоголя отказался. Взгляд черноволосого мужчины с орлиным профилем смутил стюардессу. Он раздевал ее глазами. Служащая авиакомпании почти физически ощущала липкие прикосновения к своей груди, ягодицам и бедрам. Выглядел пассажир вполне респектабельно: золотой «Ролекс» на волосатой, точно у обезьяны, руке, тонкая сорочка с логотипом престижного дома мод, чуть ослабленный узел неяркого галстука, обвивавшего короткую шею. Так выглядят управляющие солидных фирм или высокооплачиваемые менеджеры транснациональных компаний. Но для бизнесмена на пухлых пальцах черноволосого было слишком много золотых перстней – верный признак дурного вкуса выскочки, дорвавшегося до шальных денег. Обвешанный драгоценными побрякушками, словно рождественская елка, пассажир заказал апельсиновый сок и бутерброд с листиком салата на тонко нарезанном беконе. Исполнив заказ, стюардесса поспешила отойти от мужчины с липким взглядом.

Место номер пять занимал Ибрагим Хаги с паспортом итальянского подданного в кармане. Гражданство албанец по национальности и месту рождения получил за взятки. Его предки пасли овец из века в век на склонах холмов, поросших чахлой растительностью. Они исправно посещали мечеть, делали детям обрезание и платили налоги чиновникам турецкого султана.

Мир менялся в вихре войн и революций. Распадались империи, провозглашалась независимость новых стран, а жизнь у подножия холмов не менялась. Правда, с приходом к власти коммунистов позакрывали мечети и везде наразвешивали портретов вождей. Но нищета из убогих албанских селений никуда не ушла. По-прежнему утром пастухи выгоняли отары на пастбища, а земледельцы долбили каменистую почву.

Ибрагим Хаги прозябать в убожестве не собирался. Богатство можно сколотить, если повезет, упорным трудом, ловкими торговыми операциями, махинациями с финансами и недвижимостью. К нищей стране такие рецепты неприменимы. Там благосостояние добывается при помощи оружия и сопровождается кровопролитием. Отпрыск пастухов сколотил банду, терроризировавшую окрестные села. Добыча была очень скромной. Убогие пожитки из крестьянских домов, круги овечьего сыра, мизерные сбережения. О последнем и говорить не приходилось. На албанские дензнаки, называющиеся леками, можно было купить женщин, виноградную водку, боеприпасы или еду. Все это Хаги брал бесплатно. Для капитала, с которым можно было развернуться в будущем, нужна была валюта.

Однажды награбленным долго сыт не будешь. Кроме того, правоохранительные органы начали наседать на банду с помощью местного населения, уставшего от грабежей и поборов. Хаги сменил тактику, используя новые возможности. Он поднялся на ступеньку вверх, занявшись наркоторговлей.

Пал коммунистический режим. Закрытая при нем страна распахнула двери. Албания по своему географическому положению лежит на перекрестках дорог, ведущих из Азии в Европу. На территории скверно управляемого государства как грибы после дождя стали расти склады с наркотой, принадлежащие международным наркокартелям. Вслед за складами настал черед плантаций. Дурной пример заразителен. Спасаясь от нищеты, крестьяне, почти не таясь от властей, выращивали на полях опиумный мак, а подпольные фабрики перерабатывали растительное сырье в морфин, а затем и в героин.

Ибрагим Хаги вышел со своим товаром на западноевропейский рынок. Установил контакты с итальянской мафией и германскими заправилами наркоторговли. Дела пошли на лад, а бурные события на Балканах открывали новые возможности.

Соседняя Югославия, которой албанцы всегда в глубине души завидовали, стала распадаться как карточный домик при дуновении ветра. Республики отделялись одна за другой. Процесс сопровождался жуткой резней и массовыми убийствами. Ибрагима потянуло на запах крови.

В мусульманском анклаве Боснии он стал видным полевым командиром. Хаги не усердствовал в зверствах, как другие, если не считать нескольких распятых православных священников и изнасилованных монашек. Война шла без правил, а парням из его команды были нужны развлечения.

Когда в Боснию понаехало слишком много международных наблюдателей и прибыли миротворческие контингенты, призванные установить мир, албанец засуетился. Умевший оставаться в тени, он не хотел, чтобы его имя фигурировало в списке военных преступников, подлежавших суду международного трибунала. Проведя несколько операций, бывших, по сути, грабительскими рейдами, он постановил свернуть свою деятельность в Боснии.

Тогда, под стенами монастыря, замшелыми от древности, Хаги подобрал раненого русского с птичьими, круглыми глазами. Вообще-то Ибрагим на дух не переносил русских добровольцев. В сражениях они вели себя как черти, отправив на тот свет немало бойцов из его отряда. Но в пленном, стоявшем у ворот намеченной для грабежа обители, он узнал профессионального убийцу, дерущегося не за идеи, а ради собственного удовольствия. Узнал подсознательно, заглянув в желтые ястребиные глаза. Первую пробу русский преодолел, прикончив ножом раненого товарища. Отряд пополнился новым бойцом по кличке Ястреб.

Свернув дела в Боснии, албанец оставил там несколько надежных людей, продававших наркотики солдатам из миротворческого контингента и остальным желающими гражданам республики. Следуя совету приятеля, он приказал не соваться к российским десантникам и даже не приближаться к лагерю с российским триколором на флагштоке.

– …Наши предпочитают пить водку со своими. Полезут твои с «дурью», десантура рога вмиг поотшибает. Так что держитесь от братишек подальше, – со знанием дела порекомендовал Ястреб, ставший к тому времени незаменимым помощником албанца.

Потомку пастухов политика пришлась по вкусу. Он понял простую истину – под вывеской политики можно прокручивать любые грязные дела и слыть героем. Покопавшись в родословной, а скорее всего выдумав, Ибрагим Хаги обнаружил корни своих предков в Косовском крае. Оказывается, миролюбивые албанцы жили там чуть ли не со времен Рождества Христова, терпя унижения и издевательства от налетевших словно саранча сербов. Часть бедных албанцев переселилась в родную страну, а часть осталась страдать под игом сербов. Предки Ибрагима малодушно бежали, но настало время восстановить попранную историческую справедливость. Легенда предназначалась для наивных олухов, которых Хаги использовал для выколачивания средств.

Много соотечественников успело обосноваться на Западе и даже обрасти кое-каким жирком в виде авторемонтных станций, кафе, мастерских и так далее. К преуспевшим эмигрантам наведывались люди Хаги во главе с Ястребом и предлагали внести добровольные пожертвования на святое дело борьбы за права угнетенных соплеменников и воссоединение «великой Албании». Особо непонятливых лавочников для острастки били бейсбольными битами. Если они упорствовали или обращались к властям, начинал действовать Ястреб. Он, не церемонясь, ломал переносицу, дробил челюсть или выкручивал суставы глупцу, не желающему платить. Сверхжадных заместитель Хаги награждал пулей между глаз и контрольным выстрелом в затылок. Полиция вела расследование вяло, проклиная понаехавших дикарей-иностранцев в их цивилизованные, благополучные страны.

Албанские общины, запуганные до предела и задурманенные байками политиков, отстегивали немалые средства. Львиная доля перепадала боевикам Армии освобождения Косова, но часть оседала в карманах Ибрагима Хаги. Бухгалтерия при рэкете ведется весьма условно. Стибрить деньги, предназначенные для ведения партизанской войны, не очень сложно. Когда какой-то идеалист стал обвинять Ибрагима в воровстве народных средств, с ним встретился Ястреб. Он убил болтуна в подъезде его дома, хирургически точным ударом ножа вскрыв подъяремную вену. В газетах о смерти истекшего кровью лидера албанских эмигрантов в Италии написали две строки, обвинив в этом преступлении югославские спецслужбы.

Звездный час Ибрагима Хаги пробил. Партизаны Косовского края нуждались в оружии, а оружие стоило денег. Обучение боевиков тоже было недешевым мероприятием. Но Косово не намного богаче Албании. Здесь нет нефтяных залежей, полезных ископаемых или алмазных копей. Зато имеются подходящий климат и почва для выращивания наркосодержащего сырья. Рядом порты Адриатики и транспортные артерии, ведущие в сытую Европу. Не использовать выгодную ситуацию Ибрагим Хаги не мог. По взаимовыгодному контракту боевики Армии освобождения Косово охраняли плантации, склады, подпольные лаборатории, принадлежавшие предприимчивому соотечественнику и его подельникам. Боевики сопровождали караваны с героином, контролировали погрузку. Взамен они получали оружие, инструкторов, возможность лечить раненых командиров в европейских и американских клиниках, оплачивать наемников из арабских стран и Чечни.

Персональная империя Ибрагима Хаги росла и крепла. Он всегда разделял бизнес и политику. При случае албанец загонял оружие и экстремистам из просербских военных организаций. Но каждую сделку с противником он тщательно подготавливал, а нежелательных свидетелей убирал, памятуя о мстительном характере братьев по крови и вере.

Аппетит приходит во время еды. Масштабы деятельности Ибрагима расширялись с каждым годом. Он стал человеком с тысячью лиц, курсируя по странам и континентам со скоростью челнока. Албанец раскидывал паутину наркоимперии, в центре которой находился Косовский край. Он обзаводился новыми клиентами, покровителями и друзьями. В зависимости от обстоятельств Хаги жонглировал политическими лозунгами, выставляя себя борцом за свободу родного народа или доблестным воином, сражающимся под зеленым знаменем ислама против неверных.

Тактика лавирования приносила неплохие дивиденды. С ним встречались агенты американских спецслужб, готовые финансировать албанских повстанцев. Хаги восторженно приветствовали бородатые недоучки мусульманских медресе, захватившие власть в Афганистане.

Именно там, в неприступном военном лагере под Кандагаром, он познакомился с террористом номер один, сумасшедшим фанатиком, сеющим смерть во имя пророка, Усамой Бен Ладеном. Контакты носили чисто деловой характер. Через оборотистого албанца мусульманский экстремист передавал косовским братьям по вере крупную партию современного оружия. Попутно обговаривалось налаживание нового канала поставок высокоочищенного героина в Западную Европу. Хаги с рвением, достойным лучшего применения, принялся налаживать наркотранзит. Первая партия героина от Бен Ладена под видом первосортного изюма успешно была доставлена в порт Неаполя, откуда расползлась по всей Европе.

Вторая попытка была менее удачной. Наркотики, замаскированные в тюках с шерстью, конфисковала полиция. Но дальше служители закона уткнулись в глухую стену, не доведя расследование до логического финала. Все посредники, связанные с наркотранзитом, оказались в могиле раньше, чем их успела допросить полиция. Тень подозрения пала на респектабельного бизнесмена албанского происхождения Ибрагима Хаги. Но никаких доказательств у полиции не оказалось. Кроме того, люди из римской резидентуры Центрального разведывательного управления прозрачно намекнули, что не стоит глубоко копать под честного албанца, помогающего соотечественникам добиваться свободы и бороться против ужасных сербов. Ибрагим Хаги сумел усидеть на двух стульях. Но тучи над его прохиндеистой головой начали сгущаться.

Гром грянул внезапно, с началом натовской операции, названной предотвращением гуманитарной катастрофы на Балканах. Первая волна авианалетов уничтожила систему противовоздушной обороны Югославии. Не успели догореть казармы правительственных войск, как воздушная армада обрушила новый удар. На сей раз цели были иными. С завидным упорством бомбометание производилось по подпольным лабораториям и складам наркотиков. Западные благодетели постановили одним махом расправиться не только с сербами, но и с косовскими наркобаронами, наводнявшими «дурью» города по обе стороны Атлантики. Заслуги по поддержке боевиков Армии освобождения Косово в расчет не принимались. Крылатые ракеты, стартовавшие с борта авианосцев, разносили в клочья перевалочные пункты, набитые товаром на десятки миллионов долларов. Точечные бомбовые удары обращали в прах виллы наркобаронов. Смрадный дым стлался над плантациями с опиумным маком. То, что не смогла сделать югославская армия, свершила натовская военная махина.

О тайной стороне операции знали только посвященные. Для широкой публики газеты публиковали статьи о зверствах сербов и мирной миссии стран альянса. Монстров наркобизнеса, поднявшихся под крылом западных спецслужб, постановили стереть в порошок, не предавая дело огласке. На наркобаронов перестали делать ставку, и это равнялось смертному приговору.

В одночасье кропотливо создававшаяся годами империя Ибрагима Хаги была разрушена. Ракета, выпущенная из-под крыла истребителя-бомбардировщика «Торнадо», переправила в преисподнюю заводик, синтезирующий героин. Брошенная для страховки кассетная бомба добила уцелевший под развалинами персонал.

Что говорить, если за самим Ибрагимом Хаги, прибывшим в Косово оценить ущерб и переговорить с напарниками по бизнесу, гонялся вертолет с опознавательными знаками королевского военно-воздушного флота Великобритании.

Винтокрылое чудовище сделало залп неуправляемыми реактивными снарядами по дому, где происходила сходка деятелей наркобизнеса. Контуженый Хаги выбрался из горящих развалин, вскочил в припаркованный джип и, вопя нечеловеческим голосом, приказал водителю сматываться.

Заваленные обломками албанцы горели заживо, а вертолет поливал пожарище свинцовым дождем. Заметив мчавшийся по направлению к горам джип, пилот развернул машину, начиная преследование. Его пальцы легли на гашетку пулемета, и длинные, красные линии трассирующих пуль протянулись к подпрыгивающему на ухабах джипу.

Ибрагим никогда не забудет, как лопнула, точно перезревший арбуз, голова водителя. Пуля разнесла черепную коробку и, пройдя навылет, разбила лобовое стекло. Разлетевшиеся мозги вперемежку с битым стеклом ослепили Ибрагима. Потерявшая управление машина съехала с дороги, скатилась по склону и скрылась под кронами буковой рощи. Судьба смилостивилась над албанцем.

Покружив над зеленым ковром, вертолетчик заметил языки пламени, прочесал этот квадрат короткими очередями и, взглянув на датчик топлива, взял курс на базу. А выскользнувший из продырявленной, словно сито, машины делец лежал в русле неглубокого ручья, молясь всем богам и засыпая свою тушу пригоршнями камней. Когда клекот винтов стих, Ибрагим поднялся и побежал на несгибавшихся ногах, продираясь сквозь колючий кустарник.

Он покинул Косовский край навсегда, понимая, что ставка вчерашних покровителей сделана на людей с более подходящей репутацией.

Коротышка не собирался легко сдаваться. Спасая нажитое, Ибрагим аннулировал некоторые банковские счета, на время заморозил рискованные операции по наркотранзиту и перестал общаться с одиозными личностями, находившимися под колпаком полиции.

Но меры предосторожности не спасали от провалов. Подельникам по наркобизнесу сел на хвост Интерпол, производя методичные аресты. Пока приятели Хаги, связанные обетом молчания, скупо давали показания. Но Хаги знал, что кто-нибудь обязательно расколется, и тогда заговорят все, выторговывая меньшие сроки и камеру в приличной тюрьме. Наступит его черед читать ордер на арест и переселяться из апартаментов на жесткие нары. Ибрагим суетился, заметая следы, когда судьба подарила неожиданный шанс.

Из страны, застрявшей в средневековье, вышел на связь по спутниковому телефону человек с изможденным лицом фанатика под белоснежной чалмой. Господин Бен Ладен, не забывший албанского приятеля и хорошо осведомленный о событиях в мире, предлагал поработать на него.

– Ибрагим, пора наказать зарвавшихся янки, преподать урок всем неверным. Ты должен обрушить меч ислама на головы противников истинной веры, – тихо, голосом уставшего проповедника вещал афганский затворник. – У тебя есть возможности доказать свою преданность Аллаху и единоверцам. Мы никогда не забываем праведников и умеем быть щедрыми…

Голос фанатика уносился в космическую бездну к зависшему на земной орбите спутнику. Отразившись от него, он преодолевал тысячи километров и достигал ушей албанца, сидевшего на террасе римского кафе.

– Я готов вознаградить воина ислама и разделить с ним мой дом. Ибрагим, осуществи возмездие! Заставь неверных содрогнуться! – со змеиной бесстрастностью шелестел фанатик.

Проанализировав разговор, Хаги отбросил религиозную шелуху и нашел предложение весьма дельным. Бен Ладен, ворочавший миллионами, мог осыпать албанца золотым дождем. А с деньгами на земном шаре найдется райское местечко под пальмами, куда не доберутся ищейки Интерпола и агенты спецслужб стран Запада.

На деньги Бен Ладена можно сотни раз поменять внешность в лучшей клинике Европы, где хирурги сделают пластическую операцию, не задавая лишних вопросов. На деньги исламского экстремиста можно переждать паршивые времена в надежном убежище, не трясясь от страха за свою жизнь. Нужно только торопиться. Ведь самое трудное в этом мире – ждать и догонять.

Ряды верных соратников албанца заметно поредели. Но в команде оставался Ястреб. Вернувшись в Россию, он командовал филиалом развалившейся империи. То есть продавал наркотики на российском рынке, делал финансовые вложения в перспективные компании, отмывал грязную выручку, утихомиривал конкурентов и вывозил капиталы за границу. Ничего необычного в многогранной деятельности Ястреба не было. Все укладывалось в схему: «Хочешь жить, умей вертеться».

Но крах империи сказывался на русском филиале. Резко упали доходы. А нить, протянувшись от албанца, могла привести к Ястребу. И главное, по призванию русский друг был исполнителем, но не лидером. Для лидера Ястреб слишком любил убивать.

Если есть спрос, будет и предложение. Ибрагим не ударил в грязь лицом. Проведя консультации с напарником, он предложил достойный вариант урока для неверных, показательной порки, которую устраивали в истории человечества только два раза: в японских городах Хиросима и Нагасаки, а также по беспредельной глупости и расхлябанности в Чернобыле.

Меч ислама, который предлагал обрушить Ибрагим Хаги, блистал ядерными гранями, завораживая ополоумевшего фанатика своей разрушительной мощью. Жребий был брошен. Сделка состоялась. Никаких дополнительных условий Бен Ладен албанскому единомышленнику не выдвигал, предоставляя право действовать с развязанными руками на свой страх и риск. Авансом, через подставных лиц, на счет Хаги в венгерском банке была переведена и сразу обналичена дополнительная сумма на проведение операции. Самые преданные боевики, испытанные еще в Боснии, сколачивались в волчью стаю перед большой охотой.

Поворотный день приближался, и встретить его Ибрагим Хаги должен был в России.

* * *

– Пристегните, пожалуйста, ремни! Наш самолет, совершающий перелет по маршруту Рим – Москва, готовится совершить посадку в аэропорту Шереметьево-2! – Мелодичный голосок стюардессы лился из динамиков под потолком салона.

Хаги взглянул в круг иллюминатора. Земля, раскинувшаяся пестрым ковром, надвигалась. Линии дорог вспухали, увеличиваясь в размерах. Неясные черточки превращались в дома, а крохотные льдинки в озера. По магистралям мчались уже различимые машины.

Лайнер выпустил шасси. Соприкоснувшись с бетонной полосой, воздушное судно вздрогнуло всем корпусом и завибрировало, начав процесс торможения. Завершив пробег, самолет подрулил к месту стоянки. Пассажиры еще оставались на своих местах, дожидаясь остановки двигателей, а к дверям уже подали трап.

Ибрагим Хаги спустился по трапу в числе первых. Он шел не оглядываясь, зная, что за ним следует эскорт из четырех головорезов, бывших чем-то вроде личной гвардии. Команда летела эконом-классом, сидя в разных креслах салона. Албанцы старались не бросаться в глаза. Они не общались за все время полета и лишь на входе в автобус обменялись незаметными жестами.

Перед таможенным досмотром Ибрагим любезно помог поставить на стойку чемодан пожилой даме с нитью жемчужных бус, болтавшихся на дряблой шее. Пограничники к гражданину Италии, прибывшему по гостевой визе, вопросов не имели.

Суровый прапорщик впечатал в паспорт лиловый штамп, произнося стандартное приветствие:

– Добро пожаловать…

У таможенного барьера Ибрагим задержался. Меланхоличный инспектор потрошил чемодан пожилой дамы, небрежно выбрасывая вещи на стойку. Старушка везла семена декоративных растений в подарок без полагающегося сертификата. Бдительный таможенник вызвал сотрудника карантина. Вместе они принялись дотошно обследовать пакеты, пробуя семена чуть ли не на вкус. Образовался затор, в котором застрял и Ибрагим Хаги. Он переминался с ноги на ногу, испепеляя ненавидящим взглядом старую гусыню, набившую чемодан запретными семенами. А та, заламывая руки, объяснялась с непреклонным таможенником и взывала войти в ее положение.

Натешившись вволю, инспектор отпустил обалдевшую от строгой принципиальности итальянку. Настал черед Хаги. Он предъявил небольшой кожаный баул, бумажник со стопкой кредитных карточек и не менее внушительным количеством дорожных чеков. Увидав перед собой состоятельного господина, не обремененного багажом, инспектор не стал открывать баул. Поставив на конвейер, таможенник отправил его во чрево рентгеновского шкафа. Просвеченные внутренности высветились на экране.

– Что у вас в коробке? – инспектор тыкнул пальцем в черный прямоугольник.

– Трубка и курительный табак, – на ломаном русском языке объяснился албанец.

– Понятно. Допишите в декларацию ввозимые золотые изделия, иначе при вывозе могут возникнуть сложности.

На разграфленном листке Хаги перечислил все свои кольца и перстни, не забыв добавить скрытую под рубашкой цепочку. Не читая список, инспектор шлепнул круглую печать с личным номером и вяло махнул рукой.

С формальностями было покончено.

Почти одновременно с Ибрагимом Хаги государственную границу России пересекали люди с паспортами разных стран и разно звучащими фамилиями. Они въезжали по туристическим визам, по приглашениям различных фирм и частных лиц. Иностранцы со смуглой кожей и черными волосами старались не выделяться в общем потоке пассажиров. Боевики из отряда Хаги стягивались в Москву, бывшую конечным пунктом сбора. Со случайными попутчиками они не общались, категорически отказывались от халявной выпивки и услуг привокзальных жриц любви, на которых, впрочем, мог клюнуть только абсолютно небрезгливый мужик, откинувшийся, к примеру, с зоны.

Сбор отряда проводился по всем правилам конспирации. Никто не смел их нарушить. Ведь босс предупредил, что единственным наказанием будет пуля. Предупреждение было излишним – для боевиков Россия была территорией враждебного государства. Расслабляться на подконтрольной врагу земле мог штатский ротозей, но не профессиональный солдат удачи, прошедший горнило самой жестокой европейской войны.

Восточная внешность создавала для албанцев некоторые неудобства. Милицейские патрули проверяли документы чаще, чем у граждан славянской наружности. Но, выяснив, что задержанные – иностранцы, милиция брала под козырек и отпускала албанцев. К прибытию Ибрагима Хаги двадцать пять человек из тридцати благополучно добрались до места сбора.

Об этом радостном факте доложил встречающий албанца Ястреб. Они троекратно облобызались, пожали друг другу руки.

– Почему задержался рейс? – Ястреб на правах встречавшего подхватил баул.

– Непогода, – не вдаваясь в подробности, объяснил албанец, быстро семенивший короткими ногами по глянцевому полу аэропорта. – Как у тебя дела?

– В норме.

Четверо телохранителей Хаги шли на почтительной дистанции, не мешая беседе.

– Все готово? – не формулируя конкретно, задал вопрос Ибрагим.

Сообщники понимали друг друга с полуслова, без расшифровки недосказанного.

– Почти, – ответил Ястреб.

– Почти? – Албанец укоротил шаг, сбивая темп ходьбы.

– Возникли некоторые сложности с американцем.

– Сволочная нация! Слишком самоуверенная. Другой кандидатуры нет?

– Найти программиста, умеющего перенацеливать ракеты, практически невозможно. Хоукс – настоящий подарок судьбы, и я его дожму. Сам приползет на брюхе, – под кожей, обтягивающей выступающие скулы Ястреба, заиграли желваки.

Они пересекли зал аэропорта. Албанец вежливо уступал дорогу встречным пассажирами, спешащим пройти регистрацию и таможню. При всяком удобном случае он извинялся перед незнакомыми людьми, ухмыляясь слащавой улыбкой.

«Ибрагим похож на сутенера дешевых проституток», – мысленно отметил нелестное сходство Ястреб.

Они прошли сквозь автоматические стеклянные двери, услужливо распахнувшиеся перед ними. На улице Ибрагим остановился, вернул себе баул и, вынув коробку, вызвавшую интерес таможенника, достал трубку из вишневого дерева. Набив трубку табаком, он покрутил головой, ища кого-нибудь из личной гвардии. Верзила с образиной, как у Кинг-Конга, уже мчался рысью с зажженной зажигалкой, на ходу увеличивая язычок пламени.

– Хоуксу замену не найдем. Нет времени. Хотя, мне казалось, в России теперь все продается, – албанец повернул лоснящуюся физиономию к Ястребу.

– Ошибаешься. Западной газетной дребеденью мозги забил. Писаки строчат о повальной коррупции и продажности. Сук хватает, – Ястреб со странным ожесточением сплюнул. – Но Россия не супермаркет с уродами на прилавках и приколотыми к задницам ценниками. Многие в морду плюнут, если предложишь их купить. Не потеряли гордости.

«Плимут», подкативший к центральному входу главных воздушных ворот страны, бесшумно затормозил. Из лимузина бойко выскочил Лишай и загорланил во всю мощь своей бездонной глотки:

– Приветствуем на гостеприимной российской земле! Блин, хлеб с солью забыли подать!

Последнее относилось к разряду туповатых шуток из убогого репертуара бандита. От рева верзилы проходившая мимо японская туристка, обвешанная фото– и видеокамерами, по-мышиному пискнула. Полуприсев, японка с низкого старта рванула к туристическому автобусу, куда загружалась группа.

Ястреб смерил верзилу ледяным взглядом:

– Заткнись, придурок! Косоглазую чуть заикой не сделал. Спрячь свою ряху в тачку и не высовывайся.

Лишай обиженно шмыгнул носом, но приказу безропотно подчинился.

Разминая затекшие суставы, албанец потягивался, приподнимаясь на пятках, и не торопился усесться в машину. Он попыхивал трубкой, с любопытством осматривая пейзаж перед зданием аэропорта.

– А ты патриот, Ястреб! Защищаешь родину, – Ибрагим зашелся противным смешком. – Говоришь, не все продаются… Не верю – все зависит от размеров суммы или условий. Надо уметь создавать условия, когда человек не может отказаться. С американцем у тебя почти получилось.

– Почти не в счет, – угрюмо произнес Ястреб. – Помешал мне один товарищ, который в списках живых не значится.

Признание заинтриговало албанца. Он прекратил физические упражнения и принялся мусолить мундштук трубки.

– Призрак? – с ехидством спросил Ибрагим, но его глаза настороженно блеснули.

– Призраки машин не взрывают. Привидения здоровенным мужикам кровищу не пускают. Они бестелесные, только летать и сквозь стены проходить умеют, – скрипнул зубами Ястреб, у которого конфуз на пляже не шел из головы.

Экс-спецназовец по прозвищу Святой был реальной угрозой. Оставив свой след в прокурорских бумагах, файлах силовых министерств, послужных списках и журналистских репортажах, он канул в небытие, откуда не должны возвращаться. Но он вернулся, встав на пути Ястреба.

– Добро пожаловать в страну чудес! – албанец нервно всплеснул руками.

Лицо Хаги позеленело от злобы. Напарник говорил загадками о какой-то мифической персоне, перемешавшей их карты. Суеверный Хаги не терпел призраков, мистики и прочей чертовщины. Потомок пастухов, побывавший поочередно грабителем, боевиком и наркоторговцем, любил ясность и людей из крови и плоти. Он умел убивать, а не охотиться за привидениями.

– Ястреб, нам надо дело сделать, – вкрадчиво, сложив губы трубочкой, произнес Хаги. – Дело, которое обеспечит нас на всю оставшуюся жизнь. А ты рассказываешь о потусторонних явлениях. Мы не очередную серию «Секретных материалов» снимаем. Я – не агент Малдер, а ты не Скалли… – не сдерживая себя, Ибрагим Хаги брызгал слюной в лицо напарнику. – Покончи с призраками! Займись реальными людьми. Этим недоноском Хоуксом, нашим другом в военной части…

– Он в полном порядке, – вклинился в яростный монолог Ястреб.

Промокнув накрахмаленным до хруста носовым платком капли слюны, попавшие на лицо, Ястреб, не приглашая гостя, сел в машину, заняв место рядом с водителем. Постукивая ребром ладони по приборной доске, он, озаренный внезапной догадкой, отчеканил приказ:

– Лишай, прощупай журналистку по фамилии Угланова. Она писала про твоего обидчика.

– Да?! – подпрыгнул верзила, нечаянно нажав ладонью на клаксон.

«Плимут» зычно рявкнул автомобильным сигналом. Албанец, воспринявший это как знак к отправлению, принялся выколачивать трубку, выбивая тлеющий табак постукиванием о крыло лимузина.

– Может, ложный след, но бабу надо прощупать, – повторил Ястреб, вспоминая информацию, полученную от компьютерщика.

Цепкая память Сергея Ястребцова подбрасывала версию, которую не следовало игнорировать. Этот бывший спецназовец застрял, словно заноза, в его сознании. А в случайные совпадения Ястреб не верил.

– Помацаем журналюгу! Может, эта писака симпатичная, а не крокодил в чернильных пятнах? Тогда я с ней от души побазарю!

Лишай расплылся в мечтательной улыбке.

Албанцы рассаживались по машинам. Хаги отправил телохранителей в темно-вишневую «Тойоту», заменившую уничтоженный внедорожник. Сам наркобарон разрушенной авиаударами империи развалился на заднем сиденье лимузина. Не обращая внимания на Хаги, Ястреб продолжал инструктировать бандита:

– Лишнего шороха не поднимай.

– Заметано, – откликнулся Лишай, поворачивая ключ зажигания.

Двигатель «Плимута» отозвался мерным урчанием отлично отлаженного механизма, доведенного почти до совершенства.

– Но если заметишь, что коза в курсе, дави без пощады, – цедил Ястреб, наблюдая за албанцем в зеркало заднего обзора.

Тот сидел с бесстрастной миной восточного божка, ожидающего жертвоприношений. Мелкие проблемы Ибрагима Хаги не касались. Во всяком случае, он делал такой вид, хотя на самом деле в задуманном таковых не было. Все имело значение, и каждая оплошность могла стать роковой. Поэтому внешне бесстрастный албанец напряженно ловил каждое слово, складируя услышанное в закоулках памяти.

– Не сможешь развязать язык девке, немедленно тащи ко мне, – продолжал Ястреб, устраиваясь поудобнее на пахнущем кожей сиденье.

– Запоет птичка. Как пить дать запоет! – уверенно пробормотал Лишай, закладывая лихой вираж.

Лимузин мчался на предельно допустимой скорости. У светофоров машина тормозила на красный свет и даже пропускала пешеходов, толпившихся у полосатых зебр переходов. Временами, устав изображать из себя добропорядочного водителя, строго соблюдающего правила движения, Лишай лихо подрезал какого-нибудь зазевавшегося лоха. Тут же следовал грубый окрик Ястреба:

– Хорош фраериться! Не б… везешь!

Лишай мгновенно преображался в образец вежливого водителя, для которого равны и дорогая иномарка, и доходяга «Москвич», рассыпающийся от коррозии.

За окнами лимузина проносились московские проспекты, пестревшие рекламными щитами. Албанец равнодушно взирал на преобразившийся за последние годы город. Москва почти ничем, за исключением старинной архитектуры церквей и других исторических памятников, не отличалась от европейских городов. Те же сияющие витрины с длинноногими манекенами, тот же набор товаров. Но тертый албанец знал, что обновленная столица, как китайский Гонконг: слепящая золотом вывеска, за которой укрыта гигантская, отнюдь не купающаяся в роскоши страна.

От самого аэропорта они не разговаривали. Ястреб думал о странной занозе беспокойства, впившейся в его душу, а албанец стыдил себя за срыв в аэропорту. Молчание приобретало тягостный оттенок. Они как будто ехали на похороны близкого родственника. Так, во всяком случае, казалось Ибрагиму Хаги, главарю наркоспрута, которому отрубили большую половину щупальцев. Придав голосу оттенок беззаботности, албанец спросил:

– Так что с призраком? Будем ловить?

– Обязательно. Он, кажется, из тех, кто не продается, – без намека на иронию ответил Ястреб, мигнув круглыми глазами.

Лимузин, лавируя в потоке транспорта, уверенно пробирался к Рублевскому шоссе, выводившему к загородной резиденции, снятой на деньги от продажи отравы, взращенной на плантациях, обращенных в пепел, и синтезированной в подпольных лабораториях, лежащих в руинах.

«Счет еще не предъявлен, – задыхаясь от приступа нахлынувшей злобы, размышлял албанец, притворявшийся спящим на заднем сиденье лимузина. – Ибрагим Хаги ничего не прощает и ничего не забывает. Счет еще не предъявлен…»

Безоблачное небо приютило под своим сводом в то быстротечное мгновение и гигантский мегаполис, и мчавшийся лимузин, и мужчину с посеребренными ранней сединой висками, прозванного раз и навсегда Святым.

Глава 6

Постоялец медленно, но верно выздоравливал. Серьезных увечий американцу не причинили, а ссадины заживали на нем как на собаке. Ел Стивен за троих, поглощая неважную стряпню журналистки со зверским аппетитом. Вскоре он стал поразборчивее, выделяя деньги на покупку изысканных деликатесов вроде осетрового балыка или эксклюзивного кофе «Лаваза», который собственноручно заваривал для всей компании. Ароматы распространялись по всему подъезду, перебивая запахи кошачьих экскрементов, вчерашних щей и застоявшегося табачного дыма на лестничных клетках.

Хоукс затаился в надежном укрытии и, похоже, не горел желанием предпринимать каких-либо решительных шагов. Он днями пропадал на кухне, совершенствуясь в кулинарном искусстве, или торчал перед телевизором, обозревая все выпуски новостей. С коллегами по работе инженер общался по телефону, объясняя свое затянувшееся отсутствие приступом неопасной, но очень неприятной болезни, требовавшей постельного режима.

Контракт из-за охладевших отношений между Россией и Штатами временно заморозили, порекомендовав персоналу фирмы вести разработки и ждать дальнейших указаний. Об отзыве речь не шла. Политика политикой, а от десятков миллионов долларов корпорация не собиралась отказываться.

– Дома меня не ждут, – невесело констатировал Стивен, переговорив напрямую с боссом по телефону.

О легком недомогании инженера уже успели доложить в Штаты. Член совета директоров пожелал скорейшего выздоровления, спошлив при этом про лучшую грелку из женских грудей, снимающую любую хворь.

– Хоукс, дружище, найдите себе русскую красавицу. Повысьте жизненный тонус. Вы ведь, как солдат в диких джунглях, стоите на передовых рубежах. Расслабьтесь немного! Командировка в Россию затягивается! – Жизнерадостность била из шефа фонтаном.

Беседа не имела смысла. Улететь без позволения Ястреба Хоукс не мог. Тот пригрозил немедленной компрометацией инженера. Пикантные видеокассеты, где он и Дана голышом нюхали кокаин и, одурманенные наркотиками, совокуплялись, вытворяя немыслимые акробатические номера, немедленно ушли бы в Штаты, на стол хозяев корпорации, в отдел по борьбе с наркотиками и редакторам желтых газет, обожающим печатать гнусные истории грехопадения с обсасыванием подробностей.

Стивен попался на крючок, с которого не так-то просто было сорваться.

Квартира журналистки превратилась в нечто среднее между общежитием и штабом. Американца никто не выгонял, но его пребывание не могло длиться вечность. При каждом предложении наведаться к себе за вещами Хоукс пугливо вздрагивал, втягивая голову в плечи.

– За домом наверняка следят, – повторял он, озираясь затравленными глазами.

– Следят, – подтверждал Святой.

Покуда бывший спецназовец не мог предложить вразумительного плана действий. Врага нужно идентифицировать, знать его возможности и силы, разведать замыслы и слабые места. А собрав информацию, нанести молниеносный удар в наиболее уязвимое место. Так учили инструкторы секретных центров. Знания проверялись в боевых условиях, где экзаменационными оценками были жизнь или смерть.

Враг оставался неопознанным. Его планы сводились к пересказанным американцем сведениям о ракетных кодах. Сведения больше смахивали на бред, надиктованный воспаленным воображением. Все это угнетало Святого, уставшего разгадывать ребусы всю свою беспокойную жизнь. Он мечтал остаться наедине с Дарьей, чтобы окунуться в беззаботные волны захватывающей страсти. И может, чем черт не шутит, наконец обрести тихую гавань семейного уюта и взаимной любви.

Журналистка, напротив, развила бурную деятельность. Она скрупулезно составляла портрет таинственного Сергея Ястребцова. Добывала окольными путями факты и разрозненные фрагменты деловой активности бизнесмена с неопределенным родом деятельности.

Картина получалась захватывающей. Человек с птичьей фамилией делал деньги из воздуха. Не занимаясь производством, он считался кредитоспособным клиентом весьма солидного банка, охотно оказывавшего финансовые услуги Ястребцову. Многие чиновники из налогового ведомства называли его ловким дельцом, проворачивающим крупные сделки в теневой экономике. Но на вопрос, что именно продает Ястреб, чиновники разводили руками и делали большие глаза. Только одна умудренная годами службы канцелярская крыса, сводившая дебет и кредит еще при Сталине, доверительно поманив Угланову скрученным артритом пальцем, сказала:

– Милочка! Не надо зубрить экономические науки, чтобы уяснить, что самый быстрый рост капитала обеспечивают наркотики, торговля оружием и проституция. Но этим не принято гордиться, а уж тем более афишировать. Мне стыдно объяснять столь простые истины матерой акуле пера, поднаторевшей в журналистских расследованиях…

Обсыпанный перхотью чиновник передал Даше кипу отксерокопированных документов о подставных фирмах Ястреба, через которые отмывались грязные деньги. Ознакомившись с досье, Угланова выдохнула:

– На основании этого архива Ястребцова можно посадить за решетку.

Но прожженный чиновник, поправив двумя пальцами скверно пригнанную вставную челюсть, ответил:

– Красотуля, посадить в нашей стране можно любого. Опыт богатый накопили. Но раньше, чем сдавать Ястребцова правоохранительным органам, надо выбрать место на кладбище. Опасный субъект. Я таких за версту чую.

В свое время Ястреб пожадничал, не отстегнул нужную сумму чиновнику, проводившему аудиторскую проверку фирмы. Оскорбленный мизерной взяткой, тот принялся комплектовать досье, но вовремя спохватился. Заботясь о собственной безопасности и счастливом детстве внуков, которые могли никогда не стать взрослыми, он прекратил коллекционировать компромат. Папку чиновник отдал журналистке с пламенной просьбой не упоминать об источнике информации.

Вечерами, забравшись с ногами в глубокое, обтянутое коричневой тканью кресло, Дарья штудировала досье. Она расчерчивала цветными маркерами ксерокопии, выделяя самые интересные моменты. Иногда журналистка восклицала:

– Да он просто мошенник! Так надуть государство!

– По-моему, этим ремеслом сейчас занимаются все кому не лень, – с философским спокойствием замечал Святой.

Никакой связи между дельцом и ракетами с ядерными боеголовками он не усматривал. Возможность перепродажи ракет в страны «третьего мира» с диктаторскими режимами Святой не исключал. Он знавал деляг, готовых толкнуть смертоносное оружие отъявленным негодяям. Одну сделку с суперсовременным вооружением Святой уже сорвал.

Но ядерные боеголовки – не корзина яблок и даже не танкер с нефтью. Их запросто налево не толкнешь. На такой специфический товар нужен особого рода покупатель, отморозок мирового масштаба с безразмерным кошельком и бредовыми замыслами. Но, уточнял про себя Святой, речь шла только о программе перенацеливания ракет на конкретную цель. А это попахивало грандиозным террористическим актом. От предположения мороз шел по коже. Святой ничему уже не удивлялся. Человеческая подлость беспредельна…

В досье дотошная журналистка обнаружила фамилию иностранного компаньона господина Ястребцова. Зарубежный коллега по бизнесу был соучредителем ряда фирм и постоянным торговым партнером, строго выполнявшим условия контрактов. Он поставлял сантехнику, строительные материалы, фрукты. Компаньон с завидным постоянством отправлял автокараваны трейлеров, ни разу не сорвав сроков поставок.

– Ибрагим Хаги… – наморщив нос, Дарья чертила геометрический рисунок на чистом листе бумаги.

Она сидела за письменным столом, заваленным непрочитанными газетами, чашками с остатками чая и кофе. У журналистки была странная привычка не допивать до конца.

– Турок? – среагировал на характерное имя для жителей страны полумесяца Святой.

– Гражданин Италии, – просмотрев подчеркнутый текст в ксероксе, ответила журналистка.

– Он такой же итальянец, как я нанаец. Давай уберу посуду. Развела свинарник! – Святой направился к столу, намереваясь заняться наведением порядка.

Вдруг Дарью осенило. Девушка резко подскочила, опрокинув стул. Отбросив рукой непослушную челку, она возбужденно прошлась по комнате.

– Что? Взяла след? – не совсем деликатно иронизировал Святой, собирая чашки на расписанный под хохлому поднос.

Колкость не задела журналистку. Она действительно была слишком увлечена открытием, чтобы вступать в словесную перепалку.

– Помнишь, я рассказывала о сербке, монашке из разграбленного монастыря? – приподнявшись на носках, Дарья открыла створки книжного шкафа.

Там хранились магнитофонные записи не бесчисленных интервью, а только самые интересные, достойные для зачисления в личный архив Углановой. Она доставала пластиковые коробочки и быстро читала надписи на наклейках.

– Не то, не то… Ну вспоминай, пожалуйста. Я встретилась с монашкой в Троице-Сергиевой лавре. Наша патриархия помогла сербке сделать хирургическую операцию.

– Милица? – передумав, Святой поставил чашки и принялся помогать сортировать аудиокассеты, хранившие голоса сотен людей.

– Да, Милица. Ее изнасиловали боснийцы – мусульмане, ворвавшиеся в монастырь. Насиловали поочередно, распяв на алтаре. Когда бедняжка трепыхалась, били по голове распятием. А потом вставили восковую свечу, – Дарья запнулась, и губы девушки побелели.

– Не надо. Я понимаю, – тихо произнес Святой, вспомнивший фотографию монашенки, сделанную Дарьей в лавре.

– И подожгли. Представляешь, сербка в разорванной одежде лежит на алтаре, а вокруг гогочут насильники, в глазах которых отсвечивает огонек свечи. В обители убили всех монашек. Настоятельницу повесили на колокольне со вспоротым животом и, прежде чем уйти из оскверненного монастыря, решили добить последнюю жертву, Милицу… Есть!

Кассета была найдена.

Подбежав к подоконнику, Дарья взяла магнитолу и открыла отсек. На фоне окна ее хрупкая фигура с растрепавшимися темными волосами казалась обнаженной. Свет просвечивал через тонкую хлопчатобумажную майку, выделяя холмики грудей. Чувство нежности и тревоги захлестнуло Святого. Но он не стал мешать страшному рассказу Дарьи, заряжающей кассету в магнитофон.

– Милицу приказал убить полевой командир боснийцев, Ибрагим Хаги! – Дарья захлопнула крышку.

– Кто?

– Ибрагим Хаги выстрелил первым. Он и насиловал первым. Мудак долбаный… Ты бы видел глаза этой монашки. Два черных озера нечеловеческого горя! Как она только согласилась рассказать мне, не представляю! – обхватив виски руками, Дарья села, раскачиваясь словно в наркотическом трансе. – Четыре пули! В грудную клетку, плечи, в шею… Но монашенка выжила! Вот и не верь после такого во всевышнего?!

– Бывает, – лаконично заметил Святой, сам испытавший немало.

Перед его глазами стоял древний монастырь, возвышающийся на вершине холма. Столб дыма над обителью и белое тело девушки на заляпанном кровью алтаре, на которое скорбно взирали лики великомучеников, перепачканные дерьмом боевиков. Видение настолько захватило его, что Святой не услышал, как включился магнитофон.

Запись была не очень качественной. В диктофоне журналистки подсели батарейки. Лента скользила с замедленной скоростью, искажая звук. Но это облегчало перевод, в общем-то, похожего на русский сербского языка.

– Эй, Святой! Очнись! – пощелкивая пальцами, девушка призывала к вниманию.

– Да… Я в порядке.

– Приготовься. Я перемотаю. И крепче держись за стул, – Дарья нажала кнопку воспроизведения.

Из динамиков раздалось шипение, перемежаемое писком. Постепенно голос монахини становился все отчетливее и сильнее. Она говорила о жизни, свободной от мирской суеты, о войне, грохотавшей за стенами обители, о хмуром утре занимающегося дня, когда из тумана появились обвешанные оружием боснийские мусульмане.

Святой все понимал без переводчика. Подражая голосу монахини, журналистка дублировала текст, переводя почти дословно. Святой не останавливал Дарью.

– …Они убивали смеясь. Ради удовольствия. Гонялись за сестрами, чтобы выколоть ножами глаза. А потом хохотали, наблюдая, как они ползают и кричат, словно слепые котята…

Милица описывала бойню без злобы в голосе, как и подобает монашенке, призванной прощать самые лютые злодеяния. Ведь оценку людям может давать только всевышний. Но на сцене изнасилования она заплакала. В магнитофоне послышался щелчок.

– Поставила на паузу, – объяснила Дарья.

По ее щекам струились слезы. Святой нежно обнял девушку:

– Зачем все это? Давай прекратим!

Резким движением Даша вырвалась из объятий.

– Нет. Слушай! – приказала она, развернув магнитофон.

Третий, невидимый собеседник, продолжал печальное повествование о звериной жестокости очерствевших сердцем уродов, потерявших право называться людьми.

– Среди них был русский. Он не трогал меня. Даже не прикасался. Он смотрел на меня желтыми, круглыми глазами и сосал леденец. Знаете, такой розовый, круглый леденец на пластмассовой палочке. Боснийцы предлагали ему мою плоть, но он отнекивался. Только смотрел и улыбался. Потом его позвал командир…

– Как он обратился? – Вопрос задавала бравшая интервью Дарья.

– Ястреб! – почти правильно, не искажая ни одного звука, произнесла сербка.

Перекрутив пленку, журналистка повторила запись. Затем снова и снова. Сомнений не оставалось. Звуки складывались в известную им обоим кличку. Спрятав кассету в верхний ящик стола, Дарья сходила на кухню и вернулась с бутылкой джина из запасов американца.

– Ну и как тебе? – спросила Угланова, выпив рюмку можжевеловой настойки, придуманной англичанами.

– Далеко залетала эта птичка! Хищная тварь. Дай мне промочить глотку. Внутри все пересохло, – находясь под впечатлением услышанного, попросил Святой.

Приняв ударную дозу джина, он стал складывать пирамиду из разбросанных кассет. Выстроив башню, Святой одним махом руки разрушил строение.

– Все тайное когда-нибудь становится явным. Перебазировались, сволочи, в Россию. Там оторвались, теперь здесь решили порезвиться, – с холодной яростью произнес Святой.

– Пока на горизонте только Ястреб. Командир этого зверья сменил личину. Теперь он пристойный бизнесмен, поставляющий сантехнику.

Грузно ступая, проследовал по коридору инженер. Он принимал душ два раза на день, будучи чрезвычайно чистоплотным. Напевая веселый мотивчик, Хоукс закрылся в ванной.

– Гиены всегда охотятся стаей. Я уверен, что Хаги участвует в комбинации Ястреба. А значит, он уже в России или скоро появится, – составил логическую связку Святой, не предполагая, насколько верно он угадал.

– Что же эти твари задумали?

Ответ на вопрос Дарьи они пока не знали.

После полудня Святой отлучился. В мастерской его заждались. Потерявший способного напарника старик был крайне недоволен и просил заглянуть хотя бы на минутку. Отказать деду Святой не мог. Попутно он собирался пройтись пешком по тенистым московским дворикам, обходя многолюдные улицы. На ходу Святому лучше думалось.

Активная деятельность мышц стимулировала процессы в мозгу. Великий сыщик Шерлок Холмс, если верить английскому писателю, пиликал на скрипке и курил трубку, ломая голову над разгадкой преступлений. Эркюль Пуаро тоннами пожирал шоколад. Героиня Александры Марининой, мадам Каменская, вообще предавалась чревоугодию, поедая немереное количество пищи. Но это были вымышленные персонажи, подчинявшиеся фантазии автора. А Святой повиновался законам своего организма, требовавшего постоянной нагрузки.

Двигаясь размеренным шагом, он преодолевал расстояние, которое нормальный москвич отважился бы покорить только на машине или трясясь в переполненном общественном транспорте. Смотря перед собой, Святой шел упругой поступью закаленного бойца специальных частей, привыкших к марш-броскам в условиях куда менее комфортабельных, чем заасфальтированные городские улицы. И хотя за спиной экс-спецназовца не было вещмешка с амуницией и сухпайком, Святой делал привалы. Он устраивался на пустых скамейках, где никто не мог нарушить его одиночество.

«С Дашей не умрешь от скуки, – думал Святой, пряча лицо в тени кроны дерева, – попала с американцем в самую точку. Но кто же знал, что за Хоуксом потянется такой хвост?! Сейчас уже поздно отступать. Подонки вроде Ястреба объяснений не принимают. Они отправляют случайных свидетелей своих преступлений искать справедливости на том свете. Командовать парадом здесь привыкли они. Ну что же, не впервой тебе, приятель, нарываться на драку».

…Новых поступлений в коллекции толстосума не было. Николаевич по-прежнему шлифовал «Опель», найдя неполадки в амортизаторах. Показав плоды своего труда, старик незлобиво попенял Святому:

– Я без тебя загибаюсь! Народ разбежался. Видишь, лето какое…

Жара и в самом деле донимала высокими температурами. Под раскаленной гофрированной крышей ангара нечем было дышать.

– Помогу, дед. Разгружусь маленько и помогу, – пообещал Святой, с удовольствием вернувшийся бы к железкам, ветоши, пропахшей маслом и металлической стружкой, чертежам и автомобильным раритетам.

Не определив точных сроков возвращения в команду мастеровых мужиков, Святой попрощался:

– Не скучай, Николаевич! Буду наведываться.

– Амортизаторы, едреня феня, помоги приладить. Совсем замудохался. Халяву гнать не хочется, а класс не выходит. Заковыристую штуку немчура придумала.

На выходе Святой обернулся и помахал рукой:

– Добро, старик! Не надрывайся. Завтра, крайний срок послезавтра, зайду.

Обратный путь Святой также проделал на своих двоих. На подходе к дому он осмотрел припаркованные машины, проходивших мимо людей. Ничего подозрительного Святой не обнаружил. Два щетинистых алкоголика несли в пакетах стеклотару. Девочка в майке с портретом Ди Каприо выгуливала кривоногую таксу, задиравшую ногу под каждым кустом. Остальная публика, снующая по двору, состояла из жильцов, обремененных житейскими заботами. Глаз у бывшего спецназовца, занимавшегося разведкой не один год, был наметан. Однако на всякий случай Святой еще покрутился по двору, не привлекая внимания. Удостоверившись, что слежка за подъездом и Дарьиной квартирой не ведется, Святой поднялся на четвертый этаж.

– Где Хоукс? – разуваясь, спросил он.

– У телевизора. Бомбардировку Югославии созерцает, – скорчив презрительную мину, ответила Дарья.

Они прошли в зал, где на диване в позе усталого странника полулежал инженер. Переключая кнопки пульта дистанционного управления, Стивен путешествовал по телевизионным каналам. Американец неплохо выглядел. Синяки почти сошли, только под глазами залегали темные круги.

Стресс, вызванный побоями, на время заглушил потребность в наркотиках. Но Хоукс предчувствовал надвигающуюся ломку, неотвратимую реакцию организма, отравленного ядом.

– Полный беспредел с сербами, – заискивающе улыбнулся толстяк, переводя свою тушу из горизонтального в вертикальное положение.

– Брось, Стивен! Мы не на митинге. Не пудри мозги, – пресек его словоблудие Святой, присаживаясь на диван. – Я о другом… Знаешь пословицу: «Под лежачий камень вода не течет»?

– Верно подмечено, – поддакнул американец.

– Надо что-то делать…

– Безусловно, – лицо Хоукса напряглось.

– Для начала мы навестим нашего общего знакомого, приносившего тебе «дурь». Паренька по кличке Анус. Даша, у тебя остались координаты «малины» этого раздолбая?

Девушка утвердительно махнула ресницами.

Жилище мелкого наркоторговца, двухкомнатная квартира в спальном районе Москвы, досталась Анусу по наследству от спившегося отца. Окончательно сбрендивший старик доживал свой век в психиатрической лечебнице с диагнозом острой шизофрении, развившейся на почве алкогольного психоза. Смирительная рубашка с туго стянутыми за спиной рукавами была его постоянной одеждой. В редкие минуты просветления сумасшедший жаловался врачам, что в его безумии повинен непутевый сын, не оправдавший надежд родителей и сведший раньше времени мать в могилу.

– Ничего, скоро моего выблядка пропишут в соседней палате. Я задушу крысенка своими руками! – доверительно сообщал врачам безумный алкоголик сиплым, навсегда пропитым голосом.

За стеной палаты пичкали лекарствами безнадежных наркоманов.

Но пока Анус наслаждался разгульной жизнью, не думая о роковой черте. До предельной стадии разложения несостоявшийся музыкант еще не опустился, поддерживая имидж безалаберного завсегдатая модных артистических тусовок и надежного поставщика «дури». Но в квартире он становился самим собой: убогим, зависящим от марафета грязным животным, теряющим человеческий облик.

К себе Анус редко кого приводил. С клиентами он встречался в ночных клубах, гримерках и тому подобных местах. Иногда в берлогу наркоторговца заглядывали женщины, призванные скрасить холостяцкое одиночество. Страстных дам из-за ослабевшей потенции Анус долго не мог удовлетворять, и они быстро сбегали, обкладывая слабосильного любовника матюками. Дольше задерживались девушки, подсевшие не без его помощи на иглу. Общность интересов соединяет крепче, чем самая пламенная страсть.

На данный момент подругой патлатого наркоторговца была провинциальная дуреха, прибывшая покорять столичную сцену. Никуда не прорвавшись, девица очень скоро пошла по рукам вертевшихся вокруг эстрадных звезд проходимцев. Миловидная девчушка с неплохими внешними данными выглядела очень соблазнительно, выгодно отличаясь от худосочных, бледных богемных шлюх с прокуренными зубами и обвислой грудью.

Повращавшись в артистических кругах, провинциалка быстро утратила свежесть и привлекательность, став похожей на других. Она позабыла даже имя, полученное при рождении, но охотно отзывалась на присвоенную тусовкой кличку Цыца. Девушку, не прошедшую испытания столичными соблазнами, приютил наркоторговец. Цыца, боявшаяся опуститься до уровня дешевых давалок на панели, вцепилась в экс-гитариста обеими руками. Он был последним звеном, связывающим ее с заветным миром эстрадных звезд и богемных тусовок.

Домохозяйкой Цыца была никудышной. В постели лежала, словно бревно, не в силах имитировать страсть. Но Анус до поры до времени держал подругу при себе. Периодически срывал злость, колошматя рыхлое тело Цыци за учащавшиеся мужские неудачи.

Вот и сегодня, облажавшись с сексом, он поставил девице фингал, не вставая с постели с несвежим, серым бельем.

– Падла фригидная! Вздумала надо мной насмехаться. Вали в колхоз, вилами навоз раскидывать! Вали откуда приехала, – черпая воду пригоршнями, Анус пил из-под крана.

До утра они тусовались в разгульной компании, а после полудня, отоспавшись и вкатив дозу «дури», почувствовали тягу к развлечениям. Анус оказался не на высоте. Обмусолив подругу с головы до пят и поняв, что ничего не получается, он мирно отвернулся к стене. Возбужденная ласками девица, повернувшись на бок, пнула приятеля под тощие ягодицы:

– Ну, давай еще один заход!

– Отстань…

– Педик поганый, – Цыца безосновательно обвинила приятеля в нетрадиционной сексуальной ориентации и этим вызвала у него приступ ярости.

Сценарий скандала давно уже не отличался разнообразием. Схлопотав по физиономии, девица натягивала короткую кожаную юбку, набрасывала майку с глубоким вырезом и гордо удалялась, чтобы очень скоро возвратиться. Взаимное примирение отмечалось ловлей героинового кайфа, после которого парочка проваливалась в блаженное забытье.

Сегодняшний скандал был как две капли воды похож на предыдущие. С размаха хлопнув дверью, Цыца выкрикнула невнятное ругательство и выскочила на лестницу.

– Кошка драная! Я еще достану тебя, – Анус послал вдогонку девушке нелестное напутствие.

Выблевав закачанную в желудок воду, экс-музыкант долго рассматривал желтую слизь, осевшую на дне мойки. Изучив исторгнутую организмом субстанцию, он побрел в спальню, задевая плечом то угол стола, то дверной косяк. Добравшись до лежбища с загаженным матрасом, от которого исходил тяжелый дух нечистот, Анус упал навзничь. Полежав с вытаращенными, пустыми глазами, направленными в потолок, он натянул на себя одеяло, накрывшись с головой. В темноте бывший гитарист почувствовал себя лучше.

«Надо матрац сменить – мочой воняет. Скоро клиенты станут нос от меня воротить… Ну и духман. Никакой дезодорант не поможет, – подумал продавец „дури“, прикидывая, на сколько потянет обновка. – С „бабками“ у меня полный ажур. Скину в обменнике „зелень“ и куплю стильную кровать. А заодно подстилку сменю. Закадрю соску попокладистее, чем эта тварь с коровьим выменем».

От придуманного каламбура про смену подстилки Анус зашелся смешком, напоминающим собачье тявканье. Устроившись поудобнее, он закрыл глаза и, поправив подушку, попробовал вздремнуть. Вместе со сном в голову наркоторговца проникали кошмары. То здоровенный омоновец в маске подвергал его унизительному обыску, срывая одежду в людном месте, то оскаленная собачья морда с красными глазами выныривала из темноты.

Когда кошмары стали невыносимо ужасными, Анус вскочил и побежал в ванную, чтобы намочить голову под душем.

– К вечеру я должен быть в форме, – как заклинание повторял наркоторговец, вытирая полотенцем мокрые длинные волосы.

Подготовленная к реализации партия товара – расфасованный в пакетики кокаин – находилась в укромном тайничке, бывшем гордостью Ануса. Он собственноручно выдолбил нишу за съемным бачком унитаза, прикрепленным к задней стенке. Вечером его ждали богатые клиенты, обещавшие скупить всю партию. Боясь ошибиться при расчете, Анус постановил: «Сегодня не ширяюсь. Оторвусь после дела».

Но магнетическая сила влекла экс-гитариста к тайнику. Он отодвинул крышку бачка, запустил руку внутрь и нажал на рычажок, приводивший в движение крепление с шарнирным механизмом. Бачок отъехал в сторону, открывая доступ к нише. Анус выгреб пакеты, понюхал их, полизал языком, но не нарушил целостности упаковки. «Дурь» ему не принадлежала.

Скрип дверных петель заставил Ануса насторожиться. В квартиру кто-то вошел. И тут он сообразил, что все время дверь была не заперта. Недобросовестная фирма, монтировавшая металлическую дверь, поставила левые замки китайской сборки. Они не срабатывали автоматически при захлопывании, заедая через раз. Анус давно хотел сменить подделку на нормальную систему солидной фирмы.

«Причапала, сука, обратно, – неторопливо укладывая пакетики, подумал наркоторговец. – Если сунет нос, получит в пятак конкретно. Тайник – это святое. Незачем стерве знать, где „снежок“ хранится».

Он потянулся к защелке, намереваясь уединиться в туалете, но не успел. Вместо надоевшей подруги перед ним стоял широкоплечий мужчина с совсем не ласковой улыбкой на лице.

– Привет, Паганини! Узнал?

Святой смотрел на наркоторговца сверху вниз.

– А… а… – разевая рот, проблеял Анус, прикрывая тощим туловищем тайник.

– Онемел, приятель? Матюгальник вышел из строя? Раньше ты был поразговорчивее.

– Какого хера ты вламываешься в мою квартиру без приглашения?! Что за борзота, кореш, – хватаясь за кромку унитаза, Анус пытался подняться, но ноги его не слушались.

За спиной Святого появился американец. Он сразу опознал поставщика «дури» и тихонько шепнул об этом Святому.

– Мог звякнуть, назначить встречу. У твоей мокрощелки есть номерок. Добазарились бы.

В общем-то сообразительный малый, сменивший тон, допустил ошибку, применив к журналистке грязное словечко сутенеров низкого пошиба.

Святого передернуло, но он сдержался:

– Извини! Было открыто, и мы вошли без стука. Ты же не будешь нарушать законы гостеприимства.

Похожий на наседку, прячущую под крыльями цыплят, Анус растопырил руки, заслоняя нишу с пакетиками. Он не знал, с чем пожаловали толстый американец и крутой мужик, так поразивший его на даче. Но ничего хорошего от визита наркоторговец не ждал. Он не собирался сопротивляться, понимая, что Святой двумя пальцами может сломать ему шею. Поэтому Анус повел себя с трусливой наглостью вшивой шавки, скрывающей за лаем свой страх. Для начала он все-таки встал.

– Короче, корефаны, чего надо? А… привет, хау дую ю ду, наш американский друг.

Он сделал вид, что только что заметил инженера. Хоукс ничего не ответил и демонстративно отвернулся. Хозяин квартиры двинулся вперед, намереваясь выйти из туалета, но Святой перегородил рукой дорогу.

– Что за наезд, в натуре! Я помню о долге перед тобой. Спасибо, что отмазал от ментов. Но вот только вымахиваться не надо, – чуть шепелявя, растягивая гласные, характерным московским говорком протянул Анус. – Ты знаешь, какая у меня крыша? Не связывайся, паря, с моей крышей! Похоронят…

Насмешливые искры в глазах Святого превращались в холодные льдинки, но раздухарившийся наркоторговец этого не замечал. Он думал о товаре за его спиной.

– О крыше и поговорим, – сказал Святой, не убирая руки.

– Годится. Пошли в комнату.

– Нет, Анус. Лучшего кабинета, чем параша, для тебя не сыскать.

Резкий толчок в грудь заставил наркоторговца опуститься на голубой, со сколотыми краями унитаз. Но он еще по-настоящему не испугался и щерился в наглой улыбке. Сообразив, что грабить и убивать его вроде бы не собираются, экс-гитарист слегка расслабился. Грубость Святого его не смутила. Ведь чего только не наслушаешься от людей, если работаешь распространителем наркотиков.

– Завязывай пугать, братан!

Святой прервал длинноволосого:

– Хватит корчить из себя блатняка. Мы зададим несколько вопросов и уйдем. Даже дверь закроем и коврик поправим. Дошло, братан?..

Придав лицу непринужденный вид, хотя только богу известно, чего это ему стоило, Анус с деланным равнодушием ответил:

– Валяйте! Только побыстрее. У меня день по минутам расписан.

Святой опустил руку. Он заметил пакетики с белым порошком и хитроумный тайник. Но, будучи неплохим психологом, старался не нервировать сидящего на унитазе длинноволосого. Гораздо важнее наркотиков была информация, нить, потянув за которую можно было бы распутать клубок. Переглянувшись со Стивеном, он начал допрос вопросом в лоб:

– Кто такой Ястреб?

Через хозяина квартиры словно пропустили электрический разряд. Анус дернулся, проваливаясь тощим задом в овальное отверстие унитаза. Его зубы непроизвольно клацнули, а в глазах мелькнул животный страх.

– Вы что, обалдели?! Никакого Ястреба я не знаю и знать не хочу. Не по адресу, ребята, обратились, – тонко взвизгнул наркоторговец, упираясь руками в стены.

Он привстал, вытягивая себя из провала. Лицо экс-гитариста побагровело от натуги.

– Повторяю. Кто такой Ястреб и зачем он приказал пичкать моего приятеля халявной «дурью»?

Святой снова попытался добиться истины мирным путем.

Лампочка, висевшая на скрученных проводах, обмотанных синей изолентой, освещала позеленевшую физиономию наркоторговца. Под аккомпанемент гудящих труб канализации Анус мычал что-то невнятное, паралитично тряся головой. Мокрые волосы мотались из стороны в сторону, закрывая лицо.

– Отвалите, козлы! Чего прицепились, – стенал наркоторговец, как заправский подпольщик, желающий сохранить жизнь товарищам.

Но, всматриваясь в глаза длинноволосого, Святой понимал, что тот трясется за свою шкуру, что позеленевший точно медный грош наркоторговец боится даже клички Ястреб, не говоря о самом хозяине.

Нужны были радикальные меры, способные развязать язык патлатого. И Святой нашел способ. Схватив Ануса за шиворот рубашки, он вышвырнул его в коридор, под ноги отскочившему американцу.

– Богатое у тебя хранилище! Поскребем по сусекам, дружище.

Святой доставал пакетики, складывая кокаин на раскрытую ладонь. Он взвешивал наркотики, угловым зрением наблюдая за владельцем склада.

– Не трогай, сволочь!

С диким рычанием Анус бросился на человека, разоряющего его сокровищницу. Напоровшись на подставленный локоть Святого, наркоторговец согнулся и тут же заработал зубодробительный удар в челюсть. Отлетев к стене, он схватился за ушибленный затылок.

– Падлы! Не прикасайтесь к «снежку», – просипел Анус, не подозревая о приготовленном ему испытании.

Его вновь тащили за ворот линялой рубашки к унитазу. Наклонив физиономию наркоторговца к вонючему озерцу сливного отверстия, Святой зубами разорвал пакет и высыпал его содержимое. Порошок белым пятном расплылся на воде. Кристаллы кокаина, покружившись, медленно оседали на дно.

– Это же «кокс»! – Крик души сорвался с посиневших губ Ануса.

Он трепыхался, точно запутавшаяся в сетях рыбешка, но хватка Святого была железной.

За первым пакетом последовал второй, а затем и третий. Вода побелела от кристаллов, а Анус, раздувая ноздри, бессознательно пытался вдохнуть порошок в себя.

– Хватит, скотина! – кричал экс-музыкант с выступившей в уголках губ пеной.

Вода растворяла не просто порошок или товар, стоивший немалые деньги. Вода растворяла кайф, ставший для Ануса смыслом жизни. А этого он вынести не мог. Продолжая визжать, ныряя с головой в унитаз, он делал жесты, означавшие согласие на продолжение переговоров. Если бы Святой не держал наркоторговца за ворот рубашки, то тот расшиб бы себе лоб или утопился.

– Будешь отвечать на вопросы четко, быстро, ничего не придумывая! Награда за правдивость – оставшаяся «дурь». И воду спускать не стану. Может, вычерпаешь погань из очка. Вы, наркоты, народ смекалистый, – Святой поднял голову лохматого и пристально посмотрел ему в сузившиеся, сумасшедшие глаза. – Поехали?

Анус обреченно кивнул.

– Кто такой Ястреб?

– Я не знаю… Я действительно не знаю, – сказал Анус и для большей убедительности размашисто перекрестил свою впалую грудь. – Меня свел с ним Лишай…

Пассивно наблюдавший за происходящим американский инженер поторопился с объяснением:

– Это помощник. Такой здоровущий мужик с пятном. Ты его видел на пляже…

Святой, обладавший превосходной зрительной памятью, сразу вспомнил мордастого бугая, командовавшего тройкой бандитов.

– Дальше, – влепив легкий подзатыльник, Святой подогнал запнувшегося на полуслове распространителя наркотиков.

– Я раньше пахал на Лишая. Потом он перестал давать мне «дурь». Узнал, что я капитально подсел на иглу… Наркотам не доверяют продажу товара. Но появился Ястреб, и все переменилось.

– Тебя вернули в команду из-за связей?

– Да. У незнакомцев артисты брать «дурь» не будут. Побоятся огласки.

В напряженном ритме беседы возникла пауза. Анусу необходимо было отдышаться и собраться с мыслями. От ощущения того, что он подписывает себе произнесенными словами смертный приговор, наркоторговца трясло. Но и играть в молчанку он не мог. Видеть, как тает в унитазе белый порошок, было непосильным испытанием для Ануса. Он сидел, обхватив руками костлявые колени и подвывая, словно выброшенный на мороз щенок.

– Отвяжитесь, мужики! Ястреб меня с того света достанет.

– Такой всесильный? – скептически улыбнулся Святой.

– Да! – хриплым, каркающим голосом выкрикнул наркоторговец, изображая из себя припадочного.

Отведя голову назад, он резко ударился затылком о стену, одновременно хлопая ладонями по впалым небритым щекам.

– Брось комедию ломать! Я не следователь, но таких фокусов насмотрелся вдосталь, – предупредил Святой, высыпая содержимое очередного пакета.

Глаза Ануса вылезали из орбит. Было непонятно, на чем они вообще держатся. Дернувшись, он схлопотал удар по ребрам.

– Сидеть! – погрозил пальцем Святой, довершая начатое.

Он понимал бессмысленность допроса. Жалкий слизняк, корчившийся у стены, был мелкой разменной монетой в большой игре. Мальчиком на побегушках, поставляющим отраву инженеру. Из него можно было выдавить незначительные подробности, сведения о привычках противника, особенностях характера. Но Святой не занимался оперативной разработкой преступной деятельности. Он стремился узнать главное, проникнуть в замыслы наемника, скрывавшегося за личиной респектабельного бизнесмена. А самого важного Анус попросту не знал и знать не мог. Слизняков с поехавшей от наркоты крышей серьезные люди в замыслы не посвящают.

Молчание Святого испугало наркоторговца похлеще, чем словесные угрозы или зуботычины. Он по-сорочьи застрекотал:

– Я отвечаю, зуб даю, мне приказали наркоту подгонять и башлей не брать. Без гнилого базара, мужики. Я человек маленький. Против Ястреба не попру. Ястреб ого как крут на руку. Только пикни слово против. Моментом бошку отрежет и не поморщится. А мне что? Сказали толкать ширялово американцу, я и толкал. В натуре, мужики, я не накалываю.

«Ошибочный ход. Зря мы к волосатику нагрянули. Только лишний раз засветились. Еще Стивена с собой прихватил», – суммировал итоги неудачного визита Святой.

Досадный промах решающего значения не имел. Ястреб уже наверняка догадался, что кто-то третий, спасший американца, интересуется его делами. Но Святому было важно, чтобы эта догадка оставалась неподтвержденной. Занятый своими мыслями, он неосторожно тряхнул кистью руки, разжимая пальцы. Надорванный пакет полетел туда, куда ему и полагалось – в слив для нечистот.

Ануса замкнуло. Совершенно обезумев, он бросился на мужчину, сорившего бесценным богатством – билетом в страну забвения. Анус желал только одного – разорвать врагу зубами глотку.

– Ах ты, гад! – скрежетнул зубами наркоторговец.

Отшвырнув точно пушинку Хоукса, он протиснулся в тесный четырехугольник туалета. Растопырив пальцы, когда-то прикасавшиеся к струнам, Анус попытался впиться в глаза человека, посягнувшего на кокаин.

Атака не застала Святого врасплох. Но на сей раз ограничиваться легкой трепкой он не стал. Взбесившийся наркоторговец представлял реальную опасность, по крайней мере для зрения. Повернувшись, Святой нагнул голову, пряча глаза от ногтей Ануса. Тот лишь сумел впиться в щеку, продолжая истошно визжать.

Американец попытался вмешаться в борьбу, но безуспешно. Изловчившись, Анус саданул инженера между ног. Согнувшись, Хоукс проковылял по направлению к прихожей, изрыгая русские матерные ругательства.

Святой же, воспользовавшись заминкой, действовал стремительно. Он рубанул ребрами ладоней по тощей шее наркоторговца. У Ануса перехватило дыхание, а из горла вырвались булькающие звуки. Не давая опомниться, Святой нанес удар по солнечному сплетению наркоторговца и вышвырнул его в коридор.

Дополнительные меры были излишними. Вернувшись туда, откуда пришел, Анус сел, размазывая по щекам кровь.

– Держи язык за зубами! Мы уходим.

Святой сделал знак инженеру.

Напарники вышли из квартиры, пропахшей вонью блевотины, человеческого пота и гниющих в мусорном ведре объедков. Анус проводил непрошеных гостей долгим, ненавидящим взглядом.

По лестнице Стивен спускался, прихрамывая. Инженер держался за пластиковые поручни перил, изрезанные и сожженные малолетними вандалами.

– Отвратительный фрукт, – пробурчал американец, бережно ощупывая промежность.

– Согласен. Ничего конкретного мы от него не добились. Только лишний раз подставились. Ну да ладно. С чего-то надо начинать.

Навстречу Святому и Хоуксу поднималась припанкованная девица в короткой юбке и черной майке, из которой выпирали арбузные груди. Девица прыснула в кулак, заметив манипуляции инженера. Ее грудь предательски заколыхалась от смеха. Сама она с лиловым фингалом под правым глазом выглядела не лучшим образом. Обогнув мужчин, девица обернулась и быстро побежала, прыгая через ступеньки. На хохотушку ни Стив, ни Святой не обратили внимания.

У припаркованного рядом с подъездом мотоцикла они остановились. Летний день шелестел зеленой листвой, перекликался птичьими голосами. Мотоцикл обступила ватага ребятни, трогавшей ручонками хромированные детали «Урала».

– Куда теперь? – спросил американец, целиком передавая инициативу Святому.

– Заедем в мастерскую.

– Зачем?

– Заберем «ствол». Помповое ружье Лишая. Думаю, оно очень скоро может понадобиться, – задумчиво покусывая черенок сорванного с куста листа, произнес Святой.

* * *

А тем временем вернувшаяся к любовнику Цыца голосила, точно заправская плакальщица на похоронах. Увидав окровавленного приятеля, сидевшего у стены, она хотела повернуть обратно. Цыца с детства боялась мертвецов. Измазанный кровью Анус с торчащими в разные стороны волосами был похож на раздавленного грузовиком дикобраза.

– На пяты, сука, собралась?! – сипло выругался наркоторговец, заметивший маневры девушки.

– Да че ты…

Убедившись, что приятель жив, Цыца подбежала и попыталась приподнять друга. От пережитого наркоторговец стал даже немного заикаться, цепляясь языком за зубы. Но способности трезво мыслить он не утратил. Быстро сообразив, как можно использовать грудастую девицу, Анус просчитал последствия нежданного визита.

Скрывать от босса происшедшее было опасно. За испорченный товар он мог внести компенсацию. Но молчание Ястреб мог жестоко наказать. А идти с пустой жалобой на наехавших мужиков было глупо. Кроме того, у Ануса сохранились остатки мужской гордости и он не желал, чтобы подруга видела, как он ползает по квартире, трясясь от страха.

– Видела двоих на лестнице? – спросил Анус.

– Толстяк и спортивный красавчик с седыми висками…

– Они… Молнией за ними! Возьми сколько надо «капусты» в кармане джинсовки на вешалке, лови мотор и вперед.

Выполняя указания, Цыца понимала, что происходит что-то важное, чего ей не дано в полной мере уразуметь, сорвала вместе с петлей черную джинсовку.

– Проследи, куда эти мудаки поедут, где будут останавливаться. Да особо морду не высовывай. С фингалом уж слишком приметная.

Завершив напутствие, Анус бессильно сполз на пол как раз в тот момент, когда захлопнулась дверь.

Цыца летела по лестнице, точно сорвавшаяся с тетивы стрела. Выскочив во двор, она осмотрелась, заметив мотоциклистов, едущих по лабиринту дорог между домами. Времени у девицы было в обрез. На трассе мотоциклисты затерялись бы в потоке машин.

– Паря, не в падлу, сделай доброе дело… – бросившись к стоявшему поблизости «жигуленку» шестой модели, девица стала уговаривать потертого мужичка, перекладывающего что-то в «бардачке».

– Чего надо, коза? – не слишком дружелюбно пробурчал под нос водитель, оторвавшись на секунду от наведения порядка.

Он поднял голову и чуть не уперся носом в два полушария показавшейся необъятной груди. Взгляд водилы потеплел.

– Давай крутанемся за парнями на мотоцикле. Ну, пожалуйста, соглашайся, а то уйдут, – плаксивым голоском проканючила Цыца, указывая пальцем на лавирующий среди многоэтажек мотоцикл.

Для убедительности девица достала из кармана куртки несколько смятых купюр и потрясла деньгами перед физиономией сластолюбиво прищурившегося водителя. Эффект, произведенный деньгами, судя по направлению взгляда водилы, равнялся нулю. Он упорно пялился на дамские прелести, почти полностью открытые обзору в глубоком вырезе майки.

Драгоценное время безвозвратно уходило. Еще несколько секунд, и мотоцикл скроется за поворотом, а там ищи ветра в поле.

– Ты че, придурок, не шаришь?! Я «бабки» готова отстегнуть, – приятельница наркоторговца чуть ли не по пояс влезла в открытое окно автомобильной дверцы.

– На фига мне твои «бабки», – водила уже разменял полтинник и сменил зубы на железные фиксы, но кобелиную пылкость не растерял. – Мне за всякими придурками гоняться не климатит. Тачка не казенная.

– Ну пожалуйста, – взмолилась Цыца.

В округе, как назло, подходящего транспорта не наблюдалось. Какой-то примерный семьянин с целым выводком детишек и располневшей после родов женой усаживался в серую «Ауди». Через подъезд пожилая чета разгружала багажник допотопного «Запорожца».

Водитель видел отраженную в зеркалах ситуацию и поэтому мог диктовать условия. Выставив напоказ железные фиксы в кривой улыбке, он полушутя спросил:

– Дашь? Тогда поеду.

– Чего? – не поняла Цыца, а когда до нее дошло, засмеялась. – Перепихнуться невтерпеж, пенек замшелый… Заводи свою тачанку. Договоримся.

Обшарпанный «жигуль» с незакрашенными пятнами грунтовки бросился в погоню. При всей неприглядности мужик оказался классным водителем. Он успевал потрогать коленки девицы и подрезать впереди идущий транспорт. Перестроившись на другую полосу по просьбе пассажирки, он некоторое время ехал параллельно с мотоциклистами. Подруга Ануса еще раз убедилась, что преследуемые именно те люди, за которыми ей приказали следить. Подтянутую фигуру мужчины с широкими плечами она запомнила хорошо.

Беспечные ездоки мчались с ветерком. Пегая уродливая коробка на колесах, «Жигули» следовали за ними как хвост за собакой. Водила, балагур и весельчак, не спрашивал, кого они преследуют. Зато без остановки травил похабные анекдоты, смакуя гинекологические подробности и пощипывая девицу за икры. Вертевшаяся как на иголках Цыца позволяла ему вольности, не думая о предложенном варианте оплаты.

На подъезде к ангару Святой сбросил скорость. Не останавливаясь, он въехал через открытые ворота внутрь и только тогда заглушил двигатель.

Николаевич как обычно был на рабочем месте. Он вылез, а точнее, выкатился на лежаке с подшипниками вместо колес из-под днища лимузина.

– Какие люди! – обрадованный приездом Святого, воскликнул старик, протягивая широкую ладонь с навсегда въевшимися в поры кожи частицами металла и машинного масла.

Святой поспешно представил инженера:

– Знакомься, Стивен! Мой наставник.

Польщенный комплиментом, дед расцвел в улыбке и крепко пожал пухлую, мягкую ладонь Хоукса. Затем инженер, увлеченный видом уникального набора собранной под одной крышей техники, отправился на экскурсию. Он переходил от одного уникального экземпляра к другому, восхищенно цокая языком.

Стивен, как истинный американец, обожающий автомобили да еще к тому же с техническим образованием, знал истинную цену коллекции. Он всегда удивлялся талантливости русских, так не соответствовавшей их убогому уровню жизни. Люди, которые восстановили железный хлам, вернув ему первоначальное изящество, могли претендовать на места в конструкторских бюро автомобильных гигантов вроде «Дженерал моторс».

Пока американец ходил по ангару, Святой, взяв деда под локоть, шел к заветному шкафу с инструментами. Там за ящиком с фрезами находилось спрятанное помповое ружье, изъятое у Лишая. Николаевич, хранивший добычу, успел раздобыть две пачки патронов, переделав заряды на свой лад. На черта ему понадобилось менять начинку стандартных зарядов, он и сам не мог сказать.

– Николаевич, я забираю «ствол», – Святой достал спеленутое во фланелевую тряпку ружье.

– Сезон охоты давно начался, – сказал проницательный старик, снимая с верхней полки две ярко-красные коробки с патронами.

– Для кого как.

Святой проверил затвор, осмотрел ствол и примерил приклад. Оставшись довольным, он обвил оружие тряпкой и перевязал ее кусками бечевки.

– На, возьми. На крупную дичь в самый раз, – дед подал красные коробки. – Ты ружьецо без патронов притаранил. Так я пошуршал по сусекам. Калибр подходящий. Вот только…

Достав один патрон, Святой внимательно осмотрел латунный цилиндр с царапинами в верхней части. Он взвесил его на ладони, поразившись тяжести патрона.

– Ого, какой кабан. Бронебойный? Из помпового ружья по танкам вроде не палят.

Дед хитро улыбнулся одними глазами, поблескивающими из-под мохнатых бровей:

– Ты ведь не на зайцев привык охотиться.

– Точно.

– Вот я стальных шариков от подшипников туда и натолкал. Дырку с кулак делает. Не разлетается, как дробь, а кучно ложится. Порох поменял. Теперь двухмиллиметровый лист стали курочит. Знатная штука получилась. Сам опробовал.

Похвалив деда за инициативу, Святой сложил оружие и боеприпасы в длинную спортивную сумку. Упаковавшись, он попросил принести аптечку. Разодранная Анусом щека немного кровоточила. Обработав царапину дезинфицирующей мазью, Святой заклеил ее пластырем. Сумку с оружием он приторочил к багажнику крепежными шнурами и застегнул собачки на хромированных дугах.

– Порядок… Стивен, отправляемся, – сложив руки в импровизированный рупор, Святой позвал американца.

Звонкое эхо многократно повторило обращение, разнося слова по ангару. Инженер прибежал на зов со скоростью борзой гончей, не желающей отставать от хозяина.

С непритворным восхищением Стив обратился к деду:

– Потрясающая работа… Уникум. Но такую коллекцию необходимо хорошо оберегать. Поставить сигнализацию, нанять охрану. У вас есть охрана? Я никого не заметил на входе.

Владелец еще не созданного музея разорвал контракт с охранным агентством, найдя его расценки завышенными. По договоренности мастерские охранял старик, притащивший в ангар раскладушку и электроплитку, на которой можно было сварганить какую-никакую еду.

Местная шантрапа обходила ангар стороной, помня о незавидной судьбе банды, которую раскатал Святой. Никаких оснований применять дополнительные меры предосторожности пока не было. А из оружия у Николаевича, кроме увесистых гаечных ключей, монтировок и прочих приспособлений, ничего не имелось. Правда, старик, учитывая разгул бандитизма в России, планировал изготовить самодельный пугач, из которого в случае чего можно было бы пальнуть в воздух для острастки. Но пока пугач оставался только в чертежах на бумаге.

– Народец в наших краях наученный, – дед хитро подмигнул Святому.

Они тепло распрощались. Особенно рассыпался в любезностях американец, старавшийся понравиться друзьям Святого, а значит, и ему самому. Чем дольше длилось знакомство, тем больше мистер Стивен Хоукс убеждался в верности сделанной ставки.

Он почему-то был убежден, что немногословный друг журналистки, предпочитающий не распространяться о своем прошлом, не оставит его в беде и, может, даже вытащит из дерьма, в которое он вляпался.

Газанув, мотоцикл вылетел из ангара на приличной скорости.

Минуту постояв, старик направился к шкафу с инструментами выбирать шлифовальный круг для подгонки детали, требовавшей миллиметровой точности. Он нацепил на нос очки, когда за спиной раздался приторно-вежливый голосок:

– Простите, как мне найти оптовый склад фирмы… Ой, я, кажется, не туда попала.

Николаевич не успел толком рассмотреть незнакомку, отметив лишь ее нескромную одежду, в которой преобладали темные тона.

– Девушка, постойте. Давайте разберемся… – вдогонку упорхнувшей девице выкрикнул старик, готовый помочь любому.

Но Цыца, выполнявшая разведывательную миссию с рвением, достойным лучшего применения, уже тормошила водилу, поставившего машину за кустами на съезде с дороги:

– Гони опять за ними!

Плюгавому мужику, одетому в спортивные брюки, растянутую майку и сланцы на босую ногу, роль Джеймса Бонда надоела. Он уже успел оценить достоинства укромного уголка, ограниченного подковой густых зарослей кустов и линией полуразрушенного забора какого-то предприятия.

– Не погоняй! Не наняла. Пора разбашляться, – категорично заявил водила, блокируя замки дверей.

Не мешкая, он приступил к делу, откинув сиденья назад и задирая короткую юбку девицы. Цыца восприняла домогательства с негодованием. Из пасти сластолюбивого водителя смердело луком, застрявшим в дуплах незапломбированных зубов, а от подмышек воняло терпким потом. Таких ухажеров было полно и в провинции, откуда она убежала в столицу искать красивой жизни.

– Ах ты, трахальщик старый…

Изловчившись, Цыца сгребла в пригоршню мужское достоинство водилы и безжалостно провернула его против часовой стрелки. От боли у мужика выступили слезы на глазах. Подскочив, он ударился макушкой о крышу «жигуленка».

– Зачем так, дура?! Коза озверевшая! У меня же жена и любовница есть! – по-детски жалобно запричитал водитель, а когда девица ослабила захват, вышвырнул ее из машины в придорожную пыль.

Камера слежения нацелила на стоявшую перед воротами виллы пару стеклянный глаз объектива и передавала изображение на монитор, установленный в комнате охраны. Заглянувший к приятелям Лишай узнал гостей, прибывших на аудиенцию без приглашения. По рации он передал дежурившему у ворот человеку:

– Без моего приказа не впускай. Пусть подождут.

Убедившись еще раз, что перед ним действительно Анус с какой-то расфуфыренной девицей, он вышел во двор. О визитерах Лишай намеревался доложить лично, чтобы отметиться перед Ястребом и коротконогим албанцем, обосновавшимся на вилле. Теперь коротышка командовал парадом, однако не мешая Ястребу отдавать текущие распоряжения. Между ними было видимое равноправие, но настоящим боссом был Ибрагим Хаги.

Перед албанцем Лишай испытывал не меньший трепет, чем перед желтоглазым Ястребом. И только с его позволения бандита познакомили с общими чертами грандиозной операции, от которой захватывало дух и подгибались колени. Лишай поклялся идти до конца, за что ему пообещали астрономические «бабки», положенные на безымянный счет в надежнейшем швейцарском «банке». За пока не полученные деньги он намеревался приобрести гражданство благополучной страны вроде Австрии или Канады и начать собственное дело. Лишай устал подчиняться.

Под полосатым солнцезащитным зонтом стояли два складных стула и такой же деревянный стол. Ястреб не терпел пластиковой мебели, находя ее экологически вредной и безвкусной. Рядом с зонтом в теньке, поблескивая металлическими боками, находился кегль, доставленный прямиком из немецкого пивного бара. Ястреб на правах хозяина откручивал кран, и пенная струя водопадом обрушивалась в фарфоровые бокалы с откинутыми крышками.

– Пиво надо пить из подходящей посуды. Это закон. Даже закуска не имеет такого значения, как посуда, – Ястреб вел светскую беседу с расслабленно кивающим албанцем.

Перед рискованной операцией они наслаждались последними относительно спокойными деньками, накапливая силы для решающего броска. Скоро им придется только тратить энергию, выкладываться полностью, действуя на пределе. А может, Ястреб и Ибрагим играли друг перед другом, стараясь не показывать глубоко запрятанного страха. Ведь заказ полусумасшедшего фанатика, спрятавшегося в афганской дыре, мог свести с ума любого. Но игра стоила свеч.

Подошедший Лишай подобострастно склонился в поклоне:

– Анус пожаловал.

Сидевший у ноги Ястреба пинчер зарычал. Приподняв верхнюю губу, собака показала клыки, а ее глаза следили за слишком приблизившимся к хозяину бандитом.

– Спокойно, Клинтон, – Ястреб нежно потрепал пинчера за холку.

– Впустить? – попятившись, спросил Лишай, опасливо косясь на собаку.

Мелкому наркоторговцу в принципе вход на виллу был воспрещен. Со всяким отребьем, работающим на него, Ястреб встречался вне пределов своей резиденции. Он недовольно поморщился, вспоминая неприятный запах, исходящий от патлатого экс-музыканта. Вонь могла испортить аппетит, а на шампурах мангала жарился шашлык из настоящей оленины, специально купленной по заказу албанца.

– Этот пень не забыл дорогу. Какого черта он притащился, – сказал Ястреб.

– Причем не один. С соской, – доложил Лишай, уделяя больше внимания собаке, чем хозяину.

– Что за девка?

– Не имею понятия.

Ястреб задумчиво отхлебнул немецкого пива и закусил пригоршней соленых арахисовых орехов. Приход к нему без приглашения был действительно смелым поступком. Стряхнув с ладони прилипшие крошки, он добродушно произнес:

– Запускай наркошу и телку пригласи. Любопытно посмотреть, кто с таким уродом трахается.

Получив приказ, Лишай рысью рванул к воротам. Открыв щеколду калитки, сделанной в левой части ворот, он впустил наркоторговца и его экстравагантную подругу.

Цыца постаралась придать себе вид роковой женщины, когда приятель сообщил, что они отправляются чуть ли не к крестному отцу могущественного мафиозного клана. Она наложила густые тени, затянулась в кожаные джинсы, невыгодно подчеркивающие кривизну ее ног, и напялила майку с переливающимися на солнце, нашитыми в хаотичном беспорядке блестками. Для завершения образа крутой дивы Цыца надела солнцезащитные очки с линзами на пол-лица. Идя по мощеному двору, она восхищенно причмокивала, обозревая фасад виллы:

– Охренеть. Ну и домина! О, бля, фонтан сикает. Балдежная хаза. Я торчу. Выпадаю в натуре в осадок.

Сопровождавший гостей бандит расспрашивал наркоторговца о целях визита:

– Офонарел, Анус? По-наглому приперся. Отгребешь вместе с телкой п…й от Ястреба.

– Не твое дело, – огрызнулся, но не слишком уверенно, экс-музыкант.

Его расчесанные на пробор волосы казались приклеенной к черепу паклей. Подойдя к столику, наркоторговец поздоровался, но ему никто не ответил. Обескураженный недоброжелательным приемом, он стушевался, не зная, с чего начать. Зато Цыца чувствовала себя как рыба в воде. Подняв очки, девица пискнула:

– Хай, мальчики! Какая у вас обалденная хавалка. Не угостите даму?

Тяжелая лапа Лишая легла на плечо девицы. Нагнувшись, он прошептал:

– Глохни, соска! Стой смирно и не рыпайся!

А Анус, покопавшись в сумке, достал скрученные в трубку деньги и попробовал передать их продолжавшему молчать Ястребу.

– Вот, баксы за «снежок» принес. Все тютелька в тютельку сходится.

Собака встала между хозяином и наркоторговцем.

С легкой ленцой барина, утомленного человеческой глупостью, Ястреб поинтересовался:

– Ты откуда упал, недоносок?

– Не понял, – пожал плечами Анус.

– Разве я твой кассир?! Ты приносишь мне мелочевку, беспокоишь по пустякам. Ты в здравом уме, придурок? Отдай «бабки» Лишаю и убирайся, – в голосе желтоглазого зазвучал металл.

Уловив недовольство хозяина, собака, вздыбив шерсть, загавкала. Ее глаза налились ненавистью, но Ястреб крепко держал пинчера за ошейник.

Девица взвизгнула, схватившись за локоть бандита. Лишай брезгливо тряхнул рукой:

– Отлепись, чучело!

Анус быстро спрятал деньги обратно. Кашлянув, он оглянулся на девицу, как бы прося ее начать. Но Цыца надменно задрала курносый нос и смотрела поверх головы недотепистого приятеля.

– Ты скоро растелишься? – раздраженно прикрикнул Ястреб, поняв, что дело не в деньгах.

Он успел заметить разбитую губу наркоторговца и думал, что тот приплелся с просьбой наказать обидчиков. Ястреб даже приготовил ответ. Ни в какие мафиозные разборки он ввязываться не собирался. Теперь борьба за сферы влияния, рост авторитета не имели ни малейшего значения. Он сворачивал дела в Москве, не собираясь больше размениваться на мелочи.

Кроме того, Ястреба раздражала насмешливая гримаса албанца, не встревавшего с замечаниями, но красноречиво ухмылявшегося.

– Ястреб, на меня напали! – голосом ученика кулинарного техникума проблеял Янус.

– Били больно? – съязвил желтоглазый. – По роже или по яйцам?

– Про тебя спрашивали…

– Кто?

– Американца ты знаешь, а вот Святого…

Анус собирался пуститься в долгие объяснения с предисловием и мельчайшими подробностями, но хриплый возглас босса остановил его:

– Святой! Снова Святой! Доколе я буду слышать это поганое погоняло… У реки – Святой. Тачку гробит Святой. Инженера прячет Святой. Что за хреновень?!

Размахнувшись, Ястреб шваркнул о каменные плиты бокал, разлетевшийся на куски.

Выпустив пар, он успокоился, но в его круглых глазах загорелся холодный огонь. Они всегда так полыхали, когда Ястреб готовился убивать.

– Говори, – мрачно произнес он, положив руки со сцепленными в замок пальцами на стол.

Обливаясь холодным потом, Анус излагал неприятные воспоминания, приукрашивая свои попытки к сопротивлению и собственную находчивость. Ему очень хотелось пить, но он боялся даже бросить мимолетный взгляд на кегль с пивом.

А оставленная без внимания Цыца, раскрыв рот, глазела по сторонам. Для храбрости перед поездкой они ширнулись дозой герыча, то есть героина, наполовину меньше обычной. И если наркоторговца «дурь» не разобрала, то на Цыцу герыч подействовал со стопроцентным эффектом. Она отвязанно корчила гримасы и строила глазки вальяжному коротышке, пускающему солнечные зайчики золотыми перстнями, которыми были унизаны пухлые, точно разваренные сосиски, пальцы.

– Дура, где ангар? – Вопрос Ануса был обращен к отвлекшейся девице.

– Пошел в задницу, – отреагировала она на, по ее мнению, грубое обращение, но увесистый хлопок по ягодицам привел ее в чувство.

Она достала из заднего кармана джинсов загодя написанный на клочке бумаги адрес.

– Там только хрен старый ошивается. Пацаны заехали к нему на своем драндулете, побазарили и смотались с какой-то сумкой на багажнике, – томно помахивая ресницами, доложила девица.

Ястреб смотрел на пару холодными, безжалостными глазами. Но первым под удар угодил спрятавшийся за спину наркоманки Лишай. Он затянул с проверкой журналистки, а ее имя прозвучало в рассказе.

– Лишай, сука, ты слышал? – побелев от ярости, спросил Ястреб. – Ты слышал – Дарья Угланова! Я же давал тебе наводку, дуболом трахнутый. Подставить меня хочешь? Там, где журналюга, там и Святой с инженером…

– Я достану падлу, – выпалил первую пришедшую на ум фразу Лишай, парализованный огнем в глазах босса.

Так они полыхали, когда Ястреб отправлял под пресс семью Физрука, главаря конкурирующей группировки.

– Мне нужен инженер! Я хочу посмотреть хоть один раз на этой грешной земле в лицо Святому. Ты понял, приятель?..

– Да, Ястреб! – коченея от ужаса, пробасил меченый, бывший человеком не из робкого десятка.

Но хозяин виллы уже переключился на наркоторговца. Уставившись на Ануса оловянными глазами, Ястреб мерно цедил слова, навалившись грудью на стол:

– Тебе, падла, следует поучиться молчать. Шваркнули пару раз по харе, так ты и защебетал…

Наркоторговец, похожий своей прической на дьякона из сельской церкви, покорно сносил оскорбления. Но Цыца, обалдевшая от дороги и стояния под солнцем, взорвалась:

– Эй, деловой, да клали мы на тебя вот с такущим прибором!

Согнув руку в локте, девица сделала неприличный жест, символизировавший половой орган, который она собиралась возложить на заносчивого мафиози.

Опешивший было от наглости Ястреб пришел в себя и отпустил собаку. Выгнувшись в длинном прыжке, доберман-пинчер добрался до глотки Ануса. Тот упал на спину, захлебываясь диким криком, застревающим в располосованной клыками Клинтона глотке. Густая кровь забила фонтанчиком из прокушенной артерии наркоторговца. Никто, кроме Цыцы, не пришел извивающемуся на скользких от крови каменных плитах бедолаге на помощь. С садистским любопытством люди, сидевшие под полосатым зонтиком, наблюдали за агонией.

– Оттащи пса! – заламывая руки, умоляла девушка, будучи не в состоянии понять, явь ли это или продолжение наркотического бреда.

Опьяневший от крови пинчер оставил застывшую в неподвижности жертву и набросился на новую добычу. Выдрав клок мяса из нижней части живота девушки, Клинтон отскочил и, взяв разбег, снова рванул в атаку. Цыца, встав на колени, зажимала рану рукой, а второй заслоняла лицо.

– Фу, Клинтон! – Голос хозяина остановил пса.

Рыча и вздрагивая от возбуждения, пинчер отошел, слизывая с морды кровь. Взяв четвероногого убийцу, Ястреб встал и пригласил албанца пройти в дом, пока двор не приведут в порядок. Напоследок он оглянулся на девицу, уткнувшуюся лбом в плитку.

– Лишай, помоги соске и убери падаль. Свидетели нам не нужны, – мимоходом произнес Ястреб, отводя любимца в вольер.

Верзила аккуратно переступил лужу крови, достал цилиндр глушителя и, аккуратно навернув его на резьбу ствола пистолета, выстрелил Цице в затылок.

Контрольный выстрел оборвал и агонию наркоторговца.

Глава 7

Вызов был брошен. Во всем происходящем Ястребу мерещилась какая-то чертовщина. Невидимый враг наступал на пятки, а Ястреб, привыкший мыслить четкими категориями, не верил в мистику. Получив убедительное подтверждение, что Святой не миф, а вполне реальный противник, способный нарушить безукоризненно выстроенный план, он перешел в контратаку. Нападать Ястреб умел.

Три команды, сформированные из наиболее смышленых людей Ястреба, получив четкие инструкции, покинули виллу. Они разъезжались с интервалом в час-полтора, не больше. Каждый из бандитов был экипирован мобильным телефоном с блокиратором, не позволявшим определить номер ответчика, безымянным «стволом», не проходящим ни по одной милицейской картотеке, не числившимся в розыске. Они расползались, как пауки из своего гнезда, чтобы сплести невидимую сеть и раскинуть паутину над городом.

Прошерстить ангар поручили Шарику и туповатому малому по кличке Дональд. Бандит с выдающимся вперед плоским носом и в самом деле походил на вечно раздраженного мультяшного утенка. Но в характере Дональда было мало чего от диснеевского героя, любимца детворы. Такой же патологический садюга, как и Шарик, он был старожилом банды. Из-за умственной ограниченности он так и не продвинулся по иерархической лестнице преступного мира, оставаясь рядовым быком, привыкшим не обсуждать приказов главарей.

Крутя баранку бежевой «девятки», Дональд делился внезапными сомнениями с младшим по возрасту, но старшим по положению подельником:

– Базар такой, Шарик: не в дугу мне черножопые корефаны нашего бугра. Лажу Ястреб с албанцами порет. Можем и мы, я отвечаю, паровозом на зону загреметь. А за что? Какую монету мы срубим? И вообще, что он с урюками завернуть собирается?

Развалившийся рядом амбал подгонял ремни наплечной кобуры. Пляжное мордобитие благотворно подействовало на Шарика. Спеси у него поубавилось в пользу рассудительности. Приведя в порядок кожаную сбрую, он надел короткую вельветовую куртку с тряпичным лейблом над верхним карманом. Покрутившись перед зеркалом, Шарик проверил, не заметен ли пистолет. Удовлетворенный осмотром, он приструнил напарника:

– Прикрути фитиль, Дональд! Наше дело маленькое. Как скажут, так и сделаем. А Ястреб никогда не жилился, отстегивал без наколок.

– Да, Ястреб мазу держит. Базара нет. Я ведь о другом, пойми. Можно покумекать по-свойски, объяснить пацанам, что к чему, а не тихариться с урюками, – гнул свою линию бандит.

Машина свернула на Кольцевую, нарушив правила движения. Нагруженный гравием «ЗИЛ» едва вывернул, уходя от столкновения с «девяткой». Дональд, спохватившись, тоже ударил по тормозам.

– Ты, блин, за дорогой следи! Мать твою… – ударившись грудью о приборную доску, заорал Шарик, у которого еще не перестали ныть старые ушибы, отметки встречи с широкоплечим незнакомцем.

Бандитам чудом удалось избежать аварии. На асфальте шоссе остался черный след протекторов, задымившихся от экстренного торможения. Придя в себя и почесывая ушибленную грудь, Шарик пробормотал:

– Дурной знак.

– Не мути. Ты какой-то смурной после махаловки. Пуганый. Не дрейфь, Шарик. Все будет чики-чики, – попытался подбодрить напарника Дональд.

Его лицо, покрытое ямочками от оспы, растянулось в улыбке, а ноздри широкого носа раздулись, окончательно превращая орган обоняния бандита в утиный клюв.

Некоторое время они ехали молча, слушая по радио забойный мотивчик модного шлягера, исполняемого шепелявым певцом. Дослушав куплет, Дональд спросил:

– Этому педику покойничек «дурь» толкал?

– Ему, – нехотя ответил Шарик.

Может быть, впервые бандит чувствовал нежелание заниматься привычной работой. На душе верзилы скребли кошки, и ему жутко хотелось напиться. Врачи называют такое состояние депрессией, но амбал, греющий своим телом оружие, в нервных заболеваниях не разбирался.

– Наркошу псина капитально погрызла. Представляешь, чуть кадык не вырвала… Да… Клинтон – это мощь. У меня самого яйца через горло лезут, когда зверюгу из вольера выпускаю, – делился впечатлениями водитель.

У Шарика разламывался затылок. Не помогала и доза пилюль, проглоченных перед выездом на дело. Но попросить подельника заткнуться он не отваживался. У Дональда случались припадки буйства, бывшие результатом проломленного черепа в ходе разборки, перешедшей в рукопашный бой. Врачи вживили в череп пострадавшему титановую пластину, под которой образовалась незлокачественная опухоль, давившая на мозг.

Иногда реакция Дональда становилась непредсказуемой. Шарик помнил, как в массажном салоне, а попросту подпольном борделе его напарник впал в раж, оскорбленный невинным замечанием проститутки, и искусал путане ягодицы, не оставив живого места. Потом он нагишом выскочил в коридор со «стволом» в руке и принялся палить в потолок с воплем:

– Всем гробы красным обобью!

Поэтому Шарик, стиснув зубы, молчал, лишь изредка ради приличия вставляя короткие фразы. Сегодня они работали в одной связке. Ссориться было бы неразумным. А Дональд, наоборот, желал выговориться. Он то и дело отвлекался от управления «девяткой», перескакивая с темы на тему.

– Мы Ануса и козу классно прибрали. Ну кровищу, как положено, водой из шланга замыли, а трупики знаешь куда оттарабанили?

– Куда?

– Ни за что не догадаешься! – восторгаясь собственной находчивостью, загоготал бандит.

«Труповоз гребаный! Скоро сороковник разменяет, а его падаль таскать заставляют. Конкретному братану разве мертвяков прикажут прятать? Это дело для „шестерок“», – подумал Шарик, изобразив на лице неподдельный интерес.

– Мы покойничков на звероферму свезли!

– Хорькам, что ли, скормили? Че жрать в Анусе?! Он же худой, как глиста… А бабу зря с ходу завалили. Могли бы попользоваться, – возвращаясь к событиям вчерашнего дня, произнес Шарик, суммируя все плюсы и минусы скоротечной расправы. – Хотя правильно б… грохнули. Может, спидоносица какая… Так что со зверофермой?

Дональд многозначительно хмыкнул, взяв короткий тайм-аут, чтобы прикурить сигарету.

– На ферме клевая штуковина имеется. Машина для перемалывания костей…

– Вроде большой мясорубки? – несколько оживился Шарик.

– Точняк! Молотит, будь здоров. От коровы ни фига, даже рогов не остается. Только фарш… Я давно аппарат хотел опробовать, – голосом мечтающего изобретателя произнес бандит, включая левый поворот.

Бежевая «девятка» огибала мегаполис, пробираясь к западной окраине столицы.

– Дональд, ты трупняк пилой пилил или как? – со скрытой издевкой спросил подельник, которого уже выворачивало от россказней Дональда.

Трупы убитых, и это Шарик знал наверняка, покоились в глубинах люблинских полей аэрации, гигантского отстойника всего московского дерьма. Среди нечистот искать трупы было бесполезным занятием. Никакой аквалангист не сможет нырнуть в зловонное бездонное рукотворное озеро, превращенное людьми Ястреба в кладбище. Водитель «девятки» нагло врал, набивая себе цену.

– Подровнял немного мертвяков. Пообрубал клешни и шарахнул в мясорубку! – развивая бредовые фантазии, Дональд идиотски хихикал.

Бежевая «девятка» ехала по окраинам разраставшегося мегаполиса. Новостройки сверкали огнями сварок. Царапали небо башенные краны, поднимающие своими журавлиными носами грузы. Вокруг расстилался промышленный пейзаж, состоявший из бетонных заборов, коптящих труб, маневровых тепловозов, перегонявших вагоны к складам предприятий, опор высоковольтных линий.

Здесь Москва представлялась без глянца шикарных витрин, респектабельных фасадов банков, без моря огней рекламы. Окраина выглядела сплошной угрюмой промышленной зоной, напоминающей зону за колючей проволокой, где надо вкалывать, снимать шапку перед администрацией, вести борьбу за существование. Так, по крайней мере, виделось Шарику, измученному головной болью.

Найдя ангар по достаточно грамотно составленной схеме, переданной ныне покойной девицей, они спрятали машину за кустами, откуда открывался вид на въездные ворота. День клонился к закату, отражаясь заходящим солнцем в осколках битого стекла, играя бликами на гофрированном железе ангара.

Наблюдение вел Шарик, не доверяя тупоголовому напарнику, курившему сигарету за сигаретой. Они не спешили, выжидая подходящий момент, чтобы проникнуть внутрь. Пока вокруг ангара крутилось слишком много людей. Приехал и тут же отчалил серебристый «СААБ» с важным господином в строгом деловом костюме. Бортовой грузовичок доставил какую-то металлическую рухлядь, которую битый час бережно разгружали рабочие.

– Смотри, дед шустрит! – тыча пальцем в лобовое стекло, Шарик указал на суетящегося у грузовичка старика, одетого в синий комбинезон.

– Думаешь, он? – спросил Дональд, вытягивая шею.

– Коза наводку на деда дала. Остальные кенты – молодняк. Надо старика щемить. Так Ястреб приказал.

– Так пошли. Плугов пугнем, а с дедком перебазарим, – Дональд расстегнул застежку кобуры и прикоснулся к рукоятке пистолета.

Напарник отрицательно покачал головой:

– Народа многовато. Хай поднимут.

– Пушку наведу – сразу заткнутся. Зачем время зря терять? – настаивал на решительных действиях Дональд.

– Ястреб сказал потолковать с дедом обстоятельно и в спокойной обстановке, без напряга. Усек? А здесь, бля, толпень шныряет. Народец рассосется по домам, тогда и дедка прижмем.

– А если старик слиняет? Сядет вместе со всеми в автобус, пересядет в метро и тю-тю…

– Заглохни, Дональд! Никуда дед не денется. Достанем по дороге домой в крайнем случае… И не капай больше на мозги! – не скрывая раздражения, произнес Шарик.

– Ты старший, – на удивление покладисто повел себя бандит. – Тебе и командовать.

Обернувшись, Дональд взял с заднего сиденья пару номеров порножурналов с грудастыми девицами на обложках, бисквитное пирожное в упаковке из фольги и двухлитровую бутылку фанты. Поглощая крошащийся бисквит, запивая сладости оранжевой жидкостью, Дональд громко отрыгивал и, слюнявя палец, перелистывал страницы, при этом комментируя достоинства порнодив:

– Я бы этой жопастой вставил! Вонзил бы по самые помидоры! А ты?

Шелестели страницы. Ерзал на сиденье возбудившийся бандюга. Шипел выходящий из бутылки газ оранжевого напитка. Шуршала фольга. Звуки разрывали Шарику черепную коробку.

«Скотина. Скоро дрочить прямо в тачке начнет. Задолбал своим гомоном. Почему меня с Лишаем не послали? Нормальный бугор, хоть тоже сучара порядочная. Знает, о чем Ястреб с албанцами шушукается, но пасть не разевает. Тихарится от корефанов», – мысленно страдал Шарик, оскорбленный недоверием боссов и присутствием в машине дебиловатого беспредельщика, похрюкивающего от вожделения над порнографическими журналами.

Рабочие постепенно расходились. Проторчав в засаде не один час, Шарик успел выучить их в лицо. Он даже наградил каждого из работяг не слишком остроумными кличками, записав приблатненные погоняла в блокнот. Теперь он методично вычеркивал условные названия красным фломастером.

Дональд, отлынивающий от наблюдения, успел перекимарить, допить фанту и разрисовать журналы, добавив к девицам, сфотографированным в соблазнительных позах, по корявому изображению мужиков, готовых оплодотворить порнодив.

Синие сумерки летнего вечера наступали на город. Ангар под изменившимся освещением казался черной громадой саркофага, возвышавшегося у ленты шоссе.

– Кажется, дед собрался ночевать в сарае, – задумчиво произнес Шарик.

Он достал телефон и набрал номер. Посмотрев на напарника, бандит вышел из машины. Говорил он недолго, минуты полторы. Закончив переговоры, Шарик положил мобильник в салон «девятки».

– Проверь пушку, – приказал он подельнику, подавая пример.

Осмотрев оружие, Шарик спрятал пистолет в кобуру, оставив клапан расстегнутым. Упрямый битюг с широким носом возиться с пушкой не стал. Выйдя из машины, он сладко зевнул, потянулся и потер ладони, как навозная муха, очищающая лапки перед полетом.

– Погнали? – спросил Дональд, делая шаг по направлению к ангару.

– Пошли. Хватит резину тянуть, – ответил верзила, командовавший акцией.

Они крадучись пересекли шоссе и добрались до ворот ангара. Прожектор, укрепленный на кронштейне над перекладиной ворот, не работал и лишь отражал мутным стеклом лунный свет. Шарик, взяв оружие на изготовку, осторожно толкнул створку ворот. Она на удивление легко отошла в сторону, открывая проход. Заглянув внутрь, бандит шепотом сообщил напарнику:

– Спрячь пушку. Старик один у тачки копошится. Сразу не наезжай. Попробуем по-мирному расколоть, где этот долбаный Святой тусуется.

– Лучше деду сразу торец начистить, – предложил свой план действий утомленный долгим ожиданием Дональд.

– Здесь я решаю, что лучше, а что хуже. Убери «ствол», а то старик от страха откинется, – злобно прошипел Шарик, пробуя придать своей роже простецкое выражение.

Сжав кулак, бандит троекратно стукнул по железной поверхности ворот. Эхо повторило стук, разнеся его по всем закуткам ангара. Не дожидаясь приглашения, два битюга ввалились внутрь.

Мастеровой старик, обтачивающий напильником заготовку, зажатую в слесарных тисках, не сразу рассмотрел пожаловавших гостей. Он поправил на переносице дужку очков и, отложив напильник, сделал шаг навстречу.

– Вам чего, ребята? – спросил Николаевич, пока не подозревая ничего нехорошего.

В ангар наведывались многие клиенты. А внешность в наши дни почти у всех одинаковая: у братков и у бизнесменов. Это раньше при царе-батюшке каторжанам выжигали на лбу клеймо или рвали ноздри, чтобы честный гражданин империи мог распознать преступника без особого напряга.

– Привет, дедуля…

Натужно улыбаясь, Шарик обогнул верстак и подошел к старику. Он планировал произвести благоприятное впечатление, но не знал, на сколько его хватит изображать пай-мальчика, который привык оказывать почтение старшим. Рожа бандита напоминала резиновую маску с фальшивой улыбкой от уха до уха. Шарик поглаживал затылок, продолжая идиотски ухмыляться.

– Дед, ты что, живешь в этом сарае? – Вопрос бандита был не к месту, но ничего лучшего он не придумал.

– Проживаю, – с достоинством ответил старик.

Всматриваясь в напряженные, скованные физиономии гостей, старик заподозрил неладное, пожалев о незакрытых воротах. Ангар находился на отшибе. Ближайшая живая душа – в трехстах метрах от ангара. Такой же старик, как и Николаевич, куковал во времянке строительной площадки. Но докричаться до глуховатого сторожа было бесполезным занятием.

Доверительно обняв деда за плечи, Шарик отвел его от верстака, где находилось слишком много острых предметов.

– Тут, папаша, проблемка возникла. Человечка одного я потерял, – дипломат из бандюги был никудышный, – должок хочу вернуть, а адреса не знаю. Может, подскажешь?

– Отчего не подсказать? С нашим удовольствием, – старик понял, что перед ним не дешевые мазурики, присмотревшие легкую добычу для гоп-стопа.

Он уже разглядел короткие стрижки, хорошую одежду и ременную сбрую наплечной кобуры, предательски выглядывавшую из-под курток двух амбалов. Сердце деда екнуло.

«Залетел наш толстопузый. Не поделил деньжата с конкурентами». – Размышления Николаевича касались владельца ангара, занимающегося, как и все российские бизнесмены, в том числе и сомнительными делишками вроде безналоговых поставок бытовой техники.

Но следующая фраза бритоголового застала деда врасплох.

– Нам Святой нужен. Позарез и срочно! – подхватив старика под локоть, Шарик прогуливался по ангару.

Такого оборота Николаевич не ожидал. К Святому он относился почти что с отеческой любовью, хотя никогда в этом не признавался даже самому себе. Единственный сын старика сгинул под афганским городом Хост в годы бесславной войны. Парня доставили в цинковом гробу, не позволив даже перед похоронами открыть крышку. Святой тоже воевал на той войне и даже в той провинции. Схожесть биографий усилила привязанность деда к нему.

– Пацаны, вы с дуба грохнулись. Здесь же не церковь, а мастерские. Откуда здесь святому взяться? Только алкаши-работяги да старые придурки вроде меня, – ненатурально засмеялся старик, пытаясь снять руку бандита со своего плеча.

Шарик и Дональд переглянулись. Добыть нужную информацию и принести сведения, что называется, на блюдечке, шефу было для них делом первостепенной важности. Ястреб уже записал на счет Шарика промах на пляже. Второго он мог не простить.

– Темнишь, папаша. Святой приезжал сюда и с тобой базарил. Мы ведь все равно найдем его. Но тебе на костыли тратиться не придется, – закипая от гнева, прошипел Шарик, устав прикидываться воспитанным человеком.

Он вообще плохо себя контролировал, а напарник с широким носом уже давно вышел из себя. Они оказались у лимузина. Дональд, чтобы отвлечься от упрямого старика, лапал зеркала «Опеля», обозревая свою раскормленную харю, не вмещавшуюся в размеры зеркала.

– Не трогай, – выкрикнул Николаевич, видя хамское обращение с плодами многомесячного труда целой команды.

Дональд внимательно посмотрел на лакированный лимузин. Достав из кармана кнопочный нож, он выбросил лезвие, выскочившее из ручки с тихим шипением. Затем бандит медленно провел ножом по дверце лимузина. Царапина пролегла глубокой бороздой от ручки до середины дверцы.

– Мы же вручную полировали! – выдохнул старик.

– Насрать. Или ты говоришь, как найти Святого, или вместо тачки я отполирую пером твою башку. На ней не останется ни ушей, ни носа… Ни хрена не останется, – сорвался на крик Шарик, размахивая ножом под носом у старика.

Второй бандит, куражась над беззащитной жертвой, саданул наотмашь рукояткой пистолета по затылку деда. Коротко вскрикнув, Николаевич упал на бетонный пол рядом с домкратом, державшим в приподнятом состоянии правую часть переднего моста лимузина.

Машина была подготовлена к установке амортизаторов, но работу отложили до утра, забыв опустить домкрат. Перевернувшись, Николаевич оказался между днищем автомобиля и полом. Он негромко застонал, чувствуя на губах солоноватый привкус крови.

А наверху разгорелась перепалка. Шарик костерил на чем свет стоит олигофренистого товарища, распустившего без приказа руки.

– Дональд, зараза, зачем деда шарахнул? Смотри, старый хер копыта откинул!

– Да пошел он… Прикалывается много. Мы же с ним по-человечески базарим. Без напряга! – вяло огрызался бандит, заглядывая под машину.

– Тебе говорили деда мочить? Я перед Ястребом отвечаю! – бесновался Шарик, надрывая глотку.

Удар был не так силен, как мог показаться со стороны. При падении старик сильно ушиб плечо, но сознания не потерял. Прислушиваясь к словесной перепалке, дед по-пластунски переполз к домкрату. Его туловище находилось в проходе, а голова по шею была скрыта под машиной.

Шевеление заметил Дональд. Он опустился на колени.

– Дрыгается, блин. В натуре, трепыхается! Шебутной старикан. Вылазь, работяга, а то точно уделаю! – то ли радостно, то ли рассерженно проревел Дональд, пытаясь выпрямленной рукой схватить Николаевича за редкие, выбеленные сединой волосы.

Старик уклонился от растопыренной пятерни и переместился подальше под днище машины, продолжая хрипло постанывать.

– Эй, червяк. Куда попер?

Распластавшись, Дональд нырнул в щель, собираясь вытащить жертву. Он мог бы сделать это и по-другому. Например, схватившись за ноги дедка. Но бандит стремился побыстрее исправить ошибку и поэтому демонстрировал рвение.

Когда Дональд достаточно углубился в пространство между полом и днищем, Николаевич, вспомнивший о банке автомобильной шпатлевки, поставленной им прямо под серединой переднего моста, нащупал округлый металлический предмет и покрепче зажал банку в ладони.

Бандит подполз, пыхтя как паровоз. И в ту же секунду старик врезал банкой по широченному носу Дональда. Нос, как известно, одна из самых болевых точек человеческого тела. Орган обоняния Дональда не был анатомическим исключением. Поэтому схлопотав ребром банки, он непроизвольно подскочил, пробуя задней частью черепа прочность днища немецкого лимузина.

– Козлище-е-е, – вопль пронзенного болью бандита летел по ангару.

Но Николаевич не дремал. С завидной прытью для его возраста старик как колобок выкатился из своего укрытия и сорвал ручку домкрата. Лимузин покачнулся, замерев на сотую долю секунды. Сила земного притяжения, не сдерживаемая более механизмом домкрата, потащила многотонную махину вниз с возрастающим ускорением.

Остолбеневший Шарик, потеряв дар речи, смотрел, как обрушилась машина. Перерубленный по линии лопаток, Дональд засучил ногами, выбивая по бетону пола смертельную чечетку. Его уход не был мучительным. Перебитый позвоночник и расплющенный череп обеспечили мгновенную клиническую смерть, позволив телу напоследок совершить несколько рефлекторных движений. Так курица с отрубленной головой продолжает носиться по двору, пока не упадет у ног хозяйки. Со стороны такое зрелище завораживает. Поэтому Шарик и стоял с откинутой челюстью и вылезшими на лоб глазами. Верзила, превращенный в ополовиненный обрубок, может поразить самого искушенного киллера, насмотревшегося на трупы.

А Николаевич, выиграв пару секунд, мчался к воротам. Он бежал по прямой, не петляя и не уходя из-под света фонарей. Старик спотыкался, падал и снова вставал, чтобы добраться до спасительного проема ворот.

Шансов у деда почти что не было, хотя в такие мгновения человек и не думает о шансах, доверяясь лишь инстинкту самосохранения.

– Стоять, падла! Стоять…

Пришедший в себя Шарик сорвал предохранитель. Зажав обеими руками пистолет, он принял стойку стрелка с расставленными на ширину плеч ногами. Догнать деда, ухайдакавшего его приятеля столь безжалостным способом, бандит намеревался при помощи пули.

Окрик подхлестнул Николаевича. Он не слышал выстрела. Только почувствовал, как раскаленный стержень входит в его спину, обжигая адским огнем. Раскинув руки, старик упал, но его тускнеющий взгляд успел выхватить фигуру человека, одетого в линялую офицерскую рубашку. Он протискивался в приоткрытые створки ангарных ворот…

Отставной майор, бывший преподаватель высших офицерских курсов «Выстрел», оглох на артиллерийских полигонах при испытании новой системы залпового огня. Быть швейцаром и отворять дверь перед гостиничными б…ми Михеич не хотел и поэтому подался в сторожа.

Сегодня у него совпали три события: разыгрался ревматизм, родилась внучка и зять на радостях поставил литровую бутылку заморского пойла с русскими двуглавыми орлами на красно-белой этикетке. В одиночку сторож не пил, считая подобное последней стадией алкоголизма.

Обойдя территорию, Михеич спустил собак, взял полиэтиленовый пакет, где бренчала крышкой кастрюлька с домашними котлетами, добавил завернутую в газету бутылку и двинулся к ангару.

Он шел, приволакивая правую ногу и опираясь на старый дробовик, служивший ревматику посохом. С нормальной инвалидной палочкой вояка ходить стеснялся даже ночью. У стариков, особенно отставников, бывают свои причуды. Дробовик относился к одной из них. Начальник стройки костерил Михеича за хранение в сторожке неположенного оружия. Но после того как сторож шуганул воров, пытавшихся утащить силовой кабель подъемного крана из чистой меди, старика оставили в покое.

Теперь Михеич ковылял к своему сверстнику, охраняющему ангар, чтобы в душевной обстановке раздавить бутылочку за здоровье внучки и по-стариковски покалякать о политике, бестолковой молодежи и хворях президента.

Тугой на ухо бывший артиллерист обладал острым зрением. Так бывает: когда слабеет один орган, другой словно пытается компенсировать ущерб, чтобы человек не чувствовал себя обделенным.

Бежевую «девятку» в кустах он заметил издалека. Обычно в такое время на этом отрезке трассы, проходящей через промышленный район, никто не останавливался. От природы подозрительный отставник подверг машину тщательному досмотру, осветив салон карманным фонариком. На сиденье он обнаружил брошенный Дональдом порнографический журнал с мясистой девицей на развороте. Присмотревшись, сторож сплюнул:

– Паскудство!

Машина возбудила в нем смутные подозрения. Переломив «ствол» дробовика, Михеич вставил два патрона, любезно подаренных соседом из ангара, посмеявшимся над несолидными боеприпасами бывшего артиллериста.

– Твоей дробью только блох казнить, – сказал тогда Николаевич, доставая из пачки латунные цилиндры, – держи на всякий пожарный случай…

Преодолев полосу прогретого за день асфальта, сторож засеменил к чернеющей в ночи громаде ангара. Когда до ворот оставалось метров пятьдесят, Михеич расслышал взвинченную ругань, похожую на лай взбесившихся псов. Поставив пакет на землю, он сделал шаг к проему ворот и тут же отпрянул.

Грохот и дикий крик человека слились воедино.

– Мать моя женщина, – прошептал сторож, взводя курки дробовика.

Михеич вошел одновременно с выстрелом. Он видел, как оседает его сверстник, протягивая, словно в молитве, руки к небу, как страдальчески смотрят глаза Николаевича, падающего лицом вперед. Сторож засек и здоровенного детину, мчавшегося от накренившегося на один бок лимузина. Верзила стрелял на ходу, стараясь попасть в распластавшегося на бетоне человека. Пули с визгом рикошетили, разлетаясь по сторонам хвостатыми кометами.

– Брось «ствол», паря! – выкрикнул Михеич, прилаживая приклад дробовика к плечу.

Обезумевший битюг поднял руку, удлиненную стволом «макарова». Дробовик ударил дуплетом. Отдача отбросила Михеича к воротам, но не сшибла с ног старого вояку. А с Шариком произошло с точностью наоборот. Заряд раскромсал его грудь и швырнул назад. Упав, он еще смог приподняться и посмотреть на растекавшееся по груди багровое пятно. Выгнувшись коромыслом, Шарик захрипел и, конвульсивно дернувшись, затих.

Подбежавшему Михеичу осталось только констатировать факт:

– Откинулся пацан. Но как кучно легло…

Отшвырнув подальше мыском стоптанной туфли пистолет, сторож переступил через тушу бандита и помчался к другу. Добравшись, он вырвал с мясом пуговицы, расстегивая ворот рубашки Николаевича. Пульс прощупывался едва мерцающими ударами. Переворачивать раненого старика Михеич не стал, подложив ему под голову снятую с себя куртку.

– Потерпи, дорогой… Я скоренько… Потерпи, Николаевич. Мы с тобой еще замахнем сотку за мою внучку, – приговаривал, озираясь, отставной артиллерист.

Рядом с тушей развороченного картечью Шарика валялся выпавший из его кармана мобильный телефон. Аппарат уже почти плавал в крови, когда его поднял сторож. Трубка не была повреждена и отозвалась услужливой трелью. Набрав нужный номер, Михеич гаркнул, не жалея голосовых связок:

– Что вы, как сонные мухи! «Скорую», быстрее…

О несчастье Святому сообщили утром. Ему позвонил владелец ангара, до смерти перепуганный ночным налетом. Дав показания следственной бригаде, переговорив с хирургами, прооперировавшими раненого, он забеспокоился о собственной безопасности, что было вполне естественным для российского бизнесмена, работающего в условиях, вполне сравнимых с фронтовыми.

– Святой, что за мудаки на нас наехали?! – заливисто голосил в трубку бизнесмен.

– Тебе лучше знать, – обрубил Святой, пораженный неприятной новостью.

Такого хода событий он не ожидал и пока никак не связывал покушение на безобидного старика с деятельностью возможного противника по кличке Ястреб. Хотя Святой подозревал, что удар может быть нанесен в любой момент с самой неожиданной стороны. Но главное, продырявленный свинцом дед, к которому он успел привязаться всей душой, продолжал бороться за жизнь в палате реанимации, куда его перевезли прямиком с операционного стола.

Заполучив координаты больницы, Святой положил трубку, оставив бизнесмена наедине с тягостными сомнениями об истинных причинах нападения. На данный момент Святого занимали мысли исключительно о раненом друге и ничего более.

Наскоро приготовив легкий завтрак, он поделился новостью с американцем. Хоукс отреагировал равнодушно. Вежливо выразил сочувствие пострадавшему. Сказал, что в России замечательные хирурги, но отвратительная система медицинского обслуживания, и попросил передать банку с брусничным джемом. Намазывая хрустящий хлебец, подрумяненный в тостере, Стивен внезапно помрачнел и неловким движением опрокинул чашку с кофе.

– Может, в старика стреляли из-за меня? – пробормотал под нос американец.

– Не вижу логической связи. Если тебя вычислили и снова пасут люди Ястреба, то стреляли бы по мне. При чем здесь Николаевич? Даже если предположить, что деда видели вместе с нами, то чего можно добиваться от почти постороннего человека? – отверг абсурдное предположение Святой и добавил после секундной паузы: – У страха глаза велики. Таким макаром, Стив, ты скоро комара, залетевшего в форточку, за подосланного киллера принимать будешь.

Вытирая коричневую лужицу пролитого кофе, инженер тяжело вздохнул и согласился:

– Настоящим параноиком стал. Всякая чертовщина мерещится.

По обоюдному согласию они решили немедленно отправиться в больницу. Прилипчивый, как клещ, инженер ни за какие коврижки не хотел оставаться один в пустой квартире. Дарья еще до звонка умчалась в редакцию журнала на какое-то сверхэкстренное незапланированное совещание редколлегии, перед которым было необходимо провести консультации с сотрудниками, о чем известила оставленной у телефона запиской.

Сборы были недолгими. Хоукс завязывал шнурки туфель, а Святой уже поторапливал неповоротливого инженера нетерпеливым окриком с лестничной клетки:

– Через минуту отчаливаем. Опоздавших на борт не берем.

Толстяку пришлось перепрыгивать через ступени, чтобы догнать его. Святой как раз закреплял на багажнике спортивную сумку, когда запыхавшийся Хоукс пулей вылетел из подъезда. К чему для поездки в больницу понадобилось брать сумку с оружием, американец не спрашивал, всецело доверяя действиям Святого. Ситуация оставалась неразрешенной и по-прежнему чрезвычайно опасной. Просто наступило, как полагали и инженер и Святой, короткое затишье перед бурей. И все-таки, мостясь на заднем сиденье мотоцикла, Стивен не удержался и спросил:

– Может, не стоит гонять с оружием по городу?

– Для подстраховки, – отрезал Святой, давая понять, что знает, что делает.

Развитый до предела за годы службы инстинкт предвидеть опасность еще никогда не подводил бывшего офицера частей специального назначения.

«Урал», выплюнув через никелированные выхлопные трубы облачко газа, завелся с пол-оборота. Святой оттолкнулся ногой от умытого ночным дождем асфальта, и ездоки тронулись в путь. Они спешили, и неприметная «девятка», схожая по цвету с мокрым асфальтом, не привлекла их внимания. Тонированные стекла автомобиля укрывали четырех пассажиров от внешнего мира, не ограничивая при этом сектора обзора, в который попадали и подъезд, и балкон квартиры журналистки.

Больше суток уютное гнездышко Даши Углановой было под колпаком установивших непрерывную слежку людей Ястреба. Адрес известной журналистки любезно предоставила справочная служба милиции по запросу участкового, которому отстегивал Лишай.

Лишай с ходу предложил чуть ли не штурмом взять квартиру и побеседовать с журналюгой о судьбе героя ее репортажа. Затею выйти на некоего Святого через писаку, настрочившую про него пару лет назад несколько строк, Лишай находил гнилой и беспредельно глупой. Но шеф на то и шеф, чтобы выполнять его причуды. Очень скоро бандюга убедился в интеллектуальном превосходстве Ястреба, отменившего штурм и приказавшего попристальнее присмотреться к дому, квартире и балкону.

– Хари не высовывайте, а то детей заиками сделаете. Смотрите в оба. Связь держите по необходимости и почем зря не выходите в эфир, – таковы были краткие, но исчерпывающие инструкции Ястреба.

Ровно в полдень Лишай подавился бутербродом с салями, увидав спускающегося по ступеням широкоплечего, подтянутого мужчину со спортивной фигурой. Кусок застрял в глотке бандита. Отправив еду дальше по пищеводу здоровенным глотком пива, Лишай, чуть не заглатывая широко раскрытой пастью мобильник, заорал так, что пуделек, ставивший неподалеку метку на столбик ограждения, заскулил и бросился к ногам хозяйки-пенсионерки.

– Ястреб, этот деловой тут… Точняк! Крутой с пляжа здесь кентуется.

Мобильник отозвался довольным смешком шефа:

– Уверен?

– Без балды. Зуб даю, он.

– Зубы тебе еще понадобятся. А пока замрите и хай не поднимайте. Спешить не будем. Если хочешь, пришлю смену, – довольный своей недюжинной проницательностью, произнес Ястреб.

Увлеченный охотой, бандит со своим подразделением остался на посту. Усердие было вознаграждено. Ровно через полчаса на балконе возник силуэт толстяка, вышедшего на свежий воздух выкурить сигарету под кофе. Мистер Хоукс поставил дымящуюся чашку на широкие перила, а рядом подцепил за загнутую крышку пустую консервную банку для пепла. На необычайно чистоплотного жильца, не желающего загрязнять окружающую среду даже пеплом и окурками, отреагировал один из наблюдателей.

– Толковый пузырь! Культурно поступает, чтобы всякое говно людям на бошки не сыпалось.

Лишай поднял глаза и непроизвольно клацнул челюстью. Через секунду рапорт был принят на вилле. И снова Ястреб притормозил дело, не позволив ворваться в квартиру и скрутить в бараний рог решившего поиграть в прятки американца.

– Слишком складно все получается и слишком легко, – сказал он внимательно следившему за ходом событий албанцу.

Группу, контролирующую квартиру инженера, он перебросил для усиления команды Лишая, а двух головорезов, Дональда и Шарика, дергать не стал, полагая, что от амбалистых недоумков прока меньше, чем от козла молока. Лишняя суета могла насторожить и инженера, и его защитника. А то, что он профессионал высшей марки, Ястреб уже знал и понапрасну подставляться не хотел, постановив взять крутого защитника иностранца, выражаясь языком спецслужб, в плотную разработку.

Но события приняли непредсказуемый характер той же ночью. Обеспокоенный долгим молчанием посланцев к старику, Ястреб направил проверяющих с жестким указанием начистить болванам морды и разобраться что к чему. Гонцы вернулись растерянными.

– Братанов завалили, как кабанов. Кишки Дональда менты лопатой собирали, а у Шарика в груди дыра. Наповал уложили брателлу, – взахлеб докладывал старший из проверяющих, высокий, словно жердь, бандит по кличке Боярин.

Информацию слил стоявший в оцеплении возле ангара сержантик, которого люди Ястреба угостили сигаретами.

По донесениям поднадзорные из дома никуда не отлучались. Значит, рассуждал Ястреб, произошла досадная накладка, в результате которой двое его головорезов отправились держать ответ перед богом.

Досадные промахи могли разрушить безукоризненно составленный план. Ястреб был на полшага от успеха и отказываться от задуманного не собирался, постановив идти напролом. Того же мнения придерживался албанец, поставивший на карту все. Инженер был нужен им как воздух. У бородатого компьютерщика, поднаторевшего на взломах электронных счетов и кодов, не хватало квалификации мастерски обходиться с военными программами.

Досье на Хоукса, собранное при помощи американских связей Ибрагима Хаги, позволяло со стопроцентной точностью быть уверенными, что инженер справится и сможет заложить в электронный мозг ракеты нужные координаты. Выбора у Ястреба не оставалось и времени тоже.

Отмеченный невидимой меткой день стремительно приближался. Судьба дает шанс только один раз. И только глупцы упускают из рук птицу удачи. Проведя беспокойную ночь, Ястреб постановил действовать на опережение и больше не испытывать судьбу.

– Хватит церемониться, уговаривать и играть в прятки с упрямым толстяком. Возимся с Хоуксом как с младенцем. А он всего лишь заплывший жиром боров. Ходячее кладбище гамбургеров. С инженером надо построже. Они, америкашки, привыкли кичиться своей силой и понимают разговор только с позиции силы, – Ястреб только что получил утреннее сообщение от выставленных рядом с домом журналистки соглядатаев.

В кабинете на втором этаже виллы шел военный совет. Албанец, забросив ноги на стол, чадил трубкой и согласно кивал в такт словам Ястреба.

– Будем брать Хоукса?! – Он вопросительно уставился на албанца, пытаясь разглядеть через дымовую завесу выражение лица Хаги.

Тот медлил с ответом. Одно дело похищать иностранцев в стране, охваченной пламенем гражданской войны, другое – орудовать дикими методами в каком-никаком, но цивилизованном государстве. Но мосты к отступлению уже были сожжены и терять наркобарону без империи было нечего.

– Согласен, – вынес свой вердикт Хаги.

Поднеся к уху мобильный телефон, Ястреб собирался продублировать приказ о захвате, но албанец, потеребив себя за мочку уха, предложил:

– Может, моих людей подключим? Они профессионалы высшей пробы. Не завалят работы.

Это предложение Ястреб воспринял как оскорбительный намек на бездарность и беспомощность своей команды. Впрочем, для таких предположений имелись веские основания, и это делало предложение вдвойне оскорбительным. Сжав губы, Ястреб отрицательно покачал головой:

– Мои справятся без помощников. А твои абреки пускай сидят, как крысы в подполье, и раньше положенного срока носа не показывают. Каждому овощу свое время.

Мгновенно составив в уме инструкции, он плюхнулся в кресло и, приложив ко лбу ладонь, вступил в диалог с заждавшимся Лишаем. Связь по мобильнику была отличной. Мембрана телефонного аппарата передавала без помех интонации голоса, каждый, пусть даже невнятно произнесенный звук. На первоклассную технику Ястреб денег не жалел.

– Слушай внимательно, инженера берет Боярин и его команда, – почти по слогам произнес Ястреб, поглядывая на албанца. – Берет при первом же удобном моменте.

Белая «девятка» и темно-вишневый джип, припаркованный за гаражами-ракушками, загромождавшими двор, принялись синхронно выруливать на трассу, по которой проследовал мотоцикл. Но переговоры в эфире не прекратились.

Лишай, сверливший взглядом лобовое стекло, успевал отдавать лающим голосом команды по портативной рации группе поддержки, ехавшей на вишневой «Тойоте», и вести оживленную дискуссию с шефом.

– Ястреб, какого хрена ты посылаешь долговязого? Я ведь инженером занимался, – возмущенный до глубины души Лишай чувствовал себя уязвленным.

Финальную стадию дела доверяли выскочке, сопляку по кличке Боярин, корчившему из себя аристократа с хромированной «береттой» в кобуре под мышкой, как у Джеймса Бонда. Лишай откровенно недолюбливал молодого выскочку, претендующего занять когда-нибудь его место в банде.

– Твоя и Монина харя примелькались. Можете спугнуть америкашку. Брать будет Боярин. Я с ним свяжусь. Ты же доставишь журналистку. Разворачивайся и поезжай к редакции, – Ястреб выстреливал слова, не позволяя прерывать себя. – Постарайся взять писаку без крика. Аккуратненько, в безлюдном переулке или на хате. И никаких неприятностей с ментами. Уяснил?

– Не очень. На фига козу хомутать, – пробурчал Лишай, обдумывая, где лучше повернуть.

– Вопросы задают прокуроры и я. Нарываешься, Лишай, – в голосе говорившего засквозила неприкрытая угроза.

От напряжения шея бандита стала багровой, а воротник рубашки превратился в удавку, перехватившую дыхание. Шеф умел приводить в чувство даже на расстоянии.

– Без базара, Ястреб! Все заметано. За журналюгу я отвечаю, – просипел бандит, кивком головы приказывая водителю свернуть направо.

«Девятку», притормозившую у светофора, обогнал подмигнувший фарами джип. Высунувшись в окно, Лишай махнул рукой, показывая направление движения, по которому должен следовать автомобиль. Группа разделилась, и разговор с шефом стал бессмысленным. Задачи были поставлены, роли распределены. Но перед тем как спрятать трубку мобильника в карман куртки, Лишай не удержался и спросил:

– А с крутым что? Боярин может крупно нарваться. У него жар в перьях, как у молодого петушка. Крутой мигом перышки ощиплет если что. Он, бляха, такой пистон может вставить… На своей шкуре испытал, – без ложной стыдливости, со злорадными нотками, произнес Лишай, – передай, пусть Боярин понты не давит. Или сразу грохнет крутого, или берет инженера, когда того не будет поблизости.

Выговорившись, бандит приготовился к потоку брани. Шеф не переносил советчиков. Но на сей раз Ястреб многозначительно хмыкнул и приторно-елейным голосом произнес:

– Умнеешь, бродяга. Действительно, за одного битого двух небитых дают… За совет спасибо, а с кентом будем разбираться в зависимости от обстоятельств. В любом случае твое мнение я передам.

Короткие сигналы отбоя запищали в трубке мобильника. Не сдерживая себя, Лишай грязно выругался и пару раз шарахнул трубкой по панельной доске. Спутники деликатно молчали. Только Моня на правах старого друга философски заметил:

– Не кипятись. Кто знает, где найдешь, а где потеряешь…

Гориллоподобный гигант, лихо крутивший баранку белой «девятки», даже не предполагал, что обладает даром предсказывать судьбу. Наученный горьким опытом Моня не горел желанием отомстить незнакомцу, который отделал его на пляже. Весть о гибели Шарика, самого молодого из тройки, оставила неприятный осадок. Вообще все, что было хоть каким-то образом связано с не потерявшим военной выправки мужиком с седыми висками, Моне не нравилось. Будь его воля, он не стал бы даже чихать в сторону крутого на расправу незнакомца. Но Моня состоял на службе, где наказанием было при хорошем раскладе не выговор или лишение премии, а пуля в лоб. При плохом – долгая и мучительная смерть с вымачиванием в собственной крови и испражнениях. Поэтому изменение приказа он воспринял с облегчением, как неожиданный подарок от Ястреба.

Утопив до предела педаль газа, Моня гнал «девятку» по ленте шоссе с тихим злорадством, поглядывая назад, где едва различимый джип напоминал о себе там-сям мелькающей вишневой крышей.

Вестибюль больницы гудел, словно переполненный улей. Посетители томились в ожидании завершения утреннего обхода, чтобы перед процедурами успеть навестить больных близких и родственников.

Посудачив с сестрой из приемного отделения, Святой метнулся в гардероб, где после долгих переговоров с недружелюбным божьим одуванчиком, злобной старушкой, похожей на запертую в клетку и лающую на всех взбесившуюся болонку, ему выдали халат, давно утративший первозданный цвет. Прикрыв плечи ветхой хламидой, выглядевшей из-за пятен словно шкура леопарда, побывавшая в химчистке, Святой подошел к инженеру. Хоукс сидел на длинной скамье, обтянутой потрескавшейся искусственной кожей и тянувшейся от окна гардероба до стеклянного дзота регистратуры, откуда постреливала глазками дебелая медсестра с кокетливым чепчиком на пышно взбитой прическе, напоминающей гриб атомного взрыва.

Даме явно приглянулся статный, подтянутый мужик, что-то втолковывающий плешивому толстяку с бледным лицом. Но проклятая стеклянная стена, заклеенная к тому же во многих местах объявлениями, мешала медсестре пустить в ход свои чары или хотя бы привлечь к себе внимание. Навалившись мощным бюстом на стойку, дама, подперев ладонью щеку, горестно вздохнула, размышляя о нелегкой женской доле увядающей разведенки, на которую, может, и клюнет лысый пузач, но стройный красавец, похожий на героя голливудских боевиков, – никогда.

– Стив, нас вдвоем к деду не пропустят. Может, и мне не удастся прорваться, – Святой говорил быстро, придерживая сползавший халат.

Американец покорно мотал головой, как очень послушный ребенок перед воспитателем детского сада. Он боялся крови, за что над ним насмехались в военном колледже дружки-курсанты. Смотреть на раненого старика у Хоукса не было ни малейшего желания.

– О'кей. Я поскучаю на скамейке. Может, покурю у входа или поболтаю с сексапильной блондинкой, – инженер глазами указал на пышнотелую даму, томно моргающую накладными ресницами.

Обернувшись, Святой вымученно улыбнулся медсестре и продолжил:

– Постарайся никуда не отлучаться. Я скоро вернусь. Только проведаю деда и поговорю с врачами. Это займет минут двадцать, не больше.

Запахнув халат, он быстрым шагом двинулся к полутемному коридору, ведущему в глубь больницы. Лифтом Святой подниматься не стал, отдав предпочтение быстрому восхождению по лестнице. Окна пролетов выходили к центральному подъезду. Когда Святой находился между вторым и третьим этажами, он отметил, как мечется в поисках свободного пятачка для парковки вишневый джип. Примелькавшаяся еще на трассе «Тойота» возбуждала смутные подозрения. Нагнувшись, Святой прильнул к окну, чтобы получше рассмотреть пассажиров автомобиля. Вышедший из джипа долговязый субъект пнул переднее колесо ногой, огляделся и, спрятав руки в карманы брюк, беззаботно пошел к стеклянным дверям главного входа для посетителей.

– Вам плохо?

Вопрос молоденькой сестрички, поднимавшейся, как и Святой, вверх с коробом пробирок для анализов, заставил его выпрямиться. Чтобы исправить неловкое положение, Святой галантно перехватил довольно увесистый деревянный ящик.

– Я вам помогу, – сказал он, пропуская вперед сестричку.

– Мне во вторую хирургию. Нам по пути? – улыбнулась девушка неожиданному кавалеру.

– Попали в яблочко. Я дедушку навестить пришел. Сторожа с огнестрельным ранением. Вчерашней ночью к вам доставили и прооперировали.

Миловидная сестричка, заступившая на дежурство, тем не менее оказалась в курсе всех событий. Благодаря ей Святому не пришлось блуждать по больничным коридорам, напоминающим запутанные переходы катакомб. Она же провела переговоры с суровым врачом-реаниматологом, разрешившим посещение тяжелого пациента.

– Раненый плох, но не безнадежен. К счастью, пуля не задела легкое и нам удалось остановить внутреннее кровотечение. Однако организм пациента изношен. Возраст дает о себе знать. Поэтому возможны самые непредвиденные осложнения, – устало говорил врач, провожая Святого к больному. – Ничего гарантировать не могу. Пока делаем все возможное. Вы должны быть готовы ко всему, даже к самому худшему. Простите, что столь откровенен, но лгать я не привык.

Перед тем как войти в стерильно чистую палату, Святой остановился и, дотронувшись ладонью до плеча прямодушного доктора, спросил:

– Шансы есть?

– Процентов тридцать, что выкарабкается, – так же прямо ответил врач.

– Это немало…

– Но и не много, – глухо произнес реаниматолог, надавливая на дверную ручку. Затем он быстро добавил: – Пациент в сознании. В вашем распоряжении минуты три, не более. Постарайтесь не волновать больного. Только положительные эмоции… Вообще-то я грубейшим образом нарушаю служебные инструкции. К пациенту, поступившему с огнестрельным ранением, допускаются только ближайшие родственники, и то с разрешения следственных органов.

Но дополнение не смутило Святого. Он ободряюще улыбнулся молоденькой медсестре, сопровождающей их, обернулся к вспомнившему о бдительности врачу и отчеканил:

– Я и то и другое.

– То есть? – недоуменно пожал плечами доктор.

– Следователь и родственник в одном лице, – отрубил Святой, оттесняя врача от двери реанимационной.

В его действиях было столько решительности, что доктор не посмел задерживать странного посетителя.

Компанию Николаевичу составлял бедолага, пострадавший в автомобильной катастрофе. Огромный, точно бизон, мужик лежал на первой от входа кровати, забинтованный от макушки до пяток. Его туша заслоняла сухонького старика, возле которого возвышалась пирамида аппаратуры и стояло целых три штатива для капельниц.

Обойдя покалеченного гиганта, Святой приблизился к кровати. Дед, лежа на животе, слабо пошевелил рукой, давая понять, что заметил гостя. И без комментариев медиков было понятно, насколько Николаевич плох. Губы старика имели синеватый отлив, как у утопленника, долго пробывшего в воде. Лицо было землистого цвета, а дыхание прерывистое и неровное.

Подогнув край одеяла, Святой присел рядом с другом.

– Досталось, Николаевич, на орехи. Что за скоты на тебя наехали? – Святой не удержался и смачно выругался.

Опутанный трубками, нитями проводов, убегающих к датчикам, Николаевич выглядел особенно жалким и беззащитным. У Святого запершило в горле. Он отвернулся и смахнул с ресниц предательски набежавшую слезу. Совладав с собой, Святой вновь обратился к раненому, пытавшемуся что-то сказать:

– Не напрягайся, Николаевич. Мы еще вставим пистон тварям, приказавшим стрелять по тебе. Загоним, обещаю, по самые гланды. Ты выздоравливай и ни о чем не беспокойся… Знаю, наслышан, как ухайдакали ты и Михеич бешеных псов. Все правильно сделали, по совести. Теперь сволочи в морге крутизной козыряют. Там их место.

Святой говорил, запинаясь, стараясь наигранно грозной речью приободрить раненого. Он не был уверен, что подбирает нужные слова и интонации. Но произносить слезливых причитаний Святой отродясь не умел и не хотел. Поэтому и рокотал, как полковой барабан на плацу: мрачно и торжественно.

Очнувшийся перебинтованный горемыка-автомобилист в такт речи Святого стал постанывать и вертеть головой, похожей на верхний шар снеговика, из которого вытащили нос-морковку и сняли ведро, оставив только точки глаз. На секунду маневры гиганта отвлекли внимание Святого.

– Тихо, приятель. Сейчас я уйду, – с таким же успехом он мог обращаться к бревну или бетонной стене.

Мумия реагировала на какие-то внутренние импульсы своего организма, но отнюдь не на громкую речь гостя реанимационной палаты.

– Святой, а ведь эти паразиты тебя искали, – фраза, произнесенная Николаевичем, напоминала шелест осенней листвы.

Старик, насколько было возможным, приподнял голову. Он экономил остатки сил, не позволяя себе тратиться на приветствие, второстепенные слова и даже на улыбку. Николаевич старался донести максимально важную информацию, не размениваясь по пустякам. Он жестом попросил Святого наклониться. Тот беспрекословно подчинился и склонился к раненому.

– Кто искал?

– Быки эти стриженые, – просипел старик, с трудом шевеля синими губами. – Я ничего про тебя не сказал.

– Не сомневаюсь, – тепло улыбнулся Святой, поправляя сбившуюся постель.

В дверном проеме все чаще мелькал врач. Он бросал укоризненные взгляды и многозначительно постукивал пальцем по часам, напоминая о строго ограниченном времени, отведенном для визита. Святой понимающе кивал, но вставать не спешил. Ему подольше хотелось побыть с дедом, и вовсе не для того, чтобы выведать подробности ночного происшествия, узнать побольше о людях, интересовавшихся его персоной. Просто Святому было до слез жаль мастерового старика, пострадавшего от рук неизвестных подлецов.

Но злоупотреблять терпением врача было не в интересах раненого. К тому же приборы, фиксировавшие состояние пациента, начали подозрительно попискивать, а зеленая линия на круглом экране аппарата, похожего на осциллограф, вдруг стала резко менять конфигурацию, вычерчивая вместо плавной линии загогулистую кривую с острыми пиками.

Святой взял ладонь старика. Она была холодной точно мрамор.

– Держись, дед. Не сдавайся. Все будет нормально, и мы еще прокатимся с ветерком на тачке этого борова Геринга. По всем московским проспектам дадим чада, да так, что гаишники в обморок попадают.

– Без вопросов, – прошелестел Николаевич и изнеможенно смежил веки.

Почему-то в этот момент Святому стало страшно. Он видел смерть много раз и в разных обличьях. Ему померещилось, что сейчас костлявая бабка с косой пришла забрать старика. Вскочив, Святой заорал что было мочи:

– Доктор, скорее…

На крик в палату влетела целая бригада медиков во главе со строгим реаниматологом. Они взяли в плотное кольцо кровать, поочередно поглядывая на датчики аппаратуры. Очень скоро ситуация разрядилась. Здорово переволновавшийся доктор, у него кровь прихлынула к лицу, не выбирая выражений рявкнул:

– Давай, паникер, шуруй на выход! Так и заикой сделать можно.

Отступая к двери, Святой спросил рассерженного эскулапа:

– Ложная тревога?

– Заболтал дедушку. У него дыра между лопаток и большая потеря крови. А ты лясы точишь, как с приглянувшейся девчонкой. Очумел?! – Сменив гнев на милость, врач, выпроваживая посетителя, уже более спокойным тоном добавил: – Все в пределах нормы. Не переживай, паникер. Старики в нашей стране особой закалки. За просто так в гроб не укладываются. Так что будем надеяться на лучшее…

Между тем оставленному в вестибюле больницы Стивену Хоуксу надоело изучать аляповатые плакаты о СПИДе, которыми были увешаны стены. Он успел накуриться до тошноты, высмолив три сигареты подряд, переброситься ничего не значащими фразами с пышнотелой блондинкой из регистрации и отсидеть заднее место на жесткой лавке с порванной обшивкой. Коротая время, инженер вымерял шагами коридор, безучастно поглядывая по сторонам.

Вдруг его взгляд задержался на тонкой девичьей фигурке, мелькнувшей за стеклом дверей. Только по силуэту американец узнал Дану. Она стояла на ступенях лестницы и улыбалась ему.

– Дана?! – беззвучно произнес инженер.

Его ноги сами по себе, словно подчиняясь какому-то животному инстинкту, направились к бесподобной в сексе подруге. В эту секунду Хоукс был похож на самца паука, который ползет к самке, гонимый половым влечением. Ползет, подвергая себя смертельному риску быть съеденным еще до наступления блаженного момента совокупления, за который приходится расплачиваться жизнью. Стивен, завороженный видом сексапильной девицы, на какое-то время лишился чувства самосохранения.

Дана стояла, переминаясь с ноги на ногу. При этом она чуть покачивала бедрами и облизывала губы, накрашенные кроваво-красной помадой, своим остреньким языком. А толстяк брел, как загипнотизированный удавом кролик, и повторял:

– Дана…

Однако прежде чем выйти на улицу, Хоукс осмотрелся. Ничего подозрительного он не заметил. Какой-то пожилой мужчина, прижимая пакет с порвавшимися под тяжестью продуктов ручками, пробежал мимо. На стоянке у вишневого джипа крепко сбитый молодой человек кормил с ладони бродячую собаку. Вокруг большой клумбы с визгом носились дети, которым, видимо, наскучило торчать у постели занемогшего родителя.

Успокоенный мирным пейзажем, инженер вышел.

– Дана, как ты здесь очутилась? – спросил Хоукс, вдыхая неповторимый аромат женщины, действовавшей на него как самое сильное возбуждающее средство.

Продолжая сиять улыбкой, девица сделала шаг навстречу. Дана была хороша. Затянутая в голубые классические джинсы, она походила на фотомодель, рекламирующую продукты здорового образа жизни. Только скверно замаскированные макияжем мешки под глазами свидетельствовали, что девица далека от целомудренного времяпрепровождения и предпочитает предаваться пороку.

– Нам надо о многом поговорить, – торопливо бормотал Хоукс, пытаясь поймать ее руку.

– Во-первых, здравствуй! – Дана ловко увернулась и поднялась на одну ступень выше. – Во-вторых, тебе действительно не стоит молчать.

Взяв голову инженера обеими руками, она чуть приоткрыла губы и впилась в Хоукса долгим поцелуем. Острый язык девицы раздвинул зубы Стивена, проникая все глубже и глубже. От возбуждения инженер присел, будто готовясь взмыть в небеса. Он даже начал задыхаться. Атаки, оказывается, бывают не только психологические, но и эротические. Последнюю девица провела просто классно.

Инженер не заметил, как из джипа вынырнул долговязый вместе с мордастым напарником. Они рысью, прямо по клумбе, подбежали к лестнице.

Изнемогающему от удушающего поцелуя инженеру было одновременно и очень приятно, и не слишком удобно. Дана вытворяла своим языком черт знает что. В другой обстановке Хоукс, невзирая на прошлое, немедленно занялся бы с ней любовью, оставив разборки на потом.

– Дана, нам надо разобраться в происходящем, – выдавил Хоукс.

– Надо… Но не с этой кобылой и не здесь, – отрезал грубый голос.

И в тот же момент вороненый ствол пистолета уперся в поясницу мистера Хоукса. Он отшатнулся от девицы. Дана смотрела на инженера с холодной улыбкой предательницы. Размазанная помада придавала ее мордашке зловещее выражение, точно она напилась крови и, плотоядно облизываясь, ждет новой порции.

– Стерва, – выдохнул Стивен.

– Коротенькая сказочка окончилась, дорогой, прежде чем ты, мудак, успел кончить в штанишки, – довольная грязным каламбуром, сочиненным на ходу, Дана резко развернулась и направилась к джипу.

Инженер был в надежных руках. С двух сторон его контролировали «стволы», а глаза бандитов выдавали непреклонную решимость не выпускать жертву при любом ходе событий.

– Сейчас мы аккуратненько идем и садимся в тачку. Вздумаешь орать, получишь по загривку. Дернешься – вставлю свинцовую клизму. Где второй мудак?

Боярин говорил тихо, но внушительно.

Перечить бандиту было бесполезным занятием.

– В реанимации… – просипел инженер.

– Самое место для него… А теперь перебирай поршнями… Двигай к тачке, – лицо Боярина растянулось в ухмылке, похожей на волчий оскал.

Для острастки он буквально вонзил «ствол» под ребра инженера. Хоукс непроизвольно вскрикнул и, согнувшись, заковылял к джипу. У машины бандит, руководивший захватом, нагнул пленнику голову. Резким движением Боярин втолкнул американца в салон «Тойоты».

– Принимайте клиента, – весело прорычал долговязый. – Заводи, и сматываемся!

Эти слова адресовались водителю, возле которого прихорашивалась, глядя в зеркало заднего обзора, Дана.

Но прежде чем уехать, джип, сделав разворот, протаранил припаркованный мотоцикл. «Урал» упал набок, брызнув осколками стекла разбившейся фары.

– Теперь полный порядок, – удовлетворенно пробормотал Боярин, набирая номер на мобильнике, чтобы доложить шефу о безупречно проведенной акции.

Святой не нашел американца в вестибюле больницы. Он несколько раз прошелся по коридору, заглянул в воняющий хлоркой туалет. Сумка с оружием, оставленная под скамейкой на попечение инженера, была на месте. Повесив ее на плечо, Святой застыл в недоумении. Глухая волна раздражения медленно нарастала в душе экс-спецназовца.

– Кретин, – сквозь зубы процедил Святой, определяя дальнейшее направление поиска.

– Простите… – кто-то мягко прикоснулся к его плечу. – Вы друга потеряли?

Готовый к любым неожиданностям, Святой чуть приспустил плечо, и ремни сумки соскользнули вниз. При необходимости он мог одним движением извлечь ружье с коротким стволом и передернуть затвор. Но необходимости пускать в ход оружие не было. Перед ним стояла пышнотелая блондинка, у которой белый халат не сходился на арбузном бюсте.

– Да, просил подождать, а он куда-то испарился, – изображая высшую степень растерянности, сказал Святой.

Медсестра, похожая на певицу Ларису Долину до похудания, горела желанием помочь симпатичному мужчине, запавшему в сердце, что называется, с первого взгляда. Она придвинулась, касаясь бюстом широкой груди Святого, и, сделав круглые глаза, произнесла заговорщическим шепотком:

– А вашего приятеля того…

Чтобы ускорить изложение информации, Святой взял женщину за плечи и деликатно встряхнул.

– Кто?

– Пигалица заджинсованная и двое мордоворотов. Затолкали в темно-вишневый джип и укатили так быстренько, быстренько…

Медсестра оказалась на редкость толковой женщиной. Уловив, что каждая подробность важна для статного красавца, она без запинки, словно рапортуя, выдала свои наблюдения. К тому же глаз у блондинки был наметан, как у профессионального сыщика, привыкшего фиксировать все нюансы.

– Я подымить вышла… Курнуть с вашим другом за компанию. Глядь, его пигалица взасос целует. Ну, я и повернула обратно, чтобы интим не перебивать. А потом решила понаблюдать, порадоваться чужому счастью. У нас в больнице скорее слезы увидишь, чем такое…

Святой не перебивал. Иногда проще и быстрее выслушать все, чем задавать наводящие вопросы, от которых люди сбиваются и теряют нить разговора.

– Я у окошечка за шторкой пристроилась и наблюдаю. Соплячка возле вашего друга потерлась и отвалила. Знаете, пошла так, задком вихляючи, как приличные женщины не ходят. А от машины двое жлобов прут, как паровозы. По клумбе, по цветам… Ну прямо как кабаны, – медсестра остановилась, воссоздавая в памяти подробную картину происшедшего. Исправив ошибку в памяти, она торопливо продолжила: – Нет. Эта коза худосочная еще облизывала вашего друга, когда парни подлетели и взяли его в клещи. У меня сердце в пятки ушло. Думаю, будут метелить мужика. Уж больно хари у них были зверские, бандитские какие-то, – она удрученно поджала губы и глубоко вздохнула, так что ложбинка между грудей сомкнулась, словно створки закрывающейся ракушки.

В конце содержательного монолога блондинка назвала марку машины и, что удивительно, полный набор цифр и букв номерного знака внедорожника. Иссякнув, медсестра легким толчком ладони отстранилась от Святого, поняв, что сейчас мужчине не до нее и знакомство вряд ли будет продолжено.

Благодарность незнакомца была скупой, короткой и совсем не джентльменской. Хлопнув блондинку по плечу, Святой рванул на выход. Но, остановившись у двери, он послал глазастой медсестре нечто вроде воздушного поцелуя.

Времени на раздумья не было. Далеко похитители уйти не могли. Но на ближайшем перекрестке машина свернет, и тогда поиск станет невозможным. Темно-вишневый джип следовало догнать на прямом, как стрела, отрезке шоссе длиной в метров шестьсот до первого светофора. Святой надеялся, что у бандитов не хватит ума петлять по дворам, заметая следы. Такие парни привыкли действовать напролом, не утруждая себя чрезмерной изобретательностью.

Осмотр покореженного «Урала» поверг Святого в уныние. Вместо мотоцикла с отменными ходовыми качествами перед ним лежала груда покореженного металлолома. Скорее руководствуясь отчаянием, чем здравым смыслом, Святой поднял металлическую рухлядь и попытался завести. С равным успехом он мог попробовать реанимировать труп. Двигатель не подавал никаких признаков жизни. Порванные тросики сцепления и газа болтались, точно бельевые веревки, сорванные ветром.

– Скоты, – раз за разом повторял Святой, беспомощно озираясь.

За его мучениями с глуповатой ухмылкой наблюдал плотный, вальяжного вида мужичок. Он приехал на черной «Ауди», откуда неспешно достал картонную коробку, наполненную доверху фруктами и другой снедью.

– Чего корячишься? Теперь из этого только самокат собрать можно, – самодовольно усмехаясь в густые, черные, под цвет автомобиля, усы, сказал водитель «Ауди», обращаясь к Святому.

Тот машинально взглянул на номер, начинавшийся с литеры В и заканчивающийся двумя литерами А.

«Номерок крутой. Зарезервированный за должностными лицами администрации президента. Любой гаишник вытягивается по струнке, увидав такой козырной номерок, – Святой искоса посмотрел на неприятно ухмыляющегося усатого. – Но ты, приятель, наверняка только слуга при господском столе. Лакей на подхвате. У хозяев страны родственники в обычных больницах не парятся. За границей лечатся или в клиниках, куда простым смертным вход запрещен. Какую же шишку ты, таракан усатый, возишь?»

Впрочем, ответ на вопрос меньше всего интересовал Святого. Он сразу оценил открывшуюся возможность, выраженную в ключах, которыми, небрежно нацепив кольцо на палец, болтал усатый.

Цель оправдывает средства. Многие критикуют этот лозунг ордена иезуитов, и совершенно напрасно. Все зависит от обстоятельств и, конечно же, цели. У Святого она была самой благородной. Поэтому не колеблясь он бросил мотоцикл и, вытирая на ходу руки, подошел к усатому водителю «Ауди». Заподозрив неладное, тот запаниковал. Слишком порывистыми были движения Святого.

– Ты чего? – Усатый приподнял коробку, словно пытаясь закрыть лицо. – Я твой драндулет не сбивал. Ты же видел, как я подъехал.

Подойдя на расстояние вытянутой руки, Святой натужно усмехнулся и выпалил первую пришедшую на ум фразу:

– Закурить не найдется?

Странно, но обычная примочка уличных хулиганов подействовала на служащего солидной конторы, которой без сомнения является администрация первого лица в стране, успокаивающе. Он нагнулся, чтобы поставить ящик, и тут пальцы Святого вспорхнули над затылком усатого.

В эту минуту Святой был похож на пианиста, исполняющего сложную гамму, – так быстро и виртуозно двигались его пальцы. Древнее искусство жалящего прикосновения, оттачиваемое веками в юртах кочевников и под островерхими крышами буддийских монастырей, передал ему степной мудрец, вечный странник по имени Ульча, полагавший, что отдает дар в надежные руки. Старый, как сама степь, кочевник наверняка одобрил бы действия воспитанника.

Водитель ничего не почувствовал: ни боли, ни страха. Он лишь блаженно зажмурился, точно объевшийся сметаной кот. Только тонкая струйка слюны выбежала из уголка рта усатого.

Обмякшее тело Святой заволок в кусты, куда поставил и коробку с провизией. Ряд машин заслонял его от прохожих. Поэтому никакой паники действия Святого не вызвали. Сев в машину, он воткнул ключ в замок зажигания. Двигатель мерно зарокотал, и «Ауди» понеслась в погоню. Проехав через ворота, Святой поддал газа, вылетая на линию шоссе.

Группа пациентов пенсионного возраста, принимающая солнечные ванны на скамейке, под которой валялись несколько бутылок из-под горячительных напитков, обменялась мнениями:

– Гля, бляха, как суки рассекают…

– Номера правительственные, вот они, пидарасы, и балдеют.

– Это Сергуни корыто, сынка коровы из пятой палаты. Он офигенную кремлевскую шишку возит, – достоверные сведения высказал дедок с физиономией алкоголика, перепробовавшего на своем веку все спиртосодержащие жидкости.

А Святой уже мчался по шоссе. Спидометр показывал недопустимую для городских улиц скорость. Но его никто не смел останавливать. На крышу Святой выставил проблесковый маячок. Так всегда поступают американские полицейские, преследующие преступников, и российские госдеятели, спешащие обсудить будущее страны в парилке или ресторане с другими государственными мужами. Хитрую систему Святой нашел в «бардачке» и не преминул ею воспользоваться.

«Хорошо, что Немцов не пересадил всех деятелей на „Волги“. Немецкие тачки побыстроходнее и понадежнее будут», – не слишком патриотично размышлял Святой, вспомнив опыты молодого реформатора.

Джип он нагнал минут через семь на самом перекрестке. Святой не имел права подвергать опасности жизнь людей, заполнявших улицы города. А они были повсюду. Старые, молодые, красивые и уродливые, умные и круглые дураки, убежденные трезвенники и законченные алкоголики перемещались по серому, словно припорошенному пылью асфальту, плавившемуся от жары. Они, и только они могли распоряжаться своими жизнями.

Святой смотрел на прохожих и мучительно составлял безопасный для окружающих план. Атаковать в открытую Святой не рисковал, хотя его ладонь грела ствол ружья, лежащего рядом на сиденье. Бандиты обязательно откроют ответный огонь, и прохожие попадут под град пуль. Такую цену за свободу инженера Святой заплатить не мог.

В джипе праздновали победу. Отрапортовавший хозяину Боярин отдыхал, потягивая из банки теплое пиво. Он громко отрыгивал, норовя попасть газами, вырывающимися из его чрева, в лицо Хоуксу.

– Ну, ты заставил нас попотеть. Чего молчишь, засранец? Брезгуешь базарить с российской братвой? Ничего, Ястреб тебе язык развяжет. Хватит, отнянчились, – лениво вещал долговязый, изредка пиная Стивена локтем.

Сидевшая на переднем сиденье Дана молчала и не оборачивалась.

– Менты, – неожиданно прошипела девица.

Джип остановился, а скрип тормозов заглушил щелканье затворов. В салоне установилась тревожная тишина. Ее прервала угроза Боярина:

– Слышь, америкашка, только пикни! Всю обойму в брюхо выпущу.

Бдительный гаишник, заметивший «Ауди» с номенклатурными номерами, решил отметиться перед большим начальством. По его мнению, джип, за которым волочился автомобиль, мешал обгону. Тормознув вишневый внедорожник, гаишник пропустил лимузин и взял под козырек. Святому ничего не оставалось делать, как проехать мимо, кивком поблагодарив подхалима в форме.

– Начальник, мы что-то нарушили? – Конфликт с гаишником улаживала Дана.

Подарив блюстителю порядка парочку обольстительных улыбок и несколько купюр, талантливая проходимка вернулась к дружкам.

– Боярин, а ведь «Аудюха» за нами тащится почти от самой больницы. Проморгал «хвост», командир, – как бы рассуждая сама с собой, произнесла девица.

– Не вешай лапшу на уши, – не слишком уверенно ответил долговязый, беспокойно заерзав на сиденье.

– Крутой Хоуксика Лишаю не отдал и тебе вроде бы дарить не собирался. Прикинь, что к чему… Мотоцикл угробили, а тачку он позаимствовать мог, – в рассуждениях Даны была железная логика.

Командир группы захвата занервничал. Он завертел головой на все четыре стороны. Черная «Ауди» опять следовала за ними. Когда дистанция сократилась, Боярин схватил за волосы инженера:

– Смотри на водителя. Твой корефан?

Зажмурившись от боли, Стивен по-щенячьи взвизгнул:

– Мой.

– Недолго фраеру выдрючиваться осталось.

Боярин достал сверкающую хромом «беретту»…

С этой секунды поведение темно-вишневого джипа резко изменилось. Машина взяла курс на юго-запад, вырываясь из плена городских улиц на простор Московской кольцевой дороги. Водитель «Тойоты» резко менял скорость движения, пытаясь оторваться от черного лимузина. Несколько раз он проскочил на красный свет, умудрился выехать на тротуар и попробовал уйти от преследователя через арку проходного двора.

Все хитроумные финты водителя джипа терпели фиаско. «Ауди» темной тенью неслась за ними. Игра в прятки закончилась. Теперь каждый знал, кто есть кто.

Святой, догадавшись, что его уводят за город и что его висение на хвосте не является секретом, облегченно вздохнул. Бандиты запаниковали, и это было ему на руку. Рано или поздно они должны были допустить ошибку, подставив себя под удар.

– Побегайте, твари, побегайте… – твердил Святой, пододвигая ружье поближе.

Старший группы захвата действительно терял контроль над собой. Он вертелся, словно ему под задницу подложили горсть кнопок. Приклеившись узкой продолговатой рожей, похожей на лошадиную морду, к заднему стеклу, Боярин скрипел зубами от злости. По мобильнику он связался с шефом и запросил подмоги, решив не заниматься самодеятельностью.

– За америкашку молодец! Уводи падлу к лукойловской заправке. Я с парнями выезжаю навстречу. И не суетись, Боярин. Не подставляйся понапрасну, – спокойно, слишком спокойно сказал Ястреб, назначив место сбора.

Это фальшивое спокойствие босса тревожило бандита не меньше, чем черная «Ауди» за спиной. От нервного перенапряжения долговязый стал громко икать, сопровождая горловые спазмы забористой матерщиной. Временами, отвлекаясь от машины преследователя, он приставлял к виску инженера ствол пистолета и угрожающе рычал:

– Подведет тебя друган под монастырь. Ой, подведет. Обоим мозги повышибаю.

Самой спокойной оставалась девица. Дана сидела прямо, словно проглотив стальной стержень. Она только презрительно фыркала после очередной тирады долговязого и зябко поводила плечами.

– Чего шипишь, дура? Думаешь, я боюсь козла, который за нами пилит? – вызверился Боярин, продолжая вертеться волчком. – У меня приказ Ястреба дотянуть до заправки, до места встречи с командой. Мы в команде работаем, уяснила, кобыла?! Вздрючить бы тебя во все дыры.

– Хрен сломается, – сквозь зубы огрызалась девица с неестественно расширенными зрачками кокаинистки.

Машины приближались к эстакаде то ли автомобильного, то ли железнодорожного моста. Трасса ныряла под бетонный потолок, закрывавший небо. Водитель «Тойоты» непроизвольно сбавил скорость, ослабив давление подошвы на педаль газа. Сразу за мостом начинался перелесок, тянувшийся вдоль обочины с неглубоким кюветом километра три. За тем перелеском находилась заправка с трепещущими на ветру флагами компании «Лукойл».

Перед мостом Святой сказал себе:

– Пора.

Ружье переместилось к нему на колени. Не включая света, он направил автомобиль в сумрачный туннель. Гул моторов заполнил каменную горловину. Встречная полоса была свободна, и Святой не мог не использовать открывшуюся возможность пойти на обгон. Пройдя впритирку с «Тойотой», автомобиль преследователя выдвинулся на полкорпуса вперед. Когда они выехали из-под каменных сводов моста, Святой крутанул руль направо, подставляя заднюю часть казенного лимузина под удар.

От столкновения джип пошел юзом и вылетел в кювет. Досталось и чиновничьему лимузину. Зад «Ауди» смялся в гармошку. Святой ударил по тормозам. Автомобиль занесло и развернуло поперек дороги. Счет шел на сотые доли секунды. Отстегнув ремень безопасности, Святой выскочил с ружьем наперевес. Из застрявшего джипа горохом посыпались люди.

Первым на линии огня оказался водитель. Впрочем, бойцом он был никудышным. При столкновении водила повредил грудную клетку, сильно ударившись о колонку рулевого управления. Пуская ртом кровавые пузыри и заходясь в надрывном кашле, он выстрелил почти наугад. Пистолет плясал в его нетвердой руке. Прячась за его спиной, открыл беспорядочную стрельбу и мордастый громила.

Пули роем рассерженных пчел понеслись к Святому. Но он не пригибаясь шел по шоссе и медленно поднимал руку с ружьем, совмещая мушку с переносицей водителя, попятившегося назад. Если бы за спиной водилы не торчал верзила, то тот, наверное, бросился бы наутек. Однако верзила, доставший второй пистолет из наплечной кобуры, решил поизображать из себя ковбоя, принявшись палить от бедра из обоих стволов.

Ответный ход Святого был прост и эффективен. Тщательно прицелившись, он плавно спустил курок. Заряд, состоящий из стальных шариков, снес левую сторону физиономии водилы, превратив ее в мешанину из осколков костей, мышц и плоти. Вторая часть заряда, обладавшего невероятной убойной силой, размозжила макушку черепа верзилы, вскрыв ее как скорлупу вареного яйца.

Сраженные наповал одним выстрелом, бандиты беззвучно улеглись друг на друга в кровавой свалке.

Настал черед Боярина, так бездарно провалившего акцию захвата. Но без боя долговязый сдаваться не хотел. Он сгреб в охапку инженера и вытолкнул из машины. Прикрываясь живым щитом, Боярин двигался от джипа в сторону кювета. Противник вдруг стал невидимым. Только что он гордо, в полный рост шествовал по шоссе и вот сейчас неожиданно исчез. Только порыжевшая от солнца трава едва шевелилась на склонах кювета.

– Даю полсекунды, сучара! Потом я прикончу толстяка! – озираясь дико вытаращенными глазами, проорал Боярин.

Он не понимал, куда спрятался противник, отчего совсем потерял голову. Владелец хромированной «беретты» привык иметь дело с себе подобными жлобами, действующими нахрапом, добиваясь победы жестокостью при минимуме фантазии и умения. С настоящими профессионалами он не сталкивался.

Пока дезориентированный бандит митинговал, держа Хоукса за глотку, Святой полз по-пластунски по дну кювета. Ему надо было занять позицию, с которой можно было бы вести огонь, не подвергая опасности инженера. Святой передвигался, словно ящерица, быстро и бесшумно. Такое искусство достигается годами тренировок, помноженными на проверку под пулями в «горячих точках».

– Покричи, приятель! Выговорись, – молился про себя Святой, опасаясь, как бы долговязый действительно не сорвался и не всадил свинец в голову инженера.

Боярин продолжал кричать. Ориентируясь по звукам, Святой выбирал рубеж, с которого нанесет последний удар. Противник был где-то совсем близко, справа от него. Святой осторожно начал подниматься, вжав в плечо приклад ружья.

«Пригнись, Стивен», – просил он, понимая, что усиленный заряд неминуемо заденет инженера.

Но его величество удача была на стороне экс-спецназовца. Оглушенная при столкновении Дана осталась в машине и не участвовала в перестрелке. Девица вытянула цыплячью шею и смотрела в сторону серой ленты шоссе, пытаясь предугадать ход событий. Ее команда терпела поражение. Дана видела, как сложились штабелем двое бандитов и как тупоголовый Боярин мечется на открытом пространстве вместе с толстяком. Она заметила и ловкие маневры Святого. Но мозги, испорченные наркотой, были плохим советчиком. Они подсказали неверное решение, заставив девицу выйти из машины и надрывно выкрикнуть:

– Придурок! Он же через канаву к тебе подбирается!

Долговязый отреагировал на предупреждение совсем не так, как ожидала добровольная помощница. Обезумевший от ярости Боярин, чьи нервы были на пределе, выпустил пол-обоймы в сторону девицы раньше, чем успел сообразить, что расстреливает своего единственного союзника. Он стрелял рефлексивно, на крик.

Пули угомонили худосочную девицу. Выгнувшись в предсмертном полете, Дана схватилась за грудь и рухнула в желтую траву.

Настал черед действовать Святому. Он использовал момент с толком. Кувырком Святой выбрался из кювета, припал на правое колено и моментально взял на мушку журавлиную фигуру бандита.

– Стив! Ложись! – проревел Святой, точно корабельная сирена.

Американец оказался молодчиной. Он не стал геройствовать. Вывернувшись, Хоукс распластался на земле, закрыв голову ладонями. Это было именно то мгновение, когда устанавливается хрупкое равновесие, после которого кто-то умирает, а кто-то продолжает жить.

Дистанция между Святым и бандитом была не более полуста метров – ничтожное расстояние для прицельной стрельбы даже стальными шариками. Острый, выпирающий кадык Боярина был взят на мушку. Святой не позволил долговязому нагнуться и спрятаться за грузным телом американца. Он выстрелил первым.

Стальной рой с оглушительным визгом ушел к Боярину. Шарики, как сотня хирургических скальпелей, полоснули по шее бандита, расчленяя его шейные позвонки. Смерть Боярина была быстрой и почти без мучений. Его голова, ампутированная стальным зарядом, отделилась от туловища и запрокинулась набок, держась лишь на лоскутах кожи и мышц. Обезглавленный бандит упал рядом с Хоуксом.

Волна горячей, красной жидкости обдала инженера. Облитый кровью долговязого, Хоукс вскочил на ноги и заорал на интернациональном языке ужаса, перемежая английские и русские слова:

– Fuck… твою мать…

Подбежавший Святой вкатил инженеру пощечину, единственно доступное лекарство против стресса. Вопли застряли в горле американца. Он онемело тыкал пальцем, указывая на укороченное тело, фонтанирующее кровью.

– Стивен, живой? – спросил Святой, на которого труп не произвел впечатления.

За годы военной карьеры он насмотрелся на мертвецов, изувеченных похлеще, чем Боярин.

– Да-а-а… – по-овечьи проблеял инженер.

– Тогда ноги в руки и сматываемся отсюда. Мы не похоронная команда, и, кажется, скоро сюда пожалуют безутешные дружки покойного. Пусть они возьмут на себя расходы по похоронам. Наша часть программы исполнена, – нашел в себе силы пошутить Святой.

Мрачноватого юмора американец не принял. Он всхлипнул, но, совладав с эмоциями, попытался что-то ответить. Однако горловой спазм, сковавший голосовые связки инженера, накрепко запечатал его рот. Вместо слов Хоукс издал свистящий звук, похожий на шипение испорченного патефона.

– Двигаемся на выход. Занавес опустился, спектакль закончен, – Святой взял подопечного толстяка за руку.

Он намеревался скрыться в перелеске, чтобы спрятаться за деревьями, привести обляпанного кровью американца в порядок и немного отдышаться. Разбитые автомобили на роль транспортных средств не годились. В город надо было добираться или на попутках, или на каком-нибудь пригородном транспорте.

Понемногу Хоукс отходил. Его зубы перестали выбивать чечетку, а к щекам прихлынула кровь. Взгляд его стал осмысленным, вот только ноги плохо сгибались в коленях.

– Идти сможешь? – участливо поглядывая на спутника, спросил Святой.

– Смогу, – слабо улыбаясь, ответил Хоукс.

Они направились к джипу. Святой все-таки надеялся завести машину и хоть часть дороги домой преодолеть побыстрее. Внешне «Тойота» выглядела неплохо, но, подойдя поближе, они увидели смятый левый бок.

– Безнадега! – однозначно определил Святой, даже не заглядывая под капот.

Инженер друга не услышал. Он стоял рядом с телом девушки, лежащей на багровом ковре окрашенной кровью травы. Смерть сделала Дану безобразной. Ее личико, скованное гримасой агонии, скалилось в жуткой улыбке. Острый язык, незаменимый инструмент сексуальных утех, вывалился наружу, лоскутом красной тряпки свесившись до подбородка. Выбитый пулей глаз зиял черным провалом. Еще три отверстия располагались в шахматном порядке от груди до поясницы.

Бесшумно подошедший Святой спросил:

– Она?

Вместо ответа инженер с шумом выдохнул воздух, точно бегемот, ныряющий под воду.

– Глупо подставилась. Совсем малявка, – задумчиво произнес Святой, глядя на тонкие, худые ноги девицы, по которым, выстроившись цепочкой, уже ползли деловитые черные муравьи.

Насекомые передового отряда торили дорогу, пробираясь вперед. Хоукс присел, смахнул ладонью мурашей и сентиментально всхлипнул.

– Хватит, – грубо тряхнув Хоукса за плечо, произнес Святой, не одобрявший чувствительного припадка инженера. – Она сама выбрала судьбу.

– Судьбу не выбирают, – с необычной твердостью в голосе произнес американец, тяжело поднимаясь.

Они собрались уходить, когда в салоне джипа что-то мелодично тренькнуло. Звук был негромким и непрерывным. Хоукс вздрогнул, словно через него пропустили разряд электрического тока. Он вопросительно уставился на Святого, предоставляя ему право решать.

– Что это? – зачем-то перейдя на шепот, спросил Стивен.

– Сейчас узнаем, – забираясь в салон, сказал Святой.

Трубка мобильника, упавшая вниз, лежала между передними сиденьями около углубления, заполненного сигаретными пачками, коробками с компакт-дисками и нераспечатанными пивными банками.

Святой взял трубку. Кто-то настойчиво выходил на связь. Откинув пластину, расположенную в нижней части трубки, он вышел на линию и сразу же отстранил аппарат от уха, оглушенный тирадой, похожей на очередь из скорострельного оружия.

– Боярин, что за бодяга! Ты куда запропастился! Мы готовы встретить гостей… Боярин, ты уже заколебал своей тупостью, – голос вулканом клокотал в трубке, грозя разорвать мембрану в клочья.

Святой усмехнулся и, не сдержавшись, прервал словесный поток:

– Боярин вряд ли поумнеет. Он, если я не ошибаюсь, лежит в разобранном виде с оторванным котелком. Попробуй склеить. С другими дела обстоят таким же образом.

В трубке наступила минута молчания.

– Кто это?

Голос невидимого абонента мобильника разительно изменился. Властные нотки сменились растерянностью.

– Гости, которые не приедут, – выбираясь из джипа, ответил Святой.

Он догадался, что беседует с вожаком своры, охотившейся за инженером. Впрочем, и собеседник достался ему догадливый и осведомленный, даже чересчур информированный.

– Святой? – почти утвердительно произнес говоривший.

– Мы знакомы?!

– Заочно. Скоро познакомимся поближе, – с хрипотцой, выдававшей приступ едва сдерживаемого бешенства, ответил невидимка. – Я – Ястреб! Наш заокеанский товарищ небось все уши прожужжал обо мне. Кстати, передавай привет мистеру Хоуксу, мы ведь с ним почти однофамильцы.[1] Он рядом?

Святой взглянул на съежившегося инженера. Он прислушивался к беседе, и бледность с зеленоватым оттенком возвращалась на его округлую, сытую физиономию.

– Тебе, пернатый, без надобности знать, где он, – отрубил Святой, готовясь прекратить бесполезную словесную дуэль, отнимающую драгоценное время.

– Рядом ошивается, – жизнерадостно произнес Ястреб.

Святой не мог видеть, как от бензозаправочной станции, дымя протекторами на поворотах, выносятся на трассу три легковушки, набитые боевиками. Но по помехам, возникшим в трубке, он определил, что разговор уже ведется по ходу движения.

– Не торопись, Ястреб! Я сам тебя найду, – с максимальной иронией сказал Святой, взмахом руки приказав инженеру двигаться к лесу.

– Давай. Рад буду побазарить с человеком, которого вроде бы и нет на этой бренной земле. Слушай, Святой, я не с призраком разговариваю? Может, забьем «стрелку»? Обмозгуем, как нам мирно разойтись, остаться при своих интересах. У меня есть любопытное предложение, – насмешливо, растягивая слова, говорил Ястреб, упиваясь собственным юмором и красноречием.

Но в его словах сквозила смертельная угроза.

– «Стрелку» забить? Уволь… не переношу вони. А от тебя, Ястреб, падалью за километр смердит… Пока, до скорого, – размахнувшись, Святой отшвырнул мобильник.

Быстрым шагом, переходящим в бег трусцой, бывший спецназовец и неуклюжий, похожий на откормленного к Рождеству гуся инженер добрались до кустарника и растворились среди зелени смешанного леса. Их силуэты были уже неразличимы на фоне частокола стволов, когда на горизонте возникла кавалькада машин, мчавшихся с бешеной, превышающей все допустимые нормы скоростью.

Караван легковушек синхронно затормозил у обочины напротив одиноко торчавшего среди поля джипа.

Осмотрев трупы, Ястреб, играя желваками на скулах размером с голубиное яйцо, быстро вернулся в перламутровый «Понтиак».

Слаженно развернувшись, колонна автомобилей понеслась по трассе, направляясь в изнывающую от летней жары Москву.

Конец ястребиной охоты

Глава 1

Меч создал справедливость.

М. Волошин

Часа за три до перестрелки на Московской Кольцевой дороге Дарья Угланова покинула кабинет главного редактора. Совещание проводилось по пустяковому поводу и было посвящено в основном внутриколлективным склокам. Наругавшись всласть, коллеги разбрелись по своим углам пить кофе и обсуждать гнилую политику начальства, привыкшего стравливать сотрудников между собой.

Дарье в здании редакции делать было нечего. Совещание оставило в душе неприятный осадок, который быстро улетучился после рюмки коньяка, выпитой в кабинете приятельницы, заведовавшей отделом светской хроники. Дама, собиравшая сплетни об известных людях, настроилась на долгий разговор с детальным перемыванием косточек всех участников совещания. Но Углановой было недосуг заниматься болтовней. Поблагодарив за угощение (а у хроникерши в нижнем ящике стола всегда водился отменный коньяк), она стрельнула у подруги длинную ментоловую сигарету и, прикурив, направилась к выходу.

– Как наш фотограф поживает? – спросила дама, давно положившая глаз на Святого. – Что-то этот симпатюля отлынивает от работы. Может, одолжишь мужика? Мой фотограф заболел, а тут скоро грандиозная тусовка намечается.

Двусмысленный намек покоробил Дарью. Свободная в нравах, она тем не менее ни с кем не собиралась делить любимого человека. Остановившись в дверном проеме, журналистка обернулась:

– Он фуфлом не занимается. Найди другого.

– То есть? – скорчив невинную физиономию, спросила хроникерша.

– С объективом заползать под юбки попсовым звездочкам, чтобы заснять нижнее белье или отсутствие оного, мой друг не станет. И трахать тебя не будет. Лучше купи своему мужу «Виагры», чтобы наслаждаться спокойной семейной жизнью, дорогая.

Смяв белый длинный цилиндрик с золотым ободком у фильтра, журналистка затушила сигарету о дверной косяк и, подарив подруге ядовитую улыбку, вышла, громко хлопнув дверью.

– Язва! – выкрикнула дама вдогонку.

Коньяк придал журналистке необычайное чувство легкости. Это была доза необходимого организму допинга. Ночью Дарью мучили кошмары, и на совещание она отправилась абсолютно не выспавшейся. Ей снилась разная гадость. Какие-то твари, будто скопированные из фильмов ужасов, мылись вместе с ней под душем, заползали под одеяло, прикасаясь к телу липкими конечностями, насильно раздвигали ноги, пытаясь совокупиться.

Днем, после коньяка и пикировки с подругой, ночные ужастики воспринимались Дарьей с юмором. В вещие сны журналистка не верила с детства.

Решив неотложные дела, Угланова позвонила из редакции домой. Ей никто не ответил.

– Куда все запропастились? – Она раздраженно бросила трубку на рычажки.

Пожилой коллега, писавший о спорте, поправил телефон, придав скособочившейся трубке идеально ровное положение.

– Мужиков без присмотра оставлять нельзя, – с видом философа произнес спортивный обозреватель. – Но и телефоны ради нас ломать не стоит.

– Это с какой стороны посмотреть, – так же туманно, с намеком на глубокий смысл, ответила Дарья.

На этом ее обход редакции завершился. Подкрасив губы перед зеркальной стеной в вестибюле редакции, Дарья вышла на улицу.

Летний день был в разгаре. Ослепительно рыжее солнце вставало в зенит, обжигая крыши домов. Надев черные очки, Дарья направилась к охраняемой автостоянке, где ее дожидалась бирюзовая малолитражка, которую она любовно называла «моя малышка».

Усесться в «малышку» не удалось. Какой-то слабоумный или чрезмерно наглый владелец сигарообразного корыта заблокировал выезд. Прочитав охраннику длинную нотацию с применением непарламентских выражений, Угланова пнула четырехколесного монстра по колесу.

– Я схожу за покупками и, когда вернусь, разнесу эту лайбу по болтикам. А ты, Юрочка, перестанешь дрыхнуть на службе.

Охранник, конопатый парнишка с лицом, не обремененным интеллектом, влюбленно пялился на эффектную журналистку, так не похожую на его сверстниц.

– Нет проблем. Оформим по высшему разряду, – невпопад, бессмысленно талдычил охранник.

Такая преданность растрогала Угланову. Потрепав парня по щеке, она покинула стоянку и отправилась посетить ряды муниципального рынка, расположенного через квартал от здания редакции.

Пешая прогулка благотворно подействовала на Дарью. Мужчины оборачивались ей вслед. Какой-то носатый тип, удивительно похожий на общипанного грача, восхищенно поцокал языком и отпустил неуклюжий комплимент, на который Угланова не захотела отвечать. Ей хватало морального удовлетворения осознавать себя действительно привлекательной женщиной. Ничто так не стимулирует настроения особам слабого пола, как знаки внимания представителей сильной половины.

Дарья шла, цокая каблучками, гордо приподняв подбородок и чуть выгнув корпус, шествуя, как модель на подиуме. У нее не было оснований вести себя иначе. Дома журналистку ждал любимый мужчина. В проекте намечался сенсационный репортаж, за который можно было отхватить престижную, возможно, международную премию. Синоптики обещали снижение температуры и проливные дожди. Даже прогноз гидрометеоцентра радовал Дарью.

До рынка было рукой подать. Желтый рекламный щит с надписью «Выставка-продажа памятников» всегда бесил журналистку своей несуразностью. Реклама возвышалась над арочным входом вместе с лозунгом кофейной компании «Нескафе» – «Все к лучшему».

Но сейчас, ступая на зебру пешеходного перехода, Даша засмеялась идиотскому сочетанию рекламы надгробий и дарующего бодрость напитка.

В уме она составляла список покупок, когда со стороны автобусной остановки вырулила белая «девятка». Будь девушка понаблюдательнее, она давно приметила бы машину, похожую на зубило, следовавшую за ней параллельным курсом достаточно долго. Водитель «девятки» пас журналистку почти в открытую, не пользуясь элементарными методами скрытой слежки.

Интенсивного движения на этом переходе никогда не было. Поэтому Угланова шла, уверенно глядя перед собой. До бордюра, через который надо было переступать, высоко поднимая ноги, оставалось полметра.

«Жигули», прибавив скорости, неслись прямиком на девушку. Женщина в цветастом платье, стоявшая под рекламой надгробий и, видимо, ждавшая потерявшуюся среди торговых рядов подругу, дико закричала.

Дарья отпрянула назад, заметив, что передние колеса «девятки» поворачиваются вслед за ней. Разогнавшись, водитель ударил по тормозам. Синий дымок горящих протекторов шлейфом протянулся за автомобилем. Противный скрежещущий звук резанул по барабанным перепонкам. К крику посетительницы базара приплюсовался басовитый мужской голос:

– Мудаки, куда прете!

Ничего этого Даша не слышала. Она онемела и оглохла от страха, и только зрение услужливо фиксировало надвигающийся перед «Жигулей» и удивительно хладнокровную рожу с нехорошей ухмылкой за лобовым стеклом.

Удар был несильный, но чувствительный. Пластиковый бампер подсек ноги Даши, и она упала на капот лицом вперед. Водила, дернувшись, сдал назад. Беспомощно взмахнув руками, Даша скатилась с капота и шлепнулась на воняющий гудроном асфальт.

Выскочивший из машины здоровяк помог девушке подняться. Встав, Даша осмотрела ноги. Сбитые колени кровоточили. Сильная боль атаковала с нескольких сторон. Попробовав пошевелить правой рукой, Даша ойкнула и схватилась за плечо, в которое словно вонзили раскаленную иглу. Так же разламывалась поясница.

– Ну, парни, вы и козлы, – Угланова приготовилась выдать горе-водителю по полной программе с применением нецензурных выражений.

– Извини, дорогая. Сейчас мы тебя в больничку мигом доставим. Компенсация за нами. Отстегнем в пределах разумного. Садись в тачку, куколка. Раз виноваты, то виноваты! – Здоровяк сгибался в полупоклоне, прикладывал руки к груди.

Его спутники не выходили из машины. Медленно, но верно начала собираться толпа. Однако ничего интересного, кроме девушки с разбитыми коленями и взлохмаченными волосами, люди не замечали. Зрелище не отвечало запросам взыскательной уличной публики, которую могли заинтересовать лишь серьезные вещи вроде моря крови на мостовой да обезображенных трупов. Поэтому, не успев собраться, толпа стала рассасываться. На месте происшествия оставались лишь самые стойкие и непосредственные свидетели.

– Дебилы! Кто так гоняет? Тебе, сволочуга, на велике трехколесном кататься надо, – активничала, не переступая через бордюр, тетка в цветастом платье.

Ее поддерживал пенсионер, смахивающий на пивную бочку:

– В ментовку, девка, в ментовку водилу тащи.

Признав повреждения несерьезными, Даша подбоченилась и приготовилась к дальнейшим разборкам с водителем. Ни в какую больницу она ехать не собиралась и денег от здоровяка взыскивать не хотела. Но ее уложили на асфальт, испортили загар на ногах, испачкали одежду и повредили плечо. Все это не могло пройти совершенно безнаказанным.

Амбалистый водила с серебряной цепью на бычьей шее, сравнимой по толщине с собачьим ошейником, настаивал, не позволяя пострадавшей открыть рта:

– Лапонька, поедемте скорее к врачу! У меня отличные медики схвачены. Сделают компрессик, и все дела. Я отвечаю, вернетесь домой как новенькая… А может, в рестик замахнем, отметим, так сказать, неожиданное знакомство.

Что-то липкое было в верзиле, сыпавшем предложениями. Липкое, как у монстров из ночных кошмаров. Гордо тряхнув копной темных волос, Даша дунула, убирая челку, упавшую на глаза, и достала блокнот.

– Что ты делаешь? – заискивающе улыбаясь, спросил верзила.

– Номер твой записываю, – Дарья намеревалась лишь припугнуть, не собираясь давать делу ход.

Водитель беспомощно оглянулся и развел руками. Дверцы «девятки» распахнулись. Насупленный громила с родимым пятном на лбу, приближаясь к девушке, бросил напарнику:

– Хорош, Моня, канителиться. Заводи тачку, и отваливаем. Сразу суку надо было заломать, а не представление разыгрывать… Ну ты, шалава, метнулась в тачку!

Последнюю фразу он прорычал, подойдя вплотную. Что-то твердое и холодное уперлось в диафрагму живота журналистки. Даша опустила глаза и увидела вороненую сталь пистолета. В груди Углановой бешено заколотилось сердце.

– Не рыпайся, писака! Прибью голыми руками, – прошипел Лишай, брызгая слюной.

Западня захлопнулась. Находясь почти в центре Москвы, Даша чувствовала себя беспомощным ребенком, к которому никто не мог прийти на помощь.

Безжалостная мужская рука толкнула девушку в машину. Она буквально закатилась в салон, как бильярдный шар в лузу стола. Присоединившийся верзила придавил Дашу своей тушей. Она оттолкнула бандита и тут же схлопотала пощечину.

– Сиди смирно, крошка, – пробасил Лишай.

Еле сдерживая рыдания, Даша пробормотала:

– А ты не лапай своими клешнями погаными.

Верзила подвинулся и без всяких эмоций добавил:

– Будь паинькой, и с тобой ничего не произойдет.

– Не указывай, – строптивость была у журналистки в крови.

– Иначе на хор пустим. Прямо на капоте по очереди поимеем. Врубилась, козочка? – без намека на шутку произнес меченый громила, заталкивая в пасть пластину жевательной резинки.

Добычу доставили на явочную квартиру, приобретенную Ястребом для любовницы. Наскучившую любовницу он отправил в отставку, приказав убраться из столицы подальше, а квартира осталась и использовалась в служебных целях банды.

Дарье отвели отдельные апартаменты с окнами, закрытыми стальными роллетами, не пропускающими солнечный свет. Сидя в полумраке, она анализировала ситуацию и находила свое положение безвыходным. Ее единственной надеждой был Святой.

– Только не раскисай, – твердила Даша, сидя на краешке тахты. – Все образуется.

Время тянулось медленно. Ее уединение никто не нарушал. Иногда она, свернувшись калачиком, ложилась, впадая в странное забытье. Перенапряженная нервная система девушки отключала сознание, даруя передышку. Затем Даша приходила в себя и мерила комнату шагами, маршируя от угла к углу.

Между тем обстановка вне импровизированной камеры была не лучше. Справившийся с заданием Лишай ждал дальнейших указаний, а они не поступали. Что-то срывалось у шефа, хотя безукоризненно выстроенные планы Ястреба никогда раньше не давали сбоев.

Расположившись за круглым столом, Лишай делился сомнениями с раскачивающимся на стуле Моней:

– Зря Боярина за америкашкой отправили! Влетит, блин, как пить дать влетит.

– Накаркаешь, – подперев рукой щеку, предупредил скучающий напарник.

Бандиты прождали достаточно долго, чтобы почувствовать себя забытыми. Склонный к обжорству Моня успел съесть даже крошки из пакета с картофельными чипсами и понуро бродил по комнате.

– Чего бы пожрать… Лишай, давай за хавалкой слетаю. Уши от голода пухнут.

– Терпи, терпило. Ястреб сказал не отлучаться с хазы, – вяло отбрехивался Лишай.

Нет ничего хуже ожидания и неопределенности. Выполнившие свою миссию бандиты не отваживались самостоятельно выходить на связь. Распоряжение шефа гласило – не заниматься самодеятельностью и, затихарившись на явочной квартире, стеречь журналистку, оберегая ее как зеницу ока. Ястреб обещал прибыть собственной персоной и забрать пленницу.

Посиделки закончились внезапно. Забытая на подоконнике трубка мобильника истерически заверещала раскатистой трелью. Очнувшись от полуденной дремки, Лишай протопал через зал и не спеша поднес мобильник к уху, поросшему клокастыми кустиками волос:

– Алло.

– Опухли от сна. Почему вошкаетесь и не отвечаете сразу? – Ястреб был вне себя от ярости.

Бандит слушал шефа с сосредоточенным лицом. Чем дольше говорил вожак, тем больше сходились к переносице густые брови Лишая. Следивший за реакцией напарника Моня без указаний нацепил наплечную кобуру и, проверив затвор пистолета марки «ТТ» китайского производства, затолкал оружие в кожаный футляр, расположенный у смердящей потом подмышки.

– Работа намечается? – спросил Моня, когда напарник положил трубку мобильника.

– Боярин американца просрал, – в адрес покойника Лишай отпустил ряд нелестных эпитетов.

– Я задницей чуял, что длинный облажается, – торжествовал водитель «девятки», ощущая внутреннюю тревогу.

Исправлять ошибки других – неблагодарное занятие.

– Хватит трендеть! Вытаскивай журналюгу и быстро в машину. Ястреб уже в городе нас дожидается, – выпрямив левую руку, Лишай надевал кожаную, поскрипывающую сбрую.

Команда меченого снова была в игре. Взяв в плотное кольцо, бандиты вывели Дашу из подъезда. Ей предстояло стать разменной монетой и приманкой одновременно. Но Угланова не знала об уготованной участи. Поднятая грубым окриком с тахты и вытолкнутая из полутемной комнаты, она задержала шаг, чтобы насладиться дневным светом, подставить лицо под знойную волну летнего ветра. Но довольно болезненный удар между лопаток швырнул Угланову к бежевой «девятке», подогнанной впритык к подъезду.

* * *

Иногда окружающая действительность кажется одной большой зловонной лужей, из которой нет сил выбраться.

Святой никогда не позволял себе размышлять подобным образом, потому что слишком хорошо знал цену жизни, за которую умел сражаться. Но на свете большинство людей страдают малодушием, и они готовы идти на попятную, как только их прижмут к стенке. Драться за право быть самим собой до потери пульса способны лишь избранные.

Стивен Хоукс принадлежал к большинству. После перестрелки на шоссе он преимущественно молчал, очумело хлопая белесыми ресницами. Вообще американец был похож на подтаявшее мороженое: влажную, расплывающуюся субстанцию, раскисающую на глазах.

– У вас страшная страна, – бормотал инженер, пробираясь сквозь кустарник вслед за Святым.

– Не курорт, – еле сдерживаясь, чтобы не закатить оплеуху, отвечал он.

Святой не переносил, когда иностранцы критикуют его страну, выстоявшую в нечеловеческих испытаниях мировых войн, революций, социальных экспериментов и прочих потрясений, не обошедших Россию. Он был патриотом, хотя никогда не выпячивал своих убеждений. Святой предпочитал действовать, а не драть глотку на митингах, под какими бы партийными знаменами они ни собирались.

Оказавшись вне закона, Святой с удивлением обнаружил, что можно служить Родине, будучи свободным от условностей общества, понапридумывавшего несовершенных законов, посадившего себе на шею продажных следователей, лживых прокуроров, нечистых на руку судей.

Его тошнило от глупых разглагольствований толстяка, которого он не имел права бросить. Стиснув зубы, Святой терпел, понимая, что лишняя нервотрепка ни к чему. Положение и так было, что называется, аховым. Противник нанес серию упреждающих ударов, и было ясно – следующий не заставит себя ждать.

У воняющего тиной и почему-то соляркой небольшого озерца они привели себя в порядок. Остудив водой пыл схватки, Святой быстро сориентировался на местности и вывел инженера на боковое шоссе, примыкавшее с юго-востока к Кольцевой автостраде. На главной магистрали появляться было опасно. А здесь ездили дачники, молоковозы, рефрижераторы с подмосковных мясокомбинатов и колхозные машины, обеспечивающие столицу дарами природы.

Народ по шоссе колесил простой. Попутку они поймали быстро. Загорелый парень в полинявшем тельнике гнал бортовой грузовик под тентом, заполненный картошкой прошлогоднего урожая. Скоро на базарах должны были упасть цены на свежую продукцию, и привередливые покупатели откажутся покупать теряющее товарный вид старье, поэтому подмосковный фермер спешил с реализацией.

Всю исчерпывающую информацию Святой получил, помогая американцу забраться в кузов. Сам он отказался ехать в кабине с симпатичным водителем, горящим желанием поболтать с попутчиком. Из вежливости Святой поинтересовался:

– Чего так поздно пилишь в Первопрестольную? На рынки продавцы ранехонько собираются, с рассветом.

– Перекупщику клубни сбагрю. Самому торговать дороже обойдется. То менты наедут, то рэкетиры за «бабками» притащатся. И не поймешь, кто хуже, – пожаловался почерневший от солнца фермер.

Устроившись в кузове, Святой посмотрел на забившегося в угол инженера, похожего на прибитый оттепелью сугроб.

– Расслабься, Стивен! Мчимся на русском дилижансе. Пусть комфорт минимальный, зато спокойно.

Американец, не разделявший оптимизма спутника, тяжело заворочался, принимая полулежачее положение. В полном молчании они перекурили, а когда дым от «Мальборо» из пачки Хоукса рассеялся, Святой глубоко вздохнул.

– Землей пахнет, – задумчиво произнес он.

– Ну и что? – недоуменно спросил инженер.

– В окопах на войне такие ароматы…

– Скорее в могиле, – пессимистично заметил Стив, отодвигаясь от борта поближе к центру.

– Не знаю. Не бывал и пока не собираюсь, – засмеялся Святой, пытаясь приободрить скисшего напарника.

Шутка возымела обратный эффект. Инженер всхлипнул и уткнулся лицом в капроновые сетки с рассортированным картофелем:

– Они от меня не отстанут.

– Сомнению не подлежит, – Святому осточертело утешать толстяка, бывшего законченным эгоистом.

«Думает только о собственной шкуре и о карьере. Впутался в грязную историю. Людей под пули подставляет и трясется, как студень на тарелке. Нет, уважаемый, так не годится. Пора завершать эти игры в казаков-разбойников», – размышлял Святой, скатывая в шарик фильтр потушенной сигареты.

– Что делать?

Вопрос, заданный Хоуксом, относился к разряду риторических.

– Обращаться к официальным властям. Резать матку-правду ребятам из ФСБ. Сдаваться надо, мистер Хоукс, и не изображать из себя героя-одиночку.

Святой умел быть безжалостным. Череда нападений на близких ему людей должна была завершиться трагедией, а он этого не хотел.

– Теракт с применением ядерного оружия – очень серьезная проблема. Хватит оттягивать. Надо принимать решение и подключать власти. У нас еще не все развалилось, а спецслужбы менее всего.

Скорчившись в позе внутриутробного эмбриона, инженер лежал на сетках с клубнями как медуза, выброшенная морской волной на крупную гальку.

– А если Ястреб блефует? – с робкой надеждой в голосе спросил Хоукс.

– То есть?

– Если нет никакого ядерного оружия…

– Он что, программу для «Томагочи» просил написать? Девочку подложил из спортивного интереса? Шантажировал ради развлечения? Брось, Стивен, не дури. Не будь страусом, прячущим голову в песок. Нам одним эту кашу не расхлебать. Тут крепкий узел завязан и концов не найти.

Святой был полностью убежден в своей правоте.

На инженера было жалко смотреть. Перестрелка, трупы в порыжевшей траве и осознание собственной ничтожности окончательно добили Хоукса. Перепачканный пылью, неприспособленный к путешествию на подстилке из картофеля, страшащийся перспективы объяснений со строгими представителями некогда всесильной спецслужбы, олицетворявшей главного врага Соединенных Штатов, американец корчился между сетчатыми мешками, как земляной червяк, и надрывно кашлял.

Святому стало противно наблюдать за телодвижениями толстяка, не способного принять окончательное решение. Подложив под голову сумку, он сделал вид, что задремал…

Они вернулись домой, когда конторские служащие допивают последнюю чашку кофе, прежде чем покинуть опостылевшие помещения. Был удивительный час, отделяющий рабочий день от заслуженного вечернего отдыха – еще нельзя уйти, не вызвав гнева начальства, но и трудиться уже невмоготу. В такое время подъезды пустынны, а продавщицы в магазинах готовятся к наплыву покупателей. Даша шутливо называла это время часом дневного равноденствия.

Поднимаясь по лестнице, стены которой напоминали стены пещеры – стоянки первобытного человека, украшенные наскальной живописью, Святой думал о девушке.

«Даша может стать следующей мишенью. Двух мнений быть не может. Если они вычислили деда, настигли американца, то вполне могут взяться и за Дарью. Сволочи действуют хаотически, наезжают, по сути, на случайных людей, но в их действиях есть определенная логика. Эта стая отсекает ненужных, чтобы запугать и вцепиться в глотку главной жертве – Стивену Хоуксу. Будь начеку, Святой!» – рассуждал он, стараясь не оглядываться.

Сзади пыхтел, обливаясь потом, инженер. Цепляясь за перила, Хоукс брел, словно совершая альпинистское восхождение на высочайшую вершину мира и у него закончился кислород в баллонах дыхательного аппарата.

– Бодрее, старина! Сейчас примешь ванну, выпьешь хорошего алкоголя, поспишь и тогда поймешь, как прекрасна жизнь без тайн, страха и неопределенности. Самое чудесное в твоем положении – это определенность. Когда не надо шарахаться от каждой тени, от любого телефонного звонка. Расставь все по своим местам, Стивен, и тебе станет легче, – жизнерадостно говорил Святой.

Инженер лишь сопел и шаркал подошвами ног, точно немощный старик.

Дойдя до двери, Святой порылся в карманах, доставая связку ключей. Дарья должна была находиться в квартире, но он не хотел пугать хозяйку видом двух не очень чистых мужиков, обсыпанных пылью, как мельник мукой.

Ключ, вставленный в замочную скважину, не поворачивался. Дверь оказалась не запертой. Подобная расхлябанность была в стиле журналистки, но после того как однажды в квартиру ввалился алкаш, живший этажом выше, и заблевал всю прихожую, Дарья, отличавшаяся повышенной брезгливостью, стала закрывать входную дверь на все замки и цепочки.

Заподозрив неладное, Святой подал сигнал остановиться. Однако продолжая по инерции двигаться, Хоукс вкатился в квартиру и остолбенел.

Начиная с прихожей, по жилищу журналистки пронесся ураган. Все вещи из встроенных стенных шкафов были разбросаны: куртки, зимние сапоги, вешалки, одежные щетки. Поверх этого хаоса белели листы бумаги, разбросанные повсюду. Дарья хранила запасы писчей бумаги на полке ближнего к двери шкафа.

– Господи, что произошло? – беззвучно, шевеля одними губами, спросил Стивен, делая шаг вперед.

– Назад, – Святой едва успел поймать американца и, схватив за ворот рубашки, вернул Стивена на прежнее место.

Жестом он приказал спрятаться за стену.

– Не высовывай носа, – встревоженно произнес Святой, доставая оружие.

Звук вставляемого в замок ключа могли услышать, а инстинкт разведчика, это седьмое чувство, развитое до чрезвычайности у большинства представителей рискованных профессий, подсказывал, что непрошеные гости еще не ушли. В другой ситуации Святой отступил бы. Но Даша наверняка угодила в западню, и это обстоятельство отменяло все правила.

Ступая тигриным шагом, ставя ногу не на носок, а на пятку, Святой бесшумно проследовал по коридору. Он миновал основательно разгромленный зал. Из нетронутых вещей оставалась, пожалуй, только люстра. Даже ящик телевизора зиял разбитым кинескопом. На ковре возвышался курган из магнитофонных кассет с выпотрошенными лентами. Коричневые нити переплелись между собой, словно клубок змей. Журналы, книги валялись везде, и на некоторых, раскрывшихся на середине, явственно просматривались отпечатки подошв грязной обуви. Эта деталь моментально привела Святого в ярость.

Впрочем, предаваться эмоциям было некогда. Со стороны спальни донесся писк переключателя портативного переговорного устройства.

Взяв оружие наперевес, Святой ринулся вперед. Подняв на ходу руку, он резко взмахнул. Деревянное цевье скользнуло вниз, приводя в движение затвор. Через долю секунды патрон был дослан в патронник и, как оказалось, весьма вовремя.

Приземистый субъект с физиономией, вытянутой, словно морда бультерьера, выскочил в коридор, доставая из-за брючного ремня пистолет очень серьезного калибра. Святой определил оружие по удлиненному стволу, усиливающему убойную мощь.

«Сучонок… „Смит-энд-вессон“ раздобыл… Не поможет, брателло…»

Вжавшись спиной в стену, Святой выстрелил одновременно с приземистым «бультерьером». Пуля сорок пятого калибра прошла мимо и, срикошетив, заметалась среди стен Дашиной квартиры. А стальное облако, состоящее из одинаковых шариков, выпустило потроха из нападавшего. Заряд вошел на два пальца ниже подбородка бандита, размолотив в мгновение ока жизненно важные органы.

Фонтанируя алой артериальной кровью, хлещущей из развороченных легких, бандит упал, уступая дорогу следующему.

– Стоять, руки за голову… Стоять, падла! – орал выступающий вторым номером тип, неуловимо похожий на своего предшественника.

Святой успел разглядеть только широкий разворот плеч, тупой оловянный взгляд и взъерошенную прическу с осветленным по последней моде чубчиком.

Зацепившись за успокоившегося навсегда приятеля, бандит потерял равновесие и, наклонившись, полетел вперед с растопыренными руками. Мысленно Святой поблагодарил советских архитекторов, придумавших узкие, темные коридоры, так чудно спланированные для рукопашного боя.

Перехватив ружье, он двинул чубатого по макушке. Но то ли приклад скользнул по касательной, то ли черепная коробка бандита не уступала по прочности стальному шлему, чубатый только крякнул и присел, разводя руки.

– Крепкий орешек?! – констатировал Святой, отступая на шаг.

Теснота теперь играла против него, мешая размахнуться. Набрав дистанцию, Святой подпрыгнул, схватившись за пристроенный под потолком турник. Нехитрое спортивное сооружение он смастерил сам по просьбе хозяйки, которой врачи для разгрузки позвоночника, деформирующегося от долгого сидения за письменным столом, рекомендовали расслабляться, болтаясь, словно повешенная преступница.

Не уловив маневра врага, чубатый задрал голову, очарованный зрелищем зависшего под потолком Святого. А тот, сгруппировавшись, качнулся на манер маятника старинных часов и, вложив в ноги всю мощь натренированного тела, помноженную на инерцию движения, саданул по вытянутой шее бандита.

Хруст от сломанных шейных позвонков чубатого был отвратителен. Закатив глаза, он запрокинулся на спину. На губах бандита выступила белая пена, постепенно менявшая цвет на розовую. Прикушенный язык, уже не помещавшийся в глотке, трепетал кумачовым лоскутом. Чубатый подгибал под себя ноги, выполняя странное гимнастическое упражнение в состоянии смертельной агонии.

Спрыгнув, Святой нагнулся и подобрал пистолет. Затем он обернулся. Хоукс стоял у дверного косяка, неподвижный, точно библейский соляной столб.

– Скройся! Я же сказал не высовываться! – во всю мощь крикнул Святой. – Спрячься, остолоп!

Предупреждение было не напрасным. Внушительная фигура Мони, руководившего обыском в квартире журналистки, выплыла из спальни, точно выходящий на рейд броненосец. Он, не раздумывая, вскинул пистолет и, слегка согнув ноги в коленях, принялся жать на курок, опустошая обойму автоматического пистолета.

Пули раз за разом не находили цели. Заполненный едкими пороховыми газами коридор был скверным местом для прицельной стрельбы. К тому же Святой вовремя залег за чубатым, продолжавшим отбивать смертельную чечетку.

Моня шел вперед, крича, словно раненый буйвол. Он знал, что его подставили. Несколькими секундами раньше шеф предупредил по рации, что в квартиру пожалуют гости. Но предупреждение дошло до адресата слишком поздно, чтобы приготовить первоклассную ловушку. Он, передав пленницу, вообще не желал подниматься в квартиру с двумя олухами, отданными под его командование.

Где-то внизу, спрятав машины за гаражами-ракушками, прохлаждались в безопасности Ястреб и Лишай, а здесь происходило побоище.

– Вставай, падаль! – вопил Моня, зыркая слезящимися глазами.

Внезапно прямо перед его физиономией возникла перекошенная рожа чубатого. Мертвец был ужасен. Пена белой бородой свисала с его подбородка. Один глаз с открытым веком свинцово блестел, а посиневший рот кривился в сардонической улыбке Мефистофеля, приглашающего в ад. Посередине лба мертвеца зияла черная дыра с каплями серого вещества по краям.

Использовавший труп вместо щита Святой был невидим. Потрясенный зрелищем скалившегося в усмешке мертвеца, Моня отпрянул назад и выстрелил в последний раз.

Пистолет замолчал, сухо клацнув спусковым механизмом.

В следующую секунду останки чубатого летели в руки бандита. Моня механически принял груз, подхватив мертвеца под мышки.

– Твою мать… – выдохнул бандит, брезгливо отталкивая покойника.

Возникший перед ним противник осуждающе покачал головой:

– Повежливее надо с усопшими.

Кулак Святого протаранил подбородок гориллоподобного ублюдка. Передние зубы Мони превратились в крошево. Отхаркивая осколки костей, он подался вперед, надеясь всей массой тела смять противника. На каком-то этапе намеченное удалось осуществить.

Поскользнувшись – нога Святого оказалась посередине лужи из крови и пены, оставленной чубатым, – он чуть не упал. Но, схватившись за стену, Святой устоял, однако потерял инициативу.

Нанеся косой удар в челюсть, Моня активизировал атаку, пробуя пустить в ход ноги. Но мастером кунг-фу он явно не был. Задирая слоноподобные ноги, он напоминал скорее бегемота, выскочившего на лед, чем лихого мастера восточных единоборств.

Поймав пятку противника, Святой крутанул ногу бандита, синхронно нанося удар внутренней стороной подошвы по мужскому достоинству нападавшего. От пушечного удара лопнула даже «молния» черных джинсов, в которые был одет бандит.

– О-о, – трубно завыл Моня и завертелся волчком.

Он встал на четвереньки, затем перекатился на спину и повторил кульбиты в обратном порядке. Катаясь, бандит бился всем туловищем о стены.

– Верю, это очень больно, – тяжело дыша, произнес Святой.

Тайм-аут получился непродолжительным. Когда боль чуточку отпустила, громила вскочил на ноги, да так резво, что Святой едва уклонился от ножа, описавшего дугу перед его лицом. Моня, извлекший из бокового кармана джинсов свое излюбленное оружие, продолжал отчаянно сопротивляться. Он делал стремительные выпады, но противник был чуточку быстрее. Святой уходил от разящих ударов стали с грацией хищника.

Он мог запросто пристрелить бандита, наделенного природой крупными габаритами, несдержанным нравом и горсткой серого вещества под черепной коробкой. Моня шел напролом, напрочь утратив инстинкт самосохранения. Но Святой не спешил нашпиговать противника свинцом. От мертвеца мало прока.

– Эй, шкаф, тормозни! У меня пушка, – увернувшись в очередной раз, крикнул Святой, продемонстрировав оружие.

Они медленно перемещались к входной двери, за которой притаился инженер. Изредка Хоукс, вытягивая шею, глазел из своего укрытия на схватку, но, будучи человеком впечатлительным, быстро прятался, зажимая нос пальцами. Его тошнило от запаха и вида крови. Не выдержав, Стивен пробежал по лестничной площадке и, перегнувшись через перила, облегчил желудок.

На хлюпающие, утробные звуки, сопровождающие исторжение рвотных масс, Святой оглянулся, предоставляя врагу неплохой шанс.

– Хоукс, что стряслось?

– Нормально, – полузадушенно ответил инженер, опиравшийся обеими руками на перепачканные перила.

Воспользовавшись ослабленной бдительностью противника, Моня попробовал нанести коронный удар. Он целился в живот, собираясь полоснуть снизу вверх, чтобы распороть брюшину от пупка до диафрагмы. Но глазомер подвел бандита. Кончик ножа, вместо того чтобы раскроить мягкую человеческую плоть, уперся в цельнометаллическую пряжку брючного ремня. Эта часть гардероба, кожаный ремень с плоской, без рисунка, отполированной пряжкой из белого металла, спасла Святому жизнь.

Перехватив запястье, он завернул руку громилы до хруста в суставах. Сцепив зубы, Моня не кричал, а лишь натужно сипел и не выпускал из руки нож. Оттолкнув пыхтящего, точно маневровый паровоз верзилу, Святой вскинул пистолет.

Из ствола вырвался язычок пламени, а уж затем раздался раскатистый гром выстрела. Он стрелял в упор, наставив пистолет на багровую, точно глаз семафора, рожу бандита. Пуля, проделав аккуратное отверстие над переносицей Мони, прошла навылет, увлекая с собой серое вещество громилы. Мозг вылетел вместе с задней частью черепа, расколошмаченной на сотни мелких осколков. Кровавая масса забрызгала светлые обои, которыми так гордилась Даша. Отброшенный чудовищной силой, бандит захрипел и улегся под пятном, напоминавшим бредовую картину абстрактного художника, не пожалевшего красной и серой краски.

– Кончено! – произнес Святой, опуская оружие с еще дымящимся стволом.

Коридор некогда уютной квартиры представлял собой страшное зрелище. Задымленный пороховыми газами, заляпанный кровью, с бесформенными телами, отданными во власть смерти, он походил на отделение скотобойни.

– Стивен, пойдем отсюда, – Святой с трудом оторвал американца от перил.

Инженер пребывал в шоке. События, ускорявшиеся с каждым прожитым днем, накладывались чудовищной перегрузкой на привыкшую к комфорту нервную систему гражданина страны, в которой вызывают полицию, заметив раздавленного автомобилем кота.

– Куда? – парализованный случившимся, промычал мистер Хоукс.

– В надежное место…

– Разве остались еще надежные места? – Казалось, инженер готов разрыдаться.

Стивен двигался, точно спеленутая бинтами мумия. Он переставлял одеревенелые, негнущиеся ноги и смотрел перед собой незрячими глазами, в которых поселился ужас. Его губы шевелились, как если бы инженер читал про себя похабные надписи, выцарапанные на стенах.

Где-то на верхних этажах раздался истерический крик, перебитый скороговоркой:

– Вызовите милицию! В кого-то стреляли…

– Тебе, дура, дело? Вернись в квартиру, к детям, идиотка безмозглая… Без нас разберутся.

Дискуссия закончилась пушечным хлопком закрытой с размаха двери.

Никогда столь короткий путь не казался Святому таким долгим. Лестничные пролеты они преодолевали со скоростью черепахи. Виной тому был американец, замедлявший шаг по мере приближения к двери подъезда. Словно какая-то невидимая сила отталкивала Хоукса от выхода.

– Прекрати истерику, ковбой! Некогда изображать кисейную барышню, – рассерженно говорил Святой, тащивший за собой на буксире обмякшую, как тесто, тушу инженера.

Пронзительно взвизгнула ржавая дверная пружина. Фанерная плоскость отошла в сторону. День ударил в глаза всеми красками лета. Святой вышел первым и остановился. Он глубоко вдохнул, очищая легкие от пороховой вони и приторного запаха крови. За его спиной раздался тихий стон, похожий на последний выдох умирающего.

Святой не стал оборачиваться и в очередной раз успокаивать впечатлительного американца. Он, не отрываясь, смотрел на человека, сидевшего у подъезда.

Подтянутый господин, одетый с неброским лоском джентльмена, предпочитающего неяркие тона и дорогие вещи, мирно покуривал, аккуратно стряхивая пепел за скамейку, на которой он восседал. Погладив белую нить шрама, рассекающую лоб, мужчина снял черные очки и внимательно посмотрел на Святого желтыми, круглыми, как у птицы, глазами.

Взгляд сухопарого господина был холодным и бесстрастным. Так смотрят крокодилы из-под толщи воды перед броском к горлу жертвы.

Помимо воли Святой сунул руку в карман и снял с предохранителя пистолет, доставшийся в качестве трофея. Уголки губ желтоглазого презрительно опустились вниз. Он ни на сантиметр не изменил позы, только глубоко затянулся сигаретой, мизинцем стряхнув столбик пепла.

– Привет, Стивен. Я заждался, – с ненатуральной вежливостью произнес человек со шрамом.

В ответ за спиной Святого прозвучало невразумительное мычание, словно инженеру в рот натолкали ваты, которую он постарался выплюнуть. По подробному словесному портрету Святой узнал главного противника, развязавшего против него невидимую войну.

– Ястреб?! – Его рука грела рифленую рукоять писто-лета.

Святой ничего не предпринимал, понимая, что самоуверенность желтоглазого имеет под собой основание. Козырные карты на сей раз были в руках противника, иначе Ястреб не курил бы, беспечно сидя на скамейке.

– Легендарный Святой?! Человек, которого не существует в природе… Мифический защитник униженных и оскорбленных?! Твоя подруга вкратце поведала о тебе, самые общие сведения, фрагменты богатой биографии, – Ястреб откровенно бравировал своим бесстрашием и одновременно гипнотизировал взглядом американца. – Я потрясен! Впечатляющая судьба. Но у всего есть начало и конец. Не так ли?

– У нас философский диспут? – спросил Святой, осматривая двор.

От гаражей вереницей двигались машины во главе с сигарообразным «Плимутом». Синхронно с автомобилями двигались люди, выходившие из укрытий. Их колючие, недружелюбные взгляды были нацелены на пару, стоявшую у подъезда. Несколько людей из оцепления имели оливковую кожу, свойственную жителям южных широт.

Дистанция сокращалась. Кольцо сужалось. Глазомер бывшего спецназовца машинально определил первые мишени для стрельбы: желтоглазого главаря и смуглого типа с зачесанными назад волосами.

– Святой, ты допустил ошибку, отказавшись от «стрелки». Вопросы надо решать цивилизованным способом, – Ястреб встал, одернув полы темного двубортного пиджака. – Вторую ошибку я прощать не намерен.

Он выразительно посмотрел в сторону поворачивающего лимузина. Взгляд Святого послушно последовал туда же. Увиденное заставило его вздрогнуть. За задним стеклом машины угадывался профиль девушки.

– Даша! – выдохнул Святой, поставив ногу на первую ступень лестницы подъезда.

– Миленькое создание и очень нежное, – ядовито ухмыляясь, произнес Ястреб, поднимаясь навстречу.

Сказанное с трудом доходило до сознания Святого. Он всматривался в дорогие черты лица Дарьи, размытые солнечными бликами, плясавшими на автомобильном стекле.

– Берегись, сволочь! Если с девушкой что-нибудь произойдет…

У Святого перехватило дыхание от ненависти.

Враг находился на расстоянии вытянутой руки и был неуязвим. Святой не мог разменивать жизнь любимого человека на жизнь коварного мерзавца, ловко раскинувшего свои сети. Первый выстрел означал смерть Углановой. Никто такого условия Святому не выдвигал, но и без комментариев все было яснее ясного.

Этот раунд Ястреб выиграл. Он протянул открытую ладонь:

– Отдай «ствол»!

Святой выполнил приказ. Согретое теплом руки оружие теперь принадлежало врагу.

– Что с моими людьми наверху? – Ястреб задал вопрос, сверля пленника взглядом желтых глаз, в которых полыхал холодный адский огонь.

– Сходи. Попробуй разговорить, – со злой язвительностью заметил Святой.

Намек на печальное завершение жизненного пути троих бандитов не подействовал на Ястреба. Он равнодушно пожал плечами, не проявляя никаких эмоций. Люди были для него только инструментом для достижения цели и не более.

Подошедшие терпеливо ждали распоряжений. Не поворачивая головы, Ястреб распределил пленников:

– Американца ко мне в тачку, второго в наручники и под охрану Лишая. Он научен бдительности, нарвавшись один раз, и не станет ртом мух ловить.

Подхватив под локоть фиолетового от ужаса мистера Хоукса, предводитель банды поволок жертву к серебристому «Плимуту», затормозившему на повороте.

Стивен брел, не оглядываясь. Святой смотрел на сгорбленную спину американца, а на запястьях его рук смыкались жесткие кольца стальных наручников.

* * *

Одиночество порой худшая из пыток. Святого определили в полуподвальное помещение с оконцем под потолком, наглухо задраенным железным листом.

Его привезли на виллу, не предпринимая особых мер предосторожности. Пленнику не завязывали глаза, не напяливали на голову мешок. Деланной беспечностью Святому давали понять – ты обречен!

Однако, прежде чем отправить пленника в камеру, Ястреб учинил доскональный осмотр помещения. Он скрупулезно обследовал решетки вентиляционной системы, проверил швы приваренного к окну листа, чуть ли не обнюхал каждый угол помещения.

Опасного пленника, спутанного по рукам и ногам импортными кандалами, соединенными длинной цепью, охраняли два угрюмых албанца. При каждом движении Святого боевики пялили на него глаза и делали угрожающие жесты. Они находились в комнате на первом этаже около полутора часов, пока шли приготовления камеры. За это время Святой, прислушиваясь к шагам в коридоре и стуку дверей, смог составить приблизительный план расположения помещений. Он сконцентрировал внимание, стараясь запомнить каждую мелочь. Только единожды Святой изменил себе. Возмущенная речь Даши заставила его напрячься.

– Свиньи, грязные подонки… Вы за все ответите! – не стесняясь в выражениях, кричала девушка, которую, судя по голосу, уводили наверх.

– Заткнись, шалава! А то устрою пресс-конференцию, – эхом откликался низкий бас, принадлежащий бандиту с родимым пятном на голове.

Американец оказался более покладистым. Он не возмущался и не митинговал. Во всяком случае, звуковых сигналов от толстяка не поступало.

«Сломается Стивен. Без боя сдастся. Выполнит все, что прикажут», – вспомнив деморализованного подопечного, определил Святой.

Когда его конвоировали в место заключения, он приметил дверь в дальнем, тупиковом конце коридора. В приоткрытый проем высунулся лохматый субъект, похожий на лешего. Внутри комнаты разноцветными бликами светились экраны компьютеров.

– Зенон, скройся, – рявкнул один из конвоиров, – это не твой клиент.

Неопрятный бородач исчез, будто его корова языком слизнула.

Из череды суровых испытаний, выпавших на долю Святого, заключение было не самым тяжелым. Условия в камере оказались вполне сносными. Помещение хорошо вентилировалось, а расположение под землей имело свои преимущества. Летняя жара не донимала пленника. Стены камеры всегда оставались прохладными и чуточку влажными.

Довольно обширная комната позволяла пленнику заниматься физическими упражнениями. Часами Святой тренировался до изнеможения: отжимался, выполнял растяжки, проделывал иные несложные на первый взгляд движения, помогающие сохранить гибкость и упругость мышц.

Кормили тоже неплохо. Хозяин виллы питал пристрастие к морепродуктам. В меню часто присутствовали рыбные блюда, салаты из морской капусты и водорослей, залитых маслянистым соусом с пряным вкусом. Святому доставались остатки с барского стола. Но он не брезговал пищей и демонстративно, с явным удовольствием, предназначенным для охранников, крошил зубами хитиновый панцирь какого-нибудь морского членистоногого вроде лобстера. При этом Святой приговаривал как заправский гурмэ, набивающий желудок за столиком в эксклюзивном ресторане:

– Ах, как вкусно! Балуете, блин, деликатесами…

Пленник играл на публику. Кусок не лез в горло Святому, но он не позволял себе физически ослабнуть.

Наблюдение за ним велось почти круглосуточно, а вот посещения были редкими. Только молчаливый Лишай с двумя гориллами за плечами входил в камеру и ставил пластиковый поднос с одноразовой посудой и пластиковыми приборами.

– Снова рыбный день, – пытаясь установить контакт, шутил Святой.

Скрестив руки на груди, меченый созерцал, как пленник расправляется с пищей. Затем собирал приборы и посуду, передавал поднос подручному и, не проронив ни слова, удалялся.

Заговор молчания был своего рода психологическим испытанием. Неизвестность страшит многих больше, чем прямые угрозы, когда становится понятным, чего от тебя хотят.

«Почему меня сразу не ликвидировали? Пуля в лоб, и все дела… Я же абсолютно бесполезен для желтоглазого ублюдка. Только лишняя головная боль. Кормят как на убой. Не бьют… Фантастика, – мысли вертелись по кругу, мешая Святому заснуть. Он ворочался на поролоновом матраце или рассматривал трещины на бетонном потолке. – Что с Дашей происходит?»

Наверху Ястреб развернул бурную деятельность. Операция вступала в завершающую стадию, финал которой должен был потрясти весь мир. Вилла постепенно пустела. Люди албанца и бывшего наемника выдвигались на исходные позиции, перемещаясь в один из восточных регионов России. Они готовили плацдарм, с которого намеревались нанести удар.

Дело продвигалось без особых сбоев. А главное, накачанный легкими наркотиками мистер Стивен Хоукс резво стучал пухлыми пальцами по кнопкам компьютерной клавиатуры, выгоняя на экран дисплея ряды цифр, вычерчивал линии парабол, выстраивал сложные многоколонные таблицы. Необходимые исходные материалы предоставлял пропахший табаком и потом Зенон. Он же контролировал результаты, записывая блоки программы на обыкновенные с виду диски, не отличимые от дисков с компьютерными играми. Программа приобретала завершенные формы ключа управления баллистической ракеты с разделяющимися ядерными боеголовками. Иногда американец пытался выбросить какой-нибудь финт, вставляя бредовую формулу или цифру, грозящую разрушением программы.

Но бдительный бородатый соглядатай, наделенный природой недюжинным талантом программиста, вычислял виртуальные ловушки инженера и уничтожал их. Передав Хоукса охранникам, компьютерщик мчался с доносом к Ястребу. Экзекуция следовала незамедлительно. Ястреб появлялся с рулоном одноразовых шприцев и маленькой картонной коробкой, в ячейках которой лежали ампулы, наполненные бурой жидкостью. Отхлестав толстяка по щекам, он разламывал ампулу, закачивал в шприц жидкость и делал укол. Часа два Хоукс корчился в страшных судорогах, от которых разламывалось все тело, а душа вылетала наружу. После этого он вставал, чувствуя себя раздавленным клопом.

– Труд делает человека свободным, – ободряюще говорил Ястреб, помогая инженеру усесться в кресло перед компьютером.

От монитора шел жар, как от топки ядерного реактора. Хоукс, сопротивляясь остатками парализованной воли, закрывал глаза ладонями.

«„Труд делает человека свободным“ – это надпись на воротах фашистского концлагеря, в котором никогда не переставала дымить труба крематория», – с тупым равнодушием анализировал двусмысленную шутку своего мучителя инженер.

Посидев с минуту, он брался за работу. Стивену ничего не предлагали и ничего не обещали. Его мозги, знания и способности просто высасывали.

Так прошла неделя. Примерное поведение Святого притупило бдительность конвоиров. Лишай стал допускать вольности, являясь в нарушение данных шефом инструкций без сопровождения. Правда, наручники, стершие до крови запястья и лодыжки, со Святого не снимали.

Сегодня ужин задержался. Принимая поднос, пленник втянул ноздрями воздух, якобы вбирая в легкие ароматы пищи. От меченого разило спиртным. Лишай явно был навеселе. Его глаза блестели.

– Хавалка подана, – слегка заплетающимся языком произнес Лишай.

В центре подноса стояла прямоугольная коробочка с густым коричневым соусом, на поверхности которого плавали дольки жгучего красного перца. Ложка, воткнутая в остро пахнущую жижицу, стояла торчком.

– Немой заговорил. Сегодня особенный день? – сказал Святой, сосредоточиваясь на пище.

– Лопай без базара и не вякай, – буркнул меченый, опускаясь на корточки.

Привередливо перепробовав набор блюд, Святой сморщился:

– Принес бы просто картошечки вареной и сальца с зеленым лучком! Что пичкаете меня всякой дрянью?

Рожа бандита просияла жестокой улыбкой. Он придвинулся, обдавая пленника водочным перегаром:

– Может, тебе пузырь поставить?

– Не возражаю…

– А не подавишься? Столько народа покрошил в капусту, козел! Если б не Ястреб, я бы с тобой не цацкался. Повесил бы на собственных кишках, – Лишай не говорил, а урчал, точно разъяренный хряк.

Обстоятельно обработав рыбий хребет, Святой сложил останки то ли осетра, то ли белуги аккуратной горкой на край подноса. Зачерпнув соуса, он попробовал густую жижицу и мгновенно сплюнул:

– Ну и дрянь! В рот взять нельзя.

Плевок шлепнулся рядом со щегольским ботинком бандита. Взглянув на микроскопическую лужицу, Лишай набычился:

– Хавай!

– Да пошел ты… – Святой отвернулся к стене, проигнорировав приказ.

Он специально заводил подвыпившего громилу. Незакрытая дверь манила его, звала вырваться из опостылевшего помещения. Схватив за плечо, Лишай повернул пленника лицом к себе:

– Я в натуре два раза повторять не буду. Вылижешь все до зеркального блеска.

Размахнувшись, он вкатил Святому пощечину. Тот, потрогав челюсть, взял пластиковую коробочку и разболтал соус ложкой. Потом Святой поднял глаза. Кольца наручников сползли чуть ниже запястий, открывая красные рубцы со струпьями засохшей кожи и крови. Взгляд бандита задержался на ранах пленника.

– Любуешься? – тихо спросил Святой, отрывая посуду от подноса.

Не расслышав вопроса, меченый удивленно воззрился на заключенного:

– Что?

Вместо повтора Святой плеснул экзотическим, переперченным соусом в рожу верзилы. Раззявив пасть, Лишай ринулся к пленнику. Но тот, увернувшись, законопатил глотку бандита пластиковой посудой, которую невозможно было разжевать, хотя меченый попытался это сделать.

Лишай завертелся юлой, размазывая по лицу жгучую субстанцию. Перец выедал глаза, и тюремщик хотел завопить благим матом. Но смятая коробка проваливалась все глубже в глотку.

Врезав ногой под дых, Святой свалил бандита с ног. Он быстро обыскал громилу, размалывающего челюстями пластмассу. Опорожнив карманы, пленник рассмотрел добычу. Ничего значимого Лишай с собой не таскал: ни оружия, ни ключей от наручников.

Разочарованный неудачным уловом, Святой рубанул врага ребром ладони по подвернувшемуся затылку. Подавившийся Лишай зашелся в туберкулезном кашле, грозящем разорвать легкие.

– Заглохни, сволочь, – без лишней деликатности посоветовал Святой, еще разок хорошенько приложившись к бычьей шее громилы.

От напряжения ряха Лишая стала пунцовой, а затем лиловой. Но Святой уже не видел игры цветов кожного покрова бандита.

Стараясь не греметь цепями, он выбирался из подвала. Маршрут был коротким. Прямо перед дверью находилась лестница, по которой он вышел на первый этаж.

Мягко и бесшумно, насколько позволяли оковы, Святой преодолел узкую горловину коридора. У двери, которой завершался тупик, склонив голову на грудь, сидя на стуле, дремал черноволосый охранник. Разбуженный позвякиванием цепи, он вскочил, опрокинув стул, но было уже поздно. Распрямив металлические сочленения своих пут, Святой шарахнул стража натянутой, словно струна цепью по зубам.

Гулко ударившись затылком о стену, албанец – у компьютерного центра дежурил один из личных телохранителей Ибрагима Хаги – рухнул как подкошенный, разинув ставший в одночасье щербатым рот.

Переступив через поверженного, Святой оглянулся. Коридор был пуст. Приободренный удачей, он осторожно открыл дверь и проник внутрь. Сразу сориентироваться в комнате, заставленной техникой и затемненной дымовой завесой сигаретного чада, было сложно. Спертый воздух ударил в нос. Святой чихнул, но стрекот аппарата, выплевывавшего из своих недр длинную перфорированную ленту, заглушил звук.

У стола, освещенного светом трехрожковой лампы, спущенной с потолка на гибком шнуре, сидели двое. Инженера Святой узнал по проплешине, сиявшей, словно маяк в тумане табачного дыма. Второй, бородатый чудик, расположившийся в позе мыслителя, глазел на семнадцатидюймовый монитор, испещреный загогулинами кодировочных знаков.

– Хоукс, – позвал Святой, быстро продвигаясь между столами.

Американец втянул голову в плечи, став похожим на обрубок. Его лохматый напарник, одетый в растянутую спортивную майку, перепачканную пятнами от кофе, развернулся, сидя в офисном кресле с высокой спинкой. Уставившись на Святого, он моргнул подслеповатыми, воспаленно-красными глазами.

– Кто ты? – спросил Зенон и, уловив неуместность вопроса, подскочил, словно распрямившаяся пружина.

Кандалы на руках вошедшего говорили сами за себя.

– Охрана… Ястреб… – заголосил компьютерщик, бросая в приближающегося непрошеного гостя разные предметы.

Инженер оставался неподвижен.

Тщедушный гений виртуального мира был плохо приспособлен для борьбы в условиях осязаемой реальности. Снайпер из Зенона также был никудышный. Ни один из предметов, в том числе и достаточно увесистые штуки, не попал по назначению. Святому не пришлось предпринимать особенных усилий, чтобы уклониться от шквала, устроенного бородачом.

– Ну что ты раздухарился, патлатый? – почти ласково произнес Святой, подойдя вплотную к хозяину компьютерного центра.

Проявив неожиданную прыть, Зенон согнулся и прыгнул, стараясь головой протаранить противника. Схлопотав удар в челюсть, он отпрянул, чтобы через секунду повторить попытку.

Сделав шажок, Святой пропустил мимо себя прыткого бородача и ловкой подсечкой сбил того с ног. Одновременно он обвил цепью тонкую шею Зенона и вздернул его вверх. Ноги компьютерщика оторвались от пола. Бородач захрипел, а его глаза выкатились из орбит. Потерявшего сознание, обмочившегося хозяина комнаты Святой небрежно швырнул на пол, как отжатую половую тряпку.

Справившись с компьютерщиком, Святой подошел к инженеру. Хоукс, словно очнувшись от летаргического сна, слабо улыбнулся бескровными губами:

– Ты жив?

– Как видишь, – не придумав ничего лучшего, Святой потряс цепями. – Стивен, что происходит?

Времени для разглагольствований не было.

– Они действительно хотят нанести ядерный удар, – с железной уверенностью, но едва разлепляя губы, произнес инженер.

– Ты не бредишь? – спросил Святой, которого смутил сомнамбулический, безжизненный взгляд инженера.

Но здравый рассудок не оставил Хоукса. Он отвечал связно и четко, как на экзамене в военном колледже:

– От меня потребовали создание ключа запуска и написание базовой программы ввода данных. Остается внести координаты. Цели где-то на Балканах и в Адриатическом море. Возможно, это американский или французский авианосцы. По другим кораблям стрелять ядерными ракетами все равно что давить блох кузнечным прессом.

Святой оторопел. Он придвинул кресло, не остывшее от задницы бородатого компьютерщика. Слова инженера совпадали с действительностью. Лазурные воды Адриатики бороздили два плавающих монстра с сотнями самолетов на борту и экипажами, исчислявшимися тысячами моряков. Гордость французского флота авианосец «Фош» и американский «Эйзенхауэр» составляли ударный кулак группировки натовских сил, раскатывающих непокорную Югославию. Каждый дредноут был оснащен ядерным оружием, представляя тем не менее идеальную мишень для атаки.

– Не может быть! – Святого хватило только на лаконичное восклицание. С готовящимся преступлением такого ранга он никогда не сталкивался. – Полный бред!

На лице толстяка не дрогнул ни один мускул.

– Сожалею, но это правда, – ровным, лишенным эмоций голосом произнес Хоукс.

По его лицу струились градины пота. Переплетая в замок пальцы, инженер выпрямился, стараясь не смотреть на экран монитора, отражающего плоды его труда.

– Доступ к ядерным базам практически невозможен. Взять штурмом ракетную шахту толпой ублюдков равнозначно самоубийству, – сжимая ладонями виски, рассуждал вслух Святой.

Услышанное не укладывалось в голове.

– Пуск произведут не из шахты. Выстрелят ракетой, установленной на мобильной платформе. Есть в программе технические нюансы, подтверждающие это, – Стивен ткнул пальцем в клавиатуру, меняя картинку экрана.

Под столом раздался шелест, словно забарабанил дождь по железной крыше. По экрану поплыли диаграммы и таблицы, ничего не говорившие Святому.

– Оставь, – он дотронулся до плеча инженера. – Попробуем вырваться, а там посмотрим. Скоро поднимут тревогу. Надо спешить.

Толстяк отрицательно покачал головой:

– Мне не уйти отсюда.

В голосе инженера сквозила такая обреченность, что у Святого перехватило дыхание. Он не привык обвинять в слабости и малодушии людей, которых жизнь переломила через колено.

Где-то в коридоре раздался топот шагов. Затем последовали возбужденные крики и отрывистые команды. Охрана обнаружила побег узника.

– Зря меченого не замочил, – с искренним сожалением пробормотал Святой, подыскивая глазами путь к отступлению.

Через коридор прорываться было бессмысленно. У входной двери располагалась комната охраны, набитая вооруженными до зубов людьми Ястреба.

– Окно, – заметив растерянность друга, подсказал инженер.

Не мешкая, Святой подбежал к квадратному проему с опущенными роллетами. Найдя рычажок подъемного механизма, он поднял стальную занавеску и распахнул правую половину. Перебросив ногу, Святой ободряюще улыбнулся сникшему толстяку:

– Не дрейфь, морячок! У вас так говорили на флоте?

Стивен изобразил подобие улыбки.

– Я товарищей в заложниках не оставляю, – с показным энтузиазмом произнес Святой, выбираясь наружу.

Стреноженный цепями, бывший спецназовец играл ва-банк. Шел на прорыв, рассчитывая на сотую долю процента везения, которую судьба всегда предоставляет в самом безвыходном положении. Спрыгнув на гладкую брусчатку, Святой едва не поскользнулся. Позади, среди стен компьютерного центра, вопил петушиным фальцетом кудлатый Зенон, прекративший ломать комедию и изображать из себя повешенного:

– Он сматывается… Скорее, мудак во двор выпрыгнул…

Фиолетовая ночь приняла беглеца в свои объятия. Святой шел вдоль стены, пытаясь держаться вне желтой дороги света, выстроенной яркими фонарями. Шансы на побег были мизерными. Бетонный забор для спутанного по рукам и ногам беглеца был непреодолимым препятствием.

Преследователи почему-то медлили. Они сновали по дому, перекликаясь между собой короткими восклицаниями. Предупрежденные охранники у ворот утроили бдительность, взяв оружие на изготовку.

«Какого хрена тянут? Забавляются точно кошка с мышкой. Меня можно взять голыми руками. Зачем дают фору?» – терялся в догадках Святой, не оставляя попыток найти путь к свободе.

Он кружил вокруг виллы, не приближаясь к фасаду здания, отлично просматривающемуся со стороны ворот. Камеры, установленные по углам дома, следили за беглецом бесстрастными, холодными объективами.

Оповещенный о чрезвычайном происшествии Ястреб, успевший влепить пару болезненных тумаков очухавшемуся тюремщику, прошляпившему заключенного, спустился в комнату охраны. Он смотрел на монитор, принимавший видеоизображение камер слежения.

– Лишай, – шеф поманил пальцем меченого.

Не успевший умыться бандит, обляпанный острым соусом, разъедавшим глаза, двинувшись вперед, налетел на стул. Оплошность не вызвала у Ястреба приступа раздражения. Он был слишком увлечен наблюдением.

– Выпусти Клинтона! Пускай малыш порезвится, – распоряжение, отданное хозяином виллы, сопровождалось недобрым смешком, похожим на шипение гадюки, поднявшей голову из травы.

Громила угодливо хихикнул, закрыв на мгновение слезящиеся глаза, и опрометью бросился к двери черного хода, возле которого находились вольеры. Добравшись до клетки, он открыл замок и позвал собаку.

Поджарый любимец Ястреба вздыбил шерсть и лязгнул клыками, пытаясь поймать руку, взявшую его за ошейник. Но, наученный горьким опытом быть предельно осторожным при общении с любыми недружелюбными живыми существами, верзила отпрянул, отпуская пинчера на все четыре стороны.

– Фас, Клинтон, фас… – вполголоса произнес Лишай, доверяя свершить акт мести свирепому четвероногому слуге с белоснежными клыками.

Предупрежденные по рации стражи ворот спрятались в деревянной будке, служившей укрытием от непогоды. Когти собаки зацокали по глади идеально уложенной брусчатки.

Пес настиг беглеца у северной стены. Пинчер восторженно гавкнул, увидав добычу. Подобравшись, он приготовился к прыжку, приседая на задние лапы.

И тут глаза пса встретились с глазами человека. С такой уверенной силой во взгляде противника Клинтон никогда не встречался. Это обескуражило четвероногого убийцу. Пес вытянул морду, вбирая мокрым черным носом воздух. Он пытался уловить хоть какие-нибудь флюиды страха, исходящие от врага, поймать влажные испарения его тела, пропитанные ужасом перед его клыками. Но человек смотрел на него с превосходством сильнейшего существа, наделенного высшим разумом.

– Тихо… Хороший мальчик, – Святой говорил медленно, приседая на корточки, чтобы общаться на равных с псом бойцовской породы. Он как бы оказывал доверие младшему брату, забывшему о единокровном родстве.

Оскаленная пасть Клинтона сомкнулась. Пес осторожно вильнул культяпкой купированного хвоста.

– За мной прислали? – подбирая звенья цепи, неспешно продолжал Святой.

Пинчер скорбно тявкнул, давая понять, сколь противно порученное ему задание. Совершенно не по-собачьи подвернув под себя лапы, Клинтон улегся на землю и пригнул голову. Однако искорки настороженности не погасли в карих глазах любимца хозяина особняка. Он продолжал следить за незнакомцем, готовый в любую минуту отыграть назад и принять атакующую стойку.

Святой угадал настроение собаки, превращенной жестокосердыми людьми в идеальную машину для убийства. Он сел, прислонившись к стене, и отвел взгляд от узких зрачков пинчера.

– Не выпустишь? – улыбнулся беглец.

Словно извиняясь, Клинтон вновь вильнул обрубком хвоста. Это был последний жест в его собачьей жизни. У угла раздался негромкий хлопок, точно кто-то откупорил бутылку с шампанским. Длинное, коричневое тело Клинтона перекатилось на спину, увлекаемое силой раскаленного свинца. Смертельно раненная собака душераздирающе завыла, пытаясь встать. Но задние лапы пса с перебитым пулей позвоночником не слушались. Сдирая о камень когти передних лап, Клинтон полз к приближающемуся хозяину. Он жалобно скулил, оставляя позади себя кровавый след.

Подошедший Ястреб навел на продолговатую голову собаки пистолет с привинченной трубкой глушителя:

– Предатель…

Повторный выстрел стал актом милосердия. Клинтон дернулся и, вытянув все четыре лапы, затих…

* * *

Мерно отбивал ритм маятник напольных часов, украшавших кабинет Ястреба. Золоченые стрелки ползли по кругу белого циферблата с черным клеймом фирмы в нижнем полушарии. Святой сидел напротив старинного прибора, отмерявшего время. Его ладони согревали холодные грани хрустального стакана, на четверть наполненного коньяком. Пить угощение, предоставленное желтоглазым, он не спешил, хотя атмосфера в кабинете располагала расслабиться.

Не такой беседы ждал Святой после сорвавшегося побега. Он был готов к истязаниям, побоям, оскорблениям и другим испытаниям, связанным с физическим воздействием. Но фантазия Ястреба, бодро разгуливающего по кабинету, простиралась гораздо дальше банального мордобоя. На мелочи перед решающим броском желтоглазый не разменивался.

– У тебя потрясающая способность создавать проблемы, – в промежутках между глотками произнес хозяин виллы.

Святой многозначительно хмыкнул, не торопясь отвечать. За фальшивой любезностью главаря банды скрывалось что-то зловещее.

– Да ты пей! Коньяк не отравлен. Рывок на побег был, конечно, сумасбродством, но и за глупое геройство полагается награда, – наслаждаясь собственным великодушием, сказал Ястреб и опустился в любимое кресло, отодвинутое от письменного стола. – Жаль, что мы раньше не встретились. Еще до твоих подвигов… Но сейчас, как говорится, поезд ушел.

Бессодержательная, пересыпанная намеками болтовня самовлюбленного главаря с лицом патологического садиста надоела Святому после первых предложений. Умея находить в любых ситуациях хоть что-то приятное, он со смаком выпил коньяк. Взвесив на ладони стакан, Святой поймал себя на шальной мысли: «А не размозжить ли хрусталь о башку этой сволочи? Шарахнуть так, чтобы его совиные глаза вылезли на лоб».

Поставив стакан, он отогнал бесполезную идею. За дверью дежурили молодцы, доставившие пленника в кабинет, а наручники, соединенные цепью, оставались неотъемлемым аксессуаром, дополняющим гардероб Святого.

Ястреба обуял приступ красноречия, бывшего следствием бодрого расположения духа. Видимо, намеченное дело продвигалось без сучка и задоринки. А может, сказывалось нервное возбуждение преступника, разогретого предвкушением злодеяния, равного которому не было в анналах истории человечества. Святой плевал на эмоции поджарого ублюдка, распинающегося точно древнеримский оратор. Но благостная болтливость Ястреба предоставляла возможность узнать хоть что-нибудь о любимом человеке.

– Где Даша? – прервал словесный поток Святой.

– Девушка в порядке…

Фраза, произнесенная на ломаном русском языке, заставила Святого обернуться. Плотный коротышка вошел в комнату незаметно. Мягкие туфли на тонкой подошве тонули в длинном ворсе ковра, гасящем звук шагов.

– Я уважаю достойных противников, но не переношу помешанных на справедливости глупцов, – медленно, стараясь правильно выстраивать предложения, произнес коротышка, располагаясь рядом с Ястребом.

Теперь Святого изучали две пары внимательных глаз.

– Потрясающее совпадение мнений, Ибрагим, – зычно расхохотался компаньон албанца. – Как видишь, наш призрак состоит из крови и плоти. Он довольно агрессивен и чуточку любопытен. Много разболтал разжиревший на гамбургерах американец?

– Достаточно, – не стал отпираться Святой.

– У тебя есть шанс войти в историю. Причем не одному, а на пару с очаровательной журналисткой, – повел издалека Ястреб. – Мы с господином Ибрагимом Хаги забронируем вам почетные места. Потомки никогда не забудут ваши имена.

Святой насторожился. Патетическое вступление предваряло какую-то сатанинскую гнусность, приготовленную этим преступным тандемом. Принадлежность вальяжно развалившегося коротышки с трубкой в зубах к клану отбросов человечества сомнений не вызывала. Он одобрительно ухмылялся каждому слову Ястреба.

– Понимаешь, Святой, мы бизнесмены, деловые люди, и за славой не гонимся. Наши лица не годятся для обложек журналов. А вот твое подойдет… Репортаж Дарьи Углановой о сложной судьбе офицера войск специального назначения будет иметь достойное продолжение.

Ястреб достал из ящика стола потрепанный журнал двухгодичной давности, развернул и показал фотографию: Святой в пятнистой камуфлированной форме докуривал сигарету, всматриваясь в неровную, изломанную кромку вершины горного хребта, к которому устремлялась цепочка солдат его отряда.

– Трогательный репортаж. Печальная доля русского офицера, потерявшего бойцов, угодившего под трибунал и вычеркнутого из жизни. Но он продолжает служить Родине, как и положено патриоту. Правда, на свой манер. Самостоятельно выбирая врагов и способ возмездия, – возбужденный собственным рассказом, Ястреб смочил горло глотком коньяка.

Воспользовавшись паузой, Святой докончил за него:

– Умно задумано. Вы намереваетесь совершить преступление, а вину переложить на меня. Достаточно потертая идея.

– Но вполне осуществимая, – вернул себе инициативу Ястреб. – Человеческий материал надо использовать без остатка. Ты подвернулся весьма кстати. Я и Ибрагим не хотим, чтобы нас разыскивал Интерпол, судьи международного трибунала или другие служители закона. Мы получим свой гонорар, а тебе оставим славу.

– Посмертную славу террориста? – уточнил Святой.

– Скорее всего… Милашка запечатлеет тебя профессиональной видеокамерой. Мы не поскупились на оборудование, – Ястреб стрельнул своими круглыми глазами в сторону журнального столика, на котором стояла еще не распакованная аппаратура. – Ты очень фотогеничный. Главное, подобрать надлежащий фон. Но об этом побеспокоимся мы!

Ястреб и албанец обменялись торжествующими улыбками никогда не проигрывающих триумфаторов.

Глава 2

Капитан Тараканов заступал на боевое дежурство. Это случалось нечасто, всего несколько раз в месяц. Надраив до зеркального блеска обувь, он облачился в форменный китель, перепоясался портупеей и, взяв в руки фуражку, отправился в часть, сдав ключи домохозяйке, у которой снимал комнату. Квартиры в закрытом военном городке, где проживало подавляющее большинство сослуживцев, для капитана не нашлось.

Тараканов, прослуживший в части полтора года, держался особняком и дружбы ни с кем не водил. Гарнизонные кумушки, знавшие про все и всех на свете, судачили, что угрюмый капитан со щеткой прокуренных до желтизны усов на понурой физиономии вляпался в грязную историю и поэтому его перевели в захолустье. Впрочем, гарнизонные дивы быстро потеряли интерес к малообщительному и непривлекательному с женской точки зрения капитану.

Контрразведчики строго режимной части также претензий к Тараканову не имели. Службу он нес исправно, пил в меру, любовницу завел из местных провинциалок, как и остальные офицеры гарнизона. В общем, за капитаном закрепилась устойчивая репутация середнячка, которому, как поется в песне, «…никогда не стать майором».

Но в тихом омуте черти водятся. На самом деле капитан, прозванный солдатами и сослуживцами, естественно, Тараканом, сгорал от честолюбия. Он считал себя недооцененным и незаслуженно обойденным чинами, должностями и поощрениями. Даже любовница ему досталась третьесортная – флегматичная продавщица с печальными глазами недоеной коровы из отдела трикотажных изделий местного универмага. Девушек посимпатичнее эксплуатировали шустрые товарищи по службе, насмехающиеся над вечно что-то меланхолически пережевывающей пассией Тараканова.

– Не соглашайся на минет. А то краля твой болт сжует и не подавится, – с грубоватой солдатской прямотой хохмили коллеги на офицерских вечеринках.

Шутки задевали самолюбие капитана, скрывавшего ненависть к окружающим за маской равнодушия.

До перевода в отдаленную часть Петр Тараканов зарабатывал звездочки на погоны, охраняя объект Двенадцатого управления Министерства обороны, расположенный сравнительно неподалеку от столицы. В бункерах, глубоко запрятанных под землю, находились лаборатории автоматизированных комплексов, проверяющих работоспособность узлов и механизмов ядерных устройств. Самих «шариков», то есть ядерных зарядов, на спецобъекте не было. Экспериментировать с атомным оружием вблизи многомиллионного мега-полиса, резиденции правительства и финансового центра страны командование управления, ведавшего техническим обеспечением и обслуживанием ядерных боеприпасов, не отваживалось. Златоглавая находилась слишком близко.

Большой город – большие соблазны. Одурев от нарядов и караулов, капитан Тараканов отрывался в столице. Впрочем, это слишком сильно сказано. Учитывая весьма скромные размеры офицерской зарплаты, выплачиваемой с многомесячными задержками, капитан мог позволить себе немного: порезвиться с проституткой среднего пошиба, покуролесить в недорогом ресторане.

Но если есть желание, появятся и возможности. Офицеры с техническим образованием подавали в отставку и перебирались под крыши коммерческих фирм. Технари были нарасхват, а выпускник училища внутренних войск мог претендовать только на место охранника частного агентства, оберегающего тушу какого-нибудь толстосума, спекулирующего нефтью. Перспектива стать живым щитом преуспевающего бизнесмена, век которого на Руси, как правило, не очень долог, Тараканову не нравилась. Он хотел пожить в свое удовольствие. Такое стремление разделял непосредственный начальник капитана, отвечавший за безопасность спецобъекта.

Вскоре под поднятый полосатый шлагбаум контрольно-пропускного пункта проскользнула роскошная иномарка без регистрационных номеров, которые заменяла бумага с надписью «транзит», приклеенная скотчем к лобовому стеклу. Машины пропускались беспрепятственно и выстраивались ровными рядами на забетонированной площадке напротив солдатских казарм. Строго режимный, секретный объект превратился в подобие автомобильного салона, торгующего дорогими средствами передвижения.

Лимузины, джипы, машины представительского класса пригоняли типы с характерной внешностью мафиози. Одинаково коротко стриженные, благоухающие дорогой мужской косметикой, поскрипывающие куртками из тонко выделанной кожи, они вызывали зависть у Тараканова своей независимостью, наглостью и туго набитыми кошельками.

Начальник капитана связался с автомобильной мафией, выводившей иномарки из-под таможенного оформления и лишнего внимания со стороны правоохранительных органов, не имевших доступа на территорию режимного объекта. Пока мафиози подыскивали покупателя и оформляли бумаги, машины мариновались в идеальном отстойнике.

Тараканов получал долю, намного меньшую, чем начальство, но в валюте. Сумма позволяла заглянуть в бары на Тверской и снять длинноногую жрицу любви, отличавшуюся от прежних как овца от антилопы. Но аппетит приходит во время еды, и чувство обделенности не покидало капитана. Начальник успел отгрохать симпатичный коттедж из красного кирпича, обкатать новенький «Форд-Мондео» и справить шумную свадьбу дочери. А Тараканов никак не мог поднакопить капитала, способного гарантировать безбедное будущее. Деньги утекали сквозь пальцы, словно пригоршня мелкого песка.

Почти каждый вечер он садился в шикарную тачку и нарезал кружок по площадке. Опробовав дорогущий лимузин, он откидывал сиденье и, лежа в салоне, долго курил, размышляя о несправедливости жизни, дающей одним все, а достойным – лишь крохи.

На сигарообразный «Понтиак», поступивший с очередной партией машин, Тараканов положил глаз сразу. Но опробовать ходовые качества шедевра американского автомобилестроения он не успел. Покупатель появился у КПП внезапно…

Проверявший несение караульной службы капитан отчитывал солдата-первогодка, плохо вымывшего пол в бетонной клетушке пункта, когда пронзительный автомобильный сигнал потребовал поднять полосатую жердину шлагбаума.

Тараканов вышел на крыльцо КПП, заложив руки за ремень. Раскачиваясь с носка на пятку, он смотрел на прибывших без предупреждения гостей, размышляя о том, что компаньоны начальника совсем оборзели и не испытывают никакого уважения к службе. Нарочито медленно достав пачку сигарет, он начал прикуривать, ломая спички одну за одной. Солдатик с совком и веником покорно подбирал мусор, дожидаясь команды поднять шлагбаум.

Капитан, увлеченный занятием добывания огня, не заметил, как поджарый мужчина, подогнув длиннополое пальто, пробрался за заграждение.

– Ну что, Таракан, так и не надрочился прикуривать с первой спички, – произнес чей-то насмешливый голос.

Солдатик, громыхнув жестяным совком, сдавленно хихикнул. Его командир поднял глаза, готовясь дать отпор наглецу.

– Ястреб?! – Прилипшая к нижней губе сигарета чуть не заскочила в глотку капитана.

Перед ним стоял респектабельный господин, щелкающий золотой зажигалкой, в котором сложно с ходу было опознать однокашника по училищу. Только глаза Сереги Ястребцова остались неизменными: круглыми и бездонными, как линзы оптического прицела снайперской винтовки.

– Серега, старый волчара, каким ветром… – заревел капитан, распахивая объятия. – Ты, я вижу, цветешь и пахнешь!

Однокашник, не настроенный целоваться и тискать капитана в объятиях, вежливо отстранился:

– Я не фиалка. Но в целом дела идут нехило. А ты как?

– Гнию помаленьку, – состроив скорбную мину, пожаловался Таракан.

Окинув мимолетным взглядом территорию режимного объекта, задержавшись глазами на пирамидальных опорах сторожевых вышек и добротных постройках, скрывавших входы в бункера, Ястреб похлопал по капитанским погонам:

– Государева служба – дело нелегкое. На таком хозяйстве сидишь и смуреешь. Глупо, Таракашка. На себя вкалывать надо, а не на государственную пенсию…

Отстояв наряд, капитан Тараканов уехал вместе с однокашником, блаженствуя в пропахшем натуральной кожей салоне «Понтиака».

Для желчного служаки наступили золотые деньки. В незаконном автомобильном бизнесе приятель заполучил свою долю, увеличив доходы однокашника. Чихать хотел капитан на задолженности по зарплате, получая из рук Ястреба пухлые конверты, набитые хрустящими купюрами. Он неоднократно намекал приятелю, что готов сменить род занятий и влиться в сплоченные ряды организованной преступности. Тараканов не прикидывался наивным простачком, насмотревшись на образ жизни Ястреба. А тот, в свою очередь, платил откровенностью за откровенность:

– Боевиков у меня хватает. Военное ремесло я знаю получше твоего. Так что терпи, Таракан. Ожидай своего звездного часа и служи Отчизне. Я благотворительностью не занимаюсь. А если серьезно, в этой долбаной стране всегда нужны преданные люди на разных местах. Будешь в резерве… Может, министром обороны станешь! Тогда выделишь мне боксы Кантемировской дивизии под стремные тачки! – с издевкой в голосе шутил Ястреб.

Гром грянул среди ясного неба. Следователи регионального управления по борьбе с организованной преступностью раскололи на допросе литовского перегонщика, работавшего на автомафию. Литовца взяли с поличным, вытащив из «Мерседеса» с халатно перебитыми номерами двигателя. Машина числилась в угоне по компьютерной картотеке немецкой полиции. Прибалт, больше смерти боявшийся уральских лагерей и сибирских лесоповалов, согласился сотрудничать со следствием. Но из-за противодействия военных, не допустивших «следаков» на секретный объект, расследование продвигалось черепашьим шагом. Подразделение собственной контрразведки тоже землю носом не рыло.

Скандал мог иметь далеко идущие последствия для его участников. Вокруг объекта засуетились оперативники, вынюхивающие подельников автомафии из числа военных. Зачастили и проверки из управления. Генералы приезжали на служебных машинах, оставив в гаражах тачки, еще недавно стоявшие на бетонном пятачке части. Они вели нудные беседы с личным составом и отправлялись строчить отчеты за столами московских кабинетов.

Тараканов запаниковал. Высоких покровителей у него не было. Но Ястреб в беде не оставил. Заявившись с бутылкой «Абсолюта» и банкой испанских маслин в прокуренную холостяцкую обитель капитана, он с порога взял быка за рога:

– Завтра получишь перевод в другую часть! Уйдешь чистеньким, даже с повышением в должности. Копать под тебя не будут. Гарантирую. Но и ты держи рот на замке!

Спешно накрывающий на стол Тараканов поставил пластиковые стаканы, глядя на гостя с собачьей преданностью:

– Заметано, Ястреб! Ну ты волшебник… А мой начальничек не откроет хавалку? Если козла прижать… – капитан многозначительно покачал головой.

Ястреб не ответил, молча разлив водку по стаканам.

– Помянем подполковника, – он сухо усмехнулся, чокаясь с остолбеневшим капитаном.

Непосредственный командир Тараканова плавал в ванне краснокирпичного коттеджа лицом вниз. Вызванная дочерью бригада «Скорой помощи» констатировала смерть от сердечного приступа, не заметив следа от укола на локтевом сгибе правой руки.

Гроза благодаря стараниям однокашника прошла мимо. Оказавшись на новом месте службы, в провинциальной глухомани, капитан Тараканов словно впал в спячку. Нет, конечно, он ходил на разводы, дрессировал солдатиков, развлекался с любовницей. Но это была не жизнь, а существование, отравленное мыслью о том, что про него забыли.

Ястреб запретил звонить или иным образом выходить с ним на связь. Дело автомафии находилось под контролем Генеральной прокуратуры. Затем залетел со шлюхами сам Генеральный прокурор, и о стоянке краденых автомобилей на режимном объекте уже никто не вспоминал. Служители закона занялись разборками между собой.

Контакты капитана с Ястребом возобновились. Он вырывался из глуши подышать столичным воздухом, а щедрый приятель оплачивал увеселительные мероприятия с девочками, блистающими распаренными задами в номерах сауны, походы в казино, загульные попойки опять же с готовыми удовлетворить самую извращенную блажь особами женского пола.

– Ты не таракан, а кролик! Петушишь всех б… без разбора. Когда халяву отрабатывать будешь? – полушутливо вопрошал Ястреб, подавая чумному с бодуна капитану стакан с пузырящейся таблеткой быстрорастворимого аспирина.

Проглатывая спасительную жидкость, снимающую головную боль, Тараканов божился:

– За мной не заржавеет. Хочешь, ящик «стволов» из части уведу?

– Протрезвей, чудик! Этой хреновени в Москве валом, а на Кавказе у чеченов вообще немерено. Только «бабки» отстегивай. Принесут в оружейной смазке. Нулевые. И еще розовой ленточкой перевяжут, – смеялся Ястреб над наивным предложением однокашника.

Но в начале лета желтоглазый резко изменил свое поведение. Он стал особенно обходительным и расточительным. Во время очередного столичного загула, растянувшегося на весь отпуск, оторвавшись по полной программе, перед самым отъездом в часть, за прощальным столом капитан спросил:

– Ты чего темнишь, Ястреб? За дурака меня держишь?

Принимающая сторона, то бишь Сергей Ястребцов, развлекался раскалыванием ребром натренированной ладони скорлупы грецких орехов. Осколки он складывал в серебряную конфетницу. Оставив забаву, Ястреб пронзил собеседника взглядом.

– Есть дельное предложение. Лови момент, Таракан. Московские каникулы за мои «бабки» – это полная фигня по сравнению с возможным будущим, – тихо произнес он, пронзая капитана взглядом птичьих глаз.

– Говори, – кивнул Тараканов.

– После услышанного у тебя не будет выбора. Или ты со мной до конца, или ты… – Ястреб скорбно поджал губы, не желая произносить слово «покойник».

Предостережение следовало взвесить. Ястреб слов на ветер не бросал. Налив бокал минералки, капитан осушил его до дна. Громко отрыгнув газами, он осмотрел роскошное жилище однокашника и вспомнил блеклые обои своей комнаты, стены казармы, выкрашенные ядовитой зеленой краской, щербатый асфальт гарнизонного плаца.

– Не дави на психику. Выкладывай свое предложение, – с неожиданной злостью произнес Тараканов.

По мере услышанного он все больше бледнел и хлестал минеральную воду из горлышка бутылки. Но когда Ястреб закончил, капитан, совладав с собой, твердым, командным голосом произнес:

– Игра стоит свеч. Ради суммы с шестью нулями я готов рискнуть. Ты во мне не ошибся!

– Надеюсь, – ухмыльнулся желтоглазый, радуясь неожиданно легко оформившейся сделке.

Ястреб легко манипулировал людьми, но сейчас он играл открытыми картами, заготовив блеф на потом…

* * *

Внешне неброский эшелон готовился к отправке. Солдаты с эмблемами железнодорожных войск в петлицах проверяли буксы восьмиосных вагонов, неотличимых от рефрижераторов для перевозки замороженного мяса. Три локомотива в голове состава подняли дуги контактов, соединившись с высоковольтной линией проводов, уходивших вдаль.

Состав не отличался от тысяч иных эшелонов, курсировавших по стальным магистралям России каждый день. Два спальных вагона, два рефрижератора, цистерна, несколько грузовых стояли, вытянувшись в линию. Но начинка состава была особенной. Под крышами рефрижераторов в кромешной темноте находились пусковые установки твердотопливных ракет типа «скальпель». Каждая из двенадцати ракет была снабжена разделяющимися ядерными боеголовками. Компактно размещенное оружие страшной разрушительной силы по сигналу из центра управления огнем, расположенного в вагоне, похожем на почтовый, могло взмыть в небо, чтобы поразить цели за тысячи километров от места пуска.

Советские конструкторы создали настоящий ракетный бронепоезд: мощный, маневренный, почти неуловимый для средств поражения потенциального противника. В начале девяностых годов, когда Союз затрещал по швам и на железных дорогах участились аварии, катастрофы и прочие неприятности, первый и последний президент уходящей в небытие супердержавы запретил выход ракетных бронепоездов в районы боевого патрулирования. Но соединения железнодорожного базирования баллистических ракет не прекратили своего существования. Приписанные к пунктам постоянной дислокации, они несли боевое дежурство, не покидая расположения частей.

Международная ситуация изменилась, когда на Югославию посыпались натовские бомбы. Уязвленная пренебрежением западных партнеров, Россия решила напомнить, что с мнением ядерной державы следует считаться и что у России еще есть порох в пороховницах.

Ракетные бронепоезда вышли на маршруты боевого патрулирования. Американские спутники-шпионы зафиксировали бесстрастными объективами демонстрацию военной мощи русских. Обеспокоенный госдепартамент провел неофициальные переговоры с представителями Кремля и военного ведомства. Русские заверили, что поводов для беспокойства нет, двусторонние договоренности по-прежнему соблюдаются и после проведения плановых учений все возвратится на круги своя. Американцам пришлось проглотить горькую пилюлю, но давить на ядерную супердержаву они не посмели, переведя системы слежения в усиленный режим работы.

Загорелся зеленый глаз семафора, показывая, что путь для литерного состава открыт. По-разбойничьи свистнул локомотив, предупреждая об отправлении. Группа военных, находившихся на железнодорожной рампе, взяла под козырек, провожая состав так, как провожают отходящие от причала корабли.

Эшелон дернулся, лязгая железом сцепок, и плавно двинулся вперед. С каждой минутой состав набирал скорость, вибрируя на стыках рельс. Движение происходило в строгом соответствии с графиком, определявшим время прохождения каждого участка маршрута боевого патрулирования. Через минут двадцать эшелон затерялся в зеленом массиве густых хвойных лесов, окружавших стальную магистраль.

Капитан Тараканов расстегнул верхнюю пуговицу комбинезона защитного цвета. Отхлебнув невкусного чая, заваренного бестолковым дневальным, он поставил стакан, дребезжавший в старомодном подстаканнике, и посмотрел на часы с люминесцентными стрелками. Сверив время, он поднял стальную штору, отсекавшую кубрик начальника отделения охраны и обороны от внешнего мира.

За запыленным окном проплывал знакомый пейзаж. Эшелон проследовал мимо черной проплешины, оставленной лесным прошлогодним пожаром. Скелеты обгорелых елей напоминали рисунок, созданный нетвердой детской рукой, начертавшей частокол корявых, изломанных линий.

Опустив штору, Тараканов прилег на кушетку. Кобура с табельным оружием впилась под ребра, но капитан не замечал неудобства. Он прислушивался к перестуку вагонных колес, ожидая, когда монотонный ритм сменит темп. За пожарищем находился железнодорожный мост, под опорами которого протекала безымянная речушка, преградившая дорогу пламени. Тараканов вызубрил маршрут наизусть и теперь, глядя в потолок, проверял свое пространственное воображение.

Мост ракетный бронепоезд прошел с точностью до секунды. Проход отразился на мониторах Центрального командного пункта ракетных войск стратегического назначения, осуществлявшего тотальный контроль за перемещением мобильных групп от Владивостока до Смоленска. Доложив начальнику ЦКП, молодцеватому генерал-майору, ответственному за принятие оперативных решений, дежурный офицер отвел воспаленные глаза от монитора, вставая, чтобы размять ноющую поясницу.

Капитан Тараканов так же рапортовал командиру эшелона, подполковнику с браво закрученными чапаевскими усами. Вытянувшись по стойке «смирно», он стоял у стены вагона управления, покачиваясь в такт движению поезда. Подполковник Васильев недолюбливал смурного капитана, подозревая в нем человека с двойным дном. Но подозрения – это дело контрразведчиков, а Васильев, запустивший с полигонов за годы службы больше ракет, чем иной пацан воздушных змеев, держал эмоции при себе.

– Экраны кругового обзора проверяли? – спрашивал подполковник, недавно отказавшийся от тихой кабинетной работы в штабе дивизии.

– Так точно! – вытягивался в струну Тараканов.

– Как настроение личного состава?

– Бодрое. Во вверенном мне подразделении обстановка нормальная. Люди на постах. Следующая смена отдыхает. Никаких чрезвычайных происшествий не отмечено, – отбарабанил капитан, пожирая глазами начальство.

Ответственный за охрану состава капитан Тараканов украдкой взглянул на часы. Одернув манжету комбинезона, он спрятал хронометр и вновь преданно уставился на командира. Жест не остался незамеченным. Васильев, водивший по топографической карте остро заточенным карандашом, усилил нажим и сломал грифель.

Черное пятно пометило отрезок пути, где трасса, описывая дугу, начинала идти под уклон. На этом участке локомотив сбрасывал скорость, спускаясь в зажатую холмами узкую долину, которую местные жители называли «Чертов хвост».

– Куда спешите, Тараканов? – недовольно спросил командир эшелона.

– Скоро вечер, товарищ подполковник. Надо обойти состав, проверить караулы, провести инструктаж для заступающих в наряд, – Тараканов заискивающе улыбнулся, словно пытаясь загладить какую-то вину.

«Слизняк этот начальник охраны. А может, я придираюсь к мужику. Не вписался Тараканов в коллектив, и всех-то делов. Ничего, годков пять потянет лямку, заносчивости поубавится. Станет приличным офицером, с которым и чарку не грех пропустить под соленые грибочки», – остудил себя подполковник.

Ракетный бронепоезд приближался к спуску в долину. Места оправдывали свое неприглядное название. Заболоченный лес подступал к самому полотну железной дороги, чуть ли не смыкая мохнатые ветви вековых елей над крышами вагонов. Имелась и другая особенность, беспокоившая подполковника.

Сравнительно недавно газодобывающая компания в обход запретов проложила ветку магистрального газопровода, по которому голубое топливо гнали в Западную Европу. Трубы большого диаметра пустили параллельно с путями по дну долины, нарушая элементарные правила безопасности ради меньших затрат на строительство.

Газовые магнаты, заправлявшие в Москве, сэкономили кучу денег, но добавили головной боли железнодорожникам и военным. Ехать рядом с кишкой газопровода – это все равно что курить, усевшись на бочку с порохом. Может пронести, а можно и взлететь.

– Разрешите идти, товарищ подполковник? – Лицевой нерв на физиономии капитана предательски задергался.

Обремененный иными проблемами, подполковник не обратил внимания на симптомы сильного волнения подчиненного, мявшего руками с побелевшими костяшками пальцев фуражку.

– Идите, Тараканов, – спешно произнес подполковник, занятый мыслями об опасном участке трассы.

Развернувшись на каблуках, начальник охраны покинул вагон управления. Продвигаясь в хвост состава к вагонам с пусковыми ракетными установками, Тараканов поминутно смотрел на часы и ускорял шаг. Забежав в свой кубрик, он достал из висевшей на стенном крючке полевой сумки блок сигнальных ракет и так же спешно вышел.

Ракетный бронепоезд догонял солнце, опускавшееся в долину «Чертов хвост».

Давно покинутый людьми поселок старателей не был отмечен на картах. Лес наступал, стараясь уничтожить следы присутствия человека. Занесенные ветром семена прорастали чахлыми деревцами на полусгнивших крышах бревенчатых бараков. Гравийная дорога, ведшая к оскудевшему руднику, заросла травой. Кирпичная кладка здания администрации покрылась мхом.

Когда-то здесь кипела жизнь. Сновали бородатые геологи с образцами породы в рюкзаках. На митингах чествовали ударников социалистического труда и вручали им ценные подарки вроде редких в те времена патефонов или отрезов ивановского ситца в горошек. Вечерами устраивались танцы и драки, а поутру жители поселка исчезали в недрах рудника.

В войну, когда немецкие генералы обозревали через бинокли окраины Москвы, а эвакуированные за Урал заводы ковали в три смены оружие, на рудник пригнали первую партию заключенных. Прямо с этапа, вручив каждому тяжеленное кайло или тачку, так называемых «врагов народа» отправили в забой. На вечерней перекличке начальник лагеря собственноручно расстрелял несколько доходяг, не выполнивших норму. Воюющая страна нуждалась в стратегическом сырье. Наградой за усердный труд в забое стала лишняя миска жидкой баланды, заправленной отрубями.

Война закончилась. Но новые этапы вереницей тянулись к мрачным штольням рудника. Правда, после победоносной весны сменился контингент. При тусклом свете керосиновых ламп махали кайлом люди в мундирах со споротыми погонами и знаками различия. Пленные эсэсовцы из элитных дивизий «Мертвая голова» и «Викинг» долбили неподатливую породу до кровавых мозолей с присущей немецкой нации педантичностью. Арийцы все делали на совесть: сражались, жгли деревни с мирными жителями, добывали ценное сырье.

Солдаты «третьего рейха» выбрали все до остатка. Правительственная комиссия признала разработки нерентабельными, и рудник закрыли. Братское кладбище, на котором бок о бок покоились «враги народа» и белокурые представители несостоявшейся расы господ, мечтавших повелевать миром, сровняли с землей. Входы в штольни взорвали, списанную технику бросили, а колючую проволоку и прочие лагерные причиндалы аккуратно сложили и забрали с собой. Тюрем и лагерей в России всегда не хватало, в отличие от природных ископаемых.

Старый ворон, обитавший в здешних местах с незапамятных времен, не покидал насиженного гнезда. Птица, помнившая период, когда мертвечины было навалом, ждала возвращения людей. И они вернулись, расположившись лагерем в обветшалых бараках и замшелом здании администрации…

– Прибыл за пайкой, пернатый?! Чего так поздно? Скоро вечер.

Святой развернул бумагу с приготовленным угощением, щепоткой хлебных крошек.

Кося антрацитовым глазом, ворон ступил на жестяной проржавевший козырек узкого оконца, продуваемого всеми ветрами помещения, бывшего некогда карцером для усмирения строптивых заключенных. Человек, прикованный к металлическим скобам, вмурованным в стены, не представлял опасности. Отсюда, как помнил ворон, редко кто выходил. Чаще выносили давно забытое лакомство – человеческие трупы. Но новый знакомый птицы, вот уже три дня пытавшийся ее приручить, умирать, кажется, не собирался. Распрямив крылья, ворон спланировал вниз и, нахохлившись, уселся возле угощения.

– Лопай, птеродактиль… Сколько же тебе лет… – разглядывая птицу, задумчиво произнес Святой.

Он отодвинулся в угол, обхватив руками колени. Пернатый старожил, отказываясь от скромного угощения, пронзительно каркнул, бочком приближаясь к неподвижному пленнику.

– Предсказываешь что-то нехорошее. Учти, я не суеверный. А обстановка и так хуже некуда, – негромко, чтобы не вспугнуть единственного собеседника, произнес Святой.

Узкое помещение карцера напоминало каменный стакан. Стены были покрыты плохо читаемыми надписями, выведенными слабеющими руками заключенных тех смутных времен, когда человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша. Святой, оказавшись в отдельных «апартаментах», не стал оставлять автографа на влажных от вечной сырости кирпичах, посчитав, что собственноручно писать эпитафию для себя рановато.

В этот медвежий угол, забытый богом и людьми, бывший спецназовец прибыл не по своей воле, перенесясь на солидное расстояние от цивилизованного района подмосковных вилл и особняков в комариный край, где на квадратный километр водилось больше дикого зверья, чем людей.

О местности Святой мог составить приблизительное представление, ведь вся дорога отложилась в его памяти двумя неравнозначными этапами. Старт состоялся на пустынной товарной станции, возле которой возвышались башни элеватора и тянулись бесконечные пакгаузы с амбарными замками на воротах. Погрузка в вагоны, напоминавшие военные теплушки, проходила кромешной ночью. Станционные прожектора были погашены, и только фара маневрового тепловоза рассеивала мрак.

Неразлучный спутник Святого, мордастый бандит с отметиной на лбу, вывел пленника из джипа под усиленной охраной албанцев. В национальной принадлежности смуглолицых людей, сновавших, точно муравьи, по бетонному возвышению рампы, Святой не сомневался. Ему приходилось сталкиваться с представителями этого диковатого балканского народца раньше. Знакомство оставило неприятный осадок, хотя Святой никогда не переносил отрицательные черты отдельных выродков на всю нацию. Приложивший к его затылку пистолет чистокровный славянин по кличке Лишай мог быть эскимосом, оставаясь для пленника прежде всего бандитом, которого следует уничтожить в нужный момент. Но все-таки присутствие на станции выходцев с Балкан вносило свои коррективы. По богатому опыту Святой знал, что иностранные наемники на чужой территории действуют с особой жестокостью, не питая к местному населению ни капли жалости. Стоя перед товарным вагоном, он напрягал зрение, стараясь разглядеть и запомнить каждого. Все были заняты делом, кроме него. Согнувшись в три погибели, албанцы затаскивали ящики с невинной маркировкой, обозначавшей экспортные поставки продуктов питания на стенках. Отдельный, крупногабаритный груз доставлялся электрокарами, въезжавшими по металлическим лагам внутрь вагонов.

Работа шла слаженно, как по нотам. Никаких перекуров. Никаких лишних движений. Казалось, по рампе передвигаются не люди, а роботы, подчиняющиеся безупречно составленной программе, вложенной в кибернетические мозги.

Святой стоял спиной к пакгаузам. За ним, выстроившись сомкнутым рядом, переминались с ноги на ногу трое громил, выделенных для конвоирования пленника. Святой, поглощенный созерцанием погрузки в надежде увидеть знакомые лица Дарьи или Стивена Хоукса, не услышал, как рассыпалась шеренга, пропуская человека с ястребиным профилем.

– Я обожаю путешествовать, – встав плечо к плечу с пленником, произнес Ястреб.

Святой повернул голову, меланхолично заметив:

– Это мало похоже на увеселительный круиз.

– Ты имеешь в виду товарные вагоны?

– Да. Хотелось бы отоспаться после подвала в СВ или, на худой конец, в обычном купейном… Кстати, далеко едем? – позвякивая цепями, словно модница золотыми браслетами, задал провокационный вопрос Святой.

Меченый прямо-таки зарычал от наглости подконвойного. Босс Лишая демонстрировал завидную выдержку, по которой всегда можно отличить профессионала от банального бандита.

– Не гоношись, Лишай! Наш друг изволит шутить. Показывает железный характер. Это мне нравится. Приятно иметь дело с крепкими мужиками, а не со слюнтяями и дристунами, прикидывающимися суперменами у стойки бара. Крепыши меня мобилизуют, не позволяют расслабиться. И козлы отпущения из них получаются классные, очень убедительные, – подняв руку, Ястреб проверил время, посмотрев на массивные часы с несколькими циферблатами для различных часовых поясов. – Едем мы далеко, всей компанией, по одному маршруту, но в разных вагонах. Не волнуйся, Святой, на конечной станции о тебе не забудут. Пригласят пройти на выход.

Кутерьма с погрузкой завершалась. Станционный служащий в форменной рубашке с короткими рукавами трусцой бежал вдоль вагонов, испуганно озираясь на смуглолицых албанцев. Пухлый железнодорожник, похожий на приплюснутого с макушки колобка, сипло закричал:

– Все готово, Сергей Николаевич. Можно закрывать и цеплять к составу.

Он триумфально заклацал пломбировочными щипцами, инструментом, напоминающим давилку для чеснока с удлиненными рукоятками.

– Поедем, как большевики… – засмеялся Святой, которому чувство юмора не изменило бы и на краю могилы.

Приложив палец к тонким змеиным губам, после чего станционный служащий перестал шуметь, Ястреб недоуменно переспросил:

– При чем здесь краснопузые?

– Дедушка Ленин приехал в Россию в запломбированном вагоне и сделал революцию. Намечается похожая ситуация?!

Историческая параллель, проведенная пленником, Ястребу пришлась по вкусу. Он панибратски похлопал Святого по плечу и осклабился в волчьей ухмылке:

– Революция?! Я не фанатик, а деловой человек, выполняющий заказ. Фейерверки неплохо оплачиваются, если их устраивает хороший мастер. Зажравшийся мир надо немного встряхнуть. Только и всего.

– Сам на воздух взлететь не боишься? – подталкиваемый в спину, Святой задержался перед черным квадратом входа в вагон.

Но Ястреб сделал вид, что не расслышал вопроса, занятый контролем финального этапа погрузки – опечатывания вагонов. Вместе с раздувшимся, словно жаба, железнодорожником он обошел каждый вагон, задвигая двери и опуская клямки замков. Затем потеющий толстяк пропускал сквозь дужки проволоку, перекручивал ее монтировкой и, достав свинцовую шайбу, закреплял пломбиром, выбивавшим номер сортировочной станции.

Оформленный по всем правилам груз отправлялся в восточном направлении вместе с владельцами.

Трое суток в замкнутом пространстве товарного вагона, заставленного ящиками, действительно не походили на увеселительный круиз. Компанию Святому составила дюжина албанских боевиков, оккупировавших дощатые нары, и неизменный Лишай, изнывавший от безделья. Втихомолку, нарушая строжайший запрет шефа, бандит прикладывался к бутылке, когда вся бригада заваливалась спать. Впрочем, законсервированные в вагоне албанцы дрыхли сутки напролет, проявляя к посаженному на цепь пленнику минимум интереса.

Святому отвели целый угол, бросив взятый из подвала виллы матрац. Короткая цепь ограничивала движение, и он часами лежал на спине, прислушиваясь к гортанному негромкому говору боевиков или булькающим звукам льющейся в глотку Лишая водки.

Пленника манили ящики, в которые нестерпимо хотелось заглянуть. Но дотянуться до них было невозможно. Предприняв единичную попытку, Святой отказался от тщетной идеи завладеть оружием. То, что в ящиках находится арсенал отряда Ястреба, он определил по характерному аромату оружейной смазки, просачивающемуся сквозь щели между досками. Этот запах примешивался к атмосфере вагона, густо настоянной на смраде табачного дыма, немытых, смердящих терпким потом тел боевиков, вони бачка с дерьмом и разлагающимися объедками.

«Неужели Даша мучается в таких же скотских условиях? В душе этой желтоглазой сволочи нет ни капли сострадания к ближнему», – тягостные мысли о девушке, ставшей для Святого самым близким человеком, причиняли больше страданий, чем почти вросшие в плоть стальные обручи наручников.

Состав упорно продвигался на восток. За стенами вагона шумели станции, перекликались посвистом сигналов локомотивы, доносилась людская речь. Останавливался эшелон нечасто. В основном ночью, когда состав переформировывали, чтобы отправить дальше. Вагоны, спущенные с сортировочной горки, сотрясали резкие толчки, за которыми следовала крутая матерщина рабочих, проверяющих сцепку и спускающих лишний воздух из пневмосистем.

Первую половину пути каждая такая остановка и маневры вызывали у боевиков приступ бдительности, граничащей с паникой. Они спрыгивали с нар, занимали боевые позиции за ящиками и у дверей. Старший группы, амбал с длинными усами, свисающими точно незавязанные шнурки, зверски смотрел на пленника, приложив ухо к нагревшейся за день стене вагона. Поезд трогался, и боевики расползались словно тараканы по своим щелям.

Дорога и вынужденное безделье разлагающе действовали на албанцев. Дурной пример подавал Лишай, обалдевший от сиденья взаперти. Спиртные запасы истощились, а развлекаться истязанием пленника громила не отваживался, памятуя печальную судьбу приятелей, превратившихся по милости Святого в корм для могильных червей.

– Скорей бы ты сдох, – уныло бормотал Лишай, поднимая отяжелевшую голову с лежанки, расположенной на верхнем ярусе нар, откуда он спускался, чтобы покряхтеть над бачком с нечистотами и взять банку консервов, которые уже застревали в глотке.

По рации он докладывал обстановку боссу, из чего Святой сделал вывод, что Ястреб едет этим же эшелоном только с большим комфортом. Радиус приема переговорного устройства был меньше, чем у мобильного телефона, работающего в черте города.

Постепенно расхлябанность скосила всех поголовно. Вагон напоминал змеиное гнездо с впавшими в зимнюю спячку гадюками.

Однажды в детстве, гуляя по осеннему стылому лесу, подступавшему к забору военного городка, где жила дружная семья капитана Рогожина, Святой, а в ту золотую пору просто шебутной малец Димка Рогожин, расковырял трухлявый пень, на дне которого обнаружил тугой, скользкий комок перевившихся между собой пресмыкающихся. Самая матерая особь, гадюка, покрытая чешуйками размером с ноготь мизинца новорожденного младенца, разбуженная прутиком Димки, зашипела, высунув из пасти раздвоенный язык. Тогда мальчишка, испуганный злобным взглядом желтых глаз змеи, убежал, но гнездо навечно отпечаталось в памяти ребенка.

Вагон освежил впечатления, полученные в детстве.

Российские дороги не терпят беспечности. Расслабленно обняв подругу, можно гнать машину по немецким автобанам, можно пить, не боясь расплескать кофе, в ресторане токийского суперскоростного экспресса, можно заниматься любовью, закрывшись в туалете авиалайнера какой-нибудь солидной компании, но, следуя по путям сообщения непредсказуемой страны, надо помнить о бдительности.

В предутренний час, когда туман скапливается в низинах, состав застрял на перегоне, дожидаясь своей очереди проследовать через мост, соединявший берега воспетой в песнях великой русской реки.

Святой не спал. Повернувшись к стене, он вливал в легкие неповторимый прибрежный воздух, остуженный речной прохладой, вобравшей в себя дымок от костров рыбаков, аромат разнотравья пойменных сенокосов и свежесть речных плесов. Он умел довольствоваться скромными радостями жизни, от которых кружилась голова, сокращались не потерявшие эластичности и упругости мышцы, а сердце мощными толчками перекачивало кровь.

«Партия еще не сыграна. Ты достанешь из колоды козырного туза, – упиваясь глотками пьянящей свежести, размышлял Святой, не потерявший бодрости духа. – Слишком самоуверенные подонки где-нибудь да поскользнутся, и тогда ты не позволишь им подняться».

Эшелон стоял как вкопанный, утонув в тумане и предутренней тишине, когда все живое беспробудно спит. Не подозревая того, природа создала идеальный временной отрезок для проведения спецопераций: налетов, захватов, ошеломительных штурмов, нападений без объявления войны.

Часто для бывшего спецназовца время с половины четвертого до пяти утра становилось пиком рабочего дня, когда следовало успеть провести операцию и раствориться в начинающей таять с первыми солнечными лучами туманной мгле.

«Хорошего понемногу. Скоро твари проснутся и начнется обычный балаган с чавканьем, галдежом и хождением. Надо покемарить в спокойной обстановке», – решил Святой, принимая удобную позу для отдыха.

Он подложил руки под голову вместо подушки и выпрямил ноги. Скрежет, похожий на шелест, заставил его насторожиться. Звуки проникали снаружи.

Святой приподнял голову, опершись затылком о шершавую стену. Теперь он мог наблюдать за дверью, откуда доносились шум и едва различимый возбужденный шепот:

– Бля, перекусывай, Васек. Чего вошкаешься?

– Не гони! Пока у семафора очко красное, успеем… – вторил хриплый басок с нотами всезнающего лидера.

Промышляющие грабежом на железных дорогах потрошители товарняков медлили, по миллиметру разрезая проволочный скруток. Недавно на перегоне команда вневедомственной охраны, объединившись с транспортной милицией, устроила грандиозный шмон, арестовав несколько любителей поживиться чужим добром. Но настоящие асы, опустошавшие контейнеры не один год, ушли от облавы.

Сегодняшним утром потрошители решили пополнить персональную кассу, опустевшую из-за вынужденного простоя. Обычно они тщательно выбирали вагоны, отдавая предпочтение контейнерам с яркими логотипами западных транспортных фирм на стенах из гофрированного железа. Но стоявший на отшибе эшелон, занимающий крайнюю ветку разветвленных железнодорожных путей, привлекал своей незащищенностью и доступностью.

Налетчики действовали по принципу махновских банд – молниеносный бросок, скоростное вскрытие, быстрое изъятие товара и стремительный отход. Даже потрепанный пикап «Москвич», на котором вывозили краденое, напоминал тачанку, раздолбанную по степному бездорожью. Оставив напарника возле машины, укрытой в неглубоком овраге, Василий по прозвищу Болт и его младший брат, заслуживший за невероятную худобу кличку Комса, отправились за добычей.

Выбрав наобум вагон, потрошители смазали маслом направляющие дверей, по желобку которых двигались колесики. Скрежет мог привлечь охранников, а ребята уже успели отмотать срок: Болт в лагере общего режима, а брат на зоне для малолеток. Сняв свинцовую пломбу, они в несколько приемов расчленили проволочный скруток, подняли штабу замка и отвели дверь.

Скорчив брезгливую физиономию, Комса зажал нос пальцами:

– Едрить твою… Вонизм!

Волна миазмов человеческих испражнений и прогорклого, замешенного на поте и застоявшемся табачном дыме воздуха походила на газовую атаку, под которую попали потрошители. Моргая и еле сдерживая кашель, они запрыгнули в вагон. Под подошвами изношенных китайских кроссовок братьев не шелохнулся ни один камешек гравийной насыпи.

Святой видел все. Он притворялся спящим, наблюдая за вторжением сквозь полузакрытые глаза. Сердце пленника бешено заколотилось. В руках худого, точно узник нацистского концлагеря налетчика находился ключ к свободе – мощные кусачки с широким лезвием и длинными рычагами-рукоятками.

Потрошители постояли секунду, привыкая к темноте. Скупой утренний свет не мог справиться с мраком, царившим в вагоне. Оглядевшись, Болт, бывший атаманом семейной банды, отшатнулся назад, схватив брата за рукав.

– Ты чего? – положив кусачки на плечо, спросил Комса, давно мечтавший приобрести контактные линзы для страдающих дальнозоркостью глаз.

Едва ворочая прилипшим к гортани языком, Болт прошипел:

– П…ц, влетели!

С нар доносился дружный храп боевиков. От неожиданности налетчики чуть не обделались, почувствовав себя кроликами, угодившими в западню. Первым, как и положено атаману, очнулся Болт. Отступая короткими шажками к двери, он тянул за собой брата:

– Линяем, Комса! Шухер, по-быстрому…

Худой, с отвисшей челюстью, по-рачьи пятился назад, вращая от ужаса глазами. Они уходили согнувшись, как в игре в жмурки, широко растопырив руки.

– Стоять, кореша! – Святой приподнялся, насколько позволяла цепь.

Потрошители вагонов окаменели, не понимая, откуда исходит тихий, но внушительный приказ. Не меняя властной интонации, Святой продолжал манипулировать раздавленными внезапным страхом налетчиками:

– Ты, скелет с кусачками, подруливай ко мне!

Голос невидимки, бесстрастный, точно тон прокурора, зачитывающего обвинительный приговор, заставил Комсу сделать шаг, прежде чем его остановил брат. Обладавший превосходным зрением Болт сумел рассмотреть закованного в кандалы человека, сидевшего в углу. Невиданное зрелище разожгло любопытство, переборовшее страх.

– Братан, ты кто? – тупо уставившись на Святого, шепотом спросил Болт.

– Позже, за чаркой скорефанимся. Помогите, пацаны, выбраться, – Святой поднял руки, показывая паутину стальных цепей.

Постоянно озираясь в сторону двухъярусных нар, парочка крадучись, кошачьим шагом приблизилась к пленнику. Сметливый Болт, парившийся на зоне вместе с рэкетирами, осужденными за взятие заложника с целью получения выкупа, оценил положение незнакомца как незавидное:

– Конкретно повязали тебя, паря. Кому дорогу перешел?

Брат, бывший человеком попроще, развел рукоятки кусачек, примеряясь к сочленениям цепи и выбирая глазами слабое звено. Толчком кулака в бок Болт остановил наивного родственника.

– Мужики, в долгу не останусь, – придав словам как можно больше веса, произнес Святой.

Два грабителя в замусоленных спортивных костюмах были словно ангелы, спустившиеся с небес. Вот только творить добро эти ангелы не спешили.

Нехорошо прищурившись, Болт выдвинул условие, не забывая обернуться к нарам:

– Мы заберем тебя, но «браслетики» придется поносить. Когда добазаримся о цене, тогда снимем железо. Годится?

Торг, как говаривал широко известный литературный персонаж, был неуместен. Святой кивнул головой, отодвигаясь от металлической скобы, к которой была прикреплена цепь.

– Давай, Комса, действуй, – повелительно шепнул атаман вагонных потрошителей, внутренне сомневаясь в правильности принятого решения.

Уж слишком странный улов попал к ним в руки.

Болт отошел к двери, собираясь выглянуть наружу. Густой речной туман рассеивался, сползая к воде. Где-то вдалеке рубиновой каплей крови светился глаз семафора. А пленник подстегивал медлившего Комсу, с неподходящей для ситуации дотошностью примерявшегося к тускло поблескивающим звеньям цепи, напоминающим свернувшееся кольцами туловище удава:

– Резвее, дружище.

Наконец определившись, Комса развел челюсти кусачек, готовясь перерезать путы. Но осуществить намеченное налетчику помешал хлопок. Реагируя на звук, Комса обернулся к брату. Тот медленно оседал, схватившись за левую сторону груди.

– Болт! – Дикий крик, преисполненный животного ужаса, пронесся по вагону.

Вопль, послуживший сигналом тревоги, поставил на ноги боевиков. Заспанные, с одутловатыми от спертого воздуха физиономиями албанцы бестолково метались по нарам и, найдя личное оружие, спрыгивали вниз. А потрясенный видом завалившегося на бок брата Комса тянул на высоких нотах:

– Брательник…

Встав на четвереньки, Болт полз в глубь вагона, смотря перед собой незрячими белыми глазами со зрачками, закатившимися под веки. Из раны на груди налетчика толчками выплескивались порции крови, а на устах пузырилась розовая пена.

«Легкие прострелены», – с безошибочностью многоопытного хирурга определил Святой.

Он обреченно вздохнул, прощаясь с надеждой на освобождение. Сверкающий бездонными глазами природного убийцы, чуть нагнув к левому плечу голову, в вагон забрался Ястреб. Его щека была испачкана то ли солидолом, то ли мазутом. Видимо, он пробирался под вагоном и, неожиданно представ перед налетчиком, выстрелил в упор.

Убедившись, что никакого ущерба грузу не причинили, отряд потерь не понес и пленник на месте, Ястреб дрожащим от ярости голосом спросил:

– Опухли от сна, идиоты? Дорога растрясла! Лишай, какого хрена ты тут делаешь?

Албанцы, зная бешеный нрав желтоглазого русского наемника, прославившегося дьявольской жестокостью на балканской войне, расступились, открывая путь к нарам, где, свесив босые ноги, сидел меченый. Прошляпивший налет бандит виновато мычал, размахивая руками, точно ветряная мельница крыльями:

– Все в норме, Ястреб! Задавил, блин, сонняк. Отключились капитально.

Издававший клокочущие звуки раненый потрошитель вагонов, обхватив ноги брата, пытался подняться. Болт умирал: тяжело и медленно. Пробитое легкое рефлексивно засасывало воздух, причиняя бедолаге невыносимые мучения. Потерявший разум Комса гладил умирающего по голове, с невыразимой тоской в голосе повторяя:

– Зачем, мужики, зачем?

Он не пытался бежать и даже не смотрел на окружающих, пробуя хоть чем-то облегчить последнюю минуту брата. Картина была одновременно трогательной и отвратительной по своей жестокости. Но то, что произошло дальше, заставило Святого содрогнуться.

Оставив в покое заспанного мордоворота, Ястреб с выражением осторожной брезгливости на лице подошел к раненому и приставил к его затылку пистолет с коротким обрубком глушителя. Заговорщицки подмигнув худощавому налетчику, парализованному ужасом, он выстрелил.

Голова Болта, похожая на вытянутую к макушке грушу, раскололась пополам. Мозг из треснувшего черепа шлепнулся на пол, точно лепешка коровьего дерьма. Небрежно, носком армейского ботинка на высокой шнуровке Ястреб подфутболил серую студенистую массу с красными прожилками сосудов.

Вышедший из транса брат покойного издал звериный рык:

– Падла… Глотку перегрызу…

Комса замахнулся кусачками, очертя голову бросаясь в отчаянную атаку. Ловкой подсечкой, не давая шанса боевикам поучаствовать в поединке, Ястреб сбил парня с ног. Налетчик упал лицом вперед, оставляя спину незащищенной. Ястреб оседлал противника, уперевшись коленом в позвоночник. Схватив потрошителя вагонов за подбородок, он рванул голову Комсы на себя. Отвратительный хруст сломанных шейных позвонков заставил Святого скрипнуть зубами. Но и этого желтоглазому показалось недостаточно. Он подтащил жертву к бадье, исполнявшей функции параши. Схватив обреченного за уши, он погрузил голову налетчика в нечистоты.

Святой видел, как дергается тощий зад бедняги, захлебывающегося дерьмом, как скользят по смазанному мозгами собственного брата полу его ноги. Святой отвернулся, чтобы не быть соучастником мерзкого зрелища.

Вскоре с беднягой было покончено. Ястреб почти запаковал налетчика в бадью, сам основательно уделавшись испражнениями, испачкав руки до локтей. Сняв безнадежно загаженную куртку, желтоглазый стянул ее и ухватился за штанину Лишая.

– Не лови мух е…м! – приговаривая, он нанес несколько ударов ногой скорчившемуся, словно улитка, извлеченная из ракушки, меченому.

Приняв наказание безмолвно, Лишай вернулся на нары и немедленно закурил, вставив сигарету в разбитые губы. Боевикам желтоглазый сделал словесное внушение, потрясая перед носом каждого не слишком приятно пахнущим кулаком. Затем настал черед Святого, сидевшего подогнув ноги под себя в позе медитирующего буддийского монаха. Грубый пинок не заставил его сменить позицию ни на сантиметр.

– Сорвалось, Святой? – Ястреб, успевший поднять кусачки, кольнул острыми окончаниями лезвий в предплечье пленника.

– И на старуху бывает проруха, – философски заметил тот.

– Не повезло. Пролетел. Фортуна улыбнулась и повернулась задом.

– Всяко бывает, – парировал неуклюжие остроты желтоглазого садиста пленник.

– Что вы? Какой бравый солдат. Совсем не знает страха, – присев, Ястреб заглядывал в глаза Святому.

– Как получается…

– Ты на самом деле такой или прикидываешься? – с откровенным любопытством спросил экс-наемник, буравя пленника стеклянными глазами.

Святой демонстративно отодвинулся, прикрывая ладонью нос.

– Слушай, гнида из выгребной ямы, отвали! От тебя, Ястреб, смердит на версту. Можно применять вместо отравляющих веществ, – безучастно ровным голосом человека, которому неведом страх, произнес он.

Ястреб встал и расправил плечи. Он быстро заводился, но так же быстро отходил. После физической расправы над налетчиками, на которых он наткнулся, проверяя вагоны, Ястреб хотел для полного кайфа одержать победу моральную. И он нашел верный ход.

– А знаешь, Святой, малышка, через которую мы на тебя вышли, с нами едет.

– Догадываюсь…

– Мадемуазель Угланова очень соблазнительная. Скажи, она кричит во время оргазма? А может, царапается? Честно говоря, я скучаю в дороге. Российские пейзажи такие однообразные, – Ястреб деланно вздохнул и замолчал, давая пленнику возможность прочувствовать всю мерзость, заключенную в его прозрачном намеке.

Святой вздрогнул, как от укола острой иглы, достигающей сердца.

– Не трогай Дашу, – глухим, срывающимся от волнения голосом попросил он.

Но Ястреб продолжал игру, отступив от пленника на шаг.

– Я не могу долго заниматься любовью с одной женщиной. Быстро приедается. А вот мой друг Ибрагим обожает всяческие извращения… Что поделать? Восточная натура. Богатая фантазия и пылкий нрав. Он сразу положил глаз на журналисточку. Правда, утверждает, что по канонам восточной красавицы у девочки бедра узковаты и попочка меньше положенного стандарта…

Желваки бегали по заросшим щетиной скулам Святого. Он держался на пределе, стараясь не поддаваться порыву вырвать кадык подонку. Горло Ястреба находилось в пределах досягаемости, но убийство не решало проблемы. Святой прервал словесную грязь:

– Оставь Дашу!

– …и мальчики томятся. Ты не видел, сколько они за ночь спускают? А может, друг друга трахают, поэтому утром так крепко спят? – Ястреб присел на корточки, упиваясь собственным остроумием. – Полагаю, стоит увеличить нагрузку. Ведь девочка годится не только для съемок репортажей и написания статей. Она может кое-чем другим поработать для блага общего дела. Ты как считаешь, Святой?

Пленник не ответил. Он сидел с искаженным душевной мукой лицом. Но, преодолев гордость, Святой выдавил нужное слово:

– Извини, Ястреб.

Удовлетворенный услышанным, желтоглазый процедил:

– То-то. Запомни – это ты кусок дерьма, которому я позволил наслаждаться жизнью. Лови момент и не дергайся.

Растопырив пятерню, он провел пальцами от подбородка до переносицы пленника, оставляя четкие коричневые полосы. Затем Ястреб быстро встал, теряя интерес к морально поверженному, как он опрометчиво полагал, врагу. Отряхиваясь, словно мокрая псина, выбравшаяся на речной берег, главарь отряда поманил пальцем Лишая, наблюдавшего за происходящим, свесившись с нар. Меченый соскочил с дощатого настила, словно с раскаленной сковородки.

– Будь бдительным, кретин! Не в бирюльки играем. Еще раз залетишь, будешь следующим полоскаться в этом бассейне, – кивком головы Ястреб указал на бак, из которого торчали ноги, обутые в китайские кроссовки.

Свистнул локомотив, собираясь отправиться в дорогу. Вагон задрожал и рывком сдвинулся с места под перестук колес. Но еще раньше, окатив пленника стеклянным взглядом, Ястреб выскочил наружу, чтобы успеть присоединиться к Ибрагиму Хаги, окруженному телохранителями и ехавшему в головной части поезда.

Преодолев стайерскую дистанцию в рекордно короткий срок, Ястреб схватился за поручни вагона, напоминающего почтовый, и, подхваченный заждавшимся телохранителем, проник внутрь разделенного на равные доли металлическими перегородками пространства.

В первом отсеке, служившем штабом и спальней для предводителей команды террористов, бородатый Зенон разворачивал сателлитарную антенну дальней связи. Вставив в гнездо последний штекер, он поколдовал над клавиатурой переносного компьютера с автономным питанием, набирая нужную частоту. Поворотный механизм развернул тарелку антенны в направлении спутника, зависшего на земной орбите в космической бездне. Убедившись, что настройка завершена, Зенон вытер потные руки.

– У меня все готово, – доложил компьютерщик, приглашая Хаги подойти к переговорному устройству.

Проснувшийся слишком рано албанец, поднимавший тонус чашкой крепчайшего кофе, подошел к раскладному столу, заставленному аппаратурой. Он передал чашку телохранителю и схватил короткими пальцами трубку с линией зеленого дисплея, на котором высвечивался ряд цифр.

Ястреб встал рядом, распространяя вокруг себя зловоние. Но албанец почти утратил обоняние, подхватив летом жесточайший насморк. Он не шелохнулся в ожидании сигнала.

Посланный параболической антенной импульс достиг ячеек спутника, который, в свою очередь, перебросил его на громадное расстояние в предместья афганского города Кандагар. Там ждали послание…

Ибрагим Хаги затараторил по-арабски, выдавая сообщение, способное вызвать панику правительства любой страны мира.

– Ракеты взлетят с российской территории и уничтожат американский авианосец. Мы одновременно накажем и зарвавшихся американцев, и российских империалистов, душащих свободу наших братьев-чеченцев, – вполголоса произнес албанец. – Что ж, прекрасно. Одним ударом убьем двух зайцев. Столкнем лбами российских вояк и политиканов с американцами. А так и до Третьей мировой недолго… Да-да, наше дело заварить кашу, а расхлебывают пусть другие.

Сказав еще несколько фраз, он прищелкнул пальцами. Зенон немедленно вырвал штекер из гнезда.

Средства американской электронной разведки запеленговали краткосрочный выход на связь главного врага Америки, исламского фанатика и миллиардера Усама Бен Ладена, бывшего бельмом на глазу штатовских спецслужб, с неизвестным абонентом в неопознанном регионе земного шара. Распечатку перехвата из-за скудности данных отправлять директору ЦРУ не стали, похоронив в компьютерном архиве.

– Ну так что, нас благословили? – спросил Ястреб, обтирая мускулистые руки облагороженной ароматизаторами гигиенической салфеткой. Он сделал выразительный жест, обозначающий деньги у многих народов.

– Условия контракта будут соблюдены. Бен Ладен через секунду после взрыва переведет деньги на анонимные счета четырех банков, расположенных в разных оффшорных зонах. Он поклялся всевышним, а для правоверных нет клятвы крепче, – с мрачной торжественностью произнес Хаги, возвращаясь к недопитому кофе.

За окном замелькали ажурные опоры моста и сливающаяся с горизонтом голубая гладь воды.

– Фанатики – люди слова, – сказал Ястреб, направляясь в туалет, чтобы как следует отмыться от дерьма.

Он очень надеялся на правдивость произнесенного, ибо понимал – кровь, которую они намечали пролить, не смоют никакие стиральные средства и шампуни с биоактивными добавками…

* * *

Каждый маршрут ограничен точкой отправления и точкой прибытия. Круиз закончился на глухом полустанке, у которого лучшие времена были позади. По России разбросано много таких станций, ставших в одночасье ненужными и обреченными на забвение. Экспрессы проносятся мимо приходящих в упадок железнодорожных пристаней. Трава пробивается сквозь бетонные плиты, а люди, оставшиеся без работы, закапываются в свои огороды или покидают бесперспективные места.

Вокруг станции расстилалось лесное море под звездным шатром ночного неба.

Колонна крытых грузовиков, развернувшись шеренгой, впритык подъехала к вагонам. Люди, словно монахи, давшие обет молчания, не открывая ртов, перетаскивали груз, торопясь укрыть ящики под брезентовыми тентами. Они сновали, как муравьи, безостановочно бегая от машин к вагонам.

Когда вагон опустел, Святого вывели, окружив плотным кольцом конвоя. Он заметил, что у многих охранников руки сбиты в кровь острой окантовкой ящиков.

«Стараются, сволочи», – мысленно усмехнулся он, ступая на твердую почву.

Отвечавший за пленника Лишай пошарил глазами по площадке утрамбованной земли, бывшей чем-то вроде перрона заброшенной станции. У здания, походившего своей архитектурой на общественный сортир, стоял «ГАЗ-66» с коробкой кунга вместо кузова.

– Пошел, – приказал верзила, наматывая на руку конец цепи.

Странно, но Святой с удовольствием подчинился грубому повелению тюремщика. Он и не подозревал, что можно получать такое неописуемое наслаждение от ходьбы, когда застоявшаяся кровь разносит по телу энергию движения.

Он вбирал ноздрями запахи леса, смотрел на звездное небо. Каждое действие Святого было осмысленной попыткой сориентироваться на местности. Двигаясь вслед за широкой спиной бандита, Святой сорвал ветку кустарника, обрамляющего площадку.

«Багульник… и звезды расположены не так, как в средней полосе. Далеко на восток забрались».

Он повернул голову, чтобы поподробнее рассмотреть колонну. Численность отряда увеличилась. К албанцам добавились встречающие – люди славянской наружности, одетые в неброскую рабочую одежду. Со стороны они смотрелись обычными работягами типа бурильщиков нефтяных скважин или газовиками, прокладывающими трубопровод. Но упитанные лица, бычьи шеи и руки, никогда не знавшие мозолей, выдавали в них людей другого сорта, любителей легкого хлеба, которых слишком много развелось в России.

Подведя заключенного к кунгу, Лишай замолотил пудовым кулачищем по обитой жестью двери. Дверь отворилась, и к ногам бандита спустилась лесенка из четырех ступеней.

– Здорово, командир! Ну, на хрен задолбала командировка в эту глухомань, – человек, чье лицо было скрыто во мраке, обращался к Лишаю как к старому знакомому.

Распевный говорок с растянутыми гласными выдавал в нем жителя столицы, который не по своей воле оказался посередине лесного моря на глухом полустанке.

– Кончай базарить! Принимай гостя, – пресек дальнейшие излияния Лишай.

Передав пленника, он облегченно вздохнул и присел на подножку кабины.

В кунге было темнее, чем на улице. Ступив в черноту, охранник убрался, обуреваемый желанием почесать языком с приятелем. Святой споткнулся о продолговатый предмет, брошенный перед входом, и упал, успев поднять руки, наткнувшиеся на что-то мягкое.

– Не лапай, скотина! – Гневный голос девушки сопровождался ударом кулачка.

– Дашка! – выдохнул Святой, ощупывая дрожащими пальцами родное лицо.

Даже если бы под потолком кунга висела двухсотваттная лампа, он не смог бы в первые минуты встречи увидеть любимого человека. Перед глазами Святого, оглушенного нежданной встречей, плясал хоровод из мерцающих огоньков. Он бросился к девушке, сжимая Дарью в объятиях.

– Ты, ты… – журналистка, захлебывась словами, искала губами губы Святого.

Когда шквал эмоций утих, а глаза привыкли к темноте, Святой стер со щеки Даши теплые слезы:

– Успокойся, малышка. С тобой все в порядке?

– Более-менее, – Дарья держалась с потрясающим самообладанием.

В ее голосе не чувствовалось покорности судьбе, мертвого оцепенения человека, раздавленного тяжестью обстоятельств.

– Ты молодчина. С такими ходят в разведку, – Святой пытался шутить, прижимая к себе девушку.

– Раздавишь, – глаза журналистки мерцали, словно упавшие с неба звезды.

Потом вновь наступил черед объятий и поцелуев с такой страстью, что Святой ощутил солоноватый привкус крови на губах.

– Тебя не били? – Его интересовало все, каждая подробность вынужденной разлуки.

– Нет… – тихо засмеялась Даша. – Кормили отвально. В туалет по первому требованию выводили. Вообще, культурно обращались… как с глупой болонкой, которая умеет тявкать, но кусает не больно. А тебя, я вижу, боятся.

Тонкие пальцы девушки перебирали звенья цепи. Она мелодично позвякивала. Взяв узкие ладони Углановой, холодные как лед, Святой спрятал их на своей груди.

– Они за кордон хотят уйти. Я слышала разговоры. Перегородка тонкая, но не все слова разобрать можно, – Даша спешила сообщить скупую информацию.

– Хоукс с ними?

– Да. Он еще нужен этим сволочам.

– Понятно. А нападение на какой объект планируется?

– Не знаю. В группе албанец заводила. Толстый коротышка, увешанный цацками, как новогодняя елка, но и Ястреб почти равноправный партнер… Святой, что с нами будет? – Голос девушки предательски задрожал. – Зачем мы нужны этим мерзавцам?

Говорить правду Святому не хотелось, но и обманывать доверчиво положившую голову на его плечо Дашу он не мог.

– Ястреб устроит теракт, а из меня сделает козла отпущения. Заставит тебя снимать нападение на видеокамеру, а потом…

– Не продолжай, – Даша запечатала рот мужчины долгим поцелуем, отдававшим горечью.

В размещении пленников произошла накладка, которую поспешили исправить. Дуболом Лишай, схлопотавший очередной раз по физиономии, перевел Святого в один из грузовиков к боевикам.

Колонна с погашенными фарами доставила отряд в поселок-призрак, не обозначенный на картах.

– Мне снова оказывают царские почести! – съязвил Святой, когда его определили в карцер, единственное помещение поселка с фундаментально крепкими стенами.

Занятые хлопотными делами главари не навещали пленника, организовавшего персональный наблюдательный пункт. Расположенный на возвышении карцер предоставлял такую возможность. До одного оконца Святой мог дотянуться, а для другого, выходившего на северо-запад, он придумал нечто вроде перископа. Отшлифовав о стену дно консервной банки, он прикрепил самодельное зеркало к трухлявой доске упавшего перекрытия потолка. Подняв доску, Святой наблюдал за перемещением бандитов в центре поселка. Отражение было мутным и нечетким, но общее представление о происходящем давало.

Приготовления велись основательные. Через день после прибытия колонны на расчищенное пространство приземлились три вертолета, распугавшие рокотом винтов окрестных птиц. Натянув над винтокрылыми машинами маскировочную сеть, люди Ястреба занялись переоборудованием летательных аппаратов двойного назначения. Болотными огнями светились синие язычки сварки, менялись лопасти, под днище устанавливались контейнеры. Лопоухие недомерки со знаками «ДОСААФ», проглядывающими сквозь краску бортов, преображались в боевые машины, пусть и не сравнимые с легендарной «Черной акулой», но впечатляющие количеством напичканного оружия. А главное, что сумел отметить Святой, на вертолеты поставили мощные двигатели, увеличивающие скорость и маневренность железных стрекоз, готовых взмыть в небо…

Пегий от старости привередливый ворон принес недобрую весть. Отказавшись от угощения, он, вспугнутый скрипом ржавых дверных петель, лениво хлопая крыльями, взлетел на подоконник, уставившись на вошедшего в каменный стакан человека с желтыми глазами.

– Нам пора. Небо зовет… – погладив белый шрам, с хохотом произнес одетый в камуфляж мужчина, обвешанный оружием.

Каркнув, птица поспешила убраться. Широко раскинув крылья, ворон уходил в заоблачную даль подальше от того, чьи глаза не отличались от ястребиных.

Глава 3

Фамилия определяет судьбу. В сочетании букв заложен тайный генетический код, сказывающийся на поступках человека.

Начальник отделения охраны ракетного бронепоезда капитан Тараканов, пойдя на предательство, оправдывал клеймо, которое умудрились заработать его далекие предки неблаговидными деяниями.

Пробегая по узким переходам состава, капитан и в самом деле походил на трусливое, избегающее яркого света насекомое. Служебное положение гарантировало Тараканову доступ в любую часть бронепоезда. Солдаты, потревоженные внезапной проверкой, испуганно отдавали честь, заученно тарабаня:

– Товарищ капитан, за время несения службы чрезвычайных происшествий не произошло.

Не дослушав рапорта, он мчался дальше, цокая подкованными не по уставу каблуками форменных ботинок. Провожая командира непонимающими взглядами – обычно начальник долго и занудливо распекал подчиненных за любую мелочь вроде ненадраенной бляхи ремня или неаккуратно пришитого подворотничка, – часовые обменивались мнениями:

– Совсем взбесился Таракан, носится как угорелый.

Мерное покачивание поезда располагало к мыслям о доме и неизбежности дембеля. Поправив ремень автомата, отягощавшего плечо, часовой предавался сладким мечтам, забывая ненавистного зануду, направляющегося к ракетным отсекам.

Перед вагонными стыками Тараканов останавливался, чтобы прикрепить к электронному замку бронированных дверей горошину пластита, мощного взрывчатого вещества, похожего на пластилин или оконную замазку. В шарик он вставлял детонатор размером с разломанную пополам спичку. Двери в нештатной ситуации закрывались по команде с центрального пульта управления, блокируя передвижение по составу. Детонаторы и пластит капитан доставал из дешевых сигарет без фильтра, пачка которых была пронесена в нагрудном кармане капитанского кителя, а затем переложена в дежурный комбинезон. Только при тщательном досмотре можно было обнаружить маленькое дополнение к замку бронированных перемычек, разделяющих вагоны. Но на маршруте никто подобными перепроверками не занимался. Поэтому Тараканов особенно не нервничал, закладывая мини-мины.

К вагону с ракетами капитан подошел раньше намеченного срока. Маршрут поезда был расписан по минутам, и по распечатке графика движения ориентировались соучастники преступления, чье прибытие ожидалось Таракановым как манна небесная. Он сделал все для успеха операции и даже больше. Радиомаяк – таблетка в пластиковом корпусе, замаскированная под кокардой фуражки, – уже был закреплен снаружи оконной рамы его купе и посылал сигналы в эфир. Тараканов рисковал, протаскивая все это добро в эшелон. Он вел смертельно опасную игру, контактируя с Ястребом, чтобы поделиться важной информацией и внести коррективы в план захвата ракетного бронепоезда.

Хотя Россия торжественно объявила о моратории на проведение смертных казней, но для разоблаченных спецслужбами предателей иной участи не предусматривалось. Только формы исполнения приговора были различными: заточка под ребра от буйного сокамерника, пуля в сердце при попытке побега, а чаще банальное самоубийство через повешение на дужках лагерной шконки. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Таков был лозунг предателя по призванию.

Проверив время, Тараканов перекрестился. Он достал из кобуры табельное оружие и снял пистолет с предохранителя. В рукав с расстегнутой манжетой Тараканов спрятал нож с узким лезвием. Глубоко вздохнув, капитан вошел в вагон, где находились двадцатиметровые футляры пусковых установок. В помещении стояла зловещая тишина призрачного безмолвия. До смены караула оставалось минут тридцать. Пара часовых была расставлена по углам вагона, они не могли видеть друг друга из-за загроможденного цилиндрами ракетных корпусов пространства. По периметру вагона был проложен решетчатый металлический настил над усиленным стальными листами полом.

Капитан действовал со сноровкой мясника. Подойдя к первому часовому, деревенскому парнишке с открытым доверчивым лицом, прослужившему менее года, он намеренно уронил коробок спичек. Не дослушав стандартный рапорт, капитан приказал ничего не подозревающему солдату:

– Подними.

Тот покорно нагнулся, положив автомат на решетчатый настил. Заточенное до остроты бритвы лезвие вонзилось между шейными позвонками служивого, у которого молоко на губах не обсохло. Он умер легко, словно во сне, не успев даже закрыть глаза василькового цвета. Вытерев лезвие оторванным подворотничком жертвы, Тараканов продолжил обход, надеясь повторить фокус с коробком.

На последнем часовом, розовощеком ефрейторе, разжалованном из сержантов за неуставные отношения, начальник охраны и обороны чуть было не прокололся. Без пяти минут дембель, нагло прищурившись, вздумал дерзить.

– Вам надо, вы и поднимайте, – по-волжски окая, произнес ефрейтор, поставив ноги на ширину плеч.

По сравнению с офицером часовой выглядел внушительно. Форма трещала на лобастом крепыше, бывшем на голову выше начальника. Посмотрев снизу вверх, Тараканов осуждающе прогугнил:

– «Губа» по тебе плачет, воин.

– Лучше на гарнизонной гауптвахте гнить, чем радиоактивную хреновень охранять. Моими яйцами уже в бильярд играть можно, – старослужащий откровенно хамил не пользующемуся авторитетом командиру.

Коробок лежал у ног ефрейтора. Переломившись в пояснице, Тараканов нагнулся, спиной ощущая едкую ухмылку солдата. Не успевшее остыть от крови молчаливо умерших бойцов лезвие скользнуло между пальцами. Распрямляясь, Тараканов ударил ножом часового в пах.

– Капитан… – выворачивая в крике рот, лобастый крепыш тянулся руками к глотке предателя.

Жесткие пальцы сомкнулись, вдавливая кадык Тараканова. Но, изловчившись, капитан выдернул пистолет и всадил дуло до скобы спускового крючка в розовый зев ефрейтора, заходящегося в крике, полном муки и недоумения. Раскаленный комок свинца, вырвавшись из пистолетного ствола, освободил глотку предателя от жесткой хватки осевшего на решетчатый настил часового. Взбешенный оказанным сопротивлением Тараканов с яростью маньяка несколько раз пропорол ножом набухшую от крови гимнастерку подчиненного, оставив вбитый по рукоятку нож в груди мертвого ефрейтора, распластавшегося на настиле.

Время поджимало. Переступив через труп, капитан прошел вдоль стены к коробке пульта аварийной системы, приводившей в действие подъемники ракет и открывавшей створки распашной крыши вагона. Сняв кожух, он проверил, не окислились ли клеммы массы разноцветных проводов, подключенных к автономному питанию системы. Все было в порядке. Массируя шею с проступающими фиолетовыми отметинами пальцев последней жертвы, капитан уперся лбом в стену, пытаясь унять внезапный жар. Он истекал потом, а ожидание длилось вечность.

Когда поезд начал сбрасывать скорость, снаружи донесся зудящий звук, похожий на шум бормашины в кабинете зубного врача. Звук нарастал, превращаясь в гул вертолетных винтов, лопастями перемалывающих воздух. Палец капитана утопил кнопку, замыкающую контакты. Створки крыши вагона плавно разошлись, а в небо оранжевыми кометами полетели одна за другой сигнальные ракеты.

Вертолеты, выстроившись треугольником, летели на предельно низкой высоте. Самый совершенный локатор не мог засечь железных стрекоз с растопыренными лапами – подвесками, снаряженными полным боекомплектом реактивных управляемых ракет. Вертолеты, повторяя рельеф местности, выделывали пируэты, то опускаясь вслед за ведущей машиной в низину, то набирая высоту, то скользя параллельно склонам лесистых сопок. Воздушная эскадра плыла в вечереющем небе к долине с мистическим названием «Чертов хвост».

* * *

Святой и девушка вновь были вместе. Очередным местом свидания стало гулкое, сотрясаемое вибрацией чрево флагманской машины. Они сидели друг напротив друга у разных бортов. Воздушные потоки, врывавшиеся в открытые двери холодными струями, растрепали Дашины волосы, обвивавшие лицо сеткой траурной вуали. Святой и Дарья общались глазами, ведя немой диалог.

– Я люблю тебя, и мне совсем не страшно. Ну, может, самую малость… – читалось в расширенных зрачках девушки, зажатой между двумя тушами экипированных стрелковым оружием и ручными гранатами боевиков, сосредоточенно перемалывающих лошадиными челюстями комки жевательной резинки.

– Выкарабкаемся, Дашенька. Я не верю в безвыходные ситуации, – отвечали непреклонно упрямые глаза сильного мужчины.

Соседи Святого, знакомый по товарняку вислоусый албанец и горилла, упиравшийся макушкой в потолок, тоже представляли собой ходячий арсенал. Из карманов спецжилетов торчали автоматные рожки, на широких кожаных ремнях болтались подсумки, ножи, плотно пригнанные дополнительными ремешками к бедрам кобуры со скорострельными пистолетами. Экипировка казалась неотъемлемой частью тел молчаливых боевиков, а это свидетельствовало об уровне профессионализма и мастерстве владения оружием.

Вообще весь отряд произвел на бывшего спецназовца должное впечатление. Перед посадкой в вертолеты у Святого появилась возможность увидеть штурмовую группу во всей красе. Одетые в черную одинаковую униформу, они построились в три шеренги по десять человек в каждой. Вышколенные, с непроницаемыми физиономиями закоренелых убийц, албанцы напоминали эсэсовцев, направляющихся проводить карательную операцию. Только вместо ручных пулеметов, «парабеллумов» и автоматов «шмайссер» коммандос Ибрагима Хаги держали в руках гранатометы объемного взрыва и прочие инструменты смерти самой современной конструкции, многие из которых были иностранного производства. К нападению готовились тщательно, не лимитируя затрат. Славянская половина отряда выглядела поскромнее. Выполнив черновую работу, люди Ястреба оставались в поселке, перейдя в подчинение меченому.

– Кинут тебя, Лишай. Как последнего лоха кинут, – Святой сумел испортить настроение неизменному конвоиру перед посадкой в вертолет.

Тот покрутил пальцем у виска, передавая пленника людям в черном.

Пилот привел в движение винты, прогревая двигатель. Набирая обороты, лопасти вращались все быстрее и быстрее, ставя пылевую завесу вокруг машины. Квадрат взлетной площадки захватил смерч, забушевавший на окраине поселка. Согнувшись, сквозь песчаную пелену к вертолетам, готовым оторваться от земли, прорывались последние пассажиры. У головной машины группа разделилась. Хаги, которого не сложно было опознать по объемистым телесам, затянутым в униформу штурмовика, напоминал жирную черную вошь, стократно увеличенную линзами микроскопа. Он за руку вел с собой инженера.

«Отбываем в полном комплекте. Назад не вернемся. Это последний раунд, в котором определится победитель», – тревожные мысли таились глубоко в душе Святого, а для девушки, галантно подсаживаемой Ястребом, он приготовил ободряющую улыбку.

Подозрительно зыркнув, желтоглазый указал Даше место и, скривив тонкие губы в презрительной ухмылке, спросил:

– Ты готов войти в историю, Святой?

– Есть предложения, от которых невозможно отказаться, – с удивительной невозмутимостью ответил пленник.

Самообладание изменило Ястребу. Он нервничал перед атакой, не помышляя тем не менее об отступлении. Подойдя вплотную к Святому, он хотел что-то сказать, но времени на остроты не было. Приборы, находящиеся на панелях над шкалой высоты, уже принимали сигнал радиомаяка, установленного предателем.

– Будь паинькой, Святой, и дожидайся своей очереди, – сквозь сцепленные зубы процедил Ястреб, поворачиваясь к кабине пилота, отделенной тонкой металлической переборкой от салона, набитого боевиками.

– У каждого своя роль в представлении, и я не собираюсь отказываться от участия в шоу, – саркастически усмехнулся Святой, расталкивая плечами навалившихся головорезов атлетического сложения.

Албанцы заерзали, позвякивая оружием. Но Ястреб не расслышал слов пленника. Лопасти вертолета слились в серый круг, наполнив салон надсадным воем, от которого закладывало уши. Головная машина задрала нос, отрываясь от земли. Люди в салоне сместились, инстинктивно хватаясь друг за друга. Затем пилот выровнял машину и начал набор высоты. Стартовавшие с минутным интервалом остальные вертолеты следовали за флагманом, выстраиваясь в боевой порядок, напоминающий журавлиный клин…

Огибая седловину долины, рассеченной чугунной жилой железнодорожных путей, воздушная эскадра перестроилась в кильватерную колонну. Сохраняя предельно допустимую дистанцию, винтокрылые машины выполняли поворот, одновременно идя на снижение, почти пикируя вслед за флагманом. Посторонний наблюдатель мог принять их действие за авиационное представление, рассчитанное на аплодисменты публики. Еще несколько метров – и вековые сосны начнут щекотать своими вершинами подбрюшье железных стрекоз, летящих ровным рядком.

– Выходим на исходный рубеж! – доложил Ястреб, опустив дужку микрофона, прикрепленного к наушникам, водруженным на голову. – Через пять минут полная готовность.

Получив подтверждение, он снял наушники, взял видеокамеру и покинул кабину. Пройдя в салон, Ястреб приложил козырьком ладонь и некоторое время пытливо рассматривал зеленый провал долины, к склону которой приближалась змейка вагонов отчетливо видимого состава.

– Эффектный ракурс. Можно начинать репортаж. Сними крупным планом приятеля без кандалов в кадре. Только физиономию, а потом возьмешь вид сверху! – сняв крышку с объектива, Ястреб положил камеру на плотно сжатые колени журналистки.

Это была не дешевая мыльница, которой фиксируют пляжные пейзажи беззаботные туристы или снимают день рождения любимого чада счастливые родители. Камерой, профессиональным «Бетакамом» с солидным весом, пользуются охотники за новостями, обеспечивающие телекомпании качественными съемками.

«Поезд! – В мозг Святого впечаталось ключевое слово. – Эти крысы нападут на эшелон, транспортирующий ядерные боеголовки или отдельные элементы атомного оружия».

Он привстал, поднимая за собой боевиков, вцепившихся в оба запястья, израненные наручниками. Среди подернутого дымкой пространства эшелон выделялся подвижной темной чертой, перемещающейся по серебристым параллелям рельсов.

– Сидеть. Я кому сказал, сидеть! – Подскочивший Ястреб ударил пленника прикладом короткоствольного автомата в живот.

Святой пошатнулся, опускаясь на одно колено. Албанцы отпустили его руки. Скорчившись, пленник приложил ладони к месту ушиба. Святой блефовал. Удар у желтоглазого не получился, но он продолжал спектакль, громко харкая и отдуваясь.

– Внизу ползет ракетный бронепоезд с пусковыми установками. На его борту десятки боеголовок. У нас нет билетов, но мы намереваемся прокатиться именно этим составом! Я ясно выражаюсь? – Ястреб выплескивал отрицательную энергию страха, чтобы обрести куда-то девшуюся уверенность.

Ему необходимо было разрядиться, дать выход эмоциям. Тупой носок ботинка на рифленой подошве врезался под ребра Святого, не уклонявшегося от града ударов. Он смотрел в открытый проем, видя макушки деревьев и проблески воды среди изумрудного ковра мха.

«Под нами болото, – шальная мысль молоточками стучала в виски пленника. – Сейчас вертушки изменят курс, и другого шанса не будет».

Дыхание Святого замерло, а напрягшееся тело не чувствовало ударов. Из кабины пилота донесся вопрошающий голос, перекрывающий рокот винтов:

– Ястреб, дистанция сокращается. Вижу сигнальные ракеты. Заходим в хвост состава?

Прекратив избиение, желтоглазый шагнул к кабине, чтобы увидеть сквозь прозрачную сферу плексигласового колпака оранжевые вспышки над эшелоном. А Святой глазами встретился с Дашей, возобновляя почти телепатическую связь. Он не разжимал губ, доверяя сообразительности девушки. Лицо Дарьи озарилось дерзкой усмешкой. Схватив камеру, она перебросила тяжелый предмет, словно баскетбольный мяч.

Святой принял подачу, быстро встав на ноги. Двое головорезов за его спиной вскочили, оглашая чрево вертолета гортанными воплями. Но пленник действовал молниеносно. Развернувшись через левое плечо, Святой саданул камерой рослого гиганта, пытавшегося схватить его за плечо. Стеклянный глаз объектива размозжил переносицу албанца, а острые осколки японской оптики запорошили ему глаза. Для верности Святой пристукнул кулаком по тыльной стороне сломанного аппарата, вбивая камеру в и без того капитально расплющенную физиономию террориста. Трубка видоискателя, пробуравив глаз, вонзилась в мозг албанца. Ослепленный, тот дико заорал, заметавшись по узкому, словно гроб, пространству.

Боевики вскакивали со своих мест, балансируя на шатком полу болтавшейся в воздухе машины. Раненый товарищ мешал им добраться до пленника. А Святой, резко рванув за цепь, привлек к себе вислоусого, на ладони которого был намотан конец проклятого поводка из стальных звеньев. Теперь он стоял лицом к противнику. Отведя голову назад, Святой шарахнул лбом в переносицу головореза.

Мощно оттолкнувшись ногами, он навалился грудью на врага, заключенного в объятия, вытолкнул албанца из вертолета и, не отдалившись ни на сантиметр, последовал за ним. Стремительная акция заняла время, укладывающееся в одно деление секундомера.

Падали они стремительно, повинуясь земному притяжению. Святой прижимался к албанцу, как прижимается пылкий любовник к объекту страсти. Обремененный грузом оружия боевик первым соприкоснулся с ветвями высокой сосны. Раньше из таких деревьев сооружали корабельные мачты для горделивых парусников. Оглушительный хруст ломаемых веток сопровождался животным ревом албанца и свистом посланных вдогонку пуль. Ветви и туша вислоусого амортизировали удар о землю. Вопреки ожиданиям Святого они приземлились не в болотную жижу, а шлепнулись на земную твердь с выступающими узлами корней. Полет закончился для албанца плачевно. Растерзав спину обломанными ветвями корабельной сосны, он размозжил затылок, приложившись к горбатому корню. Святому, не отпускавшему противника до последней секунды, тоже досталось. Когда он очнулся после короткого забытья, внутренности, казалось, еще продолжали лететь. Лицо горело, словно по нему провели наждаком, а голова раскалывалась на миллионы мелких осколков. Святой набрал в легкие воздуха, перекатом слезая с неподвижного албанца.

Лицо трупа скалилось мертвой улыбкой, а в выпученных от удара глазах отражалось небо с точками закладывающих вираж вертолетов.

«Возвращаются, чтобы добить с воздуха. Садиться они не будут. Нет времени и возможности. Но поддать жара и подстраховаться не преминут», – он удивился ясности мысли в, казалось, отсутствующей на плечах голове. – «Соображаешь, акробат… Посмотрим, как двигаешься».

Хотя суставы разламывала боль, а мышцы сковывала судорога посттравматического синдрома, Святой довольно бойко встал на ноги. Свобода – лучшее лекарство, а опасность удесятеряет силы, отодвигая недуги на второй план. На войне болеют редко, и серьезные травмы кажутся в окопах болячками. К счастью, за исключением легкого вывиха лодыжки правой ноги, Святой в ходе беглого осмотра ничего у себя не обнаружил.

Сойдя с курса, вертушки, описывая круг, приближались к месту десантирования. Из-за крон деревьев беглеца не было видно. Но, зависнув над редколесьем, враг непременно обнаружил бы Святого. До настоящего девственного леса, чащобы с буреломами из вековых деревьев, под вывороченными корнями которых мог укрыться взвод солдат, было метров триста – для беглеца в оковах непреодолимая дистанция.

Осмотревшись, Святой приметил поросшее ряской озерцо, этакий питомник для лягушек и комариного гнуса. Видимо, именно эту лужу среди пушистого одеяла мха он принял за оконце болотной топи. Не успевая разжать сведенную смертельной судорогой ладонь боевика с намотанной цепью, Святой поднял труп вислоусого на руки и засеменил к озерцу.

Теплая, попахивающая гнильцой вода доходила до уровня груди на середине лесной лужи. Ил, поднятый ногами Святого и опустившимся на дно телом, замутил поверхность. Пара вертушек пронеслась над редколесьем, ограничившись одиночными выстрелами вслепую. С бортов стреляли наобум из легкого оружия. Серьезную канонаду террористы не устраивали по двум причинам: во-первых, поезд был слишком близко и их могли засечь раньше времени, лишая фактора внезапности, во-вторых, на месте падения, обозначенного сосной со стесанным боком, никого не было.

Святой представлял, как колотится в припадке ярости желтоглазый и какие слова приготовил для него толстопузый недомерок Ибрагим Хаги. Такого сюрприза они не ожидали, еще перед началом операции понеся потери.

Замыкающее звено вертушка отстала. Машина зависла над землей, выпуская из чрева канат, по которому заскользили три черные фигуры. Обученные воевать в горных условиях боевики, демонстрируя недюжинные альпинистские навыки, с кошачьей грациозностью спрыгивали на землю, еще в полете срывая с плеч автоматы.

«По мою душу пожаловали. Не бережет народец Ястреб», – злой азарт поднимался в душе Святого, а сам он уходил под воду, пахнущую торфом и ряской.

Высадив поисковый отряд, вертушка, ревя трехтурбинным мотором, устремилась вслед за эскадрой, чтобы занять свое место в строю.

Албанцы, сбившись в кучку, беспрестанно вращая головами, прочесывали глазами местность. На каждый подозрительный шорох они вскидывали автоматы, готовые открыть шквальный огонь. Террористы чуть было не расстреляли дятла, принявшегося долбить ствол покалеченной сосны в поисках корма. Досадная оплошность разрядила обстановку, до слез развеселив боевиков. Они хлопали себя по ляжкам, приседая от смеха, пока со стороны озерца не донесся невнятный стон.

Три пары глаз уставились на облепленного тиной вислоусого, стоявшего посреди озерца с опущенными руками и подбородком, упиравшимся в грудь.

– Хашим, – осторожно позвал один из албанцев, всматриваясь в знакомую фигуру.

Святой, прятавшийся за поднятым трупом и руководивший этой марионеткой, окунув пальцы в мокрые волосы наемника, приподнял голову мертвеца. Лицо террориста кривилось в страдальческой улыбке.

Наперебой выкрикивая имя соплеменника, албанцы рванули на помощь к попавшему в беду коллеге по грязному ремеслу. Они наверняка не успели понять, почему у Хашима выросла еще одна пара рук с зажатыми в ладонях скорострельными пистолетами, отправляющими свинцовое встречное послание.

А Святой дырявил противника, щедро расходуя содержимое обойм позаимствованного у вислоусого оружия. Уже упав, трупы кувыркались, словно бильярдные шары, гонимые раскаленными струями свинца.

«Стоп! Остановись!» – погасил вспышку ярости Святой, опуская увесистые австрийские «штейеры» с изрядно облегченными обоймами.

Соприкоснувшись с водой, разогретые стволы издали шипение. С громким всплеском погрузилось лишенное опоры, сыгравшее свою роль тело вислоусого. В редколесье вернулась тишина, и только пороховая гарь, рваными клочьями вившаяся среди медных стволов сосен, портила идиллическую картину.

Зачерпнув пригоршню воды, Святой умыл лицо. Проваливаясь ногами в топкое дно, он выбрался на берег и осмотрел убитых. Нафаршированные пулями террористы дымились словно куски вулканической породы.

– Я забираю ваши игрушки, ребята. Вы не возражаете? – изымая амуницию, приговаривал Святой, расстегивая жилеты, снимая ремни автоматов, опорожняя карманы мертвецов с оливковой кожей. – В аду вас примут и без этих причиндалов.

Вооружившись, он поспешил избавиться от цепей. С ножными путами проблем не было. Выстрел из девятимиллиметрового «штейера» разорвал опостылевшую стальную паутину в мгновение ока. Звенья разлетелись вместе со снопом искр. А вот с ручными кандалами пришлось повозиться. Достав из ножен штурмовой нож с зазубренным лезвием, Святой соединил эти две части, получив нужный инструмент, о котором так долго мечтал. Приспособившись, он перекусил сочленения наручников, оставляя на запястьях кольца. Возиться с «браслетами», непрошеным подарком Ястреба, было некогда.

Заводя руки за спину, Святой сделал несколько взмахов, разминая мышцы спины. Затем, раздевшись, он сменил гардероб, придирчиво выбирая подходящие по размеру и не поврежденные пулями вещи. Облачаясь в черную униформу, он не испытывал брезгливости, потому что не занимался мародерством, а всего лишь копировал образ врага.

Сборный костюм пришелся впору. Удобная одежда облегала тело, не мешая движению. Тщательно рассортировав трофейный арсенал, Святой последовательно проверил обоймы и затворы оружия. Совершая эти действия, он внутренне преображался, перерождаясь из пленника в лесного хищника с тонкими инстинктами и легкой дрожью возбуждения.

Незнакомые дебри с острыми пиками верхушек деревьев, рельефно выделяющихся на фоне пурпурного неба, окрашенного закатом, были Святому роднее, чем истоптанные вдоль и поперек улицы городских кварталов. Это была его стихия, стихия лесного моря, где можно полагаться только на себя.

Прохладные сиреневые сумерки осторожно выползали из лесного бурелома. Завершавшее дневное шествие светило скатывалось в чашу долины «Чертов хвост». Притихший мир содрогнулся от взрыва, всколыхнувшего воздух.

– Скоты… Но за билет на поезд вы заплатите с лихвой! – начиная марафонский забег по пересеченной местности с необозначенной дистанцией, выдохнул Святой.

На западе заколыхалось рыжее марево разгорающегося пожара, как лоскут финишной ленты, специально вывешенной небесами для бегущего человека.

Инцидент с пленником не поломал графика. Атака проходила по намеченному, строго хронометрированному плану.

Встав в хвост состава, вертушки, словно свора гончих псов, перемещались над железнодорожным полотном. Боевики, теснившиеся в отсеках, распределялись по парам, защелкивая на поясах «собачки» креплений, какими обычно пользуются при восхождении альпинисты. Бухты тросов находились в специальных контейнерах, намотанные на валы с механизмами, позволяющими регулировать скорость вращения.

По команде с головной машины замыкающий звено вертолет произвел резкий набор высоты. Турбины надсадно взвыли, увеличивая скорость. Опустив нос, словно желая поцеловать крыши вагонов, вертушка ушла к локомотивам. Из раскрывшихся бочкообразных контейнеров, закрепленных на брюхе винтокрылой машины, серебряным водопадом полилась блестящая мишура. Тонкие полоски фольги засыпали вагоны, витали в воздухе, инеем оседали на ближайших к насыпи деревьях. Казалось, щедрый чудак устраивает фантасмагорическое шоу для пассажиров поезда, пропустивших за службой Новый год. На самом деле террористы выставляли непроницаемую для радиосигналов завесу, обрывая связь бронепоезда с внешним миром. Облетев состав, вертушка почти по вертикали взмыла в небо, чтобы через несколько секунд, войдя в пике, выпустить ракету.

Взрыв раскурочил рельсы, вырыв глубокую воронку. Старший машинист локомотива неосознанно, ослепленный вспышкой яркого света, саданул кулаком по приборной доске, включая систему экстренного торможения.

Рвущий душу, жуткий вой сирены, оповещавший личный состав о нападении, захлестнул вагоны. Упавший от резкого толчка подполковник Васильев, схватившись за кровоточащий затылок, разбитый об угол металлической столешницы, наглухо приваренной к полу, поднялся с помощью дежурного офицера пункта управления огнем.

– Что происходит? – срывая голос, кричал подполковник.

Данные с мониторов кругового обзора, предупреждавших о появлении посторонних возле бронепоезда, не поступали. Экраны зияли могильной пустотой. Заложенная предателем взрывчатка, сдетонировав, разорвала силовой кабель, питавший экраны.

Ослепший и оглохший бронепоезд остановился.

– Заблокировать переходы! – Командир пытался контролировать ситуацию.

– Отказ системы…

– Связь!

– Нет связи, – тонким, мальчишечьим голосом доложил старлей, чью третью звездочку на погонах обмывали перед самым заступлением на боевое дежурство.

Рапорты сыпались со всех сторон от дежурных по технической смене, сменам связи, движения, боевого пуска. Голоса терялись в гулком эхе выстрелов, грохотавших повсюду, слова исчезали, поглощенные рокотом винтов зависшего над вагоном вертолета.

– Несанкционированное проникновение в вагон тылового обеспечения… Проникновение во второй ракетный отсек! Обесточивание линии.

Мозг подполковника закипал от скверных новостей. Учебные тревоги выглядели несколько иначе, чем реальный штурм потерявшего неуязвимость железнодорожного ракетоносца.

– Где начальник охраны?! Где этот мудак Тараканов?! Всем приготовиться к отражению атаки! – предчувствуя непоправимое, кричал подполковник, негнущимися пальцами пытаясь достать пистолет из, казалось, наглухо заштопанной кобуры.

А капитан тем временем встречал гостей. Все новые пары штурмовой группы спускались из вертушек по тросам через распахнутую крышу в недра вагона. По указанному предателем направлению террористы продвигались с боем, неся ощутимые потери.

Они оперировали парами. Один вел огонь на поражение, второй прикрывал. Псы войны, как называют наемников в обожающих преувеличение западных средствах массовой информации, скорее напоминали остервеневших гиен с проступающей сквозь клыки пеной. Первым делом они пускали в ход гранаты с магниевой начинкой, ослепляя защитников бронепоезда. В случае упорного сопротивления расчищали путь гранатометами объемного взрыва и огнем из всех видов оружия.

Предсмертные проклятия, забористая русская матерщина, редкие команды офицеров, оказывающихся первыми на линии огня, соединялись в одну жуткую симфонию, от которой простой смертный немедленно бы сошел с ума. Но в поезде действовали профессионалы, для которых такие звуки были привычным аккомпанементом, не более…

Сопротивление гарнизона слабело. Фактор внезапности и прекрасная техническая оснащенность террористов, помноженные на предательство, склоняли чашу весов победы в пользу людей албанца и Ястреба. Последним бастионом оставался вагон командного пункта. Атаковать забаррикадировавшихся осажденных, задвинувших вручную в глубокие пазы стальные ригели, надо было с ювелирной осторожностью. Вагон, невралгический центр эшелона, был напичкан необходимой для запуска аппаратурой технического контроля, блоком прицеливания и тому подобными устройствами. Метод слона, беснующегося в фарфоровой лавке, тут не годился.

Десантировавшаяся на крышу группа во главе с Ястребом, стараясь не привлекать внимания защитников последнего оплота сопротивления, принимала груз – желтые металлические баллоны, похожие на часть экипировки аквалангистов. Произведя сборку термических резаков, дырявящих жаропрочные материалы, бетон, листовую сталь с легкостью шила, протыкающего кожу, они немедленно приступили к проделыванию отверстий.

– Быстрее! – подгонял Ястреб, державший в вытянутых руках банку, неотличимую от банки с краской.

Дыры алели краями разогретого металла, точно кровоточащие раны. Натянув на лицо противогаз, Ястреб осторожно опустил цилиндр в отверстие, подавая пример боевикам. Террористы, соблюдая меры предосторожности, столь же тщательно, как и желтоглазый, поспешили избавиться от контейнеров, начиненных отравляющим нервно-паралитическим газом, купленным у чеченского полевого командира, захватившего партию жестянок со страшной начинкой при разграблении военных складов под Бамутом. Чеченец потерял добрую половину своей своры из-за чрезмерного любопытства и неосторожного обращения с бесшумным убийцей, сбагрив бесполезное добро за символическую цену.

Контейнеры падали, раскатываясь по межпотолочному пространству, а из отверстий со снятыми заглушками струился газ. Он отравлял воздух, проникая сквозь невидимые людскому глазу зазоры, трещины и другие лазейки внутрь вагона.

Присев на корточки, Ястреб связался по рации со всеми боевиками штурмовой группы, находящимися в эшелоне:

– Поддайте чада! Отвлеките парней, путешествующих первым классом, – переключив на прием, он добавил для себя: – Прости меня, господи, если сможешь…

Когда голубое пламя термических резаков раскроило стальные ригели входных дверей командного вагона, ставшего временным моргом для офицеров дежурной смены, Ястреб уже спустился вниз. Он не ответил на приветствие Тараканова и не принял поздравлений Ибрагима Хаги. Глядя, как плавится резиновая прокладка уплотнителя, обеспечивающая герметичность дверей, он процедил:

– Наденьте намордники…

Резиновые маски противогазов скрыли лучащиеся победными улыбками ублюдочные рожи. Дверь распахнулась. Люди лежали вповалку: посиневшие, в нелепых позах, с искаженными нечеловеческой мукой лицами.

Подполковник Васильев, вдохнувший смертельную дозу газа, еще не перешагнул грань между жизнью и смертью. Он вообще был феноменально крепким мужиком, не растратившим сибирского здоровья, унаследованного от предков, на полигонах, офицерских пирушках, в сырых норах подземных бункеров. Реагируя исключительно на звук, подполковник, стоявший уже обеими ногами в могиле, приподнялся, глядя провалами выжженных газом глаз в сторону прохода. Нервы Тараканова не выдержали. Вскинув автомат, капитан пустил очередь веером. Пули крошили аппаратуру, впивались в командира ракетного бронепоезда, бывшего и так живым мертвецом.

Повернувшись, Ястреб сорвал с предателя противогаз, рубанув ладонью по извергавшему огонь дулу автомата. Тот, глотнув отравленного воздуха, засипел. Из ноздрей Тараканова хлынула кровь, и, сделав шаг вперед, он присоединился к тем, кого так безжалостно предал.

В вагоне распыляли нейтрализующий аэрозоль, проводя дезактивацию зараженного химической гадостью помещения. Кое-где еще постреливали, а лохматый Зенон, преодолевая приступ морской болезни, обострившейся из-за болтанки в воздухе, уже расположился на влажной от росы траве, танцуя пальцами по клавиатуре портативного компьютера, подсоединенного к сковороде параболической антенны, развернутой на Полярную звезду, мерцающей точкой проступившую на вечернем небе. Компактный комплект он вынес из приземлившегося вертолета без посторонней помощи, разместившись неподалеку от насыпи. Укрепив в треноге с заостренными наконечниками, вбитыми в землю, штангу антенны, он быстро подключил литиевую батарею большой емкости, чтобы приступить к своей войне в виртуальном пространстве.

Впрочем, Зенон, фигурально выражаясь, шел по протоптанной дорожке к пролому в стене вражеской крепости. Объектом вторжения для патлатого, одетого, как и все террористы, в мешком сидящую на костлявом туловище черную униформу, был спутник-координатор военно-морских сил североатлантического альянса, круживший над Адриатикой. Набрав ранее добытый код, он беспрепятственно проник в базу данных и, переключив клавиатуру на латинский шрифт, ввел только одно слово: «Эйзенхауэр».

– Чем порадуешь, Зеня? – Бесшумно подошедший Ястреб щелкнул по пачке, выбивая до половины сигарету.

Плоский, как доска, дисплей портативного компьютера на жидких кристаллах светился голубым окном с темными загогулинами цифр, указывающих точные координаты авианосца.

– Плавает кораблик, – хмыкнул Зенон, записывая информацию на дискету.

– Пока, паскуда, плавает. А где инженер? – Желтоглазый чиркнул зажигалкой, прикрыв язычок пламени ладонью.

– Пилот присматривает. Совсем приятелю хреново. Воняет от Хоукса хуже, чем от козла, но котелок варит. Да… – задумчиво протянул Зенон, расчесывая спутанную бороду растопыренной пятерней. – Мастерства действительно не пропьешь и никакой «дурью» не выбьешь.

Тот, о ком шла речь, сидел в кресле второго пилота, обхватив руками колени, и смотрел, как боевики выносят из вагонов трупы. Стивен Хоукс кусал до крови губы, чтобы не завыть, словно плакальщица на похоронах:

– Почему я не умер…

Дезактивация заняла минут двадцать. В вагоне еще воняло чем-то кислым, но воздух был абсолютно безвреден. Запущенный в качестве подопытной крысы боевик, у которого отняли противогаз, вернулся, радостно хлопая глазами и ощерившись рядами неровных зубов.

– Пошли! – скомандовал Ястреб, следя за тем, как в вагон по очереди входят компьютерщик, Даша с глазами загнанного зверька, мистер Стивен Хоукс с паралитично трясущейся нижней челюстью, которого почти волоком тащили двое громил.

Запустив группу, Ястреб и Хаги осмотрели покойников, выброшенных на острый гравий насыпи. Сорвав с распухшей шеи подполковника цепочку, на которой была подвешена продолговатая, сплющенная по бокам штуковина, Ястреб подозвал албанца:

– Ключ для ракетных боеголовок у меня.

Подбежавший коротышка с вожделением потрогал предмет, облизывая запекшиеся от волнения губы.

– Ибрагим, сколько людей осталось? – спросил желтоглазый, наматывая цепочку на палец.

– Восемь, не считая пилотов, Зенона и пленников.

– Здорово прошерстили. Вот дьявольщина! – выпалил в сердцах Ястреб, подавленный сведениями о потерях.

Компаньон, напротив, сохранял олимпийское спокойствие. Он лишь поглубже натянул черный берет, прикрывая мочки ушей, и поднял воротник. Холодный мрак выползал из угрюмо шумевшего леса серыми космами тумана. Для южанина суровый климат здешних мест с резкими перепадами суточной температуры был настоящей пыткой.

– Солдаты созданы для смерти, – равнодушно пожал плечами черноволосый недомерок.

– Мы не солдаты, мы псы! – с непонятным ожесточением произнес Ястреб, не отводя взгляда от окоченевших мертвецов.

– У каждого свои недостатки! – загоготал албанец, придерживая руками объемистое брюхо, нависавшее над широким кожаным ремнем.

Ибрагим ушел, забрав ключ. Времени оставалось в обрез. Нападение не могло долго оставаться незамеченным. Срок отправки очередного закодированного рапорта, поступавшего по прямой связи в подземный город Центрального командного пункта ракетных войск стратегического назначения, неумолимо приближался. Не получив сообщения, дежурный ЦКП объявит тревогу, поставив на ноги все военные части, расположенные в зоне магистрали. В воздух взмоют самолеты, поднимутся вертушки с отрядами спецназовцев на борту, а по лесным дорогам помчатся поисково-спасательные группы. Ястреб знал, что подобного развития событий предотвратить нельзя. Но в кутерьме, вызванной пуском ракеты, по заранее подготовленным путям отступления они уйдут незамеченными, чтобы, растворившись в толчее огромного города, выдержав необходимую паузу, покинуть страну. А там ищи ветра в чистом поле…

Только единственная неувязка раздражала Ястреба – исчезновение людей, посланных прикончить или найти останки беглеца. Боевики как сквозь землю провалились, не отвечая на радиозапросы и не взывая о помощи. Но это не имело особого значения.

Над вагоном поднималась двадцатиметровая башня с ракетой.

* * *

Оставшийся в поселке за старшего, Лишай хмуро следил, как его люди заметают следы. Хлопот было немало. До наступления темноты следовало убрать все до последней мусоринки, заложить дерном пятно вертолетной стоянки, ликвидировать мастерские, снять тенты и, облив бензином, сжечь ставшее ненужным имущество. Огромный костер догорал, а отблески пламени уже не могли рассеять сизый мрак. Достав из кармана плоскую флягу, Лишай принял алкогольный допинг, по которому так истосковался. В животе приятно заурчало, но на душе у меченого было муторно.

– Парашу вычерпывать? – Приземистый бандит, почерневший от сажи, лыбился белоснежными зубами.

– От…сь, хохмач долбаный! Собирай братанов, и сматываемся. До города пилить и пилить, – взболтав содержимое, Лишай оросил пищевод припрятанным от строгого шефа, установившего в лагере сухой закон, разбавленным спиртом, который спустили из системы очистки стекол из кабины пилота.

– Дай сербануть, – попросил ненатуральный негр, причастный к краже.

– Ты за рулем, – пробурчал Лишай, но, подумав, что постов автоинспекции в этой глухомани отродясь не водилось, щедро поделился воняющим резиной пойлом. Неимоверно соскучившийся по цивилизации, он заорал, отнимая у присосавшегося «негра» флягу:

– По машинам!

Колонна выехала из поселка, пропав в зеленом туннеле леса.

Разочарованный людьми ворон, так и не полакомившийся мертвечиной, проводил машины хриплым карканьем.

Разморенный теплом двигателя, размещенного в «ГАЗ-66» между сиденьями кабины, Лишай виртуозно матерился, поминая недобрым словом птицу:

– Надо было замочить падлу пернатую! Накаркает, сучара, какую-нибудь подлянку.

Чуточку захмелевший водитель, сочтя ругань приятеля за бред – колонна двигалась уже минут двадцать, – вставил в маленькую магнитолу кассету с хитами белорусской группы, покорившей столичную эстраду. Из динамиков заструился развинченно-меланхоличный голос певца, повествующий о женском непостоянстве и подлости:

– …ну а ты… ты, ты, кинула… ты…

Набычившись, Лишай схватил магнитолу за ручку, намереваясь звездануть не угадавшего мелодию водителя по макушке, но не успел.

Заложенный под днища грузовиков пластит сдетонировал под всеми машинами одновременно. Взрывная волна разметала искореженные машины, точно пушинки.

Ястреб свидетелей не оставлял.

Влажные испарения спящего леса, проникая под одежду, охлаждали кожу бегущего человека. От Святого валил пар, словно его прогладили раскаленным утюгом. Он взбирался по склонам сопок, форсировал заболоченные низменности, продирался сквозь колючие заросли багульника. Боевая раскраска, нанесенная хлеставшими по лицу ветвями, кровавыми полосами рассекала его лоб и щеки. Но Святой не чувствовал боли, поглощенный единственным желанием – поскорее найти поезд и ввязаться в грандиозную драку с законченными подлецами, потому что, как говаривал Наполеон: «…Главное, начать сражение, а там – посмотрим». Другого выбора у Святого не было.

Он мчался, будто кто-то невидимый приставил к его виску пистолетный ствол, грозя спустить курок при первой же остановке. От части оружия пришлось избавиться, попросту выбросить на ходу добытые трофеи, мешавшие перепрыгивать через стволы поваленных деревьев, сливающихся в сплошную полосу препятствий. Ночь с луной, исчезавшей за набегающими тучами, была союзником и противником Святого. Споткнувшись о рогатый корень вывернутого дерева, он упал, чувствуя, как судорога сводит поврежденную при приземлении ногу.

«Не тормози, Святой! Отставить привал!» – требовал внутренний голос, а боль растекалась от лодыжки до бедра.

Прихрамывая, он вскарабкался на гребень холма, откуда отлично просматривался ночной пейзаж. Железная дорога была рядом, сразу за перелеском, подковой обрамлявшим подошву холма. Напрягая зрение, Святой надеялся увидеть состав. С запада, нарушая спокойствие девственного леса, доносилось эхо слабеющей канонады выстрелов и взрывов. Но непроглядная темень, внезапно обрушившаяся на мир, делала эшелон невидимым.

Реально оценивая свои ограниченные возможности по преодолению пространства, Святой готов был взвыть по-волчьи от отчаяния, предательски проникшего в душу.

«Слишком далеко остановился поезд. Мне не успеть…»

На мгновение у него появилось дикое желание вскинуть тупорылый нос «штейера» и разрядить обойму в желтый диск луны. Но вместо сумасбродного занятия решетить пулями небо Святой обратил взгляд к посеребренным лунным светом рельсам, смыкавшимся у горизонта в одну точку. От этой точки вдруг отделилась еще одна, превращаясь в движущегося вдоль насыпи светлячка. С каждой минутой он изменялся, увеличивался в размерах и раздваивался, становясь лучами автомобильных фар, буравивших мрак.

Сгруппировавшись, прижав к груди автомат, Святой кубарем скатился по склону холма и, припадая на правую ногу, помчался к возвышавшейся насыпи. Одним махом перепрыгнув через рельсы, он оказался по другую сторону железной дороги…

Члены столичного эксклюзивного клуба любителей спортивной охоты эвакуировали свои задницы из заповедных лесов, в которых творились странные вещи. Богатые москвичи, которым обрыдли пляжи Канарских островов и коктейли в барах пятизвездочных отелей, искали острых ощущений на лоне нетронутой природы. Клуб предоставлял отличную возможность развеять скуку, почувствовать себя настоящими мужиками, первобытными охотниками, поджаривающими добытую дичь на огне костра, послушать байки туземцев и окрепшими, посвежевшими вернуться в Первопрестольную ковать «бабки» с утроенной энергией.

Проводник столичных толстосумов, нанятый за символическую плату, большой поклонник горячительных напитков, егерь, похожий как две капли воды на легендарного Петровича из «Особенностей национальной охоты», возражал против посещения долины, пользующейся дурной славой. Но москвичи уперлись. А кто платит, тот и заказывает музыку.

Измотанным, но довольным охотникам удалось подстрелить косулю. Они расположились лагерем, намереваясь заночевать, чтобы поутру продолжить развлечение. Егерь запротестовал. Ему вручили бутылку и отправили свежевать бедное парнокопытное, которому было суждено стать ужином. Тушка косули покрылась румяной, хрустящей коркой, когда грохот взрывов всколыхнул воздух.

– Филиппок, что за бодяга? А говорили, экологически чистый район! – Представительного вида владелец магазинов по продаже сантехники так и застыл, не донеся до рта кусок мяса, наколотый на нож.

– Может, тут неподалеку военный полигон, – предположил его упитанный приятель, бывший управляющим крупного столичного банка. – Шарахнут по нам бомбочкой. Волчары косточки обгложут. Конкуренты нарежутся на поминках до поросячьего визга от радости, а мы помрем, не отведав свежатинки.

Легкий на подъем после выпитого, Филипп вызвался сходить в разведку. Компания заносчивых толстосумов, относившаяся к проводнику как к мальчику на побегушках, давно сидела в печенках у егеря. Захватив недопитую бутылку, тот ломанулся в чащобу, сокращая дорогу к трубе газопровода, которая совсем недавно испоганила здешние места.

Газопровод, уложенный на бетонные сваи, с севера подходил к «железке», делал поворот и тянулся вместе с ней через всю долину. Добравшись до трубы, егерь взобрался наверх, замаршировав, словно по городскому бульвару. Жуткую картину бойни возле бронепоезда старый охотник увидел издалека.

– Господи, спаси и помилуй! – прошептал вмиг отрезвевший охотник.

Домчавшись до лагеря, он застал подопечных в машине. Напуганные стрельбой и предсмертными криками, бизнесмены, вмиг утратившие лоск и самоуверенность, непременно смотались бы, бросив проводника на произвол судьбы. Но по лесному бездорожью даже на мощном джипе «Рэнглер» лучше путешествовать со сведущим человеком. Филипп Иванович прополз окрестные болота и буреломы, что называется, на пузе.

– Драпануть без меня надумали! У…у… пацуки толстобрюхие! Прете к нам из своей Москвы! – держась за видавшую виды двустволку, словно утопающий за соломинку, беззлобно простонал егерь, забившись в салон и что было силы по-медвежьи рявкнул на притихшего «короля» биде и унитазов: – Че вылупился как баран на новые ворота! Гони отсель и не оглядывайся.

Подскакивая на кочках бездорожья, джип понесся камнем, вылетевшим из пращи…

– Стоять! – Человек в черной униформе, висевшей клочьями, перекрыл дорогу. Он выскочил, словно из-под земли, и поднял руку.

Джип вильнул, разыскивая обходной путь, и остановился, угодив передними колесами в неглубокую рытвину.

– Руки за головы! Выходите по одному! – жестким голосом произнес Святой, держа кабину на прицеле.

Он был готов к любой неожиданности, а его палец поглаживал спусковой крючок автомата. Но, увидев трех брюхатых увальней, парализованных страхом, Святой сбавил обороты. Упитанные господа не принадлежали к стае боевиков.

Досконально выполнив приказ, они стояли, положив ладони на затылки, с отвисшими челюстями и выпученными от ужаса глазами. Четвертый, мужичонка, лелеявший прижатую к груди древнюю берданку, взял на себя роль парламентера:

– Че ты, паря! Мы охотники…

– «Ствол» на землю! – рявкнул Святой, не желая рисковать.

Егерь бросил ружье и задрал руки вверх, точь-в-точь как пленные немцы из послевоенных фильмов. Эта, казалось, незначительная деталь подкупила Святого. Он жестом приказал всем опустить руки и, не теряя драгоценного времени, учинил экспресс-допрос, обращаясь прежде всего к егерю, в котором опознал знатока здешних мест. Польщенный оказанным вниманием, Филипп Иванович, не видя резона запираться, выложил все увиденное без утайки:

– Там мертвяки вокруг лежат и люди в черном шныряют! Страхотища!

Проводник осекся, уставившись на облачение Святого. Тот поспешил рассеять возникшие сомнения:

– Спокойно, отец! Я не из этой стаи. Дорогу сократить можно?

– Ночью?! Здесь, паря, не город. Лесной край. Хотя, если рисковый, кое-какие дорожки по просекам можно раскатать, – входя во вкус, со знанием дела важно произнес егерь, игнорируя прежних хозяев.

– Покажешь, куда рулить? Ты, отец, только к поезду выведи, а там свободен на все четыре стороны. Надо тормознуть гадов, а то натворят делов выше крыши. То, что ты у поезда видел, – только цветочки…

Старый охотник истово осенил впалую грудь крестным знамением.

– Не приведи господь ягодки увидеть. Раз такой хреновый расклад, забирайся в тарантас. Ты… – он указал крючковатым пальцем на гроздь ручных гранат, подвешенных к ремню, – тоже гражданин дюже сурьезный. Грызться с тобой вроде как не полагается.

Под занавес коротких переговоров робко подал голос унитазный «король», которому принадлежал джип:

– Вы на нашей машине планируете ехать?

– Да. Возврата не гарантирую, – предупредил Святой.

Пухлый торговец, поправив очки, сползшие на самый кончик носа, оглянулся, ища поддержки у друзей. Те яростно замахали руками, намекая, что богатство – дело наживное, а перечить вооруженному жутковатому субъекту, материализовавшемуся из темноты, равнозначно самоубийству.

– Пожалуйста! Пользуйтесь. Разрешите нам кое-что из вещей взять. И, если позволите, один карабин на всех, – внутренне содрогаясь от собственной наглости, предельно вежливо попросил торговец сантехникой. Обосновывая просьбу, он поспешно добавил: – Вдруг медведь или волки. А мы тачку подтолкнем!

Устроившийся в кресле водителя Святой скользнул взглядом по незнакомым сытым лицам.

«Туристы, твою мать! Хотя в чем они виноваты?» – подумал он, произнеся вслух:

– Быстро. Берите самое необходимое и ждите возвращения… – Он обернулся к примостившемуся сбоку егерю. – Как по батюшке?

– Иванович… Филипп Иванович! – церемонно представился охотник, вдруг ощутивший прилив уверенности и значимости предстоящего.

– Иванович обязательно вернется! – Святой оборвал себя на полуслове, заметив необычный предмет в руках одного из троицы.

Он поманил непрерывно икающего типа пальцем, и тот с видимой неохотой передал дорогостоящую игрушку.

Это был арбалет. Но не средневековая штуковина, рассыпающаяся от древности, а сработанная из композиционных материалов и легированной стали машина, предназначенная для взрослых забав. Снабженный оптическим прицелом, зубчатым механизмом, позволяющим моментально натягивать тугую тетиву, арбалет был бесшумным оружием, обладавшим достаточной убойной силой. Цельнометаллическая стрела, выпущенная из арбалета, могла насквозь прошить крупное животное вроде лося или оленя. Набор из восьми стрел, вставленных в специальные кассеты-держатели, располагался вдоль ложа приклада и цевья. Дополнял конструкцию широкий, удобный ремень из натуральной кожи с тисненым знаком фирмы, производящей столь изысканное и необычное оружие.

– Меняемся? – спросил Святой сотрясаемого икотой горе-охотника.

Тот, не уловив смысла мрачной шутки, яростно замотал головой, следуя за выбирающимся из рытвины без посторонней помощи джипом. Святой не собирался торговаться, уже присоединив весьма полезный предмет к своему арсеналу. «Рэнглер» разворачивался, а взрослый ребенок плелся за ним, надеясь, что ему вернут любимую игрушку.

Но вращавшиеся колеса набирали обороты, обдавая любителя экзотической охоты с нетрадиционным оружием песком и мелкими камешками, вылетавшими из-под протекторов. Ограбленный владелец арбалета остановился, убавив прыть под песчаным душем. Преследовать джип было бессмысленно, и он, понурившись, побрел к друзьям, мысленно записав арбалет, купленный в специализированном лондонском магазине, в статью потерь…

Жизнь – парадоксальная штука. В глухомани порядочные люди встречаются чаще, чем среди каменного лабиринта улиц больших городов. Невзрачный егерь с фиолетовым, пористым носом пьяницы и не утратившим остроты взглядом принадлежал к вымирающей породе благородных людей, у которых слова не расходятся с делом. Функции штурмана он выполнил на «отлично», проведя Святого по такому маршруту, на котором самый опытный участник ралли свернул бы моментом шею. Джип то падал в пропасть, то взлетал к звездам, а Филипп Иванович орал водителю:

– Газуй, паря, и руль влево, едрить твою… Не выворачивай! Проедем, как по асфальту.

Захватывающая гонка финишировала у широкой просеки, посередине которой проходила труба магистрального газопровода, поворачивающего перед насыпью в западном направлении.

– Все, Иванович, благодарю за службу, – медленно произнес Святой, увидав цель, – и послушай моего совета: немедленно уезжай отсюда.

Они достаточно близко подошли к повороту гигантской кишки, по которой прокачивали голубое топливо, кровь современной цивилизации. Там, где труба образовывала угол, на расчищенной прокладчиками от деревьев лесной делянке размером с половину футбольного поля, стояли вертолеты. Но взгляд Святого приковывал состав, над которым взметнулся черный обелиск ядерной боеголовки. Эшелон стоял напротив вертолетной стоянки, отделенный примерно двухсотметровым пространством вырубки и распаханной противопожарной полосы, успевшей покрыться низкорослым кустарником.

– Уезжай, старик! – повторил Святой, поправляя ремень арбалета, закинутого за спину.

Позади раздалось сопение егеря:

– Может, сгожусь на что… Я белку в глаз из винтаря бью. А шоферить не умею. Сено, бабу к фельдшеру, шкурки в заготконтору на телеге вожу. Ни к чему мне баранку крутить.

– Здесь зверье покруче белок. Видишь, сколько пацанят в солдатской форме покрошили. Так что смотри в оба, Иванович. Башку под пули не подставляй. А появится возможность, уводи козлов в лес, – пробираясь под трубу, прошептал Святой.

– Как Иван Сусанин? – поглаживая приклад верной берданки, спросил егерь, заглядывая за бетонную опору.

Но скользивший словно ящерица человек уже растворился во мраке…

Подобравшись к вертолетной стоянке, Святой определил первую жертву. Покачиваясь на кривых ногах, постоянно оглядываясь на стрелу пусковой установки, тупым концом вонзавшейся в звездное небо, к его укрытию приближался пилот. На ходу он возился с пряжкой ремня, намереваясь облегчиться. Святой лишил кривоногого последнего кайфа. Вынырнув из засады, он запечатал рот боевика ладонью, косым ударом ножа раскроил глотку пилота, а когда тот упал, царапая землю ногтями, оседлал умирающего.

– Красиво уходи, приятель! Достойно и без шума! – нашептывал Святой, придавливая агонизирующего пилота к ковру из сухих трав.

Счет был открыт. Святой не проявлял жестокости. Он действовал точно мастер, занятый выбраковкой негодных деталей. А мразь, завладевшая поездом и усыпавшая насыпь трупами солдат, принадлежала к отбросам рода человеческого. Бывший офицер войск специального назначения, ведя персональную войну, исправлял оплошность природы, позволившей родиться таким ублюдкам. Святой терпеливо ждал, пока жертва затихнет и прекратит трепыхаться. Остекленевшие глаза пилота отражали звездное небо. Святой приложил пальцы к сонной артерии террориста. Пульс не прощупывался. Он осторожно поднял голову, изучая обстановку на вертолетной площадке.

Двое напарников погибшего, увлеченные исправлением поломки, ковырялись между лопастями, забравшись на крышу кабины. Они торопились сменить полетевшую втулку главного несущего винта, прежде чем прозвучит команда к отходу. Упустив из виду товарища, которому в столь неподходящий момент приспичило сходить по нужде, воздушные перевозчики как проклятые крутили гайки, изредка поглядывая в сторону пусковой установки.

Святой узнал летающую тюрьму, которую покинул, не дожидаясь мягкой посадки. Злой азарт подсказал рискованное, но оригинальное решение. Сняв с трупа головной убор, Святой натянул до бровей шапочку, придававшую некоторое сходство с покойником. Сложив возле ребра бетонной опоры лишнюю амуницию, он стремительным рывком достиг вертушки, стоявшей в центре площадки.

Оттуда вышел уже совсем другой человек. Определенные артистические данные у Святого имелись. Он двигался, старательно копируя манеру покойника. Согнув дугой ноги, Святой ковылял точно перекормленная утка, опустив голову вниз, сжимая в кармане пистолет, снятый с предохранителя.

Замудохавшиеся работать в аварийном режиме пилоты не обратили внимания на коллегу со слабым желудком. У них не хватало сил даже отпустить сальную остроту по его адресу. Болты застревали на резьбе неостывших гаек. Сбивая грани, срывались ключи и колошматили по костяшкам пальцев. Они спешили подготовить борт, оснащенный дополнительными топливными баками, к эвакуации остатков отряда террористов.

Разместившись в кабине, Святой включил свет над приборной доской. Бесчисленные ряды тумблеров, датчиков, градуированных шкал придавали кабине вид маленькой лаборатории. Незваный посетитель не планировал экспериментировать. Дотянувшись до тумблера, Святой запустил двигатель. Стальные лопасти провернулись на холостом ходу, врезаясь в человеческую плоть. Животный вопль перерубленных сталью пилотов стоголосым эхом заметался под кронами деревьев. Выпрыгнув из вертолета, Святой угодил под багровый дождь, стекавший с вращающихся лопастей вертушки.

– Отлетались, соколики! – сквозь стиснутые зубы процедил он, подбирая оружие.

От эшелона шла встречная звуковая волна, опережавшая луч прожектора, установленного на крыше вагона управления огнем. Луч шарил по вертолетной стоянке, пока не наткнулся на искромсанные тела, разбросанные в радиусе нескольких десятков метров вокруг вертолета. Заняв позицию под разлапистым кустом, росшим у границы открытого пространства вырубки и противопожарной полосы, Святой наблюдал, затаив дыхание. Он врос в землю и даже не моргал, став частью лесного моря, подступавшего к насыпи.

«Дорого сволочи заплатили за поезд. Поредели их ряды. А тебе, Ястреб, крылья еще не подрезали… Ничего, ощиплем перья! Сезон охоты на пернатых открыт», – увидав знакомую сухопарую фигуру, суетливо отдающую распоряжения, злорадно подумал Святой.

От группы отделились четверо, рысью помчавшись к трубе газопровода. Террористы бежали, словно волчий загон, растянувшись подковообразной шеренгой, на ходу открывая шквальный огонь. Приподнявшись, Святой осторожно повернул голову. Выглянувшая из-за туч луна озаряла мир тусклым молочно-матовым светом. Причиной бешеной погони был егерь. Его немного нескладная голенастая фигура мелькнула в промежутках между вертушками, залегла за какой-то корягой, огрызнувшись огнем двустволки, и снова вскочила, по-заячьи запетляв среди деревьев, обступивших просеку.

«Рановато Иванович отвлек внимание. Жизнью рискует. Эх, энтузиаст чертов. Предупреждал же не подставляться под пули», – Святой мысленно пожурил выделывающего неописуемые выкрутасы проводника, вызвавшего огонь на себя с истинно русской бесшабашной удалью.

Стратег из егеря был никудышный, но бегал он резво, приманивая противника и вместе с тем сохраняя дистанцию, не позволяющую вести прицельный огонь. Одарив землю скупыми, холодными лучами, луна вновь спряталась за тучу. Святой отчетливо видел боевиков, зашедших к нему в тыл. Четверка удалялась, стараясь настигнуть шального егеря, сумевшего фантастическим выстрелом навскидку расколошматить прожектор.

Снарядив арбалет, Святой достал стрелой вырвавшегося вперед террориста. Перекувырнувшись через голову, тот упал, уткнувшись лицом в траву. Второму, похожему на поджарую борзую собаку, занявшему место лидера гонки, металлический стержень пробил столб позвоночника, вонзившись между лопаток. Остальные, добравшись до леса, исчезли в чаще. Судя по отголоску залпа двустволки и последовавших гортанных вскриков, егерь, ориентировавшийся в зарослях как рыба в воде, приготовил достойную встречу.

Люди возле вагона засуетились, получив важное сообщение. Погоня отошла на второй план перед чем-то более значительным.

Догадка молнией сверкнула в мозгу Святого: «Неужели они готовы к запуску?» Поднявшись в полный рост, он помчался к вагону с пусковой установкой. Наперерез, словно спущенная с цепи собака, рванул приземистый албанец, выставленный в охранение. Пробитый пулей из «штейера», он свернулся в клубок и скатился с насыпи. Святой не знал, что террористы исчерпали резервы и скорчившийся на гравии албанец принадлежит к привилегированной касте телохранителей Ибрагима Хаги, до сих пор неотлучно следовавших за хозяином. Но ситуация изменилась, и гвардии албанца приходилось заниматься черновой работой.

Добравшись до состава, Святой вскарабкался по железным скобам лестницы на крышу первого попавшегося на его пути вагона. Больше не таясь, грохоча подошвами обуви, он бежал к столбу ракеты, опустошенно повторяя только одно слово:

– Нет!

Споткнувшись о цилиндрический предмет, Святой упал, едва не сорвавшись вниз. Рывком, собрав волю в железный кулак, поднялся. Баллон термического резака, брошенный впопыхах во время штурма, лежал у его ног. Открутив вентиль, Святой встал на колени, завел руку за спину и, достав из держателя стрелу, чиркнул четырехгранным наконечником по металлической обшивке крыши. Не добившись желаемого результата, он яростно повторил движение, добывая скупую россыпь искр. Резак воспламенился, озарив лицо Святого голубым язычком огня.

– Есть! – торжествующе произнес он, чтобы через секунду спрыгнуть в казавшуюся бездонной пропасть ракетного отсека.

Святой с шумом обрушился на решетчатый пол. Вентиль баллона, оказавшегося под ним, чуть не проломил грудную клетку. Сплюнув кровавый сгусток, он потряс головой, возвращаясь к реальности. Святой играл на опережение. Если запуск произойдет сейчас, то, стоя рядом с пусковой установкой, он погибнет. Крутанув вентиль до предела, Святой принялся крушить мечом голубого пламени все коммуникации, присоединенные к «стволу», сердцевиной которого была баллистическая ракета с ядерной боеголовкой…

– Координаты введены. Можно начинать предстартовый отсчет! – Лохматый бородач Зенон удовлетворенно разминал уставшие пальцы.

Ястреб, оповещенный о финальной стадии операции, вернулся на пункт управления огнем, встав за спиной низкорослого компаньона. Странная общность понимания грандиозности почти свершившегося преступления объединила людей, находившихся в вагоне. Даже пленники – ассистировавший Зенону под дулом пистолета американец и забившаяся в угол Дарья – непроизвольно старались запомнить самое страшное мгновение в своей жизни. Лица их вытянулись, словно у зрителей, обреченных созерцать отвратительную, мучительную смертную казнь.

Хоукс повернулся к девушке, глядя страдальческими глазами, не замутненными наркотическим трансом, вытесненным мощным стрессом, вызванным в свою очередь угрызениями совести. Ведь через три минуты несколько квадратных километров Адриатического моря станут расплавленной плазмой, а трехтысячный экипаж авианосца испарится, как роса утром.

– Прости, – едва ворочая шершавым языком в пересохшей гортани, прошептал Хоукс, закрывая ладонями красные воспаленные глаза.

Ястреб передал албанцу ключ. Львиную долю командного пункта занимали панели, состоящие из рядов датчиков и светящихся кнопок, соответствующих количеству ракет. Под каждой кнопкой в нижней части панели зиял провал замочной скважины.

– Вставляй ключ, Хаги! – облизав спекшиеся от волнения губы, произнес Ястреб, взяв албанца за запястье.

У коротышки дрожали руки. Ключ вошел в паз без микронного зазора. Загорелись красные лампочки, а панель загудела. Теперь следовало повернуть ключ. Но албанец колебался, как бы желая уступить пальму первенства желтоглазому. Внезапно лампочки мигнули, затем еще раз и, постепенно тускнея, погасли.

– Что… Что, черт подери, происходит? – свирепо проревел Ястреб, беря тщедушного компьютерщика за грудки.

Он был готов размозжить голову Зенона о панель с потухшими огнями.

– Повреждение коммуникаций в ракетном отсеке, – прошамкал успевший отследить показания датчиков пособник террористов, от которого подозрительно попахивало свежим дерьмом.

Двинув Зенона в челюсть, Ястреб обернулся к албанцу. Ибрагим посерел от разочарования и крыл на родном диалекте лохматого компьютерщика, долбаных американцев и страну, где ничего не работает как положено. Выпустив пар, он сказал не допускающим возражения голосом:

– Мы проверим отсек. Зенон, ты пойдешь с нами!

Процессия, возглавляемая распустившим кровавые сопли компьютерщиком, спешно удалилась.

– Ибрагим, идиот, не забирай с собой всех людей! – Крик Ястреба, похожий на клекот запутавшейся в силках злобной птицы, повис в пустоте…

Святой ждал посетителей. Устроившись за переборкой возле дверей, он замер в неподвижности. Его правая рука, вытянувшаяся вдоль бедра, держала короткоствольный «штейер», вторая, занятая ножом, была согнута в локте и находилась на уровне груди.

«Вы придете, вы обязательно придете посмотреть, какой кавардак я здесь устроил», – повторял про себя Святой, согревая оружие теплом сухих ладоней.

Помещение заполнял дым, а термический резак продолжал гореть, заботливо уложенный под коробку гидравлической системы, обеспечивающей вертикальное положение пусковой установки.

Заслышав барабанный грохот шагов, Святой повернулся лицом к проему. Пропустив подслеповатого компьютерщика, посадившего зрение в результате долгого сидения перед монитором, он выжидал, пока следующий гость переступит порог. Привлеченный свечением резака, Зенон прошлепал в глубь отсека и прогорланил:

– Тут какая-то хреновень искрит. Наверное, самопроизвольное возгорание.

Боевик, занесший ногу над порожком, отступил. Атака Святого напоминала ураган. Он отклеился от переборки и резким рывком зашвырнул террориста в ракетный отсек. Не поворачиваясь, вдавив до упора спусковой крючок, Святой располосовал упавшего албанца длинной очередью. Одновременно хлещущим движением кисти Святой метнул нож в широкое, искаженное криком лицо врага. Брошенный с близкого расстояния нож глубоко впился в нёбо противника, спазматически захрипевшего от внезапного удушья.

Неожиданно Святой прогнулся от удара в спину. Патлатый бродяга по виртуальным мирам, проявляя недюжинную смекалку и песью преданность хозяевам, вместо того чтобы забиться в какую-нибудь щель и молиться кибернетическому божеству о даровании жизни, швырнул баллон термического резака в тень, заслонившую проход.

Воспользовавшись подаренным шансом, Хаги выстрелил, пятясь назад по захламленному проходу. Гонимый животным инстинктом самосохранения, албанец обратился в бегство, призывая на помощь желтоглазого:

– Ястреб!

А преданный, обезумевший от собственной смелости компьютерщик с обреченностью смертника перешел в контратаку, надеясь смять противника стремительным броском. Выпрямленный большой и указательный пальцы Святого ударом в шею парализовали Зенона. Он остолбенел, отшатнувшись назад. Еще один страшный удар с сухим треском сломал ему шейные позвонки. Зенон умер, прежде чем рухнул на решетчатый настил.

Ретировавшегося коротышку догнала взрывная волна гранаты, брошенной переломившимся от боли Святым. Пуля Хаги попала в бок, пройдя навылет через мягкие ткани, но не задев жизненно важных органов. Зажимая рану красными от крови руками, Святой брел, шатаясь от стены к стене. Нашпигованный осколками албанец лежал ничком поперек вагона. Он еще дышал, когда Святой перевернул смердящую паленым мясом тушу террориста.

– Где девушка… Где Дашка? – оглушенный срезонировавшей от бронированных стен взрывной волной, громче, чем нужно, прокричал Святой.

Но Ибрагим Хаги уже держал отчет перед Аллахом. Струйки крови тянулись из его ушей и ноздрей, растекаясь черной лужей под затылком. Святой в бессильной ярости хлестнул албанца по пухлым, тщательно выбритым щекам.

– Где Дарья, ублюдок?!

Последующее показалось Святому сумрачным бредом угасающего сознания, не справляющегося с болью. Он наблюдал видение, приближавшееся к нему из темноты. Но с каждым шагом видение становилось явью, обретая образ Даши.

– Я знала, что ты вернешься за мной, – всхлипывая, девушка опустилась на колени, прикасаясь кончиками пальцев к губам Святого.

– Скорее наоборот, – он слабо улыбнулся, не понимая, что произошло и как Даше удалось вырваться на свободу.

Заметив, что Святой ранен, девушка сбросила накинутую на вздрагивающие плечи армейскую куртку и, стянув через голову легкую майку, принялась разрывать ткань на длинные лоскуты. Она не стыдилась своей наготы, продолжая сбивчиво говорить. По словам Даши, услышав выстрелы, Ястреб запаниковал. Он метался по вагону как дикий зверь, заключенный в клетку, поминутно прикладывая к уху наушник прибора, ведшего радиоперехват на закрытых частотах эфира, используемых военными для связи.

Подслушанная информация перечеркнула его грандиозные планы. Воздушная армада, поднятая с ближайшего к железной дороге аэродрома по тревоге, поступившей от дежурного офицера ЦКП, стартовала по бетону взлетных дорожек с отрядами спецназовцев на борту.

– Представляешь, Хоукс, этот обрюзглый увалень, недотепистая размазня, вцепился Ястребу в глотку, оттеснив его от выхода, и крикнул, чтобы я убегала! – Восторженность сменилась траурными нотками. Даша размазывала по впавшим щекам слезы, замешенные на крови Святого. – Эта тварь прикончила толстяка. Боже, я слышала, как оборвался крик несчастного Стивена.

– Ястреб не преследовал тебя? – охнув от боли и опираясь на подставленное узкое плечо девушки, Святой поднялся.

– Нет, – удивленно ответила Даша.

– Странно, – нахмурив брови, задумчиво произнес он.

В стремительной круговерти событий угадывался один пробел, тревоживший Святого. Поразительно легкое отступление желтоглазого противоречило повадкам хищника, привыкшего добивать жертву. Приложив палец к губам, Святой попросил девушку сохранять молчание. Он прислушался к гулкой тишине внутри разоренного, искромсанного взрывами и автоматными очередями состава. Обострившимся до крайности седьмым чувством профессионала Святой исследовал пространство, убеждаясь, что они действительно остались в одиночестве и ракетный бронепоезд предоставлен в их полное распоряжение.

– Невероятно, – повторил Святой, не веривший в милосердие или трусость противника. – Ястреб был из породы хищников, рожденных убивать.

Где-то сбоку, со стороны вертолетной стоянки надсадно взвыли турбины двигателей, раскручивающих поникшие лопасти. Воющий звук сверлил мозг, проникая в каждую клетку. И чем пронзительнее стенали турбины, тем яснее становился план желтоглазого, уже тянущего на себя вертолетный штурвал. Ястреб намеревался поднять вертолет и, произведя набор высоты, спикировать к трубе газопровода, ударить залпом оставшихся на подвесках ракет. Лесное море долины станет океаном огня, подпитываемого газом, вырывающимся из разорванной громадной железной кишки газопровода. На площади в десяток гектаров все живое подлежало, по замыслу Ястреба, тотальному уничтожению.

Любое действие рождает противодействие, прямо пропорциональное по силе. Законы природы устанавливают равновесие, без которых земля провалилась бы в преисподнюю. Раненый, поддерживаемый девушкой, бывший спецназовец намеревался восстановить справедливость, воздав по заслугам мерзавцу.

– Не спеши, пернатый! А как же штраф за безбилетный проезд? Надо платить по счетам. За все платить!

Святой пробирался к выходу из вагона, натягивая тетиву арбалета.

Вложенная стрела с примотанной тряпичными лоскутами к утолщенному основанию наконечника гранатой уже находилась в выемке.

Вертушка грузным насекомым с сердитым жужжанием поднималась, окутанная облаком пыли. Рев турбин ударялся о стены вагонов, отражаясь оглушительным эхом. Приставив приклад к плечу, Святой прильнул к окуляру оптического прицела. Затем он опустил арбалет, чтобы выдернуть зубами чеку гранаты и вновь вернуть оружие на прежнее место.

Вертушка тем временем разворачивалась, поднимая нос к звездному куполу неба.

Звонко запела спущенная тетива. Стальная спица стрелы пробила плексигласовый колпак, и тут же кабина была разрушена мощным взрывом. Инерция несущего винта несколько секунд удерживала машину в воздухе, прежде чем, накренившись, вертушка устремилась по кривой глиссаде к земле.

Огромный язык оранжевого пламени взметнулся к безмятежно подмигивающему точками звезд небу.

Обняв девушку, Святой посмотрел на смрадный погребальный костер и произнес, почти не разжимая побелевших от напряжения губ:

– Ястреб, забей «стрелку» в аду!

Примечания

1

Hawk (англ.) – ястреб.

(обратно)

Оглавление

Псы войны

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Конец ястребиной охоты

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3 . .

Реклама на сайте